Возможная жизнь (СИ) [znaika] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

нему.

Боли почти нет, сегодня хороший день. Сегодня вообще, казалось бы, отличный день: руки, хоть и чудовищно дрожат, но уже могут двигаться. Криденс и этому рад — его ведь буквально собрали по кусочкам.

— Мисс Голдштейн?.. — голос сипит и обрывается в хрип. Оно и неудивительно: за прошедшие пять дней с последнего визита ему не было особо с кем говорить, да и, если уж совсем по-честному, говорить вообще не хотелось.

— Зови меня Тина, — отвечает она и улыбается.

Ей неуютно с ним, примерно так же, как и ему было в доме Мэри-Лу, как и там, в переулке, когда он вслушивался в обещания вроде бы друга. И от осознания этой простецкой мысли что-то в груди переворачивается. Не изменилось ровным счетом ничего — он как был мерзким, таким и остался.

Он все тот же гадкий мальчишка, который теперь причин гораздо больший вред.

— Эй, не убегай от меня, не замыкайся, пожалуйста.

Криденс зажмуривается и впивается в одеяло: как же, сейчас он может убежать.

— Тшш, тебе нельзя волноваться, слышишь? — Тина проводит большим пальцем по его брови так успокаивающе, так нереально приятно, что Криденсу кажется, словно это один из его хороших снов. — Ты жив, ты будешь жить, и это главное.

— Моя сила, — на пробу произносит он, когда Тина отстраняется и принимается расправлять его одеяло. — Ее больше нет? Я… — сердце екает, — никому не наврежу, мисс Голдштейн?

Тина облизывает нижнюю губу, чуть морщится. Ненадолго замолкает, будто считает про себя до двадцати, а после начинает говорить.

Тина много говорит, произносит странные слова, которые ему не до конца понятны, а еще смотрит так, как он всю свою жизнь смотрел на мать в ожидании наказания. Так же опасливо и испуганно, страшится момента, когда ложь разоблачат.

Но внятного ответа он так и не получает: может, Тина просто не знает, а может, не хочет его пугать.

— Пока идет расследование, тебе не обязательно быть здесь, Криденс, — вскользь замечает она, ловит его взгляд. — Да и Модести тоже неплохо бы сменить обстановку.

И его точно обдает ледяной водой.

Господи-боже, Модести! Как он мог о ней забыть?!

— Где… Как она? С ней… — он прочищает горло и, словно от холода, передергивает плечами. — Мисс Голдштейн, вы ведь позаботитесь о ней, когда меня снова казнят?

Тина на мгновение замирает, и Криденс всерьез задается вопросом, что он сказал или сделал не так. Чудо, конечно, чудом, но он ведь слышал от темнокожей женщины, сколько людей из-за него отправились к праотцам.

И когда Тина приходит в себя, Криденс впервые понимает, что такое настоящие объятия: это когда заботятся о тебе больше, чем о себе самом.

А еще Криденс с удивлением замечает, что ее сердце бьется так же часто, как и его собственное.

***

— Ему еще нельзя.

— Он сможет.

— Но он не станет!

— Станет.

Было бы неплохо, если бы у него спросили, ну хотя бы раз, хотя бы в порядке исключения. Было бы вообще отлично, если бы при нем к нему обращались по имени, но, наверное, это уже из раздела несбыточных мечт.

Куинни первой оборачивается к Криденсу и смущенно улыбается. Иногда ему кажется, что она умеет читать его мысли. Но так бывает только иногда — мягкий взгляд без улыбки, которая загорается на ее красивых губах, и ощущение у него в висках, точно кто-то невидимый изнутри царапает кожу.

— Извини, милый, мы совсем увлеклись. Нужно было сразу у тебя спросить, а не строить догадки или ругаться, — холеная ладонь мягко касается его плеча. Модести смеется в чашку и откусывает кусочек от пирожка с яблоком. — Ты хотел бы помочь Тине с ее работой?

Господи боже, да, он хотел бы, он с радостью сделал бы все, что ему сказали Тина или Куинни, только…

Куинни поджимает губы, качает головой, выбирает пирожок из корзинки и усаживается рядом с Модести. Сестренка что-то заговорщицки шепчет Куинни на ухо и смеется.

— Эй, ну чего ты помрачнел? — Тина опускается на корточки, чтобы быть с ним вровень.

От лучистых добрых глаз сложно спрятаться и когда она не пытается быть к нему настолько ближе. Криденсу кажется, что подушку под спину намеренно подложили, только бы он не мог отклониться от Тины, если она захочет поговорить.

Криденс знает, что смотреть на собеседника исподлобья очень невежливо и неправильно, но ничего не может с собой поделать. В начавшемся на пороге споре он чувствует угрозу, но пока не понимает, в чем именно.

Тина берет его ладонь в свою и проводит пальцами по застарелым шрамам, игнорирует то, как сильно трясется его рука. В раковине сами собой моются тарелки, с полки слетают чашки и летят к столу. Криденс готов отвлечься на что угодно, лишь бы не слышать стука сердца, что