По кругу (СИ) [MMDL] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Некоторые сны воистину ужасны. Как этот…

Я бежал, бежал вперед изо всех сил по непроглядной пустоте, забыв, как надо останавливаться. Со всех ног… Я замедлился, едва завидев бездыханное тело. Мраморно белая кожа и медленно синеющие губы — явные признаки того, что я опоздал. Нависнув над мертвецом, я понял, что гляжу вовсе не в чужие остекленевшие глаза — это мои глаза, мое лицо, мое тело!.. Но если это я лежу, лишенный жизни, то кем же я являюсь сейчас?.. Кто тот я, что осторожно гладит ледяную щеку?..

Справа из темноты вынырнуло большое квадратное зеркало, и я повернул голову к нему. На меня в ответ посмотрел отдаленно знакомый человек. Глотая слезы, мы, я и мое отражение, припали губами ко лбу нас-умерших. Ужасный сон… Он повторяется теперь почти каждую ночь, полностью выматывая меня.

«Я не понимаю… — зашептал я. — Я не понимаю… не понимаю… не понимаю я этого!» — Шепот резко превратился в крик. Я кричал безжизненному телу, отражению, я кричал пустоте, сходя с ума…

— И дальше Вы проснулись? — уточнил строгий мужчина с узкими очками на длинном носу.

— Ну да. Как всегда.

Он кивнул и пометил что-то в своем блокноте.

— И какие ощущения Вы испытывали по пробуждении?

Я поерзал на кожаной софе. Скользкая — все время с нее съезжаю.

— Тоску, отчаяние, боль от потери кого-то родного. Я же уже говорил Вам, Док.

Он снова раздражающе закивал, чиркая ручкой по листку. Неужели без этого никак нельзя?.. То, что мне пришлось обратиться за помощью к психиатру, вовсе не означает, что я — конченый псих…

— Знаете, сны порой слишком завуалированно рассказывают о желаниях их хозяину, так, что дойти до сути бывает непросто. Вам восемнадцать лет, и в этом возрасте энергия, фантазия и многое другое влияют на качество снов. То, что Вам снится, не обязательно сообщает Вам о каком-то прямом событии. В описанном Вами сне Вы теряете себя. Задумайтесь, может быть, в последнее время Вам приходилось делать что-то, что претит Вашим чувствам, Вашему характеру, Вашей личности? Ваше подсознание желает поведать Вам именно об этом — об измене собственным принципам, о…

— Док! — взмолился я, садясь. — Вы издеваетесь, скажите честно? Я к Вам уже третий раз прихожу, а Вы одно и то же продолжаете твердить. В душе я Великий Философ, поэтому до всего того, что Вы мне озвучиваете, сумел дойти своим умом. Но, выражаясь Вашим языком, мое сознание, прозондировав всю имеющуюся почву, так и не смогло прийти к осознанию мотивов моего подсознания. Они упрямо не понимают друг друга! — Я задвигал ладонями в разные стороны, изображая открывающиеся и закрывающиеся двери лифта.

— Ну что Вы, — медовым голосом позвал меня врач, — не перевозбуждайтесь, пожалуйста, как в прошлый раз. Хотите таблеточку?

— Знаете, как-то не горю желанием. — Я поднялся с софы. Надо понимать, когда следует уходить: обычно до того, как тебя захотят посадить в дурку. — Очень жаль, но мне пора.

— Уже уходите? — скис психиатр. — Тогда до следующего Вашего визита… Но если Вам понадобится моя срочная помощь — вот… — Он достал из кармана пиджака визитку. — Звоните в любое время.

Я кивнул, прочитав семь цифр про себя, и спрятал визитку в карман. Выйдя из кабинета, я как обычно не стал задерживаться или куда-то заходить. Прямиком домой. А куда мне еще можно пойти? Я — человек асоциальный: я не люблю клубы, бары, дорогие и модные рестораны. Для меня находиться там хоть минуту — стресс — как кота припугнуть пылесосом.

Быстро добравшись до дома, еще и промокнув по пути под дождем, я сразу залез в душ. Теплая, немного горячая вода — именно то, что нужно. И для души, и для тела. Я прислонился макушкой к стенке и понаблюдал, как капли стекают с кончиков потемневших волос. Закрыл глаза, и струйки воды нахлынули на веки. Одна единственная мысль упрямо сверлила виски: «Такая неказистая жизнь меня убивает…»

— Долго отмокать будешь? — насмешливо, но вроде бы дружелюбно выкрикнул мне кто-то. — У нас совещание через три минуты, не забыл?

Я вздрогнул и открыл глаза. Мимо меня на выход из мужской душевой пошел неизвестный крепкий парень.

Совещание?.. Что вообще… тут…

Я выключил воду и высунул голову за перегородку. Черная плитка на полу и стенах, ряды душевых кабинок, незнакомые мужчины…

Где я?!..

Предположив, что ком одежды, лежащий на полке возле меня, мне же и принадлежит, я оделся, продолжая активно озираться по сторонам. Проходящие мимо меня раздевающиеся или одевающиеся богатыри кивали мне в знак приветствия. Похоже, они все меня знают.

Брезентовые штаны, белая майка и жилетка с камуфляжными темно-зелеными пятнами сидели на мне как влитые. А вот какой-нибудь обуви я не нашел, поэтому босиком пошел к двери, ведущей из душевой.

Снаружи такой же кафель, только бóльших размеров, забрался уже и на потолок. Поминутно поскальзываясь и оставляя за собой мокрые следы по всему коридору, я шел, наугад заглядывал в прозрачные двери. Кажется, это какая-то спортивная секция: на татами дрались, в каждой комнате стояло множество тренажеров…

Мне, скромному и неразговорчивому по своей природе человеку, пришлось переступить через нелюдимость и зайти в одно из помещений. Посередине раскинулся белоснежный ринг с красными и синими канатами. Стоило моей ноге переступить через порог, все присутствующие — два бойца и, видимо, их тренер — обернулись и посмотрели на меня.

— Какие люди к нам заглянули! — воскликнул тренер, взмахивая полотенцем.

— Какие? — тихо спросил я. Наверное, слишком тихо, потому что никто меня не услышал.

— Покажешь мастер-класс?

— Кто? Я, что ли?.. — Рядом со мной, увы, никто не стоял, следовательно, обращались ко мне. — Да Вы что, я же ни разу в своей жизни не дрался…

Тренер залился хохотом. Один боец, ухмыляясь, слез с ринга, снял перчатки и протянул их мне, куда-то уходя.

— Стой… куда же ты?.. — запаниковал я, провожая его взглядом.

— Давай! — Тренер настойчиво натянул мне на руки перчатки и подтолкнул меня к рингу. — Покажи свой коронный удар!

Путь к отступлению был перекрыт широкоплечим, словно платяной шкаф, тренером, и мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Я неуклюже перевалился через канаты и не торопился от них отходить. На середину ринга ступил мой противник, ожидая, когда я соизволю сделать то же самое.

— Ну? — поторопил тренер. — Начинайте!

Я сделал три неуверенных шажка. Правая рука моего вынужденного врага метнулась вперед, но я вовремя отшатнулся. А где предупреждения?!.. Или как там заведено в боксе… Мой противник времени зря не терял, однако мне снова повезло: я сумел отскочить и от этой атаки. Да что же он делает?! Руками машет направо и налево! Так и убить можно!

Вечно бегать я не мог, но планировал поотклоняться еще немного… Сплоховал: надо было увернуться влево, а я перепутал и сам напоролся виском на сжатую в кулак перчатку. Комната перевернулась — я упал. В ушах стоял звон десятка колоколов, перед глазами — красные круги! Надо мной замаячил тренер, начал водить перед моим лицом руками, как искусный гипнотизер.

Постепенно звон затихал, слух возвращался:

— …к чертовой матери! — возмущался тренер. — Чуть не угробил лучшего агента!..

Интересно, как бы я кого-то угробил, напоровшись на его руку своей головой?..

— Ты живой? — озабоченно спросил тренер и замахал надо мной полотенцем.

— Не знаю, — сознался я, поднимаясь.

— Хватит придуриваться! — крикнул кто-то из дверей.

Я повернулся по направлению к нему и глубоко озадачился. Это… я?!

Еще один я с критикой во взгляде смотрел на меня. Одежда была точь-в-точь как та, что сейчас на мне. Лишь услышав его голос, я заметил огромную разницу между ним и тем, который в данное время я имел. Его голос — мой! А этот… я не знаю, чей он, хотя его тон и кажется мне родным, знакомым…

С меня тем временем стащили перчатки и любезно помогли спуститься с ринга. Это был очень широкий жест со стороны того, кто чуть меня не убил одним метким ударом. Конечно, я сам подставил голову под его руку, но он тоже не ангел.

Другой я нервно затопал ногой.

— Хватит копошиться! — Он подошел ко мне и отвесил гневный пинок. — Решил опять прогулять собрание? Так вот мотай на ус: я тебе этого не позволю! Ведя себя как идиот, которым ты и являешься, понижаешь не только себя в глазах окружающих, что меня ни капельки не волнует, но и мою репутацию омрачаешь, и вот этого я уж точно допускать не имею права.

Впервые меня за такое короткое время и сбили с ног, и ударили, и обругали. Впечатлений хватит до конца жизни.

Очень злой я, который, кстати, оказался ниже меня теперешнего ростом, потащил меня за собой, продолжая осыпать разномастными проклятиями. За полноту его (моего) словарного запаса меня взяла гордость.

Доволочив до тонированных двойных дверей, меня практически зашвырнули в кабинет для совещаний. Двери я открыл лбом.

— Вот он, шеф, — отрапортовал другой я. — Доставлен, как Вы и просили.

Я перестал усиленно тереть лоб и посмотрел на еще одного незнакомца. Человек возвышался надо мной как скала. Не только высокий, но и широкий, он устрашал меня одним своим видом. Пушистые седые бакенбарды и оскал, обнажающий жемчужные зубы, — вот самые яркие черты его внешности.

— Садись и слушай, — приказал он.

Я безмолвно рухнул на подставленный под меня стул на колесиках. Другой я откатил меня за стол и сел рядом. Старик в самом расцвете сил грозно сверлил меня соколиными желтыми глазами, под взглядом которых что-то начало грызть меня изнутри.

— Ну что? — рыкнул он мне.

— Что, я?

— Ты, ты! А кто же еще?!

Я сидел как громом пораженный, не понимая, за что меня ругают вот уже который раз. Мое прежнее тело смотрело на меня с все той же нелюдимостью.

— Объясните мне, наконец, что происходит! — вспылил я. Любому терпению когда-нибудь приходит конец.

— А причин недостаточно, по-твоему?! Твоя дисциплина ужасна! Ты не знаешь, что такое «работать в команде»! Ты не умеешь вовремя останавливаться, всегда, как носорог, прешь напролом! От тебя ущерба больше, чем пользы! Ты отвратительный работник!..

Я прищурился и вжался в кресло, настолько страшна была эта речь.

— …Но! — Начальник взял себя в руки и успокоился. — Ты выполняешь свою работу. Всегда. А этим могут похвастаться немногие. Я приставил к тебе Невилла, — он указал на моего соседа, — для того, чтобы он за тобой следил, подстегивал в трудной ситуации, но, в основном, чтобы он туже натягивал поводок, когда ты выходишь за границы дозволенного, что ты, сорванец, делаешь слишком часто! — Он откашлялся, дабы вернуться в спокойное состояние. — А ты как на это отреагировал?

— А как я на это отреагировал?

Меня больно пихнули под ребра.

— Не ломай комедию! — вышел из себя Невилл, которого я ни секунды не видел дружелюбно настроенным.

— Ты стал еще больше выходить из-под контроля! Ты сбегаешь! Ты не оповещаешь никого, когда и куда идешь! Ты просто срываешься посреди ночи, и никакие камеры не могут тебя засечь! Ты… ты… — У старика кончились слова и слюна, и он замолчал, опустив никак не старое тело на скрипнувший стул напротив нас. — Ты — невозможен. Сколько нервов моих и сколько сил было потрачено на то, чтобы тебя, полудурка, сдерживать…

— Стойте, шеф, — перебил его тираду Невилл, озабоченно заглядывая мне в глаза. — Посмотрите: он же не в себе.

— Что значит «не в себе»?..

Меня отвернули от стола. Покопавшись в кармане, Невилл нашел маленький фонарик и посветил им мне в зрачки.

— Реакция замедлена, как после сильнодействующих лекарств. Ты что, наширялся?! — с отвращением спросил он.

— Нет, — помотал я головой.

— С ним точно что-то не в порядке. Как тебя зовут, отвечай!

— Я… я не знаю, как меня теперь зовут…я… — Внезапно меня захлестнул страх: а как меня звали до того, как я оказался здесь? Как я оказался здесь? Почему я оказался здесь? Что я делал у психиатра и как туда попал? Что было до него, что было после? Я не помнил абсолютно ничего, кроме встречи с психиатром и душа, — никаких воспоминаний из моей прежней жизни. — Я ничего не помню… — сдавленно выговорил я, хватая Невилла за рукав. Он шарахнулся назад, но вырваться не сумел. — Ничегошеньки! Как я жил до того мозгоправа?! Как…

— Шеф, у него горячка! — панически выкрикнул Невилл, заломав мне пальцы, чтобы я, наконец, его отпустил. Я вскрикнул от боли, и приступ панической атаки прошел.

Седовласый верзила нагнулся и заглянул мне в глаза.

— Нет, это не горячка. Амнезия, что ли… Вызывай-ка врача.

Невилл кивнул, тотчас скрылся за его спиной.

— Стой, куда же я пошел… — меланхолично вздрогнул я в кресле.

— Ты осознаешь, что назвал другого человека «я»? — схватил меня за плечи шеф.

— Конечно, осознаю, я же не сумасшедший! Это правда я! Я! Мое тело! Так я выглядел, таким я был — только что, немного времени прошло… Это был я, а тут — раз! — и я уже другой в душе стою… Меня здесь не было, я… я…

— Тише-тише…

Он протянул мне стакан воды, и я выпил все залпом. Руки дрожали, край стакана ударялся о зубы. Меня трясло.

— Я привел врача! — вернулся Невилл.

Ко мне заспешила женщина в белом халате. Она посмотрела в глаза, тоже посветив в них фонариком, потрогала мне лоб, подержала пальцы на запястье, засекая время и высчитывая пульс.

— У него легкий шок. Посидит немного и придет в себя, — закончив, изрекла она.

— Он начал нести какой-то бред, сказал, что ничего не помнит… — всплеснул руками Невилл.

— Это еще что! Когда ты ушел, вот тогда-то начался настоящий бред! Он кричал, что ты — это он, его тело.

Невилл с опаской взглянул на меня. Если раньше он человека перед собой презирал и совсем не тайно ненавидел, то сейчас так же открыто боялся.

— Что с ним?

Врач пожала плечами.

— Я ведь не психиатр и не невролог: я могу определить лишь физический недуг, болезнь, сказывающуюся на теле, с материальными симптомами, а тут — ложные воспоминания, бред — это область несколько другая, связанная крепче не с медициной, а с психиатрией. От загруженного графика он вполне мог чуть-чуть тронуться умом, такое случается…

Я вскочил с кресла, и все отошли от меня к столу. Золотое правило: уходи до того, как тебя захотят посадить в дурку…

— Я в своем уме! Я все придумал, чтобы вас всех разыграть! Ха-ха-ха, — нервно подергивающимися губами рассмеялся я. — А вы так сразу и купились…

Я ждал, поверят мне или еще быстрее вызовут санитаров.

— Если бы я не верила в то, что насилие ничем не поможет в воспитании, вдарила бы ему промеж ног хорошенько, — поделилась желанием единственная здесь женщина. — Да и поздновато его, такого, воспитывать — все, упущен тот момент, когда из него еще можно было сделать человека. Теперь так и останется обезьяной.

Она ушла, гулко стуча каблуками, и сверлить меня остались только две пары глаз.

— Ты вконец сдурел? — выразительно спросил меня «шеф». — Думаешь, это смешно: устроить балаган, перепугать всех. В этом нет ничего смешного или задорного! Как бы сильно тебе не нравилось то, что я делаю, то, как ограничиваю твое сумасбродство, тебе придется мириться с этим! А еще раз подобное сотворишь, и тебе будет назначено дисциплинарное наказание, ты меня понял?

— Ага, — с замиранием сердца кивнул я. Если этот человек на всех оказывает такой же эффект, как на меня, то бедные его дети и близкие друзья, коли такие имеются — все, наверняка, седые…

Он повернул голову к Невиллу:

— Я надеюсь, ты выбьешь из него эту дурь.

— О, не сомневайтесь!

Еще пять секунд, и в совещательном зале мы с Невиллом остались одни.

Я опустился в кресло: так меня точно не смогут пнуть. Под столь суровым взглядом хотелось под стол залезть, но я должен был продолжать играть роль душевно здорового и уравновешенного человека, пока не обнаружилось обратное. А я ведь точно псих: с нормальными людьми подобное ни за что не произойдет! Закрыть глаза и очнуться в совершенно другом месте и в другом человеке — какой здоровый индивид оказался бы в таком положении? Еще и эти полоумные сны… Что со мной на самом деле происходит? Я практически чувствую, как с каждым мгновением отмирают нейроны моего мозга, как отключаются центры, и я выпадаю из реальности, начинаю видеть реалистичные галлюцинации — предсмертные?..

— Если ты думаешь, что всех смог обмануть, то это неправда.

— А? — Мысленно я вернулся к Невиллу и его изменившемуся взгляду. Ни ненависти, ни раздражения, ни страха. Кажется, обида… и немного сожаления. Что бы это все значило?

— Я с тобой знаком куда меньше, чем эти двое, но и за этот короткий промежуток времени успел как следует тебя узнать. Ты бы не стал так всех разыгрывать. Ты что, серьезно ничего не помнишь?

Я опустил глаза.

— Ничего. Точнее, помню кое-что, но… становится непонятным: сейчас происходит сущий абсурд — или это я помню какую-то иллюзию.

Невилл оперся на стол позади себя. Ему было не по себе так же, как и мне.

— Даже не верится, что нечто подобное могло случиться с тобой…

— Как будто мне верится!

— Но такого не бывает ни с того ни с сего! Это после того, как ты ударился головой — как тебя ударили на ринге?

— Да нет же, это раньше произошло! В душе…

Невилл задумался, с силой потирая глаз, словно хотел вдавить его в глазницу, чтобы проснуться или хотя бы не видеть меня и всю эту странную до невозможного ситуацию.

— Хорошо, пока не будем о начале… Тогда ответь, что ты имел в виду, говоря про «мое тело»?

— То и имел в виду: это мое тело, я был тобой, только в другой жизни — в той, которая была до душа, бокса, этого кабинета для совещаний…

Я встал.

— Куда ты? — удивился мой двойник.

— Не знаю. Но я должен понять, что со мной происходит.

========== Часть 2 ==========

Я стоял посреди мужской душевой и упрямо буравил измученным взглядом стенку. Но на месте черной глянцевой плитки стена моей домашней ванной все никак не появлялась, а от усердия у меня медленно, но верно начинало двоиться в глазах.

— И долго ты планируешь тут стоять? — угрюмо спросил Невилл из-за моей спины, прислонившись к стойкам для одежды и душевых принадлежностей. — Мне казалось, ты хотел начать решать свою проблему, во всем разбираться.

— Этим я и занимаюсь… — насупившись, ответил я.

— И как успехи?

Я обернулся: в его — в моих! — глазах плескалось легкое злорадство.

— А я не знаю, откуда еще начинать! — развел я руками от гнетущего бессилия. — Я не помню адреса, по которому жил. Я не помню даже название города!.. Боже… — осенило меня. — Я не помню страну… Где я сейчас?

Невилл, явно уставший терпеть мои странности, раздраженно закатил глаза:

— Соединенные Штаты Америки, разумеется.

— А ведь я мог раньше жить не в США, а где-нибудь в другом месте, — поделился я с ним соображениями, возвращаясь к попыткам загипнотизировать стенку. — В Англии, Польше или России — где угодно! Говорил на другом языке, мог вовсе не знать английский…

Позади меня раздался тихий шлепок: Невилл, будучи уже на грани, резко прижал ладони к лицу, чуть сжимая голову. Он говорил достаточно громко, четко, словно следуя ритму марша, звучащего в его сознании, стараясь вкладывать в свои слова как можно меньше негативных эмоций, однако последнее удавалось ему с переменным успехом:

— Ты продолжаешь нести эту околесицу, упрямо игнорируя логику. Ты утверждаешь, что жил в моем теле, но я помню всю свою жизнь и точно знаю, что это не так. Допустим, ты не веришь моим словам и в таком случае считаешь, что вся эта реальность — сплошная выдумка, но тогда у тебя шизофрения и тебе нужно лечиться, пока не стало совсем поздно. Либо у тебя обычная амнезия, и пустоту в памяти твой мозг заполнил фантазиями: почему-то тебе смутно запомнился именно мой образ, и ты надумал, что я — это ты.

— Отлично, — подытожил я, оставляя стенку в покое и устремляя взгляд на собеседника, — значит, или у меня потеря памяти и ложные воспоминания, что само по себе не слишком здраво, или я вообще поехавший шизофреник. Великолепные варианты!

— А ты видишь другие?

— Конечно! Может, я путешествую по мультивселенной!..

— По чему? — удивленно приподнял брови Невилл.

— Мультивселенная — нескончаемое множество разнообразных реальностей, которые могут друг от друга отличаться какой-то мелочью, а могут отличаться вообще всем. В одной такой реальности я, вернувшись домой, пошел в душ, — в этой реальности, где мы сейчас, другой я тоже пошел в душ, сюда, и из-за того, что мы делали одно и то же, может быть, граница между реальностями прохудилась и… я вывалился сюда… мы поменялись местами…

По выражению лица Невилла можно было сделать только один вывод: мои теории вызывали у него вполне осязаемые болезненные ощущения, и он все больше хотел передать эту боль мне — посредством удара. Но продолжал сдерживаться изо всех сил. Его руки снова потерли лицо, а полные напряжения вдох и выдох эхом разнеслись по душевой.

— Тебе не кажется, что подобное предположение слишком уж сильно притянуто за уши?

— Нет. Это же не я выдумал, такая теория действительно есть…

— Так. Остановись, — взмолился Невилл, потеряв остатки терпения. — Я могу допустить, что ты утратил память, что ты стал психически нестабилен. Но в твои путешествия сквозь миры и вселенные я поверить ну никак не могу! Это — чушь. И если ты этого не понимаешь, то ты настоящий псих. И тогда зачем я выслушиваю все эти бредни?

— Я думал, ты поверил мне… — с досадой проговорил я.

— Так и было. Но я поверил в то, что ты действительно считаешь, что «не в себе». А не в то, что ты… менялся со мной… телами… или как ты там это себе представляешь, я не знаю, я запутался, окончательно! Я чувствую себя так, будто по мне каток проехал, а я расплескавшимися по асфальту мозгами после этого еще пытаюсь что-то соображать!..

Он продолжал говорить, практически кричать, но я, как ни старался, не мог продолжать его слушать. Я чувствовал, как все мысли до единой в моей голове ужимались, спрессовывались в небольшое, но крайне увесистое ядро, давящее на череп изнутри. Из-за всего одной случайной идеи, наглухо застрявшей в моем сознании. А что, если Невилл — это до сих пор я?..

Заполучив собственного клона, имеющего те же воспоминания, те же привычки, те же черты характера, мы не сможем читать его мысли, как слышим собственную внутреннюю речь. Мы не сможем управлять его действиями, не сумеем думать за него, видеть мир его глазами. Несмотря на то, что клон будет всецело нами, он будет отдельной от нас, самостоятельной личностью, будет наделен своим собственным сознанием. Так же все должно обстоять и с другими версиями нас из параллельных вселенных, если они все же существуют. И тогда Невилл вполне может быть мною. Только другим мною: мною, который жил иной жизнью, сделавшей его тем, кто он есть в данный момент… Только почему тогда меня выбросило не в его тело?..

Я был бы рад поделиться с ним этой теорией. Я нуждался в том, чтобы поведать ее хоть кому-то, ослабить это чудовищное давление внутри головы!.. Но я не мог: это было бессмысленно. Он не захочет даже пытаться понять, уж точно не сейчас.

Я вынырнул из собственных мыслей и обнаружил, что Невилл уже какое-то время молчит, не сводя с меня встревоженных глаз. Смотреть на него было привычно — я словно видел свое отражение, только теперь оно почему-то было немного ниже меня. Его брови были нахмурены, и я подсознательно пытался изо всех сил расслабить мышцы лица, пока не понял, что мои брови и так были расслаблены. Но от пустого напряжения уже заболело лицо, каждая лицевая мышца. Мой мозг привык видеть в этих чертах меня и вряд ли скоро сможет перестроиться. Я потянулся к Невиллу и сжал пальцами его руку. Он моментально изменился в лице и, наверняка, отстранился бы, если б за его спиной не была металлическая стойка. Сжимать правой рукой свою другую правую руку было до ужаса странно, и я ухватился за левую. Рука была мягкой и теплой, с привычно холодными пальцами, но я чувствовал прикосновение к коже лишь правой рукой, и левая — рука Невилла — ощущалась абсолютно онемевшей, будто я ее отлежал. Чтобы окончательно не сойти с ума, я выпустил чужую руку и отошел на шаг.

Невилл смотрел на меня со злостью и смущением, с испугом и стыдом. Я никогда раньше не видел подобного выражения на своем лице. Оно являло целую бурю эмоций и противоречивых желаний. Никто из нас не нарушал царящую в душевой тишину: я ждал, пока он сможет собраться с мыслями, пока сделает хоть что-нибудь, а он — никак не мог определиться с тем, как реагировать на мои сверхстранные поступки. В ближайшей душевой кабинке уныло капала вода, замедленно отсчитывая секунды, а мы с Невиллом все стояли и стояли, растерянно глядя друг другу в глаза. Наконец, Невилл вздрогнул и опустил лицо. Медленно развернувшись, он покинул душевую, мягко закрыл за собой белую пластиковую дверь. Да, он не приглашал меня пойти за ним, но и не запрещал за ним следовать. Однако я остался стоять на месте. Сейчас лучше будет оставить его одного… Прочел это по его скованным движениям, тяжелой походке и напряженной спине.

Видеть собственные спину и затылок было непривычно, но в данный момент мне не хотелось обдумывать в очередной раз за сегодня нахлынувшее чувство новизны. Как только Невилл вышел, я ощутил себя окончательно и бесповоротно потерянным. Вместе с ним ушел и тот я, которым я был еще пару часов назад. Тот, которого я толком-то и не помню. Не помню ничего…

Мне некуда было податься. Я сполз по стене на пол и просидел на ледяном кафеле, наверное, несколько часов. Практически не двигаясь, я позволял нарастающей физической боли хотя бы отчасти вытеснить душевную. Капание воды погружало в транс. Я закрыл глаза, но так и не смог заснуть или забыться.

Кто-то осторожно, практически беззвучно открыл дверь и прошел в душевую, но я был слишком измучен, чтобы любопытствовать. Пока слева капает вода, я все еще в этой кошмарной, холодной, незнакомой реальности…

Прохладная рука коснулась моей щеки, и я сразу узнал это прикосновение. Я ощущал его до и сразу после бритья; когда подпирал голову от скуки или сонливости; когда умывался; когда тер на нервах лицо; когда хватался, лежа в постели, за голову, силясь отдалить от себя пытающий меня ночь за ночью кошмар… Я открыл глаза, уже зная, что увижу перед собой. Свое отражение.

Невилл подал мне руку. Я протянул ему свою, но так и не смог прикоснуться к его ладони снова. Меня преследовало навязчивое предчувствие, что если я сделаю это, то малое, что осталось от моей жизни и меня самого, рассыпется на мельчайшие осколки. Невилл мягко обхватил меня за непривычно широкие плечи и помог подняться с так и не согревшегося подо мною кафеля. Встав, я ясно ощутил, как боль прострелила спину и почки — сидеть на ледяном полу несколько часов кряду было отвратной идеей. Немного прихрамывая, я вышел из душевой не без помощи Невилла, на плече которого практически висел. Мы повернули куда-то вбок, в еще один черный коридор, и миновали огромное количество одинаковых стальных дверей, пока не остановились у одной, с блеклой металлической табличкой:

«J17»

— «J17»? — коротко спросил я.

— Это твоя комната. — Невилл говорил тихо, почти шепотом, точно боялся меня испугать или разбудить. — Первая буква твоего имени и номер, который ты занимаешь в списке членов организации, чьи имена начинаются на ту же букву. Фамилий у нас нет.

— Первая буква… моего имени? — заторможенно повторил я. — А как звучит мое имя?..

— Тебя зовут Джек.

Пока Невилл затаскивал меня в незапертую комнату, я должен был бы радоваться той крупинке информации, которую узнал о себе. Но я не мог. Ведь я не Джек. И я не Невилл. Так кто же я, в итоге?..

Невилл медленно усадил меня на кровать и включил свет, нажав на выключатель у двери. Комната была небольшой, она не была приятной на вид или уютной, но виделась мне безопасной, а этого было на данный момент вполне достаточно. Одноместная металлическая койка, на которой я сидел, была вплотную придвинута к серой бетонной стене, абсолютно голой, если не считать нескольких плакатов с полностью обнаженными женщинами, позирующими у мотоциклов и машин. У противоположной стены стоял письменный стол и стул. Место от стола и до угла занимал гардероб с множеством матовых ящиков. Вот и все: кровать, стол, стул, шкаф — и достаточно пространства посередине комнаты.

Я не чувствовал себя как дома, что было не шибко удивительно. Я дотянулся до стены у кровати и один за другим сорвал все плакаты, грубо скомкал их и швырнул под письменный стол. Невилл следил за моими действиями с жалостью: в любых моих поступках сейчас он видел проявление болезни. Но он хотя бы был рядом.

— Попробуй лечь, поспать нормально, — начал он, отходя к двери и выключателю. — Быть может, проснувшись, ты почувствуешь себя лучше и все вернется на свои места.

— А ты хочешь этого? — спросил я, учуяв в его голосе нотки сожаления.

— Чтобы ты почувствовал себя лучше? — после звонкой паузы уточнил Невилл.

— И это тоже.

Он насупился, упираясь напрягшимся лбом в прохладный дверной косяк.

— Я не знаю… — наконец, изрек Невилл.

— Расскажи.

Он посмотрел в мою сторону, и в его голос снова закрались противоречивые, взаимоисключающие чувства.

— Я не хочу, чтобы прежний ты возвращался. И я от всего сердца желаю тебе страданий. Потому что каждую секунду боли, что ты испытываешь сейчас, ты заслужил.

========== Часть 3 ==========

Комментарий к Часть 3

Данная часть посвящается ждунам, терпению которых предела нет, как и моему восхищению)

Я не знал, что ему ответить, — настолько меня поразили его слова. Невилл ушел, дверь захлопнулась, и я, парализованный творящейся в моей реальности (либо же в голове) неразберихой, остался лежать на кровати посреди пустоты, с ней же у сердца. Череп распирало от предположений, подтвердить или опровергнуть которые было невозможно, и я изо всех сил постарался провалиться в сон, пока окончательно не распрощался с рассудком. Зажав виски ладонями, я улегся на бок, притянул колени к груди — и в такой жалкой позе качнулся с высоченной лестницы, ведущей в царство Морфея. От слишком правдоподобного секундного падения тело дернулось, мозг залила сплошная темнота без временных и прочих ориентиров…

Дверь в комнату открылась, быть может, в следующую минуту, а может, через час. Приподняв одно веко, взором я натолкнулся на сочувственный взгляд Невилла, явно не ожидающего найти меня в позе побитой собаки. В его руках был сверхсовременный тончайший планшет, который Невилл прижимал к груди как личное сокровище. Исподлобья он сверлил меня неоднозначным взором, боролся сам с собой, убеждал себя мысленно, оперируя моим плачевным положением. Похоже, в итоге верх одержала совесть, и Невилл с тяжелым вздохом присел на кровать, безмолвно заставив меня потесниться.

— Я поступаю так, — начал оправдываться он, — потому что я — не ты: не гад, плюющий на морали ради собственного удобства. Тем более… если верхушка узнает о твоем состоянии, незамедлительно последует увольнение; помня, что на кону, я не могу не помочь тебе вспомнить…

Мне не понравились его туманные, но весьма тревожные фразы, однако расспрашивать Невилла тотчас я не стал: очевидно же, каких чудовищных усилий ему стоило пойти мне навстречу, а столь шаткое решение можно уничтожить одним неосторожным словцом. Потому я молча сел и опустил глаза на экран планшета, который Невилл держал на коленях. Его палец навис над кнопкой воспроизведения, подрагивал в нерешительности…

— Это запись одной из камер видеонаблюдения. Довольно давняя, — уточнил он, с выразительным сожалением поджав губы. Кажется, Невилл подумывал добавить что-то еще — с целью чуток потянуть время, однако внутренний стержень устремил его палец на экран, и цветная, но блеклая картинка ожила.

По широкому коридору неторопливо от камеры, установленной под потолком, двигалась компания мужчин, наряженных в ту же обезличивающую форму, что и я сейчас. В центре прогуливающейся шеренги шагал самый широкоплечий и самый высокий агент — без сомнений, вожак этой стаи. Его короткие кофейные волосы были зачесаны назад, ручищи оттопыривали карманы свободных штанов. Лица я пока что не видел, но от продолжительного созерцания его затылка у меня отчего-то разгоралась мигрень: быть может, из-за угла, под которым мне приходилось смотреть на планшет?.. Невилл, также сверлящий взглядом экран, сжал кулаки поверх бедер, и ногти до боли впились в его ладони. Всеми силами он старался сохранить невозмутимость, однако электронные отблески на радужках были пропитаны сухой, как мороз, ненавистью к мужчине посередине.

В противоположном конце коридора я приметил знакомое лицо — мое собственное! В точности так же, как и пару минут назад, Невилл шел в обнимку с планшетом. Средней длины ореховая шевелюра мягко колыхалась при ходьбе, прямые пряди лишь самую малость прикрывали кончики ушей и напряженно сведенные брови. Коллеги потеснились, левее центра шеренги появился зазор, в который Невилл почти прошмыгнул, совершенно точно никого не коснувшись…

— Эй, — с оскалом гаркнул центральный, молниеносно вцепившись в плечо Невилла и толкнув того к стенке, — может, по сторонам будешь смотреть, чтобы в людей не врезаться?

Свора выстроилась за спиной предводителя, устало ухмыляясь: похоже, происходящее для них было совершенно не ново, пусть все еще и развлекало, невзирая на будничность.

— Я не врезался, — заявил моим голосом Невилл, бесстрашно глядя на противника снизу вверх.

— Ты меня задел и сразу не извинился. Это неуважение…

— Почему ты постоянно цепляешься ко мне? — на мгновение опоздал Невилл, желая его перебить. Одна ладонь агрессора пока лишь показательно сдавила шею Невилла, вторая громко врезалась в стену!

— Потому что мы жизнями рискуем, выполняя задания «в поле», чтобы обеспечить нашим родным безопасность! Пока ты сидишь здесь, на базе, да по клавишам пальцами бьешь!..

— О как… — прохрипел Невилл, тщетно борясь с усиливающимся давлением на горло. — Значит, завидуешь, что самому мозгов не хватило для роли «поддержки»?..

— ИЗ-ЗА ТВОЕЙ ХЕРОВОЙ ПОДДЕРЖКИ, — грянул рык, — ОДНОГО ИЗ НАШИХ УБИЛИ!..

— Он ослушался приказа…

— ТЫ НЕ ВЫВЕЛ ЕГО ИЗ-ПОД ОГНЯ!

— Он самолично отделился от группы! — выплюнул ему в лицо возражение Невилл. Теперь они находились так близко, что кончики носов отделяли считанные дюймы. — По вине тупой самонадеянности попал в окружение!..

Удар в живот сокрушил Невилла; столь быстрый, что я едва сумел его заметить. Невилл с кашлем осел, героически предпринял попытку подняться, но упал на четвереньки, уронил планшет. Нога его обвинителя дрогнула, как если бы тот запланировал пнуть жертву по ребрам или растоптать гаджет, однако в последний миг передумал.

— Я не мог… его спасти… — простонал Невилл, шатаясь от боли.

— Мне плевать. Ты виноват. Его кровь на твоих руках. «Поддержка»… — презрительно добавил он и окликнул сослуживцев: — Идем.

Группка удалялась, кто-то глумливо говорил нечто малоразборчивое лидеру. Я переключил все внимание на того Невилла, прижимающегося к ледяному полу лбом и панически обхватывающего голову, как вдруг из почти затихших голосов я выловил ошеломившие меня четыре буквы: «Джек»…

— Нет… — опешив, проговорил я и поднял на реального Невилла взгляд. К моему несчастью, он пожал плечами и погасил экран. — Нет!.. Ты же не хочешь сказать, что… это — я?..

— Понимаю отсутствие радости, — болезненно усмехнулся Невилл. — Я бы тоже не обрадовался, если б узнал подобное… Агентом ты был превосходным, но как человек — тот еще кусок дерьма… Тот инцидент — только малая часть тех помоев, что ты на меня извергал. Попытки верхушки погасить конфликт результатов не дали, и шеф поставил меня над тобой: отныне от моих отчетов зависит, будешь ты продолжать работу или нет. Под давлением этакого подразумевающегося шантажа ты от меня отцепился, поддерживал видимость полнейшего игнора, но и этим умудрялся доставлять мне хлопоты…

Невилл нервно сплел пальцы, потупил ностальгически взор. За его молчанием я ощущал неконтролируемое цунами негативных эмоций и диву давался, как Невилл умудряется сдерживаться. Раз я — это тело — Джек — еще здесь, Невилл умеет разделять личное и работу, не потопил обидчика субъективщиной, не сгустил краски в отчетах, сохранил беспристрастность, несмотря на пережитые унижения и откровенное насилие. Впечатляющая выдержка… Такой сильной личностью я вряд ли бы стал, так что, наверное, Невилл — все же не я?..

— Тебе необходимо делать вид, что ты здоров, — в никуда озвучил он.

— Я и так здоров…

— Ты понял меня! Что ты «в себе» — во всех возможных смыслах!.. Ты хоть немного представляешь, какая обстановка там, на поверхности?

— Мы что, под землей?.. — немного не на том сфокусировался я.

— Да. Потому что политическая ситуация между США и Россией накалена до предела. Все, чего мы боялись во времена Холодной Войны, реально и вскоре может случиться. Помимо государственных военных организаций, обособленно существуют подобные этой. Все накапливают силу — полезные человеческие ресурсы — и уходят под землю, чтобы быть в безопасности на случай атомной войны. Члены семьи каждого, кто находится на этой базе, сейчас в другом масштабном подземном убежище: это плата за работу — сохранение жизней всех тех, кто дороги нам. Уволят тебя — ты отправишься обратно в город, как и твои родные. Пусть ты их не помнишь, пусть Джек — сволочь бесчеловечная!.. Кровь закипает, как только я думаю о нем!.. Но его семья не имеет отношения к скотству Джека и не заслуживает умереть… как бы я к Джеку ни относился… — невероятно мудро заключил Невилл, избегая глядеть на меня. — Посему мы обязаны скрыть… что бы там с тобой ни случилось… Я не полевой агент, но навыков у меня достаточно: я помогу тебе вспомнить или хотя бы научиться делать то, что ты раньше умел. А ты разбирайся с… амнезией, мультивселенными и прочим дерьмом. Только не трепи языком и не веди себя странно…

Я кивнул как пустышка с головой на пружинке. Рассказ Невилла не вживлялся в сознание, отторгался, словно жуткая апокалиптическая история, родившаяся ночью у костра в кругу отдыхающих на природе друзей. Я хотел назад: в мир, где капитализм смыл действительно страшные проблемы. Я не желал быть человеком, с легкостью избивающим того, кто и не думает давать отпор!.. Но даже больше, чем это, я не хотел становиться Джеком, четко помнил, что терпеть не могу притворяться, изменять самому себе!.. Вот только кто он такой — этот я? И разве есть у меня вообще выбор, когда на кону — жизни людей?..

========== Часть 4 ==========

Комментарий к Часть 4

Извините: так уж получилось, что в комментариях к прошлой части напи**ел, потому что она оказалась действительно последней в 2019 году. Стыдно…

Для меня одного ринг качался, словно находился тренировочный зал не под землей (если верить словам Невилла; другого источника сведений я не имел), а на сражающемся со штормом корабле. Живот ныл от голода, каждый мускул на удивление развитого тела молил о пище, как под водой легкие требовали бы кислорода. Я подумывал о том, чтобы свернуться в клубок, прижать как можно сильнее колени к груди, — вероятно, это отчасти заглушило бы вой болящего желудка, — однако лечь мне помог удар сбоку ногой в голову! Я глухо рухнул на живот, распластался в манере застреленного персонажа старого дешевого детективного сериала, будучи не в силах подняться.

— Почему мы не можем поесть?.. — простонал я возвышающему надо мной Невиллу.

Мне не хватило затраченных на сон часов; Невилл ворвался утром, надо полагать, и потащил меня на тренировку: что тренировать-то, если я ничего не помню и навыков, следовательно, у меня никаких нет?! Но он меня и слышать не хотел. Всячески истязал уже больше часа, далеко не в первый раз свалил меня с ног, вот только так основательно я от него ранее не огребал. Если и может существовать наиболее жирный намек от провидения бросить все и пойти есть, то удар с ноги в табло — тот самый знак свыше!

— Я уже объяснял, — раздраженно выдохнул он, уперев руки в боки. — Джек всегда занимался до завтрака…

— Да никто же не видит! Не заподозрит, если я пойду есть…

— Дело не в подозрительном отступлении от привычек. После еды ты будешь вялым, сонным, не сможешь выдать максимум!..

— Какой к черту максимум, Невилл?! Я стоять не могу!

Мои вопли с пола, очевидно, все же смогли достичь его кипящего разума, и с пропитанным усталостью вздохом Невилл сел рядом со мной по-турецки,скрестив руки на груди. Он надеялся, что мышечная память осталась при этом теле, что под его чутким руководством я буду осваивать приемы один за другим, с небывалой легкостью, как орешки щелкать, а в итоге получаем это — груду мышц, коей как управлять — еще поди разберись.

— А ты довольно много знаешь о человеке, которого ненавидел, — подумал я вслух — и тотчас пожалел о сказанном: лицо Невилла посмурнело, вокруг глаз расплылись угрюмые тени, брови двинулись к переносице.

— Прекрати… — обиженно просопел он. Не зло почему-то… — Поднимайся. Твоя взяла.

— Мы идем есть?

Воодушевление поставило меня на ноги в ту же секунду, и мне выпала редчайшая возможность посмотреть сверху на встающего Невилла: видеть собственную макушку до неприятного странно…

— Да, но сперва — душ.

От последнего слова меня бросило в нервную дрожь. Ведь когда я был в душе, все перевернулось с ног на голову, вся моя жизнь, которую теперь я и не помню… Вот только что именно я позабыл: жизнь серого невротика, ходящего к психиатру, или заполненные тренировками и черт знает чем еще будни агрессивного вояки?.. Даже это меня в тот момент не сильно тревожило. Я брел по похожим друг на друга как две капли воды коридорам, привязанный к уверенной широкой поступи Невилла, и страх во мне неукротимо пенился: еще немного — и я задохнусь этой пеной, пузыри кислоты полезут из сдавленной глотки!.. Что случится, когда я опять зайду в душ?..

Мое сердце сперто дрогнуло, едва Невилл остановился, но оказались мы не перед дверью душевой, а у прачечной. Невилл попросил меня подождать снаружи, скрылся из вида секунд на двадцать и вернулся с двумя прозрачными вакуумными пакетами — комплектами здешней формы. Ну теперь-то мы точно отправимся в душ…

Выходит, Невилл действительно разбудил меня спозаранку: ранее коридоры и помещения пустовали, сейчас же все больше мужчин и женщин избегали мой встревоженный взгляд. Чаще всего проходящим мимо было глубоко плевать на нас с Невиллом, однако некоторые, в основном мужчины, удивленно таращились, — и их можно было понять! Если то, что я увидел на записи с камеры видеонаблюдения, являлось не разовой стычкой, а ежедневной практикой, прогулка с Невиллом плечом к плечу становилась источником недоумения для каждого, кто был в курсе его непростых отношений с Джеком.

Так, облитые нежелательным вниманием, мы молча добрались до душевой: я пересек порог, нервно задержав дыхание, словно собирался занырнуть на глубину. Ноющим виском я ощущал пристальный взор Невилла, читающего по моему побледневшему лицу весь спектр негатива, взбунтовавшегося против меня в одночасье. Я же поймал себя на мысли, что больше, чем конца этого кошмара, страшусь оказаться оторванным вообще ото всех ориентиров: сейчас по крайней мере у меня есть хоть какая-то информация о себе и, конечно же, Невилл; что если я вновь попаду в другую реальность — и лишусь даже этих жалких крох?..

Поздоровавшись со мной, душевую покинул незнакомец; я и ухом не повел, тараня зрачками кафельную стену. Слева Невилл избавлялся от одежды, и мой мозг, пустой, не считая тысячи и одного страха, решил заполнить вакуум повторением. Я машинально снимал и складывал одежду; руки пытались нащупать ткань и тогда, когда ничего уже не осталось, и, громко сглотнув, я занял ту же кабинку, что и прежде, включил теплую воду. Строптивые потоки, приятные наэлектризованной коже, на миг испугали меня, однако на этом все и завершилось. Я по-прежнему стоял в душевой. По-прежнему толком не знал, где я и кто я. Невилл по-прежнему был по левую руку… Еще не успев определиться с тем, каким тоном я поделюсь с ним этой новостью, я заглянул за перегородку!.. И пальцы вжались в лед между нами…

Невилл стоял ровно, чуть запрокинув голову и подставив лицо бодряще прохладным струям. Его кожу покрывала тончайшая водная вуаль, ее тревожили пальцы, скользящие все ниже и ниже расслабляющими массирующими движениями: с шеи и плечей — на грудь, в меру развитую, не перекаченную; с груди — на широкий мосток пресса, сильно выделяющийся из-за изящной худобы боков; с живота — по волосам… До конца так и не избавившемуся от переноса своей личности на тело Невилла, мне выносимо было глядеть на то, как его — уже действительно его в большей степени — пальцы касаются пока что все еще моего члена, двигаются от головки к основанию, оттягивая крайнюю плоть…

Точно громом пораженный, я спрятался обратно за перегородку, благо незамеченный Невиллом. Он принимает душ, это просто гигиеническая процедура!.. С твоим телом тем более!.. Но в этом-то отчасти и было дело: его руки — мое тело… Я практически почувствовал эти прикосновения, трепетные, тягучие. Почему неутолимое желание по отношению к Невиллу кажется мне таким знакомым?.. Однако обмозговать произошедшее я смогу и позже, а сейчас, в последние минуты уединения за душевой перегородкой, необходимо было решить другую проблему…

Мое нынешнее тело не воспринималось родным, но пробуждало дискомфортное дежа вю в районе затылка. Кожа под пальцами — будто из невероятно реалистичного, но все-таки искусственного материала; мне неприятно было во весь опор приближаться к разрядке, молясь о том, чтобы Невилл не закончил принимать душ слишком рано, не заглянул ко мне, чуть ли не забившемуся в угол и справляющемуся с нежданно нагрянувшим возбуждением от, выходит, собственного тела?! — ведь Невилл — это я!.. Ощущается мной хотя бы… Как последний извращенец, я рисовал в воображении более решительную версию себя: мужчину, толкающего Невилла к стене, разворачивающего к себе лицом, целующего грубо и властно, дотрагивающегося обеими руками до того, что должно быть моим!.. Касающегося всего Невилла…

Шум воды за перегородкой смолк. Мое сердце пропустило удар, и, представив внимательный взгляд Невилла, прикованный к самоудовлетворяющемуся мне, я выплеснул жар в ладонь и поспешил смешать с водой, как можно скорее отправить след преступления в водосток. Я не знаю, что со мной происходит… Но, признаться, нуждался в разрядке: чтобы абстрагироваться от грозовых туч нерешенных проблем, не сойти с ума по вине перманентного стресса, на пару блаженных секунд почувствовать себя счастливым, не обремененным тревогами… Однако с чистотой правой ладони вернулось и темное небо над моей головой, и в качестве зонта у меня — только Невилл…

После этого, одевшись во все выстиранное, я стыдливо последовал за Невиллом в столовую. Мне уже было все равно и на удивленные взгляды коллег, и на приветствие шефа, которое я оставил без ответа. Невилл списывал мое состояние на волнение и, к счастью, воздерживался от любых вопросов. По пути мы вновь зашли в прачечную: Невилл сдал нашу несвежую одежду. Задержав его ненадолго, я зачем-то перед этим проверил карманы своих штанов — без каких-либо мыслей в голове, чувствовал, что что-то должно быть в них, но пальцы нащупали лишь воздух.

Когда Невилл присоединился ко мне снова, я шел уже на пару шагов впереди него, угрюмо глядя в пол, с осиротевшими руками в пустых глубоких карманах. Мой спутник ничего не сказал, но с изумлением подметил то, к чему я сам пришел только через некоторое время: я вел нас в столовую…

В отличие от прочих помещений, в которых я уже побывал, столовая не выглядела архитектурным воплощением бесчувственности с налетом пессимизма: она была необычайно светла и просторна, словно через несуществующие окна сюда проливался яркий солнечный свет; глянцевые столы и стулья точно бы сияли из-за идеальности белоснежного покрытия; кремовый кафель под ногами был настолько чист, что с него можно было есть! — такое уж точно вызвало бы у окружающих подозрения в нестабильности моей психики… Почти все столы были заняты. С Невиллом шаг в шаг я пересекал столовую, как можно меньше озираясь по сторонам, — понимал, сколько ненужных трудностей принесет всего одна встреча глазами с кем-то из особенно близких товарищей Джека. Не успев дойти до стоек с едой, холодильника с напитками и кофемашины, я услышал приветственный оклик справа: там за столом пустовало как раз одно место, без сомнений, припасенное для меня. Но я и ухом не повел. Невилл — единственный, за чью руку мне сейчас безопасно держаться.

Он первым взял поднос, заменяющий тарелки несколькими секциями, в одну из них, единственную круглую, вставил стакан и пошел вдоль металлических стоек накладывать завтрак. Я повторял его действия, брал ту же еду: понятия не имею, люблю ли я овсянку, фрикадельки, тосты из черного хлеба и молоко, однако от возможности выяснить хоть что-то о себе не откажусь. Да и есть хотелось так, словно еще несколько жалких минут голода, грызущего желудок, сделают меня каннибалом.

Мы сели за дальний столик, рассчитанный как раз на пару человек, и холодный скользкий стул, похожий на половину яичной скорлупы, показался мне усеянным еловыми иголками. Слишком много глаз, слишком пристальное внимание… Мне неуютно было не только сидеть и есть: даже дыхание с морганием давались неестественно, грудная клетка и веки двигались как по таймеру, будто я лишь имитировал человека. Невиллу, очевидно, было не привыкать к осуждающим взглядам. Начав с овсянки, он погрузился в планшет, в выразительных распахнутых глазах отражался черный текст на голубоватом фоне.

— Что делаешь?.. — глупо поинтересовался я, желая больше заполнить молчание звуком, отвлечься, чем на самом деле быть в курсе чужих дел: личное на то и личное.

— Решил покопать информацию на тему… твоей ситуации, — нашелся Невилл.

— Читаешь про путешествия по мультивселенным?

— Извини, — поморщился он, понимая, что сообщает также между строк. — О потере памяти…

— Через технику секретной военной организации можно вот так запросто выйти в Интернет? Разве это не нарушает безопасность? — буркнул я и сунул за щеку фрикадельку. Смотри-ка, неплохо! Курица?..

— Здесь не совсем такой Интернет, как у горожан. Доступ есть практически ко всему, с легкостью можно заглянуть хоть в «DarkNet», но только в качестве наблюдателя. Писать ничто и нигде невозможно, никаких социальных сетей, форумов, чатов, трансляций. Пользовать остается невидимым для внешнего мира, скачивание любой информации не оставляет следов на серверах. Для всего Интернета нас нет — мы призраки.

Кивнув, я продолжил пережевывать совершенно не нуждающуюся в этом овсянку. Посмотрим, что мы имеем. Я знаю про Интернет. Я знаю, какая на вкус курятина, как надевать штаны, как выглядят здания изнутри, девайсы и бесконечное множество вещей. Я не воспринимаю эту реальность с постоянными удивленными охами-ахами, почти все мне тут знакомо. Я не обладаю знаниями и навыками, напрямую связанными с местом, в котором нахожусь, так, что ли?..

— Невилл, — заговорщицки склонился я над подносом, и собеседник взглянул мне в глаза, — а то, что ты рассказывал — про вторую Холодную войну, предвоенную ситуацию, организации, подобные этой, и все остальное, — известно мирным жителям?

— Конечно же, нет, иначе наверху началась бы неконтролируемая паника. Люди вдали от бомбоубежищ — в смертельной опасности: как вообще возможно рассказать им правду, при этом избежав массовых беспорядков…

— То есть я знал до разговора с тобой все то же, что и люди на поверхности?..

— Ты не знал, в какой стране находишься…

— Хорошо, — мигом осек его я, — минус информация о собственной личности! Но это все мне не ново: какова вероятность того, что в параллельной реальности еда, мебель, география стран, имена, технологии — все будет дублироваться?

— Я не верю, что ты путешествуешь по параллельным вселенным.

— Я, кажется, тоже перестаю в это верить. — Отложив вилку, я сцепил руки в замок и уставился на подгоревший тост так, как если бы за его хрустящей коркой скрывались все ответы. — Что я делал до того, как оказался в душевой, а позже — на ринге?

Невилл погасил планшет, отпихнул его на край стола и пододвинулся ко мне вплотную. Наши лбы едва не соприкасались. Мы не смотрели друг на друга, гóлоса хватало с лихвой.

— Пока ты спал, я просмотрел записи с внутренних камер. За несколько часов до потери памяти ты покидал это место, в который раз сбежал в город. Что делал там — никак не узнать. Можно было бы позаглядывать в файлы охранных систем различных заведений или тех же светофоров с камерами, чтобы проследить путь, но что-что, а скрываться от видеонаблюдения Джек всегда умел… Вот что странно! — встрепенулся Невилл, тотчас отбросив мысли о старом недруге. — Впервые отсутствуют нужные нам записи со здешних камер. Все что есть: ты покинул подземный комплекс — и несколькими часами позже вышел из душевой, уже пребывая… не в себе, — не шибко деликатно покрутил он пальцем у виска.

Его взгляд скользнул вбок и приметил статно вышагивающего по проходу шефа. Соколиные глаза последнего уставились мне в затылок до ощутимой мигрени. Держа здоровенные ручищи за широкой каменной спиной, он приближался к нашему столу. Невилл схватился за планшет, стал быстро перелистывать какие-то списки, шепча:

— Тебе нельзя с ним общаться сейчас — ты все еще странный. Я отвлеку его, а ты выбегай из столовой по-тихому. Встретимся у тебя в комнате… Шеф!

Невилл выпрыгнул из-за стола, чуть обошел начальника боком, из-за чего тому пришлось повернуться ко мне спиной. Пока я нелепо просачивался все дальше и дальше от нашего столика, Невилл тараторил без умолку, тыкал текстом и цифрами старику прямо в нос, а тот не мог вставить и слово. В глубоком полуприседе, провожаемый ошеломлением коллег, я выбрался в черный коридор и, выпрямившись, скорым шагом направился вперед. Я не думал о том, куда иду, ноги несли меня сами, а под сердцем теплилась надежда на то, что Невилл догадается принести мне еды (позавтракал я так же, как и выспался). По дороге мне встречались стекающиеся к столовой люди. Один, отдаленно знакомый, вероятно, по показанной Невиллом записи, попытался завести со мной разговор, но я, обронив универсальное «Не сейчас…», прошел мимо, даже не оглянулся. В окружении неизвестного и непонятного меня тянуло ко всего одной постоянной — к Невиллу, так что я и без мыслей о еде ждал скорой встречи с ним. На глаза нахлынули свежие воспоминания о душевой, его лицо и то необычайное умиротворение, которым оно наполняло мои вены!.. С печальным вздохом я погладил затылок: волосы были непривычной длины — короче, чем у Невилла, и потому на ощупь неприятны.

«J17». Моя дверь. Спроси меня кто, как пройти от столовой до этой комнаты, я не смогу ни рассказать, ни представить, но вот он я — на месте. Выходит, Невилл прав оказался в предположении о наличии телесной памяти. Интересно, какая цифра написана на его двери?..

Комната встретила меня негостеприимной тишиной, пустотой, духотой отчасти. Задыхающимся без знакомого, родного, взором я бродил по мебели и стенкам, по полу… На нем, почти под кроватью, белела маленькая прямоугольная карточка. Бесшумно притворив за собой дверь, словно намеревался копаться в чужих вещах, я поднял визитку и перевернул. Семь цифр, выведенные наскоро черными чернилами, да метка отеля, название которого мне ничего не сказало.

Я метнулся к письменному столу, под выстрелы возбужденного сердца стиснул пальцами ручку и на бумажке для заметок написал несколько первых цифр. Почерк был другой. Не я написал телефонный номер на визитке — а кто? Визитка… Визитка…

Кровать глухо скрипнула в момент, когда я позволил себе упасть на постель, по-прежнему сжимая визитку — достраивающийся на глазах мост к берегу той моей жизни, далекой от мира Холодной войны.

…Психиатр дал мне визитку… Но мы встречались не в гостинице, а… в больнице, наверное? Где еще может сидеть психиатр?.. Я припомнил кожаную софу, деревянную дверь. Что было за ней — останется загадкой навечно, как и дорога до моего дома — до ванной. Но визитка — это уже что-то! Наверное, уронил ее вчера, срывая плакаты Джека со стены. Вот что должно было быть в моем кармане!.. Откуда она здесь взялась?..

========== Часть 5 ==========

У меня в комнате, сидя рядом на кровати, Невилл сосредоточенно крутил в пальцах визитку. Нахмуренный, напряженный, как натянутая тетива, он проговорил:

— Может, это просто женщина?.. К кому еще ты мог сбегать отсюда, тем более в отель…

— У нас есть возможность проверить?

— Я могу запросить записи видеокамер отеля…

— Нет, самостоятельно! Дойти до отеля своими ногами, предметно все посмотреть, понимаешь? Может, так я смогу что-то вспомнить. Работающие здесь люди — не пленники же? Нам разрешено выходить в город?

— Да, но и «проходной двор» устраивать не положено. Это одно из негласных правил. Будешь слишком часто наведываться на поверхность — повысишь шансы свои и своей семьи покинуть убежище. Ты звонил по этому номеру?

— Как? У меня же нет телефона.

— Мобильные в убежище запрещены, — кивнул Невилл и вернул мне загадочную визитку, кусочек головоломки. — Но можно звонить со здешних планшетов. — Взяв с края кровати свой гаджет, принесенный под мышкой, Невилл заскользил пальцами по экрану, открыл цифровую панель и набрал с визитки номер. — Будет громкая связь — к уху планшет не прижмешь. Ты готов?

Мне хотелось быть честным, но и хоть немного крутым в его глазах, смелым, уверенным, поэтому я не смог признаться в мандраже. Перечисленными качествами я не обладал, по крайней мере не будучи без памяти потерянным, беззащитным, сбитым с толку. Вдобавок, как выяснилось, несущим ответственность за чужую семью — родных Джеку людей… Или это моя семья, если никаких мультивселенных не существует?..

Так что заткнув поглубже ребяческое желание попросить Невилла позвонить вместо меня, я кивнул, и он нажал на крупную кнопку. По комнате после непродолжительной тишины разнесся безэмоциональный женский голос, сообщающий о том, что данный абонент недоступен. Скованный взаимоисключающими чувствами — облегчением и досадой, — я посмотрел на Невилла, закусившего губу.

— А теперь что?..

— В течение дня будем пытаться дозвониться. И если не выйдет до вечера, отправимся в отель.

Я мог не спрашивать, чем мы будем заниматься в продолжительных промежутках между попытками связаться с человеком на той стороне несуществующего провода. Естественно, Невилл предпочел уделить как можно больше времени тренировкам, но на этот раз поволок меня не на ринг: туда мне лучше было не соваться, так как на людях показать хоть сколько-нибудь вменяемые навыки я бы не смог. Зато в тире, занявшем внушительных габаритов помещение с темными бетонными стенами, полом и потолком, мы оказались первыми посетителями. Стрельбище было разделено пополам высокими стойками с боковыми перегородками. Перед ними стены практически полностью скрывались за стеллажами с боеприпасами и металлической сеткой, к которой на крюках были прикреплены совершенно незнакомые мне пистолеты, автоматы, пулеметы, винтовки и ружья. Я глядел на все это смертоносное великолепие, мечту каждого второго десятилетнего мальчишки, и разрывался от тревожного дежа вю и сознательного импульса подавить продирающиеся к свету… и не воспоминания вовсе — ощущения да и только. За рядом стоек и перегородок простирался голый пол — до далекой-далекой стены, испещренной следами от пуль.

Невилл прошел вперед меня, мимо полок со стрелковыми противошумовыми наушниками, и, недовольно поджав губы, осмотрел висящие на стене пистолеты.

— Мне… надеть?.. — указал я на наушники. Невилл обернулся на секунду и вновь предоставил моему взору затылок.

— Будь у нашего визита иной повод — стоило бы. Но тебе необходимо научиться спокойно реагировать на звук выстрелов. Если будешь вздрагивать или концентрацию терять, «в поле» тебе конец.

На этой не шибко позитивной ноте он снял с сетки абсолютно черный матовый пистолет с прикрепленным под дулом, на уровне спускового крючка, громоздким фонариком. Я взял ствол — неожиданно увесистый; в руку лег приятно, но раздражал кожу, потому что я знал, что потребуется от меня дальше.

— Это — «Glock 26» четвертого поколения. С тактическим фонарем и лазерным целеуказателем…

— Фонарик и лазерная указка — так и хочется закинуть в школьный портфель… — нервно пробубнил я под нос.

— Фонариком ты себе осветишь дорогу, когда тебя за недееспособность выпрут из убежища, а это — ксеноновый тактический фонарь.

Он проговорил это сдержанно, но оскорбленно, как заученную строку из энциклопедии, само звучание которой должно было огреть меня по затылку. И огрело ведь. Так что впредь я постарался не иронизировать и мотал на ус каждое слово своего сурового учителя.

— Рассказывать технические особенности данной модели, очевидно, без надобности; сфокусируемся на том, что тебе пригодится. Палец со спускового крючка убери и не клади, пока не появится необходимость стрелять.

Не дав мне шанса сделать это самостоятельно, Невилл взял мою руку и силой выпрямил указательный палец, до легкого хруста в суставе. Под подушечкой оказался маленький рычажок.

— Это предохранитель? — попытался я блеснуть сомнительными познаниями.

Без слов Невилл нажал на него моим пальцем — и включился фонарик. Ладно, если я — действительно Джек, то это ощущение собственной нескончаемой тупости заслужил…

— Нажимаешь — включается, отпускаешь — выключается. Если хочешь оставить включенным, нажимаешь до конца, до щелчка.

С видом ученого, разгадавшего загадку природы, я кивнул: фонарик, похоже, освоил! Дело за малым?.. Невилл тем временем наведался к стеллажу с патронами и подал мне магазин, чрезмерно длинный для такого компактного пистолета.

— Сам разберешься, куда вставлять?

— Какой-то ты злой сейчас… — Я попытался впихнуть магазин в рукоятку, услышал щелчок, но снаружи по-прежнему торчала добрая половина питона-магазина. — Что-то я не понимаю: разве так должно быть?..

— Я дал тебе магазин от «Glock 18» на тридцать три патрона. Родной — всего на десять. При обучении практичнее поступить так, в настоящей стычке… может быть немного неудобно из-за выпирающей части…

— Части? Да он весь почти снаружи!..

— Чем ближе ты к оружию, тем больше становишься Джеком.

— …и выглядит по-идиотски!..

— Зато в три раза понижается риск быть убитым при смене магазина.

Если б он сказал это с минуту назад промелькнувшей издевкой, я бы, наверное, нашел, что еще добавить, однако последняя фраза Невилла была озвучена без раздражения и холода. Он вымолвил это так, словно…

— Переживаешь за меня?

Он наклонил немного голову к плечу, точно кот, прислушивающийся к человеческой трескотне, и, скрестив руки на груди, прошел к перегородкам, а я с неказистым «Glock» — к стойке между ними. Сбоку Невилл нажал на одну из нескольких кнопок, и откуда-то сверху у самой стены спустилась металлическая клешня с бумажной мишенью-человеком. Абсолютно черный, безликий, он стоял с руками по швам, готовый к неминуемой расправе.

— Предохранителя в том смысле, какой ты в это вкладываешь, у «Glock» не бывает. Достал — стреляешь. Предохранители есть внутри, чтобы он не выстрелил при падении на землю, и основной предохранитель — наполнение твоей головы: если там пусто, к оружию — хоть с десятком предохранителей! — лучше не подходить. Целеуказатель сейчас не трогай. Я хочу увидеть, с какой меткостью придется работать.

Будто экшен-фигурку, Невилл поставил меня в правильную позу, от нахождения в которой мышцы скрипели в напряжении. Не в положении тела крылась проблема: мне в принципе было неуютно с того момента, как мы оказались здесь. Оружие безмолвно взывало к глубинным отделам разума, и в кромешной темноте все чаще вспыхивали электрические огни, пока жалкой горсткой. Я не сомневался, что через энное количество времени подобные тренировки заставят тьму рассеяться ослепительным светом потерянной личности, однако что представляет из себя возвращение огромной кучи воспоминаний? Я такой, какой есть сейчас, просто исчезну?.. Умру?..

Ненароком выпустив наружу гримасу отчаяния, я нажал на тугой спусковой крючок. Эхо разнесло по тиру оглушительный гром! Я не дернулся, окаменел, погасив довольно мягкую, приятную отдачу, но сердце запнулось, как если бы из шкафа на меня выпрыгнул шутник в реалистичном костюме страхолюдного чудища. Отдышаться толком не мог. Кровь стучала в ушах, сердце билось о ребра, нервы пульсировали и искрили, чуть онемевшие пальцы подрагивали. Я взглянул на Невилла краем глаза, и подтвердились мои опасения: он видел меня насквозь.

— Еще стреляй, — с плохо маскируемой теплотой приказал он, и я подчинился. Выстрелы гремели один за другим! Стена плевалась каменными брызгами, но силуэт на бумаге все так же был цел, зато я, кажется, привык к выстрелам, долбящим тараном барабанные перепонки. — Ты целиться пытаешься?

— Разумеется, — с каплей стыда ответил я. — Отдача, наверное, виновата…

— Нет, у «Glock» отдача плавная, стрельба кучная. Дело в том, как ты держишь пистолет. — Невилл подошел ко мне вплотную, в очередной раз коснулся руки. — Не цепляйся как за камень, сжимай в меру, спокойно. На спусковой крючок нажимай серединой фаланги. Ты используешь самый кончик пальца, поэтому пистолет в момент выстрела клонит влево; если задействуешь сгиб между фалангами — перекосит вправо. Попробуй правильно нажимать.

Он не убрал руку: ее тепло сражалось с холодом моей. Грянул выстрел! — бумажный человечек дернулся, словно оживленная порывом ветра штора. В правом легком красовалась дыра.

Обрадованный первым попаданием, я повернул голову к Невиллу — поперхнулся воздухом, не ожидая настолько мизерного расстояния между нашими лицами…

— Спасибо… — от всего сердца поблагодарил его я, опустив пистолет. Его пальцы перестали касаться моих, но взгляда глаза в глаза хватало с лихвой, глубокого, топкого, служащего ширмой для чрезмерно огромного количества слов. — …за то, что помогаешь со всем. Без тебя я б… даже не знаю, что делал бы…

Уголки его губ дернулись, однако на смену так и не расцветшей радости пришла грусть, приправленная сожалением:

— Никогда бы не подумал, что услышу от Джека благодарность: все, что я получал раньше, сводилось к оскорблениям и обвинениям… постоянным напоминаниям о том, насколько сильно мои руки покрыты кровью коллег…

Я вспомнил фрагмент записи с внутренней видеокамеры, показанный Невиллом, и брови жалостливо придвинулись к переносице от отвращения к тому, какие слова выплюнул тогда этот рот.

— Стараясь спасти того человека, ты сделал все, что было в твоих силах?..

— Ну разумеется… — поник он.

— Стало быть, ты ни в чем не повинен.

В сознании Невилла мой голос в эту пару секунд был куда громче выстрела — и продирался сквозь кости и мягкую плоть стремительнее пули. Рывком Невилл поднял на меня глаза, будто я нажал на спусковой крючок, приставив пистолет к его груди. Я знал, что он не дышит, — у меня самого перехватило дыхание. Случайно, слишком откровенно для немой беседы, я спустился взглядом к его губам… и в один и тот же миг нам обоим все стало кристально ясно. Мы схватились друг за друга, словно падали в пропасть — ощущали себя именно так, не имея больше надежной опоры под ногами. Пистолет ударился о пол. Я прижал Невилла спиной к перегородке, ненароком нажалась кнопка, и силуэт с дыркой в легком под низкое механическое жужжание подъехал к стойке, точно бесстыдный навязчивый свидетель страстного глубокого поцелуя. Я позволял Невиллу орудовать языком у меня во рту, абстрагировался от колкой мысли о том, что в данный момент он целует все же больше Джека, чем нынешнего меня (даже я себя толком не знаю, а он — и подавно). Я не чувствовал его собою, однако не подвергал сомнениям, что этот человек умудрился стать частью меня, проникнуть в каждую клеточку тела отзывчивостью, терпением, прощением и добротой.

Мы отстранились лишь для того, чтобы чуть ли не синхронно расстегнуть друг другу брюки, приспустить спереди белье… Мы дышали хрипло и сбивчиво, опаляли горячим воздухом шеи, плечи, губы, в то время как правые ладони двигались в такт, ускорялись вместе с шальным сердцебиением. У меня в голове было пусто. Уверен, и у Невилла не могло остаться в черепной коробке ни единой мысли — все имеющееся пространство заполняли животное удовольствие и томная опаска, ведь в тир в любой момент мог кто-нибудь войти. Запоздало подавив прорвавшийся наружу легкий стон, Невилл сомкнул зубы на складке моей майки, выпустил ткань, потемневшую от слюны, и прочертил широкую обжигающе приятную линию поперек ключицы, к сонной артерии, которую на подсознательном уровне жаждал перекрыть челюстями — чтобы запомнить Джека таким: снявшим с Невилла кандалы; принявшим его в полной мере; обязанным Невиллу всем…

Осознавая, к какой ожидаемой черте мы приближаемся во весь опор, я убрал руку от его члена, дабы снять с себя жилетку; Невилл снова впился в мои губы, щадяще кусал их, посасывал язык, соединив в размывающейся от непрестанного движения руке оба члена!.. Я едва успел стянуть жилетку: в получившийся ком Невилл начал кончать, застонал сквозь сжатые зубы, припав лбом к моей груди, — и от этого родного, освещенного салютом оргазма голоса я достиг разрядки сам…

Секунды впитывались в кожу, как семя — в ткань. Продолжать дотрагиваться друг до друга было уже как-то неправильно, не по ситуации. Невилл отодвинулся, избегая смотреть мне в глаза, забрал свернутую жилетку и ухмыльнулся тоскливо в ноги:

— Опять придется идти в прачечную…

Я кратко рассмеялся, не найдя, что сказать. Проводил удаляющегося Невилла взглядом. Он, остановившись дверях, бросил через плечо:

— Когда вернусь, попробуем опять позвонить по тому номеру.

— Да… Спасибо за это…

Дверь захлопнулась. Я рухнул на пол рядом с оброненным оружием, обхватил гудящую голову предплечьями, заключив пальцы в замок на затылке. Из всего, что со мной произошло в последнее время, именно это, как ни странно, видится полнейшим сумасшествием… Однако меня не покидало устойчивое ощущение, что близость с Невиллом была той недостижимой звездой в ночном небе, о которой я грезил невероятно долго: словно яркий огонек одним своим существованием выпивал меня досуха, оставлял на дне только растущий осадок из порождаемого фрустрацией гнева… Если так и было на самом деле, у тебя, Джек, неописуемо много общего с Невиллом, знающим привычки своего обидчика и волнующимся за него…

В одиночестве я не нашел ничего лучше, как опустошать магазин в возвращенного на место, к стене для расстрела, человека-мишень. С остывшими висками и твердой рукой я без каких-либо проблем обозначил рваными дырами его мозг, сердце, печень и желудок, по первому прошелся основательно — из головы врага сделал сито. Я положил «Glock» на стойку не потому, что патроны кончились (их было еще хоть отбавляй!), а потому, что ответил на два немаловажных вопроса.

Во-первых, я явно смогу за себя постоять — тело помнит, как обращаться с орудием казни.

Во-вторых… раз оно так, значит, нет никаких параллельных вселенных, нет психиатра и меня, лежащего у него на кушетке. Я явно Джек, как бы прискорбно ни было признавать это. Радовало одно: Невилл целовал меня…

…Вот только как я-Джек потерял воспоминания?..

Вернувшись, Невилл скованно поздравил меня с явными успехами в стрельбе, водрузил на стойку планшет. Все тот же мало заинтересованный в происходящем женский голос оповестил о невозможности вызова данного абонента, и Невилл, разделивший со мной разочарование, погасил экран. Он уже направился к стене с автоматами, когда дверь в тир открылась, и ясный молочный свет поблек в сравнении с медицинским халатом.

— Ванесса, — кивнул женщине Невилл. Я мог бы тоже ее поприветствовать, но вместо этого наугад выбрал кнопку — и у стены заменилась мишень.

— День добрый, Невилл. Как самочувствие, Джек?

— А с чего бы ему быть плохим? — несуразно ответил я вопросом на вопрос, глотнув сполна ее недоверия. Странно, что оно вообще есть: вчера она, как мне показалось, поверила, что тирада о беспамятстве была только розыгрышем. Что изменилось за ночь и утро?..

Врач проглотила мою реплику как горькую пилюлю, сделала вид, что ее не услышала, и как ни в чем не бывало провела тонкими когтистыми пальцами по полке с противошумовыми наушниками.

— У тебя сейчас есть возможность обсудить кое-что у меня в кабинете?..

— Нет, я занят здесь.

— Перенеси пострелушки на другое время…

На этом она не собиралась замолкать, но внутренний голос посоветовал мне быть козлом: врач разомкнула губы — и я выстрел из «Glock» в потолок. Женщина вздрогнула, пошатнулась на каблуках. На пол между нами просыпались кусочки бетона и пыль.

— Джек!.. — рассвирепела она, однако и следующую ее попытку заговорить я заглушил, нажав на спусковой крючок. Врач попятилась назад, одними губами вырисовывая оскорбления в мой адрес, вполне заслуженные.

— ИЗВИНИ! — выкрикивал я в перерывах между пальбой. — НИЧЕГО!.. НЕ… СЛЫШУ!.. УВЫ!.. ПОТОМ… ЗАБЕГУ!..

Я стрелял, пока дверь не захлопнулась, придвинутая яростно, с грохотом. Выручивший меня пистолет лег на стойку. Смотри-ка, большой магазин и правда полезен!.. На задворках разума шебаршило предположение: а что если и до этого Джек вел себя как сволочь, отпугивая тех, кто могли узнать его тайну?.. С некоторыми коллегами он же дружбу водил, но, судя по первой моей встрече с врачом, был не слишком мил в ее присутствии, не объяснялся с начальством, отыгрывался на мозговитом Невилле, хотя в случае последнего совсем другие причины могли быть ведущими… Кто дал тебе визитку, Джек? Чей на ней номер? Куда или к кому ты постоянно сбегал? И с чего вдруг возникла амнезия?..

Невилл усмехнулся ботинкам, обняв себя за локти и прислонившись к стеллажу с патронами.

— Только что ты повел себя очень в стиле Джека… — раздосадованно поделился он. — И стрелять научился в кратчайшие сроки… К тебе возвращается память. Завтра, через неделю или месяц ты станешь самим собой, — тяжко вздохнул он, — и снова всплывут былые обиды, а за ними обвинения, ненависть, оскорбления… Характер не перепишешь, то же касается прошлого. Мы ходим по кругу…

Я не знал, чем побороть его уверенность в грядущей трагедии. Ведь это и есть она: становление сволочью счастливым концом не назовешь… Если б речь шла о ком-то другом, я бы не согласился с услышанным, потому как прошлое неизменно все вообще, а не лишь до момента потери памяти. Никуда не исчезнут часы, проведенные в обществе Невилла, искренне помогающего мне не выдать себя и наверстать упущенное, наш поцелуй с неожиданной развязкой… Однако сейчас он говорил не о ком-то постороннем, а обо мне — об обладателе потаенного страха, что прежняя личность сотрет мое сознание подобно любой иной смерти… Как могу я что-то гарантировать Невиллу, если не несу ответственность за решения, слова и поступки другого человека, каким для меня в данный момент является Джек?..

— Ладно, продолжаем, — взял себя в руки Невилл и потянулся к ближайшему автомату. — Времени все меньше и меньше…

========== Часть 6 ==========

Стоит ли говорить, что дозвониться по окутанному тайной номеру нам так и не удалось.

…Покинуть убежище оказалось невероятно просто, необходимо было лишь переодеться в штатское. Из тира я прихватил пистолет с родным магазином, спрятал за поясом джинсов, отчего-то даже Невиллу не сказал о своем решении таким образом подстраховаться. Я не собирался ни в кого стрелять, но внутри что-то мерзко ворочалось до тех пор, пока я не прижал оружие к телу: только тогда оно, сонно пророкотав, опустило голову и прикрыло веки — в дреме, поверхностной, чуткой. Охранная система убежища исключала человеческий фактор, а вход и выход были разделены, причем в большинстве своем внимание уделялось первому, а не второму. По словам Невилла, каждый вернувшийся проходит через чувствительное сканирующее устройство, так что пронести нечто опасное в убежище не представляется возможным, а если кому-то и взбредет в голову подорвать себя на входе — уточнение показалось мне странным, тревожным, слишком уж конкретным: неужели случаи были?.. — то подобная атака не затронет членов организации и не отрежет им путь на поверхность за счет того, что вход и выход — разделены. Выносить из убежища было особо нечего, так что утечка информации на цифровых носителях априори невозможна: кроме планшетов, у обитающих здесь людей ничего нет, однако и эти девайсы перестают работать, стоит их забрать с территории убежища, — «сгорают», после чего ремонту не подлежат. Следовательно, на выходе сканирование не требуется; проходя вслед за Невиллом по почти бесконечному коридору, я заметил лишь под самым потолком глазки многочисленных камер, укрытых стеклянными колпаками.

Прохладный ночной воздух показался мне свежим лишь потому, что я успел — буквально — позабыть, как это — находиться не в помещении. Однако как только чувство новизны довольно быстро испарилось, нос уловил запахи горящей неподалеку урны, загазованности по вине парочки соседствующих предприятий и прочие не слишком приятные ароматы. Когда Невилл говорил, что над нами город, я рисовал в воображении центральный район, освещаемый рекламами, вывесками с названиями заведений и привлекающими взор витринами, но не окраину, где источниками света являются редкие фонарные столбы да опасливо, чрезвычайно быстро, проезжающие по узким улочкам машины.

— Так безопаснее для всей организации, — пояснил Невилл, оглянувшись. — Проще спрятать людей там, где никто не приглядывается и каждый прячется за поднятым воротником.

А для подобных пряток существовали причины! Я был более чем уверен, что вон та женщина слева — с вызывающим макияжем, в не по погоде легкой яркой одежде — проститутка, а парень в глубоком капюшоне на другой стороне улицы — торгует черт знает какой наркотой. Понятное дело, что в этом районе нормальное такси — весьма редкий гость, так что в поисках машины мы отправились по лабиринту грязных улиц.

Я шел за Невиллом молча, постоянно оглядывался. Мне не мерещилось преследование, но в самой проверке, нет ли «хвоста», было что-то… знакомое. И оно же отсутствовало во всяком покосившемся доме с вьюнками ржавых пожарных лестниц, встречающемся на выбранном Невиллом пути. Напарник вел меня прямой дорогой, а неестественно тонкая когтистая черная рука скребла мой череп изнутри, указывая таким образом совсем иное направление: тыкала сухим, как ветка, пальцем на отталкивающие подворотни, узкие проходы между сетками-заборами… Что там говорил шеф в нашу первую встречу? Что Джек постоянно сбегал из убежища и никакие камеры не могли его засечь?.. Остановившись, я задрал голову — и тотчас воткнулся взглядом в видеокамеру светофора. Не обязательно совать везде свое оборудование для слежки, достаточно получать доступ к чужим устройствам…

— Что такое? Ты что-то вспомнил?..

— Нет, — покачал я головой. — Идем.

Минуло около получаса. Мы вышли на людную улицу, мигом поймали такси, и желтая коробка, словно магнитом притягиваемая ко всякой пробке поблизости, с частыми простоями повезла нас к отелю с найденной визитки. Невилл сидел слева от меня, неосознанно жался к окну больше положенного — сказывалась остаточная неловкость после взаимной мастурбации в тире; я же был всецело поглощен предположениями о том, что удастся разнюхать на месте, так что не думал об интимном эпизоде от слова совсем. Дабы занять глаза, пока фантазия плодит надежды, я тоже обратил лицо к окну.

…Люди размывались, как и огни, машины, фасады, все множилось — я видел многочисленное нечеткое эхо всех прошлых поездок по похожему маршруту; голову стискивало в тиски, нарастала мигрень, но пока была более чем терпима. Я заметил, что двигаю рукой, лишь когда кисть коснулась тыльной стороны ладони Невилла, покоящейся на скользком сиденье. Я не собирался брать его за руку: мы же не школьники, ей Богу… Мне требовался якорь, напоминание о том, что я — по-прежнему в настоящем, с Невиллом, еду разобраться во всем (по возможности раз и навсегда). Он не отдернул руку, только бросил быстрый взгляд на мою угрюмую фигуру, оставаясь неподвижным, — и вновь сфокусировался на городском пейзаже.

Отель занимал величественное бежевое семиэтажное здание, балконами нависшее над тротуаром и ссыпающее из-за порывистых ветров свою вековую историю каменной крошкой на головы прохожих. Имеющиеся у него звезды от падения удерживались в основном богатым прошлом, от которого мало что осталось в нынешние дни. Распахнув стеклянные двери, я и Невилл вошли в просторный светлый холл: от входа к ресепшену вела широкая кафельная тропка, остальное же пространство было утыкано пузатыми пыльными колоннами, креслами да диванами, искусственными растениями в неподъемных горшках, что каким-то чудом сумели-таки подзавять. Постояльцев на этом этаже было не так чтобы много; их одежда, чемоданы и гаджеты говорили о разумной экономии, собственно, почему они и выбрали именно этот отель, в общем-то, сносный.

Невилл шел к стойке, опережая меня на пару шагов, и раз он решил взять все в свои руки, я позволил себе немного расслабиться. Не обнаглеть настолько, чтобы бросить его и прилечь на диван, однако взгляд все же скользнул в сторону десятка комфортабельных «гнезд»… Ноги вросли в пол в тот же миг, как я всмотрелся в фигуру в кресле у колонны…

Сложенную вдвое газету почитывал пожилой мужчина, суховатый, но еще невыпитый старением, с почтительным серебряным обручем волос вокруг бликующей профессорской лысины. Нос сжимал металл очков, за стеклами статью изучали усталые глаза, тусклые, хоть и пока что живые…

Вслепую, боясь оторвать взор от единственного за все время, помимо Невилла, узнанного человека, я панически шарил пальцами по воздуху и схватил, наконец, напарника за рукав.

— Что такое?..

— Смотри!..

Я протянул руку вперед, чтобы указать направление, и тотчас ее мне чуть не сломал торопящийся к дверям турист с громоздким рюкзаком. Всего на мгновение он перекрыл мне обзор, но этого хватило, чтобы кресло опустело…

— Нет-нет-нет, куда он делся?!..

Не обратив внимания на окликнувшего меня Невилла, я понесся к креслу, обежал колонну, осмотрел весь холл. Невозможно дойти до лифта настолько быстро, этому человеку просто некуда было спрятаться!..

— Джек, что случилось? — встревоженно спросил Невилл.

Я дышал тяжело, будто после забега, сердце гулко колотилось о кости, голова раскалывалась от волн тупой боли, набегающих на берег моего сознания снова и снова.

— Это был психолог…

— Кто?..

— Психолог — психиатр — психоаналитик — не знаю! Специалист с таблетками, которого я помню, еще будучи тобой, до душевой и Джека! Он дал мне визитку — в том… мире?.. Я не знаю!..

Я кричал, как если бы Невилл спорил со мной; я сам с собой спорил! — ведь наивно полагал, что разобрался хотя бы в сути случившегося, принял Джека и потерю памяти, но вдруг опять повылазили другие миры! Постояльцы отеля обеспокоенно поглядывали на меня, но их испуг не мог сравниться с тем, что отражался на лице Невилла, заботливо усадившего меня в то самое проклятое кресло.

— Успокойся, все хорошо, — проговорил он, поглаживая меня по плечам. От головной боли я впился в подлокотники ногтями, посему в глазах Невилла приблизился еще на шаг к образу сумасшедшего. — Хочешь воды или, может…

— Хочу увидеть записи с камер! Что было минуту назад!..

— Т-с-с, не шуми, я все сделаю.

Немного раскрыв джинсовую куртку, он показал мне поддельный значок детектива полиции, удалился к стойке ресепшена и там, в разы увереннее, проделал то же. Девушка в приталенной изумрудной жилетке ушла, ее место за стойкой занял мужчина средних лет в такой же униформе, поговорил вполголоса с Невиллом минуту, после чего напарник махнул мне рукой, и я на негнущихся ногах добрел до стойки.

— Не ожидал, что из-за того случая кто-то будет проверять данные с камер видеонаблюдения, — тихонько, в усы, поделился администратор. — Считаете, тот мужчина умер не своей смертью?..

Я не сдержал удивления, совершенно не понимающий, о чем, черт побери, идет речь; Невилл же остался в амплуа детектива до победного конца:

— Мы обязаны проверить, а распространяться о ходе следствия, сами понимаете, не имеем права.

— Конечно-конечно, я из пустого любопытства, забудьте! Идите за мной.

Через холл по диагонали администратор сопроводил нас к невзрачной двери, притаившейся в тени очередной колонны. Втроем мы спустились по короткой бетонной лестнице, переступили порог еще одного помещения. В темной комнатушке, тускло озаряемой лишь несколькими мониторами с черно-белыми видами отеля, офисное кресло занимал молодой охранник, низенький, крепкий, на вид наивный сверх меры. Откинув деревянную головоломку на стол, он подскочил, одернул черную рубашку с металлическим бейджиком и вперил в нас удивленные черные глаза.

— Билл, будь добр, помоги детективам разобраться в этой технике, — администратор пренебрежительно махнул пальцем в сторону мониторов, — и предоставь всю необходимую им информацию.

— Конечно, дядя, — ответил охранник раньше, чем подумал. — То есть «мистер Уайт»!

— Билл — мой племянник, — посчитал нужным оправдаться администратор. — Трудолюбивый молодой человек! Так что если вдруг скажет что-нибудь не то, пожалуйста, не сердитесь на него. Он совсем недавно на этом месте…

— Конечно, — по-армейски кивнул Невилл, держа руки за спиной. — Благодарю за содействие следствию.

Администратор улыбнулся нам на прощание, племяннику состроил предупреждающую гримасу и бесшумно притворил за собой дверь. Билли, утерев вспотевшие ладони об отглаженные брюки, опустился в кресло и взялся за компьютерную мышь.

— Что вы хотите увидеть?

Невилл на миг дернул зрачками вправо — ко мне.

— Сперва нам надо убедиться, что камеры в холле работают исправно: покажи видео пяти-десятиминутной давности.

Без лишних слов охранник подчинился. Он быстро нашел нужный момент; на среднем мониторе я узнал два затылка — Невилла и Джека, только-только вошедших в отель. Этой камере удавалось захватить также и нужное кресло — пустое даже тогда, когда я уставился на его спинку в ошеломлении. Значит, галлюцинация?.. Лучше уж воспоминание, чем симптом шизофрении…

— Отлично, — изрек Невилл, понявший все, как и я, но разумно проигнорировавший увиденное на мониторе. — Теперь можно разбираться в случившемся. Где нашли тело?

— В номере этого постояльца. Но в номерах у нас камер нет.

— Понятное дело. Можешь показать все записи, предшествующие его смерти?

Билл сосредоточенно прыгал из папки в папку, в обратном порядке показывая нам записи с разных потолочных камер. Просматриваемые материалы перетасовывались в моей голове и расставлялись в верной последовательности: мужчина в возрасте, привидевшийся мне в холле, вошел с улицы, пересек холл, поднялся на лифте на третий этаж, преодолел коридор и скрылся за дверью своего номера.

— Дядя… в смысле, мистер Уайт сказал, что этот господин собирался съезжать в течение часа. Но не успел. Сердце вроде.

— Спасибо, Билл, что нам помогаешь, — отозвался Невилл и еще больше озвученным шаблоном втерся в доверие неопытного охранника. — Может быть, ты знаешь, сколько дней он занимал номер?

— Второй день. О, я и в первый его видел! — спохватился Билл и занырнул в более раннюю папку. — В холле он долго ожидал встречи, а потом разговаривал с молодым мужчиной…

— Сидя в кресле с газетой? — угрюмо осведомился я, и охранник задумался на секунду-другую.

— Кажется, да… Нашел, вот этот момент!

Брови Невилла поползли на лоб, как только он разглядел собеседника пожилого постояльца…

А я вот удивиться не успел: нечеткое изображение стремительно затянуло меня в колодец прошлого — цвет пропитал окруживший меня в мгновение ока холл; я поерзал на диванной подушке. Скользкая — все время с нее съезжаю.

— Плохо выглядишь, — проконстатировал пожилой мужчина с узкими очками на длинном носу.

— Ну да, — довольно безразлично согласился я. — Как всегда.

Он жалостливо нахмурился, склонил голову к плечу, как делает всегда, тревожась, — я давно подметил.

— И какие мысли не давали спать?..

— Тоска, отчаяние, страх потерять последнего родного человека. К чему опять об этом?

— Знаешь… — устало вздохнул он, очевидно же, снова возвращаясь на старые рельсы, и сердце мое болезненно сжалось. — …ты мог бы провернуть тот же самый трюк, что и со мной… Уехали бы вместе куда-нибудь далеко-далеко, где эти… люди, — нехотя выдавил он, — нас бы никогда не нашли…

— Ты издеваешься, скажи честно?.. Я ведь уже отвечал тебе, все по полочкам раскладывал, а ты одно и то же продолжаешь твердить. Я не смогу подстроить свою смерть: даже если бы случай подходящий подвернулся, проверять подобное происшествие в организации будут очень тщательно. Они поймут, что тело не мое, а раз я сбежал, они ни перед чем не остановятся, чтобы снова схватить меня. Память стереть не смогут опять, догадаются, что всякий раз в этих поломанных мозгах возникала ошибка, и тогда просто убьют, чтобы не раскрыл случайно никому «военные тайны»… Твою смерть тоже могут поставить под сомнение, решат перепроверить — все выяснят и тогда уже явятся за тобой…

Он слушал меня с мукой во взгляде: опять и опять мне приходится пытать его чудовищными словами, однако это необходимо — чтобы он понял меня уже, наконец, и не рисковал собой понапрасну…

Из внутреннего кармана пиджака показался белый пластиковый флакон со следами оторванной этикетки.

— Что это?.. — ужаснулся я, глядя, как собеседник отвинчивает крышку и высыпает на ладонь пару таблеток. — Только не говори, что у тебя проблемы с сердцем…

— Не-е-ет, — усмехнулся он и закинул их в рот. — Это мятные драже. Я бросил курить и теперь постоянно тянет что-нибудь грызть. Сердце в полнейшем порядке, чего не скажешь о коленях… Хочешь «таблеточку»? — добродушно предложил он.

— Знаешь, как-то не горю желанием.

С привычным тяжким вздохом я поднялся с дивана. Надо понимать, когда следует уходить: рискованно покидать убежище надолго, а задерживаться в его обществе — двойное самоубийство…

— Очень жаль, но мне пора.

— Джеки… — Моих пальцев коснулись его, хрупкие, но теплые, родные.

— Что, пап?

Я видел его насквозь: старик хотел рассказать, как сильно переживает за мою безопасность, отнюдь не за себя, как без устали ищет возможность спасти меня из контрактного рабства, на которое я сам обрек себя в далекие восемнадцать лет… Только подумать… Более десяти лет я пашу на эту организацию, на свору бессовестных манипуляторов и безжалостных убийц… Отец всецело разделял мои мысли в этот короткий момент. Свободной рукой он достал из кармана визитку.

— Тогда до следующей встречи… Я сменил одноразовый телефон, так что если вдруг понадобится моя срочная помощь — вот… Звони в любое время… и мы встретимся в следующем отеле из списка.

Я заключил его ладонь в свои, поджал губы — точь-в-точь он. Мама, Царство Небесное, всегда говорила, что я похож на своего биологического отца. Кто бы мог подумать, что с генами способны передаваться и привычки, иначе откуда все это?

— Будь осторожен.

— Ты тоже.

Я кивнул. Прочитал семь цифр про себя, лишь бы спрятать от отца предательски повлажневшие глаза, и сунул визитку в карман. Рядом с ним я вновь становлюсь восемнадцатилетним мальчишкой, к сожалению, познакомившимся с совершенно не тем человеком, которого по сей день почтительно зову «шеф», как и все мои коллеги, загибающиеся в той же мышеловке и не ведающие об этом…

Я вышел на улицу быстрым шагом, не позволил себе обернуться. Как обычно не стал задерживаться, куда-то еще заходить. Прямиком в убежище. А куда мне еще можно пойти? Я — человек асоциальный: не люблю клубы, бары, дорогие и модные рестораны. Для меня находиться там хоть минуту — стресс — как кота припугнуть пылесосом. То ли дело убивать людей по указке — до грустного смешно…

Я не стал ловить такси. Погода была мерзкой, идеальной для прогулки. Ветер должен был выдуть все лишние мысли из моей головы, но почему-то оставил там всего одну. Невилл, рубаха-парень, наверняка так же далек от шумных компаний, как и я… Ему везет: он может быть собой. Мне же приходится ежедневно расхаживать по убежищу в маске… Не дай Бог, загрущу — и шеф или подпевала-врач что-то заподозрят… Это станет концом для меня, но что страшнее в тысячу раз… они могут вспомнить про трудно опознаваемое тело «биологического отца», найденное в подстроенном мною пожаре… поймут, что я спрятал его от них на целые годы, и убьют…

***

— Это же Вы… — изумленно обернулся на меня Билл. Невилл потерял дар речи, с несомкнутыми губами смотрел запись, на которой я беззвучно общался с отцом.

— Я допрашивал подозреваемого, — вмиг нашелся я и по-офицерски расправил плечи. — Сейчас мне нужно переговорить с коллегой. Невилл, идем.

Я схватил его за локоть и потащил за собой, прочь из комнатки охраны — по лестнице — в обезлюдивший холл. Теперь уже я усадил Невилла на диван, как можно дальше от места, где в последний раз виделся с отцом.

— Невилл, послушай внимательно, что я сейчас тебе скажу, — прошептал я, присев перед ним на корточки. — Мне правда очень-очень жаль, но вся твоя семья… мертва.

— Что?.. — Он попытался ухмыльнуться, как будто одно это автоматически превратило бы сказанное мной в крайне неудачную шутку.

— Верхушка организации, шеф в том числе, кормят всех нас байками годами — десятилетиями! — о том, что наши родные в другом убежище живут себе долго и счастливо, спасены от приближающегося ада ядерной войны, но это все ложь. Им невыгодно было бы содержать такую ораву, гораздо дешевле оказалось применение технологии по стиранию памяти. Все члены организации помнят, что у них есть семьи, и ради своих близких рискуют жизнями, но никто не помнит, как самые дорогие люди выглядят, сколько их, где они жили, как их звали!.. Все стирается из памяти при вступлении в организацию, чтобы пушечное мясо не могло даже подумать искать своих родных, а дабы семьи не объявляли в розыск пропавших, поселившихся в убежище, их всех убивают…

— З-замолчи, это неправда!.. — Невилл вжался в спинку дивана, только бы быть подальше от меня, жестоко оперирующего его без наркоза.

— У тебя есть мать?!

— Конечно, есть!..

— Как она выглядит?! Как ее зовут?! Представь ее лицо прямо сейчас! Получится?!

Я кричал на него, словно Невилл был в чем-то повинен, и себя ненавидел за эмоции, которые не способен больше контролировать! Из-за стойки девушка в изумрудной жилетке испуганно смотрела на нас через весь холл. Невилл сидел неподвижно, впившись круглыми от паники глазами в пол у дивана напротив.

— Я не… — пролепетал он. Я опустил ладонь на его бледную руку лишь для того, чтобы унять крупную дрожь, и Невилл перевернул кисть, до боли сжал мои пальцы. — Джек, я не помню…

Комментарий к Часть 6

Следующая часть — финал.

А чтобы лучше понять воспоминания Джека, можете бегло просмотреть начало первой части, его разговор со “специалистом”.

========== Часть 7 ==========

Мне больно было видеть Невилла, угодившего в капканы шока и паники, припавшего грудью к коленям, зажавшего виски ладонями, словно потеря памяти была связана с невидимой раной, через которую, как кровь, вытекали воспоминания, посему необходимо было ее передавить.

— Перестань вспоминать, — по-прежнему сидя перед ним на корточках, попросил я. — Ты ищешь то, чего в той комнате уже давным-давно нет. Мне правда жаль…

— Почему ты помнишь?.. — поднял он обесцвеченное лицо.

…Ему это кажется несправедливым, я понимаю: что такой негодяй сумел сохранить остатки своей семьи и память целиком, в то время как правильный во всех отношениях Невилл потерял родных дважды — не имеет даже возможности думать о них. Способен ли человек тосковать по тому, чего более не знает? К сожалению, да. Чем больше тот или иной агент работает на эту подлую кодлу, тем ощутимее неудовлетворенность, хандра; никто из огромного числа коллег так и не смог объяснить, с чем связаны эти зачатки депрессии, а я спаивал их во время исследовательского интервью, замаскированного под приятельский выход в город, — и это было единственным, чем я мог им помочь. Вот только я приблизительно в таком же положении: испытываю те же эмоции и, несмотря на понимание причины, все равно никак не могу изменить свою жизнь.

— Джек…

— Что?

— Ты понимаешь… что твой отец мертв?..

Я встал резко — нуждался в том, чтобы отдалиться от проницательного взгляда Невилла, который уж точно не ожидал встретить в дремучей чаще разочарования в окружающей нас реальности.

— Нет, он… — Я помотал головой, сглотнув ком из пустых слов. — Это какая-то ошибка. Мы все проверим и выясним.

Так и не обернувшись, я направился к лестнице; мог воспользоваться лифтом, но движение мне было необходимо, иначе мысли, как голодные волки, накинутся и разорвут на куски… Я шел быстро — не бежал, чтобы Невилл мог нагнать меня. Он шагал по-военному отстраненно, сознанием застрял в пустой темной комнате, когда-то заполненной дорогими сердцу вещами, однако ныне Невилл даже не мог вспомнить, что в ней находилось. Мы оба были потеряны, в малюсеньком шаге от уничтожения, разве что мне пока еще светила надежда, в то время как Невилл оказался ее лишен. Самостоятельно, без помощи знающего о происходящем агента, его семья не сумела б спастись… Мне правда, правда очень жаль — и будет еще хуже, когда я докажу, что мой отец жив, в отличие от родных Невилла. Ведь он не мог умереть, с чего вдруг?.. Тем более сердце! Несуразица и только…

Я поднялся на нужный этаж, повторил путь отца, увиденный на мониторе в комнате охраны, остановился у двери его номера…

Звуки шагов Невилла по ковру затихали, заглушались моим скорым дыханием, ведь я бежал, расплатившись с таксистом. Никогда прежде отец не пользовался нашим секретным путем связи: в экстренном случае он должен был оставить кодовую запись на доске объявлений определенного сайта, бессмысленный набор слов, служащий сообщением для меня одного. Ежедневно по нескольку раз я проверял объявления и с облегчением не находил то, что искал, — до сего дня… Что, мать вашу, могло произойти?!..

Я постучался в дверь дважды, еще пять раз и один следом — наш секретный стук, означающий: «Открывать безопасно, я пришел один, все хорошо». Вытаращившись на древесину, я прислушивался к звукам за дверью и, к своему ужасу, не слышал ничего… Паника завладела мной в одночасье!..

— Отец! — Я тарабанил в дверь уже двумя кулаками, наплевав на всякую осторожность. Безрезультатно, мне никто не открыл…

Отойдя, я ногой как следует вдарил по двери! — послышался хруст в районе замка, и далее выбить ее плечом было проще простого. Я ввалился в номер по инерции, чуть не упал, распрощавшись с равновесием. Взгляд скользнул на ковер — на пластиковый пузырек с высыпавшимися из него мятными драже, на бледную морщинистую руку, застывшую в нескольких дюймах, на осколки разбитых очков, лишившихся одной дужки… на хрупкую худую спину, мятую белую рубашку…

Я чувствовал, как у меня немеет душа… Опустившись на колени, я перевернул отца, приподнял его голову. Из-за мертвенной бледности кожа напоминала бумагу, по капиллярам губ разливались чернила. В самом центре моего сознания металлическая рыцарская перчатка сжимала чувства в кулак, но — жидкие, горячие — они просачивались меж пальцев, капали на пол, прожигали его; щеки ныли от соли, катящейся к подбородку. Я припал к ледяному лбу в прощальном поцелуе, виноватый целиком и полностью в том, что меня не было рядом… Умирая, он звал меня, оставил для меня весточку, а я заметил ее слишком поздно…

— Я не понимаю… — проговорил я, глядя на пустой ковер. Мышцы лица спали, слезы — текли и текли, разъедая кожу.

— Джек… — Невилл дотронулся до моего плеча, однако я еще не полностью вернулся в настоящее время, чтобы это заметить.

— Я не понимаю! Не понимаю! Не понимаю я этого!.. Мы только что виделись!.. Невилл, я же вспомнил, как мы с ним сидели внизу…

Я обернулся в поисках поддержки — и в глазах напарника отразился совершенно незнакомый ему человек. В изумлении Невилл смотрел на меня, почти сломленного, уязвимого, близкого, в отличие от привычного Джека. Невилл увидел меня… Но какая теперь разница: какой смысл шифроваться и дальше, когда отца больше нет — защищать отныне некого?..

— Я… нашел его здесь, на полу… — указал я пальцем на ковер, зашуршавший под ногами как жесткая кладбищенская трава. — Но что было дальше… не помню…

Под тумбочкой, рядом с местом смерти отца, металлический блеск привлек мое внимание, и, нехотя опустившись на колени опять в ненавистном мне номере, я достал из-под мебели отломанную дужку очков. Прибирая здесь, ее не заметили; единственное существенное для меня подтверждение того, что нагрянувшие воспоминания — не плод изощренной фантазии, увы… Как недавно визитку, я сунул последнюю вещь отца в карман и поднялся. Сделать второе было тяжело как никогда прежде: гиря, окаменевшее сердце, мешала бороться с гравитацией.

— Нам нельзя возвращаться в убежище…

— Что? Почему?! — возмутился Невилл. Я повернулся к нему резко, и плечи Невилла от неожиданности вздрогнули под моими ладонями, накрывшими их.

— Ты что, еще не понял? Это они убили отца, добрались до него, проследив-таки за мной!..

— У него сдало сердце…

— Это ложь! Он не был «сердечником»! А сердечную недостаточность с легкостью вызывают некоторые яды!..

— Да это же бред какой-то, — вымолвил Невилл, качая головой и глядя на пол. — Ты… Ты просто надо мной издеваешься, нашел способ насолить, свести с ума!.. Джек, я последние сутки только и делаю, что тону в твоих конспирологических теориях, граничащих с бредом! Минут десять назад ты заявил, что моя семья мертва, а теперь говоришь, что и возвращаться нам некуда?..

— Своих родных ты не помнишь тоже из-за меня, так, что ли?!

— Я не знаю! Но… Черт, что же делать?..

Он опустился на корточки рывком, будто собирался врезаться в пол, и это бессилие уберегло его, вот только подставило меня. Боль прорезала левое плечо, и я обронил стон. Не до конца осознавая случившееся, перевел взор на руку: сквозь одежду в мышцу впился длинным носом тонкий металлический дротик. Пробуждающаяся по крупицам память окатила эхом точно такой же боли, но в правой лопатке. Так вот как все случилось в тот раз…

Окончательно растерявшийся Невилл смотрел на меня снизу вверх, а я не отводил глаз от угла коридора. Нас в номере двое, стрелок сделает еще один выстрел, надо только… держать себя в руках… По сосудам разливалась ватность, пока позволяющая преодолевать ее усилием воли. Из-за угла показалась фигура — мгновенно я выхватил из-за пояса пистолет, грянул выстрел! — и тело тяжело рухнуло навзничь на коридорный ковер. Невилл вскочил как ужаленный.

— Нам нельзя брать на поверхность оружие! Нельзя привлекать внимание полиции к организации!..

— Да очнись ты! На нас напали наши же коллеги!

— Тем более нельзя в них стрелять!

— Чтобы защитить тебя — можно! — выкрикнул я, не подумав, и Невилл прикусил язык.

На секунду переложив пистолет в левую руку, я выдернул дротик и отшвырнул его в сторону. Соврал ли я в последнем? Ведь Невиллу, элементарно, сотрут память о последних днях. Я потеряю ту его версию, что знает меня, помнит проведенные вместе часы. Если же схватят меня… попытаются вновь стереть память, а когда не получится («когда», а не «если») — убьют: моя полезность не превышает урон, который я могу нанести этой своре…

— Вряд ли он был там один… — кивнул я в сторону трупа. — Поэтому тебе надо взять пистолет…

— Я не буду убивать коллег!..

— НЕВИЛЛ, Я ЗАСЫПАЮ! — рявкнул я, заставив его мигом заткнуться. В глазах начинало двоиться, веки весили тонну, и под них словно набивался песок. Каждое моргание могло стать последним. Я оперся на его плечо не ради установления близкого контакта, а потому что меня повело. — Ты должен взять пистолет… отстрелявшись, вывести нас двоих из отеля, найти хоть какое-то укромное место…

— Джек, — слезно мотал он головой, — я — не ты!.. Я ни разу не был «в поле», никогда никого не убивал!.. Я не смогу жить после этого — вот почему стал «поддержкой»…

Глупо отрицать: мне не хотелось умирать — и Невиллу тоже. Но глядя на его залитое болью лицо, я понял, что не смогу заставить себя сломить его, подчинить и вынудить пойти против самого себя, так же как и он не сумеет перешагнуть через столь фундаментальный принцип…

Краем глаза в коридоре я приметил движение, тотчас выстрелил чуть ли не вслепую по вине сонных слез; слишком поздно допустил, что это мог быть и кто-то из постояльцев, однако муки совести оставим на потом. Пуля продырявила стену, на ковер брызнула каменная крошка! Криков не последовало: спасшийся из-за моего промаха человек слишком спокойно для штатского притаился за углом. Я толкнул Невилла за стену номера, чтобы в него не попали. В иной ситуации можно было бы поджидать гостей здесь, пустить пулю в лоб, едва противник переступит порог комнаты, но я держался за нить бодрствования из последних сил и чувствовал, как она обрывается под моими пальцами… Посему я бесшумно покинул номер, держа ствол перед собой, резво повернул за угол — и вдавил пальцем спусковой крючок трижды! Металл продырявил легкие мужчины, он сполз по стене, выронил пистолет, заряженный транквилизатором, из которого мгновение назад пустил-таки дротик мне меж ребер.

Это конец… Бессильно я осел на ковер. Пальцы отказывались подчиняться и удерживать пистолет. Если двойная доза транквилизатора меня не убьет, дело закончат люди, на которых я потратил лучшие годы своей жизни…

— Джек!.. — Из номера выбежал Невилл, склонился надо мной, но вместо его лица я видел лишь размытые пятна. — Джек, не отключайся! Посмотри на меня!

Он выдернул дротик из моего торса; отбросив, похлопывал меня по щекам. Идиот, беги отсюда… Я шевелил губами, однако звук не удавалось извлечь. Глаза постепенно закатывались, уши наполнялись давящим шумом воды. Перед самой потерей сознания я сумел различить темнеющую фигуру Невилла, выдергивающего из собственного плеча усыпляющий металл…

***

Пробуждение не было приятным. Голоса, мужской и женский, оплетали меня сперва паутиной, потом — проволокой, все ожесточеннее врезающейся в череп, стискивающей его до легкого хруста костей. Во рту словно застрял ком земли, на деле оказавшийся моим языком. Глаза выжигал яркий свет хирургической лампы, установленной над металлическим столом, на котором я был обездвижен тремя до боли затянутыми ремнями: на груди, на бедрах и выше щиколоток. Слева пустовал такой же стол, справа…

— Невилл… — слетело с губ, едва я различил его в крепких объятиях ремней, очнувшегося, но так и не осознавшего происходящее.

— Пришел в себя, — довольно гаркнул знакомый тяжелый голос, и светильник заслонила голова шефа. — А ты говорила, не выкарабкается.

Я оторвал затылок ото льда стали, чтобы разглядеть второго человека, присутствующего в бетонной камере пыток. У поблескивающего лампочками и кривыми различных показателей массивного устройства, занимающего чуть ли не всю стену, на высоком табурете горбатилась Ванесса — как и полагается, в белом халате: палачи частенько прикидываются лекарями, чтобы совесть не жрала по ночам. И с последним у незаменимого врача убежища явно существовала большая проблема! Встревоженно поглядывая то на Невилла, то на меня, Ванесса зубами, местами запачканными помадой, портила ранее опрятный маникюр. Непривычно спутанные волосы также отображали сумбур, царящий в ее разуме, стенки коего сдвигались от напирающего на них страха.

Не привлекая лишний раз ничье внимание, я незаметно запустил пальцы в карман (благо кисти были прижаты к бедрам) и выудил оттуда дужку отцовских очков. Ее острый конец впился в ремень; распилить его я так не сумею, но если удастся наделать дырок пунктиром, может, получится разорвать ремень, приложив должные усилия…

— Он же должен был все забыть. Должен был! — вздернув тонкими бровями, воскликнула Ванесса, и глава убежища бросил через плечо презрительный взгляд. — Ты говорил, что в этот-то раз все получится, что на заре организации машина не была отлажена должным образом, поэтому случилась ошибка! — но это не ошибка в работе демеморизатора! В этом чертовом человеке проблема — он сплошная ошибка… — зашипела врач в пальцы, вновь затыкающие вульгарно напомаженный рот.

— Мы еще разочек попробуем, — безэмоционально заговорил шеф. — Верно, Джек? Чтобы убед…

— Я готовила ядовитые драже не для того, чтобы он продолжал жить в убежище, в одночасье все опять вспомнил и убил меня!

Громко опрокинув табурет, Ванесса подлетела к боссу, а стало быть, и ко мне. Сучье отродье!.. Я смог удержать язык за зубами, дабы ненароком с потрохами не сдать себя, силящегося освободиться; на висках вздулись жилы, зубы вдавились друг в друга до боли — того гляди расколются пополам.

— Ты говорил, что мы заметаем следы! — ткнула Ванесса шефа пальцем в широкую каменную грудь. — Ты говорил, что так я позабочусь о своей безопасности, будучи в ответе за демеморизацию персонала!..

— Все так и есть.

— ТОГДА ЗАЧЕМ ОСТАВЛЯТЬ ЕГО В ЖИВЫХ И ЧТО-ТО ПРОБОВАТЬ?!

— ПОТОМУ ЧТО ОН ОТЛИЧНО ДЕЛАЕТ СВОЮ РАБОТУ! — тигром рявкнул шеф, и врач от бессилия схлопнула челюсти.

— Какая щедрость, — насмешливо отозвался я. Было страшно как никогда хоть самую малость потерять контроль над телом: дернуться зрачками в сторону мерно расправляющейся с ремнем дужки, выронить ее, слишком сильно двинуть рукой. Оттого я глядел в глаза наставника неотрывно, вкладывал накопившуюся за годы ярость в этот взор и ею же парализовал все тело, помимо правой кисти. — Не пристрелите меня как бешеного пса из-за того, что я полезен — полезен в чем, в устранении врагов? А враги ли они, если верить тезисам этой организации нельзя? Может, и война никакая не близится, и никакие страны на нашу не ополчились? Удобно вырисовывать образ грозного внешнего врага, чтобы обращенные на него глаза не замечали зло, удобно расположившееся под боком внутри родной страны…

— Это все философия, Джек, — отмахнулся шеф и отошел к панели управления демеморизатора.

Привыкнувший, наконец, к яркому освещению, я подметил над головой, помимо светильника, глазок неведомой установки, крепящейся к потолку, а толстыми черными кабелями соединенной с основной, напольной, частью устройства. Ровно то же «лезвие гильотины» нависло над Невиллом, с ужасом взирающего на меня. Мне это знакомо — не его присутствие здесь, но мои мысли о нем! Вспыхнул внутренний экран! — я ясно увидел, как, лежа на этом самом месте, усиленно цеплялся за накопленные за жизнь воспоминания: уже отошедшая в мир иной семья, умерщвленный биологический отец, впечатления о школе и армии, приятные мелочи — музыка, фильмы, блюда, — которые я полюбил… «Невилл» — имя застряло в мыслях пуще кривого ржавого гвоздя! Сжимая в кармане визитку с номером убитого отца, я старался думать именно о нем, но снова и снова — десяток раз! — возвращался к немногочисленным воспоминаниям о совершенно другом человеке, все же чем-то восхищающем меня, вызывающем бурю противоречивых эмоций, побег от которых со временем стал невозможен… Визитка. Последняя встреча в отеле. Внешняя фрейдистская отстраненность отца, вытесняющая его истинную внутреннюю сердечность. Невилл. Невилл! НЕВИЛЛ…

Жар, ударивший в возвратившихся воспоминаниях по мучительно вскипевшим мозгам, совпал со всплеском решимости. Рыча, как загнанный в угол зверь, я всем телом подался вперед! Врач по наитию попыталась навалиться на меня, но опоздала: целые ремни так и остались сдавливать кожу, зато средний с хлопком лопнул, и, не оборвав движение, я со всего размаху всадил дужку Ванессе в висок — чуть ли не целиком! Женщина замерла, будто ничего не случилось… Я ринулся ослаблять оставшиеся ремни, справился с ними быстрее, чем тело, превращенное в «овощ», качнулось в сторону пола. Шеф схватился за пистолет, я — за Ванессу, и пули ужалили плоть под стремительно алеющим медицинским халатом. Используя убийцу отца вместо щита, я попер на последнего врага (хотя ведь остались еще их пособники, ходящие сейчас по коридорам убежища как ни в чем не бывало). Падающий труп выбил пистолет из руки шефа; втроем мы обрушились на пол. Я потянулся к оружию — тотчас получил удар в ухо, но перед дезориентацией успел оттолкнуть пистолет подальше: раз уж не успею вцепиться, по крайней мере не отдам превосходство врагу. Совсем не по-джентельменски шеф сбросил с себя Ванессу, предпринял попытку подняться на четвереньки, чтобы быстрее добраться до пистолета, однако я вернул ему удар — локтем в зубы. Этот краткий раунд позволил мне оттолкнуться от его плеча, будто от борта бассейна, пальцы зачерпнули металл, спусковой крючок лег под подушечку как родной, и, ориентируясь после удара в ухо почти наобум, я выстрелил! — откровенно рисковал попасть себе же в ногу!..

С глухим стуком шеф уронил голову на пол. Растекающаяся вокруг кровь не торопилась вливаться в приличную алую лужу, скопившуюся под Ванессой.

Со всхлипом боли, пульсирующей в будто бы тоже заполненной кровью, под верх, черепной коробке, я коснулся затылком бетона, мягко опустил правую руку. Далеко не в первый раз огнестрел спас мне жизнь, но только что случилось нечто гораздо бóльшее: я отомстил за свою семью и чужие; я получил реальный шанс выбраться из затянувшей меня трясины, только бы теперь не упустить собственное спасение; я сохранил личность Невилла такой, какая она сейчас — с нашими воспоминаниями…

— Джек…

Я развернулся на голос. Голова кружилась, правый стол и пленник на нем двоили, пусть и уже значительно слабее.

— …освободи меня, пока эта штука наверху не стерла память…

— Он не успел ее включить, — облегченно выдохнул я, поднимаясь.

Пистолет я сунул за пояс, покачиваясь, добрел до стола и больше на ощупь, чем зрительно, расстегнул все ремни. С болезненной усмешкой я думал о том, как бы комично и неправдоподобно выглядело спасение Невилла, если б он бросился мне на шею с душевным «Спасибо!», я взял его на руки, как принцессу в мультфильме, и вместе мы удалились в закат!.. Не сказать, что я против такого чрезмерно сахарного исхода, но жизнь далека от подобных радужных сюжетов, без ответственности, последствий и бесконечной череды мелких и крупных проблем…

Однако Невилл стиснул-таки мою шею. Я тяжко сглотнул, дотронулся левой ладонью до его спины, правую держа поближе к пистолету да прислушиваясь к мертвой тишине позади. Полные благодарности под завязку объятия неловко завершились, и мы отстранились друг от друга. Оба, не заметив нечаянной синхронизации, посмотрели на тела, распластавшиеся у демеморизатора…

— Ну и что дальше? — каменным голосом уточнил Невилл.

Я знал, что его разрывает от ужаса перед неизвестностью, от когнитивного диссонанса, ведь убивать коллег в корне неправильно, но эти двое сами были готовы нарушить данную строку, видать, давно устаревшего кодекса… Если б Невилл позволил всему этому чудовищному тайфуну вырваться наружу хотя бы на миг, то не сумел бы запрятать его обратно вообще никогда…

— А дальше, — вздохнул я, — стоит ознакомиться с записями внутренних видеокамер (вряд ли их уже потерли): так мы узнаем, кто помогал нашей сладкой парочке, и…

— И что, Джек?..

— Я их убью, — не шибко уверенно пожал я плечами.

— Может, лучше стереть им память и дать возможность влиться в обычную жизнь?..

— Может… Но прибегнув к тем же методам, что и эти, разве мы не начнем движение по тому же самому замкнутому кругу?..

— Я думаю, имеет значение не то, какие технологии или стратегии ты используешь, а то, для чего ты это делаешь… В данном случае — чтобы не убивать…

Исподлобья мы посматривали на металлическую дверь, наверняка ведущую так или иначе в душевую. За ней бушевало море, в котором мы еще не ходили под парусом; темное небо и ревущие волны страшили так сильно, что здесь, посреди голого бетона, металла, крови и трупов, мы чувствовали себя куда комфортнее!..

— После того, как разберемся с замешанными в этом дерьме, я расскажу всем нашим правду. Они — пострадавшие, они заслуживают знать.

— «Мы», — кивнул Невилл и бросил на меня ободряющий взгляд. — «Мы расскажем».