Red hands (ЛП) [Bex-chan] (fb2) читать онлайн

========== red hands ==========

«Лишь в любви и убийстве мы остаёмся искренними…»

Фридрих Дюрренматт

При слабом мерцании единственной свечи Драко неуклюже налил в стакан огневиски, заполнив его до краев. Он опрокинул стакан с жидкостью, пролив на подбородок и грудь, но сейчас это его мало взволновало. Тепло растеклось во рту, спустилось по горлу и достигло желудка. Ему никогда особо не нравился вкус огневиски, но привлекало ощущение жара, распространяющееся по телу и лёгкость в голове.

Драко нравилось то, что это позволяло ему забыться.

Нравилось, что звон в ушах отвлекал.

А отвлечься было необходимо.

Как долго он здесь пробыл? Он полагал — около четырёх месяцев, возможно и больше. Он не доверял часам и календарю в этом месте также, как и людям.

Драко все ещё пытался смириться с изменениями.

Все ещё приспосабливался.

Официально он сражался за Орден Феникса семь лет, со дня своего восемнадцатилетия, но на самом деле все было гораздо сложнее.

Волан-де-Морт искалечил Поттера во время битвы за Хогвартс, сломав ему обе руки, позвоночник и оставив с серьёзной травмой головы, на излечение которой ушли месяцы. Но этого было достаточно, чтобы гарантировать ему победу. Поттер очнулся после комы и выяснил, что армия Волан-де-Морта увеличилась почти в четыре раза. Великобритания была разорена войной, и все основные города маглов находились либо под властью Темного лорда, либо вовсе уничтожены. Лондон, Манчестер, Ливерпуль, Бирмингем, Эдинбург, Кардифф, Дублин — менее, чем за шесть месяцев все они оказались разрушены.

Орден понял, что ему придётся разделиться, чтобы его членов не обнаружили, поэтому было создано и защищено более двадцати убежищ. Они много контактировали друг с другом, планируя различные битвы и миссии, но едва ли сталкивались лицом к лицу, за исключением мимолетных встреч на поле битвы.

Когда Теодор Нотт, Блейз Забини и Драко Малфой попытались присоединиться к Ордену через несколько месяцев после битвы за Хогвартс, им пришлось пройти всевозможные тесты, включая сыворотку правды и легилименцию. Затем троица со Слизерина была отправлена в убежище Аластора Грюма, где также проживали Оливер Вуд, Джейсон Сэмюэлс, Кэти Белл, Джимми Пикс и Чжоу Чанг. Убежище находилось в Камбрии среди холмов в окружении леса, а сам дом был старым и заброшенным. Он прожил там семь лет.

Ему и его друзьям потребовалось некоторое время, чтобы их приняли, возможно, год. Но Малфой всё также оставался одиночкой, выполняя задания Грюма и беспрекословно сражаясь в каждой битве. Остальные члены убежища через какое-то время оставили его в покое, даже стали уважать после того, как Драко спас жизнь Оливеру Вуду пять лет назад.

Драко заметил, что добился значительных успехов на поле боя. Удивительно, насколько стойкими и целеустремленными становятся люди, которые сражаются за дело, в которое верят, и, хотя поначалу он не проявлял рвения, вскоре окружающая обстановка вынудила его придти в себя.

С таким количеством игроков в квиддич в составе их убежища, они стали известны в Ордене, как «Парящие истребители», обычно атакующие Пожирателей Смерти сверху на мётлах, когда подобная тактика была необходима.

Другие убежища также имели свои названия, например, убежище Помфри: «Полезные целители»; убежище Слизнорта: «Партия зелий»; убежище МакГонагалл: «Мудрые воины» и так далее.

У каждой группы была своя специализация — ему было комфортно с «воздушной» командой. Очень комфортно. Это стало его отдушиной после семи лет жизни в одном и том же доме и с одними и теми же лицами вокруг.

И когда это отняли у него, он был задет больше, чем мог бы признать.

Однажды Пожиратели Смерти напали ночью, подожгли их убежище и заблокировали каждый выход, кидая Смертельные заклятия в каждого, кто добирался до двери или окна. Только он, Тео и Кэти смогли сбежать после того, как сумели найти один из аварийных порт-ключей, который доставил их на неофициальную базу Ордена в Кенте — убежище Поттера и Кингсли Бруствера, также известное как «Штаб-квартира».

Только когда пришло подтверждение, что другие члены убежища Грюма мертвы, Драко понял, что за это время он стал рассматривать Аластора, как своего наставника, а остальных чем-то большим, нежели просто союзниками. Их смерть вызвала у него еще больше гнева и ненависти к Волан-Де-Морту и его приспешникам, хоть он и не предполагал, что такое возможно. Потерю Блейза и Оливера оказалось особенно тяжело принять, и за одну ночь его и без того хаотичный мир, превратился в полную задницу.

Каждый день он задавался вопросом о том, стоило ли ему попытаться найти больше членов своей группы, прежде чем схватить портключ.

Каждый. Чёртов. День.

Он пробыл в Кенте неделю, прежде чем ему сообщили, что его переводят в убежище МакГонагалл недалеко от Кентербери, всего в двадцати минутах полета на метле. После недавнего поражения Терри Бута в бою там появилась свободная комната. Кэти отправили в убежище Спраут в Девоне, а Тео – в убежище Флитвика в Вустере. С тех пор Драко их не видел.

Итак, он здесь.

Теперь он был членом «Мудрых воинов» МакГонагалл, где проживали Гермиона Грейнджер, Полумна Лавгуд, Майкл Корнер, близнецы Патил, Маркус Белби и другие. Само убежище представляло собой заброшенную библиотеку, возможно, чуть меньше, чем сгоревшее убежище Грюма, но довольно похожее, чего Драко не ожидал. Больше всего его беспокоило то, что люди в этом убежище ему не доверяли.

Совсем.

Репутация подобна тени — темные пятна будут преследовать тебя, куда бы ты ни пошёл.

Его не заботило их мнение или настороженные взгляды, направленные в его сторону, но эти люди не уважали его настолько, чтобы дать ему уединение или проявить хоть толику уважения, и это его беспокоило. Он позволял себе расслабиться только тогда, когда остальные засыпали. Последние четыре месяца он каждую ночь уединялся на кухне, заставляя себя впадать в бессонницу и полоская горло виски, до тех пор, пока не начинал чувствовать себя плохо.

Единственной проблемой в его рутине была Гермиона Грейнджер.

Гермиона-черт-возьми-Грейнджер.

В то время как остальные в убежище МакГонагалл смотрели на него с подозрением и некоторой осторожностью, она просто казалась любопытной, возможно, даже заинтригованной его прибытием, и это нервировало его. Она наблюдала за ним, будто он был экспериментальным зельем, а она отмечала результаты, или будто он был книгой на языке, который она пыталась расшифровать. В течение первого месяца его пребывания она не сказала ему ни слова, просто наблюдала, но затем постепенно начала разговаривать, задавая ему простые вопросы то тут, то там. К примеру, хотел ли он чаю или знал ли, где находится кто-либо из ее друзей. Несмотря на его тонкие намеки, что он хочет побыть один, она продолжала докучать ему, и это Малфоя до чертиков раздражало.

Это была первая проблема.

Вторая проблема заключалась в том, что Грейнджер, по всей видимости, тоже страдала бессонницей, и они несколько раз пересекались ночью, обычно в коридоре или на кухне. Мерлин, она не давала ему покоя. Атмосфера становилась неловкой — она пыталась вовлечь его в пустую болтовню, а он вставал и уходил, когда для него становилось слишком много её присутствия. Обычно для этого хватало двух минут. Ее вопросы со временем становились более смелыми и иногда ему хотелось задержаться, чтобы посмотреть, как далеко она зайдёт, но желание уединиться всегда пересиливало его любопытство.

По крайней мере, она не беспокоила его каждую ночь.

По крайней мере, у него было немного уединения.

Он зарычал, когда услышал приближающиеся к кухне шаги и понял, что эта ночь не будет одной из таких. Наполнив еще один стакан огневиски, он отодвинул его в тот момент, когда дверь отворилась. Она вошла, одарив его мимолётной улыбкой в знак приветствия. Конечно, её не удивило его присутствие здесь, но Драко ненавидел, как небрежно она смотрела на него, будто он был домашним зверьком или мебелью.

— Привет, Малфой, – сказала она, подходя к чайнику.

Он не ответил, изучая ее из-под опущенных век.

Было лето, и ночи, соответственно, стояли тёплые и влажные. Грейнджер была одета в синие мешковатые пижамные шорты и белую футболку на размер больше нужного, волосы она зачесала в хвост. Ее черты всегда казались более чёткими в темноте, а свет свечи играл с её лицом, заставляя глаза светиться скорее золотистым, чем карим.

— Ты в порядке? – спросила Гермиона.

— В порядке, – резко ответил он. — Во всяком случае был, пока кое-кто меня не прервал.

Если ее и обидел его грубый комментарий, она этого не показала. — Хочешь чего-нибудь?

— Нет.

— Может чашечку чая, Малфой?

— Я уже говорил тебе бесчисленное количество раз — я не пью чай.

— Нет, конечно же нет, — пробормотала она. — Ты просто будешь топить себя в алкоголе, пока окончательно не откинешься.

Он закашлялся. Она никогда не говорила с ним так прямо и это застало его врасплох.

— Прости, что, Грейнджер?

— Честно говоря, здесь воняет, — Она добавила сахар и размешала чай. — Ты пахнешь винокурней.

Ах, значит, она решила изменить свою тактику сегодня вечером — пропустить все скучные и бессмысленные вопросы — сразу приступить к тому, что она на самом деле хотела сказать. Это было что-то новое. Мерлин простит его, но он был заинтригован тем, к чему это может привести, поэтому он откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Я не знал, что мои алкогольные предпочтения это твоё грёбанное дело, Грейнджер.

Она нахмурилась и села напротив него.

— Нет, не думаю, что это мое дело. Но ты действительно много пьешь, Малфой.

Он закатил глаза и налил себе еще огневиски, скорее из принципа, чем от жажды. Но, прежде, чем он успел поднести стакан к губам, она выхватила его из рук слишком быстро, чтобы он смог хоть как-то среагировать. Потом она схватила и бутылку.

— Какого хрена? — спросил он. — Отдай бутылку немедленно!

— Я думаю, с тебя достаточно.

— Не тебе это решать, — огрызнулся Драко. — Верни сейчас же, Грейнджер!

— Верну, если ты скажешь мне, почему так много пьёшь.

Драко усмехнулся.

— Ты действительно хочешь знать, почему я так много пью? Лучше поинтересуйся у остальных, почему они не пьют. Ты и вправду не обращаешь внимания на мир, в котором мы живём?

Она задумчиво пожевала губы. — Так ты пьёшь, чтобы пережить войну?

— Нет, я пью, чтобы посмеяться и потанцевать под безвкусную музыку, — саркастично бросил он. — Конечно, я пью, чтобы пережить войну.

— Это ведь не повод…

— Ты серьезно собираешься читать мне нотации сейчас? У каждого есть способ, который помогает ему справляться с войной. У всех нас есть средства, чтобы забыться, Грейнджер. Ты зарываешься в книги, чтобы спрятаться от этого дерьма, а я пью. Таков наш выбор.

— Ты понимаешь, что такое количество алкоголя вредит твоему здоровью?

Он снова усмехнулся.

— Я почти уверен, что борьба с этими грёбанными Пожирателями смерти убьёт меня быстрее, чем бутылка чёртового огневиски. И снова, Грейнджер, это не твоё…

— Ты столько же пил, когда жил в убежище Грюма? – перервала его Гермиона. — Потому что я так не думаю.

Он холодно нахмурился, пытаясь придумать ответ, но она заметила его колебания.

— Просто отдай мне чёртов виски, Грейнджер.

Она покусала нижнюю губу, будто нервничая из-за того, что собиралась сказать дальше.

— Это не твоя вина, что они не выжили, Малфой.

У него пропал дар речи. Его рот приоткрылся от удивления. Кем, чёрт возьми, она себя возомнила?

— Да как ты, блять, посмела! — выплюнул он. — Ты нихера не знаешь о…

— Ты винишь себя. Это очевидно.

— Ты не знаешь меня, Грейнджер!

— Нет, — согласилась она. — Я действительно не знаю, кем ты стал. Все, что я знаю и помню, это идиота, которым ты был в Хогвартсе, но я думаю, что теперь ты изменился. Если бы ты не был так настроен избегать всех…

— Если ты не заметила, меня здесь не приняли с распростёртыми объятиями, — заметил он. — Несмотря на то, что я сражаюсь на стороне Ордена в течении семи лет, все здесь смотрят на меня, как на кусок дерьма на подошве их туфель.

— Я так не делаю. Я пытаюсь поговорить с тобой, но ты делаешь все возможное, чтобы избегать меня.

— Ничего личного, Грейнджер, но, возможно, мне просто не хочется с тобой разговаривать.

— Но я бы хотела этого, — мягко сказала Гермиона. — Хотела бы узнать тебя лучше.

Искренность ее ответа снова заставила его потерять дар речи, поэтому он просто покачал головой, глядя на пятно на стене за её спиной. Она вздохнула и медленно подтолкнула к нему стакан огневиски, выжидающе наблюдая за ним, делая при этом глоток чая. Он схватил стакан, глотнул виски и постарался не вздрогнуть, когда тот обжёг ему горло. Возможно его оцепенение сошло на нет, либо она начала приставать, когда он был ещё слишком трезв.

— Насколько я помню, — внезапно начала она, — ты неплохо разбирался в рунах, когда учился в Хогвартсе.

— Второй после тебя, — ответил он с горечью, которой от себя не ожидал.

Она задумчиво кивнула.

— Я не знаю, чем ты занимался в убежище Грюма, но здесь мы проводим много исследований…

— Я вижу.

— И у нас есть много текстов и старых рукописей по Темной Магии. Мы хотим быть готовыми к любым неизвестным и самым ужасным проклятиям, которые можем получить от Пожирателей Смерти. Также тут есть тексты о крестражах, большинство из которых зашифрованы.

Он приподнял бровь.

— Давай ближе к делу.

— Я собиралась спросить, не хочешь ли ты помочь мне завтра расшифровать одну книгу о крестражах. У меня проблемы с несколькими отрывками…

— То есть ты просишь моей помощи?

— Я прошу твоего участия, — сказала она, проницательно глядя на Драко. — Это лучше, чем сидеть без дела.

Он смотрел на нее настороженным взглядом, постукивая пальцем по стакану и надеясь, что этот звук немного её рассердит, но её лицо оставалось непроницаемым.

— Я бы предпочёл проводить время на тренировках, а не копаться в книгах.

— Ты же знаешь, что мы тренируемся здесь более, чем достаточно. По семь часов в день, если ты не считал…

— Что ж, тогда я бы предпочел делать это по десять часов в день, если альтернативой будет чтение бессмысленных древних книг.

Гермиона поджала губы и пожала плечами. Поднявшись со своего стула, она быстро наложила Экскуро на свою кружку и вернула её обратно в шкаф.

— Если это твое окончательное решение, то я не могу его изменить, – сказала она, выходя из комнаты, но замешкалась у двери. — Если вдруг ты передумаешь…

— И не собираюсь…

— Предложение все же остаётся в силе. Спокойной ночи, Малфой.

Он закатывает глаза, когда за ней закрывается дверь, осознавая, что на этот раз она — та, кто уходит. Драко хмурится, глядя на пустой стакан. Наливая еще, он ставит его обратно на стол. В этот раз виски не даёт ему приятного расслабления и спокойствия, к которому он так привык.

Он винит в этом Грейнджер.

•••

Что-то сбило его с ног. Взрывом Малфой был отброшен вперед, приземлившись в лужу на расстоянии нескольких ярдов от своего места.

Дождь и осколки ударили его в спину. Он поднялся, выплевывая грязную воду и хватая ртом воздух, его глаза метались по сторонам, пока он пытался сориентироваться. В ушах звенело от взрыва, но он мог различить искаженные голоса Пожирателей Смерти и членов Ордена, окружавших его. Они кричали и бросали друг в друга проклятия, сопровождая их новыми взрывами. Они мигали и мелькали вокруг него, но Драко даже не моргал. Он привык к этому.

Быстро осмотрев себя и, убедившись, что не ранен, он вскочил на ноги, стремясь вернуться в центр битвы. Оглушив и обезоружив двух Пожирателей по пути, он вернулся к остальным.

Пожиратели Смерти отступали — их было мало и, соответсвенно, они не были готовы к атаке. Крики раненых эхом разносились вокруг него. Прежде, чем осознать, он уже стоял рядом с двенадцатью членами Ордена, создавая стену, чтобы защитить раненых за спиной, которых проверяла группа Мадам Помфри. Перед ним битва продолжалась, и, стоя, Драко мог разглядеть Грейнджер, Уизли, Тео, Шеклболта и около тридцати других, борющихся с оставшимися Пожирателями Смерти. Он хотел присоединиться к ним, но его остановил голос МакГонагалл.

— Держать баррикаду! - крикнула она. — Никто из вас не должен разрушить стену.

Драко стиснул зубы, но остался на месте. Он знал, что лучше послушать преподавателя.

Он мало что мог сделать, кроме как наблюдать за разворачивающейся битвой. Драко поймал себя на том, что все время наблюдал за Грейнджер. Невозможно было не смотреть на нее, и он даже удивился, как раньше не замечал ее на поле боя.

Каждое ее движение было изящным и точным, как будто так и должно быть. Вот она пригнулась, повернулась, произнесла заклинание, развернулась, выпустила еще одно, уклонилась от другого, и все это она делала с такой грацией, будто танцуя посреди бури. Грейнджер была спокойна, сосредоточена и подвижна; это несомненно впечатляло. Он понятия не имел почему, но ожидал, что она будет несколько неуклюжей и дезориентированной в бою, но, как бы ему не было трудно это признавать — она была великолепна.

Гермиона Грейнджер явно была здесь в своей стихии.

Возможно, он был так очарован её техникой потому, что она значительно отличалась от его собственной. Его боевой стиль был жестоким, грубым и суровым. Он задавался вопросом, как Грейнджер может казаться такой нежной, в то время как бросается проклятиями направо и налево.

Для него это был некий парадокс, и он был очарован этим.

Пожиратели Смерти дохли на поле боя, как мухи, но те, кто оставались, были, пожалуй, самыми искусными и безжалостными: Беллатриса, Рудольфус, Яксли, Макнейр и другие. Все они, казалось, были полны решимости убить как можно больше людей, прежде чем покинуть поле битвы, но внезапно один за другим они начали исчезать. По мере того, как число раненых увеличивалось, Драко увидел, как Макнейр направил свою палочку на Тео, а затем выкрикнул заклинание, которого Драко никогда раньше не слышал.

— Саксум Тоталус!

Он попал Тео прямо в грудь, и Драко мог только издалека наблюдать, как серая тень медленно начала распространяться по телу его друга. Тео упал на колени, вскрикнув от боли, поскольку то, что овладевало им, продолжало растягиваться и расширяться, пока не покрыло весь его торс.

Драко собирался покинуть свой пост и броситься к другу, но вдруг Грейнджер снова оказалась в его поле зрения, разговаривая с Тео и указывая своей палочкой на место, где проклятие покрывало его тело. Заворожённо наблюдая за ней, Драко услышал, как она произносит незнакомое заклинание, а затем тонкий синий свет льётся из ее палочки, окутывая Тео в светящийся кокон. Серая тень постепенно отступала, пока полностью не исчезла, и Тео замолк.

Когда Грейнджер помогла ему встать, Беллатриса и Яксли уже трансгрессировали, и остальные Пожиратели вскоре отступили.

•••

Драко собрался с силами, поднося стакан к синим и разбитым губам. Спирт обжигал губы, словно пытка, но он все равно допил виски, а затем налил еще.

Группа МакГонагалл вернулась с поля боя всего несколько часов назад, около полуночи, и большинство сразу же отправились спать. Сегодня они потеряли Маркуса Белби, и в убежище было так тихо, как будто сама библиотека была в трауре; но за дверью в его направлении доносились характерные звуки шагов Грейнджер.

На этот раз он не хмурился. Сегодня он ждал ее.

Он поёрзал на сиденье, когда дверь распахнулась, и она вошла в комнату, щеголяя разбитой губой и едва залеченным синяком под глазом. Поприветствовав его обычной беспечной улыбкой, она пересекла комнату, чтобы приготовить себе чай — это было предсказуемо.

— Я зря потрачу свое время, если предложу тебе тоже самое? – спросила она, оглянувшись на Драко через плечо.

— Ты же знаешь ответ.

Она пожала плечами и присела к нему за стол, и только тогда он заметил, насколько опухли ее губы, но не стал это комментировать. В любом случае, ему не следовало смотреть на ее губы.

— Итак, – начала она, нарушив тишину, прежде чем успела хлебнуть чая. — Как тебе сражаться с нашей группой? Ты впервые сражался вместе с нами.

— Ничего особенного, — ответил Драко. — Когда борешься за свою жизнь, не обращаешь особого внимания на союзников.

— Тебе здесь не комфортно, это видно.

— Я взрослый человек, Грейнджер, и уж как-нибудь разберусь с этим. Я не собираюсь жаловаться на свои жилищные условия. По крайней мере, я жив.

Выражение ее лица немного смягчилось. — Разве не ужасно считать удачей, что умер только один человек?

— Нет, это война, — прямо сказал он. — Нам повезло, что умер только один человек.

— Ещё кто-то мертв..

— Все могло быть в разы хуже. — Он провел пальцем по краю своего стакана и снова поёрзал на стуле. — Кстати, что случилось с Тео сегодня?

Это был первый раз, когда он задал Гермионе настоящий вопрос, от чего её глаза чуть расширились. — Что ты имеешь в виду?

— В конце битвы Макнейр запустил в Нотта каким-то проклятием. Я не узнал этого заклинания.

— Ты о «Саксум Тоталус»?

— Да, о нем.

— Это редкое заклинание, — начала объяснять она, и ее голос превратился в бессвязный тон книжного червя, который он так хорошо помнил ещё с Хогвартса. — Его использовали в качестве метода пыток еще в тринадцатом веке, но в начале четырнадцатого им запретили пользоваться, потому что он считался слишком жестоким. Однако это интересное заклинание. Очень похоже на «Петрификус Тоталус», и многие историки считают, что..

— Грейнджер, — вздохнул Драко. — Сделай вдох.

Ее румянец был едва заметен в тусклом свете, но он уловил его.

— Извини, — пробормотала она.

— Как работает это заклинание? Казалось, что оно превращало Нотта в камень.

— Не совсем. На самом деле, оно только замуровывает жертву в каменный панцирь. В зависимости от силы заклинания результат может быть разным. Иногда жертв раздавливают насмерть тяжестью, иногда они задыхаются. Были даже случаи, когда заклинатели проделывали маленькую дырочку, чтобы жертва могла дышать, а затем оставляли её умирать от голода.

— С какого хрена ты все это знаешь? — спросил Драко. — И как ты узнала о контрзаклинании?

Она сверкнула ему понимающей улыбкой. — Прочитала в одной из наших «бессмысленных» книг.

— Туше, Грейнджер.

— Мое предложение все еще в силе. Ты можешь помочь мне с расшифровкой закодированных текстов.

Сузив глаза, он пристально посмотрел на нее, не зная, за чем именно он следит. Драко начал уважать её чуть больше после сегодняшней битвы, а также после её быстрой реакции на страдания Тео. Он всегда думал, что она до смешного умна, но никогда не ожидал, что она будет настолько искусна в зоне боевых действий. Это каким-то образом делало её менее… раздражающей. Опрокинув в себя стакан с виски, он позаботился о том, чтобы вновь не вздрогнуть перед ней.

— Может быть, — наконец ответил он.

— Ну, я бываю в дальнем читальном зале почти каждый вечер с восьми, если вдруг твое «может быть» превратиться в «да».

•••

— Твою мать, Грейнджер, эта штука разваливается.

— Если бы ты не был так не аккуратен…

— Я аккуратен.

— Нет, не аккуратен, Малфой!

Он впился в нее взглядом, хоть и знал, что это не особо повлияет на её дерзость. После трех недель, проведенных с ней в читальном зале по вечерам, она стала невосприимчивой к его устрашающим взглядам, не говоря уже о том, что они и раньше на неё не особо влияли. Хотя в первую неделю она определенно спорила меньше, но лишь для того, чтобы соблюдать порядок и тишину, теперь же Гермиона просто кричала ему в ответ, когда он начинал ссору. Их перебранки длились до тех пор, пока разговор не заводил в тупик, или пока один из них не вылетал из комнаты. Она приходила в дикую ярость, и Малфой не мог отрицать того, что ему в какой-то степени даже нравилось то, что она не уступала ему в остроумии, даже порой сама бросала ему вызов.

Она была единственным человеком, с которым он разговаривал в убежище, в других он не нуждался. Выносить ее темпераментное поведение и переменчивое настроение было более чем достаточно. Она слушала его, принимая к сведению любые предложения, которые он делал относительно их совместной работы, и было странно… приятно осознавать, что она считала его интеллектуально равным себе. В конце концов, она была самой умной ведьмой своего времени.

Но сегодня Драко Малфой был вне себя.

У него не утихала головная боль, прошлой ночью он едва вздремнул около часа, а сегодня Грейнджер вручила ему самую дряхлую и хрупкую книгу, которую он когда-либо видел. Страницы практически рассыпались между его пальцами. Раздражение нарастало с каждым клочком пергамента, который крошился в его руках. Глубоко вздохнув, он попытался ещё раз, но угол страницы оторвался, когда он сжал его кончиками пальцев.

— К черту это, — проворчал он. — Эту книгу невозможно прочесть, Грейнджер.

— О, ради Мерлина, – сказала она, придвигая стул поближе к нему. — Тебе просто нужно быть нежнее, — осторожно, бережно она притянула книгу к себе, переворачивая страницу своими ловкими пальчиками. — Смотри.

Вздохнув, он протянул руку, чтобы попробовать перевернуть следующую страницу, но рука Грейнджер остановила его, соединив их пальцы и направляя его движения. Первым инстинктом было отбросить ее руку, но он этого не сделал. Драко не знал почему — он просто этого не сделал. Ее рука была такой маленькой по сравнению с его, и она медленно водила ею, опуская его пальцы вниз, чтобы сжать страницу.

— Осторожно, — прошептала она прямо у его уха. — Все верно. Отлично. Именно так.

Он подавил дрожь, когда ее дыхание коснулось его тонких волосков на шее, отказываясь нарушить концентрацию. На самом деле, это было довольно нелепо — сосредоточиться на том, чтобы перевернуть чертову страницу, но он был полон решимости сделать это сейчас, хотя бы для того, чтобы доказать, что он не такой неуклюжий, как она думала.

Они перевернули страницу, и взглянув на Грейнджер, он увидел, что та ему улыбается.

— Вот, — промолвила она. — Просто думай о страницах, как о цветочных лепестках.

— Это может быть для тебя настоящим шоком, Грейнджер, но у меня нет большого опыта с лепестками цветов.

•••

Драко никогда не делал этого раньше.

Он никогда намеренно не заботился о ком-то во время битвы. Да, он следил за членами убежища Грюма и другими членами Ордена, но только ради собственной выгоды. Орден мог проповедовать любовь и командную работу, но Драко всегда боролся так, чтобы защитить себя в первую очередь. Его жизнь была его главным приоритетом, вот и все.

И все же он был здесь и пристально следил за Грейнджер, держась как можно ближе к ней, смахивая дождь с глаз, чтобы убедиться, что она не скрылась из его поля зрения.

Сейчас она не дралась как в прошлый раз — ее движения были вялыми, заклинания слабыми, а реакция замедленной. Слишком замедленной.

После недельного затяжного гриппа, Грейнджер едва встала с постели за день до того, как Орден решил напасть на Пожирателей смерти. Она неизбежно проигнорировала настойчивые требования МакГонагалл остаться в убежище. Хотя, это было нормально для гриффиндорской натуры Грейнджер — полна решимости бороться и внести свой вклад — и теперь она за это расплачивалась.

Драко не узнал Пожирателя Смерти, с которым она сражалась на данный момент, но, к счастью, он оказался молодым и неопытным. В любой другой день Грейнджер победила бы его в мгновение ока, но ее усталость делала её рассеянной, поэтому на дуэли они были на равных, встречая друг друга заклинаниями.

Малфою пришлось оторвать взгляд от нее, когда на него напала Пожирательница Смерти, но он быстро расправился с ведьмой, сбив ее с ног заклинанием Импедимента и оглушив прежде, чем она смогла подняться. Когда он снова повернулся к Грейнджер, она успешно одержала победу, кинув Петрификус на своего противника, но при этом сжимала свою левую руку, исказив лицо от боли.

На секунду их взгляды встретились, но затем Драко заметил кого-то за её спиной — Алекто Кэрроу приближалась к Грейнджер быстро и тихо, словно змея.

•••

Гермиона заметила, что взгляд Драко остановился на чём-то позади нее и, несмотря на болезненную пульсацию в руке, она почувствовала панику, охватившую ее сердце.

Она резко развернулась, но заклинание ударило её в живот прежде, чем она смогла среагировать. Отлетев назад, она ударилась щекой о землю, которая была влажной и холодной на ощупь. Она взглянула наверх и обнаружила, что человеком, бросившим проклятье, была Алекто Кэрроу. Её мысли заметались. Гермиона знала, что участвовать в этом сражении определенно было не самым мудрым и ответственным решением, но она позволила своей гордости повлиять на ее рассудок, и теперь сожалела об этом.

Да, ей удалось успешно вывести из строя пару новичков Пожирателей Смерти, но она знала, что ей будет трудно сражаться с такой опытной ведьмой, как Кэрроу, и в обычный день, не говоря уже о данном моменте.

Поднявшись на ноги, Гермиона нацелила свою палочку, но Пожирательница быстро выбила её из руки, прежде чем она смогла произнести заклинание. И теперь она была полностью обезоружена. Бесполезна. Подняв подбородок чтобы сохранить своё достоинство, Гермиона уставилась на Алекто, пытаясь успокоить свое затрудненное дыхание, когда Пожирательница Смерти садистски ухмыльнулась, вращая своей палочкой.

— Ты же та самая, не так ли? — усмехнулась Алекто. — Любимая грязнокровка Поттера?

Гермиона тяжело сглотнула, но ничего не ответила.

— Да, это точно ты. Знаешь, Беллатриса очень хочет убить тебя собственноручно, но делится удовольствием ведь тоже нужно.

Когда Алекто направила на неё свою палочку, каждый мускул в теле Гермионы напрягся, и всё, что она могла слышать, было испуганное биение её сердца, отбивавшее свой ритм в голове, словно дождь. Как боевые барабаны. Она могла прочитать по губам Алекто, когда она произносила слово «Авада», однако «Кедавра» так и не была произнесена.

Гермиона резко выдохнула, когда ощутила толчок. Сильная рука обвила её талию, удерживая на мускулистой и определенно мужской груди, когда она и ее спаситель упали в грязь. Они дважды перевернулись, пока он не оказался на спине, а она поверх него, глядя на Алекто с земли. Рука, обвивающая её талию, казалась такой безопасной и знакомой, что она накрыла её своей ладонью. Найдя его руку, Гермиона переплела их пальцы, даже не осознавая этого.

Мужчина, что её так крепко держал, поднял свою палочку, направив её на Алекто, и та, похоже, была слишком сбита с толку, чтобы вовремя среагировать. Хриплый и непоколебимый голос произнес «Авада Кедавра» прямо у уха Гермионы, так близко, что она могла почувствовать его влажное дыхание, окутывающее её шею, а затем зеленый свет выстрелил Алекто прямо в грудь.

Кэрроу была так близко, что, когда рухнула на землю, она задела своим телом обувь Гермионы. Та поспешно отодвинулась назад, убедившись, что никакая часть тела мёртвой Пожирательницы Смерти её не касается. Ее свободная рука сжала колено своего спасителя, а ногти впились в него, когда она повернула голову набок, чтобы узнать, кто именно спас ей жизнь. Она несколько раз моргнула, чтобы стряхнуть дождь с ресниц, и ахнула.

— Драко, — неверяще выдохнула она, широко раскрыв глаза. — Как… Что ты…

— Тебе не нужно было сюда приходить, – прямо сказал Малфой. — Ты не в состоянии драться.

— Но я…

— Ты наделала больше вреда, чем пользы.

Рука, обвивавшая ее талию, двинулась вверх, погрузившись под воротник рубашки, чтобы снять ожерелье. Ее портключ. Прежде, чем она успела даже подумать, чтобы возразить, Драко активировал его, и она закружилась в воздухе, пока не приземлилась на спину в убежище, всё еще тяжело дыша. Всё еще потрясена. И дыхание Драко всё еще пульсировало у неё в ушах.

•••

Драко испытал потрясение, когда зашел на кухню после полуночи.

Да, он определённо ожидал, что Грейнджер появится здесь ночью, но она никогда не была здесь до его прихода. Очевидно, она ждала его. Ее рука была перевязана бинтами, кровоподтёк украшал левый глаз, и она выглядела более уязвимой, чем когда-либо, но выражение ее лица было решительным и суровым, будто неосознанно бросая вызов. И это было хорошо. Уязвимость не подходила Грейнджер.

На столе перед ней стоял стакан с огневиски, ещё один стакан с прозрачной жидкостью она сжимала в руке. Приподняв бровь и задаваясь вопросом, почему она наливает ему его любимый напиток после бесчисленных упреков в адрес его привычки, он осторожно занял свое обычное место, внимательно изучая её и пытаясь определить ее настроение или намерения.

— Сегодня без чая? — спросил Малфой.

— У нас закончился чай.

Она не смотрела на него. Она смотрела на свой стакан, и это его беспокоило.

— Что ты пьешь?

— Просто воду.

— Черт побери, Грейнджер, угости себя хоть раз алкоголем.

— Я не пью.

— Конечно, нет.

Она подняла на него взгляд, и он осознал, что никогда раньше не замечал, насколько… карие они были. Они были как осень. Как октябрь. Гермиона слегка наклонилась вперед, упираясь здоровым локтем в стол и подпирая подбородок тыльной стороной ладони. Она подняла голову, и Драко подумал, что она посмотрит на него, но этого не произошло.

— Я… — тихо начала Гермиона, откашлявшись. — Спасибо… за сегодня. За то, что спас меня.

Почему она не смотрит на него? Он стиснул челюсть. — О чем, черт возьми, ты думала? Ты вообще не должна была там быть.

— Смотри, я…

— МакГонагалл сказала тебе оставаться здесь, а ты это проигнорировала. Ты не в состоянии драться и была только помехой.

— Малфой…

— Тебя могли убить, и… Грейнджер, какого хрена ты не смотришь на меня?— крикнул он. — Посмотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Вздохнув, она медленно перевела на него свой усталый, угрюмый взгляд.

— Мне очень жаль, — пробормотала она. — Я сбита с толку.

— Не удивлён.

— Учавствовать в сражении сегодня было неверным решением с моей стороны, — признала Гермиона. — Но, я просто… Я…

— Нуждалась в этом, — закончил он.

Грейнджер лишь кивнула, и между ними возникла приятная тишина. Выпив стакан за один присест, Драко понял, что сейчас самое подходящее время, чтобы уйти. Она сказала свое слово, а он сказал свое. Но Малфой еще не был готов отказаться от ее присутствия. Напротив, он хотел, чтобы она продолжала говорить. Ее голос успокаивал его лучше огневиски.

— Драко, — мягко сказала она, — Спасибо. Я действительно благодарна… бесконечно благодарна за то, что ты спас мне жизнь.

— Я знаю.

— Я все еще растеряна. Это произошло так быстро.

— Ты бы предпочла, чтобы я не торопился?

— Нет, конечно, нет, — нахмурилась она. — Я имею в виду, ты просто появился из ниоткуда и схватил меня, а потом ты… Ты…

Он озадаченно сузил глаза. — Убил Кэрроу?

— Да.

— Ты никогда раньше не видела, чтобы я кого-то убивал?

— Видела, конечно. Только не так близко, — пробормотала Грейнджер, прикусив губу. — Ты произносил Смертельное заклинание прямо у меня над ухом и говорил его так… так спокойно.

— Так спокойно? — он пожал плечами. — Как ты говоришь, когда ты…

— Можно вопрос? — перебила его Гермиона. — Скольких людей ты убил?

Ее вопрос шокировал Драко, но на его лице не дрогнул ни один мускул. Годы тренировок научили его сохранять самообладание в любой ситуации. Но все же она определенно сбила его с толку, и он налил себе еще стакан виски, думая, что это поможет ему расслабиться. Он знал количество убитых им людей лучше, чем свой возраст, но колебался, прежде чем ответить. Драко не знал почему.

— Вместе с Кэрроу четырнадцать, — сказал он. — И они не люди, Грейнджер. Они Пожиратели смерти.

— Четырнадцать, — повторила она. — Четырнадцать.

Малфой сделал глоток. — Скольких убила ты?

Гермиона перевела взгляд на стол. Он поперхнулся виски, потому что каким-то образом узнал, о чем она умалчивает. Очевидно, он недостаточно хорошо натренировал свое лицо, чтобы оставаться равнодушным. Но это не имело значения — она снова отводила от него взгляд. В очередной раз.

— Ты никогда никого не убивала? — почти обвиняя, спросил Малфой. — Так ты никогда… Это невозможно!

— По всей видимости, в этом нет ничего невозможного, — ответила она, неохотно поднимая на него глаза. — Я не убила ни одного Пожирателя Смерти.

— Как, черт возьми, тебе удалось оставаться в живых все это время, никого не убив?

— Я не знаю, — Грейнджер только пожала плечами. — Я просто всегда их оглушаю. Это инстинкт…

— Нет, — прервал Малфой. — Оглушать их – не инстинкт. Убивать их – вот это инстинкт. Это сама суть инстинкта. Каждый человек рождён с инстинктом убивать, но общество и мораль подчиняют его. Война выманивает из оболочки, в которую мы его загоняем. Война освобождает инстинкт убивать.

Гермиона смотрела на него большими удивлёнными глазами, слегка приоткрыв рот. — Но… где грань между убийцей и солдатом?

— Выживание. Если я их не убью, они убьют меня.

— А если этого можно избежать… Не похоже, что все используют этот инстинкт постоянно. И ты оглушаешь Пожирателей, я видела.

— Это не так просто. Никто не может бросить Смертельное заклинание просто так, за исключением ёбнутых и одержимых на всю голову людей, вроде Волан-де-Морта или Беллатрисы. — пробормотал Драко.

— Тогда… что заставляет тебя его использовать?

— Это смесь разочарования и ненависти. То, что заставляет что-то в себе… ломаться. У большинства людей спусковым крючком является Пожиратель Смерти, угрожающий их жизни, или убийство знакомых людей. Иногда это происходит, когда достигаешь определенной точки в бою; когда устаёшь сражаться, и терпение покидает тебя. Я не верю, что ты никогда не испытывала подобного.

— Я испытывала все это.

— Тогда как, черт возьми, ты избежала убийства?

Массируя переносицу, Гермиона тяжело вздохнула. Виновато. — Знаешь, однажды я попробовала использовать Смертельное заклятье. Рона чуть не убил Сивый. Я попыталась убить его, но ничего не вышло.

— Этим ты позволяешь своей совести остановить себя, — сухо сказал он. — Научись оставлять совесть дома, Грейнджер.

— Но… как я буду тогда жить с собой? – тихо пробормотала она.

— В этой войне есть два варианта, Грейнджер: стать трупом или убийцей. Я выбираю последнее. Опять же, это инстинкт.

— Заклятие неспроста называется непростительным. Это противозаконно.

— Закона больше нет.

Постучав ногтем по стеклу, Гермиона скривилась. — Ты прав.

Драко наблюдал за ней еще какое-то время, хмурясь, глядя на ее опущенные плечи и слегка поджатые губы. Она казалась разочарованной и задумчивой. На этот раз тишина, царившая над их головами, была неуютной. Допив последний глоток, он поднялся со своего места и вздрогнул, когда его стул проскрежетал по полу. Этот пронзительный звук, похоже, никак не подействовал на неё. Он подумывал пожелать спокойной ночи или что-то в этом роде, но то, что он сказал, удивило даже его самого.

— Когда это значит для тебя достаточно – ты убьешь. Когда это важно и ты боишься, что ты или кто-то, кто тебе дорог, умрет, ты игнорируешь свою совесть. Просто ждёшь спускового крючка.

Сказав это, он решил покинуть комнату.

— Драко, — позвала Гермиона, прежде чем он успел потянутся к дверной ручке. — На что это похоже? Когда впервые используешь Смертельное заклинание?

Он напрягся и сжал кулаки. Его беспокоил не сам вопрос — он, Блейз и Тео неоднократно обсуждали Смертельное заклинание. Дело в том, что он должен объяснять это Грейнджер, и это было… труднее, чем он полагал. Он видел, как невинно она на него смотрит. Издевается над ним. Не имело значения, насколько она искусна в дуэли, или какие зверства видела — на ее руках не было крови. Ни капли. Она была единственным человеком, которого он знал без окровавленных рук. Его же руки были по локоть в крови.

Для сравнения, онбыл волком, а она воробьем.

— Это похоже на рвоту, — сказал он, не оборачиваясь. — Ты потеешь, дыхание прерывается. Лицо становится горячим, но все остальное замерзает. Это отвратительно и унизительно. А затем возникает… тревожное чувство спокойствия и удовлетворения. Но ты никогда не избавляешься от привкуса. Он остается во рту и ноздрях ещё несколько дней. — Малфой сделал паузу, чтобы облизнуть зубы. — Только так я могу описать это.

Драко знал, что за его спиной она с тревогой покусывает губу.

— Хорошо, — пробормотала Грейнджер.

Сделав шаг вперед, Драко потянулся к двери, но её голос снова остановил его.

— Малфой… Кто был твоим первым убитым?

— Мой отец.

— О. Ты… ты сожалеешь об этом?

Он щелкнул челюстью. — Ни капли.

Это было правдой: он не жалел об этом. И если это не самая грустная новость, когда-либо сказанная им, тогда он не знал таковой.

•••

Спустя два месяца, с тех пор, как Драко спас Гермионе жизнь, они ни единожды не упоминали об этом. Как будто между ними было заключено негласное решение, чтобы никогда не вспоминать этот день, а если быть точнее — эту ночь, и их разговор о Смертельном заклинании. Пытаясь избежать разговора о той ночи, они говорили о чём угодно, безобидно насмехаясь друг над другом по поводу школьных времён. Особенно любили упоминать те моменты, когда Гермиона ударила его на третьем курсе, или как Драко оскорбил её из-за кривых зубов на четвёртом.

Большую часть времени они проводили в читальном зале, листая книги и статьи или расшифровывая руны, пререкаясь при этом между собой. Казалось, их общение не сильно отличалось от того, что было в Хогвартсе, но сейчас вся злоба и враждебность исчезли, оставив после себя здоровые и приятные подшучивания. Теперь им было комфортно, настолько, что Грейнджер, видимо, решила, что для неё приемлемо стащить его чипсы.

Когда она взяла сразу несколько, Драко взглянул на нее.

— Спустись на кухню и возьми свои чипсы.

— Я хочу только парочку.

— Ты взяла семь.

Она оторвалась от книги и выгнула бровь, глядя на него. — Я не знала, что ты такой наблюдательный.

— Я слежу за всем, — сказал он, вставая со своего места и направляясь к книжному шкафу. — Где эта книга об Эрнесте Фэнгсвелле? О том странном отшельнике, который испортил свой крестраж?

— Она рядом с книгой об истории Министерства Магии, потому что он родился в год его основания.

Драко моргнул. — Эрнест Фэнгсвелл родился в 1632 году.

— Да, я в курсе.

— Министерство было основано в 1623 году, Грейнджер.

Она бросила на него острый взгляд. — Нет, оно было основано в 1632 году.

— Ты не права.

Если и было что-то, что Драко знал о Гермионе Грейнджер, так это то, что она терпеть не могла, когда её исправляли. В свою защиту, она была права в девяноста девяти процентах случаев, но в данном случае он знал, что она ошиблась. Он был в этом уверен, и детское самодовольство заставило его ухмыльнуться.

— Я не ошибаюсь! — возразила она, вставая на ноги. — Это ты не прав! Министерство было основано в 1632 году!

— Это был 1623 год.

— 1632!

— Чтоб меня, Грейнджер, — дерзко усмехнулся Драко. — Не могу поверить, что ты в чем-то ошиблась

— Потворяю ещё раз — я не ошибаюсь!

— Что ж, ответ мы найдём здесь, — сказал он, снимая с полки книгу об истории Министерства. — Но прежде, чем мы узнаём ответ, давай сделаем ставки?

Гермиона надменно положила руки на бедра. — Тебе что, тринадцать лет?

— Нет, мне двадцать пять. Ты не очень хорошо справляешься с числами этим вечером, не так ли? Ты ошиблась дважды, менее чем за пять минут.

— Я не ошиблась!

— Если ты настолько уверена в своей правоте, у тебя не должно возникнуть проблем с условиями, — ответил он. — Допустим, проигравший будет стирать вещи победителя в течение месяца. По рукам?

— Да что угодно! — фыркнула Гермиона. — Просто открой чертову книгу.

— Предоставлю эту честь тебе.

Бросив книгу на стол перед ней, его ухмылка стала шире, когда от громкого удара она вздрогнула. Он отступил на несколько шагов, скрестив руки на груди и высокомерно склонив голову. Грейнджер выглядел так же уверенно, как и он. Когда она взволнованно листала страницы, он внимательно следил за её лицом. Наблюдать за ней действительно было очень интересно. Когда она дошла до части с ответом, его еще больше привлекло выражение её лица, особенно когда ее лоб сморщился, а рот приоткрылся от досады. Закрыв глаза и склонив голову, Гермиона прошептала одно слово, подтвердившее ее поражение.

— Дерьмо.

Драко ухмыльнулся. — Что такое, Грейнджер?

— Ничего.

— И что говорится в источнике? Когда было основано Министерство?

Поджав губы и закрыв книгу, она начала рассматривать свои ногти, пробормотав себе под нос. — В 1623.

— Итак, — начал он, — я все-таки был прав.

— Я просто хочу отметить…

— Ты, Гермиона Грейнджер, ходячая энциклопедия, ошиблась.

Драко показалось, что он услышал её рычание. От ухмылки у него уже начинали болеть щеки. Сделав шаг назад, он специально чрезмерно заинтересованно осмотрел комнату, ожидая, пока она заметит.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — спросила Гермиона.

— Я только что доказал, что Гермиона Грейнджер ошибается, — ответил он. — Разве единорог не должен сейчас прискакать в комнату, чтобы дать мне пять, или что-то в этом роде? По крайней мере, я жду взрыва конфетти и пения хора.

— Ты просто смешной.

— Возможно. Зато прав.

— Ты серьезно собираешься злорадствовать по этому поводу? Так по-детски?

— Абсолютно.

Грейнджер с красным, взволнованным лицом и расставленными по бокам руками, выглядела очень похожей на капризного ребенка, что веселило Драко ещё больше. Ему нравилось дразнить её — не так, как он насмехался над ней в Хогвартсе — а безобидным способом. И, на самом деле, ему было бы так легко вернуться к этим старым привычкам и заставить её чувствовать себя неполноценной, но теперь он изменился. Она тоже стала другой. Их изменения пошли им на пользу. И тем не менее, она всё же оставалась той самой Грейнджер, и это было хорошо.

— Ты в порядке, Грейнджер? — спросил Драко. — Это с тобой впервые? Может, тебе стоит присесть? Или прилечь? Только не стой на пути у моего победного единорога.

— Ты… ты… – Щеки Гермионы пылали. — Ты такой… мерзавец!

Он не мог сдержаться. Из него вырвался смех, громкий и искренний — один из тех взрывов смеха, которые снимают напряжение в плечах и успокаивают. Тот смех, который заставляет закрыть глаза. Но когда Малфой остыл и открыл веки, он увидел, как взволнованное выражение лица Грейнджер сменилось на задумчивое.

— Что? — спросил он, все еще посмеиваясь. — Почему ты так пялишься, Грейнджер?

— Просто я… – она заколебалась. — Я никогда не видела, чтобы ты так смеялся или… или даже улыбался. По-настоящему.

Он буквально почувствовал, как все веселые нотки утекают из него. И не потому, что его раздражал её комментарий, а потому, что его содержание вызывала беспокойство. Его лицо автоматически застыло, хоть на деле он этого не хотел. Когда так долго скрываешься под маской, становишься «маской» даже среди людей, которым доверяешь. Особенно среди тех, кому доверяешь. Потому что, если они видят тебя настоящего, и решают, что ты недостаточно хорош, то, возможно, ты действительно недостаточно хорош. Если ты доверяешь их мнению, почему бы не доверится их мнению о тебе самом?

Но маска, видимо, упала с его лица. Или Грейнджер просто сорвала ее, когда он не видел.

В мире есть три типа людей: люди, которых ты не желаешь видеть у себя на пути, люди, которые тебе действительно нужны, и люди, которые просто присутствуют в твоей жизни, независимо от обстоятельств, расстояния или любого другого возможного фактора. Каким-то образом, и он не знал каким именно, Грейнджер скатилась в последнюю категорию. Она была константой, как дыхание и моргание. Постоянно. Всегда.

— Знаешь, — продолжала она. — Я соврала. Я видела, как ты улыбаешься и смеёшься, но это было так давно. Много лет назад. Возможно, четвертый курс… а может, пятый. В любом случае, прошло уже больше десяти лет.

— Возможно, так и есть.

— Ты не смеялся больше десяти лет?

Его горло сжималось, в то время как он пристально наблюдал за ней, оглядывая ее сверху вниз. Когда он встретился с ней взглядом, его кадык тяжело качнулся в горле. — Не было на то причин.

Она выглядела такой грустной, ее нижняя губа была выставлена, а брови опущены. Драко подумал, что должен почувствовать сильное раздражение из-за ее сочувствия, но этого не произошло. Это не было снисходительным сочувствием, из-за которого ты чувствуешь себя ребёнком — это было тепло и искренне — как сама Грейнджер. Если быть полностью честным с самим собой — это было просто… нормально, в то время как всем остальным было плевать на него.

— Тебе стоит почаще улыбаться, — сказала Гермиона, заправляя выбившийся локон за ухо. — Тебе идет. Выглядишь моложе, и довольно… эм… привлекательно, на самом деле.

Он не ответил. Ему и не нужно было. Их разговор перешёл в ожидание — тот неловкий, но в какой-то мере стимулирующий момент умирающего разговора, когда слова устаревают и становятся бесполезными. Нет ничего, кроме тишины. Тишина и ожидание. Ожидание того, что что-то вот-вот произойдёт. Что-то значимое. Драко чувствовал это. Сидя в комнате и ожидая, пока один из них что-то предпримет. Судя по тревожному выражению лица Грейнджер, она тоже это почувствовала. Дело было в том, кто сделает первый ход.

После полных тридцати секунд нескромных взглядов на занятые жеванием губы Грейнджер, Драко решил, что с него достаточно.

Его тело дернулось вперед так резко, что Гермиона, казалось, слегка испугалась этого внезапного порыва, но быстро оправилась. Они находились на расстоянии нескольких футов друг от друга, но Драко сокращал расстояние своими быстрыми, длинными шагами, совершенно не зная, что намеревался сделать, когда достигнет её.

Когда он находился примерно в двух шагах от Гермионы, свеча, освещавшая комнату, замерцала и погасла, и Малфой резко замер. Он не знал почему. Возможно, эта перемена сбила его с толку, а может, его глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть, но в любом случае это прервало его движение.

Единственным светом, освещавшим комнату теперь, было сияние зимней луны. Лучи, казалось, растягивались по Грейнджер, скользили по контурам ее лица, и, отражались ещё ярче. В лунном свете она была бледной и слегка светящейся, как привидение. Из них двоих только она освещалась луной.

Такая невинная.

Драко сделал еще один шаг к ней. Достаточное, чтобы почувствовать ее холодное дыхание на своем подбородке. Он заслонил лунный свет, и Грейнджер окутала его тень. Ему это не нравилось. Совсем не нравилось. Но она была так близко. Её губы были близко. Малфою показалось, что она немного склонилась к нему, а он едва мог видеть её, и его здравый смысл внезапно решил проснуться.

Сделав шаг назад, он знал, что это уже не произойдёт — все, что могло случиться, исчезло. Момент упущен.

Странно, как люди могут тосковать по тому, чего никогда не было. Как они могут физически болеть из-за ничего, что могло бы стать чем-то.

Он наблюдал, как Грейнджер моргнула, покачав головой, а затем осторожно прошла мимо него, опустив глаза. Сопротивляясь желанию схватить ее за запястье, Драко почувствовал, как ногти впиваются в его ладони, и это было чертовски больно.

— Уже поздно, — пробормотала Гермиона, складывая книги в стопку. Её руки заметно дрожали. — Я пойду спать.

— Хорошо, — кивнул он. — Спокойной ночи, Гре…

Она ушла до того, как он успел закончить. Облако окутало луну, оставив его в темноте.

•••

Точно так же, как они избегали разговора о Смертельном заклинание, Гермиона и Драко больше не упоминали ночь в читальном зале. Ночь, в которую ничего не произошло.

Они оба были упрямы, и на этот раз это им помогло. Они были настолько пытались забыть ту ночь, что заставили себя вернуться к своему прежнему распорядку: встречаться на кухне после полуночи и вместе читать по вечерам, делая вид, что ничего не произошло.

Вообще ничего.

Спустя месяц после «ничего ночи» они сидели на своих обычных местах на кухне, – Драко со своим огневиски и Гермиона со своим чаем. Как и должно быть. Единственная разница между временами заключалась в том, что кухня была завалена самодельными рождественскими украшениями: несоответствующей мишурой, самодельными открытками и полумертвой ёлкой, украшенной безделушками. Драко закатил глаза, доставая из бокала еще один кусок мишуры.

— Это дерьмо повсюду, – сказал он.

— Хватит так выражаться о ёлочных игрушках.

Он закатил глаза и отпил напиток. — Я бы никогда не подумал, что МакГонагалл любит всю эту праздничную суету.

— Она не особо. Мы с Луной были инициаторами этого всего. Полумна хороша в создании праздничных вещей.

— Единственное, в чем хороша Лавгуд, – это в создании головной боли.

— Ой, тише.

— И ты только посмотри на эти рождественские украшения, – он указал на хрупкую потертую безделушку и потрепанное украшение в виде оленей, — они жалкие

— Большинство из них мои! – огрызнулась Гермиона.

— Они твои?

— Ну… – она вздохнула, опустив глаза. — Моих родителей. Мой дом недалеко… недалеко отсюда; менее тридцати минут полёта на метле. Я приходила туда несколько лет назад, и нашла их на чердаке.

Драко потер подбородок. — Что случилось с твоим домом?

— Как и многие другие, – он был разрушен.

— Твои родители были убиты?

Он сказал это сурово даже для его собственных ушей, и Малфой мог только представить, как это звучало для нее.

— Нет, – сказала Гермиона, ее руки ерзали на столе. — Я отослала своих родителей за несколько месяцев до битвы за Хогвартсе. Я использовала Обливиэйт, чтобы они забыли меня.

— Для чего?

— Чтобы они были в безопасности. Многие маглорожденные и их родители были убиты в то время. Сейчас они в Австралии. По крайней мере, были в Австралии. Я не уверена, где они сейчас.

Драко хотел сделать глоток из своего стакана, но, похоже, не смог заставить себя. Он хотел помнить все, что она ему говорила. Трезво.

— Ты не знаешь где они?

Она печально покачала головой. — Нет, я… у меня был контакт с австралийским министерством, которое следило за ними, но мои родители, очевидно, переехали год назад. Я не знаю, где они сейчас, и я потеряла связь со своими знакомыми в Министерстве.

Тон ее голоса был спокойным, и если бы Драко не стал экспертом в чтении тонкостей Гермионы Грейнджер, он мог бы не заметить, как трудно ей было обсуждать эту тему. Он подумал, что она заплачет, но она этого не случилось. Во всяком случае, не полностью. Ее глаза на мгновение блеснули, но когда она моргнула, все было в порядке. У него появилось больше вопросов, и он был удивлен тем, насколько искренне любопытно относился к Грейнджер. Но она его опередила. Когда дело касалось любопытства, она всегда побеждала его.

— Можно вопрос? – тихо спросила Гермиона. Даже нервно. — Что случилось с твоими родителями?

Его бдительность вновь поднялась, и он сел на свое место. — Ты знаешь, что случилось с моими родителями.

— Я знаю, что ты убил своего отца…

— И я уверен, что ты слышала о том, что случилось с моей матерью. Люди говорили об этом, будто это гребаные сплетни. Это было отвратительно.

Гермиона сделала медленный глоток теплого чая. — Ты прав, об этом говорили. Но правда всегда затмевается в сплетнях. Я слышала разные версии того, что случилось с твоей матерью. Я бы хотела услышать от тебя правду, но если тебе неприятно говорить об этом, я пойму.

Малфой опустил голову и выдохнул, отчего на поверхности висков пошла рябь. Он никогда ни с кем не обсуждал детали того, что случилось с его матерью. Блейз и Тео задавали вопросы, и он отвечал односложно, никогда не раскрывая деталей, потому что было легче запереть эти события в уголке его разума и оставить их там, собирая паутину. Точно так же, как рождественские украшения Грейнджер собрали паутину на ее чердаке. И точно так же, как эти рождественские украшения Грейнджер, она вытаскивала из чердака, он собирался вытащить на явь своё прошлое.

Наконец ему удалось собраться с силами, чтобы сделать глоток огневиски.

На самом деле, Грейнджер сможет понять. В конце концов, она страдала так же, как и его мать. Да, Грейнджер может понять. И действительно, разве не этого все хотят? Чтобы кто-то понял?

— Хорошо, – сказал он. — Помнишь, что Беллатриса сделала с тобой в моем доме?

Гермиона поморщилась. — Такое не забудешь.

— И сколько это длилось? Полчаса? – Он нахмурился, когда она отвела взгляд. — Я не пытаюсь преуменьшать то, что с тобой случилось, Грейнджер. Это был искренний вопрос.

— Да… думаю, это было около получаса. Время… тогда сильно искажается.

— И как это было?

— Худшее, что когда-либо случалось со мной, – без колебаний ответила она. — Боль… её невозможно сравнить ни с чем другим. Будто меня сжигали изнутри.

Драко залил остаток напитка себе в горло. — Представь, что ты живешь с этой болью две недели. С утра до ночи ты сгораешь изнутри, в течение четырнадцати-гребаных-дней. Вот что они сделали с моей матерью.

Глаза Гермионы расширились. — Четырнадцать…

— Да, – кивнул он. — Когда Волан-Де-Морт узнал, что моя мать солгала о смерти Поттера, он заставил ее заплатить. Волан-де-Морт, Беллатриса, Рудольфус, Фенрир и другие по очереди пытали ее.

— Где был ты, когда это происходило?

— Связанный в подземелье.

— Тогда откуда ты знаешь…

— Ее крики, – прошипел Малфой. Ему не нравилось, как болезненно звучал его голос. — Пару раз они приводили меня наверх, чтобы я посмотрел на это. И они заставили меня смотреть, как Беллатриса убивала её.

— Ох, Драко…

— Знаешь, чем все это время занимался мой отец? – сплюнул он, стиснув зубы. — Ничем. Он просто позволил им погубить ее. Он позволил им убить мою мать. Его жену. Он не сделал ничего, чтобы вытащить меня из подземелья или принести мне еду или… или, блять, хоть что-то! Он позволил чтобы Пожиратели уничтожили нас, и поэтому я убил его. Потому что я его чертовски ненавидел.

— Драко…

— Все стараются не превращаться в своих родителей, но всегда внутри нас есть частицы них, не так ли? Когда ненавидишь одного из своих родителей, ты ненавидишь часть себя. Когда ты убиваешь одного из них… Я бы убил его снова. Я без колебаний убил бы его.

Сделав резкий вдох после своей тирады и наполняя стакан, он пристально посмотрел на свои слегка дрожащие руки, мысленно заставляя их успокоиться. Он ещё не был готов смотреть на Грейнджер. На Грейнджер и ее большие карие глаза. Большие, карие, невинные глаза. Он мог в них потеряться.

— Как ты сбежал? – спросила она.

— Блейз, – сказал он. — Когда Пожиратели смерти разрывали Ливерпуль на части, Блейз пришел с одним из своих старых домашних эльфов, чтобы вытащить меня. Блейз пришел за мной. Он вытащил меня, и когда убежище Грюма сгорело дотла, я не смог. Я не смог спасти Блейза!

С ревом ярости Драко вскочил со своего места и швырнул стакан в стену. Его грудь вздымалась, когда осколки рухнули на пол.

— Я ничего не сделал! Так же, как не сделал гребаный Люциус Малфой!

Он рухнул обратно на стул и обхватил лицо руками. Он не хотел, чтобы Грейнджер видела его таким. Не хотел, чтобы кто-то видел его таким. Чувствуя себя беззащитным и глупым, часть его хотела, чтобы она оставила его в покое, но другая часть думала, что ему, возможно, необходимо, чтобы она осталась. Слыша как ее стул отодвигается, он почувствовал облегчение и разочарование, но затем ее легкие шаги направились в его сторону. Он ощутил её маленькие ручки на своих плечах. Гермиона наклонилась к нему, ее грудь прижалась к пространству между его лопатками, а подбородок уперся в его макушку. Она была похожа на одеяло – всегда тёплое.

— Ты – не твой отец, – прошептала она, склонив голову так, чтобы ее губы коснулись его уха. — Ты один из самых храбрых людей, которых я знаю…

Он усмехнулся в ладони. — Это херня…

— Нет, это не так. Я клянусь тебе.

Ладошками она поглаживая его руки, опускаясь к локтям, проведя кончиками пальцев успокаивающими кругами по его коже. Ему понравилось это чувство. Слишком понравилось. Она подняла руки к его плечам и начала массировать их. Массируя его напряженные мышцы достаточно сильно, чтобы было эффективно, но достаточно нежно, чтобы было приятно. Стон сорвался с его губ, прежде чем он смог его остановить. Драко откинулся назад, чтобы коснуться её, убрав руки с лица. Ему это тоже понравилось. Гнев медленно выходил из него, как дым, и он закрыл глаза. Возможно, это действовали те несколько стаканов виски, которые он выпил за последние пару часов, или, может, это были прикосновения Грейнджер. Он чувствовал себя расслабленным, впервые за долгое время. Очень долгое время.

— Я хочу… – пробормотала Гермиона неуверенно. — Я бы хотела, чтобы ты видел в себе то, что я вижу в тебе.

— Твоё восприятие омрачено оптимизмом.

— А твоё огромным пессимизмом.

Он прошептал себе под нос. — Ты хорошо держишься, Грейнджер.

— Спасибо.

Его глаза открылись. В ее тоне произошел сдвиг. Небольшая нервная заминка, как будто она забыла проглотить. Он снова вернулся в комнату; то самое что-то. Эта почти осязаемая масса момента, ожидающего своего часа. Она снова оказалась между ним и Грейнджер, ожидая, пока один из них признает это, что-то сделает. Затаив дыхание, черт возьми, он вскочил со своего места и развернулся к ней лицом. Его взгляд скользнул по ее слегка испуганному лицу, задержался на ее покрасневших щеках, обсыпанных веснушками, а затем упал на ее приоткрытые губы.

Теперь она была намного ближе, чем месяц назад в читальном зале. Достаточно сделать один шаг вперед, и ее нос будет упираться в его подбородок, а затем, если он немного наклонит голову… Веки Грейнджер опустились, ее ресницы мягко трепетали, как будто она ждала, что что-то произойдет. Ждала, когда это произойдет. Также, как и он. Драко действительно хотел сделать этот шаг к ней, наклонить голову и просто… сделать это.

Но на этот раз Гермиона остановила его прежде, чем что-то могло произойти.

Внезапно отстранившись и почти споткнувшись, она посмотрела на него долгим размеренным взглядом, а Драко не осмелился двинуться с места. И снова он почувствовал нечто среднее между облегчением и разочарованием из-за того, что еще один, почти инцидент, ускользнул из его пальцев. Грейнджер потерла губы и взглянула на бутылку огневиски на столе, прежде чем снова взглянуть на него.

— Ты много выпил.

Его язык высунулся, чтобы смочить пересохшие губы. — Мне нужно было.

Он выпил много – почти половину бутылки, – но чувствовал себя трезво. Все было слишком под контролем. Он хотел быть спонтанным, хотел заглушить ее обвинения своим ртом, но не сделал этого. Не удалось. Его прошлое превратило его в человека, который всегда будет думать о последствиях каждого действия. Он не был уверен, какими будут последствия поцелуя с Грейнджер, но это делало их еще более тревожными и устрашающими. Ему не нравилась неопределенность.

— Мне нужно лечь спать, – пробормотала Гермиона. — Доброй ночи.

Она проскользнула мимо него, задев его бедром, и Драко стиснул челюсти. Дождавшись, пока она уйдёт, ​​он уперся в стол, вцепившись пальцами в поверхность с такой силой, что ему показалось, будто под ногтями могут появиться занозы. Он хотел дать себе пощечину по разным противоречивым причинам, но Малфой просто тяжело вздохнул и покачал головой, борясь со своими мыслями.

Сражения. Битвы повсюду, – и ни о чем не думать.

•••

Драко тонул.

Грохот битвы казался ему таким сильным и забитым в ушах. Он знал, что находиться под водой, но чувствовал себя слишком отстраненным от себя, чтобы что-то сделать. Его веки медленно открылись, и он столкнулся с лицом коричневого мира. Глаза начали гореть, и это ощущение вернуло его к борьбе. Откинувшись назад, он ахнул и втянув воздух, его легкие начали сжиматься и болеть от напряжения. Он выплюнул комки грязи со рта, но горький, грязный привкус остался на его языке и застрял между зубами, смешавшись с кровью.

Он смотрел на своё отражения в темной луже. Кровь текла по виску от мощного заклинания, которое Макнейр наложил на его голову, а левая рука была сломана в результате столкновения с Долоховым.

У Малфоя все шло наперекосяк.

Сегодня все лучшие и самые искусные приспешники Волан-де-Морта, будто только на него направляли свои заклинания, затачивая того, как стервятники.

Когда он попытался встать на ноги, приступ тошноты заставил его снова упасть на колени. Рвотные позывы застревали у горла, голова казалась туманной, пульсирующей в такт сердцебиения и размывающей все вокруг. Решительно рыча, он несколько раз моргнул, желая, чтобы взгляд сфокусировался. Когда мир обрёл форму, первое, что он сделал, это просканировал местность в поисках Грейнджер.

На этот раз на это не было весомой причины; насколько он знал, она не была больна или ранена. Видимо, сейчас он это делал из привычки. Как инстинкт.

Он нигде не мог ее найти.

Блять.

Внезапная волна тревоги охватила его. Он заставил себя подняться, оглядываясь и в надежде поймать Грейнджер среди всех сверкающих заклинаний вокруг. Не прошло и пять секунд, как на него напал еще один Пожиратель Смерти. К счастью, этот был новичком, и даже с раненой рукой Драко быстро справился с ним. Его глаза снова блуждали по окрестности.

Это поле битвы отличалось от того, к какому он привык. Обычно они сражались на широких открытых полях, но сегодня они сражались на территории заброшенного аббатства Нетли в Хэмпшире. Разрушенное здание предоставлялось людям в качестве укрытия. Тени были повсюду, – из-за чего Драко было трудно различить формы, с все еще кружащейся головой.

Где, черт возьми, Грейнджер?

Не обращая внимания на боль в руке и кровоточащие раны, он побежал к аббатству, а затем… Бля. Его сердце дрогнуло, когда он взглянул на лежащее на земле тело с каштановыми вьющимися волосами. Подойдя ближе, он понял, что это Фэй Данбар с широко раскрытыми глазами и синими губами. Он отрешенно подумал, должен ли он чувствовать себя виноватым за то, что почувствовал облегчение, что она не Грейнджер.

Не позволять себе отвлекаться.

Заклинание, попавшее в его бок, врезалось в кожу чуть ниже ребер, и он издал агонический рев, когда рухнул на землю, плечами о груду кирпичей. Теперь, когда обе его руки были слишком повреждены, чтобы двигаться, а палочка была вне досягаемости, он знал, что у него проблемы.

А потом стало намного хуже.

Когда знакомый силуэт Беллатрисы возвышался над ним, ее палочка насмешливо нацеливалась на грудь. Драко заставил себя не паниковать. О, это было просто идеально. Чертовски идеально. Судьба поставила его в такое положение почти поэтично: беспомощный, без палочки и отданный на милость своей безумной тетке.

— Так-так, – проворковала Беллатриса. — Неужто мой самый любимый племянничек?

— Я твой единственный гребаный племянник.

— И такое разочарование. – Она усмехнулась, сверкнув кривыми зубами. — Прямо как твоя мать.

— Не упоминай мою мать! – выплюнул Драко. — Не смей, блядь,…

— Как и твоя мать, ты умрешь предателем. – Ее глаза задергались от садистской радости. — Теперь давай посмотрим, будешь-ли ты умолять сохранить свою жизнь так, как она. Круцио.

В его венах бурлила кислота, в крови – огонь, а в коже – ножи. Просто ебучая боль везде. Ему удавалось избегать заклинания Круциатус всю свою жизнь, и он всегда задавался вопросом, на что это похоже. Это было намного хуже, чем он мог представить.

Грейнджер была права.

Будто тебя сжигают изнутри. Медленно.

Это прекратилось. Тяжело дыша и стараясь прийти в себя, он попытался заговорить, но его голосовые связки отказались подчиняться. Каждый дюйм его тела был болезненным. Он думал, что это такая жестокая игра судьбы; отвратительные, ненормальные глаза Беллатрисы смотрели на него, лежащего на его грязном смертном одре. Затаив дыхание, он приготовился к неизбежному.

— Знаешь, – казала Беллатриса. — Мне так хочется затянуть это и немного помучить тебя, как делала с твоей матерью, но я нужна в другом месте. – Она повернула палочку. — Спи сладко, маленький племянник.

— Авада Кедавра.

Драко чего-то ждал; ждал, пока боль прекратится или его окутает тьма, но ничего не произошло. Вместо этого, он с полным трепетом наблюдал, как зеленый луч окутал Беллатрису, а затем эти невменяемые глаза закатились, и ее тело обмякло. И только когда он услышал, как мертвый груз ударился о землю, он осмелился снова вздохнуть. Наклонив голову набок, чтобы увидеть, кто спас ему жизнь, он увидел ее; ее лицо побледнело, рот был разинут, а палочка дрожала в ее руках.

Грейнджер выглядела такой же ошеломленной, как и он сам.

Но потом она, казалось, вышла из этого транса. Она была вся… снова Грейнджер. Ее выражение лица было спокойным, а движения плавными. Он попытался заговорить, но все, что он мог, издавать неразборчивые звуки. Драко понятия не имел, что собирался сказать. Он просто смотрел на нее. Таращился на нее. Гермиона подошла и упала на колени.

— Черт побери, – пробормотала она про себя. — Ты совсем плохо выглядишь.

Пробежав озабоченными взглядом по его телу, Грейнджер потянулась к себе в сумку, вынув и нее небольшой полупустой пузырек с зеленой жидкостью. Экстракт бадьяна, – подумал Драко. Проведя пальцами по ране на его боку, она вылила туда остаток содержимого флакона, осторожно втирая. Было больно, но это было ничто по сравнению с его первым опытом с Круциатусом. Тем не менее, приглушенный стон вырвался у него из горла, когда зелье начало заживлять разорванную плоть. Гермиона подняла свободную руку, чтобы погладить его по щеке.

— Мне так жаль, – прошептала она. — Перестанет жалить через пару секунд. Я хочу убедиться, что ты сможешь воспользоваться портключем.

Что-то в его голове раскололось, как волдырь, перекрывая дыхание. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была такой странной, несправедливой и совершенно лицемерной, но он ничего не мог с этим поделать. Он знал, что слишком ранен, чтобы продолжать сражаться, но он не хотел уходить. В частности, он не хотел покидать ее. Не здесь. Не на этой битве.

Малфой хотел за ней присматривать. Хотел оставаться с ней поближе, – и это была такая нелепая идея. Какую защиту он мог предложить ей в своем нынешнем состоянии? И в любом случае, она выглядела в порядке. Лучше, чем он. Если не считать небольшого пореза на подбородке, она выглядела совершенно невредимой.

Тем не менее, его нежелание идти впилось в него как чары Катерваулинга. Каким-то образом он сумел найти силы, чтобы дернуть ее, схватив за запястье.

— Не… не отправляй меня обратно, – прохрипел он.

Гермиона нахмурилась. — Сейчас не время для твоей гордости, Драко.

Дело было не в его гордости; на самом деле все было наоборот. Дело было в ней.

Он попытался заговорить снова, но ее руки уже обвили портключом его шею, прежде чем слова смогли сформироваться на языке. Высвободив свою руку из его хватки, она еще раз нежно погладила его по щеке, а затем активировала портключ.

•••

Драко пришёл на кухню, усевшись на свой стул.

Он был зол; так рассердился, что тонкий слой пота выступил на его лбу, а костяшки пальцев стали белыми, как луна.

Он даже не понимал, почему злился, но тогда это был худший вид гнева, который он мог вынести. Это была беспорядочная, горячая разновидность гнева, бесконтрольно раздирающая его, как лист, унесенный ветром по улице. Такой гнев вызывает слезы на глазах и заставляет дрожать тело. Разрушительный гнев, царапающий и причиняющий боль повсюду.

Он не осмеливался двинуться с места, чтобы сохранять спокойствие и сдержанность. Самая маленькая вещь, вроде мухи, проносящейся у него над ухом – выведет из себя, и он сможет просто разбить каждую тарелку и стакан на этой кухне. Эта кухня. Эта гребаная кухня. Ему следовало найти другое место до того, как Грейнджер вошла в его жизнь много месяцев назад. Тогда, возможно, он не сидел бы здесь сейчас, готовый взорваться. Готовый бить, пинать, разбивать и ломать что угодно и кого угодно.

Кроме нее, конечно.

Малфой услышал ее приближающиеся шаги; робкие стуки ее ног в коридоре. Закрыв глаза, первое, что он почувствовал, был приступ страха, – этот детский прилив нервов, когда ты слишком близок к любимому человеку или к кому-то, кого обидел. Его сердце затрепетало, а позвоночник стал жестким и прямым, как доска. Но затем, когда его пульс стабилизировался, он снова разозлился. Не на нее. Он сам не знал почему.

Когда дверь со скрипом открылась, он затаил дыхание, наблюдая, как она медленно входит на кухню. Одетая в свободные пижамные штаны и футболку, она выглядела так-же, как и всегда, за исключением повязки на левой руке и глубокого серого синяка на щеке.

Его гнев немного ослаб.

Ее волосы были собраны в хвост, и по какой-то причине он обнаружил, что смотрит на ее обнаженную шею, сосредоточившись на ее мышцах, когда она сглатывает. А потом его взгляд остановился на её глазах; глубоких, коричневых и грустных. Тихо и внезапно он снова пришел в ярость. Совершенную ярость.

Он даже не дал ей возможности сесть, прежде чем вскочил со стула.

— О чем, черт возьми, ты думала, Грейнджер?! – крикнул он.

Гермиона вздрогнула и отступила на шаг назад, выражение ее лица стало тревожным и настороженным. — О чем ты…

— Ты знаешь, о чем я говорю! Беллатриса!

— Ты злишься, потому что я спасла тебе жизнь? – недоверчиво спросила Гермиона. — Вот почему ты злишься?

Драко заколебался, скрипя зубами так сильно, что ему показалось, что один зуб скололся. — Это не…

— Как ты смеешь?! – крикнула она. Через секунду ее щеки покраснели, а зрачки расширились, из-за чего глаза казались черными. — Как ты, черт возьми, посмел?! Я пришла сюда, чтобы проверить, все ли с тобой в порядке, а у тебя есть наглость кричать на меня? За то, что помогла тебе?

— Черт, Грейнджер, я злюсь не потому, что ты спасла меня! Я не сумасшедший.

— Тогда в чем твоя проблема?!

— Ты, блять, убила ее!

Гермиона закрыла рот, и ее взгляд метнулся к соседней стене. — И что? Ты убил Алекто, и ещё четырнадцать человек…

— А ты никого, – сказал он уже тише. — По крайней мере, до вчерашнего дня.

— Что ты имеешь в виду? – спросила она, скрестив руки на груди. — Насколько я помню, ты ужаснулся, когда я сказала тебе, что никого не убивала…

— Я не был в ужасе.

— Был! А теперь, когда я убила Беллатрису, возможно, одну из самых кошмарных людей на земле, спасая тебе жизнь, и ты все еще в удивлении!

— Нет, – сказал Малфой, разочарованно зарычав. — Не по этой причине!

— Тогда какая причина? Ты несёшь какую-то чушь!

— Потому что тебе не доходит!

Она нетерпеливо выдохнула и закричала: — Может, если ты, черт бы тебя побрал, попытаешься мне объяснить…

— Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ В ТВОИХ КОШМАРАХ!

Шок, ударивший Гермиону в живот, был настолько сильным, что ее колени дрогнули, и она почувствовала как слезятся глаза. Голос Драко был настолько… болезненным. Она не знала что делать, кроме как таращиться на него, когда он сделал несколько глубоких вдохов. Его лицо сморщилось от беспокойства, а тело было напряженным. Можно было подумать, что он разобьётся, как стекло. Малфой выглядел одновременно неустойчиво и уязвимо.

— Я… что?

Запустив в волосы дрожащие пальцы, Драко сильно выдохнул. Гермиона показалось, что у него, должно быть, болят легкие.

— Это чертовски не дает тебе покоя, Грейнджер, – побормотал он. — Ночью, днем​​… оно никогда не покидает тебя. И по какой-то причине, твой разум всегда будет возвращать тебя к первому убийству, а ты… – Он остановился и изучающе осмотрел пол. — Ты знаешь, почему я убил своего отца.

Она нервно кивнула. — Потому что он не помог твоей матери.

— Верно. Моя мать была причиной моего первого убийства, и каждый раз, когда я кого-то убиваю, независимо от обстоятельств, я вижу ее. Она всплывает у меня в голове. Она всегда рядом. Как призрак.

— Я не понимаю, – прошептала Гермиона. — Почему ты говоришь мне это?

— Потому что если ты убила Беллатрису из-за меня, – то я и есть твой призрак, – сказал Драко. — Теперь ты понимаешь? Я буду твоим кошмаром. Ты будешь думать обо мне, если или когда будешь улыбаться. Всегда. Я навсегда останусь в том темном уголке твоего разума, о котором ты предпочитаешь забыть, и я не хочу им быть! Я не хочу, чтобы ты начала меня презирать!

— Я не презираю тебя. Я… я никогда не смогу…

— Каждый раз, когда ты будешь смотреть на меня, я буду напоминать тебе то болезненное чувство, которое у тебя возникло, когда ты убила Беллатрису. Я буду напоминать тебе об этом каждый день. Каждый раз, когда ты посмотришь на меня, тебе будет становится плохо.

— Я смотрю на тебя прямо сейчас, и все, что я чувствую, это… – голос Гермионы затих, и она прикусила нижнюю губу. — Я не чувствую себя плохо.

Драко цинично усмехнулся. — Ты будешь. В конце концов будешь.

— С каких это пор тебе не все равно мое мнение о тебе?

Краткое, но отчетливое выражение обиды промелькнуло на лице Драко, но исчезло так быстро, что Гермиона едва успела его заметить. — Не делай этого больше, Гермиона.

Молчание в течение одной, но такой бесконечно минуты и обе пары глаз опущены.

— Я не знаю, что ты хочешь услышать от меня, Драко, – нахмурилась она. — Во время нашей дискуссии о Смертельном заклинании ты, очевидно, критически относились к тому факту, что я никогда никого не убивала. И когда я всё-таки убила, ты меня за это наказываешь.

— Во время нашего разговора ты беспокоились о моральных последствиях. – Он прищелкнул языком. — Это было важно для тебя.

Гермиона пожала плечами. — Некоторые вещи важнее.

После этих слов, его взгляд упал на нее, как ракета, и Грейджер изо всех сил старалась сохранить самообладание. Кровь прильнула к ее щекам и груди под его пристальным взглядом. Она проигнорировала покалывание внутри и внезапное желание переместиться. Его глаза были темными и затуманенными, наполовину скрытыми опущенными веками. Она догадалась, по подергиванию его рта, что он пожёвывал внутреннюю часть щеки; Драко делал это только тогда, когда чувствовал неловкое беспокойство. Как в ночь в читальном зале, и в ту ночь на кухне.

Те два случая, которые, на самом деле, были совсем не поводом, но все же были значительными. Как книга без заключения, эти две ночи заставили ее чего-то жаждать, но она не знала чего. Она даже не была уверена, преследовали ли Драко подобные мысли. Даже его любовь к Огневиски не помогала. Как бы то ни было, в те две ночи его рот подергивался так же, как сейчас.

— Ты сказал, что я ждала «спускового крючка», – пробормотала она. — Возможно… видеть тебя находящимся в опасности, и было моим спусковым крючком.

Он покачал головой. — Мне жаль, что ты слушала все то, что я сказал в ту ночь.

— На самом деле, я не думаю, что это имеет какое-то значение. Не то чтобы я думала о нашем разговоре, прежде чем действовать. Я просто сделала это. Это был… – Она вздохнула. — Инстинкт.

Он сделал шаг к ней, на деле не намереваясь идти к ней. Он просто хотел быть немного ближе к ней, чтобы лучше различать ее глаза в тусклом свете, возможно, даже различать разноцветные точки на ее радужной оболочке глаз. Соблазненный сделать еще один шаг вперед, но убедив себя не делать этого, он рыскал в голове, пытаясь что-нибудь сказать. Ситуация отчаянно требовала слов, но все, что представлялось на подиуме его разума, казалось либо глупым, либо бесполезным.

Мерлин не знал, почему он решил произнести именно эти слова, но они вылились из него прежде, чем Малфой смог остановиться.

— Мне трудно поверить, что видеть меня в опасности может спровоцировать тебя на использование Смертельного заклинания, тогда как видеть Уизли в опасности – нет.

Он услышал в своем тоне нотку ревности и чуть не закатил глаза. В самом деле, его комментарий был настолько смехотворным. Он прекрасно знал, что около семи лет назад у Уизли иГрейнджер были романтические отношения, которые продлились всего четыре месяца. Они друзья и не более того. Он знал это. Драко даже не хотел думать об обратном.

Гребаный идиот.

— Ты думаешь, что я убила Беллатрису только для того, чтобы ты имел обо мне более высокое мнение? – спросила Гермиона, снова рассердившись. — Ты веришь, что я такая непостоянная? Что меня так легко увлечет наш разговор, и я нарушу свои моральные убеждения?

Дерьмо.

Малфой пожелал, чтобы пол превратился в зыбучие пески.

— Нет. Нет, черт возьми, Грейнджер, я не…

— Да, я убила! – крикнула она, возбужденно размахивая руками. — Да, это был мой первый раз! И да, после этого я чувствовала себя… отвратительно! Я чувствовала себя хреново! Но я рада, что мне стало плохо, потому что это означает, что я человек. И я рада, что сделал это. Потому что иначе тебя бы здесь не было! И я не вынесу…

Она замолчала, и Драко это совсем не устраивало.

— Что? – спросил он.

— Я… – тихо начала она, но затем выдохнула и расправила плечи. — Черт возьми! Ты хочешь знать, что происходило в моей голове перед тем, как я убила Беллатрису? Ты хочешь знать, о чем я думала, когда увидела, что она собирается убить тебя?

Грейнджер сделала несколько шагов к нему. Теперь он мог сосчитать пятнышки.

— Клянусь, – продолжила она, — я покажусь такой идиоткой, но мне все равно! Я была в ужасе, когда подумала, что она убьет тебя! И не только потому, что я была бы опустошена, если бы тебя убили. Конечно, я была бы опустошена, но я думала… Я думала…

— Продолжай.

— Я думала… У меня не будет шанса увидеть, если… Послушай, это может быть все в моей голове, и если это так, я разберусь с этим. Но я чувствую, что последние несколько недель было что-то… между тобой и мной. Как… и-искра, может быть.

Пока она неуклюже продолжала говорить, запинаясь, ее глаза скользили между ним и полом.

— Я чувствую, что мы на грани того, что что-то произойдёт, – тихо сказала она. Нервно. — Я чувствую, что мы ходим вокруг этого… случая. Пару раз я думала, что что-то должно произойти, и я… я помню, как боялась, что никогда не узнаю, что это что-то не случится между нами, если тебя убьют. Это и было моим спусковым крючком.

Выражение лица Драко не поменялось, но все остальное значительно изменилось. Темп его сердца, воздух в комнате, его мир. Все. В тишине, последовавшей за ее признанием, он обнаружил, что считает пятнышки.

Четыре, пять, шесть…

— Ты собираешься что-то сказать? – спросила Гермиона, нетерпеливо барабаня пальцами по бедру. — Что-нибудь.

Никакие слова к нему не пришли. Как будто все его знания английского языка испарились, поэтому он просто продолжал считать.

Восемь, девять, десять…

— Значит, ты просто будешь стоять и ничего не говорить, – сказала Гермиона, поджав губы. — Знаешь что, хорошо. Очевидно, я ошибалась.

Она начала уходить, направляясь к двери, но ей нужно было пройти мимо него, чтобы добраться до двери. Она двигалась, как снежинка, унесённая ветром; неустойчиво, но элегантно, отчаянно пытающаяся добраться туда, куда она шла. Когда она подошла к нему, Малфой также продолжал считать.

Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Грейнджер была почти возле него, готовая пройти мимо.

Четырнадцать.

Его рука поднялась и стиснула ее запястье, возможно, немного сильнее, чем нужно, но она, похоже, не смутилась. Склонив голову набок, он посмотрел на нее сверху вниз и увидел сердитое лицо. В нем также были следы опасения и предвкушения, если хорошо присмотреться. И он смотрел достаточно хорошо. Он смотрел на нее так, будто хотел врезать её в память.

— Ты не ошиблась, – сказал Драко

Гермиона моргнула. — В смысле?

— Ты сказала, что ошиблась, а я говорю тебе, что это не так. О том, что ты сказала.

Она выдохнула, как будто получила удар в живот, и опустила голову, прикрывая от него глаза ресницами. Ему это не понравилось. Он не смог видеть точки на глазах. Приподняв её подбородок, он направил её взгляд на себя. На самом деле, он ничего не планировал, кроме этого жеста. Каким бы странным это ни казалось сейчас, Малфой просто хотел увидеть ее глаза. Но теперь он здесь, держит ее за лицо, и ему очень хочется поцеловать ее. Момент жаждал этого. Даже требовал.

Они встретились посередине; Гермиона приподнялась на цыпочках, а Драко наклонился. Ему нравилось, насколько она ниже его. Губы сплелись. Поцелуй был нежным, как первый поцелуй нетерпеливых подростков. Опробование. Осторожность. Любопытность. Медленно Драко старался углубить поцелуй, сильнее прижимаясь к ее губам и облизывая их языком.

Так было лучше.

Это было больше похоже на них, – целеустремленно и интересно.

Если и было что-то, что Драко узнал о поцелуях, так это то, что не бывает плохих или хороших поцелуев, если на то пошло. Есть просто пары, которые делятся удивительными поцелуями, как будто их губы созданы специально для этих прикосновений. Целовать.

Драко решил, что он и Грейнджер были одной из этих пар. Они просто… делали.

Когда поцелуй закончился и она отстранилась от него, он внимательно изучил ее черты, выискивая любой намек или ключ к тому, что она чувствовала. Ее глаза были широко раскрыты и блестели от интриги, облизывая губы в задумчивости. Она выглядела так же, как когда пыталась расшифровать руны, – всегда анализирующая и любознательная. Обычно это было нормально. Даже ожидаемо. Но после того, что только что произошло, ее задумчивое выражение лица приводило в замешательство.

— Что? – спросил он.

Она ещё раз облизнула губы. — Ты на вкус как чай.

Драко наполовину усмехнулся, наполовину поперхнулся, не зная, что ему делать с ее замечанием. — Что за… Это первая мысль, которая пришла тебе в голову?

— Ты пил чай?

— Да, – неохотно признал он.

Грейнджер нахмурилась. — Но… ты не любишь чай.

— Раньше я тоже никогда не любил огневиски.

— Я собираюсь заварить чаю, – сказала она. — Будешь?

Малфой чуть было не захотелось сказать «нет», хотя-бы для того, чтобы увидеть ее реакцию, но поймал себя на том, что кивает. — Хорошо.

Улыбаясь, Гермиона снова приподнялась на цыпочках и чмокнула его в губы – слишком быстро, чтобы он мог что-то сделать. Когда она развернулась на каблуках и направилась к чайнику, он снова схватил ее за запястье, ожидая, когда она развернется и встретится с ним взглядом.

— Я… – тихо начал он. — Я благодарен, что ты спасла мне жизнь, Грейнджер.

Ее черты лица смягчились. — Я знаю.

Он наклонился и слегка коснулся губами выступа ее челюсти, а затем прямо за ухом. Гермиона вздрогнула. Ей это понравилось. Слегка улыбнувшись ему, он отпустил ее запястье, она достала из шкафа две кружки и поставила чайник. Ожидая, пока закипит вода, она рассуждала о своих прежних мыслях о книгах.

Рассказы без концовок.

Гермиона решила, что ошибалась.

Хуже рассказа без финала, только история с концом.