Двенадцать друзей Бошена (СИ) [Влада Багрянцева] (fb2) читать онлайн

1

========== 1 ==========

— Пишем?

Оператор кивнул, Джесси поправил намотанный вокруг шеи серебристый дизайнерский шарфик, похожий на снасть, гармонирующий с полупрозрачной рубашкой с глубоким вырезом, откашлялся и плюхнулся в кожаное кресло в центре зала с панорамными окнами, который располагался в съемочном павильоне, где собрались для первого знакомства все будущие участники проекта.

— 'Ад п'иветствовать вас всех сегодня в этом чудесном месте на ознакомительном соб'ании. — Омега, приветливо улыбаясь, оглядел расположившихся напротив на огромном черном угловом диване альф. — Мисте' Бошен, нас хо'ошо слышно?

Человек в светлой тенниске, с посеребренными висками, в маске, закрывающей верхнюю половину лица, молча, с достоинством кивнул с висящей на стене плазмы и махнул приветственно рукой, на среднем пальце которой блеснул массивный перстень. Трудно было понять, кто скрывается под маской — альфа, бета или омега. Альфы заскрипели кожей дивана, нервно устраиваясь, кто поудобнее, а кто выгодно подчеркивая свои достоинства, и разглядывая чудесатую огромную комнату, друг друга, слишком молодого ведущего и странного мистера Бошена.

— До'огие участники п'оекта, спешу п'ьедставить вам нашего спонсо'а, мисте'а Бошена. Итак, напоминаю, что все мы здесь соб'ались с одной целью — хо'ошо п'овести в'ьемя и повеселиться. Заодно одиннадцать из вас должны найти того одного, кото'ый и есть главная цель нашей иг'ы. Каждую неделю один из вас с помощью инте'активного голосования будет уходить из шоу, а самые везучие п'обудут тут двенадцать недель. Итак, — Джесси улыбнулся, плавным жестом указывая на сидящего с правого края коренастого альфу с недельной щетиной и добрым взглядом карих глаз. — Поп'ошу п'едставиться вас, участник номе' один. Без фамилий, пожалуйста, чтобы ваши почитатели по телевизо'у не смогли вас 'ассек'ьетить и найти в инте'нете.

— Меня зовут Говард, — громко и уверенно начал первый, сильно загорелый мужчина с красивыми татушками почти по всему телу. — Мне тридцать пять лет, я комбайнер. Живу в деревне, люблю природу, а она любит меня.

— Ко'отко, но по делу, — улыбнулся ведущий.

Следующим сидел ясноглазый, весь в белом, розовощекий кудрявый блондин.

Кудряш поерзал и уставился прямо в камеру, артистично презентуя себя и свой товар, как привык это делать в видеоблоге. По нему было видно, что он открытый гей, который чувствует себя совершенно свободно перед объективом:

— Элмер, народный целитель, мне почти тридцать, я произвожу и реализую продукцию, поддерживающую альфью силу и омежью красоту.

— Алкоголь? — вклинился худощавый альфа с пирсингом в ушах и выбеленными волосами.

Джесси невольно хрюкнул от смеха, но быстро закашлялся.

— Не зарекайтесь, любезный, — парировал Элмер. — Полшестого приходит ко всем. Пусть не сразу. Так что лучше возьмите визиточку… Многие не ценят того, что имеют, а спохватываются, когда уже поздно.

— Многие не ценят дружбу. А ведь этот сырок действительно неплох, — не успокоился пирсингованный, и ведущий, пытаясь подавить улыбку, взял власть в свои руки: этим петушкам только дай волю, и начнется бойня. Геи они или нет, но в альфе воинственное начало всегда прорывается.

— Благода'ю, Элмер, тепе' послушаем участника под номе'ом т'и.

И представление покатилось как по рельсам, твердо следуя по велению хоть и молодого и картавого, но опытного и веселого ведущего.

Номер три — парень в розовой футболке с котятами, с ослепительной и вместе с тем абсолютно блядской улыбкой, какие можно встретить лишь у хастлеров, — приветственно помахал рукой и сообщил, что его зовут Брюс, ему двадцать лет, и он программист.

Следующим в очереди с бейджиком под номером четыре оказался представительный мужчина в начищенных туфлях и с уложенными светлыми волосами — Вуди, тридцатитрехлетний сексолог. Выбеленный альфа с пирсингом под номером пять, любящий вставлять свои пять копеек, оказался молоденьким двадцатиоднолетним художником по имени Дарен, а альфа с подкачанными, явно ботоксными, губищами под номером шесть представился Арчи, организатором свадеб. Ему было двадцать семь.

Все альфы заметно расслабились, и напряжение, царившее с самого утра, когда их привезли в этот огромный полупустой павильон, постепенно схлынуло, когда они поняли, что у них есть еще минимум неделя в беззаботном раю и никто не собирается их вышвыривать из шоу прямо сегодня.

Седьмым номером шел летчик Харви, которому исполнилось тридцать пять, и был он харизматичным и обаятельным, как и вся братия летунов, и тут же привлек внимание самых молодых участников — мимолетное, но явное, что порадовало его и немного напрягло остальных конкурентов.

Самый молодой из всех, совсем детка-конфетка Боб, маляр, сказавший, что ему девятнадцать, шел под номером восемь.

— Меня зовут Индиана, — басовито сказал девятый. — Мне тридцать восемь лет, востоковед, в прошлом археолог. Люблю коллекционировать бабочек.

— Любишь насаживать? — лопнул жвачкой Дарен. — На иголки?

Востоковед хмыкнул, заинтересованно глядя на пирсингованного:

— А кто не любит?

— Весьма полезное хобби, — закивал Джесси, ухитряясь подмигивать всем разом.

Десятый красавчик, Олби, пока не признался, что он библиотекарь тридцати двух лет — выглядел по крайней мере импозантным музыкантом или на крайняк стриптизером. Но внешность, как известно, обманчива, и кто знает, кто тут был честен, а кто привирал.

Одиннадцатым шел угрюмый бритый парень.

— Тим, — сказал он, и Джесси спросил:

— И это все?

— А что еще? — отозвался недовольно тот. — Сварщик я. Двадцать пять.

— Это возраст? — снова лопнул жвачкой художник.

— Нет. Возраст — двадцать два.

Заключающим представление стал альфа в красном костюме — приталенные брюки и пиджак на голое тело, — мулат, судя по цвету кожи, нарцисс, судя по взглядам. Он ответил сразу после Тима, не давая возникнуть паузе, лениво растягивая слова:

— Шон. Пока что в поиске себя. Тридцать лет.

Джесси приветливо-профессионально усмехнулся:

— Что ж, думаю, для пе'вого впечатления достаточно. Более близко вы познакомитесь позже, после того, как п'иедете в особняк и заселитесь в комнаты — в каждой по четы'е к'овати, по по'ядковым номе'ам — и получите завт'а па'ные задания. Тот по'ядок, в кото'ом вы сидите, п'ошу соблюдать на соб'аниях в дальнейшем. Всем удачи, 'еалити-шоу «Найди нату'ала» объявляется отк'ытым.

Небо за окнами взорвалось салютами, и альфы загалдели, выходя на террасу, с удовольствием рассматривая яркие всполохи разноцветных огней. Джесси с жадностью утащил с подноса бокал с шампанским: от смешения запахов парфюмов, которыми надушились альфы, и собственно альфячьих феромонов першило в горле.

Альфы же досмотрели салют и вернулись в гостиную, подходя к шведскому столу и подхватывая бокалы и мини-бутерброды, с интересом разглядывая друг друга и не торопясь знакомиться, налегали на вкусные дорогие закуски и легкую выпивку.

Первый участник отошел к краю стола и искоса разглядывал сборище альф, все еще не веря, что вот он здесь и все резко изменилось всего-то за пару-тройку дней. Думал ли он, простой механизатор, что может попасть в это волшебное место, с кучей привлекательных парней? Интересно, что привело сюда этих альф — таких разных и таких… странных. Он, например, решился на участие внезапно даже для себя…

Первый партак Говард набил еще в старшей школе — купили с товарищем в складчину машинку, чернила и пробовали на себе, потому что насмотрелись в журналах с мотоциклами на крутых альф в кожанках и банданах. Стоит сказать, что идея эта пропала сразу с появлением первого кривого солнышка на лопатке Говарда. С ним он ходил ещё пару лет, пока в студенческой общаге сосед по комнате не предложил посетить вместе салон, где работал его брат. Там-то Говард и перекрыл старое кривое солнышко новым рисунком, ярким и искусно выведенным снежным барсом, хвост которого захватывал и бок. Но один хвост смотрелся убого на боку, и вскоре там же разрослись стилизованные листья папоротника, за ними потянулись этнические узоры, переползающие на бедро, а забить «рукава» оставалось уже делом чести. На груди расправились черные вороновы крылья, на шее тоже перья и цветы, на лобке жизнеутверждающие символы — ладони Будды, указывающие на яички, будто на распускающийся лотос. Эта была последняя из сделанных тату, подарок мастера — омеги — на днюху. Сюрприз, увидев который Говард долго приходил в себя. Новые не появлялись больше пяти лет, с тех пор как он, бросив загнувшийся бизнес в городе, не вернулся к родителям в деревню, устроившись работать по профессии — комбайнером. Все омеги их глухой деревни исходили слюной и смазкой на рослого, плечистого, брутального Говарда, а тот в их сторону не смотрел. Все пять лет. Поскольку природа над ним зло пошутила, лишив способности возбуждаться на омег, и задница перемазанного мазутом старшего в смене казалась ему милее всех гладких попок на свете.

Тем не менее за все пять лет он ни разу не потрогал ни ее, ни чью-либо еще — в деревне альф не преклонного возраста было человек десять, все женатые. Говард раз в месяц выбирался в город, знакомился в баре с каким-нибудь залетным парнем и проводил с ним ночь. Конечно, это было не то, ведь в его возрасте — почти тридцать пять — хотелось чего-то серьезного.

— Только по-быстрому, — сказал ему альфа, с которым они познакомились в баре воскресными вечером. — А то мне домой еще ехать, утром вставать рано, на кастинг.

Говард, задумчиво посмотрев на нового знакомого, шатена с выдающимся носом, который на актера или модель точно не тянул, поинтересовался:

— Что за кастинг?

— Ты телик не смотришь? «Найди натурала» — новое шоу, стартует через неделю. Типа одиннадцать геев и один натурал заперты в одном доме на двенадцать недель. Каждую неделю кто-то вылетает, пока не вылетит натурал, и тогда между участниками, кто остался, разделят миллион. Либо в конце остаются два человека, и если среди них один натурал — тогда он получает два миллиона, а гей — один миллион. Я пойду заполню анкетку, — подмигнул шатен. — Даже если не выиграю — представь, сколько там охуенных мужиков! И жратва бесплатная, бассейн, сауна, все шикардосно.

После этого шатен ужрался вхламину и пригласил Говарда к себе. Утром, разлепив заплывшие глаза, он сдернул одеяло с недовольно замычавшего Говарда и заголосил:

— Я проспал из-за тебя!

— Чо ты орешь, ты ночью так не орал, — заметил тот, с неохотой садясь на кровати. — Давай подброшу тебя до места, куда тебе надо?

Офис телевизионщиков нашли очень быстро, но в пробке все равно стояли долго, потому Говард поплелся вместе с шатеном, имя которого так и не запомнил, в здание, в надежде прибиться к автомату с содовой. Шатен, скривив губы, сам нашел автомат, сам оплатил покупку и потащил его дальше, в находящийся за стеклянной стеной шоу-рум:

— Посиди со мной, раз пришел, я пока в туалет смотаюсь, а ты вещи постереги.

Говард согласно мотнул головой, усаживаясь за длинный стол — он и рад был охладиться немного, ведь в машине кондер сломался. Вскоре из кабинета выпорхнул омега в обтягивающих кремовых брючках, раздал сидящим за другим столом бумажки и положил перед Говардом такую же.

— Пожалуйста, заполните личные данные, — сказал он. — Тут и тут — ваша подпись, тут и тут — род занятий…

— Простите, я не… — попытался вклинится Говард, но омега не замолкал:

— …предпочтения, хобби, номер медицинской страховки… Хотя это не обязательно — компания берет на себя обязательство по оформлению новой.

Говард, который уже пять лет как просрочил свою и должен был заплатить немалые деньги по оформлению новой, заинтересовался:

— Без ограничений?

— Абсолютно! На три года вперед. Стоматологические услуги, посещения врачей и лечение в лучших частных клиниках бесплатно. — Оглянувшись на других альф, омега доверительно сообщил: — Подписывайте, даже не думайте! Вас точно возьмут, им такой типаж и нужен! А то приходят всякие хлыщи, — покосился на шагающего в их сторону шатена и поспешил обратно в кабинет.

Говард, хмыкнув, поставил подписи по всех положенных местах, даже не надеясь, что ему позвонят. Однако спустя пару дней, когда он мылся в душе, туда с телефоном в руке ворвался папка:

— Тебя! С телевидения!

— Откуда? — удивился Говард, но папка, сделав страшные глаза, сунул ему в мокрую руку телефон и вышел, а Говард приложил его к уху: — Алло?

— Позд'авляем, жю'и выб'ало вас для участия в 'еалити-шоу «Найди нату'ала»! — игриво проглатывая «р», сообщил телефон голосом омеги.

Говард выключил воду и посмотрел в зеркало, рассматривая свою крайне обескураженную небритую физиономию.

Участник номер два действительно был целителем. «Народный целитель — нелицензированный человек, который практикует искусство исцеления, используя традиционные методы, растительные лекарственные средства и даже силу внушения» — так определял его вид деятельности толковый словарь Дуля. Именно этим Элмер и занимался — практиковал искусство исцеления посредством изготовления настоек и внушения, что они способны кого-то вылечить. Он, продавая альфам чудо-средство для потенции, основанное на гусиных шпорах и перегородках грецкого ореха, верил, что оно поднимет самый ленивый хер на планете. И это действительно происходило — много их удалось поднять, но не настойкой, а видом на свой подкачанный зад. Любой грецкий орех усох бы от зависти, нагнись с ним рядом Элмер. Все потому, что большинство приходящих в лавочку под названием «Ковчег силы» являлись лицами нетрадиционной ориентации. Омеги покупали крем с бобровой струей для того, чтобы придать половым органам розовость и бархатистость, альфы перли косяком за спреем, отбеливающим анус.

— Какое-то наваждение! — бормотал Элмер, досадуя, что не заготовил кремов про запас. — Такое чувство, будто за писюнами и сфинктерами у нас только педики следят. Натуралы, похоже, так трахаются — волосатые, шершавые и с непривлекательным анусом.

— Ты ж сам педик, — отзывался его помощник, перетирая в ступке корешки. — И чего жаловаться? Бизнес идет, неважно, на чем именно.

С ним Элмер соглашался, но нутро грызло чувство неудовлетворенности — хотелось и капли от артрита продавать так же хорошо, и моржовый жир, и кедровое варенье для улучшение работы мозга, и много еще чего.

Стоя в пробке у проспекта, Элмер увидел в рекламном ролике на огромном табло приглашение всех желающих подать заявку на участие в проекте «Найди натурала». Подумал, что вот он — шанс прославиться. Если его покажут по телевизору, то продажи возрастут, крем с бобровой струей можно будет вообще поставить на поток, а там, возможно, появятся и желающие вложиться в его дело и расширить бизнес.

— Добрый день, — приехав по указанному адресу, Элмер навис над администраторской стойкой. — Вы еще принимаете анкеты?

Получив разграфленную бумажку, Элмер красивым, изящным почерком с завитушками указал все, что было необходимо и даже сверх того, прикрепив к анкете фото из бумажника. Подумал, что так оно точно потеряется, попросил у омеги за стойкой степлер и присобачил фото намертво.

Он ждал, что ему позвонят — дорогу осилит идущий, и ему позвонили, приглашая на предварительное собеседование, что по факту уже являлось однозначным «да», поскольку попросили принести документы для оформления.

Элмер натянул белые брюки и достал выглаженную рубашку — его обязательно заметят! Началась белая полоса везения.

Третий участник широко улыбался, хотя мыслями отсюда был далек. Почему Лоис из всех поклонников выбрал именно его, Брюс мог сказать уверенно — влюбился. Внешность у Брюса была для альфы слишком заметная, но дело было даже не в спортивном телосложении, а в обаятельной широкой улыбке и пронзительных светлых глазах такого прохладного оттенка, какой бывает только у взбалмошных хаски. Вот в эту улыбку, глаза и легкий характер Лоис и влюбился. Однако со временем стало понятно, что избалованному вниманием и подарками омеге простой однушки с жалюзи на окнах вместо тяжелых дизайнерских штор не совсем уютно.

— Котик, давай купим посудомойку, — не раз просил Лоис, рассматривая слезший с ногтей лечебный лак. — У меня кожа трескается на руках!

— С этой зарплаты никак, — отзывался Брюс, у которого от одного вида грустного Лоиса щемило в груди. — Со следующей — обязательно!

А к следующей зарплате обычно ломалось что-то более важное: микроволновки, чайники, сантехника… Лоис мечтал о большом доме, о собственной машине и возможности ходить по салонам с вышедшими удачно замуж друзьями. И хотя он ничего по этому поводу не говорил лично ему, Брюс был уверен — не пройдет и года, как Лоис не выдержит, ведь друзья уже смотрели на него с сочувствием, мол, не всем же везет в жизни с обеспеченными альфами.

Потому Брюс и брался за любую подработку, оставаясь допоздна в офисе и практически не имея выходных. Это они его имели своим отсутствием.

Рекламу о наборе в реалити-шоу «Найди натурала» он видел, но не придавал значения — очередной шлак. Однако начальник, бросая ему на стол распечатку телефонного заказа, сообщил, что сегодня заявка с выездом специалиста. Клиент — офис компании «Кассиопея».

— Телевизионщики? — поинтересовался Брюс, пробегая взглядом по строчкам.

— Они! Упала скорость передачи данных на оптоволокне, диагностируй и проси любую сумму — заплатят, у них работа стоит.

Брюс заявку принял с радостью, примчался в офис компании на крыльях любви — к Лоису — и диагностировал проблему в первые пять минут. Еще двадцать ушло на ее решение, а оставшееся время до конца рабочего дня он тянул, чтобы создать видимость активного мозгового штурма, копошась в серверной.

— Ну что такое! — В комнату, обдав его запахом парфюма, влетел омега, и Брюс замер, раскрыв рот от удивления, ведь это был сам Джесси, популярный телеведущий, обладающий неповторимым шармом, как утверждал омежий журнал «Каравай историй», именно благодаря свой милой картавости. — Долго вы тут будете п'облему искать?

— Нашел, исправляю, — улыбнулся от уха до уха Брюс, а омега внезапно сощурился и подошел ближе.

— А ну 'аск'ой 'от! — приказал он и уставился на его белые ровные зубы, точно коня покупал. — Слушай, лапонька, а ты не хочешь хо'ошенечко за'аботать?

Брюс задумался, каким образом он может заработать, учитывая, что только что его рот так пристально осматривали, поэтому спросил:

— А вы хотите мне что-то предложить?

Омега — ухоженный, красивый и холеный, как любимый скакун падишаха, — поправил сиреневый шарфик на шее.

— Я тебе п'едлагаю поучаствовать в шоу — одиннадцать геев и один нату'ал будут жить в одном доме до тех по', пока не выгонят нату'ала. Даже если не выиг'аешь миллион — отдохнешь и п'ославишься, — сообщил Джесси, размахивая холеной ручкой в золотых кольцах.

— А почему вы мне это предлагаете?

— Зубы хо'ошие. И улыбка блядская, будто гово'ишь: «Выебите меня поско'ее». Точно долго п'обудешь на шоу.

— Спасибо, блин, — приуныл Брюс. — Я откажусь, пожалуй.

— Всем участникам платят за'плату, — добавил Джесси, опираясь задницей о край стола. От него пахнуло дорогим запахом духом — ненавязчиво, притягательно, — Ты сколько получаешь сейчас? Сколько? А там, п'едставь, в два 'аза больше. За неделю. Спонсо' п'оекта мисте' Бошен очень обеспеченный человек. В десятку Фо'бс входит!

— И выходит, — вздохнул Брюс, понимая, что его уже подцепили на крючок.

Судьба сама несла ему в руку золотое яичко, и отказаться значило потерять своего омегу, потому Брюс подписал контракт там же, в кабинете Джесси, случайно заехавшего по пути за забытым шарфиком и заставшего компьютерный коллапс. И Брюса.

Лоису он признался сразу, опасаясь, что тот будет против и придется звонить и уговаривать менеджеров контракт аннулировать, но омега, напротив, затею поддержал:

— Милый! Наконец-то! Ну теперь заживем! Грех отказываться от таких денег! Ты мне еще машинку обещал, котик, помнишь?

— Стиральную? — отозвался Брюс, обнимая его.

— Нет, ты что, обычную. «Рено».

— Альфы в шоу собирались, мылись, брились, подмывались… — негромко пробормотал Брюс, оглядывая жующую и пьющую гейскую братию вокруг себя. Он-то уж натуральный натурал и в себе не сомневался ни капли. Значит, остальные голубые как окно виндоус. В компах Брюс разбирался от и до, значит, и в остальном разберется. Основная проблема состояла в том, чтобы его натуральность не раскрыли ни при каких делах, деньги нужны позарез, больше, как вот здесь, и взять-то их негде. Необходимо продержаться до конца программы, а значит, придется притворяться нежной сиреневенькой глазовыколупывательницей, тьфу, блин — фиалкой.

Пидором он был всего один раз: решил как-то приготовить борщ, порадовать Лоиса.

Зашел в интернет спросить, кто как готовит. Сразу узнал и чей Брым, и что сметану ему за воротник, пидору, и историю расселения народов заодно изучил… Короче, тогда они с милым заказали пиццу.

Брюс верил в себя и в их с Лоисом любовь. Просто его омега всегда любил покомандовать, ему и правда шли дорогие брендовые шмотки, а работая программистом, Брюс не мог позволить обеспечить своему бриллианту нужную оправу. Его омеженька был красивый, как лучик солнца, и безусловно достоин самых лучших украшений, машин, тряпок. Родители не могли дать нужный антураж, и Брюс, как ни старался, тоже не сумел. Он и сам видел разницу — тряпки с рынка и брендовые спортивки сидели на Лоисе совершенно по-разному. И пластиковая бижутерия не сверкала на его детке так, как это делали бриллианты от Тартье. Лоис должен был сиять, а рядом с Брюсом он чах, как изысканный цветок в бурьяне.

Поэтому для Брюса вопрос этичности участия в этом шоу даже не привстал на полшишечки. Он слишком любил свой цветочек, и ждать, пока тот поникнет или его сорвут чужие жадные волосатые лапы в платиновых украшениях, не стал.

Брюс огляделся уверенно — он начитался на форумах разных советов и самое главное даже скопировал для изучения. Так вот, наиважнейшим было чувствовать себя уверенно и вообще не подавать вида, что его что-то смущает или волнует. Он ради Лоиса будет твердым как кремень. Он даже чувствовал в этот момент, как стальным звоном позвякивают его яйца от ощущения своей уверенности и самцовости — все-таки из всех единственным натуралом выбрали его, а это что-то да значит.

Бельишко он выбрал в магазине для омег, под чутким руководством своего омеги и непередаваемыми взглядами беты-продавца. Милый помог ему подобрать откровенное и сексуальное омежье нижнее белье, а также футболочки и маечки. Футболками и майками у него язык не поворачивался назвать эту продукцию зарубежной промышленности, и не будь он на шоу, ни в жизнь бы не надел эти яркие приталенные и сексуальные тряпочки, делавшие его странноватым альфой. Впрочем, именно это и требовалось от его имиджа. Он должен был всем видом изображать из себя то ли недоальфу, то ли переомегу — Брюс еще сам не определился. Но настроен был решительно: деструкция была не в его характере. И пусть Лоис любил покомандовать, а то и подоминировать над ним, не принимая другого положения дел в их отношениях, Брюс от этого меньше альфой не становился. Мало ли что втемяшится в голову любимому мальчику? Пусть себе командует…

Пидорки вокруг были… странноватые. Большая часть альф раскрасилась как индейцы на тропе войны, и Брюс был рад, что его желудок крепок, как драконье яйцо — гвозди может перемолоть и не гыкнет. Все-таки видеть сразу столько геев было непривычно и, честно говоря, страшновато… Выбрать нужную позицию, при которой его не раскусят, но и не посадят на кукан, зажав в темном уголке, было крайне сложно, но ради Лоиса он очень постарается не провалить миссию и продержаться как можно дольше.

После общего сбора всех с вещами сгрузили в туристический автобус и сообщили, что до места назначения ехать больше двух часов — особняк, где им предстояло жить безвылазно, находился у леса, вдали от цивилизации.

— А если у кого-то, к примеру, случится отек яичек? Пчела куснет или змея? — спросил Дарен, зашвырнув вещи на свое сиденье — он, похоже, не затыкался никогда.

— Будем реанимировать, — откликнулся Харви. — Я умею. Массаж сердца, искусственное дыхание, первая помощь при ожогах, удушье и прочее. Хотя я считаю, что бригада медиков там будет дежурить неподалеку.

Говард, усевшись у окна, еще раз оглядел всех, останавливаясь на заднице согнувшегося над сумкой в проходе народного целителя. Он с трудом вспомнил его цвет глаз, зато задница в белых брючках впечаталась в память намертво, как оттиск на сургуче.

— Садись ко мне, — предложил Говард, помогая запихнуть его сумку на верхнюю полку.

— Спасибо, — отозвался тот, как бы невзначай цепляя его руку, и Говард понял, что путь к заднице целителя найти будет не так сложно.

Сидящий впереди художник, наматывая на палец жвачку и наблюдая за проявлением их взаимной любезности, фыркнул:

— На что только не готовы люди ради бабок. Слышь, тракторист, на меня даже не смотри, я и есть натурал.

— Ага, как же, — заметил Говард. — И я комбайнер.

— А жаль! Такие шутки за триста пропадут… И зря, кстати, не веришь, — Дарен согнулся и прилепил жвачку к низу сиденья, — очень зря.

Да уж, только пидор может лепить жвачки к стульям, подумал Говард и поставил мысленно жирную галочку в списке на одиннадцать человек прямо напротив Дарена. Но вычеркивать его оттуда не торопился, ошибиться было очень легко. Часто натуралы были те еще пидорасы.

2

========== 2 ==========

Перенервничав и эмоционально выгорев за два часа поездки, все альфы угомонились и зашевелились, только когда комфортабельный автобус, свернув с трассы, проехал через массивные ворота по лесной дороге. Участок вокруг особняка оказался довольно большим, утопающим в зелени. Из автобуса, кроме леса и асфальта дороги, ничего не было видно. Все, как обещали, — полное уединение на двенадцать недель.

Автобус остановился, и Джесси ласточкой вылетел из плотно набитого альфьим духом салона, встрепенулся у подножки и, улыбнувшись, пригласил всех на выход.

Особняк с виду представлялся роскошным, с открытыми террасами по второму этажу и бассейном на третьем. Рядом с беседкой на углу здания располагался небольшой загон для павлинов, и Харви, выйдя первым, тут же перевел взгляд на окна, молясь богам, чтобы окна его комнаты не выходили на эту сторону.

Побывав много где за границей, он, как и все поначалу, тоже умилялся этим красавцам с волшебными перьями и царственными хвостами. До первой ночи. Проснувшись в три утра от жутких криков, идущих прямо из преисподней. Вначале Харви показалось, что кого-то убивают, и, вооружившись складным ножом, он, крадучись, спустился на ресепшен защищать постояльцев от маньяка, режущего омег под окнами отеля. Там к тому моменту собралось порядочно взбудораженного народа в пред-, а то и обморочном состоянии и сильно пахло валерьянкой. Бета с ресепшена профессионально раздавал успокоительное в одноразовых малюсеньких стаканчиках и объяснял, что это не вторжение инопланетян, а у павлинов сбились внутренние часы — наступило собственное утро и они просят завтрак, сейчас их покормят, и снова будет тихо и красиво. В тот день Харви понял, что павлины это не только красота, но и «ну на хер такое счастье».

Будучи пилотом вот уже одиннадцать лет, Харви, при всей его харизме и располагающем характере, все еще оставался один. Случайных связей у него был миллион — пилотов любили все, одна форма чего стоила. Да и без формы он был оч-чень интересным альфой. Но к своим тридцати пяти он изрядно наелся гулек и перелетов, и где-то с полгода назад его остро скрутило в бараний рог вечное одиночество. Можно смело летать в бурю и мглу, если знаешь, что тебе есть куда возвращаться. А в его одинокой квартире, кроме кактусов, никто не водился. Не мог он ни кота завести, ни собачку, ни даже черепашку с улитками. Никому он не был нужен, никому не было интересно, какие у него планы и желания, что он съел вчера, сколько кругов намотал по стадиону и в какую страну полетит завтра. Никто не желал ехать с ним в ебеня на рыбалку, кормить комаров и мошку — одно дело сладко потрахаться и пошопиться, и совсем другое слушать про подступающие болячки и маячившую на горизонте зрелость. Воды не хотелось и о спиногрызах все еще не мечталось, а вот в родной душе ощущалась острая нехватка и невероятная потребность — до ночных слез и пьяных истерик.

Поэтому за этот шанс — поучаствовать в передаче — он ухватился со страстью измученной бессонными ночами души. Он готов был даже поставить крест на святом — на карьере, если его открывшаяся в передаче гомосексуальность станет поперек горла начальству: уйдет в частную авиацию, пока молод и на него есть спрос. Вот таким образом он решился изменить свою жизнь, потому что все, что делал раньше, как жил, как искал знакомства, ни к чему хорошему не привело — достаток есть, но кому он нужен, если внутри него гулкая дыра, куда проваливается вся радость и счастье.

Харви внимательно присматривался к участникам. И если быть честным, больше, чем выиграть, найдя натурала, он желал найти тут свою половинку. Пока что увиденное ему нравилось. Теперь главное было не спешить, не выделять кого-то особо, но и не тянуть кота за хвост, чтобы не увели более расторопные коллеги.

Раздражал его, пожалуй, только один персонаж — альфонсик в красном. Кажется, его звали Шон. Он еще ему ничего не сделал, но острая неприязнь разливалась в груди пилота только при виде лощеного мужчины. Харви допускал, что альфа может быть любым — и нежным и игривым, и манерным и жестким, но только не альфонсом. Это уже не альфа. Одно дело, если Харви скажет своей половине — сиди дома, я для тебя в лепешку расшибусь. И совсем другое, если здоровый лось «не определился» по жизни. Порхайте вокруг него, любите, цените, а он будет с писюном играться. Тьфу, бля.

К его несказанному удовольствию, их комната для второй четверки участников, в которую входили еще Дарен, Арчи и Боб, оказалась по другую сторону от вольерчика со спящими павлинами. Парни вроде подобрались нормальные, и Харви решил сходить к соседям, чтобы поближе познакомиться с первой четверкой. Для близкого знакомства не хватало общего застолья — обычно оно многое раскрывает и объясняет. Но у Харви с собой было — летчик он или где? Поэтому, даже не разобрав вещи, он засунул в оба кармана джинсов по бутылке виски и отправился в комнату напротив.

Швырнув рюкзак с вещами на верхнюю полку шкафа-купе, Дарен первым делом принялся запихивать в ящик выделенной ему тумбы предметы первой необходимости: дезики, упаковки жвачек, жидкость для линз — ну не своего же цвета у него были синие-синие глаза, — блокноты с набросками, карандаши разной степени жесткости и различную мелкую ерунду. Когда на пол при этом высыпались фольгированные цветные квадратики, он хмыкнул, потому что Боб, устраивающийся напротив, едва заметно смутился и отвернулся. Но Дарен заметил — он всегда был внимателен к деталям.

— Целка? — поинтересовался он, расшнуровывая ботинки.

— Ты это мне? — встрепенулся тот. — Ты о чем?

— Спрашиваю, в твой волшебный улей еще не залетала ни одна пчелка? Тоннель не пробивали шахтеры? Из Мариинской впадины еще не всплывал ни один ихтиозавр?

Боб моргал непонимающе, и Арчи, организатор свадеб, занятый развешиванием своих многочисленных костюмов, снизошел до пояснения:

— Он спрашивает, был ли у тебя секс.

— Был, конечно! — возмутился Боб. — Иначе б я сюда не пришел.

Дарен не знал, правду ли говорит этот альфа с нежной даже на вид кожей и длинными омежьими ресницами, но он знал, зачем сам пришел на проект — за вдохновением.

У Дарена, ставшего известным еще тогда, когда он учился в колледже искусств, заполучив внимание благодаря поразительно натуралистичным портретам, сейчас в жизни был застой. Картины он писал так же легко, как и прежде, набрасывая основу за пару бессонных ночей с банкой кофе — его он варил про запас, — но ничего как прежде живого в них не было. Черты клиентов — весьма обеспеченных, к слову — казались ему тошнотворно однотипными. Жизни в сидящем на кушетке в его мастерской альфе или омеге было ни на штрих, ни на мазок, писать их было скучно, и Дарен понял, что близок к тому, что в их кругу называлось «исписался».

— Тебе надо потрахаться, — авторитетно заявил его друг Питер, заявившись в один из вечеров с пиццей. — Спустить пар.

— Спустить пар я могу и с аквалангом или на скейте, — отозвался Дарен, рассматривая пятна от краски на ладонях, которые пытался оттереть растворителем. — Сунуть в кого-то член — не мой способ отдыха, прости.

— А если в тебя?

— Пошел на хуй! Больной мудак.

— Вообще-то, — подмигнул Питер, открывая коробку и роняя на пол кружочек охотничьей колбаски, — вдохновение зависит от уровня либидо. Чем ниже либидо, тем скуднее твои таланты.

— Кто тебе этот бред впарил? — Дарен бросил грязную тряпку на стол рядом с коробкой и забрал себе кусок пиццы.

— Джесси. Помнишь, мы зависали на курорте на островах? Он еще телеведущим оказался?

— Кайтавенький такой? Помню. Я его задницу по памяти рисовал еще неделю, хотя он так никому и не дал. С принципами, сучка рыжая.

Питер, прожевав свой кусок, вдруг выпучил глаза, и Дарен фыркнул:

— Что, халапеньо?

— Я знаю, как тебе развеяться! Джесси позвали в реалити-шоу, где под одной крышей будут жить дюжина охрененных мужиков! Могу замолвить и за тебя словечко!

— И Джесси будет жить?

— Ты же гей!

— Я би. Мне нравилась его кайтавость. И родинки на заднице, так что, возможно, это выход.

— Или вход.

— Короче, — Дарен потащил третий кусок, — звони своему Джесси. Среди дюжины мужиков найдется хоть один, кого я захочу нарисовать.

Джесси по старой дружбе с Питером затащил Дарена на проект, хотя так и не смог вспомнить, где они встречались с художником, делая вид, что они не знакомы. Дарену, впрочем, пока на это было фиолетово — он обживался и присматривался к альфам, выискивая самого фактурного.

Боб, на котором он не задержался взглядом, сочтя чересчур «деткой», на самом деле и был деткой и попал на шоу нечестным путем, состоящим сплошь из обмана. А все потому, что его о-папа Марли работал в лаборатории, с которой компания телевизионщиков заключила контракт на предоставление услуг будущим участникам, включающих медосмотр и составление полной карты прививок.

— Ты должен пойти на это шоу! — горячо вдалбливал сыну Марли. — Хотя бы попробовать и подать анкету ты обязан!

— Пап, это же невозможно, — отозвался тот. — Кто меня выберет? Мне только три дня назад восемнадцать исполнилось, я даже техникум еще не окончил!

— Всю жизнь маляром хочешь проработать? Или склянки с мочой подписывать, как я? — повысил голос папа, ставший неуправляемым после развода с отцом. — Ты и так последние два года на подавителях! Продержишься хотя бы неделю, и мы починим машину и купим новый диван!

Боб, уткнувшись в тарелку с овсянкой, поджал губы. Лишнее напоминание о том, что он омега, всегда отдавалось болью куда-то под ребра. В период созревания, когда другие омеги начали привлекать сверстников физиологически, Боб вдруг так же начал набирать в росте, как альфы, его тело становилось мускулистым, сильным, что сверстников, наоборот, отталкивало. Над ним смеялись в школе, обзывали шпалой и дылдой, Боб начал стесняться своей внешности и на коленях умолял папу достать ему что-то, что помогло бы не чувствовать себя омегой. Не пахнуть феромонами и не ловить на себе жалостливые взгляды омег постарше и презрительные — от омег помоложе. Не привлекать альф-извращенцев, которые предлагали ему попробовать «кое-что» со сменой ролей.

Папка подобрал ему подходящие препараты, и вот уже несколько лет Боб был избавлен от течек и внимания альф, а клеившихся к нему омег отшивал с присущей ему тактичностью.

— Ладно, — успокаивающе сказал он взбеленившемуся папе. — Схожу оставлю анкету.

К его ужасу и счастью папы, Боба пригласили на кастинг. А дальше Марли не составило труда подменить результаты анализов, выдававших омежью сущность сына с головой, и снарядить в дорогу.

— Тебя точно за натурала не примут, — подбодрил его Марли перед отъездом. — Только не попадись на таблетках. И помни — чем дольше ты там продержишься, тем дольше нам не придется жить в нищете. Пора и тебе, мальчик мой, приносить в семью деньги.

LeChe: Большое спасибо, дорогие организаторы! Увлекательное, интереснейшее начало. Правда, картавый ведущий несколько напрягает, но привыкнем)) С большим нетерпением жду продолжение. Уже знаю)) за кого первого проголосую на вылет))

Арчи, вскинув брови, отвернулся от экрана в центре большой гостиной на первом этаже особняка, на котором то всплывали, то гасли комментарии зрителей. Шоу транслировалось в режиме реального времени, камеры были установлены во всех помещениях, исключая туалеты. В душевых имелись тоже — зритель не для того платил деньги за подписку, чтобы смотреть, как они завтракают или спят. И это было ожидаемо, Арчи знал об этом заранее, потому и прихватил с собой все свои самые лучшие костюмы, шитые на заказ, сходил на депиляцию, сделал ламинирование волос и запасся тональным кремом, ведь картинка на экране должна смотреться идеально. Арчи ещё раз посмотрел на экран и встал с дивана, игнорируя плывущие неоновые буквы.

lanah: P.S. — Говард зайка))

Вот так: стараешься понравиться, вбухиваешь на себя немалые средства, а какой-то замызганный пахарь, только что от сохи, — зайка.

На шоу Арчи попал, увидев рекламный ролик. Это было просто — пришел, заполнил, очаровал своей внешностью и умением держать себя. Неважно, сколько он пробудет на проекте, а важно только, что его заметят. Запомнят лицо, возможно, удастся проявить свои организаторские способности, выбить себе высокую позицию в зрительском рейтинге симпатий, и тогда уже можно будет строить планы на будущее. В этом мире без связей никуда, а у него их было — кот наплакал. Для его работы самое главное — раскрутка, а с помощью этой передачи и его внешности тут можно раскрутиться как лопастям вертолета.

— На т'етьем этаже есть бассейн, спо'тзал и билья'дная, — сообщил проходящий мимо Джесси, выглядевший как рождественский подарок для хороших мальчиков — пушистый белый халат, тапки с пушком и розовые носки в горох. — 'Азвлекайтесь, мальчики, чем больше вы мелькаете на эк'ане, тем выше ваш 'ейтинг.

Джесси направился к лестнице, а Арчи, выбросив стаканчик из-под кофе, к себе в комнату. Плавать он любил, и в купальных трусах смотрелся лучше, чем в костюме от кутюр.

Купальные шлепанцы Арчи доставал под пристальным взглядом лежащего в наушниках Дарена. Боб все еще был занят разбором вещей, а Харви куда-то улетучился — художник успел его достать своим болтливым вниманием.

— Решил задницу засветить на больших экранах? — вытаскивая один наушник, прокомментировал Дарен. — Тогда одолжи у нашего ведущего ту штуку, которую ему намазали на лицо перед съемками.

— Консилер? — поморщился Арчи. — У меня нет кругов под глазами.

— При чем тут круги? Я про ту блескучую штуку.

— Хайлайтер? У меня свой есть.

Под удивленным взглядом художника и притихшего маляра он вынул из кармана переносной сумки на молнии футляр с надписью «МаксКряктор» и легкими постукиваниями подушечками пальцев нанес «блескучую штуку» на область под бровями, на подбородок и распределил по спинке носа.

— Ой бля-а-а… — протянул Дарен, вновь всовывая наушник.

Арчи, прихватив полотенце и купальный халат, направился в бассейн. В раздевалке, надевая плавки, он старался повернуться к камере своей «рабочей» стороной — правым боком, чтобы хорошо просматривался его греческий профиль, и филейной частью, которая была прекрасна с любой стороны. Притащил затем к бортику шезлонг, чтобы, наплававшись, иметь возможность на нем живописно раскинуться.

Вода была прохладной, приятно бодрила и держала все тело в тонусе, а вот от хлорки пощипывало непривычную к такому стрессу кожу, потому он больше раскидывался на шезлонге, чем плавал, забравшись после этого под теплый душ и уже там, проводя по телу раскрытыми ладонями и размазывая пену, прикидывал, стоит ли подрочить на камеру в первый день или лучше пока не шокировать зрителей. Нет, все же в первый день не стоило. Арчи, шагнув под струи воды, смыл шампунь и тряхнул головой.

— Долбаные сульфаты! — проворчал он, ощущая, как по спине клоками скатывается пена, которую так и не удалось смыть.

Волосы, что он только что промыл, снова были все в пене, и Арчи вновь сунул голову под душ. Однако стоило ему отступить назад и коснутьсяволос, как пена снова взбилась в них как по волшебству.

— Да ебаный шампунь!

Пена все прибывала и прибывала, Арчи злился, уже не позируя на камеру, а порыкивая, скукожившись под струями, как Квазимодо, и пытался дотянуться до спины и шеи одновременно. Поэтому ему не была видна рука над стенкой кабинки, держащая над его головой флакон геля для душа и щедро поливающая его макушку, как только он становился под воду.

Харви, вежливо постучавшись, открыл дверь такой же, как и у них, комнаты, находившейся через холл. Все четверо заканчивали размещаться, укладывая в шкафы и комоды личные вещи.

— Мужики, я знакомиться. — Он вытянул вперед две руки с литровыми бутылками виски и обезоруживающе улыбнулся.

Брюс без конца возился в телефоне и вид у него был бледный.

Ну мало ли, переволновался, с кем не бывает, подумал Харви, внимательно глянул на программиста, затем одобрительно на комбайнера, достававшего нехитрую закусь — домашнюю колбасу и банку помидор, уложенных ему о-папой. Это ему понравилось — хозяйственная жилка в альфах была чудо как полезна. Неудивительно, что комбайнер держал при себе еду: такого бугая легче было пристрелить, чем прокормить. Были у Харви такие знакомцы — жрали они как не в себя. На что он, альфа, ел нормально, но такие фактурные — в два раза больше.

Элмер аккуратно расставлял в тумбочке пузыречки и только приветливо кивнул, видя, как Харви устраивается посреди комнаты на тахте у журнального столика.

Вуди заинтересованно наблюдал за гостем, когда отвлекался от своего электронного блокнота, строча туда стилом. Харви заглянул в его электронный девайс — там написанное от руки трансформировалось в печатный текст.

— Ух ты! А что это ты записываешь? — От того, как доброжелательно приняли его соседи, у Харви даже усы распушились.

— Веду дневник событий, — мягко улыбнулся тот.

Вуди приехал на проект, чтобы: а) собрать материал, б) написать статью, в) прославиться. Для сексолога он был слишком привлекателен и чрезмерно тщеславен. Молодую поросль мало кто замечал и продвигал, для этого надо было не только знать труды Вигмунда Врейда, но и иметь волосатую лапу, толкающую тебя на верх пирамиды. К сожалению, такой лапы у него не имелось. А вот за зад его пытались лапать все кому не лень — и омеги-клиенты, и альфы его же ориентации, и, представьте себе, даже беты. Всему виной были привлекательность, харизма, ум и выдающаяся задница.

Собрать материал именно в конкурирующем сборище гомосексуалов было крайне интересно. Камеры покажут не все и не с того ракурса — им подавай сенсацию и дрочибельность происходящего. А вот рассмотреть повадки, мимику, поведение в разнородной стае самцов было бесценно.

Согласно Врейду, даже шутки действуют как психологический выпускной клапан и юмор помогает справляться со всем, что нас тревожит. Рассказывая анекдот или смеясь над ним, человек очень много сообщает собеседнику о своем подсознании. Как говаривал Врейд: «Иногда сигара может оказаться просто сигарой, а вот шутка никогда не бывает просто шуткой». Так что Вуди просто мысленно потирал руки и уже собирал досье на каждого участника, тщательно записывая все в свой любимый электронный блокнот. Голосовые не везде и не всегда можно было записать, за такое и побить могли, поэтому Вуди пользовался именно текстовым блокнотом.

Он уже отметил для себя несколько кандидатур на скорый вылет, составив психологический и сексуальный портрет на всех альф. Безусловно, он мог ошибаться, ведь знакомство было только поверхностным, поэтому выпить и узнать, что у «пьяного на языке», он посчитал хорошим поводом. И в любом случае как минимум два из трех пунктов своей цели он собирался добиться, так что должен был по-любому остаться в выигрыше, как бы ни повернулись обстоятельства.

Первую бутылку распили за знакомство, коротко рассказывая о себе, травя анекдоты и строя предположения, что их тут ждет. Элмера развезло быстрее всех — очевидно, на принятую им же самим изготовленную настойку алкоголь повлиял как-то особенно сильно, и он завалился на свою кровать со смешно оттопыривающимися шортами. Мужики похихикали, как девятиклассники, впервые увидевшие член омеги, и вернулись к столу.

Брюс, постоянно сидевший в телефоне, чтобы отслеживать, что пишут зрители в бегущей строке, переживал, не раскроют ли его. Заодно посматривал на растущий рейтинг каждого игрока.

Лан2019Свет: Комбайнер мой фаворит! Ты ж моя зая!

Еще одно подтверждение, что Говард выбивается в первые ряды, высветилось на экране телефона, как тут же прилетела эсэмэска от Лоиса.

«Милый, не хотел говорить тебе напрямую, но я сделаю вид, что бросаю тебя. Чтобы никто не раскрыл, что ты по омегам, я во всех соцсетях рассказал, что ты давно был по альфам, а я пытался вернуть тебя в лоно нормальных. Но ты совсем сорвался с катушек, и я не смог удержать тебя. Так что не звони, не пиши, я эту симку выброшу. Надо постараться сыграть естественно ради выигрыша. Потерпи, и все у нас будет хорошо».

Телефон Лоиса не отвечал, эсэмэс не доставлялись, и попойка пришлась как нельзя кстати, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Вроде бы все было правильно, и теоретически Лоис поступил как надо, но осадок жег душу Брюса, и только виски сглаживало тяжесть ситуации.

Вторую бутылку на четверых они как раз допили до середины, когда из окна раздался душераздирающий крик. Брюс подавился помидором, у Говарда в лапище треснул стеклянный стакан, а Вуди неприлично громко икнул, один Харви воинственно встопорщил усы. Наконец-то! Он был готов к чему-то подобному.

На загривке у всех альф поднялись дыбом волоски, и, пока Брюс откашливался, Говард вытряхивал стекло и протирал руки, Вуди пытался остановить гулкую икоту, Харви бодро прокричал:

— А-аткрыть экстренный шлюхосброс! А-ат винта!

Эта фраза была у них в команде кодовой. Всем стоять! Слушать капитана! Бегом марш!

Конченые твари за окном возвещали наступающий апокалипсис, альфы пытались выжить, как могли, один Элмер спал со здоровым для его возраста стояком.

— Это павлины, и мы идем их усмирять.

Командный, выработанный годами голос заставил всех прислушаться, и уже через три минуты, вооружившись скотчем, вилкой и ножом, команда спасателей летела на крыльях ночи, икая, покашливая и грозно порыкивая.

Когда охранник и ночной портье добрались до загона с павлинами, отряд спасателей уже наловчился работать в команде: два павлина бурбурулили с замотанными скотчем клювами, третьего с примотанными к клюву руками держал Говард, Харви решительно возился со скотчем, Вуди бегал вокруг колоритной парочки, больше мешая, чем помогая — цепляясь за хвост и падая на утоптанную землю загона, а Брюс катался по земле от хохота. Неспящие телезрители порадовались, что не легли спать пораньше — картина была достойна того, чтобы задонатить это шоу с первого же дня.

3

========== 3 ==========

Тиму учитель еще в шестом классе сказал:

— Каждый раз, когда ты ошибаешься в правописании — тся и — ться, сделай двадцать пять отжиманий. Тебе нужно хорошо выглядеть, если ты собрался быть глупым.

Поначалу Тим смог отжаться восемь раз. Потом уже и двадцать пять, а теперь и сто мог. Когда он к восьмому классу наконец-то выучил это гребаное правило, то втянулся в спорт и действительно вырос красивым и накачанным, смешно сказать, из-за учителя родного языка и литературы. Абсолютное большинство омег и бет писались кипятком от внешнего вида вытянувшегося и возмужавшего на их глазах красавчика, вешаясь на него гроздьями, но им не повезло — еще в том же восьмом классе, когда до Тима стали доходить правила языка и лично мистер Ольжен донес до него красоту литературы и слова, он втрескался в этого альфу по самые бубенчики. Учитель через два года перевелся в другой город, но заложенная им любовь к спорту и литературе для Тима стали основополагающими факторами. Он даже нашел его после школы, мечтая соблазнить, но влюбленный в мужа с ребенком на руках мистер Ольжен вызвал у него только горькую улыбку сожаления. От огорчения Тим подался в армию, а после нее, чтобы подзаработать деньжат, приобретя в армии профессию сварщика, пошел в автомастерскую и поднял немного бабла. А вот с личной жизнью у него не заладилось от слова «совсем». И даже не потому, что был по альфам.

Он — весь такой мужественный, брутальный и красивый — во время секса стонал писклявым тоненьким голосочком и дрыгал ногами. Ни один из его партнеров не мог удержаться и не заржать. Ни один. Тим даже к врачам ходил — они разводили руками и пожимали плечами: генетическое отклонение, ничего не сделаешь, не сходишь к кузнецу, не выкуешь голос под брутала. Заработав на этом психологическую травму и боязнь секса — а ведь ему всего двадцать два — и лишь только увидев эту рекламу шоу для альф, он взял бессрочный отпуск на работе и очертя голову ринулся на проект. Он и сам не знал, чего хотел. Во-первых, наверное, раскрепоститься. Под дулами телекамер хочешь не хочешь, а придется. А когда он пройдет эту ступень и достигнет эффекта пофигизма, с проблемами в сексе должно тоже стать проще. Наверное. Тиму хотелось так думать. Потому что если даже врачи отказались помогать, то дальше обращаться было не к кому — не ведунов же искать и яйцом, как испуг, выкачивать?

Ему терять было нечего, на работе обещали ждать — такого мастера упускать не хотелось.

Но расслабиться сразу не получалось, потому во время знакомства с участниками он был хмур и сдержан.

Ночные побудки вошли в распорядок — он еще в армии к ним привык. Но эти крики, когда мучают кого-то еще, были не самым лучшим вариантом пробуждения. Он оказался внизу у ресепшена первым, будучи спокойным и собранным. Уже узнал о павлинах и только смотрел на разворачивающееся представление, делая выводы: Харви хлебом не корми — дай покомандовать, Брюсу водки не давай, дай посмеяться, Вуди бестолочь — только советы и горазд давать, а на практике спиртного не показывать и к делу не подпускать, а Говард — всем комбайнерам комбайнер. Поэтому Тим подошел и спокойно помог ему выпутаться из скотча.

Вот такие события сразу на практике показывают, кто есть кто, и для Тима эти парни сразу стали со знаком плюс: пошли на дело командой, помогали кто как мог, не зассали перед проблемой. Другое дело, что вместо мозгов плавала водка, но общее впечатление складывалось хорошее. В разведку бы пошел.

Индиана, просыпаясь от криков павлинов и поднявшейся затем возни с нетрезвыми геройскими выкриками, сразу понял причину и следствия. Он привык отделять мух от котлет и, еще выходя из автобуса, как и Харви, догадался, что соседство с птичками принесет много интригующих минут. Вниз он не пошел, посмотрел из окна холла, как чудесно справляются и без него, понял, что в его помощи не нуждаются, и, посчитав делегатом от их комнаты собранного и хмурого Тима, улегся досыпать.

Понадобилось еще минут сорок, чтобы развести героев по койкам, накормить и утихомирить птиц и погрузиться в тишину предутреннего сна. Больше всего он, как востоковед, проникшись любимой темой и впитав любовь к Востоку каждой порой, ценил негу, неторопливость и созерцание. Здесь он был старше всех и понимал, что его созерцательная натура покажется кому-то возрастной привычкой быть пассивным и неторопливым. Но нет. Он таким был с детства и отнюдь не пассивом. Мог быть, конечно, и принимающей стороной, он любил жизнь во всех ее проявлениях. А на шоу пошел, чтобы забыть бросившего его партнера, с которым они прожили больше восьми лет. Вот так кардинально: чик — и в дамки.

Азиз был повелителем его сердца и чакр с первого взгляда: его глубокие карие, цвета спелой вишни, глаза, покорили мгновенно; пластика, жесты, мимика, поворот головы — все в нем вызывало восхищение и желание. Но сколько живет любовь по современным канонам? Три? Семь лет? Так и вышло. Последний год он собирал осколки, пытаясь склеить былые чувства, но разбитая ваза не стала целой. Это только азиаты склеивают разбитую вазу золотом и они становятся еще лучше и больше похожи на произведения искусства, чем когда были целыми. А с растоптанными чувствами так не вышло. Пора было отпустить и Азиза, и саму ситуацию, и перестать оглядываться. Он должен смотреть только вперед. И, если быть честным, то на проекте был только один альфа, который мог бы заменить его несравненного одалиса Азиза, если характер у него будет таким же, как внешность — сладкий персик.

fox-in-a-box: Организаторы, что вы творите ахахах)))💙)))💙)💙)💙))

Пришлось составить табличку в экселе.

Так вот, шампунь на Арчи вылил либо Дарен для прикола, либо Джесси по сценарию шоу.

Харви захочет подкатить к Брюсу, но, думаю, не только он, Брюса вообще должны хотеть все, чтоб ему покоя не было)

А вылетит Арчи, потому что он пока самый противный и для шоу нужен? только чтоб вот на него шампунь выливали ^^

Шон с некоторой долей облегчения закрыл на телефоне вкладку с бегущей строкой — комментариями зрителей. Пока на него самого внимания не обращали, на первых порах это было даже хорошо — меньше знаешь, меньше шансов на возникшую неприязнь. Как, впрочем, и симпатию, потому и пронеслась следом строка: А Боб лапочка)))

На шоу Шон подался потому, что его уговорил папик, как он называл своего сожителя Вилли, пятидесятилетнего стилиста и не последнее лицо в шоу-бизнесе. Сейчас у Шона было все — тачка, шмотки, богатые дружки, но одного так и не появилось: известности. Все продолжали воспринимать его как придаток к медийной личности, молодого любовника стареющего богача, и мало кто помнил, что несколько лет назад Шон кричал: «Свободная касса!» — в бургерной и добирался до дома на общественном транспорте. Даже сам Шон уже забыл, будто это было в прошлой жизни. Вилли устроил его на проект с целью «примелькаться» — чаще мелькаешь на экране, чаще приглашают на модные показы и выставки. В шоу-бизнесе считалось неимоверно крутым, если твой любовник участвует в реалити-шоу — типа как выставка породистых собак. Шон идею поддержал с самого начала и теперь чувствовал себя той самой чистокровной псиной среди дворняжек. Конкуренцию ему мог составить разве что Арчи, такой же лощеный и ухоженный, как и он сам.

В планах закрутить интрижку у него не было, хотя Вилли и слова против бы не сказал — просто воспринял бы это, будто его ребенок завел новую игрушку, не более. Да и не понравился ему никто: «дворняжек» типа Тима и Говарда он считал ниже своего достоинства, а Арчи и Вуди видел насквозь. Оставались, правда, еще такие, типа Олби и Харви, но это был ни разу не его типаж, поэтому Шон решил на проекте просто расслабляться — ходить в бассейн и спортзал, много спать и полезно питаться, то есть делать то же, что и всегда.

Олби, проспав несколько часов и поднявшись с утренним скандалом, затронувшим честь и свободы разряженных кур, называемых павлинами, за окнами, уснуть больше не смог. Пока охранник орал громче кур, он исследовал кухню, обнаружив запасы готовой еды в холодильнике, отдельную морозильную камеру, забитую полуфабрикатами и замороженным мясом, поставил вариться лапшу по-домашнему и смазал огромную сковороду маслом. Когда на кухню ввалились Харви и Говард, достал из коробки еще яиц и ветчины. У лестницы кто-то бубнил и падал — видимо, это Брюс пытался довести Вуди до комнаты.

— Конченые птицы, — сообщил Харви, вытряхивая из усов мусор. — Лучше б уток завели. У них жир полезный.

— В морозилке есть, — ответил Олби, передавая ему бутылку с минералкой. — Завтракать будете?

Говард при слове «завтракать» заерзал на стуле оживленно, Харви сглотнул, и Олби испытал облегчение — с этими двумя он точно подружится. Простые мужики, без выебонов.

У Олби всегда были проблемы с общением, он в школе считался молчуном и ботаном, который учится на одни пятерки. Универ хотя и помог немного раскрепоститься, но характера, робкого и замкнутого, не изменил. Омеги на Олби внимания не обращали, им подавай наглых ушлепков, поэтому первый сексуальный опыт у него случился с альфой. Случайным образом, когда он приютил у себя в общаге пьяного товарища. Было смешно, неловко и удивительно, и даже утреннее пробуждение в пропахшей перегаром комнате его не огорчило. После этого Олби начал следить за собой — записался на плавание, начал бегать по утрам, выбросил растянутые свитера. Окончив учебу, уехал в столицу и устроился работать в самую большую библиотеку в стране, где чувствовал себя так, словно там же был зачат, родился и прожил всю свою жизнь. Выступал на конференциях с докладами, проводил вечера чтений, но страх знакомиться с новыми людьми он так и не изжил.

Правда, потом, познакомившись, Олби давал волю своей страстности, и не любой альфа был способен двигаться после «встреч», даже несмотря на то, что скромный, вежливый библиотекарь был в принимающей позиции.

— Еда! — обрадовался Говард, отламывая от батона сразу половину и радостно улыбаясь разложенной на тарелке глазунье из полудюжины глазков. — Я и сам бы мог, но в таком состоянии… Спасибо, дружище!

— Может, тогда лучше попозже? — спросил Олби с сомнением, шинкуя зелень для салата.

— Нужно плотно позавтракать, чтобы потом не скрутило. — Харви вытер с усов томатный сок и почесал оцарапанные руки. — И нужно будет решить вопрос с готовкой и уборкой. Либо кто-то готовит, а кто-то убирает, либо по очереди.

— Вечером собрание вроде. Спросим у Джесси, когда он проснется. Но лично я за первый вариант, потому что готовить не умею, — сказал Говард. — Да и Арчи с этим Мистером Пафосом в красном тоже вряд ли.

После завтрака — сытного и вкусного, надо признать, мальчишечка этот был кулинар от бога, чтобы такое сотворить из простых продуктов, — Харви зашел в комнату, посмотрел, как, безмятежно раскинувшись на животе, спит самый младший, Боб. Художник с выбеленными волосами, разметавшимися в художественном беспорядке, тоже досматривал предутренний сон, поэтому Харви взял полотенце и тихо прокрался мимо пустой кровати Арчи на выход. Лечь спать после борьбы с павлинами очень хотелось, но не в таком виде же! Надо было принять душ.

Зайдя в чистый, сверкающий белизной и хромом душ, Харви выбрал первую с краю кабинку и быстро намылился, чувствуя тяжесть в паху — его малыш всегда после попоек требовал к себе особого внимания. А учитывая тот факт, что у него давненько никого не было, а вокруг был настоящий цветник из чудесных альф, в боевую готовность «малыш Харви» пришел буквально за десяток поглаживаний мыльной рукой.

Опустив глаза на слишком крупное даже для омег достоинство (кстати, большая часть альф тоже отсеивалась по этой причине: гладить и облизывать — пожалуйста, а внутрь — ни-ни), Харви полюбовался на выпроставшуюся треугольную, как у гриба, красивую головку и случайно бросил взгляд на стенку кабинки. Странно, как он не заметил, входя в душ, эту дыру в стене — аккуратную, из которой сейчас приглашающе манил явно альфий указательный палец.

— Давай красавчика, — донесся приглушенный водой и шепотом чей-то голос.

Член Харви вырвался из ослабевших рук и звонко хлопнул по животу, откачивая от мозгов последнюю порцию крови. Мелькнула мысль зайти в соседнюю кабинку и отжарить совсем не туда, куда его пригласили, но Харви понял, что тогда вообще может ничего не достаться.

Пришлось довериться и аккуратно вставить в дырку налитой член, где его сразу же приняли чужие влажные горячие мокрые губы, заглотив головку. Потом чья-то рука, явно не омежья по размеру, обхватила ствол, а губы начали играться с грибочком навершия, вызвав у Харви громкий стон. Надо сказать, что губы были умелыми и играли на кожаной флейте размера XXXL с упоением и настоящим профессионализмом, из-за чего Харви еле сдерживался, чтобы не начать толкаться в этот влажный рот с тем остервенением, что ему хотелось. Алкоголь и отлившая от думательной части кровь сделали свое дело, и может, в другой раз он бы даже и не отважился совать самое дорогое в неизвестность, но сейчас никакого сожаления не ощущалось. Кроме, разве что, раздражения на мешающую стену между ним и неизвестным альфой, который явно дрочил себе в том же темпе, что наяривал чужой огромный стояк, отчего насаживаться ртом стал бессистемно и хаотично.

Неизвестность, хаотичность и мастерство придало Харви недостающую пикантность, поэтому выстрел из этой гаубицы случился неожиданно для принимающей стороны и сладко-дурманяще, до подгибающихся ног — у хозяина орудия. Кафельная стенка холодила и поддерживала, и когда рука и рот с той стороны отпустили размягченный, но все еще угрожающе большой член, Харви невпопад выдохнул почему-то на французском:

— Мерси, мусью. О-о-о, мерсимусю!

— Силь ву пле, блядь… — выдохнули в другой кабинке, по полу зашлепали мокрые ноги, и хлопнувшая дверь в душевую ясно дала понять, что знакомства с интервьюером не состоится. Да Харви бы и не смог сейчас бежать, искать. Кровь медленно возвращалась в покинутые на время удовольствия органы, и он, тяжело дыша, сполз по стенке, приходя в себя и сыто улыбаясь.

Пока большую часть дня участники занимались тем, что отсыпались с непривычки — смена обстановки дала о себе знать, — или изучали дом, Брюс глотал успокоительные и пытался убедить себя, что все идет по плану. С Лоисом связаться так и не вышло, да и лучше не связываться — камеры были понатыканы абсолютно везде, любое случайное слово, сказанное вслух, могло испортить всю малину. Приходилось адаптироваться, привыкать к ощущению чужого взгляда на своей заднице и ниточке врезающихся между ног стрингов. Под внимательным взором проспавшегося и свежего, будто и не он вчера валялся в загоне с павлинами, сексолога Брюс натянул узкие светлые джинсы и отправился в общий холл. Там было тихо, и он просто читал советы на форуме геев о том, как они отличают собрата в толпе. Сам Брюс никогда бы не отличил — не под то заточен был, к тому же из одиннадцати альф на гея тянул только Элмер и еще с натяжкой Боб, потому что амплуа у него было явно близкое к этому, одни ресницы чего стоили. Остальных, увидь он в любое другое время и точно не в этом месте, не заподозрил бы — альфы как альфы, ни манерности, ни томности, ни плавности движений и козлиного голоска. Даже Арчи и Шона можно было принять за повернутых на своей внешности долбонавтов, но не геев. Харви и Говард были свои в доску, Дарена и Тима Брюс пока сторонился — один болтал слишком много, другой угрожающе мало, Элмер казался забавным персонажем, а остальные его пока ничем не впечатлили. Шону, правда, хотелось дать в морду — просто так, за надменную физию.

Брюс сходил на кухню, сделал себе бутербродов и кофе, уселся на диван и вздрогнул, когда на экране вдруг появилась харя мужика в маске.

— Пожрать не дадите спокойно! — возмутился Брюс, но по всему дому динамики разнесли голос ведущего:

— Всех участников п'ошу п'ойти в зал на пе'вом этаже! У нас соб'ание.

Брюс откусил сразу половину бутерброда, положил оставшуюся часть на диван рядом и отвернулся, чтобы убрать кофе на столик и после этого поправить стринги, которые должны были непременно выглядывать над поясом. Обернувшись, он только и успел открыть рот, но стыковку задницы Элмера в белых брюках и той части части дивана, где сиротливо притаился кусок хлеба с докторской колбасой, предугадать не смог. Дожевав, Брюс отхлебнул из кружки и снова вернул ее на столик.

— Быст'енько все 'ассаживаемся, мисте' Бошен не любит ждать! — скомандовал Джесси, воплотившись посреди зала в сверкающем оранжевом комбинезоне. — Еще два к'есла свободны, тащите их ближе. Да'ен, вам некуда сесть?

Художник, стоящий и наблюдающий за тем, как другие занимают места на диване и придвинутых креслах, лопнул жвачкой и ухмыльнулся:

— Разве что кому-то на ручки.

— Садитесь к Джесси, — проскрипел измененный голос таинственного мистера.

Джесси цокнул, закатил глаза и сказал:

— Желание мисте'а Бошена— закон. Садитесь!

Дарен, прошествовав по пушистому ковру босиком, уселся на коленях крякнувшего омеги со всем комфортом, перекинув ноги через подлокотник и сложив руки на животе.

— Что ж, — голос Джесси звучал значительно глуше, чем до этого события. — Небольшое объявление: с сегодняшнего дня в холле появилась ко'обка анонимных п'изнаний. Туда каждый из вас должен положить записочку для пон'авившегося участника, но без подписи. А на соб'аниях мы будем зачитывать их, таким об'азом понимая, кому больше всего отдано п'ьедпочтений.

Джесси покряхтел, поерзав, и продолжил:

— А сейчас мы с вами будем знакомиться поближе. З'итель должен узнать вас немного глубже, п'ежде чем начнется голосование. Итак, д'узья, 'асскажите, о чем вы узнали, уже будучи вз'ослыми? Б'юс, начнем с вас.

Брюс, слегка отодвинувшись от обеспокоенно ерзающего целителя, неуверенно улыбнулся:

— О том, что ежики не носят яблоки на спине. Лет в шестнадцать мне рассказал племянник.

— В смысле? — оживился Тим. — Как это не носят?

— Поздравляю, теперь ты тоже знаешь, — встрял Арчи, игнорируя, что лезет без очереди. — Я в семнадцать узнал, что манка — это не отдельный вид крупы, а просто перемолотая пшеница.

— Мне исполнилось тридцать, когда я узнал, что в прямую кишку альфы можно засунуть скалку и не суметь ее вытащить, — произнес Вуди и поспешно добавил: — Это мне на сеансе рассказывали. У парня был стресс после операции.

Говард почесал затылок:

— Скучно я живу, оказывается! Я лично думал, что у меня три почки — перед армией рентген показал аномалию. Думал, вот это стартап — будет тяжело, продам одну и не замечу, куплю тачку, к примеру. Почти пятнадцать лет жил с этим, а потом выяснилось, что запороли снимок.

Элмер хохотнул и снова поерзал, но уже с задумчивостью на лице.

— Я в двенадцать выяснил, что обрезан.

— Инте'есно как? — спросил Джесси, пыхтя и косясь на спокойно развалившегося Дарена.

— Когда увидел член друга в бассейне. Я подумал, что он болен, и сказал его папе об этом. Это была неловкая ситуация.

— В двадцать пять я наконец понял, что для того, чтобы слезла шкурка с помидора, его надо обдать кипятком, — сказал Олби, и Дарен фыркнул:

— Это ты после душещипательной истории об обрезании вспомнил? От кипятка любая шкурка слезет!

Когда подошла очередь Тима, тот сказал, что до десяти лет верил, что воробьи — это дети голубей, потому птенцов голубей он никогда не видел. Индиана сообщил, что в двадцать наконец догадался, как правильно надевать презерватив на банку с брагой, чтобы он не соскочил. Харви поведал о том, как заблуждался насчет сливы, считая чернослив отдельным ее видом, Шон сказал, что то же самое у него было и с изюмом, а Боб произнес:

— Я до четырнадцати думал, что все, что показывают по телевизору, транслируется в режиме реального времени. Я не знал, что передачи записывают заранее.

— А ты? — спросил Джесси Дарена, опуская глаза.

— А я не так давно узнал, что у знаменитого ведущего попа сердечком и на правой ягодице родинки напоминают отпечаток кошачьей лапки, — ответил тот, не изменяя себе и ухмыляясь. — У меня даже рисунки есть, показать?

Харви одобрительно захлопал — он вообще отчего-то был преисполнен оптимизма, другие поддержали, и Джесси спихнул художника, давая тому указания принести «Монополию» из верхнего ящика комода у лестницы.

— Фигня эта ваша «Монополия», — ответил Дарен и повернулся к экрану: — Мистер, может, вы нам что-то поинтереснее придумаете для тимбилдинга?

Мистер Бошен шевельнулся и сообщил, что раз уж собралось достаточно энтузиастов, то можно заняться активным времяпрепровождением и сыграть в водное поло, разделившись на команды по шесть человек. Правда, одновременно с этим он выдал и обещанное вчера парное задание: по жребию они должны были разбиться на пары и добраться до бассейна вместе, при этом у одного из участников дуэта должны быть завязаны глаза.

Брюс не был в восторге от того, что именно ему придется напялить повязку, жребий — короткая спичка — выпал ему в паре с Говардом, а затем еще и светить задом в стрингах перед всеми, но альфы идею поддержали дружно, кроме вечно недовольных Шона и Арчи, постоянно трогавшего ссадинку в уголке губ то языком, то пальцем. Пока Брюс, которому эта честь выпала одному из первых, затягивал на затылке шелковый платок, вытащенный из корзины под столом, рядом бубнил Дарен, вручив свой платок летчику:

— Да, да, завяжи его, завяжи его потуже… И узел побольше, больше.

Кто там с кем коннектился, Брюс также мог догадаться по пыхтению и комментариям, а когда кто-то упал, зацепившись за ковер, и Тим извинился матом, он понял, что в пару тому достался Элмер.

— Что за пятно у тебя на штанах? — воскликнул Вуди, и Брюс медленно зашагал наугад в сторону, лишь бы побыстрее оказаться подальше от выяснения причины пятна.

— Ты тоже переступай, — раздался рядом с ухом голос Говарда, и горячие руки придержали его за пояс, а притершееся бедро задало направление. — Давай сначала ко мне за плавками, а потом к тебе.

Брюс покрылся мурашками в месте, где прижималась горячая альфья лапища, и весь будто одеревенел, переступая как оловянный солдатик и вновь холодея от мысли, что у него самого плавок нет.

Под общие смешки и ругань все пары постепенно разбрелись по комнатам, и больше всего это действо понравилось тем, у кого глаза не были завязаны.

В комнате Говард быстро отыскал необходимые вещи, прихватив два халата из ванной — себе и Брюсу, помог Тиму вытащить из шкафа сумку Элмера, который давал указания, в каком именно отделе искать и как при этом не пролить настойку из корня женьшеня, запакованную в боковой кармашек, и переключился на вещи Брюса.

— А плавки где твои? — спросил он, и Брюс вздохнул:

— Буду в стрингах плавать. Я их специально для шоу покупал.

Когда Говард осмелился придержать его еще и за зад, поднимаясь по лестнице, Брюса передернуло от отвращения. Поначалу. А потом даже стало приятно от исходящего от ладоней тепла — у Лоиса-то они всегда были холодные, — и Брюс поспешно устыдился.

В раздевалке освобожденный от повязки Брюс, сидя на лавочке, стянул джинсы и поднял голову, оказываясь на одном уровне с пахом Харви.

— Сорян, щас уйду, шкафчик закрою, — сказал тот, но Брюс успел впечатлиться:

— У тебя стояк?!

Обернувшиеся на его возглас, альфы выпучили глаза, особенно Элмер, которому никак не удавалось натянуть шапочку.

— Нет, это его спокойное состояние, — слегка краснея, ответил летчик. — От природы большой размер.

— Вот это у тебя дубина, дружище! — похлопал его по плечу Говард. — Ясно теперь, за какие заслуги тебя в авиацию взяли.

Харви хохотнул добродушно, Брюс сдержал эмоции, боясь ляпнуть что-то, что его может выдать, и повернулся к Элмеру, с которого спрыгивала купальная шапочка.

— Ты не так делаешь! — заявил он. — Надо вот так, двумя руками…

Дарен, наблюдая за их совместными попытками облачить Элмера для бассейна, заметил:

— У него башка большая, как у сперматозоида, шапка мала, возьмите больше на размер. Или пристрелите коня, не мучайте.

Шапочку пытались надеть всей командой даже ту, что взяли больше на размер, но уши у целителя то и дело высовывались, а гладкий материал изделия собирался складками надо лбом, сдвигая кожу вместе с бровями хрен пойми куда.

— Нет, я не пойду! — страдальчески воскликнул Элмер, шмякнув шапочкой о кафель. — Играйте без меня!

В итоге Элмера вызвался заменить Джесси и скинул халат, являя зрителям и альфам холеное тело и тщательно отслеживая реакции смотрящих. Шон, Элмер, Арчи и Вуди на него даже не посмотрели, Тим, Боб и Говард — мельком, Харви уже плавал у другого бортика, точно нападая на оранжевый разделяющий поплавок. Там же рассекал и Олби, а Индиана сказал, что ведущему не помешал бы загар. Дарен одобрительно поиграл бровями и щелкнул резинкой плавок, а вот Брюс поневоле залип на заднице с родинками.

— Нравится? — спросил Говард, появляясь рядом.

— Я… Нет, то есть…

— Не завидуй. Твоя не хуже, мне даже больше приглянулась.

Говард подмигнул, и Брюс со стуком захлопнул рот.

Играли допоздна, но более сокращенным составом, потому что Арчи было положено по велению фитнес-браслета принимать пищу, Шону не было интересно с самого начала, Элмер уснул на шезлонге, Вуди вспомнил, что ему нужно срочно что-то записать. Джесси, столкнув в воду огромного надувного фламинго с кругом-туловищем, расположился на нем и дрейфовал от бортика к бортику. Оставшиеся участники просто плавали и трепались, и это сблизило их лучше, чем законченная игра с перебрасыванием мяча.

Когда все отправились в душевые, Брюса, перед тем как он шагнул в кабинку, остановил за локоть Джесси:

— Там геля нет, иди в следующую.

Брюс, пожав плечами, шагнул к другой кабинке и столкнулся с Говардом, тоже голым, и от соприкосновения их тел ниже живота у Брюса помутилось в глазах.

— Извини, я думал, тут пусто, — буркнул он, отступая и пытаясь унять ошалело заметавшиеся мысли.

«Мы еще и потерлись членами, членами, блядь! Бля-а-адь! Членами с узлами!»

Но ради Лоиса он был готов и на такое. Главное, не давать повода на что-то большее и розовые стринги больше не надевать.

К вечеру в непрозрачной анонимной коробке появилось несколько записок:

«Наслаждаться готов вечно жасмином твоих кудрей,

В тени библиотек великих

Встретить тебя жажду скорей» — витиеватым почерком с завитушками.

«Самые красивые губы

У мальчика Боба.

Хочу их потрогать, но сначала —

Жопа» — с сильным нажимом и рубленными буквами.

«Ты сам картина, Дарен, и сделать слепок с твоих форм — высшее наслаждение!» — довольно криво, но весьма разборчиво.

P.S. - комменты в "шоу" реальные — их пишут читатели на фикбуке))

4

Nat Z.: Харви сегодня повезло, однако, удачно состыковался с неизвестным альфой [ох, горе мне, у вас там какие-то проблемы с камерой в соседней душевой кабинке — мне ничего не видно] и меня теперь мучает вопрос: с кем. Первая мысль — Тим, потому что он человек дела, рот себе занял членом, но тут неожиданно Арчина ссадинка в уголке губ! И где ж это он успел себе «пасть порвать»? Не в соседней ли кабинке? Заприметил у соседа такое богатство и решил себя любимого порадовать?

— Это про что? — спросил Говард, пролистав ленту в телефоне. — Это кому ты пасть порвал?

Харви, тоже просматривающий вчерашние комменты к выпуску, беспокойно пошевелил бровями:

— Да не знаю я, перепутали с кем-то…

Говард повернулся вполоборота — они сидели на крыше особняка, расположившись в удобных плетеных креслах, — и посмотрел испытующе в духе «не по-пацански братухе дичь втирать».

— Ну, полирнули мне вчера, — признался Харви. — Там дырка в стенке и… а я без секса не первый месяц и…

— Ладно, ладно. Понимаю.

Свой по графику раз в месяц секс Говард получил за две недели до начала съемок и был, что называется, не на голодном пайке. Но обилие здесь таких цветочков, да еще и одной с ним ориентации, где только выбирай и нюхай, а то и сорвать можно — Харви же вон повезло, — сбило его график на фиг. Как и не было того его секса, что привел сюда, на это шоу. Да еще и эти тусовки в басике… Так что он Харви очень хорошо понимал. Сам не знал, куда стоячок припрятывать — дискомфорт от этого был невелик, но неприятен.

Professor Viper: Устройте им конкурс талантов (я просто надеюсь, что кто-нибудь покажет стриптиз)

— Хорошая мысль! — заметил Говард, глядя на растущий рейтинг участников и бегущие сообщения зрителей. — Я бы посмотрел на Брюса. У него такая задница…

До момента вчерашнего парного задания, когда ему пришлось вести Брюса под ручку и помогать тому передвигаться по дому с завязанными глазами, Говард не задумывался о нем как об объекте симпатии. Да, смазливый донельзя. Да, глаза блядские. Но тот же Дарен умел вильнуть глазами так, что разложить его хотелось во всех позах, а у Арчи были чудесные врата любви — губы, конечно — створки которых открывались едва ли не с ангельским пением. И все же именно с Брюсом у него вчера произошел тесный контакт на уровне феромонов. Особенно когда они еще и столкнулись в душе, Говарда до яиц прошило желанием схватить Брюса за выступающие части и затащить к себе в кабинку. И до утра слушать не пение гадских карикатурных куриц, а этой голубоглазой сирены. Наверное, это желание становилось лишь ярче оттого, что Брюс почему-то его смущался.

lanah: Так, если участники голосуют, то могут, сволочи, выгнать самых сильных. Сильву пле, блять, только не это! А если зрители — Шона или Арчи.

Записки писал Индиана.

Задания можно с японских телешоу, там самые долбанутые. Типа участнику надо узнать кому принадлежит задница, или определить по заднице самую красивую. И в засос ее, в засос)))

— Ух, блядь! — Харви вздохнул. — Хоть бы мистер Бошен, который попросил зрителей придумать нам задание, не выбрал этот вариант с задницей. Вдруг самая красивая окажется у Элмера? Я ж потом спать не смогу!

— По-любому у него! Он же нам рассказывал про мазь, отбеливающую анус. Значит, и за собой следит, раз тебе впарить пытался. Зря ты отказался.

fox-in-a-box: Организаторы што вы творите, я в эфире хе-хе

ПАПА ПАПА Я В ТЕЛЕВИЗОРЕ!!!!! 111111 %)%)

— Я тоже в телевизоре, — усмехнулся Харви. — И, надеюсь, крем для отбеливания ануса мне не понадобится.

С утра, задолго до завтрака, в каждой комнате прозвучал сигнал, на который все отреагировали по-разному: жаворонки, привыкшие вставать ни свет ни заря, уже были умыты или занимались зарядкой, а совам и в десять утра было бы рано. Затем картавый Джесси всех «пьигласил» в холл на совещание, где задорно осмотрел сонных и зевающих участников — все, как один, были недовольны ранним сбором — и сообщил, что сегодня у них по распоряжению мистера Бошена «коолевский день». А короля, которому все будут подчиняться, они выберут методом лотереи — он потряс прозрачной вазой-аквариумом, в которой лежали скрученные бумажки с именами участников.

Джесси профессионально улыбался — он уже успел про себя выматерить Бошена с его хитровымудренными заданиями с самого сосранья и теперь, после того, как на всех двенадцати бумажках написал имя Боба, которого мистер Бошен захотел увидеть на троне, стоящем у стены напротив огромных окон, бодро и весело ставил в известность участников, что им предстоит.

— Итак, до’огие мои альфы, изб’анный ко'оль будет тво’ить все, что захочет, и вы обязаны подчиняться ему, как настоящему мона'ху. За неподчинение и бунт их величество ко’оль Бошении может п’иговоить вас к… 'асттелу, — Джесси расхохотался искренне, потому что представить, что Боб сможет быть жестоким и властным правителем, было смешно даже павлинам, из-за которых он не спал нормально которую ночь, а вставить в уши затычки не имел возможности: мистер Бошен постоянно держал с ним связь и мог — вот как сегодня в шесть утра — позвонить и затребовать от него что угодно. Видите ли, каждый участник хоть сколько-то проявил себя, а малыш Боб держался за спинами альф и не отсвечивал, вот устроителю этого праздника и захотелось посмотреть на поведение мальчишки, если того вознести на самый верх.

— П’изнавайтесь, кто и чем в 'оли ко’оля займется?

Альфы — некоторые даже еще не умытые — взбодрились и проснулись разом, представляя неограниченные возможности того, кому повезет стать королем на один день в таком славном королевстве.

Харви подумал, что отправил бы павлинов… не в суп, конечно же, но на хуй с пляжа точно. Они его бесили. Но вслух сказал, что устроил бы день спортивных игр.

У Индианы мелькнула мысль устроить танцы — восточные или гаремные, да хоть брейк-данс, и чтобы все было в антураже гарема, о чем он с удовольствием признался.

Шон углубился в размышление о том, как устроил бы день почитания, поклонения, любви и массажа для него. Он взял бы несколько приближенных к телу, а остальных заставил бы приготовить наконец-то сносный хавчик. Но сказал он о другом — устроил бы день спа-процедур.

Арчи, как организатор свадеб, знал, что очень непросто сделать альф послушными овечками и заставить подчиняться — он от этого устал еще на работе и вслух сообщил, что, пожалуй, сделал бы выходной день в королевстве — день лентяя.

Вуди заставил бы каждого написать свою историю — кто и в каком возрасте осознал свою ориентацию и провел бы с каждым индивидуальную беседу. Но высказал мнение завуалировано — день общения, чтобы получше узнать друг друга. Так или иначе он еще и натурала хотел найти, на кону были неплохие деньги.

Брюсу остро необходимо было связаться с Лоисом и о другом он почти не думал — кроме того, чтобы не выдать себя и продержаться на проекте подольше. Машину для Лоиса плюс посудомойку за одну неделю шоу не купишь. Надо было держаться по максимуму. И не просто отбыть, сцепив зубы, но и заинтересовать зрителей и участников. Брюс чувствовал, что под ним горит земля — он ходил по тонкому краю, но деньги нигде недаются просто так. Хотя за эти пару дней он понял, что между ним и геями не такая уж и большая пропасть, а некоторые очень даже хорошие мужики. И вслух он признался, что пожелал бы устроить рубилово в танчики, просто потому, что должен был что-то сказать, а это было самое близкое к его хобби, которое он отметил в анкете.

Олби пожелал устроить литературный вечер — в этом он был дока. А еще он считал — про себя, конечно, — что знание того, кто и что предпочитает в литературе, помогло бы ему определиться, кто здесь натурал. Все-таки миллион был бы совершенно не лишним, а пока что у него никаких предположений по соигрокам не было.

Элмер бы провел день на природе, изучая флору вокруг их особняка. И непременно бы разрекламировал за этот день свою продукцию так, что она бы им и во сне снилась. Все-таки целителем он являлся неплохим, в отличие от продажника. Но теперь все должно было измениться — он просто пятой точкой чувствовал.

Тим, с трудом перебрав любимые занятия, вспомнил, как в школе любил участвовать в постановке сценок, и послушав, какую херню говорят участники, понял, что его пожелание не будет самым идиотским: он захотел спектакль, чтобы участники своими силами показали представление. Участвуя в школьном литературном кружке, где незабвенный мистер Ольжен устраивал на все праздники сценки, спектакли, Тим глубоко проникся любовью в том числе и к переодеванию. Представлять себя цезарем или воином было круто.

Говард, не придумав ничего умного, решил не выпендриваться и поддержал Харви, предложив день спортивных игр. Здесь, в спокойной обстановке, ему не хватало адреналина и движухи.

Дарен сказал, что провел бы день по выявлению умений и способностей каждого участника. При этом Джесси скривился, представив себе, как бы всех заколупал этот приставучий наглый художник.

А Боб несмело признался, что устроил бы пир.

— Ита-а-ак! — Дослушав всех участников, Джесси вытащил бумажку, тщательно развернул ее и прочитал: — Боб! Сегодняшний ко’оль — Боб.

Самый юный из всех альфа стушевался и покраснел, спрятав руки между колен. Кто-то разочарованно вздохнул, кто-то свистнул, кто-то обрадовался.

— Ваше величество, п’ошу вас! — Джесси встал и показал жестами всем подняться и поклониться. — Воссядьте на т’оне.

Говард и Харви перемигнулись и подхватили на руки с двух сторон новоявленное величество и донесли до богато украшенного бутафорскими каменьями трона. Так-то Боба, кроме папы в детстве, никто на руках не носил, и он смутился еще больше, чуть не теряя сознание от ответственности. Пиздеть-то не мешки ворочать. Теперь надо было придумывать работу для одиннадцати альф.

— И пе’вый пьиказ ко’оля Бошении… — замер Джесси, и все уставились на смущенного юношу.

Боб мысленно взял себя за яйца, прищемив их — тоже мысленно, чтобы мозги заработали. Встал с трона и обвел всех присутствующих строгим взглядом.

— В королевстве грязно, — тихо, но отчетливо и о-очень серьезно провозгласил король. — И нечего есть.

То, что сухомятка, яичница и бутерброды всем надоели за несколько дней, тревожило всех присутствующих. Альфы одобрительно загудели, загомонили.

— Итак, те, кто умеет готовить, станут по правую руку, а остальные, кто будет наводить порядок, — по левую.

Дарен ухватил с журнального столика колпак, напялил его себе на голову:

— А я буду советником вашего величества. — И шутовски отвесил поклон, отчего колпак с головы свалился. — Не разорваться же мне: и к умным, и к красивым сразу.

Тим, пребывая не в своей тарелке с самого начала шоу, несмело кивнул, хотя он бы выбрал на эту роль другого. Вот, например, Говарда. Тот был ответственный и большой, и его бы все слушались. А что Дарен? Дарен и правда шут…

Альфы, фыркая и возмущаясь, потянулись выстраиваться в две очереди.

— В эфире передача «Сдохни или умри», — простонал Шон, отвыкший от грубой работы. И вообще он привык быть милым «пусечкой», а тут даже пожаловаться и поныть было некому.

— Рубрика «Тебя забыли спросить», интеллигент в папиной кофте, — ответил ему Харви, невзлюбивший отчего-то его сразу.

Шон фыркнул и тут же подумал, что брось его папик, и он окажется далеко не в лучших, чем здесь, условиях. Здесь-то еще комфортно и терпимо, а выходить на панель богатых папиков значительно хуже. Поэтому он взял себя в руки и ярко улыбнулся Харви:

— О, милый, когда ты увидишь, как я убираюсь, ты поймешь, как ошибался!

У него был план, и он, становясь по левую сторону от трона, уже чувствовал азарт и продумывал нюансы. Сегодня он им всем покажет. И, может, даже папик похвастается им и еще что-нибудь за это подарит. Да, он был альфонсом и не стыдился этого. А что такого? Каждый зарабатывает как может. Он может. Остальное не волновало.

Четверо решились готовить, шестеро — заниматься уборкой, но тут тихий Олби взбунтовался: сытно и вкусно накормить такую ораву мужиков и одного омегу — это вам не поэму сочинить. И выдернул из строя желающих перекладывать с места на место пуфики и подушки Тима:

— Так, ты же сварщик?

Тот угрюмо кивнул головой.

— Ну, раз шов сварить можешь, то и борщ сваришь, — хитро улыбнулся библиотекарь, и Тим тут же мило покраснел. — Да шучу я, будешь у нас на подхвате, салатики порубить и намешать, котлы помыть, мамонта достать.

Тим решил безропотно подчиниться — ему все равно было, где и что делать.

— Эй! Не забудьте про ПП! Среди вас есть те, кто питается правильно! — сказал Шон и умотал в подсобное помещение, пока никто ему ничего не успел ответить.

На кухне Олби сказал решительно, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Так! Я жарю стейки и яичницу с помидорами, Тим моет овощи и посуду со вчерашнего — какая-то свинья за собой не помыла тарелки и чашки. На завтрак будут яичница, стейки и салат. И кофе.

Тим молча включил воду и начал мыть посуду.

— Я буду готовить плов. Чуркменский, настоящий — благо есть большой чан и нужные ингредиенты, — осмотревшись, сказал Индиана.

Элмер тут же возмутился:

— Инди, плов готовится часов восемь, а есть его пятнадцать минут. Выхлоп совершенно не стоит затраченных усилий.

Тим заинтересованно поднял голову:

— Ну, пусть плов будет на ужин, вкусно же! Особенно если настоящий, да с бараниной… эх-х. — У него в животе громко заурчало.

Повара, переглянувшись, согласились.

— Тогда я готовлю на обед борщ и картофельную запеканку с мясом. — Элмер любил возиться не только с травками, но и с рецептами, а при нынешнем изобилии продуктов отчего бы и не повозиться. — А овощи так порежем, перед подачей.

Арчи пожал плечами — он готовил только простейшее.

— Тогда я приготовлю чай и кофе. А для правильного питания у нас есть мюсли и йогурт.

Дарен, со всей присущей ему художественной натурой, отнесся к вопросу нарядить короля по-королевски, и к тому моменту, как повара приготовили завтрак, Тим блистал с короной на голове и в импровизированной мантии — пришлось снять штору — не хуже бриллианта.

Распределив обязанности по уборке, третий этаж выбрали Брюс с Говардом. Брюс взял на себя бассейн — ему, чтобы разгрузить голову, надо было загрузить тяжелой работой руки и ноги.

Говард пошел убираться в душевой и, увидев дырку в стене, где полировали Харви его дубинушку, остро позавидовал, что сам такого не ощутил. А потом, отмывая полы удобной шваброй, подумал, что не хотел бы так, через дырку. Хотел бы в кровати. С Брюсом. Чтобы синеву глаз видеть. Сорванное дыхание пить. Соски его покусывать. И реакцию ловить. По его голосу непонятно, грубо будет стонать или тонко запоет. Но в его лапищах он точно не останется равнодушным…

Харви к уборке относился ответственно, впрочем, как и ко всему в жизни — попробуй в самолете не проследи за порядком, и этот рейс может стать последним. Поэтому он взялся за уборку холла первого этажа основательно — поднимая стулья, убирая все с пола, раскладывая по местам подушки.

Второй этаж выбрал Шон. Надев свой лучший наряд, приобретенный для ролевых игр с Вилли, он под музыку «I want to break free» в лучших традициях Фредди начал пылесосить помещения, артистично и эффектно убирая в комнатах, виртуозно работая как пылесосом, так и пипидастрами с двух рук, устроив из уборки целое шоу. Не зря же он столько занимался собой и своим телом — выходило у него это действительно красиво и профессионально. Наконец-то он смог продемонстрировать себя во всей красе. Засмотревшись на него на огромной плазме в кухне, Арчи забыл про кофе, и тот сбежал, а Олби чуть не спалил последнюю партию стейков.

— Во артист, — улыбнулся молчаливый Тим. И все они дружно вычеркнули Шона из натуралов.

В этот день наелись все. Они так соскучились по горячему полноценному питанию, что никто даже не возмущался.

***

Для голосования приспособили тот же ящик, что использовался для записок. Как только последняя бумажка с именем была опущена, Джесси поднял крышку, вынул их, пересчитал и разложил по стопочкам. Вернее, положил большую часть в одну большую и пара штук легла отдельно.

— П’остите, А'чи, но участники п’оголосовали п’отив вас, — произнес он. — Итак, п’изнайтесь: вы нату’ал?

Арчи обвел всех взглядом, поправил складочку на брюках.

— Конечно же нет, — проговорил с апломбом. — Жаль, что вы не смогли оценить меня по достоинству, да и стоит сказать, что мне тут было скучно, поэтому я…

Из динамиков донесся звук, который обычно звучал в видео, когда кто-то попадал в неловкое положение, нечто вроде «уа-уа-уа». Мистер Бошен на экране убрал руку с панели управления и пожал плечами.

— Нет, правда, ребята, вы какие-то все примитивные, — добавил Арчи, и Дарен, поднявшись, вручил ему рисунок в рамочке — лежащий на золотом руне бородатый мужик, в чертах которого заметно проглядывал образ Арчи. — Что это за хрень?

— Нетрудно было догадаться, что именно ты уйдешь, поэтому это мой тебе подарок на прощанье под названием «Мудрость, красота и великолепие».

— А почему у него член кривой? — заглянув через плечо офигевшего Арчи, спросил Индиана.

— Идеальных людей не бывает, — ответил Дарен. — Хоть что-то в нем должно выдавать простого смертного.

Арчи запихнул рисунок под мышку и отправился собирать вещи, другие участники тоже завозились, собираясь заняться своими делами. Джесси, поднявшись, заспешил к лестнице, уловив минутой ранее заинтересованность в глазах Дарена.

— Так что там, на когда мы с тобой договорились? — нагоняя его, спросил Дарен.

— О чем? — неохотно ввязался в диалог Джесси.

— Когда ты мне попозируешь? Хочу на струящемся атласе в стиле ню.

— Хуйню! Вот что ты получишь! Не засо’яй мне мозги своим б’едом.

— Джесси, хочешь секрет? — Дарен обогнал его и оттеснил к стенке, склоняясь ближе. — Ты тоже не идеален. И не так неотразим, как тебе кажется.

— Чего это вд’уг? — удивился от всей души Джесси.

— У тебя, понимаешь, — Дарен склонился предельно близко, — понимаешь…

— Да что?

— Волосинка торчит.

Джесси вскинул руки, приглаживая пряди, а Дарен добавил:

— Из носа, Джесси.

И ушел, гад. Джесси, юркнув в ванную и вооружившись пинцетом, долго не мог отыскать вообще какой-либо волосинки, вспотел, помылся и снова глянул в зеркало, пока в досаде не плюнул:

— Пошел ты! Волосинка… Это в штанах у тебя волосинка…

В вечер после голосования голос Джесси из динамиков сообщил, что всем необходимо собраться в зале. Сам Джесси стоял перед заставленным цветными банками столиком и паскудно улыбался, как умел только он. Брюса его улыбка ввергла в пучину безнадеги — предстояло нечто снова похабное.

Все предыдущие дни Брюс провел, пытаясь отвлечься от мыслей: ходил в тренажерку, читал, старался не избегать общения и не отсаживаться, если на диван при просмотре телека падал кто-то из мужиков. Все душевные и моральные силы шли на то, чтобы не накручивать себя, ведь с Лоисом связи по-прежнему не было, а прежде на такой длительный промежуток времени они не расставались. Брюс скучал, чувствовал себя везде лишним и всерьез подумывал найти причину, чтобы покинуть проект. Вдруг с Лоисом что-то случилось? Но пара смс от друзей — в мессенджеры разрешалось заходить не более часа в день, согласно контракту — подтвердили, что с его омегой все отлично. Недавно видели в торговом центре с пакетами вещей известного бренда, значит, точно не бедствует. Больше огорчало, что Лоис мог и сам подать о себе весточку, чтобы разлука не была такой гнетущей. Но после всех метаний Брюс вспомнил, зачем пришел в шоу, ради кого пришел, и взял себя в руки. Поэтому потянулся к пуговице на джинсах решительно и твердо, стоило Джесси сообщить, что раздеться нужно до трусов.

— Я на групповое порно не подписывался, — произнес Дарен, заинтересованно подглядывая на гладкие ноги ведущего в коротких шортах. — Или это было маленькими буковками?

— Мисте' Бошен 'ешил, что сегодня мы должны по’адовать з’ителей цветом, — ответил тот. — Цвет исцеляет и п’идает сил и эне’гии. Сейчас мы снова вытянем ж’ебий и 'асп’еделимся по па’ам.

— Один участник останется без пары, — произнесла закутанная в балахон фигура с экрана. — Джесси, вы с Дареном работаете вместе.

— Где я так наг’ешил? — возмутился ведущий, взмахнув банкой краски для боди-арта и выплеснув немного на рубашку стоящему позади осветителю. — Почему опять с ним?

— Вы хорошо смотритесь вместе, — ответил Бошен спокойно. — Тем более Дарен художник, если мне не изменяет память. А вы прекрасное полотно для набитой руки.

Дарен посмотрел на фигуру с благодарностью, а на напыжившегося Джесси с торжеством — похоже, таинственному мистеру приносило удовольствие наблюдать за фырканьем ведущего, которого научился доставать пока только художник. Видимо, омега не только по рождению, но и по призванию, Джесси привык наслаждаться комплиментами и восхищением со стороны альф, выбирая себе в поклонники людей обеспеченных и галантных, способных оценить его ухоженность и цветение по достоинству. Нагловатого Дарена он бы в обычной жизни и не заметил, сочтя за творческое быдло.

Брюс, которому в непрозрачной вазе нащупался камушек такого же цвета, как и у Элмера, внутренне порадовался — хоть не с Говардом. Рядом с ним он начинал чувствовать себя не то что не в своей тарелке, а не на своей планете.

— Ты меня или я тебя? — спросил Брюс и тут же поправился, глядя, как манерно выгнулся в кресле белый, как брюхо горностая, целитель. — Хотя чего я спрашиваю? Что там у нас?

— Леопард, — покрутив в пальцах карточку с заданием, протянул Элмер.

— Хуярь его тупо золотой краской и черные продолговатые точки рисуй, — подсказал Дарен, осматривая фронт работ — Джесси, поджав губы, скинул майку и уселся на край дивана.

— Точка может быть продолговатой? — хмыкнул Харви. — Это уже запятая тогда.

— Ну лепи как придется, пятно и есть пятно. — Дарен зажал в зубах кисть, свинтил крышку тюбика «жидкого серебра» и подмигнул Джесси. Тот, поджав и ноги, фыркнул.

Харви устроился рядом с Элмером, поэтому Брюсу, пока он грунтовал свой арт-объект краской, было прекрасно видно, в какое замешательство пришел Боб, взглянув на карточку с изображением слона. Как изобразить на теле человека это животное, он сообразить не мог, но Харви, раскорячив босые ноги и угрожающе наставив на партнера по искусству бугорок под облегающими боксерами, сказал, что раз хобот у него большой, то лучше рисовать прямо сразу харю слона.

— Короче, вот тут лицо, то есть морда, то есть башка, — он обрисовал большим пальцем окружность по животу и поднялся к груди. — Тут уши. Глаза ему тоже присобачь. А хобот типа плавно спускается вниз и прячется. Типа. Правильно же?

Боб, кивнув, плеснул на его живот серой густой жидкости и принялся размазывать ее.

— Да не дергайся ты! — заметил Брюс, заталкивая свою порцию цвета в пупок целителя. — Не так уж и противно.

Краска подсыхала быстро, и он оглянулся на расположившихся за спиной альф: Индиана тщательно выводил на теле Вуди узоры мехенди, сплетая из них диковинных птиц, Олби раскрашивал Тима под одно из полотен Ван Гоги, а на спине Говарда расцветали под рукой Шона павлиньи перья, похожие на синие пупырчатые огурцы.

— Щекотно? — с придыханием спросил Дарен, обводя сосок Джесси кончиком кисти.

— Те’пимо, — ответил тот, вздрагивая.

— А чего дергаешься? Холодно?

— Жа’ко, — вызывающе произнес Джесси, и Дарен растянул губы в ухмылке:

— Так я подую. — Сложил их трубочкой, готовый исполнить обещание, но Джесси воспротивится, прикрывая соски ладонями.

— Подул бы, что в этом ужасного? — прокомментировал флегматично мистер Бошен и посоветовал Дарену в следующий раз не спрашивать, а сразу делать.

Закончив плодить на теле Элмера «продолговатые точки», Брюс отошел на шаг и приосанился горделиво — труды не прошли даром, Элмер хоть и выглядел по-идиотски, но на леопарда похож был, однако, весьма чахоточного.

— Цвет странный, — сказал он, на что Элмер, как бы невзначай повернувшись к камере, проговорил:

— Ничего не странный, очень красивый цвет. Как у моей новой настойки из меда на муравейнике.

— Чего-о? — обернулся Харви. — Ты сделал настойку на жопах муравьев?

— Да нет же! — произнес целитель с досадой, объясняя как пятилетке: — На муравейнике! Муравьи строят дом из подручных средств, собирают весь мусор леса, а он оказывается обычно очень полезен, там и сухие стебельки лечебных трав, и шелуха, и… В общем, это новаторский рецепт. Свежая струя для печени и щитовидки.

Он объяснял и объяснял, до тех пор, пока все не закончили и не выстроились перед экраном на суд мистера Бошена, который, оглядев всех, сказал:

— Слон великолепный. Он напоминает мне картину позднего экспрессиониста «Отражающаяся в помойной луже невероятно мерзкая бородавка бомжа».

— Это вы про глаза? — заметил Боб, из-под руки которого и вышел этот шедевр. После царствования он как-то незаметно расслабился и перестал дергаться по поводу и без. — Так он щурится просто. Устал. Весь день катал махараджу, вот, прилег отдохнуть.

— Чудные пропорции! — продолжил мистер. — Объявляю победителями пару Боб-Харви. Вы можете выбрать свой приз: свидание на крыше особняка с блюдами из лучшего ресторана или прогулку на парапланах вдоль…

— Свидание! — одновременно сказали Боб и Харви и переглянулись.

— Я за пожрать, — пояснил Харви, Боб ответил:

— Я тоже не экстремал. Слона только отмой.

Устраиваясь на ночлег, Боб поглядывал на аккуратно складывающего на стул джинсы Говарда. На забитое крепкое тело и трусы с морской звездой в стратегически важном месте.

— Почему все здоровенные альфы носят смешные труселя? — тоже заметил Элмер, закутанный в одеяло по глаза. — Вуди, ты случайно не знаешь психологию этого процесса?

— Возможно, этим самым они пытаются сказать: «Смотри, я не такой уж большой и страшный, я люблю трусишки с котиками и фильмы про школьные войны»? — оторвался тот от планшета. — Или это попытка уйти от собственных комплексов или психосоциальных моделей поведения, когда «альфа должен», желание продемонстрировать готовность проявить нежность и внимание. Или какая-то детская травма…

Говард, замерший с подушкой с руках, произнес растерянно:

— Какие, блин, травмы. Мне их папа купил, десять штук пачка, выгодно было. А рисунок уж какой попался.

В динамиках затрещало вдруг, потом послышалось покашливание, и голос Бошена сообщил:

— Прошу всех участников пройти в большой зал. Внеплановый медосмотр в связи с непредвиденными обстоятельствами.

5

Альфы, зевая и ворча, собрались внизу, где их встретил не менее «радостный» ведущий с налепленными под глазами странными золотыми полумесяцами.

— Что за слизни? — спросил тут же Дарен, и омега цокнул, не изменяя привычкам:

— Это патчи. Они от темных к’угов. Я тоже соби’ался спать, но поступило сообщение от 'аботников волье’а с павлинами. Ут’ом они заметили змею, п’едположительно ядовитую, кото’ая могла п’оникнуть в дом незамеченной. Пока ее ищут, вас осмот’ит Энд’ю. Пожалуйста, п’оходите по оче’еди в кабинет.

— Змея? — Индиана хмыкнул. — То есть кто-то всерьез думает, что мы бы не заметили укуса?

— Мисте' Бошен не хочет 'исковать, — ответил Джесси недовольно. — Давайте, п’оходите. Быст’енько всем осмот’ят кожные пок’овы и отпустят.

Брюса эта вся бодяга не впечатлила, более того, она его смутила — альфы стояли практически в чем папка родил, разве что никого не рожают в трусах от Курвина Клюйна, какие, к примеру, были надеты на Вуди. Ладно, Вуди или Говард со своей морской звездой, но когда Харви подошел ближе, поправляя заваливающийся набок и норовящий высунуться из семейников орган, Брюс не знал, куда ему смотреть. Потому что кругом были либо задницы, либо проступающие сквозь ткань очертания причиндалов. А когда еще и Элмер наклонился, обронив телефон, Брюс подумал, что сгорит от стыда — почему-то в стрингах-ниточках был целитель, а стыдно стало ему. И он мог бы поклясться, что не смотрел туда, но по блеснувшему ослепительно-белому пятну понял, что анус себе Элмер отбеливает. Значит, хороший лекарь, раз на себе все настойки испытывает. Брюс вообще чувствовал себя не в своей тарелке — Лоис молчал, он в стане врагов, кругом одни альфьи запахи и соблазны. Прямо свой среди чужих или чужой среди своих. Почему-то в бане он не чувствовал себя так — хотя и там могли быть геи. Что значит: лишние знания — лишние печали. Парни-то нормальные, и поговорить есть о чем, и по жизни они хороши — кто рукастый, кто мозговитый. Но вот знать, что они могут подобраться с тыла… Особенно этот Говард чаще всего служил раздражителем. И татушки его. И сам он — весь такой хороший, хоть к ранке прикладывай. Вон подойдет и непременно рядом усядется, будто места другого нет. А ведь Лоис хотел машинку. Обычную. Лучше посчитать, сколько ему для этого тут надо продержаться, — это отвлекает.

— Ох, е-мае! — воскликнул Харви, наблюдая, как в кабинет входит Вуди. — Что за прелесть!

— В бассейне не насмотрелся? — спросил Говард, усаживаясь на диван рядом с Брюсом и невзначай касаясь его коленом. Обратив внимание, как мило тот покраснел, понял, что дело выгорит, выходит, Брюс к нему неравнодушен.

— Там все в гондонах этих были на бошках, было как-то не айс, сам понимаешь, — ответил Харви, снова пристраивая свою дубину ровно. — А тут — цветник прямо. Слушайте, а змея эта… Почему ее павлины не заклевали? Или орать не начали? Странно это все.

Странно было не только это — хотя что может быть не странным на гейском шоу. Но вот что-то Харви тревожило — когда все собирались вместе, его просто преследовал знакомый запах. С детства знакомый. О-деда еще рассказывал, что все истинные так пахнут — по-родному, чем-то из детства. И Харви каждый раз незаметно принюхивался, чтобы определить, от кого исходит аромат.

— Любой каприз за деньги мистера Бошена, — хмыкнул подошедший Олби.

Вуди, поправляя трусы, вышел из кабинета.

— Он что, и в очко смотрит? — удивился Дарен, тоже приближаясь. — Змею типа ищет?

— Какой-то бред, — пожал плечами Вуди. — Не знаю, как это связано с укусами, но ощупал он меня везде.

— Прям везде? — спросил стремительно краснеющий Боб, собирающийся идти следующим. — Я трусы снимать не буду. Я такой контракт не подписывал.

Когда он вошел, прислушавшиеся альфы хором заржали, услышав: «А кто тут у нас такой миленький, а снимайте трусишки».

— Не буду снимать, — упрямо заявил Боб. — Осматривайте так.

— Что ж вы думаете, я изверг какой? Мне только кожные покровы осмотреть. Нет ли сыпи или аллергии. Больно не будет. Ну давайте через белье ощупаем вашу мошонку, нет ли увеличенных лимфоузлов в паху, к примеру… Паровозик чух-чух-чух, я яичко покручу…

Слушая голос врача, Брюс задумчиво почесал нос, Харви выкатил глаза, забыв поправить свой орган, и тот немного высунулся из семейников, затаившись у края.

— Харви, — кивнул на него Дарен, — у тебя несанкционированное проникновение. Наружу.

— Так и знал, что надо что-то поплотнее напялить, — сказал тот. — Вечная проблема с этими трусами… Кто следующий-то?

Боб выскочил весь взмокший и раскрасневшийся, буркнул всем «спокойной ночи» и отправился к себе.

Брюс шел после Говарда, которого общупали не по разу со всех сторон докторские руки, а зайдя в кабинет, он увидел и самого доктора — загорелого подтянутого альфу с уложенными на косой пробор светлыми волосами. Медицинская маска прикрывала нижнюю часть лица, а большие очки в роговой оправе — верхнюю. Альфа был статен, с красивым морским загаром, в возрасте и вид имел ироничный. Докторская белая шапочка была бы ему к лицу, если бы не лежала на столе рядом.

— Ехаем-ехаем, в чащу за орехами! — шутливо произнес он, взвесив в ладони сквозь ткань боксеров хозяйство Брюса, скукожившееся от стресса до позорных размеров. — Что ж он у вас такой пугливый? Вон как сжался.

— Не привык к такому вниманию. — Брюс вздохнул, позволяя доктору изучать твердыми умелыми пальцами мышцы груди и радуясь тому, что его натуральность никак не определяется на ощупь.

— Нужно приучать его к общению, так и до эректильной дисфункции недалеко… Дрочите?

— Когда? — заморгал Брюс, разглядывая мужественное породистое лицо под маской и улыбчивые глаза за черепаховой оправой.

— Не сейчас, разумеется, — усмехнулся доктор. — В принципе.

— А ну… Бывает. А что?

— Нет, ничего. — Пальцы скользнули выше, помяли плечи и даже слегка погладили. — Позовите следующего.

Недоумевая, Брюс покинул кабинет.

Альфы задерживались подолгу, но особенно долго пробыл Олби.

— Чего сказал тебе? — спросил Дарен, который шел последним.

— Что у меня божественное тело, — ответил тот растерянно. — Какой-то он чудаковатый — расспрашивал о моих предпочтениях…

— Профдеформация, — пожал плечами Дарен, открывая дверь. — Может, наш доктор — уролог и, кроме задниц, весь день ничего не видит… Доктор, вы уролог?

Дарена из кабинета доктор выпер сам, задержав меньше других — слишком много вопросов тот задавал.

— Короче, не ответил мне, уролог он или нет. — Дарен посмотрел на заснувшего на диване Джесси. — Какой он все-таки милый!

Брюс, тоже глянувший в сторону ведущего, не смог оценить сползшие на щеки гелевые хреновины, как и то, что спящий Джесси намочил обивку подушки слюной. Вот если бы это был Лоис… Но если Дарен находил ведущего милым даже в таком виде, это значило, что кое-кто уже вляпался в кое-что поинтереснее обычной симпатии.

Боб перескакивал через две ступеньки, торопясь снова принять душ — после ощупываний этого альфы ему хотелось отмыться. Он так дергался под руками этого Эндрю, чтобы тот не заметил отсутствие узла на члене, так глубоко дышал, что от этих феромонов и мускусного запаха у него начала кружиться голова. Он уже был готов к страшным последствиям. Даже к тому, что, обнаружив, как в стадо волков прокралась овечка, они вызовут полицию. Бить, конечно, не побьют, но жизнь ему поломают однозначно. Он даже мыслить не хотел, что пришлось его папке сделать, чтобы подменить документы и медицинские анализы. И как он себе представлял дальнейшее развитие событий — тоже не задумывался. Виноват, конечно, сбрендивший о-папка в желании отхватить легких денег. Но выполнял-то план он, Боб, а не кто иной. Когда небо не разверзлось и никто его за омежью жопу не схватил, он помчался в душ, смыть стресс и быстрее занырнуть в постель, хотя полагал, что заснуть вряд ли удастся быстро. Папку бы сюда, на его место… Чтобы покрутился ужом на сковородке…

Злые мысли жалили ровно до того момента, когда он вспомнил, каким он стал — его о-папа. И каким был. И как старался кусочек побольше и повкуснее подсунуть вымахавшему как альфа сыночку, пропадая днями на работе, хватаясь за любые подработки, лишь бы накормить и одеть его, неблагодарного сына. И что личной жизни у него никакой нет. От такого кто хочешь станет озлобленным и отчаянным. По-хорошему, пораскинув мозгами, Бобу надо было сливаться. Ну, недельку-две еще продержаться и как-то разонравиться зрителям, сделать что-то такое, чтобы его не раскрыли, но выпнули под зад. Вон Шон в день его коронования как себя чудесно показал с этой уборкой — Боб решил, что выйдет отсюда и найдет эти записи, чтобы вживую пересмотреть, как это было. А пока он сам очень слабо набирал баллы, потому что был «никакой» — это ему еще в школе говорили. Слишком трудно быть «каким-то», когда ты ни альфа, ни омега и все над тобой издеваются. Вот и привык быть серой мышкой.

Вообще-то участие в шоу о многом его заставило задуматься и начать меняться — в психологическом плане. Он теперь воочию убедился, что ничего страшного нет в геях. Что можно отдыхать вот в таких красивых и комфортных условиях, которые он раньше только на картинках и в интернете видел. Что он может отлично командовать даже здоровыми дядьками-альфами. И что он наконец-то действительно вырос и должен сам нести ответственность за свои поступки, а не сваливать их на того же замотанного и несчастного о-папу.

Из-за всех здешних альф, в отсутствии бет и омег, он пропитался их духом и видом, как сельдь в бочке рассола. Больше всего ему, как ни странно, импонировал хмурый и молчаливый Тим. Во-первых, они по возрасту тут больше всех подходили друг другу. Во-вторых, Тим был слишком серьезным, как о-папа, считай. Не то что балагур Дарен или громила Говард.

Поэтому когда, выйдя из душа, Боб, мокрый и распаренный, влетел прямо в гору мышц и это оказался Тим, Боб совершенно растерялся, узнав того, кто только что занимал его мысли, не удержался на ослабевших ногах и завалился вместе с предметом своих дум на пол. А поцелуй так и вообще вышел как-то случайно. Но так нежно, что последние мозги утекли на хрен в ноосферу.

Честно, он даже не собирался целоваться, но когда Тим, заботливо поддерживая его за жопень, прошептал: «Как ты, Бобби?» — Боба от нежности и запаха можжевеловых шишек обсыпало мурашками, а зад предательски хлюпнул.

После той уборки так некстати куда-то запропали таблетки, которые он должен был принимать, чтобы гасить свою половую принадлежность. Он и под кроватью искал, и под тумбочками, но они как в воду канули. И вот стоило только альфе посильнее сжать его в объятиях — и как не было этих нескольких лет на подавителях.

Оказалось, когда горячее тело под тобой, а на заду такие же горячие руки, а губы в миллиметре от чужих — очень трудно соображать внятно.

— Я… я нор… — все, что он успел сказать, и Тим его засосал.

Они даже не пытались встать, так и лежали: голый Боб с полотенцем в одной руке — сверху и одетый в труселя после проверки доктора Тим — снизу. Альфа под Бобом просто пылал жаром и был каким-то… вкусным, что ли. Как мягкий пружинистый матрац, только с большими ладонями и сочными губами, исторгающими из его организма какие-то мурлыкающие звуки. Тело под воздействием всех этих факторов начало самопроизвольно извиваться, и их стояки и одно желание на двоих смутило обоих.

Тим вскинул взгляд на камеру и разочарованно крякнул. А потом жарко зашептал на розовое ухо:

— Тут камеры, а я не хотел бы, чтобы все видели, что будет дальше. А ты? Ты хочешь? Дальше?

Боб замер подстреленной двухметровой куропаткой и удивился, как это он растерял все свои мозги за пару минут, хотя до восемнадцати лет дожил вполне себе адекватным человеком. И внезапно понял, что хочет. Хочет дальше и глубже, но не так и не на камеру. Попробовать-то ему давно хотелось, да не нужен был никому такой недоальфа. И он просто молча кивнул.

Конечно, он рисковал многим: как только Тим почувствует, что зад не альфий, а со смазкой, как только нащупает, что узла привычного на нужном месте нет, так и поднимет скандал. С другой стороны, если сделать это в темноте и не давать ему трогать свой член, то, может, и обойдется.

Боб прижался к самому уху Тима и зашептал сбивчиво, краснея до выступивших слез:

— Только я ни разу еще… понимаешь?

— Ох, бля…

Тим шевельнулся, и Боб почувствовал, как член — который, наверное, и правда был длиннее, чем возраст альфы, — стал еще больше. Если бы не голый зад перед камерами, Боб бы и не стал подниматься еще долго. Но он боялся, что его выдаст густо выделившаяся смазка.

А Тим подумал, что первый раз такого красавчика не заслуживает случиться перед камерами и в душевой кабинке. Хотя его поднимающийся член думал совершенно иначе: разложить и поиметь целочку. Заклеймить и поставить на нем метку: мое!

Трепетное тело в его руках, не жеманничающее, не карикатурное, просто очень нежное и юное для альфы, хотя и большое по комплекции, тянуло к себе почище наркотика, и выпускать его из рук не хотелось. Тим даже забыл про причину своих неудач и думал только о Бобе.

— Глянь, сконтачились, — улыбнулся Харви, показывая на экран телевизора.

Естественно, оператор все внимание уделил самому интригующему моменту. Основная масса участников шоу уже улеглась обратно спать, и только Харви с Дареном сидели в холле.

— Вот молодец, — похвалил Харви, когда увидел, что экран стал черным, — додумался выключить свет.

Он наконец-то понял, от кого исходит этот запах, и очень этому удивился. Никогда бы не подумал, что его истинный будет кем-то вроде Дарена. И сейчас сидел в полном раздрае, анализируя и запах, и обстоятельства, и поведение художника, думая, как бы потактичнее ему об этом сообщить.

Но звуки, доносящиеся из душевой, очень вдохновляли, особенно в такой опасной близости с истинным.

Вначале это были очень тихие, но красноречивые стоны, судя по голосу, Боба. Затем его же хныканье и поскуливание, потом он бормотал что-то неразборчивое, торопя Тима, а потом так вскрикнул, что у Харви скрутило в паху. А когда с экрана донеслись влажные чмокающие звуки и кто-то заскулил, Харви охнул и зажал член между ног, неловко поерзав на диване.

— Ну потерпи, потерпи, сейчас пройдет! — на всю комнату разнесся тихий хриплый шепот Тима.

Поцелуйчики, влажные шорохи и прерывистые вздохи, по которым непонятно, плачет кто-то или наслаждается, создавали такое сексуальное напряжение, что Харви был готов кончить и без визуального сопровождения.

Закончилось все там довольно быстро писком, длинными стонами, сорванным дыханием, и пилот даже зауважал Тима — молоток, без одного звука кончил.

Вздохи и шорохи стали катализатором, который запустил процесс бурления гормонов во всех, кто имел возможность причаститься к этой сцене. Харви, повздыхав, многозначительно поправил ремень на штанах и покинул зал, зная, что с наскока такие вещи не делаются, а Дарен, разозлившись внезапно на самого себя, совершенно молча зачем-то продолжавшего под звуковую порнуху сидеть на диване, отправился на кухню. Звякая рюмками и переставляя емкости в мини-баре, он нашел наконец бутылку с джином, сгреб ее вместе с апельсиновым соком и вышел со всем этим на террасу, где уселся в кресло-качалку и занялся смешиванием ингредиентов.

Злился он на то, что в доме, где полно красивых и доступных мужиков, он не мог расслабиться — ни с кем из них. Хотелось изучать только один внутренний мир — омеги с родинками на изумительной заднице, которая была так же сейчас недоступна, как ядерное оружие для Африки. Можно подумать, этому Джесси не хотелось секса. С его-то задницей. Или хочет, но ломается? В памяти всплыла интонация, с какой ведущий обычно подстебывал его, милая и раздражающая одновременно картавость, и быстро налакавшийся Дарен ощутил прилив энергии и возбуждения. Подскочил, постоял с минуту, выстраивая вектор движения, а затем зашагал к комнате Джесси. Тот открыл со второго стука, придерживая кружочки огурца на лбу.

— Джесси, Джесс, скажи: маленький цифровой ревербератор реверберировал, реверберировал, да не выреверберировал. — Дарен, прилепившись к косяку, не давал закрыть дверь сразу.

— Вот доебался! — цокнул омега, чуть не роняя от возмущения кружочки. — Давай ты сейчас уйдешь сам, ок?

— Пока все не полетело в талталалы?.. Джесси, пожалуйста, скажи «рыба».

— Селедка.

— Виноград?

— Изюм. Вали давай!

Джесси дернул дверь на себя так резко, что Дарен, не удержавшись, плюхнулся на пол и хорошо приложился об косяк головой. Поднимался он уже в другом расположении духа, далеко не игривом. Подцепил с пола огуречный кружочек, аккуратно положил на дверную ручку — по неизвестной причине — и пошел к себе. В комнате он добыл из сумки пакет с восковыми мелками, нашел среди них завернутый в бумагу уголь и вернулся к комнате Джесси. Тут, на стене, он и принялся рисовать ведущего в полный размер, стоящего на четвереньках, с похабно зовущей приподнятой задницей, в разодранных трусиках и с жалобно сдвинутыми бровями. Каждую капельку пота, стекающую по бедрам смазку, слипшиеся от слез реснички он выводил с таким остервенением, что сам почти кончил в процессе.

Да любой бы кончил, смотря на изображение молящего трахнуть себя Джесси.

— Вот это тебя накрыло… — послышалось за спиной, и кто-то отобрал у него уголек, уводя затем от стены. — Пошли на крышу, воздуха хлебнешь.

Ебаться желалось нестерпимо. Большой и уютно пахнущий кто-то — лицо расплывалось — весьма опрометчиво погладил его по плечу, когда они сели на скамейку, и Дарен, уже не задумываясь, на чистых инстинктах, которые вели его без включения мозгов, влез всем нетерпеливым собой на чьи-то колени, потерся стояком о стояк и вгрызся в раскрывшиеся под напором губы. Кто-то так же жадно вгрызся в ответ, ухватив его за шею, опрокинул на скамейку и перевернул на живот, стягивая джинсы до колен. Член стоял колом, работая домкратом, но то, что втиснулось ему в зад, по размерам походило на что угодно, кроме полового органа. На газовый баллон, например.

— Харви, сучара! — мгновенно узнавая, взвыл Дарен. — Я тебе разрешал?

Однако в последующие разы, когда его рот открывался, из него доносилось лишь протяжное «да» и «вставь мне по гланды, выеби меня своей дубиной».

Шло хоть и почти насухо, на одной смазке, которую удалось выдоить из члена летчика, но было на редкость кайфово, видно, что летчик умел управлять не только самолетами. А когда на этом члене еще и начал набухать узел, распирая изнутри все, что можно, Дарен взвыл уже от какого-то оглушающего ощущениями оргазма.

Трезвея, но не до конца — ха, смотря до какого, — он поморгал, потрогал себя за укушенную ягодицу и отрубился.

Утром, выбравшись из собственной постели в том же, в чем его, судя по всему, и уложили, он охнул, оглядел пустую комнату и решил, что душ нужно принять как можно скорее. В коридоре он столкнулся с разулыбавшимся при виде его Харви, сощурился и предупредил:

— Если скажешь хоть слово, я тебе вмажу.

Харви улыбнулся еще шире — наверное, решил, что это такие брачные игры, принятые в творческой среде.

Пока Дарен отмывался в душе, не веря себе, что он не порван, цел, вытрахан на совесть и организм, в отличие от мозгов, счастлив и сыт, выматерил шепотом всех, кого знал, включая мистера Бошена, Джесси, который, облачившись в комбинезон, деловито закрашивал белой краской наскальную живопись на стене. Однако фото этой стены уже разошлось по рукам, и сам Джесси, хмыкнув, сохранил его в папке ноутбука под названием «мое».

За завтраком те, кто вчера активничал в плане секса, сидели как мыши под веником, в отличие от тех, кто узнал о ночных приключениях из рейтингов и комментариев. Все-таки актеров среди потрахавшихся не было, и знать, что все это снималось на камеру, для простых участников шоу было и странно, и стыдно. Хотя и приятно. Тим теперь ходил за Бобом как приклеенный, и даже те, кто пропустил ночной сеанс сексотерапии, уже догадались и порылись в комментариях к выпуску, чтобы знать практически все подробности, и теперь усмехались, перешептываясь, а некоторые и завидовали. Харви тоже было попытался присоседиться к Дарену, но тот так зыркнул, что сразу стало понятно: зая не в духе.

«Понял, не дурак. Дурак бы не понял», — подумал про себя Харви, а сам наклонился к отвернувшемуся Дарену, вклинившемуся за стол между библиотекарем и целителем, и прошептал на ушко:

— Зая, ты не думай, там было темно, и никто тебя не разглядел.

Хотел было добавить про Джесси, но решил не при всех. И так зая нервничал.

А у Харви было чудесное, просто волшебное настроение: когда он шел мимо закрашивающего рисунок ведущего, разглядывая, как аккуратно и враскорячку медленно идет впереди Дарен, Джесси отложил кисточку, глянул на каракатицу и следящего за ним любовно летчика и подскочил, внезапно целуя того в щеку.

Этобыло неожиданно. И Харви почему-то подумал плохое.

— Знаешь, Джесси… — он виновато развел руками, — я вообще-то не по омегам, но против тройничка ничего не имею. Только давай так — тебя будет жарить Дарен, а я — его. Прикинь, как ему будет, а?

Джесси раззявил рот, закрыл, открыл, закрыл и снова открыл, покраснел и юркнул к себе в комнату. И только тогда до Харви дошло, что, может, Джесси не это имел в виду. Он даже к завтраку не вышел. Но испортить настроение Харви не мог никто. Даже прилипчивый Элмер со своими лекарскими лекциями.

— Никто не видел мой носок? — Брюс смотрел на переглядывающихся и улыбающихся участников шоу и подмечал, что так или иначе все стали стабильно садиться одинаково, и это походило на создающиеся парочки. — После каждой стирки постоянно не нахожу по одному носку. Чертовщина какая-то. Лучше бы, тварь такая, старые трусы сожрала, которые уже стыдно носить, но жалко выкинуть.

Он посмотрел на разные носки в обеих руках — один серый, другой черный, и грустно сказал:

— Властью, дарованной мне, нарекаю вас парой.

Натянул носки, помыл руки и сел за стол рядом с Харви, нарезающим себе бутерброды.

— Раньше, когда были активаторные машинки, винт цеплял какую-то шмотку и рвал ее в лоскуты. — Харви говорил серьезно, но глаза его выдавали. — Теперь такого нет, но белье боится и по старой памяти ныкается в пододеяльник или под резинку.

— Да ты, дедуля, поди, и динозавров видел? Раз про такие машинки знаешь? — расхохотался Шон. — А ты как, можешь похвастать богатством? Не этим, тут ясно. Другим. М?

Харви и это не испортило настроение. Он был счастлив, по-настоящему счастлив после долгого одиночества. Он чувствовал, что нашел то, что давно искал. Осталось завоевать заю. Например, юмором.

— Не хочу хвастать, — приподнял брови он, тщательно отпиливая тонкий пласт жесткой бастурмы для бутерброда, — но Гилли Бейтс и я суммарно имеем сто два миллиарда долларов и девятьсот семьдесят два рубля.

Смешки не сразу, но посыпались, и просыпающиеся альфы дружно заржали.

— Ты вот смеешься, а Харви уже два раза присунул. А ты еще ни разу. Так что кто тут еще лузер, — сказал Шону, отсмеявшись, Говард.

Ему тоже очень хотелось бы, и даже не столько секса, сколько тактильных нежностей, но Брюс ходил смурной и раздраженный, и Говард никак не мог понять почему. А подкатывать к мрачному альфе — то еще уравнение на икс, игрек и йот.

К середине недели альфы вспомнили про баню.

— Это не баня, — проговорил Харви авторитетно. — Это сауна. Финская.

— А разница? — спросил Элмер, вышедший в холл в белоснежном халате.

— Разница в том, что в бане влажность выше — тело прогревается быстрее, и влажный жар переносится труднее, чем сухой. У кого-то есть проблемы с сердцем?

Боб, ерзающий на диване рядом с влюбленно зыркающим на него Тимом, сообщил, что у него проблемы и он не пойдет. Тим сказал, что тоже не пойдет, и все сразу поняли, что эти двое явно не посуду мыть вместе будут. Отказался идти и Джесси.

— Почему? — спросил Дарен со скрытой надеждой, и Джесси, дефилирующий на кухню со стаканом недопитого сока, искренне фыркнул:

— Да’ен, ты тупица! Я омега. Ты ждал, что я пойду мыться с толпой альф?

Дарен вздохнул, провожая его задницу в коротких шортах взглядом. Харви, тоже вздохнув, положил руку на его колено и погладил утешающе. Дарен ничего не ответил, но и руку не стряхнул. Говард, наблюдающий за этой пантомимой, порадовался за этих двоих и посочувствовал Джесси, которого ждала двойная осада.

Жили они все вместе меньше двух недель, а чувство было такое, точно больше двух лет. Как-то быстро сплотились — видимо, на волне общего интереса отдохнуть от всей своей предыдущей жизни. Говард будто всегда смотрел, как сонный растрепанный Брюс потягивается с утра, как почесывает макушку, стоя у холодильника на кухне и отыскивая среди бутылок апельсиновый сок. Как он улыбается. Как рассказывает что-то, активно жестикулируя. Как — м-м-м… — занимается на беговой дорожке. И стоило им хоть на секунду скреститься взглядами, как Брюс отворачивался, словно смотреть на Говарда ему было неприятно. Так Говард поначалу и думал, пока не понял, что химия есть химия — его перемыкает рядом с этим альфой, а того в ответ, только Брюс пока этому противится. Но ненадолго.

— У меня есть настойка на шишках и лесных травах, — сказал Элмер, входя в предбанник и вынимая из кармана халата пузырек с мутной жидкостью. — Можно же ее на камни побрызгать, для улучшения дыхания?

— Давай посидим немного, — сказал Индиана, протягивая ему шапочку. — А потом побрызгаешь. Я слышал, первый заход должен без экспериментов проходить и не больше десяти минут.

На деревянных полках альфы расселись почти так же, как за столом, только Говард успел занять место рядом с Брюсом до того, как тот успел сигануть на противоположную. Там уже устраивались Олби, Индиана, Элмер и Шон с Вуди. Харви, почти влипший всем своим телом в худого жилистого художника, на роскошного сексолога даже не посмотрел при этом, а Говард намеренно широко расставил ноги, касаясь бедром Брюса. Отодвигаться тому было некуда — с другой стороны раскинул ноги Харви, подпирая его колено своим. Другим он подпирал Дарена.

— Чо ты жмешься все ко мне? — возмутился тот.

— Нравишься ты мне, сильно, — признался Харви.

— Это ты как понял? Сразу после секса? — Дарен попытался отодвинуться, но лапища Харви легла ему на талию, а к уху прижались горячие губы, вызывая неуместные сейчас ощущения — полотенце и так было коротко:

— И это тоже. Признайся, ты же так никогда еще не кончал. Ни с кем. И нижним никогда не был, сам говорил, а тут полез, и мне башню сорвало. Бухло тут ни при чем. Джесси ты тоже хочешь, но мы с тобой точно истинные, со мной никогда такого не было, клянусь… И запах твой, и…

— Что ты несешь! — зашипел Дарен, которого и правда снова начинало плющить от близости его тела. — Какие, на хуй, истинные, ты в это веришь?

— Смотри, у нас родинки даже одинаковые! — Вторая рука Харви поползла по его бедру, приподнимая полотенце и поглаживая россыпь родинок. — Вот, у меня такие же, смотри…

— Уф, жарко, блин, — произнес Олби, смотря на них и стирая со лба пот снятой шапочкой. — Температуру нормальную выставили? Мы тут не откинемся?

— Нормальную, — ответил Шон. — Вроде. Я в саунах был, пока никаких поводов опасаться.

— Да-а-а, жарко, — повторил Харви, с трудом убирая руки, и спустя десяток минут скомандовал выбираться наружу.

Вышедшие в предбанник альфы вытерлись полотенцами, прогулялись у постройки вокруг небольшого бассейна и вернулись на полки, рассевшись, как и до этого. Элмер деловито расплескал на раскаленные камни в углублении за полками вонючее нечто, по запаху напомнившее Говарду остывающую навозную кучу. Однако никто не жаловался: Шон сидел с закрытыми глазами, явно кайфуя, Харви что-то снова доказывал Дарену вполголоса, Индиана спорил с Олби о пользе какого-то научного труда, а Элмер с Вуди обмахивались шапочками. Брюс сидел непростительно близко, такой мокрый, такой горячий и раскрасневшийся, что Говард решил перейти к новому этапу отношений. Того, что Брюс вмажет ему при всех по морде, Говард почему-то не боялся, потому и мягко, но уверенно, скользнул ладонью под его обмотанное вокруг бедер полотенце, сжимая аппетитное полукружье. Брюс, повернувшись, глянул на него ошалело, как в бреду, приоткрыл губы, явно чтобы выразить свои соображения по этому поводу, но не успел — остановил его Элмер, стукнувшийся лбом об пол.

— Да ебать его в пятку, этого целителя! — заорал Харви. — Что он там хуйнул на камни?

Говард, среагировавший быстрее всех, подхватил обмякшее тельце Элмера на руки и толкнул дверь ногой.

— В бассейн его! — крикнул Дарен, и Говард, в два прыжка оказавшийся у бассейна, разжал руки.

Элмер пошел ко дну сразу, пуская пузыри, а Харви открыл рот от удивления:

— Вот это методы у тебя!

— Наверное, можно доставать, — сказал Говард, спускаясь в воду и выныривая вместе с уловом на поверхность.

— Переборщил немного с эфирными маслами, — пробубнил Элмер, лежа у бортика и отплевываясь. — Надо было концентрацию делать меньше.

— Все, парни, на сегодня хватит, — сказал Харви. — Можно и пивка попить.

Говард обернулся, встречаясь с Брюсовыми по-прежнему охреневшими глазами — и тот снова отвел взгляд, но не так быстро, как обычно.

Бобу, конечно, было больно первый раз, но результат того стоил. И Тимова нежность, при его габаритах бывшая чем-то из ряда вон, и огромные лапищи — все это возместило и довело до первого оргазма, и с дрочкой тут сравнения не было никакого. Теперь тело помнило все и хотело повтора, наливаясь истомой, стоило только посмотреть в сторону этого альфы. Его взгляд мог прожечь в Бобе дыру. Но в ту ночь, когда он должен был заснуть без задних ног после первого в своей жизни секса, Боб проворочался до утра, сожалея о сделанном. Потому что, начав врать, он уже не мог остановиться. И даже его первый секс строился на обмане. Тим-то хотел себе альфу. Боб не знал, как смотреть в глаза обманутому им альфе по многим причинам. А Тим теперь отлипнуть от него не мог и провоцировал прикосновениями, поглаживаниями, взглядами. Бобу хотелось провалиться нахрен под землю. И когда утром, ожидаемо, позвонил о-папа и, звеня от ненависти, истерически отчитал за блядство — как ему теперь в глаза окружающим смотреть, его сын, весь в а-отца, трахался на всю страну.

Папа много говорил, но Боба заклинило, и он благополучно после первых, самых едких фраз и двух слезинок, брызнувших непроизвольно, впал в какую-то прострацию, слушая голос папы как белый шум. Он думал, что, кроме самоедства, никто не может сделать ему больнее. Оказалось, может. Боб положил орущий телефон на подоконник, оперся на него руками, а лбом в стекло и бездумно смотрел в яркие цветные пятна за стеклом. Когда трубка замолчала, он взял ее в руки и ответил:

— А что ты хотел, обманывая всех? Ты хотел денег? Так я их тебе зарабатываю. Поднимаю рейтинг. Но разве тебе угодишь… Ты первый это начал. А теперь я буду все расхлебывать.

Боб нажал на кнопку, выключая телефон. Потом достал из него симку и засунул ее под чехол. Он облажался. По всем статьям. На всю страну. Папа его стыдится и ненавидит. Тим тоже будет. Страна на него дрочит и презирает. А еще надо сделать тест на беременность. Пусть его организм под воздействием препаратов и заснул на время, но исключать такой подставы все равно нельзя. И уйти с проекта нет смысла. Все уже сделано, ничего не изменишь.

«Сходил, бля, за хлебушком», — подумал он и всхлипнул, так себя жалко стало. Так хотелось уткнуться Тиму в плечо, чтобы не быть один на один со своим горем в этой жопе, и когда это произошло, когда руки Тима его развернули и прижали к себе, мягко гладя по волосам и что-то успокаивающе шепча, Боб разрыдался не на шутку.

— Ну-ну, детка, тише. Тише. Я с тобой. Все будет хорошо.

От Тима пахло таким родным, веяло таким спокойствием, именно тем, чего Бобу в жизни не хватало — мужской руки, твердого плеча, отцовской ласки.

— Ничего теперь хорошо не будет, — покачал он головой, даже не замечая, что все из комнаты исчезли, оставив их одних.

— Папка наругался?

Тима позвал Харви, как только услышал визгливый голос из трубки и увидел, как побледнел мальчишка. Всем был хорош Харви — и опыт, и понимание психологии, и знал, когда надо помолчать, а когда уйти, вот только на нем самом это не работало.

А Тим пришел вовремя — иногда такое «вовремя» людям жизнь спасало. Боба тут все любили — за две недели успели к малышу привыкнуть — и оберегали негласно. И радовались за эту парочку.

Пока Боб отрыдался — уже лежа на Тиме в своей кровати, промочив совершенно насквозь всю футболку на плече, он понял, что пора признаться, пока не стало еще хуже:

— Я должен тебе сказать.

Наклонился к самому уху Тима и еле слышно прошептал:

— Я о-м-е-г-а. — Ожидая, что его отшвырнут.

Но поглаживания рук не прервались ни на мгновение.

— Я знаю.

— Знаешь? И что?

— И все. А я вот пищу во время секса.

— И что?

Больше ни о чем не говорили: Боб всхлипывал, как маленький — впервые за долгие годы мог это себе позволить, — а Тим гладил его по голове, говоря, нет, настаивая, что все будет хорошо. Обязательно. Потому что он теперь рядом. Бывает же так, чтобы раз — и сразу втрескался?

— Наверное, — вытирая мокрые щеки о футболку Тима, проговорил Боб.

Когда его вызвали — лично, прислав смс на телефон Тима — в зал для разговора, он струхнул: вот и закончилось его счастливое существование на проекте. Бошен, конечно, все понял. Однако, когда он вошел, прикрывая за собой дверь, фигура на экране, сидящая в тени, махнула рукой, указывая на диван:

— Присаживайтесь. Хочу рассказать вам одну занимательную историю.

Боб сел, стараясь не показывать своего смятения, хотя выходило плохо — на лбу выступила испарина, ноги подкосились.

— Я вырос в семье консерваторов — мои родители придерживались строгих религиозных убеждений и воспитывали меня по всем законам морали. И наказывали за любую провинность — будь то опоздание к ужину или пролитые чернила. Да, меня учили чистописанию и каллиграфии, пока мои сверстники играли в футбол. Когда я подрос, меня отдали в закрытую гимназию — и только на первый взгляд она была тюрьмой, а на второй ты уже убеждался, что это и есть тюрьма. Домашние наказания там мне показались ласковыми пошлепываниями. Но, когда нельзя, хочется еще больше, верно? — Мистер Бошен откинулся в кресле, приглушая голос. — Там я впервые влюбился. В товарища, в альфу, потому что омег там не имелось, даже среди учителей. К сожалению, продолжать наши отношения после окончания учебы мы не смогли, постарались наши семьи, а потом, когда я встретился с ним, уже будучи взрослым, у него был любимый человек. Это дало мне осознать простую истину: будь счастлив уже сегодня, завтра может разрушить твои планы. Вы омега, Боб. Вы думаете, я не знал этого, приглашая вас на проект?

Боб открыл рот, сцепив пальцы в замок:

— То есть вы знали, что я омега, и все равно взяли? Но зачем?

— Так интереснее. У всех есть право на счастье. Я знаю все про всех участников, я неплохой психолог — и был уверен, что вы обзаведетесь на проекте своим альфой. Правда, не думал, что так скоро… Но это даже к лучшему: найти среди вас натурала — второстепенно. Мне нравится наблюдать за вами без какой-либо цели, не считая того, что я таким образом компенсирую себе годы, когда я был бессилен. А тут у меня целый проект — согласитесь, что это интересно?

— Да, но…

— Идите, Боб, и не беспокойтесь ни о чем — ваша тайна останется тайной, если вы сами ее не разболтаете.

Покинув зал, Боб на автопилоте дошел до комнаты, где его уже ждал Тим. Выслушав сбивчивый монолог, тот сказал, широко улыбаясь:

— Вот это да! Не знаешь, где выпадет счастливый билет! А я тебя еще обрадую — у нас в понедельник свидание. Харви отказался от ужина с тобой в мою пользу.

Все дни до голосования Боб ходил счастливо-пришибленный, и о том, что выгнали Элмера, узнал, только когда тот начал со всеми прощаться. Целитель неприязни ни у кого не вызвал, но было заметно, что еще пара приключений, вроде сауны, и он сам попросится домой. Обменявшись со всеми номерами, Элмер отправился собирать вещи и раздаривать оставшиеся настойки, а Тим, наклонившись к Бобу, шепнул:

— Пошли на крышу? Покачаемся в гамаке. Там типа звезды.

Типа звезды Боб и так мог посмотреть, только теперь, вдвоем, было куда интереснее.

6

В комнате Джесси было установлено зеркало визажиста — большое, квадратное, с яркими круглыми лампами по всему периметру рамы, в нем отлично замечалось каждое пигментное пятнышко и веснушка. Даже светлые крапинки в зрачках и тень от ресниц. Прекрасно заметны красные следы от засосов на шее и отпечатки пальцев на бедрах. Четко видна капелька смазки на головке члена, который, елозя по темной поверхности столика, оставлял на нем мутные следы.

— Наклонись ниже, детка.

Джесси наклонился — и стало также видно, что искусанные губы имеют неоднородный вишневый оттенок. Рука Дарена сместилась по бедру выше, и поверх нее легла другая — больше и крепче. И волосатее. В этот же момент толчки замедлились, Дарен, насаживаясь задницей на член Харви, почти вышел из омеги, проезжаясь по простате.

— Нет, не прекращай! — взмолился Джесси, подаваясь назад и надеваясь хлюпающей растраханной дыркой на Дарена. — А-ах!..

С ним творилось что-то невероятное: состояние напоминало течку, но соображал он лучше и чувствовал все, что с ним делали, и как гладили в четыре руки и целовали везде, пока не подтолкнули к столику и не попросили расставить ноги. Мокрое, пропитанное мускусной смазкой белье упало к ногам, с члена тут же упала одна капля, вторая, точно он и правда был в течке. А потом, по тому, как дернулся внутри член Дарена, Джесси понял, что прикольного в «паровозике» и вообще в сексе втроем — каждое движение Харви сзади отдавалось сладкой судорогой в них обоих, и в Дарене, и в Джесси. Удовольствие, помноженное на три.

— Еще немного, детка, еще немного, и ты кончишь, обещаю, — шептал хрипло Дарен, целуя его шею.

Джесси всхлипывал, чувствуя скорую разрядку, дрожал, запрокидывал голову ему на плечо, чтобы не видеть творящееся в зеркале волшебство, силясь продлить наслаждение, подступающее к самому краю, и впивался в край столика ногтями, зная, что немного, и…

— Джесси, ты на завтрак идешь?

Джесси сел рывком, прикладывая одну руку к груди с колотящимся сердцем, а вторую к бугорку под пижамными шортиками.

— Иду! — крикнул он стучащему Бобу. — Дайте мне одеться…

Рухнув на кровать, он зарылся головой в подушку и зарычал, что было трудно сделать, не выговаривая букву «р», матерно высказывая все свои мысли по поводу и Дарена, и Харви, и сна, и того, что ему не дали в нем кончить.

Стоя под душем, он на удивление легко словил волну сна и слишком быстро кончил, просто направляя упругие струйки воды на член и сжимая разгоряченный воспоминаниями анус, так, что колени ослабели и пришлось съехать по кафельной стене и сесть на поддон, чтобы не свалиться от блаженства. Это было очень, очень странно. Первый звоночек, что с ним что-то не так. Никогда раньше он не обращал на таких, как Дарен, внимания. Надо звонить своему психотерапевту. Но позже. Если такое еще раз повторится. Ну, или срочно потрахаться до звезд в глазах, чтобы забыть об этом как о страшном сне. Если он будет отвлекаться на этого клоуна, то мистер Бошен по головке не погладит. А потраченный на покупку новенькой ауди аванс за шоу надо отрабатывать в любом случае.

На традиционном сборе после завтрака — на который Джесси так и не явился, решив лучше привести себя в порядок, чтобы никто не заметил его состояния, в котором он сам еще толком не разобрался, — мистер Бошен лично объявил о сегодняшнем мероприятии на вечер. Джесси там присутствовал скорее номинально, ну и для красоты — сегодня он особенно постарался и выглядел невинным цветком в своем белоснежном костюме. Портило его состояние только одно — пребывание в зале Дарена и Харви, которых он тщательно старался обходить взглядом, но получалось плохо и портило оттопыривающимися брюками весь вид невинности. Хотя румянец на щеках как раз его красил. С совестью у ведущего никогда проблем не возникало. Чего хотел он, то и было правильным. В этот раз он этого не хотел, но… хотело его тело. Это заставляло нервничать.

— Доброе утро, господа, — искаженный программой голос с экрана заставил Джесси вздрогнуть и вернуться к работе и мыслями, и телом. — Сегодня у вас намечен один конкурс: перпендикулярное выражение горизонтальных желаний.

Альфы в холле напряглись.

— Господи, да танцы же! — хмыкнул Джесси, подсказывая, и половина отмерла, возрадовавшись, другая половина еще больше напряглась — те, которые не умели танцевать. Тупо топтаться на месте на дискотеке в поддатом виде — это одно, а так, чтобы на всю страну показать, как ты красиво двигаешься, — это со-о-овсем другое.

Среди напрягшихся был и Харви.

— О-о-о. Кошмар… Когда я танцевал, то был так неуклюж, что африканские племена до сих пор винят меня за засуху.

Альфы дружно поглядели на всегда невозмутимого и веселого пилота, оценили степень уныния, его расстроенную моську, и некоторые не сдержались, заржав.

— Блин! — Боб тоже был раздосадован почти до слез. Глядя жалобно на Тима, он признался: — Я умею танцевать, но в ритме шланга.

Тима смутить теперь, казалось, ничто не могло.

— Фигня, Бобби, главное — отдергивать свою ногу раньше, чем на нее наступит партнер. То есть я. Так-то я тоже танцую как медведь у цыган.

Боб вспомнил увиденное однажды вживую такое представление, когда жирная туша медведя прыгала с лапы на лапу, тряся жирными меховыми боками, и хрюкнул, засмеявшись.

— Уважаемые участники. Не забывайте, что мы на шоу и главное — п’едставление. И не устану повто’ять, что менуэт — ЭТО ТАНЕЦ! Не пе’епутайте! Тем паче что мисте' Бошен п’иготовил для вас т’ене’а-консультанта. Он покажет вам основные движения и поможет подоб’ать гайдейоб. Сейчас мы методом же’ебьевки ’асп’еделим вас на па’ы, после чего вы сможете т’ени’оваться с Викто́ом на к’ыше.

Джесси профессионально улыбался, подбадривая альф, а сам думал о пропущенном завтраке и мечтал только о том, чтобы добраться до кухни и успеть перед тренировкой вцепиться зубами в шмат колбасы или сала, если прожорливые альфы его еще не уничтожили.

— Ну что же, все выходим на к’ышу, там для вас п’иготовили гайдейоб, — распорядился он и незаметно увильнул в сторону кухни.

Открыв холодильник, он понял, что остался и без сала, и без бутерброда — прожорливая саранча подтачивала все готовые продукты, ленясь готовить себе горячие блюда. И тут же дал себе непреложное обещание сразу после примерки и мастер-класса приготовить супчик из курицы. Организм хотел нормальной еды и безбашенного секса, но приходилось довольствоваться малым.

Джесси на ходу проглотил ненавистный и очень приевшийся йогурт, вытер рот и выбежал на крышу, когда альфы уже вцепились в одежду, похлеще омег оказавшись тряпичниками.

Один Харви стоял на краю у ограждения и задумчиво поглядывал на вопящих в тени деревьев павлинов.

«Гайдейоб» оказался представлен огромным выбором костюмов различных расцветок и фасонов и даже на вешалках выглядел шикарным и разнообразным, с массой аксессуаров: ремнями, шляпами, боа и даже мягкими сапогами и лакированными туфлями. И все равно участники не могли определиться. Расхаживавший между ними танцевальный инструктор, представившийся Виктóром, с длинными светлыми волосами, убранными в хвостик, банданой и легкомысленным платочком, повязанным на шее в дополнение к белоснежному костюму, подчеркивавшему его фигуру и не скрывавшему возраст, подходил к каждому конкурсанту и помогал в выборе.

Попробовав с Джесси пару движений и убедившись в пластичности ведущего, сразу поставил его в пару к Дарену.

— Можно мне д’угого? — сразу же запротестовал омега, но Дарен, напяливший белый фрак, прижал его со всей страстностью умелого партнера по танго, и Джесси скис. Вернее, поплавился от жары, хотя на крыше было прохладно и свежо.

— Вы единственные, кто знает что такое басэ, — говоря слегка в нос, прогнусавил инструктор, и Харви, поставленный в пару к Вуди, которому на объект своей первоначальной симпатии было уже пофиг, обиделся:

— Как это, блин, единственные? Я знаю басэ. Это китайский поэт, у которого улитка ползает по Фудзияме.

— Нет, ты спутал Фудзияму, Басё и основные шаги в танго, — крикнул Олби, спину которого, видимо нащупывая потенциал, изучал инструктор.

Альфы, поначалу пытавшиеся понять, что тот им доносит, плюнули спустя время на смысл танца и начали колыхаться по залу, как половинки яблок в забродившем компоте, выделывая ногами такие фортеля, каким в балетных школах и не учили. Харви, впрочем, не сумел и этого, просто перетаскивая смирившегося сексолога из угла в угол, пока Тим обжимался с хихикающим Бобом под видом разучивания шагов, а Брюс испуганно смотрел на Шона, каждый раз оттаптывая ему ноги. Говард и Индиана долго не могли понять, кто из них ведущий партнер, сталкивались то лбами, то плечами, но в итоге тоже начали перемещаться под музыку в свободной форме, и издалека можно было подумать, что они не совсем трезвы. Один Дарен выкладывался на все сто, но чем больше он вертел Джесси, тем больше тот краснел, явно от злости, и кусал губы, а на завершающих аккордах отпихнул его и хлопнул стеклянной дверью, покидая крышу. Дарен, почувствовавший себя последним придурком, не мог предположить, что Джесси, запах парфюма которого благополучно перебил запах возбуждения, просто сбежал от него под холодный душ.

— Ай! — произнес на тех же аккордах Олби, поскольку инструктор согнул его колесом, откидывая на подставленное колено, отчего в пояснице что-то хрустнуло.

— Что такое? Растяжение? — тут же забеспокоился тот, ощупывая его в месте хруста и немного ниже. — Идите в смотровую, я вызову врача.

— Да я в порядке…

— Немедленно!

Вместе с ворчащими альфами Олби спустился вниз, затем вошел в кабинет и, стащив рубашку, лег на кушетку. Доктор Эванс вошел сразу после этого, деловито сообщил, что необходимо сделать лечебный массаж, пока не остыли разогретые мышцы, задвинул шторы и снял халат. Переворачиваясь на живот, Олби успел оценить крепкие руки с выступающими венами — личный кинк, когда доктор закатывал рукава рубашки.

— Расслабьтесь и не думайте ни о чем, — сказал Эванс, и Олби засопел, ощущая кожей большие, жестковатые, но ласковые руки.

От доктора пахло не лекарствами, как он думал, а свежим запахом дезодоранта, не перекрывающим запах альфьих феромонов, от которых бедного, лишенного подобных нежностей библиотекаря в первые же минуты расплющило. На последних, после того, как пальцы доктора дошли до его поясницы, у него уже был полноценный стояк.

— Давайте снимем и штаны? — предложил Эванс приглушенным бархатным голосом. — Будет удобнее. Вас… разминать. Если вы не против, коне…

Эванс замолк, уставившись взглядом в оттопыренную ширинку, когда библиотекарь, опустив глаза, принялся рассматривать ремень на классических черных реквизитных брюках. Олби, стащив их, бросил на стул, посмотрел из-под опущенных ресниц, и Эванс, приоткрыв рот, облизнул губы.

— Давайте и это тоже снимем, — добавил он, сноровисто стянув с него боксеры, и впился в податливый рот, раздвигая языком его губы.

— Так и что там, нормально все? — спросил Индиана, мимо которого Олби проходил потом, покинув кабинет.

— Замечательно, — промурлыкал на низких нотах Олби, который умудрился кончить, толкаясь членом в смазанную массажным маслом ладонь доктора.

Индиана, отвернувшись к экрану, вновь прищурился на ползущую внизу строку с комментариями зрителей:

fukai_toi

Боб + Тим = моё сердечко еле выдержало! ❤️ Прекрасная пара😍 спасибо вам за такую нежность и романтику!

lanah

Тройничку быть, если так захочет мистер Бошен. Куда Джесси денется.

Nat Z

А Элмера жаль: ((Он со своими настойками для всего на свете /даже для отбеливания очка/ такой был прикольный. Правда, слушать его никому не было интересно))) Посмеялся над сценой его спасения))) И желаю ему удачи!

JennyBolsh

Вот это да. Я за Тима и Бобби так рад! Словами не передать. Мистер Бошен меня удивил, думал, больной ублюдок, а нет очень милый чувачок. У мне мои шальные мыслишки подсказывают, вдруг мистер в кого влюбится?! Умный, богатый, добрый и, скорее всего, красивый Шугга Дедди, м-м-м.

Рейтинг ежедневно менялся, прыгал то вверх, то вниз, и Индиана, начавший внимательно поглядывать на Вуди, бесконечно строчащего в свой блокнотик или планшет, побаивался, что его рейтинг совсем упадет и придется уйти из шоу не солоно хлебавши. Ему не было страшно, что этот сексапильный знаток человечьих пиписок препарирует и разложит на молекулы его желания. Умный, серьезный, вдумчивый молодой человек сильно отличался от его бывшего Азиза, но, может, именно этим и притягивал. А как подкатить к такому хачапури с пикантной начинкой, он никак не мог придумать. Хотя, поразмыслив, Индиана понял, что Вуди скорее не восточный пирожок, а местный.

В конце концов он совсем запутался и решил составить план по соблазнению этого пончика в сахарной глазури. Просто так подойти и, как в детстве, сказать: «Ты мне нравишься, давай дружить» — он категорически не мог. Привычка думать по-восточному прочно осела в мозгах и предполагала извилистые, как русла рек, планы по завоеванию этой неприступной крепости. К слову сказать, он, любивший негу, созерцание и неспешность, в Азизе ценил совершенно противоположные качества. Но, кажется, именно они и привели к разрыву. Возможно, именно поэтому, положив глаз поначалу на Олби, он как-то незаметно для себя переключился на совершенно непохожего на своего бывшего Вуди. Иногда и сам ловил на себе заинтересованные взгляды сексолога, но с его опытом он прекрасно понимал, что это всего лишь интерес исследователя к еще не наколотой на иголку бабочке. С этим надо было что-то делать.

К обещанному свиданию, помимо нарезок фруктовых и ветчинных, шампанского и белого вина, доставили устриц на льду. Ужин на крыше, при свечах должен был стать самым романтичным вечером за все время отношений Тима с кем-либо, но маленькие выродки в костяном панцире испортили все, что могли.

— Как их есть, ты знаешь? — спросил Боб сразу, потому что принесший дары моря в сумке-холодильнике курьер сообщил, что есть их нужно в течение двадцати минут с момента подачи, пока они не издохли.

— Я не знаю, — сдвинул брови Тим. — Давай спросим у инета.

Первый же запрос выдал восторженный опус: «Специальной вилкой деликатно, чтобы не расплескать жидкость, отделяют моллюска от раковины. Бывает, что уже на кухне срезают ствол, который их связывает, тогда это вообще легко. Поливают лимонным соком или винным уксусом — на выбор. Круче всего проглотить моллюска одним махом, вместе с соком, но если устрица очень большая и края у нее неровные, а так обычно и бывает, то есть шанс немного пролить и испачкать свой безупречный костюм. То есть в этом случае можно сначала съесть моллюска, а потом выпить драгоценную влагу. Запить белым сухим вином — возможно, с легкими фруктовыми нотками, чтобы уравновесить кисловатый, морской привкус железа и замкнуть картину идеального бытия».

— Ебать-колотить, — произнес Тим, пряча телефон обратно в карман. — Давай картину блятия замыкать скорей, а то реально подохнут.

Сначала Боб держал моллюска, а Тим пытался аккуратно, как советовал шеф-повар из видеоурока, раздвинуть створки тонким острым ножом. Но чертов слизень, раненый этим самым инструментом, истек соком раньше, чем его вынули, и тогда уже Тим держал моллюска, а Боб ковырял его тупым круглым ножом. Тим, видимо от волнения, выпустил раковину из рук, и она, как ракета, стартанула в звездное небо, упав, судя по звуку, в вольер с павлинами. Птицы завозмущались.

— Заткнулись все! — заорал внизу Харви, и, судя по наступившей тишине, присели не только птицы, но и шумевшие у дома альфы, и Боб робко спросил, вытирая руки салфетками:

— Чего это он? Я думал, все спят уже.

— Это сюрприз. — Тим постучал устрицей о край стола, вздохнул. — Должен был быть, после ужина. Но раз уж так пошло, то… — Он поднялся, подошел к краю крыши, замахал руками и крикнул: — Эй, ребята, начинаем!

Прожекторы, скрестив лучи, высветили внизу возню, которая вскоре обрела форму: Харви и Олби лежали на террасе внизу странным углом, соприкасаясь макушками, Говард, вытянув руки, расположился боком, касаясь спины свернутого бубликом Дарена, прочие участники тоже были согнуты и скручены, упираясь напарнику по букве то в зад, то в подмышку, то в пах. Боб, прочитав «люблю», сложенное из мужиков в свете прожекторов под романтическую музню, обернулся к Тиму.

— Ты… Я…

— Короче, я тут подумал… — Тим подергал пальцами себя за нос, потом почесал макушку, переступил с ноги на ногу. — Ты мне правда башку снес, как текила, как… Короче, ты классный. Ты… Я…

Целовались они так долго, что устрицы все равно погибли, а потом есть их было нельзя, поскольку отравление белком считается самым опасным, да и, честно говоря, влюбленным не очень-то и хотелось.

Насмотревшись на чужие сюси-масюси, взгрустнули сразу пятеро: Брюс, который начал забывать запах парфюма своего омеги и его нежные руки, Говард, который начинал подозревать, что с Брюсом будет сложно, ведь тот шарахался от него, стоило приблизиться на метр, Джесси, который начинал инстинктивно облизывать губы в присутствии кого-либо из парочки летчик-художник, сам художник, растерявший апломб, и летчик, испытывающий состояние острого дискомфорта оттого, что Дарен страдает. И если Брюс снова свалил в тренажерку, Джесси отправился заедать переживания салатом из курицы, вытащенной из сваренного таки им супчика, Дарен взял альбом с углем и ушел на крышу, то Харви и Говард, простые, как пуговки на кителе, впали в уныние.

— Бывает же такое — раз, и все сразу так хорошо, гладко, как у Тима, — вздохнул Харви. — А у меня все через жопу.

— И у меня, — поддержал Говард.

Они сидели на террасе перед домом, смотрели в темноту и вздыхали по очереди, даже разговаривать было лень, но достаточно было и того, что просто уютно сиделось.

— Ладно, это все хуйня, — махнул рукой Харви, который не мог долго пребывать в унынии — Говард в этот раз специально засек, ровно три минуты и двадцать семь секунд. — Пока мы живем, мы… Что это за бугры?

Говард, всмотревшись, тоже увидел свежие холмики земли на ровном и прекрасном еще вчера газоне, который сейчас был испоганен.

— Похоже, крот, — сказал он, приподнимаясь и оглядывая зеленый луг с ровно постриженной травкой, тянувшийся до самого леса.

Харви, вскочив, устремился к буграм, не подозревая, что подземный вредитель постарался на совесть, изрешетив грунт под зеленой и сочной — еще вчера — травой так, что летчик, опрометчиво наступив на рыхлый холмик, провалился ногой в дыру, споткнулся и пропахал носом следующий точно такой же.

— Сука вонючая! — воскликнул он, правда, не без уважения. — Ты глянь, что творит! Щас я его, тварь такую, выкурю…

— Может, утром? — спросил Говард, следуя за ним к пристройке за домом, где хранился садовый инвентарь и которая за ненадобностью никогда не запиралась.

— Он до утра тут такое устроит… Танцор диско ебаный!

Харви вытер испачканный в земле нос, порылся в ящике, где лежали шампуры и части сборного мангала, нашел баллон с газом, и Говарду сделалось не по себе. Но вместе с этим его охватило знакомый с детства азарт и предвкушение локального пиздеца, который они могли устроить.

— Вот, газа ему сейчас пустим, — сказал Харви, таща за собой баллон.

— Я слышал, карбидом их выкуривают, — произнес Говард, подбирая волочащийся шланг.

— Не, карбидом мы его траванем. Я ж не живодер. А так или выкурим с участка, или контузим ненадолго, он сам тогда свалит. Так, давай, открывай вентиль.

Оглянувшись на террасу, на которую вышел с чашкой кофе Индиана, Говард последовал приказу, пуская газ в нору. Спустя несколько минут тишины, Харви решил, что должно хватить, отошел к террасе и попросил у Индианы, молча охуевающего от их игрищ, спички.

— Вы чего, мужики? — хмыкнул тот, протягивая коробок, прихваченный с кухни — востоковед зажигал в комнате аромасвечи для сна, потому всегда их носил при себе.

— Не на того клешни свои поднял, — заявил Харви авторитетно. — Будет знать, где теперь рыть и с кем связываться.

Индиана, любопытствуя, подобрался ближе, становясь рядом с Говардом у подстриженного декоративного куста.

— Ебанет, — сказал он, наблюдая, как Харви, бросая в нору зажженную спичку, сразу отскакивает. Спички гасли, не долетая до цели.

— Ебанет, — кивнул Говард, замечая, как огонек исчезает в темноте норы.

Ебануло через секунду так, что Харви, выкрикнув что-то матерное, шлепнулся на задницу. Весь газон перед ним развалился на куски, будто внизу под ним разорвался снаряд.

— Зато точно больше кротов не будет, — проговорил Харви, поднимаясь и отряхиваясь.

Он еще не знал, что утром, точно насмехаясь, подорванный вредитель вскопает весь газон еще и за клумбами, потому шел обратно в дом, довольный состоявшейся операцией по борьбе с несанкционированными проникновениями.

Лучше бы Дарен не танцевал с этим омегой — стало еще хуже, так паршиво, будто его перекрутили в мясорубке. И если раньше ощущения были смутными, только просыпающимися, то сейчас, после того, как они касались друг друга, смотрели друг другу в глаза так близко, что почти поцелуй, захотелось большего. Сидя на крыше, Дарен рисовал в свете фонаря уже не горячую обнаженку, а что-то предельно душевное — объятия, улыбки, взгляды. И вздыхал, пока не пришел Харви, и тогда они вздыхали вместе.

— Чего ты киснешь, зая, — сочувственно потрепав его по плечу, сказал летчик, от которого попахивало газом и соком травы. — Прорвемся!

— Ага, как китайский гандон, — хмыкнул Дарен. — В самый ответственный момент. Я вот, когда сюда шел, не думал, что так серьезно все обернется. Ну интрижка, допустим, но чтоб вот так… Как вот к нему подобраться? Он меня за идиота какого-то малоумного держит. За клоуна.

— Показать, что ты не клоун, — сказал Харви. — Это же логично. Что любят все омеги? Цветы, конфеты, комплименты. Только надо придумать, как бы это все оригинально преподнести… А еще они обожают настойчивых альф, я в кино видел — если не помогут цветы-конфеты, то настойчивость всегда спасет, он уже готов будет на все, лишь бы ты отстал. Зая, ну не куксись!

— Какая я тебе зая, бля? — насупился Дарен.

— Ну не заябля, ну котик, рыбка…

Настроение у Дарена падало ниже шуток из стендапов, и он сдался, расслабившись и упершись носом в крепкую шею летчика. Мыслей о том, что тот был таким же альфой, как он сам, уже не возникало, Харви воспринимался как большое и добродушное нечто, где можно было спрятаться от проблем. Смысл проекта исчез тоже, но Дарена это тоже не волновало, он знал, что его точно не выгонят еще пару недель, ведь он успел подружиться со всеми, как и непоседливый добродушный Харви. А Джесси и так пробудет здесь до конца.

— Ладно, пойду спать, — сказал Дарен, поднимаясь. — Утром придумаем чо-куда.

Однако «чо-куда» Харви придумал раньше, и не для Джесси, как ожидалось, а именно для Дарена, потому что на рассвете того растолкал Боб, подтягивающий семейки одной рукой и сдерживающий смех с большим трудом:

— Выгляни в окно, там тебе сюрприз.

— Какой, на хер, сюрприз? — разлепив глаза, спросил Дарен.

— Очень… оригинальный. Сам смотри!

Отдернув штору, Дарен глянул вниз, где на газоне под окнами кучковались павлины, метя хвостами рассыпанный корм. Видимо, рассыпан тот был определенным образом, поскольку из птиц выложилась фигура.

— Жопа? — удивился Дарен.

— Сердце, — поправил влюбленный Боб, все теперь видевший в розовом цвете. — Не рассчитали, наверное, надо было углом вниз.

Сам Харви, стоящий неподалеку с охранником, стерегущим павлинье стадо с видом смотрителя музея, помахал ему рукой. Дарен улыбаться не хотел, но губы расползлись в улыбке помимо его воли.

Вечером воскресенья, после того как ушел Шон, что было предсказуемо — и зрители, и конкурсанты, все проголосовали против него, — Дарен, дождавшись, пока альфы разойдутся, опустил в ящик с анонимными признаниями записку: «Буду ждать завтра после девяти вечера в бильярдной. Приходи?»

Джесси, который разбирал записки первым, не мог ее не заметить.

Когда Шон, быстро и даже как-то радостно собрав вещи и бегло со всеми попрощавшись — никто особо с ним сдружиться не успел, чтоб горевать, — Брюс все же горевал. Старый знакомый, работающий в дорогом ресторане, прислал ему фото, где Лоис, его малыш Лоис, ужинает в компании лощеного альфы. Таким его Брюс никогда не видел — при полнейшем параде, в подогнанном по фигуре костюме, с уложенными волосами и наращенными ресницами, которые видно было даже издалека.

«Я, конечно, понимаю, что вы расстались, я по телеку видел, но тебе не кажется странным, что твой омега выходит замуж спустя такое короткое время за другого?» — писал знакомый, а Брюс читал и не верил своим глазам.

Короткая переписка пояснила, что в тот вечер, два дня назад, в тот самом ресторане, где Брюс мог поужинать один раз на свою зарплату и еще остался бы должен, омеге сделали предложение. И тот кольцо надел. И ладно бы, можно было подумать, что Лоис шифруется и поддерживает репутациюброшенного омеги, но кольцо, сверкающее на пальце, говорило: тебя, дружище, наебали.

Выходило, что оставаться дальше на проекте смысла не имело. Но и уходить уже было некуда — никто ведь не ждал. Но представив одинокие вечера в их уютном гнездышке без этого предателя…

Брюс, спустившись вниз, на кухню, миновав уснувшего на диване в гостиной Индиану, который смотрел кино про дикие народы крайнего севера, сгреб с полки бутылку коньяка и ушел на террасу. Там, под фонарем, он занялся тем, что в протоколах именуется как «злостное распитие спиртных напитков». Коньяк он глотал с горла, не закусывая и прикладываясь снова сразу же, как только в горле переставало першить. Желание уехать прямо сейчас, чтобы набить ебало Лоисову хахалю, взыграло в нем одновременно с приходом Говарда.

— Компанию составить тебе? — спросил тот, опускаясь в кресло-качалку рядом.

— Обойдусь, — произнес Брюс, стукнувшись зубами о горлышко бутылки и выливая в себя остатки алкоголя.

— Повод, как я понимаю, нерадостный.

— Да нет, как раз… очень даже. Одним мудаком в моей жизни… меньш-ше.

Брюс поднялся, чтобы уйти — не сразу, но у него это получилось, — и собирался двинуться ко входу, но Говард поступил весьма неразумно, попытавшись удержать его, уложив руку на ногу рядом с ягодицей. В мозгу тут же полыхнуло, вся злость, кипевшая в нем, высвободилась вместе с размахом руки. Говарду удалось увернуться, но кулак все равно мазнул по подбородку. Потом, абсолютно беззвучно Говард, чудом завалив его на свои колени, удерживал руки у боков, а Брюс матерился, пытался боднуть его головой, пока наконец не удалось хорошенько приложиться лбом о лоб. Говард тоже выругался, но не отпустил его, сам только принялся сопеть так же разгоряченно, как Брюс. Бороться с ним было бесполезно — комбайнер был большой и трезвый, а Брюс пьяный и поменьше комплекцией, потому он принялся ерзать на его коленях, норовя если не вырваться, то выкрутиться.

— Сиди спокойно, — проговорил Говард сквозь зубы. — Пожалуйста!

— Пусти, на хер!

— Успокоишься — пущу. Но не в таком состоянии! Либо сиди тихо, либо я сам тебя отведу в комнату.

— Я себя… Сам себя! Отведу.

— Ага-ага.

Брюс принялся ерзать активнее, пока не ощутил задницей стояк. Лицо Говарда было непростительно близко, и сама ситуация на грани фола, но почему-то — был слишком невменяем? — он с энтузиазмом ответил на поцелуй, в который его с ходу, не дав сообразить, втянули. И целовали так горячо, с таким напором, что о губах Лоиса он в этот миг и не вспомнил. Так увлекся, постанывая, что не заметил, как рука Говарда оказалась у него на члене, надрачивая с рекордной даже для него самого скоростью.

Брюса раздавило, уничтожило, испепелило быстрым и долгим оргазмом, и он, отдышавшись, посмотрел в сощуренные по-хитрому глаза Говарда. Вскочил, застегивая ширинку, путаясь в ногах, бросился к выходу, споткнулся, едва не долбанувшись об косяк, и на подкашивающихся ногах поплелся к себе.

— Э! — воскликнул Индиана, на которого он чуть не упал, проходя мимо дивана в гостиной.

— Нормально, я дойду! — заверил его Брюс и, поднявшись по лестнице, толкнул дверь в комнату.

На кровать он упал, не раздеваясь.

— Класс! — сказал Вуди, чью кровать он оккупировал. — Только постельное поменял.

7

Вуди успел перестелить кровать Брюса, чтобы все-таки лечь в чистое и не чужое, раздеться, умыться, накрыться одеялом, закрыть глаза и тяжело вздохнуть, как зомби в виде набравшегося второй раз на его памяти сотоварища поднялся, открыл тумбочку и начал снимать трусы с очевидной, но невероятной целью.

Говарда рядом не обнаружилось. Вуди усмехнулся — не заметить химию между этими двумя, живя рядом, было трудно. Причем Брюс шугался от Говарда как черт от ладана, без видимых причин, хотя тот был очень аккуратен и не очень навязчив. Но кто знает, что таилось в душе этого улыбчивого милашки Брюса? Может, у него там травма величиной с Марианскую впадину. Поднимаясь и отводя податливого и покладистого альфу в туалет, Вуди думал, что, скорее всего, сейчас Говард или бьет себя по рукам на крыше, чтобы не воспользоваться таким славным парнем, потому что тот явно даст — вон как слушается, льнет, не сопротивляется, — или напивается где-то в одиночку. Хотя компанию найти тут не составляло труда. Тот же Харви, к которому мог прийти любой и тут же получить или совет, или помощь, или в табло. Хотя нет, это же Харви. Обойдется без табла.

Отведя страдальца к своей кровати, Вуди секунду помучился, куда его определить, но выбор был очевиден: там они уже спали, и менять на сегодня ничего не хотелось. Уложил, прикрыв одеялом. Сам же переместился на кровать Брюса, улегся, сладко потянулся, хотя и не любил спать на чужом месте, но перед сном необходима была дозаправка дофамином, иначе бессонная ночь гарантирована. Потягушки со счастливой и радостной улыбкой почему-то этому способствовали.

Вуди всегда перед сном делал пометки в свой довольно прилично заполнившийся дневник наблюдений. Составленные им портреты участников шоу еще требовали детальной проработки, но и то, что он уже увидел и систематизировал, стало бы неплохим заделом для диссертации. Радовало также то, что его предположения на вылет по участникам сбылись. Для трех недель близкого контакта его устраивало все: и альфы подобрались адекватные, и задания были интересные, раскрывающие характеры и приоткрывающие завесы над некоторыми тайнами поведения. Естественно, все узнать не мог никто. Некоторые могут двадцать лет прожить в браке и так и остаться для своего партнера загадкой. Можно знать, что тот любит на завтрак или ночное обжиралово, но не знать самой мякотки — о чем тот думает, когда курит на балконе, уставившись на куст под окном. Так что все устраивало и нравилось Вуди, но настроение при всем этом было не самым радужным.

Потому что тут царила какая-то странная романтическая обстановка. Вроде, казалось бы, мистер Бошен должен был подыскивать себе пару — а для чего еще делаются такие передачи, как не срубить бабла или подыскать пару, посмотрев, как ведет себя избранник в различных ситуациях, смоделированных в закрытом обществе. Но парочки стали организовываться сами, проводя междусобойчики. Хотя и это тоже Вуди мог объяснить. В стрессовых ситуациях всегда проявлялись такие отношения, люди, как и животные, стадные, и чувствовать надежный тыл, плечо и ласку в критических или напряженных ситуациях требовалось еще больше, еще сильнее, чем обычно. Вот и тянулись и притягивались друг к другу как магниты.

И вот во всей этой обстановке и сексуальной депривации в процессе наблюдения за тем, как зарождаются и крепнут множественные романтические отношения, Вуди стало не до исследовательской работы.

Ему просто остро потребовалось тепло. Категорически не хватало тактильности. Ему крайне нужен был кто-то, кого можно потрогать. Погладить. Ощутить на себе чьи-то руки и тепло дыхания. Да хотя бы и Индиана, с самого начала бросавший на него странные взгляды. Ранее у него такой критичной необходимости не возникало. Но тут, в этой концентрированной альфьей тусовке, почему-то слетели пару винтиков, отвечающих за резьбу на контроле желаний, и вот…

— М-м-мы-ы-ы, ы-ы-ы… — наступив на живот коленом, навалился на него внезапно Брюс, обнимая затем руками.

Отлепив от себя страждущего, Вуди выбрался из кровати, посмотрел на горе-пьяницу, подумал было о свободной кровати изгнанного из шоу Элмера, но понял, что эта музыка будет вечной на сегодняшнюю ночь и выспаться в таких условиях не удастся. Он вышел из комнаты и не удержал дверь, случайно хлопнув. Джесси, сонный и облаченный в банный халат, шел в этот момент мимо и подпрыгнул от столь резкого звука:

— Да долбаный же хаос! То этот под'ывник, то Бошену не спится, то пьянь шатается, а ты-то уже куда пйешь? Ночь на двойе!

Вуди видел, что и Джесси тоже находится в постоянном напряжении из-за того же, что и он, и просто махнул рукой, не в силах объяснять очевидное:

— Не спится…

Джесси потер глаза и пошел в комнату Боба — Боб с Тимом ночевали раздельно, потому что: «Ну тут же не бордель!» Стеснительный омега решил, что лучше Тим его будет видеть умытым и красивым с утра, а потискаться они и так успеют за день. Джесси тихонько постучал костяшками пальцев и, когда никто не ответил, приоткрыл дверь — Боб сладко спал, даже будить было жалко. Но надо. Мистер Бошен просил.

— Боб! Бобби! — потряс его легонько за плечо. — Мисте' Бошен п’осил тебе сказать, что у Тима завт’а день ’ождения. Ты телефон отключил, вот, пйишлось тебя будить.

Боб резко подхватился и сел в кровати. Как обычно бывает, когда внезапно кого-то разбудить и сказать что-то важное. Вначале испугался. Потом расслабился. А потом напрягся — где он здесь найдет подарок любимому человеку?

— Спасибо! — пискнул он вслед уходящему, зевающему во весь рот Джесси.

Тот махнул рукой, даже не оглядываясь, потому что был почти в трансе: хотелось спать, но стоило сомкнуть глаза, как заветная парочка была тут как тут. То оба-два целовали его, медленно раздевая, то он был свидетелем как эти двое нежно трахаются, то он сам — сам! — отсасывал сразу двоим. Это было каким-то наказанием за его прошлые грехи. Будь эти картинки противными, грязными, некрасивыми, не имелось бы проблем. Даже лучше было бы. Но сны все больше и больше наполнялись эротизмом, негой, соблазном, будто бы он смотрел свою любимую коллекцию порно. И, просыпаясь, чувствовал себя так хорошо, что даже плохо. Этот сонный терроризм подтачивал его силы и мучил каждый раз, стоило только закрыть глаза.

Боб успел посмотреть первых два сна, и пробуждение было внезапным — ни два, ни полтора. Он не проснулся толком и никак не мог сообразить, чем же таким порадовать своего Тимошу. Тот вон что для него сделал — и с парнями договорился, и буквы выложил… Бобу хотелось разреветься. Он подошел к окну и посмотрел вначале бездумно в темноту. Затем присмотрелся к взорванному газону.

«Кучка! Муравьиная кучка!» — озарило его, и он метнулся на кухню, громыхая дверьми от холодильной камеры и доставая нужные ингредиенты.

Говард заглянул на звуки, доносящиеся из кухни — вдруг что пожрать получится, — и был припахан деловитым Бобом крошить печенье.

О, эти влюбленные такие милые, но… у Говарда был свой интерес, который сейчас дрых без задних ног. Думая о нем, печенье альфа наломал по-свойски, от души — криво и косо, не особо маленькими кусками. Боб летал на крыльях — творил: доставал сгущенку, масло, ваниль, корицу, выковыривал все это в самую огромную кастрюлю и напевал.

Говард усмехнулся — ишь ты, что с людьми любовь делает. Приятно было наблюдать за этой парочкой. Он хотел еще остаться и помочь, но Боб деловито выпроводил его из кухни, сказав, что дальше он сам. Он так сиял, что комбайнеру завидно стало — когда кто-нибудь ему с таким же удовольствием хотя бы яишню пожарил? Да никогда.

Увидев пустую комнату с раскинувшимся на его, Говарда, кровати Брюсом, он замер в нерешительности. Вздохнул, махнул рукой и устроился на бывшем лежбище народного целителя.

Вуди добрел до первого этажа, даже не рискнув идти на крышу — там было козырное место, и он бы обязательно кого-нибудь там встретил. Однако и в холле не было пусто. Индиана, заметивший ночного посетителя, вначале неодобрительно хмыкнул, а потом, рассмотрев, спустил ноги с дивана и чинно сел, похлопав по мягкой обивке рукой. Движения у него были плавные, а взгляд, как обычно, странный. Слишком он отличался от контингента, собранного на шоу, — все-таки в нем имелось больше восточного, чем европейского, начиная от жестов, заканчивая построением предложений и даже менталитетом. Вуди в своих записях отметил его неторопливость, расслабленность и в то же время острый ум и грамотную речь.

Странно было то, что только что он думал, как не против ощутить руки Индианы на своем теле, и кого он встречает в ночи? Совпадение? Судьба? В любом случае, кочевряжиться он не стал и присел рядом. Темноту холла расчерчивали светлые пятна, падающие от фонарей за окнами. Было тихо и уютно.

— Не спится? — Индиана подобрался, как кот, и светил глазами из темноты дивана, всего в полуметре от Вуди.

Тот качнул головой — все объяснять было бы длинно и путано.

— А вам?

Индиана улыбнулся, что было слышно в темноте, и плавно прочитал:

— Кто понял жизнь, тот больше не спешит,

Смакует каждый миг и наблюдает,

Как спит ребенок, молится старик,

Как дождь идет и как снежинки тают.

Кто понял жизнь, тот понял суть вещей,

Что совершенней жизни только смерть…

Вуди подхватил:

— …Что знать, не удивляясь, пострашней,

Чем что-нибудь не знать и не уметь.

Он повернулся к Индиане, чувствуя, как между ними протягивается ниточка понимания. Вот здесь, сейчас, в темноте и неверном свете фонарей почему-то все оказалось намного проще и понятнее.

— Гениальный мужик был этот Хаям…

— Мне так нравится, как вы читаете, Вуди. И вообще все, что вы делаете. Хотите, сыграем в игру? — Кончиками пальцев Индиана осторожно прикоснулся к бедру сексолога, отмечая, как у того изменилось дыхание.

— И в какую же? — живо заинтересовался тот, хотя ему хотелось просто прикрыть глаза и расслабиться под этими умелыми руками.

В кухне над ними что-то с грохотом и лязгом упало на пол, и они подпрыгнули на диване оба, не сговариваясь. До снулого мозга Вуди дошло, что здесь все фиксируется и в любой момент может кто-то зайти и помешать настрою. Те же думы отразились на лице Индианы.

— Предлагаю стихотворный батл. Вы начинаете — слово, на которое заканчивается ваш стих, будет началом для моего, и наоборот.

— Годится, — протянул руку Вуди, пожимая теплую ладонь. — Только предлагаю выйти из дома, здесь эти звуки мешают думать.

Когда они медленно вышли на террасу, тихо, шепотом, чтобы не разбудить павлинов, Вуди провокативно прочитал:

— На кончиках моих волос,

Твое горячее дыханье…

И мысли сразу все вразброс,

И бьется лишь одно желанье…

Слова, сказанные шепотом, произвели нужный эффект, и Индиана, взяв Вуди под ручку, так же тихо и проникновенно прочитал:

— Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..

А годы проходят — все лучшие годы!

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,

А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? — там прошлого нет и следа:

И радость, и муки, и всё там ничтожно…

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг

Исчезнет при слове рассудка;

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, —

Такая пустая и глупая шутка…

Дрожь тела Вуди, как реакция на простые прикосновения руки востоковеда, на сказанные шепотом слова и теплоту руки, подтолкнула его к решительным действиям, лишь только они обошли здание и приблизились к домику с техинвентарем. И он быстро срифмовал, пока не передумал:

— Шутка ли? Держать тебя за руку,

Зная — время обратит все в тлен.

Шутка ли? Держать тебя за руку,

А хотелось все же бы за член

Индиана остановился и сжал Вуди за предплечье, кивая головой на дверь:

— Туда?

— И туда тоже можно, — выдохнул Вуди, чувствуя, как становятся неудобными штаны и другая одежда.

В домике было чисто, и, осторожно зайдя внутрь, впопыхах оглядываясь, они разочарованно вздохнули — кровати тут не наблюдалось.

— Стоя… — сказали оба в один голос.

— Я сам тебя раздену. Позволишь?

Индиана очень хотел и произвести впечатление, и, собственно, раздеть Вуди — очень давно. Поэтому когда тот тяжело выдохнул, провел руками по его груди сквозь футболку, чувствуя возбужденные соски. Наклонился, обхватил зубами один вместе с тканью и дождался тихого стона.

«Персик!» — подумал востоковед и о том, что не ошибся в выборе. Руки его забрались под футболку, пока он покусывал второй сосок, проводя пальцами по ребрам и наслаждаясь шелковистостью кожи и ответной реакцией альфы.

— Не сдерживайся, Вуди! Здесь можно стонать и кричать громко. Если бы ты знал, как мне хочется ласкать тебя, целуя долго. Мучить лаской…

Индиана снимал с него футболку, перемежая слова поцелуями, и у Вуди закружилась голова: от слов, от горячих и нежных рук. Сбывались его давние мечты — нежный и неторопливый любовник прямо здесь и сейчас, и тактильный голод, вместо того чтобы притихнуть, разгорался, будто тлеющим головешкам подбросили большой пучок сухого сена.

Он оперся спиной на дверь, откинув голову назад, и перестал сдерживаться, ахая и выстанывая именно ту песню, мелодию которой на его теле выводил опытный музыкант. Внезапно и неожиданно он понял, что они совпали по предпочтениям в сексе, что для него, как ученого в данной области, было немаловажным. Когда Индиана нырнул носом в его подмышку, наслаждаясь запахом его пота, а руки расстегнули пряжку и спустили джинсы с упругого зада, высвобождая напряженный член, все стало неважно. Вуди купался в неге, ласке, в восторге Индианы, который можно было осязать — по тому, как блестели его глаза, когда он, стоя на коленях, с упоением целовал внутреннюю поверхность бедер и наслаждался стонами и видом своего любовника, не торопясь, как другие, сразу перейти к делу. Им обоим это доставляло столько удовольствия, что уже одна прелюдия могла считаться полноценным актом.

— Вот оно, сладкое местечко! — шептал Индиана и проходился языком под коленкой, и Вуди дрожал, задыхаясь от изливающейся на него ласки и нежащих слов. — Ты невероятно сладкий! — Индиана ласкал носом, щекой, губами, даже ни разу не поцеловав его в губы, но тем не менее выискивая и находя волшебные точки, которых никто в нем не старался искать, сразу хватая за зад или яйца.

Вуди даже не успел пожалеть, что у них нет с собой презиков, чувствуя губы на мошонке и теплое дыхание на члене. Ласка мучила, нежила, сводила с ума, и Индиана вырвал все-таки громкий крик из забившегося от оргазма в его руках альфы. Презерватив им и не понадобился. Индиана был так заведен своим отзывчивым любовником, что стоило тому прийти в себя и просто взять в руку член, слегка приласкать, наконец-то слившись в поцелуе, как он тоже кончил, цепляясь пальцами за плечи и дрожа от наслаждения.

Боб закончил украшать огромную гору муравьиной кучи и посмотрел на торт. Цифра двадцать шесть, выложенная из мармеладных сердечек внутри, и столько же свечей по кругу смотрелись миленько. Но что-то его тревожило. Вспомнилось их знакомство в съемочном павильоне, когда Тим представился: двадцать пять. Блин-блин-блин! Это же был не возраст!

Бобби покраснел, вспомнив все сантиметры в себе, и принялся перекладывать мармеладки и расставлять свечи по-другому, равномерно. Так, чтобы было двадцать четыре. Как раз к утру и закончил.

Утром все записки были с поздравлениями для Боба, и лишь одна выделялась по тексту.

— Шутка ли, знать, что вйемя

Все об’атит в тлен.

Можно ли взять за йуку

Там же. Сегодня. В семь.

Джесси прочитал вслух и недоуменно посмотрел на участников шоу:

— Ничего не понятно. Но, надеюсь, адйесат догадается.

Адресат догадался. И медленно, соглашаясь, еле кивнул, опустив голову.

Индиана, задержавший дыхание, медленно выдохнул и улыбнулся.

Следующую записку Джесси зачитывать не стал — молча убрал в карман и перешел к следующей, пока на экране мельтешили сообщения:

lanah

Давай, Джесси, соглашайся на тройничок, хватит стресс супчиком заедать))

Говард, зайка, рад за тебя. Всё-таки под коньяком Брюс дал прикоснуться к совершенству)

Пользуясь случаем и тем, что я в эфире, передаю привет fukai_toi, полностью поддерживаю в отношении Тима+Бобби))

Вандыш

Оставить всех!!! Выгнать кротов!!!

Nat Z.

Джесси такой офигенно клевый омега! Как же я понимаю беднягу Дарена! После шоу Дарен, несомненно, еще больше как художник прославится, потому что впечатлений у него теперь вагон. Я так мечтаю о картине с его автографом, на которой он сейчас Джесси рисовал. И как же мне нравится неунывающий Харви! Павлинов усмиряет, кротов взрывает, человек-решение-действие. Так надеюсь, что он найдет нужное решение, и Джесси поймёт — эти двое именно его альфы.

Без воображения Ты труп

Если повезет, то это будут читать участники в эфире, но мне хочется передать это Джесси.

Какой же ты трус Джесси! Избегать свои желания и мечты глупо. Пользуйся моментом, пока есть шанс, чтобы не жалеть потом о не сделанном раньше»

До вечера было достаточно времени, чтобы подумать и решить окончательно, что делать с приставучим художником. Нужно будет как-то его отшить так, чтобы отшился и не зыркал такими обиженными глазищами, будто Джесси съел последний кусок колбасы.

Чем ближе ползла стрелка к критической отметке на циферблате, тем тревожнее становилось, и он уже не мог спокойно заниматься своими делами. И никому, тем более себе, Джесси не объяснил бы, почему так долго мылся в душе, натирая себя гелем «Нежность орхидей», надевал свои самые узкие джинсы и стринги под них и почему намазал губы смягчающим бальзамом. Переговоры переговорами, а выглядеть хотелось на все сто. В бильярдную он вошел, как не каждый херувим порхал к воротам рая — со всем возможным апломбом, шиком и в свете настенного голубого бра. Дарен, натирающий кончик кия мелом, посмотрел на него, как и ожидалось, с восхищением, никаких шуточек отпускать не стал и в дальнейшем вел себя прилично, расспрашивая о том, как себя чувствует Джесси, что ему нравится, а что нет, о чем он мечтает и чего хочет от этой жизни. Джесси, ощущая себя звездой на светском приеме, отвечал не менее учтиво, отмечая про себя, что Дарен не спровоцировался на оттопыренный зад в обтягивающих джинсах. Вечер прошел под знаком совместного препровождения хороших знакомых за партией в бильярд и парой коктейлей, хотя омега готовился к обороне на грани истерики.

— Это тебе, — сказал Дарен, вручая ему вставленный в рамку портрет. — На память.

Шагая к своей комнате, Джесси остановился посреди коридора, еще раз глянул на рисунок, где он был изображен одухотворенным и немного грустным, каким-то таким… настоящим, будто художнику, которого он считал пустышкой, удалось передать его суть. Резко развернувшись на пятках, Джесси решительно двинулся обратно.

— И что это было? — воскликнул он, положив рисунок на тумбу и уперев руки в бока.

— Я хотел узнать тебя поближе, — ответил Дарен. — Что в этом плохого?

— Что плохого? Ты сначала подкатываешь, потом мо’озишься, потом психуешь, потом опять подкатываешь, и все затем, чтобы узнать меня получше? Да’ен, ты свинья!

Дарен, поморгав, удивился:

— С чего это я свинья?

Джесси понесло: он орал, как самка павиана в брачный период, размахивая руками, тыкал в грудь Дарена пальцем и заявлял, как тот достал его. Дарен, побагровев, начал орать что-то в ответ, и на их совместный ор примчался Харви.

— Что тут думать — вы же хотите друг друга, — пожал плечами он. — Чего выяснять?

— С хуя ли… — начал Дарен, но Харви, притянув его за шею, прижал к своей груди. Другой рукой он умудрился поймать пискнувшего омегу.

— Ребята, давайте не будем терять время на такую ерунду, — произнес он. — И дрочить друг на друга. Нам всем надо расслабиться. Давайте посидим вместе, посмотрим фильм, закажем пиццу. Как хорошие приятели. Да?

На перемирие и пиццу Харви пригласил всех в свою комнату. Пока ждали, когда приедет доставка, начали смотреть мелодрамную комедию: Харви ржал с первых минут, Дарен хмыкал, Джесси кисло смотрел перед собой, пребывая в несвойственном для себя состоянии нерешительности — хотелось уйти, но что-то мешало.

— Опа, доставка! — обрадовался пиликнувшему телефону Харви, вскочил с места и дернул за руку Джесии. — Быстро мыть руки! Там как раз две раковины, разберетесь!

— Эй! — Дарен, впихнутый за омегой в ванную, повернулся к закрывшейся двери.

— Ничонезнаю! — произнесли за ней, и свет погас, оставляя их наедине. Потом хлопнула дверь, ведущая в коридор, знаменуя то, что летчик и правда ушел за пиццей.

— Я его не подговаривал, — сказал Дарен, садящийся, судя по звукам, на край ванны. — Это он сам хуйню придумал.

Джесси, сопя, приземлился на унитаз. Выругался, встал, опустил крышку и сел снова, с комфортом. В комнате телевизор произнес голосом альфы: «Главное, что у нас есть презервативы».

— Зачем я вообще пошел на этот п’оект! — произнес Джесси с чувством — темнота располагала. — Идиотские ситуации! Вообще все идиотское! И йогуйты эти уже в печенках, и конку’сы, и… — он хлюпнул носом. — И с пиццей наебали, а я с ут'а не ел…

— Почему не ел? — спросил Дарен с сочувствием. — Полный холодильник же.

— Не’вы.

Только тут, сейчас, сидя на унитазе в своих самых узких джинсах, в темноте, Джесси понял, насколько устал. Как надоело однообразие дней, вроде разных, но одинаковых — вечера наедине с собой у него точно были однообразными, особенно тоскливыми на фоне сложившихся к этому времени пар. Стало жалко себя, успешного, обеспеченного, красивого, но одинокого омегу, у которого даже котика дома не было, чтобы делать «мур-мур», встречая его с работы. Джесси снова всхлипнул, уже тише, и чужая рука внезапно вытерла его мокрую щеку.

— Я умею готовить лагман, — сказал Дарен, перебираясь на пол и садясь на коврик у его ног. — Если Харви не вернется через пять минут, вышибем дверь и пойдем есть. Только не расстраивайся.

Стоило ему оказаться ближе, как вновь сработали флюиды, витавшие между ними, и Джесси, вздохнув, обхватил его за шею и обнял, чувствуя, как становится легче.

Харви, с трудом сдерживаясь, чтобы не потирать руки оттого, насколько был собой доволен, сбежал вниз по лестнице. Несмотря на то, что ближайшая пиццерия находилась далеко, ведь особняк располагался за городом, доставляли еду на удивление резво — он недавно проверял, заказав хот-доги. Отношения Дарена и Джесси уже не беспокоили его, ведь с их взаимным притяжением это был всего-то вопрос времени — их тянуло магнитами, только они, по глупости и неопытности, все время поворачивались не теми полюсами. Харви, как мужчина с большим опытом, а еще больше верой в позитивный финал этой истории, решил взяться за дело единолично и ссадить великовозрастных балбесов в одну песочницу, разъяснив, что она общая и сопли лучше в нее не ронять. Нужно было всего-то подождать, потерпеть…

— Вот сука! — провалившись ногой в очередную нору на газоне, он едва не рухнул в кусты.

Харви представилось мелкое утробное хихиканье, которое крот издавать, конечно, не мог, но воображение его все равно создало за крота, доводя до бешенства в секунды. Забрав коробку у ворот, Харви вернулся, положил ее на стол на веранде, закатал рукава и наведался в садовый домик за шлангом, который насадил на гусак поливалки и крутанул вентиль, открывая воду, предварительно запихнув другой конец шланга в нору.

— Щас ты у меня ласты отрастишь, мудила слепошарая, — бубнил он, переходя от норы к норе.

Вскоре вода, залив подземные ходы, начала выступать наружу, и Харви закрыл вентиль. Слепошарый вредитель, отсиживающийся в подземном жилище как вьетнамский партизан, должен был покинуть насиженное место за неимением возможности проживать дальше из-за наводнения. Если бы крот осмелился вырыть новые ходы, Харви готов был стоять на страже, чтобы затопить и их.

Вернувшись в комнату, он сначала прислушался — было тихо — и только потом открыл дверь.

— Пицца! — воскликнул Харви.

Джесси, глянув на него с прищуром, прошел мимо, сразу к выходу, а Дарен громко порекомендовал летчику засунуть ее в задницу, добавив уже тише:

— Спасибо!

— Сосались? — обрадовался Харви.

Дарен усмехнулся многообещающе, похлопал его по плечу и, откинув крышку коробки, вытянул сразу два куска.

До конца дня Брюс проходил как зомби — давно его так не штырило, плюс к похмельному синдрому приложилось осознавание своего вчерашнего грехопадения и того, что его бросили. Оба факта угнетали одинаково. Старательно избегая разговоров с Говардом, он просуществовал до вечера, а вечером, вытянув из болота самопожирания, его потребовал к себе мистер Бошен.

— Как вы думаете, по какому поводу я пригласил вас на беседу?

Брюс, глянув на мелькающие на экране кадры, зарделся, как школьник, и проговорил, опустив голову:

— Выключите, я понял.

— У нас с вами договор, Брюс, — вздохнул Бошен, почесав щеку под краем маски. — Трудовые отношения, можно сказать. Я выполняю свои условия — обеспечиваю вашу безопасность и сохранность здоровья, досуг, на ваш банковский счет ежедневно перечисляются суммы, обговоренные заранее…

— Я не знаю, как так вышло. То есть знаю как, но не знаю почему.

— Он вам нравится, Брюс.

— Я просто много выпил и был расстроен, — упорствовал тот. — Обещаю, что больше такого не повторится.

— Нет, вы можете и дальше поддерживать образ гея, вы даже обязаны это делать, — ответил Бошен. — Только более интимные контакты запрещены вам по контракту, иначе он аннулируется, а вас дисквалифицируют.

— Я и не собирался! Я натурал.

— Вы так уверены в этом?

Брюс, поднявшись, поправил рубашку, попрощался и вышел.

Ко дню голосования он немного пришел в себя — Говард его не трогал, не напоминал о произошедшем, видимо наслушавшись советов Харви, а может, Бошен также вызывал его на беседу.

Зрители проголосовали против Олби, аргументируя тем, что он пару не нашел и цепляться ему не за что, и библиотекарь, тепло попрощавшись со всеми, направился в кабинет к доктору, с которым собирался обменяться номерами, однако того на месте не оказалось и никто не знал, как его найти, даже Джесси. Убедив себя, что номер он добудет и потом, за пределами особняка, Олби вышел на усыпанную гравием дорожку. Набрал номер такси, но стоящий неподалеку внедорожник помигал фарами. Олби, оглянувшись и никого не увидев, подошел ближе.

— Подвезу, садись, — произнес водитель, перегнувшись через сиденье и открывая ему дверь.

Забравшись внутрь, Олби уставился на сидящего за рулем Эванса:

— Это такой сервис у вас? По домам всех лично развозить?

Эванс усмехнулся:

— Не всех.

8

Друзья никогда не верили Вуди, что у него, с его огромным количеством пациентов, нет любовника. Или партнера. Или на пару раз потрахаться знакомых. Потому что — ну ты же сексолог.

О да. Если бы к нему ходили здоровые нормальные альфы, омеги и даже беты, из которых любовники были не в пример лучше, потому что им не мешал цикл, запахи, феромоны. Но кто идет ко врачу здоровым или только что заболевшим? И та-а-ак сойдет — все ждали, что справятся сами или рассосется. А когда становилось хуже, приходилось применять тяжелую артиллерию. Это раз.

Два — это то, что больной человек не думает об утехах и не пытается закадрить доктора, а если пытается, то чтобы самоутвердиться — вот видишь, мол, я здоров, я могу, я хочу.

Поэтому тот стихотворный батл, сдвинувший с мертвой точки отношения с Индианой, совершенно ни с кем другим не мог состояться. Остальные участники ему подходили только как подопытные для его исследований. Удивительно было встретить человека, так подходящего под все его запросы — тонко чувствующий, поэтичный, предпочитающий то же, что и он.

Идя на встречу в семь часов, Вуди волновался как перед первым свиданием: не хотелось растерять те приобретенные розовые очки, через которые теперь он видел мир в радужном цвете, а более того — не хотелось разочаровать такого утонченного в чувствах человека. Потому что боль разочарования была ему знакома с юности. Собственно, это и была его жизнь. Это давно пора было менять, и встреча с Индианой представлялась самым лучшим вариантом круто изменить личную жизнь.

Поэтому перед свиданием Вуди выпил. Благо этого добра тут было завались.

И опростоволосился.

В садовый домик он прибыл с опозданием — думал, что успеет немного прийти в себя, чтобы и не бояться неловкостей, и не нести пьяный бред, но, входя в помещение, которое Индиана успел прибрать и поставить посередине раскладной стол и два плетеных стула, Вуди чувствовал себя не в себе. То есть прилив энергии случился, но не той, какой нужно — хотелось болтать без умолку.

— Я тут… — Индиана не успел произнести до конца мысль о том, что он нарезал фрукты и сыр к вину, которое стояло на столике, как Вуди начал рассказывать, что в детстве у него была собака по кличке Джордж, которая храпела во сне громче отца и попукивала.

— Особенно от брюссельской капусты или тыквы, — добавил он с серьезным выражением лица, наблюдая, как Индиана протягивает ему канапе на палочке. — А уж если фасоль сожрет, так вообще…

Легкость, напавшая на него еще до того, как он выпил, оттого, что встретил своего человека, включила на фоне алкоголя тумблер, и его заело. Это как разговор с попутчиками — чужим людям можно рассказать про все, как психотерапевту. А с Индианой и того страннее получилось — и не врач, и не попутчик, но обычно у Вуди так и бывало: как только человек понравился и нужно вести себя естественно, из него просто фонтаном перло все что угодно, кроме нормальности. Может, поэтому он до сих пор и был один.

Потом, вспоминая детство, он еще приплел в рассказ о собаке то, как писался ночью и ему стелили клеенку под простыни, как его вырвало на детском утреннике, как он носил скобы и очки и его дразнили в школе.

— Я такой страшный был! — сказал он, расплескивая вино на белую скатерть. — Прыщавый весь…

Индиана слушал, не перебивая, лицо его расплывалось, и когда Вуди в очередной раз глотнул из стаканчика, к общему состоянию прибавилась тошнота.

— Водички? — привстал Индиана, видимо заметив, как ему плохеет.

Вуди сначала помотал головой из стороны в сторону, затем сверху вниз, и от этой качки стало еще хуже. Вывернуло его прямо на рубашку заботливо поддерживающего его Индианы, и Вуди, вытирая слезы, еще долго сидел, переживая приступы икоты.

— Испортил свидание, — сказал он, начиная трезветь, но ощущая, что чувство стыда пока только набирает силы, чтобы приплющить его попозже.

Индиана гладил его по голове, а Вуди икал, и хорошо, что камер в домике не было, иначе зрители решили бы, что отношения у них перешли на новый уровень доверия.

На самом деле Индиана планировал провести свидание совсем не так. Легкие закуски к вину и приготовленные к ним комплименты должны были растопить сердце Вуди и успокоить свою нервозность. С Азизом у него все было не так, да и давненько он уже не ходил на свидания и успел подзабыть это волнительное чувство.

И вот когда Вуди пошел, что называется, поперек борозды, Индиану попустило. Это было… странно. И непривычно. Совершенно неканонично. И перестало напоминать свидание, как только Вуди открыл рот. Однако, на удивление, Индиана успокоился и почувствовал себя как дома. Будто бы они знакомы тысячу лет и это сто первый эпизод, когда Вуди нервничает и его надо успокоить. И стало так легко на душе, потому что он понял, что да, это тот человек, с кем хочется проводить вечера, гладить по волосам, когда ему плохо, мыть в ванной, когда тот устанет, и выслушивать, как пердела его собака. Индиану не расстроила даже испорченная рубашка и несостоявшийся секс, на который он, конечно же, надеялся. Пусть на десять процентов, но надежда все-таки тлела. Но вместо этого пришло понимание, что именно Вуди тот самый человек, с которым ему будет спокойно и радостно в обычное время и горячо и страстно в постели. Он не станет ничего делать напоказ, как Азиз, не буен во хмелю, мил, даже когда рассказывает о своих неудачах.

Поэтому, вытерев Вуди мокрыми салфетками и сняв с него и с себя рубахи, Индиана усадил его к себе на колени и поцеловал в ушко.

— Какой же ты милый, Вуди. Так бы и не спускал тебя с рук никогда. Не вздумай корить себя ни за что! Ты открылся мне с другой стороны, и я очень рад, что ты это сделал.

Харви перелопатил сотни рецептов избавления от кротов на форумах и сайтах огородников, но ничего, что он бы еще не пробовал или о чем бы не подумал, не нашлось. Отчаявшись, он решил прибегнуть к самому проверенному, по словам матерых садоводов, методу: прокрался ночью к норам — свежим, ибо старые тоннели затопило, — сложил ладони рупором и проорал:

— Крот, крот, хуй тебе в рот! Уходи на свой огород!

И так — трижды. На третьем открылось окно, и заспанный Тим спросил:

— Чё ты орешь?

— Да так, стресс снимаю, — ответил Харви, оглядываясь с опаской, будто кроты, оскорбленные посылом, могли сгруппироваться и отомстить.

Необъяснимо, но факт — крот, которому хуй в рот, покинул поле сражения и не появлялся больше. К концу недели Харви вызвали в гостиную и торжественно, через Джесси, вручили огромную плюшевую игрушку подземного вредителя в кепке со стразами.

— Это вам, — сказал с экрана мистер Бошен привычно измененным гулким голосом. — Как победителю в схватке и настоящему альфе.

Оценив шутку и поблагодарив Бошена, Харви отнес крота Дарену — как настоящий альфа своему… альфе.

Изучив голосовалку, в которой зрители оставляли свои голоса против того или иного участника проекта, Джесси огорчился — большинство было против Дарена.

JennyBolsh

Дарена. Если подумать логически, странно, что гей влюбился в омегу.

Каломбин

Дарена. В омегу влюбился, от альфы морозится, логично.

ou. dyy

Дарен, конечно. В омегу влюбился? Влюбился.

Выходило, что это он, Джесси, тоже причастен к этому. Ходил бы дальше художник с Харви — и продержался бы подольше, может, даже и выиграл бы, а так… В конце концов, а себя-то сколько можно мучить неопределенностью?

Потому перед днем голосования Джесси вытащил из ящика с бельем шелковые трусики с кружевными вставками, комплектующую их короткую майку, надел подаренный на днюху пеньюар и написал Дарену и Харви, что ждет их обоих на важный разговор в бильярдной. Конечно, на экран очень откровенные сцены не шли, но хотя бы мистер Бошен должен был охренеть от того, что он собирался делать — и делать красиво.

Первым в комнату вошел Дарен, глянул на сидящего на столе под желтой лампой омегу и застыл, потому Харви, шедший следом, налетел на него.

— Чего ты встал, как… — И тоже посмотрел на стол. — Ни хрена себе!

— Мне тут, вообще-то, скучно, — произнес Джесси, закидывая ногу на ногу. — Зак’ывайте двеи.

Предполагалось, что это Джесси немного расслабится, наблюдая за тем, как Дарен будет нежничать с Харви, но художник сразу перешел в наступление, втиснувшись между разъехавшихся ног и целуя то в губы, то в шею, то куда-то под ухо, и это Харви, устроившись в кресле в тени, наблюдал за ними, вслушиваясь во вздохи и приглушенные стоны. Дарен, целуя все ниже, сполз, становясь на колени, высвободил из шелковых кружев омежий член и вобрал в рот, смотря снизу своими неправдоподобно синими глазами. Харви вздохнул вместе с Джесси, и по звуку открывающейся молнии стало ясно, что он в стороне не остался. Чуть позже, когда Джесси совсем отключался от реальности, позволив уложить себя на спину на зеленое сукно стола уже без белья, в одном сползшем до локтей пеньюаре, Харви подключился, стягивая одежду с Дарена, пока тот размазывал смазку Джесси по своему члену. И стоило признать, что такого острого, первобытного возбуждения омега еще не испытывал.

— Да, да, да! — воскликнул Джесси, когда в него наконец вошел Дарен.

— Я сейчас кончу, — проговорил тот, и Харви, целуя его в шею, как в том мокром сне, сказал:

— Не кончишь, мы еще не начинали.

Шлепнул по ноге Джесси, закинутой на его бедро, и просунул руку между их животами, поглаживая именно там, где так хотелось.

Джесси, разложенного на сукне, придерживал за бедра Дарен, которого, в свою очередь, задавая темп, насаживал на себя Харви, и даже когда омеге удалось кончить — чересчур быстро от перевозбуждения, — альфы не остановились, наглаживая его вдвоем. И только прыгая на сидящем на полу Дарене, Джесси вспомнил, что тот без резинки, но отчего-то не огорчился — было не до этого.

Говард, выждав положенное время для принятия Брюсом своего негаданного гейства и промучившись не одними ночными фантазиями, перед началом объявленного конкурса вошел в комнату, потоптался у порога, затем сел на край его кровати, как раз когда тот натягивал носки. Брюс на него не посмотрел, но незаметно отодвинулся.

— Давай поговорим, — произнес Говард, хотел положить руку на колено альфы, но передумал.

— Давай, — ответил Брюс натянуто. — Я не омега, истерить небуду и утешать меня не надо. Я был нетрезв, на нервах, и у меня давно не было секса, как и у тебя. Вот и весь наш разговор: не надо надумывать лишнего и вообще вспоминать произошедшее не стоит.

— Мне вроде не пять лет, — хмыкнул Говард. — Я различаю, когда кто-то просто пьян, а когда этот кто-то пьян и я ему нравлюсь. Или ты тот самый натурал, м?

— Плохо различаешь! — повернул к нему лицо Брюс, и Говард заметил, что эмоции скрывать дается тому с трудом. — Я по Вуди сохну!

Говард сначала опешил, а потом хохотнул:

— Ага, а я по мистеру Бошену.

Брюс, фыркнув, щелкнул резинкой выданных для тимбилдинга шорт, натягивая их до пупка, глянул на него сверху вниз и вышел. Говард, посидев в тишине, тоже поднялся и направился вниз, где уже звучал призывный рожок, в который дул Харви.

— Итак, — лежащий на шезлонге Джесси покачал ногой в ярком сланце. — У нас ук’епляющие командный дух занятия на свежем воздухе. Пе’ед вами бассейн с мыльной водой — в нем вы будете пе’етягивать канат. Делитесь на команды, п’из победителям — иммунитет на голосовании. На команды делимся, естественно, методом же’ебьевки.

Подмигнул всем сразу и сунул коктейльную трубочку в рот. Сегодня он был какой-то чересчур расслабленный, и Говард подумал, что художник все же вчера не те шары катал в бильярдной.

Оказавшись в одной упряжке с вышеупомянутым художником, а также с Тимом и Вуди, Говард посмотрел на хохочущего над очередной шуткой Харви Брюса. И, чего скрывать, в который раз ощутил себя неуклюжим, хотя и здоровенным, поленом на фоне вечно заряженного, как батарейка, летчика. И на фоне Индианы, полного внутреннего благородства и неспешности, — тоже.

— Па’ни, ну что вы копаетесь! — булькнул трубочкой Джесси. — По взмаху моей йюки — начинаем!

Из колонок полилась задорная музыка, и альфы, взревев, схватились за веревку. Правда, быстро стало понятно, что в надувном бассейне, заполненном до половины мыльной водой, удержаться на ногах было не так просто.

— Ребята, ну чего вы как дети! — заорал Харви, раскорячившись пляжным крабом. — Хватайся за меня!

Стоящий сзади Боб, последовав совету, схватился за его бока, но при рывке руки сползли до талии и держался он уже за резинку его шорт, стягивая их вниз и оголяя зад летчика.

— Какого!.. — заметил Тим блуждающую по мыльной ягодице альфы ладонь своего омеги. — Вы чо там, э!

Боб крикнул, что это случайность, Харви рыкнул, дергая канат на себя, и Индиана, прихватывая падающего Боба, придержал его за бугорок впереди.

— Э! — Тим, опешив, выпустил канат, и этого хватило, чтобы вся его команда повалилась в воду, поднимая пенные волны.

— Вот мудила, — сплевывая, поднялся Дарен. — Продули из-за тебя!

— А чо они! — вскинулся Тим, а Боб надул губы:

— Я теперь что, никого просто трогать не могу?

— Да ты ему задницу мял! — возмутился Тим, а Харви, приобнимая его за плечи, улыбнулся:

— Не ругайся, дурилка! Не смотрел я на твоего Боба, я вообще, конечно, человек свободный, но…

— В смысле свободный? — в один голос спросили Джесси и Дарен, хотя оба до этого делали вид, что все они тоже свободные и самодостаточные.

Харви пришлось прикусить язык и сделать виноватую мордашку, разводя руками. Другому бы это с рук не сошло, но этому живчику все как с гуся вода — прощалось. Невозможно было долго на него сердиться.

Последующие развлечения никого не развлекли — атмосфера стала искрящей, как перед грозой, и Тим, вместо того чтобы побороть Харви надувной сосиской на перекинутом через сложенные матрасы мостике, тупо его измудохал, пробив в итоге свою сосиску, и ему не засчитали победу. В конкурсе на поедание хот-догов Вуди отказался участвовать из-за того, что Индиана слишком откровенно пялился на торчащие под мокрой майкой Брюса соски, и неудивительно, что победа досталась команде Харви.

В дом все вернулись молча, не разговаривая друг с другом, только на следующий день, провожая Дарена, которого выгнали зрители подавляющим числом голосов, Джесси сказал:

— Ты п’иезжай. Поп’ошу Бошена увидеться с тобой.

— Все равно приеду, даже если не разрешит, — хмыкнул тот.

Харви засосал его по-свойски, облапив зад в джинсах, а Джесси еще нежничал, повиснув на шее, так что Харви пришлось омегу отдирать:

— Ну все, все. А то такси уедет.

После их встречи в бильярдной мозг Джесси переключился на сложившийся тройничок как по щелчку, принимая обоих альф в одну семейную ячейку, чему альфы нарадоваться не могли.

— Вот что секс животворящий делает! — Харви успел вычитать, что такое резкое преображение со стороны омеги после интима случается только если партнер — истинный, потому ходил теперь, выпятив грудь и рассказывая, как женится после проекта. Как они все втроем женятся, и звал всех участников на торжество, которое собирался провести в небе — осталось уговорить Джесси прыгнуть с парашютом.

Ушедший Дарен геем не был — мистер Бошен сказал, что бисексуальность это не то, что они все ищут, и что в их потерявшей в численности компании остается один настоящий натурал. Предположений, кто это может быть, у Говарда пока не было. Но это точно был не Брюс — слишком бездарно тот зачем-то косил под этого самого натурала иногда.

9

— Ведро воды и хуй туды, охапку дров и плов готов, лягушачьи лапки, сиськи старого папки и кусочек лука, а еще залупа*, — бормотал Харви, колдуя у огромной кастрюли.

— Что? Что?! Я это есть не буду! — У Джесси дрожали губы, и он не знал, смеяться ему или плакать.

После отъезда Дарена у него совершенным образом упало все, даже неопадаемое, и настроение в том числе рухнуло одним из первых. Джесси изо всех сил старался теперь не просрать свою работу — потраченный аванс вопил об отмщении, а вернее, об отработке. И вкрашиться в истинного было для него как, блядь, попасть в сказку про Золушка! Он, раньше смеявшийся над сказками об избранных, теперь страдал от отсутствия чертового Дарена, которого раньше терпеть не мог. Теперь все, что было раньше неправильным, казалось… правильным и единственно верным. Тот секс, начинавшийся как просто «ну потрахаюсь, что тут такого», перевернул в нем все с ног на голову, и мир заиграл теперь новыми красками. И если раньше Джесси рассуждал абсолютно по-другому, выбирая партнеров, то сейчас все эти метания и псевдоотношения, которые были до, совершенно потеряли смысл, окраску и важность. И влажность тоже — да ее толком-то и не было, если подумать, так, несерьезно все. Он не стал глупее, но сделался более цельным, и это было очень приятно. Если бы не такой поспешный отъезд Дарена. Хотя тот и обещал приехать, но это было не то же самое, как если бы эта заноза мельтешила рядом.

Очень помогал держаться летчик — из шкуры просто лез, используя всю свою кипучую активность, чтобы «Джессиньке, котику-заиньке-лапушке» сделать комфортно и приятно. Он тоже приуныл без Дарена, но ненадолго — не умела грустить его деятельная натура.

— Ща я такого борща сварганю — ум отъедите! — Харви мимоходом прижался к Джесси, чмокнул его в нос и ураганом понесся рубить овощи. Вот прямо рубить — крупно и с особой жестокостью с двух рук по-македонски, огромными здоровыми ножами.

Вокруг все летало, шкварчало, свистело и шипело, и Джесси, улыбаясь, обошел вокруг стола, перетащил стул к окну, чтобы не мешать процессу и не попасть под горячую руку, и посмотрел в пискнувший телефон.

— Даренька снова ню прислал? — оторвался от шинковки капусты Харви и подошел посмотреть в развернутый к нему экран телефона.

— Ага, — смеясь, закусил губу Джесси.

Первую ночь без общего связующего звена, которое примагнитило необычную ячейку друг к другу сквозь все препоны и прочно сцементировало, они с Харви легли спать по отдельности, но под утро, прокрутившись без сна, оба встретились в холле, крадясь друг к другу. Теперь уж они ночевали вместе, потому что летчик хотел окружить заботой рыжика, чтобы тот не захирел до конца проекта и встречи с истинным, чье отсутствие обоим давалось тяжко.

Оказывается, Джесси, так противящийся опеке, очень даже тащился и наслаждался, когда его закутывали в одеялко, подтыкая заботливо края под круглый зад, приносили-уносили фрукты, водичку и шоколадки в постель, открывали-закрывали окно или форточку, нежно разминали плечи, не обходя стороной попец — куда ж тут деться, и Харви было не чуждо прекрасное пожамкать. Джесси и самому приятно было порадовать Харви, но они договорились, что, кроме петтинга, ничего не произойдет — дождутся объединения ячейки.

Черт побери, Харви теперь и для Джесси стал своим, родным, славным, и от него хотелось не только получать заботу, но и дарить ее в ответ.

Дарен провоцировал своими эсэмэсками обоих. Просил снять для него хоум-видео, потому что он очень скучает, и даже дрочить бедному художнику стало некогда — его пробило крутейшим вдохновением, и он, весь перемазанный в краске, даже иногда помыться не успевал, когда обессиленно падал вечером в кровать, и хотел видеть своих мальчиков в телефоне, а не таращиться на потолок комнаты.

— Ух! Шалунишка! — встряхнулся Харви, увидев задорный провокационный снимок обнаженного татуированного истинного, и снова чмокнул в чудный курносый носик Джесси.

Очень знойный тройничок обернулся для них каким-то странным откровением, как будто пазл сложился, щелкнул тумблер, и мир обрел спокойствие, равновесие и пресловутый буддийский дзен, заиграл радужными бликами счастья. Умиротворение, спокойствие, радость накрыли их куполом, и эта гармония была видна со стороны. Они двигались как два магнита, эти взгляды и ласковые прикосновения накаляли обстановку вокруг них, и это заводило всех сторонних наблюдателей.

Боб неловко покраснел и отвернулся, Тим его приобнял и незаметно просунул руку в трусы, жамкнув за жопу, за что тут же получил ощутимый тычок под ребра. Говард, не отрываясь, смотрел на Брюса — тот снова краснел-бледнел, покрывался пятнами и тоже хотел бы сделать как Тим, но знал, что ему как раз не светит и не греет тут ни с какой стороны. Только сдаваться Говард не собирался — вон сколько парочек уже нашли друг друга на проекте, а он чем хуже, тем более видел каждое утро и вечер эти незаметные взгляды, которые бросал на него Брюс. Ну, хочет медленно, будет ему медленно. Говард и не столько ждал без единой надежды на взаимность в своем поселке. Но больше даже, чем запустить руки в штаны, ему хотелось склониться и поцеловать Брюса в шею. Занюхнуть его запах там, за ухом, и лизнуть кожу… Говарда до трясучки заводила скромность и явный интерес этого альфы, но боязнь спугнуть зарождающееся притяжение держала его хрен в узде.

Инди с Вуди держали оборону до последнего. Делали вид, что ничего их не связывает, но это стоило им больших усилий и совершенно не работало.

— Боже, Хайви! Я ж’ать хочу! Твой бойщ еще два часа будет готовиться! Сделай мне ми… млет, что ли?

Джесси единственный не боялся разрушительной творческой силы Харви и мог вот так запросто ему под руку что-то сказать, когда тот агрессивно и упоенно колдовал у плиты. Он уже точно знал, что этот ураган наизнанку вывернется, но сделает так, как он попросит. Он мог просить Харви даже звезду с неба достать, и тот бы достал. Но Джесси не нужно было. Умиротворение и гармония, окутавшие их пару даже в отсутствие Дарена, благотворно сказывались не только на них, но и на всех окружающих.

Глядя в телефон на умильно скорченную рожицу Дарена, Джесси понял, что вечером придется просить Харви о неожиданном. Если тот хотел дождаться встречи с Дареном, никуда не пристраивая свой кукурузный початок, то придется Джесси пристроить кое-куда свой. Он знал, что Харви не откажет, и это будет очень даже интересный опыт для них обоих.

— Да ты ж мой котичек! — громогласно воскликнул Харви, лязгая огромной сковородой и обводя взглядом оставшихся участников. — Кто будет яишню, а кому омлет?

Боб, Брюс и Джесси, сделав вид, что не заметили оговорки, пожелали омлет, а остальные яичницу с беконом и овощами, и Харви, развив бурную деятельность, вскоре накормил всех, а Джесси даже с вилочки, посадив на колени. Что странно — тот даже не сопротивлялся и вел себя так, будто ничего естественнее нет. Джесси казалось, что он всю жизнь к этому шел, шел и наконец-то пришел. Хотя с Харви напрямую у них ничего не было, но ближе него он никого и не знал. Будто потерянный старший брат — ну, скажем, многоюродный брат, ибо то, что он собирался сделать с ним вечером, чтобы порадовать Дарена, на родственные связи никак не тянуло.

Мистер Бошен только и делал, что довольно улыбался, глядя с экрана, совершенно не встревая в процесс. Ему было приятно оказаться свахом, и он не жалел ни об одной монете, потраченной на шоу. Все, что возникало там, было не срежиссировано, не запланировано, не сыграно, но тянуло на крутой боевик, роад-муви и просто фонтанировало живительным родником среди новостей о крахе экономики, падениях и взлетах мировых звезд и событий.

— Ну, йяз все здесь соб’ались, то я объявлю планы на сегодня. Мисте' Бошен йешил п’овести фотосессию с животными, ну, знаете, как нашумевшие календайи с пожа’ными. — Джесси прожевал вложенный в рот кусочек омлета, погладил по волосатой руке Харви, поерзал у него на коленках, зная, что тому это будет приятно, и продолжил: — Фотосет — ню. Вы, конечно, можете отказаться, но помните, что з’ители, кото’ые за вас голосуют, могут быть п’отив. После обеда п’иедет съемочная г’уппа с животными, будьте готовы.

Когда Брюсу сказали, что сниматься он будет с альпаками, причем обнаженным, как и все, он сначала не поверил, однако из трейлера, остановившегося внутри двора, сначала вывели коня, а следом — двух милых альпак, напомнивших ему нафуфыренных подкрученных омег из бухгалтерии офиса, где он работал. Конь достался Говарду — тот умел сидеть в седле, и Брюс, раздеваясь у дерева, где его ждал один из фотографов, не мог не смотреть, как грациозно Говард взбирается на животину. И он признался себе потом, что засмотрелся на изгиб его позвоночника и крепкое, литое тело.

— Обнимите их, — сказал фотограф, настаивая камеру и поправляя отражатели.

Переступив босыми ногами по мягкой траве, Брюс обхватил продолжающую флегматично жевать альпаку за шею, а вторую подвели так, чтоб часть его зада была скрыта. Тем не менее ворчал он зря, ведь ему досталось не самое несексуальное животное. Альпаки оказались довольно милыми, но вонючими и приставучими: вторая альпака все время норовила то пожевать ему ухо, то облизнуть лицо, то понюхать подмышку, и постоянно напряженный Брюс внезапно оттаял, рассмеялся. Именно эти моменты подловил фотограф, нащелкав много кадров со смеющимся и счастливым альфой, обещая, что ничего крамольного в журнал не попадет. Он все-таки профи.

А Брюса в кои-то веки попустило. И, почесывая альпак, он хоть ненадолго забыл и про паскудного, предавшего его омегу, и про случившееся с Говардом. В голове мелькнула мысль, что раз уж он здесь, то заработает деньги впервые на свои хотелки, а не для обожаемого Лоиса, который только и ждал, когда можно будет наставить ему рога.

— Добрый… день, — произнес Харви, стушевываясь тем временем под полным тайного знания взглядом огромной капибары.

— Вы подойдите ближе, не бойтесь, она очень добрая, — пояснил фотограф. — Можете погладить, это она любит.

Капибара в самом деле не шелохнулась, стоило Харви сесть на траву рядом и слегка приобнять ее, как братана на попойке. От нее веяло таким умиротворением, что он тоже вскоре расслабился и принимал любые позы. Правда, все стратегически важные места прикрывались нужным ракурсом и капибарой, которая оказалась больше похожа на демоверсию Далай-ламы, чем на животное. Харви обожал животных. Ему просто не хватало этих милых мордах, нежных почесываний, и во время съемки он внезапно осознал, что раз теперь получил семью, то можно будет завести и зверя дома. Надо будет только обговорить, кого именно хотят его милые мужья. Но лично он выбрал бы котика — такого стремного, косоглазого, здорового котищу с милой дурацкой моськой.

Самым брутальным на фотосессии был Тим, которого обвешали цепями и нащелкали с тремя доберманами, а Боб, отказавшийся тискать детеныша аллигатора, присоединился к нему. Парочка из них, хотя этим уже было трудно кого-то удивить, вышла живописная — брутальный бритый Тим и рослый жилистый Бобби. Тим, правда, злился, что Бобби видят обнаженным и фотограф, и помощники, и бета-смотритель из питомника, откуда привезли собак, но деваться было некуда. У Тима, раз он сделал предложение, теперь увеличились будущие расходы, а мистер Бошен обещал, что доходы от продажи этих календарей пойдут участникам съемок. Ему приходилось сдерживать себя и свои эмоции, потому что предстоящая свадьба должна была стать незабываемым событием для жениха, но ревность это никак не отменяло. Особенно когда, глядя на Тима, брутального, жесткого, с такими же серьезными, но абсолютно добрыми собаченьками, у Боба встало.

Вуди сфоткался с рысью, которой боялся до трясучки: для кота она была слишком большая и зубастая. Такой кусь был бы для него смертелен. Но, протянув по требованию фотографа дрожащую руку, чтобы погладить кису, он обнаружил, что рысь очень ласковая и мурчит как трактор. Тычется лобастой башкой с черными ушками, топорщит огромные усищи и толстый короткий хвост и подтягивает широкой и мощной лапой его за руку, чтобы он не останавливался. Страху он натерпелся все равно и думал, что на фото его улыбка будет перекособоченной и деревянной, больше похожей на оскал. Поэтому, закончив недолгие съемки и убедившись, что самое ценное не пострадало, он украдкой вытер пот со лба и припал к бутылке с водой, протянутой улыбающимся Индианой.

Самого Индиану фотографировали со змеями, а вернее, с белыми питонами, которых тот совершенно не боялся, и с ним получилось закончить быстрее, чем с другими, потому что альфа не дергался, в отличие от многих, а наслаждался, смотрел с любовью в немигающие круглые глаза и без боязни поглаживал гибкие тела, обвивающие его торс и руки. Правда, с ним все равно вышел конфуз: оба питона-альбиноса почему-то старались поддеть его «хвостик» и забраться туда, куда не надо, поэтому Индиана хихикал от щекотки и извивался как змей.

Последним отсняли Джесси, так же отдельно от всех, как и Тима с Бобом, на площадке, отгороженной раздвижной ширмой.

— Фыл-фыл-фыл! — умилился омега, увидев ухоженную лисицу.

Ее хвостом в основном и пришлось прикрывать свои личные, такие же рыжие, красоты. Лисица попалась совершенно ручная, очаровательная и такая милая, что Джесси немедленно захотелось ее забрать себе — она так щедро подставляла свое пузико для поглаживания, каталась на спине, наслаждаясь почесываниями, что удержаться было просто невозможно.

Харви, подглядывающий за ширму, успел нащелкать кое-что на мобильник и послать Дарену.

«О боже», — ответил тот и посоветовал Харви не давать Джесси скучать.

«Я и не даю. Вчера мы в шашки играли», — написал Харви и получил в ответ ряд смайликов, выражающих крайнюю степень сочувствия умственно отсталым альфам.

Харви почесал нос и покосился на омегу, который выглядел уже лучше, чем вчера. Однако вечером Джесси, стоило ему выйти из душа, сообщил, что скучает по Дарену. И по нормальному сексу.

— У меня же не стоит на омег, котенок, — виновато улыбнулся Харви, и Джесси, вздохнув, вытащил из-под подушки внушительных размеров лиловый член, уменьшающийся в объеме ближе к концу и разделенный на сегменты.

— Ебуц-ца цари! — удивился Харви, приближаясь.

— Это д’аконий дилдо, — пояснил Джесси, трогая лиловую головку пальчиком. — Ты можешь мне помочь?

— Конечно, только… Он на присоске? И реально держится?

Джесси пожал плечами — он им еще не успел воспользоваться, и Харви, решив проверить аэродинамические и иные свойства дилдо, размахнулся и швырнул его в стену. Лиловый хрен присосался к ней с глухим чпоком, Харви удовлетворенно присвистнул и принялся его отдирать.

— Что там? — подошел ближе Джесси, видя, что хрен не отдирается.

Напрягшись, Харви оторвал дилдо вместе с куском штукатурки. Джесси, повздыхав, полез в ящик с бельем и вынул оттуда хрен поменьше и нормального, человеческого цвета.

— Пйидется ста’ым, — сказал он удрученно.

— Но я-то новый, — хмыкнул Харви, помогая ему встать с пола.

— А я еще новей, — мурлыкнул Джесси и погладил Харви по груди своей наманикюренной лапкой. — А Да’ен п’осил хоум-видео. Дашь мне, котичек?

У Харви от удивления открылся рот, а от неожиданности сжался сфинктер. И вид у него стал такой, что Джесси рассмеялся, запрокидывая голову.

Этот котеночек, конечно, был милым, но запустить его в свой родной зад? Нет, Харви никогда не был гомофобом или недотрогой, но конкретно его зад был девственен, как монаший. Он и не помышлял о таком никогда. До этой минуты. Потому что — ну Даренька же хотел… И заинька Джесси. Он трагично свел бровки домиком и покорно встал на колени, затем принимая позу «догги-стайл».

Джесси очень старался не рассмеяться. Такая покладистость была не для секса. Он включил камеру на телефоне и снял чудесный ракурс, который ему сегодня предстояло опробовать в новой роли.

— Милый, пе’евейнись. Да’ен захочет увидеть твои эмоции.

Голос Джесси влиял на Харви как наркотик — беспрекословное подчинение, которое убирало любые преграды. Он старательно перевернулся на спину на полу, и когда Джесси сел сверху, на его пресс, снимая весь процесс и акцентируя съемку на лице, брови Харви непроизвольно разгладились, руки по своей воле схватили омегу за талию, чтобы поддержать и не уронить.

— Хайви, котичек, ты же знаешь, что Да’ен — актив, и ты лишил его жопной девственности? — Джесси поерзал по животу увлажнившимся задом, начиная заводиться от всей этой ситуации.

Он сделал наезд, снимая на камеру растерянное выражение лица Харви, а затем сполз ниже, устраиваясь на коленках и снимая огромную дубинку специально для Дарена — его очень хотелось порадовать.

— И ты догадываешься, что пе’вым делом по п’иезде он захочет т’ахнуть тебя тоже?

Одной рукой Джесси вцепился в телефон, а другой ухватился за член своего партнера.

— Ты дашь мне ’аз’аботать твой узкий п’оход для нашего Да’ена? — И тут же, не давая возможности передумать или взбрыкнуть, сунул телефон в руку Харви. — Снимай!

А сам склонился над его членом, пошло облизывая губы, а затем и головку не до конца пока приподнявшегося достоинства Харви.

Небольшой, но умелый ротик Джесси с наслаждением приступил к обещанному действу для хоум-видео. Харви закатил глаза — конечно, с Дареном он еще мог поспорить об активной роли, но Джесси это было не объяснить, тем более когда тот так старался.

«Два раза!» — прислал смс Дарен, сообщая, что видео ему понравилось.

Вуди переехал в комнату Индианы, и это было вполне ожидаемо, только вот Брюс, оставшийся наедине с Говардом, словно перестал существовать — его практически не было видно. До конца недели он пропадал то в библиотеке, то в тренажерке, возвращаясь в комнату, только чтобы лечь спать. В огромном доме к этому времени и так стало совсем тихо, а с уходом Харви, против которого проголосовали зрители, еще и скучно.

— Спасибо, ребятушки, вы все классные, но настал и мой черед, — проговорил летчик, приобнимая погрустневшего Джесси за плечи. — После проекта всех жду в гости, на шашлыки. И плов!

— Это обязательно, — улыбнулся Индиана, подавая ему руку и крепко пожимая протянутую в ответ лапищу.

Говард тоже стиснул Харви:

— Жалко, что время так быстро пролетело. Вроде еще вчера боролся с кротами, а сегодня уже уходишь.

— К’ота он мне оставил одного, — сказал Джесси. — Буду спать с ним, пока шоу не закончится.

Когда ворота отворились, стало ясно, что за ними летчика ждут. Сидящий на красном спортбайке с аэрографией альфа снял шлем, и Харви присвистнул: Дарен в самом деле выглядел эффектно, и хорошо, что Джесси остался в доме обниматься с плюшевой копией крота, которую ему подарил главный борец с вредителями.

— Тебя подвезти, детка? — подмигнул Дарен, и Харви, садясь позади и закидывая сумку на плечо, шепнул ему на ухо, прикусывая затем его верхушку:

— Всегда мечтал прокатиться на мопеде.

— Это «Ямаха», — фыркнул Дарен, по-хозяйски потискав его бедро. — Но на мопеде я тебя могу тоже прокатить, который мохнатый. Держись крепче.

Говард, который провожал Харви до ворот, забрал у Дарена перетянутый лентой букет из маленьких розочек морковного цвета и, как и обещал, отнес их Джесси, который, всхлипывая в мягкое кротовье пузо, немного успокоился, заняв себя поисками вазы и выкладыванием фоток с букетом в инстаграм.

Вполне ожидаемо стало и то, что в тот же вечер мистер Бошен объявил, что проект покидают еще двое.

— Думаю, настало время дать ребятам шанс пожить самостоятельно, — проговорил он, поворачивая голову в сторону Тима и притихшего Боба. — Утром я получил гневное письмо от отца Боба с обвинением, что принуждаю участников к отношениям на камеру. Что он обратится в суд по правам человека и будет судиться со мной, требуя моральную компенсацию. Что ж, несмотря на то, что адвокаты могут доказать мою непричастность к происходящему, я все равно решил выплатить ее — но не ему, а Бобу, как участнику проекта, в виде собственного жилья в центре города. Учитывая, что Тим несколько дней назад предупредил о том, что уходит сегодня вместе с Бобом, я думаю, это достойный стартап для семейной жизни.

— Что вы, не надо, мы… — ошарашенно забормотал Боб, но мистер Бошен пресек все возражения взмахом руки.

— Поздравляю, дружище! — обрадовался Индиана, так же крепко, как и Харви, пожимая ладонь Тима.

После того как парочка, держась за руки, упорхнула в большую жизнь, а Вуди и Индиана, заняв большой диван в зале, приготовились к просмотру какого-то нашумевшего исторического фильма, Говард еще побродил по дому. Когда он вернулся в комнату, Брюс спал. Или делал вид, что спал, сунув в уши наушники.

Сев на свою кровать, Говард долго смотрел на него в полутьме комнаты, затем стащил футболку через голову, бросил на тумбу и, содрав с постели Вуди одеяло, накрыл им Брюса, только далеко не заботы ради, поскольку сразу после этого залез под него, отказываясь верхом на Брюсе, из ушей которого вывалились наушники, и накрывая их обоих с головой.

— Ты же под камерами не станешь, да? — спросил Говард, задирая майку альфы и прилипая к нему грудью.

— В морду захотел? — прохрипел сонным голосом тот.

— Можно и в морду, только хватит уже…

Говард не договорил — посчитал ненужным, вместо этого стягивая вниз пижамные штаны Брюса и обхватывая крепкий и, самое главное, уже возбужденный член. Стоило провести по нему ладонью, как Брюс перестал возиться, пытаясь выбраться, а потом, как только Говард сполз ниже, начал ерзать задницей, отводя бедра назад и толкаясь в его горло. Возможно, омегам сама природа велела исполнять подобные вещи, наделив отсутствием рвотного рефлекса при засовывании столь объемных предметов в рот, но и Говард умел это делать не хуже, обхватывая головку губами, как спелую сливу, и собирая языком выступившую на ней смазку. Запах возбуждения вызывал в животе томление на грани со спазмом, Говард просунул руку под резинку своих штанов и принялся так же быстро и жадно, как дрочил Брюса своим ртом, делать то же и себе. И, пожалуй, это был самый быстрый оргазм в его жизни, но самый долгожданный и яркий — он еще кончал, когда Брюс, зажав в пальцах его волосы, только доходил до черты, но расслабленное горло и того вынудило кончить быстро.

— Только не надо щас начинать, что было…

— Охуительно, — сказал Брюс и с трудом разжал пальцы.

— Тогда приходи утром в бассейн. В душевых нет камер.

Даже если они там и были, пусть лучше Брюс думает, что это не так, — хотя бы есть шанс, что придет. Поправив одежду, Говард выбрался, оставив Брюса лежать под одеялом с головой, провел рукой по волосам, вздохнул и вышел. Нужно было проветрить мозги, прежде чем лечь в свою кровать.

Комментарий к 9

*Текст группы Красная Плесень

10

Когда они перебрались в одну комнату, Вуди млел и мучился одновременно. Трахаться на камеру они оба не желали, даже глубокой ночью — камеры-то круглосуточно снимали. А найти уголок получилось только один, тот, где они первый раз были вдвоем. Второе, позорное свидание Вуди вымарал из памяти и старался о нем не вспоминать. Зато просто обжиматься и нежничать им никто не мешал и в здании.

Для уединения они выбирали ночное время, точно зная, что на камеру ничего не попадет. Индиана обожал долгие прелюдии, обцеловывал, обласкивал «своего мальчика», и тот, хоть ему и было уже далеко не шестнадцать, млел и таял, впитывал недополученные за годы одиночества нежность и внимание. Индиана сразу заметил одну особенность — Вуди оказался чистым аудиалом и был без ума, когда ему шептали разные глупости. Востоковед и сам любил поговорить, а в сексе — обговаривать каждое свое действие, поэтому тут они просто сошлись в своей страсти, как волна и берег. Поддерживая тщеславие милого сексолога, Индиана нащупал в нем несколько ощутимых точек воздействия, одной из которых были ласка: похвала, вознесение на личный пьедестал. Причем Инди ни разу не врал ни Вуди, ни себе — это доставляло ему огромнейшее наслаждение.

Одного только они не учли: камеры не передавали картинку, а вот звуки — очень даже передавали. Поэтому все их нежные воркования, каждый вздох, ах и ох, стоны и хриплую мольбу Вуди слушали все неспящие зрители, подписавшиеся на этот платный канал.

Брюс, которому по ночам снились кошмары — как Лоис возвращается к нему, тянет свои длинные загребущие руки, тратит все заработанные деньги на шоу, а он не может ни слова вымолвить, как это бывает в липких снах, — часто просыпался и бродил по дому. В первую же ночь он увидел трансляцию, а вернее, услышал любовную вакханалию. Панель экрана была разбита на квадраты, оператор вначале приблизил изображение комнаты, где спал Говард — и иногда похрапывал — а затем показал домик с инвентарем и сделал звук погромче.

«Дай я оближу твои яички, солнышко! Прогнись, заинька. Расставь ножки, вот та-а-ак! Боги, какой шикарный зад», — шептал Индиана, и у Брюса внезапно на хрен сгорели внутренние предохранители. Вуди подвывал щеночком, и, сидя на диване и вперившись немигающим взглядом в статичную картинку с домиком, Брюс плотно свел колени и сжал зубы. Очень хотелось поерзать или хотя бы положить руку на член — откровения этой парочки оказались очень возбуждающими, но больше разрядки Брюсу хотелось выиграть в этом шоу и стать наконец-то самостоятельным, обеспеченным альфой, оставаясь натуралом.

«О, у тебя такие длинные ноги, что я не устану вылизывать их снизу доверху, мой мальчик! Тебе нравится, когда я целую вот это местечко под коленкой?» — Индиана уже не шептал, забывшись и увлекшись, и Брюсу казалось, что он там, рядом с ними. Он закрыл глаза, но стало еще хуже — получалось, будто бы Индиана говорит это ему.

Вуди стонал в голос, не скрываясь, и Брюсу пришлось признать, что ни одна порнуха с омегами и бетами его так не заводила, как этот ночной просмотр-прослушивание.

Вначале он подумал рассказать утром ребятам — намеками, как-то в обход ситуации, — что их ночной дуэт пользуется огромным спросом у телезрителей, которые просто засыпали сообщениями, моргающими на экране, но потом подумал, что придется потерпеть, стиснув зубы, и не ломать пацанам кайф. Пусть хоть они, что ли, оторвутся…

Резко поднявшись, Брюс удалился в душевую на третьем этаже и принял холодный душ, что не дало ему возможности заснуть быстро.

Чтобы хоть как-то отвлекаться от постоянного желания залипать «на и в» обретенном любовнике, Вуди, понятия не имея, что они стали центром внимания ночной жизни шоу, целиком и полностью погружался в работу между конкурсами, остальное время ему не мешало ни во время еды, ни во время готовки или уборки делать свои заметки в планшете. Он, получив массу информации в замкнутом сообществе, теперь выстраивал и обрабатывал ее, строя графики, выводя диаграммы, обобщая те или иные данные, и очень продвинулся в деле написания статьи, видя потенциал для написания серьезной работы — теперь ее следовало тщательно отработать, взвесить и обдумать. Индиана ему всячески помогал и даже не отказался заполнить анкету, в которой было тридцать страниц, и ответил на все, даже дебильные вопросы, слушая ответы на которые Вуди почему-то краснел.

Инди не хотел оставлять в их отношениях никаких, даже малейших черных дыр непонимания, поэтому был откровенен. То, что у них наклевывается что-то посильнее интрижки, Вуди стало понятно после того мудацкого свидания. А дальше Индиана вообще показывал себя только с хорошей стороны, и Вуди влюблялся не по дням, а по часам, как в сказке. Хотя кому, как не ему, знатоку внутренних процессов, знать, что сказок не бывает. Наконец-то он мог быть собой, а не подстраиваться под кого-то, и это настолько расслабляло его, что он даже спросил у Инди:

— Ты на кого ставишь? Как думаешь, кто натурал?

И когда его альфа, массируя голову, лежащую у него на коленях, раздумчиво произнес:

— Говард. Точно Говард — он очень убедительно играет голубого! — Вуди закивал головой.

— Да, я тоже думаю, что он. Брюс — милашка, но у него явно проблемы в жизни — весь проект ходит смурной и печальный. Скорее всего, он расстался с кем-то в процессе шоу, и у него нет возможности лично решить эту проблему.

— Да-да! — Руки Индианы перебрались на плечи, мягко массируя напряженные мышцы — после секса в закутке садового домика, где они испробовали новую позу, Вуди был все еще напряжен физически, хотя морально расслабился. — Брюс очень милый молодой человек, а Говард, пожалуй, слишком позиционирует себя голубым, чтобы это была правда. Странная они парочка…

Брюс долго решался на это и в конце концов решился — альфа же он, должен же активничать. Хоть и с голубым теперь отливом, но все равно альфа, и решение это зрело долго. Всю ночь точно. А утром, сдавшись своим желаниям и ощущениям, вытащив из бельевого ящика чистое полотенце, Брюс отправился в душ, где уже шумела вода — в самой последней кабинке, отвернувшись к стене, стоял Говард. Брюс еще раз внутренне удивился — как можно хотеть это мускулистое, здоровенное тело, поросшее на руках и ногах темными медвежьими волосками, такое большое, совершенно не похожее на омежье. Но тем не менее он хотел его трогать, и чтоб эти здоровенные руки трогали его, и чтобы снова его гладили везде широкие жесткие ладони, и все это не только из-за спермотоксикоза. Если бы сейчас в соседней кабинке внезапно очутился омега, Брюс бы все равно шагнул к Говарду, под горячую плотную завесу воды, и скользнул руками по груди в пене.

— Пришел! — произнес Говард, вжимая его всем телом в стенку из матового стекла.

Брюс не ответил, дрожа от ощущения больших рук на себе, нащупывая его член и стараясь не думать о том, что размерчик тут великоват даже для омег, которые природой были рассчитаны на подобное.

— Да? — Говард, покрывая лихорадочными быстрыми поцелуями его шею, сжал в пальцах ягодицы, оттянул их, и между ними щекотно и возбуждающе стекла струйка воды. — Это значит да? Что ты тоже хочешь?

Брюс не ответил — точнее, ответил, но не словами. Прижался всем телом к его большому, сильному и скользкому от геля, поймал пресные от воды губы своими и прилип задницей к рукам Говарда, который вдруг оказался внутри этой задницы. Пока пальцами, но и этого оказалось достаточно, чтобы член окреп, а в груди что-то заклокотало от нетерпения. Конечно, хорошо было делать это в комфорте и со смазкой, но в комфорте и со смазкой Брюс бы не решился — только так, только спонтанно и, казалось, что не по правде. Когда член почувствовался не только руками, но и растянутым к этому моменту анусом, Брюс, стиснув зубы, надевался на него по своей воле и желанию, не обращая внимания на боль. Сдерживаемое долго возбуждение, отпущенное на волю, смазывало и ее, и ощущение реальности, и всякие мысли. Говард прижимал его к стеклу, и было только опасение, что оно треснет. Но и оно исчезло, когда к движениям бедрами добавилось движение руки по члену.

— Да-а-а! — прохрипел Брюс, и колени подогнулись. — Ну же!

Говард ускорился, понимая, о чем его просят, и Брюс закинул руки за голову, привлекая к себе как можно ближе. Когда они оба кончили и Брюс осторожно привалился к стенке плечом, ожидая, пока они смогут разъединиться безболезненно, Говард коснулся носом его шеи. Вода стекла между их телами, расслабляя напряженные мышцы.

— Я не знаю, что сказать, — произнес Брюс медленно.

— Не говори, — хмыкнул в затылок Говард, и по спине побежали мурашки. — Мне хватило и того, что ты сделал.

— Я натурал. Думал, что натурал…

— Я догадался.

Брюс бы развернулся, если бы Говард все еще не был в нем, — его как подкинуло:

— Догадался?

— Сегодня ночью. Сложил все факты, и оказалось, что складывать нужно было всего-то два плюс два, потому что все лежало на поверхности. Но я никому не расскажу, потому что не хочу, чтобы то, что между нами, закончилось.

Брюс мог сказать, что между ними сейчас только его хуй, но не стал, слишком уж хорошо ему сейчас было. За последние полчаса он ни разу не вспомнил Лоиса и то, как тот кинул его так по-скотски, ни разу потом не напомнив о себе, наверняка решив обезопасить свое дальнейшее существование при любом раскладе: если Брюс выиграет — охренительно, если нет — есть другой альфа, который позвал его замуж. Наверняка, судя по рассказам, обеспеченный. Только вот какой-либо обиды уже не ощущалось, когда спину грело чужое тепло. Правда, главный приз ему все равно теперь не светил, потому что и сам секс, и разговор явно же ушел в прямой эфир.

Выходя из душа Брюс заметил, что камера не мигает красным и переглянулся с Говардом.

— Похоже, мистер Бошен пока не готов закончить шоу, — хмыкнул тот. — Камеры не записали. А жаль, я бы посмотрел на это со стороны.

С Говардом они потом разошлись, будто ничего не было, но под вечер, не сговариваясь, встретились в саду у купальни с птицами: Говард ходил проверять, не появилось ли свежих нор, продолжая дело Харви, как обещал, а Брюс решил проветрить мозги. Сзади еще все побаливало, но когда Говард прижал его к дереву, забылось обо всем.

— Какой ты сладкий, когда оттраханный, — произнес Говард, прикусывая его нижнюю губу и шаря руками по спине. — Невозможно просто смотреть.

Брюс ухмыльнулся, полез ладонями ему под футболку и краем глаза заметил мелькнувшие среди стволов розовые шортики Джесси. Тот бесшумно уходил, оставив рядом с купальней раскрошенный батон, но Брюс не сомневался, что о том, что он видел, спустя пятнадцать минут будут знать все. Потому что ведущий, полирующий щекой каждую ночь пузо плюшевого крота, больше всего хотел полировать ночами нечто поинтереснее, а для этого нужно было сперва закончить с шоу, отработав контракт.

— Дорогие друзья. Вы, наверное, уже поняли, что это наш последний общий сбор, — прозвучало с экрана, и Джесси от нетерпения завозился в кресле.

— У нас же еще несколько недель согласно контракту, — произнес Вуди, переглядываясь с Индианой.

— Согласно контракту, организаторы могут увеличить или уменьшить срок пребывания на проекте, не предупреждая заранее. Вы же читали то, что было написано мелким шрифтом на пятьдесят первой странице? — сказал мистер Бошен, и завозилась уже все. — Нет смысла продлевать шоу, если зрители уверены, что Вуди и Индиана состоялись как пара партнеров. Зрители, хочу вам сообщить, просили повторить ваш ночной эфир на бис.

— Очень го’ячо, — поддакнул Джесси. — Подтвейждаю.

— Вчера на официальном сайте проекта прошло голосование — зрители уже выбрали того, кого они считают натуралом. Теперь настал ваш черед. Если сейчас вы не угадаете, кто все это время прикидывался натуралом, то он получит обещанный приз. Если угадаете — приз будет разделен на четверых. Я хочу, чтобы каждый из вас ушел отсюда счастливым. Итак, Вуди?

— Не анонимно разве?.. Ладно. Я думаю, что это Говард, — произнес тот задумчиво. — У него явно не было никакого травмирующего опыта, абьюзивных отношений, он не зажимается и открыт для внешнего мира. Он слишком жизнерадостен и уверен в себе, чтобы быть геем.

— И слишком неправдоподобно им прикидывается, — поддержал Индиана, и Говард охренел вслух:

— В смысле прикидывается?

— Вуди и Индиана голосуют против Говарда, — сказал мистер Бошен. — Против кого голосуете вы, Говард?

— Против Индианы, — ответил тот. — Они хоть и жамкаются по углам, но Инди все равно ведет себя как любвеобильный альфа. Плюс он актив. У него большие аппетиты, возможно, он просто решил расслабиться или не выдержал без секса долгое время.

— Говард голосует против Индианы. Брюс?

Брюс обвел взглядом присутствующих. Неважно уже было, против кого проголосуетон, деньги и так были в его кармане, и он сказал:

— Поддержу Говарда. Индиана.

— Поздравляю, Брюс, вы вышли в финал.

Джесси подскочил в кресле:

— Я так и знал! Так и знал!

— Серьезно? — протянул Вуди, хлопая по спине Индиану, который закашлялся от неожиданности. — Так вот почему ты такой скрытный, я думал оттого, что писался в детстве! Поздравляю, дружище!

Под фанфары из колонок, бульканье шампанского и визги пьяного ведущего, который бегал из комнаты в комнату и обнимал всех, Брюс и собирал вещи. Счет только что пополнился суммой, на которую страшно было смотреть, разве что с повышенным благоговением, но ожидаемой радости он не испытал — не хотелось возвращаться обратно в повседневность, в пустую квартиру. Он понимал, что стоит ему ступить за порог, как вернется обида на Лоиса и чувство собственной никчемности и ненужности. Поэтому он обрадовался, когда Говард, подойдя к нему, сказал:

— Хочешь поехать со мной в деревню? У нас там здорово, папкина стряпня, и воздух, и…

Брюс, бросив в сумку футболку, обнял его за плечи, и Говард замялся.

— Только ты не подумай, что я ради денег…

— Я про это даже и не вспомнил, — признался Брюс. — Спасибо. Я поеду с тобой, только заберем из дома пару вещей.

Включенный телефон разрывался звонками и эсэмэсками от коллег и родственников, даже самых дальних, кое-кто не преминул вспомнить, что у него четверо детей и было бы неплохо, подари Брюс, чисто по-родственному, новый телевизор любимым родичам. На сообщения и звонки Брюс пока не отвечал, только на самые важные, а как только вышли к вызванному такси за ворота, вообще отключил связь.

— Подожди здесь, — сказал Брюс Говарду, когда машина подъехала к дому. — Я быстро.

Говард не стал спорить, кивнул, и Брюс, добравшись до квартиры, стоял несколько минут, собираясь с духом, прислушиваясь к музыке за дверью. Вот этого он и боялся.

— Наконец ты приехал! — завопил Лоис, открыв дверь и повиснув у него на шее. — Я тут изнываю, соскучился по своему зайчонку!

— Ага, — проговорил Брюс, отстраняя его, хотя пальцы так и тянулись по привычке залезть под розовую футболку. — Видел я фото. В ресторане.

— Каком ресторане? — побледнел Лоис, но быстро взял себя в руки. — Да что ты несешь! Это друг мой был, друг, мы поужинали только! Я тут с ума сходил столько времени, переживал за тебя, а ты вот так, с порога, с претензиями!

— Нет претензий. Держи, — Брюс, вытащив ключи из кармана, вложил их в раскрытую ладонь Лоиса. — Я потом перечислю тебе деньги.

— Какие еще деньги?!

— Я же обещал тебе машинку. Только выбирать будешь уже сам.

Закрыв дверь с громким хлопком, Брюс спустился и постучал в окно ожидающей его машины:

— Давай лучше прогуляемся до вокзала.

— Все забрал? — спросил Говард, с недоумением рассматривая его пустые руки.

— Там и забирать было уже нечего. Пошли.

Ночной город жил, как и до его ухода на проект, гудел, слепил огнями, но, вспоминая себя раньше, Брюс понимал, что как прежде уже и не хочется. Потому что сейчас он чувствовал себя свободным от всего, кроме единственного человека, идущего рядом, только это совсем не напрягало. Один он и радовал.

— Не грусти! — шлепнул его чуть ниже спины Говард. — А то зарплата не будет расти.

— Напугал! — улыбнулся Брюс, и его немного отпустило. — Это мне точно не грозит. Ты же меня прокатишь на комбайне?

— Прямо сегодня?

— Почему нет?

— Ангары закрыты, если только угнать.

— Можно и угнать. Я его теперь вообще купить могу, чего очковать? Я теперь куплю весь крем Элмера для отбеливания ануса и буду щеголять, как лакшери, с белым анусом. И тебе тоже отбелим, хочешь? — Брюса отпустило настолько, что уже несло. — И давай я тебя пивом сначала угощу, отметим!

Говард расхохотался:

— Пиво можно, а вот крем не надо. Все равно показывать теперь некому, кроме тебя. И это круто!

В тот вечер они так и не сели на автобус, поскольку ужрались до состояния тяги к приключениям, сняли номер для молодоженов, собирались отметить еще раз с шампанским и горячим сексом, но уснули в джакузи.

— Это пройдет, надеюсь? — спросил Брюс, рассматривая утром сморщенную кожу на руках и ногах.

— Конечно. Если нет, поедем к Элмеру, он найдет чем тебя смазать. А пока смажу тебя я.

Брюс фыркнул, и Говард пояснил:

— Да я в аптеку сгонял с утра, пока ты зубы чистил. Вот, крем какой-то дали от опрелостей. Снимай халат.

— Это точно от опрелостей? Пахнет клубникой.

— Это крем от опрелостей с клубникой. И трусы тоже снимай.

***

К организации свадьбы Харви подошел заранее, когда шоу еще шло, и с размахом — Мистей Бошен — как называл его Джесси, по которому страдал Дарен, отвлекаясь только во время секса или принятия совместной ванны, что тоже выливалось в секс, — проспонсировал проведение свадьбы, не скупясь на расходы. Украшением и выбором столов, посуды, одежды для официантов и всей прочей чухней, которая не интересовала ни Дарена, ни Харви, занялся скучающий на шоу Джесси, постоянно присылающий им в общий чат то варианты оформления арки для венчания, то выбор букетов, то туеву хучу приглашений и именных карточек, перемежая их своими фотками ню, что только и скрашивало их с Дареном просмотр сообщений. Харви даже уже начал возбуждаться на эти фотографии.

— Этак, глядишь, и на омег тебя скоро потянет, — усмехнулся своей фирменной кривой, привычной саркастичной улыбкой Дарен, но глаза при этом смотрели с нежностью.

— Фу-фу, милый. Течные жопы — это полный амбец, — передернулся Харви. — Другое дело — наш Джессинька.

— Можно подумать, у него нет чудесной течной жопки, — захохотал Дарен, уворачиваясь от щекотки.

— Джессиньке можно, — хмыкнул в усы Харви, прикусывая шею на холке своему альфе.

С тех пор как они вырвались с шоу, Харви редко когда не держал в объятиях Дарена — наверстывал тактильное наслаждение партнером, если не занимался делами.

Кто бы сказал Дарену, что он позволит кому-то так себя вести по отношению к нему — он бы накатал такую карикатуру на идиота, что на всю жизнь ославил бы. Но теперь почему-то это было самым естественным в мире. Причем вдохновение у него перло так, как даже в самые лучшие времена не адреналинило. То ли чувство дома, тыла, окружение заботой спокойного, но влюбленного летчика так его обволакивало и давало стабильность днем и безумный секс ночью, то ли гормоны наконец-то успокоились, щелкнули, встали на предназначенное им место. Все было странно, непонятно, хаотично-непривычно, но именно так, как надо. И даже Джесси со своей бомбежкой эсэмэсками не раздражал. Раньше Дарена просто вымораживала вся эта возня с оформлением и проведением свадьбы, а помогая своему омеге определиться, он действительно увлекся, как художник, подбором сочетания цветов и оттенков, шрифтов и вензелей, шелковых летящих тканей на шатрах и прочей свадебной мишурой.

Харви занимался подготовкой прыжков с парашютами, сам лично собирал крыло для каждого из двенадцати участников шоу и еще парочку на всякий случай — вдруг «Мистей Бошен» со своим избранником захочет тоже быть в небе вместе с ними в этот торжественный момент. Это занятие было как раз для него. Пусть он не выиграл приз, но они втроем сорвали джек-пот, который был похлеще всех денег мира — одиночество ему теперь не грозило. Скандалы, истерики, ссоры и примирения — да. Но не гребаное одиночество. Теперь у них была масса других проблем — тройственные союзы были редки, и надо было озаботиться и жильем, и с работой разобраться, и утрясти возникшие конфликтные ситуации, которые пока еще мирились одним известным способом и «мирилом» — сексом. Однако то, что все они втроем были счастливы, было видно невооруженным взглядом.

Мистер Бошен в самом деле явился в день свадьбы — подкатил к мэрии на белом лимузине. То, что это Бошен, поняли все, потому что автомобиль украшали живые орхидеи редкого лилово-синего цвета, их покупка была дорогим удовольствием, ведь цветы доставлялись на самолете прямиком из тропиков. Правда, из лимузина выбрались только доктор Эванс под руку с Олби, одетым тоже в темно-синий костюм, как и все альфы на свадьбе.

— Да ну на-а-а хуй! — протянул Харви, и все гости, ожидающие у входа, перестали шептаться. — Мистер Бошен — это вы и были?

— Правильнее сказать, что это мистер Бошен был врачом, — улыбнулся альфа.

— Ты все знал! — воскликнул Дарен, поворачиваясь к Джесси, и тот заголосил:

— Ничего я не знал! Я сам в шоке!

Несмотря на шок, он все равно вышел замуж: произнес клятву, напялил на своих мужчин кольца, всплакнул, когда на него напялили одно, но двойное, расписался в книге регистрации и сказал, что пора и отметить. Основную толпу гостей вместе с Бобом, который был в положении, и его Тимом нанятый автобус повез к праздничным столам, а вот остальные участники, хоть и подготовленные физически, но не морально, затряслись к полям за городом, набившись в лимузин. Джесси всю дорогу торчал в открытом люке, наплевав на прическу, Дарен держал его за ноги, а Харви разливал шампанское по бокалам.

— А ты загорел! — заметил он, отдавая бокал Говарду. — Еще больше!

— В деревне работы много, — хмыкнул тот, а Брюс, который прокувыркался с ним в сене на солнцепеке всю неделю, засверкал зубами — на фоне загорелого лица они казались еще белее.

— В солярии загар ровнее, — занудел Арчи, которому еще предстояло отпахать тамадой всю свадьбу, но Олби пихнул его в бок, и он поджал губы.

— Все парашюты проверили? Точно все проверили? — всполошился Элмер, облитый шампанским.

— Проверили, проверили, — хохотнул Харви. — Но тебе все равно лучше было не надевать белые брюки.

Альфы захохотали вместе с ним, Элмер принялся возмущаться, а мистер Бошен, чокнувшись с Брюсом, спросил его о чем-то, что Говард не услышал, но улыбка расползлась от одного ответа:

— Пока не придумал. Купить можно все, что угодно, кроме главного — а оно у меня и так теперь есть.