Этюд в красном и черном [Хайнц Дж. Фенкл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Хайнц Дж. ФЕНКЛ Этюд в красном и черном

Хайнц ФЕНКЛ изучает антропологию в Калифорнийском университете. Его мечтой было бы родиться в средневековой Японии, и он страстный поклонник фильмов А. Куросавы.


В комнате, наполненной движущимися тенями, два игрока: один — в красном — все оттенки этого цвета переливаются на его платье, от алого до темно-багрового и густо-малинового; другой во всем черном — и это тусклый, мертвый черный цвет. Сидя в высоких резных креслах, они склонились над доской, которая парит между ними, поддерживаемая какой-то таинственной силой над каменным полом. На ней мерцает и вспыхивает огоньками — то здесь, то там — далекий ландшафт: проносятся легкой дымкой облака, то цепляясь друг за друга, то вновь разлетаясь прочь; как змеи изгибаются реки и поворачивают вспять; покрываются рябью и осыпаются горы. В какие-то мгновения морской пейзаж сменяется архипелагом, затем гористыми континентами, бескрайними зелеными долинами, тундрой и наконец пустыней, когда пески начинают колыхаться волнами и вновь перед ними море.

— Сегодня будем играть здесь, — раздается голос Игрока в Красном из-под капюшона, скрывающего его лицо. Он делает знак головой, и ландшафт на доске останавливается.

Игрок в черном протягивает костлявую руку — быть может, это даже просто кости, похожие на руку.

— Нет, так не пойдет, — говорит он. — В таком месте мы уже играли. Та игра кончена. — Он водит рукой над доской, и земля начинает снова пульсировать, появляются два ряда холмов с долиной между ними. По долине в форме латинской буквы «S» извивается река. Ее северное колено совсем мелкое, а через южный изгиб перекинут мост. На двух самых высоких холмах начинают вырисовываться боевые шатры и знамена.

— Вот где мы сегодня будем играть, — говорит Игрок в Черном. — Давай бросим жребий, кому начинать.

Игрок в Красном разжимает кулак, и у него на ладони оказывается игральная кость из хрусталя, инкрустированная рубинами. Он встряхивает кость и подбрасывает ее.

И вот вертящийся кубик зависает в воздухе над доской.

— Три, — произносит Игрок в Красном.

Игрок в Черном бросает свой кубик из черного обсидиана с белыми точками из слоновой кости.

— Шесть.

Игрок в Красном складывает руки, как бы в молитве.

— Начинайте. Желаю удачи.

Игрок в Черном медленным жестом проводит над доской, и на невидимой плоскости под его рукой появляются черные и красные игральные камни. Под камнями, на доске появляются две армии — черная и красная. Игрок в Черном берет один из камней и ставит его над скалой на западном берегу реки. Черная армия оживает, и отряды кавалерии и пехоты направляются к скале.

— Мудрый ход, — протягивает Игрок в Красном, внимательно изучая свои кроваво-красные камни. — Похоже, пока перевес на Вашей стороне.

* * *
— Господин, конница Оямы захватила скалу.

Не поднимая глаз, генерал Огаке почесывает бороду и говорит как бы самому себе:

— В таком случае один наш фланг под угрозой… — Он кивает головой пажу, закрепляющему красные лакированные латы у него на ноге, и обращается к гонцу: — Скажи, чтобы они подготовились к временной обороне. И передай также, что, если потребуется, пусть используют против конницы арбалеты. — Когда гонец покидает шатер, генерал Отаке вновь жестом подзывает своего пажа, чтобы тот помог ему снять латы.

— Сейчас я буду держать совет с князем Амимаей. Так что латы мне не понадобятся.

Генерал Отаке принимается изучать карту, прослеживает течение реки вплоть до скалы. «Проклятье!» — протягивает он. Снаружи доносится грохот копыт и лязг доспехов спешивающихся всадников. В шатер вбегают три офицера и падают ниц перед генералом.

— Мы должны отвоевать скалу, — повелительно говорит генерал, прежде чем кто-либо из прибывших успевает молвить слово. — Если мы незамедлительно не примем решительных мер, нам всем придется сдаться на милость Оямы.

— Господин! — хором восклицают воины.

— Мы должны сдерживать натиск их до тех пор, пока нам на помощь не подойдет пехота. Главные силы Оямы пока еще на другом берегу. Мы обязаны сдержать их. — Генерал обращается к карте и пальцем очерчивает на ней брод. — Вот здесь брод. Он их задержит. — И он ведет пальцем дальше, в направлении моста. — Чтобы поддержать кавалерию, они начнут переходить реку в месте брода. Атакой на мост мы разъединим их силы. А затем мы должны отбросить назад их конницу и перехватить их у брода.

— Однако, господин, — говорит один из офицеров, — основные силы у нас сосредоточены возле моста. Потребуется целый день, чтобы половину их перебросить к броду.

— Не половину, — говорит генерал Отаке. — Не половину, а основную массу мы должны сразу перебросить сюда. Они выступят ночью, чтобы к утру быть у брода.

— Что же, план хорош, — вдруг раздается низкий спокойный голос.

Офицеры вновь падают на колени. Обернувшись, генерал Отаке видит, как в шатер входит князь Амимая в сопровождении двух телохранителей.

— Государь! — восклицает генерал.

— Поднимайтесь, — командует князь Амимая. — На коленях нам не победить Ояму. — Он подходит к карте и одобрительно кивает головой. — Итак, друзья, давайте обсудим план генерала Отаке.

* * *
На другом берегу реки, тоже на холме, стоит черный шатер Оямы. Там тоже собрался военный совет, там тоже разостлана карта. Таназаки, главнокомандующий войсками Оямы, сидя в складном кресле, потягивает из чаши рисовое вино. «Нет, — говорит он, — нет, князь Ояма, ничего из этого не получится. Генералы Амимаи слишком умны, чтобы попасться на такую глупость. Мы не можем оставить мост. Это позволило бы им окружить нас, по обе стороны реки. Государь, мы не можем оставить мост. Это позволило бы им окружить нас по обе стороны реки. Государь, мы не можем поступиться ничем. На севере у нас численное превосходство. Мы сможем разбить их превосходящими силами».

Коротким глотком князь Ояма допивает вино.

— А чем, по-твоему, «численное превосходство» отличается от примитивной грубой силы? Где же твое самолюбие великого стратега?

— Князь, я иду на риск только тогда, когда это необходимо. Я подчинюсь вашему приказу, но не могу согласиться с вашим планом. Быть может, мой замысел и не блещет оригинальностью, зато он гарантирует нам победу. Если же мы будем действовать в соответствии с вашим планом, мы подвергнем наши войска необоснованной опасности.

Ояма кивает головой в знак согласия.

— Я доверяю тебе как своему лучшему генералу. Смотри, не подведи меня.

Ояма выглядывает из шатра и устремляет свой взор на раскинувшийся на противоположном берегу реки лагерь красных шатров.

— Государь, если вы настаиваете на проведении военной компании по вашему плану, позвольте мне хотя бы как-то уменьшить риск, — говорит Таназаки. — Разрешите мне устранить князя Амимаю. Это подорвет боевой дух их армии и даст нам таким образом тактическое преимущество.

— Вы имеете ввиду убийство.

Таназаки склоняется в церемонном поклоне.

— Вон там, — показывает Ояма на противоположный берег реки, — в том шатре находится Амимая со своими генералами. Уверен, что они сейчас говорят о нас. Если потребуется, генерал, сделайте это, но действуйте при этом со всей осмотрительностью.

Таназаки вновь кланяется.

* * *
— Время, — произносит Игрок в Черном, переворачивая висящие в воздухе песочные часы. — Время для того, чтобы наступила ночь, друг мой. Похоже, я смогу увидеть ваших копейщиков только утром.

— Я вижу, вам не терпится, чтобы поскорее стемнело, — замечает Игрок в Красном. — Вы все время поглядываете на камень убийства.

Улыбку Игрока в Черном не разглядеть под низко надвинутым капюшоном:

— Да, вы правы. Надеюсь, вам повезет сегодня в игре.

— Сегодня ночью, вы хотите сказать.

Игрок в Красном делает ход конем, обозначающим его копейщиков. Под его рукой на доске загораются костры на двух холмах, все остальное поглощает тьма.

В песочных часах медленно пересыпается черный песок.

* * *
При свете луны копейщики Амимаи бредут через луг, устало волоча за собой свои копья. Многие из них буквально спят на ходу. Весь день они провели в марш-броске, стараясь достичь брода раньше основных сил Оямы. «Вот бы нам по четыре ноги, да хвост в придачу», — громко ворчит кто-то из копейщиков. «Эй, приятель, — раздается в ответ, — тогда б мы могли сразу и скакать, и ехать». — «Это еще как?» — «Да ноги бы скакали, а хвост ехал, дурачина!». Раздается недружный смех, и вновь наступает молчание. С тех пор, как стемнело, они едят только холодную пищу, так как князь Амимая запретил разводить костры.

Князь Амимая сидит у входа в свой шатер и плавными взмахами кисти записывает на рисовой бумаге стихотворение. «Ах», — тихо вздыхает он, отрывая взгляд от свитка.

Ночь очень светлая, и все же что-то черное, какое-то легкое облачко — быть может, дым, — заволакивает луну. Амимая встает. Облако растет, превращается в непроницаемую мглу, точно тень от гигантского плаща.

— Генерал Отаке!

— Что угодно, государь? — генерал откидывает полог шатра и выходит наружу, до половины обнажив свой меч.

— Взгляните на луну, Отаке, — Амимая показывает на небо.

Луна светит ярким сине-зеленым серебристым светом, ничто не заслоняет ее, черная тень исчезла без следа.

— В чем дело, государь?

По телу Амимаи пробегает дрожь.

— Вы нездоровы?

Молчание. Наконец Амимая произносит:

— Сегодня ночью луна особенно красива, не правда ли?

Отаке облегченно улыбается: «Да, государь, бесспорно. Я вижу, вы сочиняете стихи».

— Я готовлюсь к битве. Завтра утром прочту их нашим солдатам, — улыбается в свою очередь Амимая. — Ничего не произошло. Можете отправляться спать.

— Государь считает мой план верным?

— Абсолютно. Спокойной ночи, Отаке.

— Спокойной ночи, государь.

— Видимо, я выпил слишком много рисового вина, — бормочет себе под нос Амимая. — Вот мне и мерещится невесть что. — И на какое-то время он погружается в размышления, а затем наносит на бумагу последние мазки кистью.

* * *
Не спуская глаз со своего господина, Таназаки выбирает подходящий момент, чтобы заговорить. Наконец он сообщает:

— Князь Ояма, я выслал воинов-убийц. К утру мы должны получить известие.

Ояма неспешно кивает головой.

— Я слышал, что Амимая накануне сражения часто сочиняет стихи. Я хотел бы услышать, что он сочинит на этот раз.

Ояма делает глоток рисового вина.

— Да, я слышал, что он талантливый поэт. Говорят даже, что некоторые сражения он выигрывал именно благодаря своим стихам. Если он приготовил что-нибудь и на завтра…

— Я дам указания нашим шпионам, государь. Поступили сообщения о том, что конница Амимаи движется, чтобы отрезать наши войска на западном берегу. Я сам немедленно отправляюсь к броду. — Таназаки кланяется и надевает свой шлем. — А за стихами я отправлю нашего лучшего разведчика.

— Счастливого пути, Таназаки. Значит, увидимся утром. Да будет ночь к тебе благосклонна.

— Я сделаю все, что в моих силах, государь.

Когда Таназаки покидает шатер, Ояма, начищая свой короткий меч, замечает на нем какое-то красное пятнышко, которого раньше не было. Ржавчиной это быть не может, но это и не кровь. Он старается соскоблить пятно, но оно не поддается. «Странно», — думает он. И перед тем, как снова вложить меч в ножны, он слегка натирает его маслом и произносит заклинание, чтобы отогнать нечистую силу. «Странно…» Ему интересно, не появилось ли такое же пятно и на его боевом мече, но его он обнажает только на поле битвы.

* * *
Теперь верхний сосуд в песочных часах наполовину пуст. Костры на доске догорают. Однако слышатся приглушенные шорохи и звон подков о булыжник…

— Настало время испробовать в деле воинов-убийц, — произносит Игрок в Черном.

Игрок в Красном разжимает кулак, готовясь кинуть кость.

— Но сначала…

Игрок в Черном делает ход камнем, и на доске ярким пламенем вспыхивает мост. Он улыбается своей зловещей улыбкой-тенью.

Игрок в Красном сжимает в руке свою игральную кость.

— Сюрприз, — говорит Игрок в Черном. И вновь в темноте слышатся возгласы.

* * *
Гонец, задыхаясь, пытается что-то сказать, но никак не может перевести дыхание.

— Я знаю, — произносит князь Амимая. — Здесь все было видно. — И он поворачивается к Отаке, чтобы тот подтвердил его слова.

Отаке зевает.

— Блестящий ход, государь. Идея, достойная Таназаки. Что ж, он избавил свою пехоту от моста. Значит, решающее сражение состоится у брода.

— Дурное предзнаменование, — шепчет Амимая.

— Прошу прощения, государь?

— Я уверен, что с наступлением темноты войска Оямы выступили на марш. Его главные силы подойдут к броду раньше наших. Хотя мы и вывели вовремя наших копейщиков, слишком много наших солдат осталось у моста. Мы можем проиграть это сражение.

* * *
Гонец будит князя Ояму с сообщением о том, что подожжен мост. Он передает ему письменный доклад Таназаки.

— Э-э, — трет спросонок глаза Ояма. — Принесите вина. Ох уж этот черт Таназаки.

Он пишет короткую записку с выражением своего удовольствия по поводу действий генерала и скрепляет письмо своей печатью.

— Доставить это главнокомандующему Таназаки. Он должен получить пакет до рассвета.

* * *
Освещаемый далеким заревом над спаленным мостом, из зарослей травы выползает убийца. Он быстро и бесшумно подкрадывается к шатру Амимаи. Его меч, вынутый из ножен, замаскирован черной краской. Стоящий на часах у шатра Амимаи телохранитель внезапно оборачивается, и ужас отражается в его глазах. Глубоко вздохнув, он начинает обнажать меч, но убийца подскакивает к нему одним прыжком и мечом рассекает ему грудь. Придерживая падающее тело, убийца бесшумно опускает его на землю. Затем он замирает, прислушиваясь, не заметил ли кто шума. Через мгновение он вытаскивает свой меч из груди убитого и, крадясь, направляется ко второму телохранителю, спящему с противоположной стороны шатра.

* * *
— Итак, — говорит Игрок в Красном, — я перехватил уже четверых. Больше их быть просто не может.

— А ну-ка, бросим жребий на этого, — Игрок в Черном бросает свой кубик. — Четыре.

Теперь бросает Игрок в Красном.

— Пять. Я выиграл, хоть и всего одно очко.

Он улыбается.

— Не спешите. Нам предстоят еще три броска.

— Как? Семь убийц? — глаза Игрока в Красном вспыхивают под капюшоном плаща. — Это же просто неслыханно. Я подготовился только к пяти.

— В таком случае вы совершили ошибку, друг мой. Смертельную ошибку.

Расхохотавшись, Игрок в Черном бросает свою кость.

* * *
На красном полотне шатра колышется тень сидящей внутри мужской фигуры. Снаружи шатер внимательно изучает убийца. Он делает глубокий вздох, и, сжимая обеими руками меч, расслабляет мышцы своего тела. На секунду он замирает, представляя себе свои последующие движения, планируя тактику поведения. Затем резко бросается вперед, молниеносно разрезает мечом полотно шатра, врывается внутрь и набрасывается на сидящую фигуру. Только когда его меч входит в тело почти по рукоятку, он замечает, что человек, так же как и он сам, одет во все черное и покрыт уже запекшейся кровью. Страшная гримаса искажает лицо убийцы, когда он пытается выйти из заданного ритма движений, однако уже слишком поздно. Из-за мертвой фигуры стремительно вылетает князь Амимая и острием копья в самом зародыше душит крик своего противника. Вместо крика слышен лишь задыхающийся хлюпающий звук.

Амимая выдергивает копье из горла убийцы и отпихивает тело на пол. После этого он выходит из шатра сквозь распоротое убийцей полотно в темноту ночи.

Зарево над мостом затухает. Амимая закрывает глаза. И тут он слышит, как к шатру подъезжают всадники и останавливаются около него. Слышны возгласы тревоги и через мгновение знакомый голос кричит: «Князь Амимая, государь!»

— Погасите фонарь, генерал Отаке. Успокойте своих людей и заходите в шатер. Звезды сегодня яркие.

Воины плотным кольцом окружают князя.

— Государь, — восклицает Отаке, — я думал, вы…

— Нет, я не убит. Они были глупы.

— Но, государь, я даже не…

— Отаке, они были глупы, но они были очень осторожны. Так что вы ни в чем не виноваты. Меня подвели мои часовые, но они сами мертвы. Вам лучше отправиться к себе спать.

— Но, государь…

— Не надо извиняться, генерал. Удвойте караул вокруг своего шатра. Утром увидимся.

— Слушаюсь, государь.

— Князь Амимая, — из кольца стоящих вокруг князя людей выходит гонец и обращается к князю.

— В чем дело?

— Еще четверо были обнаружены сегодня ночью. Трое из них покончили с собой, четвертого пришлось убить. Как только мы об этом узнали, мы тут же отправились сюда.

— Таким образом, всего шесть, не так ли? Да, Ояма очень старается обеспечить себе победу. Хотя использовать убийц не в его стиле.

Амимая просовывает руку в складки своего платья и почесывает грудь.

— Ах, — вздыхает он, глядя на звезды в вышине. И, показывая на созвездие Дракона, добавляет: — Прекрасная ночь. Просто прекрасная. Сегодня особенно ярко светятся семь звезд в хвосте Дракона, не правда ли? А последняя звезда мерцает.

— Государь, Вам нужно отдохнуть. Прошу вас, воспользуйтесь моим шатром.

— Хорошо, Отаке. Я непременно отдохну. Но сначала мне надо сочинить еще пару строк.

Воины провожают князя к шатру генерала Отаке и остаются у входа. «Удивительный человек наш князь», — тихо произносит один из часовых.

— Лучший из людей, — громко говорит Отаке. — Лучший.

* * *
В неверном свете раннего утра главнокомандующий Таназаки мрачно наблюдает за продвижением войск. Черные пехотинцы преодолевают вброд реку. Таназаки размахивает свитком бумаги, белизна которой буквально светится в предрассветных сумерках. Лейтенант слегка пришпоривает коня и подъезжает к генералу.

— Вы чем-то недовольны, господин?

Таназаки свертывает бумагу и прячет ее на груди под латами.

— Князь Ояма доволен моими действиями. Он хвалит меня за то, что мы подожгли мост, однако эта похвала ничего не стоит, если мы не сумеем вовремя переправиться через реку. Пехота Амимаи всю ночь была на марше. — Он снимает шлем и ладонью стирает пот со лба. — Шпионы что-нибудь доносили?

— Нет, господин.

— Уже рассветает. Скоро должны быть какие-то вести. — Таназаки надевает свой шлем и пришпоривает коня. — Поехали.

Они спускаются с холма к броду, через который бредет, спотыкаясь о камни, пехота. Солдаты, мокрые и грязные, идут в беспорядке; при виде генерала и его спутника они перешептываются между собой, но Таназаки их голоса кажутся похожими на шелест ветвей под осенним ветром.

* * *
Когда стихают последние шаги, убийца выкарабкивается из речного ила. При сером свете раннего утра он видит удаляющиеся ряды копейщиков. Он растирает свои затекшие члены, а затем, держа наготове арбалет со стрелами, начинает карабкаться по склону холма, над которым развевается красный стяг князя Амимаи.

На горизонте первый луч солнца пробивается сквозь нависшие тучи.

* * *
— Уже утро, — говорит Игрок в Красном. — А твоего последнего убийцы все еще не видно.

— Быть может, он затаился, — торопится с ответом Игрок в Черном.

— Навряд ли, — Игрок в Красном смотрит на доску, на которой черные пехотинцы маршируют по западному берегу реки. — Похоже на то, что вам удалось меня перехитрить. Скоро будет сражение.

— Навряд ли.

До них доносятся звуки фыркающих лошадей и бряцающего оружия. На опушке жиденького леса под красными знаменами сгрудилась пехота и кавалерия. «Князь Амимая!» — раздается чей-то возглас, и громогласные крики приветствия разносятся над красными войсками.

— А, стихи, — произносит Игрок в Черном. — Интересно будет послушать.

* * *
С верхушки сосны убийца прицеливается и ждет момента, когда ничего не будет загораживать от него князя Амимаю. У самого подножия сосны и вокруг нее, сидя и стоя, солдаты ждут, пока князь разворачивает свиток рисовой бумаги.

Чистым, громким голосом Амимая читает первые строки.

* * *
— Паршивые псы! — в злобе восклицает Таназаки. — Ни один из них не оправдал моего доверия. Я и так слишком долго ждал. Скоро мне предстоит держать ответ перед князем Оямой.

— Господин, мы пока ничего не знаем о последнем. Быть может, ему это удастся.

Таназаки в гневе хлещет коня лейтенанта, отгоняя его прочь от себя.

— Слишком поздно! Он, видно, утонул, когда переплывал через реку. Собаки! Наверное, в следующий раз следует кому-нибудь из шпионов предложить воспользоваться ядом. Я посылаю семерых убийц, и двух из них Амимая убивает собственноручно! Какой позор! — он пускает своего коня галопом вслед удаляющейся колонне.

* * *
Кашлянув, Амимая дочитывает последнюю строфу:

Солдаты,
Ночь прошла,
и рассвело давно, но берегитесь…
Казалось, стрела арбалета выросла из груди Амимаи. На миг он, казалось, застыл как бы от удивления, и в следующее мгновение он валится грудью вперед, подминая под собой свои стихи.

— Государь! — с этим криком генерал Отаке выскакивает из своего седла и бросается к князю, подхватывая его тело, еще держащееся в седле. Остальные бросаются ему на помощь.

— Он на дереве! — раздается чей-то крик.

Дюжина лучников выпускает стрелы в верхушку сосны, и через мгновение на землю тяжело падает вымазанное речным илом тело убийцы.

* * *
— «Солдаты, — декламирует шпион, — ночь прошла, и рассвело давно, но берегитесь…»

— Ну, а дальше? — нетерпеливо спрашивает Ояма.

— Это все, государь. На этом месте князь Амимая был убит нашим воином.

Ояма сжимает в руке поводья.

— Жаль.

Через минуту он печально продолжает:

— Мне бы хотелось дослушать до конца стихи Амимаи, однако судьба распорядилась иначе. Созовите всех генералов на совет. Пусть немедленно явятся ко мне.

— Слушаюсь, государь.

Когда гонец уходит, князь Ояма смотрит на небо, прищурившись, как будто пытается разглядеть там улетающую душу. «Приношу Вам свои извинения, князь Амимая, — шепчет он. — Я поступил с Вами нечестно, и ничем не смогу загладить свою вину». Из его глаз скатывается слеза, когда он спешивается и просит принести кисть и бумагу.

* * *
Из шатра выходит генерал Отаке и обращается к другим генералам. Он начинает свою речь, но неожиданно останавливается и прячет лицо. Генералам известно, что князь Амимая убит. Кое-кто из них беззвучно плачет, некоторые воют, как волки, устремив взгляд в небо.

После долгого молчания, собравшись с силами, Отаке повторяет указания, которые дал ему перед смертью Амимая. «Слушайте, — обращается он к генералам, — половина наших войск еще не пришла сюда от моста. Дух нашей армии подорван. Если бы Ояма пошел в атаку сейчас, у нас не было бы никакой надежды на спасение. Нам следует отправить к Ояме гонца с просьбой предоставить нам день траура. Он, конечно, понимает, что этот день даст нам собраться с силами, однако долг чести не позволит ему дать отказ. Мы пошлем ему текст стихотворения, которое Амимая написал накануне, а нашим солдатам мы дочитаем его уже после сражения. Вот и все. А теперь идите и готовьтесь к бою».

Отаке возвращается в свой шатер, а генералы разъезжаются по своим отрядам навстречу плачущим от горя солдатам.

* * *
— Прискорбный поворот событий, — произносит Игрок в Черном. — Похоже на то, что в конце концов моим воинам-убийцам удалось достичь своей цели.

— Да, удалось, — соглашается Игрок в Красном. — Теперь мое положение не из завидных.

— В таком случае я предлагаю Вам сдаться. Вам не на что надеяться: ваш вождь убит, дух армии подорван, да и численное превосходство на моей стороне.

— Нет, я не сдаюсь.

— Вы, значит, будете наблюдать за резней? — рассмеявшись, произносит Игрок в Черном.

— Да, если потребуется.

— Отлично. — Игрок в Черном берется за камень. — Однако, прошу вас, прежде чем игра будет окончена, скажите мне, чем заканчивалось стихотворение?

Игрок в Красном откидывается в кресле и прячет кисти рук в складках одежды. «Боюсь, этого никогда не узнать ни мне, ни вам. По правилам нашей игры мы ничего не знаем, пока не увидим этого на доске. Мы можем управлять лишь общей тенденцией и волей случая. Прискорбный поворот событий».

Игрок в Черном ставит камень на прежнее место. «Мне так понравились эти стихи».

— Мне тоже.

— Неужели вы не могли сделать так, чтобы их прочитали до битвы?

— Вы не хуже меня знаете, что это невозможно.

— Тогда, быть может…

— Быть может, — улыбается Игрок в Красном.

Игрок в Черном склоняется над доской и внимательно изучает ее.

— В конце концов, — протягивает он, — мы с вами можем играть столько игр, сколько нам захочется, а стихи нам приходится слышать так редко.

* * *
Таназаки возбужденно расхаживает туда и обратно по шатру.

— Государь, — говорит он, — Амимая мертв, а половина его армии еще за много миль отсюда. Нет никакого сомнения, что в предстоящем сражении мы наголову разобьем противника. Так почему же вы не даете приказа о наступлении?

Ояма отрывает глаза от лежащего у него на коленях свитка рисовой бумаги.

— Никакого наступления, — произносит он. — Никакой битвы не будет до тех пор, пока не будет похоронен князь Амимая. Я обещал им дать день на траурную церемонию.

Таназаки резко останавливается.

— Но, государь, ведь это даст им возможность…

— Успокойтесь!

— Но ведь это даст им преимущество перед нами. Если с тылу у нас будет брод, нас просто перебьют!

— Присядьте, Таназаки. Все это теперь не имеет никакого значения. Я никогда не беру своих слов обратно. В жизни есть более важные вещи, чем… — Ояма поднимается с кресла и держа перед собой свиток. — Позвольте прочесть вам то, что так грубо прервал наш убийца. Быть может, вы что-то поймете.

В глубоком молчании Таназаки и все собравшиеся в шатре князя генералы слушают, как Ояма читает:

Сегодня я видел, как моя смерть
Мерцала звездой в хвосте Дракона,
А завтра я уже не буду видеть.
Но не печальтесь:
Уже брошен жребий, что солнце потрясет,
Когда луну закроет черная рука.
Мы все исчезнем, как исчезают
Во мраке тени.
Солдаты,
Ночь прошла,
и рассвело давно, но берегитесь:
для небожителей
жизнь наша — лишь игра.
Когда б я мог кисть в крови обмакнуть,
Я б тем богам посланье написал.
Мечам же, без того от крови красным,
уж нашу кровь вкушать довольно.
Так в память обо мне мечи свои
в чернила  обмакните
И вслед за мной стихами напишите, что
вы оружие сложили навсегда,
Чтоб впредь игрушкой наши жизни не служили,
Этюдом красного и черного цветов.
— Прошлой ночью, — после некоторого молчания произносит Ояма, — на своем мече я обнаружил красное пятно. — Он обводит глазами своих генералов, пристально заглядывая каждому из них в глаза. — Верховный генерал Таназаки утверждает, что нас завтра разобьют, так как наш тыл со стороны брода ничем не прикрыт. И все же я дал противнику отсрочку.

Один из генералов с трудом поднимается с кресла и, отвесив поклон, говорит:

— Если то, что говорит генерал Таназаки — правда, мы с честью примем смерть. Но мы…

— Мы все будем знать, что нам делать, когда увидим вот это, — буквально шипит Ояма, отстегивая от пояса ножны. — Честь это не только кровопролитие. — И на глазах оторопевших генералов Ояма вынимает из ножен свой боевой меч и вонзает его в землю.

Меч черного цвета, как лучшие черные чернила.

Генералы в ужасе перешептываются и делают знамения против нечистой силы. Вперед выступает Таназаки и падает на колени перед князем.

— Государь, — молвит он, — Государь, мы не можем…

— Молчать! — Ояма уверенным шагом направляется к выходу из шатра, откидывает полог и выходит из сумерек шатра на яркое солнце. Теперь его лицо выряжает глубокую задумчивость, он будто прислушивается к какой-то музыке, звучащей далеко-далеко…

— Все не так просто, — говорит своим генералам Отаке. — Князь Ояма увидел знамение свыше на своих мечах, также как перед смертью наш князь видел знамение на небесах. Так как же мы теперь напишем стихи о том, что мы сложили оружие, если мы просто примем капитуляцию Оямы?

После короткого молчания со своего места встает один из генералов низшего ранга.

— Смысл послания Амимаи совершенно ясен, — тихо произносит он. — И хоть наши мечи не почернели, мне кажется, нам со своей стороны тоже следует предложить примирение.

Какое-то время остается неясным, примут ли остальные генералы это предложение, но тут Отаке прерывает затянувшееся молчание тихим: «Хорошо сказано». Он поднимается со своего кресла и подходит к откинутому пологу шатра. Отсюда ему видно, как ветер раздувает пламя над погребальным костром Амимаи.

— Будут у кого-нибудь другие предложения?

И вновь надолго воцаряется молчание.

Отаке поворачивается к своим генералам.

— А теперь я пойду и прочитаю стихи Амимаи нашим солдатам. Никакого сражения сегодня не будет.

Развертывая на ходу свиток, он спускается со своего холма и направляется к тому месту, где пылает погребальный костер. Один за другим генералы следуют за Отаке. И вот, стоя перед колышущимся людским морем, Отаке обращается к своим солдатам. Он говорит громко, так, чтобы треск пламени не заглушал его голос:

— Воины! Князь Амимая перед своей смертью дал мне наказ прочитать вам его стихи после того, как закончится сражение. Но сегодня никакого сражения не будет!

Гром одобрения, который слышен даже войскам Оямы, долгое время мешает ему продолжать. Знаком руки Отаке призывает солдат к тишине. Он читает стихи Амимаи.

А когда он заканчивает читать, долгое время в тишине слышны лишь потрескивающие в костре головешки. Затем по рядам пробегает легкий ропот, который нарастает подобно приливу и становится оглушительным: «Мир, мир…» — и звучит до тех пор, пока звуки голосов не растворяются в шуме ветра.

* * *
Оторвавшись от доски, Игрок в Черном встречается взглядом с глазами Игрока в Красном. Оба сидят не шевелясь, как будто время замерло. Затем снова смотрят на темнеющую доску.

— Необычная получилась игра, — говорит, наконец, Игрок в Черном. — Скажите, вы так… все и задумали?

— Нет.

Игрок в Черном кивает и указывает на то место на доске, где посреди темноты светится крохотная красная точка…

— Думаю, я не скоро вновь возьмусь за эту игру, — говорит он. И, подняв взор в ожидании ответа, он видит, как Игрок в Красном одну за другой крошит в кулаке свои игральные принадлежности. После секундного промедления Игрок в Черном делает то же самое.