Антиутопия (ЛП) [Rizzle] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1 ==========

Меня зовут Драко Люциус Абраксас Малфой. Мне двадцать девять лет, я разведен и еще четыре месяца назад был главой одного из подразделений Гринготтса. Я — слабость матери и сожаление отца. Я — управляющая галлеонами машина, окруженная богатством других людей и историей, которая привела меня к изоляции.

Золото холодное. Гоблины в Гринготтсе хорошо это знают. У них есть слово для обозначения климата в подвалах — дорранбрек. В широком смысле оно означает «холодный прием». Вот что такое золото. Его можно использовать, но в смутные времена им не пропитаешься, не напьешься, не разожжешь огня. Прижмите его к коже на мгновение, и оно заберет тепло тела, но не согреет. Если никто не восхищается им, не носит, не дарит, не придает ему ценность и смысл, золото — лишь груда красивого металла.

Видимо, золото меня и спасет.

За меня просят выкуп в десять раз больше моего веса в золоте — смехотворно. Подозреваю, кто-то серьезно просчитался относительно нынешнего состояния Малфоев. Забавно, ведь если мой вес приняли за единицу измерения, можно подумать, что меня здесь будут очень хорошо кормить.

Но это не так. Я умираю с голоду, и совсем не в переносном смысле. Я истощен до такой степени, что от простого хождения по тесной камере у меня перехватывает дыхание и кружится голова. Теперь быстро тающая масса тела, помноженная на десять, не даст такого уж несусветного богатства.

Меня уже несколько раз выводили из камеры и обливали водой из ведра. В первый раз меня стошнило, я не помнил почти ничего, кроме холода. Зубы стучали настолько сильно, что я до боли прикусил нижнюю губу, и каждый сустав в теле ощущался так, словно его раздирали раскаленные крюки. Похитители думали, что я умру от лихорадки. Какое-то время я тоже так думал. Возможно, вода сделала свое дело.

Последний раз мне устраивали импровизированный душ на прошлой неделе, и я находился в таком же ясном сознании, как сейчас. Настолько ясном, что они не заметили, как я схватил со стола свиток пергамента с гусиным пером и спрятал под мокрой рубашкой. Я не знал, что буду делать с ними, пока не нашел свободный камень под маленьким зарешеченным окошком.

Здесь можно было что-то спрятать.

И тут мне в голову пришла идея.

Я буду писать. Что именно, я не знал. Но когда приложил перо к пергаменту, слова посыпались друг за другом, толкаясь в попытке занять свое место. При необходимости я вполне приличный собеседник и сносный оратор, но я не из тех, кто ведет дневник. Я не обсуждаю свои чувства даже в лучшие времена, даже с Гермионой и особенно с самим собой.

Но мне ничего не остается делать, и я теряю себя в этих записях. Каждый день ожидаю скорой смерти. Записи выходят несвязными, но это нормально, ведь я-то знаю, о чем пишу.

Я излагаю только недавние события, потому что не настолько плох, чтобы вспоминать о чрезвычайно насыщенных событиями школьных днях в Хогвартсе. Давайте не будем настолько углубляться в прошлое, спасибо.

Кажется, сейчас около десяти вечера. Наверху есть часы, которые отбивают время. Дошло до того, что я испытываю легкое предвкушение с наступлением каждого нового часа. Я пытаюсь считать перезвон, но иногда пропускаю дин или дон и становлюсь чертовски безутешен, потому что приходится ждать следующие шестьдесят адских минут, чтобы на этот раз не сбиться со счета. Гермиона как-то сказала, что подозревает наличие у меня обсессивно-компульсивного расстройства — так это называют магглы. К счастью, это не слишком сильно мешает мне жить. Гиперактивный. Она называла это «милым». По-видимому, мое расстройство отчасти ее и покорило. В подобное я мог поверить только касательно подруги Рональда Уизли, которого я всегда считал полнейшей бестолочью.

В этом месте не стоит ожидать многого. Когда не пишу, я занимаюсь счетом: капли воды из переполненного после дождя желоба; секунды между молнией и громом. Я считаю шаги. Я пересчитываю коллекцию порезов на своем теле. Я считаю, на сколько могу задержать дыхание, прежде чем перед глазами расцветут темные нечеткие формы. Подсчет меня успокаивает, дает самое основное, он дает чувство контроля над состоянием дел — хаосом.

Темнота. Единственный свет здесь от фонаря, он разливается под дверью, а еще свет луны, когда на то есть ее настроение. Дверь отпирается. Металл выскальзывает из смазанных болтов. Знакомо и страшно. Я вскакиваю на ноги и спешу спрятать пергамент и перо.

Я проклинаю тот факт, что у меня не было времени как следует подготовиться к их возвращению, не было времени закалить себя против боли, которую они причиняют. Я не могу сохранить то, что осталось от моего рассудка. На самом деле это не так. У меня нет ничего, кроме времени, все эти месяцы я заперт в этой маленькой камере. Но время — забавная штука. Счастливые мысли занимают меньше времени, страшные — заставляют время замедляться и останавливаться.

Входит самый крупный из трех похитителей. Я знаю, что его зовут Фитц, хотя все трое старательно избегают называть друг друга по именам. Я пробыл здесь долго, и они пару раз допустили такую ошибку. Фитц любит ножи, хотя его кулаки размером с чайники, и он может одним ударом по голове выбить мне мозги. К счастью для меня, сегодня он не захватил коллекцию клинков.

— Принес тебе подарок, Малфой, — мрачно усмехается он.

Еда. Это еда? Пожалуйста, пусть будет еда.

Он бросает к моим ногам что-то длинное, завернутое в плащ. Сверток стонет.

Ладно, не еда.

— Наслаждайся, — ворчит Фитц. Он грязен и тревожно счастлив. — Пока можешь.

Я откидываю плащ, чтобы посмотреть на «подарок», хотя уже знаю — и мое сердце взорвалось, вновь сформировалось, иссохло от горя и снова запульсировало в груди. Я знаю этот плащ, я знаю эти волосы, я отлично знаю ощущение этой неизменно мягкой кожи ее щеки, когда откидываю капюшон.

С тех пор как я здесь, стараюсь не думать о Гермионе. Думать о ней — все равно что думать о сочном бифштексе. Больно. Голод в животе похож на большой когтистый вакуум, порой заставляющий корчиться на полу в агонии. Боль в груди не имеет к этому никакого отношения, но это тоже своего рода голод. Да, и глаза могут голодать по виду близких.

— Привет, — наконец говорит Гермиона, садясь. Она потирает лоб, на котором я вижу синяк. Выражение ее лица говорит, что долгое объяснение ее появления в моей камере неизбежно, но сейчас она впитывает меня своими глазами.

Я не могу даже пробормотать самый глупый вопрос. Я ошеломлен. Может быть, Фитц все-таки ударил меня по голове, повредил мозг — не могу поверить, что смотрю на нее.

— Привет, — неуверенно хриплю в ответ, пересохшее горло не привыкло к разговорам. Боюсь, что малейший звук или движение с моей стороны разорвет этот пузырь. Я считаю секунды, думая, что она исчезнет прежде, чем я досчитаю до десяти.

Шесть, семь…

— У меня в кармане буханка хлеба и немного вяленой ветчины. Они их не отняли.

Это не то, что обычно говорят при встрече, но я слишком далеко зашел, чтобы заботиться о логике или реальности. И просто киваю.

Она встает, слегка пошатываясь, потому что, очевидно, они ее немного потрепали. Достает маленький, плотно завернутый сверток. Он размером примерно с кулак. Гермиона кладет на ладонь, концентрируется и осторожно дует на него. Сверток из ткани разворачивается и расширяется так, что теперь она двумя руками держит ранее крошечный пакет. Я вижу буханку свежего хлеба и кусок свинины, завернутые в прозрачный пластик. Еда пахнет как рай, обмакнутый в шоколад, обжаренный во фритюре в пивном кляре.

Но как бы я ни был голоден, все, что я могу, — смотреть на Гермиону.

Она заворачивает еду обратно в ткань. Проявляется влажное пятно.

— Прости, что так долго, — говорит она.

Я слаб, но мне удается удержаться на ногах, когда она бросается в мои объятия. Она осыпает поцелуями мое лицо, касается каждой части меня, до которой может дотянуться, а затем хватает за плечи, чтобы встряхнуть. Все это время мои руки бездвижно висят вдоль тела.

— Ради Мерлина, почему ты не хочешь меня обнять?

Я моргаю. В конце концов, месяц назад она взяла с меня обещание.

— Я могу снова прикоснуться к тебе? — хриплю я.

Она плачет и смеется.

— Да, милый, ты можешь снова прикоснуться ко мне.

Я веду нас к куче грязных одеял в углу комнаты. Мы обнимаем друг друга, и она всхлипывает мне в шею. Последний раз я плакал во время Битвы при Хогвартсе. Я поклялся себе, что больше никогда этого не сделаю.

Впрочем, это не первая клятва, которую я нарушаю. Я прижимаю ее к себе так крепко, что понимаю, как ей больно; слезы капают ей на волосы.

***

Гермиона решила, что с нее хватит слез. И действительно, она и так намочила рваную рубашку Драко. Она пришла сюда по совершенно определенной причине, и рыдать над ним точно не входит в ее планы.

Он спал.

Она не торопилась, мысленно составляя карту его ран и при этом вынужденно подавляя очередную волну слез. Он был грязный, изможденный, весь в синяках и побоях. Несколько минут она наблюдала, как поднимается и опускается его грудь, — это ее успокаивало. Позже, когда он проснется, она заставит его немного поесть. И будет надеяться, что его не стошнит.

Ее любопытство взяло верх. Она начала осматривать каждый дюйм камеры, хотя знала, что Драко сбежал бы, если б нашел брешь или слабость, которую она ищет сейчас. Быстро прижав ухо к двери, она поняла, что стражники далеко. Было уже поздно, и, судя по всему, у тех выдался насыщенный событиями день.

Осмотрев камеру, она подошла к окну, из которого открывался дразнящий вид на живописный, залитый ночным светом двор, куда Драко и не надеялся попасть. На фоне темно-серой каменной стены прямо под окном она заметила белую полоску. Опустилась на колени и, осмотрев пятно, с удивлением обнаружила, что белизна была от кончика гусиного пера, спрятанного за отвалившейся каменной глыбой. Гермиона сунула руку внутрь и нашла грязный свиток пергамента.

Она развернула его и нахмурилась.

Почерк Драко никогда не был таким неровным. Очевидно, это было свидетельством его ухудшающегося физического и психического состояния — он писал так, будто пытался убежать от каждой написанной фразы. А смотрела она на коллекцию воспоминаний и разрозненных наблюдений из их недавнего прошлого.

Во всяком случае, она еще какое-то время не сможет заснуть. Гермиона повернула пергамент к окну, под лунный свет, и, чувствуя себя немного виноватой, начала читать.

========== Глава 2 ==========

Вы никогда не почувствуете себя одинокими, оказавшись в книжном магазине. Почему так? Если вы отведете меня в один из них, приготовьтесь потерять меня на полдня.

За мной следили. Я не был в этом уверен до тех пор, пока нарочно не свернул во «Флориш и Блоттс» и не проявил интереса к книжкам из детского отдела в дальнем конце магазина.

Наверное, я мог бы зайти в любое из многочисленных заведений на улице, но это должен был быть книжный магазин. Когда я был маленьким, мать велела идти туда, если бы я когда-нибудь потерялся в Косом переулке. Нарцисса сказала бы, что, хотя в мире и есть много плохого, по какой-то причине оно никогда не следует за тобой в книжный магазин. Я помню, что безоговорочно доверял ей в этом отношении и, находясь внутри, задавался вопросом, не поджидает ли «плохое» за дверьми.

Открыв большую красочную книгу о говорящем котле со склонностью жрать обувь, я уставился на своего преследователя.

Он стоял у стеллажа с журналами, взяв в руки номер «Ведьмополитена». Увидев Гермиону на обложке, я почувствовал, как в животе образовался маленький скручивающийся узел. Она была частью группового снимка, сделанного на Балу магической торговой палаты, который проходил в поместье родителей на прошлой неделе.

Очевидно, фотография была сделана… до того, что произошло в саду.

В то утро я открыл дверцу шкафа и уловил запах гардений, ими была усыпана земля, на которой мы тогда лежали. Запах прилип к одежде, которую я носил в тот вечер. Я до сих пор ее не стирал, она висела на крючке внутри дверцы. Запах вызвал глубокую физическую реакцию. Угрызения совести очень похожи на горе, но это не безгрешное горе. Это иной вид, наполненный виной.

С того самого момента, как я покинул дом в то утро, мои мысли были разрознены. Следовало быть внимательнее. Все признаки были налицо, но запах этих проклятых цветов меня отвлек.

Он был среднего роста, на вид — человек с улицы, который не поощряет назойливых взглядов. Я испытал свою долю любопытных, безумных, грубых, обожающих взглядов и людей, которые хотят мне зла, но в то время планы этого человека были загадкой. Казалось, он был доволен следовать на удобном расстоянии и не желал ничего больше.

Зевака, подумал я. Неприятно — да, но он не нарушал никаких законов.

— Мистер Копперботтом, — произнес тоненький голосок, сопровождаемый легким рывком за мои брюки, как раз под коленом.

Я взглянул на маленького черноволосого мальчика лет трех-четырех. Он нес охапку книг, похожих на ту, что я держал в руках, и разглядывал мой экземпляр, будто книга на самом деле его.

— Дайте мне, пожалуйста? Мистер Копперботтом!

Я протянул ему томик, а потом удивился, почему его пухлая маленькая рука все еще держится за мои брюки. Я отступил назад и ужаснулся, когда он не сразу отстранился. Его мать материализовалась, как это обычно делают матери, когда их дети беспокоят людей в магазинах, и извиняюще улыбнулась.

Улыбалась, пока не узнала меня.

Я уже встречался с ее сыном, хотя Джеймсу Поттеру тогда было всего несколько месяцев и его мать была в хорошем настроении, чтобы терпеть меня. Но не в этот раз. Я наблюдал, как молодой Джеймс, скрестив ноги, плюхнулся на пол позади нее и пролистал экземпляр «Приключений Мистера Копперботтома».

— А, это ты, — сказала Джинни Уизли в той манере, в которой вы или я могли бы произнести «неизлечимая венерическая болезнь».

— Привет, Уизли. — Я склонил голову к ее огромному животу. — Я вижу, вас можно поздравить с предстоящим пополнением. — Я пожалел о своем тоне, как только слова слетели с губ. Я обладаю способностью даже в самый бессмысленный разговор вложить дозу язвительности. Не знаю, черт возьми, зачем я это делаю. Просто хочу.

— У тебя хватило наглости показаться здесь, — прошипела она. Ее глаза метнулись по магазину, сузившись, когда она заметила менеджера, наблюдающего за началом сцены. Никто не должен был заинтересоваться происходящим. Да и вокруг почти никого не было, в середине-то рабочего дня.

— В последний раз, когда я проверял, — спокойно сказал я, — «Флориш и Блоттс» был открыт для общественности.

— Ну, для таких, как ты, они должны сделать исключение. То, что ты сделал с Гермионой, было… было… было чертовски непростительно! И прежде чем начнешь думать, что она кому-то рассказала, скажу — она этого не делала. Мой брат жаловался, что она ушла с бала, ничего ему не сказав, и когда я на следующий день навестила ее, чтобы узнать причину, то увидела, что осталось от ее платья! Всего-то и требовалось, что чашка чая, а она уже рыдала у меня на плече. Как ты мог, Малфой? Разве ты уже не достаточно сделал?

Я знал, что это произойдет, хотя и ожидал жестокой расправы со стороны Рональда Уизли и Гарри Поттера, а не страстной лекции беременной Джинни. В ярости ее большой живот врезался в меня. Она поспешно отступила назад. К несчастью, сын оказался на пути, и она споткнулась о него и наткнулась на ближайшую книжную полку. Я бросился вперед, чтобы поддержать ее и тяжелый книжный шкаф, прежде чем он упадет на ребенка. Покраснев, она выпрямилась и шлепнула меня по рукам.

— Ты в порядке? — холодно спросил я.

С яростным взглядом она открыла рот, закрыла, прижала ладони к ушам сына и сказала:

— Чтоб ты сдох, Малфой!

Мальчик вывернулся из ее рук и протянул ей раскрытую книгу.

— Мамочка! Смотри, мистер Копперботтом съел квиддичный бутс!

— Будет прекрасно, если я больше никогда тебя не увижу, — закипела Джинни. — И если ты хотя бы пошлешь Гермионе сову, я узнаю об этом, и ты горько пожалеешь. Пойдем, Джеймс, заплатим на кассе.

— Можно мне взять их все? — спросил он, прижимая к себе стопку книг.

— Нет, только одну, дорогой.

Нижняя губа у него слегка задрожала, но слезы держались крепко и не пролились. Он был зрелым для своего возраста, юный Джеймс. Если бы мне было четыре года, я бы закатил истерику, обрушил крышу и отправился домой со всеми понравившимися книгами и мороженым от Флориана Фортескью.

Я улыбнулся ему. Трудно было удержаться.

— До свидания, Джеймс. Хорошо, что мы снова встретились.

Джинни сердито посмотрела на меня за то, что я соизволил заговорить с ее сыном. Мальчик не понимал, почему его мать так разозлилась, но знал, что должен понять ее намек.

— Пока, — торжественно произнес он, помахивая липкими пальцами.

Я смотрел им вслед, пока они не вынесли за дверь обернутые в коричневую бумагу пакеты. А потом, на мгновение, я застыл, удивляясь, почему вообще оказался во «Флориш и Блоттс».

Ах, вот что.

Я снова повернулся к журнальному стенду и без всякого удивления заметил, что мужчина исчез. Интересно, все это было только в моем воображении? Моя помощница, Филомена, не раз замечала, что после развода мое внимание к работе понизилось… Неужели с тех пор прошел год?

Может быть, я переоценивал свою собственную значимость, думая, что кто-то захочет последовать за мной?

Я вышел из магазина и быстро зашагал по улице. Впереди маячил Гринготтс, серый и мрачный. Подойдя к знакомым позолоченным дверям банка, я снова заметил того мужчину. Он шел на некотором расстоянии впереди меня неторопливым шагом, засунув руки в карманы. Я наблюдал, как он свернул в переулок. Обеденный перерыв закончился, и у меня была назначена встреча, но любопытство взяло верх, как это бывало много раз в прошлом.

Я ничему не учусь.

Я проследовал за ним (как мне показалось, незаметно) до середины переулка. После чего он остановился, развернулся и ухмыльнулся мне.

— Мистер Рентроу передает вам привет, — сказал мужчина, когда его приспешники буквально вышли из стен.

Я мог бы пнуть себя, но, как оказалось, они избавили меня от этих хлопот.

Моя палочка уже была наготове, потому что я не глуп и не неопытен. Тем не менее в ситуации восемь против одного никогда не получить благоприятный шанс. Я использовал заклинания, о которых никогда бы не подумал, что мне придется снова применять, и, к моему великому ужасу, вроде не все из них сработали. Во всяком случае, не темные.

Из всех вещей в мире, которые честная жизнь сделала со мной, случилось именно это? Я мог бы обрасти жирком в районе талии, заиметь второй подбородок или наблюдать, как мои волосы неуклонно покидают голову. Но нет, вместо этого я потерял силу темной магии. Я точно знаю, что отцовские проклятия и заклинания сегодня действуют так же, как и двенадцать лет назад.

Однако меткое заклятие свалило меня на землю. После этого все зависело от того, сколько ударов по голове потребуется, чтобы лишить меня сознания.

В конце концов, я ведь человек чисел.

Я насчитал шесть ударов — и свет померк.

========== Глава 3 ==========

Наследие моей бабушки по отцовской линии в Малфой мэноре можно найти в садах: цветы изысканных аромата и оттенка. Раздавите один из них в руке, и аромат будет держаться часами.

— Ты пьян, — с отвращением сказал отец.

Мы были на Балу магической торговой палаты, который в тот год устраивал Люциус в Малфой мэноре. Я не жил там с восемнадцати лет. Соответственно, чувствовал себя таким же гостем, как и все остальные.

— Люциус, оставь его в покое.

— Он нализался, Нарцисса! Ты только посмотри на него. Ты пытаешься поставить нас в неловкое положение?

Я пил коньяк, до краев налитый в бокал для шампанского. Это было верхом бесцеремонности, и этого было достаточно, чтобы у матери сильнее забилось сердце. Вопрос отца заставил меня остановиться на середине глотка и приподнять бровь. Признаю, было немного забавно, когда он приподнял свою в ответ. В конце концов, именно от него я унаследовал эту манеру.

— Сомневаюсь, что смогу опозорить эту семью больше, чем ты.

Люциус судорожно вздохнул, а мать побледнела. Весь вечер был подготовкой к этому взрывоопасному моменту.

— Неблагодарный негодяй, — прошипел он. — Как ты смеешь!

Я еще больше раззадорил его ярость издевательским смехом.

— Как я смею? Не понимаю, как кто-то из нас осмеливается показаться в приличном обществе. Как ты это выносишь? — спросил я. — Только честно! Разве ты не видишь, как люди смотрят на нас? Мы — парии. — Чтобы уточнить, я поднял бокал в тосте за первого человека, которого заметил.

К несчастью для Невилла Лонгботтома, это был он.

— Привет, Лонгботтом! Приятный вечер?

Сначала он выглядел встревоженным. Неудивительно, ведь я не сказал ему ни слова за последние лет десять. Затем он нахмурился и отвернулся, чтобы продолжить разговор с другим гостем. Я направил горькую ухмылку на отца.

Люциус сделал шаг вперед, вторгаясь в мое личное пространство с кипящим гневом. Я высокий парень, но мой отец на полголовы выше и в лучшие времена внушает страх.

— Ты немедленно прекратишь это непристойное поведение. Мы здесь для того, чтобы продвигать наши деловые предприятия, а не чтобы ты впадал в детскую, бессмысленную истерику!

— Твои деловые предприятия, отец. Не мои. — Я осушил бокал, уже пятый или шестой, на мгновение задержав обжигающий алкоголь во рту. Удивительно, как все, что так сильно жалит, может на самом деле притупить все остальные боли. — В отличие от тебя, у меня есть настоящая работа. Как бы это ни было немодно, я зарабатываю себе на жизнь.

Все могло обернуться для меня плохо, если бы нас не прервал официант. Я проигнорировал его предложение канапе и вместо этого схватил хрустальный графин Бордо с серебряного подноса. Рука отца сжала мое предплечье прежде, чем я успел наполнить бокал.

— С тебя довольно.

В ответ на это я уставился в другой конец зала, где моя бывшая жена разговаривала с Рональдом Уизли. Этот идиот всегда был очень разговорчив. Вероятно, из-за того, что вырос в коробке из-под обуви с братьями и сестрами, распиханными в каждый свободный угол. Он пялился на Гермиону, пользуясь любой возможностью, чтобы заглянуть в ее глубокое декольте. На самом деле я не мог его винить. Интересно, о чем они говорят. Она казалась серьезной и собранной. Он выглядел так, будто пытался обратить на меня внимание, но я видел, как его блуждающий взгляд бегает по комнате. Когда не смотрел на ее грудь.

— Этого мало, — пробормотал я отцу и снова наполнил бокал.

Я хотел причинить боль этому недостойному, одурманенного вида идиоту. Мне хотелось обхватить руками его бледное, веснушчатое горло и сжать. Большую часть того, что у него было в жизни, он получил по случайности рождения. Или просто по обычной случайности. Уизли с его отсутствием индивидуальности. Конечно, легко ладить со всеми, когда ты туп, как бетонный столб. Бетонные столбы не имеют привычки оскорблять людей, не так ли? Они просто есть. Это даже не настоящий пейзаж. Скуку не следует путать с дружелюбием. Гермиона заслуживает того, чтобы за нее сражались. Ради Мерлина, этого требовал ее разум.

Мать положила тонкую бледную руку мне на рукав.

— Драко, оставь все как есть. Честно говоря, не думала, что она вообще придет. Она ясно дала понять, что не желает с тобой разговаривать, и если ты будешь настаивать на том, чтобы форсировать этот вопрос, то разразится скандал.

Скандал! О, Мерлин упаси, чтобы я вытворил нечто подобное. Я был всего лишь бывшим Пожирателем смерти и сыном одного из самых известных сторонников Волдеморта. Я был косвенно причастен к смерти Альбуса Дамблдора и Северуса Снейпа, а позже участвовал в почти смертельной битве против сокурсников, в которой один из моих лучших друзей, чтоб его, поджарился до смерти.

Но да, давайте не будем устраивать сцен и привлекать к себе нежелательное внимание.

— У нее есть имя, мама.

— И оно больше не «Малфой». Вот в чем дело, не так ли, мальчик? — с вызовом спросил отец.

Мне было двадцать семь лет, и он называл меня «мальчик». Мой заработок поддерживал семью. Я уступил поместье родителям в пользу таунхауса в Лондоне.

«Мальчик», — так он назвал меня.

Мое сердцебиение ускорилось, когда я заметил, что Рональд-бюстовый-энтузиаст-Уизли отошел поговорить с каким-то толстым бумагомарателем из Министерства. Гермиона осталась одна. Это не продлилось бы долго. Ее любят, и скоро кто-нибудь другой втянет ее в разговор.

Я решил сделать ход.

— Прошу прощения, — сказал я, протягивая матери бокал.

Как тактично заметил мой отец, я был ужасно пьян. Казалось чудом, что я смог идти, не падая. Одна нога за другой, сказал я себе. Вот так, Драко.

О, хорошо. Она заметила, что я существую. Удивительно, как за такое короткое время мне удалось полностью стереть расслабленное выражение с ее лица. Что, черт возьми, она думала, должно произойти? Она решила прийти на мероприятие, организованное моими родителями. Конечно, она знала, что я здесь буду. Черт, она хотела этого.

— Здравствуй, Драко, — сухо сказала она. — Как ты?

Она даже не могла взглянуть на меня. Неужели мы действительно поженились меньше полугода назад.

— Я хочу с тобой поговорить, — выпалил я.

Какая-то синеволосая тетка окликнула Грейнджер с другого конца бального зала, и она послала той легкую улыбку и помахала рукой. Гермиона, возможно, казалась взволнованной, но ее тон был стальным, когда она заговорила в следующий раз:

— А разве ты уже не разговариваешь?

— Наедине, — добавил я.

— Не думаю, что это разумно.

— Скорее всего, нет, — согласился я. — Но мне все равно хотелось бы. Пожалуйста.

Выражение ее лица смягчилось, но только на секунду. Я знал, что от меня воняет, как от пивоварни.

— Сколько ты выпил?

— Не столько, чтобы не обращать внимания на то, что ты одета как проститутка. Неужели наше бракоразводное соглашение оставило тебя без гроша в кармане, поэтому ты носишь вдвое меньше одежды, чем раньше? — Мой взгляд задержался на нежной выпуклости ее груди, обтянутой тканью белого шелкового платья. — Меня можно уговорить отдать тебе несколько галлеонов, чтобы прикрыться.

О, это было ужасно. Я слышал слова, слетающие с моих губ, и часть меня не могла поверить, что я произношу их. Другая часть, та, которая хотела ударить Уизли по голове его собственной отрубленной рукой, подзадоривала меня.

Гермиона не выглядела дешевкой. Она не могла выглядеть дешевкой, даже если бы была одета в маггловские фунтовые банкноты, скрепленные вместе. Она была прекрасна в тот вечер, и я всегда жалел, что ни разу не сделал ей достойного комплимента. Для меня комплименты и ласки — все равно что татуировки. Если сделаю один, то не смогу забрать. И когда это случится, я буду в долгу.

Она покрылась румянцем глубокого оттенка красного. Мне следовало чувствовать себя несчастным, ведь заставил ее погрузиться в неловкость из-за подпитываемой ревностью тирады. Но это было не так. Мне нравилась ее боль.

— Ты просто невероятен.

Я предчувствовал надвигающуюся бурю и решил, что выйду в сиянии неисправимой славы.

— Ты позволяешь ему прикасаться к тебе, я прав?

— Что?

— Я говорю о Уизли. Ты приклеилась к его руке на приеме в доме моих чертовых родителей. Вы двое, конечно, не теряли времени, продолжая с того места, где остановились, я прав? А может, он вообще не был терпелив? — Я наклонился гораздо ниже, чем Уизли, разглядывая ее декольте. — Я довольно часто работал допоздна, если мне не изменяет память.

Я вел себя как придурок. Я знал, что яма, которую рою, быстро превращается в провал, но не мог остановиться. На мгновение мне показалось, что она даст мне пощечину. Но мы больше не были детьми, даже если я вел себя как ребенок. Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, она обратилась ко мне с ледяной холодностью:

— Ты сегодня не в себе, — сказала она. — И ты, очевидно, до омерзения пьян, так что я буду снисходительна и притворюсь, что ты не хотел говорить то, что только что сказал. Уж ты точно не имеешь никакого права обвинять меня в неверности.

Мой рот скривился в хмурой гримасе. Мне нужен был хроноворот. Мне хотелось вернуться назад и выбелить часть того темного дня. Я хотел проникнуть в ее голову и забрать это проклятое воспоминание — то, что заставило ее разлюбить меня. Я мог бы рассказать ей все это, но я неадекватно воспринимал действительность. Я был Хогвартс-экспрессом, решительно пыхтящим вдоль башен замка, которые теперь оказались в поле зрения. Вдалеке, в конце этой гонки, в которой все проигрывают, было самодовольное лицо Рональда Уизли, держащего табличку с надписью «Ха!».

— Ты встречаешься с Уизли или нет? — невнятно пробормотал я, решив проявить благоразумие.

Гермиона закатила глаза.

— Между мной и Роном ничего нет! Я сопровождаю его в официальном качестве. Спроси Гарри, если не веришь мне. И даже если бы что-то произошло, это не было бы твоим делом, я права? Это уже тебя не касается.

Наступил момент бури, и я удивился, что она так долго мирилась с моим поведением. Она повернулась, но я схватил ее за руку, останавливая.

— Подожди.

— Не надо, — сказала она. Внутренняя сторона ее локтя была теплой и мягкой в моей руке. — Я этого не заслуживаю.

Я скользнул рукой вниз, чтобы поймать ее, а затем потянул за собой, прежде чем она успела возразить. В этот краткий миг я был счастливее, чем когда-либо за последние месяцы. Мы сбежали из элегантного, усыпанного золотыми блестками бального зала, точно так же, как сбежали из другого бального зала в ночь нашей свадьбы. Интересно, думала ли она о том времени сейчас, как и я?

Очевидно, я очень хорошо знаю свой бывший дом. Я повел нас по тускло освещенным коридорам, где мы вряд ли могли столкнуться с какими-нибудь болтливыми гостями. Мы вышли через боковой вход в сад, и вдруг — запоздало и глупо — я понял, что мы одни.

Было лето. Ветер в нужный момент изменил направление, и нас окутал аромат звездного жасмина, который обвивал длинную кирпичную стену. От четырехсотлетней изгороди из черной жимолости, окружавшей поместье, поднимался более мягкий, теплый и сладкий аромат. Мы продолжили путь через сад цветущих трав, мимо редких, благоухающих лаймовых миртов, лимонного базилика и четырех видов лаванды.

Я затащил ее в темноту под низким навесом дерева посреди маленького дворика, заросшего кустами гардении. Я прятался здесь от няни, когда плохо себя вел и должен был получить нагоняй. Эти радостные детские воспоминания совершенно не вязались с нашим нервным напряжением в тот вечер. Но запах был именно таким, каким я его помнил с детства.

— Это безумие, — простонала она.

Я согласился, проводя руками от талии вверх к рукам, под ее тяжелые, искусно уложенные волосы. Обхватил ладонями ее затылок и склонился к ее губам.

— Я мог бы разорвать Уизли на куски за один только взгляд на тебя.

Она слегка отстранилась, чтобы бросить на меня сухой взгляд.

— Скорее ты заплатил бы кому-то другому, чтобы тот разорвал его на куски.

Я рассмеялся. Как она меня знала. Думаю, она знала меня с момента знакомства в школе. Все остальные видели мой фасад и репутацию. Гермиона — маленького, неуверенного в себе мальчика, который никогда не справлялся с тяжестью имени своей семьи. Во многих отношениях я все еще тот же мальчик.

Я поцеловал ее. Ее нежная дрожь прошла сквозь меня, осела глубоко в моем животе, а затем сконцентрировалась еще ниже. Я потерся о нее пахом и был вознагражден тихим восклицанием. Я оставил ее губы и поцеловал тонкую, ароматную кожу ее шеи, слегка покусывая и посасывая.

По сравнению с другими гостями она выглядела впечатляюще без украшений. С большинства женщин драгоценности практически стекали. В конце концов, это ожидалось от бизнес-элиты, и кричащее богатство было в порядке вещей. Я был рад ее скромности. Не было ни ожерелья, ни сережек, которые могли бы помешать моим поцелуям.

Она резко отстранилась.

— Я не могу этого сделать. Мы должны остановиться.

— Почему? — спросил я хриплым шепотом. Я ладонью вырисовывал круги на ее пояснице.

— Потому что именно это и происходит, когда разводишься! Ты же не ускользаешь в сад, чтобы поцеловаться, как только бумаги подписаны. На этом все заканчивается. — И затем гораздо более тихим, почти озадаченным голосом: — На этом боль должна прекратиться…

— Прекрасно. Если проблема в разводе, то выходи за меня снова.

Она сердито посмотрела на меня и ударила по руке.

— Как ты смеешь просить меня выйти за тебя замуж?

— Еще раз, — напомнил я, прижимаясь к ее губам. — Выходи за меня снова.

Прежде чем она успела еще раз выразить гнев, я завладел ее ртом. Но на этот раз это был тот поцелуй, который она любила, — нежный, дразнящий, едва уловимый захват губ, пробные касания самого кончика языка и частые отстранения, прежде чем любое место или ощущение будет полностью исследовано.

Это сработало. Интересно, что было бы, если бы я поцеловал ее вот так, когда мы еще учились в школе и ненавидели друг друга? Изменился бы ход событий? Остался бы жив Дамблдор? С моей стороны было отвратительно думать, что простой поцелуй мог все изменить, и все же два года назад поцелуй изменил все. По крайней мере, для меня.

— Малфой… — выдохнула она, задыхаясь, когда я отстранился в четвертый или пятый раз. Восхитительно — каждый раз она пыталась следовать за моими губами. Немного удивительно, что я справился с этим, будучи настолько пьяным.

Вот что я хотел ей сказать. Потянул лиф вниз, освобождая маленькие, нежные груди из платья. Я видел все, что можно было увидеть в Гермионе Грейнджер. Тем не менее вид ее, прислонившейся спиной к дереву с закрытыми глазами, меня загипнотизировал. Она выглядела как приманка для греха. И, к сожалению, исходя из моей репутации, просто отказаться от подобного предложения — не вариант.

Она попыталась подтянуть платье, но я уже обхватил ее грудь, мрачно глядя на свои руки, мявшие знакомую упругость. Я был неуклюж и груб, потому что чертовски надрался. Я бы закрыл глаза, если бы не боялся того, что произойдет, когда снова их открою.

— Мне нужно вернуться. Рон будет гадать, где я…

Все вдруг замерло. Я не мог говорить. Я чувствовал, что не могу даже дышать. Что-то чуждое и хрупкое овладело мной. Я уставился на нее в этом залитом звездным светом саду, частично раздетую, в девственно-белом, глядящую на меня испуганными темными глазами. На мгновение все мое тело окаменело от ненависти. Не только из-за Уизли, но и из-за Гермионы и того, к чему она меня привела.

— Драко? — Я почувствовал ее руку на щеке. — Ты себя плохо чувствуешь?

Да, мне действительно было плохо.

Из всех эмоций, которые я должен был испытывать, точно не должно было быть абсолютно животной собственнической страсти. У меня отняли так много всего. У меня отняли саму мою личность, и никто: ни мои родители, ни помилование министра, ни даже Гермиона — не смогли вернуть ее. Я был мрачен, когда развернул ее, прижимая к дереву, к которому она прежде прислонялась. Быстро расправился с ее платьем сзади, разорвав его до талии и выпустив крошечные металлические проушины наружу.

— Что ты делаешь! — ее голос охрип от потрясения.

Я не остановился. Я поступил наоборот. Она прижалась к дереву ладонями, чтобы не поцарапаться о кору. Я держал ее одной рукой, а другой поднимал прозрачные слои ее наряда. Мне снова вспомнился день нашей свадьбы, когда я помог ей собрать юбки свадебного платья, чтобы оно не зацепилось за дверь…

Она замерла, когда я добрался до нижнего белья, и на мгновение моя рука тоже замерла.

— Драко Малфой, — произнесла она. — Ты что, совсем с ума сошел?

«Моя!» — беззвучно кричал я в ночь. Моя! Она была единственным хорошим, хотя и совершенно неожиданным существом, которое я вытащил из этой гребаной неразберихи, коей являлась моя жизнь, и что сделала Вселенная? Забрала ее у меня.

Я верну ее обратно.

Она ткнула меня локтем в ребра, развернулась в моих объятиях и ударила по лицу.

— Ты тупая пьяная скотина! Клянусь богом, Малфой. Отойди от меня сейчас же, или я тебя покалечу. — Она взяла меня за подбородок.

Если бы она знала, как мне плохо, она бы не осталась со мной. Она бы убежала. Но Гермиона думала, что сможет справиться со мной, она всегда так делала. И старый Пожиратель смерти внутри рассчитывал на то, что она не причинит мне вреда, как бы я ее ни провоцировал. Я поймал ее правое запястье и выхватил палочку, бросив в темноту за спиной.

Крик возмущения прервался вздохом, когда я повалил ее на землю. Мы боролись в течение минуты, я лежал сверху, она отчаянно извивалась подо мной. В конце концов она остановилась, сдула волосы с лица и хлопнула меня по плечам.

Внезапно мы замерли, как горы. Конечно, я был таким же твердым, как и они. Все было странно спокойно.

— Значит, все это было частью твоего плана? — спросила она, переводя дыхание. — Остаться со мной наедине, чтобы поговорить, а потом швырнуть на землю и задрать юбку на голову?

Я раздвинул коленом ее ноги. Платье уже было задрано до талии. Она все время смотрела на меня.

— Драко, ты вообще слушаешь?

Я приподнял бедра, чтобы освободить место для руки, и стянул с нее нижнее белье. Она не сопротивлялась. Я нащупал складку в парадной мантии, а затем пуговицу на ширинке брюк.

— Драко, — ее голос был тверд.

Я взял член в руку, не обращая внимания на необходимость сжать и обеспечить некоторое облегчение от напряженного давления. Она могла кричать, бить меня, дергать за волосы, царапать лицо, толкать, кусать и делать все, что делают отчаявшиеся люди в подобных ситуациях, но она предпочла смотреть.

Она обхватила мое лицо ладонями.

— Я говорю «нет». Ты меня слушаешь? Я не борюсь с тобой, но я говорю «нет». Не делай этого со мной. Не делай этого с собой, потому что тебе придется добавить это к длинному списку вещей, за которые никогда не сможешь себя простить.

Эти слова имели смысл и ценность. Это были важные слова, но все, о чем я думал, было: «Я так близко…»

Я подтянул ее колени к своим бедрам. Она не сопротивлялась, но в ее глазах читалось осуждение. Сила этого взгляда на мгновение заставила меня остановиться. Я уставился на нее затуманенным взглядом.

— Нет?

— Нет, — повторила она. — Больше нет. Я не позволю, чтобы со мной так обращались.

Белая горячая дымка удовольствия рассеялась. Весь гнев, ярость и ревность улетучились, не оставив ничего, кроме пустоты. Ужас был запоздалым, но острым. Голова пошла кругом. Я неуклюже пытался натянуть на нее порванную одежду, прикрывая тело. По иронии судьбы, я хотел защитить ее даже от дальнейших намеков на вред. Я понял, что все еще лежу на ней, и тут же откатился.

Не особенно торопясь, она стянула с себя нижнее белье, зацепившееся за лодыжки, и села, прислонившись спиной к дереву. Ее прекрасные волосы выбились из прически.

— Ты же знаешь, что не должен так поступать. — На ее бледном лице глаза казались огромными и печальными. Я не мог смотреть на нее, а она не позволяла мне смотреть куда-либо еще. — Ты должен заслужить то, что утратил, а не пытаться захватить, потому что ты ревнивый, обиженный неудачник.

Это было выше извинений. Что я мог сказать?

Она встала, и я неловко попытался помочь ей, но она оттолкнула мою руку. Гермиона Грейнджер завернулась в свое достоинство, как в плащ.

— Это конец нашей связи, Малфой. Ты больше никогда не заговоришь со мной и не прикоснешься ко мне. Это понятно? — Слезинка наконец-то сорвалась с ее ресниц. Она отвернулась на мгновение, чтобы успокоиться. Когда снова посмотрела на меня, сталь вернулась во взгляд. — Я прощаю тебя, Драко. Это будет самая легкая часть.

Она говорила о том, что я сделал с нами, покончив с нашим браком годом раньше, или о том, что я сделал с ней той ночью. Я не уверен.

— Прости, — прошептал я. Одно это слово прозвучало как свист клинка гильотины, несущегося мне навстречу.

Когда я снова поднял глаза, она уже забрала палочку и ушла. Я с трудом добрался до кустов, где меня стошнило. Аромат цветов в этом саду никогда уже не будет для меня прежним.

========== Глава 4 ==========

Очень, очень хорошее перо часто остается загадкой. Оно всегда не твое. Оно принадлежит кому-то другому. Это привязанное перо на почте. Его вам вручают, когда вы подписываете чек.

Иногда ирония в поиске идеального перазаключается в том, что удовольствие не бесконечно.

Перо не писало. Я попробовал еще раз, но чернил не было. Мне показалось, что перо сломано. При моей работе я всегда путешествую с хорошим пером, но, должно быть, в то утро я прихватил какую-то ерунду. Я потряс его и попытался расписать. Из этого ничего не вышло.

Я посмотрел на Гермиону из-под челки, которую можно было бы и расчесать. Можно было бы и побриться. Моя внешность была продолжением моего пера. Пустого. Бессловесного. Сломанного.

«Ну что ж, — сказали ей мои глаза. — Мы пытались развестись. Не сработало. Давай просто пойдем домой…»

Мой адвокат Дейдре быстро нашла замену.

— Вот, пожалуйста, мистер Малфой. Воспользуйтесь моим.

Онемев, я уставился на ее золотую маггловскую авторучку, взял в левую руку и перекатил ее идеально сбалансированный вес между большим и указательным пальцами. Я знал, что она блестяще справится. Это была именно такая ручка. Такие ручки заканчивали войны и подписывали мирные договоры.

— Мистер Малфой, — мягко подтолкнула Дейдре, — вам нужна минутка?

У меня было двенадцать месяцев брака, но да, еще минута стала бы благословением.

Документы Гермионы поступили в этот кабинет уже подписанными и аккуратно скрепленными. Она сидела напротив меня без всякого адвоката. Я действительно не знал, зачем мне вообще нужен адвокат. Не то чтобы я чего-то стоил. Во всяком случае, не так много, как раньше. Именно мой отец настаивал на юристе. Таунхаус принадлежал мне, но она не просила ни о какой его части. Она просто хотела уйти, и никто не мог ее винить.

Я схватил ручку и расписался. Мое полное имя очень длинное, так что это заняло некоторое время. Хотел бы я, чтобы оно было длиннее, тогда мы остались бы там навсегда, и дело никогда не было бы завершено.

— И вот здесь, — сказала Дейдре, указывая на место, которое я пропустил.

— Значит, это все? — спросила Гермиона. Ее голос был хриплым, а глаза покрасневшими.

— Да, спасибо, — ответила Дейдре. Они говорили коротко, но я не обращал на них внимания.

Гермиона встала. И я тоже. У меня всегда были хорошие манеры, даже если и наблюдались проблемы с выбором времени. На минуту мы превратились в пару ошеломленных кефалей, уставившихся друг на друга во взаимном страдании.

Она очнулась первой, взяла со стола сумочку и копию бумаг.

— Удачи, Малфой, — сказала она.

Мне захотелось рассмеяться.

========== Глава 5 ==========

Возмездие — великая вещь, не так ли? Я представляю, что это древнее и универсальное понятие. Обезьяна А крадет банан у обезьяны Б. Обезьяна Б выхватывает его и бьет свою обидчицу-обезьяну по голове. Именно так все и работает. В конце концов, мы все — кучка обезьян, спорящих из-за приза.

У меня было такое чувство, будто мою голову разрубили пополам гоблинской секирой.

Помимо сдавливающей мозг боли, я также обратил внимание на запах. Застарелый пот, спиртное и в целом немытый я. Я думал, что все еще сплю и нахожусь в самом разгаре алкогольного кошмара, потому что видел, как Рональд Уизли открывает дверь и входит в комнату. Он сел на край кровати рядом со мной. Я почувствовал, как он вдавил матрас, и удивился живости сна.

— Не вставай из-за меня с постели, — сказал он. Уизли действительно выглядел довольно щеголевато. Он был одет в элегантную спортивную мантию, а метла висела у него за спиной. Его длинные волосы выглядели растрепанными ветром, на кожаном шнурке вокруг шеи висел значок аврора. Я с трудом мог выдавить ответ из пересохшего рта. Я начал думать, не было ли это каким-то очень, очень поздним официальным делом.

Может быть, арест с опозданием на одиннадцать лет?

— Видишь ли, дело вот в чем, — объяснил Уизли. — Три дня — долгий срок для волшебника, пропавшего в этой части города, если учесть, что у нас есть преимущество мгновенного перемещения. Если куда-то торопишься или вообще не хочешь быть где-то, существуют аппарация, каминная сеть или полеты. Вот только Гермиона говорит, что ты оставил метлу дома, когда набросился на нее.

При упоминании Гермионы рваные края памяти снова начали сплетаться. Пошатываясь, я сел.

— И давай посмотрим правде в глаза. Ты ведь не совсем неузнаваем, правда? — продолжил Уизли. — Так я и сказал Гарри. Я сказал ему, что, по-моему, ты затаился где-то там, где можешь заплатить людям, чтобы они не знали, кто ты такой. Таких мест в Лондоне не так уж много. Это лишь третья наша остановка. — Он вздохнул. — Твоя голова сейчас не совсем в порядке, ведь так, Малфой? Сядь, оглянись.

Теперь это был не вопрос, а приказ.

Я откинулся на облупившуюся металлическую спинку кровати и огляделся. Крошечный люк открылся в верхней части моей головы, и кто-то вливал ледяную память, заполняя меня. Из моего мира выпало дно, и Уизли был там и видел, как оно пролетело прямо мимо него.

Я находился в борделе, где снимал комнату последние два с половиной дня. Однако это было не все, чем я воспользовался. Моргнул, глядя на спящую рядом девушку, провел дрожащей рукой по лицу.

— О да, — кивнул Уизли. Его голубые глаза сверкали, как буравчики. — Вообрази мое удивление, когда управляющий этим маленьким заведением сказал, что последние две ночи у него останавливался богатый джентльмен. Оплата вперед, свыше прайса, если тот будет продолжать посылать бутылки Огдена, чтобы те не заканчивались.

Я уставился на спящую девушку. Густые, ядовитые угрызения совести заменили всю кровь в моем теле. Ненависть к себе была бурлящей, осязаемой силой.

Очевидно, он неправильно истолковал выражение моего лица.

— Не волнуйся, она не умерла. — С легкой гримасой Уизли поднял с пола пустую бутылку и поставил на прикроватный столик. — Хотя я подозреваю, что у нее будет похмелье, сравнимое с твоим. Лучше вести разговор вполголоса, иначе ты разбудишь ее до главного события.

— Чего ты хочешь, Уизли? — прошептал я.

— Гермиона, — ответил он и, прежде чем я успел что-то сделать или сказать, продолжил: — …ждет за этой дверью.

Я знал, чем закончится его игра, и ничего не мог сделать, чтобы спастись. Это была моя вина. Это всегда была моя вина. И все из-за глупого спора и моей проклятой гордости.

— Уизли, не делай этого… Я сам ей скажу, но, черт возьми, не позволяй ей сюда входить.

Он поднялся на ноги, и я возненавидел, совершенно возненавидел то, как он отряхивает брюки, словно мерзость комнаты, обстановка и я осквернили его личность.

— Думаю, тебе пора понять, что такое потеря, Малфой. Ты все еще не понимаешь этого после стольких лет, не так ли? Вы проиграли войну, но на самом деле ничего не потеряли. Где в этом справедливость? Я потерял брата, мои родители потеряли сына. Целое поколение в Хогвартсе потеряло детство. Гермиона принадлежит тебе не больше, чем змея — птице. У тебя было все, а потом ты это испортил. Я никогда не делал ничего, что могло бы повредить вашим с Гермионой отношениям из-за моих чувств к ней. Но не сейчас. Сейчас ты проиграешь, Драко, и я надеюсь, что ты истечешь кровью, как и все мы одиннадцать лет назад.

Спящая рядом со мной девушка пошевелилась, потому что к концу монолога Уизли повысил голос. Он подошел к двери и гораздо более спокойным тоном сказал:

— Моя мама и Гарри будут недовольны мной, когда узнают, что я сегодня сделал с Гермионой. Но я снесу эту вину, — он опустил голову. — Ты ее не заслуживаешь. Ты никогда ее не заслуживал.

Дверь за ним закрылась, и я услышал тихие голоса. Когда через минуту дверь со скрипом отворилась, в комнату вошла моя жена. В руках она держала коричневый бумажный пакет. Пахнет тыквенными пирожками, она купила их в «Пекарне Пэддока», я знаю это, потому что они мои любимые.

— Рон сказал, что они нашли тебя и что ты, вероятно, будешь не в лучшем состоянии. Я подумала… Я подумала, что принесу завтрак, и тогда мы сможем… поговорить.

Она резко остановилась, потому что оглядела комнату, меня и девушку, которая теперь сидела на кровати.

Гермиона Грейнджер — замечательная женщина. У нее больше изящества и достоинства, чем у кого-либо из моих знакомых, включая мою собственную мать.

— Простите, не могли бы вы нас на минутку извинить? — сказала она девушке, которая была достаточно проницательна, чтобы понять, что следует убраться. К сожалению, она взяла простыню с собой, когда уходила, оставив меня голым на кровати.

Моя жена оглядела пол и подобрала мою скомканную одежду.

— Вот.

Я встал и оделся. Кажется, я умер в наступившей тишине. И проснулся возрожденным в стыде. Она коснулась лба, который был испорчен хмурым взглядом. Я видел, что она что-то замышляет.

— Думала, что окончательно ушла от тебя три дня назад.

— Поверь, если кто-то и должен был выйти из этих отношений, я всегда представлял, что это была бы ты, — тихо сказал я.

Я знал, что потерял ее. Сейчас было не время для оправданий и уговоров. Я сам все навлек на себя, и это была цена.

Она откашлялась, и я увидел, что она заплакала, хотя и тихо.

— Ну почему меня было мало?

Мое сердце разбилось. Я сделал шаг вперед и остановился, когда она сделала шаг назад.

— Тебя более чем достаточно, — яростно прошипел я. — Это моя… вина.

— И что же ты предлагаешь мне теперь делать? Простить тебя? — Казалось, она меряет меня взглядом. — Скажи что-нибудь, Малфой. Скажи что-нибудь, или я уйду и не оглянусь.

Мое вынужденное молчание осуждало меня.

Она кивнула.

— Значит, решено. Сначала я поживу у родителей… а потом, возможно, проведу лето у Уизли. Я попрошу Гарри зайти и забрать мои вещи. У меня есть ключ, так что тебе не обязательно быть… дома. — Она запнулась на последнем слове.

— Гермиона… подожди.

Она остановилась в дверях и обернулась. Ее дыхание прерывалось тихими всхлипываниями.

— Прос…

— Не надо, — остановила она. — Мы часто употребляем это слово, но я не думаю, что оно означает одно и то же для нас обоих.

А потом она ушла.

Меня бросила жена.

========== Глава 6 ==========

Хорошая истерика — на нее стоит посмотреть. Мой отец — бесспорный король полных негодования истерик (с необязательным взмахом волосами). Мне же всегда недоставало драматичности.

— Ты же знаешь, что я не умею извиняться, так что я просто пропущу, если тебе все равно.

Это именно то, что не следует говорить после того, как облажался. Я понял это слишком поздно, и мне захотелось стукнуться лбом о дверь.

— Может, ты откроешь?

В тот раз все происходило в ванной на первом этаже. Она заперлась внутри.

Я был пьян, и Гермиона уже сказала, что она сделает, если почувствует от меня дома запах бренди. Конечно, не помогло и то, что была четверть девятого утра.

Я прокололся. Я знал об этом, но был так близок к завершению работы, которую мне поручил Рентроу. Он уже был ошеломлен тем, что я выполнил восемьдесят процентов. Ха! Его коварный план провалился, и другие директора заметили, что заброшенные активы моего предшественника чертовски расцвели под моими заботой и вниманием. Мои дни лакея (хотя и в высшем руководстве) подходили к концу. Филомена чуть не лишилась головы в то утро — она нашла меня спящим на столе и имела наглость отчитать за то, что я не пошел домой прошлой ночью:

— По крайней мере, ты мог отправить жене сову!

Я ответил, куда засунуть свой совет. К сожалению, с таким же настроем я вернулся домой.

— Открой дверь, — я пнул ее босой ногой. Было больно.

— Пошел на хрен, Малфой!

Она использовала ругательства. Это было нехорошо.

Дверь распахнулась, и Гермиона вышла. Я тупо смотрел, как она вытаскивает чемодан из шкафа в нашей спальне. Она была настолько зла, что не разбиралась в том, что бросала внутрь. Я заметил диванную подушку, пустую вешалку для одежды и пару пижамных штанов, которые скомканными валялись в изножье кровати.

— Гермиона, ты не могла бы на минуту успокоиться?

Стараясь не смотреть на меня, она бросилась к комоду, выдвинула ящики и швырнула в чемодан белье.

— Нет, я не успокоюсь. Вчера вечером ты не вернулся домой. Ты не вернулся домой.

Я уже объяснился с ней.

— Я заснул! Я работал допоздна и заснул, понятно? Мне очень жаль, но я не понимал этого, пока не проснулся сегодня рано утром. И что мне оставалось делать? Послать сову, а потом вернуться домой до того, как она прилетит?

Она повернулась и ткнула в меня пальцем.

— А вернувшись домой, ты… толкаешь речь под дверью, а потом сидишь в раздумьях в кабинете с бокалом бренди в восемь часов утра и еще удивляешься, почему я так раздражена? — Она вскинула руки. — Я должна просто сказать: «Добро пожаловать домой, дорогой, не хочешь позавтракать алкоголем?»

Я осторожно взял ее за плечи, пытаясь успокоить.

— Прости. Ты меня слышишь? Прости. Послушай, это больше не повторится. Я почти закончил.

Она покачала головой.

— Нет. С тобой покончено. Я должна была сделать это давным-давно.

На мгновение мое сердце остановилось, и кровь в жилах застыла.

— Что сделать? — прошептал я.

— Мне надо было поехать в Гринготтс и самой выяснить, что там происходит!

А, точно. Я снова мог дышать. Она говорила не о том, чтобы уйти от меня, а о том, чтобы…

— Что? — спросил я, внезапно нахмурившись. — Что значит, ты ездила в Гринготтс?

— На прошлой неделе я ездила туда и разговаривала с Филоменой. И не смотри на меня так, Драко Малфой. Она заботится о тебе. Филомена не выдала твои чертовы секреты добровольно, я заставила ее рассказать, и, возможно, немного приврала, сказав ей, что проблема касается Департамента защиты магического правопорядка. Она призналась, что Алистер Рентроу с тобой делает! Не могу поверить, что ты мне не рассказал!

Удивительно, как душераздирающий страх может смениться чистой яростью за одно предложение. Мне хотелось придушить ее.

— Что ты сделала? — Возможно, было что-то в моем тоне или выражении, потому что я увидел на лице Гермионы то, чего не видел с тех пор, как нам исполнилось восемнадцать.

Я ее пугал. Я понял, что все еще держу ее за плечи, теперь уже слишком крепко. И резко отпустил.

— Я рассказала кое-кому, кому не все равно, вот что я сделала, — сказала она, вздернув подбородок. — На следующей неделе Кингсли выступит перед вашим советом директоров. До них доходили грязные слухи о садистских выходках Рентроу, но до сих пор никто не жаловался.

— Ты не имела права этого делать. — Наверное, в данном случае я был похож на своего отца. Мы оба становимся очень тихими, когда выходим за пределы простого гнева. Я был так тих, что Гермиона, казалось, напрягалась, чтобы услышать меня.

— Я имела на это полное право. Не только как член Департамента правопорядка, но и как заинтересованная гражданка и твоя жена! Такого рода злоупотребления должны быть искоренены! Как еще нам двигаться дальше?

— Я справлялся сам.

Она снова покачала головой.

— Нет, не справлялся. Ты убивал на работе себя, а заодно и этот брак.

— Кто умер и сделал тебя защитницей всех обездоленных? — усмехнулся я.

— Альбус Дамблдор! — крикнула она, а потом ахнула, закрыв рот обеими руками. — О боже. Драко, прости, я не это имела в виду…

Она будто дала мне пощечину. Я был ошеломлен, а затем унижен. Ярость завершала эту изменчивую тройку. Я ушел. Я не знал, куда иду, но Лютный переулок всегда был лучшим выбором. Там можно было мариноваться в спирте.

Иногда самые эффективные истерики — это те, которые вы никогда не устроите.

========== Глава 7 ==========

Возвращение домой — это состояние ума. Я жил во многих местах, но никогда по-настоящему не чувствовал, что принадлежу дому, а дом — мне, лишь когда был женат на Гермионе Грейнджер.

Жаль, что она не дала времени хотя бы поставить сумку и пропустить стаканчик перед ужином. Едва я переступил порог, и она набросилась на меня, как гепард на газель. В любом случае, это было потрясающе — оказаться дома, несмотря на прием.

— Драко, уже без четверти десять! Где ты был? Я звонила в офис, но никто не ответил.

Конечно, не ответил. Вряд ли можно было ожидать, что Филомена проработает еще четыре часа без оплаты. Рентроу не одобрил мою просьбу об оплате сверхурочных ни для меня, ни для нее. Если он ожидал, что я сдамся через шесть месяцев, то жестоко ошибался.

— Мне надо было работать, — сказал я, снимая мантию и вешая в шкаф в прихожей. Я решил, что сначала приму ванну. Не стоит ли попросить кое-кого составить мне компанию?

— Это уже становится смешным. Они не могут продолжать заставлять тебя работать в столь непристойно поздние часы.

Да, могут. Они и заставляли.

— Не всем из нас посчастливилось быть государственными служащими с контрактным восьмичасовым рабочим днем, — пробормотал я. Я не обижался, это был просто факт. Служащие Министерства пользуются прекрасными условиями труда при Кингсли Шеклболте. Это был намек на то, чтобы она оставила тему, но иногда моя блестящая жена такая дурочка.

— Если тебе нужна работа в Министерстве, я могу заняться…

Я повернулся к ней.

— У меня уже есть работа. Мне не нужно, чтобы ты искала мне новую.

— Ладно! Отлично! Хватит на меня орать!

— Я не!.. — Я уставился на нее. Я и правда кричал. Для меня это было необычно. — Просто перестань, ладно? Мне жаль, что я так часто задерживаюсь на работе, но это неизбежно.

К моему ужасу, ее глаза наполнились слезами.

— Гермиона…

— Часы твоей работы вызывают беспокойство, и я не собираюсь притворяться, что это не так. Но проблема в том, что на самом деле ты мне ничего не рассказываешь. Не только о своей работе, но и обо всем. Неужели ты не понимаешь? Мы женаты, Драко, но все, что ты хочешь разделить со мной, — постель.

— Да, знаю, мы женаты, спасибо, — отрезал я. — Трудно забыть этот факт, когда ты вцепляешься мне в глотку, стоит только переступить порог. Забавно, но я не помню, чтобы ты жаловалась на то, что происходит в нашей постели.

Она разочарованно фыркнула и бросилась вверх по лестнице. Через минуту я услышал, как хлопнула дверь нашей спальни.

— О, хорошо! Блестяще! — взревел я, стоя у подножия лестницы. — Тогда я сам приготовлю себе ужин, ладно?

Излишне добавлять, что в тот вечер у меня не было никакой компании в ванной.

========== Глава 8 ==========

Маггловские боевики — это недавнее запретное удовольствие. Понятия не имею, откуда взялся глупый слух о моей склонности к более интеллектуальным занятиям. Шахматы и дьявольские интриги хороши в меру. Я такой же, как и большинство других парней. Чем больше в фильме крови и жести, тем лучше.

Было немного холодновато для прогулки, но она хотела избавиться от тяжести съеденного десерта.

Я слышал ее слова, но был слишком измучен, чтобы выказать возмущение. Кроме того, она и правда делает много шума из ничего. Вот честно, чего она ожидала? Может, мой отец и законопослушный гражданин, но он все еще Люциус Малфой.

— Ты мог бы предупредить, — пробормотала она. Мы шли по подъездной дороге Малфой мэнора, только что побывав на очередном ужине с моими родителями.

Наверное, я мог бы предупредить ее, но не знал, что приглашена Фелисити Крэбб, и даже тогда я был слишком занят, пытаясь не заснуть за столом. Казалось, в тот год истощение было моим основным состоянием. Рентроу наслаждался своей работой. Я терял вес, под глазами не проходили темные круги, кровь заменили кофеин и алкоголь.

— Знаешь, и так достаточно того, что он отказывается прийти к нам домой, и поэтому мы должны ужинать здесь…

— Это дом, в котором я родился, — напомнил я немного раздраженно.

— Да, знаю, — она похлопала меня по руке. — Чего я никак не ожидала, так это того, что он пригласит на ужин и мать Винсента Крэбба. Во что он играет? Эта женщина выглядела так, словно хотела броситься через стол и проткнуть меня вилкой для салата.

Я фыркнул.

— Поверь, она всегда так выглядит.

Гермиона уставилась на меня.

— Ты вообще участвовал в битве при Хогвартсе десять лет назад?

— Ты имеешь в виду день, когда умер Винсент? — спросил я. — Не беспокойся о Фелисити Крэбб. Ее сын умер из-за собственной глупости. Ты не имеешь к этому никакого отношения.

— Ты тоже чуть не умер, — тихо сказала она и сжала мою ладонь.

— Да. Я помню многое из того, что происходило в ту ночь.

На какое-то время она погрузилась в воспоминания. И я почувствовал, как лед пополз по моему сердцу, когда ее рука стала холодной и на мгновение расслабилась в моей. Однако только на мгновение, а затем ее твердая теплая хватка вернулась.

Я мог бы убить ее в своем маниакальном стремлении поймать Гарри Поттера для Волдеморта. Одно удачно нацеленное заклинание могло бы прикончить ее. Она могла споткнуться, упасть, не суметь защититься от более опытного, более безжалостного Пожирателя смерти. Крэбб вполне мог убить ее. Мерлин знает, он, конечно, пытался. Мой отец мог убить ее в Министерстве на пятом курсе.

До сих пор не могу понять, как мы с Люциусом избежали Азкабана. Не говоря уже о том, что я попросил Гермиону Грейнджер выйти за меня замуж. Быть прощенным иногда может быть изнурительно, особенно когда об этом постоянно напоминают. У волшебников долгая память.

Я обнял Гермиону за талию и притянул к себе, желая ощутить ее тепло. Ненавижу чувство, что никогда не буду в полном спокойствии рядом с ней. Я никогда не расплачусь за то, что сделал в Хогвартсе, и я всегда пытался наверстать упущенное, всегда подвергал цензуре предложения, прежде чем они произносились. Я больше не знаю, что из себя представляет мое настоящее «я». Такая жизнь утомляет.

Она почувствовала мою меланхолию и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать меня в висок.

— Еще рано. Ты хочешь чем-нибудь заняться?

Я хотел пойти домой и заняться с ней любовью перед камином в гостиной. А потом уснуть до следующего года. Но я чувствовал себя виноватым из-за того, как часто отсутствовал, поэтому обычно позволял ей выбирать для нас развлечения.

— Есть что-нибудь на примете?

— Вышел фильм, от которого Рон с Гарри с ума сходят.

О, весело. Я знаю вкус Поттера и Уизли. Последнее, что я видел с Гермионой, тоже было по их сомнительной рекомендации. Фильм назывался «Борат», и я до сих пор жду, когда эти полтора часа моей жизни вернутся.

В итоге мы посмотрели «300 спартанцев», боевик о битве при Фермопилах. Будет достаточно сказать, что вы не смогли бы оторвать мой взгляд от экрана и с помощью металлической лопатки и ванны с жиром.

Позже тем же вечером я занялся с Гермионой любовью у камина в гостиной. И, несмотря на мрачные предсказания, у меня осталось достаточно энергии, чтобы сделать это еще раз, прежде чем отключиться на ковре. У моей бедной жены не хватило духу разбудить меня. Она стащила одеяло из нашей спальни и спала со мной на полу.

========== Глава 9 ==========

Брошенную перчатку невозможно игнорировать. Забавно. Мы с Поттером как мел и сыр. Единственное, что у нас общего, — это Гермиона. И все же, как и Поттер, я никогда не могу отказаться от личного вызова.

Алистер Джей Рентроу был директором отдела управления иностранной валютой, которым я руководил в Гринготтсе. Мы наслаждались новой политической и экономической стабильностью в этом мире после Волдеморта, и другие волшебные страны сделали решительный шаг в поддержке европейской магической валюты.

Я банкир. В особо защищенных хранилищах, которыми я управлял, хранилось золото со всех уголков Европы, Азии, Индийского субконтинента, а иногда и африканских тиранов. Исключение составляла Северная Америка. Волшебное правительство США все еще не доверяло безоговорочно безопасность своего золота стране, которая знала и Гриндевальда, и Волдеморта. Не могу их винить.

В тот четверг утром Рентроу вошел в мой кабинет с улыбкой, похожей на ржавое лезвие бритвы. Я мгновенно насторожился.

Рентроу — нувориш. До его успеха в Гринготтсе его семья была таким же рабочим классом, как пара старых шахтерских сапог. Он ненавидел меня. Я не мог понять почему, пока Филомена не спросила:

— Вы видели, как он пьет чай, мистер Малфой? Он может пройти сотню уроков поведения и прочитать дюжину книг по этикету, но он никогда не будет держать чашку чая как вы.

После этого — помимо того, что я стал немного стесняться того, как держу чашку с чаем, — я начал замечать, как он наблюдает за мной: с легкой усмешкой, замаскированной под постоянное недовольство начальством. Он часто ходил к тому же портному, что и я, но по какой-то необъяснимой причине его брюки всегда были немного коротковаты, или покрой его пиджаков был слишком узок (я подозревал, что к этому имело отношение его злость на весь мир). Он был человеком, не вполне спокойным ни в своей шкуре, ни в среде, которую выбрал для работы. В этом не было моей вины, однако это стало моей проблемой. Я подозревал, что он испытывал смесь ликования и тревоги оттого, что должен быть моим начальником. Он сделал все, что мог, чтобы превратить мою жизнь в Гринготтсе в ад. Я уклонялся и уходил, где это было возможно, но знал, что рано или поздно моя удача закончится.

После того как Филомена провела его в мой кабинет, даже не сказав «доброе утро», Рентроу бросил мне на стол толстую папку.

— Генри Уинкинс ушел в отставку на прошлой неделе. Вы берете на себя оценку безопасности хранилищ.

Я моргнул, а затем потянулся за папкой, открыл ее и посмотрел на бланки с красными пометками.

— Могу поинтересоваться, как долго я буду исполнять обязанности Уинкинса?

— Пока не найдем подходящую замену, — ответил Рентроу. — Вы же знаете, как это бывает. Выпускники хотят пройти стажировку в Министерстве. Никто не хочет работать здесь.

Это было полной чушью. Правда, министерские должности всегда очень востребованы, но работа в Гринготтсе — это нечто особенное. Мы принимали только самых лучших и ярких. Увиденное в этой папке было работой, которой хватило бы на целый год, и он ожидал, что я справлюсь с ней самостоятельно.

— Я никак не могу выполнить эти проекты в указанные сроки. Не сейчас, когда требуется разобраться с беспорядком, созданным недавней кражей. Возможно, с несколькими дополнительными сотрудниками и продлением сроков я мог бы…

— Боюсь, никаких помощников не будет, — перебил он. — Департамент правопорядка почти закончил расследование этого маленького инцидента. И я не понимаю, зачем нужно привлекать еще и вас.

— Сто килограммов золота — это не «маленький инцидент», — сказал я, озадаченный тем, что он не был так взволнован происшествием, как остальные. — Авроры потребовали отчета от всех руководителей подразделений относительно нашей безопасности. Я еще не представил свой, — напомнил я ему.

— Я уверен, что вы могли бы избавиться от необходимости сдавать этот отчет, если бы действительно захотели, — многозначительно ответил он. Ублюдок ухмыльнулся. Я сделал вид, что не понимаю его намека. — Ты уложишься в эти сроки, Малфой, или…

Я откинулся на спинку кресла и сделал еще одну вещь, которую перенял у отца. Я смотрел на него сверху вниз, хотя он стоял, а я нет.

— Или что?

Он сглотнул и стал неприлично пурпурного цвета.

— Или будешь уволен.

— Уволен? Мой отдел всегда был безупречным.

И тогда он сказал это. Думаю, он никогда не хотел быть настолько очевидным в своих мотивах, но в тот день ничего не мог с собой поделать.

— Если у тебя с этим проблемы, ты всегда можешь пожаловаться жене.

Я встал. Кресло заскрежетало по полу.

— Что ты сказал?

Рентроу благоразумно направился к двери.

— Я уверен, что у миссис Малфой достаточно влияния на министра, чтобы что-то предпринять, если мысль о небольшой сверхурочной работе так сильно тебя беспокоит?

Небольшой сверхурочной работе? Он бросил меня между молотом и наковальней. Либо я бегу и кричу Гермионе, что надо мной издеваются на работе, либо проглатываю все издевательства и забираю документы Уинкинса.

— Все будет в срок, — прошипел я. — А теперь убирайся из моего кабинета, пока я не ударил тебя кулаком в лицо.

— А теперь смотри сюда!

Я обошел стол и с отвращением увидел, как он схватился за дверную ручку.

— Держи дистанцию, Малфой! Я могу уволить тебя только за это!

Потребовалось невероятное усилие, чтобы не прикоснуться к нему. Я двинулся на него, не останавливаясь, пока мое лицо не оказалось в нескольких дюймах от его красного, потного лица.

— Ты можешь, но я вернусь домой все тем же Драко Малфоем, я прав? А кто ты такой, как не случайно удачливый сын мясника из Лютного переулка? — Я наклонил голову и осторожно понюхал его воротник. — Никогда не избавишься от этой вони, не так ли?

Он что-то пробормотал. Это звучало как попытка угрозы, но даже в этом отношении он никогда не будет дотягивать. А потом выскочил за дверь, захлопнув ее за собой.

Когда вошла Филомена, я сидел за столом, обхватив голову руками.

— Я так понимаю, ты все слышала?

— Трудно было не услышать. — Она взяла папку с моего стола, осмотрела ее и вернула на место, выглядя встревоженной. — Расскажи Гермионе. Министерство против такого рода вещей, но, к сожалению, Рентроу делает это лучше, чем большинство.

Неофициальная практика, принятая некоторыми членами сообщества, — сделать жизнь бывших сторонников Волдеморта как можно более несчастной. Угрозы, домогательства, шантаж, вымогательство, а иногда и кое-что похуже.

Я откинулся на спинку кресла и задумчиво забарабанил пальцами по столу.

— Просмотри мои встречи на следующие шесть месяцев. Отмени все несрочные до конца сегодняшнего дня. У нас много работы.

========== Глава 10 ==========

Пробуждение с Гермионой Грейнджер — это Опыт.

Было воскресенье, а по воскресеньям я обычно долго сплю. Однако есть вещи, ради которых стоит просыпаться.

Я проснулся от ощущения мягких, теплых поцелуев, спускающихся от щеки к шее, по обнаженной груди и вниз к животу, прямо под пупок. Простыни сползли ниже. Длинные, вьющиеся волосы следовали за волной поцелуев, ухитряясь касаться всех чувствительных к щекотке мест. Я даже не потрудился открыть глаза или пошевелиться.

Гермионе нравилось делать это со мной. Я был счастливчиком по многим причинам, но ее склонность будить меня вот так по утрам в выходные должна была быть первой в списке. Нельзя отрицать, что у нее был талант, и, слава Мерлину, у меня хватило ума не спрашивать, как она приобрела это умение.

Если бы у меня хватило наглости не возбудиться к тому времени, когда она доберется до члена, она поместила бы его мягкую, податливую головку в рот и слегка пососала, сначала создав впечатление, что это все, что она сделает. Это все, что некоторые женщины склонны делать. И я бы не стал с этим спорить. Неважно, сколько раз она делала это со мной, мой мозг всегда возвращался к тем же выводам.

Но нет, она пошла дальше. Облизала меня: вверх, вниз и по кругу, пока я не стал твердым и блестящим. Она сжала губы на самом кончике, а затем возобновила все с самого начала, только на этот раз потянулась губами вниз дальше, втягивая больше меня в рот, скользя к основанию члена. Иногда она позволяла себе пройтись зубами вдоль чувствительной нижней части члена. Это сводило меня с ума. Единственная мысль — схватить ее за голову и засунуть в нее член до основания, но я этого не сделал. Я терпел ее медленный ритм, пока, Мерлин, не увидел, как ее рот обхватывал член у самого основания, а затем Гермиона оторвалась и повторила эту пытку, пока я не дал ей то, что она хочет, — полное и бесповоротное освобождение.

У большинства людей есть будильники. У меня была Гермиона Грейнджер.

Ничто не могло сдвинуть меня с моего очень удобного места. Я лежал на кровати. Расположение подушек безупречное. На улице было холодно и шел дождь, а моя жена была богиней.

В то утро, после того как она закончила превращать меня в желе, она прижалась ко мне и сказала:

— Хочу завтрак из «Макдоналдса».

Я резко открыл глаза.

— «Макдоналдса».

— Да, мне хочется горячих пирожков.

Я никогда не понимал, почему их называют «горячими пирожками». Разумеется, более подходящим названием было бы «влажные губчатые мембраны». В «Макдоналдсе» нет настоящей еды. Масло — не масло. Сироп — не сироп, а яйца — невероятно! — одновременно и резиновые, и порошкообразные. Как могли существовать тысячи таких ресторанов по всему миру? Любое заведение, если бы подавало такую дрянную еду в волшебном мире, было бы сожжено разъяренной толпой в первый же месяц.

— Я знаю, что ты любишь картофельные оладьи и картошку фри, — заметила она, чувствуя, что я не проявляю энтузиазма. Она ухмыльнулась.

Это было правдой. Я терпел картофельные оладьи и картошку фри, исходя из логики, что с жареной картошкой ничего плохого сделать нельзя.

— Отлично, — простонал я, поднимаясь с кровати и потягиваясь. — Погнали в «Макдоналдс».

Она с торжеством поцеловала меня в щеку и включила душ на полную мощность, я присоединился к ней. И продержал ее там дольше, чем требовалось для утренних водных процедур.

Мы едва добрались до города к одиннадцати и чуть не пропустили время завтрака.

========== Глава 11 ==========

Если бы у меня была последняя трапеза (а я предполагаю, что это будет по крайней мере три блюда), она бы состояла из крем-брюле, затем — крем-брюле, а после — крем-брюле.

Я обхватил ее за талию, когда она повернула за угол, направляясь в дамскую комнату. Она хихикнула, когда я открыл дверь и вытащил ее на лестничную клетку. Шлейф платья чуть не зацепился, и я с минуту тщательно собирал шелк и тюль цвета шампанского, а потом захлопнул дверь ногой. К тому времени, как я закончил, Гермиона уже сгибалась от смеха пополам.

— Ты гораздо лучшая подружка невесты, чем Джинни, — сказала она мне.

— Спасибо. Наверное.

Она с гримасой рассматривала асимметричный шлейф платья.

— Скажи правду. Я похожа на торт с растаявшей глазурью, стекающей с одного бока, да?

Вообще-то платье мне очень понравилось. Я не ожидал этого, когда она впервые описала мне его. Оно современное, а я не чувствую себя комфортно с чем-то современным. Это было платье без бретелек из дикого шелка шантунг кремового цвета с деконструированным шлейфом из тюля и необработанного шелка, ниспадающего с ее левого бедра. Как обычно, на ней был минимум украшений: только обручальное кольцо, бриллиантовый браслет (подарок Поттера и его жены) и пара бриллиантовых сережек-гвоздиков (от меня).

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал я, не склонный к излишним комплиментам. — Однако в данный момент меня гораздо больше интересует, как ты будешь выглядеть без этого платья. — Я запечатлел горячий влажный поцелуй на ее обнаженном плече.

Она вздрогнула в ответ, а затем, к моему раздражению, схватила меня за запястье, чтобы проверить часы.

— До конца приема осталось два часа, мистер Малфой. Вы можете до тех пор держать его в штанах?

— Еще два часа этой пытки?

— Мне очень жаль, что ты находишь это скучным, но ты сделал мне предложение, — чопорно заявила она.

— Именно так, — протянул я. — Скажи, твой двоюродный дедушка Бен всегда берет с собой воображаемого пуделя или только по особым случаям? — Мне пришлось подождать, пока она снова не отдышалась от смеха. Интересно, привыкну ли я когда-нибудь ко всему этому веселью?

— Насколько я понимаю, дядя Бен познакомил тебя с Руби?

— Он кормил невидимую собаку под столом, — сообщил я.

— Ему девяносто, он наполовину слеп и почти глух. Ему позволительны причуды.

— О, конечно. Но разве они должны быть и у меня?

Раскаты смеха продолжились.

— Он попросил меня погладить эту тварь на глазах у твоей матери, которая постоянно подкладывала мне еду на тарелку, когда думала, что я не смотрю.

Гермиона обвила руками мою шею и посмотрела на меня с легким беспокойством.

— Мы обе заметили, что ты почти ничего не ел за ужином. Это нервы?

Я фыркнул.

— Встречи с Волдемортом были нервами, это ничто по сравнению.

Тепло покинуло ее лицо.

— Я совершенно уверена, что ты не сравнивал нашу свадьбу с аудиенцией у Волдеморта, да не упокоится он с миром.

Я поморщился.

— Прости.

Если бы я только знал, как часто буду говорить ей это слово в течение нашего недолгого брака.

Гермиона простила меня. Она часто так делала.

— Да ладно тебе.

— Куда мы идем?

Она не ответила, но повела меня обратно в коридор отеля, мимо вращающихся двойных дверей. Я увидел, что мы оказались на кухне.

К нам подбежал женоподобный молодой человек, в котором я смутно узнал главного поставщика провизии.

— Мисс Грейнджер! Проблемы?

— Вовсе нет, Филипп, и теперь я миссис Малфой. — Она усмехнулась, когда я слегка раздулся от гордости. — Мы просто хотели попробовать десерт. Если все готово, может, выпьем немного, пока остальные гости не сели за стол?

Филипп выглядел расстроенным из-за того, что ему пришлось разочаровать своего клиента.

— Простите, мадам, но мы только наполовину закончили! Может быть, я принесу вам с мистером Малфоем что-нибудь еще?

Гермиона сморщила нос.

— А есть крем-брюле?

Официант подошел к большому серебряному холодильнику и вытащил две керамические формочки с заварным кремом.

— Ваш крем-брюле, мадам Малфой, — сказал Филипп. — Но нам еще предстоит опалить верхушки, чтобы сделать карамельную корочку, вы ведь понимаете?

Гермиона взяла формочки.

— Все в порядке, мы справимся. Спасибо, Филипп. — Она протянула мне одну, взяла у официанта две ложки и вывела меня через заднюю дверь кухни.

Я не был удивлен, что Гермиона знала, куда идет, так как она была сильно вовлечена во все аспекты планирования свадьбы.

Мы вышли на тихий балкон в противоположном конце отеля. Кафе, пристроенное к нему, было закрыто на ночь, так что мы ели наш восхитительный десерт в счастливой тишине, наблюдая за оживленным движением лондонского Сити внизу. Отсутствие магии на нашей свадьбе из-за присутствия родственников Гермионы также стало причиной отсутствия моих родителей. Я чувствовал себя оскорбленным их упрямством, особенно после того, как они уже дали нам свое благословение. Я не был уверен, как пройдет день, но до сих пор все было терпимо. Оказалось, в присутствии Гермионы я могу вынести все, но она слишком часто была далеко от меня, когда мы разговаривали с гостями. Я думаю, она понимала и оттого подарила мне эту маленькую передышку с ней наедине.

Слишком скоро настало время возвращаться.

Она снова посмотрела на мои часы.

— Тосты через пять минут!

Очевидно, она запомнила расписание на весь вечер. Кто-то однажды мне сказал, что Гермиона Грейнджер может организовать вторжение в другую страну. И я склонен согласиться.

Моя — уже четыре часа — жена взяла меня за руку.

— Так! Ты готов?

Нет. Но меня это никогда не останавливало.

========== Глава 12 ==========

Из всех крайне маловероятных вещей, которые случались со мной в жизни, список возглавляет двадцать первое свидание с Гермионой Грейнджер.

Позвольте подытожить.

Я стал Пожирателем смерти на седьмом курсе Хогвартса, следуя по стопам отца. Я пособничал в убийстве Альбуса Дамблдора, возможно, одного из величайших магов современности. Я пытался поймать Гарри Поттера для моего тогдашнего хозяина, Лорда Волдеморта. Я организовал вторжение в Хогвартс Пожирателей смерти, в результате которого погибли студенты, авроры, члены Ордена, Винсент Крэбб и, косвенно, Северус Снейп.

Теперь мне пришлось добавить к списку «занимался любовью с Гермионой Грейнджер». Сдержанность и уравновешенность в наших, возможно, маловероятных отношениях заставили бы Дамблдора и Снейпа гордиться. Нас нельзя было обвинить в том, что мы торопим события. До нашего двадцать первого свидания все было гладко и спокойно. Она даже не позволяла мне поцеловать себя до того вечера.

Оглядываясь назад, признаю, возможно, мне следовало подождать и поцеловать ее на ночь на пороге, потому что то, к чему привел этот поцелуй, больше подходило для уединения спальни.

Или хоть какого-нибудь помещения.

Маггловские автомобили считаются помещением?

Проблема с приготовлением на мучительном медленном огне втечение очень долгого периода времени заключается в том, что требуется лишь один небольшой ляп, и внезапно ваш суп почти выкипает до нуля, оставляя лишь раскаленную кастрюлю.

Было уже за полночь, и на стоянке стояло всего три машины, одна из которых принадлежала ей. Мы кувыркались на заднем сиденье, как пара семнадцатилетних подростков, охваченных гормонами, а пряжка ремня безопасности больно впивалась мне в колено.

Она губами прижималась к моей шее, слегка посасывая кожу, пока я выполнял медленное скольжение и ритм толчков внутри нее. Еще немного — и вечер закончился бы за тридцать секунд. Тихие стоны и всхлипы, которые она издавала, были пыткой. Я остановился, приподнявшись на локтях, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. Все, что я видел, были тени и, возможно, намек на улыбку. К счастью для нас, она припарковалась в темном углу. Однако жаль, что я не видел выражения ее лица в тот вечер. И ее тело. Мерлин, я ждал ее несколько месяцев. В тот вечер мне пришлось довольствоваться осязанием и вкусом.

— Я тебя там не раздавил? — мой низкий, хриплый голос казался чужим. Неужели это был я? Драко Малфой не делал ничего подобного.

— Да, — сказала она, уткнувшись своим носом в мой в попытке найти губы. — Раздави меня еще немного.

Она потянула мою голову вниз, чтобы закончить поцелуй, который начал весь этот бардак, а затем я снова задвигался внутри нее.

Помнится, мне удалось продержаться чуть больше тридцати секунд.

========== Глава 13 ==========

Лучшие тыквенные пирожки в мире готовят в двух местах: кухня Хогвартса и «Пекарня Пэддока».

В тот понедельник было холодно, сыро и мокро. Бледное, жалкое подобие весеннего солнца просачивалось сквозь облака, но тем не менее это было солнце. Длинная туча оттолкнулась в самый нужный момент. Я стоял на пороге, подняв лицо к небесам, и наслаждался этим давно отсутствовавшим золотистым теплом. А потом все исчезло. Но теперь я чувствовал запах солнца на своей одежде, и этого было достаточно.

Было достаточно плохо для понедельника.

Но только за неделю до этого сто килограммов золотых слитков исчезли из казны иностранных инвестиций. Слава Мерлину, это произошло не под моим наблюдением, но поскольку у нас и так не хватало персонала из-за производственного спора между гоблинами и их руководством, мы, скромные человеческие сотрудники Гринготтса, пытались воспользоваться слабиной. Я перебирал многочисленные вопиллеры, которые неуклонно накапливались с тех пор, как новости о краже достигли ушей пострадавших клиентов.

В дверь постучали (быстро и твердо), и я понял, что это моя ассистентка Филомена, а не директорская задница Алистер Рентроу. Тот никогда не стучался дважды. Будь его воля, ни в одном из наших кабинетов не было бы дверей и мы бы все трудились в этих вызывающих клаустрофобию, унизительных маленьких кабинках, которые можно видеть в маггловских офисах.

— Войдите.

Появилась Филомена с маленьким чайным подносом. Я взглянул на нее. Обычно ей удавалось найти немного печенья в заброшенной кладовке офиса, зная, что я почти никогда не завтракаю дома. В то утро тарелочка с печеньем отсутствовала. Я знаю, что иногда веду себя как титулованный мерзавец, но, увы, я с нетерпением ждал этих вкусных маленьких бисквитов.

— Не волнуйтесь, я не забыла ваш завтрак, — сказала она в ответ на мое удрученное выражение. — Ваша визави на девять утра, очевидно, принесла завтрак с собой.

— У меня не назначена никакая встреча на девять. Я должен быть свободен до обеда, чтобы ответить на эти чертовы вопиллеры, — напомнил я. Как по команде, одно из давних сообщений вспыхнуло.

— Это назначение от Департамента правопорядка, мистер Малфой, — объяснила Филомена. Используя свою палочку, она без промедления потушила небольшой огонь. — Обычно они не сообщают, когда у них назначена встреча, пока не настанет это время, если вы понимаете, что я имею в виду. Речь идет о краже, сэр.

Чертовы следователи Департамента, подумал я. К черту их всех. Всю последнюю неделю они ползали по банку подобно трупным мухам.

— Прекрасно. Пусть войдут. Кто на этот раз? Последняя была самой мерзкой, иссохшейся старой каргой, какую только можно себе представить.

Филомена, обычно бесстрастная, слегка удивилась, остановившись в дверях.

— Да, мистер Малфой. Я сейчас пришлю… э-э… старую каргу.

Следователь Департамента влетела в мой кабинет мгновением позже. Я говорю «влетела», потому что на ней была белая льняная мантия, огромное количество распущенных, вьющихся, темных волос, и в руках она держала коричневый бумажный пакет.

Я почувствовал запах пирожков.

— Доброе утро, Малфой. Извини за столь короткое уведомление, — сказала Гермиона Грейнджер. Она села перед тем, как ее пригласили, и положила ногу на ногу — я и не помнил, что они были такими загорелыми, такими длинными и такими стройными.

Я не видел Грейнджер лично и не разговаривал с ней уже несколько лет, хотя замечал на страницах «Пророка» или «Ведьмополитена», которые Филомена держала в приемной, как она повзрослела. Наверное, я тоже повзрослел, потому что Грейнджер как-то странно на меня посмотрела. Это была смесь осторожности и сильного любопытства. На любом другом лице любопытство — норма. На лице Гермионы это захватывает.

Увидев ее в своем кабинете, я растерялся. Она явно преуспела. Как всегда, была сдержанна, красноречива и умна… Мерлин, какого черта она так на меня смотрит? Я почувствовал, что слегка покраснел от ее пристального взгляда, и это добавило злости в мой тон:

— Чего нужно?

Ее почти не смутила моя резкость, но я видел, как ее пальцы крепче сжали бумажный пакет.

— Я здесь по небольшому делу. Кингсли запросил предоставить доступ к оставшимся хранилищам и отчет о том, как вы проводите инвентаризацию. Короче говоря, он хочет, чтобы я доложила о ваших операциях.

Кингсли. Она называла министра по имени.

— Мои операции? — спросил я, защищаясь. — Это не моего отдела хранилище взломали.

— Операции Гринготтса, — поправила она. — Это не расследование по твоему отделу. Это проверка процедур, чтобы улучшить безопасность теперь, когда мы работаем с иностранными инвестиционными счетами.

— И почему я должен это делать? — Я понимал, что вел себя крайне грубо, но я редко вел себя по отношению к ней иначе (в тех случаях, когда не пытался ее убить). Я подозревал, что мой мозг просто вернулся к старым привычкам.

— Твой начальник, мистер Рентроу, сказал, что ты мог бы устроить мне обход и объяснить, какие системы безопасности вы используете в настоящее время, включая инициативы по оценке рисков.

— Предоставить письменный отчет было бы менее досадно, — перебил я.

На самом деле это не так. Составление отчета заняло бы гораздо больше времени и было бы значительно более раздражающим.

Она развернула коричневый бумажный пакет, и мой кабинет наполнился знакомым ароматом.

— Доклад — это не обход, Драко. Боюсь, мне придется настоять. Тыквенные пирожки? Им около двадцати минут, и, как мне сказали, они лучшие в Косом переулке.

Это были не просто тыквенные пирожки. Это было своего рода предложение мира. Я подозревал, что где-то внутри этого мягко дымящегося теста спрятан пресловутый топор.

— «Пекарня Пэддока»? — поинтересовался я.

— «Миссис О’Брайен», — ответила она, все еще протягивая пирожок.

Я взял его, откусил, прожевал и проглотил.

— У Пэддока лучше.

— О? Когда-нибудь ты покажешь мне, где это, — сказала она, и в ее карих глазах появился вызывающий блеск.

Я сразу же заподозрил неладное. Что за игру она затеяла?

Она знает эту пекарню. Во имя Мерлина, даже живущие в тропических лесах пигмеи знают о «Пекарне Пэддока». Это не было манипуляцией или позерством. Я знал все об играх власти.

Это было… Я думаю, что простой вздох мог бы сбить меня с ног, когда я, наконец, понял, что происходит.

Гермиона Грейнджер флиртовала со мной.

Я подошел к ней и стал внимательно рассматривать, потому что правда и ложь всегда кроются в деталях. И я заметил, как слегка дрожали ее руки, как она не могла выдерживать мой взгляд дольше нескольких секунд, когда я смотрел прямо на нее.

— Ты сейчас свободен для обхода? — Эта самонадеянная женщина уже стояла.

— Нет. Но тебе ведь все равно, да? — пробормотал я, хватая верхнюю одежду.

Она улыбнулась.

— Пойдем, я угощу еще пирожком.

========== Глава 14 ==========

Гермиона свернула пергамент и положила его обратно в тайник Драко. Уже рассвело. Она проверила у двери, не проснулись ли их похитители. С верхнего этажа доносились какие-то звуки: несколько приглушенных ударов, которые звучали так, словно передвигали мебель. Она поняла, что они не собирались кормить своего нового пленника завтраком или давать что-нибудь Драко.

Ублюдки. Его долговязое тело состояло сплошь из впадин и углов, а здесь не было даже воды.

Она расхаживала по камере, желая, чтобы напряжение в груди и покалывание в глазах исчезли. Последняя запись, которую она прочла в его дневнике, была первой, которую он написал на пергаменте. Та встреча в кабинете Драко в Гринготтсе произошла три года назад.

Господи, неужели прошло так много времени? Она подсчитала. Семь лет совместной учебы в Хогвартсе. Двенадцать лет после Хогвартса. Два года их брака и один год с тех пор, как подписали документы о разводе. И на протяжении всех этих лет было достаточно мучительных воспоминаний, чтобы заполнить десять дневников.

Гермиона была рада, что прочитала записи в обратном порядке, потому что новые, плохие воспоминания всегда будут острее и яснее в ее сознании. Чтение о счастливых временах прошлого было равносильно подчеркиванию тех частей их истории, которые должны были иметь больше силы и значения, чем недавний кошмар.

Так много из того, что она прочитала, оказалось для нее откровением, и Гермиона была ошеломлена, осознав, что есть части Драко Малфоя, до которых она не дошла или не поняла. Она бродила по мелководью, и раз или два, когда он был в особенно уязвимом настроении и открывался ей, она уплывала в эти холодные, темные глубины. Но в нем были подводные каньоны, которые ей еще предстояло пересечь. Например, она понятия не имела о бессилии и утрате самобытности, которые он чувствовал с момента окончания Хогвартса.

Неужели это был акт саморазрушения, подумала она? Она была так полна гордости, думая, что сама по себе невероятность их отношений означала, что они не потерпят неудачи. В конце концов, после нескольких часов сидения, стояния, расхаживания и, самое главное, размышлений, она подползла к Драко и крепко обняла его, пока тоже не заснула.

Когда Гермиона открыла глаза, в маленькое окошко снова лился лунный свет, а Драко сидел, скрестив ноги, и наблюдал за ней. Он выглядел разъяренным. Это было более обнадеживающим, чем его прежнее оцепенение.

— Какого черта ты здесь делаешь? — прошептал он. — Ты что, с ума сошла?

Она села, разминая затекшее ото сна на холодном, твердом полу тело.

— Это был единственный способ.

— Единственный способ сделать что? Умереть вместе со мной?

Он начал нервничать, и Гермиона тут же попыталась его успокоить. Она подползла к углу, где спрятала еду, развернула сверток и протянула ему.

— Ешь, а я буду рассказывать.

— Грейнджер, ты определенно сошла с ума! Ты хоть представляешь, что они могут сделать…

Она зажала ему рот ладонью.

— Я не идиотка. И знаю, чем рискую. Пожалуйста, просто сиди тихо и слушай мой план. И ешь.

Он сидел, ел и слушал, хотя и с сердитым видом.

Гермиона постаралась быть как можно более краткой.

— Гарри и Рон собираются провернуть дерзкое спасение.

На него это не произвело никакого впечатления.

— И они планировали, что тебя тоже похитят? В этом нет никакого смысла.

Наступил скользкий момент. Гермиона проигнорировала его взгляд и продолжила:

— Ну, на самом деле они не знали, что меня собираются похитить. Думаю, что теперь они знают, потому что нашли бы мою записку и инструкции, поэтому и попытаются нас спасти. Понимаешь?

Он ничего не понимал. Он перестал есть, уставился на нее ледяным взглядом и сказал:

— Давай с начала.

— Мы искали тебя с того самого дня, когда ты не вернулся с обеденного перерыва. Последней, кто видел тебя, была Джинни, и она была вне себя от вины, потому что думала, что ты сделал какую-то глупость после вашего разговора.

— Что за глупость? — осторожно спросил он.

Гермиона колебалась.

— Ну, знаешь… очередная попойка… или еще хуже.

Он вздохнул.

— Я никогда не был склонен к самоубийству, Гермиона.

— Конечно, нет! Вот почему мы быстро исключили такую возможность. После того, как ты пропал на неделю, это стало официальным расследованием Министерства. А потом твой отец получил первое письмо с требованием выкупа. — Она помолчала. — В нем запросили довольно большую сумму золотом…

— Что-то такое слышал. Должно быть, на отца это не произвело особого впечатления.

Взгляд Драко был прикован к хлебу, который он в данный момент ломал на кусочки.

— Ну, на самом деле он был расстроен, — пробормотала Гермиона. — Он ворвался в Министерство, требуя объяснений, что мы предпринимаем.

Драко поднял голову.

— Да что ты говоришь!

— Он назвал Кингсли «министром по вызову».

— Черт! — Драко тихо присвистнул. — А что случилось потом?

— Мы с Гарри и Роном взяли расследование на себя и попытались собрать выкуп.

— Вы пытались собрать деньги? Как?

— Ну, могу сказать, что это потребовало нескольких поездок в Гринготтс…

Он чуть не подавился хлебом.

— Ты хочешь сказать, что Поттер и Уизли использовали свои собственные деньги?

Она кивнула.

— Мы объединили все сбережения вместе и все равно не дотянули. Именно тогда твой отец выставил Малфой мэнор на продажу.

Драко потерял дар речи. Он уставился на нее, разинув рот. Гермиона воспользовалась этой возможностью, чтобы отломить кусок ветчины, положить на хлеб и сунуть ему в рот.

— Ты все еще не ешь, — подметила она.

Он моргнул и принялся жевать.

— Поместье правда выставлено на продажу?

Гермиона фыркнула.

— Да, но имей в виду, никто не соблазнился этим местом настолько, чтобы сделать предложение.

— Угу. Интересно почему… — риторически пробормотал Драко.

— А потом Алистер Рентроу был найден мертвым.

— Что? Но ведь это он организовал похищение!

— Я знаю, — сказала Гермиона. — Ну, я подозревала, но тогда мы не были уверены. Его обманули, Драко. У похитителей, которых он нанял, уже был заложник, и они не нуждались в том, чтобы какой-то мелкий преступник в белом воротничке посягал на их добычу.

— Что ты имеешь в виду под «преступник в белом воротничке»?

— Помнишь золото, которое пропало в Гринготтсе?

Он одарил ее теплым взглядом.

— Конечно, помню. Вот так ты и оказалась в моем кабинете.

— Да, ну, его украл Рентроу.

— Этот жирный мелкий ублюдок! Неудивительно, что он так старался отвлечь меня файлами Уилкинса! Ушли месяцы, чтобы написать отчет о безопасности, который ты в конце концов попросила.

— Знаю, — сказала она с некоторым удивлением. — Все визиты, которые я наносила тебе, докучая по поводу, гм, отчета…

— Да, ты была чрезвычайно настойчива, — мягко произнес Драко. Он коснулся локона у ее уха. — Я так понимаю, смерть Рентроу каким-то образом привела тебя ко мне?

— Именно так, — подтвердила она. — Нам удалось раскрыть дело об убийстве Рентроу. В то время убийство и твое похищение не считались связанными. Человек по имени Клаус Фитц был опознан как убийца, и Департамент правопорядка собирался выдать ордер на его арест. Они не слушали мои доводы о том, что Фитц может быть замешан в твоем похищении и взятие его под стражу приведет к тому, что его сообщники избавятся от тебя.

— А-а. Кажется, я понимаю, к чему все идет…

— Конечно, у меня не было доказательств. Рон и Гарри поверили мне, но у них не было полномочий начинать спасательную операцию, основываясь на интуиции. Так что я… ну, я нанесла компаньонам Фитца визит в одну из забегаловок, где, как известно, они бывают, и фактически предложила им себя.

Драко закрыл глаза, но это не остановило его от мыслей о том, что могло с ней случиться.

— Гермиона…

— Это был единственный способ заставить Департамент прийти сюда! Единственное, на что я всегда могу рассчитывать, как на часы, так это на то, что Рон и Гарри за мной придут. Они никогда бы не согласились сделать это на моих условиях.

— Интересно почему? — спросил Драко.

— И они более чем компетентны. Им просто нужно было знать, где искать.

— Но никто из вас не знает, где это «здесь»!

Гермиона холодно посмотрела на него.

— О, не много веры. — Она встала, сбросила левую туфлю и положила ногу ему на колени. — Заметь, твой подарок мне на день рождения два года назад.

Драко обхватил ее ногу, осторожно проводя грязным большим пальцем по подъему. Он узнал платиновый браслет на ее щиколотке, но не новый амулет. Черный кулон в форме сердца.

— Что это?

— Маггловский GPS-трекер, любезно предоставленный отчимом Дина Томаса, который работает в новом Скотленд-Ярде. Фитц забрал у меня все, что было явно магическим, но кулон пережил сканирование.

Серебристые глаза Драко были напряжены, когда он притянул ее к себе на колени.

— Я знал, что женился на гении.

— И развелся с дурой, — сказала она, прижимаясь щекой к его холодной руке.

— Нет, — он покачал головой. — Ты поступила правильно, когда ушла от меня.

Она поцеловала его в подбородок, слегка поморщившись, когда ее царапнула его щетина.

— Сделать нас обоих несчастными было правильно?

— Я был зачинщиком этого несчастья. Если я сейчас скажу «прости», ты снова меня примешь?

Она обвила руками его шею.

— Значит, это твое третье предложение?

— Думаю, что да, — сказал он немного снисходительно.

Гермиона была в восторге, увидев его снова в привычной форме.

— На полу грязной темницы, с тобой, умирающим от голода, со всех сторон окруженным опасностью и нависшей над нами смертью?

— По-видимому, так. Каков твой ответ?

Казалось, она обдумывала этот вопрос, играя с пуговицами на его грязной рубашке.

— Конечно, почему бы и нет?

Драко уставился на нее.

— «Конечно, почему бы и нет»? Это твое «да»?

Гермиона ухмыльнулась.

— «Да» переоценивают.

— В отличие от извинений. — Драко заколебался, теперь он выглядел очень серьезным. — За все недели, что я здесь, в моей голове постоянно крутилась одна вещь: я должен был сказать тебе, как чертовски сожалею…

Она расстегнула первые две пуговицы его рубашки и скользнула теплыми руками по его груди. Это было так давно. Так давно она не прикасалась к нему, не прижимала его к себе в постели, не проводила руками по знакомым очертаниям тела, которое так хорошо узнала за время их бурных отношений.

— Чертовски жаль? Не говори так, Малфой. Покажи.

Выражение его лица было бесценным. В ответ он использовал ее же слова:

— На полу грязной темницы, когда я умираю от голода, а со всех сторон окружают опасность и смерть?

— Не волнуйся. — Она притянула его к себе. — Обещаю, я быстро.

В конце концов, все произошло быстро. Но Драко не был виноват.

Дверь камеры распахнулась.

Рон издал звук отвращения.

— Ты сказал, что они в смертельной опасности! Ты сказал, Мерлин знает, что может случиться с Гермионой! Я выламываю дверь, не зная, что найду, а они, черт возьми, обжимаются на полу!

Гарри очень спокойно прошагал сквозь дым и пыль, помахивая рукой перед скривившимся лицом. Кашлянул.

— Небольшой перебор с Редукто, Рон.

Он посмотрел на Драко и Гермиону, которые стояли у дальней стены камеры. Точнее, Драко защитным жестом зажал ее между собой и стеной, что, по мнению Гарри, было правильно.

— Вы двое живы? — рявкнул он.

— Вполне, — послышался приглушенный голос Гермионы, которой Драко наконец позволил выйти из-за спины.

Драко вздохнул с облегчением, но не собирался упускать возможность досадить Гарри.

— Твое чувство времени — полнейшая хрень, Поттер. Вы могли бы все кончить на пять минут позже.

— Или ты пятью минутами раньше, — сказал Гарри.

— Потрясающе, — пробормотал Рон. — Теперь мне придется промыть уши вместе с глазными яблоками.

Он зашагал прочь, чтобы зачистить оставшуюся часть коридора.

Гермиона поспешила к Гарри и бросилась в его объятия.

— Спасибо за спасение.

— Спасибо, что дала нам хоть что-то для спасения, — хрипло ответил он. — Ты точно в порядке?

— Абсолютно.

— Хорошо. Пожалуйста, знай, если ты когда-нибудь сделаешь что-нибудь подобное еще раз, я не буду говорить с тобой вечность, понимаешь? И Джинни тоже. Она чуть не упала в обморок, когда узнала о твоем плане.

Гермиона взяла его руку и крепко сжала.

— Мне очень жаль. Но я должна была.

— Знаю. Ты просто чертов гений. — Он повернулся к Драко. — Запомни, Малфой. Она великолепна.

Драко кивнул:

— Знаю об этом со второго курса.

Вернулся Рон, теперь он выглядел немного встревоженным.

— Нам пора.

Гарри первым выпихнул Драко за дверь и подождал Гермиону, она поспешила к окну, где нашла пергамент с записями Драко.

— Что это? — спросил Гарри.

— Лучшее в мире извинение, — несколько загадочно ответила Гермиона. Она поспешно засунула свернутый пергамент под рубашку для сохранности и присоединилась к остальным за дверью.

Часы, которые были на верхнем уровне, начали отбивать новый час, и Драко по привычке отсчитывал количество ударов, пока они бежали (или, в случае Драко, ковыляли) по коридору в направлении к главному выходу.

Восемь, девять, десять…

Драко остановился у входа. Разъяренный Рон врезался ему в спину.

— Малфой, ради всего святого!..

— Двенадцать, — сказал Драко с улыбкой. — С Новым годом.