Пропащие, брошенные [Джон Краули] (fb2) читать постранично

Джон Краули «Пропащие, брошенные» John Crowley «Lost and Abandoned» (1997)

I. Пропащие

Логика совершенна и безукоризненна: есть начало, середина и конец. В начале была любовь, потом — свадьба, затем появилось двое детей, а я еще даже не закончил аспирантуру и не нашел пристойную работу. Зато имелась коляска, самая настоящая, сине-черная, с большими резиновыми колесами, хромировкой и откидным верхом, который мы поднимали и опускали серебряным рычажком. Где-то она теперь.

Следующая часть истории, соответственно, развод. Дети — при ней, при мне — работа (особой логики тут нет, но истории придает правдоподобие: значит, именно так бывало в те времена). Я преподавал. Учил подростков — студентов колледжа — американской поэзии и уже начинал задумываться, а зачем, собственно. Думал я над этим часто; вообще, я мало что делал, а всё больше рассуждал, почему занимаюсь тем, чем занимаюсь, и есть в этом хоть какая польза, и почему студентам мой предмет должен быть интересен, и стоит ли напрягаться, добиваясь их внимания.

Подобные рассуждения отнюдь не увеличили мои шансы быть зачисленным в штат. Поговаривали, что я не командный игрок; чистая правда. Я был атомом. Никаких причин для работы, кроме законов физики.

Тогда-то она и явилась. С детьми — и сыном, и дочкой. Планов у нее было множество. Она сказала, что перебирается на Гавайи. Переслала туда свой мотоцикл, а вся орава уже ждет ее на месте. Детям понравится, сказала она. Вода, рыбалка, мотоциклы.

И когда я смогу их увидеть?

Как только выберешься к нам.

Деньги?

Кто-то сказал ей, что кто-то открывает на Мауи «летучку», и она там сможет устроиться.

Странно, как быстро двое людей, которые были, можно сказать, одним целым чуть ли не с детства, как быстро они разнятся, стоит им разойтись. Я едва ли спал в ту ночь, лежа рядом с ней (как в добрые старые), и к утру принял решение. Я хотел детей. Не заберет она их. Она сказала: какого черта, еще как заберу. Я сказал, что потащу ее в суд и мне мигом передадут опеку: я работаю, преподаю в колледже, у меня костюм с галстуком, а она кто? Байкер. Или будет выглядеть байкером перед судом — это несложно устроить. Может, не так просто всё обернулось бы; но я заставил ее в это поверить. Она ревела; она вела бесконечные разговоры; она все время тискала их в объятьях; она оставила их со мной.

И когда в сентябре я вернулся в класс, у меня вдруг появилась причина учить подростков американской поэзии — и учить хорошо. Любовь требует денег; и любовь зарабатывает деньги — по крайней мере, пытается. Для чего мне работать? Я не мог найти причину в себе, но легко нашел ее в детях. Я шел в колледж и целый день говорил об Эмили Дикинсон и Уолте Уитмене, чтобы на столе была овсянка, а в гараже — велосипеды. И самое странное (а может, и не странное, откуда мне знать, ведь больше такое не повторялось), кажется, я стал лучшим учителем.

К сожалению, я отдался обыденной жизни (которая, подозреваю, и заставляла всех моих коллег работать и играть в команде) немного слишком поздно. Я так и не получил постоянную должность, хотя и нуждался в ней, и к ней стремился. В академических кругах это равносильно отставке, и я оказался перед пропастью, о которой слышал, читал (и рассказы о ней меня волновали), но вовсе не предполагал, что сам окажусь на краю, хотя нетрудно было сообразить, что бесчисленные толпы каждый день в нее заглядывают.

Подумывал ли я о том, чтобы отослать их на Гавайи? Нет, никогда. Есть такие двери, через которые назад не пройдешь.

* * *

Новая сцена — лесная чаща.

Я использовал все связи, чтобы получить работу, которую, казалось бы, никто не выберет по доброй воле, — и перешел на новую ступень: теперь лесоруб и водонос жаждет не отдыха, а новых дров и новых ведер, чтобы ни детям, ни ему самому не пришлось просить милостыню.

Внутригородская образовательная программа для не столь малолетних преступников пребывала на тощем финансировании и в трехэтажном здании (конфискованном за неуплату налогов) в центре города. Там читался начальный курс английского и прочее, что требуется для получения эквивалента диплома об окончании средней школы; проводились семинары по этике и самовыражению. За посещение занятий ученикам сокращали испытательный срок. Лучшие предложения имеются?

Я учил английскому почти что ровесников моих прежних студентов, которые прежде казались вполне заурядными, но теперь виделись мне юными богами, коих омывают волны свободы и возможностей. Целыми днями мы пытались одолеть ту разновидность английского, на которой пишутся газеты, книги и официальные документы, — мои ученики говорили на совсем ином наречии, хотя многие слова и совпадали. Мы рисовали схемы предложений — искусство, которым в наши дни не владеет ни один учитель английского на всем континенте, не считая меня. По вечерам мы встречались снова. Пытались писать рассказы.

Конечно, ребятам было что поведать. Вот только свои истории они скорее вываливали на --">