Arcana (СИ) [Каролина Инесса Лирийская Каролина Инесса Лирийская] (fb2) читать онлайн

шут (дурак, безумец) может толковаться как выбор, начало чего-то нового, неожиданный поворот; изображается стоящим на краю обрыва

— Вот ведь меня угораздило застрять в башке самой тупой наемницы в этом ебаном городе! — в сердцах говорит Джонни, и Ви слышит за привычной бравадой раскатывающееся беспокойство.

В глазах мутно; она не может встать. Голое тело примерзает к холодному кафелю, но ледяные прикосновения ненадолго заставляют ее почувствовать себя живой, настоящей. Кожа пока не отмерла, нервы напряженно звенят, разнося импульс. Она чувствует лихорадочный больной жар, разливающийся от затылка, где застрял блядский чип, по позвоночнику, внутри костей.

Джонни бесится, насмехается над ней; он всегда язвит, колючий и непокорный. Когда он хохочет над ней, Ви хочется сжаться в беспомощный клубок, спрятаться от мира — это судьба надрывно смеется, оглушая ее ударами по голове. Нет ничего страшнее бед, в которые Ви сама себя втягивает, и в какой-то момент ей хочется перестать бороться. Отступить, позволить закончить все быстро; пусть ебаные Мусорщики выкорчевывают чип из ее мертвой головы.

Она лежит, жалея себя, косится на Джонни, сидящего напротив. Почему раньше не сказал, почему не предупредил, почему ты так со мной, почему… Ее вопросы представляются Ви маленькими осиными жалами, впивающимися в его руки, вертящие зажигалку. Она фокусируется на кончике вспыхивающей сигареты, и оптика в глазах надрывно скрипит. Все в ней коротит, замыкает от безнадеги.

— Эй, поднимайся! — рычит Джонни.

Чувства возвращаются понемногу, и Ви ощущает, как ребро впивается в твердый кафель. Лежать неудобно, мерзло, и по ногам дует сквозняк из-под двери, но она не может заставить себя пошевелиться. Сил нет. Ви лишь обхватывает, обнимает себя руками, словно пытаясь закрыться от внимательного взгляда Джонни, скользящего по ее змеиной татуировке.

Ей плевать, что он видит ее без одежды; Ви кажется, что Джонни может рассмотреть ее насквозь, увидеть ее жалкую, вздрагивающую душонку. Потерянную и запутавшуюся.

Искушение не вставать давит на мозг. Отпустить, сдаться. Ви узнает этот пол, эту ванную из тысячи, потому что отсюда они с Джеки когда-то вытаскивали неподатливо-тяжелое тело Сандры. Она помнит хрустящие кубики льда под берцами, выплеснувшиеся, когда она вынимала девчонку. Помнит то, какая у Сандры мертвенно-холодная восковая кожа.

Какой смысл грызться с судьбой, если она раз за разом возвращает тебя в начало? Только наивные верят, что что-то можно изменить, выбиться, выкарабкаться из этой ямы, сдирая ногти, но в конце концов они заканчивают в могиле. Ви вспоминает Джеки, и ее пробирает нервным смехом. После удара по голове мысли путаются, завязываются узлами. Может, если она полежит здесь, Джеки ее спасет, как тогда?.. Он же ворвется за ней?..

Ее не придет никто спасти. Она никому не нужна.

— Ви, хватит дурака валять, ну правда, еб твою мать, — слышит она хрипловатый голос Джонни.

Он переносится к ней стремительно, и Ви кажется, что Сильверхенд готов врезать ей остроносым ботинком под ребра, чтобы взбодрить и поставить на ноги. Так бы он и сделал. Ви хочет верить, что ей наплевать, ее душа разлагается прямо сейчас, отмирает, отказывает, но ее тело инстинктивно подбирается, чтобы защищаться от удара.

Но Джонни склоняется к ней, чтобы взять за плечи, ощутимо встряхивает. Ви слабо брыкается, но он прислоняет ее к стенке, заглядывает в глаза. Хмыкает, сдергивает очки, чтобы лучше видеть ее в полутьме захламленного логова. Джонни становится все более настоящим, и эта мысль снова заставляет ее обмереть и обмякнуть. Он не дает ускользнуть в безнадежные рассеянные мысли, не разрешает купаться в боли в свое удовольствие. Джонни из тех, кто умеет упрямо подниматься, несмотря на все зуботычины судьбы, и Ви отчасти завидует ему, тому, как он вспыхивает и горит, изничтожая все на своем пути. Она уже не может.

— Ну, и зачем тебе такая идиотка? — устало смеется Ви; воздух обжигает горло.

— Поверь, если бы я мог встать и пойти отсюда, оставив тебя загибаться и жалеть себя, я бы так, сука, и сделал, — гневно говорит Джонни, впиваясь в нее темным взглядом, — но мы связаны.

Если бы его железная рука была настоящей, наверно, он раскрошил бы ей плечо. Ви придумывает себе боль и надеется, что та убьет ее.

— Это все бессмысленно, Джонни, — жалуется она, кусая сухие губы. — Как бы я ни пыталась, что-то ломается. Я все время возвращаюсь к началу. Приезжаю в Найт-Сити, оказываюсь в этой дыре. Все по кругу. Мне не вырваться.

— Ну и нахуй это все, — решительно говорит Джонни. — Не получается — начни с начала. С чистого листа. Оглянись назад, глянь, что ты упустила, и будь умнее. Попробуй иначе.

Ви знает, что у них нет времени, но он упорно проповедует что-то. Ее всю колотит; огнем продирает. От контраста холода и бушующего в груди пожара Ви почти отключается. Джонни цапает ее за подбородок, заставляет смотреть себе в глаза. До Ви только потом доходит, что он касается ее лица нормальной человеческой рукой.

Ей тут же хочется впиться в его пальцы зубами, и Джонни неразборчиво, но, кажется, одобрительно хмыкает.

— Я падал тысячи раз, — говорит он. — Меня разбивали, ломали, как игрушку, потому что войне похуй на тебя, твои желания и мечты, тебя просто перемалывает в пиздецкой мясорубке с сотнями других таких же юнцов. Я заставлял себя жить, когда думал, что я потерял все, что мог. Поэтому я не позволю тебе растянуться на полу и сдохнуть, раз уж я в твоей голове.

— И куда тебя это привело? — злится Ви. — Тебя нет, ты несколько строчек программного кода! А я исчезну совсем, и какая разница…

Она вздрагивает и замолкает.

— Я тебя щас ударю, — серьезно говорит Джонни. — У тебя есть выбор, растянуться тут и отбросить копыта или продолжать бороться. Все еще не потеряно. У тебя даже все руки на месте, — зло выдыхает он, и Ви вдруг окатывает с ног до головы чужой болью и обидой — того, прошлого Джонни, которого она еще не знала. — Ты свободна, Ви, как ты не можешь этого понять.

Он тоже был испуганным мальчишкой, думающим, что попал в ад на земле. И что-то заставляло его жить дальше.

«Безумие, что же еще», — яростно думает Ви и чувствует, что ухмыляется.

— Давай, поднимайся, — говорит Джонни, протягивая ей руку. Шепчет вкрадчиво: — Иди и разъеби каждого из этих ублюдков. Я бы присоединился, но не могу, сама понимаешь.

И Ви почему-то встает, пошатываясь, чувствуя себя последней дурой на всем белом свете. И в оцепенении чувствует, что, прежде чем пропасть, Джонни чуть сжимает кончики ее дрожащих пальцев.

========== 1; маг ==========

Комментарий к 1; маг

первый аркан; маг, волшебник, фокусник

инициатива, виртуозность, власть, одаренность; в некоторых источниках — душевное тепло и сила воли

Ви привыкает следить за Джонни краем глаза. Не то чтобы она ему не доверяет до сих пор, просто это старая добрая наемничья привычка, древняя, как этот ебаный мир: никому не подставляй спину. Особенно если этот кто-то — дохлый террорист с манией величия и агрессивным оскалом бешеного пса. Но Ви не может не признать, что наблюдать за Джонни… интересно.

Как-то она говорит с Горо, напряженно обдумывая штурм целой блядской военной базы зажравшихся корпоратов, а Джонни валяется на краю крыши, подставляя лицо последним лучам солнца. Ви отвлекается на постную мину Горо, правильного японского самурая, не умеющего обращаться с обычными смсками, а потом она переводит взгляд отбратно и коротко, отчаянно вскрикивает, как раненая птица.

Потому что этот придурок сверзился с края.

— Ви, что случилось? — терпеливо спрашивает Горо, но в голосе его звенит напряжение. Он думает, это очередной ее припадок, но Ви все смотрит на то место, где по-кошачьи валялся Джонни — соседствуя с вылизывающим морду сфинксом.

— Нет, ничего, ерунда, — отмахивается Ви.

— Проблемы?

— Нет, просто… правда, ничего такого, Джонни выделывается.

Горо так трогательно хмурится; Ви готова поклясться: ему кажется, маленькая воровка окончательно съезжает с ума. А может, ему не нравится, что она так волнуется за демона, выжигающего ее изнутри. Но Ви верит, что он настоящий, потому что Джонни Сильверхенд ведет себя непробиваемо-уверенно, как только живые могут.

«Напугал, да?» — довольно раскатывается голос в ушах, и Ви вертит головой, никак не может понять, откуда он говорит.

Джонни — самовлюбленный мудак. Поэтому, едва освоившись у нее в голове, он начинает пользоваться этим на полную катушку. Играет с ее ощущениями, заставляет оптику коротить. То он в одном углу, а через мгновение — уже в другом. Листает ее журналы, разбрасывает по квартире, и Ви, поскальзываясь на мятой странице, сама не понимает, как она тут оказалась. Она сходит с ума. Иногда ей мерещится стойкий запах дешевых сигарет, когда этот ублюдок магическим образом дымит, сидя рядом с ней, плечом к плечу в какой-то забегаловке, пока Ви угрюмо грызет соевую еду.

Ви, забавляясь, раздумывает, что будет, если кто-то попытается сесть на соседний стул — Джонни просто сделает вид, что его прогнали? Слишком не в его духе. Скорее, пошлет на наглеца самые настоящие громы и молнии, как в компьютерной игрушке…

— Так вот, значит, как я для тебя выгляжу? Как ебаный фокусник? — насмешливо уточняет Джонни, и дым обволакивает ее всю. Ви банально нечем дышать, и она яростно смотрит на наклонившегося ближе Сильверхенда.

— Ну, это ж ты только что достал сигарету из воздуха, разве нет? — язвит она. — Что мне еще думать! Эта возня с энграммами все равно напоминает какую-то ебаную некромантию.

Она понимает: Джонни не может усидеть на месте, ему все надо куда-то бежать, торопиться. Вечно вертит в руках — то сигарету, которую мимоходом смолит, то сдернутые очки, покручивает дужку между пальцев, то еще чего. Как-то ночью Ви просыпается от того, что Джонни тренькает на гитаре, которую она все-таки купила по его науськиванию; гитара настоящая, его пальцы на поющих струнах — нет.

— И хули ты не спишь? — огрызается Джонни, замечая, что Ви заинтригованно приподнимается на постели. — Кто-то говорил, что будет отдыхать!

В углу угрюмо мявкает кот; наверно, они мешают мерзавцу спать. Ничего, Ви чувствует, что отыгрывается за каждое раннее утро, в которое это чудовище носится по квартире и орет демонским голосом.

В середине мысли Ви задумывается, размышляет она все еще о коте, склубочившемся в коробке, или…

— У тебя красиво получается, — подумав, признается Ви.

Почему-то ночью ей проще быть честной, не огрызаться. По ночам она вспоминает, что до смерти осталось полшага. Закрывая глаза, оказывается наедине с самой собой, в каком-то глухом страшном месте, куда даже голос Джонни не доносится, и Ви, обняв себя руками, думает о том, каково ей будет там, откуда он пришел. Куда они все неумолимо стремятся. Кто-то называет это жизнью, для Ви каждый день — медленное умирание.

Джонни остается невоспитанной сукой в любое время суток, семь дней в неделю, но даже он ненадолго затыкается, чувствуя, куда сворачивают мысли Ви. Скатываются в бездну — маленькие камешки с обрыва.

— Эй, Ви, мы сможем наебать систему, — обещает Джонни, тренькая в такт словам. — Мы выкарабкаемся, потому что мы оба охуенно хороши в выживании, и об наши души сломает зубы любой губитель, понимаешь?

— Да ты оптимист, — кривится Ви; ей противно и больно от того, что ее пытаются успокоить. — Каково это, погибать навсегда? У тебя была… сила, власть над чужими сердцами, а теперь ты заперт в моей голове и ничего не можешь сделать. Твоя музыка ненастоящая. Твои тупорылые шутки — тоже…

— Никто никогда не жаловался на мои шутки! Я чертовски хорош.

— Вероятно, они просто боялись, ты отстрелишь им лица. А мне терять уже нечего.

В темноте Джонни довольно ухмыляется. Кот злобно урчит. Бездна смотрит в бездну; ночь застывает, как янтарь. Нет, в янтаре слишком много солнечных медовых бликов, а огрызок жизни Ви беспросветен. Колючая обсидиановая звезда.

— Представь, что ты магическим образом освободился. Получил свое старое тело, — предполагает Ви, откидываясь на спину и глядя в потолок. — Ты можешь делать, что захочешь. И куда бы ты пошел, а, Джонни Сильверхенд? — томно спрашивает она, указывает на него пальцем и дергает, как будто стреляет из пистолета.

Как стреляли в нее.

Она чувствует, как Джонни колеблется. Его мысли звенят, как натянутые струны гитары. Почти срываются на визг — потому что он не знает, что делать. Его жизнь обрушилась вместе с Арасака-тауэр, грохотнула на тысячи осколков, сгорела в адском пламени. Мир стал жить дальше. Его друзья мертвы — или у них совсем другие дела и мечта. Если вообще остались. Обломки, искореженные части прошлого.

— Пока я не могу выбирать, это, — Джонни обводит всю комнату, — все, что у меня есть.

Небольшой угол, в котором можно спрятаться и лениво перелаиваться, делая вид, что им наплевать друг на друга. Поэтому Ви орет, когда Джонни в шутку срывается с карниза, а Джонни рычит ей, чтоб отдыхала побольше, а не залипала по ночам на то, как приличные галлюцинации терзают выдуманные гитары.

— А ты не из тех, кто планирует, правда? — не отстает от него Ви.

Он пожимает плечами. Ви хочется сказать, что он дурак, но это звучит так по-детски, что она прикусывает язык. Ночь давит на виски, стискивает обручем.

— То, что у нас одна мозговая клетка на двоих, еще не значит, что ты можешь меня осуждать, — мрачно подсказывает Джонни.

— Заметь, не я это сказала, уебок.

— Тупая пизда, — с наслаждением отвечает он.

Кот орет на них, и Ви устало отворачивается к стенке, чтобы заснуть под негромкое бренчание гитары. Это и правда, блядь, магия. Что-то, делающее ее живее и одновременно убивающее ее душу.

Ей не хочется, чтобы наступало утро.

========== 2; жрица ==========

Комментарий к 2; жрица

где-то между квестами «неисправность» и «двойная жизнь»

жрица — духовное женское начало; жрица (папесса в других вариантах) — определенно отсылает к чему-то просветленному и чистому, поэтому мне показалось ироничным написать про Эвелин, фактически проститутку

из других общих значений: тайны, новая информация, уход в себя

Ви смотрит на Эвелин Паркер, такую поломанную, грязную, ничтожную, и ее почему-то мутит. Всю переворачивает от жалости, от какой-то неподвластной ей брезгливости — как при виде полураздавленного насекомого, которое еще еле-еле шевелит лапками. Ни следа от холеной женщины, хозяйки положения, ловко дергавшей ее за поводок. Ни лоска, ни блеска, только побитая измученная девка…

Когда Джуди рычит и плачет одновременно, Ви отворачивается. Не хочет, чтобы та заметила этот странный, презрительно-жалеющий взгляд. Для нее Эвелин была подругой, а не какой-то охуевшей сукой, переломавшей ей всю жизнь. И Ви не хочет делить с ней это непонятное чувство, вспыхивающее в груди.

Часть ее считает, что Эвелин получила по заслугам за то, что сделала с ней. Отправила на верную смерть, ни о чем не предупредила. Для нее Ви была как оружие; умный пистолет, который еще и поглядывал на мир блестящими наивными глазами. Херовая аналогия, конечно. Но вот фортуна крутанула колесо; на слоте сюрприз — Эвелин саму использовали. Как куклу. А когда она стала не нужна, вышвырнули, переломав ей ручки и ножки.

Эту часть Ви зовут Джонни Сильверхенд, и он зависает над ней, когда Ви выходит покурить, опираясь на перила. Она сонно водит пальцем по гравировке на портсигаре Эвелин.

Пока что Джонни молчит, косится на нее изредка, и глаза у него голодные, какие-то кайфанутые — потому что Ви впервые позволила себе сигарету. На мгновение на его лице мелькает что-то вроде благодарности — осторожной такой, некрепкой. Они оба не знают, чего друг от друга ожидать.

— Мы ничего не узнаем от этой шлюхи, — кривится Джонни, расхаживая рядом с ней. — Зря потратили время! Могли погибнуть! И все, что у нас есть, — поломанная проститутка! Я бы сам выцарапал ее блядское сердце…

Ви вся перегибается от искренней злости. Да, Джонни умеет ненавидеть всей душой — качественно так, ярко, что в глазах искрами сыплет оптика. Его плавит от ненависти ко всему миру, а сейчас — конкретно к Эвелин Паркер.

— Джонни, она сейчас просто… мертва, — втолковывает Ви. — От нее ничего не получишь — ни ответов, ни мести. С тем же успехом я могу всадить обойму вот в эту стену.

Она устала. Только недавно ей казалось, что она пройдет по следу Эвелин, и все ее проблемы магическим образом решатся, а теперь Ви снова отбросило в самое начало, клубок на ее глазах откатывается, оставляя у нее в руках оборванную ниточку…

— Мы попробуем снова, — упирается Ви. — И снова, если будет нужно. Это не последний шанс.

— Да, убеждай себя в этом! — злится Джонни. — И почему ты ее жалеешь? — вдруг накидывается на Ви. — Это из-за нее ты умираешь! Шлюха решила, что может всех наебать и получить какой-то выигрыш! А сама не заметила, как связалась с серьезными людьми и пошла ко дну. «Арасака» не прощает таких.

— Так дела делаются на улице, блядь, — цедит сквозь зубы Ви. Прогорклый сигаретный дым незнакомо першит в горле, как будто ее жгут изнутри каленым железом. — Ты или рискуешь и получаешься все, или оказываешься на свалке. Всегда так было, Джонни! Я всего лишь стараюсь выжить.

— Ты добренькая, Ви, — змеится Джонни. — Увидела, как эта шмара поджала лапки и закатила глазки, и уже готова все простить и оставить ее в покое! А пожалела бы она тебя, когда тебя ебнули и выкинули на свалку? Хоть на секунду задумалась бы? Так почему ты должна относиться к ней лучше?

— Потому что я умираю, Джонни, мне уже все равно, — отмахивается Ви. Ей хочется убежать от его метких вопросов, спрятаться. Незачем так терзать ее душу — Джонни и сам знает ответ, потому что он переписывает ее сознание.

Она хочет ненавидеть, но понимает, что попалась в ловушку сама, захлопнула за собой дверь, прыгнула с разбега в волчью яму. Все инстинкты вопили ей, что в Кампэки-плаза прячется смерть, и вот она — явилась, смотрит ей в глаза через очки-авиторы, за которыми проблескивает преисподняя.

— Я отомщу, — клянется Ви, и слова пеплом оседают на языке, — за нас обоих, слышишь, Сильверхенд? Крови хватит на двоих. Но Эвелин сама — запутавшаяся в паутине муха. Жалкое создание. Я не стану срываться на ней, жизнь ее достаточно наказала за то, что она провернула со мной… и с Джеки… — ее голос чуть дрожит, и внутри снова вспыхивают разряды, всполохи незамутненной злости.

— Не думал, что у наемников нынче есть подобие совести, — презрительно цедит Джонни. — Это и в мое время было неебаться какой редкостью, что уж говорить теперь…

Он смотрит на размокшую из-за дождя землю, кривится. Город погибает, задыхается в муках. Город похож на искалеченную Эвелин, в которой души не осталось. Его можно ненавидеть, можно жалеть, но он просто… есть.

— Мне жаль, Джонни, — только и говорит она. — И мне тоже страшно.

Он фыркает: как Ви посмела предположить, что он, знаменитый Сильверхенд, чего-то боится?

Когда в дверях появляется заплаканная Джуди и зовет ее за собой, Джонни испаряется под хлесткими каплями дождя. Брошенная сигарета медленно тлеет в грязи внизу.

А в Ви почти не остается злости.

========== 3; императрица ==========

Комментарий к 3; императрица

пост «старая драма»

ну, тут никаких вариантов не было, в императрицы я в любом случае записала бы Бестию, она шикарная женщина

императрица, она же хозяйка — у нее положительная энергетика, но куда ж мы без страданий; значения карты — «нужно положиться на судьбу», «развязка близка», духовный подъем, физическое желание

— Эй, что случилось? — спрашивает Ви.

Она оглядывается, неверной рукой касается затылка — биочип как будто перегревается, опаляет ее, и Ви почти ожидает ощутить на пальцах жалящие искры. Накатывает знакомая мигрень, поселяется где-то внутри черепа, долбится в стенки. Но все терпимо, жить можно — она уже привыкла.

Вид у Джонни тоже как-то растерянный и потрепанный, и Ви настороженно понимает: что-то пошло не так. Ее грызет чужая досада. В этот раз Ви не вышвырнуло обратно в мир, когда измученное тело в очередной раз перетряхнуло будто бы разрядом молнии, нет, это Джонни ее вернул. Он сидит на машине, подобрав ноги, и задумчиво пялится в большой киноэкран, и взгляд у него слепой, и картинки на экране нет — Ви это пугает на каком-то подсознательном уровне.

Ви чувствует на ноющих губах привкус крепкого виски и еще чего-то терпкого. Бестия. Ее кусачие поцелуи. И Ви вдруг охватывает нечто вроде странного щекочущего смущения, когда она на задворках памяти призрачно улавливает то, как Бестия выгибается и размеренно стонет, какая у нее кожа — мягкая, гладкая, вдруг переходящая в твердый имплант; как она довольно извивается, если касаться и ласкать на стыке… Оглушенная чужими ощущениями, Ви тяжело приваливается к машине.

— Ты знала, чем закончится этот вечер, даже не придуривайся, — огрызается Джонни, когда Ви кидает на него красноречиво-жгучий взгляд.

— Явно не твоим кислым ебалом, — поддевает она. Джонни живет, когда злится, поэтому Ви и пытается немного пошатнуть его, чтобы наконец-то вызнать, что случилось. Он в ответ косится почти вымученно:

— Извиняться не буду.

— Да ладно, я бы тоже дала Бестии, — пожимает плечами Ви. — Она охуенная. Самая горячая женщина, которую я знаю, без шуток. Но у меня, если помнишь, есть девушка, и я сейчас задумалась… — Джонни смеется как-то особенно презрительно. — Что, концепт верности слишком сложный для великого Сильверхенда?

— Ты сама только что сказала, что хочешь трахнуть Бестию.

— Я имела в виду… гипотетически, — ворчит Ви.

— Ага, начинается софистика…

— Мы сегодняшним томным вечером хвастаемся, кто знает больше умных слов, или ты скажешь, что произошло? — обрывает Ви решительно и прямолинейно.

— Иди ты нахуй, — без особого огонька говорит Джонни и устало трясет патлатой головой. — Я не понял. Наверное, дело не во мне, она была какая-то дерганая, словно в чем-то виновата, но все равно… — он рассеянно взмахивает руками.

— Тебе стало так одиноко здесь, в пустом кинотеатре, когда она развернулась и ушла? — вкрадчиво спрашивает Ви. — Потому что ты понял, что Бестия чуть ли не одна во всем гниющем мире, кто еще мог бы в тебя поверить. А она просто… отказалась.

Она может его чувствовать. Это не как чтение мыслей, хотя Ви слышит Джонни иногда, даже если он не проявляется, а он может болтать с ее внутренним голосом. Это что-то на уровне воспоминаний, чувств. Ви нихуя не понимает в этом, но, наверно, как-то все же связано с мозгом. Эмоции, переживания. Чистая химия, на самом деле.

Ви не кривит душой: ей нравится Бестия. Странное чувство преклонения и немного — надежды. И Ви даже не собирается скрывать, что любуется ей, властно раздающей приказы или прикрывающей в бою; смотрит на нее с почтительного расстояния. Непокорная, самоуверенная женщина, наполовину сделанная из стали — метафорически и буквально. Такой Ви хотела бы себя видеть в зеркале — легендой, снисходительно поглядывающей на новичков, хозяйкой если не ебаного Найт-Сити, то его части.

Ну, в зеркале Ви иногда появляется изумленное ебало Джонни Сильверхенда, когда хваленая оптика сбоит, поддаваясь зараженному биочипу — это как, достаточно легендарно? Джонни слышит ее размышления и усмехается. Понемногу отходит. Ви разваливается на капоте, неудобно поглядывая на угасший проектор.

— Ты прав, фильм хуйня какая-то, — критично замечает Ви. — Может, Бестию кинцо не вдохновляет?

— Ой, твои попытки меня разговорить не изящнее включенной бензопилы, конечно, — кривится Джонни. — Я… Да, мне стало как-то… зверски херово одному. М-м, представляешь, не помню, чтобы мне хоть раз отказывали! — рассеянно говорит он. — Девки были рады запрыгнуть в мою койку, мне достаточно просто быть охуенным и иногда улыбаться. Хотя большинству все-таки нравились жестокие мудаки…

— У меня тоже были неудачные свидания, мир не закончился, — фыркает Ви.

— В тот раз, когда ты чуть не утонула, хотя я, блядь, говорил не лезть на дно? — рычит Джонни. Ви еще тогда показалось, что он просто боится смыкающейся над головой толщи воды и тьмы, притаившейся у дна — чужой страх барахтался в ней, пока она плыла вслед за Джуди. — Ну, тебе-то в тот раз дали, — припоминает Джонни с детской мстительностью, видно, пытаясь отвлечь ее от размышлений.

— Не в этом смысл, придурок, — говорит Ви.

Джонни как-то вяло от нее отмахивается.

Ему хочется быть живым, и Ви сомневается, что дело только в сексе. Хотя Сильверхенд, конечно, пытается вести себя так, будто ничего не происходит и он все тот же наглый рокер, каким был полсотни лет назад. Ви варится с ним в одном, нахуй, адском котле, и, когда Джонни смотрит на Бестию, его захлестывают и странная, инстинктивная вина, тревожная и колючая, и желание — быть рядом, поговорить, поглядеть на нее хотя бы, коснуться… Она часть его прошлой жизни, еще бы он к ней не тянулся — да Джонни вцепился бы в нее зубами, если б можно было. Но теперь, когда он осознает, что все изменилось…

— Давай я ей позвоню, может… — предлагает Ви.

— Бегать я за ней не буду, ну нахер, — тут же вскидывается гордый Джонни. — Не хочет — пожалуйста. Я и без нее прекрасно проживу…

Взгляд у него лихорадочный; Джонни как-то невразумительно дергает руками, и Ви понимает: это ему хочется взять что-нибудь — желательно такое, чтобы разлетелось на тысячи осколков с пронзительным звоном — и от души запустить в ночь.

— Жалко, что все так получилось, — искренне говорит Ви. — Вам бы обоим не помешало отвлечься и вспомнить старые добрые…

— А потому что не было, сука, их, — обрубает Джонни. — Я просто… пользовался ей, когда было нужно. Во всех смыслах. Не думал, что после смерти что-то поменяется. А как ты стала с ней работать… Как будто меня крюком подцепило.

— Больно, — договаривает за него Ви, царапает куртку возле сердца.

Он злится на себя, и это, кажется, хороший знак. Иногда полезно почувствовать, каким бы был уебком, что не останавливаться, идти дальше. Но есть еще что-то — отчаянная обида, которую Джонни пытается душит голыми руками, совсем безыскусно — и адски обжигается. Ему нравится делать вид, что его ничем не задеть, что он свободнее всех живых, но…

Ви устало поправляет цепочку с жетонами, холодящими кожу. На свидание Джонни явился без бронежилета, конечно, и, хотя Бестия этого не видит и оценить не может, есть в этом какая-то болезненная уязвимость.

— Давай, пошли уже отсюда, — торопит он. — Нечего тут торчать, или ты надеешься, что она вернется?

Она встает, потягиваясь. Отходняк от таблеток почти прошел, и Ви даже может радоваться тихому ночному ветру, холодящему шею.

— Джонни, ты же знаешь, что ты не один? — на всякий случай уточняет Ви. И тут же зло вспыхивает: — Не в этом, блядь, смысле, старый извращенец! Я хочу помочь.

— Зачем? — кисло усмехается он. — Все, кто достаточно меня знает, понимают, что лучший выход — это бежать куда глаза глядят. Что Бестия нам, собственно, и продемонстрировала.

— От себя же не убежишь, — пожимает плечами Ви.

Джонни дали еще один шанс — а об остальном они поволнуются как-нибудь позже.

========== 4; император ==========

Комментарий к 4; император

перед «звуками музыки»

император (хозяин) — мужская фигура, сила, лидер, рациональность прежде всего, необходимость действовать решительно; если карта выпадает женщине, это может значит, что у нее есть сильный покровитель-мужчина, ну вы поняли, а еще — что стоит послушать его мудрый совет (хаха, мудрые советы от Джонни Сильверхенда)

— А почему, собственно, самурай? — говорит Ви с такой претензией, как будто Джонни ей что-то должен. Потому что, если с ним разговаривать иначе, этот урод может и не ответить, даже не почтить вниманием. Сильверхенду всегда нужен вызов — даже призрачный и несерьезный.

— В смысле? — переспрашивает он.

Они тут давно разделили территорию: Ви валяется на кровати, Джонни располагается на диване, закинув ноги на столик, а кот клубочится где-нибудь посередине.

— Ну, откуда эта тяга к японщине? — улыбается она. — Ты разве разбираешься? Ты же и служил в ебаной Мексике, а не где-нибудь на Востоке, — Ви широко взмахивает рукой в стену, в направлении, где, по ее скромному мнению, может находиться неведомая Япония. — А тут вдруг самураи и эти… маски.

— А ты решила порыться в этом, значит? — подначивает ее Джонни, почти веселясь.

— Ага, изучаю матчасть.

Близится концерт, и Ви все еще нихера не знает, чего ожидать. Все ее существо сковывает страх, она напряженно думает: что-то пойдет не так, ее вырубит прямо на сцене дрянного клуба, который сняла Нэнси, она дернет струну как-нибудь не так, сказанет не то… Она даже немного тренируется на их домашней гитаре — совсем не легендарной, с чуть расстроенными струнами, которые Ви по подсказкам Джонни едва удается настроить. Каждый раз, когда аккорд срывается, ей хочется выть и кататься по полу от нервяка.

Керр строчит ей сообщения и спрашивает, как там Джонни, но никто не хочет спросить Ви, как она сама, верно? Это Сильверхенд — звезда вечера, воскресший и возвратившийся, как ебаный Христос.

Она волнуется перед концертом, потому что это важно. Даже если не ей.

— Ты же знаешь, с «Арасакой» у меня давние счеты, — вынужденно ухмыляется Джонни. — Они меня переебали, разобрали и едва не убили, но я выбрался из ада и, в общем, решил, что назваться демоном — не самая хуевая идея из тех, что меня посещают. Видишь эту харю? — он указывает на принт на спине куртки, что подогнала им Бестия.

— Óни, — соглашается Ви. — Горо мне как-то рассказывал. Это такие злоебучие японские демоны.

Мысли о Такэмуре неприятным осадочком остаются на душе. Он был похож на самурая куда больше, чем бешеный крикливый Джонни, он выше всего ставил честь и верность прежнему хозяину, которому был обязан всем. Ви не поддерживала такой фанатизм; время блядских рыцарей давно прошло, да упокоятся они среди радиоактивного пепла, но Горо чем-то все равно цеплял. Может, тем, чего не хватало ей самой, ввязывающейся в любые передряги исключительно ради денег и славы, а не чего-то высокого, ей, меняющей хозяев и владык от заказа к заказу. Воля клиента — закон. А вот в глаза Горо смотреть было неловко. Они у него были… чистые.

Ви щелкает по каналам, пока Джонни увлеченно рассказывает про создание группы. Она слышала это сотни раз. А может, видела своими глазами в одном из запутанных не-своих снов; там были грязные бары, много алкоголя и мелкий, но все такой же истеричный Керри. На экране телевизора вспыхивает уже намозолившая всем глаза фотка старика Сабуро — в этот раз по поводу похищения Ханако. Ви усмехается, слушая про неизвестных террористов. Ей ни капли не стыдно, только досадно… И горько из-за Такэмуры.

— А кто-то орал, что я безумный террорист и поэтому со мной нельзя иметь дело, — язвит Джонни, готовый комментировать каждую ее мыслишку.

— Эй, я не собиралась никого взрывать и становиться причиной смерти тысяч людей. Это была случайность. Так все-таки — что там про самураев?

Ви смотрит на фото покойного императора «Арасаки» пристально. Когда-то Горо пытался внушить ей, что Сабуро такой же человек, как и они все; как будто страшными тайнами, делился с ней рассказами о том, какую еду старик предпочитал… Словно это могло немного ее сдержать, присмирить Джонни, жаждущего крови.

Да, для Горо старик был почти святой, но Ви прекрасно помнила, с какой жестокой мстительностью он приказал выкорчевать душу Джонни. И злилась, потому что это было жестоко и бесчеловечно, так, как даже Смэшер не поступил бы. Он бы убил, раздавил его голову, но не обрекал на вечные страдания. Смерть всегда была честнее всех…

— Я подумал, что в наше время от чести самураев ничего не осталось, — просто говорит Джонни. — Они не достойны, чтобы с ними обращались по справедливости. Я тебе клянусь, Ви, я сам бы хотел задушить Сабуро Арасаку, а лучше линчевать его собственной машиной. Если у него еще оставалась душа. И для этого миру нужен был красный демон с безумным взглядом.

Джонни умеет говорить поэтично, расцарапывать сердца.

— Перестань мучиться, — просит он. — Мне тоже… охуеть как странно вернуться. Я снова и снова вспоминаю, с чего начинал. Все это подозрительно похоже на последний концерт, а уходить я никогда не был готов, — Джонни сухо смеется. — Даже когда отправлялся с бомбой в башню. Поэтому мы обязаны зажечь напоследок, чтобы старику на том свете херово стало.

— Ты веришь во всю эту метафизическую хуйню?

— А что мне еще остается, я буквально призрак! — злится Джонни, в доказательство мечется из угла в угол в долю секунды, рассыпается синими помехами.

— Ладно, ладно, я поняла, не мельтеши! — ворчит Ви, перекладывая гитару удобнее и пытаясь настроиться.

Честно говоря, гораздо проще ей сдаться, взять гитару и разъебать ее обо что-нибудь, как делают все приличные рокеры. Джонни так точно. Как-то ссадил ладонь в мясо — деревяшка неудачно отлетела. Вот дурень… Ви тихо усмехается этому смазанному воспоминанию, как Джонни неаккуратно бинтует свою — тогда еще не их — руку. И подсознательно ищет на своей ладони рваный шрам.

— Я все сделаю, — обещает Джонни. — Тебе не нужно так стараться. Ты и так достаточно сделала, — неловко, скомканно говорит он, отворачиваясь — будто бы на кота.

Думать головой — это не про Джонни. Из его словаря напрочь вычеркнуто слово «рациональность» и все его синонимы. И в какой-то мере это подкупает Ви, потому что она такая же идиотка — не нужно вспоминать, как они с Джеки подорвались на этот изначально стремный заказ…

А все-таки Ви думает, что это хорошо — что Джонни весь наизнанку. Что он орет, когда ему больно, смеется — когда весело. Проще всего быть искренним в своих эмоциях, когда ты лишь программа на чипе. Но он с самого начала был таким — на сцене.

— Ты пересматривала старые записи? — удивленно вскидывает брови Джонни.

— Керри скинул, — кивает Ви. — Сказал, тебе понравилось в прошлый раз, так что… пусть лежат.

Если не присматриваться, может показаться, что Джонни Сильверхенд пылает огнем — и дело вовсе не в светомузыке. И поэтому он Ви в сотни раз роднее, чем лживые корпораты и их хваленая японская честь.

Да упокоится император, они собираются станцевать на его могиле напоследок.

========== 5; жрец ==========

Комментарий к 5; жрец

по мотивам квеста «священное и мирское»

карта иерофант (верховный жрец, первосвященник): религиозный мир, вопросы добра и зла, духовное совершенство

— Мне пиздец не нравится это дело, — ворчит Джонни. — Если тебе охота заработать там или просто пошмалять, у нас висит старый заказ на чью-то голову от Редж, разве нет? Всяко повеселее.

Но дело не в деньгах. Ви отходит от молящегося монаха, скорчившегося на коврике посреди спешащей улицы, и закуривает — может, так она пытается понадежнее заткнуть Джонни. Подношение для ее личного демона. В храмах, кажется, когда-то устраивали окуривание. Он и правда недолго наслаждается сигаретой, довольно ухмыляясь — так и не пропал, непрозрачно намекая, что разговор не окончен.

— Дело в том, что их насильно имплантируют, — говорит Ви. — Мне это не по душе вот вообще. Ну, вспомни «мусорщиков»: они потрошат людей и вынимают их импланты. Мне кажется, это вполне сопоставимо. Только наоборот.

— Ага, но вот он жив остался, а все равно что-то выебывается, — не отступает Джонни, невежливо тычет пальцем в монаха, ни о чем не подозревающего. Для него, привыкшего выкарабкиваться любой ценой, это почти оскорбление, и Ви его отчасти даже понимает…

Может, спасти попавшего в беду монашенка и подзаработать Джонни не прочь, но вот на того, что на свободе, смотрит презрительно и упрямо. Он разбирает мысли Ви по косточкам, легко преодолевая сопротивление. Слишком они близко срослись, чтобы утаивать от него что-то, и у нее кружится голова, когда Джонни, точно голодный зверь, блуждает в чужом мозгу.

— Если решишь обратиться к вере ради спасения души, прими таблетки, будь добра, чтобы я этого стыдоебища не видел, — гордо восклицает Джонни, пока Ви идет в указанном направлении, на склады. Он не отстает — вот прицепился… — Религия — опиум для народа, Ви. Это бред, которым забивают себе мозги те, кому сложно думать. Правила, заповеди… Выучивают, что надо подчиняться любому ебаному богу. А потом вами пользуются все, кому надо.

— Эй, эй, я же еще не надела рясу и не отправилась служить мессу, — успокаивает его Ви. — Просто… иногда хочется задуматься о своей душе. Ты никогда не размышлял, если ад все-таки есть и это не пустые слова?..

— То я уже в нем побывал, — надрывно смеется Джонни, и у Ви все внутри сводит, когда он думает о «Микоши». — И там страшнее, чем представляют все священные книги разом. Расскажи на досуге Падре, чего ему на самом деле стоит бояться, а не чертей со сковородками.

Ви не так часто задумывается о вере. Ну, если бы Бог действительно был, разве не существовала бы одна общая религия с одними правилами? Разве ему не удобнее было бы научить людей поклоняться по верному образцу, чтобы они не убивали друг друга в совершенно уебанской попытке выяснить, чья выдумка лучше? А значит, этот самый Бог с большой буквы вряд ли существует. Это даже легче — знать, что за тобой никто не следит и не отмеривает твои поступки. Но вдруг…

Она иногда посмеивалась над ребятами из банды «Валентино», которые носили все эти аляповатые цацки, в которые они даже не верили. Для некоторых это не более чем маскарад. Навешать на себя побольше золота и наслаждаться, когда оно побряцывает. Или взять вудуистов, прикипевших к своему храму. Ритуалы, символы. Сколько они сейчас весили? Имели ли смысл? Сплошные декорации.

Наверно, этот монах — один из немногих, кого Ви знает, сохраняющих искреннюю, чистую веру. Во всем полагается на своего господа — нет, это не по ней, Ви больше нравится самой контролировать, куда катится ее херовая жизнь. В последнее время, правда, не получается, но все равно…

— Давай, убери их тихонько, — ехидно сочится в уши голос Джонни. — Как ебаный ниндзя. Во тьме! Заработаешь себе несколько очков к карме.

Ви не собирается скрываться. Ей по душе — идти напролом, ловко мелькая между ящиков и улучая момент, когда можно расстрелять мальстремовцев. Дыхание срывается, Ви довольно скалится, чувствуя знакомую отдачу от пистолета. Она еще живет. В запахе пороха и крови. Среди матерных выкриков врагов, на которых она обрушивается сверху, паля во все стороны, среди летящих пуль, тяжело грохнувшей где-то сбоку гранаты…

Когда становится тихо, Ви тяжело приваливается к стене склада и проверяет простреленное плечо. Задыхаясь, оглядывается на монаха и с какой-то печалью видит ужас на его лице. Как бы объяснить мальчишке, что мир куда страшнее, чем ему представляется?

— Что же ты не стала играть в праведницу? — лезет под руку Джонни, такой же бешеный и запыхавшийся, как она, словно сражался к ней плечом к плечу. У Ви крыша съезжает от этой мысли.

— Мне уже поздно исправляться, Джонни, — хмыкает она себе под нос, развязывая монаха. — И я предпочитаю делать добрые дела, а не отбивать поклоны и шептать молитвы.

Он уклончиво качает головой. Ви знает, у нее много крови на руках, но встреча с этими монахами в очередной раз заставляет ее задуматься: а что ждет впереди? И какое будет иметь значение вся ее перебитая судьба, когда она встанет перед последней дверью? Никогда раньше она не царапалась за этот острый вопрос так глубоко, как в последние дни, чувствуя приближение смерти.

— Ты хуйню творишь, Ви, — говорит Джонни потом, когда Ви прощается с монахами и доезжает до фиксера. Курит, ждет его у забегаловки, где варят чуть ли не самый отвратительный кофе в Найт-Сити.

— Да, мне страшно, — стискивая зубы, шепчет Ви. — И что с того? Если бы тебе заранее сказали, что ты умрешь, что бы ты сделал? Я вот предпочту уйти достойно.

— Ага, конечно, блядь, — хохочет он. — Я прекрасно знал, что я сдохну там, на развалинах башни! Ни капли вот не сомневался! Поэтому я был уверен в том, что делаю. А ты мечешься, как испуганный кролик. То в медитацию сунешься, то вот с монахами связалась. Ты колеблешься. А я всегда считал, что на смерть надо идти уверенно, вот почему я так с тебя бешусь.

В удивлении она оборачивается, прекращает сверлить взглядом обезображенную граффити стену, смотрит Джонни прямо в глаза — очки не мешают, он смотрит на нее спокойно и открыто, только в глубине пляшут безумные искры с пепелища. Он не так-то часто объясняет свои мотивы, так что Ви цепляется за каждую возможность понять Джонни чуть лучше.

— Да я все время забываю, что ты мелкая совсем, — вдруг ровно говорит Джонни. — Конечно,бля, тебе страшно. Еще бы!

Он ходит из стороны в сторону, и Ви невольно отодвигается с дороги. Переживает? Конечно, ее волнение, страхи эхом отходят и к Джонни Сильверхенду, заставляя его мучиться от чужой неуверенности перед будущим. Кому такое понравится…

Монахи, думает Ви, это всего лишь предлог.

— Главное — я верю в себя, то есть в нас, — говорит Ви, желая его подбодрить, и с изумлением понимает, что почти не кривит душой.

========== 6; влюбленные ==========

Комментарий к 6; влюбленные

третий акт игры, квесты Джонни закрыты, Ви в отношениях с Джуди

сейчас будет такой флафф, что у вас зубы заскрипят

аркан влюбленные — помимо буквального значения, еще это свобода, принятие решений, развлечения/удовольствия, эмоции

Ви редко позволяет себе минуты спокойствия, но для Джуди в ее расписании всегда есть время. Это даже забавно: она, одиночка, вдруг пытается любой свободный вечер проводить с Джуди, такой же запутавшейся и отчаявшейся девчонкой, одной из тысяч, что живут и надеются в огромном уродливом городе. Когда они вместе, Ви снова и снова понимает, какие они, в сущности, малозначимые и мелкие, если могут сорваться к дамбе, спрятаться от мира и жить в свое удовольствие в покинутом домике, и никто их не найдет…

Пока чип снова не напомнит, как мало у нее осталось дней, украденных у госпожи Смерти, и пока голову не прострелит адская боль, разбивающая ей череп. Но сегодня вечером все хорошо, они с Джуди сидят на деревянном пирсе, смотрят на закат, касающийся грязной густой воды, и мир кажется чуть красивее, чем есть на самом деле. Им обеим нужно время, чтобы исцелить души, и это местечко, накрепко связавшее их, подходит как нельзя лучше.

— Только не лезьте больше в воду, я вас, бля, умоляю, — предлагает Джонни, расслабленно валяющийся рядом на старой пристани и подставляющий довольное лицо последним солнечным лучам.

Ему тоже хорошо, хотя он не признается, гордый весь из себя. Отпускает ее ненадолго, но в этот раз не пропадает. Джонни тоже одиноко, теперь Ви чувствует его острее, понимает лучше. Они с Джонни договариваются об одолжениях, потому что Ви была хорошим другом и позволила ему потусить со старыми приятелями из прошлой жизни… Ей не хочется думать, что она купила его расположение.

— Что ты вообще тут делаешь, у меня сегодня выходной, — мысленно бурчит Ви, вяло, несерьезно отмахиваясь от него. — Ты знаешь, что ты страшный вуайерист, а, Джонни?

— У вас все хорошо? — спрашивает Джуди, улавливая какие-то телодвижения Ви, лежащей у нее на плече, пока ее девушка лениво переписывается с какой-то студией насчет новых брейндансов.

— Все охуенно, просто Джонни за нами подглядывает, — ябедничает Ви, который сегодня хочется вести себя немного по-детски. Она метко пинает развалившегося рядышком Сильверхенда в голень, и тот со смехом отдергивает ногу, делая вид, что он реальный и настоящий — и что ему очень неприятно, когда Ви дерется.

Им обеим сложно. Ви знает: какое-то время Джуди никак не могла поверить, что рассказ об энграмме — правда, что Ви не повредилась умом из-за очередного тяжеленного удара по голове и не притворяется из какого-то странного желания казаться загадочнее. Нет, все куда прозаичнее: она умирает. Точка.

— Джонни, он… — задумчиво говорит Ви, косясь на Сильверхенда, тщетно пытающегося выглядеть не заинтригованным ее речью. — Представь, что у тебя есть старший брат, классический такой отвратительный гоблин, который берет твои вещи без спросу, грязно шутит и вообще ведет себя максимально, блядь, мерзко. Но ты все равно его терпишь, потому что он часть тебя.

Джонни предсказуемо показывает ей средний палец.

И Джуди слушает ее с внимательной, ласковой полуулыбкой, и ради этого нежного взгляда, чуть светящегося, вот так, когда солнце скользит по ее лицу, Ви готова завоевать целый город и бросить его к ногам Джуди Альварес. В такие моменты она хорошо понимает Джонни, взорвавшего башню ради Альт. В память о ней. И Ви находит ладонь Джуди, сжимает ее, чтобы напомнить себе: у них все еще может получиться лучше, если попытаться…

— Я кое-что придумала, — говорит Джуди своим коварным, заговорщическим тоном, прищуриваясь лукаво. — Не знаю, насколько тебе это понравится. И… ему тоже. Я хотела попробовать записать совместный брейн, но… я кое-что подрегулировала. Покопалась в индивидуальных настройках. Помнишь, я в прошлый раз смогла услышать его мысли? Совсем чуть-чуть…

Глядя на нее настороженно, Ви начинает понимать, к чему она ведет. Джуди волшебница, когда речь заходит о технике, кофе и поцелуях, в этом нет сомнений, но то, что она хочет увидеть Джонни… Сбитая с толку Ви опасливо оглядывается, смотрит на Джонни, прямо в глаза, не защищенные авиаторами. Чувствует, как его мучительно стискивают и страх, и непонятное искушение. Шанс ощутить себя почти нормальным. Поговорить с кем-то, кроме Ви, которая уже ему смертельно надоела.

— Эй, это может быть опасно, — напоминает Джонни. — Вспомни, в прошлый раз тебя отключило. Я не хочу, чтобы ты померла прямо на этом вашем ебаном райском берегу.

— Все нормально, — убеждает Ви, не замечая, что говорит вслух. — Если что-то пойдет не так, Джуди нас отключит, правда?

— Так точно, — кивает та.

Джуди уже притаскивает обручи из багажника ее машины, подключает к своей аппаратуре. И Ви, еще мучающейся сомнениями от Джонни, приятно наблюдать за ней, охваченной каким-то особым воодушевлением. Экспериментировать Джуди любит, и это для нее очередное приключение, но…

— Если что будет не так, не изображай героиню, а скажи, — предупреждает Джуди, быстро целует ее и помогает надеть обруч, хотя это все не обязательно. Калибруя их, она мычит смутно знакомую песенку, и Ви невольно расслабляется.

Здесь тихо, мертвая вода почти стеклянная, такого зеленого бутылочного цвета, и на нее нападает какая необычайная расслабленность, не под стать наемнице. Ви, честно сказать, плевать, насколько беспечной и будто бы опьяненной она выглядит.

— Три, два, один! — командует Джуди, как на расстрел, тыкает аккуратно какую-то кнопку, и Ви успевает прикрыть веки, чтобы не опалило знакомой белой вспышкой.

Когда она снова смотрит на Джуди, в глазах немного двоится, танцует что-то. Пока они обе привыкают к разделенным ощущениям, Ви быстро соображает, что быстро вертеть головой нельзя и что сегодня она не слышит никакого эха воспоминаний Джуди.

— Охуеть, — шепчет Джуди, впиваясь в ее руку.

Джонни задумчиво рассматривает ее, ухмыляется. Ви почти не тревожится; она убеждена, что Сильверхенд физически не может не любить Джуди, так Ви ее обожает. И все-таки это подсознательно кажется чем-то важным, очень личным: у нее нет семьи, так что и знакомить Джуди не с кем (да и кто бы стал соблюдать эти древние ритуалы), но Джонни — не такой уж последний человек в ее стремительно заканчивающейся жизни…

— Привет, котенок, можешь потрогать, я не кусаюсь, — расслабленным, хрипловатым голосом тянет он, хотя Ви чувствует, как его царапает неопознанное волнение.

— Котенок? — переспрашивает Джуди, выразительно вскидывая брови и глядя на Ви.

— Джонни просто тащится по кошкам.

— А Ви — по тебе, — мурлычет он.

Джуди и правда лезет потрогать серебряную руку, отливающую в чистый белый, завораживающе бликующую, но ее пальцы проваливаются, и по руке Джонни разбегаются синие помехи. Почти испуганно Джуди отдергивается, садится рядом с Ви, подбирает ноги, и Ви улучает отличный момент, чтобы приобнять ее.

— Значит, вот так всегда? — спрашивает Джуди, еще очарованная. — Черт, как это должно быть странно, когда ты видишь что-то, чего другие не могут. Я читала про Джонни, — говорит она вдруг, — мне стало интересно. А «Never fade away» — лучшая песня, мне под нее всегда новые идеи приходят! Вдохновляет.

— Моя ж ты хорошая, — довольно кивает Джонни.

— Я ожидала чего-то… не знаю, страшного, — признается Джуди, закусывая губу. — Надо привыкнуть.

Она заметно смущается, не знает, куда себя деть, но в конце концов выбирает себе лучшее место — в руках Ви. На Джонни косится с интересом… отчасти профессиональным, рассматривая такую правдоподобную энграмму, отчасти — искренним, восхищенным. Ви спокойнее выдыхает.

— Страшное тоже было, — вынужденно усмехается Джонни. — У нас… долгий путь. Но сейчас все весьма славно. Не считая… — Он мрачно указывает себе на голову, и Джуди грустно кивает.

— Не волнуйся, ему нравится, когда на него обращают внимание, — посмеивается Ви. — Сейчас начнет паясничать, но ты дели каждое слово примерно на половину, и…

— Зануда, — отмахивается от нее Джонни. — М-м, Джуди, ты в курсе, что я предлагал на тебе жениться? Как понял, что ты куришь в постели, я сам кончил, отвечаю.

— Я же предупреждала, что он противный, — слабо оправдывается Ви.

— Это что, предложение? — переспрашивает шутливо Джуди и утыкается носом в ее шею, пытаясь скрыть улыбку.

А Джонни, довольный собой и весьма настоящий, хохочет, запрокидывая голову. И им хорошо.

========== 7; колесница ==========

Комментарий к 7; колесница

аркан движения, пути к цели, оптимизма и в целом всяческого успеха

немного про отношения моей Ви с транспортом (все еще считаю, что «Арч» — самое удобное средство передвижения в игре), про мечты и милоту

У Ви есть какие-то проблемы с машинами.

Она это понимает, когда ей в руки попадает старый «Порше» Джонни — ладно, после тюнинга он работает очень даже неплохо, но выглядит все равно чертовски старомодно. Джонни, не желающий признаваться, что из него уже песок должен сыпаться, говорит «винтажно». Джонни готов эту машинку облизывать, буквально.

Каждый раз, когда ей подкидывают новый заказ (обычно это случается, по закону подлости, вечером, когда Ви трахается со своей девушкой или лениво лежит со своим котом под боком), Ви закатывает глаза. Это их ритуал: Джонни будет настырно предлагать блестящий серебряный «Порше», пылящийся в гараже. Искушать, забалтывать, наконец, упрашивать.

— Понимаешь ли, я по мотоциклам, — хладнокровно отбривает его Ви тем самым важным тоном, каким заявила настырному Риверу, что она «по девочкам». Но, в отличие от того раза, Ви не слышит одобрительно-насмешливого фырканья.

Она берет мотоцикл Джеки, и что-то в Ви каждый раз переламывается. Когда она видит раскрашенный «Арч», подсознательно ожидает повернуть голову и увидеть широкую, такую неподдельную и счастливую улыбку друга. Ее уже не трясет. Сначала Ви думала, что не сможет на нем ездить, но мотоцикл сидит как влитой. Она сливается с ним, когда летит по неоновым улицам Найт-Сити, и от восторга спирает дыхание.

— Дело в Джеки? — спрашивает Джонни, проницательный не только потому что читает ее душу — ее поведение говорит красноречиво, то, как она крепко вцепляется в руль, вспоминая загребущие руки друга.

— Не только, — загадочно ухмыляется Ви.

Джонни важна его машина; он очень цепляется за прошлое и ищет способы прикоснуться к части своей жизни. Он хочет напомнить себе, что он настоящий, живой когда-то был, что он не тень Ви и не часть ее больного сознания. В угоду ему Ви хранит его древнее тряпье (она даже любит его куртку), скупает какие-то пластинки.

Этим вечером после выполненного задания она по серпантину заезжает повыше в гору. Плечо саднит из-за жесткого падения с лестницы; от выстрела в упор спасла броневая пластина на куртке, но Ви чувствует странную эйфорию — ее встряхивает близость к смерти, риск. Поэтому она тащит ворчливого Джонни наверх, садится на краю, улыбается сиянию города, а потом поваливает на спину, тонет в траве и смотрит на тусклые звезды и на свое отражение в очках Джонни.

— Я очень хуево вожу, — говорит Ви, потому что ей весело и хочется делиться историями. — Мой отец был ублюдком, но у него была хорошая машина. Не знаю уж, у кого отжал. Как-то раз я, тогда еще мелкая, с парой друзей ее угнала, как это обычно и бывает. В хлам! — решительно обрубает Ви. — Сама не понимаю, как я ее так разъебала.

— И тебе, конечно, всыпали, — смеется Джонни, как-то подобрев взглядом; устраивается рядом. Обычно они говорят о чем-то более стремном или ругаются, так что Ви не жалко его развлечь.

— Еще как. Неделю сидеть не могла. Ну, блин, не получается у меня с машинами, — смущается Ви. — И Джеки говорил. Я как сажусь за руль, у меня башка кружится. Она… тяжелая. И размеры я не осознаю. Заносит, сука, все время! С мотоциклом ловчее получается, он как бы продолжение меня. И я… ты только не смейся, но боюсь твою машину побить. Она же одна такая.

Джонни важно кивает, даже не перебивает ее, молчит в качестве исключения. Тоже, приподнявшись, глядит на Найт-Сити, на машины, которые тащатся еле-еле, перемигиваясь огоньками. Ви это совсем не нравится, ей больше по душе быстрые юркие мотоциклы, на которых можно с ревом и визгом пронестись по улицам, увиливая от тяжелых автомобилей, подрезая их. Есть в этом то, ради чего она живет: вспышки адреналина, упоительная свобода.

— Ты бы знала, сколько я эту машину бил, удивилась бы, что она еще существует! — разглагольствует Джонни. — А ты знаешь, мотоциклы мне тоже с тобой начали нравиться. Такой ветер в ушах. Снова чувствуешь себя живым.

— Когда-то в детстве я мечтала, что сяду на мотоцикл и уеду в закат… Как ковбои в старых-старых фильмах, — делится Ви. — Сорвусь в неизвестность. Буду путешествовать по разным местам, и слава обо мне прокатится по всем землям…

— Красиво, — кивает Джонни. — Куда ж ты свернула не туда? Надо было и лететь в горизонт, а не гнить в этом сраном городе.

— Тогда я не узнала бы ни тебя, ни Джеки, — устало спорит Ви, кивает на любимый мотоцикл. — Эй, Джонни, если выживем, поехали вместе, а?

— На мотоцикле? — переспрашивает он иронически. — Не пойми куда? Без снаряжения, потому что много на нем не увезти? Звучит достаточно самоубийственно, чтоб я всерьез задумался, знаешь ли.

— Ладно, уговорил, возьмем твой ненаглядный «Порше», — соглашается Ви и облегченно приваливается к его неощутимому плечу, снова и снова обманывая свои чувства.

========== 8; справедливость ==========

Комментарий к 8; справедливость

цепочка заданий Ривера Уорда

справедливость, помимо прямого значения, относится к честности, совестливости, законности, а также беспристрастности и нейтральности

Джонни не нравится Ривер. Он бесится, язвит, обсыпает его оскорблениями, хотя тот ничего не слышит и не может, даже не догадывается о трясущимся рядом с его лицом, будто в остервенелом песьем лае, анархисте. А неугомонный Сильверхенд лезет к Ви и словно винит ее за то, что она добра к этому отчаявшемуся человеку. Что ей не наплевать на Рэнди, беспомощного ребенка, который умирает где-то там.

Нет, Джонни чувствует в нем нечто необычное, непоколебимое, такое чуждое грязному разнузданному городу, и его словно бы пугает это. И заставляет беситься.

Ну, а Ви просто Ривера по-человечески жалко.

Она не хочет тащить его в свою ебаную жизнь, потому что Ривер заслуживает чего-то получше — даже как друг. У него есть семья, о которой необходимо заботиться, милые детишки — по меркам Ви, которая ненавидит спиногрызов, что уже победа, блядь, — а теперь и племянник, едва способный двигаться без посторонней помощи. Еще ее проблем не хватало. Ви так боится сделать ему больно… И не говорит ему, скрывает, как ее выворачивает, сплевывает кровь украдкой, чтобы не взволновать чертовски заботливого Ривера, как героиня какого-нибудь пафосного фильма, загибающаяся от рака. Не так уж она далека.

Может, он и правда последний из честных полицейских. И это значит для него увольнение и подозрительные взгляды бывших коллег, которые сопровождают Ривера даже тогда, когда он находит с помощью Ви логово охуевшего маньяка. Ей тяжело смотреть на то, как Ривер выбивается из сил, пытаясь делать так, как должно. Почему у него это получается с таким трудом? Почему в этом городе вообще нет места правосудию? Им наплевать. Кристально похуй, бля. Один Ривер выбивается из сил.

Подлая мыслишка закрадывается: эй, а стал бы блистательный Ривер так копать это несчастное дело, если б не был замешан его племянник, или сдал бы на радостях этого блядского Питера Пена в архив? Ви знает, что порождает эти губительные размышления. Точнее сказать, кто.

Дело это мерзкое, тяжелое. У Ви потом болит башка от сюрреалистичных снов маньяка; если бы не Джонни в ее голове, уже сам собой ставящий под сомнение ее нормальность, она бы решила, что у нее начинает съезжать кукуха. Брейны передают чувства, и Ви буквально переебывает липким страхом и мерзкой увлеченностью Харриса. По ночам Джонни увлекает ее какой-то бессмысленной болтовней и рассказами с их выступлений.

— Не надо было тебе связываться с этим копом, блядь, Ви, — бормочет он, когда Ви молча пялится в темноту и обнимает кота, прижимая его к груди. Ловец снов от Мисти безумно покачивается над ее головой. — Ви, давай, посмотри на меня, не думай об этой хуйне, я сыграю, ты втянешься, да?..

Она и правда втягивается, слушает его бренчание, и это ненадолго перебивает тот безумный мультик, что отпечатался у нее на внутренней стороне век. Ви хуево от биочипа, снова сбоящего и подергивающего мир синими помехами, но еще хуже на душе. Она не понимает, откуда берутся такие уебки, хотя видела полностью пройденный путь. В ее мир существование таких людей просто не вписывается. Есть жадные наемники, есть закоротившие киберпсихи, есть просто мудаки, но настолько извращенный, перекрученный разум Ви видит впервые… И очень надеется, что ее разум не покалечит так же сильно.

Поэтому она позорно сбегает с семейного ужина Уордов; ей все напоминает о деле. Джонни придумывает тысячу и одну шутку про то, что полицию стоит посылать нахуй не буквально, а Ви чуть не подскакивает от ужаса, когда речь заходит о какой-то там свадьбе. Нет, она не может остаться. Она тащит за собой кровь, болезненные вопли и бесконечные смерти, кружащие ее в водовороте и медленно стаскивающие на дно. А эта семья и так всякого натерпелась.

Она обещает позвонить, но потом как-то все стирается. Ви разбирается с Вудуистами и лезет в такие дебри Сети, о которых и не осмеливалась думать, и постепенно история с Ривером стирается. Ей не жаль отпустить. Это свобода, которой она хочет, забытье. Ви забивала горе по Джеки ворохом новых эмоций, погоней за Хелльманом, а теперь больше всего хочет отвязаться от мыслей о Ривере и его справедливости.

— Потому что нет никакой справедливости, тупой ты долбоеб, — говорит Ви, как будто она снова нашла в себе силы встретиться с Ривером. На самом деле она пьяна, у нее есть бармен «Посмертия», милая Клэр, стопка мешанины, названная именем Джонни Сильверхенда, и, собственно, оригинал, примостившийся на соседнем стуле. — Ты или прогнешься под этот город, который выебет из тебя все наивные детские мечты, или закончишь на свалке с простреленной башкой. Тут всегда проигрываешь. Как бы ты ни пытался бежать, — она нелепо размахивает руками, чувствуя себя очень пьяной и легкой.

— Родная, да ты в отчаянии, — подмигивает Клэр. — Обновить? Еще «Джонни»?

— Его и одного хватит за глаза, — себе под нос бубнит Ви, нервно усмехается, сознавая, что никто не проникнет в тайный смысл ее слов, но кивает, мол, наливай.

На следующий день, когда Ви пытается прийти в себя и не развалиться, сука, прямо тут, едва разлепив глаза, ей прилетает сообщение от Ривера, в котором он почти не обиженным тоном интересуется, почему она не звонит и не шлет никакой весточки. Такой открытый и искренний. Такой незнакомый. Первый порыв — набрать ответ, черкнуть что-нибудь жизнеутверждающее, но Ви отказывается, стискивает зубы.

— Это жестоко, знаешь ли, — мурлычет Джонни, полностью довольный ей. — Заставила его поверить, мол, вы друзья, а сама так поступаешь.

— Я только помогала с делом, — упрямо хрипит Ви, чувствуя себя очень плохой и злой, черствой. — Я не хочу, чтобы его жизнь менялась из-за моих проблем. На Ривера и так слишком много свалилось, пусть дальше сам разгребается, подливать масла в огонь я не собираюсь.

— Ты просто боишься оказаться недостаточно хорошей для такого послушного полицейского песика, — зубоскалит Джонни, рассматривая ее. — Думаешь, ты не можешь быть его другом. Ты вся — то, против чего он борется. Наемница, убивающая за деньги, сеющая хаос. Ты не умеешь работать тихо, ты все разносишь к ебене матери, Ви, и умеешь делать это хорошо.

Он не в ужасе. Он в восхищении. И от этого Ви, может быть, еще более хуево.

— Он из другого мира, Джонни, — объясняет она, как может. — Я не хочу его… пачкать. Останусь в стороне, буду наблюдать. Как нейтральная сторона.

— Наш мир его медленно пережевывает, — сладко тянет Джонни, ухмыляется, как будто это что-то личное.

Он бесконечно прав, и Ви пробирает холодом от этого осознания.

— Просто ненавижу, блядь, легавых, — искренне плюется ядом Сильверхенд, и это, в целом, полностью его право; кто Ви такая, чтобы его отговаривать или умолять сменить гнев на милость? Нет, она никогда не переубедит его, что Ривер Уорд просто родился немного не в то время, что он добрый малый с такими древними семейными ценностями, что пиздануться можно.

Он правда хочет сделать мир лучше. Хотя бы его часть. Не завоевать, не прославиться, не создать себе имя, как Ви или другие шумные и наглые обитатели «Посмертия» и иже с ним, а просто сотворить что-то… хорошее.

Вот только город этот поздно исправлять. И Ви с Джонни тоже.

========== 9; отшельник ==========

Комментарий к 9; отшельник

квест-заказ «Дом на холме»

аркан отшельник значит уединение, самопознание, внутреннюю мудрость и проводника; значения более спокойные и положительные, чем получилась зарисовка, но мне хотелось вспомнить о том, что Джонни был на войне и это важная часть его персонажа

Для Ви это своего рода ритуал. Она знает, что делать, чтобы не проебаться: стараться палить по конечностям (изображать милосердие пиздецки трудно, когда в тебя безжалостно шмаляют), обезвредить очередного киберпсиха, порыскать рядышком, пытаясь понять, от чего ему сорвало башню, и скинуть информацию Реджине. Потом, конечно, убраться побыстрее, потому что у нее нет настроения сталкиваться ни с ее ребятами, ни с запаздывающим «Макс-таком».

Обычно Ви очень страшно не потому что любой из этих уродов превосходит ее в десяток раз и ей приходиться прятаться и короткими очередями отстреливаться. Нет, она понимает, что на месте киберпсиха может быть она сама. Или кто-то другой из ее друзей и знакомых. Но без имплантов тебя на улицах живьем съедят. Ебаный замкнутый круг.

В этот раз она бежит быстрее обычного. Позади остается одинокий дом на холме, обнесенный колючей проволокой, а Ви не хочет оборачиваться, не хочет, но почему-то пялится в зеркало над собой — но видит только Джонни на заднем сидении, такого же нахмуренного и молчаливого. Пыль клубится под колесами; Ви несется по бездорожью, наперекос. Как можно скорее. Как можно дальше.

В какой-то момент ее прошивает снова, и Ви давит на тормоза, ругаясь, бессильно всхлипывая и перхая кровью. Кажется, сшибает какой-то кактус. Когда машина останавливается, она вываливается наружу, жадно хватает воздух ртом. Тут он чище, чем в Найт-Сити, где грязи и всякой мерзости больше, чем где-либо еще. В Пустошах можно идти спокойно, не глядя себе под ботинки, не боясь вляпаться во что-нибудь. Уже за это Ви готова полюбить этот простор.

Трясущимися руками она достает пачку и закуривает. Вот таковы люди: минуту назад думала, как тут хорошо и свободно дышится, а уже стремится все загадить.

— Ви, давай поговорим, — появляется Джонни. — Ты из-за киберпсиха так? Ну, бля, Ви, он был поехавший набекрень, даже когда у него не замкнуло что-то в имплантах — или как там это происходит.

— Он убил свою семью, — хрипит Ви. — Он их всех!.. Сука! — она бессильно пинает колесо своей машины и отлетает назад. — Ненавижу! Всех ненавижу!

Джонни спокойно пережидает ее истерику, курит воображаемую сигарету, пока ее, вполне себе реальная, но позабытая, сыплется пеплом. Ей тяжело. Правда жутко, потому что она на мгновение задумывается о том, что чувствовал тот урод. Как его поломала война, подарив вечный ПТСР. И это, блядь, неправильно! Она не должна их понимать, только устранять — ее гребаная работа…

— Ты видела мои воспоминания, да? — вкрадчиво спрашивает Джонни, подступая ближе, и ловит ее руку, занесенную над капотом. Ви останавливается, хотя подсознательно знает, что ее никто не держит. — Ви, сука, не надо было туда лезть!

— Как будто я очень горела желанием! — орет она. — Оно на меня навалилось как-то ночью, и я ничего не могла поделать, Джонни, оно меня распяло, вскрыло, блядь, скальпелем, и я могла только лежать и ждать, пока отхлынет. А потом мне стало еще хуже, — понизив голос, пошептала она. — Потому что ты не пришел. Ты всегда приходишь, когда мне больно… — Он фыркает непокорно, но не перебивает. — А в этот раз — нет. А это значит, такая хуйня для тебя — привычное дело. Как ты с этим живешь, Джонни? — болезненно вздрагивая, всхлипывает она, сталкиваясь с непроницаемыми очками.

Ви садится на горячую землю, приваливается спиной к колесу, не заботясь о том, что перепачкается в пыли. Прогоревшая сигарета горчит, и ей мучительно хочется брезгливо бросить ее, но Ви с усилием запихивает в себя новые дозы никотина.

Она смотрит на Джонни, стоящего рядом и залипающего куда-то вдаль. Серебряная рука поблескивает в ярких лучах солнца. Ви любит красивый хром, так что часто рассматривает ее ненароком. Она помнит, что чувствовал Джонни, когда ему оторвало руку. Как ее припаивали к нему чуть ли не на живую. Как он потом искал в Найт-Сити толкового рипера, чтобы вделать в локоть два заточенных ножа. Странно, как он себя в бок сам не пырнул, с его-то вертлявостью.

Ви тяжело думать о войне. Даже если принять во внимание, что ее тогда даже на свете не было. Это вообще нихуя не отрезвляет. Она все еще помнит однополчан Джонни по именам и глупым кличкам. Знает, как управлять ебаным танком, чем очень удивляет Панам. Стрелять начинает чуть лучше, по-военному четко.

Они видели многих военных. Один закрылся в квартире и угрожал разъебать Ви, если бы она сделала резкое движение. Ей не хотелось спорить с этим отчаявшимся человеком, как-нибудь извернуться бы, уладить миром… И уже уходя, она услышала выстрел, и Ви захотелось вломиться лбом в ближайшую стену.

Был еще безумный старик в лечебнице, которого признал Джонни. Они не стали задерживаться, спешили, и так нашумели в этой гребаной больничке, но Ви заметила усталое облегчение на лице своего воображаемого друга, когда не стала слишком тормозить напротив той двери.

Потому что Джонни в каком-то смысле тоже был поехавшим стариком с ПТСР, разъебавшим ему мозги. Парнем с хуевым самоконтролем, вспышками агрессии и глубоким отчаянием в душе. Вот такими были те, кто возвращался с войны.

А потом они, если очень не везло, начинали шмалять по близким.

— Знаешь, что мне помогло? — спрашивает Джонни, присаживаясь рядом. И тут же добавляет, не позволяя Ви и слова вставить: — Музыка. Возможность выговориться хотя бы так. Я впервые почувствовал облегчение, когда попытался это спеть. Как будто у меня в груди разрядили бомбу с часовым механизмом.

— Но тебе до сих пор больно, — бормочет Ви, обнимая себя.

— Потому что боль — это часть нашей жизни. Без воспоминаний нас бы не было. Я рад, что я… типа целый, — говорит Джонни. — Помнишь, я говорил, есть копии в «Микоши». Они битые. Не-я. Какие-то недоделки.

Ему как будто неприятно, страшно об этом говорить. Ви самой было бы стремно, что есть какая-то другая, посторонняя Валери со своей волей.

— Знаешь, мол, эту шутку, что бы вы сделали, если бы встретили свою копию: трахнули бы ее или убили, — истерически-весело вспоминает Джонни.

— Ну, насколько я могу различить, ты пытался сломать моим лицом окно, так что ответ нам, вроде как, ясен, — жалуется Ви, потирая лоб. Похоже, никто тут уже не собирается спорить с тем, что они похожи. — Ты настолько ненавидишь себя?

— Перестань корчить из себя моего мозгоправа.

— Пока у нас одни мозги на двоих, я могу делать с ними что угодно! Вот увидишь, я еще и к психологу запишусь, — говорит Ви, скалясь. Джонни смеется, наглея:

— Давай, нам надо развлечься, а то ты какая-то грустная. Ви, я научился с этим справляться, — твердо говорит Джонни. — Кое-как. Это не так сложно, если вспомнить про более насущные проблемы типа того, что мы, блядь, умираем. Хуже всего ночью. Но ты тоже со временем… привыкнешь. Или так, или…

— Или я стану такой же, как тот уебок на холме.

— Ну, да, — говорит Джонни. — Но я знаю, что ты крепче, чем кажешься, иначе бы сдохла на свалке.

Ви ухмыляется, откидываясь назад и упираясь затылком в машину. Иногда она искренне поражается, как у Джонни все просто.

И как он в нее верит, хотя никогда, конечно, не признается.

========== 10; колесо фортуны ==========

Комментарий к 10; колесо фортуны

без привязки к квесту

значение аркана: случайность, неопределенность, азартные игры, судьба

— Какого хера, Ви?! — орет Джонни, появляясь у нее справа. — Ты что творишь?!

Она с усилием справляется с собой; рука не дрожит. Ви только посылает Джонни яростный, пугающий взгляд: хоть бы он думал, в какой момент вываливаться на нее с привычными уже заполошными криками. Проснулся он, как же. Когда в висок уперлось холодное дуло револьвера, он сразу почувствовал.

Ви дышит размеренно, медленно. Успокаивает себя и ошарашенного Джонни, напряженно наблюдающего за ней. Напротив — двое уебков, которые обещали ей хорошую наводку. Склабятся, смотрят на нее. Ждут, когда у девчонки сдадут нервы и она откажется от внезапного пари. А хер там! Ви не из тех, кто боится опасности или будет убегать, поджав хвост. Да она каждый день рискует шкурой в сотни раз больше!

И вот Ви принимает из рук этих пьяных уродов револьвер, прислоняет его к голове, и палец ложится на спусковой крючок. В какой-то момент за ней наблюдает не только эта ебнутая парочка, но и половина «Посмертия». Даже музыка, кажется, становится чуть тише. Надрывающийся, громкий голос Джонни. Того, что кричит о своей ненависти под лихие гитарные запилы, и другого, более настоящего, который рычит, чтоб Ви немедленно сдала оружие. Она едва удерживается, чтобы не показать ему средний палец.

Она умирает. Ее мозги пожирает какая-то ебаная технология, гребаный биочип. И кому хуже будет, если содержимое ее черепушки не расплавится, а расплескается по барной стойке? Ну, разве что, милаху Клэр жалко, ей же это оттирать придется. Ви закусывает губу до крови.

Кому-то это зрелище уже надоедает. Подобными финтами Найт-Сити не удивить, тут в каждом углу смерть. Кто-то стреляется, кто-то топит свою жизнь в алкоголе. Так что пьяный голос поторапливает Ви откуда-то сбоку, где она не видит. Вальяжный, развязный, он требует или стреляться, или прекращать это представление и не мешать нормальным людям отдыхать.

А Джонни застывает напротив нее, глядит хищным зверем, и взгляд у него гипнотический, темный, и Ви ненадолго ухает на дно его зрачков, как в колодец. Кончики пальцев чуть покалывает. Сначала ей думается — от напряжения, а потом Ви медленно понимает, что Джонни пытается всеми силами перехватить контроль, оторвать от ее головы пушку, дернуть, шмальнуть в потолок. А тело ее покоряется, принимает его; как будто ему, телу, тоже не хочется подыхать. Злость вспыхивает в Ви, как коктейль Молотова, разрывается осколками, и она дергает за крючок…

И слышит сухое щелканье.

Колени дрожат, но она отдает оторопевшим долбоебам револьвер, глядит на них грозно, взглядом самоуверенной суки, как и всегда, когда хочет, чтобы ей отвечали быстро и точно. Кажется, они немного трезвеют. Никто же не верил, что она правда это сделает? Вот и она тоже. Просто хотела сыграть на своих нервах.

Джонни в записи мучает гитару, и она пронзительно орет. Настоящий Джонни курит и охуевше смотрит на Ви, как будто бы испуганно, но в то же время зло и обидно. Тот самый взгляд, который как бы говорит: «Поболтаем с тобой дома». Ну, и пожалуйста.

Ви получает от этих уродов координаты нычки с какими-то пиздатыми имплантами и почти сбегает из «Посмертия». Хорошо, что Бестии сегодня тут не было, а то бы она посмеялась и отвесила Ви воспитательный подзатыльник, а это было бы уже не настолько круто.

***

Дома ее встречают Джуди и кот. Джудс, конечно, забежала ненадолго, поболтать, поворковать, «заняться девчачьими делами», как выражается Джонни, неприлично ухмыляясь, но Ви сегодня немного рассеянна и отвечает не всегда вовремя. Зато показывает Джуди стащенную из той самой нычки кибердеку, и та обещает посмотреть, насколько ей безопасно пользоваться — все равно Ви давно хотела обновить софт… А Вик наверняка будет ворчать, что она берет железо у непонятных источников, старый ревнивый черт.

— Я напишу, как определюсь, — говорит Джуди, сбегая. Кот мяучит ей вслед, грустно подбирает хвост, садясь в углу.

А в следующий момент Ви сносит огненным ураганом. Джонни терпел полдня, пока она носилась по каким-то гаражам в Пасифике и отстреливалась, и вот теперь он сбивает ее с ног, железной рукой — под дых, и воображение Ви успешно дорисовывает столкновение. Теряя равновесие, она валится на пол, пытается перекатиться, чтобы гибко вскочить, но Джонни прижимает ее. Судя по пылающим глазам, он очень-очень зол.

— Ты хотела это сделать! — надрывается он. Если бы Джонни был настоящим, наверное, стекла дрожали бы. — Ты хотела нас убить! Ты и раньше об этом думала, блядь, но теперь представился такой удобный случай! Ради чего мы трепыхаемся, а, Ви?! Ебемся с попытками закончить это все? Если можно просто пустить пулю в голову?

— Я не… это был всего лишь способ получить инфу, бля, Джонни… — хрипит Ви, потому что он стальным локтем пережимает ей горло. — Они же… сука… сами. Не я ставлю условия. Бухие были… Мне больно! — дергается она под неощутимой энграммой, разъяренным мертвецом, который существует только в ее голове. — Пусти! Роберт!

Старое имя ненадолго его отрезвляет, Джонни отклоняется, позволяет вздохнуть. Ви беспомощно щурит мокрые глаза, смаргивая выступившие слезы, неловко мотает головой. Перед ней привычно высказывает предупреждение о нестабильности биочипа, мир плывет синими помехами, а в горле собирается хлюпающая кровь, и она чувствует, что захлебывается…

Мир ненадолго наебывается, а потом Ви приходит в себя лежащей на полу в луже крови. Джонни что-то мельтешит рядом, дергает ее, но Ви неловко отмахивается. Чертов мертвяк… Надрывно орет кот.

В ванной Ви долго отмывает лицо от стремных потеков крови, параллельно размышляя, чем бы пол быстро протереть, пока не присохло, а потом наталкивается на взгляд Джонни, суровый и тяжелый.

— Ну, доигрался? — бросает она.

— Ви, тупая ты дура, я не хочу умирать, — устало хрипит он, сыплет воображаемый пепел на кафель. — Очень не хочу, чтобы ты сдохла. Поверь, это неприятно. Ты, конечно, умирала, тест-драйв, так сказать, но я знаю, каково оно по-настоящему…

— Я тоже не хочу…

— И какого хуя сегодня было, а?! — взрывается он. — Когда же ты поймешь, что я читаю твои мысли? Ты хоть подумала, что это значит? Ладно мы, но твои друзья, блядь? Джуди? Или тебе передался от меня мудачизм и ты решила свалить на тот свет, чтобы сделать девчонке побольнее? — рычит он. Трет лицо ладонью. — Бля, не знаю, почему я убеждаю тебя жить.

— Джонни, я… — Ви поворачивается, опирается на раковину спиной. Хоть какая-то устойчивость. — Я правда об этом думала. Что, если выхода нет? — в отчаянии спрашивает она. — Мне страшно, и иногда выстрел кажется не такой плохой альтернативой адской боли…

Странно, но Джонни ничего не высказывает насчет этой версии. Как будто понимает. Хотя и очень не хочет принять. Но глаза у него мертвые, тусклые, и Ви передергивает аж от осознания, что он все-таки боится.

— Мне захотелось испытать судьбу, — признает Ви. — Крутануть колесо Фортуны, понимаешь? Посмотреть, суждено мне жить или умереть. А раз повезло, то, наверное, еще не все потеряно, и я могу продолжать бороться.

Джонни смотрит на нее с немым подозрением; она буквально слышит его вопрос: эй, Ви, ты совсем ебанулась? Наслушалась бредней от своей подружки-ведьмы и тоже уверовала во все эти мистические знаки? Он презрительно фыркает.

— В следующий раз, как решишь узнать, что там во мраке грядущего, — кривляется он, играет голосом, — лучше обращайся к картам, оно так же тупо и бессмысленно, как и безопасно.

Чуть успокоенный, Джонни взглядом благословляет Ви, когда она достает из угла тряпку, плюхает ее в раковину, чтобы намокла, и идет убираться, прихватив с собой ведро. Киберпанк, блядь. Кровь от пола оттирать приходится вот так, по-старинке. Джонни таскается за ней, и жаль, что его нельзя припахать к уборке.

— Просто, знаешь, мне-то самому не фартило, — поясняет Джонни. Садится на кровать, манит к себе кота, и тот послушно запрыгивает и устраивается рядом, в очередной раз заставляя Ви поежиться. Это не может быть совпадением, усатый точно видит призраков. — Сама посуди, — продолжает Джонни, — я попал на войну, чуть не сдох, чтобы вырваться в этот ебаный город, потерять все и попасть в тюрьму для душ — да такое даже в кошмарном сне не приснится.

— Сегодня нам повезло, — говорит Ви. — Вот и все, о чем нужно думать. Я могла застрелиться. Могла сдохнуть от приступа. Но это не произошло, и надо двигаться дальше, как ты и хотел.

— У тебя приступы какого-то стремного фатализма, — говорит Джонни, указывая на нее сигаретой. — Ты готова смириться. А смирение есть смерть, Ви, причем одна из самых хуевых. Я бы никогда не смог…

— Даже если бы превращался в не пойми что?

— Ну спасибо! — рычит Джонни, но уже без злости. Ненадолго его голос становится успокаивающим, почти ласковым. — Ви, потерпи. Еще немного — и мы будем свободны.

— Или мертвы, — пессимистично заканчивает Ви, выжимая тряпку.

— Или ты прекратишь ныть и будешь делать, как мы планировали! — ворчит Джонни. — И перестанешь тыкать себе в висок револьверами. Ви, обещай, что ты не закончишь вот так! Поклянись, блядь! Пожалуйста.

Она дергается от последнего его слова, будто по ней бьет разряд. Джонни волнуется. Не за себя даже, ему-то что, его уже почти нет, так, поток данных, запись на флешке. Но ему не хочется, чтобы Ви умерла, по своей воле или чужой.

И почему-то она обещает.

========== 11; сила ==========

Комментарий к 11; сила

сюжетная арка Панам

на карте обычно изображают женщину, разрывающую пасть льву; женское начало, энергия, уверенность в себе, храбрость

— Пиздатая баба Панам, — бесцеремонно заявляет Джонни. — Я бы ее трахнул.

— М-м, знаешь, по опыту общения с ней, — протягивает Ви, падая на какую-то не слишком уютную, но чистую лежанку в палатке, которую ей отвели Альдекальдо, — это она тебя трахнет, мой дорогой воображаемый друг. И вообще, бля, Джонни, подбери слюни. Это невежливо.

Она прекрасно понимает, что Джонни дурачится, хотя с ним невозможно предсказать нормально — кто знает, какая идея вопьется ему в голову, а какая проскочит. Однако все, о чем сейчас Ви может думать, это то, как удобнее устроиться на отбитом ноющем боку и отключиться на несколько часов. Вся эта история с «Василиском» — это чересчур даже для нее.

— Джонни, у меня есть девушка, уймись, — бурчит Ви, потому что в ее голове смутно копошатся тягучие и непотребные мысли, которые она четко отличает как чужие — хотя какой Джонни ей, блять, чужой. Просто не-ее. Это странное ощущение, как будто щекотка в мозгу. Хорошо, что без приступов.

— Это у тебя есть, а у меня нет, — огрызается Джонни. — А как же равноправие?

— Ну, тело-то у нас одно, и я знаю, что ты хоть краем глаза, но поглядываешь, — спокойно отбривает Ви, и ей как-то сонно и легко, даже не хочется скандалить и грызться с ним. — Так что уймись, Панам явно играет за другую команду, а я не хочу терять хорошего друга, ясно? — почти рычит она, потому что ей вдруг становится страшно.

— Да ладно, не шуми, — ворчит Джонни. — Как будто ты не понимаешь, что мне жить хочется, а, Ви? Ты же тоже почувствовала это, когда была в том ебаном танке? Огонь в крови?

Ей лениво об этом думать. После той встряски Ви чувствует страшную, мучительную усталость — а может, биочип ее изматывает. Ей не хочется об этом размышлять, но Ви тоже ощутила непонятную свободу, а еще ее сплавило ненадолго с Панам, и для троих в ее черепушке было слишком тесно. Может, поэтому Джонни ей так заинтересовался.

Еще бы — все время находиться в голове Ви. Она бы с ума сошла, если бы только с Джонни общалась, но у нее хотя бы есть друзья, девушка, за которых она отчаянно держится. А вот его никто не слышит и не замечает, и Джонни орет в бездну, в пустоту. И так жалко ей становится этого отбитого мертвяка, что Джонни даже подается ближе и садится рядом.

— Ты же знаешь, ты не в моем вкусе,Ви, — выдает Джонни, но как-то не особо задорно. Если бы он хотел обидеть или оскорбить, выбрал бы слова страшнее, это он умеет хорошо. — Еще и лесбиянка.

— А вкус имеет значение?

— Когда я трезвый — да, — скалится Джонни шутливо и кладет ей руку на плечо, небрежно, как-то легко, как Джеки иногда делал. Поэтому Ви хочется свернуться и заснуть, спрятаться.

— Да ладно, тебе нравятся сильные женщины, — отмахивается Ви. — Как будто я молодую Бестию не видела. Как будто ты не залипаешь на Панам. Просто это другое, да? — устало хрипит Ви. — Я на самом деле не сильная, я растерзанная, я иногда готова сдаться, лечь в угол и сгнить.

— Перестань жалеть себя, ненавижу это, — приказывает Джонни.

Она думает о Джонни — у него особая, пылающая сила, окатывающая все искрами. Глядя на него, даже самые забитые и усталые невольно помыслят о революции, поверят, что поджечь гребаную «Арасаку» — это благое дело. Да даже Ви на какой-то миг прониклась, потому что лишать человека души, смерти — каким же уебком надо быть?!

Ей приятно смотреть на Панам, не потому что она ее хочет, как обманчиво подумал Джонни, а потому что Ви отчасти завидует ей. Потому что Панам круче, у нее все получается, даже если задумка пиздец, даже если это кажется чем-то невообразимым для обычного человека. Панам умеет бороться. Да, она ошибается, но в конце концов Панам достается все: семья, слава, свобода. Ви плавится от зависти — но это то чувство, в котором злобы нет, только какая-то жуткая тоска.

Что такое эта твоя сила, а, Ви? Нечто эфемерное. Вбитое в позвоночник — и речь не про пиздец продвинутые импланты, конечно. Про мироощущение. А у нее внутри до сих пор прячется неуверенная девчонка, желающая забраться на вершину… чтобы что? Ви с легкостью обменяла бы жизнь Джеки за всю эту хрень. Спасла и воскресила бы Джонни. Купила бы Джуди милый домик в какой-нибудь глуши. Все эти люди значат для нее больше, и это делает ее сильнее или слабее? Кто определяет правила, если не она сама?

— Эй, Ви, как вы тут? — шепчет Панам, проскальзывая в палатку.

— Ты, значит, уже поверила, что у меня в голове свой личный демон? — устало шепчет Ви.

Она двигается, ерзает к самой тканевой стене, еще немного опасаясь, что палатка провалится — все такое непривычное. Каким-то чудом Панам садится не туда, где развалился Джонни. Даже в какой-то мятой, слишком домашней футболке она выглядит как и обычно — так, как будто готова кинуться в бой. Но вместо этого Панам ложится рядом и растягивается, как наглая кошка.

— Он здесь? — задумчиво спрашивает она, неуютно поводя плечами. Панам предчувствует, что они не одни тут, ощущает опасность, но даже не подозревает, откуда ждать нападения.

— Он всегда здесь, — тянет Ви и чувствует себя какой-то особо сумасшедшей; добавляет, подкрепляя уверенность в своей реальности: — Мы с Джудс, это моя девушка, придумали кое-какой способ с брейнами. Ты бы не хотела слышать, что он думает! — тихо смеется она.

— Ну, может, ей бы понравилось, — ухмыляется Джонни. — Вот Панам умеет развлекаться, в отличие от тебя! А как она то ави сбила? Сказка!

— Джонни, родной, завались, я хочу спать, — отмахивается Ви. Кажется, мысленно, ну, или Панам решает не обращать внимания на ее странности.

Они ютятся, и Ви немного успокаивается. Ей спокойнее спать с кем-то рядом. Это напоминает о временах, когда они с Джеки по-семейному валялись на одном диване, уставшие и заработавшиеся, иногда — немного побитые. Поэтому ей так хорошо, когда Джуди клубком сворачивается в ее объятиях.

— Когда мы спали в том домике посреди бури, ты спокойно так лежала, а пока «Василиск» чинили — вся издергалась, мне говорили, — рассказывает Панам. — Это я понимаю, у нас полно таких. С кошмарами, со всеми этими приступами во сне. Скорпион с Митчем… Так что ты не волнуйся. Я привычная.

Ви прикрывает глаза, окончательно утопает в темноте. Тут спокойно, нет синих всполохов, сопровождающих Джонни. И даже немножечко одиноко.

Может, это и есть часть силы. Быть рядом и подставлять плечо тем, кто нуждается. Ведь бросилась же Панам спасать своих — как бы опасно ни было. А вот у Ви лучше получается разрушать. О, это ее талант. И у Джонни, пожалуй, тоже. Вот их точка соприкосновения.

— Спасибо, Панам, — говорит Ви. — Это правда мне нужно. Нам нужно.

И Джонни — странное дело — молчит.

========== 12; повешенный ==========

Комментарий к 12; повешенный

люблю Керри, он дурачок, но очаровательный

значения аркана: разрыв с прошлым, кризис в сознании и, соответственно, его разрешение, одиночество, какой-то урок

— Мне это пиздец не нравится, — выдыхает Ви свистящим шепотом.

В старом полуразваленном здании они находят много трупов. Растерзанных, разодранных, как будто тут похозяйничали дикие звери — только их нет давно, вымерли, перетравились, и самое страшное, с чем в городе можно столкнуться — это человек. И Ви привыкла к разным киберпсихам, хотя иногда, когда она крадется к указанному Реджиной месту, сердце колотится как бешеное, а на лбу выступает испарина.

Но в этот раз какой-то перебор: парнишка висит вниз головой, зацепившись ногами за выбоину в стене. Глаза безумно выпучены, язык вывалился, шея свернута. Ви печально вздыхает, поводит плечами: пацан совсем мелкий, все у него впереди было — если бы не сторчался, конечно, по классике. И все равно жалко.

— Мне тоже не нравится, что ты хочешь сдохнуть, — критически глядя на нее, заявляет Джонни. — Прям вот упорно стараешься влететь в неприятности. Может, пора свалить, а? Деньги у нас есть…

Джонни не страшно, вовсе нет, иначе бы Ви тоже пробрало, ее бы колотило тут от ужаса, потому что его воспоминания и ощущения передаются увеличенными во сто крат — какой-то очередной сбой, ошибка синхронизации. Клятый мертвяк просто не видит смысла рисковать ради риска, ради адреналина и дикого наслаждения опасностью. Да, Джонни отбитый тип, но в одном ему не откажешь: у него всегда должна быть четкая, высеченная цель.

— Я хочу кое-что купить для Керри, — рычит Ви, — и ты не можешь об этом забыть, ты ж в моей голове.

Конечно, деньжат ей теперь хватает, а заказы подкидывает даже Бестия, нехотя признавшая, что руки у Ви растут откуда надо и что ей можно доверить какую-нибудь ответственную работенку. Жить можно, она имеет в виду. С голоду не помрешь, можно прикупить новую пушку — хотя к руке Ви в последнее время плотно прирос Сильверхендовский «Малориан».

А вот поздравить Керри с новым альбомом — это святое, и тут надо что-нибудь особенное выдумать. Конечно, Джонни спихнул ему гитару после концерта, но Ви хочется принести что-то еще от себя, потому что они, ну, типа подружились?

— Бля-ять, вот не хватало еще второй раз сдохнуть из-за ебаного Кера, — стонет Джонни. От недовольства идет синими помехами, весь сердитый, как вздыбившийся кот. Где-то в глубине души это его смущает, если такое слово вообще можно употребить в одном предложении с «Джонни, мать его, Сильверхенд».

Сбоку раздается шорох, и Ви стремительно оборачивается. Короткий крик сам собой вырывается из горла, когда она видит перемахнувшего в дыру тощего мальстремовца. Псих двигается молчаливо и точно, за пару секунд покрывает десяток метров, и единственное, что Ви может сделать, сгорая в панике, — это выщелкнуть острые «клинки богомола» из рук.

Вместо рук у этой сволочи настоящие клинки, реально вот начиная с предплечий — два меча. «Богомолы» хрупко скрипят, стонут, и Ви, натужно хрипящая из-за давления ошалевшего психа, кое-как отмахивается, слабо чиркая правым клинком ему по перекошенному безглазому ебалу. Отпрыгивает, с досадой понимая, что открылась. Меч ударил по плечу. Он быстрее, стремительнее, совсем не чувствует веса. Такие и по стенам скакать могут. Отступая, Ви боится потратить время на то, чтобы убрать клинки и выхватить «Малориан», а в рукопашную с таким чудовищем лезть — это пизданутой надо быть.

Какое счастье, что Ви как раз такая.

Она кидается на психа, пытаясь его напугать, что ли, издает самый бешеный вопль, на какой способна. Глянем, мол, кто тут кого. Он явно не впечатлен, лампочки-мигалки, что вместо глаз у этих долбанутых, пылают ровным светом, потусторонним, адским, но Ви чувствует такую ярость, что могла бы смести целую толпу чертей.

Врубаясь в противника, один «богомол» она направляет в ногу, другой — навстречу дернувшейся руке психа, правой. В защите брешь очевидная, и в бок ей впивается левый меч, вырывая сдержанное рычание. Вот только Ви стремительно выдергивает один клинок из сухой ноги мальстремовца, другим в пол уводит меч…

И крестовым взмахом «богомолов» сносит ему голову, с усилием перерубая мясо, железо и кости.

Отпрыгивает назад, снимаясь с его меча, и кровь плескает на пол. Слишком много… Ви как будто раскаленной кочергой в бок пырнули. Трясущейся рукой она лезет в карман, выдергивает ингалятор, но слишком серьезно задели… Ощущения только обостряются вместе с глотком дыма.

— Блядь, — хрипит она, сворачиваясь на полу, — блядь, блядь… Редж опять штрафанет. Сука! Не видать мне денег.

— Ты об этом думаешь?! — истерит Джонни, появляясь над ней. — Ви, эй, Ви, глянь на меня, все будет норм, если не можешь идти, я тебя вытащу, слышь…

— Конечно, все будет норм, — ворчит Ви, — ничего важного не задели, просто неприятная рана такая, просто, блядь. Двигаться неудобно. Больно-о!

Она отписывается Реджине, что обезвредила психа, не хочет читать ответное сообщение. Это вообще уже не человек был. Ви ему одолжение сделала, что башку отрубила. Хочется ругаться и кому-нибудь вломить, но пинать напичканный имплантами труп не хочется.

Ви какое-то время лежит на спине, зажимая мокрую рану. Она узкая, даже насквозь не пробило — заживет нормально. Просто нужно что-то помощнее ингалятора. Даже тревожить Вика не обязательно, а то он каждый раз с ума сходит, еще ебанет деда инфаркт, а ей потом мучайся виной… Джонни мрачно слоняется рядом и с опаской поглядывает на нее.

Через минут пять Ви находит в себе силы подняться и поплестись к выходу.

***

— Ви? — сонно бубнит Керри, появляясь на пороге отгроханной виллы. — Ты, что ли?..

У него взгляд не пьяный, нехорошо поплывший, а просто усталый, и Ви тихо надеется, что он сидел и строчил какие-нибудь новые песенки, а не упарывался в одиночку. Она хочет сказать что-то, но заходится кашлем. Сплевывает кровью, тихо стонет.

Пока она ехала, ее догнал биочип, и теперь Ви подыхает от раны в боку и от синих вспышек перед глазами. Заваливается — Джонни не может ее подхватить, ненастоящий, неощутимый, но тут рядом оказывается испуганный Керри.

— Родная, ты чего? — всполошенно спрашивает он. — Эй, Ви? Ви! Что случилось-то?

— Псих и Джонни случились. Комбо, нахуй. У тебя есть аптечка какая-нибудь, очень срочно? — выплевывает она. — Ща загнусь у тебя на пороге, вот прям серьезно, будешь потом разбираться.

Почти отключаясь, Ви чувствует, что ее куда-то тащат на себе. Кер не то чтобы силач, но все-таки доносит ее до чего-то мягкого — кажется, диван. Неловко извиняясь, лезет раздеть, снять футболку, пропитавшуюся кровью. Немного столбенеет, понимая, что Ви шастает без белья. Ну, а он пробовал в лифчике драться? Вот и не возникает пусть.

Мысли ее распадаются, как будто уже стираются, и Ви страшно думать, что ее вот прямо сейчас перезаписывает, уничтожает чип. Но нет, это просто смертельная усталость и кровопотеря, она такое проходила. Жить можно. Керри все возится, перепачканный в ее кровище, как и его модный дорогущий диван. А Джонни сидит на спинке, молчаливо надзирая.

Что, если Кер сделает ей больно, он на него кинется, как сторожевой пес? Ви сонно ухмыляется. Палитесь, товарищ Сильверхенд. Это не просто вопрос выживания, это уже клиническая привязанность.

Но — странное дело — Керри она доверяет.

Он отпечатывается, золотистый весь в этом халате — и в красных потеках. Немного испуганный.

***

Ви просыпается утром и сипло стонет от боли в боку. Тянется, натыкается на умело наложенные бинты, и облегченно падает обратно на неловко подоткнутую под голову подушку. Одергивает на себе какую-то футболку — вроде, с лейблом «Самурая», фанатская штука, не пойми из какого шкафа Кер ее отрыл.

— Живая? — уточняет он, появляясь откуда-то сбоку. — Ну ты меня и перепугала! Я правда думал, что ты кони двинешь прямо тут, бля, Ви! — немного истерично шумит он.

У нее трещит голова, а глазам больно от яркого солнечного света, но Ви довольно улыбается. Все-таки не подвел Керри, не зря она к нему свернула, как только стало совсем худо — к его вилле было ближе, чем домой или к Вику.

— Я так-то умею людей немного штопать, — без ложной скромности вставляет Керри, словно он пиздец какой врач на самом деле, просто скрывает. — Научился, пока молодой был. Вот, руки помнят, как бинтовать надо. С Джонни придется, как же. Такая ностальгия ебучая!

— Че, ему тоже постоянно попадало? — смеется Ви.

— Еще как! — с охотой откликается Кер; Джонни для него — тема больная, но перемывает косточки он ему с удовольствием. — Вечно куда-то ввяжется, его лицу и по голове часто били, может, повредили чего, вот он и полез на «Арасаку»…

Слушая стариковское ворчание Керри, Ви осторожно потягивается, разминая ноющие косточки. Проверяет «клинки» — не хотелось бы тратить деньги на их починку, если честно, новые совсем… Нет, работают, а у Кера при взгляде на мелькнувшие лезвия загорается в глазах какой-то мальчишеский огонек, восхищенный такой. Садясь, Ви схватывается за бок, но боль уже слабая, отголосок.

— Я там гелем намазал, дорогая хуйня, но заживлять должно хорошо, — важно отчитывается Керри. — Так, ты садись, я заказал пожрать, не знаю, что ты любишь…

Ви жадно вперивается взглядом в пакет, в котором находится какая-то лапша в коробочке, салат и даже сендвичи. Все, конечно, синтетическое и почти безвкусное, но Ви сейчас готова захавать вообще что угодно, что выглядит достаточно прилично, поэтому от этих щедро предложенных блюд у нее буквально слюнки текут.

— Спасибо, — говорит Ви. — Ты прям…

— Да у меня дети есть, если что, — говорит Кер так спокойно, что хочется завыть. — Я, типа, немного умею заботиться.

Напрягая память, она смутно вспоминает какой-то репортаж по телевизору, в который Ви не особенно вслушивалась. Наверно, лицо у нее пораженное, и Керри довольно ухмыляется. Как-то не вяжется у Ви этот импульсивный дурачок с родительской заботой, но чего не бывает в мире…

— Можешь называть меня «папочкой», Джонни будет орать, — подсказывает Керри, посмеиваясь. Садится рядом на диван, отыскивает где-то за спинкой гитару, лениво пощипывает струны.

— Я бы тебя пнула, но я сейчас не очень маневренная, — беззлобно ворчит Ви.

Еда кажется ей почти вкусной, это потому что за последние двадцать четыре часа она даже попить ничего не перехватывала. Выслеживала психа, на которого Реджина послала заявку, он верткий оказался. А для «Макс-така», видать, выдался нелетный день, так что вся ответственность легла на наемников.

— Мы с Джонни поболтали, пока ты была в отключке, — говорит Керри слегка задумчиво. — Где он, кстати?

— Не знаю, спит, — пожимает плечами Ви. — Пусть отдыхает, у меня и так голова раскалывается.

— Он мне рассказал про заказ, — мрачно говорит Керри.

Ви сдавленно мычит, расправляясь с лапшой. Ее она не готова променять даже на диалог с Господом Богом, так что Керри приходится довольствоваться этими отдаленно звериными звуками очень голодной наемницы. Это как-то немного сбивает с него пафос.

— Ви, я очень тебе благодарен за помощь, — начинает Керри. — Вероятно, из-за тебя… ну, вас с Джонни, строго говоря… со мной случилось это все: лучший концерт за последние годы, встреча с девчатами, новый альбом. Это ты мне помогла, даже когда не обязана была. Я ж знаю, у тебя мало времени, а ты на меня его тратишь! Еще и теперь… Не надо мне никаких особых подарков, серьезно! Если ты ради них в такое лезешь…

Теперь она чувствует себя почти виноватой — и злой на Джонни, не умеющего держать язык за зубами. Вот надо же было все выложить!

— Если бы не вы, я бы, может, повесился нахуй, — негромко добавляет Керри.

— Кер, ты чего, — дергается Ви. — Ты серьезно сейчас?

Так значит, депрессия — это не совсем пиар-ход, как она и побаивалась. Каково ему было — топить тоску в алкоголе, мучиться от творческого застоя и понимать, что ты, может быть, растрачиваешь на это лучшие свои годы? Оглядываться назад и не находить в своей жизни никакого смысла, потому что часть ее протекла в тени великого Джонни Сильверхенда…

Это иронично, что теперь Джонни лишь тень в мыслях Ви, едва-едва способный перехватить контроль.

— Знаешь, это у меня вроде пунктика, — рассказывает Ви, — дарить что-то друзьям обязательно. Я еще когда мелкая была, последние деньги спускала. Было пару раз… Может, когда я умру, что-то после меня останется. Воспоминания. Вот ты будешь смотреть на мой подарок, и я не исчезну.

— Так, давай лучше ешь, — раздраженно прерывает Керри. — Все, никто тут не собирается умирать! Перестали об этом думать, блять!

Улыбаясь, Ви кивает. Керри странноватый, иногда слишком взрослый, иногда дите, но ей с ним хорошо сейчас, почти уютно. Приваливаясь к нему, Ви отпивает кофе — горький, из любимой забегаловки Керри.

— Может, я все-таки чем-то обязан Джонни, — устало говорит Кер. — Сказал мне пойти свою карьеру строить, с тобой познакомил. У меня не так много друзей, если честно. Не так-то это просто, если ты знаменит.

— Тоже тебя люблю, Кер, — хмыкает она. — И спасибо, что подлатал.

— Ага, благодарит она тут. Он пялился на твою грудь, — заявляет Джонни, неожиданно появляясь рядом ними на диване. — И мы не собираемся поговорить об этом?

— Ты тоже, — выразительно думает Ви. — Считай, общесамурайское достижение.

Джонни просто отлично умеет портить трогательные сцены.

========== 13; смерть ==========

Комментарий к 13; смерть

без квеста

значения аркана: обновление/перерождение, расставание (с партнером, семьей или близким человеком), неизбежность конца, точка невозврата

— Джонни, а умирать очень жутко? — тихо спрашивает Ви. — Хотя чего я спрашиваю. Конечно, да…

Ее иногда тянет поболтать о чем-то таком, когда день остается позади со всеми его волнениями, драками и очередными сделками с фиксерами, в которых никогда не знаешь, не попытаются ли тебя наебать. Обычно Ви доползает до дома, падает без сил и засыпает как убитая, что вообще-то нихуевый каламбур, потому что она и так фактически мертва. Но в этот раз она сидит на пристани и глазеет вперед, на грань, где кончается небо.

Почему-то нечто заставило ее остановиться, притормозить тут и посмотреть на закат. Может быть, Ви становится немного сентиментальной, и это неудивительно, потому что в ее голове теперь живет старый злой рокер.

— Эй, я неплохо сохранился, — ворчит он, сидя рядом; чуть откидывается на руках, как будто красуется. Без бронежилета и без очков с пляшущими безумными отражениями — просто Джонни. — Ты же можешь посмотреть на мои воспоминания… Но не хочешь все это проживать, верно? — спрашивает и щурится по-кошачьи.

— Ага, — кивает Ви. — Я прекрасно понимаю, что «Душегуб» тебя отделал, это было стремно, пиздец как, и я могу ловить отголоски во сне, но я спрашиваю… скорее о твоих чувствах, — неуверенно признается она.

Джонни свешивает ногу и рассеянно водит носком кожаного ботинка по воде. Та, конечно, даже не колеблется, и воображение Ви немного запаздывает, не справляется. Вероятно, сегодня она и так слишком заработалась; заказ запарный попался: вывести из дома, полного отбитышей из «Шестой улицы», какую-то девчонку — Ви прибыла, когда она еще была жива и даже не затрахана до полусмерти.

Если бы не Джонни, вероятно, ей размозжили бы голову, подкравшись со спины, но Сильверхенд страховал ее, и теперь Ви чувствует затапливающую ее очень ленивую благодарность.

— В детстве я боялась смерти, — говорит Ви. — Закрывала глаза и представляла это. Пустоту. Небытие. Вечную тишину, безвременье. То, что я даже осознавать себя прекращу. И меня трясло от ужаса. Поэтому я решила, что хоть при жизни сделаю себе имя, чтоб не умереть никем. Люди не зря себе придумали всю эту хуйню, рай и ад. Им нужно верить, что по ту сторону что-то будет, и… Ты единственный, может, кто заглянул туда.

— Куда уж там! — сухо смеется Джонни. — «Микоши» — это тебе не безвременье, это пытка. Пустота, в которой ты варишься среди данных. Они постоянно экспериментировали, что-то делали. Я не должен был это чувствовать, но все равно… как будто тебя разбирают снова и снова. Я готов был молить о пустоте, — совсем негромко добавляет он. — Но держался. И вот я здесь.

Здесь. Ему нравится город, несмотря на громкие вопли о загнивающем будущем. Да, Найт-Сити местами отвратительный, мерзкий и невыносимый, есть места, из которых даже бывалому наемнику захочется свалить, зажав нос и зажмурившись. Но есть и нечто завораживающее. Неон, постоянная жизнь, возня банд, ночные клубы, хорошая выпивка, бешеная музыка, вот такие тихие моменты. Ви знает, что сама ни за что не остановилась бы, чтобы полюбоваться закатом. Это Джонни. Гребаный, блядь, Сильверхенд, который казался ей абсолютным, беспросветным мудаком, захотел спрятаться на пирсе и уловить этот чарующий осколок заката.

Может, поэтому они так сработались. С немым пониманием, с маленькими уступками. Все ради того, чтобы сидеть на краю, глядеть в медленно плещущуюся черную воду под ногами и понимать, как хрупка жизнь. Они оба умирали и воскресали. Их связала сама судьба, переменчивая и надменная. Но, может, эта сука ожидала, что они переломают друг друга и сотрут в порошок, а они с Джонни всего-то стараются выжить. Вот так просто. По-человечески.

— Ты не звонишь Ханако, потому что боишься, — говорит Джонни слегка снисходительно. — Не хочешь обрывать все. Знаешь, что по ту сторону уже ничто не будет, как сейчас. Хотя ты могла бы, Ви, но ты нарочно длишь свое страдание! — со скрежещущей болью выговаривает он.

У них одно тело, но это Ви вышвыривает из него. И переживает Джонни не за себя, уж он-то вытерпит и еще выйдет из этой истории победителем, если Ви предпочтет просто отступить, забиться в угол и ничего не делать.

Вот только это совсем на них не похоже. Не по-сильверхендовски, да?

— Она сказала приходить, когда я буду готова, — сквозь зубы отвечает Ви, отворачиваясь от него к воде, как будто от голоса в своей голове можно убежать. — А я, сука, совершенно не готова! Ты прав, что-то поменяется. Не будет тебя или меня. В любом случае — не будет нас. Это хуже просто смерти.

Она медленно вдыхает, а в груди рождается странное кипучее чувство.

— То ты подгоняешь меня, то теперь загадочно молчишь об этом целыми днями и не советуешь бежать к Ханако, которая решила избавить нас от чипа, — говорит Ви. — Разве ты не этого хотел? Да это было буквально первым, что ты мне сказал!

— А чего ты еще от меня ожидала, блядь, комплиментов?! — возмущается Джонни. — Слушай, Ви, я не хочу, чтобы ты продавала жопу корпоратам, вот и все. Мне не нравится эта затея, говорю прямо. Ты же слышала, как эта Ханако с нами говорила! Надменная сука, и…

— А что ты хотел? — передразнивает Ви. — Распростертых объятий?

Джонни придвигается к ней почти угрожающе, но Ви не чувствует его злость — обычно она сносит ее с ног, как шквал, как огненный вихрь, но сейчас в нем горит только горькая, мучительная тревога. Как у человека, идущего по самому краю пропасти, смотрящего, как срываются мелкие камушки, летящие у него из-под ног.

— Ты для нее — всего лишь опытный образец, — сдержанно рычит Джонни. — Прорыв в науке, почти успешный эксперимент. Они хотят найти бессмертие, потому что тоже боятся умереть, Ви, вот-те новость! Не только уличная девчонка в ужасе представляет пустоту смерти, но и эта четыреждыблядская Ханако Арасака!

— Ты просто уперся в свою идею о том, что это корпорация зла, — в ответ упрямо шипит Ви, — вот и не можешь смириться, что они единственные, кто может толком разобраться в биочипе. У них есть оборудование и… и все остальное? А что у нас?

— И ты готова стать подопытным кроликом! — не отступает Джонни. — Им плевать на нас! На наши жизни! А мы люди, Ви, — отчаянно выговаривает он, — и я не хочу терять последнее достоинство.

Он может ее удержать. Просто захватить власть над телом, если Ви заявится к Ханако и сдастся, мол, делайте со мной, что захотите. А ей остается только заглушить его колесами. И от осознания Ви хочется завыть в голос, такой это подлый замкнутый круг.

— Хватит, Джонни. Давай не будем. Мне страшно, — признается она. — Я не хочу умирать. И, возможно, ради этого я бы продалась даже «Арасаке», ты прав, — уныло вздыхает Ви, и ее окатывает жгучей ненавистью к себе, к своим страхам и слабостям, что удавкой стискиваются на ее горле каждый раз, как мир вокруг начинает идти помехами и вращаться.

— Ты же хотела знать, о чем я думал, когда умирал? — вдруг быстро, ожесточенно говорит Джонни. — Я понял, что я совершенно один. Что никто мне не поможет. Всех я или убивал, или отталкивал, и в итоге оказался один напротив Смэшера. И сейчас, когда ты… типа помогла мне с Бестией и Кером, я понимаю, что я жестко проебался. Что у меня и правда не было ни друзей, ни… вообще никого! И мне было страшно заканчивать жизнь вот так.

— Ну, у тебя же были фанаты, — угрюмо говорит Ви. — Они бы тебя не забыли.

— И сколько их осталось уже спустя пятьдесят лет? — отмахивается Джонни. — Нет, я имею в виду кого-то, кто кинулся бы ради меня на эту ебаную жестянку. У меня не было связи ни с кем. Никто меня не оплакивал, Бестия — и та жалела больше себя любимую. А теперь…

— Теперь? — настаивает Ви, когда он так ничего и не говорит.

Он вздыхает тяжело, совсем как старик.

— А теперь я, вроде как, не один, но из-за этого еще страшнее.

========== 14; умеренность ==========

Комментарий к 14; умеренность

квест «по следам прошлого» и эта проклятая татуировка на память от Джонни

значения аркана: равновесие, баланс, гармония, а еще мелькнули художественное творчество и дружба с доверием

ребята очень натужно пытаются осмыслить свои родственные чувства!

Когда речь заходит о Джонни, Ви никогда не хватает терпения. Может, он и делает вид, будто старается ради них, может, и понимает, что от его безумных проделок пострадает прежде всего шкура Ви, но… нет, нихера он, блядь, не понимает!

Просыпаясь под надзором Бестии, Ви чувствует полыхающую ярость еще лучше, чем похмелье, немилосердно бьющее ее по голове, а это о многом говорит. Она готова схватить Джонни за горло и придушить, если б это только было исполнимо. Что, впрочем, не мешает Ви цепляться за эту мечту, воображать ее так ярко, как она только может. Впервые за долгое время она действительно хочет причинить ему вред.

А потом, когда Бестия уходит, Ви случайно кидает взгляд на свою руку и сгибается от смеха. Ей адски плохо, но она находит силы сипло хохотать, надрываться, пока Джонни глядит на нее пристально и как бы недоуменно — Ви и сама не уверена, что не помешалась.

— Ты ничего умнее не мог придумать, уебище? — истерически выталкивает Ви, ощущая во рту привкус крови. На ее руке красуется свежее «Джонни + Ви», заключенное в совершенно идиотское кривоватое сердечко; при взгляде на это убожество ей хочется плакать, и отнюдь не от нахлынувших чувств. — Джонни, бля, я похожа на забор, чтобы писать на мне всякую херню? Мне стоит проверить спину, вдруг ты там запечатлел что-то вроде «Цой жив»?

— Почему ты так уверена, что я просто не написал бы «хуй»? — посмеиваясь, спрашивает Джонни.

— Ты слишком сложная творческая личность, — бурчит Ви, — для такой заурядности.

Почему-то эти короткие пререкания заставляют ее почувствовать лучше — морально, не физически. В их время научились полностью перестраивать тело в машину или переписывать сознание, но от мучительного похмелья все-таки хочется сдохнуть. Может, это одна из вещей, которая делает их людьми?

— Это предательство, Джонни, ты же понимаешь? — говорит Ви, когда едет домой. Метро жутко стучит, и кажется, что вагон развалится прямо сейчас. Она забивается в угол и угрюмо провожает взглядом всякого, кто косо на нее посмотрит; хотя желающих не так много, не то чтобы уебанный наемник — это какая-то новость для Найт-Сити.

— Я же вернул тебе тело, — раздраженно откликается Джонни в ее голове. Он не появляется, потому что народу полно и ему некуда втиснуться, а Джонни очень не любит, когда ему напоминают о его нереальности.

Вернул, конечно, но не хотел! Подсознательно Ви его оправдывает, понимает, ставит себя на место Джонни, не бывшего живым целых ебаных пятьдесят лет — это сведет с ума кого угодно, ему просто хотелось вкусить жизнь… Но Ви помнит эту абсолютную беспомощность, свое тело, двигающееся не по ее воле, отголоски каких-то фраз, на секунду всплывающие в мутном киселе, а потом таблетки, которыми глушил ее Джонни.

В рассеянности Ви трет кожу на предплечье, касается татуировки. Самое настоящее доказательство того, что было этой ночью. Смазанные воспоминания кажутся далекими, крайне слабыми и тусклыми, а похмелье можно ненароком спутать с выворачивающими ее наизнанку помехами от биочипа, но татуировка самая настоящая, неаккуратно темнеющая на ее бледной коже. Вполне по-сильверхендовски. Он, наверное, от руки эскиз рисовал? Считай, автограф.

Или хозяйская метка.

— Если хочешь, сведи, сейчас с этим проблем нет, — как будто безынтересно бормочет Джонни, когда она излишне долго циклится на татуировке. Но Ви знает его достаточно, чтобы начинать понимать: Джонни отчего-то обижен.

Хотя это ей, блять, стоит быть недовольной из-за всего, что он учудил, напрочь предав ее доверие и пойдя в отрыв… Да они едва не лишились жизни, потому что Джонни захотелось трахнуть какую-то девчонку за рулем! Ви жалобно стонет сквозь зубы, вспоминает вспышку автокатастрофы. Везучий сукин сын, и как он уцелел…

Но Ви татуировку почему-то не хочет сводить. Пусть напоминает об ее ошибках.

***

Она оценивает свое решение вскоре, когда загибается от приступа в каком-то углу; успевает завернуть в тихий переулок, спрятаться за коробками. Хочет уцепиться за что-то, выровнять дыхание, и Ви вдруг ловит себя на том, как увлеченно обводит контур, касается пальцами, улавливая что-то вроде отголоска — воспоминания о том, как ныла травмируемая кожа. Конечно, Джонни бил без обезбола.

Дыхание выравнивается. Кое-как поднимаясь, Ви сталкивается взглядом с Джонни. Они не так часто болтают; у них за плечами «Эбунике» и его могила, и даже клятому Сильверхенду нужно немного времени подумать. Ви его не трогает, у нее самой что-то болезненно ноет внутри, и ей надо немного разобраться в себе.

— Ты все-таки не свела, — как бы вскользь замечает Джонни. — Ви, я знаю, что я уебок, и я не заслуживаю…

— Это всего лишь татуировка, — закатывает глаза она. — Реально, блядь, не грузись. Джуди я объяснила, хотя это было непросто, мы с ней посмеялись — все, закрыли тему.

— Может, я хотел, чтобы ты помнила… когда нас разделят, — кашлянув, говорит Джонни.

Он мертвый, как есть дохлый, совершенно призрачный, ему не надо кашлять, поэтому Ви безошибочно понимает, что ее воображаемый друг волнуется. С чего бы? Какие мысли заползли в его дурную голову, переворошенную посещением своей собственной могилы?

Она догадывается, что Джонни хочет сказать: ему страшно, что придется умирать. Что Ви его счастливо забудет, вернувшись в свое тело энграммой, как пообещала им Альт — ну, и что за разница, если она будет жива?

А вот куда денется Джонни? Неужели он подумал, что Ви его безжалостно вышвырнет в небытие, перепоручит Альт? В самом начале она, может, и правда так поступила бы, довольная тем, что безумие закончится; выкорчевала бы сорняки из своей бедной головы. Но не сейчас…

А может, он сам хочет уйти?

— Все нормально будет, — натянуто улыбается Ви и чувствует, что у нее выхарканная кровь подсыхает на губах. Украдкой вытирается. — Я тебя не брошу. Обещала же.

Она снова смотрит на татуировку. Нечто большее, чем простая издевка, правда? Джонни способен на что угодно, но ему недостает простой человеческой хитрости, врет и притворяется он нечасто, надо признать, а если делает что-то — исключительно потому что хочет, вот и все тут.

***

— Да, ты права, как-то не вяжется оно с общим стилем, — развязно говорит Джонни, появляясь в углу ванной, когда Ви пытается отмыться от крови. Розовая вода стекает по плечам, она ожесточенно зарывается пальцами в чуть отросшие волосы.

— Я тебе ебало откушу, Джонни, какого хера, — бессмысленно ругается Ви, отмахиваясь от него. Брызги летят, попадают на энграмму, но та всего лишь идет синими помехами. Жаль, Ви посмотрела бы на мокрого взъерошенного Джонни, похожего на сердитого кота, это точно сбило бы с него спесь.

— Да брось, че я там не видел, — как будто бы правда безразлично говорит Джонни, ухмыляется.

Ви тяжело вздыхает. Все дело в восприятии, правда? Джонни уже отчасти считает ее несчастную потрепанную тушку своей, вот и стоит так спокойно, курит, пялясь на оскаленный череп на ее спине, на змею, проскальзывающую по груди.

— Ну, у каждого должна быть идиотская татуировка, набитая по пьяни, — философски вздыхает Ви. — У меня не было, это упущение, а теперь ты избавил меня от такого пробела…

— Я смотрю, ты не мелочилась, — оглядывая ее, одобрительно замечает Джонни. — Это типа… боевой раскраски? Ты считала, что, если у тебя на спине дьявольская ебанина, крутость сразу появится и приложится?

— Просто хотела сделать что-то красивое, — весьма заурядно говорит Ви, стараясь не задумываться, что он отчасти прав. — Понравился этот рисунок.

Косится на Джонни задумчиво, на разукрашенную правую руку, на «башню» на внутренней стороне плеча — определенно аркан, она к картишкам у Мисти присмотрелась, привыкла, так что сразу узнала, и не понятно, почему Джонни так презрительно фыркает иногда, когда та в очередной раз делает для них расклад. Может, для него это всего лишь красивые символы, как христианские кресты для многих.

— Как-то и не в твоем стиле, — говорит Ви, поднимая руку. — Не пафосно даже. Ожидала чего-то большего.

— У меня еще есть, на ребрах, — вдруг сознается Джонни. — Фортуна, змеюка… Тебе бы понравилось. Только показать не получится, блять, потому что у «Арасаки» технологии до такого не дошли…

— Я в воспоминаниях видела, — задумчиво отзывается Ви; иногда ей казалось, что это ее прошлое, ее память, и иногда она уже не отличала. — А как ты… вообще ощущаешь себя сейчас?

— Никак, — отрывисто говорит Джонни и смеется — горько и едко.

Она мысленно смиряется с тем, что отмываться приходится под пристальным взглядом Джонни, как будто наждачкой почесывающим ее спину. Ви уже почти не злится. Обида мягко укладывается в груди — Джонни заслужил ее веру. И сегодня помог, посуетился с поддержкой, перехватил ненадолго кибердеку и въехал в психа на стоявшей поодаль машине…

— Может, я правда тебя люблю, а? — устало язвит Джонни. Ви фыркает, чуть не захлебываясь водой. — Да не в этом смысле, — добавляет он — и сам понимает, что не то ляпнул. — Вот как кота. Как… не знаю. Просто.

Он замолкает. Ви молчит тоже, потому что сует голову как раз под душ, вымывая остатки мозгов, брызнувших прямо на нее, — а Джонни еще спрашивал, чего она так коротко стрижется! Тут особо не поболтаешь. Но она думает, напряженно осмысливает слова. Джонни чертовски болтлив, но ему верить сложно — особенно после той выходки с кражей тела.

Ви и Джонни — навсегда. Детский сад, блять. И почему ей так болезненно и тоскливо — не потому ли, что им так или иначе придется, наверное, расстаться?

— Эй, я тоже тебя люблю, придурок, — наконец говорит Ви, выдергивая Джонни из какой-то прострации. — Чуть меньше, чем кота.

Джонни красноречиво показывает ей средний палец, а Ви закутывается в полотенце и идет на запах заварившегося кофе, и все у них, может быть, не так плохо.

========== 15; дьявол ==========

Комментарий к 15; дьявол

концовка за кочевников, битва с финальным боссом. немного ау, потому что мне категорически не хватило реакции Джонни.

аркан может толковаться как жестокость, сильное увлечение, чрезмерная зависимость, вообще грубые поступки, искушение

В голове Ви плавятся синапсы, взрывается что-то. И бесится, ярится Джонни Сильверхенд, вцарапывается ей в подкорку, ненавистно истекает ядом, орет. Руки у нее дрожат, а дыхание вырывается громкое, сиплое, оглушительно пугающее ее. Она едва стоит напротив обездвиженного, будто бы распятого Адама Смэшера; она существует только на чистой ненависти. Но ее хватит. О, еще как хватит.

Смотрит в его глаза, в подобие, блядь, глаз, в ненастоящую пластину лица, покоцанную и исцарапанную, и часть Ви истерично трясется от отвращения, она не может выносить его даже так, от него шибает какой-то сосредоточенной злой силой. На ногах не удержаться. Подламываются. К горлу подкатывает кислота, замешанная с кровью, но Ви усилием загоняет ее внутрь, сглатывает, обжигая гортань.

Ей хочется рвать и метать, по винтику этого ебаного Смэшера разобрать, каждый проводок выдернуть, пытать его долго и настойчиво, как Джонни пытали, потому что месть — это единственное, что заставляет Ви жить. Что дает новые силы. Она готова была отключиться тогда, пока поднимала ворота к «Микоши», но, стоило появиться Смэшеру, ее чуть не электрической вспышкой пробило. Она снова почувствовала себя живой. Заживо сгорающей. Вот только времени нет. Надо закончить все быстро, и злые звери в Ви обиженно воют.

Даже если бы был шанс побежать, она не отступила бы. Дралась до последнего, выцарапывала ему микросхемы, плевалась бы ядом. Ви ощущает себя кибернетическим драконом с горящими механизмами. Она теряет шестеренки на ходу. Теряет себя. И все — ради того, чтобы убить одного недочеловека.

Ви плевать на моральные дилеммы. Она знает уебков, полностью состоящих из мяса и костей, но таких же уродов, как Смэшер. Он просто зарвавшийся убийца. Ее искренне злит его бешеная самоуверенность. Думал, можно заковать себя в новейшую броню, и никто тебя не достанет? И ты спасешься от этого города? Не уничтожит он тебя, не перемелет? Хорошо устроился? Так встречай, сука, воровку с ножичком, она вобьет его тебе между пластинами, перережет все трубки, за счет которых ты живешь.

— Привет тебе от Джонни Сильверхенда, — хрипит Ви, и голос ее расслаивается, раздваивается, и на миг кажется, что она снова часть чего-то большего, общего, крепко спаянного. Чувствует Джонни, молчаливо подставляющего ей плечо. Его пьяную, довольную улыбку. Вкрадчивый голос, шепчущий Смэшеру последние оскорбления.

— Ты еще кто… — поломанно выводит тот.

— Мы, — в унисон отвечают Ви и Джонни. — И мы пришли за твоей головой, Адам Смэшер.

На совести его сотни других людей, но ломающееся сердце Ви болит за Джонни больше, чем за всех остальных. Потому что ее мучили и разбирали вместе с ним. Потому что Смэшер убил их, растоптал — и этого Ви не может простить.

«Малориан» ложится в руку, короткая вспышка огня — выстрел в упор. Все кончено. Падает он с каким-то неживым, металлическим лязгом. Как кусок арматуры. А Ви пробивает вспышкой ликования, торжества, и она тоже падает, отступая, находит спиной колонну. Перед глазами все плывет, и она заливается слезами, откашливается кровью, и лицо ее наверняка не хуже дьявольской маски «самурайского» демона.

— Ви, все норм, ты молодец, ты крутая, — бормочет Джонни, как-то оказавшийся рядом. — Давай, немного осталось, нам бы только доползти. Блядь, Ви, ты же видишь, таблетки перестали меня блокировать! Ты сейчас развалишься!

А она рыдает, уткнувшись ему в плечо, задыхается воображаемой горечью сигарет, и Ви остро понимает, что смерть близко-близко, рукой подать. Потому что она снова пережила пытку «Душегуба». Потому что Джонни колотит тоже, он чувствует это — их силу, их отмщение, и Ви страшно думать о том, что их сейчас распилят, растащат в разные стороны. И они до боли цепляются друг за друга.

— Ты же настоящий? — сипло спрашивает Ви, касаясь вымораживающе-холодной металлической руки.

— А ты? — Джонни скалится непокорным зверем, зеркалит ухмылку. — Давай, малыш. Последний рывок.

— Ты… ты рад, что мы его убили? — с надеждой спрашивает Ви, размазывая кровь по лицу. — Теперь можешь жить спокойно, Джонни. И Бестия тоже. И…

— Тупая ты пизда, Ви, я рад, что ты жива, — говорит он. — И не вздумай сдаваться.

К ним наклоняется Панам. Бледная, перепачканная в крови Сола. Если Ви еще и может что-то чувствовать, кроме заполошной ярости, вспыхивающей в ней взрывами, теперь утихающей, то это благодарность. Панам сильная. Она тоже убеждает ее шагать дальше — иначе все это было напрасно. Пинает телоСмэшера, кривит губы в презрительной усмешке. Тело выглядит жалко. И Ви страшно приятно, что это она сотворила.

— Я думала, ты сошла с ума, — выдыхает Панам, подает ей руку. Ви с трудом отрывается от пола, как будто гравитация в комнате нарушена. — Ты была похожа на дьявола, Ви.

Она с трудом дышит. Смутно помнит, как с истошным визгом кинулась прямо на Смэшера, пронзительным и диким, как у раненого зверя. В ней еще обжигающе полыхала обида за Сола, смелого и честного, но пробуждалась другая злость, глубинная, сметающая все. Ви в прыжке выхлестнула «богомолов» и влетела прямо в Смэшера, как дворовая кошка. Терзала его, отскочила, переводя дыхание. А потом отстреливалась, пока он не затих.

— Мне жаль, Панам, — говорит Ви, а перед глазами все плывет. Они шагают вместе к «Микоши», и иногда ей кажется, что это Джонни ее тащит.

Может, так оно и должно было быть. Никакой ответственности, никаких смертей. Только их жгучее отмщение. Их борьба. Но уже поздно жалеть о содеянном.

— Ты же за Сильверхенда мстила, тебе нужно было, — вдруг говорит Панам. — Я понимаю. Я бы за Сола его порвала, но твоя боль… она сильнее.

— Я подумала, нам с ним надо все завершить, — шепчет Ви. — Перед…

Она не говорит «перед смертью», срывается во вспарывающий горло кашель. Цепляется за Панам, ищет взглядом Джонни. Может, ради этого стоило жить. Чтобы умирать со своей семьей.

— Ви, все будет хорошо, — обещает ей или Панам, или Джонни, уже ничего не понять. — Просто подключись. Я буду тебя ждать. Обещаю.

========== 16; башня ==========

Комментарий к 16; башня

квест “аудиенция”

значения аркана: очищение души, разрушение эгоизма, разрушительное начало, трансформация, также необратимый поступок

Пока Ви пробирается по петляющим лестницам, она не может не слушать слова, которые отстраненно чеканит голос, словно бы доносящийся свыше. Он рассказывает про все, что Джонни натворил; как он обрушил башню «Арасаки», как похоронил под развалинами сотни людей, может быть, совсем не повинных в том, что корпа творит с городом — простых сотрудников, лишь пытавшихся выжить.

— Слышу твои мысли, Ви, — насмешливо бросает Джонни мимоходом. — Осуждаешь меня, а? Да плевать, все это ради чего-то большего! Когда башни рушатся, они опадают на головы бедняков, это непреложный закон. Каменных джунглей, блять!

Ей тошно это слушать. Представлять, с каким хладнокровием Джонни обрек столько народу на гибель — это точит, разрушает ее изнутри. Ви не может сосредоточиться на задании и даже едва не промазывает, когда прыгает на голову какому-то солдату «Арасаки», с ожесточением вбивая нож в плохо защищенное горло. Эта сила — ее или Джонни?

— Посмотри, что ты делаешь, — ядовито шипит на нее Джонни, пиная ногой зарезанное тело. Конечно, труп даже не шевелится, но он вкладывает в это слишком много ярости и какой-то неясной обиды, чтобы просто не заметить этот жест. — Убиваешь их, режешь, как овечек, блядь! И ты хочешь сказать, что ты лучше меня? Хватит притворяться белой и пушистой, Ви, мы друг друга стоим!

Ей нужно двигаться дальше; время поджимает. Ви не хочется, чтобы план накрылся из-за ее болтливого воображаемого друга, и она упрямо заставляет себя тащиться вперед, не вслушиваясь в вопли Джонни, раззадоренного этим всем — парадом, неприкрытым торжеством «Арасаки». Умирая, он видел расцветающий над башней взрыв и надеялся, что ненавистная корпа сдохнет в мучениях, как огромный дракон, которому отсекли башку, но — вот она, живет и здравствует. А Джонни — лишь несколько строчек программного кода на щепке.

В ушах потрескивает голос Такэмуры, указывающий ей, куда идти. Сегодня Ви послушная девочка, не хочет спорить с япошкой, потому что она остро чувствует: все висит на волоске. Они залезли во что-то серьезное — если схватят, то не будут церемониться.

— Ты ничуть не лучше меня, — сосредоточенно чеканит Джонни, когда Ви стреляет в охранника; глушитель съедает звук выстрела, тяжелое тело падает, как в замедленной съемке. — Ты никогда себе в этом не признаешься, но тебе нравится убивать, Ви. Иначе ты бы не согласилась на эту работу. Но смотри — ты прижилась, ты так удачно приспособилась! — язвит он. — Из мелкой воровки автомобилей переквалифицировалась в наемную убийцу!

Наверх. Ей нужно забраться выше. Вот здесь перебежать по карнизу, спрыгнуть, чувствуя, как мягко пружинят обновленные импланты на ногах. Задохнуться, чуть не вылетев на врага, заныкаться за ящик, чтобы подождать удобный момент и утащить его в глубокую тень удушающим захватом. Чувствовать, как он дергается, хрипит, ловко провернуть голову — вот так, до хруста. Обмякшее тело Ви затаскивает подальше, чтобы никто не наткнулся. Движения до автоматизма, выученные, идеально подогнанные, будто она вся машина, а не какая-то малая ее часть.

— Какая разница, прикончить несколько тысяч одним махом или растягивать человек по пять в день? — издевается Джонни.

Он не замолкает, как будто сводит ее с ума. Ви уже немного шатает от тревоги, усталости и от адреналина, который сковывает ее, поджигает заживо. Она надеется не упасть на короткой перемычке лестницы, перескакивает. Бежит от голоса Джонни, но тот звучит в ее голове.

Голос замолкает, когда Ви добирается. У нее нет времени смотреть на светопреставление и наслаждаться видом, хотя картины отсюда открываются отличные, на нее вылетает этот гордый мальчишка, что огрызался на Такэмуру. Плохой песик. Ви готова к нападению, предчувствует его, поэтому встречает Оду короткой очередью и тут же отскакивает прочь, избегая взвизгнувших клинков. Сталь шьет воздух, не может угнаться за Ви, перебегающей из угла в угол.

Догонялки утомляют. В руку ложится кривой нож, она подпускает противника поближе, делает вид, что открылась, и коротко взмахивает рукой, посылая нож в плечо. Ода дергается, и Ви жаль, что она не может посмотреть в его лицо. Давай, покажи мне страх, покажи мне ужас. Упоенная схваткой, она кидается в ближний бой, перетекает в знакомую с детства стойку, вторым ножом бьет коротко, отрывисто. Да уж, откуда японскому мальчишке знать, как дерутся на улицах Найт-Сити…

Ода пытается перейти в невидимость, полагается на костюм, но не сбегает, нет, его хваленая самурайская честь вынуждает биться до конца, и разъяренной Ви это только на руку: не для того она медленно взбиралась сюда по лестнице из трупов, чтобы какой-то арасаковский прихвостень сбросил ее. Она бьется как в последний раз. Каждый миг для нее может стать последним.

И Ода как-то понимает, что терять ей нечего, и нож врывается ему между доспехов, жалит в бок. Ви подныривает под дернувшиеся «богомолы», толкает его, наседая всем весом на нож, и противник кричит — почти жалобно. Ви уговаривает себя не улыбаться, но разбитые губы саднят.

Когда Ода лежит перед ней, ожидающий решения, Такэмура не выдерживает. Он молчал, когда Ви превратила благородный поединок в поножовщину, когда она варварски рычала и металась тут с ножичком, но теперь он просит ее. Горо никогда не умоляет, несгибаемый и упрямый, но в этот раз ей в его голосе слышится нечто большее, чем обычное одолжение. Важен ему этот мальчишка. Как и многое, что составляет его память об «Арасаке», которую Такэмура себе выдумал. О чистой, идеальной крепости, которую защищают такие вот рыцари.

— Ну давай, блядь, чего ты ждешь? — наседает Джонни, появляясь напротив. Их разделяет бессознательный киберсамурай, и Ви почему-то страшно смешно от этой ситуации: они с Горо как ебаные ангел и демон на ее плечах.

Джонни готов уничтожить, растоптать, выкорчевать все, на чем написано «Арасака», и ему наплевать, если он случайно отнимет чью-то жизнь.

— Ты думаешь, это такая мелочь, да? — истерически переспрашивает Ви. — Грохнуть кого-то и пойти дальше.

Теперь, вне горячки боя, когда ей не надо защищать свою жизнь, все кажется иным. Ей не нравится убивать знакомых — даже если встреча их была краткой и неприятной. Они знают имена друг друга, Горо пытался их подружить, кажется, старый дурак, как будто не видел, какие разные у них миры.

— Знаешь, на войне я только и делал, что убивал кого-то, — медленно, как будто разжевывая для непонятливых, говорит Джонни. — Это куда проще, чем тебе кажется. Всегда вопрос стоит один: или ты его, или он тебя. Тот, кто победит, вправе делать с проигравшим что угодно.

— Но ты очень редко задумывался, что это «что угодно» предполагает не только зверскую жестокость? — огрызается Ви. — Что можно кого-то пощадить?

И она назло Джонни отступает от Оды, отстраняется. Он побежден, его честь разрушена, и, может, ему теперь полагается пырнуть себя катаной в живот — Ви нихера не разбирается в самурайских традициях. Но она готова дать Оде еще один шанс. Себе. Это ей нужен шанс. Посмотреть, насколько она еще отличается от Джонни, раз способна быть чуть лучше, чем он.

Джонни это не нравится, он встряхивается, как мокрый пес, и Ви чувствует его злые кусачие мысли. Что, Ви, решила позаботиться о своей душе, о совести? Как же, она боится террористов и не одобряет жертвы! Да разве ты не провернула бы то же, если бы в этом крылось твое спасение? Не сожгла бы город? Мы с тобой страшные эгоисты, Ви, и поэтому мы с тобой срастаемся, поэтому мы одно целое.

— Нет, Джонни, — сквозь зубы говорит Ви, — я это делаю, потому что хочу оставаться человеком. Вот и все.

========== 17; звезда ==========

Комментарий к 17; звезда

не по квесту, но отсылки к концовкам Звезда и Солнце

значения аркана: надежда, планы на будущее, следование за мечтой

Ви честно старается не отчаиваться. Все подбадривают ее, говорят, что не все еще потеряно. Вик несколько привирает, это точно, потому что его приборы визжат и заполошно мигают красным, когда к ним подключается усталая Ви. Нечто вроде планового осмотра. Она с каждым разом смотрит, как показатели ухудшаются — прямо у нее на глазах. Статистика ползет вниз, изламываясь.

Джонни обычно не появляется, потому что его присутствие заставляет приборы беситься и лагать. Но в последний раз он сидит рядом с Ви, распятой на кушетке. Голова неудобно задрана, шея вывернута. А Джонни хозяйски разваливается на стуле, травит какие-то отвратные истории с концертов, сальные анекдоты и вообще городит какую-то чушь, вроде того, что надо купить коту корм, а то, блять, Ви опять забудет, у нее голова дырявая. Она невольно растягивает губы в улыбке, забывает думать о смерти.

— Ты сегодня тише, чем обычно, — замечает Вик, с бережной заботой выдергивая из нее провода. — Что-то случилось?

Обычно она болтает с Виком, потому что мерзкий страх сворачивается в животе холодными змеями, но сегодня Ви только слушала — и этого неожиданно оказалось достаточно, чтобы просто ровно дышать.

— Да так, отвлеклась, — ухмыляется Ви, кидает взгляд на уже опустевший стул, и Вик понимающе кивает.

Смотрит обеспокоенно. Думает, Ви сходит с ума и покоряется своим демонам, что ее надо спасать. Наверное, так и есть, но Ви слишком уютно в своей бездне — с мертвыми рокерами и мурлычущими котами.

— Ко мне тут заскочила с утра одна кочевница, спрашивала тебя, — напоследок говорит Вик, вручив ей новую партию таблеток. Ви послушно берет блокаторы, не желая признаваться риперу, что предыдущие три банки стоят нетронутыми.

— Окей, услышала тебя, — говорит она и выскакивает за дверь.

После таких осмотров Ви обычно погружается в долгую тягучую меланхолию. Ей тяжело думать о конце, когда он настолько осязаем. Джонни, наоборот, возникает ярче, орет, мельтешит синей россыпью пикселей. Если они дома, принимается наигрывать на гитаре что-то бодрое или играть с котом. Пир во время чумы. Концерт на поминках. У них разные способы справляться со страхом смерти.

Пошатываясь, Ви ползет вверх по лестнице, заволакивает себя по перилам. Кто бы ей сказал недавно, что подъем от подвальчика Виктора будет настолько тяжелым…

— Давай глянем, че там у Панам, — безапелляционно заявляет Джонни; он не просит и не приказывает, у него вообще голос такой — чтобы манифесты зачитывать или на концерте завывать.

— Соскучился? — поддевает Ви, припоминая ему мимолетный интерес к подруге. Но набирает номер — она сама полдня была недоступна, охотилась за одним нетраннером в Хейвуде.

Если по правде, Ви сама скучает по свободе. И дело-то у Панам оказывается плевое, надо найти пропавшую машину «Альдекальдо», и она рыщет по пустыне, чувствуя пыльный ветер в волосах. В мыслях, блаженно-пустых. Оказывается, этот дурень просто-напросто заглох, а связь начала сбоить. Ви возится, переливает ему бензин, не слушая окрики Джонни, который, конечно же, знает, как надо лучше делать.

Собирается ночь, стекается чернилами, а Панам просит подождать ее на месте.

Она приезжает, привозит с собой пару бутылок пива, теплые улыбки и ленивую болтовню. Сигналит Ви еще на подъезде с неисчерпаемым задором, разрывая тишину Пустошей. Джонни тоже оживляется; он уже устал сидеть на месте и созерцать темноту.

— Смотри, отсюда Найт-Сити тоже похож на звезду, — замечает Ви, указывая вперед. Панам расстилает на земле застиранный плед, какой-то необъяснимо уютный и приятный.

— Нет, ты что, — фыркает Панам. — Звезды красивые, спокойные, а этот город вон как дергает, мельтешит разными цветами, мешанина такая, хаос, блядь.

Они устраиваются бок о бок, пьют. Джонни держится чуть в стороне. Он только дома требует внимания, садится рядом, вжимается металлическим плечом, когда Ви залипает в телевизор и клюет носом.

Чтобы скрыть смущение, выросшее из неловкой паузы, Ви задирает голову выше, смотрит на настоящие звезды, любуется. Это же Панам их показала, заставила впервые за долгое время посмотреть — и теперь, будучи в Пустошах ночью, Ви неизменно ищет Большую Медведицу.

— В прошлом люди верили, что наши умершие смотрят на нас с неба, — припоминает Ви. — Может, они и есть звезды. Джеки… или Скорпион… Что бы они сказали, если бы увидели нас сейчас?

— Или этот какой-нибудь ебаный спутник «Арасаки» там светится, — цинично вставляет Джонни.

Насмехается над ее сентиментальным настроением, как же. Потому что и сам не знает, что там дальше. Понятно, Джонни насмотрелся на «Микоши», но после него-то — вдруг и правда небо? Вечная свобода, о которой он мечтал в мучительном и унизительном заключении, будучи подопытным кроликом врага…

— Я бы, может, хотела уйти в небо, — бурчит Ви.

— А я вот не знаю. Не думаю, что будет потом, я только поняла, что хочу умереть с кем-то, — признается Панам. — Не в одиночестве. Это жутко.

— Ну, нам это не грозит, — говорит Ви.

Джонни хмыкает. Они умрут вместе — или убьют друг друга? Где найти грань? Она растворялась, стиралась — полоса, разделявшая Ви и Джонни. А звезды поблескивают над ними, сияют, зачаровывают. И правда — красивее, чем Найт-Сити. Как у безмятежных небесных тел получается выглядеть живее, чем у этого проклятого города?

— Ви, помнишь, мое предложение уехать с «Альдекальдо» всегда действует, — подмигивает Панам, чокается с ней бутылкой пива, почти уже пустой, заразительно смеется. Вырывает из тяжелых раздумий.

— Надо кое-что закончить, — с сожалением говорит Ви. — Но иногда я задумываюсь, что ничего меня тут не держит… Джуди и сама хотела уехать. Вик с Мисти, конечно, будут скучать, но я их не забуду… Как думаешь, я могу взять с собой кота? — спрашивает, пытаясь увести все в шутку.

— Этот троглодит везде выживет, будь уверена, — насмешничает Джонни.

А потом они не спят, когда Панам отрубается. Валяться на земле в Пустошах — такая себе идея, но они на территории «Альдекальдо», и Ви почти уверена в безопасности. Но все равно есть у нее ощущение, будто весь мир вымер, стих. Остались только они с посапывающей Панам, которая во сне бормочет что-то. Ви никогда не спит в такой тишине в мегабашне. Вечно кто-то орет или даже стреляет.

— Ты правда хочешь с ними уехать? — интересуется Джонни.

Он сидит рядом, пытается рисовать в пыли пальцем, но реальность поддается с трудом, воображение Ви, разморенное, немного пьяное и усталое, не поспевает.

— Осуждаешь? — скалится Ви, готовая защищаться. — Ты же у нас все время говоришь бороться до конца. А это побег.

— Разве я не бегал? В Найт-Сити пытался затеряться, — размышляет Джонни. — Я просто подумал, это похоже на твою мечту: поездка в закат, воля, все дела.

Ви задумывается уже всерьез. Выход — вот он, руку протяни. Уехать в никуда и умереть в семье. Не то чтобы Ви хотела сдохнуть в своей постели, окруженная рыдающими родственниками — нелепо, пошло, отдает каким-то сериалом из старого мира. Однако что-то в этом есть.

— Нет, мы еще поборемся, — угрожающе вскидывается Ви, как будто бросает вызов небесам. — Но приятно знать, что где-то у тебя есть место.

— Ага, — почти не язвит Джонни. — Повезло тебе.

— Нам. Мы уедем вместе, — обещает Ви. Иначе она никак не согласна.

========== 18; луна ==========

Комментарий к 18; луна

без квеста

вообще аркан луны зыбкий и непонятный, тут вам темная сторона вещей, и загадки, и магия, и призраки (Джонни всегда тут), и страх

Они проводят на парковке добрых три часа, но ничего не случается, чуда не происходит. Убийца не объявляется, а Ви начинает серьезно скучать. Она успевает поболтать с Джуди, перебрасываясь с ней сообщениями разной степени приличности, сбегать к машине за пресными на вкус сэндвичами и проглотить их. Сидит она на старых ящиках, оставшихся от ремонтников, которые делали заплаты на дорогу. И вслушивается в долбящую музыку на радио — от тех же рабочих и дешевый приемник, который не жалко забыть. А может, они что-то не закончили и вернутся утром?

— Ужасно, — хрипит Джонни, появляясь рядом и презрительно кривясь. — И это музыка? Какая-то синтетическая жвачка для мозгов. И она оскорбляет все мои чувства, ради всего, блядь, святого!

— Ты просто дед, — смеется Ви, вынося приговор.

— Инсайд?

— Аутсайд тоже, — с вызовом скалится она. — Не мешай мне работать!

— И что ж такого неебаться важного ты делаешь? Воешь на луну?

Луна сегодня и правда нависает над городом. Полная, тяжелая, того и гляди свалится на голову и перешибет хребет — или это Ви опять пробирает ошибками биочипа, вгрызающегося в ее мозги.

Еще немного — и она будет готова выть. Но Ви не хочет показывать, что этот уебок прав. Ей бы пора развернуться и уйти, заказчик поймет, Вакако вообще на редкость адекватная старушка. А завтра Ви попытается снова подстеречь провинившегося убийцу на выходе из его норы. Но она слишком упрямая, чтобы отступать.

А еще у нее настроение быть вредной сукой, поэтому она грызется с Джонни, который, в общем-то, ничем ее не обидел, если не считать излишне пафосного претензионного тона, от которого у Ви всегда чешутся кулаки — естественная реакция, бля.

— Я бы справа подходил, там такие переулки удобные, — замечает глазастый Джонни, толкая ее локтем. — Хуле ты его на парковке ждешь.

— Там тупик, глянь карту, я загрузила, — лениво отвечает Ви. — Если он куда и сунется, то пойдет именно этим путем; камер нихера нет, место глухое. Мечта же.

Но вот минуты и часы проходят, а этот недобитыш, уцелевший после карательного отряда, посланного Вакако, все не появляется. Залег на дно. Ви бы на его месте тоже не высовывалась — но надо же что-то жрать, в конце концов. Искать пути отступления, способы выбраться из города. Не эта ночь, так следующая его доканает, и он станет неосторожен. А вдруг все-таки эта?..

— Ну, может, легче ворваться? — подначивает Джонни, указывая на многоэтажку. Обычная такая, старенькая. Где-то там долбит музыка — еще погромче, чем по радио у них. На балконе висит чье-то белье, сушится — это зря, спиздят же. В похожем месте Ви росла, накатывает ностальгия.

— Вакако просила тихо. Да и мне не хочется влипать, у него могут быть свои защитники, там видели кого-то от Шестой, — говорит, покачивая головой. — И это не трусость, а практичность, так что завали свое ментальное ебало и перестань пилить мне нервы.

Она все-таки сжаливается над их общими ушами и выключает приемник. Тишина давит на затылок, угнетает, но Джонни ухмыляется, довольный своей маленькой победой, и закуривает, салютуя ей цифровой сигаретой. Нехотя Ви лезет в карман, достает пачку и присоединяется в нему. Она любит ночной город, но — живой и яркий, любит бешенство ночных клубов, неон и всполохи, режущие глаза, опасность, случайные драки, в которые можно встрять, просто идя по улице. Но такие ночи, залитые тяжелым мертвым светом луны, притихшие, притаившиеся, в которые она поджидает, когда высунется цель, голову которой хочет видеть Вакако на своем столе, Ви тихо ненавидит.

— Давай я повою, — вдруг предлагает Джонни, не способный усидеть на месте.

— В смысле?

— В смысле — спою, Ви, блядь, не тупи, — ершится он, тычет в нее сигаретой.

Слышала она, как Джонни поет. Потому-то и опасалась радио переключать на более привычную этому старикану рокерскую волну, что опасалась услышать там в записи живой надрывающийся голос Джонни. Тогда бы кукуха Ви точно отъехала. Одно точно: для него слова имеют гораздо большую ценность, чем для исполнителей современных песенок. Вот почему он огрызался, когда Керри начал работать со своими девчонками.

Эмоции, боль, истошный крик — это все важно, но верные слова, пронзительные, чарующие — они тоже нужны. Иначе ничего не получится, не сплетется заклинание. Ви невольно вспоминает загадочно улыбающуюся Мисти, раскладывающую картишки, — она называла Джонни магом и была не так уж не права.

— А я вот не умею петь, — хмыкает Ви. — Интересно, с тобой получится или нет? На гитаре я вот играть начала неплохо, Кер оценил.

С ним она становится целой, настоящей. Стреляет точнее, с левой руки тоже, чувствуя огненный адреналин в крови. На гитаре наигрывает, как будто с ней родилась, сука, даже когда Джонни не перехватывает контроль. А когда он играл на последнем концерте, Джонни ей чуть в кровь пальцы не стер. Но выводил божественно.

— Нет, не хочу экспериментировать, звучать будет пиздец жутко, — морщится Джонни. — У тебя же голос женский, непривычно — ну, это чисто профессиональные трудности, — важно говорит, как будто у него правда есть какое-то там музыкальное образование. — Споешь, когда это все закончится, договорились?

— В память о тебе? — спрашивает Ви, подрагивает, как готовая оборваться струна.

Он не перетягивает контроль больше, как и обещал. Ей и так становится все хуевее, смерть дышит в спину. Ви пытается жить дальше, но шансов больше не остается. И она как нельзя остро понимает, что все скоро закончится.

Луна того и гляди рухнет ей на голову, а Джонни негромко, как-то особенно мягко начинает знакомое:

— We lost everything,

We had to pay the price…

Совсем иначе, не как слышится на записях, что крутят в ночных клубах. Эти строчки встречают Ви, когда она прокрадывается в «Посмертие» за очередной халтуркой у Бестии, но впервые она вслушивается в них настолько внимательно. Они растекаются холодным серебром в ее венах, душат, стискивают шею невидимыми руками. Тяжело, как же тяжело и мутно перед глазами…

Джонни кажется ей ебаным пророком. Потому что эта песня про них.

Или полнолуние сводит ее с ума, как в древних страшилках?

— I see your eyes, I know you see me,

You’re like a ghost how you’re everywhere.

I am your demon never leaving,

A metal soul of rage and fear…

Без надрыва, без бешенства, очень… устало. Джонни тоже устал, его выматывает эта борьба, а еще ему паршиво — ужасно плохо от того, что он убивает Ви и вытравливает ее из тела. Потому что она его продолжение. Потому что он ее тень, ее ангел-хранитель. Все скатилось слишком глубоко, чтобы они снова вернулись к наглой наемнице и бешеному духу, вселившемуся в ее тело.

— We’ll never fade away, — повторяет Ви за ним, тонко улыбаясь. Молчит, смакует эти слова. Реальность знакомо подергивается синими глитчами, но она упрямо встает. — Кажется, он сегодня не покажется, — вздыхает она. — Джонни, пошли домой, а?

— Пойдем, — соглашается он, кивая.

И смотрит на нее с каким-то странным выражением. Снисходительно-родительским, что ли. Знал он, чем все это закончится. Мудрец тут нашелся…

И правда дед.

========== 19; солнце ==========

Комментарий к 19; солнце

без квеста

значения аркана: собственно солнце, благополучие, здоровье (хаха), безопасность, хорошее настроение, семья

— Доброутро, — неразборчиво бубнит Ви, разлепляя глаза. Солнце бьет ей в висок, тяжело, как ботинок какого-нибудь уебка. В черепушке поселяется боль, а во рту суше, чем в Пустошах, измученных прямыми выжигающими лучами.

Она лежит, уткнувшись носом Джонни между ключиц, и нормальных людей это должно было смутить, но Ви уже кристально похуй. Только она не шевелится, потому что мышцы стискивает, стягивает болью, и ей кажется, что, стоит трепыхнуться, Ви тут же вывернет наизнанку. Солнце поджаривает ее щеку.

— Ты чего так рано-то? — лениво спрашивает Джонни. Раскрывает темные глаза, в подсветах первых лучей солнца кажущиеся почти ореховыми. Чуткий, как кот, проходящийся по лезвию на мягких лапах.

— У меня на твоей железке шея затекла, — заявляет Ви, свирепо хмурясь.

Джонни чуть дергает протезом, волосы цепляются в сочленения стальных пластинок, и Ви мучительно кривится и стискивает зубы, чтобы не заорать.

— О, ну извини, сейчас отращу себе новую руку, — заводится Джонни с полуоборота.

— Не выебывайся, я в опасной близости от твоего носа, могу и грызануть, — серьезно угрожает Ви.

Все ее слова бессмысленны, но правда в том, что Джонни становится все реальнее, а Ви стирается и бледнеет на его фоне. Иногда, когда биочип выдает сбой, когда ее человечность, ее душа сопротивляется сильнее, Ви проскальзывает рукой сквозь его протез. И она пугается, потому что не понимает, чья именно ладонь ненастоящая.

— Что мы делали? — спрашивает Ви. Судя по ощущениям, то ли дрались с кем-то насмерть, то ли пили — хотя, зная их, возможны оба действия сразу. Ей хочется рассмеяться, но она только грызет пересохшие губы и вскидывает еще мутный взгляд на Джонни.

Вблизи он кажется совсем настоящим, но проступившие синие помехи портят все и заставляют Ви отпрянуть, словно они могут обжечь ее лицо. Джонни осторожно отпихивает ее, встает гибко, ловко, потому что у него-то не ноют все кости — у него костей, строго говоря, вообще нет. Ви еще корчится на постели, лелея свое мучение, и радуется, что привычная тошнота еще не накатила. Из горла рвется сухой мучительный кашель, она проверяет губы машинально, но сегодня обходится без потеков крови.

— Помнишь, мы убили какую-то тварь для Падре? — подсказывает Джонни. — Очередной раскол у них, бля, ниче нового. А потом надо было оторваться от погони, тебе стало плохо, ты чуть не пропахала ебалом асфальт, Ви, и я перехватил управление.

— Без таблеток, — тупо говорит Ви. — Ну, приехали.

— Нет, солнце, приехали бы мы, если бы я остался безучастным пассажиром и смотрел, как ты подыхаешь в грязи! И как тебя догоняют Валентинос, чтобы содрать твою шкуру живьем! — рычит Джонни, показывает зубы.

Он выручает ее, а Ви даже не знает, что и сказать. Понятно уже, что Джонни завалился в какую-то гостиницу, потратил переведенные от Падре деньги — Ви надеется, что Джонни не напугал старикана по телефону, а то тот подумает, будто она одержима дьяволом и что из нее надо срочно изгонять бесов. Ага, как же… ангел-хранитель…

— Все время думал, почему ты спишь поперек кровати, — задумчиво добавляет Джонни, следя за Ви. Сейчас-то она лежит нормально, как человек — потому что он ее так положил, давая измученному, разрываемому пополам телу отдых.

— Потому что мне особо не с кем спать, Джонни, — бурчит Ви. — И мне можно захватить обе половины и не париться. Очень удобно, всем советую.

— Ну так ногам-то холодно, — проницательно подсказывает он. Джонни застывает у подоконника, облокачивается и указывает на небольшой столик: — Попей воды, должно стать лучше. Извините, завтрак в постель я подать не могу, блядь.

Он спокойно наблюдает, как Ви доползает до столика и пьет, захлебываясь. Ей не стыдно показывать слабость перед Джонни. Какой смысл обманывать человека, который читает твои мысли? Который чувствует твою боль, растягивающуюся в груди?

— Спасибо, — хрипит она, закуривая. — Что вытащил. Не знаю, что бы я делала, если бы была одна… Черт. Я знала, что всегда нужен напарник, чтобы подстраховать, но после смерти Джеки это кажется… настоящим предательством, сука!

— Строго говоря, меня не существует, — легко отмахивается Джонни. — Так что ты ничего не предаешь. Тихо сама с собой ведешь беседу.

Фыркая, Ви манит его рукой. Слова еще даются тяжело временами, и ей нужно накопить силы на каждую фразу, а голос предательски дрожит. Она не привыкла быть настолько слабой, но в последние недели Ви уже чувствует себя мертвой. Выбравшейся из могилы и медленно разваливающейся по кускам, как в старых фильмах про зомби.

Подойти к ней Джонни нормально не может, конечно, ему надо выебнуться, поэтому он просто появляется рядом, садится на старый столик. Их обоих он бы не выдержал, но на самом деле Ви тут одна-одинешенька сидит, печально пялясь в пустоту.

Солнце перестает ее раздражать, лучи как будто смягчаются. Она подставляет лицо, как довольная кошка. Джонни задумчиво жмурится. Глаза у него все еще светлые, подсвеченные такие, и Ви умиротворенно улыбается. Приступ понемногу отступает, даже не приходится глотать таблетки.

— Ты слишком редко их ешь, вот почему я становлюсь почти настоящим, — подсказывает Джонни, озадаченно хмурясь.

— Ты… вроде как засыпаешь, когда я это делаю? — уточняет Ви.

— Представь, что ты на дне черной реки. Сверху на тебя давит толща воды, и всплыть не получается, — медленно рассказывает Джонни, как будто какую-то сказку, — но ты все еще слышишь отголоски верхнего мира, какие-то голоса, их эхо. Иногда не понимаешь, это твои воспоминания оживают или кто-то реальный говорит там, живет. Пока ты медленно погружаешься в ил.

— У тебя сегодня поэтичное настроение, я смотрю, — поддевает его плечом Ви.

— Да, засранные отели всегда благотворно влияют на мое вдохновение, — закатывает глаза Джонни. И добавляет вдруг, небрежно, усмехаясь: — А ночью я просто лежал рядом. Для меня время идет немного иначе… Да и пара часов до рассвета — ничто по сравнению с полувековым заточением.

— Я не спросила, — кусает губы Ви. — Не сказала: «А что ты чувствуешь, когда я в отключке, как вчера?» Я не успела задать вопрос, что ж ты лезешь вперед паровоза, блядь.

Ее пугает простота, с которой Джонни проникает в ее разум. Для него такие штуки становятся все большей обыденностью, и иногда Джонни становится для нее полноправным напарником: замыкает камеры, пока Ви медленно крадется к жертве, как пустынная змея, проскальзывающая между камнями, заставляет оружие, направленное на нее, клинить. Обживается, свыкается со своей натурой цифрового призрака — это даже забавно, потому что вытворяет Джонни вполне полтергейстовые штуки.

— Ты боишься слиться, я знаю, — говорит он. — Но это само собой получается. Я не могу это контролировать. Мы просто… есть.

Ви снова и снова задумывается, как ей будет не хватать Джонни, когда их разделят. Если. Если они выживут — хотя бы один из них. Все это слишком ненадежно и странно.

— Как ты там, оклемалась? — строго уточняет Джонни.

— Типа того… Какие планы на сегодня? — спрашивает Ви. — Заскочим куда-нибудь пожрать, а потом съездим к фиксеру?

В этом городе у наемников всегда есть работенка. Плохой погоды в этих ебанутых каменных джунглях, как говорится, не бывает. Ви осторожно потягивается, прислушиваясь к ощущениям.

— Ты это, к Падре пока не суйся, пусть отойдет мужик, — предлагает Джонни. — Что? Он позвонил вот нихуя не вовремя, нам было плохо, Ви, а он тут со своими проповедями. Конечно, я рявкнул!

Ви тихо стонет, закатывая глаза. Огрызающийся, вечно недовольный мудак, с которым никогда не знаешь, чего ожидать, но он готов был вцепиться в горло кому угодно, кто угрожал Ви — хотя бы цеплял ее неосторожным взглядом. С Джеки было иначе, как-то проще: они сразу спелись, решили, что они семья, что не бросят никогда. Может, Ви слишком редко говорила ему что-то милое и приятное, больно не в ее стиле это, но она верила Джеки, во всем полагалась на него… А с Джонни сложно. Мучительно.

Но сегодня утром Ви устало прислоняется к его плечу, смотрит в окно, наблюдая за полетом какого-то ави.

Джеки тоже обниматься любил, сгребал по-медвежьи, никак не вырваться. Ви никогда не жаловалась. Джонни не настолько открытый, но все же… Все же Ви прожженная наемница, ее должно было до ужаса переполошить пробуждение в незнакомом месте, но она не схватилась первым делом за оружие. Потому что этот мертвый придурок был рядом и осторожно прижимал ее к себе.

— Знаешь, что самое странное? — говорит Ви. — Я чувствую себя в безопасности. Сначала я каждый раз дергалась, когда ты появлялся, потому что, блядь, это стремно. И, возможно, потому что ты пытался меня грохнуть.

— Сука, сколько раз мы будем об этом говорить, — огрызается Джонни.

Но он быстро затыкается, когда слышит, что Ви сипло смеется. Просто смеется, потому что ей хорошо — от того, что ее не порвали вчера на клочки Валентинос, от того, что чип еще не убил ее.

И они просто сидят рядом еще час или вроде того — и Ви думает: это лучшее, что было в ее безумной жизни за последние дни.

========== 20; суд ==========

Комментарий к 20; суд

катимся к финалу! момент последнего выбора

значения аркана: освобождение, перерождение, страшный суд/второе пришествие (вся эта история с воскрешением мертвых, вы знаете), важный выбор; вообще значения у карты скорее положительные

Больше всего на свете Ви ненавидит выбирать. Большее, меньшее зло — какая же это все херня. В любом случае получается дерьмово. И сейчас она застывает, коченеет, хотя у нее больше нет тела, она лишь набор данных, энграмма, зависшая в неизвестности. Конец близок; страшный суд, блядь, и это Ви здесь судья. Роль, о которой она никогда не просила.

Ей предлагают выбрать, кому жить, а кому умереть, и Ви хочет выть и кататься по полу; ей плохо, ужасно тяжело, и она в страхе оборачивается на Джонни, оглушающего ее показным спокойствием. И сама не знает, чего она боится: что он отнимет ее тело, властно выступит вперед и заявит, что измученная тушка должна достаться ему, или же что отступит и просто… оставит ее, да?

— Ты сомневаешься, — бесстрастно льется голос Альт, грохочет, как божьи слова, и Ви чувствует себя несчастным пророком, с которым играет неведомая сила. — Все люди сомневаются, — говорит Альт. То, что ей было. Женщина, которую Джонни когда-то любил и одновременно ненавидел так, что загнал себя в бесконечную череду кровавой мести, что его и погубила.

Альт убивает его снова. Раз за разом.

Джонни смотрит на Ви и медленно кладет металлическую руку ей на плечо, сжимает. Больно. Правильно. С ним всегда так — поранишься, пока пробьешься к истине, но она того стоит. А Джонни все еще чувствуется как живой, даже реальнее, чем в том мире людей, не таком идеальном и отшлифованном. Она устало приникает к нему, кладет голову на плечо.

— Иди, Ви, — говорит Джонни, зарываясь пальцами в ее волосы, как будто кота гладит. — Сражайся до конца. Я все равно мертв; я всего лишь голос в твоей голове. Мои кости лежат в земле, если их не растащило всякое отребье. Мне уже нет там места…

— Ты врешь, — сглатывая слезы, говорит Ви. — Ты живой, ну, вспоминай. Концерт, гонки, горящая яхта, кинотеатр, «Посмертие», горки эти, сука, американские… А кот наш?! Сам притащил, на меня свалить хочешь. Да ты захлебывался эмоциями, а теперь хочешь убедить меня, что ты всего лишь набор нулей и единиц. И тебя-то самого это устраивает?! Не смей мне врать. Я еще… чувствую тебя.

Она не хочет расставаться так; еще больше — чтобы Джонни сдавался, потухал. Он, готовый разъебать «Арасаку», совершить невозможное — просто отступит?! Да никогда в жизни! Не ради нее! Да что с ним такое?! Лицо отстраненное, безучастное какое-то, мертвенно-бледное в красных отсветах. Только глаза зло вспыхивают, когда Ви начинает упираться.

— Почему ты такая упрямая? — сдержанно рычит Джонни. — Вали, ты заслужила свой счастливый финал. Ты свободна, Валери.

Как будто пощечину залепил с размаху. Ви злится, стискивает зубы: запрещенный прием, Джонни, уебок. Только семья ее так называла. Джеки — иногда. Ее несуществующее сердце болезненно сводит.

«Не смей отбирать у меня семью еще раз», — то ли говорит, то ли думает Ви.

Почему, спрашиваешь?

Потому что она вспоминает. Все и сразу. Воспоминания разрушают ее до основания, а не «Микоши», они разъедают, царапаются, накладываются на ее нынешнюю боль.

Потому что не было в жизни Ви ничего тоскливее темного взгляда Джонни Сильверхенда, оглядывающего свою могилу. Простую свалку. Она видит это наяву — снова. Тяжелый нефтяной запах пленкой оседает на легкие. Трудно дышать. Ви больно кусает губы, разгрызает в кровь.

— Я не знаю… хоть бы знак какой… хотя бы что-нибудь, — бормочет Джонни, уткнувшись во влажную землю, что пожрала его тело. Растерянный такой, беспомощный. Окончательно отсеченный от мира живых.

Ви сама не понимает, что делает. Упадет носом в землю — и все.

Но она утыкается ему в плечо, стискивает руками. Джонни горячий и настоящий — и, кажется, немного дрожит. А потом легко кладет руку ей на спину, и дышать становится проще.

— Что ты делаешь? — спрашивает.

А Ви смеется, как умалишенная:

— Держу себя в руках!

И сейчас, зараза, так же обнимает, как будто вот-вот грохнется, как будто Ви — последняя опора. Чертов Сильверхенд, откуда тут нахер взялась твоя идиотская жертвенность, давай, вспоминай, ты, анархический ублюдок, эгоист, готовый весь Найт-Сити выжечь ради своей прихоти… Сгубить все свои амбиции ради мелкой наемницы? Тебе самому-то не смешно?

— Ты боишься смерти, Ви, — произносит Альт, вмешиваясь. — Не хочешь умирать, но все равно готова уступить. Это забавный парадокс.

— А ты как будто не боишься?! — рычит Ви, круто разворачиваясь к ней. Альт остается бесстрастной, выражение лица не меняется; всего лишь голограмма. Пустышка. — Спряталась здесь, в киберпространстве, выстроила крепость, где можно закрыться от всего, повелеваешь тут, Лилит, блядь! — окончательно срывается она. — А сейчас хочешь, чтобы я выбирала?! Посмотрела бы я, как ты сама бы…

— Эмоции мешают сделать рациональный выбор, — мерно звучит голос Альт. — Я выше этого, Ви.

— А ты попробуй, отпили от себя половину, — рычит Ви, дергаясь от злобы. Понимает: без Джонни она не выживет. — Ты нихера не понимаешь, тупая сука. Это ты убедила Джонни, что он мертвый, пока мы там пробивались, что ли? — свирепеет она, наступая на голограмму. — Да как ты…

— Эй, Ви, я-то не тупой, чтобы слушать чью-то болтовню! — вмешивается Джонни. Останавливает, как будто боится, что Ви с кулаками кинется на безмятежного искина.

Неужели считал, что она покорится судьбе и послушно пойдет доживать остаток своих дней в одиночестве? Не на ту напал!

— Ты и правда похожа на него, Ви, — соглашается Альт. — Устраиваешь бунт против того, что не можешь изменить, хотя и понимаешь, насколько это бессмысленно. Вам стоило бы познать смирение перед предназначением.

— Ви, она… права, — нехотя признает Джонни. — Мы не для того проделали весь этот путь. Я же говорил, что готов принять за тебя пулю, и… Я не хочу лишать тебя всего. Жизни, личности, достойной смерти.

— Я не оставлю тебя здесь! — кричит Ви, хватая его за плечи. Яростно хмурится, когда чувствует опаляющий жар, словно Джонни горит изнутри.

Ей плевать, насколько это бессмысленно; Ви не оставит его в темноте, в другом «Микоши» — как будто судьба, которую предлагает эта безумная киберсука, чем-то лучше. Джонни, растворенный среди сотен других душ. Он, что всегда выделялся, пел так, что у толпы крышу сносило, — всего лишь элемент системы? Ви не позволит. Не отдаст. Мой убийца, мой друг, моя семья…

— Я хочу, чтобы ты жил, Джонни, — шипит она. — Ты настоящий, ты самый реальный из тех, кого я встречала за последнее время. Невозможный мудак. Ты изменился, это я тебе говорю. А меняются живые люди, а не слепки душ. Ты же и сейчас чувствуешь…

— Больно, — эхом продолжает он. — Это же ты… твоя боль.

— Нет, Джонни, — вдруг улыбается Ви, просветленная. — Я уверена; мне не жаль. Смерть в лучах славы, помнишь? А что может быть лучше, чем спасти то, что тебе дороже всего?

Он отступает, словно сбежать пытается. Трясет головой, загнанно смеется, отмахивается от нее как-то.

— Это все чип, Ви, ты сама не понимаешь, что ты…

— Да почему ты думаешь, что я не могу сама разобраться? — взрывается Ви. — Почему думаешь, чтотебя нельзя любить просто так, без всякой технонекромантии, просто за то, что ты есть, невозможный придурок? Потому что ты все портишь? — надвигается она на него, с трудом складывая свою выжигающую ярость в слова. — Потому что ты проебал свою жизнь и наказываешь себя, скрывая все за иронией и сарказмом? А я хочу, чтобы понимал, каково быть человеком, расплачиваться за свои грехи. Ты не сбежишь от этого. Я не позволю. Не отпущу.

Он устало падает, и киберпространство перекраивается в подобие длинной лавки на глазах; Джонни откидывается назад. Смеется обреченно, переводит взгляд то на Альт, то на Ви. Она протягивает руку. Ладонь Джонни дрожит.

— Должен быть выход, — говорит он. — Что-нибудь…

— Даже если вероятность успеха — доля процента? — вдруг спрашивает Альт, спокойно наблюдавшая за их ссорой. Словно это не касается ее. Сор, шелуха — человеческие чувства. Как же Ви это злит.

Она смотрит прямо ей в глаза и чувствует, что на губах играет совершенно сильверхендовская усмешка. Ей уже плевать. Все или ничего; Джонни, если они выживут, оценит.

— Доля процента — это еще не ноль, правда?

========== 21; мир ==========

Комментарий к 21; мир

финал игры, ау, потому что я так хочу

осуждайте меня, бейте меня камнями, но мне нравится представлять, что у любимых героев все хорошо (или близко к этому)

значения аркана: конец пути, исполнение желаний, успех, свобода

я очень напряженно думаю над тем, не продолжить ли это ау в отдельным мидике про дальнейшие путешествия ребят, хотя у меня не так много сюжета для него; если кому-то это интересно, черкните в комментариях, пожалуйста!

Ви чувствует себя распятой. Вымученной, разодранной на куски и потом снова кое-как собранной. Ребра сдавливают сердце, ноют — перебитые, что ли?.. Волна жара прокатывается по ней, и Ви сдавленно стонет сквозь сон, не желая пробуждаться и возвращаться в грязный город, надрывающийся громкими голосами и гудками машин, когда в темноте ночных видений она улавливает… что-то. Краешек мечты, хрупкой и светлой, где все хорошо.

Реальность встречает ее адской болью в затылке. Классика.

— Ви, блядь, просыпайся! — настойчиво врывается хрипловатый прокуренный голос; ее треплют за плечо, немилосердно дергают, что чуть не прикусывается язык. — Ви!

— Еще пять минут, Джонни, иди нахер, день даже не начался, — сдавленно бурчит она, отворачиваясь на другой бок, выдергиваясь из цепкой хватки Сильверхенда. — Я не пойду никуда в такую рань, ты охуел, слишком рано для заказов — и для твоих тупых затей тоже…

— Ви, мы живые!

Что?

Она с трудом разлепляет глаза. Ощущения уже подсказывают ей, что они не дома, в каком-то непонятном месте — при ближайшем рассмотрении оно оказывается обычной палаткой в лагере кочевников, пропыленной и не спасающей от палящего солнца. Ви хочет спросить что-то важное, но срывается на кровавый кашель. Все наваливается сразу: «Альдекальдо», улыбка Сола, куртка, тяжелящая плечи, нервный голос Панам, самоотверженная смелость Митча, бур, злобно вгрызающийся в бетон и железо… «Микоши».

Пахнет пронзительно — песком и кровью.

— Джонни! — она резко вскакивает, едва не сталкивается с ним лбом. — Ты… Что, бля, с тобой…

Растерянно рассматривает сидящего у койки человека — черт с ней, с одеждой, явно шмотки кого-то из кочевников спиздил, авиаторы зацепил за ворот майки; у него знакомое хищное лицо, еще более острое теперь, когда он без щетины; волосы короткие, как будто обкусанные, неаккуратно растрепанные. Но глаза никогда не обманут: узкий разрез, нагловатый прищур, теплота карих радужек — взгляд, предназначенный только для Ви. И серебряная рука…

— Сюрприз, ебать, — как-то неуверенно протягивает он и достает из кармана сигарету — как нормальный человек, а не воплощает ее из ниоткуда в свете синих пикселей.

Ви очень близка к тому, чтобы грохнуться в обморок. Перехватывает дыхание, она напрочь забывает, как это вообще — дышать, хватается за горло рукой. Потом, неловко соскакивая с постели, чуть не путаясь в ногах, бешено осматривается. Они у «Альдекальдо», снаружи доносятся смутно знакомые голоса, наигрывает музыка по радио, ревет двигатель чьей-то машины. Все реально до боли. Боже, блядь, пожалуйста, пусть будет не сон…

Джонни необычно молчалив, но позволяет напасть на себя, едва не поваливая со стулом вместе, устало посмеивается, когда Ви зарывается пальцами в волосы, придирчиво заглядывает в блестящие глаза. Натыкается пальцами на нечто железное на затылке, в любопытстве заглядывает ему за спину, видит переплетение проводов и железок, какие-то разъемы — похоже на импланты Горо, только у него шею перебрали, а Джонни — затылок. Понятно теперь, что за смена имиджа…

— Пиздец, у тебя теперь на затылке написано «Арасака», — хрипит Ви.

— Ага, знаю. Закрашу потом как-нибудь.

То, что он не въебался головой в какую-нибудь стену, — это уже прогресс.

— Они нехило во мне покопались, Вик сказал, — как будто бы беззаботно говорит Джонни; Ви больше не чувствует его эмоции, как раньше, но видит его взгляд — будто бы пьяный, эйфорический. Каково это — ожить спустя столько лет?

Она еще не верит. Держит его за руку, дрожит от радости и страха одновременно. Джонни предлагает ей сигарету, и Ви поспешно закуривает, садясь напротив, отражением. Едкий табак неплохо прочищает мозги.

Слыша тихое мявканье, Ви искренне верит, что у нее съехала кукуха, но потом видит просочившегося в палатку кота. Джонни почесывает его за ушком, и кот лезет к нему гладиться, довольный, тарахтит оглушительно — а ведь обычно чужих не подпускает… Довольный кот запрыгивает Ви на колени.

— Приве-ет, — шепчет Ви, тянет руку, чтобы почесать ему шею. Этот ушлый усатый тип чувствует себя в лагере кочевников как на своем месте. — Джонни, ты что, совсем? Куда ты кошака приволок?

— А что его, оставлять, что ли? — возмущается он. — Бля, ты же не… Мы уезжаем, Ви, — решительно говорит он. — Все, пиздец. Лучше убираться побыстрее, потому что — ну, сама представляешь, что мы натворили. Корпы такое не прощают. Надо затаиться. Да и осточертел мне этот город, — негромко добавляет он.

Ви некоторое время осмысливает услышанное. Перед штурмом она и сама подумывала, что неплохо уехать с семьей куда-нибудь за горизонт, что это ее шанс освободиться. Но действительно ли она готова сорваться с места?.. Она вспоминает о Джуди, о друзьях и чувствует распахивающуюся пустоту в груди.

— Что последнее ты помнишь? — негромко спрашивает Джонни. Это странно — слышать его вне своей головы. Воющий снаружи ветер делает его голос почти неразличимым в какие-то моменты, и это так странно и жутко…

— Я подключилась к «Микоши», — прикидывает Ви. — И все. Перегрузка системы. А до этого… Черт, Сол…

Ее голос дрожит; Ви украдкой вытирает слезы.

— Ну, и не надо тебе об этом помнить, — решает Джонни. — В общем, они заморозили мою тушку, а Альт провела туда Панам. Им нужен был идеальный носитель для сравнения данных, опытный образец. Они ж хотели вживлять чипы в будущем. Вот и издевались надо мной, как могли… А мы еще думали, почему на могиле ничего нет…

— Как… как ты вообще? — неверным голосом спрашивает Ви.

Воскреснуть из мертвых — это же пиздец. Она тоже восставала, но в случае Ви и нескольких часов не прошло, а Джонни пробыл мертвым почти полсотни лет, и об этом жутко даже думать.

— Пока не понял, — честно говорит Джонни. — Вик сказал, прогнозы утешительные. А это при том, что я ему типа не нравлюсь. Тело меня все еще помнит, слушается… Руку Вик починил, работает. Ну, иногда меня заносит, это похуй. Может, это вообще от того, что я накатил под колесами от твоего рипера.

Ви давит окурок о край кровати. Сосредоточенно, долго вдавливает в железную перекладину.

— Я умираю, да? — тихо спрашивает она.

— Мы над этим работаем, — уклончиво отвечает Джонни. — В смысле… Кочевники обещали помочь. Но твоему телу досталось. Биочип, таблетки… Мы успели разделиться в последний момент.

Поэтому он, что ли, здесь? Чувствует свою вину за разъебанную нервную систему Ви? Она тихо скалится, сжимается. Они столько сделали, столько угробили, а все равно ей… ну, сколько останется? Месяц, больше? Ви чувствует себя куда лучше без биочипа, но все равно ноющая мигрень не отступает.

— Не бывает безнадежных ситуаций, — подбадривает Джонни. — Ты сама посмотри, я живой…

Теперь кажется, что он не очень-то и счастлив. Ви устало кивает и откидывается на кровать. Умирать страшно. Все еще страшно. Хотя ей теперь кажется, что она забыла нечто важное, о чем они говорили с Джонни по ту сторону мира.

О чем-то, почему он здесь, с ней, а не добивает Арасаку или не действует на нервы Бестии.

***

Ви привыкла игнорировать смерть. Помнить о ней, незримо нависающей над головой, но заниматься своими делами, жить, дышать, любить из последних сил. И сборы кочевников захватывают ее с головой. Они готовы вот-вот рвануть, строят планы, думают, как протащить товар через границу. Ви тоже… собирается. С мыслями. В дорогу. Джонни мотается до Найт-Сити, чтобы приволочь остатки ее вещей и какие-то таблетки от Вика, и его никто не останавливает: Сильверхенд рвется в бой, остальные слишком заняты, а Ви еще слаба после глобальной перезагрузки.

У Панам много дел, но она приходит поговорить. Клянется, что не винит Ви, что все в семье готовы погибнуть друг за друга. В конце концов они просто тихо, почти беззвучно рыдают, сидя рядом. Это как-то… обновляет ее. Дает немного сил двигаться дальше.

Когда приезжает Джуди, Ви не верит своим глазами. Стоит, пялится на свою девушку, пока та по-свойски болтает с Кэрол о брейнах, пока Джонни подло не подталкивает ее в спину. Раздраженно шипя, Ви пролетает вперед на пару шагов, шумит… Взгляд у Джуди такой… беззащитный, хрупкий, и она сразу тянет ее в объятия.

И Ви готова умереть на месте, потому что это все, о чем она мечтала.

А мысли все равно крутятся в голове: готова она бросить все или нет? Действительно умчаться за горизонт, как в старых фильмах? Это сложнее, чем она думала в детстве.

Джонни она находит у своей машины, он перебирает что-то внутри, потому что жестокие Пустоши выдержит не всякий мотор, предназначенный для городского движения. Солнце шпарит в спину, а у Сильверхенда нет ни стыда, ни совести, поэтому он благополучно снимает майку и отшвыривает ее в пыль.

— Пиздец, — мрачно говорит Ви.

Он оглядывается, перемазанный в машинном масле, но довольный, как кошак; щурится от солнца, иронично усмехается:

— Родная, я знаю, что ты лесбиянка, но могла бы хоть сделать вид, что тебе нравится, ну, ради меня…

— Джонни, да тебя переебало всего! Как же ты…

Она смотрит на шрамы и чувствует что-то странное, скребущее. Конечно, Джонни не хочет, чтобы его жалели, но Ви неловко тянется навстречу, останавливается, сморщив нос, только когда чувствует ядреный машинный запах. Пожалуй, с объятиями можно повременить.

Жуткие шрамы расчесывают всю левую половину; по ребрам, через ключицу, к шее. Ви сама невезучая, вечно попадает в передряги, но таких ран у нее не было никогда. И она представить не может, насколько это больно… Эти воспоминания Джонни всегда от нее берег.

— Там, на войне, я думал, что сдохну, — говорит Джонни. — Потом — еще много раз после этого. При штурме башни. Когда ты пробилась к «Микоши». Одно я понял: сдаваться никак нельзя. Никогда. Пока ты можешь стоять на ногах — дерись до конца. Даже если от тебя куски отваливаются.

— Ну, ты прям мастер вдохновительных речей, — ежится Ви.

Присаживается рядом на свой мотоцикл, задумчиво следит за его возней.

— Почему, Джонни? — спрашивает. — Сейчас для тебя самое время. «Арасака» пала, ты еще можешь потоптаться у нее на костях. Бестия тебя бы приняла и подсобила, у нее сейчас эдди полно. А люди… Ты же видел, что на заборах пишут. Ты был бы им нужен.

— Ага, пошли она нахер, эти люди. Я никогда не играл в спасителя, Ви, — хмыкает он, непокорно встряхивая головой — будто бы по старой привычке, длинных косм ему не хватает. — Я делал все только ради себя. И сейчас я хочу свалить в пустыню без гроша в кармане, а не быть ответственным за что-то там… «Арасака» подыхает, ей на смену придет другая корпа. Я устал от этой пищевой цепи…

Ви понимающе кивает. Она не наивная мечтательница, в другом месте, в другом штате все будет так же. Люди везде отвратительные уебки, не только в Найт-Сити. С этим приходится смириться.

— Ну что, выдержит последний рывок? — спрашивает Ви, кивая на машину.

Скашивая взгляд на Джонни, она вдруг замечает у него на шее свою подвеску с пулей, что Вик вытянул из ее башки. Раньше за воротом было не видно… Прикусывая язык, Ви ничего не говорит. Сжимает в руке прохладные жетоны — даже в такой жаркий день.

Она рада, что Джонни ее не бросил.

— Конечно, выдержит! — довольно скалится он. — Еще годами проездит, это я тебе обещаю.

И Джонни как будто бы совсем не про машину.

***

На стоянку они останавливаются уже под утро, когда Найт-Сити остается позади. Невозможно гнать постоянно, люди устают, и Панам командует им устроиться под прикрытием гор. Вряд ли кто-то достанет тут лагерь, но перестраховаться не помешает…

— А-а, конечно, — с долей ревности протягивает Джуди, заглядывая в палатку. — Я, моя девушка и ее воображаемый друг.

— Кота еще забыла, — сонно бурчит Джонни, ничуть не сдвигаясь. Кот лежит у изголовья, важный и гордый.

Джонни вообще чертовски контактный, это Ви еще из его воспоминаний знала — то рукой за плечо цапнет, то вообще к лицу полезет. Керри с ним натерпелся, теперь очередь Ви.

— Иди к нам, тут тепло! — рассеянно улыбается Ви. — Этот придурок вообще как печка.

Джуди тяжело, трагично вздыхает. И ложится с ней рядом, подкатываясь Ви под бок. Негромкое дыхание успокаивается, и даже очередной приступ не накатывает в ночи — как будто у нее и правда есть надежда.

— Все будет хорошо, да? — тихо спрашивает она.

— Ви, спи нахуй, — шипят на нее с двух сторон.

И Ви, пожалуй, впервые за долгое время засыпает спокойно.