Среди сломанных стен (СИ) [satanoffskayaa] (fb2) читать постранично

========== 1. ==========

Когда Каспиан впервые переступил порог детского приюта, ему хотелось плакать.

Дядя учил его совсем не этому — Каспиана с детства воспитывали очень строго, вдалбливали в детскую голову, что настоящие мужчины не плачут и стойко принимают удары судьбы. Каспиан так и жил долгих тринадцать лет. Но теперь дядины догмы сломались — ровно в тот миг, когда Каспиан вошёл в это серое неприветливое здание.

Теперь Каспиан мог с уверенностью сказать: семьи у него больше нет, а значит, и установленным там правилам следовать совершенно необязательно.

Дядя Мираз никогда особо не жаловал племянника, да и опекунство оформил лишь с одной целью: не упасть в глазах представителей высших кругов Лондона, в которых он много лет успешно вращался. Каспиан чувствовал эту неприязнь долгие годы, хотя знал, что её причина — вовсе не он сам. Мираз не слишком-то ладил с отцом Каспиана, и эти негативные чувства, лишившись адресата, передались его сыну. С одной стороны, Каспиану было грех жаловаться на жизнь: его одевали, неплохо кормили, обучали (вместо посещения школы Мираз нанял племяннику персонального учителя), позволяли гулять по дому, сколько заблагорассудится… Да вот только та холодная неприязнь, почти что ненависть, с которой и Мираз, и его жена Призмия разговаривали с Каспианом, стоило ему появиться в их поле зрения, явно не способствовала счастливому детству. А ещё Каспиану запрещалось надолго покидать дом, а значит, никаких приятелей у него не имелось. Единственным, с кем он мог пообщаться по душам, был учитель, старик по имени Корнелиус, но Каспиану остро не хватало кого-то своего возраста. Друга.

Но даже эта сравнительно счастливая жизнь была лучше, чем то, что ждало Каспиана сейчас. Около семи месяцев назад Мираз подозвал его к себе для разговора.

— Мы с Призмией ждём ребёнка, — сообщил он тогда. Глаза Мираза странно блестели, но Каспиан списал это на счастье — он слышал, что дядя давно мечтал о наследнике, да всё никак не складывалось. Сам Каспиан вполне обрадовался этой новости. Ребёнок подрастёт, и они, может, подружатся… Но сложилось всё совсем не так, как он думал. За месяц до родов Каспиан заметил, что его комната обзавелась новым элементом интерьера: возле окна стояла детская кроватка.

— Брат будет жить здесь? — спросил он у Мираза.

— Да, мой сын будет жить в твоей комнате, — Мираз усмехнулся и потрепал бородку. Каспиан тогда не обратил внимание на формулировку. Он не устроил скандал и вообще не имел ничего против того, чтобы делить комнату с другим ребёнком. Знай Каспиан тогда, что кузен вселится не к нему, а вместо него…

Да, так и есть — через неделю после того, как Призмия родила, Мираз сообщил Каспиану, что тот немедленно отправляется в местный сиротский приют.

— У меня теперь есть наследник, — так же злобно, как и всегда, выплюнул Мираз, с торжеством глядя на племянника. — Зачем ты мне сдался?

Вот теперь, сжимая в руках чемодан с кое-какими пожитками (ему даже не позволили забрать с собой все свои вещи), Каспиан стоял перед оценивающе смотрящей на него женщиной, очень толстой и откровенно недружелюбной. Её ему представили как миссис Джонсон.

— Богатенькие отпрыски, привыкшие к роскоши. С вами всегда столько проблем! — посетовала она. У Каспиана не было никакого желания объяснять ей, что он в жизни не видел никаких особых богатств, поэтому лишь молчал, надеясь, что его не станут отчитывать долго. На этом, благо, всё закончилось: миссис Джонсон отвела его в просторную комнату, указала на свободную кровать и велела разбирать вещи, сообщив, что остальные дети сейчас в игровой.

Оставшись, наконец, в одиночестве, Каспиан уселся на жёсткий матрас. Кровать жалостливо скрипнула: очевидно, её не чинили очень и очень давно. Кому надо стараться для брошенных детей? Вещей было не так много, поэтому Каспиан быстро их разложил, куда надо, постелил потрёпанную простынь и сел. Пока здесь никого нет, он мог позволить себе выплеснуть эмоции, накопившиеся за этот день. Никогда Каспиан не чувствовал себя таким одиноким и несчастным — даже в те дни, когда Мираз, озлобившись на что-то, запирал его в комнате на целый день, а иногда случалось и такое. Но теперь… Серые стены приюта напоминали о том, как Каспиану не повезло. «А вот если бы отец остался жив…» Каспиан не помнил родителей, едва ли видел их фотографии, поэтому редко о них думал, но теперь всерьёз схватился за эту мысль. Как бы сложилась его жизнь, будь у него любящая семья? От несправедливости Каспиан готов был нарушить главное правило, сопровождающее его всю жизнь. На серые брюки упала капля, другая…

— Это ещё что такое? — услышал Каспиан и вскинул голову. Кто-то вошёл в комнату, и если в начале в груди забилась робкая надежда, что сейчас у него появятся новые знакомства, то теперь Каспиан понял: жалеть его