Изоляция (ЛП) [Bex-chan] (fb2) читать онлайн
Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
====== Глава 1. Пристанище ======
Люди часто говорят, что в тревожные времена вы учитесь ценить любые мелочи. Такие поэтические и причудливые понятия, как закаты, пение птиц и многообразие изящных цветов.
Что ж, Гермиона могла с уверенностью сказать, что это полная чушь.
Чушь. Чушь. Чушь.
Закаты в значительной степени ничем не отличались друг от друга, пронзительно кричащие птицы раздражали и устраивали ей мигрени, и Гермионе действительно не было никакого дела до оттенков цветов. Как бы там ни было, они все погибали; все превращались в уродливые, высушенные остовы. Особенно когда зима начинала высасывать жизнь из мира.
Нет, когда наступало трудное время, а оно действительно таковым являлось, это в значительной степени отвлекало от всего прочего. Окружающий мир становился неважным и искаженным, омраченным тяжестью надвигающейся тьмы. Гермиона заметила, что даже занятия утратили для нее всякий смысл, и хуже всего было то, что, казалось, все чувствовали то же самое.
Студенты Хогвартса тонули в меланхолии. Все без исключения.
Каждый, кому разрешили вернуться.
Насколько Гермионе было известно, в школу возвратилось немногим больше четверти студентов; и все они испытывали страх, мрачными тенями передвигаясь по пустым коридорам под гул шёпота. Но занятия, матчи по квиддичу и другие события все еще проводились, даже при том, что было вполне очевидно: большинство студентов утратило желание принимать участие в соревнованиях, общественной жизни школы и даже учебе.
МакГонагалл прилагала все усилия, стараясь сохранить привычный порядок дел, но это было бесполезно. Хогвартс стал подобием школы, просто оболочкой из древних стен, за которыми, как когда-то считалось, было безопасно. Но, конечно, это тоже было чушью.
Было первое октября, а значит, Гермиона вернулась в школу всего несколько недель назад. Казалось, это было так давно. Это также означало, что прошло уже почти пять месяцев со смерти Дамблдора. Нет, в Хогвартсе определенно не было безопасно, и все об этом знали. Пожиратели Смерти пробрались в школу, и все благодаря Драко, мать его, Малфою, а затем Снейп убил самого блестящего волшебника, которого она когда-либо знала.
Волдеморт вернулся. Вообще-то он вернулся несколько лет назад, но сейчас проклятие его возвращения с каждым днем становилось все более могущественным и грозным. Гермиона находилась в оцепенении. Именно так. На хер стереотипы, навязанные ей цветами Гриффиндора, иногда быть напуганной — разумно.
Также не помогало то, что ее покинули два так называемых лучших друга. Да, в данное время Гарри и Рон скитались по всей стране в поисках крестражей. Без нее. Она так и не смогла понять всего смысла данного решения, предложенного Люпином. Гермиона искренне любила своих друзей, но если она была права, у Гарри, вероятно, ежечасно случается приступ жуткой боли, а Рон, скорее всего, спотыкается на каждом шагу.
Она знала, это было не их решение, но все равно не могла ничего поделать с тем чувством обиды, что беспрестанно следовало за ней. По крайней мере, они хотя бы были вдвоем.
Она же осталась здесь, чтобы помочь МакГонагалл превратить Хогвартс в убежище. В некое безопасное место. Рядом были и другие члены Ордена — Симус и Дин, а еще Джинни, которая также помогала профессорам. Младшая Уизли была довольно приятна в общении, но она и близко не подходила для того, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после отъезда мальчиков. Большую часть времени Гермиона ощущала себя невероятно одинокой.
Конечно же, она получила место Главной старосты девочек, а вместе с тем и отдельный дортуар, чтобы иметь возможность помогать Ордену в разработке планов. Возможно, ее назначили потому, что это давало ей возможность закрыться в библиотеке на всю ночь в надежде помочь делу. Или же причиной стало то, что она являлась небезызвестной лучшей подругой Гарри Поттера и, как предполагается, должна была стать неким символом надежды для несчастных душ, обитающих в Хогвартсе. Как бы там ни было, она была рада возможности оказаться полезной, но все же предпочла бы остаться с Роном и Гарри.
Майкл Корнер стал Главным старостой мальчиков, но Гермиона так и не смогла понять, что способствовало его избранию. Может быть, причина крылась в том, что он был школьным старостой и членом Отряда Дамблдора; но она сомневалась, что он мог чем-то помочь Ордену. Разумеется, она могла бы спросить его, или же разузнать об этом у кого-либо из студентов, но единственным человеком, с которым она в эти дни поддерживала отношения, была Макгонагалл, но та казалась слишком занятой, слишком… погруженной в свое отчаяние, чтобы помогать.
Ее комнаты казались пустыми. Нежилыми.
Они находились недалеко от Гриффиндорской Башни — ее спальня, крохотная кухня, гостиная, размером с носовой платок, ванная комната и еще одна спальня. Спальня, которую, вероятно, занял бы Гарри, если бы его выбрали Главным старостой. У Корнера был отдельный дортуар, расположенный вблизи Башни Когтеврана, и она была рада этому. Если бы она злилась или тревожилась происходящим, то не хотела бы, чтобы кто-либо, кроме Гарри и Рона, об этом знал.
Но, как она могла неоднократно заметить, их здесь не было. Они присылали ей письма дважды в месяц, опасаясь перехвата совы и возможности извещения Волдеморта об их охоте на крестражи.
Так что да. Дела были плохи. Совсем плохи.
Настолько плохи, что слова перед ее глазами ускользали от ее сознания и теряли свой смысл. Когда она, подстрекаемая своей неподвластной бессонницей, отправилась в библиотеку для продолжения изучения материалов о крестражах, было далеко за полночь.
Уже пробило два, помещение было совершенно пустым, и лишь слабое свечение Люмоса давало некое представление о наличии жизни в лабиринте книжных стеллажей. Она потерла лишенные сна глаза и с трудом попыталась сосредоточиться на размытых буквах и формах.
— Все верно, — пробормотала она сама себе, проследив текст пальцами, чтобы сфокусировать взгляд. — Первым известным волшебником, создавшим крестраж, был Герпо Нечестивый, но он смог лишь…
Блин…
Она уже дважды прочла это предложение.
— Ты спятил, — резко выплюнул он, остановившись как вкопанный. — Не знаю, каких из своих идиотских зелий ты наглотался, но я ни за что туда не вернусь.
— Как я предполагаю, у тебя имеется идея получше? — Снейп медленно развернулся и с некоторым нетерпением посмотрел в лицо своего молодого собеседника.
— Ты уже забыл, что мы там натворили? — спросил тот, указывая в направлении школы дрожащей от ярости рукой. — Стоит мне одной ногой туда ступить, от меня и мокрого места не останется!
— У нас нет времени на споры, Драко, — усмехнулся бывший профессор, хватая молодого волшебника за шиворот. — Я дал Обет защищать тебя, а это единственное место, где ты будешь в безопасности…
— Отвали от меня! — прошипел Малфой, пытаясь освободиться от его руки, в то время как Снейп начал двигаться в направлении Хогвартса. Он пытался упираться каблуками в землю, высвободить руку из одежды, но все было бесполезно. — Ты, чертов предатель крови!
Снейп остановился и, поправив хватку на одежде Драко, приблизил его лицо к своему. По его выражению нельзя было ничего прочитать, но неожиданно Малфой почувствовал страх перед опасным взглядом волшебника. И все же он не дрогнул. Тот был предателем крови. Это факт.
Они со Снейпом были в бегах в течение последних нескольких месяцев после... событий в Астрономической Башне. Драко был неглуп. Он знал, что его неудача будет иметь последствия, но он никогда и вообразить не мог их масштабов. Темный Лорд жаждал его смерти.
У него не было возможности поговорить со своими родителями с тех самых пор и он понятия не имел, что с ними произошло. Он только что покинул какую-то шотландскую лачугу со своим единственным спутником — мерзким и мрачным мужчиной, который сейчас изощрённо мучил его. А еще за его голову была назначена цена. Обе стороны желали смерти Малфоя. Превосходно.
А затем Снейп рассказал ему, что был шпионом, что предал их всех и что был одним из них. Драко вырвало едва переваренными объедками, которые им удалось раздобыть в тот день, и он потратил остаток вечера, пытаясь сбежать из их укрытия.
Но куда бы он мог податься?
Если бы то, что Волдеморт как можно скорее хотел его заавадить, не было общеизвестным фактом, он раскрыл бы местонахождение Снейпа ради хоть какой-то личной выгоды. Но ему больше не было места среди Пожирателей Смерти, бросивших его в полном дерьме, вынужденного следовать за предателем крови, который сказал, что больше не сможет его защитить.
Ебануться.
А теперь он привел его в Хогвартс.
Он попытался расспросить, насколько Снейп причастен к Ордену, но этот ненормальный мерзавец типично выдал голый минимум. Драко задался вопросом, настигло ли, наконец, профессора безумие; возможно, вся эта идея о шпионаже была лишь истеричным бредом полоумного человека. Он все-таки убил Дамблдора. Но в таком случае зачем бы профессору тащить его в Хогвартс, если у него не было определенных способов воздействия на МакГонагалл и Орден?
Множество вопросов, сдобренных беспокойством, толклись у него в голове, пульсировали, отзываясь эхом в ушах, ни на миг не позволяя забыться. И у него не было никаких ответов. Никаких обещаний. Ничего. Его просто оставили сгорать в болезненной неопределенности, которая заставляла мучиться вопросом, когда же все стало настолько сложным.
Пять месяцев в покосившемся сарае на одном из пустынных Шетландских островов [1], на которых лишь монотонное блеяние овец нарушало тишину, сделало его более чем немного... напряженным. Конечно, то, что самый могущественный волшебник на Земле охотится за вашей жизнью, тоже не особо помогает.
Что за дерьмовая неделя. Дерьмовый месяц. Дерьмовый год.
— Я стараюсь защитить тебя, Драко, — отрезал угрюмый волшебник, крепче сжимая его мантию. — Это единственное место, где ты будешь в безопасности…
— Я не буду там в безопасности, — проворчал Драко, кривясь от отвращения. — Я, блядь, их враг...
— Сейчас ты являешься врагом для обеих сторон, — заметил Снейп, продолжая двигаться по направлению к Хогвартсу и таща за собой наследника Малфоев. — Но эта сторона вряд ли убьет тебя. Профессор МакГонагалл уже дала согласие.
— Тупая корова, — рявкнул Драко срывающимся голосом. — Так что, я должен вверить свою безопасность в руки этой сумасшедшей ведьмы?
— У тебя нет выбора.
Его протесты прекратились.
Она дрожала.
Осень слишком быстро пробралась в замок, и холод с готовностью щекотал шею. Каждый выдох покидал легкие серебристым туманом, и она сжала рукава свитера в кулаках, чтобы защитить пальцы от холода.
Гермиона подпрыгнула на стуле, когда услышала, как распахнулась дверь библиотеки, после чего послышались шаркающие шаги. Она схватила палочку, тихо прекращая действие Люмоса, и внимательно прислушалась к назойливым шлепкам по половицам. Затаив дыхание, она постаралась как можно тише встать со своего места.
Она пробиралась по проходам между книжными полками в поисках проблеска чего-либо подозрительного. Все тени смешались в единую, почти черную массу, поэтому Гермиона сконцентрировалась на звуках. Кем бы ни был тот, кто задержался у двери, он стал медленно проходить вглубь библиотеки. Рука крепче сжала палочку.
— Мисс Грейнджер? — произнес знакомый голос, и она расслабилась. — Вы здесь?
— Люмос, — выдохнула Гермиона, ноги повели её на дружественный голос. — Я здесь, профессор Слизнорт.
— О, вот вы где, — нервно улыбнулся тот, когда она попала в поле его зрения. — Знаете, мы вас всюду искали. Вам действительно не стоит находиться вне комнат так поздно, даже если вы — Главная староста.
— Все в порядке? — спросила она, игнорируя его комментарий.
— Профессор МакГонагалл хотела бы поговорить с вами, — просто заявил он, уводя ее из библиотеки. — Она в своем кабинете.
— Что-то не так? — брови в беспокойстве сошлись на переносице. Зачем она понадобилась МакГонагалл в два часа ночи?
— Я не совсем в курсе того, что происходит, мисс Грейнджер, — признался Слизнорт, простодушно пожав плечами. — Но уверен, что все прекрасно. В противном случае нам дали бы знать.
— Наверное, — она рассеянно кивнула, засовывая руки в карманы. — Просто это как-то странно.
— В такие времена, мисс Грейнджер, — выдохнул Слизнорт, и Гермиона поняла по голосу, насколько усталым он был. Настолько усталыми были они все. — Я удивлен, что вы все еще можете счесть что-либо странным.
— Справедливое замечание.
— Я провожу вас до кабинета, — сказал он хрипящим от недавнего сна голосом. — Если хотите, я мог бы подождать снаружи, чтобы удостовериться, что вы благополучно возвратитесь в свою комнату.
— В этом нет необходимости, — она отклонила предложение, слегка тряхнув головой. — Моя комната находится недалеко от кабинета МакГонагалл. К тому же, вы выглядите очень усталым, сэр.
— Меня неожиданно разбудили, — признался он, пряча зевок в рукаве. — А вы в такое время читали в библиотеке. Вы хорошо спите, мисс Грейнджер?
— Вполне, — солгала она.
— Я бы порекомендовал зелье Сна-без-Сновидений? — предложил он, многозначительно глядя на нее. — Сварить его для вас на завтра?
— Нет, спасибо, — она слабо ему улыбнулась. — У меня есть немного маггловского снотворного, которое я могу выпить, если в этом действительно возникнет необходимость. У меня все хорошо, профессор. Правда.
— Если вы так говорите, мисс Грейнджер, — он остановился у двери в проход, ведущий в кабинет МакГонагалл. — Здесь я вас покину.
— Спасибо, профессор Слизнорт, — она вежливо кивнула в ответ. Подождав, пока волшебник исчезнет в коридоре, она пробормотала пароль. — Полосатая кошка.
Драко сидел в большом кресле, крепко стиснув зубы. Два профессора препирались друг с другом, и ему потребовалось собрать все свое самообладание, чтобы не сорваться и не наорать на них. Если бы МакГонагалл так оборонительно не сжимала свою палочку, он, вероятно, к настоящему времени уже заколдовал бы их, или, по крайней мере, бросил бы несколько заглушающих чар, чтобы заблокировать их скрипучие голоса.
— Я согласилась встретиться с вами, Северус, — произнесла ведьма резким тоном. — Но я не давала никаких гарантий на то, что он сможет здесь остаться.
— Альтернативы нет, — спокойно заявил Снейп, на миг переведя взгляд на Драко. — Если Темный Лорд найдет Малфоя, он убьет его, Минерва.
— И вы заставляете меня подвергнуть опасности остальных студентов? — отрезала она, ее шотландский акцент усилился, что напомнило Драко о его кошмарном пребывании на Севере. В постоянных бегах...
— Вы стараетесь защитить учеников, — произнес хмурый волшебник. — Он нуждается в защите больше, чем кто-либо…
— Он — причина, по которой на школу напали! — закричала она, обвиняюще указывая пальцем на Драко. — Он…
— Еще ребенок, — перебил ее Снейп, игнорируя обиженное ворчание со стороны молчавшего до этого момента подростка. — Его ввели в заблуждение, Минерва.
На этих словах глаза Драко округлились, и он внимательно посмотрел на человека, которому когда-то доверял, хоть и с лёгким скептицизмом. Он находил странным и унизительным получать защиту от человека, которого теперь презирает.
— Он прекрасно знал, что делает, — тихо произнесла директриса своим обычным сдержанным тоном. — И если бы он не был настолько глуп, сейчас бы все обстояло иначе…
— Темный Лорд по-прежнему был бы угрозой, — осторожно ответил Снейп. — Вы же знаете, что Альбус…
— Не смейте даже пытаться подкупить меня памятью о нем! — повысив голос, предупредила она. — Как вы смеете, Северус…
— Вы знаете, что я прав, — произнес он с нажимом. — Вам прекрасно известно, сколь решителен был Дамблдор стремясь удержать Драко... от этого пути.
Наследник рода Малфоев почувствовал, как неизбежные вопросы с невообразимой скоростью затопили сознание, и он с шипением втянул воздух сквозь сжатые зубы. Старый осел интересовался им? Хотел удержать его подальше от темного пути? И Снейп знал об этом? Еще больше тайн, еще больше заноз у него в голове.
— Что, черт…
— Я предупреждал, чтобы ты сидел молча, — Снейп говорил, намеренно растягивая слова, даже не взглянув при этом на Драко. — Минерва, вы ведь знаете, что Альбус позволил бы ему остаться…
— Что ж, — вздохнула она, массируя переносицу морщинистыми пальцами. — Благосклонность Альбуса можно было бы счесть за слабость, равно как и желание видеть хорошее в каждом из нас.
Снейп издал тихий звук, означающий согласие.
— Как бы то ни было, — тихо пробормотал он, — у меня заканчивается время. Он нуждается в укрытии от Темного Лорда.
Старая ведьма поджала губы и перевела свой мудрый, изучающий взгляд на молодого человека. Драко попытался не отводить глаз, но не выдержал и уставился на свои колени; его веки были тяжелы от усталости. Он толком не высыпался с ночи на первое июня, за четыре дня до его семнадцатого дня рождения. Возможно, причиной тому был холод, что пробирался меж щелей в стенах их убежища, или болезненные муки голода, от которых он страдал последние пять месяцев, или даже сомнительные остатки его совести.
Сон был позабытой роскошью, как и приличная еда. И кровать. И душ. И тепло...
— Хорошо, — наконец пробормотала Макгонагалл. — Он может остаться. Но у меня есть условия, мистер Малфой, и если хоть одно из них будет нарушено, вы будете предоставлены самому себе.
Драко медленно поднял глаза и с вызовом посмотрел на волшебницу. Да кто она такая, чтобы выдвигать ему список требований? Словно она делает ему одолжение. Он не хотел здесь находиться. Он не нуждался в ее чертовой помощи. Она могла засунуть ее себе...
— Вашу палочку, мистер Малфой, — спокойно потребовала она, протягивая руку.
Он фыркнул.
— Хрен вам, — безучастно пробормотал он, но тут почувствовал какое-то движение сбоку, и его глаза вспыхнули яростью, когда палочка выскользнула из кармана и опустилась на ладонь директрисы.
— Вам не разрешается посещать занятия, — решительно заявила она. — Полагаю, причины этого вполне понятны. Вы должны оставаться незамеченным. В любом случае, я уверена, что остальные студенты не были бы рады вашему возвращению.
Он закатил глаза, поскольку ненавидел людей, которые считали необходимым констатировать очевидное.
— Вы не покинете комнату, которую вам выделят, — резко продолжила она, кривя губы от напряжения. — Если вы хоть один шаг сделаете из Хогвартса без моего разрешения, вам больше не позволят вернуться. Никогда.
Драко потер подбородок и посмотрел на Снейпа, который наблюдал за ним своим обычным раздраженным взглядом. Он хотел послать их обоих на хер, сказать, чтобы они занялись своим делом, но он знал, что должен принять это предложение. У него просто не было выбора. Он снова напомнил себе, что ему некуда пойти. Так что вот. Еще одно место, которое ему не позволено покидать. Еще одно истощающее здравомыслие заключение. Мерлин, помоги ему сохранить свой рассудок.
— Он останется здесь? — нарушил тишину Снейп. — С вами?
— На мне лежит слишком много обязательств, чтобы я могла позволить себе изображать няньку, Северус, — объяснила ведьма. — У меня на примете есть человек, который мог бы присматривать за ним.
Снейп нахмурился.
— Слизнорт? — предположил он. — Или один из преподавателей?
— Тебе прекрасно известно, что у них нет на это времени, — ответила она, выгибая бровь. — Учитывая обстоятельства, Северус, есть только горстка людей, которым я полностью доверяю. И, если вы хотите, чтобы местонахождение мистера Малфоя оставалось в секрете, он останется с мисс Грейнджер.
Глаза Драко увеличились в два раза, а во рту пересохло.
— Ебаная грязнокро…
— Вам стоит следить за своим языком, мистер Малфой, — пригрозила Макгонагалл резким тоном. — По-моему, я ясно дала понять, что ваше пребывание здесь условно...
— Вы думаете, засунуть меня с ней в одну комнату — это безопасно? — спросил он с выражением недоверия на лице. — Если и существует кто-либо, кроме Темного Лорда, кто желает мне смерти, так это грязнокро...
— Вам следует прекратить использовать это слово, — повторила ведьма, пригрозив ему пальцем. — Я уверена, что мисс Грейнджер способна отнестись к этой... ситуации здраво.
Драко издал невеселый смешок и покачал головой.
— Да вы совсем сдурели.
— Вероятно, — согласилась она. — Но на вашем месте я бы не хотела заставлять меня пересматривать наше соглашение.
Он сузил глаза и уставился на Снейпа с выражением неподдельного отвращения.
— По-твоему, это меня защитит? — выплюнул он, опасно оскалившись. — Передать меня этим идиотам...
— Достаточно, — тихо произнес Снейп, по-прежнему с любопытством глядя на Макгонагалл. — Уверены ли вы, что мисс Грейнджер является самым мудрым решением, Минерва?
— Она — единственное решение, — заявила та твердо. — Только этой студентке я полностью и безоговорочно доверяю.
— Но один из преподавателей лучше бы подошел на эту роль.
— У преподавателей и так достаточно сложностей. Кроме того, они присматривают за остальными студентами, — произнесла директриса, теряя терпение. — Мисс Грейнджер прекрасно способна с этим справиться, и так совпало, что у нее есть свободная комната в дортуаре...
— Это какая-то шутка, — прорычал Драко, презрительно поморщившись. — Я отказываюсь оставаться с этой...
— Я не стану просить тебя заткнуться ещё раз, — Снейп отступил на шаг и, глумясь, отвесил ему подзатыльник.
— Вы сделаете так, как вам будет сказано, мистер Малфой, — натянуто предупредила ведьма. — С нашей стороны у вас будет лишь одно предложение помощи, а затем вы будете предоставлены самому себе.
Драко почувствовал, как в горле, щекоча миндалины, возрастает желание бросить вызов ведьме, но он был слишком опустошен. Хогвартс был намного теплее того сарая, и это тепло успокаивало. Мягкое кресло убаюкивало его, независимо от того, как сильно он пытался это игнорировать. Запах пищи витал в воздухе, и пустой желудок уже был готов его предать.
— Стоит ли расценивать ваше молчание как согласие на наше предложение?
Предложение. Он фыркнул. Это не было предложением, и все в комнате знали об этом. Это был ультиматум. Остаться с врагом или рискнуть жизнью. Желание жить только что побило его гордость. Прекрасно, позволить им кормить себя и обеспечивать крышу над головой. Родители будут его искать. Отец мог бы убедить Темного Лорда закрыть глаза на его... неудачу. Возможно.
— Он согласен, — сказал Снейп, кидая на бывшего ученика строгий взгляд, который отбивал всякое желание возражать.
— Пусть будет так, — вздохнула МакГонагалл с тяжестью на сердце. — У вас есть какие-нибудь вещи?
Драко снова уставился на свои колени. Ответом было простое нет. Нет, у него не было чертовых вещей, которые он мог бы назвать своими. Только многократно очищенная заклинаниями и истрепанная одежда, что он носил с той самой ночи, и еще один комплект одежды, который дал Снейп. Он был лишен всех символов богатства, символов, которые представляли его бесславное наследие, и он ненавидел это.
— Нет, — выплюнул он, закрывая глаза.
— Тогда я попрошу домовых эльфов принести для вас что-нибудь, — сказала она не более мягким тоном, нежели прежде. — Завтра я отправлю их в комнату мисс Грейнджер.
— А мисс Грейнджер согласилась на это? — спросил волшебник скептическим голосом.
— Еще нет.
Брови Драко в удивлении поползли вверх. Еще нет? Эта женщина рыла для него могилу быстрее Волдеморта.
Шагая по коридору, она перебирала дрожащими от беспокойства кончиками пальцев кирпичи старых стен, ее другая рука сжимала палочку, освещающую путь. Она поняла, почему МакГонагалл вызвала ее. Мог быть только один ответ.
Дурные вести.
Кто-то умер. Или ранен. Возможно, планы Гарри и Рона раскрыты. Может быть, школа находится под новой угрозой. Или Волдеморт обнаружил штаб Ордена.
Были сотни вариантов, и все они казались нерадужными.
Она оплакивала свой оптимизм; хотелось бы, чтобы он не был украден мрачными воспоминаниями об Астрономической башне и отсутствием ее лучших друзей. Ее грустные мысли о той ночи унеслись прочь, когда искаженный голос МакГонагалл пронесся по проходу. Затем эхо стихло, и к ее голосу присоединился еще один. Мужской.
Гермиона крепче сжала палочку и ускорила шаги, звуки которых разносились по всему коридору. Она не могла различить конкретных слов или же сказать, был ли там третий голос, теперь вибрирующий вдоль стен. Она взмахнула кистью и, прошептав пароль, распахнула массивную дверь. Ее глаза расширились, а взгляд стал диким, когда она увидела представшую перед ней сцену.
Снейп. Здесь. В Хогвартсе.
Она даже не заметила Малфоя.
Три головы повернулись и посмотрели на нее, но она видела только одного. Его. Того, кто убил самого великого человека, которого она когда-либо знала. Она чувствовала, как в груди взорвалось пламя.
— Вы, — выдохнула она, и на ее лице на мгновение проступил шок, который сразу же сменился гневом. Опасно сузив свои карие глаза, она сделала резкий выпад рукой, в которой крепко сжимала волшебную палочку. — Импедимента [2]!
Снейп легко заблокировал заклинание, что привело ее в еще большее бешенство. Ярость застилала Гермионе слух, заглушая просьбу МакГонагалл успокоиться. Ее магия, готовая к мести, пульсировала в кончиках пальцев. Она запустила в него Ступефаем [3], но заклинание было отражено с той же легкостью, что и ее предыдущая атака.
Драко безмолвно наблюдал за поединком своим оценивающим взглядом, задаваясь вопросом, почему Снейп вообще в нем участвовал. Разумеется, быстрый Петрификус [4] поставил бы назойливую грязнокровку на место. Она его даже не заметила; ни на миг не отвела глаз от другого волшебника. Он поставил бы состояние своей семьи на то, что осознание его присутствия едва ли прекратит ее небольшую истерику.
Снейп спокойно следил за девушкой и отпускал невербальные обезоруживающие заклинания в ее направлении, решая, что было бы лучше закончить все до того, как ситуация выйдет из-под контроля. Впечатленный, он изогнул бровь: его действия не возымели никакого эффекта, и заколебался, когда очередное проклятие заставило его оступиться. Она практиковалась. Когда она успела изучить невербальные обезоруживающие заклинания?
— Достаточно! — попыталась вмешаться МакГонагалл, но Гермиона едва ли взглянула на нее. — Мисс Грейнджер, успокойтесь и позвольте мне объяснить...
Молодая ведьма даже не моргнула.
— Конфрин [5]...
Ее палочка вылетела из руки, и она в замешательстве перевела на директрису растерянный взгляд. Она почувствовала, как ее опоясывают веревки, ограничивая движения, и слезы разочарования заструились по ее щекам. Профессор МакГонагалл посмотрела на нее извиняющимся взглядом, а затем еще раз взмахнула своей палочкой, и Гермиона почувствовала, что ее ноги оторвались от пола и она перенеслась в примыкающую к кабинету комнату.
Дверь закрылась за Гермионой с глухим ударом, и она, ошеломлённая, застыла в темноте. Затем начала изо всех сил вырываться и кричать, пока ее горло не стало разрываться от неистовых криков. Почему Макгонагалл так поступила? Она продолжала кашлять и рыдать от негодования, глотая крики, застрявшие в горле.
Что происходит, черт возьми?
Тем временем по другую сторону двери Драко опустился на стул, закатывая глаза. Он наблюдал за обоими профессорами, выглядевшими так, будто бы они никак не могли поверить тому, что только что предстало пред их глазами, и усилием воли удержался, чтобы не покачать головой или не посмеяться над их глупостью. Неужели они были искренне удивлены ее реакцией? Он на самом деле был окружен кончеными идиотами.
— Что ж, — отметил Драко хриплым, но все еще излишне саркастичным голосом. — Все прошло не так уж плохо.
¹ Шетландские острова — архипелаг на северо-востоке от Шотландии.
² Импедимента — заклинание, останавливающее или замедляющее объект.
³ Ступефай — оглушающее заклинание.
4 Петрификус Тоталус — заклинание, делающее тело жертвы жёстким и негнущимся.
5 Конфринго — заклинание, вызывающее взрыв цели.
====== Глава 2. Удар ======
— Она усовершенствовала свои навыки, — прокомментировал Снейп, глядя на дверь с задумчивым видом.
— И вы понятия не имеете насколько, — МакГонагалл вздохнула и нахмурилась, поскольку протесты Гермионы становились только громче, разносясь по кабинету и заставляя ее вздрагивать. — Она много занималась со мной и Горацием.
— Я заметил, — кивнул Снейп, оглянувшись на Драко. — Возможно, она будет в состоянии с ним справиться.
— Она справится, — уверила его директриса. — Северус, антиаппарационные чары вскоре снова вступят в силу. И я думаю, что будет легче все ей объяснить, если вас здесь не будет...
— Я и так слишком задержался, — согласился он, стремительно шагая в сторону молодого волшебника, ссутулившегося в кресле. — Помни, что мы обсуждали, Драко...
— Ты на самом деле оставляешь меня здесь? — процедил он сквозь зубы. — С этими людьми? Огромное спасибо...
— Попытайся вспомнить, что ты в опасности, — посоветовал его бывший преподаватель низким, полным снисхождения голосом. — Эти люди — единственные, кто готов предоставить тебе место, в котором ты...
— Ну, тем хуже для тебя, — Драко пренебрежительно пожал плечами, посылая МакГонагалл долгий и незаинтересованный взгляд. — Вы ожидали за это какой-то благодарности?
— У меня вообще нет никаких ожиданий на ваш счет, мистер Малфой, — сказала она с подлинным разочарованием. — Ваши постоянные неудачи при попытке сделать что-нибудь стоящее уничтожили любую уверенность, которую я имела на ваш счет.
Его дерзкая гримаса дрогнула от ее слов. Не потому, что ему было дело до того, что он сумел расстроить морщинистую старуху; ему на это было насрать. Нет, дело было в том, что она назвала его неудачником. И правда причинила боль. За прошлые семь лет он не смог вспомнить ни единой цели, которую ему удалось бы успешно достичь. Ни единой. И его последний провал оказался фатальным; достаточно фатальным, чтобы гарантировать ему смертный приговор и бессрочное пребывание в этой заднице.
Неудача.
— Желаете ли вы, чтобы я притворился, будто бы меня это волнует? — небрежно пробормотал он, оглядываясь на Снейпа. — Я полагал, что ты уходишь.
Малфой заворчал, когда получил очередной резкий подзатыльник.
— Тебе следует научиться следить за своим языком, Драко, — выругался волшебник. — Я приношу извинения, Минерва.
— В этом нет необходимости, — настояла она. — Я могу с этим справиться. Даю слово, что сделаю все, что будет в моих силах, чтобы обезопасить его. Вам стоит поторопиться, Северус. Скоро начнет светать.
— Верно, — угрюмо пробормотал он, кланяясь МакГонагалл. — Я не уверен, что смогу связаться с вами в скором времени.
— Если мы вам понадобимся, вы знаете, где нас найти, — сказала она более мягким и печальным голосом. — Удачи, Северус.
Фырканье Драко, полное отвращения, было заглушено громким хлопком аппарации. Он чувствовал, как задергалась его челюсть, и начал бороться с тлеющими угольками предчувствия, которое обосновалось в его животе. Пусть случилось так, что Снейп оказался предателем крови, но все-таки этот жуткий человек связан Обетом и будет защищать его, тогда как эти предатели крови, вероятно, задушат его во сне. Очередное пронзительное завывание Грейнджер разорвало его барабанные перепонки, и он обратил на МакГонагалл утомленный взгляд полузакрытых глаз.
— Будет забавно, — сухо произнес он, скрещивая руки на груди.
— Вы не скажете ничего, что могло бы еще больше усугубить ситуацию, — скомандовала ведьма, пригрозив ему пальцем. — И, разумеется, вы не произнесете это ужасное слово.
— Какое? Грязнокровка? — спросил Драко, растягивая оскорбление. — Вы кажетесь слишком уверенной в своем предположении…
— Я предупреждаю вас, мистер Малфой, — настояла она. — Если вы продолжите вести себя в том же духе, вы лишь усугубите свое шаткое положение…
— Просто покончите со всем этим, — простонал он, потирая глаза. Стенания грязнокровки отзывались болезненным пульсом у него в висках, а тепло убаюкивало и заставляло веки закрываться. Он очень хотел спать. — Сейчас около трех ночи, и мне хотелось бы немного отдохнуть…
— И я уверена, что вам хотелось бы сделать это в кровати, — медленно проговорила МакГонагалл, смотря на него сверху вниз. — Я знаю, что какое-то время у Вас даже кровати не было, мистер Малфой…
— К чему вы клоните?
— Если Вы настаиваете на том, чтобы усложнить задачу, — начала она, делая несколько шагов в сторону двери, из-за которой доносились крики. — Тогда я, возможно, решу не давать вам спать в кровати или принимать душ, или же вам хотелось бы…
— Я вас понял, — он нахмурился и бросил на нее презрительный взгляд. — И хватит уже тянуть…
— Также не было бы лишним для вас выучиться хорошим манерам, — посоветовала она, подходя к двери смежной комнаты.
Глубоко вздохнув в попытке успокоиться, директриса дернула на себя дверь и, увидев царивший внутри беспорядок, нахмурилась. Пытаясь выпутаться, Гермиона сорвала несколько полок и получила пару ушибов свалившимися книгами. Заметив МакГонагалл, стоявшую в дверном проеме, она прекратила вырываться. Грудь девушки, обмотанная веревками, тяжело вздымалась. Седая ведьма направила волшебную палочку, чтобы отлевитировать Гермиону в кабинет, и тяжело вздохнула, когда студентка возобновила свои попытки освободиться.
Ради обещанного комфорта Драко изо всех сил сдерживал ядовитые слова, которые так и стремились сорваться с его языка. Грейнджер выглядела так, будто бы ее пережевало некое адское создание, а затем выплюнуло обратно; ее спутанные волосы обрамляли лицо, подобно осенним листьям, а глаза были воспаленно-красными, словно она не спала целый месяц. Хорошо. Он был рад ее страданиям. Доволен, что страдал не только он.
— Освободите меня! — закричала она, остановившись в нескольких дюймах от земли; ее глаза опухли от слез.
— Мне нужно, чтобы вы успокоились, мисс Грейнджер…
— И не подумаю! — возразила она дрожащим испуганным голосом. — Какого черта…
— Я обещаю, что все вам объясню, — попыталась успокоить ее профессор. — Гермиона, вам необходимо успокоиться. Пожалуйста.
Она сделала шесть долгих вдохов и проглотила боль, что вгрызалась в ее горло. Она до сих пор не заметила его.
— Хорошо, — прошептала она. — Хорошо, только, пожалуйста, снимите их с меня.
Заколебавшись на какой-то момент, МакГонагалл произнесла заклинание, и ноги Гермионы с негромким звуком коснулись половиц. Она прошлась ладонями по свежим отметинам, оставленным веревками, и изучающе посмотрела на пожилую даму, словно видела ее впервые. Она издала сконфуженный всхлип и осторожно шагнула к центру комнаты, не обращая внимания, что двигалась в сторону Малфоя.
— Что здесь делал Снейп? — наконец, спросила она, решив, что молчание стало слишком раздражающим.
— Прежде, чем я вам что-либо расскажу, — начала МакГонагалл, — вы должны понять, что вы не сможете поделиться этим ни с одной живой душой. Даже с мистером Поттером или мистером Уизли.
Гермиона переступила с ноги на ногу и поджала губы, прокручивая ситуацию в голове. Слова МакГонагалл не сулили для нее ничего хорошего; она всем делилась с Гарри и Роном, и странное поведение профессора в последние несколько минут совершенно сбивали с толку. Она прошлась взглядом по комнате, ощущая необходимость сосредоточиться на чем-то другом, и тогда она увидела его.
Его.
Она попала в ловушку его ледяного взгляда и почувствовала, как что-то перевернулось в душе.
Она не помнила, как метнулась в его сторону, все случилось так быстро и размыто. Оказавшись достаточно близко, она замахнулась сжатым кулаком и врезала ему в лицо, достаточно сильно, чтобы почувствовать жар в пальцах. Гермиона чувствовала, как в ее горле вибрирует дикий рык, и снова занесла свой кулак; кровь, струившаяся по его подбородку и через ее пальцы, не доставляла достаточного удовлетворения. Она желала размазать его лицо до неузнаваемости, пока он не прекратит напоминать ей о том, что сделал.
Но МакГонагалл заклинанием перетащила ее в другой угол комнаты, и Гермиона снова закричала.
Она так яростно боролась с магией, что руки и ноги начали гореть, но волшебство не поддавалось.
— Какого черта этот ублюдок...
— Прекратите! — закричала МакГонагалл, продолжая направлять свою палочку на извивающееся тело Гермионы. На ее лице не было слез; на ее лице был гнев, который фактически заставлял ее пылать. — Гермиона, вы должны выслушать...
— Ты, бесхарактерный мудак! — отрезала она и, поджав губы, посмотрела на Малфоя, не обращая никакого внимания на МакГонагалл. Он с надменным видом стирал струйку крови, стекающую с губы, и для нее это было уже слишком. Он снова поймал ее взгляд, затуманенный ненавистью. Малфой был худее, чем она помнила, и он выглядел немного потрепанным, но все остальное в нем было точно таким же, как и раньше. Сливочного цвета волосы, фарфоровая кожа, глаза цвета грозовых облаков. Это было ужасно, и она взревела от негодования.
— Держите себя в руках, — предприняла очередную попытку МакГонагалл, ступая в сторону Гермионы. — Я пытаюсь объяснить...
— Как вы могли? — зашипела Гермиона на директора Школы, новые слезы возникли в ее пылающих гневом глазах. — Они убили Дамблдора! Как, блядь, вы могли так поступить с...
— Достаточно! — она ответила своим обычным строгим тоном. — Я пытаюсь сказать вам...
— Ничего из того, что вы можете мне сказать...
— Северус Снейп — шпион Ордена, — прямо заявила она, удовлетворенная тем, что Гермиона застыла в шоке, ошеломленно охнув. — Он на нашей стороне...
— Э-это невозможно, — начала заикаться гриффиндорка, прекращая бороться, и бросила на профессора полный недоверия взгляд. — Нет, нет, быть того не может...
— Это правда...
— Вы лжете! — выпалила Гермиона, ее щеки пылали, как спелые персики, усеянные росой. Она повернула голову, чтобы снова посмотреть на Малфоя, и почувствовала, как желчь подступает к ее горлу. Ее мутило. — Они убили его... Они... они убили Дамблдора...
— Все в порядке, Гермиона, — попыталась утешить девушку МакГонагалл, а затем через плечо взглянула на притихшего парня, по-прежнему сидящего в кресле и пытающегося справиться с раной на губе. — Мистер Малфой, мне нужно поговорить с мисс Грейнджер наедине.
— Рад за вас, — пробубнил он, дрогнув от боли.
— Мистер Малфой, — вздохнула она, вдруг понимая, насколько устала. — Нам нужно без свидетелей обсудить некоторые темы...
— Для чего? — быстро выпалил он. — Снейп рассказал мне, что был шпионом, так что я все это знаю...
— Вы не все знаете, — сказала ему ведьма. — И вы не имеете никакого права на всю информацию...
— Ну, мне здесь вполне комфортно...
— Не вынуждайте меня самой перемещать вас, — предупредила она, указывая свободной рукой на дверь в противоположной стороне кабинета. — Там находится кухня. Поешьте, а я позову вас, когда мы закончим.
Резкий ответ так и хотел вырваться из его рта, но спазмы в животе напомнили, что за последние сутки он ничего не ел. Любопытство управляло им, но голод оказался сильнее. Драко медленно поднялся со своего места и бросил на ведьм скучающий взгляд, а затем направился к кухне, бормоча себе под нос впечатляющий перечень непристойностей.
Как только они остались одни, МакГонагалл повернулась к Гермионе и задумчиво наклонила голову.
— Вы выслушаете то, что я должна сказать, если я прекращу действие заклинания?
— Снейп на самом деле шпион? — спросила Гермиона смиренным тоном.
— Клянусь своей жизнью, — четко сказала она. — Выслушаете ли Вы меня?
Она смущенно кивнула и жалостно всхлипнула, почувствовав, как снова может управлять своим телом. Гермиона убрала с рукава свидетельство своей минутной слабости и наблюдала за МакГонагалл дикими глазами, полными отчаяния.
— Снейп, — прошептала она нерешительно. — Он не может быть шпионом. Он убил...
— Прежде чем умереть, Альбус оставил мне одно из своих воспоминаний, — начала директриса дрожащим от волнения голосом. — И этобыл спор между ним и Север...
— Но...
— Альбус знал о миссии Драко Малфоя, — продолжила она. — И попросил Северуса завершить... задачу, чтобы этого не пришлось делать мистеру Малфою. Он хотел спасти его...
— Он не стоит спасения, — она нахмурилась, взволнованно всматриваясь в кухонную дверь. — Он...
— Вы должны понимать, что мистер Малфой был принужден к этому заданию, Гермиона, — предположила она, но этот аргумент был слаб. Трудно защищать того, кто подверг опасности столько жизней еще до своего семнадцатилетия. — Альбус знал, что Северус дал Непреложный Обет защищать Драко, поэтому он и попросил Северуса сделать это вместо...
— Известно ли все это Малфою? — спросила она, выплевывая его имя, словно яд.
— Я так не думаю, — покачала головой МакГонагалл. — Он знает, что Северус шпион Ордена, таким образом, вы четвертая, кто владеет этой информацией. Больше никто не знает, и я намерена все так и оставить…
— Так что здесь делал Снейп? Понятно, что приходить сюда было опасным!
Она вздохнула.
— Он попросил меня защитить мистера Малфоя…
— Что? — рявкнула Гермиона, поморщившись от отвращения. — Какого черта мы должны это делать?
— Потому что если мы этого не сделаем, — осторожно ответила она, убедившись, что ее студентка поймет всю важность слов. — Тогда Волдеморт сможет найти мистера Малфоя и убить его...
— Не велика потеря...
— И тогда Обет убьет Северуса, — продолжала она, игнорируя резкие слова девушки. — Кроме того, если мистер Малфой уйдет, он может раскрыть тайну Снейпа, и он будет убит.
Гермиона запнулась.
Снейп — шпион. Один из нас...
— И, прежде всего, — МакГонагалл вернула ее в убийственное настоящее. — Если мы не защитим Драко Малфоя, жертва Альбуса будет бессмысленной.
Девушка почувствовала, как что-то оборвалось в груди. Ничего из этого не имело смысла, и, тем не менее, все, казалось, скользит на свое место в ее голове. Она могла бы поклясться могилой Мерлина, что каждая секунда этой бесконечной ночи вытягивает из нее энергию. Это было больше, чем она могла вынести, слишком много, чтобы справиться. Снейп. Шпион. Дамблдор все знал... А затем тревожная мысль пришла ей в голову.
— Зачем вы вызвали меня?
— Потому что он останется с вами, — спокойно произнесла Макгонагалл. — Вы моя самая надежная студентка, и самая способная ведьма...
— Как вы можете так поступить со мной? — простонала Гермиона, морща лицо от напряжения. — Я ненавижу его. Он сущее зло...
— Я знаю, что это слишком большое одолжение, — сказала профессор с искренним сочувствием. — Но больше нет никого, кому я могла бы довериться в этом. У вас есть свободная комната...
— Да мы поубиваем друг друга...
— Нет, этого не произойдет, — утверждала МакГонагалл, сделав несколько шагов в сторону девушки, чтобы в утешительном жесте положить руку ей на плечо. — Его палочка у меня, и я сотворю заклинания для защиты вашего дортуара, чтобы он не смог покинуть его. Да и вашу спальню защищает пароль...
— Должен быть кто-то другой, — умоляла Гермиона. — Хоть кто-нибудь. Один из профессоров...
— Вы единственный человек, которому я могу доверить справиться с этим, — МакГонагалл печально вздохнула. — Другие преподаватели и так заняты по горло, чтобы нагружать их еще и этим. Мне необходимо, чтобы вы сделали это...
— Как долго?
— До тех пор, пока это будет необходимо, — загадочно ответила директриса, в очередной раз смотря на Гермиону извиняющимся взглядом. — Мне очень жаль, мисс Грейнджер. Если все действительно настолько плохо, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы хоть что-то изменить, но я искренне верю, что вы справитесь.
Она хотела возразить, сказать МакГонагалл, чтобы та дала Малфою сгнить в могиле, которую он сам для себя вырыл. Она хотела бы указать на то, что он, возможно, попытается убить ее во сне или что она не продержится и дня, чтобы не заклять мудака, пока он не превратился бы в кровавое месиво, размазанное по стене. Но образы Дамблдора затрепетали в ее голове.
Если мы не защитим Драко Малфоя, жертва Альбуса будет бессмысленной...
— Хорошо, — пробормотала она с отсутствующим видом. — Хорошо, я… я постараюсь.
Лицо МакГонагалл мгновенно расслабилось.
— Спасибо, — она натянуто улыбнулась и протянула обратно ее палочку. — Я знаю, что для вас это будет трудно, и я обещаю, что сделаю все, чтобы упростить задачу.
Гермиона громко вздохнула.
— Я устала, — прошептала она, ее тело и разум были переутомлены и желали сна.
— Думаю, нам всем нужно отдохнуть, — согласилась директриса. — Я проведу вас обоих до комнат и сотворю заклинания.
— Хорошо, — она пожала плечами, слишком уставшая, чтобы спорить дальше. — Давайте покончим с этим.
МакГонагалл подбадривающе похлопала девушку по плечу, а затем направилась в сторону кухни и толкнула дверь.
— Идемте, мистер Малфой, — позвала она, внимательно глядя на парня, когда тот вернулся в кабинет. Он стоял, высокомерно засунув руки в карманы, насмешливо и нетерпимо глядя на Гермиону.
— Уже покончила со своей небольшой сучьей истерикой? — усмехнулся он, целенаправленно держа дистанцию.
Ее затопило желание кричать на него до тех пор, пока кровь не польется из его ушей, но она отбросила это желание в сторону. Что-то перевернулось в её сознании, когда она поняла, что обладает над ним огромным преимуществом. У неё есть палочка. Она контролирует ситуацию.
— У тебя кровь осталась на подбородке, — сказала она ему резким натянутым тоном.
Он спрятал свое раздражение за веселым смешком и медленно вытер рот тыльной стороной ладони, продолжая безотрывно на нее пялиться. Он понял, что глаза у нее были не карими, скорее они были золотыми. Как отвратительный Гриффиндор. Итак, мелкая грязнокровка считала себя хозяйкой положения? Его ухмылка стала немного шире. Ладно, пусть продолжает в это верить; по крайней мере, у него появится хоть какое-то развлечение, если ему предстоит быть запертым в ее дортуаре.
— Не рада меня видеть, Грейнджер? — подначил он. — Ты выглядишь немного напряженно…
— А ты выглядишь как кусок дерьма, — ответила она, окинув взглядом его рваные одежды. — Я тебя предупреждаю, Малфой. Не стоит меня заводить...
— Или что? — прорычал он, слишком близко придвинув к ней свое лицо. Она не отступила, но съежилась, когда поняла, что его дыхание пахло кровью из раны, которую она нанесла своим кулаком.
— Ты так и не понял, да? — прошептала она, сузив глаза. — У тебя ничего нет. Ты и сам ничто. И сейчас ты застрял здесь, вынужденный принять нашу помощь, как какой-то жалкий ребенок.
Что-то промелькнуло в его глазах, нечто среднее между стыдом и злобой. Этот взгляд спровоцировал небольшой и кратковременный огонь в животе, который заставил ее почувствовать себя сильной, дерзкой. Это длилось недолго, ровно столько, чтобы придать ей решимости.
— Надеюсь, это убивает тебя, — прошептала она с резкой прямотой. — Я надеюсь, что это разрывает тебя на части…
— Отъебись, грязно...
— Достаточно, — прервала их МакГонагалл; Драко изогнул бровь, увидев нацеленную на него палочку. — Идемте, мистер Малфой. Уже поздно.
Его глаза бегали между старухой и ее волшебной палочкой. Он мог бы честно сказать, что никогда и не планировал предпринимать попытку побега из комнат Грейнджер. В этом нет никакого смысла, когда рядом две вооруженные ведьмы, не сводящие с него глаз, словно он кипящий котел, полный неустойчивого зелья, готового вот-вот взорваться. Он закатил глаза и последовал из комнаты за Грейнджер. Макгонагалл шла за ним, держа палочку, нацеленную на его затылок.
Прогулка прошла в молчании. Обе ведьмы не переставая нервно осматривались вокруг, чтобы убедиться, что по коридорам не слоняется какая-либо заблудшая душа. Конечно, коридоры были пусты, и шаги трех пар ног смешивались со звонкими отголосками дождя. Всю дорогу Драко сверлил взглядом затылок Грейнджер, при этом отметив, как напряглись мышцы ее плеч и как крепко, чрезмерно крепко, она держит волшебную палочку. По крайней мере, она не махала ей перед его лицом в отличие от Макгонагалл, которая считала необходимым подталкивать его в позвоночник каждые несколько шагов.
Гриффиндорка немного ускорила шаг, а затем потянула в сторону тяжелые шторы, представив взору изображение гордых львов, урчащих и купающихся в лучах нарисованного солнца. Он не слышал пароль, который пробормотала Грейнджер, но он, вероятно, и не должен был его знать.
Она исчезла внутри, и Малфой ворвался за ней, как будто уже владел этой комнатой. Медленно, с отвращением он осмотрел гостиную; Гермиона внимательно следила за ним, когда тот развернулся на каблуках и направился в ванную, отталкивая ее со своего пути с большей силой, чем это было необходимо. Она была готова закричать ему вслед, но он яро захлопнул за собой дверь, что заставило ее вздрогнуть.
— Кретин, — прошипела она себе под нос, поворачивая голову и глядя на МакГонагалл усталым взглядом. — Наложение чар займет много времени? Я хотела бы лечь спать.
— Всего несколько минут, — заверила ее профессор, взмахивая запястьем и скользя своей палочкой вдоль двери.
Для Гермионы сложные заклинания звучали скорее как колыбельная, и ее веки тяжелели. Она слышала, как включился душ, и вода полилась в такт словам МакГонагалл. Она была настолько обессилена, эта ночь нанесла сильный урон ее разуму. Ей просто хотелось лежать в темной комнате и видеть сны; ночные кошмары. Она резко вышла из транса, когда директриса появилась в ее видении. Ее губы двигались, не произнося ни слова.
— Простите?
— Я закончила, — мягко произнесла МакГонагалл с легкой улыбкой. — Я хотела бы еще раз напомнить вам, мисс Грейнджер, что это должно остаться между нами.
— Я знаю, — ответила Гермиона.
И она на самом деле это знала. За последние шесть лет она достаточно близко познакомилась с тайнами, и за большинство из них пришлось слишком дорого расплачиваться, но она сразу же поняла, что эта будет преследовать ее, как ни одна другая. По той причине, что она не могла поделиться ей с Гарри и Роном; это помогло бы растянуть границы ее терпения. Она прокрутила слово “тайна” в своей голове, и заметила, что оно даже прозвучало раздражающе, словно шипение змеи.
— Необходимо ли мне напоминать вам, что стоит пристально следить за своей палочкой?
— Я всегда так и поступаю, — Гермиона вздохнула, и директриса почувствовала неловкость.
— Я знаю, что для вас это будет непросто, — призналась МакГонагалл. — Но вы ни разу не разочаровывали меня, Гермиона.
Она наблюдала, как профессор исчезает из комнаты, и вдруг ощутила нелепую клаустрофобию. Она повернула голову и посмотрела на дверь ванной комнаты, нервно прикусив губу. Проведя трясущимися пальцами по сбившимся волосам, она потащилась к себе в спальню. Не сводя тревожного взгляда с двери, за которой скрылся Малфой, она пробормотала свой пароль, Lutra Lutra1 и проскользнула внутрь.
Она не позаботилась о том, чтобы снять одежду, просто неловко рухнула на постель и закрутилась в кокон из простыней и одеял. Она взглянула в окно — небо было еще черным, но по утрам зима именно так влияла на цвета и настроение. Стали доноситься отдаленные крики ранних птиц, и беглый взгляд на часы подтвердил, что было уже почти четыре утра.
Она поблагодарила Мерлина за то, что сегодня была пятница и завтра ей не нужно идти на занятия, а затем задумалась — стоит ли ей вообще благодарить кого-либо или что-либо, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Падающие в душе капли воды были четко и ясно слышны в ее комнате и служили дразнящим напоминанием о новом, нежелательном соседе. Ее висок пульсировал от вызванной напряжением начинающейся головной боли, и она знала, что, несмотря на усталость, ей придется провести немало времени в попытках уснуть.
Прошло полчаса, пока не стих шум воды, и она услышала громкие движения Малфоя, когда тот направлялся в свою комнату. Гермиона застонала в подушку, поскольку звуки не стихали; они скользили вдоль плитки в ванной и просачивались сквозь тонкие стены. Схватив палочку, она быстро пробормотала заглушающее заклинание в надежде, что оно продержится до утра.
Драко зачесал пальцами влажные волосы и замотался в полотенце. Он даже не мог описать, насколько приятно было принять горячий душ, снова почувствовать себя чистым. Его глаза бродили по спальне; он отметил цвета Гриффиндора, что отразилось в сорвавшемся с языка ворчании. И это здесь он вынужден остаться, среди красно-золотого безобразия.
Он услышал отдаленный шум и решил, что это, должно быть, Грейнджер ворочается во сне. Он мог это слышать? Охуительно.
И все же, хотя бы кровать была удобной.
Он отбросил полотенце и предпочел спать обнаженным, решив, что потрепанная одежда будет лишь раздражать его только что очищенную кожу. Взгляд упал на Темную метку, покрывающую мертвенно-бледную плоть, он проследил контур кончиком пальца. Драко нахмурился в темноту, а затем упал в манящие материи и уставился в потолок.
Небо перекрасилось в неприятный оттенок индиго, когда ему, наконец, удалось впасть в состояние той неуловимой дремоты, которой он жаждал многие недели.
[1] Lutra Lutra — (лат.) выдра.
====== Глава 3. Двери ======
Гермиона проснулась слишком скоро.
Она нервно оглядела комнату, широко распахнув глаза, судорожно вздохнула и закрыла лицо ладонями; моргнула, пытаясь отогнать сон, и прочистила пересохшее горло. Она ощущала себя дезориентированной, словно какой-то проказник залез в чертоги ее разума и спутал все мысли. Гермиона провела ладонью по лбу, стирая холодный пот, села и снова осмотрела комнату, желая убедиться, что в ней все по-прежнему.
В последнее время её кошмары стали пугающе яркими.
Гермиона так и не смогла решить, стала ли прошлая ночь обманом её подсознания или реальностью. Может, вовсе и не было никакого Снейпа. Не было Малфоя. Не существовало тайны. Возможно, она по-прежнему оставалась единственным жителем своего дортуара. Возможно. Взгляд упал на отметины от веревок на руках, и она испустила вздох разочарования. Гермиона так хотела, чтобы это оказалось лишь сном; так жаждала этого самообмана. Называйте это хоть защитными механизмами мозга, хоть надеждой. Черт, да называйте это, как вам заблагорассудится, ведь суть дела от этого не меняется — это был вовсе не ночной кошмар.
От этих мыслей ее замутило. Она действительно почувствовала, как содержимое желудка поднимается вверх от осознания того, насколько близко он был. Между ними — лишь маленькая ванная. Лишь две стены.
Она взглянула на часы и захотела кричать, когда поняла, что ей удалось урвать лишь три часа сна. Гермиона искренне считала, что ей полагалось немного больше покоя, учитывая, насколько измученной она была. Но нет. Очевидно, ее бессонница решила здесь задержаться. Восхитительно.
Пробило девять. Девять часов этого жалкого утра. Она слышала, как дождь привычно барабанит в окно. Гермиона знала, что бесполезно пытаться вновь погрузиться в сон, поэтому медленно встала с кровати, взяла халат и палочку и направилась в душ. Держась как можно тише, она осторожно выглянула из своей спальни и заметила валяющуюся изношенную обувь Малфоя.
Остатки оптимизма развеялись без следа после того, как она заметила этот финальный убийственный аргумент.
Сбросив вчерашнюю одежду, она быстро пробормотала заклинание, подогревающее воду в душе. Ведьма развернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало; отбросила от лица спутанные кудри и пальцами проследила темные полумесяцы под глазами. На лице отражалась пытка, приправленная морщинками ее постоянно хмурого взгляда. Она являла собой жалкое подобие самой себя, бледную и почти прозрачную, словно выточенную из матового стекла.
Она сосредоточилась на своих глазах и поблагодарила Мерлина, когда увидела в них знакомый блеск, искру огня и решимости, что всегда таилась там; что до сих пор не погасла.
Она была в порядке. Просто устала и продолжала задаваться вопросом, как именно она должна была сосуществовать с Малфоем.
Зеркало запотело, посему она отвернулась от своего отражения и испустила удовлетворенный стон, когда горячая вода начала успокаивать ее тело. Она закрыла глаза и нанесла мыло на кожу, вдыхая успокаивающий аромат ванили. Намылив руки, а затем грудь и живот, она наклонилась, чтобы нанести душистую пену на ноги.
Хорошо. Все было нормально, по-прежнему, и она наслаждалась этими ощущениями. Она чувствовала, как расслабляются мышцы, и это было замечательно; истома стала такой, что она позволила своему вечно работающему разуму прекратить мыслить; еще бы суметь оградиться от воспоминаний о прошлой ночи. Суметь бы забыть, что тот, кого она презирает, делит с ней комнаты. Пожиратель Смерти.
Она снова взяла мыло и отпустила все мысли, позволив себе этот побег от реальности, потому что знала, что со следующего момента все станет еще сложнее.
Мерлин, прости ей эти несколько украденных минут притворства.
Драко приоткрыл тяжелые веки, когда девичий стон просочился в его комнату. Шепот воды начал тревожить его несколько минут назад, но именно дурацкие стоны и вздохи полностью разбудили его. Он нахмурился, когда не смог узнать свое окружение, и приподнял голову и окинул комнату подозрительным взглядом.
Он вспомнил. Он вспомнил, что был в Хогвартсе. Вспомнил, что делит дортуар с грязнокровкой. Дерьмо.
Он заскрежетал зубами и перевел взгляд в окно. Драко знал, что это не сработает, но в любом случае он решил попробовать; он вскочил с кровати и попытался отворить раму. Защелка не сдвинулась с места. Тогда он замахнулся кулаком и со всей силы ударил по стеклу — оно даже не треснуло. Он зарычал, когда тонкая струйка крови скользнула по костяшкам пальцев. Было больно, но где-то внутри он чувствовал себя гораздо хуже.
Да, это определенно была ловушка. Определенно, его новая тюрьма.
Грейнджеровское мурлыканье наполнило воздух, и он инстинктивно потянулся за палочкой, чтобы заставить раздражающие звуки исчезнуть. Но у него не было палочки, точно. Не было этой чертовой штуковины. Не было даже чистой одежды, которую он мог бы надеть.
— Вот, блять! — пробормотал он, направляясь обратно к кровати.
Он недостаточно хорошо отдохнул; его движения были вялыми, а зрение — затуманенным. В конце концов, ему необходимо наверстать пять месяцев сна. И это было бы легко сделать, если бы непрерывный шум из душа не засорял его атмосферу. Он схватил подушку и закрыл ей уши, но это только приглушило ее голос.
У него возникло скрытое и раздражающее ощущение, будто так она начинает каждый свой день.
Ее воображению удалось отвлечь ее всего минут на пятнадцать или около того, прежде чем реальность вновь обрушилась на нее. С обреченным вздохом она выключила воду и вышла из душа, поворачиваясь к зеркалу и проводя ладонью по запотевшему стеклу. Она чуть заметно улыбнулась своему отражению, решив, что выглядит заметно лучше. Теплая вода вызвала здоровый румянец на ее щеках, и теперь она чувствовала себя более живой. Более настоящей.
Она завернулась в пушистый халат и бросила последний взгляд на свое влажное и размытое отражение, а затем схватила палочку с раковины и, быстро проговорив высушивающее заклинание для волос, покинула ванную комнату. Ее рука только сомкнулась вокруг дверной ручки в спальню, когда она услышала негромкий стук в дверь гостиной. Она немного поежилась, но вмиг собралась и пересекла гостиную, чтобы открыть. Искренняя улыбка озарила черты ее лица, когда она увидела своего гостя.
— Здравствуй, Добби, — она улыбнулась, отметив большой сундук позади него.
— Доброе утро, мисс, — кротко кивнул тот, — Директор сказала Добби принести это вам.
— Спасибо, — поблагодарила она, зная, что это, вероятно, были вещи для Малфоя. — Не мог бы ты сделать для меня одолжение, Добби?
— Да, мисс! — весело защебетал домовой эльф. — Что мисс хочет, чтобы Добби сделал?
— Мог бы ты оставить для меня немного продуктов на кухне? — спросила она. — А я бы позже пришла и забрала их?
— Добби может все принести сюда.
— Не стоит, — сказала она, легко взмахнув рукой. — Позже я пойду на небольшую прогулку, сама все и заберу. Честно, не стоит.
— Да, мисс, — забормотал он немного разочарованно. — А сейчас я пойду. Нужно помочь с уборкой после завтрака.
Она хотела сказать, чтобы он остался, потому что чувствовала себя значительно... безопаснее с кем-то, кого она знала, но он исчез со щелчком пальцев. Она сделала несколько быстрых расчетов в уме и поняла, что не виделась ни с одним из своих друзей вот уже пять дней, проводя свое свободное время в библиотеке, делая все, чтобы помочь Ордену. Она оглянулась на дверь Малфоя и пришла к выводу, что в ближайшее время должна с ними встретиться.
Они были еще одной дозой чего-то нормального. Еще одним бегством.
Гермиона плотнее запахнула халат, когда прохладный ветерок прокатился по коридору и вторгся в ее комнаты. Она дернула палочкой, чтобы отлевитировать сундук в гостиную, и опустить его на пол с громким стуком в непосредственной близости к комнате Малфоя. Она посчитала, что стоит ему дать знать, что теперь у него появились хоть какие-то вещи, но здравый смысл подсказывал, что девиз Хогвартса обретает буквальное толкование. Действительно, самым лучшим решением было не будить драконов, особенно предвзятого, психически неуравновешенного Дракона, который находился в клетке против своей воли.
Она подскочила, когда осенний ветер толкнул дверь, закрывая ее с пронзительным хлопком.
И в этот момент она услышала движение в его комнате, сопровождаемое раздраженным юношеским бормотанием, которое звучало словно яд; даже если это была лишь приглушенная бессмыслица, доносящаяся из-за двери. Она решила поскорее скрыться в своей комнате, чтобы избежать стычки, но упорная львица внутри нее не позволяла этого. Она расправила плечи и вызывающе прищурилась, готовясь к неизбежному спектаклю.
Дверь его комнаты резко распахнулась, достаточно сильно ударившись о стену, но Гермиона взяла верх над инстинктом и не дрогнула. Разбитый слизеринец показался перед ней, его высокое тело заполняло дверной проем. Он выглядел весьма неуклюже, одетый в брюки и расстегнутую черную рубашку. Но она не замечала этого. Она запретила своим глазам блуждать ниже уровня его ресниц, зная, что зрительный контакт являл собой власть. Он был контролем.
— Ты разрываешь мне мозг! — заревел он, его верхняя губа оголила зубы, а высокие скулы зарделись от раздражения. — Можно ли устроить еще больше чертова шума! Ты...
— Ты хочешь, чтобы я устроила больше шума? — ответила она, невинно склонив голову. Со свистом ее волшебной палочки все двери в дортуаре открылись, а затем с громким стуком закрылись вновь; вопреки своим рефлексам она даже не моргнула. — Так лучше, Малфой?
— Очень по-взрослому, Грейнджер, — усмехнулся он, и она могла ощутить всю силу его взгляда с другого конца комнаты. — Ты считаешь себя охуительно умной...
— Думаю, мы оба можем согласиться, что я охуительно умная, — отрезала она, чувствуя неудобство от использования бранного слова, но она хорошо с этим справилась. — Как ты столь красноречиво выразился...
— Прекрати так шуметь, — огрызнулся он, его голос грохотал дурным предвестником, повисшим между ними. — Прекрати греметь вещами, прекрати разговаривать, прекрати двигаться...
— Черт, в своей комнате я могу делать все, что захочу, — неуверенно возразила Гермиона, когда он обошел сундук и проследовал к ней. Она отступила к стене и подняла палочку, но он не прекращал своих размашистых шагов. — Не приближайся ко мне!
— Будто бы я, блять, собирался прикоснуться к тебе, — прорычал он, остановившись только тогда, когда конец ее палочки уткнулся ему в грудь. — Я бы скорее сдох...
— Ни в чем себе не отказывай, — быстро ответила она. — Это бы стоило того...
— Предупреждаю тебя, Грейнджер, — усмехнулся он. — Я это просто так не оставлю! Ты похожа на великана с диспраксией, запертого в маленькой комнате!
— Смирись с этим, — отрезала она, сильнее вдавив волшебную палочку ему в грудь, хотя могла бы поклясться, что это только оттолкнуло ее ближе к стене. Она резко запахнула халат вокруг себя, но даже если он и заметил ее банный наряд, вообще никак этого не показал. Слава Мерлину.
— Я не шучу, Грейнджер, — зло проговорил он. — Прекрати шуметь или нанеси заглушающие чары на мою комнату...
— И не подумаю тратить свое волшебство на тебя...
— Тогда, блять, заткнись! — выкрикнул он, ударив кулаком в стену рядом с ее головой. Магия замка обеспечивала минимальный ущерб — лишь небольшая вмятина; колебания от удара заскользили по ее ушной раковине и пробудили нежеланную дрожь. — Мне нужен отдых! Но я не могу его получить, если ты не закроешь свой рот, грязнокровка!
Она отвела свободную руку с намерением ударить его в сливочного цвета лицо, но, возможно, для него это было слишком очевидным. Ее сердитые глаза опустились к длинным пальцам, крепко сжимавшим ее запястье, и она почувствовала, как закипает кровь, словно подогреваемая катализатором кислота.
— Отпусти меня...
— На данный момент ты исчерпала лимит ударов, — сказал он спокойно. Слишком спокойно. — Придется подождать еще четыре года...
— Отпусти мою руку, — посоветовала она, выделяя каждый слог. — Или клянусь, я...
— Что — ты? — он бросил вызов, крепче сжимая руку и придавливая ее к стене рядом с вмятиной, оставленной его кулаком.
Ее следующий шаг был инстинктивным и быстрым, и ее палочка оказалась у его горла, упираясь между кадыком и веной, пульсировавшей от переполняющего его гнева. Она вызывающе посмотрела ему в глаза, не давая отважиться помыкать ею и далее. Гермиона не сомневалась ни секунды, что сможет заклясть его, и глазом не моргнув, если он продолжит испытывать ее хрупкое терпение, но его глаза едва заметно замерцали металлическим блеском, а хватка на запястье осталась твердой.
— Ну же, Грейнджер.
Именно его уверенность ошеломила ее больше всего; это побудило ее волшебство пролиться из палочки и опалить его кожу.
— Ты конченая сука! — крикнул Малфой, пятясь назад, спотыкаясь и хватаясь за свежий ожог на шее. — Ты заплатишь за это...
— Я сыта тобой по горло, — сказала она, по-прежнему направляя волшебную палочку на Малфоя. — Возвращайся к себе в комнату и поспи...
— Даже не пытайся мной командовать, мерзкая...
— Я ухожу, — сообщила Гермиона уверенным тоном, несмотря на то, что гнев так и просился вырваться наружу с ее словами. — Так что у тебя будет несколько часов безмятежного сна. Предлагаю тебе потратить их на...
— Тогда проваливай уже, — прорычал он, поворачиваясь к ней спиной и отправляясь в свою комнату.
Захлопнулась еще одна дверь, и на этот раз Гермиона позволила себе дрогнуть.
Ей нужно было выбраться отсюда. Гостиная заполнилась новыми, чуждыми запахами, и она почувствовала себя подобно затравленному барсуку, выкуренному из своей норы. Оторвав взгляд от его двери, она бросилась к себе в спальню и переоделась так быстро, насколько физически была способна. Одетая в джинсы и удобный джемпер, защищающий от холода, она быстро оставила свой дортуар и направилась в библиотеку.
Путь оказался намного дольше, чем ей помнилось; редко встречавшиеся в коридорах студенты наблюдали за ней. Она могла бы поклясться в этом. Но они не могли знать о ее гнусном госте... ведь так? Однако, их пристальные взгляды говорили об обратном, и она ускорила бешеные шаги, пока окончательно не перешла на бег. А затем она угодила прямо в высокую стену из плоти; но, по крайней мере, этот кто-то был достаточно вежлив, чтобы поймать ее, не дав упасть.
— Невилл, — выдохнула она, восстанавливая равновесие. — О, слава Богу...
— Гермиона, — сказал он с явным беспокойством. — Ты в порядке? Ты...
— Я в порядке, — бросила она, заправляя выбившиеся волосы дрожащими пальцами. — Извини, я не смотрела, куда я...
— Ты действительно бледная, — отметил Невилл. — Ты больна, плохо себя чувствуешь?
— Нет, я не больна, — она покачала головой, фальшиво улыбаясь. — Просто я еще не позавтракала.
— Мы сто лет тебя не видели, — сказал он, и она поняла, как он возмужал. — Вчера Джинни и Луна говорили, как соскучились по тебе...
— Я знаю, что в последнее время я была никудышной подругой, — она вздохнула, опустив глаза. — Мне очень жаль, я просто пыталась помочь Гарри и Рону...
— Тебе нужно отдохнуть, Гермиона, — сказал он ей. — Это не хорошо для тебя, и ты действительно плохо выглядишь. Давай все встретимся за ужином, позже?
Она была слишком уставшей, чтобы протестовать.
— Хорошо, — промямлила она довольно улыбающемуся другу. — Буду ждать тебя в Большом зале.
Она проскользнула мимо него, не дожидаясь реакции, и вновь побежала в библиотеку, вздрагивая всякий раз, когда голодное рычание грома вибрировало по коридорам. Но все было хорошо; сейчас она могла видеть цель. Она бросилась к двери и насладилась глубоким вдохом, наполнившим по-прежнему клокотавшую от нервов грудь.
Ее глаза окинули взглядом пустые стулья и заброшенные столы, инстинктивно понимая, что на всем этом огромном пространстве она снова была одна. Даже мадам Пинс проводила меньше времени со своими драгоценными книгами и фолиантами, предпочитая оставаться в обществе профессоров.
Некоторым людям было необходимо находиться среди других людей, чтобы отвлечься от страха и горя.
Она предположила, что большинство сочло более уместным наслаждаться компанией близких вместо подготовки к экзаменам, которые могли никогда не настать. Возможно, даже она бы пренебрегла своим любимым хобби, если бы могла провести время в обществе тех, кого на самом деле любила. Но она не могла...
Гермиона прошла к столу, за которым обыкновенно располагалась, стоящему поодаль от Запретной секции. Он был спрятан среди редко используемых книжных полок, давая ей так необходимое уединение, позволяющее откинуть в сторону все тревожные мысли и полностью окунуться в книги. Это было ее убежище.
Затерявшись в соблазнительных страницах, отмеченных чернильными поцелуями, она могла забыть обо всем на свете.
При помощи Акцио она призвала последний изученный ей текст по крестражам, и начала читать, мечтая, чтобы насмешливое лицо Малфоя исчезло из ее головы. По крайней мере, хоть на некоторое время.
Драко втащил сундук в свою комнату и критически изучил его содержимое. Ну, все могло бы быть значительно хуже. Хоть основную массу одежды составляло барахло, которое он сам бы себе никогда не выбрал, по крайней мере, среди материалов не было ни одного ужасающего намека на красный или золотой. Покопавшись внутри сундука, всего он нашел несколько пар черных брюк, белые и черные рубашки и еще три или четыре джемпера в черном и сером цветах. На дне ящика лежали простые жилеты и набор стандартных мантий волшебника, а так же черные ботинки, носки и нижнее белье.
Это было больше, чем он ожидал, но меньше, чем надеялся получить.
С горькой усмешкой он начал раскладывать вещи в шкафу маггловским способом. Мерлин, он скучал по своей палочке. МакГонагалл с таким же успехом могла оторвать одну из его конечностей. Чертова корова.
Его палочке удавалось хоть как-то его занимать, пока он был заперт в лачуге со Снейпом; занимался ли он просто усовершенствованием своего колдовского мастерства и навыков по трансфигурации или практиковался в новых заклинаниях; это всегда помогало ему скоротать время. А теперь тощая старая карга отобрала то единственное, что он мог использовать для отвлечения себя во время пустых часов небытия.
Он переоделся, а затем просто сидел на своей постели Мерлин знает сколько времени, пытаясь придумать, чем бы заняться.
Он был не дурак; он знал, что его бездействие и заключение окажут на него разрушительный эффект. Его сон уже был предан содомии, и это был только вопрос времени, когда его ум начнет замыкаться в себе. Он прочёл бесчисленное множество историй о глупых волшебниках, которые запирались в кабинетах и в итоге сходили с ума после созерцания одних и тех же четырех стен, и только стен.
Ему был необходим сдерживающий фактор; нечто, на чем можно сосредоточиться, что даст ему хоть какую-то цель. И не имеет значения, насколько неважной она может показаться.
Драко направился в гостиную, а затем зашел в кухню и начал бессмысленно открывать дверцы шкафчиков. Они были полны продуктов, но он понятия не имел, как приготовить их без магии.
Он остановился на двух зеленых яблоках и медленно просканировал окружение. Его глаза цвета бури задержались на множестве полок, практически сгибающихся под весом различных книг. Он смотрел на них в течение долгих минут, разумно решив, что чтение было бы идеальным способом занять себя.
Но нет. Это были книги грязнокровки. Он не хотел касаться ее вещей, если выбор был за ним.
Он продолжил изучать комнату, вгрызаясь в спелые фрукты, и начал рассеянно считать.
Она не встретилась со своими друзьями на обеде.
Это было сознательное решение, о котором она сожалела спустя несколько часов, но она честно полагала, что нашла кое-что интересное. Тем не менее, забыв, что французский и латинский переводы слова “crux” имеют совершенно разные значения.
Она быстро заскочила на кухню, чтобы забрать продукты, о которых просила ранее, и захватить бутерброд с ветчиной; но больше она не покидала библиотеку. Она едва заметила, когда день, наконец, начал приближаться к вечеру. Среди скрипящих книжных шкафов время теряло свои границы. Но когда ночь покрыла небо, и Люмос начал колебаться вместе с ее сосредоточенностью, она решила, что было бы лучше вернуться в свою комнату.
Уставший взгляд на часы сообщил ей, что уже полночь, и это было еще одним разочарованием дня, проведенного без какого-либо результата. В своей неспособности полностью отдаться выполнению задачи она винила отголоски спора с Малфоем, но учитывая все это, ее бессонница вряд ли поможет делу.
Таща ноющее тело обратно в комнату, она позволила себе облегченно вздохнуть, когда обнаружила, что дортуар погружен во мрак, а никаких следов слизеринского ублюдка, что должен бы был задыхаться в камере Азкабана, не наблюдается.
Пробормотав заклинание, чтобы осветить комнату, она принялась раскладывать пищу в соответствующие шкафчики и приготовила себе большую чашку чая. А затем она почувствовала на себе острый, словно вонзающий в затылок осколки, взгляд.
Она развернулась с испуганным вздохом и опрокинула чашку с горячим напитком, обнаружив его стоящим прислонившимся к дверному проему и наблюдающим за ней со свежей порцией раздражения. Он внимательно смотрел на нее, словно волк, пропустивший два приема пищи. Он ждал ее возвращения; неизбежная скука разожгла идею развязать с нею ссору в тот самый момент, когда она вошла в дверь.
— Нервишки пошаливают, Грейнджер, — спокойно отметил он, скрестив руки на груди. — Я заставляю тебя нервничать?
— Меня от тебя тошнит, — прямо заявила она, ее слова хрустели от искренности, которой они были пропитаны.
— Поверь, это чувство взаимно, — прорычал он. — Ты снова шумишь...
— Заткнись и вали спать.
— Нанеси на мою комнату заглушающие чары...
— Нет! — прокричала ведьма, её грудь вздымалась от частого дыхания. — Я ясно дала понять, что я не стану тратить на тебя свою магию!
— Нет, станешь, — спокойно ответил он, сделав несколько шагов и эффектно обойдя ее. — Я не должен был тебя слушать...
— Ну, не повезло, — отрезала она, ударяя ладонями по кухонному столу между ними. — Это моя комната! И это Я не должна тебя слушать, или даже смотреть на тебя!
— Не повезло, — повторил Драко; морщинки на его лбу стали глубже от нетерпения. — Уладь все со старой сукой и окажи нам обоим услугу...
— Заткнись! — крикнула она, закрывая глаза и дрожа от гнева. — Просто держитесь подальше от меня, Малфой.
— И как, блять, я должен это сделать? — начал он ответную атаку. — В том случае, если ты не заметила, я не могу покинуть твое маленькое дерьмовое жилье, и это едва ли самая просторная комната.
Ее взгляд мерцал глазурью надвигающихся слез, но она поборола их прежде, чем он смог это заметить.
— Тогда просто оставайся в своей комнате!
— Нет, — высокомерно прервал он, опираясь руками на стол и опуская к ней свое лицо. — Нет, я считаю, что наблюдать за тем, как ты корчишься, — слишком забавно, грязнокровка.
— Неужели ты честно думаешь, что это глупое словечко все еще задевает меня? — спросила она с нахмуренными бровями. — Ты действительно веришь, будто бы мне есть дело до того, что ты думаешь?
— Я считаю, что ты очень озабочена тем, как люди воспринимают тебя.
— Ты — не люди! — рявкнула она, еще раз ударив ладонями по крышке стола. — Ты просто... просто...
— Продолжай, Грейнджер, — призывал он обманчиво привлекательным голосом. — Что именно ты чувствуешь ко мне? Мне любопытно.
Она сделала паузу и, совершив пару горячих вдохов, окинула взглядом его резкое и выжидающее лицо. Его галечно-серые глаза были тверды, словно кварц; холодные и нечитаемые. Он не дрогнул, просто ждал ее ответа. Он хотел знать? Отлично, это жгло ее под кожей дольше, чем он мог постигнуть; дольше, чем она могла вынести.
— Ты самый избалованный и эгоистичный человек, которого я когда-либо знала, — спокойно сказала она, выделяя каждый острый слог. — Ты ничего не сделал в своей жизни, зато оскорблял людей. Ты не узнаешь и настоящего друга, даже если столкнешься с ним нос к носу, потому что ты слишком занят, взирая на все это сверху вниз, чтобы заботиться...
Он фыркнул.
— Я, да будет тебе известно...
— Я не закончила! — выплюнула она, направляя на него волшебную палочку. — В течение многих лет тебе только и удавалось, что избежать участи превратиться в точную копию своего отца, злобного...
— Ты не станешь говорить о моем отце, — крикнул он, слишком разъяренный, чтобы обращать внимание на палочку, направленную ему на грудь. — У тебя, блядь, нет чертовых прав...
— Ты хотел узнать мое мнение! — возразила она. — Я всегда знала, что ты мелкий подлый ублюдок, но я никогда не думала, что ты настолько извращен, что станешь Пожирателем Смерти! Гарри знал! Пытался нам рассказать, но нет! По каким-то идиотским причинам я думала, что в тебе осталась маленькая толика порядочности, и я ошиблась...
— Первый раз за...
— И ты превратился в то, что все ожидали, — она проигнорировала его, отстраняясь и делая несколько сердитых шагов в сторону. — Ты стал последователем Волдеморта и жалким подобием человека, потому что даже это ты не смог выполнить правильно!
Он зарычал. Вот он, еще раз кинуто ему в лицо, его провал.
— Ты закончила?
Она бросила на него ожесточенный взгляд, и он отметил, что это был самый глубокий взгляд из всех, что она когда-либо осмеливалась бросать на него ранее. Хорошо. За ее раздражением было чертовски весело наблюдать.
— Ты больной и злобный, — зашипела она, чувствуя, как магия трещит между ними, когда она пыталась успокоить свои разгорающиеся эмоции. — Ты всегда таким будешь, и я нахожу это весьма печальным. Ты хотел знать, что я чувствую к тебе? Жалость. Если бы ты мог позволить себе стать тем, кто ты есть на самом деле.
Другой гортанный рык задрожал где-то глубоко в его горле.
— Предсказуема, как и прежде, Грейнджер, — небрежно произнес он. — Всегда убеждена, что хорошее есть в каждом...
— Не в каждом, — прошептала она, и голос ее звучал почти несчастно. — Не в тебе. Уже нет.
— Ну, по крайней мере, ты научилась не заманивать себя в ловушку разочарования, — он скучающе пожал плечами и приподнял брови, когда она сделала несколько шагов в сторону от него. — Куда ты идешь?
— Спать, — буркнула она, бросив на него еще один взгляд золотисто-пряных глаз. — Для меня эта тема исчерпана.
— Погоди-ка, — запротестовал он, подскочив, чтобы преградить ей путь. — Теперь моя очередь...
— Я думала, что ясно дала понять, — пробормотала она напряженными губами, — что мне безразлично твое мнение обо...
— Меня тоже не волнует твое мнение обо мне, — медленно проговорил он, выпрямляя спину и нависая над ней.
— Но ты спросил...
— Потому что я думал, что получится забавно, — сообщил он с жестокой ухмылкой. — И я был прав.
— Мне известно твое мнение обо мне, — утверждающе заявила она, изо всех сил пытаясь выглядеть беспечно. — Грязнокровка то, книжный червь это. Ты довольно предсказуем,Малфой...
— Я могу тебя удивить.
Мерлин! Будь проклято ее любопытство, в сотый раз возобладавшее над здравым смыслом.
— Ладно, — проворчала она, настороженно глядя на него и сильнее сжимая пальцы вокруг палочки. — Что ты испытываешь ко мне, Малфой?
— Ты вызываешь отвращение, — усмехнулся он с неожиданной враждебностью. — То, что мы должны дышать одним воздухом, вызывает у меня рвоту. Ты омерзительна; словно тошнотворное пятно в магическом мире. Ты не заслуживаешь своей магии...
— Повторяющаяся ерунда, — она закатила глаза. — Я иду спать. Подвинься, или я заставлю тебя...
— Я только начал, — пообещал он мрачно, и нечто дикое и жестокое вспыхнуло в его каменных глазах. Она переступила с ноги на ногу, но не посмела отвести взгляд. Необходимо сохранить визуальный контакт. Контроль.
— Я не...
— Ты знаешь, что не заслуживаешь своей магии, — продолжил он, обнажая белые зубы в обвинительном рычании. — И именно поэтому ты так усердно работаешь, не так ли? Вот почему ты тратишь все свое жалкое время, изучая...
— Так уж случилось, что я люблю читать.
— Но ты ощущаешь необходимость, постоянно доказывать своё мастерство, — своим уверенным и снисходительным тоном Драко заставил ее замолчать, — потому что ты знаешь, что твоя магия принадлежит тебе не по праву, — желанная неуверенность отразилась на ее лице, и его губы с удовольствием растянулись в победной усмешке. — Потому что знаешь, что ты ничто.
Ее губы дрогнули. Его ухмылка стала еще шире.
— И именно поэтому тебя по-прежнему убивает то, что я называю тебя грязнокровкой, — закончил он, смакуя свое самодовольство и с гордостью кивая. Он видел, как гриффиндорское упорство бьётся за власть над ее языком, поэтому он отошел в сторону и направился в спальню, удовлетворенный тем, что она была надлежащим образом оскорблена. Что ж, по крайней мере, мерзкому маггловскому отродью с успехом удалось обеспечить ему хоть какое-то развлечение этим унылым днем.
Его пальцы только успели коснуться латунной ручки двери, когда он ощутил горячий толчок в позвоночник, бросивший его вперед. Он полетел головой вперед, ударяясь в смежную стену, и гулко выдохнул, когда соскользнул по холодной поверхности. Последствие толчка по-прежнему ощущались на его коже, но он знал, что вскоре боль сменится ускоренным сердцебиением или тяжелым дыханием.
Он поднял голову с непреклонным намерением наброситься на Грейнджер и впечатать ее в стену, но он едва ли мог уловить размытые очертания фигуры в ее комнате, прежде чем пронзительный удар закрывающейся двери на мгновение оглушил его. Боль утихла после нескольких секунд; остались лишь едва заметная шишка на лбу и боль в спине. Он быстро собрался и встал на ноги, а затем медленно осмотрел комнату; его расширенные зрачки вновь сфокусировались на книжных полках.
Ах, да. Вот то, что отвлекало его до возвращения грязнокровки.
Он всегда ладил с числами и решил, что счет поможет сохранить ему рассудок.
В гостиной Грейнджер находилась сто одна книга; пятьдесят шесть черных, сорок красных, три синих и две зеленых. На переплетах в общей сложности было четыреста шестьдесят слов, за исключением имен авторов. Он дважды проверил информацию и сохранил у себя в голове. Пристальный взгляд Драко продолжил блуждать по комнате в поисках следующего проекта для завтрашнего подсчета. Его очередного задания по сохранению здравомыслия.
Но затем взгляд автоматически упал на ее дверь, и он почувствовал, как гнев поднимает тонкие волоски на теле и проникает в поры. Как бы развлекательно все это ни было, девчонка вывела его из себя. Он еще найдет, что будет подсчитывать завтра.
Закрыв дверь, Гермиона осела на пол и торопливо пробормотала заглушающее заклинание, после чего позволила себе захлебнуться в рыданиях. Мерлин милостивый, она ненавидела его. Ненавидела его! Она грубо смахнула предательские слезы и, спотыкаясь, на дрожащих ногах пошла к своей кровати.
За всю ночь она глаз не сомкнула. Ее злость на скользкого слизеринца не отлипала от нее, пока с темно-синим утром на горизонте не показались первые птицы. Она презирала птиц.
И это был лишь первый день.
====== Глава 4. Счет ======
Драко проснулся на рассвете.
Ему снова снилась Астрономическая башня. Обстановка вокруг, звуки и запахи — все это безжалостно изводило его; столь яркое и живое. Даже его подсознание стремилось подразнить его красочными воспоминаниями; пробираясь глубоко в мозг, пока он спал, заставляя сцену повторяться снова и снова в его голове. Они приходили каждую ночь, одни более жестокие, чем другие, но всегда одни и те же. Ночные кошмары. Они мучили его. Не давали ему забыть.
Провал.
Провал.
Провал.
Он застонал в слишком мягкую подушку и перевернулся, щурясь от цепких солнечных лучей. Осеннее солнце раздражало и согревало лицо своим теплом, и ему это не нравилось. Оно было слишком ослепляющим и обманчивым; дурачило безнадежных глупцов, заставляя поверить, что за окном было вовсе не морозно. Когда Драко откинул одеяло и встал босыми ногами на жесткий пол, он явственно почувствовал, как холод ползет по коже.
Малфой дернул плечами, облаченными в мантию, которую ему дали, чтобы побороть холод, расправляя ее поверх белья и пижамной куртки. Мерлин милостивый, МакГонагалл могла бы обеспечить его нормальной пижамой, которая действительно согрела бы его в этот жуткий холод. Он выглянул в окно, но все, что увидел, были черепица, кирпичи и небо цвета меди, не слишком приветливое к солнцу. Какой смысл в окнах, если в них ничего не видно? Тупые гриффиндорцы.
Затем он понял, насколько тихо было вокруг; тишина, звенящая у него в ушах, слегка разбивалась лишь о далекое пение птиц. Драко в замешательстве изогнул бровь, понимая, что нечто в глубине его сознания говорило, что он уже просыпался сегодня. Если это все еще было сегодня.
Да, он определенно уже просыпался. Он мог ощутить шепот воспоминания, скользящего по нервам. Его снова разбудила грязнокровка со своим гребаным душем и громкими шагами. Малфой даже не забыл пробормотать список сочных ругательств в матрас, пока слушал ее шумные движения; всего четыре ругательства разделяло его от того, чтобы вскочить и выбежать из своей комнаты, ведомого весьма опасными намерениями. Но затем дверь со щелчком закрылась и звуки стихли.
Она ушла. Блять, ну, наконец-то.
Тепло и покой позволили ему вновь задремать. Вернуться к кошмарам.
Покинув постель, Драко выскользнул из комнаты в поисках какого-либо занятия и хоть чего-то съестного. Он налил себе стакан молока и взял хлопья, которые Грейнджер, должно быть, оставила, как напоминание о том, что ему стоило бы изучить несколько способов приготовления пищи без волшебной палочки, если он желал хоть когда-нибудь получить горячую еду. О том, чтобы попросить об этом Грейнджер, не могло быть и речи.
Малфой занимался приготовлением второй порции завтрака, когда его глаза остановились на часах, и он взволнованно выдохнул. Сейчас было вовсе не утро; и никакой не завтрак. Стрелки показывали почти три дня; официальный знак того, что привычный распорядок сна был утерян вместе с его палочкой. С его гордостью.
Глаза Драко обратились к входной двери; зная, что это было абсолютно бессмысленно, он поставил пиалу с хлопьями на стол и решил-таки попытать удачу. В то мгновение, когда пальцы коснулись ручки, искры пронзили всю его руку; они трещали в венах, расползаясь пламенными языками.
— Дерьмо, — выругался он, глядя на красные ожоги, венчающие кончики пальцев. С покорным вздохом Малфой вернулся в кухню и открыл кран с холодной водой, чтобы успокоить жжение на коже.
А затем его взгляд упал на кухонную плитку. И он начал считать.
Нужно чем-то заняться... Нужно оставаться постоянно занятым...
— Ты какая-то притихшая, — Невилл нахмурился, пристально глядя на нее. — Ты в порядке, Гермиона?
Ее губы растянулись в наигранно смелой улыбке.
— Все хорошо, — уверила она ровным голосом, водя руками по учебнику, который держала перед собой в защитной позиции. — Мне нужно сдать эссе по Нумерологии, и я просто пытаюсь думать.
Технически это не было ложью, и она дописала свое эссе четыре дня назад. Она ожидала наступления момента, наполненного неловким молчанием между ней и друзьями, когда согласилась поужинать вместе с ними в Большом зале, и целенаправленно подготовила отговорку, которую могла бы использовать для отвлечения от себя внимания. Кто осмелится оспаривать ее тягу к знаниям?
Симус, Дин, Джинни и Луна были явно удивлены, когда она вошла в Большой зал с Невиллом, и предприняли тщетные попытки увлечь ее беседой. Она была благодарна им за усилия. Правда, она была благодарна; но без ее участия разговор между четырьмя гриффиндорцами и одной когтевранкой выглядел достаточно неловким. Они вскользь задевали тему войны, Волдеморта, и это раздражало ее. Но этим утром Гермиона жаждала компании; общества людей, которых она понимала и могла смело назвать друзьями. В конце концов, не было ничьей вины в том, что неспокойные времена могут вносить напряжение в отношения; но сидеть рядом с ними казалось таким правильным.
Она просто кивала им и давала односложные ответы, изредка комментируя для создания иллюзии живой беседы.
— Никто особо не старается, чтобы написать свои эссе, — тихо проговорил Невилл, и остальные, даже если и расслышали его, не прервали разговора о квиддиче. — По-моему, каждый считает, что сейчас это немного бессмысленно. Но, зная, как ты относишься к занятиям, мне не следует удивляться.
Она искренне обожала Невилла и его неуклюжую непосредственность. Он был таким милым, что иногда заставлял ее сердце сжиматься от боли, и она знала, что не согласилась бы встретиться со всеми, если бы его здесь не было.
— Это помогает отвлечься, — пояснила она, слегка пожав плечами.
Невилл согласно кивнул, прежде чем Симус позвал его по имени, вновь вовлекая в разговор... О, черт, она понятия не имеет, о чем идет речь. Гермиона сделала вид, что вернулась к диаграммам на странице книги, но затем поймала себя смотрящую сонным взглядом на слизеринский стол.
Разумеется, тот был пуст.
Из двухсот пятидесяти вернувшихся студентов только тридцать два носили зеленый галстук. Все были четверокурсниками, а то и младше; они питались и общались с другими учениками, разбившись на небольшие группы. Никто из них не хотел быть связанным со стереотипами своего факультета, и они делали все возможное, чтобы избежать ассоциации со змеей на их гербе. Насколько она знала, слизеринцы даже не спали в подземельях, вместо этого заняв запасные кровати в спальнях других факультетов.
Это было очень печально.
Они отчаянно старались избежать подозрений и плохого впечатления, хотя их присутствие в Хогвартсе само по себе было достаточным доказательством их несогласия со взглядами Волдеморта. Будучи такими же, как все остальные, они надеялись на безопасность и молились, чтобы все поскорее закончилось.
Гермиона возненавидела Малфоя еще больше; за его непостоянство и соответствие стереотипам, которые достались с наследием Салазара. Ее взгляд провальсировал по столу, чтобы остановиться на месте, за которым она видела его сидящим в последний раз.
Она вспомнила, как ужасно он выглядел на шестом курсе, и отругала себя за излишнюю наивность, помешавшую заметить признаки надвигающейся беды. Грейнджер помнила свои комментарии на его счет, которые высказывал Гарри; помнила то, что выглядела почти обеспокоенной. Как она могла оказаться такой незрячей?
— Гермиона, — мягкий девичий голос вытащил ее из прошлого в настоящее, и она повернулась к Луне. — Ты в порядке? Ты выглядишь немного отстраненной.
Она боролась с желанием сощуриться на полный иронии комментарий.
— Я в порядке, Луна, — вздохнула она, указывая на книгу. — Просто немного трудно сосредоточиться на задании. Пожалуй, мне стоит пойти в библиотеку.
— Уже? — нахмурилась Джинни, и Гермиона отметила подлинность ее беспокойства. — Ты едва притронулась к еде.
Грейнджер взглянула на наполовину съеденное “Воскресное Жаркое”.
— Я не очень-то голодна, — она пожала плечами, отодвигая тарелку в сторону. — Я довольно плотно позавтракала.
Она видела нежелание друзей верить ей и не могла их в этом винить. Она знала, что потеряла в весе, когда Гарри и Рон ушли; но она похудела не настолько сильно, чтобы ее можно было обвинять в голодании или сокращении своего рациона; просто она питалась в неположенное время. Все снова сводилось к бессоннице. Возможно, ей стоит принять предложение Слизнорта и воспользоваться зельем Сна-Без-Сновидений.
— Составить тебе компанию в библиотеке? — серьезно спросил Невилл. — Думаю, я мог бы поработать над своим эссе по Гербологии.
— Не нужно, все нормально, — она покачала головой, вставая из-за стола. — Я знаю, ты не любишь библиотеку, и ты еще не закончил ужинать.
— Я мог бы зайти позднее, — предложил он, нанизывая фасоль на вилку. — В любом случае, было приятно тебя увидеть, Гермиона.
— Очень приятно, — кивнула Джинни, сопровождаемая соглашающимся мычанием Симуса и Дина. — Мы увидимся завтра?
Нет.
— Я постараюсь, — она тихо выдохнула, робко улыбаясь друзьям. — Была рада со всеми вами повидаться.
Она собрала свои вещи и повернулась, чтобы уйти, деликатно помахав на прощание рукой. Гермиона слышала, как их уже притихшие голоса разносятся среди Большого зала; когда она ушла, все начали обсуждать, насколько плохо она выглядела — никаких сомнений. Они будут говорить о темных кругах под ее налитыми кровью глазами, о том, что ее кожа стала бледно-серой. Ничего несправедливого или удаленно напоминающего предательство. Лишь правда. Лишь слова беспокойства.
Возможно, она почувствовала бы себя виноватой, если бы ее тело могло вместить еще больше отрицательных эмоций.
Но оно не могло. Мысли о Малфое в значительной степени заполнили ее до краев острыми переживаниями в сочетании с невыразимым одиночеством и щепоткой отчаяния от того, что она лишилась комнаты.
Былая надежда все еще не покинула Гермиону; просто вспышка оптимизма из-за глубины её сердца, которое отказалось погибать. Иногда она отчаянно цеплялась за него, но уже в следующий момент проклинала. Это и поддерживало на плаву, и наделяло силами в ночных попытках прочитать все о крестражах, а также заставляло продолжать обучение с МакГонагалл.
Да, надежда по-прежнему была с ней. Просто иногда казалось, что она бесследно исчезла...
На этот раз библиотека была полна жизни. Несколько третьекурсников столпились вокруг стола и обсуждали задание по Зельям, другой стол был занят учениками четвертого курса. Мадам Пинс сидела на своем обычном месте, уткнувшись носом в книгу, не забывая следить за студентами поверх страниц. Гермиона кивнула угрюмой библиотекарше, а затем окинула помещение неуверенным взглядом.
Она заметила еще одну компанию учеников за книжным шкафом и решила, что библиотека слишком многолюдна. Гермиона нуждалась в одиночестве. Она направилась к Запретной секции и взяла с полки две необходимые ей книги, решив, что не стоит здесь оставаться, если ей хочется спокойно почитать. Она положила тяжёлые тексты в сумку и направилась к выходу на улицу, но погода едва ли располагала к чтению на природе.
Гермиона просто хотела вернуться в свою комнату и свернуться калачиком на диване с чашкой горячего шоколада в компании книг.
Но там был он.
Ее брови приподнялись от решимости. Что ж, она не будет изгнана из своей собственной комнаты этим ублюдком. Она противилась этому. Почему она должна изменять свой распорядок дня из-за какого-то Малфоя? Если этот раболепный кретин снова начнет издеваться над ней, всегда можно запереть его в спальне. Грейнджер быстро произнесла заклинание для маскировки книг и покинула библиотеку; ее разум предупреждал, что не слишком умно давать ему знать об объекте ее изучения. Если мелкий нахал обнаружит это, а затем каким-то образом сможет сбежать, без сомнения, он сразу же рванет к Волдеморту, ожидая, что его погладят по головке за срыв планов Гарри и Рона.
Ее шаги по направлению к дортуару были смелыми и решительными, наполняя ее адреналином и готовя к противостоянию. Произнеся пароль к главному входу, ad lucem [1], она распахнула дверь, толкнув ее сильнее, чем было необходимо; глаза мгновенно нашли его. Что бы она ни ожидала увидеть, это было совсем не то.
Малфой сидел на столе, разделяющем жилую площадь и кухню, упершись в него руками. Его плечи были расслаблены, а голова слегка наклонена в сторону; он рассеянно постукивал пальцем по поверхности стола из красного дерева. Драко не заметил ее, даже после того как Гермиона с тихим ударом закрыла дверь и сделала несколько небольших шагов по комнате.
Она вытянула шею, чтобы суметь увидеть правую сторону его лица, понимая, что знакомый хмурый вид, омрачающий его черты, по-прежнему на месте. На мгновение она задумалась: как столь взволнованное выражение может быть постоянным, но потом поняла, что уголки ее рта едва ли поднимались за последние несколько недель. Его понурость не обязательно значила сердитость, скорее, Малфой был сконцентрирован на чем-то.
Гермиона присмотрелась поближе, как будто он был редкой и опасной птицей, на которую она случайно наткнулась. Проследовала за его твердым взглядом в никуда, обращенным на стену, облицованную белой плиткой. Ее губы разомкнулись, а на лице появилось выражение раздраженного замешательства.
Что за...
— Что ты делаешь, черт побери? — резко спросила она, наблюдая, как Малфой вздрогнул от неожиданности и поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Ах, вот и гнев. Очевидно, в некотором роде она его побеспокоила, и по этой причине он был в ярости. Ее янтарные глаза сверкнули на плитку еще раз, чтобы увидеть, вдруг она что-то упустила, но там не было ничего, кроме редких пятен на белой керамике.
— Проклятье, Грейнджер! — взревел Драко, плавным движением спрыгивая с деревянной столешницы. — Я сбился со счета, тупая...
— Со счета? — повторила она, инстинктивно положив руку на палочку в кармане. Он не подошел к ней, как Гермиона того ожидала, просто переместил свой вес с ноги на ногу и пристально посмотрел на нее, оставаясь на расстоянии около пятнадцати метров. И все равно он был слишком близко. — Что ты...
— Какого хрена ты здесь делаешь? — отрезал Малфой.
— Я здесь живу, — прошипела Гермиона, подходя к дивану и опуская на него тяжелую сумку. — И у меня есть дела, которыми необходимо заняться, так что оставь меня одну.
— И куда же именно мне уйти? — возразил тот, скрестив руки на груди. Он развернул плечи, будто бы готовясь к драке, и она могла видеть, как мышцы ритмично колеблются под горловиной серого поло.
— Мне это совершенно безразлично, — решительно ответила Грейнджер. — Отправляйся в свою комнату...
— С чего бы это? — зарычал Драко, расчетливо глядя на нее. — Ты можешь приходить и уходить когда угодно, так что это ты должна отправиться в какое-либо иное место...
— Это моя комната, Малфой! — завопила Гермиона, демонстративно сжимая кулаки. — Ты находишься здесь лишь потому, что Ордену тебя жалко!
Он зарычал.
— Я здесь потому, что вы, чертовы идиоты, не можете заниматься своими делами! — прокричал он. — Всегда суете нос, куда не следует, считая, что помогаете...
— Мы помогаем тебе!
— Что же, мне не нужна ваша ебучая помощь! — закричал Драко, его голос громкими раскатами зазвучал под древними сводами комнат. — Я никогда не желал вашей помощи...
— Но ты ее получил, — спокойно перебила она, не в состоянии скрыть высокомерие в голосе. — Так что перестань жаловаться, словно избалованный мальчишка, которым ты и являешься, и...
— Съебись...
— Я жду, когда ты съебешься, — ответила Грейнджер. — Я должна выполнить работу...
— Почему бы тебе не пойти в свою комнату? — ехидно спросил Малфой, делая широкий шаг в ее направлении. — Или еще лучше, вали в Башню к своим конченым друзьям...
— Я не должна...
— Почему вы, гриффиндорцы, всегда стараетесь все усложнить? — совершенно серьезно спросил Драко. — Ты всегда гоняешься за неприятностями, и, черт, это настолько глупо. А потом вы удивляетесь, почему люди всегда пытаются убить вас...
— Я могу понять, что тебе трудно осознать, — медленно проговорила Гермиона, вздернув подбородок, — что мы достаточно смелы, чтобы постоять за то, во что...
— Не поучай меня, Грейнджер, — он закатил глаза. — Храбрость, да пошла она в задницу. Ты и все беспомощные идиоты, давно переступившие границу с глупостью...
— Не смей называть меня глупой, — нахмурилась она, убирая руку из кармана, чтобы обвинительно указать пальцем в его сторону. — Я не...
— Очень хорошо, — пробормотал он, на секунду остановившись. — У тебя, возможно, и есть пара извилин, но Сиротка и Нищеброд чертовски бесполезны...
— Не называй их...
— Я много чего могу сказать о вашей дрянной компашке, — продолжил он, делая еще один шаг в ее направлении. — Эта чертова грязнокровка обладает мозгами!
Маггловский инстинкт, пульсирующий в ее крови, вынуждал схватить кружку на столе и швырнуть в него. И она сделала это; этот бросок стал самым сильным и яростным в её жизни. Но он успел уклониться. Сволочь. Гермиона наблюдала, как кружка разбилась о стену за его спиной. Белый фарфор дождем посыпался на деревянные половицы. Она сверкнула на него огненно-золотыми глазами, вибрирующими от необуздываемого гнева, когда увидела, как веселье озаряет лицо парня.
— Я не стану повторять еще раз, Малфой, — выплюнула она, сдерживая яростный импульс проклясть его сию же секунду. — Уйди в свою комнату и дай мне заняться...
— Задело за живое, Грейнджер? — самодовольно протянул он. — Это из-за «грязнокровки» или моего комментария о твоих дружках-долбоебах?
— Прекрати называть их...
— Почему бы тебе не пойти и не пораздражать их своим присутствием? — спросил он с легкомысленным взмахом руки.
— Заткнись, Малфой!
— Нет, я чертовски серьезен, — настаивал Драко, приняв немного заинтригованный вид, когда заметил, как задрожали ее губы. — Какого черта ты беспокоишь меня, а не Поттера и Уизли...
— Да потому, что их здесь нет! — выпалила Гермиона, зная, что сообщать ему об этом было не самым мудрым решением. Она сразу увидела, как его губы растянулись в ухмылке, и возмутилась, что ребята так просто покинули ее одну. С ним. — Их здесь нет, — повторила она более спокойным тоном, заставляя себя оставаться хладнокровной.
— Где...
— Как будто я собираюсь тебе об этом рассказывать, — усмехнулась она. — Просто оставь меня, Малфой, пока я...
— Настоящая классика, — усмехнулся он, облизывая губы, словно на самом деле мог попробовать ее разочарование на вкус. Видимо, оно было восхитительным. — Это, конечно, многое объясняет.
Она склонила голову.
— О чем ты говоришь?
— О том, что твое лицо всё больше напоминает избитую задницу, — просто сказал Драко, вальяжно приближаясь к ней с победной ухмылкой на устах. — О том, что ты выглядишь так, словно готова перерезать запястья...
Слишком далеко.
— Не будь смешным...
— Золотое трио разделили, — рассуждал он вслух. — Это, должно быть, больно, Грейнджер. Знать, что два человека, которые действительно могут постоять за тебя, просто взяли и ушли...
— У меня хотя бы есть друзья...
— Но они не здесь, правда? — напомнил он, цокая языком. — Должно быть, хреново лишиться возможности раздвинуть ноги для Уизли.
Гермиона оцепенела, но вышла из этого состояния с быстрым вдохом. Рон... Рон был другом. Ничего больше. Она надеялась на развитие их отношений и пожертвовала для него своей невинностью перед тем, как он ушел с Гарри. Это было... неприятно, и он не особенно хорошо со всем справился; для нее до боли было ясно, что их отношения зависели не от нее. Хотя некоторые из назойливых романтичных чувств к нему, казалось, еще жили внутри Гермионы. Возможно, после того, как вся драма войны уляжется...
— Наши с Роном отношения тебя не касаются, — вызывающе проговорила она, понимая, что молчала слишком долго. — Перестань быть таким...
— Может быть, ты предпочитаешь Поттера? — обвиняюще заявил он, с отвращением фыркнув. — Мерлин, вы втроем такие жалкие.
Гермиона хотела кинуть в него кружкой. Но нет. Она жаждала преимущества, которое не основывается на ее волшебных навыках.
Драко уже подошел ближе, и на мгновение она заметила, что от него пахло фруктовыми садами и сном. Его движения были слишком изящными и свободными, словно он тщательно все планировал, преследуя одну лишь цель — унизить ее. Пальцы Гермионы согнулись от желания обернуться вокруг волшебной палочки, но она хотела справиться с ним без магии. Она не могла проклинать его каждый раз во время спора, какой бы до смешного заманчивой перспективой это ни казалось. Гермиона была умной девочкой и с подвешенным языком, и могла с ним справиться. Она могла.
Она нуждалась в новом подходе, поэтому положила руки на бедра и попыталась отразить его дерзость. Ладно, он знал, что подрывало ее терпение, но у него тоже были слабости...
— Должно быть, для тебя так трудно, Малфой, — сказала она ровным голосом, обрадовавшись, когда он с любопытством приподнял бровь, — наблюдать, как у людей, которых ты считаешь отбросами, дела обстоят гораздо лучше, чем у тебя...
— Что ты...
— Гарри со своим квиддичем, — она начала гордо перечислять, достав палочку и играя с ней проворными пальцами. — Я со своими оценками...
— Ты намекаешь, что я завидую, Грейнджер? — спросил он резко, и его голос гулко отразился в горле. — Потому что я бы скорее...
— Это определенно многое объясняет, — небрежно продолжила она свои рассуждения, как будто размышляя над домашним заданием с другом. Гермиона невозмутимо постучала палочкой по ладони; ничего оскорбительного, просто небольшой жест, напоминающий ему, что магия на ее стороне. — Любая ненависть имеет свои истоки. Нам столь многого удалось достичь за последние шесть лет...
— Бля, поздравляю...
— И, насколько я помню, — она продолжила, с легкостью игнорируя саркастическое шипение Драко. — Ты до сих пор не сделал ничего особенно интересного... в своей жизни, Малфой...
— Заткнись, Грейнджер...
— А все, что ты пытался сделать, — Гермиона повысила голос, не в силах остановить себя теперь, когда предстоящая победа уже согревала ее, — всегда с треском проваливалось...
— Забей...
— Я помню второй курс, — продолжала она, потирая подбородок с почти задумчивым видом, — когда ты упал с метлы и проиграл в квиддич Гарри. Разве твоего отца там не было?
Драко зарычал и подошел, чтобы схватить ее, но, когда она взмахнула палочкой в его направлении, он остановился.
— Я предупреждал тебя, никогда не обсуждай моего отца...
— Уверена, он был не слишком доволен, когда узнал, что твои отметки уступали отметкам грязнокровки, — сказала она, отметив, что его хмурое выражение лица стало более ожесточенным, когда она использовала унизительное для себя слово.
— Не говори о моем отце, — повторил Драко, понизив голос.
Гермиона дрогнула, когда заметила, что от него не исходило особенной угрозы; скорее, он выглядел раздраженным и, возможно, немного... уязвленным? Это сбивало с толка.
— Тогда не говори о моих друзьях, — пробормотала она, наконец, наблюдая, как сжимаются его челюсти; словно он принял немое соглашение между ними. В этот момент он выглядел немного более человечным, и она захотела ударить его еще раз. — Ты собираешься оставить меня в покое или я должна сама затолкать тебя в комнату?
Драко зарычал, но, к ее удивлению и недоумению, отошел на пару шагов назад. Но его глаза цвета дождевых облаков не отпускали ее, просто наносили удар за ударом, словно он пытался расплавить ее одной лишь силой мысли.
— Когда я выберусь из этого дерьма, — угрожающе зароптал Драко перед тем, как подойти к двери, — и верну палочку, я приду за тобой, Грейнджер.
— Даже не сомневаюсь, — кивнула она с отрепетированным безразличием.
Он осмотрел ее сверху вниз быстрым взглядом своих бездонных глаз. А потом, резким размытым движением исчез из виду, лишь предсказуемо хлопнув дверью. Гермиона смотрела на нее со слегка расширенными глазами и жевала нижнюю губу с гордой улыбкой, приподнимающей уголки рта.
Она это сделала. Ей удалось вынудить его оставить ее в покое, не используя магию. Грейнджер упала на диван и почувствовала гордое хихиканье, вибрирующее в ее горле. Она его уделала, несмотря на предшествующие проблемы, когда Малфой решил задействовать мальчиков в качестве аргумента. Последнее слово осталось за ней. Она получила то, что хотела.
И пока Грейнджер не осознала всего, она позволила себе улыбку, которая впервые за долгое время не была вымученной; с тех самых пор, как она попрощалась с Гарри и Роном. Это было почти четыре недели назад.
Сучка...
Вернуться в замкнутое пространство; Драко мог бы поклясться, что эти четыре стены немного сместились. Комната определенно стала меньше, и это вызвало холодный пот, лижущий его лоб. Он был не прочь вернуться в гостиную и снова начать на нее кричать, но к чему бы это привело? Все, что сделает Грейнджер — станет злоупотреблять своей магией, и он вернется туда, где сейчас и находится, но, вероятно, с ощущением боли, которая сделает его день еще более мрачным.
Малфой закрыл лицо ладонями и царапающими движениями провел пальцами по волосам.
За свои семнадцать лет он никогда не чувствовал себя таким разбитым. Когда же его жизнь ухудшилась настолько, что он очутился здесь? Контролируемый, подобно агукающему младенцу, магловским отродьем. Он пытался избежать превращения в одного из тех безумных чудаков, что несли бред, разговаривая сами с собой, когда стены пододвинулись слишком близко.
Но все могло быть и хуже. Он мог бы остаться с Вислым. К настоящему моменту они бы определенно устроили кровопролитие. По крайней мере, Грейнджер не была безмозглой шнягой, и действительно могла поддержать спор аргументами.
Он подошел к кровати и упал на простыни, положив локти на колени, и посмотрел на вытертые половицы. Его глаза переместились к прикроватной тумбочке, и Драко открыл ящик, заглядывая внутрь, чтобы найти там лишь позабытое перо и гриффиндорский галстук.
Возможно, он сможет использовать его, чтобы повеситься, когда все-таки сойдет с ума в этом месте. Когда стены...
Малфой схватил перо и провел пальцами по шелковистой поверхности. Он оглянулся на ящик, чтобы проверить, нет ли там чернил или пергамента, но в нем больше ничего не было. Драко улегся на кровать и поднес перо к спинке из красного дерева.
Он провел по темному материалу и нацарапал «М» и «Г», а затем разделил буквы горизонтальной линией между ними.
«М» для Малфоя. «Г» — для Грейнджер.
Драко мог бы предложить «M» для грязнокровки, если бы его фамилия не начиналась с этой же буквы.[2]
Хорошо, он признает, что Грейнджер выиграла этот спор, но он, безусловно, выиграл вчерашний. Вести счет казалось разумным, и это было нечто новое, что поддерживало его привычку к подсчету. Малфой нацарапал короткую линию под каждой буквой, чтобы указать соответствующие очки, и принес молчаливый обет, что она не получит больше ни единой отметки за все время его пребывания здесь.
Затем его глаза вернулись к полу, и Драко начал считать. Сначала доски, после — зазоры между ними.
[1] ad lucem — к свету (лат.); RPG по альтернативной вселенной Гарри Поттера, действие в которой происходят в современном волшебном мире: http://www.harrypotter-rpg.com/
[2] Грязнокровка (рус.) — mudblood (англ.).
====== Глава 5. Запах ======
Каждый день Гермиона возвращалась в свои комнаты, и он был там. Готовый пронзить ее мозг оскорблениями и жалобами, и это начало высасывать из нее жизнь. Она отсиживалась на занятиях и возвращалась в дортуар, чтобы выполнить домашнюю работу, зная, что в библиотеке будет слишком людно примерно до восьми вечера, и он всегда был там. Просто ждал; его язык, влажный и готовый втянуть ее в спор, который может длиться в течение нескольких минут или часов, исключительно в зависимости от того, насколько упрямы они оба будут.
И всегда одни и те же презрительные слова.
Мерзкая.
Сука.
Грязнокровка.
Грязнокровка...
Иногда это причиняло боль, а иногда и нет. Она медленно развивала к ним иммунитет, но время от времени Малфой бросал ей что-то новое, и это полностью ошеломляло ее. С другой стороны, она старалась вести себя как раньше. Они были примерно равны, но после недели пульсирующих головных болей и его голоса, гремевшего в ушах, Грейнджер решила, что с нее довольно.
На восьмой день его пребывания, в пятницу, во время урока по Нумерологии, на Гермиону снизошло озарение, пришедшее с голосом матери.
«Задиру ничто не раздражает больше, чем то, что ты никак на него не реагируешь. А еще лучше — будь с ним мила».
Она никогда не обращала внимания на эти глупые маленькие советы, которые давали родители, поскольку чаще всего они не приносили никакой пользы. Но этот она могла бы использовать. Малфой явно собрался затравить ее из-за своей скуки, но если бы она прекратила замечать его или просто стала обходительной, это свело бы его с ума. А если все станет совсем худо, она просто запрет его в комнате, пока тот не успокоится.
Грейнджер никогда так сильно не ценила свою волшебную палочку.
Еще два урока, и занятия на сегодняшний день будут окончены. И он будет там. Ждать. А она станет его игнорировать. Независимо от того, сколь сильно он ее заденет, она не станет реагировать.
Она не станет реагировать так, как ему хотелось бы.
Остались только Зелья и Гербология, и она сможет проверить свою маленькую теорию на самодовольном мерзавце.
Между кухней и ванной комнатой было четыреста пять плиток. Все белого цвета. Пятьдесят шесть из них были с трещинами. Из-за того, что его прервала эта чертова Грейнджер, а также из-за присущей ему необходимости все перепроверять, подсчет занял три дня.
После чего он снова вернулся к половицам. В общей сложности их было девяносто семь; он насчитал тридцать восемь в своей комнате, а затем добавил все остальные в дортуаре, сложив их вместе. Все, без учета тех, что находились в комнате Грейнджер, разумеется. Он пытался проникнуть в ее спальню два дня назад, и ощутил то же жжение, что было после попытки с входной дверью.
Пораженные пальцы. Замечательно.
После сегодняшней изматывающей ночи он проснулся в два часа. Еще больше кошмаров, которые стали намного хуже. Взгляд сам собой переместился на изголовье кровати, чтобы изучить его собственное творение, так же, как он делал это каждое утро до этого. Так вышло, что у него было шесть отметин, а у Грейнджер лишь пять. Насколько он помнил, было несколько дней, в которые они спорили по несколько раз. И должно быть сегодня была пятница.
Он появился здесь тоже в пятницу, а значит, уже шел его восьмой день в аду.
По крайней мере, он был в состоянии следить за ходом времени. Вроде как...
Более разумным было бы отмечать на спинке кровати дни, а не количество проигранных споров. Но на хер это! Он выигрывал, так что все останется как и есть.
Драко встал с кровати, переоделся и отправился на поиски нового занятия. Нового объекта подсчета. Просто чтобы скоротать время до возвращения Грейнджер, когда они смогут заняться ставшей привычной дуэлью умов.
Грейнджер...
Ее запах был повсюду, загрязняя атмосферу, словно удушливый смог. Мыло, которым она пользовалась, пахло чайным деревом с ноткой летнего дождя, и тем, что он в итоге определил как вишню. Сладость с оттенком специй. Не совсем неприятный запах, просто чертовски удушающий, когда приходилось вдыхать его целый день, каждый день. Ее аромат просочился даже в его комнату, и теперь постоянно был внутри него самого.
Драко не мог убежать от этого. Убежать от нее. И безумие проникало в его мозг немного быстрее.
По пути в гостиную он захватил свой обычный завтрак — миску с хлопьями и яблоки — и принялся искать что-либо для подсчета... Но ничего не осталось.
Поэтому он просто смотрел на часы, наблюдая, как стрелки отсчитывают время, пока без двадцати четыре она не вернулась с занятий, как делала всегда. Точна до минуты. Ее миниатюрная фигура проскользнула в комнату, и он позволил себе жестокую ухмылку.
Да начнется игра.
— Добрый день, грязнокровка, — дерзко поздоровался он, не особенно обеспокоившись, когда она никак не отреагировала. Требовалось некоторое время, чтобы взбесить ее до уровня, доставляющего ему наслаждение. — А как же сегодня прошли занятия у нашего любимого книжного червя?
— Хорошо, спасибо, — ответила она ровным голосом, занимая свое обычное место на диване.
Он опешил. Что, никаких «отвали, Малфой» на сегодня?
— Я задал тебе вопрос...
— А я тебе ответила, — спокойно произнесла она. Слишком спокойно.
— Этого не достаточно, — возразил он, подходя ближе.
Она пожала плечами. Просто пожала плечами и развернула пергамент, чтобы приступить к выполнению домашнего задания. Спокойное поведение, новый вызов. Ладно, он в состоянии сыграть и в это. Рано или поздно она начнет реагировать. Ей придется. Он ждал огня в глазах и резких реплик в течение часа. Он нуждался в них. На самом деле жаждал их.
— Что это за хуйня? — выплюнул он, выхватывая пергамент из ее рук и критически его изучая. — Ты даже пишешь как уродская маггла. Грязнокровки не в состоянии научиться красиво писать?
Она по-прежнему не смотрела на него, просто вытащила книгу из сумки и начала читать. Он отбросил ее домашнюю работу в сторону и зарычал.
— Тебе меня не одурачить, Грейнджер, — медленно произнес он, стоя прямо перед ней и скрестив руки на груди. — Я знаю, что ты делаешь.
— Я читаю, — тихо сказала она, окинув взглядом чернильные страницы.
— Ты же знаешь, что хочешь на меня накричать, Грейнджер, — протянул он, убежденный, что должен дразнить ее до тех пор, пока та не накинется на него, впиваясь в плоть ногтями или бросаясь оскорблениями. — Или я должен снова упомянуть уебка, который никак не сдохнет, и его рыжего дворняжку?
Его каменный взгляд переместился к ее пухлым губам и замер в ожидании момента, когда она, как обычно, дернет ртом. Когда вы изолированы в комнате и коротаете время всего с одним человеком, вы наблюдаете и замечаете говорящие знаки; Грейнджер была довольно увлекательным объектом для чтения. Все, что требовалось, — это быстрый оскорбительный намек о ее двух «особых» друзьях, и ее губы всегда подрагивали. Затем ее зрачки расширялись, и взволнованный румянец окрашивал щеки еще до того, как остроумные реплики начинали литься из уст.
Но сегодня не было никаких подергиваний. Нет, ее пышущий цветом рот и вовсе не двигался. Она изменила порядок вещей. Порядок, который он почти запомнил. Как она посмела.
Малфой выхватил книгу и резким движением швырнул себе за спину.
— Блять, смотри на меня, Грейнджер! — высокомерно потребовал он, едва сдерживаясь, чтобы не топнуть ногой. — Сейчас же!
Она медленно подняла на Драко взгляд медовых глаз, но он был абсолютно пустым. Даже скучающим. Не обращать на него внимания оказалось проще, чем она ожидала; у нее было много практики игнорирования разговоров Гарри и Рона о квиддиче. Пока Малфой разглагольствовал о том, насколько грязная ее кровь, она использовала момент для изучения его лица; отмечая его кожу, словно у фарфоровой куклы. Так странно. Обычно ему это шло, но она могла бы поклясться, что кожа стала почти серой.
— ...не станешь игнорировать меня! — продолжил он, но ей было все равно. — Грейнджер, я чертовски...
Она обвела его взглядом и заметила, насколько он ссохся. Не истощенный от нехватки сна. Скорее обессиленный, с остекленевшими глазами, в которых не виднелось ни намека на энергию. Гермиона вдохнула; он был достаточно близко, чтобы почувствовать его запах.
Яблоки и сон. Всегда яблоки и сон.
Ей в голову пришла мысль, и ее губы распахнулись от удивления. Она вскочила на ноги, когда его сердце не успело завершить даже одного удара, и пронеслась мимо него в кухню.
— Черт, да куда ты идешь? — Гермиона смутно слышала его требовательный голос. — Я спросил, куда ты идешь, черт побери?
Малфой пронесся за ней, когда та начала открывать дверцы шкафчиков и изучать их содержимое, а также пытаясь вспомнить, что она ела в последние несколько дней. Мерлин, как она могла не заметить этого раньше?
— Эй! —позвал он, проходя позади нее. — Грязно-сучка! Я спросил тебя...
— Что ты ел? — резко произнесла Гермиона, разворачиваясь и обнаруживая Малфоя немного ближе, чем хотелось бы.
Он моргнул, пребывая в состоянии острого замешательства.
— Что...
— Что ты ел? — повторила она более жестко. — Насколько я могу судить, ты не прикоснулся ни к какой еде, кроме яблок и молока...
— Что, блять, с тобой не так?
— Это все, чем ты питался? — спросила она в ужасе. — Яблоки и молоко?
Он сощурил глаза, чтобы скрыть замешательство, и нахмурился из-за странности её поведения. Чем именно она была так оскорблена его предпочтениями в еде?
— И еще хлопья, — пробормотал он, не зная, что еще должен сказать, но чувствуя желание защититься.
— И все? — она нахмурилась и посмотрела на него печальным взглядом, который он так презирал. — Малфой, на такой диете долго не протянешь …
— Почему бы тебе…
— Ты доведешь себя до истощения, — продолжила она, а он вдруг сделал шаг назад, как будто только что вспомнил, что ее грязная кровь может быть заразной. — И, скорее всего, может развиться дефицит белка...
— У этой занудной лекции по анатомии есть какой-либо смысл? — нетерпеливо рявкнул он, делая вид, что рассматривает ногти.
— Ты должен больше есть, — сказала Гермиона, понимая, что в ее тоне снова появился нежеланный намек на озабоченность. Будьте прокляты гены заботливой мамочки. — Почему ты не...
Она замолчала, поскольку реальность накрыла ее с головой, и проанализировала его черты лица, искаженные предупреждением не высказывать комментарий, что вертелся на кончике ее языка. Гриффиндорская отвага и тому подобное — она была упрямой ведьмой.
— Ты не знаешь, как готовить без магии, — догадалась она, округлив глаза и понизив голос. — Ведь так?
— Отъебись, Грейнджер.
Это значило «да». Восемь дней с ним, а у нее уже появился небольшой встроенный переводчик Малфоя, спрятанный в мозге. Каждый день появлялись новые дополнения, но «отъебись, Грейнджер» определенно имело код «да, но я не признаюсь в этом».
— Почему ты молчал? — осторожно спросила Гермиона, склонив голову так, что Драко захотелось оторвать ее. — Я могла бы...
— Могла бы что, Грейнджер? — усмехнулся он, делая шаг, вновь приблизившись к ней. — Взглянуть на меня этим глупым жалостливым взглядом, которым смотришь сейчас? Отложить его в моей голове...
— Я бы не...
— Мне не нужна твоя помощь, — сказал он жестоким шепотом. — Просто забудь...
— Я не могу, — пробормотала она, и в ее тоне послышалось извинение. — Ты должен питаться...
— Это послужило бы твоей цели — чтобы я сгнил в углу! — зарычал Драко, возвышаясь над ней; таким образом, его фруктовое дыхание заскользило по ее скулам. — Почему тебе вообще не похер...
— Просто не похер! — выплюнула она, восполняя нехватку роста громкостью голоса. — Я такая, какая...
— Чертовы гриффиндорцы, — проворчал он, быстро отстраняясь от нее с отвращением в глазах и уходя прочь. Гермиона внимательно смотрела на Драко, когда тот исчез за дверью, и в этот момент октябрьские холода внезапно настигли ее.
Скрывшись в комнате подальше от ее чертового сочувствия, Драко сполз по двери и уронил лицо в потные ладони. Он определенно скатился еще ниже; ему сочувствовала она. Сегодня все было иначе, был некий сбой в привычном распорядке, на который они случайно наткнулись. Стены снова немного сдвинулись.
Малфой даже не потрудился встать и оставить отметку на спинке кровати. Насколько он мог судить, никто из них не выиграл этого спора.
Он оставался в этой защитной позиции час или четыре часа, прислушиваясь к движениям Грейнджер и вдыхая ее вездесущий запах. Драко слышал, как закрылась входная дверь; предположительно, она ушла. Он неуверенно поднялся на ноги, внезапно осознав, как затекли мышцы. Вернулся в гостиную и ощутил, как что-то новое наполнило собой воздух.
Еда. И она пахла чертовски восхитительно.
Драко с опаской посмотрел на дымящийся горшок с тушеным мясом на столе. Она явно оставила это для него; гордость пыталась подавить урчание в животе. Но, Мерлин, запах был изумительным, и искушение было слишком сильным.
Еды было достаточно для троих, но он съел все сам. И это было прекрасно.
А потом он почувствовал растерянность. Сегодня произошло слишком много изменений, и это разрывало его на части. Они не орали бездумно друг на друга, как делали обычно; а еще вся эта еда...
Грейнджер выворачивала ему мозг.
И больше ничего не осталось для подсчета! Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
Ему нужно было как-то отвлечься или же он падет. Взгляд переместился на книги, и он решил, что это единственный вариант. Черт, он съел пищу, приготовленную грязнокровкой; насколько сильнее он заразится, если прочтет одну из ее книг?
Выбрав простого вида учебник по зельям, который он наверняка читал раньше, Драко открыл книгу.
— Хорошо, мисс Грейнджер! — похвалила МакГонагалл, выпустив еще одно заклинание в сторону своей студентки. — Продолжайте держать защиту!
Гермиона почувствовала, как пот стекает по лбу и скользит вниз по позвоночнику. Мышцы на руке, сжимающей палочку, болели как после пыток, но она держала оборонительную позицию. Это определенно было самое долгое время, что она когда-либо держала защитные чары, и, к ее большому разочарованию, щит начал колебаться.
Еще совсем чуть-чуть...
Директриса выкрикнула очередное заклинание, которое пробило ее защиту. Оно задело руку Гермионы, и девушка свалилась на пол с разочарованным ворчанием. У нее заняло всего одну минуту, чтобы отдышаться и вновь вскочить на ноги.
— Еще раз, — выдохнула она, заняв прежнюю позицию.
— На сегодня достаточно, — сказала Минерва, опустив палочку. — Уже поздно...
— Но завтра суббота, — оспорила она. — Давайте, еще один раз…
— Вы должны научиться отступать, пока вы ведете, мисс Грейнджер, — посоветовала седовласая женщина. — Тем более у меня есть несколько вопросов, которые я хотела бы вам задать.
— О чем?
— О мистере Малфое, — ответила она так, как будто это было очевидно. — Я думала, что вы многое можете о нем рассказать, но вы ни разу не упомянули его. Все в порядке? Я ожидала, что вы попросите незамедлительно его отселить.
— Думаю, что справляюсь с этим лучше, чем предполагала, — объяснила Гермиона, устало пожав плечами. — Полагаю, шесть лет его злословия достаточно хорошо меня подготовили.
— Я знала, что вы не разочаруете меня, — профессор с любовью ей улыбнулась. — Так как он себя вел?
Гермиона не могла сдержать фырканья.
— Не хочу забегать вперед, — сказала она, — я едва видела его между занятиями и обучением с вами. Мы много ругаемся, но в этом нет ничего, чего бы я раньше не слышала или с чем не могла бы совладать.
Пожилая ведьма на минуту погрузилась в раздумья.
— Ваши ссоры хоть раз доходили до драк?
— Пару раз он пытался схватить меня, — вспоминала она с прищуром, — но у меня всегда с собой волшебная палочка, поэтому я могу с ним справиться.
— Хорошо, — МакГонагалл протянула руку. — Дайте мне вашу палочку, мисс Грейнджер. Я вспомнила о заклинании, которое может вам помочь. Оно похоже на отталкивающие магглов чары, которые жгут руки, если кто-либо пытается дотронуться до заколдованного предмета.
— Но Малфой ведь не маггл.
— Я в курсе, — МакГонагалл нахмурилась и наложила невербальное заклинание. Гермиона наблюдала, как кончик ее палочки на какой-то момент загорелся зеленым свечением. — Но он лишен своей палочки, поэтому заклинание должно сработать. Мне нужно будет обновлять чары каждые девять или десять дней.
— Спасибо, — пробормотала Грейнджер, когда палочка вернулась ей в руки.
— А как насчет поведения мистера Малфоя? — продолжила директриса. — Вы замечали за ним какие-либо странности?
Гермиона нахмурила брови, задумавшись.
— Я... Я точно не знаю, — наконец-таки, выдавила она. — Как я и сказала, я не особо…
— Мне бы хотелось, чтобы впредь вы уделяли ему немного больше внимания, — произнесла профессор беспристрастным голосом.
Грейнджер побледнела.
— Почему я…
— Этот юноша провел, по меньшей мере, пять месяцев запертым в лачуге, — медленно объясняла МакГонагалл, — а сейчас он вынужден оставаться в вашей небольшой комнате. Заключение может творить разрушительные вещи с нашим разумом, мисс Грейнджер, и я могу представить, что он был весьма... обеспокоен, как...
— Ну, это его личная проблема…
— Я сомневаюсь, что общение с неадекватным Драко Малфоем будет для вас полезно, — мудро заявила ведьма, провожая Гермиону к двери. — И было бы неплохо, чтобы вы, когда будете иметь дело с ним, помнили, что он был принужден к своей миссии.
Молодая ведьма задумчиво пожевала губу. Ей было известно, что убийство Дамблдора никогда не было идеей самого Малфоя, и что ему угрожали смертью в случае провала. Все это довольно неохотно рассказал ей Гарри после того, как она спросила его о том, что он услышал той ночью; но это никогда не уменьшало ее ненависти к слизеринцу. Оплакивание Альбуса и подготовка к войне не оставляла шанса постараться понять все это... Постараться понять его...
И тогда она осознала, что, несмотря на неоспоримый факт гнева Волдеморта, он был до сих пор не в состоянии убить Дамблдора, и это полностью ее отрезвило. Он не сделал этого, несмотря на угрозу собственной жизни.
Она встряхнула головой и фыркнула, когда МакГонагалл повела ее по коридору к выходу, и ее неподатливое дыхание порхало под сводами прохода.
Нет. Это не имеет значения. Пусть он не был убийцей; это не оправдывает его мерзких качеств. Он по-прежнему оставался мстительным злобным гадом.
Но...
Тем не менее что-то щелкнуло в ее голове. Что-то схожее с самой сутью сложившейся ситуации, и она задумалась, не было ли это причиной того, что она позаботилась оставить для него горячую пищу. Она наконец-таки поняла, откуда взялся этот акт доброты.
— Профессор, — неохотно начала она, — как вы думаете, почему он этого не сделал?
Гермиона не могла припомнить случая, когда бы профессор выглядела так же нерешительно и неуверенно, как в этот момент.
— Полагаю, это известно лишь мистеру Малфою, — наконец, произнесла она, когда они дошли до двери. — И, возможно, причина не так уж важна.
— О чем вы?
— Возможно, единственно важной вещью является то, что он не делал этого, — предположила МакГонагалл, ее сильный акцент был полон мудрости, которую Гермиона всегда находила поучительной. — И я порекомендовала бы вам заострить свое внимание на этой мысли до конца его пребывания.
Зубы немного сильнее сжали ее нижнюю губу.
— Хорошо, — согласилась она. — Я постараюсь.
— Это все, о чем я прошу, — сказала престарелая ведьма. — Проводить вас до дортуара?
— Не стоит, — отказалась Грейнджер, делая несколько шагов в сторону двери. — Спокойной ночи, профессор.
Она медленно пошла в сторону комнат, детально продумывая, как именно ей удастся приглядывать за Малфоем, когда единственное, чего она желает, — запереть дверь в его спальню и никогда больше с ним не встречаться... Вроде как... Ее ранние мысли о Дамблдоре заставили задуматься, оправдана ли сила ее отвращения к нему. Ей стоит об этом подумать.
Гермиона почти ожидала, что Малфой будет ждать ее; готовый опрокинуть горшок жаркого ей на голову за подобное оскорбление. Она знала, что он будет рассматривать это, как оскорбление его чистокровной гордости. Но парню нужно питаться. Точка.
Если она пострадает от жаркого за свою наивную попытку доброты, так тому и быть.
Но его там не было.
И горшок был пуст.
Он действительно все съел?..
Еще одна нежеланная улыбка, вызванная Малфоем, тронула ее губы, и она ощутила, как интерес расцветает в груди. Может быть, размер ее ненависти к нему был неоправданным. Но с другой стороны, возможно, он был так сильно голоден, а она всегда спешила найти нечто хорошее в людях.
Твою мать...
Драко проснулся с солеными каплями, стекающими по его лицу, и на самом деле не имел понятия, что это — пот или слезы.
Гребаные кошмары.
С наличием дымящейся еды от грязнокровки и скучного перечитывания двух книг выходные прошли довольно быстро. Осталось еще девяносто девять. Он покидал свою комнату лишь для того, чтобы воспользоваться ванной или же прихватить еды. И если он не натыкался на Грейнджер, то мог хотя бы притвориться, что это не она оставила обед.
Он мог притвориться, что не принимал ее жесты доброты.
Потому что сама перспектива заставляла его желать биться головой о стену, пока не разобьет ее. Или вызывала рвоту, и он не мог с ней справиться. Особенно, когда каждый день просыпался мокрый от пота.
Он не знал, что хуже: что она тратила время и силы на приготовление пищи, или тот факт, что она всегда следила за тем, чтобы еда оставалась горячей; он предполагал, что она использовала некое подогревающее заклинание. Почему бы просто не бросить её остывать? Для чего растрачивать магию ради уверенности, что он получит удовольствие от пищи? Это было чертовски унизительно.
Настал понедельник. Грейнджер снова была в душе, а это значит, что он проснулся более чем рано, если она еще даже не ушла на занятия. Успокаивающий звук водных брызг танцевал по его комнате подобно влажному миражу. Малфой отчаянно не желал возвращаться к ночным кошмарам, которые стали ожесточеннее, и он начал физически на них реагировать. Они причиняли боль; пульсировали в его висках часы спустя, и он не мог удержать дрожь, терзающую тело.
Они разбивали его...
Один из ее восторженных стонов прорвался в его комнату, и он мог бы поклясться, что головная боль немного утихла. Он облизал губы и стал ждать следующего стона, просто для того, чтобы убедиться.
Спустя мгновение послышалось еще одно девичье мурлыканье.
Да, оно определенно затуманивало его сознание и отгоняло пульсацию в голове. Он хотел бы усомниться в этом, но не смог.
Вместо этого Малфой встал с кровати, потянув за собой одеяло, чтобы укрыться от сырости осеннего утра. Он завернулся в тонкий материал и сел напротив стены, разделяющей его комнату с ванной. Позже он сможет возненавидеть себя за это, но, Мерлин, он был готов на все, лишь бы изгнать болезненные отзвуки ночных кошмаров.
С поверженным рыком он прислонился головой к стене, греясь во влажных шумах и ее гортанных звуках. Один из наиболее приятных стонов вызвал дрожь, пробежавшую по его позвоночнику; после событий в Астрономической башне он еще не чувствовал себя настолько расслабленным.
Вода и ведьма убаюкивали его, и хоть он знал, что эти звуки были приятны и для его ушей, и для души, он никогда прежде не ненавидел себя больше.
Когда Драко вновь проснулся, то определил время по углу солнечных лучей, выглядывающих из-за облаков, — было около полудня. Он натянул свои обычные черные брюки и черный джемпер, подумав, что его одежде скоро потребуется стирка. Отлично. Еще одно одолжение от нее.
Гриффиндорский галстук вокруг его шеи с каждой прожитой минутой становится все более заманчивым. И дело было вовсе не в модных предпочтениях. Как будто бы он станет носить красный с чертовым золотым.
Он прошел в гостиную и увидел кастрюлю, стоявшую на привычном месте на плите, и еще один осколок его гордости откололся и полетел прочь. Он открыл ящик, чтобы достать вилку. Должно быть, он открыл не тот ящик, потому что обнаружил внутри лишь три небольших пузырька с прозрачной жидкостью и цилиндрические трубочки с иглой на конце.
Что за хрень?
Драко с опаской осматривал чужеродные объекты в течение нескольких минут, пока не пришел к заключению, что это некие странные маггловские штуковины.
Затем он взглянул на часы и прорычал, поскольку понял, что ошибся в определении времени. И как только эта мысль сформировалась в его сознании, входная дверь распахнулась, и в комнату ввалилась Грейнджер, очевидно, имея некоторые проблемы со своей сумкой.
Она выглядит иначе...
И это было правдой. Он понятия не имел, в чем было дело, но что-то определенно изменилось.
Она была единственной, кого Малфой видел за последние десять дней, и он мог признать, что прекрасно изучил ее черты лица, но что-то определенно изменилось. Она не заметила его присутствия, поэтому он продолжил изучать ее своим ртутным взглядом, пытаясь найти изменения.
Те же губы, цвета розовых лепестков.
Те же глаза, цвета густого золота.
Та же тронутая солнцем кожа.
Та же россыпь едва заметных веснушек на переносице.
Определенно, то же катастрофическое воронье гнездо, что она называет волосами.
Грейнджер по-прежнему сражалась со своей сумкой, когда закрывала за собой дверь; спустя еще несколько секунд Драко определил ее «изменения» как то, что не видел ее в течение последних двух дней. Изоляция в своей комнате не очень-то пошла на пользу его разуму, и теперь, вероятнее всего, он играл с ним. Ему это не впервой.
Она вскинула голову, и он почувствовал себя участником дурацкой игры в гляделки, от которой всегда отказывался еще ребенком.
Да, определенно, все те же золотистые глаза.
Шесть ударов сердца спустя она, нахмурившись, отвернулась от него и прошла в гостиную.
— Сегодня я не в настроении спорить, Малфой, — сказала она, беспардонно падая на диван. — Поэтому, если ты…
— Отъебись, Грейнджер, — перебил он, отмечая, что после двух дней молчания его голос был немного скрипуч. — У меня есть дела и поважнее, чем попусту тратить на тебя свое время.
Она раздраженно хихикнула.
— Да, неужели? — усмехнулась она. — И что же именно это такое? Прятаться в спальне…
— Прятаться от тебя? — холодно фыркнул Драко, на какой-то момент позабыв о еде. — Не смеши меня, Грейнджер. Я скорее останусь в своей комнате, чем рискну увидеть твое лицо…
— И чем же конкретно ты занимаешься в своей комнате, Малфой? — спросила она, пряча любопытство за насмешливым тоном. — Я заметила, что пропала пара моих книг.
Дерьмо...
Теперь ей было известно еще больше фактов для его разоблачения, и от этого малфоевская гордость буквально изнывала.
— Есть какие-то проблемы с тем, что я читаю, Грейнджер? — начал он беспечным тоном, решив, что отрицание было бессмысленно, ведь он был единственно возможным виновником.
Гермиона остановилась, задумавшись, и признала, что на самом деле ее ничуть не волнует, читает он ее книги или нет. До тех пор, пока они ей не потребуются, это действительно было не важно. Желание притвориться мелочной и привести еще один аргумент проскочило в ее мыслях, но чего конкретно она этим добьется?
— Нет, все в порядке, — наконец пробурчала она, упустив вспышку шока, проблеснувшую на его бледном лице. — Просто было бы неплохо, если бы ты сначала попросил.
Он понятия не имел, что ответить. Перспектива на самом деле просить ее о чем-либо была просто отвратительной и крутила ему внутренности. Нет, ни за что; ни в этой жизни, ни в следующей. Если она хотела продолжать важничать и настаивать на приготовлении еды и чего там еще она собиралась делать для него, то это был только ее выбор. Но озвучить ей свою просьбу — это то, чего ему никогда не позволят его воспитание и гордость.
— Должно быть, ты отлично выдрессировала рыжего сученыша и бессмертного сиротку, — жестко прошипел он, хотя можно было бы заметить, что голосу не хватало привычного яда, — но могу тебя заверить, что я не собираюсь ни о чем тебя просить.
Она вздохнула.
— Хорошо, — сказала Гермиона. — Я так и думала. Как моя стряпня?
Малфой такого не ожидал, и его брови взметнулись от удивления.
— Что?
— Моя стряпня, — повторила она, возможно, немного застенчиво, но ей удалось это хорошо скрыть. — Съедобно?
Маленький гортанный гул задрожал у него во рту, и необходимость ответа нежелательным напоминанием застучала в груди.
— Она… приемлемая, — быстро ответил Драко, сразу же пожалев об этом. Особенно когда легкая улыбка коснулась ее губ. Это было впервые с тех пор, как он был вынужден жить с ней; улыбка выглядела печальной. Но она ей все равно подходила.
— Хорошо, — она кивнула, и в его голове пронеслась мысль сменить тему разговора.
— Грейнджер, — осторожно начал он, взглянув на ящик со странными маггловскими штуками, что он обнаружил ранее. — Что это за хрени в ящике?
— О чем ты? — спросила Гермиона, вставая с дивана и подходя к Малфою. Она подумала, что настолько близко они еще не находились друг к другу, чтобы не начать орать друг на друга; она ощутила некое неудобство, когда случайно задела его. С понимающим выражением на лице Грейнджер открыла ящик, на который указывал Драко. — О, ты об этом? Это мои антигистаминные уколы.
— Антигистаминные уколы? — повторил он, отходя от нее на шаг. Слишком близко к грязнокровке...
— У меня аллергия на пчелиный яд, — поспешно объяснила Гермиона, подняв один из готовых шприцов для демонстрации. — Если меня ужалят, мне нужно будет сделать себе укол. Внутри находится адреналин, я должна воткнуть иглу…
— А разве нет какого-нибудь подходящего заклинания? — спросил он.
— Возможно, — она пожала плечами. — Но я привыкла пользоваться таким способом.
Его скептический взгляд блуждал между ней и шприцами.
— Пиздец как отвратительно, — наконец выпалил он, проталкиваясь мимо нее и подхватывая кастрюлю и вилку, а затем направившись к своей комнате. — Тупые магглы.
Она закатила глаза от его предвзятого комментария, но втайне радуясь, что им каким-то образом удалось избежать пылкого спора. Это случилось впервые с тех пор, как он оказался здесь. Может быть, все начало налаживаться.
Следующим утром Драко проснулся очень рано и снова расположился у стены, прижавшись ухом к ее холодной поверхности.
В этот раз он даже не пытался избежать приятного роптания утреннего ритуала Грейнджер. И было совсем не важно, увидит ли она или кто-либо еще, как он вслушивается в созвучие ее успокаивающих утренних стонов. Это звучало слишком очаровательно... Слишком успокаивающе.
Самое эффективное противоядие от его головных болей и ночных кошмаров. Ее вездесущий запах был все еще заточен в ловушку в его ноздрях... но и это не было плохо. Почти как одно из тех растительных лекарственных средств, о которых беспрестанно разглагольствуют травники.
И он мог бы поклясться: незадолго до того, как звуки окончательно убаюкали его, стены расступились. Возможно, лишь на дюйм или два… но комната определенно стала больше.
====== Глава 6. Плитка ======
Был четверг. А возможно, и пятница. Драко не был уверен.
Время медленно превращалось в бессмысленное месиво из позабытых часов и сомнительных дней, а от непостоянного поведения Грейнджер становилось только хуже. Он понятия не имел, где она пропадает по вечерам, но был готов поспорить, что это были либо библиотека, либо общая гостиная Гриффиндора. Куда еще она могла пойти? Хоть у нее и были привилегии Главной старосты, он сомневался, что та настолько глупа, чтобы бесцельно таскаться по прилегающей к замку территории.
Где бы ни пропадала Гермиона, она всегда возвращалась до трех ночи, и он прекратил попытки уснуть до ее прихода. Ее появление всегда будило Драко, поэтому он сдался и просто стал ждать ее возвращения, и лишь затем пытался заснуть.
Но он снова проснулся от звуков в душе.
Этим утром он пытался им сопротивляться, осознавая, что его действия были полным безумием, и это его беспокоило; но головные боли становились все сильнее и сильнее. Эти шумы были подобны лекарству, очень действенному лекарству. Лишь несколько ее влажных звуков, и боль в висках отступала.
Он уступил желанию; упал на свое обычное место, пожертвовав достоинством ради утренних стонов из ванной комнаты. Мерлин свидетель, он пытался, но ничего не мог с этим поделать.
Он был зависим и презирал эту зависимость.
Драко услышал, как выключилась вода, и вскочил на ноги, ощутив внезапное желание наорать на грязнокровку, чтобы та разревелась в ответ или замучила его своей волшебной палочкой. Грейнджер была единственным живым организмом в этой тюрьме; она менялась, дышала и имела пульс. В течение последних нескольких дней она по-прежнему была с ним вежлива, и он уже начал скучать по кипящей в венах крови. Малфой до боли желал огня, что будоражил его острый ум, жаждал увидеть, как она, краснея, придумывает стоящий ответ. Ему было необходимо знать, что он все еще может заставить Салазара гордиться им и вынудить грязно-сучку корчиться.
Он понимал свою взволнованность Грейнджер. Она была нормальная. Он же превращался в слишком зависимого от её душа и утренних песен.
Малфой набросил на плечи черный свитер и как можно тише выскользнул из спальни; остановившись у ванной комнаты, он стал внимательно наблюдать за дверной ручкой. Он слышал, как ее босые ноги ступают по кафельному полу, и пытался придумать тему для спора.
На хер, что-нибудь соображу.
Латунная ручка заскрежетала, и он почувствовал, как волнение начинает дразнить его чувства, а адреналин щекочет внутренности, обещая отличный спор. Дверь открылась, и он, целенаправленно блокируя выход, ворвался вовнутрь быстрее, чем Гермиона успела выйти. Шок исказил черты ее лица, как только она наткнулась на него, поскользнулась на мокрой плитке и потеряла равновесие. Чисто инстинктивно она протянула руки и попыталась устоять на ногах. Просто рефлекс. Ничего более. Но Драко и сам не смог устоять, и в одно мгновение они оба растянулись на полу в ванной комнате в лужице воды; Малфой ударился головой о дверной косяк, а Гермиона проскользила к ванне.
— Что ты творишь, Малфой? — Гермиона тяжело дышала. — Ты до смерти меня напугал…
— Черт, — пробормотал он, втягивая воздух сквозь зубы и потирая затылок. — Ты, неуклюжая сука…
— Ты схватил меня! — возразила она, убедившись, что как следует прикрыта своим пушистым халатом. — Что, во имя Мерлина…
— Ты меня разбудила! — соврал он, вздрогнув, когда заметил немного крови на пальцах. — Блять, Грейнджер. Нервишки пошаливают?
— Вообще-то обычно на меня не накидываются, когда я выхожу из душа, — она сердито фыркнула, безуспешно пытаясь отползти назад. — В чем твоя проблема?
В тебе...
Вдруг он внезапно осознал, насколько силен был здесь ее запах; свежий и густой, среди зависшего пара. Он не смог удержаться и сделал глубокий вдох, надеясь, что для нее это выглядело как попытка совладать с собственным гневом. Но, блять, аромат был опьяняющим. Он обволакивал язык, и Драко практически мог ощутить ее вкус, но назойливый запах вишни напомнил, кому он принадлежит.
Он зарычал.
— У меня нет проблем…
— Тогда какого черта ты меня схватил? — с жаром спросила она. — Мерлин, ты такой придурок…
— Это твоя вина! — возразил он, хоть и задумался, насколько угрожающим он может выглядеть, весь мокрый и мятый, валяясь на полу в ванной. — Ты сама упала…
— Потому что ты напугал меня! — повторила она, поддавшись некому детскому желанию и, зачерпнув немного воды, плеснула в его сторону. Каким-то образом ей удалось попасть ему на лицо, и она не могла прекратить хихикать, когда капли начали падать с его надбровных дуг.
— Вы, гриффиндорцы, такие взрослые, — протянул он голосом, полным сарказма. — Так жалко…
— Ох, заткнись, — проворчала она, с трудом карабкаясь на ноги. Стоя на дрожащих ногах, бросила на парня суровый взгляд и попыталась выйти из ванной, но длинные пальцы захватили ее лодыжку. Гермиона снова упала на жесткий пол, неудобно приземлившись, из-за чего ощутила ноющую боль в копчике.
Она заскулила от боли и откинулась на спину, распахнув глаза, чтобы поймать самодовольную ухмылку Малфоя.
— И это по-взрослому? — прошипела она, заикаясь из-за очередного стона.
— Мне насрать, — фыркнул Драко, но его высокомерное выражение растаяло, когда она брызнула еще немного воды ему на лицо.
Она ухмыльнулась ему в ответ, потерявшись во всей нереальности происходящего, чтобы сопротивляться. Гермиона не могла точно вспомнить, как начался этот почти детский водный бой, но она предположила, что если он продолжится, то это будет причудливым зрелищем. Драко нахмурился, захваченный удивленным выражением лица Грейнджер, а затем ее губы вновь искривились в улыбке, что его весьма расстраивало. Она выглядела так, словно наткнулась на одну из его тайн, и теперь выжидала верного момента, чтобы бросить ее прямо в лицо Малфою. Он вернул себе привычное хмурое выражение, решив, что позволил этому безумию продолжаться слишком долго.
— Прекрати быть такой…
— У тебя кровь, — перебила Гермиона, его лицо стало еще жестче, когда та проскользила немного ближе к нему. — Вот здесь, около уха…
— И? — поинтересовался он, наблюдая за каждым ее движением, в то время как она продолжала приближаться к нему. — Какого черта ты…
— Дай мне взглянуть, — пробормотала она, окончательно падая на колени рядом с ним. Ее дыхание теплой волной отражалось от его уха, и он постарался отодвинуться. — Сиди тихо, — попросила она твердым голосом, засовывая руку в карман халата, чтобы достать волшебную палочку. — Просто дай мне вылечить рану. Мне не очень-то хочется, чтобы ты залил кровью весь дортуар.
Он напрягся, но все же остался сидеть, когда ощутил покалывание от магии, заживляющей небольшой порез; или, возможно, это снова было ее дыхание, он не знал. В любом случае, чувство было приятным, и складывалось ощущение, словно прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз испытывал утешительное прикосновение магии к коже. Но еще больше прошло времени с того момента, когда он чувствовал нечто вроде касания ее пальцев к своей шее; деликатное и совершенно невинное. Веки опустились, и Драко вдохнул снова, чтобы украсть еще немного дурманящего аромата. Все, что потребовалось бы, — лишь один из ее утренних звуков, и чувства перестали бы справляться.
— Вот, — Гермиона вздохнула и отодвинулась, чтобы проверить проделанную работу. — Так лучше. Как ты себя чувствуешь?
Слизеринские инстинкты затопили разум, подобно защитному механизму, предупреждая, что Грейнджер находится слишком близко. Она снова это делала; выворачивала его мозг с этими своими жестами доброты, и он отказывался верить, что она поступала так без скрытого умысла. Никто не может быть столь чистым в нынешних обстоятельствах; и это никак нельзя назвать паранойей, если ты находишься на территории противника.
— Отвали от меня, — прорычал он, отталкивая Гермиону. — Я сказал не прикасаться ко мне…
— Но я только…
— Я сказал, блять, не прикасаться ко мне! — взревел он, вскакивая на ноги так поспешно, что закружилась голова.
Малфой бросил взгляд в ее направлении, уже готовый выплюнуть все, что вертелось на языке, но голос подвел его. Из-за его толчка халат высоко задрался на ее бедрах, а также съехал набок, обнажая сливочное плечо с брызгами веснушек, подобных восхитительной шоколадной крошке. Ее влажные кудри вились вокруг шеи и обрамляли лицо, словно растянутый ирис, и каждый дюйм ее открытой кожи был окрашен розовым мускусом. В послесвечении душа она выглядела совершенно иначе; более оживленной и все еще до смешного невинной в своем безразмерном халате. Она была... привлекательной.
— На хер все, — проворчал он про себя, разворачиваясь и выходя из ванной, оставляя позади крайне смущенную ведьму.
Гермиона моргнула, когда последний клочок его тени покинул ее на холодном полу, оставляя разум переваривать то, что только что произошло. Поведение Малфоя с каждым днем становилось все менее и менее агрессивным, что свидетельствовало о ценности материнского совета. Вежливость была верным выбором. Теперь он был просто раздражительным и резким, но она никак не могла решить, было ли это потому, что он просто потерял волю к борьбе или же свыкся со своим положением. Свыкся с ней.
Она надеялась на последнее.
Гермиону начал душить приступ смеха, как только изображение вечно изящного Малфоя, растянувшегося на полу ванной, всплыло в памяти. Как бы она ни уважала профессора Флитвика, заклинание Энгорджио[1] она освоила еще несколько месяцев назад, поэтому, естественно, что ее внимание начало рассеиваться. Этим утром она осознала, что ее белобрысый гость сейчас был не настолько уж опасен, как это было изначально, и она находила такое перевоплощение немного интригующим.
Драко по-прежнему являлся мерзавцем эпических масштабов, его нрав все еще бунтовал. Это было едва заметным, но все же оно сидело в нем; запечатленное на бледном лице. Ярость и огонь, которые всегда присутствовали, если он орал на нее, исчезли, и она чувствовала, что он продолжает спорить лишь из принципа или скуки. Но опять же, все дело может быть лишь в ее внутреннем оптимизме. И Гермиона не смогла удержаться от мысли, что его утренняя ухмылка была хорошим знаком.
— Сегодня ты выглядишь не такой напряжённой, — произнес Невилл, заставив ее подпрыгнуть. — Хорошие новости?
— Нет, — она покачала головой, ощущая небольшую вину. — Просто я хорошо выспалась. Но скоро Гарри должен будет прислать мне сову. Я сообщу тебе.
— Спасибо, — он улыбнулся, предпринимая очередную попытку увеличить статуэтку, которую ему выдали.
Она смотрела на него с нежностью; проходили минуты. На сегодня это был последний урок. Напоминание о Гарри и Роне пробудили решимость зарыться в книгах, чтобы помочь ребятам справиться с их заданием. Когда Флитвик сообщил о завершении занятия, Гермиона быстро кивнула Невиллу, а затем метнулась к двери, готовая окунуться в чтение. Но знакомое лицо заставило остановиться, и она почувствовала, как страх сковывает грудь под тяжелым взглядом директрисы.
— Мисс Грейнджер…
— Мальчики, — выпалила Гермиона с широко распахнутыми глазами. — Гарри и Рон…
— Мистер Поттер и мистер Уизли в порядке, — заверила Макгонагалл, и Грейнджер облегченно выдохнула. — Тем не менее у меня плохие новости.
Гермиона отметила, что тревога на лице профессора напоминала о том, как та выглядела на похоронах Дамблдора, и она нервно придвинулась ближе, блокируя голоса учеников, возвращающихся в свои гостиные.
— Что случилось? — тихо спросила Грейнджер. — Все в порядке?
— Думаю, будет лучше, если мы обсудим это в моем кабинете.
Он снова сидел на кухонном столе, отстукивая указательным пальцем уходящие секунды.
Минутная стрелка только что отсчитала три минуты седьмого, и Драко с подозрением взглянул на часы. Несомненно, чертова штуковина была неисправна, но это казалось практически невозможным для магических часов; правда, перспектива опоздания Грейнджер представлялась еще более непостижимой. Он доел овощной бульон, что она оставила для него, более часа назад, и теперь с нетерпением ожидал ее возвращения, чтобы реабилитироваться после неудачи, постигшей его этим утром.
Он до сих пор не мог поверить в свое поведение, подходящее больше тупому малолетке, прыгающему по лужам. Стоит ли удивляться, что она чувствует себя весьма расслаблено в его присутствии, если он ведет себя столь глупо? Что ж, это должно быть исправлено. Зная гриффиндорцев и их поклонение перед дружбой, это только лишь воодушевило Грейнджер в стремлении быть вежливой с ним. Она — грязнокровка, и изолирован Драко или нет, он выше ее. И ей не стоит об этом забывать.
Ей нужно напомнить, что она находилась под ним. Разумеется, фигурально выражаясь.
Ну, это уже хоть какой-то план; но она задерживалась более чем на час. Если бы ему следовало назвать одну положительную черту, присущую Грейнджер, помимо ее надоедливого интеллекта, он бы назвал пунктуальность. Он ненавидел людей, которые опаздывали или же были неорганизованными.
Так что, где она, черт побери?
Дортуар казался... жутким в ее отсутствие, и Малфой снова задумался, обеспечит ли это его паранойей. Воздух был влажным, и он мог поклясться, что аромат Гермионы начал угасать. По причинам, которые отказывался признавать, ему это совсем не нравилось. Драко уже начал подумывать о душе, чтобы смыть с себя внезапную тревогу, когда входная дверь наконец-таки отворилась.
— Где, блять, ты шлялась? — выкрикнул он, соскакивая со стола, словно атакующий волк. Гермиона даже не посмотрела в его сторону. — Эй, Грейнджер! Я с тобой разговариваю!
Никакой реакции. Взволнованное рычание защекотало его миндалины, когда он надвинулся на нее, выгнув бровь, и заметил, как пораженно опущены ее плечи. Она сидела ссутулившись, а локоны цвета патоки почти полностью скрывали лицо; Драко пытался рассмотреть ее, пока не осознал, что Грейнджер дрожала. Он неосознанно замедлил шаг, когда услышал ее хриплое дыхание; не совсем всхлип, но очень похожее.
Он остановился за несколько шагов до нее, замерев, когда свет зацепился за две маленькие капли, которые упали из-за завесы ее волос. Слезы. Этого он не ожидал.
Он моргнул и тихо выругался про себя. И вот он, снова; застыл в нерешительности, словно какой-то беспомощный кретин. Он вспомнил о времени, когда наблюдение за плачущей грязнокровкой Грейнджер не вызывало в нем ничего, кроме наслаждения, и захотел снова пережить этот момент. Ему было необходимо снова пережить это, чтобы полностью не потерять себя.
— Я задал тебе вопрос, Грейнджер, — резко продолжил он, нахмурившись, когда та вздрогнула от его голоса. — Какого черта ты опоздала…
— Сейчас не самое подходящее время, — пробормотала Гермиона, по-прежнему пряча лицо. — Просто…
— Мне насрать, если тебя что-то не устраивает, — быстро возразил Драко и заблокировал проход, когда гриффиндорка попыталась пройти мимо. — Я задал тебе вопрос…
— Малфой, прекрати, — сказала она, отворачиваясь прежде, чем он смог бы заглянуть ей в лицо. — Дай мне пройти…
— К чему эти слезы, Грейнджер? — спросил он, решив, что некоторое издевательство сможет побудить к столь желанной реакции. — Уизли снова трахает Браун?
— Оставь меня в покое, — прошептала она с надрывом, и голос затерялся во всхлипе. — Пожалуйста, Малфой, просто оставь меня…
— Нет, — он усмехнулся, хоть ее «пожалуйста» и было немного обескураживающим. — Какого хрена ты плачешь? Ты выглядишь чертовски жалко…
— Малфой…
— Отвечай!
— Нет! — прокричала она, вскинув голову. — Отвали от меня!
Его губы дернулись, когда он осмотрел ее лицо: слезы размазаны по щекам, а глаза — отекшие и воспаленные. Рассеянный взгляд был далеким и умоляющим; внимание Драко переключилось на дрожащие, слегка приоткрытые губы, на которых была видна ранка на месте, которое она постоянно прикусывала. Было странным видеть Грейнджер такой, ведь она славилась тем, что была единственным собранным членом ебучего Трио, но внезапно оказалась такой хрупкой. Даже уязвимой.
Малфою следовало бы смаковать этот момент. Он должен был прочувствовать свою победу, насладиться прекрасной возможностью и, вдохновившись, высмеять ее. Но этого не случилось. Взамен он нашел происходящее немного... тревожным.
Гермиона воспользовалась его растерянностью и бросилась прочь в попытке скрыться в спальне и пережить свое горе в уединении. Но он не был готов оставить все вот так. Он понятия не имел, собирался ли продолжать бесцельно насмехаться над ней или же услаждать свое любопытство, но они определенно еще ничего не закончили.
— Я с тобой еще не закончил! — закричал Драко, опережая ее, чтобы преградить вход в спальню. — Я сказал, что еще…
— Ну, а я уже закончила! — выкрикнула она в ответ, задыхаясь от сдавленного плача. — Черт! Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?
— Мне нравится смотреть, как ты умоляешь, — тихо произнес он. Мрачно. — Ответь на мой вопрос…
— Я не стану повторять, Малфой, — предупредила она, хотя из-за нынешнего состояния в речи не чувствовалось обычной угрозы, — отойди, или я тебя заставлю…
— Давай, — он бросал ей вызов, схватив за запястье раньше, чем та смогла добраться до кармана. — Не так уж и разговорчива без своей палочки, а?
— П-пропусти меня, — забормотала Грейнджер, безуспешно пытаясь достать до кармана свободной рукой. — Все равно ты не можешь воспользоваться моей палочкой. Она… она заколдована, чтобы…
— И не сомневался, — прервал он Гермиону, выкручивая ей руку, пока та тихо не взвизгнула. — Сейчас же скажи мне! Какого черта ты ревешь?
Он забыл о второй руке. Глупая ошибка,особенно учитывая историю, связывающую его лицо с ее кулаком. Гермиона резко развернулась и быстро ударила его в челюсть; не особенно сильно, но достаточно, чтобы заставить Драко отступить и отпустить ее. Зашелестев мантией, Грейнджер достала палочку и выкрикнула заклинание, которое откинуло того назад; Малфой приземлился на полу в ванной комнате, звучно шлепнувшись на плитку. Из него был выбит весь воздух, ребра болели от удара, но он медленно поднял кружащуюся голову, чтобы бросить на Гермиону изучающий взгляд.
Его пепельные глаза резко распахнулись, увидев Грейнджер, в ожидании застывшую в дверном проеме; гнев лишь слегка смог просочиться сквозь туман ее слез. Сейчас ее тело трясло от дрожи, мышцы были напряжены, а беспорядочное дыхание покидало легкие с громкими всхлипами. Из-за ее заклинания Драко был дезориентирован, и ему на ум пришла случайная мысль, что Грейнджер никогда прежде не выглядела более живой.
— Я сказала тебе отвалить! — прокричала Гермиона, и Малфой смог заметить, что она позволила эмоциям управлять собой. — Чертов ублюдок!
Он знал, что зашел слишком далеко, это было настолько очевидно по ее разъяренной позе и неконтролируемым искрам в глазах. Еще один колкий комментарий — и она взорвется; всё его существо молило, чтобы он обратил внимание на её волшебную палочку. Но слизеринец внутри него напомнил о жалком, смешном поведении по отношению к Грейнджер в последние несколько дней, и привычные оскорбления сами полились изо рта.
— Мерзкая конченая грязнокровка.
Что-то оборвалось в ней. Он действительно видел это — мерцание чего-то темного в ее глазах, чего-то почти дикого. Он попытался передвинуться, но очередная волна тошноты от нападения Грейнджер накрыла его с головой, и Драко прищурился, чтобы попытаться сосредоточиться на ней.
— Грязнокровка, — повторила она хриплым голосом, немного подняв палочку.
Он издал пораженный звук, когда Грейнджер дотронулась кончиком палочки до своей кисти и, проведя ей по открытой ладони, сотворила тонкий красный разрез. Затем она вошла в ванную, приближаясь к нему и показывая свежую рану на руке. Он смотрел на нее с болезненной увлеченностью, когда струйка крови лентой скользнула по ее среднему пальцу, и две рубиновые капли звучно упали на светлый пол у ног.
— Ты находишь ее грязной? — спросила Гермиона дрожащим голосом, присев на корточки, чтобы быть с Малфоем на одном уровне. — Ты считаешь, что моя кровь грязная?
— Грейнджер…
— Считаешь? — заорала Гермиона, наклоняясь вперед и хватая его за руку.
— Какого черта ты делаешь? — спросил Драко, понимая, что начинает паниковать в ответ на ее подозрительные действия. — Грейнджер, какого хера?
Она быстро сделала подобный порез на его ладони, и сочетание шока с по-прежнему замедленными рефлексами не позволило ему вмешаться, когда она соединила их руки с мокрым шлепком.
— Ну, вот, — выплюнула Гермиона, держа их переплетенные руки, скрепленные крепким рукопожатием. — Теперь твоя кровь тоже грязная!
Сила хлынула в его мышцы с приветственным теплом, и прошла прямо в руки, позволив вырвать ладонь из ее захвата и отбросить Грейнджер. Она растянулась на полу, совсем так, как сегодня утром, но он был слишком занят, глядя на окрашенную красным кожу, чтобы отметить данную иронию.
Самым страшным было то, что он не мог отличить ее кровь от своей. Они были одного цвета... и он понятия не имел, что это значит.
Его дикий, тревожный взгляд медленно прошелся по Гермионе; она безотрывно смотрела на него глазами, полными ужаса и потрясения. Зловещий вид, поразивший ее черты лица, спал, уступив место столь привычной невинности. Они оба тяжело дышали, и звуки рикошетом отражались между ними, пока Драко пытался прийти в себя. В нем кипело так много эмоций: гнев, унижение, смущение... их было слишком много. Поэтому он просто сидел, застывший на своем месте, и, тяжело дыша, не мог оторвать от нее взгляд.
Сцена так странно напоминала произошедшее утром, но различия были столь значительны. Не было никаких игривых ухмылок или детских брызганий — лишь они и их кровь. Он мог ощутить, как металлический привкус вторгается в его ноздри, и внезапно заскучал по естественному запаху Грейнджер.
— О, Господи, — выдохнула она и отрывистым движением откинулась на колени. — О, Господи, Малфой, мне так жаль…
— Не приближайся ко мне, — прорычал он, вдавливаясь спиной в стену, когда Гермиона подползла к нему. — Блять, не трогай меня! Долбанутая сука!
— Я не… не могу поверить, что я это сделала, — она начала заикаться, новые слезы заблестели на ее щеках. — Дай я посмотрю…
— Что ты наделала? — бормотал он, глядя на рану, а затем вскочил на ноги. — Что, твою мать, ты наделала?
— Я не знаю! — громко захныкала Гермиона, отскакивая от Драко, когда тот промчался мимо нее. — Куда ты идешь?
— Подальше от тебя! — выплюнул он, выходя из ванной и останавливаясь за дверью, чтобы бросить на нее последний злобный взгляд. — И на сантиметр ко мне не приближайся.
— Малфой, пожалуйста! — выпалила она, но тот уже исчез. — Позволь мне объяснить!
Все, что она получила, — это громкий удар от захлопнувшейся двери. Ее тело содрогалось от рыданий, на грани с конвульсиями. Свернувшись в тугой комок, она заплакала, всхлипывая и мучительно стоная; звуки ее горя стали едва приглушеннее, когда Гермиона спрятала лицо в ладонях. Она просто позволила себе эти слезы; рыдала, пока все внутренности не начали гореть огнем. А потом и еще немного.
По другую сторону стены Драко, лежа на кровати, внимательно прислушивался к ее горю. Мерлин милостивый, он тосковал по ее успокаивающим вздохам в душе. Малфой с угрюмым видом осмотрел свои испачканные руки, вновь ища любые возможные признаки того, что их кровь была различна. Но так ничего и не нашел; одинаковый цвет, одинаковая текстура... все одинаковое.
Мне не следовало подстрекать ее...
Он закрыл глаза, гадая, почему, черт возьми, вдруг почувствовал себя виноватым. Ему следовало бы реветь от ярости и разрабатывать коварный план по причинению ей ответной боли за то, что она сделала; но все, на что он был способен, так это задаться вопросом — что же заставило ее сломаться. Он хотел бы презирать Грейнджер, хотел бы все вернуть и погреться в лучах ее несчастья.
Но он этого не сделал.
Он не ненавидел ее.
Гермиона понятия не имела, сколько потребовалось времени, чтобы утихли ее рыдания, но она смело могла бы предположить, что прошло не менее трех часов. Все звуки Хогвартса сошли на нет, и в дортуаре определенно стало темнее. Взгляд Грейнджер упал на обычно чистую плитку пола, и она нахмурилась, изучая выразительные красные мазки, разбросанные вокруг нее. Рубиновые отпечатки пальцев привлекли ее внимание, напоминая лепестки мака на снегу. Это были следы Драко.
Вероятно, она никогда не узнает почему, но ей отчаянно хотелось извиниться перед ним и попытаться объяснить свои действия. Гермиона была так зла на себя за то, что отыгралась на Малфое, что потеряла контроль. Она слыла самой здравомыслящей среди друзей, голосом разума, и посмотрите, до чего она докатилась.
Она перевела взгляд опухших глаз на свою ладонь и осмотрела порез от безымянного до большого пальца, обратив внимание, что кровь уже начала свертываться. Гермиона поняла, что нанесённый самой себе порез ни в коей мере не причинил ей боль, и не смогла не задуматься, а было ли больно Драко. Закусив нижнюю губу, подняла руку, чтобы залечить рану.
Спустя пару произнесенных заклинаний ванная приняла свой обычный вид, если не брать в расчет разбитую девушку в центре комнаты. Еще несколько минут она оставалась неподвижной, отчаянно пытаясь собрать воедино рассеянные остатки достоинства и мужества.
Она должна его увидеть. Ей нужно объяснить.
Воспользовавшись раковиной для поддержки, она поднялась с пола, неуклюже встав с холодной плитки на шатких ногах и с болью в груди. Подойдя к его комнате, Гермиона нервно сглотнула и, медленно подняв руку, тихо постучала в дверь.
— Малфой, — позвала она. — Пожалуйста, можно мне войти?
— Я сказал держаться от меня подальше, — услышала она грубый ответ, которого и ожидала, и который ее не устраивал.
— Алохомора, — пробормотала она, а затем, сделав глубокий вдох, открыла дверь. Полная тревоги, вошла в спальню, встретившись с ним глазами, полными слез. Драко сидел на кровати и выглядел гораздо спокойнее, чем она ожидала. — Малфой…
— Я считал, что достаточно ясно дал понять, что не желаю тебя видеть, — прервал тот монотонным голосом, опасно низким и бесстрастным.
— Я знаю, — пробормотала Гермиона, делая еще несколько шагов в его направлении. — Но мне нужно объяснить…
— Выметайся, — потребовал он, даже не глядя на нее. — Я не желаю, чтобы ты находилась рядом со мной…
–Драко, пожалуйста, — взмолилась она, послав свою гордость куда подальше. Она облажалась, и он имел полное право знать, почему. — Моя к-кровь на самом деле не останется в твоем… Твой организм уже…
— Я прекрасно осведомлен в человеческой анатомии, Грейнджер, — протянул Малфой, и она увидела, насколько напряжены его челюсти. — Проваливай.
Лишь Мерлину известно, почему Гермиона посчитала, что решение присесть на кровать сработает в ее пользу; казалось, какая-то часть ее думала, что, если бы она была ближе к Малфою, тот был бы более склонен прислушаться. В конце концов, он обратил на нее свой холодный стальной взор, в котором все же не было никаких признаков презрения, которое она была готова увидеть. Он смотрел на нее так, словно впервые видел, и по неким причинам это ее беспокоило.
Драко понятия не имел, как вести себя в ее присутствии. Каждая клетка его запутанного сознания кричала ему схватить гриффиндорку и вышвырнуть из комнаты, и повторять это снова и снова, пока до нее не дойдет; но каким-то образом его смятение взяло верх над яростью. Было необходимо узнать, почему она так поступила. Его знаний было достаточно, чтобы признать — маггловская кровь Грейнджер не заразна, но не это было проблемой. Дело было в ней. Малфой мог поклясться, что ощущал ее внутри себя; танцующей в венах, воздействующей на разум. Вот в чем дело.
— Мне жаль, Драко, — пробормотала Гермиона, привлекая его внимание. — Правда. Я просто... Мне очень жаль.
Две вещи заставили его вздрогнуть: первая заключалась в том, что она назвала его по имени, а вторая — она практически выплеснула на него свои извинения. Он кинул быстрый взгляд на ее лицо, найдя там лишь искренность; это было странным, но таким освежающим в сравнении с ее предыдущими эмоциями. Эмоциями, которые привели к случившемуся.
— Я… я узнала, что профессор Бербедж[2] была убита сегодня, — осторожно произнесла она, и он мог видеть, как та старается сдержать новый поток слез. — Ее убил Волдеморт.
Драко моргнул. Теперь ее вспышка имела смысл, но он не слышал этого имени, поскольку Снейп оставил его здесь. И тогда в первый раз он осознал, что не может рассматривать ее как врага; в этом просто не было никакого смысла, когда одно и то же... существо желало им обоим смерти. Нет, они не враги, но определенно и не союзники. Нечто среднее.
— Она была другом, — продолжила Гермиона, шмыгая носом. — А когда ты… ты сказал все те вещи, я просто… Я вывалила все на тебя, и это было несправедливо.
Драко продолжал хранить молчание, поскольку понятия не имел, что ему делать. Было искушение накричать на нее за то, что была такой дурой, но оно быстро исчезло; приводящее в бешенство чувство вины так никуда и не делось, а надоедливый тихий голосок в его голове продолжал твердить, что ему никогда не следовало насмехаться над нею. С каких это пор Грейнджер стала фактором его надуманной совести? Если бы от него потребовалась догадка, он бы рискнул предположить, что все началось с того момента, как она начала оставлять для него еду.
— Мне жаль, — повторила Гермиона, и одинокая упрямая слеза упала с ее ресниц. — Обещаю, что больше никогда не сделаю ничего подобного.
Он рассматривал Грейнджер, ощущая, как ее честность окутывает его волной спокойствия. Глубоко вздохнул, проигнорировав желание сделать новый вдох, когда вновь ощутил ее запах, который был немного соленым от слез, но все же несомненно принадлежал ей. Драко не желал кричать на нее... это казалось таким неправильным, учитывая то, какой уязвимой она выглядела. Он обдумает свое решение позже, сейчас он был не способен на это.
— Прошу, скажи что-нибудь, — попросила Гермиона, наклонившись немного ближе. — Что угодно.
Он пожевал нижнюю губу и приподнял бровь.
— Если ты еще хоть раз сделаешь что-либо подобное, — начал Драко, четко произнося каждое слово, — то пожалеешь об этом.
В уточнении не было никакой необходимости. Малфой был уверен, что она поняла серьезность его предупреждения.
— Хорошо, — Гермиона ошеломленно кивнула.
— Я не останусь здесь навечно, Грейнджер, — сказал он, — и я запомню все, что ты делаешь. Я доходчиво выражаюсь?
— Да, — прошептала Гермиона, выглядя более расслабленной, чем ему хотелось бы. — Мне действительно жаль…
— Я понял, — остановил ее Драко, закатив глаза. — А сейчас, покинь мою комнату.
Она не сдвинулась с места.
— Болит? — спросила она, робко указывая на порез на его ладони.
— Нет.
— Давай, я очищу его, — предложила Гермиона, протягивая к нему руку. — Это займет всего секунду…
— Я сам могу все сделать…
— Пожалуйста, — оборвала она и услышала раздраженный вздох бледного Малфоя. — Будет лучше, если я залечу его и…
— Блядь, ладно, — прорычал он, протягивая ей свою руку, посчитав, что это заставит ее быстрее свалить. — Пошевеливайся, Грейнджер.
Гермиона тревожно облизала губы, а затем достала волшебную палочку и провела ей вдоль пореза, который сама же оставила. Для всего потребовалась бы пара минут, и она поняла, что тишина была для нее слишком давящей. Подняв глаза на Малфоя, обнаружила его суровый вид, который заставил перевести взгляд на большую стопку книг на прикроватной тумбочке.
— Ты так много уже прочитал? — спросила она, с интересом приподнимая брови.
— Я их просто просмотрел, — неохотно проворчал Драко. — Я их читал раньше.
— Я не удивлена, — произнесла она голосом, в котором по-прежнему слышались неловкость и нервозность. — Это все наши учебники…
— С предыдущих лет, — закончил он ее фразу. — Да, я заметил.
— Тогда зачем ты их читаешь?
— Здесь едва ли найдется широкий выбор занятий, — Драко нахмурился, осознав, что фактически он сидел с Грейнджер на своей кровати, держась за руки. Необходимо, чтобы она ушла. Сейчас же. — Черт! Давай поживее.
— Почти закончила, — промямлила она, проводя кончиком палочки по последнему пятнышку крови. — Вот, так лучше?
Он быстро вырвал руку из ее изящных пальцев и, проверив проделанную работу, кивнул головой в сторону двери.
— Проваливай, Грейнджер.
Ее медовый взгляд еще раз обратился к стопке книг, и Гермиона приоткрыла рот, чтобы что-то сказать. Чем бы это ни было, запас гриффиндорской храбрости на сегодня был исчерпан, и она неуклюже встала с кровати и побрела из спальни прочь. Только тогда, когда дверь в комнату была плотно закрыта, Драко позволил себе выдохнуть, массируя пальцами переносицу и воспроизводя в голове странные события нескольких последних часов.
Если когда-либо появлялся верный знак того, что это место начало воздействовать на его вменяемость, то это случилось сегодня.
Драко взглянул на исцеленную ладонь и провел пальцами по затянувшейся коже, так и не найдя признаков того, что она когда-либо была разорвана.
Он был непреклонен в своей убежденности в том, что мог чувствовать ее, курсирующую по крови; он обвинял невидимые языки пламени ее сущности в своей неспособности уснуть до самого рассвета. Когда же Малфой пробудился ближе к полудню следующего дня, то поступил так же, как и всегда: надел обычную одежду и направился на кухню, чтобы посмотреть, что же сегодня приготовила для него Грейнджер.
Запеканка из мяса с картофелем. Одна из его любимых.
А рядом с дымящимся горшком находилась стопка книг, ни одну из которых он не видел прежде.
[1] Энгорджио (Engorgio) — заставляет цель разбухать, раздуваться и увеличиваться.
[2] Профессор Чарити Бербедж (Professor Charity Burbage) — профессор маггловедения в Хогвартсе. Была похищена и убита, а затем скормлена Нагайне (седьмая книга).
====== Глава 7. Человек ======
Гермиона не видела Малфоя три дня.
Она не слышала даже малейшего звука из его комнаты, и, если бы не блюда, которые исчезали к ее возвращению из библиотеки, она могла бы засомневаться, что Драко все еще находился в ее дортуаре. Она подумывала еще раз зайти к нему и выдать очередную порцию извинений, но разумно посчитала, что это скорее все стало бы шагом в неверном направлении. Малфой совершенно ясно дал понять, что желал уединения, и это было меньшим, что она могла сделать для него после случившегося.
Она все еще была крайне подавлена.
Грейнджер никогда, никогда, не совершала чего-то столь же ужасного за всю свою жизнь; столь же неправильного. Она запиралась в своей комнате не менее четырех раз, захлебываясь в рыданиях, обнимая руками свое дрожащее тело. Смерть Чарити Бербедж все еще омрачала ее мысли, и в такие моменты она всегда находила себя, вглядывающуюся в ладони в поисках шрама или хоть какой-то отметины.
Она потерла лоб, а затем перевернула очередную страницу. Суровые ветра, завывающие снаружи замка, погнали ее в гостиную на поиски какого-либо утешения в компании одной из книг. Ветер был ее слабостью. Она могла бы сидеть и счастливо наблюдать за красочной грозой или слушать барабанную дробь дождя, но когда ветер звучал так, словно человек во время удушья, Грейнджер впадала в оцепенение.
Она пробовала наложить Заглушающие чары, как поступала во все предыдущие годы в Хогвартсе, но те всегда спадали, как только внимание рассеивалось под воздействием надвигающегося сна. Свежий рев мог бы испугать, окончательно пробудив, и ей пришлось бы все начинать заново.
Гермиона быстро отказалась от идеи спать в любой близости от окна и теперь, свернувшись калачиком на диване в гостиной без единого окна, читала стихотворения лорда Байрона; одно из ее тайных удовольствий. Она немного плотнее укуталась в одеяло и перешла к прочтению «Она идет во всей красе»[1]; быстро взглянув на часы, поморщилась, когда поняла, что уже была половина третьего ночи.
И проклятый ветер не давал ни намека на то, что исчезнет в ближайшее время.
Она громко втянула воздух в легкие, услышав, как тихий клик разорвал тишину, и затуманенный взгляд медленно перешел на Малфоя, покидающего свою комнату. Тот выглядел раздраженным, когда вновь взглянул на нее; издав взволнованный вздох, он направился на кухню, видимо, предпочтя полностью ее проигнорировать.
Гермиона дважды подумала, прежде чем заговорить, но слова вылетели быстрее, чем она смогла подумать в третий раз.
— Я тебя разбудила? — прошептала она, не уверенная, расслышал ли он вопрос или же предпочел не обращать на него внимания. Одному Мерлину известно, почему она решила, что повторить вопрос еще раз будет разумно. — Я тебя…
— Нет, — прорычал Драко, наполняя стакан водой и стоя к ней спиной.
— М-м, тогда почему ты…
— Мне захотелось пить, — ответил он, разворачиваясь и направляясь назад в спальню.
— Малфой, подожди, — быстро произнесла Гермиона, выпрямляясь на диване и задумываясь, что именно собиралась сказать. Она понятия не имела, почему он остановился у двери, но не стала озвучивать свой вопрос, дабы Драко не вспомнил о своем постоянном желании сбежать от нее. — Могу я тебя кое о чем спросить?
Он вздохнул так, словно она вмешивалась в его несуществующее расписание.
— Только побыстрее.
Она замешкалась и облизала зубы.
— Ты все еще злишься на… э-м-м… В тот день…
— Когда ты, блять, порезала мне руку? — пояснил он равнодушным голосом, разворачиваясь к ней лицом. — Разве это имеет значение?
Гермиона смотрела на него глазами цвета патоки, подернутой легкой дымкой, когда Драко поднес стакан ко рту, и вода придала блеск его губам.
— По-моему, да, — робко призналась она, переключая внимание на свои колени.
Подозрение и шок практически заставили его подавиться водой, но он удержался.
— Почему? — жестоко огрызнулся он. — Что это меняет?
— Я не уверена, — пробормотала Гермиона, осторожно вставая с дивана.
Челюсть Драко дрогнула, когда одеяло упало к ее ногам, представив взору простую футболку и мешковатые пижамные штаны. Он обнаружил, что затаил дыхание, когда Грейнджер начала движение, но она направилась на кухню, и на какое-то время он задумался, как именно поступил бы, направься та в его сторону. В неуверенном мерцании свечей Гермиона выглядела иначе; более умиротворенной и немного нереальной. Темнота играла с его зрением и восприятием, когда он внимательно изучал ее, достававшую две кружки из шкафчика.
— Перед сном лучше выпить горячий шоколад, — мягко произнесла она, вскипятив немного воды при помощи волшебной палочки. — Хочешь?
Малфой не ответил. Она определенно решила приготовить одну порцию и для него, и запах какао-порошка образовал очаровательную смесь с естественным ароматом Грейнджер. Драко теребил рукава своего джемпера, пока она заканчивала с приготовлением напитка, и, как только они были готовы, отнесла кружки к дивану, поставив их на кофейный столик. Он приподнял бровь, когда Гермиона снова укуталась в одеяло и расслаблено расположилась на диване; его осторожный взгляд перемещался между гриффиндоркой и дымящейся кружкой, предназначенной для него.
— Ты собираешься сесть? — спросила она, и он мог заметить, что она старается придать голосу беззаботности.
— Я выпью его в своей комнате, — тихо проворчал он, делая несколько шагов в ее направлении.
— Я… — неловко начала она. — Ну, я надеялась, что ты смог бы ответить на мой вопрос… и, может, немного посидеть со мной?
Подобное застало его врасплох. Из всего того, что Гермиона могла бы сказать, он готов был поставить свое наследство, что эти слова никогда не сорвутся с ее губ в его присутствии. Определенно, это было интригующим развитием дерьмовой ситуации, и он не мог не учитывать, к чему это могло бы привести.
— И какого черта тебе пришло это в голову? — лениво растянул он, упираясь ладонями в спинку дивана, стоящего напротив нее. — Я не обязан отвечать на твой вопрос.
— Нет, не обязан, — согласилась она, — это было просто предложение…
— Тупое предложение.
Она нахмурилась и подняла голову, устало взглянув на Малфоя.
— Ладно, не обращай внимания…
— Нет, уж, — прервал тот. — Мне любопытно узнать, почему ты вообще предлагала присоединиться к тебе…
— Ты не ответил на мой вопрос, — многозначительно напомнила она, протягивая руку, чтобы коснуться кружки, — так с чего бы мне отвечать на твой?
У Драко не было оправдательных причин, но это не стало проблемой, так как завывание ветра внезапно разрезало тишину. И он заметил кое-что; вспышка страха, что пронеслась в ее глазах. Он не мог припомнить ни единого случая, когда видел ее испуганной. Возможно, нерешительной, иногда обеспокоенной, но испуганной — никогда. Даже во время того безумного эпизода в ванной черты ее лица окрасились лишь стыдом и шоком. Это небольшое столкновение ранним утром превращалось в полный кладезь сюрпризов.
— В чем дело, Грейнджер? — задиристо поинтересовался Малфой, растянув губы в ухмылке. — Только не говори, что одна из бесстрашных гриффиндорок боится маленькой бури.
Он ожидал вызова и раздражения, но Гермиона лишь плотнее завернулась в одеяло.
— Не бури, — пробормотала она, спустя мгновение, — я просто... Мне не нравятся звуки ветра.
Выражение его лица исказилось от замешательства. Она только что рассказала о собственном страхе? Признание фобий не было принято в его окружении, и в особенности упоминание их перед врагом. Демонстрация даже намека на слабость была, по меньшей мере, глупой, но все же Гермиона сделала это.
Доверчивая и наивная идиотка.
И внезапно она стала более реальной… более человечной, и это отрезвило его, словно глоток холодного воздуха. Она была личностью, и менее... Нет, она определенно все еще грязнокровка… Но она была грязнокровкой с характером… вроде как. Возможно.
Он наблюдал за ней с большим вниманием, чем следовало бы, когда ветер стих и ее плечи расслабились. Вернулась рациональная Грейнджер с, казалось бы, полным отсутствием проблем и страхов из-за разгулявшейся непогоды; но ее боязнь никуда не делась, пряталось в глубине янтарных глаз. Она взяла со стола горячий шоколад и поднесла кружку к розовым устам, сложив губы, сдувая пар. Это не должно было привлекать его внимание. Но привлекло.
— Твой шоколад остынет, — пробормотала Гермиона, спокойно глядя на Малфоя и делая первый глоток.
Драко резко вдохнул, а затем перелез через спинку дивана и рухнул на подушки, нетерпеливо разглядывая гриффиндорку.
— Как можно бояться ветра?
— Дело не в самом ветре, — спокойно ответила Гермиона, — мне не нравится шум.
— Это просто глупо, — усмехнулся он.
— Все чего-то боятся, — осторожно рассуждала она. — Ты чего-нибудь боишься? Это свойственно для человека.
Он нахмурился, поскольку предположение было абсолютно нелепо, но все-таки задумался над ее словами. На ум пришла мысль разочаровать семью, или, если быть более точным, отца, но он предположил, что Грейнджер имела в виду нечто более конкретное и болезненное. Либо у него просто не было страхов, либо он подсознательно предпочитал игнорировать их. Тем не менее, он ненавидел ее за то, что заставляла его думать.
— Нет, — просто сказал Малфой, наклоняясь вперед, чтобы взять кружку.
— Возможно, ты просто еще не осознал свои страхи, — предположила Гермиона, уклончиво пожав плечами. — Ты ответишь на мой вопрос? О том дне? Когда я… ты понимаешь.
Его глаза сузились.
— Я сомневаюсь, что могу ненавидеть тебя больше, чем сейчас, — спокойно сказал Драко, его губы дернулись. Она выглядела немного обеспокоенной его словами, и необходимость сказать что-либо еще пульсировала на языке. Он зажмурился, презирая себя за то, что собирался произнести. — Считай этот вопрос закрытым, Грейнджер.
Захватывающая смесь облегчения и удивления окропила лицо Гермионы.
— Правда?
— Для тебя же было бы лучше не упоминать об этом, — прямо сказал Малфой, давно решив, что оптимальным решением было бы навсегда забыть о произошедшем. — Разве что ты хотела бы, чтобы я довел дело до...
— Нет, — она поспешно покачала головой, — нет, я хотела бы забыть об этом.
Драко коротко ей кивнул и сделал большой глоток горячего шоколада, а Гермиона поборола желание сказать «спасибо» за согласие забыть об этой теме. Если она правильно помнила, в тот жуткий день она извинялась и говорила «пожалуйста» чаще, чем следовало бы. Если бы она начала извергать слова благодарности этому засранцу, это стало бы уже полнейшим перебором.
Но вот он: сидит по другую сторону кофейного столика и выглядит более спокойным, нежели она могла припомнить, что заставило ее инстинктивное презрение по отношению к нему дрогнуть. Грейнджер всегда верила и убеждалась в том, что человеческая личность оказывает влияние на внешность. Если некто был уродлив внутри, сознание могло убедить ее, что это уродство каким-либо образом отражалось и на внешности. Теперь же, с ее ненавистью к Малфою, слегка смятой странным спокойствием, что появилось между ними, Гермиона признавала, что он был довольно поразительным волшебником.
Тусклый свет озарил его бледное лицо, и оранжевое свечение отразилось в серебряных глазах. Углы и линии его черт были резкими и четкими, словно каждая деталь кричала, требуя внимания; это заставляло глаза танцевать, и Гермионе это нравилось. Она могла бы сказать, что Драко был слишком бледен, как будто бы высечен изо льда, но затем она поняла, что тот, должно быть, Мерлин знает, как долго не ощущал тепла солнечных лучей.
— Ты читал книги? — осторожно спросила она, решив, что молчание начало причинять дискомфорт. — Которые я оставила.
Она могла видеть, как Малфой колебался при ответе.
— Да, — настороженно признался тот.
— Какую читаешь сейчас? — продолжила Гермиона.
— Зачем тебе это?
— Просто любопытно, — она пожала плечами, искренне желая, чтобы его подозрительность по отношению к ней уменьшилась.
Драко громко выдохнул.
— «Тит Андроник» [2].
— Хорошая пьеса...
— Нормальная, — быстро поправил Драко, вертя напиток между ладонями. — Некоторые сцены выглядят сырыми.
— Согласна, — она задумчиво кивнула. — Это одна из ранних пьес Шекспира.
— Ты дала мне много его книг, — медленно пробормотал Малфой, строго посмотрев на нее. — Предполагаю, он маггловский автор.
Ее глаза распахнулись. Она ожидала мгновенной вспышки ярости, поскольку ее маленький эксперимент обратил на себя его внимание, но оказалось, что Малфой просто был раздражен.
— Ты знал, что я дала тебе маггловские книги?
— Это довольно очевидно, Грейнджер, — он закатил глаза. — Я не узнал ни одного из авторов, и решил, что это именно то, что ты сделала бы.
— И ты все еще читаешь их? — произнесла Гермиона неверующим тоном. — Почему?
Выражение его лица стало немного жестче. По правде говоря, он не прикасался к ее маггловской литературе на протяжении двух дней, просто смотрел на нее с неподдельным отвращением. Но скука была слишком сильной, иссушающей его рассудок — и на третий день Драко сдался, разумно решив, что предпочтет маггловское чтиво умственному расстройству. Он намеревался получить в книгах подпитку для своего отвращения к магглам, найти доказательства того, что они были бескультурными и нецивилизованными существами, которые будут выбиваться из сил в попытке сочинить более-менее приличный текст.
Но...
Но книги оказались на самом деле нормальными... Достаточно неплохими, чтобы он продолжал переворачивать страницы и неосознанно восхищаться. Эти книги нервировали и вызывали тошноту, и заставляли задумываться о... разном. Пусть лишь на какое-то мгновение, но он задумывался. Нет, он никогда не верил во все это пропагандистское дерьмо о том, что магглы были дикими, хоть в какой-то степени он был убежден, что они окажутся менее способными к искусствам. Но этот Шек-как-его-там был... адекватным. Пусть он и не мог рассказать об этом Грейнджер.
— Потому что больше нечего читать, — прорычал Драко, осознав, что молчал слишком долго.
Гермиона вздохнула, наблюдая за ним из-под ресниц и делая очередной глоток. Ее любопытство глухо отозвалось в сердце, и ей захотелось проверить, как далеко она сможет зайти в этом вопросе.
— А как тебе пьеса в целом?
Он фыркнул.
— В ней много насилия, — произнес как что-то очевидное. — И это весьма... интересно, но доказывает, какими варварами являются магглы.
— Варварами? — повторила Гермиона, сдерживая желание накричать на него. — Как это?
— Ну, это просто бессмысленное кровопролитие...
— В отличие от всех Магических войн? — быстро вставила она. — Насилие присутствует во всех расах и видах, Малфой, особенно в человеческих. Магических или нет...
— Парень убил собственного сына, — заметил Драко, гордо склонив голову в сторону, как если бы сделал выигрышный удар. — Это верный признак того, насколько магглы нецивилизованны и…
Грейнджер не упустила ни одной детали.
— Но Волдеморт убил свою семью.
Надменное выражение Драко дрогнуло, и он возненавидел тот факт, что Грейнджер стала тому свидетелем.
— Это другое, — оправдываясь, пробормотал он. — Это было...
— А Крауч убил своего отца...
— Это другое! — упорно повторил он, хотя и знал, что этот аргумент был слаб.
Гермиона не выглядела ни самодовольной, ни высокомерной, когда подняла голову, чтобы встретиться с его раздраженным взглядом; она просто быстро облизнула губы.
— В чем же разница, Малфой?
Он порылся в голове в поисках подходящего аргумента или ответа, который указал бы Грейнджер на ее место. Он чувствовал себя возбужденным и встревоженным, а еще ощущал щепотку уважения к гриффиндорке за то, что та смогла прорваться в его сознание; и это бесило его больше всего. Этим она бесспорно заработала очередную отметку на спинке его кровати. Пиздец.
— Просто она есть, — пробормотал Драко, делая еще один глоток приготовленного ею потрясающего горячего шоколада.
Боль в шее стала первым признаком того, что Драко спал не в кровати.
На чем бы ни лежала его голова, оно было слишком твердым для подушки; когда глаза открылись, взгляд сосредоточился на потолке, который выглядел иначе, чем раньше. Малфой неловко повернулся и понял, что лежит на диване, поместив голову на подлокотник. Было все еще темно; пусть в гостиной не было окон, быстрый взгляд на часы дал ему знать, что уже почти семь утра.
Он застонал и потер лицо, медленно переходя в сидячее положение, что заставило суставы позвонков захрустеть подобно уголькам в камине. Его затуманенный ото сна взгляд прошелся по окружающей обстановке, и Драко попытался вспомнить, как и когда он успел здесь уснуть; его по-зимнему серые глаза обратились к противоположной стороне кофейного столика.
Он замер.
Грейнджер была завернута в одеяло от шеи и до кончиков пальцев ног, словно в кокон; ее непослушные волосы разметались по подушке кофейным каскадом кудрей. Глаза закрыты, лицо абсолютно спокойно, она — воплощение мира и покоя. Напряжение спало с Гермионы, и он не смог припомнить человека, который выглядел бы столь же объятым Морфеем. Слух уловил ее умиротворенное дыхание, которое вырвало его из транса, и Драко оставалось лишь молча ругать себя за то, что позволил утру одурманить разум.
Малфой оторвал от нее взгляд и понял, что теперь изучающе смотрит на ее незавершенный холодный напиток. И волшебную палочку, что лежала и насмехалась над ним.
Он отодвинулся от дивана и как можно тише пропетлял вокруг стола, зная, что это, вероятно, ни к чему не приведет. Грейнджер сама ему сказала, что палочка заколдована, но с другой стороны это могло быть просто хорошим блефом. Он переместился еще ближе к волшебной палочке, присел на корточки и наклонился прямо напротив спящей гриффиндорки.
Ее дыхание скользило по чувствительной коже его шеи; он старался побороть дрожь, что поцелуями прошлась по его спине. Протянул руку, и вся надежда на наличие шанса на побег вмиг умерла, когда он ощутил предупредительный гул магии в пальцах прежде, чем смог даже прикоснуться к палочке. Драко ожидал подобного. С гневом, он побежденно откинулся назад; сонные вздохи Грейнджер все еще шелестели сквозь тонкие волоски на его теле.
Он закрыл глаза... наслаждаясь ощущениями... ее запах так близко... достаточно близко, чтобы коснуться...
И, словно потоком пламени, его выкинуло в реальность. Он яростно рванул прочь, словно в ней был яд, проклиная себя памятью о Салазаре.
Вот что ее проклятый эксперимент сотворил с ним.
Она роилась в его крови, в его голове, выворачивая его чувства. И дело было не в грязной крови, дело было в чем-то более глубоком; оно ломало кости и переполняло клетки. Это была она. Грейнджер. Ее сущность, ее невинность; прорывалась сквозь него, бросая осколки в его душевное равновесие. Возмущенный собственными действиями, он сбежал из ее общества на слегка дрожащих ногах; молясь, чтобы некоторое расстояние помогло очиститься от нее.
Гермиона вздрогнула от громкого хлопка двери и начала просыпаться.
Как жаль; за последние несколько недель это был ее лучший сон. Даже при том, что продлился он всего лишь несколько часов.
В течение нескольких следующих дней ветра не шумели, и ему успешно удавалось избежать встречи с Грейнджер; он все больше и больше убеждал себя, что она была не более, чем гноем под его плотью. В пятницу, спустя ровно неделю с их кровавого инцидента в ванной, стены снова начали сдвигаться. Тяга к общению с другими основательно засела у него под кожей и, разумеется, Грейнджер являлась единственным вариантом. Драко было необходимо услышать биение сердца другого человека, потому что собственное звучало слишком громко в его одиночестве.
Из всех гребаных вещей, преследующих его в мыслях, потребность в чьем-либо присутствии определенно была показателем того, что он сходит с ума. Он нуждался в доказательствах или же просто чем-то, что напомнило бы ему о существовании жизни за пределами его комнаты. Он объяснял эту потребность наличием исключительных обстоятельств... Если бы там был кто-либо, то есть кто угодно, кроме нее, кто смог бы прогнать его демонов, то в общении не было бы никакой необходимости.
Кто угодно, за исключением Уизли. Чистокровный или нет, если бы стервозная МакГонагалл поселила его в комнату с рыжей опухолью Волшебного сообщества, уже ко второму часу здесь творилась бы настоящая бойня.
Этот мысленный образ немного его взбодрил.
Драко мог слышать, как Грейнджер возится на кухне, звеня всякими принадлежностями и создавая больше шума, чем было необходимо. Пропустив пальцы через свои белые волосы ледяного цвета и устало вздохнув, он покинул свою спальню-темницу, окруженную четырьмя стенами, и обнаружил Гермиону, которая увлеклась кастрюлями и какими-то овощами.
Она почувствовала присутствие Драко еще до того, как смогла увидеть, и обернулась, с любопытством взглянув на него.
— Дай-ка я угадаю, — произнесла она ровным голосом, — я снова слишком шумела?
— Да, — проворчал Малфой, сделав несколько шагов в ее сторону. — Какого черта ты делаешь, Грейнджер?
— Просто разбираю продукты на завтра, — пояснила та, мягко пожав плечами. — Наверное, мне стоило бы спросить об этом раньше, но у тебя есть на что-нибудь аллергия?
— Нет, — он покачал головой, присаживаясь на обеденный стол, — только на тебя.
Драко хотел, чтобы комментарий прозвучал холодно и едко, но ему все же не хватило подлой нотки, которую он совершенствовал в течение стольких лет. Взамен реплика прозвучала скорее... дразняще? Ну, казалось, Грейнджер определенно нашла ее безвредной, судя по веселому фырканью и слабой улыбке на губах. Он подумал назвать Гермиону грязнокровкой, просто по старой дружбе, но нечто в его довольно извращенном уме посоветовало не делать этого; она заговорила раньше, чем Малфой получил возможность оспорить данный совет.
— Ты дочитал «Тита»? — спросила она, очевидно, немного не уверенная в том, как следует вести себя в его присутствии. По крайней мере, хоть это было у них общим.
Он усмехнулся.
— Не мысли так узко, Грейнджер, — пробормотал Драко и, положив локти на колени, уставился на ее спину, — я почти дочитал книгу в тот же день. Разумеется, я закончил ее.
— Хорошо, — она кивнула и взяла палочку, чтобы завершить приготовление пищи. — Что ты думаешь о финале?
— Слишком скомканный, — просто заявил он критическим и бесцеремонным тоном. — Довольно-таки любительского уровня.
Она повернулась к нему лицом, скрестив руки на груди.
— Я согласна.
— Что?
— Я согласна, — повторила Гермиона и залилась неуверенным румянцем, поймав его пристальный взгляд. — Конец был слишком скорым. Собираешься прочитать что-нибудь еще?
Драко был на середине другой ее маггловской книги. Он решил на время отойти от Шек-как-его-там, твердо уверенный в том, что найдет определенный уровень безграмотности среди предложенных ей маггловских текстов. Его выбор пал на жуткого вида обложку с именем Уилки Коллинз, и, к его собственному отвращению, уже с первой главы чтение полностью поглотило его.
— «Женщину в белом» [3], — выдал он на одном дыхании, отметив, что ее улыбка стала шире.
— Одна из моих любимых, — сказала Гермиона. — И как...
— Оставь свои чертовы восторги при себе, — предупредил Драко низким голосом. — Уровень письма значительно ниже, чем у писателей-волшебников.
Улыбка спала, и она отвернулась от него, чтобы завершить подготовку продуктов для тушеного мяса.
— Малфой, ты действительно веришь, что чистокровные выше магглорожденных?
Услышав это, он приподнял бровь. Его каменный взгляд обвел ее плечи и спину, пытаясь найти любые подсказки о том, почему она задала такой тупой вопрос.
— Ты же знаешь, что верю, Грейнджер, — гордо ответил он, но почувствовал, какот собственных слов странно защемило в груди. — Не стоит задавать такие пидарастические вопросы, если у тебя имеется хоть сколько-нибудь извилин.
Она вздохнула, почти разочарованно.
— Тогда могу я кое-что предложить, пожалуйста? — тихо пробормотала Гермиона, теребя подол своего слишком большого красного свитера.
И снова ее чертово «пожалуйста»; еще одно нежеланное напоминание о том, какой трогательной и чистой она была. Где-то на задворках подсознания таилась память, что он должен спорить с ней, и вот он, снова; разговаривает с ней так, что тошно становится. Но, по крайней мере, Малфой почувствовал себя немного более нормальным. Ощущал себя человеком. Словно после ее вздохов в душе, этих... почти вежливых моментов, которые, казалось бы, способны унять его пульсирующие головные боли.
— Можешь предлагать что угодно, — он равнодушно пожал плечами, хмуро глядя на ее спину, — но вполне очевидно, вероятность того, что я соглашусь хоть с одним из них, равна нулю.
Она развернулась к нему, и, хоть лицо Гермионы выглядело спокойным и невозмутимым, он мог рассмотреть шквал мыслей, кружащихся в ее глазах. В подобные моменты за ней было так интересно наблюдать; словно за загадочной головоломкой без очевидного поощрения при разгадке. Все, что волновало ее сердце, столь охотно отражалось в глазах оттенка осени, что просто не могло не привлечь его внимания. С ее стороны наиболее мудрым решением было бы скрыть столько, сколько возможно; в особенности от того, кого она презирала. Кого-то вроде него.
— После того, как закончишь эту книгу, — медленно проговорила Грейнджер, — мне бы хотелось, чтобы ты прочитал автобиографию Мартина Лютера Кинга[4].
Его брови настороженно сошлись на переносице.
— С чего бы это?
— Думаю, тебя заинтересуют некоторые из его идей, — предположила Гермиона, осматривая Малфоя с головы до ног. — Это просто предложение.
Затем она исчезла из его поля зрения и скрылась в своей комнате, оставив Драко неохотно заинтригованным ее случайным предложением. Он не стал бы читать эту книгу, только если назло ей.
У Гермионы не было времени, чтобы обдумать их с Малфоем разговор, поскольку она увидела знакомую сову, настойчиво стучащуюся в окно. На дрожащих ногах она бросилась распахнуть его, и впустила прекрасную птицу.
— Хедвиг, — с любовью пропела она и погладила питомца Гарри, когда та бросила письмо в ее руки. — Передай ребятам, что я люблю их.
Полярная сова никогда не ждала ответа, ведь было слишком рискованно тратить драгоценное время, но Гермиона всегда чувствовала уныние, когда та поспешно взмывала в небо. Она все бы отдала, чтобы иметь возможность написать ответ, но было решено, что в обмене письмами будет намного больше опасности, чем пользы. Если она обнаружит что-либо, что может пригодиться парням, то передаст информацию МакГонагалл, а та уже найдет способ донести все Гарри и Рону. Эти правила были строгими, и, естественно, Грейнджер им следовала; желала она этого, или нет.
Мерлин, как же она скучала по ним...
Письмо жгло ей ладонь, но как бы ни хотелось вскрыть его, она не могла. Еще в начале учебного года она пообещала Джинни, что все письма они будут читать вместе. И если есть один человек, который справляется с происходящим чуть хуже, чем сама Гермиона, — это младшая Уизли. В конце концов, это были ее парень и брат, и у девушки были все права чувствовать себя потерянной.
Гермиона накинула на плечи мантию и аккуратно спрятала в карман письмо и палочку, а затем покинула комнату. Быстрый осмотр кухни и гостиной дал знать, что Драко удалился в свою спальню на оставшуюся часть вечера, так что она быстро вышла из дортуара и направилась к башне Гриффиндора.
Уже через десять минут они с рыжеволосой девушкой сидели на ее кровати; та нервно перебирала свои огненные кудри. Единственная соседка по комнате, Парвати Патил, очень кстати отсутствовала. Возможно, она решила провести эту ночь с Дином Томасом после предпринятой недавно попытки сблизиться. Подобное уединение было только на руку девушкам, ведь, как правило, прочтению писем сопутствовали своеобразные эмоциональные реакции; но лишь немногие знали, что друзья поддерживали связь.
— Готова? — Гермиона вздохнула и, не дожидаясь ответа, разорвала конверт и достала пергамент; взгляд прошелся по короткому сообщению.
«Девочки,
Все в порядке. Особо рассказывать не о чем.
Работаем над кое-чем, но это может оказаться тупиком.
Как обычно, не волнуйтесь.
Скучаем и любим вас.
ГиР»
Как и всегда, письмо было коротким и по существу, не содержащим ни одной детали, которая могла бы навредить в случае перехвата. В этот раз слова были выведены рукой Гарри; Гермиона наблюдала, как Джинни водит пальцами по коротким предложениям с глазами, полными слез. Она почувствовала, как и ее глаза стало щипать от неотвратимой тоски; и дело было вовсе не в том, что написано в письме. Все дело в том, чего в нем не было.
Ребята никогда не писали ничего подобного, отсутствие чего-то личного за словами — вот чего ей не хватало больше всего. Было бы потрясающе прочитать одну из дурацких шуток Рона или утешительные слова Гарри. Черт, да она бы закричала от радости, если бы они написали даже о квиддиче. Она просто хотела, чтобы ее мальчики вернулись...
— Ты не могла бы остаться здесь? — выпалила Джинни сквозь рыдания. — П-Парвати ушла, а я не хочу быть одна.
Гермиона грустно кивнула и крепко обняла подругу.
— Конечно, я останусь.
Бля, да где она?
Как не единожды отмечал Драко, Гермиона была человеком привычки; придерживалась строго заведенного распорядка — и никаких отклонений. Он слышал, как она ушла вскоре после их разговора на кухне, как и в любой другой день, предоставив его на вечер самому себе. Он еще немного почитал маггловский роман, принял душ, а затем переоделся ко сну и стал ожидать возвращения Грейнджер.
Но произошел какой-то сбой.
Находясь в постоянной изоляции, он узнал, что щебетание птиц начинается в пять утра, а она обычно возвращается домой уже к трем. Он в замешательстве посмотрел в окно, встал с кровати и направился в гостиную, чтобы проверить время — было ровно десять минут шестого, и Грейнджер определенно не возвращалась домой.
Домой?..
Он может подумать об этом позже. На данный момент все, что он чувствовал, было тяжестью, пульсирующей в груди, которая выместила оттуда остальные чувства. Она была подобна панике... Да, это определенно была паника. Вопросы непрерывным потоком заполняли его сознание, болезненно стуча в висках.
Где она?
Если с ней что-либо случилось, застрянет ли он здесь?
Позабытый?
Совсем один?
Что это сотворит с его рассудком?
Что ему делать без ее запаха или утренних вздохов в душе?..
Он должен выбраться.
Черта с два он останется здесь; покинутый гнить заживо, словно какой-то недостойный простолюдин. Драко быстрым шагом прошел ко входной двери, не обращая внимания на знакомое, раздражающее покалывание в ладони, предупреждающее держаться подальше от ручки. Но он все-таки схватился за нее.
Пальцы сомкнулись вокруг прохладной латуни, и он мгновенно ощутил боль. Она жгла его кисть и растекалась по всей руке, опаляя плоть изнутри, плавя кости. Инстинкты кричали, чтобы он отступил, но его тревога была слишком сильна. Малфой заскрежетал зубами, стараясь не обращать внимания на боль, и попытался опустить ручку, но затем огонь разгорелся в позвоночнике, обжигая и царапая. Спина выгнулась, и Драко заорал в агонии; но все еще отказывался разжимать пальцы.
Он мог чувствовать, как слабеет; неистовое пламя сжигало его силы и сотрясало мышцы. Он понимал, что его трясет от неконтролируемых конвульсий; очередной крик вырвался из его горла. В последнюю слабую попытку к бегству Малфой вложил все оставшиеся силы и снова попробовал открыть входную дверь.
Жар пробежал вдоль позвоночника и ударил в голову, разгораясь и вспыхивая у основания черепа, а затем все онемело. Драко даже не почувствовал, как свалился на пол, дико дрожа и корчась, когда очередной припадок сотрясал каждый дюйм его тела в ужасных конвульсиях. А затем он впал в беспамятство.
[1] «Она идет во всей красе» (She Walks in Beauty), перевод стихотворения: http://www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=8074
[2] «Печальнейшая римская трагедия о Тите Андронике» (Titus Andronicus) — является самой ранней трагедией Шекспира. Заглавный герой — вымышленный римский военачальник, одержимый местью царице готов Таморе, которая также мстит ему. Это самая «кровавая» из пьес Шекспира. http://ru.wikipedia.org/wiki/Тит_Андроник
[3] «Женщина в белом» (The Woman in White) — эпистолярный роман, написанный английским писателем Уильямом Уилки Коллинзом в 1860-ом году: http://ru.wikipedia.org/wiki/Коллинз,_Уилки
[4] Мартин Лютер Кинг (Martin Luther King) — самый известный афроамериканский баптистский проповедник, яркий оратор, лидер Движения за гражданские права чернокожих в США: http://ru.wikipedia.org/wiki/Кинг,_Мартин_Лютер
====== Глава 8. Прикосновение ======
Гермионе так и не удалось заснуть.
Довольно скоро Джинни начала безутешно плакать, и Грейнджер оставалось только обнять ее и начать раскачиваться вперед-назад, гладить по волосам, пока Уизли окончательно не выбьется из сил и не уснет. Она знала, что Молли так же утешала дочь; Гермиона провела большую часть ночи, думая о своих родителях и о том, как сильно она тоскует по ним. Естественно, что уставшее сознание перенесло ее к мыслям о Гарри и Роне, а затем и о Малфое.
В свою защиту она решила, что было невозможно не задуматься о грубом соседе, поскольку он всегда находился рядом; правда, в последнее время с ним было не так много проблем. Несмотря на все высокомерие Драко, предрассудки и прочее обилие недостатков, сейчас Малфой определенно стал более сносным. Гермиона даже обнаружила — случайно, конечно же, — что стала раньше уходить из библиотеки, и таким образом получать возможность проводить в его компании больше времени. Разумеется, все это она делала исключительно по настоянию МакГонагалл, ведь та попросила присматривать за Драко, и Гермиона нашла интересным наблюдать за всеми незначительными изменениями, происходящими в нем.
Вдобавок, было приятно снова ощутить мужское присутствие, даже если оно оказалось принудительным, да и сам парень являлся редкостным кретином.
Тем не менее, наблюдать, как Малфой адаптируется к новому окружению и к ней, было настолько интригующим, что Грейнджер поставила перед собой задачу: она, как сможет, будет влиять на него наилучшим образом. Гермиона была практически уверена, что, если (и это было очень большое «если») сможет разрушить его стереотипы, то жить бок о бок с ним будет не так уж и плохо.
А возможно, это не так. Временами гриффиндорский оптимизм может быть той еще назойливой мухой; но она в любом случае постарается. Лишь бы получилось стереть слово «грязнокровка» из его лексикона.
Недосып начал отражаться на ясности мыслей. Быстрый взгляд на часы дал знать, что уже половина шестого утра. Грейнджер убедилась, что Джинни крепко спала, осторожно повернула ее на бок и краем рукава смахнула слезы с ее лица. Гермиона бесшумно подошла к письменному столу и черканула записку, в которой извинилась за свой уход, объяснив, что нуждается в отдыхе.
Бросив печальный прощальный взгляд на Джинни Уизли, Грейнджер тихо вышла из общежития Гриффиндора и побрела одинокими коридорами к своему дортуару. Он располагался совсем близко, но ее шаги были медлительными и вдумчивыми; Гермиона заметила, каким пустынным казался Хогвартс. Да, залы по-прежнему были наполнены холодом и безразличием зимнего утра, и еще слишком рано, чтобы кто-нибудь бодрствовал в выходной, но она всегда обожала Школу за то ощущение тепла и жизни, что она давала. Теперь же, каждый кирпич в стене казался мрачнее, каждый класс — холоднее, да и весь замок словно проникся кладбищенской атмосферой.
Это сравнение преследовало ее... Оно постоянно напоминало о том, насколько угнетающим было все вокруг. В понедельник будет первое ноября — еще один месяц со смерти Дамблдора. Уже прошло полгода, но сердце до сих пор сжимается от боли.
Тяжело вздохнув, она пробормотала пароль группе львов на гобелене; дверь открылась, но не полностью. Грейнджер нахмурилась и толкнула ее посильнее, почувствовав сопротивление с другой стороны. Она проскользнула внутрь и сразу же на что-то наткнулась; на что-то мягкое. Споткнувшись, Гермиона полетела на пол. Сконфуженно вздохнув, она отбросила волосы с лица и оглянулась через плечо; Грейнджер в шоке распахнула глаза, когда увидела что, или точнее сказать кто, стал причиной ее падения.
— О господи, — прошептала она, садясь на колени и склоняясь над ним. — Малфой? Драко!
Он выглядел мертвым. Это было яснее ясного.
Его кожа стала пепельно-серой, губы посинели, тело похолодело. Глаза — плотно закрыты, а на лице таится умиротворение; Гермиона почувствовала, как жгучая тревога и страх сковывают горло. Нервными движениями непослушных рук она постаралась взять Малфоя за запястье и поморщилась, когда заметила выжженную плоть воспаленных ладоней.
Ее сердце застучало в бешеном ритме, когда Грейнджер нащупала его тихий пульс. Она вздохнула, наслаждаясь ощущением сердцебиения Драко, позволяя ужасу отступить. Потребовался лишь один быстрый взгляд на израненную руку Малфоя и его позу возле входной двери, чтобы понять, что здесь произошло.
Он пытался сбежать.
Малфой, чертов идиот...
Стоя рядом с ним на коленях, она заставила себя собраться с мыслями; Гермиона с удивлением обнаружила, что ее щеки стали влажными от слез. Она плакала? Что ж… паника и не такое вытворяла с людьми; но об этом она подумает позже, после того, как вставит ему на место мозги за то, что он оказался так глуп.
— Вингардиум Левиоса [1], — тихо произнесла Гермиона, поднимаясь с пола, и отлевитировала Драко на один из диванов.
Она присела рядом с ним и направила палочку на грудь Малфоя, готовая пробудить его, но что-то ее остановило.
Грейнджер всматривалась в его лицо, когда поняла, что ей еще никогда не предоставлялась возможность увидеть его таким. Так близко. Он выглядел настолько нормальным, что казался просто спящим. В его чертах не отражалось никаких следов гнева или волнения, которые никогда не покидали лица Малфоя; ни одного намека на его сломленную жизнь. Драко выглядел расслабленным, и она оказалась полностью завороженной им. Грейнджер протянула руку и провела по светлым волосам, пальцы словно двигались по собственному желанию. Скользили по его лбу и скулам, едва прикасаясь к нему.
Что-то сжалось у неё в груди, и Гермиона поймала себя на мысли, что сожалеет: Малфой был красив и умен, но воспитание погубило его, и это было так грустно... Какая потеря...
От ее прикосновений кровь прилила к его щекам; она не устояла и провела большим пальцем по нижней губе Малфоя. Он оказался... теплее, чем она ожидала...
Грейнджер одернула руку и с ужасом посмотрела на Драко. Во всем виновата бессонница; она играла с сознанием и подталкивала на опрометчивые поступки. Тряхнув головой и мысленно отругав себя, Гермиона снова направила волшебную палочку на грудь Малфоя и подготовилась к неизбежной взрывной реакции Драко, когда тот придет в себя и обнаружит ее, сидящую рядом.
— Энервейт [2]!
С громким вздохом Драко вскочил с дивана, его глаза широко раскрылись, а грудь вздымалась от прерывистого дыхания. Он даже не заметил Грейнджер, сидящую рядом; просто дико щурился и смотрел вперед, пытаясь вернуть самообладание.
— Малфой! — прокричала Гермиона и взяла его за руку. — Драко, успокойся, все в порядке.
Его безумный взгляд обратился на Грейнджер, и она облегченно выдохнула, когда заметила, как он расслабился, а его дыхание начало замедляться. Она только собралась вновь заговорить, когда Драко резко вскинул израненную руку, и Гермионе с большим усилием удалось устоять перед желанием вздрогнуть от удивления. Все случилось слишком быстро, чтобы что-то понять: его липкая ладонь вдруг оказались на ее щеке, размазывая его кровь. Грейнджер в шоке раскрыла рот, пытаясь осознать происходящее; Малфой так сильно дрожал, что она лицом ощущала его вибрации.
А затем его рука упала, словно ничего и не было, и он просто смотрел на нее с озадаченным выражением на лице. Выходя из очередного транса, Гермиона с волнением окинула взглядом его сотрясающееся тело, прислушалась к стуку зубов и заметила, что дрожь только усилилась.
— Малфой, — сказала она как можно тише. — Твоему телу необходимо восстановиться, ладно?
Он даже не пытался побороть ритмичные удары зубами, чтобы ответить Грейнджер; просто продолжал смотреть на нее пустым взглядом.
— Я принесу тебе Зелье Сна-без-сновидений, хорошо? Я вернусь через секунду.
Она бросилась в свою спальню, не дожидаясь ответа; распахнула сундук у кровати и начала рыться в вещах, пытаясь как можно скорее отыскать флакон с фиолетовой жидкостью. Найдя зелье, она схватила с постели одеяло и побежала назад в гостиную; дрожь Малфоя усилилась. Она бросила одеяло и ступила в его направлении, отчаянно выдергивая пробку из пузырька и поднося к его губам.
— Драко, — пробормотала Гермиона, стараясь побороть беспокойство. — Ты не мог бы немного успокоиться, чтобы я смогла дать тебе зелье?
Никакого ответа. Он лишь начал еще сильнее дрожать ...
Остановившись на миг, Грейнджер протянула руку к его лицу и приложила ладонь к щеке, большим пальцем пытаясь раскрыть рот Малфоя.
— Все в порядке, — пробормотала она, не замечая, какой нежной была с ним. Гермиона, не обращая внимания на боль, просунула палец между его стучащих зубов, чтобы хоть как-то влить в него зелье.
Когда маленький флакон опустел, она бросила его через плечо и ладонью прикрыла Малфою рот, рассеянно водя пальцами по его лицу, ожидая, когда Драко проглотит снотворное. Не менее чем через двадцать секунд он обмяк, хоть его и продолжала бить легкая дрожь. Гермиона натянула на него одеяло и удостоверилась, что он был полностью накрыт, а затем откинулась на колени и облегченно вздохнула.
Мерлин милостивый, она словно одеревенела из-за него... Но она сделала все, что было в ее силах.
Убедившись, что Малфой крепко спит, Гермиона поднялась на шатких ногах и буквально почувствовала, как мертвецкая усталость накрывает ее с головой. Потащив протестующее тело в сторону ванной, она склонилась над раковиной и попыталась собраться с мыслями, но один быстрый взгляд на свое отражение заставил ее захлебнуться вздохом.
Вот он. Его кровавый отпечаток (руки); дерзкий и по-своему красивый, он был подобен отметке, которая отдавалась блаженным теплом на ее щеке. Она смотрела на него целую минуту, затем включила воду и со странным трепетом в груди смыла с лица кровь Драко. Бросив последний взгляд на свое отражение, Грейнджер поплелась в свою комнату, где начала сбрасывать с себя одежду. Она торопливо переоделась в футболку и пижамные штаны, спрятала палочку в карман.
От вида уютной кровати можно было заплакать. И лишь одному Годрику известно, почему она решила прихватить еще одно одеяло и вернуться в гостиную.
Усаживаясь на диван и укрываясь, она не сводила сосредоточенного взгляда с Малфоя, лежащего на диване напротив. Его вид еще не был привычным для нее, но у Гермионы возникло ощущение, что на этот раз он не имел ничего общего с безмятежным выражением лица.
Теперь все может измениться, правда, она еще не знала насколько.
Грейнджер проснулась от звуков шагов студентов, бродящих мимо дортуара.
Часы показывали почти полдень, значит, каким-то чудом ей удалось уснуть почти на пять часов; давно она так долго не спала. Еще это значило, что Малфой вскоре проснется, если она верно отмерила зелье. Гермиона посмотрела на него сонным взглядом.
Сейчас все произошедшее казалось отдаленным шепотом непостоянной памяти, застрявшим где-то между реальностью и позабытым сном. Она смотрела на Драко; прошли минуты, а может, и часы, когда признаки жизни начали медленно проявляться в нем: легкое движение руки, вздох пробуждения, и вот он открыл глаза и быстро заморгал.
Она почти желала, чтобы он не заметил ее, поскольку сложившаяся ситуация готова была стать самой неловкой в ее жизни. Как только Грейнджер подумала о том, чтобы закрыть глаза и притвориться спящей, Малфой приподнял голову, и они встретились взглядами.
Она ожидала увидеть гнев и смущение, но заметила лишь раздражение и лёгкий намек на стыд, что таились в его серых глазах. Они не разорвали зрительного контакта, и тишина, казалось, наполнилась искрами; Гермиона услышала свой голос прежде, чем успела заставить себя замолчать.
— Как ты себя чувствуешь?
Драко отвел взгляд; Гермиона никак не ожидала от него ответа.
— Дерьмово, — пробормотал он охрипшим голосом.
Грейнджер пристально наблюдала, как он с трудом приподнялся и сел на диване, недовольно скривившись; раненая рука оставалась под одеялом. Малфой поджал колени, сильно зажмурился и, склонив голову, начал массировать висок тонкими пальцами. Гермиона закусила нижнюю губу и, молча отругав себя, встала с дивана, накинула на плечи одеяло и приблизилась к Драко.
Черт, что ты творишь?..
Она могла бы сесть на пол возле Малфоя. Это определенно было более разумной идеей, нежели нервно усаживаться на диван у его ног. Накричи он на нее, Гермиона не стала бы его винить, потому что сама не могла найти оправдание собственным действиям. Но Драко не шевельнулся. Это была одна из самых странных ситуаций, что она вообще могла припомнить за последние шесть лет ее жизни; а это о многом говорило.
— О чем ты вообще думал? — так и не сумев сдержаться, выпалила Грейнджер и нахмурилась, когда Малфой никак не прореагировал на ее слова. — Ты имеешь хоть малейшее представление о том, насколько опасны эти охранные чары? Малфой, ты мог погибнуть…
— Ты не вернулась, — прервал он низким бормотанием.
Что за…
— Что? — выдохнула Гермиона, пытаясь не упустить ни одной эмоции на его лице, которая могла бы дать ей хоть какую-либо подсказку. — О чем ты…
— Ты не вернулась, — повторил Драко и, наконец, посмотрел на нее из-под ресниц. — Прошлой ночью.
— Я… Я не понимаю…
— Больше никто не знает, что я здесь, — он оборвал ее на полуслове тихим напряженным голосом. — Если с тобой что-нибудь случится, я окажусь в полной заднице…
— Но МакГонагалл знает о тебе, — заметила Гермиона мягким тоном, полным терпения; она словно утешала Малфоя, а он был слишком смущен, чтобы выказывать свое отвращение. Несмотря на все попытки игнорировать близость Грейнджер, в ней было нечто, что успокаивало остатки его метающейся души, и на какой-то миг он пожелал, чтобы она не покидала его. Не сейчас.
Как он мог позабыть о МакГонагалл? Ведь именно по вине этой старой коровы он был заключен здесь.
— А если бы с ней что-то случилось? — резко спросил он. — Я просто гнил бы здесь заживо, пока какой-нибудь херов третьекурсник не учуял запах?
— Драко, — выдохнула Гермиона, вздрогнув от его горьких слов. — Если с МакГонагалл что-то случится, чары спадут, и ты сможешь уйти.
Он моргнул.
Черт, об этом он и не подумал и теперь, вспоминая свою жалкую попытку побега, чувствовал себя круглым дураком. Малфой отвел от нее взгляд, презирая себя за то, что угодил в такую ситуацию. Если он считал, что прошлогодняя встреча с Поттером в туалете старост была самым унизительным моментом в его жизни, то он ошибался.
Но...
Но она — не Поттер. Этот бессмертный задрот постоянно что-то вынюхивал, совал нос в чужие дела, в то время как Грейнджер выглядела действительно озабоченной его состоянием. Сама эта мысль должна была разбить его; руки так и чесались, чтобы оттолкнуть ее настолько далеко, как только возможно, но он ничего не сделал. Вместо этого он изучающим взглядом обвел ее, пытаясь обнаружить какие-либо признаки обмана, но Гермиона практически светилась искренностью.
— Почему ты мне помогаешь? — спросил Драко, подозрительно сужая глаза.
— Потому что тебе это нужно, — Гермиона пожала плечами, словно это было чем-то обыденным. — Эти чары весьма сильные и опасные, ты мог…
— Ты ненавидишь меня, — прошипел он; скорее себе, чем ей. — Мы не выносим друг друга, Грейнджер. Так какого хера ты…
— Я не… Я не думаю, что по-настоящему… ненавижу тебя, — робко проговорила она, и Драко поджал губы. — Ненависть — сильное слово. А я никогда не желала тебе ничего смертельного...
— Неужели? — цинично прорычал Малфой.
— Да, я бы не стала, — подтвердила она с такой знакомой уверенностью в голосе. — И смею надеяться, что и ты не желал мне ничего подобного.
Драко фыркнул, однако, она должна была бы оглохнуть, чтобы не заметить, как неубедительно это прозвучало. Воспоминания о Кубке мира по квиддичу вторглись в его мысли, и он напомнил себе, как предупредил Поттера, чтобы тот увел Грейнджер от надвигающегося хаоса. Это было импульсивное решение, которое он ставил под сомнение на протяжении не одной недели спустя; но не было никакой возможности избежать мыслей о том, что его беспокоила ее безопасность, хоть он и понятия не имел почему.
— Дай мне осмотреть твою руку, — голос Грейнджер вернул его из воспоминаний к угнетающей действительности. — Утром она выглядела крайне скверно…
— Рука в порядке…
— Это не так, — прервала она с суровым взглядом, протягивая ему ладонь. — Слушай, я просто брошу в тебя Петрификус [3], если продолжишь все усложнять. Разве ты не хочешь поскорее с этим покончить?
Драко нахмурился и прищелкнул языком.
— Ты не расскажешь об этом ни единой живой душе, Грейнджер.
— Даже если бы и захотела, не смогла, Малфой, — напомнила она. — Все, что происходит в этой комнате, остается между нами.
От замечания Грейнджер у Драко пересохло в горле, и он, с трудом сглотнув колючий комок, показал ей свою руку. Он вложил ее в сложенные ладони Гермионы и поморщился, поняв, что все намного хуже, нежели он ожидал. В центре ладони виднелся глубокий разрез, полный сгустков полусвернувшейся крови; кое-где она продолжала сочиться из раны. Кожа была раскрыта, словно гротескные лепестки, и маленькие красные линии, подобно корням, расходились от большого пореза; тянулись вдоль пальцев и к запястью.
Драко почувствовал треск остаточной магии под своей плотью; ноющая боль обжигала, как страшная пытка. Он посмотрел на Грейнджер затуманенным взглядом, ожидая увидеть ее задыхающейся от рвотных позывов, но та просто покусывала нижнюю губу. Гермиона оценивала полученные Малфоем повреждения, а он с повышенным вниманием наблюдал, как напряглись извилины. Он отметил, что они снова сидели рядом, держались за руки; густой запах крови витал в воздухе, совсем как в тот первый раз в его спальне, после инцидента в ванной.
— Это займет пару минут, — пробормотала она, достала волшебную палочку и приступила к обработке его раны. — Болит?
— Нет, — пробубнил Драко через сжатые зубы, наблюдая за золотистым свечением на кончике палочки. — Просто пошевеливайся, Грейнджер.
Гермиона облизала губы одним движением языка, когда приступила к исцелению раны: она начала с кончиков пальцев и стала продвигаться в сторону зияющего разреза. Не обращая внимания на жгучую боль в нервах, Малфой сосредоточился на ее нежных прикосновениях и нашел их идеальным отвлечением. Они сидели в тишине, которая странным образом казалась уютной; Драко был слишком потерян в ее успокаивающих движениях, чтобы хоть как-то отреагировать, когда Гермиона потянула вверх его рукав.
Резкий выдох Грейнджер вывел его из транса, Малфой опустил голову и увидел округлившиеся от шока глаза. В этот момент он захотел исчезнуть, провалиться сквозь землю. Он проследовал за взглядом Гермионы, прекрасно понимая, что именно так ее потрясло. Его Темная Метка.
Нет, нет, нет...
Он не хотел, чтобы Грейнджер увидела ее... Это выглядело каким-то неправильным. Она была слишком чиста; казалось, что один взгляд на его уродливый шрам каким-то образом опорочит ее. Разрази его Салазар, он не желал этого; он не хотел, чтобы она и близко оказалась возле этой отметины. Малфой попытался вырваться, но Гермиона только сильнее сжала пальцы, удерживая его руку на месте.
Грейнджер внимательно изучала отвратительную татуировку, понимая, что никогда ранее не находилась настолько близко к Темной Метке. Она прочла бесчисленное количество текстов о Волдеморте и его заклятии, вызывающем Метку; в частности, о Морсмордре [4] и чернильной эмблеме, определяющей Пожирателей Смерти. Но с меткой на предплечье Малфоя что-то было не так. Кожа вокруг черепа и змеи была воспаленной и покрасневшей от раздражения. Дамблдор был мертв почти полгода, а значит, припухлость уже должна была спасть. Если только...
— Погоди, — рассеянно прошептала Гермиона и наклонилась поближе, не замечая, что дыхание, проскользнув по предплечью Малфоя, заставило того вздрогнуть. Драко осторожно наблюдал, как поразительные вспышки понимания отразились в ее глазах, и затаил дыхание; она снова заговорила:
— Ты не желал этого.
Он закашлялся в недоумении.
— Что?
— Ты не желал этого, — повторила Гермиона и, подняв голову, посмотрела ему прямо в глаза. — По крайней мере, не совсем.
— Что за херню ты…
— Твое тело отвергает метку, потому что ты ее не хотел, — она продолжала объяснять, указывая на воспаленную плоть вокруг татуировки. — Если бы ты был полностью послушным, то к этому времени раздражение уже прошло.
Драко понятия не имел, как должен был реагировать на ее речь, потому что разъяренная Грейнджер была права. Снова. У него было слишком много сомнений, которые никак не шли из головы во время церемонии, и он сожалел о событиях той роковой ночи, болезненные размышления о которой преследовали его до сих пор. Малфой был слишком зависим от безрассудного желания отомстить за заключение своего отца, но в тот момент, когда вошел в «Борджин и Беркс», он скрепил печатью мучительную сделку, которая и привела к получению этого уродливого шрама. И что из всего этого вышло? Ничего, кроме бессонных ночей, встречи рассветов в ванной комнате старост и шестимесячного ада в бегах.
Драко все понимал; уже давно признал, что это была роковая ошибка, которая привела к самым унизительным и ужасным моментам в его жизни, но он не хотел, чтобы она знала об этом.
— Да что вообще тебе может быть известно? — заявил он со снисходительной усмешкой и, вырвав руку из ее хватки, натянул на метку рукав. — Дай-ка угадаю… Вычитала что-то в одной из своих бесценных книг, Грейнджер? Тебе следовало бы знать, что не стоит верить всему, что читаешь…
— Я знаю, что это был не твой выбор, Малфой, — возразила Гермиона спокойным тоном, который только больше разозлил Драко. — И мне не нужно смотреть на твою метку, чтобы понять…
— Избавь меня от этого философского дерьма, Грейнджер, — выплюнул Драко, но не смог не скривиться, когда его окатил внезапный приступ тошноты.
— Ты в порядке? — быстро спросила Гермиона, протягивая к нему руку. — Вот, давай я…
— Просто отвали! — прорычал Малфой, пытаясь встать с дивана, но головокружение не позволило ему этого сделать. — Да, блять…
— Все дело в магии, — вздохнула она, подсаживаясь немного ближе. Возможно, слишком близко. — Позволь мне залечить твою…
— Ну, уж нет…
— Я не стану притрагиваться к метке, — предложила Грейнджер, быстро пожав плечами. — Клянусь, я даже упоминать о ней не стану. Как я уже сказала: все, что происходит здесь, остается между нами.
Если бы Малфой не ощущал острую боль, которая все еще пульсировала под кожей, то незамедлительно отпустил в ее адрес какое-нибудь замечательное оскорбление. Но вместо этого он осторожно вложил свою руку в ее ладони, стараясь удержать выражение жестокости на своём лице, лишь бы она не подумала, что ему с ней комфортно. Гермиона провела пальцами по его ладони: небольшая успокаивающая ласка, которая электрическим зарядом прошлась по тонким волоскам на коже Драко. Верная своему слову, она закатала его рукав, сохранив безразличное выражение лица, подняла волшебную палочку и постаралась удерживать взгляд подальше от черного пятна.
Грейнджер, как могла, игнорировала Темную Метку, но она могла бы поклясться, что чувствует исходящую от нее враждебность; чувствует, как та осуждает ее маггловское происхождение и преданность Ордену Феникса. Гермиона прикрыла глаза и глубоко вздохнула, уловив запах Малфоя. Он изменился, больше не напоминал сладких яблок (со времен его «диеты»), стал более мужским и изысканным. Можно было различить нотки аромата новых книг, который всегда так привлекал, немного аромата ее мятного мыла, что идеально слился с его первозданным мужским запахом. Он был приятным…
— Так, — Гермиона затаила дыхание, что-то пробормотала и, опустив палочку, высвободила его руку. — Думаю, все.
— Хорошо, — выдохнул Малфой, внезапно ощутив холод без ее прикосновения.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Гермиона, заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Кружится голова или…
— Нет, — снова соврал он и, пытаясь сохранить скудные клочки своего достоинства, встал с дивана. Драко вложил все свои силы, чтобы придать движениям плавность; он почти оказался в безопасности своей комнаты, когда голос Грейнджер вынудил его задержаться. Мерлин милостивый, когда же она оставит его в покое.
— Малфой, — окликнула Гермиона; она заметно нервничала. — Можно… Могу я кое-что у тебя спросить, пока ты не ушел?
Проклиная себя за любопытство, Драко прислонился плечом к стене и бросил на нее свирепый взгляд.
— Давай поживее, Грейнджер.
— Ладно, — сказала она с явным сомнением в голосе. — Помнишь, когда ты впервые сюда попал, ты спросил меня, что я к тебе чувствую? И я ответила…
— Ты выдала напыщенную речь о том, как сильно ты меня презираешь, — нетерпеливо завершил он, закатывая глаза. — Помню, что дальше?
— Но я… Я только что сказала, что не ненавижу тебя, — продолжила Гермиона, тревожно заерзав на диване. — Ведь ненависть — слишком сильное слово…
— Черт побери, — прорычал Драко сквозь сжатые зубы. — Лучше бы у этого воспоминания появился смысл. Покороче, Грейнджер!
— Что ты сейчас ко мне чувствуешь? — порывисто спросила Гермиона, не в силах посмотреть на него. — То есть… Ты все еще меня ненавидишь?
В глазах Малфоя отразились и волнение, и замешательство, из-за чего Грейнджер почувствовала себя совсем глупо. Казалось, вопрос эхом отдается в ушах, пробуждая воспоминания о его одержимости ее стонами из ванной комнаты и почти культурными беседами, которые все чаще случались между ними в последнее время. Ненавидел ли ее Драко? Да, только не так, как раньше. Сейчас он ненавидел за то, что сбивала его с толку, что переворачивала с ног на голову давно устоявшиеся о ней представления. Он ненавидел, потому что она каким-то образом стала до неприличия терпимой с ним, но еще больше он ненавидел Грейнджер за то, что та заставляла его думать; заставляла задумываться о самом себе.
— Ненавижу ли я тебя? — повторил Малфой с безупречным снисходительным рыком. — С каждым днем все больше и больше.
Он не стал ожидать ее реакции и продолжил путь в свою комнату, желая лишь одного — добраться до кровати до того, как силы покинут его. Он поднял руку и осмотрел ее, в очередной раз признавая, что Грейнджер отлично поработала над раной. Кожа снова была безупречной; но он готов был поклясться, что ощущал неестественное гудение на ладони и вдоль запястья.
Оно не было похоже на жалящую боль от охранных чар МакГонагалл, скорее... это гудение больше походило на приятные отголоски успокаивающих касаний пальцев Гермионы...
Это была нелепая и опасная мысль; Малфой сжал кулаки и со вздохом отвращения ударил ими по матрасу.
Он ошибался: вот то, что он больше всего ненавидел в ней. Грейнджер заражала его подобно блаженному вирусу, проникая в него дюйм за дюймом; поражая одно чувство за другим. Драко прошелся по своим воспоминаниям, пересчитывая ее вторжение в свои чувства. Сначала — ее запах и внимательное прислушивание к звукам в душе. Затем он признал, что Гермиона не являлась тем маггловским отродьем, каким должна была быть. А теперь он мог ее чувствовать; прикосновение к его коже, сущность Грейнджер до сих пор вальсировала по венам с того самого случая в ванной.
Итак, четыре: запах, звук, взгляд и прикосновение. Что же было пятым?
Ах, да. Вкус.
[1] Вингардиум Левиоса (Wingardium Leviosa) — позволяет объекту левитировать.
[2] Энервейт (Enervate) — возвращает сознание.
[3] Петрификус (Petrificus Totalus) — делает тело жертвы жёстким и негнущимся.
[4] Морсмордре (Morsmordre) — «Темная метка», заклинание известно только Пожирателям Смерти. Вызывает огромный светящийся череп в небе, состоящий из зелёных вспышек. Изо рта черепа появляется змея.
====== Глава 9. Яд ======
Драко провел пальцем по книжному переплету и критически изучил обложку, пытаясь найти хоть какую подсказку, почему Грейнджер так сильно желала, чтобы он прочел именно ее.
Она выглядела довольно неброско: на обложке располагалась неподвижная черно-белая маггловская фотография. Основное внимание было сосредоточено на, по-видимому, образованном, темнокожем мужчине — судя по одеянию, тот определенно был магглом — с полным мудрости и опыта взглядом. Он перевернул книгу и заметил, что это не совсем автобиография, а скорее собрание сочинений и писем парня по фамилии Кинг, обобщенные неким Карсоном. Не было никаких пояснений, что на самом деле содержится в книге, и это его раздражало, но Малфой был до нелепого заинтригован, что же так сильно заинтересовало Грейнджер в этом издании.
Тяжело вздохнув, он отбросил сборник в сторону, спрятал лицо в ладонях и пальцами зарылся в волосы, думая, когда же все это закончится. Он слышал, как Грейнджер вышла из спальни и направилась в ванную, чтобы, как и в любое другое утро, принять душ. Он уступил своему волнительному распорядку дня, встал с кровати и занял привычное место у стены, склонив голову, чтобы суметь уловить каждое колебание ее неизбежных звуков.
Через несколько минут раздался музыкальный гул пульсирующей воды, и Грейнджер начала подпитывать его нездоровую одержимость. То, что началось лишь с тихих вздохов и по-утреннему хриплого мурлыкания, вскоре переросло в крещендо из стонов, которые всегда возвращали его к реальности. Он облегченно вздохнул, когда звуки начали облегчать головную боль, и позволил убаюкать себя до полубессознательного состояния.
Так же, как и всегда.
Но...
Но вдруг внутри него что-то перевернулось; тихий теплый толчок внизу живота, который с удвоенной силой погнал кровь к бедрам. Драко было хорошо знакомо это ощущение, хоть прошло достаточно времени с того момента, когда он в последний раз испытывал его; принуждение устроить смерть человека вынуждало к полной отдаче и крало любые мысли об удовлетворении потребностей плоти, да и шесть месяцев в бегах едва ли способствовали этому.
Малфой был все еще потерян в стонах Гермионы, когда его рука инстинктивно дернулась и рассеянно легла на растущую выпуклость в паху. Пальцы едва успели приятно пройтись по восставшей плоти, когда его глаза распахнулись, и он с исказившим лицо ужасом отбросил руку в сторону. Драко резко оттолкнулся от стены с унизительным рывком и с хлопком закрыл уши руками. Его трясло от шока и ненависти к самому себе; отчаянно пытаясь вытолкать Грейнджер из своих чувств, Малфой плотно сжал зубы и сильно зажмурился.
Он сжался в дрожащий комок у кровати и не двигался с места; он не осмеливался двигаться, пока щелчок входной двери не проник между сжатых пальцев, дав знать, что Гермиона ушла на занятия. Малфой открыл глаза и безвольно опустил руки, а его грудь продолжала вздыматься от отвращения и паники.
Черт, что это вообще было?
Его лоб блестел от пота, в горле пересохло от тяжелого дыхания. Он чувствовал себя грязным; запятнанным тем, как его тело среагировало на эту гребаную сучку. Мерлин, что с ним не так? Неужели его психика настолько пострадала от пребывания в этой клетке, в которой никуда не деться от Грейнджер, что он отреагировал на нее столь тошнотворным образом?
Нет!
Нет.
Нет, это ничего не значит. Совсем ничего.
Прошли долгие месяцы с тех пор, как его потребности были удовлетворены, и это не считая нескольких жалких раз, что он дрочил в шотландской хижине, когда Снейп уходил на поиски пищи. Поэтому было вполне естественно, что рано или поздно в игру должны были вступить его инстинкты, учитывая более чем близкое соседство с женщиной.
Грязнокровкой или нет.
Это было неизбежным, но он сможет себя контролировать. Он должен.
— Читает? — задумчиво повторила МакГонагалл. — Да, полагаю, это идеальный способ занять мистера Малфоя.
— Я дала ему несколько маггловских книг, — призналась Гермиона, — я… я подумала, что, возможно, смогу изменить его мнение о магглах…
— Я ценю ваше упорство, мисс Грейнджер, — вздохнула МакГонагалл, откидываясь в кресле, — но все же хочу посоветовать не слишком увлекаться этой идеей. Мистер Малфой кажется слишком уверенным в своем мнении о…
— Я знаю, — оборвала Гермиона. — Но не думаю, что он плох настолько, насколько хочет казаться. Он умен, поэтому я считаю, что, если мне удастся зародить в нем зерно сомнения, он сможет увидеть во всем этом новый смысл.
Минерва МакГонагалл поджала губы и задумчиво потерла подбородок.
— Ваше мнение о мистере Малфое изменилось, — медленно произнесла она; это было утверждение, а не вопрос.
— Ну, — неловко начала Грейнджер, — пожалуй, я начала лучше его понимать, да и он ко мне привык. Я вполне уверена, что его мнение обо мне изменилось за последний месяц, так что я смогла бы убедить его, что эти предрассудки не имеют никаких оснований.
МакГонагалл внимательно рассматривала Гермиону.
— Если вы считаете это необходимым, — нерешительно выдохнула она, — тогда я рекомендовала бы вам не тешить себя пустыми надеждами и быть начеку. Но я доверяю вашему мнению, Гермиона.
— Спасибо, — кивнула она с робкой улыбкой. — Для меня это много значит, профессор.
— А как он в общих чертах? — спросила МакГонагалл. — Странное поведение или какие-либо вспышки?
В сознании Гермионы незамедлительно пронеслись воспоминания о субботнем утре, когда она вернулась домой и обнаружила Малфоя, лежащим на полу без сознания. Она заверила Драко, что его попытка к бегству не будет раскрыта; Мерлин, она слишком много ему пообещала. Оглядываясь назад, Грейнджер понимала, насколько опрометчивым было это решение; и, хоть ее преданность МакГонагалл была полной и безоговорочной, она не смогла нарушить данное слово.
Малфою или нет.
— Нет, — она покачала головой, игнорируя чувство вины. — Большую часть времени он проводит у себя в комнате.
— Хорошо, — проговорила МакГонагалл слегка скептическим тоном. — Что ж, держите меня в курсе его поведения. А как дела у вас, мисс Грейнджер?
— Я в порядке, — поспешно ответила Гермиона и с любопытством посмотрела на МакГонагалл. — Почему вы спрашиваете?
— Просто хочу удостовериться, что у вас все хорошо, — продолжила она обыденным тоном. — Понимаю, что сложившиеся обстоятельства непросты, поэтому хочу быть уверенной, что вы в порядке.
Гермиона пожала плечами.
— Я знаю, что приняла это легче, чем могли бы другие, окажись они на моем месте, — честно ответила она, облизывая губы. — Я действительно в порядке, профессор.
— Если вы так утверждаете, — пробормотала МакГонагалл с явным замешательством, — но я хочу, чтобы вы знали: вы можете обсуждать со мной все, что пожелаете, и в любое удобное для вас время.
Гермиона выдавила из себя улыбку.
— Спасибо.
— И еще кое-что, — продолжила МакГонагалл. — На этих выходных мне необходимо посетить Хогсмид, и я приглашаю вас с мистером МакМилланом присоединиться ко мне, чтобы сделать необходимые покупки. Возможно, вы захотите спросить своих друзей, нужно ли им что-нибудь.
— Хорошо, — сказала Грейнджер, вставая с места. — До субботы, профессор.
Уже было поздно, и снова неистовал ветер; завывал в пустующей библиотеке, подобно плакальщице над умирающим.
Гермиона вздрогнула, добавила еще немного магии в Люмос и обняла себя руками, чтобы хоть как-то побороть холод. Дыхание слетало с губ призрачным туманом; она пыталась сконцентрироваться на просматриваемых страницах, заставляя отяжелевшие веки оставаться открытыми. Но все оказалось бесполезным; ветер был крайне дерзким, а ее тело — слишком уставшим, чтобы задерживаться здесь.
После занятий она не вернулась в дортуар, как обычно, поскольку Невилл практически молил ее о помощи с заданием по трансфигурации, и она уже не видела смысла уходить, когда он закончил. За слишком долгий день ее форма измялась, а единственный прием пищи состоял из бутерброда с сыром и огурцом, который она съела после встречи с МакГонагалл. Грейнджер была голодна, взвинчена и разочарована тем, что эта ночь не принесла ей никакого результата. Так же, как и любая другая.
Очередной пронзительный вопль ветра прошелся по ее нервам, и, несчастно вздохнув, Гермиона захлопнула книгу. Со всех сторон раздавались различные звуки, поэтому она быстро собрала вещи, бросив настороженный взгляд на кружащие тени. Быстрыми тихими шагами она метнулась по пустым, грозным коридорам; сердце отчаянно билось в груди. Она улавливала в окнах свои мимолетные отражения и была уверена, что чувствует позади чьи-то шаги; она тут же перешла на бег.
— Ad Lucem! [1] — прохрипела Грейнджер зевающим львам, проскользнула в комнату и, закрывая глаза, осела на пол в попытке обрести растерянное самообладание.
— Блять, да что с тобой не так?
От голоса Гермиона вздрогнула, широко распахнула глаза и прислонила ладонь к груди, чтобы унять неистово бьющееся сердце.
— Черт побери, Малфой! — выругалась она охрипшим от волнения голосом. — Что ты творишь?
Он осмотрел Грейнджер злобным, оценивающим взглядом, и его раннее намерение игнорировать ее любой ценой, после той... после утренней проблемы, рассеялось. Слишком заманчиво было изводить ее, когда она выглядела столь дерганой и уязвимой, и он наслаждался ее непредсказуемостью. Даже спустя месяц в компании Гермионы он находит ее трудной для чтения, и, несмотря на толчок в животе, напомнивший ему, что это было потенциально рискованным решением, он возжелал узнать, чем все это может закончиться.
Он нашел некое утешение в наблюдении за Гермионой в растрепанной форме: консервативная юбка ниже колена — не то, что у многих девушек, что предпочитали показывать свои ноги; рубашка застегнута на все пуговицы. Даже если бы ее жизнь зависела от этого, она не знала, как нужно одеться, чтобы выглядеть провокационно, и это ввело его в заблуждение, позволив поверить, что произошедшее утром было ни чем иным, как анатомическим глюком.
Разумеется, не будет никакого вреда от небольшой забавы с маленькой гриффиндорской сучкой, если это избавит его от скуки?
— Что ты делаешь на полу? — задал он встречный вопрос из кухни. — И какого хера ты такая дерганная?
Она сдержала нарастающую панику, когда раздалось очередное завывание ветра.
— Я… Я не дерганная…
— Ну, конечно, — он жестоко ухмыльнулся, изучая ее выражение лица опытным взглядом и узнавая все говорящие знаки. — Я уже и забыл о твоей жалкой проблемке с ветром…
— Заткнись, Малфой, — выплюнула она, поднимаясь с пола, и выпрямила спину, чтобы вернуть себе хоть немного достоинства. — Почему ты всегда должен что-то вынюхивать…
— Ничего я не вынюхиваю, — спокойно возразил Драко, оперся на кухонный стол и сложил руки на груди. — Я просто стою здесь…
— И… почему? — вопрос получился неуклюжим; Гермиона подпихнула сумку к дивану. — Обычно ты не просыпаешься, когда я возвращаюсь домой…
— И снова неверно, Грейнджер, — перебил он. — Я всегда просыпаюсь, когда ты возвращаешься домой. Просто обычно я нахожусь в своей комнате.
Она выглядела озадаченной и взволнованной, от чего самодовольная ухмылка Малфоя стала шире.
— Ты всегда просыпаешься?
— Пытаться спать под звуки твоих неуклюжих движений совершенно невозможно, Грейнджер, — прямо заявил он. — Как я и говорил ранее, это подобно тому, что живешь по соседству с великаном с диспраксией.
— Я не неуклюжая! Я…
— Шумная и надоедливая, — закончил он скучающим тоном. — А еще заноза в моей заднице…
— Погоди, — тихо пробормотала Гермиона, — получается… у тебя тоже проблемы со сном?
Дерьмо.
Драко слишком поздно осознал свою ошибку.
— Я прекрасно сплю, — сказал он, бросая на нее колкий взгляд. — Даже несмотря на то, что эти гриффиндорские кровати до нелепости неудобны.
Гермиона замолкла и подняла голову; ее медовые глаза осторожно блуждали по его телу.
— Тогда… что ты делал на кухне?
— Я собирался сделать себе попить, — он закатил глаза и указал на чайник, — но твое гребаное маггловское дерьмо сломано.
— Он не сломан, — сдержанно пробормотала она, переступая с ноги на ногу. — Я переоденусь и сделаю нам…
— Я не хочу, чтобы ты делала мне …
— Ох, да не веди себя как ребенок, — она нахмурилась, но выражение лица изменилось, когда послышалось очередное завывание ветра. Грейнджер беспокойно закусила нижнюю губу, и снова вернула себе гордый вид, прикрыв им страх и чувство внезапного одиночества. — Слушай, мне все равно нужно задать тебе пару вопросов, поэтому…
— Вопросов? — переспросил Драко. — С чего бы мне отвечать на…
— Малфой, прекрати, — презрительно бросила она, раздраженно фыркнув. — Я ничего не пытаюсь вытянуть...
— Ну, разумеется…
— Мои вопросы касаются твоего пребывания здесь и того, каким образом можно сделать его более… приемлемым для тебя, — объяснила она, направляясь в спальню. — Поэтому прекрати вести себя как…
— У тебя десять минут, — предупредил он, покидая кухню и падая на диван, на котором он однажды провел ночь. — Поживее, Грейнджер.
Гермионе потребовалось менее двух минут, чтобы переодеться в мешковатую футболку и домашние брюки; она прихватила одеяло, так как знала, что ветреная ночь снова погонит ее в гостиную. Драко нетерпеливо постукивал ногой по журнальному столику; Гермиона готовила две порции горячего шоколада и нервно покусывала язык, чтобы с него не вот-вот не слетели резкие слова.
— Итак, — выдохнула она, ставя на стол кружки и присаживаясь на диван напротив. — На этих выходных я иду в Хогсмид, и я подумала, что тебе что-нибудь понадобится…
— Мне от тебя ничего не нужно! — выплюнул он, яростным рывком вскакивая со своего места. — Сколько раз я должен повторять, Грейнджер? Ты что, глухая? Мне от тебя ничего не нужно…
— Я знала, что ты так отреагируешь, — сказала она чопорным уравновешенным тоном, словно присутствовала на деловой встрече. — Слушай, я не буду тратить свои деньги; это деньги Хогвартса, а учитывая, что твой отец является одним из попечителей, технически это деньги твоей семьи.
Это не было правдой. Гермиона сама собиралась заплатить за все, что он попросит, разумеется, если это будет ей по карману. Она ожидала, что Драко расценит предложение как оскорбление его гордости, поэтому и придумала свою небольшую ложь, чтобы убедить его. Она не была до конца уверена, почему так поступает, но ей хотелось, чтобы у Малфоя было несколько вещей, которые он мог бы назвать своими; возможно, это помогло бы успокоить его нрав, или же дело было в чем-то ином, суть чего Грейнджер пока не смогла уловить.
Гермиона ничего не могла поделать, но после попытки Малфоя к бегству и того, как он схватил ее за щеку своей окровавленной ладонью, она стала смотреть на него совершенно иными глазами. Она ни разу не рассматривала возможность того, что Малфой может быть нежным в своих действиях, посему его липкие прикосновения полностью покорили Грейнджер; они заставили беспокоиться о его нуждах и желаниях. Темная Метка, которую она увидела на предплечье Драко, должна была привести в ужас и только увеличить гнев по отношению к нему, однако этого не случилось. Но она услышала голос МакГонагалл, всплывший в сознании.
Было бы неплохо, чтобы вы, когда будете иметь дело с ним, помнили, что он был принужден к своей миссии.
Гермиона убеждала себя, что ей нет никакого дела, но от ненависти она перешла к равнодушию, а затем к чему-то другому. Просто пока не знала, к чему именно. Она изучала Малфоя спокойным взглядом, а тот осторожно сел на свое место и оперся подбородком на кулак.
— И ты предлагаешь принести для меня все, что я пожелаю? — спросил он с недоверием в голосе. — Зачем?
— Исключительно из эгоистичных соображений, — она улыбнулась. — Если у тебя появятся какие-либо предметы роскоши, ты можешь стать хоть немного более приятным.
Драко ухмыльнулся.
— Чтобы мое отношение к тебе стало более благоприятным, потребуется нечто большее, нежели парочка безделушек, Грейнджер, — решительно произнес он, смотря на нее из-под полуопущенных ресниц. — Ты ведь не ждешь ничего в ответ, помимо этого нелепого заблуждения?
— Я не сомневалась, что ты не согласишься ни с чем, что бы я ни предложила, — она пожала плечами. — Да, и у тебя нет ничего, что мне нужно.
Он почувствовал, как дернулась челюсть.
— Отлично, — резко проговорил Драко. — Меня уже тошнит от этих красных покрывал, так что прикупи мне парочку зеленых. И твой чертов шампунь…
— Подожди-ка, — сказала Гермиона и потянулась к сумке. — Я составлю список.
Она достала перо и пергамент, и в этот момент один из противоаллергенных шприцев выпал из сумки и подкатился к ногам Драко. Тот поднял его тонкими пальцами и стал внимательно изучать; затем поворочал в руках и приподнял бровь, увидев рисованную инструкцию на цилиндрическом объекте.
— Что, магглы уже и читать разучились? — с издевкой бросил он. — Стоило бы догадаться…
— Это картинки с указаниями, — сердито парировала Гермиона. — Если у меня случится аллергический шок и кто-то найдет шприцы, глядя на картинки, ему станет понятно, как сделать мне укол.
— Почему бы тебе не сделать его самой?
— На определенной стадии я уже буду не в состоянии, — объяснила она. — Это меры предосторожности…
— А если укола не сделать? — спросил Малфой, бросая осторожный взгляд на Грейнджер и осознавая, что слишком заинтересован. — Что случится тогда?
— Я могу умереть, — начала она, и Драко не понравилось, как легкомысленно прозвучал ее ответ. — Малфой, оставь шприц. Давай вернемся к твоему списку.
Драко отвернулся от нее с тревожным ощущением, поселившимся внутри, и его серые глаза снова обратились к странной штуковине в руках. Он бросил последний взгляд на картинки, а затем кинул шприц Гермионе и, задумчиво облизав губы, сложил руки вместе.
— Получается, ты боишься ветра, а какая-то ничтожная пчела может тебя убить, — повторил он охрипшим голосом. — Я полагал, что вы, гриффиндорцы, должны быть несокрушимыми, или же эта раздражающая черта присуща лишь шрамоголовому, с которым ты постоянно таскалась?
— Я человек, — тихо прошептала Грейнджер, намеренно ловя взгляд его мрачных глаз. — У меня есть свои недостатки, как и у остальных.
Драко нахмурился и вынырнул из своих малоприятных мыслей.
— Да пофиг, — прорычал он. — В любом случае, мне нужно зеленое покрывало и новый набор для душа. То дешевое дерьмо, что ты используешь, раздражает мою кожу.
— Не обнадеживай меня, — с сарказмом пробормотала Гермиона, заслужив колкий взгляд, и записала его заказ. — Что-нибудь еще?
— Пару коробок «Берти Боттc», — ответил он, — и несколько упаковок мятных нитей для чистки зубов [2].
— И ничего для твоей спальни?
— Сомневаюсь, что в Хогсмиде найдется что-либо, что поможет этой комнате приобрести менее трагичный вид, — цинично произнес Драко. — Разве что покрывало с этим справится.
— Ладно. Что еще?
Малфой задумчиво поднял голову.
— Если в «Книгах и свитках» [3] появились новинки, купи мне что-нибудь почитать. От твоего маггловского дерьма у меня мигрени.
Гермиона прищурилась.
— По-моему, ты сказал, что книги не так уж плохи…
— Я бы предпочел почитать литературу достойных волшебников, — угрюмо бросил он. — Книга, что ты дала мне почитать, пиздец какая странная.
— Ты читаешь книгу о Мартине Лютере Кинге? — спросила Грейнджер; глаза горели неподдельным интересом. — И как тебе?
— Полагаю, ты дала ее, предпринимая очередную тщетную попытку промыть мне мозги, заставив симпатизировать магглам, — с отвращением прошептал он, сопровождая свою речь язвительным взглядом. — Но твой глупый план возымел обратные последствия, потому что все это лишь доказало, насколько омерзительны магглы.
Ей стоило всех сил, чтобы не перегнуться через столик и не залепить пощечину.
— Ладно, — напряженно выдохнула она. — Почему ты так говоришь?
— Потому что, согласно этой книге, магглы порабощали черных магглов и обращались с ними как с дерьмом, — выплюнул Малфой, очевидно, весьма разозленный этой идеей. — Или же я неверно понял эту книгу?
— Нет, — вздохнула Гермиона, — все верно.
Драко насмехался над ней. Это казалось нелепой и чужеродной идеей, которая мгновенно захватила его внимание и вызвала отвращение; он никогда не рассматривал наличие данного вопроса в рамках какого-либо сообщества. Дискриминация по цвету кожи была неслыханной глупостью для истории волшебного мира, и эта мысль заставила его возненавидеть магглов еще больше. Блейз — возможно, единственный среди его друзей, которого он уважал, — был смуглым, и мысль о том, что с ним стали бы плохо обращаться лишь из-за цвета кожи, разозлила Малфоя и лишний раз подтвердила правильность его убеждений о варварстве и низости, присущих магглам.
— Гребаные придурки, — проворчал он и посмотрел на Грейнджер, поджимая губы. — И ты защищаешь эту мразь?
Гермиона сделала очередной успокоительный вдох и решила, что ей придется крайне осторожно выбирать слова, если хочет, чтобы сложившаяся ситуация сыграла в ее пользу.
— Это был позорный период, о котором магглы сожалеют…
— Позорный — неслабое преуменьшение, — сказал Драко, возмущенно постукивая ногой. — А я-то думал, что ты умная…
— Я никогда не говорила, что это было правильным, — добавила она защищающим тоном. — Я лишь сказала, что это было и…
— Это какая-то идиотская шутка, — прорычал Драко; его дыхание участилось из-за испытываемого гнева. — Поверить не могу, что ты принимаешь сторону тех, кто считает себя лучшим, обладая белым цветом кожи. Это же просто кожа. От тебя это не зависит.
Вот оно...
Гермиона проглотила нервный комок в горле и расправила плечи.
— Да, — как можно спокойнее произнесла она, — несправедливо осуждать человека за то, что от него не зависит, правда?
Драко вскинул голову, он хотел забрать свои слова обратно. Их горячий разговор перешел на скользкую тему — ее кровь.
Морщинки от настигшей его ярости медленно исчезли с бледной кожи, оставляя лишь широко распахнутые глаза и слегка приоткрытые губы. Его светлые брови сошлись на переносице; Малфой застыл в плохо завуалированном смятении и чем-то еще, граничащем с тревогой, что захватила каждый мускул его жилистой фигуры. Драко выглядел напряженным, но, когда Грейнджер взглянула на него поближе, смогла заметить неуловимые колебания сложенных рук, и она выровняла дыхание. Тишина казалась поглощающей, и Гермиона не посмела вздрогнуть, когда ее разрезал очередной гул ветра.
— Хитрая сучка, — тихо пробормотал Драко с пустым выражением лица. — Ты все подстроила...
— Я просто дала тебе историю и факты, — рассуждала она с обманчивым спокойствием, — а выводы ты сделал сам…
— Здесь нет ничего общего, Грейнджер! — категорично выкрикнул он, с пронзительным стуком ударяя кулаком по столу. — Обстоятельства, блять, совершенно иные!
— Обстоятельства всегда иные, — медленно произнесла она, игнорируя желание отвернуться. — Но… но суть и проблема всегда одни и те же…
— Да пошла ты, — прорычал Малфой. — Если ты думаешь, что это изменит мое мнение насчет магглов, то ты чертовски ошибаешься, Грейнджер!
— Все зависит только от тебя, — Гермиона пожала плечами с показным безразличием, но она могла заметить сомнение в серебристых глазах, и это было именно тем, чего она желала. — Принести тебе что-нибудь еще из Хогсмида?
Драко расслабил губы и откинулся на диван, не сводя внимательного взгляда с ее невинного лица.
— Знаешь, ты коварная дрянь, — вкрадчиво произнес он.
Несмотря на серьезность их разговора, Гермиона не смогла сдержать девичьего хихиканья, что сорвалось с ее губ.
— И это говорит слизеринец, — отметила она. — Я могла бы поддаться соблазну и расценить это как комплимент от тебя, Малфой.
— Не стоит, — сказал Драко; его голос стал заметно спокойнее, но все еще звучал напряженным. — Должен ли я напоминать тебе, что именно по отношению к факультету Слизерина существуют наиболее паршивые предрассудки? Так что можешь слазить со своего излюбленного конька, ведь ты и сама судишь.
Гермиона моргнула, внезапно удивившись.
— Я… думаю, ты прав, — неохотно призналась Грейнджер. — Но, к сожалению, ты подчиняешься стереотипам…
— Но ты пришла к подобным выводам еще до того, как мы встретились, — возразил он. — И у тебя сложилось такое мнение о каждом слизеринце.
Гермиона облизала губы и глубоко вдохнула.
— Ладно, — медленно начала она, — я прошу прощения за поспешные выводы, — она замолчала и посмотрела на него почти печальным взглядом. — Очень жаль, что ты жил, следуя им.
Драко отвел от нее взгляд и уставился на свои переплетенные пальцы, чувствуя очередную странную вспышку в груди, возникшую из-за того, что она сказала или сделала. Тело и разум продолжали реагировать на нее неприятными вздрагиваниями и ощущениями, и на какой-то краткий миг Малфой подумал, что это просто психосоматическое. Либо его здравомыслие действительно дало сбой, либо Грейнджер стала менее... раздражающей.
И он понятия не имел, какой бы из вариантов был предпочтительнее.
Это вышло случайно.
Драко не собирался снова засыпать на диване; убаюканный и погруженный в слишком идеальный сон ее мелодичным дыханием. Он проснулся с неуместной эрекцией и извращенным желанием прикоснуться к ней спящей.
Может, попробовать ее на вкус...
Утром аромат Грейнджер был ярче и упоительно мускусным, и он проникал в его нос. Этот запах напомнил ему о летнем зное; о лете, которое он был вынужден провести взаперти в Шотландии, и он жаждал его. Ее. Тихо поблагодарив Мерлина за то, что проснулся первым, Драко поспешно направился в комнату, чтобы избавиться от своей эрекции, но не смог удержаться и провел слегка дрожащими пальцами по беспорядочно разбросанным волосам Гермионы.
Ее губы еще никогда не выглядели настолько привлекательными, как в тот момент; немного сухие ото сна, они словно манили Драко. Но он не поддался этому отвратительному искушению, быстро кинулся прочь, молча ругая себя, пока не скрылся в спальне.
Он упал в углу пустой комнаты и уткнулся лицом в ладони, позволяя отвращению к себе сжигать его изнутри с пульсирующим жаром. Малфой не знал, кого в этот момент ненавидел больше — ее или себя.
И самое страшное: ее небольшая хитрость прошлой ночью поселила в нем вопросы, которые не давали покоя даже во сне. Грейнджер... все изменяла, отщипывала от него мысли, подобно увядшим лепесткам, и сбивала с толку ради собственного развлечения.
Что, блять, она с ним делала?
Утром Гермиона разомкнула веки и почувствовала себя прекрасно отдохнувшей, правда, немного дезориентированной. Не помня, как уснула, она задумалась: когда именно Малфой покинул гостиную; быстрый взгляд на часы дал знать, что она опаздывает, поэтому у Грейнджер не было времени, чтобы продолжать думать об этом. Она не пошла в душ, вместо которого решила обойтись Скорджифаем [4], а затем побежала на гербологию. Занятия тянулись бесконечно, обед Гермиона провела в библиотеке в компании бутерброда с ветчиной и своего исследования по крестражам.
Еще пара часов среди скрипа перьев и перерывов между уроками, и она решила вернуться в дортуар. Она петляла по пустым школьным коридорам; мысли о Драко вторгались в сознание, ворошили воспоминания о тяжелом разговоре прошлой ночью. Это был один из самых напряженных споров, в которых ей доводилось участвовать; хоть Грейнджер и была уверена, что ей успешно удалось достучаться до него, она ощущала это как обременяющую победу. Малфой выглядел озадаченным и потерянным, а это не соответствовало его характерным чертам лица или поведению в целом.
Чрезмерно сосредоточенная на мыслях о Драко, Гермиона не заметила непрекращающегося гула над головой, так же как не заметила и покрасневшее пятно на тыльной стороне руки, пока не потянулась к дверной ручке.
Она была ужалена.
— Вот черт, — прошептала она и ввалилась в гостиную, засовывая руку в сумку.
Теперь Грейнджер почувствовала его; яд пробирался к небу и пузырился в горле, вызывая аллергическую реакцию. Дыхательные пути начали закрываться и затруднять поступление воздуха, а она, плюясь и кашляя, лихорадочно рылась в сумке. Голова начала пульсировать и опухать, и Гермиона почувствовала, как от недостатка сил дрогнули колени, когда она пыталась сделать новый вдох.
— Малфой! — отчаянно захрипела она, оседая и разбрасывая вещи по всему полу. — Драко!
Последние силы ушли на зов; затем ее взор стал размываться, а зрение ослабло. Она услышала отдаленный звук открывшейся двери, краем взгляда ухватилась за высокую тень, но та была слишком искажена, чтобы Гермионе удалось что-то различить.
Драко обнаружил ее лежащей на полу; опасно подергивающуюся, с неровным дыханием и широко распахнутыми от ужаса глазами. Здравый смысл взял верх и убедил его, что у Грейнджер аллергический шок, но еще несколько секунд он неподвижно стоял на месте.
Он мог честно признаться, что подумывал развернуться и оставить ее умирать; закрыться в комнате, пока мелкая раздражающая грязнокровка не задохнется с последним ударом сердца. Может, тогда все закончится; ее медленное посягательство на его чувства и этот сдвиг его рассудка. Возможно, если ее устранить и вырезать из его существования, он снова сможет обрести самого себя, или, возможно, просто намного быстрее сойдет с ума.
Малфой двинулся быстрее, чем смог себя остановить; бросился вперед, упав на колени, начал рыться в разбросанных вещах. Взгляд метался в поисках разрисованной тубы, наконец, найдя ее меж книжных страниц. Развернувшись на коленях, он обратился лицом к замершей Грейнджер и показал ей шприц.
— Грейнджер, — рявкнул Драко. — Скажи, что мне делать, — ответа не последовало; в ее глазах не было никаких признаков, что она хотя бы узнала его. — Блять.
Он возился с цилиндром, изучал набор картинок и, стараясь подавить тревогу, пытался их понять. После четвертой проверки и гортанного вздоха Грейнджер он собрал свои нервы в кулак и подполз ближе к Гермионе. На секунду заколебался, затем склонился над ней и распахнул мантию; его пальцы слегка дрожали, когда он начал расстегивать пуговицы. Драко задрал ткань к груди и, в последний раз сверившись с инструкцией, ударил ее в бок чуть выше бедра и нажал большим пальцем на шприц.
Хоть он и не желал этого, пульс в паническом темпе разгонял кровь по венам, пока Малфой, замерев, ожидал узнать, насколько хорошо он справился. Дотронувшись до ее обнаженной талии, он сразу же ощутил, как начало изменяться дыхание Гермионы. Одной рукой он сжимал шприц, а ладонью другой проводил по ее шелковистой коже; пристальный взгляд не покидал полубессознательного лица.
Драко заметил каждую черточку ее очаровательного лица, ускользали неясные секунды и минуты; вместе с розовым оттенком, вернувшимся к ее щекам, осознание произошедшего вспыхивало в глазах Гермионы. Малфой находился достаточно близко, чтобы его усиленное дыхание задело волосы, обрамлявшие лицо Грейнджер; он не смог сдержать вздох, когда хриплый всхлип сорвался с ее губ и проник в его рот.
На вкус он был подобен сахару и солнцу.
Он проглотил этот всхлип; Гермиона несколько раз моргнула; Малфой почти ожидал, что она оттолкнет его подальше и отчитает за то, что тот находился слишком близко. Но ему следовало бы помнить, что не стоит пытаться предсказать поступки Грейнджер. Вместо этого она нежно взяла его лицо обеими ладонями, рассеянно водя большими пальцами по скулам Драко. Она смотрела на него прелестными, остекленевшими глазами, и Малфой не посмел разорвать их контакт.
— Спасибо, — устало прошептала Гермиона, и Малфой ощутил еще один глоток ее дыхания на своем языке.
Он понятия не имел, было ли это правдой, но был готов поклясться на могиле Салазара, что она сама подалась ему навстречу.
[1] ad lucem — к свету (лат.); RPG по альтернативной вселенной Гарри Поттера, действие в которой происходят в современном волшебном мире: http://www.harrypotter-rpg.com/
[2] Bertie Bott’s beans: http://savepic.org/2618342.jpg
Toothflossing Stringmints: http://savepic.org/2598886.jpg
[3] Tomes and Scrolls — книжный магазин в Хогсмиде, основанный в 1768 году: http://savepic.org/2570233.jpg
[4] Скорджифай (Scourgify) — чистит вещи.
Комментарий к Глава 9. Яд От автора: Упомянутый в главе текст — это «Автобиография Мартина Лютера Кинга», написанная Мартином Лютером Кингом-мл. и Клейборном Карсоном. Я понимаю, что эта книга была издана в 1997–98 годах, поэтому она может немного выбиваться из временного формата фф, но мне она была нужна для главы. Так что, давайте закроем на это глаза...
====== Глава 10. Вкус ======
Комментарий к Глава 10. Вкус От автора: Позвольте мне кое-что прояснить... как сказано в описании, сюжет соответствует канону до «Даров Смерти», и в моем фф Министерство и Хогвартс не захвачены Волдемортом… пока что. Но свадьба Билла и Флер не была прервана сообщением от Кингсли, плюс ожидается еще несколько небольших отклонений от канона.
Это ничего не значило.
Едва ли самую малость.
Но это было так прекрасно.
Лишь слабое столкновение дыхания, закрытые глаза, и верхняя губа Драко уже оказалась во власти уст Гермионы, а его язык украдкой прошелся по ее нижней губе. Лишь мимолетное соприкосновение плоти и вкуса, которое длилось не более двух секунд, а затем реальность жестоко разрушила момент.
Дикие серые глаза распахнулись, и Малфой рванул прочь, вырывая лицо из ее рук, как если бы над ним надругались; в ужасе отполз от нее. Грудь вздымалась от растерянности и шока, что жгли кости и боем отдавались в висках. Он слышал, тяжелое дыхание Грейнджер; проскользил взглядом по ее оголенному животу, когда чертов похотливый толчок вновь раздался в его паху.
Осознание происходящего медленно возвращалось к нему; зрение, звуки, все, что было вокруг нее. Драко опустил взгляд и, нахмурившись, посмотрел на пустой шприц в руке; он даже не понял, что выдернул его из Гермионы, когда отскочил прочь. Малфой с отвращением отбросил шприц, обвиняя его в сложившейся ситуации. В этой мерзкой, тошнотворной ситуации.
Как он допустил подобное?
Как Грейнджер позволила этому случиться?
И какого черта она не двигалась и ничего не говорила?
Их беспокойное и сбившееся дыхание — вот и все, что разрезало повисшую в гостиной тишину. Драко еще ощущал ее вкус; верхняя губа была влажной от мимолетного касания Гермионы. Он поспешно провел тыльной стороной руки по губам, повторил движение снова и снова, пока от трения кожа не стала гореть.
Бросив последний, полный ужаса, взгляд на Гермиону, которая по-прежнему лежала без движения на полу, он поднялся и, спотыкаясь, бросился в свою комнату, оставив за собой лишь пронзительный хлопок дверью.
Драко бы с радостью пожертвовал всем состоянием Малфоев, чтобы установить между ними как можно больше преград; это того стоило бы. По крайней мере, Грейнджер больше не маячила перед глазами, правда, его язык и нос продолжали гудеть от ощущения ее сущности и запаха; он не знал, желает ли растаять в их блаженстве или же заблокировать свои ноздри и вырвать язык, чтобы избавиться от нее.
Он дрожал от гнева и унижения; закрыл лицо руками, но навязчивые вспышки о податливых устах и обнаженной плоти Гермионы продолжали пульсировать в его сознании. Малфой зарычал, безуспешно пытаясь засунуть картинки поглубже в мозг, но они отказывались уходить; они не оставляли в покое. Мерлин, как же он ненавидел ее. Ненавидел себя. Ненавидел всю чертову цепочку событий, что привела к этому унизительному и оскорбительному инциденту.
Драко знал, что сошел с ума. Даже смешно; он никогда прежде не чувствовал себя более реальным.
На вкус она была опасно приятной.
Блять...
Гермиона вздрогнула от хлопка двери и порывисто вздохнула. Она хотела раствориться между половицами или молить МакГонагалл о Маховике времени, чтобы стереть этот случай из жизни. Хуже всего было то, что она понятия не имела, кто же стал инициатором их... этого происшествия; их полупоцелуя.
О, боже...
Она не смогла удержаться и облизала губы, наслаждаясь послевкусием Драко: что-то похожее на цитрус с оттенком мужественности и ноткой мяты. Грейнджер могла ощутить теплые отголоски его ладоней на своем животе и была уверена, что все еще чувствует на себе его вес. С тех пор, как Гермиона стала готовить Малфою еду, тот снова почувствовал себя в безопасности и несколько вальяжно.
С ночи после свадьбы Билла и Флер, когда они с Роном потеряли девственность в неуклюжих объятиях друг друга, она ни разу не наслаждалась мужской компанией, которую хоть отдаленно можно было бы назвать соблазнительной. Все, что она по-настоящему могла припомнить о той ночи, так это потные неумелые ощупывания и неловкое прощание, когда Рон с Гарри исчезли, отправившись на поиски крестражей; а она осталась с одной третью своего сердца и кучей вопросов.
А что было до Рона?
Несколько увлекательных поцелуев с Виктором, несколько неудачных соприкосновений губами с Кормаком. Великолепно…
Гермиона знала, что не являлась самой женственной девушкой Хогвартса, и ей придется пройти полную лоботомию, прежде чем она станет хоть немного похожей на самоуверенную и неразборчивую распутницу, но у нее были потребности и желания. Она обожала приятные ощущения, доставляемые интимной близостью, и, прокляни ее Годрик, Драко был подобен мечтательному покрову блаженного спокойствия, что удивительным образом усыпил ее сознание. Это было инстинктивно и импульсивно; напоминание, что у нее осталось нечто еще, помимо отчаяния.
Но теперь...
Ну, а теперь она чувствовала, что предала всех, кем дорожила, включая себя. Для той, что считалась самой умной ведьмой своего поколения, она сделала глупейшую из всех возможных ошибок. Ей был необходим глоток свежего воздуха; нужно было собраться с мыслями. Оптимальным на данный момент, пожалуй, было бы спуститься в больничное крыло и удостовериться, что ее аллергия была полностью подавлена лекарством.
Грейнджер осторожно села и почувствовала, как на лбу и над верхней губой выступили капли пота; она простонала, так как ослабевшие конечности протестовали против всякого движения. Ее пробирала дрожь, причиной которой могла послужить как аллергическая реакция, так и губы Драко; Гермиона не знала, в чем было дело. Руки поднялись к рубашке и пальцы судорожно принялись застегивать пуговицы, находя их по-прежнему теплыми от его прикосновений.
Превозмогая дрожь, она схватила волшебную палочку и доплелась до входной двери, благодаря позабытых богов за то, что дортуар находился поблизости от больничного крыла. Спотыкаясь, с трудом пробираясь по пустым коридорам, она завернула за угол и во второй раз за день испытала шок, когда обнаружила необычную оживленность в лазарете. Грейнджер застыла в дверном проеме, глаза метались по оживленному помещению; сконфуженный взгляд тут же наткнулся на Полумну, сидящую на одной из коек.
— Луна, — позвала она, уворачиваясь от двух третьегодок. — Что происходит?
— Обрушился один из ульев в теплицах, — ответила Лавгуд своим обычным скучающим тоном. — Многие пострадали, правда, мне кажется, что Деннису Криви посчастливилось отравиться.
Гермиона никак не отреагировала на странный комментарий.
— Все в порядке?
— Наверное, — Луна кивнула, указывая на небольшую сыпь на своем предплечье. — Мадам Помфри только что закончила с Лорой Мэдли, и, думаю, я следующая.
— И сколько еще после тебя?
— Все студенты вот там, — пробормотала она, указывая на толпу, состоящую из не менее чем пятнадцати студентов. — Наверное, пчелы прилетели в замок из-за холода. Почему ты здесь?
— Я была ужалена.
А затем я поцеловала...
— Разве у тебя нет аллергии на пчелиный яд, Гермиона? — вырвала ее из задумчивости Луна.
— Да, я только…
— Твои губы выглядят как-то иначе, — спокойным тоном проговорила Лавгуд, и Грейнджер почувствовала, как щеки печет от румянца, — и твои глаза немного похожи на глазурь.
Гермиона взволнованно сглотнула.
— Просто…
— Ох, мисс Грейнджер! — их прервал новый голос; Гермиона подняла взгляд и обнаружила весьма встревоженную МакГонагалл, которая направлялась к ней. — Вот вы где. Мистер Лонгботтом сказал, что вас можно найти в библиотеке, глупый мальчишка. Вас ужалили? Вы в порядке?
— Я… пожалуй, да, — заикаясь, проговорила Грейнджер. — То есть… да, меня ужалили, но я…
— Хорошо, — прервала ее директриса, призывая последовать за собой. — Пойдемте, я проверю ваше состояние. Когда дело касается аллергии, нельзя быть слишком осторожной.
— Я позже найду тебя, Луна, — прошептала она Лавгуд и проследовала за Минервой МакГонагалл. — Профессор, мне нужно…
— Присядьте на кровать, мисс Грейнджер, — велела МакГонагалл, закрывая занавес, чтобы уединиться. — Итак, куда вас ужалили?
— Сюда, — ответила Гермиона, указывая на воспаленную кожу на тыльной стороне ладони. — Но я…
— И вы вовремя успели сделать себе укол?
—Нет, я…
— Мне нужно будет позвать Поппи, чтобы…
— Профессор, — строгим шепотом проговорила Гермиона, стараясь не повышать голос, — укол мне сделал Драко.
Брови МакГонагалл высоко приподнялись на морщинистом лбу, и Грейнджер услышала, как та быстро наложила заглушающие чары, а затем снова повернулась к ней.
— Мистер Малфой? — уточнила она скептическим тоном. — Вы уверены?
— Да, — вздохнула Гермиона, нервно ерзая на кровати. — Он… он помог мне.
Брови профессора приподнялись еще выше.
— Что же, — выдохнула МакГонагалл, — должна признаться, я крайне впечатлена…
— Может, это хороший знак, — с надрывом произнесла Гермиона, но ее голос сквозил сомнительным оптимизмом. — Может, мне удалось достучаться до него…
— Мисс Грейнджер, — прервала МакГонагалл, слегка нахмурившись. — Я предупреждала вас не питать ложные надежды относительно этого… вашего небольшого проекта…
— Но я…
— Есть вероятность, что мистер Малфой просто не желал быть обвиненным в чем-либо, что могло с вами случиться, — она продолжила излагать свои весомые доводы, и сомнения отразились на лице Грейнджер. — В любом случае, самое главное, что с вами все в порядке. Позвольте мне просто проверить вашу руку.
Гермиона с отсутствующим видом сделала так, как ее попросили; пока МакГонагалл осматривала её руку, она мысленно задумалась. Она могла вспомнить лишь малость о своем анафилактическом шоке, о времени между ускользающим сознанием и паникой, что пульсировала в голове, поэтому не имела ни единой подсказки о том, как именно обнаружил ее Малфой или как сделал ей инъекцию. Все, что она могла выцепить из воспоминаний — это он и то, что произошло впоследствии...
Годрик. Годрик. Годрик… Неужели я настолько изголодалась по обществу?
Она готова была признать, что ее желание стереть, искоренить его предрассудки превратилось своего рода в навязчивую идею; но Дамблдор видел что-то в Драко, что-то, что стоило спасения, и сейчас она тоже увидела это. Ее одиночество точно не помогало их затруднительному положению; складывалось ощущение, что оно внесло свой вклад в ее увлечение мелкими изменениями, что Гермиона замечала в последнее время. Изменения были незначительными, но она была зациклена на них; зациклена на нем.
И ничего не могла с собой поделать. Уже ничего не могла поделать с тем, что поцеловала его в ответ...
Она позволила себе попасть под влияние захватывающей дух ситуации, но этому больше никогда не бывать. Никогда. Она по-прежнему была преисполнена решимости изменить его мышление с навязанными предрассудками, но ей стоит держать мысли в узде и не забывать о том, кто она такая. Малфой — это все еще Малфой, и ей следовало поддерживать с ним разумную дистанцию, даже если его губы былиподобны...
…перышку, что скользит по глади воды…
Она никогда и подумать не могла, что Малфой окажется таким нежным.
Гермиона моргнула, осознав, что губы МакГонагалл шевелятся.
— Что?.. — запнулась она, посмотрев извиняющимся взглядом. — Простите, я не совсем вас расслышала.
— Я сказала, что, несмотря на сомнительные причины, побудившие мистера Малфоя помочь вам, — произнесла та, продолжая рассматривать укус на руке, — я надеюсь, вы должным образом отблагодарили его.
Гермиона едва кивнула, а затем отвела взгляд, мысленно решив, что ее благодарность по отношению к злобному слизеринцу была далека от должного образа.
— Да, профессор.
— У меня есть новости, которые могут вас взбодрить, — продолжила она с такой нечастой улыбкой, которая стала еще более редкой в эти дни. — Я получила письмо от Нимфадоры…
— От Тонкс? — спросила Грейнджер, с интересом вскинув голову. — Она в порядке?
— Насколько я знаю, да, — заверила МакГонагалл. — Она заглянет на пару дней, чтобы обсудить некоторые меры безопасности в Хогвартсе…
— Я с ней увижусь? Прошу, позвольте мне ее увидеть, проф…
— Успокойтесь, — вздохнула МакГонагалл. — Она не хочет афишировать свой визит, поэтому остановится в «Трех Метлах», и я с радостью дам вам разрешение остаться с ней на несколько ночей…
— Ох, спасибо, — Гермиона улыбнулась, обрадованная подобным отвлечением от последних хлопотных дней. — Спасибо большое, профессор. Когда она появится?
— В следующий четверг, и пробудет до субботы, — пояснила она, заканчивая с рукой Гермионы. — Я ожидаю, что вы будете посещать все занятия. Хотя сомневаюсь, что вы пропустили бы их.
— Конечно, профессор.
— Тогда у меня не будет с этим проблем, — сказала МакГонагалл. — И я полагаю, вам могла бы… пойти на пользу встреча с нею. В последнее время вы выглядите весьма встревоженной…
— Погодите, — Грейнджер нахмурилась, как только Драко снова вернулся в ее мысли. Губы. — А что насчет Малфоя?
— А что с ним? — спокойно ответила МакГонагалл. — Вы сами сказали, что большую часть времени он проводит в своей спальне. Во всяком случае, уверена, он будет рад провести чуть больше времени наедине с собой; и я рекомендую вам сделать от него небольшой перерыв. Понимаю, что вы, должно быть, находите проживание с ним обременительным.
Вы и понятия не имеете, профессор… и с сегодняшнего дня все стало еще более обременительным…
— Пожалуй, — прошептала Гермиона, понимая, что у нее появился еще один секрет, и, вероятно, этот был наихудшим. — Мы все еще идем в Хогсмид на этих выходных?
— Разумеется, — кивнула МакГонагалл. — Могу только представить, сколько друзей попросили им что-нибудь принести.
Я спросила лишь Малфоя…
— Нет, — пробормотала Грейнджер и опустила глаза, пряча чувство вины. — Только один.
— Ты не находишь это печальным?
Гермиона приподняла бровь и посмотрела на Полумну.
— Не нахожу печальным что?
— То, что все пчелы погибнут, — тихо проговорила Луна, удобнее усаживаясь на библиотечном стуле. — Пострадали двадцать два человека, это, по меньшей мере, двадцать две пчелы.
Грейнджер слабо, но ласково улыбнулась Луне в ответ и в глубине души поблагодарила ее за то, что помогла отвлечься на какое-то время. В библиотеке было холодно и пусто, только пара пятикурсников уединилась в противоположном углу; зимний вечер начинал сгущать темно-синий сумрак в грузном пространстве. Окруженная книгами, в невинной компании Луны, Гермиона заметила, что ее лихорадочные мысли о Малфое начали утихать; но она знала, что это затишье временно.
— Не переживай, Луна, это просто выдумка, — тепло промолвила Гермиона. — Только женские особи пчел умирают после укуса, а в Хогвартсе обитают лишь шмели [1].
— Ох, это замечательные новости, — пробубнила Лавгуд, вскидывая голову, и ее ленивый взгляд изучающее прошелся по чертам лица Грейнджер. — Твои губы выглядят как-то иначе, Гермиона.
— Нет, это не так, — оборонительным тоном бросила Грейнджер. — Они в полном…
— Но твоя рука вылечена, — с отсутствующим видом продолжала Полумна. — Возможно, ты получила нечто немного более сильное.
В этом была вся милая Луна; в то время как ее тон оставался неизменно мягким, она часто отпускала, казалось бы, невинные комментарии, которые заставляли тебя чувствовать себя либо просвещенным, либо параноиком. В данном случае речь явно шла о последнем.
— Понятия не имею, о чем ты, — сухо ответила Гермиона. — Это важно?
— Только если тебя это беспокоит, — она пожала плечами и перевернула страницу в книге. — Ты хотела бы сегодня остаться в Башне Рейвенкло? Я знаю, что ты не любишь оставаться одна в ветреную погоду.
Предложение было заманчивым. Она намеренно откладывала возвращение в дортуар, к нему, и теперь представилась прекрасная возможность продлить это пребывание на расстоянии. Это был тот случай, когда ее гриффиндорская отвага стала препятствием: упорно говорила Гермионе, что избегать собственных комнат — удел трусов. Тут же встрял здравый смысл и напомнил, что, в конечном счете, ей придется разбираться со сложившейся ситуацией, и чем дольше она избегает этого, тем больше теряет лицо.
— Нет, все в порядке, — она нехотя вздохнула. — Мне плохо спится в чужой кровати.
— Хорошо, — без каких-либо эмоций согласилась Луна, начав медленно собирать свои вещи. — Но если ты передумаешь, уверена, что ты сможешь разгадать загадку.
— Спасибо. Хочешь, чтобы я тебя проводила?
— Я предпочитаю ходить в одиночестве, — ответила Лавгуд и встала со стула, бросая долгий взгляд на Грейнджер. — Я не знаю, что заставило твои губы выглядеть иначе, но тебе идет, Гермиона.
Грейнджер не удержалась и вздрогнула.
— Тебе померещилось, — ответила она с наигранной беспечностью, против воли ощущая долю нетерпения по отношению к Луне, которая уже развернулась и уходила. Да, это определенно была паранойя.
— Спокойной ночи, Луна.
— Спокойной ночи, — ответила та через плечо, исчезая среди стеллажей.
Гермиона поджала губы; она могла поклясться, что ощутила шепот фруктового вкуса Малфоя на своих устах. Мерлин милостивый, это было тяжело. Этот едва-ли-значимый-инцидент превратил ее в рыскающую дуру с опасными мыслями, которые были слишком скорыми и дикими, чтобы по-настоящему их осмыслить. Самым страшным было то, что она понятия не имела, что бы выбрала: искоренить произошедшее из памяти, или же испытываемое смущение все-таки стоило приятного покалывания на языке. Это вообще можно было считать поцелуем?
— Да пошло все, — проворчала она себе под нос, собирая вещи и несколько текстов по темной магии и крестражам, а затем покинула библиотеку.
Вероятно, ноябрьские ветра вновь погнали бы ее спать на диван, но Грейнджер едва ли рассчитывала, что на этот раз Малфой будет рад ей. Гермиона не знала, как к этому относится. Пока она была убеждена в своем мнении находиться как можно дальше от Драко; две ночи, проведенные в его компании, принесли ей самый долгий и расслабляющий сон с тех пор, как Гарри и Рон покинули ее. Она убеждала себя, что дело было лишь в том, что его общество обеспечивало ей некий уровень защищенности; но было нечто завораживающее в его дыхании в ночи…
Она дошла до входа в дортуар и остановилась, вдруг осознав, что тело слегка трясет, а сердце громко стучит о ребра. Вдохнула и задержала дыхание, пока в груди не начало жечь, а затем медленно, как только могла, высвободила воздух; нервно защелкала пальцами и практически прокусила нижнюю губу.
— Годрик, не покидай меня, — пробормотала она, а затем выдала пароль любопытным львам. — Ad Lucem. [2]
С дрожащими пальцами и замершим сердцем она распахнула дверь и обнаружила комнату, погруженную во мрак. Внимательно осмотрела беспорядочные тени, но нашла лишь знакомые формы и линии; направилась на кухню, решив, что горячий шоколад поможет успокоить нервы. Предположив, что Малфой находится в своей комнате и останется там до самого утра, она опустила плечи и позволила себе расслабиться. Молча зажгла несколько свечей, просто чтобы создать приятную обстановку перед сном, пока готовится дымящийся напиток; она совершенно не обращала внимания на пару хитрых глаз, следящих за каждым движением.
Драко наблюдал за ней с дивана, тоскуя по сумраку, что скрывал его до того момента, как Грейнджер принесла свет в комнату. Как банально. Гермиона его не заметила, и это было странным, ведь Малфой мог поклясться, что она смотрела прямо на него, когда заходила в гостиную; но, возможно, в помещении было темнее, чем ему казалось.
Отслеживая, чтобы его дыхание оставалось тихим и ровным, он открыто пялился ей в спину: начиная с запутанных локонов, скользя вниз по позвоночнику к женственным изгибам бедер, слегка видимых под мантией. Он намеревался сейчас же потревожить ее; возможно, напугать или выдать пару угроз ради собственного удовольствия, доказать, что его ранний промах ничего не значит. Таков был план, но он был почти позабыт, когда Драко снова принялся изучать расстроенную Грейнджер, и легкий туман застлал его взгляд.
Она наклонила голову и помассировала шею, а затем скинула мантию и бросила ее на кухонный стол. Малфой не смог устоять и сосредоточился на едва просматриваемых под белой рубашкой шлейках белья, но рассмотрел лишь то, что они были светло-голубыми. Просто и ясно; типичная Грейнджер. Но, несмотря ни на что, в паху снова возник этот спазм. Драко осторожно покинул свое место; неслышными шагами прокрался вокруг мебели и теней, немного приблизившись к ней.
Возможно, если бы у него получилось подойти к Гермионе поближе, то он смог вдохнуть достаточное количество запаха Грейнджер, чтобы подделать ее вкус…
Поймав себя на опасной мысли, он напомнил себе, насколько отталкивающими были она и ее низкопробная кровь. Перед глазами мелькнул образ той маггловской книги, на прочтении которой она настояла; но он оттолкнул его и, вооружившись надменной усмешкой, отразил на лице всю силу своего к ней презрения.
Он презирал ее. По правде. Это было так. Действительно.
И ей необходимо об этом узнать.
Проскользнул на кухню; теперь он был достаточно близко, чтобы суметь прикоснуться к ней; невинная маленькая Гермиона не обращала никакого внимания, пока Малфой не пошаркал ногами.
Грейнджер повернулась так быстро, что столкнула кружку, которая с громким звуком разбилась о пол, выплеснув напиток. Ее волосы, пойманные в ловушку раскрытых влажных губ, застилали лицо, а глаза горели от сильного удивления. Задыхаясь, она отшатнулась, когда его рука схватила ее за запястье.
— Драко, — выдохнула она, пытаясь отойти подальше и спрятать лицо, — что ты…
Но Малфой схватил ее за другую руку и вытянул их вдоль тела, и теперь она была изолирована; он наступал, пока она не оказалась зажатой в ловушке между ним и кухонным столом. Гермиона чувствовала, как паника вскипает в груди; не потому, что она опасалась, что он может причинить ей боль, а потому что он находился слишком близко. Ее тревожное дыхание всасывало его опьяняющий мужской аромат, и Грейнджер осознала, что ее тело переполнено жаром, а их близость умирает от желания в ее крови.
Она смотрела широко распахнутыми глазами, как он, казалось, пошатнулся и немного отстранился, покачнулся на ногах едва заметными, но такими соблазнительными движениями. Воздух застрял у нее в горле, когда Драко возвысился над ней с нахмуренным выражением на лице и гудящим рычанием.
— Я хочу кое-что прояснить, — рявкнул он без каких-либо предисловий, и Гермиона подпрыгнула от звука его голоса. — Я помог тебе не потому, что мне не насрать на твою жизнь…
— Я…
— Заткнись, — жестоко прошипел он, сильнее сжимая ее запястья. — Я дьявольски серьезен, Грейнджер. Я в курсе, как соображает твой жалкий умишко, и я заявляю тебе, что это совсем ни черта не значит!
— Тогда почему ты мне помог? — спросила она настолько непринужденно, насколько смогла, оставляя на лице контролируемую маску. — Для чего беспокоиться…
— Потому что мне пришлось! — прокричал Драко. — Если бы ты умерла, тогда меня бы…
— Обвинили, — закончила Гермиона разочарованным тоном. — Только вот это не так. Ты не обладаешь магией, Малфой. Ты серьезно веришь, что они могли бы возложить на тебя укус пчелы…
— Полагаю, что вы со своим драгоценным Орденом сделаете что угодно, лишь бы избавиться от меня…
—Что ж, ты ошибаешься, — быстро выкинула она в ответ, — они бы не…
— Мне плевать! — выплюнул Драко, немного ближе склонив голову. — Я заявляю тебе здесь и сейчас, что мне абсолютно похуй, жива ты или мертва.
Его слова не должны были задеть ее, но вышло наоборот. Гермиона ощутила, как что-то сжалось и съежилось в груди, подобно догорающему пергаменту, но она приложила все силы, чтобы не подать вида.
— Ты помогла мне — я помог тебе, — решительно продолжил Малфой. — Мы квиты, так что давай на этом все оставим и вспомним о нашей ненависти.
— Получается, мы вернемся к тому, с чего начали, — вздохнула она, невзлюбив оттенок грусти в своем шепоте.
Услышав ее странный комментарий, Драко моргнул; тяжелая и влажная тишина повисла между ними. Маленькие глотки выдыхаемого ей воздуха соприкасались с его лицом, и у него заняло каждую каплю самообладания, чтобы не взглянуть на ее губы. Она казалась такой очаровательно-уязвимой и крошечной по сравнению с ним, и Малфой еще раз обвинил этот замкнутый ад и остатки ее крови, что по-прежнему вальсировали по его венам. Он должен прекратить этот спор; он чувствовал острое, подобное голоду, желание лизнуть ее естество, чтобы вновь затуманить свой рассудок. Ему необходимо было оторваться от нее...
— Разговор окончен, — прорычал Драко, отпустил ее запястья и зашагал к своей комнате. — Как я и сказал, Грейнджер: не позволяй своим переутомленным мозгам придавать произошедшему слишком большое значение.
Гермиона ощутила, как холод начал быстро обволакивать ее, когда Малфой отошел прочь, и какая-то надоедливая мысль заерзала в голове, когда она посмотрела на тонкие мышцы на изгибе его плеча. Она была неудовлетворенна тем, как он завершил их дискуссию; гриффиндорская храбрость в сочетании с собственным любопытством была опасной смесью в такие моменты. Вопрос вылетел у нее изо рта скорее, чем она успела остановить себя.
— А что насчет произошедшего после того, как ты мне помог?
Она знала, что голос дрогнул, но ей было все равно; Малфой резко остановился, еще до того, как дошел до двери в спальню. Атмосфера в комнате мгновенно стала тяжелее и напряженнее; она не отрывала от него своих почти невинных глаз, когда он медленно начал поворачиваться, чтобы бросить в нее неистовый взгляд, от которого у Гермионы сперло дыхание. Драко выглядел разрывающимся между яростью и встревоженностью, она поймала себя на мысли, что снова рассматривает его аристократические и раздражающе яркие черты лица. Он на самом деле был таким...
— Ничего не было, — медленно прорычал Драко, снова надвигаясь на Гермиону и указывая на нее дрожащим от ярости пальцем. — Ты меня слышала, Грейнджер? Ничего, блять, не было…
— А мне все помнится совсем иначе, — выпалила она в ответ, вызывающе задирая подбородок. — Потому что я припоминаю…
— Заткни свой гребаный…
— Что мы с тобой…
— Не смей, — рявкнул он, теперь находясь достаточно близко, чтобы его чувства вновь отозвались на нее. — Ничего не было! И ничего вообще никогда не будет! Так что сейчас же заткни свой мерзкий гряз…
— Грязнокровный рот? — спокойно закончила она, смело наклонила голову на бок и скрестила руки на груди. — Я знаю, что я ударила по больному месту твоих предрассудков по отношению к магглам, Малфой, поэтому можешь использовать это дурацкое слово как захочешь, ведь я знаю, что ты начинаешь сомневаться в себе...
— Ты настолько глупа! — возразил он; в голосе присутствовал намек на колебание, но он надеялся, что Грейнджер этого не услышала. — Я ненавижу тебя и тебе подобных, и ты со своим грязнокровным ртом лишь доказываешь, насколько вы все отвратительны …
— Знаешь, ведь ты поцеловал этот грязнокровный рот!
— Нет, блять, я этого не делал!
Раскрасневшаяся и возбужденная пара замерла, когда их носы мягко соприкоснулись; золотистые и серебряные глаза встретились, а потом они оба ощутили неловкость. Гермиона не осмеливалась пошевелиться, когда его восхитительное легкое дыхание вновь проникло ей в рот, и к ней вернулся прежний теплый трепет в груди. Драко выглядел шокированным и, возможно, слегка... испуганным, когда между ними повисла натянутая тишина; он сделал все, чтобы задушить желание вновь ощутить ее вкус.
Он закрыл глаза.
Да; он определенно сошел с ума.
Слава Салазару за крохотные искры, вспыхнувшие в сознании, что выкинули его в реальность и напомнили, кем и чем она являлась.
Грязнокровка. Грязнокровка. Грязнокровка.
Он отпрянул от Грейнджер слишком быстро, отчего закружилась голова, и он неуклюже споткнулся; бросил на нее взгляд, полный чистого презрения и недоумения. Грейнджер выглядела такой... манящей: рот слегка приоткрыт, розовый румянец окрасил щеки и кожу на ключицах. Слишком человечна. Слишком нормальна. Твою мать, ему нужно было срочно добраться до своей комнаты.
— Ничего не было, — повторил он между паническими вздыманиями груди. — Поняла, Грейнджер? И если тебе еще хоть раз потребуется помощь, клянусь именем Малфоя, я буду наблюдать за твоими страданиями и наслаждаться каждой секундой этого представления.
Его упрямые, суровые слова пронзили ее, словно ледяные стрелы.
— Драко, я…
— Держись от меня подальше, — прошептал он угрожающим тоном, отступая к своей комнате. — Держись, блять, от меня подальше!
И Гермиона осталась одна, виновато размышляя, позволит ли ему поцеловать себя снова.
По другую сторону двери Драко упал на колени и обхватил руками ноющую голову, проклиная Грейнджер могилой Мерлина, что довела его до столь жалкого для волшебника оправдания. При отсутствии магии и хрупком состоянии рассудка пришел к выводу, что он достиг самой низкой точки жизни, а наиболее страшным оказалось то, что только она была в состоянии облегчить бурю в его мозгах.
С этим лишающим самообладания выводом и надвигающейся мигренью он был готов сдаться, отбросить последние крохи своей надуманной гордости ради еще одной возможности ощутить ее вкус; только бы суметь отогнать демонов, только бы суметь уснуть.
Что, блять, она со мной творит?
И откуда у него такое чувство, что с этого момента все станет лишь хуже?
[1] Шмель (Bumblebees) — именно так переводится со старо-английского «Дамблдор».
[2] ad lucem — к свету (лат.).
====== Глава 11. Сомнение ======
Твою мать.
Это было трудно.
Так трудно…
После самой долгой ночи в своей жизни, за которую Драко не уснул ни на секунду, он грелся в лучах утреннего солнца, проглядывающего через окно. Сегодня он чувствовал себя растерянно: все еще был запутан и возбужден из-за инцидента с Грейнджер, и ощущал усталость из-за бессонницы. В случайный момент спонтанности он сбросил всю одежду, чтобы узнать, сможет ли прохладный воздух или теплые лучи заставить его почувствовать себя более живым; более настоящим. Но он ощущал себя тенью.
Шаткое творение на вершине мироздания, но и не совсем…
Должно быть, за размышлениями он не заметил, как настал час пробуждения; он мог слышать, как зашевелилась Грейнджер, и болезненная гримаса отразилась на его лице. Именно этого Драко страшился и в то же время ожидал всю ночь; любимая часть его удушающей рутины. Блестящие капли пота покрыли обнаженную кожу, когда он вслушивался, как Гермиона заходит в ванную; и как только он подумал, что уловил каплю ее вкуса во рту, ощутил толчок в чувствительной части внизу живота. Сно-блядь-ва.
Это было трудно.
Он попытался сбросить это ощущение, но в голове был полный сумбур, чтобы по-настоящему противостоять зову своего тела. Драко услышал, как одежда Гермионы с глухим звуком упала на пол, и хрипло сглотнул. Он прикрыл лишенные сна глаза, и воображение преподнесло ему красочные и опасные образы Грейнджер. Малфой поддался им незамедлительно; был слишком уставшим, чтобы выдержать достойный бой; был слишком очарован фантазиями, чтобы игнорировать их.
Он был тверд…
За свою жизнь он не единожды придавался эротическим мечтаниям, но на этот раз было по-другому — просто и без лишних преувеличений. В его воображении Грейнджер была именно такой, какой и должна быть: с растрепанными волосами, ниспадающими на плечи, и задумчивым выражением на хорошо знакомом лице. Ее тело... он понятия не имел, соответствовал ли рисуемый образ действительности, но предположил, что был близок к правде, когда его сознание начало избавляться от ее одежды. Он услышал, как в душе полилась вода, и сделал порывистый вдох, когда его рука сместилась ниже.
Малфой был слишком далеко, чтобы внять голосу слизеринца внутри себя и осознать, что делает; шепот сомнения был отогнан прочь, когда первый из ее утренних стонов достиг его ушей. Не открывая глаз и сосредоточившись на губах Грейнджер в своей фантазии, он обернул пальцы вокруг отвердевшего члена.
Мерлин милостивый...
Драко это было нужно. Он так сильно нуждался в этом.
В его мыслях Грейнджер находилась в душе; он плотнее сжал пальцы и начал сгонять свое напряжение. Недели и месяцы, лишенные разрядки, дали понять, что это не займет много времени, но ему было все равно. Ему было плевать, что голова забита запретными мыслями о ней, или что его комната была, как и всегда, переполнена ее опьяняющим запахом. В данный момент было не важно, что Грейнджер являлась катализатором его похотливого приступа, как не имело значения и то, что он заставил Гермиону из своей фантазии проскользнуть рукой меж бедер, чтобы сопроводить ее следующий стон.
Этот образ перевел его за грань, и с хриплым вздохом, переходящим в рык, вырвавшимся из его горла, горячая жидкость выплеснулась ему на живот. Глаза распахнулись, и Грейнджер вместе с фантазией стала покидать его разум, оставляя его удовлетворенным и тяжело дышащим, подобно песцу, что заимел добычу или партнера. Сердце билось о ребра; он пытался собраться с мыслями, смаргивая бусинки пота, собравшиеся меж ресниц.
Блаженство не продлилось долго, но ведь это и невозможно.
И теперь осталось лишь отвращение к себе, что причиняло физическую боль. Он вытер следы наслаждения бельем и развернулся; сжался на полу в позе эмбриона. Теперь он почувствовал, как холод царапает его кожу, но не накрылся одеялом. Не существовало никакого оправдания тому, что он только что сделал; озноб очень быстро вернул его к действительности.
Самым страшным было то, что он понятия не имел, хотел бы он биться головой о стену, пока воображение не начнет вытекать прямо из ушей, или же устроить себе повторение.
Он не накрыл голову подушкой, чтобы еще надежнее изолироваться от звуков, издаваемых Гермионой. Следовало так и поступить, но он не стал. Вместо этого, он позволил ее утренним стонам ошеломить его разум и отвлечь от действительности.
Он только что дрочил на Гермиону Грейнджер.
Грязнокровку.
— Пиздец.
Он перевернулся и схватил ближнее, что лежало к нему: маггловская книга парня по имени Кинг. Он повертел ее в руках и в сотый раз изучил обложку, вспоминая их обсуждение предрассудков и ту ловушку, в которую он ступил уверенным шагом. Проклинал ее Завесой; и это заставило его задуматься, хоть всего лишь на мгновение.
Драко задумался, какими бы глазами он смотрел на Грейнджер, не имей она своего грязнокровного наследия; и вот он снова это делает.
Дважды пиздец...
Невилл что было сил тащил Гермиону на обед в Большой зал, игнорируя протесты и настаивая, что некоторое время, проведенное в компании друзей, поднимет ей настроение. Видимо, ее расстройство из-за навязчивых воспоминаний о губах Малфоя явно читались на лице, поскольку обычно Лонгботтом оставлял Грейнджер наедине с ее меланхолией. Он сказал, что сегодня она хуже выглядит, и Гермиона в итоге согласилась присоединиться к Невиллу и остальным, резонно посчитав, что немного пустой болтовни сможет отвлечь от неприглядной правды.
И вот она, эта правда; судорожно прекрасная в каком-то своем искаженном смысле. Как и Драко.
Как я могла его поцеловать?
Грейнджер села с самого края небольшой компании, заканчивая параграф из домашнего задания, который мог бы и подождать. Она подняла голову и осмотрела всех собравшихся, переводя рассеянным взглядом по Джинни, Лаванде, Дину, Симусу и Невиллу, что сидел рядом; нахмурилась, осознав, что кого-то не хватает.
— Невилл, — быстро спросила она, не повышая голос, чтобы не помешать беседе, — где Луна?
— Мы тоже это заметили, — ответил он. — Иногда она пропадает во время обеда, и еще мне кажется, что она не остается здесь на выходные. Одна из пятикурсниц сказала, что видела, как Луна покидала территорию школы в прошлую субботу.
— Куда она ходит?
— Не знаю, — он пожал плечами, — как и никто из нас. Думаю, у нее есть разрешение от МакГонагалл.
— Так странно, — она выдохнула и обернулась, когда один из парней произнес то, что привлекло ее внимание. — Симус, что ты сказал?
— Я рассказывал о слухах, — поговорил он шепотом и склонился так, что только они шестеро могли его слышать. — Многие считают, что Волдеморт планирует вскоре захватить Министерство.
Гермиона недоверчиво приподняла бровь.
— Иногда слухи — это просто слухи, Симус. Я бы не уделяла этому столько внимания…
— Но это может оказаться правдой, — настаивал он. — И если им удастся проникнуть в Министерство, то они захватят и Хогвартс, и тогда нам полная жопа.
— Ключевое слово «если», — спокойно сказала Гермиона. — Если бы МакГонагалл полагала, что Хогвартс находится в опасности, она бы уже нашла для всех нас другое место…
— И кто сказал, что она об этом не думает? — незамедлительно возразил он. — Да и куда еще мы сможем пойти? Вот моя мама сказала, что это может случиться…
— А еще твоя мама верила во всю ту чепуху, что писали о Гарри в «Пророке», — напомнила ему Грейнджер, вставая со скамейки. — Слухами земля полнится. Давайте придерживаться того, что нам действительно известно.
— Гермиона, ты куда? — спросила Джинни, с разочарованным видом наблюдая за тем, как Грейнджер собирает вещи. — Ты же не доела.
— Я не голодна, — ответила она тихим голосом и посмотрела на Уизли извиняющимся взглядом. — И мне еще нужно увидеться с МакГонагалл.
— Ну, — продолжила Джинни, — если захочешь, то приходи вечером в башню. Или я сама могла бы к тебе зайти…
— Нет, — чересчур поспешно возразила Гермиона, поежившись от твердости своего тона. — У меня в дортуаре полный бардак. Я сама постараюсь выбраться к тебе.
Она вежливо кивнула на прощание сокурсникам, а затем развернулась и покинула Большой зал, подсчитав, что у нее осталось еще добрых полчаса, чтобы увидеться с МакГонагалл до урока. Быстрым широким шагом она подошла к директорскому кабинету и проговорила пароль, зная, что по обыкновению Минерва проводит обеденный час здесь.
— Мисс Грейнджер, — поприветствовала та из-за стола, — какой неожиданный визит. Все в порядке? Вы выглядите какой-то поникшей.
Малфой…
Гермиона стушевалась и присела напротив, задумчиво поджала губы.
— Даже не знаю, — пробормотала она, — у меня есть вопросы, которые я хотела бы вам задать.
— Очень хорошо, — МакГонагалл кивнула и откинулась в кресле, предоставив Гермионе все свое внимание. — Что вас тревожит?
— Ну, — неловко протянула она, раздумывая, с чего бы начать. — Симус упомянул о разговорах о том, что Волдеморт собирается захватить Министерство, и мне стало интересно, правда ли это?
МакГонагалл поджала губы, а затем тяжело и взволнованно выдохнула.
— Эти разговоры ходят еще со смерти Дамблдора, — осторожно призналась она, — однако, мне неизвестны детали. Могу лишь сказать, что подобная вероятность существует.
Гермиона почувствовала, как в груди что-то оборвалось.
— И если это случится?
— Тогда нам придется эвакуировать многих студентов, — проговорила она печальным голосом. — Практически, всех магглорожденных, как вы…
— О, боже…
— Постарайтесь так сильно не переживать, — заботливо посоветовала МакГонагалл. — Насколько нам известно, Министерство хорошо справляется с натиском Пожирателей Смерти, и, если худшее все-таки случится, мы сможем противостоять.
Гермиона охватила себя руками, внезапно почувствовав холод и одиночество. Часть ее всегда подозревала, что Министерство может быть подвержено влиянию Волдеморта, но внутри Хогвартса было так легко потерять связь со всем остальным миром, когда она была зарыта в книгах и втянута в нежелательные соприкосновения губами с тем, с кем ей не следовало этим заниматься.
— Я не добилась больших успехов, пытаясь вычислить оставшиеся крестражи, — прошептала она с явным разочарованием. — Я пыталась найти связь между дневником и Кольцом и каким-либо из других предметов, которая могла бы иметь смысл. Насколько мы знаем, Медальон — это один из крестражей, вот только нам неизвестно, где находится настоящий и…
— Мисс Грейнджер, — вставила свое слово МакГонагалл, — мне прекрасно известно, что вы стараетесь изо всех сил, так же, как мистер Поттер и мистер Уизли. Я уверена, что, в конечном счете, у вас все получится. Не стоит подвергать себя такому стрессу…
— Грядет война…
— Технически мы находимся в состоянии войны уже не первый месяц, мисс Грейнджер…
— Ну, тогда окончательное противостояние, — с разочарованием и беспокойством уточнила Гермиона. — Я чувствую ее приближение, и я понятия не имею, сумеем ли мы вовремя отыскать все крестражи…
— Каждый из нас делает все возможное, чтобы подготовиться, — снова перебила МакГонагалл, бросив угрюмый взгляд на Грейнджер. — Гермиона, это все, что мы можем сделать. Дорогая, помни, что ты человек. Ты проделываешь колоссальную работу, и я не смею просить тебя о большем. Пожалуйста, не подвергайся такому стрессу. Это никак не поможет.
Гермиона несчастно вздохнула, но уступила логике МакГонагалл и ее успокаивающим словам. Это был не первый случай, когда она поддавалась панике в присутствии директрисы, и, скорее всего, не последний. Все чаще большинство членов Ордена и некоторые из ее сокурсников срывались; это было вполне естественным, учитывая текущую обстановку, и Гермиона была благодарна, что МакГонагалл всегда могла успокоить ее беспокойные мысли. Даже если это было лишь временным.
— Вам лучше, мисс Грейнджер? — спросила МакГонагалл. — Может, у вас есть еще вопросы?
— У меня тысяча вопросов, — она выдохнула и замолчала, разбираясь в трепещущих в голове мыслях, и вспомнила, что рассказал ей Невилл. — Вообще-то есть кое-что, о чем мне очень любопытно узнать.
— Продолжайте.
— Невилл упомянул, что на выходных Луна покидала Хогвартс, — пояснила она и нахмурилась, когда МакГонагалл отвела взгляд. — Вы можете сказать, зачем?
— Простите, но нет, — ответила та после задумчивого молчания. — Могу лишь подтвердить, что мисс Лавгуд действительно иногда покидает школу на выходные, но она разъяснила мне, что причина этому находится под строжайшим секретом, и я уверила ее, что никому о ней не обмолвлюсь.
— С ней все в порядке? — спросила Гермиона. — У нее нет неприятностей или каких проблем?
— Она в полном порядке, — был ответ. — Могу вас заверить, что она в совершенной безопасности.
— Тогда почему она…
— Это личное дело, — бесцеремонно завершила МакГонагалл. — Если хотите знать больше, вам стоит спросить у нее самой.
Хогвартские ученики беспорядочно сидели в библиотеке, жались между проходами и полками и ютились чуть ближе, нежели обычно, чтобы побороть холод. В семь часов небо было уже по-зимнему мрачным, и мадам Пинс зажгла несколько лишних свечей и наложила слабые согревающие чары для находящихся в помещении сорока или около того студентов.
Гермиона сидела в темном закутке возле Запретной секции; потерянная в ауре одиночества, защищающем от окружающего гама. Она старалась вникнуть в написанное на страницах, лежащих перед ней, но никак не могла прекратить думать о Малфое и том, что случилось.
Как я могла такое натворить?
Любой способ отвлечься, который она предпринимала, с треском проваливался и приносил лишь саднящее жжение на губах и еще больше смятения. Она хотела знать, как и почему это случилось, но едва ли была в состоянии предложить обсудить это Малфою. Хуже было то, что она чувствовала, будто бы все на нее пялились, копались в мыслях в попытке украсть самые грязные секреты и в тайне презирая ее за них.
Эта паранойя подобна паразиту.
Но даже это было не самым ужасным. Не важно, как сильно она пыталась отвергнуть абсурдную идею, все равно не могла перестать думать, что в каком-то смысле ее обманули. Этот поцелуй даже не был настоящим, и она ощущала, что упустила некое заключение или… кульминацию.
Это можно было сравнить разве что с тем, как побывать в аду и не ощутить на себе прикосновения языков пламени.
Ей не стоило желать этого, но она действительно жаждала продолжения. Любопытство брало над ней верх, и она хотела большего. Она хотела…
— Гермиона.
Грейнджер резко выдохнула и сурово посмотрела на посмевшего прервать ее мысли.
— Мерлинова борода, Майкл, — пробубнила она, — ты до смерти меня напугал.
— Извини, — обыденно усмехнулся тот, и по всему его виду Гермиона могла сказать, что он ничуть не сожалел. — Хотел узнать, ты уже закончила список с обязанностями старост?
— О, — рассеянно воскликнула она, копаясь в сумке в поисках указанного пергамента, — да… конечно. Вот.
Майкл Корнер забрал список и быстро просмотрел его, а затем бросил на Грейнджер озабоченный взгляд.
— Гермиона, у тебя все хорошо? — спросил он. — Ты кажешься немного отстраненной.
— Я в норме, — она пожала плечами и склонила голову, дабы скрыть неуверенность. — Что-то не так с расписанием дежурств?
— Нет, все в порядке, — ответил он. — Просто подумал, ты будешь рада компании.
— Я уже ухожу, — сказала Гермиона, стараясь оставаться максимально вежливой, несмотря на свое отвратительное настроение.
Она мысленно отметила извиниться перед Майклом при следующей же встрече за свое кислое поведение. Обычно она получала удовольствие от непринужденной беседы с Корнером, который невероятно повзрослел за прошлый год, особенно после того, как порвал с Чжоу. Поначалу, услышав нелестные замечания Джинни, Гермиона вела себя с ним крайне насторожено, но он был достаточно мил, разве что иногда чрезмерно напорист.
— Ничего, — тихо произнес он, прочищая горло. — Нужно будет устроить собрание, чтобы обсудить Рождественский бал…
— Это так необходимо? — прорычала она, звучно захлопывая книгу. — У нас полно более важных вещей, о которых стоит подумать, чем какой-то дурацкий бал…
— Думаю, МакГонагалл просто старается не дать нам упасть духом, — напомнил ей Майкл. — Ну же, Гермиона. Тебе не повредит немного повеселиться на Рождество. Нам всем здесь нужно немного отвлечься.
— Наверное, — она скептически вздохнула и, сложив вещи в сумку, поднялась с места. — Давай обсудим все в Хогсмиде на выходных. Тебя устроит?
— Конечно, — он кивнул. — Хочешь, я провожу тебя до дортуара?
— Не глупи, — отказалась она, махнув рукой. — Тем более, вроде как Терри и Энтони зовут тебя. Увидимся в субботу.
Гермиона развернулась прежде, чем он смог ответить, и направилась к выходу, при этом низко склонив голову, чтобы не замечать взоров учеников. Грейнджер готова была поклясться, что те снова бросали на нее подозрительные взгляды, и с тяжелым сердцем она поспешила прочь. Несмотря на желание избегать дортуар — или, если быть точнее, одного слизеринца, что был заперт внутри, — ноги все равно привели Гермиону к ее комнатам. Ее трясло от тревоги; прошептала пароль и проскользнула внутрь, нервно осматривая каждый сантиметр гостиной.
Как и всегда, ничего не говорило о его присутствии, и она сразу пришла к выводу, что он находился в своей комнате. Со вздохом облегчения от того, что обязательное противостояние отлагается на некоторое время, она бросилась в свою комнату с горячим намерением скрываться там до утра, не заботясь о том, что это будет расценено как трусость.
Когда послышались три четких удара из-за входной двери, Гермиона резко остановилась и испуганно взвизгнула. Мерлин, она была на грани…
— Кто там? — спросила Грейнджер слегка дрожащим голосом.
— Это Майкл.
Его настойчивость заставила ее напрячься и нахмуриться; Гермиона бросила настороженный взгляд на комнату Малфоя, решая, стоит ли впускать гостя, когда здесь находится Драко, которого никто не должен был видеть.
— Что ты хочешь? — громко спросила она, не отводя глаз от двери Драко. — Я немного занята.
— Ты забыла одну из своих книг, — объяснил он. — Все в порядке?
Она поморщилась и медленно пошла на его голос; бросая через плечо последний взгляд, она приоткрыла дверь так, чтобы высунуть голову в проем, оставляя тело спрятанным.
— Я как раз собиралась принять душ, — соврала она, когда увидела недоуменный взгляд Корнера. — Я переодевалась.
— Извини, — он застенчиво улыбнулся и протянул ей книгу, — Гермиона, ты точно в порядке? Сегодня ты какая-то странная.
Ей удалось заставить себя натянуто улыбнуться; она забрала книгу и бросила ее на столешницу.
— Просто я очень устала, — сказала Грейнджер и немного прикрыла дверь, надеясь, что Майкл поймет намек. — Думаю лечь пораньше. Спасибо, что принес книгу.
— Точно? — продолжал настаивать он, и Гермиона изо всех сил старалась не сорваться.
— Да, — прямо сказала она, — спокойной ночи.
— Спокойной. До субботы.
Гермиона выпустила изможденный вздох и медленно прислонилась лбом к двери, желая, чтобы сердце уняло свой сумасшедший ритм. Она знала, что намерения Майкла были совершенно невинны, и ее реакция оказалась чрезмерно острой; но она ощущала себя так, словно каждый стремился загнать ее в угол, проникнуть в ее мысли, узнать ее секреты; ей не хотелось, чтоб хоть одна живая душа узнала, что она сделала.
— Кто, блять, это был?
Грейнджер так быстро оглянулась, что чуть не потеряла равновесие; она почувствовала, что грудь готова была взорваться, когда сердце возобновило свою дикую пляску. Гермиона инстинктивно отступила; уперлась в дверь и приложила руку к тяжело вздымающейся груди. Посмотрела на него, с грозным видом прислонившегося к дверному проему. Выражение лица Малфоя было наполнено пленительной смесью из презрения и негодования, и чего-то еще, что она не смогла точно определить, но что заставило ее дыхание застрять в горле.
— Почему ты так поступаешь? — зло выдохнула она, как только к ней вернулся голос. — Тебе доставляет удовольствие пугать…
— Я спросил, кто это был, — выплюнул он сквозь сжатые зубы, и тогда она заметила, насколько он был напряжен, — и лучше бы тебе, Грейнджер, дать мне гребаный ответ.
Она вздрогнула, когда Драко оттолкнулся от стены и заскользил в ее направлении неспешными выверенными движениями, что напоминали ей повадки волка. Она отметила, что Малфой обладал определенной грацией и элегантностью, которыми она, вопреки всему, восхищалась и которым завидовала. Как будто каждый его шаг был преднамеренным и заранее спланированным, или даже чарующим. Ей стоило бы посчитать подобное неприятным или приводящим в замешательство, но, да простит ее Годрик, она не могла не обольститься.
— Ты что, глухая, Грейнд…
— Это был просто Майкл Корнер, — промямлила она, сбрасывая с плеч мантию и направляясь к дивану. — Он на нашем курсе и…
— Я знаю, кто он такой, — по-прежнему низким грубым голосом прорычал Драко. — Тупой рейвенкловец. Дерьмовый игрок в квиддич. Единственное, что его спасает, — это чистота крови. Чего он от тебя хотел?
— Он вернул мою книгу, — беспокойным тоном объяснила Гермиона, а Малфой все продолжал приближаться; руки в высокомерном жесте сложены на груди. — Почему ты…
— И с чего бы этому недалекому кретину полагать, что вы встретитесь в субботу?
Она приподняла брови.
— Ты что, подслушивал?
— Ответь на чертов вопрос, Грейнджер! — надрывнопотребовал он, ударяя ладонями о спинку второго дивана. — С чего бы тебе с ним встречаться?
— А тебе-то какое дело?
Он сжал челюсти и тряхнул головой, словно сумел остановить себя раньше, чем сделал нечто безрассудное. Его бушующие глаза метались между ней и полом; он нервно покусывал язык и глубоко вдыхал, пытаясь возобладать над собой. Гермиона же внимательно изучала Малфоя, а затем облизнула губы, с волнением ожидая его ответа.
— Когда он сам сюда заваливается, это становится моим делом, — с осторожностью ответил он. — Если бы он меня увидел, то побежал и растрепал всем и каждому…
— Он тебя не видел…
— А если ты собиралась здесь с ним перепихнуться…
— Как ты смеешь! — сорвалась Гермиона, вставая с места и подходя к нему. — У тебя нет никакого права говорить мне такие…
— Я могу говорить тебе все, что захочу, — спокойно возразил он и вытянул шею, нависая над ней, — и, если не ответишь, я приду к собственным умозаключениям…
— Это смешно! — прошипела она. — Я говорила, что на этих выходных иду в Хогсмид, и…
— И ты идешь вот с этим? — прорычал он, как будто ее заявление возмутило его, оставив во рту кислый вкус. — Значит, ты трахаешься с этим омерзительным куском…
— Ох, да Годрика ради, Малфой! — закричала она, из-за расстройства не понимая, как близко они стояли друг к другу. — Мы с Майклом единственные, кто идет, потому что мы — Главные старосты!
Рот Драко со звуком закрылся, и Гермиона ощутила, как он раздевает ее глазами, блуждая взглядом к лицу. Она обратила внимание, насколько близко находился Драко; достаточно близко, чтобы его дыхание всколыхнуло волоски на ее лбу. Но, несмотря на кричащие инстинкты, она не шелохнулась.
Помнишь, что случилось в последний раз, когда вы стояли так близко?..
Даже если его и беспокоила их близость, он не сдвинулся с места; она могла поклясться, что нечто подобное облегчению отразилось на его бледных чертах. Он немного приподнял голову и расслабил плечи; казалось, все в комнате замерло, когда его гнев рассеялся.
— Ты говоришь, что никчемный мудак — Главный староста? — скептически протянул он. — Что за идиотская шутка…
— Он хорошо справляется, — возразила она, заметив, что от ее слов его верхняя губа дернулась. — Это все, Дра… Малфой?
Заметив ее оговорку, он нахмурился, а Гермиона без особого успеха постаралась скрыть свой смущенный румянец. Она развернулась, чтобы уйти, но его холодные пальцы обернулись вокруг ее запястья еще до того, как она успела сделать хоть один шаг.
Просто оттолкни его… Слишком близко…
— Что еще? — спросила она, не поднимая глаз. — Я ответила на все твои вопросы и сполна наслушалась…
— Я еще не закончил, — прошипел он, сильнее сжимая ее руку. — У меня остался еще один вопрос.
Она усмехнулась.
— Не вижу причин, по которым я должна…
— Почему ты приготовила мне еду сегодня утром? — выпалил он с явным сомнением.
Гермиона моргнула и, склонив голову набок, посмотрела на него растерянным взглядом.
— Что… О чем ты? — пробормотала она. — Я каждое утро готовлю тебе еду…
— Я посчитал, что после нашей вчерашней ссоры, — неохотно произнес он, — ты не станешь…
— Малфой, мы ругаемся каждый день…
— Вчера все было иначе.
Из комнаты словно выкачали весь воздух, и Гермиона готова была поклясться, что действительно почувствовала, как из легких совсем пропал кислород. Глаза Драко смягчились, стали подобны млечной дымке, и она полностью растворилась в них. После его напыщенной речи, полной ярости, и безоговорочного отрицания вчерашнего полупоцелуя его слова совершенно сразили ее. Они оба знали, что именно он имел в виду под своим «иначе», и это трещало между ними подобно опасному пламени: слишком горячо, чтобы прикоснуться, но слишком ярко, чтобы пренебречь.
Их поцелуй…
— Я не собиралась морить тебя голодом из-за… этого, — она неуклюже нарушила молчание, — это было бы жестоко…
— Это было бы нормально, — возразил он, и Гермиона разочарованно наблюдала, как к его лицу возвращается горький резкий вид, который был ей так хорошо знаком. — Уверен, ты горишь желанием прочитать мне муторную лекцию в лучших традициях Гриффиндора о доброте или еще каком-нибудь дерьме, вот только мне реально на это наплевать…
— Ты сам спросил, — выпалила она, высвобождая запястье из его хватки и отходя подальше. — Я иду спать. Спокойной ночи, Малфой.
Драко сжал кулаки, когда Грейнджер скрылась в спальне, и спросил себя: какого черта он вел себя так жалко? Это было унизительно и неприемлемо, и он всецело винил ее за это. С того самого момента, как она заразила его своей грязной кровью и одурманила запахом, в особенности его разум. Теперь Малфой подвергался преследующим фантазиям о ней, искушаемый почти случившимся поцелуем, что заставлял его внутренне противиться своим чувствам и в то же время... неимоверно желать большего.
Это сводило его с ума, разбивая сознание на разрозненные фрагменты, которые мучили его нескончаемыми вопросами; заставляли задуматься, как далеко он сможет зайти, чтобы утолить эту неприемлемую тягу к ее вкусу и насытиться им.
Ярость, которую он испытал, когда появился этот чертов Корнер, оказалась порочной и неконтролируемой; Малфоя трясло, но он понятия не имел почему.
Это была не ревность…
Просто ярость. Скорее всего, всепоглощающая ярость.
В этой тюрьме Драко был ограничен в роскоши и комфорте, и ее вкус и запах каким-то образом стали одной из его потребностей, и он не собирался делиться ими ни с кем по ту сторону двери. Пусть он ощущал ее вкус лишь мимолетное мгновение, теперь тот принадлежал ему, даже если ради спасения своего здравого рассудка он не намеревался ощутить его вновь. Он не хотел еще раз прикоснуться к ней. Правда, не хотел; но если Майкл уебок Корнер рассчитывал, что ему удастся урвать глоток Грейнджер, то он чертовски заблуждался.
Малфой не понимал своих опасных эмоций по отношению к ней, они ему не нравились; но эти чувства были мощными и инстинктивными, и их совершенно невозможно было игнорировать.
Он рванул в свою спальню и мысленно попросил Салазара поскорее избавить его от этой… одержимости грязнокровкой. Она унижала его достоинство, лишала рассудка, и Драко опасался, что полностью поддастся ее власти.
Я не поддамся…
Этой ночью ветер стенал подобно мучаемым младенцам, и Гермиона была убеждена, что ее часы врут.
Если сейчас на самом деле было три ночи, значит, она провела четыре часа, бездумно пялясь в потолок, а это было не здорово. Она уединилась в комнате и ни под каким предлогом не собиралась покидать ее, занимая себя написанием всех эссе, что были заданы до самого Рождества. На это у нее ушло три часа, и с тех пор Грейнджер отчаянно пыталась урвать хоть немного сна, но все было напрасно.
И на этот раз дело было вовсе не в ветре…
Не имело никакого значения, насколько сильно она старалась искоренить Малфоя из своих мыслей, у нее все равно ничего не получалось; независимо от того, касалось дело навязчивых воспоминаний об их псевдо-поцелуе или же просто общих размышлений о его поведении. Грейнджер обнаружила, что очарована им настолько сильно, насколько старалась противостоять ему; так же она заметила, что уже некоторое время он не называет ее грязнокровкой. Месяц в присутствии Драко сильно сказался на ней, и она осознала, что стала уверена в своем решении побороть его предрассудки как никогда прежде; хотя она не могла удержаться от мысли, что сейчас она была движима личными причинами.
Она хотела, чтобы он посмотрел на нее по-новому, и она была почти уверена, что это начало происходить.
По крайней мере, она надеялась.
Она села на кровати и потерла лицо ладонями, задумавшись, была ли ее заинтересованность Малфоем приемлемой или хотя бы благоразумной. Вероятно, нет.
По позвоночнику пробежала дрожь, и она подхватила волшебную палочку, чтобы возобновить действие согревающих чар, когда на ум прокралась одна мысль: чтобы побороть ноябрьскую стужу, у нее имелось три одеяла и магия, а что было у Драко? Лишь одно одеяло…
А если он мерзнет?
Грейнджер поняла, что ей не все равно, хотя и должно было быть наоборот. Она знала, что ей свойственно подобное поведение, однако это было чем-то другим; истинная забота о его удобстве заставила задуматься, когда ей стало небезразлично.
Закутавшись в халат, Гермиона покинула постель и попыталась решить, как именно ей стоит поступить. Вариантов было немного: проигнорировать и позволить заносчивому придурку разбираться самому, или же поддаться желанию и согреть его.
— Какого черта я творю? — прошептала она сама себе и прокралась в гостиную.
Простояв в нерешительности по меньшей мере две минуты под его дверью, она сглотнула нервный комок, а затем подняла палочку.
— Алохомора.
====== Глава 12. Сон ======
Годрик милостивый, что я творю?
Гермиона скривилась от слишком громкого скрипа открывающейся двери. Добавила немного магии в тусклый свет Люмоса, ровно столько, чтобы различить очертания предметов. Она нервно проскользнула внутрь и, ощутив прохладу воздуха, плотнее запахнула халат; ее взгляд обратился на кровать.
Грейнджер замедлила шаг и остановилась. Теперь она слышала невнятные сонные протесты и учащенное дыхание.
Драко снился кошмар, и когда она присмотрелась внимательнее, то смогла заметить серебристую россыпь капелек пота на его лбу. Лицо Малфоя было искривлено от боли, и та уязвимость, что она увидела, была абсолютно обезоруживающей. Он был… прекрасен, и это заставило все внутри гореть. Она моргнула, отогнав морок, когда он начал извиваться под одеялом и сдавленно ворчать.
Возьми себя в руки, Гермиона…
Она продолжила опасливо продвигаться в его направлении, не в силах отвести завороженного взгляда. Малфоевы вздохи и стоны посылали мелкую дрожь в кончики ее пальцев, что принуждала прикоснуться к нему, но она смогла устоять.
Должно быть, он замерз. Она увидела, что на нем была надета лишь пижамная куртка, что прикрывала торс; тяжело было сказать, дрожал ли он от холода или содрогался из-за видений, проносящихся во сне. Мучимая сомнениями, она сбросила халат и трансфигурировала его в толстое одеяло. С опаской приблизилась к Драко и, накрывая, случайно задела холодную кожу Малфоя. Замерла, когда тот вздрогнул от прикосновения — с пересохших губ сорвался сонный стон.
— Я должен вас убить… иначе они убьют меня.
Гермиона вздохнула и перевела взгляд к его переполненному тоской лицу. Он выглядел так, словно находился под пытками; она почувствовала, как желудок скрутило от беспокойства, которое ей не следовало испытывать. Грейнджер склонилась и внимательно всмотрелась в лицо Малфоя, на мгновение позабыв о холоде.
— Драко, — прошептала она прежде, чем успела остановиться, — Драко, это я. Проснись.
Его хриплые стоны лишь усилились, и она осторожно подняла руку и приложила к его влажному лбу. Как только ее кожа соприкоснулась с его, он распахнул дикие затуманенные глаза. Гермиона едва успела испуганно взвизгнуть, как он схватил ее руку и притянул к себе. Малфой перевернулся так, что оказался между ее раскинутых ног; теперь она была зажата под ним. Он был растерян, тяжело дышал, пребывая в шоке от ночного кошмара, нависал над ней, обнажая зубы; он находился так близко, что несколько белых прядей задевали ее лицо.
— Драко, — выдохнула она, не побоявшись его смятенного состояния, — успокойся. Это я.
Выражение его лица едва заметно смягчилось, и Гермиона почувствовала, как он ослабил хватку вокруг ее запястья, и быстро поднесла к нему руки. Она обрамила ладонями его лицо, поглаживая большими пальцами холодные щеки. Малфой не отпрянул, как она того ожидала, он выглядел ушедшим от действительности; уставший и совершенно невменяемый от истощения, но все еще подрагивающий.
— Все хорошо, — мягко сказала она, продолжая движения пальцами, — все хорошо.
Его веки опустились, почти скрыв глаза, а дыхание, отражающееся от лица Гермионы, начало успокаиваться. Драко уже не трясло, но она все еще не выпускала его лицо из рук, желая, чтобы он полностью проснулся. Он слегка качнулся, потеряв равновесие, и перевел на нее отстраненный взгляд. Его глаза были затуманены, когда он медленно приблизился к Гермионе, и она нехотя признала, что даже и не собиралась сопротивляться, когда его губы накрыли ее.
Если их первый полупоцелуй был легким и призрачным, этот оказался чувственным и уверенным. Между их губами сквозило отчаяние, и Гермиона не смогла удержаться, чтобы не вложить всю себя, когда Малфой прошелся языком по ее нижней губе. Она легко, но смело ответила на это действие; влажные звуки их поцелуя прозвучали в унисон с двадцатью ударами ее сердца, а затем все прекратилось. Малфой прислонился своим лбом к ее, почти соприкасаясь с ней губами, а Гермиона изо всех сил старалась не замечать рой вопросов, которые грохотали в ушах, пытались вырваться из груди.
Она медленно открыла глаза и поняла, что Драко все еще не отпустил сон, и он выглядел блаженно умиротворенным. Она лежала так спокойно, как только могла, смакуя мятное послевкусие его поцелуя.
— Грейнджер… — сонно пробормотал он, хотя все еще не знал, была ли она явью.
Гермиона не посмела даже пошевелиться, когда Малфой не спеша скатился с нее и отполз в сторону. Она неотрывно следила за ним, выискивая хоть какие-либо признаки того, что он пришел в ужас, когда осознал, что они только что сделали. Он зажмурился и, подтянув простыни, завернулся в них; Гермиона приподнялась, намереваясь уйти, но сонный голос заставил ее остановиться.
— Останься.
Она моргнула и внимательно посмотрела на него, стараясь понять, послышалась ли ей эта просьба; но он выглядел совершенно потерянным в своем собственном мире. Ей это причудилось? Она хотела остаться…
Вопреки доводам рассудка, она залезла под одеяло и постаралась не замечать голос на задворках сознания, который твердил, что это отчаянное решение еще аукнется ей поутру. Она сохранила между ними приличное расстояние, понадеявшись, что это хоть как-то спасет положение. Гермиона устроилась поудобнее и быстро наложила согревающие чары, а затем ее собственное утомление настигло ее.
Она перевела взгляд на Драко и опустила веки; и за мгновение до того, как Грейнджер поддалась своим опасным снам, она поднесла пальцы ко все еще саднящим губам и сладко вздохнула.
Драко проснулся, смутно слыша щебетание утренних птиц. Что-то в его подсознании подсказывало, что это было первое утро за долгое время, когда дождь не барабанил в окно; внезапно он ощутил на подушке нечто чужеродное, что заставило его окончательно проснуться.
Что за…
Его щека была укрыта кудрями Грейнджер; и тогда он вспомнил сон, что увидел ночью. Он стал долгожданной заменой его привычным кошмарам об убитых волшебниках и башнях; поцелуй гриффиндорской принцессы. Он запомнился неясным видением без каких-либо деталей; таким и было большинство его снов, ведь это лишь сны. Лишь сны.
Но все же странно: этим утром губы были крайне чувствительны.
Он устремил ошеломленный взгляд на лежащую рядом Гермиону и решил для себя, что ее нежные, очаровательные черты — едва ли не самое прекрасное, с чем ему доводилось просыпаться за долгие месяцы, проведенные в бегах. Она выглядела чертовски пленительной, почти эфемерной; она спокойно дышала, растрепанные локоны обрамляли расслабленное лицо. Утомленный взгляд Малфоя упал на ее слегка припухшие губы, и он представил...
Прекрати вести себя как конченый идиот.
Если раньше казалось, что спальня переполнена ее ароматом, то сейчас он практически тонул в нем, и это было божественно. Он сомневался, стоит ли к ней прикоснуться и проверить, превратились ли его фантазии в полноценные галлюцинации, но ее янтарные глаза медленно стали открываться, и Драко уже не успел проверить свою теорию. Долгое время они не сводили друг с друга глаз: она выглядела чуть смущенной, он же смотрел на нее с подозрением.
— Грейнджер, что ты здесь делаешь? — спросил он с ожесточенным лицом; казалось, нервное напряжение заискрило в ее голосе, после чего она прерывисто вздохнула. — Грейнджер…
— Я… — тихо начала она. — Я подумала, что ты мог замерзнуть.
Услышав ее ответ, Малфой нахмурился.
— Что…
— Я принесла тебе одеяло, — пояснила она дрожащим голосом. — И… ты попросил меня остаться.
Он оскалился, но туманный образ рассеял его внимание. Докучливый сон внезапно обрел черты воспоминания. Он отбросил подальше волнующую мысль и уже хотел начать спорить, что никогда бы не попросил ее остаться, как вдруг следующее робкое признание заставило его умолкнуть.
— Я… я хотела остаться.
Потемневшие зрачки Малфоя расширились, и он быстрым взглядом осмотрел ее лицо, а затем его охватил похотливый порыв, с которым он не смог совладать. Драко крепко схватил ее и страстно поцеловал; перекатившись на кровати, оказался сверху и ощутил, что эта позиция кажется ему до прекрасного знакомой. Ее пальцы гладили его шею, пока он наполнял ее изнутри; все его раздражение и гнев пали от одного прикосновения губ Гермионы, когда он смог насытиться ее вкусом. Она не уступала, встречая его с совершенной податливостью, которая побудила его руки затеряться в ее волосах.
Девичий стон щекотал его горло, и он плотнее вжался в нее, смакуя тепло ее тела, наслаждаясь ею под собой. Она застонала, и этот звук напомнил о ее пьянящих звуках в душе, что сильнее гнали кровь по венам. Но сейчас толчок в паху ощущался слишком резко, слишком реально: это заставило его вернуться в морозную реальность.
Он рванул от нее с яростным рыком и сел на краю кровати; ссутулился, ярость волнами прокатывалась по его спине. Он чувствовал каждый напряженный нерв на своих плечах. Драко опустил руки, сжал кулаки и оперся головой о костяшки пальцев. Это стало новым уровнем унижения и отвращения к самому себе; возможно, это была вершина в гребаной войне между ними. Он, разумеется, надеялся, что хуже уже не станет... Возможно...
Он услышал и почувствовал, как переместился вес на кровати, и возжелал, чтобы она ушла до того, как его характер возьмет над ним верх. Он чувствовал злость на нее и на самого себя, что шипела за закрытыми веками подобно раскаленным углям, догорающим в камине. Услышал, как Гермиона встала с кровати — так какого черта он не слышит, как она уходит?
— Драко…
— Уходи, — холодно бросил он, не поднимая головы. — Оставь меня, блять, одного…
— Но я…
— Я сказал, убирайся! — он резко вскочил с места и развернулся к ней лицом, на котором была запечатлена насмешливая ухмылка. — Сейчас же…
— Нет! — выкрикнула она в ответ, оборонительно расправляя плечи. — Я хочу поговорить о том, что произошло…
— Здесь нечего обсуждать! — возразил он. — Ничего не было…
— Как же ты жалок! — выкрикнула Гермиона, обвиняюще указывая на него дрожащим пальцем. — Почему ты отрицаешь, что это было на самом деле …
— Блять, да потому что это не так! — прорычал он с уверенностью в голосе. — Все, что происходит в этой тюрьме, нереально…
— О чем ты…
— Все это фальшь, — продолжил он. — Эта изоляция сводит меня с ума! Я бы никогда не опустился настолько, чтобы прикоснуться к тебе, если бы не это ебучее дерьмо, в котором мне приходится жить…
— Но обстоятельства неважны…
— Херня!
— Ты по-прежнему сам решаешь, как тебе поступать! — злобно выкрикнула она. — И чем раньше ты примешь это…
— А что насчет твоих поступков, Грейнджер? — спросил он подлым тоном. — Каким образом спать в одной постели с Пожирателем Смерти вяжется со всем твоим про-грязнокровным дерьмом?
Выражение ее лица стало ожесточеннее.
— Я виню в этом нездоровое суждение и минутное безумие…
— Тогда за свое безумие я виню тебя и эту старую суку! — завопил он, а затем на секунду затих и подозрительно сощурился. — Это что, какой-то извращенный заговор, Грейнджер? Что, ты и эта сморщенная ведьма нарочно это делаете?
— Что ты несешь?
— Я говорю о тебе и МакГонагалл! — рассуждал Драко с тихим рычанием. — У вас имеется какой-то жалкий план? Соблазнить Пожирателя Смерти и получить от него информацию о Волдеморте, благодаря небольшим блядским приемчикам?
— Пошел на хер…
— Уверен, это являлось частью твоего плана, — прошипел он с горечью в голосе, — отыметь меня, а затем шантажировать постельными задушевными беседами…
— Ты несешь вздор! — раздраженно фыркнула она.
Он запнулся, а затем оскалился и произнес:
— Да, это полнейший бред, — прорычал он. — Уверен, даже МакГонагалл в курсе, что твоя сексуальная привлекательность находится на уровне смердящего горного тролля!
Он уловил боль, что промелькнула в ее глазах, и почти пожалел о сказанном.
— Нет никакого сговора, — произнесла она после печального молчания. — Можешь верить во что угодно. Но единственное, чего я хотела, — чтобы ты понял, что магглорожденные тоже люди, что я — личность.
Малфой остался неподвижен и надеялся, что на лице не отразилась тень сомнения. Он ничего не знал о других магглорожденных, да и дела ему до них не было; единственная, кого он знал, — это Грейнджер. И она определенно была личностью; обладала чертами характера и эмоциями, которые он не всегда понимал, но, несмотря на это, был ими очарован. Она была тем человеком, который переворачивал с ног на голову все его убеждения и заставлял сомневаться в том, что было выжжено у него на костях. Она была человеком, чьи поцелуи заставляли медленно пылать…
— Я ухожу, — прошептала Гермиона, развернулась и направилась к выходу. — Но я хочу, чтобы ты ответил на один вопрос: если бы я была чистокровной, но оставалась прежней личностью, ты бы с той же поспешностью отрицал все случившееся этим утром?
Пока колкое замечание не успело слететь с его окутанного ароматом Грейнджер языка, она распахнула дверь, а затем громко захлопнула ее за собой, оставив Драко, замерзшего и сбитого с толку. Ее вопрос никак не шел из малфоевой головы, переплетаясь с раздумьями о рукописи Кинга и всем остальным, о чем он начал задумываться с тех пор, как осел в этой дыре, из которой нет побега.
Стал бы он так скоро отрицать их поцелуй, будь она чистокровной?
Нет. Блять, нет.
Очутившись в безопасности своей комнаты, Гермиона захлебнулась в упрямых рыданиях, несмотря на старательные попытки сдержаться. Не столько его унизительное замечание спровоцировало ее слезы, сколько собственная реакция на них. Ей не следовало бы переживать из-за его мнения; давно уже стоило привыкнуть к едким словам, но, Годрик свидетель, они причиняли боль. Она могла бы поклясться, что ощущает убийственную боль в груди, и она ненавидела его за то, что испортил момент, который казался… что ж… милым. Даже божественным.
Она решила, что в действительности ей стоило быть благодарной за это: по крайней мере, у одного из них хватило ума, чтобы разорвать связь.
Но почему ему обязательно необходимо вести себя как последней сволочи? Почему необходимо все настолько усложнять? И почему это вообще должно было случиться?
Почему я так поступаю?
Это была лишь случайность… но все же, может ли случайность оставаться таковой, если она повторяется снова и снова? Скорее всего, нет.
Дрожащими пальцами она смахнула слезы и прочистила горло. Быстро взглянула на часы — еще не было и шести утра; слишком рано для занятий. Но ей было необходимо выбраться отсюда. Гермиона быстро, как только могла, оделась в теплую одежду, набросила капюшон и покинула дортуар, изо всех сил стараясь не оглянуться на дверь Драко. Она шла по переходам и темным коридорам, пока не вышла из замка в прохладный рассвет.
От вида захватывало дух; от серо-розового неба с голубоватыми облаками у нее перехватило дыхание, однако разум ее был слишком увлечен, чтобы уделить этой красоте хоть немного внимания. Заметив, насколько частым стало ее дыхание, она наложила согревающие чары и отправилась по молчаливым землям, пока не заметила растрескавшееся дерево, покрытое изморозью.
Как только она упала у его корней и прижалась к стволу, слезы снова покатились из глаз.
Здесь Гермиона могла открыто плакать, не опасаясь надоедливых взглядов, но она по-прежнему чувствовала себя обманутой.
Она должна была посмотреть фактам в лицо, даже если те были в корне неверны и разрывали на части. Если ее так сильно задело грубое высказывание Драко, тогда очевидно, что она к нему что-то испытывала, будь то сострадание или что другое. Гермиона не смогла припомнить, чтобы она с такой же горячностью отрицала свои чувства, помимо истории непродолжительных отношений Рона с Лавандой, но предпочла проигнорировать опасные ассоциации, что пришли с этой мыслью. Возможно, она была так обеспокоена потому, что Драко был единственным, с кем она проводила значительное количество времени с тех пор, как Гарри с Роном покинули ее. Возможно.
В его присутствии она понемногу начала ослаблять свою защиту и поплатилась за это.
Может быть, с ее стороны было глупо втягиваться в почти-комфортную рутину с Драко и считать, что он изменит свое к ней отношение, но она не теряла надежду…
Грейнджер продолжала надеяться, что друг для друга они станут чем-то… иным…
— Гермиона.
Она была слишком поглощена собственными размышлениями, чтобы незамедлительно отреагировать на зов, поэтому медленно вытянула шею и бросила растерянный взгляд в сторону говорящего.
— Луна, — выдохнула она, когда Лавгуд подошла ближе, — что ты здесь делаешь?
— Небо прекрасно, — тихо ответила та, опускаясь на колени подле Гермионы. — Это лучшее время суток, чтобы понаблюдать за Келпи [1]. Зачем ты так рано встала?
— Мне нужно было на воздух, — устало выдохнула она, быстро пряча любые признаки слез. — Почему ты?..
— Твои губы вновь выглядят забавно, — перебила Луна размеренным тоном. — Снова пчела ужалила?
— Что? Да. То есть нет, — Гермиона начала неловко заикаться, пытаясь взять себя в руки. — Нет, дело вовсе не в пчелах. Думаю, это реакция на что-то другое.
— Что бы это могло быть?
— Я пока не уверена, — она пожала плечами и поднесла к губам свои исследующие пальцы, чтобы узнать, выглядят ли ее губы иначе, — но совершенно очевидно, что для меня это плохо.
— По-моему, тебе очень идет, — Луна широко улыбнулась самой себе, ее глаза сосредоточились на восходящем на востоке солнце. — Похоже, на этот раз твоя реакция была сильнее.
— О чем ты?
— Сегодня твои щеки горят, — произнесла Лавгуд безучастным тоном, — и твои глаза похожи на глазурь…
— Скорее всего, дело просто в утренней прохладе, — слабо возразила Гермиона.
— Нет, — Луна покачала головой, — дело в чем-то другом. В любом случае, благодаря этому ты выглядишь прекрасно, Гермиона.
Грейнджер слабо улыбнулась ей и пробормотала в ответ:
— Спасибо.
— Я слышала, ты пойдешь в Хогсмид в субботу, — медленно проговорила Луна; Гермиона заметила, как на лице Лавгуд танцуют первые лучи утреннего солнца. — С Майклом, да?
— Да, — она кивнула. — Ты чего-нибудь хотела?
— Не могла бы ты принести мне немного Лакричных Палочек из «Сладкого Королевства»?
Гермиона нахмурилась.
— Не знала, что ты их любишь.
— Я и не люблю.
Гермиона склонила голову на бок и медленным взглядом изучила Луну, отметив, что та и сама выглядит немного иначе— ее глаза светились, Лавгуд выглядела обыденно отсутствующей; в какой-то момент показалось, что в них кроется некий секрет. Хороший секрет.
— Луна, можно я у тебя кое-что спрошу?
Лавгуд не спеша повернулась к Гермионе, обращая на нее все свое внимание.
— Конечно, — отозвалась она, — я постараюсь ответить.
— Мы заметили, что ты куда-то пропадаешь в выходные и среди недели, — осторожно произнесла Грейнджер. — Где ты исчезаешь?
Если Луна и была удивлена, она этого не показала.
— Даже и не представляла, что кто-то заметит мое отсутствие.
— Ох, Луна, — нахмурилась Гермиона, — ты же знаешь, что мы переживаем за тебя. Конечно же, все…
— Я не это имела в виду, — перебила она, слабо улыбнувшись. — Во время войны людям свойственно не обращать внимания на поведение окружающих, и это нормально. Вообще-то, я крайне тронута, что это заметили.
— Так где ты пропадаешь? — настояла она. — Если у тебя какие-либо проблемы, мы сможем помочь.
Луна мягко усмехнулась, и Гермиона вскинула брови.
— У меня все в порядке, — сказала Лавгуд, — скорее, даже очень хорошо. Но, боюсь, я не могу рассказать тебе, куда я хожу.
— Почему?
— Это может подвергнуть риску другого человека, — прошептала Луна, и на какой-то миг ее лицо приобрело задумчивое и сосредоточенное выражение. — Извини. Слишком опасно рассказывать об этом, это ведь не только мой секрет.
Пока Гермиона осознавала причины Луны и рассуждала о том, что у нее самой нет никаких прав претендовать на раскрытие тайн, когда в ее дортуаре был сокрыт Пожиратель Смерти, нечто в голосе Лавгуд заинтриговало ее.
— Ты неравнодушна к тому другому человеку? — неуверенно спросила Гермиона. — Должно быть так, раз ты согласилась взять на себя такой риск.
— Разве не все мы рискуем в наши дни?
— Я переживаю за тебя, — печально продолжила Грейнджер. — Эта война…
— Порой войны могут принести нечто хорошее, — сказала Луна, вставая. — Они могут научить людей держаться того, что правильно, даже если ради этого придется рискнуть.
Гермиона смотрела вслед Луне, направляющейся в сторону замка, и проворачивала в голове сказанные ею слова. Как и всегда, та покинула ее в состоянии где-то между недоумением и просвещенностью; она размышляла: не приказала ли Луна одному из своих выдуманных существ шпионить за ней по ночам. Грейнджер повернула голову так, чтобы лучи почти взошедшего солнца освещали лицо и, крепче обняв себя руками, прижалась к сухому дубу.
Она должна сосредоточиться на задании Ордена и отбросить подальше все обнадеживающие мысли о Драко. Это было неприемлемо и совершенно наивно, и не важно, насколько соблазнительной казалась возможность проанализировать все это.
Но это было слишком сложно игнорировать.
И она прокляла себя за то, что позволила мыслям о нем проскользнуть к себе в голову. Снова.
В течение двух дней ему вполне успешно удавалось избегать Грейнджер, оставаясь изолированным в своей комнате — он покидал ее лишь для того, чтобы посетить ванную и перехватить горячей еды, которую она продолжала для него оставлять. Драко полагал, что она так же изо всех сил старалась не пересекаться с ним; это было бы даже здорово, если бы он снова не начал выпадать из реальности.
И на этот раз дело было не в клаустрофобии.
Нет, он ощущал перемены в своих крови и костях. Это было страстное желание; возможно, оно относилось к нехватке общения, а может, все дело было в самой Гермионе. Оно пульсировало в его венах и заставляло мышцы сжиматься в спазмах. Малфой дрожал, покрытый холодным потом, пока не начало казаться, что позвоночник вот-вот переломится пополам; его чуть не вырвало. Это было похоже на ломку наркомана, хотя, возможно, просто холодная погода успела подорвать его здоровье.
Казалось, что единственным лекарством является самозабвенная мастурбация в ответ на стоны Грейнджер в душе, но это занимало лишь тридцать минут в его аду длиною в день.
Он бодрствовал уже несколько часов, ожидал ее ежедневного мурлыканья, чтобы облегчить напряжение в теле. По солнцу смог предположить, что время близится к полудню, а это значило, что очередной выходной начинал просачиваться в его пребывание с ней.
Затем он вспомнил: Грейнджер говорила, что отправится в Хогсмид с этим мудилой из Рейвенкло; он почувствовал, как ярость вспыхивает под кожей. Казалось, его грудь готова разорваться от огромного веса внезапной и мощной злости; когда он все-таки услышал ее шорохи в ванной, то не смог прогнать неуловимые мысли, чтобы как обычно насладиться ею.
Вместо этого сомнительные и нежеланные сцены с Гермионой, приводящей себя в порядок, подготавливающейся ко встрече с этой пародией на волшебника, отдавались стуком в голове. Эта идея развивалась и обрастала деталями; он заскрежетал зубами, когда новая и новая волна отвращения накрыла его. Сжал кулаки, вонзаясь ногтями в ладони, и не осмелился пошевелиться, пока Грейнджер не вернулась в свою комнату и уже десять минут спустя он услышал, как за ней захлопнулась входная дверь.
Через мгновение Драко оказался на ногах; он тяжело дышал, зрачки были расширены. Малфой начал со шкафа и письменного стола, швырнул их на бок и начал колотить ногами, пока пол не украсили деревянные щепки, а мебель не превратилась в неузнаваемую груду мусора. Затем принялся за постельные принадлежности: разрывал ткань на тонкие лоскуты, выворачивал перья из подушек, но это не помогло ему успокоиться.
С последним рыком ревности, подпитываемой яростью, он схватил стул и швырнул его в окно, чтобы увидеть, как тот взорвался дождем из обломков. Драко с горечью посмотрел на зачарованное неповрежденное стекло, а затем опустился на пол среди разбросанных напоминаний о своем взрыве чувств и прислонился к изножью кровати. Так он провел несколько часов, сражаясь с жестокими грезами о Грейнджер, наслаждающейся компанией Корнера.
Сидя в одиночестве на полу спальни, он пришел к выводу, который абсолютно потряс его. Если Гермиона ошибалась, значит, у него были все права презирать магглов и магглорожденных за их низкосортность; но если она была права, как это часто случалось, тогда он был ни кем иным, как ублюдком, которому основательно промыли мозги…
Слова Грейнджер из их последней стычки, что состоялась после утреннего поцелуя, никак не шли из головы.
Единственное, чего я хотела, — чтобы ты понял, что магглорожденные тоже люди, что я — личность…
Ты по-прежнему сам решаешь, как тебе поступать…
Я хотела остаться…
Что, если она была права?
Что, если все это не имело никакого смысла?
Что, если он и вся его семья заблуждались?
Тогда… возможно, тогда было бы нормальным, что он желал прикоснуться к ней, но какого хера ей это позволять?
Если она была права.
Он понятия не имел, во что ему теперь верить.
Проходили часы, Малфой продолжал сидеть без движения. Мысли в голове были слишком громкими, чтобы заметить, что она вернулась и теперь стучит в его дверь, или даже зовет его по имени.
Когда день катился к закату, Гермиона нашла его: застывшего в побежденной позе, окруженного рукотворным хаосом. Широко распахнутыми глазами, полными замешательства, она осмотрела погром, а затем взглянула на Драко, сидящего в центре комнаты, и ощутила толчок в груди. Она заметила, что он дрожал, но все же не предпринимал ни единой попытки согреться; его взгляд был отсутствующим и рассредоточенным. Уязвимая и искаженная поза тотчас напомнило ей о ночи, когда она нашла его посреди кошмарного сна, и которая привела к двум запретным поцелуям.
Решение весьма естественно пришло ей в голову — она кинула сумку и бросилась к нему, припала на колени и охватила его лицо замерзшими руками. Искра узнавания и жизни вспыхнула в его серых глазах, и Гермиона, облегченно вздохнув, принялась инстинктивно поглаживать большими пальцами его бледные скулы.
— Драко, — прошептала она ему в губы, — посмотри на меня, Драко. Что случилось?
Он тяжело сглотнул и прикрыл глаза.
— Сколько я здесь, Грейнджер?
Гермиона изумленно моргнула, но быстро подсчитала в уме даты.
— Немногим более пяти недель, — и через мгновение добавила, — думаю, дней тридцать семь.
— А кажется, что дольше, — пробормотал он.
— Почему ты разгромил комнату? — тихо спросила она и достала из кармана палочку. — Драко…
— Я не знаю, — прошептал Малфой, и она почувствовала, как он слегка расслабился в ее руках. — Я не знаю.
— Я хочу убрать беспорядок, — сказала она и взмахнула палочкой, — не шевелись, ладно?
Он ничего не ответил; а в это время все свидетельства его истерики начали медленно восстанавливаться вокруг них. Он отметил, что в этом есть своя ирония: Грейнджер исправляет то, что он разрушил по причинам, которые сам до конца не понимает; но его голова была слишком загружена сомнениями, чтобы уделить этой мысли хоть каплю внимания. Вместо этого он просто изучал ее лицо, снова пытаясь отыскать хоть один признак того, что она была недостойна, но в очередной раз не нашел ни единого.
Ни следа того, что он смог бы возненавидеть, и не важно, насколько сильно он вглядывался.
— Ты замерз, — сказала она, возвращая к нему свое внимание. — Дай я…
— Нет, — сказал он без привычного яда в голосе. — Грейнджер, я в порядке.
Она насупилась, но спорить не стала, зная, что в таком состоянии его лучше не провоцировать.
— Я принесла все, о чем ты просил, — сказала Гермиона, призывая свою заколдованную сумку.
Она снова взмахнула волшебной палочкой, и Драко отвлеченно стал наблюдать, как шторы и покрывало заменились богатой зеленой тканью, а заказанные им сладости легли на восстановленный при помощи Reparo [2] письменный стол.
— Драко, в чем дело? Почему ты разгромил…
— Я сказал, что не знаю, — тихо повторил он. — Просто разгромил…
— Ты плохо выглядишь, — прошептала она и дотронулась ладонью до его лба. — Позволь, я принесу…
— Нет, — остановил он ее и крепко зажмурился. — Просто… не уходи.
— Драко, ты меня беспокоишь…
— Почему ты переживаешь за того, кого терпеть не можешь?
Гермиона наклонила голову, чтобы перехватить его взгляд.
— Я уже говорила, что не испытываю к тебе ненависти…
— А следовало бы, — твердо произнес он, — ты обязана меня ненавидеть.
— Но это не так, — спокойно возразила она, перемещаясь к нему немного ближе. — Может, и должна, но я не могу…
— Тогда что ты ко мне чувствуешь, Грейнджер?
— Снова этот вопрос? — она вздохнула, сложила руки на коленях и отвела взгляд. — Я не знаю, Драко.
— Ты считаешь меня злом? — прямо спросил он.
— Ты не зло, — заверила она без колебаний, — просто ты… сбился с пути. Ты человек, Драко, и ты совершал ошибки, но я не могу тебя за это ненавидеть.
Он поднял голову и судорожно вздохнул.
— Я должен тебя ненавидеть.
— Должен ли? — вторила она озадаченным тоном. — Получается, теперь это не так?
— Я не знаю, — прошептал он настолько тихо, что она не поняла, сказал ли он что-либо вообще. — Я… растерян.
Его неохотное признание было надуманным и невнятным, но она поняла, что его сомнения поощрили ее. Искра надежды, которую Гермиона столь решительно игнорировала, вспыхнула в груди, и она уже ничего не могла с этим поделать. Это было именно то, чего она желала — озвученное подтверждение, что он начал осуждать свои предрассудки.
Это раздразнило ее гриффиндорскую отвагу, и она снова подобралась к нему ближе, смело разместилась между его раскинутых ног и прислонилась к груди. Она ожидала, что Драко мгновенно воспротивится ее наглому жесту, но Малфой даже не шевельнулся, когда она положила голову ему на плечо. Он оставался совершенно неподвижным и безучастным; она же чувствовала себя в таком положении необъяснимо защищенной; в уютном тепле запретного момента, что убаюкивал ее.
— Это ничего не значит, — услышала, как Драко произнес возле ее уха; скорее, для самого себя, — ничего.
— Я знаю, — прошептала она.
Драко мучительно осознавал, что ситуация была слишком интимной и бесспорно неправильной, но после двух дней отрицания своего ненасытного желания быть к ней как можно ближе он был чрезмерно увлечен, чтобы оттолкнуть ее. Он знал, что утром будет сожалеть об этом ошибочном решении, но не мог сопротивляться опьяняющему эффекту, что оказывала на него Грейнджер.
Часы едва пробили восемь вечера, а сон уже сморил Гермиону, и Малфой последовал за ней спустя короткое мгновение. Он тревожно осознавал, что многое менялось.
Он менялся.
[1] Келпи — водяной дух в шотландской низшей мифологии, большей частью враждебный людям. Обитает во многих реках в озёрах, является в облике пасущегося у воды коня, подставляет путнику свою спину и затем увлекает его под воду.
[2] Reparo — заклинание, восстанавливающеесломанные и разбитые предметы.
====== Глава 13. Одиночество ======
Гермиона не могла припомнить, когда в последний раз чувствовала себя так хорошо и уютно.
Она лениво вздохнула, как только ритмичные движения мужской груди вновь погрузили ее в сладкую негу между сном и реальностью. Приятный аромат мяты и запретного слизеринца щекотали нос, и она моргнула, прогоняя остатки божественного сна, когда вспомнила, где находилась.
Судя по тяжелому дыханию, играющему с ее волосами, Драко был погружен в мир снов; должно быть, он обнял ее среди ночи, и она, не устояв, решила плотнее к нему прижаться. Было настолько приятно чувствовать его объятия; она захотела впитать в себя как можно больше спокойного блаженства, пока вновь не вернулись неизбежные споры и противоречивые отрицания. Ведомая этой мыслью, она осознала, что будет намного лучше уйти до его пробуждения, и тем самым избежать обоюдного смущения.
Не до конца уверенная в причине, но все же не в силах удержаться, Грейнджер вытянула шею и оставила множество легких поцелуев вдоль линии его челюсти, а затем осторожно высвободилась из объятий Малфоя.
Без его прикосновений она ощутила себя одинокой и замерзшей; напоследок Гермиона подтянула одеяло и укрыла Драко. Бросив последний печальный взгляд, она развернулась и направилась к выходу, так и не заметив следящую за ней пару серых глаз.
Драко прикоснулся к месту поцелуя и проводил Грейнджер взглядом, когда та оставила его в одиночестве. Неожиданная идея возникла в его голове; он беззвучно встал с кровати, желая поймать дверь прежде, чем та закроется, и просунул голову в проем, напрягая слух настолько, чтобы услышать ее пароль.
Lutra, lutra? [1]
Он не знал трактовки, да и знать не хотел; Малфой просто почувствовал удовлетворение от того, что теперь ситуация стала немного более справедливой. Если ей так чертовски хотелось проникать в его комнату, когда вздумается, то теперь и он мог делать то же самое. Он убеждал себя, что причина его поступка была лишь в тактических целях, но как только он снова поднес руку к поцелованной щеке, то не смог удержаться и представил, что его пытливыми поступками движут более грешные мотивы.
После легкого обеда и посещения библиотеки Грейнджер вернулась в свою комнату и обнаружила бьющуюся в окно Хедвиг.
Гермиона прочла письмо и широко улыбнулась. Послание было адресовано ей одной, поэтому на сей раз она не отправилась к Джинни. После недель, наполненных лишь разочарованием и растущим пессимизмом, наконец-таки в беспроглядной тьме забрезжил свет. Записка была нацарапана знакомым неуклюжим почерком Рона, но выведенные на пергаменте слова были ясными и уверенными:
Мы нашли это. Оно уничтожено.
Ищем остальные.
Скучаю.
РиГ
Не возникло никаких вопросов, что «это» было. Они нашли медальон. Ее интерес относительно деталей подождет; она знает, что для Гарри и Рона было рискованно написать ей больше. Но в какой-то момент ее любопытство перестало иметь сколь-либо важное значение, ведь они стали еще на один шаг ближе к победе над Волдемортом и завершению этой войны.
Скучаю.
Ее радостная улыбка вдруг стала грустной, и чувство вины ощутимо кольнуло под ребра. Воспоминания о недавней… близости с Драко ожили в сознании, и она со страхом поняла, что ни разу не задумалась о том, как подобное поведение отразится на дружбе с ребятами, особенно с Роном. Их отношения, мягко говоря, были сложными; Гермиона считала, что они оба виноваты в том, что никогда откровенно и честно об этом не разговаривали.
Она не жалела о потере девственности со своим лучшим другом, но для нее было совершенно очевидно, что они навсегда останутся лишь друзьями. Между ними даже тогда не существовало никакой страсти, разве что влюбленность и любопытство, и теперь она осознала это. Гермиона нежно любила Рона, но желала ощутить вожделение, о котором так много слышала; страсть, что обжигала душу изнутри, что заставляла умирать от желания ощутить прикосновение другого.
И этого не могло быть с Роном.
А вот с Драко…
Во всем, что делал Малфой, чувствовалась… сила, и это заставляло что-то внутри нее трепетать. Для Гермионы это ощущение было новым и чуждым, и она не знала, можно ли было назвать его вожделением или же просто интересом; но оно было иным и волнующим. Поощряло искать его общества и наблюдать за Драко, и в одиночестве своей спальни или душа она уже не сдерживалась и начинала мечтать, как…
Грейнджер встряхнула головой, чтобы отогнать опасные мысли и напомнить себе, что она только что получила весьма обнадеживающие новости.
Приоритеты, Гермиона...
После двух дней неловких переглядываний и очевидного нежелания вспоминать о ночи, проведенной в объятиях Драко, Гермиона начала осознавать, что она соскучилась по его компании. Она все еще пыталась определить, что же в действительности чувствует к нему, но в то же время изо всех сил старалась игнорировать свое любопытство и, наконец, сфокусироваться на изучении материалов о крестражах. Но она не могла отрицать своего к нему интереса, как и не могла понять, почему ищет его общества, если единственное, чем они занимались, — ругались.
Возможно, дело было в том, что она замечала, как Драко медленно ослабляет свою защиту, или, быть может, потому что их споры напоминали, что она еще на что-то годна. Черт, да может, она просто наслаждается этим судорожным трепетом, что переполняет ее изнутри, когда они рядом…
Настал вторник, а значит, уже через четыре дня она покинет Хогвартс, уйдет, чтобы встретиться с Тонкс, и ей нужно было сказать об этом Драко. Гонимая ветром, бушующим в ночи, Грейнджер выскользнула из комнаты; задушив панику и собрав всю свою храбрость, тихо постучала в дверь его комнаты.
— Для чего утруждать себя и стучать? — раздался изнутри голос Драко. — Ты войдешь независимо от того, позволю я тебе или нет.
На ее губах заиграла улыбка; она подняла палочку, открыла дверь и, прежде чем переступить через порог, облизала пересохшие губы. Он сидел на кровати: плечи были ссутулены, локти упирались в скрещенные ноги, рядом лежала одна из ее книг.
— Чего тебе, Грейнджер? — спросил он, едва ли удостоив ее взгляда.
— Я хотела с тобой кое о чем поговорить…
— И решила, три ночи — самое подходящее для этого время?
— Я была занята, — соврала она и осторожно присела в изножье кровати. — Но мы оба не спим, поэтому я подумала…
— Да говори уже, — устало произнес он, — я собирался хоть немного поспать сегодня ночью.
— Ладно, — она вздохнула и замерла в нерешительности, пытаясь подобрать слова. — В четверг я останусь в Хогсмиде на пару дней…
— Что? — выпалил он; услышав ее, вздернул голову и почувствовал, как на него накатывает неконтролируемый страх. Его затошнило, и вдоль позвоночника пробежалась зудящая дрожь от одной мысли о том, что она оставит его в одиночестве в этой лишающей рассудка дыре.
— Какого хера означает, ты уйдешь на пару дней?
— Я буду кое-кого навещать, — объяснила она, нервно заправляя непокорный локон за ухо. — Я оставлю тебе достаточно еды и…
— Ты будешь с этим мудаком Корнером? — тихо прошипел он, впившись в нее яростным взглядом. — Романтичный трах-марафон для главных старост в «Трех метлах»?
Гермиона вздрогнула.
— Нет, это…
— Полагаю, мне стоит быть благодарным, что ты не устраиваешь траходром прямо у меня за стенкой, — продолжил он ядовитым тоном. — Но если тебе так уж необходимо…
— Драко, прекрати! — рявкнула она с обидой и тенью подступающих слез, что уже щипали ее глаза. — Годрика ради, я встречаюсь с подругой! Почему ты всегда так поступаешь?
Он захлопнул рот, желая, чтобы его бушующие мысли утихли, и задумался, почему в действительности счел необходимым произнести всю эту тираду. Он рассматривал возможность того, что она блефовала ради сохранения лица, но сомневался, что Грейнджер способна на обман. И в мире, переполненном ложью, он нашел ее честность весьма освежающей.
— Прости.
Слова сорвались с его губ, он не смог их остановить; и на какой-то момент Драко подумал, что чарующая мягкость выражения ее лица стоила его ошибки. То, как Грейнджер посмотрела на него, словно он был достоин чего-то большего, нежели жалкая неразбериха, которую он ощущал, и это заставило всепоглощающее желание прикоснуться к ней заиграть на кончиках пальцев.
— Мне жаль, что я буду отсутствовать несколько дней, — сказала она, пока Малфой не успел прокомментировать свою оплошность; Драко поймал себя на мысли, что перебирает пальцами, чтобы хоть как-то занять свои руки. — Я придумаю способ связаться со мной, если тебе что-нибудь понадобится.
— Я вполне способен прожить без тебя два дня, — моментально ощерился он, но мысль о том, что ее не будет поблизости, чтобы прогнать тоску, ранила его душу. — Чертовски жаль, что ты не съебываешься почаще.
— Может…
— В последнее время ты выглядела более… довольной, — внезапно произнес он и уставился на нее с подозрением. — Это бесит.
Гермиона нахмурилась и задумалась, была ли ее реакция на письмо Рона заметнее, чем ей казалось.
— Что заставило тебя думать, будто я стала счастливее?
— Это написано у тебя на лбу, — сказал он и закатил глаза. — И, если моя догадка верна, твоя подруга — одна из Ордена. Окажусь ли я прав, если предположу, что у вашей стороны успехи, и именно в этом стоит винить твое хорошее настроение?
— Ты же знаешь, я не могу с тобой это обсуждать…
— Отчего же? — возразил он. — Едва ли я смогу выйти через парадную дверь и вывалить все твои секреты тому, кто желает моей смерти.
Гермиона устало выдохнула и развернулась к нему лицом.
— Просто, по-моему, нам не стоит это обсуждать.
— Уверен, все остальные только об этом и говорят, — задумчиво пробормотал Малфой. — Чем же мы от них отличаемся?
— Тем, что мы действительно другие, Драко, — произнесла она грустным голосом. — Мы…
— …по разные стороны баррикад, — закончил он за Грейнджер и склонил голову, пряча взгляд.
Гермиона, озадаченная отзвуком меланхолии в голосе Драко, тоже наклонила голову, повторив его движение. Сегодня ночью он выглядел озабоченным; поток вопросов струился через его сознание, и он понятия не имел, на какой из них ответить первым. Она заметила, как в попытке удержать то, что бурлило у него в голове, на его скулах заходили желваки; мысли, что были спрятаны от ее глаз, а возможно, и от него самого. Она снова увидела эту невыносимую уязвимость: в неуловимом изгибе рта или беспокойных подрагиваниях пальцев; и в этот миг задумалась — когда она научилась так хорошо его читать?
— По разные стороны, — повторила она с горечью в голосе. — Ты по-прежнему считаешь себя одним из них, Драко?
Вот тот самый вопрос…
Он проглотил комок тревоги, застрявший в горле, и прикусил язык. Именно на этот вопрос он пытался ответить с тех самых пор, как был вынужден бежать от Волдеморта; как он мог находиться на стороне тех, чей предводитель желал похоронить его заживо? Этот вопрос зрел и становился лишь громче с тех пор, как Грейнджер начала овладевать его чувствами. Все полетело к ебаным чертям, и она казалась единственным постоянным и, он осмелился допустить такую мысль, положительным аспектом в его жалкой псевдо-жизни в заточении. Он мог бы питать отвращение к тому, как реагирует на нее и нуждается в ее обществе, но не было никакой возможности отрицать, насколько одно ее присутствие успокаивает его истерзанную душу.
Да простит меня Салазар.
Это было сильнее его. Она была первой и единственной, кто заставила Драко Малфоя сомневаться в своих принципах, что были привиты ему с самого детства. Как он мог слепо верить в сумасшедшие идеалы того существа, когда оно назначило цену за его голову? Как мог искренне верить, что магглорожденные были ничтожествами, когда Грейнджер являлась самой умной ведьмой в Хогвартсе за последние несколько десятилетий? Как он мог… Как он мог притворяться, что его предрассудки все еще весомы, и не важно, насколько ему хотелось, чтобы все именно так и обстояло?
— А ты? — отрешенно спросил он и вытащил из-под одеяла руку, на которой чернела метка. — Разве это не делает меня одним из них?
Гермиона хмуро посмотрела на уродливое клеймо на белоснежной коже и удивилась, поняв, что оно ее больше не беспокоит; по крайней мере, не у него. Возможно, дело было в более мягком тоне его голоса или защитной сутулости его плеч, но она почувствовала, как раздвигаются границы в общении с ее настороженным собеседником. Она подползла немного ближе и, потянувшись, с опаской провела кончиками пальцев по все еще воспаленной коже; почувствовала азарт, когда он тут же не одернул от нее руку.
— Эта метка не определяет того, кто ты есть, — мягко произнесла она, внимательно вглядываясь в его смущенное лицо. — Точно так же, как и моя кровь не определяет того, кем я являюсь. Ты сам это решаешь, Драко. Ты, твои действия, твои мысли…
— А если я не знаю, кто я? — спросил он слегка дрожащим голосом. — Что, если я… запутался?
Невыносимая симпатия расцвела в ее груди.
— Тогда просто делай то, что чувствуешь правильным, — страстно призывала она. — А остальное приложится.
Драко приподнял бровь и перевел отстраненный взгляд на ее расслабленные пальцы, что дразнили чувствительный шрам на его предплечье. Как только Гермиона подумала, что он готов прислушаться к ее словам, Малфой хмыкнул и отстранился от ее чрезмерно соблазнительных прикосновений.
— Вы, гриффиндорцы, столь скоры найти в каждом нечто хорошее или допустить, что люди могут измениться, — презрительно бросил он с излишним весельем в голосе. — Некоторые на это просто не способны, Грейнджер…
— Но не ты, — быстро возразила она. — Только не ты, Драко.
Сомнение промелькнуло в серых глазах Малфоя, но она увидела, что сегодня он был полон решимости сопротивляться ей.
— Тебе стоит уйти, — произнес он, кивнув в сторону двери.
Она засомневалась, стоит ли ему знать о том, что она хочет остаться; пожертвовать немного гордости и признать, что с ним чувствует себя в безопасности; что в жизни не спала лучше, чем в его объятиях. Но от перспективы увидеть, как Малфой рассмеется ей в лицо и отвергнет, по коже пробежался холодок; она решила не испытывать удачу. Встав с кровати, Грейнджер направилась к выходу, но задержалась у двери.
— Знаешь, это лишь ярлыки, — прошептала она, не оборачиваясь; лишь бы тот не увидел слез, что текли по щекам. — Слизерин, Гриффиндор. Чистокровный, грязнокровка. Это не определяет то, как нам жить.
Драко изо всех сил старался не реагировать на щемящее чувство в груди. Когда она ушла, он снова взглянул на свою метку; Малфой до сих пор ощущал томительное покалывание от ее прикосновения. В этот момент он чувствовал себя таким одиноким; почти признавая, что надуманные остатки его упрямых предрассудков начали распадаться и исчезать под тяжестью ее слов. Он знал, что отсутствие Грейнджер, даже если оно продлится несколько дней, нанесет необратимый вред его запутавшемуся сознанию.
В подтверждение того, что он, наконец, поддался блаженному наступлению безумия, он прождал час перед тем, как беззвучно покинуть комнату и понять, что стоит у двери в ее спальню. Он игрался с мыслью прошептать пароль и проскользнуть внутрь, но понятия не имел, что будет делать дальше.
Жалкий задрот…
— Мы с Майклом сошлись на том, что назначим Рождественский бал на одиннадцатое декабря, — пояснила Гермиона. — Знаю, это раньше обычного, но вы упоминали, что могут возникнуть проблемы с отправкой учеников на каникулы.
— Да, все верно, — МакГонагалл кивнула. — Я решила, что будет разумно отправлять детей домой на Рождество небольшими группами в течение недели. На всякий случай. Не уверена, что использовать Хогвартс-Экспресс — это хорошая идея; в любом случае, у нас есть альтернативы. Одиннадцатое отлично подойдет.
Гермиона вздохнула и потерла глаза.
— Профессор, сколько еще будет тянуться эта нелепица? — спросила она с осторожностью. — Кажется глупым устраивать бал посреди войны…
— Вы же знаете, я желаю всех приободрить, — проговорила директриса спокойным голосом. — На данный момент Хогвартс является убежищем, и мне бы хотелось, чтобы ученики чувствовали себя здесь в безопасности…
— Но они…
— Одиннадцатое отлично подойдет, — прервала ее МакГонагалл. — Занятия закончатся десятого, а, значит, у нас с профессорами будет две недели, чтобы убедиться, что все в целости и сохранности доберутся домой. Вы останетесь в школе, мисс Грейнджер?
—Да, — грустно ответила она, — я сообщила родителям, что останусь в Норе. Они не много знают о происходящем, и я хотела бы, чтобы все так и оставалось.
МакГонагалл нахмурилась.
— Вы думали над теми заклинаниями для воспоминаний, которые мы обсуждали?
— Это крайняя мера, — протараторила Гермиона, — я не хочу использовать их, пока не останется иного выбора.
— Тогда давайте надеяться, что до этого не дойдет, — вздохнула она. — Есть хорошие новости: Нимфадора передала, что будет ждать вас, как только освободитесь.
От услышанного напряжение в лице Гермионы сменилось радостью.
— Не могу дождаться встречи, — призналась она. — Вам еще что-нибудь нужно? Или я могу…
— Разумеется, вы можете быть свободны, — тепло отозвалась МакГонагалл. — Вызвать профессора Слизнорта, чтобы проводил вас?
— Нет, не стоит, — быстро заверила она и встала с места. — Мне еще нужно заглянуть в дортуар.
— Хорошо, — кивок, — тогда увидимся завтра на трансфигурации. И, Гермиона, я ожидаю вашего присутствия на Рождественском балу.
Потрясающе.
— Я приду, — согласилась она через силу. — До завтра, профессор.
Гермиона с тревогой барабанила пальцами по стене возле двери Драко. Она стояла здесь уже более пяти минут и не могла понять, почему чувствовала такое беспокойство от необходимости попрощаться с ним. После их довольно напряженного разговора она сохраняла дистанцию, решив, что, возможно, в очередной раз пожалеет о возложенных на него надеждах. Но Малфой был таким настоящим... от его уязвимости все сжималось внутри, и это заставляло ее чувствовать трепет в сердце и обрушивало поток эмоций, которые она не могла понять.
Что, если я… запутался?
Услышав эти слова, она была готова разреветься. Его привычная самоуверенность мгновенно растаяла и показала, что, возможно, все ее усилия не были напрасными. Возможно, она смогла зародить зерно сомнения в его сознании, и теперь оно дало свои плоды… Или, что так же возможно, она прыгала выше своей головы. Его приступ вежливости угас столь быстро, что она начала сомневаться, не привиделся ли он ей.
— Есть ли причина, по которой ты ошиваешься возле моей двери? — его голос вторгся в мысли сквозь дверное полотно.
Глубоко вдохнув, она толкнула дверь и обнаружила Малфоя по обыкновению сидящим на кровати с одной из ее книг на коленях.
— Извини, — пробубнила она, — я помешала или…
— Помешала, ведь у меня столько планов, — ехидно проговорил он и закатил глаза. — Чего тебе, Грейнджер?
— Я ухожу в Хогсмид, — сообщила она, — но я приготовила достаточно еды, чтобы хватило на два дня.
— Тогда проваливай, — холодно выплюнул Драко. — Чего ждешь? Чертовой прощальной вечеринки?
— Не ожидала, что ты так разозлишься, — прошептала она и сделала несколько шагов в его сторону. — И я точно не знаю, на что ты злишься.
Не знал и он.
— Я не злюсь, — бросил Малфой, оправдываясь, — просто не понимаю, какого хера ты в очередной раз вваливаешься ко мне и докучаешь со своим дерьмом. Ты уже сообщила о том, что уходишь.
— Да, но я…
— Ты закончила? — отрезал он. — Возможно, у меня почти нет дел, но теми, что есть, я предпочел бы заняться без тебя.
Гермиона вздохнула и залезла в свою зачарованную сумку, в которой было сложено все, что может потребоваться ей во время пребывания с Тонкс. После нескольких попыток она вытащила небольшой стеклянный шар, в котором находилась миниатюрная копия Хогвартса, окруженная искусственным снегом. Драко выгнул бровь, когда Грейнджер положила шар на колени и, прежде чем перевести на него взгляд, задумчиво провела рукой по стеклу.
— Я его зачаровала, — медленно произнесла она. — Если встряхнуть шар пять раз, то на моих часах сработает сигнал тревоги. Еще я обновила защитные чары, поэтому, если ты вдруг попытаешься сбежать, я тоже об этом узнаю.
Ему не стоило восторгаться магическими способностями Грейнджер, но он снова поймал себя на том, что испытывает нежеланное восхищение по отношению к ней. Малфой нахмурился из-за испытываемого предательского уважения и надменно хмыкнул.
— Не нужно мне…
— Это лишь мера предосторожности, — перебила она, — на тот случай, если ты упадешь и сломаешь ногу или, может…
— Принимаешь желаемое за действительное, Грейнджер? — сказал он с легкой ухмылкой. — Ты ведь не расставила по дортуару ловушек перед уходом, а?
Гермиона почти улыбнулась, а затем положила шар перед Малфоем. Он посмотрел на изящную безделушку с отвращением и оттолкнул подальше; в этот момент Грейнджер сильно захотелось до него дотронуться. Желание накрыло ее так внезапно и быстро, что она вздрогнула и крепко сжала кулаки, стараясь не замечать узла, скручивающего ее изнутри.
— Слушай, Драко, — беспокойно произнесла она и нахмурилась, когда ее голос дрогнул, — я могу перенести встречу. Если не хочешь, чтобы я уходила, просто скажи.
Не уходи…
— Если в твоей сумочке с сюрпризами больше нет никаких бессмысленных игрушек, — прорычал Малфой, — тогда я не вижу причин, чтобы ты здесь задерживалась, Грейнджер.
Она была уверена, что он сумел заметить разочарование, притаившееся за ее ресницами, которое быстро сменилось растерянностью.
— Ладно, — сказала она резко, — если ты желаешь все время оставаться таким чертовски безразличным…
— Не ожидал, что ты так разозлишься, — повторил он ее слова снисходительным тоном. — Что еще тебе нужно, Грейнджер?
— Ничего, — раздраженно бросила Гермиона, вставая с кровати. — Все никак не пойму, какого черта ты ведешь себя как последняя сволочь…
— Эй! — выкрикнул он, поднимаясь с места и хватая ее за запястье. — А какого хера ты ожидала, Грейнджер? Благодарности за паршивую штуковину, когда ты оставляешь меня одного в этой чертовой тюрьме...
— Я научилась ничего от тебя не ожидать! — выпалила она в ответ; они находились слишком близко друг к другу. — Как только я допускаю мысль, что в тебе есть хоть капля порядочности, ты даешь обратный ход и снова превращаешься в эгоистичного засранца!
— Что ты несешь…
— В тот раз, — напомнила Гермиона тихим голосом, — когда мы говорили о выборе стороны…
— Ты слишком много надумываешь, — прорычал он, защищаясь. — Ты хоть раз представляла, как это место выворачивает мне мозги.
— Не настолько, как тебе хотелось бы думать, — парировала она и сглотнула, осознав, насколько близко они стояли. — Для чего ты продолжаешь притворяться, если я единственная, кто тебя видит?
Он раскрыл рот, но так не проронил ни звука. В ее золотистых глазах он увидел нечто знакомое, что напомнило ему о дне, когда она, находясь в дурмане антигистаминного укола, поцеловала его. Искорка смелости среди бушующих нервов, что виднелась в ее тревоге; он почувствовал, как Грейнджер прильнула к нему, и плотно закрыл глаза, раздумывая, разрешить ли этому случиться: мысль сдаться и позволить ей делать все, что заблагорассудится, была столь соблазнительна. Это была последняя возможность урвать свою дозу Грейнджер; запретное желание до того, как она покинет его наедине с личными демонами. Они уже делали это, так разве еще один раз что-либо изменит?
Теплое дыхание Грейнджер, коснувшееся его лица, вернуло к реальности, и Малфой резко оттолкнул ее от себя подальше, пока она не успела к нему прикоснуться. Гермиона споткнулась, и он злобно усмехнулся, но яд в его взгляде был наигранным и вынужденным — лишь маска, помогающая скрыть полнейшую растерянность. У Грейнджер же не было времени, чтобы спрятать свое удивление и унижение: ее движения были нервными, глаза полны боли. Еще один удар сердца, и Драко с криками погнал бы ее прочь, но она развернулась и вылетела из комнаты раньше, чем тот успел набрать воздуха в легкие.
Хлопок от закрывшейся двери рикошетом пронесся по опустевшей комнате подобно удару молотка судьи Визенгамота. И вот его приговор: два дня в компании лишь собственной тени и раздумий о том, как убежать от проклятого одиночества во время ее отсутствия.
Ему следовало позволить себя поцеловать…
От морозного воздуха заплаканные глаза начало покалывать.
Гермиона стремглав неслась в Хогсмид; она столкнулась с осознанием того, что начала чувствовать к Драко то, что нельзя было назвать нормальным.
Когда она впервые его поцеловала, то пребывала в одурманенном, ошеломленном состоянии; действовала под воздействием импульса, слишком сильного, чтобы быть подавленным логикой. Но ее новая попытка снова попробовать его на вкус была иной. Она желала прильнуть к нему и испытать удачу. Это осознанное решение, которое заставило чувствовать себя отвергнутой и полностью подавленной. Мысли в голове превратились в спутанный комок, и она понятия не имела, с какого места начать его распутывать.
Как только в поле зрения показались «Три метлы», Грейнджер стерла рукавом следы слез и постаралась взять себя в руки. По крайней мере, восторг от встречи с Тонкс поможет утопить часть вопросов о Драко; она зашла в бар и робко улыбнулась. Вокруг шныряли постоянные посетители, но она не обратила на них никакого внимания, поскольку заметила мудрый взгляд мадам Розмерты. Та заговорщицки кивнула Гермионе и незаметно передала через барную стойку ключ. Грейнджер, не теряя ни минуты, побежала вверх, чтобы увидеться с подругой.
— Ну, наконец-то! — просияла Тонкс, как только Гермиона ворвалась в комнату. — Я уже начала думать, что ты потерялась.
— Как же я рада тебя видеть! — воскликнула она, бросаясь обнять Нимфадору, но остановилась, когда заметила небольшую округлость ее живота. — Ох, Тонкс! Уже все заметно!
— Познакомься с пузожителем, — сказала она с озорной улыбкой. — Сразу хочу предупредить, что сейчас я на стадии обжорства, так что если засечешь меня, прячущуюся в углу и пожирающую бутерброд с мармитом [2] и джемом, просто не обращай внимания.
Гермиона слабо улыбнулась, и это была единственная реакция на шутки Тонкс, которые обычно вызывали смех. Сцена их с Драко перепалки, когда его губы находились на расстоянии одного вдоха, стояла перед глазами, от чего во рту все пересохло, а на сердце потяжелело.
— Гермиона, что-то случилось? — спросила Тонкс. — Ты выглядишь такой измотанной.
— Все в порядке, — сорвалась скорая ложь, — просто мне не хватает Гарри и Рона.
— Конечно, не хватает, — она понимающе кивнула и тепло улыбнулась. — Но у тебя ведь остались друзья, с которыми можно поговорить. Как дела в Хогвартсе?
Гермиона не сдержалась и вздрогнула.
Все сложно…
Драко зло вглядывался во тьму.
Час был поздний, и нужный свет не проникал в лишенную окон гостиную, наполненную тишиной, что оглушала; громкое напоминание о том, что ее не было рядом. Аромат Гермионы начал угасать, дортуар казался до жути пустым; все, что он делал последние несколько часов, так это не сводил глаз с дурацкого снежного шара.
От него требовалось лишь потрясти уродскую штуковину, и Грейнджер бы вернулась; тогда он смог бы украсть несколько поцелуев, как и следовало сделать до ее ухода.
Он схватил магический предмет и с громким ревом швырнул его о стену. Он наблюдал, как шар разбивается, а затем развернулся и с учащающимся дыханием направился к комнате Гермионы. Пробормотал пароль и, с жадностью втянув воздух в спальне, мгновенно успокоился.
Да, это Грейнджер… определенно, Грейнджер.
Он критично осмотрел обстановку, надеясь обнаружить приличную коллекцию личных вещей, но за исключением нескольких фотографий, ожидаемого красного покрывала и впечатляющей коллекции книг их спальни были одинаковыми.
Драко мрачно начал рассматривать снимки; задержался на одном, изображавшем Грейнджер с ее никчемными полудурками, которых она считала хорошей компанией. Он положил все рамки лицом вниз, чтобы не пришлось на них смотреть, и, присев на кровать, начал рассеянно водить руками по покрывалу. Веки налились свинцом, и он, убаюканный сильным ароматом Гермионы, что блуждал меж подушек и простыней, откинулся на спину. Если бы он уснул здесь, окруженный умиротворяющим шепотом ее присутствия, разве кто-нибудь узнал бы об этом?
— Да пошло все!
[1] Lutra, lutra — (лат.) выдра.
[2] Мармит — пищевой продукт, липкая, темно-коричневая и очень соленая паста с отличительным, стойким ароматом. Мармит можно сравнить по вкусу с соевым соусом.
====== Глава 14. Желание ======
— Нет, — Тонкс покачала головой, — Письмо, которое мальчики прислали Ремусу, почти ничего не объясняет. Но какая разница? Главное, что он уничтожен.
— Наверное, ты права, — отрешенно согласилась Гермиона. — Мне бы хотелось быть более полезной, и, возможно, если бы я знала, как они уничтожили медальон…
— Ты прекрасно справляешься, — заверила Нимфадора. — Все идет хорошо: Министерство держится, мы избавились от еще одного крестража. Не пойми меня неверно, все могло бы быть еще лучше…
— Намного лучше, — вздохнула она, убирая волосы с лица. — Я должна была отправиться вместе с ними…
— Твои таланты полезнее в Хогвартсе, рядом с МакГонагалл, — сказала Тонкс. — У ребят все получается, да и Орден хочет, чтобы один из вас оставался поблизости…
— Знаю, — Гермиона устало нахмурилась и потерла глаза. — Просто не уверена, насколько я вообще здесь полезна. Все, что я делаю, так это занимаюсь организацией Рождественского бала и выполняю всякие обязанности старосты, которые совершенно бессмысленны.
— Ты не можешь винить МакГонагалл в том, что она старается всех приободрить, — Тонкс пожала плечами. — По-моему, Рождественский бал будет тебе полезен. Помню, как ты повеселилась на Святочном. Тебя уже пригласил какой-нибудь знаменитый болгарин?
Гермиона почувствовала, как на лице появилась улыбка.
— Нет, никаких болгар, — пробормотала она, — но Майкл спрашивал, не составлю ли я ему пару.
— Что за Майкл?
— Майкл Корнер, — сказала она и задумчиво цокнула языком. — Думаю, он заговорил об этом лишь потому, что мы оба Главные старосты. Надеюсь, это единственная причина.
— Почему? — спросила Тонкс, выгибая бровь. — Он идиот?
— Нет, он вполне милый, — ответила Гермиона, — просто…
— Тебе нравится другой.
Драко…
Гермиона вскинула голову и диким взглядом уставилась на Тонкс; паника сдавила грудь.
— Что? — начала заикаться она. — О чем ты?
— О Роне, — улыбнулась Нимфадора со знающим видом. — Мы все видели, насколько благожелательны друг к другу вы были на свадьбе. Да ты и сама говорила, что он тебе нравится.
— Ах, Рон, — выдохнула Гермиона с облегчением, накрывшим ее освежающей волной. — Да, конечно.
— Гермиона, ты в порядке? — с беспокойством спросила Тонкс.
— Все хорошо, — неуверенно прошептала она, — просто я плохо сплю на новом месте.
Это была не совсем ложь; она проснулась посреди ночи, вот только скрипучий матрас не имел ничего общего с ее бессонницей. Долгие минуты она смотрела на часы, ожидая, почти надеясь, что вот-вот сработает сигнал тревоги. Это так нервировало… лежать в кровати и знать, что его не было в другой спальне; от заката до рассвета ее мысли крутились вокруг него.
Тонкс находилась в соседней комнате, но Гермиона все равно чувствовала себя одинокой; она пыталась представить, как Драко справляется с ночным уединением в Гриффиндорской башне. После того раза, когда она осталась у Джинни и он попытался сбежать, она ожидала чего-то… но, раз ее часы по-прежнему молчали, у него определенно все было в порядке; это немного беспокоило.
Сегодня занятия закончились раньше, и Грейнджер решила проведать Малфоя, но воспоминания о попытке поцеловать его, услужливо представшие в сознании, заставили ее передумать.
После обеда и неспешной прогулки по окрестностям Хогсмида, где уже начали проглядываться первые признаки Рождества, они с Тонкс обсуждали войну, а также многие другие темы, но мысленно Гермиона постоянно возвращалась к Драко.
— Ты же знаешь, мы с Роном не вместе, — сказала Грейнджер немного агрессивным тоном. — Мы просто друзья.
Нимфадора нахмурилась.
— Он тебе не нравится? Я думала…
— Я тоже так думала, — призналась она, — но я решила, что нам лучше остаться друзьями. Он… нравится мне не настолько…
Тонкс усмехнулась и понимающе похлопала Гермиону по спине.
— Никто не заставляет тебя любить Рона. Нет — так нет…
— Ваши с Ремусом отношения… многие не одобрили? — осторожно спросила Грейнджер. — Из-за того, насколько вы разные.
— Многие поспешили нас осудить, — задумчиво произнесла Тонкс, — и Ремуса это заботило больше, чем меня. Но да, у нас были стычки с любопытными негодяями, которые не могли найти лучшего применения своему времени.
— Ты когда-нибудь сомневалась в своих чувствах?
Тонкс вздохнула и задумчиво похлопала себя по коленям.
— Я знала, что люди не сочтут это нормальным, — призналась она спустя какое-то время. — Наверное, проще было бы иметь отношения с ровесником, но это не тот вопрос, в котором ты можешь выбирать. Все происходит само собой.
Гермиона склонила голову и нежно улыбнулась.
— Оно того стоило? — спросила Грейнджер. — Неодобрительные взгляды и…
— Да, черт возьми! — воскликнула она. — Слушай, во время разгорающейся войны, да еще и в ожидании ребенка, лондонские сплетники — это наименьшая из твоих забот. Плюс, если бы я проигнорировала свои чувства к Ремусу, то сожалела бы об этом до конца жизни.
Гермиона закусила нижнюю губу и задумчиво хмыкнула.
— Пожалуй, время слишком ценно, когда завтра может наступить конец света.
— Звучит немного пессимистично, — Тонкс дружелюбно подмигнула, — но ты права, жизнь слишком коротка. У тебя уже есть кто-то на примете, Гермиона? Боишься, что ребята не одобрят?
Грейнджер поджала губы.
— Вроде того.
— Я его знаю?
Твой двоюродный брат.
— Нет, — она покачала головой. — Он… учится на моем курсе и не очень нравится Гарри и Рону.
Не совсем ложь.
— Они переживут, — заверила ее Тонкс и пренебрежительно махнула рукой. — Так какой он?
Гермиона на миг задумалась, чтобы собраться с мыслями. Общение с Тонкс было настолько открытым и доверительным, что Гермионе приходилось быть осторожной, чтобы не взболтнуть лишнего.
— Он кретин, — выпалила она, отметив вспышку веселья в глазах Нимфадоры, — он неисправимый, сложный и совершенно не слушает ничего, что я говорю…
— Это типично для мужчин…
— Он груб, — Гермиона уже не могла остановиться, — упрям, жесток и холоден…
— Также весьма знакомо…
— А иногда он меня так злит, что единственное, чего мне хочется, так это придушить или швырнуть в него проклятием!
Тонкс прочистила горло, пряча смех, и с мудрой улыбкой на лице принялась изучать Грейнджер.
— Но?
Гермиона сглотнула и почувствовала подступающие слезы.
— Но он прекрасен, — грустно прошептала она, — совершенно растерян и до невозможного ужасен, но есть нечто, что я нахожу прекрасным. Не могу объяснить.
Было так странно и чудесно рассказать кому-то об этом; разумеется, она опустила все неприглядные подробности о своем слизеринском соседе. Нимфадора с сочувствием наблюдала за ней, заправляя за ухо пару прядей фиолетовых волос; она выглядела весьма довольной признанием Гермионы.
Если бы ты знала…
— Ты знаешь, что он к тебе испытывает?
Грейнджер сникла и опустила голову.
— Он сказал, что ненавидит меня…
— Вы когда-нибудь целовались? — продолжила осмелевшая Тонкс.
Гермиона почувствовала, как на щеках вспыхнул румянец.
— Несколько раз, — тихо пробормотала она, — но они были… импульсивными и недолгими…
— И кто кого поцеловал?
— Ну, — замялась Грейнджер. — Я… в первый раз, но потом он поцеловал меня дважды.
Тонкс игриво улыбнулась.
— Как по мне, звучит весьма многообещающе.
— Нет, — ответила Гермиона, разочарованно морща нос, — все намного сложнее. Когда я попыталась поцеловать его в последний раз, он меня оттолкнул, и я даже не знаю, действительно ли он мне нравится. Просто… есть то, что…
Грейнджер замолчала, и Тонкс ободряюще кивнула.
— Продолжай, — настояла она, — ты же знаешь, что можешь рассказать мне что угодно.
— Есть то, что причиняет мне боль, — закончила Гермиона дрожащим голосом. — Он постоянно… возводит между нами стену, и я не уверена, что смогу пробиться сквозь нее. Я пытаюсь, но каждый раз, когда думаю, что добилась чего-то, он все рушит; и я не знаю, остались ли у меня силы действовать дальше…
— Гермиона…
— Я все еще вижу проявления другого человека, — продолжила она, слезы текли по щекам, — и, думаю, это именно то, что меня… привлекает, но я…
— Гермиона, — снова перебила ее Тонкс, — это нормально. Похоже, что он немного запутался. Он изменится.
— Но что, если…
— Делай то, что чувствуешь для себя правильным, милая, — посоветовала она, и Гермиона вспомнила, как говорила похожие слова Драко. — Хочешь чая перед сном?
— Лучше горячий шоколад.
Драко сидел на холодном дощатом полу, рассеянно теребя остатки снежного шара, что оставила ему Грейнджер. Невольно порезавшись, он втянул воздух сквозь сжатые зубы и стал наблюдать, как на пальце выступает кровь. Он критично осмотрел красную каплю и вспомнил день, когда в ванной комнате было так много крови, и не только его; холодок пробежал по спине.
Кровь Грейнджер была точно такой же.
Настал момент чертового осознания, и он видел в этом причину каждого последующего затруднительного положения и прозрения, что наступило во время ее отсутствия. Сокрушительным фактом было то, что Грейнджер обладала всем, чем он восхищался: ум, здравомыслие, сила, а еще и то, что он не мог уловить. Она просто была… хороша.
Если бы я была чистокровной, но оставалась прежней личностью, ты бы с той же поспешностью отрицал все случившееся этим утром?
С тех пор, как она ушла, он беспрестанно думал над ее словами; каждая фраза, что заставила сомневаться в предрассудках, эхом отзывалась в его голове, но он крепко держался за надуманный шепот морали своей семьи. То, что когда-то казалось столь очевидным, теперь было ненадежным и размытым. Ему нравилось винить ее во всем, хотя он пришел к выводу, что в его убеждениях должны были быть некие бреши; но от этого не становилось легче.
Ты человек, Драко, и ты совершал ошибки, но я не могу тебя за это ненавидеть.
Он зажмурился. Ошибки… Астрономическая башня. Конечно, если бы он был полностью уверен, что принципы Волдеморта верны, ему было бы несложно справиться с этим заданием. Возможно, именно тогда он начал во всем сомневаться…
Знаешь, это лишь ярлыки. Слизерин, Гриффиндор. Чистокровный, грязнокровка. Это не определяет то, как нам жить.
Ей было легко говорить. Вместе с печально знаменитой фамилией ему достались ожидания, и она даже представить не могла, под каким давлением он жил. Малфой был уверен, что Поттер растрепал ей все о его падении в туалете в прошлом семестре, но это было лишь мелкой крохой от его смятения. Случалось, что он расшвыривался всеми известными ему невербальными заклинаниями и кричал, раздирая легкие. Блейзу и Панси доводилось видеть несколько приступов его слабости, но никто не наблюдал его подлинного краха. Даже до получения задания Драко находил себя вглядывающимся в свое отражение и размышляющим: жизнь полная ненависти — не слишком ли для него?
Для чего ты продолжаешь притворяться, если я единственная, кто тебя видит?
Потому что если он не будет этого делать, что ему останется? Он был лишен богатства, магии, статуса. Если он откажется от того, каким его создавали, он превратится в ничто.
Некоторые на это простоне способны, Грейнджер…
Но не ты…
— Твою мать, — прорычал он, пряча лицо в ладонях.
Ты попросил меня остаться. Я… я хотела остаться.
Он никогда еще никого так не целовал: подобно мятежному взрыву, что заставил его почувствовать себя свободным и раскованным. Он прекрасно знал, кого целует, знал, что ему не стоит к ней прикасаться, но в тот момент ему было все равно. При ближайшем рассмотрении, ему и сейчас было все равно. Поблизости не было никого, кто бы обругал его за подобные мысли, а так же за то, что он делал, идя на поводу у своих чувств...
Просто делай то, что чувствуешь правильным.
Слишком опасно, но и чересчур соблазнительно.
Жалкая правда заключалась в том, что он скучал по ней, и не только как по некоему отвлечению; он скучал по ней, как по человеку. По ее голосу, по ее небольшим причудам, ее огню… по всему. Завтра она вернется, вот только он не знал, во сколько. Это могло случиться ранним утром. Посему решение провести ночь в ее кровати было рискованным; это был еще один ощутимый удар по его гордости.
Но он чувствовал, что это было правильным.
Тонкс ушла в восемь, и Гермиона решила добраться до школы прежде, чем студенты, расслабленные беззаботностью выходного, проснутся и покинут свои комнаты. Она так нервничала, что разорвала в кровь губу, а значит, теперь придется зайти в ванную старост и залечить ее. Возможно, она тянула время.
Грейнджер провела несколько долгих минут, пока тщательно изучала свое отражение и пыталась придумать, как вести себя с Драко после того, что было два дня назад.
Решив, что и так долго оттягивает момент встречи, она направилась в дортуар; замешкалась у порога, а затем, глубоко вдохнув, пробормотала пароль. Она проскользнула внутрь, стараясь быть как можно тише, но порыв ветра с громким стуком захлопнул за ней дверь.
Черт…
Она услышала шорохи из противоположной стороны дортуара и замерла; звук был странным, словно доносился из ее спальни. Как только эта мысль пришла на ум, дверь ее комнаты распахнулась и явила взору довольно серьезно выглядящего Малфоя. Было совершенно ясно, что Драко только что проснулся; его волосы были беспорядочно спутаны, одет он был в пижаму; решительность и дикий блеск в его глазах заставили сердце Грейнджер замереть.
На миг он задержался в дверном проеме, внимательно осматривая ее, словно не мог определить, реальна ли она. Гермиона тряхнула головой, выходя из оцепенения; ярость накрыла Грейнджер, как только он уверенно шагнул в ее сторону.
— Ты был в моей комнате?
— Да, — бросил он, сокращая дистанцию.
— Черт, да как ты…
Драко не дал ей договорить, резко притянул к себе и, держа за затылок, захватил ее губы отчаянным поцелуем. Он рвано выдохнул, не заботясь, что Гермиона застыла и не отвечает ему; он действовал по наитию. Малфой отпустил ее, но не отстранился, смакуя ее легкое дыхание, щекочущее подбородок. Он сжал челюсти и закрыл глаза, подготавливаясь к ее отказу и возмущению, но Грейнджер наклонила голову и вернула ему поцелуй.
Жест был робким, но Драко и этого было достаточно; он грубо толкнул Гермиону к двери, проглатывая ее вздох. Его движения были беспорядочными и почти дикими, когда он посасывал и жадно покусывал ее прохладные влажные губы. Она не отставала: лизала, щипала в ответ с растворяющейся нервозностью, впивалась дрожащими пальцами в его плечи. Ладони Драко обрамили ее лицо, а затем погрузились в каштановые кудри, вызывая у Грейнджер стоны, которые заставили его бедра дернуться.
Малфой плотнее вжался в нее, провел кончиками пальцев по девичьей шее, плечам, груди, спустился к бедрам и зарычал, когда та запустила пальцы в его волосы, ногтями задевая чувствительную точку на затылке; это пустило приятную дрожь по всему телу. Их горячие дыхания сталкивались между поцелуями. Драко понял, что желает большего; жаждет большего.
Он оторвался от ее губ и передвинулся к шее, приятно удивившись, когда Грейнджер откинула назад голову и выдохнула с очевидным наслаждением. Как только он начал целовать жилку на ее шее, что быстрее погнало кровь по ее венам, она сильнее сжала его плечи.
— Останови меня, — еле слышно пробормотал он, опалив дыханием кожу.
Гермиона тяжело сглотнула, но не вымолвила ни слова, которое могло бы остановить их; слишком потерянная в ритме и страсти, что были для нее совершенно незнакомы. Она неясно осознавала, что Малфой стягивал с нее одежду, но мысль о том, чтобы остановиться, казалась смутным шепотом на краю сознания. Она почувствовала, как они опустились на пол; Драко поднял голову, чтобы украсть еще один поцелуй. Его теплые жаждущие ладони проскользнули под ее джемпер. Грейнджер опустила руки на его грудь и, движимая любопытством, провела линию от ключицы к шее.
— Останови меня, — прошипел он, на сей раз более надрывно, покусывая ее.
Руки Малфоя, едва касаясь кожи, прошлись вверх по ее телу, пока не достигли облаченной в хлопковое белье груди. Она поцарапала ногтями его живот, и он почувствовал, как начинает твердеть по мере ее продвижения вниз. И в этот момент реальность настигла его.
— Останови меня! — и отпрянул так стремительно, что отскочил на несколько шагов.
Гермиона ощутила слабость в конечностях и неуклюже прислонилась к двери; она пристально и с беспокойством изучала Драко. Тот выглядел разбитым и сломленным, словно все последние силы были отданы на то, чтобы отказаться от прикосновений к ней. Он медленно поднял голову, их глаза встретились: они были широко распахнуты от шока.
— Почему ты не остановила меня? — осуждающе прорычал он. — Ты что, блять, тупая, Грейнджер? Ты считаешь это нормальным?
Ее трясло.
— Я не…
— Ты хоть понятие имеешь, что это место со мной делает? — холодно спросил он. — Что ты со мной делаешь?
— Драко, прошу…
— Посмотри на меня! — заорал он. — Я не занимаюсь подобным дерьмом! Я так отчаянно нуждаюсь в трахе, что готов прикоснуться к грязнокровной девственнице…
— Не смей меня так называть, — гневно предупредила Гермиона.
— Как именно? — выпалил он в ответ. — Хочешь сказать, что кто-то уже пробрался к тебе между ног?
Гермиона вздрогнула, но сохранила молчание; Драко же ощутил болезненный укол ревности.
— Дай-ка догадаться, — мрачно усмехнулся он, — Уизли?
— Не твое дело…
— Теперь уже мое!
— Почему? — смело парировала она, расправляя плечи. — Ты прекрасно дал мне понять, что эта… ошибка была лишь попыткой по-быстрому трахнуться!
Он опешил от столь грубых слов, но мрачное выражение не покинуло его лица.
— А чего ты ожидала, Грейнджер? Что все твое про-грязнокровное дерьмо сработает.
— Я знаю, что отчасти мне это удалось, — уверенно сказала она. — И ты тоже это знаешь…
— Какого хера мне меняться, только чтобы угодить тебе…
— Дело не в том, чтобы изменить себя! — громко возразила Гермиона, слишком разъяренная для слез. — Суть в том, чтобы найти себя!
— Не трать на меня свою гриффиндорскую срань...
— Драко, ты когда-нибудь был счастлив? — спросила она с надеждой в голосе и осторожно подползла немного ближе к нему. — Ты когда-нибудь был доволен своей жизнью или делал то, что, как ты чувствовал, было правильным?
Он призадумался, углубился в свои надломленные воспоминания и постарался найти хоть одно, в котором он был счастлив. Единственный раз он ощутил умиротворение, это случилось в ту ночь, когда она спала у него на коленях; и, возможно, еще сейчас, когда он упивался ее вкусом, но до этого… лишь безысходность. Лишь ненависть к подобным ей, которая лишила всех шансов на радость.
— Посмотри мне в глаза, — мягко произнесла Гермиона, присаживаясь рядом с ним, — и скажи, что все еще веришь в то, что магглорожденные ничтожны, что я — отвратительна.
Он приоткрыл рот, чтобы разразиться потоком мерзостей и презрения, но не смог. Салазар был свидетелем, он хотел этого, но Гермиона выглядела так идеально, и он не смог даже притвориться, что она была грязной: припухшие губы, очаровательно взъерошенные волосы.
Нет, он не мог.
— Оставь меня, — пробормотал он в ответ, надеясь, что звучит хоть немного угрожающе, правда, сам сомневался в этом. Она приблизилась к нему и положила руку на плечо; покалывание, которое он при этом испытал, показалось ему слишком хорошо знакомым.
— Не прикасайся ко мне.
Она неохотно отвела руку.
— Тебе… нравится целоваться со мной, Драко? — беспокойно запнулась она.
Да…
— Спроси лучше, нравится ли мне предавать свою семью, — резко выпалил он в ответ. — Спроси, поступил бы я так же, не будь заперт в этом аду…
— Мне нравится целоваться с тобой, — призналась она поспешным шепотом. — Но я… я так устала от попыток убедить тебя не ненавидеть меня…
— Чего тебе нужно, Грейнджер? — спросил он.
— Не больше, чем ты можешь дать, — мягко произнесла она. — Я хочу, чтобы ты наконец-таки перестал притворяться и начал делать то, что чувствуешь правильным…
— И как же, блять, ты узнала, что для меня правильно? — полюбопытствовал он. — Считаешь, пара глупых поцелуев сотрут все, что я думаю о тебе и тебе подобных?
Она грустно вздохнула.
— Мы с тобой…
— Нет никаких нас с тобой! — горячо возразил он. — Я же сказал! Мне настолько сильно нужно потрахаться, что я готов…
— …опуститься до того, чтобы прикоснуться к грязнокровке, — закончила она. — Знаешь, при этих словах тебя передернуло.
Он запнулся.
— Нет, не правда…
— Правда.
Уверенность в ее голосе пробудила бабочек у него в животе, и, не успев остановить себя, он практически набросился на нее и снова поцеловал. Отголоски неудовлетворенности последним раундом саднили и съедали изнутри, но на этот раз он сумел остановиться прежде, чем увлекся. Он с громким рыком выпустил ее; задыхался от шумного и яростного дыхания: боролся со своими желаниями. Он зашел слишком далеко.
Гермиона с болью в сердце изучала его взволнованное выражение лица. Она заставила себя быть терпеливой и понимающей, но все равно задумалась, как много она еще сможет ему дать. Собрав волю в кулак, она решила, что подарит ему последний шанс исправить сложившуюся ситуацию, даже если это означало пожертвовать еще одной частью своего убывающего достоинства ради Пожирателя Смерти. Помоги ей Мерлин.
— Драко, — прошептала она, затаив дыхание, — посмотри на меня.
Он распахнул глаза и начал настороженно наблюдать, как она подносит нежную ладонь к его щеке.
— Это нормально, — произнесла она. — Я знаю, что…
— Ты, блять, и понятия не имеешь, — огрызнулся Малфой, снова отдергиваясь от нее и вскакивая на ноги. — Ты даже не можешь осмыслить, что это место делает с моим разумом!
— Драко…
— Я заявляю тебе, Грейнджер, что ничего подобного больше никогда не случится, — пообещал он, и его слова были такими выверенными и четкими, что она им поверила. — Мы закончили…
— Да, закончили, — ответила она, поднялась на ноги и расправила плечи; она достигла предела. — Я отказываюсь это продолжать! Я не заслуживаю подобного обращения! Черт, делай все, что тебе взбредет в голову — мне похер!
— Наконец-то! — воскликнул он. — До нее дошло! Рад, что ты все-таки решила проявить хоть немного сообразительности. Прими все таким, какое оно есть, Грейнджер: мне требуется скорый трах, и ты — единственный вариант…
— Проваливай с глаз моих! — прокричала она, доставая из заднего кармана палочку. Она чувствовала, как глаза наполнились слезами, и не пожелала дать ему увидеть свое падение. — Сейчас же!
Какое-то время он стоял неподвижно; его разгневанный взгляд бегал между ее лицом и волшебной палочкой. Затем Малфой развернулся и исчез в своей комнате. Грейнджер яростно дрожала; ее грудь начала вздыматься, когда она попыталась взять под контроль свои эмоции, но это оказалось невозможным. Она быстро наложила заглушающее заклинание и, рухнув на пол, захлебнулась в душераздирающих рыданиях. Легкие уже перестало жечь, но Гермиона все равно не могла остановиться, несмотря на ощутимую физическую боль в груди.
Это не убило бы ее, ведь, в конце концов, она столько раз испытывала на себе жестокое обращение Малфоя, но этот поцелуй…
Он ввел ее в заблуждение, дав обманчивое обещание, которое убедило обнажить перед Драко свою душу, а тот наплевал в нее. Она чувствовала себя обманутой и использованной; но самым худшим было то, что она не знала, в какой момент попросила бы его остановиться. Если бы вообще попросила.
К черту гриффиндорское упорство, она сдалась.
====== Глава 15. Стекло ======
Последние дни ноября были туманными и ненастными; декабрь настал раньше, чем Гермиона успела заметить.
Ночи нагоняли тоску; природа медленно умирала от мороза, погружаясь в холод и устрашающую тишину. Ветра стали редкими, и за это она была благодарна, но, Господи, тишина была такой навязчивой.
Грейнджер старалась загружать себя делами и как можно меньше времени проводить в Башне старост, порхая между библиотекой и организацией бала с Майклом и остальными старостами. После ссоры с Драко дортуар стал для нее удушающим, и она не осмеливалась проводить в обществе слизеринца более нескольких минут. Несмотря на то, что с момента их бурного выяснения отношений прошло уже больше двух недель, она по-прежнему чувствовала неловкость. Лишь один неудобный момент — и ее тело снова начнет реагировать: жар окрасит щеки румянцем, а в животе запляшут пикси.
Малфой же, с другой стороны, старался при любой возможности встретиться с ней; без видимых на то причин выскакивал из спальни, когда она была на кухне или в гостиной. За последнюю неделю они пересекались непривычно часто, и все это случалось лишь благодаря его стараниям и ужасно смущало Гермиону. Она старалась скорее избежать его общества, при этом не встречаясь взглядами, будто бы опасаясь, что его глаза поглотят ее; хотя пару раз Грейнджер все-таки уступила и заглянула в них. Дыхание куда-то исчезло и во рту пересохло, но, несмотря на это, она всегда старалась сохранять беспристрастное выражение лица и поскорее скрыться в комнате; он каждый раз глядел ей вслед.
После того дня, когда их поцелуи переросли в ссору, состояние Драко начало ухудшаться; его лицо выглядело побледневшим, а сам он — поверженным. Грейнджер до ломоты в костях желала общения с ним, лишь бы прогнать с его лица выражение боли, но она была полна решимости держаться от него на безопасном расстоянии. Разумеется, она продолжала готовить еду, правда, это было единственным, что теперь связывало ее с Малфоем, даже если ей очень хотелось сделать больше.
Он все еще был ей небезразличен. Даже не взирая на отчаянные попытки Гермионы оставаться в стороне.
Но сейчас ее многое отвлекало от мыслей о Драко: Майкл и подготовка к балу, конец семестра и Джинни, уговорившая отправиться по магазинам. Была суббота, и ученикам позволили посетить Хогсмид и купить все необходимое к торжеству; Гермиона надеялась, что праздничная атмосфера, царящая в деревне, поднимет ей настроение.
Она всегда любила Рождество, но в этом году веселье казалось притворным и неловким; Гермиону беспокоило то, что этот праздник ей не удастся провести с Гарри и Роном или с семьей. Это было бы слишком рискованным. И даже снег, который она обожала так же, как и в детстве, прятался от нее — этой зимой не выпало ни единой снежинки.
Но еще оставалось время.
— О чем задумалась? — спросила Джинни, выходя из примерочной.
Гермиона подняла на нее взгляд и искренне улыбнулась. Выбор Уизли пал на очаровательное черное платье с узором на лифе и швах; оно идеально подходило ей.
— Ну? — спросила она с нетерпением, перекидывая волосы через плечо. — Нормально?
— Ты выглядишь потрясающе, — с любовью в голосе произнесла Гермиона. — Правда, Джин. Тебе не нравится отражение?
— Здесь все зеркала зачарованы и треплются о том, что каждое платье прекрасно, — фыркнула она. — Ты же говоришь так не для того, чтобы не обидеть меня?
— Нет, — покачала головой Грейнджер. — Это платье создано для тебя. Ты прекрасна.
Джиневра улыбнулась и расправила складки на ткани.
— Спасибо, — сказала она. — Думаешь, будет нормально, если я сделаю несколько фото, чтобы показать Гарри, когда он вернется?
Если он вернется…
— Обязательно, — кивнула она в ответ. — Он начнет заикаться, как дурак, если увидит тебя в этом платье. Хотя, уверена, что у Невилла будет такая же реакция.
— Нет, — усмехнулась Джинни, — сейчас щенячий взгляд Невилла направлен на Ханну Эббот.
— Серьезно? Тогда почему он не пригласил ее?
— Ты же знаешь, какой он застенчивый, — с нежностью произнесла она. — Плюс, я появилась до того, как он успел хоть кого-нибудь позвать. Мне хотелось пойти с тем, кому я доверяю. И тебе стоило бы поступить так же.
— Майкл вполне безвреден…
— Он неровно к тебе дышит, — прервала ее Джинни тоном, не терпящим возражений. — Знаю, что они с Роном не были близкими друзьями, но все же, ему стоило бы хорошенько…
— Наши с Роном отношения никогда не были официальными, — напомнила Грейнджер, — да и Майкл для меня просто друг…
— Если он попробует подкатывать, то будет всю следующую неделю блевать слизнями.
Гермиона не удержалась и хихикнула, и это показалось таким нормальным.
— Твой брат тоже любит это заклятье.
— Даже после того, как оно отразилось в него? — ухмыльнулась Джинни, с интересом выгибая бровь. — Ладно, мне платье выбрали. На каком остановилась ты?
— У меня есть платье…
— Тебе нужно новое, — настояла Уизли, указывая на разнообразие нарядов в «Шапке-невидимке». — Вот это темно-синее тебе точно подойдет…
— Не вижу смысла покупать платье для бала, на который я даже идти не хочу, — возразила Гермиона, правда, платье привлекло ее внимание. — У меня нет никакого желания впечатлить своего спутника…
— Сделай это не для него, а для себя, — сказала она и направилась к висящему на вешалке наряду. — Цвет очень милый, да и платье совсем не похоже на расфуфыренное барахло, которое ты так ненавидишь.
Гермиона с сомнением протянула руку к шифоновому платью; в сравнении с остальными нарядами в магазине на этом почти не было никакой отделки, но Грейнджер всегда придерживалась принципа «меньше — лучше».
— Оно очень красивое, — задумчиво пробормотала она, — но я…
— Просто примерь.
Держа в руках рождественские подарки и чехол с новым платьем, Грейнджер шла в дортуар. Причиной этому было настойчивое поведение Джинни, но Гермиона готова была признаться, что после прогулки по магазинам и сливочного пива в празднично украшенном пабе она расслабилась; все изменилось, как только она очутилась перед входом в комнаты.
Как и всегда, она сделала глубокий вдох и распахнула дверь; увешанная пакетами, вошла внутрь и снова обругала себя за то, что не взяла с собой зачарованную сумку. Грейнджер хотела быстро и бесшумно пройти через гостиную, но этот план оказался провален в тот же миг, как она споткнулась, раскидав по комнате часть покупок.
— Блин, — пробормотала она и присела, чтобы собрать вещи.
Гермиона подобрала последнюю упаковку с пола, когда услышала звук открывающейся двери; она так и не подняла глаз, когда он появился в гостиной. Атмосфера в комнате в одно мгновение стала тяжелее; Грейнджер сглотнула нервный комок, встала и расправила плечи.
— Для чего оно? — изучающе спросил Драко, указывая на платье в прозрачном чехле.
Он преградил проход, и ответ сорвался с ее губ прежде, чем она успела словить его:
— Для Рождественского бала, — быстро промямлила она, неуклюже обходя диван, но Малфой снова встал на ее пути; задержал взгляд на платье. — Свали, пожалуйста…
— Ты избегала меня, — обвинил он хриплым голосом. — Почему?
Гермиона отвела взгляд.
— Ты знаешь причину, Драко, — бросила она. — Свали…
— И как долго ты планируешь испытывать меня молчанием? — сердито продолжил он. — Это начинает бесить…
— Я не стану повторять, — произнесла она напряженными губами, неуклюже ища в кармане палочку. — Отвали, или я тебя заставлю.
Он смотрел на нее взглядом, полным противоречивых чувств, от раздражения кусая щеку изнутри; затем отступил в сторону и смиренно вздохнул. Руки, сжатые в кулаки, затрясло, когда она проскочила мимо; Гермиона отчаянно старалась не обращать внимания на его успокаивающий аромат. Дыхание Малфоя задело ее ухо, но она решила заглушить дрожь, что угрожала выдать ее слабость.
— Грейнджер, мы и раньше спорили, — сказал он, пока она не скрылась за дверью; голос звучал почти удрученно. — Почему в этот раз… так реагируешь?
Она остановилась и почувствовала нарастающий в груди гнев.
— Ты просил оставить тебя в покое, — холодно ответила она, — именно это я и делаю…
— Но я…
— Ты сам сделал свой выбор, Драко, — сухо произнесла Гермиона, решив не развивать тему, — теперь живи с ним.
Непослушными руками она взмахнула волшебной палочкой, быстро наколдовала «Маффлиато» [1] и прошептала недавно измененный пароль — Живоглот. Она сомневалась, что Драко может знать кличку ее любимого питомца; вдобавок, теперь она была в курсе, что стоит быть осмотрительнее, произнося его. Гермиона слышала, как он прошептал что-то, пока она заходила в комнату, но решила пропустить это мимо ушей.
— Погоди, — пробормотал Драко, но Грейнджер уже захлопнула дверь.
На ум пришло одно ненадежное выражение, которое мать сказала ему, когда он впервые отправлялся в Хогвартс и отрицал, что будет скучать по поместью: «Ты не поймешь, чем обладаешь, пока не потеряешь этого». Спустя две недели, в течение которых они с Грейнджер едва ли обменялись жалкой парой слов, он начал жалеть об их бурной ссоре, ведь Гермиона была непреклонна в своем решении даже не смотреть в его сторону. Это медленно убивало решимость притворяться, что подобное положение дел его совершенно не беспокоит, но разрушительная для гордости правда была такова: он тосковал по ней.
Тосковал по страстному спору, по разумной дискуссии… по поцелуям.
По всему.
Среда тянулась невообразимо медленно, подобно хромому калеке.
Занятия наконец-таки подошли к концу, и остаток дня она провела, помогая завершить приготовления в Большом зале. Поняла, что пора бы сбежать от чрезмерно воодушевленных старост и провести несколько часов в библиотеке; поиски материалов о крестражах были весьма непродуктивными, и это расстраивало. Было уже около десяти вечера, когда глаза начали слипаться и она решила вернуться в дортуар, надеясь, что Малфой не будет ошиваться в гостиной.
Гермиона бесшумно проскользнула внутрь и только прошла на кухню и налила воды в стакан, как раздался стук во входную дверь. Он выпал у нее из рук и разбился; она выругалась под нос и бросила настороженный взгляд в сторону спальни Драко.
— Гермиона, ты там в порядке? — донесся из-за двери голос Майкла; Грейнджер закатила глаза. — Мне послышалось…
— Все в порядке, — выпалила она в ответ, — чего ты хочешь, Майкл?
— Есть вопрос…
— Я уже собираюсь спать, — сказала она, аккуратно обходя осколки. — Давай все решим завтра…
— Мне на минутку, — настаивал он. — Слушай, Гермиона, еще только десять.
Грейнджер вздохнула и принялась массировать переносицу, а затем, сделав глубокий вдох, обернулась и бросила на дверь Драко еще один недоверчивый взгляд. Конечно, он не покажется, пока у Гермионы гости, но ведь в большинстве случаев он был непредсказуем. Решив, что следует как можно быстрее избавиться о Майкла, она трансфигурировала одежду в пижаму и скинула обувь, сумку и волшебную палочку оставила на кухонном столе; подошла к двери и открыла ее.
— Можно войти? — спросил Корнер, как только Гермиона появилась в проеме.
— Нет, не сейчас, — она была слишком уставшей, чтобы придумывать отговорки. — Что тебе нужно?
— Ну, я просто хотел узнать, какой план на пятницу.
— Ты и так знаешь, — она нахмурилась, — я отослала тебе все детали.
— Я говорю о нас, — пояснил Корнер, потирая шею. — Мне зайти за тобой? Или ты…
— А, это, — пробормотала Гермиона, стараясь сохранить терпение, ведь не было его вины в том, что в последнее время она стала весьма раздражительна. — Нет, не нужно, Майкл. Мы же все согласились встретиться у входа в Большой зал, так и сделаем.
— Ладно, — кивнул он, едва скрывая разочарование. — Ты уверена, что не хочешь встретиться пораньше?
— Уверена. Как всегда все будут спешить, так что будет проще встретиться уже там, — разъяснила она и притворно зевнула. — Ты хотел что-то еще? Я очень измотана.
— Эм, нет, — он расстроенно пожал плечами. — Это все. До завтра.
— Спокойной ночи, — пожелала Гермиона и плотно закрыла дверь, прислушиваясь к эху удаляющихся шагов Майкла. Она уже успокоила дыхание, когда ощутила знакомое покалывание на плечах и спине; она знала, что он стоит позади нее.
— Во что ты играешь? — спросила Грейнджер, развернулась и, допуская ошибку, заглянула ему в глаза. — Хочешь, чтобы тебя поймали?
Бледные черты Драко исказились в болезненной гримасе, что заставило ее запнуться. Он выглядел… преданным.
— Ты сказала, что между вами с Корнером ничего нет, — мрачно проворчал он, отчего у нее что-то сжалось в груди.
Гермиона двинулась вперед, но Малфой ожидаемо преградил ей путь.
— Так и есть, — растерянно прошептала она. — Драко, отойди…
— Очевидно же, что-то происходит, раз ты собираешься с ним на бал, — продолжил он охрипшим голосом, медленно подбираясь к ней. — Никогда не считал тебя лгуньей, Грейнджер…
— Я не лгу, — возразила она и вздрогнула, вспомнив, что оставила волшебную палочку на кухонном столе. — Пропусти меня в комнату…
— Ты ему нравишься, Грейнджер, — произнес он. — Уверяю тебя…
— Не будь смешным, — фыркнула Гермиона, расстроенная его тоном. — И проваливай с…
— Заставь меня, — бросил Малфой. — Я еще не договорил об этом уроде.
Решив, что без волшебства с этой ситуацией не справиться, она перевела взгляд на оставленную палочку и рванула за ней. Грейнджер поскользнулась на воде, которую пролила ранее, и, вскрикнув, упала на деревянный пол и рукой угодила прямо на разбитое стекло.
Почувствовав, как боль пронзает всю кисть от самых кончиков пальцев, она всхлипнула и одернула руку. Опустила взгляд и скривилась, когда увидела зияющий порез размером с галеон, украсивший ладонь, и струящуюся между пальцев кровь. Она привстала, чтобы прислониться к одному из шкафчиков, но прежде, чем успела понять, что произошло, Драко очутился перед ней на коленях. Он был сосредоточен, но так же на его лице читалось беспокойство.
— Покажи мне руку, — приказал он, — нужно достать стекло…
— Нет, все в порядке, — прошипела она через сжатые от боли зубы, — просто подай мою палочку…
— Я не могу до нее дотрагиваться, — напомнил он. — Позволь мне достать его, и, когда успокоишься, сможешь залечить порез.
— Помоги мне подняться…
— Сиди спокойно, — строго произнес он. — Ну же, Грейнджер, покажи мне руку, и я быстро со всем этим покончу.
— Ай-яй-яй, — прохныкала она, когда Драко аккуратно взял ее за запястье и начал рассматривать рану.
Его неожиданные нежность и самообладание успокоили ее; она растерянно изучала его задумчивое, мягкое выражение лица, а затем покорно выдохнула:
— Хорошо. Я готова.
Гермиона подавилась вздохом, когда Малфой ухватился за край осколка и потянул его.
— Больно, — всхлипнула она, не удержавшись, — Драко…
— Все в порядке, — успокоил он, в последний раз дергая стекло и вытаскивая его из раны.
Драко наблюдал, как на ее медово-нежном лице проявляется облегчение, и почувствовал, как что-то перевернулось в груди. Кровь перепачкала его пальцы, засохла под ногтями; он знал, что это должно обеспокоить его, но все было не так. Малфой неосознанно рисовал большими пальцами узоры на ее запястье; она глубоко вздохнула, помогая колющей боли в ладони утихнуть. Между ними повисла напряженная тишина, он с надеждой смотрел на Грейнджер, ожидая хоть каких-либо слов.
— Акцио, палочка, — прошептала она, отводя взгляд.
Драко неохотно выпустил ее руку, и Гермиона принялась залечивать неприглядный порез; он остался сидеть у ее ног. Грейнджер не подпускала его к себе ни на шаг, поэтому Малфой не преминул использовать возможность насладиться ее близостью, пока она снова не начала его избегать. Он облизал губы, цокнул языком и заставил себя оставаться терпеливым; окинул ее оценивающим взглядом и решил, что ему следует вести себя тактично, поскольку желал, чтобы для него все закончилось, как надо.
— Я бы и без тебя справилась, — строго произнесла Гермиона, очевидно, довольная своими заживляющими чарами.
— Возможно, — произнес он, насупившись, — мне…
— Это ничего не меняет, — выплюнула она, отстраняясь и одаривая его предупредительным взглядом. — Я по-прежнему на тебя зла…
— Поэтому ты идешь на бал с чертовым Корнером? — прорычал он; к его разочарованию, в голосе сквозила ревность, — Чтобы доказать мне это?
— Мне не нужно тебе ничего доказывать! — прокричала она в ответ, вскакивая с пола и направляясь в свою комнату. — Ты прекрасно дал понять, что обо мне думаешь…
— Не убегай от меня, Грейнджер! — заорал он в ответ. — Какого черта в этот раз все иначе?
— Ты знаешь причину! — выкрикнула она; щеки горели румянцем, глаза наполнились слезами. — Я устала от того, что ты постоянно отталкиваешь меня и ебешь мне мозг! Я прямо рассказала о том, что чувствую к тебе, а ты…
— Что ты ко мне чувствуешь? — спросил он; сердце громыхало о ребра. — Что ты…
— Это уже не важно, — поспешно вставила она, ругая себя за то, что сболтнула лишнего. — Ты ничего от меня не хотел, вот ничего от меня и не получишь…
— Грейнджер, погоди! — крикнул он, но ответом ему был лишь резкий хлопок двери. — Да твою ж мать, — прошипел он в пустоту и направился в ванную, чтобы смыть кровь, что покрывала его ладони.
В этот раз он не стал беспокоиться и искать в ней признаки грязи; он знал — она была такой же, как и у него.
Малфой нагнулся над раковиной и открыл воду, наблюдая, как извивается бархатисто-красная жидкость, пока не превращается в бледно-розовую. Оскалившись и сжав край умывальника, он постарался взять себя в руки, несмотря на сжимающую боль в груди. Ее нежелание общаться опускало его на дно, и после прошедших двух недель Драко стал забывать, каково ощущать ее в своих объятиях, какова она на вкус.
В действительности, он не смел винить ее за подобное поведение, вот только возможность, что она отказалась от всего, что было между ними, ранила. Было забавно играть с ее чувствами, когда существовало негласное обещание того, что она будет упорно продолжать начатое, несмотря ни на что. Но он был слишком хорошо знаком с ее упорным характером, чтобы понять — в этот раз все иначе.
Он оттолкнул ее слишком далеко и поплатился за это.
Осознание этого причиняло боль, но он все еще желал ее; мощь и ярость этого желания с удвоенной силой кричала в его голове о неправильности всей ситуации. Он нутром ощущал необходимость поддаться своим страстным желаниям, и он сильно переживал, что скоро что-то должно произойти.
Его поглощала тревога.
Гермиона с безразличием посмотрела на свое отражение в зеркале и нанесла блеск на губы.
Небесно-голубое платье казалось бессмысленным, потому что она не чувствовала никакого всплеска эмоций от ожидания бала, но, чтобы хоть как-то скоротать время до торжества, она экспериментировала с сияющим макияжем. Джинни поделилась спреем, способным укротить ее кудри, похожим на тот, который она использовала перед Святочным балом; на этот раз она решила не собирать волосы в высокую прическу. Гермиона не сомневалась, что при иных обстоятельствах она бы чувствовала себя и элегантной, и воодушевленной; но сегодня ей никак не удавалось рассеять облако меланхолии, что окутывало ее сознание еще со среды.
Деликатное и спокойное поведение Драко, когда она поранила руку, полностью потрясло ее. В тот момент она с легкостью смогла бы нарушить данную себе клятву держаться от него подальше, но ей нельзя было терять здравомыслие. Воспоминание о брошенной им фразе — «обычный трах» — отрезвило ее, но даже после этого она обдумывала его заботливое поведение. Он обращался с ней словно с хрупким стеклом, и она была очарована его неожиданным вниманием. Возможно, ее отстраненность возымела над ним свой эффект…
Гермиона тряхнула головой, чтобы отогнать нежеланные мысли, и решила, что уже довольно долго откладывает встречу со старостами у Большого зала. Она взяла зачарованную сумочку и вышла из комнаты; застыла в дверях, увидев одинокую фигуру на одном из диванов.
Драко сидел, склонив голову, его плечи были ссутулены, он бездумно барабанил пальцами по колену. Внезапно Грейнджер почувствовала волнение из-за его присутствия, несмотря на свое раннее безразличие; поспешно расправила несуществующие складки на платье и ощутила нервный узел в животе. Должно быть, он услышал шелест ткани — вскинул голову, широко распахивая серые глаза и впиваясь в нее взглядом; он изучал ее с откровенным интересом, и от этого щеки Гермионы залил румянец.
Драко разглядывал ее и чувствовал, как ускоряется его пульс; план сохранять здравомыслие и тщательно обдумывать каждый шаг таял на глазах. Она выглядела слишком притягательно, чтобы оставаться благоразумным. Он не мог позволить ей уйти, зная, что она проведет вечер в обществе этого задрота с Рейвенкло; и неважно, насколько невинными были его намерения.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Гермиона, вырывая его из задумчивости. — Я…
— Не ходи к нему, — вырвалось у Малфоя, но ему было все равно, даже если он прозвучал жалко. — Не ходи к нему, Грейнджер.
Гермиона поджала губы.
— Ты не должен этого говорить…
— Должен, — возразил он, вскакивая с места. — Останься…
— Для чего?
— Потому что мне этого не вынести! — закричал он; напрягся каждый мускул на его теле. — Я не могу… не могу с этим справиться! Не проси меня об этом!
— Я ни о чем тебя не прошу, — возразила она, надеясь, что эмоции в голосе не выдали ее. — Майкл просто друг! А даже если и нет, это не твое дело…
— Тогда сделай так, чтобы оно стало моим! — крикнул, Малфой, направляясь к ней. — Сделай его моим…
— Не приближайся ко мне, — предупредила Гермиона неуверенным голосом. — Пожалуйста, Драко…
— Останься, — снова попросил он, подойдя настолько близко, что от его дыхания по ее ключице пробежали мурашки. — Останься, — мягко попросил он.
Гермиона прикрыла глаза, и Малфой наклонился для поцелуя, уверенный, что выиграл этот бой, но она отчаянно оттолкнула его до того, как он поймал ее губы.
— Грейнджер…
— Нет! — запротестовала Гермиона, качая головой. — Я давала тебе столько шансов, Драко! Но ты всегда поступал одинаково! Я переживу твои комментарии насчет грязнокровки, но я не позволю тебе играть с моим сердцем! Ты причинил мне боль.
Его накрыла разрушительная волна вины.
— Я не стану…
— Станешь! — проорала она, указывая на Малфоя дрожащим пальцем. — Ты не можешь просто использовать меня, а затем выбросить!
Он снова попытался приблизиться к Гермионе, но она увернулась.
— Грейнджер…
— Скажи, что я не стану обычным трахом! — она выплевывала слова, словно они обжигали язык. — Скажи!
Он вздрогнул, но так и не отвел взгляд от ее глаз.
— Ты можешь быть какой угодно, но только не обычной, Грейнджер, — честно ответил он, — знаю, ты хочешь, чтобы я… прикоснулся к тебе…
— Прекрати, — выдохнула она, смахивая предательские слезы. — Хватит…
— Я знаю, ты сама хочешь прикоснуться ко мне, — осмелев, продолжал Драко, снова подступая к ней и хватая за плечи. — Ты сказала, что…
— Я знаю, что сказала, — перебила она, но на этот раз не предприняла ничего, чтобы избавиться от его рук. — Но ты ответил…
— На хер мои слова, — хрипло прорычал Драко, склоняя голову. — Если ты попросишь не целовать тебя, я не стану.
Гермиона взглянула ему в лицо, и терпение Малфоя растаяло за миллисекунды. Она стояла в оцепенении, но уже через пару мгновений нечто, напоминающее принятие происходящего, украсило ее черты; он посчитал, что двенадцать дней ожидания стали для него слишком долгим сроком, чтобы упустить эту возможность.
Драко яростно поцеловал ее, неспособный отступить и готовый утонуть в Грейнджер, если она позволит. Гермиона откликнулась почти сразу же, раскрыла губы, и он с блаженной легкостью принялся ласкать и целовать ее. Он слышал ее нервное сердцебиение, когда она обрамила ладонями его лицо; Грейнджер ногтями вырисовывала узоры на его висках, медленно спускаясь к шее. Крепко сжав ее бедра, он прижал Гермиону спиной к ближайшей стене и почувствовал вибрацию от стона, что отразился в его горле. Дрожь прошлась вдоль позвоночника, вызвав опасный кульбит в паху, и он еще яростнее впился в ее губы.
Сладкие влажные звуки смешивались между ними, их ласки становились все более неистовыми; Драко прикусил ее нижнюю губу и после запрокинул ее голову, чтобы подобраться к шее. Пульс забился под его языком, когда мечтательный вздох Грейнджер прошелся вдоль горла, и Малфой жадно впился губами в ее плоть.
Независимо от желания, его напряжение и потребности кипели внутри неделями; он не удержался и провел рукой вдоль ее живота, затем спустился ниже. Драко осознавал, что торопится, но после бесчисленного количества утренних фантазий, вдохновленных стонами из ванной, он не смог больше сдерживаться и нетерпеливо проскользнул ладонью меж ее бедер.
— Стой! — проскулила Гермиона, вонзая ногти в его плечи. — Мне нужно идти…
— Нет, — прорычал он ей в шею, — Грейнджер…
— Все слишком быстро, — настояла она, и Малфой неохотно отстранился. — Я должна пойти на бал…
— Нет! — решительно сказал он, стараясь поймать ее взгляд своим затуманенным взглядом. — Я знаю, ты хочешь этого…
— Мне нужно подумать, — запротестовала Гермиона, отходя в сторону двери. — Ты… ты можешь делать все это, только чтобы…
— Это не так! — возразил он с возрастающей в голосе яростью. — Не смей уходить сейчас, Грейнджер!
— Я… я не могу, — промямлила она, вырываясь из комнаты.
Оказавшись в коридоре, Гермиона прислонилась к входной двери и постаралась взять себя в руки; исправила свой взъерошенный вид взмахом волшебной палочки. В глазах стояли слезы, грудь сдавливало от невыраженных эмоций; ее трясло.
О, боже… О, боже… О, боже…
На шатких ногах она направилась в Большой зал. Она опоздала; уже слышалась мелодия, эхом отражавшаяся от стены древнего замка. Казалось, что ритм музыки поощрял чувствительную пульсацию внизу живота, она старалась не обращать внимания на вызывающий воспоминания жар между бедер. Уже стали слышны голоса студентов, поэтому Грейнджер быстро обуздала свои эмоции, надев маску спокойствия, что скрыла страх и волнение.
— Гермиона! — послышался оклик Майкла Корнера, и она приложила все силы, чтобы не вздрогнуть, когда тот вырос прямо перед ней. — Вот ты где. Я волновался, что что-то случилось. Выглядишь волшебно.
В попытке поцеловать в щеку, он с нетерпением потянулся к ней, но Грейнджер удалось увернуться от нежеланного жеста.
— Спасибо, — она вежливо склонила голову. — А где Джинни и остальные?
— Все уже внутри, — ответил Майкл. — Готова присоединиться?
— М-м… конечно, — пробормотала она, позволив проводить себя.
Они вошли в пышно украшенный зал, и Гермиона окинула взглядом весь праздничный интерьер, на планирование которого была потрачена не одна неделя. Она предпочла сохранить морозно-зимнюю стилистику Святочного бала, но сделала несколько дополнений: искусственный снег, падающий с потолка, и ледяные скульптуры, которые танцевали среди учеников. Одного взгляда на знакомые лица было достаточно, чтобы понять, — все наслаждались вечером; вот только радостная атмосфера, о которой она отчаянно мечтала с самого начала семестра, не утешала ее душу.
Все, о чем она могла думать, — это о ласках Драко, его губах, прикосновениях, которые она все еще чувствовала кожей и которые посылали электричество по телу. Да, она переживала из-затого, куда могла завести ее вся эта ситуация; и она сбежала, потому что была уверена, что его действия были продиктованы эгоизмом и похотью. Но сейчас у Грейнджер начали появляться сомнения. Его сегодняшнее поведение отличалось от того, что она видела в среду; он казался искренним. Но она так легко могла обманываться, или же Малфой мог оказаться великолепным актером.
Но что, если…
Что, если это было нечто большее, нечто настоящее? Что, если она слишком поспешно сбежала? Годрик, ей необходимо узнать…
— Прости, Майкл, — быстро проговорила она, отходя от него, — я не могу…
— Что? — спросил он, не отводя от нее недоуменного взгляда. — О чем ты?
— Прости, — повторила Гермиона.
Не дожидаясь ответа, она развернулась на каблуках и со всех ног бросилась назад в дортуар. Назад к нему.
[1] Маффлиато, или Оглохни (Muffliato) — заклинание, изобретенное Северусом Снейпом, вызывает у окружающих жужжание в ушах, мешая расслышать разговор заклинателя и его ближайших соседей.
====== Глава 16. Снег ======
Саундтрек:
Counting Crows — I am Ready
Natalie Merchant — My Skin for
Губы Драко все еще были влажными от ее поцелуев.
Он упал на диван, закрыл глаза, обрамив лицо потными ладонями; он ощущал окутывающий его холод. Малфой понятия не имел, то ли его трясло от этого холода, то ли от болезненных угрызений совести, рвущих грудь на куски; он был полностью потерян. Вопреки своей постоянной уверенности в том, что Грейнджер и это место разрушают его разум, он осознал, что ее присутствие на самом деле исцеляет беспокойные мысли, которые гудят в голове. Двадцать дней ее молчания стали для него пыткой, а одиночество привело к большим сомнениям в вопросе крови и в том, чего же он желает от Грейнджер.
Теперь отголоски слов отца почти не были слышны, а предвзятость Драко к магглорожденным начала исчезать и стала как никогда хрупка — едва слышный шепот на краю сознания. Его злило и пугало то, какое влияние Гермиона оказывает на принимаемые им решения, но так же он тонул в облегчении, которого не мог понять. Целовать и прикасаться к ней — подобно испытывать невероятное чувство покоя; и пусть он ощущал себя абсолютно растерянным, это казалось… приятным. Он бы сравнил ощущения с блаженством утопающего, и он определенно тонул.
Она просто бросила его здесь; разочарование трещало под кожей и боролось с рассекающими разум образами Гермионы и Корнера. На задворках его потрепанного сознания он знал, что Грейнджер не врала, когда говорила, что они с Рейвенкловским придурком не более чем друзья; но ревность все равно пожирала Драко заживо. Каждый раз, когда воображение услужливо подкидывало очередную картинку Грейнджер и Корнера, Малфоя накрывала волна убийственной ярости; но что он мог поделать? Ничего, кроме как томиться в ожидании.
Он сжал виски, как только новая волна негодования накрыла его, и почувствовал желчь, что застряла поперек горла. Тело завибрировало от глубокого гортанного рыка; он заставил себя остаться сидеть на диване, зная, что, вероятнее всего, начнет вгонять кулак в стену, пока не разобьет костяшки, если поднимется со своего места.
Он не знал, сколько прошло времени с тех пор, как она покинула его, наверное, всего пара минут, но казалось, что минул не один наполненный одиночеством час.
Его поведение всегда было таким… вышколенным и дисциплинированным, но хватило одного короткого мига, проведенного с ней в одной комнате, и он полностью отдавался во власть своей ярости, и это ужасало его. Контроль для него был жизненно важен; но прямо сейчас он мог бы сорваться и сотворить нечто безрассудное. В голове была пустота, которую некогда заполняли его предрассудки и которая теперь постепенно заполнялась ею.
Ее словами.
Ее образом.
Ее запахом, ее улыбкой, ее вздохами.
Грейнджер…
Он вскинул голову, как только открылась дверь; из легких пропал весь воздух, когда он понял, что она вернулась. Ее дыхание было беспорядочным, лицо покрывал румянец, волосы вернулись к своему обычному состоянию и теперь идеально обрамляли ее лицо. Ее грудь вздымалась, глаза были широко распахнуты — весь вид выражал растерянность. Но она выглядела так соблазнительно. Подол небесно-голубого платья слегка колыхнулся в его сторону, и Малфой в ту же секунду вскочил на ноги; он действовал по наитию.
Они смотрели друг на друга из разных углов гостиной, нерешительность и напряжение между ними можно было резать ножом; Драко старался не забыть, что стоит держать себя в руках. Он был способен надумать лишнего, ведь Грейнджер могла вернуться лишь потому, что забыла что-либо, и тогда для его разрушенных надежд уже не найдется никаких оправданий. Но по испугу, исказившему ее прекрасные черты, он мог сказать, что она вернулась по одной определенной причине; узел волнения и тревоги туго скрутил его внутренности.
Ноги сами сделали шаг в ее сторону.
Ему нужно было добраться до нее до того, как она переоценит ситуацию и снова сбежит, в очередной раз покидая его томиться в своей тени. Весь вечер он пытался подавить жажду обладать ею, и, возможно, если бы им удалось хоть… принять неизбежные искры, он сможет вывести ее из своего организма, тем самым покончив с иррациональной слабостью по отношению к ней.
— Я… понятия не имею, что здесь делаю, — пробормотала Гермиона, как только он остановился перед ней.
Драко изо всех сил старался не наброситься на нее; дотронулся до щеки, очертил большим пальцем линию губ. Он почувствовал, как она тяжело сглотнула, и отвел взгляд; ступил ближе. Он мог вообразить, какая внутренняя борьба происходит сейчас за ее трепещущими веками. Гермиона разомкнула губы, и он затаил дыхание.
— Я только… — нервно всхлипнула, — мне нужна лишь одна ночь, чтобы…
— Одна ночь, — согласился он ради сохранения собственного рассудка; и стремительно преодолел последние разделявшие их сантиметры.
Побежденный вздох защекотал его миндалины, когда он обрушился на ее губы: на вкус она была как черника и обещания, и это опьяняло. Он ощутил похотливый толчок внизу живота и жадно набросился на нее, избавляясь от всего нетерпения, с которым она его покинула. Он с одержимостью сжал ее талию, заставляя оставаться на месте, убеждаясь, что на этот раз она не сбежит; не покажет ему ни единого признака, что намеревается сбежать.
Действия и поцелуи Гермионы были робкими, но у него не осталось сомнений; она встречала его страсть с идеальным темпом, от которого голова шла кругом. Она обрамила ладонями его лицо, а затем запустила пальцы в светлые волосы, что позволило притянуть его еще ближе. Годрик, прекрасные затуманившие рассудок вещи, что он вытворял с ее губами, были такими волнующими.
Она понятия не имела, откуда взялась храбрость: Гермиона провела ладонями вниз по груди Малфоя и нырнула ими под черный свитер. Пальцы пробежались по обнаженной коже, задирая ткань; Драко прервал поцелуй, чтобы помочь ей: резко стянул одежду через голову и отбросил в сторону.
Несколько секунд Гермиона блуждала взглядом по его обнаженному торсу. Он был подобен завораживающей тени лунного света; не слишком мускулистое или худое, просто красивое тело, которое так и манило к себе, умоляя о прикосновении.
Она едва успела вздохнуть с обожанием, как они снова целовались — быстро и беспорядочно, словно любовники, которые знали о коротком веке, что был им отведен. Она пробежалась своими пытливыми руками по его груди, чувствуя, как он зарычал и сильнее обнял ее за талию. Она сжала бедра, когда внутри все сжалось от чувственного напряжения; в ушах отдавался грохот сердца.
Драко быстро развернул их и, стараясь не разорвать поцелуя, неуклюже начал перемещаться в сторону спальни Гермионы. Грейнджер охнула ему в рот, когда он с силой прислонил ее к двери спальни, прикусив нижнюю губу. Изумленный вздох сорвался с ее губ, когда он переключил свое внимание на ее шею, нежно посасывая чувствительную кожу, вызывая мечтательную дрожь, что вальсировала по ее спине.
— Пароль, Грейнджер, — задыхаясь, прохрипел он.
Она моргнула и постаралась собраться с мыслями.
— Живоглот, — бросила она, и Драко придержал ее, когда дверь отворилась.
В комнате было темно; свет исходил лишь от проницательного свечения цепких лучей лунного света, и она позволила им поглотить себя. Создавалось ощущение защищенности; безопасное место, пригодное для хранения опасных секретов и запретных фантазий; она склонила голову Драко и снова поцеловала его, надеясь, что он проглотит отголоски ее упрямых сомнений.
В ее позе Драко видел испуг, но как только он плавно провел ладонями по ее спине, почувствовал, как ее напряжение исчезает; это поощрило его стащить бретели платья с плеч Гермионы. Темно-синий материал упал к ее ногам; Малфой заметил, что она снова застыла, и нахмурился.
Он отстранился, выразительно посмотрел на Гермиону и, не сдержавшись, провел затуманенным взглядом по ее телу. Он стоял и впитывал ее образ; внутри все сжалось и он почувствовал, как кровь прилила к паху. Да, он фантазировал о ней почти каждое жалкое утро, склонившись над раковиной, правда, он явно недооценивал ее внешность. Она оказалась более женственной и обольстительной, чем на тех картинках, что наколдовало его воображение; облаченная в практичный комплект голубого белья, простого, но не умаляющего линии и изгибы, что заставляли глаза гореть. В тусклом свете ее оливковая кожа и смуглое лицо были подобны ирису; и на какой-то момент он застыл в совершенном благоговении.
Определенно не уродливая… не грязная…
Ее беспокойство стало очевидным, когда Гермиона подняла руки, чтобы прикрыться, и он быстро снова поцеловал ее, пока Грейнджер окончательно не одолели сомнения. Будь он проклят, если позволит ей отступить еще раз, когда сам зашел так далеко.
Он запустил руки между ними, чтобы расстегнуть брюки, а затем подтолкнул Гермиону вглубь комнаты. Он увидел кровать и вспомнил обо всем, чего жаждал с тех самых пор, как провел здесь две ночи; он услышал, как сердце забилось о ребра, когда она погладила его лицо слегка дрожащими пальцами. Нежно, как только могла позволить сила его желания, он опустил ее на матрас и накрыл собой, так и не разомкнув их губ.
Он почувствовал, как нервозность снова сковала ее тело, когда он потянулся, чтобы расстегнуть ее бюстгальтер, и углубил поцелуй, чтобы отвлечь; он молил несуществующие силы, чтобы она позабыла о логике, как это сделал он.
Он провел зубами линию вдоль ее ключицы и издал стон, который проскользнул по его лбу. Она медленно сдавалась; он это чувствовал. Он знал, внутренней стороной бедер она ощущала всю силу его возбуждения; он пропустил руку между ними и стащил с себя белье — теперь они лежали кожа к коже, плоть к плоти.
Он подсунул пальцы под край ее белья и медленно, с едва сдерживаемым нетерпением стянул его по бедрам, коленям, голеням. Он ощущал ее трепет, вызванный неуверенностью и ожиданием; поднял взгляд и увидел ее, купающуюся в молочном свете луны, наблюдающую за ним широко распахнутыми глазами, переполненными волнением. Он склонился над ней, снова поцеловал и постарался устроиться между ее бедер, но дрожащий голос Грейнджер заставил его замереть:
— Драко, подожди, — прошептала она.
Он вздрогнул и застыл, безмолвно клянясь душой Салазара, что, если она скажет, что не готова этого сделать, он потеряет рассудок еще до наступления утра. Она облизала губы, посмотрела на него с мольбой и тихим голосом произнесла:
— Пожалуйста, не спеши.
Он нахмурился, обдумывая смысл сказанного.
— Я думал, ты не девс…
— Да, — перебила она; легкий румянец коснулся ее щек, — но я… лишь раз…
Напряжение…
Он осознал, как много она ему отдавала, и изо всех сил постарался не реагировать на это. На какой-то миг похотливая пульсация в груди сменилась чем-то иным; чем-то болезненно приятным, что заставило его решиться отбросить этой ночью свой эгоизм.
— Положи руки мне на плечи, — тихо направил он и подождал, пока она выполнит просьбу. — Если будет больно, сжимай их изо всех сил, или можешь меня укусить.
Наверное, его слова успокоили Грейнджер: она согласно кивнула, а затем вытянула шею и украла один успокаивающий поцелуй. Малфой сразу же углубил его; он понимал, что лучше бы ее чем-то занять, пока его пальцы гладили живот, проскальзывали между бедер, чтобы проверить ее готовность.
Несмотря на противоречия, одолевающие разум Грейнджер, ее тело не сомневалось и льнуло к Драко; идеально влажное и нежное. Отбросив терпение, он провел подушечкой большого пальца по ее наиболее чувствительной точке, что вызвало у Гермионы робкий стон, и проскользнул в нее двумя пальцами, подготавливая к их близости. После двух долгих минут интимных ласк и еще нескольких девичьих вздохов, щекотавших его небо, Малфой решил, что ждал достаточно долго, и уже сделал все возможное, чтобы расслабить ее.
Драко разместился возле ее входа, и Гермиона тот же час прикусила его нижнюю губу. Он успокаивающе гладил ее тело, пока погружался в нее; поперхнувшись всхлипом, она вонзила ногти в его плечи. Он не сдержал бархатистого шипения, когда заполнил ее; едва замечая отчаянную хватку Грейнджер, пока его накрывала лавина чувств. Из-за своих неопытности и паники она была такой узкой, и это было чертовски великолепно, но он хотел, чтобы и она насладилась происходящим.
— Расслабься, — прошептал он ей в губы, — все хорошо.
Малфой понимал, что ей нужно к нему привыкнуть, поэтому поборол свою страсть и замер, прислонившись лбом ко лбу Гермионы, надеясь, что ее боль скоро утихнет. Осторожно вышел и снова заполнил ее, стал с болезненной медлительностью повторять движения, пока Грейнджер не перестала сдавливать его плечи и не освободила его губу. Он уткнулся головой в изгиб ее шеи, помня, что ей очень нравилось, когда его губы дразнили этот чувствительный участок, и ускорил ритм.
Как только боль пошла на спад, она услышала собственные стоны, что стали громче, когда его движения всколыхнули что-то внутри. Казалось, каждый из его толчков питал вспышку позабытого чувства внизу живота, и она инстинктивно шире развела бедра, чтобы получить больше. Драко приподнял голову и соприкоснулся с ней губами; едва сорвавшееся дыхание проникло ей в рот и защекотало язык. Их остекленевшие глаза встретились, и гортанный рык зародился в груди Малфоя; Гермиона почувствовала тугой узел, который Драко заставлял увеличиваться и пульсировать.
Драко просунул руку ей за спину и, притягивая ее к себе, сел на колени. Она, раскрасневшаяся, оказалась напротив его блестящей от пота груди, он обрамил ее лицо ладонями и поцеловал — как никогда прежде. Зная, что в этой позе ее клитор получит дополнительную стимуляцию, он начал с удвоенной силой работать бедрами; оторвавшись от ее губ, прошелся влажными поцелуями по шее и груди.
Ее тихие сладкие стоны стали более пылкими, и он почувствовал, как ее мышцы начали сжиматься вокруг него, как она начала дрожать в его руках. Ее громкое сердцебиение под его губами дало ему знать, что она была на грани; он приказал себе сдержать блаженное освобождение, что кипело внутри.
Будь он проклят, если не почувствует, как она взрывается вокруг него.
Наконец, Гермиона издала сбивчивый стон, когда пульсирующий жар вырвался из самого центра и заставил все внутри сжаться. Потеряв контроль, задрожала от удовольствия, позволила незнакомому, но прекрасному чувству поглотить ее. Драко крепко прижался к ней, поднес ладонь к лицу и откинул назад бронзовые локоны, чтобы запечатлеть изумление в ее глазах.
Спустя еще несколько движений бедрами и ее пульсации вокруг него Драко почувствовал, как внутри нарастает волна удовольствия, и с последним толчком излился в нее. Он заглушил рычащий стон, прильнув к ней и уткнувшись в ее шею, пока она бессознательно гладила его по голове, пропуская волосы через пальцы, и щекотала дыханием его лицо. Он вздрогнул, когда она ногтями задела его шею; по мере спада возбуждения его дыхание начало успокаиваться; во всех конечностях ощущалась невозможная тяжесть.
Она расслабилась в его объятиях, положила голову ему на плечо и начала лениво осыпать поцелуями. Он медленно опустил их на подушки, рассеянно ухватился за позабытые простыни и укрыл себя и Грейнджер. Освободившись от ее объятий, Драко сел на кровати и внимательно стал наблюдать, как ее ресницы затрепетали и она закусила губу. Как только их посткоитальное дыхание успокоилось, оставив им лишь неизбежные вопросы и нежеланную реальность, он почувствовал возникшую между ними неловкую тишину.
— Драко, я…
— Отдыхай, Грейнджер, — сказал он.
— Я просто хотела сказать спасибо, — устало прошептала Гермиона и закрыла глаза. — За то, что был… нежным.
Симпатия в ее голосе заставила его нахмуриться: он знал, что через несколько часов все изменится. С ослепительными лучами утреннего солнца он возненавидит себя за то, что сдался, а она почувствует себя использованной и преданной. Ночь предоставила им покой и защиту, и по этой причине он протянул руку и отвел в сторону непослушные каштановые кудри. Она, почти уснувшая, вздохнула от его прикосновения; пробормотала нечто бессознательное, когда он пальцами очертил изгиб ее бровей.
Осознав, что творит, он одернул руку и оскалился на самого себя за то, что продлевает момент неприемлемой интимности. Логичным было бы уйти, но его кости жгло огнем от усталости, а постель Грейнджер была такой теплой. Он лег к ней лицом; не прикасался, но находился намного ближе, чем нужно — правда, сон сморил его быстрее, чем он смог об этом задуматься.
Негодовать из-за неотвратимости содеянного он будет завтра.
Гермиона проснулась с ломотой во всем теле и ощущением нежности между бедер, что была на грани боли и удовольствия. С припухшими от наплыва страсти губами и вкусом слизеринца на языке она продрала глаза; место рядом с ней все еще хранило тепло его тела. Она ожидала его ухода, поэтому, когда ее сонный взгляд упал на его силуэт в свете оконного проема, она оказалась весьма удивлена.
Она тихо села и оценивающе посмотрела на него: на бледном лице застыло задумчивое и хмурое выражение. Он смотрел в окно. Он был полностью одет; потирал подбородок и выглядел слишком погруженным в свои мысли, чтобы заметить, что она уже проснулась.
— Я думала, ты уйдешь, — нарушила тишину хриплым голосом.
Драко даже не посмотрел на нее.
— Это кажется бессмысленным, ведь ты можешь зайти в мою комнату, когда тебе вздумается, — безапелляционно произнес он.
Гермиона глубоко вздохнула, завернулась в простыни и, встав с кровати, медленно направилась к нему, понятия не имея, что собирается делать дальше. Когда она оказалась достаточно близко, то смогла заметить, что за окном было белым-бело от снега, что в скором темпе кружил в воздухе. Она резко выдохнула от удивления и робко улыбнулась; в этот момент Драко рассматривал ее и боролся с желанием утащить назад в постель и продолжить запретную активность. Комната была наполнена тяжелой смесью запахов, подобных афродизиаку; что-то в ее невинной улыбке задело его.
— Какого хрена ты так счастлива? — резким тоном спросил он, уперся подбородком о костяшки пальцев, пытаясь выглядеть незаинтересованным.
— Снег идет.
Он приподнял бровь.
— И?
— Я так ждала снега, — мягко произнесла она.
Она стояла так близко, что он, если бы захотел, мог бы протянуть руку и прикоснуться к ней. Но он удержался. Даже несмотря на то, что это было так соблазнительно. Грейнджер подходил утренний посткоитальный вид: волосы были растрепаны, а щеки горели; как только он увидел отметины, оставленные на ее шее, сразу же почувствовал, как начал возбуждаться. Он оторвал от нее завороженный взгляд и плотно сжал челюсти, намеренный сказать все, что должен был, и убраться из комнаты.
— Слушай, Грейнджер…
— Ты… сожалеешь об этой ночи? — беспокойно перебила она, теребя простынь.
Он съежился, потому что не знал, как ответить на вопрос.
— А ты? — спросил он.
Гермиона облизала губы.
— Нет, не сожалею, и я… думаю, что и ты тоже.
— Неважно, — пробормотал он и отвел взгляд. — Этого не должно было случиться сейчас, и не случится впредь.
— Не должно было?
— И не случится, — быстро добавил он. — Это не может…
— Почему? — смело спросила она, раздраженная его отступлением. — Потому что я магглорожденная?
— Грейнджер…
— Ты сам знаешь, что больше не смотришь на меня с отвращением, — спокойно продолжила она. — Вообще-то, даже наоборот…
— Чего ты хотела этим добиться? — прямо спросил он. — Ты знаешь, кто я такой…
— Да, знаю, — согласилась она, — и я знаю, что на самом деле ты не так уж веришь в весь этот мусор, иначе прошлой ночи не было бы…
— Прошлая ночь была явным доказательством того, что это место вытворяет с моим рассудком…
— Прекрати! — зло бросила она. — Прекрати прикрываться обстоятельствами. Это просто жалко! Ты прекрасно осознавал все, что делал!
— Как и ты!
— Я этого и не отрицаю! — прокричала она. — Я для тебя ничего не значу?
Он заскрежетал зубами и пригвоздил ее ледяным взглядом. Одному Мерлину известно почему, но этот вопрос до крайности раздражал.
— Ты не понимаешь, да? — глумливо улыбнулся. — Теперь я один из них…
— Из кого?
— Я чертов предатель крови! — заорал он, резко вскакивая с места. — Я забил на свою семью, так что даже не смей спрашивать, что я к тебе чувствую!
Гермиона, пораженная его вспышкой, выдохнула; они стояли в паре сантиметров друг от друга, ни один из них не шевелился. Шок и ярость заплескались в глазах Драко, когда он осознал, в чем только что признался, и он был готов отдать что угодно, лишь бы вернуть свои слова назад. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к его щеке, но он из принципа оттолкнул ее, отказываясь быть одураченным еще больше.
— На хер все, — проворчал он и направился к выходу. — Больше я таким не занимаюсь.
— Драко, погоди, — окликнула Гермиона, задерживая его, пока тот не добрался до двери. — Я… Прости, но я не смогу жить с тобой под одной крышей после случившегося, если ты будешь продолжать себя так вести.
Он почувствовал, как боль сковала грудь.
— Что это значит?
— Если… если ты действительно хочешь все закончить, — заикаясь, продолжила она грустным голосом, — тогда я поговорю с МакГонагалл, чтобы она нашла для тебя другое место. Я… больше так не могу. Не после того, что было между нами.
Другое место? Без нее?
От одной этой мысли он почувствовал тошноту. Все изменилось, и не было пути назад; он видел ее обнаженной и раскованной, и, нравилось им это или нет, они подарили друг другу частичку себя. Даже когда сойдут синяки на его плечах и исчезнут следы укусов, воспоминания навсегда останутся с ним; четкие и ясные, готовые напомнить о себе в любой угодный ему момент. Вся проблема была в том, что он желал еще больше воспоминаний, но, Мерлин свидетель, этим утром его гордость достаточно пострадала.
— Полагаю, мой ответ нужен тебе прямо сейчас?
Он услышал, как она шмыгнула носом.
— У тебя есть выходные, — тихо произнесла она. — Ответ мне нужен к понедельнику.
Гермиона смотрела, как он распрямил плечи и открыл дверь, покидая ее наедине со свидетельствами их близости: смятые простыни и запах похоти, насыщающий воздух. Она присела на подоконник и, смахнув слезы, в тщетной попытке избавиться от ощущения полной уязвимости начала считать снежинки.
Она знала, что у него к ней были какие-то чувства; он сам себя выдал. Его нежность прошлой ночью заставила ее чувствовать себя защищенной; но она знала, насколько он может быть упрям. Она нисколько не была уверена, предпочтет ли он остаться или решит, что их связь зашла слишком далеко, но она точно знала, что, если он уйдет, это опустошит ее. Она почти пожалела о своем ультиматуме, но она отказывалась видеть его каждый день и чувствовать себя отвергнутой и использованной, а затем выброшенной по причине его разбитой гордости.
Если он предпочтет остаться, для нее этого будет достаточно.
К воскресному вечеру Драко был готов сойти с ума.
Грейнджер ушла субботним утром, спустя не более часа после того, как высказала ему свое мнение об их дальнейшем общении, и до сих пор не вернулась. Он понятия не имел, где она провела ночь; в какой-то момент он поймал себя на мысли, что переживает, не случилось ли с ней чего. Но логика все расставила по местам: он понял, что в таком случае МакГонагалл уже нанесла бы ему визит; хотя даже несмотря на это его озабоченность ее состоянием полностью отрезвила его.
Было бы разумно принять предложение Грейнджер сменить эту тюрьму на новую и уйти в завязку от одержимости ею, но в реальности он даже не рассматривал такой вариант. Каким-то способом ей удалось перестать быть наиболее раздражающим аспектом этого ада, и стать той причиной, по которой ему все еще удавалось сохранять здравый рассудок. Он знал, что без нее он разобьется словно морская волна об утес. Он желал снова к ней прикоснуться; он жаждал этого, хотя по-прежнему понятия не имел почему.
Просто это… имело смысл.
В итоге он пришел к заключению, что это являлось побочным результатом его изоляции, и, если Грейнджер необходима ему, чтобы не потерять рассудок, так тому и быть. Как только он обретет свободу, все вернется на круги своя, и никто и никогда не узнает о его постыдном поведении.
Все, что происходит в этой комнате, остается между нами.
Он услышал, как открылась и закрылась входная дверь, прислушался к красноречивым шагам своей ведьмы, когда та зашла в спальню; он мог распознать ее замешательство. Затем она вышла из комнаты и направилась в ванную; включила душ. Знакомый шелест спадающей одежды возродил воспоминания о пятничной ночи, и перед глазами встали образы синего платья и оливковой кожи.
Он обдумал все дважды, а после еще раз; вскочил на ноги. Опасные намерения заставили пах напрячься.
Он слишком долго представлял ее в душе.
Он бесшумно подкрался к ванной, надеясь, что она забыла запереть дверь — сегодня удача определенно была на его стороне. Он проскользнул внутрь и сделал целительный глоток наполненного вишневым ароматом пара; принялся снимать одежду, не отводя глаз от танцующей за душевой шторой тени Грейнджер.
К тому моменту, как он сбросил белье, пульс бешено грохотал в ушах; он услышал стон Грейнджер и с нетерпением шагнул под душ.
Он смотрел на ее обнаженную спину, на капельки воды, стекающие с длинных волос, задерживающиеся в очаровательной ямочке чуть выше ягодиц, а после скользящие вниз по стройным ногам. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, и в тот самый момент, когда его пальцы задели ее плечо, она обернулась и, уставившись на него полными ужаса глазами, попыталась прикрыть свою наготу.
Он заглушил ее крик голодным поцелуем, наслаждаясь непривычными ощущениями от капель воды, скользившими между их губ. Пару секунд Гермиона вырывалась, но, когда он провел ладонью по ее шее, нежными движениями поласкал мочку уха, Грейнджер сдалась. Он медленно подтолкнул ее к стене и нахмурился, когда она разорвала поцелуй и уперлась ладонями ему в грудь.
— Что ты делаешь? — спросила она, тяжело дыша.
Лишь до тех пор, пока ты не выберешься отсюда…
Движимый обманчивой безопасностью своего заблуждения, что как только он покинет эти комнаты, одержимость испарится, он сжал челюсти и решительно посмотрел ей в глаза.
— Я остаюсь.
====== Глава 17. Звезды ======
Гермиона застонала в подушку, когда будильник прогнал прочь тихий шепот игривого сна. Прошлой ночью Драко был безупречен, как и в их первый раз: терпеливый и щедрый, но по-прежнему со сквозящей упрямой беспечностью, которая была полностью в стиле Малфоя, от чего он становился еще желаннее. Нервозность снова взяла над ней верх, но в этот раз Грейнджер определенно чувствовала себя комфортнее; вода, струящаяся между их телами, успокаивала ее разум и деликатно, восхитительно ласкала кожу.
Охвати ногами мою талию.
Ее ноющие мышцы сжались от воспоминания о его губах, ласкающих ее шею, убеждая отправиться в безопасные места, окутанные грехом. В наполненной паром и ароматом розы ванной комнате, в которой эхом раздавался звук льющейся воды, Гермиона позволила прижать себя к кафелю и пробудить внутри пульсирующее тепло. Как и в пятницу, она дрожала и самозабвенно стонала; Малфой отнес ее в спальню, дал время прийти в себя, а затем они вновь слились воедино, доставляя друг другу сладкое наслаждение.
Грейнджер…
Уже пресыщенная, она околдованно наблюдала, как он достигает собственного оргазма. Его лицо смягчилось, и на какой-то краткий миг он стал выглядеть совершенно беззаботным; Гермиона принялась бездумно осыпать поцелуями его лицо и шею. Внимательно изучала Драко, а затем мысленно решила, что он никогда прежде не выглядел таким прекрасным и свободным. Она поцеловала его, сильно, когда последние спазмы покинули его тело. Простыни все еще были влажными от их пота и мокрых после душа тел, и хотя она знала, что рядом с ней уже никого нет, все равно из-под опущенных ресниц осмотрела постель. Просто чтобы убедиться.
Она осталась одна, но это было… нормально.
Малфой пришел к ней прошлой ночью, и на данный момент этого хватало. Его гордость сильно пострадала; Гермиона была достаточно мудра и понимала, что ему требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к их… странной ситуации, как это сделала она. По правде говоря, она не знала, чего хотела добиться, но была уверена, что он ей нравится; слова Луны соблазняли действовать импульсивно.
Порой войны могут принести нечто хорошее. Они могут научить людей держаться того, что правильно, даже если ради этого придется рискнуть.
У нее было предчувствие, что судьба будет не на ее стороне, но на этот единственный раз она решила, что станет плыть по течению — и будь что будет. Мерлин свидетель, ей было безумно тяжело не анализировать странные отношения, что сложились между ними; она изучала Драко и спешила принять решение или найти ответы; даже если знала, что они окажутся бесполезными.
Грейнджер взглянула на часы и обнаружила, что слишком долго провалялась в кровати и теперь немного опаздывала; она быстро умылась, оделась и отправилась на встречу с МакГонагалл. Занятия уже закончились, поэтому директриса приступила к отправке учеников по домам на рождественские каникулы; Гермиона и остальные старосты помогали ей. К сожалению, среди них присутствовал Майкл, а это означало, что ей наконец-таки придется объяснить свой беспричинный побег с бала.
Она уже скормила Джинни и другим приятелям причину своего отсутствия — внезапно заболевший желудок, — когда заглянула в гриффиндорскую гостиную субботним вечером; Гермиона надеялась, что ее невинная ложь станет веским оправданием и для Майкла. Шествуя по знакомым коридорам, она проверяла свое отражение в морозных окнах, чтобы убедиться, что наспех использованные гламурные чары смогли скрыть все отметины, оставленные Драко.
Смущение окрасило скулы румянцем, как только она услышала знакомые голоса: МакГонагалл, Майкл, Невилл, Джинни и остальные старосты. Если после поцелуев Малфоя ее накрывало чувство вины, то теперь паранойя доводила ее до безумия. Они ведь не заметили припухлость ее губ? Или проблеск плохо скрытых синяков от грубых ласк? Не могли же они уловить нотку мужского аромата, исходящего от нее?
Глубоко вдохнув, она распахнула дверь и вздрогнула, когда на нее уставились двенадцать пар глаз.
— Простите за опоздание, — промямлила она и случайно перехватила взгляд Майкла, — я проспала.
— Все в порядке, Гермиона, — заверила ее МакГонагалл и жестом пригласила присесть. — Вам известно большинство из уже сказанного. Я объясняла, что первая группа учеников отправится домой сегодня около трех пополудни. Мадам Максим согласилась предоставить нам своих пегасов, они прибудут около двух. Возможно, Хагриду понадобится ваша помощь.
— Сколько будет учеников? — спросил Невилл, делая пометки на пергаменте. — Не хочу никого потерять на пути домой.
— Двадцать два, включая вас, мистер Лонгботтом, — ответила она. — После того, как все дети будут развезены, кони отвезут вас домой, а затем сами вернутся в Шармбатон. Каждый из вас должен убедиться, что не потерялся ни один ученик из списка.
— Кто сопровождает группу в среду? — спросила Джинни.
— Я, — Ли поднял руку. — Мы ведь едем на Ночном Рыцаре?
— Полагаю, что так, — МакГонагалл кивнула, — все детали указаны в расписании, которое я вам разослала.
— Профессор, а сколько учеников остается? — спросила Гермиона, стараясь не смотреть в сторону Майкла.
— Совсем немного, — пояснила Минерва, — всего шестеро.
Ребята продолжили свои расспросы, а Гермиона, осознав, насколько одиноким окажется для нее это Рождество, тихо загрустила. Винить в этом она могла лишь саму себя; Джинни предлагала ей поехать с ней на каникулы, но, к большому раздражению Уизли, Гермиона отказалась, потому что находила неправильным проводить праздники в Норе без Гарри и Рона. К тому же, Драко оставался в дортуаре, и она чувствовала ответственность за его безопасность; плюс ей нужно было помогать МакГонагалл справляться с делами в Хогвартсе. Горькая правда заключалась в том, что Гермиона хотела, чтобы в этом году Рождество не отличалось от любого другого дня.
Слишком много всего происходило за пределами замковых стен, и это портило ощущение праздника, подобно густому ядовитому туману. Отсутствие близких друзей и родных порождало пустоту в груди; компанию ей составлял лишь угрюмый слизеринский любовник, которого Грейнджер изо всех сил пыталась понять. Она не сомневалась, что ее ждет мрачный день.
— Итак, — голос МакГонагалл вырвал ее из тоскливых раздумий, — если вы готовы проследить, чтобы нужные ученики были собраны к двум, тогда на этом все. Или же у кого-нибудь есть вопросы? — Ответом ей стал лишь звук собираемых вещей. — Хорошо, увидимся позже. И, если встретите кого-нибудь на улице, напомните им о выпавшем снеге. Гермиона, вы не могли бы задержаться на пару минут?
— Конечно, — она нервно кивнула и неуверенно улыбнулась ребятам, когда те покидали кабинет. — Что-то случилось?
— Все в порядке, — заверила Минерва и наложила на дверь Силенцио. — Я хотела узнать, как обстоят дела с мистером Малфоем?
Только бы не покраснеть.
— Нормально, — ей удалось взять себя в руки. — Думаю… он немного свыкся.
— Значит, он успокоился? — не унималась МакГонагал. — Перестал вести себя враждебно?
— Да… успокоился, — отрешенно произнесла Гермиона, — он просто стал… лучше. Думаю, мы притерлись друг к другу.
— Хорошо, — согласилась она. — Я хотела еще раз поблагодарить вас за то, что не покидаете школу на Рождество. Мисс Лавгуд до сих пор не уверена, останется ли она. Я знаю, что теперь здесь у вас не так уж много друзей, а дома сейчас…
— Все в порядке, — Грейнджер пожала плечами. — Ведь это будет просто еще один день. Иногда Хогвартс кажется мне домом, хотя без Гарри и Рона все иначе.
— Знаю, что в ваших комнатах сейчас не совсем уютно, — понимающе продолжила МакГонагалл. — Хочу, чтобы вы знали, что не только я, но и остальные преподаватели будут рады, если вы присоединитесь к нам…
— Спасибо за приглашение, профессор, — робко перебила ее Гермиона, — но, пожалуй, я останусь у себя, притворившись, что ничего не происходит.
— Вы не против провести праздники в компании мистера Малфоя? — спросила Минерва, выгибая бровь.
— Мне просто хочется, чтобы этот день ничем не отличался от всех остальных, — ответила она, стараясь сохранить невозмутимое выражение. — К тому же будет неправильно… оставить Драко в одиночестве на Рождество. Он и так чувствует себя всеми покинутым.
Минерва задумчиво хмыкнула.
— Вы… смягчились по отношению к нему?
— Я просто… — Гермиона замерла, осознав, что сболтнула лишнего. — Я стала лучше его понимать. Сомневаюсь, что решение бросить его одного принесет ему какую-либо пользу.
— Полагаю, вы правы, — скептически согласилась МакГонагалл. — Что ж, если ваше мнение изменится, обязательно приходите.
— Спасибо, — сказала она, поднимаясь с места. — До встречи, профессор.
Минерва напутственно улыбнулась, и Гермиона выскользнула из кабинета, мысленно напоминая себе следить за тем, как она отзывается о Драко в присутствии МакГонагалл. Повернув в соседний коридор, Грейнджер выдохнула, но воздух застрял в горле, потому что она почувствовала, как сильная рука ухватила ее за локоть.
— Майкл, — порывисто выдохнула Гермиона, когда узнала тревожно наблюдающие за ней карие глаза. — Ты меня напугал.
— Прости, — неловко пробормотал он. — Я надеялся, мы поговорим о произошедшем на балу.
— Конечно, — она отрешенно кивнула. — Да, конечно, я…
— Может, давай у тебя?
— Я бы лучше прошлась, — быстро сказала Гермиона. — Давай где-нибудь прогуляемся и поговорим. Сегодня мне не очень-то хочется сидеть в комнате.
— Ладно, — согласился он и медленно направился по коридору. — Слушай…
— Мне очень жаль, — пробормотала она, заправляя за ухо непослушные пряди, — что бросила тебя вот так. Я не совсем хорошо себя чувствовала.
— Все в порядке, Гермиона, — он насупился, — тебе не нужно ничего придумывать. Я знаю, что ты думала о нем, и это…
— О нем? — быстро повторила Грейнджер. — Я…
— О Роне, — пояснил Майкл со знающим видом. — Прости, я не понимал, насколько у вас серьезно, но Джинни мне все объяснила.
— Ясно, — произнесла Гермиона, ощутив неудобство, но отбросила в сторону совесть, что клокотала внутри. — Да… ну, я…
— Не хочу между нами никакой неловкости, — перебил Корнер, сворачивая за угол к библиотеке. — Я считаю тебя другом и не хотел бы, чтобы все…
— Я не против быть твоим другом, — честно ответила она. — И мне жаль, что я сразу не дала знать, какие отношения между нами с… Роном. Сейчас, когда он далеко, все сложнее, да и война не помогает.
— Все в порядке, — Майкл кивнул. — Хочешь, чтобы я проводил тебя до комнаты?
— Наверное, я немного позанимаюсь в библиотеке, — сказала она. — Мне нужно кое-что закончить, но все равно спасибо. Увидимся позже.
Драко наблюдал за пушистым снегом, кружившимся за окном.
Он никогда его особо не любил, но после недель наблюдения за неизменным видом из окна этой комнаты он был вынужден признать, что искрящийся белый пейзаж выглядел, словно ожившая картина. После стольких недель, что Малфой провел в этом гадюшнике, он стал забывать, каково было снаружи, и, честно говоря, скучал по свежему воздуху.
Он слышал, как Гермиона ушла более часа назад, но она по-прежнему оставалась здесь. Ее запах витал в воздухе, он мог ощутить его у себя на языке; Драко пытался вспомнить момент, когда именно ее аромат перестал раздражать и превратился в нечто, приносящее успокоение.
Несмотря на данное самому себе обещание, что перепих с Грейнджер будет разовым, он уже смирился с тем, что сделает это снова, пока не исчезнет пожирающая изнутри потребность в ней.
Если исчезнет.
По крайней мере, ему удалось проснуться первым. Каждый уважающий себя мужчина знал, что лишние минуты в кровати, в которой ранее у вас был секс, означает нечто большее, нежели просто получение физического удовольствия среди смятых простыней; он бы скорее заклял себя Круциатусом, чем позволил подобному случиться.
Это было лишь на одну ночь…
Если судить по их шалостям в душе, этой маленькой теории суждено было ссохнуться и умереть. Он винил во всем угрозу смены своей тюрьмы.
Драко мог бы поставить под сомнение причины, побудившие преследовать Грейнджер, и, возможно, надорвался бы в процессе; ведь в обдумывании ситуации, не имеющей выхода, не было никакого смысла. Даже зная, что пожалеет, он решил воспользоваться ранним советом Гермионы и просто делать то, что, как он чувствовал, было правильным.
Рядом не было никого, кто мог бы осудить его или обругать за неприличное и опасное поведение; поскольку она была единственным элементом его изоляции, который заставлял инстинкты звенеть, а кровь быстрее бежать по венам, вариант отказать себе в желании прикоснуться к ней он даже не рассматривал.
Если это было безумием, получается, все разговоры о счастье в безумии наконец-таки обрели смысл.
Проведя несколько часов за изучением книг о крестражах, Гермиона попрощалась с Невиллом и другими учениками, когда те покидали Хогвартс, отправляясь к своим семьям. Они немного выбились из графика, потому что пятикурсники решили вздремнуть и опоздали, поэтому, когда карета,запряженная пегасами, пошла на взлет, темное зимнее небо уже начало тонуть за белыми холмами.
Грейнджер обнаружила, что пару последних часов блуждала по заснеженным холмам, вслушиваясь в приятные скрипучие звуки собственных шагов. Она присела и запустила пальцы в сахарную пудру снега, не заботясь о морозе, заставляющем руки гореть.
Затем все-таки наложила согревающие чары и, присев на поваленное дерево, запрокинула голову и посмотрела в чистое небо. Она обожала такие ночи; не было видно ни одного облака и звезды, подобно ледяным веснушкам, сияли на фоне темно-синей вселенной.
Гермиона нашла созвездие Лира по его самой яркой звезде, Веге, и мысленно соединила линиями сияющие огоньки. Ее изучающий взор неосознанно переключился на Дракона, и она проследовала взглядом по извивающейся линии длинного звездного шлейфа. Небо подмигивало ей; какое-то время она продолжала смотреть на него, оценивая красоту и совершенство, а затем решила, что уже слишком поздно и темно, чтобы сидеть здесь одной.
Вернувшись в стены Хогвартса, она сразу направилась в дортуар; всю дорогу Грейнджер беспокойно размышляла о том, как вести себя в присутствии Драко после двух ночей, проведенных под его чарами. Погруженная в свои мысли, она прошла на кухню, когда почувствовала, как кто-то дернул ее за мантию, вернув в реальность.
— Черт возьми! — выдохнула она, схватившись за сердце, резко развернулась и смущенно посмотрела на скукожившегося домового эльфа. — Извини, Добби. Ты меня до смерти напугал.
— Добби просит прощения, мисс, — искренне извинился он. — Добби искал вас! У Добби есть подарок для вас!
— Подарок? — повторила Гермиона, нахмурившись. — Тебе не нужно мне ничего дарить, Добби.
— Это рождественская ель, — объяснил эльф, засовывая руку в потертый карман и доставая небольшое деревце. — Я решил приберечь одно для вас, мисс! Оно красивое! Мисс нужно использовать заклинание Фините, и оно снова станет елью, которую я выбрал для вас!
Гермиона вяло улыбнулась:
— Это очень мило, Добби. Но не думаю, что в этом году буду украшать ель. Возможно, кто-то из профессоров захочет…
— У мисс должна быть ель! — воодушевленно возразил он, впихивая небольшое деревце ей в руку. — Мисс нужна ель на Рождество!
Гермиона приняла продуманный подарок, решив, что с ее стороны спорить по этому поводу было бы бесполезным и неблагодарным.
— Спасибо, Добби, — она кивнула и дружелюбно похлопала его по спине. — Это очень мило.
— Всегда пожалуйста, мисс! — домовик лучезарно улыбнулся. — Добби нужно идти, Добби должен помочь Винки с уборкой!
Он исчез со щелчком пальцев; Гермиона взглянула на небольшое деревце на ладони, а затем продолжила путь в свою спальню. Сначала она не собиралась ничего делать с елью, но затем это показалось чем-то жестоким, ведь Добби потратил время, чтобы выбрать для нее дерево. Она распахнула дверь своей комнаты и обернулась на спальню Драко; ощутила, как маленькие пиксии заплясали где-то в животе — теперь всегда так происходило. Стряхивая с себя нервозность, она поставила деревце в самый темный из углов гостиной, отступила назад и произнесла заклинание.
Как только она прошептала необходимые слова, ствол начал увеличиваться, являя взору длинные ветви с тяжелым зеленым массивом иголок. Прекратив свой рост, ель превратилась в прекрасное дерево высотой около двух метров и, как и обещал Добби, оказалась прекрасным образцом совершенных пропорций.
Гермиона убрала палочку и почувствовала сильное желание украсить дерево, которое вертелось на кончике языка, но она медлила. Грейнджер опустила руки и направилась в свою комнату, встала на колени перед зачарованным сундуком, стоящим возле кровати, и достала красно-золотые украшения, которые перед возвращением в Хогвартс дала ей мама. Гермиона грустно улыбнулась, подумав, как же сильно она соскучилась по родителям; взяла с собой небольшую сумку, к которой были применены расширяющие чары, вернулась в гостиную и начала бессистемно развешивать шары и мишуру на крепких ветвях.
За этим занятием и застал ее Драко; взгляд Грейнджер был далеким и несчастным, когда она перебирала пальцами орнамент из снежинок. Малфой с любопытством выгнул бровь и сделал несколько шагов в ее сторону, остановился у нее за спиной и кашлянул, когда она так и не подала признаков того, что обнаружила его присутствие.
— Почему ты не используешь магию, чтобы украсить ее? — резко спросил он. — Ты попусту тратишь свои силы и время.
Он услышал грустный вздох Гермионы; та повесила на ветвь блестящую мишуру.
— Мне так нравится, — ответила она. — Это напоминает мне о доме.
— Красный и золотой? — ехидно заметил Малфой. — Как предсказуемо, Грейнджер.
— Это никак не связано с Гриффиндором, — произнесла она пустым голосом. — Моя семья каждый год украшает ель этими цветами. Я всегда считала, что зеленый, красный и золотой очень подходят друг другу.
Он собирался поспорить с ней, но побежденная сутулость ее плеч заставила его остановиться. От одной мысли о том, что он слишком много думает о чувствах Грейнджер, Драко закатил глаза; упал на диван и окинул ее внимательным взглядом. Малфой почувствовал, как внутри все начало зудеть от зарождающегося желания почувствовать ее в своих руках.
— Сколько дней до Рождества? — спросил он.
— Сегодня четырнадцатое, — пробормотала Гермиона. — Одиннадцать дней.
Драко прочистил горло.
— Ты остаешься в школе?
— Да, — кивнула она, продолжая развешивать украшения. — Это было самым безопасным вариантом.
— Я относил тебя к ярым поклонникам Рождества, Грейнджер, — отметил он ровным голосом, — но ты кажешься… безразличной.
— В этом году едва ли есть что праздновать, — она вздохнула и, наконец, развернулась к нему лицом. — Ты хочешь что-нибудь на Рождество?
Он сощурился и бросил на нее холодный взгляд.
— Освободиться из этой чертовой дыры?
— Ты знаешь, что это невозможно…
— Значит, нет, — буркнул он и уперся локтями в колени. — Если тебе плевать на праздник, тогда зачем нужна ель?
— Это подарок, — Гермиона пожала плечами. — Если вдруг передумаешь, я собираюсь сходить в субботу в Хогсмид…
— Мне ничего не нужно, — грубо повторил он. — Раз уж мне суждено провести праздники в этом месте, тогда я лучше вовсе их проигнорирую.
Она кивнула, соглашаясь:
— Поддерживаю.
Гермиона словно через силу повесила на ветвь последний шар, и между ними проскользнуло печальное молчание; Грейнджер потянулась к сумке, чтобы достать последнюю, самую важную деталь — звезду, венчающую рождественское дерево. Она принялась изучать замысловатое украшение: провела пальцами по лучам, пересчитала красивые блестки, исследовала их сложный узор.
— Обычно звезду на ель надевал мой отец, — прошептала Гермиона, не уверенная, слушал ли он ее вообще. — Дома это всегда было мужской обязанностью. Традиция, что ли.
Она подняла взгляд и увидела, что Драко смотрит на нее затуманенными глазами; его губы сжались в тонкую линию. Спустя несколько мгновений он выдохнул и тряхнул головой, словно злился на самого себя, а затем посмотрел на нее печальным понимающим взглядом.
— У нас была такая же традиция, — нехотя признался он.
Гермиона проглотила нервный комок, стоявший поперек горла, и потянулась к нему, предлагая звезду.
— Думаю, здесь это будет твоим делом, — сказала она. — Окажешь честь?
Драко оттолкнул ее руку.
— Здесь не дом, Грейнджер.
— Это все, что у нас есть, — грустно предложила она. — К тому же мне не дотянуться…
— Я не собираюсь надевать ее, — подытожил он. — Брось, Грейнджер.
Она насупилась и положила звезду на журнальный столик, постаралась собрать всю храбрость в кулак и, переступая с ноги на ногу, пробормотала:
— Драко, я тут подумала…
— Я в шоке…
— Может… мы поговорим о нашей… ситуации?
— Нет, — ответ был быстрым. — Разговоры ничего не изменят…
— Но я…
— Оставь все как есть, Грейнджер, — проскрипел он через сжатые зубы. — Разве это не ты говорила, что стоит плыть по течению?
От этого замечания ее глаза немного расширились.
— Точно, я.
— Тогда, полагаю, ты не следуешь собственным советам, — прошептал он, глядя в пол. — Прошлой ночью я ясно дал знать о своем решении, и я не хочу что-то снова обсуждать.
Осознав, что хочет быть с ним этой ночью, Гермиона закусила губу. Причиной тому было лишь то, что сегодняшний день стал горьким напоминанием о том, какими одинокими окажутся ближайшие две недели. Она глубоко вдохнула и постаралась собрать воедино ту толику гриффиндорской храбрости, которая всегда увядала в присутствии Драко.
— Наверное, я пойду спать, — сказала она дрожащим голосом, — ты… придешь?
От изумления он слегка изогнул бровь, а затем покачал головой и ответил:
— Нет.
Гермиона изо всех сил постаралась скрыть боль и обиду.
— Ладно, — безжизненно пробормотала она и направилась в спальню, чувствуя себя крайне униженно, — тогда спокойной ночи.
— Грейнджер, — окликнул Драко до того, как она дотянулась до дверной ручки. Он закрыл глаза и помассировал переносицу, принимая тот факт, что его разодранное в лохмотья здравомыслие с данной минуты находилось под большим вопросом. — Не запирай дверь. Я могу передумать.
Гермиона улыбнулась самой себе и зашла в комнату, оставляя Драко наедине с так и не украшенной до конца елью. Долгое время он сидел неподвижно; в его мыслях шла борьба, взгляд то и дело возвращался к лежащей на столике звезде. Он с рыком схватил украшение и прошагал к дереву, поднял руку и без труда надел его на макушку, завершая начатое Грейнджер дело.
Он отступил на пару шагов, чтобы критически оценить вид, и втайне решил, что зеленый, красный и золотой действительно очень хорошо дополняют друг друга. С последним ворчанием, сообщающим о его полной капитуляции, он развернулся и направился прочь из гостиной; у него и в мыслях не было возвращаться в свою спальню.
====== Глава 18. Подарки ======
Саундтрек:
Danny Elfman — Ice Dance
Грейнджер почувствовала, как прогнулся под ней матрас, и постаралась сдержать зарождающийся в горле стон, как только Драко закрыл за собой дверь.
В постели всегда становилось холодно, когда он покидал Гермиону в одиночестве, полную разочарования, притворяющуюся спящей; именно так все происходило в последние несколько дней, и она была достаточно умна, чтобы не поднимать этот вопрос вновь. Малфой и так ясно дал понять, что их странные отношения больше не обсуждаются; с понедельника в их рутинном жизненном распорядке все пошло своим чередом.
Каждое утро проходило одинаково: Драко покидал ее в измятых простынях, хранящих память обо всем, что происходило ночью, и безмолвно возвращался в свою спальню. После она готовила для него еду, а затем отправлялась в библиотеку или к МакГонагалл, чтобы продолжить заниматься безопасной доставкой учеников по домам. Вечера встречали их жаркими ожиданиями и неловкими взглядами, которые она особенно ненавидела. Гермиона знала, что это был побочный эффект от постепенного привыкания ко всей их ситуации; оба были с норовом, поэтому она начала скучать по их страстным перепалкам с колкими аргументами.
Она никак не могла избавиться от ощущения, что рано или поздно они будут готовы перегрызть друг другу глотки; возможно, сразу, как только исчезнет ее неуверенность, а нервы придут в норму, как только Драко примет тот факт, что его привлекает магглорожденная.
Когда вечер сменялся ночью, она проскальзывала в свою спальню, оставляя дверь незапертой, чтобы он мог к ней присоединиться. Была пара ночей, когда его гордость брала верх, и он удалялся к себе. Грейнджер находила это нормальным, ведь ей самой была необходима передышка. Но она все равно ловила себя на мысли, что ждет Драко, чтобы просто поспать рядом с ним, скрывшись в объятиях друг друга от ночного одиночества.
Но он никогда так не делал.
Малфой приходил в ее спальню, целовал ее, словно в последний раз, раздевал ее и раздевался сам, всегда убеждался, что она была удовлетворена, даже если иногда начинало казаться, словно на это уходили часы. Из болтовни Лаванды и Падмы о сексе она узнала, как трудно женщине дойти до точки наслаждения, но Драко был решителен в своем желании довести ее до оргазма и не отступал от цели, пока она не начинала стонать и дрожать в его руках, оставляя их обоих полностью выбившимися из сил.
Но, насладившись, он никогда не обнимал ее.
Никогда не проявлял каких-либо признаков симпатии после достижения желаемого удовольствия.
Никогда не оставался более чем на пару часов.
Она слышала, как он уходит, и на короткий миг ее сердце охватывала боль, пока она не убеждала себя, что он все еще борется со своими предрассудками.
И затем все начиналось сначала.
Настали последние выходные перед Рождеством, и Гермиона вместе с Джинни отправилась в Хогсмид, чтобы докупить оставшиеся подарки. В воскресенье Уизли возвращалась в Нору; несмотря на то, что из-за отказа Гермионы присоединиться к ней на праздниках отношения между ними стали немного напряженными, она все равно уже начала скучать по Джинни.
— У меня для тебя сюрприз, — улыбаясь, сказала та по пути в деревушку. — Бьюсь об заклад, он заставит тебя улыбнуться.
Гермиона приподняла бровь.
— Я заинтригована.
Уизли достала из сумки два подарка: один был небольшого размера, безобразно упакованный в красную бумагу; второй — немного больший, обернутый в золотистую фольгу. Гермиона растерянно перевела взгляд с одного подарка на другой, а затем вопросительно посмотрела на Джинни.
— Это для меня?
— Конечно, — кивнула та в ответ. — Они от Гарри и Рона.
Гермиона раскрыла рот от удивления.
— Что? Как…
— Они прислали их маме еще в октябре, — объяснила Джинни, отдавая Гермионе подарки. — Она хотела устроить тебе сюрприз, потому что знает, как ты скучаешь по ребятам.
— Поверить не могу, что они заранее обо всем позаботились, — пробормотала она самой себе, рассматривая красивую обертку. — Спасибо.
— Не за что, — сказала Джинни. — Кстати, красный от…
— …Рона, — завершила Гермиона со знающей улыбкой. — Он никогда не умел завернуть подарки, не разорвав бумагу. Раньше мы с Гарри все для него упаковывали.
— Вот лентяй! — Уизли закатила глаза. — Мне до смерти хочется узнать, что он тебе подарил. Пришли мне сову, когда их откроешь. Мама сказала, что его подарок для меня был очевиден.
— Ты тоже получила от них послание?
— Оно ждет меня дома, — ответила она. — Могу с уверенностью сказать, что получу от Рона очередной шарф. Как бы мне хотелось, чтобы Гарри был немного изобретательнее моего братца.
Внезапно Гермиону осенило:
— А мы можем отправить им почту?
— Нет, — произнесла Джинни с грустью в голосе, помогая Гермионе запихнуть подарки в сумку. — Мама спрашивала Ремуса, но мы даже не знаем, где они. А Хедвиг никогда не ждет ответа.
— Было бы здорово подарить им что-нибудь.
— Прекрати, — тихо предупредила Джинни, — это должно было поднять тебе настроение, а не заставить киснуть.
— Извини, — Гермиона моргнула. — И спасибо за сюрприз, Джин.
— Приятно видеть, как ты улыбаешься, — сказала Уизли, и они продолжили свой путь в Хогсмид. — Итак, ты должна будешь помочь мне выбрать что-нибудь для Фреда и Джорджа.
Прошло около часа, когда Гермиона решилась оставить Джинни торговаться за волшебные наручные часы для отца. Грейнджер бесцельно блуждала по заснеженным улицам и восхищалась поразительными витринами, которые были прекрасно декорированы новогодними украшениями и магическими безделушками, что пробуждали в ее сердце праздничное возбуждение.
Гермиона задержалась у одной из витрин и задумчиво хмыкнула — у нее родилась прекрасная идея, побудившая зайти в этот магазин. Грейнджер направилась прямиком к товару, привлекшему ее внимание; она думала о Драко. И уже обдумывала предстоящий разговор с МакГонагалл.
— Могу я вам помочь? — продавец отвлек ее от мыслей.
— Да, — кивнула Гермиона. — Меня интересует вот это.
МакГонагалл скептически осмотрела Гермиону.
— Мисс Грейнджер...
— Я знаю, что прошу о многом, — прервала ее Гермиона, — но это же Рождество, и я подумала, что ему это необходимо.
— Не уверена, что могу...
— Всего лишь на час, — продолжала настаивать она. — Прошу, профессор, ведь в школе никого не осталось, и я обещаю, что он ничего не натворит. По-моему, теперь он понимает, что мы хотим ему помочь.
— Вы не можете быть в этом уверены, Гермиона. А что, если он...
— У него нет палочки, ему некуда идти и он... уже лучше...
— Гермиона...
— Послушайте, — отчаянно выкрикнула Грейнджер, — я прослежу, чтобы все прошло хорошо, обещаю. Вы же знаете, что я справлюсь.
МакГонагалл склонила голову и внимательно посмотрела на Гермиону.
— Почему вы все это для него делаете?
Гермиона постаралась выглядеть безразличной.
— Мне кажется, ему нужен перерыв, — спокойно произнесла она, — и, как я уже сказала, сейчас Рождество. Время для прощения, понимаете.
МакГонагалл какое-то время обдумывала ее слова, а затем вздохнула и произнесла:
— Хорошо.
— Правда? — удивленно моргнула Гермиона. — Хорошо?
— Скорее всего, я еще пожалею об этом, — Минерва снова вздохнула и принялась массировать виски, — но да, я согласна.
— Ох, большое спасибо, профессор…
— Но если что-либо случится, это станет полностью вашей ответственностью, — серьезно предупредила она. — Вы должны убедиться, что мистер Малфой не совершит ничего безрассудного.
— Разумеется.
— И это лишь на один раз, — продолжила она, вставая с места, — убедитесь, что ему об этом известно…
— Обязательно, — взволнованно закивала Гермиона, вскочила с кресла и, бросившись к Минерве, заключила ее в благодарственные объятия.
— Спасибо, профессор.
МакГонагалл неуклюже дернулась, но все же ответила легким похлопыванием по спине; затем тихо улыбнулась.
— С Рождеством, Гермиона.
Драко выругался себе под нос; третья попытка оказалась не менее провальной предыдущих двух, поэтому снова пришлось все вылить в раковину.
Он очень хотел кофе, но попытки повторить идеальный напиток, обладающий божественным вкусом, который готовила Грейнджер, оказались безуспешными и принесли одно разочарование. Малфой много раз видел, как она варила его, и пришел к выводу, что это весьма просто; было очевидно, что он что-то упустил, ведь ему не удалось повторить даже цвет напитка. Он уже собирался попробовать снова, когда на кухне появилась Гермиона; сегодня она задержалась на два часа. Ее щеки покрывал морозный румянец, волосы были растрепаны ветром.
Она бросила возле дивана тяжелые пакеты; Драко задержал взгляд на ее лице, он часто так делал, когда она не обращала внимания на его присутствие. Это была одна из множества новых и раздражающих привычек, появившихся с тех пор, как начались их совместные ночи в ее спальне, наполненные похотью; и не было никакого смысла сопротивляться себе, ведь он уже поддался запретному желанию прикоснуться к ней. Наверное, она услышала, как начал закипать чайник, потому что взглянула в сторону кухни и нашла взглядом Малфоя; тот хмуро посмотрел в ответ, когда Гермиона неуклюже попыталась спрятать за диван один из пакетов.
— Этот чертов чайник сломан, — сказал он, указывая на обсуждаемую утварь.
— Что?
— Я все испробовал, и то, что получается, никак не похоже на кофе, — объяснил он, но оба услышали невысказанную мысль о том, что напиток получается непохожим на тот, который варила Грейнджер. — Я нажал на кнопку и сделал все, как ты…
— И молоко добавил? — спросила она, делая шаг в его сторону.
— Разумеется.
— И две ложки сахара?
— Да.
— Ну, а кофе ты вообще добавлял? — спросила она, пытаясь скрыть улыбку, когда вместо ответа он просто повел бровью. — Он в синей банке в верхнем шкафчике.
— Это унизительно, — огрызнулся он. — Я не должен опускаться до того, чтобы делать примитивные вещи маггловским способом.
Сегодня он был в настроении поиграть на ее нервах; с тех пор, как они начали убивать ночи в запретных объятиях друг друга, она стала вести себя с ним несколько сдержанно и неуверенно, и он ненавидел это. Если бы Малфою пришлось выбрать одну-единственную причину, по которой он уважал Грейнджер, ей стал бы ее взрывной характер, мало чем отличающийся от его собственного. Когда минуты заточения в этой тюрьме тянулись для него подобно часам, ее страстные высказывания и способность одолеть его острым словом делали дни более… сносными, и тот огонь, что разгорался в ее глазах, когда она давала свои отповеди, заставляли его пах дергаться.
Из-за подлинной тревоги, вызванной необходимостью заточения в этом дортуаре, а также тем, что вопреки его настоятельным словам Гермиона все-таки купила ему подарок, грубость сама сорвалась с языка.
— В этом нет ничего унизительного, — моментально возразила Грейнджер, бросая строгий взгляд, ожививший его интерес. — Именно так люди живут без магии.
— Ну а я-то здесь при чем? — выплюнул Малфой. — И что, черт возьми, ты прячешь за диваном?
— Ничего…
— Я сказал, что мне ничего не нужно! Черт, Грейнджер, ты все усложняешь…
— Это я все усложняю? — злобно спросила она. — Годрик, ты такой самовлюбленный придурок…
— Я сказал, что мне ничего от тебя не нужно…
— Что ж, не повезло! — прокричала Гермиона, расправляя плечи и бросая на него дерзкий взгляд. — Сейчас Рождество! Все достаточно дерьмово и без твоего жалкого…
— Я не…
— Я еще не закончила! — выкрикнула она. — Черт возьми, Драко! Почему ты подвергаешь сомнению все…
— Потому что я не в том положении, чтобы подарить тебе что-либо в ответ! — заорал он, запустив пальцы в свои белые волосы. — Мне не нужен целый список неоплаченных долгов…
— Но мне ничего не нужно взамен, — медленно ответила она, — я никогда не ожидала…
— Тогда к чему беспокойства?
— Потому что это Рождество, — вздохнула она с несчастным видом. — Просто доверься мне на этот…
— У меня нет причин тебе доверять, — перебил Драко и заметил огонек разочарования в ее глазах. — И у тебя нет причин что-либо мне дарить…
— Просто это… приятно…
— Чертовски приятно, — холодно проворчал он и поджал губы, будто слова могли обжечь его язык. — Вы, гриффиндорцы, такие жалкие…
— Я не жалкая, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Не смей…
— Тогда не говори ерунды…
— Ты же знаешь, что доверять людям и быть милым — это нормально! — возразила она, теряя всякое терпение. — И заботиться о ком-то тоже…
— Грейнджер…
— И нормально не превращаться в своего отца! — продолжила Гермиона, но, заметив опасное выражение на его лице, немного пожалела о последних словах.
— Я предупреждал, — медленно прошипел он, — чтобы ты никогда не упоминала моего отца…
— Драко…
— Думаешь, раздвинула передо мной ноги и сразу получила проклятое право обсуждать мою семью? — ухмыльнулся он ей в лицо. — Повторяю в последний раз…
— Пойми, доверие к людям не делает тебя жалким! — возразила Гермиона и подошла настолько близко, что его горячее дыхание задело ее лицо. — Это не делает тебя слабее или… хуже…
— Чего ты хочешь, Грейнджер? — раздраженно спросил он. — Чтобы я доверял тебе?
— Для начала неплохо…
— Идиотизм, — пробормотал он себе под нос. — Это не имеет никакого смысла, ведь ты сама мне не доверяешь.
Гермиона устало вздохнула и провела кончиками пальцев по его щеке.
— Но я бы хотела, — тихо произнесла она, почувствовав облегчение, когда он заметно расслабился под ее рукой; но она оказалась полностью сбитой с толку, когда его губы изогнулись в такой знакомой ухмылке.
— А я все ждал, когда же ты снова станешь вести себя как злобная стерва, — заметил он и отвернулся от ее успокаивающих касаний; к нему вернулся прежний угрюмый вид. — Слушай, Грейнджер, мне казалось, что мы… согласились игнорировать Рождество.
— Я передумала, — вызывающе заявила она, — я хочу, чтобы Рождество было… Рождеством, и я отказываюсь позволять тебе все испортить! Мы будем…
— Я не вижу в этом никакого смысла! — выпалил он, чувствуя, как внутри все начинает сжиматься от ее страстной вспышки. — Это обычный день…
— Хватит! — выкрикнула она, взмахивая рукой. — Мы закончили…
Драко склонился и захватил ее губы в чувственном поцелуе; грубо схватил и, спотыкаясь, поспешно подтолкнул к дивану. Когда ее бедра наткнулись на подлокотник, они разорвали поцелуй. Малфой наблюдал, как в ее полуоткрытых глазах разгорается огонь; удивленное глубокое дыхание лизнуло его кожу. Мысленно обругав себя за излишнюю увлеченность, он увеличил между ними расстояние и смерил ее равнодушным взглядом.
— Ладно, Грейнджер, — протянул он, — делай, что хочешь.
— Я хочу нормальное Рождество, — грустно прошептала она, кладя руку ему на сердце и неосознанно выводя узоры на груди. — И я… хочу, чтобы ты стал частью праздника…
Драко нахмурился и закрыл глаза.
— Зачем?
— Мне кажется, ты нуждаешься в этом не меньше меня.
До Рождества оставалась неделя. Один день незаметно сменял другой, а рассветы и закаты превращались в чередуемые фикции зимних небес. Хогвартс тонул в зимнем уединении, оставаясь пристанищем лишь для десятка человек, не покинувших древний замок. Снегопад усиливался; в свободные часы Грейнджер бродила по сверкающей земле, пытаясь разыскать Луну, все-таки оставшуюся в школе, но ту нигде нельзя было найти.
Как и всегда, Гермиона проснулась, когда Драко покидал ее комнату, еще до того, как солнечные лучи коснулись ее лица. Это случилось лишь час спустя после того, как она взглянула на календарь и поняла, что наступило Рождество.
Она улыбнулась самой себе, а затем встала с кровати, накинула халат и направилась в гостиную. Задумчиво посмотрела на дверь в спальню Драко и решила пока его не беспокоить, ведь для осуществления ее плана необходимо было дождаться вечера. В последние дни все между ними шло гладко; их любовь к спорам снова вступила в игру, в результате чего некоторая неловкость между ними растаяла. Хотя Драко все еще категорически отказывался поддерживать что-либо даже отдаленно напоминающее о зимнем празднике.
Как и раньше, они препирались и ссорились, но теперь он не использовал слово «грязнокровка»; их страстные перепалки обычно приводили к не менее страстному продолжению в ее постели, хранящей опасные тайны. Она старалась разобраться в растущих к Драко чувствах, но складывалось ощущение, что ее здравое мышление испарялось всякий раз, как только она начинала об этом думать.
Она подошла к елке и посмотрела на подарки: по одному от Гарри и Рона; еще три от Джинни, МакГонагалл и Невилла; громоздкий конверт — без сомнения, наполненный деньгами — от родителей. От МакГонагалл она получила книгу «Расширенный курс по трансфигурации» (и не могла дождаться, когда сможет погрузиться в чтение), набор замечательных экзотических ароматов от Джинни и коробку вкуснейших шоколадных конфет от Невилла.
Гарри прислал ей фото, на котором были запечатлены они втроем — потрясающий снимок, сделанный на прошлое Рождество, стоял в зачарованной рамке из сверкающего и движущегося плюща и остролиста. Подарок Гермионе очень понравился, и она сразу же решила, что поставит снимок рядом с кроватью.
Грейнджер перешла к подарку от Рона, сняла наспех завернутую бумагу и уставилась на бархатную коробочку; по ее спине пробежала дрожь. Внутри лежал кулон, и он был прекрасен: серебряное сердце с вкраплениями желтых драгоценных камней, переливающихся на свету. Подвеска была поразительной, женственной и… совсем не ее. Она рассматривала украшение, а в груди зарождалось чувство вины; она сидела, погруженная в собственные раздумья, пока знакомый голос не заставил ее вздрогнуть:
— Это от Уизли? — с горечью в голосе спросил Драко. — Я считал, что вы были друзьями…
— Мы и есть друзья, — быстро оборвала она, вскакивая на ноги.
Малфой с ревностью посмотрел на подарок.
— Этот кулон говорит об обратном.
— На Рождество люди делают подарки…
— Как и любовники…
— Драко.
— Слушай, Грейнджер, — прорычал он, делая шаг в ее сторону. — Я не делюсь…
— Это нелепо, — усмехнулась она, проходя мимо и задевая его плечом. — Я не собираюсь это выслушивать.
— Ты куда?
— В душ! — бросила Гермиона через плечо и с пронзительным звуком захлопнула за собой дверь.
Драко фыркнул в пустоту и с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони и прорезали кожу. Чего она от него ожидала? Он едва свыкся со сложными и ненормальными обстоятельствами в своей жизни, которые до сих пор пытался осознать; он был совершенно уверен, что его заинтересованность Грейнджер исчезнет после пары раундов в смятых простынях… но почти каждую ночь он снова возвращался к ней.
Ее неопытность казалась странно привлекательной; но вот сейчас она снова начала вести себя как и прежде, и он вновь был не в силах ей сопротивляться. Она стала его первой сексуальной партнершей, которая… подходила ему во всем. Было что-то в их биологии или… Мерлин знает в чем еще, что просто сработало, и дело было не только в сексе. Ее поцелуи, прикосновения… само ее присутствие заставляло его реагировать, пробуждая внутреннюю дрожь, и он понятия не имел, что это значило.
Он слышал, как, ударяясь о кафель и ее обнаженное тело, разбиваются капли воды, и некие собственнические инстинкты разгорались в его животе. Учитывая изолированность их дортуара, Уизли едва ли являлся проблемой — он был посторонним, о котором здесь можно было с легкостью позабыть. Но сейчас частичка рыжей заразы — тот самый уродливый медальон — находился в комнате, а, следовательно, и в мыслях Грейнджер. И Драко это ненавидел.
Можно было назвать это криком его мужских инстинктов, которые заставляли заявлять права на свое, или же чем-то более глубоким, но ноги сами подвели его к двери в ванную. Сняв пижамную куртку и штаны, он откинул одежду в сторону и подумал, что их новая встреча в душе заставила себя ждать слишком долго.
Как и в прошлый раз, он тихо проскользнул внутрь, встал за спиной Гермионы и с неохотным восхищением принялся разглядывать ее. Возможность любоваться ее неожиданной красотой была крайне редкой и недолгой, поскольку неуверенность Грейнджер всегда заставляла прятать от него свое тело. Малфой исследовал каждый ее сантиметр: локоны цвета кофе, стройность талии, округлость бедер, кончики пальцев на ногах — и не нашел ни единого изъяна. Если бы не ее кровь, тогда…
— Что ты делаешь, Драко? — Она прервала ход его мыслей, посмотрела через плечо. Вода струилась по ее лицу.
— Мне тоже нужно принять душ, — легко соврал он и, прижавшись щекой к ее плечу, провел ладонью по бедру Гермионы.
Она несмело попыталась отбросить его руку.
— Я все еще злюсь на тебя…
— Ты всегда злишься.
— Разве я когда-либо давала тебе повод считать, что я просто… ну, знаешь, буду…
— Ебаться? — предположил он, слегка пожав плечами. — Трахаться?
— Заниматься сексом, — поправила она и залилась румянцем. — Я по правде кажусь тебе человеком, который станет спать с кем попало? Или встречаться с одним, а спать с другим?
Он плотно сжал челюсти.
— Нет, — признался он натянутым голосом, пытаясь снять ее напряжение своими нежными касаниями, — но у вас с Уизли есть прошлое…
— Я никогда не спрашивала тебя о былых сердечных победах.
— Пэнси и Астория, — безучастно произнес он. — Но твои… отношения с Уизли иные…
— Прекрати, — вздохнула она и медленно развернулась к нему лицом. — Я… мы спим вместе, и это решает все. Я никогда не думала быть с кем-то еще, и надеюсь, что ты окажешь мне не меньше уважения. Даже если не застрял бы здесь.
Он ничего не ответил, только поднял руку и отвел от ее лица намокшие пряди, наклонился и оставил на губах Гермионы почти целомудренный поцелуй. Он был нежным и уверенным, никогда прежде Малфой не осмеливался ее так целовать; и даже когда на устах появился привкус страсти, Гермиона знала, что этот раз был другим, и эта мысль согревала ее изнутри.
Драко слышал навязчивый голос в голове, который нашептывал ему о необходимости оставить на ней свою метку, и сделать это так, как никогда не доводилось Уизли. Он оставлял ленивые поцелуи на ее шее, спускаясь к груди, вызывая сладкие девичьи стоны. Когда Малфой упал на колени и припал к ее животу, то почувствовал, как она напряглась; инстинкты, подсказывавшие, что в этом у нее не было никакого опыта, оказались верны.
— Все хорошо, — утешил он самым спокойным голосом, на который только был способен, — тебе понравится, Грейнджер.
— Но я…
— Доверься мне, Гермиона, — уверенно произнес он, глядя ей прямо в глаза, — Я не причиню тебе боли.
На какой-то миг она неуверенно прикусила губу, а затем нервно кивнула, выражая свое согласие; прислонилась спиной к холодному кафелю стены в тщетной попытке расслабиться. Медленно успокаивающе он кончиками пальцев вырисовывал на ее теле узоры, а после осторожным движением слегка развел ей бедра. Дыхание Драко коснулось ее самой чувствительной точки, и Гермиона захлебнулась в собственном всхлипе — неизведанные, прекрасные ощущения мерцали внизу живота.
— Считай это моим подарком, — прошептал Драко и проник языком между ее влажных складок; с губ Грейнджер сорвался очередной стон.
Это будет куда лучше пошлого медальона.
— Думаю, время пришло, — прошептала Гермиона.
— Для чего?
— Чтобы подарить тебе твой подарок.
Драко нахмурился, но уже через мгновение был вынужден бороться с довольной улыбкой, когда Грейнджер чуть не свалилась с дивана.
После двухчасового душа они, обернутые в призванные Акцио простыни, перебрались на диван в гостиной. Остаток дня прошел в неспешной беседе и спорах, которые заедались бутербродами с индейкой. Малфой даже не заметил, как ночь окрасила небо в темный цвет; посмотрев на кухонные часы, он узнал, что было без пятнадцати одиннадцать.
Рождество в его семье праздновалось совсем не так, но сейчас все казалось… вполне подходящим, особенно учитывая обстоятельства. Разве мог хоть один уважающий себя парень жаловаться на день, который он провел на диване, занимаясь сексом?
Он наблюдал, как она плотнее завернулась в одну из простыней и неловко начала пробираться к одиноко лежащему под елью подарку, завернутому в зеленую бумагу и украшенному золотым бантом. Драко неохотно сел на диване, и Гермиона, положив подарок ему на колени, присела рядом и выжидающе посмотрела на него.
— Хотел бы подчеркнуть, снова, что в этом не было никакой необходимости, — проворчал он, развязывая ленту.
— Просто открой, — нахмурилась она, постукивая по лодыжке и с волнением поглядывая на часы. — У нас мало времени.
Он разорвал оберточную бумагу и неспешно достал подарок; с любопытством провел по нему рукой, ощутив мягкость материала. Это была черная мантия, пусть и не такая, как он носил пару лет назад: простая, но все же очевидно дорогая, качественная и красивая. Он скептически изогнул бровь и вопросительно посмотрел на Грейнджер, желая узнать, почему она выбрала для него именно это. Но она заговорила первой, не дав Драко и рта раскрыть.
— Это лишь половина подарка, — опасливо прошептала она. — Я… Мне удалось убедить МакГонагалл позволить тебе выйти отсюда.
Его глаза широко распахнулись.
— Не понимаю, — тихо сказал он, — я могу… могу выйти?
— Только сегодня, — быстро добавила она. — МакГонагалл согласилась выпустить тебя настолько, сколько я буду с тобой. Но мы не можем покидать школьную территорию и времени у нас только до полуночи. Совсем как у Золушки.
— У чего?
— Забудь, — она тряхнула головой. — Слушай, Драко, я хочу, чтобы ты понял — этот час дан только по случаю Рождества, и если ты попытаешься сбежать, мне придется тебя остановить.
В ответ Малфой смог только рассеянно кивнуть и уставиться на Гермиону взглядом, полным недоумения. Он вспомнил все предыдущие празднования Рождества и своих дней рождения; все полученные подарки несли только материальную ценность и пустые обещания. Никто и никогда не предпринял попытку сделать для него нечто настолько же… наполненное смыслом; даже его родители.
Он мог честно признаться, что мысль о побеге не приходила ему на ум: во-первых, ему некуда было идти, и он знал об этом; во-вторых, ей потребуется один взмах волшебной палочки, чтобы пресечь любую попытку к бегству.
— Я… не знаю, что сказать, — опасливо признался он, перебирая пальцами материал мантии и с удивлением отмечая, что она позаботилась подобрать подарок на его вкус.
— Ничего другого я и не ждала, — кивнула она и улыбнулась. — Нужно подготовиться, — предложила она и указала на подарок. — Оденься теплее, на улице морозно.
Гермиона вела его по коридорам замка, освещаемым тусклым Люмосом; как и обещала МакГонагалл, вокруг не было ни души. Наконец, они дошли до входной двери. Очутившись снаружи, Драко впился взглядом в белоснежный пейзаж, мерцавший в свете полной луны. Хрупкие снежинки целовали его щеки, падая с разбросанных по небосклону облаков, через которые прорезался тот самый лунный свет и гулял слабый ветерок.
Хрустящий под ногами снег пробудил в нем мысли обо всем, чего он никогда прежде не ценил; он слепо следовал за Грейнджер прочь от древнего замка и в какой-то момент, когда они проходили мимо сбросивших листву деревьев, понял, что она направляется к озеру. Холодный воздух обволакивал их, щипал за щеки и носы; они бок о бок шли по заснеженной прошлогодней траве, не обращая внимания на пару наблюдающих за ними добрых глаз. Оба молчали; Драко с жадностью заглатывал холодный девственно чистый воздух, наслаждался, как тот щекочет горло.
— Даже холоднее, чем я думала, — Заметила Гермиона. — Я наколдую согревающий купол…
— Нет, — поспешно прошептал он. — Я уже и позабыл, как ощущается кожей ветер.
От его комментария ей стало грустно; она понимающе покачала головой и немного опустила волшебную палочку, чтобы лучше осветить их путь и не дать возможности рассмотреть себя любопытным глазам, которые в любой момент могут выглянуть из окон замка. Они подошли к замерзшему озеру и остановились под покровом плакучей ивы, покрытой морозным инеем; увидели отражения звезд-веснушек в ледяной поверхности воды.
— Забавно, — пробормотала Гермиона, обращаясь в пространство, — я собиралась привести тебя сюда, но даже не подумала, чем мы здесь займемся.
— Тебе на все нужен план? — спросил он.
— Не на все. Есть пара вещей, которые я хотела бы сделать, но так и не собралась.
— Например?
Она склонила голову, размышляя над его вопросом, перевела взгляд на замерзшее озеро.
— Я всегда хотела покататься на коньках.
— Ты никогда не каталась? — спросил он, глядя на нее с легким удивлением. — Мне кажется, тебе бы понравилось.
— Мне тоже так кажется, — кивнула она. — Ты умеешь кататься?
— Ну, конечно.
Гермиона проглотила комок в горле и вздернула подбородок.
— Научишь меня?
— Ты шутишь? — хмыкнул он, но язвительное замечание, готовое сорваться с языка, тут же растаяло, как только он увидел ее умоляющий взгляд. Он внимательно посмотрел на Гермиону, закатил глаза и, сдавшись, улыбнулся:
— Ладно, — сказал он и подошел к берегу замерзшего озера. — Думаю, будет весело наблюдать за твоим падением. Кстати, что насчет живности в воде?
— Когда оно замерзает, все впадают в зимнюю спячку, — объяснила Грейнджер и последовала за Малфоем, а затем трансфигурировала их обувь в коньки.
— Драко, ты…
Она замолчала, когда увидела, с каким легким изяществом и мастерством он ступил на лед, и по неизвестной причине ощутила трепет в груди. Чувствуя себя полной неумехой, она нерешительно поставила одну ногу на лед и съежилась от внезапно охватившейее неуверенности.
— Драко, — позвала она, отступая на снег, — я передумала.
— Да ладно, Грейнджер, —произнес он дразнящим тоном, с легкостью скользя по замерзшей глади. — Куда подевалась твоя хваленая гриффиндорская храбрость?
— Мне разонравилась эта идея, — ответила она. — Не люблю, когда не могу что-то контролировать и…
— Ты сама это предложила, — напомнил он.
— Ты можешь мне помочь? — спросила она, жестом подзывая его к себе. — Просто… возьми меня за руку или…
— Если бы ты ступила на лед…
— Пожалуйста, Драко, — она с серьезным видом посмотрела ему в глаза, стараясь дать понять, что не шутит.
— Да Мерлина ради! — выдохнул он, подкатился к Гермионе и протянул руку. — Давай, Грейнджер.
— Не будь придурком и даже не думай толкнуть меня, — предупредила она и, взяв его за руку, вернулась на лед. Она качнулась, и Драко инстинктивно подхватил ее второй рукой, не давая упасть; Гермиона с такой силой ухватилась за него, что Малфой почувствовал ее ногти даже через все слои одежды. — Мне это не нравится.
— Я заметил, — он игриво усмехнулся, когда она дрогнула на неустойчивых ногах. — Соберись, Грейнджер. Все окажется проще, как только у тебя получится…
— Заносчивый дурак…
— Переставляй ноги по диагонали, — объяснил он, медленно отталкиваясь и увлекая ее за собой. — Ты всему научишься…
— Клянусь, Драко, — прошептала она нарочито устрашающим тоном, — если ты меня отпустишь…
— Не отпущу, — рассеянно заверил Малфой. Вдруг Гермиона споткнулась, но он ее поймал. — Черт возьми, у тебя напрочь отсутствует координация. Теперь я понял, что за проблемы были у тебя с полетами на метле.
— Да простит меня Мерлин за этот недостаток, — ответила она, позволив ему катить себя по льду. — У всех есть свои слабые стороны.
Услышав ее слова, Драко вздрогнул, но быстро сумел взять себя в руки, тем не менее, продолжая обдумывать услышанное. Глубоко в душе он почти ожидал, что ее воздействие на него исчезнет, как только он выберется из изоляции дортуара; но наблюдая за ней теперь — с крупицами снега, пойманными в ловушку спутанных волос, расцветшим на щеках румянцем, способную доверять ему так, словно это было самой простой на свете вещью, — он начинал понимать, что Грейнджер была такой же обольстительной, как и в их комнате.
Он ожидал, что в нем проснутся старые привычки.
Что вернутся прежние убеждения.
Что будет снова ее ненавидеть.
Но…
Каким-то образом она стала его слабостью.
— Думаю, я поняла, — сосредоточенно произнесла Гермиона. — Отпусти одну мою руку…
— Прости меня, — слова сами вырвались из Драко. Удерживая ее за плечи, он увидел в глазах Грейнджер потрясение, и его дыхание сбилось; он сопротивлялся не покидавшему его желанию поцеловать Гермиону, потому что ожидал ответа. — Прости, — тихо повторил он.
За все, что я уже сделал, за всю боль, что неизбежно принесу тебе в будущем.
Можно было обвинить во всем предрождественскую кутерьму, которая, по-видимому, сильно воздействовала на ничего не подозревающих людей, или принятие Малфоем того факта, что его очарование ею существует и вне стен их дортуара, или даже его желание отблагодарить ее за напоминание о том, каково это — ощущать ветер, ласкающий кожу; Драко нуждался в этом единственном моменте искренности, пока они еще не вернулись в замок. Она единственная в его мрачном существовании была чем-то чистым и добрым, и он хотел насладиться ею, пока сам же или реалии войны не уничтожили этот островок покоя.
— Думаю, я простила тебя еще несколько недель назад, — ответила она с грустной улыбкой, дотянулась до его губ и скрепила свое обещание поцелуем. Когда она прервала поцелуй и прислонилась своим лбом к его, то почувствовала бегущие по щекам слезы. Она так и не открыла глаза, в надежде хоть немного скрыть истинную силу своих чувств. — С Рождеством, Драко.
О, этот идеальный день.
Благодаря тебе я забылся,
Мне показалось, что я не был собой —
Я был кем-то хорошим. [1]
[1] — автор использует слова из песни Лу Рида «Идеальный день» (Lou Reed «Perfect Day»), так как считает, что они идеально сочетаются с мыслями Драко — http://www.youtube.com/watch?v=QYEC4TZsy-Y
====== Глава 19. Cерый ======
Тяжелое дыхание, ласкающее кожу между лопаток, пробудило Гермиону и заставило окончательно стряхнуть тень блаженной дремы.
Она лежала, глядя в никуда, пытаясь разобраться с затуманенными сном мыслями; онемела, когда поняла, что значит дыхание за спиной. Грейнджер осторожно развернулась и увидела спящего рядом Драко; проследила за изгибом его руки, лениво переброшенной через ее талию.
Он остался. Он остался с ней до самого утра.
Гермиона улыбнулась самой себе и легко погладила кончиками пальцев его ладонь. Взглянула на часы и увидела, что они проспали почти до одиннадцати. Она даже не могла припомнить, когда ей в последний раз удавалось понежиться в постели до такого времени, несмотря на бессонницу, которая брала свое; тот факт, что он был рядом, подарил ей позабытое ощущение умиротворенности.
Она откинулась на измятые простыни и залюбовалась расслабленным лицом Малфоя: такое прекрасное, когда он потерян во снах и не обращает внимания на реальность. Возможно, это было эгоистично и немного неразумно, но она почти позволила безысходности войны уйти на задний план своих мыслей, пока смаковала эфемерность этого момента.
Он пошевелился, крепче сжимая ее в своих объятиях; у Гермионы сбилось дыхание. Она не желала его пробуждения, не сейчас. Одному Мерлину известно, позволит ли Драко еще раз проснуться утром в одной постели, поэтому она хотела запомнить, каково это... ощущать, словно все происходящее между ними — реальное...
Настоящее...
Она понимала, что все было временным; рождественские праздники обладали дурной привычкой вводить людей в заблуждение и зарождать в них непозволительный оптимизм. И сейчас она чувствовала тепло и близость... счастья. Все благодаря тому, что тот, кто должен был бы являться врагом, находился рядом. Она вспомнила их вчерашнюю прогулку и улыбнулась.
Прости меня...
Детали не имели значения, как не имели значения и причины, побудившие его попросить прощение, но, Годрик, его слова стали для нее шоком. Прекрасной неожиданностью. Они стали ее рождественским подарком; маленькая жертва его гордости и эго ради ее доброты.
Он действительно изменился за последние три месяца.
Теперь это стало очевидным — неуверенная ложь и предрассудки, которые никогда не давали о себе забыть; теперь он начал думать собственной головой, составлять свои суждения. Все, что было в ее власти, — дать ему веру и надежду на то, что, в конечном счете, он увидит в этом смысл; помочь понять, что чистота крови не имеет никакого значения, так же как цвет волос или оттенок кожи. Это был до боли медленный процесс, и едва ли можно сказать, что они находились в начале пути; Дамблдор всегда считал душу Малфоя достойной спасения, теперь она понимала причины.
И ей нравился Драко... Годрик, помоги, он ей очень нравился.
— У тебя такая привычка — наблюдать за спящими людьми, Грейнджер? — произнес он охрипшим ото сна голосом и медленно открыл глаза, бросив на нее взволнованный взгляд.
— Ненавижу, когда ты так делаешь, — пробормотала она со смущенным румянцем и нахмурилась, когда он выпустил ее из объятий.
— Твою мать, — ухмыльнулся он, опираясь подбородком о локоть и склоняясь над ней, — здесь чертовски холодно.
— Неужто подобный уровень профанации так необходим в столь ранний час? — скривилась она.
— Что за выражения? — самодовольно выпалил он в ответ. — И, да. Я знаю, что это значит. Но серьезно, Грейнджер, можно было бы подождать хоть до полудня, прежде чем сражать меня своей внутренней энциклопедией.
— Знаешь, — она широко улыбнулась, приободренная его неожиданно беспечной манерой общения, — я подумала, что ты как раз сможешь ее оценить.
— Какой-то двусмысленный комплимент, — сказал он с едва уловимым намеком на веселье. — Позволь спросить, почему ты так рано проснулась? Очередная странная маггловская традиция?
— Уже почти одиннадцать.
— Не глупи, — фыркнул Драко, но затем посмотрел на часы и от удивления приподнял брови.
Он перевел взгляд на фотографию, стоявшую рядом; это был снимок, который оказался во вчерашнем подарке Поттера, изображавший ее и двух бестолковых придурков, что всегда ошивались поблизости. Все трое улыбались, смеялись над чем-то, чего он никогда не узнает. Оба парня в защитном жесте обнимали ее за плечи, словно предупреждая, что она принадлежала им, не ему. Необычное ощущение спокойствия, что поселилось между ними этим утром, моментально испарилось; фотография словно насмехалась над ним, демонстрируя приватное веселье между Грейнджер и рыжим увальнем, и Драко ощутил, как его оборонительные инстинкты вернулись.
— Пора вставать, — проворчал он, передвинулся к краю кровати и натянул белье. — Уже поздно...
— Не делай этого, Драко, — своим решительным тоном она заставила его остановиться. — Не отворачивайся от меня. Мы ведь просто разговаривали...
— И что ты прикажешь мне делать? — спросил он сквозь сжатые зубы. — Притвориться, что это нормально?
— Для начала скажи, что по-твоему «нормально», — ответила она. — Вернись в постель...
— Ты, Грейнджер, всегда была поклонницей фактов, — медленно произнес он, сидя к ней спиной, — так что вот тебе парочка: мы враги...
— Драко...
— Давай все проясним, — продолжил он, глядя на Темную метку на своем предплечье, чувствуя, как к горлу подступает желчь, — я — Пожиратель смерти...
— Это не так...
— Пусть дерьмовый, признаю, — тихо проговорил он, — дерьмовый настолько, что за какой-то год смог разозлить Волдеморта. Но, тем не менее, я Пожиратель смерти, Грейнджер. А ты из Ордена...
— В действительности ты никогда не был одним из них, — уверенно возразила она, — и тебе это известно...
— Ты сражаешься на стороне Света, — удрученно продолжил он, — я же — часть Тьмы. Вот как все обстоит.
Гермиона вздохнула и попробовала дотронуться до его спины, но он оттолкнул ее.
— Все не так просто, Драко, — сказала она.
— Все совершенно просто, — прорычал он. — Можешь выискивать какие тебе угодно аномалии, но факт остается фактом: большинство вещей делится на черное и белое.
— Тогда почему вокруг столько оттенков серого? — прошептала она и медленно пододвинулась к нему, обнимая со спины. Она прижалась губами к его плечу, а затем осеяла легкими поцелуями. — Мне нравится серый.
Он прикрыл глаза, изо всех сил стараясь не поддаться ее убаюкивающим поцелуям и соблазнительным словам.
— Ты такая упрямая, Грейнджер.
— Как и ты...
— Конечно, удобно притворяться, что наши шалости в этих стенах — дело обычное, Грейнджер, — мрачно протянул он, — но мы не останемся здесь навечно.
— Будет день — будет пища, — предложила она тихим голосом.
— Разумно было бы прекратить все это прямо сейчас, — настойчиво произнес он, и Гермиона почувствовала, как сдавило грудь. — В итоге я причиню тебе боль.
— Для человека, которому безразличны мои чувства, ты слишком много обо всем этом думаешь.
Он вздрогнул и, смирившись, поделился с ней еще одним клочком своего потрепанного достоинства:
— Я никогда не говорил, что мне безразличны твои чувства.
Гермиона ощутила согревающую кровь радость; но оптимистичный настрой — опасная вещь.
— Тогда что ты ко мне чувствуешь? — с волнением спросила она, бессознательно выводя пальцами узоры на его животе. Именно он ввел традицию задавать этот вопрос; она вспомнила все предыдущие ответы, что они давали, и поняла, насколько изменились их отношения.
— Я не знаю, — прошептал он. — Это... невозможно назвать.
— Ты все еще ненавидишь меня? — спросила она.
Он побежденно вздохнул и потер рукой лицо.
— Нет, — ответил он после долгого молчания. — Конечно, гораздо удобнее было бы сказать обратное, но, Гермиона, ты же знаешь, что это не так.
На какое-то мгновение он затих, а затем, глубоко вздохнув, взял себя в руки и спросил:
— А что ты ко мне чувствуешь?
Она поцеловала его в шею.
— Ты мне нравишься, Драко, — нежно произнесла она; это признание было таким искренним и невинным, что внутри у него что-то екнуло. — Я думала... это очевидно.
— Я причиню тебе боль, — повторил он уже громче. — Замечательно разыгрывать волшебную сказку в пределах этой комнаты, но это не продлится...
— Тогда тем более есть смысл взять от этого все, что получится, — уверенно возразила она и облегченно вздохнула, когда почувствовала, как его мышцы расслабились под ее прикосновениями, — Драко, я так устала убеждать тебя прекратить подвергать сомнению происходящее.
Он сжал челюсти.
— Тогда зачем продолжаешь?
Гермиона облизала губы и, надеясь, что голос не дрожит, продолжила:
— Я боюсь, что эта война лишит меня надежды, — выдохнула она. — Но ты напоминаешь мне, как улыбаться.
Мерлин, ее честность разрушала всю решимость, но, с другой стороны, разве он когда-либо хотел завершить то, что происходило между ними? Сомневаться во всем и сражаться во имя своей тающей гордости было инстинктивной необходимостью. Он не спеша накрыл ее руки своими, нежно погладил их и пораженно опустил голову.
— Только не говори потом, что я тебя не предупреждал, — хладнокровно произнес он. — Все закончится слезами.
— Возможно, — печально согласилась она. — Но еще не настал день...
— ...для этой пищи, — закончил он и слегка развернулся, чтобы посмотреть на нее через плечо. — Ты всегда говоришь загадками?
— Я бы назвала их метафорами, — исправила она, вытягивая шею, чтобы поцеловать Драко в щеку. — Так мы закончили спорить?
— Грейнджер, мы никогда этого не закончим.
Гермиона прошлась по оставленным на снегу следам и, вытянув руку, ухватилась за ветку, чтобы удержать равновесие.
Она чувствовала вину за то, что Драко не мог покинуть замок, но ей было необходимо выбраться из дортуара и глотнуть свежего воздуха. Утром он отправился в душ, а затем, как и ожидалось, скрылся в своей спальне; возможно, чтобы снова корить себя за их сложные взаимоотношения, или же чтобы выспаться. Она не знала, в чем была причина, но понимала, что лучше было его ни о чем не спрашивать, когда заметила перед уходом его измученный взгляд.
Она использовала согревающие чары и присела на здоровый камень под старым дубом, окидывая взглядом знакомый пейзаж. К полудню снег прекратился; она скучала по необъятному трепету, который испытывала в детстве на утро после Рождества, когда разворачивала подарки. Серые облака на небе предвещали нечто впереди, и она надеялась, что грядущее не заставит себя ждать.
— Мисс Грейнджер, — добрый голос отвлек ее от размышлений, — так и думала, что это вы.
— Здравствуйте, профессор, — поприветствовала Гермиона. — Тоже решили прогуляться?
— Сейчас у меня не так уж много дел, — с досадой в голосе ответила Минерва. — Вы выглядите отстраненной, вас что-то беспокоит?
— Ничего, что не должно, — Гермиона пожала плечами.
— Желаете остаться со своими мыслями наедине? — спросила МакГонагалл и плотнее закуталась в мантию от пронизывающего ветра. — Или же хотите побыть в компании, пусть и в компании старухи?
Гермиона усмехнулась и немного подвинулась, уступая место рядом с собой.
— Присаживайтесь.
— Минутку, — сказала МакГонагалл и, достав палочку, смягчила поверхность камня, прежде чем сеть. — Мои кости уже многого не прощают. О чем вы задумались, Гермиона?
— Я представляла, чем сейчас заняты Гарри и Рон, — неспешно призналась она. — И надеялась, что им хоть как-то удалось отпраздновать Рождество.
— Уверена, что мистер Уизли изловчился и выдумал какое-нибудь развлечение, — предположила Минерва со знающей улыбкой. — Вам не стоит так сильно о них беспокоиться. Если бы они попали в неприятности или им действительно была нужна помощь, всегда есть способ связаться с нами: Патронус, совы и прочее.
— Знаю, — рассеянно согласилась она, — просто мне хотелось бы уйти вместе с ними.
— Надеюсь, вы не вините меня за то, что попросила вас остаться здесь, со мной, — МакГонагалл выдохнула. — Единственная причина, по которой Ремус согласился их отпустить, состоит в том, что они убедили его в своем возвращении через неделю. Знай кто-нибудь из нас, что они уйдут на столько месяцев, этого не случилось бы.
— Я знала, что так скоро они не вернутся, — пробормотала Гермиона. — Гарри был полон решимости найти крестражи.
— Что ж, должна признать, они справляются лучше, чем я предполагала, — озадаченно сказала она. — Имейте в них веру, Гермиона. Возможно, здесь и сейчас вы нужнее, чем там.
— Профессор, позвольте задать вам прямой вопрос.
— Смотря что за вопрос.
— Ну, — неловко начала Гермиона, — очевидно, что вы любите детей, иначе вы не пошли бы в преподаватели. И вы даете очень дельные советы, поэтому я задумалась, почему у вас нет своих детей?
— Но у меня много детей, — ответила она и Гермиона в удивлении приподняла брови. — Я бы сказала, их тысячи. Одни хорошие, другие — не очень, но каждому из них есть место в моей памяти.
— Ваши студенты.
— Разумеется, — МакГонагалл кивнула и выразительно посмотрела на Грейнджер, — и всегда находится тот, который заставляет меня гордиться, словно родную мать.
Гермиона улыбнулась, почувствовав теплую волну благодарности и уважения к своей наставнице.
— Спасибо, — выдохнула она. — За все.
— Всегда пожалуйста, — сказала Минерва, в силу возраста с трудом вставая с места. — Теперь прошу прощения, я обещала Филиусу и Горацию присоединиться к ним за обедом. Прежде чем уйти, могу ли я задать один вопрос?
— Конечно.
— Договоренность с мистером Малфоем, — начала она размеренным тоном; Гермиона изо всех сил старалась не покраснеть. — Могу сказать, что ваши отношения... изменились, поэтому мне интересно, стоит ли беспокоиться?
Гермиона задумалась, что могло ее выдать: припухшие от поцелуев губы или, может, случайно обнажившаяся шея, представившая отметины, которые были подозрительно похожи на очертания губ Драко. Она надеялась, что напряженность плеч не выдала ее с головой и что тень вины в глазах надежно скрыта за ресницами.
— Нет, — в итоге прошептала она с показной уверенностью, — все в порядке.
МакГонагалл кивнула на прощание и ушла, а Гермиона сложила руки вместе и облегченно вздохнула. Снова пошел снег.
Драко держал между ладоней чашку самостоятельно приготовленного кофе и вдыхал аромат. Напиток оказался не так хорош, как у Грейнджер, но все-таки был сносен; как бы странно это ни звучало, он чувствовал, что за сегодняшний день чего-то достиг. Невзирая на то, что он все сделал по-маггловски, он не ощущал себя ни униженным, ни одураченным; приятно было осознавать, что оказался способен выполнить даже такое простое дело. И если уж он справился с ним, тогда, возможно, он не настолько отличается от магглов, как считал ранее...
Он подскочил на месте, когда Грейнджер вошла в комнату; припорошенная снегом, замерзшая, но такая очаровательная. Его почти обеспокоило, насколько притягательна она показалась; даже в мешковатой маггловской одежде и со взъерошенным видом. В ее лице чувствовалась некая грусть, которая заинтересовала его.
— Что с тобой? — спросил немного резко.
— Ничего, — утомленно выдохнула она, — просто устала.
— Врушка, — обвинительно бросил он, следя взглядом за входящей в кухню Гермионой. — Порой тебя видно насквозь, Грейнджер.
— Все в порядке, — настояла она, — после Рождества я всегда чувствую тоску. Январь кажется таким мрачным.
— Еще не январь, — заметил он, поднимаясь с места и вставая позади нее. — Рождество было лишь вчера.
— Знаю, — она кивнула. — Но так же я знаю, что следующий год будет кошмарным, и я... мне бы хотелось, чтобы все было иначе.
— Иначе, — повторил он и протянул руку, чтобы накрутить на палец один из ее локонов. — Ты говоришь о том, что хотела бы быть с Поттером и Уизли?
Она вся напряглась от его прикосновения.
— Я скучаю по ним, — печально призналась она. — Скучаю так же, как и ты, я уверена, скучаешь по семье. Но я... — она умолкла, и Драко смог представить, как ее лицо залил румянец. — Я бы никогда... не отказалась от того, что было между нами. Даже если бы смогла променять все это на встречу с Гарри и Роном.
Нечто опасное и пугающее, очень похожее на привязанность, скрутило его изнутри; он продолжал играть с прядью ее волос.
— Что бы они сделали, если бы узнали о нас?
— Не знаю, — прошептала она и, закрыв глаза, прильнула спиной к его груди. — Наверное, кричали бы, как сумасшедшие. Но мне хочется верить, что они достаточно сильно любят меня и, в конечном счете, смогут понять. Но я солгу, если скажу, что они тебя не презирают.
— А я презираю их.
— Когда-то ты презирал и меня, — напомнила она, развернувшись лицом к Малфою, и на какой-то миг залюбовалась его серыми глазами. — А что скажут твои друзья, когда узнают о нас?
— Мы оба в курсе, что мои друзья не станут проблемой, — подчеркнуто произнес Драко, возясь с краем ее свитера. — А вот родители откажутся от меня, и я не увижу ни кната из своего наследства. Тебе и так это известно, Грейнджер. Уверен, ты слышала историю Андромеды.
— Слышала, — сказала она и провела пальцами по его лицу. — В жизни есть более важные вещи, чем деньги и репутация.
Он с сомнением поджал губы.
— Возможно, в твоем мире, Грейнджер.
Спустя несколько ночей Гермиона поняла, что потеряла счет времени. После их прогулки в рождественскую ночь Драко стал более спокойным и менее взволнованным, и она ничего не могла поделать, кроме как использовать выпавшую возможность. Пару раз он задерживался в ее постели до рассвета, хотя она так и не смогла понять, было ли это случайностью или он осознанно выбирал разделить с ней свое тепло и провести ранние часы в ее компании.
С такими мыслями и застала ее сегодняшняя ночь. Она лежала между ног Малфоя, откинувшись на его грудь; их тела были лишь небрежно прикрыты простыней, жар разгонял кровь по венам. При помощи чар она расширила подоконник, на какое-то время сняла охранные чары, так что свежий ветер мог проникать в комнату. К тому же, казалось, Драко нравилось, как прохладный воздух посылает мурашки по обнаженной коже, и она была слишком расслаблена, чтобы противиться его желаниям. Он держал Гермиону в своих объятиях, упираясь подбородком в ее плечо; они читали книгу, лежавшую у нее на коленях.
— Ты дочитал страницу? — спросила она.
— Грейнджер, — протянул он у нее над ухом, — когда хочешь, ты можешь быть весьма коварной ведьмой.
Она фыркнула и засмеялась.
— Почему ты так говоришь?
— Хочешь сказать, ты не специально выбрала эту книгу?
Она шаловливо улыбнулась.
— Возможно, на подсознательном уровне...
— Ерунда, — возразил он, но голос был полон задора. — Два врага втайне трахаются? Едва ли это было подсознательно, Грейнджер.
— Вообще-то, это маггловская классика, — сказала она и извернулась, чтобы оставить легкий поцелуй в уголке его губ. — Могу повернуть страницу?
— Давай, — он кивнул в ответ и поцеловал ее волосы. — И все-таки я обязан сказать, что этот Ромео — редкостный кретин.
— Почему?
— Вначале он был одержим Розалиной, — знающим тоном начал он, — а затем женился на Джульетте, хотя знал ее всего пару дней. Этот парень полный идиот.
— Согласна, все случилось довольно скоро, — неохотно сказала Гермиона, — но ведь в те времена романы протекали иначе...
— Ты говоришь, что все это было нереально? — уточнил он. — Не могу дождаться той части, в которой он наложит на себя руки.
Гермиона в замешательстве нахмурилась.
— Как ты узнал, что он покончит с собой?
— Об этом сказано еще в самом начале, — объяснил он таким тоном, словно это и слепому было ясно. — «Друг друга любят дети главарей, Но им судьба подстраивает козни, И гибель их у гробовых дверей Кладет конец непримиримой розни» [1]. Фраза как бы намекает, Грейнджер.
— Обломщик.
— Не вини меня, — прохрипел он, целуя ее в шею, — вини автора.
— Но...
Громкий хлопок, последовавший за вспышкой света, эхом рассек ночь, заставив Гермиону замолчать. Она накрыла рукой свое трепыхающее сердце и почувствовала, как Драко крепче обнял ее, словно желая защитить. Спустя секунду небо озарило очередной цветной вспышкой, и Гермиона пошире приоткрыла окно, чтобы уловить тающие в воздухе огоньки сверкающего единорога, скачущего по облакам.
— Фейерверк, — выдохнула она. — Мерлин, я так перепугалась.
— Я заметил, — пошутил он, выпуская ее из объятий. — Распахни окно полностью, давай посмотрим, что в этом году приготовил Флитвик.
Гермиона исполнила просьбу и села так, чтобы они оба смогли наслаждаться зрелищем из движущихся фигур, танцующих в воздухе. Она обожала магические фейерверки; они были совершенно непохожи на маггловские. И Флитвик никогда не разочаровывал.
— Должно быть, сегодня канун Нового года, — прошептала она, бросая быстрый взгляд на часы.
Минута до полуночи...
— Поцелуй меня, — неловко прошептала Грейнджер.
Драко развернулся к ней, подозрительно прищурившись.
— Что ты...
— Просто поцелуй, — повторила она, отчаянно склонилась к нему и притянула его ближе, чтобы соединить их губы, их судьбы, как гласило суеверие.
Он был полон нерешительности, но затем вмиг сдался и усадил ее себе на колени, жадно обхватив за талию, разжигая прекрасную дрожь вдоль ее позвоночника. Кончиками пальцев она рисовала воображаемые узоры в его волосах; когда его зубы мягко ухватили ее нижнюю губу, она одобрительно выдохнула. Грейнджер бы никогда не призналась в том, что готова была вот так неспешно целовать его в течение долгих часов.
Когда он отстранился, она разочарованно вздохнула, почувствовав пустоту; ее взгляд вернулся к часам, и Гермиона увидела, что уже настала полночь. Она повернулась к Драко, наблюдая за разноцветными отсветами фейерверка, отражавшихся в серых глазах и танцующих на бледном лице; она чувствовала, как что-то нарастает и разгорается в груди.
— Что это было? — спросил он неуверенным голосом, с нетерпением ожидая ответа.
— Это маггловская традиция, — не задумываясь объяснила Гермиона, уверенная, что среди волшебников о таком не знают. — Она означает...
Что я хочу быть с тобой весь год...
Что ты важен для меня...
Что хочу тебя удержать...
— Она ничего не значит, — соврала она после секундного размышления. — Просто... иногда магглы делают так в канун Нового года.
Она видела, что его устроило объяснение, несмотря на то, что он неодобрительно закатил глаза и пожал плечами.
— Магглы такие странные, — заметил он, жестом подзывая ее вернуться на прежнее место. — Иди сюда, Грейнджер. Мне очень интересно узнать, что же случилось с несчастными влюбленными.
Гермиона едва не вздрогнула.
— Ты и так знаешь — они умерли.
Скользя пальцами по огромной стопке книг из Запретной секции библиотеки, она рассматривала надписи на корешках, которые не имели ни малейших признаков того, что в одной из рукописей может содержаться хоть какая-то информация о крестражах. Наконец, она выбрала наиболее древний с вида фолиант, который решила забрать в дортуар для изучения. Сегодня утром она проснулась в одиночестве и решила, что в запасе имеется несколько часов, чтобы продолжить исследование, прежде чем Драко выйдет из своей комнаты.
Первый день Нового года был гарантией тишины и безлюдности коридоров Хогвартса; день медленно перешел в вечер, а значит, все студенты скорее всего уже вернулись в свои комнаты, поэтому Гермиона была слегка удивлена, когда увидела метнувшуюся в свою сторону фигуру.
— Мисс Грейнджер, вот вы где, — МакГонагалл выдохнула с явным облегчением. — Мне нужно с вами поговорить.
Внутренности сковал ужас, когда она увидела полное волнения поведение Минервы.
— Что-то случилось?
— Боюсь, что так, — скорбно призналась она. — Давайте пройдем в мой кабинет.
Гермиона даже не успела возразить, как МакГонагалл развернулась и направилась к выходу.
— В чем дело, профессор? — нервно спросила Грейнджер, но ответом ей послужила тишина.
— Профессор...
— Лучше я вам покажу, — бросила Минерва через плечо.
К тому времени, как они достигли директорского кабинета, сердце Гермионы бешено билось о ребра; на ватных ногах она проследовала за МакГонагалл внутрь. В голове роилась тысяча вопросов.
— Садитесь.
— Лучше я постою, — отказалась Гермиона, с нетерпением глядя на нее. — Что происходит? Вы пугаете меня.
МакГонагалл бросила на Грейнджер извиняющийся взгляд, а затем взяла со своего стола газету и передала ее Гермионе. Та просмотрела первую страницу «Ежедневного пророка», отчаянно желая, чтобы разум успокоился и начал воспринимать черные, белые и серые пятна, чтобы увидел смысл в зловещих словах и размытых фотографиях. Гермиона слегка коснулась статьи; сознание едва уловило ее суть, но она почувствовала, как сердце сжимается от боли и ужаса.
Она посмотрела на МакГонагалл полными слез глазами и произнесла надломившимся голосом:
— Они... все мертвы?
— Да, — угрюмо подтвердила Минерва. — Мне жаль, Гермиона, но, по-моему, день настал.
[1] перевод Б.Л. Пастернака
====== Глава 20. Слезы ======
Саундтрек:
Nick Cave — O Children
Гермиона снова прочитала проклятую статью, смахнула жгучие слезы, что застилали взгляд. Она сфокусировалась на одной из фотографий, когда узнала на ней чету Финч-Флетчли, родителей Джастина, которых видела на вокзале Кингс-Кросс пару лет назад.
Она подняла голову и с мольбой посмотрела на МакГонагалл.
— А Джастин...
— Он жив, — быстро объяснила Минерва. — Он навещал бабушку с дедушкой, когда все случилось.
— Бедный Джастин, — печально прошептала она, сдерживая всхлип. — Наверное, он подавлен.
Ее затуманенный взгляд переместился к остальным трем фотографиям; на каждой была изображена семейная пара магглов с лучезарными улыбками на лицах — как напоминание о том, какими они были. За неделю между Рождеством и первым днем Нового Года было убито восемь человек, на всех — следы пыток, крики от которых были прекращены убивающим заклятием. Имена не были знакомы, но она хорошо знала их истории.
— Они все родители магглорожденных, ведь так? — грустно спросила она, уже зная ответ.
— Да, — кивнула Минерва; Гермиона не могла припомнить ни разу, чтобы МакГонагалл выглядела столь потрясенной. — На дом Криви тоже напали, но они, к счастью, были в отъезде.
Гермиона посмотрела на последние две фотографии: двое мальчишек не старше пятнадцати лет, оба учились в школе магии Брин Глас в Уэльсе. Она всматривалась в их юные лица; по щеке скатилась слеза, а грудь заполнило горе. Замучены и убиты, как и их родители.
— Такие юные, — прошептала она, — слишком юные.
— Знаю, — МакГонагалл вздохнула и успокаивающе погладила Грейнджер по спине. — Пожиратели смерти становятся все активнее...
— Тогда мы должны стать еще активнее, — решительно заявила Гермиона, — нужно составить план...
— Есть только один план, который бы я хотела обсудить с вами на данный момент, — перебила ее МакГонагалл, ощущая некоторую неловкость. — Тот план, о котором вы поведали мне по возвращению в Хогвартс.
— Вы говорите о том, чтобы изменить память моим родителям и заставить их покинуть страну? — прояснила она обманчиво спокойным голосом, дрожащей рукой смахивая слезы, — Да, я помню.
МакГонагалл нахмурилась.
— Гермиона...
— Они всегда хотели отправиться в Австралию, — отстраненно произнесла она. — Думаю, там они будут в безопасности.
— Я понимаю, что вам нелегко, — Минерва снова нахмурилась, — но боюсь, что все становится только хуже...
— Я надеялась, что до этого не дойдет, — удрученно призналась Гермиона, уже не обращая внимания на потоки слез. — Конечно... я знаю, что это самый разумный и безопасный вариант для всех, но... это... так тяжело...
— Я понимаю, — тихо сказала МакГонагалл, подбадривающе погладила Гермиону по плечу, а затем обняла ее. — Возможно, будет лучше, если это сделаю я...
— Нет, — уверенно возразил она. — Нет, я сама должна это сделать. Они мои родители. — Грейнджер замолчала, закусив губу. — Мои мама и папа.
— Тогда я сделаю все, чтобы помочь вам, — пообещала МакГонагалл, освобождая ее из объятий и с сочувствием глядя на нее. — Мне жаль, Гермиона, мудро было бы осуществить все как можно скорее.
Гермиона сглотнула комок в горле и распрямила плечи.
— Насколько скоро?
— Завтра, — произнесла она напряженным голосом. — Рано утром, до восхода солнца. Я думала пойти сейчас, но решила, что вам нужно немного времени, чтобы подготовить заклинание... и себя. Вы уверены, что справитесь с Чарами забвения?
— Да, — безучастно кивнула она, — я смогу убедить их переехать в Австралию, дам поддельные имена и… заставлю забыть обо мне. Я справлюсь. Я смогу.
— Гермиона, — устало выдохнула Минерва, встретившись глазами с Грейнджер, — если бы был хоть какой-нибудь иной вариант, который смог бы гарантировать их безопасность и ваше…
— Но его нет, — закончила она. — Все в порядке, профессор. Я осознавала все риски, когда делилась с вами своей идеей. Я знаю, что делаю.
МакГонагалл понимающе склонила голову.
— Хорошо, — сказала она. — Если вы придете до шести, будет еще достаточно темно, чтобы уйти незамеченными. Я аппарирую нас...
— Я согласна, — пробормотала Гермиона, неуверенная, что еще может сказать. — Мне нужно идти...
— Не хотите ли ненадолго задержаться? — предложила Минерва со сквозящей в голосе заботой. — Возможно, чашка чая и печенья смогут...
— Помочь? — с сомнением предположила она. — Я так не думаю, профессор.
— Тогда, может, вы хотели бы перекусить?
— Нет, не нужно, — отказалась Грейнджер, поспешно развернулась, чтобы уйти, внезапно почувствовав, как начали давить стены директорского кабинета. — Мне нужно пораньше лечь спать, а еще просмотреть книги по Чарам забвения...
— Гермиона, — позвала МакГонагалл прежде, чем та дошла до двери. — Все будет хорошо.
От уверенного голоса МакГонагалл она вздохнула и задумалась, отчего люди так скоры на нелепые обещания во время войны. Грейнджер была слишком ярым приверженцем логики, чтобы поддаваться оптимизму в сложившейся ситуации, поэтому знала, что, вероятнее всего, их шансы на успех были пятьдесят на пятьдесят; и это не учитывая того, выиграют ли они войну или получится ли у нее впоследствии разыскать своих родителей.
Факт состоял в том, что если она погибнет в этой войне, ее родители никогда об этом не узнают и не оплачут ее, потому что даже не будут знать о ее существовании.
— До встречи утром, профессор, — сказала она. — Спокойной ночи.
Гермиона выбежала из кабинета прежде, чем МакГонагалл снова начала безуспешно утешать ее. На трясущихся ногах она побрела в сторону дортуара. Затем рванула по пустому темному коридору; горячие слезы текли из глаз, когда она подошла ко входу и прошептала пароль. Закрыв за собой дверь, она быстро осмотрела гостиную, убедившись, что Драко по-прежнему у себя в спальне; прислонилась к стене и постаралась собрать все свое самообладание.
Она потерла глаза и схватилась за голову, стараясь не разреветься. Она ощущала сильную злость на саму себя; это была только ее идея, и эмоционально ей стоило бы быть готовой, но все же ужас сковывал каждую мышцу, а горе болезненно сжимало сердце.
Все, кого она любила, медленно исчезали: Гарри и Рон, а теперь родители. Кто следующий?
— Грейнджер? — его голос заставил ее вздрогнуть. — Какого черта ты делаешь?
Она быстро выпрямилась и постаралась вытереть со щек дорожки от слез, и только после посмотрела на него покрасневшими глазами. Он стоял у двери в свою комнату, с любопытством изучал ее, что заставило Гермиону чувствовать себя совершенно беззащитной и полностью открытой перед ним.
— Ничего, — прошептала она, прочищая горло. — Ничего.
— Не похоже на ничего, — сухо сказал Драко, когда заметил слезы, блестящие меж ресниц. — Ты плакала?
— Нет, — быстро ответила. Слишком быстро. Она склонила голову и направилась в свою комнату. — Мне нужно еще кое-что сделать...
— Погоди, — возразил он, преграждая ей путь, — ты что-то недоговариваешь...
— Уйди с дороги...
— Нет, — отказался он суровым тоном, — не лги мне...
— Драко, клянусь, — предупредила она, но голос дрогнул, — если ты не отойдешь...
— Просто скажи, что случилось, — продолжал настаивать он, хватая ее за запястье и пытаясь заглянуть в лицо. — Тебя кто-то обидел?
— Нет, Драко, — она злобно покачала головой, стараясь вырваться. — Отпусти меня.
— Сначала скажи, что не так...
— Отпусти меня! — прокричала Гермиона, со всплеском злобы вырывая руку. — Ты что, не слышишь?
— Черт, да в чем твоя проблема? — разъяренно выплюнул он. — Я только спросил...
— Не надо! — возразила она, обходя его и пробираясь в свою комнату. — Я просто хочу остаться одна...
— Отлично! — заорал Драко ей вслед, подгоняемый отказом. — Хочешь быть одна? Так, блять, оставайся одна!
Гермиона захлопнула за собой дверь, пытаясь заглушить крики Малфоя, а затем быстро наложила Заглушающие чары, чтобы быть уверенной, что не услышит его, а он — ее. Если она планировала поддаться очередному приступу рыданий, то не хотела, чтобы он стал тому свидетелем. Она не могла разбираться с Драко прямо сейчас; все свое внимание она должна была сфокусировать на родителях, и она отказывалась путать свои неспокойные думы, когда маме и папе требуется каждая мысль ее беспокойного разума.
Приоритеты. Приоритеты. Приоритеты.
Она судорожно выдохнула, чтобы хоть немного успокоиться, а затем взяла книги по Чарам памяти и сложила стопкой на рабочем столе. Она перечитала параграфы бессчетное количество раз, все слова были такими знакомыми, но в последующие шесть часов ей необходимо было запечатлеть каждое из них в памяти и попрактиковаться в движениях палочки. Гермиона изо всех сил старалась сохранять самообладание и оставаться сосредоточенной, но время от времени предательские слезы капали на пергаментные страницы.
Около полуночи ее веки начали слипаться, и она мудро решила, по крайней мере, попробовать украсть пару часов сна, чтобы утром быть способной выполнить свое душераздирающее задание. Вялыми движениями она стянула с себя одежду и залезла под одеяло, мысленно повторяя информацию из книги и стараясь не думать о том, что собственные родители забудут о ее существовании еще до завтрака.
Мысли совершенно случайно перескочили к стычке с Драко, и она пожалела, что не справилась с ситуацией иначе. Сегодня ночью ей не хватало его объятий.
Драко нервно барабанил пальцами по столу.
После того, как Грейнджер покинула его в ужасном раздражении, он бесцельно наворачивал круги по дортуару в попытке спустить пар, но в итоге обнаружил себя орущим на запертую дверь в течении не менее чем пяти минут — все безрезультатно. Он не знал, что задело его больше: ее поведение или тот факт, что он понятия не имел, почему она требовала оставить ее одну, а затем изолировалась в своей комнате.
Он ненавидел быть без волшебной палочки.
Одно небольшое заклинание помогло бы ему ворваться в комнату и выяснить, что произошло. Он бы соврал самому себе, если бы не признался, что ощущал непреодолимую потребность защищать ее, потребность знать причину ее слез. Вероятность того, что кто-то причинил ей боль, будь то физическую или эмоциональную, заставила кровь гудеть в венах. Он понятия не имел, когда в нем поселилось это новое и сильное чувство — забота о ее благополучии; все смешалось с остальными желаниями, которых прежде не было, и это сводило его с ума.
Он просто хотел знать, что или кто расстроил ее;ему нужно было знать.
Малфой с горечью осмотрел свою пустую кровать.
Он проводил все меньше и меньше времени в этой комнате, и когда подобное случалось, то являлось добровольным решением в дни, когда он вспоминал, что не должен быть заинтересован в своей магглорожденной любовнице. Но в последнее время протесты в его голове и гордость вели себя весьма тихо, и поэтому мысль о ночи в одиночестве заставила чувствовать холод и тревогу.
Драко положил голову на согнутые локти и тяжело вздохнул.
У него было чувство, что сегодня ночью кошмары вновь вернутся и станут преследовать его.
Утреннее небо было насыщенного темно-синего цвета, когда МакГонагалл аппарировала их к дому Грейнджер. Гермиона слышала отдаленный шум фургона молочника, но это был единственный признак просыпающейся улицы. Покрытые небольшим слоем снега тротуары были совершенно пусты, за исключением пары странствующих котов. Она обвела дом взглядом и нахмурилась, увидев тусклый свет за окном столовой; она знала, что родители вставали рано, и надеялась покончить со всем, пока они еще спали.
— Вы точно не хотите, чтобы это сделала я? — спросила стоявшая рядом МакГонагалл.
— Точно, — устало кивнула Грейнджер.
Минерва вздохнула и слегка сжала плечо Гермионы.
— Хорошо, — сказала она, — я буду ждать вас здесь. Если вам нужна какая-либо помощь или вы передумали...
— Я справлюсь, — сухо ответила Гермиона, делая пару шагов вперед. — Я недолго.
Она вдохнула полные легкие морозного воздуха, а затем с громким хлопком перенеслась в свою спальню. Все вещи лежали там же, где она их оставила; кровать застелена, полки пусты, осталась лишь пара безделушек, которые она не забрала в Хогвартс. Гермиона облизала губы и посмотрела на старые постеры, которые наклеила на стену еще до того, как ей исполнилось тринадцать; перевела взгляд на пятно на ковре, что осталось от пролитого апельсинового сока. Это случилось, когда она узнала, что является волшебницей. Комната была богата воспоминаниями и шепотом прошлого; болезненные эмоции в груди были прерваны каким-то урчанием у ее ног.
— Живоглотик, — с обожанием прошептала она, вставая на колени, чтобы взять на руки любимого питомца. — Я скучала, малыш.
Рыжий кот потерся о ее щеку и одобрительно заурчал, когда Гермиона крепче обняла его.
— Ты снова будешь жить со мной, — тихо сказала она и насупилась, когда услышала родителей на нижнем этаже. — Но сперва мне нужно кое-что сделать, поэтому будь хорошим мальчиком и веди себя тихо, ладно? Подождешь меня на крыльце, Глотик?
Выпустив Живоглота, Гермиона посмотрела ему вслед, а затем в последний раз взглянула на свою комнату и отправилась исполнять необходимое. Она использовала заклинание, чтобы заглушить свои шаги, и медленно спустилась по лестнице; неосознанно провела пальцами по семейным фотографиям, развешанным в прихожей.
Сзади раздался знакомый звук телевизора, и она повернулась в направлении гостиной, в которой на диване спиной к ней сидели родители; они пили утренний чай и смотрели новости. Комнату наполнял аромат подгоревших тостов, напоминавший ей, насколько неловким мог быть ее отец; мама съедала хлеб в любом случае, ведь она слишком любила мужа, чтобы жаловаться.
Гермиона замешкалась в дверях, ее накрыла волна отчаяния, но она отбросила все чувства, зная, что для свершения задуманного разум нужно оставить ясным. Она хотела закончить прежде, чем будет обнаружена и ей придется разбираться со своим разбитым сердцем от встречи с их растерянными взглядами. Сдержав всхлип, она дрожащей рукой подняла волшебную палочку и мысленно приготовилась к произнесению заклинания.
— Я очень сильно вас люблю, — выдохнула она, но голос утонул в звуке телевизора. По щеке скатилась слеза, когда она изо всех сил сосредоточилась на заклинании.
— Обливиэйт.
Она видела, как ее лицо пропадает с фотографий, и могла поклясться Годриком, что чувствовала, как стирается из памяти родителей. Зная, что у нее остались считанные минуты до того, как в их сознании устоится новая ложная информация, она сделала шаг в их направлении. Желание броситься к родителям и обнять было опустошающим, и ей потребовалась каждая толика самообладания, чтобы устоять на месте.
Вместо этого она поднесла ладонь к губам и послала им воздушный поцелуй.
— Обещаю, как только все закончится, я найду вас, — выдохнула она, стоя за их спинами, затем опустила голову и направилась к выходу.
Вот и все...
Ни семьи. Ни Гарри с Роном. Война.
На мгновение она задержалась, чтобы оплакать свое детство и семью, которая даже не знала о ее существовании.
Живоглот преданно ждал у двери, его голова с волнением была склонена набок. Грейнджер взяла его на руки, прижала к себе изо всех сил и бросила последний скорбный взгляд на дом, который покидала навсегда. Легкие горели от сдерживаемых всхлипов; увидев МакГонагалл, она выпрямилась, желая выглядеть сильной.
— Вы быстро справились, — сказала профессор и протянула руку, чтобы погладить кота. — Как все прошло?
— Нормально, — расплывчато ответила Гермиона. — Как и ожидалось.
— Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — соврала она и задрала подбородок, чтобы скрыть истинные чувства. — Нужно возвращаться, пока нас не хватились.
Грейнджер извинилась и со всех ног рванула в комнату, отчаянно желая очутиться в одиночестве и сбежать от сочувствующих взглядов, которые МакГонагалл бросала на нее с тех самых пор, как Гермиона изменила память своим родителям. Она хотела запереться в своей комнате и рыдать, пока не почувствует себя лучше. Но, как только она вошла в дортуар, ноги подогнулись, и она сползла на пол у входной двери, не имея сил подняться.
Живоглот сразу спрыгнул с рук. Грейнджер подтянула колени к груди и, обняв их, склонила голову, сдалась неизбежности и позволила рваным всхлипам вырваться наружу.
Ее верный питомец уткнулся в нее мордой и озабоченно мяукнул, но она не обратила никакого внимания; она лила слезы, уткнувшись в джинсы и желая, чтобы угасла парализующая боль в груди.
В таком состоянии и нашел ее Драко — потрясенную и сломленную; он замер от увиденного. Тающие предрассудки сражались с новообретенными чувствами, но очередной надрывный всхлип заставил его броситься к ней, даже не успев осмыслить свое действие или подвергнуть его сомнению. Он присел возле нее и изучил обеспокоенным взглядом, выискивая хоть какой-то намек на причину ее мучений, но единственной выбивающейся из окружения деталью был жалкий кот, копошащийся у ее ног.
— Ты ранена? — с сомнением прошептал он, но Гермиона не выдала никаких признаков того, что осознает его присутствие. — Грейнджер, что случилось?
Никакой реакции. Ничего.
Он собрал каждую кроху имеющегося терпения и отодвинул с ее лица сбившиеся кудри. От выражения муки, исказившего ее черты, внутри все скрутило; это чувство было для него совершенно незнакомо.
— Грейнджер, — позвал он снова, — что такое?
По-прежнему молчание.
Раздраженно выдохнув, он неосознанно успокаивающе погладил пальцами ее шею.
— Гермиона, — он вздохнул, — скажи, что мне сделать?
Наконец он что-то заметил; небольшой проблеск в ее убитом горем взгляде, который дал понять, что она его слышит. Он затаил дыхание, когда она повернула голову в его сторону и, пытаясь справиться со сбившимся дыханием, тихо произнесла:
— Моя… комната.
— Хорошо, — ответил Драко, нежно беря ее за руку, которую перекинул через плечо, а затем приобнял за спину и подхватил под колени. Он встал с пола, увлекая ее за собой, и направился к ее комнате. Каждый ее вздох и всхлип вибрацией отдавался в его груди; он бережно отнес ее в спальню и уложил на кровать, а сам присел с краю. Гермиона повернулась к нему спиной и подтянула колени к груди.
— Я... я хочу остаться одна, — обрывисто прошептала она; Живоглот вскочил на кровать и уселся в изножье.
Драко поджал губы.
— Грейнджер, не думаю...
— Прошу, Драко, — прохрипела она.
Тень отчаяния в ее голосе заставила вздрогнуть; он согласно выдохнул, встал и пошел к двери. На миг задержался у выхода, через плечо посмотрел на Гермиону, со страхом осознавая, что никогда прежде так не... заботился о ком-либо. Срази его Салазар, он ничего не мог с этим поделать.
Устало качнув головой, он закрыл за собой дверь и нахмурился, услышав доносящиеся из комнаты рыдания; они будут преследовать его весь остаток дня.
Было три часа ночи, когда Драко решил, что с него хватит. Целый день, состоявший из бесконечно долгих часов, он терялся в догадках, перебирая каждое возможное объяснение скорби Грейнджер, пока голова не начала раскалываться от боли, а терпение — исчезать.
Он знал, что должен был... оставаться понимающим и чутким, если хотел докопаться до причин такого поведения Грейнджер; в странный миг приступа заботы Малфой приготовил ей чашку чая. После третьей попытки он остался доволен результатом и с дымящимся напитком в руках открыл ее дверь; тревожное чувство зародилось внутри, когда он увидел ее на кровати.
Гермиона сидела, укутанная в толстое одеяло. Припухшие губы дрожали; несомненно, она по привычке кусала их, как и всегда, когда тревожилась. Она сидела ссутулившись, но выражение ее лица заставило Драко вздрогнуть. Плач прекратился, хотя щеки блестели от старых слез; взгляд был затравленным, прекрасно сломленным, словно неживым. Взяв себя в руки, он приблизился к ней, ставя чай на прикроватную тумбочку, и присел напротив нее на кровати; она смотрела сквозь него.
— Послушай, Грейнджер, — начал он более резко, чем хотел. — Прекращай. Ты же сильная.
Гермиона даже не моргнула.
— Что случилось? — снова попробовал он. — Дело... дело в Поттере и Уизли?
В ответ — тишина и все тот же остекленевший, ничего не выражавший взгляд.
— Черт побери, Гермиона, — прошипел он, беря в ладони ее лицо, заставляя посмотреть на себя. — Прекращай. Скажи, что случилось?
Она закрыла глаза, и Драко с нарастающим волнением сжал челюсти. Он уперся своим лбом в ее, нежно стирая пальцами с ее щек следы скорбных часов, а затем позволил губящей гордость правде вырваться наружу.
— Вернись ко мне, Грейнджер, — еле слышно прошептал он. — Я... — «Прости меня, Салазар». — Ты нужна мне.
Он ощутил небольшую волну облегчения, когда она раскрыла глаза и посмотрела на него; не сквозь него. Ее ресницы, все еще влажные от слез, подрагивали; она облизала губы, и он не решился заговорить из-за страха, что она вновь вернется в коматозное состояние.
— Мои мама и папа даже не знают, кто я такая, — наконец пробормотала она, и Малфой в замешательстве нахмурился. — Магглов... убивали, и мне пришлось сделать все, чтобы они оказались в безопасности...
Драко не произнес ни слова, потому что понятия не имел, что может сказать. У него были вопросы, но инстинкты подсказывали, что следует подождать, пока ее разум обретет покой, тогда он сможет узнать у нее хоть какие-либо подробности. Малфой неловко поерзал на матрасе; даже в лучшие времена утешение не было его сильной стороной, поэтому он подумал, что, возможно, действия принесут большее облегчение ее боли, нежели неуверенные слова.
Он придвинулся к ней настолько близко, что они соприкоснулись носами, усадил к себе на колени, наверное, немного резко, а затем обнял. Гермиона прильнула к его груди, словно стараясь раствориться в нем или разделить его тепло. Потянувшись вперед, он взял чашку чая и вложил в руки Грейнджер.
— Попей, — сказал он, — ты сегодня даже не ела.
Он внимательно смотрел, как она поднесла питье к губам, сделала неуверенный глоток и задумчиво хмыкнула, а после бросила на него смущенный взгляд.
— Что? — спросил он.
— Ты неплохо завариваешь чай, — медленно произнесла Гермиона и почувствовала, как он довольно ухмыльнулся ей в волосы.
— Ловлю тебя на слове, — сказал он, крепче сжимая ее в объятиях. — Грейнджер, я...
— Знаешь, что самое худшее, — перебила она голосом, в котором смешались страдание и обида. — Я никогда... никогда не думала, что в состоянии кого-либо ненавидеть; то есть по-настоящему ненавидеть... настолько, чтобы желать смерти.
Драко съежился от ее резкого тона, но решил, что правильным будет дать ей высказаться и освободить перегруженный разум. Его пальцы играли с ее кудрями, пока он слушал ее задушевные признания.
— Волдеморт уничтожил столько жизней, скольких лишил детства, — продолжила она; подняла голову и заглянула ему в глаза. — Гарри, Невилла, — начала перечислять Гермиона, дотронувшись до его руки и тихонько сжав ее, — даже тебя.
Драко выдохнул и посмотрел на их сплетенные пальцы.
— Грейнджер...
— Я ненавижу его, — яростно выплюнула она, и по щекам снова заструились слезы. — Я так сильно его ненавижу.
— Дыши, Грейнджер, — непреклонным тоном произнес Малфой, слегка обрадованный услышать, что в ее голосе вновь появляется жизнь. — Выпей еще чаю.
— Спасибо, — внезапно сказала она, и Драко от удивления вскинул голову, — что выслушал. Теперь... я чувствую себя немного лучше.
Малфой кивнул в ответ, ощущая неловкость, и нахмурился, когда увидел, как предательская слеза упала на его ладонь. Слушая их сердца, звучащие в унисон, он поднял голову и оставил легкий поцелуй на ее губах. Очевидно, что ее тоска быстро не пройдет, но он знал, что в свое время Грейнджер убежит от печали, потому что она была слишком сильна, чтобы потеряться в сокрушительном бездействии.
— Чем хочешь заняться? — тихо спросил он.
— Я устала, — призналась Гермиона, ерзая в его объятиях; взгляд говорил, что она собирается спросить о чем-то, что, как она знала, ему не понравится. — Останешься со мной, пока я не усну?
Драко заколебался, но затем медленно кивнул; лег на кровать, осторожно притянул к себе Грейнджер и, позволяя ей прилечь у себя на груди, проливать слезы на его свитер, накрыл их одеялом. Лениво перекинул руку через ее талию и осознал, что они никогда прежде просто так не спали — без выматывающего послеоргазменного блаженства.
Если когда-нибудь в будущем его спросят, он ответит, что именно в этот момент он осознал, что его чувства к Грейнджер стали настоящими, до невозможного опасными. Они стали настолько сильными, что, он мог честно признаться, для него была безразлична ее нечистая кровь.
Его действительно это больше не заботило.
====== Глава 21. Шрамы ======
Саундтрек:
Radiohead — Nude
Placebo — Running Up That Hill
Placebo — I’ll Be Yours
Драко медленно пробуждался, разбуженный кошачьим урчанием; он озадаченно изогнул бровь, когда понял, что место рядом на кровати пустует — лишь в изножье дремал кот.
Проигнорировав кота, он приложил ладонь на место Грейнджер и почувствовал, как остатки тепла ее тела щекочут кожу. Еще не совсем отойдя ото сна, он перевернулся на другой бок и увидел Гермиону, сидящую у окна; ее силуэт выделялся на фоне ослепительного золотого света утреннего солнца. Малфой прищурился и сел, посмотрел на ее уставшее, напряженное лицо и нахмурился, заметив рассеянный взгляд.
Она была во вчерашней одежде, на лице — следы пролитых слез, голова покоилась на коленях, прижатых к груди. На губах остались следы от постоянных покусываний, рот был искривлен в траурном изгибе, глаза отекли и воспалились. Все, что она делала, — смотрела в окно.
И не шевелилась.
Почти не дышала.
Он внимательно осмотрел в ней каждую деталь, обдумал и постарался определить, что делать. Мерлин свидетель, он не имел ни малейшего понятия, как облегчить ее страдания, но потребность сделать хоть что-нибудь уже пробралась под кожу; он даже не сопротивлялся ей.
Малфой приподнял бровь, когда Гермиона тяжело выдохнула вблизи стекла и, подняв руку, начала выводить бессмысленные узоры на запотевшей поверхности.
Грейнджер рассеянно провела пальцем по стеклу, нахмурилась, когда осознала, что делает. Они с матерью оставляли друг другу небольшие послания на зеркале в ванной, когда Гермиона была еще маленькой; приятные мелочи, как «Я люблю тебя» или «Спокойной ночи».
Рука безвольно упала, когда Гермиона прочитала написанное: «До скорой встречи».
Она тряхнула головой, когда расплывчатый голос Драко вторгся в ее сознание, и она вернулась в реальность.
— Что?
— Ты хоть сколько-нибудь спала? — озабоченно спросил он.
— О... — выдохнула она. — Немного... Достаточно...
— Что-то не похоже, — сухо сказал он, откинул одеяло и сел на краю кровати. — Тебе нужно отдохнуть.
— Нет, все в порядке, — пробормотала она; Драко ненавидел, какой отстраненной она казалась. — В любом случае я сейчас не усну...
— Не говори, что ты в порядке, когда и так ясно, что это не так, — обругал он, возможно, слишком резко. — Это чертовски бесит.
— Но я...
— Помолчи, — пробурчал Малфой, — понять не могу, почему вы, гриффиндорцы, скрываете все за долбаным позитивом, радугами и единорогами?!
— Я не...
— Ты ведь чувствуешь себя потерянной, верно? — резко спросил он. — Словно все мысли идут кувырком и ты не знаешь, как тебе быть.
Гермиона беззвучно произнесла:
— Я... как...
— Если ты еще не заметила, мы с тобой в одной лодке, Грейнджер, так что я в курсе, насколько это хреново.
— В одной лодке? О чем ты...
— Меня считают пропавшим еще с июня, — напомнил он невозмутимым тоном. — Уверен, родители считают меня мертвым; гниющим в яме, выкопанной одним из твоих.
Она вздрогнула.
— Драко.
— Это так, — перебил он, окинув ее предостерегающим взглядом. — Какую еще правдоподобную историю мог сочинить Снейп, чтобы оправдать мое отсутствие?
— Прости, — искренне прошептала она, — я не осознавала, что уже прошло столько времени. Но возможно, Снейп...
— Даже если он сказал, что я пропал, спустя столько времени меня все равно посчитали бы мертвым, — повторил он и вскинул голову, когда она нахмурилась. — Не смотри на меня с жалостью, Грейнджер. Я же не по-настоящему мертв...
— Но, может...
— Я смирился, Грейнджер, — произнес Драко, заставив ее замолчать, — как и ты смиришься с новыми обстоятельствами. Но тебе нужно выкинуть из головы все дерьмо насчет «я в порядке».
— Драко...
— Сейчас мы примем душ, — строго начал он, вставая с кровати, и нахмурился, поймав ее взгляд. — Давай, Грейнджер, подъем.
— Драко, — она устало вздохнула, склонив голову, — не думаю, что я в том состоянии, чтобы…
— Я ничего не говорил о сексе, — перебил он, подходя к ней с мрачным видом. — А теперь давай…
— Драко, я просто хочу остаться здесь…
— Херня! — выплюнул он, схватил ее за руку и дернул так, что поднял на ноги. — Не заставляй тащить тебя силой!
— Отпусти, Драко! — прорычала она, пытаясь вырваться. — Мне больно.
Его решимость дрогнула, но все же он не ослабил хватку, не обращая внимания на ее мольбы и протесты. Он осознавал, что был груб, но старался оставаться равнодушным, ведь сейчас это было столь необходимо. Возможно, Грейнджер этого не видела, но ей это нужно. Нужно ему.
Он ухватил ее крепче, как только она спустила ноги на пол и вцепилась в его руку.
— Прекрати сопротивляться, — бросил он, второй рукой надежно охватывая ее талию. Гермиона изо всех сил размахивала руками и ногами. — Блять, Грейнджер…
— Оставь меня, — слезы обиды катились по щекам. — Разве может что-то изменить этот проклятый душ? Я не буду...
— Перестань, — прорычал он, когда наконец выволок ее из спальни. — Поверь, бездействие сделает все только хуже.
— Я сказала, что в порядке! — проорала она. — Опусти меня!
— Нет! — прокричал он в ответ, заталкивая ее в ванную комнату и закрывая за собой дверь. Он проглотил неприятное чувство, застрявшее в горле, когда понял, что она снова плачет; но это не сломило его намерений. — Только посмей приблизиться к двери, и я затащу тебя назад, чтобы до тебя наконец-таки дошло.
Он старался держаться, когда она отошла в сторону и начала изучать его настороженным взглядом. Действительно ли она верила, что он причинит ей вред? Он нахмурился и покачал головой, стараясь скрыть обиду; подошел к душу, включил, рукой проверил температуру воды — все это время он в зеркале наблюдал за Гермионой.
— Это глупо, — пробормотала Грейнджер под нос, — ты сам глуп...
— Раздевайся, — строго произнес он, стягивая майку через голову, — или снова начнешь вести себя как последняя стерва?
Она бросила на него полный протеста взгляд, затем изможденно вздохнула и начала медленно расстегивать рубашку. Драко невозмутимо смотрел на нее, быстрым движением снимая брюки и белье; вырвал у нее из рук свитер и с нетерпением отбросил в сторону, а после, не дожидаясь Гермионы, рывком стащил с нее джинсы и нижнее белье.
Грейнджер резко втянула воздух и попыталась отступить, но он успел ухватить ее за запястье.
— Черт, да что с тобой не так?
— Я не собираюсь тратить на тебя весь день, — холодно прошипел он и развернул ее, чтобы расстегнуть бюстгальтер прежде, чем она снова начала возникать.
Малфой боролся с искушением полюбоваться ее наготой; она стояла перед ним, такая же бесконечно соблазнительная, как и в первую ночь, что они провели вместе. Каждый сантиметр ее медовой кожи принадлежал ему, и нравилось ей это или нет, он нуждался в заботе о ней, поэтому должен был завершить начатое. Его тело жаждало ее, но, несмотря на это, он взял себя в руки и потянул ее в душ.
— Давай, — сказал он и закатил глаза, почувствовав, что она колеблется. — Ну, ладно. Тогда будет по-плохому.
Она взвизгнула от неожиданности, когда он подхватил ее на руки и, сжав зубы в попытке игнорировать обнаженное извивающееся тело, встал под дождь из что-то тихо нашептывающих капель воды. Сладкий пар окутал их подобно вуали, и Драко безмолвно пожелал, чтобы она забыла обо всем в этом успокаивающем туманном коконе.
Реальность являлась препятствием.
Всегда вставала на их пути, мешала покою в их тайном убежище вдали от остального мира.
Вдали от войны.
От его прошлого.
От всего.
Он осознал, что прижился в этом убежище, несмотря на все свои попытки сопротивления. В этом месте реальность казалась лишь забытым воспоминанием. Здесь он был с ней.
Что же он станет делать, когда...
Он почувствовал, как она толкнула его в грудь, и опустил ее на ноги.
— Во что ты играешь? — с горячностью спросила Гермиона. — Отпусти меня...
— Нет, — отказался он, не выпуская ее из-под струй воды. — Тебе это нужно...
— Не говори, будто знаешь, что мне нужно, — прошипела Гермиона, — не смей говорить, как я должна справляться...
— И что? — спросил он подначивающим тоном. — Будешь весь день сидеть в комнате и хандрить?
— Я не хандрила! — громко возразила она. — Заткнись, Драко!
— Тогда прекрати быть такой жалкой! — продолжил он. Гермиона понятия не имела, насколько прекрасна была в этот момент: ее шоколадные кудри обрамляли лицо, спускаясь на плечи кофейными ручьями; она не давала ему покоя. — Сопливые истерики в духе мелкой хаффлпаффки не исправят положение!
— Я знаю! — выплюнула она, отталкивая Драко. — Разве ты не понимаешь, что я знаю?
— Тогда прекрати ныть!
— Когда ты впервые здесь появился, то вел себя как угрюмый придурок, так что прекращай быть лицемером! — выпалила она. — У меня есть все права, чтобы быть расстроенной! Я же человек!
— Тогда какого хера ты врешь, что ты в порядке?! — резко спросил он, нависая над ней. — Давай, Грейнджер! Отпусти себя! Зачем говорить, что ты в порядке, когда это не так?
— Потому что я не знаю, что еще мне делать! — прокричала она; боль исказила ее лицо, грудь высоко вздымалась. — Что еще мне делать, Драко? Я ни черта не могу!
Вот оно. Кричи, Грейнджер.
— И это чертовски больно, ведь так? — проревел он в ответ, возненавидев себя, когда увидел, как Гермиона закрыла глаза. Но она нуждалась в этом. Он знал. Он знал ее. — Ты ничего не можешь с этим поделать...
— Замолчи!
— Ты беспомощна...
— Замолчи!
— Ты совершенно ничего не можешь с этим поделать! — прокричал он так громко, что горло опалило огнем. — Прими это, Гермиона! Ты ничего не...
Она отвесила ему пощечину. Изо всей силы.
А уже в следующую секунду схватила и набросилась с поцелуем.
Делай, что нужно, чтобы...
Она целовала, кусала, лизала, насыщалась им.
Драко почувствовал, как она ногтями впилась в кожу головы и в кулак зажала волосы, притягивая его ближе. Так близко, как только могла. Он ощущал потребность, клокотавшую внутри нее, и сделал то, что намеревался. Он и сам не уступал: целовал, кусал, сжимал в своих объятиях.
Она — его.
Он заставил себя не потерять самообладание. Сейчас она была важнее всего. На какой-то момент осознание этого ужаснуло его.
Хриплый стон Грейнджер проскользнул по его языку и вернул в настоящее. К ней. Прижимаясь ближе, он вжал ее в стену и опустил руку между их телами, просовывая между ее бедер. Глубоко войдя в нее двумя пальцами, большим пальцем он массировал ее клитор, заставляя Гермиону дрожать; он проглотил ее вздох и крепко поцеловал. Достаточно крепко, чтобы ощутить вкус крови. Ее крови, своей крови. На вкус все едино.
— Возьми все, что нужно, — хрипло прошептал он между тяжелыми вздохами.
Впиваясь ногтями в его плечи, Гермиона бедрами вторила движениям его пальцев, ободренная его словами, слишком поглощенная, чтобы сопротивляться. Годрик, она любила его умелые руки — в своих волосах, на своей коже, внутри себя, — и прямо сейчас они приносили ей идеальное наслаждение, заставляя все тело трепетать.
Но этого было недостаточно.
— Еще, — выдохнула она, надеясь, что он поймет ее просьбу.
Драко немедленно убрал руку и, подхватив под бедра, закинул ее ноги себе на талию. Он не доверял себе. Пока нет. Он не может сейчас потерять голову. Он был настолько возбужден, что мышцы болезненно пульсировали от напряжения. Она никогда еще не вела себя так — совершенно раскованно, позабыв о нервозности, позволив страсти взять над собой верх; это было чертовски возбуждающим. Но ему нужно было оставаться в здравом уме. Сейчас главным была она.
Она. Она. Она.
Гермиона вновь разорвала поцелуй.
— Драко, — простонала она, — прошу...
Зажав ее нижнюю губу между зубами, чтобы задушить ее стон, он приподнял Грейнджер немного выше, обхватил член рукой, и в тот момент, когда вошел в нее, Гермиона крепче сжала его ногами, углубляя проникновение. Драко резко выдохнул от такого неожиданного и даже бесстыжего движения, но именно это и было ей нужно: позволить инстинктам взять верх, отказаться от голоса разума.
Отказаться от обдумывания.
Отказаться от всего, кроме боли и зова плоти.
Она хватала его за руку, шею, лицо — за все, что помогло бы ему стать еще ближе. Раствориться друг в друге. Она охватила его ногами, словно тисками, прижимая к своему сладкому теплу так плотно, что Драко вздрогнул. Ослепляющая похоть. Необузданность. Полная откровенность. Он вбивался в нее, руководствуясь отчаянными ее движениями, рождая ритм из взаимных толчков и звуков соприкасающихся влажных тел. Все быстрее и быстрее.
Неистово.
Яростно.
Дико.
Чертово трение. Везде: от их скрежещущих зубов, глухих ударов бедер и царапающих рук; все было затянуто влажным паром и эхом стонов. И Гермиона была живой; извивалась, чуть не сбивая с ног, пытаясь обрести освобождение. Обрести огонь. Она издала приглушенный стон, когда он снова толкнулся бедрами.
— Да, так, — выдохнула она, приоткрывая губы и поднимая голову. — Поцелуй меня в шею.
Драко тотчас зарылся в изгиб ее плеча и прикусил шею. Он знал все ее чувствительные точки: под линией челюсти, прямо за ухом... она царапала его спину, подтверждая то, что он уже знал. Ее стоны стали громче, больше не теряясь между губ, подгоняя его ближе к краю.
И это было правильно.
Это было правильно, потому что он ощущал, как ее мышцы начали сжиматься вокруг него, и томные вздохи Грейнджер зазвучали на пару тонов выше.
Вот оно...
Ничто так не предвещало близости к блаженству, как эта дрожь по телу, означающая начало конца. Кульминация. Все и ничего. Словно легкое перышко, скользящее по холодной стали. Не контролируя себя, он вскинул голову и проскользнул взглядом по ее лицу, наполненному восторгом: глаза зажмурены, рот приоткрыт; ее тело напряглось, когда она позволила удовольствию растечься по венам, мышцам, костям. Везде, куда оно могло добраться.
Драко просунул руку между ними и вновь принялся стимулировать ее клитор, чтобы еще на какое-то время продлить момент наслаждения. Он позволил ей провести в бездумном безумии каждую миллисекунду, ожидая, пока она окончательно не расслабится, а затем с парой резких толчков нашел свое освобождение.
Он задушил свой сдавленный стон в поцелуе и вышел из нее; взгляд был затуманен. Он отдался ей полностью. Его оргазм был недолгим. Все, что он делал, он делал исключительно для нее, ее потребностей и желаний, позабыв о себе, и это его не волновало. Все было ради нее.
Нее. Нее. Нее.
После всего произошедшего Драко охватила усталость, он собрал всю силу в руках, чтобы удержать Грейнджер, и опустился на колени. Они сидели в обнимку под струями воды, соприкасаясь лбами, захлебываясь беспорядочным дыханием.
Гермиона безвольно лежала в объятиях Драко, который, собрав последние силы, прижал ее крепче и, запустив руку в ее волосы, медленно перебирал спутавшиеся кудри. Дрожа. Трепеща. Смакуя. Капли воды рассеивались по их разгоряченным телам, медленно возвращая нормальные ощущения и успокаивая чувства.
Пусть все уйдет.
Пусть раны затянутся.
— Я... — попыталась заговорить Гермиона, справляясь со сбившимся дыханием. — Наверное, я немного увлеклась... — закончила она, и Драко смог представить, как в этот миг румянец заливает ее скулы. — Изви...
— Не смей извиняться, Грейнджер, — прорычал он.
Одному Мерлину известно, как он донес до спальни и усадил на подоконник ее, укутанную в одеяло и влажные полотенца; она откинулась спиной на его грудь. Он не удержался от ухмылки, когда услышал ее удовлетворенный вздох, после которого между ними повисло ленивое молчание.
— Теперь чувствуешь себя лучше? — спросил он дерзким тоном.
Он практически слышал, как заработал ее мозг.
— Ты ведь специально меня довел? — медленно спросила Гермиона.
— Как проницательно, Грейнджер, — ответил он, еле сдерживая улыбку. — Да, специально.
— Позволь спросить почему?
— Тебе нужно было избавиться от напряжения, — он неопределенно пожал плечами. — Несмотря на всю ту чушь, что вы, гриффиндорцы, проповедуете, иногда верный ответ — это гнев.
Гермиона обдумала его мысль и облизала губы.
— И ты подумал, что раздражать меня, не имея палочки, будет отличной идеей?
Драко фыркнул.
— Я решил, что ты не станешь запускать в меня заклинания, Грейнджер, — сказал он. — Уверен, что нужен тебе в рабочем состоянии...
— Думаю, я бы сорвалась, если бы ты начал со мной носиться, — нерешительно предупредила она. — А ты вел себя как последний негодяй...
— Но это сработало, — тихо напомнил он, — поэтому теперь мы покончили со всяким дерьмом типа «я в порядке» и можем двигаться дальше.
— Годрик, ты такой коварный мерзавец, — пробормотала она с тенью раздражения. — Я полагаю, секс был приятным бонусом твоего плана?
— Я не знал, что ты на меня набросишься, — весело произнес Драко. — Думал, ты просто будешь кричать какое-то время, возможно, дашь пару пощечин. — Его смех завибрировал по ее спине. — Но это оказалось достойным сюрпризом.
Она задумчиво свела брови.
— Ты вправду этого не планировал?
— Я планировал вывести тебя из себя, — объяснил он, снова пожав плечами. — Я не был уверен, как ты отреагируешь, но, как я и сказал, тебе нужно было избавиться от напряжения.
Гермиона только решила продолжить разговор, как тут же закрыла рот, пока слова не успели покинуть его. Соблазн отметить, что он совершил нечто опасно близкое к бескорыстному покалывал кончик языка, так что она слегка прикусила его. Ощущения от расслабляющего пара душевой еще чувствовались на коже, поэтому она не осмелилась на комментарий, который мог бы заставить Драко обороняться, разрушив спокойствие. Она чувствовала себя... снова нормальной; все еще расстроенной ситуацией с родителями, но определенно лучше.
Он помог ей почувствовать себя лучше.
Он думал о ней.
Молчание затянулось, когда она взглянула на его ногу и склонилась вперед, очертя пальцами шрам, который не замечала ранее.
— Откуда он у тебя?
— Упал с метлы во время матча по квиддичу, на втором курсе, — ответил он после недолгой паузы.
Она хмыкнула, видимо, вспомнив этот эпизод.
— А этот? — спросила она, проведя пытливыми пальцами по шраму на другой ноге чуть ниже колена.
— Та же история.
Заинтригованная, она развернулась к нему лицом и, стянув с Малфоя одеяло, оставила его лишь в полотенце, обернутом вокруг бедер. Проигнорировав подозрительный взгляд Драко, с блеском в глазах начала изучать его тело, пока не наткнулась на широкий след на руке.
— Пожалуй, об этом я знаю, — указала на шрам с широкой улыбкой. — Гиппогриф?
— Ага, оборжаться, — протянул он, выгибая бровь. — Ты закончила?
— Нет, — шутливо ответила она, приблизилась к груди и нашла еще один. — Этот?
Драко сжал челюсти и встретился с ней взглядом.
— Один из шрамов, который остался после проклятия Поттера в прошлом году.
Почувствовав между ними неизбежное напряжение, Гермиона отчаянно принялась искать еще один шрам, который могла бы прокомментировать, но, по-видимому, остальная часть его тела была безупречна.
— Это все?
— Один пропустила, — сказал он с ухмылкой, указывая на едва заметную отметину возле носа. — Есть соображения?
Ее глаза расширились, когда она увидела крошечный изъян.
— От моего удара? — спросила она и ухмыльнулась, когда Драко кивнул и охотно забыл о теме шрама от Сектумсемпры. — Знаешь, я за это так и не извинилась.
Драко фыркнул.
— Я и не просил.
— У меня тоже есть один, — улыбнулась она, показывая ему слабый след на костяшках. — Нужно было подумать дважды, прежде чем бить твое острое лицо.
Он удержался от ответной саркастической реплики, когда заметил длинную белую отметину на ее плече:
— Раз мы еще обсуждаем шрамы, — произнес он, указывая на след, — откуда этот?
— В прошлом году, — сказала Гермиона, склоняя голову и бросая на него взгляд, — Рон случайно столкнул меня с дивана, и я ударилась о стол.
Драко закатил глаза.
— Уизли на редкость криворукий мудак, — пробормотал он и прищурился, когда увидел довольно неприглядный шрам у нее на ребрах, выглядывающий из-под полотенца. — Как, черт возьми, ты умудрилась получить этот?
— Отдел тайн, — она нахмурилась и поправила полотенце, чтобы полностью скрыть его. — Долохов запустил в меня одним заклятием. Не самым приятным.
Вернулось неловкое молчание.
На мгновение Драко задумался, как он мог упустить недостатки ее поцелованной солнцем кожи, но, возможно, он никогда не видел ее по-настоящему, или же ему потребовалось время, чтобы ее рассмотреть. Странное волнение внутри вернулось с удвоенной силой; в последнее время он не знал, как с этим справиться. Он старался не придавать значения, как Гермиона медленно развернулась и снова прилегла ему на грудь.
Он знал ее, знал ее недостатки; и это, казалось, только усиливало растерянность и непонятное чувство внутри.
Она оставила на нем след, пометила шрамом.
И речь шла не об отметине на его лице.
Гермиона тоже находилась в смятении, но лишь потому, что точно могла определить неуправляемые ощущения внутри себя. Просто она не знала, что с ними делать.
Пугающая мысль просочилась в ее сознание.
Гарри и Рон. Ее родители. Все исчезли.
Разлука с Драко была неминуема, независимо от того, сколько еще времени она будет игнорировать этот факт.
Что она будет делать, когда...
— Хочешь почитать новую книгу? — суматошно спросила она, призывая палочку.
Он вздохнул.
— Давай.
— Что-то определенное?
— Только не очередную депрессивную пьесу, — сухо заметил он и тихо вздохнул, радуясь возможности отвлечься. — Шекспир, которого ты так обожаешь, скорее всего страдал суицидальными наклонностями или же хотел, чтобы его читатели страдали.
— Он еще и комедии писал, — пробормотала Гермиона и при помощи Акцио призвала одну из любимых книг. — Мне очень нравится эта.
Она почувствовала, как Драко уперся подбородком ей в плечо, когда она перевернула первую страницу, приспосабливая книгу на коленях так, чтобы и ему было удобно читать. Она выбрала «Сон в летнюю ночь» — книгу, пронизанную магией, противоречиями и запретной любовью.
Книгу со счастливым концом.
Гермиона закрыла глаза.
Такое случается только в сказке.
====== Глава 22.Гроза ======
Саундтрек:
Blue October — Ugly Side (для Драко)
Muse — Butterflies and Hurricanes (для Драко)
Stateless — Bloodstream (ко всей главе)
В хорошей компании минуты летят незаметно.
Время становится незначимым.
Прошло несколько дней с того момента, как Гермиона сорвалась в душе, с того момента, как все в дортуаре стало более непринужденным, наполненным спокойствием; утренние пробуждения и неспешные дни купали в умиротворении. Все казалось легким и естественным, даже минуты, наполненные язвительными спорами, которые состоялись скорее ради развлечения, нежели разжигания вражды, и уютное молчание, во время которого ни один из них не решался разрушить момент тишины.
В этой тишине Драко часто ловил себя на том, что наблюдал за очаровательными чертами Грейнджер, рассеянно считал веснушки на ее носу или втайне улыбался, когда она, поглощенная чтением, неосознанно что-то бормотала себе под нос. Он всегда успевал спохватиться до того, как она замечала и бранила за такое поведение, вот только его взгляд всегда возвращался к ней, подмечая каждую черту ее лица.
Вопросы без ответов о родителях Гермионы не покидали Малфоя. Она больше не упоминала ни о матери, ни об отце, и он не затрагивал эту тему в попытке сохранить расслабленную атмосферу; но он нуждался в ответах. Внутренний голос убеждал, что все было как-то связано с войной; после всех месяцев, на которые он застрял здесь, его тошнило от одной мысли, что и дальше придется оставаться в неведении.
Что-то происходило. Нечто значительное. Эта мысль царапала его изнутри.
Гермиона тоже это чувствовала — жуткое мерцание в воздухе, смердящее черной магией. Снег начал светлеть, значит, скоро пойдет дождь, способный смыть прекрасный белый пейзаж, который она любила, уступив дорогу суровым грозам.
Пусть Годрик проклянет ее за эгоистичность и некоторую наивность, ведь на последние несколько дней она решила позабыть о войне и насладиться компанией Драко. В его присутствии она чувствовала нечто безумно близкое к удовлетворенности, пользовалась каждым оправданием, чтобы коснуться его и запомнить ощущение от контакта с его телом. Будь то поиск голубых вкраплений в его дымчатых глазах, или изучение того, как смягчалось выражение его лица в момент, когда он засыпал, она наслаждалась каждой его частичкой и вспоминала, каково это — улыбаться.
Потому что знала, что все временно.
Словно затишье перед бурей.
Гермиона извивалась в постели, тем самым разбудив Драко; он покрепче обнял ее, чтобы удержать ее на месте. Он прекратил пытаться сохранять дистанцию в кровати, его тело всегда продолжало стремиться к ее теплу; всегда было инстинктивно приятно просыпаться окутанным ее руками и ногами, жаром ее тела.
Ее волосы защекотали нос Драко, и он только решил уткнуться в них глубже, как замер, почувствовав — что-то не так. Обычно шелковистые кудри сейчас казались жесткими. Малфой медленно открыл глаза и встретился взглядом с рыжим мехом, а не каштановой гривой, к которой привык.
— Чтоза… — пробубнил он, с отвращением уставившись на кота; поморщился, когда животное имело наглость подползти к нему ближе, и протянул руку, чтобы растолкать Гермиону. — Грейнджер. Грейнджер, да просыпайся.
Проворчав в подушку, сонная Гермиона повернулась к нему лицом и прищурилась от лучей восходящего солнца.
— Что случилось?
— Твой гнусный кот лапает меня, — рыкнул Драко, — забери его.
— Не называй его гнусным, — сказала она и хмыкнула, когда поняла, что Живоглот действительно пытался получить от Малфоя немного ласки. — Просто ты ему нравишься.
— Ну, а мне он не нравится, — проворчал он, подхватил кота и бросил Гермионе на колени. — Нечесаная, чертова животина…
— Прекращай, — Гермиона старалась не рассмеяться, — ему немногие нравятся, так что ты должен быть польщен.
— Ага, я в долбаном экстазе, — протянул Драко, закатывая глаза. — Но это не оправдание, когда он будит меня в такую рань в субботу.
— Сегодня суббота? — она нахмурилась, взглянула на свой зачарованный календарь, потом на часы. — Блин, у меня скоро встреча с МакГонагалл.
Он выгнул бровь.
— Что за встреча?
— Сегодня возвращается Майкл, — объяснила она, не замечая вспышки ревности, которая изменила его в лице, когда Гермиона вскочила с кровати. — Скоро все вернутся, нам нужно обсудить приготовления…
— Это надолго? — резко спросил он, раздраженный тем, что Главный староста лишил его шансов на утренний перепих. — Долбаный Коннер.
— Не начинай, — сказала она, набросила одежду и произнесла заклинание, чтобы привести себя в порядок. — Это ненадолго, час или около того. Ты не мог бы покормить Живоглота? Пожалуйста.
— На мой взгляд, для общества будет намного лучше, если он поголодает, — пробормотал Малфой и дернулся, когда она шлепнула его по руке.
— Не будь таким…
— Ладно, — неохотно проворчал он и хитро улыбнулся. — Конечно же, я попрошу об ответной услуге.
Она улыбнулась в ответ, и румянец окрасил ее скулы.
— Мне позволено узнать, о чем идет речь?
— Уверен, я что-нибудь придумаю к твоему возвращению, — Драко пожал плечами, и его глаза расширились, когда Гермиона без предупреждения прильнула к нему в быстром поцелуе. Она отстранилась и одарила его идеальной улыбкой. Малфой бросил на нее любопытный взгляд, неспешно облизал губы и медленно изогнул бровь. — А это за что?
— Разве должна быть причина? — спросила она, развернулась и направилась к выходу. — Скоро вернусь.
Драко задумчиво смотрел ей вслед, пока щелчок дверного замка не вернул его к реальности; он потряс головой, пропуская пальцы сквозь волосы. Сейчас их отношения казались такими естественными, он больше не оборонялся в ее присутствии, ощущал полный комфорт, но в минуты одиночества ругал себя за их близость.
Он слишком к ней привязался.
И мало что мог с этим поделать. Его заинтересованность в ней вросла в его организм, текла по его венам, заставляла сердце биться быстрее, когда Грейнджер была достаточно близко, чтобы сделать вдох. Пусть раньше ее воздействие Малфой воспринимал как заразу, теперь же это ощущалось как бренди — чем-то теплым и приятным.
Война же стала его похмельем. Головная боль, тошнота, реальность.
Буря.
Как только Гермиона переступила порог комнат, сразу поняла — что-то случилось.
Воздух был густой и влажный; выйдя из дортуара, она заметила, что все магические портреты притихли, если вообще не покинули свои рамы. Тихий гул далеких звуков вибрировал в коридорах: слишком низкий, чтобы быть различимым, но зловеще последовательный, чтобы Гермиона смогла проследовать к его источнику. Когда устрашающий приглушенный крик коснулся ее ушей, она ускорила шаг и достала волшебную палочку.
К тому моменту, как Грейнджер начала отчетливо различать крики паники, она обнаружила себя бегущей к медицинскому крылу Школы. Металлический запах крови затопил ее чувства, жаля глаза и обжигая язык.
Ворвавшись в один из классов, она резко остановилась и охнула от окружавшего ее хаоса: в небольшой палате толпилось около тридцати человек; кроватей не хватало, поэтому многие лежали на полу, и все корчились от боли. Она попыталась понять смысл происходящего, сфокусировать затуманенный взгляд на пожилом волшебнике с кровоточащей раной на виске, затем на молодой ведьме, чья рука была согнута под неестественным углом. Затем на другом пострадавшем. И еще одном. И еще…
Кто-то окликнул ее…
Грейнджер подняла голову и встретилась взглядом с МакГонагалл, рассеянно замечая, что Директриса, мадам Помфри, профессор Спраут и пара колдомедиков как могли ухаживали за раненными, но тех было слишком много…
— Гермиона! — снова позвала МакГонагалл. — Ступай в соседний класс, Горацию нужна помощь.
— Что… Что происходит? — задыхаясь, спросила Грейнджер. — Что…
— Святого Мунго атаковали! — она старалась перекричать шум. — Ты должна помочь Горацию! Иди! Скорее!
Тупо кивнув, она развернулась и помчалась в соседнее помещение, в котором обнаружила такую же тревожную картину: около пятнадцати жертв беспорядочно лежали вдоль парт, стульев, на полу, запачканные кровью, бьющиеся в агонии. Профессор Слизнорт и один колдомедик сновали между ранеными, неистово бормоча Исцеляющие заклинания и пытаясь влить в пострадавших зелье.
Гермиона моментально замерла на месте, когда начала осознавать все происходящее.
Вокруг было… слишком много крови…
Красные лужи блестели по всему полу, разносились отпечатками обуви и руками людей, ищущих помощи. Многие задыхались от кровяных сгустков в горле, кашляли, выплевывая их на колени вместе со рвотой и желчью. Скрученные конечности, плоть в глубоких порезах, черные синяки покрывали каждый видимый ей сантиметр кожи.
Вот она.
Реальность военного времени.
Буря.
Гермиона глубоко вдохнула и бросилась на помощь.
Ее взгляд бегал по помещению, быстро оценивая, кто нуждается в скорейшей помощи. Она подбежала к волшебнику с ужасной раной в брюшине, лежавшему на полу; казалось, он еле дышит. Падая на колени и не обращая внимания на хлюпанье от приземления в лужу крови, мгновенно пропитавшей джинсы, она осторожно изучила его порез и постаралась отключиться от всего вокруг, чтобы сконцентрироваться на помощи этому незнакомцу.
Гермиона использовала палочку, чтобы удалить с тела пропитанную кровью одежду, и вздрогнула, увидев всю тяжесть его ранения: переломанные ребра торчали из грудной клетки, широкий разрез краснел на животе; она сжала зубы, игнорируя рвотный рефлекс, и произнесла Исцеляющее заклинание. Подняв взгляд, она увидела, что на нее смотрит мужчина средних лет, и неосознанно в успокаивающем жесте свободной рукой коснулась его лица.
— Все будет в хорошо, — ободряюще прошептала она, — все будет хорошо.
Хотелось бы ей в это верить.
Уже шестой раз за последние сорок минут Драко бросал на часы недовольный взгляд.
Когда Грейнджер не вернулась через час, как обещала, он заскрежетал зубами и отдался в плен ревнивых мыслей о намерениях Коннера. Но когда прошло пять часов и утро превратилось в день, он начал беспокоиться. Кот Грейнджер вел себя довольно нервно; пусть он не обращал внимания на рассказы Гермионы о невероятной интуиции Живоглота, все же надоедливая мысль на задворках сознания предупреждала его не терять бдительность.
Разочарованно вздохнув, он направился в спальню Гермионы, чтобы найти какую-нибудь книгу и отвлечься. Рассеянно перебирая ее обширную коллекцию, он случайно задел стопку книг рукой и сбросил их на пол. Проворчав проклятие, наклонился, чтобы все собрать, и недоверчиво прищурился, заметив одно из названий.
Фолиант был старый и потрепанный, даже название было частично затерто, но он с тревогой рассмотрел буквы «К», «Р» и «Ж». Разумеется, она не может читать о…
Малфой потянулся за книгой и нахмурился. Когда из нее выпало несколько пергаментов, украшенных поспешными каракулями и подписанных «Г и Р», он не удержался и закатил глаза. Да поможет им Салазар, Поттеру и Уизли никогда не постичь искусства шифрования; но у него не осталось времени на обдумывание, когда взгляд зацепился за первую страницу книги, подтверждая его подозрения.
Крестражи.
Видимо, Поттер с Уизли искали их.
И он понятия не имел, что об этом думать.
Он презирал Волдеморта, существо, назначившее цену за его голову из-за провалившейся попытки убить Дамблдора, вынудившее его провести столько времени в изоляции. Все имело смысл, когда он был зациклен на чистокровных идеалах. Пусть сейчас он принимает тот факт, что кровь Грейнджер больше не беспокоит его, что это просто Грейнджер, он не знал, как относиться к остальным магглорожденным.
Возможно, он желал смерти Волдеморту, но идея присоединиться к толпе поттеровских обожателей была далека от желаемого.
Он не знал, что обо всем этом думать. Он. Не. Знал.
Засунув письма назад в книгу, он вернул ее на место к остальным, покачал головой и сжал пальцами переносицу. Мерлин, его жизнь превратилась в безумный бардак.
Гермиона рукавом вытерла пот со лба.
Из пятидесяти одного волшебника (жертвы и персонал), которые сбежали из Святого Мунго, четверо умерли, и были большие сомнения, что еще несколько доживут до утра.
Исцеляющие чары забирали энергию у использующего их волшебника и передавали ее пациенту, но когда все запасы бадьяна, Раноочищающего зелья и другие полезные смеси закончились, им пришлось воспользоваться волшебными палочками. Гермиона взяла два флакона Витамикса [1], чтобы оставаться на ногах, после чего в течение шести часов применяла все Исцеляющие заклинания, которые знала, отказываясь останавливаться, пока не поможет каждому.
Мышцы Гермионы болели от усталости, а голова кружилась, но она не могла уйти, пока не залечит рану на бедре молодой девушки. Поежившись от звуков вправляемой кости, она оглянулась в поисках следующего пострадавшего, нуждающегося в ее помощи; казалось, всех уже осмотрели.
Сейчас ощущалось некое подобие порядка; стулья и парты были трансфигурированы в кровати, раненные — укутаны в пушистые одеяла; в черные, если их уже успели осмотреть, и в белые, если нет.
Помимо ведьмы рядом с ней и волшебника, которого лечил один из колдомедиков, все были укрыты черными одеялами; Гермиона чуть не заплакала от облегчения. Она знала, что конец был далеко, что пострадавшим потребуется наблюдение в течение всей ночи, но самое сложное было сделано, и за одно это она была благодарна.
— Хорошо справились, мисс Грейнджер, — устало кивнул профессор Слизнорт, — пока на этом все. Может, вам стоит взять перерыв.
— Нет, — отказалась Гермиона, — Я могу еще чем-нибудь помочь.
— Единственное, что им поможет, — это отдых, — мягко произнес он. — К сожалению, у меня не хватает зелья Сна без сновидений, нужно сварить еще.
— У меня есть немного, — прошептала она, вставая с пола, — правда, не уверена, что достаточно. Я схожу за ним, а когда вернусь, помогу вам сварить еще.
— Раз уж вы пойдете в свою комнату, вам стоит остаться там и вздремнуть…
— Я в порядке, — заверила она, намереваясь уйти, пока он не начал возражать. — Вернусь через минуту.
После утра, проведенного в комнате, заполненной безутешными умирающими, прогулка по коридорам казалась нереальной, а воздух в легких — слишком чистым. Она заглатывала его жадными глотками, параллельно пытаясь покрытыми засохшей кровью пальцами расчесать спутавшиеся волосы. Она отстраненно заметила, что ее джинсы и белый свитер были покрыты красными пятнами, но ей было все равно; учитывая обстоятельства, это было неважно.
Она приблизилась к дортуару медленными и усталыми шагами, подняла трясущуюся руку и открыла дверь, молясь про себя, чтобы суметь войти и выйти, оставшись незамеченной для Драко. Однако другая ее часть желала свернуться в его объятиях, согреться в его тепле; но у него обязательно появятся вопросы, а ее ум был слишком перегружен сегодняшними событиями, чтобы давать Малфою какие-либо ответы.
Гермиона потеряла равновесие и почти ввалилась в комнату, встретившись с диким взглядом Драко; он изучал ее состояние, смотря с озабоченностью и непониманием.
— Дерьмо, — хрипло пробормотал он, вскакивая с дивана и бросаясь к ней, — черт побери, Грейнджер, ты…
— Я в порядке, — перебила она, жестом останавливая его, — это не моя кровь.
— Ты с головы до ног покрыта…
— Знаю, — прошептала она, пытаясь пройти мимо него, — Драко, мне нужно…
— Ты ранена? — требовательно спросил он, схватив ее за локоть и удерживая на месте. — Ты выглядишь чертовски…
— Отпусти, Драко, — сказала она, вырываясь, — мне нужно вернуться и помочь.
— Кому помочь? — спросил он. — Что вообще происходит?
Побежденно вздохнув, Гермиона положила ладони ему на грудь и закрыла глаза.
— Святого Мунго атаковали, — произнесла она обманчиво спокойным голосом, — некоторым удалось вовремя сбежать, теперь они здесь.
— Атаковали? — повторил он. — Что это значит?
— Это значит, что война началась, — она нахмурилась, отходя от него, — это значит, что тебе придется принять определенные решения.
Драко насупился.
— И какого хрена ты имеешь в виду?
— Волдеморт набирает мощь, Драко, — объяснила она. — Если следующая атака придется на Хогвартс, тогда тебе придется определиться, на чьей ты стороне.
— Это несправедливо, Грейнджер, и ты знаешь об этом.
— Не смей рассказывать мне о справедливости! — выпалила Гермиона. — Я только что наблюдала, как пятьдесят человек боролись за свои жизни, так что даже не думай корчить из себя жертву!
— Ты хоть осознаешь, о чем просишь меня, Грейнджер? — выплюнул он в ответ. — Я не прыгну на сторону долбаного Поттера только потому, что какой-то психопат желает моей смерти.
— Эта война намного важнее твоих жалких проблем с Гарри, Драко! — разочарованно выкрикнула она. — Мы больше не дети! Ты должен начать думать собственной головой и больше не пытаться быть своему отцу…
— Не упоминай моего отца! — предупредил он. — Именно так заведено в моей семье, Грейнджер! И я ничего не могу с этим поделать.
— Ты мог бы постоять за себя! — упорствовала Гермиона, скомкивая в кулаки его рубашку на груди, глядя ему в глаза. — Пусть в твоей семье есть Пожиратели смерти, но ведь в ней были и хорошие люди…
— О чем ты толкуешь?!
— Вспомни Сириуса и Регулуса! — быстро продолжила она. — Они оба пошли против семьи, чтобы одолеть Волдеморта…
— А ты вспомни, что с ними случилось! — выплюнул Малфой, вырываясь от Гермионы. — Они, блять, мертвы!
— А как же Андромеда.
— Чего ты от меня хочешь, Грейнджер? — рявкнул Малфой, возбужденно взмахивая руками. — Чтобы я сражался против собственной семьи?
— Мне хотелось бы, чтобы ты сражался ради того, во что веришь!
— Я больше не знаю, во что верю! — прорычал Драко, бросая на Гермиону ледяной взгляд. — Ты все перевернула с ног на голову!
Гермиона покачала головой.
— Я знаю, что теперь ты не думаешь, как прежде, — уверенно произнесла она, — Я знаю, что ты не…
— Не рассказывай мне, что я думаю!
— Но это правда! — парировала она. — Ты можешь продолжать утверждать, что я промыла тебе мозги, но ты ведь знаешь, что сам пришел к своим выводам.
— Завязывай со своим психоаналитическим дерьмом, Грейнджер, — мрачно выругался он, — я признаю, что с моей ненавистью к тебе покончено, но это не значит, что мои взгляды на других маггллорожденных тоже изменились…
— Да, изменились, — тихо сказала она, — Можешь отрицать, но я вижу, что ты стал другим.
Он фыркнул.
— Ты видишь лишь то, что хочешь…
— Ты больше не тот, кем был! — возразила она, охватив его лицо ладонями, заставляя смотреть себе в глаза. — Я знаю тебя, Драко. Знаю…
— Ты так торопишься найти что-то хорошее в каждом, Грейнджер, — прошептал он, смотря на свое отражение в ее глазах. Поднял руку к ее щеке, стер пятно крови и тут же прошелся пальцем по ее нижней губе. — Почему мы вообще должны сражаться, Грейнджер? Почему мы не можем просто… уйти?
Гермиона моргнула.
— То есть сбежать? — уточнила она, морщась, когда он опустил голову. — Ты же знаешь, что я не могу. Если Волдеморт победит, то все магглорожденные, включая меня, будут убиты. Я должна сражаться.
— Это не так…
— Именно так, Драко! — закричала она, пятясь от него. — Я умру, но буду сражаться! Я не сбегу, как какой-то трус! Поступай как хочешь, это твое дело!
— Не называй меня трусом, — прошипел он, — никогда больше не называй меня трусом!
— Тогда сумей постоять за себя! — выпалила она и сделала глубокий вдох, готовясь к следующему вопросу. Вопросу, который сжирал ее с тех самых пор, как она начала ему симпатизировать. — Если Волдеморт согласится принять тебя назад в качестве Пожирателя смерти, ты согласишься?
Он заколебался, и она почувствовала, как ее сердце упало. Не в состоянии смотреть на него, она отвела глаза и направилась в свою комнату, напоминая себе, что не просто так вернулась в дортуар.
— Не уходи, Грейнджер! — позвал Драко, следуя за ней. — И, черт, не смотри на меня так!
Отказываясь признавать его присутствие, она достала из сундука три флакона, развернулась и врезалась в его крепкое тело.
— Пропусти меня, Драко.
— Мы еще не договорили…
— Договорили, — перебила она, затаив дыхание, не отводя взгляда от его груди. — Я не могу… поверить, что ты допускал мысль встать на сторону Волдеморта после всего, что было между нами…
— Я никогда не говорил, что поступлю так.
— Ты не смог мне прямо ответить, — грустно напомнила она, — ты не смог…
— Все не так просто, Грейнджер. Все сложно…
— Нет, не правда.
— Грейнджер, — прошептал он, пытаясь приобнять ее за плечи, но она сбросила его руку. — Гермиона, послушай…
— Я не могу сейчас находиться рядом с тобой, — прошептала она дрожащим голосом, — я даже смотреть на тебя не могу.
Дерзкий вид Драко спал после таких слов, и он сжал кулаки, когда она прошла мимо него.
— Куда, черт возьми, ты идешь? — просил он, направляясь следом за ней. — Эй! Не смей меня игнорировать!
— Я иду помочь остальным пострадавшим.
— Сколько времени это займет?
— Я не знаю, Драко! — крикнула она через плечо. — Столько, сколько потребуется!
Он открыл рот, чтобы возразить, но пронзительный хлопок дверью его остановил. Выдох сорвался с его губ, когда он обхватил голову руками, впиваясь ногтями в кожу. Одному Мерлину известно, почему он направился в ванную и согнулся над раковиной, выплевывая желчь, что собралась в горле.
Тебе придется принять определенные решения…
Грудь вздымалась, слова Грейнджер гремели в сознании, пульсируя в висках и заставляя чувствовать себя словно в бреду. Жаркий гнев растекался по венам и дрожал под кожей; Малфой стащил рубашку через голову, игнорируя чувство дежа вю, когда его руки уперлись в край раковины. Пальцы побелели, испарина проступила на лбу, капля пота упала на фарфор.
Возможно, он был смешан с его слезами. Возможно, не был.
Ты должен начать думать собственной головой…
Он закрыл глаза и крепко зажмурился, прикусил язык, а после наблюдал, как розоватая ленточка слюны, извиваясь, исчезает в сливном отверстии. Открыв кран с холодной водой, он умылся и осторожно обратил свой неспокойный взгляд к собственному отражению. Увиденный в зеркале человек разозлил его.
Мне хотелось бы, чтобы ты сражался ради того, во что веришь!
Драко вздрогнул. Почему она не понимала, что он больше не знает, во что верить? Почему не могла усвоить, что в его мире все изменилось, превратившись в хаос, который не упорядочить? Почему не осознавала, что единственное, чего он хочет, — затеряться в ее поцелуях и забыть о мире за этими стенами?
Ты можешь продолжать утверждать, что я промыла тебе мозги, но ты ведь знаешь, что сам пришел к своим выводам….
— Заткнись, — проворчал он себе под нос.
Он изучил свое отражение и увидел, что Гермиона была повсюду. Шепот ее поцелуев окрашивал его губы, ее полуночные стоны все еще звучали в ушах, напоминание о ее руках все еще жгли грудь; от этого никуда не деться. Она растворилась в нем. Физически и духовно. Покрыла снаружи и пробралась внутрь.
Можешь отрицать, но я вижу, что ты стал другим….
— Заткнись, — выплюнул он на этот раз громче.
Он скрупулезно изучал свое отражение, пытаясь отыскать малейшие доказательства того, что не являлся бездушным ублюдком, каковым был на самом деле; но он выглядел по-прежнему. По-прежнему, но иначе, и это не давало ему покоя. Незнакомец с его лицом. Мысли Малфоя вернулись к Гермионе, к его чувствам, когда он увидел ее всю в крови. Это потрясло его до глубины души. Он не желал, чтобы ее ранили… Не хотел ранить ее сам. Может, это и был ответ? Возможно, это его решение?
Ты больше не тот, кем был!
Тогда кто он?
— Заткнись, — прокричал он, ударяя кулаком в зеркало и моментально чувствуя, как напряжение покидает мышцы, а отражение распадается. Так было лучше. Теперь оно было искажено; раздроблено и разбито. Он смахнул с руки осколки и почувствовал, как по пальцам заструилась теплая кровь.
Если Волдеморт согласится принять тебя назад в качестве Пожирателя смерти, ты согласишься?
— Нет, — признался он, глядя на плитку; больше никаких сомнений. — Нет.
Он нашел ответ.
Пораженно опустив голову, он упал на пол и перестал шевелиться; текли минуты — без какого-либо значения и причин. Потерянный, он находится в некой прострации, поэтому даже не услышал, как вернулась Грейнджер. Он не услышал, как она вошла в ванную, нежно зовя его по имени.
Только когда она присела перед ним и взяла его за руки, Малфой осознал ее присутствие, отчаянно потянулся к ней и обнял так сильно, как только мог. Она была покрыта запекшейся кровью и пахла тяжким трудом и смертью, но ему было плевать. Он поцеловал ее, наслаждаясь вкусом ее губ. Гермиона пальцами стерла влажные дорожки с его лица, после чего покрыла его легкими поцелуями, пока его руки сжимали ее все крепче, отказываясь отпускать.
— Прости, — услышал ее шепот. — Я знаю, что для тебя это не просто, но ты должен что-то решить, Драко. Мы не… Мы не можем так продолжать, если в будущем нам придется сражаться друг против друга.
Он смотрел на нее сквозь ресницы и чувствовал успокаивающее тепло, растекающееся в груди.
— Я не хочу с тобой сражаться, — продолжила она, поборов всхлип, — я хочу, чтобы у нас… все было хорошо. Чтобы мы не превратились в далекие воспоминания, затерянные в этих стенах. Я хочу тебя.
Он облизал пересохшие губы и проглотил комок в горле.
— Я не буду сражаться на твоей стороне, Грейнджер, — осторожно произнес Драко, ощущая, как она замерла в его объятиях, — но и против нее я тоже не стану.
Она развернулась в его руках, глядя на него своими большими глазами, полными любопытства, и Малфой наклонился, чтобы подарить ей один судьбоносный поцелуй.
— Я не стану сражаться в войне, если не знаю, во что верю, — устало объяснил он, — и я не стану поддерживать Волдеморта. Клянусь.
Прикусив нижнюю губу, Гермиона понимающе кивнула, после чего положила голову ему на плечо, облегченно вздохнув.
— Думаю, этого мне достаточно.
Она устроилась в его сильных руках, предчувствуя гул грома, эхом отражающийся где-то вдалеке, преследуемый сильными глухими звуками проливного дождя. Зная, что вода смоет прекрасный снег, она посмотрела на руку Драко и переплела их пальцы.
Если грядет буря, она хотела бы держать его за руку.
[1] Vitamix — Витамикс; в колдо-сети нет никаких упоминаний об этом чудодейственном зелье. Возможно, это просто фантазия мисс Бекс. Если кто-то что-то знает, с удовольствием почитаю ваши комментарии.
====== Глава 23. Лимб ======
Саундтрек:
Ingrid Michaelson – Morning Lullabies (для Гермионы)
Kent – 747 (ко всей главе)
— Драко?
— М-м?
— Помоги мне, пожалуйста, смыть кровь с волос?
Гермиону разбудила беспокойная погода и нервные движения Малфоя во сне; она аккуратно вытащила из-под него руку.
Должно быть, среди ночи она обернулась вокруг Драко; проигнорировав неприятное ощущение в локте, Грейнджер украла несколько утренних минут, чтобы полюбоваться ничего не подозревающим Малфоем. Он взволнованно застонал, сопротивляясь разрушительным демонам подсознания, и Гермиона слегка склонилась над ним, чтобы отогнать кошмары прочь. Подняв руку, она аккуратно разгладила морщинки на его нахмуренном лице и заговорщически улыбнулась, когда он мгновенно успокоился от ее прикосновения.
Драко был прекрасен во сне; ничего не подозревающий о ее восхищенном взгляде. Она нежно касалась его: контур самодовольных губ, изгиб светлых бровей, каждый участок молочной кожи. Рука переместилась в его ухоженные волосы, выводя аккуратные круги. Должно быть, он и не заметил, но суровые черты, которые когда-то омрачали его настоящее, теперь исчезли. Внутренне, внешне. Это изменение заставляло сердце Гермионы трепетать.
И в этот момент оно поразило ее.
Внезапно, словно гром среди ясного неба. Осознание того, что...
Она влюблялась.
Еще не любила, но уже находилась на расстоянии поцелуя.
Ее губы разомкнулись в безмолвном вздохе, и она резко отдернула руку от Малфоя. Казалось таким неправильным иметь какие-либо романтические позывы, когда всего через несколько коридоров отсюда сражались за свои жизни и умирали люди. Было ли вообще место для любви среди хриплой пульсации надвигающейся войны? Качая головой и поспешно покидая постель, она ругала себя за отступление от собственных приоритетов.
У нее много дел.
Любовь может подождать.
Его сон был незатейлив: ничего непонятного, никаких извращенных метафор или загадок.
Он находился в пустой мрачной комнате, наполненной вибрирующей тишиной.
В одном из углов стояли его родители: лицо отца было перекошенным от испытываемого презрения, а матери — преждевременно состарившимся от пережитых волнений и тоски. В другом углу ждала Грейнджер, смотрела на него полными надежды глазами, закусывая нижнюю губу. Позади нее находилась призрачная версия его самого.
Во сне Малфой был озадачен, несколько часов он перемещал взгляд из угла в угол, пока, наконец-то, оглушительно вдохнул, поднял ногу, чтобы сделать шаг, и...
Все закончилось.
Драко распахнул глаза и вскочил с постели, ощущая дрожь вдоль позвоночника и липкий пот, покрывающий все тело. Он застонал, потерев лицо руками, и задумался, почему все тело покрылось мурашками. Он бросил взгляд в сторону и не обнаружил Грейнджер, однако, услышал приглушенные звуки из-за двери и понял, куда она делась.
Прохладный воздух в комнате покусывал его кожу, поэтому он встал и натянул мешковатые пижамные штаны и безразмерную футболку. Остановился понаблюдать за бушующей за окном грозой; стекло дрожало под ударами ветра и дождя, который смыл весь снег.
Грейнджер это не понравится.
Выйдя из спальни и заметив Гермиону, он остановился как вкопанный; изогнул бровь. Она стояла, склонившись над котлом, и с бормотанием отмеряла ингредиенты; волосы в полном беспорядке обрамляли раскрасневшееся лицо. Она всыпала в зелье пурпурный порошок и удовлетворенно кивнула, подняла голову и наконец-таки заметила его. Драко еле заметно улыбнулся в ответ.
— Доброе утро, — тихо сказала она, — точнее, день.
— День? — повторил Драко и взглядом поискал часы: начало первого. — Нужно было меня разбудить.
— Я подумала, тебе надо отдохнуть, — она пожала плечами, — ты довольно беспокойно спал этой ночью.
Проигнорировав ее комментарий, он кивком указал на котел.
— Что там?
— Еще одна порция Зелья Сна без сновидений, — объяснила она, помешивая варево. — Еще я приготовила немного Эссенции Акнерыса [1] и Антиожоговой мази, — она запнулась, — Драко, может, тебе дать немного Зелья Сна?
— Я в порядке, — проворчал он, раздраженно нахмурившись, — возможно, это тебе стоит его принять, особенно учитывая, что ты всю ночь глаз не сомкнула, составляя заметки о протекании моего сна.
— Я просто предложила…
— А не нужно было, — спокойно перебил Драко, морщась, когда резкий запах зелья ударил в нос. — Воняет дерьмом.
— До этого я варила Костерост. Кухня еще не совсем проветрилась.
— До этого? Ты вообще спала?
— Дождь разбудил меня довольно рано, — пробормотала она. — Да все равно мне нужно было закончить…
— Ты выглядишь разбитой, — заметил он, подходя ближе и обращая внимание на темные круги под глазами. — Тебе нужно лечь в постель и…
— Все хорошо. Я должна вернуться и помочь.
— Ну, конечно, — протянул он, закатывая глаза.
Малфой ожидал, что она начнет защищаться, но ему уже давно пора было знать, что в Грейнджер нет ничего предсказуемого. Вместо этого она просто изучала его из-под полуопущенных ресниц всезнающим взглядом. Он терпеть не мог этот взгляд; Драко винил себя за клятву, принесенную прошлой ночью, что он не будет снова служить Волдеморту. Теперь она относилась к нему иначе, словно он стал… лучше; ощущая неудобство, он переступил с ноги на ногу.
Она ничего не понимала.
Неужели она искренне верила, что клятва была принесена после какого-то нравственного откровения? Что ему стало не наплевать на Поттера и его шайку беспомощных глупцов? Он почти фыркнул. Его мотивы были абсолютно эгоистичны: поскольку теперь он признался себе, что Грейнджер была ему небезразлична, то не мог допустить, чтобы ее поранили или убили. Все просто. Кроме того, они делили врага в лице Волдеморта; она могла на любой лад расспрашивать о возможности его возвращения на темную сторону, дело было в другом: этот душевно помешанный психопат никогда не славился своей всепрощающей натурой.
Малфой решил придерживаться только беспристрастных, целесообразных решений. Единственной проблемой стало положение его родителей, поскольку он не имел ни малейшего намека об их реакции на его исчезновение; также он не знал, были ли они по-прежнему верны Волдеморту. Снейп поведал, что примерно через месяц после произошедшего на Астрономической башне Люциус бежал из Азкабана наряду со многими другими заключенными. Драко хотел верить, что его родители сопротивлялись власти Лорда, но вызванное страхом отчаяние отца, заставляющее угождать Волдеморту, заставляло сомневаться в желаемом.
— Грейнджер, — нерешительно начал он, — насчет нападения на Мунго. Там были… мои родители?
Гермиона непроизвольно поежилась.
— Я не знаю, Драко. Все были в масках.
— Скорее всего, были, я понял.
— Драко, — вздохнула, — я действительно не знаю. Есть вероятность… случившееся с тобой могло их изменить…
— Но ты не знаешь, — осуждающе произнес он через сжатые зубы и оперся о кухонный стол. — Тогда что ты знаешь, Грейнджер? Что сейчас на самом деле происходит снаружи?
Малфой пристально наблюдал за тем, как она напряглась. Он видел, как она пыталась выстроить правильный ответ в своем без устали работающем мозге, размышляя, какое количество информации могла разгласить, просчитывала уровень доверия к нему. Сейчас динамика их отношений стала иной: он больше не был ее врагом, что изменило все, нравилось ему это или нет.
— Все становится только хуже, — наконец произнесла она. — До Рождества Министерству удавалось сохранить хоть какой-то контроль над ситуацией, но после того, как на Новый год погибли магглы…
— Новый год? — встрял он, прищурившись. — Это как-то связано с твоими родителями?
Он почти пожалел о вопросе, когда заметил выражение боли на ее лице, но его любопытство томилось в ожидании слишком долго, чтобы сейчас отступать.
— Были убиты родители магглорожденных, — дрожащим голосом произнесла Гермиона. — Я стерла родителям воспоминания о себе и отправила в безопасное место.
Она проглотила ком в горле и добавила:
— По крайней мере, надеюсь, они будут там в безопасности.
Драко стоял, не шевелясь и не произнося ни слова, пока чувство вины пробуждалось где-то в районе живота. Он не знал, откуда оно появилось. Он не имел никакого отношения к тому, что произошло с родителями Грейнджер, но вина все равно пожирала его изнутри. То неопределенное чувство, которое он испытывал по отношению к ней, немного сильнее начало разгораться в его костях, пока он наблюдал за Гермионой: она изо всех сил старалась не потерять лицо, сохраняя маску самообладания.
— А сейчас атаковали Мунго, — пробормотала она, возвращая их в хаос окружающей реальности. — На очереди Министерство, а после у него не останется никаких преград, — ее глаза заблестели от осознания, она осмотрела дортуар. — В Хогвартсе станет опасно. Как и везде.
Драко прищелкнул языком.
— Грейнджер, куда…
— Я не знаю, что с тобой станет, — сердито прервала она. — Нужно обсудить это с МакГонагалл.
— Я хотел спросить, куда ты тогда отправишься, — выпалил он, и его комментарий смутил их обоих. Быстро придя в себя, он надел маску сдержанности и вытянулся по струнке. — Мне просто любопытно, Грейнджер.
Гермиона моргнула раз. Другой.
— Я не знаю, — повторила она. — Скорее всего, я остановлюсь у кого-нибудь из Ордена.
— А после со своими гриффиндорскими товарищами по оружию бросишься в сражения, — рявкнул он резким тоном, морщась от отвращения. — Как же благородно и великодушно!
— Драко, не надо! — строго потребовала она, пригвоздив его осуждающим взглядом. — Не говори так!
— Что ж, прости, что пытаюсь отговорить тебя от миссии для смертника! Ты сама сказала, что они становятся только сильнее!
— Тогда мы станем еще сильнее!
— Черт, да прекрати быть такой наивной! — прокричал он, разочарованно жестикулируя. — Это не какая-нибудь гребаная сказка! Добро не всегда побеждает зло, Грейнджер! Тебе нужно смириться, что в этой войне вы можете проиграть…
— Тогда я умру, но не прекращу бороться! — с горячностью выпалила она, и хотя Драко знал, что должен испытывать отвращение к ее замечаниям, он почувствовал, как его грудь сжимается от симпатии к ее пылкому нраву.
— Нет! — жестко произнес он, ладонью ударяя по столешнице. — Ты не можешь…
— Но почему?
Потому что ты единственное, что у меня осталось…
— Потому что ты не можешь просто взять и свалить! — прорычал Драко, позабыв о гордости. — Ты не можешь!
Гермиона протянула руку, чтобы дотронуться до него.
— Я никуда не ухожу…
— Пока! — рявкнул он, отмахиваясь от ее прикосновения. — Но ты сказала, что когда Волдеморт захватит Министерство, ты присоединишься к Ордену! Я не тупой, Грейнджер! И понимаю, что не смогу отправиться с тобой, куда бы ты ни решила пойти, и что? Я останусь один, брошенный на произвол судьбы?
— Я уже говорила, — печально вздохнула она, — Я не знаю, куда тебя отправят, но я поговорю с МакГонагалл...
— Этой старой корове на меня насрать, — пробормотал он вполголоса, — ты только зря растратишь слова...
— Довольно! — крикнула она, взмахивая рукой. — Эта война намного важнее нас с тобой, Драко! Люди умирают! Как ты можешь быть настолько эгоистичным?
Он открыл рот, но не произнес ни слова; тишина пульсировала в ушах. Он удержался и не дрогнул, когда она начала изучать его разочарованным взглядом, отчаянно выискивая хоть какие-то признаки моральных границ, и знал, что она ничего не найдет.
— Ты... — нерешительно прошептала Гермиона, обходя стол, пока не почувствовала его дыхание на своем лице. — Тебя волнует кто-нибудь помимо себя? — Поджала губы. — Например, я?
Гордость рассыпалась между его сжатых зубов.
— Ты уже забыла, что я просил тебя уйти со мной, Грейнджер? Думаешь, я шутки шутил?
— Это не ответ...
— Ответ! — яростно возразил он, поднимая руку и массируя переносицу. — Это нелепо. Твой Орден притащил меня сюда, и теперь, когда я стал... привык к нашему положению, они собираются отправить меня куда-то еще? Я по горло сыт этим дерьмом.
— В военное время изменения неизбежны, Драко, — сказала она, обхватив дрожащими пальцами его запястье. — Единственное, что я могу сделать, так это проследить, чтобы тебя переправили в безопасное место...
— Прекрати, — процедил он через сжатые зубы. — Какого черта ты вообще беспокоишься, что со мной будет?
Гермиона проглотила эмоции, бурлящие в горле.
— Ты знаешь ответ.
Драко услышал признание, таящееся за ее словами, и почувствовал, как сердце в груди перешло на неустойчивое стаккато. Он не знал, ликовать ли ему или быть в ужасе; снова застрял где-то посередине. Между тьмой и светом. Ненавистью и похотью. Своей семьей и ее. Между тем, каким ему сказали быть, каким он был и каким мог бы стать.
Застрял в расщепляющем душу лимбе, который казался бесконечным, но все же странно полезным.
Он вспомнил, как еще несколько месяцев назад был готов задушить Грейнджер во сне, лишь бы выбраться из этих комнат. Теперь перспектива встретиться с миром, находящимся за стенами замка казалась отравляющей, удушающей, а мысль о том, что придется расстаться с Грейнджер, вызывала тошноту. Она и успокаивала, и возбуждала его; совершенство, вызывающее зависимость. Здравый смысл говорил ему избегать ее, но инстинкты убеждали в обратном.
— Мне нужно вернуться в Медицинское крыло, — Гермиона прервала свои мысли, отстраняясь от него, чтобы собрать приготовленные зелья. — Профессору Слизнорту нужны...
— Но мы еще не закончили разговор.
— Договорим позже, — пробормотала она, упаковывая флаконы в зачарованную сумку. — Я должна...
— Грейнджер, — позвал Драко, перехватывая ее руку и заставляя посмотреть в глаза.— Я не... — Выпустил хриплый вздох. — Я не хочу, чтобы это... чтобы все это сейчас закончилось.
— Сейчас? — повторила она, опустив глаза. — То есть когда-нибудь ты все-таки хотел бы все закончить?
Он мрачно нахмурился.
— Я не...
— Позволь задать вопрос, Драко, — сердце замерло, когда она готовилась задать вопрос, ответ на который может разрушить все. — Представь, что мы оба выжили в этой войне. Что тогда? Что будет с... этим, как ты красноречиво окрестил происходящее между нами?
Его упорное молчание и равнодушие в серых глазах заставили ее ощутить тошноту; она заправила за ухо локон и с наигранным самообладанием вздернула подбородок. Напомнила себе о жертвах нападения, ожидающих ее в другой части замка, и отложила личные переживания на потом.
— У меня нет на это времени, — произнесла она ровным тоном, отходя в сторону, — у меня много дел.
— Грейнджер, погоди…
В этот раз хлопок двери оказался громким, он эхом раздавался в его сознании, создавая ощущение, что еще немного, и из ушей потечет кровь.
Еще больше вопросов.
Еще больше решений.
Руки Гермионы болели и готовы были отвалиться.
После тринадцати часов, проведенных на ногах только благодаря единственной дозе Витамикса, она чувствовала, как тело начинает отказывать от изнеможения. Когда она только добралась до палат, кровь бурлила от злости после ссоры с Драко, заполняя адреналином и силой; но все ушло задолго до того, как день превратился в ночь.
Она только закончила накладывать компресс с использованием Эссенции Анкерыса на живот молодой волшебницы, как была окликнута МакГонагалл; взгляд Гермионы упал на раненную ведьму, лежавшую на койке, возле которой стояла директриса. Она мгновенно узнала хрупкую женщину, которая вызвала большой переполох сегодня днем.
С момента появления в Хогвартсе Аннабель Сноублум пребывала в обмороке, а когда очнулась, обнаружила, что мужа, с которым они были женаты менее полугода, не оказалось в числе выживших счастливчиков. Она часами кричала, как обезумевшая, пока не потеряла голос. Гермиона приблизилась к ней, парализованная сочувствием, и заметила жуткую пустоту в ее глазах; дрожащими пальцами та гладила свое обручальное кольцо.
— Гермиона, вы не могли бы сменить повязку на руке миссис Сноублум? — спросила МакГонагалл скрипучим утомленным голосом. — А мне нужно на минутку повидаться сГорацием, чтобы забрать Зелье Сна без сновидений.
— Конечно, — пробормотала она, подходя к Аннабель, изучая глубокие кровавые порезы на ее запястьях, оставленные, должно быть, жестоким Инкарцеро [2]. Липкие влажные волдыри опоясывали плоть, словно браслеты; у Гермионы был иммунитет к подобным ранам, она едва ли вздрогнула, когда отвела палочку, чтобы очистить кожу от розоватой смеси из крови и слизи.
— Скажите, если будет больно. Выглядит очень воспаленным.
Аннабель никак не отреагировала, поэтому Гермиона приступила к заклинаниям и смене повязок; тишина была слишком трагичной, чтобы, казаться неловкой.
— Где-нибудь еще болит? — спросила она, когда почти закончила. — Или я могу для вас что-нибудь сделать?
Аннабель резко подняла на нее мертвый взгляд.
— Можете вернуть моего мужа?
Гермиона вздрогнула.
— Мне жаль, — прошептала в ответ, потому что не знала, что еще может сказать. — Мне очень жаль.
— Было бы лучше никогда не приходить в себя, — произнесла Аннабель бесстрастным голосом. — Мне не нужна такая жизнь. Она ненастоящая.
Гермиона сложила руки на коленях.
— Может, хотите немного…
— Ты милая девушка, — внезапно отметила Сноублум, но выражение ее лица не изменилось, а голос стал звучать еще более скорбно. — Скажи, ты теряла того, кого любишь?
Она утвердительно кивнула и почувствовала вину, потому что считала неправильным сравнивать их потери, когда раны Аннабель даже не начали затягиваться.
— Я потеряла друзей…
— Но не того, с кем бы хотела провести всю жизнь, — перебила она, — не своего суженого. Человека, с которым ты чувствуешь себя нерушимой, неуязвимой. — Бросила взгляд на кольцо. — Человека, за которого готова умереть, как готова умереть и без него.
Образ Драко мгновенно мелькнул в голове Гермионы, и ее сердце сжалось, как горящий лист. Из-за этой мысли. О, Мерлин... осознание оставило внутри тяжесть страха, и дрожащий стон сорвался с губ, когда она ощутила настоящую физическую боль. От одной только мысли. Она забыла обо всей злости на него. Тревожные ощущения завладели нервами, отказываясь формировать слова, так что в ответ она качнула головой и отказалась плакать на глазах у молодой вдовы.
— Надеюсь, тебе никогда не доведется испытать подобного, — сказала Аннабель, ее наполненный горем взгляд всматривался в пустоту, — это похоже на смерть, только хуже.
Гермиона видела, как Сноублум снова погрузилась в собственные мысли и воспоминания, поэтому просто сидела рядом с ней в тишине, пока несколько минут спустя не вернулась МакГонагалл, принеся с собой флакон с фиолетовой жидкостью, который поставила на прикроватную тумбочку.
— Примите зелье перед сном, — мягко произнесла Минерва и отвела Гермиону в сторону. — Сегодня мы сделали все, что могли. Вам стоит отдохнуть.
— Мне нужно поговорить с вами, — выпалила она, — наедине.
— День был слишком длинным. Разговор может подождать до завтра?
— Нет, — ответила Гермиона низким голосом. — Я хочу поговорить об этом сейчас. Мне нужно поговорить сейчас.
Обратив внимание на безотлагательный тон Гермионы, Минерва кивнула и направилась в директорский кабинет, отметив ее рассеянное выражение лица и напряженность. Как только она закрыла дверь, обеспечивая уединение, Грейнджер начала нетерпеливо расхаживать по комнате, движения ее были беспокойные и дрожащие, как чертополох на осеннем ветру.
— Успокойтесь, мисс Грейнджер, — попросила МакГонагалл, рассекая воздух палочкой, чтобы привлечь стул. — Присядьте...
— Я хочу узнать, что ждет Драко, — бесцеремонно выпалила она, подбадриваемая воспоминаниями о тяготах Аннабель. Она не хотела превратиться в женщину с разбитым сердцем и искалеченной душой. — Я хочу знать, куда его отправят.
МакГонагалл задумчиво поджала губы.
— Вы о том, если Волдеморт проникнет в Министерство и Хогвартс...
— Никаких «если», — раздраженно поправила Гермиона. — Больше не существует никаких «если»! Вам не хуже моего известно, что на Мунго никогда бы не смогли напасть, не будь в Министерстве шпионов. Поэтому я хочу знать, что случится с Драко, когда Пожиратели возьмут верх.
— Гермиона, у нас есть более насущные проблемы...
— Просто ответьте на вопрос! — воскликнула она, сжимая кулаки с такой силой, что ногти повредили ладони. — Мне нужно знать!
МакГонагалл никак не отреагировала на этот эмоциональный взрыв, разве что слегка изогнула бровь.
— Что бы вы предложили в отношении мистера Малфоя?
— Я... я не знаю, — расстроенно ответила она, отводя от лица волосы. — Должно же быть хоть какое-то место, в которое его можно переправить. В котором он будет в безопасности.
— Гермиона, вы должны понимать, что у меня и без этого полно забот...
— Я все понимаю, — вздохнула она, потирая припухшие глаза, — понимаю, и прошу прощения за свой эгоизм, но я...
— Послушайте, — аккуратно выдохнула МакГонагалл, пользуясь моментом, чтобы подобрать верные слова. — Я не слепа. Я знаю, что вы немного... сблизились с мистером Малфоем, и пусть мне непонятны ваши мотивы, я воздержусь от любых высказываний, потому что теперь вы стали больше... походить на саму себя.
Гермиона уже собралась начать отрицать, но предательский румянец выдал ее с головой, а слезы вины заставляли голос дрожать.
— Я и не предполагала, что подобное случится...
— Уверена, что так, — мягко заверила МакГонагалл. — И я не злюсь, но вы должны понять мои затруднения. Что бы вы сделали на моем месте? Поведение мистера Малфоя было совершенно неприемлемо…
— Он изменился, — она бросилась в защиту. — Правда, он…
— Гермиона, вы…
— Прошу, выслушайте меня! — громко взмолилась она. — Он сказал мне! Он поклялся, что больше не будет прислуживать Волдеморту! Разве это ничего не меняет?
Глаза МакГонагалл загорелись удивлением, которое исчезло так же быстро, как и появилось.
— Вы поймете мое нежелание верить его словам…
— Тогда поверьте мне! — продолжала настаивать она. — Знаю, он ошибался, но он стал жертвой обстоятельств. Вы сами говорили, насколько важно, что он не переступил черту и не убил Дамблдора.
— Да, но…
— Он так сильно изменился, — продолжала она с горячей поспешностью. — Знаю, вы уверены, что чувства влияют на мои суждения, но обещаю, что говорю вам правду.
МакГонагалл задумчиво рассматривала взволнованную Гермиону.
— Насколько сильны ваши чувства к мистеру Малфою?
— Он мне небезразличен, — призналась она после долгой паузы. — Он стал... важен для меня.
— И вы уверены, что ваши чувства взаимны?
Она сделала успокоительный вздох.
— Да, уверена, — прошептала в ответ. — Думаю, я что-то значу для него. Но даже если бы это было не так, мне все равно хотелось бы знать, что он будет в безопасности.
Материнская забота расцвела в груди Минервы, и она опустила голову с обессиленным принятием ситуации.
— Ничего не могу обещать, — сказала она приглушенным тоном, — но существует одно место, в котором мистер Малфой, возможно, найдет защиту. Нужно уточнить, можно ли договориться о его перемещении.
Гермиона с облегчением закрыла глаза и накрыла рукой успокаивающееся сердце.
— Спасибо, — выдохнула она. — Большое спасибо, профессор.
— Прошу, не питайте больших надежд, Гермиона, — остановила ее МакГонагалл. — Все зависит от решения определенных людей, и я ничего не могу гарантировать.
Любопытство взяло верх.
— Кто принимает решение?
— Будет лучше, если я вам ничего не расскажу, пока не свяжусь с ними, — пояснила она, прикрывая ладонью вырвавшийся зевок. — Сегодня был насыщенный день. Вам нужно отдохнуть. Уверяю, что сделаю все от меня зависящее.
— Спасибо, — повторила Гермиона, направляясь к выходу. — И спасибо за… понимание.
— Не уверена, что понимаю, — возразила Минерва. — Эмоции делают нас людьми, и я не могу осуждать вас за них. Вы достаточно взрослая для принятия собственных решений; все, что я могу сделать, — призвать к осторожности.
— Я буду осторожна. Доброй ночи, профессор, — сказала она с улыбкой и покинула кабинет.
МакГонагалл кивнула ей в ответ, наблюдая, как в чернильной темноте коридора исчезают очертания Грейнджер. Она мысленно проиграла их разговор и задумалась, должна ли воспрепятствовать росту интереса Гермионы к Малфою; но в тайне она догадывалась, что происходящее между ними началось не одну неделю назад, поэтому решила не вмешиваться.
Она рассеянно размышляла, как бы поступил Дамблдор, окажись он в подобной ситуации, и у нее появилось смутное подозрение, что Альбус восхвалил бы обстоятельства; дремлющий в ней романтик чувствовал себя тронутым сложившимся затруднительным положением.
Нет, ее удивило не признание Гермионы, а откровение о том, что Драко Малфой не только обещал разорвать свою связь с Волдемортом, но и разделял опасные чувства Грейнджер. Сама идея была абсурдной, и в то же время, окунаясь в воспоминания последних нескольких месяцев, она вспомнила о тонких намеках, указывающих на то, что все чувства были взаимны: будь то спадающие чары Гламура на шее Грейнджер или слабый намек на мужской аромат, исходящий от ее одежды.
Если бы кто-то другой рассказал подобные детали о наследнике рода Малфоев, она бы отмела их, как полнейшую ересь.
Но это была Гермиона, а значит — все правда.
Возможно, Альбус был прав насчет спасения души Драко…
Потирая морщинистый лоб, МакГонагалл медленно подошла к камину и, бросив пригоршню Летучего порошка, назвала адрес, которым пользовалась много раз за последние месяцы. Изумрудное пламя задрожало, закрутилось яркими языками, пока над очагом не зависло знакомое лицо с выражением застывшего замешательства.
— Прости, что так поздно, — извинилась Минерва, — но, боюсь, у меня к тебе еще одна просьба.
[1] Акнерыс (Murtlap) — http://fantanimals.bib.bz/aknerys-murtlap
[2] Инкарцеро (Incarcerous) — заклятие вызывающее «из воздуха» толстые веревки или тонкие шнуры.
====== Глава 24. Время ======
Саундтрек (первая половина главы):
Ingrid Michaelson — Keep Breathing (для Гермионы)
Andrew Belle — In my veins (для Драко)
Саундтрек (вторая половина главы):
James Blunt — Goodbye my Lover
Mumford and Sons — Thistle and Weeds
Landon Pigg — The way it ends
Пронизывающий ветер бился об нее, словно пытаясь проникнуть под кожу и заморозить кровь.
Одному Мерлину известно, почему ноги понесли ее к Астрономической башне; она могла поклясться, что смертельное заклятие, произнесенное Снейпом, все еще висело мрачной тенью в воздухе. Холодок пробежал по позвоночнику, когда она вышла на башню.
Прислонившись к перилам, она с беспокойством всматривалась в небо, пытаясь сквозь тяжелые тучи рассмотреть сияние звезд, но смогла увидеть лишь Вегу и Арктур.
Позабытые голоса гремели в сознании.
Я должен это сделать…
Она вздрогнула. Гарри в точности передал ей слова Драко той ночью, и она бы поклялась на могиле Годрика, что сейчас могла расслышать его шепот, сползающий по стенам.
Я должен убить тебя, иначе он убьет меня…
Она крепче ухватилась за перила и закрыла глаза, когда призраки прошлого затуманили ее сознание. Она так отчетливо видела сцену, повторяющуюся в голове. Драко, Дамблдор, Снейп, Беллатриса. Такие живые и настоящие, словно она может протянуть руку и почувствовать биение их сердец.
Гермиона сфокусировалась на образе Драко — тот опустил палочку, как и рассказывал Гарри; она чувствовала, как сердце подскочило к горлу. Он выглядел таким уязвимым, что это заставило ее еще сильнее влюбиться в него, но голос разума напомнил, что все это было лишь ее интерпретацией произошедшего.
Прежде чем Снейп поднял волшебную палочку, чтобы убить человека, которым она так восхищалась, Гермиона ощутила хриплое бормотание, щекочущее ухо — и распахнула глаза. Резко выдохнув, она начала вращаться вокруг своей оси, отчаянно высматривая источник звука, но она была здесь одна.
Совершенно одна.
Она оцепенела.
Казалось, помещение, наполненное зловещими тенями и жуткими отголосками прошлого, похороненным в темноте, вибрировало. Атмосфера стала удушливой; Гермиона затаила дыхание, когда ледяной холод коснулся ее руки.
Сорвавшись с места, она побежала к дортуару, оставив призраков прошлого в Башне. Звуки ее скорых шагов отдавались эхом в пустых коридорах; она занырнула в гостиную и закрыла дверь. Развернувшись, увидела Драко, и ее взгляд смягчился; тот дремал на диване, а Живоглот отдыхал у него на коленях. Она услышала хриплое дыхание Малфоя и грустно улыбнулась, почувствовав, как болезненно забарабанило в груди сердце.
— Глотик, — прошептала она, на цыпочках подкравшись к кушетке, — слезь, малыш.
Лениво потянувшись, ее верный питомец послушно побрел в комнату Драко, оставив их наедине, как того и хотела Гермиона. Протянув руку, она погладила лицо Малфоя. Она делала так и раньше, но никогда не придавала значения тому, как он ощущается под ее пальцами... он казался жидкой осенью: приятно холодный и твердый, как мякоть слив. Закрыв глаза, она запечатлела ощущение в памяти, отмечая, что его губы походили на воск, а легкая щетина слегка покалывала подушечки пальцев.
— Что ты творишь, Грейнджер?
Ее глаза распахнулись; Драко медленно приоткрыл веки и с подозрением уставился на нее. На мгновение она замерла, а после вздохнула и вздернула подбородок.
— Я встретила женщину, которая потеряла того... — Кого любила. Именно это она и хотела сказать, но сомнения заставили промолчать, — о ком заботилась.
Драко нахмурился и не произнес ни слова.
— Я знаю, что наши... отношения непросты, — продолжила Гермиона, почувствовав облегчение, когда он не стал сильнее хмуриться на слове «отношения». — Я никогда ничего подобного не планировала...
Он фыркнул.
— Думаешь, я планировал.
— Прошу, Драко, — перебила она, — дай мне закончить. Уверена, что никто из нас о подобном не думал. — Она тяжело сглотнула и поймала его взгляд. — Но я ни о чем не жалею. Ты мне небезразличен. И я не хочу с тобой разлучаться, но здесь нет иного выбора.
Драко напряженно сжал челюсти, еле сдерживая гнев. Гермиона устало ссутулилась; на щеках виднелись следы пролитых ранее слез, а волосы были растрепаны ветром, но она была такой настоящей, что Малфой почувствовал, как все внутренности затягиваются в тугой узел.
— Но у меня есть время, чтобы попрощаться правильно, — решительно произнесла Гермиона, — поэтому я больше не стану с тобой ссориться.
Он выгнул бровь.
— О чем ты…
— Я не знаю, когда нам нужно будет покинуть Школу, — пробормотала она, — но я не позволю, чтобы мы грызлись в наши последние дни вместе.
— Мы грыземся, Грейнджер, — начал он, пожав плечами. — Всегда.
— Я говорю не о безобидных перепалках, — с досадой произнесла она, — ты же знаешь, о чем я, Драко. Я обо всех ссорах, что были у нас в последнее время, я больше не хочу такого. Я отказываюсь.
Она ожидала его реакции, но в ответ он только наградил ее таким знакомым отчужденным взглядом, который заставил ее крепко сжать кулаки.
— Я… — она замолчала и снова прикоснулась к его лицу. — Хочу запомнить тебя таким. Полным спокойствия и… не испытывающим ко мне ненависти.
Драко нахмурился и неосознанно потянулся к ее руке.
— Вот и все, — сказала она, опустив руку, — я не знаю, что нас ждет. МакГонагалл сказала, что попробует найти тебе новое место, но это все, что мне известно. Я поделилась с тобой всеми известными мне ответами, поэтому больше не собираюсь спорить по поводу сложившихся обстоятельств. Я устала от ссор.
— Грейнджер…
— Поэтому, если ты не согласен…
— Грейнджер…
— Тогда я не желаю с тобой разговаривать…
— Грейнджер, — прорычал он, потеряв терпение, потянул ее за руку и усадил себе на колени, — прекрати тараторить.
— Я не шучу, — непреклонно произнесла она, — все так и будет.
На лице Драко медленно появилась веселая ухмылка; Гермиона смотрела на него с опаской, неосознанно затаив дыхание. Он цокнул языком.
—Упряма, как всегда, — тихо заметил он, облизнул губы. — Ладно, Грейнджер. Больше никаких вопросов.
Она не сдержала громкий вздох облегчения, который, сорвавшись с ее губ, долетел до его светлых волос.
— Спасибо, — сказала она, расслабляясь и нежно целуя его в уголок рта.
Драко просунул руку ей под колени и притянул ближе, углубляя поцелуй. Что-то в нежных и решительных ласках Грейнджер всегда пробуждало в нем голод и неизбежное желание. Захватив ее волосы в кулак, он удерживал ее на месте, продолжая ласки с близким к убийственному отчаянию напором.
Оставляя влажную дорожку поцелуев на шее, он сопротивлялся дрожи, когда один из ее вздохов коснулся его плеча, пуская разряд вдоль всего позвоночника. Он подхватил ее под бедра, пальцами врезаясь в плотную джинсу, когда она, прервав поцелуй, грубо дернула край его майки и стащила ее через голову.
После возобновления прерванный поцелуй еще слаще.
Она сделала то, что он в тайне обожал: мягко поцарапала ногтями его грудь и очень нежно потянула зубами за мочку уха. Торопливо стянув с Гермионы джемпер, он прикусил ее за ключицу и начал возиться с застежкой на белье.
Оба обнаженные по пояс, блестящие от пота, в эту сокровенную минуту они заключили молчаливое соглашение, что насладятся каждым чувством, каждой деталью.
Будут целовать... прикасаться... кусать... стонать… смаковать...
Запоминать.
Ощущение жара между бедер заставило Гермиону извиваться, поэтому она оторвалась от него, встала и освободилась от джинсов и белья; Драко сделал то же самое. Он видел уязвимость во взгляде Грейнджер, когда смотрел на нее, желая запомнить каждый миллиметр ее тела, прежде чем ее тревога разрушила бы прекрасный образ.
Почему она не понимала, насколько была прекрасна?
Возможно, потому что он никогда не говорил ей об этом?
Она присела на диван рядом с ним, но он ухватил ее за руку и вернул к себе на колени. Отвел в сторону темные локоны, закрывающие лицо, и увидел сомнение, отравляющее очаровательные черты. Они никогда не любили друг друга в подобной позе — она сверху и задает темп; он дотронулся до ее подбородка и бросил ободряющий взгляд.
— Тебе понравится, — заверил он, прикусывая ее нижнюю губу. — Поверь.
Глаза Гермионы расширились, плечи расслабились, и медленная улыбка озарила ее лицо.
— Я верю тебе, — робко призналась она и ухватилась за его плечи, когда одной рукой он прикоснулся к ее спине, вызывая приятную возбуждающую дрожь.
Его вторая рука прочертила изгиб от ее бедра до влажных складок, и Драко погрузил в нее два пальца, ловя ртом вырвавшийся вздох Гермионы. Он продолжал дразнить ее на протяжении нескольких минут, осыпая поцелуями грудь; его эрекция стала еще тверже, когда сладкие стоны достигли его ушей. Она старалась добраться до его члена, но Малфой оттолкнул ее нетерпеливые руки; он хотел немного продлить этот момент. Драко хотел потеряться в интимной близости вместо того, чтобы стремиться достичь кульминации.
Он не знал причин. Он просто действовал.
Пара прикосновений к чувствительному клитору, чтобы убедиться в ее готовности, и он медленно притянул ее ближе к себе, пока она не прижалась своей грудью к его. Немного сместившись, она оседлала его, выгибаясь и приспосабливаясь к незнакомой, но восхитительной позе.
Драко втянул воздух через плотно сжатые зубы, когда проскользнул в ее жаркое лоно. Гермиона повела бедрами, и он сильнее сжал ее талию, ощутив разгорающуюся искру вожделения. Помогая ей подстроиться под нужный ритм, он пользовался любой возможностью поцеловать ее.
Ритм постепенно возрастал — нежное раскачивание тел, томные стоны, сорвавшиеся с губ. Она наклонила голову вперед, упершись в его лоб своим, укрываясь завесой каштановых кудрей, прячась ото всего мира.
Поцелуи вторили движению их тел: неспешные, глубокие, заставляющие плоть гореть огнем. Когда приближающаяся разрядка начала нарастать в паху, Драко сцепил руки вокруг нее и взял инициативу на себя, вбиваясь в нее быстрее и сильнее. По ее резким движениям и обрывочному дыханию он знал, что она приближается к пику удовольствия, поэтому разорвал поцелуй и обрамил ладонями ее лицо, чтобы наблюдать за моментом наслаждения, окрасившим ее черты.
Приоткрытые губы. Замешательство во взгляде. Расширившиеся зрачки. Сдавленный всхлип.
— Хочу запомнить тебя именно такой, — пробормотал он, почти случайно, когда вибрации ее освобождения перевели его через край.
Они сидели, прислоняясь друг к другу лбами, тяжело дыша; Драко рассеянно выводил ленивые узоры в ее волосах. Упоенные негой, они ощущали приятное покалывание под кожей. Ее удовлетворенный вздох коснулся его плеча, и она закрыла глаза, но Малфой не позволил ей погрузиться в расслабляющий сон.
— Один последний вопрос, — прохрипел он, и ее глаза неохотно открылись. — Сколько времени у нас осталось?
Довольство на лице Гермионы сменилось хмуростью.
— Немного.
К счастью влюбленных, время субъективно.
Время жестоко и эгоистично, оно никогда не станет замедляться независимо от того, как сильно ты умоляешь.
Время мчится, когда ты натыкаешься на нечто близкое к удовлетворенности.
Следующие несколько дней они провели в объятиях друг друга среди простыней или в душе, пытаясь скрыться от мира, ожидающего за дверью, как это делают молодые влюбленные. Свои хрупкие часы они проводили, сидя на подоконнике, наблюдая за дикими грозами января, рассеянно читая Шекспира, Байрона или Донн, обмениваясь ленивыми поцелуями.
Драко возмущали моменты, когда Гермионе приходилось покидать его ради встреч с МакГонагалл или помощи пострадавшим из Мунго, но он сдерживался, сохраняя мир; как и обещал. Хотя тень надвигающейся войны никогда не покидала комнату, после их разговора на губах Грейнджер всегда играла неуловимая улыбка, и он был твердо уверен, что она никогда не перестанет его преследовать.
— Драко.
— М-м?
— Хочешь пойти в постель? — спросила она. — Ты выглядишь уставшим.
Сон был пустой тратой времени.
— Я в порядке, — пробубнил он, указывая ей перевернуть страницу. — Давай лучше дочитаем.
Гермиона вытянула шею и оставила на его губах легкий поцелуй.
Она упорно боролась, чтобы не соблазниться ложным чувством безопасности, но расслабленное поведение Драко было как наркотик, который облегчал ее страх. В эти дни в Хогвартсе стало спокойнее: большинство выживших после нападения на Мунго быстро шли на поправку и уезжали домой. После рождественских каникул в школу вернулось около сорока учеников. Остальные ее одноклассники должны были вернуться завтра на Хогвартс-экспрессе; ей не терпелось увидеться с Джинни и Невиллом, чтобы хотя бы успеть попрощаться до того, как Министерство падет и ей придется уйти.
Среди уже вернувшихся были братья Криви и третьекурсница по имени Джоанна Престон; магглорожденные приятели Гермионы станут ее главным приоритетом, когда случится неизбежное.
МакГонагалл придирчиво составила планы для эвакуации студентов, но оставалась решительно неопределенной насчет Драко; она просто кивнула головой и заверила: «Кое-что было устроено». В последнее время от забот и беспокойства лицо Минервы покрылось большим количеством морщин, и Грейнджер воздержалась от развития темы, безоговорочно доверяя своей наставнице.
Гермиона действительно была обеспокоена положением Драко. Настолько сильно, что это ее пугало.
Она мысленно приготовилась к нападению на Министерство и Хогвартс, но мысль о приближающемся расставании с Драко заставила ее сердце пропустить удар. Последние дни, проведенные в дурмане его аромата, голоса и тепла, успокаивали душу и, возможно, были самыми прекрасными в ее не столь длинной жизни.
Но все когда-нибудь заканчивается.
— Грейнджер.
— Да?
— Уже прошло минут десять, а ты так и не перевернула страницу.
— О, — она нахмурилась, — извини, я просто задумалась.
— Я в шоке, — протянул тоном, наполненным сарказмом, и поцеловал ее за ухом. — Давай, Грейнджер, поворачивай страницу.
На автомате выполнив его просьбу, Гермиона сильнее прижалась к Драко и мысленно обругала себя за то, что драгоценные минуты ускользнули впустую.
Время насмехалось над ней.
Она проснулась от нервов, скрутившихся в тугой узел в животе.
За окном было темно; Драко обнимал ее за талию, и сонное дыхание трепало ее волосы. Взглянула на часы — было почти пять утра; она осторожно выбралась из постели и попыталась разобраться, что же ее взволновало. Что-то было определенно не на месте.
Взрыв молнии между раскатами грома осветил комнату, и Гермиона с опаской шагнула к окну, вглядываясь в темно-синее небо, которое раскалывалось на части бушующим штормом. Еще один приступ беспокойства скрутил живот, вызывая мурашки на коже; она понятия не имела, с чем это связано.
Что-то определенно было не так.
Тянущее чувство внутри подсказывало покинуть дортуар, поэтому она тихо переоделась в джинсы и один из свитеров Малфоя, чтобы уберечься от холода. Прихватив палочку, она на минуту задумалась, погладила Драко по волосам и вышла из спальни; Живоглот взволнованно расхаживал по гостиной, беспокойно мурлыча и царапая половицы.
— Тише, Глотик, — прошептала она и почесала кота за ухом, — я скоро вернусь.
Движимая интуицией, она на цыпочках кралась по пустым коридорам, жуткую тишину которых нарушал лишь глухой стук ее сердца. В действительности, Гермиона никуда не хотела идти; по ходу движения она проводила пальцами по каменным стенам, словно хотела успокоить школу перед тем, что обязательно должно случиться. Поднимаясь по лестнице и понимая, куда направляется, она округлила глаза, когда обнаружила, что кто-то уже находился на Астрономической башне в поисках ответов в столь ранний час.
— Вы тоже это чувствуете? — спросила она, подходя к МакГонагалл.
— Да, — кивнула та и ухватилась за перила; ее задумчивый взгляд изучал облака, — что-то не так.
— В чем же дело?
— Не знаю, — напряженно ответила Минерва, — шторм какой-то другой. Он кажется… неправильным.
— Вы думаете… — Гермиона замолчала, когда увидела большую блестящую сферу, движущуюся в их направлении. — Что это?
МакГонагалл опустила голову и с тревогой закрыла глаза.
— Предупреждение.
Они обе сделали несколько шагов назад, когда свет озарил Башню, являя им образ лани, и Гермиона подумала о матери Гарри.
— Профессор, чей...
— Тише, Гермиона. Это важно.
— Один час, — раздался знакомый мужской голос, — Они близко, Минерва.
Сияющая лань исчезла так же быстро, как и появилась; Гермиона выдохнула, посмотрела выжидающе на директрису и спросила:
— Они близко? Пожиратели смерти?
— Один час, — сдержанно повторила МакГонагалл. — Не уверена, что этого времени будет достаточно, чтобы...
— Это был патронус Снейпа?
— Да, — кивнула она, разворачиваясь к Грейнджер и бросая на нее скорбный взгляд. — Гермиона, мне нужно предупредить преподавателей. Вы же должны разбудить братьев Криви и мисс Престон, а после отвести их в мой кабинет. Я присоединюсь к вам сразу же, как смогу...
— Я думала, мы собирались эвакуировать их на фестралах...
— Мы не успеем, — она покачала головой, — просто отведите их в мой кабинет. Хорошо?
Гриффиндорские инстинкты взяли верх и, расправив плечи, она согласно кивнула в ответ.
— Хорошо, тогда я...
— Поспешите! — крикнула МакГонагалл, когда Гермиона сорвалась с места и побежала.
К тому времени, как Гермиона добралась до комнат Гриффиндора, мышцы болели, а тело было переполнено адреналином. Разбудив Денниса, Колина и Джоанну, она нетерпеливо ожидала, пока те поспешно собирали свои вещи.
Мерлин милостивый, это действительно происходит...
Девятнадцать минут спустя все собрались в директорском кабинете; Колин старался успокоить перепуганного брата, а Гермиона — тринадцатилетнюю Джоанну, убеждая ее, что она попадет домой целой и невредимой. С течением времени Гермионе становилось все более неспокойно, она дрожала от нервов и нетерпения, поскольку угрожающая мысль о нападении Пожирателей все прочнее укоренялась в сознании. Каждый шаг стрелки часов означал, что у них осталось еще на минуту меньше времени, чтобы вытащить Драко из замка, но она упорно старалась не отвлекаться от своих обязанностей старосты.
— Где МакГонагалл? — спросил Колин полным паники голосом. — Ты сказала, что она скоро будет.
— Еще немного, — ответила Гермиона, не уверенная в своих словах. — Все будет хорошо.
А если нет?
Ожидание может свести тебя с ума.
МакГонагалл появилась лишь спустя двадцать две минуты, Гермиона никогда не видела ее столь растерянной: лоб был покрыт испариной, лицо рассекали глубокие морщины. Бросившись к камину, Минерва быстро произнесла заклинание, после повернулась к студентам и жестом указала им подойти поближе.
— По каминной сети вы отправитесь к Кингсли Шеклболту, — отрывисто объяснила она. — Он поможет всем вам благополучно добраться домой, ясно? — Все согласно кивнули. — Его адрес Восдсвортов проезд, 23.
После этих слов Минерва протянула чашу с летучим порошком и добавила:
— Вы первая, мисс Престон, и не забудьте, что адрес нужно произносить четко. Нужно поспешить.
Гермиона смотрела, как Джоанна исчезает в языках изумрудного пламени; за ней последовал Деннис, а после и Колин. По телу разлилось небольшое облегчение, которое моментально исчезло, когда она заметила, что теперь МакГонагалл протягивает чашу ей.
— Ну же, Гермиона, вам нужно поторопиться...
— Я никуда не пойду, — заспорила она, отступая назад, — мне нужно помочь Драко.
— На это нет времени.
— Но мне нужно...
— Гермиона, Пожиратели приближаются! — отрезала МакГонагалл. — Вы должны уходить!
— Нет! — прокричала Грейнджер, сжав кулаки. — Я не уйду! Мне нужно вытащить его отсюда! Вы поклялись...
— Гермиона, прошу, будьте разумны...
— Вы только впустую потратите время на этот спор! — сердито продолжала она, по щекам катились слезы бессилия. — Если мне придется обойтись без вашей помощи, пусть будет так! Но я не уйду, пока не буду уверена, что он выбрался отсюда!
МакГонагалл замерла, а после сдала, ощущая свое поражение. Она устало посмотрела на Грейнджер и неохотно подошла к столу. Махнула палочкой, открыла ящик и достала небольшой круглый объект, завернутый в ткань, и палочку, которая, как поняла Гермиона, принадлежала Драко.
— Так и быть, — со вздохом пробормотала Минерва, — Выслушайте меня внимательно, потому что повторять дважды не будет времени. Воспользуйтесь черным выходом и бегите к окраине Запретного леса, к хижине Хагрида. Не забегайте слишком далеко — лишь настолько, чтобы не быть замеченными.
— А если кто-нибудь в школе заметит его?
— Все преподаватели собрались в Большом зале, а большинство учеников еще спит. Вы доберетесь без проблем.
— А что мне делать, когда мы...
— Эта монета — портключ, ведущий к безопасному месту, — перебила она, подняв замотанный тканью объект. — Когда выйдете из кабинета, я дам им знать, чтобы ожидали его прибытия.
Гермиона сглотнула и приняла из рук МакГонагалл портключ и палочку Драко.
— Вы не скажете мне, куда он направится?
МакГонагалл покачала головой.
— Вы же понимаете, что так безопаснее. Чем меньше людей знает...
— Но он ведь будет в безопасности? Вы обещаете, что с ним ничего не случится?
— Обещаю. А теперь послушайте, Гермиона. После того, как Драко исчезнет, вам необходимо вернуться к хижине Хагрида. Там, на окраине леса, под раскидистым дубом лежит красный камень. С этого места вы сможете аппарировать. Отправляйтесь к Тонкс. Я свяжусь с ней по камину и дам знать о вашем появлении, и на какое-то время она изменит чары.
— Красный камень под раскидистым дубом, — на автомате повторила она, а после бросилась к МакГонагалл и сжала ее в крепких объятиях. — Огромное вам спасибо. За все. И я прошу прощения за свой эгоизм.
МакГонагалл печально нахмурилась и похлопала ее по спине.
— Вам нужно идти, — посоветовала она, отстранилась и проводила Гермиону к двери. — Идите. У вас и так мало времени. — Минерва изможденно вздохнула. — Желаю удачи, вам обоим.
Гермиона бросила прощальный взгляд, полный благодарности и выбежала из кабинета; сердце бешено колотилось в груди. Ее мир рушился на глазах.
Драко сел в постели и недовольно посмотрел на холодное место Гермионы.
Какого черта?..
Времени было без четверти шесть утра, небо едва начало окрашиваться в светлые оттенки синего — так почему он в постели один? Более того, почему не слышен шум воды из ванной или возни в кухне?
Раздраженно нахмурившись, он отбросил одеяло и натянул одежду, которую носил вчера, в попытке укрыться от зимнего воздуха, проникшего в комнату Грейнджер. Спустив босые ноги на пол, он направился в гостиную и чуть не споткнулся о Живоглота, преградившего ему путь.
— Гребаный кот, — пробубнил он, бросая на того недобрый взгляд. — И где же твоя хозяйка?
На этих словах, тяжело дыша, Гермиона ворвалась в комнату; щеки мерцали от слез, она спотыкалась о собственные ноги.
— Слава Мерлину, ты проснулся! — прохрипела она, подходя ближе и хватаясь за его свитер. — Нам... нужно уходить...
— Какого черта? — выплюнул Малфой, поддерживая ее за плечи. Он никогда не видел Гермиону в подобном состоянии, поэтому все внутри сковало ужасом от ее ненормального поведения. — Где ты была?..
— Мы должны уходить! — крикнула она. — Пожиратели... они близко! Нужно уходить! Сейчас же!
— Грейнджер, просто дыши...
— Ты меня не слушаешь! У нас остались считанные минуты! — заорала она, вырываясь из его рук и делая несколько движений палочкой, чтобы призвать его обувь и мантию. — Одевайся, Драко! Быстрее! Мне нужно вытащить тебя отсюда! Поспеши!
Серьезность слов и отчаяние в голосе ударили его, словно Импедимента [1], поэтому он выполнил просьбу. Гермиона побежала в свою спальню и вернулась с зачарованной сумкой и курткой. Он только успел застегнуть одну пуговицу на мантии, как она уже схватила его за руку и потащила из дортуара; ее пальцы обхватывали его так плотно, что почти затормозили циркуляцию крови.
— Глотик! — позвала она, оборачиваясь через плечо, и распахнула дверь. — Иди за мной, Глотик! Давай!
Кот ринулся вперед, и она дернула Драко вниз по коридору; подпитываемая страхом, она отказывалась разъединять их руки. Достигнув черного выхода, они по грязной дороге направились к Запретному лесу; ветер и дождь хлестали по ним с беспощадной силой.
Проходя мимо хижины Хагрида, они нырнули под деревья, оцарапавшие их сухими сучьями, те словно старались помешать им сбежать. Боковым зрением Гермиона засекла проблеск красного и резко остановилась.
Она все еще держала Драко за руку.
— Блять, — выругался он, едва не врезавшись ей в спину, — Грейнджер, какого...
— Красный камень, — пробормотала она себе под нос, глядя на раскидистый дуб, который упоминала МакГонагалл. — Иди сюда, Глотик, — она поманила любимца, который убежал на несколько метров вперед, но быстро вернулся назад. — Жди здесь, я скоро вернусь.
Довольная тем, что ее магический фамильяр все понял, она дернула Драко за руку, и они снова побежали. Кровь засочилась между их ладоней, когда они ногтями оцарапали кожу друг друга. Очередной раскат грома и последовавшая за ним молния взорвалась над головами; Гермиона убрала с лица мокрые волосы и потерла глаза. Кости горели от напряженного бега, легкие жгло, но она не могла остановиться.
Бежать...
Увести его...
Отправить в безопасное место...
— Грейнджер, остановись! — прокричал Драко, резко тормозя и вырывая руку из ее захвата. — Блять, да остановись же ты!
Гермиона обернулась и попыталась снова ухватить его, но безуспешно.
— Драко, мы должны...
— Хватит! — выплюнул он. — Какого черта мы здесь делаем?
Ее лицо исказилось от боли, когда она пыталась найти подходящие слова. Годрик... ее сердце обливалось кровью. Она смотрела на Малфоя: волосы, растрепанные ветром, бледное лицо — он выглядел таким человечным, таким совершенным, что ее захлестнули эмоции.
— Мы... Здесь мы должны попрощаться, — пробормотала она дрожащими губами, наблюдая, как он с сомнением хмурит брови. — Наше время вышло.
Малфой качнул головой и упрямым тоном произнес:
— Что ты такое...
Пронзительная продолжительная вспышка прервала его слова, освещая весь лес и содрогая землю. Он неосознанно потянулся к Гермионе, близко притягивая ее к себе. Где-то вдалеке он слышал свист от рассекающих воздух метел и наполненные паникой крики, доносящиеся из Хогвартса. Казалось, даже деревья стонут и вздрагивают, поэтому Драко внимательно осмотрелся вокруг, по-прежнему крепко сжимая Гермиону в объятиях.
— Что за чертовщина? — прорычал он, когда стихло жуткое эхо.
— Рушатся Защитные чары, — изумленно произнесла она, бросая взгляд на замок. — Они здесь. Драко, тебе пора уходить…
— Нет, — выплюнул Малфой, выпуская ее из своих рук. — Нет! Нам нужно больше времени!
— Его больше нет, — всхлипнула она, судорожно вздыхая, — Ты должен уйти или они найдут тебя...
— Я еще не готов! — перебил он, поднимая руки, чтобы смахнуть мокрые пряди с ее лица. Их смешанная кровь размазывается по ее щекам, и Драко рассеянно вспоминает тот день в ванной, когда она, порезав ладони, связала их судьбы. Тогда кровь была иной. Теперь же она не имеет значения. — Пойдем со мной, — небрежно выдохнул он, — Пойдем, мы сможем спрятаться...
— Я не могу! — прокричала она, сбрасывая его руки. — Мы говорили об этом, Драко! Мы согласились...
— А я изменил свое гребаное мнение! — резко возразил он. — Чего ты от меня хочешь, Грейнджер? Чтобы я упал на колени и умолял?
— Нет! — взвыла она. — Я хочу, чтобы ты был в безопасности! И больше ничего!
— Я тоже хочу, чтобы ты была в безопасности! — прокричал он в ответ. — Не сражайся в этой войне, Гермиона! Не...
— Ты же знаешь, что я должна...
— Херня!
— Драко, прошу, — всхлипнула она, засунула руку в карман, нащупывая палочку, — тебе нужно…
— Мне нужна ты, Гермиона! — признался он. Пошел на хрен, Салазар. — Ты это хотела услышать? Этого ждала?
— Я не хочу с тобой так прощаться, — прошептала она скорее самой себе, отводя палочку, зажатую в дрожащей руке. — Я не хотела, чтобы было так сложно…
— Какого черта ты творишь? — спросил он, настороженно оглядывая ее. — Опусти палочку, Грейнджер!
— Прости, — выдыхает она, крепче сжимая кулак. — Прости меня, Драко, но мне нужно, чтобы ты был в безопасности.
— Даже не смей, Гермиона…
— Петрификус Тоталус! — выкрикивает Грейнджер, и Драко замирает на месте. Он напоминает ей одного из оловянных солдатиков: стойких и гордых, но с абсолютно безжизненными глазами. Она знает, что его образ будет преследовать ее.
Гермиона сильно зажмурилась, когда жгучие слезы затуманили ее взгляд, и стерла со щеки кровавое пятно, которым он ее заклеймил. Позабыв о намерении притвориться безразличной, она присела возле Малфоя, опустила голову ему на плечо и горько зарыдала.
Не так она планировала с ним попрощаться.
Ветер бушевал, дождь бил холодными струями, пуская яростную дрожь, изводящую каждый сантиметр ее тела. Находясь под чарами, Драко был неподвижен и хранил молчание; сейчас она готова была пожертвовать практически чем угодно, лишь бы вновь ощутить тепло его рук. Ситуация была совершенно неромантичной и наполненной горечью, но она запечатлела эти драгоценные секунды в памяти и поежилась, когда со стороны Хогвартса послышались зловещие звуки, прервавшие ее нежные прикосновения. Она была вынуждена осознать, что их время остановилось.
— Прости, — прошептала она еще раз, отстраняясь от Драко и очерчиваядрожащими пальцами линию его губ. — Это единственный возможный вариант.
Гермиона физически ощущала, как разбивалось ее сердце, когда в последний раз изучала его застывшее лицо и мысленно умоляла сознание сохранить мельчайшие детали, которыми любовалась каждое утро после пробуждения последние несколько недель, и которые стали...
— Если... Если мы оба выживем в этой войне, — выдохнула она, презирая произнесенное «если», — я хотела бы, чтобы ты был рядом.
Подхватив сумку, она достала палочку Драко и засунула в карман его брюк, после покопалась в поисках портключа. Аккуратно разворачивая ткань и с обидой взирая на безобидного вида галлеон, она подхватила монету краем ткани и нерешительно поднесла к руке Малфоя.
Вздохнув, чтобы немного успокоиться, Гермиона обрамила его лицо свободной ладонью и большим пальцем провела по скуле. Наклонилась вперед и в последнем поцелуе прижалась своими губами к его.
Она представила, что капли дождя, падающие на его бледную кожу, могут быть слезами, и эта мысль оборвала последние слабые струны ее души.
Сердце разбито, боль парализует ее.
Время вышло...
— Я люблю тебя, — печально вздохнула она, вложила монету ему в ладонь и вздрогнула, когда воздух зарябил, унося Драко в неизвестном направлении.
Он ушел.
[1]Импедимента (Impedimenta) — чары помех. Заклинание сбивает жертву с ног и замедляет, или полностью останавливают цель на короткое время.
====== Глава 25. Расстояние ======
Саундтрек:
Snow Patrol and Martha Wainwright — Set the Fire to the Third Bar
Jason Walker and Molly Reed — Down
Damien Rice and Lisa Hannigan — Cold Water
Она не сводила остекленевшего взгляда с места, где он находился еще мгновение назад.
Теперь там было пусто; лишь насмешливая брешь, разрезаемая каплями дождя и порывами ветра, которые отчаянно стремились заполнить пространство. Запах бури затмил остатки аромата Драко, и покалывающее ощущение на кончиках пальцев от прикосновения к его коже постепенно угасало. Она замерла, словно он все еще был рядом; рука, которая поместила портключ ему в ладонь, дрожала, а на губах ощущался горький вкус прощания.
Я люблю тебя…
Она не могла пошевелиться.
Не могла оторвать взгляд от того места, где его больше не было.
Продолжала безотрывно смотреть…
Она моргнула, чтобы сдержать поток слез, и все вокруг словно снова ожило.
Выпустив из пальцев тонкий материал, в который был завернут портключ, она подавила образовавшийся в горле ком. Крик застрял где-то в груди, легкие были слишком напряжены, чтобы выпустить его; удушающее чувство сжигало ее изнутри, мешая дышать.
Ох, Мерлин, боль в сердце была невыносимой, она разрывала ее на куски.
Колени подогнулись, и она тяжело упала на землю, не обращая внимания на грязь на коленях и ладонях, которыми едва успела упереться в землю. Взгляд упал на отпечатки ног Драко — единственный признак того, что он был здесь всего лишь несколько минут назад; струи усиливающегося дождя смывали его следы, и уже через несколько секунд они смешались с мокрой землей. Гермиона осталась совершенно одна.
Ветер усилился, и она обняла себя руками, чтобы хоть как-то спастись от накатившего холода и одиночества. Громовой раскат заглушил ее рыдания, заставил крепко зажмуриться, чтобы побороть сотрясающую тело дрожь.
— Годрик, как больно, — произнесла она в пустоту, крепче обнимая себя руками, — как же больно.
В сознании всплыли слова Аннабель Сноублум: «Это похоже на смерть, только хуже».
Она замерла на месте еще на несколько секунд, после начала раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь восстановить трезвость мыслей; на задержку не было времени. Отголоски сражения в Хогвартсе нарушили ритм дождя, Гермиона нехотя открыла глаза, посмотрела в сторону школы. И тогда она вспомнила: здесь нельзя оставаться; отругала себя за то, что позволила сердечной боли отвлечь себя.
Глубоко вдохнув, Грейнджер сжала зубы и заставила себя собраться. Подняла руки и резко смахнула предательские слезы, вот только все лицо покрывали капли дождя, поэтому она не могла отделить одни от других. Раздраженный стон сорвался с губ, когда она обнаружила всю тщетность попытки.
Промокшая до нитки, она старалась не обращать внимания на тошноту и головокружение; сделав еще несколько глубоких вдохов, Гермиона неуверенно поднялась на ноги. Бросив последний взгляд на уже пустое место, она сжала кулаки, решительно развернулась и побежала прочь.
Движения были неуклюжими; она едва замечала царапающие колючки чертополоха, когда пробиралась сквозь лес. Она надеялась, что движется в верном направлении. Чувствовала себя потерянной, дождь застилал взгляд, но она слепо брела по хлюпающей грязи, высматривая красный камень.
— Живоглот, — позвала Грейнджер хриплым голосом, стараясь быть как можно тише. — Глотик.
Где-то слева раздалось тихое мяуканье, и она свернула в направлении звука, не замечая колючую ежевику и ядовитый плющ, поскольку рядом с Запретным лесом послышалась суета и какие-то нечеловеческие звуки. Может, обитающие здесь магические существа почуяли атаку и запаниковали, или же сквозь заросли пробирались Пожиратели и сейчас практически дышали ей в затылок.
Собрав остатки силы, она с болезненным рыком бросилась вперед, крепко сжимая волшебную палочку. Она прорвалась сквозь плотную стену ветвей и облегченно вздохнула, когда с взволнованным шипением к ней подскочил Живоглот, который внимательным взглядом изучал все вокруг.
— Все… все в порядке, Глотик, — она готова была поклясться, что кот высматривал Малфоя. — Он ушел. Давай, малыш. Нам пора.
Взяв Живоглота на руки, она направилась к камню под раскидистым дубом и почувствовала, как воздух буквально трещал от магии. Она крепче обняла кота и приготовилась аппарировать.
Бросив прощальный взгляд в сторону Хогвартса и мысленно помолившись о безопасности Драко, она оставила их расколотое пристанище позади.
Драко приземлился, потеряв равновесие.
Упав на колени, он выставил вперед локти, чтобы уберечь лицо от падения в грязь, зажимая в кулаках траву. Его спина напряглась, когда он безуспешно боролся со спазмами в желудке. Уже в следующее мгновение его стошнило, опаляя горло желчью.
Сплюнув, он сделал тяжелый вдох, слезящимися глазами осмотрел незнакомую территорию и заметил, как капли пота, дождя или возможных слез падают ему на ладони. Ярость и сожаление кипели в венах, заставляя чувствовать себя способным на любое разрушение; подобно яду чувства разъедали его нервы и мышцы.
— Твою ж мать, Грейнджер! — прошипел он в пустоту, кулаком ударяя о землю. — Блять. — И снова. — Блять. — И еще раз. Пока костяшки на руке не покрылись кровью и не начали гореть. — Черт, Гермиона!
Его голос сорвался, и крик застрял где-то в горле. Слишком зол. Слишком встревожен. Слишком потерян. Он поднял голову и просканировал окружение, но взгляд был затуманен, поэтому Малфой едва мог рассмотреть хоть что-нибудь на расстоянии пары метров. Все, что он различил — ковер из травы и рассветное небо, окрашенное в цвет индиго.
Здесь не было никакой бури, только сильный ветер, который царапал его влажную кожу, все еще пахнущую шотландским дождем и мылом Гермионы.
Он был здесь чужаком.
Его разум начал неумолимо проигрывать произошедшее минуту назад, что вызвало пульсацию в висках. Он вспомнил взмах палочки Грейнджер, когда она бросила в него Петрификус, и тугой узел страха, сковавший изнутри. Он вспомнил, как она прижалась к его неподвижному телу, ее лицо было переполнено эмоциями, а произнесенные ею горькие слова отражались от его лица.
Она поцеловала его; он так сильно боролся с заклинанием, лишь бы суметь ответить ей, что кости готовы были потрескаться внутри плоти. Петрификус не был восприимчив ни к упорству, ни к отчаянию; Драко знал, что Гермиона поцеловала его, ощущая безжизненность губ, и ненавидел это.
А после…
Я люблю тебя…
Он напрягся. Он не знал, что делать с этими словами; три слова, которые застряли в его сознании, которые... согревали его. Такие успокаивающие, и в то же время вносящие столько хаоса. Они меняли все и ничего, потому что она все-таки отослала его. Одного.
Драко был обеспокоен состоянием своего рассудка, когда его только изолировали в ее комнатах; нынешняя же реальность оказалась намного хуже — словно Круцио для психики.
Часть Малфоя хотела разыскать Гермиону и сказать, что он не нуждался в ее любви, что он не заслуживал ее, что она совсем сдурела, раз желала его в своей жизни. Ведь он был подобен уродливому красному пятну на белых одеждах. Осколку стекла, врезавшемуся в вену. Он был недостоин ее. Теперь он знал это. Возможно, всегда знал.
Другая его часть хотела найти ее и залечить все раны, может, снова позабыть о гордости и отдать все, что она попросит. Потому что он нуждался в ней, но не в наивном романтичном смысле, от которого тянуло блевать, а в болезненном, выворачивающем наизнанку, сводящем с ума и терзающем душу. Он сказал об этом раз, повторит и второй. Внезапно гордость оказалась не настолько уместна по сравнению с гребаной агонией, что роилась меж его ребер.
Может, он даже любил...
Он не знал; все, что сейчас бежало по венам, было чуждо ему. Окрестить чувства каким-то заезженным словом, что так часто было небрежно брошено между малознакомыми людьми, казалось недостаточным для того, что поставило его на колени. Происходящее напоминало ему о странном свойстве огня, когда пламя становится настолько жарким, что ощущается как лед, или же лед бывает так холоден, что обжигает. Парадокс природы.
Если это была любовь, тогда она ощущалась подобно безумию. Подобно пытке. Или блаженству. Все за раз.
Он просто хотел вернуться, чтобы сделать... хоть что-нибудь. Чтобы их сердца, как и прежде, бились в унисон.
Палочка. Она вернула его палочку.
Он поспешно засунул руку в карман и схватился за древко, чувствуя на кончиках пальцев утешительное потрескивание давно отсутствующей магии. На мгновение замерев, он попытался успокоить мысли и аппарировать, когда почувствовал чью-то руку на плече и замер.
— Защитные чары не позволят тебе вернуться, — произнес мягкий женский голос. — Вдобавок, ее там уже нет.
Драко развернулся и вскочил на ноги, едва не потеряв равновесие; сморгнул соленые слезы. Нахмурился от недоверия и шока, когда понял, кто потревожил его. Он узнал ее только из-за случайной встречи в Косом переулке и порванной колдографии, которую нашел в сумке матери, когда рылся в поисках лишнего галлеона для шоколадной лягушки. Да и черты лица трудно было не узнать: аристократичные линии, столь схожие с Беллатрисой, но более деликатные и не охваченные угрожающей резкостью, что всегда заставляла его чувствовать дискомфорт.
— Ты? — прошипел он, слишком вымотанный, чтобы вложить в голос хоть немного угрозы. — Меня отправили к тебе?
— Да, — ответила Андромеда, ощущая явное неудобство и не сводя глаз с палочки Драко. — У МакГонагалл…
— …извращенное чувство юмора, — закончил он. — Мне не нужна твоя помощь.
Она выгнула бровь и медленно произнесла:
— Ты недооцениваешь ужасное положение вещей, Драко. Поверь, когда я говорю, что тебе нужна моя помощь.
— Нахрена тебе вообще мне помогать? — спросил он, сощурившись.
— Сначала я была против, — со вздохом призналась она, — но, несмотря на прошлое, ты все еще моя семья, Драко. И, кажется, теперь у нас появилось кое-что общее.
— Что ты несешь?
На миг Андромеда заколебалась.
— МакГонагалл рассказала мне об… отношениях с Гермионой…
— Ты ни черта не знаешь о моих отношениях с Грейнджер! — рявкнул он, выбрасывая вперед руку с зажатой в ней палочкой. — Ни черта!
— Успокойся!
— Не говори мне…
— Тише! — прикрикнула она. — Не смей всех разбудить! Тебе это может не нравиться, Драко, но много лет назад я оказалась в точно таком положении. Я знаю, что ты чувствуешь…
— Ты и понятия не имеешь…
— Если бы МакГонагалл не рассказала мне о ваших с Гермионой отношениях, тебя бы здесь не было, — сказала Андромеда спокойным голосом. — Похоже, они обе уверены, что в какой-то степени ты изменил свои взгляды, поэтому я готова выдать тебе кредит доверия.
— Как великодушно…
— Но хочу все прояснить: если сделаешь хоть один неверный шаг, — продолжила она, — пеняй на себя. Я хочу тебе помочь, Драко, но ты не единственный, о ком мне нужно переживать.
— Чушь, — сказал он с насмешкой.
Андромеда прищелкнула языком.
— Ты имеешь представление, насколько тебе повезло?
— Повезло? — выплюнул он с горечью. — Считаешь, мне повезло, раз Волдеморт жаждет моей смерти?
— Я говорю о людях, которые хотят тебе помочь, — она нахмурилась. — Учитывая твои поступки, я бы сказала, что тебе очень повезло.
Свирепость в глазах Малфоя дрогнула, и он потупил взгляд.
— Ты понятия не имеешь, что произошло…
— Я знаю достаточно, — прервала она, выражение ее лица немного смягчилось. — Понимаю, что ты попал в ужасную ситуацию, но это не извиняет сделанного.
Истина подобна отбеливателю: она оголяет тебя, удаляя всю грязь. Но заглоти слишком много, и она опустошит тебя изнутри. И, возможно, убьет. Несмотря на все его усилия, он не смог заставить себя презирать Андромеду. Может, потому что внутри него не осталось места для каких-либо еще разрушительных мыслей. Или же он просто знал, что она была права.
— Знаю, для тебя это непросто, но я обещала Макгонагалл, что ты будешь в безопасности, — сказала она, раздраженно вздохнув, — поэтому советую не забывать, на какой риск пошла Гермиона, когда отправила тебя сюда.
Резкий ответ так и крутился на кончике языка, но в своих мыслях он слышал голос Гермионы, просящий его принять ситуацию. Он сжал зубы, когда почувствовал очередную волну тоски по возлюбленной, и опустил волшебную палочку.
— Твое гостеприимство... в чем подвох?
— Его нет, — заверила Андромеда. — Все, чего я прошу взамен, — чтобы ты уважал всех в моем доме.
— Всех?
— Позже увидишь. Я все объясню утром. Для тебя подготовлена отдельная комната.
Только сейчас Драко понял, что они находились в саду. За Андромедой виднелся довольно большой, но скромный коттедж, погруженный в темноту; лишь в одном из окон первого этажа мерцало пламя свечи. От соблазна продолжить спор покалывало язык, но он нуждался во сне и некоторой изоляции, чтобы дать волю мыслям, гудящим в голове и не дающим покоя.
— Ладно, — через силу пробубнил он, склонив голову, — ладно.
— Хорошо, — кивнула Андромеда, ее тон подразумевал, что в сложившихся обстоятельствах не было ничего хорошего. — Пойдем, Драко. Похоже, тебе не помешает немного сна.
Слишком вымотанный и уставший, чтобы сопротивляться, Малфой пошел к дому; он рассеянно понял, что ткань его пальто еще хранит аромат Грейнджер. Пальто, которое она подарила ему на Рождество. Мучительное и беспощадное желание ощутить присутствие Гермионы почти согнуло его пополам, но он выпрямил спину, плотнее укутываясь в материю.
Он почувствовал руку Андромеды на плече, когда она провожала его к порогу. И хотя Драко знал, что должен оттолкнуть ее, он позволил ей этот контакт.
Ее руки обмякли, и Живоглот спрыгнул на землю.
Взгляд Гермионы был безжизненным, губы слегка приоткрыты, каждая мышца напряжена до предела, чтобы не дать ей упасть прямо на месте. Одному Годрику известно, как она старалась собраться, но ее тело отказывало.
— Гермиона! — позвал знакомый голос, вырывая из оцепенения. Внезапно она почувствовала теплые объятия, упирающийся в нее большой живот и увидела копну фиолетовых волос. — Слава Мерлину, ты в порядке. Где ты пропала? Патронус МакГонагалл пришел лет сто назад.
— Я... немного заблудилась, — прошептала Гермиона, падая в руки Тонкс. — Не сразу нашла место аппарации.
— Но ты ведь в порядке? — спросила Тонкс, отстраняясь, чтобы изучить Грейнджер. — Ты не ранена? Не обижайся, милая, но ты ужасно выглядишь.
— Я в порядке, — соврала она, потому что не знала, что еще может сказать. — Я в порядке, просто… споткнулась, но я в порядке.
Забавно, как многократное повторение одного и того же может лишить слова всякого смысла.
— Уверена?
Хотя Гермиона знала, что Тонкс не придавала большого значения ее истории с Драко, она переживала, что все написано у нее на лице. Она чувствовала себя открытой книгой. Расправив плечи и поджав губы, она притворилась, что все под контролем.
— Уверена, — кивнула Грейнджер.
— Отлично, — сказала она, не убежденная ее ответом. Гермиона почувствовала ободряющее пожатие на плече, когда они направились к скромному жилищу. — Давай убираться с холода.
— Давай. Где Люпин?
— Он отправился в Нору, когда мы получили предупреждение, — объяснила она беспокойным голосом. — Он подумал, что Артуру может понадобиться создать еще несколько Защитных чар. Мы пытаемся со всеми связаться, но это не так легко.
Гермиона молилась, чтобы ее следующие слова не выдавали слишком много надежды:
— Есть какие-нибудь новости от Рона и Гарри?
— Нет, — Тонкс вздохнула и еще раз ободряюще сжала плечо Гермионы. — Мне жаль.
Она моргнула.
— Я и не думала, что они будут.
— Уверена, парни в порядке, — и снова эти слова. Живоглот проскочил между их ног, когда они входили в дом. — Я заварила чай, будешь?
— Нет, спасибо, — отказалась она, едва обращая внимание на жужжание недавно созданных Согревающих чар. — Знаю, что нам нужно обсудить происходящее, но я безумно устала…
— Конечно, — с сочувствием произнесла Тонкс, — поговорим позже. Ты помнишь, где гостевая спальня?
Она кивнула и ухватилась за перила.
— Первая дверь слева. Я... сначала мне нужна ванная.
— Не стесняйся, бери все, что нужно. Теперь это и твой дом.
Гермиона знала, что Тонкс хотела ее утешить, поэтому должна была удержаться от страдальческой гримасы. Она поднялась по скрипучей лестнице. Это был не ее дом. Все казалось совершенно ненастоящим, хрупким, как облака; некая искаженная реальность, которую ее мозг никак не мог осознать.
Гермиона прошла в ванную, наклонилась над раковиной и долгое время не отводила глаз от чистого фарфора. Когда она подняла голову и взглянула на свое отражение, от дыхания запотело зеркало. Лицо было измазано высохшей и растрескавшейся грязью и запекшейся кровью, опухшие глаза обрамляли серые круги, а губы были окрашены в ледяной оттенок фиолетового. Шотландский дождь не сильно ей помог, едва смыв беспорядок с лица, зато кожа и волосы пристали к ней, как застывшая смола. Она не могла решить: похожа ли она на воина, который разрисовывает лицо перед сражением, или же похожа на израненную душу, томящуюся после постигшей ее неудачи.
Убрав в сторону непослушные волосы, она открыла кран, набрала в ладони воды и умылась. Гермиона ощущала холод, но проигнорировала его и продолжила смывать окрашенную красным грязь отчаянно трясущимися руками. Судорожно вздохнув, проверила результат в зеркале; немного успокоилась, когда заметила, что сантиметр за сантиметром лицо становилось чище, пока не осталось лишь немного не отмытых мест, на которых грязь смешивалась с веснушками.
Она прикоснулась к ним кончиками пальцев, когда взгляд упал на отметку на шее — увядающий след поцелуя. Острая боль от потери накрыла ее, и Гермиона повернула голову, чтобы лучше рассмотреть отметину. Обычно она скрывала такое под чарами Гламура, но этот она оставит на виду. Она надеялась, он пробудет с ней еще какое-то время.
Годрик, как она по нему скучала.
С момента расставания прошли считанные минуты, даже не часы, но она чувствовала, как между ними пролегли километры расстояния.
Должно быть, солнце достигло горизонта, поскольку яркие лучи ворвались в окно и отразились в зеркале. Свет закатного солнца был похож на пламя, он осветил ее лицо, подобно пожару войны.
Взгляд вернулся к раковине; это был цвет ржавчины.
Сбросив с себя остатки промокшей одежды, Драко хмуро изучал в зеркале свое бледное отражение. Он ощущал соблазн оставить следы крови Гермионы, смешанной со своей собственной, но его возмущала прилипшая то тут, то там грязь, мысли о которой заставляли его чувствовать неудобство.
Он выискивал намеки на Грейнджер в отражении: легкая припухлость на нижней губе от поцелуя, небольшая царапина за ухом от предварительных ласк, шрам с третьего курса. Она была повсюду и нигде.
Очередное воспоминание об их последних совместных секундах вызвало боль в висках.
Петрификус Тоталус!
Я хотела бы, чтобы ты был рядом.
Я люблю тебя.
Он застонал и прижался лбом к зеркалу. Он был чертовски зол. Зол на нее, что не позволила сказать все, что он мог и должен был сказать. Зол на себя, что не оставил ей никаких вариантов, кроме как использовать заклинание. Зол на МакГонагалл, что отправила его сюда. Зол на родителей, что навязали ему свои предрассудки. Зол на Поттера и Уизли, ведь, возможно, сейчас его возлюбленная была с ними. Зол на обстоятельства, что разрывали его на куски.
И под всей этой злобой его поглощала убийственная тоска.
Малфой мог справиться со злостью, они были старыми друзьями, боль в груди — вот, что было ему незнакомо. Он был сломлен; всего лишь человек, пытающийся бороться с жизнью.
Он был здесь чужим. Его место было рядом с ней.
Еще раз с отвращением взглянув на себя в зеркало, он тряхнул головой и направился в спальню, которую ранее ему показала Андромеда. Задержался в длинном коридоре и рассеянно подумал, кто же находится за остальными шестью-семью дверями; но он был слишком поглощен мыслями, чтобы отвлекаться на этот вопрос.
Его новая комната была небольшая и скромно обставленная: полуторная кровать, занимавшая большую часть пространства, комод, несколько покосившихся полок, которые срочно нуждались в Репаро. Отсутствие Гермионы было подобно насмешке, брошенной ему из каждого угла. Здесь не было ни одной из ее маленьких безделушек, ни книжных шкафов, прогибающихся под тяжестью множества книг, ни мятного или вишневого ароматов.
Сердце пропустило еще один удар; он сбросил пальто, аккуратно повесил его на дверь и позволил пальцам пройтись по ткани, когда осознал, что это единственное, что связывает его с ней. Засунув волшебную палочку под подушку, он разделся до белья и опустился на матрас, укутался в колючее одеяло.
Драко оставался на левой стороне кровати; рассеянно глядя на пустое место справа, он закрыл глаза.
В постели Грейнджер он всегда спал слева.
Гермиона стояла посреди гостевой комнаты, бездумно смотрела на стены, буквально ощущая кожей беспокойство. Понимая, что каждая наполненная сном ночь будет отдалять ее от сегодняшнего дня, затягивая воспоминания тусклой дымкой времени, ей было страшно ложиться в постель. Но тело было на грани физического и эмоционального истощения, а завтра она должна быть в хорошей форме. Завтра во время обсуждения планов Ордена не будет места ее слезам. Завтра она будет гриффиндоркой, готовой к действию. Завтра она будет в порядке.
Стащив свитер и отбросив его в изножье кровати, она принялась за остальную одежду, но замерла, осознав, что на ней была надета его футболка. Она резко вдохнула, уловив едва заметный аромат Драко: мускусный, с оттенком мяты и специй и что-то напоминающее о новых книгах.
Она испытала облегчение, обнаружив этот маленький символ их запретных отношений, поэтому высушила футболку заклинанием, которое не уничтожило присутствие аромата Малфоя. Позабыв о пижаме, находящейся в зачарованной сумке, сняла джинсы, сдалась усталости и нырнула в простыни; ее тешила мысль, что она будет спать в его одежде.
Гермиона уткнулась лицом в подушку и заплакала. Она заснула, свернувшись в комочек, приложив ладонь к израненному сердцу.
На правой стороне кровати.
====== Глава 26. Призрак ======
Саундтрек:
Kings of Leon — Closer
Placebo — Sleeping with Ghosts
Thriving Ivory — Flowers for a Ghost
Откуда-то послышались голоса, приглушенные закрытыми дверями и расстоянием. Знакомые голоса.
Ресницы Гермионы слиплись от высохших слез, поэтому ей пришлось несколько раз моргнуть, избавившись от рези в глазах и нереальности сна. Она посмотрела на пустое место на кровати, провела рукой по холодным, нетронутым простыням. Возможно, аромат Драко, сохранившийся на футболке, запутал ее подсознание, потому что в глубине сердца таилась надежда увидеть его рядом, вот только реальность минувших дней нельзя было игнорировать.
Драко здесь не было.
Она не знала, где он.
Не знала, увидится ли с ним вновь.
Сегодня ноющая тоска в груди от осознания произошедшего стала только сильнее, и она сомневалась, что болезненные муки покинут ее в ближайшем времени. Тошнотворное чувство одиночества никуда не исчезло, разрушая изнутри, словно гнойные опухоли, защемленные между позвонками.
Вот только…
Она сжала кулаки и похоронила горечь утраты; заперла ее в дальнем углу разума рядом с мыслями о родителях, Гарри, Роне. Потому что должна была. Потому что поклялась себе.
Страна была преисполнена волнением от обещания скорой войны, так что у нее не было права лелеять разбитое сердце, пока люди умирали и горевали от потери своих любимых. По крайней мере, Драко был жив. Пока существует вероятность того, что судьба позволит вновь ощутить тепло его дыхания.
Когда ничего не остается, на помощь приходит надежда.
Голоса продолжали раздаваться; собравшись с силами, она покинула кровать, порылась в зачарованной сумке в поисках свежей одежды. Гермиона натянула джинсы и мешковатый шерстяной свитер Драко, не желая расставаться с теплом мужского тела, жившем в мягком материале, что согревал ее кожу. Несколько раз пройдясь пальцами по растрепанным волосам, она взглянула на свое отражение в зеркале и нахмурилась, увидев припухшие и покрасневшие глаза, затуманенные поволокой слез. Она вытерла лицо рукавом и пару раз сглотнула, чтобы голос не выдал ее внутреннего раздрая, вскинула голову в подобии полного самообладания.
Ей это почти удалось; возможно, немного выдавали неуверенность и беззащитность во взгляде, но плотно сжатой челюсти было достаточно, чтобы обмануть друзей из Ордена.
Она выглядела способной на все. В полной боевой готовности, целеустремленной. Сияющей безошибочным гриффиндорским блеском оптимизма и храбрости. Так и должно быть.
Уверенно кивнув своему отражению, она схватила палочку, вышла из спальни и направилась на шепот голосов. Она спустилась по лестнице, прошлась по коридорам, остановилась у входа на кухню и прижалась ухом к двери, чтобы расслышать приглушенные слова.
— ...надо было предвидеть. Мы могли бы отправить людей на Кингс-Кросс, чтобы помочь ученикам.
— Мы не в состоянии предсказать каждый их шаг, Аластор.
— Но мы должны!
— В любом случае, мы ничего не могли поделать. МакГонагалл с профессорами присмотрят за ними.
— Ремус прав. По крайней мере, если они останутся в Хогвартсе, то в какой-то степени будут в безопас...
— Ты считаешь, что застрять там со Снейпом и близнецами-психопатами Кэрроу — безопасно, Тонкс?!
— Лучше уж так, чем попасть под перекрестный огонь в Косом переулке или быть пойманными егерями.
— Кингсли, что насчет магглорожденных?
— Большинство из них находятся в бегах. У нас есть информация, что Сами-знаете-кто окончательно утвердит свою «Комиссию по учету магглорожденных», как только Амбридж будет готова приступить к делу. Я пытался связаться с Крессвеллом и Алдертоном, но это не так-то просто.
Гермиона нахмурилась... Комиссия по учету магглорожденных?
— Нам нужно распространить информацию о запрете имени Сами-знаете-кого.
— Я понимаю, но наши возможности коммуникации сокращаются с каждым часом. Тонкс, ты успела связаться с матерью?
— Да, она уже в курсе.
— Что насчет наших убежищ, Аластор?
— Защита некоторых устоит, но не всех. Твой дом будет в безопасности, Ремус. Как и дом на Гриммо, а также еще пара. Но нам нужно начинать подыскивать другие варианты для собраний. Это лишь вопрос времени, когда Защитные чары падут.
— Кингсли, тебе удалось создать достаточно портключей?
— Я создал довольно много.
— Но будет ли их достаточно.
— Я не знаю.
Повисло тяжелое молчание.
— Входи уже, Грейнджер! — прозвучал громкий голос Грюма, заставив Гермиону отпрянуть от двери. Она нерешительно потянулась к ручке. — Не тяни, Грейнджер. Это касается тебя не меньше, чем всех остальных.
Не обращая внимания на тугой комок нервов в желудке, она вошла на кухню и поприветствовала четверых собравшихся неловким извиняющимся кивком. Шеклболт, Грюм, Люпин и Тонкс — все сидели вокруг обеденного стола с напряженным выражением на лицах, на которых отражалась нехватка сна и неизбежная обеспокоенность.
— Прошу прощения, — пробормотала она, — я не хотела мешать.
— Как ты себя чувствуешь, Гермиона? — спросила Тонкс, ерзая на стуле. — Ты можешь вернуться в постель, если тебе нужно еще немного отдохнуть.
— Я в порядке.
— Ты немного не в том возрасте, чтобы подслушивать, Грейнджер, — заметил Грюм на удивление веселым тоном. — Что ты смогла услышать?
— Немного, — она пожала плечами, — только насчет запрета... что такое «Комиссия по учету магглорожденных»?
— Это чертова смертельная ловушка, вот что это, — гневно выплюнул Аластор. — Это способ Сама-знаешь-кого согнать всех магглорожденных на бойню, подобно скоту...
— Спасибо, Аластор, — Ремус бросил на него хмурый взгляд. — Думаю, можно было объяснить все другими словами.
— Ты можешь обсыпать все цветочками и блестками, Ремус, сути это не изменит. — Уставился на Гермиону. — Не волнуйся. Тебе не придется проходить регистрацию. Ты будешь в безопасности здесь, с Тонкс.
Задумавшись, Гермиона сощурилась.
— А что насчет остальных магглорожденных?
— Мы делаем все, что в наших силах, — угрюмо произнес Кингсли. — Большинство ушли в подполье, но на данный момент мы не на многое способны, разве что постараться предупредить людей.
— Что весьма трудно, когда все начинают аппарировать в панике и попадать прямо в лапы егерей, — проворчал Грюм. — Среди них могут оказаться и Поттер с Уизли, так что тебе стоит рассказать нам, где они, если ты в курсе.
— Я понятия не имею, — выдохнула она и покачала головой. — Знаю только, что они ищут крестражи и смогли уничтожить медальон.
— Да, они написали мне об этом в письме, — кивнул Ремус, — но, может быть, ты получала от них еще какие-нибудь известия?
— Ничего, что могло бы помочь. Время от времени они присылают письма, чтобы дать знать, что они... живы, — она заправила за ухо выбившийся локон. — Но нет. Они никогда не писали о своем местонахождении. Они понимают, что это было бы опасным...
— А шататься Мерлин знает где, когда в мире творится подобное, не опасно? — с насмешкой бросил Аластор.
Гермиона перевела на него взгляд и сказала:
— Они не глупы, Грюм...
— Вот только их поведение противоречит твоему...
— С ними все будет хорошо, — перебила она дрожащим голосом. — С ними все будет хорошо.
— Они столько всего пережили, — сказала Тонкс, рассеянно поглаживая свой большой живот. — Верь в них хоть немного, Грозный Глаз. Уверена, они свяжутся с нами, если поймут, что сами не справятся.
— У нас нет времени даже на нормальный план, не говоря уже о том, чтобы разыскивать этих двоих, — проворчал он, закатив здоровый глаз, — так что, Грейнджер, на данный момент это будет твоей задачей — выяснить, где они.
Гермиона поморщила нос.
— Разве не было бы более разумным поручить мне поиск крестражей?
— Ну, если Гарри и Уизли занимаются тем, чем ты утверждаешь, тогда это одно и то же, — ответил Грюм, вставая со стула. — Я уверен в тебе, Грейнджер. Если кто-то и может их найти, так это ты.
Она не знает, говорит он о парнях или крестражах, но все равно согласно кивает головой.
— Спасибо.
— И не забрасывай боевую подготовку, — посоветовал он, — мы ведь в состоянии войны.
— Драко.
Он перевернулся, зарываясь лицом глубже в подушку. Малфой балансировал на блаженной грани между сном и реальностью, и будь он проклят, если позволит вырвать себя из блаженной дремы ранее, чем будет готов.
— Драко.
— Да отвали, Грейнджер, — пробубнил он, как делал часто, когда Гермиона пыталась его разбудить, — я еще сплю.
Последовала недолгая тишина, поэтому Драко подумал, что его упертая возлюбленная в качестве разнообразия действительно позволила ему немного понежиться в постели.
— Драко, это Андромеда, — тихий вздох, полный сожаления. — Тебе пора встать.
Он распахнул глаза, обрушивая на себя реальность подобно тысяче грозовых облаков. Он не в Хогвартсе. Он в доме своей тетки, с которой никогда не общался. Грейнджер здесь нет. Ее нет нигде, и ее отсутствие заставляет оцепенение поселиться в груди, пульсацией разливая заразу по телу. Он почувствовал тошноту.
Грейнджер…
Малфой бросил сердитый взгляд на Андромеду, склонившуюся над ним; на ее лице были написаны обеспокоенность и настороженность. На мгновение его поразило ее сходство с матерью, но он удержал строгую маску, готовый высказать все, что думает о нарушении утреннего одиночества. Он не желал, чтобы кто-либо видел, как на него повлияли сложившиеся обстоятельства.
— Чего тебе? — тихо спросил он, словно защищаясь. — Неужели в твоем доме нельзя получить хоть немного уединения?
— Драко, — осторожно начала она, — ты не вставал с кровати три дня.
От удивления он поднял брови. Три дня? Кажется, что все произошло только вчера, словно дождь по-прежнему хлестал его по коже, а прощальные слова Гермионы звенели в ушах. Разве время не должно исцелять? Прошло три дня, и он был уверен, что все их проспал. Очевидно, подсознание решило, что сон будет предпочтительнее пробуждения без объятий Грейнджер.
— И что? — сердито заявил он, принимая сидячее положение и кладя локти на колени. — Это что-то меняет?
— Во-первых, я должна предупредить тебя о запрете на имя Сам-знаешь-кого, — начала перечислять она, — а во-вторых, тебе нужно поесть.
— Я не голоден, — соврал он, не обращая внимания на болезненное урчание в желудке, что противоречило его словам. — Оставь меня одного...
— Это нездорово,— настаивала она, — ты можешь заболеть.
— Мне насрать, — холодно проворчал он. — Встану, когда буду готов.
— Послушай, — Андромеда вздохнула и с нетерпением в голосе продолжила, — самоизоляция в этой комнате не принесет тебе ничего хорошего...
— Что, думаешь, ломтик тоста и прогулка по саду смогут все исправить? — язвительно произнес Малфой. — Не веди себя, словно чертова...
— После еды ты почувствуешь себя немного лучше, — сказала она, и его желудок согласно заурчал. — Как, возможно, и после разговора с остальными.
— Кто, черт возьми, эти остальные, о которых ты постоянно говоришь?
— Люди, оказавшиеся в подобной твоей ситуации, — ответила она, и Драко почувствовал, как разгорается в нем любопытство. — Спускайся на завтрак и все сам увидишь.
— Пожалуй, я откажусь.
— Ох, да повзрослей уже, Драко, — Андромеда нахмурилась и взмахнула рукой. — У меня совсем нет времени, чтобы нянчиться с тобой.
— Тебя никто и не просит! — крикнул он в ответ. — По-моему, я ясно дал понять, что не желаю твоего присутствия.
— Что ж, не повезло, — она вздохнула, массируя переносицу. — В ящиках ты найдешь чистую одежду. Если через пятнадцать минут ты не будешь одет, я пинками выгоню тебя из постели...
— Я не готов! — выкрикнул он, ударяя кулаками по матрасу. Малфой почувствовал, как запал покинул его, плечи опустились, и тихая исповедь слетела с губ. — Я просто... хочу, чтобы меня оставили в покое. Я не... не готов с этим справиться.
Выражение лица Андромеды немного смягчилось.
— Я пытаюсь тебе помочь.
— Хочешь помочь? Тогда оставь...
— Нет, Драко, — сказала она твердым голосом. — Но я великодушно предложу тебе компромисс: если ты сегодня спустишься к завтраку, я больше не стану тебе докучать. Начну оставлять еду под дверью, а ты сможешь киснуть в этой комнате, сколько пожелаешь.
— А если я откажусь? — спросил он.
— Тогда я буду вытаскивать тебя из постели не только сегодня, но и каждый день, пока до тебя не дойдет, — предупредила она. — Не думай, что сможешь справиться со мной. На первом этаже есть несколько человек, которые в состоянии мне помочь. Уверена, ты не хочешь лишиться своей палочки, ведь ты только что вернул ее.
— Черт, уже тошнит от людей, которые указывают мне, что делать, — прорычал он, пряча лицо в ладонях. — Держу пари, тебе доставляет удовольствие наблюдать за сыном сестры, что предала тебя, в таком жалком состоянии.
Андромеда тяжело вздохнула.
— Это не правда, но у меня нет времени, чтобы переубеждать тебя, — сказала она, разворачиваясь и направляясь к выходу. — Я подожду тебя за дверью, и если ты не выйдешь через десять минут, тогда будем действовать по-плохому.
Драко услышал, как закрылась дверь, и снова зарычал в ладони, чувствуя горячий гнев, обжигающий глаза, когда мысли вернули его к Гермионе. Он никогда и представить не мог, что будет тосковать по пронзительному взволнованному голосу Грейнджер, но это было так. Он вспоминал свои первые недели в изоляции дортуара: безумие все ближе и ближе подкрадывалось к нему с каждым произнесенным ей словом, с каждым брошенным на нее взглядом; кислый привкус иронии его нынешнего положения почти заставил невесело рассмеяться.
Забавно, то, что однажды заставило его сомневаться в здравости собственного рассудка, теперь оказалось единственным, что ощущалось разумным и неподдельным.
Судьба та еще сука, притом со склонностью пудрить мозги.
По-видимому, так и должна ощущаться разлука с любимым человеком — словно кто-то запустил безжалостной Импедиментой в грудь, а после без каких-либо сожалений растоптал сердце. Он хотел кричать, уткнувшись в подушку, до боли в горле, или бить кулаками о стену, пока не раздерет костяшки; возможно, после этого он бы почувствовал себя немного лучше.
Он должен восстановить контроль.
В мыслях Драко видел Гермиону, говорящую ему принять предложение и прекратить всяческие нападки; она стояла, уперев руки в бедра, и закатывала глаза. Он готов был поспорить на свое сомнительное наследство, что она бы вспомнила день после того, как была вынуждена наложить Обливиэйт на родителей, и повторила бы ему его же слова, произнесенные в душе.
Поверь, бездействие сделает все только хуже.
И что? Будешь весь день сидеть в комнате и хандрить?
Возьми себя в руки! Ты сильнее обстоятельств.
— Драко, — позвала Андромеда из-за двери, выводя его из задумчивости, — у тебя осталось пять минут.
Он съежился от очередного болезненного спазма в желудке, обреченно выдохнул, понимая, что тело ослаблено отсутствием пищи. Малфой встал с кровати, подошел к комоду и рассеянно выбрал пару простых черных брюк и водолазку, оделся.
Направляясь к выходу из комнаты, он уловил свое размытое отражение в оконном стекле и замер. Воспаленными глазами он изучал полное муки лицо; его обычно ухоженные волосы были всклочены. Он выглядел слабым и неустойчивым, словно застрявший в лимбе призрак.
И ему было на это плевать.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что я блефую, — предупредила Андромеда, — у тебя осталась одна минута.
Драко схватил палочку, бормоча под нос ругательства, выпрямил спину и, покинув спальню, одарил тетку негодующим взглядом.
— Счастлива?
— Я это не ради себя делаю, — спокойно произнесла она, шагая к лестнице. — Но да, я рада, что ты решил выбраться из кровати, показав хоть немного твердости характера.
— Я делаю это лишь для того, чтобы отвязаться от тебя, — обратил он внимание. — Не забудь, что ты обещала оставить меня в покое, если я спущусь к завтраку.
— Я помню свои слова.
— Тогда давай скорее покончим с этим, — пробормотал он, обгоняя ее и направляясь в предполагаемом направлении ккухне.
— Драко, — сказала Андромеда, нагнав его, — думаю, должна предупредить, что все в курсе твоего присутствия в доме, но я не говорила им ни где ты был все это время, ни с кем. Я решила, что ты сам должен принять решение, как много ты захочешь им рассказать.
Он нахмурился в замешательстве.
— Эти люди меня знают?
— О, да, — кивнула она, — и ты знаешь их.
— Тогда почему бы просто не назвать их имена?
— Отчасти потому, что будет легче их показать, — она пожала плечами, и он заметил, как дернулся уголок ее губ. — А отчасти для моего удовольствия.
Язвительный ответ вертелся на языке, но он промолчал, поскольку они остановились перед дверью, за которой, как предполагалось, находилась кухня. Аппетитный аромат каши и кофе наполняли коридор и вызывали много воспоминаний о неспешной воскресной рутине в дортуаре с Грейнджер, хрусте подгоревших тостов и ухмылке, вызванной ее по-утреннему спутанными волосами. Он прекрасно понимал, что Гермиона не будет той, кто окажется за дверью, Гермиона, утопающая в одной из его безразмерных футболок, с чашкой чая в руке и раскрытой на коленях книгой. Он понятия не имел, кто ожидает его на кухне Андромеды, но это точно не будет Грейнджер с ленивой, всепрощающей улыбкой, и неожиданная волна тревоги затопила его изнутри.
— Погоди, — сказал он, прежде чем Андромеда успела взяться за дверную ручку. — Эти люди, они знают, что я сделал?
Она недоуменно нахмурилась.
— Да, они в курсе того, что случилось с Дамблдором.
— Точно, — пробормотал он, испытывая отвращение к неловкости в голосе. — Тогда они ненавидят меня.
— Нет, — быстро возразила она, словно предугадала его реакцию, — они как я, Драко — запутаны и насторожены, но готовы дать тебе шанс доказать, что ты не тот злобный отпрыск, которым тебя все считают.
Она едва дала ему время, чтобы обдумать свои слова, открыла дверь и подтолкнула его вперед. Драко мгновенно потерял дар речи, как только увидел людей в кухне и попытался осмыслить происходящее. Пять пар глаз, полных сомнения и опаски, смотрели на него, и он даже не пытался скрыть свою озадаченность, беспорядочно переводя внимание от одного знакомого лица к другому.
Андромеда была права — он их знал. Знал хорошо.
Его мозг взрывался от вопросов, когда он посмотрел на Трейси Девис, сидящую на обеденном столе и нервно постукивающую пальцами по коленям. С одной стороны от нее с хмурым выражением на лице стояла Милисента Булстроуд, с другой — Майлз Блетчли, который был полон напряжения, словно готовился к нападению.
Драко перевел озадаченный взгляд на две фигуры, сидевшие за столом: Теодор Нотт, который с показной беспечностью развалился на стуле и скрестил руки на груди, все же не мог скрыть удивления; и наконец, Малфой перевел глаза на Блейза Забини и ощетинился под тяжелым изучающим взглядом бывшего одноклассника. Блейз сидел, упершись подбородком о руку, на лице — выученная маска безразличия. Только годы опыта позволили Драко заметить печать недоверия и печали на его лице.
И вдруг его осенило.
Когда-то он считал этих людей приятелями, некоторых даже друзьями, но больше они не были похожи на тех, кого он помнил. Это было настолько очевидно, поскольку на лице каждого читались сомнение и настороженность, которыми одаривают незнакомца, что ворвался в твое прибежище. Больше не было места уважению и духу товарищества, которые они делили в Хогвартсе.
Они не те, кем были прежде, и он — не один из них.
— Отшлепайте меня и назовите Морганой, — голос Тео, наполненный весельем, разрезал воздух. — Дромеда, мы думали, ты стебешься.
— Годрика ради, Тео, — пробормотала она, проходя в кухню и оставляя Драко стоять в дверном проеме, — сколько раз мне еще нужно предупреждать, чтобы ты выбирал выражения?
— Прости, что попытался скрасить неловкое молчание, — он пожал плечами, — Пожалуй, ожидается интересное утро.
Драко почувствовал, что снова может говорить.
— Какого черта здесь происходит? — выпалил он. — Какого черта вы все здесь делаете?
— Думаю, уместнее будет спросить, что ты здесь делаешь? — выпалил в ответ Тео, вытягивая руки над головой. — Все считали тебя мертвым.
Он вздрогнул и рассеянно посмотрел на Блейза, который до сих пор даже не моргнул.
— Все?
— Многие, — заговорила Трейси, и Драко заметил, что Блетчли занял рядом с ней оборонительную позу. — Говорили, что ты попал под перекрестный огонь, когда пытался бежать из Хогвартса.
— Но тогда как...
— Погоди, — быстро прервал Тео, облокотившись на стол, — по-моему, сейчас наша очередь задавать вопросы.
— Это не чертовы игры, Нотт, — отрезал Драко, слишком взволнованный, чтобы сдерживаться. — Я хочу знать, какого черта происходит...
— Как и мы...
— Ну ты и засранец...
— Еще раз назовешь меня засранцем, Малфой, и получишь в морду.
— Довольно, — Андромеда прекратила их перепалку. — Послушайте, вам нужно найти способ цивилизованно обо всем поговорить. Мне пора возвращаться в другой дом, и я хотела бы верить, что вы все достаточно взрослые, чтобы зрело во всем разобраться.
— Ага, это случится, когда рак на горе...
— Заткнись, Тео, — наконец, заговорил Блейз, бросая на Нотта предупреждающий взгляд. — Как долго тебя не будет, Дромеда?
— Лишь пару часов, — сказала она, и Драко понял, насколько комфортно его тетка чувствовала себя с его бывшими одноклассниками. — Милисента, я хотела попросить тебя пойти со мной. Мне может понадобиться помощь в сортировке припасов.
Булстроуд кивнула, и Андромеда вернула свое внимание Блейзу.
— Ты за главного, пока меня нет.
— Я в шоке, — Тео закатил глаза. — Ты и здесь в любимчиках.
— Не веди себя, словно ребенок, — она нахмурилась, жестом позвала Милисенту следовать за ней. — Не поубивайте друг друга.
Когда они покинули кухню, в помещение вернулась напряженная тишина, занимая свое место между оставшимися в доме, вгрызаясь в барабанные перепонки Драко. Блейз едва шелохнулся за время разговора, его голову все еще подпирала рука, он до сих пор изучал Малфоя с напряженной сосредоточенностью.
— Блетчли, Девис, — произнес он со вздохом, медленно поворачиваясь в их сторону, — вы не против оставить нас ненадолго?
Казалось, Майлз колебался.
— Как так?
— Думаю, сейчас Малфою будет проще поговорить со мной и Тео, — объяснил он, переводя взгляд на Драко. — Не переживай, у тебя будет шанс задать свои вопросы.
Майлз открыл рот, чтобы возразить, но Трейси положила свою руку на его и спрыгнула со стола, прошептала ему что-то на ухо.
— Хорошо, — сказала она, — зовите, если что-нибудь понадобится.
Когда пара обошла Драко и вышла из кухни, Блейз подтолкнул один стул и, кивнув на него головой, спокойно приказал:
— Садись, Малфой. — Он подождал, пока Драко послушается, а после продолжил: — Расскажи, где ты был.
— Нет, — он упрямо покачал головой, — сначала расскажите, какого черта здесь творится...
— Да, блять! — снова встрял Тео. — У тебя нет права...
— Передохни и успокойся, — сказал Блейз низким тоном. — И вспомни, что не так давно ты был в таком же положении.
— Да, но это не я впустил чертовых Пожирателей в Хогвартс.
— Но ты мог быть на его месте, — уверенно ответил Забини. — Это мог быть любой из нас.
Тео немного поколебался, а после цокнул языком и, сдаваясь, поднял руки.
— Ладно, — неохотно выдохнул он, — продолжай.
Блейз посмотрел на Драко.
— Пожиратели называют нас «отступниками» [1], а Орден — «просвещенными» [2], — сказал он. — Я предпочитаю думать о нас, как о тех, кому посчастливилось сбежать.
— Вы отступники? — повторил Драко. — Почему вы...
Его прервал звук распахивающейся задней двери, и на кухне появилась Луна Лавгуд со своим обычным видом блаженного неведения на лице. Удивление от ее внезапного появления выбило весь воздух из легких Драко. Она мельком взглянула на него и еле заметно улыбнулась, никак не показывая того, что могла быть возмущена или ошарашена его присутствием.
— Доброе, Лавгуд, — поприветствовал Тео обыденным тоном.
— Доброе утро, Тео, Блейз, — она повернулась, и Драко не смог упустить, как смягчилось стоическое выражение лица Забини, когда она произнесла его имя; так же он заметил, как Лавгуд провела ладонью по его плечу, когда проходила мимо. — И доброе утро, Драко.
— Какого черта...
— Вот видишь, — пробормотала она своим отсутствующим голосом, глядя прямо на Блейза, — я же говорила, что видела его в Хогвартсе на Рождество.
[1] Отступники (англ. defected) — дезертиры, переметнувшиеся в лагерь противника.
[2] Просвещенные (англ. enlightened) — вооруженные знаниями, свободные от предрассудков и суеверий.
====== Глава 27. Правда ======
Саундтрек:
Sanders Bohlke — The Weight of Us
Aqualung — If I Fall
D-side — Real World
Драко, раскрыв рот, уставился на Луну Лавгуд, словно она только что предсказала день его смерти. Она с невинным видом перевела взгляд с Блейза на Малфоя, на ее губах играла легкая улыбка, которая в этот момент показалась Драко умышленной и всезнающей, как будто она могла заглянуть в его голову и раскрыть все секреты. Затем она развернулась ко всем спиной и принялась мыть руки, напевая себе под нос, подобно легкомысленной девчонке, которой он всегда ее считал.
Полностью сбитый с толку, Малфой посмотрел на Блейза, который теперь хитро улыбался и выглядел как человек, обладающий всеми знаниями мира. Драко нахмурился и рискнул взглянуть на Тео, ожидая увидеть аналогичное выражение дерзкой осведомленности, однако Нотт выглядел таким же растерянным, каким чувствовал себя Драко.
— О чем ты, Лавгуд? — спросил Тео, оборачиваясь через плечо.
— Ни о чем, — беззаботно ответила она.
Тео приподнял бровь.
— Похоже, у нее снова один из этих веселых заскоков, — пробормотал он, и его голова дернулась от увесистой оплеухи Блейза. — Эй! Какого хрена...
— Следи за словами, — тихо предупредил Забини. — Трепливый придурок.
— Тебе бы прикупить чувство юмора, солнышко.
— Клянусь могилой Салазара, Теод...
— Я хотела заняться стиркой, — объявила Луна, и Драко снова обратил внимание, как при звуке ее голоса расслабилось лицо Блейза. — Может, кто-нибудь из вас согласен мне помочь? Я бы не отказалась от помощи.
— Прости, Лавгуд, — Тео дернул плечом, кивая в сторону Драко, — у нас тут кое-что важное происходит...
— Тео, иди и помоги Луне, — перебил его Блейз. — Я хочу поговорить с Малфоем наедине.
— Что? С какого это перепуга тебе...
— Потому что ты действуешь мне на нервы, но вместо этого мог бы сделать что-то полезное, — проворчал он, склонил голову и поймал взгляд Луны, извиняясь поджал губы. — Я не шучу, Тео. Дай мне час, а потом делай с Малфоем все, что захочешь.
— Но, Блейз...
— Тео, прекрати скулить, как первогодка с Хаффлпаффа, — предупредил он. — Помоги Луне или Дромеда снова заберет твою палочку.
Нотт бросил на Забини разгневанный взгляд, хлопнул ладонями по столу и, с жутким скрипом отодвинув стул, встал с места.
— Один час, — выплюнул он, направляясь к двери и бормоча под нос ругательства. — И напомни позже плюнуть в твой обед, раз уж ты такой засранец. Пойдем, Лавгуд.
— С чего бы тебе напоминать ему плюнуть в твой обед? — спросила Луна, следуя за Тео. — Мне кажется, это глупо.
— Он часто несет всякий бред, — ответил Блейз, протягивая руку, чтобы дотронуться до ее предплечья, когда она проходит мимо. — Если он будет вести себя, как придурок, кинь в него Петрифаем и запри в шкафу, а я после с ним разберусь.
— Хорошо, — кивнула Луна с улыбкой, и Драко чуть не подавился воздухом, когда она подняла руку и нежно прикоснулась к щеке Блейза. — Ты выглядишь немного напряженным. Выпей травяного чаю, что я принесла.
— Возможно, позже, — согласился он, провожая ее взглядом. — Сотри это выражение со своего лица, Малфой.
— Ты и Лавгуд? — недоверчиво произнес он. — Что это было?
— Тебя это никак не касается, пока я не решу иначе.
— Но она ведь...
— Закройся, — огрызнулся Забини. — Я пока не готов обсуждать с тобой подробности наших с Луной отношений.
— Если ты был в курсе, что я находился в Хогвартсе, то зачем спрашивал?
— Чтобы узнать, скажешь ли ты правду, — спокойно произнес Блейз, медленно и осторожно подбирая слова. — Ты бы сказал правду?
— С чего бы? Ты не был честен со мной.
— Я был с тобой предельно честен, Малфой. Я сказал, что мы отступили...
— Да, но не объяснил причин, — перебил он. — Не рассказал, как вы все здесь оказались. И какого черта здесь делает Лавгуд, если это убежище для отступников?
Блейз задумчиво поджал губы, протяжно вздохнул.
— Луна здесь, потому что они с отцом помогали Дромеде нас прятать.
— Ладно, а что насчет остальных?
Снова последовала задумчивая пауза.
— Мы с Тео пришли сюда спустя несколько недель после твоего исчезновения. Девис и Булстроуд уже провели здесь пару недель, а Блетчли появился через несколько дней после нас.
— Да, но как...
— На шестом курсе ко мне подошел Дамблдор, когда увидел, как я кулаком пробил оконное стекло, — продолжил он и ухмыльнулся, когда брови Драко взлетели вверх. — Да ладно, Малфой. Ты серьезно считал, что был единственным слизеринцем, за которым присматривал директор? Знаешь ли, мир не крутится вокруг тебя одного.
— Какого хрена? — Драко нахмурился и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. — Это не имеет никакого смысла. В прошлом году ты...
— Ты заткнешься и дослушаешь, или как? — огрызнулся Блейз, подождал, пока Драко снова откинется на спинку стула, и продолжил. — Сначала я не желал его слушать, но... — Запнулся, прочистил горло. — Но когда я увидел, в каком жутком состоянии ты был после принятия метки, осознал, что не хочу закончить, как ты.
— Поздравляю, дружище...
— Он попросил меня присмотреть за тобой, — продолжил он размеренным голосом. — Он знал, что тебе приказали сделать, и хотя надеялся, что ты сможешь отказаться от выполнения своей... миссии, понимал, что ты был непреклонен. В надежде, что ты изменишь свое решение, пока не стало слишком поздно, он оставил несколько поручений.
— Поручений? — повторил Драко. — Каких?
— Как думаешь, кто попросил Миртл поговорить с тобой в ванной старост? — заметил он легкомысленным тоном. — Ты считал совпадением, что магглорожденный призрак всегда оказывалась неподалеку? И почему, думаешь, Снейп всегда был рядом, чтобы уберечь от неприятностей?
— Ты не шутишь? — шокированно выдохнул Драко, быстро спрятав эмоции за рычанием. — Полагаю. Тео тоже шпионил за мной для Дамблдора?
— Нет, — ответил он, качая головой. — После того, как ты принял метку, все Пожиратели начали предлагать сделать то же самое и с их детьми, чтобы повысить численность армии Сам-знаешь-кого. Отец Тео был в числе первых. Когда я обнаружил Тео за разгромом школьной спальни, то предложил ему наведаться к Дамблдору, но потребовалось много настойчивости...
— Погоди минуту, — пробормотал Драко отсутствующим голосом. — Ты сказал, что появился здесь после моего исчезновения, но Дамблдор был мертв...
— Я подхожу к этому, — прервал Блейз. — Через несколько дней после твоего исчезновения моя разгульная мать сделала отца Тео своим восьмым мужем.
— Что? Так вы с Тео сводные братья?
— Технически, да, — кивнул Забини, закатывая глаза. — Но мы считаем, с учетом репутации моей матери, как семикратной вдовы, это не продлится долго. Короче, отец Тео, отменный придурок, выбрал нас двоих для принятия метки. Мы сбежали. Наверное, Дамблдор обо всем рассказал МакГонагалл, потому что «Ночной рыцарь» отвез меня и Тео в какой-то дом в Эссексе, в котором она ожидала нас, а после отвела к Дромеде. С тех пор мы здесь.
— Черт возьми, — пробормотал он. — Вас всего пятеро? А как же Крэбб и Гойл? А Пэнси?
— Крэбб и Гойл делают единственное, в чем они хороши, — следуют приказам, — заметил Блейз с оттенком отвращения. — Скорее всего, они сейчас стоят, с задранными задницами и услужливо раздвигают ягодицы. Что касается Паркинсон, последнее, что я слышал, — она сама решила принять метку, и сейчас в компании своего дражайшего папочки устраивает облавы на магглорожденных.
Драко ощутил прилив разочарования. Его бывшие приятели и девушка всегда были слабовольными, и это было одной из причин, делавшей их такими полезными союзниками; внезапно он осознал, насколько изменились динамика и обстоятельства с тех пор, как он находился в Хогвартсе.
— Охренеть, — прошептал он, — Пэнси приняла метку?
— Ты действительно удивлен?
— Нет, — признался он после минутного раздумья, уткнувшись лицом в ладони, массируя пульсирующие виски. — Просто все это... херня полнейшая.
— Ты хотел правды, так что получай, — напомнил Блейз, склоняясь вперед с выражением неприкрытой заинтересованности на лице. — Теперь твой черед быть честным.
— Ты уже знаешь, что я был в Хогвартсе. — вздохнул Драко, его голос был приглушен ладонями. — Что еще ты хотел бы узнать?
— Например, что ты делал на Рождество на черном озере вместе с Гермионой Грейнджер, — предположил Забини, по-слизерински ухмыляясь; Малфой молниеносно вскинул голову. — О, да. Луна мне и об этом рассказала.
Ей было необходимо выбраться из комнаты, и кухня, наполненная ароматами кофе и выпечки, казалась наименее удушающим вариантом, поэтому она оставила Живоглота дремать в одиночестве на кровати, а сама отправилась коротать часы в одиночестве, пульсирующем меж кухонных стен.
Ссутулившись над обеденным столом, Гермиона уставшими глазами просматривала документы, выискивая хоть что-нибудь полезное среди беспорядочной массы свидетельских показаний и аврорских отчетов со времен Первой магической войны. Шеклботлу удалось достать часть старых министерских документов и запрещенных текстов до вторжения Волдеморта, но бесконечные часы зависания над страницами до сих пор оказались пустой тратой времени, а капризная смесь из бессонницы и боли от разбитого сердца делала Гермиону беспокойной и раздражительной. Она внимательно всматривалась в лежащий на столе документ, когда с ресниц скатилась слеза и упала на пергамент.
— Мерлин, только не снова, — она вздохнула и потерла глаза. — Это же глупо.
В действительности, слезы никогда не прекращались, лишь затихали на время; и за последние дни Гермиона узнала три вещи.
Во-первых, легче было терпеть разрушительное воздействие недосыпания, нежели сражаться с увиденным в первую проведенную в одиночестве ночь кошмаром: точное повторение прощальных мгновений с Драко, вот только после поцелуя по его подбородку стекала кровь. Той ночью она проснулась от собственного крика и могла поклясться, что ощущала привкус железа на языке.
Во-вторых, грань между преданностью и одержимостью опасно тонка. Она стала зависима от своей решимости помочь ордену, поэтому тоненький голосок в голове нашептывал: если она забросит книги, то все произошедшее станет слишком реальным и она не сможет с этим справиться, как все того ожидали. Она окружила себя работой, заполняя стены спальни исписанными листками; она делала паузу лишь для того, чтобы перекусить, вздремнуть или попрактиковаться в защитных заклинаниях с Грюмом или Люпином. Мир вокруг казался размытым, глухим — именно таким он ей и был сейчас нужен. Любое отвлечение позволит ей сохранить здравость рассудка и не впасть в безумие.
И в-последних. Иногда не имело значения, насколько сосредоточена она была на выполнении заданий. Случайные вспышки воспоминаний — будь они наполнены блаженством или тревогами — почти ежечасно непочтительно лишали ее концентрации, всегда оставляя после себя послевкусие головокружения и дрожи. Момент слабости ми́нет, и она станет ругать себя за пошатнувшуюся внимательность, а после продолжать жить со страхом очередного мига уязвимости. Казалось, чаще всего они настигали ее в душе, порой были настолько яркими, что среди пара ей слышался голос Драко, поэтому она делала воду обжигающе холодной, чтобы позволить себе пройти через преследующие ее воспоминания.
По большей части, ей удавалось сохранять самообладание, но время от времени непрошеная слеза капала на страницу книги, как это случилось сейчас; она успела спрятать ее, пока никто не заметил.
Уязвимость не относилась к ее любимчикам.
— Гермиона, — она вздрогнула от теплого голоса Тонкс, — только не говори, что ты так и не ложилась.
— Нет, — без промедления соврала она, бросая незаметный взгляд на циферблат. Было почти восемь утра, и она задумалась, куда же пропали последние четыре часа. Она даже не заметила пения утренних птиц или слабого сияния солнца. — Я просто рано встала.
— Как скажешь, — произнесла Тонкс, определенно не убежденная ее ответом, и с небольшим трудом уселась на стуле напротив. — Мне кажется, ребенок понял, как нужно давить на мой мочевой пузырь.
Гермиона принужденно улыбнулась.
— Сделать тебе завтрак или что-нибудь еще?
— Нет, подожду, пока встанет Ремус, — сказала она. — Есть успехи с документами из Министерства?
— Ничего особенного, правда, я не совсем уверена, что нужно искать. Наверное, какие-нибудь подсказки о крестражах.
— Я помогу тебе после еды, — предложила она, бросая на Гермиону ободряющий взгляд. — С ним все будет в порядке, ты же знаешь.
Сердце Гермионы пропустило удар, а где-то в желудке затянулся нервный узел.
— Что? — спросила она хриплым голосом. — Кто будет в порядке?
— Тот, по кому бы ты ни скучала, — произнесла Тонкс так, словно ответ был очевиден. — Полагаю, это парень, о котором ты упоминала во время нашей встречи на Рождество?
— Тонкс, у меня все хорошо, — пробормотала Гермиона, возвращая внимание к книге. — Просто я скучаю по Гарри и Рону...
— С момента своего появления здесь ты едва ли разговаривала, и я узнаю признаки девичей тоски по...
— У меня правда все хорошо, — быстро перебила она, почти отчаянно. — Просто... сейчас мне нужно сосредоточиться на задании, поэтому я не могу...
— Если хочешь поговорить о нем, то поговори со мной, — продолжала настаивать Тонкс; Гермиона покачала головой. — Ты же понимаешь, что даже тебе нужно отдыхать, иначе сойдешь с ума.
— Тонкс, прошу, — попыталась она снова, — прекрати.
— Последний вопрос, и я закрою тему. Если ответишь честно, то обещаю, что не стану больше начинать этот разговор.
Разочарованно вздохнув, Гермиона отвела волосы от лица и нерешительно склонила голову в знак согласия.
— Хорошо. Один вопрос, и все.
— Ладно, — тихо произнесла она, делая паузу. — Он тоже тебя любит?
Гермиона закрыла глаза, чтобы Тонкс не увидела ее мучений. Слезы обжигали прикрытые веки, но она отказывалась выпускать их на волю.
— Честно, понятия не имею.
— Грейнджер, — повторил Драко, прежде чем смог себя остановить, потому что ее имя, произнесенное Блейзом, звучало совсем неправильно. Внезапно он почувствовал головную боль, сильную, до рези в глазах, и закрыл их, позабыв о маске безразличия.
— Значит, я угадал, — самодовольно заметил Забини. — Ты ее трахал.
Драко ударил кулаком по столу, сбросив стакан на пол, и Блейз осторожно заерзал на стуле.
— Не говори так о ней, — прошипел Драко, злобно скалясь, — Предупреждаю тебя, Забини.
У Блейза хватило приличия выглядеть слегка опешившим.
— Значит, это было больше, чем просто секс, — пробормотал он, не обращая внимания на раздраженный взгляд Драко. — Она тебе нравится.
— Забини, клянусь Мерлином...
— Угомонись, Малфой. Нет причин бросаться в защиту. У Луны были подозрения. Черт, теперь я должен ей пять галлеонов.
— Вздор, — с издевкой бросил он, — с каких пор Полоумная Лавгуд стала такой наблюдательной?
— Ты бы удивился, — ответил Блейз с хитрой улыбкой. — Так что, ты собираешься рассказать, что произошло между вами с Грейнджер? Или же хочешь, чтобы я сделал свои выводы?
— Я бы предпочел, чтобы ты не совал свой нос в чужие дела, — выплюнул Драко, почти дрожа от ярости. — К тебе это не имеет никакого отношения.
— Малфой, — нетерпеливо выдохнул он, — я пытаюсь сделать тебе одолжение. Если из-за Грейнджер твои взгляды на магглорожденных изменились, а я полагаю, что это так, тогда я мог бы доверять тебе, что намного упростит твое положение.
Драко подозрительно прищурил глаза.
— А как ты относишься сейчас к магглорожденным, Блейз? Ты ненавидел их так же сильно, как и я.
— Нет, не так же, — быстро возразил он. — Ты когда-нибудь слышал, чтобы я произносил “грязнокровка”? Единственный отчим, который не считал меня куском дерьма, был полукровкой с матерью магглой. Я повстречался с ней перед пятым курсом, она была славной...
— Но ты называл людей предателями крови и...
— Это все семантика, — легкомысленно произнес он. — Я просто повторял за тобой. Я даже не знал значения слова “грязнокровка”, пока ты не обозвал так Грейнджер на втором курсе. — Забини примолк, когда заметил, как дернулся Малфой на его словах. — И это возвращает нас к весьма интересной действительности: ты и Грейнджер.
— Ты наслаждаешься происходящим, да? — тихо прорычал он, расстроенно постукивая пальцами по столу.
— Может быть, немного, — ухмыльнулся Блейз. — Ирония хороша по утрам...
— Да пошел ты, Забини. Это тебе не шутки.
— Ну, если бы ты перестал быть таким скрытным, тогда, возможно, я мог бы принять ситуацию более серьезно.
— Нет, не правда! — выкрикнул Драко, делая резкий вдох. — Ты просто... Блять, ты бы ни черта не понял, Блейз!
— Да ты что! В случае если ты забыл, у меня близкие отношения с Луной, черт побери, Лавгуд. Помнишь, мы издевались над ней в Хогвартсе, она верная сторонница Ордена. Если кто-нибудь и способен тебя понять, так это я, Драко, так что можешь...
— Да! Хорошо! — закричал он, вскакивая со стула и делая пару шагов в сторону, чтобы не пришлось смотреть на Блейза. — Независимо от того, что за чертовщина творится между вами с Лавгуд, между нами с Грейнджер происходит то же самое! Точнее происходило! Но теперь я здесь и понятия не имею, где она, и я не знаю, какого черта мне делать!
Он замер на месте, посылая напряжение в конечности, чтобы унять дрожь, пытаясь успокоить тяжелое дыхание. Неугомонный жар бушевал под кожей; он встряхнул головой, ощущая то же разрушающее чувство беспомощности, что и в ночь расставания с Гермионой. Он чувствовал на себе изучающий взгляд Блейза, но отказывался смотреть на него, вместо этого неподвижно рассматривая трещину в стене.
— Она была единственным, что имело смысл, — слова вырвались прежде, чем он успел подумать. — А теперь ее нет, нет... ничего. Ничего, что имело бы смысл. — Он посмотрел на хранившего молчание Блейза, понимая, что тот слышал каждое его слово. — Давай, Забини. Говори все, что собирался.
Какое-то время Блейз продолжал молчать, удерживая на лице маску невозмутимости; медленно кивнул с выражением удовлетворения и одобрения.
— Добро пожаловать в «Просвещенные», — спокойно произнес он. — Садись, Драко. Давай выпьем кофе. Ты выглядишь так, словно не прочь и поесть.
— И это все? — с сомнением спросил он.
— Я услышал то, что хотел, — Блейз пожал плечами. — Если хочешь, можешь рассказать мне еще. Мне просто нужно было убедиться, что твое пребывание здесь будет оправданным и безопасным.
Драко вздернул бровь и нерешительно присел на свое место.
— Ты расскажешь остальным?
— Что ты влюблен в Грейнджер? Нет.
— Я никогда не говорил, что влюблен в нее, — поспешил ответить он. — Я никогда не использовал это чертово слово...
— Так ты ее не любишь?
— Я... — неуверенно начал Малфой, прищелкнув языком, — даже не считаю нужным удостаивать это ответом. Что бы ты сказал, спроси я тебя, любишь ли ты Лавгуд?
— Я бы сказал, что люблю, — не задумываясь, ответил Блейз, и Драко с недоверием приоткрыл рот, — и что?
— Черт, что с тобой не так?
— Малфой, может, ты еще и не заметил, но мы в разгаре войны, — произнес он с легким оттенком страха. — Завтра мы все можем умереть, поэтому Луна заслуживает знать, что она не просто временная подружка для коротания ночей. Кроме того, мне насрать кто и что думает на этот счет, включая и тебя. Так что, если ты не рассказал Грейнджер о своих чувствах, тогда ты дурак. Не хочу разбивать твои надежды, Малфой, но велика вероятность, что вы больше никогда не увидитесь.
Хотя Драко смог удержать лицо, слова Блейза словно ножом прошлись по его сердцу. Он почувствовал приступ тошноты, когда его накрыла сокрушительная волна сожаления.
— Мы увидимся вновь, — оспорил он, но сомнение явно слышалось в его голосе. — Увидимся.
Блейз вздохнул и, прищурившись, посмотрел на Малфоя.
— Ради твоего же блага, я надеюсь, что ты прав.
До Дня Святого Валентина оставалось недолго; шли восьмые сутки без Драко. Гермиона вернулась в спальню, держа в руках стопку книг, окружаемая компанией теней. Изнурительное трехчасовое занятие по защитным заклинаниям с Грозным Глазом вымотало ее до основания. Сегодня только успело превратиться в завтра, полночь стала ее любимым временем, которое она посвящала работе. Все отправлялись спать и оставляли ее в покое как минимум на восемь часов; единственный, кто мог ее потревожить — Живоглот, который заползал к ней на колени в поисках внимания. В это время она могла думать о Драко и не чувствовать вины, или переживать, что Люпин и Тонкс могут заметить одинокую слезу или дрожание нижней губы.
Она обнаружила, что грезит о коньках и сидении на широком подоконнике, когда собралась упорядочить вещи и спуститься на кухню за дозой кофеина, но услышала слабый стук в оконное стекло. Как только Гермиона заметила, как лунный свет отражается от белоснежного оперения, сразу же вскочила из кресла и бросилась к окну, поспешно открывая защелку. Хедвиг бросила письмо в руки Гермионы и быстро улетела прочь. Дрожащими пальцами она разорвала конверт и прочитала семь слов, написанных неразборчивым почерком Гарри. Прочитала раз, другой, третий, лишь бы убедиться, что ничего не упустила.
Ангел на площади. Во время твоего рождения.
Она точно знала, куда ей следует отправиться.
====== Глава 28. Ангел ======
Часть 1. Ангел
Саундтрек:
Keith Caputo — Got Monsters
Brandon Flowers — The Floor
Christina Perri — Backwards
***
Вопреки распространенному мнению знаменитый памятник, возвышающийся на площади Пикадилли, — это не статуя греческого бога Эроса.
Когда Гермиона наткнулась на старый викторианский текст в библиотеке Лондона с отсылкой на изваяние, но под другим именем, естественно, почувствовала заинтересованность, поэтому во время летних каникул перед четвертым годом обучения поручила себе провести небольшое исследование. Она выяснила, что изначально это была статуя брата Эроса по имени Антерос, однако спустя какое-то время ее переименовали в «Ангела христианского милосердия», а после снова в Антероса. Несмотря ни на что, почти каждый туристический гид, уличный указатель или лондонец — будь он кокни или же кто-либо другой — по-прежнему называл ее «Статуей Эроса».
После возвращения в Хогвартс она рассказала Гарри и Рону о добытых сведениях, которые оставили их предсказуемо равнодушными; Гермиона ругала мальчишек каждый раз, когда те называли памятник неверным именем, и в итоге им надоели лекции о важности осознания истинного названия. По какой-то причине Рону было немного трудно выговаривать имя Антероса — он продолжал коверкать его, называя Антроссом, что только сильнее раздражало Гермиону.
В итоге они нашли компромисс — стали называть его «Ангелом христианского милосердия», ведь именно так он когда-то звался. А позже и вовсе сократили имя до «Ангела».
Ангел на площади.
Гермиона родилась в половине пятого утра. Она была удивлена, что Гарри и Рон запомнили эту деталь, но, возможно, они действительно слушали ее, невзирая на постоянные закатывания глаз и пустые выражения на лицах.
Ей нужно было больше доверять друзьям. Место встречи было завуалировано в известной только им троим шутке, и площадь Пикадилли будет достаточно заполнена лондонской суетой даже в такой час, чтобы ребятам остаться незамеченными, но в то же время не потеряться в толпе.
Собрав пожитки в зачарованную сумку, в том числе все сделанные записи и просмотренные за последнюю неделю книги, и те, что еще не успела прочесть, она тихо попрощалась с Живоглотом, наказав ему вести себя хорошо в ее отсутствие. Едва пробило полночь, она спустилась на кухню и в нетерпеливом ожидании просидела там пару часов, барабаня пальцами по обеденному столу, беспокойно проверяя время.
Стрелки словно замедлили свой ход.
Около четырех она принялась писать записку Тонкс и Люпину, в которой извинялась за свой уход и обещала сохранять осторожность. После на всякий случай наколдовала себе светлые волосы — лишь на пару тонов темнее, чем у Драко — и плотно замоталась шарфом, скрыв половину лица.
Бросив последний взгляд на часы, которые показывали десять минут пятого, она глубоко вдохнула, чтобы немного успокоить нервозность, и покинула дом. Она шла по покрытой росой траве, пока не ощутила изменение в воздухе, говорившее о пересечении защитного барьера, и аппарировала.
Сон неумолимо ускользал от него.
За последнюю неделю случилось слишком много откровений. Складывалось ощущение, словно его тело и мозг все еще пытались принять разлуку с Гермионой и были слишком травмированы, чтобы приспособиться к новой обстановке и людям. Возможно, он просто отрицал новую реальность без Грейнджер.
Он не знал. Это не имело значения.
Малфой пассивно наблюдал за жизнью своих одноклассников и тетки, ведь больше нечем было себя занять. Драко узнал, что этот дом был лишь убежищем, дом же Андромеды находился в ином месте. Она часто возвращалась туда, как правило, вместе с Буллстроуд, с которой имела довольно хорошие отношения.
Девис и Блетчли, потерянные в собственном мире, всегда тенью следовали друг за другом. Иногда они покидали спальни, чтобы перекусить. Трейси была более ласковой в своей привязанности, но не до такой степени, чтобы спровоцировать Драко на остроты. Блетчли никогда не осекал ее, но постоянно находился в состоянии напряженной защиты, которая очевидно показывала силу его ответных чувств.
Тео — совсем иная история. Поначалу Драко был обеспокоен, что оказался единственным, у кого возникли проблемы с принятием этой странной ситуации, однако Нотт находился с ним в одной лодке. В то время как другие довольно быстро адаптировались к новым обстоятельствам, у Тео, как заметил Блейз, случались и хорошие, и плохие дни. Не менее четырех раз Малфой слышал, как Нотт бормотал что-то уничижительное о магглах и магглорожденных, и не мог решить, что испытывает — неловкость или облегчение.
Он больше не мог произносить слово «грязнокровка», но слышать это от других казалось ему пугающе знакомым, и в этом был такой необходимый намек на ответ. Он по-прежнему сомневался. Он все еще не решил.
Два дня назад их навестил Тед Тонкс, именно тогда Малфой стал свидетелем одного из хороших дней Тео. Драко намеренно сохранял дистанцию, но смог заметить непринужденность и приветливость мужа тетки, что трудно было не полюбить. Все отвращение исчезло с лица Тео. Они играли в магические шахматы, словно это было самым обычным делом в мире.
Никто больше не донимал Малфоя вопросами, и у него создалось впечатление, что к этому имеет отношение Блейз. Драко видел, что тот обладает негласным контролем над всей группой; тот рассеянно изучал все и всех безразличным взглядом, но дело принимало иной оборот, когда рядом появлялась Лавгуд. Драко все еще пытался по-настоящему понять их странные отношения, но у него вряд ли было право судить, учитывая привязанность к Грейнджер.
Блейза и Луну окутывала аура некой спокойной любви, которую замечаешь, лишь внимательно наблюдая: она выражалась в неспешных прикосновениях и тайных улыбках. По вечерам пара тихо исчезала. Когда Лавгуд отсутствовала, взгляд Забини становился рассеянным; он превращался в человека, который не знал, вернется ли его любимая домой.
Драко был хорошо знаком этот взгляд, поскольку он преследовал его в зеркале каждое утро.
Блейз и Луна, Андромеда и Тед — он был окружен дразнящими напоминаниями о собственной необычной привязанности к Гермионе; но для них это казалось таким естественным. Словно дыхание.
Судя по чернильному оттенку неба, время близилось к пяти утра. Малфой, одетый в подаренное Грейнджер пальто, сидел на переднем крыльце, вдыхая слабые остатки ее аромата, периодически взмахивал волшебной палочкой, возобновляя согревающее заклинание, что защищало его от морозного воздуха.
Здесь мало чем можно было себя занять, разве что размышлениями; его мысли всегда были беспокойными подобно штормовому морю. И сегодняшняя ночь ничем не отличалась.
Он не услышал звука открывшейся двери.
— Доброе утро, солнышко, — шутливый тон Тео нарушил тишину; Драко бросил на Нотта холодный взгляд, когда тот присел на ступенях рядом. — И почему ты не прячешься в теплой постельке?
— Вероятно, по той же причине, что и ты.
— Красота утреннего леса?
Драко нехотя усмехнулся.
— Не совсем. Просто... мысли не дают заснуть.
— Ах, это, — Тео кивнул. — Здесь едва ли лучшее место, чтобы предаваться сладкому сну, Малфой. Я бы сказал, что позже тебе полегчает, но если бы это было правдой, я бы не ошивался здесь с тобой в такую рань.
— Великолепно.
Тео постукивал пальцами по коленям.
— Так ты действительно сменил сторону?
— Сидел бы я здесь, будь это не так?
— Твоя правда, — признал Тео. — И как ты объясняешь свою внезапную любовь к магглорожденным? Я видел твой взгляд, когда на днях произнес «грязнокровка».
Драко вздохнул и закрыл глаза.
— С нашей последней встречи многое изменилось.
— Разъяснишь?
— Не сейчас, — он покачал головой. — Разве я могу объяснить тебе то, чего сам не понимаю?
Тео фыркнул и закатил глаза.
— Это лишь поэтический способ сказать мне не лезть не в свое дело.
— Тогда не лезь не в свое дело, — Драко пожал плечами. — Почему ты такой придурок, Тео? Когда-то мы дружили...
— Да, но как ты заметил, многое изменилось, — немного холодно произнес Тео. — У каждого есть эти драные секреты, и Блейз, и Майлз с Трейси внезапно воспылали любовью к магглам. Черт, даже ты...
— Я не воспылал, — перебил он. — Я... растерян, как и ты.
— Откуда тебе знать, что я чувствую?
— Я видел вас с Тедом. Ты не испытываешь к нему ненависти, а он магглорожденный.
Тео потер руки и опустил взгляд.
— Тед отличный мужик, — нехотя начал он. — В свою первую неделю в доме я влил в себя темное зелье, что стащил у отца. Я был зол и... хотел, чтобы все закончилось.
Драко перевел на него взгляд.
— Ты хотел покончить с собой?
— Не знаю, — тихо сказал он, закрыв глаза, — я был в курсе, что зелье опасно, но я так злился. Оно буквально начало пожирать меня изнутри, было чертовски больно. Тед нашел меня, промыл желудок и оставался рядом на протяжении шести часов, стараясь исправить все повреждения. Я попросил его никому не рассказывать о случившемся, он так и сделал. — Замолчал, склонил голову на бок. — За день до этого я назвал его грязнокровкой.
Повисшее молчание словно остановило время, запрещая сделать даже вдох; Драко ощутил всю тяжесть его тоски, и не смог подобрать слов, что были бы приемлемы после признания Тео. Малфой задумчиво нахмурился, нерешительно поднял руку и в успокаивающем жесте похлопал Тео по спине.
Нотт цинично приподнял бровь.
— Если хоть попытаешься меня обнять, мало не покажется.
— Я не собирался тебя обнимать, кретин...
— Не сомневаюсь. — Тео насупился. — Мы закончили этот ненужный и жалкий разговор?
— Похоже на то, — ответил Драко и нахмурился, когда Тео встал со ступенек, чтобы вернуться в дом. Взволнованно выдохнув, Малфой бросил через плечо: — На всякий случай, Тео, я до сих пор считаю тебя другом.
— Мнестоит станцевать от счастья?
— Я... Если тебе нужно будет чем-либо поделиться, можешь обратиться ко мне, ясно? — легкомысленно предложил он. — Я знаю, как все происходящее выносит мозг. Уж поверь.
Тео заколебался, откашлялся.
— Уяснил, — пробормотал он, теребя дверную ручку. — Это взаимно.
Гермиона аппарировала в Сент-Джеймсский парк.
Она хорошо знала эту местность и была достаточно осторожна, чтобы остаться незамеченной, выбрав небольшую группу деревьев на пересечении улиц Мэлл и Хорс-Гардс Роуд. Площадь Пикадили находилась примерно в десяти минутах ходьбы, поэтому Гермиона стремительно направилась к месту встречи, следуя заранее запланированному маршруту. Гул транспорта и городские звуки давили на слух; она склонила голову, чтобы избежать взглядов компании, идущей навстречу.
В любой другой день она бы задержалась, чтобы полюбоваться искусным архитектурным решением зданий на Карлтон Хаус Террас, но она, не уделив внимания даже королевским строениям, двинулась дальше, пересекая Пэл Мэл. По мере приближения к сердцу Лондона, поток пешеходов увеличился, поэтому она плотнее сжала палочку в кармане, вспоминая совет Грюма.
Постоянная бдительность.
Двигаясь вверх по Ватерлоо и Риджент Стрит, она сощурилась, когда заметила яркую рекламу на Площади, бросающую на тротуары красные, голубые и зеленые отсветы; увидела статую. Она позволила себе небольшой вздох облегчения, когда приблизилась к монументу быстрыми шагами; взгляд метался во всех направлениях, выискивая вспышки рыжих волос или блики света, отражающиеся в очках.
Как и следовало ожидать, вокруг слонялось много людей, они обходили друг друга, сталкивались и расходились каждый в свою сторону или же усаживались на ступенях у основания статуи: европейские туристы, вовсю фотографировавшие город, подвыпившие студенты, которые давно сбили режим сна, занятые профессионалы, спешившие в офисы по причине поджимающих сроков. Гарри и Рона видно не было.
Она остановилась и скрестила руки, чтобы побороть холод, принялась изучать статую, тревожно размышляя — вдруг она неверно истолковала послание. А если ребята не так запомнили время ее рождения? Если Хедвиг доставила послание не в тот день? Вдруг письмо было перехвачено, или это была приманка, и она попалась в ловушку, как последняя дура?
Она посмотрела на часы. Тридцать пять минут пятого.
Пунктуальность никогда не была их сильной стороной; черт, приди Гарри и Рон на пять минут позже, посчитали бы, что явились слишком рано, но риск попасться вскармливал сомнения, а после и паранойю, что проберется под кожу раньше, чем вы заметите. Она почти решилась отказаться от плана, как вдруг интуитивно что-то почувствовала, бросила взгляд в сторону и уставилась на две фигуры, идущие в ее направлении.
Не было никаких знакомых рыжих волос Уизли, вместо них были темно-каштановые. Не было и очков, черные волосы превратились в русые. Цвет обоих лиц немного изменился. И никаких веснушек.
Но она узнала бы их где угодно.
На миг Гермиона замерла, но потом ринулась в сторону парней; слезы облегчения покалывали глаза, когда она бросилась им в объятия. Ребята бежали ей навстречу, расталкивая лондонских полуночников. Она обняла их и расслабилась в захвате двух пар рук, неловко обнимающих ее в ответ. Они стояли так на протяжении нескольких минут, наполненных миром и тишиной, пока Гермиона не отстранилась и не ударила каждого ладонью в грудь.
— Ай! — проворчал Рон. — Миона, какого...
— Только попробуйте меня еще хоть раз бросить! — отрезала она, отталкивая их руки. — Я убить вас готова!
— Я же говорил, что она разозлится, — пробормотал Гарри с легкой усмешкой.
— Совершенно верно, я злюсь! — выругалась она. — Я месяцами вас не видела...
— Мы тоже по тебе скучали, — сказал Рон мягким голосом, и Гермиона увернулась от его попытки приобнять ее за плечи. Он бросил на нее уязвленный взгляд, и укол вины пронзил ее грудь. — Что случилось, Гермиона?
— Ничего, — она вздохнула, избегая его взгляда. — Я просто... Скоро рассветет. Нужно выдвигаться. Где вы остановились?
Парни обменялись неуверенными взглядами.
— Ну, — пробормотал Гарри, — это долгая история. Мы вроде как часто переезжаем. Подумали, что больше всего подойдет местность в отдалении от городов, но нам не так уж много известно. Как назывался лес, в котором вы бывали с родителями?
— Королевский лес Дин, — ответила она. — Согласна, это в самом деле неплохая идея.
— Но нам нужно пополнить запасы, — пояснил Гарри, указывая на рюкзак за плечами, рюкзак с наложенным на него Заклинанием незримого расширения, что Гермиона подарила ему прямо перед их уходом. — Наша палатка разваливается, и...
— У меня есть палатка, — перебила она, похлопывая рукой по своей зачарованной сумке. — После вашего ухода я начала собирать вещи, которые, как я решила, могут нам понадобиться.
— Что насчет еды? — весьма предсказуемо подал голос Рон. — Наши запасы на исходе.
— У меня есть все необходимое, — сказала она и нахмурилась, когда осознала, что небо начинает окрашивать утренняя заря. — Пора идти. Давайте найдем, откуда можно аппарировать.
— Ты права, пора выдвигаться, — кивнул Гарри, и они направились по Шафтсбери-авеню. — Слушай, Гермиона, нам так много нужно тебе рассказать. Ты не поверишь, что случилось с нашей последней встречи.
На мгновение Гермиона закрыла глаза и подумала о Драко.
— Да, — рассеянно пробормотала она, — я тоже должна рассказать вам кое-что невероятное.
***
Часть 2. Адаптация
Неделю спустя…
Драко стоял, прислонившись к стене, и не сводил взгляда с Андромеды, которая явно сдерживала слезы.
Вчера она рассказала, что Тед собирается бежать. Было получено анонимное предупреждение, возможно, от Ордена, что Министерство проинформировано о местонахождении Тонкса; когда за ним явятся — это лишь вопрос времени. Тео среагировал мгновенно — ударил кулаком о стену и потребовал объяснить, почему Тед не может остаться с ними, в безопасности тайного дома. Тед успокаивал его, поясняя: если последователи Волдеморта узнают, где он скрывается, то, скорее всего, проведут тщательный обыск, а тогда появится риск раскрытия их всех. Если же известие о его побеге распространится, то все переключатся на его поиски, что отвлечет внимание от остальных.
Откровенно говоря, Тед ценой собственной жизни собирался помочь группе подростков, которых почти не знал. Тео был прав — он отличный мужик.
Принятие этой мысли пробудило в Драко отрезвляющую волну уважения, и внезапно в мире появился второй магглорожденный, которого он не презирал. И точно так же, как и Гермиона, этот магглорожденный вынужден был слишком быстро исчезнуть из его жизни.
Словно сама Судьба нашла время в своем плотном графике, чтобы дурить ему голову. Она планировала поставить этих людей на его пути, чтобы заставить позабыть о предрассудках, которые он впитал в себя с молоком матери, а после унести их прочь, словно нежные лепестки мака, оставив Драко в смятении.
Малфой перевел взгляд на своего дядю, который трепал волосы Девис, бормоча напутствие Блетчли и Булстроуд. Рядом с Драко находился Тео, напряженный как струна: сжимал кулаки, скрежетал зубами, поджимая губы. Драко посмотрел на Блейза и Лавгуд и заметил их переплетенные пальцы — почти незаметные, только если не стоять на его месте. Забини рассеянно выводил круги на тыльной стороне ее ладони. Они разомкнули руки, когда к ним подошел Тед, и Луна упала в его теплые объятья. На ее лице была знакомая рассеянная улыбка.
— Не забудь держаться подальше от омелы и незрелых ягод черники, — сказала она, отстранившись. — Ты не захочешь расстраивать нарглов.
Драко приподнял бровь, борясь с желанием бросить едкое замечание.
— Обязательно, — ответил Тед с любящей улыбкой и склонился вперед, чтобы пожать руку Забини. — Помоги Андромеде держать всех в узде, пока меня не будет.
— Конечно, — Блейз нахмурился. — Удачи, приятель.
Драко выпрямил спину, когда Тед повернулся к нему с серьезным выражением лица, что заставило чувствовать себя немного неловко и опасливо.
— Присмотри за моей супругой, — Тед произнес настолько тихо, что никто его больше не услышал. — Присмотри за своей теткой, хорошо?
Не зная, что ответить, Драко вздохнул и просто кивнул головой; казалось, этого небольшого жеста было достаточно для успокоения его дяди. Неловко переступая с ноги на ногу, Малфой отвел глаза. Тед наконец подошел к Тео, и Драко поднял голову, чтобы незаметно уловить негромкие слова их беседы.
— ...свой нрав, досчитай до десяти, — говорил Тед. — И старайся сначала подумать, а потом...
— Да, да, — снисходительно проворчал Тео, и Драко даже не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что он закатил глаза. — Вся эта Хаффлпаффская хрень...
— Ты хороший парень, Тео, — прервал он, — я это вижу, видит Дромеда, видит каждый из нас. Ты должен верить в себя.
— Да пофиг, — пробормотал Тео после вздоха, и Драко увидел, как они пожали руки, — главное вернись живым, ладно?
— Конечно, — небрежно согласился Тед. Слишком небрежно. А после похлопал Тео по плечу и вернулся к Андромеде, по пути осматривая молчаливых подростков в комнате. — Выглядите жутко печальными. Вы же знаете, я вернусь быстрее, чем вы заметите мое отсутствие.
Никто не проронил и слова. В какой-то момент Драко понял, что снова смотрит на сцепленные руки Блейза и Лавгуд. Когда от навалившейся тишины начало звенеть в ушах, Андромеда подалась вперед, взяла мужа за руку, и весь оптимизм на его лице вмиг пропал.
— Пойдем, любимый, — сказала она дрожащим голосом, — пора. Мне хотелось бы попрощаться.
— Все в порядке, — произнес Блейз, — мы оставим вас...
— Не нужно, — остановил его Тед, подхватив Андромеду под локоть. — Мы выйдем. — Замешкался, в последний раз улыбнулся угрюмым слизеринцам. — До скорой встречи.
Когда пара покинула комнату, гул шепота и тяжелых вздохов наполнил помещение, разрушая тишину; все снова пришло в движение. Трейси начала шмыгать носом, и никак не смогла этого скрыть, поэтому Майлз вывел ее из комнаты, следуя за Милисентой. Через мгновение Драко вздрогнул, когда Тео резко ударил кулаком о стену и выбежал прочь, выкрикивая ругательства.
— Тео! — прокричал ему вслед Блейз, но в ответ получил лишь звуки падающих на пол вещей; Забини с рыком развернулся к Луне и произнес: — Нужно убедиться, что он не натворит глупостей.
В комнате остались лишь Драко и Лавгуд.
Он сосредоточился на своей обуви, ожидая, пока Луна встанет с места и проследует за Блейзом, но она оставалась неподвижна.
— Ты не пожал ему руку, — заметила она своим обычным мечтательным тоном.
— Я едва ли его знал.
— Но он бы тебе понравился.
Ее прямой комментарий ввел его в ступор, и он бросил на нее холодный взгляд.
— К чему ты клонишь, Лавгуд?
— Ни к чему. Просто делюсь наблюдением, — она пожала плечами, и далекий хлопок аппарации перемешался с ее голосом, — Тед ушел.
— Ни черта...
— Может, тебе стоит пойти и узнать, не нужно ли что-нибудь Андромеде?
— И какого черта я вообще могу ей предложить? — выплюнул он, защищаясь.
— Иногда достаточно лишь твоего присутствия, — пробормотала Луна, проходя мимо него. — Даже если ты этого не желаешь.
Оставшись один, Драко ожидал возвращения тетки, нетерпеливо постукивая ногой по половице и раздумывая, должен ли он вообще о ней беспокоиться. По прошествии пяти минут его любопытство, а, возможно, и что-то другое одержало верх, и он решил проверить, что же задержало Андромеду.
Он обнаружил ее сидящей на каменных ступенях крыльца; ступенях, на которых он проводил каждую ночь, истязая себя мыслями о Грейнджер, когда все остальные отправлялись спать. По едва заметному содроганию ее плеч он мог сказать, что она плакала; нечто весьма похожее на сочувствие застало его врасплох.
— Чего тебе нужно, Драко? — внезапно спросила она.
Он облизал губы и задумался, чего в действительности он хотел достичь своим присутствием, но внезапно его плечи пораженно опустились, и правда сорвалась с губ прежде, чем он смог ее остановить.
— Я хотел сказать, что... возможно, ты была права, — пробормотал он, в глубине души надеясь, что Андромеда его не расслышит. — Может быть, мы не так уж и отличаемся.
Гермиона читала «Сказки барда Бидля», которые ей завещал Дамблдор.
История о трех братьях и их сделке со Смертью стала ее любимой; грустная легенда и белое свечение Люмоса были хорошей полуночной компанией, пока Гарри и Рон спали. Настал ее черед стоять на стреме, чему она была рада. Страх произнести имя Драко во сне, когда кошмары завладевали ее сознанием, почти превратил ее в параноика. Также она делала все возможное, чтобы не оставаться наедине с Роном; всегда старалась убедиться, что Гарри где-то поблизости, или же оправдывалась и сбегала, если он начинал то, что выходило за рамки дружбы.
Несмотря на привычную компанию в лице ребят, адаптация к новой ситуации оказалась более сложной, чем она ожидала. Она чувствовала неловкость в разговоре, обдумывала каждое свое слово, стараясь не упомянуть то, что каким-то образом может намекнуть на время, проведенное с Драко. По большей части она молча слушала их рассказы о том, что произошло за время разлуки.
Они поведали о своем недолгом пребывании на площади Гриммо и о том, как выяснили, что инициалы Р.А.Б. принадлежали Регулусу Блэку. Описали, как короткий допрос Кричера привел их к Мундунгусу Флетчеру, одному из первых членов Ордена и по совместительству вору. После наведывания в Косой переулок они обнаружили крестраж, который изо всех сил пытались уничтожить, и чья негативная энергия вызвала много серьезных проблем между друзьями; парни так и не признались Гермионе, что послужило причиной их споров.
Когда стало ясно, что Волдеморт захватил Министерство, они решили покинуть дом на Гриммо, переезжали с места на место. Разбивали лагерь в лесистой местности на окраинах городов, изредка возвращаясь на площадь в поисках подсказок, чтобы уничтожить медальон. Во время стоянки в лесах Эппинга они обнаружили Меч Гриффиндора. Гермиона нахмурилась, осознав, что парни никогда не объясняли...
Позади нее хрустнула ветка. Она уронила книгу и резко обернулась, крепко сжимая палочку.
— Ого, — прошептал Гарри, поднимая руки, — Это я, Гермиона.
— Черт возьми, Гарри, ты меня напугал, — выдохнула она, опуская палочку; Гарри присоединился к ней на траве. — Все в порядке?
— Нормально. Просто не могу уснуть. Решил составить тебе компанию.
— Да, конечно, — кивнула она, — Вообще-то, я тут кое о чем думала. Вы так и не рассказали, как удалось найти Меч Гриффиндора. Как вы...
— Моя мама, — выпалил Гарри, и Гермиона заметила, как странное выражение расцвело на его лице. — Знаю, звучит безумно, просто выслушай. Меня к нему привел патронус. Это была лань. Патронус моей мамы.
Гермиона почувствовала, как сердце упало в пятки; она вспомнила ночь, когда покинула Хогвартс, вспомнила момент, когда патронус Снейпа предупредил их о падении Министерства. Лань. Часть ее размышляла, должна ли она рассказать Гарри о секретах профессора. В конце концов, МакГонагалл четко дала понять, что эта информация не подлежит разглашению; но казалось столь жестоким позволить лучшему другу оставаться во власти заблуждения и верить, что его мать связывается с ним с другой стороны бытия.
— Гарри, — начала она, насупившись, — этот патронус не был твоей мамы.
— Слушай, я понимаю, на что это похоже...
— Нет, Гарри, просто...
— Но у кого еще патронусом может быть лань, которая привела бы меня...
— Это был Снейп, — выпалила она, и Гарри удивленно распахнул глаза. — Знаю, звучит странно, но когда я была в Хогвартсе, МакГонагалл сказала, что он шпион Ордена.
— Но он же убил...
— Да, — она вздохнула,— но все не так просто. Дамблдор попросил Снейпа выполнить это задание, чтобы... — она поборола эмоции, проскальзывавшие в голосе, готовясь произнести его имя. — Тогда бы душа Драко была спасена. Уверена, мне не все известно, но я знаю, что Дамблдор попросил Снейпа убить его. И все это время Снейп был на нашей стороне.
На лице Гарри читалось нечто среднее между потрясением и неверием.
— Нет, — прошептал он, качая головой, — это невозможно...
— Гарри, я видела его патронуса, — продолжила она. — Он послал его, чтобы предупредить нас о нападении Пожирателей на Хогвартс. Это была лань.
— Но это лишено всякого смысла! — воскликнул Поттер, с трудом поднимаясь на ноги. — Какого черта у Снейпа такой же патронус, как у моей мамы?
— Не знаю, — устало призналась Гермиона. — Возможно, это просто совпадение.
— Мне нужно обо всем подумать, — пробормотал он, отворачиваясь, — мне нужно подумать...
— Гарри, мне жаль.
— Мне просто нужно какое-то время побыть одному, — сказал он, отходя к палатке. — Дай мне пару минут, а после я хочу, чтобы ты мне все рассказала.
Гермиона почувствовала, как вина сдавила грудь.
Не все. Не о Драко. Не сейчас.
— Хорошо, — согласилась она. — Только не выходи за границу Чар, Гарри.
Темнота окутала его, и Гермиона вновь осталась одна, размышляя, какие беспорядочные мысли одолевают сейчас Гарри. Одному Мерлину известно, как трудно ей было принять тайну Снейпа, поэтому она начала думать, что сможет открыть Гарри, когда он вернется за более подробной информацией.
Гермиона опустила беспокойный взгляд на книгу «Сказок барда Бидля», ветер подобно неугомонному призраку теребил листы. Она сосредоточилась на небольшом символе, нацарапанном на странице — треугольник, круг и линия. Она видела эту отметку уже не единожды, но никогда не уделяла ей особо много внимания, однако в этот раз... что-то щелкнуло в ее мозгу. Резко выдохнув, она полезла в сумку и порылась в книгах, прочитанных в Хогвартсе.
Слова «дары» и «смерть» вертелись у нее на языке.
====== Глава 29. Недели ======
Саундтрек:
Mumford and Sons — After the Storm
Band of Horses — The Funeral
***
Раздраженно вздохнув, Гермиона перевернула еще одну страницу.
После напряженного чтения о «Дарах Смерти» и бесплодных поисков любых документально подтвержденных намеков о местонахождении Старшей палочки она вернулась к своим исследованиям по крестражам. Спустя несколько недель так ничего и не получив, кроме мешков под глазами и изжеванных ногтей, она начала ощущать неизбежное давление, что подкрадывалось к Гарри, Рону и ней самой.
Гермиона понимала, что это было нормально. Они были очень близкими друзьями, проводили каждую секунду каждого дня вместе, практически лишая друг друга права на личное пространство, даже когда тонули в тоске и безысходности, — все имело свою цену, если не сказать больше.
Не помогало ситуации и то, что каждый из них пытался справиться со своими личными проблемами.
Гарри постоянно ощущал неловкость, обвиняя себя в каждой смерти и балансируя где-то между меланхолией и безумием, пока Рон беспокоился о семье и изо всех сил старался утвердить свою значимость в их маленькой группе, что делало его расстроенным и вспыльчивым. Гермиона понимала, что едва ли помогает его неуверенности, отказывалась от всего, что хоть немного выходило за рамки дружбы. Вот только одна мысль о том, чтобы кто-либо, помимо Драко, нашептывал что-нибудь напротив ее губ, вызывала боль в сердце и чувство вины.
В этом и заключались ее проблемы: вина и сердечная боль.
Гермиона презирала себя за ложь друзьям, но все равно каждую ночь, отправляясь в постель, молилась безымянным богам, чтобы те не позволили ей выкрикнуть имя Драко во сне, сохраняя секрет еще ненадолго.
Она ощущала, как признание вертится на кончике языка, готовое в любой момент вырваться на свободу.
Ее совесть с трудом переносила ложь.
— Гермиона, — голос Рона заставил замереть, она бросила на него взгляд через плечо, — хочешь кушать?
— Нет, спасибо, — ответила она, зная, что Гарри отдыхал в палатке. — Мне кажется, я что-то нашла, поэтому лучше продолжу читать.
Неизбежное разочарование испортило его мальчишеское лицо.
— Ты не могла бы просто немного посидеть со мной?
— Я подойду через минуту, — предложила она. — Я не долго.
— Ладно, — он вздохнул, кивая, развернулся и направился в сторону палатки; его плечи ссутулились под тяжестью расстройства.
— Рон, — позвала она и нахмурилась, когда он не обернулся, — с днем рождения.
Неделю спустя.
Драко уже позабыл, каково ощущать на коже тепло солнечных лучей.
Февраль закончился, настал март и принес с собой весеннюю погоду. Он сидел на своем привычном месте, на каменных ступенях крыльца, и старался не обращать внимания на раздражающие голоса Блетчли и Девис, которые устроили излишне громкую размолвку. Рассеянные мысли привели его к пониманию того, что он находился здесь уже больше месяца; проживал в доме Андромеды в компании слизеринцев-отступников. Целый месяц без Грейнджер.
Долбаный месяц.
Мнение о том, что время лечит все раны, не распространяется на шрамы юных влюбленных, разлученных раньше срока. Драко до сих пор ощущал себя таким же разбитым, как и в тот день, когда Грейнджер прощалась с ним, перекрикивая дождь, а после отправила сюда.
Он дрейфовал между моментами опаляющего гнева и убийственного оцепенения, что заставляли кости вибрировать в теле. Он дистанцировался от других, предпочитая коротать время вне дома, и вовлекался в обсуждения, когда решал, что одиночество подобралось к нему слишком близко; однако в какой-то момент он обнаружил, что все больше и больше взаимодействует с остальными.
После ухода Теда Андромеда почти не спала; так же, как и Драко. Иногда они пересекались на кухне, где коротали одинокие часы в ожидании рассвета. Потягивали остывший кофе, обменивались парой предложений; пусть ни один никогда не признается, но их странный установившийся порядок приносил обоим некое подобие утешения.
Но не только компания тетки помогала Драко сохранять здравость рассудка.
В послеобеденное время он играл с Тео в Магические шахматы, к ним часто присоединялся Блейз, если Лавгуд не было рядом, как, например, последнюю неделю. Словно услышав эту мысль, на крыльце появился Забини; настежь распахнул дверь, и та с содроганием ударилась о стену, затряслась на петлях.
Он сделал несколько тяжелых шагов и остановился прямо за Драко; палочка была крепко зажата в дрожащей руке. Он сделал еще несколько нервных шагов из стороны в сторону, поднял руку и швырнул невербальное заклинание в одну из яблонь. Та взорвалась с пронзительным треском и обратилась в пепел, который осыпался на землю, подмигивая красными и оранжевыми искрами.
— Полегчало? — спросил Драко.
— Нет, — выплюнул Блейз, медленно поворачиваясь. — Чувствую, словно убил невинного.
Не сумев придумать ответ, Драко молча изучал Забини: на челюсти виднелась недельная щетина, губы потрескались, опухшие глаза были воспалены.
Бессонница никогда не останется незамеченной. Она вгрызается в твою внешность.
Драко наблюдал, как на Блейзе сказывается долгое отсутствие Лавгуд, и увиденное заставляло его чувствовать себя некомфортно, ведь тот всегда оставался самым разумным, в то время как Тео имел неустойчивый характер, что приводило к частым вспышкам гнева. Себя же Драко относил к чему-то среднему.
— Я свихнусь от этих двоих, — сказал Блейз охрипшим голосом, снова расхаживая взад-вперед. — Орут друг на друга, словно пара малолеток, и уверен, даже причины не помнят.
— Они скоро успокоятся...
— Еще и Тео бесит.
— Забини, присядь. От твоего хождения меня укачивает.
— Прошло семь драных дней, Малфой! — выпалил он. — Семь! Обычно она уходит на три, ну, максимум на четыре. Что-то случилось...
— Блейз, успокойся.
— Черт, Малфой, не говори мне успокоиться! — выплюнул он. — Ты понятия не имеешь...
— О чем? — оборвал Драко, сощурившись. — Думаешь, семь дней — это много? А как насчет долбаного месяца!
Блейз замешкался.
— Ты о Грейнджер? — спросил он циничным тоном. — Это другое.
— Нет, не другое.
— Ты, наконец, признаешь, что любишь ее? — произнес он с вызовом.
Драко отвел глаза, уставившись на все еще дымящиеся остатки яблони.
— Спроси меня снова, когда случится что-нибудь хорошее. — Он закрыл глаза. — Спроси меня в тот день, когда никто не погибнет.
Этим же вечером Луна вернулась и сказала включить радио, бессвязно бормоча о чем-то под названием «Поттеровский дозор».
Блейз побрился.
Драко надел пальто, что подарила ему Грейнджер, и уничтожил две яблони.
Еще одну неделю спустя.
Ей снился сон, в котором кричали люди; она не могла ни пошевелиться, ни моргнуть.
Откуда-то сзади слышались голоса Драко, Гарри и Рона, они звали ее по имени, но она не могла повернуть голову, чтобы отыскать их. Кровь падших покрывала ее ноги подобно до ужаса прекрасному паразиту. Во сне она приказала себе перевернуться или сдвинуться с места, но все было бесполезно, поэтому она перестала сопротивляться и стала прислушиваться к голосам.
— Как думаешь, Гермиона стала себя как-то странно вести?
Это был голос Рона, он звучал ясно и близко. Она сосредоточилась на этом голосе, и вопли умирающих стали ослабевать, сон покидал ее.
— О чем ты?
Гарри. Ей удалось моргнуть, после чего окружение превратилось в знакомую палатку. Всасывая воздух сквозь зубы и отряхивая волнительные остатки кошмара, она осмотрелась в поисках ребят и обнаружила возле входа их тени, мерцающие за тканью. Они находились снаружи, Гермиона слышала отрывистый треск костра, когда прислушивалась, пытаясь уловить их разговор.
— Она... — Рон вздохнул. — Она очень тихая, постоянно читает свои книги.
Гарри хмыкнул.
— Как по мне, это нормально для Гермионы...
— Она не разрешает мне прикоснуться к ней, — выпалил Рон, и Гермиона нахмурилась, лежа на подушке. — И я не о том, чтобы... ну, знаешь, этом. Она не дает обнять, даже не остается наедине.
— Может, она пытается сосредоточиться на поиске крестражей, — предположил Гарри. — Ты же знаешь, в кого она превращается, когда полностью отдается чему-то.
— Нет, здесь дело в другом, — возразил Рон. — Как думаешь, она может все еще злиться из-за Лаванды? Ну, знаю, я облажался тогда... но я подумал, после того, что случилось на свадьбе Билла и Флер...
— Умоляю, не нужно подробностей.
— ...что теперь у нас все хорошо, — быстро продолжил он. — Что теперь мы будем вместе и все такое, как парень и девушка. Вроде того.
Гермиона поморщилась и прикрыла глаза; слова Рона терзали ее совесть.
— Может, она чем-то расстроена, например, ситуацией с родителями, — услышала она неуверенное предположение Гарри. — Ты можешь просто ее спросить?
— Я обязательно ляпну что-нибудь глупое и все испорчу. Спросишь ее вместо меня, а?
— Рон, не уверен, что это хорошая идея. Я совсем не хочу в это лезть...
— Скорее всего, она поговорит с тобой обо всем, — продолжал настаивать Рон. — А если это сделаю я, то она явно придумает какое-нибудь оправдание и уйдет. Отвечаю, она не останется со мной наедине.
— И с чего ты решил, что она откроется мне?
— Ну, вы же двое делитесь всяким таким. Ты сам сказал, что вы как брат и сестра.
— Да, но...
— Прошу, дружище, — сказал Рон, и сердце Гермионы сжалось от отчаяния в его голосе, — хотя бы попробуй, а потом я, может, мог бы...
— Подожди немного, — Гарри пробормотал так тихо, что она едва расслышала. — Она может быть еще расстроена тем, что мы бросили ее в Хогвартсе.
— Нет, здесь дело в другом.
— Дай ей немного времени, Рон, — сказал Гарри твердым голосом. — Сейчас все ведут себя немного непривычно, время такое. Наверное, в Школе что-то случилось, вот она и думает об этом. Что-то вроде истории о Снейпе. Наверное, там не только это произошло.
— Ага, например, она больше не видит во мне парня, — пробормотал Рон настолько тихо, что Гермионе пришлось напрячь весь свой слух. — Может, теперь ей нравится кто-то другой.
Она сделала резкий вдох и не спешила выдыхать, оставаясь максимально тихой, когда голоса парней утихли. Ее пульс слегка ускорился; Гермиона спохватилась — неужели она как-то выдала свое бодрствование.
— Рон...
— Разве в это трудно поверить, Гарри? — продолжил он. — Мы месяцами ее не видели. Она запросто могла влюбиться в кого-то типа Джастина, или Майкла, или... Мерлин, это мог быть кто угодно.
— Это еще не известно.
— Но это могло случиться. И... знаешь, конечно, я был бы убит, но все равно лучше бы она обо всем рассказала…
— Ты делаешь поспешные выводы, — устало перебил Гарри. — Думаю, тебе на какое-то время нужно оставить ее в покое.
— Но если ничего не изменится, ты ведь поговоришь с ней?
— Да, хорошо, — простонал Гарри, — но я думаю, что ты переживаешь на пустом месте.
— Здорово, дружище, — сказал Рон, и Гермиона знала, что в эту минуту на его лице появляется широкая улыбка. — Эй, передай мне радио. Хочу узнать, что это за «Поттеровский дозор».
Вина снова сжала сердце Гермионы. Она перестала вслушиваться в разговор ребят и почувствовала, как слеза скатилась по щеке и упала на подушку. Она уткнулась носом в майку, сделала вдох, глотая утешительный призрак аромата Драко. На какой-то момент ее полностью поглотило осознание того, насколько охраняемый секрет оказывает давление и вносит разлад в отношения с друзьями.
И она поняла, что должна обо всем рассказать Гарри и Рону.
И еще одну неделю спустя…
По редкой случайности и вынужденному согласию Андромеда, Луна и слизеринцы (помимо Трейси и Майлза, которые до сих пор не вылезли из кровати) встретились утром на кухне. Драко сердито посмотрел вслед своей тетке, которая, проходя мимо, случайно задела его локтем и заставила налить в чай слишком много молока, однако была крайне занята приготовлением завтрака, чтобы заметить свою неуклюжесть. Он закатил глаза и, решив, что переделывать все заново совершенно бессмысленно, присоединился за столом к Миллисенте, Тео, Луне и Блейзу.
— Ты делаешь его как маггл, — отметила Лавгуд, вытаскивая Драко из задумчивости.
— Что?
— Чай, — сказала она. — Ты всегда делаешь его как маггл.
— И я заметил, — встрял Тео. — Сейчас припоминаю, что и еду тоже...
— И что? — Драко пожал плечами. — К чему ты клонишь?
— Ты испорченная задница, которая привыкла выбирать самый простой путь, — коротко сказал Блейз. — Обычно ты используешь магию...
— В Хогвартсе у меня не было палочки.
— Но теперь-то она с тобой.
— Я привык все делать сам, — Драко бросил на Забини нетерпеливый взгляд. — Мерлин, вы всюду свой нос засунете.
— Как лучше: с магией или без? — внезапно спросила Луна.
Он перевел на нее настороженный изучающий взгляд. После расколотых недель, проведенных в компании эксцентричной Лавгуд, он узнал, что та не была витающей в облаках девчонкой, каковой он всегда ее считал. Напротив, Драко убедился, что все ее слова хранили тайный смысл или загадку, что только больше раздражало его, поэтому он собирался сказать ей отвалить и не лезть не в свои дела, но в центре стола вдруг ожило радио.
Лавгуд рассказала им о подпольном вещании; с тех пор приемник всегда оставался на кухне. Драко вполуха прослушал пару передач, во время которых ведущие, называвшие себя Ривер, Ромул и Роял, призывали общественность к спокойствию и оказанию помощи магглам. Он наблюдал, как Лавгуд коснулась кончиком палочки радиоприемника и пробормотала сегодняшний пароль:
— Бродяга.
Угрюмый голос Ривера тут же заполнил кухню, и Драко почувствовал, как желудок скрутило от тревоги.
«Слушатели, у нас не так много времени…»
Драко быстрым взглядом осмотрел собравшихся на кухне, понимая, что они чувствуют то же самое — дурное предчувствие узлом стягивало внутренности. Андромеда прекратила готовку и нервно сжала руки; она не сводила глаз с радио. Остальные были тихи и напряжены, особенно Тео, который даже затаил дыхание.
«С глубочайшим прискорбием сообщаем, что мы узнали о нескольких смертях, о которых не говорилось в новостях Волшебного Радио…»
Боковым зрением Драко уловил движение Лавгуд, когда та настолько крепко сжала руку Блейза, что впилась в нее ногтями.
Черт, как же он скучал по Грейнджер.
«Мы можем подтвердить, что были убиты следующие люди…»
После этих слов перед глазами Драко все поплыло.
«Аннабель Сноублум…
Саманта Джонс…
Льюис Гибсон…»
Он не узнал этих имен.
«Тед Тонкс…»
Он услышал всхлип Андромеды; в этот миг все начало рушиться. Он не мог отвести взгляд от приемника, однако улавливал топот спотыкавшихся ног и неестественно сдавленные звуки рыданий тетки, когда она ринулась к задней двери. Вторым отреагировал Тео — он вскочил на шатких ногах, нетвердой походкой покинул комнату, по пути сметая на пол посуду и фарфоровые безделушки.
Драко продолжал слушать.
«Дирк Крессвелл…»
— Блять, — выругался Блейз сквозь зубы. — Я должен...
— Нет, — ответила Лавгуд, — сходи и проверь Тео. Мы с Миллисентой пойдем к Дромеде.
Снова послышался топот поспешных шагов и отодвигаемых стульев, открылась дверь, и надломленный плач Андромеды заполнил сознание Драко прежде, чем дверь захлопнулась.
— Драко, — позвал Блейз, — давай, мне может понадобиться помощь с Тео.
Малфой никак не прореагировал.
«Гоблин по имени Горнак…»
— Драко, пойдем!
— Подожди минуту, — прошептал он.
«Мэтью Гринвид…»
На втором этаже послышался сильный глухой удар, за которым последовал звон разбивающегося стекла. Забини прорычал, стоя в дверях:
— Драко, ты что...
— Я попросил подождать одну сраную минуту, — проревел он.
— Начерта...
— Мне нужно... — на миг его голос дрогнул, — ...нужно убедиться, что Грейнджер нет в этом чертовом списке, ясно?
Такого объяснения было вполне достаточно для Блейза, поскольку через пару секунд Малфой услышал его удаляющиеся по лестнице шаги, после которых последовали приглушенные крики и громкие стуки, от которых содрогались светильники на потолке.
«Тимоти Стефенсон…
Грейс Хартвуд…»
Он задыхался, сердце колотилось, как безумное.
«И Доминик Макгарт. Нам пора отключаться, но прежде просим вас вместе с нами почтить минутой молчания память о павших. Храните себя и не теряйте веры».
Драко облегченно выдохнул и склонил голову. Он эгоистично украл несколько секунд спокойствия, пока удушливый крик со второго этажа не вернул его в реальность; он неуверенно поднялся и отправился на поиски Блейза и Тео. Он шел на звуки возни и сбивающих с толку всхлипов, которые были слишком грубы, чтобы принадлежать человеку; казалось, словно он шел на бойню.
Войдя в спальню Тео, он увидел, что часть стола была обуглена и дымилась, окно было разбито чем-то, что напоминало стул, а на осколках зеркала виднелась кровь. Он перевел взгляд на стену, осмотрел половицы и увидел Забини с Ноттом.
Они боролись на полу; Блейз отчаянно пытался сохранить захват на запястьях Тео. В этот момент Драко заметил волшебную палочку, лежащую на полу в паре шагов от них, до которой пытался дотянуться Тео, цепляясь ногтями за щели между половицами. Он весь был исколот осколками зеркала, сверкающими в лучах утреннего солнца. Драко содрогнулся от жалостливого всхлипа Нотта, когда один из его ногтей оторвался от надкожицы. Однако это не заставило того отказаться от попыток раздобыть палочку.
— Черт, Драко, да помоги же мне! — требовательно выкрикнул Блейз. — Хватай его за руки!
Малфой моргнул, чтобы очистить голову, и крепко схватил Тео за локти, выворачивая их за спину. Он заметил, как пот стекал по спине Нотта, когда Забини изменил позицию и помог удерживать руки Тео.
— Отвалите от меня! — кричал Тео. — Блейз, клянусь, получишь Круциатусом, как только я освобожусь...
— Где твоя палочка? — спросил Блейз Драко.
— Внизу.
— Черт, и моя.
— Предупреждаю, Блейз! — разъяренно угрожал Тео. — Отпусти!
— Тео, дыши, — твердо произнес Забини, — ну же...
— Да пошел ты!
— Тише, Тео,— продолжал уговаривать он, — просто дыши, вдох и выдох. Давай. Попробуй.
Драко услышал, как Тео сделал огромный глоток воздуха и задрожал так сильно, что его конечности изогнулись под неестественными углами. Малфой нерешительно погладил его по спине, когда тот начал давиться кашлем; Тео стошнило, и кислый смрад желчи наполнил комнату.
— Тише, приятель, — прошептал Блейз, — вот так.
— Ненавижу их всех, — выплюнул Тео между вздохами, — ненавижу нахрен.
— Все будет хорошо, — успокаивал Блейз, — Все будет хорошо.
Но Драко ему не верил.
Прошла не неделя. Лишь несколько часов, и вечер сменил день.
Гермиона взмахнула палочкой, чтобы не дать угаснуть огню. Настал ее черед дежурить в ночи; сегодня она отважилась отойти на приличное расстояние от раскинутого лагеря, чтобы избежать монотонного гудения храпа Рона, но все же остаться под защитой Чар. Она подняла взгляд, снова посмотрела на безоблачное небо — глубокий синий холст с россыпью мигающих звезд — и решила, что вокруг было слишком спокойно. Слишком красиво.
Сегодня они с ребятами прослушали «Поттеровский дозор»; сердце Гермионы сжималось от переживаний за Тонкс. Если расчеты были верны, тогда ее подруге оставалось лишь несколько дней до родов. Она даже представить не могла, как Тонкс будет чувствовать себя в сложившихся обстоятельствах. И Аннабель Сноублум...
Да, это было мимолетное знакомство, но порой короткие встречи могут оставить в нашей памяти самый неизгладимый след.
Гермионе казалось чем-то странным, что ведьмы и волшебники погибали в разгаре войны, а она сидела здесь с книгой на коленях, изучала небо, и лишь треск угольков нарушал ее покой.
Она спохватилась, когда поняла, что уже, наверное, в сотый раз рассматривает четырнадцать звезд, что сложились в созвездие Дракона; закрыла глаза, чтобы насладиться грезами о вздохах Драко, ласкающих ее шею.
Она распахнула глаза и выпрямилась, когда услышала чье-то дыхание.
Ее совесть снова подала признаки жизни.
— Гарри, тебе нужно отдохнуть, — виновато пробормотала она, когда он подошел ближе. — Ты дежурил всю прошлую ночь, ты устал.
— Не могу уснуть, — ответил он и опустился рядом. — Подумал, что составлю тебе компанию. Я хотел поговорить...
— Хочешь узнать, почему я избегаю Рона? — спросила она, пока еще не потеряла самообладание, и нахмурилась, когда брови Гарри приподнялись в недоумении. — Я слышала ваш разговор несколько ночей назад.
— Гермиона, мы не имели в виду ничего плохого...
— Знаю, знаю, — успокоила она, — я не расстраиваюсь, честно. Рон был прав, я вела себя с ним... иначе, и у тебя есть право на объяснения, но я... не уверена, как все объяснить.
— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все что угодно, — тихо произнес Гарри. — Ничего, если...
— Я не уверена, стоит ли... — она замолчала, но после решительно покачала головой. — Нет. Нет, мне нужно тебе рассказать.
— Гермиона...
— Рон был прав, — выпалила она. — Я... мои чувства к нему прошли, потому что... появился другой.
Гарри склонил голову, и Гермиона смогла заметить проблеск разочарования в его глазах.
— Мы думали, что дело может быть именно в этом, — признался он. — Ну... это не страшно...
— Я не об этом переживаю, — простонала она и отвела взгляд. Танец огня пленил ее на мгновение. — Просто... Мне нужно понять, как все тебе рассказать.
— Гермиона...
— Хорошо, — произнесла она с уверенностью. Черт, ей нужно было скорее начать. — Помнишь, что я рассказала тебе о Снейпе? В общем, он вернулся в Хогвартс и попросил Макгонагалл об одолжении... Я была там, и... эм... он просил спрятать... — Она заколебалась, прежде чем произнести его имя. — ...Драко Малфоя от Сам-знаешь-кого, потому что тотпровалил задание, и...
— Малфоя? — ошеломленно спросил Гарри. — Малфой был в Хогвартсе? Мы думали, что он мертв.
— Нет, — прошептала она, — он очень даже жив. В итоге МакГонагалл попросила меня... вроде как присмотреть за ним, поэтому он остановился в моем дортуаре, мы жили по соседству в течение нескольких месяцев...
— Я не понимаю, — перебил он, выглядя полностью растерянным, — какое отношение ко всему этому имеет Малфой?
— Самое прямое, — выпалила Гермиона и посмотрела в глаза абсолютно запутавшемуся Гарри. Сердце пустилось вскачь. Момент настал. — Гарри, это он... это Драко.
Она почувствовала, как все сжалось в груди, когда лучший друг практически отпрянул от ее слов.
— Какого... Что ты...
— Пожалуйста... просто выслушай меня. — Она заикалась. — За то время, что он жил по соседству, я узнала его и мы... у меня родились к нему чувства, это просто случилось...
— Ты не шутишь, — недоверчиво пробормотал он, поднимаясь с земли и отступая в сторону. — Гермиона, ты...
— Он не такой, как ты думаешь, — заговорила она с отчаянием, следуя за Гарри, — он не такой, клянусь...
— Он чертов Пожиратель смерти! — воскликнул Гарри. — Как ты вообще могла подумать...
— На самом деле он не один из них! — быстро возразила она. — Ты это тоже знаешь! Сам говорил, что он не убивал Дамблдора...
— И это оправдывает все остальное?
— Нет, конечно нет! — Слезы начинали опалять глаза. — Но теперь он не такой! Гарри, клянусь, если бы ты мог с ним поговорить, то увидел бы...
— Я бы увидел того же злобного придурка, который делал все, что было в его силах, лишь бы превратить наши жизни в ад!
— Нет, все было бы иначе, — уверенно возразила она. — Теперь он другой. Вспомни Регулуса, Гарри! И Снейпа! Не все в мире черное и белое. Люди могут измениться. Люди действительно меняются.
— Только не он!
— Гарри, да послушай же ты...
— Ты предала нас!
— Он не на их стороне...
— Но и не на нашей...
— Гарри, прошу, доверяй моим суждениям, — умоляла она, хватая его за руку и разворачивая к себе лицом. — Ты... Ты мой лучший друг, почти брат, поэтому попытайся меня понять.
Страдание отразилось на его лице.
— Гермиона, я не думаю, что смогу...
— Гарри, ты ведь меня знаешь, — продолжила она. — Если бы я... допускала хоть мысль о том, что он может быть связан с Пожирателями, то никогда...
— Я просто не могу.
— Прости, пожалуйста, прости, что лгала тебе, — сказала она со всей искренностью. — Мне очень...
— Но не за то, что связалась с ним?
— Я... нет, — она запнулась. — Нет, я не жалею о случившемся.
— Ты его любишь? — внезапно спросил Гарри.
— Что?
— Ты его любишь?
Гермиона сглотнула ком в горле и ответила:
— Да, люблю.
Он скривился и сделал шаг назад, потирая глаза руками. Она видела на лице Гарри борьбу раздирающих его эмоций, когда он медленно уходил прочь, оглядываясь на нее и качая головой. Она хотела продолжить защищать Драко, но сомневалась, что это поможет делу. В воздухе повисла тишина; Гермиона наблюдала, как ужас медленно покинул его глаза, Гарри остановился и тяжело вздохнул.
— Не стану притворяться, что понимаю тебя, — наконец произнес он. — И не думаю, что когда-либо смогу.
— Гарри...
— Но ты моя лучшая подруга, — продолжил он, выглядя полностью разбитым, — я люблю тебя, как сестру, Гермиона, и... Я думаю о людях, что погибли сегодня... Знаешь, вероятность выжить в этой войне не так уж велика...
— Тебе это неизвестно. Мы сможем выиграть...
— А можем и нет, — прервал он ее. — Мне бы очень не хотелось, чтобы наши отношения закончились подобным образом после всего, через что мы прошли. Ты поддерживала меня всегда... какие бы безумные замыслы я ни планировал, никогда не ставила под сомнение принятые мной решения, поэтому я смог бы... вернуть этот долг... пожалуй.
— Гарри...
— Не говорю, что счастлив, — сказал он, — совсем наоборот. Думаю, ты совершенно неправа насчет Малфоя, и я не уверен, что мое мнение когда-нибудь изменится. Но ведь его здесь нет, мне не нужно терпеть вас вместе, так что... наверное, я смогу.
— Хорошо, — нахмурившись, Гермиона приняла его ответ. — Спасибо. Теперь нужно придумать, как рассказать обо всем Рону.
— Ты не можешь этого сделать, — быстро возразил Гарри, — ни за что.
— О чем ты? — спросила она. — Он должен знать. Я чувствую, что манипулирую им, это жестоко...
— Гермиона, он будет уничтожен, если узнает о Малфое, — уговаривал он. — У него и так хватает забот. Разве ты не видела его сегодня во время оглашения списка погибших? Вся его семья вовлечена в эту войну...
— Я не могу продолжать лгать ему, Гарри.
— Ты же знаешь, он любит тебя, — сказал он так, словно это было очевидно. — Он не говорил, но я уверен в этом.
— Гарри, — простонала она, — тогда тем более нужно...
— Ты не можешь этого сделать, — твердо произнес он, разворачиваясь в сторону палатки. — Я отправляюсь спать. Завтра мы будем вести себя так, словно этого разговора никогда не было, ясно?
Гермиона вздохнула, оглянулась на угасающий огонь и оцепенело кивнула в знак согласия. Она слышала удаляющиеся шаги Гарри; она снова осталась одна. Вернувшись на свое место у костра, в очередной раз подняла глаза к небу и нашла созвездие, что волновало память; все вернулось на прежние места, словно ничего и не случилось.
Ложь и секреты остались при ней; Гермиона ощущала себя такой же изломанной, как и прежде.
====== Глава 30. Запрет ======
Саундтрек:
Paper Route — Dance on our Graves
Sia — I go to Sleep
Гермиона моргнула, прогоняя сон, и попыталась сосредоточиться. Она почувствовала это прежде, чем смогла увидеть — то, чего не должно было быть в ее руке; нахмурилась и озадаченным взглядом посмотрела на его пальцы, сплетенные с ее. Внутри палатку освещал лишь небольшой огонек фонаря, стоящего в дальнем углу, но Гермиона сразу же поняла, кто держал ее за руку. Рон.
Она вырвала ладонь так быстро, что ударила себя локтем по бедру. Ее накрыл соблазн растормошить Рона и прочитать ему лекцию о непорядочности распускания рук, но эта мысль быстро прошла, оставив Гермиону в крайне тревожном и суетливом состоянии. Она отказалась от идеи продолжить сон и встала с кровати, на цыпочках вышла из палатки на поиски Гарри, который, как она знала, сегодня должен был дежурить.
Она заметила его в нескольких метрах от лагеря; он сидел, привалившись к стволу безжизненного дуба. Гермиона поняла, что замечена, когда луна отразилась в его очках. Гарри решительно избегал ее с ночи исповеди о Драко; на какой-то момент она подумала, что он встанет и уйдет, но внезапно его плечи поникли, он шумно выдохнул облачко пара. Гермиона подошла ближе. Ей нужно было поговорить с ним; необходимо было восстановить их дружбу.
— Привет, — кротко произнесла она, присаживаясь на землю напротив него.
— Привет, — повторил он; неловкость между ними заставила его съежиться. — Гермиона...
— Я хочу тебя спросить.
— У меня тоже есть несколько вопросов, — нервно перебил Гарри. — Я… эм… во-первых, хочу извиниться, что всю прошлую неделю держался в стороне.
Гермиону омыло облегчение.
— Все в порядке.
— Просто... шок был слишком большим... ладно, я до сих пор в шоке и...
— Знаю, — она кивнула, — и понимаю.
— Ну, это моя проблема, — сказал Гарри. — Я думал обо всем услышанном и по-прежнему ничего не понимаю, и мне кажется, что тебе стоит... да, тебе стоит мне все объяснить.
— Ты хочешь, чтобы я рассказала о том, что произошло? Между нами с Драко?
— Я хочу узнать твои причины, — проворчал он. — Ты самый умный человек из всех, кого я знаю. Поэтому, может, если ты все объяснишь, я увижу хоть какой-то смысл.
Она прикусила губу.
— Я... не уверена, как...
— Когда... — подсказал он. — Как давно... у тебя к нему чувства?
Мысленно она перенеслась к их первому поцелую; он случился в тот странный день, когда ее укусила пчела, и Драко спас ей жизнь. Тогда она столь беззастенчиво прикоснулась к его лицу, и все произошло. Поцелуй стал катализатором, что втянул ее в жизнь Драко. Этот безумный момент под властью импульса изменил все.
— С ноября, — отрешенно прошептала она, вспоминая о неугомонных ветрах, — все началось в ноябре.
— Ладно, — сказал он, — а как?
Она снова вернулась в прошлое, вспоминая все маленькие события, на которых построился тот роковой момент: томительные взгляды и посиделки на диване с горячим шоколадом; чтение маггловских книг и приготовление еды; его паника, когда она не вернулась в дортуар, и вечер, когда она сделала порезы на их ладонях и смешала кровь; исследующие взгляды и прикосновения.
Терпимость, любопытство, похоть, а после и любовь.
Жизнь — не что иное, как серия незаметных случаев, из которых выстраивается либо что-то прекрасное, либо трагичное. А иногда и то, и другое.
— Знаешь, правду говорят, — прошептала она, — что никогда по-настоящему не узнаешь человека, пока не поживешь с ним. В некотором роде мы оба выпали из своих зон комфорта. Я осталась без вас с Роном, а он — без семьи и друзей... в действительности у нас ничего не было. После того, как пришло осознание этого, стало ясно, что нам нечего утаивать.
— Но...
— И тогда мы оба... открылись друг другу, — продолжила она. — Сам-знаешь-кто желал его смерти. Драко был полностью поглощен обстоятельствами своего положения, а после того, как я использовала Обливейт на родителях, я была... совершенно опустошена. Но это делало нас... людьми, наверное. Мы были... Мы были настоящими, потому что были разбиты.
Гарри насупился.
— Я не понимаю.
— Я пытаюсь сказать, что дело было только... в нас, — продолжила объяснение Гермиона. — В том, кто мы есть, в наших... душах, я полагаю. Чистые эмоции и инстинкты, и мы... нашли друг друга. Почти нашли родственную связь.
— Потому что были одиноки?
— Нет, — она покачала головой, — нет, вокруг были и другие люди, при желании я всегда смогла бы найти компанию, но дело было не только в одиночестве. Дело было в большем.
Гермиона видела неуверенность в его взгляде.
— Так ему... стало все равно? Что ты магглорожденная?
— О, Мерлин, нет. Ему потребовалось время, чтобы просто начать вести себя прилично по отношению ко мне, так уж он был воспитан. Возможно, я слишком оптимистична, но мне кажется, Драко сомневался в самой идее предрассудков крови еще до того, как между нами что-то случилось. Может даже раньше, чем он запустил Пожирателей в Хогвартс.
— О чем ты?
— Ты же видел его в прошлом году, Гарри, — она вздохнула, — насколько измученным он выглядел. Конечно же, если бы он был уверен, что все, чему его учили о магглах и магглорожденных, было правдой, он бы сделал дело и глазом не моргнул.
— Гермиона, даже несмотря на это, он...
— Он никогда не был злодеем, Гарри,— она торопливо бросилась на защиту. — Просто он... сделал неверный выбор. На мой взгляд, у него всегда были сомнения, а я... смогла подтолкнуть его в верном направлении.
— Но это не...
— Почему ты любишь Джинни?
— Я... о чем ты...
— Это ведь не совсем удобные отношения, — продолжила Гермиона, — она все-таки сестра твоего лучшего друга. Так почему ты ее любишь?
— Я... хм, — запнулся Гарри, ощущая неловкость. — Не знаю... просто люблю.
Гермиона грустно улыбнулась.
— Вот именно.
Гарри обдумывал ее слова в молчании, качая головой. Поправил очки на носу — он всегда делал так, ощущая неловкость. Он уставился на кончики ботинок и выдохнул.
— Что ты хотела у меня спросить?
Она опустила глаза, понимая, что на этом разговор об их с Драко отношениях закрыт; она не могла сказать, изменилось ли его отношение или нет. Учитывая, как он барабанил пальцами по коленям, скорее всего, все осталось, как и прежде.
— Я хотела узнать, что ты рассказал Рону.
— Ничего, — пробурчал он. — Уверен, если скажу, что тебе нравится другой, он захочет узнать имя, начнет расспрашивать. Я сказал, что не разговаривал с тобой, потому что не знаю, как спросить.
Она тяжело сглотнула.
— Он держал меня за руку, когда я проснулась, — сказала Гермиона. — Гарри, мне нужно ему все...
— Нет.
— Но это несправедливо...
— Не сейчас, Гермиона.
Его веки закрывались, словно были налиты свинцом.
Последние две недели истощили Драко, усталость проникла глубоко в мышцы, вызывая не проходящую головную боль, вплоть до рези в глазах. За каких-то пару дней после известия о смерти Теда, заведенный распорядок, на котором строилась вся их жизнь, полетел в тартарары. Больше не было неспешных игр в Волшебные шахматы, общих завтраков или полуночных встреч с Андромедой за чашкой остывшего кофе. Все превратилось в унылый неорганизованный бедлам, до которого никому не было дела.
Разве что Блейзу.
Андромеда ночевала в комнате Трейси, потому что не могла вернуться в дом, который делила с мужем, в котором неизбежно столкнулась бы со всеми воспоминаниями, что прятались по углам среди пыли. Она едва ли покидала спальню, потому что Блейз, приняв на себя обязанности главы дома, прилагал максимум усилий, чтобы сохранить хоть какое-то подобие порядка, назначал ответственных на различные хозяйственные работы. Драко подозревал, что Забини делал это, чтобы отвлечься от одиноких ночей без Лавгуд, которая не объявлялась целую неделю.
Это было… трудно.
Драко не мог припомнить время, когда был окружен людьми, справляющимися со смертью в столь деликатной манере; он понятия не имел, как вести себя, будучи окруженным атмосферой траура. Он плохо знал Теда, однако было очевидно, что его дядя оказал огромное влияние на жизни остальных еще до появления Драко в доме. Казалось, он стал своего рода отцом для Тео и Милисенты. Меланхолия становится чем-то заразным, когда ты находишься в ловушке замкнутого пространства.
Как и ожидалось, реакция Тео была самой мощной; первые два дня его тошнило, он кричал, пытался разрушить все, что попадалось ему на глаза. Но, как часто бывает в жизни, озлобленность и силы медленно покинули его, поэтому последние четыре дня вялыми движениями и неживым поведением Тео стал напоминать Андромеду.
Жизни этих двоих превратились в существование: из-за глубокого ощущения утраты они пребывали в кататоническом состоянии, подобном трансу; они потеряли всякую цель.
Блейз спрятал палочку Тео, а также решил, чтобы тот обязательно находился под наблюдением, поэтому каждую ночь кто-нибудь непрерывно оставался в его комнате; Драко же чаще остальных предлагал брать на себя более поздние смены — он спал меньше остальных, поэтому такой вариант имел смысл.
Нехватка сна наконец настигла Малфоя, поэтому для разнообразия в это позднее время он отправился спать, поэтому был более чем раздражен, когда сон о Темной метке и криках Грейнджер пробудил его слишком рано.
Он подскочил в кровати, делая судорожный глоток воздуха; холодный пот застилал глаза, дрожь пробирала до костей, пока отголоски голоса Гермионы звучали в его ушах. Малфой уткнулся лицом в липкие ладони, пытаясь успокоить дыхание, после бросил взгляд на часы и, нахмурившись, понял, что была лишь половина четвертого утра.
Он сомневался, стоит ли ему попытаться заснуть снова, когда вдруг уловил тихий гомон голосов.
Он знал, что это едва ли стоило его внимания; скорее всего, Майлс и Трейси решили выпить. Однако узел сомнения все сильнее скручивал внутренности. Он натянул через голову майку, прикрывая покрытую потом грудь, схватил волшебную палочку и тихо покинул спальню.
— Люмос, — прошептал он, двигаясь по лестничному пролету.
Голоса становились громче, но Драко все еще не мог определить, кому они принадлежали, или понять, о чем шел разговор, поэтому он продолжал следовать на звук, пока не нашел себя стоящим у входа в кухню.
Из-за двери раздавалось два голоса, оба женских. Он узнал деликатный тон Андромеды, но не узнавал хозяйку второго. Драко убрал свечение палочки и прижался ухом к двери, когда любопытство взяло над ним верх.
— …и прочее. Я бы пришла раньше, но сейчас так опасно отправлять сов. И я не была уверена, что твои Чары позволят мне аппарировать прямо сюда. Не хотелось использовать портключ, учитывая близость срока…
— Все в порядке, — услышал Драко бормотание тетки. — Я знаю. Что у тебя хватает хлопот.
— Нет, я должна была быть рядом…
— Нимфадора, все в порядке, — перебила Андромеда, и Драко скривился, узнав имя кузины. Сестры, которую никогда не знал.
— Нет, ничего не в порядке, — ответила та; раздался глухой звук, в котором узнавался удар кулаком по столу. Малфой слышал напряжение в ее голосе, обреченность человека, пойманного в ловушку горем и необузданной яростью. — Прости меня, мама, я…
— Прекрати извиняться, Нимфадора. Все действительно в порядке. И… я очень рада тебя видеть, милая. Я рада, что ты здесь.
— Знаешь, — произнесла Тонкс после небольшой паузы, — мы с Ремусом решили назвать малыша в память о папе, если будет мальчик.
Наступил момент глухой тишины, который напомнил Драко оставаться настолько незаметным, насколько было возможно.
— Это прекрасно, — Андромеда вздохнула, ее голос дрожал от эмоций. — Ему бы это понравилось. Правда.
— Думаю, этого мы никогда не узнаем.
— В твоем голосе столько злобы…
— Конечно, ведь я безумно зла! — прокричала Тонкс. — Они убили моего папу! Они убивают людей каждый день! Да еще эта чертова Комиссия по учету магглорожденных! Ты видела, какую пропаганду они развернули?!
Сердце Драко сжалось в груди.
Комиссия по учету магглорожденных. Магглорожденная. Грейнджер.
— Да, — ответила Андромеда, — я читала об этом в «Пророке» и видела листовки, что доставляют с почтой. Они ужасны…
— Они отвратительны, — выплюнула Тонкс. — Поверить не могу, что кто-то вообще верит в этот бред. Знаешь, когда Гермиона останавливалась у меня…
Драко не слышал конца предложения. Вся кровь прилила к ушам, оглушая; все, что он слышал, был бешеный ритм его пульса, от которого затуманилось зрение. Волна необузданного гнева обрушилась на него со всей возможной мощью, заставляя гореть кончики пальцев; адреналин ударил в кровь, и Малфой ворвался на кухню с палочкой наготове. Андромеда и Тонкс вздрогнули от неожиданности; Тонкс вскочила на ноги и нацелила палочку на Малфоя, осторожно прикрывая рукой большой живот.
Она метнула на него полный отвращения взгляд и прорычала:
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Где она? — прошипел Драко, едва узнавая собственный голос.
— Драко, — беспокойно произнесла Андромеда, — успокойся.
— Где она?
— Мам, какого черта он делает здесь…
— Все хорошо, Нимфадора.
— Но он же один из них, — натянуто возразила она. — Он принял Метку, впустил Пожирателей…
— Он один из отступников, — быстро объяснила Андромеда, вставая со стула. — Драко, прошу, опусти палочку.
— Не смей подходить ко мне ни на шаг, сука, — прорычал он, покосившись на тетку. — Ты лгала мне.
— Нет, я не…
— Ты говорила, что не знаешь, где она! — хрипло прорычал он. — Но сама все знала и позволила мне думать, что она…
— Драко, прошу, опусти палочку.
— Ты видела, как хреново мне было все эти недели, и ничего не сделала!
Задыхаясь, он переводил взгляд с тетки на кузину. Ощущая горечь предательства на языке, он рассеянно размышлял, когда же именно он начал доверять Андромеде, и молча ругал себя за послабление защитных стен. После сегодняшнего ему стоило усвоить урок.
— Драко, клянусь, я ничего не знала. Нимфадора только что рассказала мне…
— Просто скажи, где она! — яростно прорычал он. — Сейчас же!
— Кто? — отрезала Тонкс.
— Грейнджер! — проорал он, не сводя лютого взгляда с кузины. — Салазаром клянусь, если ты не…
Андромеда застонала и огорченно смахнула слезу.
— Драко, прекрати, пожалуйста.
— Не раньше, чем она скажет мне, где Грейнджер, — решительно произнес он. — Ты скажешь мне…
— Ты про Гермиону? — спросила Тонкс, абсолютно сбитая с толку. — Какое она вообще имеет к тебе отношение?
— Самое прямое! — выпалил он в ответ, не отводя палочки, зажатой в дрожащей руке. — Немедленно говори!
— Погоди, — пробормотала она; глаза Тонкс расширились, когда она, казалось, что-то вспомнила. — Ты? Ты… ты и есть тот, о ком она говорила? Тот, в кого она влюбилась в Хогвартсе? Вы с ней…
— Да. Мы! — выпалил он, слишком разгневанный и нетерпеливый, чтобы заботиться о словах. — Я тот самый! Я ее! А она…
— Быть не может, — Тонкс недоверчиво покачала головой, — Гермиона бы никогда…
— Нимфадора, — позвала Андромеда, не сводя с дочери многозначительного взгляда, — это правда.
Тонкс поджала губы, но палочку не опустила; как и Драко. Он почувствовал движение за спиной, однако не отвел взгляд от кузины, игнорируя вошедших на кухню и остановившихся в паре шагов от него. Интуиция подсказывала, что это были Блейз и Тео, но он был слишком сосредоточен и заведен до треска энергии под кожей, чтобы даже смотреть в их направлении.
— Малфой, — сказал Забини резким тоном, — что во имя Мерлина…
— Отвяжись, — прорычал он, — не лезь в это. Проваливай…
— Драко, она ведь беременна.
— Мне насрать! — выплюнул он. — Она знает, где Грейнджер!
— Грейнджер? — тихо повторил Тео, очевидно смущенный. — Которая… Гермиона Грейнджер? С чего…
— Я не знаю, где она! — проорала Тонкс. — Никто не знает!
— Ты сказала, что она остановилась у тебя! — выкрикнул Драко. — Я слышал, так что не смей отнекиваться!
— Я сказала, что она останавливалась у меня, — четко проговорила она спокойным голосом. — В прошедшем времени, Малфой. Я понятия не имею, где Гермиона сейчас.
Он запнулся, вдруг почувствовав себя очень уставшим.
— Ты лжешь…
— Нет, — прервала она, словно заранее знала, каков будет ответ, — она гостила у меня, но ушла чуть больше месяца назад.
— Куда?
— Я не знаю, — медленно произнесла она, немного расслабившись. — Гермиона исчезла ночью. Почти уверена, что она отправилась к Гарри и Рону.
— Ах, смертоносная двойня! — надломлено воскликнул он и оскалился. — Чертовски умно!
— С ней все будет хорошо, — прошептала Тонкс. — Гермиона самая умная ведьма своего поколения…
— Тупая сука! — презрительно бросил он и почувствовал, как запал начал пропадать. Энергия покинула его, разрушительная волна разочарования накрыла с головой. — Ты позволила Грейнджер, широко известной магглорожденной, просто уйти, когда повсюду шныряют егеря.
— Гермиона всегда осторожна...
— Так же, как был твой отец? — перебил он, и своеобразная вспышка удовлетворения пронзила его насквозь, когда он услышал резкие женские вздохи в ответ на жестокий комментарий.
— Малфой, — прошептал Блейз откуда-то справа, — Довольно...
— Ты был бы так же спокоен, иди речь о Лавгуд? — бросил он Забини.
— Луна тоже пропала, — ответил он, и Драко почувствовал пальцы, сжимающие его вытянутую руку. — Довольно.
Драко не выдержал и опустил палочку, опустил глаза в пол. Он только хотел получить немного информации о Грейнджер, удостовериться, что она в безопасности, однако мимолетный проблеск чего-то отдаленно напоминающего надежду угас слишком быстро, выбив из легких весь воздух. Он схватился за голову свободной рукой, когда пульс тупыми ударами напротив висков известил его о возвращении мигрени. Он физически ощущал изучающие взгляды окружающих и ненавидел их всех за то, что стали свидетелями его потери контроля.
— Да пошло все это, — выдохнул он и развернулся, чтобы покинуть кухню.
— Подожди. — Тео преградил ему путь. — Я сошел с ума или все-таки все верно расслышал? Ты и Грейнджер? Вместе?
Драко ничего не ответил, но распрямил плечи и дерзко вздернул подбородок, поощряя Тео бросить уничижительный комментарий или отпустить насмешливую колкость. Вместо этого странное выражение поселилось на его лице, и на мгновение Драко вновь увидел озорного и саркастичного парня, которого знал до смерти Теда.
— Это, — сказал Тео, не сдерживая ухмылки, — весьма интересный поворот сюжета.
Драко очень хотел зарядить Тео кулаком в челюсть, но вместо этого просто прошел мимо и направился в свою спальню, где мог бы насладиться одиночеством; но сначала он отправился в душ, где мог хотя бы представить отражение Грейнджер на блестящей поверхности плитки.
Подтверждение того, что она бродила неизвестно где по стране, обуреваемой войной, да еще в компании Поттера и Уизли, только прибавило ему бессонницы; он не спал последние четверо суток.
Он демонстративно избегал остальных, особенно Тео, Блейза и Андромеду, пока последняя не разыскала его в особенно мрачный апрельский день. Он помнил, как рассматривал новые листья и розовые бутоны за окном, завороженный слоем мелкого дождя, стекающего по оконному стеклу. Она вошла в его комнату без стука, с широкой, немного кривоватой улыбкой на лице — словно разучилась улыбаться.
Она сказала, что только что получила письмо — у Тонкс родился мальчик, Тедди Люпин.
Он не мог понять, почему она решила, что ему это будет интересно; а после и сам задумался, действительно ли это так.
Он пробормотал вынужденные поздравления, и она ушла, чтобы навестить своего первого внука.
Узел в груди Драко слегка ослаб; остаток дня он провел, упиваясь завистью к ребенку, который родился в этом мире, невзирая на переполняющие его мрак и смерть.
Неведение и невежество едины — оба несут блаженство.
Гермиона рассеянно водила пальцем по сложному рисунку на рукояти меча, состоящему из завитков и переплетений, и удивлялась, как нечто настолько красивое может быть таким смертоносным. Гарри отдал ей Меч Гриффиндора (и прочие артефакты), настаивая на том, что она лучший кандидат для сохранения вещей в безопасности. Она, увлеченная историей Меча, которая практически билась в металле под ее руками, ощутила внезапное желание изучить его.
Он был теплым. Теплее ее самой.
Гермиона засунула его обратно в сумку и вернулась к книге, выискивая любые существенные детали, которые можно будет записать на пергаменте, чтобы вернуться к их изучению позже. Она была полностью поглощена исследованием, перечитывая все, что записала недели назад, пытаясь избавиться от мыслей о Драко, которым всегда удавалось просочиться в ее сознание и лишить концентрации. Когда она ощутила дружеское прикосновение к плечу, а после руку, заправляющую за ухо выбившийся локон, она с испуганным придыханием вскочила на ноги и крепко сжала палочку.
— Рон, — выдохнула она, опуская палочку от его шеи, — ты меня перепугал.
— Извини, — быстро пробубнил он, — я пробовал тебя позвать.
— Просто я...
— ...читала, — закончил он фразу. — Да, я заметил.
Наблюдая, как он нерешительно переступает с ноги на ногу, как морщится, Гермиона могла точно сказать, что он взволнован. Она беспокойно заправила вновь выбившуюся прядь за ухо, понимая, что разговора не избежать.
— Где Гарри?
— Он что-то там готовит в палатке, — сказал он. — Слушай, Гермиона...
— Я проверю, нужна ли ему помощь...
— Я где-то напортачил? — выпалил Рон, и Гермиона сжалась. — Ну, может, я... как-то расстроил тебя?
Она резко выдохнула.
— Нет. Нет, ты ничем не расстроил меня, Рон...
— Ну... тогда я ничего не понимаю, — неуклюже продолжил он. — Это... Я думал, что мы с тобой... ну, знаешь.
— Рон, мне кажется...
— Я про то, что случилось на свадьбе, — затараторил он дальше. — Да, мы никогда это не обсуждали, но я... ты сожалеешь?
— Нет, я ни о чем не сожалею, — искренне ответила она. — Вот только мы...
— Потому что я думал, что теперь мы вместе, но... не похоже, чтобы ты думала так же.
Чувствуя, как все возрастающая вина сдавливает грудь, Гермиона поняла, что нужно признаться во всем. Слова уже начали формироваться на кончике языка.
— Ты мой лучший друг...
— И все? — удрученно спросил он. — Просто друг? Ты считаешь меня просто другом?
— Рон, — медленно начала она, — ты ведь знаешь, что нравишься мне, но... возможность быть друг другу кем-то большим, нежели друзьями... ушла.
— Не понимаю.
— Прошло слишком много времени, — объяснила она. — Мы могли бы воспользоваться этой возможностью, но... не сделали этого. Может быть, потому что ни один из нас не хотел этого по-настоящему...
— Дело не в этом...
— Прости, но это так. Эти отношения были для нас... удобными.
— Удобными? — повторил он с болью в глазах. — Что это вообще значит?
— Понимаешь, мы проводили вместе так много времени, все имело смысл, но... но на одном удобстве отношения не построишь. В действительности, это наихудшая из причин.
— Гермиона...
— Разве ты не считаешь, что если бы хоть один из нас в действительности хотел этих отношений, то все бы получилось? — рассуждала она. — Не считаю, что нас могло бы остановить хоть что-нибудь, помимо наc самих. Блин, да наши друзья и родственники постоянно подталкивали нас...
— Ты все еще злишься на историю с Лавандой? — внезапно спросил он.
— Нет, конечно нет.
— Это была глупая ошибка, — выпалил он, пытаясь взять ее за руку, но Грейнджер отстранилась прежде, чем Рон смог коснуться ее хотя бы кончиками пальцев. — Гермиона...
— Рон, клянусь, это никак не связано с Лавандой.
— Значит, тебе нравится кто-то другой?
Момент настал; прозвучал вопрос, которого она до смерти боялась, потому что ответ на него уничтожит Рона. Она так сильно хотела все ему рассказать; между ними никогда не было лжи, поэтому она должна рассказать ему, и не важно, как трудно ему будет узнать правду. Однако голос Гарри на задворках сознания нашептывал не делать этого. Она посмотрела в глаза Рону, мерцающие разочарованием и тревогой, и поняла, что молчала слишком долго; молчание стало ее трусливым ответом.
— Я...
— Так и знал, — сказал он ненормально спокойным голосом и кивнул. — Я знал, но Гарри говорил, что я ошибался...
— Рон, это не причина того, что у нас ничего не вышло.
— Все нормально, — произнес он, натянуто улыбаясь, — все нормально, я понимаю. Мы не виделись... сколько, пять месяцев?
— Шесть, — исправила она. — Но я...
— Гермиона, тебе нравится кто-то другой? — снова спросил он. — Это простой вопрос, ответь: да или нет.
Она закрыла глаза.
— Да.
— Я... Все нормально, — запнулся Рон. — Но мне хотелось бы, чтобы ты сказала...
— Это Драко Малфой.
Наступила тишина; такая тишина, когда кажется, что даже птицы замолкают, а ветра прекращают всякое движение; тишина, раздирающая твои барабанные перепонки, подобно презренной банши. Она медленно открыла глаза, обнаружив Рона ближе, чем ожидала; он замер, выражение лица было пустым, а потом его губы растянулись в широкой улыбке. Он смеялся: тихий смешок, что заставил его плечи дернуться, быстро набрал обороты, превращаясь в полноценный смех, который сотрясал все тело.
— Прямо умора какая-то! — выдавил он между взрывами веселья. — Ох, Мерлин, Гермиона, ну ты залепила…
Она прикусила нижнюю губу.
— Я не шучу, Рон.
Он глумливо закатил глаза.
— Ну конечно!
— Рон, посмотри на меня, — сказала она, подготавливаясь к последствиям своих откровений. — Я не шучу. Это Драко.
Его смех угасал с каждым новым вдохом, а лицо приобретало выражение крайнего недоумения. Рот приоткрылся, а по-детски голубые глаза превратились в узкие щелки; он с любопытством рассматривал Гермиону, словно никогда прежде с нею не встречался. Он закашлялся, и она поняла, что со странным замиранием рассматривает вздутую вену, пульсирующую на его шее.
— Гермиона, — нахмурился он, — это уже не смешно.
— Это и не должно быть смешно, — ответила она. — Это правда.
— Что за бред! — фыркнул он. — Нет... нет, это невозможно.
Гермиона тяжело вздохнула.
— Рон, понимаю, ты шокирован...
— Я тебе не верю.
— Рон, я жизнью клянусь, что Драко...
— Прекрати называть его имя! — рявкнул он с обезумевшим взглядом. — Ты совсем с ума сошла!
— Мы были вместе в Хогвартсе, — пробормотала она, — и я влю...
— Не смей это произносить!
— Если бы ты... Позволь мне все объяснить.
— Гермиона, прекрати! — прокричал он, отворачиваясь от нее и сжимая волосы в кулаках. — Прекрати немедленно!
— Ты не понимаешь, — умоляла она, пытаясь ухватить его за руку. — Ты мог бы...
— Не трогай меня! — взревел он достаточно громко, чтобы спугнуть стаю птиц с одного из деревьев. — Я люблю тебя! Ты знала?
— Рон, прошу...
— Знаешь, когда мы с Гарри нашли медальон, он показал мой самый большой страх, — сказал он, и от слез в его глазах у Гермионы перехватило дыхание. — Знаешь, что это было? Ты вместе с Гарри! А теперь ты говоришь мне, что ты с Малфоем!
— Я... Мне жаль! — с плачем выпалила она. — Рон, мне так жаль. Мне нужно было рассказать тебе...
— Блять, как ты могла так со мной поступить!
Она вздрогнула. Лишь пару раз ей доводилось слышать, как Рон произносит ругательства, и те всегда звучали неуместно из его уст.
— Рон, я не хотела ранить тебя...
— Заткнись! — проревел он, зажмурившись, словно ощущал физическую боль. — Просто! Заткнись! Прекрати!
— Эй! — из-за спины раздался голос Гарри; она обернулась и увидела, как тот бежит в их сторону. — Я услышал крики...
— Она обезумела, Гарри! — закричал Рон, дрожащим пальцем указывая на Гермиону. — Она совсем обезумела, Гарри! Она сказала, что была с Малфоем в Хогвартсе, и...
— Ты рассказала ему о Малфое? — Гарри бросил на нее сердитый взгляд. — Я же говорил не рассказывать ему!
— Прости, — всхлипнула Гермиона, — мне нужно было...
— Что? Ты знал? — осуждающе бросил Рон, выглядя полностью раздавленным предательством друга. — Ты знал и ничего мне не сказал?!
— Рон, дружище, — твердо произнес Гарри. — Извини...
— Лживая сволочь!
— Дружище, успокойся...
— Не говори мне успокоиться! — взбесился он. — Вы оба, держитесь от меня подальше!
— Пожалуйста, Рон, — с отчаянием произнесла Гермиона. — Если бы ты только послушал меня минутку... Драко не такой...
— Он чертов Пожиратель смерти! Гермиона! Пожиратель! Смерти!
— Нет, это не так!
— Так, черт возьми! — выплюнул он. — Он пытался убить Дамблдора! Он впустил Пожирателей в Хогвартс! Он принял Метку, идиотка! Он последовал за Волдемортом...
— Рон, нет! — в ужасе закричала Гермиона. — Запрет!
Но было уже поздно. Ветер изменился, извещая о прибытии егерей.
====== Глава 31. Кровь ======
Саундтрек:
Muse — Apocalypse Please
Red — Take it all Away
Sia — I’m in here (для Гермионы)
Она даже не помнила, как крикнула Гарри и Рону: «Бегите!»
Она со всех ног мчалась прочь, огибая деревья. Казалось, земля сотрясалась под ногами от тяжелых и быстрых шагов преследователей, громыхавших вокруг. Грязные проплешины и скрытые кочки заставляли спотыкаться, но, несмотря на взрыв адреналина, Гермиона старалась не терять хладнокровие.
Гарри бежал где-то справа, метрах в пяти от нее, пробирался сквозь лесную поросль, преследуемый двумя егерями. Она не видела Рона, но слышала, как он звал их; наверное, он бежал еще в пяти метрах от Гарри. Гермиона молилась, чтобы Рону хватило здравого рассудка не окликнуть их по именам. Если бы они, все вместе, смогли отбежать на достаточное расстояние и аппарировать. Если бы они смогли добраться до безопасного места. Если бы они...
Егерь, преследующий ее, все приближался.
От накрывшей ее тени холодок пробежал по спине. Она швырнула через плечо заклинание, опаляя искрами щеку. Послышался глухой звук — Гермиона надеялась, что смогла задеть преследователя; но уже в следующий миг почувствовала, как ее догоняет другой.
Заклятие пролетело мимо уха, врезавшись в дерево впереди, и Грейнджер подняла руку, чтобы прикрыться от разлетевшихся искр. Она швырнула за спину очередное заклинание и каким-то образом нашла в себе силы ускорить бег, одновременно пытаясь разыскать Гарри и Рона. Если бы получилось до них добраться...
Она услышала, как изменился голос Рона, и поняла, что его поймали.
Все кончено; они никогда не бросят Рона. У них большие проблемы.
Она приняла решение и продолжила бег, пока не приблизилась к Гарри настолько, чтобы бросить в него Жалящее заклинание; оно первым пришло ей в голову. Оно достигло цели: Гарри споткнулся, его лицо, на котором отчетливо читалась боль, начало набухать и раздуваться. Гермиона надеялась, что этого будет достаточно для изменения его внешности. Для того чтобы сделать его неузнаваемым.
Рон изо всех сил пытался вырваться из захвата двух преследователей, которые тащили его ко всей группе, но это было бесполезно. Егеря окружали их со всех сторон, прятались за деревьями, исключали любые попытки бегства. Еще двое схватили Гермиону за руки; в мгновение, когда к ним приблизился Фенрир Грейбек, Гермиона осознала, насколько была перепугана. От нее не ускользнул его голодный взгляд; он вызывал у нее тошноту. Он выглядел именно таким, каким она его запомнила: дикий и неопрятный. Ее взгляд упал на пятна запекшейся крови под его ногтями.
— Попытки побега никогда не заканчиваются ничем хорошим, — скрипуче произнес он, переводя изучающий взгляд на Гарри. — Какого хера с тобой стряслось, уродец?
— Это... аллергия, — заикаясь, ответил Поттер.
Грейбек выгнул кустистую бровь.
— Имена. Быстро.
— Дадли. Вернон Дадли.
— А твое, рыжий?
— Стен Шанпайк.
Фенрир залепил ему пощечину.
— Твое настоящее имя.
Рон сглотнул.
— Барни Уизли.
— Уизли? — повторил Фенрир. — Предатель крови. Орден Феникса о чем-то напоминает? Есть там парочка Уизли.
Рон замотал головой; Гермиона отвела глаза, когда Фенрир повернулся к ней с тем же самым извращенным взглядом.
— А ты кто, девчушка?
— Пенелопа Клируотер, — произнесла она с большей уверенностью, чем чувствовала.
— Красивое имя для красотки, — сказал он, облизывая неровные зубы, и протянул руку с острыми пожелтевшими ногтями, чтобы погладить Гермиону по щеке. Она вздрогнула и изо всех сил постаралась сдержать рвотные позывы. — Уверен, ты очень сладкая...
— Не трогай ее! — крикнул Рон. — Отойди от нее!
— Как трогательно, — прорычал Грейбек и взглянул на одного из егерей. — Проверь список. Отведем их в Министерство. Если вы те, за кого себя выдаете, то вам не о чем волноваться...
— Эй, погоди, — перебил один из егерей, и Гермиона заметила измятый экземпляр «Ежедневного пророка» в его руке. Он указал на страницу. — Гляди сюда, Грейбек.
Гермиона почувствовала, как страх сковывал изнутри, когда Фенрир переводил взгляд с нее на статью. Она беспокойно посмотрела на Гарри, попыталась сохранить самообладание, хотя уже понимала, что последует далее.
— На этой колдографии точно ты, девчушка, — прорычал он. — Здесь написано: «...как известно, скитается с Гарри Поттером». — Повернулся к Гарри. — Так-так-так. Становится все интереснее.
Поттер напрягся.
— Это не...
— Захлопнись, — выплюнул он, направляясь к Гарри, и прищурился, рассматривая шрам на лбу. — Да это ж ты! Мы схватили Поттера!
Ликующие крики раздались над всей группой; даже Жалящему заклинанию не удалось скрыть тревогу на лице Гарри.
— Давайте! — прокричал один из егерей. — Доставим их в Министерство...
— Нет! — отозвался Фенрир. — Они присвоят все себе. Отведем их прямо к Темному Лорду.
Сердце Гермионы упало в пятки
О господи, нет…
— Доставим их в Малфой-мэнор.
На Драко нахлынула внезапная волна тошноты, когда онспускался по лестнице; чтобы не упасть, он ухватился за перила. Приступ прошел. Малфой покачал головой, рассеянно обвиняя нехватку сна в последнее время.
Тихий гул голосов захватил его внимание — он узнал Тео, Блейза и Андромеду, — и он расправил плечи, подходя к кухне.
После вспышки ярости, произошедшей более недели назад, Драко удавалось избегать общества Тео и Блейза; он был уверен, что Нотт не удержится от комментариев, которые непременно его разозлят, но теперь ему было все равно. Он устал от созерцания своей спальни, устал слушать тишину, поэтому стало неважно, решит ли Тео вести себя в сложившихся обстоятельствах, как последний идиот; особенно если вспомнить высказывание Драко о смерти Теда.
Все находящиеся на кухне замолчали, как только Малфой распахнул дверь; на их лицах ясно читались настороженность и любопытство. Сначала Драко обратил внимание на Блейза и по его растрепанному виду и воспаленным глазам понял, что Лавгуд все еще не объявлялась. Он был небрит, истощен и откровенно тревожен.
Андромеда готовила еду; пусть она была переполнена скорбью, все же в глазах виднелась небольшая искра, причину которой Драко видел в недавнем рождении внука. Да, она определенно выглядела лучше, словно ее душа медленно излечивалась; это было... хорошо. Возможно, он был готов признать их родство, а может, дело было в ее сходстве с его матерью, в любом случае, ее депрессивный вид заставлял Малфоя чувствовать себя некомфортно.
А еще был Тео...
— Что ж, приветствую тебя, незнакомец, — ухмыльнулся Теодор, и Драко закатил глаза. — Как же мило, что ты наконец-таки удостоил нас своим присутствием...
— Тео, — предупреждающе бросила Андромеда, — не начинай.
— Я уже начал забывать, как ты выглядишь, — продолжил он. — Оглядываясь назад, я начинаю понимать, что, скорее всего, это было чем-то вроде благословения...
— Отвали, — оскалился Драко, усаживаясь на свободный стул. — У меня нет никакого желания общаться с тобой, Нотт.
— Я лишь пытаюсь поднять настроение.
— Тео, довольно, — строго произнесла Андромеда. — Помнишь, никто не беспокоил тебя, когда ты был расстроен...
— Ой, да ладно! — воскликнул он. — Это было совершенно другое! Неужели я единственный, кто замечает всю иронию положения Драко? Ведь Грейнджер...
— Тео, — прошипел Малфой, — еще слово, и я клянусь...
— Слушай, я не собираюсь издеваться над тем, что она магглорожденная, но ты ненавидел ее из-за крови, а еще она дружит с Поттером...
— Тео...
— И только посмотри на себя сейчас, — продолжил он. — Отступник, с магглорожденной подружкой, которая к тому же маленькая золотая принцесса Гриффиндора и член Ордена Феникса.
Драко прорычал, не разжимая зубов.
— Тео, я тебе...
— Черт, я бы столько денег отвалил, лишь бы увидеть лица твоих родителей, когда они узнают, — сказал он с подлинным весельем в голосе и широко улыбнулся. — Тебе не кажется, что было бы проще сразу насрать на фамильный герб или прямо на богатство твоего отца?
— Так, Теодор! Хватит! — прикрикнула Андромеда. — Ты достаточно уже высказался...
— Я просто шучу.
— Это ничуть не смешно.
— О, да Мерлина ради, — фыркнул он, — вам всем не хватает чувства юмора. Я ведь не издеваюсь над ним. Знаешь, я считал, что все мое удивление было израсходовано, когда Блейзу начала нравиться Лавгуд. Кстати, вы могли бы организовать клуб, а может и книгу написать. Так и вижу: «Как завалить девушку и взбесить родителей в один прием» от Драко Малфоя и Блейза Забини.
— Тео, лучше заткнись, — медленно прошипел Блейз. В его позе было жуткое спокойствие; он откинулся на спинку стула и постучал пальцами по кружке с остывшим кофе. — Если будешь продолжать выводить меня из себя, я всыплю тебе по первое число, усек?
Тео замолк, надменно щелкнул языком.
— Да ты весельчак, правда?
Блейз подскочил со стула с таким видом, словно был готов придушить Тео.
— Ты никак не научишься, что иногда следовало бы заткнуться...
— Блейз, успокойся! — крикнула Андромеда, вставая между парнями. — Тео, иди и помоги Майлсу со стиркой.
— Что? Я ведь только вчера...
— Мне все равно. Ты всех баламутишь, а я не потерплю...
— Почему я должен ходить на цыпочках только потому, что эти двое ноют из-за отсутствующих подруг?
— Уходи! — потребовала она. — Немедленно!
— Да черт! — проворчал он, качая головой, и вышел из кухни.
Он с силой захлопнул за собой дверь; Блейз облегченно вернулся на прежнее место и устало вздохнул. Драко внимательно его рассматривал, узнавая знакомые признаки стресса и тревоги.
— Как я понимаю, Лавгуд все еще не нашли? — спросил Малфой, неуверенный, чего хотел добиться этим вопросом.
Забини поднял на него осторожный взгляд и, поколебавшись немного, кивнул.
— Прошло почти две недели.
— Она объявится совсем скоро, — обнадеживающе произнесла Андромеда, но ее слова были слишком ненадежным обещанием.
От мэнора разило смертью и темной магией, поэтому Гермиона старалась не делать слишком глубоких вдохов.
Она тщательно проанализировала окружение, усиленно пытаясь отыскать путь к бегству, хоть и понимала, что это нереально: у них не было палочек, их превосходили численностью и над поместьем неизбежно нависали антиаппарационные чары. Им было необходимо чудо. И чем скорее, тем лучше.
Мерзкое дыхание Фенрира проникало в волосы Гермионы, и она как могла пыталась отстраниться от него. Егеря втащили ее, Гарри и Рона в большой зал; когда она увидела, кто их там ожидал, почувствовала сковывающий внутренности ужас.
Было в Беллатрисе то, что будет преследовать Гермиону до конца жизни.
Возможно, дело было в безумном садистском блеске ее глаз, или же в беспокойном подергивании губ, растянутых в отвратительной ухмылке, но Лестрейндж казалась Гермионе... не похожей на человека, словно психоз тихо, кусочек за кусочком, пожирал ее мозг, пока не сгрыз все знакомые инстинкты и эмоции. Она была существом, злобным обезумевшим инструментом, созданным исключительно для пыток и убийств. И она наслаждалась этим, словно неким больным хобби, помогающим скоротать скучный день. Абсолютно ненормальная, и от этого смертельно опасная.
Гермиона заметила движение позади Беллатрисы и с трудом подавила вздох.
В последнюю их встречу они запомнились ей совсем другими — Люциус и Нарцисса Малфой. Кричащее аристократическое высокомерие почти исчезло, как и привлекающая внимание уверенность пары, обладающей властью; ошеломленная, Гермиона не могла отвести от них глаз. Нарцисса, хрупкая и растерянная, выглядела так, словно не ела долгое время; Люциус носил все признаки человека, которого пытали в течение нескольких месяцев, пока гордость не покинула его, а дух покорился.
Гермиона случайно встретилась взглядом с Нарциссой и не увидела ничего, кроме горя; она вспомнила, что та не видела сына почти год, и без сомнения полагала, что он был мертв. На мгновение Гермиона забыла ту жестокую женщину, которой считала Нарциссу, и увидела беззащитную мать, потерявшую ребенка. Она была усталой, уязвимой и казалась... не желающей принимать участие в происходящем, в то время как Беллатриса и Питер Петтигрю нетерпеливо бросились им навстречу.
— Мы схватили Поттера! — проревел Фенрир. — Призови Темного Лорда.
— Секундочку, — сказала Беллатриса. — С чего ты уверен? Его лицо...
— Эта девчонка — грязнокровка, — ответил он, толкая Грейнджер в сторону Лестрейндж. — Ее колдография была в «Пророке», там написано, что она таскается с Поттером.
— Грязнокровка? — заинтересованно повторила она, цепляясь злобным взглядом за Гермиону. Еще чуть-чуть, и она облизала бы от нетерпения губы. — Ты выглядишь очень знакомо. Цисси! Ты встречала эту тварь пару раз, я права? Как ее зовут? Ты говорила, что не так давно видела ее у мадам Малкин?
Нарцисса едва подняла голову.
— Не могу вспомнить...
— Грейнджер! Грязнокровку зовут Грейнджер. Драко рассказывал о ней несколько лет назад, — сказал Люциус, и Гермиона не упустила боль, что отразилась на лице Нарциссы при упоминании имени сына. Она и сама ощутила эту боль. — Да, она всегда крутилась возле Поттера! Это он!
— Я же говорил! — похвастался Фенрир. — Вы только на шрам поглядите.
— Покажи! — Потребовала Лестрейндж, шагнула к Гарри и схватила его голову. — Точно он! Я...
— Я призову его! — прервал Люциус, потянувшись к рукаву. — Позволь мне стать тем самым, кто...
— Сейчас не время для утоления твоего отчаянного желания в его одобрении, Люциус!
— Не разговаривай с ним таким образом! — прикрикнула Нарцисса.
Гермиона была слишком отвлечена перепалкой и не заметила, как один из егерей сдернул с ее плеча сумку.
— О, да не будь такой обидчивой, Цисси! Не моя вина, что ты вышла замуж за этого жалкого...
Беллатриса замолчала и с возмущением прищурилась.
Драко вздрогнул и посмотрел на свое предплечье.
Метка болезненно зудела; он с неохотой закатал рукав и нахмурился, посмотрев на уродливое пятно на белоснежной коже. Уже какое-то время он вообще не смотрел на нее, практически отказываясь признавать ее наличие с той ночи на Астрономической башне; и тем более он не делал это с того момента, как начал делить постель с Грейнджер. Метка выглядела, как и прежде, однако раздражающее покалывание становилось только хуже; он сжал зубы и подавил вырывающийся стон.
— Драко, — пробормотала Андромеда опасливо глядя на его предплечье, — что такое?
— Не знаю, — прошептал он в ответ. — Я внезапно почувствовал... жжение.
Все произошло слишком быстро.
Один из егерей схватил сумку Гермионы, достал Меч Гриффиндора, и Беллатриса озверела: орала что-то о мече и расшвыривала проклятия в егерей, которые оказались достаточно глупы, чтобы ответить ей дерзостью. Гермиона затаила дыхание, пока горячие искры не прекратили сыпаться из палочки Беллатрисы, и увидела неподвижные тела остолбеневших мужчин, разбросанные по полу, словно грязный конфетти.
— Петтигрю! — зарычала Лестрейндж, указывая на травмированных егерей. — Избавься от них. Выкинь во двор, я разберусь с ними позже.
— Но... Но, Беллатриса,— заикаясь, проговорил Люциус. — Темный Лорд...
— Если ты призовешь Темного Лорда сейчас, он снесет нам головы, тупой идиот! — Развернулась к Фенриру. — Отведи этих к остальным в подземелье. Всех, кроме... кроме грязнокровки. — произнесла она и подошла к Гермионе настолько близко, что та смогла ощутить на себе ее дыхание. — Нам нужно немного поболтать...
— Нет, подождите! — отчаянно заорал Рон. — Только не ее! Меня, возьмите меня!
— Ты будешь следующим, предатель крови.
— Только не ее!
Фенрир отпустил Гермиону и ударил Рона кулаком в лицо, прекратив его протесты; схватил их с Гарри и потащил из комнаты. Гермиона с замиранием сердца смотрела им вслед.
— Ох, — проворковала Ленстрейндж, цокая языком. — Так печально.
Гермиона ощущала свою дрожь; ее дыхание ускорилось, но она изо всех сил пыталась не выдать своего страха. Она возненавидит себя, если позволит Беллатрисе насладиться ее слабостью. Та смотрела на нее со зловещим выражением возбуждения, насмешливо постукивала палочкой по бедру; Гермиона отвела взгляд и снова посмотрела на Нарциссу, но та лишь хмуро глядела в пол.
— Откуда у тебя этот меч, грязнокровка? — зарычала Беллатриса ей прямо в ухо.
— Мы... нашли его. Это подделка. Копия...
— Ложь, — прошипела она, обнажая обломанные серые зубы. — Хотя, какая разница. Я в любом случае собиралась тебя помучить. Не пора ли нам начать?
Гермиона напряглась всем телом и, вызывающе вздернув подбородок, подготовилась к неизбежному; она убеждала себя, что ради сохранения достоинства не станет кричать.
Первое касание Круциатуса опустило ее на колени. Складывалось ощущение, словно все кости, кровь, вены, мышцы горят и пузырятся от жара пламени; или же что ее режут тупыми ржавыми ножами. Все ее тело напряглось и изогнулось под неестественными углами. Она сильно прикусила язык, потому что крик уже зарождался в горле и был готов сорваться с губ.
О Мерлин, как же больно... она никогда не испытывала ничего подобного.
Вдруг все прекратилось.
— Как вы пробрались в мое хранилище? — требовательно спросила Беллатриса, нависая над ней.
— Мы... мы не...
— Круцио!
Второй раунд был намного хуже: более целенаправленный, более глубокий; Гермиона, корчась, упала на пол, тело сотрясали судороги. Она думала, что крик, который рикошетом отражался по залу, совсем не похож на ее, однако чувствовала напряжение в легких; она поняла, каким образом подобная пытка сводит людей с ума.
Драко опустил рукав, спрятав Метку.
Кожу все еще немного пекло, но ощущение было терпимым, плюс, ему не нравилось, с какой неловкостью Андромеда и Блейз рассматривали его предплечье. Они хранили молчание; Блейз водил пальцем по краю кружки, а тетка рассеянно перебирала кухонную утварь, поэтому, когда снаружи раздался внезапный треск аппарации, все вздрогнули от неожиданности.
Тонкс ввалилась в кухню через заднюю дверь, прижимая к груди сверток с ребенком, который передала матери, совершенно не обращая внимания на двух слизеринцев за столом. Несмотря на то, что Драко видел только спину, по напряжению плеч он мог сказать, что Тонкс была крайне взволнована; он недоуменно переглянулся с Блейзом.
— Мам, нужно, чтобы ты присмотрела за Тедди, — сказала она быстро. — Не знаю, сколько времени понадобится...
— Что такое, Нимфадора? — спросила Андромеда. — Что случилось?
— Мы получили послание от Аберфорта, — объяснила она, осторожно передавая Тедди. — Наверное, егеря поймали их. Он сказал, что там должны быть и остальные...
— Милая, помедленнее. О ком ты говоришь?..
— О Гарри, Роне и Гермионе. Они были...
— Что? — выдохнул Драко и вскочил на ноги, когда Тонкс развернулась к нему с растерянным вздохом. — Что ты...
— Ты не должен был это слышать.
— Ты сказала, что Грейнджер...
— Так, подожди минуту...
— Ты сказала «Грейнджер», — повторил он зловеще низким голосом. — Она... С ней все хорошо?
Он ощущал непреодолимую потребность задать этот вопрос и совсем не хотел услышать ответ. Он никогда не чувствовал ничего подобного: эмоции кипели в горле, сердце тяжело громыхало в груди, тело было напряжено — он был готов ринуться в бой. Он больше всего боялся, что... Гермиона... его Гермиона... Все было слишком реальным.
Тонкс вздохнула.
— Насколько нам известно...
— Что это вообще значит? — выплюнул он и сделал пару шагов вперед, преграждая путь к выходу. — Она жива или нет?
— Мы не знаем, но думаем...
— Ты сказала, там должны быть и остальные, — произнес Блейз. — Луна. Луна одна из них?
— Я... Вероятно, но мы не знаем...
— Тогда какого черта вы вообще знаете? — нетерпеливо спросил Драко.
— Мы знаем, где они, — ответила Тонкс, бросая на Драко тревожный взгляд. — Они в твоем доме. В Малфой-мэноре.
— Мы ничего не крали, — проскулила Гермиона сорвавшимся голосом. — Это... просто подделка.
Гермиона снова парила над полом при помощи магии, поднявшись почти на три метра, пока Беллатриса со всей силы не швырнула ее тело на холодные камни. Голова так ударилась о пол, что отскочила, от чего затылок стал очень влажным и теплым; ноздри наполнились горьким запахом крови. Лестрейндж присела рядом с ней, схватила за руку и разорвала рукав.
— Мерзкая грязнокровка, — насмехалась она, склонившись над Грейнджер. — Вас всех нужно клеймить еще при рождении.
Беллатриса пробормотала незнакомое заклинание, создавая небольшой шар зеленого света на кончике палочки, и глаза Гермионы расширились от ужаса, когда та без промедления вонзила древко в ее руку. Она резала, полосовала, разрубала ее кожу, вызывая крики Гермионы, метания, попытки освободиться. Казалось, Беллатриса часами вырезала буквы на ее руке.
Когда Лестрейндж закончила уродовать ее предплечье, то швырнула еще один Круциатус прямо Грейнджер в грудь, и рев ее боли превратился в скрипучие, слабые, жалкие звуки, похожие на крики умирающей птицы. Голос предал ее, но необходимость закричать не покидала, пока Беллатриса продолжала мучить, пребывая на грани безумия.
И снова все прекратилось, но отголоски проклятия подобно яду растекались по ее внутренностям. О Годрик, все плыло перед глазами. Она боролась с потребностью впасть в беспамятство, понимая, что неразумно отключаться при таких повреждениях; однако возможность была так заманчива, темнота манила в свои объятия.
— Приведи гоблина, Петтигрю, — приказала Беллатриса. — Он скажет, подделка это или нет.
Тедди начал хныкать на руках у Андромеды, но Драко едва ли придал этому значение.
— В моем доме? — тихо повторил он. — Почему...
— Сам-знаешь-кто использует поместье в качестве штаба, — резко ответила Тонкс. — Мы не знаем, что происходит, но знаем, где их искать.
— Тогда вам нужно взять меня! Я знаю мэнор! Я могу!..
— Поместье и земли окружены антиаппарационным барьером, который явно изменился с тех пор, как ты пропал...
— Я все еще могу попасть внутрь...
— Драко, послушай...
— Нет! Это ты послушай! — прорычал он, подходя к Тонкс наполненной яростью походкой. — Мне нужно туда попасть! Мне нужно...
— Ты ничем не сможешь помочь, — спокойно перебила она. — Позволить тебе прогуляться в штаб Пожирателей было бы опасным не только для тебя, но и для всех пленных.
— Тогда какого черта ты собираешься сделать? — требовательно спросил он, ударив кулаком по стене. — Просто оставить там Грейнджер? Да они же убьют ее, тупая конченая...
— Мы отправили помощь, — сказала Тонкс. — Если все пройдет по плану, они скоро выберутся оттуда.
Грязнокровка.
Слово врезалось в ее руку уродливыми стежками, идеально заполненными кровью, мелкие капли которой обрамляли надпись подобно слезам. Гермиона поняла, что рана на затылке оказалась хуже, нежели казалось вначале; она лежала на полу и сквозь туман в сознании слышала крики Беллатрисы, допрашивающей Крюкохвата. Волосы Грейнджер были пропитаны кровью и липли к шее, спутываясь в тугие клоки; казалось, голова совсем онемела, она ощущалась пустой и оторванной от остального истерзанного тела.
Она догадалась, что несколько ребер были сломаны; возможно, рука тоже, но она не могла сказать точно, потому что было тяжело сосредоточиться только на одном очаге боли. Из угла рта стекала струйка крови, однако невозможно было определить — стала она следствием надрыва голосовых связок, вызванного криком, или же каких-либо внутренних повреждений.
Это не имело значения...
Гермиона смирилась со своей смертью здесь, на ледяном полу, в ужасе и одиночестве; она примет смерть от родственницы человека, которого любила. Это звучало почти поэтично, хотя, разве не все трагические истории любви кажутся поэтичными?
Забытье манило ее покоем, но Гермиона знала — уступи она, и больше никогда не очнется. Никто не придет на помощь. Никто не сможет прийти. По логике вещей, смерть была для нее, да и для всех остальных, логичным финалом; но для нее еще рано. Слишком рано. Слишком долго и мучительно.
Она думала о родителях: они никогда не узнают о смерти дочери, которая заставила их забыть о ней; возможно, это даже к лучшему...
Она думала о Гарри и Роне: что ждет их? Гермиона молилась об их освобождении или, по крайней мере, легкой смерти.
Она думала о Драко: вспоминала об их отношениях, у которых едва ли был шанс на начало. Такие мимолетные. Такие душераздирающие. Такие... прекрасные в своей неправильности.
Она не намеревалась произносить его имя вслух; черт, она понятия не имела, что еще способна говорить, но она определенно расслышала свой голос. Гермиона не допускала, что будет услышана хоть кем-то, пока не почувствовала рядом с собой мягкий материал женской мантии. Из последних сил ей удалось немного склонить голову и встретить взгляд Нарциссы Малфой.
На лице Нарциссы читалась смесь удивления и растерянности; она оглянулась, чтобы убедиться, что за ней никто не наблюдает, и опустилась на колени возле Грейнджер.
— Ты произнесла имя Драко, — прошептала она. — Зачем тебе... Ты знаешь, что с ним случилось?
Гермиона попробовала ответить, но смогла выдавить из себя только шипение, которое не имело никакого смысла. Нарцисса внимательно осмотрела комнату, медленно доставая из кармана палочку, и с сосредоточенным выражением лица нацелилась на Гермиону:
— Легилименс.
Не было никакой возможности сопротивляться заклинанию, поэтому она закрыла глаза и позволила потоку тепла пробежать вдоль позвоночника по направлению к голове. Воспоминания с неимоверной скоростью мелькали в сознании, являя образы первых недель, проведенных Драко в изоляции ее дортуара. Она видела себя, видела, как разрезала его ладонь, а после соединила их руки. Видела Драко, склонившегося над ней после укуса пчелы, их мимолетный первый поцелуй. Вот она возвратилась в их комнату после встречи с Тонкс, и он рванул к ней, обрамляя ее лицо ладонями. Она видела их на диване, сидящими на подоконнике, катающимися на катке, видела все разделенные поцелуи. После увидела Запретный лес: дождь хлестал по ним, Драко стоял, замороженный на месте, пока она признавалась в любви, а затем вложила портключ в его руку.
Она снова была в Малфой-мэноре, смотрела на ошеломленное лицо Нарциссы, почти благодарная ей за возможность заново пережить эти воспоминания. Гермиона ощущала слабость; веки налились свинцом, во всем теле билась нездоровая пульсация. Она была дезориентирована, пребывала на грани бреда; конец был близок.
— ...тебе помочь, — тихий голос Нарциссы вернул ее в реальность, — если поклянешься рассказать, где Драко. Я вытащу тебя отсюда, обещаю. Прошу, расскажи, что случилось с моим сыном.
Гермиона попыталась произнести хоть слово, но все было бесполезно: она едва смогла издать булькающий звук, который затерялся в неожиданном шуме от возни позади.
Ей показалось, что... наверное, она услышала Гарри и Рона, а потом и Люциуса, Фенрира и Беллатрису — все кричали с маниакальной горячностью. Нарцисса исчезла, и Гермионе больше ничего не оставалось, кроме как вслушиваться в жужжащие звуки сталкивающихся заклинаний и гадать, не будет ли слишком оптимистичным надеяться получить шанс выбраться отсюда живыми. Если не ей, то хотя бы мальчишкам...
Она ощутила грубые руки, что дернули ее за плечи и волосы, потянули вверх; ледяное лезвие надавило на ее горло.
— Бросай палочку или она умрет! — приказала Беллатриса. — Сейчас же!
— Ладно! — сказал Гарри.
— Отлично! Темный Лорд уже близко, Гарри Поттер! Твоя смерть на подходе!
Прежде чем Гарри и Рон успели сдать палочки, должно быть, полученные в драке, Гермиона в изнеможении запрокинула голову и заметила легкое покачивание люстры над головой; ее прекрасные драгоценные элементы слегка позвякивали от движения. И был еще один звук: трение металла о металл. Скрип. Хруст... Все в зале замерли и прислушались; в этот момент раздался финальный красноречивый треск, и люстра полетела на пол. Одному Мерлину известно как, но Гермиона собралась с последними силами и вырвалась из захвата Беллатрисы, сумела сделать несколько шагов вперед и упасть в ожидающие объятия Рона. И она отключилась.
— Я потеряла слишком много времени, — сказала Тонкс, — нужно возвращаться... Им потребуется помощь.
— Тогда возьми нас с собой! — взмолился Блейз. — Мы поможем.
— Абсолютно исключено.
— Моя девушка может быть там! Мне нужно знать!
Драко тяжело дышал, пытаясь справиться с бурлящими внутри эмоциями.
— Позволь... Позволь нам пойти с тобой.
— Ни за что...
— Бессердечная сука! — заорал он. — Мне нужно увидеть Гермиону! Черт, мне это необходимо, как ты не понимаешь!
— Нет! — твердо ответила Тонкс. — Посмотрите на свое состояние! Ваше присутствие не только не поможет, но и...
— Пожалуйста, сестра, — выдавил из себя Драко, ненавидя тот факт, что эта ситуация довела его до мольбы. — Дай мне ее увидеть.
— Драко...
— Возьми их с собой, Нимфадора, — сказала Андромеда, успокаивая внука.
Тонкс вперила в нее вопросительный взгляд.
— Но, мама...
— Если бы дело касалось Ремуса, ты бы вела себя точно так же, — продолжила она. — Так что возьми их с собой. Дай им хоть что-нибудь... дай им надежду.
Драко наблюдал за внутренней борьбой Тонкс, пока она взвешивала все «за» и «против», переводя взгляд между Андромедой, Блейзом и ним. Раздраженно вздохнув, она потерла глаза и предупреждающе посмотрела на Драко.
— Если ты только попробуешь перейти черту, — медленно произнесла она, — клянусь, я...
— Я не стану, — заверил Малфой. — Не стану.
— Ладно, — сухо согласилась она. — Мама, где портключи, что я прислала? У нас нет времени.
— Здесь, — ответила Андромеда, роясь в ящике, и передала Тонкс декоративную рюмку для яиц, завернутую в лоскут. — Будьте осторожны.
Драко с благодарностью коротко кивнул тетке, пока Тонкс аккуратно разворачивала небольшую безделушку на ладони.
Внутренности стянуло узлом; беспокойство, ожидание...
Он снова увидится с Грейнджер, если предположить, что упомянутый Тонкс «план» не провалится... если предположить, что Гермионе удастся сбежать... если предположить, что она до сих пор была жива...
Слишком много неопределенности и слишком мало возможностей на ошибку... Он снова почувствовал тошноту.
— Так, давайте. Пора выдвигаться, — поспешно произнесла Тонкс. — На счет «три». Один, два, три.
====== Глава 32. Пульс ======
Саундтрек:
Barcelona — Please Don’t Go
Ryan Star — Losing Your Memory
Драко приземлился, сумев сохранить равновесие, а когда головокружение от перемещения при помощи портключа прошло, он увидел заброшенный сад, расположенный у заднего крыльца незнакомого уединенного дома, заросшего плющом. Строение выглядело слишком безмятежным, слишком безобидным, и Драко начал сомневаться, туда ли привела их Тонкс, но вдруг услышал крик.
Несколько громких голосов были принесены ветром, слова и смыслы заглушались толстыми стенами, но паника в них была громкой и явной.
Тонкс, словно пуля, рванула к дому, и он метнулся за ней, практически наступая ей на пятки; Блейз не отставал. Они ворвались внутрь, следуя за криками о помощи, тяжелыми шагами проследовали на кухню, которую превратили в столовую, — и Драко замер.
Комната была поглощена хаосом.
Уши мгновенно заболели от окружавших его криков, голоса сливались один с другим, превращаясь в пронзительный рев. В этом маленьком пространстве происходило слишком много, его взгляд метался между кричащими людьми, пытаясь осознать происходящее. Первым он узнал Олливандера — пожилой волшебник дрожал, ощупывая слабыми пальцами рану на лбу. Томас с Гриффиндора... или это был Дин?.. пытался помочь Олливандеру, звал на помощь, пока справлялся с собственными травмами — кровоточащим порезом на плече и, судя по неестественному изгибу локтя, сломанной рукой. Рядом с ними сидел гоблин, с волос которого стекала кровь; Драко узнал в нем Крюкохвата из Гринготтса.
После он заметил Лавгуд, которая выглядела более ошеломленной, чем обычно; ее губа была разбита, лицо, грудь и руки покрывали темно-фиолетовые синяки. Блейз пронесся мимо Драко в ее сторону, ухватил под локти и, внимательно осмотрев с ног до головы, осторожно приподнял за подбородок и зашептал вопросы насчет серьезности ее травм. Лавгуд просто мечтательно улыбнулась и коснулась лица Блейза.
Его внимание перешло к Поттеру, искореженной разбитой грудой сгорбившемуся на полу, он находился в шоке, рыдал над домовым эльфом с мертвым взглядом. Гарри молил о помощи, и Люпин присел рядом с ним на корточки, пытаясь успокоить и вырвать из рук безжизненное тело. Поттер упорно сопротивлялся, цеплялся за маленькое существо, тряс головой, словно сумасшедший, и умолял Люпина попытаться оживить эльфа.
Драко перевел взгляд на спутанные локоны, залитые кровью — когда-то они были каштановыми, но теперь приобрели болезненный бордовый цвет, — и забыл как дышать.
Был полностью парализован.
Полный надежды, что ошибся, он выискивал ее лицо; ноги подкосились сами собой. Он увидел знакомые черты, которые теперь казались другими. Кожа выглядела ужасающе бледной, пепельной, словно у старинной фарфоровой куклы, губы посинели, на них выделялся тонкий след красной крови, дорожкой сползающий к челюсти. Ее рука... твою мать, ее рука. Казалось, ее истерзали: глубокие порезы, заполненные запекшейся кровью, покрасневшая кожа там, где были вырезаны... буквы? Грязнокровка?
Горло сдавило от подступившей желчи.
В этот момент он понял, что ее укачивал Уизли. Он беспрестанно бормотал что-то вроде «моя вина», слезы текли по его щекам. В любое другое время Драко был бы взбешен лишь от мысли о том, что Уизли посмел прикоснуться к ней, но сейчас он не реагировал... слишком ошеломленный, едва принимал его во внимание. Он сосредоточился исключительно на ней, выискивая какие-либо признаки жизни. Дыхание. Стон. Трепет ресниц. Хоть что-нибудь.
Она выглядела мертвой.
Он должен был отвести взгляд. Драко потерял равновесие и сделал несколько шагов назад, пока не уперся в стол; он ухватился за край, чтобы успокоиться, дыхание покидало легкие резкими выдохами. Глаза начали гореть, и он закрыл их. Сердце болезненно билось, эхом отдаваясь в ушах.
Она не могла.
Нет.
Он открыл глаза, зрение было затуманенным, но это не имело значения, поскольку Тонкс уже стояла на коленях возле Уизли, преграждая ему вид на Грейнджер. Если бы у него был голос, он бы крикнул ей отодвинуться, но вместо этого склонил голову и, блокируя все шумы в комнате, сосредоточился на голосе кузины, наблюдал, как она искала пульс.
— Нужно успокоиться, Рон, — размеренно бормотала она, но Драко слышал тревогу в голосе. — Держи ее неподвижно... мне нужно...
— Мне так жаль, — выпалил Уизли, — я не хотел...
— Успокойся.
— Это все моя вина, я...
— Я нашла! — с облегчением выдохнула Тонкс. — Нашла, я нашла пульс! Передай ее мне, Рон. Отпусти.
Драко подавленно вздохнул и почувствовал, как сила вернулась в его тело. Он наблюдал, как Тонкс с большими трудностями практически вырвала Гермиону из рук Рона и двинулась к столу, к которому прислонился Драко. Она осторожно положила Грейнджер на стол и внимательно изучила, оценивая ущерб и бормоча сквозь зубы комментарии.
Драко стоял и пялился на Гермиону — он сощурил глаза в попытке унять резь, каждый мускул был напряжен, чтобы скрыть дрожь. Он на ватных ногах медленно пошел вдоль стола, остановился возле Гермионы и отрешился от бормотания Тонкс и остального окружающего шума.
— Очнись, — прошептал он так тихо, что сам себя еле услышал.
Драко ощутил зуд в пальцах от ее близости, но разум отказывался узнавать ее в таком состоянии, и это погрузило его в нерешительность. Его Грейнджер всегда была полна энергии — будь то блеск в глазах, румянец на щеках или робкая улыбка — даже во сне. Эта Грейнджер выглядела так, словно ее вырезали из безжизненного камня, а после сбрызнули красной краской для усиления мрачного эффекта.
— Черт, — пробормотала Тонкс, вырывая его из транса, — Ремус! Где бадьян? И мне нужно Обеззараживающее зелье! И...
— На верхней полке в шкафу!
Драко снова отключился от действительности, когда Тонкс вернулась с несколькими фиалами. Уголком глаз — он был уверен — уловил движение пальцев Грейнджер, поэтому подумал, что теперь можно к ней прикоснуться. Он протянул руку, и в тот момент, когда большой палец дотронулся до нежной, но холодной кожи ее ладони, кто-то схватил его за плечо и резко дернул назад. Драко сделал пару шагов, обернулся и увидел Уизли, раскрасневшегося и кипящего от ярости.
— Держись от нее подальше! — выплюнул тот. — У тебя нет права...
— Проваливай с моего пути, Уизли! — прокричал Драко. — Ты понятия не имеешь...
— Имею! Она рассказала о тебе!
Драко удивленно приподнял бровь.
— Тогда ты должен знать, что тебе стоит оставаться в стороне.
— Ты к ней не приблизишься!
— Уизли, если придется, я оттащу тебя к чертям собачьим...
— Заткнитесь! — крикнула Тонкс, и все замолчали. — Рон, расскажи, что с ней произошло, чтобы я смогла помочь!
Уизли вздрогнул.
— Я не... я...
— Ну же, Рон, — подтолкнула она, — это был Круциатус? Зелье? Что-то еще?
— Круциатус.
Драко перевел шокированный взгляд на Грейнджер и снова ощутил непреодолимое желание прикоснуться к ней. Он никогда не подвергался этому заклятию, но знал о возможных разрушительных последствиях: внутреннее кровотечение, судороги, паралич, повреждение органов, потеря памяти, безумие... Он вздрогнул.
— Как долго? — спросила Тонкс. — Сколько раз?
— Я не знаю, — простонал Рон. — Мы были... Нас не было рядом, когда все случилось...
— Ремус! Ремус, мне нужна твоя помощь! Необходимо больше зелий!
Драко смотрел, как его бывший профессор извиняется перед Поттером, по-прежнему раскачивавшимся на полу с мертвым эльфом на руках.
— В дальней комнате есть еще, — сказал Ремус, осторожно подхватывая Гермиону на руки. — Давай переместим ее наверх.
Драко последовал за Люпином, когда тот покинул комнату, но Тонкс преградила путь, тыча ему пальцем в грудь.
— Убирайся с дороги, — прорычал он, — я должен быть с ней.
— Нет, — она покачала головой, — ты останешься здесь.
— Я хочу ей помочь!
— Если хочешь помочь, тогда не мешай! — приказным тоном отчеканила она и обратилась к Уизли. — Это и тебя касается, Рон. Вы оба останетесь здесь!
Драко зарычал от досады, когда Тонкс покинула комнату, и он снова оказался вдали от Грейнджер. Разочарование, ярость, негодование и страх кипели и пузырились в его груди, и в самой основе всех этих чувств было опустошающее стремление узнать, что Грейнджер в порядке. Но это не так. Ее снова оторвали от него, и он почувствовал, как теряет контроль; в конце концов, Уизли тоже сгодятся, чтобы выпустить пар.
— Ты сказал, что это твоя вина, — зловеще прошипел он, впиваясь темным взглядом в Рона. — Что ты имел в виду?
— Отвали, Малфой.
Кулак Драко сам собой устремился к лицу Рона, задел челюсть и заставил, пошатнувшись, отступить на пару шагов назад.
— Следи за своим гребаным ртом, Вислый!
— Не смей прикасаться ко мне, слизняк! — рявкнул Рон.
— Я задал тебе вопрос!
— Твоя семья сделала это с ней! — закричал он. — Твоя психованная тетка! Твои родители! В твоем доме!
Драко растерялся, открыл рот, но так ничего и не смог ответить. В этот момент он физически ощущал ненависть к Беллатрисе, вибрировал от отвращения, которое испытывал к собственной тетке. А его родители... он не знал... даже подумать не мог, что его мать истязала другого человека, маглорожденного или нет. Отец же... черт, он не знал. Его мозг был готов взорваться. Грейнджер... Гермиона... он никогда не сможет избавиться от этого образа — такая сломанная, но каким-то образом прекрасная.
Он не мог позволить разуму улететь в воспоминания. Уизли с размаха ударил его в лицо, заставляя голову Драко откинуться назад. Он хмыкнул и сплюнул, рассматривая росчерк красного в слюне; скула нещадно пульсировала. Драко потерял всяческое терпение и почувствовал магию, бушующую в венах, ощутил ее статичный жар, неприрученный и опасный. Она казалась нестабильной, как и сам Драко.
— Зря ты так, козлина, — произнес он и заметил нацеленную на него волшебную палочку Уизли.
Он полез в карман, чтобы вытащить свою палочку, но вдруг Лавгуд спокойно шагнула между ними, встала лицом к Рону, и Драко помрачнел.
— Луна, — Рон нахмурился, — что ты делаешь?
— Сегодня достаточно вреда было принесено враждебной магией, — тихо сказала она. — Разве ты не согласен?
— Это тебя не касается, Луна.
— Лавгуд, — ухмыльнулся Драко, — проваливай...
— Эй, — сказал Блейз, осторожно приближаясь к Драко, — да ладно, приятель. Тебе нужно остыть. Ты неясно мыслишь...
— Даже не пытайся, Забини.
— Сейчас не время и не место. Ты потерял контроль...
— Да заткнись ты, Блейз!
— Думаешь, Тонкс позволит тебе приблизиться к Грейнджер, если ты проделаешь дырку в груди Уизли? — спросил он настолько тихо, чтобы смог услышал только Драко. — Слушай, ты сможешь выбить из него все дерьмо в любой другой день, но ты же понимаешь, что Тонкс незамедлительно отошлет тебя к Андромеде, если ты сделаешь это сейчас. Ты ничего этим не добьешься.
Хоть Драко и презирал здравый смысл в словах Блейза, все равно ослабил захват на палочке. На него было нацелено слишком много глаз: Томас, Олливандер и даже Поттер, отвлекшийся от эльфа; он чувствовал себя обнаженным. Драко посмотрел на Уизли через плечо Лавгуд, пока та продолжала разговаривать с ним успокаивающим голосом. Мысли возвращались к Гермионе, и вся его ярость поглотилась заботой о ней.
— Думаю, Гарри нужна твоя поддержка, — услышал он бормотание Лавгуд, и Уизли взглянул на своего безутешного друга. — Ты должен пойти к нему и помочь, Рон.
С унылым вздохом он неохотно опустил палочку и встретил агрессивный взгляд Драко.
— Не попадайся мне на глаза.
— Скажи спасибо, что они у тебя еще есть, Вислый, — прорычал Драко, когда Рон направился к Поттеру, и только после этого вернул палочку в карман.
— Хорошо, — выдохнула Луна, повернувшись к нему и Блейзу. — Пожалуй, я заварю чай.
Драко потер воспаленные глаза и задумался, плакал ли он сегодня; если так, то он совершенно не обратил на это внимания.
Наверное, он просидел на этом месте около шести часов, прислонившись к стене рядом с единственной дверью, которая не среагировала на Алохомору и была зачарована Силенцио. Дверь в комнату, в которой находилась Грейнджер.
Все происходящее вокруг воспринималось словно в дымке. Уизли с Лавгуд сумели убедить Поттера отдать тело домового эльфа — Драко вспомнил, что этот эльф работал на его семью несколько лет назад, — а после завернули его в белую простыню и положили на диван в гостиной. После того, как Уизли исцелил сломанную руку, Томас помог Олливандеру добраться до спальни и залечил его раны, разумно настаивая, что должен остаться в комнате и присматривать за ослабшим волшебником. Гоблину Крюкохвату также выделили комнату, и он сразу же отправился наверх, лишь слегка кивнув головой в благодарность и не скрывая отсутствие заботы об остальных пострадавших.
А Лавгуд сделала то, о чем говорила. Она приготовила чай и сдобрила его снотворным отваром. Если бы не сильные переживания о состоянии Гермионы и тот факт, что Лавгуд раздражает Драко до глубины души, он мог бы мысленно поблагодарить ее за умный ход. Они с Блейзом использовали магию, чтобы отлевитировать Поттера и Уизли в спальни, а Драко мгновенно приступил к поиску комнаты, в которую отнесли Грейнджер.
И с тех пор он не сдвинулся с места.
Настал вечер, и с заходом последних лучей солнца дом погружался во мрак ночи. Он чувствовал себя физически опустошенным, тело онемело от потребности в отдыхе, но мозг все еще бодрствовал, упрямо отказываясь уступить сну, пока не узнает, что Грейнджер очнулась, что с ней все в порядке; он будет требовать удостовериться в этом самостоятельно.
Встревоженный одинокий разум дрейфовал от одной саморазрушительной мысли к другой, пока компанию ему составляли только тишина и пустое ожидание.
Он постоянно думал о побочных действиях Круциатуса, прокручивал их в голове снова и снова: «Внутреннее кровотечение, судороги, паралич, повреждение органов, потеря памяти, безумие. Потеря памяти, безумие».
Два последних пункта беспокоили его больше всего. Мысль о том, что Грейнджер не сможет вспомнить произошедшего между ними в их комнате, приносила душевную боль, и он опять возвращался к воспоминаниям, стараясь закрепить каждую деталь... на случай... если потребуется ей напомнить. Дерьмо, это его уничтожит.
И безумие... Грейнджер, лишенная блестящего ума... он не мог даже представить, как справится с этим.
После он подумал о своей семье и ее роли в пытках еговозлюбленной. Он никогда не испытывал уважения к Беллатрисе, которая большую часть его жизни провела в Азкабане, а ее психическое состояние никогда не позволяло ему воспринимать ее как полноправного члена семьи, но вот его родители... Черт, его родители. Тот факт, что они продолжали работать на Волдеморта даже после того, как тот выставил цену за его голову, приводил в замешательство — но вдруг их вынудили? Вдруг Уизли ошибся? А если они действительно поспособствовали жестокому истязанию Гермионы?
Он зарычал, приглушая звук ладонью, когда от пульсирующей головной боли заслезились глаза.
Они провели в разлуке несколько недель, и теперь их разделяла лишь стена, но Гермиона могла оказаться намного дальше, если ее разум пострадал. Почему судьба и обстоятельства были настолько преисполнены решимости навредить им?
Он рискнул бы собственным здравомыслием и возможностью вновь оказаться в изоляции, лишь бы вернуться в их комнату, чтобы больше не было никого — ни Тонкс, ни Уизли, никого, — решивших ставить палки в колеса их отношений.
— Я подумала, что найду тебя здесь, — голос Лавгуд заставил его вздрогнуть. — Я принесла тебе чаю.
Он наклонил голову и бросил на нее холодный взгляд исподлобья.
— Я похож на тупого? Я ничего от тебя не приму.
— В нем нет снотворного отвара. Только совсем чуть-чуть лаванды, чтобы ослабить напряжение.
— Мне не нужен твой хренов чай, Лавгуд, — огрызнулся он. — Просто свали.
Она не двинулась с места, но он и не ожидал этого.
— Ты странный человек, Драко.
— Извини? Я странный?
— Ты так сильно отгораживаешься от тех, кто пытается тебе помочь...
— Я никогда не просил ни о чьей помощи. И уж точно не просил твоей...
— Друзьям и не нужно просить...
— Я определенно тебе не друг, — выдохнул он грубым и мрачным голосом, наполненным отвращением. — Ты имеешь хоть малейшее представление, насколько раздражающа? Ты совершенно свихнулась. Сидишь и несешь полную хрень, как же это бесит! Никогда не понимал, как Блейз тебя выносит.
— Он любит меня, — она небрежно пожала плечами, — совсем как ты любишь Гермиону, а она любит...
— Что? — прошипел он. — Убирайся с глаз моих...
— О, понятно, — пробормотала она, невинно склонив голову, — ты по-прежнему притворяешься, что не любишь ее?
— Как ты вообще смеешь предполагать, что хоть что-то знаешь о наших с Грейнджер отношениях!
— Твои поступки говорят сами за себя, — ответила она с легкой усмешкой. — Видишь, я же сказала, что ты странный. Ведь в действительности не существует никакого логического объяснения для того, почему ты должен продолжать отрицать...
— Ты ж наша королева логики, а? — заметил он, закатывая глаза. — Ты вообще ничего не знаешь о том, что я чувствую к Грейнджер, так что...
— Или же я все понимаю, и это причиняет тебе неудобство, — перебила она. — И ты прав, это не мое дело, а только твое, но... возможно, ты должен посвятить в это Гермиону.
— Довольно! — рявкнул он. — Я не стану повторять еще раз, Лавгуд, — оставь меня наконец в покое.
Слегка тряхнув головой, она наклонилась, поставила кружку у его ног и развернулась, чтобы уйти.
— Надеюсь, тебе понравится чай, — бросила она через плечо.
Драко тяжелым озлобленным взглядом проводил удаляющуюся фигуру Лавгуд, пока она не скрылась на лестнице. Он схватил оставленную ею кружку и швырнул в ближайшую стену, наблюдая, как фарфор разлетается на острые осколки и чай разбрызгивается на половицы. Он и под страхом смерти не признается в этом, но Лавгуд задела его за живое.
Он соврет, если скажет, что раздражающая тема любви не закралась в его сознание за последние несколько часов, несмотря на оберегающие попытки игнорировать вопрос.
Он знал, о чем подумала Лавгуд — словно он отказывался от простого упоминания любви, поскольку считал ее слабостью, но это было нелепой мыслью, происходившей из скучных романтичных историй, повествующих об угрюмом антигерое с комплексом зрелости.
Он не считал любовь слабостью. Его родители были сильно влюблены друг в друга и не скрывали этого, и Драко никогда не считал их слабыми по этой причине. Дело было в том, что любовь к Грейнджер была неудобной во всех смыслах. Любовь к ней означала бы, что нет пути назад. Признайся он в любви, это оборвало бы последнюю тонкую нить, что связывала его со всем, чем он жил раньше: предрассудки, богатство, родители... все это.
А возможно, он уже это сделал. Возможно, удобство теперь для него ничего не значило.
Блейз посмотрел на удовлетворенную улыбку на симпатичном лице Луны, когда она вернулась на кухню.
— Тебя долго не было, — сказал он, поднимаясь с места и подходя к ней. — Позволишь спросить?
— Я поговорила с ним кое о чем, — небрежно ответила Луна. — Знаешь, мне кажется, что в саду Тонкс живет несколько нарглов. Наверное, я оставила палочку на обеденном столе.
— Она у меня в кармане, — ответил он. — Что ты ему сказала?
— То, что было необходимо.
— Объяснишь?
— Возможно, завтра.
Блейз прошелся пальцами по ее спине и покачал головой.
— Ты тратишь с ним время, Луна. Он слишком упрям. Даже по слизеринским меркам.
— Насколько я помню, ты тоже был весьма упрям, — напомнила она, — но да, его случай тяжелее. Возможно, даже тяжелее, чем у Тео.
— Тогда зачем пытаться?
Она тихо засмеялась.
— Всегда такой пессимист.
— Не согласен. Я считаю себя реалистом, — ответил он, накручивая на палец локон ее волос. — Ты же, с другой стороны, неисправимая оптимистка.
— Возможно, прямо сейчас кто-то должен быть оптимистом, — прошептала она, поворачивая голову, чтобы поцеловать его ладонь. — Знаешь, все великие победы складываются из маленьких. Возможно, сегодняшний день перестанет быть таким мрачным, если Драко увидит немного света.
Ранние часы нового дня шли долго: первый час, второй час, третий час — они тянулись насмешливым шагом. Драко зарылся пальцами в волосы, наверное, уже в пятидесятый раз, и повел плечами, чтобы скинуть часть напряжения в мышцах и суставах. Последние двенадцать часов он только и делал, что ждал, одолеваемый гнетущими мыслями, раздирающими череп изнутри. Он был уставшим и физически, и эмоционально, его спина онемела, а конечности стали подобны картону после бесчисленных проколов иглами; но даже если бы ему пришлось прождать еще двенадцать часов, он бы сделал это.
Он услышал, как скрипнула ручка двери, раньше, чем увидел ее поворот, и так быстро вскочил на ноги, что чуть не потерял равновесие. Сначала в коридоре показался Люпин, за которым неотрывно следовала Тонкс; они повернули головы в сторону Драко, окинули его уставшими взглядами; очевидно, они были измождены после долгих часов Мерлин знает каких исцеляющих заклинаний. Дыхание застряло у него в горле, когда Тонкс закрыла за собой дверь и помассировала переносицу, но внешне он оставался напряженным и невозмутимым, хоть и боролся с желанием оттолкнуть их в сторону и ворваться в комнату.
— Отправляйся спать, Ремус, — сказала она, — я переброшусь с ним парой слов.
Люпин какое-то время колебался, наблюдая за Драко с преувеличенным подозрением, прежде чем покинул их. Тонкс встала между Драко и дверью, и он бросил взгляд мимо нее на ручку, его терпение быстро исчезало, поскольку Тонкс ничем не выдавала свое намерение уступить ему дорогу.
— А ты тот еще настырный проныра, — пошутила она. — По-моему, я довольно четко сказала тебе оставаться внизу.
— Мерлин побери, — прорычал он, — дай мне войти в эту чертову комнату или скажи уже...
— Я хочу извиниться перед тобой, — перебила она, чем застала его врасплох. — Я думала... Я недооценивала ваши с Гермионой отношения...
— Не тебе судить о наших с Грейнджер отношениях.
— Я только пытаюсь сказать, что теперь понимаю, — продолжила она. — И я не стану упрекать тебя...
— Мне насрать на твое мнение обо мне! — выпалил он. — Хочешь сделать одолжение? Тогда скажи...
— Она в порядке, — наконец произнесла Тонкс. — Учитывая произошедшее, она лучше, чем мы смели надеяться. Ее раны заживают, за исключением... руки. Физически она будет в порядке.
— А умственно?
— Мы пока не уверены, — вздохнула она. — Она перенесла тяжелый удар по голове, а с учетом Круциатуса... она то приходила в сознание, то снова теряла его, была сбита с толку и бормотала какую-то бессмыслицу. Насколько я могу судить, она в порядке, но точно мы узнаем лишь тогда, когда она проснется.
Драко сглотнул вставший поперек горла ком.
— А ее память?
— Опять же, мы не узнаем, пока она не проснется, но возможно...
— Ты собираешься пустить меня в эту чертову комнату или нет? — нетерпеливо выпалил он. Почему он все еще стоял здесь и выслушивал эту невежду, которая понятия не имела, как там Гермиона? — Или мне нужно...
— Ладно, — прервала она, — входи, Драко.
Он проскочил мимо нее и ворвался в спальню, остановился за порогом, чтобы глаза привыкли к тусклому освещению. В углу горела одинокая свеча, манившая мерцающие тени, танцевавшие по стенам; он мгновенно сосредоточился на фигуре на кровати. Гермиона. Драко захлопнул за собой дверь, твердо уверенный, что больше его никто не побеспокоит, а затем медленно подошел к кровати, ошеломленно наблюдая за движением грудной клетки Грейнджер.
Он замер. Теперь, находясь от нее лишь в нескольких шагах, он внезапно почувствовал напряжение и волнение, словно мог сломать ее, если подойдет слишком близко. Она издала сонный звук, и Драко ускорил шаг, его сердце трепетало в груди, пульс эхом отдавался в ушах тревогой, ожиданием, адреналином... он не знал.
Он подошел к кровати, сосредоточился на звуке своего дыхания, успокоился и сел рядом с нею. Он смог разглядеть лишь тень и ореол волос, ловивших свет пламени свечи. Этого было недостаточно. Он вытащил из кармана палочку и взмахнул над огнем, усиливая его, чтобы рассмотреть Гермиону.
Она выглядела... нормально.
Была настолько отлична от преследующей его версии, которую он видел ранее, — окровавленная, изрезанная ледяная кожа и мертвое выражение лица.
Теперь она была похожа на себя: чистая, расслабленная, с легким румянцем на скулах, слегка хмурая. Единственным напоминанием о пережитом кошмаре служили полузалеченные синяки у виска и аккуратная повязка от запястья до локтя — Драко впивался взглядом в красное пятно, уже начинающее просачиваться через материал.
Он безумно хотел прикоснуться к ней, но ему потребовалось около минуты, чтобы решиться; он нежно провел пальцами по ее подбородку, рассеянно обвел контур губ большим пальцем и замер, когда она шевельнулась и застонала во сне. Она немного передвинулась и медленно открыла глаза, моргнула несколько раз, взмахнув ресницами.
Она пристально посмотрела на него карими глазами, по которым он так скучал, но Драко остался совершенно неподвижным, осознавая, что именно в этот момент узнает о состоянии ее памяти. Ее взгляд был стеклянным, пустым, и он приготовился к худшему.
Но Гермиона улыбнулась и протянула руку, чтобы коснуться его лица.
— Привет, Драко.
Ее голос был хриплым и слабым, но она его хотя бы не потеряла. Он закрыл глаза и прижался к ее ладони, громко выдохнул, и она погладила его по щеке. Она его помнила.
— В этот раз ты не истекаешь кровью.
Он резко открыл глаза и бросил на нее обеспокоенный взгляд.
— С чего бы мне истекать кровью?
— В моих снах всегда так, — прошептала она, и он поморщился от причудливой наивности ее слов.
— Грейнджер, ты не...
— ...спишь, — закончила она. — Ты всегда говоришь это.
— Но...
— Ты останешься со мной? — спросила она, закрывая глаза, и ее рука упала вдоль тела, хоть она изо всех сил пыталась остаться в сознании. — Останешься, пока мне не придется проснуться?
Как и предупреждала его Тонкс, Гермиона была явно растеряна и дезориентирована; разочарование пронзило его душу. Подобное не было редкостью для пострадавших от потери памяти из-за Круциатуса; они могли вспоминать вещи подсознательно — во снах, иногда во время старых ритуалов, которые никогда полностью не стирались из памяти. Положительная реакция на него была многообещающей, но не дарила уверенности в том, что ее психика пережила пытки Беллатрисы; необузданная ярость, которую он чувствовал по отношению к своей тетке, снова начинала поражать его.
— Драко? — сонно пробормотала она, вырывая его из мыслей. — Ты останешься?
Гнев рассеялся.
— Да, Грейнджер, — ответил он и сбросил ботинки.
Она снова улыбнулась. Он не стал раздеваться, просто скользнул под одеяла и притянул ее к себе, уткнувшись носом в ее волосы. Как и всегда, она прижалась к нему, словно это был инстинкт: ее спина у его груди, их ноги переплетены.
Гермиона прошептала:
— Я люблю тебя.
И поскольку она считала, что спит и неудобства неизбежны, он вздохнул и прошептал ей в ответ эти же слова, не в силах решить — было ли благословением или проклятием, что утром она, вероятно, и не вспомнит его признания.
====== Глава 33. Метки ======
Саундтрек:
Keane — Atlantic
Angus and Julia Stone — The Devil’s Tears
Тук-тук-тук.
Драко пытался уцепиться за сон, зарываясь лицом в каскад бархатистых кудрей под щекой. Ему было тепло и уютно; желая вернуться в сновидение, которого не помнил, он покрепче прижал к себе Грейнджер.
Тук-тук-тук.
— Проваливай, — устало проворчал он.
Но затем вспомнил, что, несмотря на близость Грейнджер, они не вернулись в комнаты в Хогвартсе. Воспоминания о вчерашнем хаосе вернулись к нему и поразили, словно ударом молнии, в мгновение пробуждая и зарождая головную боль в затылке. Он приподнялся и сразу же проверил Гермиону, пару секунд понаблюдал, как поднимается ее грудь от глубоких сонных вдохов. Она выглядела так же, как и в любое другое утро: умиротворенная и милая, за исключением желтых следов от нескольких непрошедших синяков и все еще бледного цвета лица.
Тук-тук-тук.
Он бросил на дверь раздраженный взгляд и решил проигнорировать стук. Судя по тусклому синему свету в комнате, еще и шести утра не было, а значит, что он от силы проспал два часа. Он был измучен и разъярен, ведь кто-то осмелился потревожить его после того, как они с Грейнджер почти воссоединились; была велика вероятность, что это был чертов Уизли, вернувшийся за добавкой.
— Драко, — тихий голос Тонкс просочился через дверь, — Драко, ты проснулся? Я вхожу...
— Нет, не смей, — рявкнул он. — Какого хрена ты хочешь?
— Открой эту чертову дверь.
— Нет.
— Давай, или я сама ее открою.
Он поджал губы от раздражения, осторожно вытащил ноги из-под Грейнджер и покинул постель, ощущая, как парочка красочных ругательств вот-вот была готова сорваться с языка. Он схватил палочку, пересек комнату, приоткрыл дверь и прищуренными глазами посмотрел на Тонкс через небольшой зазор.
— Надеюсь, у тебя веская причина...
— Как она? — спросила Тонкс. — Проснулась?
— Нет.
— Тогда тебе нужно позавтракать.
— О чем ты? — он нахмурился. — Сейчас сколько, шесть утра?
— На самом деле, половина шестого, — исправила она. — Остальные скоро проснутся, и я подумала, что тебе неплохо было бы перекусить. Гарри с Роном захотят проведать ее, и я не смогу долго их задерживать, если ты захочешь побыть с ней наедине.
Драко внимательно посмотрел на нее, пока обдумывал предложение.
— Я не голоден.
— Когда ты в последний раз ел?
— Это не важно...
— Тебе нужно подкрепиться, — настаивала она. — Разве не лучше позавтракать сейчас, когда все еще спят? Да ладно, зато после ты сможешь остаться с ней, а я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы провели как можно больше времени наедине.
— Да Салазара ради... — прорычал он, взглянул на Грейнджер через плечо и покинул комнату. — Ладно, пойдем.
— Не любишь ранние подъемы, да?
— Не тогда, когда моя девушка находится без сознания, а чертова кузина никак не отвалит, — напряженно ответил он и заметил ее довольную улыбку, когда они спускались по лестнице. — Что?
— Ты назвал Гермиону своей девушкой?
— Тебе что, двенадцать?
— Это просто наблюдение...
— Бессмысленное, — проворчал он. — Ты серьезно считаешь, что я был бы здесь, если считал ее случайной знакомой? Чертова идиотка.
— Смени настроение, или в твоем английском завтраке не окажется бекона.
Драко закатил глаза, когда они вошли в кухню; комната, которая еще вчера полнилась беспокойством и яростью, сейчас была совершенно чиста и убрана. Никакой перевернутой мебели, никакого разбросанного декора, никаких пятен крови. Он готов был поклясться, что до сих пор чувствует панику и запекшуюся кровь. Его глаза изучали стол, на котором лежала Грейнджер, и внутри все завязывалось в тугой узел беспокойства.
— Мы должны есть здесь?
— Где еще нам это делать? — спросила Тонкс, пожимая плечами.
— В гостиной?
— Там тело Добби, — ответила она. — Помещение обработали Скорджифаем бесчисленное количество раз. Уверяю, все чисто.
Драко нерешительно сел за стол, а Тонкс произнесла несколько заклинаний для приготовления завтрака. Он дернулся от неожиданности, когда почувствовал прикосновение к голени. Опустив взгляд, встретился с огромными оранжевыми глазами — на его колени в тот же миг запрыгнула лохматая масса рыжего меха.
— Я все думала, куда он делся, — сказала Тонкс. — Это кот Гермионы, Жи...
— Живоглот, — закончил Драко и приподнял бровь, когда животное коснулось холодным носом его ладони. — Да, я знаю. Мерлин упаси ее выбрать красивого кота.
— Зато он умный, — заметила она и со знанием дела посмотрела на Драко, — и умеет разбираться в людях.
Гермиона вскочила в постели с резким выдохом, который, возможно, превратился в крик, если бы ее горло не пересохло до состояния наждачной бумаги.
Голова кружилась, тело было уставшим, но защитные инстинкты сработали незамедлительно — она приступила к поиску палочки или сумки и встревожилась, когда не нашла ни того, ни другого. Она диким взглядом оглядела комнату и, хотя та показалась ей очень знакомой, правда она и не могла понять почему, была слишком насторожена, чтобы расслабиться, ведь прекрасно знала, как легко можно изменить пространство при помощи нескольких хитрых заклинаний.
Она попыталась погрузиться в воспоминания — Мэнор и первый взрыв Круцио, произнесенный визгливым голосом Беллатрисы, но больше она ничего не смогла вспомнить. После этого все было туманно и разрозненно... лишь много криков. Так где же она?
Гермиона провела ладонью по матрасу, ощутив тепло. Одному Мерлину было известно откуда, но она знала, что рядом с ней в постели кто-то лежал, и это крайне сильно ее нервировало.
— Гарри? — позвала она низким грубым голосом, который не могла узнать. — Рон?
Она не ожидала ответа, хоть и надеялась на него. Она ощутила боль и поняла, что ее может стошнить; отголоски последствий беспощадных пыток Беллатрисы заставляли ее тело пульсировать в такт биению сердца. Болело абсолютно все, однако именно рука горела, как свежий ожог, и Гермиона неуверенно осмотрела красную влажную повязку. На секунду она подумала снять ткань, но решила, что разумнее будет оставить все на своих местах, пока не узнает, где находится и кто ей помог.
Гермиона снова провела рукой по матрасу, касаясь остатков тепла чужого тела кончиками пальцев. Тот, кто разделил с ней кровать, ушел недавно. Она еще раз осмотрела комнату, выискивая что-нибудь подозрительное или намекающее на присутствие другого человека, но содержимое было минимальным: кровать, комод, шкаф.
Она несколько минут обдумывала, так ли хороша идея покинуть комнату, и любопытство подтолкнуло ее к решению, пусть и неверному. Отбросив покрывало, она вздрогнула, когда переместилась к краю кровати и спустила ноги на пол, но как только Гермиона перенесла на них вес, то упала. Она застонала, поскольку удар послал резкую волну боли по всему телу; она попыталась встать, но это оказалось бесполезной идеей.
Ее ноги были нетвердыми и слабыми, почти онемевшими, и она вмиг возненавидела затруднительное положение, в котором оказалась. Она никогда не была хрупкой или беспомощной, поэтому неспособность подняться на ноги расстроила ее, особенно после того, как она уже почувствовала себя уязвимой в этой неожиданной ситуации. Она подумала, чтобы поползти к двери, но решила, что этот план небезопасен, поэтому, сконцентрировав всю силу в руках, попыталась заползти на кровать.
— Нет, закончи завтрак, Драко, — сказала Тонкс, — и прекрати так заглатывать, а то подавишься.
Он бросил на нее сердитый взгляд.
— Прошу прощения, должно быть, я прослушал объявление тебя моей нянькой.
— Знаешь, сарказм — низшая форма остроумия.
— Кто бы так ни сказал, был крайне зол на то, что не способен на подобное, — ответил он, отталкивая тарелку и вставая из-за стола. — Все, я закончил.
— Может, стоит взять с собой Живоглота? — предложила она, пока Драко не успел уйти. — Наверное, Гермиона соскучилась по нему, и она бы хотела...
— Не сейчас. Не хочу, чтобы что-либо отвлекало, когда она придет в сознание, или если у нее возникнут какие-нибудь проблемы, потому что этот кот требует слишком много внимания...
— Возникнут проблемы? — повторила Тонкс, нахмурившись. — О чем ты?
Он отвел взгляд.
— Неважно.
— Нет, погоди. О чем ты переживаешь? Ее травмы не излечились?..
— Слушай, я не тупой, — перебил он, — и знаю, что Круцио творит с разумом.
Тонкс с понимающим видом поджала губы.
— Ты боишься, что она тебя не вспомнит? — пробормотала она, наблюдая, как Драко беспокойно сжал кулаки. — Не стоит переживать, обычно жертва днями должна подвергаться пыткам, чтобы это отразилось на ее памяти или...
— Ты недооцениваешь способности Беллатрисы.
— Нет, Драко...
— Да! Именно так! — прокричал он. — Да что с вами, придурки! Не все в жизни заканчивается чертовски блестяще, сверкая от звездной пыли и сияя радугами!
— Я только пыталась...
— Иногда все превращается в дерьмо, и на этом конец истории! Твоя способность с оптимизмом смотреть на жизнь была бы почти впечатляющей, если бы не являлась смешной!
Тонкс нахмурилась.
— Ты издеваешься из-за того, что я не перестаю надеяться?
— Нет, я жалею тебя, потому что ты полагаешься на надежду.
— Ты жалеешь меня, потому что я надеялась, что мой отец не погибнет напрасно или что мой сын вырастет в свободном мире? — тихо спросила она. — Я не полагаюсь на надежду, Драко, но порой она помогает мне пережить некоторые дни, и она поможет нам выиграть эту войну.
— Ну, это твое бредовое мнение...
— Я не верю, что ты находился бы здесь, если бы у тебя не было хоть маленькой крупицы надежды, что Гермиона вспомнит тебя, или что после войны у вас с ней может быть жизнь...
— Хватит. — Он дышал сквозь сжатые зубы. — Сдержи свое слово и убедись, что Поттер с Уизли будут держаться подальше.
Он вышел из кухни, не дожидаясь ее ответа; нервной походкой направился к лестнице, звучно сглотнул, чтобы избавиться от неудобного жара под воротником. Слова Тонкс насчет жизни после войны заставили его забеспокоиться, поскольку он намеренно избегал мыслей о будущем в случае поражения Волдеморта. Вопрос родителей и их неизбежного осуждения Грейнджер означали, что ему придется принять много решений, которые в конечном итоге сильно изменили бы его жизнь — если они все выберутся из этого живыми.
Необходимость планировать будущее казалась маловероятной, когда в настоящем было так много проблем.
Сейчас все, о чем мог думать Драко, — вернуться к Грейнджер и наслаждаться ее компанией, пока она не проснется. Если она его вспомнит… Сейчас это «если» было его единственным приоритетом. Остальное могло подождать на задворках сознания. Он поднялся по лестнице и подошел к спальне, ожидая найти Гермиону в постели, твердо намеренный присоединиться к ней под одеялами, пока та спит.
Он толкнул дверь, сделал несколько шагов в комнату и сразу заметил вспышку знакомых каштановых волос, сбившихся набок, а после широко распахнутые карие глаза, по которым тосковал — они смотрели на него в ответ. Он замер на месте в паре шагов от нее, дыханье сперло в горле; они молча смотрели друг на друга в течение самой долгой минуты в их жизни.
Она полулежала на кровати, неловко удерживая вес на руках, и смотрела на него через плечо. Она ахнула от удивления, на лице было написано ошеломление; он вглядывался в ее лицо, выискивая намек на узнавание, но Гермиона лишь смотрела ему в глаза, словно ожидая его исчезновения.
Она моргнула, и время возобновило свой ход.
Драко не смог понять, то ли руки подвели Гермиону, то ли она хотела броситься к нему, но она развернулась всем телом, и Драко, подгоняемый защитным инстинктом, подхватил ее, оберегая от падения. Она лишила его равновесия, и они опустились на пол; ее движения были отчаянно неуклюжими, она практически вцепилась в него ногтями, царапая грудь, пока не обхватила руками шею, крепко прижимая его к себе. Она хваталась за него, словно прошли годы, а не месяцы; пальцы болезненно впивались в его лопатки, но ему было плевать.
Он приобнял ее за талию, запустил руку ей в волосы и перекинул пряди за спину, чтобы прикоснуться губами к нежному месту за ухом, ощутить биение сердца. Не поцелуй, лишь касание — кожа к коже.
Она прижимала его так крепко, что начала дрожать, она обнимала его всем телом, наполняя его волосы своим дыханием, покидавшем ее мелкими, неглубокими выдохами.
— Ты помнишь меня.
Он не собирался произносить этого вслух, и если бы не находился так близко к ней, она бы ни за что не расслышала этих слов.
— Невозможно забыть, — пробормотала она. — Ты… вырезан во мне.
Он закрыл глаза. Ее голос звучал иначе: был скрипучим и грубым; тем не менее, было облегчением снова услышать его. Она ощущала тепло и реальность происходящего, чувствовала, словно могла раствориться в нем, полностью потеряться. Он же никогда прежде не чувствовал себя таким разбитым и беззащитным, но был слишком поглощен ею, чтобы обращать внимание на себя.
Сколько времени прошло? Два месяца? Казалось, что намного больше, но бессонные ночи слились в единый поток бесконечного времени. Их разлука в Хогвартсе была столь стремительной и разрушительной, а вчера, когда он обессиленно наблюдал, как она истекала кровью... черт, все было настолько интенсивно, но теперь заменилось спокойствием и... стало легче дышать.
Гермиона не могла бороться с нуждой прикоснуться к нему, вонзалась ногтями в лопатки, шею, зарывалась пальцами в волосы. Его запах был таким, каким был всегда — мускусный и прекрасный; она уткнулась носом ему в плечо, пока аромат не окружил ее. Сердце колотилось в груди так быстро и громко — от волнения, шока, благоговения; ее грудь распирало от эмоций. Оставив несколько целомудренных поцелуев на его шее, она закрыла глаза и почувствовала, как по щекам потекли неизбежные слезы.
Драко отстранил ее на несколько дюймов, соприкоснувшись с ней носами, и она на мгновение затаила дыхание от его близости. Теперь она могла его рассмотреть: предательские морщинки и тени, оставленные бессонницей, окружали глаза, уголки губ были опущены. Он отвел взгляд, посмотрел на одну из слезинок, и она почувствовала, как он ослабил объятия и беспокойно нахмурился.
— Я сделал тебе больно?
— Нет-нет-нет, конечно нет, — быстро заверила она. — Я просто... так рада тебя видеть. По правде говоря, не была уверена, что это случится. — Последнюю фразу она произнесла, чуть не задохнувшись, но смогла скрыть эмоции; погладила большим пальцем его по скуле. — Я скучала по тебе.
Он задумался, как у нее это получается — держать открытыми сердце, разум и душу. Он хотел сказать ей сотни слов, но знал, что не станет, и не потому, что признание могло бы сделать его слабым в ее глазах, а потому что находил действия более весомыми.
Поэтому он склонился к ней и поцеловал.
Не жестко, не нежно, но достаточно сильно для того, чтобы она ощутила его искренность, чтобы поняла, что он чувствует благодаря ее близости. Этот жест не носил пламенных оттенков или потаенных похотливых намеков. Это был лишь поцелуй, чистый поцелуй.
Он охватил ее лицо ладонями, погрузил пальцы в кудри, и вздох Гермионы коснулся его подбородка прежде, чем Драко коснулся ее губ. Он отстранился и снова поцеловал ее, а затем снова, и снова, и снова, каждый раз с большей страстью. Он слегка посасывал и прикусывал ее губы, пока они, раскрытые и влажные, полностью не соприкоснулись, запирая их общий вздох.
Гермиона прислонилась своим лбом к его и облегченно выдохнула; они оставались в таком положении несколько минут, Драко потирал большим пальцем ее щеки. Но все закончилось слишком рано.
Она отстранилась с тревожным выражением лица.
— Мальчики, — сказала она, — Гарри и Рон, они...
— Они в порядке, — ответил он, сопротивляясь соблазну прокомментировать или закатить глаза. — Все в порядке и все здесь...
— Все? Были другие?
— Лавгуд, Томас и Олливандер, — перечислил он. — Они все в порядке. Черт, мне кажется, Лавгуд перебрала валерианы и уже готова взобраться на воображаемое майское дерево [1].
— Драко...
— Ты пострадала сильнее всех, Грейнджер, — мрачно произнес он. — Поверь, остальные в норме.
— Хорошо, это хорошо, — рассеянно пробормотала она. — Но тогда как...
— Грейнджер, если собираешься устроить мне допрос в духе Шведской инквизиции волшебников 1512 года, тогда нам стоит встать с пола.
— Эта инквизиция была в 1496 году.
Он не сдержался и усмехнулся от ее исправления — типичное поведение, не зависящее от обстоятельств, и близость ее знакомого ученого нрава мгновенно успокаивали.
— Ты ошибаешься, и мы можем обсудить это на кровати, если ты действительно…
— Погоди, нужно… я не могу, — неуверенно пробормотала она, и Драко заметил ее смущение. — Я не совсем чувствую ноги. Должно быть, заклинание повлияло на нервные окончания… наверное. Нейропраксия или что-то похожее. Ты не мог бы… не мог бы помочь мне?
Он знал ее достаточно хорошо, чтобы заметить недовольство подобной просьбой о помощи, поэтому в ответ просто кивнул головой и, воздержавшись от комментариев, решил позже рассказать об этом Тонкс. Он оттолкнулся ногой и поднял Гермиону, одной рукой подхватив ее под колени, а другой поддерживая за спину, и, прижимая к груди, осторожно перенес на кровать.
И снова — все так знакомо. Он почти испытал ностальгию. Не хватало лишь глупых маггловских книг, надоедливого кота, мурчащего у ног, и все стало бы как прежде. Она таяла в его руках, словно это было самой естественной вещью в мире; он обнял ее так же, как всегда, и расслабился у нее под боком, опустив подбородок на плечо.
— Такое чувство, словно я вернулась домой, — нежно прошептала она, будто обращаясь к самой себе. — Драко, где мы?
— В доме Тонкс.
— Мне показалось, в какой-то момент я начала его узнавать. Эта комната очень похожа на ту, в которой я останавливалась, бывая здесь, — она сделала паузу. — Но почему здесь ты?
— Тонкс забрала нас с Блейзом из дома Андромеды.
— Ты был у Андромеды? Так вот куда тебя перенес портключ? — спросила она. — Это… было очень мудрым решением со стороны МакГонагалл.
— Ты называешь его мудрым, я же считаю безумным.
— Тебе там было так плохо? — спросила она, склонив голову, и с сомнением посмотрела на него. — Ты довольно легко называешь ее «тетя Дромеда».
Драко заколебался, облизнул губы.
— Все стало лучше, чем было. Наверное.
— Ты сказал, что Тонкс забрала вас с Блейзом? С Блейзом Забини?
— Да, некоторые из нас остановились у Андромеды, — сказал он. — Блейз, Тео, Булстроуд, Дэвис, Блетчли и я. Она управляет тайным убежищем, обеспечивающим безопасность слизеринцам, от которых отреклись родители, потому что те отказались следовать за Сама-Знаешь-Кем.
— Ничего себе, — выдохнула Гермиона. — Знаешь, я не раз задумывалась, что же случилось с некоторыми из ребят с твоего факультета. Наверное, Андромеда очень храбрая. Я слышала о Теде. Не представляю, как она справляется, заботясь о группе людей, которых почти не знает… Не могу представить.
— Она в порядке.
— Так почему Тонкс забрала вас сюда?
— Ну, не побоюсь прозвучать, как одна из двойняшек-сплетниц Треплотил…
— Патил.
— Знала бы ты, как мы называли их в гостиной Слизерина, — пробормотал он. — В общем, Блейз здесь, потому что они с Лавгуд вроде как вместе.
Гермиона моргнула.
— Луна? Луна с Блейзом?
— Похоже, ее отец помогал тете Дромеде с убежищем, и Лавгуд часто бывала там, — небрежно произнес он, — настолько часто, что они с Блейзом начали свое маленькое…
— Так вот почему она исчезала из Хогвартса, — прошептала Гермиона, ни к кому не обращаясь. — Это… определенно интересное развитие…
— Думаю, более подходящим будет назвать это «ужас какое странное».
— Разве мы в праве их судить? — быстро ответила она. — Наши отношения вряд ли будут считаться обычными большинством наших знакомых.
Он выгнул бровь, с неохотой соглашаясь, и поцеловал ее в шею.
— Есть еще вопросы?
— Сотни, — она вздохнула. — Я хотела бы больше узнать о Блейзе с Луной и многом другом, но на данный момент, пожалуй, уже хватит об этом.
Драко зажмурился.
— У меня есть несколько вопросов.
Он почувствовал, как она напряглась в его объятиях, и он знал, что она готовится к неизбежному обсуждению членов его семьи и их причастности к пыткам в его отчем доме. Эта тема висела между ними тяжелым предчувствием, и он сожалел, что должен был поднять вопрос; ему нужно было знать.
— Ладно, — осторожно сказала она, — что ты хочешь знать?
Он обнял ее немного крепче и задумался, с чего начать.
— Что с тобой случилось, Грейнджер?
— Егеря нашли нас и отвезли в Мэнор, — начала она отстраненным голосом. — Они хотели призвать Сам-Знаешь-Кого, но у нас был меч Гриффиндора, и твоя тетка Беллатриса…
— Не называй ее моей теткой, — внезапно перебил он низким, скрипучим голосом. — Продолжай.
— Ну, Гарри и Рона куда-то увели, — сказала она и тяжело сглотнула. — Беллатриса начала расспрашивать меня о том, откуда у нас меч; она пытала меня, — Гермиона почувствовала, как он напрягся. — Я… я помню, что она использовала Круцио, но после этого — темнота. Все словно в тумане.
Драко глубоко вздохнул.
— Там были мои родители?
— Твои родители… — тихо повторила она, — эм-м… да, были. Твой отец выглядел довольно слабым, словно его пытали.
— А мать?
— Твоя мать, — пробормотала она, хватаясь за нечеткие воспоминания… и вдруг они настигли ее, и Гермиона ахнула: — О боже, твоя мать!
— Что? Она навредила тебе?
— Нет-нет. Мерлин, теперь я вспомнила. Она знает.
— Знает что? — спросил он, пытаясь сохранить терпение. — О чем ты…
— Она знает о нас, — ответила Гермиона. — Она использовала на мне Легилименцию и увидела нас. Увидела нас вместе. Я чувствовала, как она искала тебя в моей голове, и я знаю, что она нашла воспоминания о тебе.
Драко широко распахнул глаза.
— Что она сделала?
— Она… — на мгновение Гермиона замолчала, — она хотела узнать, где ты был и… предложила мне помощь.
— Что? — спросил он, совершенно сбитый с толку услышанным. — Ты уверена?
— Да, абсолютно. Но это ведь хорошо, да?
Он задумчиво нахмурился.
— Не уверен, — признался он. — Наверное.
Они оба замолчали; Драко задумался о многозначительном и удивительном рассказе Гермионы о действиях его матери в Мэноре. Оглядываясь назад, он осознал, что подготовился к наихудшему сценарию, практически ожидая услышать историю, в которой его родители внесли вклад в сумасшедшие пытки над Грейнджер. Ему казалось, что он должен чувствовать облегчение, возможно, благодарность, но смог распознать лишь недоумение и неуверенность.
— Знаешь, — произнесла Гермиона, когда молчание между ними стало казаться слишком долгим, — моя мама говорила, что самые опасные в мире люди — это родители, которые любят своих детей, потому что ради них они и убьют, и умрут. Твоя мать любит тебя, Драко. Думаю, она просто хотела сделать все возможное, чтобы найти тебя.
— Хм, — он нахмурился, не зная, что ответить. — Ты сказала ей, где я был?
— Нет, не смогла. Думаю, я была слишком ранена. А потом что-то произошло... я помню люстру, но на этом все. Как мы сбежали?
— Не знаю.
— Но ты уверен, что все в порядке?
— Да, все в порядке. — он кивнул, — лишь несколько шишек и царапин. Как я и сказал, ты пострадала сильнее всех.
— Теперь я вспомнила, как получила это, — пробормотала она, и Драко опустил взгляд и увидел, как она теребит повязку вокруг предплечья.
— Не смотри на это, Грейнджер.
Конечно, она не послушала, и он съежился, наблюдая, как она сняла липкую, окрашенную кровью ткань и уставилась на ужасную метку. Она вздрогнула.
— Уродливо, правда?
Драко не был уверен, сказала она это о шраме или самом слове «грязнокровка», но он поднял руку и закрыл ладонью рану, не прикасаясь к ней, поскольку та все еще выглядела воспалённой и болезненной.
— Это ничего не значит, — прошептал он ей на ухо.
Она ничего не ответила, но потянулась к его свободной руке и закатала рукав, чтобы обнажить Темную метку. Она повторила его действия: прикрыла ее ладонью и прошлась пальцами по его запястью в успокаивающем жесте.
— Твоя тоже ничего не значит.
Какое-то время они неподвижно лежали в тишине, застывшие во времени, и лишь ритмичные синхронные подъемы груди указывали на наличие жизни. Гермиона первой нарушила момент, вздохнула и повернула голову, чтобы поцеловать его в уголок рта.
— Думаю, стоит сказать остальным, что я в порядке, — нежно произнесла она. — Ты поможешь мне...
— Грейнджер, подожди, — перебил он и скривился, изо всех сил пытаясь найти слова, которые хотел сказать. — Прошли месяцы. Давай... Позволь нам несколько безмятежных часов, пока твоя личная Голгофа настойчиво не попытается тебя задушить.
Она слегка рассмеялась.
— Хорошо, — согласилась она. — Но ты же знаешь, что можешь получить столько часов, сколько захочешь, Драко? Часов, дней, месяцев... сколько захочешь.
Он прикоснулся губами к ее шее, чтобы не поддаться соблазну и не произнести «лет». Во-первых, потому что для него подобный ответ оказался бы слишком слащавым, а во-вторых, он просто не был уверен — возможно, у них не было этих лет.
Он вспомнил свой утренний разговор с Тонкс и осознал, что не жалел ее из-за наличия надежды.
Он ей завидовал.
[1] майское дерево — http://fehta-cult.blogspot.com/2015/04/blog-post_20.html
====== Глава 34. Дружба ======
Саундтрек:
Joshua Radin and Maria Taylor — When you Find Me
Hurts — Illuminated
Драко предположил, что прошло четыре часа с момента пробуждения Грейнджер, которые они провели за тихими разговорами, перемежающимися долгими паузами уютной тишины. Он рассказал о пребывании в доме Андромеды, о получении известия о смерти Теда — и это ее расстроило, — а после о рождении Тедди — это ее обрадовало. В ответ она рассказала о реакции Поттера на новость об их неожиданных отношениях, успехах в поиске крестражей; она рассказывала с такими доверием и легкостью, как будто любые долгие сомнения насчет его лояльности полностью исчезли.
Словно он был одним из них.
Он заметил, что она воздержалась от упоминания Уизли, чему на данный момент он был очень рад. Упоминание ее бывшего любовника только бы раздражало, а он не хотел нарушать спокойный удовлетворенный настрой, когда он только вернул ее; именно поэтому он не поднимал вопрос о трюке, который она провернула с ним в Хогвартсе. Казалось, что они провели в разлуке целую жизнь, но воспоминания о ее жестоком Петрификусе и брошенном в руки порт-ключе были свежи, словно произошли вчера; все обиды и вопросы по-прежнему оставались с ним и ждали своих ответов.
Но тема могла подождать, если это позволит им ещенемного насладиться миром.
— Драко?
— М-м-м.
— Ты не… Не уверена, как спросить. Я о том, что… ты не…
— Просто спроси, Грейнджер, — вздохнул он. — Тебе не кажется, что мы прошли период, когда остерегались реакций друг друга?
— Ты больше не чувствуешь неудобства из-за наших отношений, — с опаской произнесла Гермиона. — Ты не борешься с этим.
— Это казалось слегка бессмысленным. — Он пожал плечами.
— Но почему? Что изменилось?
Он задумался, глубоко вздохнул.
— Все осталось по-прежнему, в этом и состояла проблема, — ответил он, решив, что она заслуживает честности, несмотря на протесты гордости. — Расстояние ничего не изменило, Грейнджер, ты все еще сидела у меня под кожей. Противиться этому сейчас было бы бессмысленно и самоубийственно.
Гермиона тихо хмыкнула, и он подумал, что она улыбалась.
— Я тоже скучала, Драко.
Спустя некоторое время, укутавшись в его объятия, Гермиона уснула, тихо дыша ему в грудь. Взглянув на небо, Драко предположил, что примерно настал полдень — часы неслись довольно быстро, учитывая, что он вообще не двигался. Он пытался уснуть вместе с ней, но разум был переполнен мыслями: о родителях, войне и их с Гермионой месте среди этого. Единственный вывод, к которому он пришел, состоял в том, что он был влюблен в Грейнджер до такой степени, что эта мысль затмевала все остальные, делая их нечеткими и неуместными.
Да, он любил ее и осознавал, что это чувство с ним дольше, чем хотелось бы признавать.
Он чувствовал себя одновременно и уязвленным, и преисполненным силы; когда разум находился между безмятежностью и безумием, в этом могла быть виновата только любовь.
Не было никакого смысла обманывать себя. Все-таки он сам ей обо всем рассказал — признался шепотом прошлой ночью, пока она спала, и неважно, что она не услышала. Драко был уверен, что слова всегда казались слишком ненадежными и неловкими, когда он изо всех сил пытался выразить себя, поэтому надеялся, что действий будет достаточно. Он знал, что Грейнджер никогда не попросит его о признании — и это в ней было прекрасно.
Наверное, она спала уже около четырех часов, когда раздался стук в дверь, и Драко недовольно заворчал. Он проигнорировал звук, будучи уверенным, что наконец явились Поттер с Уизли, чтобы разрушить их мир, а он старался всеми силами отсрочить этот момент.
— Драко, — раздался приглушенный голос Тонкс, — Драко, это я. Подойди к двери.
— Твою ж… — прошипел он, осторожно вставая с кровати, чтобы не потревожить спящую Грейнджер. Он открыл дверь и окинул Тонкс яростным взглядом. — Женщина, от тебя хоть как-нибудь можно избавиться?
— Знаешь, вежливо было бы…
— Разве я считаю тебя вежливым человеком? — возразил он. — Ладно, все равно я думал, что это Поттер с Уизли.
— Мне кажется, Луна переусердствовала со Снотворным зельем, — сказала она, — они до сих пор в отключке.
— Они меня не волнуют, пока не маячат перед глазами.
— Как Гермиона? — спросила она, проигнорировав его комментарий. — Еще не проснулась?
— Проснулась и снова уснула.
— Ну, я не слышала криков, да и ты все еще цел, — заметила она с усмешкой, — полагаю, она тебя помнит?
— Кажется, с ее памятью все в норме.
— Видишь, я была права. Говорила же, что проблем с памятью не будет.
— Поздравляю, — насмешливо произнес он, — я позабочусь, чтобы тебе присвоили медаль.
— Вот я везучая! Как заживают ее раны? Она хорошо себя чувствует?
Он опустил взгляд и нахмурился.
— У нее проблемы с ногами. Она сказала, что почти не чувствует их и как-то это назвала, не могу вспомнить… Неро… Неро-праксия, вроде бы.
— Нейропраксия?
— Пожалуй.
— Это маггловский термин, — объяснила она. — Наверное, тебе он известен под названием «онемение конечностей». Это довольно частый побочный эффект от Круцио.
— Звучит знакомо, — кивнул он. — Значит, это не проблема?
— У меня есть зелье, которое поможет, так что через неделю-другую она снова сможет нормально ходить. Скорее всего, через две, учитывая ее травмы, но до тех пор ей понадобится помощь.
— Разве было бы не лучше, если бы она оставалась в постели?
— Нет, нужно двигаться, это поможет зелью распространиться в организме, — сказала она. — В любом случае, Гермиона не захочет оставаться прикованной к кровати, это сведет ее с ума.
Драко согласно хмыкнул.
— Где зелье?
— В шкафу в этой комнате. Мне нужно будет проверить ее и убедиться, что дело действительно в онемении, а не чем-то более серьезном.
— Более серьезном? — повторил он. — О чем ты?
— Нужно удостовериться, что это не паралич, — сказала Тонкс. — Уверена, что это не он, но все равно нужно проверить, прежде чем давать зелье. Почему бы тебе не спуститься и не перекусить? Кое-кто внизу хочет тебя увидеть.
— Нет, я не…
— Драко? — раздался голос Гермионы из спальни. — Почему ты вышел? Мне послышалась Тонкс?
Он раздраженно выдохнул, бросил колкий взгляд на Нимфадору и вернулся в комнату; Тонкс шла за ним след в след, желая поскорее увидеть Гермиону. Он остановился на полпути, смущенно наблюдая за дружескими объятиями и ощущая себя не в своей тарелке. Настал момент, которого он так боялся — момент, когда люди начнут проникать в ее жизнь, и это беспокоило его.
Они принадлежали ее миру, а он находился на окраине их маленькой компании, главным образом по собственному выбору, но отчасти потому, что не разделил их опыт, да и вопрос доверия был очевидной проблемой. С момента начала отношений они с Грейнджер ни разу не находились в обществе, в Хогвартсе всегда таились в собственной маленькой паутине секретов; он размышлял, может ли на ней сказаться возвращение людей в ее жизнь.
Изменится ли ее отношение под натиском их мнения? Не повлияют ли их негативные суждения и комментарии на них? Решит ли она, что слишком чиста для него?
Словно прочитав мысли Драко, она встретилась с ним взглядом через плечо Тонкс и с обожанием улыбнулась; он ответил напряженным кивком и подумал, что должен больше ей доверять. Ее характер нельзя было назвать переменчивым, ведь так? Она была своевольной, упрямой, она была на его стороне. Однако сомнения по-прежнему продолжали его терзать.
— Как ты себя чувствуешь, Гермиона? — спросила Тонкс.
— Я в порядке.
— Честно?
— Честно, — выдохнула она. — Тело немного побаливает, но это терпимо. Скоро все пройдет.
— Грейнджер, расскажи все, — вмешался Драко, — ты не можешь ходить.
Она нахмурилась, словно не считала это проблемой.
— Да… мои ноги потеряли чувствительность. Думаю, дело в небольшом повреждении нервов или еще чем.
— Считаешь, это онемение конечностей? Мне нужно тебя осмотреть, — пробормотала Тонкс и обернулась к Драко. — Почему бы тебе не спуститься вниз, чтобы перекусить?
— Мне и здесь хорошо, — огрызнулся он более грубо, чем намеревался. — Не понимаю, зачем уходить…
— Мне нужно сосредоточиться, и сделать это без тебя будет легче, — объяснила она. — А еще я сказала, что внизу тебя кое-кто…
— Мне насрать.
— Драко, все в порядке, — Гермиона тихо вздохнула и продолжила спокойным тоном: — Я проголодалась, поэтому скоро присоединюсь к тебе внизу, и мы поедим. Это не займет много времени.
Она с улыбкой смотрела на него успокаивающим взглядом, почти умоляя послушаться, именно поэтому он смягчился. Драко недовольно поджал губы и, бросив на Тонкс надменный взгляд, вышел из комнаты.
По правде говоря, он не имел ничего против Тонкс. Иногда она выводила его из себя, но в то же время являлась одной из немногих, кто не стал громко высказываться против него в жизни Грейнджер; он неохотно признавал, что в сложившихся обстоятельствах союзники лишними не будут. Одному Мерлину было известно, почему она оттаяла по отношению к нему, но он намеревался воспользоваться этим.
Его раздражало, что Тонкс вынудила его покинуть комнату. Они с Грейнджер и суток вместе не провели, а его уже задвинули подальше. Поттер, Уизли, Лавгуд и каждый другой невыносимый идиот захочет побыть с ней; ему не понравилась идея сражения за ее общество. Сжав челюсти он решил, что подумает об этом позже. Он зашел в кухню и закатил глаза, увидев знакомое лицо рядом с Блейзом.
— Да чтоб меня…
— А вот и он, — усмехнулся Тео. — Как поживаешь, солнышко? Выглядишь дерьмово.
— Какого черта ты здесь забыл?
— Тонкс вернулась к Андромеде, чтобы забрать малыша, и привела меня с собой, — объяснил он. — Знаешь, вы с Блейзом — это нечто. Я отошел в душ минут на десять, и тут все как завертелось…
— Это едва ли было чем-то забавным, Тео, — пробормотал Блейз уставшим голосом.
— Может, и нет, но это было самым интересным, что произошло в том чертовом доме за последнее время, — ответил он. — Я опасаюсь отлучиться в сортир, вдруг еще что-нибудь пропущу.
— Мерлин, ну ты и придурок.
— Мне уже говорили.
Блейз покачал головой и внимательно посмотрел на Драко.
— Грейнджер в порядке?
— Тебе реально есть до этого дело?
— Тебе уж точно есть, — возразил он. — Я видел ее ранения, и я просто спрашиваю.
Драко сжал челюсти, сел за стол и, прежде чем ответить, с опаской изучил парней.
— Она не может нормально ходить, — медленно произнес он, сохраняя стоическое выражение. — Считает, что это просто онемение конечностей, оно может оказаться временным. Тонкс проверяет ее состояние.
Блейз потер подбородок.
— Все могло быть хуже, друг.
— Этого вообще можно было избежать! — яростно крикнул он. — Я хочу знать, какого хера Уизли говорил, что это его вина.
— Ах, да, Вислый, — заметил Тео. — Сюжет все насыщеннее. Я уже занял местечко в первом ряду для наблюдения за этим неизбежным противостоянием.
— Вот и хорошо, сможешь подержать его для меня.
— Должно быть весело, — подхватил Тео, и Драко не смог удержаться от ухмылки. — Небольшое уизлизбиение — звучит как лекарство.
— Разве между Уизли и Грейнджер ничего не было? — спросил Блейз.
— Было, — подчеркнул Драко, — и теперь это не имеет никакого значения.
— Возможно для тебя или Грейнджер, но судя по вчерашнему поведению Уизли, когда он оттолкнул тебя от нее, он может до сих пор верить…
— Он может верить, во что угодно, — прорычал Драко. — Я знаю свое место, и буду более чем счастлив указать Уизли на его.
Дверь открылась, и они вскинули головы; Драко не смог подавить желание закатить глаза, когда Луна зашла в кухню со своим обычным отстраненным выражением лица, слегка подпорченным заживающей на губе раной и несколькими синяками на лице. Она села рядом с Блейзом и невинно погладила его по щеке, словно не замечая Драко и Тео, пока не откинулась на спинку стула и не посмотрела на них.
— Где ты была? — спросил Блейз.
— Проверяла как там Гарри и Рон, они оба еще спят.
— Охренеть, Лавгуд, — сказал Тео, — наверное, ты дала им столько Снотворного зелья, что и нескольких горных троллей свалило бы.
— Видимо, я слегка недооценила дозу, — пожав плечами, она посмотрела на Драко. — Как Гермиона?
— Проснулась, — ответил он. — Она сказала, что спустится перекусить.
— Так Грейнджер будет кушать с нами? — спросил заинтригованный Тео, приподнимая бровь. — Будет интересно.
Драко заскрежетал зубами.
— Если ты скажешь хоть что-нибудь из ряда вон выходящее, Нотт, я блять…
— Полегче, блондиночка, — прервал он с широкой улыбкой, — я не стану прикалываться над твоей подружкой. Мне просто интересно, как она отреагирует на наше общество. Насколько я помню, в последний раз мы виделись на Зельях, где я кошмарил ее. И вроде бы на пару с тобой.
— Не думаю, что ты устрашаешь, — сказала Луна. — Я не ощущала никакого беспокойства в нашу первую встречу в доме Андромеды.
— Если уж на чистоту, Лавгуд, тебя можно было бы засунуть в комнату к какому-нибудь дракону, стаду кентавров и двадцати злобным вейлам, но ты бы все равно попыталась подружиться со всеми, натащив кексов, тыквенного сока…
— Осторожнее, Тео, — огрызнулся Блейз, хотя Луну совсем не задело его высказывание.
— Слушай, я просто говорю, что это будет странно, — пробурчал он. — И все станет еще хуже, когда Поттер и Уизли проснутся. Ну, хоть над этим дуэтом смертников я могу поиздеваться? Миллисента ведь не потрахивает втихаря Поттера, а?
— Да Мерлина ради! — проворчал Блейз. —Это было так необходимо?
— Я подарил тебе волнующий ментальный образ?
— Мне насрать, что ты скажешь Поттеру или Уизли, — произнес Драко, ухмыльнувшись Тео. — Ни в чем себе не отказывай, только…
— …не будь козлом по отношению к Грейнджер, — закончил он. — Да-да, понял.
— Знаешь, ты мог бы попытаться быть вежливым с Гарри и Роном, — мягко предложила Луна и поймала на себе три циничных взгляда. — Или, по крайней мере, не провоцировать их.
— Прошу прощения, — Тео высокомерно усмехнулся, — понятия не имею, что ты только что сказала. Я слышал слова, но они не имели никакого смысла.
— Ненавижу соглашаться с Тео, но ты слишком надеешься на это, — пробормотал Блейз. — У нас очень долгая история, так что препирательства неизбежны.
— И не похоже, что Поттер и Уизли будут вежливы с нами. — Драко нахмурился. — Черт, да я уверен, что Уизли уже настрочил список оскорблений на случай, если они вылетят у него из головы.
— Мне кажется, было бы здорово, если бы все подружились, — мягко произнесла Луна, серьезно посмотрев на Драко. — Думаю, Гермиона тоже хотела бы, чтобы все поладили.
Тео фыркнул.
— А я бы хотел устроить развратные выходные с близняшками Патил, но этому не сбыться.
Гермиона скривилась, выпив тошнотворное комковатое зелье, которое проскользнуло по горлу и приземлилось в желудке, подобно куску влажного цемента.
— Ужасно, — она закашлялась и вернула пустой фиал Тонкс. — На вкус как заплесневелая каша.
— Значит зелье верное, — Тонкс пожала плечами, посмеиваясь над гримасой Гермионы. — Давай подождем минутку, чтобы оно вступило в силу, и посмотрим, как отреагируют ноги.
— Хорошо, — согласилась она. — Значит, мне нужно пить это каждый день?
— Да, пока твои ноги снова не заработают. Каждая доза должна по чуть-чуть возвращать чувствительность. Через пару недель все вернется в норму.
— Пару недель? Нет способа ускорить?..
— Гермиона, я знаю, ты не хочешь сидеть на месте, но тебе нужен отдых, — медленно произнесла Тонкс. — Если повезет, исцеление займет лишь неделю, но твое тело прошло через ад…
— Я уже чувствую себя лучше.
— Лишь потому, что магические методы исцеления эффективнее маггловских, не значит, что ты в порядке. Нужно потратить какое-то время на восстановление.
Опустив плечи, Гермиона вздохнула и пораженно склонила голову.
— Ладно. Ты не видела мою сумку? Я хотя бы проведу несколько исследований.
— И сумка, и одежда в нижнем ящике, — ответила Тонкс, указывая на комод в углу комнаты. — Вообще-то, я собиралась все выстирать.
— Дай мне сначала взглянуть, уверена, в карманах что-то было.
— Хорошо.
— Итак, — выдохнула Гермиона, восхищенно улыбнувшись. — Поздравляю! Каково быть мамой?
— Чудесно, — ответила Тонкс, не раздумывая. — Конечно, я не спала с момента его рождения, но это неважно. Он само совершенство. Мы назвали его в честь папы — Тедди.
— Где он сейчас? Его можно увидеть?
— Он с Ремусом. Думаю, они вздремнули, но я покажу его после сна. Хочу, чтобы Гарри тоже его увидел. Мы решили, что он должен стать крестным отцом. Сейчас он спит, так что пока я ему ничего не сказала.
— О, уверена, Гарри будет так тронут. Не возникло проблем из-за крови оборотня?
— Нет, он унаследовал мои способности метаморфа. Его волосы изменили цвет примерно через час после рождения. Ремус вздохнул с облегчением.
— Я очень за вас рада, — искренне произнесла Гермиона, сияя от счастья. — Когда Драко рассказал мне, я… было так приятно услышать хорошие новости.
Тонкс задумчиво потерла губы.
— Почему ты не рассказала мне о Драко?
Из-за резкости вопроса Гермиона на мгновение потеряла дар речи.
— Ну… Потому что ты назвала бы меня сумасшедшей, а после воззвала к чувству долга.
— Гермиона…
— Ладно, наверное, я немного сгущаю краски, но ты наверняка подумала бы, что я слегка не в себе.
Тонкс усмехнулась.
— Думаю, все мы немного не в себе, но да, я понимаю, о чем ты.
— Знаешь, я собиралась открыться. Когда мы встретились в Хогсмиде, я почти рассказала тебе, но было так много всего, что требовалось обдумать.
— Например?
— Я не могу рассказать, как Драко появился в Хогвартсе, — задумчиво произнесла Гермиона, — это поставит под угрозу кое-кого.
— Все в порядке, — кивнула Тонкс, — мама сказала, он не говорил ничего конкретного на этот счет, поэтому мы и решили, что здесь замешана третья сторона, желающая остаться неизвестной. Детали не так важны.
— Значит, ты не считаешь меня безумной? Из-за наших с Драко отношений.
— Сначала я в них не верила, но мама объяснила кое-что, рассказав о жизни Драко у нее, а кое-что я видела своими глазами.
— О чем ты?
— Вчера, увидев твои ранения, — уточнила она, — или узнав, что ты в Мэноре, он так резко отреагировал, что развеял все мои сомнения — он любит тебя.
Гермиона склонила голову и смущенно улыбнулась, наслаждаясь ощущением успокаивающего тепла, расцветающего в груди.
— Спасибо, — прошептала она, — за понимание.
— Не пойми меня неверно, я по-прежнему отношусь к нему с подозрением, — осторожно произнесла Тонкс, — но для того, что он сделал, требуются яйца. Он пошел против семьи и Сама-Знаешь-Кого, и для меня этого достаточно, чтобы дать ему шанс. Должно быть чертовски трудно принять решение и отказаться от долга, оставить все, что знаешь, и уповать на милость тех, кто в свое время был тебе врагом.
— Очень надеюсь, что Гарри и Рон увидят все в таком же свете, — призналась она. — Драко упомянул, что здесь Блейз Забини?
— Да, и Теодор Нотт тоже. Они и еще некоторые слизеринцы перешли на нашу сторону и оставались с моей мамой. Мы называем их «Просвещенными», о них известно лишь нескольким членам Ордена: Лавгудам, МакГонагалл, нам с Ремусом. Безопаснее всего держать это в секрете.
— Как Гарри и Рон отреагировали на их присутствие?
— Луна дала им Снотворное зелье, и они до сих пор спят, — объяснила она, — но когда проснутся, им придется научиться вести себя прилично друг с другом, я сказала об этом и Тео с Блейзом. Не собираюсь мириться с глупыми перебранками в собственном доме.
— Это разумно, — согласилась Гермиона, задумчиво хмыкнув. — Знаешь, я нахожу переход слизеринцев совершенно… утешающим.
— Они все еще немного грубы, — усмехнулась Тонкс. — Тео в частности. Но они не плохие люди, просто родились в неправильной среде и были неверно поняты. Сама поймешь, когда увидишь.
Гермиона почувствовала, как внезапно скрутило живот — укол боли и опасений в преддверии встречи с Тео и Блейзом. Не так давно в коридорах Хогвартса они прошли бы мимо, окинув друг друга кислым взглядом и пробормотав под нос какие-нибудь гадости; но теперь все изменилось, ведь так?
— Ладно, — сказала она, откидывая одеяла, — давай проверим, как там мои ноги.
Драко барабанил пальцами по столу и ерзал на стуле; взволнованный и слегка озадаченный, он в очередной раз перевел взгляд на дверь. Нетерпеливо вздохнув, он тряхнул челкой и решил, что подождет еще пять минут, а после пойдет и проверит, что же так задержало Грейнджер с Тонкс; и если придется, он принесет ее сюда.
— Драко, — позвала Луна.
— Что? — огрызнулся он, но, казалось, она не обратила внимания на его тон.
— Хочешь чаю?
— Нет.
— Точно? — спросила она, поднимаясь с места. — Возможно, травы сделают тебя менее…
— …стервозным, — закончил Тео. — У тебя те самые дни, приятель?
Какой бы ответ ни вертелся у Драко на языке, он так и не успел сорваться потому, что открылась дверь и Грейнджер прохромала в кухню; ее походка была неуверенной, она опиралась на плечи Тонкс для поддержания равновесия. Было очевидно, что она прикладывала много усилий: дыхание сбилось, щеки раскраснелись, но она предсказуемо отказывалась считать себя ослабшей. Он встал, когда Гермиона заметила Лавгуд и оторвалась от Тонкс, чтобы поприветствовать ее отчаянно неуклюжим объятием, которое почти сбило Луну с ног.
— Луна, — выдохнула Гермиона. — Господи, как же я рада тебя видеть.
— Здравствуй, Гермиона, — беззаботно ответила она, — я тоже рада встрече.
— Я слышала, ты была в Мэноре, как ты?
— Очень хорошо, спасибо, но не уверена, что смогу и дальше тебя удерживать.
Драко оттолкнул с пути Тонкс, подхватил Грейнджер за локоть и, обняв за талию, притянул в объятия, пока она не перенесла на него свой вес. Он провел их обратно к столу, крепче обняв, когда она споткнулась, и позволил ей переплести их пальцы, несмотря на то, что прекрасно понимал — все в кухне пристально наблюдают за ними.
— Ты в порядке? — спросил он так тихо, чтобы его больше никто не услышал.
— Нормально, — упрямо ответила она.
Он усадил ее на свободный стул и сел рядом, внимательно изучил полуприкрытыми глазами, пытаясь определить настрой; осторожно взглянул на Блейза и Тео. Он увидел ее беспокойство, но также увидел дерзкий изгиб губ и понял, что она справится с ситуацией, но все равно незаметно под столом сжал ее колено в ободряющем жесте.
Гермиона прервала случайный зрительный контакт с Блейзом, опустила взгляд и, положив руки на стол, нервно сложила ладони вместе. Она ощутила, как в комнате сгустилась напряженная тишина, и когда подняла голову, чтобы узнать причину, заметила взгляды окружающих, сосредоточенные на уродливых буквах, выцарапанных на ее предплечье.
Грязнокровка.
Она поспешила натянуть рукав свитера, чтобы скрыть клеймо, но вырезанное слово повисло между ними тяжелым грузом; даже Луна приняла серьезный вид. Несмотря на поврежденные в ногах нервы, Гермиона сквозь джинсы почувствовала, как Драко сжимает ее бедро, и это принесло странное успокоение.
— Извините, — пробормотала она, ощущая необходимость нарушить невыносимую тишину.
— Тебе не за что извиняться, Гермиона, — строго произнесла Тонкс. —Уж точно не за это.
— Черт побери, Тонкс, — подал голос Тео, — наверное, ты хреново поработала Целебными чарами.
— Целебные чары здесь не помогут, — вмешался Блейз, глядя прямо на Гермиону. — Я узнаю заклятие. Метка исчезнет только со смертью волшебника, применившего его.
— Ох, — выдохнула она, не зная, что ответить. — Ну, эм-м… спасибо, я такого не знала, так что… да, спасибо. Теперь я хотя бы смогу его изучить.
Забини слегка кивнул в ответ, и все снова погрузились в тревожное молчание, пока Тео, откашлявшись, не протянул:
— Ну-у… в последние дни стоит прекрасная погода.
Блейз хмыкнул.
— В последние дни стоит прекрасная погода? — насмешливо повторил он. — Какого черта…
— По крайней мере, я хоть что-то сказал.
— Ты решил, что погода станет подходящей темой?
— Эй, я веду себя лучше, чем во время нашей встречи с Лавгуд у Дромеды, — Тео перешел в защиту.
— Это правда, — согласилась Луна. — Я бы с радостью обсудила с тобой погоду, Тео.
— Вот видишь, Лавгуд со мной согласна. Или вы бы предпочли так: «Привет, Грейнджер. Помнишь меня? Я ненавидел тебя в Хогвартсе, но давай начнем все сначала, ведь ты трахаешься с моим приятелем.»?
Драко презрительно ухмыльнулся.
— Блять, я тебя предупреждал, Нотт...
— Все в порядке, Драко, — перебила Гермиона, — им не нужно ходить вокруг меня на цыпочках. Я предпочитаю, чтобы они были честны.
— Грейнджер...
— Нет, Драко, — настояла она, одаривая его суровым взглядом. — Я в курсе, что в прошлом все было... сложно, но всем будет легче, если мы не станем это игнорировать.
— Значит, ты поощряешь их вести себя, как полнейшие задницы? — он нахмурился. — Да, блестящая идея.
— Я ни на что никого не поощряю, но я бы предпочла, чтобы мы не избегали темы прошлого или притворялись, что заинтересованы в чертовой погоде.
— Я никогда не говорил, что мы должны обсуждать долбаную погоду! — бросил он, не обращая внимания на смущенные взгляды, которыми обменивались присутствующие в кухне.
— Тогда пусть они просто скажут, чего хотят, и я с этим разберусь! — выпалила она. — Годрика ради, Драко, я большая девочка.
— Ладно, прости, что спасал тебя от оскорблений.
— Они вряд ли скажут то, чего я раньше не слышала! И в Хогвартсе ты сам, вероятно, обзывал меня чаще, чем Блейз и Тео вместе взятые!
— Это неуместно...
— Совершенно уместно!
— Чушь собачья...
— И мы не преодолеем этого, обсуждая погоду!
— Да прекрати уже упоминать эту проклятую погоду!
— Мы преодолеем это, будучи откровенными и беспристрастными...
— Обстоятельства совершенно не те! — прокричал он. — Салазар помоги, даже когда нездорова, ты та еще заноза в заднице, которую хлебом не корми — дай поспорить!
— А ты неисправимый болван!
Возможно, их спор еще продолжался, если бы звук стула, оттаскиваемого Луной от стола, не вырвал Гермиону из горячки разногласий; она снова почувствовала на себе множество взглядов. Щеки залил жаркий румянец; она смущенно заправила за ухо выбившуюся из прически прядь и посмотрела на Драко из-под опущенных ресниц — он повел плечами и нервно облизал зубы. Но на его губах играла едва заметная довольная улыбка, и она подавила желание улыбнуться в ответ. Она очень скучала по их безвредным перебранкам, после которых всегда ощущала нечто среднее между возбуждением и раздражением, но определенно была удовлетворена.
— Ладно, — выпалил Тео, нарушив еще одну тишину, — кто-нибудь еще мучается вопросом: чувствует ли он дискомфорт или же завелся? Или только я?
— Да Мерлина ради, Тео! — поругала Тонкс. — Что с тобой не так? Ты имеешь хоть какое-то понятие о приличиях?
— А что я? Грейнджер сама сказала, что ожидает от нас честности!
Драко был готов сорваться с места и врезать Нотту в челюсть, но тихий звук сбоку остановил его. Он посмотрел на Грейнджер и увидел, что та улыбалась, а ее тело слегка содрогалось; она очаровательно сморщила нос и засмеялась. Он озадаченно приподнял бровь и, не удержавшись, ухмыльнулся, ощутимо разрядив обстановку.
— Простите, — сказала Гермиона, успокоившись, — понятия не имею, почему решила, что это смешно.
— Не удивлен, — Тео самодовольно пожал плечами, — я весельчак.
Блейз хмыкнул и покачал головой.
— Твой юмор на любителя.
— Нет, это твое лицо на любителя.
Гермиона захихикала и задумалась, когда в последний раз она вот так смеялась, когда позволяла себе украсть момент для себя и побыть простым подростком, не обремененным весом проблем, балансирующих на плечах. Она почувствовала, как Драко вернул ладонь на ее колено, и потянулась, чтобы вновь переплести их пальцы; на краткий миг поймала его взгляд, чтобы показать, что ей достаточно комфортно в сложившейся ситуации.
Большая часть оставшегося вечера проходила в напряженном молчании, нежели разговорах, но Гермиона и не возражала. Ожидать немедленной дружбы с Блейзом и Тео было бы слишком самонадеянно; но между ними не было никаких злобы или намерений вызвать дискомфорт, а это уже можно было считать хорошим началом для конца дня.
— Драко?
— Хм-м.
— Ты спишь?
— Очевидно, нет.
Она повернулась на кровати, чтобы лечь к нему лицом.
— Ты читал «Теорию искривления времени» Вирджинии Феирхарт?
— Если я отвечу «да», ты захочешь поговорить об этом?
— Да.
Он вздохнул и открыл глаза.
— Нет, но помню, что видел ее в библиотеке. Что там?
— У автора была теория: поскольку время может быть изменено или обмануто при помощи маховика времени, значит существуют возможные бесконечные вселенные за пределами сфер измерения, в которых существуем самые различные мы, безграничные в своей вариативности. У магглов существует аналогичная теория, именуемая «Теорией мультивселенных»...
— Грейнджер, уже за полночь, — перебил он. — В этой небольшой лекции есть смысл?
Гермиона колебалась.
— Ты... Как думаешь, возможно ли, что где-то есть вселенная без войны, но в ней мы все равно вместе... без окружающего нас хаоса?
Он недоуменно нахмурился, посмотрел на Гермиону и пододвинулся ближе, коснувшись ее лба своим.
— Но это были бы не мы, — сказал он. — Они были бы лишь зеркальными отражениями...
— А кто сказал, что мы не зеркальные отражения? — возразила она. — Вдруг мы ненастоящие?
Драко пробежался пальцами по ее руке, спустился на талию, задержался на бедре, неспешно рисуя круги.
— Это ощущается вполне настоящим, разве нет?
Она не ответила, только подняла голову, чтобы подарить ему быстрый поцелуй прежде, чем спрятаться в его крепких объятиях.
— Интересно, существует ли вселенная, в которой вы с Роном и Гарри дружите.
— Точно нет, — прошептал он. — Уверен, все возможные версии меня считали бы Поттера с Уизли задротами.
Недовольно хмыкнув, она проворчала что-то бессвязное, лежа у него на груди, и он решил не заострять на этом внимание. Он слышал усталость в ее дыхании, тяжелые вздохи в течение минут ударялись о его ключицы.
Он вздрогнул и проснулся; холодный пот стекал вдоль бровей по лбу, посылая нервирующий озноб вдоль позвоночника. Сердце беспорядочно билось в груди, и в странный момент паранойи он проверил, находилась ли Грейнджер рядом. Конечно же да. Она спала, повернувшись к нему спиной, капризные кудри были разбросаны по подушке; она тихо засопела, когда Драко передвинулся в постели.
Он не был уверен, но вроде бы ему приснилась мать; он сел, чувствуя раздражение, и откинул влажные волосы с лица. Он пытался вспомнить хоть какие-нибудь детали сна, по непонятной причине чувствуя, что они могут быть важны, но это было бесполезной тратой сил. Сны всегда ускользали, когда реальность вновь вступала в свои права.
Драко задыхался от невыносимой сухости в горле, пытаясь ладонью заглушить кашель, чтобы не разбудить Грейнджер, но она даже не шелохнулась. Решив, что стакан сока сможет помочь, он с заботливым беспокойством покинул кровать, выпутываясь из простыней и ее объятий.
Схватив свою палочку, он наколдовал слабый Люмос, чтобы осветить путь и поиграть с тенями, и направился вниз. Он предполагал, что было около трех или четырех утра; дом был безмолвен, и только глухие звуки его шагов раздавались в ушах.
Он открыл дверь кухни и свечение его палочки поймало очертания фигуры и вспышку рыжих волос; Драко отшатнулся от неожиданности, но заставил себя быстро собраться, когда понял, кто сидел за столом. Он добавил больше волшебства в Люмос, чтобы лучше видеть второго волшебника в помещении. В его глазах Драко не заметил ничего, кроме презрения, которое встретил с усмешкой и дерзко вздернутым подбородком.
— Здо́рово, это ты, — холодно произнес Драко. — Знаешь, Уизли, люди с подобными твоему лицами не должны прятаться во тьме. Это чертовски опасно для здоровья окружающих.
Рон стиснул зубы, медленно поднялся со своего места, и Драко с удивлением изогнул бровь. Видимо, ночь только что приняла интересный оборот.
====== Глава 35. Вода ======
Саундтрек:
Mute Math – You are Mine
Angus and Julia Stone – You’re the One
Florence and the Machine – What the Water gave Me
Драко взмахнул палочкой, чтобы зажечь свечи и стопку дров в камине, ожидая, пока кухня осветится янтарем пламени. Он засунул палочку в карман, оставив ее конец немного торчать на случай, если появится причина использовать одно-другое заклинание, после чего вернул внимание к Уизли. Его давний соперник дерьмово выглядел, и это приносило радость.
Рон казался почти поверженным: смертельно бледный с кроваво-красными капиллярами, испещряющими белки глаз, изможденный больше обычного, даже по его бесстыдным стандартам Уизли. Только взгляд казался живым, хотя и был направлен куда-то мимо Драко, его ноздри раздувались, костяшки белели от напряжения. Было и еще кое-что, нечто из ряда вон выходящее. Драко не мог определиться, касалось это позы или выражения лица, но Уизли выглядел слегка неуравновешенным и неконтролируемым.
— Убирайся, — внезапно выплюнул он. — Убирайся, оставь нас в покое.
Драко не мог удержаться от глумления.
— Зачем мне это делать? Это дом моей двоюродной сестры, которая пригласила меня...
— Ты даже не считал ее сестрой, пока это не стало чертовски удобным!
— Это к делу не относится, — возразил он, решив, что настало время рассказать о неизбежном и понаблюдать за неловкостью Уизли. — Кроме того, Грейнджер нуждается в моем присутствии.
Драко заметил мгновенные перемены в позе Рона, когда упомянул Гермиону: лицо окаменело, дыхание стало беспорядочным и что-то темное промелькнуло в глазах. Было весьма занятно наблюдать, как он мучается от его слов и преисполняется нервозностью. Касалось дело Грейнджер или нет, видеть Уизли, терпящего поражение, всегда доставляло умиротворяющее чувство удовлетворения, разливающееся глубоко внутри.
— Ну же, Уизли, — раздраженно сказал Драко, — давай послушаем твои дерьмовые оскорбления, или же ты предпочитаешь поплакать? Я с удовольствием понаблюдаю...
— Ты не заслуживаешь ее!!! — яростно прокричал он, ударив кулаком по столу. — Не заслуживаешь!!! Ты нихрена ее не заслуживаешь!!!
Драко не дрогнул, несмотря на истину в его словах.
— Как и ты.
— Я заслужил ее больше тебя! — крикнул Рон. — Если она тебе действительно небезразлична, тогда позволь ей быть с кем-то другим! С кем-то, кому не наплевать на нее!
— Ох, Уизли, умоляю, — он закатил глаза, — если думаешь, что я превращусь в слезливого хаффлпаффца и откажусь от нее из-за какого-то жалкого нравоучительного дерьма, тогда ты даже Лонгоботтома обогнал в гонке за приз по тупости.
— Ты знаешь, она не должна быть с тобой! — обвинил его Рон. — Ты, наверное... даже не знаю, наверное, ты одурачил ее...
— Твою ж мать, Уизли, если бы у тебя был мозг, ты был бы опасен. Грейнджер взрослый человек и может принимать самостоятельные решения, — сказал он и сделал паузу, чтобы усмехнуться. — И она решила, что хочет меня. Не тебя.
Рон судорожно вздохнул сквозь сжатые зубы.
— Я был ее первым! — выкрикнул он. — И между нами больше, чем ты думаешь! Мы...
— Знаю. Она мне рассказала, — спокойно ответил Драко, игнорируя ревность и наслаждаясь шоком на лице Уизли. — И тот факт, что это был ты, делает любые перспективы сомнительными. Ты едва способен использовать волшебную палочку, так что я сомневаюсь, что ты хотя бы отыщешь собственный член.
Лицо Рона залилось яростным румянцем; он опрокинул стол, удалив между ними любые преграды, подошел к Драко настолько близко, что тот почувствовал его возмущенное дыхание на лице. Драко выпрямился и задрал подбородок, чтобы стать выше, пока опускал руку и пальцами охватывал палочку. На всякий случай.
— Ты болен, — прорычал Рон. — Все, что ты делал...
— Сделай к херам шаг назад, Вислый, — перебил Драко низким угрожающим тоном. — Немедленно.
— Это какая-то извращенная схема, чтобы навредить нам...
— Ага, именно, — Драко саркастически рассмеялся. — Быть козлом по отношению к Грейнджер в течение шести лет — вот так секретная уловка, чтобы затащить ее в постель и разозлить вас с Поттером. Поздравляю, Уизли, ты только что взял долбаное первенство по кретинизму.
— Прекрати!!! — рявкнул Рон Драко в лицо. — Прекрати сейчас же!!!
— Я больше не стану повторять, Уизли, шаг назад!
— Она ошибается на твой счет!!! Ты ничуть не изменился!!!
— Даже не смей, — предупредил Драко холодным шипением. — Не притворяйся, словно хоть что-нибудь обо мне знаешь.
— Ты используешь ее!!! — взревел Рон. — Для тебя это просто чертова шутка!!!
Драко громко зарычал, неожиданно возмущенный обвинениями Уизли, и почувствовал удушие от его близости.
— Убирайся с глаз моих!!!
— Я не позволю тебе обидеть ее!!! Я умру за Гермиону!!!
— Как и я!!!
Драко был абсолютно серьезен насчет своих слов, но все равно удивился, с какой легкостью они сорвались с его губ; приятным бонусом стало ошеломленное лицо Уизли. Он выглядел так, словно реплика Малфоя физически навредила ему; он неуклюже отступил назад и чуть не споткнулся о ножку перевернутого стола. Драко распрямил плечи и, наблюдая, как Рон пытается успокоиться, щелкнул языком по небу, возвращая Уизли к реальности.
— Ты на это не способен, — тихо произнес Рон, переводя свирепый взгляд на Малфоя. — Ты не можешь быть настолько бескорыстным.
— Не смей, — снова прорычал Драко. — Твоя самая большая ошибка, Уизли, — ты недооцениваешь меня, особенно когда речь заходит о Грейнджер.
Рон оскалился.
— Ты думаешь, все так просто? Теперь ты один из нас?
— Я не желаю иметь с тобой ничего общего…
— Вот так дерьмово, а? Ведь Гермиону со мной многое связывает, и ты совершенно ее не знаешь, если думаешь, что она бросит нас с Гарри ради тебя…
— Я не закончил, — сердито проговорил он. — Терпеть не могу вас с Поттером, но знаю, что она не откажется от вас, независимо от испытываемого мной отвращения. И я ничего не смогу с этим поделать.
— Ты чертовски прав, ни при каких…
— Ты всерьез полагаешь, я не думал над этим, Уизли? — огрызнулся он, ощущая, как в голове зарождается гневная речь. Слова вырывались сами по себе, и он не собирался им мешать. — Я знаю, что ты, Поттер и Грейнджер почти как сиамские тройняшки, я знал это еще до того, как оказался здесь, знал, пребывая в убежище для отступников, и я, черт возьми, знал это, когда решил поставить Грейнджер выше собственной семьи! Если думаешь, что вы с Поттером сможете разлучить нас, то ты охереть как ошибаешься! Ты мог бы стать помехой, но ты слишком мелок в сравнении со всем дерьмом, которое мы с Грейнджер пережили.
Рон глубоко вздохнул, втянув щеки.
— А как же ее кровь?
Драко сощурился, уподобляясь змее.
— Очевидно, что для меня это не важно.
— С каких это пор! — заорал Рон.
— Твою мать, Уизли, я что, по слогам должен произнести?! Ты действительно настолько туп? — холодно выплюнул он. — Грейнджер. Теперь. Моя. Привыкай к этому. Так же как я буду привыкать к твоему присутствию.
— Я никогда не приму тебя как одного из нас! — негодующе воскликнул Рон, но Драко расслышал в его голосе нотки поражения. — Это ненадолго! Ты… Ты облажаешься!
— Думай так, если это поможет тебе крепче спать по ночам, — он пожал плечами. — Ты серьезно думаешь, что я находился бы здесь, вероятно, отрекшийся от семьи, лишь бы провести время с вами, идиотами, если бы все было ради шутки? — он шагнул в сторону Рона и склонил голову на бок, бросая на него снисходительный взгляд. — Если ты попытаешься перейти мне дорогу, узнаешь, на что я способен.
С этими словами он с силой толкнул Уизли и пошел к двери.
— Куда, черт возьми, ты идешь? — крикнул вслед Рон.
— Ты мне надоел, — бросил он через плечо, — плюс наблюдение тебя оскорбительно для моих глаз.
— Мы еще не закончили!
— Уверен, что так, но сейчас ты слишком жалок даже по своим обычным стандартам. Уж слишком все легко, и, если быть до конца откровенным, неловко наблюдать за твоим крахом.
— Я не!..
— Почему бы тебе не отправиться в кроватку, поплакаться в подушку, а после выучить парочку оскорблений, которыми повеселишь меня в следующий раз?
— Малфой…
— Кроме того, — продолжил Драко, задержавшись в дверях, чтобы снисходительно улыбнуться, — Грейнджер ждет меня в постели.
На теле Рона напрягся каждый мускул, лицо исказилось от гнева.
— Сраный…
— Спокойной ночи, Вислый, — вальяжнопротянул он и, хлопнув дверью, вышел из кухни прежде, чем услышал очередное ругательство в свой адрес, и тут же натолкнулся на слоняющегося в коридоре Блейза.
— Какого черта тебе здесь нужно?
— Я был рядом на тот случай, если придется вмешаться, — ответил он. — Вы меня разбудили.
— Ждешь извинений?
— Едва ли, — фыркнул Забини, и они начали подниматься по лестнице. — Но благодарность за то, что наложил Заглушающие чары на все спальни, не помешала бы.
Драко склонил голову.
— Почему бы не наложить одно на кухню?
— И пропустить все веселье? Нет уж. Кстати, твой комментарий о его члене был бесценен, но я все равно удивлен.
— Чем?
— Я ожидал гораздо более… агрессивной конфронтации между вами.
— Это не имело никакого смысла, ведь он едва отбивался от моих слов, — небрежно бросил Драко. — Пойми правильно, я уверен, что мой кулак определенно встретится с его лицом в ближайшие дни, но сегодня в этом не было нужды.
— Тогда во время следующей дискуссии предлагаю использовать Заглушающие чары, или же Тонкс устроит взбучку.
— Запомнил, — он кивнул, остановившись у дверей спальни. — Что-нибудь еще?
Блейз вздохнул.
— Ты же знаешь, я на твоей стороне.
— Уверен?
— Да.
— Ну, — сказал Драко и зажал язык между зубами, — когда выяснишь, на чьей ты стороне на самом деле, дай знать.
Казалось, Блейз собирался что-то ответить, но лишь кивнул на прощание и отправился к своей спальне.
— Ты все поймешь, Малфой. Доброй ночи.
Драко сердито посмотрел вслед уходящему Забини и зашел в спальню, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Грейнджер. Он осторожно вернулся в постель, и Гермиона мгновенно прильнула к нему, словно с нетерпением ожидала тепла его тела; ресницы задрожали, и она открыла заспанные глаза.
— Где ты был? — сонно спросила она.
Он обнял Гермиону за плечи, и она уткнулась лицом в изгиб его шеи, дыханием щекоча ключицу, и положила ладонь над сердцем.
— Утром расскажу.
Драко проснулся, ослепленный солнечным светом, пробивающимся в комнату через окно, и с громовым стоном спрятал лицо под подушкой. Но когда понял, что находится в постели один, так быстро сел, что в глазах потемнело и потребовалось несколько секунд, чтобы комната перестала кружиться. С прояснившейся головой и четким зрением он легко отыскал Грейнджер в их небольшой спальне и нахмурился от увиденного.
Она была на ногах, стояла к нему спиной, упираясь руками в комод, очевидно, для устойчивости; ее ноги дрожали. Он скатился с кровати, чтобы увидеть лицо Гермионы — она была сосредоточена, хмурила брови и поджимала губы.
— Какого хрена ты делаешь?
Она дернулась от звука его голоса, почти потеряв равновесие.
— Черт возьми, Драко, — выдохнула она, — ты меня до смерти напугал.
— Я спросил, что ты делаешь, — повторил он, вставая с кровати. — Ты должна…
— Нет-нет-нет, погоди минутку! — резко перебила она. — Утром я выпила зелье, и мне показалось, что ноги… Я думаю, что смогу…
— Грейнджер…
— Смотри! — гордо воскликнула она, осторожно отпуская комод. — Смотри, видишь! Я стою!
Ноги задрожали, и она покачнулась, пытаясь удержать вертикальное положение, а ее восторженная улыбка помешала Драко немедленно подхватить ее под локти, чтобы поддержать.
— Значит, ты можешь стоять на месте, — сдержанно заметил он, — удобно.
— Это прогресс, — она нахмурилась и, все же потеряв равновесие, упала в его раскрытые объятия. — Блин.
— Тонкс сказала, что тебе не стоит спешить.
— Ты меня отвлек, — обвинила она, — я могла бы…
Он заставил ее замолчать страстным поцелуем, игнорируя протесты до тех пор, пока она не поцеловала его в ответ. Она обняла Малфоя за шею, а тот обхватил ее за талию и, крепко прижав к груди, с легкостью приподнял над полом. Драко усадил ее на комод, прикусил нижнюю губу и вплотную встал между разведенных бедер. Она пропустила его волосы сквозь пальцы, задевая уши, и, полностью поглощенная Драко, тихо сладко застонала между поцелуями. Но затем Драко разорвал контакт, провел дорожку из легких покусываний вдоль челюсти прежде, чем отступил назад и залюбовался ее раскрасневшимися щеками и медленными подъемами груди.
— Зачем ты это сделал? — спросила она, задыхаясь.
— Отчасти, чтобы заткнуть тебя, — ответил он с дерзкой усмешкой. — Другие причины и так очевидны.
Гермиона задумчиво хмыкнула.
— Мне нужно в душ.
— Душ? — повторил он. — Думаю, в ванной…
— …будет проще, да. Но я хочу как можно чаще задействовать ноги, ведь теперь я могу стоять.
— Грейнджер, ты от силы провела на ногах секунд десять.
— Именно поэтому ты примешь душ со мной.
Драко удивленно вскинул брови. В последние дни их пребывания в Хогвартсе он запомнил все мельчайшие детали ее тела: каждую веснушку, каждый шрам, каждый женственный изгиб фигуры. Он выучил ее наизусть, поэтому мог закрыть глаза и увидеть ее как наяву; но несмотря на это он знал, что она стеснялась обнажаться перед ним. Утром она всегда прикрывалась простыней или отворачивалась от света, и даже сейчас он заметил робкую неуверенность во взгляде.
— Не смотри на меня так, — сказала она. — Ты... уже не раз видел меня обнаженной. Не существует никакой логичной причины, почему это станет проблемой.
Было похоже, словно она старалась убедить себя, а не его.
— Полагаю, нагота была как раз той темой, в которой твоя логика не работала, но я точно не стану жаловаться на то, что ты решила изменить свое мнение.
— Ты же понимаешь, что я говорю только о душе? — быстро перебила она. — В смысле... я едва чувствую тело ниже талии, я хочу, чтобы... ну... хочу...
— …чувствовать меня. — закончил он, опустив голову и соприкоснувшись с ней лбами.
Гермиона нервно кивнула.
— Эм-м… да. Не то чтобы я не хотела... понимаешь, мои ноги... и я…
— Грейнджер, все в порядке, — сказал он с весельем в голосе. — Я понимаю. Только душ. Ты осознаешь, что я ни разу не упоминал о перепихе?
— Это называется секс, Драко.
— Семантика, — ухмыльнулся он, быстро поцеловав ее в уголок губ. — Полагаю, ты будешь настаивать, чтобы дойти самостоятельно, хоть я и мог бы тебя донести?
— Разумеется.
— Очень хорошо, — он нахмурился и потянул Гермиону вперед, когда она поудобнее ухватилась за его предплечье. — Готова?
Слегка склонив голову, она оперлась на него, и Драко медленно повел их через комнату, проявляя терпение, на которое вряд ли был способен несколько месяцев назад. Разумеется, шаги Гермионы были неуклюжими, она пересекала комнату, спотыкаясь о собственные ноги; Драко нерешительно распахнул дверь, проверяя коридор — тот был пуст. Его действия были немного торопливыми, но все же заботливыми, когда они вошли в ванную; он старался поскорее скрыться, прежде чем кто-либо мог появиться и поймать их.
Как только они оказались внутри, Гермиона тихо усмехнулась, и Драко с любопытством посмотрел на нее.
— Что смешного?
— Не знаю, просто вспомнила о Рождестве, — прошептала она с теплотой в голосе, — как мы крались к выходу, а после ты обучал меня сохранять равновесие на льду. — Она замолчала и улыбнулась немного шире. — Я люблю это воспоминание.
Вместо ответа Драко предпочел наблюдать за игрой эмоций на ее лице. Когда задумчивое оцепенение покинуло ее взгляд, он помог устроиться на сиденье унитаза и начал раздеваться: стянул брюки, боксеры, снял майку — он сделал это без какого-либо намека на стеснение, хоть и понимал, что Гермиона блуждает взглядом по каждому сантиметру тела.
— Ты точно такой, каким я тебя помню, — еле слышно прошептала она, пальцами касаясь его живота. Наверное, они были холодными. Она услышала его резкий выдох, и очертания мышц стали более выраженными под кончиками ее пальцев. — Такой, каким помню.
Он на мгновение задержал свою ладонь на ее, скользнул по руке, ухватил за локоть; она посмотрела на него и подумала, что его лицо одновременно выражает и напряжение, и задумчивость. Он помог ей подняться, и она, в миг загипнотизированная красотой обнаженного Драко, его близостью, затаила дыхание, через тонкую ткань футболки ощущая, как напрягается его тело. Она положила руки ему на грудь и широко развела пальцы, большим поглаживая шрам от Сектумсемпры.
— Грейнджер, — сказал он, выводя ее из оцепенения, — ухватись за мои плечи и сохраняй равновесие.
Подождав, пока она приспособится, он скользнул между ними ладонями, провел костяшками по животу, намотал на палец завязку пижамных штанов и потянул, развязывая узел. Она замерла, когда он поддел большими пальцами ее белье, стянул вместе с пижамой до середины бедер, и они упали к ее лодыжкам. На щеках уже разливался румянец, когда Драко поцеловал ее в висок и обхватил за талию для поддержки.
— Подними руки над головой.
Она медленно выдохнула через нервно сжатые губы и, потянувшись вверх, закрыла глаза, когда Драко свободной рукой потянулся за ее футболкой. Он стащил одежду через голову, и волосы рассыпались по плечам, пружинисто подпрыгивая. Гермиона хотела прикрыться рукой, но, хорошо подумав, смущенно улыбнулась Драко и вернула ладони ему на плечи. Его обнаженная грудь прижалась к ее, и оба выдохнули.
Драко хотел шагнуть назад и посмотреть на нее — убедиться, что верно запомнил все изгибы и округлости ее тела, изучить их вновь… но сумел не поддаться искушению. Вместо этого он без предупреждения поднял ее, отчасти потому, что ожидал сопротивления, отчасти — потому что ему не терпелось почувствовать знакомую нежность ее тела напротив своего.
Он прижал ее к груди и немного удивился, когда не заметил протеста, шагнул в довольно большую ванну и, пробормотав заклинание, включил воду. Он осторожно поставил Гермиону на ноги, развернув к себе спиной, чтобы она могла спокойно опереться на него, если потребуется, однако она нашла позицию, в которой могла стоять самостоятельно. Он все равно придерживал ее; капли стекали по их телам, пар обволакивал густым туманом. Малфой наблюдал, как вода разливалась по ее волосам, заканчивающимся чуть выше ямочек на пояснице, цепляющимся к ее коже цвета густой карамели.
Гермиона почувствовала, как он обхватил ее за талию, прижал ладонь к животу, склонился к плечу и оставил дорожку ленивых поцелуев. Она открыла глаза и склонила голову так, чтобы потереться носом о его щеку, вздохнула, когда его губы коснулись шеи; он перекинул ее волосы через плечо. Все было так знакомо и прекрасно: горячая вода, ощущение его близости; Гермиона знала — если бы не травма и онемение ниже пояса, она бы незамедлительно почувствовала обжигающую похоть между бедер.
Прошло два месяца, и она соскучилась по физической стороне их отношений так же сильно, как и по всему остальному, что касалось Драко. Очевидно, он испытывал то же самое, поскольку Гермиона заметила, как твердел его член, что нельзя было игнорировать.
— Драко, ты…
— Ничего не могу поделать, — пробормотал он между поцелуями, — прошла целая вечность…
— Знаю, но…
— Помню — никакого секса, — сказал он. — Честно, Грейнджер, все в порядке. Расскажи что-нибудь о Уизли, это напугает его до смерти.
Поглощенная тяжестью в груди, она едва ли услышала последние слова. Чувство было похоже на решимость, потребность что-то сделать, что-то дать. Ее разум вновь наполнился образами прошедшего Рождества, в частности воспоминаниями о сцене в душе: они находились в своем святилище из белой плитки, капли бились об их обнаженную кожу. Она вспомнила, как Драко целовал ее тело, спускаясь ниже и ниже, пока все ощущения не сосредоточились под его губами. Память породила смелую идею, которая взволновала ее, но в то же время Гермиона ощутила вспышку предвкушения — искорку гриффиндорского упорства.
— Драко, — произнесла она дрожащим голосом, — разверни меня, пожалуйста.
Он оторвался от ее плеча и осторожно повернул Гермиону.
— Ты в порядке?
— Да, — сказала она, прикусывая нижнюю губу. — Слушай, я… эм-м…
— Черт побери, Грейнджер, — он нахмурился, — раз уж у нас не намечается секса, тогда прекрати кусать губы. Я думал, наш план состоит в том, чтобы спугнуть мой член.
— Помнишь Рождество? Утро, когда мы принимали душ?
— Да, — нерешительно ответил он, — а что?
— Ты… помнишь, что ты сделал? — пробормотала она, запинаясь, — когда… когда стоял на коленях?..
— Ты имеешь в виду?..
— Опусти меня на колени, Драко.
Он удивленно приподнял брови и произнес:
— Грейнджер, разве я намекал, что хочу…
— Знаю-знаю, — прервала она, пальцами поглаживая его ключицу. — Думаю, отчасти я хочу это сделать потому, что ты не просил.
— Тебе не нужно…
— Я хочу.
— Я в состоянии подождать.
— Знаешь, большинство парней были бы хоть немного преисполнены восторга.
— Грейнджер, очевидно же, что я в восторге, — ухмыльнулся он, указывая на эрекцию, упирающуюся ей в бедро. — Но я знаю тебя и…
— Знаешь и собираешься возражать, побуждая меня передумать? — спросила она осторожно улыбаясь, прислонилась к нему и поцеловала в подбородок. — Позволь мне, Драко.
Она почувствовала, как он намотал ее влажные волосы на палец и спросил:
— Ты уверена?
— Нет, — она тихо рассмеялась, скорее от нервов, чем веселья, — но я хочу попробовать. Помоги мне встать на колени, Драко.
Он склонился, быстро поцеловал ее в губы и изменил их позицию: теперь он прислонялся спиной к стене, а у Гермионы появилось больше места, чтобы удобно встать на колени. Она ухватилась за его запястья, и Драко помог ей спуститься; нетерпение переполнило Малфоя, когда Гермиона оставила короткий поцелуй на его бедре, тазовой кости. Уверенный в ее устойчивости, он освободился от ее захвата и прислонился к стене, испытывая искушение понаблюдать за ней, но резонно решил, что такое поведение лишь добавит ей нервозности.
Вместо этого он направил взгляд вперед, не в силах отличить свое учащенное сердцебиение от шума льющейся воды; следующие десять секунд по ощущениям длились целый час.
Сперва он почувствовал, как Грейнджер нежно коснулась внутренней стороны его бедер, а после крепко обхватила член. Внутренности затянуло в тугой узел, когда она несколько раз провела сжатой рукой по всей его длине. Медленно. Пытливо. И он ощутил блаженство — влажный обволакивающий жар ее рта, — запрокинул голову и гортанно застонал, когда она начала двигаться. Подобный шелку язык, облизывающий головку, давление ласкающих губ — казалось, вся кровь прилила к паху; единственное, что он замечал, было влажное и нежное ощущение ее рта, заглатывающего его член.
Ее действия не были ни уверенными, ни умелыми, но он готов был поклясться, что как раз отсутствие опыта делало все настолько интенсивным. Каждое касание языка, каждое прикосновение губ было нежным и чувственным, словно это был поцелуй ее дыхания, окружившего его возбужденный член, а не реальный физический контакт. Он сжал зубы и крепко зажмурился, когда она сглотнула.
— Блять, — прошипел он, судорожно вздыхая.
Лишь Мерлину известно, было ли дело в отсутствии сексуального контакта в течение последних двух месяцев, или потому, что мышцы ее горла так плотно сжимались вокруг его члена, но он уже чувствовал, как внутри разрастался пожар похоти готовый вот-вот взорваться. Сочетание ее горячего рта и пульсирующей воды поражало нервы в нужных местах и с правильным давлением; дыхание участилось, он задрожал.
— Грейнджер, стой, — выпалил он, глядя, как она отстранилась и смущенно посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Дай руки.
Она так и сделала, и Драко поспешно поднял Гермиону на ноги, поменялся местами, прижав ее к плитке. Он так крепко поцеловал и прикусил ее опухшие губы, что на них наверняка появятся отметины; взял Гермиону за руку и опустил на возбужденную длину, побуждая обхватить его и довести дело до конца. Он безмолвно вознес хвалу Салазару, когда понявшая его желания Гермиона обернула пальцы вокруг члена. Драко разорвал поцелуй и, уткнувшись ей в плечо, громко застонал. Она поцеловала его в чувствительное место на шее между ухом и адамовым яблоком, и после нескольких скользящих движений он кончил. Его конечности бесконтрольно сотрясались, и он все продолжал стонать, выдыхая воздух резкими толчками; каждая клетка его тела трепетала и содрогалась.
— Не… не доверяю себе, — произнес он дрожащим голосом. — Обопрись о стену.
Тело пульсировало. Он изо всех сил старался не упасть сам и поддержать Гермиону; он напрягал и расслаблял мышцы, ожидая, когда она прислонится к стене, после чего позволил себе опуститься на колени. Прижался щекой к ее животу, когда стихла дрожь и вернулась ясность зрения; Гермиона успокаивающе гладила его по волосам, расчесывая пальцами волосы и щекоча затылок.
— О боже, — внезапно произнесла она, — мы даже Муффлиато [1] не использовали.
Драко рвано усмехнулся и ответил:
— Мне абсолютно насрать.
Гермиона перебирала пальцами по коленям и смотрела на Драко, раздумывая, стоит ли задавать вопрос, который не давал ей покоя последние несколько минут. После душа Драко помог ей надеть джинсы и свитер, пробормотав комментарий о том, что предпочел бы снимать с нее одежду, после чего оделся сам. Обычно она изучала его с опасным обожанием, любовалась его изяществом и способностью всегда безупречно выглядеть, несмотря на то, что лишен всех богатств, украшавших его юность. От этих размышлений ее отвлек голос Драко:
— Грейнджер, я даже отсюда слышу, как крутятся твои шестеренки, — сказал Малфой вопросительно глядя на нее. — В чем дело?
Она заколебалась.
— Я хотела спросить... и ты можешь отказать, если не захочешь. Я хотела спросить, можно ли взять твою палочку, чтобы высушить волосы?
— И это все?
— Ну, совместное использование палочки считается довольно интимным…
— Более интимным, чем обмен телесными жидкостями? — перебил он, достал палочку из кармана и передал ей. — Держи.
— Спасибо, — она улыбнулась и пробормотала быстрое заклинание, почувствовав небольшое сопротивление, но магия сработала; когда она оглянулась на Драко, тот довольно улыбался. — Чему улыбаешься?
— Оказывается, я совсем позабыл, что твои волосы похожи на гнездо для слепых сов.
— Ты такой уморительный.
— И очаровательный.
Гермиона фыркнула, но веселье мгновенно спало, когда он шагнул по направлению к ней и склонился, чтобы украсть поцелуй, но стук в дверь спальни испортил момент прежде, чем их губы соприкоснулись; оба разочарованно вздохнули.
— Хоть где-нибудь в этом гребанном доме можно уединиться? — пробормотал Драко, поворачиваясь ко входу.
Он ожидал Тонкс или Лавгуд, поэтому был застигнут врасплох, когда увидел собственное отражение в знакомых очках, перевел взгляд на Поттера и выпрямился. Гарри выглядел измученным, так что Драко ощутил лишь небольшой намек на негодование и враждебность, которые он так привык находить в своем поведении. Поттер казался изможденным и павшим духом, он нерешительно посмотрел на Малфоя, прочистил горло и попытался заглянуть в комнату.
— Малфой, — сдержанно поприветствовал он и напряженно кивнул.
— Поттер.
— Я хочу увидеть Гермиону.
— Гарри? — позвала она. — Гарри, входи.
Драко знал, что ситуация будет трудной, но после утреннего душа он был в хорошем настроении. Он понимал, что отношения Грейнджер с Поттером были менее проблематичными, чем с Уизли, и его поведение казалось вполне безвредным, поэтому Драко отошел в сторону, наблюдая, как хмурое выражение ее лица сменяется улыбкой при виде Гарри. Она посмотрела на Драко, встречаясь с ним взглядом, озвучивая неизбежную просьбу, которую он ожидал с момента появления Поттера:
— Драко, ты не мог бы оставить нас с Гарри?
Несмотря на ожидание этого вопроса, он сжал челюсти и бросил холодный взгляд в направлении Поттера — скорее, ради собственного достоинства, — развернулся, намеренно задев Гарри плечом, и вышел из спальни, не обращая внимания на раздраженный взгляд, брошенный Грейнджер вслед, когда захлопнул дверь, оставив их наедине.
— Как ты его выносишь? — спросил он.
— Не хочу спорить о Драко, Гарри, — твердо произнесла Гермиона. — Где Рон?
— Я пытался увидеться с ним раньше, но он не хотел говорить ни с кем из нас.
Она съежилась.
— Может, если мы попытаемся вместе…
— Ты же знаешь, какой он, Гермиона, — устало произнес Гарри. — Он не станет разговаривать, пока не будет готов.
— Пожалуй, — неохотно согласилась она, блуждая взглядом по мрачному лицу Гарри. — Как ты?
Он вздохнул и сел на кровать — опущенные глаза были обрамлены стрессом.
— Я чувствую… вину. Тонкс рассказала мне о твоих ногах.
— Это временно, Гарри. Главное, что все живы.
— Все живы? — повторил он в недоумении, и его лицо напряглось. — Они тебе не сказали.
— О чем? — спросила она, перевела взгляд на его руки и заметила разодранные в кровь кутикулы и обломанные ногти. — Гарри, что случилось с твоими руками?
— Беллатрисса убила Добби, — ответил он. — Сегодня утром я вырыл ему могилу.
— О господи, — выдохнула она, — Гарри, я… мне так жаль.
— Чего бы я ни касался, все рушится, Гермиона, — безрадостно прошептал он, сгорбился и потер лицо ладонями. — Такое чувство, что мое проклятие заразно. Все, кого я люблю, погибают.
— Это не твоя вина.
— Разве?
Она покачала головой и взяла его за руку.
— Нет, Гарри, не…
— Когда я подумал, что потерял тебя…
— Гарри, дыши, — она вздохнула и сжала его пальцы. — Расскажи, что случилось в Мэноре, а после вместе сходим на могилу Добби, хорошо?
В его глазах заблестели слезы, когда он, глубоко вздохнув, рассказал обо всех деталях.
— Я считаю такое странным, — заметил Тео. — Сейчас это даже не твоя чертова фамилия. Мы должны звать тебя Люпин.
— Нет, это запутает людей, которые так зовут Ремуса, — сказала Тонкс. — Кроме того, «Тонкс» было моим прозвищем в течение долгих лет.
— Лишь потому, что это твоя фамилия, но теперь она изменилась.
Пятнадцать минут назад, когда Тонкс, Тео, Блейз и Лавгуд сидели за столом, погруженные в довольно скучное обсуждение завтрака, на кухню зашел Драко. Каким-то образом, разговор свернул на тему обсуждения нынешней фамилии Нимфадоры; Драко закатил глаза, допил сок и задумался, сколько времени потребуется Поттеру и Грейнджер, чтобы завершить разговор по душам. Встав с места, чтобы приготовить кружку кофе, он прислонился к столешнице и прислушался к разговору, не особо вникая в детали, когда Тонкс и Тео продолжили пререкаться под праздное бормотание Лавгуд.
— Мне нравится, когда меня называют Тонкс, поэтому я и прошу людей называть именно так, и точка.
— Но в этом нет никакого смысла, — возразил Тео. — Разве у тебя нет среднего имени? Используй его, если намерена избегать первое, даже это будет намного логичнее.
— Вообще-то, у меня целых три средних имени, — она медленно кивнула, — и мама удостоверилась, что каждое из них будет нелепым: Нимфадора Гвендолин Таура Гиацинт Тонкс.
— Ни черта себе, — пробормотал Блейз, — ну и скороговорка.
— Таура красивое имя, — задумчиво произнесла Луна, — мне нравится.
— Думаю, оно — меньшее из имеющихся зол, — ответила Тонкс. — По какой-то причине мама решила продолжить традицию Блэков относительно использования созвездий как имен, Таура — женский вариант для Тельца, Тауруса.
— Тогда почему ты никого не просишь называть тебя так? — продолжает Тео.
— Потому что мне нравится «Тонкс», ясно?
— Это совершенно бессмысленно, — пробормотал он, обращаясь к Драко. — Малфой, как думаешь, ты всегда будешь называть Грейнджер по фамилии?
— Вероятно. — Он пожал плечами.
— Как Гермиона? — спросила Тонкс.
Драко погрузился в воспоминания об утреннем душе и едва сдержал ухмылку.
— Лучше. Она почти может стоять самостоятельно.
— Здорово, по крайней мере, зелье работает. Почему ты не помог ей спуститься к завтраку?
— Она разговаривает с Поттером.
— Хорошо, — внезапно выдохнула Лавгуд, — сейчас Гарри очень в ней нуждается, утром он выглядел таким печальным.
— Поттер всегда так выглядит, — прокомментировал Тео, и Драко с готовностью кивнул ему.
— Не вредничай, — предупредила Тонкс. — Он через многое прошел.
— Мы все через многое прошли, — огрызнулся Тео, — просто некоторые из нас не чувствуют сраной необходимости все время ныть об этом.
— Тео, довольно, я не обесцениваю проблемы других, но на Гарри многое взвалено.
Только Драко решив вставить слово, как на кухне появился Люпин с Тедди на руках.
— Доброе утро, — сказал Ремус, передавая малыша Тонкс. — Я заходил проверить Оливандера, он чувствует себя лучше. И я видел Гермиону с Гарри. Похоже, она тоже идет на поправку.
— Ты заглядывал в ее комнату?
— Нет, я увидел их снаружи.
Драко вскочил на ноги и выбежал из кухни, не обращая внимания на зовущую его Тонкс. Из-за плохого знания планировки дома он оказался у заднего крыльца, схватился за дверную ручку, но, взглянув в окно, увидел Поттера с Грейнджер, и что-то в меланхоличности их образа заставило его смутиться.
Всего в нескольких метрах от садового забора протекал небольшой ручей, на берегу которого росла плакучая ива с разбросанными по массивным ветвям пятнами налитых почек. Между разрывами в завесе ветвей он увидел их обоих: склонив головы, они стояли на коленях возле некоего подобия надгробной плиты, Гермиона утешительно гладила Гарри по спине.
— Ты не сказал ей о домовом эльфе. — Драко встрепенулся от неожиданности, услышав голос Блейза. — Я прав?
— Не посчитал чем-то важным, —прямо ответил он, — это ведь чертов домовой эльф.
— Домовой эльф, спасший ей жизнь.
Драко смолчал, хмуро наблюдая, как Гермиона вытерла мокрые от слез щеки и склонилась к плечу Поттера. В этот момент он почувствовал то ли ревность, то ли подозрительность, а возможно, и неловкость, потому что не понимал, как можно расстроиться из-за смерти чего-то столь незначительного. Но все же, его раздирали противоречия.
— Драко, — медленно вздохнул Блейз, — я понимаю, что легче сказать, чем сделать, но попробуй подумать вот о чем: если твои родители ошибались насчет магглорожденных, возможно, они ошибались и в отношении других вещей…
— Отвали, Блейз, — прорычал он. — Я все еще пытаюсь понять, как оказался связанным с Грейнджер, а после вступил в группу идиотов-смертников, у меня не хватит терпения ставить под вопрос все спорные моменты моего воспитания.
— Идиоты-смертники? — хмуро повторил Забини, —Ты не считаешь, что они победят?
— Нет, — быстро ответил он, снова глядя на Грейнджер, — но я верю в нее. Она победит и докажет, что я во всем ошибался.
Гермиона провела рукой по взъерошенным волосам и, лежа на кровати, наблюдала, как раздевается Драко. Гипнотический свет луны, пробивающийся в спальню через зазор между шторами, осветил его фарфоровую кожу, и у Гермионы перехватило дыхание. Желание поспать давило на каждую мышцу, что было неизбежно после этого довольно неприятного дня. Гарри рассказал о произошедших в Мэноре событиях, о жертве Добби, и единственное, чего хотелось Гермионе, — оказаться в этой постели в утешающих объятиях Драко.
Она заметила, что сегодня он вел себя отстраненно, особенно после того, как ближе к обеду они с Гарри вернулись с могилы Добби. Его странное настроение продержалось весь день, но она удержалась от расспросов; главным образом потому, что им так и не удалось побыть наедине. Сейчас она изучала его: взгляд серых глаз был рассредоточен, но затем Малфой посмотрел на нее, и она заметила блеснувшую тревогу.
— Ты на меня злишься? — выпалил он. — За то, что умолчал о домовом эльфе.
Вопрос поверг ее в смятение.
— Нет, — ответила она после молчания. — Ты сделал это ненамеренно. Просто… наверное, ты просто не понимаешь.
— Для меня это лишь домовой эльф, — честно ответил он. — И я знаю, что ты любишь их и организовала свое ГАНО…
— Правильно Г.А.В.Н.Э.
— Мне ни разу не приходило в голову, что эта смерть заслуживает внимания. Для меня это ничего не значит.
— Когда-то и я для тебя ничего не значила. Мнения меняются…
— Не в один миг, — отрезал он. — Мне потребовалось время, чтобы изменить мнение о тебе.
— У нас есть время, — сказала она и, слегка улыбнувшись, коснулась его руки. — Ложись спать, Драко.
Она поправила капюшон, чтобы лучше скрыть лицо, и вздрогнула, когда каждый шаг эхом срикошетил от холодных каменных стен пустого коридора. Она хорошо знала замок, мгновенно вспомнила путь, который так часто использовала в молодости, правда, теперь воздух в древней школе ощущался иначе — казался недружелюбным и жестким. По спине прошелся озноб и, завернув за очередной угол, она ускорила шаг.
Пожиратели смерти удостоверились, что в замке не сработает Заклинание Разнаваждения или другие чары, что помогут человеку сбежать. Если вы не знали нужных людей, то для вас здесь не было ни входа, ни выхода.
Наконец, заметив желанную дверь, охраняемую горгульей, она прошептала пароль, который, как обещали, должен был сработать: «Agere Sequitur Credere» [2], и облегченно вздохнула, когда вход открылся и позволил ей пройти. Поспешно скользнув по небольшому проходу в кабинет директора, она осмотрела большую комнату, отыскала взглядом темную фигуру у окна и наконец сняла капюшон.
— Как ты сюда попала, Нарцисса? — спросил Снейп своим протяжным низким голосом, стоя к ней спиной.
— Предположим, что Алекто была мне должна.
— И зачем ты пришла?
— Тебе известен ответ, — бросила она резким обвинительным тоном. — Тебе прекрасно известно, зачем я пришла!
— Нет, это не так.
— Известно! — выплюнула она. — Ты солгал мне, Северус! Ты сказал, что мой сын мертв!
Он с любопытством посмотрел на нее через плечо.
— Что заставило тебя думать, что я солгал? Драко убили...
— Нет, это ложь! — прокричала она. — Я знаю, что его не убили!
— О чем ты говоришь, Нарцисса?
— Та гряз... магглорожденная, подружка Поттера. Когда она была в Мэноре, я покопалась в ее воспоминаниях и увидела Драко!
— Что именно ты увидела? — спросил он, осторожно приближаясь. — Возможно, ты что-то напутала...
— Нет, я знаю, что видела! — она закрыла глаза, сдерживая слезы. — Я прекрасно умею читать воспоминания, большое спасибо. Я видела сына живым. А ты сказал, что он мертв.
Снейп склонил голову на бок и произнес:
— Я поклялся защищать его. И сделал все необходимое, чтобы сдержать клятву...
— Я знаю, что ты на них работаешь, — перебила она. — Как еще он мог оказаться в компании одной из Ордена? Как мог оказаться в Хогвартсе, когда директором была МакГонагалл?
— Ты ошибаешься...
— Прекрати мне лгать, Северус! Когда я искала в ее голове воспоминания о Драко, я почувствовала твое присутствие! Я почувствовала, что ты как-то связан с Драко, да и она воспринимала тебя, как союзника, так что даже не пытайся снова мне лгать!
Его лицо перекосило из-за отвращения.
— Ты пришла шантажировать меня, Нарцисса?
— Не искушай меня, Северус...
— Тогда зачем...
— Я хочу помочь, — выпалила она. — Я хочу помочь им.
Снейп удивленно поднял брови, но быстро вернул лицу обычный подозрительно хмурый вид.
— Почему ты хочешь помочь Ордену?
— Из-за Драко... когда я была в ее воспоминаниях, я увидела, как счастлив мой сын... счастлив с ней, магглорожденной. И мне было все равно, — она замолчала и сглотнула. — Я чувствовала ее любовь к Драко, я чувствовала, что это взаимно. Я просто хочу, чтобы мой сын вернулся.
— Ты говоришь о Драко и мисс Грейнджер? — спросил он с недоверием, которое было слишком сильным, чтобы его можно было скрыть. — Ты уверена?
— Нет и тени сомнения, — она кивнула. — Ты ведь работаешь на Орден? Если бы это было не так, ты бы уже давно призвал Сам-Знаешь-Кого. Драко жив, да?
— И как мне узнать, на чьей стороне ты?
— Загляни в мой разум, если хочешь, или используй Веритасерум, я на все согласна. Но посмотри на меня, Северус. Ты знаешь меня, и знаешь, что я не вру.
Снейп изучающе оглядел ее, поджав губы.
— Каковы твои навыки в Окклюменции, Нарцисса?
— Достаточно хороши. Если бы Лорд узнал о моих мыслях, я бы давно была мертва.
— Люциус знает, что ты здесь?
— Люциус… Люциус почти не осознает происходящего. Его слишком часто пытали. — Она вздохнула. — У меня больше нет мужа, лишь преследующий меня призрак, что похож на него. Я потеряла обеих сестер и… я думала, что потеряла Драко. — Она вздохнула вновь. — Он все, что у меня осталось, Северус, и я сделаю что угодно, лишь бы вернуть его. Пожалуйста, помоги мне вернуть сына...
— Твоя семья и так получила от меня много одолжений, — бросил он надменно.
— Тогда позволь тебе помочь, — взмолилась она с отчаяньем. — Прошу, Северус, позволь мне помочь.
— Если желаешь помочь, то продолжай притворяться, что по-прежнему служишь Темному Лорду.
— Но я могла бы...
— Это самый безопасный и мудрый вариант, — продолжил он, кивая головой в сторону выхода. — Тебе нужно вернуться в Мэнор прежде, чем кто-то заметит твое отсутствие.
— Но, Северус, мне нужно...
— Ты сможешь выбраться завтра вечером? — спросил он и, дождавшись ее кивка, продолжил. — Тогда я свяжусь с тобой завтра. Сейчас для тебя слишком рискованно находиться здесь. Скоро придет Амикус. Я дам знать о более подходящих времени и месте для завершения данного разговора.
Нарцисса облегченно выдохнула.
— Спасибо.
— А тем временем, — продолжил он ровным тоном, — мы оба будем продолжать делать то, что должны. Ты меня поняла?
— Да, — она нахмурилась и надела капюшон, скрывая лицо, — я все поняла, Северус.
— Держи разум под защитой, — предупредил Снейп, когда Нарцисса переступила порог кабинета, чтобы удалиться. Он неспешно перевел взгляд на портрет в другой стороне кабинета. — Полагаю, вы одобряете новости о мисс Грейнджер и Драко?
— А вы нет? — спросил в ответ портрет Дамблдора.
— Нет.
— История имеет забавную особенность повторяться, когда разбитые сердца не излечены, Северус, — мягким голосом сказал он. — Не стоит возмущаться подобным дежа вю.
— Если история решила повториться, то нам уже известно, что не стоит ждать счастливого конца.
— Ты мог бы помочь им его обрести.
Снейп повернулся спиной к портрету, подошел к окну и продолжил всматриваться вдаль, размышляя, насколько бессердечной может быть судьба, которая продолжает мучить его столь знакомым поворотом истории. Он уставился на свое отражение в забрызганном каплями дождя стекле и стиснул зубы от боли в сердце, не в силах решить, жалел он обреченных любовников или завидовал им.
[1] Муффлиато — чары, изобретённые Северусом Снейпом, вызывает у окружающих жужжание в ушах, мешая расслышать разговор заклинателя и его ближайших соседей.
[2] Agere Sequitur Credere (лат.) — мы действуем согласно тому, во что верим (в себе).
====== Глава 36. Палочки ======
Саундтрек:
Slow Moving Millie — Please (please please) let me get what I want (для Гермионы)
Muse — Please (please please) let me get what I want (для Драко)
Snow Patrol — Chasing Cars
Гермиона покрутила пучок черных волос между пальцами, наблюдая за их вращением, подобным миниатюрному торнадо.
Недавно проснувшись и приняв зелье, она выскользнула из объятий Драко, чтобы проверить состояние своих ног. По-прежнему ощущая онемение ниже пояса, она прохромала-проползла к комоду, в котором, по словам Тонкс, хранились ее вещи. Гермиона доставала содержимое из сумки — в основном зелья и книги, — проверяя, чтобы ничего не было повреждено во время встречи с егерями и событий в поместье Малфоев; когда добралась до своей окровавленной одежды, содрогнулась от натиска вызванных ею воспоминаний.
В этот момент она и нашла пучок волос, запрятавшийся между нитей свитера — определенно не ее, почти наверняка Беллатрисы.
Она снова покрутила его между пальцев, акцентируя внимание на черном цвете; так пристально всматриваясь в него, что в глазах появилось болезненное ощущение из-за сухости.
— Грейнджер, что, черт возьми, ты делаешь?
Его голос застал ее врасплох, и она резко обернулась, натыкаясь на вопросительный взгляд, быстро спрятала волосы в карман сумки.
— Ничего, — ответила она, — просто хотела удостовериться, что егеря ничего не взяли или не сломали.
— Ты хотя бы обратила внимание на слова Тонкс о том, что не стоит спешить с нагрузками? Или же ты хочешь усугубить свое состояние, тогда...
— Драко, это лишь временное повреждение нервов, — она нахмурилась, — я не стеклянная.
— Что ж, прости за попытки разумного поведения, — протянул он, — но, по-моему, было бы мудро подождать моего пробуждения прежде, чем пытаться встать на ноги самой...
— Да, ведь в нашей спальне столько опасных объектов.
— Гарантирую, один ты точно найдешь.
Она хмыкнула, но ничего не ответила, вместо этого благодарно улыбнулась; она наблюдала, как Драко поднял руки над головой, потянулся — его мышцы напряглись, натянулись. По утрам он казался ей особенно красивым: волосы были слегка взъерошены, лицо расслаблено, а мужской аромат заполнял пространство вокруг. Она полагала, что дело в ослаблении всех его защитных барьеров или же в том, что она была единственной, кто имел право наблюдать за ним в таком виде; как бы там ни было, такое состояние было временным, что делало его еще более пленительным.
— Который час? — спросил он. — На улице все еще темно.
— Довольно рано. Наверное, около восьми.
— Вернись в постель, — пробормотал он, подавляя зевок. — Я бы предложил тебе руку помощи, но знаю, что ты откажешься.
Она упрямо кивнула.
— Я и сама справлюсь.
Подобравшись ближе к кровати, она ухватилась за тумбочку и приподнялась, кряхтя от усилий. Ей удалось простоять на ногах несколько секунд, но, сделав следующий шаг, она споткнулась и кучей свалилась на кровать.
— Ну, получилось весьма изящно, — с улыбкой произнес Драко.
— Да заткнись. Я в кровати, разве нет?
— Ага, и это заняло какой-то час.
— Не преувеличивай, это некрасиво.
— Все, что я делаю, красиво, — парировал он и нахмурился, когда Гермиона захихикала. Она тщетно пыталась скрыть смех, прикрывая улыбку ладонью, как часто делала; ее тело содрогалось, заставляя растрепанные кудри разливаться по плечам.
— Может, мне стоит выйти и вернуться, когда ты закончишь? — решительно спросил он.
— Прости, — выдохнула она между приступами смеха. — Просто... я так скучала... по спорам с тобой. Знаю, звучит странно, но мне кажется, что все снова возвращается к норме.
— К норме?
— Ну... настолько близко к норме, насколько для нас возможно.
— За исключением того, что сейчас мы окружены навязчивыми придурками, которые всюду стараются засунуть свой любопытный нос.
Она посмотрела на него с интересом.
— Ты бы навсегда предпочел остаться в моих комнатах в Хогвартсе?
— Нет, меня уже воротило от них, — он нахмурился. — но там, по крайней мере, у нас было некое уединение. Мы хотя бы были одни.
— Мы одни...
Как бы доказывая точку зрения Драко, Гермиону прервали три громких удара в дверь.
— Да Мерлина ради! — прошипел он. — Отвалите!
— Драко, прекрати, — отругала она. — Открой дверь.
— Чертовы идиоты, — проворчал он, резко поднявшись с кровати, грубо распахнул дверь, сердито посмотрел на Тонкс, державшую на руках Тедди, и нетерпеливо прищелкнул языком. — Какого хрена ты хочешь?
— Да ты настоящий жаворонок, — саркастично произнесла Тонкс. — Будь любезен, следи за выражениями в моем доме. Особенно рядом с Тедди.
— Вот тебе простое решение: не беспокой меня, и не придется слышать моих ругательств, чер...
— Драко, —предупредила Гермиона. — Тонкс, все в порядке?
— Все хорошо, просто привела к тебе парочку посетителей. — Она улыбнулась и приподняла Тедди, показывая его Гермионе. — Этого парня, и еще одного.
Тонкс отступила в сторону, и Живоглот ворвался в комнату, вспышкой рыжего меха пролетел по полу и запрыгнул на кровать прямо на колени Гермионы.
— Глотик! — воскликнула она и улыбнулась, когда он толкнулся носом в ладонь. — Я скучала по тебе, малыш.
— Блестяще, — пробормотал Драко. — У тебя есть что-нибудь от блох?
— Нет, — ответила Тонкс и вошла в комнату. — Но у меня есть кое-что против раздражающих вредин.
— О, это объясняет отсутствие Поттера и Уизли этим утром. — Тонкс и Гермиона бросили на него суровые взгляды, которые он привычно проигнорировал. — Хочу лишь отметить, что этим ты значительно облегчила мне жизнь.
— Придурок, — пробормотала Тонкс, приближаясь к Гермионе. — Хочешь подержать Тедди?
— Да, пожалуйста, — она практически сияла. Осторожно убрала Живоглота с колен и уселась поудобнее, чтобы без проблем устроить Тедди на руках. — Боже, он так на тебя похож.
— Думаешь? Все говорят, что он копия Ремуса.
— У него глаза Люпина, но твои рот и нос, — задумчиво произнесла Гермиона. — Ты уже сказала Гарри, что он станет крестным отцом?
— Ремус сделал это вчера вечером. — Тонкс кивнула. — Очевидно, он был очень доволен...
— Погодите, — стремительно прервал Драко, — Поттер станет крестным? Сраный ад, Тонкс, ты могла бы оставить ребенку хоть какую-то надежду.
Гермиона неодобрительно поджала губы.
— Гарри будет прекрасным крестным.
— Да, ведь ему здорово удается избегать неприятностей. Станет ли крошка-Вислый крестной матерью?
Тонкс протянула руку и ударила Малфоя по плечу, не особенно сильно, но достаточно, чтобы заставить его вздрогнуть.
— Гермиона, ты не против немного присмотреть за Тедди? — спросила она. — Нужно разобраться с парой дел, а Ремус отправился на встречу с Кингсли.
— Буду очень рада.
— Спасибо, — сказала она и, строго взглянув на Драко, повернулась, чтобы уйти. — Будь добр, следи за языком в присутствии ребенка.
Пока Тонкс выходила из комнаты, Малфой бормотал под нос целую череду жалоб, которая сменилась молчанием, когда он обратил внимание на Гермиону и маленький сверток в ее руках, составляющие отрезвляющее зрелище. Он изменил позу, ощущая мгновенную неловкость, словно сила тяжести в спальне в миг возросла и ударила его в живот. Он переместил взгляд между ней и младенцем, изучая выражение благоговения на лице Грейнджер, подумывая извиниться и покинуть комнату, но она посмотрела на него и со знанием дела улыбнулась прежде, чем он успел уйти.
— Есть ли какая-то причина тому, что ты стоишь там, шаркая ногами?
— Я не шаркаю...
— Драко, это не делает меня беременной, — заверила она, почти не сдерживая ухмылку. — Я просто держу ребенка подруги, так что тебе не стоит так нервничать.
Он возмущенно фыркнул и, сократив расстояние до кровати, упал на матрас рядом с ней с такой силой, что Гермиона слегка подпрыгнула.
— Я не нервничал, — возразил он, хмуро посмотрев на Живоглота, когда тот коснулся его руки. — Я просто...
— Хорошо, ладно, ты не нервничал.
— Грейнджер, я не нер...
— Он такой милый, — задумчиво прошептала она, проводя указательным пальцем по крошечной ладошке Тедди. — Разве нет?
Драко прочистил горло и ответил:
— Если ты так считаешь.
— Ты не любишь детей?
— Что здесь любить? Все они срут...
— Не выражайся, Драко.
— ...и жрут, — продолжил он. — И нуждаются в помощи, чтобы делать это. Твой кот более независим и привлекателен.
— Ты же понимаешь, что все мы когда-то были детьми. Я люблю детей. Мне нравится, что они напоминают нам, как выглядит невинность.
Этот комментарий застал его врасплох; он наблюдал за ней из-под ресниц, когда она вздохнула и погладила Тедди по жиденьким волосам.
— Думаю, понятие невинности субъективно, — нерешительно сказал он. — Для меня ты невинна.
— Я так не считаю, — сказала она после небольшой паузы, глядя на него то ли смущенно, то ли растерянно. — Возможно... лишь в сравнении с другими известными тебе людьми.
— Возможно, — согласился он.
— Так, ты хочешь детей? — спросила она, и Драко не смог определиться, задала ли она вопрос, чтобы нарушить неловкое молчание, или действительно интересовалась его ответом.
— У меня никогда не стоял вопрос, желаю я их или нет, — признался он. — Всегда предполагалось, что я должен их иметь из-за необходимости продолжения рода Малфоев. — Он замолчал и прицокнул языком. — Больше на мне не лежит подобная ответственность.
Сердце Гермионы замерло, когда она наблюдала за изменением в поведении Драко. Может, если бы у нее не было возможности изучить тонкости его выражений и поз, она бы и не заметила разочарования и печали в опущенных веках и сжатых кулаках. Казалось, и сам Живоглот почувствовал это, сложил передние лапы на коленях Малфоя и тихо мяукнул.
— Ты скучаешь по ним? — неловко выпалила она. — По родителям.
Драко отвел взгляд.
— Грейнджер...
— Я не стану использовать это против тебя.
— Знаю.
— Я спрашиваю, потому... Ладно, признаю, мне немного любопытно, но в основном потому, что мне не все равно, — мягко объяснила она. — Ты никогда о них не говоришь.
Вздохнув, он запустил пальцы в волосы, облизнул губы и задумчиво посмотрел на нее.
— «Скучать» — не совсем верное слово, — неохотно начал он. — Я привык проводить вдали от них много времени. Все мы...
— Но ты не видел их более года, Драко.
— Несколько месяцев или год — на самом деле никакой разницы. — Он пожал плечами. — Нет, я не скучаю по ним. Скорее... беспокоюсь о благополучии матери. Знаю, она кажется холодной и сложной, но она не создана для жизни, в которой ее сейчас принуждают жить. Она не убийца. И ты сказала, что она пыталась помочь тебе.
— Все верно.
— Видишь, она не одна из них. Она просто... делает все необходимое, чтобы выжить.
После небольшой паузы Гермиона нерешительно спросила:
— А… твой отец?
— Отец, — повторил он, коротко усмехнувшись, и потер подбородок. — Понятия не имею. Если честно, чувства к нему меняются каждый день, но это не имеет никакого значения. Он не захочет иметь со мной ничего общего, как только узнает о нас. Когда я думаю обо всем том дерьме, которому он подверг нас с матерью... Сомневаюсь, что он еще сможет меня хоть чем-нибудь удивить.
— Знаешь, твои родители могут и не отречься от тебя, Драко...
— Мать — возможно, но отец определенно так и поступит, — уверенно заявил он.
Она обеспокоенно прикусила нижнюю губу.
— Ты сердишься на меня за это?
— Что? — он нахмурился. — Грейнджер...
— Нет, выслушай, — перебила она. — Я знаю, что теперь ты думаешь иначе, и это хорошо, но... я знаю, что для тебя это трудно. В смысле, пусть я этого не понимаю, но у тебя есть определенные ожидания касательно своей жизни, и… полагаю, теперь они изменились?
— Разумеется, — отрезал он. — И почему я должен из-за этого на тебя злиться?
— Потому что я…
— Ты злишься на меня за что-нибудь? — быстро спросил он. — За то, что внес немного напряженности в ваши с Поттером и Уизли отношения? Или в отношения с другими друзьями. Или из-за того, что Беллатриса мучила тебя?
— Нет конечно, — шикнула она. — Ты же знаешь, что это не так.
— Почему?
— Ну, — неуверенно начала она, — потому что я знала, что это случится, но все равно приняла решение быть с тобой. Знала, что некоторые члены твоей семьи ненавидят меня и могут причинить боль в этой войне, как знала и то, что у Рона и Гарри будут проблемы с принятием нас. Но я бы не стала злиться на тебя за собственный выбор.
Он кивнул головой.
— Именно.
— Но они твои родители, Драко, — подчеркнула она. — Это немного другое. Они твоя семья. Твоя кровь.
— Кровь создала нам достаточно проблем, — прошептал он, сжимая челюсти, но она его услышала. — Грейнджер, просто будь уверена, что я сделал свой выбор и не испытываю ни малейшего желания или намерения менять его. Разберемся с моими родителями, когда возникнет необходимость. Теперь мы можем изменить тему?
Она глубоко вздохнула, словно намереваясь спорить, но выдохнула, расслабилась и склонила голову в знак согласия.
— Ладно, — сказала она и отвлеклась на тихо закряхтевшего Тедди. Посмотрела на Драко с озорной улыбкой на губах. — Хочешь подержать малыша?
Он негодующе фыркнул.
— Точно нет.
— Почему? Он твой брат.
— Двоюродный брат.
— Технически, он твой первый двоюродный племянник, — исправилась она, — а значит, довольно близкий родственник.
— Это к делу не относится, я все равно не возьму его, — он уверенно покачал головой. — Помимо прочего, Тонкс до смерти избила бы меня ржавой лопатой, если бы я его уронил, а мне этого совсем не хочется.
— Ты его не уронишь. А даже если так, мы же на кровати.
— Грейнджер...
— Если подержишь его, я приготовлю тебе горячий шоколад, — с улыбкой предложила она. — Со сливками.
— Какая-то дохлая взятка, — усмехнулся он. — Я вполне способен сварить его сам...
— Ой, да ладно, ты же знаешь, что любишь приготовленный мной шоколад.
— Впервые о таком слышу, — парировал он, пытливо глядя на нее. — Почему ты пытаешься заставить меня взять его на руки?
На мгновение улыбка Гермионы исчезла; она собиралась сказать ему, что считала семью очень важной; даже если его родители отреклись от Драко, у него есть другие кровные родственники, к которым он всегда мог обратиться. Она подумала сказать ему, что чувствует, словно Андромеда, Тонкс и Тедди могут стать для него более значимыми, чем он в состоянии предположить в данный момент; и ей хотелось бы, чтобы на Светлой стороне у него было нечто большее, чем она и его друзья. И пусть связь их крови не сильна, именно она помогала их сердцам биться.
— Руки немного устали, — сказала она. — Плюс я… думаю, мне было бы интересно на это посмотреть.
Драко хмыкнул, явно не убежденный ее ответом.
— Если ты позволишь мне целый день глумиться над Поттером и Вислым и ни разу не скорчишь гримасу, не закатишь глаза и не пожалуешься, тогда я в деле.
— Ни одного шанса, чтобы я согласилась.
— Полдня.
— Драко...
— Ладно, — проворчал он. — Вот честно, у тебя нет чувства юмора. Договорились, один горячий шоколад...
— Хорошо.
— ...каждое утро, пока меня не начнет от него тошнить, — закончил он с самодовольным выражением на лице. — Договорились?
— Договорились, — повторила она быстрее, чем он ожидал. — Так, сложи руки на коленях, как это сделала я.
Возмущенно выдохнув и уже сожалея о согласии, он сделал, как она сказала.
— Верно?
— Верно, — сказала она и склонилась вперед, чтобы осторожно переложить Тедди. — Хорошо, не забывай придерживать его головку. Вот так.
Драко аккуратно перехватил Тедди и немного поерзал на месте, выискивая более удобное положение для них обоих. Тедди издал несколько тихих недовольных звуков и немного вздрогнул прежде, чем успокоиться, на долгий момент уставился на Драко широко открытыми глазами, но после закрыл их и довольно зевнул, развеяв некоторые сомнения Малфоя.
— Видишь, — сказала Гермиона, когда Живоглот улегся у нее на коленях, — это не так уж плохо.
Он бросил на нее циничный взгляд и хмыкнул.
— Если я увижу малейший признак, что он собирается обосраться или блевануть, я разверну его в твою сторону.
— И кто сказал, что рыцарство умерло!
Он пожалел о вопросе еще до того, как успел задать его:
— Полагаю, ты хочешь иметь детей?
— Не в ближайшее время, — ответила она к его облегчению, — но когда-нибудь. Пожалуй, двух. Мне всегда хотелось брата или сестру, так что, думаю, что хотела бы больше одного ребенка.
Он беспокойно нахмурился, намереваясь сменить тему на нечто менее глубокое, когда маленькие пальчики Тедди в довольно крепком захвате обвились вокруг его большого пальца, и он снова посмотрел на дремлющего младенца с особым чувством недоверия.
— Он понятия не имеет, что идет война, — произнес Драко отстраненным голосом. — Правда?
Когда его взгляд вернулся к Гермионе, он не смог решить, выглядит ли она полной надежд или отчаявшейся.
— Да, понятия не имеет.
— Счастливчик.
— Да, — она кивнула, — счастливчик.
Драко удалось сдержать обожание, которое чуть не проявилось на его лице. То, как Гермиона сморщила нос, засмеявшись над словами Блейза, несомненно, было обаятельным, но нельзя было забывать обо всех присутствующих в комнате: Блейз, Лавгуд и Тео. Вместо этого он закинул руку на спинку стула, тайно поглаживая ее плечи.
— Это был кулинарный эксперимент, —произнесла Луна размеренным голосом, — я не знала, что смешивание корней лаванды и валерианы среагирует с ингредиентами выпечки таким... интересным образом.
— О, блять, я помню те кексы, — кивнул Тео. — Да, из-за них комната вращалась, все казалось нереально ярким. Это продлилось пять часов.
— Тебя хотя бы не стошнило на ковер, — пробурчал Блейз, вставая со стула. — Хочешь еще кофе, Луна?
— Лучше травяной чай, пожалуйста.
— Блейз, — сказал Драко, — раз уж ты встал, сделай мне кофе.
— Я похож на домового эльфа? Сделай сам.
— Болван, — сказал он и тоже встал со своего места. — Ты чего-нибудь хочешь, Грейнджер?
— Нет, спасибо, я еще это не допила.
Тео усмехнулся и закатил глаза.
— Я бы выпил еще чаю. Ты не хотела бы... Ой, погодите. Мне же даже спросить некого.
Луна перевела на него ленивый взгляд.
— Это намек на то, что тебе некомфортно быть метафорическим пятым колесом, Тео?
— Напротив, Лавгуд, — быстро ответил он, — я предпочитаю быть один. Хотя, если бы я собрался обременить себя подружкой...
— Обременить? — повторила Гермиона, делая медленный глоток чая. — Разве это не пессимистично?
— Привет, меня зовут Тео и я слизеринец, — колко заметил он. — Как я уже начинал говорить, если бы я собирался завести подружку, очевидно, мне стоило бы учесть, что хорошие девочки со скучных факультетов нынче в моде.
— Хорошие девочки со скучных факультетов? Извини, но...
— Знаешь, ты часто перебиваешь людей, — заметил он с улыбкой. — Да, хорошие девочки со скучных факультетов. Я настаиваю на этом описании, которое подводит меня к основной мысли. Не думаю, что ты в курсе, но все же: возможно, близняшки Патил сейчас одиноки и интересуются каким-нибудь извращенным дерьмом, Грейнджер?
Гермиона подавилась и закашлялась, выплевывая чай, но пытаясь поймать его ладонью. Сквозь дымку слезящихся глаз она увидела, как Драко подошел к Тео и отвесил тому подзатыльник, и желание смеяться только усугубило ее положение, особенно когда Тео надулся, словно ребенок, которому сделали выговор. Она почувствовала, как Драко ладонью медленно растирал ее спину между лопатками, ослабляя напряжение в горле.
— Ты в порядке?
— В порядке, в порядке, — выдохнула она, как только смогла нормально дышать, и благодарно улыбнулась Драко. — Извините, эти слова застали меня врасплох.
Драко улыбнулся ей, смотря мягким взглядом, наполненным весельем, и Гермиона на мгновение утонула в нереальности его спокойствия. Она раздумывала, подозревал ли он, насколько менялись его черты, когда он находился в компании людей, с которыми явно чувствовал себя комфортно; ей показалось, она ощутила что-то, пока изучала его — небольшую искру тепла в онемевшей части внизу живота, но прежде, чем она смогла обдумать это чувство, дверь в кухню отворилась и вошел Гарри.
Атмосфера в комнате мгновенно переменилась, а улыбка Гермионы исчезла, когда она заметила, как ее лучший друг в нерешительности мнется на пороге; его вид был полон сомнений, возможно, даже некоторой нервозности. Он с прищуром наблюдал за Тео, Блейзом и Драко, и она почувствовала, как Малфой сильнее прижал ладонь к ее спине.
— Здравствуй, Гарри, — нарушила тишину Луна, казалось бы, не замечая напряженности между парнями. — Хочешь поесть? Я могу разогреть приготовленный Тонкс суп.
— Все в порядке, Луна. Спасибо, — ответил он, поворачиваясь к Гермионе. — Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
— Да, конечно, — сказала она. — Только помоги.
Он кивнул и подошел к Грейнджер — она заметила опущенный взгляд, словно Гарри отказывался признавать присутствие слизеринцев, — помог подняться на ноги и осторожно повел из кухни. Драко не сводил с них глаз, рассеянно отмечая, что равновесие Гермионы определенно улучшилось; он дождался, когда Поттер закроет за собой дверь, свалился на стул и с отвращением прорычал.
— Полагаю, тебе стоит привыкнуть к тому, что Поттер и Уизли будут постоянно обламывать кайф, — прокомментировал Тео.
— Что за козел! — выругался Драко. — Вот честно, такое ощущение, словно он ждет, что Грейнджер будет ему шнурки завязывать или делать еще что-нибудь столь же незначительное, а попросил он ее пойти с ним лишь для того, чтобы доказать свою правоту.
— Я думаю, их дружба прекрасна, — внезапно произнесла Луна, и все бросили на нее озадаченный взгляд. — Они как брат и сестра, и многое пережили вместе. Если подумать, такие отношения не часто встретишь. — Она поднялась со стула и отряхнула крошки от тоста с колен. — Пожалуй, пойду помогу Тонкс со стиркой.
Блейз тоже встал.
— Я с тобой.
— Знаешь, — сказал Драко, когда они ушли, оставив их с Тео наедине, — никогда не думал, что Блейз станет настолько... привязанным к девушке. Он как прилипчивый питомец.
— Типа ты намного лучше.
— Черт, я не настолько плох.
— Ты не далеко ушел, — сказал Тео, он казался почти расстроенным. — Наверное, для вас обоих довольно... здорово иметь кого-то близкого рядом.
Драко не сдержался и уставился на Нотта.
— О чем ты говоришь?
— Ты знаешь о чем, — он вздохнул. — Если Сам-Знаешь-Кто победит в этой войне, мы все равно умрем и ничего не будет иметь значение. Но если выиграем, люди вряд ли сразу же примут нас, учитывая родителей-Пожирателей и прежние поступки. У тебя и Блейза хотя бы есть та, кто будет заботиться о вас. По крайней мере, вы не будете одиноки.
Драко нахмурился после того, как еще раз прокрутил слова Нотта в голове, наблюдая, как опустились его плечи, а руки сжались в кулаки.
— Ты не будешь один, — заявил он несколько неловко. — Знаешь, мне ведь может понадобиться помощь с выдумыванием новых прозвищ для Поттера и Уизли.
Тео ухмыльнулся.
— Ты про скорострела-Уизли и плаксу-Поттера?
— Именно.
В редкие моменты Гермиона переставала беспокоиться о войне, казалось, та всегда подкрадывалась к ней с новой угрозой, и Гермиона задумывалась, должна ли чувствовать себя виноватой за то, что время от времени мысли о ней проскальзывали в спящую часть мозга.
Она села на кровать, проверяя вес палочки в руках и стараясь не обращать внимания на беспокойное подергивание в животе. Гермиона практически чувствовала ее сопротивление; остаточная темная магия обжигала пальцы, когда она робко поиграла с древком и провела большим пальцем по кончику. Слова Олливандера не шли из головы:
«Непреклонная».
Она не могла не думать обо всех людях, которые пострадали или были убиты волею обладательницы этой палочки: Сириус, Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, Добби, она сама и еще Мерлин знает, как много других. Она ненавидела мысль о ее использовании, но это был самый логичный вариант, поэтому Гермиона решилась стать ее новой хозяйкой. И Гарри, и Оливандер согласились, что с ее магическими способностями и мастерством в заклинаниях она была наиболее вероятной кандидатурой, которая сможет эффективно использовать свои силы. И если Гарри мог использовать палочку Петтигрю, человека, который предал его родителей, то она, безусловно, в состоянии научиться приспосабливаться к использованию волшебной палочки Беллатрисы — двенадцать и три четверти дюйма, древесина грецкого ореха, сердцевина из сердечной жилы дракона.
По словам Гарри, в поместье Рону удалось разоружить Фенрира; он предположил, что Рон сохранил палочку, и заверил, что обязательно уточнит это, когда тот снова захочет поговорить с ним. Они стучались в его дверь, но обнаружили, что та заперта, и это, по крайней мере, подтвердило, что Рон использовал чью-то палочку.
Посидев около часа в комнате Оливандера и выслушав описание свойств палочек Петтигрю и Беллатрисы и возможные методы, которые могут облегчить их использование, Гермиона предположила, что особо обсуждать больше нечего. Но затем Гарри поднял тему Старшей палочки — рассказал о видении, в котором Волдеморт завладел ею. Гермиона до сих пор чувствовала головокружение от этого откровения.
Затем Гарри помог ей вернуться в спальню, и они провели еще несколько часов, обсуждая последствия обладания Волдемортом Старшей палочкой, перебрали около восьмидесяти книг из библиотеки Гермионы, пытаясь отделить содержащие какие-либо подробности о неуловимом артефакте.
Отложив в стопку тридцать книг, которые Гермиона организовала в порядке актуальности и надежности, она пообещала Гарри прочесть и посмотреть их, но предупредила, чтобы он в любом случае не терял надежды, потому что опасалась, что большая часть информации будет основана на молве и фольклоре. Уже раз прочитав «Дары смерти» во время их пребывания в лесу Дин, она узнала, что здесь особо не с чем было работать, и почти все ее выводы будут держаться на слухах. Она просмотрела три книги на предмет чего-то существенного, ничего не нашла и решила, что было бы полезно попробовать несколько простых заклинаний с палочкой Беллатрисы, просто чтобы не спеша привыкать к ее использованию.
Гермиона тревожно покрутила ее между пальцами, решая, не использовать ли для начала простое Акцио, когда дверь спальни открылась, и она буквально почувствовала возмущение Драко, который застал ее в руках с палочкой, которую легко смог узнать.
— Какого хера ты творишь? — резко спросил он. — Надеюсь, это не...
— ...Палочка Беллатрисы, — закончила она. — Да, это она.
— Какого черта у тебя делает эта хрень?
— Гарри с Роном обезоружили Беллатрису, — объяснила она и медленно выдохнула прежде, чем продолжить. — И теперь я буду ей пользоваться.
Драко почувствовал, как глаза широко распахнулись против его воли, на шее запульсировала вена и гнев заполнил горло.
— Ты не сделаешь этого!
На ее лице появилась обида.
— Я не спрашивала твоего проклятого разрешения.
— Ты, блять, хоть понимаешь, скольких людей убили и замучили ею? — затараторил он. — Возможно, сотни между этой и последней войнами!
— Спасибо, я в курсе! — парировала она. — Но не палочки убивают и пытают, Драко, а люди.
— Все не так просто, и тебе это известно! Палочки выбирают себе владельцев, помнишь? Эта штуковина злая, ты не сможешь ее контролировать...
— Нет, смогу!
— Помимо того, что ты магглорожденная и палочка почувствует это, ты еще и слишком добра для нее! — яростно прокричал он. — Она сделает все возможное, чтобы сработать против тебя!
— Другого варианта нет! — проорала в ответ Гермиона. — Наши палочки забрали егеря, и Тонкс не может предложить замену. Мы должны работать с тем, что имеем...
— Так это идея Поттера?
— Нет, моя!
— И чью же палочку использует он? — отрывисто спросил Драко. — Рудольфуса, полагаю? Или моего отца?
— Нет, Петтигрю, — строго ответила она. — И я уверяю тебя, ему приходится намного труднее, чем мне. Но, как я уже сказала, мы должны работать с тем, что имеем.
— Это чертовски нелепо, — пробормотал он, потер глаза и провел пальцами по волосам. — Почему ты не слушаешь меня? Ты совершенно недооцениваешь зло, заключенное в этой палочке!..
— Или же, возможно, ты недооцениваешь меня и мои способности, — ответила она. — Я знаю, что смогу это сделать, так что прекрати! Я уже приняла решение!..
— Мерлина ради, Грейнджер, почему ты так упряма?
— Это я упряма? — недоверчиво повторила она. — Ты единственный не хочешь закрывать тему!..
— Используй мою палочку, — выпалил он, слова прозвучали подобно мольбе. — Используй мою.
Гермиона замерла, на мгновение потеряв дар речи от того, насколько легко он предложил ей свою самую большую ценность.
— Ты же знаешь, что это не подходящий вариант.
— Почему?
— Тогда ты останешься без палочки.
— Мы могли бы делиться ею...
— Но зачем, если у нас есть еще одна? Знаешь, я чувствовала сопротивление твоей палочки, когда использовала ее вчера, — сказала она и заметила, что он слегка обеспокоен этим комментарием. — Если ты тоже будешь ею пользоваться, то потребуется долгое время, чтобы она привыкла ко мне. Больше смысла в том, чтобы я взяла палочку Беллатрисы, и ты это знаешь.
Драко зажмурился и сжал челюсти.
— Мне тебя не отговорить, я прав?
— Да.
— Иногда ты настоящая боль в моей заднице, Грейнджер, — раздраженно проворчал он.
Она слегка улыбнулась.
— Знаю.
Драко внезапно почувствовал себя изможденным, сел на кровать, склонился вперед и уперся локтями в колени. Он собирался перечислить еще несколько причин, по которым ей стоило принять его предложение, но почувствовал касание ее руки, нежно поглаживающей его запястье, — и все возражения успели исчезнуть до того, как он их озвучил.
— Я знаю, это едва ли удобно, — тихо сказала она, — но нет ничего удобного во время войны.
Губы Драко дернулись в улыбке.
— Полагаю... По крайней мере, позволь помочь, — неохотно произнес он. — Я видел, как она использует палочку, я знаю ее характер. Например, я мог бы дать тебе пару советов.
— Я была бы признательна, — быстро согласилась она и наклонилась вперед, чтобы поцеловать его в уголок рта. — Спасибо, Драко.
====== Глава 37. Недостатки ======
Саундтрек:
Florence and the Machine — Bedroom Hymns
The XX — Crystallised
Glen Hansard and Marketa Irglova — If you want me
Драко не был уверен, проснулся ли он с головной болью, или это была та самая головная боль, которая накрыла его незадолго до рассвета. В любом случае, голова раскалывалась словно от стука кулаками по глазницам, и он стиснул зубы от боли.
Хотя он не мог вспомнить ничего конкретного, знал, что большую часть ночи его мучили кошмары, — он чувствовал их беспощадность в холодном поте, стекающем по спине, — и инстинкт подсказывал, что, скорее всего, их сюжеты вращались вокруг Грейнджер, родителей и Волдеморта. Вероятно, именно поэтому он так крепко обнимал Гермиону за талию; ее взъерошенные волосы вздрагивали под его тяжелым дыханием.
Драко убрал руку и сел, массируя шею и переносицу в попытке ослабить головную боль. В изножье кровати лежал свернувшийся Живоглот, одним глазом, выглядывающим из-под лапы, он с любопытством разглядывал Драко.
— Свали, уродец, — прошептал Малфой, откинул одеяло и встал с кровати.
Томимый жаждой, Драко натянул одежду, взял палочку и вышел из спальни, намереваясь найти на кухне какое-нибудь питье и пузырек зелья Сна-без-сновидений. Он вздрогнул и едва успел подавить вздох удивления, когда наткнулся на кого-то в коридоре. Неловко провозившись с палочкой, он бросил Люмос и закатил глаза, когда свет выявил кривую улыбку неожиданного полуночника.
— Блядь, Тео, — прошипел Драко. — Ты решил меня до смерти напугать?
— Даже не пытался, — усмехнулся он. — Но определенно получилось забавно.
— Какого черта ты здесь делаешь?
— Полагаю, то же самое, что и ты — мне не спится, я хочу пить. Или ты шел в ванную?
— Нет, я иду на кухню, — сказал Малфой, направляясь к лестнице. — Пойдем.
— Почему не спится? Грейнджер храпит?
— Нет.
— Она много ерзает?
— Нет.
— Она...
— Это никак не связано с Грейнджер! — прорычал он настолько резко, насколько позволял приглушенный голос.
— Значит, дело в кошмарах, — сказал Тео понимающим тоном и пожал плечами на растерянный взгляд Драко. — Они есть у каждого из нас. У Блейза сны особенно ужасны — раньше он просыпался с криком, раздирающим легкие, а после блевал часами. Думаю, это неизбежно. Во время войны никто и никогда по-настоящему не спит.
Драко все еще размышлял, как можно было разумно ответить на замечание Тео, когда они подошли к двери кухни; если бы хоть один из них обратил внимание, то смог бы услышать приглушенные голоса за дверью. Сидящие за столом Рон и Гарри резко вскинули головы и замолчали, когда Драко толкнул дверь и прервал их разговор. Через секунду Рон вскочил на ноги, выпрямился и, гневно изогнув губы и сжав кулаки, уставился на Малфоя. Сделав несколько небрежных шагов в кухню, Драко склонил голову на бок и сверкнул Уизли снисходительной ухмылкой, для пущего эффекта окинул его сверху вниз взглядом.
Рон выглядел слегка дезориентированно и потрепанно, как будто кто-то поставил его вверх тормашками, и теперь он безуспешно пытался приспособиться к перевернутому миру, или же, как подумал Драко, его можно было сравнить с выброшенной на берег рыбой из магловской метафоры. Несмотря на улучшения в Уизли, которые произошли с момента их последней стычки на этом самом месте, он все еще казался раздраженным; даже на расстоянии Драко мог разглядеть налитые кровью глаза и обгрызенные ногти. Судя по раздраженному виду Поттера и раскрасневшемуся лицу Уизли, Драко пришел к выводу, что он и Тео прервали довольно напряженную дискуссию — правда, его это совсем не волновало.
— Супер! — прямо заметил Тео из-за спины Малфоя. — А вот и бестактный двойничок. Нет, погоди. Я способен придумать что-то получше...
— Какого черта вам нужно? — требовательно прорычал Рон, всей позой выражая враждебность. — Я спросил, какого черта вам нужно?
— Я, блядь, расслышал тебя, Уизли, — хмуро ответил Драко. — Успокойся, а то кровь носом пойдет.
— Я тебе устрою кровь носом! — угрожающе произнес он.
— Фигасе! Уизли нашел свое остроумие, — насмешливо сказал Драко, делая еще несколько смелых шагов. — Кто-нибудь, сообщите «Пророку».
— Предупреждаю, Малфой, я сломаю твой острый нос, торчащий среди лица...
— Я в ужасе.
— Тогда давай, козлина! — выплюнул Рон, агрессивно подаваясь навстречу Драко. — Я сотру эту чертову улыбочку с твоего лица!
— Рон, — позвал Гарри, вставая со стула и преграждая ему путь. — Погоди минутку, друг...
— Нет! Мы первыми сюда пришли!
Тео хмыкнул позади Драко.
— Десять баллов Гриффиндору за озвучивание очевидного.
— А ты, Нотт, вообще заткнись! Долговязый придурок...
— Ой, Уизли, — сказал он, закрывая глаза, — это почти задело мои чувства.
— Почему бы тебе не свалить к своему долбаному папаше? — холодно выплюнул Рон. — О, погоди, ты же совсем не нужен ему без Метки, получив которую тебе придется склониться и поцеловать ноги Сам Знаешь Кого!
Драко разгневанно вздернул бровь и повернулся к Тео как раз вовремя, чтобы заметить, как все веселье сошло с его лица, превратив его в жестокую маску злости. Драко видел, как искры ярости вспыхивали в его глазах, ноздри раздувались, оповещая о надвигающейся вспышке; прежде чем Драко успел придумать слова успокоения, Тео взорвался.
— НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ О МОЕМ ОТЦЕ, УИЗЛИ! — закричал он и, сделав несколько успокоительных вздохов, продолжил: — Если еще хоть раз о нем заикнешься, клянусь...
— Что тогда? — вызывающе бросил Рон. — Что же ты сделаешь, Нотт?
— Я бы сломал твою гребаную челюсть, будь уверен, что не подхвачу, например, бешенство или бедность!
— Думаешь, без папочкиного наследства ты хоть чем-то лучше меня?
Тео бросился вперед.
— Я СКАЗАЛ НЕ УПОМИНАТЬ МОЕГО ЧЕРТОВОГО ОТЦА!
— А Я ВОТ УПОМЯНУЛ! — выкрикнул Рон, отталкивая Гарри в сторону. — Задел за живое, да, Нотт?
— Да пошел ты, — пробормотал Тео и потянулся в карман за палочкой, но его пальцы дрожали, поэтому Уизли вытащил свою первым.
— Ступефай! — заорал Рон, но Тео сделал шаг в сторону, да и заклинание было слабым.
Магия ударила Тео под странным углом, недостаточно точным, чтобы отключить его сознание, но она сбила его с ног и заставила проскользить по полу. Оглянувшись, чтобы проверить состояние Тео, Драко быстро вытащил свою волшебную палочку и успешно швырнул в грудь Уизли Импедименту, отбросив его в стену с громким ударом. Прежде чем Малфой успел ухмыльнуться и Уизли застонал от боли, послышался крик Поттера:
— Экспеллиармус! — Драко смотрел, как его палочка вылетает из руки и приземляется в ладонь Поттера.
— Отдай мою палочку, Поттер! — огрызнулся он.
Драко шагнул вперед и посмотрел на Гарри, смутно осознавая, что и Тео, и Рон, переполненные адреналином, поднялись с пола и шли друг на друга со сжатыми кулаками. Все четверо перешли в атаку в центре комнаты, подобно враждующим оленям, защищающим свою территорию; но прежде чем они смогли нанести какой-либо вред, новый голос прокричал:
— Дисперсум!
Драко почувствовал силу заклинания всеми внутренностями, оно поднимало его вверх, пока он не оказался прижат в одном из углов под потолком. Подняв голову, Малфой обнаружил, что Тео, Уизли и Поттер были в похожем затруднительном положении: все висели в разных углах комнаты, извиваясь от беспокойства, как мухи, запутавшиеся в паутине. Изогнувшись и пытаясь побороть заклинание, Драко перевел взгляд на использовавшего его и остановил борьбу.
Гермиона стояла возле двери, в вытянутой руке несколько неловко была зажата палочка Беллатрисы. Дикие кудри, взъерошенные ото сна, обрамляли хмурое напряженное лицо, на котором читалось явное неодобрение; она поджала губы, окидывая их взглядом прищуренных глаз. Босая, все еще неуверенно стоящая на ногах и одетая в изодранный пурпурный халат, который был, вероятно, на два размера больше (Драко заключил, что Тонкс носила его во время беременности), каким-то образом ей все же удавалось выглядеть пугающе.
— Гермиона! — воскликнул Уизли. — Опусти нас!
— Нет! — выпалила она в ответ. — Вам всем должно быть стыдно! Идет война, люди погибают, а вы не можете преодолеть жалкое школьное соперничество? Вы действительно ненавидите друг друга настолько, что готовы позволить этому условно повлиять на результат войны?
Драко прочистил горло.
— Грейнджер...
— Я еще не закончила, Драко! — оборвала она со строгим взглядом. — Вы больше не мальчишки! Вы — мужчины! Так что поступайте соответствующе, проявляйте хоть некоторую зрелость и достоинство!
— Гермиона, — попробовал Гарри, — Опусти нас, и мы сможем...
— Нет, Гарри, вы все останетесь на своих местах, пока я не закончу! — продолжила она и слегка изменила угол наклона палочки так, что удерживающее их на месте давление теперь граничило с болью, и все четверо заворчали от дискомфорта. — Я не позволю вам ссориться и спорить, подобно кучке второкурсников! Я отказываюсь быть судьей своим друзьям и парню, так что вы…
— Грейнджер, — перебил Тео, и Драко закатил глаза из-за его очевидного желания смерти. — Я лишь хочу заметить, что, поскольку я не твой парень и чисто технически не твой друг, не стоит меня учитывать...
— Заткнись, Тео, — огрызнулась Гермиона. — Я прекращаю пытаться оправдывать вас или играть роль миротворца! Я не прошу становиться друзьями или просто ладить, но я говорю оставить в стороне нелепые проблемы и проявить друг к другу терпение, иначе, уж поверьте, я устрою вам ад на земле!
Драко удивленно приподнял брови, раздумывая, когда он в последний раз видел Грейнджер настолько взволнованной и разъяренной, что она фактически вибрировала от переполняющих ее чувств. Он взглянул на остальных, смотрящих на свирепствующую Гермиону, крепко сжимающую в руке палочку Беллатрисы, и обнаружил на их лицах выражения недоверия.
— Я скажу это один раз, — сказала Гермиона твердым голосом. — Вы будете терпеть друг друга, вы отложите в сторону любые обиды со времен Хогвартса и вы сделаете это немедленно. Понятно? — Молчание, что стало ей ответом, было настолько густым, что грохотало в ушах. Гермиона резко вздохнула и слегка согнула запястье, изменив наклон палочки, что не предвещало ничего хорошего. — Я спросила, понятно?
— Да, — выпалил Гарри, — Я все понял.
— Ага, усёк, — кивнул Тео. — Бла-бла-бла, давай обниматься с хаффлпаффцами. Теперь ты нас опустишь?
Гермиона проигнорировала его, переводя взгляд между смолчавшими.
— Рон? Драко? — нетерпеливо подтолкнула она. — Я жду.
— Ладно. — проговорил Рон сквозь зубы.
— Да пофигу, — упрямо проворчал Драко, облизывая губы, когда Гермиона посмотрела на него с прищуром. — Да, хорошо, только спусти нас к черту!
— Хорошо, — сказала она сдержанным тоном. — Получается, все дали свое устное согласие.
С этими словами она опустила палочку и, произнеся заклинание, перекинула ее из одной руки в другую; все четверо сползли по стенам и с тяжелыми ударами свалились на пол. Драко со стоном поднялся на ноги и потер ушибленный копчик, осторожно наблюдая за Гермионой, задумчиво обдумывающей ситуацию с таким видом, что обычно приводил к решению, которое ему не нравилось.
— Гарри, Тео, Драко, — обратилась она, когда все встали на ноги. — Отправляйтесь спать. Я хочу поговорить с Роном.
Лицо Драко приобрело недовольный хмурый вид, и он громко усмехнулся, не обращая внимания на смущенные взгляды, которыми обменивались остальные, покачал головой и, сжав зубы, процедил:
— Ты, блядь, шутишь? Грейнджер, ни при каких условиях...
— Это была не просьба, — сказала она, склонив голову и сурово глядя на него. — Я серьезно. Вы трое, идите спать.
На мгновение Драко потерял дар речи, наблюдая, как она одарила Поттера благодарной полуулыбкой, когда тот без спора покинул кухню. Тео последовал к выходу, но задержался у двери, очевидно, ожидая Драко и пытаясь привлечь его внимание — Драко не прореагировал. Он был слишком занят, сверля хмурым взглядом Грейнджер, и проявлял всю доступную ему сдержанность, чтобы не врезать кулаком по торжествующей ухмылке на лице Уизли.
— Черт, во что ты играешь? — требовательно спросил он, делая шаг в ее сторону. — Ты ожидаешь, что я…
— Ты только что согласился проявить терпение...
— Я никогда не соглашался оставлять тебя наедине с ним!
— Драко, не испытывай меня, — тихо предупредила она. — Мне нужно поговорить с Роном, и я хочу сделать это наедине, так что иди спать, я приду, когда я закончу.
— Я так не думаю, черт возьми.
— Драко, я серьезно, — сухо сказала она, и что-то в выражении ее лица сказало Драко, что в этом споре ему не победить. — Это нужно сделать, и будет легче, если тебя здесь не будет. А сейчас, говорю в последний раз — отправляйся спать, я скоро приду. Больше повторять не стану.
Он сжал зубы и зарычал, угрюмо бросил на Рона угрожающий взгляд и посмотрел на Гермиону.
— Мы обсудим это после того, как вы закончите, — прошипел он.
Он прошел мимо нее с намеренно холодным видом, чуть не сбив в дверях Тео, когда выскочил из кухни, со всей силы захлопнув за собой дверь, что заставило петли завизжать. Эмоции бурлили внутри. Он был полностью и совершенно разозленный: все мышцы напряглись и натянулись от гнева, кровь кипела в венах, когда он, преследуемый Тео, ворвался в коридор.
— Итак... — пробормотал Тео. — Нет смысла угадывать, кто у вас в доме хозяин.
— Заткнись, — выплюнул Драко.
— Просто наблюдение, — защищаясь, сказал он. — Мне не стыдно признаться, что я слегка побаиваюсь твоей девушки. Она пугает, когда ведет себя так властно…
— Черт возьми, Тео, отвали!
Гермиона поморщилась от резкого удара двери, но последовавшее за этим молчание, которое повисло между ней и Роном, было еще более разрушительным.
Она пристально изучала его, и сердце упало, когда он отказался посмотреть ей в глаза или дать понять, что замечает ее присутствие. Он просто стоял среди кухни: взгляд был сосредоточен на полу, плечи — неуверенно опущены. Тяжело вздохнув, она подошла к столуи села, засунув палочку Беллатрисы в карман халата, а затем наклонилась вперед и в довольно деловой манере сложила перед собой руки.
— Рон, — мягко сказала она, — сядь, пожалуйста...
— Я не хочу.
— Сядь и успокойся, — сказала она властным тоном. — Нам нужно поговорить.
Казалось, если бы это было возможно, он сжался бы еще больше, но вместо этого поднял взгляд и посмотрел на нее через неопрятные рыжие пряди.
— Не уверен, что тебе сказать.
— Ты можешь сказать мне все что угодно. Ты же знаешь.
— Ну, это было раньше. — Он нахмурился. — До того, как я узнал о твоих... с ним.
— Я все тот же человек, Рон, — сказала она. — Я — это я.
— Разве?
Она вздрогнула и нервно заправила прядь за ухо.
— Слушай, я понимаю, что ты сердишься на меня...
— В том-то и дело, — перебил он, — я не сержусь, я… не знаю. Я просто не знаю, Гермиона.
— Пожалуйста, присядь, — попросила она, ощущая легкую волну облегчения, когда он так и сделал. Он выдохнул, опустился на стул напротив и положил руки на стол. Она попыталась протянуть ладонь и прикоснуться к нему, но он отодвинулся прежде, чем она успела даже задеть его пальцы.
— Рон, пожалуйста, поговори со мной...
— Это не так просто, Гермиона...
— Если бы ты только попробовал, — умоляла она. — Просто скажи что-нибудь, и это...
— Думаю, ты была права, — бросил он слишком быстро, но Гермиона поняла. — В смысле, насчет нас. Последние пару дней я думал о твоих словах насчет того, что у нас ничего не получится. Я представлял, каково быть в отношениях с тобой, и знаешь, что я решил? Я решил, что это было бы нормально [1], а потом вспомнил, что «нормально» — наихудшее из слов.
— В английском языке, — закончила она с понимающим кивком. — Извини, но я не думаю, что мы... созданы для таких отношений.
— Да, — согласился он слегка отдаленным тоном. — Скорее всего, так и есть. Хотя, сначала я думал совершенно иначе. Черт, как все думали.
— Если бы большинство было всегда право, прогресса не случилось бы, — пробормотала она скорее для себя. — Извини, я просто хочу сказать, что... порой люди видят то, что хотят видеть.
— Я очень тебя люблю, — искренне сказал Рон. — Но… я не знаю, люблю ли тебя как друга, или это что-то большее. Это чертовски меня запутывает. Наверное, если я не знаю, что это означает, получается, это не то, о чем я думал. Это имеет какой-нибудь смысл?
— Имеет, — заверила она. — На самом деле, в этом много смысла.
— Это похоже... — неловко начал он, потирая затылок в свойственной ему неуклюжей манере. — Когда я считал, что ты умираешь, я не думал «это девушка, которую я люблю», я думал «это моя лучшая подруга», и… я обдумывал все это после, и меня словно громом поразило, понимаешь?
— Понимаю, — сказала она и снова протянула руку к его ладони, на этот раз он не сопротивлялся. — Я знаю, что ты имеешь в виду.
— У нас бы ничего не вышло, ведь так? — пробормотал он с тоской. — Как ты и сказала, нам было бы слишком удобно. Тебе и мне…
— Нам с тобой, — автоматически поправила она, но быстро прикрыла рот и поморщилась. — Извини, сейчас не время...
— Но это то, кто ты есть. — Он пожал плечами. — Но есть еще кое-что — я не понимаю, о чем ты говоришь. Если бы мы были вместе, я бы проводил половину дня, уткнувшись в словари в попытке наверстать упущенное.
— Рон, ты не глупый.
— Но я не на твоем уровне и никогда не буду, — продолжил он. — Видишь, я понимаю, правда. Я не злюсь, что мы не вместе. Я знал, что всегда был шанс на расставание. Я злюсь, потому что... из-за Малфоя. Я просто... не могу понять. Я не чувствую, что ты бросила меня — ты предала меня. Как друга.
— Это трудно объяснить, — выдохнула она. — Я жила с Драко в течение нескольких месяцев. Я узнала его. Честно, он не такой… придурок, каким был раньше.
— А так и не скажешь, — проворчал Рон. — Он все еще ведет себя, как полный урод.
— Слушай, я знаю, что он может нагрубить и агрессивно среагировать...
— Ага, например…
— Но это не делает его плохим человеком, — настойчиво продолжила она. — У тебя достаточно вспыльчивый характер, ты знаешь. И я в курсе, что могу быть властной и упрямой, и всегда должна быть права, и Гарри тоже упрям, когда дело доходит до принятия помощи, что приводит его к безрассудным поступкам. У всех есть недостатки, Рон, это то, что делает нас людьми. Драко может быть многим, но он не тот, кем он был. Он не плохой. Тот факт, что он здесь, доказывает это.
— Но все, что он сделал нам. Тебе, — возразил Рон. — Как ты можешь взять и забыть все это?
Гермиона колеблясь потерла губы, обдумывая, как следует донести свои рассуждения до Рона. Она потянулась через стол, чтобы снова взять его за руки; слова, застывшие на языке, казались странными и немного тяжелыми, но она произнесла их раньше, чем смогла остановиться.
— Драко подобен... снегу, — тихо сказала Гермиона, прорезая воздух отсутствующим взглядом. — Сначала он холоден и жесток, но по-своему красив, и ты скучаешь по нему, когда его нет. А если достаточно долго подержать его в руках, прижать близко, он меняется. Он тает.
Она вдохнула, и звук вырвал ее из транса. Подняв голову, она поймала озадаченный взгляд Рона, и щеки начали гореть от смущения. Даже в компании людей, которые знали ее лучше всего, ей не нравилось терять обычный контроль и логику, но меланхоличная метафора настойчиво рвалась на свободу. Она готовилась к тому, что сказать дальше, планируя восстановить самообладание и осмотрительность в дальнейшем обсуждении, но Рон опередил ее.
— Ты действительно его любишь? — спросил он. — В смысле, по-настоящему.
— Да, — ответила она, пытаясь сдержать улыбку. — Думаю, это так.
Рон нахмурился.
— Почему его?
— Я… не знаю, как это объяснить, — нерешительно призналась она. — Люблю — и все. Думаю, некоторые вещи просто существуют. Возможно, не нужно пытаться рассуждать, например, о любви.
Он широко улыбнулся, и знакомое снисхождение на его лице сразу же успокоило ее.
— Даже ты не попытаешься рассуждать об этом?
— Даже я.
— Он тоже любит тебя? — спросил Рон, выглядя немного смущенным своим вопросом. — Он признался?
— Он этого не сказал, но я знаю, что это так, — честно ответила она. — Факт его присутствия здесь — достаточное для меня доказательство.
Опустив глаза на их сцепленные руки, Рон на мгновение замолчал и погрузился в размышления.
— Знаешь, Люпин навещал меня вчера утром.
— Правда?
— Да, — Рон кивнул. — Он немного поговорил со мной, рассказал о том, как тяжело было Сириусу отказаться от семьи, и что Малфой переживет то же самое. Я никогда не думал об этом в таком смысле, но… Как бы мне не хотелось это признавать, разговор заставил меня задуматься.
— Хорошо, — пробормотала Гермиона, не зная, что еще следует сказать. — Это хорошо.
— И после всего произошедшего в Малфой мэноре, — неохотно произнес он. — То, как Малфой отреагировал, увидев твое состояние... он был в совершенном ужасе, и это заставило меня задуматься.
— Похоже, ты много думаешь, — прокомментировала она с улыбкой.
— Да, уже голова болит, — шутливо заметил он, но затем выражение его лица стало серьезным. — Слушай, Гермиона, я терпеть не могу Малфоя...
— Знаю.
— И я не даю никаких обещаний, что это изменится, — сказал он прямо. — Сомневаюсь, что мне когда-нибудь понравится этот придурок, но... — он вздохнул, делая паузу, и потер небольшую щетину на подбородке. — Если Тонкс, Ремус и Луна могут переваривать его, думаю, я могу… попытаться привыкнуть к нему.
— Можешь? — она ахнула, пытаясь обуздать восторг. — Ты не шутишь?
— Да, я попробую, — повторил он. — Обещаю постараться. Ведь иначе никак. Он не стоит того, чтобы потерять тебя.
Она крепче сжала его руки.
— Ты никогда не сможешь меня потерять.
— И ты должна пообещать, что больше не будешь мне врать, — настоял он. — Я серьезен, Гермиона.
— Клянусь, не буду, — быстро согласилась она. — Мне жаль. Извини, за все.
— Я знаю. Мне тоже жаль. Было странно не разговаривать с тобой последние несколько дней, — признался он, слегка сжав ее руки. — Казалось, как будто мне не хватает конечности. Властной конечности, которая слишком много говорит и исправляет мою грамматику, но, тем не менее, моей конечности.
Она с облегчением засмеялась и, встретившись с ним взглядом, задала вопрос, который не выходил у нее из головы с тех пор, как она влюбилась в Драко.
— У нас все будет хорошо?
— Да, — сказал Рон, ободряюще улыбаясь. — Да, все будет хорошо.
Драко остановился, снова посмотрел на часы и выругался, когда понял, что с последнего раза длинная стрелка едва передвинулась на два деления.
Он возобновил хождение по спальне, вышагивая взад и вперед по всей длине комнаты, словно дракон в клетке: невысказанные слова обжигали кончик языка. Прошло почти полчаса с тех пор, как Гермиона так внезапно выгнала его из кухни, чтобы остаться наедине с Уизли, и жар негодования давил на него, словно готовый взорваться пузырь. Сжав зубы, Малфой мучился вопросом, сколько еще минут можно вынести — он был готов спуститься на кухню и разрушить их небольшое воссоединение, когда дверь спальни открылась.
Он резко вскинул голову, когда Гермиона проскользнула в комнату с вызывающе поднятым подбородком; она прошлась по Драко пристальным взглядом, анализируя, словно одну из книг. Малфой уже открыл рот, готовый выпустить злобную тираду, но она повернулась к нему спиной, закрыла дверь, пробормотав себе под нос заклинание, и медленно взмахнула палочкой Беллатрисы.
— Какого черта ты творишь?
— Закрываю дверь и использую заглушающее заклинание, чтобы никто не услышал, как я кричу на тебя, — сказала она, как само собой разумеющееся. — Почти готово.
— Ты собираешься кричать на меня? — саркастично спросил он. — Именно ты переступила черту!
Она обернулась с оскорбленным выражением.
— Я? Я переступила черту? Как, во имя Мерлина, ты пришел к такому выводу?
— То, как ты, черт возьми, меня выгнала! — огрызнулся он. — Ты выставила меня идиотом!
Она закатила глаза.
— Ты добился этого сам.
— Не учи меня, как…
— Я совершенно серьезна! — сердито крикнула она, шагнув к нему и ткнув пальцем в грудь. — Вы вели себя как дети! Это чистая правда. Спорили, словно шпана, и начинали жалкую драку, а ты…
— Аллё! — прервал он. — Зачинщиком был Уизли!
— О, это отличный способ опровергнуть мою точку зрения о том, что ты ребенок, Драко!
— Ты кричала на него так, как кричишь сейчас на меня? — спросил он внезапно. — Конечно нет! Ты пылинки сдуваешь с Поттера и Уизли, и это чертовски нелепо!
— Я не сдуваю с них пылинки! — оспорила она. — Они мои лучшие друзья, Драко! Мы заботимся друг о друге...
— О, да ладно, Грейнджер! Я знаю, что ты даже голоса не повысила при разговоре с Уизли, в отличие от того, что происходит сейчас!
— Я отнеслась к тебе точно так же! — упрямо продолжила она. — Я использовала на всех четверых одно и то же заклинание! И скорее злилась на твое поведение в тот момент, когда попросила оставить нас с Роном наедине! У тебя случилась истерика…
Драко резко вздохнул.
— У меня не было истерики! — огрызнулся он. — Ты отмахнулась от меня, что заставило меня выглядеть тупицей, и это было уже чересчур!
— Речь не о твоей гордости! — упрямо парировала она. — Мне нужно было поговорить с Роном, и я попросила тебя уйти, а ты отказался…
— Черт, конечно, я отказался!
— Без веской причины! — Она снова тыкнула его в грудь. — Ты должен доверять мне настолько, чтобы мне было комфортно разговаривать с друзьями!
— Это не имеет ничего общего с доверием к тебе! — выкрикнул он и разочаровано выдохнул. — Конечно, я доверяю тебе! Знаешь, для такой всезнайки, как ты, странно иногда быть такой же тугодумкой, как Лонгботтом!
— Ох, — она понимающе вздохнула, — так дело в типичном аргументе — ты не доверяешь Рону, когда он рядом со мной?
— Охренеть, Грейнджер, конечно, я не доверяю Уизли, — огрызнулся Драко. — И да, я собственник и всегда буду относиться к нему с подозрением, но это не главное!
— Тогда в чем, черт возьми, твоя проблема?
— Ты приняла его сторону!!! — выкрикнул он, запуская пальцы в волосы. — Ты отвергла меня перед ним!
— Неправда!
— Да, отвергла! И ты даже на мгновение не подумала, что это Уизли все начал! Ты просто вошла и… — голос Малфоя стих, он сделал шаг назад и с ног до головы окинул ее взглядом. Задержался на красивом румянце, окрашивающем щеки, и огненных искрах, пляшущих в расширенных зрачках, ощутил вспышку тепла внутри и посмотрел вниз на ее ноги. — Подожди...
— Даже если Рон действительно начал спор, ты не должен был в него ввязываться! — продолжила Гермиона, не обращая внимания на изучающий взгляд Драко. — И еще кое-что...
— Ты ходишь, — он остановил ее, указывая на ноги. — Ты снова все чувствуешь?
— Я что? — она запнулась, моргая, когда ее осенило. — О, верно. Да, я приняла зелье и теперь все чувствую лучше... в любом случае, Драко, ты действовал как полный…
Но она замолкла, когда он практически атаковал, неуклюже и спешно врезавшись в нее своим телом, нарушил равновесие и сбил с ног. Но это было хорошо. Гермиона оперлась спиной о стену, и Драко притянул ее к себе, грубо обхватив за талию прежде, чем яростно поцеловать. После их спора его губы были горячими и влажными, и Гермиона чувствовала, как его сердцебиение откликается напротив ее собственного сердца, когда он прижался к ней настолько сильно, насколько смог, пока она не подумала, что стена может рухнуть под их натиском.
Она ухватилась за его плечи, пальцами впиваясь в напряженные мышцы под рукавами футболки, и рассеянно задумываясь, оставят ли ее ногти следы в форме полумесяца, несмотря на то, что толстая ткань лишает трения кожа-к-коже, которого она так жаждала. В их движениях ощущалось убийственное отчаяние — его поцелуй был настолько внезапным и настойчивым, что у Гермионы не было шанса сопротивляться; казалось, они не целовались месяцами. Она полагала, что это правда. Вот так — давно не целовались. Сейчас они были подобны вихрю вожделения: их руки, ноги и губы прижимались друг к другу, они тонули в стремительности мгновения.
— Подожди, — выпалила она, разрываясь от его губ и пытаясь вернуть часть раздражения по отношению к нему. — Подожди, я все еще сержусь на тебя...
— Ты всегда на меня сердишься, помнишь? — он пожал плечами, целуя ее шею. Он распахнул нижнюю часть халата и положил руку ей на бедро, сжал пальцы и провел ими вверх, задевая кожу ногтями, пока не ощутил дрожь. — Чувствуешь?
— Драко, — сказала она, затаив дыхание. — Мы обсуждали…
— Ты это чувствуешь?
Она сглотнула.
— Да, но я…
— Забудь, Грейнджер, — пробормотал он. — Если тебе действительно так хочется на меня напасть, тогда можешь…
— Боже, ты неисправим, — сказала она, покачав головой, поцеловала висок и снова оцарапала его плечи.
— Я хотя бы могу произнести это слово по буквам, — сказал он, отстраняясь, чтобы полюбоваться ее румянцем и неустойчивыми подъемом и опаданием груди. — Ты все еще сердишься на меня?
— Я в бешенстве, — ответила она.
— Хорошо, — он усмехнулся, еще раз коснувшись ее бедра, она напряглась и практически до крови впилась ногтями ему в плечо. — Ты раскована, когда злишься.
Гермиона бросила на него строптивый взгляд, в неповиновении сведя брови, и на мгновение Драко подумал, что она действительно оттолкнет и снова примется кричать, но она поцеловала его. Запустила пальцы в волосы, ногтями скользя по коже головы, и зажала пряди в маленькие пригоршни, когда притягивала его как можно ближе к себе. Драко крепко поцеловал в ответ, отыскал пояс халата, развязал и сбросил с плеч к ногам. Одетая в небольшие шорты и спальную майку, Гермиона умоляла о прикосновении, и Драко не заставил себя ждать.
Он провел пальцами по всей длине ее рук, проскользнул под майку, коснулся костяшками груди. Он почувствовал, как у Грейнджер перехватило дыхание, и склонил голову так, чтобы поцеловать ее в шею, когда она издала тихий вздох удовольствия. Этот маленький звук походил на катализатор, пославший волну разгоряченной крови в пах, и его движения стали более нетерпеливыми и агрессивными. Стащив с нее майку, он снова соединил их губы, обхватил Гермиону за талию и, приподняв, передвинулся в сторону, пока не опустил ее на шаткий комод рядом с кроватью.
Старая мебель сдвинулась и заскрипела, когда Драко развел бедра Грейнджер в стороны и встал между ними, ударившись коленями о деревянную панель в попытке подобраться как можно ближе к Гермионе. Он помог ей снять с себя футболку и хрипло выдохнул, когда она поцеловала его в грудь и языком проследила линию шрама от Сектумсемпры. Рассеянно прикусив зубами шрам на ее плече, он почувствовал, как Грейнджер пятками вжалась в его бедра чуть ниже ягодиц, притягивая его еще ближе, и они оба застонали от приятного касания тел. Возбужденный член Драко натянул свободные брюки и терся о промежность Гермионы, когда они двигались друг напротив друга, ведомые инстинктом и яркими электрическими вспышками между ними, подобным горячим разрядам молнии.
Когда Драко пальцами поддел ее шорты и нижнее белье, она обняла его за шею и приподнялась, чтобы он мог спустить их с ног. Его действия были быстрыми и импульсивными, но когда он вновь провел ладонью по внутренней стороне бедер, она почувствовала, что каждое движение было обдуманным и решительным, рассчитанным на поражение верных точек и создание предвкушения. Она нечаянно прикусила его нижнюю губу и подалась бедрами вперед, когда Драко наконец-то коснулся клитора, а свободной рукой обнял ее за талию.
Он снова прервал поцелуй, но не отстранился, остался стоять настолько близко, что почти касался ее ресниц своими.
— Ты это чувствуешь, верно? — спросил он, входя в нее пальцами. — Чувствуешь?
И она действительно чувствовала. Гермиона понятия не имела, было ли дело в недавнем онемении конечностей или в том, что Драко не ласкал ее в течение нескольких месяцев, но каждое интимное прикосновение было похоже на мощный взрыв, заставляющий все внутри гореть.
Она тихо застонала и притянула его голову, чтобы возобновить поцелуй, жаждая контакта, когда возбуждение разрослось подобно теплому покалывающему шару. Быстрыми движениями большого пальца Малфой потирал клитор, а двумя другими врывался в нее в устойчивом ритме. Она сдвинула бедра, и движение руки Драко вызвало сильный удар удовольствия, прошедший мурашками вдоль позвоночника; Гермиона откинула голову к стене и сдавленно выдохнула, наблюдая, как Драко смотрит на нее из-под опущенных ресниц.
— Кровать, — прошептала она между стонами. — На кровать, Драко.
Он дерзко ухмыльнулся, прекращая толчки пальцев, чтобы снова поднять ее; Гермиона обхватила его ногами за талию, и его член снова потерся о нее. Малфой, покрывая ее грудь, плечи и шею неспешными поцелуями, пронес ее через комнату, уложил на кровать немного грубее, чем хотел, и стянул с себя брюки и боксеры.
Покрывая ее тело своим, он оказался между ног Грейнджер и погрузился в ее тугое влажное тепло. Он почувствовал, как она крепче обхватила его бедрами и выгнула спину во время первых толчков, и уткнулся лицом в изгиб ее шеи, чтобы задушить стон. Драко знал, что не продержится долго: прошло слишком много времени с тех пор, как его тело настолько гудело от возбуждения, что он физически не мог сопротивляться реакции на ощущения, пробивающиеся сквозь кровь и мышцы. Именно поэтому он убедился, что Гермиона будет близка к оргазму прежде, чем нашел собственное удовольствие. Судя по ее обрывистому дыханию и сокращениям мышц, трепещущих вокруг его члена, ему это удалось.
Драко замедлил безумные толчки, когда его охватило странное желание, и он нежно погладил ее щеку, изучая раскрытые губы и похотливый взгляд. Она посмотрела на него и почти улыбнулась, когда протянула руку, чтобы кончиками пальцев коснуться его лица, вытянула шею и поцеловала.
Темп их движений снова возрос, Драко настойчиво толкался и резко дышал; звуки ударов влажных от пота тел смешивались с громкими стонами и вздохами. В момент спонтанной смелости Гермиона подняла бедра чуть выше, чтобы глубже и резче ощутить его член. Она держалась за Драко так, как будто от него зависела ее жизнь, когда последние несколько сильных толчков заставили ее разлететься на части: мышцы натянулись и напряглись, она бесконтрольно задрожала, и сотряслась, и затрепетала, когда жар блаженства заполнил ее кровоток и пронесся по всему телу. На пике оргазма она то ли мурчала, то ли стонала, а когда он утих, почувствовала головокружение и полную удовлетворенность.
Сокращения ее мышц вокруг его члена приблизили Драко к оргазму, но он подождал, пока она полностью не насладится собственным освобождением, после чего двинул бедрами раз, другой, третий — сердцебиение забилось где-то в ушах, он задрожал. Малфой хрипло зарычал ей на ухо, рассеянно прижал губы к виску и, прежде чем вся сила покинула его, осторожно перевернулся на бок. Обхватив Гермиону рукой за талию, он притянул ее к себе и прижал подбородок ко лбу, когда она рассеянно начала выводить круги на его груди; их дыхание возвращалось к норме.
— Дай мне немного времени, и мы повторим, — прохрипел он.
Она подняла голову и взглянула на него с любопытством. — Откуда ты знаешь, что я не собираюсь продолжить спор?
— Да ладно, Грейнджер, не порти мне праздник, — вздохнул он. — Кроме того, разве мы не договорились, что сразу же после твоего исцеления мы не вылезем из кровати до тех пор, пока кости не заболят?
— Что? Нет, я такого не помню.
— О, — он пожал плечами, — наверное, это было лишь в моей голове.
Она тихо засмеялась и поцеловала его в грудь, чувствуя пульс под губами. — Ладно, никаких споров о Роне. Ты ведь будешь придерживаться своего слова, да? И воздержишься от постоянного противостояния?
— Если Уизли будет сохранять дистанцию, то и я тоже, — сухо согласился он. — Счастлива?
— Очень, — она улыбнулась. — Спасибо. Люблю тебя.
Малфой нахмурился и облизнул губы, задумчиво притянув ее ближе. Время было неподходящее, но необходимость что-то сказать зудела на языке.
— Грейнджер... — нерешительно начал он. — Ты же знаешь, что я…
— Знаю, Драко, — заверила она. — Все хорошо, я знаю.
[1] В оригинале Рон называет их отношения «nice», и по мнению многих это слово действительно считается одним из наихудших в английском языке, поскольку часто используется для описания того, что мы называем «никаким».
====== Глава 38. Снова ======
VNV Nation — Illusion
Sleeperstar — Soon
Scheer — Goodbye
Oh Laura — Release me
Драко вытянул ноги и подставил лицо утреннему солнцу. Сегодня в голове была полная неразбериха — возможно, из-за раннего подъема — и казалось, тепло согревающих лучей ненадолго привело его в равновесие.
Прошло четыре дня с тех пор, как Гермиона ворвалась на кухню и накричала на Поттера, Уизли, Тео и его самого, и, за исключением нескольких язвительных, но безобидных комментариев на следующий день, все довольно быстро вернулось к привычному течению. Андромеда поговорила с ним наедине и похвалила за «зрелость», но основным достижением стало то, что до всех дошла простая истина: разборкам со школьного двора нигде нет места, когда мир рушится.
И это было странно.
Все собирались вокруг радио, слушали потрескивающее вещание «Поттеровского дозора» о том, скольких магглов замучили, скольких магглорожденных забили, как скот; число погибших все росло и росло. Темпы и жестокость войны увеличивались с каждым днем, и все же в доме Тонкс, где бывшим врагам удалось достичь негласного обета согласия, сохранялось странное чувство мира. Это сбивало с толку: создавалось впечатление, словно они отошли от проблем войны, но, конечно, это было не так, и брошенный на Грейнджер взгляд только подтверждал это.
В последние пару дней она просыпалась на рассвете, чтобы практиковать заклинания с Ремусом и Тонкс, настаивая на необходимости привыкнуть к палочке Беллатрисы. Сегодня он решил понаблюдать за ней, движимый желанием погреться на улице под солнцем, а также заинтригованный видом Гермионы, управляющейся с незнакомой палочкой; очевидно, его друзья решили так же. Она находилась на достаточном расстоянии от крыльца, на котором они сидели с Тео и Блейзом, но он мог рассмотреть легкий блеск пота на ее лбу, когда она обсуждала что-то с Ремусом и Тонкс, сбрасывая с плеч кофту. Прежде чем Драко успел осознать, что пялится, Тео заговорил, выведя его из транса:
— Сегодня последний день апреля.
Драко нахмурился.
— И?
— Напомни мне завтра отвесить тебе подзатыльник. [1]
Гермиона кивнула и подняла палочку Беллатрисы, в защитном жесте распрямив плечи, когда Тонкс и Ремус отошли от нее на несколько шагов.
— Готова? — спросил Ремус, и она снова кивнула. — Давай!
— Ступефай! — крикнула она.
Он без труда заблокировал ее, и Гермиона развернулась всем корпусом в попытке отразить заклинание, которое выпустила Тонкс, но ее ноги все еще были немного неустойчивыми. В тот момент, когда Гермиона была повернута к ним спиной, она почувствовала магию, обжигающую кожу, и развернулась к Ремусу, который уже целил палочку для следующего удара.
— Подожди, подожди минутку!
— Ты думаешь, что Пожиратель даст тебе шанс оправиться? — спросил он.
— Нет, я знаю это, но...
— Они поймут, что ты не хочешь использовать Темную магию, и, вероятно, узнают палочку Беллатрисы, — продолжил он. — Кроме того, ты проговариваешь заклинания, сообщая врагу о своих намерениях.
— Знаю, но палочка Беллатрисы сопротивляется мне, и…
— Ты можешь с этим справиться, Гермиона, — твердо произнес он. — Самая умная ведьма своего поколения, помнишь? А теперь продолжим, ты способна на большее!
— Ремус, дай ей минутку, — вздохнула Тонкс. — Возможно, нам стоит практиковаться один на один.
— Нет, он прав, — сказала Гермиона. — Пожиратели смерти вряд ли будут играть честно, верно? Я должна быть готова.
Ремус одобрительно посмотрел на нее.
— Верно. Готова?
Успокаивающе вздохнув и крепче сжав палочку Беллатрисы, она сосредоточилась на покалывающем жаре в кончиках пальцев. Ее магия. Гермиона склонила голову, согнула колени и немного присела, сосредоточившись на Ремусе, когда он изогнул запястье для заклинания. Не произнося ни слова, она вытянула руку — яркий, ослепляющий свет вырвался из палочки Беллатрисы, и Ремус отшатнулся назад, прикрывая рукой глаза. Развернувшись и едва не поймав Ступефай Тонкс, Гермиона метнула в нее Импедименту, угодившую прямо в живот и отбросившую ее на несколько шагов назад.
Как только Ремус начал приходить в себя, Гермиона снова нацелила на него палочку, из кончика которой вырвалась веревка, обвившая ведущую руку и горло Ремуса — после нескольких рывков он оказался на коленях, его волшебная палочка была отброшена в сторону; Грейнджер упиралась палочкой Беллатрисы ему в кадык. Призвав его палочку, она снова вернула внимание к Тонкс и выпустила невербальный Экспеллиармус.
Держа все три палочки, Гермиона улыбнулась сама себе; не из-за гордости или ощущения совершенного долга, а потому что снова почувствовала обретение контроля.
Наблюдая на расстоянии, как его возлюбленная улыбается с уверенностью и триумфом, Драко почти нежно ухмыльнулся. Он видел эту улыбку только один раз, когда они катались на коньках на Рождество, и ей удалось сохранить равновесие без его поддержки; это воспоминание согревало его сильнее солнца.
Тео присвистнул и пробормотал:
— Твою ж мать, напомни мне никогда не злить Грейнджер. В смысле... снова.
— Ты честно удивлен, что она хороша в заклинаниях? — спросил Блейз. — Она самая умная ведьма на нашем курсе. Конечно, она знает, как обращаться с палочкой.
— Одно дело практиковаться в нескольких заклинаниях в классе. Совсем другое — использовать их эффективно, да еще и с чужой палочкой.
Приподняв бровь, Драко скептически посмотрел на Тео.
— Разумное замечание? В такую рань? Это совсем на тебя не похоже.
— Отвали, — Нотт насмешливо ухмыльнулся. — Не завидуй наличию у меня и мозгов, и этого красивого лица, когда сам застрял с той мерзкой хренью на твоей шее.
— Ты хорошо справляешься с ее выздоровлением, — заметил Блейз, проницательно глядя на Драко.
— Почему бы и нет?
— Потому что, вероятно, это означает, что скоро она уйдет с Поттером и Уизли.
Драко выпрямился и с прищуром посмотрел на Забини.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Ты же не думал, что она на самом деле останется здесь? — ответил он, пожав плечами. — Грейнджер и эта парочка едва ли способны сидеть сложа руки и наблюдать, как что-то происходит. Черт, бьюсь об заклад, они уже полностью спланировали свой уход и то, что будут делать, чтобы победить Сам-Знаешь-Кого.
Сжав челюсти, Драко подумал о последних нескольких днях, вспомнив, как Гермиона исчезала, чтобы поговорить с Поттером и Уизли, по крайней мере, один раз в день, но ни разу не давала понять, что они собираются уйти. Он бы заметил, если бы что-то происходило. Конечно, заметил бы.
— Нет, — пробормотал он, качая головой. — Ты ошибаешься, Блейз.
— Думаешь? — спросил он циничным тоном. — Луна планирует уйти, и она не сказала мне.
— Тогда откуда ты знаешь, черт возьми?
— Я просто знаю ее. И почти уверен, что она вернется в Хогвартс с Дином Томасом. Они недавно разговаривали.
— Тебе не следует думать о худшем, — сказал Тео. — Возможно, она просто тебе с ним изменяет.
Блейз сильно ударил Нотта по руке, и тот вздрогнул.
— Еще один подобный комментарий, и я ударю тебя в лицо.
— Зачем же наказывать многих девушек, нанося вред этому великолепному произведению искусства? Ладно, я просто прикалываюсь. Вот честно, мои развеселые шутки и остроумие растрачиваются на вас понапрасну…
— Заткнись, — огрызнулся он, переводя внимание на Драко. — Суть в том, что я знаю — Луна скоро уходит. Она не сказала мне, поскольку знает, что я постараюсь ее остановить. По этой же причине Грейнджер ничего не сказала тебе.
Драко фыркнул и закатил глаза.
— Ты не знаешь Грейнджер настолько хорошо, чтобы предвидеть ее действия.
— Возможно, нет, но вчера я видел, как Поттер и Уизли выходили из комнаты гоблина. Зачем им разговаривать с Крюкохватом, если они ничего не планируют?
Полный сомнений и неуверенности, он нахмурился, пытаясь придумать объяснение, но не смог.
— Слушай, — вздохнул Блейз, — ты же знаешь, что я прав. У наших девушек есть чертов комплекс героинь, который, очевидно, заразителен. Сообщаю на тот случай, если решишь подружиться с Поттером. Помнишь, мы из-за этого постоянно издевались над ними? — Он невесело усмехнулся. — А теперь это стало нашей проблемой.
— Уверен, это называется иронией, — сказал Тео. — Или законом всемирной подлости.
— Если ты так уверен, что Лавгуд уходит, почему не спросишь ее об этом, глядя в глаза? — поинтересовался Драко.
— И что хорошего из этого получится? Она все равно уйдет, а попытка остановить будет равносильна тому, что я попрошу ее... не быть собой. — Он сделал паузу и помассировал переносицу. — Они будут сражаться. Ты, я или кто-либо еще не сможешь ничего сделать, чтобы помешать им.
Поднявшись на ноги, он небрежно стряхнул грязь с брюк, как будто все сказанное им было незначительным.
— Я собираюсь помочь Андромеде приготовить завтрак. Увидимся.
Покачав головой, Драко посмотрел вслед удаляющемуся Забини и, закатив глаза с напускным равнодушием, небрежно привалился к стене.
— Ты когда-нибудь думал, что он проведет день никому не испортив настроения? — спросил Малфой.
— Едва ли. Иногда даже в сравнении с одним из нас он превращается в депрессивного мерзавца. Думаю, он мог оказаться прав насчет Грейнджер.
— Не начинай.
— Извини, приятель, — вздохнул Тео, указывая на Гермиону. — Посмотри на нее. Блейз прав. Она не проверяет палочку на удобство. Она готовится. К войне.
Драко так напрягся, что шея хрустнула, когда он повернул голову, чтобы пристально понаблюдать за Гермионой, когда заклинание вырвалось из кончика палочки Беллатрисы и угодило Тонкс в руку. Гермиона крутанулась, присела, поднырнула, заблокировала, бросила заклинание — движения были проворными и расчетливыми. Подготовка. Он отвел глаза и прикусил язык, пока не почувствовал привкус железа, и заметил изучающий взгляд Тео.
С рычанием, вырвавшимся из горла, Малфой вскинул голову и хмуро посмотрел на него.
— Почему бы тебе не заняться своими делами? — огрызнулся он. — Убирайся. Помоги Блейзу или займись еще чем-нибудь. Мне все равно, просто убирайся с глаз моих.
— Отлично, — сказал Тео, пожав плечами, как будто ожидал подобной реакции, а затем поднялся с места. — Знаешь, если бы я был с Рейвенкло, то сделал бы несколько замечаний о том, что ты находишься на стадии отрицания…
— Тео, предупреждаю…
— Да, понял. Уже убираюсь.
Он развернулся и пошел в дом, оставив Драко наедине с кровоточащим языком и неумолимой головной болью, глухими ударами пульсирующей в голове. Он пробыл там еще несколько минут, сжимая и разжимая кулаки, глядя на Гермиону и ее сменяющиеся позиции. Атака, защита, атака, защита, атака, атака, атака. Слишком поглощенная выполняемой задачей, она ни разу не взглянула на Драко, поэтому он встал и ушел, чувствуя — если еще мгновение понаблюдает за ней, обязательно услышит слова Блейза:
«Вероятно, это означает, что скоро она уйдет с Поттером и Уизли».
Когда Гермиона, Поттер и Уизли не явились на завтрак, Драко, сжав зубы, размазывал еду по тарелке, отказываясь смотреть в глаза Блейзу. Он не желал получить очередной понимающий взгляд, как не хотел наблюдать за возрастающей тревогой Забини каждый раз, когда Лавгуд поворачивалась к Дину Томасу для разговора. И когда ведущие «Поттеровского дозора» озвучили длинный список погибших, он не поднял голову, просто сидел в нарушаемой скрежетом эфира тишине, гневно постукивая пальцем по колену. Он размышлял, слышала ли Грейнджер трансляцию, размышлял, погрузит ли она ее в отчаяние, вызвав желание ее и убогих друзей покинуть убежище и начать действовать.
Стремясь отвлечься, он заставил ум дрейфовать в другом направлении и понял, что в течение последних нескольких дней в его мозгу кружилась одна мысль: он потерял палочку. Перебирая в голове последние события, он никак не мог вспомнить, когда в последний раз использовал ее, а Грейнджер так увлеклась тренировками с палочкой Беллатрисы, что теперь настаивала на выполнении любых заклинаний прежде, чем он даже успевал подумать, чтобы найти свою.
После завтрака он направился в спальню, несколько раз попытавшись призвать палочку, но все было безуспешно. Рассуждая, что та, должно быть, упала с кровати и застряла под чем-то, он начал разыскивать ее, обыскивая под кроватью и проверяя ящики на случай, если Гермиона убрала ее для сохранности. Он стоял на коленях, проверяя под прикроватной тумбочкой, когда дверь распахнулась и больно ударила его по лодыжке.
— Драко? — позвала Гермиона, нахмурившись, когда услышала ругательства, произнесенные им сквозь зубы. — Извини! Ты в порядке?
— Да, все великолепно.
— Что ты делаешь на полу?
Смахнув челку с глаз, он поднялся на ноги.
— Разыскиваю свою палочку. Не могу найти. Ты ее куда-то убрала?
— Нет, я ее не видела, — сказала она, проходя мимо и присаживаясь на кровать. — Тебе следует спросить Андромеду. Возможно, она подобрала ее.
Драко перевел на нее глаза, и сразу же пожалел, что сделал это. Она изучала его мягким грустным взглядом, усиленно моргая, словно пытаясь удержаться от слез. Это напомнило ему о той душераздирающей сцене, когда Гермиона смотрела на него во время их прошлого прощания, а после бросила в него Ступефаем, сунула портключ в руку и отправила к Андромеде. На этот раз это было незаметное, умело скрытое за беспристрастием выражение, которое могло бы показаться почти убедительным, если бы он не видел ее глаз. Они выдавали ее. Так было всегда.
— Хочешь мне что-нибудь рассказать? — поспешно спросил он.
Казалось, вопрос ошеломил ее на мгновение, и она замерла с полуоткрытым ртом, как будто собиралась ответить, но лишь вздохнула, улыбнулась и покачала головой.
— Нет, я просто задумалась.
— Почему тебя не было за завтраком?
— Я была с Гарри и Роном, — сказала она. — Гарри снились... кошмары...
— Ну конечно, — простонал он, — как будто остальным они не снятся…
— Нет, я знаю, но у него… другое. Это трудно объяснить.
Он ждал уточнений, но она лишь молча смотрела на него мягким, грустным, таким сладким взглядом, что в нем можно было утонуть. Опустившись на кровать рядом с ней, он сжал перед собой руки, положив запястья на колени. Он подумал просто спросить ее, выплюнуть мучавший вопрос, — не собирается ли она покинуть его? — но отверг свои инстинкты, уверившись, что придает слишком много значения комментарию Блейза, тем более упрямство запрещало произнести эти слова вслух.
— Ты в порядке? — спросила Гермиона, протягивая руку и нежно касаясь кончиками пальцев пульса на запястье. — Ты кажешься чем-то обеспокоенным.
— Я в порядке, — сказал он твердо. — Блейз и Тео разозлили меня, вот и все.
— Что они натворили?
— Ничего особенного. Ты поможешь с поиском моей волшебной палочки?
Она улыбнулась.
— Это что, какой-то непристойный намек?
— Нет, — он ухмыльнулся в ответ и склонил голову, чтобы оставить короткий поцелуй на чувствительной коже за ухом. — Хотя, если ты именно этим предлагаешь заняться, я с радостью соглашусь.
— Извини, Драко, — разочарованно протянула она, осторожно отталкивая его. — У меня еще остались кое-какие дела.
Он раздраженно хмыкнул и отстранился.
— Например?
— Я обещала помочь Гарри и Рону...
— Есть ли причина, по которой ты так чертовски неуловима?
Она слегка съежилась, но Драко все равно заметил.
— Ну, Рону нужна помощь с чужой палочкой, — неуверенно объяснила она. — И я сама хочу попрактиковаться...
— ...с Люпином и Тонкс, — резко закончил он. — Ладно, хорошо.
— Извини, Драко, мне просто нужно обсудить с ними…
— Все в порядке. По крайней мере сегодня вечером ты придешь спать, или я снова застряну с твоим блохастым другом?
— Я ненадолго, — заверила она и, вытянув шею, поцеловала его в уголок рта — точно так же, как в их последнюю ночь в Хогвартсе. — Я люблю тебя.
Он закрыл глаза, и в памяти всплыл приносящий муку образ Грейнджер, плачущей под дождем.
— Знаю, — пробормотал он, наблюдая, как она уходит.
Не теряя времени, он вернулся к поиску палочки, лишь бы снова не упасть в раздумья над словами Блейза. Это была лишь догадка, родившаяся из ничего. Бессмысленная фраза без содержания или основы, но она все равно жужжала в голове подобно рою безумных ос, беспощадно жаливших мозг.
«Они будут сражаться. Ты, я или кто-либо еще не сможешь ничего сделать, чтобы помешать им.»
Когда Драко проснулся, он уже знал, что ее рядом нет — по холодному воздуху, цепляющемуся за плечо, смог определить отсутствие ее тепла.
Вероятно, он не обратил бы особого внимания на время, если бы не заметил, что часы показывали ровно полночь, и что-то в совершенстве времени поселило тревожное ощущение внутри. Повернувшись к пустому месту рядом, он провел ладонью по оставленному ей углублению на матрасе, обнаружив, что оно все еще теплое, а подушка по-прежнему влажная от принятого перед сном душа. Он потер глаза ладонями, оглядывая темную комнату, как будто она могла хоть немного прояснить местонахождение Гермионы.
Рациональная часть его сознания — обычно самая громкая — говорила, что скорее всего Грейнджер вышла в туалет или спустилась вниз за стаканом воды; но также присутствовал сильный, надоедливый зуд, который уговорил его покинуть кровать, набросить одежду и отправиться на ее поиски. Нахмурившись, он вспомнил, что остался без палочки, и был благодарен луне за ослепительное сияние, освещавшее путь к двери. Но когда он оказался в коридоре, его окружила совершенная тьма, чернота, котораядушила, подобно могиле или дегтю.
Прижав руки к стенам, он прокрался по коридору, спустился по лестнице и встрепенулся, когда услышал низкие голоса, доносящиеся из кухни. Он слышал, бормотание Поттера, которое не смог разобрать. Замедлив шаг, он приблизился к кухне. Голос Гермионы присоединился к Поттерову, а затем и Уизли, но они были слишком приглушенными и тихими, поэтому Малфой затаился в тени в ожидании... чего-то. Какого-то озарения.
Внезапно среди шепота он услышал одно слово: крестраж. Оно было четким и ясным, как правила пунктуации. Не думая, Драко распахнул дверь.
Три пары ошеломленных глаз метнулись в его сторону, но он видел только ее. Все трое стояли вокруг стола, на котором были разбросаны бумаги, похожие на планы сражений. Что-то в его груди оборвалось, оставив пустоту и боль. Но внутри него, поднимаясь по горлу, кипел гнев, от которого можно было задохнуться. Казалось, Поттер и Уизли подошли поближе к Гермионе в попытке защитить, и это привело его в ярость.
— Вот дерьмо, — сказал Рон. — У меня было ощущение, что палочка не позволила мне как следует закрыть дверь.
— Драко, — выдохнула Гермиона, тщетно пытаясь спрятать некоторые бумаги. — Что ты здесь...
— Какого хера ты творишь? — выпалил он. — Что это, черт возьми? Маленькая секретная встреча гриффиндорцев?
— Малфой, мы просто...
— Даже не утруждайся, Поттер. Я не тупой.
Рон фыркнул.
— Ну, не совсем так...
— Заткнись, Вислый, — отрезал он, глядя на Гермиону обвиняющим взглядом. — Ты планируешь снова уйти, я прав?
— Драко, — мягко сказала она, почти умоляюще. — Это не... Все совсем...
— Что, черт возьми, с тобой не так? — спросил он, на мгновение забыв, что они не одни. — Как, блядь, ты могла мне не сказать?
— Малфой...
— Это не имеет к тебе никакого отношения, Поттер! — холодно прошипел он, обнажая зубы. — Так что нехрен так влазить перед моей девушкой! Как будто я бы мог ей навредить! Вы двое — не ее долбаные телохранители, а я — не угроза!
— Драко, просто успокойся! — крикнула Гермиона.
— Не говори мне успокоиться, когда планируешь подобное за моей спиной! Мы поговорим об этом прямо сейчас! Наедине!
Гермиона глубоко вздохнула и провела рукой по беспорядочным кудрям.
— Хорошо, — согласилась она. — Ладно, мы поговорим об этом. Просто дай нам минуту…
— Сейчас же, Гермиона, — прорычал он. — Избавься от них.
— Две минуты, — вызывающе оспорила она. — Просто подожди снаружи, пока мы все соберем, и потом поговорим. Обещаю.
Он заколебался и мгновенно пожалел об этом. Черты ее лица уже смягчались от облегчения, как будто он на самом деле уступил. Драко скрыл разочарование за резким рычащим выдохом, сузив глаза, на всякий случай бросил недобрый взгляд на Поттера и Уизли и неохотно кивнул.
— Хорошо, — процедил Драко. — Две минуты.
Он повернулся так быстро, что закружилась голова, и тяжелыми и яростными шагами вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь с такой силой, что содрогнулись стены. Вернувшись в темноту коридора, он метался взад-вперед, словно дракон в клетке, отсчитывая секунды и прислушиваясь к беспорядочным шепоткам на кухне.
Досчитав до одной минуты и пятидесяти восьми секунд, он был готов взорваться от нетерпения, но дверь распахнулась, и свет залил в коридор. Появился Уизли, на лице которого было написано предсказуемое недоверие, он прошел мимо, даже не взглянув на Драко. Следом вышел Поттер; его походка была осторожной, как будто он собирался остановиться и что-то сказать, поэтому Драко нахмурился, а Гарри действительно остановился перед ним именно с таким намерением.
— Чего тебе?
— Слушай, Малфой, — выпалил Гарри. — Не пытайся ее остановить...
— Тебя это не касается, Поттер, так что...
— Еще как касается. Слушай, мне это может не совсем нравится, но я знаю, что теперь ты — часть жизни Гермионы, и тебе нужно признать меня частью ее жизни. Она мне как семья, как сестра.
— Я полностью осознаю ваши чертовы отношения, — прервал Драко. — Какого хрена ты имеешь в виду?
— Я о том, что знаю ее, поэтому уверен — если попытаешься ее остановить, она будет возмущена, — сказал он достаточно тихо, чтобы никто больше не услышал. — Гермиона ни в чем подобном не признается. Когда она решает что-то сделать, она это делает. Не пытайся ее изменить, потому что именно это делает ее такой блестящей, какая она есть.
Драко напрягся, стараясь не выглядеть впечатленным.
— Ты закончил?
— Да.
— Отлично. Тогда проваливай.
Гермиона использовала заклинание Маффлиато и нервно заерзала после, беспокойно перебирая пальцами, когда Драко вернулся на кухню с угрюмым видом, все еще искажающим его черты. Она могла практически чувствовать исходящий от него гнев, обдающий ее волнами, и сопротивлялась желанию прикусить губу. Он сделал один, два, три шага вперед, не отводя от нее глаз, горящих яростью. Но она отказалась поддаваться влиянию его настроения, сохраняя твердое выражение лица и решая, что разберется с этим, как и с любым другим вызовом — при помощи спокойного и логичного разума.
— Драко...
— Ты планируешь уйти? — спросил он, растягивая каждое слово. — Ну? Планируешь? Давай, Грейнджер, ты сказала, что мы поговорим!
— Слушай, все не так просто...
— Да или нет, Грейнджер?
Она сдалась и прикусила губу.
— Да, мы уходим.
Темная и надтреснувшая тень, пронесшаяся по его лицу, могла бы показаться почти красивой, если бы не выглядела столь душераздирающей, и Гермиона не знала, хочет ли потянуться и обнять его или отвернуться, чтобы не пришлось видеть его мучения. Игнорируя всплеск вины, пронзивший сердце, она стояла на месте и ждала его реакции. Это именно то, чего она надеялась избежать.
— Как, черт возьми, ты можешь мне лгать? — спросил он.
— Я не лгала, просто не все рассказывала.
— Даже не пытайся загнать мне это ребяческое дерьмо! Ты лгала мне, ясно и просто! Что, черт возьми, с тобой не так?
— Драко, я не могла...
— И каков план? — снова перебил он, глумясь над ее растерянным хмурым взглядом. — О, ну же, Грейнджер, мы оба знаем, что у тебя всегда есть план!
— Не думаю, что могу...
— Скажи мне, что происходит!
Она вздрогнула от вибрирующей громкости его голоса, а затем вздохнула, задумчиво сжав губы. Конечно, у нее был план, ведь она была Гермионой Грейнджер, но она никогда не собиралась раскрыть его Малфою, и мысль об этом была странно пугающей. Она подумала об отказе, но, судя по тому, как его ногти впились в ладони, он был готов бороться с ее нежеланием часами. У нее не было столько времени.
— Ладно, — пробормотала она, собираясь с мужеством. — Да, у нас есть план.
Драко возмущенно вздохнул.
— Рассказывай.
— Когда мы были в поместье Малфоев, Беллатриса намекнула, что в ее хранилище в Гринготтсе может находиться крестраж, — объяснила она и удивилась, как отстраненно звучал ее голос. Тон был спокойным и строгим, как будто она читала лекцию в стиле Макгонагалл. — Я нашла волос Беллатрисы на своей одежде, и собираюсь использовать его для приготовления Оборотного зелья, чтобы выдать себя за нее и получить доступ к хранилищу. Тогда бы мы с Гарри и Роном изучили его содержимое и, надеюсь, нашли крестраж.
Она не понимала, что задерживала дыхание, пока последнее слово не сорвалось с губ. Она пристально наблюдала за Драко, когда выражение его лица изменилось от потрясенного до оскорбленного, он нахмурился, рот слегка дрогнул, словно Малфой едва узнавал ее или не мог понять, что она сказала.
— Ты сошла с ума? — недоверчиво плюнул он. — Прежде всего, гоблины заметят...
— Крюкохват согласился помочь...
— Ты доверяешь гоблину? Ты хоть представляешь, насколько...
— Мы заключили с ним сделку, — уверенно заявила она. — У нас есть страховка.
— Да ты никогда и ни за что не сможешь подражать Беллатрисе...
— Я достаточно хорошо знаю ее манеры...
— В Гринготтсе будут Пожиратели смерти.
— Мы справимся с…
— Ну, раз это такой надежный план, то почему я не могу...
— Добавление еще одного участника сейчас слишком сложно. Кроме того, тебя могут узнать...
— Замолчи! — яростно закричал он. — Просто перестань! Перестань, блядь, вести себя так, словно речь не о чем-то безумном! Ты убьешь себя!
Она опустила плечи.
— Драко, это единственный способ.
Он резко взмахнул рукой, смахнув со стола несколько стаканов, которые разбились у его ног.
— Херня! Почему ты обязательно должна так поступать? Почему бы просто не рассказать Ордену и позволить им со всем справиться? Почему ты должна изображать чертову героиню?
— Потому что им не найти крестражей. Только Гарри может это сделать.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Помнишь, я рассказывала тебе о его снах? — спросила она, глядя на осколки стекла. — Это не просто сны. Гарри каким-то образом... связан с сознанием Сам-Знаешь-Кого. Он многое видит и многое чувствует, в том числе и крестражи.
Драко колебался, сжимая дрожащие пальцы в волосах.
— Ладно, тогда знаешь что? Пусть Поттер сделает все сам.
— Ты же понимаешь, я не могу так поступить.
— Почему бы и нет? — требовательно спросил он. — Это его гребанная война, пусть он с ней и разбирается…
— Это война в равной степени и моя! — крикнула она, указывая на себя пальцем. — Магглорожденная, помнишь?
— Это не...
— Это и твоя война! И твоей матери, и твоего отца! И Тонкс, и Ремуса, и Блейза, и Тео, и Луны, и всех остальных, кого, черт возьми, мы знаем! — К концу своей пламенной речи она задыхалась. — Так что даже не думай, что я просто отсижусь в стороне и понаблюдаю…
— Если это и моя война, то я не вижу причин, почему меня не пригласили присоединиться к твоей гребаной попытке самоубийства!
— Не-е-ет, — она устало застонала. — Я уже сказала тебе! Добавление еще одного участника сейчас слишком опасно, кто-то может легко тебя опознать! Не говоря уже о том, что ты не ладишь с Гарри и Роном, что вызовет всевозможные проблемы. Ты стал бы дополнительным риском, который мы не можем себе позволить.
Вспыхнув, он гневно вскинул руки.
— У тебя всегда есть ответы на все вопросы, не так ли? Если я не иду, значит и ты не идешь.
— Я иду!
— Дважды, Гермиона! — выпалил он, и что-то в содрогании его голоса заставило ее задохнуться. — Черт!
Она моргнула и увидела, как он замер и крепко зажмурил глаза, словно от боли.
— Что? Я не понимаю.
— Я терял тебя дважды! Первый раз, когда ты швырнула в меня Ступефаем в Хогвартсе, второй раз, когда тебя принесли сюда, и я подумал, что ты мертва!
Он все еще был громок, его голос гремел, отражаясь от кухонной плитки, из горла вылетал отчаянный и надтреснувший гул, который казался разрушительным. Но его глаза, милостивый Мерлин, именно его глаза сломили Гермиону. Он едва мог смотреть на нее, но она видела бурлящие в них мучение и боль настолько явно, что потеряла дар речи.
— Дважды, — тихо повторил он. — И я отказываюсь терять тебя снова. — Он замолчал и покачал головой. — Я не могу.
Гермиона облизнула пересохшие губы.
— Драко, для меня это тоже трудно, ты же знаешь.
— Разве? — прошипел он с вернувшимся гневом. — Тебе было довольно легко лгать мне.
— Легко? — повторила она голосом, полным обиды. — Ты думаешь, для меня это было легко?
— Ну, судя по всему, ты справляешься с этим, как профессионал...
— Замолчи! — выпалила Гермиона, и ей показалось, что он слегка вздрогнул. — Как ты смеешь предполагать, что для меня это легко! Думаешь, было легко применить к тебе Ступефай и отослать? Думаешь, было легко отправить тебя неизвестно куда и не понимать, увидимся ли мы вновь?
— Для меня это тоже не было чем-то приятным...
— Дай мне закончить! — На последнем слоге она хлопнула ладонями по столу. — Ты видел, как мне было трудно! Мое сердце было разбито из-за необходимости делать это, и я отказываюсь это повторять! Тебе понятно? Ты хоть представляешь, как трудно сказать окаменевшему человеку, что ты его любишь, а потом отослать его, не имея ни малейшего представления, что он к тебе чувствует? Это сломило меня!
Драко внимательно изучал ее, стоя на другом конце кухни, наблюдая, как вздымалась ее грудь и от эмоций дрожали руки. Он не мог понять, почему их разделяет такое расстояние.
— Не было нужды накладывать на меня заклинание, — медленно сказал он. — Это был твой выбор.
— Это был выбор, к которому ты меня подвел! — закричала она и почувствовала, как глаза наполнились слезами, когда она попыталась задушить жалобный стон тыльной стороной ладони. — Я не сделаю этого снова. Я не сделаю. Это было... ужасно, и я знала, ты попытаешься остановить меня снова, и… обычного прощания не получилось бы.
— Получается, ты собиралась молча исчезнуть? — спросил он.
— Нет, конечно нет. Я бы оставила записку.
— О, записку? — заметил он с сарказмом. — Отлично! Как чертовски заботливо с твоей стороны!
— Черт возьми, Драко, что еще я должна была сделать? — Она чувствовала слезы, катящиеся по щекам. — Мне тебя не убедить, да? Что я могу сделать?
— Останься!
— Нет! Когда ты уже вобьешь в свою голову? Я! Ухожу! И ты ничего не можешь с этим поделать! Почему бы просто не принять это?
— Потому что я люблю тебя! — необдуманно выпалил Драко, его лицо исказилось в агонии, и Гермиона ошеломленно замолчала.
Он наклонился вперед, схватился за стол, и она подумала, что он, возможно, плачет, но Малфой сутулился так, что его челка закрыла глаза. Однако Гермиона заметила дрожь, — как будто тело пыталось справиться с происходящим, — перевела отсутствующий взгляд на напряженные вены, выпирающие на руках, а затем на мертвецки белые пальцы. Малфой тяжело дышал: она слышала каждый резкий вздох, сделанный между сжатых зубов. Он сглотнул, и звук получился скорее удушливый, похожий на стон, издаваемый смертельно раненым животным.
Казалось, силы покинули Драко, и он опустился на пол, раздавленный, измученный и разбитый. Гермиона двинулась к нему, не обращая внимания на осколки стекла, пронзающие подошвы ступней, опустилась перед ним на колени и попыталась обхватить его лицо ладонями. Он отодвинул голову, но Гермиона упорствовала, достаточно крепко сжимая его, чтобы подумать, словно острые скулы Малфоя могут порезать пальцы. Приблизившись к его лицу, она попыталась поймать взгляд, нахмурилась, когда поняла — его глаза покраснели, ресницы были влажными, губы плотно сжатыми, а челюсть напряженной настолько, что Гермиона заволновалась о сохранности его зубов.
— Я знаю, — мягко сказала она. — Я знаю, что ты любишь меня, и я тебя...
— Тогда не уходи.
— Драко, прошу. — Она уткнулась в его лоб своим и почувствовала, как он сморщился. — Давай закончим на сегодня.
Он яростно покачал головой.
— Почему ты?
Она вздохнула, протянула руку и пальцами смахнула слишком белые волосы с его лица.
— Ты когда-нибудь задумываешься о нашем будущем? — спросила она. — Я да, и я не хочу, чтобы нам пришлось скрываться. Убегать.
— Лучше бы я бежал с тобой, чем прогуливался один, — сказал он.
— Прости. — Она нахмурилась. — Но для меня это не вариант. Я хочу большего, и верю, что мы сможем победить. Я верю, что Гарри сможет, но мне нужно ему помочь. Мне нужно. Это просто... то, кто я есть.
Драко стиснул зубы, когда слова Блейза снова всплыли в воспоминаниях.
«Попытка остановить будет равносильна тому, что я попрошу ее... не быть собой.»
Он судорожно вдохнул, так глубоко, что задел ее грудь своей, и Гермиона готова была поклясться, что почувствовала его сердцебиение, которое ощущалось медленнее, чем должно было быть. Он снова отвернулся от нее, уставившись на осколок стекла, торчащий из ее колена, и оторвал его, как тонкий лепесток. А потом еще один. И другой. И еще. Грейнджер подумала, что для них так типично дрожать на ковре из битого стекла, истекать кровью и бормотать признания о страхе и любви.
— Если хранилище Беллатрисы хоть немного похожее на хранилище моей матери, то на дальней стене будет высокая полка, на которой хранятся самые ценные вещи, — сказал он так быстро, что Гермиона едва успела расслышать. — Если крестраж где и может храниться, так только там.
Она ахнула, от удивления и надежды округлив глаза.
— То есть ты не против?
— Конечно против, — усмехнулся он. — Черт, да я ненавижу мысль об этом.
— Но?
— Но... — напряженно выдохнул он. — Я позволю тебе... исчезнуть.
Ворвавшееся в нее тепло было всепоглощающей смесью облегчения, благодарности и любви, и она обняла его за шею, прижавшись к его родному телу так близко, что чуть не раздавила в своих объятиях, которые, как она надеялась, выражали силу ее обожания в этот момент. Она почувствовала, как его руки обвились вокруг нее, пальцы почти до боли впились в бока. Отпрянув и снова заплакав, она поцеловала его в подбородок, затем в щеку и, наконец, в напряженные губы. Она целовала, пока Малфой, расслабившись, не отреагировал, изливая в него переполняющие ее чувства, и заглатывая все, что он дарил в ответ. Это был грубый и неуклюжий обмен, вызванный отчаянием и не подразумевающий никакой нежности, но Гермиона всхлипнула, и все закончилось.
— Когда? — спросил Драко.
— Скоро, — пробормотала она, шмыгая носом. — Очень скоро.
Он рассеянно кивнул, по собственному опыту зная, что она не станет вдаваться в подробности, тем более он слишком устал, чтобы спорить. Не произнося ни слова, он встал, подняв ее на руки, и осторожно опустил подальше от разбитого стекла, не обращая особого внимания на свои изрезанные ноги. Она помогла ему очистить от осколков лодыжки, пятки и подошвы ступней, а затем залечила мелкие колотые раны несколькими касаниями палочки Беллатрисы. Все происходило в тишине, будто им нечего было сказать.
— Я имел в виду каждое слово, — пробормотал он после того, как все стекло и кровь исчезли из комнаты. — Я люблю тебя.
— Знаю, — сказала она. — Я люблю тебя, и хочу, чтобы ты знал, что я… так горжусь тобой...
— Мне не нужно, чтобы ты мной гордилась, Грейнджер, — остановил он ее. — Просто возвращайся назад.
— Вернусь, — согласилась она, словно могла обещать или предвидеть нечто подобное, но они оба знали, что ей это не по силам, и каким-то образом это знание помогало. — Нужно пойти поспать.
Она потянулась к его руке, но Драко предпочел избежать ее прикосновения; не оглядываясь, он направлялся к спальне. Разумеется, она шла следом, но даже когда они вошли в комнату и начали раздеваться, он не смотрел на нее, ничего не говорил.
Только оказавшись в постели, он, казалось, признал ее присутствие и так крепко обхватил за талию, что, наверное, причинил боль, но Гермиона не протестовала. Не сопротивлялась. Она поцеловала его в подбородок, а он ее — в лоб, после обхватил руками, словно запер в клетке, и изо всех сил старался не поддаваться настойчивому притяжению сна.
Но он уснул, а когда утром проснулся, его руки были холодными и пустыми, и он знал, что она ушла. Снова.
[1] от автора: комментарий Тео в самом начале о том, что следует выдать Драко подзатыльник, происходит от традиции, когда вы в первый день месяца бьете или отвешиваете кому-нибудь подзатыльник. Так делают в Великобритании, правда, несколько человек сказали мне, что это не международная традиция, поэтому я решила дать, объяснения, на всякий случай!
Комментарий к Глава 38. Снова Любимые читатели!
Это последняя из переведенных глав, остальное — в работе. Если кто не готов ждать пару недель до выходы обновления, можно подписаться на перевод и ждать его полного завершения, которому обязательно быть. Пожалуйста, не закидывайте сообщениями типа “где же прода?”, “чего так долго” и т.п. Я реальный человек с весьма загруженным реалом, который занимается переводами исключительно для души, а подобного рода комментарии никак не способствуют дальнейшей работе.
Все будет, запаситесь терпением ♥
====== Глава 39. Дно ======
Саундтрек:
OneRepublic — Come Home
Alexi Murdoch — Through the Dark
Temper Trap — Soldier On
У Драко было ровно десять секунд, чтобы успеть нахмуриться при взгляде на пустую кровать рядом с собой, прежде чем из коридора донесся топот шагов, и дверь распахнулась так сильно, что ручкой ударилась о стену. В комнату ворвались Ремус и Тонкс, последняя взволнованно бросила на Драко короткий взгляд, посмотрела на вторую половину кровати, свидетельствующую об отсутствии Гермионы, и резко выдохнула.
— Черт, она тоже ушла.
— Мне нужно связаться с Артуром и остальными, — сказал Ремус. — Узнаю, получали ли они от них известия.
— Хорошо, — кивнула она, ожидая, пока муж покинет комнату, после повернулась к Драко с суровым выражением лица. — Внизу через пять минут.
После этих слов она ушла, захлопнув за собой дверь так быстро, что он даже не успел выдать ей что-либо в ответ. Сильно зажмурив глаза и потерев лицо липкими ладонями, он угрюмо уставился на отпечаток тела Гермионы, оставленный на матрасе с подушкой, и чуть не задохнувшись, проглотил стоящий в горле сгусток страха.
— Дежа вю, — пробормотал он самому себе, покидая теплую кровать и прилипший к одеялу утонченный аромат Грейнджер.
Сегодня было холодно, и он рассеянно прислушивался к барабанившему дождю, когда капли воды ударяли в окно; вяло, без особого желания натянул брюки и джемпер. За дверью спальни он услышал новые шаги, повышенные голоса, царапающие пол ножки стульев, и весь мир, который вчера казался таким нереальным, был разорван на части, заменившись суетой и гамом. Проведя рукой по волосам, он спустился вниз по лестнице, направился на кухню и, едва подняв голову, замечая Блейза и Тео, сел за стол; Тонкс с перекошенным раздражением лицом стояла, прислонившись к столешнице и сложив руки на груди.
— Какого черта меня разбудили в восемь утра? — требовательно спросил Тео. — У меня даже подружки нет, которая свалила бы в самоволку, и вряд ли я дружу с…
— Заткнись, — сказала Тонкс и уставилась на Блейза. — Ну?
Драко опустился на свободный стул и взглянул на Блейза, размышляя, отражала ли беспокойная тень в глазах друга его собственную. Тот выглядел так, словно ночью глаз не сомкнул, преследуемый стрессом и тревогой, или часами хмурясь и пытаясь вырваться из дурного сна.
— Ну что? — пробормотал Блейз. — Я говорил тебе. Я не знаю, куда она ушла, и я не знаю, где Томас, или Грейнджер, или Уизли, или чертов Поттер…
— Луна должна была тебе что-либо сказать или намекнуть...
— Тонкс, клянусь своей сомнительной душой, что не знаю! Моей лучшей догадкой будет Хогвартс, но я не имею ни малейшего понятия. Она никогда ничего мне не говорила.
Тонкс вздохнула, потирая лоб трясущимися пальцами, и перевела взгляд на Драко.
— А ты?
— А что я?
— Знаешь, ты не выглядел потрясенным этим утром, когда я вошла в комнату, а Гермионы там не оказалось.
Он быстро взглянул на Блейза и пожал плечами.
— Это едва ли первый раз, когда Грейнджер внезапно исчезла.
— Где она, Драко? — спросила Тонкс резким тоном. — Куда они делись?
— Я не знаю. — Он знал, что ложь звучала совсем неубедительно. Он не особо и пытался их убедить.
— Ты же знаешь, я могу сказать...
— Нет, — отрезал он.
— Драко, ты же понимаешь, что мы просто хотим им помочь.
— Ты тратишь время...
— Черт возьми, Драко! — крикнула Тонкс, подошла к столу и ударила по нему кулаком. Тео и Блейз подпрыгнули от неожиданности. — Отвечай мне немедленно!
— Нет! — выплюнул Малфой, поднимаясь на ноги, чтобы находиться с Тонкс на одном уровне. — Я не предам доверие единственного человека, которому дал обещание!
Казалось, после этого комментария она растерялась: вспышка шока озарила ее черты, на мгновение она замолкла, и вся серьезность и срочность рассеялись так же быстро, как и появились. Она вздохнула и покачала головой, снова массируя лоб.
— Спрашиваю тебя в последний раз...
— Я тебе уже ответил, — перебил он. — Больше мне нечего сказать.
— Считай, что тебе повезло, ведь в доме нет Веритасерума, — сказала она, отворачиваясь и выходя из комнаты. — Ну и ладно, мы сами их найдем.
Драко не вернулся на место, пока она не закрыла за собой дверь; он почувствовал, как кровь приливает к лицу, когда все еще раздраженный сел на стул, и не знал, было ли это из-за его спора с Тонкс или исчезновения Гермионы.
— Черт возьми, я думал, она выбьет из тебя правду или швырнет проклятье, — заметил Тео. — Не стану лгать, я с нетерпением ждал представление.
— Отвали, Тео.
— Ты знаешь, где они? — спросил Блейз, обращаясь к Драко с выражением, которое могло быть ошибочно принято за надежду.
— Только Грейнджер, Поттер и Уизли, — сказал он. — Я не знаю, где Томас и Лавгуд. — Он сделал паузу, затем добавил: — Извини, приятель.
— Все в порядке, другого я не ожидал.
— Так где они? — спросил Тео.
— Думаю, я уже дал понять, что не собираюсь никому рассказывать.
— Да, но...
— В любом случае, ты мне не поверишь, — пробормотал Драко, сложив руки перед собой. — Дурдом.
— Ну, учитывая суицидальные наклонности Поттера, — размышлял Тео, — я считаю, что они, вероятно, стучат в парадную дверь Сам-Знаешь-Кого.
— В смысле, в мою парадную дверь? Учитывая, что этот психопат в настоящее время живет в моем доме. Весь пиздец в том, что ты не далек от истины. — Драко тяжело выдохнул и сжал руки в кулаки. — О чем, черт возьми, я думал? Я не должен был отпускать ее. Это все твоя сраная ошибка, Забини! Та чушь, которую ты скормил мне вчера, сдвинула мне мозги набекрень!
Он вздрогнул, когда Блейз опустил руку на его плечо, как он предполагал, в успокоительном жесте. Опустив глаза и уставившись на дрожащие от напряжения руки, Драко изо всех сил старался сохранить самообладание и сдержать нрав. Он не был уверен, на что злился больше: на Грейнджер, что ушла, на Блейза за его вчерашнюю нелепую болтовню или на самого себя за то, что позволил Гермионе исчезнуть; или же он вообще не был зол. Возможно, просто сказывались нервы и беспокойство, или страх и беспомощность, или сожаление и боль от ее ухода. Возможно, это было все вместе взятое, но гнев всплыл на поверхность, потому что он знал это чувство слишком хорошо, ощущал его знакомое тепло.
— Все будет хорошо, — неубедительно произнес Блейз.
— Бросай этот оптимистичный треп, — сказал Тео, — тебе не идет.
— Теперь все становится немного реальным, верно? — прошептал Драко, не намереваясь говорить этого вслух. Только когда заметил смущенный взгляд друзей, понял, что озвучил мысли.
— Это всегда было реальным, — вздохнул Блейз. — Просто теперь все ближе. Намного ближе. Люди охотнее верят в то, к чему могут прикоснуться.
Тео откинулся на спинку стула с нехарактерно задумчивым и мрачным выражением лица.
— Где бы они ни были, я надеюсь, что твоя девушка и два ее тупых питомца знают, что делают, Драко.
Малфой почувствовал, как по позвоночнику пробежала дрожь, словно от холодных пальцев, царапающих спину.
— Да. Я тоже.
— Так, думаю, она бы надела такое платье. Как я выгляжу?
— Все еще чертовски жутко.
Гермиона нахмурилась, услышав ответ Рона, но поняла, что это был просто его способ убедить ее в успешности трансформации, и, судя по его нервному взгляду, он был честен.
Горький привкус Оборотного все еще ощущался во рту; она опустила взгляд на свои руки, точнее, на руки Беллатрисы: длинные, заостренные ногти, больше похожие на когти, бледная кожа, испещренная шрамами, словно она крошила стекло. Черные, лишенные блеска кудри струились по груди, и Гермиона провела языком по острым обломанным зубам, рассеянно думая о родителях.
— Ты выглядишь довольно внушительно, — сказала она Рону, глядя с кивком удовлетворения на его длинные волнистые волосы и измененные черты лица. — Я хорошо поработала над тобой.
— Поверю на слово, — сказал он, поднимая руку, чтобы почесать фальшивую бороду. — Блин, от нее все чешется. Напомни мне никогда не отращивать ее.
Она засмеялась и не ответила, слишком нервничая для выдумывания веселого или находчивого замечания, но она могла сказать, что Рон тоже нервничал, так что все было в порядке. По крайней мере, она надеялась, что это так. Возможно, Рон ожидал, что она скажет что-либо обнадеживающее или позитивное, но она так волновалась, что слова с трудом формировались во рту. Она отвела глаза, и взгляд упал на Гарри, который трясущимися пальцами перебирал мантию-невидимку.
— Рон, карауль.
— Я всегда на страже.
Погладив Рона по плечу, она прошла мимо в сторону Гарри, игнорируя низкое недовольное ворчание Крюкохвата в нескольких шагах от заброшенного переулка, в котором они прятались, всего в паре минут ходьбы от «Дырявого Котла». Гарри ждал между какими-то мусорными баками, скрючившись в неудобном положении, он с рассеянным видом перемещал вес с ноги на ногу и ерзал, как карапуз у дантиста.
— Как дела? — спросила она.
Он поднял глаза, поморщился и отвел взгляд.
— Извини, никак не могу привыкнуть к твоему виду.
— Все в порядке, меня и саму это приводит в замешательство. Нервничаешь?
— В ужасе.
— Все будет хорошо...
— Возможно, это была не очень хорошая идея, — выпалил он, кивая головой в сторону Крюкохвата и понижая голос. — Он скользкий тип. И может нанести удар в спину.
— Тогда мы постараемся никогда не оказываться к нему спиной, — сказала она. — Гарри, мы тщательно все спланировали. Все получится.
Он пожал плечами.
— Думаю, здесь без вариантов, да?
Она вздохнула и посмотрела на его руки, желая дотронуться до них и остановить дрожь, но увидела кое-что знакомое, торчащее из его кармана. Прежде чем смогла остановиться, достала это, покрутила между пальцами и тщательно осмотрела, просто чтобы убедиться; когда она оглянулась на Гарри, выражение его лица было почти смущенным.
— Это палочка Драко.
— Да. Возможно, я… одолжил ее.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Зачем?
— Я разоружил его после того, как ты разняла нас той ночью, — объяснил он, вздыхая. — Она оставалась при мне, когда я ложился спать, и я… я попробовал несколько заклинаний, просто из любопытства, и она меня послушалась. Лучше, чем палочка Хвоста. — Он сделал паузу и пристально посмотрел на Гермиону. — С ней мне даже удалось призвать Патронуса.
— Правда? — она ахнула. — Ого.
— Я собирался вернуть ее Малфою, но... но у меня возникло чувство, что я должен продолжать использовать ее. Но если ты хочешь, можешь забрать ее себе после миссии. Ну, она же твоего парня.
Гермиона заколебалась, перекатывая кончик палочки между большим и указательным пальцами, задумываясь, не почудился ли ей внезапный всплеск аромата Драко. Часть ее хотела улыбнуться, ведь было приятно услышать, как ее лучший друг —или вообще кто-либо, раз на то пошло — наконец-то назвал Драко ее парнем, но ситуация вряд ли подходила для столь эгоистичного, наполненного тоской порыва. Ситуация вряд ли вообще подходила для улыбок.
— Нет, — сказала она через мгновение, вернув палочку в карман Гарри. — Если она с тобой такая податливая, оставляй себе. Я привыкла к палочке Беллатрисы.
— Спасибо.
— Должна предупредить, вероятно, Драко проклянет тебя, когда узнает, что именно ты одолжил его палочку.
Гарри улыбнулся. Видимо она была не права: его улыбка вписывалась в ситуацию просто отлично. Но, как и все в данный момент, искра счастья была слишком короткой.
— Если вы намереваетесь совершить задуманное, нужно приступать прямо сейчас, — усмехнулся Крюкохват. — Косая аллея скоро заполнится народом. Чем меньше людей, тем лучше.
Протяжное беспокойное дыхание Гарри пошевелило кудри Беллатрисы, и Гермиона, испуганно вздохнув, выпрямила спину и кивнула. Они были готовы, или же готовы настолько, насколько вообще возможно.
— Хорошо, давайте сделаем это, — сказала Гермиона, оглядываясь на Рона. — Ты готов, Ро... то есть, Драгомир?
— Да, мадам Лестрейндж.
Дождавшись, пока Крюкохват взберется на спину Гарри и оба надежно спрячутся под мантией-невидимкой, они покинули убежище в тенистом переулке; Гермиона вызывающе и смело шла на несколько шагов впереди Рона. Они проскользнули в «Дырявый Котел», едва взглянув на Тома, хозяина, пробрались на задний двор, и Гермиона с колотящимся в груди сердцем постучала палочкой Беллатрисы по кирпичной стене.
Как и предполагалось, на мощеной улице было тихо, людей едва хватило бы на две команды по квиддичу, но они все равно расступались у нее на пути, натягивали капюшоны и уклонялись, словно она могла нанести им удар своими заостренными ногтями. И Гермиона играла на их страхе, стреляя в прохожих враждебными взглядами, как, по ее представлению, делала бы Беллатриса.
— Мадам Лестрейндж!
Гермиона обернулась, уже готовая в истинной манере Беллатрисы огрызнуться на окликнувшего ее, но услышала шепот Гарри на ухо: «Треверс, Пожиратель смерти», и успокоилась к моменту приближения мужчины.
— Я удивлен видеть вас здесь, мадам Лестрейндж, — сказал Треверс.
— С чего бы?
— Насколько я понимаю, вы и другие обитатели поместья Малфоев были заключены в доме после... ну, знаете. Побега.
Гермиона не дрогнула. Они ожидали подобного.
— Доказав свою преданность Темному Лорду бесчисленное количество раз, я стала исключением, — резко ответила она. — Тебе бы стоило помнить об этом, прежде чем соваться ко мне с допросом, Треверс.
Хладнокровное выражение Пожирателя дрогнуло.
— Мои извинения, — пробормотал он, обращая внимание на Рона. — Кто ваш спутник?
— Это Драгомир Деспард. Союзник из Трансильвании. Он немного говорит по-английски, но некоторое время останется для помощи в наших замыслах.
Двое мужчин обменялись приветственными кивками, и затем взгляд Треверса снова переместился на нее.
— Почему вы здесь, мадам Лестрейндж?
— У меня дела в Гринготтсе.
— Нам по пути, — сказал он. — Я провожу вас.
Гермионе удалось не выдать беспокойства. Вряд ли наличие сопровождающего казалось идеальным, когда самый разыскиваемый волшебник находился рядом, даже если был старательно спрятан. Хотя, возможно, это окажется им на руку. Наличие настоящего Пожирателя смерти в их компании может оказаться полезным, поэтому она пошла рядом с Треверсом, изо всех сил надеясь, что Треверс не слышал ее грохочущего сердцебиения и не видел пота, собирающегося в сжатых кулаках. Закрыв глаза на несколько долгих секунд, она сделала все возможное, чтобы не думать о Драко, опасаясь появления сентиментальной улыбки, которая смотрелась бы слишком неуместно на лице Беллатрисы и точно не осталась бы незамеченной.
— Драко, — медленно произнес Тео, сжав зубы. — Хватит барабанить пальцами. От тебя одна головная боль.
Драко нахмурился, но прижал ладонь к столу, поглядывая на ногти, не поддаваясь искушению поскрести ими по дереву, просто чтобы ощутить небольшое трение или создать пронзительный скрежет, способный пробить хаос в голове. Вместо этого он откинулся на спинку стула, выжидающе глядя на радио и протяжно вздыхая.
— Двенадцать, — сказал Тео.
Драко перевел на него взгляд.
— Что?
— Ты вздохнул уже двенадцать раз. Вздохни тринадцатый, и я напомню, почему это число несчастливое.
— Отвали, Тео.
— Он дело говорит, — вмешался Блейз. — Твоя жалость к себе и размышления слишком громкие.
— Черт, и что по-твоему я должен делать? — спросил Драко, расстроенно вскидывая руки. — Весело поболтать с вами двумя?
— Ты? Весело болтать? — издевательски спросил Тео. — Слушай, ну почему ты так несчастен? Тебе следовало ожидать от Грейнджер подобного. Когда ты решил обзавестись к ней чувствами, то знал, во что вляпываешься.
— Решил обзавестись чувствами? — повторил Драко, нахмурив лоб. — Это, блядь, едва ли было чем-то преднамеренным.
Блейз покачал головой, изогнув губы в кривоватой отрешенной улыбке.
— Любовь никогда не бывает преднамеренной, идиот. Это самое обременительное чувство в мире. Вот почему она сбивает с толку. Особенно таких циничных сволочей, как мы.
— Циничный? Я? — ухмыльнулся Тео. — Хочу, чтобы вы знали, что по выходным я плету венки и резвлюсь с единорогами.
Драко закатил глаза, слишком озабоченный местонахождением Грейнджер, чтобы оценить юмор.
— Ты совсем не веселый.
— Думаю, мы все знаем, что я веселый, а ты — унылый кретин. Но ничего, я-то знаю, в реальности ты меня любишь, — сказал Тео с ухмылкой, когда Драко бросил на него гневный взгляд. — Не смотри на меня так, ты же знаешь, что это правда. Ставлю пятьдесят галеонов, что ты назовешь одного из своих детей в мою честь или, по крайней мере, сделаешь меня крестным…
— Что? — фыркнул Драко, но уголки рта на мгновение приподнялись. — Ты думаешь, я бы назвал одного из детей в твою честь? С чего бы мне называть его Бестолковщина Мудило Малфой?
— Я знаю, что ты шутишь, но ведь на самом деле звучит довольно круто.
Смешок, который вырвался из горла Драко, был сухим, хриплым и непродолжительным, больше похожий на низкий клокот, но, по крайней мере, Драко прореагировал. По крайней мере, это было нечто грубое и инстинктивное. По крайней мере, это был тринадцатый вздох. Часть его соблазняла ударить Тео за то, что заставил отвлечься, каким бы жалким и мимолетным ни было это желание, но Драко неохотно понял, что чувствует себя немного спокойнее, и, судя по более мягкому выражению на лице Блейза, не он один. Однако момент прошел слишком быстро, и Драко вновь вернулся к образу Грейнджер, замаскированной под Беллатрису, оказавшуюся в Гринготтсе с одному Мерлину известным количеством Пожирателей смерти внутри, и он снова рассеянно застучал пальцами по столу.
Гермиона убрала промокшие волосы с глаз и выплюнула воду изо рта.
— Ты в порядке, Гермиона? — спросил Рон откуда-то сбоку, и она заметила его руку.
— В порядке, — она кивнула, когда он помог ей подняться, и бросила быстрый взгляд на Гарри, чтобы убедиться, что с ним все хорошо. — Как ты, Рон?
— Хорошо, благодаря твоей сообразительности. Амортизирующие чары?
— Да, это было первое, что пришло в голову.
— К счастью для нас.
Она собиралась улыбнуться, но потом увидела, что Рон снова стал самим собой: рыжие волосы, дружелюбные веснушчатые черты лица, голубые глаза — вздох сорвался с ее губ.
— Ты снова ты! Все чары...
— Дерьмо, ты тоже.
Она посмотрела вниз, с полным недоумением изучая свои молодые руки и кончики коричневых локонов.
— Но я выпила достаточно зелья, чтобы продержаться не менее часа. И заклинания, которые я к тебе применила... Не понимаю.
— Это «Гибель Воров»! — крикнул Крюкохват. — Он смывает все магические маскировки и чары! Должно быть, они заподозрили нас! Нужно спешить!
Гермиона прикусила губу. Помимо небольшой проблемы с палочкой Беллатрисы при входе в Гринготтс, она действительно думала, что план пройдет гладко. Оглядываясь назад, возможно, все казалось слишком гладким, хотя она поняла, что Гарри немного помог по пути, несколько раз пробормотав Конфундус для задержания охранников у дверей; она знала, что он использовал Империус для получения помощи Богрода, и ее крайне сильно обеспокоило использование Непростительного. Но она рассудила, что в данный момент это было необходимо. Обернувшись, ей показалось, что Богрод пытается поднять шум, очевидно, больше не находясь во власти заклятия, но Гарри уже взмахнул палочкой, произнося Империо так же просто, как и в предыдущий раз.
— Нужно пошевеливаться! — настаивал Крюкохват. — Они отправятся за нами!
— Протего! — выкрикнула Гермиона, удерживая палочку Беллатрисы нацеленной, пока защитные чары не врезались в «Гибель воров», уничтожая его. — Это должно выиграть нам немного времени.
Все из них последовали за Крюкохватом в глубины пещероподобных проходов Гринготтса, и Гермиона подумала, будет ли она помнить, как они выбрались отсюда, когда все закончится, но потеряла ход мыслей,когда откуда-то спереди эхом донесся рев, а легкий ветерок пощекотал ее мокрые щеки.
— Какого черта это было? — спросил Рон.
— Вот почему нам нужны звякалки [1], — объяснил Крюкохват и поднял странное устройство, акцентируя на нем внимание.
Когда они повернули за угол, у Гермионы перехватило дыхание при виде зверя: дракона на привязи с выцветшими серыми чешуйками и розоватыми глазами, шрамами, покрывающими тело, явно появившимися от плохого обращения, и цепи вокруг его задних лап, удерживающей в заключении.
— Он частично слеп, — сказал Крюкохват, — но это лишь делает его более диким. Его научили ассоциировать звякалку с болью.
— Варварство, — огрызнулась Гермиона.
— Если хочешь пойти мимо него, задерживать не стану, — усмехнулся гоблин, — в противном случае, заткнись, неженка.
В любой другой день она бы точно пристала к Крюкохвату с многословной напыщенной речью о жестоком обращении с существами, пока его уши не начали бы кровоточить, но сейчас время едва ли было за них. Черт, ничего не было за них, поэтому она предпочла отпустить эту мысль, но все равно нахмурилась, когда Крюкохват потряс звякалками, и измученный дракон отпрянул, предоставив им доступ к оберегаемым хранилищам. Трио и два гоблина подошли к хранилищу Лестрейндж, и Крюкохват предложил Гарри заставить Богрода прислонить руку к двери, чтобы дерево исчезло, словно горящая бумага, и все пятеро вошли внутрь.
— Так, ищите быстро! — сказал Гарри, и после его слов раздался громкий стук, с которым дверь хранилища снова появилась на месте.
— Богрод сможет нас освободить, — сказал Крюкохват. — Найдите, что нужно!
Применив Люмос, все трое приступили к поискам, но как только Гермиона коснулась золотого кубка, взвизгнула от боли — жар обжег кончики пальцев.
— Ой! Он меня обжег! — вскрикнула она, но быстро забыла об этом, поскольку безделушка начала себя дублировать, проливая поток своих копий под ноги Грейнджер. — Что за...
— Наверное, здесь использованы Заклятия Умножения и Пылающей руки! — сказал Крюкохват. — Все, к чему ты прикасаешься, будет обжигать и множиться! Нас может раздавить, если вы...
— Дерьмо! — выдохнул Рон, сжимая руку, когда несколько тарелок упали на пол у его ног. — Извините, это вышло случайно.
— Осторожнее! — крикнул Гарри, сам едва избегая касания к украшениям. — Мы должны найти его!
Внимательно глядя под ноги, Гермиона осторожно блуждала среди захламляющих хранилище предметов, ее глаза отчаянно изучали пространство, когда в сознании всплыли слова Драко. — Знаете, — произнесла она. — Драко сказал, что хранилище его матери может быть похожим с этим, и если это так, значит самые ценные предметы будут храниться в задней части на верхней...
— ...полке, — закончил Гарри.
Завершенность в голосе Гарри заставила Гермиону посмотреть на него, пристально глядящего в угол хранилища, указывающего палочкой вверх; она проследила за его взглядом, направленным на небольшую чашу на дальней полке, Кубок Хельги Хаффлпафф с выгравированным барсуком и прочей атрибутикой. Незадолго до исчезновения Гарри упомянул, как они с Роном охотились за крестражами, поскольку Дамблдор намекал на возможность того, что древний артефакт был одним из них — все так и оказалось, она могла сказать это по напряженному выражению на лица Гарри, ведь он мог чувствовать крестражи.
— Вот он! — воскликнул Гарри, но когда ринулся за ним, коснулся набора украшений, а затем и доспехов.
Через несколько секунд на полу было море золота и серебра, извергающееся, как прекрасная, мерцающая лава, и вот ковер побрякушек уже поднимался выше колен. За дверью хранилища рев дракона сопровождался бормотанием приближающихся голосов, и Гермиона поймала испуганный взгляд Гарри.
— Мне нужно туда подняться, — с отчаянием сказал он. — Гермиона, мне нужно...
— Левикорпус! — прокричала она, стиснув зубы и пытаясь удержать внимание, когда содержимое хранилища опалило ее кожу.
Река металла поднималась все выше и выше, а голоса снаружи становились все громче и громче.
Звук разбившегося о пол стекла вырвал Драко из транса, и он вовремя повернул голову, замечая скользнувшие по половицам осколки, которые напомнили ему катание на коньках. Ему потребовалось мгновение или два, чтобы понять — упал его стакан, и именно он сбросил его; Драко мертвыми глазами изучал мелкое стекло у ног.
— Что за неуклюжий хрен, — проворчал Тео и взмахнул палочкой, убирая бардак. — Какого черта ты это сделал?
— Это вышло случайно, — пробормотал он. — Просто... судорога прихватила, вроде того.
Блейз наклонил голову и выдохнул.
— Мы провели здесь часы в разговорах ни о чем.
— К этому времени можно было бы уже хоть что-нибудь узнать, — сказал Драко голосом, внезапно наполнившимся нетерпением. — Куда, черт возьми, подевалась Тонкс? А Андромеда?
— Если ты так обеспокоен, возможно, стоит рассказать ей, где…
— Я уже все сказал...
— Как думаешь, ты сможешь убить своего отца? — спросил Тео, четко произнесенные слова беспроблемно слетали с его языка.
Обменявшись озадаченными взглядами с Блейзом, Драко настороженно посмотрел на Тео, отметив его совершенно спокойное выражение лица, когда тот небрежно щелкнул ногтем, словно только что спросил, нравится ли им поданный чай.
— Что ты сказал?
— Я спросил, думаешь ли ты, что сможешь убить своего отца, — повторил он в той же беспечной манере. — Я о том, что нам, вероятно, придется помогать Ордену, и мы будем сражаться с нашими родителями. Если бы появилась такая необходимость, смог бы? Блейз?
Блейз поерзал на стуле, в раздумьях насупил брови и сжал губы.
— У меня нет отца.
— Тогда мать.
— Вряд ли ее можно назвать таковой, — вздохнул он, нерешительно постукивая по подбородку. — Я не знаю. Я… думаю, это будет зависеть от обстоятельств...
— Она собирается убить тебя, может быть, даже Лавгуд, — быстро произнес Тео. — Как тебе такие обстоятельства?
— Ты, конечно, много об этом думал, — заметил Драко.
— В этом месте особо нечем заняться. Ответь на вопрос, Блейз. Ты сможешь убить мать или нет?
— Я не знаю, — сказал он снова. — Если бы дело было в Луне, возможно, но я понятия не имею. Есть что-то... неестественное в том, чтобы проливать кровь, которая, по сути, является твоей. Я думаю, все сводится к инстинкту или даже к импульсу.
Тео, казалось, не торопился, поглощая ответ Блейза, задумчиво склонил голову в сторону и кивнул, явно удовлетворенный.
— А ты, Драко?
— Я не видел своего отца больше года, — ответил он. — Я… даже не знаю, какой он сейчас...
— Он все еще ублюдок.
Драко очень старался разозлиться на комментарий Тео; он бросил на него взгляд, который оказался нерешительным, вынужденным и запоздалым, потому что знал — комментарий правдив. Не то чтобы он никогда не замечал жестокого поведения отца, напротив, он восхищался им, даже наслаждался, подражал и упивался, гордясь тем, что его сравнивают с Люциусом. Но сейчас Драко чувствовал себя намного старше: более практичным и обретшим душевное равновесие, которое опиралось на его ноги и разум, а не на ум отца, и это стало странно утешительным прозрением.
— Я не знаю, — пробормотал он. — Блейз прав, кровь — это кровь...
— И желчь — это желчь, а дерьмо — это дерьмо, а слюна — это слюна, а пот — это пот, — перечислил Тео, чеканя каждый слог. — Это лишь биология.
— Все не так просто...
— Что, если он напал на Грейнджер? — продолжал давить Тео. — Ты же знаешь, он без колебаний воспользуется такой возможностью. Что тогда?
Драко закрыл глаза и попытался успокоиться, чувствуя, как жар поднимается из груди по горлу, вонзаясь в плоть, как камень, душит, лишает дыхания. Он задался вопросом, будет ли чувствовать нечто подобное, поднимая и нацеливая палочку в грудь отца, будет ли задыхаться, сможет ли дышать. Вероятно, Грейнджер все равно взовет к его здравомыслию, даже если отец действительно будет ей угрожать. Потому что именно такой она и была: всегда искала добро, похороненное в самых темных из людей, по этой же причине она была с ним; ее образ, отпечатанный на веках, помог ему снова дышать.
— Я… я не знаю, что буду делать, — признался Драко, откашливаясь, чтобы избавиться от зуда в горле. — Я бы сделал то, что было необходимо.
Тео поступил так же, как и после ответа Блейза — рассеянно кивнул, мысленно взвешивая ответ, прежде чем посчитать его достаточным. Затем хладнокровно пожал плечами, счищая пушинку с рукава.
— Думаю, я смогу убить отца, — беспристрастно заявил он. — Да, думаю, что смогу. Думаю, он этого заслуживает. Думаю, я сделаю миру одолжение, — он замолчал и уверенно кивнул. — Не думаю, что даже почувствую вину.
Драко не мог решить, должен ли он завидовать Тео из-за его суждений, или же пожалеть его за то, насколько он разбит, или же он должен чувствовать себя совершенно равнодушным, потому что на самом деле Тео просто озвучил вопрос, который каждый из них задавал себе в течение нескольких недель. Вопрос, который был подобен игле, непрерывно пронзающей их умы.
— Ну, — сказал Тео приподнятым голосом с напряженной улыбкой. — Это был очень болезненный и мрачный разговор, не так ли?
— Ты его начал. — Драко нахмурился.
— Кто-то должен был. По крайней мере, это хоть на какое-то время прекратило ваш скулеж о подружках.
— Ты предпочитаешь обсуждать смерть наших родителей?
— Я предпочитаю ничего из этого не обсуждать, но здесь все связано. Смерть, любовь, кровь, друзья, враги, родители. Все они являются синонимами, когда идет война, — пробормотал Тео, закрывая глаза. — Тед однажды сказал, что войны подобны морю: непредсказуемы и неумолимы, и, прежде чем ты это осознаешь, все уже на дне.
Гермиона сделала рывок вверх и, широко раскрыв рот, глубоко вдохнула, выплывая на поверхность озера. Повернув голову, чтобы убедиться, что с мальчиками все в порядке, она проверила наличие сумки и палочки и направилась к берегу, изо всех сил пытаясь справиться, плывя по-собачьи, поскольку тяжелое платье тащило ее ко дну. Когда она наконец почувствовала под ногами гальку, ощутила искушение остаться в воде, обнаружив, что та успокаивала ожоги на коже, оставленные зачарованными предметами в хранилище Лестрейнж, но Гарри схватил ее за локоть и помог выкарабкаться на землю еще до того, как она успела возразить.
Переведя дух, она посмотрела в небо, наблюдая, как дракон, который помог им сбежать, пролетел над горами и скрылся из виду.
— Как вы думаете, с драконом все будет в порядке?
— В данный момент я больше беспокоюсь о нас, — сказал Гарри и вздрогнул, вытянув руку из джемпера. — У тебя есть что-нибудь от этих ожогов?
— Да, зелье с бадьяном, — ответила она, залезла в сумку и протянула ему флакон. — Постарайтесь не использовать много. Нам еще может понадобиться.
— Сраный гоблин! — прошипел Рон. — Я знал, что не стоит доверять этому воровскому говнюку. Поверить не могу, что он спер меч и бросил нас на произвол судьбы!
— Мы спасли и собственные жизни, и крестраж, — сказал Гарри. — Давайте будем благодарны за это...
— Да, у нас есть крестраж, но мы не можем его уничтожить. Просто охрененно.
— По крайней мере, мы знаем, как его уничтожить, — предложила Гермиона.
— Меня больше беспокоит тот факт, что Сами-Знаете-Кто в курсе, что мы ищем крестражи. Вдруг он...
Она замолчала, когда заметила пустоту в глазах Гарри, и через секунду он взвыл от боли, схватившись за шрам и упав на колени. Они с Роном были рядом, звали его по имени, когда он дергался и корчился, пытались вытянуть его из кошмара, но все было бесполезно. Гермиона не могла понять, продолжался ли припадок Гарри в одну минуту или десять, но после он открыл глаза, метая дикий взгляд, тяжело сглотнул и произнес:
— Нам нужно попасть в Хогвартс.
[1] Звякалки (clankers) — специальное металлическое приспособление, способное отпугивать драконов в банке Гринготтс https://vk.cc/9KAvQd
====== Глава 40. Бой ======
Саундтрек:
30 Seconds to Mars — Vox Populi
Muse — Knights of Cydonia
Nicholas Hooper — In Noctem
От автора: Извините, но эта глава — что-то вроде сюжетного наполнителя, именно поэтому она такая большая. Я хотела убрать со своего дальнейшего пути все подобные моменты, так что, надеюсь, она не покажется вам чрезмерно скучной. Очень надеюсь. Знаю, она слишком близка к книжному канону, но я не хотела менять эту часть, да еще и вносить правки в судьбу Гарри, но при этом показать иную точку зрения. Так что, надеюсь, вам понравится.
Гермиона играла с торчащей на джемпере нитью, натягивая ее до предела, пока на указательном пальце не образовалась бороздка; она нахмурилась и подняла глаза на Гарри.
— Так, объясни еще раз, что ты видел, Гарри. Только медленно.
— Я же говорил! — воскликнул он с явным раздражением. — Сами-Знаете-Кто убил гоблинов, потому что они позволили нам сбежать из Гринготтса, всех гоблинов! И Крюкохвата тоже! Он знает, что мы нашли чашу Хельги. Теперь психует и паникует, потому что подозревает, что мы знаем о крестражах.
— Ну, это нехорошо, — пробормотал Рон.
— Да, но я мог слышать его мысли, и знаю, что он хранит крестраж в Хогвартсе. Я слышал это. И он отправится туда, поэтому нужно опередить его, пока у него не появился шанс все перепрятать.
— Но, Гарри, мы даже не знаем, что искать, — сказала Гермиона, — или даже где приступать к поискам. Хогвартс огромен, и в нем, вероятно, сотни тайников, о которых нам не известно.
— Но у нас есть карта.
— Не все видно на карте, например, Выручай-комната...
— Но в большинстве случаев видно. И мы знаем, что крестраж должен быть как-то связан с Ровеной Рейвенкло. В прошлом году Дамблдор говорил, что он верит, будто крестражи связаны с Основателями, так что этот должен иметь какое-то отношение к Рейвенкло…
— Но мы не...
— Сами-Знаете-Кто раскрыл, что Нагайна — крестраж, и если он направляется с ней в Хогвартс, значит два крестража появятся в одном месте.
— Двух зайцев одним выстрелом, — сказал Рон. — Но как мы уничтожим их без меча?
— Пока не знаю, но, по крайней мере, если мы заполучим их, то выясним это позже...
— Гарри, подожди, — вздохнула Гермиона. — Ты понимаешь, как трудно будет пробраться в Хогвартс? Мы могли бы попасть в Хогсмид с мантией-невидимкой, но Хогвартс практически недосягаем. Там повсюду Пожиратели и Дементоры…
— Мы что-нибудь придумаем. Посмотрим, насколько все на самом деле плохо, когда окажемся на месте, — успокоил он. — Как только он поймет, что кольца и медальона больше нет, то отправится в Хогвартс. У нас нет времени на раздумья, Гермиона.
Гермиона только сильнее нахмурилась, когда Гарри выдернул сумку из ее руки и вытащил мантию. Она знала, что он был прав; конечно, у них не было времени на промедление или бездействие, но внезапность всего происходящего породила тревогу в душе. В лучшие времена она вряд ли была спонтанна, и ей было интересно, может ли желание Гарри затуманить его суждения и способность оставаться рациональным.
— Я так не могу, — прошептала она Рону. — Мы не подготовились должным образом.
— Да, но к черту подготовку, — ответил он. — Сомневаюсь, что к такому вообще можно подготовиться. Даже если готовишься ты.
— Возможно, ты прав, но я чувствую, что... это так. Чувствую...
— Ребята, давайте! — позвал Гарри, подняв полы мантии, чтобы они проскользнули под нее. — Нужно выдвигаться!
Слова замерли на языке, когда Рон невинно пожал плечами и покинул ее, присоединившись к Гарри. Задушив желание спорить или настаивать на том, что им требуется время на подготовку, она тяжелой поступью направилась к парням по грязи. Если Гарри и заметил ее нежелание, он ничего не сказал, но, когда они взялись за руки для аппарации, нежно ободряюще сжал ее ладонь.
И со звуком хлопка, разрывающего воздух, они исчезли.
— Шах.
Драко сопротивлялся желанию закатить глаза. Шахматный поединок между Блейзом и Тео длился почти два часа, и это был пятый раз, когда Блейз загонял короля Тео в угол. Тео никогда не был особенно опытным в игре, но сегодня его неумелость крайне раздражала Драко, хотя он признавал, что сейчас мало что могло улучшить его настроение. Возможно, именно поэтому он полностью сосредоточился на игре, направляя все разочарование на Тео, лишь бы отвлечься от мыслей о Грейнджер и ее благополучии.
— Дерьмо, — прошипел Тео, переставляя короля. — Что-то игра сегодня не идет.
— Она у тебя никогда не идет, — сказал Драко. — Особенно если это шахматы. Даже Гойл тебя обыграл.
— Эй, я же у тебя выигрывал.
— Один раз на третьем курсе.
— И ты все еще чертовски убиваешься по этому поводу, — ухмыльнулся Тео, — как будто я засунул короля тебе в зад, не меньше.
Блейз покачал головой.
— Тебе всегда нужно быть такими бестактным?
— Да, это часть моего обаяния.
— Поверь, — продолжил Блейз, заманивая короля в ловушку слоном и скучающе глядя на Тео, — твое обаяние примерно на том же уровне, что и навыки игры в шахматы.
— Ну, мы все знаем, что это фигня, — ответил он. — Если бы хотел, я мог бы расколдовать даже пояс верности Амбридж…
— Тео, какого хера? — зарычал Блейз. — Думаешь, мне нужны подобные образы в голове?
— Держу пари, он оказался бы розовым с метафорическим котом, говорящим: «Не тронь мою кис…».
— Мерлин, Тео, остановись!
Драко поймал себя на том, что усмехнулся словесной баталии друзей, которые вели себя словно им снова четырнадцать, еще до того, как разразился хаос. До того, как Волдеморт вернулся. И теперь, оглядываясь на события прошлого, он подумал, что они были заключенными еще до всего этого, неся бремя ненависти, которой родители забивали им головы с того самого момента, как они смогли их услышать. Теперь же, глядя на друзей, особенно на Тео, он понимал, какими здоровыми, свободными и молодыми они выглядели. Несмотря на то, что на троих не наскребут и галлеона, что их девушки пропадали непонятно где, а за углом поджидала война, Драко подумал, что это лучшее, что они когда-либо испытывали, став молодыми мужчинами.
Не мальчишками. Мужчинами.
По крайней мере, казалось, Тео постепенно начал примиряться со смертью Теда, брызжа остроумием и нецензурщиной, как и должно быть. Его темперамент бурлил, дерзость возвращалась, и теперь Драко мог честно взглянуть на Блейза и Тео и назвать их не просто случайными союзниками ради личной выгоды. Он не назвал бы их друзьями как таковыми, хотя бы потому, что они бы высмеяли его за использование этого слова, но он доверял им и чувствовал себя непринужденно в их обществе, даже восхищался ими.
— ...не моя вина, что у тебя нет чувства юмора...
— У меня есть чувство юмора, Тео, просто ты чертовски не веселый…
— Зачем ты постоянно себе лжешь?
— Почему бы тебе не заткнуться и не сделать следующий ход!
— Вы общаетесь как настоящие братья, — отметил Драко, ухмыляясь на их обиженные взгляды.
— Сводные братья, — поправил Тео. — Помимо очевидного факта моей чрезмерной привлекательности, я не могу быть кровно связан с Блейзом, также не забудь, что у него нет чувства юмора...
— Черт возьми, Тео, не заставляй меня обходить стол и подходить к тебе.
— И что ты сделаешь? Уморишь своим высокомерием?
Блейз вскочил на ноги.
— Сейчас узнаешь, что я…
Андромеда вошла в комнату, и Блейз замолчал, снова заняв свое место с довольно смущенным видом, но она, казалось, даже не заметила его выпада. С любопытством изучая свою тетку, Драко почувствовал, как живот скрутило нервным узлом, когда он оценил серьезность ее черт, выжидая, пока она встретится с ним взглядом.
— Я подумала, ты хотел бы узнать, — осторожно начала она, — что они выбрались из Гринготтса.
Драко вздернул брови и, не совладав с собой, облегченно вздохнул.
— Ты уверена?
— Да, выбрались.
— Кто выбрался? — спросил Тео, и вдруг его глаза расширились. — Погоди, Грейнджер и парочка придурков были в Гринготтсе?!
— Откуда ты знаешь? — прервал Драко, игнорируя Тео.
— Ты же понимаешь, что у Ордена есть... источники. Тонкс в убежище с Орденом, она и передала новости.
Драко задумался, передал ли Снейп эту информацию МакГонагалл, а она в свою очередь передала ее Тонкс, а затем его тетке, или же существовало больше шпионов, расползшихся по логову Волдеморта. И тогда он решил, что ему все равно. Грейнджер живой выбралась из самоубийственной миссии — это было все, что ему было нужно, и на данный момент лучше сосредоточиться именно на этой мысли. В грудь проникло странное ощущение, которое Драко не мог определить, и он рассеянно задумался, может ли это оказаться надеждой, но быстро отмел эту идею.
— Мне нужно ненадолго уйти, вокруг много чего происходит, — продолжила Андромеда. — Мальчики, с вами все будет в порядке?
— У нас все хорошо, — быстро сказал Тео, отмахиваясь от нее и ожидая, пока она исчезнет, после повернулся к Драко с несдерживаемым интересом.
— Грейнджер отправилась в херов Гринготтс? Тот самый Гринготтс? Банк, который в настоящее время кишит Пожирателями смерти?
— Сколько Гринготтсов ты знаешь? — нахмурился Блейз. — Хотя должен согласиться с Тео. Это было дерзко.
— Дерзко? — повторил Тео. — Это, блядь, чистейшее безумие. Тебе стоит держать свою девушку подальше от тех идиотов, которых она называет друзьями, потому что, очевидно же, желание смерти заразно...
— Андромеда не сказала, где сейчас Грейнджер, — пробормотал Драко, склонив голову. — Она не знает, где Грейнджер.
Тео фыркнул.
— Послушай, она выбралась живой из Гринготтса, понял? Уверен, у нее все зашибись. Хорош ныть.
— Ты знаешь, насколько умна и находчива Грейнджер, Драко, — заверил его Блейз. — И гриффиндорцам везет, как ирландцам [1]. Опять же, ненавижу соглашаться с Тео, но если с кем все и будет хорошо, так это с Гермионой Грейнджер.
Драко рассеянно кивнул, изо всех сил стараясь избавиться от любого намека на беспокойство на лице, и, если таковой и остался, Тео и Блейз не стали комментировать. Вместо этого они вернулись к шахматам, по-видимому, решив, что лучше оставить его наедине с запутавшимися мыслями; Тео наконец переместил короля на безопасную клетку.
— Просто из любопытства, — сказал Блейз. — Что они делали в Гринготтсе?
— Я не могу сказать.
Тео прищелкнул языком.
— Я чувствую, что это чертов девиз для всех и вся в этом доме. «Я не могу сказать» или «это секрет», с тем же успехом можно было бы вырезать это на долбаной двери.
— Ты перестанешь жаловаться? — огрызнулся Блейз. — Походи, чтобы я уже мог тебя победить.
— Не дерзи, Блейз...
— Ты называешь меня дерзким?
— По-моему, это было смыслом моего последнего предложения, да.
— Просто сделай ход...
— Я сделаю его, когда буду полностью готов...
На этот раз Драко почти не слышал их, далекие и искаженные голоса приглушенно звучали в ушах. Устремив глаза к окну, он смотрел в ночь сквозь свое отражение. Уже пару часов как стемнело, и он догадался, что сейчас около девяти вечера, но темнота неба казалась такой... необратимой и поглощающей, что он не мог отвести взгляд. Не было ни луны, ни звезд, но где-то вдалеке осколок молнии прорезал огромную черную пустоту, и дрожь пробежала по позвоночнику Драко.
Вечерний воздух ощущался враждебным и неспокойным, словно электрическая энергия надвигающегося шторма колотила по коже, и все, что он мог сделать, — мысленно просить невидимую великую силу о благополучии Грейнджер.
Он оглянулся на Блейза и Тео, вспомнил о Тонкс, Андромеде и Тедди, о родителях, Блетчли, Дэвисе и Булстроуд, черт возьми, даже о Лавгуд, хотя бы ради душевного спокойствия Блейза, и попросил эту неясную великую силу, чтобы и с ними тоже все было хорошо.
Гермиона чувствовала землю под ногами, и сквозь прозрачную вуаль мантии могла разглядеть здания Хогсмида, такого знакомого и все же чужого сейчас. «Зонко» и «Сладкое королевство» были сожжены дотла, окна выбиты, а двери сорваны с петель. Она подумала о Рождестве, когда огоньки, свечи и безделушки украшали витрины, освещая улицу; теперь все выглядело как заброшенный город-призрак, если не учитывать свечение, исходившее из «Трех метел».
В тот момент, когда взгляд остановился на пабе, слух прошиб резкий пронзительный визг, и он не угасал, продолжал звенеть в ушах. Дверь паба распахнулась, и оттуда вывалилось несколько Пожирателей смерти с палочками наготове, один из них закричал: «Акцио мантия!», и Гермиона даже не успела осознать происходящее. Но мантия-невидимка даже не шелохнулась, и ей пришлось удержать себя от желания вздохнуть с облегчением.
– Мы знаем, что ты здесь, Поттер! – крикнул один из них. – Бессмысленно пытаться сбежать! Рассредоточьтесь и найдите его!
Пожиратели устремились в их сторону, но им удалось вовремя уйти с дороги, нырнув на боковую улицу; они стояли, затаив дыхание, когда по Хогсмиду засверкали вспышки заклинаний.
– Нам нужно выбираться отсюда, – прошептала Гермиона. – Их слишком много.
– Вы слышали его, нам не сбежать, – сказал Гарри. – Наверное, здесь использованы какие-то сигнальные чары. Они были готовы к нашему…
– Гоните сюда дементоров! – послышалось откуда-то издалека. – Они найдут его!
Гермиона повернулась к Гарри, встречаясь взглядом с его наполненными паникой глазами, и отчаянно потянулась к его руке, затем к Рону, готовясь к аппарации, но ничего не получилось. Воздух вокруг них казался тяжелым от наполнявших его заклинаний, и она начала лихорадочно искать в голове то, что могла бы использовать, но внезапно подкрался холод, и она увидела направляющихся к ним дементоров. Еще до того, как она поняла это, Гарри вытащил палочку, и сияющий белый олень выскочил из ее кончика, разгоняя дементоров.
— Там! — крикнул один из Пожирателей; Гермиона не успела собраться с мыслями, как услышала звук открывшейся двери и увидела свет, заливший темноту, укрывавшую их.
— Поттер, иди сюда! — приказали грубым шепотом. — Поднимайся наверх, не снимай мантию и молчи!
Гарри снова взял ее за руку, таща вместе с Роном в сторону голоса. Оказавшись внутри здания, Гермиона заметила затхлый запах и обветшалый бар, осознала, что они находятся в «Кабаньей голове», и последовала за Гарри к двери в задней части помещения, которая привела к скрипящей лестнице. Добравшись до гостиной с пылающим камином, Гермиона позволила себе спокойно вздохнуть; на секунду ее изучающий взгляд задержался на большой картине, изображавшей юную хрупкую девушку с приятной улыбкой.
Крики снаружи привлекли ее внимание; они с Роном старались держаться поближе к Гарри, пока тот подходил к окну, слегка поправляя мантию, убеждаясь, что та полностью их скрывает.
— Мой Патронус — козел, а не олень, идиот! Я только что показал тебе! — закричал спасший их человек, в котором сейчас Гермиона узнала бармена из «Кабаньей головы». — Я не потерплю дементоров на моей улице …
— Ты нарушил комендантский час! — воскликнул Пожиратель смерти.
— Если я захочу выпустить погулять чертову кошку, я это сделаю!
— Твоя кошка активировала Воющие чары!
— И что? Отправите меня в Азкабан, а? Надеюсь, вы не призвали его, используя Метки. Он не будет счастлив, если вы вызовете его из-за моей кошки.
— Ты нарушил комендантский час...
— И что ты сделаешь, закроешь мой паб? И что потом случится со всеми твоими зельями и подпольной торговлей?
— Не смей угрожать...
— Я молчу, а теперь иди отсюда.
Пожиратель смерти немного отступил.
— Еще раз нарушишь комендантский час, и мы не будем так любезны.
Гермиона услышала хлопок двери и шаги на лестнице, и в комнату вошел бармен. Гермиона потеряла дар речи от его сходства с Дамблдором. От поразительных голубых глаз до бороды, распростертой на груди — сходство было выдающимся; Гермиона прочитала достаточно текстов, включая жестокую статью Скитер о жизни Альбуса Дамблдора, чтобы понять — перед ними Аберфорт Дамблдор.
— Вы Аберфорт, — утвердительно произнес Гарри, шагая вперед. — Огромное спасибо...
— Тебе не следует здесь находиться, — нахмурился Аберфорт. — Глупый...
— Это ваш глаз я видел в зеркале.
Гермиона перевела взгляд на Гарри, растерявшаяся из-за его комментария, а затем поняла, что тот смотрит на зеркало на каминной полке, угол которого отсутствует; недостающий кусок был в руке Гарри. В дни, проведенные в доме Тонкс, он рассказал ей, как смотрел в осколок зеркала, пока Беллатриса мучила ее, просил о помощи, и что видел, как на него смотрят глаза. Сейчас в ее разуме все сошлось воедино.
— Вы прислали Добби.
Аберфорт кивнул.
— Где он?
— Мертв, — ответил Гарри слегка дрожащим голосом. — Беллатриса убила его.
— Жаль, — пробормотал он, но выражение лица осталось стойким. — Мне очень нравился этот эльф.
Позади Гермиона услышала тихое урчание, исходившее из желудка Рона, и когда повернулась к нему, наткнулась на его застенчивое выражение лица.
— Извините, — пробормотал он. — Я умираю с голоду.
Она собиралась поругать его за неподходящее время, но вдруг заурчал и ее желудок, и она бросила извиняющийся взгляд на Аберфорта.
— Там есть еда, — сказал тот, указывая на стол в углу комнаты. — Угощайтесь.
Гермиона и Рон медленно подошли к столу, она робко взяла булочку с глазурью, чтобы казаться вежливой, в то время как Рон практически за раз заглотил целый кекс. Гарри оставался на месте, его взгляд скользнул между Аберфортом и зеркалом в дальней части каминной полки.
— Откуда оно у вас? — спросил Гарри. — Оно принадлежало Сириусу.
— Не так давно купил у Наземникуса. Альбус объяснил, что оно собой представляет, и я приглядывал за тобой. Кстати, нужно выяснить, как тебя отсюда вывести…
— Что? — огрызнулся Гарри. — Мы не уйдем. Нам нужно попасть в Хогвартс.
— Не будь таким глупым, парень, — сказал Аберфорт. — Вам нужно выбраться отсюда. Отправляйтесь за границу или еще куда и держитесь подальше от…
— Нет, у меня есть задача! Ваш брат поручил мне миссию, и у меня заканчивается...
— Если не желаешь себе вреда, то забудь все, что мой брат когда-либо тебе говорил, забудь все обещания, которые дал мертвецу, — холодно и с горечью ответил он. — У моего брата была привычка портить людям жизнь, и лучшее, что ты можешь сделать, — забыть о нем.
— Дамблдор любил Гарри, — заговорила Гермиона, чувствуя необходимость защитить Гарри, когда заметила его разочарованное выражение.
— Больше всего пострадали люди, которых любил мой брат! — возразил он, стреляя глазами в картину с юной девушкой. — Послушай меня, Поттер, забудь все, что наговорил тебе мой брат.
— Это ведь касается не только меня, но и всех, — попробовал защититься Гарри. — Можно победить... нам нужно продолжать сражаться. Вы должны понять, что являетесь частью Ордена...
Аберфорт усмехнулся.
— Ордена больше нет. Конец. Мы уже проиграли.
— Это неправда, у нас все еще есть шанс, ведь Дамблдор сказал…
— Попроси кого-нибудь другого выполнить все, что завещал тебе мой брат.
— Это должен сделать я!
Аберфорт устало покачал головой, его взгляд снова упал на картину и задержался там на мгновение. Гермиона подумала, что знает, кто эта улыбающаяся девушка, но нервно покусывала губу, не уверенная, стоит ли уточнять. Однако тишина в комнате стала слишком давящей, так что она не выдержала:
— Это Ариана, мистер Дамблдор? — спросила она. — Ваша сестра?
Его глаза сузились.
— Читала дерьмо, написанное Скитер, да?
Гермиона почувствовала, как румянец опаляет щеки, поэтому отвела глаза, бездумно пощипывая булочку, но необходимость задать еще один вопрос заставила ее оглянуться на Аберфорта.
— Вы... вы говорили об Ариане, когда сказали, что больше всего пострадали люди, которых ваш брат любил?
Он закрыл глаза, тень прошлась по его лицу. Когда он открыл их, то со сжатыми челюстями уставился на Гарри с таким видом, как будто пытался сдержать себя. Сидя в пыльном кресле, которое выглядело старше его самого, он подпер подбородок тыльной стороной ладони и выпустил протяжный тяжелый вздох.
— Хочешь знать правду о моем брате, Поттер? — спросил он. — Садись.
Блейз передвинул слона.
— Шах.
— О, да твою ж мать, — пробормотал Драко. — Тео, он поставил тебе восьмой шах. Просто сдайся и успокойся.
— Цыц, — ответил Тео. — Я размышляю.
Драко разочарованно покачал головой, откинувшись на спинку и сложив руки на груди. Уклоняться от последнего удара и бежать от неизбежного — в этом весь Тео. Даже когда они были детьми, он раздвигал границы, отказываясь сдаваться, пусть и был поражен, чем обычно зарабатывал жестокое избиение от отца, когда бежать было некуда. В конечном итоге все дурное всегда нагоняло Тео, даже если он мастерски отсрочивал момент.
Вздохнув и отбросив волосы с глаз, Драко снова обратил внимание на окно, и его глаза расширились.
— Черт возьми, — пробормотал он, — этот шторм быстро разросся.
За окном дрожали и пульсировали черные облака, небо освещали белые искры молний, сопровождаемые громким, злобным рычанием грома, который — Драко готов был поклясться — заставлял стекла вибрировать. Хаос бури охватил их за такое короткое время. Буквально час назад гроза находилась за несколько километров, но теперь оказалась парящей над их головами, почти над домом Тонкс, и Драко почувствовал, как очередная дрожь пробежала по позвоночнику.
— Шах и мат, — сказал Блейз.
Драко вернулся к шахматному поединку, отметив, что Тео, наконец, потерпел поражение, благодаря черной ладье Блейза.
— Полное дерьмо, — Тео нахмурился, пожал плечами. — Сыграем до трех побед?
Гермиона чувствовала собирающиеся в глазах слезы, но не позволяла им пролиться, почти ощущая от этого боль.
Последние семь минут она слушала рассказ Аберфорта о трагических подробностях короткой жизни сестры: как на нее напала группа мальчишек-магглов, когда ей было шесть лет, и как это травмировало ее, сделав магические способности нестабильными. Как отец напал на этих мальчишек, а после оказался в Азкабане, и как мать в отчаянной попытке держать дочь поблизости, прятала ее, изолируя от всего мира. Как Ариана убила мать случайным выбросом магии, а после оказалась под опекой Альбуса.
И, наконец, она услышала, как в результате схватки между Аберфортом, Дамблдором и Гриндельвальдом Ариана погибла; во время рассказа Аберфорта чувствовалась явная и душераздирающая обида на Альбуса.
Гермиона взглянула на Гарри и попыталась представить, о чем он подумал, услышав о темном прошлом человека, которого боготворил и которому доверял, как замечательному дедушке. Она никогда не призналась бы в этом Гарри, но рассказ Аберфорта заставил ее усомниться в собственном мнении о Дамблдоре и задуматься, должна ли она чувствовать за это вину.
— В любом случае, — прошептал Аберфорт, — когда Ариана умерла, Альбус оказался свободен…
— Он не был свободен, — перебил его Гарри. — Не был. Я знаю. В ту ночь, когда умер ваш брат, он выпил зелье, от которого обезумел, и продолжал говорить: «Не причиняй им боль. Лучше возьми меня». Он думал, что был с вами и Гриндельвальдом. Он думал, что наблюдает, как Гриндельвальд причиняет боль вам и Ариане, я знаю, что так и было. Он никогда не был свободен.
Гермиона уставилась на Гарри с широко распахнутыми глазами и раскрытым ртом. Он никогда не делился подробностями ночи смерти Дамблдора, и ни она, ни Рон никогда не давили на него, зная, что ему будет слишком больно возвращаться к этим воспоминаниям.
Аберфорт посмотрел на свои старые и морщинистые руки, перебирая пальцами на коленях и выглядя при этом таким печальным, что Гермионе пришлось отвести взгляд.
— Откуда ты знаешь, что мой брат переживал не о великом благе, а о тебе, Поттер? Откуда знаешь, что ты не просто пешка, жертва его плана, как моя сестра?
— Нет, — сказала Гермиона, качая головой. — Дамблдор любил Гарри.
— Тогда почему он не сказал вам всем спрятаться, чтобы выжить?
— Потому что это важнее нас! — прокричал Гарри, вскакивая на ноги. — Потому что это война, и нужно думать не только о себе! Может, вы и сдались, но я не стану!
— Кто сказал, что я сдался?
— Вы! Вы сказали, что Ордена больше нет, и Сами-Знаете-Кто выиграл...
— Это так!
— Ваш брат рассказал мне, как победить Сами-Знаете-Кого! Я справлюсь! Буду продолжать сражаться, пока он не умрет, во что бы то ни стало!
— Как и мы, — сказала Гермиона.
— Да, — кивнул Рон. — Мы не сдаемся.
Гарри выразил благодарность им обоим и повернулся к Аберфорту, который, казалось, снова погрузился в размышления и выглядел намного старше, чем несколько минут назад.
— Нам нужно попасть в Хогвартс, — повторил Гарри. — Если вы не поможете нам, то мы как-нибудь справимся сами, но если вы знаете способ, я прошу вас... нет, умоляю рассказать, потому что нам пригодится любая помощь.
Аберфорт издал долгий и тяжелый вздох, погладил бороду тонкими пальцами, и Гермиона увидела борьбу противоречий в его ярких голубых глазах. Через несколько минут он медленно поднялся из кресла и подошел к картине с изображением Арианы, и Гермионе показалось, что она увидела катящуюся по щеке слезу.
— Ладно, — сказал он картине, — ты знаешь, что делать.
Ариана немного шире улыбнулась, а затем повернулась и пошла вдаль, как будто за ней нарисовался туннель. Гермиона растерянно нахмурилась.
— Эм-м, — протянул Рон. — Куда она...
— В замок есть только один путь, — объяснил Аберфорт. — Все секретные проходы заблокированы, школу окружают дементоры, внутри постоянные патрули и Снейп в компании с Кэрроу, следующими каждому его приказу. — Он повернулся к Гарри. — Я понятия не имею, что вы станете делать, когда попадете внутрь, но, как сами сказали, вы готовы умереть.
— Я не понимаю, — пробормотала Гермиона, подходя к картине и внимательно изучая ее. — Что...
Но она умолкла, когда заметила движение: в конце туннеля появилось маленькое цветное пятнышко, и Гермиона догадалась, что это Ариана; она возвращалась, но рядом с ней был кто-то еще. Гермиона прищурилась, пытаясь рассмотреть вторую фигуру.
На высоком человеке с темными волосами была разорванная одежда, он слегка прихрамывал; тем не менее, он шел почти вприпрыжку, как будто был взволнован, и именно это заставило ее понять, что спутником Арианы был Невилл. Портрет распахнулся, как дверь, и Невилл практически вывалился в комнату от нетерпения, с огромной улыбкой на лице, несмотря на порезы и синяки.
— Гарри! — он засиял, притягивая Гарри в удушающие объятия. — Я знал, что ты придешь!
— Невилл? — пробормотал Гарри, как только был освобожден. — Но как?..
Гермиона хотела задать уйму вопросов, но внезапно Невилл оторвал ее от пола, обхватив сильными руками. Поставил на место и поприветствовал Рона не менее крепкими объятиями; Гермиона нахмурилась, глядя на изодранную и окровавленную мантию Невилла. При лучшем освещении комнаты царапины на его лице выглядели намного хуже. Гермиона встревоженно переглянулась с Гарри.
— Невилл, — снова попробовал Гарри. — Что с тобой случилось?
— А? О, все не так уж плохо, — он пожал плечами. — Видели бы вы остальных. Хотя бы Симуса. Пойдем. — Он повернулся, чтобы залезть обратно в туннель, посмотрел через плечо на Аберфорта. — Появится еще несколько, Аб. Они аппарируют в бар.
С помощью Рона Гермиона забралась в туннель за Невиллом, услышав, как Гарри поблагодарил Аберфорта за спасение их жизней, а затем все четверо начали спуск по коридору, освещенному яркими лампами.
— Так это правда? — спросил Невилл. — Вы ворвались в Гринготтс, а затем сбежали на драконе?
— Правда, — сказал Рон.
— Это чертовски гениально! Но что вы там делали? Это как-то связано с победой над Сами-Знаете-Кем?
— Да, но лучше расскажи нам о Хогвартсе, Невилл, — предложил Гарри, избегая вопроса. — Как там?
— Это место уже вряд ли назовешь Хогвартсом. Сейчас он больше похож на дом пыток. Близнецы Кэрроу настоящие садисты. Амикус обучает Защите от темных искусств и заставляет нас использоватьдруг на друге Круциатус.
— Что? — ахнула Гермиона. — Ты же не серьезно.
— Я не шучу. Вот это мне досталось, — сказал он, указывая на самую большую рану на лице, — за то, что отказался это сделать. Им не нравится неподчинение. Алекто же ведет Магловедение, всем рассказывает, что магглы паразиты, что они все тупые дикари, и за свои возражения на уроке я получил вот это, — он указал на другой порез.
— Кошмар, Невилл, — пробормотал Гарри. — Тебе следовало быть осторожнее.
— Не, все в порядке! Когда одни противостоят им, в других зарождается надежда. А еще мы с Джинни снова собрали Армию Дамблдора.
Гермиона перевела взгляд на Гарри, наблюдая, как черты его лица оживляются при упоминании о Джинни, подумала о Драко и почувствовала благодарность за то, что он оставался в безопасности дома Тонкс вдали от ужаса, в который превратился Хогвартс.
— Было тяжело, — продолжил Невилл. — Каждый, у кого есть родственники, выказывающие открытое сопротивление Сами-Знаете-Кому, хватил лиха. Пожиратели откровенно желают мне смерти за все слова, поэтому приходится скрываться. Джинни тоже. И Ли. И... О! Я уже рассказал, что Луна с Дином появились сегодня утром? Просто как ниоткуда взялись, так неожиданно! Понятия не имею, где они были...
— Они были с нами, — объяснила Гермиона, — в доме Тонкс и Ремуса, восстанавливались после того, что случилось в поместье Малфоев.
— Да, мы слышали об этом. Рад видеть, что все вы в порядке, потому что история звучала...
— Подожди, ты сказал, что должен скрываться, — сказал Гарри. — Но ты же ведешь нас в Хогвартс?
— Ну, сам увидишь, — ответил Невилл с веселой улыбкой. — Мы уже пришли.
Завернув за угол, они подошли к двери в конце туннеля, которую Невилл толкнул с криком:
— Эй, народ! Я же сказал, что они придут! Здесь Гарри, Рон и Гермиона!
Гермионе едва удалось запрыгнуть в незнакомую комнату, как ее охватила толпа из более двадцати человек, все обнимали их с Гарри и Роном, издавая восторженные крики, полные облегчения. Близнецы Патил обняли ее, Майкл Корнер бросил сияющий взгляд, Терри Бут погладил по спине, и все, что она могла сделать в ответ — рассматривать их счастливые, исцарапанные лица, задаваясь вопросом: что им довелось пережить за последние пару месяцев.
— Народ! — попытался перекричать шум Невилл. — Эй! Не задавите их!
В конце концов Гермиона смогла осмотреться, изучая комнату: заметила множество ярких гамаков, развешенных подобно праздничным гирляндам, шкафы, переполненные книгами, столы и стулья, расставленные вокруг, радиоприемник в углу, несколько прислоненных к стене метел и гербы Гриффиндора, Рейвенкло и Хаффлпаффа на деревянных стенах. Не было лишь Слизерина. В помещении совсем не намечалось зеленого или серебряного мерцания. Она никогда не видела подобной комнаты, поэтому ломала голову, действительно ли они находятся в Хогвартсе.
— Где мы вообще? — спросил Гарри.
— В Выручай-комнате! — ответил Невилл. — Я сделал небольшую перестановку. Как-то убегал от Кэрроу, и она впустила меня! Сначала было меньше места, но с момента образования АД она расширилась и стал еще более впечатляющей. Туннель к Абу появился, когда я был голоден. Он давал нам еду, потому что комнате это не по силам.
— А Кэрроу не может войти внутрь? — спросил Рон.
— Нет, — спокойно сказал Невилл. — Я узнал, что нужно быть весьма конкретным в своих желаниях, поэтому попросил комнату убедиться, что ни один из сторонников Кэрроу не сможет войти. Пока в комнате кто-нибудь находится, все в порядке! О, народ, — он снова обратился к студентам, — они правда были в Гринготтсе!
— Быть того не может! — воскликнул Симус. — Что вы там делали?
Все остальные подхватили вопрос, но Гермиона отключилась от общего шума, когда Гарри неожиданно согнулся пополам, взметнув руку ко лбу. Она потянулась к его плечу, пытаясь успокоить, но уже в следующую секунду он был в порядке, выпрямился, хоть и сохранил красноречивое выражение ужаса на лице.
— Нужно поторопиться, — прошептал он так, что только они с Роном могли услышать. — Он уже близко.
Позади них раздался шум, и дверь в проход распахнулась, представляя Фреда, Джорджа, Ли и Чжоу.
— Что вы все здесь делаете? — спросил Рон.
— И тебе доброго вечера, братишка, — усмехнулся Фред. — Вообще-то, пришли сражаться. Нас Невилл позвал.
— Сражаться? — спросил Гарри. — Подожди, мы здесь не для этого.
— Конечно же для этого! — выкрикнул Невилл. — Зачем же еще?
— Мы кое-что ищем.
— Что, а после ты просто уйдешь?
— Ну... нет, но... блин!
— Спокойнее, Гарри, — улыбнулся Джордж. — А то еще из штанишек выскочишь.
— Нет, ты не понимаешь...
За их спинами раздался еще один звук, дверь туннеля снова открылась, и Гарри замолчал. При взгляде на Джинни его лицо просветлело, и Гермиона улыбнулась самой себе, зная, сколько времени прошло с их последней встречи. Но сейчас не было времени для мечтательных взглядов, поэтому Гермиона подтолкнула Гарри и прошептала:
— Гарри, крестраж.
— О, точно, — пробормотал он немного смущенный. — Но как мне просить их о помощи, не сказав, о чем идет речь?
— Просто скажи, что мы ищем что-нибудь связанное с Рейвенкло. Они на твоей стороне, поэтому не потребуют лишних объяснений.
— Гермиона, я не хочу, чтобы они сражались.
Прикусив нижнюю губу и отведя взгляд, она осмотрела комнату, анализируя нетерпеливые лица присутствующих, которые с волнением и предвкушением сжимали палочки, повернулась к Гарри, похлопав его по плечу.
— Не думаю, что ты сможешь их остановить, Гарри, — прошептала она. — Посмотри на них. Они этого ждали. Ты не можешь надеяться провернуть революцию в одиночку. Нужно спросить их о крестраже. Прямо сейчас.
Со вздохом он обернулся к толпе и обратил свое внимание на небольшую группу Рейвенкловцев, стоящих рядом: Чжоу, Падма, Майкл и Терри.
— Послушайте, мы кое-что ищем. Это поможет нам победить Сами-Знаете-Кого. Мы думаем, что это как-то связано с Рейвенкло, что-то значимое, как Меч для Гриффиндора. Кто-нибудь знает, что это может быть?
В оглушительной тишине, последовавшей за вопросом Гарри, Гермиона практически услышала его панику, когда ребята обменялись неуверенными взглядами.
— Может, диадема.
Гермиона оживилась при звуке теплого и знакомого голоса Луны, взгляд нетерпеливо заметался по комнате, пытаясь найти ее. Армия Дамблдора расступилась, являя сидящую на низко подвешенном гамаке Луну с невинно сложенными на коленях руками и сияющей улыбкой.
— Я рассказывала тебе о ней, Гарри, — продолжила она. — Диадема Рейвенкло...
— Да, но она потеряна, — перебила Чжоу. — Никто не видел ее...
— Помолчи, — прошипела Джинни, и Гермиона почувствовала, как, подобно горячим искрам, между этими двумя разлеталась напряженность. — Пусть Луна закончит.
— Ну, это было единственно значимым для Рейвенкло. Могу показать, как она выглядит. В нашей гостиной есть ее статуя.
Гермиона нахмурилась, когда Гарри снова вздрогнул и прикоснулся к шраму, а затем повернулся к ним с Роном, его голос был тихим и низким.
— Он в пути, — объяснил Гарри. — Я хочу взглянуть на эту статую. Понимаю, что может не сработать, но вдруг я узнаю ее или что-то щелкнет, если увижу диадему. Вы можете остаться здесь и уберечь Кубок?
— Конечно, — сказал Рон. — Ты должен беспокоиться о своей безопасности, дружище.
— Да, Гарри, будь осторожен, — пробормотала Гермиона. — Не снимай мантию. Постоянно будь начеку, помнишь?
— Конечно. Скоро вернусь. Постарайся всех успокоить.
Гермиона кивнула, пытаясь скрыть какие-либо признаки беспокойства, наблюдая, как Невилл проводил Гарри и Луну к выходу, и они исчезли в темных коридорах Хогвартса, и лишь Мерлин знал, сколько Пожирателей там сновало. Она услышала измученный вздох Рона и повторила за ним, потирая глаза и пытаясь стряхнуть внезапно охватившее ее ощущение полного изнеможения. Оставшиеся в комнате начали разговаривать между собой, их голоса казались Гермионе искаженными и размытыми, словно они с Роном были отделены ото всех, запертыми в крошечном пузыре, в который ничто не могло проникнуть.
— Как думаешь, он ее найдет? — спросил Рон.
— Не знаю, — пробормотала она. — Он чувствует их. Может быть, крестраж приведет его к себе.
— Да, но даже если он найдет диадему, мы не сможем ничего поделать. Благодаря этому чертову гоблину…
— Не говори плохо о мертвых, пожалуйста, Рон...
— Ну, это правда!
Она хотела предложить сесть и провести мозговой штурм по некоторым идеям, но дверь туннеля снова распахнулась, и Гермиона впала в ступор при виде новоприбывших: Ремус, Грюм, Кингсли, Молли, Артур, Флер, Билл, Перси, Оливер Вуд, Анджелина Джонсон, Кэти Белл, Алисия Спиннет — они ввалились в комнату под радостные возгласы Армии Дамблдора, которая сердечно приветствовала их.
— Черт возьми, — пробормотал Рон, — кто вызвал подкрепление?
— Я! — сказал Невилл. — Думаю, нам понадобится любая возможная помощь.
Гермиона смотрела, как Рон направился к своей семье, и она улыбнулась при виде, как Молли громко отчитывает Джинни за участие во всем происходящем, когда та даже совершеннолетия не достигла. Гермиона оглянулась и поняла, что кое-кого не хватает, поэтому направилась к Ремусу, на мгновение притормозив, когда услышала обсуждение стратегии между Кингсли, Грюмом и ним.
— ...если он это сделает, тогда мы отправимся к самым высоким башням, — сказал Ремус. — Оттуда у нас будет лучший обзор и наиболее выгодное положение.
— Я не ты, чтобы говорить приободряющие речи, Люпин, — проворчал Грюм, — Поэтому предлагаю поговорить с Макгонагалл и другими профессорами.
— Сначала дождемся возвращения Гарри. Нам нужно знать о его планах.
Грюм закатил глаз.
— Ага, давайте сядем здесь и будем просто ковыряться...
— Именно так, — настойчиво произнес Ремус. — Терпение не добродетель, а залог победы.
— Да-да, — Грюм отмел его слова и отошел в сторону. — Я расскажу детям о том, что здесь происходит. Возможно, в этом будет побольше смысла.
— Ремус, — позвала Гермиона, заявив о своем присутствии. — Почему Тонкс не здесь?
— Привет, Гермиона, — улыбнулся он, дождался ухода Кингсли и продолжил: — Она в убежище с ребенком. Я попросил ее отправиться домой.
— Не похоже, чтобы она пропустила что-то подобное.
— Потребовалось много аргументов. Кто-то должен присматривать за Тедди, и я бы предпочел, чтобы она оставалась в безопасности. Черт, я бы предпочел, чтобы мы все оставались в безопасности, но, похоже, настал час сражения.
Гермиона рассеянно кивнула, глядя на готовых к бою людей, лица которых выражали разное: волнение, трепет, беспокойство, надежду — любые из всех возможных эмоций спектра. Было действительно странно думать, что эта группа добровольцев, большинство из которых еще подростки, станет сражаться с Волдемортом и его приспешниками. Странно и грустно.
— Ремус, ты честно веришь, что мы к этому готовы?
Он призадумался, нахмурив лоб.
— Я верю, что при необходимости люди способны преодолеть что угодно. Вы не наивная компания детей, вы все совершеннолетние. Вы видели зарождение этой войны собственными глазами. Почему бы вам не увидеть ее конец?
Натянутая улыбка, которая вряд ли выглядела искренней, заменила Гермионе ответ, потому что она не знала, что сказать; она извинилась и несколько минут поблуждала в толпе, немного поболтала с Падмой и Парвати, пока не поймала взгляд Рона. Он махнул ей, отрываясь от опекающего присутствия Молли, и отвел в более тихое место подальше от толпы.
— Я тут подумал. Может быть, давай попытаемся выяснить, как уничтожить этот крестраж, — сказал он. — Планируемая битва будет бессмысленной, если мы не найдем решения.
— Знаю, — вздохнула она, проводя руками по волосам. — Мне нужно в туалет. Вернусь через минуту, тогда и попробуем что-нибудь придумать.
Драко помассировал переносицу, почувствовав тупую головную боль.
Тео был всего в нескольких шагах от второго за вечер поражения, когда его король оказался в ловушке в углу доски и попал в засаду королевы, слона и ладьи Блейза. Драко понимал, что должен быть благодарен, ведь эта партия оказалась короче фактически на час, но от созерцания черных и белых квадратов ему стало дурно. Он пристально наблюдал за Блейзом, переставляющим ладью вперед, измученно вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Шах и мат.
— Хвала Мерлину, — сказал Драко.
— Блин, — пробормотал Тео, почесывая затылок. — Сыграем до пяти побед?
— Иди на хер, — выплюнул Блейз, и в тот момент, когда слова слетели с языка, в комнату вошла Андромеда; Блейз превратился в застенчивого ребенка, которого поймали на месте преступления. — Извини, Дромеда.
— Все в порядке, — она улыбнулась. — Я не такая уж ханжа, Блейз.
— Так нечестно, — сказал Тео. — Ты всегда наезжаешь на меня, когда я матерюсь.
— Это потому, что у тебя ругательство через слово, Тео.
— Ты слышала что-нибудь еще о Грейнджер? — спросил Драко, стараясь не показаться слишком нетерпеливым. — Кто-нибудь знает, где она?
— Нет, прости, — ответила она, присоединившись к ним за столом. — Я пыталась связаться с Тонкс, но мне не удалось. Еще пыталась добраться до нескольких других людей, но никто не ответил. Возможно, все спят. Уже поздно.
Драко был совершенно не убежден объяснением Андромеды, но решил не спорить. Если она ничего не знала, он мало что мог с этим поделать, плюс она выглядела настолько измученной и истощенной, рассеянно кусая ноготь, очевидно, опасаясь дурных вестей. У него тоже было такое чувство, будто что-то зловещее загрязняло воздух, и внутри все скручивалось тугим узлом, когда над головами загрохотал шторм.
— Почему вы не идете спать? — спросила Андромеда.
— Не устали, — просто ответил Тео. — Майлз, Трейси и Миллисента легли?
— Нет, они в соседней комнате играют в криббедж. — Она остановилась и наклонила голову, посмотрев в окно, когда ослепительный взрыв озарил небо. — Возможно, этой ночью никто не сможет уснуть.
Минерва Макгонагалл, ощущая нехарактерную нервозность, пробормотала пароль горгулье и рванула по лестнице в кабинет директора с бешено колотящимся в груди сердцем. Так много предстояло сделать, так мало оставалось времени. Осматривая помещение, она обнаружила Снейпа, стоящего к ней спиной, его мрачный силуэт виднелся у самого большого, самого величественного окна; казалось, он не заметил ее появления. Бело-голубое свечение Защитных чар, которые Флитвик наложил несколько минут назад, заливало комнату, и Минерва шагнула в тень Снейпа, чтобы уберечь глаза от ослепительного света.
— Северус...
— Поттер здесь, — пробормотал он, все еще стоя лицом к окну.
— Как вы узнали?
— Моя метка горела. Сами-Знаете-Кто отправляется в путь. Полагаю, именно поэтому вы защитили Хогвартс?
— Да, — она кивнула. — И, по словам мистера Поттера, он уже близко.
Он медленно склонил голову, через плечо глядя на Макгонагалл с растерянным видом.
— Вы видели Поттера?
— Да, столкнулась с ним и мисс Лавгуд в Башне Рейвенкло. Алекто призвала Того-Кого-Нельзя-Называть.
— Где сейчас близнецы Кэрроу?
— Оба обездвижены и связаны. Они не проблема.
Губы Снейпа дернулись.
— А Поттер?
— Он сказал, что ищет что-то по указанию Дамблдора, — объяснила она, прочищая першащее горло. — Северус, я приказала всем деканам факультетов собрать детей и остальных профессоров в Большом зале. Младших студентов эвакуируют, но тем, кто достиг совершеннолетия, предоставят возможность остаться и сражаться.
— Эти Защитные чары не задержат их надолго, Минерва.
— Я знаю об этом. Я также использовала Пиертотум Локомотор, чтобы выиграть еще немного времени, но знаю, что в конце концов они преодолеют наши барьеры. Мы встречаемся в Большом зале через пятнадцать минут, чтобы обсудить стратегию и безопасно эвакуировать детей.
Выгнув бровь, Снейп повернулся к ней лицом.
— Вы пришли сюда, чтобы попросить меня задержать его?
— Нет, Северус, — сказала Макгонагалл, качая головой. — Я пришла сюда, чтобы попытаться убедить вас отказаться от роли шпиона и доблестно сражаться на нашей стороне.
— Что? — огрызнулся он. — Это нелепо, Минерва...
— Я могу ручаться за вашу невиновность и намереваюсь сделать это в Большом зале.
— Я более полезен для вас двойным агентом. Я могу передать вам информацию и, возможно, помешать ему и Пожирателям. Раскрыть мою истинную преданность было бы глупо…
— Северус, мы находимся в нескольких шагах от битвы. Наша сторона считает вас врагом. Вдруг вы будете убиты или ранены кем-то из наших? Я бы никогда не смогла смириться с тем, что позволила этому случиться, как не смогла бы нести ответственность за виновника, узнавшего правду.
— Минерва, я более чем способен себя защитить.
— Северус, пожалуйста, — произнесла она напряженным, полным отчаяния голосом. — Вы — мой друг, и я не хочу видеть вас пострадавшим из-за маски, которую по вашему мнению вы должны носить. Сражайтесь за Орден.
— Я сражаюсь за Орден, — вздохнул он. — Это то, что я должен сделать. Никогда не думал, что придется взывать к вашей логике, Минерва. Я гораздо ценнее как шпион, и вам это известно.
— Я прошу вас пересмотреть это решение.
— Я отказываюсь, — ответил он. — Вы попусту тратите время, хотя и не можете себе этого позволить. Соберите своих учеников, составьте план и отправляйтесь в Большой зал.
— Но, Северус...
— Ступайте, Минерва, — настоял он. — Ступайте. Сейчас же. Подготовьтесь к битве, пока есть время. Не теряйте больше на меня силы. Приберегите их для боя.
Макгонагалл сокрушенно склонила голову, с сожалением нахмурившись, и морщины на ее лице стали намного глубже; она развернулась, чтобы уйти. Интуиция подсказывала ей возразить, поупорствовать и убедить его передумать, но у нее не было лишних минут, только школа несовершеннолетних волшебников и ведьм. Она заколебалась на пороге, обернулась и встретила бесстрастный взгляд Снейпа.
— Вы самый отважный человек среди известных мне, Северус. Я надеюсь, что все узнают вас так же, как и я. Благодарю вас за все, что вы сделали.
Снейп не ответил, ожидая, пока она покинет его поле зрения, а после устало, но облегченно выдохнул. Снова повернувшись к окну, он наблюдал, как армия воинов и статуй марширует во внутреннем дворе; их шаги сотрясали землю, подобно ударам боевого барабана, а за дверью кабинета слышались встревоженные голоса передвигающихся по коридорам студентов.
— Минерва права, Северус, — сказал портрет Дамблдора. — Ты крайне отважный человек.
— Отважный или безумный, хотя теперь я убежден, что это одно и то же.
— Ты не должен забывать о своей задаче, Северус. Гарри обязан узнать, что он — последний крестраж, и что Волдеморт должен убить его, иначе он так и останется неприкосновенен.
— Да, вы ясно дали понять, что Поттер должен пожертвовать собой, — насмешливо усмехнулся он. — Гарантирую, я сообщу Поттеру, что ему придется покончить жизнь самоубийством. Еще раз хочу выказать вам вечную благодарность за то, что оставили меня с этой обязанностью.
Дамблдор на картине нахмурился.
— Ты все еще не простил меня?
— Я прощу вас, если план сработает и если мы победим.
Гермиона плеснула немного воды в лицо, глядя на свое отражение в зеркале, и решила, что выглядела намного моложе, чем чувствовала себя. Ее конечности болели, веки были тяжелыми, а сердце щемило в груди, будто было готово разорваться от переполнявших его опасений. Она не могла решить, страшилась ли неизбежного или стремилась достичь финала того ада, в котором они жили с четвертого курса, с тех пор, как Волдеморт вернулся.
Взглянув на руки, она заметила, что они немного дрожат, но списала это на адреналин и продолжительное пребывание в холоде. Она обнаружила маленькую царапину на безымянном пальце, вероятно, полученную еще в Гринготтсе: капля крови упала в раковину, испачкала фарфор алым цветом, и она на мгновение зациклилась на увиденном.
Кровь — это начало и конец всего: рождение, смерть, в ее случае даже любовь, поэтому она подумала о другой испачканной кровью ванной, в другое время.
«Ну, вот. Теперь твоя кровь тоже грязная!»
Она не знала почему, но определила этот инцидент как поворотный момент для них с Драко — катализатор их отношений. Теперь она скучала по нему больше, чем когда-либо, жаждала его голоса для успокоения нервов, но была рада, что его здесь нет. Она была рада, что он где-то в безопасности. Слишком много любимых ею людей уже были здесь, и рациональная часть ее понимала, что будут потери.
Люди сегодня умрут.
Люди, которых она знала.
Она была слишком погружена в свои мысли, чтобы услышать звуки открывшейся двери или шагов по плиточному полу позади, но вспышка движения в зеркале испугала ее. Повернувшись вокруг со странной смесью шока, действуя инстинктивно, спустя секунду схватила палочку Беллатрисы и на удивление твердой рукой нацелила ее на незваного гостя.
— Эй, Гермиона, успокойся! — пробормотал Рон. — Это я!
— Черт возьми, Рональд, ты до смерти меня напугал!
— Чего такая дерганая?
— В случае, если ты забыл, Сам-Знаешь-Кто уже близко, — сказала она, вернув палочку в карман. — Ты не должен так подкрадываться к людям!
— Прости, я стучал, но ты не ответила.
— Что ты вообще здесь делаешь? Это туалет для девочек, Рон.
— Вот именно! Поэтому я здесь! — произнес он оживленно. — Когда ты сказала, что пойдешь в туалет, что-то щелкнуло у меня в голове. Туалет для девочек! Чертова раковина!
— Что ты несешь?
— Тайная комната! — воскликнул он. — Скелет василиска должен быть там, и если мы заполучим его клыки...
— ...тогда при их помощи уничтожим крестражи, — закончила она с улыбкой. — Рон, ты гений!
— Знаю! Мы можем взять метлу и быть там через несколько минут.
— А я могу использовать Заклинание Разнаваждения, чтобы скрыть нас, — сказала она, уже направляясь к двери. — Давай, идем.
К счастью, этот туалет располагался у выхода из Выручай-комнаты, поэтому они выскользнули оттуда незамеченными, спустились по закрытой со всех сторон лестнице, достигнув стены. Рон толкнул дверь, когда Гермиона закончила произносить Заклинание Разнаваждения, но как только они вышли в коридор, практически оказались сбиты с ног небольшой группой первокурсников-гриффиндорцев во главе с довольно взволнованной мадам Хуч. Позади них шли пятикурсники с Рейвенкло, а после — слизеринцы третьего года обучения; Гермиона быстро применила к ним с Роном новое заклинание, переживая, что их разделит движущаяся толпа студентов Хогвартса.
— Полагаю, Гарри увидел одного из профессоров и рассказал, что Сама-Знаешь-Кто уже близко, — пробормотал Рон, дергая ее за рукав. — Давай, нам нужно попасть на второй этаж.
— Как думаешь, Гарри в порядке?
— Конечно, ты же знаешь, у него талант оставаться в живых. Не зря же его прозвали Мальчик-Который-Выжил, помнишь?
Позволяя Рону тащить ее по знакомым коридорам Хогвартса, она слушала эхо разверзшегося вокруг замка ада: громоподобные шаги и испуганные крики, и все, казалось, просто сливалось в оглушительный рев, который заставлял само здание дрожать.
Когда они пронеслись мимо окна, Гермиону на мгновение ослепила завеса пульсирующего света, окружающего школу, и она узнала в ней Защитные Чары, образующие яркий блестящий щит над Хогвартсом.
Она знала — это начало.
— Шах и мат, — сказала Андромеда.
— Зашибись, — пробормотал Тео, — сегодня точно не моя ночь.
Драко собирался сделать еще один комментарий о слабых навыках Тео, но странный шум отвлек его внимание, и все в комнате резко вскинули головы, когда дверь кухни распахнулась. Тонкс ворвалась в комнату, прижимая к груди Тедди, который надрывно плакал. На лице Тонкс явно читалась паника, волосы окрасились в зловещий оттенок красного; Андромеда обеспокоенно вскочила на ноги и подошла к дочери.
— Нимфадора, что такое?
— Мама, мне нужно, чтобы ты присмотрела за Тедди.
— Зачем?
— Ремус отправился в Хогвартс с Орденом, — быстро объяснила она. — Гарри там, и Сама-Знаешь-Кто уже в пути. Мы будем сражаться. Время настало.
— Грейнджер там? — спросил Драко, не обращая внимания, как жалко звучит.
— А Луна? — добавил Блейз.
— Насколько я знаю, там все, — ответила она, передавая Тедди на руки матери. — Ремус сказал остаться дома с ребенком, но мне нужно идти. Мне нужно быть с ним, мама.
Узел в животе Драко напрягся, сердце забилось быстрее. Вот она. Финальная битва. Решающий бой. Если Поттер был в Хогвартсе, значит Грейнджер тоже была там, и если Волдеморт направится в Школу, то приведет с собой всю армию Пожирателей, готовых к войне, готовых убивать. Весь ужас и тоска, которые он ощущал, отражались на лице Тонкс; он понимал ее чувства, знал, как отчаянно она желала быть рядом с мужем, потому что именно это же он испытывал к Грейнджер в этот момент.
Желание добраться до нее было таким сильным, что вызывало боль.
И дело было не только в Грейнджер. Он солгал бы, если бы сказал, что она не являлась главной причиной его стремления попасть в Хогвартс, но теперь появились другие стимулы, побуждающие действовать. Он хотел сделать это для себя, чтобы доказать, что ему это по силам — на этот раз в своей несчастной, полной ошибок жизни он мог сделать что-то правильно.
Его одолевало так много вопросов: почему Грейнджер там? В порядке ли она? Вдруг с ней что-то случится? Будут ли там его родители? Может ли Орден действительно выиграть войну?
— Прости, мама, — сказала Тонкс, целуя лоб Тедди, а затем щеку матери. — Я должна идти.
— Я знаю, любимая.
Тонкс грустно улыбнулась — ее волосы приобрели спокойный оттенок коричневого — и повернулась к парням, выжидающе их рассматривая.
— Как насчет вас? — спросила она. — Останетесь здесь или пойдете со мной, сражаться?
Драко не колебался. Он уже собирался встать и присоединиться к Тонкс, но Тео опередил его, в миг вскочив с места с выражением лица более суровым и серьезным, чем когда-либо прежде.
— Я иду, — сказал Тео. — Я не позволю вам, гриффиндорцам, веселиться в одиночку.
Тонкс нахмурилась.
— Я была на Хаффлпаффе.
— Одна фигня. Ты скорее попытаешься заобнимать Пожирателей до смерти. Вам нужны слизеринцы, поверь мне.
Не обращая внимания на комментарий, она посмотрела мимо него на Драко.
— А ты?
— Конечно, блядь, я иду, — отрезал он, поднимаясь на ноги.
Выражение, появившееся на лице Тонкс, почти походило на гордость, или же она поняла его намерение добраться до Грейнджер; в любом случае, она ничего не сказала. Тонкс перевела взгляд на Блейза, но тот уже встал, кивая головой, прежде чем она смогла задать вопрос.
— И вы готовы к этому? — спросила Тонкс. — Вы готовы сражаться против людей, которых когда-то считали друзьями? Семьей?
— Бла-бла-бла, — прервал Тео. — Да, наши родители — подонки, мы в курсе. Знаем лучше других. Мы жили с ними.
— Мы знаем, чего ожидать, Тонкс, — сказал Блейз. — Честно, мы знаем, что делаем.
Казалось, Тонкс секунду разглядывала Тео с Блейзом, прежде чем повернулась к Драко, пристально изучая его, и он знал причину. Его обстоятельства не были такими же черно-белыми, как у друзей: в то время как семьи безвозвратно отреклись от Тео и Блейза, он понятия не имел, как его родители относились к нему сейчас, и даже что сам к ним чувствовал. Было сложно; он признавал, что опасался снова увидеть их, но мысленно подготовил себя к любому из возможных сценариев. Добраться до Грейнджер было его главным приоритетом, и если родители или кто-либо еще попытался бы предотвратить это, то он справился бы с обстоятельствами любым необходимым способом.
Он ничего не сказал, вместо этого уверенно кивнул Тонкс, давая знать о своем решении. Одобрительно улыбнувшись и, казалось бы, довольная этим жестом, она шагнула вперед и положила руку на плечо Драко.
— Я очень горжусь тобой, — сказала она и переключила внимание на Блейза и Тео. — И вами тоже.
— Видишь, — пробормотал Тео, явно испытывая дискомфорт. — Именно такие сопли доказывают, что Хаффлпаффцев и Гриффиндорцев нельзя и близко подпускать к полю боя. Блядь, может, мы уже пойдем?
— Черт, подождите, — сказал Драко. — У меня нет палочки. Я не видел ее несколько дней, понятия не имею, где она...
— Возьми мою.
Драко посмотрел на Андромеду, которая уже взяла палочку и протянула ему. Раньше он никогда не обращал особого внимания на палочку Андромеды, но теперь заметил, что та была примерно тринадцати дюймов, из лозы, с сердцевиной из сердечной жилы дракона, очень похожая на его собственную. Тщательно проверяя ее наощупь, он почувствовал, как та мгновенно поддалась его магии. Ему стало интересно, случилось ли это потому, что их палочки были так похожи, или же потому, что Андромеда доверяла ему, и палочка, зная об этом, легко подчинилась.
— Спасибо, тетя Дромеда, — прошептал он так, что только она услышала. — За все.
Драко надеялся, она знает: он действительно благодарен за все, что она сделала, потому что никогда не сможет открыто выразить свою признательность. Она спасла ему жизнь, приютила, выходила, делилась едой последние несколько месяцев, никогда не требуя ничего взамен. И после всего, через что его семья заставила ее пройти в прошлом, она ничего не была должна ему, но сделала все от нее зависящее. Теперь он знал, что тетя, к которой он не имел никакого отношения еще несколько месяцев назад, была удивительной женщиной, была его семьей.
— Пожалуйста, будьте осторожны, — всхлипнула Андромеда, утирая со щек слезы. — Все вы, будьте осторожны.
— Все будет хорошо, мам, — сказала Тонкс, вытаскивая палочку из кармана. — Ладно, парни. Пора в бой.
[1] Ирландцы считаются везунчиками по жизни.
Комментарий к Глава 40. Бой Дорогие читатели, мы с olicityforaliving и Bezonelix участвуем в Фесте по драмионе ♥
До конца сегодняшнего дня (13 октября) можно вступить в группу Dramione fest – 2019 (https://vk.com/games_dramione), чтобы иметь возможность голосовать на протяжение всей игры, ведь в большинстве конкурсов именно ваши голоса будут решающими!
Приходите нас читать и смотреть, будет интересно!
====== Глава 41. Снейп ======
Саундтрек:
Placebo — Battle for the Sun
Son Lux — Rising
Patrick Wolf — Born to Die (Lana Del Ray cover)
Нервно переступая с ноги на ногу, Гермиона наблюдала, как Рон шагнул вперед и выдернул семь клыков из останков василиска. Здесь было так холодно и тихо; слишком тихо, как будто тишина окружала ее, поглощала, душила. В изоляции Тайной комнаты стояло зловещее беззвучие, и все же каким-то образом Гермиона знала, что над их головами царил хаос, что только усиливало гнетущую атмосферу.
Добравшись до своей сумки, она достала Чашу Хельги, погладила гравировку; Рон протянул ей один из клыков.
— Давай, — сказал он, выжидающе глядя на нее. — Ты должна это сделать.
— Не знаю, Рон...
— Все будет хорошо, — заверил он, вытаскивая чашу из ее рук. Он положил ее на пол у их ног и протянул клык. — Сделай это, Гермиона.
Она неохотно присела на корточки, нахмурилась и глубоко вздохнула, крепко сжав клык. Подняла его над головой, прежде чем опустить, нанося удар. Вихрь темной энергии поднялся вверх, взметнув ее волосы, а затем из Чаши выступила густая черная жижа и ссохлась подобно мертвому цветку. Вокруг Гермионы закружился еще один порыв воздуха, но быстро угас, и комната снова погрузилась в неподвижность.
— Это все? — бормотала она. — Я ожидала... не знаю, наверное, что случится нечто дурное.
Рон пожал плечами.
— Ну, еще один готов. Нужно найти Гарри, пусть узнает, что Чаша уничтожена, а мы раздобыли клыки.
Кивнув, она поднялась на ноги и вытерла пыльные ладони о джинсы.
— Интересно, что там сейчас происходит.
Драко зарычал, когда Тео в третий раз чуть не пнул его по лодыжке. Последние минут пять от самого входа в туннель они протискивались мимо последних эвакуирующихся студентов в сопровождении ворчливого Филча и мадам Пинс. Безусловно, их маленькая компания заслужила несколько растерянных взглядов и шепотков, но они продолжали путь во главе с Тонкс, паника которой, казалось, возрастала с каждым шагом.
Взглянув назад, Драко задержал взгляд на соединенных руках Майлза и Трейси, и, если такое вообще было возможно, боль от желания найти Грейнджер усилилась, сдавливая грудь.
Затем он посмотрел на Блейза и Тео, которые с не меньшей тревогой, чем он, желали поскорее добраться до конца этого грязного туннеля. Он понимал рвение Блейза, а вот причины Тео казались более сложной смесью многих мотивов: месть за смерть Теда, необходимость противостоять отцу и даже искупление.
Но тогда, возможно, в каком-то смысле каждый из них был здесь ради искупления.
Наконец, он увидел дверь и с каким-то отчаянием подтолкнул Тонкс вперед, чувствуя головокружение из-за учащенного дыхания. Тонкс открыла дверь, и Драко ступил в комнату, на мгновение ослепленный ярким светом; за ним последовали другие «Просвещенные», но остановились у порога, чтобы осмотреться в незнакомом окружении.
— Где мы, черт возьми? — спросил Тео.
— Выручай-комната, — ответила Тонкс. — Быстрее, найдите выход. Возможно, он...
— Тонкс? Это ты?
Драко бросил взгляд влево, поймав вспышку ярких рыжих волос Джинни Уизли, медленно блуждающей среди множества гамаков, которая смотрела на Тонкс и подозрительно оглядывала слизеринцев.
— Тонкс, что происходит? Почему они здесь?
Тонкс не успела ответить, как по комнате раскатом грома разнесся голос Волдеморта, настолько кристально чистый, что Драко готов был поклясться, что тот стоял рядом с ним. Трейси закричала у него за спиной, Блейз закрыл уши руками, чтобы приглушить громкость, Тео метал по комнате беспокойные взгляды, пытаясь найти источник звука. Драко же просто стоял на месте, вслушиваясь в каждое слово. В каждый слог.
— Я знаю, что вы готовитесь сражаться. Ваши старания бесполезны. Вы не можете бороться со мной. Я не хочу убивать вас. Я очень уважаю преподавателей Хогвартса. Я не хочу проливать магическую кровь…
— …Отдайте, мне Гарри Поттера, и вас никто не побеспокоит. Отдайте мне Гарри Поттера, и я покину школу, никого не тронув. Отдайте мне Гарри Поттера, и вы будете вознаграждены.
Гермиона открыла рот и встретилась с глазами Рона, которые были так же широко распахнуты, как и ее.
— Боже мой, — выдохнула она. — Ты же не думаешь, что кто-нибудь...
— Никто не сдаст Гарри. Даже если попытается, остальные защитят его.
— Нужно найти его, Рон. Нужно спешить.
— Верно. — Он кивнул и схватил метлу. — Полетели.
Драко крепче сжал палочку Андромеды, когда отголоски последних слов Волдеморта исчезли. Последовавшая за ними тяжелая густая тишина грузом легла на плечи; он повернулся к остальным, ожидая, пока один из них заговорит. Нетрудно было предсказать, кто станет первым.
— Ну, — сказал Тео, — это было чертовски неприятно. Такое чувство, будто мои уши изнасиловали.
— Джинни, где все? — хмуро спросила Тонкс, когда Уизли снова настороженно взглянула на слизеринцев. — Все в порядке, Джинни, они пришли со мной.
— Да, но они не заслуживают доверия.
— Тебе не нужно доверять им, доверяй мне, а я обещаю тебе — они здесь, чтобы сражаться. На нашей стороне.
Казалось, это привлекло внимание Джинни, и подозрительное выражение медленно сползло с ее лица, сменившись интересом.
— Я правда не знаю, что происходит, — ответила она. — Мне сказали оставаться здесь, потому что я несовершеннолетняя. Появился Гарри, затем на некоторое время ушел на поиски чего-то, потом вернулся и велел всем идти в Большой зал, сказал, что там ждут профессора и Орден. Но это было около получаса назад. Я не знаю, что происходит сейчас.
— Что насчет Луны? — спросил Блейз. — Ты видела Луну?
— А Грейнджер? — добавил Драко.
— Ч-что? Луна и Гермиона?
— Просто ответь, — прервала Тонкс мягким тоном. — Извини, у меня нет времени для объяснений, просто ответь, ты их видела?
— Ну... я… я не уверена, — вздохнула Джинни, явно сбитая с толку. — Луна ушла с Гарри в первый раз и не вернулась, поэтому, думаю, она отправилась в Большой зал. А Гермиона... Я не знаю. Они с Роном просто исчезли вскоре после первого ухода Гарри. Понятия не имею, куда они отправились.
— Знаете, — сказал Тео, — в любой другой день я бы, наверное, прокомментировал то, как Грейнджер улизнула с Уизли.
— Заткнись, — проворчал Драко. — Тонкс, пора выдвигаться. Мне нужно найти...
— Минутку, — сказала она, поворачиваясь к Джинни. — Ты точно не знаешь, где Ремус?
— Ну, думаю, что слышала, как они с папой говорили о том, чтобы подняться на высокие башни, поэтому они могут быть в Рейвенкло, Гриффиндоре или на Астрономической, но я не уверена. Они тихо разговаривали.
— Ладно. Спасибо, Джинни.
— Черт, как нам выбраться отсюда? — спросил у нее Драко.
Казалось, Джинни немного оторопела от того, что Драко обратился непосредственно к ней, но медленно подняла руку, указывая на темный угол.
— Там есть лестница, но дверь каждый раз открывается в новое место. Я пойду с вами…
— Ни за что, — сказала Тонкс. — Если тебе сказали оставаться здесь, значит ты должна оставаться здесь, тем более…
— Эй! — нетерпеливо огрызнулся Блейз, направляясь к выходу. — Идем! Мы теряем время!
Следуя за ним, Драко схватил Тонкс за руку и потащил за собой по узкой и слабо освещенной лестнице, внезапно почувствовав нервозность. Сердце практически подпрыгивало в груди, но он не останавливался. Инстинкт предупреждал его, что за безопасными стенами Выручай-комнаты находится охваченный хаосом Хогвартс, и они присоединятся к нему, подобно воробьям, попавшим в ураган.
Его подстегивал тот факт, что Грейнджер была уже захвачена стихией. Он знал, что она где-то здесь, просто нужно было найти ее, и тогда бы они вместе пережили все происходящее.
Во второй раз за последние десять минут они достигли очередной двери в конце коридора; Блейз осторожно толкнул ее, высунув голову наружу, чтобы посмотреть налево, а затем направо. В ту секунду, когда дверь открылась, шум почти отбросил Драко на несколько сантиметров назад. На него обрушились вопли и крики людей, горящие огни, разбитые стекла, взрывы, извержения — замок дрожал, словно охваченный землетрясением.
— Мы на третьем этаже, рядом с кабинетом Заклинаний, — объяснил Блейз. — Ничего не вижу, но похоже, дальше по коридору что-то происходит... Да, там определенно идет сражение.
— Если здесь безопасно, то выходи, — сказала Тонкс, — и жди всех.
Действуя в соответствии с указаниями, Блейз в сопровождении Драко проскользнул из-за двери, пока их небольшая толпа не оказалась в коридоре, и дверь, через которую они вышли, исчезла. Драко внимательно оглядывался, рассматривая разбитые окна и зияющую дыру в стене всего в нескольких метрах от них. В конце коридора мигающие огни заклинаний выявили движущиеся тени.
Кто-то был прямо за углом.
— Так, — сказала Тонкс. — Мне нужно найти Ремуса, и я знаю, что вы двое, — она указала на Блейза и Драко, — собираетесь найти девочек. Нужно разойтись. Нет смысла всем идти к башням. Я… чувствую себя ужасно, оставляя вас...
— Слушай, ты иди, — сказал Блейз, — делай что нужно, мы разберемся. Все в порядке.
Здание задрожало, когда громкий взрыв пронзил Хогвартс где-то над их головами, возможно, этажом выше, но среди общего шума было трудно разобраться. Голоса в другом конце коридора стали ближе, тени — длиннее.
— Тонкс, ты должна уходить, — сказал Драко. — Тебе предстоит долгий путь. Иди же.
Оцепенело кивая, она протянула руку и сжала его плечо, глядя прямо в глаза.
— Береги себя, братишка, — тихо сказала она.
— Ты тоже, — искренне ответил он.
Тонкс повернулась к остальным.
— Будьте осторожны.
Она убежала, исчезнув в боковом коридоре, и Драко с удивлением обнаружил,что испытывает искреннее беспокойство за свою единственную кузину, но еще один взрыв где-то слева прервал его мысли. Он посмотрел на Блейза, которому не терпелось уйти, а затем на Тео, который казался более настороженным и нервным, чем Драко мог вспомнить.
— Слушай, — сказал Блейз, — на поиски Луны я пойду один...
— Возможно, нам следует держаться вместе, — предложила Миллисента. — Орден может даже не знать, что мы сражаемся на их стороне.
— Я не могу просить вас отправиться со мной. Это моя проблема, поэтому я сам с ней разберусь.
— Я того же мнения, — сказал Драко. — Мне нужно добраться до Грейнджер, и я сделаю это в одиночку. Нет смысла держаться вместе, когда у нас разные цели.
— Он прав, — сказал Майлз. — Так, ладно, мы с Трейси, Миллисентой и Тео...
— Подожди, — перебил его Тео. — У меня свои планы, и я не стану вас в них втягивать.
— Хорошо, — продолжал Майлз, — тогда мы втроем направимся в Большой зал, может быть, попробуем найти Слизнорта и сообщить ему, что у них есть несколько союзников со Слизерина. Удачи. Постарайтесь догнать нас, как только сможете.
— Конечно, — кивнул Блейз. — Удачи.
Ребята вытащили палочки из карманов и направились к северо-западной лестнице в противоположном Тонкс направлении. Парни остались втроем — встревоженное слизеринское трио; какое-то время они стояли молча, опустив глаза и сжав губы. Но еще один взрыв в непосредственной близости пробил тишину, и все снова пришло в движение.
— Так, — сказал Драко, — мы могли бы бегать по замку целую вечность, пытаясь найти их. Зная нашу удачу, ты найдешь Грейнджер, а я — Лавгуд, поэтому считаю, что мы должны встретиться через полчаса. Вдруг удастся помочь друг другу.
— Хорошо, — кивнул Блейз. — В этом есть смысл. Тогда давай встретимся в коридоре возле кабинета Биннса. Он примерно на полпути, рядом пара лестниц, плюс он довольно хорошо спрятан.
— О да, мы встречались там, чтобы сачковать лекции или замышлять что-нибудь против гриффиндорцев, — пробормотал Тео. — Но меня можете не ждать. Мне не нужна эта сверка данных.
Блейз с прищуром уставился на сводного брата, пристально изучая его.
— И почему это, черт возьми?
— Блин, мамуль, успокойся.
— Тео.
— Хочу найти отца, — просто сказал он, пожав плечами. — Возможно, это последний шанс встретиться с ублюдком лицом к лицу...
— Ради всего святого, — прорычал Блейз. — Ты действительно настолько глуп?
— Ну, если бы я весь был исключительно таким привлекательным и гениальным, это было бы несправедливо по отношению к остальной части человечества…
— Сейчас не время для твоих шуточек, Тео!
— Эй, вы отправляетесь искать своих подружек! — возразил он. — Почему я не могу?
— Это совершенно другое! — крикнул Блейз. — Ты собираешься выследить отца и спровоцировать дуэль, но он сильнее тебя, Тео!
— Чушь собачья! Я сильнее!
— Тебе следовало остаться с остальными, — сказал Драко. — Они могли бы помочь тебе. Отправляться за отцом...
— Не начинай, Драко. Я знаю, что делаю.
— Нет, не знаешь! — крикнул Блейз, сжав кулаки. — Ты можешь хоть раз меня послушать?
— Нет смысла отговаривать, Блейз. Вы с Драко делаете то что нужно, так же и я.
— Он тебя убьет. — Блейз отчеканил каждое слово. — И ты это знаешь.
— Он прав, Тео, — сказал Драко. — Тебе лучше...
— Замолчи, — хмуро произнес он нехарактерно строгим тоном с суровым выражением лица. — Я не стану спорить с вами, когда здесь творится такое дерьмо. Я принял решение, на этом все.
Разочарованный вздох Блейза был заглушен разбившимся стеклом над их головами, и они инстинктивно пригнулись, прикрывая руками лица, чтобы избежать осыпающихся осколков. Яркий зеленый луч заклинания пронесся по коридору, врезавшись в стену напротив, и Драко подумал, что это могло быть Смертельное проклятие. Звуки битвы становились все ближе и ближе, и Драко снова почувствовал грохот сердца в ушах.
— Нахер все, — пробормотал он, стряхивая осколки с волос. — Нужно уходить. Здесь мы легкая приманка.
Блейз согласно кивнул, поднял палочку и постучал ею по запястью, наколдовывая часы.
— Драко, наколдуй и себе, — сказал он. — Нужно следить за временем.
Подражая действиям Блейза, Драко сотворил часы и, подняв глаза, увидел Блейза, тяжелыми целеустремленными шагами идущего на Тео. Он грубо схватил Тео за полы рубашки, притянул к себе; выражение лица Блейза напомнило Драко о дне, когда тот уничтожил яблоню из-за известий о пропаже Луны. Сейчас он был так взбешен и обеспокоен, что дрожал, сжимая зубы и глядя на Тео широко раскрытыми глазами.
— Будь чертовски осторожен, — попросил Блейз. — Понял?
— Ради Мерлина, Блейз, отпусти меня...
— Я не шучу, Тео! — крикнул он хриплым голосом. — Пожалуйста, будь осторожен, понял?
Обычный цинизм и резкость, вырезанные на лице Тео, смягчились, и он медленно кивнул.
— Понял, я буду осторожен, — сказал он. — И ты тоже.
Отпустив Тео, Блейз повернулся к Драко с тем же мрачным взглядом.
— Это и к тебе относится, Драко. Не забывай об осторожности, хорошо?
— Обязательно, — ответил он. — Увидимся через полчаса у кабинета Биннса. Блейз, не высовывайся.
Кивнув на прощание, Блейз развернулся и побежал по коридору, стремительно направляясь к главной лестнице.
Драко и Тео остались вдвоем.
Едва Блейз исчез из вида, как по коридору пронеслось очередное заклинание и ударило в стену, и Драко с Тео отскочили от летящих обломков. Когда пыль рассеялась, и они поднялись на ноги, крики с улицы, усиленные акустикой древних камней Хогвартса, пронзили слух Драко.
— Иди уже, — внезапно сказал Тео. — Давай, пробуди внутреннего гриффиндорца и найди свою девушку.
— Ты только что назвал меня гребаным гриффиндорцем?
На лице Тео появилась лукавая ухмылка, но эмоции были притворными.
— Именно.
Драко усмехнулся.
— Я совсем не похож на чертового гриффиндорца.
— Возможно, стать гриффиндорцем может оказаться полезным, — пробормотал он уже без улыбки. — У них настоящий талант выживать в подобных ситуациях.
— Все будет хорошо, — твердо сказал Драко. — У нас все будет хорошо.
В воздухе разразился еще один взрыв, и Драко услышал где-то женский крик. Его эхо рикошетом разнеслось по коридору, а затем ударило в голову. Острая необходимость найти Грейнджер вернулась с десятикратной силой, и он повернулся к Тео с извиняющимся взглядом.
— Тео, мне нужно идти, Грейн...
— Я же сказал. Иди, — прервал он. — Увидимся.
Драко вздохнул, протягивая руку, пока Тео не ухватился и медленно, слегка неловко, пожал ее.
— Удачи.
— Взаимно, — сказал Тео. — Не будь идиотом и не дай себя убить, хорошо?
Его челюсть дернулась.
— Береги себя, Тео.
С этими словами Драко опустил руку, развернулся и стремительно как пуля побежал в противоположном Блейзу направлении, не имея представления о том, куда отправляется.
Теперь он был сам по себе.
Добравшись до пятого этажа, Гермиона стиснула зубы, когда внутри, подобно горячему пару, поднялся сильнейший гнев.
Они с Роном все еще разыскивали Гарри, крались по коридорам Хогвартса и спрашивали каждого встреченного члена Ордена, видел ли кто его. Во время поисков они обездвижили как минимум восьмерых Пожирателей, и Гермионе удалось сохранить хладнокровие, действуя спокойно и выверено. Но когда они свернули за угол и увидели Луну, подвергнутую жестокому нападению со стороны двух Пожирателей, Гермиона потеряла контроль.
Пробежав вперед, она нацелила палочку и ударила невербальным Ступефаем в одного из противников, поразив того прямо в грудь. Обернувшись и отбив заклинание, которое другой Пожиратель выпустил в ее направлении, она ответила мощной Импедиментой, отшвырнула того в стену, после чего добила Петрификусом.
— Ты в порядке, Луна? — спросила Гермиона, помогая ей встать на ноги. — Они тебе навредили?
— Всего пара царапин. — Она пожала плечами.
— Ух ты, — пробормотал Рон, присоединяясь к ним, — это было круто, Гермиона.
— Правда, — согласилась Луна. — Спасибо.
— Без проблем, — сказала она. — Луна, ты видела Гарри?
— Да, я видела, как он разговаривал с призраком Елены Рейвенкло в Большом зале, — объяснила она своим возвышенным тоном. — Мне показалось, я слышала, как он говорил о каких-то спрятанных вещах, но не уверена. И не так давно я прошла мимо него по главной лестнице, он направлялся наверх.
— Наверх, — повторила Гермиона, хватая Рона за запястье и направляясь к лестнице. — Верно. Пойдем, Рон. Прости, Луна, мы спешим, нам нужно найти Гарри. Невилл и остальные на четвертом этаже. Попытайся добраться до них. Будь осторожна.
— Надеюсь, ты найдешь Гарри, — сказала Луна. — Передавай ему привет.
Гермиона улыбнулась через плечо и подтолкнула Рона к лестнице, отчаянно желая найти Гарри. Она даже не вздрогнула, когда услышала взрыв снаружи: теперь она к ним привыкла и была так сосредоточена, что шум вокруг казался размытым и далеким.
— С какой стати Гарри идти наверх? — с сомнением пробормотала она себе под нос. — Там ничего нет.
— Знаю, — пробормотал Рон. — Ну, Выручай-комната на седьмом этаже, вроде как, но что…
— Выручай-комната, — задумчиво повторила она. — Если только... спрятанные вещи... Рон, ты гений!
— Я?
— Да!
— Знаешь, уже второй раз за сегодня ты называешь меня гением, — сказал он. — Тебя по голове ударили, что я пропустил?
— Думаю, я знаю, куда он идет! — воскликнула она, переходя на бег. — И думаю, что знаю, где находится крестраж!
— Черт, — прошипел Драко себе под нос.
По лестнице, которой он хотел воспользоваться, было не пройти. Башня оказалась разрушена, и он едва поднялся на пять ступеней, прежде чем уперся в затор из камня и обломков, очевидно, от мощного взрыва на верхнем этаже. Вздохнув, он повернул назад и побежал по тихому коридору, но когда заглянул за угол, оказался лицом к лицу с Пожирателем смерти в маске. Инстинкты взяли верх, он поднял палочку Андромеды, готовый сражаться, но Пожиратель заговорил:
— Драко?
Он споткнулся, но удержал палочку прицельной.
— Кто ты?
— Это я, — произнес женский голос, — Панси.
Она сняла маску.
При виде ее глаза Драко расширились. В одеждах Пожирателей она выглядела иначе, так... мрачно, что на мгновение он потерял дар речи. Панси была бледной, тощей и обладала тем же холодным жестоким выражением, которое он всегда ассоциировал с Беллатрисой, но на ее лице это выглядело вполне естественно. Она посмотрела на него со смесью подозрения и интереса, изгибая верхнюю губу и морща нос, как злобный мопс. По тому, как она расправила плечи и сжала палочку, было очевидно, что она не доверяла ему; ну и прекрасно, ведь он тоже ей не доверял. Уже нет. Ни на грамм.
— Панси, — с отвращением пробормотал он и нахмурился. — Какого черта ты делаешь?
— Что я делаю? Это что ты делаешь?
— Поступаю правильно, для разнообразия.
Понимание отразилось на ее лице.
— Ты сражаешься за Орден?
— Да, — он кивнул. — А ты нет.
— Конечно нет! — крикнула она. — Какого хрена с тобой случилось? Они промыли тебе мозги?
— Это тебе промыли мозги!
— Что ты такое...
— Все было чушью, Панси! — резко выплюнул он — Все, что они рассказывали, было чушью! Все! Чистокровки, магглорожденные — это просто ярлыки! Разве ты не понимаешь?
— Да что с тобой? — спросила она. — Честно, Драко, прекрати нести бред...
— Я никогда не был более серьезен за всю свою гребаную жизнь! — Затаив дыхание, Драко успокоил голос: — Панси, они же не могли настолько тебя обработать. Позволь помочь тебе. Просто... просто выслушай меня...
— Нет, это ты меня выслушаешь! Волдеморт простит тебя, если сейчас же пойдешь к нему. Ты же чистокровный, так что все будет хорошо…
— Ничего не будет хорошо! Он сущее зло, Панси! Разве ты не видишь? Разве не видишь, насколько все это извращенно? Настолько неправильно!
— Нет, эти грязнокровки не правы, и у нас появился отличный способ уничтожить их! —рявкнула она в ответ. — Им нельзя позволять жить среди нас! Они отвратительные мерзкие твари!
Драко пришел в ярость, он действовал инстинктивно. Быстрым движением руки выбил палочку из захвата Панси и вонзился кончиком палочки Андромеды ей в шею, нажав на пульсирующую вену с достаточным давлением, чтобы причинить боль. Он смотрел на Панси сверху вниз.
— Следи за своим чертовым языком, — усмехнулся он. — Не говори о них так...
— Ты и сам всегда так о них говорил. Ты их ненавидел, помнишь? Что изменилось?
— Я.
Ее хмурый взгляд стал жестче.
— Ну, они все умрут. Каждый из них. И если я увижу кого-нибудь, то…
— Если ты хоть пальцем ее тронешь, клянусь, Панси, я…
— Ее?
Он выдохнул.
— Грейнджер.
Глаза Панси расширились, а рот широко раскрылся.
— Грейнджер? Ты и… нет, это невозможно...
— Я и Грейнджер, — медленно, глядя прямо в глаза, пояснил он, чтобы подчеркнуть каждое слово. — Могу тебя заверить, что очень даже возможно. Определенно точно.
Она задохнулась от шока.
— Я… нет… это не… — рассеянно заикалась Панси, но затем все выражение жестокости вернулось на лицо, и она зарычала на него, как дикая собака. — Ты... ты болен! Болен!
— Я был болен. Сейчас мне лучше, — сказал Драко, прижимая палочку немного сильнее к ее горлу. — И если ты прикоснешься к ней, я сам тебя убью.
— Ты не убьешь меня сейчас?
Он поднял подбородок и щелкнул языком.
— Нет, — сказал он. — Но не думай, что моя угроза пустая, Панси. Я бы вырвал тебе горло, прежде чем позволил дышать рядом с Грейнджер, это обещание.
Ноздри Панси расширились, все мышцы в теле напряглись, сердито подрагивая под кожей; теперь, глядя на нее, Драко чувствовал только разочарование, отвращение и жалость. Он не мог удержаться от жалости — Панси была неотъемлемой частью его детства. Если бы не было Грейнджер, он мог бы так легко оказаться рядом с нею, одетый как Пожиратель смерти, расшвыривающий проклятия в магглорожденных с той же бессмысленной ненавистью, которая вспыхивала в ее глазах.
Как бы грустно это ни было, он видел безразличие Панси. Оно было так очевидно. У нее на лице читалась жажда убийства, почти возбуждения, и он был не в силах это изменить.
Тогда он понял, что попусту тратит время, до сих пор понятия не имея, где же Грейнджер. Покачав головой, он поднял ногу и топнул по палочке Панси раз, другой, третий — пока не услышал громкий хруст.
— Жаль, Панси, — сказал он, опуская свою палочку и отступая на несколько шагов. — Ты могла бы чего-то достичь.
— Уже достигла! — огрызнулась она. — Посмотри на себя! Кто ты сейчас? Предатель крови!
— И чертовски горжусь этим.
— Ты и твоя мелкая грязнокровная подружка умрете сегодня!
Он открыл рот, чтобы возразить, но несколько приближающихся голосов заставили его замолчать; по агрессивным грубым тонам он мог сказать, что это Пожиратели смерти. Когда Панси развернулась и позвала их на помощь, Драко подумал о том, чтобы остаться и сражаться, но их было не меньше шести, а ему нужно было придерживаться плана. Он бросил в Панси Инкарцеро, дождался, пока веревки обвились вокруг ее тела, и она упала на пол; Драко развернулся и побежал, спасаясь от приближающегося отряда Пожирателей смерти.
Он услышал, как один из них произнес заклинание, после которого произошел взрыв; Драко оглянулся через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть, как обрушившаяся стена падает на Панси, прерывая ее крик. Он остановился.
Он не знал, что делать.
Часть его хотела вернуться и, возможно, попытаться помочь, хотя бы потому, что независимо от того, насколько темным было его прошлое, Панси была его частью, но его останавливали приближающиеся Пожиратели смерти. Один из них, должно быть, принял ее за члена Ордена.
Гребаные идиоты.
Они еще не заметили его. Если бы он сейчас выпустил заклинание, то мог бы легко уклониться от ответных. Но вдруг он увидел, как из-под упавших камней показалась небольшая струйка крови Панси, и помедлил.
Внезапно он почувствовал чью-то руку на плече, которая втянула его в кабинет. Схвативший Драко небрежно отбросил его в сторону, заставляя удариться об учебный стол, выбивая весь воздух из легких. Когда он осмотрелся, то понял, что находится в кабинете Защиты от темных искусств, поднял голову, взглядом натыкаясь на стоящего возле двери Снейпа, размахивающего палочкой и бормочущего заклинания.
— Какого черта…
— Молчать, — прошипел Снейп, — если не хочешь, чтобы они тебя нашли. Зайди в мой кабинет и подожди там…
— Я должен идти...
— Ты никуда не пойдешь. В кабинет. Молча. Сейчас же.
Недовольно рыкнув, Драко поднялся и направился к задней части классной комнаты, спустился по лестнице в кабинет профессора ЗОТИ. В помещение царил беспорядок: везде были разбросаны пергаменты, книжный шкаф перевернут на бок, различная утварь засоряла пространство. Он бездумно стоял на месте, расстроенный тем, что появился очередной фактор, удерживающий его от поисков Грейнджер, а также ощущая небольшую тревогу после того, как стал свидетелем смерти Пэнси, задумываясь, должно ли это вызвать в нем больше волнения, чем он испытывал сейчас.
Он услышал приближающиеся шаги и выпрямил спину, немного усилив захват на палочке Андромеды. Как всегда, тень Снейпа вошла в комнату первой, затем последовали его обычные развевающиеся черные одежды, а после появился и сам Снейп, истинные чувства которого были скрыты под знакомой маской скептицизма и презрения.
— Так-так-так, — произнес он медленным, насмешливым тоном. — Посмотри на себя. Ты выглядишь... иначе.
— Чего ты хочешь, Снейп? — спросил Драко. — Я сейчас крайне занят.
— Уверен, что так. Если не ошибаюсь, ты здесь, чтобы сражаться на стороне Ордена, верно?
Драко нерешительно кивнул.
— Верно. Но как...
— Интересно, — протянул он, — имеет ли эта внезапная изменчивость мнения какое-либо отношение к небезызвестной мисс Грейнджер? Или я должен сказать… изменчивость чувств?
— Чт... Откуда ты знаешь о нас с Грейнджер?
— Твоя мать применила легилименцию к мисс Грейнджер в поместье Малфоев и увидела тебя...
— Это я знаю! Но откуда это знаешь ты?
— Она посетила меня после.
— Ты говорил с моей матерью? — шокировано спросил он. — Она в порядке? Она здесь?
Лицо Снейпа стало суровым.
— Твоя мать в порядке, насколько я знаю. И да, уверен, что она здесь.
— Зачем она к тебе приходила? Чего хотела?
— Похоже, что вы с ней имеете больше общего, чем кровь и цвет волос, — сказал он. — Она пришла ко мне, чтобы спросить, может ли помочь Ордену. Как шпион.
— Мама помогает Ордену? — недоверчиво пробормотал Драко. — Ты уверен?
— Да, и вот что еще я должен тебе сказать. Тебе следует верить всему, что мать тебе говорит. Не сомневайся в ее намерениях. Понял?
— Да, конечно, — он кивнул, тяжело сглотнув перед следующим вопросом. — Как насчет отца, Снейп?
— Люциус безнадежен, — прямо ответил Снейп. — Драко, он прогнил насквозь, и уже давно. Ты знаешь это. Как и твоя мать. Люциус никогда не изменится. Прими это и живи дальше.
Нахмурившись, Драко покачал головой.
— Он действительно так плох?
— Да. Люциус сделал свой выбор давным-давно. — Он впился взглядом в Драко, как будто тот был самым глупым человеком на свете. — Ты хотя бы на секунду искренне верил в то, что он примет ваши отношения с мисс Грейнджер и будет бороться на стороне Ордена?
Драко не ответил. Честно говоря, он никогда не был уверен, чего ожидать от отца, но, как он уже говорил Грейнджер, готовился ко всем возможным вариантам с тех пор, как остался с Андромедой. Его отношения с отцом начали ухудшаться на четвертом курсе, когда Волдеморт вернулся, изменив приоритеты Люциуса. Тем не менее, он почувствовал разочарование и определенный уровень потери, но вспомнил о Блейзе и Тео, которые пережили подобные обстоятельства и научились жить с этим, хотя и испытывали обиду.
— Ты только об этом хотел рассказать? — спросил он. — О моей матери?
— Мне также было довольно любопытно узнать, правда ли то, что она рассказала мне о вас с мисс Грейнджер.
Драко с вызовом поджал губы.
— Это правда. И что?
Печаль, казалось, поглотила острые черты Снейпа, но исчезла прежде, чем Драко смог это понять.
— Значит, ты действительно отрекся от всего? — пробормотал он, на мгновение закрыв глаза. — И все ради любви грязнокровки.
— Эй! — выплюнул Драко. — Не называй ее так! Ты понятия не имеешь, что случилось! И никогда не поймешь!
— Я понимаю больше, чем ты мог бы себе представить.
Голос Снейпа был тихим и напряженным, почти отчаянным, и Драко с любопытством изучал его. Он никогда не видел Снейпа в таком состоянии: отвлеченный и притихший, как будто потерявшийся в воспоминаниях; внезапно кабинет показался ему переполненным бременем невысказанной тоски.
— Мы с тобой не такие уж разные, — тихо произнес Снейп. — Хочешь мой совет? Найди мисс Грейнджер и уведи как можно дальше отсюда.
Драко моргнул, не зная, что сказать.
— Она... она не пойдет. Она хочет сражаться.
— Тогда найди ее и не выпускай из виду, иначе будешь сожалеть об этом до самого последнего дня своей одинокой жизни. Ты понимаешь?
— Да… наверное, — пробормотал Драко с сомнением. — Что-нибудь еще, или я могу идти?
— У нас обоих еще достаточно дел, — сказал Снейп, отвлекаясь от беспорядка в кабинете. — Иди. Если получится, придерживайся западного крыла замка. Оно менее повреждено.
— Хорошо, — вздохнул он, направляясь к лестнице, но остановился на втором шаге. — Снейп, я… благодарен за то, что ты привел меня в Хогвартс.
Хотя Драко держался к нему спиной, он почему-то знал, что лицо Снейпа было искажено беспокойным хмурым взглядом, снова окутанным этой странной тоской. Когда наступила тишина, Драко предположил, что Снейп не собирался отвечать, поэтому продолжал подниматься по лестнице, но на седьмой ступени услышал проследовавший за ним низкий, слабый голос Снейпа.
Слова были настолько странными, что Драко пришел к выводу, что неверно их расслышал:
— Если тебе и стоит быть благодарным за что-либо, так это за то, что твоя грязнокровка тоже тебя любит.
====== Глава 42. Блейз ======
Саундтрек:
Faunts — M4 (Part II)
Florence and Machine — Seven Devils
Red — Nothing and Everything
Red — Let it Burn
— Твою ж мать!
Взглянув на часы, Драко ускорил шаг.
Из-за Панси и Снейпа у него оставалось меньше пяти минут до запланированной встречи с Блейзом у кабинета Биннса. Он едва успел покинуть третий этаж в поисках Грейнджер, задерживаемый различными препятствиями, когда ощутил искушение отказаться от плана, но удержался, ведь все равно собирался поискать наверху, и, возможно, Блейзу повезло больше, чем ему.
Поднявшись по тихой лестнице на четвертый этаж, ему удалось избежать двух Пожирателей смерти, занырнув в нишу, где когда-то стояли доспехи. На этом этаже он мог слышать знакомые голоса, эхом разносящиеся вокруг, путешествующие вверх и вниз по коридорам и смешивающиеся в бессмысленном беспорядке шума. Среди них он узнал Лонгботтома, Финнигана, профессора Спраут и некоторых других, но так и не смог определить, в каком направлении они движутся.
Он пошел дальше, пропуская пару студентов, чьи имена не мог вспомнить, но они не обращали на него внимания. Чем дальше он шел, тем отдаленнее становились голоса; однако, ранее в этой части Хогвартса всегда было тихо, поэтому они с несколькими сокурсниками и выбрали это место для сбора, когда им нужно было остаться незаметными. Коридоры здесь были запутанными и тускло освещенными. Драко знал, куда идет, поскольку за прошедшие годы наметал маршрут в голове.
Замок тряхнуло, и он потерял равновесие и споткнулся, когда звуки криков пронзали воздух, возможно, раздаваясь снаружи или где-то внутри. Он выглянул в окно, и резня во дворе заставила его остановиться и задохнуться. Помимо многочисленных Пожирателей смерти, сражавшихся со студентами и профессорами, он увидел великанов, расшвыривающих камни и разрушающих части здания, акромантулов, ползающих по обломкам и разбросанным телам, рыцарские доспехи, сражавшиеся, как живые люди.
Черт, ему нужно было найти Грейнджер.
Собравшись с силами, он помчался по коридору, завернув за последний угол, прежде чем оказался рядом с кабинетом Биннса. Он прислонился к стене, чтобы отдышаться, рукавом вытер пот со лба, но отдыхать ему пришлось недолго. Он резко вскинул голову, услышав быстро приближающиеся шаги, и увидел выскочившего из-за угла Блейза, тащившего за собой довольно взбудораженную и помятую Лавгуд.
— Беги, Драко! — крикнул Блейз. — Беги!
— Какого...
— Пожиратели... много... идут сюда, — выдохнул он. — Быстрее!
Все трое побежали по коридору, Драко уже слышал толпу Пожирателей, догоняющих их. Они свернули налево, затем еще раз налево, оказавшись возле одной из дверей библиотеки, но продолжили бежать, пока Блейз не завернул в нишу и дернул за собой Лавгуд; Драко последовал за ними. Спрятавшись в безопасности углубления, они с затаенным дыханием ждали, не смея заговорить. Грудные клетки болели от усилия быть как можно тише. Блейз осторожно высунул голову, мгновение осматривая все вокруг, а затем громко вымученно вздохнул.
— Наверное, мы оторвались, — выдохнул он, поворачиваясь к Лавгуд. — Ты как?
— Я в порядке, спасибо, — вежливо ответила она, привстав на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.
— Хорошо. Так, нам нужно найти Майлза и остальных.
— Подожди минутку, — сказал Драко. — Мне все еще нужно разыскать Грейнджер.
— Ты не нашел ее?
— А что, блядь, похоже, что нашел? — огрызнулся он, невероятно раздраженный тем, что Блейзу удалось найти Лавгуд. — Я едва выбрался с третьего этажа! Ты видел ее где-нибудь?
Блейз покачал головой.
— Извини, друг.
— Блядь!
Сжав руку в кулак, он один раз, другой врезал им по стене, чувствуя, как боль скользит по пальцам, по костяшкам, пока всю руку не накрыла пульсация. Но этого было недостаточно. Он хотел ударить еще раз. Он все еще был полон адреналина, практически вибрировал от него. Сочетание неизрасходованной энергии и его разрушительного разочарования породило в нем неустойчивое желание... уничтожить что-нибудь. Будь то кулак или стена, в конце концов что-то сломалось бы — ему было все равно. Не обращая внимания на липкое ощущение сочащейся между пальцами крови, он снова сжал кулак.
— Я видела Гермиону.
Шок от комментария Лавгуд заставил его подавиться собственным дыханием, и рука упала вдоль тела.
— Что?
— Я видела Гермиону, — повторила она небрежно. — Примерно пять или десять минут назад.
— Где?
— На пятом этаже. Они с Роном искали Гарри. Они шли наверх.
Если бы Лавгуд не была... Лавгуд, он бы поблагодарил ее, или обнял, или сделал что-то столь же странное, потому что был так рад. Так рад, что пульсация в руке прекратилась, а в ушах послышалось биение сердца. Наконец у него появилась хоть какая-то информация: подтверждение того, что Грейнджер была жива или, по крайней мере, была жива пять или десять минут назад. Но вдруг... Нет. Он зажмурился, чтобы очистить голову от темных дум, появившихся с заключительной частью мысли. Он вообще не хотел рассматривать такую возможность. Отказывался. Ему нужно было подняться наверх.
Развернувшись, он выбежал в коридор, даже не проверив его безопасность.
— Подожди! — окликнул Блейз. — Драко, да подожди ты!
— Мне надо идти! — Он продолжил бежать. Больше никаких задержек.
— Стой!
Драко почувствовал, как ткань врезалась в живот, когда Блейз схватил его за рубашку сзади и потянул на себя, заставив внезапно остановиться, из-за чего он едва не упал. Едва. Крутанувшись на месте, он толкнул Блейза плечом, но цепкая хватка на его рубашке осталась, а желание что-то ударить — особенно чертово лицо Блейза — вернулось. Кровь на руке казалась теплее, чем раньше.
— Эй, успокойся на мгновение, — сказал Блейз, прежде чем Драко хотя бы открыл рот, чтобы закричать. — Ты слишком неосторожен.
— Какого черта ты хочешь?
— Мы пойдем с тобой.
Он нетерпеливо выдохнул.
— Нет, меня и так достаточно тормозили...
— Слушай, лучше не разбегаться. Кроме того, если встретится кто-то из Ордена, они неверно поймут причину твоего присутствия. Если мы с Луной пойдем с тобой, она сможет поручиться за твою лояльность Ордену. — Он посмотрел через плечо и спросил: — Ведь так, Луна?
— О, да. — Она рассеянно кивнула. — Я с радостью сообщу всем, что ты не Пожиратель, который пытается их убить, Драко.
Он посмотрел на нее потухшим взглядом, сражаясь с желанием закатить глаза.
— Великолепно, — пробормотал он, снова обращая внимание на Блейза. — Вы двое лишь замедлите меня.
— Не настолько, как члены Ордена, если столкнешься с ними, — заключил Блейз. — Будь благоразумен, не теряй здравый смысл. Ты не можешь себе этого позволить.
В горле Драко заклокотало рычание, он пораженно взмахнул руками.
— Достали уже, ладно!
Спустя два лестничных пролета и три оглушенных Пожирателя смерти Гермиона и Рон неслись по коридору седьмого этажа, почти спотыкаясь друг о друга из-за спешки.
Завернув за угол, Гермиона прищурилась от яркого, но небольшого пожара, чувствуя, как его жар щиплет щеки. Ей было ненавистно видеть Хогвартс в таком состоянии: разрушенным, горящим, умирающим. Складывалось ощущение, словно она наблюдает за уничтожением своего дома, что причиняло физическую боль. Взмахнув палочкой, она погасила пламя и задумалась, имело ли это хоть какой-то смысл, ведь в замке, вероятно, пылали сотни пожаров; хотелось бы ей иметь возможность потушить их все.
Но она не могла.
У нее не было времени.
Она затолкнула эту мысль в глубину сознания, когда они с Роном свернули за угол и увидели Гарри.
Хвала Мерлину, они нашли его, но улыбка, украсившая ее лицо, казалась такой чудесной, что была совершенно неуместна. Она облегченно засмеялась.
Гарри и Джинни держались за руки, опираясь о стену, отделявшую их от Выручай-комнаты, их разговор был слишком далек, чтобы Гермиона могла хоть что-нибудь разобрать. Она наблюдала, как Гарри остановился на полуслове, когда заметил мчащихся к нему их с Роном, и почувствовала себя немного виноватой за то, что прервала этот сентиментальный миг. Гермиона прикинула, что с последней их встречи прошло почти десять месяцев, и, Годрик всеведущий, они заслуживали хоть чего-нибудь. Хотя бы нескольких минут среди всего этого ада, чтобы побыть лишь вдвоем.
Хотя бы негромких слов о любви среди окружающего их переполненного злобой шума.
Ее сердце болело за Драко, но она была благодарна, что его здесь нет. Она не знала, смогла бы все так же носиться по Хогвартсу, постоянно беспокоясь о его местонахождении, постоянно переживая, все ли в порядке. Задумываясь, жив ли он? Нет, у нее и без этого было слишком много забот. Когда вовлечены чувства, долг теряет свою силу; в замке и так много людей, которые ей небезразличны. Слишком много.
— Где вы были? — спросил Гарри, как только они оказались достаточно близко. — Я везде вас искал!
— А мы везде искали тебя! — сказал Рон, поворачиваясь к Джинни: — Джин, мама сказала тебе оставаться в комнате.
— Ей пришлось оттуда выйти, — объяснил Гарри. — Ненадолго, чтобы мы могли войти. — Он пристально посмотрел на нее. — Но ты останешься здесь, хорошо? И когда мы выйдем, сразу же вернешься.
— О, ради всего святого, — фыркнула она, — я не ребенок!
— Джинни, пожалуйста...
— Да, да, я вернусь, когда вы выйдете. Черт возьми, ведешь себя так, как будто мне девять.
— Кто-нибудь еще есть в комнате? — спросила Гермиона. — Или ты была там одна?
— Одна, — сказала она, и затем распахнула глаза, кое-что вспомнив. — Ох, подожди! Случилось нечто странное. Тонкс прошла через туннель…
— Тонкс здесь? Ремус сказал, что она дома.
— Наверное, она передумала, — Джинни пожала плечами. — Во всяком случае, это не странная часть моего рассказа. Дело в том, что она пришла с…
Джинни умолкла, когда замок снова тряхнуло, на этот раз так, словно сам фундамент Хогвартса дрожал от страха. Прислонившись к стене, Гермиона удивленно взвизгнула и прикрыла уши, когда взрыв разнес стену в другом конце коридора, примерно в пятидесяти метрах от них. Когда осколки камней разлетелись по полу, а дрожь утихла, она быстро потянула Гарри за рукав, ловя его взгляд и надеясь, что он все понял.
— Верно, — пробормотал он. — Верно, у нас нет времени. Прости, Джинни, но…
— Все в порядке, — вздохнула она, касаясь пальцами его щеки. — Удачи с… чем бы вы ни занимались.
Гарри поспешно поцеловал ее в губы, и Гермионе хватило порядочности отвернуться, в то время как Рон тихо проворчал за ее спиной: «Ну, офигеть!» После того, как Джинни велели скрыться в одной из заброшенных ниш в нескольких метрах от входа в Комнату, Гарри повернулся к Гермионе и Рону, и они приступили к знакомому ритуалу входа в Выручай-комнату. После третьего прохода мимо стены материализовалась дверь, и они вошли внутрь.
Как только они переступили порог и дверь за ними закрылась, весь шум и суматоха битвы резко сменились оглушительной тишиной.
Глаза Гермионы округлились, когда она осмотрела огромную комнату и ее содержимое, мечась взглядом по сторонам и пытаясь отыскать в ней хоть что-нибудь, имеющее какой-либо смысл. Сама комната была размером с Большой зал, но в четырех стенах находилось много мебели, сложенной друг на друга и достигающей потолка, книг, украшений и тысяч других неясных предметов, которых она никогда прежде в жизни не видела.
— Это займет какое-то время, — пробормотала она. — Ты уверен, что она здесь, Гарри?
— Вполне, — он кивнул. — Я разговаривал с Еленой Рейвенкло, и она подтвердила, что Реддл говорил с ней о Диадеме. Плюс, когда Луна отвела меня посмотреть на копию на статуе, я понял, что видел ее раньше. И я уверен, что видел ее здесь на бюсте какого-то старика в парике.
Гермиона нахмурилась, осматривая комнату на предмет чего-то блестящего.
— Это слишком очевидно — спрятать что-то в Хранилище старых вещей.
— Знаю, но он считал себя единственным, кто знал, как попасть сюда.
Рон усмехнулся.
— Чертов высокомерный идиот.
— Эй, а как вы узнали, что я буду здесь? — спросил Гарри, пока они медленно проходили извилистыми проходами между груд безделушек.
— Мы столкнулись с Луной, — объяснила Гермиона. — Она сказала, что видела, как ты разговаривал с призраком Елены о сохраненных вещах. Еще она сказала, что ты пошел наверх, и когда Рон упомянул Выручай-комнату, мы предположили, что ты будешь здесь.
— А куда вы пропали до этого? Когда я вернулся, чтобы забрать остальных, вас…
— Мерлин! Как это мы забыли тебе сказать? — Она полезла в сумку, вынула пару клыков василиска и положила на ладонь, показывая Гарри. — Мы отправились в Тайную комнату и забрали их для уничтожения крестража. Это была идея Рона!
— Гениально! — воскликнул Гарри, улыбаясь Рону. — Отлично придумано, приятель.
— Не начинай, — сказал Рон, подталкивая статую. — Если сегодня кто-нибудь снова назовет меня гением, я проверю вас на использование Оборотного.
Гермиона хотела улыбнуться в ответ на комментарий, но случайно задела локтем одну из гор предметов, которая несколько секунд покачалась, неуверенно поскрипела, а затем снова замерла.
— Давайте, нужно найти крестраж, — сказала она, поднимая палочку Беллатрисы. — Акцио, Диадема!
— Серьезно? — протянул Рон. — Ну да, ведь это заклинание здорово сработало на других крестражах!
Гермиона раздраженно нахмурилась.
— Стоило попробовать.
— Все в порядке, Гермиона, — сказал Гарри, ведя их глубже в лабиринт из позабытых вещей. — Вроде бы, я помню место.
— Нет, Драко! — крикнул Блейз, крепче сжимая маленькую ладошку Луны. — Только не парадная лестница!
Драко остановился, хмуро глядя на Забини, когда тот подошел к нему.
— Но она ближе всех!
— Там будет полный хаос.
— Верно, — кивнула Луна. — Раньше там был настоящий бардак. Жаль, правда. Это была моя любимая лестница.
Драко рассеянно подумал, не замечает ли Лавгуд серьезности ситуации, но не обратил внимания на ее нелепое замечание, не сводя глаз с Блейза. На самом деле было проще не обращать на нее внимания.
— Тогда как, черт возьми, ты предлагаешь нам попасть наверх?
— Пойдемте, воспользуемся южной лестницей, — сказал Блейз. — Там я наткнулся только на несколько препятствий.
Они продолжили путь по предложенному Блейзом пути, Драко переступал по две ступеньки за раз. Ему казалось, что он парит, несется вперед подобно поезду, потерявшему контроль, движимый отчаянием и адреналином. Эта напряженная комбинация бурлила в его крови, струилась по венам, пьянила, кружила голову и наполняла энергией.
Добравшись до седьмого этажа, Драко подумал, что его чувства обострились и стали более чувствительными к окружающей обстановке. Воздух здесь казался влажным, как будто был достаточно плотным, чтобы позволить задохнуться. Раздувая ноздри, приспосабливаясь к агрессивным запахам дыма, дождя и крови, он ощутил на языке эту резкую смесь, от которой пересохло во рту и запершило в горле. На этом этаже даже звуки битвы казались громче, но он не мог решить, был ли это акустический трюк Хогвартса или же его разума.
Он остановился в коридоре, чтобы успокоиться и обдумать, в каком направлении идти, но почувствовал себя застывшим. Застрявшим. Он рассеянным взглядом уставился на пепел, парящий в воздухе, трепещущий, как умирающие мотыльки, пойманные ветром, но голос Блейза, к счастью, прервал его транс:
— В какую сторону?
Драко моргнул, осмотрелся по сторонам.
— Сюда.
Возможно, он позволял привычке и памяти направлять себя. В конце концов, он провел большую часть шестого года на этом этаже, поглощенный задачей подготовить исчезательный шкаф ко вторжению Пожирателей смерти в Хогвартс. Как все изменилось. Вот он на седьмом этаже, сражался за противоположную сторону и почему-то чувствует себя менее испуганным, чем тогда, несмотря на окружающую бойню. Войну.
Два Пожирателя смерти заметили Драко раньше, чем он увидел их, и у него оставалась доля секунды до того, как на него обрушилось заклинание, жаром опаляя кожу. Шар яркого красного света ослепил его, заставив закрыть глаза, и он приготовился к удару.
Но лишь почувствовал, как что-то толкнуло его в плечо, и услышал Блейза, выкрикивающего Протего. Он открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как заклинание Пожирателя отскочило от щита, уменьшая жар, сменяясь холодным воздухом Хогвартса.
Странно успокаивающее, возбуждающее ощущение покалывающей прохлады распространилось по его лицу, заставляя вернуться к действию. Подняв палочку Андромеды, он использовал Ступефай, но заклинание отбили. Рядом с ним Блейз произносил заклинания, и ему показалось, что Лавгуд тоже не отставала.
Драко послышалось, как один из Пожирателей сказал:
— Разве это не мелкий Малфой? — и почему-то слова привели его в бешенство.
Подняв руку, он использовал невербальное Оппуньо, и несколько кирпичей, разбросанных по полу, устремились к одному из Пожирателей, попав ему в голову. Вскрикнув от напряжения, Драко замахнулся и добил его Импедиментой. К великому удивлению Драко, именно Лавгуд обездвижила второго метким ударом Петрификуса Тоталуса, а затем Блейз использовал два заклинания, чтобы всех связать.
— Это был отец Крэбба, — пробормотал Блейз, подходя к одному из лежащих без сознания мужчин и подталкивая его ногой. — Он владеет палочкой лучше сына, но это ни о чем не говорит. Кстати, неплохой трюк с кирпичами.
— Пошли, — сказал Драко, которому не терпелосьпродолжить поиски Грейнджер. — Они не будут в отключке вечно.
Зажимая палочку Андромеды в кулаке, держа ее наготове, что бы ни скрывалось за следующим поворотом, Драко шел рядом с Блейзом и Лавгуд. Ему не пришлось долго ждать. Не прошло и двух минут, как раздался громкий крик, за которым последовали звуки потасовки и ссоры между тремя или четырьмя людьми. Ближе к концу коридора он разглядел Перси и Фреда Уизли, сражающихся с тремя Пожирателями смерти — судя по всему, не слишком удачно.
У младшего из братьев на щеке зияла зловещая рана, рыжие волосы смешивались с пятнами крови на лице, Перси же неуклюже возился с палочкой, едва успевая произносить заклинания.
Во второй раз за несколько минут Лавгуд удивила Драко. Она пробежала несколько шагов вперед и выстрелила заклинанием, ударив одного из Пожирателей в спину, заставляя отлететь в стену. Драко услышал хруст костей, когда тот без сознания сполз вниз. Блейз поднял палочку, зацепив второго Пожирателя Ступефаем и вырубив его; последнего Пожирателя убил Фред с помощью мощного заклинания, которое сбило того с ног и вышвырнуло из окна.
— Тупые... долбаные... Пожиратели смерти… — выдохнул Фред, пытаясь отдышаться. — Спасибо, Луна. Мы бы... — он затих, когда понял, кто стоит рядом с ней, сощурился и бросил кислый взгляд на Блейза с Драко, с отвращением изучая их. — Какого черта ты вместе с ними?
— О, — невинно произнесла Луна. — Блейз — мой парень, а Драко — мой друг.
Драко потребовалось все имеющееся самообладание, чтобы удержать рот на замке и не напомнить Лавгуд, что они далеко не друзья, поэтому он просто сжал челюсти и скрестил руки на груди, прикусывая щеку и признавая, что оспаривание ее заявления вряд ли поможет. Он ждал неизбежных вопросов и скептицизма, и вряд ли мог винить двух Уизли за их полные сомнения выражения и настороженно поднятые палочки. Скажи ему Лавгуд, что небо голубое, наверное, он бы усомнился.
— Но они же Пожиратели смерти, — возразил Перси. — Или, по крайней мере, сражаются за них. Разве не Малфой впустил Пожирателей в Хогвартс в прошлом году?
Драко прикусил язык. Сильно. Почувствовал привкус железа.
— Ага, — кивнул Фред. — Послушай, Луна, ты слишком доверчива. Не знаю, что они тебе сказали, но это ложь...
— Они мне ничего не говорили...
— Ну же, Луна. Отойди от них...
— Нет, Фред, — снова попыталась она. — Послушай...
— Луна, не говори глупостей.
— Эй, не разговаривай с ней как с ребенком, — вмешался Блейз резким голосом. — Она говорит правду. Мы на вашей стороне.
— Конечно, — усмехнулся Фред, многозначительно направляя палочку на Блейза. — А Волдеморт — просто недопонятая балерина, которая попала в дурную компанию.
Драко закатил глаза.
— Ты говорил, что вы с твоей девушкой сэкономите мне время, — пробормотал он Блейзу. — Это ни в коей мере так не назвать.
— Просто дай ей минутку, — отрезал он. — Она знает, что делает.
— Ну же, Луна, я серьезно, — сказал Фред, протягивая ей руку. — Отойди от них.
— Но я не...
— Они солгали тебе.
— Нет, они...
— И им нельзя доверять.
— Они на нашей стороне. Если бы вы только выслушали...
— Луна, я повторять не стану...
— Нет, это я повторять не стану, Фред Уизли! — неожиданно крикнула она. Совершенно неожиданно, ведь она — Лавгуд, а Лавгуд не кричит. — Блейз и Драко уже несколько месяцев живут в безопасном доме! Они не Пожиратели смерти, и они здесь со мной! Ремус и Тонкс могут подтвердить это, если вы не считаете меня достаточно надежной! Гермиона, Гарри и Рон тоже подтвердят!
Брови Драко взлетели вверх, и он уставился на затылок Лавгуд с едва скрываемым шоком. Он никогда не слышал, чтобы она повышала голос, не говоря уже о том, чтобы кричать, и, судя по выражению лиц остальных (за исключением Блейза), они тоже. Остановив взгляд на братьях Уизли, он внимательно изучал их противоречивые выражения лиц, молча желая, чтобы они поверили ей, и тогда он мог бы возобновить поиски Грейнджер.
Его снова непростительно тормозили, и хрупкие нити самообладания рвались, расходясь по швам.
— Луна, — медленно произнес Фред. Осторожно. — Ты уверена?
— О, да. Уверена, — ответила она уже обычным задумчивым тоном. — Даже очень.
— Но их родители...
— Мы не наши родители, — сухо заявил Блейз, переплетая свои пальцы с пальцами Луны, — так что, если ты закончил допрос, мы идем дальше.
— Подожди, — предупреждающе бросил Фред. — Я все еще не уверен. Насколько я знаю, ты мог бы применить к Луне Империус.
— Черт возьми, — прорычал Драко сквозь стиснутые зубы, делая несколько шагов в сторону. — У меня нет на это времени. К черту всех вас.
— О, мы уже уходим? — спросила Луна, тоже поворачиваясь, чтобы уйти, и потащила за собой Блейза. — Да, нам нужно продолжить ее поиски.
— Подожди! — позвал Фред. — Кого вы ищете?
— Гермиону, — ответила она. — Вы ее видели?
Драко немного замедлил шаг, прислушиваясь к ответу.
— Нет, но мама попросила нас найти Рона, а Ли сказал, что Рон — с Гермионой. Ли видел их на этом этаже.
Вздохнув про себя, Драко продолжил идти, испытывая облегчение от того, что он, очевидно, на правильном пути.
— Тогда мы пойдем с тобой, — продолжал Фред. — Возможно, Рон и Гермиона вместе. Кроме того, я все еще не доверяю этим двоим, — он указал на слизеринцев, — так что мы присмотрим за вами.
Рычание Блейза оказалось немного громче, чем у Драко.
Совсем немного.
Гермиона держала в руках великолепную диадему, задумчиво глядя на сверкающий сапфир, который словно подмигнул ей, поймав свет. Нежно скользя пальцами по гравировке — «Ума палата дороже злата» — она не могла противиться ощущению некой связи с предметом, восхищаясь тем, что он когда-то являл.
— Хм, — пробормотала она, нахмурившись. — Вы хоть понимаете, насколько важен этот артефакт? Помню, я где-то читала, что этот сапфир — один из самых крупных в мире...
— Думаю, сейчас не лучшее время для урока истории, Гермиона, — пробормотал Гарри.
— А знаешь, люди верят, что любой надевший ее будет одарен мудростью...
— В тебе достаточно мудрости, — заметил Рон. — Давай просто уничтожим ее и пойдем дальше.
Она прикусила губу.
— Так жалко разрушать нечто столь прекрасное.
— Это необходимо сделать.
— Знаю, — вздохнула она, передавая диадему Гарри и вынимая клык из сумки. — Тогда давай, Гарри. Это сделаешь ты.
Когда Гарри положил крестраж на пол и опустился рядом с ним на колени, Гермиона достала из кармана палочку Беллатрисы, перебирая в уме различные заклинания на случай, если что-то пойдет не так. Диадема казалась совсем не такой, как чаша Хельги: более зловещей и испорченной; темная магия будто била по пальцам, когда она держала ее.
— Почему у тебя такой беспокойный вид? — тихо спросил Рон.
— Дурное предчувствие, — сказала она. — Просто кажется, что должна быть готова.
Рон дернулся, когда Гарри быстро вонзил клык в диадему, а Гермиона поморщилась, увидев, как она разлетелась на четыре части, выпуская из сапфира черную, похожую на кровь жидкость. Настала напряженная секунда тишины, за которой последовал порыв воющего, визжащего ветра, рванувшего вверх от диадемы, заставляя их с Роном отступить на несколько шагов, а Гарри рухнул на спину.
— Черт, — выплюнул Рон. — Пригнитесь!
Все неустойчивые нагромождения позабытых предметов задрожали и закачались. Гермионе потребовалось лишь мгновение, чтобы наложить заклинание щита, способное уберечь их троих, прежде чем первый ворох обрушился. А потом еще один. И еще один, пока не возникло море из книг, украшений и всего остального, что окружало их безопасный, непроницаемый купол, сотворенный магией. Дождавшись, пока стихнут звуки падающих предметов, она быстро произнесла заклинание, расчищая путь, и все выбрались наружу.
— Ладно, — смущенно пробормотал Рон. — Возможно, ты была права, когда готовилась к худшему.
— Ага, — кивнул Гарри. — Спасибо, Гермиона.
— Все в порядке. Давайте уже выйдем из комнаты, пока на нас что-нибудь не свалилось?
— Обязательно.
Гермиона распахнула дверь и взвизгнула, когда мимо пронеслись члены Клуба обезглавленных охотников, широко раскрыв рты на болтающихся головах и ревя как безумцы; их лошади, подобные грому, неслись галопом. Когда последний из них промчался мимо, и Рон с Гарри присоединились к ней в коридоре, она уставилась на окружающий их беспорядок. Было много огня, яростно пылающего, обжигающего кожу. Пол устилал ковер из щебня, а стены — испещрены такими большими зияющими дырами, что она могла разглядеть приглушенное сияние луны за облаками снаружи.
— Мерлин, — сказала она. — Сколько мы там пробыли?
— Кажется, неделю, — пробормотал Рон. — Разрази меня гром.
— Черт, где Джинни? — Выпалил Гарри, лихорадочно обыскивая коридор. – Я… я попросил ее подождать здесь! Куда, черт возьми, она делась?
— Гарри, я уверена, что с ней все в порядке...
— Гермиона, посмотри, в каком состоянии это место! С ней могло случиться все что угодно!
— Ты же знаешь, какая она умная, — заверила она, обхватив его лицо ладонями, заставляя посмотреть ей в глаза. — Слушай, у нас остался один крестраж. Только один. Мы так близки к тому, чтобы покончить со всем этим.
— Но мы не знаем, где Волдеморт, — сказал Рон. — Черт, я забыл, что не могу произносить его имя....
— Это уже не имеет значения, — перебил его Гарри. — Он здесь, и люди, наверное, произносят его имя каждые две секунды. Но ты прав. Мы не знаем, где он, а это значит, что мы не знаем, где Нагайна.
— Но ты можешь заглянуть ему в голову, Гарри, — сказала Гермиона, одарив его короткой, но ободряющей улыбкой. — Ты можешь это сделать. Загляни в его мысли.
Мышцы Драко напряглись, когда в поле зрения появились еще два Пожирателя смерти. Он узнал неприглядное лицо Тикнесса, слегка прикрытое тенью капюшона, но другой оказался незнакомцем с черными глазами и кривыми зубами. Смягчая шаги и успокаивая движения, Драко придвинулся ближе с протянутой палочкой, намереваясь застать их врасплох, но увязавшиеся за ними Уизли разрушили эту возможность.
— Эй, Перси! — воскликнул Фред, Пожиратели повернулись в их сторону. — Смотри, это же твой босс!
— Бывший босс, — ответил Перси, посылая проклятие в Тикнесса.
Драко нужно было лишь произнести одно заклинание, ведь в течение нескольких минут оба мужчины были бы побеждены и лежали без сознания. Безымянный Пожиратель, благодаря быстрому и точному Петрификусу Блейза, свалился на пол, но министру удалось продержаться некоторое время. Пятеро против одного. Драко выпустил Диффиндо и сделал порез на его лице, а оба Уизли обрушили на него град заклинаний Ошеломления, пока он не упал.
— Знаю, что каждый считает своего босса идиотом, — сказал Фред, вытирая пот со лба. — Но твой действительно жуткий идиот, Перс.
— Согласен.
Фред кивнул, но затем перевел взгляд на Блейза и Драко, все еще сомневаясь и не доверяя им.
— Между прочим, хоть ты и помог, мы тебе до сих пор не верим.
— Отвали, Уизли, — усмехнулся Драко. — Думаешь, мне есть до этого дело?
— О, смотрите, — пробормотала Лавгуд, стоявшая неподалеку на пересечении коридоров и указывавшая на что-то невидимое остальным. — Там Гарри, Рон и Гермиона.
Что?
Драко оттолкнул Фреда с пути и побежал к Лавгуд, следуя за линией ее указательного пальца... черт. Да будь он проклят, вот и она. Прямо там. Рядом с Поттером и Уизли, примерно в шестидесяти ярдах, в другом конце коридора — слишком далеко, чтобы разглядеть знакомые черты лица или даже одежду. Ее очертания были расплывчатыми и искаженными из-за дыма, заполнявшего воздух, обжигавшего глаза, но это точно была она.
К тому времени, когда кавардак в его мозгу успокоился и осознание пришло в норму, Блейз и Уизли подошли, присоединяясь к ним, но он не заметил этого. Ему было все равно. Он видел только ее.
— Вон он! — крикнул Перси. — Эй, Рон!
Драко бросился вперед, направляя всю энергию в ноги, он бежал, едва касаясь пола, размахивал руками, подталкивая себя вперед. Быстро, неистово, неудержимо.
Приблизившись на десять ярдов, он окликнул ее по имени — «Грейнджер!» — но эхо его слов было заглушено, когда порыв ветра толкнул Драко в сторону, сбивая с ног. Неуклюже затормозив, он взглянул на дыру в стене слева от себя, похожую на пещеру, и почувствовал, как несколько капель дождя упали на лицо. Он приготовился бежать дальше, но внезапная вспышка, выхваченная боковым зрением, заставила заколебаться, и он резко повернул голову в сторону.
Его глаза расширились, а зрачки сузились от яркого света. Заклинание было одним из самых мощных, которые он когда-либо видел, и оно направлялось прямо к ним.
Он моргнул, когда Фред пронесся мимо него, и инстинктивно потянулся, схватив того за воротник рубашки и дернув назад, одновременно поднимая палочку Андромеды.
— Малфой, какого...
— Протего!
Заклинание ударило по ним. Щит Драко оказался недостаточно сильным, чтобы нейтрализовать его, но хотя бы защитил от полной силы удара… и все равно, оно было мощным. Достаточно мощным, чтобы Драко почувствовал, как пол обрушился под ногами, и он начал падать. Проваливаться.
Звук взрыва был ужасающе громким, он бил по барабанным перепонкам, но Драко все еще слышал крик Грейнджер. Он пронзил его насквозь, словно холодный удар топора.
Он смутно осознавал, что Лавгуд произносит заклинание, а затем просто перестал падать.
Гермиона понятия не имела, что произошло.
Она говорила с Гарри о том, что он видел в сознании Волдеморта, когда — она могла поклясться — кто-то выкрикнул ее имя. Да, она была уверена, что услышала свое имя, точнее — фамилию, и повернула голову, чтобы найти источник голоса, мельком увидев очертания нескольких расплывчатых силуэтов, но вдруг мир с оглушительным грохотом рванулся вперед.
Только что она стояла, а в следующую секунду уже летела.
Сначала боком ударилась о стену, а после и головой. Она не почувствовала удара, только услышала глухой стук черепа о камень, что было похоже на выстрел из ружья прямо возле уха.
Соскользнув на пол, Гермиона почувствовала легкость и оцепенение, как будто парила над телом, отделенная от себя самой, наблюдая за ситуацией со стороны, как призрак. Глаза слезились, черные точки замутняли зрение, и в какой-то момент она погрузилась в продолжительное небытие, заполненное только глухим звоном, жужжащим подобно рою мух.
— Гермиона?
Она резко вдохнула, легкие расширились, пока не заболела грудь, и она ощутила стук в голове. Пульс. Мерлин милостивый, ей было больно, но она заставила себя задвинуть боль в дальнюю часть сознания и осторожно села, постанывая от напряжения. Она почувствовала вкус крови на языке и сплюнула, хмуро глядя на красную слюну, смахивая пыль и мусор с одежды.
— Гермиона! — крикнул Рон, подходя к ней вместе с Гарри. — Ты в порядке?
— Думаю, да, — пробормотала она. Она не ощущала никаких переломов или вывихов. — Вы в порядке?
— Нормально, — сказал Гарри. — Черт, у тебя кровь.
Она знала, что это так, чувствовала, как тепло стекает по виску и немного по подбородку, но мальчишки тоже истекали кровью. У Гарри был неровный порез на щеке, а у Рона на лбу красовалась уродливая ссадина, как будто кто-то содрал несколько слоев кожи; мысль об этом заставила ее вздрогнуть.
— У вас тоже, — сказала она, поднимаясь на ноги с их помощью. Изучая окружающую их сцену, она задержала взгляд на огромной дыре в стене и разрушениях, загромождающих коридор. — Это было мощное заклинание.
— Знаю, — кивнул Гарри. — Эй, ты видел там Фреда?
— Ты тоже его видел? — спросил Рон. — Я подумал, что мне показалось! Вроде бы с ним был Перси, но я плохо разглядел. Кажется, с ними был кто-то еще.
— Мне показалось, я кого-то заметила, но никого не разглядела, — сказала Гермиона, пытаясь вспомнить те короткие секунды перед взрывом. — Но я точно слышала, как кто-то окликнул меня. Наверное, Фред, раз вы его видели.
«Но Фред никогда бы не назвал меня Грейн...»
— Как думаешь, с ними все в порядке? — с тревогой спросил Рон, осматривая коридор. — И куда же они делись?
— Похоже, они разворачивались, — пробормотал Гарри. — Может быть, они предвидели взрыв. Уверен, что они в порядке, Рон.
— Может, нам стоит разделиться и попытаться найти их? И Джинни...
— Нет, — прервала его Гермиона твердым голосом. — Извини, я знаю, ты хочешь их отыскать, но нам нужно найти змею, чтобы все закончить. Гарри, ты сказал, что Волдеморт был в визжащей хижине?
— Да.
— И Нагайна была с ним?
— Да, но вокруг нее есть какой-то магический барьер, — объяснил он, глядя на свои трясущиеся руки. — Он велел Люциусу Малфою разыскать Снейпа.
Гермиона усилием воли заставила себя сохранить беспристрастный вид при упоминании отца Драко. Отец Драко, Пожиратель смерти. — Не могу поверить, что Волдеморт даже не сражается. Это так трусливо.
— Он думает, что я приду к нему. Он знает, что мы ищем крестражи и если Нагайна с ним...
— Значит, ты не можешь пойти, — сказал Рон. — Он ждет тебя. Я пойду...
— Нет, — перебил Гарри, — я воспользуюсь мантией...
— Я знаю большинство заклинаний, — рассудила Гермиона. — Будет больше смысла, если я…
— Нет! — хором рявкнули мальчишки.
— Ох, да ладно, здесь вряд ли место для сексизма!
Гермиона уже собиралась продолжить спор, когда появились два Пожирателя смерти в масках, один из которых поднял палочку. Когда Смертельное заклятие вырвалось из кончика, она оттолкнула Гарри с прицела, чувствуя, как зеленый ветерок пронесся мимо уха, словно пригладив ее волосы, прежде чем ударился о стену. Рон выстрелил заклинанием, успешно оглушив одного из Пожирателей, но затем из дыма появились еще трое, и Гарри, схватив ее и Рона, как можно быстрее потащил их к лестнице.
Когда еще несколько заклятий Пожирателей пронеслись мимо них, промахнувшись всего на несколько дюймов, Гермиона выкрикнула первое пришедшее ей в голову заклинание – «Глиссео!» — и лестница под их ногами превратилась в горку.
Они покатились вниз без всякого контроля.
Вниз, вниз, вниз.
Драко фыркнул, с трудом переводя дыхание.
Судя по странно удобной фактуре обломков под ним, Лавгуд наложила на них амортизирующие чары еще до того, как все приземлились, однако он все равно ощущал неудобство, поскольку что-то сильно давило ему на живот и упиралось в ребра. Ошеломленный и дезориентированный, он поднял голову, сморгнув густой слой пыли с глаз, и обнаружил копну рыжих волос на груди.
— Уизли, — прорычал он, — слезь с меня, быстро!
Фред вскинул голову и посмотрел в ответ растерянным и недоверчивым взглядом.
— Ты... ты только что спас мне жизнь.
— Слезь с меня, или помоги мне...
— Но ты...
— Да блядь, слезь с меня, тупица!
Фред сместился, еще сильнее ткнув Драко локтем в ребра и ударив коленом в живот, когда неуклюже встал. С выбитым из легких воздухом и грязью, забивающей горло, Драко кашлял и отплевывался, поднимаясь на ноги и хватаясь за больной бок. Потянувшись пару раз, чтобы избавиться от хруста в суставах, он огляделся и нахмурился, когда понял, что Фред все еще смотрит на него с благоговением.
— Какие-то проблемы, черт возьми?
— Ты спас мне жизнь, — повторил Фред.
— Нет, не спасал.
— Если бы ты не схватил меня, заклинание убило бы меня.
— Заткнись! — рявкнул Драко. — У меня от тебя голова болит.
К Драко подошел Блейз, лицо которого выражало нечто среднее между удивлением и самодовольством.
— Не начинай, мать твою, — прорычал он. — Все вышло случайно. Думаешь, мне есть до него дело?
— Нет, не думаю, но считаю тебя достаточно порядочным и человечным, чтобы спасти чью-то жизнь, когда появляется такая возможность.
— Отвали, ты несешь полный бред, — проворчал он, закатывая глаза. — Сделай что-нибудь полезное и левитируй меня обратно, чтобы я мог посмотреть, не ушла ли Грейнджер.
Использовав невербальный Мобиликорпус, Блейз поднял Драко в воздух к отверстию в потолке, пока тот не оказался достаточно высоко, чтобы осмотреть седьмой этаж.
— Ну что? Кого-нибудь видно?
— Нет, они ушли, — вздохнул Драко, безуспешно пытаясь скрыть разочарование, когда Блейз опустил его. — Черт, и что теперь?
— Рона там тоже нет? — спросил Фред.
— Извини, — злобно сказал Драко. — Здесь частная беседа, и ты не приглашен.
— Ну, если вы все еще ищете Гермиону, она будет с Роном. Мы должны держаться вместе и…
— Держаться вместе? Что, теперь ты нам доверяешь?
Фред пожал плечами.
— Не думаю, что ты спас бы мне жизнь, если бы был Пожирателем смерти, Малфой.
— Не заставляй меня думать об исправлении этого, Уизли, — холодно пробормотал он. — Уходите.
— Может быть, держаться вместе — не такая уж плохая идея, — предположил Блейз, с легким беспокойством поглядывая в сторону Лавгуд. — Похоже, Пожиратели перемещаются группами. Чем нас больше, тем лучше.
— Вот именно! — согласился Фред. — Эй, просто из любопытства, почему ты ищешь Гермиону?
Драко перевел взгляд на Блейза, нахмурившись при виде понимающей ухмылки, появившейся на его лице, и удивленно склонил голову. Но затем краем глаза заметил, как что-то промелькнуло сбоку — быстро и неожиданно; Драко повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Терри Бут врезался в стену. Даже с расстояния двадцати ярдов Драко услышал громкий и резкий звук сломавшейся шеи, и уже ничего не оставалось, лишь смотреть, как тело безжизненным грузом упало на пол, а голова склонилась под неестественным углом.
Прежде чем эхо хруста позвонков успело разнестись, отскакивая от стен, улюлюкающая стая Пожирателей смерти ворвалась в коридор, их маски мерцали, как чешуя в тусклом свете. Перси первым направил палочку и произнес заклинание, затем Блейз, а после и Драко. Все происходило так быстро и интенсивно: размытые движения и вспышки огней, и единственное, на чем Драко мог сосредоточиться, — повторяющийся стук одного единственного слова в голове.
Выжить, выжить, выжить.
— Нет!
Страх Гермионы сменился гневом. Тем горячим, необузданным гневом, который должен быть сожжен действием или криком, или, в ее случае, и тем и другим. Заклинание, вырвавшееся из ее палочки, было мощным и неустойчивым, оно ударило Фенрира в бок и отбросило назад, но она едва заметила звук его столкновения со стеной. Единственное, что она видела, — неподвижное и жутко бледное тело Лаванды, из укуса на шее которой сочилась кровь. Даже когда Рон оттаскивал Гермиону от рушащейся колонны, она не отводила взгляда от синих губ Браун.
Громадная нога, ступившая всего в нескольких ярдах от Гермионы, отвлекла ее внимание, и они с Гарри и Роном бросились вперед, стараясь избежать тяжелых шагов, когда та пробила дыру в одном из верхних этажей Хогвартса. Она увидела, как лицо Рона исказилось от ужаса, когда шесть акромантулов пронеслись мимо, в опасной близости от того места, где они находились, унося кого-то с собой.
Хагрид.
Гарри, должно быть, заметил это, потому что побежал за ними, выкрикивая имя Хагрида и размахивая палочкой, но они были слишком быстры. Он все равно последовал за ними, и Гермиона потащила Рона следом, отказываясь терять Гарри среди творившегося вокруг безумия.
Вокруг находились те, кого она знала: профессора, студенты, даже многие из Пожирателей смерти были узнаваемы по прошлым стычкам, и она смотрела, как между ними летают проклятия, освещая ночь, подобно одному из фейерверков Флитвика. Никогда в жизни ее сердце не билось так часто. Не сводя глаз с Гарри, она отразила заклинание, предназначенное ему, а затем еще одно, которое поразило бы ее, все время ловя проблески знакомых лиц в дымке битвы. Ли, Дин, Чжо, Флер: все они пронеслись мимо, и на краткий миг ей показалось, что она увидела Тео.
Решив, что это невозможно, она продолжила бег за Гарри, спустилась вниз по ступенькам, вздохнув, когда он наконец остановился, но потом поняла почему. Великан, преградивший Гарри путь, был огромен и отвратителен, он протяжно ревел, размахивал дубиной, и земля дрожала от его движений. Гермиона держала палочку нацеленной, готовясь вывести чудовище из строя, но серия громких ударов нарушила ее сосредоточенность. К ней приблизился Грохх, оценивая более крупного великана. Оба взвыли и бросились друг на друга, нанося яростные удары кулаками, и Гермиона надеялась, что ее друзья не окажутся растоптанными их огромными ногами.
Проклятие пронеслось мимо головы, и она снова побежала, таща Рона за собой к Гарри. Даже на расстоянии она могла разглядеть уныние на его лице, очевидно, появившееся оттого, что Хагрида утащили пауки. Как бы отстраненно это ни звучало, она надеялась, что у Гарри хватит дисциплины отстраниться от этого и продолжать идти. Им нужно было двигаться дальше. Они должны были все закончить.
— Гарри! — она позвала его, но он не обратил на нее внимания. — Гарри!
Он повернул голову, хмуро глядя на нее и Рона, сжимая губы в попытке сдержать разочарование и отчаяние, и Гермионе захотелось обнять его. Рядом раздался взрыв, и воздух наполнился жаром, дождь превратился в кислоту, и что-то полоснуло ее по руке. Стряхнув это и схватив Гарри за рукав, она потащила его и Рона в темноту, пытаясь увести подальше от беспорядочных огней сталкивающихся заклинаний.
— Дракучая ива, — сказал Гарри. — Я вижу. Направляемся туда.
Гермиона зажмурилась от дождя, застилающего глаза, наблюдая, как своенравное дерево дергалось и извивалось, дико вращая ветвями, как будто было так же расстроено войной, как и все остальное на территории Хогвартса. Не доходя до его густых, раскачивающихся ветвей, Гермиона рассеянно подумала о Глотике, когда Рон заклинанием поднял ветку и ткнул в определенное место у корней, от чего ива замерла.
— Класс, — одобрительно кивнула она. — Ладно, пойдемте.
— Подожди, — прошептал Гарри. — Вы двое должны остаться здесь и…
— О, ради бога, Гарри, — простонала Гермиона. — Прошло семь лет, а ты все еще думаешь, что мы отпустим тебя одного?
— Да, серьезно, приятель, — сказал Рон, подталкивая Гарри вперед. — Заткнись и иди. Мы, как всегда, последуем за тобой.
Нырнув в грязный туннель, Гермиона ползком последовала за Гарри; земля застревала под ее ногтями. При свете Люмоса Гарри, указывающего им путь, не потребовалось много времени, чтобы добраться до конца, но она схватила Гарри за лодыжку, прежде чем он смог выбраться наружу.
— Подожди, — прошептала она, доставая из сумки мантию. — Надень.
Он так и сделал, но его следы были видны, и она наблюдала, как проседает почва, пока Гарри извивался возле выхода из туннеля, который, казалось, был чем-то заблокирован. До них донеслись тихие голоса, и они замерли, стараясь не дышать, чтобы остаться незамеченными. Хриплый, шипящий голос Волдеморта беспокоил слух, но она не могла уловить другой мужской голос, чтобы узнать обладателя, предполагая, что это был один из его приспешников. Голоса звучали слишком приглушенно, чтобы она могла разобрать суть разговора, поэтому она просто ждала, внимательно прислушиваясь и ловя лишь отдельные слова.
— Разочарование.
— Мой господин.
— Гарри Поттер.
— Бузинная палочка.
— Дамблдор.
— Истинный хозяин.
Глядя на бестелесные ноги Гарри, Гермиона нахмурилась, увидев, как раздулись носки его ботинок, словно он поджимал пальцы. Она сопротивлялась желанию прикоснуться к нему и убедиться, что он в порядке, но знала, что он может дернуться и выдать их тайное место, вызвав преждевременное столкновение с Волдемортом и его собеседником. Она признавала, что и в лучшие времена вряд ли была терпелива, но замкнутый подземный ход и знание того, что люди, вероятно, умирают в замке, делали ожидание невыносимым, и ей приходилось заставлять себя дышать спокойно.
Над головой раздался глухой удар, за которым последовал крик, и Гарри вздрогнул, застав ее врасплох и почти заставив задохнуться, но она замерла, прикусив язык. Шаги застучали по половицам, медленно удаляясь за пределы слышимости, пока не наступила тишина, и Гермиона нервно постучала по ботинку Гарри, шепча его имя.
Она услышала, как он пробормотал заклинание, и что бы ни блокировало люк, сдвинулось в сторону, позволив им пробраться в комнату. Ее взгляд тут же обратился к упавшей съежившейся фигуре на полу, облаченной в свои обычные черные одежды, и внезапно они показались такими подходящими. Зациклившись на крови, льющейся из шеи Снейпа, Гермиона почувствовала неподдельный укол грусти и сожаления, наблюдая, как его жизнь буквально вытекает из него. Рядом с ней Гарри снял мантию, и глаза Снейпа слегка расширились, но все, что он смог произнести — это ужасный булькающий звук, который заставил Гермиону задохнуться от рвотного спазма.
— Что с ним случилось? — спросил Рон.
— Нагайна, — ответил Гарри, придвигаясь ближе к Снейпу и опускаясь на колени. — Волдеморт думал, что Снейп был хозяином бузинной палочки, потому что убил Дамблдора.
Гермиона пристально вглядывалась в противоречивое выражение на лице Гарри, зная, какие бурные мысли проносятся в его голове. Несмотря на то, что она рассказала ему о шпионской деятельности Снейпа, Гарри смотрел на него с неуверенностью — в конце концов, он был свидетелем того, как этот человек убил Дамблдора. А теперь откровение о том, что Волдеморт мог овладеть бузинной палочкой... удивительно, что Гарри не рвал на себе волосы.
Оглянувшись на Снейпа, она ахнула, когда заметила странное, сверкающее, сине-белое вещество, сочащееся из него. Оно лилось каскадом из его ушей, глаз и дыры на шее, беспорядочно напоминая Гермионе звезды, пойманные за облаками, едва мерцающие в темноте.
— С… Собери их, — заикаясь, пробормотал Снейп слабым голосом.
Быстро подумав, она наколдовала фляжку и сунула ее в руку Гарри, наблюдая, как он с помощью палочки переносит субстанцию, наполняя емкость до краев. Гермиона не осознавала, что крепко сжимает руки перед собой, пока ногтем большого пальца не прорвала кожу ладони. Сделав шаг вперед, она присела на корточки и прикусила губу, когда умирающий взгляд Снейпа на мгновение скосился на нее.
— Мы знаем, что вы не были плохим, — тихо сказала она, думая, что звучит почти по-детски. — И когда все закончится, мы позаботимся, чтобы остальные тоже узнали.
Выражение его лица замерцало, превратившись в нечто неопределенное, нечто среднее между смирением и покоем. Снова уставившись на Гарри, он протянул руку, схватил его за воротник рубашки, притянул к себе и поймал его взгляд. Казалось, последние следы жизни быстро покинули Снейпа, когда вся краска сошла с его лица, но он приоткрыл губы, тяжело сглотнул и произнес:
— Зеленые... глаза... — прохрипел он. — Н-не отворачивайся... от меня.
Гермиона затаила дыхание, когда Снейп испустил последний вздох, от которого запотели очки Гарри.
Дела у Драко шли не слишком хорошо.
Эти Пожиратели смерти были опытными и быстрыми, темная магия с легкостью вылетала из их палочек, в результате чего он получил некоторые ранения. Он был совершенно уверен, что его левое плечо вывихнуто, ушиблены минимум два ребра, возможно, даже сломаны, а нижняя губа рассечена, из-за чего кровь пачкала зубы и стекала по подбородку.
Увернувшись от жестокого проклятия, он нанес ответный удар обезоруживающим заклинанием, но затем почувствовал, как что-то ударило его в живот, и резко втянул воздух, схватившись за поврежденный бок. Рана не была особенно глубокой или тревожащей, но она горела, как будто невидимая рука втирала в нее соль, а ноги дрожали, когда боль охватывала все тело. Со стоном, вибрирующим в горле, он оттолкнул все неприятные ощущения, заставляя себя оставаться спокойным и сосредоточенным. В нескольких ярдах от него Блейз тоже пытался отбиться от Пожирателей, отчаянно стараясь защитить не только себя, но и Лавгуд; оба Уизли, похоже, тоже не слишком преуспевали.
Драко поднял палочку Андромеды, направляя ее на одного из Пожирателей, нападавших на Блейза, но вдруг раздался царапающий ледяной голос. Это снова был Волдеморт, обращающийся к обитателям замка, и все вокруг замерло.
— Вы доблестно сражались. Лорд Волдеморт знает цену храбрости. И все же вы понесли тяжелые потери.
Драко обменялся тревожным взглядом с Блейзом.
— Если будете продолжать сопротивляться мне, вы все умрете, один за другим. Я не хочу, чтобы это произошло. Каждая пролитая капля магической крови — это потеря и пустая растрата. Лорд Волдеморт милостив. Я приказываю своим войскам немедленно отступить.
Обратив внимание на группу Пожирателей, он нахмурился при виде разочарования, охватившего их лица; они медленно отступали.
— Даю вам один час. Похороните умерших с достоинством. Излечите раненых. Прямо сейчас, Гарри Поттер, я обращаюсь к тебе...
Гермиона увидела, как ужас промелькнул на лице Гарри, и ей захотелось утешить его, но она ощутила полнейшее оцепенение, когда голос Волдеморта продолжал сотрясать вечерний воздух.
— ...Ты позволил друзьям умереть за тебя, вместо того чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Я буду ждать один час в Запретном лесу. Если в конце этого часа ты не явишься и не сдашься — битва возобновится.
Гермиона яростно замотала головой, глядя на Гарри.
— На этот раз я сам вступлю в бой, Гарри Поттер, и найду тебя, и покараю всех до единого: мужчин, женщин и детей, которые пытались скрыть тебя от меня. Один час.
— Нет, Гарри, — строго сказала она. — Даже не думай об этом.
— Ты слышала, что он сказал, — беспомощно пробормотал он. — Еще больше людей умрет, если я…
— Ты думаешь, Волдеморт действительно пощадит нас, если ты пойдешь к нему? — спросил Рон. — Брось, Гарри, ему вряд ли можно верить. Он все равно всех убьет.
— Рон прав, — кивнула Гермиона. — Послушай, ты ни за что не пойдешь. Нам осталась только змея, помнишь? Все будет хорошо. Мы должны вернуться в замок и попытаться придумать новый план, раз он в лесу. — Она потянулась вперед, чтобы взять его за руку и потащить к туннелю. — Да ладно тебе. Мы что-нибудь придумаем.
Прежде чем нырнуть в подземный проход, она взглянула на посиневшее лицо Снейпа и ощутила прошедшую через нее волну вины; желание вернуться к нему, опустить веки, скрыть его мертвые глаза, скручивало живот, но она сопротивлялась. Им нужно было идти. У них был только один час. Один час.
Она чувствовала дрожь Гарри за спиной, когда они ползли обратно по туннелю, но ничего не говорила, слишком поглощенная мыслями о том, что ждет их в Хогвартсе.
Его плечо пульсировало, и он не смел пошевелить рукой, просто стиснул окровавленные зубы и молча последовал за Уизли.
Рядом с ним прихрамывал Блейз, для поддержки опираясь на Лавгуд; он говорил Драко, что рана на ноге была не так плоха, как выглядела. Впереди братья Уизли тащили тело Терри Бута, его ботинки скребли по каменному полу, издавая звук, от которого по спине Драко пробегала дрожь. Теперь в замке царила пугающая тишина. Запах смерти ударил в ноздри, когда они проходили мимо тел двух Пожирателей, и Драко почувствовал, как в груди роится страх. Грейнджер по-прежнему не объявлялась, и его понемногу охватывала паника.
— Куда, черт возьми, мы идем? — резко спросил он.
— Думаю, все собрались в Большом зале, — ответил Фред. — Медицинское крыло слишком маленькое, чтобы там лечить раненых.
Подавив возражение, он пошел дальше; потребовалось добрых пятнадцать минут, чтобы добраться с шестого до первого этажа — путь преграждали заблокированные лестницы и упавшие обломки. Они наткнулись на еще несколько тел, в том числе Ричи Кута и Мэнди Броклхерст.
— Есть шанс, что кто-то из вас троих сможет их понести? — спросил Перси.
— Нет, — ответила Лавгуд. — Блейз и Драко слишком ранены, и я сомневаюсь, что смогу поднять их в одиночку. Хотя я могла бы их левитировать.
— Нет, их надо нести, — пробормотал Фред. — Мы вернемся и заберем их или скажем кому-нибудь, где они находятся.
Когда они добрались до первого этажа, звуки суматохи понеслись по коридору, встречая их: крики, рыдания, вопли — каждый из возможных душераздирающих звуков, издаваемых человеком или зверем, и каждый изламывался, объединяясь в единый грохот потрясения. Драко замедлил шаг, внезапно насторожившись и опасаясь войти в Зал.
Но все же ступил вперед, желая знать правду.
Двери уже были открыты, и когда он увидел открывшуюся перед ним сцену, то замер, широко распахнув глаза. Блейз и Лавгуд тоже остановились, изучая обстановку с открытыми ртами. Драко никогда в жизни не думал, что увидит Лавгуд такой взволнованной, ее лицо было полно печали.
— Мерлин, — пробормотала она, ее голос дрожал, но все еще казался каким-то задумчивым. — Думаете, именно это имеют в виду магглы, когда говорят об аде.
====== Глава 43. Агония ======
Саундтрек:
Barcelona — Get Up
Jay Brannan — Zombie
Драко подумал: странно, как комната, полная кричащих людей, может казаться такой тихой и пустой.
Казалось, весь этот шум скользил по нему приглушенными волнами подобно вибрации, а не гаму, покалывая уши, но так и не достигая их. Так и не проявляясь. Он лихорадочно оглядел комнату в поисках Грейнджер, остановившись на паре девушек с такими же растрепанными волосами, но не увидел ее. Пока его взгляд метался от одной к другой, он безмолвно впитывал все происходящее, вглядываясь в знакомые лица людей, толпившихся в Зале.
Многие истекали кровью, прижимая ладони к ранам или накладывая целебные чары. Большинство стояли группами, что-то бормоча друг другу или пытаясь помочь товарищу, но несколько человек бродили в одиночестве, тупо глядя в никуда или плача. Некоторые стояли, некоторые сидели, а остальные лежали, разделенные на две линии по разные стороны помещения. Драко потребовалось несколько мгновений, но он понял, что одна линия была для сильно раненных, а другая — для погибших.
Помфри бросилась мимо него, чтобы помочь кричащей жертве, но все, на чем он мог сосредоточиться, были ее красные руки — перчатки из крови, — которые возились с зельями. Она откинула волосы с глаз, размазывая красное пятно по лбу, и Драко отвел взгляд, когда она наклонилась, чтобы осмотреть большую рану, рассекавшую грудь Эрни Макмиллана.
Тут до него донесся шум, и он стиснул зубы от пронзительного грохочущего рева.
Снова обвел взглядом комнату; возможно, Грейнджер присела на корточки, и он пропустил ее, или, может быть, пот в глазах затмил зрение. Он задержался на гриве рыжих волос, думая, что это может оказаться Уизли, но это был один из близнецов, Джордж, окликающий братьев, которые вошли в Большой зал перед Драко, Блейзом и Луной.
Осторожно уложив Бута в ряд с павшими, Фред и Перси вместе с Джорджем направились в дальний угол, присоединившись к остальным Уизли. Но там не было Рона. Драко никогда не думал, что будет разочарован, не увидев Рональда, мать его, Уизли и Грейнджер рядом с ним, но сегодня явно был именно такой день.
По крайней мере, для некоторых.
Он на мгновение завис при виде того, как профессор Спраут вправляла сломанную ключицу Стивена Корнфута, в то время как Блейз с Луной шагнули вперед, рука об руку входя в Большой зал. Оцепенело следуя за ними, он переводил взгляд с одной кровавой сцены на другую, уставившись на девушку с искалеченным, израненным лицом, чей хаффлпаффский галстук свободно болтался на шее. Он не узнал ее: лицо было повреждено настолько, что и на лицо не походило. Его внимание переключилось на близняшек Патил, у одной из которых была сломана рука, а из мышц торчал осколок кости. Сестра держала ее за руку, пока Трелони накладывала целебные чары. Он повернул голову к ряду мертвых, но громкий голос остановил его прежде, чем он успел взглянуть хоть на одно бледное тело.
— Эй! Какого черта вы здесь делаете?
Из пересохшего горла Драко вырвался стон.
— Да блядь, что еще?
Ему не нужно было смотреть, чтобы понять — кричали на них с Блейзом, но он все равно это сделал, встретив агрессивный взгляд Симуса Финнигана. Все в зале подняли головы, их лица напряглись от гнева при виде слизеринцев, и странное чувство стыда закралось внутрь, тяжело оседая на плечах Драко. Под горячей неприкрытой ненавистью в их глазах он чувствовал себя изгоем. Где была Тонкс, когда он в ней нуждался?
— Я спросил,какого черта вы здесь делаете! — снова крикнул Финниган с резким акцентом. — Вам здесь не место!
— Их место здесь, — сказала Лавгуд, как будто это было очевидно. — Они с нами.
— Отойди от них, Луна.
— Клянусь Салазаром, — пробормотал Блейз так, чтобы услышал только Драко, — если еще один человек намекнет, что я ее похититель, а не парень —начну бить морды.
— Луна, — сказал Симус, шагнув к ней. — Отойди от них.
Он потянулся, чтобы схватить ее за руку, но она отдернулась, крепче сжав ладонь Блейза, и печально нахмурилась, глядя на Симуса. Около тридцати человек, остановившихся понаблюдать за происходящим, — в основном гриффиндорцы и рейвенкловцы, — растерянно смотрели на Лавгуд, некоторые осторожно поднимали волшебные палочки. Драко оглядел комнату, ища кузину в надежде, что она вмешается, но, как и Грейнджер, ее нигде не было видно. Он полез в карман за палочкой.
— Не надо, — остановил его Блейз. — Это не поможет.
— Луна, — на этот раз позвала Чжоу Чанг, — они на стороне Волдеморта. Ты же знаешь.
— Нет, они на нашей стороне.
— Ну же, Луна, хватит дурить! — прорычал Симус, решительно прицеливаясь палочкой. — А вы двое, убирайтесь вон!
— Послушай, она говорит правду, — сказал Блейз. — Мы остановились в явочном доме. Мы сражаемся за Орден.
Губы Симуса дернулись.
— Знаешь, если бы речь шла только о тебе, я бы поверил. — Прищурившись, он перевел взгляд на Драко. — Но только не о тебе. Мы все помним, что ты сделал в прошлом году.
— Черт возьми, Финниган, — сказал Драко. —Ты думаешь, я был бы здесь, если бы сражался за Волдеморта?
— Вы явно пытаетесь обмануть нас. Волдеморт, наверное, прислал вас сюда, чтобы добыть информацию...
Драко усмехнулся.
— О, умоляю. Неужели правда, что все гриффиндорцы собираются вместе по выходным и придумывают идиотский бред, который после всем разносят, или же у вас все получается само собой?
Блейз покачал головой.
— Ты не помогаешь, оскорбляя их.
— Ну, честно говоря, эти кретины сами упрощают задачу...
— Заткнись, придурок! — яростно рявкнул Симус. — Вы двое, уходите! Сейчас же!
— Или что?
— Или мы вас заставим!
— Пошел на хер, Финниган! — выплюнул Драко. — Я никуда не уйду! Просто найди Тонкс, и она тебе все расскажет!
Лицо Симуса слегка потемнело.
— Ты больной, извращенный ублюдок.
Драко нахмурился. Что-то в поведении Финнигана вдруг показалось ему странным, но он не знал его достаточно хорошо, чтобы понять что и почему. Он повернул голову, проверяя, заметил ли это Блейз, но прежде чем успел взглянуть в глаза друга, почувствовал обжигающий удар заклинания, поразившего раненую руку, и закричал от боли.
— Придурок! — он зарычал на Симуса.
— Я же сказал убираться! А теперь валите или мы поможем тебе, мерзкий кусок...
— Довольно, мистер Финниган!
Макгонагалл пробиралась сквозь толпу, попутно опуская несколько палочек, нацеленных на Драко и Блейза. Драко рассеянно подумал, что он никогда не видел директора такой растрепанной, но ее обычно аккуратные, уложенные волосы находились в беспорядке и свисали вокруг лица, а одежда была пыльной и рваной. Несмотря на помятую внешность, она все еще сохраняла грозный вид властной персоны, не обращая внимания на растерянные взгляды студентов, когда остановилась рядом с Финниганом.
— Что здесь происходит? — спросила она.
— Они что-то замышляют, — сказал Симус, обвиняюще указывая пальцем на Драко и Блейза. — Они говорят, что сражаются на нашей стороне.
— Совершенно верно.
Симус заартачился.
— Ч-что?
— Мистер Малфой и Мистер Забини уже несколько месяцев живут в убежище у Андромеды Тонкс, — объяснила она сухо и деловито. — Они на нашей стороне.
Драко сумел скрыть удивление, решив вместо этого, что дерзкая ухмылка в сторону Финнигана будет более эффектной. Выражение его лица, как и лиц остальных, бросивших им вызов, было совершенно ошеломленным.
— Н-но... — заикаясь, произнес Симус, — они слизеринцы.
— Честность и храбрость не являются исключительными чертами характера гриффиндорцев, мистер Финниган, — пояснила Макгонагалл. — Здесь вы найдете членов каждого факультета Хогвартса, что должно бы вам об этом сказать. А теперь идите и помогите тем, кто нуждается в уходе.
Бросив последний недоверчивый взгляд на Драко, Симус развернулся и исчез, растворившись в толпе, как капля дождя в кровавой реке. Блейз шагнул вперед, желая поблагодарить директора, и Драко улучил момент, чтобы снова осмотреть комнату, выискивая любые признаки Грейнджер, но так ничего и не обнаружил.
— ...я видела мистера Блетчли, мисс Дэвис и мисс Булстроуд с профессором Слизнортом в дальнем конце Зала, — сказала Макгонагалл Блейзу и Лавгуд. — С ними все было в полном порядке.
— А Грейнджер? — вклинился Драко. — Она здесь?
Она нахмурилась, и морщины на лице стали еще глубже. – Я… я ее не видела, но уверена, что она скоро вернется с мистером Поттером и мистером Уизли.
— А что насчет Тео? — спросил Блейз. — Теодор Нотт. Его вы видели?
— К сожалению, нет. Несколько групп ищут раненых, и я уверена, что многие все еще пробираются сюда. Постарайтесь не волноваться, пока ничего не узнаете. Беспокойство мало помогает, но обременяет уже занятые умы.
— Мы можем что-нибудь сделать, чем-то помочь? — спросила Лавгуд. — Я с удовольствием проверю комнату на наличие нарглов.
Макгонагалл медленно моргнула.
— Я уверена, что в этом нет необходимости, мисс Лавгуд, но спасибо за предложение. Я вижу, что все вы нуждаетесь в лечении. Придется немного подождать, но мадам Помфри, я и большинство других профессоров занимаются травмами. Если вы найдете меня через пятнадцать минут, я закончу помогать тем, у кого более серьезные раны. Здесь у нас есть еда, вода и одеяла. Держите себя в тепле и не забывайте пить. Похоже, скоро снова состоится сражение.
— Благодарю вас, профессор, — сказала Лавгуд.
Макгонагалл не решалась уйти, ее задумчивый взгляд метался между Блейзом и Драко.
— Я благодарна вам обоим за то, что вы здесь, — мягко сказала она. — Я понимаю, что обстоятельства не облегчили вам выбор. Правильные решения часто труднее всего принять.
Драко неловко откашлялся, когда директор вернулась в бедлам, присоединившись к Помфри возле очереди из раненых. Не обращая внимания на недружелюбные взгляды гриффиндорцев, Драко крепче сжал подбитую руку, вздрагивая каждый раз, когда боль усиливалась при любом движении. Боль была из тех, что пульсируют через равные промежутки времени, проходя от плеча до кончиков пальцев, но все же была терпимой. Простой.
— Надо найти Слизнорта и остальных, — предложил Блейз. — Они могли видеть Тео. Сомневаюсь, что кто-то еще обратил бы внимание на его присутствие.
— Я хотела бы поговорить с профессором Флитвиком, — сказала Лавгуд. — Ты сможешь справиться без поддержки, Блейз?
— Да, конечно. Найди нас, когда закончишь. И продолжай выглядывать Тео.
Поцеловав его в щеку, Луна оставила их одних и через несколько секунд исчезла в море студентов. Блейз и Драко двинулись дальше, углубляясь в гущу пострадавших. Воздух был настолько насыщен запахом крови и пота, что Драко пришлось справляться со рвотными позывами. Он замедлил шаг, чтобы приспособиться к темпу хромающего Блейза, и то ли случайно, то ли из нездорового любопытства его взгляд скользнул к шеренге мертвых.
Они лежали достаточно близко, чтобы Драко узнал и различил черты неподвижных серых лиц, он молча впитывал их в себя. Эта сторона Большого зала была пугающе тихой, словно отделенная невидимой глухой стеной, чтобы защитить уже неслышащие уши и даровать покой. Одно за другим он называл знакомых ему людей: Терри Бут, Лаванда Браун, Лайза Турпин, Габриэль Тейт, Ник Алас и многие другие, которых, как ему казалось, он мог бы узнать, но никогда не тратил время на запоминание их имен.
Как бы жестоко и бесчувственно это ни звучало, он не испытывал к ним сочувствия. Он никогда не знал этих людей и не общался с ними, разве что обменивался взглядами в коридорах, но это не значит, что они его не трогали.
Смерть оставляет отпечатки в вашем сознании — незнакомец или друг, наблюдение за смертью оставляет шрамы воспоминаний, и хотя некоторые шрамы меньше других, ни один из них не исцеляется.
Он почувствовал себя обеспокоенным больше всего, особенно когда увидел девушку с Хаффлпаффа с широко раскрытыми сухими глазами, со ртом, все еще разинутом в последнем крике. Все остальные казались несколько безмятежными и спокойными, но эта девушка выглядела так, словно застряла во времени, переживая ужас, пойманная в ловушку чистилища. Он хотел переключить внимание на что-нибудь другое, но решил бросить взгляд на оставшиеся тела, просто чтобы убедиться, что среди них не было Грейнджер. Он знал, Макгонагалл сообщила бы ему, но необходимость проверить была слишком мучительной, чтобы игнорировать ее.
Грейнджер определенно не была среди павших, но...
— Нет, — пробормотал Драко, остановившись как вкопанный. — Нет, не может быть.
— Что? — спросил Блейз, проследив за взглядом Драко. Он печально вздохнул и покачал головой. — Дерьмо. Как... Дерьмо…
Ближе к концу ряда показалась копна медных волос, и Драко сразу же узнал ее. Сам того не сознавая, он придвинулся ближе, вглядываясь в мертвые черты Тонкс. Ее кожа была лунно-белой, губы синими и слегка приоткрытыми, но блестящий, яркий оттенок волос был таким живым, что от этого становилось только хуже. Лишь когда Драко почти добрался до нее, понял, что Ремус лежит рядом с ней; его лицо тоже было поразительно бледным, а рубашка испещрена пятнами запекшейся крови. Драко нахмурился, когда понял, что их руки соединялись: пальцы Тонкс мягко касались Ремуса, как будто нарочно, и он рассеянно подумал, положил ли кто-то их таким образом, или же гравитация и судьба мягко притянули ладонь Тонкс, чтобы она столь идеально — столь трагично! — легла в ладонь Ремуса.
В паре шагов позади него Блейз разговаривал с Трелони, но Драко был слишком рассеян, чтобы уловить, о чем идет речь. Эмоции, застрявшие где-то между горлом и грудью, были ему непонятны и совершенно чужды. Не гневом, не горем, а скорее осознанием того, что чего-то не хватает и этого уже никогда не вернуть. Как будто в нем образовалась дыра, для которой он всегда хранил место.
Но тогда это и есть смерть — пробоина в устоявшемся положении вещей.
Его отношения с единственной кузиной были далеки от дружеских, но она вошла в его жизнь в то время, когда все для него изменилось, и он уже немного привык к возможности ее присутствия в будущем. Пусть и не особо близкого, но определенно... присутствия. А теперь ее не будет, и самым похожим чувством, с которым он мог сравнить испытываемое сейчас, было разочарование.
Блейз подошел к Драко, чьи костяшки пальцев побелели так же, как кожа Тонкс.
— Она была аврором, — пробормотал он. — Как можно...
— Беллатриса, — перебил его Блейз. — Трелони сказала, что Беллатриса убила ее.
Драко крепко зажмурился и втянул воздух сквозь сжатые зубы. Теперь он почувствовал злость. Даже ярость.
— Я правда ненавижу эту женщину.
— Андромеда будет опустошена.
— Блядь.
Блядь.
Андромеда едва успела оплакать мужа, а теперь дочь была убита ее сестрой. Сколько должен был вынести один человек, прежде чем пасть? Сломаться? Черт, как быть с Грейнджер? Она обожала Тонкс как родную сестру. Он вдруг почувствовал себя беспомощным, зная, что не сможет защитить Андромеду и Грейнджер от реальности смерти Тонкс, и хотя он понятия не имел почему, чувствовал, что это его обязанность.
Зажав пальцами переносицу, он тяжело выдохнул, пытаясь успокоить лихорадочные мысли. Но попытки были бессмысленными. Он был окружен смертью и разрушением, и это было все, что он видел, слышал, обонял и ощущал. Это было всепоглощающе, непреодолимо, и он попросту не знал, что делать.
Несмотря на царапающий дым, Гермиона не закрывала глаза, взглядом блуждая по разрушенному двору, задерживаясь на огромном, неподвижном трупе великана. По земле были разбросаны бесчисленные тела, одни в мантиях Пожирателей смерти, другие в школьной форме, и ей потребовались все имеющиеся силы, чтобы продолжать путь. Колени подгибались, ноги подкашивались, но Гарри решительно шагал к замку, и ей нужно было не отставать.
Она никак не могла поверить, что они были на этом самом месте минут двадцать назад. Тогда все было таким громким и ярким — непрерывный взрыв шума, света и жара. Теперь окружение казалось холодным и безмолвным, только ветер завывал, как умирающий, и она вздрогнула от этой мрачной мысли.
— Здесь так тихо, — сказала Гермиона. — Где же все?
— Они должны быть внутри, — ответил Рон напряженным голосом. — Пойдем, Гермиона.
Она могла сказать, что он изучал каждое тело, выискивая рыжие волосы. Гарри, с другой стороны зациклился на своих шагах и пути к замку и едва поднимал голову; Гермиона практически чувствовала исходящую от него вину. Она подумала, не сказать ли что-нибудь утешительное, но какие слова она могла предложить, чтобы облегчить его совесть?
Когда они вошли в Хогвартс, отдаленные звуки голосов пронеслись по коридору, и Гермиона вздохнула с облегчением. Да, логика уверяла ее, что выжившие будут, но слышать их было так обнадеживающе, что сердце забилось чуть спокойнее.
— Наверное, все в Большом зале, — предположил Рон.
Троица последовала за голосами, шаги становились все быстрее, пока они не перешли на бег. Двери были распахнуты настежь, но они затормозили, не успев переступить порог. Гермиона не знала, куда смотреть, но поймала себя на том, что наблюдает за Помфри, у которой на боку и бедре виднелись отвратительные ожоги. Рон бросился вперед, и она проследила за ним, увидев, как он присоединился к семье в дальнем конце помещения. Она быстро пересчитала головы, вздохнув, когда поняла, что все Уизли были на месте, кроме Чарли, который, как она знала, все еще находился в Румынии.
Слава Мерлину.
Присмотревшись получше к наполненному хаосом Залу, она медленно перевела взгляд справа-налево и почувствовала, как упало сердце при виде ряда неподвижных тел, аккуратно разложенных, подобно упавшим костяшкам домино. Но потом мелькнуло что-то знакомое, какое-то размытое пятно — белокурые волосы. Она сосредоточилась на них, на нем, зная, но не до конца веря, потому что он не мог быть здесь.
Но он был. Даже осматривая со спины, она знала, что это Драко.
— О боже, — прошептала она, чувствуя, как сердце подступает к горлу. — О боже мой!
Она узнала его рост, телосложение, покатость плеч — всего его. Она замерла — даже не осмеливаясь дышать — ровно на пять секунд, а затем рванула вперед подобно молнии.
— ...единственная семья, которая у нее осталась, — говорил Блейз. — Сказать ей должен ты...
— Меня вряд ли можно назвать членом семьи, Блейз, — вздохнул Драко, не в силах отвести взгляд от Тонкс и Ремуса. — Я знаю Андромеду лишь несколько месяцев, вот и все.
— Ты все еще ее племянник.
— Ты же в курсе, все гораздо сложнее.
— Да, но... — Блейз замолчал, уголок рта дернулся в намеке на улыбку, когда он заметил что-то за плечом Драко. — Может, тебе стоит оглянуться, приятель.
— Что?
— Просто оглянись.
Растерянно прищурившись, Драко последовал совету Блейза, но еще не успел полностью обернуться, как кто-то налетел на него и выбил весь воздух из легких. Маленькое тело врезалось в него с такой силой, что он едва не потерял равновесие. Едва. Пара рук обвилась вокруг шеи подобно удавке, так крепко, что он задохнулся и почувствовал, как мокрые волосы прижались к его щеке. Скосив глаза, он пытался разглядеть спрятанное на его невредимом плече лицо, но мокрые, кофейного цвета кудри и так все выдали.
Грейнджер.
Она слегка дрожала, быстрое дыхание щекотало шею, и он чувствовал, как бьется ее сердце напротив его груди. Драко долго стоял неподвижно, не веря своим глазам, но в конце концов медленно обнял Гермиону за талию здоровой рукой и притянул ближе. Она ногтями впилась в его спину, но боль от этого была странно успокаивающей, как будто каким-то образом подтверждала ее присутствие. С облегчением опустив голову, он получил ровно одну секунду — одну секунду! — чтобы вдохнуть ее знакомый аромат и поблагодарить Мерлина за то, что он наконец-то даровал ему удачу. Но затем она отстранилась и ударила его по груди.
— Ай! — выплюнул он. — Какого хрена...
— Какого черта ты здесь делаешь?
Драко уставился на ее лицо, заметив разбитую губу и темно-фиолетовый синяк на виске, и проигнорировал желание протянуть руку и стереть запекшуюся кровь с ее подбородка. Едва ли это был первый раз, когда он видел ее в ушибах и истекающей кровью, но это все равно бесило; и все же именно выражение ее лица привлекло его внимание. Глаза были широко распахнуты и блестели, блестели от непролитых слез, приоткрытые губы обнажали стиснутые зубы — это было самое близкое к рычанию, что она могла бы изобразить.
Он мысленно перечислил эмоции, которые увидел в ее глазах: гнев, печаль, трепет, возбуждение, и в глубине души — едва заметный намек на счастье. Со сжатыми дрожащими кулаками и грудью, вздымающейся от тяжелого дыхания, она выглядела совершенно противоречивой, как будто разрывалась между желанием ударить кулаком и поцеловать. Очевидно, она приняла решение.
И снова ударила его по груди.
— Черт, — прошипел он. — Прекрати!
— Я спросила, какого черта ты здесь делаешь! — яростно потребовала она. — Тебя здесь не должно быть!
— Да что с тобой такое, черт возьми? Успокойся!
— Ты должен быть в безопасности! — И тут она заплакала. — Я хотела, чтобы ты был в безопасности! Здесь слишком опасно! Люди получают ранения и… и умирают...
— Я знаю! — закричал он. — Ты что, думала, я просто буду ждать дома и гадать, жива ли ты? Думала, мне будет насрать? Черт возьми, Грейнджер, конечно же я пришел!
— Я не уйду отсюда с тобой! Я здесь, чтобы сражаться!
— Знаю! Я здесь не для того, чтобы просить тебя об этом!
— Тогда какого черта ты здесь делаешь? — снова спросила она, грубо вытирая слезы. — Потому что я… ты не можешь быть здесь только ради меня! Ты не можешь просто...
— Я здесь не только ради тебя! — выпалил он, делая глубокий успокоительный вдох. — Послушай, я бы солгал, если бы сказал, что не ты главная причина, но я… — Он зарычал от досады. — Помнишь, ты говорила, что мне нужно выбрать сторону?
Она тяжело сглотнула и кивнула.
— Да, помню.
— Ну, очевидно, это и есть мой чертов выбор. Безусловно, все твои придирки сработали, ведь я здесь! — Он укоризненно нахмурился, но продолжил тираду: — И перед приходом сюда я был чертовски уверен, что не смогу убедить тебя уйти, потому что ты ужасно упряма, но я все равно пришел!
Гермиона почувствовала, как гнев покидает тело, оставляя после себя только удивление.
— Так ты... ты здесь, чтобы сражаться за Орден?
— Не ищи в моих словах то, чего нет, потому что... Грейнджер, не смотри на меня так, — предупредил он. — Это не какое-то героическое заявление. Если бы тебя здесь не было, и меня бы здесь не было. И поверь, прямо сейчас я безумно хочу оглушить тебя и аппарировать вместе отсюда...
— Даже не думай...
— Но я желаю смерти Волдеморту, и хочу, чтобы это произошло, — продолжал он, понизив голос и глядя ей прямо в глаза. —Так что да, я пришел сражаться, ясно? И я пришел сюда, чтобы сражаться с тобой, потому что ты... — Он поколебался и вздохнул, продолжил: — Ты для меня все. У меня есть и другие причины быть здесь, но ты — та самая причина. Ты причина всего, черт возьми! Понимаешь? Видишь в моих словах хоть какой-то смысл?
Она прикусила распухшую губу.
— Да, но я… хотела, чтобы ты был в безопасности...
— Если ты скажешь это еще раз, клянусь, влеплю в тебя Ступефаем. А как же твоя безопасность? Что, черт возьми, ты думала, происходит в моей голове?
— Но я…
— Грейнджер, просто иди сюда, — раздраженно вздохнул он. — Я пришел в Хогвартс и обыскал весь чертов замок не для того, чтобы найти тебя и спорить. Я пришел сюда, чтобы... Просто иди сюда.
Драко показалось, что он увидел, как ее губы изогнулись в печальной, несчастной улыбке, но она снова бросилась к нему в объятия, прежде чем он успел все как следует рассмотреть. Она врезалась в него, обвила руками шею и отчаянно прижалась губами к его губам. Это был один из тех импульсивных поцелуев, когда ваши зубы ударяются, но это нормально, потому что поцелуй грубый и напряженный, самый настоящий. Драко обхватил ее рукой, как и прежде, крепко прижал к себе, стремясь притянуть как можно ближе, чтобы она не решилась ударить его снова, чему он бы не удивился.
— Прости... — Поцелуй. — ...меня. — пробормотала она. — Я рада, что ты здесь, но... — Еще один поцелуй. — ...в то же время я беспокоюсь, что...
— Я знаю.
Поцелуй.
— Я люблю...
— Я знаю.
Он смягчил поцелуй, когда порез на его нижней губе начал жечь, и почувствовал, что она немного расслабилась, удовлетворенно выдохнув, поглаживая его лицо и лаская синяки, раскрашивавшие скулы. Его губы потрескались, рот был шершавым как наждачная бумага, но он продолжал ее целовать. Ему было это необходимо, и когда они прервались, услышав несколько охов откуда-то сбоку и нахмурившись, она сделала это так же неохотно, как и он. Момент был упущен.
Он отстранился от Гермионы с разочарованным рычанием, рокотавшим глубоко в горле, презирая чужое вмешательство, но не в силах игнорировать его. Скосив глаза в сторону, он сердито посмотрел на любопытную группу гриффиндорцев и рейвенкловцев, включая Финнигана и Лонгботтома, наблюдавших и нескромно тычущих пальцами в их сторону. Он, конечно, не забыл, что находился в помещении, полном людей, которые могли бы посчитать их с Грейнджер отношения невозможными и достойными сплетен, но, очевидно, забыл озаботиться этим обстоятельством.
— У нас зрители, — сказал Драко, закатывая глаза. — Твои идиотские друзья пялятся на нас, Грейнджер.
— Мне все равно.
— Их уродливые лица отвлекают.
Она тихо рассмеялась, но не от удовольствия, а от облегчения. Она сомневалась, что он мог понять, как сильно ее тронуло то, что он был здесь, с ней. Для нее. Было что-то неописуемо блаженное и пугающее в том, что кто-то добровольно встал на путь опасности только для того, чтобы оказаться рядом с тобой, ведь именно это сделал Драко.
Сейчас, когда она смотрела на него, отмечая все перемены, произошедшие с ним с того первого дня в ее дортуаре, гордость и любовь, которые она испытывала к нему, расцветали теплым и чудесным ощущением в груди. Да, она хотела бы, чтобы он был далеко от этой войны, потому что это и есть любовь. Любовь — это изменение чьей-то жизни, которая имеет приоритет над твоей собственной. Но дремлющая, эгоистичная часть Гермионы желала его присутствия. Просто видеть его, правда. Просто ощущать на расстоянии вытянутой руки.
— Эй! — рявкнул Драко на зевак, прервав размышления Гермионы. — Вам чем-то помочь? Вы в курсе, что это не бесплатное шоу!
— Драко, — простонала она. — Просто игнорируй. Очевидно, у них много вопросов. Я поговорю с ними позже.
— Ты можешь сказать им, что пялиться невежливо, и что они... Финниган, я сломаю тебе палец, если еще раз им в меня ткнешь!
Раздраженно поджав губы, не глядя на его рану, Гермиона легонько толкнула Драко в плечо, привлекая внимание. Он издал громкий вскрик, сопровождаемый списком шипящих ругательств, сжал раненую руку, зажмурился и втянул воздух сквозь зубы. О Салазар, как больно. Весь левый бок пульсировал.
— Что случилось? — спросила Гермиона несомненно озабоченным тоном. — Я едва прикоснулась к тебе.
— Плечо... вывихнуто, — прохрипел он.
— Ты позволял мне бить тебя, пока был ранен?
— Я не позволял, — ответил он шутливо. — Очевидно, у тебя такая привычка, и не важно, состоим мы в отношениях или нет. Кстати, очаровательно.
— Как ты его вывихнул?
— Отплясывал народные танцы.
— Драко.
— Сражаясь с чертовыми Пожирателями смерти. Очевидно же.
Гермиона пытливо прищурилась.
— Подожди, ты что, сражался? Как давно ты здесь? И как ты попал в Хогвартс?
— Уже около двух часов, — объяснил он, — пришел с Блейзом и остальными. Нас привела Тонкс...
Его голос затих, боль была позабыта. Вдруг он почувствовал, что совсем онемел. Дерьмо. Как он мог забыть, что холодное, безжизненное тело Тонкс лежит всего в нескольких футах от них? От Грейнджер. Ему нужно было пробраться от нее подальше. Он не хотел, чтобы Гермиона увидела.
— О, это логично. Джинни сказала, что видела Тонкс, но потом я…
— Грейнджер, — прервал он, схватив за ее локоть и пытаясь встать между ней и телом Тонкс. — Пойдем со мной на секунду.
— Где же она? Ты ее не видел?
— Грейнджер...
— Может, хватит меня дергать? — она нахмурилась, осматриваясь вокруг. — Я пытаюсь найти ее.
— Гермиона, не надо.
— Драко, прекрати! — Она вырвала руку из его хватки, все еще осматривая Большой зал с тревогой и раздражением. — Где она? Где Тонкс?
Драко поморщился, когда взгляд Гермионы скользнул в опасной близости от того места, где лежало ее тело, похожее на истерзанную тряпичную куклу, и он смог точно определить момент, когда она нашла Тонкс. Карие глаза потемнели от ужаса и узнавания, рот приоткрылся, готовясь к словам или крикам, которые она еще не могла произнести. Щурясь и моргая несколько раз, словно пытаясь стереть образ Тонкс усилием воли, она отчаянно затрясла головой, и слезы потекли по щекам.
Драко протянул руку, обхватил ее лицо и большим пальцем стер одну из влажных дорожек. Он ненавидел, когда она плакала. Не мог терпеть. Это творило необъяснимо ужасные вещи с его внутренностями, как будто каждая слеза превращалась в удар в живот. Пристально изучая ее, он видел, как внутри нее нарастает вспышка гнева, постепенно соединяясь воедино, и не знал, как утешить ее. Он чувствовал себя беспомощным.
— Грейнджер, — прошептал он так тихо, как, наверное, никогда в жизни не шептал. — Не смотри на нее...
— Этого не может быть, — пробормотала она. — Она только что родила ребенка...
— Грейнджер, посмотри на меня, не смотри на нее.
Гермиона не обращала на Драко внимания.
— Нет-нет-нет-нет-нет. — Она задрожала. Это невозможно...
— Грейнджер...
— Нет!
Она попыталась пройти мимо, но споткнулась и рухнула в сильные руки Драко. Сжимая ткань его рубашки в кулаках, она сдалась и осталась на месте, уткнувшись лицом в его грудь, и разрыдалась. Ее крик был приглушен его телом, но дрожь охватила его подобно корке льда; он рассеянно поглаживал Гермиону по спине, думая лишь об одном — как покрепче обнять ее. Она подавила все: каждый всхлип, каждый стон, каждый вскрик, который он ощутил. Который он поглотил.
— Прости, — пробормотал он. Это было все, что он мог сказать. Вряд ли что-либо могло ее утешить.
Поэтому он остался в бездействии. Когда дело доходит до смерти, иногда бездействие является всем, на что способен человек.
====== Глава 44. Смерть ======
Саундтрек:
Aqualung and Lucy Schwartz — Cold
The Fray — Be Still
Mumford and Sons — Timshel
Десять минут назад Гермиона перестала плакать.
Порыдав какое-то время на груди Драко, она резко успокоилась, отстранилась, а затем грубо смахнула следы слез, будто испытывая стыд. Расправила плечи и глубоко вздохнула, показывая решимость сражаться дальше. Драко спросил, все ли с ней в порядке, и она ответила:
— Сейчас не время. Я должна помочь. — А потом, бросив последний горестный взгляд на Тонкс и Ремуса, ушла и с тех пор почти не произнесла ни слова.
Драко хотел сказать, что никто не осудит ее за скорбь, что она может рыдать в его объятиях сколько угодно, но он не сделал этого. Он думал предложить какое-то утешение, несмотря на свое отношение к проявлениям нежности, положив руку ей на спину, но она заверила, что в порядке. Она отмахнулась, повторив, что с ней все в порядке, хотя, очевидно, это было не так.
Если бы не толпа, он бы поддался искушению и развел на эмоции, как сделал после того, как она применила Обливиэйт к родителям. Пока некоторые, включая его самого, хорошо справлялись с подавлением всех своих страхов, Грейнджер так не умела, но он не мог провоцировать ее здесь. На него было обращено слишком много взглядов, в большинстве своем недоверчивых и враждебных. И нет, ему было наплевать на их любопытство относительно того, почему Грейнджер охотно приняла его объятия, но он сомневался, что выяснение отношений пойдет на пользу ситуации.
Поэтому он просто оставил ее в покое.
Он просто позволил ей продолжать, как и всем остальным.
Большой зал был похож на фабрику, объединенную с похоронным агентством. Все присутствующие разделялись на две категории: плакальщики и рабочие. У входа в помещение, не слишком далеко от Грейнджер и самого Драко, он увидел головы Блейза и Лавгуд, покачивающиеся над толпой, когда они помогали убирать мусор, блокирующий проход. Миллисента, Трейси и Майлз вместе с Ли Джорданом и Дином Томасом раздавали одеяла, а бесчисленное множество других студентов делали все, что могли. Но были и другие, задержавшиеся у линии умерших, неподвижные от потрясения и горя.
Но на самом деле все они были плакальщиками. Некоторые просто лучше справлялись с болью и делали то, что нужно было сделать. Например, Грейнджер.
Они сидели возле очереди из раненых, и она занималась обработкой мелких порезов и ссадин на жертвах и обеспечением каждого запасом воды. Вряд ли это была тяжелая работа; большинство людей не заботились о том, чтобы их незначительные травмы исцелили, но, по крайней мере, у нее было на чем сосредоточиться. Драко не понимал, как она могла здесь находиться.
Череда раненых была намного хуже мертвых.
По словам Слизнорта, почти все целебные зелья закончились еще до того, как Драко вошел в Большой зал. Здесь не было ни Костероста, ни Кроветворного зелья, ни Зелья для очищения ран, а так как все препараты требовали минимум трех часов варки, в ближайшее время их было не достать. Помфри и профессора пытались помочь пострадавшим, но исцеляющие заклинания и полупустая банка заживляющей ожоги пасты были способны не на многое.
Бойцы с самыми тяжелыми ранениями должны были ждать в агонии и по возможности оттягивать смерть; их всхлипы и стоны без остановки звучали навязчивым гулом. Только за последние десять минут восьмерых доставили в Большой зал спасательные бригады: четверых быстро уложили среди погибших, двое ждали, пока им обработают раны, и еще двое медленно умирали. Болезненно. Громко. Всего в двадцати футах от Драко и Гермионы.
На самом деле очередь раненых была еще и очередью умирающих.
Гермиона подняла голову, когда показался Оливер Вуд с девятым раненым, перекинутым через плечо, и направился прямо к череде погибших. Проследив за ее взглядом, Драко увидел лишь клок спутанных мышиных волос, покрытых кровью, и гриффиндорский галстук, раскачивающийся из стороны в сторону, но он не узнал, кто это. Он повернулся, чтобы изучить Грейнджер, наблюдая, как ее лицо немного напряглось, когда она замерла, глядя, как Вуд осторожно положил тело рядом с остальными павшими.
— Это Колин Криви, — пробормотала она. — Он несовершеннолетний. И магглорожденный.
Драко нахмурился.
— Грейнджер…
— Он не должен был здесь находиться. Он должен был уйти вместе с остальными.
Не зная, что он может или должен сказать, Драко молчал, пока Гермиона продолжала наполнять бутылки водой. Сам того не желая, он протянул руку и запустил пальцы в выбившиеся из хвоста пряди, наматывая их на большой палец и касаясь тыльной стороной ладони ее спины. Он не был уверен, чего ожидал, но надеялся на какую-то реакцию, возможно, вздох или дрожь, но она не двигалась. Если бы не легкие подъемы и падения груди, он бы усомнился, дышит ли она вообще.
Он внимательно изучал ее, разглядывая тревожно-серый цвет лица, опухшие глаза и потрескавшиеся губы. Она выглядела болезненно. Очень болезненно.
Он собирался что-то сказать. Что именно — понятия не имел, да это было неважно. Но его окликнули прежде, чем он успел пробормотать ее имя:
— Мистер Малфой, — сказала Макгонагалл, пробираясь сквозь толпу студентов. — Прошу прощения за ожидание, но я могу исцелить... — Она замолчала, выражение ее лица смягчилось. — Мисс Грейнджер.
Гермиона подняла голову и посмотрела на директора пустыми глазами.
— Профессор.
— Дорогая моя, вы совсем неважно выглядите.
Гермиона взглянула на шеренгу мертвых и с трудом сглотнула.
— Я в порядке, — солгала она. – Просто… Я в порядке.
Драко нахмурился и прижал ладонь к ее пояснице. Сквозь свитер он ощущал холод ее тела.
— Все мы в порядке, и никто на самом деле, — тихо сказала Макгонагалл. — Держите себя в руках, Гермиона. Это все, что вы сейчас можете сделать.
— Да, профессор, — кивнула она. — О чем вы говорили Драко?
— О, да. Мистер Малфой, я могу вылечить ваше плечо, если вы готовы?
— Хорошо, — ответил Драко, поднимаясь на ноги. Его конечности ощущались, как ветви старого дерева — такие же неподвижные и скрипучие. Боль в плече стала тупой и приглушенной, и он заставлял себя игнорировать ее последние тридцать минут. Направляясь вслед за Макгонагалл в дальний конец Большого зала, он почувствовал, как маленькая липкая рука мягко потянула его за пальцы. Обернувшись, он увидел Грейнджер; ее лицо было другим: все еще угрюмым и потерянным, но также задумчивым.
— Если нужно, могу пойти с тобой?
Драко помолчал. Честно говоря, нет. Нет, ему не нужно было, чтобы она шла с ним. Но он хотел этого. И, возможно, это нужно было ей. Возможно, ей нужно было отвлечься. Возможно, им обоим нужно было отвлечься.
— Да, — наконец ответил он.
Они пошли бок о бок в сторону Макгонагалл, примостившейся на табурете в дальнем конце Большого зала. Драко воспользовался моментом, чтобы оглядеться, отметив, что Уизли находятся не слишком далеко, переговариваясь между собой. Сразу за Макгонагалл Слизнорт лечил искалеченную лодыжку Эдди Кармайкла; декан бросил на него почти одобрительный взгляд, словно был благодарен за присутствие.
— Присаживайтесь, — велела Макгонагалл, ожидая, пока Драко устроится рядом. — Это не займет много времени, но может оказаться весьма болезненным. У нас кончилось Обезболивающее зелье.
— Блестяще, — пробормотал Драко.
Когда Гермиона подошла и села возле него, он смотрел только на нее, а Макгонагалл произнесла заклинание, чтобы разорвать рукав его рубашки, обнажив покрытое синяками плечо. Гермиона протянула ему руку, и он без колебаний взял ее, переплел их пальцы и крепко сжал. Он пристально посмотрел на Грейнджер, внимательно изучая ее черты. В последнее время у него не было возможности посмотреть на нее. По-настоящему посмотреть.
Как бы странно это ни звучало, поглощающая волна... чего-то нахлынула на него. Одна из тех эмоций, которые ни одно слово, ни сотня слов не могут описать, но они есть в твоей голове, в твоем сердце, в твоем желудке — везде. Грейнджер выглядела так... пленительно в этот момент, несмотря на пепельную кожу и окровавленные губы. Если его когда-нибудь станут допрашивать, заставляя раскрыть самые сокровенные тайны души, он скажет, что именно этот момент — этот самый момент — подтвердил его чувства к Грейнджер.
И особой причины для этого не было. Они просто были: внутри него, как новый орган, бьющийся и теплый. Такие же реальные и настоящие, как он сам. Как она.
— Что? — спросила Гермиона.
— Ничего, — ответил он. — Я просто…
— Ладно, мистер Малфой, — прервала Макгонагалл. — Готовы?
Он кивнул, но продолжал смотреть на Грейнджер, стараясь расслабить мышцы, когда тепло от палочки директора начало покалывать кожу. Гермиона сжала его руку, и внезапно он почувствовал жар в плече. Обжигающее пламя. Он сжал ее руку в ответ и крепко зажмурился, стиснув зубы, когда его плечо медленно вернулось на место с громким и мучительным щелчком.
— Твою ж!..
— Спасибо, мистер Малфой, — решительно произнесла Макгонагалл. — Я понимаю, что это больно, но я не терплю сквернословие.
Драко собирался ответить несколькими любимыми ругательствами, но жжение внезапно прекратилось, и все снова стало нормальным. Проверив плечо, он пару раз покрутил рукой, вытянул, довольный, что все излечилось.
— Ну вот, — улыбнулась Макгонагалл. — Готово. Это было не так уж и больно. Определенно не стоило ругани.
— Позвольте поджечь вашу руку и посмотреть, будете ли вы держать язык за зубами.
— Драко, — нахмурилась Гермиона. — Скажи спасибо.
Неохотно он с ворчанием выдавил из себя слова благодарности.
— Не за что. А теперь, если позволите, мне нужно кое-что проверить.
Дождавшись, пока Макгонагалл исчезнет, Драко снова проверил плечо.
— Неплохо. Хотя могла бы и Репаро на рубашку наложить.
— Не будь мелочным, — проворчала Гермиона, но Драко не возражал. По крайней мере, сейчас она разговаривала. По крайней мере, она была больше похожа на себя. — Тебе все еще больно?
— Нет, все в порядке.
Она задумчиво потерла губы.
— Что ты собирался сказать мне, до исцеления?
— Что? О. Просто... — Он пытался подобрать нужные слова. — Я смотрел на нас с тобой... Я не мог…
— Эй, Малфой!
Драко зарычал себе под нос, когда еще один знакомый голос прервал его. И этот голос он совсем не хотел слышать. Слегка прихрамывая и выглядя более помятым, чем обычно, в изорванной одежде и с растрепанными волосами к ним подошел Уизли. Драко закатил глаза, когда тот остановился перед ним.
— Послушай, Уизли, я не в настроении с тобой ругаться…
— Фред рассказал, что ты сделал, — сказал Рон. — Он сказал, что ты спас ему жизнь.
Драко закрыл рот. Он почувствовал, как Гермиона вздрогнула от неожиданности.
— Я подошел, чтобы сказать... — неловко продолжал Рон, — гм, я подошел, чтобы сказать... спасибо. Спасибо, что спас моего брата. Наша семья благодарна тебе.
Драко с досадой облизал зубы.
— Ну... да... ладно.
— Ага... в общем, спасибо, — повторил Рон и повернулся к Гермионе. — Ты видела Гарри?
Гермиона медленно перевела растерянный взгляд с Драко на Рона.
— Прости, Рон, что?
— Ты видела Гарри?
— О. Нет, — ответила она. — Я считала, что он был с тобой.
— Нет, но я уверен, что он где-то здесь. Наверное, помогает перенести раненых или еще что. Пойду поищу.
С этими словами Уизли развернулся и оставил их наедине, и Драко почувствовал пытливый взгляд Гермионы. Повернув голову, он встретил ее смеющийся взгляд.
— Грейнджер, — предупредил он. — Не смотри на меня так. Я не…
— Ты спас Фреду жизнь?
— Технически, да, но я…
Она прервала Драко быстрым, но крепким поцелуем, прижав ладони к его щекам. Выдохнув ему в губы, она словно выпустила всю свою боль, и Драко показалось, что он почувствовал, как ее губы изогнулись в легкой, радостной улыбке.
Это был один из жизненно необходимых поцелуев: ты губами вжимаешься в другие губы так крепко, и обнимаешь настолько сильно, как только можешь, чтобы при этом не сломать друг друга. Один из тех поцелуев, которые причиняют боль, но ты все равно продолжаешь, потому что эта боль приятна. Поцелуй, который напоминает, что ты — человек.
Она отстранилась, но не отпустила его, прижавшись лбом к его лбу.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что?
— Я даже не уверена. Просто... за то, что ты здесь, наверное. Здесь со мной.
Ее голос был хриплым и прерывистым, как будто она плакала, но он не видел слез, стекающих по лицу. Он нахмурился, поглаживая ее руки кончиками пальцев.
— А где же мне еще быть?
Он не был уверен в причине, но было похоже, что ей понравился его ответ: выражение ее лица смягчилось, она крепко сжала его руки, вонзив ногти в ладони. Она улыбнулась и снова поцеловала его — простым, коротким, сладким поцелуем, выражающим все чувства. И снова он заметил нескольких гриффиндорцев и рейвенкловцев, бросающих растерянные взгляды в их сторону, но ему было все равно. На самом деле. По правде говоря, он был просто рад видеть ее такой... вновь. На ее лице по-прежнему таилась печаль, но, по крайней мере, она больше небыла полностью поглощена горем. По крайней мере, она оживилась и заговорила. По крайней мере, она... вернулась.
Разорвав зрительный контакт, Гермиона обвела взглядом Большой зал, впитывая беспорядок и безумие происходящего. Ее внимание вернулось к павшим, и Драко внимательно посмотрел на ее лицо, почти ожидая, что она уйдет в себя, когда взглянет на Тонкс. Но чем дольше он смотрел на нее, тем больше ему казалось, что оно выражает нечто среднее между задумчивостью и непониманием, как будто она впервые видела хаотичную картину и попыталась осмыслить логически.
— Как думаешь, мы сможем победить? — вдруг спросила она.
— Грейнджер, — осторожно произнес он. — Ты же знаешь, что меня лучше о таком не спрашивать.
— И все же я хочу, чтобы ты сказал. Пожалуйста.
Не решаясь ответить, он вздохнул и потер глаза.
— Не знаю, Грейнджер. Дела идут не очень хорошо. Тем не менее, мы с Уизли только что вполне цивилизованно пообщались, так что, думаю, все возможно. Может быть, если они... — его голос затих, когда он понял, что она улыбается. — Что?
— Я ожидала, что ты просто ответишь «нет», — сказала она. — Кажется, часть твоего цинизма растаяла.
Его рот дернулся в полуулыбке.
— Ну, в этом мы, бесспорно, можем винить тебя.
Она улыбнулась, выдохнула и положила голову ему на плечо. Он скорее почувствовал, чем увидел, как напряжение покинуло ее мышцы, когда он склонился и поцеловал ее в висок, оставляя поцелуй на нежной коже у линии волос. Драко решил, что они оба нуждаются в этом: украденный момент покоя для восстановления сил и успокоения мыслей, стучащих в головах.
Даже когда далекий голос крикнул: «Мы нашли выжившего!», Драко не двинулся. Он едва услышал его. Подобные заявления эхом отдавались в Зале примерно каждые пять минут, и теперь были так же привычны, как шум ветра. Знакомые звуки какой-то суматохи (люди бросились вперед, чтобы посмотреть, кто пришел в себя) донеслись из передней части Большого зала, но они так и не оторвались друг от друга.
Только когда Драко показалось, что кто-то зовет его по имени, он посмотрел в другой конец помещения.
Он заметил, как мимо промчалась Миллисента, расталкивая людей на своем пути, пытаясь добраться до очереди с ранеными. Небольшая группа из пяти или шести человек толпилась вокруг чего-то, и среди них он увидел мадам Помфри, Майлза и Трейси — все они беспокойно переминались с ноги на ногу.
Он услышал, как кто-то снова выкрикнул его имя — «Драко!» — и узнал голос Блейза, доносившийся оттуда, где собрались остальные. Паника в словах Забини была такой громкой и неприкрытой, что Драко почувствовал, как она пронеслась через весь Зал и врезалась в него, обращая все его чувства в смятение. Холодная и жестокая дрожь понимания пробежала по спине, и он вскочил с места, напрягая зрение, пытаясь увидеть, что же так напугало его товарищей, хотя думал, что уже знает.
— Драко, — сказала Гермиона, вставая рядом и пытаясь проследить за его взглядом. — В чем дело?
Он не слышал ее, но все равно невольно ответил на вопрос: пробормотал имя себе под нос так тихо, что оно больше походило на вздох, чем на слово:
— Тео.
До него снова донесся рокочущий голос Блейза.
— Драко!
Малфой рванул вперед еще до того, как разум приказал ему действовать, словно две сильные невидимые руки подтолкнули его к другой стороне Большого зала. Жар ударил в голову. Клубящийся. Пот катился по спине, а кровь пульсировала во всем теле. Сердце колотилось так яростно, так дико, что он чувствовал пульс в пальцах ног. Грохочущий. Гудящий. Его тошнило от страха и беспокойства; он чувствовал на языке привкус рвоты, обжигающий рецепторы и ноздри.
«Только не Тео, только не Тео, только не Тео».
Он врезался в толпу, рванул вперед, как пуля, сбил двух хаффлпаффцев. Позади Гермиона выкрикивала вопросы, но он просто продолжал бежать, огибая препятствия так быстро, как только мог. Большой зал казался длиннее, чем когда-либо, словно простираясь на многие мили.
«Пожалуйста, только не Тео».
Почему Блейз больше не зовет его? Что же изменилось?
Он был почти на месте, но не замедлился. Он не мог замедлиться. Он был слишком взволнован. Слишком нетерпелив. Слишком напуган тем, что может найти.
Добравшись до сбившихся в кучу слизеринцев, он резко затормозил, врезавшись в Майлза и Миллисенту. Оттолкнув их локтями, он опустил взгляд на пол, а затем потерял равновесие и отшатнулся на два шага назад, когда полностью осознал степень ранений. Майлз протянул руку, чтобы поддержать его, но он этого даже не заметил: внимание было полностью сосредоточено на сцене перед ним, и он впитывал каждую ее деталь. Медленно. Недоверчиво. Шокировано. Даже не зная, с чего начать.
Причина, по которой он не смог обнаружить Блейза, заключалась в том, что он стоял на коленях, удерживая голову Тео, склонившуюся набок и такую бесформенную, что Драко сначала подумал — это вовсе не он. Возможно, он мог бы обвинить в этом отрицание. Или надежду. Разве это не одно и то же?
Лицо Тео представляло собой пестрое, разбитое месиво. Оба глаза распухли, выпучились из орбит и приобрели глубокий пурпурный оттенок с болезненно желтыми пятнами по краям. Одно из его ушей кровоточило, кровь стекала по волосам и щеке. Изо рта тоже текла кровь, а оскаленные губы, слишком темные и слишком опухшие, обнажали красные зубы. Царапины и синяки разукрашивали кожу, как болезненные каракули и чернильные кляксы, врезаясь в безжизненное лицо; он был так бледен, что казался почти синим.
Тело Тео было не в лучшем состоянии: все в шрамах, избитое и изрезанное. Раны и ссадины покрывали каждый дюйм обнаженной плоти, смешиваясь с синяками, но Драко больше всего тревожили не они. Нижняя половина некогда белой рубашки Тео была пропитана кровью. Полностью промокшая и такая... красная. Темно-красная. Почти коричневая, как ржавчина.
Очевидным источником была широкая и длинная рана на животе, видимая сквозь дыру в ткани — Драко не мог оторвать от нее взгляда. Казалось, она смотрела на него, мокрая и сочащаяся, и такая, такая ужасная. Чем дольше Драко смотрел на разрез, тем сильнее замедлялся окружающий мир: люди, звуки, биение собственного сердца. Он чувствовал себя пойманным в ловушку. Застрявшим на мгновение, когда осознание медленно просачивалось внутрь, мозг отказывался функционировать, пока он не обработал произошедшее.
И когда до него наконец дошло, — когда он осознал, — он испытал страх. Страх и злость.
Страх — потому что не знал, что делать, злость — потому что не думал, что может что-либо сделать.
Все снова пришло в движение. Все шло своим чередом. Пульс Драко ускорился, теперь он ревел в груди, стучал так быстро, что казалось, будто сердце может выскочить изо рта. В последний раз он испытывал нечто подобное, когда видел Грейнджер после того, как ее пытала Беллатриса: болезненное чувство беспомощности.
Он протянул руку и положил на плечо Тео, поморщился, заметив, как холодна его кожа. Почти по-детски толкнул друга локтем, ожидая реакции, которая так и не последовала.
— Тео, — сказал он гораздо тише, чем собирался. Попробовал еще раз: — Тео.
Ничего.
Драко вздрогнул, когда теплая рука легла ему на спину между лопаток. Ему не нужно было оглядываться, он и так понимал, что это Грейнджер; она говорила с ним, но он не слышал ни слова. Наконец, оторвав взгляд от раны Тео, он повернулся к Блейзу, который держал голову Тео на коленях с такой осторожностью и заботой, словно нечто хрупкое, но уже надтреснувшее. Обычно спокойное выражение лица было искажено отчаянием и страхом, и Драко не мог припомнить ни единого раза, когда бы Блейз выглядел таким потерянным. Таким испуганным. И от этого становилось только хуже.
Потому что Блейз был самым логичным в их незадачливом слизеринском трио. Успокаивающий голос разума. Если Блейз паниковал, значит у него была веская причина. Если Блейз боялся, то и весь мир должен бояться вместе с ним.
Драко продолжал смотреть на него, пытаясь сосредоточиться на словах, слетающих с его губ. Блейз разговаривал — или, скорее, умолял — со стоящей рядом мадам Помфри, которая выглядела совершенно ошеломленной и взволнованной; она до сих пор не смыла пятна крови с лица и одежды. Желая успокоить разум, Драко разогнал шум в ушах и сосредоточился на их голосах.
— ...внутренние повреждения, Мистер Забини. Потеря крови…
— Вы должны что-то сделать! — крикнул он. – Зелье…
— Даже если бы у меня были хоть какие-то зелья, маловероятно... — Она вздохнула. — Уже слишком поздно. Ему остались... минуты. Может быть, час, максимум. Он умирает…
— И вы ничего не делаете!
— Я ничего не могу сделать. Извините. — Ей действительно было жаль, но извинениями здесь не помочь. Порой они вообще бессмысленны.
Драко молча наблюдал за этим диалогом, желая встрять, но не находя для этого сил. Уместные и целостные предложения отказывались формироваться в голове или на языке. Казалось, воспринимались лишь пустые слова, например: смерть, и боль, и Тео, Тео, Тео. У Драко задрожали руки.
— На хер вас и ваши извинения! — прорычал Блейз. — И вы называете себя колдоведьмой?
— Блейз, — прошептала Лавгуд. — Это не ее вина.
— Я не говорю, что это так, но она должна помочь! Это ваша работа! Какой, к черту, смысл быть здесь, если вы даже помочь не в состоянии?
— Я делаю все, что могу, мистер Забини…
— Значит, этого, блядь, недостаточно!
Помфри закрыла глаза и помассировала переносицу.
— Мистер Забини, мне очень жаль. Правда. Но уже ничего не поделать. Если это хоть как-то утешит, вероятно, он останется без сознания и уйдет спокойно.
— Просто убирайтесь, — пораженно выдохнул Блейз. — Оставь нас в покое.
Пробормотав себе под нос последние извинения, мадам Помфри покинула слизеринцев и направилась к другой жертве. Блейз судорожно вздохнул, а затем перевел темные, запавшие глаза на Драко, открывая рот, чтобы что-то сказать. Губы Драко были слегка приоткрыты, готовые задать сотни вопросов, но их обоих прервали:
— Нихера она не знает.
Все посмотрели на Тео, когда он медленно поднял веки и прищурился, глядя на них с пола. Он сглотнул и поперхнулся — еще больше крови вышло изо рта и потекло по подбородку. Его дыхание было неровным, хрипящим с каждым вдохом, а грудь подпрыгивала вверх и вниз нездоровыми толчками.
— Ост... останется без сознания, разбежалась, — пробормотал он. — Макгонагалл нужно пересмотреть ее з-зарплату.
— Тео, — сказал Драко, подходя ближе. — Тео, ты в порядке?
Это был глупый вопрос, но Драко не понимал этого, пока не задал.
— О, да, — ответил Тео, все еще стараясь звучать саркастично. — Чертовски ве... великолепно.
Ужас промелькнул на лице Блейза. — Тео, ты слышал, что еще сказала Помфри?
— Что я умираю? Да, эта... часть была громкой и ясной. — Он каким-то образом ухитрился сложить губы в жалкую ухмылку. — Ч-чертовски типично, что мне приходится смотреть на ваши уродливые рожи на смертном одре.
— Сейчас не время для твоих дурацких шуточек, Тео! — выпалил Блейз, внезапно разозлившись. — Ты умираешь, мать твою! Ты понимаешь это?
— Т-технически, мы все умираем, — сказал он как-то небрежно. — Я просто с-сделаю вас всех на финише, что к-круто, ведь я никогда ничего не выигрывал. Ду… думаешь, я получу медаль?
— Прекрати! — выплюнул Блейз, и его тон напомнил Драко о том дне, когда он уничтожал яблоню после известий об исчезновении Лавгуд; гнев и горе переплелись в нем. — Прекрати прикалываться, мать твою! Это не смешно!
— Блейз, — вмешалась Луна. — Успокойся.
— Нет, я не успокоюсь! — Он печально посмотрел на Тео. — Разве я тебе не говорил? Разве не говорил не преследовать отца? Разве…
— Я уб… убил его. Это не он сделал. — Он наклонил голову, чтобы посмотреть на Драко. — Твой отец.
Драко подумал, что его сейчас стошнит. Тело слегка качнулось вперед, а позвоночник так напрягся, что казалось, словно сломается, или треснет, или что там еще делают позвоночники. Сжав руки в кулаки и пытаясь сдержать гнев, Малфой снова взглянул на рану на животе Тео и подавил рвотный позыв.
— Мой отец сделал это с тобой?
— Н-не надо так переживать из-за этого. Думаю... Я думаю, это вышло случайно. Я слышал, он произнес заклинание, и я его отбил. Стена рухнула... — Он снова поперхнулся, но попытался скрыть это за улыбкой. — Прощайте мечты стать чемпионом по ривердансу.
— Тео, прекрати, — прошипел Блейз. — Тебе не следует так шутить.
— Ты ожидал каких-то драматических и трогательных последних слов? — спросил он. — Вроде бы... я забыл речь в другом кармане. Не мой с-счастливый день…
— Тео, — попробовал Драко. — Не надо.
Он все еще ухмылялся.
— Пиздец, вы несчастные. Кто умер?
Недолгое, но весьма ощутимое молчание накрыло их маленькую компанию, как мокрое одеяло, тяжелое и удушливое. Драко почувствовал, как Грейнджер сильнее прижала руку к его спине, поглаживая большим пальцем, тщетно пытаясь успокоить. Он не ответил на этот жест. Он был слишком захвачен тишиной и ситуацией, стремясь сбежать от одного или обоих сразу, но не зная, как это сделать. Он не знал, что может сказать, что должен сказать, и должен ли вообще говорить. По-видимому, Блейз тоже растерялся, потому что его губы произносили различные слова, но ни одно не покидало их, а глаза — широко распахнутые и ошеломленные как у ребенка, — метались между лицом Тео и раной.
Но именно Лавгуд нарушила молчание. Она наклонилась вперед, чтобы лучше видеть Тео, но выражение ее лица оставалось отстраненным, а тон — наивным:
— Тебе страшно? — спросила она, и голос ее звучал устрашающе невинно.
Веселье исчезло с лица Тео, как дождь, стекающий по оконному стеклу. Теперь он выглядел серьезным, хмурил брови, сжимая челюсть.
— Н-нет. Нет, не страшно.
Луна нахмурилась.
— Почему?
— С меня х-хватит, — сказал Тео, слабо качая головой. — Меня просто... тошнит от этого.
— От чего? — спросил Драко.
— От... этого ж-жалкого подобия жизни. Меня тошнит. Я устал быть несчастным, но ничего не делаю, чтобы быть сч-частливым. Мне надоело взывать о помощи, а потом отвергать любого, кто п-пытается мне помочь. Мне надоело желать чего-то и ничего не делать, чтобы получить это. Я устал от разочарования, устал разочаровывать. Меня тошнит от того, что я не чувствую ни страсти, ни возбуждения, вообще б-блядь ничего. Мне надоело злиться, бояться и грустить. Мне надоело притворяться, что я в по… порядке. Мне надоело притворяться, что я не понимаю. Меня просто тошнит от всего этого, потому что все это пустое. И это моя вина.
— Твоя вина? — эхом отозвался Блейз. — О чем ты?
— М… моя... жизнь как клетка, и из клетки я вижу, как вы все счастливы, живете, и у вас все... н-нормально. Я просто сижу в своей клетке и наблюдаю за вами... представляя, каково это. И время от времени кто-нибудь протягивает мне к-ключ, чтобы отпереть мою клетку, но я никогда его не принимаю. Потому что это моя клетка. Даже если я ненавижу ее, она моя. И люди продолжают давать мне ключи, а я продолжаю выбрасывать... их подальше. Всегда буду выбрасывать их, даже не знаю почему. — Он закашлялся, разбрызгивая кровью рубашку Блейза. — Вот вам и речь, придурки.
Одна маленькая упрямая слеза скатилась по щеке Блейза.
— У тебя были мы.
— Н-недостаточно, — пробормотал Тео слабым голосом. — Н-нужно больше. Нужна была своя причина... Так и не нашел. Даже близко.
Драко снова придвинулся ближе, осторожно положив руку на плечо Тео.
— Тебе больно?
— Нет, — сказал Тео, подавляя всхлип. — Нет-нет. Это н-не больно. Просто... я очень устал.
Тео тяжело моргнул, а когда снова открыл глаза, они были большими и испуганными, как будто он наконец осознал серьезность своего состояния. Он вскинул руки, хватая Блейза за воротник рубашки цепкими, отчаянными пальцами. Его дыхание ускорилось, покидая легкие быстрыми, неровными вздохами, и он заплакал. Слезы ручьями текли по его лицу, капая на колени Блейза.
— П-пожалуйста, не позволяй хоронить меня рядом с отцом, — взмолился он тихим и надломленным голосом. — Н-ни с кем из моей семьи. Пожалуйста.
Блейз устроился поудобнее, положив голову Тео на сгиб локтя, и его лицо смягчилось.
— Ладно. Тише, успокойся. Все будет хорошо.
— Пожалуйста, спроси Дромеду, если я… если она сможет похоронить меня с… Тедом. Думаю, она не будет против. Думаешь, она с-согласится?
— Уверен, все будет хорошо, — кивнул Блейз.
— П-обещай мне, что спросишь.
— Я обещаю.
Тео издал ужасный грудной стон, но подавил его и снова потянул Блейза за рубашку.
— Я… знаю, что после того, как наши родители поженились, мы отказались называться б-братьями, но ты, блядь, был самым близким человеком в моей жизни.
— Я знаю, — вздохнул Блейз.
— Хоть ты и придурок.
Драко не был уверен, как Блейз прореагировал на это замечание: засмеялся ли, или всхлипнул, или все сразу.
— Драко, — сказал Тео, поворачивая голову. — Я рад, что ты... не идиотский Пожиратель смерти, пы… пытающийся всех нас убить. Я рад, что ты разобрался... в себе. Я р-рад, что мы... мы...
— Друзья, — подсказал Драко.
— Т-типа того, да.
Драко закрыл глаза; он делал все, что было в его силах, чтобы держать себя в руках, но это было трудно. Он впервые потерял кого-то действительно... весомого, и тяжесть в груди была опустошающе тяжелой и такой тревожно раздутой, что давила на горло, душила. Ограничивала. Что-то попало в глаза — слезы или пот, он не был уверен, но оно адски жгло. Опаляло.
Тео глубоко вздохнул и откинулся на колени Блейза, его веки опустились.
— Оч-чень устал.
— Нет, подожди! — завопил Драко. — Подожди немного. Может быть, когда зелья... Что-то сработает.
— Нет, с меня хватит. Думаю, все закончится сейчас.
— Нет, нет, Тео, просто держись. Давай, приятель. Расскажи нам какие-нибудь дерьмовые шутки, да что угодно.
— Ш-шутку? — прошептал он. — Вот одна: три слизеринца... Три ебанутых слизеринца. Первый в-влюбился... в гриффиндорскую п-принцессу и стал х-хорошим. Второй влюбился в ангела с Рейвенкло и т-тоже стал хорошим. Третий... т-третий так ничего... и н-не сделал... н-но... но он пытался...
Последовал долгий момент тишины и покоя, а затем голова Тео безжизненно склонилась набок, свисая с руки Блейза. Волосы упали ему на лоб, частично прикрывая открытые глаза, которые смотрели в пустоту. Единственное, что вообще двигалось, была кровь, все еще стекающая по подбородку Тео, скользящая по его шее, прежде чем собраться в яремной ямке.
Но сам Тео был совершенно неподвижен. Заперт во времени. Мертв.
Мертв.
Драко сидел на холодном полу, уставившись на Тео, ожидая, что тот моргнет и скажет что-то вроде: «Я вас одурачил?» или «Видели бы вы свои лица!» Но ничего не случилось. Ничего. А потом, когда Драко начал медленно осознавать реальность произошедшего, он понял, что Тео никогда больше ничего не сделает, и по какой-то причине эта мысль убивала его.
Тео больше никогда не будет рядом. Его нигде не будет. Просто останется пустота, заполненная его отсутствием. Просто дыра без голоса, или лица, или чего-нибудь чертовски знакомого в Тео. Тео исчез. Это неизменно. Навсегда. И что-то в Драко оборвалось.
Когда Блейз прижал тело Тео к груди и склонил голову, Драко вскочил на ноги и выбежал из Большого зала. Мир вокруг него превратился в жестокое пятно, продолжая существовать так, словно ничего не изменилось, хотя изменилось все. Все пошло так ужасно неправильно. Все оказалось сломано.
Он бросился бежать, промчался мимо Вуда и Лонгботтома, которые тащили за собой еще один труп. Коридор был похож на вакуум, безвоздушный и пустой. Он не мог дышать, но продолжал бег. Наверное, в какой-то момент он вытащил палочку Андромеды из кармана, потому что она оказалась крепко зажата в кулаке, готовая и ожидающая. Чего — он не знал.
— Драко!
Он услышал голос Грейнджер, но не остановился. Он попытался ускориться, когда понял, что ее глухие шаги догоняют его. Он не хотел, чтобы она добралась до него. Она остановит его от глупого поступка, но он должен был сделать что-то глупое, немедленно. Ему нужно было что-то сломать. Ему нужно было увидеть, как что-то взорвется. Ему нужен был гребаный оркестр хаоса, чтобы заглушить хаос в голове.
— Драко!
Черт, она приближалась. В любой другой день он легко обогнал бы ее широкими шагами, но сейчас был дезориентирован и задыхался. Он продолжал идти, не обращая внимания на боль в ногах, но затем почувствовал, как чья-то рука схватила его за локоть и потянула назад, замедляя движение. Он попытался стряхнуть ее, но она крепко держала его.
— Драко, прекрати! — потребовала Гермиона. — Что ты творишь?
— Отвали! — закричал он, отказываясь поворачиваться и смотреть на нее. — Отпусти меня!
— Куда ты вообще собрался? Только не говори, что думаешь отправиться в лес и найти Пожирателей смерти.
Так ли это? Он сам не знал.
— Я не знаю! Мне нужно убраться отсюда нахер! Мне нужно... нужно что-то сделать!
— Драко, посмотри на меня! — крикнула она, но он этого не сделал. — Я сказала, посмотри на меня!
Он все еще отказывался, и она снова дернула его за локоть с удивительной силой, разворачивая всем корпусом, а затем обхватила ладонями лицо, заставляя Драко наклониться к ней. Удерживала, пальцами больно впиваясь в его подбородок, но ему было все равно. Опустив глаза, он понял, насколько поверхностным и беспорядочным было его дыхание, и засомневался, что дело было исключительно в беге. Нет, дело было совсем в другом. Дело было в ярости. Он чувствовал ее в своем выражении, в своей крови, повсюду. Ему казалось, что вот-вот воспламенится, и просто ожидал то, что разожжет огонь.
— Отпусти меня, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Драко, поговори со мной. Я понимаю.
— В этом-то и проблема, мать твою! — рявкнул он, сбрасывая ее руки. — Все понимают! Все здесь кого-то потеряли! Возможно, и не одного! А это значит, что никто не понимает!
— О чем ты? — спросила она.
— Сколько друзей ты потеряла сегодня, Грейнджер? Десять? Двадцать? — Он яростно замотал головой. — Я по пальцам одной руки могу пересчитать людей, на которых мне не насрать! Это все, что у меня есть! Это все, что у меня когда-либо будет! А теперь один из них ушел! — Он замолчал и крепко зажмурился. — Он ушел. Он просто... ушел.
— Мне жаль, что Тео умер, — сказала Гермиона. — Мне жаль, что твой друг умер, Драко.
Что-то в ее словах ослабило Драко, как будто они ударили его в живот и отбросили на пол. Тогда все произошедшее настигло его: недостаток сна, борьба, стресс... все. Он устал. Он просто чертовски устал. За последние несколько часов он испытал слишком много эмоций: от восторга, когда нашел Грейнджер, до полного и абсолютного опустошения всего две минуты назад, и все остальные мыслимые чувства в диапазоне между ними. Он испытал их все, и ощущал себя обремененным ими, как будто действительно мог чувствовать их вес, давящий на него.
Он был измотан. Изнемогая от переживания слишком большого количества эмоций и необходимости продолжать начатое.
Он наконец взглянул на Грейнджер и не знал, хочет ли заключить ее в объятия или убежать в противоположном направлении. Поэтому он не сделал ни того, ни другого. Он остался стоять на месте. Он чувствовал на себе внимательно изучающий, обеспокоенный взгляд, прежде чем она сделала к нему медленный и осторожный шаг. Подойдя достаточно близко, она протянула руку и коснулась его лица, нежно провела по скулам, поглаживая большими пальцами губы. Он никак не отреагировал. Он просто позволил прикоснуться к нему, чувствуя каждое легкое прикосновение.
Она была теплой, утешающей и успокаивающей, каждое движение пальцев приносило умиротворение. Ее дыхание поцеловало его лицо, и Драко почувствовал, как из него медленно вытек горячий, изменчивый гнев, но на смену ему пришло нечто гораздо худшее — горе. Драко знал, как справиться с гневом, но горе было совершенно иным и совершенно незнакомым. Агрессивный незнакомец, который проглатывал его целиком.
— Так вот на что это похоже? — спросил он уже спокойным голосом. — Именно так... чувствуешь себя после потери?
— Да, — ответила она, все еще касаясь его лица. — Именно так.
— Когда это прекратится?
Гермиона вздохнула и приподнялась на цыпочки, целуя его онемевшие и безответные губы. Она отступила и сказала:
— Не уверена, что это когда-либо прекратится, Драко.
Слова поразили его, вызвав головную боль. В глубине глазниц застучало, глаза заслезились, а может быть, в голове застучало как раз из-за воды в глазах. Как бы там ни было, они приближались. Слезы. Дурацкие слезы. Мерлин, они обжигали, пытаясь вырваться наружу. Опустив взгляд в пол, он закрыл глаза, отчаянно пытаясь загнать их обратно или хотя бы спрятать.
— Драко, — сказала Гермиона, поднимая его подбородок. — Если тебе хочется поплакать — просто поплачь.
— Я не буду плакать, мать твою, — прорычал он, не открывая глаз. — Как мне это поможет?
— Абсолютно никак. Но многие плачут, когда теряют кого-то. В этом нет ничего постыдного.
На мгновение Драко задумался, почему Грейнджер не говорит, что все будет хорошо, но обрадовался, что она этого не делает. Он хотел, чтобы ее слова что-то значили. Ему нужна была ее честность. Ему нужен был ее опыт, потому что все это было для него в новинку, и он не знал, что делать.
Драко резко вдохнул через нос. Он мог честно сказать, что боролся изо всех сил, чтобы не дать слезам пролиться. Ошибкой стало открыть глаза и посмотреть на Грейнджер. Если бы он поборол это желание, возможно, сохранил бы достоинство.
— Я никому не скажу, — прошептала Гермиона. — Если тебе нужно поплакать из-за смерти друга, тогда поплачь.
И слезы хлынули из него. Он уткнулся лицом в плечо Гермионы и закашлялся, как рыдающий, испуганный, маленький мальчик. Он плакал о войне. Он плакал о себе с Грейнджер, потому что они были здесь и смотрели, как умирают люди. Он плакал по отцу, потому что не знал, есть ли у него еще отец. Но больше всего он плакал по Тео. Он плакал из-за его утраты. Он плакал по безликой пустоте.
Он плакал, пока не закончились слезы, но Тео по-прежнему был мертв.
Слезы никак не помогли.
====== Глава 45. Гарри ======
Саундтрек:
Paper Route — Calm My Soul
Mumford and Sons — I Gave You All
Air Traffic — Empty Space
Red — Let it Burn
Драко моргнул и поднял голову.
Он потерялся в собственном мире, темном мире, который был не слишком далек от нынешней реальности. Большой зал был такой же угрюмой, холодной и призрачной комнатой, какой был до того, как Драко увидел смерть Тео, но теперь он чувствовал себя гораздо чувствительнее к холоду воздуха и мрачности атмосферы. Если бы это зависело от него, он бы не вернулся сюда, но Гермиона настояла, да и куда еще он мог пойти? Успокоившись, он яростно вытер глаза, решив удалить все следы слез. Теперь его лицо было покрасневшим и воспаленным, но, по крайней мере, не мокрым.
Он не хотел, чтобы об этом знал кто-то еще, кроме Грейнджер.
На какое-то время она оставила его в покое, пытаясь найти Поттера и выпить чаю, чтобы, как она выразилась, «ему стало лучше», но он пожалел, что она не осталась. Он не просил ее об этом, но хотел бы, чтобы она осталась. Он слишком много думал, когда был один, и ни одна из мыслей не была утешительной. Он предпочел бы вообще не думать.
— Драко, — позвал Блейз. — Ты меня слышишь? Хочешь помочь отнести Тео?
Он кивнул, не доверяя голосу. Следуя за Блейзом, он вернулся на то же самое место, где видел смерть Тео, и Тео все еще был там: окровавленный, бледный и неподвижный. Майлз, Трейси и Миллисента все еще стояли рядом, угрюмо переминаясь с ноги на ногу и не зная, что делать. Кто-то явно переместил Тео: его тело лежало прямо на холодном полу, голова покоилась на окровавленном и запачканном пеплом джемпере Майлза.
Драко замедлил шаг и резко вдохнул, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Присев на корточки рядом с Тео, он ощутил ударивший в нос запах крови, но подавил рвотный позыв. Они с Блейзом осторожно подняли Тео, положив его руки себе на плечи, а потом встали и медленно пошли к линии павших. Тео был таким тяжелым, — мертвым грузом, — но Драко не согнулся.
Он будет держать спину прямо. Чтобы ни случилось, он будет держать спину прямо.
— Блейз, — хрипло произнес Драко. — Я так думаю... думаю, мы должны положить его рядом с Тонкс и Ремусом.
Блейз просто кивнул. Судя по всему, голос его не слушался.
Подойдя к выбранному месту, они осторожно опустили Тео на носилки. Отступив на дрожащих ногах, Драко уставился на три тела, несмотря на все свое желание этого не делать. Тонкс и Ремус теперь выглядели более бледными, более мертвыми. Но Тео... Казалось, его выражение лица все еще сохраняло какую-то жизнь: лоб хмурился от боли, а на щеках виднелся румянец.
— Думаешь, он знал, что нам не все равно? — выпалил Драко. — Думаешь, он знал... что был важен?
— Да, знал.
— Но я никогда…
— В этом не было необходимости.
И снова тишина. Все всегда нарушается тишиной. Перемежается тишиной. Тишина — это ничто, но это все, потому что мы ищем слова в тишине. Мы думаем в тишине. Наши умы напряженно работают в тишине. И все же она ужасна. Пуста. Одинока. Необходимое ничто.
Блейз вздохнул и потер глаза, пристально глядя на Тео.
— Я все жду, что он откроет глаза, вскочит и скажет: «Вы такие легковерные», или что-нибудь в этом роде. Это было бы в его духе.
Драко кивнул.
— У него всегда было извращенное чувство юмора.
— Я чувствую, что должен что-то сказать, но не знаю что.
— Ему все равно было бы наплевать на сентиментальность. Он бы посмеялся над тобой и посоветовал отрастить яйца.
Блейз усмехнулся.
— Верно. Тем не менее... — Веселье сошло с его лица, как дождь. — Вот что я скажу: Прощай, брат.
Боль пронзила Драко. Он снова почувствовал тошноту, неустойчивость, как будто пытался идти в раскачивающейся лодке. Это было тяжело. Скорбь была для него в новинку, но он больше ничего сейчас не чувствовал. Она была в его нутре, она поглощала. Даже в те свободные секунды, когда мысли возвращались к другой теме, скорбь все еще была с ним, словно темный голос, постоянно нашептывающий на ухо. Ему хотелось что-то сказать, извиниться за то, в чем он даже не был уверен. Ему нужен был вывод, конец, который был бы в его власти. Он хотел попрощаться, но не смог. Блейз сделал это, так почему бы и нет?
— Где Грейнджер? — спросил Блейз.
— Они с Уизли ищут Поттера. Вроде кто-то видел, как он разговаривал с Лонгботтомом.
— Я хочу найти Луну. Может быть, попытаться помочь с этим... бардаком. Ты идешь?
— Нет, хочу задержаться здесь на минуту, — ответил он. — Я позже тебя найду.
Блейз на секунду замялся, словно раздумывая, стоит ли спросить Драко о чем-то, но после тихо отошел в сторону и исчез в толпе. Драко остался один. Ну, не совсем один. Считаешь ли ты себя одиноким в компании трупов? Этот вопрос мучил его до тех пор, пока он не осознал успокаивающее присутствие Гермионы.
— Ты нашла Поттера? — спросил он.
— Нет. Невилла тоже не видно, но Оливер сказал, что тот помогает доставлять раненых, так что, наверное, Гарри занимается тем же. Не думаю, что он бы... — она замолчала и опустила глаза.
— Ты не думаешь, что Поттер бы… Что?
— Ничего, — вздохнула она. — Мне удалось достать немного чая.
— Я же сказал, что не хочу.
— Но так...
— Я не хочу чаю, Грейнджер.
— Тогда чего же ты хочешь? — спросила она, нахмурившись. — Скажи мне, что я могу сделать, чтобы помочь.
Драко вздохнул.
— Просто... поговори со мной.
— О чем?
— О чем угодно.
Гермиона задумчиво прикусила нижнюю губу.
— Когда мне было девять лет, умерла моя бабушка, и мама сказала, что она ушла в лучший мир. Я помню, как думала об этом мире и удивлялась... если там действительно так хорошо, то почему все просто не уйдут? Почему люди остаются в этом мире, если есть лучший?
Драко скосил на нее глаза.
— И что же?
— Ну, думаю, люди говорят такое, чтобы облегчить боль от потери. Иногда это срабатывает, а иногда нет, но в словах все равно есть утешение. Кто-то лжет или придумывает истории, чтобы попытаться помочь тебе справиться. Это показывает заботу близких, и в действительности это единственное, что требуется.
— Но мертвые остаются мертвыми.
Она вздрогнула и посмотрела на Тонкс.
— Да, но ты ничего не можешь поделать, и это, наверное, самое трудное. Но станет легче, Драко. Обещаю тебе, так и будет.
Драко крепко зажмурился. Что-то еще копошилось внутри — другая эмоция, которую он не мог определить, но чувствовал, что медленно ее понимает. Что-то вырывалось из него, словно признание. Открыв глаза, он глубоко вдохнул, и с выдохом из него полились слова:
— Тео был моим первым настоящим… наверное, другом. Еще до того, как действительно узнаешь, что такое дружба, ты ведь формируешь случайные связи с людьми? Мы с Тео просто сошлись. Ни у кого из нас не было ни братьев, ни сестер, ни родственников того же возраста, поэтому... были только мы. Я познакомился с Блейзом только на первом курсе, а Крэбб, Гойл и Пэнси были просто приятелями, но я не знал их по-настоящему до Хогвартса.
Он кашлянул, чтобы избавиться от першения в горле.
— Мы с Тео все время играли друг у друга в гостях. Думая об этом сейчас, понимаю, что наши отцы, вероятно, принимали участие в собраниях Пожирателей смерти, но зато я часто видел Тео. Наверное, раз в неделю. Мы болтались без дела, попадали в неприятности, знаешь, влипали во все то глупое дерьмо, что случается по малолетству. Когда нам было лет по восемь, мы возились в его доме, и я сломал какую-то драгоценную хрень его отца.
Он снова замолчал и переступил с ноги на ногу.
— Даже когда я был совсем маленьким, знал, что Тео его боится. Просто чувствовал. В общем, я сломал эту штуку, и отец Тео был в ярости. Тео взял вину на себя. Не знаю почему, он просто сознался. Отец избил его так сильно, что ему пришлось провести неделю в Мунго. А Нотт-старший рассказал всем, что Тео украл его метлу и разбился, но я знал, что это чушь собачья. Мы с Тео никогда не говорили об этом — он никогда не объяснял, почему взял вину на себя, а я… никогда не благодарил.
— Иногда дружба не требует никаких слов. Благодарность и извинения могут потеряться, но это не значит, что они не высказаны, — пробормотала Гермиона. — Так что же случилось? Я всегда помню тебя в компании Крэбба и Гойла. Не Тео.
— Думаю, когда Тео оказался в Хогвартсе, он так обрадовался разлуке с отцом, что старался не высовываться и продолжал жить дальше. Он не хотел, чтобы его исключили и отправили домой. И ты помнишь, каким я был на младших курсах. Всегда влипал в неприятности. Но Тео все равно приезжал ко мне на каникулы. А Тео и Блейз были первыми, кого я разыскивал, когда больше не мог выносить глупость Крэбба и Гойла. В конце пятого года при Волдеморте... ну, ты знаешь. Когда я готовился принять Метку, Тео, наверное, знал и не хотел иметь с ней ничего общего, и мы просто перестали общаться. Я был слишком занят тем, что поганил свою жизнь, так что вообще ничего не замечал.
— Драко, я знаю, мои слова могут показаться довольно... бесполезными, но по крайней мере у вас двоих была возможность помириться. По крайней мере, вы разрешили свои разногласия.
Он снова откашлялся и опустил глаза в пол.
— Грейнджер, как бы я ни завидовал, а иногда и ненавидел твою способность находить во всем позитив, я не... не думаю, что уже дошел до этого.
— До чего?
— Не знаю, — пробормотал он, пожимая плечами. — Какого-то... тихого места между отрицанием и гневом.
Гермиона встала перед ним, а затем прижалась всем телом и обняла крепко, выбивая воздух из легких. Одной рукой он медленно обнял ее в ответ, притягивая ближе, а другой обхватил затылок, прижимая к своей груди, пальцами играя в волосах. Он размышлял, нуждалась ли она в этом так же сильно, как и он; сегодня они оба потеряли близких, и это, безусловно, имело свои последствия.
Они оба были измотаны. Он прикинул, что сейчас почти четыре часа утра. Веки отяжелели. Искушение просто закрыть глаза и проспать ближайшие несколько часов было удивительно сильным, особенно в теплых и утешительных объятиях Грейнджер.
Но нет.
Сегодня не будет покоя. Ни для кого.
Ужасающе знакомое шипение голоса Волдеморта вновь царапнуло слух Драко и Гермионы.
— Гарри Поттер мертв!
Гермиона ахнула и вырвалась из рук Драко. Широко распахнутыми глазами она оцепенело окинула Большой зал, заметив Рона и Джинни у главного входа. По наполненному паникой взгляду Рона Гермиона поняла, что они выглядели такими же потрясенными и испуганными, как и она. Все стихло. Все замерли, оставив свои занятия, чтобы внимательно слушать, как Волдеморт продолжает вещать на весь Хогвартс:
— Он был убит при попытке к бегству. Он пытался спасти свою жизнь, пока вы тут погибали за него. Мы принесли вам его тело, чтобы вы убедились, что ваш герой мертв. Битва выиграна. Вы потеряли половину бойцов. Мои Пожиратели смерти превосходят вас числом, а Мальчика-Который-Выжил больше нет. Воевать дальше не имеет смысла. Всякий, кто продолжит сопротивление, будь то мужчина, женщина или ребенок, будет убит, и то же случится с членами его семьи. Выходите из замка, преклоните предо мной колени, и я пощажу вас. Ваши родители и дети, ваши братья и сестры будут жить, все будет прощено, и вместе мы приступим к строительству нового мира.
Гермиона застыла на месте с открытым ртом. Ее сердце стучало так быстро и громко, что она могла чувствовать и слышать пульс во всем теле. Наверное, она покачнулась, потому что Драко быстро ухватил ее за плечи, окинув озабоченным взглядом.
— Этого не может быть, — пробормотала она. — Нет... Гарри не... это ошибка. Блеф.
— Грейнджер, успокойся и…
— Это ошибка.
Убежденность в голосе была столь явной, что Драко почти поверил ей. Почти.
Схватив Драко за руку, Гермиона потащила его за собой, бросившись в сторону Рона и Джинни, обсуждающих что-то с Луной, пока Блейз спокойно стоял рядом. Джинни выглядела совершенно измученной и опустошенной, как будто была свидетелем смерти Гарри от руки Волдеморта, а на лице Рона было тревожное выражение человека, пытающегося держать себя в руках. Обняв Джинни одной рукой за плечи, Луна предлагала напрасные слова поддержки, но в ее поведении чувствовались печаль и беспокойство.
С затуманенным обжигающими слезами зрением, Гермиона протискивалась сквозь толпу. Годрик, она была напугана. И ее сердце... Ее сердце. Ее лучший друг... Это должна быть ошибка.
«Пожалуйста, пусть это будет ошибкой».
— Рон! Джинни! — крикнула она, приближаясь к ним, и ее голос затерялся среди грохочущих вопросов всех присутствующих в Большом зале. Казалось, каждый произносил имя Гарри. Это было единственное, что она слышала.
«Гарри, Гарри, Гарри, Гарри, Гарри».
— Нет, — прошипела она самой себе, с бо́льшим рвением проталкиваясь сквозь толпу, чтобы добраться до друзей. Почти на месте. — Джинни! Рон!
— Гермиона! — воскликнула Джинни.
Джинни бросилась вперед, и Гермиона отпустила руку Драко, чтобы заключить в ее крепкие, отчаянные объятия. Она встретилась взглядом с Роном через плечо Джинни и возненавидела то, как безнадежно он выглядел: опущенные плечи и отсутствующий, остекленевший взгляд, как будто он смотрел, как рушится мир, ничего не замечая перед глазами. Протянув руку, она нежно коснулась его щеки, нахмурившись, когда ощутила влагу.
— Это ошибка, — прошептала она в волосы Джинни. — Не иначе.
Рон шмыгнул носом и потер губы.
— А вдруг это правда?
— Рон…
— Вдруг это правда, Гермиона?
Гермиона открывала и закрывала рот, пытаясь сформировать невнятные слова утешения, которые не могла произнести. А вдруг... вдруг? Вдруг ее лучший друг мертв? Вдруг они проиграли войну? Что будет со всеми ними? Вопросы безжалостно гремели в голове, и она не могла найти ответы ни на один из них. Она потеряла дар речи. Повернув голову, посмотрела на Драко, который выразительно хмурился от беспокойства и молча смотрел на нее.
Джинни медленно высвободилась из объятий Гермионы и резким движением руки смахнула слезы с глаз.
— Гермиона права, — твердо сказала она. — Это должна быть ошибка. Гарри никогда бы не убежал, пытаясь спастись…
— Я в это не верю, — перебил его Рон. — Наверное, Волдеморт так говорит, чтобы мы усомнились в нашей верности, но... Гарри может оказаться... Я думаю, он…
— Нет смысла что-либо предполагать, — поспешила вмешаться Луна. — Нам нужно выяснить, что случилось. Похоже, все выходят на улицу.
Гермиона обвела взглядом Большой зал. Люди действительно двигались по направлению к дверям, все еще бормоча имя Гарри; одни плакали, другие предлагали поддержку, третьи выглядели разъяренными. Макгонагалл шла впереди, за ней следовали Помфри, Трелони и Слизнорт. За ними — Кингсли и Уизли; Джинни и Рон присоединились к семье, обмениваясь скудными репликами с угрюмыми родителями.
Гермиона не решалась последовать за ним: часть ее желала остаться позади, неуверенная, готова ли узнать правду о заявлении Волдеморта. Но Луна протянула руку, мягко сжала плечо, и Гермиона оцепенело двинулась вместе с остальными в неком кататоническом марше. В этот момент она чувствовала себя такой маленькой, как одинокая дождевая капля в огромном грозовом облаке. Все говорили, но их голоса были настолько тихими, что звучали как волны дыхания, колеблющиеся между каменными стенами.
Они были армией, поверженной армией. Армией страха, ужаса и сомнений.
Она почувствовала, как теплая, успокаивающая рука легла ей на спину, и, посмотрев в сторону, заметила внимательный, изучающий взгляд Драко.
— Грейнджер, — неуверенно начал он. — Ты... ты...
— Я напугана, — выпалила она.
На мгновение лицо Драко смягчилось, и он чуть сильнее прижал руку к ее спине.
— Тебе можно.
— Ты боишься?
— Скорее... нервничаю, наверное, — ответил он со вздохом. Он наклонил голову, чтобы Гермиона смогла заглянуть в его глаза и понять, что его следующие слова были искренними. — Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Понимаешь? Я не позволю им причинить тебе боль.
Она попыталась улыбнуться, но так и не смогла.
— Я тоже не позволю им причинить тебе боль. Не позволю им приблизиться к тебе.
Пылкость и сила в ее голосе на секунду лишили Драко дара речи, но затем он чуть притянул ее к себе, поцеловал в лоб и прошептал:
— Я знаю.
Они продолжали идти вместе с толпой, и Гермиона рассеянно прислушивалась к постоянному топоту ног. Или это сердце колотилось в груди? Неужели у всех сердца стучат так же громко, как у нее? Она была так напугана. Заглянув внутрь себя, обнаружила только страх. Он был повсюду, в каждой жилке, в каждой клеточке, в каждой частичке ее существа, и она хотела, чтобы он исчез. Она хотела быть храброй и встретить все с высоко поднятой головой, но она так устала и так сильно напугана.
Расстояние от Большого зала до главного входа в Хогвартс было совсем небольшим, но казалось, что оно растянулось на милю. Когда толпа высыпала из замка во двор, Гермиону впервые поразил едкий запах обугленного дерева и дыма. Она не понимала, как не заметила этого раньше, когда они с мальчишками вернулись в Хогвартс из визжащей хижины. Воздух был туманным и удушливым, и у нее пересохло во рту. Солнце вставало на заднем плане, и его лучи пробивались сквозь щели разрушенного замка; попадая в дым, свет становился тусклым. Вышагивая в толпе, она чувствовала, что в этой обугленной атмосфере есть какая-то ясность, но в ней не было никакого утешения. Совсем.
Когда она перешагнула через обломки камня, кто-то крикнул: «Смотрите туда!», и тишина охватила толпу, когда каждый устремил взор на дальнюю сторону моста. По темной одежде Гермиона поняла, что это была армия Пожирателей смерти, и могла только различить отдаленный гул их топающих ног. За ними следовали четверо или пятеро великанов, их шаги заставляли землю дрожать. Но среди Пожирателей была фигура, возвышающаяся над остальными, и Гермиона узнала Хагрида по растрепанным волосам. Пожиратели смерти подошли ближе, и тогда она увидела, что Хагрид нес что-то — нет! — кого-то на руках.
— Нет! — закричала Макгонагалл, и только тогда Гермиона поняла, что ее опасения подтвердились.
Джинни взвыла. Потом Рон. Затем ее собственный крик вырвался из горла, как режущие ножи:
— Гарри!
Она рванула вперед, но едва успела сделать пару шагов, как стальная рука обхватила ее за талию, останавливая. Она дернулась назад, столкнувшись с сильной грудью Драко. Она боролась в его объятиях, но потом почувствовала, как его губы прижались к ее уху.
— Успокойся, — прошептал он. — Держи себя в руках, помнишь?
— Он мой лучший друг! — пробормотала она, пытаясь вырваться из его захвата. — Они убили его!
— Я знаю, ты хочешь отомстить, но сейчас не время…
— Они убили его!
— И они убьют тебя, если бросишься на них, — прошипел он, все еще удерживая ее. Он на мгновение задумался, не причиняет ли ей боль, но не ослабил хватку. — Они убьют тебя. И что, черт возьми, мне тогда делать? Какого черта я буду делать без тебя? Я пришел сюда не для того, чтобы смотреть, как ты совершаешь самоубийство.
— Но я… они...
— Они убили и моего друга, Грейнджер. И ты помешала мне совершить что-то глупое. Ты можешь драться со мной сколько угодно, но я тебя не отпущу. Ты бы меня отпустила?
Гермиона перестала сопротивляться и склонила голову, наблюдая, как падают слезы, делая пятна грязи темнее. Она втянула сквозь зубы дымный воздух и напряглась всем телом. Горе, которое она чувствовала, душило, и она изо всех сил пыталась отдышаться; медленно собралась с мыслями и выпрямилась.
— Хорошо, — сказала она, проглатывая комок в горле. — Ладно, я… не стану ничего делать. Пока.
— Пока, — эхом отозвался Драко, нерешительно убирая руку с ее талии, и велел Грейнджер встать рядом, внимательно наблюдая за ней.
Когда Гермиона вернулась к реальности, она поняла, что армия Дамблдора теперь кричала, бросая оскорбления Волдеморту и Пожирателям, выстроившимся в линию. Рев возмущения эхом разносился по территории Хогвартса, возвращаясь еще громче и злее. Казалось, сам замок сотрясался от их гневных голосов.
— Молчать! — взревел Волдеморт. Он поднял палочку, и тут же последовала ослепительная вспышка света и грохот.
Их рты продолжали двигаться, но только слабый приглушенный шепот срывался с губ. Они смотрели яростными глазами, как Волдеморт приказал Хагриду положить Гарри на землю у его ног. Все горе Гермионы было забыто, на его место пришла огненная, обжигающая ярость.
— Видите? — сказал Волдеморт. — Гарри Поттер мертв! Теперь вы поняли, что вас обманули? Он был всего лишь мальчишкой, требовавшим от других, чтобы они жертвовали жизнью ради него!
— Он уже столько раз тебя бил! — выкрикнул Рон, и заглушающее заклинание развеялось, но Волдеморт повторил его, запирая всех за глухим барьером.
Внезапно Гермиона осознала, что Люциус и Нарцисса проталкиваются мимо других Пожирателей смерти к первым рядам, останавливаясь недалеко от Волдеморта. Бросив взгляд на Драко, она поняла, что он наблюдает за ними. Поджав губы и нахмурившись, он был полностью поглощен ими. Для всех остальных, кто мог бы посмотреть в его сторону, Драко казался уравновешенным и собранным, но она видела тревогу, затуманившую его глаза.
Показалось, что на другой стороне двора Люциус прошептал имя Драко себе под нос, но Волдеморт, должно быть, все равно услышал, потому что оглянулся на Малфоя-старшего, а затем осмотрел ряды АД, пока его холодные змеиные глаза не остановились на Драко. Что-то темное и тревожное поползло вверх по спине Драко, когда рот Волдеморта растянулся в кривой, злобной усмешке, но он дерзко вздернул подбородок. С некоторым подобием гордости, он был полон решимости противостоять существу, которое хотело его смерти.
— Ну и ну, — усмехнулся Волдеморт. — Посмотрите, кто вернулся из мертвых. Юный Драко Малфой.
Драко чувствовал, что все пялятся на него — Пожиратели смерти, армия Дамблдора, — но продолжал смотреть вперед, переводя взгляд с Волдеморта на отца, пытаясь оценить его настрой. Грейнджер была права, когда говорила о его родителях в доме Тонкс: Люциус выглядел слабым и увядшим, очевидно, страдая от отравляющих последствий пыток. За прошедший год он постарел лет на десять.
Но.
Но Драко мог сказать, что отец не был настолько психически поврежден, насколько он предполагал. В его позе все еще чувствовалось высокомерие, в выражении лица — некий стоицизм и, что самое главное, в глазах — понимание. Люциус знал, где он находится и что делает, а это означало, что все, что он предпримет, — как только Драко раскроет свою преданность Грейнджер и Ордену, — будет его решением, которое он примет в трезвом уме. И от этого стало еще хуже.
Пока Люциус изучал его с линии Пожирателей смерти, Драко искал в нем хоть какие-то признаки беспокойства, облегчения или хотя бы намека на отцовское сострадание, но ничего не нашел. Все, что он мог разглядеть в знакомом лице, так похожем на его собственное, было странное сочетание подозрительности и неудовольствия.
— Похоже, ты запутался, юный Малфой! Ты не на той стороне! — насмехался Волдеморт, снова привлекая к себе внимание Драко. — Подойди. Я не причиню тебе вреда. Даю слово. Присоединяйся к своим родителям и стой там, где тебе самое место.
Драко не сдвинулся ни на дюйм, но почувствовал, как Гермиона дрожащей рукой быстро схватила его и сжала так крепко, что он услышал, как хрустнули костяшки пальцев. Повернув голову, он встретился с ее встревоженным, вопрошающим взглядом и нахмурился, слегка обиженный, слегка сбитый с толку, когда ее пальцы еще крепче сжали руку.
— Неужели ты всерьез думала, что я уйду? — спросил он голосом, приглушенным заклинанием Волдеморта.
Она провела зубами по нижней губе.
— Возможно, мне просто захотелось подержать тебя за руку.
Легкая, едва заметная улыбка тронула его губы, прежде чем он наклонил голову и поцеловал ее. Тихий ропот удивления и одобрения прокатился по толпе, но Драко не услышал его, сжимая руку Гермионы в ответ. Он неохотно перевел взгляд на отца, который был готов разорваться от потрясения и негодования. Хитрая ухмылка на лице Волдеморта немного растянулась, и он наклонил голову, чтобы с весельем посмотреть на Люциуса.
— Похоже, у твоего сына появились новые друзья, Люциус! Грязнокровки и предатели крови!
Драко пристально посмотрел на отца, так пристально, что ему показалось, словно глаза начнут кровоточить.
Люциус покачал головой, его лицо приобрело угрюмый вид; оскалив от отвращения зубы, он выплюнул:
— Он мне не сын. Предатель крови.
Драко почувствовал, как что-то дрогнуло в его груди. Последняя поддерживаемая иллюзия того, что его отец сможет принять отношения с Грейнджер, пала, как стена, которая рушилась в течение многих лет. Люциус отказывался признавать не только их отношения. Драко знал, что отец —собственная плоть и кровь — отвергает его.
Нового его.
Тем лучше для Драко.
Он заставил себя не реагировать. Он никогда раньше не плакал перед отцом, и будь он проклят, если сорвется сейчас. Он даже не вздрогнул. И глазом не моргнул. Не двигался с места. Но он все равно чувствовал боль и предательство. Невысказанная обида повисла в груди, тяжелая и болезненная, она стучала, как маятник в сердце, но он не обращал на нее внимания.
— Вот и все, — просто сказал Драко, чувствуя, как Гермиона успокаивающе гладит его руку большим пальцем.
Он больше не мог смотреть на отца. Он подумал, что если взглянет, то закричит или потеряет самообладание. Он перевел взгляд на мать, и боль немного ослабла при виде ее мягких черт. Если бы кто-нибудь из Пожирателей смерти обратил внимание на Нарциссу, то заметил бы эмоции на ее лице, желание подойти к сыну, или слова «Я люблю тебя», обращенные к Драко через двор. Но никто не смотрел. Даже ее собственный муж.
Драко едва заметно кивнул ей, стараясь, чтобы этот жест был еле виден, позволяя Нарциссе оставаться в безопасности и не вызывать подозрений. Пока.
— Еще один член твоей семьи стал предателем, Люциус, — подначивал Волдеморт. — Должно быть, ты очень горд.
— Драко, возможно, не дождется отцовской гордости, — сказала Макгонагалл, снова разрушая заклинание тишины. — Но у него есть наша.
Драко с признательностью посмотрел на директора и сделал мысленную пометку выразить свою благодарность, если переживет этот день. Армия Дамблдора снова начала кричать и издеваться над Пожирателями смерти, и Волдеморт несколько раз прошелся взад-вперед, расстроенный потерей контроля.
— Довольно! — завопил Волдеморт, снова повторяя заклинание, а затем насмешливо указывая на тело Гарри. — Возвращаясь к главному, я думаю, будет справедливо, если вы все узнаете, что Гарри Поттер был убит при попытке спасти свою жизнь, а я…
В толпе послышались звуки движения; Драко и Гермиона повернули головы как раз вовремя, чтобы увидеть, как Невилл прорвался сквозь магический барьер с палочкой наготове. Он едва успел сделать несколько шагов, как был обезоружен и брошен на землю Волдемортом.
Все еще крепко сжимая руку Драко, Гермиона затаив дыхание слушала, как Беллатриса сообщает Волдеморту о личности Невилла — жестоко, с бессердечным смешком упоминая его родителей. Невилл поднялся на ноги, храбро стоя на нейтральной полосе между двумя армиями; Драко никогда не думал, что его так поразит какой-либо поступок Лонгботтома.
— Ты ведь чистокровный, — сказал Волдеморт. — Ты проявил отвагу и мужество. Ты будешь отменным Пожирателем смерти.
— Скорее ад замерзнет, чем я к вам присоединюсь! — крикнул Невилл, и громкое приветствие вырвалось со стороны армии Дамблдора, снова разрушая чары.
— Что ж, — сказал Волдеморт. — Невилл сейчас наглядно покажет вам, что будет со всяким, у кого хватит глупости мне сопротивляться.
Гермиона похолодела, увидев, как Волдеморт поднял палочку. Она всем корпусом качнулась вперед, слегка присела, готовая броситься в атаку и сделать все возможное, чтобы помочь Невиллу. Но когда Волдеморт взмахнул палочкой, Невилл остался цел и невредим. Вместо этого она услышала низкий свистящий звук, как будто что-то летело по воздуху, и она могла только смущенно наблюдать, как Распределяющая шляпа проскочила над их головами и приземлилась в руку Волдеморта.
— В Хогвартсе больше не будет распределения, — обратился Волдеморт к толпе. — Факультеты отменяются. Эмблема, герб и цвета моего благородного предка, Салазара Слизерина, отныне обязательны для всех. Понятно, Невилл Лонгботтом?
Волдеморт направил палочку на Невилла, и Гермиона увидела, как тот напрягся и выпрямился. Одним движением руки Волдеморт отлевитировал Распределяющую шляпу, и она приземлилась на голову Невилла, почти полностью закрыв лицо. Макгонагалл, Дин и Ли медленно продвигались вперед, шаг за шагом. Гермиона сунула руку в карман, чтобы вытащить палочку, и знала, что многие присутствующие делают то же самое.
Ее рука оставалась неподвижной в руке Драко, как в ту ночь, когда они бежали через Запретный лес, прежде чем она отослала его в дом Андромеды. Она настолько сильно сжала руку, что впилась в кожу ногтями, но отказывалась ослабить хватку. Она знала, что это лишь начало неизбежного хаоса, и хотела поддерживать контакт с ним как можно дольше.
Во дворе воцарилась жуткая тишина. Тишина и отсутствие движения — обманчивый миг покоя перед вторжением анархии. Волдеморт сделал шаг вперед, взмахнул палочкой и обездвижил Невилла с помощью Связывающего заклинания. А затем Распределительная шляпа вспыхнула пламенем на голове Невилла.
Гермионе потребовалось около двух секунд, чтобы понять, что только что произошло, но крик Невилла пронзил воздух, как стрела, и вся армия Дамблдора рванулась вперед, как одна яростная волна.
Но затем во дворе послышался другой звук. На самом деле, даже несколько звуков.
Гул новых громких голосов и топот ног эхом разнесся по территории Хогвартса, доносясь от границы школы — вне поля зрения, но быстро приближаясь. Когда Гермиона повернула голову, пытаясь определить, с какой стороны начинается давка, она увидела Грохха, который пробирался через руины, пытаясь добраться до Хагрида. Великаны Волдеморта взвыли и бросились на Грохха, а затем Гермиона услышала топот копыт, смешанный со щелчками тетивы и шипением стрел, парящих в воздухе. Кентавры направили стрелы на Пожирателей смерти, и Гермиона увидела, как четыре фигуры в черных одеяниях рухнули замертво, в то время как остальные запаниковали и бросились врассыпную.
Во время всего этого хаоса бо́льшая часть армии Дамблдора стояла как вкопанная. Гермиона и Драко были примерно в тридцати футах от Пожирателей — все еще держась за руки — и наблюдали за всем происходящим широко раскрытыми глазами.
Среди оглушительного шума и хаоса внимание Гермионы снова привлек Невилл, который внезапно заерзал, разрушая связывающее тело проклятие. Распределительная шляпа упала с его головы, и Гермиона прищурилась, когда что-то серебряное внутри поймало свет и заблестело. Казалось, теперь все смотрели на Невилла, который поднял меч Годрика Гриффиндора и стремительно бросился вперед, обезглавив Нагайну таким быстрым ударом, что Гермиона подумала, не было ли это игрой света.
Оглушительный крик Волдеморта рикошетом пронесся по Хогвартсу, когда отрубленная голова змеи закружилась в воздухе, а затем с глухим стуком упала к его ногам. Разъяренный, он направил палочку на Невилла, и Гермиона ошеломленно наблюдала, как его заклинание отскочило от магического щита, который сам Невилл не успел бы выставить.
Затем голос Хагрида прогремел над столпотворением:
— Гарри. Где Гарри?
Глаза Гермионы метнулись туда, где лежало тело Гарри — теперь там было пусто, отсутствовали даже какие-либо признаки того, что он вообще там был. Она лихорадочно осматривала двор, выискивая его среди разрозненных Пожирателей, но его нигде не было видно.
— Где же он? — пробормотала она.
— Что? — спросил Драко. — Где кто?
— Гарри. Где он?
Ее голос был заглушен хлопками крыльев, когда Клювокрыл и стая Фестралов спикировали с неба, клюя и пиная Пожирателей. Заклинание пролетело мимо ее лица, ветерком задевая щеку, и это вернуло ее к действию. Подняв палочку, она начала выбрасывать заклинания и проклятия в Пожирателей смерти, она видела, что бо́льшая часть армии Дамблдора — включая Драко — делает то же самое, но воинственные гиганты заставляли всех отступать назад в замок.
— Ну же, Грейнджер! — крикнул Драко, дергая ее за собой.
— Но куда же подевался Гарри?
— Мы должны остаться с остальными!
Пожиратели смерти и армия Дамблдора направились обратно в Хогвартс, толкая и тараня друг друга, выпуская заклинания во врагов, и многие падали на землю. Толпа была настолько плотной и неистовой, что Гермиона оказалась зажатой между несколькими парами плеч, когда они с Драко приблизились к главному входу в замок. Она чувствовала, как рука Драко медленно выскальзывает из ее руки, когда толпа отбрасывала их в разные стороны, но Гермиона продолжала держаться, вонзая ногти глубоко в кожу, изо всех сил хватаясь, и он держался с той же настойчивостью.
Но она знала, что их разорвут на части.
Подняв испуганные глаза, они на мгновение встретились взглядами и все поняли, прежде чем Гермиона почувствовала, как его рука выскользнула из ее ладони. Она с ужасом наблюдала, как Драко упал, мгновенно затерявшись среди людского моря.
— Драко! — звала она, но было слишком шумно. — Драко!
Тщетно она пыталась прорваться к нему, все еще выкрикивая его имя, пока толпа несла ее в Хогвартс, в Большой зал.
Драко поморщился, когда проходящая мимо толпа била его по лицу и телу голенями, коленями, а стопы оттаптывали руки. Он сумел приземлиться на четвереньки, но подняться было невозможно, так что он попытался ползти, снося тяжесть бесчисленных пинков. Каким-то образом ему удалось двигаться, и когда море из ног успокоилось, он приподнялся и прислонился к стене, переводя дыхание. Не обращая внимания на ушибленный живот, он забился в неглубокую нишу и осмотрелся.
— Грейнджер! — крикнул он, но ее нигде не было видно. — Грейнджер!
Теперь во дворе почти не осталось людей: великаны продолжали бороться с Гроххом и фестралами, вибрация их громоподобного сражения сотрясала землю. Из своего укрытия у главного входа Драко слышал, как продолжается битва в Большом зале, и видел отсветы заклинаний, танцующих на стенах. Сам бой был вне поля зрения, но Драко подождал, пока последние, оставшиеся Пожиратели смерти исчезнут внутри, прежде чем отправиться следом.
Однако, завернув за угол и мельком увидев творящийся внутри хаос, отвел взгляд в сторону и столкнулся с холодными, серыми глазами, которые были так похожи на его собственные. Очевидно, Люциус задержался в тени, подкарауливая его. Драко крепче обхватил палочку.
====== Глава 46. Пощада ======
Саундтрек:
The Dear Hunter — Son and Father
Barcelona — Response
Гермиона могла лишь наблюдать, как мадам Помфри и еще несколько человек осторожно левитировали мертвых и уводили раненых в вестибюль за преподавательским столом, подальше от опасности. Когда последнее тело — Колин Криви — исчезло за дверью, волна Пожирателей смерти хлынула в Большой зал, нападая на всех и каждого. Именно тогда Гермиона увидела поблизости Чарли Уизли, мадам Розмерту и Амброзиуса Флюма, а когда осмотрела комнату, то заметила сотни новых бойцов, в основном членов семей сокурсников и жителей Хогсмида. А потом из холла ворвалась стая домовых эльфов во главе с Кричером.
Теперь Пожиратели смерти оказались в меньшинстве. Наверное, на каждого Пожирателя приходилось по крайней мере три защитника Хогвартса, но победа была далеко не бесспорной — их навыки в Темной магии были проблемой. Темные заклинания вспыхивали и потрескивали вокруг, как фейерверк. Несмотря на это армия Дамблдора одерживала верх, и казалось, даже сам Волдеморт это понимал; его змеиное лицо вытянулось от паники, а глаза метались по Залу. Но все же он разбрасывал проклятия во все стороны, сбив двух защитников Хогвартса одним ужасным зарядом палочки.
Боковым зрением Гермиона заметила, как в комнате что-то изменилось: Макгонагалл, Слизнорт и Шеклболт словно одновременно двинулись в ином направлении, сквозь толпу, к Волдеморту. Подняв голову и пытаясь разобраться в бедламе в холле, она заметила Рона, Невилла и Кэти Белл, сражающихся с Долоховым. Рядом Ли и Симус сражались с отцом Гойла, и не слишком далеко от них она увидела Блейза, Майлза и Дина, сражающихся с Руквудом. Пока осматривалась, она встретилась взглядом с Нарциссой на другом конце Большого зала, но та отвернулась, чтобы возобновить дуэль с Макнейром. Несколько защитников Хогвартса смотрели на леди Малфой со смешанным выражением удивления и уважения, но все были слишком заняты борьбой за свои жизни, чтобы уделять ей много внимания.
— Берегись, Гермиона!
Она инстинктивно пригнулась, и горячее проклятие лишь опалило кончики кудрей. Развернувшись, нацелила палочку и оглушила Джагсона, пока тот не успел предпринять еще одну попытку. Повернувшись, она кивнула Фреду в знак благодарности за предупреждение, но они с Джорджем были заняты схваткой с Роули.
Гермиона смотрела из стороны в сторону, ошеломленная происходящими вокруг дуэлями. С чего начать? Какого Пожирателя следует одолеть в первую очередь?
Позади нее раздался стон боли, сопровождаемый безошибочным, зловещим смешком Беллатрисы. Гермиона резко обернулась и увидела, как Луна вытирает кровь с подбородка и поднимает палочку на Беллатрису, которая попутно сражалась с Джинни. С самодовольным видом она швырнула проклятие в Джинни, а затем еще одно в Луну. Обеим удалось отразить атаку, но Беллатриса была так быстра, что у них едва оставался шанс отбиться или атаковать в ответ.
Гермиона без колебаний пробралась к ним сквозь толпу. Вездесущий голос разума в голове предупреждал, что использовать палочку Беллатрисы против нее же будет проблематично, но на этот раз она проигнорировала все доводы рассудка. Друзья нуждались в помощи, и, хотя она могла бы отрицать это, в глубине души ее тянуло к Беллатрисе. Подпитываемая негодованием и отвращением, которые гноились в ней с той самой ночи, когда Беллатриса замучила ее до полусмерти, Гермиона чувствовала жар гнева на щеках.
Она подняла палочку Беллатрисы словно свою собственную и прищурилась, готовая к бою.
Драко постучал палочкой Андромеды по бедру и склонил голову набок.
До этого он и не понимал, что в какой-то момент стал выше своего отца. Возможно, он настолько почитал его, что тот всегда казался ему больше и внушительнее. Драко также никогда не считал своего отца старым, но теперь приметил на подбородке Люциуса серебристую щетину, а в светлых волосах — седые пряди. Он выглядел совсем по-другому, но легче от этого не становилось. Маленькая часть Драко просто хотела развернуться и скрыться, чтобы вообще избежать противоборства.
Люциус молчал. Смотрел на Драко с подозрением и враждебностью, словно тот был чужаком, забредшим на его территорию. Он вытащил палочку, но, как и Драко, держал ее наготове, зажав в кулаке. Пройдясь пару раз взад-вперед, не отводя взгляда, он напоминал Драко дракона в клетке, размышляющего, является ли человек по ту сторону решетки хищником или добычей.
Драко стоял неподвижно, нетерпеливо постукивая палочкой Андромеды по ноге. Расстояние между ними было небольшим — возможно, всего пятнадцать футов, — но казалось, что оно довольно внушительное. Последний раз Драко видел отца во время суда, после пятого курса, а значит, прошло почти два года с тех пор, как они находились вместе в одной комнате. И он ощущал эти два года. На самом деле даже больше. Драко ощущал, что за два года пережил столько, что хватило бы на всю жизнь.
За эти два года Драко едва не убил человека, был признан мертвым, прятался от мира, избегая смерти, боролся со своими предрассудками, влюбился в бывшего врага, повстречал членов семьи, которых никогда раньше не знал, сражался в непрекращающейся войне и наблюдал, как умирает друг.
Неудивительно, что Люциус смотрел на него как на чужака — он им и был. Даже пятнадцатилетний он никогда не смог бы понять, в кого превратился за последние два года. Как Люциус мог хотя бы приблизиться к пониманию сделанного им выбора? И, в свою очередь, как Драко мог понять выбор, сделанный Люциусом?
Их разделяли мили. Не было ни преданности, ни сочувствия, ни любви... ни малейшего намека на понимание с обеих сторон.
Тем не менее, Драко постоянно мучила ностальгия, но она была тихой и блеклой. Все воспоминания рождали лишь одно — постоянно растущую горечь, поглощающую изнутри, как опухоль. Его матери удалось найти выход и помочь Ордену, но Люциус даже не пытался. Это мучило Драко больше всего. Отец всегда должен бороться за своего сына, но Люциус даже не пытался. Он просто стоял пассивным наблюдателем, принимая все, что требовал или делал Волдеморт, без каких-либо попыток бороться.
И он убил Тео.
Он убил Тео.
Когда Люциус наконец заговорил, Драко был уверен, что почти отбил ногу, постукивая по ней палочкой Андромеды.
— Ты должен быть мертв.
— Извини, что разочаровал, — спокойно сказал Драко. — Твоя вечеринка по случаю возвращения домой — полное дерьмо.
— Заткнись! — прорычал Люциус. — Какого черта ты делаешь, мальчишка?
— Не называй меня так! Очевидно, ты решил, что я больше не имею для тебя никакого значения. Почему я должен тебе что-то объяснять?
— Ты должен мне все...
— Я нихера тебе не должен!
— Не смей так со мной разговаривать, мальчишка!
— Я тебе больше не мальчишка! — яростно прокричал Драко. — Теперь я тебе никто! Ты заявил об этом минут десять назад на глазах у толпы! Помнишь?
Люциус резко втянул воздух через ноздри, морща нос от отвращения.
— Какого черта ты ожидал, когда появился здесь с этой... тварью и поцеловал при всех, как будто это приемлемо?
— Ее зовут Гермиона Грейнджер.
— Избавь меня от отвратительных подробностей.
Драко прицокнул и оглядел отца с ног до головы.
— Черт, да что же с тобой случилось? Выглядишь дерьмово. Очевидно, тебя мучил твой распрекрасный лидер...
— Я был наказан за твои ошибки! — крикнул он. — Темному Лорду пришлось наказать меня за то, что ты не справился...
— Пришлось наказать? Ты вообще себя слышишь? Насколько ты сдвинулся?
— Сдвинулся? Ты исчезаешь на год, а потом возвращаешься из мертвых с этой паразиткой, повисшей на руке, сражаешься за проклятый Орден, и у тебя хватает наглости сомневаться в моем здравомыслии?
— Ее зовут, — прошипел Драко, — Гермиона Грейнджер.
— Так вот где ты был весь прошлый год? Жил в гребаном маггловском доме с этой...
— Нет, я был здесь! Я был в Хогвартсе, а потом остался с Андромедой...
Сухой, мрачный смешок Люциуса прервал его.
— А, это все объясняет. Безумная сестра твоей матери. Надо было догадаться, что один из ее несчастных родственничков промыл тебе мозги.
— За несколько месяцев она стала для меня лучшим родителем, чем ты за последние несколько лет!
— Не надо так драматизировать. Повзрослей!
— Я повзрослел, но ты в этом не участвовал! — Драко заревел так громко, что самому стало больно. — Ты даже не подумал усомниться в Волдеморте после того, как узнал, что он угрожал убить меня? Или маму? Ты пытался выяснить, что случилось со мной после того, как узнали, что я мертв? Тебе хоть на один гребаный миг было не насрать?
Люциус переложил палочку в другую руку, Драко внимательно наблюдал за этим жестом. Рев битвы в Большом зале отвлекал его пару раз: несколько знакомых громких голосов ловили его внимание, и хватка на палочке немного ослабла. Ему следовало оставаться начеку. Движения и поведение отца были слишком непредсказуемы, чтобы вести себя беспечно.
— Мой сын умер, — резко сказал Люциус. — Я его оплакал. Насколько понимаю, мой сын все еще мертв.
Каждое слово было подобно стреле, но Драко не дрогнул.
— Тогда кто же я, черт возьми?
— Ты — ничто, — выплюнул он. — Мой сын никогда не прикоснется к грязнокровке.
— Ее зовут Гермиона Грейнджер!
— Я знаю ее чертово имя! Ведь это я опознал ее в поместье!
Драко стиснул зубы и выкрал секунду, чтобы успокоиться. Его чуть не трясло от ярости. Но нет. Нет. У него было преимущество: знание.
— Ты не помог Грейнджер. — Утверждение, не вопрос.
— Конечно же нет.
— В отличие от мамы. Она постаралась помочь Грейнджер.
Люциус даже не пытался скрыть своего потрясения.
— О чем ты говоришь?
— Ты меня слышал. У меня есть для тебя новости, отец: и твой сын, и твоя жена сражаются здесь на стороне Ордена. И она постаралась помочь Грейнджер...
— Ты лжешь...
— Она применила к Грейнджер легилименцию, увидела нас вместе и постаралась помочь ей в Мэноре. А потом, когда поняла, что я жив, отправилась к Снейпу — кстати, он тоже работал на Орден — и попросила...
— Нарцисса бы никогда...
— Она знала, что я был с Грейнджер, но ей было все равно. Твоя собственная чертова жена отвернулась от тебя, потому что знала, каким невменяемым ты стал!
Левый глаз Люциуса дернулся.
— Нет, я бы знал...
— Ты бы ничего не знал! Ты ничего не замечаешь, отец! — Он замолчал, чтобы перевести дыхание; его грудь тяжело вздымалась. — Ты что, не понимаешь? Ты. Теперь. Один.
— Заткнись!
— Я не стану! — закричал Драко. — Мама бросила тебя, потому что знала, что ты откажешься от меня, когда узнаешь о Грейнджер! Она знала, что ты отвернешься от собственной плоти и крови, и все из-за твоей бездумной преданности этому конченому существу, которого ты называешь Лордом!
В глазах Люциуса мелькнула паника.
— Она никогда не предаст меня, — прошептал он себе под нос.
— Ты в этом уверен? Что-то не похоже, — Возможно, было жестоко насмехаться, но Драко было все равно. — Неужели ты всерьез думаешь, что мама предпочла бы Волдеморта мне? Своему собственному сыну? Нет! Потому что она не такая, как ты!
— Она бы не предала.
— Почему же? — огрызнулся Драко. — Потому что ты ее муж? Из-за преданности? Где, черт возьми, была твоя преданность семье, когда ты привел Волдеморта в нашу жизнь? Какого хрена ты вообще решил втянуть нас в это дело? Ты поставил его выше нас!
Краткий проблеск сомнения, который озарил лицо Люциуса, исчез, и на его место вернулась холодная ненависть. Он был в ярости, но за ней также проглядывала и… пустота. Леденящая душу безучастность, которая, как и всякий последний, упорный свет внутри Люциуса, погасла.
— Не припомню, чтобы кто-нибудь из вас жаловался.
— Мне было пятнадцать, и я…
— Да, а теперь тебе семнадцать, и ты предатель по крови. И не просто предатель крови, — усмехнулся Люциус, — а чертов любитель грязнокровок.
— Верно, — сказал Драко, решительно кивая. — Я действительно люблю ее.
— О, умоляю...
— И ты можешь стоять здесь и сколько хочешь отрекаться от меня, но я все еще твой сын...
— Это не так...
— Я все еще Малфой и единственный наследник. — С каждым словом Драко видел, как лицо отца все больше и больше наполняется яростью, но он продолжал: — И я заявляю тебе сейчас, Люциус, что вся эта Малфоевская чистокровная чушь с промыванием мозгов заканчивается на мне.
Ноздри Люциуса раздулись, губы приоткрылись, обнажая сжатые зубы, но он ничего не произнес.
— Ты меня слышишь? — подтолкнул Драко. — Со всеми ненавистью и ложью, которые проходили через поколения Малфоев, покончено. Навсегда.
Драко был так поглощен своей тирадой, что не заметил, как Люциус дернул палочкой в дрожащей руке.
— А когда все закончится, — продолжил Драко, — и ты будешь гнить в какой-нибудь одиночной камере в Азкабане, надеюсь, в тебе останется хоть капля рассудка, и ты поймешь, что это твой сын разорвал порочный круг! И что в мире за пределами твоей камеры я продолжаю род Малфоев! И если у тебя появятся внуки, то они, вероятно, будут полукровками!
Очевидно, это замечание стало для Люциуса последней каплей. Как чиркнувшая спичка, он мгновенно оживился, источая опасность, кипя от ярости, и вытянул руку с палочкой, целясь прямо в грудь Драко. Но Драко быстро среагировал. Адреналин так сильно стучал в его ушах, что он не уловил заклинание, выплюнутое Люциусом, но это не имело значения: Драко поднял палочку как раз вовремя, чтобы обезоружить отца быстрым Экспеллиармусом. Его палочка — все еще горячая и заряженная — очутилась в руке Драко, а затем он бросился вперед и выпустил заклинание, прижимая Люциуса к стене.
Длинными, громкими шагами Драко подошел к Люциусу, схватил за мантию Пожирателя и приблизился к нему так, что у того не было выбора, кроме как посмотреть ему в глаза. Сердце Драко бешено колотилось в груди, громко и так сильно, что казалось, будто кости вибрируют с ним в унисон. Драко потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями; он тяжело дышал, но не мог понять — причина в спешке последних минут или ярости.
— Что это было? — пробормотал он между судорожными вдохами. — Авада?
Люциус зарычал в ответ, и Драко заметил кровь на его зубах; было похоже, будто он сильно прикусил язык. Сделав шаг назад, он отпустил мантию Люциуса и позволил заклинанию крепко прижать его к стене. Кончик палочки Люциуса все еще светился остатками незавершенного заклинания, и угасающий огонек был зеленым, но не глубоким, густым зеленым Смертельного проклятия. Драко поднял палочку Андромеды, направил на палочку отца и пробормотал:
— Приори Инкантатем.
Мгновение спустя Драко повернулся к Люциусу с устрашающе спокойным выражением лица.
— Неужели? Заклинание забвения?
Люциус молчал.
— И, по-видимому, довольно сильное, — сказал Драко. — Достаточно сильное, чтобы поджарить мне мозг и поселить в Мунго. Твоя палочка все еще теплая.
По-прежнему никакого ответа.
— Ты ведь собирался полностью стереть мою память? Ты собирался стереть меня.
Люциус все еще отказывался произнести хоть слово, и сдержанность Драко дала трещину. Рванув вперед, он крепко сжал в кулаках отцовские одежды, дернул на себя, а затем с силой ударил спиной о стену.
— Говори! — заорал он ему в лицо. — Скажи что-нибудь!
Люциус хмыкнул, но медленно поднял голову и уставился на Драко тусклым, ужасающим взглядом.
— Лучше вообще никакого продолжения рода Малфоев, чем грязное.
Во второй раз за день Драко почувствовал, как слезы жгут глаза, но, в отличие от предыдущего, они не пролились. Это были злые, жгучие слезы, которые больно было сдерживать, но он сумел. Вот и все; последний — и на этот раз действительно так — удар. Маленький мальчик внутри него понял, что не осталось ни единой надежды на примирение. Все просто... исчезло. Здравомыслие и рациональность Люциуса, уважение и восхищение Драко, их отношения как отца и сына... все исчезло. Окончательно.
Но он не чувствовал потери. Ни тоски, ни надежды больше не было. Ни намека. Вместо этого поверхность его существа пронзил знакомый и почти успокаивающий укус ярости. Она пришла спокойной и устойчивой волной, согревая лицо и охлаждая все остальное. Он снова схватил отца за грудки. Крепко.
— Это ты убил Тео?
Казалось, Люциуса сбил с толку этот неожиданный вопрос.
— Что ты...
— Это ты убил Тео? — закричал Драко.
Леденящий душу блеск понимания проник в его глаза, верхняя губа презрительно скривилась.
— Теодор Нотт встал у меня на пути.
Драко резко вдохнул.
— На пути падающей стены? Или твоем?
— Моем, — без колебаний и сожаления ответил Люциус.
Драко выдохнул, но его грудь оставалась напряжена и сдавлена. На мгновение ему показалось, что он задыхается. Болезненные воспоминания о смерти Тео на холодном полу Большого зала проникли в сознание, атакуя, как кошмары, которые оживали и разыгрывались перед глазами. Он крепко зажмурился. Темнота была лучше этих воспоминаний.
Он обливался потом и дрожал от напряжения, которое пришло с проявлением сдержанности; ему ужасно хотелось ударить отца, но в этом не было ни смысла, ни достоинства. И если бы он ударил Люциуса один раз, то, наверное, не смог бы остановиться. Он открыл глаза.
— Почему?
Люциус облизал окровавленные зубы.
— Почему? Потому что я видел, как этот неблагодарный мелкий ублюдок убил своего отца.
Драко почувствовал тошноту: кислотное пламя рвоты обожгло горло, зрение затуманилось. Он не знал, что сказать. Слова приходили и уходили, не задерживаясь, и он не мог уцепиться ни за одну конкретную мысль в наполненном сумбуром сознании.
Но он знал.
Каким-то образом, на каком-то уровне, он знал — или, по крайней мере, предвидел, — что смерть Тео была преднамеренной. Несчастный случай оказался бы слишком легким исходом. Слишком справедливым. И, как давно понял Драко, все редко бывает просто и честно. Как сказал Тео много лет назад: «Жизнь — дерьмо, а потом ты умираешь».
— Скажи, — небрежно произнес Люциус, прерывая мысли Драко. — Ты поступишь так же?
— Что?
— Ты собираешься повторить его поступок? — спросил он. — Вы двое заключили какой-то жалкий пакт предателей крови, чтобы убить своих отцов?
Драко задумался. Он действительно это сделал. Воспоминание о Тео пронзило его, как молния — его друг сидел напротив и спрашивал: «Как думаешь, ты сможешь убить своего отца?» Драко знал ответ и тогда, и сейчас. Он вспомнил, что сказал Тео: «Я бы сделал то, что было необходимо».
— Нет, — сказал Драко, с сожалением качая головой. — Поверь мне, часть меня хочет, чтобы я смог, но... я не такой как ты. Я не убийца.
— Тогда что именно ты намерен со мной делать?
Драко промолчал. Он снова поднял палочку отца, схватил ее обеими руками и переломил. Или, по крайней мере, попытался. Дерево было слишком крепким, чтобы сломать его полностью, но оно треснуло и раскололось, повиснув безвольно на сердцевине, как сломанная рука. Непригодная. Бросив ее через плечо, Драко снова посмотрел на разъяренного Люциуса.
— Ты был прав в одном, — медленно произнес он. — Я не твой сын. Теперь уже нет.
Левый глаз Люциуса снова задергался.
— Но все остальное, что ты мне рассказывал... о магглорожденных, магглах и прочем, все это было ложью. И ты... ты убил моего друга...
Драко вздохнул, сделал несколько шагов назад и взмахом палочки Андромеды выпустил заклинание, приковывающее Люциуса к стене. Казалось, Малфой-старший на мгновение был ошеломлен этим жестом, но его горькое, мертвенно-бледное выражение быстро вернулось на место.
— Если тысейчас войдешь в Большой зал, тебя убьют или схватят прежде, чем отправят в Азкабан, — сказал Драко обманчиво ровным тоном. — И я могу заверить тебя: если предстанешь перед судом, я приду и помогу навсегда запереть...
— Ах ты, сопливый кусок...
— Я еще не закончил! — рявкнул он. — Ты мне не нужен. Я не желаю тебя в своей жизни. У меня есть близкие. Грейнджер, и мама, и Блейз, и Дромеда. А ты? У тебя никого нет, именно этого ты и заслуживаешь.
Ноздри Люциуса раздулись, и он беспокойно переступил с ноги на ногу.
— Я хочу, чтобы ты исчез, — твердо сказал Драко. — Я больше не желаю тебя видеть. Я хочу, чтобы ты пропал. Я хочу, чтобы ты... вычеркнул себя из моей жизни.
— И куда именно ты хочешь меня отправить? — спросил Люциус.
— Мне все равно. Теперь ты для меня никто.
Бросив последний жесткий взгляд на человека, которого он никогда больше не назовет отцом, Драко развернулся и побежал к Большому залу. Позади него кричал Люциус, требуя, чтобы он вернулся, но Драко продолжал бежать. С ним было покончено. Окончательно и бесповоротно покончено. Когда рикошетом разносящиеся по залу звуки битвы заглушили крики Люциуса, что-то подсказало Драко, что он никогда больше не услышит его голоса.
Но он все равно не оглянулся.
Гермиона была в беде. В настоящей беде.
Палочка Беллатрисы оказалась гораздо более непослушной, чем она ожидала: даже использование оберегающих чар было проблематичным. Неспособная полностью защитить себя, она уже получила синяк под глазом и несколько кровоточащих ран от безжалостных заклинаний Беллатрисы; у нее даже не было шанса попытаться атаковать. Беллатриса оказалась слишком быстра и умела даже против них троих. Со своими опытом и силой она была практически неприкасаема.
Взмахнув своей новой палочкой, Беллатриса ударила Луну прямо в живот и отбросила назад примерно на двадцать футов. Хихикая с нескрываемым ликованием, она развернулась и ударила Джинни заклятием, которое полностью выбило из той воздух, и Гермиона могла только наблюдать, как она закатила глаза и рухнула на пол, потеряв сознание.
А затем, словно в замедленной съемке, Беллатриса повернулась к Гермионе, сверкнув зубами в порочной, зловещей ухмылке. Дыхание Гермионы застряло где-то между ртом и легкими, мешая дышать, но она заставила себя быстро прийти в себя. Стоя так прямо и гордо, как только могла, она встретила пристальный взгляд Беллатрисы и приготовилась к грядущему.
— Глупая мелкая грязнокровка, — хихикнула Беллатриса скрипучим, высоким голосом. — Ты правда думала, что сможешь победить меня с помощью моей же палочки?
Голос Гермионы подвел ее из-за ощущения тяжести в груди и испытываемого страха. Она попыталась сопротивляться, но мысли вернули ее к последней их стычке в Малфой мэноре. Вырезанные на руке буквы внезапно показались крайне воспаленными. Но все же решимость заставила ее кровь биться быстрее, и — возможно, это было опрометчивым шагом, — она выпустила Ошеломляющее заклинание.
Без особых усилий Беллатриса отбила его и ответила проклятием, которое ударило Гермиону прямо в грудь и словно опалило электрическим разрядом, проходящим через все тело. Это было чертовски больно, и Гермиона вскрикнула, упав на колени. Когда она подняла голову, Беллатриса выглядела как легкомысленная школьница, хихикающая от восторга.
— Ух ты, грязнокровка упала, — сказала она, надув губы с притворным беспокойством. — Так печально. Так трагично. Интересно, как отреагирует бедненький маленький Драко, когда узнает, что я тебя убила. Вот так шоу вы устроили на улице. Я всегда знала, что он бесполезен.
Гермиона стиснула зубы и попыталась встать, но Беллатриса снова ударила в нее тем же проклятием.
— Не вставай! — завопила она. — На этот раз тебе не убежать.
Когда Беллатриса наклонила палочку, Гермиона могла только молча стоять на коленях и ждать Смертельного проклятия. Губы пересохли от сбившегося дыхания; она хотела закрыть глаза, но удержалась, даже когда Беллатриса приоткрыла рот. Но ей так и не удалось по-настоящему произнести его.
Все вдруг потемнело, как во время затмения, но это была вовсе не тьма. Фигура, одетая в черную мантию, загородила ее от Беллатрисы, встав между ними, как крепкая, неприступная стена. Вытянув шею, Гермиона попыталась разглядеть, кто это, но сначала поняла лишь то, что ее спаситель — женщина. Она подумала, что это могла оказаться Макгонагалл, но потом заметила светлые волосы, старательно собранные в аккуратный пучок, который лишь слегка растрепался от сегодняшних событий, и поняла, что это Нарцисса. Выглянув из-за ее мантии, Гермиона сумела уловить вспышку шока, промелькнувшую на искаженном лице Беллатрисы.
— Цисси, что ты делаешь? — спросила она почти раздраженно. — Отойди.
— Нет.
Брови Беллатрисы поползли вверх.
— Что значит «нет»?
— Я не отойду, Белла. Ты не причинишь ей вреда.
— Почему же? Потому что твой маленький миленький Драко огляделся и нашел себе подружку-грязнокровку? Чертовски прелестно. — Она усмехнулась. — Я всегда знала, что этот мальчишка бесполезен. Бесстыжее, жалкое отродье.
Нарцисса дерзко шагнула вперед, сильно стукнув каблуком по полу.
— Будь очень осторожна, когда говоришь о моем сыне, Белла, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Очень осторожна.
Беллатриса скривила губы от отвращения.
— Возможно, тебе следует быть осторожной в том, как ты говоришь со мной, Цисси.
Последовала тишина, и в этой тишине напряжение затрещало между сестрами, как капризный фейерверк, готовый взорваться. Гермиона неуверенно поднялась на ноги и поверх плеча Нарциссы встретилась взглядом с темными, распахнутыми глазами Беллатрисы. Она выглядела совершенно обезумевшей, напряженной, как натянутая струна на грани разрыва, и Гермиона, как бы тщетно это ни было, поигрывала ее изогнутой палочкой, на всякий случай сжимая древко в липкой ладони. Что-то изменилось в поведении Беллатрисы, и она засмеялась: низким, безжалостным хохотом, который был похож на разрывающийся шелк.
— Значит так, Цисси?
— В этом нет необходимости, Белла, — сказала Нарцисса.
— О, думаю, есть. — Она шире расставила ноги. — Последний шанс, сестренка. Отойди.
— Нет.
Секунду спустя Гермиона была ослеплена сиянием Защитного заклинания Нарциссы. Грозное проклятие вырвалось из палочки Беллатрисы, пытаясь пробить его, и Гермиона увидела, как чары треснули под давлением. Нарцисса застонала от напряжения, но все оказалось напрасно: Беллатриса вложила в проклятие еще больше силы и поразила сестру так, что та отлетела в сторону, ударившись головой о стену, а затем рухнула на пол.
Она лежала с закрытыми глазами, маленькая струйка крови сочилась из ее уха; Гермиона предположила худшее и попыталась подбежать, чтобы помочь, но едва успела сделать шаг, как Беллатриса выстрелила в нее заклинанием. Оно угодило в руку, и Гермиона вскрикнула, когда горячее проклятие опалило обнаженную кожу чуть выше запястья, вызвав болезненные волдыри на обожженной коже.
— Ни с места, — приказала Беллатриса, облизывая потрескавшиеся губы. — Почему бы нам не продолжить?
— Да что с тобой такое, черт возьми? — выпалила Гермиона. — Она же твоя сестра!
— Я научилась не доверять своим сестрам.
Драко бежал через Большой зал, ныряя и уворачиваясь от нескольких заклинаний и проклятий, угрожавших сбить его с курса. Или еще хуже. Он видел, как Беллатриса сбила с ног его мать, и именно поэтому побежал, но теперь заметил, как его злобная тетка насмехалась над Гермионой, и это заставило двигаться намного быстрее. Он понятия не имел, что будет делать, когда доберется до них: вряд ли ему удастся урезонить Беллатрису, но все же он продолжал бежать. Бежал так быстро, что ноги казались отделенными от остального тела, а сердце билось где-то в горле.
Гермиона стояла к нему спиной, и он видел, как Беллатриса холодно усмехается, насмешливо вертя волшебной палочкой. Подняв палочку Андромеды, Драко был готов бросить заклинание, но Беллатриса заметила его прежде, чем он успел произнести хоть слово. Она ответила быстрым взмахом, и Драко почувствовал, как веревки туго обвились вокруг тела, словно ломая кости.
— Драко! — он услышал крик Гермионы.
Беллатриса тащила его к себе по неровному полу, словно пойманную рыбку; осколки камней впивались в кожу и цеплялись за одежду. Он ногой врезался в острый выступающий камень и почувствовал, как что-то разорвалось в районе лодыжки — то ли мышца, то ли сухожилие. В любом случае, его охватила агония. Когда Беллатриса перестала тащить его, появилась Гермиона и опустилась рядом с ним на колени, отчаянно разрывая веревки руками, бормоча заклинания себе под нос, которые, казалось, ослабляли их хватку на его теле.
— Не сопротивляйся, — сказала она. — Это лишь крепче затянет их.
Ему удалось ухватить ее дрожащую, напряженную руку.
— Беги, Грейнджер.
— Что?
— Беги. Я отвлеку ее.
Гермиона сжала его руку в ответ, а затем отпустила, чтобы продолжить разрывать путы.
— Я тебя не брошу.
— Грейнджер, пожалуйста, — простонал он. — Просто беги. Беги, пока она...
— Не неси бред, Драко. Она не сделает и двух шагов.
Беллатриса возвышалась над ними, как темная, опасная грозовая туча, ухмыляясь с такой злобной аурой, что Гермиона не могла подавить дрожь. Теперь она поняла, что черные одежды Беллатрисы были влажными от крови, а под ногтями у нее виднелись красные пятна. Мысли Гермионы метались, отчаянно пытаясь придумать способ сбежать. Палочка в ее руках отказывалась подчиняться любым атакующим заклинаниям, направленным против своей хозяйки, а все вокруг были слишком заняты борьбой с другими Пожирателями смерти, чтобы предложить какую-либо помощь. Взглянув на Драко, она обнаружила, что выражение его лица было намного спокойнее, чем у нее самой, но глаза полнились паникой. По синяку, расползшемуся по его ноге, она поняла, что он повредил лодыжку, так что о беге не могло быть и речи.
Она снова потянулась к руке Драко, легонько сжала, чтобы успокоить, а затем встала на ноги, заслоняя его.
— О-о-ох, — проворковала Беллатриса, — как мило. Отвратительная грязнокровная сука и мой не оправдавший ожиданий племянник. — Черты ее лица застыли, как лед. — Ты действительно думаешь, что встанешь перед ним и что-то изменишь? Это лишь значит, что я убью тебя первой.
Позади Гермионы послышалось какое-то движение; Драко выпустил проклятие, но Беллатриса блокировала его и ответила Обезоруживающим заклинанием, которое выбило палочку Андромеды из его руки и отправило в сторону Нарциссы.
— Андромеда не победила меня этой палочкой тридцать лет назад, — сказала Беллатриса. — Неужели ты действительно хоть на долю секунды поверил, что сможешь сделать это сейчас?
Драко уставился на нее.
— Я уверен, что скажу за себя и Андромеду: «Да пошла ты».
Беллатриса провела языком по сколотым, острым зубам и направила палочку на Гермиону.
— Вы оба мне надоели. Попрощайся со своей подружкой, Драко. И не волнуйся, скоро ты к ней присоединишься.
Гермиона крепко зажмурилась. Она услышала, как позади нее Драко во всю мощь своих легких закричал: «Нет», будто поднялся над всем шумом, эхом разносящимся по Большому залу. Она чего-то ждала. Удара, или боли, или пустоты, но ничего не произошло. Вместо этого она услышала, как Беллатриса тихо выругалась. Открыв глаза, Гермиона заметила, что рукав мантии Беллатрисы опален, и оглянулась через плечо на Джинни, которая стояла на ногах с палочкой, все еще нацеленной и светящейся остатками Инсендио.
— Мерзкая Уизли, — тихо прорычала Беллатриса, полная возмущения. Она развернулась всем телом, решительно отвела палочку и проорала:
— Авада Кедавра!
— Джинни! — крикнула Гермиона.
Смертельное проклятие прошло в доле дюйма с Джинни, проскользнуло мимо ее плеча и ударило в пол. Прежде чем Гермиона успела почувствовать хоть малейший намек на облегчение, Беллатриса приготовилась к новой попытке. Но откуда-то слева от Гермионы над толпой проревел знакомый и обычно дружелюбный голос, который теперь звучал яростно и довольно пугающе:
— Только не мою дочь, сука!
Молли Уизли мчалась к ним с мощью сошедшего с рельс поезда, с раскрасневшимися блестящими щеками и рассеченной губой. Гермиона услышала, как Драко у нее за спиной пробормотал: «Твою ж мать», и поняла его чувства. Никогда еще она не видела Молли такой разъяренной. Она выглядела почти дикой: львица, защищающая своего детеныша и готовая оторвать конечности любому, кто осмелится бросить ей вызов.
— С дороги, дети, — приказала она и обратилась к Беллатрисе: — Ты не причинишь вреда моей семье! Назад, дети!
Беллатриса снова засмеялась, жестоко и насмешливо. Гермиона воспользовалась этим моментом и повернулась к Драко, бросив поспешную Ферулу, чтобы перевязать его раненую лодыжку, обеспечивая достаточную поддержку при ходьбе. Дернув его за плечи, она практически подняла его на ноги и оттащила на несколько ярдов назад, подальше от Молли и Беллатрисы. Джинни тоже попятилась и теперь с беспокойством смотрела на мать, явно желая вмешаться, несмотря на требования той отойти подальше.
Они начали схватку, потоки гневного света вырвались из палочек, как лесной пожар. Они осыпали друг друга проклятиями, но по их виду было ясно, что Беллатриса была более искусной дуэлянткой. Она с такой легкостью избегала атак Молли, дразня противницу между каждым произнесенным проклятием.
— Семеро сироток на подходе! — она холодно усмехнулась. — Как же они справятся без своей дражайшей, старой, безвкусной мамочки?
— Держись подальше от моей семьи! — резко парировала Молли.
Но тут она споткнулась, и Беллатриса быстро произнесла заклинание, сбивая Молли с ног. Торжествующе хихикая, она подготовилась к Смертельному проклятию — последнему удару, — и Джинни с Гермионой бросились вперед, чтобы помочь. Но в этом не было необходимости — перед Молли появился отражающий щит заклинания.
Гермиона огляделась в поисках источника магии, и ее взгляд остановился на Нарциссе, которая теперь крепко стояла на ногах, сжимая в кулаке палочку Андромеды. При виде сестры, веселье на лице Беллатрисы заменилось жестоким, безжалостным выражением. Она перевела темные глаза на палочку Андромеды, скривив губы в усмешке.
— Что ты собираешься делать, Цисси?
— Никогда не угрожай моему сыну, — предупредила Нарцисса. — Никогда не зли мать.
— Или двух, — добавила Молли, которая быстро пришла в себя и снова встала на ноги.
Наступила пауза, затишье перед бурей. Нарцисса выпустила первое заклинание, и все, что последовало за ним, казалось размытым пятном движений и шквалом мигающих огней. Никаких издевок или смешков не вырывалось изо рта Беллатрисы, когда обе матери бомбардировали ее всем, что имели, поражая свою цель. Гермиона никогда не видела Нарциссу в действии и была в восторге от ее мастерства. Она понятия не имела почему, но предполагала, что яркий образ жизни Нарциссы в элитной семье сделал ее ленивой, однако она была почти такой же быстрой и ловкой, как ее сестра.
— Твоя мама удивительная, — сказала она Драко. — Я и понятия не имела.
— Как и я.
Пот стекал со лба Беллатрисы, ее презрительный взгляд теперь был искажен чем-то похожим на ужас. Она знала, что ее ждет — поражение. Это был лишь вопрос времени. Гермиона не знала, кто использовал Смертельное проклятие, но вспышка рокового зеленого света ударила Беллатрису прямо в грудь.
Все замерло, включая и саму Беллатрису, ее глаза закатились, и она с глухим стуком безжизненно упала на пол. Небольшая толпа, собравшаяся понаблюдать за происходящим, взревела от восторга, и Молли с Нарциссой выронили палочки, обменявшись мимолетным взглядом, наполненным взаимопониманием.
Призвав свою палочку при помощи Акцио, Нарцисса повернулась к Драко и Гермионе и медленно подошла к ним, тяжело дыша от усталости, но держась гордо, хотя Гермиона видела, что она немного нервничает. Выражение зудящего желания обнять сына — Гермиона помнила то же самое выражение в Мэноре — было запечатлено на лице Нарциссы, но она не протянула руку и не попыталась прикоснуться к нему, когда оказалась достаточно близко. Она просто стояла и смотрела так, словно думала, что забыла, как он выглядит. Гермиона чувствовала ту же слабую тревожную энергию, исходящую от Драко. Он ерзал руками по бокам, сжимая челюсти от неуверенности, что сказать.
Наконец Нарцисса выпалила:
— Я очень, очень сожалею, Драко.
Он смущенно нахмурился.
— О чем?
Ее взгляд на мгновение задержался на Гермионе, но быстро вернулся к сыну.
— Обо всем.
Драко глубоко вздохнул.
— Мама, я…
Громкий, царапающий ухо крик оборвал его, а затем последовал оглушающий взрыв. Казалось, все взгляды в помещении внезапно устремились к чему-то в центре. Гермиона обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть ослепительную вспышку заклинания, выпущенного Волдемортом, которое отбросило Макгонагалл, Слизнорта и Кингсли в сторону, как тряпичных кукол, и продолжало разрастаться. Кто-то наложил огромный щит, чтобы всех уберечь, прежде чем заклинание достигло полной свирепой мощи, а затем наступила долгая тишина.
По Большому залу прокатился гул голосов, а потом кто-то крикнул:
— Гарри! Это Гарри!
====== Глава 47. Сила ======
Саундтрек:
Tom Odell — Heal
Poets of the Fall — War
При упоминании имени лучшего друга сердце Гермионы подскочило к горлу. Крики толпы становились громче, и все это время она слышала, как люди произносят имя Гарри, подтверждая, что он жив. Она вытянула шею и привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть толпу и проследить за их взглядами до суматохи в центре Большого зала, но это было бесполезно. Все что она видела — головы и плечи людей, загораживающие обзор, как живая баррикада. Она проклинала свой невысокий рост.
— Я вижу его, — сказал Драко, стоя рядом. — Я вижу Поттера.
Глаза Гермионы метнулись к нему.
— Видишь? Он жив?
— Да, — кивнул он и повернулся к Гермионе с легкой улыбкой. — Я же говорил, что он бессмертен.
— О боже мой! Правда? Он действительно там?
— Иди сюда, коротышка. — Притянув Гермиону ближе, он обхватил руками ее бедра и приподнял над землей. — А сейчас?
— Да! — ахнула она. — Да, я вижу его!
Драко не совсем понимал, почему вдруг почувствовал облегчение, почти радость, но решил, что причиной тому стал ее счастливый вид. Когда Грейнджер была счастлива, она сияла. Это сияние озаряло все, что находилось поблизости, как жар солнечных лучей, и Драко неизбежно чувствовал ее тепло.
Посмотрев в сторону, он нахмурился, когда увидел, что мать отошла и пробирается сквозь толпу, словно выискивая кого-то. Он подумал, не ищет ли она Люциуса среди потрепанных битвами ведьм и волшебников, но тут Гермиона заговорила, и он снова посмотрел на нее.
— Что?
— Гарри противостоит Волдеморту, — сказала она, нетерпеливо ерзая в его объятиях. — Опусти меня, пожалуйста. Нужно подобраться поближе. Нужно посмотреть, что происходит.
Драко поставил ее на пол, и в тот момент, когда ее ноги коснулись твердой поверхности, она потянула его за локоть, таща вперед, обходя остальных, пытаясь хоть что-нибудь увидеть. Хромая из-за непроходящей боли, все еще пульсирующей в лодыжке, он изо всех сил старался не отставать от Грейнджер, когда она тянула его из стороны в сторону, сталкиваясь по пути с людьми. Но это сработало: они пробрались ближе, и Драко услышал громкие голоса Поттера и Волдеморта, когда толпа притихла, прислушиваясь.
— Гермиона, сюда!
Рон подвел их к помосту из обломков в центре Большого зала, где они с Невиллом, Джинни, Луной и Блейзом сидели, наблюдая за происходящим. Взбираясь по упавшим кирпичам и осыпавшимся балюстрадам, она все еще сжимала руку Драко, практически таща его за собой, спотыкаясь от отчаяния, желая увидеть схватку Гарри и Волдеморта, а значит — исход войны.
Она знала, что это конец. Кульминация. Последнее сражение. Все, за что они боролись, теперь в руках ее семнадцатилетнего лучшего друга; все решится в столкновении с одним из самых опасных и сильных волшебников всех времен. Никогда еще она не была так напугана и взволнована.
Когда Гермиона и Драко устроились на вершине утрамбованной груды обломков рядом с Роном и остальными, Драко осмотрел Зал, а после пригляделся получше, примечая мать, удобно стоящую рядом с Молли Уизли и Макгонагалл. Он вспомнил свою встречу со Снейпом, вспомнил, как она помогала Ордену, и задумался, знала ли об этом Макгонагалл. Еще один вопрос, который он мог бы задать, выиграй они войну.
Где же Снейп? Конечно, он будет здесь, как и все остальные.
Окинув взглядом помещение, он увидел Майлза, Миллисенту и Трейси, столпившихся среди группы хаффлпаффцев. Казалось, все были в порядке, и это радовало. Майлз поймал его взгляд и кивнул в знак приветствия, но, несмотря на расстояние, Драко почувствовал его волнение. Девушки тоже нервничали. Он задумался, был ли кто-нибудь из Пожирателей смерти в масках, кружащих на другой стороне Зала, их родителями, возможно ли, что кто-то из его сокурсников пережил встречу с Люциусом подобную той, что случилась у него.
Драко подумал о Тео, который, как он знал, действительно схватился не только с отцом, но и с Люциусом.
Тео должен был находиться здесь.
Тео должен был стоять на этой заваленной обломками трибуне вместе с ним и Блейзом. Ему следовало бы отпускать неуместные и несвоевременные шутки. Он должен был раздражать их ненужными комментариями. Он должен был находиться здесь в качестве третьего члена их противоречивого и сложного слизеринского трио.
Он должен был быть здесь как их друг.
Гермиона толкнула Драко локтем, и он посмотрел в ее широко раскрытые, встревоженные глаза.
— Началось, — сказала она.
— Да.
Он не знал, что еще сказать. Все слова вдруг показались пустыми.
Вместо этого он посмотрел туда, куда смотрели все остальные — в центр Большого зала, где Поттер и Волдеморт кружили, как нетерпеливые голодные волки. Они разговаривали друг с другом: Поттер усмехался сквозь стиснутые зубы, а Волдеморт шипел в ответ, слегка плюясь на каждом слоге. Несмотря на всеобщее молчание и близость к месту действия, Драко прислушался, чтобы разобрать разговор. Некоторые слова и фразы затерялись среди обвалившихся колонн Хогвартса, но, по большей части, он слышал их горячий спор.
— Ты больше никого не убьешь! — крикнул Поттер. — Все кончено, Риддл! Все твои крестражи уничтожены.
— Считаешь себя сильнее меня? — издевался Волдеморт. — Думаешь, что один сможешь защитить этих глупцов?
— Я уже сделал это! Моя любовь к ним защищает их от тебя, так же как любовь моей матери защищает меня!
Волдеморт фыркнул и оскалился в мерзкой ухмылке.
— Любовь? Любовь?! Неужели Дамблдор вместил эти нелепые идеи в твой примитивный мозг?
— Как думаешь, почему ни одно из твоих проклятий не сработало? Моя любовь защищает их!
Драко почувствовал, как рука Гермионы скользнула в его ладонь.
— Думаешь, твоя жалкая идея любви сильнее меня? — усмехнулся Волдеморт. — Думаешь, ты сильнее меня? Я самый сильный волшебник всех времен.
Гарри покачал головой.
— Дамблдор был сильнее тебя.
— Я принес ему смерть!
— Нет, — спокойно ответил Гарри. — Ошибаешься. Ты думаешь, что Снейп работал на тебя, что он убил Дамблдора ради тебя, но ты ошибаешься. Снейп был на нашей стороне.
Взрыв вздохов эхом прокатился по толпе.
— Ты думаешь, что вы со Снейпом спланировали смерть Дамблдора, но они сговорились обо всем задолго до этого. В тот момент, когда ты угрожал моей матери, он стал шпионом Дамблдора, потому что любил ее.
Волдеморт усмехнулся.
— Снейп не испытывал ничего, кроме мимолетного влечения, к твоей грязнокровной матери.
Драко нахмурился. Странно, как это слово взбесило его сейчас.
— Снейп хотел, чтобы ты именно так и думал, — продолжал Гарри, — но он любил ее и встал на сторону Дамблдора. Поэтому, когда Снейп убил Дамблдора, это не было случайностью. Сила не была передана Снейпу. Дамблдор хотел, чтобы сила Бузинной палочки умерла вместе с ним...
— Это не имеет значения, — возразил Волдеморт, с прищуром глядя на Гарри. — Потому что я украл Бузинную палочку из могилы старого глупца. Я выхватил ее из его холодных, мертвых пальцев. Я убил Снейпа, и так как смерть Дамблдора была от его руки, вся сила теперь принадлежит мне.
Драко подавился резким вздохом и повернулся к Гермионе.
— Снейп мертв?
Она кивнула и пробормотала, заикаясь:
— Мне жаль.
У Драко не было времени отреагировать на эту новость, но он почувствовал, как сжались кулаки и сдавило грудь. Что он должен был чувствовать? Его отношения со Снейпом были, мягко говоря, сложными, но, тем не менее, этот человек в конечном счете не раз спасал ему жизнь. Это был долг, который он никогда не сможет вернуть. Но эти мысли, как и многие другие, придется отложить на потом.
— Ты меня не слушаешь, да? — сказал Гарри, пристально глядя на Волдеморта. — Обладания палочкой недостаточно! Палочка выбирает волшебника, помнишь? Кое-кто другой победил Дамблдора. Кое-кто другой обезоружил его, он и стал хозяином Бузинной палочки.
Драко в замешательстве нахмурился. Он не совсем понимал, о чем говорил Поттер, но знал, что это очень важно. Он почувствовал, как рядом напряглась Гермиона.
— О боже, — прошептала она, резко повернув к нему голову. Ее глаза были широко раскрыты от осознания. — Твоя палочка. Драко, где твоя палочка?
Он в недоумении уставился на Гермиону.
— Что?
Резкими движениями она потянулась к его карману и вытянула палочку Андромеды. Она изучала ее с минуту, а затем снова посмотрела на него еще бо́льшими глазами.
— Это не твоя палочка.
— Она Андромеды, — объяснил он. — Что, черт возьми, происходит, Грейнджер?
— Где твоя палочка, Драко? — в отчаянии спросила она. — Где она?
— Я не знаю! Я потерял ее, помнишь? Грейнджер, что...
— Да-да, — рассеянно пробормотала она. — Гарри обезоружил тебя и оставил у себя… он использовал ее...
Драко нахмурился.
— Моя палочка у Поттера?
— Да! И поскольку именно ты обезоружил Дамблдора...
Они оба повернулись к Гарри и Волдеморту как раз в тот момент, когда последний поднял палочку дрожащей от напряжения рукой. Гарри даже не шевельнулся; Гермиона не могла припомнить, чтобы когда-либо видела у него такой свирепый взгляд, наполненный решимостью.
Драко наблюдал, как Поттер медленно поднял палочку — его палочку, — и все понял.
— Драко Малфой был истинным хозяином Бузинной палочки! — воскликнул Гарри, и Драко почувствовал, как сотни глаз на мгновение устремились на него. — Он обезоружил Дамблдора, и поэтому ты над ней не властен! Ты можешь физически обладать палочкой, но ее сила тебе не принадлежит!
— Охренеть, — пробормотал Драко.
Когда он поднял голову, пронзительные, потрясенные глаза Волдеморта устремились на него, а змеиное лицо было искажено злобой. Но через секунду шок прошел, и Волдеморт повернулся к Поттеру с тем же холодным выражением безумного самообладания.
— Неважно, — уверенно произнес он. — После того, как я одолею тебя, я займусь Драко Малфоем.
Гермиона потянула Драко за руку, пытаясь оттащить назад, но он сопротивлялся.
— Но видишь ли, — продолжал Гарри, — ты опоздал. Я обезоружил Драко всего несколько дней назад. — Он замолчал и направил палочку Драко на Волдеморта. — Итак, единственный сто́ящий вопрос: знает ли палочка, что ее последний хозяин был обезоружен? Потому что будь это так, я — хозяин Бузинной палочки.
До этого момента Гермиона не осознавала, как быстро билось ее сердце. Оно ревело в груди, как буря. Она не могла оторвать глаз от Гарри и Волдеморта, но поток пылающего красного света хлынул в Большой зал через разбитые окна и заставил ее прищуриться. Это был первый луч восходящего солнца, который окутал Гарри и Волдеморта почти адским, огненным сиянием. Ее глаза привыкли к яркому свечению как раз вовремя, чтобы увидеть, как Волдеморт выставил палочку и открыл рот; Гарри сделал то же самое.
Момент настал. Разница между проклятием и спасением теперь зловеще балансировала на плечах семнадцатилетнего юноши и его робкой теории о волшебной палочке из сказки. Атмосфера в Большом зале сгустилась вокруг присутствующих.
— Авада Кедавра!
— Экспеллиармус!
Зеленый и красный лучи столкнулись в центре Зала с ужасающим ревом, и порыв удара почти сбросил Гермиону, Драко и остальных с возвышения. Заслонив Гермиону от взрыва своим телом, Драко закрыл глаза, чувствуя, как жар сталкивающихся заклинаний покалывает затылок. Пыль и грязь от взрыва хлынули наружу, в толпу, накрыв всех обломками. Смахнув рукавом мусор с лица, Драко сморгнул туман перед глазами и посмотрел туда, где стояли Поттер и Волдеморт.
Но теперь там остался лишь Поттер. В левой руке он крепко сжимал Бузинную палочку, а в правой — палочку Драко. Распростертый на земле Волдеморт был неподвижен и безмолвен. Мертв. Бесспорно мертв. Темного Лорда не стало. Единственным движением было легкое развевание его одежд дразнящим ветерком, врывающимся через отверстие в стене.
Впитывая в себя всю сцену, Драко услышал резкий вдох Гермионы, но это был единственный звук, который пробил пустоту, внезапно окутавшую Большой зал. Все под зачарованным потолком просто стояли, уставившись на труп Волдеморта в молчаливом, неподвижном шоке.
За пять тяжелых ударов сердца ничего не произошло. А потом толпа взорвалась.
Драко понятия не имел как, но Гермиона спрыгнула с груды и первой добралась до Поттера, обхватила его руками за шею и обняла изо всех сил. Уизли оказался прямо за ней, а следом и остальные. Макгонагалл, Лавгуд, Финниган и рыжеволосое семейство Уизли. Все собрались вокруг него — одни кричали, другие плакали.
Повернув голову в сторону, он обнаружил, что Блейз, как и он сам, не сдвинулся с места. Но на его лице появилась едва заметная усмешка, когда он медленно встретился взглядом с Малфоем. Губы Драко дернулись в едва уловимой улыбке.
— Они победили, — сказал Драко.
— Мы победили, — поправил Блейз.
Восторг и облегчение, нахлынувшие на Драко, остались невысказанными в груди, неизбежно затуманенные смертью Тонкс, Снейпа и Тео. Тео. Что там с Люциусом? Как умер Снейп? Так много вопросов нужно задать. Но теперь для этого было время. Пора все узнать. Им больше ничего не угрожало. Больше не было никакого таймера, отсчитывающего время до их смерти. Волдеморт побежден, и с его поражением они все обрели свободу.
Приблизившись к Драко, Блейз похлопал его по спине, и они вдвоем стали наблюдать за происходящим. Их внимание было отвлечено от веселья вокруг Поттера, переместившись в другую сторону Большого зала. Шеклболт и еще пятнадцать человек окружили примерно сорок оставшихся Пожирателей смерти, хотя большинство из них уже сложили палочки. Один за другим они сняли маски, и Драко узнал некоторые лица. Среди них были отцы Крэбба и Гойла, оба родителя Пэнси, и… еще одно знакомое лицо.
Блейз вздохнул и покачал головой, наблюдая, как его мать подняла руки в знак покорности.
— Тупая корова, — пробормотал он. — Я все гадал, появится ли она здесь.
— Ты собираешься с ней поговорить? — спросил Драко.
— Мне нечего ей сказать. Иногда прошлое лучше оставить без внимания. — Он сделал паузу. — А что с твоим прошлым? Я не вижу там Люциуса.
Драко опустил глаза.
— Я встретил его ранее. Мы поговорили. С тех пор я его не видел.
— И что?
— Ничего. Он отреагировал так, как я и ожидал.
Блейз понимающе кивнул.
— Мне очень жаль.
— Не стоит, — ответил он, поднимая глаза, чтобы отыскать мать. Она была в другом конце Зала, разговаривала с Макгонагалл. — У меня оказалось больше поддержки, чем я мог предположить.
Когда толпа, окружавшая Поттера, начала расходиться, двигаясь дальше, Драко обнаружил, что сидит на скамейке один. Он не знал, какому факультету она принадлежала, да его это и не особенно волновало. Профессора вынесли скамьи и столы, чтобы дать место усталым бойцам, и он просто устроился на ближайшей. Слегка прикрыв глаза, он наблюдал, как все разговаривают, празднуют, скорбят...
Ему казалось уместным сидеть здесь, не отделенным и все же не совсем присоединившимся. На окраине, но тем не менее рядом.
Заметив, что рядом с ним присели, он сосредоточился на Шеклболте и Слизнорте, которые подняли труп Волдеморта и поместили его в небольшой альков, намеренно держа подальше от павших.
— Как думаешь, что они с ним сделают? — спросил Драко.
— Не знаю, — вздохнула Нарцисса. — Полагаю, закопают.
— Они должны его сжечь.
— Вероятно.
Драко склонил голову, чтобы посмотреть на мать, и столкнулся с весьма противоречивым и усталым выражением лица. С покрасневшими запавшими глазами, искусанными губами и растрепанными волосами она выглядела совсем другой женщиной. Он не мог припомнить ни одного случая, чтобы его мать выглядела менее чем безупречно, даже когда Люциуса отправили в Азкабан. Но изменения в ее внешности были не просто побочным эффектом событий последних часов. Ее глаза выглядели так, будто бы она проплакала многие месяцы, щеки были впалыми, в прическе появилась седина.
Драко со вздохом переместился поближе к матери, и она обняла его прежде, чем он осознал это. Уткнувшись лицом в изгиб ее плеча, он почувствовал, как она шеей прижалась к его виску и тяжело сглотнула, пытаясь подавить всхлип. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, ищущим утешение в объятиях мамы — это была отрадная ностальгия, это было именно то, чего он давно жаждал. На самом деле больше года.
Он не сказал ей, что скучал, и она не сказала ему, что скучала. Он не сказал ей, что был напуган, или что волновался, или даже что ощущал полную и совершенную радость от того, что она была на его стороне. Отсутствие слов казалось более проникновенным. Он чувствовал это в ее объятиях и надеялся, что она почувствует то же в его.
Спустя слишком короткое время он отстранился, чтобы посмотреть на Нарциссу, и заметил, как слеза скатилась по ее впалой щеке. Чувство вины охватило Драко из-за того, что он собирался сказать, но это было неизбежно:
— Я видел его. — Не было необходимости уточнять, о ком речь. — Как раз перед тем, как все вошли сюда, мы разговаривали снаружи.
Нарцисса склонила голову.
— И что же было сказано?
— Ничего хорошего. Я не знаю, где Люциус сейчас, но он ясно дал понять... ну, знаешь. — А потом еще тише: — Прости меня, мам.
— Ох, — прошептала она, прикрывая рот руками. Она заплакала еще сильнее, выплевывая слова: — О нет, Драко. Это я прошу прощения. Мне очень, очень жаль. Я никогда не думала... Мне так жаль.
Он потянулся и сжал ее дрожащие пальцы.
— Я не сержусь на тебя.
— А должен бы. Я сама на себя сердита.
Драко терпеливо ждал, пока ее слезы утихнут, держал за руку.
— А как же Люциус?
— Не знаю, — она пожала плечами, качая головой. — Он... нездоров. Он давно уже сам не свой, и я… не знаю. Но я хочу, чтобы ты знал, что ты мой сын, ты мой главный приоритет. Все будет так, как ты того хочешь.
Кивнув, он решил не торопить события. Часть его хотела проклинать и возмущаться перед ней из-за Люциуса, но он сомневался, что это принесет пользу кому-то из них. Он понятия не имел, через что прошли его родители, пока он был в изоляции, и, если честно, он правда больше не хотел обсуждать отца. У него было предчувствие, что в ближайшие дни эта тема будет часто обсуждаться, и уже ощущал бремя этой мысли. Кроме того, всегда будет существовать некая граница того, как много он сможет рассказать матери о жестокости Люциуса. Он отказывался ранить ее и без того разбитое сердце.
— Я оставался с Андромедой, — выпалил он, чувствуя необходимость прервать молчание.
Глаза Нарциссы расширились.
— Понятно.
— Она взяла меня к себе, оберегала.
— Это очень... мило с ее стороны.
— Она мне нравится, мама, — сказал Драко. — На самом деле, она мне очень нравится.
Нарцисса с сожалением поджала губы.
— Мне она тоже нравилась.
Драко подумал, не сказать ли еще что-нибудь, а потом почему-то решил спросить, как она относится к смерти Беллатрисы, но быстро передумал. Разбитое сердце. Разбитое все.
Заметив боковым зрением размытое пятно знакомых густых волос, Драко вернул внимание к толпе, в которой увидел Грейнджер. Она разговаривала с Лонгботтомом, но, наверное, почувствовала его пристальный взгляд, потому что встретилась с ним глазами и мягко улыбнулась. Нарцисса проследила за его взглядом до Гермионы, а затем снова посмотрела на него с нежным и задумчивым выражением лица.
— Ты ведь очень ее любишь? — спросила она.
Он кивнул.
— Она... моя причина. Причина всему. Не могу этого объяснить.
— Она... несомненно очень особенная девушка.
— Она спасла мне жизнь.
Нарцисса наблюдала за тем, как ее сын смотрит на магглорожденную гриффиндорку, и чувствовала ком в горле. Крепко сжав руки на коленях, она глубоко вздохнула.
— Драко, — медленно произнесла она, возвращая себе его внимание. — Я не собираюсь притворяться, что полностью понимаю или же смотрю на нее и не вижу... то, что видела всегда. Но я обещаю — я научусь. Я научусь, как научился ты. Обещаю, обязательно.
— Я уверен, так и будет, — ответил он.
— И я хочу, чтобы ты знал — я никогда, никогда не была так горда тобой, как сегодня.
Еще раз отчаянно обняв Драко, Нарцисса улыбнулась, а затем поцеловала в щеку так же крепко, как это делают матери. Освободив его из объятий, она подняла руку и погладила его по щеке. Ее глаза сияли от радости, которую лишь слегка подавляли блестящие слезы, а в уголках рта играла слабая улыбка, но все же она была.
— Мы можем поговорить обо всем позже, когда пыль осядет — как в прямом, так и в переносном смысле. Я обязана принести некоторым слова благодарности, и многим — извинения. — Она оглянулась на Гермиону, которая нерешительно приближалась к ним. — Это позволит вам какое-то время побыть вдвоем.
— Спасибо тебе.
— Я очень тебя люблю.
— И я люблю тебя.
С последней неуверенной улыбкой Нарцисса встала, и Драко с интересом наблюдал, как она направилась в сторону Гермионы. Грейнджер нервно переступила с ноги на ногу, когда Нарцисса остановилась прямо перед ней, и Драко напряг слух, чтобы расслышать разговор, но они стояли слишком далеко, и рев комнаты заглушал все, что он мог бы уловить. Он приподнял бровь, увидев, как после сказанных слов его мать притянула Гермиону для короткого, но, несомненно, неловкого объятия, которое выглядело совсем неудобным для них обеих. Несмотря на то, насколько неестественно это смотрелось, Драко почувствовал, как на губах появляется полуулыбка.
Это длилось всего несколько секунд, а потом Нарцисса ушла, оставив явно сбитую с толку Гермиону. Заметив удивленный взгляд Драко, она улыбнулась в ответ и подошла к нему, усаживаясь рядом. Она медленно дернула за рукав и закатала его до локтя, демонстрируя чистую кожу предплечья.
— Шрам исчез, — удовлетворенно сказала она. — Вырезанная проклятьем Беллатрисы «грязнокровка». Я почувствовала, как он исчез, когда та умерла. Блейз был прав.
С полной надежды настойчивостью Драко повторил ее действия и задрал рукав, также обнажая чистую кожу, незапятнанную Темной меткой, которая когда-то так беспардонно там находилась.
— Слава Мерлину, — пробормотал он. — А я и не... я не знал, исчезнет ли она.
— Все исчезло, — сказала Гермиона, потянувшись к его руке и поднеся ее к губам, чтобы целомудренно поцеловать место, где еще недавно виднелась Метка. — Как ты себя чувствуешь без нее?
Задумчиво склонив голову набок, он сказал:
— Знаю, это странное слово, но я чувствую себя... чистым.
— Я тебя понимаю, — кивнула она, а затем смущенно изогнула бровь. — Но вот что странно — ты сидишь на гриффиндорской скамье.
— Сегодня произошли куда более странные вещи.
— Например, когда твоя мама обняла меня?
— Это определенно в первой десятке, — сказал он, откидываясь назад и опираясь спиной на стол. — Что она тебе сказала?
Гермионапридвинулась чуть ближе, положив руку ему на колено и не обращая внимания на неприятную текстуру его грязных брюк.
— Она поблагодарила меня за спасение твоей жизни.
— И что же ты ответила?
— Я ответила, что не спасала тебя. Ведь ты все сделал сам.
Драко нахмурился, наморщив лоб. Он не согласился с ней, но тон ее голоса подсказал, что лучше воздержаться от возражений.
— Она ведь не совсем согласна с этим? — пробормотала Гермиона. — Я имею в виду нас.
Вздохнув, он пальцами помассировал ей шею.
— Пока. Но она изменится.
— Как ты?
— Как я.
Опустив руку на ее плечи, он рассеянно играл пальцами с прядями волос, венчавшими ее затылок. Он устал. Так невероятно устал. Он был бы счастлив положить голову на плечо Гермионы и позволить глазам закрыться.
— Устал? — спросила Гермиона.
— Угу, — буркнул он. Отяжелевшие веки болели, и, несмотря на все усилия, они закрылись. — Вымотан.
Он услышал, как скрипнула под Гермионой скамейка, и почувствовал, как ее волосы щекочут щеки, прежде чем она поцеловала его. Их первый поцелуй после поражения Волдеморта был нежным и тихим. Хриплый гул вибрировал в груди, пока дарящее онемение чувство спокойствия распространялось по всему телу, поощряемое настойчивым толчком усталости. Когда глубокая тьма надвигающегося сна начала затуманивать разум, он понял, что впервые за год закрыл глаза и почувствовал себя в полной безопасности.
— Поспи немного, — услышал он голос Гермионы, и она откинула волосы с его лица. — Я разбужу тебя через некоторое время.
Драко не успел заснуть. Не совсем.
Он пребывал в блаженном, но мучительном состоянии между бодрствованием и сном, осознавая происходящее, но не обращая внимания на время и окружение.
Низкий гул голосов вернул его в сознание, несмотря на все попытки избежать этого. Гермиона по-прежнему лениво рисовала рукой узоры на его макушке, и он почувствовал облегчение оттого, что она все еще рядом. Держа глаза закрытыми и внимательно прислушиваясь, он узнал голоса Блейза, Лавгуд, Уизли и Лонгботтома — все они вели беседу с Гермионой; послышалось еще несколько голосов, которые он не мог определить. Конечно же, они обсуждали сражение.
Победу.
Он медленно приоткрыл один глаз и посмотрел на небольшую компанию собравшихся вокруг них с Грейнджер, пока он пытался заснуть. Как и предполагал, здесь были Блейз, Лавгуд, Уизли и Лонгботтом, а также Джинни Уизли, Кэти Белл и Дин Томас.
Лавгуд и младшая Уизли болтали о чем-то, связанном с фестралами, в то время как Блейз и Томас обсуждали теории о том, как Поттер победил Волдеморта. Гермиона разговаривала с Лонгботтомом, выясняя, как он обезглавил Нагайну, а Уизли осторожно перевязывал опухшую руку Кэти Белл.
Когда он осмотрел всех, то подумал, что они в какой-то степени выглядели одинаково — каждый был полон противоречий. Все казались измученными, но бодрыми. Все казались спокойными, но встревоженными. Все казались счастливыми, но печальными.
Должно быть, он слегка пошевелился, потому что скамейка скрипнула, и Гермиона повернула голову, улыбаясь ему.
— Доброе утро, — сказала она.
Драко сел и вытер лицо пыльной ладонью.
— Все еще утро?
— Да. Ты уснул всего минут на двадцать.
— Трудно спать, когда все так чертовски громко разговаривают, — проворчал он, вздрогнув, когда Гермиона нерешительно хлопнула его по колену. — Я ничего не пропустил?
— Шеклболт, Грюм и еще несколько человек увели Пожирателей в подземелья, — сказал Блейз. — Вот и все.
Драко кивнул. Интересно, сколько времени потребуется, чтобы всех Пожирателей, включая Люциуса, отправили в Азкабан? Если их вообще туда отправят — в тюрьме явно были проблемы с безопасностью. И сначала им придется предстать перед судом. Даже при всем упорстве Ордена и совершенно мертвом Волдеморте, Министерству неизбежно потребуется время, чтобы снова утвердиться как действующей власти.
Пока эти мысли не давали ему покоя, Драко заметил, что Лонгботтом смотрит на него растерянно, прищурившись и слегка склонив голову набок. Драко поймал его взгляд, и тот моргнул, отвел глаза и неловко откашлялся.
— Извини, — громко выпалил Невилл, привлекая внимание всех остальных. — Но... я, в общем... должен спросить.
Драко обменялся быстрым понимающим взглядом с Блейзом.
— Тогда спрашивай, Лонгботтом.
— Значит, теперь у вас все хорошо?
Блейз ухмыльнулся.
— Определенно хорошо.
— Ну... — неуверенно начал Невилл. — Ты же знаешь. Как будто ты не... ну, знаешь.
— Мы не Пожиратели смерти, — сказал Драко.
— Не только это. В школе вы оба были... хм... вы были...
— Сволочами? — предложил Рон.
— Да! — воскликнул Лонгботтом и растерянно раскрыл рот. — Нет! Нет, подожди, я не это...
— Мы все еще сволочи, — сказал Блейз, пожимая плечами. — Но я думаю, что теперь мы... приличные сволочи.
— Приличные сволочи — подходящее описание, — согласился Драко.
Гермиона нахмурилась и наклонилась, чтобы чмокнуть его в щеку. — Мне так не кажется. Я бы сказала, что вы оба хорошие, порядочные люди.
— Извините, могу я еще кое-что уточнить? — спросил Невилл. — Вы двое, — Он указал на Гермиону и Драко. — и вы двое, — Переместил палец на Луну и Блейза, — ...вы... ну, знаете... вместе?
— Все вчетвером? — ухмыльнулся Драко. — Не совсем в моем вкусе, Лонгботтом, но не могу говорить за других.
— Я не это имел в виду... Ты просто издеваешься надо мной, да?
Гермиона прикрыла улыбку тыльной стороной ладони.
— Мы с Драко пара, Луна и Блейз тоже, Невилл, — объяснила она, нежно улыбаясь. — Есть еще вопросы?
— Только один. Как, черт возьми, это случилось?
Гермиона и Драко обменялись короткими, но многозначительными взглядами. Они и сами не знали, как это случилось. Чувства подкрались к ним обоим, как порыв ветра, сотрясающий деревья, прежде чем добраться до тебя.
— Прости, Невилл, — сказала Гермиона, — но это долгая история, и я слишком устала, чтобы ее рассказывать.
— Логично, — вздохнул он, поднимаясь на ноги. — Тогда расскажешь в другой раз. Уверен, это... будет интересно. Пойду посмотрю, не нужна ли профессорам помощь.
— Я с тобой, — сказал Дин.
— Я тоже, — добавила Кэти и, прежде чем встать, повернулась к Рону с почти застенчивой улыбкой. — Спасибо, что перевязал руку.
— Без проблем, — просиял он в ответ. — Увидимся.
Все трое помахали на прощание и ушли; Драко заметил адресованный ему сердечный кивок Лонгботтома. И кивнул в ответ. Вообще-то, парень обезглавил огромную змею, любимицу самого злого волшебника, известного в магическом мире. Уже одно это вызывало к Лонгботтому некоторое уважение, пусть и неохотное.
— Кэти — милая девушка, — небрежно бросила Луна. — Разве не так, Рон?
Он недоуменно заморгал, глядя на нее.
— Э-э, да, наверное.
— А разве вы не играли вместе в Квиддич?
— ...Да?
Она довольно усмехнулась.
— Ну, это ведь хорошо?
— Эм-м, конечно, Луна, — ответил он, неловко откашлявшись.
— А вы с Драко теперь друзья, — заметила она, — это тоже хорошо.
Драко медленно повернулся к ней, сверкнув глазами.
— Лавгуд, в тебе деликатности, как в горном тролле.
— Значит, вы не друзья? Кажется, вы неплохо ладите.
— Вполне неплохо, — сухо повторил Драко.
— Настолько неплохо, как, наверное, никогда уже не будем, — сказал Рон. — Думаю, «друзья» — это уже перебор, Луна.
— Я предпочитаю думать об этом как о… взаимной терпимости.
— Понимаешь, ты весьма неохотно признаешь, что у тебя есть друзья, — задумчиво пробормотала Луна. — И все еще не считаешь меня одним из них.
Драко сердито посмотрел на нее.
— Потому что это не так.
— О, это определенно так, — уверенно заявила она.
— Согласна, — согласилась Гермиона, самодовольно улыбаясь Драко. — Кстати, о друзьях. Я давно не видела Гарри.
— Когда я видел его в последний раз, он разговаривал с Аберфортом, — сказал Рон. — Может быть, он выскользнул ненадолго, чтобы проветриться. Не думаю, что у него была хотя бы секунда, чтобы кто-нибудь не поздравлял его.
— Как себя чувствовал Гарри, когда вы с ним разговаривали? — спросила Луна.
— Почти так же, как и все остальные, — ответила Гермиона. — Окрыленный и опустошенный одновременно. Мне кажется, он до сих пор не верит, что сделал это, правда.
— Должен сказать, — пробормотал Блейз, — я не думал, что Поттер действительно способен победить Волдеморта.
— Хм-м, — протянул Драко в знак согласия. — Несмотря на то, что Грейнджер настаивала на обратном, я тоже не думал, что он его убьет.
— Честно говоря, я тоже не был уверен, что смогу это сделать.
Тесная маленькая компания из пяти человек одновременно повернулась, с ошеломленными вздохами выискивая источник нового голоса. Прямо за плечом Гермионы парило бестелесное лицо Гарри, подпрыгивающее, как жуткий воздушный шар, и смущенно улыбающееся.
— Мерлиновы яйца, Поттер! — воскликнул Драко, переводя дыхание после шока. — Какого хера ты подкрадываешься к людям? Тебе не кажется, что в последнее время наши сердца достаточно пострадали?..
— Ш-ш-ш, Малфой, — прошипел Гарри, оглядываясь по сторонам. — Я не хочу привлекать к себе излишнее внимание.
— Ну, может, тебе стоило подумать об этом, прежде чем решил напугать меня до...
— Поздравляю, Поттер, — перебил его Блейз, сжав губы в искренней неловкости. — В смысле... молодец, да.
Когда Гарри дружески кивнул Блейзу, Драко попытался не обращать внимания на Гермиону, осторожно тыкающую его локтем в ребра; ее удары были настойчивыми и с каждой секундой становились все более болезненными. Кашлянув, чтобы прочистить горло, он скрестил руки на груди и принялся разглядывать свои ботинки, делая вид, что не замечает, как все медленно поворачиваются в его сторону.
— То же, что сказал Блейз, — пробормотал он, но, судя по взгляду Грейнджер, этого было недостаточно. — Молодец... все это героическое дерьмо... и так далее.
Помимо воли, Гарри ухмыльнулся.
— Это ведь лучшее, что я могу от тебя ожидать?
— Да. Хочешь верь, хочешь нет, Поттер, — сказал он, а потом, словно спохватившись, добавил: — Я получу свою палочку?
— Мне нужно кое о чем позаботиться, а потом она полностью твоя. Очевидно ведь, что я не про Бузинную.
— Гарри, — вмешалась Гермиона, — с какой стати ты надел мантию невидимку?
— У него есть мантия невидимка? — спросил Драко, а потом проворчал: — Конечно, черт побери, есть.
— Я хотел немного тишины и покоя, — сказал он, игнорируя комментарии Драко и переводя взгляд с Гермионы на Рона. — Мне нужно кое-что сделать. Вы двое со мной?
Без малейшего колебания Гермиона и Рон вскочили с мест и приблизились к парящей голове Гарри. Со звуком, похожим на шелест ткани, они исчезли вместе с его головой. Несколько мгновений раздавались шаркающие шаги, а потом не осталось ничего, кроме легкого следа от касания, где волшебная мантия Поттера тревожила пыль и мусор на полу.
Блейз перевел весьма веселый взгляд на Драко.
— Тебя не смущает, что твоя девушка только что исчезла с двумя парнями, используя магический артефакт, преследующий единственную цель — обеспечить конфиденциальность?
— Нет, — честно ответил он, — и это, в некотором смысле, само по себе тревожно. Хотя я слегка зол. У меня осталось довольно много вопросов, которые я хотел задать. Например, что Поттер говорил о Снейпе и как тот умер. — Он вздохнул и пожал плечами. — Думаю, их придется отложить на потом.
Блейз потер подбородок.
— У всех нас много вопросов, Драко. Ответы придут, когда все успокоится.
— Можно тебя спросить, Драко? — Луна наклонилась вперед с заинтригованным видом.
Он осторожно посмотрел на нее.
— Я уверен, что ты это сделаешь, несмотря на мой ответ, Лавгуд.
— Ты... был хозяином Бузинной палочки, но понятия об этом не имел?
— Ни малейшего.
— Но если бы ты знал, разве поступил бы иначе?
— Хороший вопрос, — заметил Блейз, его тон был немного мягче от любви.
— Никогда не был большим поклонником вопросов типа «а что если», — сказал Драко. Его собственная реальность была достаточно сложной, так зачем принимать во внимание еще другие возможные ее варианты? — Никогда не видел в них смысла.
— Да ладно тебе, приятель. Луна задала хороший вопрос. Развлеки нас.
Склонив голову набок в раздумье, Драко мысленно вернулся к тому времени, когда несколько месяцев провел со Снейпом в Шотландии, опасаясь за свою жизнь и постоянно оглядываясь через плечо, практически ожидая, что Волдеморт найдет его и убьет. Если бы он знал тогда, что сила Бузинной палочки была в его дрожащих руках, конечно, он бы использовал ее, но Луна с Блейзом спрашивали не об этом.
Они спрашивали его, не променяет ли он реальность, наполненную силой, на реальность, в которой живет сейчас — с Грейнджер.
Он попытался представить себе такую жизнь. Он попытался представить, что его никогда не заставляли остаться в ее дортуаре. Он попытался представить, что все их споры никогда не происходили. Он попытался представить, что она не разрезала его ладонь, а потом и свою, и не смешивала их кровь. Он попытался представить, что никогда не целовал ее после укуса пчелы. Он попытался представить, что они никогда не катались на коньках, не смотрели фейерверки, не занимались сексом, не читали Шекспира, не разговаривали, не плакали, не целовались, не кричали — ничего.
Он попытался представить отсутствие всего произошедшего, и от одной мысли об этом у него что-то заныло в самой глубине души.
Реальность без них обоих в изоляции от остального мира и всех событий, которые были этим вызваны — о таком он даже не мог помыслить.
— Вы и так знаете мой ответ, — тихо сказал он. — Я бы не стал ничего менять.
Луна улыбнулась ему с почти гордым выражением лица.
— Я знала, что ты это скажешь. — Склонив голову на плечо Блейза, она удовлетворенно вздохнула. — Все изменится и станет намного лучше.
====== Глава 48. После ======
Саундтрек:
Shearwater — I’m so glad
Angus and Julia Stone — The Devil’s Tears
Тело Люциуса Малфоя было обнаружено шестого мая, через четыре дня после победы Гарри Поттера над Волдемортом, события, которое стало известно как Битва за Хогвартс.
Через два дня после сражения началось восстановление Школы, и профессор Слизнорт обнаружил тело — вернее, его часть — во дворе под обрушившейся стеной.
Под обломками лежала левая нога Люциуса, половина туловища и запятнанная Темной меткой рука. Остальные части его тела нашлись только на следующий день двумя аврорами в Малфой мэноре.
С помощью избранной группы верных и заслуживающих доверия авроров Шеклболт и Грюм восстановили некое подобие правового порядка в Волшебном мире. Это маленькое импровизированное Министерство, состоящее не более чем из пятидесяти членов, медленно разбиралось с широкомасштабным ущербом, нанесенным всей британской территории, и окружало оставшихся Пожирателей смерти, заключая их в Азкабан, где те и дожидались суда.
Шеклболт приказал никому не входить в Малфой мэнор на случай, если Волдеморт, пока использовал поместье в качестве базы, применил силу каких-либо темных артефактов, которые могли навредить любому переступившему порог. После нескольких дней изучения особняка и проверки на наличие охранных и защитных чар с помощью зондирующих заклинаний, появились авроры и обыскали все имущество, чтобы убедиться в его безопасности.
Они обнаружили вторую половину Люциуса внутри поместья. Точнее, в спальне Драко.
Используя заклинание Приори Инкантатем, авроры подтвердили то, что и так подозревали: во время попытки аппарировать из Хогвартса в Мэнор Люциус Малфой расщепился насмерть.
Шеклболт лично сообщил об этом Драко.
Драко кивнул, сжал челюсти и просто сказал:
— Ясно.
Конечно, у Драко мелькнул вопрос: «Какого черта Люциус пытался аппарировать в его комнату?» Вероятно, этого он никогда не узнает, поэтому заставил себя не мучиться анализом всех возможных сценариев.
Наверное, ему лучше было бы не знать. В неведении кроется определенная свобода.
Прошло два дня. Драко казался невозмутимым, когда Андромеда ловкими пальцами завязывала черный галстук в идеальный узел на его шее. Они молчали: он не комментировал обгрызенные ногти своей тетки, а она не комментировала его напряженные плечи. Заглянув через ее плечо, Драко увидел безмятежно спящего и совершенно умиротворенного в люльке Тедди. Неведение — это блаженство. Пригладив галстук и спрятав его под воротник, Андромеда вздохнула и слабо улыбнулась.
— Ну вот, — сказала она, — в этом костюме ты выглядишь весьма элегантно.
— Очень на это надеюсь. Черт, ощущение, что это единственное, что я носил на прошлой неделе. С таким же успехом я мог бы в нем спать.
Конечно, это было преувеличение. За неделю, прошедшую после Битвы за Хогвартс, Драко посетил трое похорон: Ремус и Тонкс были погребены через три дня после этого события, Тед — на следующий день, а Тео — еще через день, рядом с ним.
Четыре человека, трое похорон.
Драко узнал о смерти Люциуса всего через час после того, как тело Тео опустили в землю. Когда Драко мысленно возвращался к тому дню, перед глазами вставали размытые образы черных одежд и обеспокоенных карих глаз. Глаз Грейнджер.
И, конечно же, этот черный костюм.
Мать купила его еще на пятом курсе, сразу после ареста Люциуса. Он надевал его почти год назад, когда впустил Пожирателей смерти в Хогвартс, после чего был вынужден скрываться вместе со Снейпом. Это был единственный костюм в его распоряжении до той ночи. До того момента, когда Пожиратели вторглись в Хогвартс, Драко надевал его только раз — два года назад на суд над Люциусом.
В этом была какая-то ирония, но он не обращал на нее внимания.
Тогда костюм был немного великоват, но теперь сидел идеально, и это еще больше раздражало.
Сегодня пройдут четвертые в его жизни похороны, и он будет наблюдать, как пятое тело погружают в землю, подобно мертвому, пустому семени. Тело Люциуса. Вот уж точно — пустое семя.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Андромеда.
Драко пожал затекшими плечами.
— Равнодушно.
— Я в это не верю.
— Ну, именно так я себя и чувствую.
Выдохнув, она печально покачала головой.
— Ты имеешь право что-то к нему чувствовать, Драко...
— Не уверен...
— Послушай меня минутку, — попросила она. — Ты думаешь, я ничего не почувствовала, когда узнала о смерти Беллатрисы?
Глаза Драко вспыхнули от шока.
— Правда?
— Да. Она была моей сестрой.
— Она убила твою дочь!
— Она все еще занимала место в моей жизни, — сказала Андромеда дрожащим голосом. — И когда я узнала, что она умерла, ощутила в сердце слабый, хоть и бессознательный укол — это была печаль. Да, я ненавидела ее. Клянусь душой, я все еще ненавижу ее и, возможно, буду ненавидеть до того одинокого дня, когда умру из-за всего, что она сделала со мной и моей прекрасной семьей. Она украла их у меня... — Андромеда замолчала, вытирая слезы, а затем глубоко, прерывисто вздохнула. — Но когда-то я любила ее. Я любила ее так же, как ты любил Люциуса.
Драко опустил глаза.
— Я чувствую лишь ненависть.
— Нет, это все, что ты предпочитаешь чувствовать, когда думаешь о нем, потому что так легче, — ответила она, положив руку ему на плечо. — Я понимаю. Правда. Но это нормально, Драко. Нормально чувствовать то, что ты не хочешь чувствовать к тем, кто этого не заслуживает. Если бы каждый мог подавить свои чувства к недостойным, мир был бы слишком совершенен. Мы всего лишь люди, но порой, когда чувствуем то, что не должны, мы становимся самой прекрасной версией себя.
Драко продолжал изучать пол, неловко шаркая ногами по плитке в кухне Андромеды. Во рту пересохло от отсутствия слов, а в голове было слишком много мыслей. К счастью, пронзительный крик спас его от собственного молчания.
Андромеда вздохнула, когда Тедди заплакал в люльке. Задержавшись на мгновение перед Драко, она большим пальцем убрала неподатливую складку на галстуке, а затем подошла к малышу и взяла его на руки.
— Он точно будет не из тихонь, — пробормотала она, укачивая Тедди. — Так же, как и его мать. Бедняжка.
Наблюдая за ними обоими, Драко почувствовал, как внутри нарастает напряжение — беспокойство, из-за которого все казалось немного выведенным из равновесия.
— Дромеда, — медленно начал он, — как, черт возьми, ты это делаешь?
— Делаю что, дорогой?
— Продолжаешь жить.
Она оторвала взгляд от плачущего внука.
— Я должна.
— Но ты потеряла всех.
— Нет, — ответила она. — У меня есть и Тедди, и ты.
Драко нахмурился.
— Разве нас достаточно?
— О боже, — пробормотала она, ужаснувшись тому, что он задал этот вопрос. — Ну конечно же. Без сомнения, вас обоих более чем достаточно. И, разумеется, со мной другие Просветленные. Блейз, Майлз, Трейси, Милли... Я очень люблю всех вас. Это может показаться глупым, но я… Мне нравится считать себя кем-то вроде вашей тетушки...
— Ты гораздо больше этого, Дромеда, — заверил он, и она улыбнулась в ответ. — И для Тео тоже.
— Да. Бедный Тео.
— Мне так и не удалось поблагодарить тебя, Дромеда. За то, что согласилась похоронить Тео рядом с Тедом. Ты не была обязана этого делать.
— Честно говоря, я польщена тем, какое влияние оказал мой муж на кого-то столь травмированного, как Тео, чтобы он попросил... Я так горда. Ими обоими.
Еще один пронзительный звук прорезал воздух. Когда засвистел чайник, крики Тедди стали громче, как будто он пытался перекричать свист.
— О боже, — пробормотала Андромеда.
— Давай его сюда, — сказал Драко, указывая на Тедди. — Я подержу.
— Нет-нет, мы же не хотим помять твой костюм.
— Дромеда, все в порядке, — настоял он, осторожно забирая Тедди. — Меня совершенно не волнует, как будет выглядеть мой костюм на похоронах Люциуса.
Казалось, Андромеда хотела что-то сказать, но, видимо, передумала и направилась к кипящему чайнику. Прижавшись к груди Драко, Тедди перешел с плача на тихое сопение и нежные, характерные звуки, которые издают новорожденные. За последнюю неделю Драко прошел ускоренный курс по уходу за ребенком от Андромеды и Гермионы и, честно говоря, постепенно привык к этому.
— Ты ему нравишься, — сказала Андромеда. — Гермиона пойдет с тобой на похороны?
— Нет. Она предложила, но я сказал, что ей там делать нечего. У нее вообще нет причин оплакивать Люциуса.
— Тогда где же она? Прошлую ночь она провела здесь или на площади Гриммо?
— Здесь, но сегодня утром вместе с остальными отправилась в Хогвартс, — объяснил он. — Разве ты не слышала, как они собирались?
— Мне показалось, я слышала, как уходили Милли и Трейси, но не остальные, — рассеянно сказала Андромеда. — Знаешь, Милли уезжает сегодня вечером.
— Правда?
— Хочет пожить какое-то время у дяди в Глостершире. Я познакомилась с ним вчера, он хороший человек. А Луна и Блейз на выходных переезжают в дом Ксенофилиуса, тот уже отремонтирован.
— Майлз и Трейси тоже, — сказал Драко. — Майлз унаследовал дом после гибели отца на войне, думаю, они планируют туда перебраться. Слышал, как они это обсуждали. Скоро ты избавишься от всех нас.
— ...Да.
Заметив нотку грусти в голосе Андромеды, Драко посмотрел в ее сторону.
— Что случилось?
— Ничего, — быстро ответила она, но затем задумчиво склонила голову набок. — Конечно, я знала, что скоро вы все уедете. Ваше проживание здесь всегда было лишь временным, но мысль о том, что в доме станет тихо... ну, не совсем тихо, здесь же Тедди, но все же...
Ее голос растворился в красноречивом молчании, которое заставило Драко слегка нахмуриться. Внимательно изучая Андромеду, он попытался поставить себя на ее место. Она едва ли была молода; к тому времени, когда Тедди станет подростком, ей будет далеко за шестьдесят. Напряжение последней недели — все смерти и попытки заглушить скорбь, вызванные заботой об этом малыше, — уже добавило седины в волосах и морщин на лице. Когда она наклонила чайник, чтобы налить немного воды в кастрюлю, Драко обратил внимание, что ее руки слегка подрагивают, и, несмотря на все усилия скрыть это, заметил следы слез на ее щеках, которые были там почти каждое утро.
Она невозможно хорошо справлялась, почти на нечеловеческом уровне, но у него сложилось ощущение, что с течением времени трещины в ее показной стойкости только начнут углубляться. Точно так же, как здания, даже самые сильные и гордые люди могут оказаться избитыми и потрепанными временем, если не войной.
Тедди заснул на руках у Драко, поэтому он осторожно вернул его в люльку, уложив так, как Андромеда показала ему несколько дней назад.
— Знаешь, Дромеда, — начал Драко, — я хотел тебя кое о чем спросить.
Это выглядело жалко, правда.
Чудовищно жалко.
Кроме двух молодых добровольцев, которых Шеклболт вежливо попросил помочь с захоронением Люциуса на семейном кладбище Малфоев, там присутствовали лишь двое: Нарцисса и Драко.
Драко держал мать за дрожащую руку, когда она яростно вытирала слезы, которые текли по щекам во время церемонии.
Если это можно назвать церемонией.
Нарцисса произнесла несколько слов, и на этом все; тот факт, что она даже не спросила Драко, хочет ли он что-нибудь сказать, говорил о многом. Но она была права, что не спросила его об этом. Если бы он мог, то вообще не присутствовал бы здесь.
Похороны заняли менее десяти минут, и на этом все закончилось. Люциус исчез навсегда, на глубине шести футов, не прощенный и не забытый.
Надпись на его надгробии, как и сама церемония, была поразительно короткой:
«Здесь покоится Люциус Арманд Малфой
1954–1998
Обретший вечный покой».
Когда Драко и Нарцисса шли по дорожке, пролегающей от места захоронения через сады поместья, они увидели небольшую группу авроров у главных ворот. Предварительные расследования и обыски все еще проводились с целью обнаружения опасных артефактов, которые Волдеморт мог использовать во время своего пребывания в Мэноре. В результате Нарцисса остановилась в одном из летних домов Малфоев неподалеку от Блашфордских озер.
— Я уже говорила с Грюмом, — начала она слегка охрипшим голосом. — Он сказал, что обыск в поместье может затянуться на месяцы.
Драко нахмурился.
— Месяцы?
— Да. Очевидно, они уже что-то нашли.
— Значит, ты и дальше планируешь оставаться в Блашфорде? — спросил он. — Пока не разрешат вернуться?
Нарцисса остановилась, и Драко тоже.
— Вообще-то, я хотела с тобой это обсудить.
— Хорошо, — сказал он осторожно. — Все в порядке?
— Пожалуй, да. На некоторое время я хочу уехать из Британии.
— Ты уезжаешь?
— Не знаю, хватит ли у меня сил вернуться в Мэнор, Драко, — печально вздохнула она. — Слишком много плохого там случилось, и я… не могу переступить его порог.
Драко колебался, сбитый с толку.
— Но... куда ты отправишься?
— У нас есть собственность на Гернси, так что...
— Гернси? На острове?
— Послушай меня минутку. Я знаю, это довольно далеко, но если мне что-то понадобится, я могу связаться и с британским Министерством, и с французским. — Она посмотрела себе под ноги. — Самое главное, что там меня никто не знает. Остров изолирован. Знаешь, ко мне уже обратились с расспросами о Люциусе несколько полных надежды журналистов...
— Пошли их подальше.
— Драко! — Она нахмурилась. — Я хочу какое-то время побыть вдали от всего этого, по крайней мере до тех пор, пока все не успокоится.
Он изо всех сил старался не понимать, но не мог. Он точно понимал, что происходит у нее внутри.
Вечером в день Битвы, когда солнце только начало опускаться за холмы и все вокруг оказалось залито оранжевым светом, Макгонагалл попросила внимания выживших. Все присутствующие приняли участие в двухминутном молчании, подняв светящиеся палочки над головами в знак уважения к павшим. После этого Макгонагалл поведала о невиновности Снейпа и заявила, что его будут помнить как героя.
Она также обратила внимание на других — как она их называла, «неожиданных героев», — среди которых были его мать, он сам и другие Просветленные. Драко подозревал, что главной причиной этого было сдерживание скептических взглядов, которые бросали на них весь день, и в каком-то смысле это сработало.
Но люди также заметили, что имя Люциуса не попало в этот список, и многие видели, как он расшвыривался заклинаниями и проклятиями во время Битвы. Все знали, что из себя представлял Люциус, хоть и не настолько, чтобы не задавать лишних вопросов. Как и к Нарциссе, к Драко также обратилась пара самоназванных журналистов, расспрашивая о его личном опыте во время войны, включая подробности о Люциусе.
Разница между Драко и его матерью заключалась в том, что рядом с ним была Грейнджер.
Грейнджер — лучшая подруга Спасителя Поттера и, вполне возможно, самая любимая и уважаемая ведьма-подросток в Великобритании на данный момент.
Одним лишь взглядом, полным едва заметного предостережения, Грейнджер могла сдержать вечно любопытствующую прессу, позволяя Драко избавиться от необходимости иметь дело с любыми надоедливыми дураками, которые считали, что имели право лезть в его личную жизнь.
Он был парнем Гермионы Грейнджер, и этот титул, безусловно, сейчас имел свои преимущества.
А как называли его мать? Нарцисса Малфой, вдова Люциуса Малфоя, Пожирателя смерти, убившего подростка.
Даже при поддержке Макгонагалл и Гермионы, а также зная, что Нарцисса работала с Орденом, люди все еще были настороже, и он мало что мог с этим поделать. Умы людей — опасно упрямые механизмы, которые часто ищут грязные и скандальные истории для собственного развлечения, независимо от рассуждений их чуть более мягких сердец.
Он не винил мать за желание уехать. Если бы не Грейнджер, он бы уже аппарировал на другой конец света.
— Правильно, — пробормотал он. — Я понимаю, но... сколько ты планируешь оставаться на Гернси?
— Точно не знаю, по крайней мере год.
— Целый год? Какого... Я думал, ты говоришь о месяце или двух. Ты уверена, мам?
— Уверена, Драко. Мне необходимо... вырваться отсюда, — сказала она. — И я хотела узнать, не хочешь ли ты уехать со мной.
Лицо Драко вытянулось.
— Уехать с тобой?
— Послушай, ты не обязан. Тебе скоро исполнится восемнадцать, и ты получишь наследство...
— Мама...
— Но если ты беспокоишься, что не сможешь часто видеться с Гермионой, она может приехать и остаться там, когда захочет...
— Нет, дело не в этом, — сказал он, тяжело выдохнув, чтобы успокоиться. — Мама, я не могу остаться с тобой, и дело не в Грейнджер.
— О, — пробормотала она, явно пытаясь скрыть разочарование. — Что ж, я понимаю...
— Я разговаривал с Андромедой и спросил, могу ли я жить с ней, — выпалил он. — Я буду жить с тетей Дромедой, мам.
Ее глаза расширились от удивления.
— Ох. Ясно. Что ж… это...
— Она приняла меня, несмотря на всю историю с нашей семьей, — продолжил он, надеясь на понимание. — Она заботилась обо мне, хотя с самого начала я отвратительно вел себя с ней. А теперь она одна, присматривает за внуком. Ее муж, дочь и зять были убиты, у нее совершенно никого не осталось...
— Кроме тебя, — перебила Нарцисса с несчастной улыбкой.
— Кроме меня, — повторил он. — Я ей многим обязан. Я помогу ей с малышом и просто... буду рядом. Она мне небезразлична, и… — Он нервно вздохнул. — ...я надеялся, что вы сможете помириться.
— Ах, — прошептала она, — понимаешь... легче сказать, чем сделать.
— Сейчас вы обе нуждаетесь друг в друге. Вы обе потеряли любимых...
— Драко, я не разговаривала с ней почти тридцать лет. И то, что я ей сказала... никто не должен говорить сестре такое.
— Но она простила меня, и тебя...
— Я не простила себя за сказанное, — печально призналась Нарцисса. — Мои слова были... были ужасны...
— Мама...
— Но может быть, теперь, когда нас связываешь ты... Возможно, я смогу навестить ее и посмотреть, что из этого выйдет.
Драко кивнул, хотя и подозревал, что она говорит это скорее для него.
— Обязательно.
— Возможно, — повторила она.
— Но ты все еще намерена переехать на Гернси?
— Да. Но, как я уже сказала, ты можешь добраться туда через каминную сеть, а после нескольких визитов — просто аппарировать.
— И… ты не против, что я останусь с Андромедой?
Она колебалась, задумчиво поджав губы и глядя на него с лицом, выражающим нечто среднее между обидой и гордостью. Но уже через минуту она снова улыбнулась и, коснувшись его щеки, погладила большим пальцем.
— Конечно, я буду ужасно по тебе скучать, — мягко произнесла она, — но думаю, что твое решение остаться с Андромедой — правильное. И я… довольна им.
Он с облегчением выдохнул.
— Спасибо.
Драко позволил матери притянуть его ближе и заключить в отчаянные, сокрушительные объятия. Он также позволил ей всплакнуть на плече, пока не почувствовал, как слезы просачиваются сквозь рубашку и обжигают кожу. Они стояли так довольно долго; Драко подозревал, что это можно было посчитать продолжением похорон Люциуса. Когда Нарцисса отстранилась, то крепко сжала его руку, словно боялась, что он вдруг исчезнет.
— Ты в порядке? — спросил Драко.
— Да, в порядке. Просто веду себя как глупая старуха.
И сейчас она действительно выглядела старой, измученной.
— Пойдем, — сказал он и потянул ее за собой. — Я аппарирую с тобой обратно в Блашфорд.
— Драко, — внезапно выпалила она. — Я сегодня мало говорила о твоем отце, потому что знаю, что ты все еще злишься...
— Мама, — устало простонал он, — прошу...
— Но ты должен его простить. Не сегодня, не завтра, даже не через десять лет. Но однажды ты должен его простить. Если позволишь этому гневу гноиться внутри всю оставшуюся жизнь, он будет преследовать тебя. Понимаешь?
— Пойдем, мама, я провожу тебя домой.
Она продолжала стоять на своем:
— Ты понимаешь?
— Нет, не понимаю, — сухо ответил он. — Нисколько.
— Тогда, пожалуйста, подумай о том, за что ты просишь Андромеду простить меня, — выпалила она, затаив дыхание.
— Это совсем другое!
— Неужели? Возможно, у нас с твоим отцом были разные жертвы и при разных обстоятельствах, но наши преступления были одинаковыми. Я отреклась от члена своей семьи, потому что она влюбилась в магглорожденного.
Он посмотрел матери прямо в глаза и схватил ее за плечи, пытаясь унять дрожь в руках.
— Но ты же никого не убивала! — выплюнул он сквозь сжатые зубы, а затем резко прошептал: — Ты не убивала Тео. Ты не убивала моего друга.
Нарцисса склонила голову.
— Ты прав. Не убивала.
— И Тео... Ты же знаешь, с чем ему пришлось столкнуться. Знаешь, каким дерьмом был его отец, который стремился оставить собственного сына настолько травмированным, насколько только может быть человек, не будучи мертвым! Тео полз по жизни, пока отец давил ногой ему на спину! А потом он наконец освободился, и у него появился... шанс. Шанс исцелиться, и Люциус, блядь, украл его! Он украл шанс, он украл Тео! — Драко сделал вдох, от которого содрогнулось все тело. — Вот поэтому я его не прощу! — крикнул он. — Ты думаешь, дело лишь в том, что он отрекся от меня? Это не так! Я ожидал этого! Но уж точно не думал, что Люциус убьет моего друга! Понимаешь?
Нарцисса посмотрела на Драко, и ее нижняя губа задрожала. Теперь, слушая его слова о том, как отцы ломают собственных сыновей, она поняла, что и Драко был сломлен Люциусом. И это раздавило ее.
Оглянувшись через плечо на свежее надгробие Люциуса, она подумала, будет ли всегда чувствовать эту бессмысленную, бесполезную преданность мертвому мужу — к Пожирателю смерти, — бьющуюся в сердце. Она безжалостно боролась с более разумной преданностью Драко — сражение между разумом и сердцем. Это ранило, и она чувствовала, что боль будет продолжаться еще какое-то время.
Просто порой она забывала. Забывала, что ее покойный муж убил парня. Забывала.
Она обессилено потянула Драко за руку.
— Пожалуйста, ты не мог бы проводить меня домой?
— Мама, прости, — сказал он уже спокойно, — я не хотел кричать на тебя, но...
— Я знаю, дорогой. Просто я готова уйти.
С хлопком аппарации, звенящим в ушах и усиливающим его и без того неумолимую головную боль, Драко появился на поле для квиддича возле Хогвартса.
Огляделся по сторонам. Прошла неделя после Битвы, и Хогвартс уже выглядел в разы лучше. Но в этом-то и заключалось чудо магии: всего лишь несколькими взмахами волшебной палочки можно было переместить и сложить обломки. Да и уборка не была проблемой, в отличие от ремонта, который займет много времени.
Теперь, глядя на возрождающийся замок, он видел ущерб, нанесенный бастионам и башням, уходящим высоко в небо. В одних зияли дыры, другие, казалось, опасно накренились на бок, а третьи почти полностью исчезли, оставив на своем месте лишь скелет из цепких брусьев. Силуэт Хогвартса изменился настолько, что Драко изо всех сил пытался сориентироваться, пока тащился вверх по тропинке, намереваясь найти Грейнджер.
Проходя по Хогвартсу, он встретил множество людей, которые делали все возможное, чтобы залечить раны замка. Одни вежливо кивали ему в знак приветствия, другие воздерживались.
Лонгботтом — спасибо ему в третьей степени — даже помахал Драко с широкой улыбкой. Драко понятия не имел, что на это сказать, поэтому просто кивнул в ответ и продолжил свой путь, опустив глаза, чтобы Лонгботтом не поддался искушению начать разговор. Через несколько шагов он столкнулся с Блейзом и Луной, восстанавливающими один из классов.
— Привет, Драко, — беззаботно поздоровалась Луна. — Мне нравится твой костюм.
— Я надел его на похороны.
— Понимаю почему. Он мрачный и депрессивный.
— Как и этот разговор? — парировал Драко, не обращая внимания на сердитый взгляд Блейза. — Кто-нибудь видел Грейнджер?
— С сегодняшнего утра ее не встречал, — ответил Блейз. — Как прошли похороны?
— Очень весело, — съязвил он, закатывая глаза. — Расскажу позже, мне нужно кое о чем поговорить с Грейнджер.
— О чем-нибудь захватывающем? — спросила Луна.
— Нет, проныра, — нахмурился он, отворачиваясь. — Если увидите, скажите, что я ее ищу.
Он направился в Большой зал, который стал неофициальной базой по восстановлению Хогвартса; это место казалось идеальным. За исключением нескольких царапин и трещин, Большой зал остался в хорошем состоянии; в его центре находился импровизированный командный пункт. На некоторых факультетских скамейках были разложены заметки о наиболее пострадавших частях замка, там же располагалась зона пополнения сил, — управляемая мадам Розмертой и Амброзиусом Флюмом, — в которой все желающие могли свободно перекусить во время перерыва.
Драко окинул взглядом Зал в поисках выдающейся лохматой головы Гермионы, огляделся еще раз, потому что иногда она убирала волосы в пучок. Поняв, что ее здесь нет, он повернулся, чтобы уйти и поискать в другом месте, но, ослепленный яркой вспышкой рыжих волос Уизли, остановился. Рон и Кэти стояли возле столов с едой, непринужденно болтая и потягивая воду, очевидно, отдыхая после восстановления Хогвартса. Драко подумал, не спросить ли Уизли о местонахождении Грейнджер, но как раз в тот момент, когда он решил, что будет легче отыскать ее самому, тот его заметил. С неохотой, которую Драко даже не пытался скрыть, — а если и пытался, то не очень хорошо, — Уизли пробормотал что-то Кэти и подошел к нему.
— Малфой, — неловко поприветствовал Рон, засовывая руки в карманы. — Это... ужасная одежда дляуборки.
— Я с похорон, — просто ответил он.
— О… э-э, — заикаясь, пробормотал Рон. — Ты... все нормально?
Драко вопросительно изогнул бровь.
— Да ладно, Уизли? Хочешь провернуть это притворное приятельское дерьмо? Мы договорились быть вежливыми, а не дружить. Потому что если ты будешь устраивать подобную херню при каждой встрече, я лучше прямо сейчас брошусь с обрыва.
— Обещаешь? А посмотреть можно?
Помимо воли, Драко ухмыльнулся и сказал:
— Это уже больше похоже на правду, Уизли.
— Да, лучше остановимся на вежливости, — кивнул Рон. — Ты все же сволочь.
— Как и ты, — парировал он. — Грейнджер видел?
— Последнее, что я слышал — она была наверху с Гарри и Макгонагалл. Думаю, они занимались Гриффиндорской башней.
— Отлично, — сказал Драко, отворачиваясь.
— Не за что, Малфой! — крикнул Рон.
— Ты придурок, Уизли!
Развернувшись в сторону ближайшей лестницы, Драко направился к Гриффиндорской башне. Или попытался. В любом случае, он вряд ли был знаком с маршрутом к этому общежитию, а поскольку Хогвартс был сильно поврежден, было легко потеряться. Некоторые лестницы — в том числе главная — оказались по-прежнему неприступными, заблокированные коридоры создавали запутанные лабиринты, а отсутствие многих стен означало, что можно было оказаться снаружи, даже не имея такого намерения. После нескольких неудачных обходов Драко поднялся по пятой по счету лестнице в башню Гриффиндора.
Все портреты были сняты и перенесены в помещение для хранения, так что Драко свободно проскользнул внутрь и немедленно ощутил порыв ветра. Пройдя через общую комнату и обогнув перевернутые стулья и столы, он последовал за источником свежего воздуха в большой читальный зал, в котором зияющая дыра в стене позволяла ветру проникать внутрь. Среди развороченных книжных полок стояли Грейнджер, Макгонагалл и Поттер, обсуждая пробоину в стене и размахивая палочками, чтобы убрать часть мусора, разбросанного по комнате.
В мешковатом красном свитере и огромных джинсах, заляпанных пылью и грязью, Гермиона выглядела так, будто ее протащили через вспаханное поле, но это лишь заставило Драко весело усмехнуться. Особенно когда он посмотрел на свой безупречный сшитый на заказ костюм.
Она заметила его прежде, чем он успел что-то сказать, пробормотала извинения, отошла от остальных и бросилась к Драко. Ее лицо было напряжено от мрачного предчувствия, когда она обвила руками его шею и обняла так крепко, что он чуть не задохнулся.
— Я думала о тебе все утро, — сказала она, ослабляя объятия.
— Черт побери, Грейнджер, кажется, ты мне что-то сломала, — простонал он, потирая затылок. — С чего бы это?
— Я так волновалась за тебя!
— О, ради Мерлина... Вы с Дромедой что, сговорились? Потому что сегодня утром она тоже устроила мне нагоняй.
Гермиона нахмурилась.
— Мы обе заботимся о тебе, и мы обеспокоены...
— Но я в порядке...
— Ты не в порядке, Драко.
— Грейнджер, посмотри на меня, — тихо сказал он, ожидая, пока она это сделает. — Я действительно в порядке. Но завтра все может измениться. Или послезавтра. Или, возможно, через несколько недель. И когда я буду не в порядке, ты узнаешь об этом первой, а может, и единственной. Но сегодня, клянусь, я в порядке.
Гермиона с минуту изучала его прищуренными глазами, а затем медленно кивнула.
— Ладно, — вздохнула она. — Ладно, ты в порядке. Так... как все прошло? Кто-нибудь еще...
— Объявился? Нет, только мы с мамой.
— Как она?
— Не так уж и хорошо. И она тоже... — он умолк, когда вспомнил, что находится в пределах слышимости Макгонагалл и Поттера, который, похоже, не особо скрывал, что подслушивал. — Грейнджер, мы можем куда-нибудь пойти? Мне нужно тебе что-то сказать.
— Ладно, — ответила она. — Вообще-то, я хочу показать тебе кое-что.
Без дальнейших объяснений Гермиона схватила его за руку, вытащила из башни и повела по небольшому коридору в сторону. Окружение казалось ему знакомым, но Драко не мог понять как и почему, поэтому просто позволил вести себя, пока они не остановились у алькова, в тени которого пряталась дверь. Только когда Гермиона потянулась к ручке, Драко понял, куда она его привела.
Их комната. Вернее, их прежний дортуар.
Первое, что заметил Драко — в стенах не было дыр, а потолок и пол были целы. Это не значило, что помещение не пострадало. Как и везде в замке, бо́льшая часть мебели была перевернута, в комнате валялись различные вещи. Дверь в старую спальню Грейнджер была сорвана с петель, открывая вид на полностью разбитое окно. Дверь в ванную оказалась открыта, и Драко увидел на полу несколько разбитых плиток, лежащих подобно случайно разбросанной мозаике. Он пересчитал их: семнадцать. Его прежняя спальня была закрыта, и он не ощутил ни малейшего желания заглянуть внутрь, ведь после начала отношений с Грейнджер, он все равно не проводил там много времени.
Вдруг он заметил на полу то, что заставило его остановиться; в горле образовался комок.
Это была та самая книга, которую Грейнджер попросила его прочитать несколько месяцев назад — биография Мартина Лютера Кинга.
Изображенный на обложке мужчина смотрел на него теплыми, улыбающимися глазами. Драко наклонился, чтобы аккуратно поднять книгу, а затем поставил ее на пустую полку так, чтобы видеть дружелюбное выражение лица Кинга. Когда он повернулся к Грейнджер, она внимательно следила за его движениями.
— Все очень хорошо сохранилось, — сказала она, указывая на дортуар. — Пара небольших сколов и царапин, но ничего непоправимого. На самом деле, вероятно, это одна из лучших комнат, которые я видела во всем в замке.
Драко кивнул.
— Здесь все в очень хорошем состоянии.
— Не знаю почему, но я хотела тебе показать. Думала, будет... приятно увидеть, как хорошо дортуар пережил войну.
— Да, — просто ответил он, все еще оглядываясь по сторонам. — Но все равно довольно... странно здесь находиться.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — согласилась она, приблизившись к Драко. — Даже не знаю почему, но это правда странно. Как будто меня окружают призраки. Каждый дюйм этой комнаты пробуждает воспоминания.
— И не все из них хорошие.
Гермиона нахмурилась.
— Да, не все. Но большинство из них. Находясь здесь, я вижу, как мы читали Шекспира, готовили утренний чай...
— ...катались на коньках на Рождество, смотрели из окна фейерверки, — добавил он, наклоняясь и неторопливо ее целуя. Поцелуй оказался не очень долгим, но теплым и нежным, вкуса яблочного сока. Он отстранился, ухмыльнулся и сказал:
— И, разумеется, весь секс.
Гермиона улыбнулась и закатила глаза.
— Тебе обязательно нужно все опошлить?
— Обязательно, — пожурил он, украдкой поцеловав еще раз, прежде чем повернуться к спальне Гермионы. — Особенно когда я вхожу сюда. Эй, Грейнджер, как насчет быстренького...
— Не заканчивай фразу, — упрекнула она. — Что ты хотел мне сказать? Что-то о матери?
Веселье исчезло с лица Драко. Смахнув осколки стекла с подушек, он уселся на подоконник и пригласил Гермиону присоединиться к нему.
— Мне стоит волноваться? — спросила она, осторожно продвигаясь вперед.
— Нет, просто подойди сюда.
Они сидели рядом, свесив ноги из разбитого окна. Солнце успокаивающе грело их лица, несмотря на завесу тумана, окутывавшую золотистое сияние; сразу за территорией Хогвартса небольшое стадо фестралов грациозно летело на юг со стаей ласточек. Звуки людей, восстанавливавших замок, время от времени подхватывал своенравный ветерок, но по большей части здесь было тихо — достаточно тихо, чтобы Драко мог слышать, как Гермиона нервно постукивает по оконной раме.
— Грейнджер, тебе действительно не о чем беспокоиться, — сказал он, беря ее за руку, чтобы она перестала стучать. — Клянусь. Я просто хотел сказать, что мама решила уехать на некоторое время...
— Ты уезжаешь? — выпалила она.
— Нет, Грейнджер, успокойся. Я не уеду. Мама переезжает на Гернси, и, по-видимому, Грюм сказал, что какое-то время никто не сможет войти в Малфой мэнор. Хотя я и не планировал возвращаться туда после...
— ...всего, что там произошло.
— Вот именно, — кивнул он. — Но это все равно не имеет значения. Сегодня утром я разговаривал с Дромедой, некоторое время я поживу у нее.
Глаза Гермионы расширились.
— Правда?
— Ей понадобится помощь с Тедди, и я не хочу, чтобы она была одна. Конечно, она хорошо со всем справляется, но я посчитал, что ей нужен кто-то рядом, и когда спросил, могу ли остаться, она показалась довольно счастливой.
— Думаю, это отличная идея. Думаю, это... очень благородный поступок.
— Никакого благородства, Грейнджер, просто ответная услуга. Она помогла мне, когда я нуждался в этом, и теперь я ей отплачу.
— Ну, я нахожу это благородным, — настояла она, сжимая его руку. — Так... это все? Ты из-за этого заставил меня волноваться?
— Ты сама себя заставила.
— Ты был крайне серьезен.
— Я серьезный человек, Грейнджер.
— Хм-м, — рассеянно протянула она. — Ну, если это все, что ты хотел, тогда у меня тоже есть кое-какие новости.
Драко заинтересованно поморщился.
— Мне стоит беспокоиться?
— Нисколько. Я разговаривала с Макгонагалл, и она решила, что все семикурсники получат возможность в сентябре вернуться в Хогвартс, чтобы сдать ЖАБА и закончить школу должным образом. Я решила, что обязательно это сделаю.
— Правда? И вернуться может кто угодно?
— Кто угодно.
Драко склонил голову, тщательно обдумывая новую информацию.
— Как считаешь, она позволит вернуться мне?
Гермиона в замешательстве посмотрела на него.
— Я… не думала, что ты захочешь.
— Ну, я облажался на шестом и седьмом курсах. Мне бы пригодилась любая помощь. Как по-твоему, Макгонагалл позволит мне на выходных навещать Андромеду?
— Не вижу причин отказать. Ты уверен, что хочешь вернуться?
— Пожалуй, да. Я совсем не знаю, чем хочу заняться. Всегда предполагалось, что я унаследую от Люциуса семейное дело, но думаю, об этом стоит забыть, — вздохнул он, пожимая плечами. — Или я мог бы получить какую-нибудь профессию, пока решаю, что делать дальше.
Гермиона нежно улыбнулась ему.
— Только посмотри на себя, какой же ты благоразумный.
— Кроме того, все может сложиться довольно неплохо. Ты снова станешь Главной старостой девочек, и я смогу пробираться в твой дортуар, чтобы...
— Драко. Макгонагалл уже предлагала, и я отказалась. В прошлый раз, когда я была Старостой, Хогвартс оказался почти разрушен.
Он усмехнулся, но смех быстро угас. Фестралы и ласточки исчезли вдалеке, и облако поплыло в сторону солнца, накрывая темным одеялом. Они оба подрагивали в тени, близко прижимаясь друг к другу.
— Как твои родители? — спросил Драко. — О них есть какие-нибудь новости?
— С тех пор, как я разговаривала с австралийским Министерством в четверг, никаких новостей, — мрачно ответила Гермиона. — Я просто жду подтверждения дня, когда смогу отправиться в Брисбен и попытаться вернуть им память.
— Волнуешься?
Она посмотрела на нервные движения своих рук.
— Я... я знала о вероятности того, что не смогу все исправить, когда решила применить к ним Обливиэйт, так что... Наверное, нужно просто подождать, и мы узнаем.
Драко мог сказать, что она не хотела говорить об этом. Честно говоря, эта щекотливая тема уже несколько раз поднималась в течение последних дней, и медлительность процесса означала, что ничего нового сказать по этому поводу было нельзя. Когда через два дня после Битвы Гермиона впервые связалась с австралийским Министерством, она плакала и кричала, а затем снова плакала, но с тех пор она очень мало говорила о родителях, и Драко не собирался заставлять ее обсуждать их больше, чем ей хотелось.
Солнце все еще пряталось за густой тучей, и короткий, но резкий порыв ветра заставил Гермиону содрогнуться. Подавив собственную дрожь, Драко сбросил пиджак и накинул ей на плечи, но она попыталась увернуться.
— Нет, я грязная, — сказала она. — И тебе завтра снова нужно его надеть.
— Очищающие чары со всем справятся, — настоял он. — В любом случае, я подумываю надеть завтра другой костюм. Например, ярко-желтый. Думаю, Снейп оценил бы иронию.
Гермиона улыбнулась, натягивая пиджак.
— Что думаешь о похоронах Снейпа?
— Честно говоря, без понятия, — признался он с задумчивым выражением лица. — В смысле, я знал его с детства, но не в таком смысле. Мы не были особенно близки, но он всегда находился рядом. И он был таким странным человеком. Думаю, я нахожу его еще более странным после того, как ты рассказала мне о его жуткой одержимости матерью Поттера.
— Тебе это показалось жутким?
— Немного. Он был одержим женщиной, которая умерла семнадцать лет назад.
— Это была не навязчивая идея, а безответная любовь, — возразила Гермиона. — Опасная и трагически красивая. И я думаю, что делать что-либо во имя любимого — это замечательно, но делать ради того, кто тебя не любит — возможно, самое близкое к совершенству, на которое может надеяться любой человек. Когда Гарри объяснил все, что сделал Снейп, я потеряла дар речи.
— Потому что ты романтик, Грейнджер, — сказал он. — Но да, я на самом деле уважал этого человека и осознаю, что он для меня сделал. Когда ты рассказала мне о его чувствах к матери Поттера, я понял его слова.
— О чем ты?
— Я не говорил? Я видел его, когда пытался найти тебя во время Битвы.
— Ты упомянул, что вы пересеклись сразу после смерти Пэнси, но почти ничего не говорил о его словах. — Заинтригованная, Гермиона склонилась ближе. — Что он тебе сказал?
— Что мне стоит быть благодарным за то, — объяснил он тихим и задумчивым голосом, — что ты тоже меня любишь.
— Я правда тебя люблю, — призналась Гермиона с улыбкой. Наклонившись, она поцеловала Драко в щеку, не обращая внимания на его слегка раздраженное и задумчивое выражение. Похлопав его по ноге, она переместила вес, чтобы подняться с места и сказала:
— Пойдем, нам нужно вернуться и…
— Грейнджер, подожди минутку, — бросился он, хватая ее за руку, чтобы удержать. — Мне нужно кое-что сказать.
Посмотрев с любопытством, Гермиона повернулась лицом к Драко, чувствуя серьезность в его голосе.
— В чем дело?
— Я просто... Мне нужно, чтобы ты поняла, — нерешительно прошептал Драко, глубоко вздохнув. А потом продолжил: — Я никогда не стану человеком, который будет говорить, как мне повезло, что у меня есть ты, даже если и знаю, что это так. Я никогда не стану человеком, который каждый день будет говорить, как ты прекрасна, даже если это так. И я никогда не стану человеком, который каждый день будет говорить, как я люблю тебя, даже если это так. Все действительно так, Грейнджер.
— Я знаю, — ответила она. — Знаю.
— И мне жаль, что я никогда не стану таким человеком...
— Драко, не надо...
— Нет, Грейнджер, дай мне закончить, — перебил он. — Мне жаль, что я не скажу тебе об этом, но я буду показывать, пока ты не велишь мне прекратить, и, возможно, даже тогда я не остановлюсь. Мы неизбежно будем ругаться и кричать друг на друга, говорить глупости, но они ничего не будут значить. Сказанное мною прямо сейчас — совершенно серьезно, и это единственное, что имеет значение. Ты понимаешь?
— Конечно, понимаю, — спокойно ответила Гермиона. — Я знаю, что все будет хорошо, Драко. Даже лучше, чем хорошо. Уверена, что в будущем нас ждет еще больше препятствий и проблем, но худшее уже позади — и мы выжили.
Драко не ответил; он просто наблюдал за ней, но был вынужден прищуриться, когда это упрямое облако, наконец, соскользнуло со своего места, открывая путь солнечным лучам. Свет заглянул в спальню, как старый друг, заливая каждый изгиб и угол ослепительным сиянием, и тепло коснулось их лиц. Купаясь в лучах солнца и чувствуя себя полностью удовлетворенной, Гермиона наклонилась вперед, целуя Драко еще раз — просто быстрый поцелуй, чтобы насладиться почти ностальгическим моментом на их разбитом подоконнике.
Когда они оторвались друг от друга, Драко воспользовался случаем и оглядел комнату, размышляя, кого поселят здесь и поймут ли они значение того, что произошло в этих стенах. Он гадал, будут ли они скользить по кафелю в ванной, или готовить на кухне чай по-магловски, или смотреть фейерверки из окна, или читать книги на подоконнике.
— Пойдем, — сказала Гермиона, прерывая его размышления, и поднялась на ноги, — нам многое нужно восстановить. Мы пробыли здесь довольно долго.
С каким-то странным чувством неохоты, которое он на самом деле не понимал, Драко покинул дарящий ощущение безопасности подоконник и прошел за Гермионой, которая покинула свою прежнюю спальню и направилась в гостиную. Следуя за ней, он все еще ловил себя на том, что оглядывался, внимательно изучая комнату, выискивая новые воспоминания в тихих деталях дортуара. К тому времени, как добрался до двери, он тщательно осмотрел каждый дюйм и расстояния, но все же, переступая порог, оглянулся через плечо, в последний раз окинул все взглядом и закрыл за собой дверь.
И дортуар — их дортуар — опустел.
====== Глава 49. Инклюзия: Эпилог к Изоляции для тех, кто того желает ======
Саундтрек:
Hozier – Like Real People Do
Shearwater – I’m So Glad
Одиннадцать лет спустя
Андромеда вздрогнула, пытаясь подвинуть чемодан Тедди ко входной двери. В пятьдесят семь лет ее кости болели чуть больше обычного: только на днях чих спровоцировал серию болезненных спазмов в позвоночнике. Уход за внуком последние десять лет, конечно же, не помогал здоровью, но она ни за что в мире не изменила бы ничего. Но именно в такие моменты она по-настоящему скучала по Тонкс и Теду. Трудно было думать обо всем произошедшем за время взросления Тедди, чего они никогда не увидят. А еще она переживала о нем и обо всех тех моментах, которые были украдены из его жизни, лишенной родителей.
Но Тедди дарил ей только радость. Он дарил ей столько же улыбок, сколько и Тонкс, если не больше. Гордость, которую она испытывала, глядя на него, временами внушала благоговейный трепет. Для ребенка, пострадавшего от таких жестоких обстоятельств, он вырос ответственным, умным и добрым парнем. И хотя его завтрашний отъезд в Хогвартс, вероятно, подарит ей столь необходимый отдых, она действительно будет скучать по его компании.
Борясь с неизбежными слезами, которые, без сомнения, хлынут потоком на следующий день, она попыталась передвинуть еще один чемодан Тедди, но совершенно неправильно наклонилась, и ее спину пронзила сильнейшая боль; открылась входная дверь.
— Ой! Черт возьми! — ахнула она.
— Дромеда, какого черта ты делаешь? — спросил Драко, бросаясь на помощь. — Почему ты просто не воспользовалась магией?
— Потому что оставила свою палочку в другой комнате.
— А почему ты не призвала ее? — раздался тихий детский голос.
Несмотря на боль, Андромеда улыбнулась и подняла голову, встречаясь взглядом с любопытными темно-серыми глазами.
— Привет, Таура.
С небольшой помощью Драко Андромеда выпрямилась и практически сгребла девчушку в теплые, родные объятия. Густые светлые волосы Тауры щекотали нос, но Андромеду это нисколько не беспокоило. Драко посмотрел на них, и его взгляд смягчился.
— Ты уже научилась заклинанию призыва? — спросила Андромеда, отстраняясь, чтобы чмокнуть Тауру в щеку. — Какая же ты умная молодая ведьма, милая.
— Да уж, попробуй справиться с пятилетним ребенком, который уже знает некоторые заклинания, — проворчал Драко, стрельнув взглядом в дочь. — Впечатляет, да, но еще и пугает. Мы с Грейнджер взяли за правило на всякий случай прятать палочки подальше.
Андромеда невольно усмехнулась.
— Думаю, мы должны быть благодарны, что она не унаследовала озорство своего отца.
— И все же, — закончил он. — Давай присядем, и я приготовлю тебе чай.
— Гермиона и Тео не с тобой? — спросила Андромеда, когда они вошли в кухню.
— Нет, у Тео все еще режутся зубы, и он орет благим матом, так что я решил поберечь твои уши.
— Он такой громкий, — согласилась Таура.
— Но завтра мы все приедем на Кингс-Кросс, — продолжил Драко. — Я заскочил, чтобы убедиться, что Тедди собрался.
— А Тедди получил питомца? — спросила Таура, ее глаза оживились. — Какого?
— Да, все верно, милая. Это сипуха. Уверена, он даст тебе немного поиграть с ней. Может, заглянешь к нему в комнату и посмотришь на нее?
Эти слова едва успели слететь с губ Андромеды, как Таура буквально бросилась к лестнице и неуклюже поскакала вверх. Они слышали ее негромкие шаги, пока не раздался тихий, вежливый стук в дверь. Драко невольно усмехнулся, когда она взволнованно пригласила саму себя в комнату Тедди восторженным тоном, который все больше напоминал ему Гермиону. Таура Андромеда Малфой была до мозга костей дочерью Гермионы Грейнджер, и он считал это идеальным.
Повернувшись к Андромеде и усевшись за стол, Драко приподнял бровь, изучая тени, залегшие под ее глазами, и новые морщинки, которых определенно не было неделю назад.
— Ты в порядке, Дромеда?
— Я? О да, я в полном порядке. Как ты? Помню, когда у Тедди прорезывались зубы, все эти бессонные ночи.
— Вот уж точно, — кивнул он, закатывая усталые глаза. — По словам мамы, у него это от меня.
Если Таура Андромеда Малфой была дочерью Гермионы Грейнджер, то Теодор Орион Малфой определенно был его сыном. Хотя тому еще не исполнилось и года, Драко уже проводил параллели между Тео и историями, которые рассказывала ему мать о том, как он сам вел себя в этом возрасте. Если Тео хоть наполовину так же умен, как его сестра, то к трем годам у них будут большие неприятности.
— Твоя мама прислала мне письмо с пожеланиями Тедди удачи в завтрашнем дне, — сказала Андромеда, прерывая его размышления. — Она придет на ланч после того, как он уедет в Хогвартс.
Драко заметил, как ее голос слегка дрогнул на последнем слоге.
— Эй, если заскучаешь, можешь одолжить Тео на несколько дней.
— Между одиннадцатилетним и годовалым ребенком большая разница, Драко.
— Точно подмечено. Итак, как Тедди относится к завтрашнему дню?
— Не знаю, что сказать, — вздохнула Андромеда. — Сегодня в Косом переулке он выглядел вполне нормально, но был немного рассеян. В городе было очень тихо.
— Я читал в газетах, что в этом году в школу пойдут только несколько новых учеников. В статье говорилось, что это потому, что они были «детьми войны», а рождаемость в тот год была низкой по... очевидным причинам.
— Да, будет лишь восемнадцать первогодок. По-видимому, в ближайшие пару лет появится намного больше студентов — типичный послевоенный беби-бум.
Драко нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
— Кажется, это было так давно. Странно осознавать, что в этом году в Хогвартс пойдут дети, которые еще не родились в то время.
— Это не значит, что война на них никак не повлияла.
— Из-за этого я чувствую себя чертовски старым.
Андромеда усмехнулась.
— Для меня ты всегда будешь молодым.
— Это потому, что ты сама старая, — ухмыльнулся он, глядя на лестницу. — Вообще-то, я пришел поболтать с Тедди.
— Думаю, ему будет приятно. Так что давай. Я займу Тауру чем-нибудь.
— Если не дашь ей свою палочку, то обязательно выживешь.
Драко вышел из кухни и направился наверх, не в состоянии избежать обрушившейся на него ностальгии. В течение четырех лет после войны это место было его домом, и, несмотря на остаточные ужасные воспоминания о проведенных здесь ранее месяцах, которые наполняли каждую комнату, Драко было комфортно жить в нем вместе с Андромедой и Тедди. В этом скрипучем доме было больше паутины, чем свечей, но он всегда казался теплым и безопасным. Даже сейчас, поднимаясь по лестнице, Драко знал, какие ступеньки скрипели под ногами после того, как он тайком возвращался от Грейнджер, стараясь не разбудить Тедди, когда тот был совсем маленьким.
Драко осторожно постучал в дверь и толкнул ее, задержался на пороге, чтобы посмотреть на двух дорогих ему людей. Его дочь грациозно развалилась на полу, листая новые книги Тедди с диким, зачарованным выражением лица. Тедди же, сидя на кровати, с интересом наблюдал за ней, нежно поглаживая молодую сипуху, но Драко чувствовал, что его племянник был напряжен, хоть и скрывал волнение.
Его волосы были ярко-красного цвета, что часто случалось в детстве, когда он нервничал. Его способности метаморфа позволяли изменять цвет по желанию, но время от времени тот неосознанно раскрывал его скрытые эмоции.
Несмотря на то, что все говорили о его сходстве с Ремусом, в юных чертах Тедди Драко видел больше Тонкс, но скорее всего это было потому, что он знал ее лучше, чем ее мужа. Возможно, Тедди и обладал ответственным, сдержанным характером своего отца, но пытливый и авантюрный блеск в постоянно меняющихся глазах был присущ только его матери.
— Так у тебя появился питомец, — сказала Таура, очарованная и заинтригованная. — И ты прочитаешь все эти книги?
Тедди усмехнулся.
— Да.
— Вот везуха! Скорее бы мне попасть в Хогвартс. Тетя Луна сказала, что в башне Рейвенкло огромная библиотека...
— Есть еще одна большая библиотека, которой могут пользоваться слизеринцы, — перебил Драко. — Как и другие факультеты, как бы они ни назывались.
— Они называются Хаффлпафф, Рейвенкло и Гриффиндор, — перечислила Таура, понимающе наклонив голову. — Мама сказала, что тебе нужно больше не пытаться заставить меня выбрать Слизерин. Она сказала, что это правило.
— Ну, мамы здесь нет, — сострил он, входя в комнату Тедди. — Хотя твоя одержимость правилами, вероятно, означает, что ты все равно попадешь на Гриффиндор.
Таура поднялась на ноги и игриво улыбнулась ему.
— Ты бы все равно любил меня?
— Да, просто чуточку меньше, — пошутил Драко, улыбаясь ей сверху вниз. — Мне нужно немного поболтать с Тедди. Может, спустишься вниз?
— Как насчет выпустить Агату на прогулку? — спросил Тедди, протягивая сову. — Ей не помешало бы расправить крылья.
Таура не колебалась: она вытянула руку, когда Тедди осторожно пересадил сову, чтобы Таура могла справиться с весом и тяжеловесностью Агаты. Как только птица достигла некоторого равновесия, Таура практически выскочила из комнаты, и Драко закрыл за ней дверь, чтобы им с Тедди никто не помешал.
— Агата? — спросил Драко, усаживаясь на кровать напротив.
— Так звали папину сову, — ответил Тедди, задумчиво глядя вниз. — Мне нравится.
— Что случилось, парень? Нервничаешь из-за завтрашнего дня?
— А ты не нервничал?
Драко мысленно вернулся почти на двадцать лет назад, к совершенно другой версии самого себя.
— Нет, но у меня были иные обстоятельства. Я знал еще нескольких студентов на моем курсе до Хогвартса, Блейза и Тео.
— Наверное, так было проще.
— Да. Знаешь, Грейнджер никого не знала до Хогвартса, но даже будучи магглорожденной, она довольно легко заводила друзей. Конечно, она могла бы быть хоть немного более разборчивой, а не сразу останавливаться на Поттере и Уизли, но она всегда ощущала потребность заботиться о чем-нибудь жалком.
— Так вот почему она за тебя вышла? — парировал Тедди.
Драко засмеялся.
— Я хорошо тебя обучил. Видишь, с таким остроумием ты легко найдешь друзей. Но учись на ошибках Грейнджер и будь разборчив.
— На самом деле я не очень беспокоюсь о новых знакомствах.
— Тогда в чем же дело?
Тедди поморщился и снова опустил глаза, нервно сжимая руки на коленях.
— В церемонии распределения.
— Почему она тебя беспокоит? — спросил Драко, в замешательстве сдвинув брови.
— Не знаю... Просто мне кажется, что на каком бы факультете я ни оказался, кто-то окажется разочарован. Мама училась на Хаффлпаффе, папа и Гарри — на Гриффиндоре, а ты и бабушка — на Слизерине. Я не могу угодить всем.
— А с чего ты взял, что тебе нужно кому-то угождать? Если ты так озабочен мнением других, тогда Слизерин в любом случае вне игры.
— Значит, ты не будешь разочарован, если я не попаду на Слизерин?
Драко выдохнул и ободряюще улыбнулся Тедди.
— Ну, похоже, меня ждет много хлопот, реши я от тебя отречься, так что, пожалуй, мне просто придется с этим смириться. Честно говоря, парень, ты можешь выбрать любой факультет, который тебе нравится.
— Даже Хаффлпафф?
— Хаффлпафф? — повторил Драко, но сменил тон и кивнул, сдаваясь. — Да, ладно, даже Хаффлпафф.
Тедди метнул к нему ошеломленный взгляд.
— Правда? Но ты смеешься над ними.
— Я смеюсь над всеми, — пожал он плечами. — Кроме того, единственной хаффлпаффкой, которую я действительно знал, была твоя мама, и она оказалась нормальной. И общая комната довольно близко к кухне, это бонус.
— Значит, тебя это не будет беспокоить?
— Верно.
— И ты не будешь разочарован?
— Я не буду разочарован.
— И ты перестанешь смеяться над ними?
Драко насмешливо прищурился.
— Не испытывай судьбу, парень.
Перенеся дремлющую дочь через порог Мэнора, Драко с облегчением вздохнул от блаженной тишины, окутывавшей дом. У двери его мурлыканием встретил Живоглот, шерсть которого из рыжей практически превратилась в белую. Он шел по коридору, заглядывая в кабинет и кухню в поисках Грейнджер; Таура тихонько посапывала у него на руках. В конце концов он нашел Грейнджер в гостиной на диване, баюкающей их сына, встретился с ее взволнованным взглядом, когда пнул дверь немного сильнее, чем намеревался.
— Тише, — прошептала Гермиона, и, несмотря на негромкое слово, тон получился довольно резким. — Я буквально только что убаюкала Тео, и клянусь, что убью тебя, если ты его разбудишь.
— О, прелюдия, — прошептал Драко в ответ, мягко усаживая Тауру в кресло. — Почему бы не уложить его в постель?
— Боюсь, если пошевелюсь, то снова разбужу его.
Драко перевел взгляд на сына: его тонкие пепельные волосы шевелились от дыхания Гермионы, а щеки раскраснелись и все еще были влажными от слез. В то время как детские месяцы Тауры были абсолютно беспроблемными, с Тео оказалось намного сложнее; вероятно, в первую свою неделю он плакал больше, чем Таура за всю жизнь.
Так же как Гермиона взяла декретный отпуск с Таурой, Драко ушел в декрет с Тео и был истощен после девяти первых месяцев. Не было и пары ночей, чтобы крики сына не прекращались. Но пару месяцев назад Драко вернулся на работу, и теперь они с Гермионой чередовали дни заботы о детях.
Они оба работали в Министерстве: Гермиона — Старшим советником Визенгамота в Департаменте магического правопорядка, а Драко — в Департаменте международного магического сотрудничества в качестве заместителя руководителя Международного совета по выработке торговых стандартов с особой специализацией в торговле зельями. Их карьера процветала, и Министерство более чем удовлетворяло их потребности в уходе за детьми, особенно когда Тео страдал от заражения крови в возрасте всего пяти месяцев. Итак, несмотря на бессонницу и жуткие головные боли, воспоминание о времени, проведенном в Святого Мунго в отчаянном желании услышать плач сына, всегда напоминало ему, что он должен быть благодарен судьбе за то, что Тео жив.
Благодарен. Это определенно было самое подходящее слово. Благодарен за свою жизнь и за тех, кто в ней есть.
— Ты в порядке, Драко?
Тихий шепот Гермионы вывел его из задумчивости, и он посмотрел на нее. По-настоящему посмотрел. Больше всего на свете он был благодарен ей. Даже сейчас, спустя десять лет после их изоляции в Хогвартсе, осознание того, как много она для него значит, лишало его дара речи. Если бы он верил в романтические и трогательные понятия, такие как родственные души, то сказал бы, что она определенно предназначена для него.
Да. Очень благодарен.
— Давай его мне, — сказал Драко, протягивая руку.
— Осторожнее!
— Все в порядке, он крепко спит.
Голос звучал увереннее, чем Драко себя чувствовал, когда осторожно взял Тео и с опаской уложил в ближайшую люльку. Как только Тео улегся, Драко быстро пробормотал Муффлиато над обоими детьми и тяжело опустился на диван рядом с Грейнджер.
— Итак, как все…
Драко прервал Гермиону крепким и долгим поцелуем, сжимая ее в объятиях, проникаясь моментом. Некоторое время он продолжал ее обнимать, и когда отстранился, она искренне улыбнулась ему с закрытыми глазами и раскрасневшимися щеками.
— Что это было? — спросила она, чмокнув его в щеку.
— Говорил ли я в этом году, что люблю тебя?
— Да, еще в марте.
— О, тогда ничего, — он пожал плечами, усмехнувшись, когда она игриво шлепнула его по руке. — Хотя, знаешь, я тебя люблю.
— Знаю.
— Хорошо. С Тео все еще проблемы?
Гермиона кивнула и потерла глаза.
— По-моему, у него прорезались почти все зубы. Но даже несмотря на это, твой сын не потерял способность громко кричать.
— Думаю, именно так и поступил бы Нотт. Возможно, назвав его в честь Тео, мы напросились на неприятности.
— Ну, это была твоя идея.
Действительно, хотя Драко совсем не жалел об этом. Когда они находились в Святого Мунго, обезумевшие и опасавшиеся худшего, Драко задумался: возможно, назвать сына в память о трагически погибшем друге было каким-то зловещим предзнаменованием. Но потом он понял, что Тео Малфою, как и Тео Нотту, может просто не повезти — он из тех людей, с которыми жизнь обходится немного жестче без всякой видимой причины. По крайней мере, у этого Тео будет безусловно любящий его отец.
Драко даже задавался вопросом, была ли болезнь Тео наказанием судьбы за его жизнь до Грейнджер и все плохое, произошедшее в их дортуаре в Хогвартсе. Теперь он чувствовал себя таким далеким от своего подросткового я, словно та злобная версия его самого была не более чем незнакомцем. Иногда, перед тем как заснуть, темное и неприятное воспоминание о чем-то, что он сказал или сделал Грейнджер, вспыхивало в сознании, и он съеживался, пока оно не исчезало.
Ему нравилось быть тем, кем он был сейчас: несовершенным, но порядочным — это все, на что любой смел бы надеяться.
— Драко? Ты меня слышишь?
— Прости, что?
— Я спросила, как Тедди?
— Он в порядке. Немного нервничает.
— Ну, это понятно.
— И он хочет на Хаффлпафф, — проворчал он, глядя на Гермиону, которая разразилась смехом. — Что смешного, Грейнджер?
— Прости, — выдавила она между смешками. — И как ты на это отреагировал?
— Как и должен был — хочешь верь, хочешь нет.
— Не верю.
— Тем не менее, я так и сделал, — ответил Драко. — Я сказал, что он может выбрать любой факультет... даже чертов Хаффлпафф.
— Тогда ты поступил правильно. Ты же знаешь, что твое мнение для него много значит.
— А потом твоя дочь заговорила как настоящая гриффиндорка. Очевидно, мне просто суждено состариться в окружении хаффлпаффцев и гриффиндорцев. Это мое наказание за то, каким придурком-подростком я был.
— Не устраивай мелодраму, — сказала она, улыбаясь. — Пошли, нам нужно уложить эту парочку в постель. Завтра рано вставать. Гарри, Рон и Луна собираются на вокзал к десяти, так что…
— Уизли приедет? Мерлинова задница, этот день становится все хуже и хуже.
— Если ты прекратишь ныть и поможешь мне уложить детей спать, возможно, я покажу, как закончить день на высокой ноте.
Драко удивленно вскинул брови.
— Ты пытаешься флиртовать или снова хочешь обманом заставить меня помочь тебе расставить книги по алфавиту?
Гермиона улыбнулась и медленно поцеловала его.
— Я пытаюсь флиртовать, Драко.
К десяти часам на платформе 9 и 3/4 уже вовсю суетилась толпа волшебников. Возможно, то, что сегодня в Школу отправлялись дети, рожденные в первый год после войны, вызвало такой общественный интерес. Здесь же суетилось целое скопище журналистов, извиваясь, как змеи, пытаясь высмотреть членов семей самой маленькой группы первокурсников, которых когда-либо принимал Хогвартс. Драко боролся с желанием использовать коляску Тео в качестве тарана, когда парочка из них направилась к нему, но, очевидно, хмурого взгляда Малфоя оказалось достаточно, чтобы остановить их.
Стоящая рядом с ним Гермиона подняла Тауру на руки, чтобы не потерять ее среди хаоса. К счастью, некоторые работники платформы заметили беспорядок и увели журналистов от ожидавшего Хогвартс-экспресса, освобождая достаточно места.
— А, вот и вы, — произнес знакомый, воздушный голос. — Блейз, я нашла их!
— Луна! — воскликнула Гермиона, опуская Тауру на ноги и заключая подругу в такие знакомые объятия. — Я так рада тебя видеть.
Позади них Блейз пробирался сквозь толпу к их маленькой компании, крепко прижимая к груди дочь. Увидев их, Гермиона шагнула вперед, чтобы обнять его, и он довольно неловко ответил ей, пытаясь удержать ребенка на бедре.
— Даже не думай об этом, Лавгуд, — заметил Малфой.
— Я ни о чем не думала, Драко, — улыбнулась она.
— Ну, в это я могу поверить.
Драко проигнорировал свирепый взгляд, брошенный на него Блейзом, когда тот высвободился из рук Гермионы, и поставил дочь рядом с Таурой. Нова Бриджид Забини была зеркальным отражением своего отца, если не считать густых черных кудрей, обрамлявших лицо, и серебристо-серых глаз. Ей было четыре года — всего на шесть месяцев младше Тауры, — и, естественно, две умные юные ведьмы выказывали все признаки зарождающейся прочной дружбы.
— С каких это пор ты обнимаешь Грейнджер? — спросил Драко Блейза, подходя к нему.
— Думаю, вопрос в том, с каких пор Грейнджер обнимает меня? — Он заглянул в коляску Драко. — Приятно видеть Тео спящим, для разнообразия. Не смей больше грубить Луне, а то я разбужу его только для того, чтобы позлить тебя.
Драко закатил глаза.
— Она знает, что я просто шучу. Похоже, ты становишься все более чувствительным с каждым новым седым волосом?
— Не тешь себя ложными надеждами, скоро они и у тебя появятся, особенно если Тео продолжит кричать так, что черепица на крыше отваливается. — Но затем Блейз замолчал, лицо приобрело серьезное выражение. — А если серьезно, ему уже лучше?
— Да, с ним все в порядке. Последний осмотр был на прошлой неделе…
— Ты ничего не говорил.
— Грейнджер не хотела, чтобы кто-нибудь волновался. Но он в порядке.
— Хорошо, — сказал Блейз, улыбаясь и дружески хлопая Драко по плечу. — А то я уже начал беспокоиться о крестнике.
— Я тоже, — тихо признался Драко.
— Выше голову, — подбодрил Блейз, кивая. — Кажется, я только что заметил Уизли.
Как только он произнес эти слова, Тео медленно открыл глаза и захныкал, а после и громко заплакал. Пробормотав под нос несколько ругательств, Драко быстро сгреб сына в охапку, пытаясь его успокоить. Оглянувшись через плечо, Драко увидел их: там были не только Рон, Кэти и их дети, но и семьи Фреда, Джорджа и Билла. Они двигались, подобно огромному морю рыжих волос.
— Мне кажется, у Тео аллергия на Уизли, — сказал Драко.
— Это невозможно, — возразила Таура тоненьким голоском. — Может быть, рыжие волосы его просто расстраивают.
Драко и Блейз разразились смехом в ответ на ее замечание.
— Есть надежда, что ты еще попадешь на Слизерин, девочка моя, — сказал Драко, взъерошив волосы дочери.
Семейство Уизли с трудом протиснулось в пространство, занятое Малфоями и Забини. В конце концов, их было шестнадцать человек. У Рона и Кэти было трое детей: близнецы Майло и Хьюго шести лет и младшая дочь по имени Лила. Джордж и его жена Анжелина пришли с двумя сыновьями, Максимом и Ионой. Следующими были Фред с мужем Ли Джорданом, а также их приемные дочери Мейзи и Элеонора. Наконец, в самом последнем ряду стояли Билл и Флер с дочерью Виктуар.
Драко, конечно, не помнил всех имен — черт, он сомневался, что они сами их помнили! — но Грейнджер знала всех и каждого и обнималась так много, как только могла. Невольно он усмехнулся, следя за ней взглядом: послеэтого года, который они пережили вместе, было приятно видеть ее такой беззаботной и веселой среди своих друзей.
— Привет, Драко! — крикнул Фред, проталкиваясь к нему. — Как поживаешь?
— Повтори, ты кто? — спросил Драко, только наполовину шутя, поскольку все еще пытался успокоить Тео.
— Привет, Малфой. Привет, Забини, — поздоровался Рон, встав рядом с братом. — Ты в порядке, Малфой?
— Ну, я неплохо справлялся, пока твоя маленькая армия не разбудила моего ребенка.
— Разве Тедди не с тобой? — спросил Фред.
— Да, он у меня в кармане, очевидно же.
— А, вот и он! — крикнул Рон, указывая на другую сторону платформы. — А с ним еще Гарри и Джинни!
— Вот так радость, — усмехнулся Драко. — Еще больше людей.
Казалось, их растущая толпа как единое целое повернулась к последним прибывшим, и Драко воспользовался этим, чтобы уложить немного успокоившегося Тео обратно в коляску. Тедди и Андромеда приблизились к группе вместе с Гарри и беременной Джинни. Двое их сыновей, Джеймс и Альбус, бросились к остальным, таща за собой Тедди, пока его не поглотила ожидающая толпа провожающих.
— Мерлинова могила, — пробормотал Блейз Драко. — Как думаешь, здесь достаточно людей, чтобы проводить Тедди?
— Я бы сказал, более чем достаточно.
— Здравствуйте, мальчики, — сказала Андромеда, появляясь из ниоткуда и мгновенно заключая Блейза в объятия. — Большое спасибо, что пришли.
Несмотря на сияющие глаза и искреннюю улыбку, Драко понял, что она плакала.
— Как ты держишься, Дромеда?
— Я счастлива, что так много людей пришло проводить Тедди. Не спрашивай, все ли со мной в порядке, станет только хуже.
— Андромеда! — воскликнула Гермиона, присоединяясь к их маленькой компании, и Луна проследовала за ней. — Как у тебя дела? Ты…
— Перестань, Грейнджер, — сказал Драко, — ты ее расстроишь.
Хогвартс-экспресс издал низкий гудок, и кондуктор предупредил об отправлении через десять минут.
— О боже, — сказала Гермиона, переводя взгляд с Драко на Андромеду, — вам, наверное, стоит попрощаться.
— Вот черт, — вздохнул Драко. — Это будет дерьмово.
— Ты только что выругался, — сказала Таура, погрозив пальцем, как обиженная учительница. — Два раза.
— Ябеда, — ответил он, глядя на Гермиону. — Она определенно твоя дочь.
С ободряющей улыбкой Гермиона нежно обхватила ладонями лицо мужа, явно чувствуя его тревогу.
— Давай. Иди попрощайся с Тедди.
Не в силах сопротивляться, Драко осознал, что сейчас, размышляя о скором отъезде Тедди, он наполнился тяжелым чувством печали. Малфой полюбил его гораздо сильнее, чем мог предположить одиннадцать лет назад. Знал, что стал для Тедди чем-то средним между старшим братом и отцом, как и Поттер, хотя ему и не хотелось признавать, что они играют такую важную роль для одного и того же человека.
Пробираясь сквозь толпу, Драко и Андромеда заметили Тедди, разговаривающего с Гарри. Казалось, на всю платформу опустилась торжественная тишина, когда другие семьи бормотали грустные прощальные слова остальным первокурсникам, ожидающим посадки.
— ...увидимся на Рождество, — сказал Гарри. — Поверь, оно быстро наступит.
— Ладно, — кивнул Тедди, протягивая руку для объятий. — Я буду скучать.
— Я тоже.
Тедди перевел печальный взгляд на Драко, и Гарри отступил на шаг, чтобы дать им немного пространства.
— Как держишься? — спросил Драко.
— Я буду в порядке.
— Так точно. Просто помни, если какие-нибудь придурошные гриффиндорцы начнут говорить о каком-то злом лорде, проигнорируй их и сразу возвращайся домой.
Тедди невесело усмехнулся.
— Я буду скучать по тебе, Драко.
— Даже не сомневаюсь.
Без предупреждения Тедди бросился к Драко и крепко обнял.
— Я знаю, ты ненавидишь объятия, но...
— Все в порядке, — заверил Драко, похлопав его по спине.
Отстранившись, Тедди наконец повернулся к Андромеде, которая дала волю слезам. Драко стоял в стороне, случайно оказавшись рядом с Поттером.
— Он обнимал меня дольше, чем тебя, — сказал Драко.
Гарри усмехнулся.
— Вот уж не правда.
— Вполне уверен, что так и было.
— Как ты отреагировал на историю с Хаффлпаффом?
Драко небрежно пожал плечами.
— Нормально. А ты?
— Нормально.
— Лгун.
— Как и ты.
Они обменялись короткими, но понимающими взглядами как раз в тот момент, когда последний предупреждающий свисток эхом разнесся под сводами платформы 9 и 3/4. Тедди сказал Андромеде, что любит ее, и простоял с ней обнявшись гораздо дольше, чем с Драко и Гарри вместе взятыми. Помахав на прощание всем собравшимся, он сел в поезд.
Драко почувствовал, как Гермиона обняла его за талию, и накрыл ее ладонь своей, повернув голову так, чтобы поцеловать в щеку. Таура осторожно потянула его за другую руку; он посмотрел на нее и поднял, чтобы она могла лучше видеть поезд. Блейз раскачивал стоявшую рядом коляску Тео, и Драко на мгновение задержался взглядом на спящем сыне. Андромеда стояла рядом, вытирая мокрые щеки носовым платком, но все равно улыбалась. Двигатель паровоза загрохотал подобно нетерпеливому дракону, а затем медленно пополз вперед. Сидя в купе, Тедди отчаянно махал рукой из окна, как и его новые товарищи.
— Не могу дождаться, когда придется провожать Тауру и Тео, — пробормотала Гермиона.
— И я, — тихо признался Драко, крепче прижимая к себе дочь и чмокая ее в лоб. — Впрочем, придется немного подождать.
Но по мере того как Хогвартс-экспресс отъезжал все дальше и дальше, а образ Тедди расплывался в тумане, Драко знал, что время пролетит быстро. Он также знал, что все будет хорошо. Все точно будет хорошо. Потому что все было так, как и должно быть.
Последние комментарии
1 день 6 часов назад
1 день 7 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 20 часов назад