Гордость и булочки, или Путь к сердцу кухарки (СИ) [Вейла Лили] (fb2) читать онлайн

ЧАСТЬ I. Глава 1

— Ты видел, что она пыталась меня переглядеть? — спросила Марголотта.

— Да. Я видел, что ей это удалось.

“Ну вот и всё”, — подумала Гленда, пытаясь удобнее устроиться на жёстком сидении вагона третьего класса убервальдского направления Анк-Морпоркской гигиенической железной дороги. Даже самой себе ей не хотелось признаваться, что она до последнего прислушивалась: не донесётся ли издалека стук копыт лошади-голема. Увы, всё, что она услышала — длинный гудок паровоза, сигнализирующий, что поезд “Здец — Анк-Морпорк“ отправляется в путь.

“Вот-и-всё-вот-и-всё-вот-и-всё”, — стучали колёса в такт её мыслям. Плакать не хотелось. Её наполняла не печаль, а злость. Это было неправильно! Натт не должен был… Мало ли, что сказала Госпожа. Последнее слово Гленда даже мысленно произносила, презрительно фыркая.

Да, народ Натта живёт в Убервальде, и сам Натт многим обязан госпоже Марголотте, а всё же именно Анк-Морпорк помог ему стать тем, кто он есть. Избавиться от своих демонов в прямом и переносном смыслах слова. И теперь, когда интересы Убервальда требовали (вернее, по мнению Гленды, якобы требовали, потому что Убервальд прекрасно обошёлся бы и без этого), чтобы Королева-под-Горой пересмотрела договор, заключённый когда-то командором Ваймсом о поставках убервальдского жира в Анк-Морпорк, Натт должен был попытаться помешать этому. Или, по меньшей мере, не поддерживать Госпожу в её безумном плане официально поставить Анк-Морпорк в зависимость от Убервальда, фактически сделав его колонией.

На приёме в честь делегации из Анк-Морпорка, точнее, на последовавшем за приёмом ужине “для ближайших друзей”, где Гленда оказалась как спутница Натта, напряжение не просто висело в воздухе — оно было воздухом. Но если со стороны леди Марголотты это было напряжение с совершенно определённым подтекстом, "с флюидами" — сразу вспомнила Гленда словечко из романов, то Ветинари просто выглядел уставшим и недовольным. Возможно, дело было в том, что он устал с дороги, но Гленда в этом сомневалась. Раз уж Ветинари выглядит уставшим, значит, он хочет таким выглядеть.

Если бы Гленда записывала взгляды, жесты, мимику и вздохи в виде диалога, то вместо светской беседы о доходах-расходах-валюте и загадочном “снижении котировок и падении рынка” вышло бы нечто вроде:

“Ну же, попробуй, победи меня. Победи, или сдавайся, признай, что я тебя обошла”.

“Признаю, дорогая, в этот раз ты определённо меня перехитрила, а теперь давай закончим с этими глупостями, настоящий конфликт не нужен ни мне, ни тебе”.

“Хочешь закончить? Но всё только начинается, побеждай или подчинись! Дай мне бой, Хэвлок Ветинари, если можешь…” — большой и чувственный глоток вина.

“Ты знаешь, что могу. Но не хочу”, — спокойный усталый взгляд.

“А мне кажется, дорогой, ничего ты не можешь. Так что лучше сдавайся добровольно, а я, так и быть, позволю тебе выторговать максимально выгодные лично для тебя условия сдачи”.

“Не думаешь ли ты, что я пожертвую независимостью моего города ради твоего самомнения?”

“Думаю, пока что у тебя нет иного выхода. И вряд ли ты его вскоре найдёшь”.

И так по кругу, снова и снова, с вариациями. И наконец вопрос Ветинари, которого Гленда ждала и страшилась: “А что по этому поводу думает мистер Натт?” Она с трудом удержалась, чтобы не зажмуриться, когда он начал отвечать. Это было длинно и витиевато, как всегда, со ссылкой на учёных с непроизносимыми именами и книги с длинными названиями, но она прекрасно улавливала суть: да, ему не кажется, что Убервальду жизненно важно изменить условия договора, но хороший правитель всегда действует с позиции максимальной выгоды для своей страны, а значит, действия леди Марголотты закономерны, разумны и оправданны.

Гленде хотелось провалиться сквозь землю. Прямо там. Вместе со стулом. Она и не думала оправдываться, это ведь было мнение Натта, не её, но случайно бросила на Ветинари затравленный взгляд. В ответ он на секунду — слабо, едва заметно — ей улыбнулся, будто показывая, что понимает, о чём она думает. Но мнения её, увы, так и не спросил. А ведь ей было что сказать! Но, разумеется, зачем слушать простую кухарку, пусть даже она провела последние шесть лет в качестве предводительницы колонии орков. “Жены предводителя”, — поправила себя Гленда. И тут же сама себя одёрнула: “Не жены — любовницы”.

Постепенно злость уступала место горечи. Гленда уже чувствовала предательское покалывание в веках, и даже отвернулась к окну (хотя бы в этом повезло — место у окна в последний момент не каждый день достаётся!), чтобы позволить слезам течь, сколько вздумается, хоть до самого Анк-Морпорка, когда кто-то позвал её из прохода.

— Мисс Медоед?

Она быстро протёрла глаза, будто избавляясь от дорожной пыли, и повернулась. Она думала, её позвал кто-то из тех немногочисленных знакомых, которых она завела в Здеце, пока ездила туда с поручениями от Натта, но в последний момент сообразила — тут её всегда звали “мисс Гленда”, и вряд ли кто-то вообще знал, какая у неё фамилия.

— Мистер… Стукпостук? — спросила она удивлённо, разглядев того, кто её окликнул. Секретарь патриция жался в проходе со всей брезгливостью и чопорностью человека, не привыкшего путешествовать третьим классом (или напротив, подумала Гленда, слишком хорошо знающего, что это за место, и мечтающего об этом забыть).

— Да мисс. Не могли бы вы… — он замялся. Понятное дело, пришёл он сюда не по собственной воле, а по приказу Ветинари — тот, похоже, не захотел оставаться в гостеприимном замке давней подружки (“Не подействовали флюиды!” — с мрачной радостью подумала Гленда), и теперь ехал в каком-нибудь особом бронированном вагоне класса экстра-люкс с золочёными унитазами, или как там полагается ездить тиранам. Ясно было и то, что упоминать его имя тут, посреди толпы пассажиров, которые, за неимением других развлечений, уже поглядывали в их сторону с некоторым интересом, было, мягко говоря, неразумно.

— Ваш хозяин хочет меня видеть? — спросила она коротко и без особого восторга.

— Мой работодатель, мисс, — почему-то обиженно уточнил секретарь. — Вы правы, да, он хотел бы с вами поговорить.

Гленда с тоской подумала о том, что когда она вернётся, её прекрасное место у окна будет уже занято, и как бы вообще не пришлось стоять до ближайшей крупной станции, но поднялась. Осмотрелась, думая, кого из попутчиков безопаснее обременить присмотром за её багажом. Не багажом даже — большой корзинкой с парой смен белья, принадлежностями для умывания, старым верным другом Шатуном и пирогом пахаря. Последнее, что она приготовила на небольшой кухне в домике в горах, который с такой любовью обставляла. При мысли о том, что она надеялась съесть этот пирог с догнавшим её и извиняющимся Наттом, она снова почувствовала предательское жжение в глазах, и снова её остановил голос секретаря:

— Позвольте, я донесу.

Он протягивал руку к её корзинке. Ну, по крайней мере, они позаботились, чтобы её вещи не пропали из-за прихоти его светлости. Что, интересно знать, ему надо? Может, она вообще теперь под арестом, за то, что столько лет провела в стане потенциального врага?

— Простите мне некоторое нарушение этикета, — пробубнил секретарь вполголоса, когда они вышли в проход. — Но, думаю, будет лучше, если я пойду вперёд.

— Да пожалуйста, — пожала плечами Гленда.

Что ж, обычно пленных ведут перед собой. Хотя, тут же одёрнула она себя, Ветинари достаточно сказать, что он желает тебя видеть, и ты придёшь, даже если никакого конвоя не будет, и даже точно зная, что тебя арестуют. Потому что иначе… А что, собственно, иначе? Все так боятся Ветинари, его тайных агентов и его собственных навыков наёмного убийцы, что никогда не продолжают. А ведь вполне может быть, что никакого “иначе” просто не существует, как той самой воображаемой дубинки. Вернее, пару раз он организовал это самое “иначе” нескольким людям, и теперь этого достаточно для внушения страха. Но совсем не факт, что он будет так стараться во всех случаях.

На секунду ей захотелось хулигански остановиться и сказать: нет, я передумала! Не пойду я ни к какому патрицию, а если ему так надо — пусть изволит сам ко мне подойти. Но — её вещи уже были в руках его секретаря. Умно, чёрт его дери! Да и потом, ей было действительно интересно, чего хочет Ветинари. Кроме того, они в этой истории, вроде как, оказались на одной стороне. Иначе она не тряслась бы сейчас в этом поезде, не рисковала изодрать подол серенького льняного платья, перепрыгивая между вагонами, а сидела бы в вычурном наряде (потому что так положено) в парадном зале у Госпожи, отмечая успешное (для Госпожи) окончание переговоров.

В бронированном вагоне, у входа во внутренние помещения, Стукпостук, деловито постучав в дверь и повернув ручку, пропустил Гленду вперёд.

— Я арестована? — без приветствия поинтересовалась она, сложив руки на груди.

Сидевший за обеденным столом Ветинари, кажется, чем-то подавился — во всяком случае, он кашлянул и поднял обе брови. По меркам Ветинари, насколько успела изучить Гленда за время его кратких и нечастых визитов к Госпоже, это было максимально возможное проявление эмоциональности.

— О, боги! — наконец заговорил он. — Конечно, нет. Стукпостук, что ты сказал нашей гостье?

— Ничего, сэр, — снова обиженно отозвался секретарь, — только то, что вы мне велели, ваша светлость.

— Некоторые вещи можно понять и без слов, — пожала плечами Гленда. — И, насколько я понимаю, мы с Убервальдом сейчас находимся в состоянии холодной войны.

— Ваши оценки, как всегда точны, мисс Гленда, — кивнул Ветинари. — Но я совершенно не вижу, почему из-за этого нужно арестовывать верных граждан Анк-Морпорка.

— Откуда вам знать, что я — верная гражданка Анк-Морпорка? — фыркнула Гленда. — Может, я шпионка.

Ветинари окинул её взглядом. Этот взгляд суммировал всё: и её дешёвое платье, и засунутый за манжет билет третьего класса, и скромную корзинку, которая уже стояла у её ног, и постановил — шпионы так не выглядят. Во всяком случае, шпионы леди Марголотты. Вслух же патриций сказал:

— Дорогая мисс Гленда, мне вполне достаточно того, что после более чем шести лет счастливой, как я смею надеяться, жизни в Убервальде, вы всё ещё говорите “мы” об Анк-Морпорке. И ещё того, что я видел на званом ужине, где мы с вашим женихом несколько разошлись во мнении об обязанностях хорошего правителя, — на словах о женихе Гленда, сама не зная почему, вспыхнула, но Ветинари продолжил, будто не замечая этого. Поднялся, обошёл стол и даже отодвинул стул напротив себя, сделав Гленде приглашающий жест: — Прошу, садитесь.

То, что она послушно села, Гленда могла объяснить только одним — шоком. И, пока она пребывала в этом шоке, патриций вернулся обратно на своё место, велел секретарю удалиться, а затем сам налил в новую чашку чай и протянул её Гленде.

Лишь сделав первый глоток и осознав, что такого хорошего чая ей давно не доводилось пить, она отмерла.

— Что вы хотели? — выпалила она, потом поняла, что это прозвучало крайне нелюбезно и постаралась исправиться: — Я имею в виду, чему я обязана удовольствию вас видеть? — впрочем, светского тона она, как ни старалась, никогда не могла от себя добиться, так что прозвучало скорее язвительно, чем вежливо, но Ветинари почему-то улыбнулся.

— Должен признаться, мисс Гленда, мои планы в вашем отношении крайне корыстны, — заметил он настолько светским тоном, что Гленде стало одновременно завидно и жутко. — Я хочу предложить вам обмен, — продолжил Ветинари, заговорщически понизив голос.

“Боги! — подумала Гленда. — Вот оно, теперь я должна буду сдать ему информацию об Убервальде, о народе Натта, о… Чёрт, что же такого я знаю, что ему это понадобилось, и чего он не может получить от своих шпионов?!”

— Я заметил вас в толпе перед отправлением поезда, — тем временем продолжал Ветинари, — честно говоря, я подозревал, что вы захотите им воспользоваться, но не ожидал, что вы поедете третьим классом.

— В последние годы я не то чтобы работала за плату, — холодно ответила Гленда, снова складывая руки на груди.

— Понимаю, — задумчиво кивнул патриций. — Что ж в таком случае, думаю, я сделаю вам сразу два предложения. Первое — я предлагаю вам занять купе в этом несоразмерно большом для путешествия одного скромного тирана вагоне. Как мне кажется, вагоны третьего класса не предназначены для поездок на дальние расстояния, и здесь вам будет намного удобнее. Взамен я хочу как минимум половину того прекрасного пирога, который несомненно лежит в вашей корзинке. Я бы потребовал больше, но зная твёрдость вашего характера, решил сразу предложить разумные условия. Поэтому, половину, мисс Гленда, и ни кусочком меньше! И да — разумеется, весь остаток пути вы можете пользоваться нашей кухней или делать заказы в вагоне-ресторане за мой счёт.

— Пирог?! — переспросила Гленда, не веря своим ушам. — Простите, ваша светлость, но я сомневаюсь, что всё так просто. Пирог не стоит и половины цены за билет в первый класс, не говоря уж о… — она окинула взглядом окружающую их роскошь — обстановка выглядела так, будто они устроили чаепитие в музее.

— Это, — патриций со значением поднял вверх указательный палец, — если не знать, чей пирог. Ваш пирог, мисс Гленда, стоит именно столько.

— Но вы даже не знаете, с чем он, — растерялась Гленда. Ей, конечно, доводилось прежде слышать комплименты своему кулинарному искусству, но не такие же!

— Это пирог женщины по фамилии Медоед, — ответил патриций, и в голосе его появились совершенно недопустимые для тирана мечтательные нотки. — Для меня этого достаточно.

— Значит, пирог? — нахмурилась Гленда. — И это всё? И я могу в любой момент уйти, если мне что-то не понравится?

— Ну, разумеется, мисс Гленда. Вы совершенно свободны, хотя я не рекомендовал бы вам перемещаться между вагонами в тёмное время суток, для дамы в длинной юбке это может быть опасно.

— Что ж… — растерянно отозвалась Гленда. — Думаю, меня устроит такой обмен. Если он не подразумевает какого-нибудь мелкого шрифта, — она снова прищурилась.

— Никакого мелкого шрифта. Пирог в обмен на отдельное купе и обеды за мой счёт. И ничего больше. Так вы согласны? Чай стынет.

Это был убийственный аргумент. Гленда кивнула:

— Хорошо. Но пирог я достану сама! — предупредила она, заметив, что патриций начал подниматься.

— Как скажете, — Ветинари тут же вернулся на место.

Гленде его покладистость казалась подозрительной, но она не стала задавать вопросов. Поднялась, взяла свою корзинку, сгребла чистое бельё в сторону, так, чтобы оно чего доброго не высунулось из-под крышки компрометирующим образом, и осторожно достала пирог, завёрнутый в красивую салфетку (подарок одной юной орчихи, которую Гленда научила вышиванию, и, как и всё, чему учились орки, это выходило у ученицы лучше, чем у учительницы). Шатун от её манипуляций высунул из корзины ухо и третий глаз, и Гленда поспешно запихала его внутрь — на её взгляд трёхглазый плюшевый медведь был немногим лучше, чем торчащие из багажа панталоны. Ветинари сделал вид, что ничего не заметил.

— Можете взять больше половины, — смилостивилась Гленда, положив пирог на стол. — У вас же тут секретарь, и, наверное, кто-то ещё.

— Очень щедро с вашей стороны, — патриций едва заметно улыбнулся. — В таком случае, с вашего позволения, мы накормим этим пирогом Стукпостука и сопровождающих меня стражников Моркоу, Ангву и Задранец. Можно даже отрезать немного сержанту Детриту, хотя это больше из уважения. На что ваши пироги определённо не похожи, так это на тролльи деликатесы.

— Он тоже здесь? — Гленда обернулась по сторонам, пытаясь представить, как Детрит мог поместиться в эту, просторную с точки зрения человека, но совершенно крошечную для тролля комнату.

— О, да, — Ветинари устроил пирог на широком блюде (“Заранее приготовил! Знал, чёрт его дери, что соглашусь…” — с досадой подумала Гленда) и мастерски разрезал его на идеально равные доли. — Но у Детрита, скажем так, увеличенное спальное купе.

Тут Гленда вспомнила, что к поезду пристёгивали угольный вагон, и только теперь сообразила, что это выглядело странно, в свете надвигающейся торговой войны.

— Тогда отрежьте ему кусочек от моего. И вообще, можете и половину моего взять, раз уж собираетесь меня кормить весь остаток пути.

— Это слишком соблазнительное предложение, чтобы от него отказываться. Но я требую, чтобы вы взяли что-то взамен, — Ветинари снял салфетку с другого блюда, на котором обнаружились пухлые булочки. — Господин Джолсон прекрасно знает мои предпочтения, — добавил он, а Гленда припомнила, что Весь Джолсон — это тот самый знаменитый толстый шеф, который когда-то предлагал ей большие деньги за секрет пирога пахаря. Она тогда решила, что есть вещи поважнее денег и, как оказалось, не прогадала. Патриций тем временем продолжал: — Однако заказ “хлеб и вода”, он понимает на свой лад. Ешьте, будет обидно, если они засохнут.

Гленда осторожно попробовала булочку. Булочка была почти идеальна, разве что, на вкус Гленды, многовато сахарной пудры. Она могла бы лучше.

— Хотите херес? — тем временем предложил патриций, пододвигая к ней небольшой изящный графин. — Многие думают, что херес не стоит пить по утрам. Они ошибаются.

Гленда с подозрением смотрела на херес. Патриций взял с середины стола высокий бокал и поставил перед ней. Теперь Гленда с подозрением смотрела на бокал, и пока она переводила взгляд с графина на бокал, патриций, не теряя присущего ему изящества, успел умять половину своего куска пирога — весьма немаленького. Гленда невольно вспомнила, как он пил не пьянея, и перевела подозрительный взгляд на Ветинари.

— Собираетесь напоить меня, а затем заговорить о второй вещи? — прищурилась она. — Я помню, вы сказали “два предложения”.

— Что вы, мисс Гленда, спаивать молодых дам перед важными переговорами — не мой modus operandi. Но если не желаете… — он протянул руку к графину.

— Оставьте, — бросила Гленда. — Но я хочу сначала услышать, что это за второе предложение.

— Не могу не отдать должное вашему благоразумию. Что ж, вот вам моё второе предложение: раз за последние годы вы не приобрели состояния, которое позволило бы вам путешествовать хотя бы в спальном вагоне, я предполагаю, что вы намерены искать работу, как только вернётсь в Анк-Морпорк, и я предлагаю вам место дворцового шефа. Вы, вероятно, собираетесь вернуться на прежнее место работы, но имейте в виду — сколько бы ни предложил вам Чудакулли, я дам больше.

Прежнее место работы! Чудакулли! Да о чём он?! Как будто, таким делом, как найм кухарки, занимался бы аркканцлер… В любом случае, уж куда Гленда точно не собиралась возвращаться, так это на ночную кухню. После всего это было бы… Унизительно. Как если бы она признала, что её уход оттуда был ошибкой, а он ведь не был! Или был…

Она сама ещё не определилась, как ко всему этому относиться, и собиралась по приезду в Анк-Морпорк написать Джульетте. Наверняка та не отказалась бы занять старой подруге немного денег на первое время (вероятно, теперь она даже могла без ущерба для себя подарить ей много денег, но на это сама Гленда никогда бы не согласилась). А там можно было бы поискать что-то новое… Снова продавать троллью косметику, например.

Предложение Ветинари пришлось как нельзя более кстати, и здравый смысл требовал от Гленды немедленно сказать: да, конечно, с радостью! Но Ветинари — это Ветинари. Он никогда не делает ничего просто так.

— Я должна ответить сейчас? — поинтересовалась она сухо.

— Вовсе не обязательно, — качнул головой патриций, за время раздумий Гленды прикончивший свой кусок пирога. — Но имейте в виду, в данный момент мои вкусовые рецепторы требуют от меня абсолютно тиранических действий, вроде немедленного подписания с вами пожизненного контракта. Поэтому постарайтесь не тянуть с ответом и дать его хотя бы к концу нашего путешествия.

— Хорошо, — кивнула Гленда и снова посмотрела на херес. Патриций без лишних слов налил ей полбокала.

— Пейте, это вкусно, — сказал он, будто убеждал ребёнка выпить лекарство.

— А вы пить не собираетесь? — вздёрнула бровь Гленда.

— А почему бы и нет, — ответил патриций, будто бы неожиданно для себя, и налил себе ровно столько же, сколько ей.

— И за что мы пьём? — спросила Гленда, выудив из какой-то дальней части сознания, что пить без тоста как-то неприлично.

Патриций приподнял свой бокал. Его губы тронула кривая горькая усмешка.

— Видимо, за Анк-Морпорк, мисс Гленда, — вздохнул он, наклоняя свой бокал в её сторону. — Пока это всё, что мы можем для него сделать.

— За Анк-Морпорк, — повторила Гленда, наклоняя свой бокал в ответ. Раздался звон, но прозвучал он как-то грустно. — Вы же не собираетесь сдаваться? — вдруг горячо спросила Гленда, так и не пригубив херес. — Вы же не позволите этой… Вы же сможете их обойти, верно?

— Разумеется, — твёрдо ответил патриций, но ей показалось, что этой твёрдостью он убеждает больше себя, чем её. — Просто пока я не знаю, как именно добьюсь результата.

— Ну, вот за это я и выпью — за результат! — сказала Гленда и сделала большой глоток. Было действительно вкусно, но неожиданно крепко, и она закашлялась. Патриций вежливо протянул ей салфетку. Гленда смущённо вытерла губы.

— Послушайте, — она прикусила губу, пытаясь сформулировать то, что вертелось у неё в голове с самого начала разговора. — Вы сказали, нет, вы дали понять, что я не выгляжу как шпионка леди Марголотты. Но что если именно таков и был план? Она вполне могла бы просчитать вашу реакцию, это в её стиле, разве нет?

— О, да, — мрачно отозвался Ветинари. — В её. Но не в вашем. Вы не шпион, мисс Гленда, и если я что-то понимаю в человеческой природе, никогда им не станете. Даже если бы это было в интересах Анк-Морпорка. Вы можете выйти безоружной перед толпой солдат, чтобы отчитать их за плохое поведение, но кидать нож в спину вы не будете.

— Наверное, — пожала плечами Гленда. Она не очень понимала, хорошо это или плохо, что патриций читает её как открытую книгу, но сейчас это становилось неважно. Пейзаж за окном затянуло дождём, от хереса на почти голодный желудок (кроме булочки Гленда ни к чему так и не притронулась) захотелось спать. Она оглянулась по сторонам, пытаясь понять, где тут выход и куда, собственно, ей идти. И снова — будто прочитав её мысли, Ветинари звонком вызвал секретаря и велел тому “показать мисс Гленде её купе”.

— Ешьте всё, — сказала Гленда пододвигая к нему свою тарелку, пока поднималась. — Нехорошо, если он засохнет. И потом, вы сказали — здесь есть кухня, значит, я смогу приготовить ещё один. Не пирог пахаря, конечно, но что-нибудь не хуже.

— В таком случае, Стукпостук, — распорядился патриций, также вставая, будто она была благородной дамой, — покажи мисс Гленде, как пройти от её купе на наш… Как это говорят на кораблях? Камбуз? К поездам применяют это слово?

— Я уточню, сэр, — исполнительно пообещал Стукпостук.

— Хороших снов, мисс Гленда.

— И вам, сэр, — невпопад пробормотала смущённая Гленда, на которую внезапно навалилась дикая усталость, и поспешила удалиться вслед за Стукпостуком — любезность патриция начинала её нервировать.

И лишь выйдя в длинный шумный коридор, она сообразила, что посреди дня хороших снов не желают, а значит, он прекрасно заметил, какое влияние на неё оказал херес. Вот же! Но придумать подходящее слово, чтобы обозвать патриция за его проницательность, она так и не смогла.

ЧАСТЬ I. Глава 2

Стук колёс, стук дождя, херес и сами по себе являются прекрасными снотворными средствами, вместе же они дали сокрушительный эффект — Гленда заснула, даже не раздеваясь, лишь сбросила толстый кожаный ремень — подарок ещё одного из подопечных орчат.

Купе она осмотрела мельком — оно отличалось той же помпезной роскошью, что и обеденная “зала”, однако небольшой закуток, в котором обнаружились кран с раковиной и туалет, выглядел вполне обычно. Никаких золотых унитазов.

Спалось Гленде так хорошо, как давно не спалось. Уже пару месяцев, с тех самых пор, как она впервые услышала обрывки разговоров Натта и его Госпожи, а затем допросила Натта с пристрастием и поняла, какое готовится свинство, она не могла спать спокойно. Натт уверял её, что на самом деле ничего не случится, что вся эта история — не более, чем очередная шахматная партия между Ветинари и леди Марголоттой, что патриций в результате несомненно вывернется, и оба получат удовольствие от противостояния. Он приводил какие-то длинные цитаты со словами, вроде “сублимация” и “конструктивная деятельность”, но чутьё Гленды подсказывало: грядёт что-то тёмное, неправильное, опасное.

Как-то раз, в один из предыдущих визитов Ветинари, когда Гленде и Натту пришлось покинуть тихое орочье поселение, нарядиться шикарными господами и отправиться на званый ужин к Госпоже, Ветинари произнёс фразу, заставившую Гленду содрогнуться от ужаса: “Мир — это промежуток между войнами, который нужен, чтобы подготовиться к следующей войне”. Гленда не хотела никаких следующих войн!

Натт уверял, что ни леди Марголотта, ни Ветинари такого не допустят, но она-то помнила, как в период Лешпского кризиса недоумки-вояки отстранили Ветинари от управления городом. Как носились по городу вооружённые идиоты с криками “Мы им покажем!”. Как безумие охватывало людей, будто заразная болезнь, и вот уже ни на что негодная в мирной жизни мужская часть семейки О’Столлопов записалась в гвардию какого-то надутого индюка с пышным титулом, а Джульетта рыдала целый день напролёт, переживая, что отца и братьев поубивают.

Леди Марголотта, похоже, просто не понимала, что Ветинари, несмотря на звание тирана, не обладает в Анк-Морпорке той же полнотой власти, какой она — без всякого титула верховной правительницы — в Убервальде. Гленда даже решилась её на эту тему просветить, хоть разговоры с её светлостью никогда не доставляли ей удовольствия. Если Ветинари когда-то поставил Гленду на место, сказав прямо, что он слишком занятой человек, чтобы тратить время на долгие разговоры с кухарками, то леди Марголотта действовала тоньше: рядом с ней вы просто чувствовали себя недостойным смертным, который посмел зайти слишком далеко. Гленда ненавидела это чувство, но всё-таки решилась — сделай максимум того, что можешь, и твоя совесть будет чиста, говорила она себе. Увы, иного результата, кроме чистой совести, она от этого разговора не получила, разве что в очередной раз ощутила себя песчинкой, недостойной марать подол роскошного платья Госпожи. Услышала, что она милое дитя, что ей не стоит забивать свою светлую голову такими скучными и сложными вещами, как политика, и что лучше направить усилия на что-то действительно стоящее — вот, кстати, пирог, который она привезла к ужину выше всяких похвал, тысяча благодарностей. Впервые Гленда жалела, что человек (вампир) не подавился её едой.

Ощущение неизбежности катастрофы в сочетании с полным отсутствием возможности хоть как-то на это повлиять, сводило Гленду с ума. Она стала хуже спать, потеряла аппетит и даже немного похудела. Натт как-то заметил, что её скулы стали более выразительными, но Гленду это не особо утешало — она давно научилась принимать себя такой, как есть, и, потеряв в весе, чувствовала себя некомфортно.

С каждым днём тревожность прирастала как снежный ком и наконец обрушилась на Гленду на званом ужине в честь Ветинари, когда она поняла, что патриций проигрывает, а леди Марголотта не собирается ослаблять давление. Она почти не ела, потому что руки слишком дрожали, чтобы правильно держать вилку; она еле сдерживалась, чтобы не встать и не накричать на собравшихся: одурели вы что ли?! Жизни людей зависят от вашей болтовни, прекратите притворяться, что это милая дружеская беседа!

Ей удалось сохранять внешнее спокойствие до конца ужина, но вечером, дома, она высказала Натту всё, что об этом думала. Потребовала, чтобы он немедленно собрал в кучу свои гениальные мозги, вспомнил все слабости леди Марголотты и придумал что-нибудь, чтобы её вразумить. Но Натт лишь молча удалился в кузню, два часа что-то там ковал с бешеной скоростью, а затем вернулся и спокойно заявил, что он не пойдёт против леди Марголотты. Да, он согласен, что его народ ни при каких обстоятельствах не должен принимать участия в войне, но и выступать против Госпожи он не станет. При худшем раскладе, если из-за ультиматума леди Марголотты Ветинари потеряет власть, и Анк-Морпорк начнёт войну, орки сохранят нейтралитет. В конце концов, тот, кто нападает, всегда сам виноват.

Нейтралитет!!! Это слово будто ударило Гленду под дых. А ещё то, что Натт возложил ответственность за возможное (весьма вероятное, по мнению Гленды) начало войны на Анк-Морпорк. Да, хотелось ей сказать, мы стали центром мира, и многим может не нравиться, что мы диктуем свои условия. Но мы добились этого, потому что стали принимать с распростёртыми объятиями всех без разбора, лишь бы готовы были работать. Займитесь собой: своими тёмными обычаями, своей отсталой аристократией, которая относится к простым людям как к сброду, своими крестьянами, которые скорее помрут в “чистоте традиций”, чем наведут у себя настоящую, гигиеничную чистоту! Решите свои проблемы, а не пытайтесь подчинить или спровоцировать нас!

Ей хотелось всё это выпалить одним духом, но она внезапно поняла, что уже говорила это и не единожды. Какой смысл повторять? В ту ночь она заперлась на кухне и до утра пекла пироги, а на утро, взяв самый удачный, сложила в корзинку минимум необходимого для путешествия, нашла в дальнем углу шкафа кошелёк с анк-морпоркскими долларами — скромные сбережения, которые у неё оставались ещё со времён работы в ночной кухне, и пошла к Здецу. Пешком.

Первые полчаса пути она была уверена, что садиться на поезд не придётся. Что Натт вот-вот обнаружит её отсутствие, догонит, извинится, пообещает что-нибудь сделать… Она ведь его догнала! А ему даже не нужен для этого почтовый экспресс, достаточно сесть на лошадь-голема. Анк-морпоркскую лошадь-голема, не стоило ему об этом забывать.

Через час пути она поняла, что если бы Натт хотел, он бы уже её догнал. Конечно, в голове возникали десятки причин, которые могли его задержать, но здравый смысл подсказывал — если бы действительно хотел, догнал бы. Она присела на придорожный камень и пересчитала наличность.

Этого могло хватить на спальный вагон и пару дней жизни в Анк-Морпорке, в какой-нибудь совсем дешёвой дыре. Или на билет в третий класс (которым на такие расстояния ездили разве что привычные к трудностям гномы и гоблины) и неделю жизни в Анк-Морпорке в приличной гостинице. Она, всё ещё слабо представляя, как это выдержит, и, до конца не веря, что это происходит, выбрала второе.

До начала путешествия Гленда и не знала, какую тяжесть носила в себе всё это время, и только теперь, заснув под умиротворяющий стук поезда и дождя, убаюканная хересом, наконец-то расслабилась и сбросила ношу. Во сне ей было так хорошо! Казалось, она забыла что-то важное и неприятное, но задумываться об этом не хотелось.

Она снилась себе в том времени, когда была простой университетской кухаркой — будто у них с Джульеттой выходной, и они отправились гулять по Анк-Морпорку. Они глазели на богато одетых дам, обсуждали их наряды, было тепло, но ещё не жарко. Цвела сирень, и её запах разносился по всему городу. На Саторской площади они набрели на толпу, в центре которой стояли командор Ваймс и патриций. Ветинари требовал, чтобы Ваймс принял в стражу живой куст сирени, командор рычал, как настоящий терьер, и говорил, что это для него уже чересчур, и если Ветинари так надо — пусть сам командует стражей, в которой служат грёбаные растеньица. Куст качался, скромно потупив ветки.

— А вот и мисс Гленда, — внезапно сказал Ветинари, развернувшись в её сторону. Гленда похолодела: откуда бы патрицию знать её имя? — Мисс Гленда, — продолжал Ветинари, — знаменита своим трезвым взглядом на жизнь и любовью к справедливости. Рассудите нас, мисс Гленда. Давайте, не стесняйтесь, выскажите своё мнение.

Гленда замерла, парализованная этим предложением, но тут над городом пронёсся ужасный звук. Кто-то крикнул: “Дракон!”. Все резко задрали головы вверх, Гленда тоже дёрнулась… И проснулась. “Ужасный звук” оказался паровозным гудком. Некоторое время она лежала, тяжело дыша и осознавая, где она, кто она и что происходит. И внезапно на неё накатило понимание: вся её жизнь за последние шесть лет — вот, что она забыла во сне! Улетучившаяся было тяжесть придавила её к кровати мёртвым грузом, и Гленда, прижав к груди Шатуна, наконец-то расплакалась. Она оплакивала всё: и закончившиеся так странно и непонятно для неё самой отношения с Наттом, и судьбу Анк-Морпорка, которая оказалась под угрозой, и себя — ту девчонку, что когда-то посмела спорить с патрицием, а затем не побоялась, бросив всё, отправиться на край света спасать племя орков. Она оплакивала свою прошлую жизнь, и постепенно, с каждым всхлипом и каждой слезой, непомерная тяжесть немного отступала.

***

Наплакавшись так, что казалось, в ней не осталось ни капли жидкости, Гленда поднялась с постели. Тут же выяснилось, что жидкость в ней-таки осталась, и Гленда порадовалась, что заранее выяснила, где тут туалет. Решив основную проблему, она осмотрела помещение внимательнее и обнаружила в стене небольшой душ. Очень кстати! — подумала Гленда, увидев своё отражение в зеркале над умывальником. Прогулка по пыльной дороге и следы от подушки на лице внешность не улучшали. И если следы от подушки видела только она, то пыль в волосах, а также на лице и одежде наверняка заметил Ветинари. Гленду мало волновало мнение патриция о её внешности, но выглядеть замарашкой было обидно.

Она быстро (насколько позволяли слои) сняла одежду, благо из “ванного” закутка её можно было добросить до кровати, не пересекая порога, и осторожно повернула оба крана. Вода исправно полилась и даже оказалась чуть горячее, чем нужно. Гленда добавила холодной и с удовольствием встала под широкие струи, растрепав затянутые в тугой пучок волосы. Вот что-что, а волосы в Убервальде у неё почему-то росли как на дрожжах, коса стала толщиной в руку. “И где ты теперь возьмёшь полотенце, чтобы всё это богатство высушить?” — спросила себя Гленда. Но проблема, хоть и действительно актуальная, не вызвала у неё должного волнения. Чувства будто замёрзли, она ощущала лишь опустошение, и от этого было странно хорошо.

На полочке над умывальником нашёлся крошечный, на пару раз, пузырёк с шампунем и приличный кусок лавандового мыла. Гленда с удовольствием пустила в дело и то, и другое, и вышла из душа с ощущением, будто родилась заново. “Хотя, — подумала она, — это странное выражение, чтобы сказать, что тебе хорошо. Когда человек или любое другое существо рождается, оно выглядит и чувствует себя не самым лучшим образом. Да и пару дней после того, как тебе пришлось, скрючившись, пролезать через узкую щель, наверняка болят все кости.”

Она помогала орчихам с родами. Не то, чтобы они не справлялись с этим до неё, но так она по крайней мере могла проследить, чтобы в процессе использовались горячая вода и чистые полотенца. А собственных детей они с Наттом так и не завели. И не потому, что не пытались. Просто что-то не получалось. Натт предположил, что это оттого, что биологически они всё-таки принадлежат к разным видам, в природе, мол, такое случается. Кажется, он очень переживал оттого, что это ранит её. Гленда понимала, что должна бы расстроиться, даже старалась выглядеть соответствующе опечаленной, чтобы не обидеть Натта, но в душе не чувствовала потери.

После того, как она приехала в Убервальд и наслушалась историй тамошних жителей — орков, гномов, слуг леди Марголотты, того пастора, с которым дружил Натт, мир казался Гленде слишком страшным местом, чтобы приводить в него новую жизнь. Глупо, думала она, обрекать существо, которое изначально и безусловно будешь любить, на риск жить в страхе и страдании. И, учитывая особенности физиологии Натта, кто знает — не будет ли рождение ребёнка стоить самой Гленде жизни. И кто тогда позаботится о её ребёнке — Госпожа? Вот уж спасибо, лучше никак, чем так.

В общем, теперь она была даже рада тому, как всё обернулось. Будь у них с Наттом дети, она не смогла бы просто выйти из дома, сесть на поезд и отправиться в родной город. Как бы ни было больно понимать, что они с Наттом, скорее всего, расстались окончательно, была в этом и хорошая сторона. И сейчас, пока действовала целительная сила выплаканных слёз, Гленда осознавала её всё чётче с каждой минутой — она возвращалась в Анк-Морпорк. При мысли о том, что она выйдет из поезда и вместо привычного чистого горного воздуха вдохнёт специфический (весьма специфический) запах большого города, её сердце сладко трепетало.

Она и не думала, что скучает по Анк-Морпорку, пока не поняла, что скоро его увидит. Натт, наверное, назвал бы эту её тягу к неприятному и малопригодному для здоровой жизни месту какими-нибудь мудрёными словами, вроде “сублимация некрофилических желаний” (или “копрофилических”, если учитывать, что речь шла об Анк-Морпорке), но Гленде было плевать. Она возвращалась домой. В понятный знакомый мир, где никто не будет надзирать за ней, выясняя, приносит ли она пользу. Где всегда можно сказать соседям, чтобы они не совали нос в твои дела, и это никак не скажется на возможности получить свежее молоко к завтраку (Гленда однажды поплатилась за резкий ответ назойливой молочнице, пришлось извиняться, хотя она вовсе не чувствовала себя виноватой). Где можно сходить в театр или оперу — пусть прежде Гленда не особо ценила эти развлечения, но это в ту пору, когда они были в двух шагах от неё. Где, наконец, волшебники задавались идиотскими вопросами и ставили не менее идиотские эксперименты, не задумываясь о том, будет от этого польза или нет, а ради чистой радости познания.

Боги! — думала Гленда, рассеянно вытирая волосы второй запасной парой панталон, — сейчас она обрадовалась бы даже разговору с занудой-Тупсом о каком-нибудь блит-феномене. Впрочем, если верить письмам Джульетты, после того, как его совратил Пепе, Тупс стал меньшим занудой. А Пепе стал меньшим… меньшим Пепе, если можно так выразиться. В общим, обоим это пошло на пользу. И ведь никому нет дела, продолжала думать она, рассеянно глядя на табличку над кроватью. То есть, судачить об этом, конечно, будут, но и только. Уж точно никто не откажется продать любому из них кусок сыра или ветчины только потому, что они “ведут себя неподобающе”.

“Дорогие гости Анк-морпоркской гигиенической железной дороги!” — сообщала надпись на табличке, которая привлекла внимание Гленды. “Комплекты постельного белья, а также чистые полотенца и халат для принятия водных процедур вы найдёте в специальном отделении под спальным местом. Пожалуйста, нажмите на рычаг слева…” Гленда застонала, глядя на мокрую тряпку в своих руках. Конечно, у неё была другая запасная пара панталон, и ещё высохнут те, что она постирала в душе, но что ей стоило сначала прочитать инструкции! Она нажала на рычаг. Матрас, на котором она спала, волшебным образом перешёл из горизонтального в вертикальное положение, открыв вместительный ящик. Купе наполнил запах лаванды.

Гленде доводилось прежде ездить в спальных вагонах второго класса, но там такой роскоши не было. Говорят, этой стороной жизни поездов заведовала жена первого на Диске железнодорожного магната Гарри Короля, Юфимия. Похоже, для спецвагона патриция она расстаралась, впрочем, на свой лад. Гленде казалось, что Ветинари вряд ли относится к тому типу людей, которые приходят в восторг от постельного белья в мелкий (лавандовый) цветочек, хотя Гленде оно скорее нравилось. И уж точно она не могла представить себе патриция, завернувшегося в ярко-розовый или нежно-голубой халат.

Впрочем, это купе, видимо, изначально предназначалось для гостей, вполне вероятно, что у самого Ветинари похожий ящик заполнен черными простынями и халатами с вышитым на них гербом патриция, как известно, тоже чёрным*.

__________

*В своих предположениях Гленда оказалась одновременно недалека от истины и не права: печатать герб патриция на белье леди Король всё же не рискнула. Сам же Ветинари, когда увидел чёрные простыни, попросил Стукпостука “заняться этим” потому что “носить чёрное и спать в чёрном — совершенно разные вещи” и “если я лягу во всё это да ещё и в чёрной ночной сорочке, я буду чувствовать себя как в гробу, Стукпостук”. И да — по сравнению с чёрными простынями лавандовые цветочки привели патриция если не в восторг, то уж точно в хорошее расположение духа.

_________

Ярко-розовый халатик оказался дамским, но Гленде цвет не нравился категорически. Такие вещи подходили Джульетте, но не ей. Поэтому Гленда завернулась в большой мужской халат — по объёму груди он подходил ей больше, да и цвет приятнее.

Высушив волосы полотенцем (светло-лавандовым), Гленда задумалась, что делать дальше. Желудок с самого момента пробуждения давал о себе знать, и теперь Гленда с тоской вспоминала оставленный патрицию собственный кусок пирога. Надо было взять его с собой! Или хотя бы те булочки — не так уж они были плохи. Конечно, она всё ещё помнила, где кухня, но выходить во внешний мир было… Боязно. Солнце клонилось к закату, а она так и не увидела нигде свечей и боялась бродить по вагону в темноте, особенно учитывая, что тут, помимо Ветинари и его секретаря, были другие люди. Да и секретарь. Да и сам Ветинари! Гленда внезапно поняла, что встреча в тёмном коридоре с патрицием в сложившихся обстоятельствах пугает её меньше всего, и нервно фыркнула, не зная, как относиться к этому открытию.

К тому же, чтобы выйти, нужно было одеться, а натягивать пыльное, и что уж скрывать, немного пропахшее потом платье на чистое тело совсем не хотелось. В принципе, этикет, насколько она знала, позволял в ночное время разгуливать по помещению в халате (некоторые волшебники из Незримого Университета, впрочем, считали любое время суток ночным), и тут она возвращалась к вопросу свечей.

“Так, — сказала себе Гленда, вернув постель на прежнее место, — соберись и учись на собственных ошибках — раз тут было написано про полотенца, может, и ящик со свечами найдётся?” Она осмотрелась. Слова “свечи” нигде видно не было, однако над дверью обнаружилось кое-что знакомое.Гленда видела такое в Королевском банке — газовые рожки. Она осторожно потянула за верёвочку, привязанную к стеклянному шару, ничуть не напоминающему по форме рожок, и внутри с тихим шипением загорелся свет.

Она осторожно выглянула в коридор, чтобы проверить, есть ли такие же рожки там, не зажглись ли они уже (всё-таки смеркалось), и обнаружила на прикреплённом к стене сидении молодого гнома в длинной кольчужной юбке.

— Ой! — сказали они с гномом, вернее, с гномихой одновременно.

— Простите, я…

— Я просто хотела…

Они начали одновременно и одновременно же замолчали. Затем гномиха спрыгнула с сидения, которое сразу же мягко отщёлкнуло вверх и слилось со стеной, и уверенно продолжила:

— Добрый вечер, мисс Гленда, позвольте представиться — капитан Задранец, Шельма Задранец, мисс, и я пришла поблагодарить вас за пирог.

— Приятно познакомиться, — неуверенно ответила Гленда. — И давно ты тут сидишь?

Имя Шельмы она проглотила даже не улыбнувшись — если каждый день общаешься с жителями города под названием Здец (правильно, конечно, Задец, но это вряд ли меняет что-то к лучшему), то “Шельма Задранец” — далеко не самое странное, что ты можешь услышать. Шельма, похоже, готова была к любой реакции и едва заметно вздохнула с облегчением.

— Я всё равно должна патрулировать коридор, — пожала она плечами, отчего её кольчужная блузка мелодично звякнула. Гленда узнала звук — микрокольчуга. У неё тоже такая была, правда, теперь она осталась в Убервальде (“Вот, что надо было с собой забирать, дура!” — запоздало посетовала она).

— Послушай, — решилась Гленда, в надежде на то, что одна женщина всегда поймёт другую, к каким бы видам они ни относились, — раз уж ты всё равно тут патрулируешь, не могла бы ты принести мне с кухни что-нибудь перекусить? Я страшно проголодалась, пока спала, а платье… В общем, я хотела бы его постирать, перед тем, как надевать снова.

— О, конечно! — отозвалась Шльма. — Но если проблема только в платье, мисс, я… Думаю, я могла бы вам что-нибудь одолжить. У меня есть обычные платья, микрокольчуга — это только для дежурства. Всё чистое! Я всегда беру с собой больше одежды, чем требуется, — понизив голос, покаянно добавила она.

— Давай без всяких “вы” и “мисс”, ладно? — предложила Гленда. — И… На самом деле было бы здорово, если бы ты смогла найти для меня блузку и юбку, или какое-нибудь платье, м-м, пошире.

— Я уже придумала, что вам… тебе принести! — глаза Шельмы загорелись, и она, позвякивая, упорхнула к третьей двери слева от Гленды.

Что ж, пока путешествие проходило намного приятнее, чем она ожидала, садясь в поезд. Но Гленда не спешила расслабляться, подозревая, что в долгом пути её могут ждать самые разные сюрпризы.

ЧАСТЬ I. Глава 3

Самый большой сюрприз ждал её той же ночью, но вечер на кухне вышел настолько милым и домашним, что Гленда, вопреки собственным планам, совершенно расслабилась.

Шельма нашла для неё очень летнюю и очень легкомысленную белую блузку, почти безразмерную, благодаря сборке на завязках вместо ворота, и такую же юбку. Юбка оказалась чуть коротковата, до середины голени — неудачная длина, но Гленда решила не задумываться об этом и просто порадовалась, что ей, в отличие от Джульетты, за которой пристально следили модные журналы, совершенно безразлично, насколько стильно она выглядит.

Сперва они пили чай с Шельмой, у которой заканчивалось дежурство. Потом, когда Шельма отправилась спать, её сменила капитан Ангва, у которой дежурство должно было начаться, а затем появился капитан Моркоу, которому в середине дежурства полагался перерыв.

Гленда, конечно, и прежде знала, кто такие Моркоу и Ангва, и даже слышала городскую легенду, будто Моркоу — законный наследник анк-морпоркского престола. Она всегда относилась к этой легенде как к глупой байке, но теперь, после личного знакомства, могла поверить, что правды в этой легенде, возможно, намного больше, чем в иных статейках "из достоверных источников". Было в капитане что-то такое… Королевское. Мысли Гленды свернули по направлению "коварный всё же тип наш патриций, приручил этого простачка, и может ни о чём не беспокоиться", и она решила невзначай выяснить, как стражники относятся к Ветинари. В конце концов, узнать о том, на кого собираешься работать, от тех, кто уже на него работает, — вполне здравая мысль. И ничего зазорного в этом нет, никакие это не сплетни.

— А это ничего, что прямо сейчас никто не дежурит? — начала она издалека. — Патриций или этот его секретарь не отправят какую-нибудь жалобу на… Не знаю, халатность или ещё что? Ведь кто-то же может устроить покушение на патриция.

— Если хватит ума напасть на патриция — так ему и надо. Сам виноват, идиот, — безразлично пожала плечами Ангва.

Гленда впала в ступор от такого отношения к начальству — уж кем-кем, а идиотом Ветинари точно не был. Пока она пыталась осмыслить эту реплику, Ангве возразил Моркоу:

— Я этого не одобряю, — сказал он, качая головой. — Глупость, конечно, не раз пытались запретить законодательно, но позволять кому-то сюда проникнуть в качестве наказания за идиотизм — это уже слишком. Вы не волнуйтесь, мисс Гленда, я всё хорошо проверил и закрыл, перед тем, как уйти на перерыв.

— Ой, да брось, — отмахнулась Ангва, — как говорит Ваймс: надо же и патрицию как-то развлекаться.

— Точнее, он говорит: "этому ловкому проходимцу как-то развлекаться", — педантично уточнил Моркоу. — Но я с этим не согласен. Патриций может найти себе другие развлечения.

На словах про проходимца Ангва прыснула в свою чашку с чаем и сделала вид, что закашлялась, а Гленда наконец отмерла.

— Погодите, — медленно начала она, — так про глупость — это вы не про Ветинари?

— О, нет! — торжественно отозвался Моркоу, а Ангва на самом деле поперхнулась чаем. — Патриций Ветинари — очень умный человек, я у него многому научился.

— Но-о… — протянула Гленда.

— Он же был одним из лучших выпускников школы Гильдии Наёмных Убийц, — пояснила Ангва, прокашлявшись. — Если не лучшим. Так что идиоту, который попытается на него напасть, очень повезёт, если мы найдем его первыми.

— То есть, — выговаривая каждое слово очень медленно, уточнила Гленда, — вы охраняете не Ветинари от нападения, а нападающих от Ветинари?

— Не официально, конечно, — хмыкнула Ангва, — но по сути верно.

— Ужас какой, — выдохнула Гленда и добавила, не успев себя остановить: — И я ещё собралась на него работать!

— Ну, вам-то опасаться нечего, мисс Гленда, — жизнерадостно возразил Моркоу. — Вы же не собираетесь его травить.

— Упаси боги, нет конечно! — возмутилась Гленда.

— Вот и патриций сказал то же самое, — с энтузиазмом подтвердил Моркоу, — “Мисс Медоед никогда не подсыпет отравы в еду, но не из уважения ко мне, а из уважения к еде”.

— Надо же, — хмыкнула Гленда, и снова, будто какой бесёнок тянул её за язык (не иначе, запоздало сказалось влияние хереса) не сдержалась: — Но ведь кроме яда существует множество других способов прикончить человека, и кому как не кухарке об этом знать.

— О, думаю, патриций с удовольствием с вами это обсудит, — всё с той же жизнерадостностью кивнул Моркоу.

Гленда похолодела.

— Моркоу! — возмутилась Ангва и повернулась к Гленде: — Не обращай внимания. Это не намёк на какие-то последствия, он действительно имеет в виду то, что говорит. Причём всегда, таков уж Моркоу. В смысле, патриций, наверное, и вправду мог бы порассуждать на тему “как совершить убийство венчиком для взбивания яиц”, и даже провернуть это на практике, но второе вряд ли захочет. Вообще, как по мне, его злобность сильно преувеличена.

— Это точно! — подхватил Моркоу. — Однажды командор Ваймс рассказал мне, как один… Один очень дурной человек отрубил своей собаке задние лапы за то, что она на него зарычала. Ветинари приказал командору Ваймсу обыскать дом того человека, и в подвале у него нашли что-то такое, за что его уже через неделю повесили, командор не уточнил, за что именно, но думаю, это было что-то очень неприятное. Но я не об этом. Я не спрашивал у командора, что стало с собакой, но однажды зашёл на задний двор дворца: мне надо было потолковать с Молли Шлемобой — у неё сын тогда принялся таскать сладости из лавки господина Здравороста, и вовсе не потому что ему не давали на них денег, а просто чтобы похвастаться перед приятелями. Так вот, пока я с ней разговаривал, вокруг бегала очень примечательная собака — под животом у неё небольшая тележка с колёсами, которые заменяют ей задние ноги. Удивительно искусная работа, и собака, по-моему, не замечает разницы.

— Вообще-то замечает, — покачала головой Ангва. — Я его знаю, это Счастливчик. Иногда он очень переживает, что колесо не задерёшь, чтобы помочиться на дерево. С другой стороны, говорит, что теперь у него очень хороший хозяин: чёрный человек с вкусным печеньем и добрыми руками. Я раньше об этом не задумывалась, но теперь так понимаю — это он про Ветинари.

— Ничего себе, — только и могла сказать Гленда. К историям о человеческой жестокости она привыкла ещё в Анк-Морпорке, в Убервальде её поражала не столько сама жестокость нравов, сколько обыденное к ней отношение, будто это норма. Но никогда ещё не доводилось ей слышать, чтобы подобные истории заканчивались хоть сколько-нибудь хорошо.

— Да, патриций очень любит животных, — подтвердил Моркоу с такой гордостью, будто патриций был его родственником, скажем, дядюшкой. — Почти никто не знает, — добавил он, заговорщически понизив голос, — но когда в казне не хватает денег, чтобы кормить животных из Геральдической палаты, патриций выделяет средства из своего личного состояния. На самом деле, они почти всё время живут за его счёт. Только это, вроде как, тайна, господин Шатен, который за ними ухаживает, мне по секрету сказал.

“Ничего себе!” — подумала Гленда, но вслух повторять не стала.

— А по нему и не скажешь, — хмыкнула она недоверчиво. — С людьми-то он не то чтобы душка.

“Да? — тут же отозвался на это внутренний голос. — А ты вспомни его сегодня утром.”

— Точнее, — поправилась Гленда, — когда он бывает вежлив с людьми, это скорее пугает.

— Мне кажется, он специально это делает, — задумчиво сказал Моркоу. — Чтобы его боялись, и не пришлось делать что-то по-настоящему плохое. Как Ангва, когда громко рычит. Ты так делаешь, только если не хочешь нападать, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд невесты. — Если ты решила напасть, ты двигаешься тихо, а когда не хочешь нападать — ты пугаешь.

— Ну, спасибо за анализ, — кисло отозвалась Ангва. — А также за то, что сообщаешь новым знакомым, кто я на самом деле, ещё до того, как я сама об этом заговорю.

— О, прости, — смутился Моркоу. — Но ты сама сказала, что разговаривала со Счастливчиком.

— Вообще-то я знала, кто ты, — Гленда старалась сказать это мягко. За годы общения с пугливыми орками у неё получилось выработать что-то похожее на тон, которым любящие взрослые разговаривают с маленькими детьми, но она не была уверена, что это хорошо ей даётся. — В городе давно об этом судачат, так что это не тайна. Тебя это не очень расстроит?

Ангва только тяжело вздохнула и махнула рукой, а лицо Моркоу просветлело:

— Я так и знал, что мисс Гленда в курсе — патриций ведь сказал, что доверяет ей как себе.

— Он правда так сказал? — Гленда в который раз за день не поверила своим ушам.

— Не совсем так, если быть точным, — ответил честный Моркоу. — Он сказал, что доверяет вам больше, чем себе, потому что если бы столкнулся со вторым собой, уж точно не стал бы такому человеку доверять.

— Самокритично, — отозвалась Гленда слабым голосом.

— Мне кажется, он скорее этим гордится, — возразила Ангва. — Но да, когда он пригласил нас к себе на пирог — на твой пирог — он сказал, что тебе можно доверять.

— Постойте! — вдруг сообразила Гленда. — Он сказал, когда предлагал мне остаться тут, что хочет себе половину пирога, но сам съел всего кусочек. Он с самого начала рассчитывал делиться? Он всегда так делает?

— Не уверен, — покачал головой Моркоу. — Честно говоря, не припомню такого прежде. Но патриций вообще не очень увлекается едой. Хотя, такой едой, как у вас получается, сложно не увлечься, — на его лице появилось уже знакомое Гленде мечтательное выражение — похоже, её пироги на всех действовали одинаково.

— Думаю, — осторожно заметила Ангва, — тут дело не в пироге. Понимаешь, я была там, в том коридоре, из которого он смотрел на перрон, когда началась посадка. И слышала, что он говорил своему секретарю, когда заметил тебя в толпе.

Гленда вся обратилась в слух, боясь упустить хоть слово, — надо же понять, что творится в голове странного тирана, на которого она почти согласилась работать.

— Он сказал, — продолжала Ангва, которая, очевидно, понимала её беспокойство: — “А вот и мисс Гленда. Увы, я предполагал, что так будет. Но, что это, Стукпостук? Кажется, она идёт по направлению к вагонам третьего класса.” Секретарь ответил — мол, да, так и есть, они как раз находятся в самом хвосте, и тогда патриций сказал: “Но это совсем не дело, Стукпостук. Юные леди не должны путешествовать на такие расстояния третьим классом. Особенно, эта юная леди, которая, судя по всему, поплатилась за глупый, но крайне похвальный патриотизм. Нужно что-нибудь с этим сделать.”

А когда секретарь удивился, что патриций считает патриотизм глупым, Ветинари ответил, что по большей части патриотизм довольно прагматичен — он позволяет людям чувствовать себя частью целого и возвышаться над другими, не прилагая для этого никаких усилий, кроме рождения в одном из многочисленных дурнопахнущих человеческих муравейников. Но есть другой патриотизм, подобный недугу, которым, увы, страдает и он сам — патриотизм, который заставляет людей отказываться от того, что им дорого, ради всё того же дурнопахнущего человеческого муравейника. И, поскольку мисс Гленда, то есть ты, пострадала отчасти по его вине — потому что он не смог договориться с леди Марголоттой, следует исправить эту несправедливость.

— Вот значит как, — Гленда сердито сложила руки на груди. — То есть, он меня пожалел. С чего, интересно, он решил, будто я нуждаюсь в чьей-то жалости.

— Думаю, жалость — неверное слово, — встрял Моркоу. — Я бы назвал это другим словом — сочувствие. Вы же помните, каким он был на приёме.

Тут Гленда сообразила, что на большом приёме, до ужина “с приближёнными”, когда в замке Госпожи собралось полно всякой знати, она видела и Ангву с Моркоу, причём не в доспехах, а в вечерних нарядах. В голове всплыли слова Натта, которые она тогда пропустила мимо ушей: “Ты знала, что капитан Ангва на самом деле дочь барона фон Убервальда? Того, чей замок мы видим внизу, когда поднимаемся в наши горы. Ты ещё отзывалась о нём, как о мрачном месте, хотя я не могу сказать, что его архитектура отличается…” Дальше Гленда не слушала совсем, но краем глаза Ангву отметила. Впрочем, тут же об этом забыла — были вопросы поважнее. И только теперь она поняла, что Моркоу, Ангва, Шельма и Детрит оказались в этой поездке не просто так. Последние трое были представителями населявших Убервальд народов, а Моркоу… Что ж, похоже, патриций тоже считал его законным наследником престола. И старался на всякий случай держать в курсе событий, особенно тех, которые могли угрожать Анк-Морпорку. Умно…

— И каким он был, по-твоему? — уточнила она недоверчиво.

— Мне кажется, — Моркоу снова понизил голос, но не заговорщически, а нерешительно, будто опасаясь говорить то, что говорил, — ему было страшно. Мы все привыкли, что патриций всегда знает, как выйти сухим из воды, но я не думаю, что это так. Я уже видел похожие… Как это говорят? А! Тени тревоги на его лице — вот как это говорится. В общем, я уже видел похожее во время Лешпского кризиса. И то, что вы, мисс Гленда, были на его стороне, я думаю, его тронуло.

— Откуда ему было знать, на чьей я стороне? — недовольно фыркнула Гленда, оставив при себе вопрос: “А его вообще что-то может трогать, кроме одежды, которую он носит?”.

— О, поверь, это было заметно, — протянула Ангва. — Удивляюсь, как на этой леди Марголотте платье не загорелось от тех взглядов, что ты на неё бросала, когда она прохаживалась по перспективам торговли Убервальда с Анк-Морпорком. Думаю, там не было ни одного человека, точнее, ни одного мыслящего существа, которое не понимало бы, что ты в ярости от всего происходящего. И, честное говоря, мы были в таком же состоянии.

Гленда тяжело вздохнула — было обидно сознавать, что она настолько открытая книга не только для Ветинари, который, как ни крути, известен своей проницательностью, но и для всех остальных.

— Не переживай, — Ангва, сидевшая рядом, мягко похлопала её по плечу, — думаю, если бы я знала обо всём заранее и не могла повлиять на ситуацию, я была бы в такой ярости, что на мне бы клочки шерсти отрастали при одном взгляде на эту вампиршу. Всех их терпеть не могу, но эта… — на последних словах, хоть там и не было подходящих звуков, она почти зарычала.

— Мне кажется, она просто заигралась, — Гленда порадовалась, что наконец-то может высказать вслух мысль, которую не решилась озвучить даже Натту. — Она как-то говорила, что жажда крови — это ничто, и жажда власти — суета, по-настоящему увлекает контроль. Каждый разумный вампир должен это понять и первым делом научиться контролировать себя. Она никогда не говорила о том, что следует за тем, как он научится контролировать себя, но уж я-то знаю — дальше вампир учится контролировать других. Вплоть до того, как этим другим размещать полки в шкафу…

Она припомнила, как раздражали её бесконечные советы Госпожи по обустройству дома, который Гленда хотела сделать по-своему, и на секунду её ослепила вспышка уже знакомой ярости.

Чёрт побери, она должна была понять ещё тогда! Сказать Натту, что это неправильно — постоянно жить под крылом у леди Марголотты, что нужно увести орков подальше. Но она была влюблена, и это делало многие неприятные моменты менее ощутимыми, а Натт был окрылён принятием своей природы и полон решимости помочь своему народу жить открыто, не таясь, — это было возможно только под покровительством Госпожи. Так и получилось, что их жизнь с каждым днём всё больше и больше попадала под её контроль. Как и жизнь всего Убервальда.

— Она поставила под свой контроль весь Убервальд, — озвучила Гленда последнюю мысль, — но, очевидно, этого ей стало мало. Её игры с Ветинари — вы же знаете, что они играют в шахматы и в Шмяк по клик-сообщениям — мне кажется, ей показалось, что она и в жизни может так с ним играть. Получить контроль над ним, будто Анк-Морпорк равен Ветинари, а Ветинари — Анк-Морпорку. Но это не так! Я пыталась ей это объяснить, но она даже не стала слушать, словно я пешка на её доске, одна из многих. Будто нам мало богов с их играми в Дунманифестине!

— Железные же у тебя нервы, если ты сказала ей такое в лицо, — покачала головой Ангва.

— Я же говорил, что та история может быть правдой! — радостно отозвался на это Моркоу.

Ангва нахмурилась и с подозрением посмотрела на Гленду:

— То есть, ты действительно однажды пришла во дворец, чтобы отчитать Ветинари за то, что он… Как это? “Крадёт у простых людей футбол”? — спросила она, прищурившись, и пояснила: — Нам его секретарь рассказывал. Так всё и было?

Гленда смутилась:

— Возможно, со стороны это выглядело именно так, — ответила она осторожно, — но не думайте, пожалуйста, что мне не было страшно. Мне было! Чертовски.

— Но ты это сделала? — настаивала Ангва.

— Иногда просто нужно собраться и сделать то, что правильно, — пожала плечами Гленда. — И неважно, какие будут последствия. Поэтому да. Так я и сделала. И до сих пор об этом не жалею, хоть и не понимаю, почему моя голова после этого осталась на шее.

— Сделать то, что правильно, невзирая на последствия, я тоже так считаю, — кивнул Моркоу и неожиданно добавил: — А вы не хотите служить в Страже, мисс Гленда? Нам нужны люди, которые умеют отличать правильное от неправильного.

— Моркоу, — Ангва на секунду в отчаянии приложила ладонь ко лбу. — Ветинари чётко дал понять, что собирается нанять мисс Гленду шефом во дворец. Что будет, если ты уведёшь её у него из-под носа в Стражу?

— Думаю, я сумею с ним договориться, — хмыкнул Моркоу, и по мелькнувшей в его взгляде искорке Гленда вдруг поняла, что капитан совсем не так прост, как кажется.

— Что ж, это самоубийственно, — вздохнула Ангва, — но вынуждена признать: работа в Страже — отличное занятие для сообразительной девушки, которая не хочет ни от кого зависеть и не боится работы. Похоже, это как раз про тебя, так что подумай.

— М-м… — протянула ошарашенная Гленда. — Мне кажется, для стражника у меня неподходящая комплекция.

— Ты Фреда Колона видела? — ответила Ангва, подняв брови.

Они помолчали.

— Ну, если посмотреть с этой стороны… — начала Гленда.

— По сравнению с ним ты — тростинка на ветру, — фыркнула Ангва. — Так что серьёзно — подумай.

— Что ж, — Гленда была слишком шокирована этим предложением, чтобы как-то на него среагировать, но невольно начала крутить его в уме, представив себя в форме стражницы. — Может быть, подумаю, — осторожно ответила она.

— Вот и отлично! — просиял Моркоу. — А мне пора на дежурство. Всё-таки глупых людей, считающих, что они могут нанести патрицию физический вред, увы, немало. Кто-то должен позаботиться о том, чтобы у них появился шанс поумнеть до того, как они встретятся со Смертем.

— Я тебя скоро догоню, — улыбнулась Ангва.

Они обменялись многозначительными взглядами. Длилось это всего секунду, но у Гленды кольнуло в сердце. Совсем недавно она тоже бросала и ловила такие взгляды. Как же получилось, что всё так легко разрушилось? Возможно, оно просто никогда и не было прочным?

— Пока мы одни, расскажу тебе ещё кое-что о патриции, — прервала её мысли Ангва, дождавшись, когда Моркоу выйдет. — Только это не рассказывай никому. Я тебе говорю только потому, что чую: ты боишься Ветинари, и мне кажется, это неправильно. Место в Страже для тебя всегда найдётся, тут Моркоу прав — нам такие, как ты, нужны. Но я пробовала твой пирог — в Страже ты будешь зарывать талант в землю, поэтому, мне кажется, тебе стоит согласиться на предложение патриция. И поэтому я тебе о нём кое-что расскажу.

Гленда кивнула и всем своим видом дала понять, что слушает очень внимательно.

— Когда я прибежала в Анк-Морпорк, — начала Ангва, — а бежала я волчицей, я была едва жива. Окрестные фермеры тщательно охраняют своих кур, к тому же дождь стоял проливной. Я промокла, выдохлась и лежала в какой-то канаве у городских ворот, жалея только о том, что оборотню так сложно сдохнуть. И тут рядом остановилась карета. Я сначала не придала этому значения, просто постаралась стать ещё менее заметной, но тут из кареты вышел человек и пошёл прямо ко мне. Он положил мне ладонь на холку так, что я и дёрнуться не успела, и сказал: смотри, Стукпостук, настоящий овцепикский волкодав, но в каком плачевном состоянии! Право же, некоторые хозяева преступно небрежны, возможно, пора принять на этот счёт какой-то закон? А потом он поднял меня, будто я ничего не вешу, и отнёс в карету. Сил сопротивляться у меня не было, а внутри оказалось так тепло, что я мигом заснула.

Проснулась я от того, что меня купали в тёплой лохани — тот же человек, что меня нашёл. Рядом стояли ещё несколько парней с полотенцами, но они явно боялись подходить близко. Затем меня накормили куриным бульоном и уложили спать в большом рабочем кабинете на мягкую подстилку. Впрочем, кабинет заперли, так что уйти я не могла, хоть и попыталась.

Короче, ты ведь уже понимаешь — это был Ветинари. Он откармливал меня с неделю, а затем как-то раз заговорил со Стукпостуком о Страже — о том, как она меняется к лучшему, и что это теперь вполне достойное занятие для юных молодых мужчин, а может, кто знает, и женщин. И что пора бы Страже идти в ногу со временем и принимать в свои ряды дружественные нам виды — гномов, троллей, возможно, даже оборотней — почему бы нет?

А на следующий день мою подстилку перенесли в другое место и якобы оставили охранять кладовку — угадай с чем? С одеждой для служанок! И в этой кладовке лежала рекламка пансиона мадам Торт, и на ней — десять долларов. Думаю, он всё понял сразу, как меня отмыл, всё-таки шерсть у волков и овчарок немного разная, но предпочёл сделать вид, что ничего не знает, и дал мне подсказки, что делать дальше.

Мне кажется, в этом весь Ветинари: другие тираны творят мерзости, но заставляют людей восхвалять себя и говорить, какие они прекрасные и великодушные. А наш тиран делает всё наоборот. Думаю, он не обрадуется, если я начну всем рассказывать, как он мне помог, да и, если честно, немного неловко вспоминать, что он выкупал меня своими руками. Моркоу я об этом точно не скажу, так что не выдавай. Договорились?

Она дождалась кивка Гленды и улыбнулась.

— Вот и хорошо! — она поднялась, потягиваясь. — Пойду поищу Моркоу, а потом найду укромное местечко потише. Грохот поезда для вервольфа, чтоб ты знала, настоящее наказание. Считаю минуты до возвращения!

— Эй, постой! — спохватилась Гленда. В её голове роилось столько вопросов, что она не знала, с какого начать. — А куда ведёт эта дверь? — сдалась она, задав наименее актуальный из имевшихся, поскольку поняла, что остальные нужно сперва как следует обдумать самостоятельно. — Я вошла отсюда, через ту же, что и вы все, и ни разу не видела, чтобы кто-то из вас открывал ту, вторую… Она и не на перрон, и не между вагонами. Странно.

— А всё-таки Моркоу прав, — усмехнулась Ангва, — Страже нужны такие как ты — сразу подметила самое подозрительное! Мы и сами гадаем ещё с Анк-Морпорка, что это за дверь. Нам запретили её открывать, представляешь! Я попробовала, но она была заперта на ключ. Я решила, что взламывать двери в вагоне патриция — не тот конец карьеры, которого мне бы для себя хотелось, так что тайна пока остаётся тайной. Может, ты её и разгадаешь.

— Да ну, — отмахнулась Гленда. — Какой из меня… Отгадыватель, я даже кроссворды не люблю.

— Это, — весело, будто дразнясь ответила Ангва, — ни о чём не говорит. Командор Ваймс их тоже терпеть не может, считает напрасной тратой времени. Ну, удачи. Кстати, я ни на что не намекаю, но на этой кухне до чёрта продуктов и даже есть духовка.

— Я учту твой не-намёк, — Гленда улыбнулась в ответ — если чему и научил её Убервальд, так это улыбаться тем, кто искренне улыбался ей (таких там было не так уж много). — Так что загляни сюда утром и — возможно! — найдёшь что-то интересное.

— Непременно загляну с обыском, — пообещала Ангва и вышла, впустив на секунду звук громыхающего поезда.

А Гленда пошла разбираться с плитой и доливать чайник, который до этого для неё гостеприимно кипятили Шельма и Моркоу. Нужно было всё хорошенько обдумать, а чтобы обдумывать нет ничего лучше, чем хорошая чашка чая. Или процесс приготовления пирога, подумала Гленда. Правда, второй способ доступен не всем, так что стоит порадоваться, что она входит в число избранных счастливчиков.

ЧАСТЬ I. Глава 4

Стоило Гленде остаться наедине со своими мыслями, как приятная нега дружеских посиделок отступила, и природная подозрительность взяла верх.

Говорили ли стражники правду о патриции? И если да, то всю ли правду? А главное — зачем они это говорили? У Гленды было ощущение, что они действительно отнеслись к ней по-дружески, но что если этот разговор — коварный план Ветинари? Что если он приказал им сделать всё, для того, чтобы она согласилась на него работать? Но зачем — всем ведь известно, что патриция гурманом не назовёшь.

Вопросов набралось на целое меню: “Яблочный дьявол”, псевдополисское рагу и даже булочки — Гленда не смогла удержаться от искушения посоревноваться с самим шефом Джолсоном в этом искусстве. Булочки удались на славу, как, впрочем, и всё остальное, но ясности в мыслях это, увы, не прибавило.

Гленда сидела над очередной чашкой чая, глядя на занимающийся рассвет. Она чувствовала приятную усталость после хорошо сделанной работы, и жалела, что сомнения мешают в полной мере насладиться этим ощущением. На странный скрежещущий звук из самого дальнего и тёмного угла она сперва даже не обратила внимания — мало ли что в этой гигантской машине может скрежетать. Но затем невольно прислушалась и похолодела — звук исходил от той самой загадочной закрытой двери! Кто-то явно был там и медленно поворачивал ключ в замке.

Страх парализовал Гленду лишь на секунду. Уже в следующий момент она вскочила, схватила стул и подняла его повыше.

Тень в углу изменила очертания — дверь открылась, и в кухню проскользнула тёмная фигура. Гленда размахнулась, зажмурилась и со всей силы обрушила своё орудие на нарушителя кухонных границ…

— За ножки, мисс Гленда, не за спинку.

Услышав этот голос, Гленда лишь в последнее мгновение успела изменить траекторию удара — ножки стула прошли в сантиметрах от носа Ветинари и с ужасным визгом чиркнули по кухонному шкафу, а патриций стоял, не шелохнувшись, невозмутимый, как джелльский сфинкс.

— Ч-ч-то? — переспросила Гленда, тяжело дыша. Она ещё не оправилась от испуга из-за появления тёмной таинственной тени, как её накрыл новый — она едва не врезала тирану Анк-Морпорка! Стулом! По голове!

— По возможности не бейте противника ножками стула, мисс Гленда, — терпеливо пояснил патриций. — Если уж используете стул как оружие, бить нужно спинкой.

— ??? — Гленда не знала ни одного алфавита, способного передать звук, который она издала — не то писк, не то кряк. Единственное, что о нём можно было сказать, — это был очень вопросительный звук. Такой, который всей своей краткостью говорил: какого грёбаного дьявола тут происходит?!

— Давайте, — патриций немного отмер и взмахнул рукой, подбадривая Гленду. — Попробуйте ещё раз, ударьте меня. Ну же, мисс Гленда, стул всё ещё у вас в руках, просто замахнитесь получше…

— Ударить? — переспросила Гленда, опасаясь, что ослышалась. Или что у неё бред и галлюцинации. — Вас? Стулом?

— Совершенно верно. Вы ведь и так собирались это сделать, вот и повторите попытку.

— Но я не могу! — запротестовала Гленда. — Я взялась за стул только потому, что мне показалось, что сюда пробралась какая-то нечисть!

— Так меня ещё не называли, — задумчиво ответил патриций, — но дела это не меняет — я настаиваю, нет, я приказываю, мисс Гленда, чтобы вы попробовали ударить меня стулом ещё раз. Это совсем не сложно, командор Ваймс многие годы мечтает о такой… возможности, — закончил он, когда его ладонь крепко обхватила ножку стула.

Гленда выпустила спинку из ослабевших рук. В этот второй удар она вложила всю свою злость — на патриция с его идиотскими приказами и странным поведением, на дурацкую ситуацию, в которой оказалась, на весь раздражающе непонятный мир. В общем, она била со всей силы, чтоб у Ветинари раз и навсегда отпала охота отдавать такие приказы, но стул как на стену налетел, стоило патрицию всего лишь обхватить ножку ладонью.

— Н-но… — пролепетала Гленда. Почему-то вспомнила, как думала о принце для Джульетты и решила тогда, что патриций на эту роль не годится, поскольку староват. Что ж, в том что касается возраста и связанных с ним возможностей, она явно его недооценивала.

— Вот видите, — тем временем продолжал Ветинари неприятно-назидательным тоном. — Это никуда не годится. Так вы не только не поразите противника, но ещё и снабдите его оружием. Попробуем ещё раз, — он вернул стул на место перед Глендой. — Разверните его и попробуйте теперь ударить меня спинкой. На это требуется пара лишних секунд, но… они того стоят. Вот видите, намного лучше!

Гленда снова не стала дожидаться окончания реплики — злость задушила всё благоразумие в зародыше. Она сделала именно так, как велел патриций, и на этот раз его рука, поймавшая спинку, тут же соскользнула, а сам Ветинари вынужден был отпрыгнуть назад, что, впрочем, удалось ему довольно ловко. Так что он опять ушёл от атаки без всякого для себя ущерба.

— Да вы прирождённый боец на стульях, мисс Гленда, — похвалил Ветинари, пока она, по-прежнему тяжело дыша, пыталась понять, как теперь себя вести. — А если бы вы ещё и целились правильно, — он взялся за спинку стула, который Гленда так и не отпустила, и положил её себе на плечо. — Смотрите, если бы ваш удар пришёлся вот сюда, вы могли бы попасть в область сонной артерии и таким образом выключить противника, а то и вовсе убить. При условии, что вашего нападения не ждут, шансы на успех весьма высоки.

— Ну вы-то в любом случае вывернулись бы, — мрачно отозвалась Гленда, дёрнув на себя стул и со стуком поставив его на место.

— Это верно, — кивнул Ветинари и опустился на другой стул — за столом напротив Гленды. — Но, должен вам заметить, таких, как я, к счастью, не так уж можно. Может быть, я вообще такой один.

— Вот уж точно, — пробормотала Гленда, возвращая свой стул на место за столом. — Зачем вам это понадобилось? — спросила она требовательно. — И почему вы в таком виде? — она не сразу заметила, но теперь, в нежно-розовых лучах восходящего солнца видела, что Ветинари перемазан сажей, словно трубочист.

— Я, — начал патриций. Дверь у него за спиной громыхнула. Он поднялся. — Прошу прощения, эту дверь лучше держать закрытой.

— Определённо! — фыркнула Гленда. — У меня не было никакого намерения её открывать, и, что бы там ни говорила Ангва, я совершенно не собиралась выяснять, какая за ней скрывается тайна.

— Но, увы, вы это выяснили, мисс Гленда, — с необычной серьёзностью, от которой у Гленды мурашки побежали по коже, ответил патриций, вернувшись на своё место. — И в моих интересах сделать так, чтобы эта тайна оставалась тайной.

— То есть, вы учили меня бить противника стулом, чтобы теперь прикончить кухонным ножом? — прищурилась Гленда.

— О, боги, нет! Я, в конце концов, профессиональный наёмный убийца. Вы ещё помните девиз Гильдии?

— Что-то о том, чтобы не убивать бесплатно? — нахмурилась Гленда. — Сохранение тайны — это тоже плата, так что меня ваши слова нисколько не утешают.

— Справедливо. Удивительно работает ваш ум, мисс Гленда. Вы одновременно боитесь меня, сражаетесь со мной, дерзите и необыкновенно быстро просчитываете варианты возможного развития событий. Просто потрясающе! Вы играете в шахматы?

— Нет, — насупилась Гленда. От последних слов патриция стало не столько страшно, сколько тоскливо — он тут развлекается, играет с ней в кошки-мышки, а она даже не знает, выйдет ли отсюда живой, и сколько ей ещё осталось. — Ненавижу эту идиотскую игру! — добавила она с горячностью, вкладывая в слова всё, что чувствовала. — Натт пытался меня учить, но ничего не вышло — это же просто глупо! Реальные сражения хаотичны, там никто не ждёт, пока противник сообразит, что делать, солдаты не ходят по одной всегда предсказуемой траектории, а если пал король, это вовсе не значит, что никто не поднимет знамя и не поведёт войско вперёд!

— Что ж, — задумчиво произнёс Ветинари, на мгновение сжав пальцами переносицу. — Полагаю, в этом вопросе вы нашли бы немало общего с командором Ваймсом. Он, если мне не изменяет память, считает, что пешкам стоило бы свергнуть королей и организовать республику. Послушайте, мисс Гленда, — добавил он совсем другим тоном, — я вижу — вы меня боитесь. Что странно, потому что леди Марголотту, насколько мне помнится, вы никогда не боялись, а она, нужно отдать ей должное, гораздо более опасный и коварный противник, чем я. Давайте договоримся: я обещаю, что ни при каких обстоятельствах не причиню вам вреда и не позволю кому-то другому это сделать. Здесь вы в безопасности. И, работая на меня, тоже будете в безопасности — даю слово.

— Безопасность тоже можно понимать по-разному, — недоверчиво хмыкнула Гленда, но немного расслабилась.

— Даже не знаю, мисс Гленда, считать вашу проницательность благом или проклятием. Скажем так, я хочу быть уверен, что вы сохраните мою тайну, а потому вынужден теперь настаивать, чтобы вы приняли моё предложение — чтобы по крайней мере какое-то время вы находились… Под моим присмотром.

— А капитан Моркоу сказал, что мне самое место в Страже, — Гленда сложила руки на груди и с вызовом посмотрела на патриция.

Тот скривился и отвернулся к окну. На какое-то время между ними повисло напряжённое молчание. Гленда уже успела пожалеть о своём заявлении и хотела сказать, что ни в какую Стражу она не пойдёт, но не могла подобрать нужных слов, так что Ветинари нарушил тишину первым.

— Это приемлемый вариант, — произнёс он холодно. — Не лучший, но приемлемый.

— То есть, если бы я действительно собралась в Стражу, вы бы не стали возражать? — изумилась Гленда.

— Не стал бы, — голос Ветинари немного потеплел. — Но, должен признаться, меня радует ваше “если бы”.

— Я не собираюсь в Стражу, — вздохнула Гленда, опуская руки на колени. — Просто… Не хочу больше оказываться в ситуации, когда у меня нет выбора. Не хочу сидеть в клетке.

— Многие сочли бы такую жизнь удобной и приятной, — Ветинари склонил голову на бок и посмотрел на Гленду прищурившись. — Но определённо не вы. Не думайте, что я этого не понимаю.

— Ладно, я буду у вас работать, довольны? — выпалила Гленда. — Надеюсь, я об этом не пожалею! Но взамен я хочу понять, что это за тайну я тут узнала. Что там за этой дверью?

— И любопытство, — вздёрнул бровь Ветинари, будто продолжая перечислять качества Гленды, из-за которых брал её на работу. — Любопытство, которое может завести в очень неприятные дебри. Вы знаете об этом, и всё же… Не отказываете себе в удовольствии.

— Должна же я понимать, что, чёрт побери, здесь происходит, — фыркнула Гленда.

— Хорошо, — Ветинари положил локти на стол и, опираясь на них, соединил перед собой ладони. — Взамен на ваше — абсолютно добровольное, заметьте! — согласие на меня работать, я объясню вам, мисс Гленда, что вы сегодня увидели. Но вы должны иметь в виду — информация является настолько секретной, что круг посвящённых ограничен тремя людьми, кроме вас. Так что, если эта информация, как это говорится? Утечёт…

— Источник вы найдёте быстро, — кисло подхватила Гленда, не дав повиснуть многозначительной пугающей паузе. — Я поняла, говорите уже.

— У меня ещё одно условие, — быстро произнёс Ветинари, откинувшись на спинку стула. Выглядело так, будто идея только что пришла ему в голову.

— Что ещё? Сплясать танец клатчских одалисок на столе вам, надеюсь, не требуется? — ляпнула Гленда, не подумав. Это была присказка одной убервальдской старушки, и Гленда сама не заметила, как подхватила её ещё года три назад.

Кажется, Ветинари от её слов на некоторое время впал в ступор. Пытался представить её в костюме одалиски? Гленда тоже попыталась и ужаснулась. Оставалось только надеяться, что её заливающую щёки краску скроет утренний по-прежнему розоватый свет.

— Я не настолько тиран, чтобы требовать таких вещей от юных барышень, — наконец произнёс патриций. — Впрочем, если ощутите в себе внезапное непреодолимое желание к подобным действиям — ни в чём себе не отказывайте, мисс Гленда, я всегда рад, эм… Познакомиться с разными традициями народов Диска.

— Нет! — быстро произнесла Гленда. — Точно, определённо, совершенно определённо — нет!

— Хорошо, — кивнул патриций, и на секунду в его глазах промелькнуло такое веселье, будто он готов вот-вот расхохотаться (хотя, возможно, это не более чем странный рассветный отблеск — подумала Гленда). — Мне на самом деле не так много нужно — всего одна партия в ненавистные вам шахматы, мисс Гленда. Не такая высокая плата за одну из самых больших государственных тайн, не находите?

— Да пожалуйста, — пожала плечами Гленда. — Но имейте в виду — если вам будет скучно, это не мои проблемы. И ещё я не терплю, когда мне подсказывают, нарочно поступаю иначе. Ясно? Предупреждаю на берегу.

— Предельно ясно, мисс Гленда, — широко и торжественно улыбнулся Ветинари, протягивая к ней ладонь. Она уже видела такую улыбку на том ужине с капитанами футбольных команд, и особых причин доверять ей у Гленды не было. И всё же она пожала протянутую ладонь в ответ на реплику Ветинари: — По рукам.

— Ну, — теперь Гленда положила локти на стол, оперлась на них, наклоняясь вперёд, и произнесла, давая волю природному любопытству: — И что же вы делали за той дверью? Скажете вы наконец или нет?

— Думаю, для начала я должен представиться, — заговорщически отозвался Ветинари, снова протягивая ей руку. — Кочегар Блэк, мисс Гленда. Рад знакомству.

А пожимать руку патрицию даже приятно, подумала Гленда, снова протягивая ладонь. Во всяком случае, так она чувствовала, что общается с живым человеком, а не с расчётливой статуей, и прикосновение её успокаивало.

***

— Но почему?! — в голосе Ветинари послышались совершенно неожиданные нотки отчаяния. Казалось, он близок к тому, чтобы схватиться за голову. — Боги, это же совершенно…

— Ваша светлость, — Гленда вздохнула так, что фигурки едва не слетели с доски, — вы спрашиваете об этом почти после каждого моего хода, и ответ не изменился: потому, что мне так захотелось. Эта игра и так связывает по рукам и ногам своими идиотскими правилами, хотя бы фигуры я буду двигать как хочу, а не по расчёту.

— Я помню, мисс Гленда, я просто всё ещё не могу это осознать. Когда противник просчитывает свои ходы на десять шагов вперёд, это сложно, но не невозможно, достаточно просто проникнуться его логикой. Но в вашем случае логики нет, ваш следующий ход не известен вам самой, а значит, просчитать его нереально. Должен признать, это вносит в игру нечто… Освежающее. И всё же… Шах!

— Мой трусливый король может только сбежать на соседнюю клетку, так что объявляйте уж сразу мат, — Гленда положила короля на доску.

Эти два часа за игрой её вымотали. Ночной, вернее, утренний разговор с патрицием закончился тем, что она выслушала его на удивление искреннее (во всяком случае, звучало именно так) и даже проникновенное признание: мол, наступает момент, когда человек понимает, что может немного "отпустить вожжи", даже если этот человек — очень занятой тиран ("Яблочный дьявол" под эту беседу пришёлся как нельзя кстати).

Потом Ветинари, то ли действительно спохватившись, то ли сделав вид, что"преступно забыл о времени, когда капитан Моркоу снимается с дежурства", сбежал отмываться от сажи. Моркоу действительно появился буквально через десять минут, и выспавшаяся накануне Гленда ещё успела накормить его рагу, перед тем, как её сморило. Она так и не поняла, считать ли фразу Моркоу "Почти так же вкусно, как домашнее рагу из крысы!" комплиментом, но решила списать это на специфические гномские вкусы капитана.

Проснулась Гленда ближе к полудню. Стоило ей появиться на кухне, как там немедленно, будто караулил её, материализовался Стукпостук (она даже чайник вскипятить не успела!) и пригласил её на ланч к патрицию. Гленда обречённо вздохнула. Она хотела провести наедине с собой хотя бы эти условно-утренние часы, чтобы ещё раз всё хорошенько обдумать, но достала приготовленные ночью булочки и отправилась вслед за секретарём.

Патриций, казалось, искренне обрадовался (впрочем, возможно он просто хотел, чтобы Гленда так думала) — не то ей, не то булочкам, и принялся расставлять фигурки на доске.

— Нет, — твёрдо сказала Гленда. — Сперва ланч, потом всё остальное.

Патриций с крайне подозрительной покорностью отодвинул доску и снял салфетку с блюда огуречных сэндвичей. Сэндвичи (очевидно, произведение всё того же мистера Джолсона), были неплохи, а булочки так и вовсе удались превосходно, но чаепитие было испорчено перспективой ненавистной игры.

Ставить в тупик патриция, что и говорить, было лестно, но утомительно, и Гленда с облегчением выдохнула, когда изящные фигурки стали исчезать в коробке.

— Готов спорить, — небрежно заметил Ветинари, наливая Гленде новую чашку чая, — если бы такое случилось с королём в реальной жизни, вы были бы именно тем человеком, который, как вы выразились, поднимает упавшее знамя и ведёт армию в новый, пусть и безнадёжный бой.

— Вот уж спасибо, — фыркнула Гленда. — Меня такое не прельщает, и думать забудьте. Подобное геройство, если я ничего не путаю, больше по части капитана Моркоу.

— Тут вы правы, — патриций взялся за нож, очевидно намереваясь разрезать последнюю оставшуюся на блюде булочку. — Но, должен заметить, у вас с капитаном Моркоу на удивление много общего.

— О, боги! — возмутилась Гленда и в последний момент отобрала у патриция нож. Потом поняла, что это было невежливо. Потом поняла, что отбирать нож, пусть и столовый, у наёмного убийцы — не лучшая идея. Потом она посмотрела на Ветинари.

Ветинари отвечал ей взглядом, полным вежливой заинтересованности.

— Прошу прощения, — мрачно выдавила Гленда, положив нож на стол. — Я хотела сказать — ешьте целиком. Нельзя резать такие булочки, я сыта, к тому же вечером напеку ещё.

— Пожалуй, это лучшая новость за сегодня, — патриций мгновенным нарочито жадным жестом сграбастал булочку. “На публику работает” — подумала Гленда, уже видевшая, что за столом Ветинари может быть чертовски изящным.

Она мстительно (принуждение к игре не должно пройти патрицию даром!) дождалась, когда Ветинари начнёт жевать, и с невинным видом (насколько он ей удавался) спросила:

— И что же у меня, по-вашему, общего с капитаном Моркоу, кроме любви к крысиным пирогам?

Патриций замер с булочкой во рту. Гленда сразу почувствовала себя виноватой — она ненавидела, когда у людей портится аппетит.

— Простите, это шутка, — быстро сказала она. — Неудачная.

Патриций откусил, прожевал, сделал большой глоток чая, вежливо кашлянул, а затем пожал плечами.

— Я рад, что вы готовы так шутить, мисс Гленда, — сказал он своим самым невыносимым светским тоном. — Должен вас информировать: в качестве дворцовой кухарки вам не избежать приготовления крысиных пирогов для гномьих делегаций. Выкладывание рисунков носиками с сохранившимися усиками приветствуется.

Гленда похолодела и воззрилась на патриция с ужасом.

— Простите, — тонкая улыбка тронула губы Ветинари, а в его глазах мелькнул уже знакомый Гленде огонёк веселья. — Ваше настроение оказалось заразным. Мне тоже захотелось пошутить. На самом деле еду для гномьих делегаций мы заказываем проверенным гномьим поварам, чтобы случайно не нарушить какой-нибудь освящённый веками обычай. А что касается дворцовых крыс — их убивать строго воспрещается. У меня с ними договор.

— Как это? — Гленда даже потихоньку ущипнула себя под столом за запястье, чтобы проверить не спит ли она. Видимо, не спала, потому что от щипка было больно.

— Я помогаю крысам советами, которые, в некотором роде, позволяют им постепенно выбираться с самого дна пищевой цепочки Анк-Морпорка, — пояснил патриций, с сожалением глядя на пустое блюдо из-под булочек, — а они… Выполняют некоторые мои поручения.

— Вы хотите сказать, — медленно заговорила Гленда, уперев руки в пояс — даже сидя она при этом выглядела достаточно грозно и знала это, — что на кухне, где мне предстоит работать, полно крыс, и травить их нельзя?

— О нет, конечно, нет, — похоже, Ветинари такая картина тоже не слишком нравилась. — Как я уже говорил: у меня с ними договор. Место обитания крыс строго ограничено подземельями замка. Они могут подниматься на верхние этажи, но только в ограниченном количестве и по моему поручению.

— Хм, — ответила Гленда, складывая руки на груди — жест означавший не столько отказ от возмущения, сколько готовность к такому отказу. — И ту тварь Госпоже… Леди Марголотте вы подарили? — она вспомнила, как раздражала её питомица Госпожи и невольно передёрнула плечами.

— О, нет, — покачал головой Ветинари, и Гленда вдруг сообразила, что эту тему, возможно, затрагивать не стоило. Но где была Гленда, а где — способность вовремя прикусить язык? Определённо, они шли по жизни разными дорогами. — Это создание целиком и полностью убервальдское, — продолжал Ветинари, кажется, не смутившись и не огорчившись из-за вопроса. — Я предлагал ей одного из щенков покойного Ваффлза, но леди Марголотта сказала, что лающих друзей ей и без того хватает.

Это о вервольфах — сразу поняла Гленда. Она снова хмыкнула, вспомнив манеру Госпожи выражаться, и ощутила огромное облегчение от того, что больше ей не придётся решать эти постоянные словесные головоломки. Правда, был ещё Ветинари, но его Гленда, кажется, начинала хотя бы немного понимать (она догадывалась, что заблуждение “я прекрасно понимаю, чего хочет Ветинари” свело в могилу не одного человека, поэтому не спешила с выводами на этот счёт).

Вспомнив о Госпоже, она невольно подумала о том последнем ужине и решилась, раз уж у них с патрицием завязался очередной откровенный разговор, спросить о том, что её до сих пор волновало.

— Послушайте, — начала она нерешительно, — я хотела бы кое-что узнать, хотя понимаю, что вопрос, наверное, как это говорится? Слишком самонадеянный? Если вопросы вообще могут такими быть… — она замолчала, пытаясь понять, не сморозила ли глупость.

— Я бы сказал, что в некотором смысле самонадеянность — ваше второе имя, мисс Гленда. Так что ваш вопрос меня вряд ли, хм, вот ещё одно интересное слово — обескуражит. Говорите.

— На том ужине, — быстро заговорила Гленда, боясь начать и передумать по дороге. — Вы спросили мнение Натта, но не моё. Хотя наверняка видели — я на вашей стороне. Почему? Поддержка кухарки — это для вас слишком унизительно? Если у женщины нет титула, так и её мнение, стало быть, ничего не стоит?

Вышло немного путанно и слишком эмоционально, но Ветинари явно её понял и нахмурился. Поставил локти перед собой на стол, скрестил пальцы, и на мгновение уткнулся в них носом, будто Гленда спросила о чём-то действительно сложном. Затем убрал руки от лица и сложил их перед собой. Наклонился чуть вперёд, будто в пустой комнате и под стук колёс их мог кто-то подслушать.

— Ваша поддержка действительно была для меня очевидна, — начал он медленно и словно взвешивая каждое слово. — Не думайте, пожалуйста, что я её не оценил. И да — поддержка некоторых людей бывает унизительна. Если бы меня поддержал кто-нибудь вроде лорда Ржава или других представителей анк-морпоркского высшего общества, возможно, я решил бы, что совершаю ошибку. Но к вам это не относится. Я бы с удовольствием дал вам слово, если бы был уверен, что это слово будет обдуманным и рациональным. Но вами двигали чувства. Вы могли наговорить много лишнего. И дело даже не в том, что вы могли об этом пожалеть, а в том, что это могло оказаться непростительным в глазах леди Марголотты. Как я уже упоминал, она опасный враг. Опаснее, чем я. Я просто не хотел подвергать вас риску.

Закончив он выпрямился и потянулся к чайнику. Гленда невольно остановила его руку, потому что чувствовала — ещё одна чашка, и её бегство от этой игральной доски, в которую превратился обеденный стол, будет ещё позорнее, чем её проигрыш в шахматы. И снова — прикосновение к тёплой коже патриция показалось одновременно странным и приятным. Будто мраморная статуя оживала специально для неё.

Ветинари посмотрел на неё. В этом взгляде не было ничего особенного, лишь вежливый вопрос, но Гленда внезапно поняла как это — утонуть в чужих глазах. Прежде, когда она встречала подобное выражение в романах, оно казалось ей ненужным преувеличенным украшательством, но сейчас пронзительно-голубые глаза патриция на мгновение заслонили от неё весь окружающий мир.

Ветинари вздёрнул бровь, и морок спал.

— Простите, — Гленда поспешно отдёрнула руку и даже спрятала её под стол, обхватив второй ладонью. — Я хочу сказать, я не хочу больше чая. И вообще, мне пора идти — у вас ведь наверняка даже тут есть куча каких-нибудь важных дел, — она поднялась.

Патриций, поднимаясь вслед за ней, вздохнул так, будто был одним из слонов, а то и самим А-Туином, несущим на себе тяжесть мира.

— Увы, тут вы правы. Готов спорить, Стукпостук уже минут десять подпирает дверь кипой важных донесений из самых разных уголков Диска. Но! — он на секунду поднял указательный палец и будто даже повеселел, — я готов доказать вам, мисс Гленда, что высоко ценю, как вы выразились, мнение “женщины без титула”, если эта женщина обладает трезвым рассудком и находчивостью — такими, как у вас. Оставайтесь — узнаете ещё несколько тайн. Как говорится, коготок увяз… — он замолчал, видимо, догадавшись, что продолжение поговорки Гленде не понравится.

— Нет! — Гленда, уже развернувшаяся было к двери, обернулась, когда он начал говорить, и теперь тоже выставила перед собой указательный палец — наподобие щита. — Эта птичка не собирается пропадать, даже не надейтесь. Хватит с меня ваших тайн и политики, вам меня в это не втянуть!

— Что ж, — почему-то, хоть она и говорила с ним весьма резким тоном, Ветинари выглядел довольным. — Ответ вполне определённый. В таком случае, не смею вас задерживать. Однако, — добавил он, когда она уже взялась за ручку, — я хотел бы получить компенсацию в виде обещанных булочек. Того, что вы принесли, было преступно мало, и я уже подумываю о том, чтобы запретить стражникам наведываться на кухню.

— Вот ещё! — возмущённая Гленда резко развернулась. — Хотите заставить меня готовить для них тайком по ночам, пока вы… Кочегарите? В кухонных шкафах запасов хватит на месяц пути, я готовлю ровно столько, сколько нужно, чтобы булочки не засохли. Будут вам новые. И бабушкино жаркое с овощами, так и быть. Но никаких запретов я не потерплю, раз уж это теперь моя кухня! — она вздёрнула бровь.

Уже на словах о жаркое она поняла, что выиграла этот раунд противостояния, каким бы странным оно ни было. Лицо Ветинари осветилось внутренним светом, а на губах появилась загадочная улыбка — из тех, что бывают на статуях, с которыми он когда-то сравнивал упомянутое жаркое.

— Кухня целиком и полностью ваша, — кивнул он, — и эта, и дворцовая.

— Вот и хорошо, — строго сказала Гленда и наконец открыла дверь. За дверью обнаружился Стукпостук, бледный, вспотевший, с перекошенными очками и лицом, сжимающий тонкую папку. — Прошу, — она вежливо ему улыбнулась и придержала для него дверь.

— Благодарю, — ответил секретарь тоном, ясно дающим понять, что он думает о всяких кухарках, отвлекающих патриция от важных дел. Гленда не сомневалась, что утром, пока она спала, булочек перепало и ему, но Стукпостук явно относился к той породе людей, для которых булочки, какими бы вкусными они ни были, и еда в целом не представляют большого интереса. Со стороны ей всегда казалось, что патриций относится к той же породе, и было странно обнаружить, что хотя бы в этом она ошибалась.

***

— Милорд, у меня срочные клики из… — начал Стукпостук, но патриций оборвал его взмахом руки. Затем он сел и уставился в окно, потирая тыльную сторону ладони пальцами другой.

— Стукпостук, — сказал он странным голосом. Стукпостук даже рискнул бы назвать его мечтательным, хотя обычно такая интонация была лорду Ветинари несвойственна. — Я высоко ценю твою работу, но прямо сейчас… Посмотри на часы на стене напротив себя, ты хорошо их видишь?

— Да, милорд, — отозвался секретарь, пытаясь не выдавать своего недоумения.

— Отмерь себе минуту и помолчи, — продолжил лорд Ветинари всё тем же мечтательным тоном и улыбнулся промелькнувшему за окном стаду коров.

Впрочем, к радости Стукпостука, ровно через минуту (не глядя на часы) патриций оторвался от созерцания прелестей капустного поля и повернулся к нему. Взгляд лорда Ветинари стал привычно-цепким, а тон — деловым.

— Ну, — заговорил он, указывая Стукпостуку на место за столом, — что пишет Алмазный король?

Стукпостук уже не удивлялся этому — тому, что патриций почти всегда знал наперёд, какие новости его ждут. Это было привычно и нормально. А вот задерживать носителя таких новостей ради какой-то кухарки — это выходило за рамки понимания секретаря, по мнению которого и вещи, и люди должны были знать своё место. Однако мисс Медоед, похоже, заняла какое-то особое место в новой иерархии окружения патриция, и с этим теперь придётся считаться. Как будто мало ему было того, что лучшую (на его взгляд) модель скоросшивателей “Анкский сокол” сняли с производства! Жизнь порой бывает так несправедлива…

ЧАСТЬ I. Глава 5

Следующие пару дней пролетели для Гленды почти незаметно, но довольно приятно. Она подружилась с Шелли, которая поделилась с ней немалой частью своего гардероба, готовила вкусности, кормила ими стражников и взамен слушала их рабочие байки, а иногда и другие истории — о том, например, как капитан Моркоу слетал на Луну и приземлился в Дунманифестине. Это поражало воображение. Одно дело — подозревать, что всякие там боги где-то, возможно, существуют, и другое — общаться с кем-то, кто их действительно видел. Особенно, если этот кто-то — не полоумный Старикашка Рон, а капитан Моркоу, которому довольно сложно не поверить. И уж точно это было поинтереснее, чем любовные романы Анжебеты Бодссль-Ярбоуз.

Впрочем, один такой роман Гленда всё же купила, поддавшись ностальгическому порыву — он продавался в привокзальном магазинчике в Охулан-Куташе, где поезд остановился на целых четыре часа. За это время они с Шелли и Моркоу (Ангва осталась в поезде, заявив, что от провинциальных развлечений её тошнит, а Детрит сопровождал патриция на неизбежный торжественный обед в мэрию) успели прогуляться по городу — Моркоу щёлкал их иконографом у каждой достопримечательности, которых, к счастью, оказалось немного, попасть на местный сырный фестиваль — Гленда напробовалась разных сыров до одурения и, пользуясь тем, что Стукпостук вручил ей приличную сумму на покупки для “кухни патриция”, нагрузила корзину Моркоу так, что та не закрывалась. Под конец они сели в привокзальном кафе и ели мороженое едва ли не до самого отправления поезда.

Гленда хотела было сама заплатить за своё мороженое — раз уж всё складывалось так удачно, она могла позволить себе потратить на развлечения небольшую сумму из собственных средств, но капитан настоял, что сегодня платит он. Гленда не стала возражать, но деньги будто жгли карман. В конце концов, выйти прогуляться в незнакомом городе и не купить себе какой-нибудь сувенир на память было просто глупо. Роман “Локомотивная любовь”, казалось, светил и подмигивал аляписто-яркой обложкой с витрины соседней с кафе лавочки, и Гленда не устояла перед искушением.

Книгу она проглотила за полдня, с первых страниц догадываясь, чем всё закончится, но, что странно, удовольствие от чтения ей это не испортило. Давно она не читала ничего настолько легковесно-бессмысленного. Книги, которые попадали к ней в руки в последние шесть лет, были в основном книгами из библиотеки замка леди Марголотты, а там ничего легковесного не водилось — мисс Здравинг, строгая библиотекарша, которую Гленда когда-то приняла за саму хозяйку замка, в свой храм знаний подобную ерунду не допустила бы даже на растопку.

Главной героиней романа была юная и невинная Клодина, дочь разорившегося из-за появления железной дороги владельца каретного двора. Клодина была влюблена в простого и честного машиниста, но жизнь ей отравляли преследования коварного железнодорожного магната, покушающегося на её невинность.

Дочитав книгу, Гленда задумалась о том, как поменялось её восприятие таких историй. Когда-то она, пусть даже боясь себе в этом признаться, хотела оказаться на месте одной из этих героинь, чьи волосы раздувает тёплый весенний морской ветер, а теперь… Теперь она была рада проследить за сюжетом со стороны, зная, что к ней он не имеет отношения. Честно говоря, сейчас, будь она на месте героини, она бы сто раз подумала, стоит ли доверять этому “милому парню и прекрасному сыну”, и присмотрелась бы к коварному магнату. В конце концов, он ведь дозрел до того, чтобы на коленях просить руки этой дуры-Клодины, хотя непонятно, чем она это заслужила кроме того, что до последнего держала коленки вместе. И потом, о его коварствах Клодина знала лишь от друзей и мамаши “хорошего парня” — что если они всё это подстроили?

Гленда размышляла об этом всю ночь, пока превращала многочисленные сыры в ужин — слои для пиццы, рулетики с ветчиной и воздушно-мягкий ягодный десерт с купленным всё на том же фестивале вареньем. Внезапно она поймала себя на мысли, что уже продумала полноценное продолжение пресловутой книги — о том, как несчастная Клодина страдает в крошечном домишке машиниста, вечно понукаемая его любезной, но вездесущей матушкой, как она узнаёт, что магнат вовсе никаких коварных планов и не строил, а оказался жертвой оговора. Как “хороший парень”, напившись, устраивает железнодорожную катастрофу, в которой сам же и погибает, оставив жену с маленьким ребёнком и своей противной матушкой в придачу, а коварный (оправданный) магнат из-за аварии оказывается разорённым. В воображении Гленды Клодина как раз подбадривала магната, сообщая, что оценила его душевные качества и готова, несмотря на банкротство, оставаться на его стороне и не просто как добрый друг (следующей планируемой сценой было сообщение о том, что разорение отменяется, далее должна была последовать пышная свадьба, такая, чтобы у всех недоброжелателей Клодины челюсти свело от зависти), когда Гленда поняла: все эти фантазии — неспроста.

Среди книг из библиотеки Замка, которые Гленда от скуки читала, ругаясь на авторов, не способных писать простым понятным языком, были и книги по психоанализу, которые позволяли Натту проделывать его “штуки” — на втором году их жизни в Убервальде Натт как раз закончил перевод основных. И теперь она — пусть совсем этого не хотела! — не могла не растолковать себе, что значат её фантазии.

Сколько бы она ни говорила себе, что за героиней приятно наблюдать со стороны, однако же она поставила себя именно на место дуры-Клодины. Стало быть Натт — это обманчиво-хороший парень-машинист, а его противная мамаша — леди Марголотта (Гленда с удовольствием отметила про себя, что перестала мысленно называть её Госпожой, как делали все в Убервальде). И что же это выходит — она пожелала Натту смерти? Гленда ужаснулась, но размышлять не перестала.

Нет, смерти Натта она определённо не хотела, тут и думать нечего, а машинист просто сильно не понравился ей ещё в самом романе — слишком уж он был гладко-положительный. Гленда таким не доверяла, вот и преувеличила его плохость, чтобы воображаемая Клодина не слишком страдала от потери. Но в остальном… Приходилось признать, что всё, чем она занималась с начала поездки — болтовня со стражниками, готовка, внезапные покупки, чтение, даже разговоры с Ветинари — в общем, всё это нужно было ей для того, чтобы не думать о Натте. О том, как же так вышло, что она сбежала из дома, а он не поехал за ней. О том, когда же всё сломалось настолько, что его поступок вызывал скорее обиду, чем тоску.

Гленда не скучала по объятиям Натта, по его голосу, по возможности обсудить с ним что-то. И это не вчера началось, это продолжалось… Да, довольно долго. Пожалуй, “медовый месяц” закончился, как только они переселились из Дальнего Убервальда под крылышко к леди Марголотте, то есть, где-то через полтора года после того, как уехали из Анк-Морпорка.

Они строили собственный дом, помогали оркам освоить “цивилизованное поведение”, работали не покладая рук плечом к плечу. Это было больше похоже на крепкую дружбу, чем на те чувства, которые положено испытывать друг к другу мужчине и женщине, когда они образуют пару (ну, или мужчине с мужчиной, если речь шла о типах, вроде Пепе и Тупса; или женщине с женщиной, если вспомнить парочку знакомых Гленде служанок из университета). В общем, в этом не было того огня, о котором писали в романах. То есть, Гленде казалось, что изначально он был, но по ходу дела, кажется, подрастерялся.

На самом деле она не имела ничего против крепкой дружбы. Это намного вернее, чем страстная любовь, которая вспыхнула и сгорела, считала Гленда. А что касается огненной страсти, в библиотеке леди Марголотты было несколько книжек — совсем не детских и с весьма интересными картинками. Гленда думала, что добрая половина этого — чистая выдумка, невозможно же на самом деле так изогнуться! Но кое-что из этих книжек они с Наттом взяли на вооружение, и это было… Приятно. Даже более того. Так почему же, исступлённо спрашивала себя Гленда, почему, чёрт возьми, сейчас она не чувствует потери? Злость — да, обиду — да, но также и освобождение. Будто за спиной у неё постепенно распрямляются смятые ураганом крылья. Будто это её, а не наттовы цепи перерубили мечом, и надо скорее бежать, бежать без оглядки, пока кто-нибудь не вернул её…

Вернул куда? Не в рабство, нет. В серость. В обыденность. В правила и пользу. Под гнёт невидимой, но ощутимой дубинки, которая в Убервальде вовсе не воображаема и находится в руках у леди Марголотты. Гленда тяжело выдохнула. Значит, всё дело в леди Марголотте? Да, скорее всего, в ней. Должно быть в ней, иначе получается, что Гленда ошиблась с самого начала, а ведь так не должно быть! Ведь если бы… Если бы Натт всё-таки догнал её, и вместо того, чтобы возвращаться домой, они оба поехали бы в Анк-Морпорк… Конечно, Натт никогда бы не бросил свой народ, тут и думать нечего, но гипотетически — если уж фантазировать, это наверняка доставило бы ей удовольствие.

Гленда попробовала представить себе прогулку по Охулану в компании Натта и… Нет, она не могла сказать, что его присутствие сделало бы её более счастливой. Это было бы приятно, но не более. Значит, дело вовсе не в леди Марголотте, как бы ни хотелось обвинить её во всех грехах. Гленда наконец поняла, что не скучает по Натту даже как по другу, и вот это уже было чертовски странно и совершенно необъяснимо.

Она собиралась подумать об этом ещё немного, но тут её взгляд упал на обложку закрытой книги, где худющая брюнетка с полуприкрытыми глазами, очевидно Клодина, была изображена между двух мужчин, одного — юного и прекрасного как сказочный принц блондина, и другого — мрачного-тёмного, с мерзкой ухмылкой на лице и седыми прядями над висками, как у Ветинари. Ветинари!

Гленда подавилась воздухом. В её фантазии магнат, с которым в итоге осталась Клодина, выглядел намного симпатичнее, чем тип на обложке и — к ужасу Гленды — чем-то напоминал патриция. Выходит, как ни крути, именно его подсунуло ей подсознание, придумывая это дурацкое продолжение.

— Ну нет! — решительно сказала Гленда. — Ни в коем случае, — добавила она образу Ветинари, появившемуся прямо перед ней по другую сторону кухонного стола.

— Мисс Гленда? — спросил вполне живой, настоящий Ветинари, вздёрнув бровь.

Гленда от неожиданности и испуга дернулась на стуле, поезд дёрнулся тоже, и упасть бы ей затылком об пол, если бы не сверхъестественная реакция Ветинари, который мгновенно оказался рядом и успел подхватить стул вместе с ней. И если в романе про худющую красотку такая сцена могла бы выглядеть романтичной, то Гленда лишь ощутила собственную ущербность от того, как неловко, полубоком и переваливаясь, она возвращала себе и своему стулу устойчивое положение. Это выглядело не как роман, но как комическая (в стиле площадного юмора) на него пародия.

Гленда невольно вспомнила рассказ Моркоу о богах с их играми и теперь, зная, что эти пакостники на самом деле существуют, от души выругалась:

— Да провалиться вам в гиннунгагап всем Дунманифестином! — рявкнула она, отбрасывая всё ещё поддерживавшую её руку Ветинари, и поднялась резко — так, что стул упал почти на ногу патрицию, но тот сумел вовремя отступить.

— Я вижу, — спокойно, но несколько насмешливо заметил Ветинари, — общение с гномьей частью Стражи не прошло для вас даром, мисс Гленда. Но подскажите, чем вам боги-то не угодили?

— Это личное, — холодно сказала Гленда, одёргивая платье и пытаясь понять, не задралось ли где-нибудь что-нибудь в одежде неподобающим образом.

— В таком случае, прошу прощения, — патриций отступил ещё на шаг, будто Гленда была опасным животным, к которому нельзя поворачиваться спиной, но, увы, не сбежал, а сел на своё уже привычное место. — Мне жаль, что я невольно помешал вашим размышлениям над книгой, — он кивнул на оставшийся на столе роман, и Гленда почувствовала, как заливается краской вся, от корней волос до кончиков пальцев на ногах, а патриций продолжал, как ни в чём не бывало: — Но, раз уж вы всё равно отвлеклись, не мог бы я узнать, что так пахнет в этой духовке? И желательно не только узнать, но и попробовать.

Гленда отмерла, быстро сунула тонкую книжицу в карман передника и кинулась к духовке.

— Это пицца, — быстро сказала она. — Вроде той, что называется “Четыре сыра”, только тут их шесть.

— И баклажаны? — уточнил патриций, оказавшийся у неё за спиной и вытягивающий шею, чтобы разглядеть содержимое противня.

— И баклажаны, — сердито подтвердила Гленда, резко разогнувшись — так, что почти ударила патриция затылком в нос, и уперев руки в бока. — Но вы не получите ни кусочка, если не прекратите так… Подкрадываться! Честное слово, ваша светлость, это ни в какие ворота. В смысле, невыносимо!

— Сожалею, что доставил вам неудобство, — сожалеющим он не выглядел, скорее уж довольным. Будто только и ждал, чтобы Гленда его хорошенько отчитала.

— Не слишком-то похоже, — пробурчала Гленда себе под нос и отрезала большой кусок пиццы. Положила на тарелку, поставила её перед патрицием, выдала ему нож с вилкой, а затем, немного подумав, отрезала пиццы и себе. Посмотрела на патриция, пытающегося отделить горячий сыр от ножа, села напротив и взяла свой кусок салфеткой. — Можете извращаться с ножом и вилкой, раз вас положение обязывает, но лично я буду есть руками. Не хочу портить себе удовольствие.

— Вы сами положили мне приборы, — возразил Ветинари, откладывая нож в сторону, — лично я считаю: на кухне шеф задаёт правила. М, — выдохнул он, откусив первый кусочек. Это было очень тихое “м”, едва слышное, особенно в грохоте поезда, но такое выразительное, что на сердце у Гленды потеплело. — Должен признать, вы ужасно на меня влияете, — покачал головой Ветинари, примериваясь, чтобы откусить ещё раз. — Мало того, что я ем руками, так ещё и издаю звуки в процессе поглощения пищи, — он откусил снова и снова издал тот же звук. — Это невыносимо хорошо. Боюсь, если так дальше пойдёт, моим портным придётся снимать с меня новые мерки.

— Если вас это заботит, могу перейти на диетическое меню, — ехидно предложила Гленда. — Кашки, мюсли, овсяные хлопья…

— Ни в коем случае, — Ветинари не повышал голоса, но его возмущение ощущалось как ледяная волна, — просить вас перейти на диетическое меню всё равно, что просить Леонарда Щеботанского рисовать свои картины палкой на песке.

— А он правда живёт у вас в замке пленником? — ухватилась за его слова Гленда. После того, что рассказывал Моркоу, ей очень хотелось это выяснить.

— Правда. Но, должен заметить, пленником добровольным. По большей части. В том смысле, что задумай я отворить эту клетку, сомневаюсь, что птичка даже нос из неё высунет.

— От сидения в четырёх стенах кто угодно спятит.

— В какой-то степени он давно, как вы выражаетесь, спятил. Не вижу смысла подвергать его риску спятить ещё сильнее, столкнувшись с реальностью.

— Вот значит как, — прищурилась Гленда. Она не была уверена, что в данном случае стоит спорить, но делала это будто наперекор тем силам, которые, как ей показалось, толкали её к Ветинари. Она всё ещё помнила про корабли в штиль, но надеялась в этот раз выйти из ловушки без эмоциональных потерь. — Значит, запираете бедного старика, не давая ему и глотка свежего воздуха?

— Мисс Гленда, — Ветинари неодобрительно посмотрел на неё и отложил пиццу, впрочем, от куска уже оставалось меньше половины. — Чего вы добиваетесь? Чтобы я лишил почтенного старика места во дворце, которое он считает домом, и поддержки в виде материалов для его безумного творчества?

— Нет, — поспешила ответить Гленда, поняв, что, пожалуй, заходит слишком далеко, увлекшись этой словесной игрой. — Конечно, нет. Но вы могли бы, например, выпускать его погулять.

— И в очередной раз подвергнуть мир опасности? Впрочем, раз вас так волнует его судьба, обещаю — я познакомлю вас с Леонардом. Сможете у него сами выяснить, насколько он страдает от своего заточения.

— Не откажусь, — Гленда понятия не имела, зачем ей это нужно. Мало что ли она безумных учёных в своей жизни видела. — Хотите ещё пиццы? — спросила она смягчившись.

— Боги, мисс Гленда! — на этот раз возмущение в голосе Ветинари было явно притворным. — Разве можно делать такие неприличные предложения пожилым тиранам посреди ночи? Похоже, вас всё-таки завербовали мои враги — с целью медленно убить меня ожирением. Конечно, я хочу. Но, боюсь, ещё кусочек, и я просто не поднимусь со своего стула.

— Тогда десерт, — безмятежно отозвалась Гленда, чувствуя от этих слов непонятную садистскую радость — она-то со своего места спокойно поднялась (хотя, справедливости ради, кусочек она себе сразу отрезала поменьше). — Он очень лёгкий, — добавила она, увидев выражение лица Ветинари.

— Мисс Гленда, — это прозвучало почти как мольба, но затем он согласно махнул рукой. — Это будет стоить мне пары лишних часов кочегарной работы, но я не могу сказать “нет”. И будьте любезны, заварите чай. Я уже понял, что в этом вам нет равных.

— Будет исполнено, сэр, — отчеканила Гленда, затем нахмурилась, — или что в таких случаях говорит ваш секретарь?

— Обычно он говорит “да, ваша светлость”, и мне этого вполне достаточно, — отозвался патриций, откидываясь на спинку стула так лениво и вместе с тем элегантно, что любой кот мог бы позавидовать его сытой грации, — но на вас, как я смотрю, всё ещё оказывает влияние общение со Стражей. Ничего не имею против, если вас это развлекает, главное — не давайте им себя переманить.

— Не дам, — улыбнулась Гленда, разжигая огонь под чайником, но затем — по ассоциации со Стражей — внезапно вспомнила ещё кое-что, что волновало её в связи с Ветинари. Об этом они говорили с Шельмой, когда та рассказывала о своих первых днях в страже. О том, как пытались отравить патриция и том, что тогда погибли два невинных человека. И о том, что патриций разгадал загадку чуть ли не в самом начале.

Она едва не выпалила вопрос сразу же, но затем всё же прикусила язык, дождалась, пока вскипит чайник, поставила на стол маленькие кувшинчики, в которых десерты отлично хранились и смотрелись, залила заварку кипятком, и только после этого посмотрела на Ветинари, думая, как сформулировать вопрос, чтобы это не прозвучало очередной бестактностью.

— Спрашивайте, мисс Гленда, — взгляд Ветинари стал серьёзным и пронзительным. — От вашего невысказанного вопроса вот-вот задымится воздух.

Гленда поёжилась. И как он это проделывает? Жуткий тип.

— Госпожа Ветерок, — выдавила Гленда, так и не придумав лучшего начала. — Вы догадались раньше, чем Ваймс, но не предупредили. Почему? Простите, что спрашиваю, но я должна знать — люди, которые работают во дворце, кто они для вас? Просто игрушки, которые не жаль пустить в расход, если ситуация требует, а они, вроде как, сами виноваты — не нужно всё тащить в дом, или как? Об этом много говорили тогда в городе среди слуг.

Ещё в самом начале её вопроса, услышав имя, Ветинари помрачнел.

— Не игрушки, мисс Гленда, — ответил он, хмурясь. — И вы зря полагаете… — он отвернулся к окну и продолжил говорить, глядя на занимающийся рассвет. — Помните, что я рассказывал вам о крысах? Так вот, в тот день, когда я всё понял — это было утро, и Милдред Ветерок пришла менять свечи. Я чувствовал себя лучше, потому что накануне меня уложили спать, не зажигая этих проклятых свечей, и я слышал, что происходит в соседней комнате. Пришла служанка. Затем послышался топот бегущих ног. Кто-то что-то быстро сказал. Служанка вскрикнула и выбежала. Меня это заинтересовало. Тёмным клеркам я тогда доверять не мог, но мог позвать крыс — от них-то я и узнал, что произошло. А также о том, что они больше не едят огарки, потому что несколько их сородичей от этого умерло. Дело прояснилось мгновенно. Увы, слишком поздно для госпожи Ветерок.

В его голосе не было ничего трагического — он был тихим, даже монотонным. Но от того, как это звучало, Гленда едва не расплакалась. И жаль ей было не только покойную госпожу Ветерок и её внука, не только оставшуюся без бабушки и брата Милдред, но и, что удивительно, патриция. Похоже, он вовсе не такой бессердечный, каким хочет казаться.

— Простите, — сказала Гленда и невольно, поддавшись порыву, сжала в ладони запястье Ветинари, чьи руки безвольно лежали на столе, а пальцы теребили край салфетки.

Ветинари вздрогнул и посмотрел на неё. И опять — на несколько секунд, показавшихся бесконечно долгими, его глаза заслонили от Гленды весь остальной мир.

— С вами ничего подобного не случится, — произнёс Ветинари, внезапно сжав запястье Гленды в ответ. Тон его был серьёзен, как никогда прежде. — Я обещаю. С тех пор мы усилили меры безопасности, этого больше не повторится.

— Я… — Гленде понадобилось встряхнуть головой и отвести взгляд, чтобы убрать руку и избавиться от накатившего морока. — Я не из-за себя спрашивала. Я не боюсь. Просто мне важно было понять, кто мы для вас — люди из обслуги. Просто пешки, которыми можно жертвовать, или… Или нет.

— Пешки — возможно. Но, поверьте, мисс Гленда, — Ветинари улыбнулся, но явно искусственно, дежурно, — я очень не люблю жертвовать своими пешками. И те, кто вынуждает меня это делать, дорого за это платят.

“А ведь они правы! — поняла Гленда, глядя на этот несомненно хорошо отрепетированный спектакль. — Он действительно пытается казаться хуже, чем есть. Вот сейчас, ведь явно же на самом деле он не считает Милдред и её погибших родственников просто пешками. Но почему-то притворяется. Странно всё это…”

— Ешьте, — сказала она, не зная, что ещё можно предложить в такой ситуации. — Сейчас налью вам чай.

— Спасибо, — ответил Ветинари, и это, в отличие от предыдущей реплики, прозвучало просто и искренне. И ещё показалось, что благодарит он её не только за десерт.

Гленда приподнялась, чтобы долить кипятка в заварник. В кармане передника сдвинулась и упёрлась ей в ногу треклятая книга. И внезапно, в одну секунду, глядя на бегущую воду и вспомнив свои размышления по поводу романа, Гленда поняла, что было не так в её отношениях с Наттом.

За все те годы, что они провели в Убервальде, она ни разу не почувствовала, что он готов защитить её. Нет, не от смертельной опасности, вроде нападения глубинников на орочье поселение — когда это случилось, Натт весьма ловко орудовал “Прощением”, впрочем, и Гленда изрядно помогла ему, вооружившись самой тяжёлой из своих сковородок. Но когда речь заходила о простых вещах, вроде деревенских традиций или каких-нибудь дремучих убервальдских обычаев, Гленда чувствовала себя чудовищно беззащитной. Натт всеми силами стремился вписаться в общество и “вписать” в него свой народ. Поэтому, когда в городке по соседству на Гленду бросали осуждающие взгляды за слишком короткий рукав или слишком глубокий вырез, Натт не говорил им заткнуться или ей — не обращать внимания. Он — весьма вежливо и многословно — просил её больше так не одеваться. И если Гленде вздумывалось в каком-то споре встать на позицию, отличную от позиции леди Марголотты, она знала, что вряд ли получит поддержку Натта. В лучшем случае тот попытается примирить две точки зрения, но не выйдет при этом за рамки установленных леди Марголоттой правил.

Патриций с видимым удовольствием поглощал десерт — красные ягоды на белом воздушном суфле из сыра, а Гленда вспоминала, как в таверне рядом с замком барона фон Убервальд слышала разговор оборотней — о том, как при неком Вольфганге они выслеживали по запаху крови на зимнем снегу самого командора Ваймса, охота почти удалась, жаль, проклятая сестрица Вольфганга вмешалась и всё испортила. Кабы не это, не было бы всех этих дурацких перемен.

Когда Гленда, тогда ещё наивно пытавшаяся построить какие-то человеческие отношения с леди Марголоттой, спросила её об этой истории, та загадочно улыбнулась и ответила, что она, конечно, не позволила бы им по-настоящему убить командора, но “пока человек может справиться с трудностями сам, он должен справляться сам”. Гленда от такого ответа пришла в ужас и больше не обманывалась насчёт того, что из себя представляет эта вампирша. Но, когда она поделилась своими соображениями с Наттом, тот снова ответил что-то неясно-обтекаемое.

Интересно, что сказал бы Ветинари, узнай он, как обошлась его возлюбленная с его посланцем? И Гленда, хоть беседа была и не застольной, решила узнать его реакцию, не откладывая в долгий ящик.

Ветинари слушал внимательно, хмурился, задал пару уточняющих вопросов, а затем долго молчал.

— Спасибо, что поделились, мисс Гленда, — наконец произнёс он, так и не перестав хмуриться. — Оказывается, всё несколько серьёзнее, чем я думал. А теперь мне и в самом деле пора, боюсь, капитан Моркоу вот-вот появится в коридоре, и мне придётся как-то объяснять свой внешний вид.

— Подождите, я проверю, — Гленда осторожно выглянула в коридор. Ей показалось, что в коридорном туалете (были тут и такие, несмотря на душевые в каждом купе) кто-то сопит, но в остальном коридор был пуст. — Быстрее! — махнула она патрицию, который мгновенно просочился мимо неё и молнией преодолел расстояние, отделявшее его от его собственного купе.

— Хорошей ночи, мисс Гленда, — улыбнулся он, перед тем, как окончательно скрыться за дверью. — Или хорошего утра…

— Идите уже! — шикнула Гленда. — Иначе будете с Моркоу любезничать.

Голова патриция немедленно втянулась в купе, но улыбка будто осталась в коридоре. Во всяком случае, какой-то призрак улыбки.

Гленда вернулась на кухню и взяла себе ещё один десерт.

***

— И что ты теперь думаешь? — могла бы услышать Гленда, если бы не удалилась так спешно.

Дверь коридорного туалета стукнула, как могут стучать лишь раздвижные двери поезда, и наружу выскользнули две тени — высокого человека и крупной собаки.

— Чисто, выходим, — сказала одна из теней голосом капитана Моркоу.

Тени молча прошагали до следующего тамбура и перескочили в другой вагон.

Когда от купе патриция их отделяло два коридора, тень собаки задрожала, искривилась и постепенно превратилась в человеческую, хоть и пониже первой (и намного женственнее).

— Ну? — требовательно спросила первая тень.

— Скажу, что у меня шок, — отозвалась вторая, спешно натягивая на себя одежду.

— Значит, я был прав?

— Боги, ещё как! Никогда бы не поверила, если бы Гаспод не научил меня распознавать эти запахи, а Салли — слушать пульс. По уши, Моркоу, по уши! Он втрескался так, что другой на его месте уже стоял бы на коленях с розами и бриллиантом, не в силах и двух слов связать, или… Не знаю, пытался бы сорвать с неё одежду, как какой-нибудь герой-варвар.

— Думаю, он догадывается, что человек, который попытается сорвать с мисс Гленды одежду, дорого за это поплатится. К тому же это не в характере па…

— Тихо!

Вторая тень метнулась к первой, зажала ей рот ладонью и опасливо огляделась по сторонам.

Поблизости никого не было видно, а стук колёс заглушал звуки. Но в том-то и проблема поездов — кто знает, какое из купе может быть совсем немного приоткрыто, и кто скрывается за раздвижной дверью — на Убервальдской линии созданий с чутким слухом наверняка немало.

Высокая тень кивнула и осторожно, поглаживая ладонь второй, отвёла её от своего лица. Голоса теней стали ещё тише, чем прежде.

— Да, ты права. Но насчёт него я, честно говоря, не сомневался. А что она?

— Почти то же. Ей мешает страх, но он же делает чувства более острыми. Он будто плавает в розовом облаке, а она — в напряжении, словно… Словно летит сквозь разноцветный фейерверк и не знает, куда приземлится.

— Интересно, можем ли мы им как-то помочь?

— Даже не думай! Разве можно вмешиваться в такие дела?

— Боюсь, па… Кхм, в смысле — он, он может сам не справиться.

— Как-то же справлялся с этой… Леди без тебя!

— Ещё вопрос, кто из них с кем справлялся.

— А я говорю — не лезь!

— Хорошо. Я буду… приглядывать. И вмешаюсь, только если моя помощь действительно понадобится.

— Надеюсь, ты правильно оцениваешь свои силы. С головой на плечах ты мне нравишься больше, чем без неё. А если твоё вмешательство окажется некстати…

— Я буду… Я буду действовать деликатно, вот как!

Вторая тень ничего не ответила, лишь недоверчиво покачала головой и потянула первую обратно к вагонупатриция.

***

Либертина, богиня Яблочного Пирога, Некоторых Сортов Мороженого и Коротких Кусков Веревки, а также (временами) Моря, довольно потирала перепачканные мукой руки. Самая верная из её жриц слишком долго оставалась без помощи и вознаграждения, вынуждена была справляться с трудностями сама. И всё потому, что всякие идиоты, вроде Рока, любят играть чужими фишками и прятать их от хозяев! А Ому, этому старому дураку, вообще давно пора бы вправить мозги своим служителям: шесть лет не давать человеку и орку разрешение на свадьбу — это же просто издевательство! Шесть лет для людей, с их крошечной жизнью — немалый срок (а с точки зрения яблочного пирога так и вовсе гигантский). Пусть облезет теперь вместе со своими последователями без её прекрасной жрицы!

В общем, ситуацию пора было исправить. Моркоу понравился Либертине ещё в тот раз, когда приземлился на своём диковинном аппарате в Дунманифестине — он и сам выглядел как хороший яблочный пирог, такой, которому можно доверять. И теперь Либертина намеревалась при случае воспользоваться его помощью.

ЧАСТЬ I. Глава 6

— Кажется, кто-то хочет отправиться на встречу с котятами*? — мягко спросил Ветинари. Начальник дворцовой стражи побледнел и отдал честь, стукнув пальцами по шлему.

_________

*Имеется в виду пытка котятами, изобретённая Мокристом фон Губвигом. Заключается она в том, что жертву запирают внутри переделанной “Железной девы” вместе с котятами и миской молока в основании. Каждый раз, когда палач Седрик слышит, что котята недовольны, Дева открывается, и жертва получает дубинкой по башке. По слухам в подземельях царит крайне умиротворяющая атмосфера, наполненная мурчанием.

________

— Никак нет, ваша светлость, но протокол, ваша светлость!

— Это моя карета, капитан. И в ней поедет столько человек, сколько я сочту разумным разместить. Что касается протокола, советую тебе как следует подумать и вспомнить, что именно там написано. Ты меня понял?

— Но… Ваша светлость. Протокол во дворце, и…

— Я думаю, — дружелюбно встрял Моркоу, — его светлость хочет сказать, что ты наверняка забыл о том, что уже переписал протокол, верно? — он широко улыбнулся и похлопал коллегу по плечу.

— Э-э-э… — протянул стражник.

— Совсем не обязательно… — в который раз попыталась возразить Гленда, но замолчала, как только патриций поднял ладонь. Жест не был угрожающим. На первый взгляд. Но спорить (или вообще производить какие-либо звуки, включая слишком громкое дыхание) после этого почему-то не хотелось.

— Ну, — с нажимом сказал Ветинари.

— Так точно, ваша светлость! — наконец решился стражник, гостеприимно распахивая дверь роскошной, украшенной гербами Анк-Морпорка (город должен знать, что патриций вернулся) кареты.

Ветинари посмотрел на Гленду, и та почувствовала, как у неё кровь отливает от лица при мысли, что он может предложить ей войти первой — то-то разговоров будет! Видимо, он благоразумно подумал о том же, и забрался в карету сам, поступив с Глендой не как джентльмен с дамой, а как работодатель с подчинённой. Секретарь патриция ни на секунду не сомневался, как обстоят дела с точки зрения служебной иерархии, и смело последовал за Ветинари.

Дворцовый стражник смерил Гленду презрительным взглядом.

— Мисс Гленда, — из кареты появилась рука патриция. И снова — ни слова, ни жест теоретически не были угрожающими или даже требовательными, но у человека в здравом рассудке и мысли не могло возникнуть ослушаться.

Гленда взялась за протянутую руку и яростно зыркнула на стражника, чтобы тому и в голову не пришло попытаться её подсадить.

— Позвольте мне, — Моркоу помог ей подняться на высокую ступеньку так легко, будто она весила с пёрышко. — Я хотел бы навестить вас во дворце, мисс Гленда, когда будет возможность, добавил он, пока Гленда устраивалась на сидении рядом с патрицием (Стукпостук заблаговременно занял соседнее с собой место кипой бумаг).

— Я буду рада, — уверенно отозвалась Гленда, посмотрела на Ветинари с вызовом и добавила: — Скажите Шелли и Ангве, что я всегда рада видеть друзей.

— Верно, капитан, — холодно улыбнулся Ветинари. — Дворец всегда открыт для добропорядочных граждан Анк-Морпорка. Но прошу вас не забывать, что для особо рьяных рекрутёров из Стражи также может быть открыто подземелье с котиками.

— Я очень люблю котиков, сэр! — не моргнув глазом широко улыбнулся Моркоу.

— Идиот, — фыркнул в густые усы дворцовый стражник. — Его светлость о пытке котятами говорит, дубина. Верно, ваша светлость?

Ветинари и Моркоу обменялись понимающими “жаль, что глупость больше не входит в список официально наказуемых преступлений” взглядами. Затем патриций стукнул в крышу кареты неведомо откуда взявшейся тростью (в поезде её не было, и Гленда не замечала, чтобы он в ней нуждался) и приказал:

— Трогай.

— Э, подождите! — крикнул начальник дворцовой стражи и, переваливаясь, побежал к своему месту на козлах.

Моркоу отдал честь, и карета наконец поехала.

— Я помню, Стукпостук, что сам просил тебя найти на должность дворцовых стражников полных идиотов, — заметил Ветинари, — но, мне кажется, в случае с капитаном Скоттсом ты перестарался.

— Эту ошибку легко исправить, сэр, — тут же отозвался Стукпостук. — Но он родственник Фреда Колона, племянник жены, кажется, и я подумал…

— А-а! — протянул патриций. — Это многое объясняет. Что ж, не будем расстраивать семейство Скоттс-Колонов, но впредь, прошу тебя, подбирай людей, которые хотя бы отдалённо слышали слово “намёк”.

— А зачем вам полные идиоты в дворцовой страже? Разве они не должны вас защищать от всяких хитроумных заговорщиков, и всё такое? — удивилась Гленда. Открывающийся из окна кареты городской пейзаж и знакомая причудливая смесь запахов (ей показалось, или за годы её отсутствия эта смесь стала чуть менее вонючей?) заставляли сердце радостно трепетать, но проигнорировать такое странное высказывание она не могла. Впрочем, и облечь его в более витиеватую форму не сумела.

— Моя дорогая мисс Гленда, — вздохнул патриций, — хитроумные заговорщики в первую очередь обращаются к дворцовым стражникам.

— А, кажется, понимаю, — кивнула Гленда, — хитроумным заговорщикам не придёт в голову связываться с полными идиотами.

— Боюсь, мисс Гленда, вы переоцениваете умственные способности доблестных тираноборцев Анк-Морпорка, — с сожалением покачал головой Ветинари, будто провалы заговорщиков были его личной трагедией. — Некоторые связываются и ещё как.

— Тогда…

— Просто идиоты, если решились на предательство, как правило, немедленно выдают себя с головой, — пояснил патриций. — Стукпостук, помнишь предшественника капитана Скоттса?

— Увы, слишком хорошо, — скривился секретарь. — Этот негодяй воспользовался моей бечёвкой для перевязывания папок.

— Он хотел задушить вас бечёвкой?

— О нет. План был более коварен — он привязал бечёвку у вершины дворцовой лестницы. Неплохой план, если объекту покушения перевалило за семьдесят, и он не видит дальше своего носа.

— Так уж и за семьдесят, — возмутилась Гленда. — Я тоже запросто могла бы не заметить и сломать шею!

— Бечёвка, — холодно возразил Стукпостук, — была ярко-красная.

Гленда несколько секунд обдумывала абсурдность подобного покушения, потом не выдержала и рассмеялась.

— Вот именно, — глядя на неё, улыбнулся Ветинари. — К тому же привязана была на уровне колен.

— О, боги! — выдохнула Гленда. — И много у вас подобных историй?

— Немало, — в глазах патриция мелькнул знакомый весёлый огонёк. — Хотите послушать?

— Мы въехали на Брод-Авеню, ваша светлость, — сообщил Стукпостук.

— Ах, да, — вздохнул Ветинари. — Нужно дать горожанам убедиться, что глава города всё ещё на своём месте, и дать особенно отчаянным головам шанс заработать срок в Танти, бросая в окна подгнившие овощи. Откройте шторки шире, мисс Гленда, если вас не затруднит, и отклонитесь назад.

— И что, они действительно бросают в вас гнилые овощи? — ужаснулась Гленда.

— Случается. Но пока что никто не посмел сделать этого с достаточно близкого расстояния, чтобы действительно попасть.

— Но вы всё равно находите их и сажаете в Танти?

— Надо же им где-то отлежаться и протрезветь. Обычно дня, проведённого в Танти, хватает, чтобы внести немного осмысленности в их существование.

— Смерть тирану Анк-Морпорка! — раздался в толпе неуверенный крик.

— Проспись, Джимми! — тут же заорали в ответ сразу несколько голосов.

— Многая лета патрицию Ветинари! — слабо пропищал кто-то вслед.

— Анк-Морпорк, — кажется, они с Ветинари сказали это одновременно: она с ностальгической теплотой, а он — с констатирующей обречённостью.

— Вообще-то я собиралась прогуляться по улицам, — с упрёком сказала Гленда. — И прекрасно добралась бы до дворца на троллейвозе.

Стукпостук, услышав это заявление, покосился на неё крайне неодобрительно — то есть, ещё более неодобрительно, чем обычно.

— Непременно прогуляетесь, но через пару дней, — сказал патриций, не отрывая взгляд от окна. — Когда мы вычислим всех, кого по вашему следу направила леди Марголотта.

— Что?! — по спине у Гленды пробежал неприятный холодок. — С чего вы решили…

— Вы провели в Убервальде шесть лет, мисс Гленда, — мягко напомнил патриций, и от этой мягкости слова звучали жутко, — шесть лет в её ближайшем окружении. Вы слишком много знаете. Леди Марголотта может решить, что я взял вас на работу, чтобы вытянуть какую-то информацию.

— То есть, если бы я просто оставалась в своём вагоне третьего класса, — нахмурилась Гленда, — она бы так не решила?

— Существует такая вероятность, — ответил патриций. — Но есть и другая: в вагоне третьего класса или в Анк-Морпорке вы остаётесь нежелательным источником информации. А нежелательное лучше устранять как можно быстрее. Небольшое трагическое происшествие, газетные статьи с громкими заголовками о том, как небезопасно юным девушкам путешествовать третьим классом в одиночестве… Одна пешка вышла из игры, множество проблем решены. Я сам не раз принимал подобные решения в отношении чужих фигур. И не хотел бы, чтобы кто-то попытался убрать с доски вас.

Гленду парализовало от ужаса. Она только теперь поняла, как, должно быть, выглядел её побег с точки зрения хозяйки Убервальда, и задним числом пережила все те опасности, которые могли поджидать её в пути.

— Так вы поэтому меня позвали в свой вагон? — сдавленно спросила она. — И предложили работу? Только чтобы… — она замешкалась, понимая, что слово “защитить” Ветинари не понравится, особенно в присутствии его секретаря, который и так подозревал её боги знают в чём.

— Чтобы обезопасить фигуру, достаточно поставить рядом с ней другую, посильнее, — Ветинари отвернулся от окна и внимательно посмотрел на Гленду. — Можно было подсадить вам в соседи вежливого старичка — мастера агатянских боевых искусств. И найти для вас коллегу, безобидного на вид поварёнка, способного при случае отразить нападение вампира или баньши, не составило бы труда. Но, если бы я так поступил, ваши чудесные пироги доставались бы им, а я не готов поступиться собственной выгодой, если она выражается в еде, приготовленной женщиной по фамилии Медоед.

Это было очень достоверно. И наверняка отчасти правда. Но Гленда прекрасно помнила разговор патриция с секретарём, который пересказывала ей Ангва, и понимала, что дело, пожалуй, не только в пирогах.

“Не воображай себе каких-нибудь романтических мотивов, дорогуша, — одёрнула она себя. — Ему, должно быть, просто не хватает человеческого общения. Будучи тираном, друзей не очень-то заведёшь. А ты показала, что поддерживаешь его. И потом, возможно, он действительно хочет получить от тебя какую-то информацию, но не напрямую, а так, чтобы ты сама её выдала — это же Ветинари, вспомни, как он говорил, что хочет вести людей в нужном направлении пряниками, хотя и кнутов у него немало. Историю про Ваймса вот ты ему уже рассказала, откуда бы он ещё узнал? Сам командор вряд ли стал бы жаловаться…”

— Ненавижу эту вашу политику, — яростно выдохнула Гленда, чувствуя, что голова у неё сейчас взорвётся от размышлений об истинных мотивах Ветинари. — В смысле, не конкретно вашу, а в принципе — все эти игры и интриги. Не понимаю, как жить и общаться с людьми, если ничему и никому нельзя верить!

— Забавно, — усмехнулся Ветинари. — Лично я гораздо больше удивляюсь, когда обнаруживаю, что кому-то верить всё-таки можно. Хотя до конца, как мне кажется, не стоит верить даже себе.

— На вашем месте я бы тоже себе не особо верила, — фыркнула Гленда и тут же покраснела, увидев возмущённое лицо секретаря.

Впрочем, Ветинари в ответ на это только рассмеялся, коротко, но искренне. Секретарь, увидев это, посмотрел на патриция так, будто у того выросли рога. И что ему не так? — удивилась Гленда. Она-то не раз видела Ветинари и улыбающимся, и даже смеющимся во время его визитов в Убервальд, и даже ещё раньше — шесть лет назад, в тот вечер, когда они оба были свидетелями встречи Натта с, как он выразился, его создателем.

Вспомнив то время, свою горячность, свои надежды, Гленда почувствовала тянущую тоску в сердце. Если бы тогда она знала, как всё обернётся…

— Пусть вас не удивляет реакция моего секретаря, — по-своему понял смену её настроения Ветинари. — Я не имею склонности к безудержному веселью, но ваши остроумные замечания невозможно игнорировать. Думаю, Стукпостук шокирован тем, что за последнюю неделю я, благодаря вам, перевыполнил месячную норму весёлости.

— А, так вы меня на должность придворного шута взяли, — прищурилась Гленда, отгоняя от себя мысли о прошлом — сейчас не время.

— Ни в коем случае! — строгость в голосе Ветинари явно была притворной, похоже, он и эту реплику счёл как минимум забавной. — Гильдия шутов никогда не простила бы мне такого пренебрежения их цеховыми привилегиями.

— Вообще-то они сами звали меня к ним работать, — возразила Гленда. — Я не согласилась, но формально они готовы были меня принять. На должность кухарки, разумеется, но всё же…

— Что ж, я учту это, если мне придётся оправдываться перед доктором Пьеро.

— Как будто вам надо в чём-то перед кем-то оправдываться.

— О, вы не поверите, мисс Гленда, как часто мне приходится это делать. Но, справедливости ради, я стараюсь, чтобы мои оправдания заставляли людей задуматься.

— Ага. А также ощупать свою шею и порадоваться, что она не снабжена верёвкой и голова по-прежнему к ней надёжно прикреплена.

— Вы совершенно правы, но не могу взять в толк, почему они так поступают. В конце концов, если бы их головам грозило усекновение, или шеям — повешение, эти господа наверняка для начала заметили бы где-то поблизости палача.

— Это называется “отрицательная харизма”, сэр, — учительским тоном сообщила Гленда. — Жаль, доктор Тассеним Шранк не был лично с вами знаком, иначе непременно включил бы вас свою монографию “О типах управления человеческими умами и обществами” — как классический пример.

— Вы это прочитали? — кажется, в тоне Ветинари послышался смешанный с восторгом ужас.

— Затяжная дождливая зима в горах…

— Лично я, когда дело доходит до Трахбергской школы, не могу заставить себя одолеть больше двух третей книги, причем где-то с середины окончательно теряю логическую связь между утверждениями.

— Это потому, что её там нет. Клянусь, сэр, я проверяла! Просто в какой-то момент разозлилась, что ничего не понимаю, и принялась выписывать все бредни из какой-то такой книжки последовательно, как рецепт — ну, там, первое, второе, порежьте лук, подогрейте сковороду — в смысле, представьте, что вы находитесь в незнакомой ситуации, затем вспомните, какого цвета у вас в детстве были носки. И в какой-то момент — хоп! — они просто пишут: всем известно, что… И дальше какая-то ерунда, совершенно не связанная с тем, что они говорили прежде. Мне стало любопытно, и я проверила остальные книги. И угадайте — все они примерно так и написаны! Не могу сказать, что они совсем уж бессмысленные, кое-что толковое в них есть, но выкапывать это толковое надо как алмаз из… В общем, оттуда, откуда тролль ни за что не захотел бы вам его отдать, простите мой убервальдский.

— О, боги! Должно быть, вы действительно здорово скучали в последние годы.

— Намекаете, что я маялась дурью.

— Ни в коем случае. Просто чтобы занимать цепкий ум, подобный вашему, такими… специфическими развлечениями, нужно на самом деле оставить его совершенно без пищи.

— А, то есть, не намекаете, а говорите прямо.

— Мисс Гленда, вы напрашиваетесь на комплимент? — Ветинари склонил голову набок и поймал её взгляд.

— Нет! — возмутилась Гленда, отворачиваясь к окну. — Нет, я…

— Мы приехали, — прервал её Стукпостук.

Карета проехала под барбаканом и повернула к заднему двору замка.

Перед входом их ждала вереница слуг, возглавляемая напыщенным дворецким. Судя по тому, как они со Стукпостуком поприветствовали друг друга, между ними шло непрерывное соревнование в чопорности.

— Мистер Паддинг, наш мажордом, Мисс Медоед, наш новый шеф, — патриций взял на себя труд лично представить Гленду, а затем добавил: — Прошу всех запомнить, что с этого дня Мисс Медоед обладает полной и абсолютной властью на кухне. Во всём, что касается моего стола и питания слуг, я целиком и полностью полагаюсь на неё. Надеюсь, мистер Паддинг, я могу рассчитывать на то, что вы за этим проследите?

— Разумеется, ваша светлость, — важно кивнул мистер Паддинг, окидывая Гленду недобрым оценивающим взглядом.

Ага, подумала Гленда, похоже, раньше он тут был за главного и на кухне. Будет непросто…

— Покажите мисс Медоед комнаты на втором этаже — она может выбрать любую незанятую, — продолжил патриций.

— На втором, ваша светлость? — лицо Паддинга покраснело от возмущения.

— Что-то не так? — Ветинари вздёрнул бровь, и Паддинг мгновенно побледнел. — Там ведь, если не ошибаюсь, располагается и ваша комната, мистер Паддинг. Если в этой части замка есть какие-то проблемы — вы можете не стесняясь о них сказать, — патриций широко улыбнулся. — Я всегда готов вас выслушать.

— Никаких проблем, сэр, — замотал головой Паддинг. — Я немедленно покажу мисс Медоед комнаты.

— Свою корзинку я донесу сама, — быстро сказал Гленда, заметив, что багаж уже отвязали, и какой-то юный лакей нацелился на её корзинку. Мистер Шатун, разумеется, не преминул компрометирующе высунуть из-под крышки всю голову.

— Как вам будет угодно, — тон Ветинари, когда он обращался к ней, не был каким-то особенным. Но, внезапно поняла Гленда, в нём больше не было той вежливой холодности, с помощью которой Ветинари обычно чётко проводил грань между собой и остальными.

— Благодарю всех, хорошего дня, — сказал Ветинари, обращаясь к слугам, а затем медленно, опираясь на трость, направился ко входу во дворец. У дверей в ногу ему ткнулась собака, и Гленда с удивлением поняла, что вместо задних лап у неё и впрямь, как описывал Моркоу, диковинная конструкция с колёсами.

Ветинари наклонился, чтобы погладить собаку. Гленда улыбнулась. Ветинари обернулся и улыбнулся в ответ.

***

— Ваша светлость, — осторожно начал Стукпостук, когда убедился, что дверь Продолговатого кабинета надёжно закрыта.

— Да, Стукпостук? — патриций посмотрел на секретаря заинтересованно — судя по тону тот явно собирался сказать что-то необычное. Возможно даже, деликатное.

— Сэр, вы помните тот раз, когда вы, как вы выразились, напились как сапожник? Вы ещё спрашивали меня, заметно ли это? — начал Стукпостук издалека.

— Ещё бы, — кивнул лорд Ветинари, и по губам его скользнула быстрая улыбка. — Мисс Гленда, если не ошибаюсь, возмущалась тогда, что я выгляжу “свежим, как ромашка на лугу”.

— Да, сэр, именно, сэр. Мисс Гленда, сэр, — Стукпостук многозначительно замолчал.

— Ты имеешь в виду? — патриций вздёрнул бровь.

— Боюсь, что так, сэр, — удручённо подтвердил секретарь. — Заранее прошу простить меня за дерзость, но не могу не отметить, что в присутствии этой молодой дамы вы гораздо больше похожи на пьяного, чем когда были пьяны на самом деле, сэр.

— Хм, — протянул Ветинари, хмурясь, — что ж, очевидно, рано или поздно это случается и с самыми стойкими из нас, Стукпостук. В конце концов, мы всего лишь люди, — он немного помолчал, затем усмехнулся и добавил, обращаясь больше к себе, чем к собеседнику: — Как она там сказала? Провалиться им в Гиннунгагап всем Дунманифестином? Похоже, и в этом мисс Гленда была права. Боги играют в свои игры. Что ж, постараемся, Стукпостук, чтобы это не сбило нас с верного пути и не помутило рассудок.

— Прошу прощения, если я был слишком прям, сэр.

— Но ты ведь желал лучшего, не так ли? Это тебя полностью извиняет.

Секретарь выдохнул.

— Стукпостук. Как по-твоему, я умею слышать с первого раза?

— Несомненно, милорд!

— Так вот, Стукпостук. Будем считать, что я тебя услышал, — патриций снова со значением поднял бровь. — Отслеживать мои дальнейшие действия в свете этой… проблемы я тебе крайне не рекомендую.

— Тема закрыта, сэр, — вздохнул Стукпостук, догадываясь, что на самом деле слова патриция означают: да, возможно, я веду себя как влюблённый дурак, и я буду себя так вести, сколько мне вздумается. В конце концов, кто здесь тиран?

***

Гленда думала, что нескоро увидит Ветинари, однако уже на следующее утро отправилась в кабинет патриция сама. Останавливать её никто не пытался, а главный страж Продолговатого кабинета, секретарь, судя по голосу, находился внутри.

Гленда замешкалась, но затем решительно, чтобы преодолеть смущение, постучала. В дверях появился Стукпостук, окинул её ошарашенным (и, чёрт возьми, как же Гленда его понимала!) взглядом, а затем без вопросов и без доклада пропустил внутрь.

В Продолговатом кабинете повисла изумлённая тишина.

— Вы решили придать танцу клатчских одалисок анк-морпоркский колорит? — наконец заговорил Ветинари.

— По мнению мистера Паддинга я не имею права нарушать протокол, — фыркнула Гленда. — А согласно протоколу, кухарка, как он говорит, должна носить именно такую униформу. Порадовал меня сегодня с утра тем, что её специально для меня сшили за ночь.

— О, кажется, я понимаю, в чём тут дело, — оживился единственный посетитель патриция — капитан Моркоу. — Думаю, эта часть протокола была написана во времена Лоренцо Доброго, а у него были… эм… нестандартные отношения с его шеф-поваром.

— Разве его шеф не был мужчиной? — отмер Стукпостук, наконец-то закрыл за Глендой дверь и подошёл к столу патриция.

— Именно так, сэр, был, сэр, — подтвердил Моркоу.

Собравшиеся ещё раз осмотрели одеяние Гленды — платье с большим декольте и пышной юбкой. В цветочек. Гленда никогда не решилась бы показаться в таком на люди, если бы её не взбесила вежливая гадостность мажордома, который чем-то напоминал мистера Оттоми.

Она предполагала, какой будет реакция Ветинари, а в Убервальде вдоволь настрадалась от необходимости носить максимально закрытую одежду, так что поход к патрицию в возмутительно-соблазнительном наряде был бунтом вдвойне. Или втройне, если бунт против собственного благоразумия считается.

— Стукпостук, — Ветинари снова нарушил молчание первым. — Кажется, мистер Паддинг неверно оценил место мисс Гленды на ступенях иерархии дворцового штата. Не мог бы ты указать ему на его ошибку.

Гленда помнила, что секретарь патриция её, мягко говоря, недолюблювает, но тут, очевидно, в ход пошли другие интересы, и Стукпостук расцвёл.

— Прямо сейчас, ваша светлость? — с надеждой спросил он.

— Немедленно, — отрезал Ветинари. — Сразу после того, как мы закончим разговор. Мисс Гленда сама вправе выбирать, в какой одежде ей будет удобно готовить. А удобно ей будет, смею надеяться, в том, что не отвлекает от работы других обитателей дворца.

— Уж в этом можете не сомневаться, — пообещала Гленда. — И, раз зашла речь о ступенях иерархии, прошу прощения, сэр, но мне бы хотелось выбрать себе комнату на первом этаже. Ступени — не то препятствие, которое хочется преодолевать после рабочего дня.

— Но, мисс Гленда, вы наверняка знаете, что высота этажа, на котором находится ваша комната, это, в понимании слуг, показатель авторитета, — возразил патриций. — Прямая зависимость: чем выше этаж, тем значительнее персона.

— Немного же стоит такой авторитет, за которым кроме этажа ничего стоит, — пожала плечами Гленда.

— Слова истинного политика, мисс Гленда, — Ветинари её явно поддразнивал.

— Нет! — твёрдо сказала Гленда, ощутив, что не может дольше выносить ситуацию, в которой взгляды собравшихся направлены не ей в глаза, а куда-то ниже подбородка. — Никакой политики. И вообще, у вас тут наверняка полно важных дел, — она коротко кивнула. — Прошу прощения, что отвлекла, не буду вас более задерживать.

Она развернулась и вылетела из кабинета.

“Это моя/его фраза!” невысказанным, но ощутимым облаком повисло между оставшимися.

— Удивительная девушка! — восхитился Моркоу.

— Вы так считаете? — холодно осведомился патриций.

— Да, сэр, и Ангва со мной согласна, сэр.

— Что ж, капитан, я рад, что в этом вопросе вы с капитаном Ангвой единодушны. Надеюсь, у вас и в других вопросах разногласий не возникает.

— Нет, сэр. Спасибо за беспокойство, сэр!

— Тогда вернёмся к нашим… Что это было, Стукпостук?

— Велосипедисты, сэр.

— Ах, да. Значит, вы полагаете, капитан, если городские стражники на велосипедах проедут по городу парадом, это вызовет у горожан желание пересесть с живых коней на железных, и состояние дорог улучшится?

— Так точно, сэр.

— И вы думаете, что вид Фреда Колона во главе этой… колонны, не подтолкнёт их, образно выражаясь, крепче держать поводья своих коней?

— Мы должны показать, сэр, что велотранспорт доступен для каждого! К тому же, если остальные участники должны будут следовать за Фредом, это придаст параду соответствующую случаю скорость.

— То есть такую, чтобы Отто Шрик смог несколько раз обежать всю колонну и сделать иконографии с разных ракурсов?

— Именно, сэр. Кстати, мисс Гленда говорила, что только пару раз видела велосипеды в Убервальде, но никогда не пробовала ездить. Я думаю, будет уместно закончить парад свободным общением стражников-велосипедистов с гражданами Анк-Морпорка. Мы могли бы дать им возможность сесть на велосипеды и немного поучить на них кататься.

— А, понимаю, больница леди Сибиллы нуждается в дополнительном финансировании, и что может быть лучше, чем пара-другая десятков расквашенных о мостовую носов. Но, скажите мне, капитан, что вы будете делать с теми доблестными гражданами, которые действительно научатся ездить сразу?

— Сэр?

— Напоминаю, капитан, мы говорим о гражданах Анк-Морпорка.

— Ах, вы об этом, сэр. Во-первых, велопарк стражи давно нуждается в обновлении…

— Я подозревал, что всё идёт к этому, — патриций ущипнул себя за переносицу.

— А во-вторых, — ничуть не смутившись продолжил Моркоу, — мы нанесём на велосипеды специальный пахучий состав. Ведь тот, кто способен украсть велосипед у стражника, способен и на кое-что похуже. А значит, неплохо бы пройтись по их следу.

— Этот ответ мне нравится больше, — кивнул патриций. — Что ж, капитан, ваш план одобрен. Я разрешаю велопарад, при условии, что в нём не будет никаких… Как любит выражаться леди Король? А! Непристойностей. Если Шнобби Шноббс примется поддерживать юных барышень в процессе этой учёбы, боюсь, нам не избежать скандала.

— Честно говоря, сэр, в этом плане я бы больше опасался Библиотекаря. Шнобби не позволяет себе вольностей в общении с дамами с тех пор, как основал лигу Женинизма.

Кабинет патриция накрыла новая пауза. Ветинари взглянул на Стукпостука — очень вопросительно.

— Я получал об этом донесения, сэр, — робко начал тот. — Но решил, что это шутка. Сообщение отправил Роберт, сэр, а мы были в Убервальде, и я решил…

— А, Роберт, тот малый со странным чувством юмора. Да, понимаю… — патриций побарабанил пальцами по столу. — И что же эта лига? — обратился он к Моркоу.

— Выступает за равные права для женщин, сэр.

— Это какие же?

— Равная оплата на одинаковых должностях, оплачиваемый отпуск по уходу за младенцем до полугода и право, тут я процитирую: “оттаскать за яйца того козла, который бросил мать с ребёнком без средств к существованию”.

— Звучит на удивление разумно. И кто эта женщина?

— Сэ-эр?

— Та, с которой сейчас встречается капрал, прошу прощения, сержант Шноббс?

— А, это девушка по имени Бетти, она танцует в “Розовой киске” под псевдонимом “Беллочка”. Когда-то они уже встречались, потом расстались, но недавно снова сошлись. Она сказала, что Шнобби — единственный человек, который её смешит, и только это по-настоящему важно.

— Какая мудрая юная леди.

— Да, сэр, ещё… — Моркоу покраснел и понизил голос до шёпота: — Ещё они выступают за пропаганду так называемых средств защиты, сэр, тех, ну… Что изобрёл старый Сонки.

— В самом деле? Какое полезное начинание. Не верю, что говорю это, но, Стукпостук — сообщи сержанту Шноббсу, что у него назначена встреча со мной. Его начинание необходимо поддержать.

Стукпостук кивнул, Моркоу посмотрел на Ветинари недоверчиво — оба понимали, что в данном случае “поддержать” значит “возглавить и направить”.

— Что ж, капитан, — патриций довольно улыбнулся, — как справедливо отметила мисс Гленда, у нас обоих действительно много дел. Не смею вас задерживать.

— Спасибо, сэр, в таком случае, с вашего позволения, я загляну к мисс Гленде, — Моркоу поднялся и отсалютовал. — Я обещал, что лично приглашу её на велопарад.

— Вот как? — патриций позволил себе произнести это таким тоном, чтобы не оставалось сомнений: “его позволение” в данном случае — не более чем фигура речи, и будь его воля — ноги Моркоу рядом с кухней не было бы. — А лично научить её ездить на велосипеде вы, случаем, не обещали? — поинтересовался он с обманчивой мягкостью в голосе.

— Никак нет, сэр. Как я уже говорил, никаких непристойностей не будет. Дам будут учить стражницы. Единственное… Раз уж мы заговорили о Шнобби — он требует, чтобы я разрешил ему бесплатно раздавать эти “сонки” на празднике, сэр. Боюсь, это может быть воспринято несколько… непристойным, поэтому собирался ему отказать — чтобы не смущать публику.

— О, да, анк-морпоркская публика, безусловно может от такого смутиться. Вплоть до немедленного сочинительства соответствующих песенок: “Был я как-то на параде, там вело-сонки сонки раздавали, тра-ля-ля”, и всё в таком духе. Зато оставить беременную подружку умирать от голода — это, без сомнения, достойное мужское поведение с точки зрения почтенной публики Анк-Морпорка. Я полагаю, капитан, за разговором с мисс Глендой вы можете подумать о том, как рассказать нашим горожанам о пользе этих изделий, не вызывая у них желания немедленно приступить к поэтическому творчеству. Можете даже спросить мнение мисс Гленды по этому вопросу — уверен, она плохого не посоветует.

— Да, сэр. Спасибо, сэр. — Голос Моркоу стал деревянным.

— Стукпостук, ты можешь проводить капитана, а заодно потолковать с мистером Паддингом. Полагаю, тебе нетерпится.

— Так и есть, сэр.

— Всего хорошего, капитан.

— Ваша светлость.

Когда дверь за ними закрылась, патриций ещё некоторое время сидел, прислушиваясь к удаляющимся шагам, затем с быстротой молнии пересёк комнату, отодвинул одну из незаметных панелей в обшивке кабинета и скрылся за ней.

ЧАСТЬ I. Глава 7

— Не самое удачное оружие, мисс Гленда, — Ветинари, ухватившись двумя пальцами за остриё ножа, отвёл его от своей шеи. — Я понимаю, что большое оружие выглядит внушительнее, но оно менее манёвренно, и…

— Вот уж как держать нож, я без вас знаю, — резко ответила Гленда, разворачивая самый большой мясницкий нож в ладони и упираясь кулаками в бока. — А вы! Я, кажется, уже говорила: прекратите подкрадываться! Что за манера…

— Приношу свои извинения, мисс Гленда, но я никак не ожидал, что вы так легко раскроете моё тайное убежище, — ответил патриций и, воспользовавшись тем, что Гленда отошла от него на пару шагов, вышел из ниши, скрывавшейся за большим деревянным панно с изображением нереалистично пасторальной сцены охоты. Гленде это панно сразу не понравилось и показалось подозрительным.

— Натт водил меня по тайным ходам замка, — холодно ответила Гленда. — С тех пор у меня появилась привычка присматриваться к таким штукам… Ну, таким, за которыми может быть тайная дверь. Вы ведь уже были тут, утром, когда приходил Моркоу? Вперёд него добежали?

— Я не бежал, но путь по тайным лестницам короче.

— И чего ради? — Гленда хотела было скрестить руки на груди, но нож мешал. Пришлось отойти к шкафу, чтобы вернуть его на место. И ещё пришлось идти, выворачивая шею, потому что она не хотела упускать Ветинари из виду.

— Честно говоря, мне было интересно, расскажет ли вам капитан Моркоу про лигу, как они это называют? А! Лигу женинизма. Точнее о том, что они собираются делать на параде. Я посоветовал капитану спросить вашего совета по этому поводу, и мне было крайне любопытно, что вы ответите.

Гленда вспомнила недавний разговор, и почувствовала, как кровь приливает к щекам. Почему-то (вероятнее всего потому, что ни Моркоу Гленду, ни Гленда Моркоу не привлекали, и это было очевидно), разговаривать на такие темы с капитаном казалось совершенно естественным и вполне пристойным. Но, стоило ей понять, что патриций всё слышал, и её затопила волна стыда. Гленда быстренько прокрутила в голове, что именно говорила: мол, скажи парням — с этими самыми сонки девушки, которые привыкли держать коленки вместе, возможно, будут сговорчивее — раз уж обойдётся без последствий. А девушки, которые соглашаются на всякие фигли-мигли без изделий сонки, очень запросто могут одарить какой-нибудь неприятной болезнью.

— Ну и как, — с вызовом поинтересовалась Гленда, — всё услышали?

— Вы дали капитану в высшей степени разумный совет.

— Но?

— Никаких “но”, мисс Гленда, я бы сам не справился лучше. Кстати, не помню, упоминал ли я об этом, но ваша бабушка находила мою помощь на кухне весьма полезной.

— Вашу… что? Вы о чём вообще? — Гленда уже заметила за патрицием эту манеру — перескакивать с темы на тему, чтобы сбить собеседника с толку, и думала, что с ней этот фокус больше не пройдёт, но — какой сюрприз! — ему снова это удалось.

— По мнению миссис Медоед я очень красиво нарезал сыр, — терпеливо пояснил Ветинари. — Разумеется, нам запрещалось крутиться на кухне, но походы к вашей бабушке помогали мне оттачивать искусство маскировки.

— Она никогда ничего подобного не говорила.

— О, она умела хранить тайны, ваша бабушка.

— Да уж, думаю, умела, иначе не проработала бы так долго в Гильдии Наёмных Убийц.

— Ваша правда.

— И к чему вы сейчас это вспомнили?

— Я просто подумал, что должен как-то компенсировать вам историю с этим… Нарядом, и вернулся, чтобы это сделать.

— Нарезав сыр? В полночь?

— На сыре я не настаиваю, смею утверждать — мои таланты не ограничиваются нарезкой сыра. Я просто не ожидал, что в такое время здесь кто-то всё ещё будет, в конце концов, это ведь не ночная кухня.

Гленда рассмеялась. Не ожидал он, как же!

— Вообще-то сыр бы пригодился, — смягчилась она. — Я хочу заранее сделать сэндвичи для прислуги, которая выходит на работу ранним утром. Но они умрут, если узнают, кто нарезал для них сыр.

— Подозреваю, вы умеете хранить тайны ничуть не хуже, чем ваша бабушка.

— Держите, — она протянула ему нож для сыра и положила на стол доску и большой кусок чеддера, прекрасно сохранившегося ещё с ярмарки в Охулане. — Только руки сначала вымойте и отряхнитесь, боги знают, сколько паутины было в этом вашем коридоре, но, похоже, половину вы принесли на себе.

— В самом деле? — патриций недовольно осмотрел своё одеяние. Конечно, в тусклом свете пары свечей и на пыльно-чёрном фоне грязь не слишком выделялась, но кое-где тонкие нити паутины были заметны.

Ветинари тщательно вымыл руки, потом отряхнул одежду, потом вымыл руки ещё раз.

— Здесь ещё, — не выдержала Гленда и, вместо того, чтобы указать, сама сняла с плеча и спины патриция длинную нить.

Ветинари развернулся к ней, и получилось, что она его как будто обнимала. Гленда тут же отдёрнула руку, отошла на максимально безопасное расстояние, стряхнула паутину в мусор и принялась деловито копаться в шкафу, хотя понятия не имела, что там ищет.

— Благодарю, — сказал Ветинари ей в спину. Послышался негромкий стук ножа.

— Вы обещали мне жалованье больше, чем в университете, — Гленда решила свернуть на относительно безопасную (если в общении с Ветинари такие вообще были) тему, которая волновала её со вчерашнего дня, когда она подписывала договор. — И мне действительно не на что жаловаться, я на такое и рассчитывать не могла. Даже немного стыдно получать такие деньги. Но чего я не могу понять, так это почему на все закупки для кухни выделяется едва ли не столько же. Ведь кормить надо целый штат прислуги. Я, конечно, извернусь и даже с небольшим бюджетом смогу приготовить что-то пристойное, но не разумнее было бы больше тратить собственно на еду и меньше — на меня? И ещё: почему ваш секретарь, когда принёс контракт, посоветовал мне никому не озвучивать своё жалование? Что не так?

Она повернулась. Ветинари, засучив рукава, методично нарезал сыр на идеально ровные прозрачно-тонкие пластики. Любой помощник повара удавился бы от зависти при виде такого качества нарезки, но Гленду больше заботило другое. Закатанные рукава всего лишь открывали руки Ветинари до локтей, ничего неприличного. Но зрелище отчего-то выглядело волнующим. То, как напрягались мышцы и белела кожа на контрасте с тёмной одеждой…

Гленда встряхнула головой и заставила себя посмотреть патрицию в лицо. Не то чтобы стало лучше — глаза Ветинари, выражавшие сейчас озабоченность, по-прежнему её гипнотизировали. Пришлось срочно брать тарелку и перекладывать на неё нарезанное. То, что она при этом пару раз задела Ветинари за предплечье, жизнь не облегчало.

— И чего вы молчите? — спросила она, суровее, чем хотелось бы.

— Думаю, как ответить на ваш вопрос так, чтобы не оскорбить ваше чувство социальной справедливости, и вы не сбежали в ночь.

Ветинари отложил нож и, развернувшись к Гленде, оперся кулаком стол. Мышцы и вены на руке стали чуть заметнее, и это выглядело скульптурно красиво, как у какой-нибудь статуи.

Гленда вдруг вспомнила, как почти в самом конце поездки он позвал её в кабину машиниста. Кажется, наврал тому, что она его племянница из Сто Лата. Ничего особенно романтичного в этом, как Гленде тогда показалось, не было. Романтичного в том смысле, в каком это относится к парочкам, во всяком случае.

В кабине, несмотря на прохладную ночь, было жарко, потому Гленда едва ли не по пояс высунулась из окна, к которому её посадили. На откидном сидении было не особенно удобно, но вид и впрямь открывался потрясающий, и она ни на секунду не пожалела о том, как потратила эти два часа (правда, пытаясь отстирать платье от сажи, она немного изменила мнение, но всё равно — было здорово). На Ветинари она тогда почти не смотрела, но сейчас припомнила, как напрягались его руки, когда он бросал уголь в топку, и от этого стало почти так же жарко, как было в кабине машиниста.

— Обещаю подумать по крайней мере до утра, прежде, чем бежать, — ответила она на его реплику, потом снова мотнула головой. — Хотя куда я теперь денусь — у меня же с вами договор как минимум на год.

— Не сомневаюсь в ваших талантах находить выход из безвыходных ситуаций, — ответил Ветинари, но по губам его пробежала быстрая улыбка. Гленде это не понравилось, он что думает — если она помнит о контракте, так ей и деваться некуда?

— Ваше поведение как раз подталкивает меня к тому, чтобы начать его искать, — фыркнула она. — Выкладывайте уже, пока я не додумала сама.

— Этого действительно не стоит допускать, — он снова улыбнулся.

Гленда прищурившись сложила руки на груди.

— Видите ли, ваше жалованье я выплачиваю из собственного кармана, проще говоря, из своего наследства, — наконец-то пояснил Ветинари. — А траты на дворцовые нужды — на продукты и оплату другим слугам идут из налогов. И, боюсь, горожане не простят мне, если я начну этим злоупотреблять.

— И какая же плата положена дворцовой кухарке? — не скрывая подозрения в голосе, поинтересовалась Гленда.

Ветинари ответил. Сумма была почти в десять раз меньше, чем та, что стояла в её договоре. И вполовину меньше, чем она получала, работая в университете. Конечно, за шесть лет цены могли измениться, но не настолько же!

— То есть, все эти люди у меня в штате, и остальные слуги — они получают в районе тридцати долларов в месяц, в то время, как я…

— Боюсь вас огорчать, но тридцать долларов — это максимальная зарплата для дворцового персонала.

— То есть, остальные получают ещё меньше?

— Именно так. Но, мисс Гленда, прошу заметить, у них есть крыша над головой и еда. Для многих в Анк-Морпорке это уже немало. И, предвосхищая ваш вопрос, нет, я не настолько богат, чтобы платить всем из своего кармана.

— Скорее, не настолько заинтересованы в том, чтобы удержать тут именно этих людей, — парировала Гленда.

— И это тоже, — не стал возражать Ветинари.

— Но это неправильно! — всплеснула руками Гленда.

— Как и мир в целом, — пожал плечами Ветинари. — Но я буду рад, если вы придумаете, как это исправить, не уменьшая собственного жалования! — быстро добавил он, когда Гленда открыла рот, чтобы именно это и предложить.

— Но мне не нужно столько! — не сдавалась она.

— Возможно, — кивнул Ветинари. — Но, видите ли, когда начинаешь чем-то управлять, будь то кухня или город, самый большой соблазн — решить все проблемы, потратив на это собственные ресурсы. Вы ведь так и делали, когда растрачивали свои силы на тех старушек, за которыми ухаживали до отъезда. А после, насколько я знаю, оставилибольшую часть своих сбережений некой Мэй Садик, чтобы она продолжила ухаживать за вдовой Крауди.

— Да, и я думала, что придётся… Постойте-ка! — руки Гленды сами собой упёрлись в бока, хотя по сути ситуация этого вовсе не требовала. — Это всё вы, да? То, что она получила ту пенсию?

— Не приписывайте мне чужие лавры, мисс Гленда, — покачал головой Ветинари. — Просто почтовая служба наконец, как выражаются в Страже, вытащила голову оттуда, где солнце не светит, и назначила пенсии вдовам безвременно почивших почтальонов. Я тут совершенно ни при чём.

— И вы не вызывали Главного Почтмейстера на доверительный разговор на тему, как почта заботится о семьях своих бывших служащих?

Ветинари перевёл взгляд на сыр и снова принялся его нарезать, прежде, чем ответить:

— О, я регулярно вызываю мистера Губвига на доверительные разговоры, всех тем и не упомнишь…

Гленда усмехнулась.

— Почему вы отпираетесь так, будто я обвиняю вас в чём-то предосудительном? Разве помогать людям — это плохо?

— Я тиран, мисс Гленда, я не занимаюсь благотворительностью.

Он сказал это так строго, что Гленда невольно рассмеялась. Ветинари посмотрел на неё вопросительно.

— Как вы там сказали? Ваш остроумный ответ вызвал у меня приступ неконтролируемого веселья.

— Рад, что вас это развлекает, — казалось, он чопорно поджал губы, но в уголках его глаз Гленда видела морщинки — похоже, он и сам посмеялся бы, если бы мог выйти из роли. Но, наверное, для этого было не время.

— Так значит, я, по-вашему, могу придумать, как увеличить жалованье остальных слуг, не тратя при этом деньги из собственного кармана? Но как, если даже вы эту проблему не решили?

— Не столько не решил, сколько не решал, — возразил Ветинари. — До недавнего времени. А теперь я нанял вас, мисс Гленда. Что у меня всегда хорошо получалось — так это находить правильных людей для решения задач.

— Так вот в чём дело! Я-то думала, вам мои пироги нужны.

— Если человек способен решить сразу несколько задач — тем лучше.

— Так и быть, я подумаю. Но взамен требую, чтобы хотя бы на продукты вы выделили часть моей зарплаты. Мне, в конце концов, из этого готовить! Вы же сами говорили, что обеспечиваете Леонарда Щеботанского всем необходимым для творчества. А я готова платить за материалы для своего творчества из своего кармана. Скажете, не имею права?

— Я не рассматривал вопрос с такой точки зрения, — Ветинари посмотрел на неё заинтересованно. — Но вынужден с вами согласиться, художнику нельзя без красок. Я отдам распоряжение на этот счёт.

Гленда снова сложила руки на груди — на этот раз победно, но триумф был недолгим: сыр у Ветинари под ножом почти закончился, и пришлось срочно дорезать к нему хлеб и сельдерей.

Через час большая тарелка сэндвичей была готова, и Гленда поставила чайник на плиту.

— Я приготовила пирог пахаря, — сказала она как бы невзначай. — Вы, конечно, можете опять сказать, что это непристойное предложение для тирана посреди ночи, и отказаться.

— Я тиран, но не безумец, — покачал головой Ветинари. — Хотя предложение, конечно, совершенно непристойное, особенно с точки зрения скорого визита портного. Я уже чувствую, что придётся расставлять рубашки.

— В таком случае вам просто нужно больше двигаться, сэр, — заявила Гленда, ставя пирог на стол и, приняв крайне невинный вид, добавила: — Может, тоже примете участие в велопараде?

— Непременно приму, — ответил Ветинари, без спроса отрезая себе приличный кусок пирога, — помашу участникам со ступеней дворца. Думаю, этого будет достаточно. Впрочем, кое в чём вы правы — возможно, мне стоит попросить Леонарда сделать для меня копию похожего устройства. Он как-то создал машину — точь-в-точь велосипед, но на подставке. Колёса просто крутились в воздухе, однако необходимую нагрузку на мышцы это, по его словам, давало.

— И что, он не пробовал поехать на этом устройстве?

— Насколько мне помнится, он был уверен, что оно поедет, а в его случае этого вполне достаточно, чтобы модель считалась рабочей.

— Но велосипеды появились лишь недавно? Почему вы не пускаете его изобретения в дело?

Гленда поставила на стол две чашки чая и села сама.

— Некоторые пускаю — по особым случаям. И многие часы во дворце сделаны Леонардом. Но большинство его произведений — преждевременны. Это их, как говорят в университете, имманентное свойство. Моя же задача следить за тем, чтобы в городе поддерживалась стабильность, временные скачки в этом вопросе — не лучший помощник. Я люблю парадоксы, но временные парадоксы — дело опасное.

— Когда вы рассказываете о Леонарде Щеботанском, мне всё время кажется, что это какое-то дикое преувеличение. С другой стороны, по рассказам Моркоу выходит примерно то же самое.

— Хотите составить собственное впечатление? — усмехнулся Ветинари.

— Вообще-то вы обещали меня с ним познакомить, так что, конечно, хочу.

— Я, собственно говоря, к этому и веду. Если вас ещё не клонит в сон, могу провести вас к Леонарду прямо сейчас.

— А это удобно? — оторопела Гленда. — Разве он не спит?

— Сомневаюсь. Он, как и мы с вами, мисс Гленда, ночной человек и довольно часто работает в тёмное время суток. В любом случае, мы постучим, перед тем, как входить.

— Он любит пироги?

Ветинари покосился на пирог. Пирог был огромным, но во взгляде Ветинари мелькнула жадность.

— Полагаю, вреда не будет, если вы его угостите, — наконец решил он. — Хотя с Леонардом никогда не знаешь…

— В первый день поездки вы без проблем поделились моим пирогом со стражниками, — напомнила Гленда. — И тот пирог был меньше. Что ж вас сейчас смущает?

— Тогда я помнил о нём недостаточно хорошо, чтобы осознавать всю его ценность, — ответил Ветинари. — Но ваши пироги — это как наркотическое средство. Вызывает привыкание.

— Так вам, стало быть, пора лечиться от зависимости? — усмехнулась Гленда. — Одна крошка пирога… — она замерла, потому что вспомнила: эта поговорка относилась не только к анонимным алкоголикам, но и к анонимным кровососам из лиги вампиров-черноленточников, которую основала леди Марголотта.

Однако патриций, кажется, не ощутил неловкости.

— Это на крошку больше, чем нужно? — улыбнулся он. — Возможно, но я не намерен отказывать себе в удовольствии. Похоже, это мой единственный порок за… Честно говоря, не припомню, чтобы что-то прежде вызывало у меня похожие чувства. Так что я намерен и далее потакать этой слабости, в конце концов, главное богатство жизни это разнообразие опыта.

— Что ж, вот вам ещё немного опыта, — Гленда положила на тарелку Ветинари кусочек пирога, на этот раз совсем небольшой, — а потом отведите меня уже к этому вашему Леонарду.

— Ваши средства подкупа безупречны. А что будет на завтрак?

— Ещё не решила, но готова выслушать ваши предложения.

— Как насчёт жаркого с овощами?

— Боюсь огорчить вас этой новостью, сэр, но в приличных домах на завтрак жаркое не едят. Это блюдо для ужина.

— В самом деле? И кто это решает?

— Ну-у… Таковы правила.

Ветинари многозначительно поднял бровь.

— Хорошо, жаркое, так и быть. В конце концов, вы здесь тиран.

— Но, хотелось бы верить, не деспот.

— Нет, сэр, пока что это моё добровольное решение — помогать вам потворствовать вашим слабостям. Глядишь, будете подписывать меньше смертных приговоров, и криминальный мир Анк-Морпорка возведёт мне памятник.

— Вам нужен памятник? Это можно устроить.

— Нет, спасибо. Но можете поставить памятник бабушкиному жаркому, и не в виде какой-нибудь безрукой женщины, а в виде… Собственно жаркого.

— Боюсь, жаркое будет не особенно эстетично смотреться в камне. Разве что взять разноцветные… Сделаем проще! Завтра вы отправите порцию жаркого Леонарду, и я попрошу его написать с ним картину. Правда, служителям галереи придётся как-то решать проблему повышенного слюноотделения посетителей.

— Пусть откроют там ресторан и зарабатывают, — фыркнула Гленда, и тут ей в голову пришла идея. — Кстати… — начала она, но потом одёрнула себя. Идея была слишком серьёзной, чтобы пробалтывать её вот так, в пустом разговоре. Сначала нужно было кое-что осмотреть и оценить.

— Да, мисс Гленда?

— Нет, ничего. Точнее, кое-что, но мне нужно подумать. Если надумаю — скажу завтра.

— Всё-таки настроились на памятник?

— Да ну вас! Хотя — памятник пирогу мог бы неплохо смотреться. Не пирогу пахаря, правда, внешне он у меня не то чтобы раскрасавец. Но если взять тот сорт камня, жёлтый такой, из Джейлибейби…

— Памятник шарлотке?

— Верно, как вы… Впрочем, наверное, это действительно очевидно.

— Осталось утрясти вопрос с городским бюджетом.

— Посвятите его Либертине! — в порыве внезапного вдохновения предложила Гленда. — Это богиня Яблочного Пирога.

Либертина, наблюдавшая за этой сценой, немало удивилась — она не имела к этой мысли никакого отношения. Честно говоря, она не была даже уверена, что Гленда помнит о её существовании. Но ситуация быстро прояснилась:

— Если вы посвятите памятник богине, значит, часть расходов должна будет взять на себя Гильдия Жрецов, — пояснила Гленда.

— А вы начинаете мыслить как государственный муж, — похвалил Ветинари, но тут же задумался. — Государственная жена?

— Простите, ваша светлость, но звучит ужасно.

— Согласен. Государственная женщина? Нет, это не лучше.

— Звучит как звание из Гильдии Белошвеек, — согласилась Гленда.

— Что ж, адресуем этот вопрос новорожденной Лиге Женинизма. Уверен, они сразу создадут по этому поводу какой-нибудь комитет.

— Зря шутите. Между прочим, они, как по мне, делают важное дело — если правда то, что рассказывает о них Моркоу.

— О, сержант Шноббс настроен очень решительно. Он был у меня сегодня, и я заверил его, что намерен оказывать ему всяческую поддержку.

— Серьёзно? Или это опять ваша фирменная ирония? Я что-то уже не различаю.

— В этом вопросе я абсолютно серьёзен, мисс Гленда. Рабов быть не должно, даже если рабство — это работа на кухне, к которой человека приговорили после нелепой клятвы перед священником, данной, как правило, в состоянии глубокого помрачения ума, называемого влюблённостью.

— Как цинично! Но правда, — Гленда хотела вздохнуть, но вместо этого зевнула.

— Вот что, мисс Гленда, идите-ка вы спать, — посоветовал Ветинари, и на этот раз мягкость в его голосе не была угрожающей. — Обещаю, я познакомлю вас с Леонардом, но, полагаю, вы получите от знакомства гораздо больше удовольствия, если не будете клевать носом.

— Вам не надоедает это? То, что вы так часто бываете правы? — ей удалось подавить второй зевок, но попытка не прошла незамеченной.

— Я не привык, чтобы было иначе, — пожал плечами патриций и улыбнулся так, будто видел перед собой что-то очень приятное, хотя, возможно, Гленде это только казалось — сонливость навалилась внезапно быстро.

— Идите спать, — повторил Ветинари, — у вас был долгий день.

— Сперва я уберу пирог, — твёрдо сказала Гленда.

— Тот кусочек, что приготовили для Леонарда, дайте, пожалуйста, сюда. Он скрасит мне остаток рабочего дня.

— Рабочего дня?! — ужаснулась Гленда.

— Рабочего утра, — поправился Ветинари.

— Отдам, только при условии, что после этого вы и сами пойдёте спать, — потребовала Гленда. — Мало спать — вредно для здоровья, и, раз уж вы выплачиваете мне жалованье из своего кармана, я должна заботиться о том, чтобы вы не встретились со Смертем раньше времени — кто тогда мне заплатит, спрашивается?

Кажется, Ветинари рассмеялся и ответил что-то утвердительное. Остаток беседы Гленда помнила смутно.

Зато она хорошо запомнила свой сон — после того, как она рухнула на кровать, её сознание заполонили руки Ветинари. Эти руки, со всеми их скульптурными красотами и длинными пальцами, оказались совсем не там, где, с точки зрения благопристойности, им место. И, чёрт возьми, Гленде этот сон нравился!

***

— Кормить собак такими пирогами — преступление, — заметил лорд Ветинари, выдавая Гасподу половину куска авансом.

— Вфякая ‘абота тре’ует оплаты, фэр, — отозвался Гаспод, не переставая жевать.

— И?

— Снафала я долфен доефть, — нагло возразил Гаспод и будто бы принялся жевать медленнее.

— Знаешь, у меня ведь есть разные методы воздействия, — напомнил патриций.

— Эфо какие? Отправифе ме-я к кофяфам? — можно было поклясться, что пёс усмехнулся.

— Ты заставляешь меня усомниться в моей любви к животным, — вздохнул лорд Ветинари.

— Эт потому, — довольно отозвался Гаспод, облизываясь, — что я стал слишком похож на вас, людей.

— Возможно, — признал Ветинари. — Ну так что? Ты что-нибудь почуял?

— О, да, сэр! Барышня, если можно так выразиться, от вас без ума. Будь она собакой, уже скулила бы и задирала хвостик.

Патриций поморщился.

— В таком случае, меня радует, что она не собака. Похоже, мисс Гленда тот редкий случай, когда человек лучше животного. Но ты уверен? По её поведению я бы не сказал, что ты прав.

— Эт потому, что у вас, у людей, всё слишком сложно устроено, — авторитетно отозвался Гаспод и яростно почесал за ухом. — Она ещё и боится вас, сэр, и смущается, и пытается сделать вид, что ничего такого. Просто человек в ней намного сильнее, чем животное. Тут на одних инстинктах не выедешь, нужно того… Искать подход!

— Вот ещё твоих советов я не слушал, — огрызнулся патриций. — Но спасибо за информацию.

— Спасибо на… Вот, другое дело!

Получив второй кусок пирога, Гаспод не стал ждать у моря погоды и, быстро перебирая лапами, покинул Продолговатый кабинет.

Патриций подошёл к закрытому от посторонних глаз балкону и посмотрел в окно, но взгляд его был обращён не на город. Перед внутренним взором лорда Ветинари крутился прошедший вечер. Там, в тёмной дворцовой кухне, наедине с Глендой, ему было хорошо. Не просто хорошо — уютно. Чувство давно забытое, настолько, что показалось незнакомым. Мисс Гленда была… Для начала она была очень похожа на свою бабушку, а в жизни Хэвлока Ветинари было мало людей, кого он вспоминал с той же теплотой, что Августу Медоед. В конце концов, получать образование наёмного убийцы, когда в душе переживаешь за каждого обездоленного котёнка, встреченного по дороге, не так-то просто.

Он попал в Гильдию, когда ему было семь. Тётушка Роберта, конечно, любила его, и даже была с ним ласкова — настолько, насколько может позволить себе быть ласковой к ребёнку благородная дама. Но ни от кого и никогда прежде он не чувствовал такой душевной теплоты, пусть и завёрнутой в суровое ворчание, как от миссис Медоед. Гильдия научила его скрывать чувства, но там, поздними вечерами на кухне, нарезая сыр или выполняя какую-то другую мелкую работу по просьбе кухарки, он чувствовал себя по-настоящему дома. И теперь задавался вопросом — что на самом деле стояло за его внезапно вспыхнувшими чувствами к мисс Гленде.

Какой-нибудь философ из Трахбергской школы ответил бы на этот вопрос однозначно, приписав ему комплекс с громким эфебским названием, но Хэвлок Ветинари считал, что человеческая природа сложнее, чем то, как её понимали убервальдские философы, и неважно, сколько страниц они исписали по этому поводу.

Это было безрассудно? Возможно. Однако, до сих пор он не замечал, чтобы охватившее его чувство хоть как-то сказалось на работе. Он внимательно отслеживал собственные реакции, вызванные этой внезапной влюблённостью, и не находил ничего, что препятствовало бы ему в управлении городом. А потому он склонен был продолжать эксперимент. Удручало его только одно — похоже, своим поведением он дал мисс Гленде какой-то сигнал, и она на этот сигнал невольно ответила. Ему неприятно было думать, что он может причинить ей новую боль, в конце концов, видят боги, она достаточно настрадалась в Убервальде. С другой стороны, это ведь мог быть кто-то и похуже него — когда девушка сбегает от прошлого, соблазн влюбиться в первого встречного достаточно велик. Стараясь оценивать себя беспристрастно, он решил, что, пусть (в данном случае) не является идеалом, представляет собой не худший вариант. Уж во всяком случае, он попытается сделать всё, чтобы её не обидеть.

С этой успокаивающей мыслью он отправился спать. Сны, которые он видел, как и кухонные посиделки, возвращали его в прошлое — в те годы, когда он уже был подростком. Трахбергские философы были бы в восторге.

***

Либертина довольно потирала руки, не замечая, что Рок уже начал, прищурившись и хмурясь, посматривать в её сторону.

ЧАСТЬ I. Глава 8

Гленда никогда не была религиозной, и считала, что от богов с их играми лучше держаться подальше, но возблагодарила их, всех разом, за свою привычку готовить заранее да побольше — основу для жаркого, обещанного на завтрак патрицию, она на самом деле приготовила ещё накануне и хотела дать ему настояться в соусе сутки — один из секретов, делавших жаркое особенным. Поварятам оставалось только разогреть.

Благодаря этому утром Гленда выспалась в своё удовольствие (и даже подольше — целых десять минут! — провалялась в постели). После этого она решила позволить себе провести утро как девица из романа, то есть до полудня заниматься какими-нибудь косметическими процедурами. Однако все “косметические процедуры”, включая приём душа, уложились в полчаса, и у Гленды осталось полно времени, чтобы как следует обдумать появившуюся накануне за разговором с Ветинари идею.

Мистер Паддинг, получивший, очевидно, внушение от Стукпостука, больше не доставал её своей презрительной вежливостью, всего лишь кивнул в коридоре, и Гленда спокойно и беспрепятственно поднялась на третий этаж. Потом на четвёртый. Потом на пятый. На шестом жил и работал патриций, и туда Гленда не стала соваться без готового плана. Смутные мысли уже укладывались в стройную, как это называл Натт, концепцию, но сперва стоило всё описать на бумаге — хотя бы для самой себя.

Гленда вернулась на кухню. Осмотрела плиты и печи и сперва хотела начать перемывать их за поварятами, но потом одёрнула себя — в чём-то Ветинари был прав, во дворце своя иерархия, и, как ни крути, а придётся ей в к этому привыкать. Беда заключалась в том, что отдавать распоряжения таким же вежливым светским тоном, как это делал патриций, Гленда совершенно не умела. Когда она командовала, это выходило либо сурово, если речь шла о чужих, либо порой слишком мягко, если речь шла о близких, как было с Джульеттой. В конце концов, как ей показалось, она нашла нужный тон.

— Послушайте, — сказала она поварятам. — Я не придираюсь, и понимаю, что вы привыкли мыть эти плиты… Ну, словом, так, как привыкли. Но у меня немного другие стандарты. Сейчас я покажу вам, как выглядит чистая плита с моей точки зрения, и как я этого добиваюсь, а вы продолжите. Ясно?

Лица поварят выражали почтительный испуг. Гленда убрала руки с пояса и взялась за тряпку.

— Я не кусаюсь, так что можете подойти поближе, — добавила она, но, судя по выражению лиц, в “не кусаюсь” поварята не очень верили. Однако подошли и стали внимательно следить за её действиями.

Тонкий и, казалось, неуничтожаемый слой жира постепенно сдавался под решительным натиском Гленды. На лицах поварят проступило что-то похожее на восхищение.

— Ну вот, — Гленда передала тряпку тому из мальчишек, что стоял к ней поближе, кажется, его звали Денни. — Побольше уксуса, терпения и усилий. Вперёд, я в вас верю.

Последние слова заставили её внутренне поморщиться. Так нередко говорил Натт своим подопечным оркам, и почему-то — Гленда сама не заметила, как это случилось, — с какого-то момента это начало её раздражать.

Наверное, надо бы ещё подумать о Натте, нередко говорила она себе в дни поездки. Проанализировать всё это, войти, как советовали убервальдские учёные, в контакт со своими чувствами. Но мозг Гленды упорно отказывался это делать. Пресловутый “контакт с чувствами” она находить научилась, хоть и не без труда, но не могла сказать, что это пошло ей на пользу. Сдерживать слёзы стало намного сложнее. Теоретически это означало, что и радость она должна бы ощущать ярче, на практике же… Чистой радости она не испытывала очень и очень давно.

Впрочем, если вспомнить тот день в Охулане, и ещё поездку в кабине машиниста, и всякие небольшие моменты, связанные с Шелли, Моркоу, Ангвой и — да, да, чёрт его возьми, Ветинари, они действительно ощущались как всполохи счастья. Может быть, именно поэтому мозг упрямо замораживал мысли о Натте и жизни в Убервальде — чтобы не портить ей настроение. Философы Трахбергской школы советовали в таких случаях не трусить и разбираться с тем, что стоит за нежеланием, преодолевать сопротивление, но Гленда была сыта преодолением по горло. Поэтому, отдав распоряжения относительно подготовки к ужину — то порезать, это взбить, и соорудив для Ветинари и его секретаря тарелку сэндвичей к ланчу, она устроилась в небольшом кабинетике-кладовой, примыкавшем к кухне, взялась за бумагу и перо и вместо самоанализа занялась своим планом.

Через час черновик был готов, плиты вычищены, а на кухонном столе её ждали ингредиенты для ужина. Гленда принялась за готовку.

Оставалось надеяться, что Ветинари и сегодня придёт охота вспомнить молодость и попрактиковать навык нарезки сыра. Продираться через оборону секретаря, чтобы обсудить свою идею, Гленде совершенно не хотелось, но что-то внутри подсказывало — и не придётся. Ветинари явится сам. О мотивах Ветинари она, как и о Натте, старалась не думать, но не столько потому, что не хотела, сколько потому, что боялась навоображать себе лишнего и обмануться. Нет уж, больше она на это не купится. Он просто заскучавший тиран, которому боги знают почему, с ней весело. Развлекается он так. А ей рядом с ним… ну, тоже неплохо. И ничего больше. Точка.

— Вы добавляете перец в ягодный мусс? — со священным страхом спросила Милдред Ветерок, заглянувшая на кухню перекусить между сменами.

Гленда посмотрела на банку у себя в руке.

— Щепотку для контраста, — невозмутимо ответила она, бросив в мусс несколько горошин. Милдред уважительно покивала и убралась восвояси, а Гленда, оглянувшись и поняв, что остальные слишком загружены работой, чтобы что-то замечать, подцепила ещё не утонувшие горошины большой ложкой. И где, спрашивается, была её голова?

***

“Я всех отправила спать. Можете заходить, но извольте сперва постучать как приличный человек”. Понадобилась некоторая изобретательность, чтобы отыскать на кухне кнопку, которой можно было прикрепить это сообщение к обратной стороне панно, но в конце концов Гленде это удалось. Она собой гордилась. Она не очень представляла, как патриций сумеет прочитать её послание в тёмном коридоре, но считала, что это уже его проблемы, её дело — предупредить.

Вежливый, но настойчивый стук раздался незадолго до полуночи.

— Да вы прям как Санта-Хрякус, — хмыкнула Гленда, открывая потайную дверь.

— Не уверен, что могу принять эти слова как комплимент, учитывая, что когда-то это было жестокое божество, которому приносили кровавые жертвы. Вероятно, человеческие, — Ветинари сказал это со вздохом, но глаза его улыбались.

— А предполагается, что я должна говорить вам комплименты? — хмыкнула Гленда, складывая руки на груди. — К тому же, мало ли у кого какое прошлое. Вы вот — выпускник Гильдии Наёмных Убийц. Погодите немного, вполне возможно, что и вы, как это? А — эволюционируете однажды: перестанете раздавать смертные приговоры, отрастите живот до колен, бороду и приметесь раздавать подарки с криком “Хо-хо-хо!”.

— О, так эта прекрасная шарлотка, которую мне принесли на ужин, — часть плана? Потому что ещё немного, и живот до колен мне действительно обеспечен. И что касается смертных приговоров — сегодня я заменил один из них пожизненной каторгой. Всё под влиянием ваших кулинарных талантов, мадам, после такой шарлотки благодушное настроение ничем не изгонишь, как ни пытайся.

— В самом деле? — Гленда по-настоящему удивилась. — И кто же этот счастливчик, помилованный благодаря моей шарлотке?

— Студент из Гильдии Законников, — Ветинари, успевший за это время закатать рукава (не вздумай на него пялиться, дорогуша!) и помыть руки, по-хозяйски взялся за доску и нож для сыра.

Гленда хотела было возмутиться, но потом вспомнила, что на самом деле это его дворец и, стало быть, его кухня, и молча дала ему кусок сыра. Потом присмотрелась и быстро заменила кусок масла на настоящий сыр.

— И Гильдия Законников за него не вступилась? — спросила Гленда, выложив на стол доску для хлеба, батон и хлебный нож.

— Как ни странно, нет, — ответил Ветинари, когда она начала резать батон. — Меня это тоже несколько удивило, но мистер Кривс заявил, что, во-первых, это стипендиат, так что Гильдии это позволит сэкономить, во-вторых, юноша имеет нездоровые идеи и склонность к пылким речам. А всё, что хоть как-то соотносится со словом “пылкий”, не вызывает у мистера Кривса восторга. Ну и в-третьих, юноша, как вы можете догадаться, не может заплатить за свою защиту.

— Хм, странный законник. Кажется, я начинаю ему сочувствовать. Что он сделал?

— Ударил мамашу Аткинсон топором по голове. На языке законников это называется “убийство с целью ограбления”.

— Боги! Да его нужно наградить, а не вешать! — Гленда даже села от такого заявления, хотя предпочитала нарезать хлеб стоя. Ветинари последовал её примеру (на качестве нарезки сыра это, как ни странно, не сказалось).

— Я бы с вами согласился, если бы не одно обстоятельство: он также убил случайную свидетельницу, какую-то слабоумную служанку Аткинсонов. А это уже никуда не годится.

Гленда отложила нож. Она думала, что годы жизни в Убервальде сделали её циничной и стойкой, но, как оказалось, недостаточно стойкой, чтобы запросто воспринимать такие истории. Случайный свидетель — человек оказавшийся не в том месте не в то время. Такое может случиться с кем угодно, вот в чём ужас.

— Не слишком хороший из меня получается Санта-Хрякус, — Ветинари тоже отложил нож. — Вы расстроились.

На секунду показалось, что он вот-вот участливо возьмёт её за руку, но это ощущение тут же прошло. В глазах Ветинари отражалась лишь слабая вежливая озабоченность.

— И почему вы всё-таки его помиловали? — хмурясь спросила Гленда. — Не только же из-за одного моего пирога.

— Во-первых, об этом просила госпожа Лада. Юноша, как оказалось, давал её подопечным бесплатные юридические советы, причём на самом деле бесплатные, в том смысле, что услугами “белошвеек” он не пользовался, разве что тех, которые используют иглы для шитья, а не для других развлечений.

Гленда невольно представила себе “другие развлечения” с иглами при участии девиц из Гильдии Белошвеек и постаралась как можно скорее изгнать эту картину из своего сознания.

— Возможно, он просто… Не нуждается в обществе женщин? — предположила Гленда.

— Вряд ли. Мало кто знает, но среди членов Гильдии Белошвеек мужчин не так мало, около трети.

— О.

— В основном это объясняется тем, что не все клиенты Гильдии — мужчины.

— А-а…

— Но принцип госпожи Лады: любое удовольствие за ваши деньги и в рамках закона.

— Ясно.

— Кроме того, одна из девиц, насколько мне известно, выразила желание отправиться с ним в ссылку. Любовный роман, а не история преступления!

— М-м, нет, — Гленда помотала головой и вернулась к нарезанию хлеба. — В любовных романах не бывает таких страстей, там всё очень прилично, невинно и предсказуемо: есть девушка — разумеется, красотка, каких свет не видывал, как правило, в сложных жизненных обстоятельствах, и рядом с ней двое парней — один подлец, а другой — честный малый, но ведут они себя так, что сразу и не поймёшь, кто из них кто, то есть, как полные идиоты. В конце, совершив кучу глупостей — главным образом потому, что делать поспешные выводы проще, чем остановиться и минутку подумать, — главная героиня и честный малый женятся, а подлец либо погибает недостойным образом, либо оплакивает свою судьбу, и, осознав свои ошибки, уходит в отшельники. Считается, что жизнь вдали от людей на одном хлебе с водой позволяют достичь духовного просветления и улучшить характер.

— В самом деле? — Ветинари вздёрнул брови. — Что ж, возможно, мне не хватило удалённости от людей, но по своему опыту могу сказать, что диета из хлеба и воды не слишком улучшает характер. К тому же, если бы это было так, Анк-Морпорк ещё лет пятьдесят назад населяли бы святые.

— Вы ещё сравнительное исследование сделайте, — фыркнула Гленда: — “Количество смертных приговоров, которые я подписал до появления новой кухарки и после”.

— Интересная мысль, — по губам Ветинари скользнула быстрая улыбка. — Не уверен, что материала хватит на полноценное исследование, но я определённо включу это в свои записи.

— Вы пишете книгу? — оживилась Гленда. Вот что было бы интересно почитать — хотя бы немного приблизиться к пониманию того, что творится в загадочной голове патриция.

— Всего лишь делаю заметки об управлении государством, — скромно ответил Ветинари. — А вот вы, пожалуй, могли бы написать книгу. Я не знаком с жанром, но вы говорите о структуре повествования достаточно уверенно, чтобы без труда её воспроизвести.

Гленда вспомнила, как совсем недавно придумала продолжение для прочитанного романа и решительно помотала головой.

— Нет, только этого мне не хватало! Каждый должен заниматься своим делом, вот что я всегда говорю. И моё дело — печь пироги.

— И призывать к порядку распоясавшихся тиранов? — Ветинари на секунду вздёрнул бровь, бросив Гленде быстрый весёлый взгляд.

— Нет! То есть, да, если больше некому, — проворчала Гленда. — Но я не то чтобы мечтала превратить это в дело жизни, знаете ли.

— И тем не менее, вы не единожды делали внушения мне и, насколько я знаю, леди Марголотте. Похоже, это ваш природный талант.

— Возможно, но не все природные таланты стоит развивать, — твёрдо сказала Гленда. Хлеб у неё под ножом, увы, закончился, так что выразить своё недовольство чуть более громким, чем следует, стуком ножа не вышло. Пришлось встать и принести блюдо с огурцами и помидорами, но после паузы стучать ножом было уже не к месту.

— Так что там с этим юношей? — решила она вернуться к безопасной теме. — Значит, прошение госпожи Лады и мой пирог склонили вас к тому, чтобы дать шанс убийце исправиться? И где, кстати, вы нашли для него каторгу в Анк-Морпорке? Отправили чистить Анк на выходе из города?

— Боги, мисс Гленда! Я произвожу впечатление настолько жестокого человека?

— Ну, это лучше чем… Впрочем, да, вероятно, после пары дней за этим занятием он сам бы сунул голову в петлю.

— Вот именно. Нет, я договорился с приёмным отцом капитана Моркоу, к счастью, гномы с Медной горы пока сохраняют свой союз с Анк-Морпорком, — по лицу патриция пробежала тень, и Гленда сразу поняла, о чём он подумал — о гномах Убервальда, с которыми всё обстояло не так гладко, как хотелось бы. Но патриций как ни в чём не бывало продолжил: — Думаю, тяжёлая физическая работа в шахте поможет ему привести мысли в порядок и избавит от ненужных идей.

— Что ещё за идеи? — нахмурилась Гленда. — Постойте, вы ведь сказали: “во-первых”, когда заговорили о Гильдии Белошвеек. Было ещё какое-то “во-вторых”?

— Верно. Вы наблюдательны. Во-вторых, меня заинтересовали найденные у него записи. Знаете, в прошлом я предпочитал устранять подобных безумцев заранее, благо, они сами всеми силами создавали для этого повод и обстоятельства. Но либо я старею, либо это всё влияние вашей haute cuisine*, однако сейчас мне стало любопытно, что выйдет, если дать такому теоретику возможность увидеть реальную жизнь, что называется, лицом к лицу.

__________

*Haute cuisine (щеботанский) — высокая кухня.

__________

– И в чём же заключалось его безумие? — прищурилась Гленда. — Он метил на ваше место, да?

Ветинари отложил нож и коротко рассмеялся, глядя на Гленду уже с нескрываемым весельем.

— А от вас ничего не скроешь. Да, в каком-то смысле именно так и было. Правда, в отличие от классических заговорщиков, он не разрабатывал план захвата власти, но рассуждал о природе самой власти. Допустимо ли убить одного человека для спасения многих, пожертвовать одной жизнью, ради тысяч и миллионов, и так далее.

— Постойте-ка, что-то мне это напоминает. Ах, да, вот что: “один примат умирает, один мир выживает”.

— Не знал, что капитан Моркоу это слышал.

— Он и не слышал, но Библиотекарю передали. Кажется, бывший декан — аркканцлер Коксфорда, когда пытался переманить его к себе. Сказал, что у них в Псевдополисе демократия, и такие тиранические заявления недопустимы.

— Очень интересно. И что же ответил Библиотекарь?

— Что демократическим путём эту проблему решили бы не в его пользу.

— Разумно.

— Ну так и что вас возмутило? То, что юноша пытался мыслить, как вы?

— Он думал, что мыслит, как я, это-то и плохо. По его мнению, насколько я понимаю, сама способность делать такой выбор — и есть необходимое и определяющее качество правителя и любого великого человека в целом.

— А это не так?

— Разумеется, нет. Это досадная необходимость, и каждый справляется с ней как может, но ставить такие идеи в основу своей власти и, более того, жаждать решать подобные проблемы может только полный безумец.

— Но теперь вам интересно, что из этого безумца получится?

— Полагаю, угроза обвала туннелей, существование в темноте и прочие радости жизни шахтёров заставят его заняться переоценкой ценностей. Во всяком случае, я надеюсь на это.

— А та девушка, которая с ним отправилась? Вряд ли её ремесло будет востребовано среди гномов, хотя кто знает…

— Насколько мне известно, Король Медной горы не заинтересован в том, чтобы его подданные в принципе познакомились с той концепцией труда, которую исповедует Гильдия Белошвеек. Я попросил его найти девушке какое-нибудь подходящее занятие, думаю, приёмная мать капитана Моркоу не откажется от хозяйственной помощи. Не знаю, насколько это устроит саму девушку, но просьбу госпожи Лады я выполнил.

— Похвальная забота о Гильдии Белошвеек, — Гленда не хотела, чтобы это прозвучало настолько язвительно, но оно прозвучало.

— Что я могу сказать, — пожал плечами Ветинари. — Госпожа Лада была одной из немногих, кто не поддержал выбор нового патриция, когда меня отстранили от должности по ложному обвинению в нападении на Стукпостука.

— Да, я помню ту историю, — хмыкнула Гленда. — Кроме неё вас поддержали ещё три гильдии, и всеми управляют женщины.

— Можно сказать так, — Ветинари, похоже, ничуть не смутился, — с другой стороны, можно сказать, что это главы гильдий, которым, несмотря на их непростой труд, добиться нынешнего положения было нелегко. Отсутствие слов “мистер” или “сэр” перед именем иногда препятствует карьерному росту, вы не замечали?

— Возможно, — Гленда постаралась смягчить тон насколько могла. В конце концов, это не её дело, что связывает патриция с главами Гильдий Белошвеек, Экзотических Танцовщиц и даже Прачек. Про главу Гильдии Попрошаек, Королеву Молли, в этом смысле даже думать было страшно. Гленда решила сменить тему: — Послушайте, как у вас это получается?

— Что именно? Понимать мотивы человеческих поступков?

Ах, да — меняя тему, неплохо бы намекнуть на этот факт собеседнику.

— Да нет же, — Гленда указала на нарезанные пластики помидора. — Вы уже третий помидор режете, и ни один у вас ни разу не брызнул. Как вы это делаете?

— Боюсь, мой ответ вам не понравится, — вздохнул Ветинари.

— Что-нибудь о навыках наёмного убийцы? — догадалась Гленда.

— Совершенно верно. Некоторые движения мы оттачивали на помидорах.

— Нормальные люди на помидорах целоваться учатся.

— О, в самом деле? Даже не представляю, какие навыки можно отрабатывать при таком подходе. Разве что на тот случай, когда нужно заранее подготовиться к поцелую с человеком, страдающим повышенным слюноотделением.

— Фу! О, боги, ну что вы за человек…

— Прошу заметить, мисс Гленда, это вы заговорили о поцелуях.

— Да, и уже об этом жалею!

— Поговорим о чём-то более приятном?

— Например?

— Как вам понравилась экскурсия по дворцу?

— Вы за мной всё-таки следите?

— Я слежу за дворцом.

— Ну, раз уж об этом зашла речь — да, я ходила по дворцу. И вот, что я вам скажу — дворец должен зарабатывать.

Гленда вытерла руки краем фартука, а из кармана фартука достала свои записи.

— Вот, — она положила перед Ветинари план и вдохнула поглубже — голос готов был предательски задрожать, поэтому она продолжила чуть напористее, чем следовало. — Столько помещений простаивают без дела, в то время, как каждый клочок места в центре Анк-Морпорка стоит огромных денег.

— Предлагаете сдавать помещения дворца лавочникам? — усмехнулся Ветинари. — Это, конечно, совершенно в духе Анк-Морпорка…

— Да нет же! — с горячностью перебила его Гленда и поняла, что смущение победило, она заливалась краской: — Прошу прощения. В смысле, не только это, хотя на первых этажах можно было бы… — она замолчала.

Да кто она такая, что возомнила, будто может давать советы патрицию? Дельные советы, а не те, которые заставят его посмеяться? Она упрямо смотрела перед собой, чтобы чего доброго не вызвать у него приступ истерического смеха своей раскрасневшейся физиономией, и уже потянулась к записям, чтобы забрать их, скомкать, выбросить в мусор и никогда больше не вспоминать, когда патриций всё-таки взял её за запястье. Именно так осторожно и участливо, как, ей казалось, он хотел сделать в самом начале разговора.

— Мисс Гленда, — и голос у него больше не был ни весёлым, ни даже насмешливым. — Я приношу свои извинения.

Этого Гленда уже не выдержала и всё-таки подняла на него взгляд. А он опять смотрел на неё так, что все мысли вылетали из головы, и там не оставалось места ни для чего, кроме его льдисто-синих глаз. Удивительнее всего было то, что оставаясь льдистыми и проницательными, они сейчас смотрели на Гленду с теплотой, от которой она снова чувствовала смущение, но уже совсем другого рода.

— Я сам попросил вас решить проблему. И, должен признаться, решение, которое я озвучил, мне и самому не раз приходило в голову, но всегда казалось чересчур практичным — слишком уж анк-морпоркским, за гранью разумного. Но я вижу по вашим записям, что вы придумали кое-что иное. И если вы приняли моё веселье на свой счёт, вы ошибаетесь. Оно скорее относится к моим собственным мыслям, и если я над кем и смеялся — то только над собой. А теперь, когда, я надеюсь, вы больше не хотите порвать свои записи, сжечь их и развеять пепел над Анком, не могли бы вы пояснить некоторые моменты.

Он отпустил её руку, но его ладонь легла совсем рядом с ладонью Гленды. Свою руку Гленда не спешила убирать.

— Ну, — она сделала ещё один глубокий вдох и поняла, что волнение испарилось. Похоже, просто потому, что самое худшее, то, чего она боялась больше всего — насмешки патриция — сперва случилось, а потом отменилось. — В чём-то вы правы. Я ведь подумала об этом, когда мы говорили о картине с жарким — о том, что если повесить её в галерее, придётся открыть там и ресторан. И я подумала, что ведь и тут, на первом этаже, вполне можно было бы открыть ресторан. Знаете, из тех безумно дорогих, где кажется, что платишь даже за воздух. Почему бы не заставить раскошелиться заносчивых придурков, чтобы повысить жалование моим поварятам и дворцовым служанкам? К тому же это создаст новые рабочие места. И вам не обязательно будет устраивать свои званые обеды в университете и рисковать, что волшебники что-нибудь намудрят спьяну.

— А вы потянете две кухни сразу? — прищурился патриций. — Потому что со своей я вас определённо не отпущу. А ещё до меня дошли сведения, что Наверн Чудакулли собирается нанести вам визит и попросить о внеурочной работе — за отдельную плату, разумеется.

— Что?! — Вот теперь Гленда отдёрнула руку, потому что вцепилась обеими ладонями в столешницу. — Он меня помнит? И помнит, как меня зовут?

— Ну разумеется, — пожал плечами Ветинари. — Чтобы волшебник забыл человека, который изобрёл пирог пахаря, — не думаю, что такое возможно.

— Ох.

— Похоже, вы сильно себя недооцениваете, шеф Медоед.

— Я не… — Гленда беспомощно всплеснула руками, но затем заставила себя успокоиться. — Ладно, положим, волшебники и в самом деле не дураки вкусно поесть. Но две кухни я не потяну, тут вы правы. К тому же никакой моей “от куизин” не существует, что бы вы там ни говорили. Моя куизин самая что ни на есть баcc*. А господ, чтобы они поверили, что стоит тратить деньги, нужно кормить “а-ля”. С этим у меня не очень. Я не умею класть на тарелку три ломтика обжаренного хлеба так, чтобы брать за это десять долларов. А вот шеф Джолсон, думаю, сможет. Но можно вставить в меню “Блюдо патриция” — я буду делать что-то одно для здешней кухни и для ресторанной. И пусть эти пустозвоны выкладывают бешеные деньги за то, чем вы кормите слуг!

__________

*basse (щеботанский) — низкая.

__________

Патриций рассмеялся, но теперь это прозвучало не обидно.

— Блестяще! Что бы вы ни предложили дальше, это мы определённо должны сделать, — он ударил ладонью по столу. Гленда подумала, что это какой-то очень не характерный для него жест. И очень человеческий. И рука его опять смотрелась так, что это сбивало с мысли. Гленда усилием воли заставила себя думать о деле.

— Ну и, раз уж вы говорите, что аркканцлер хотел что-то у меня заказать, — мы ведь можем сделать предзаказ. Тогда у меня будет время всё приготовить заранее, и ваша кухня не пострадает.

— На таких условиях я не имею ничего против. Заставить раскошелиться волшебников ещё сложнее, чем, как вы выражаетесь, “господ”, так что я это полностью одобряю. Но тут я вижу ещё и список галерей: Портретная, Костюмная — тут в скобках написано: “зеркала, иконографии”, Страшная — “скелеты и кандалы”. И ещё “пристроить кошек”. Часть этого я могу расшифровать — вы предполагаете, что во дворце можно устроить что-то вроде ярмарочных развлечений. Но кошки?

— Про кошек чуть позже, сначала про галереи, если можно, иначе у меня мысль собьётся.

— Вы просто обязаны сочинять романы, мисс Гленда — с таким-то умением откладывать самоеинтересное напоследок. Итак, галереи?

— Я думала о замке, — выпалила Гленда, чтобы не возвращаться к теме писательства, и тут же поняла, что ступила на опасную почву. — О замке леди Марголотты, — неуверенно закончила она.

— Да? — патриций приподнял бровь. Лицо его выражало вежливый интерес, и он кивнул Гленде, поощряя её продолжать.

— Замок — это ведь тоже как целое предприятие, сэр, — заговорила она, не в силах изгнать из своей речи извиняющиеся (хотя, за что бы?) интонации. — И… Когда Натт водил меня там всюду, на это действительно было интересно посмотреть — все эти мастерские, кузня, ну, всякое такое. А ещё я слышала, как ваши слуги говорили, что кое-кто, но я не стану говорить кто именно! — за плату пускает людей посмотреть, как тут что во дворце устроено.

— О, вы всего за пару дней раскрыли небольшой тайный бизнес Мистера Паддинга и мистера Скоттса, — хмыкнул Ветинари. — Придётся мне запретить стражникам с вами общаться, а то как бы Сэмюэль Ваймс не прослышал о ваших талантах — не видать мне тогда ваших пирогов.

— И ничего я не раскрывала! — возмутилась Гленда. — Просто повезло услышать, случайно. И хватит уже! И не смейте мне угрожать, что запретите кому-то со мной общаться, я такого отношения не потерплю. Ещё раз услышу — не видать вам бабушкиного жаркого, ясно?

— Мисс Гленда, это жестокий шантаж. А пытки в этом городе возможны только с моей санкции.

— Так вот считайте, что своими угрозами вы санкционируете отлучение себя от жаркого.

— Хорошо, я это запомню.

— Это тоже звучит угрожающе, знаете ли.

— Простите, это профессиональное тираническое. Ничего не могу с собой поделать, — Ветинари улыбался.

Гленда не выдержала и улыбнулась в ответ.

— Стала бы я так стараться для вашего дворца, если бы собиралась в Стражу, — сказала она намного мягче, чем следовало.

— Я приму это к сведению, — кивнул Ветинари. — Так что же с замком? Во дворце кузню не откроешь. То есть, она, конечно, у нас есть, но открывать её для публики бессмысленно, от других городских кузен она мало чем отличается.

— Да, но раз люди платят просто за то, чтобы посмотреть на дворец изнутри, возможно, они заплатят больше, если добавить к этому… Ну да, как вы и сказали — немного от ярмарочного балагана. Моркоу рассказывал мне о здешнем музее, а ещё — о разных городских музеях, куда почти никто не ходит, вроде музея Гномьего Хлеба. И я подумала — что если собрать такие небольшие музеи в одном месте? Можно было бы продавать билеты на посещение всех музеев разом, и добавить какие-то новые, которых раньше не было. А ещё можно добавить музей костюма — мода ведь меняется, и собрать там портреты. Можно будет сдавать костюмы в аренду. Думаю, люди не откажутся заплатить за то, чтобы полюбоваться на себя в старинной одежде — зеркальная галерея как раз подойдёт, и, конечно, они захотят получить хорошие иконографии. Это, разумеется, балаган, но не то чтобы ярмарочный.

— Звучит вполне благопристойно, думаю, даже леди Король не стала бы возражать против такого развлечения, при условии, что дамские комнаты для переодевания будут надёжно отделены от мужских.

— Места для этого хватит, я проверила.

— Отлично. Страшная галерея? Уж это точно ярмарочное развлечение.

— Да сэр. Люди любят пугаться, боги их разберут, почему. Будто в жизни страхов не хватает. На каждой ярмарке есть палатка ужасов или вроде того. Было бы глупо упускать такую возможность заработать, учитывая просторные пустые подземелья.

— Они не пустые, я держу там узников.

— Пока, насколько мне известно, единственный узник, и то невольный, — это господин Седрик со своими котятами. Он приходил на обед и сетовал, что подросших кошек очень уж много, и плодятся они постоянно. Ему тяжело следить за тем, чтобы они не ели крыс. Я подумала, что надо с этим что-то делать. Предлагаю открыть запись на покупку дворцовых кошек.

— Но, мисс Гленда, они не столько дворцовые, сколько дворовые. Не то чтобы у них совсем нет породы, скорее, этих пород у них чересчур много для успеха в высшем обществе.

— Это не важно, — отрезала Гленда. — Важно, что это кошки из самого дворца и от самого патриция. И если за ними будут плохо ухаживать, патриций об этом узнает.

— В самом деле?

— Конечно, вы же за всеми следите.

— Действительно. Да, возможно, с таким подходом мы заработаем даже на котах.

— Возможно, — кивнула Гленда и тяжело вздохнула. — В теории это должно сработать, но я совсем не уверена, что на практике всё пойдёт как надо.

— На практике ничто никогда не идёт как надо, — “утешил” её патриций. — Но, я знаю человека, который любое “не как надо” превратит в “как лучше”. Завтра вы с ним встретитесь и расскажете ему о своём предложении. И я был бы благодарен, если бы вы сделали ещё одну копию этой записи с более подробными пояснениями.

— Я? Почему я? Вы что, не можете сказать, что это ваша идея? — к такому Гленда не была готова. Одно дело — делиться своими мыслями с Ветинари, к которому она, можно сказать, привыкла и почти перестала бояться. И совсем другое — какой-то чужой неизвестный человек.

— По-вашему, я имею склонность присваивать чужие идеи? — нахмурился патриций.

— Нет, — поспешила ответить Гленда. — Но мою можете присвоить, я вам разрешаю.

— Ни в коем случае, мисс Гленда. Вы это придумали, вам и говорить.

— Но я…

“Я стесняюсь!” — хотела сказать Гленда, но поняла, что ещё сильнее она стесняется произнести это вслух.

— Ладно, — проворчала она. — Кто этот человек?

— Мистер фон Губвиг, главный почтмейстер, начальник Монетного двора и заместитель председателя Королевского банка Анк-Морпорка.

— Тот, который однажды на суде заявил, что вы его приговорили к повешению за мошенничество? — уточнила Гленда. Многолетняя привычка к чтению газет давала свои плоды.

— Он самый. И, если вы опасаетесь недружелюбной реакции с его стороны, я всегда могу напомнить мистеру Губвигу, что палач, мистер Трупер, справлялся о его здоровье.

— Вот не надо пугать людей ради меня! — возмутилась Гленда. И тут же уточнила: — Вы там будете?

— Разумеется, речь ведь идёт о моём дворце.

— Ну и хорошо, — Гленда сказала это совершенно искренне и только потом поняла, как это странно, что перспектива присутствия Ветинари её больше успокаивает, чем напрягает. — Во сколько вы хотите с ним встретиться?

— Мистер Губвиг обожает начинать день пораньше, так что, я думаю, часов девять утра..

— Он ненавидит рано вставать, да? Я ведь права?

Усмешка Ветинари была яснее любых слов.

— В таком случае — шесть вечера, сэр. А утро мне нужно для своих целей. Я утром спать собираюсь, потому что прямо сейчас займусь вашим завтраком. Что вы, кстати, хотите?

— Ну, раз вы спрашиваете — то воздушное суфле с ягодами. Вы готовили его всего однажды, ещё в поезде, и это было незабываемо.

— Хорошо, тогда я займусь им прямо сейчас.

— Значит ли это, что я должен удалиться? Процесс включает какое-то священнодействие? Волшебство, призыв демонов?

— Нет! — Гленда рассмеялась против воли. — Но болтать с вами мне будет некогда, так что боюсь, вы заскучаете.

— Честно говоря, я не владею этим навыком.

— Каким это?

— Скучать. Мне сложно представить себе ситуацию, в которой разумный человек не сможет развлечь себя ходом собственных мыслей.

— Это потому, что вы в Убервальде подолгу не жили, — вздохнула Гленда и тут же почти прикусила язык. Известно ведь, что в молодости Ветинари провёл в Убервальде достаточно долгое время. Вероятнее всего, в обществе леди Марголотты.

— Скорее потому, что ко мне Убервальд повернулся несколько иной стороной, — мягко возразил Ветинари. — Скучать не приходилось. И то, что вы рассказывали о приключениях командора Ваймса… Хм, скажем так, я вполне могу себе это представить в красках.

Гленда поёжилась.

— Но, если хотите, можете дать мне ещё какое-нибудь задание. Я готов спорить, что вид человека, сидящего без дела, в то время, как вы трудитесь, обычно не улучшает ваше настроение.

— Вот, — сдалась Гленда. — Нарежьте ветчину и можете собирать сэндвичи. Треть с сыром, треть с ветчиной, треть с тем и другим. Салат и майонез не забудьте — сначала майонез, потом салат, потом всё остальное. Сыр кладите на ветчину. Всё понятно?

— Указания вполне чёткие.

— Погодите, хотите чаю?

— Предпочитаю откладывать приятное напоследок, так что я подожду.

— Вам не запрещено пить больше одной чашки, знаете ли. И, не поверите, даже больше двух.

— В таком случае, не буду отказываться, но при условии, что вы составите мне компанию.

Гленда возражать не стала. Чай пили почти молча, за исключением коротких фраз вроде: “Хотите сахар?”, “Есть немного булочек…” и “О, пирог ещё остался?”. А потом Гленда принялась за работу, и разговоры прекратились совсем. Но что удивительно — присутствие Ветинари не смущало и не напрягало Гленду. Было даже приятно иногда бросать на него взгляд, надеясь, что он этого не видит, и следить за его скульптурными руками. И взбивать белки с сахаром у него получилось быстрее, чем вышло бы у Гленды.

А потом они снова пили чай со свежеприготовленным суфле (“Уже почти утро, мисс Гленда, и, если существует первый завтрак, значит, должен быть и нулевой. Будем считать, это именно он.”), у Гленды опять слипались глаза, но всё равно — сидеть вот так рядом с Ветинари, не говоря ни слова, наблюдая за тем, как он наслаждается её стряпнёй, было чертовски хорошо.

ЧАСТЬ I. Глава 9

Ночной рынок на Саторской площади — это ведь совсем недалеко от дворца, думала Гленда. Хоть Ветинари и просил её повременить с прогулками, искушение было слишком велико. Да она и выскочит-то всего полчасика, кто заметит?

Когда-то Гленда думала, что умеет готовить всё на свете, но с тех пор научилась ещё кое-чему и очень надеялась, что Верити Колотушка по-прежнему в деле, и что за её прилавком найдётся что-то вроде дорады.

Потом ей сказали, что с Верити она говорила, и даже купила рыбу. И даже попросила отправить её во дворец с посыльным, чтобы походить по рынку ещё немного — насладиться ощущением кипящей посреди ночи городской жизни. Ничего из этого Гленда не помнила. В её голове осталось только смутное воспоминание о том, что на самом деле она пыталась сопротивляться…

— Я не могу, — бормотала она. Отказывать красавчику с хвостиком (о, боги, настоящий хвостик, и почему мужчины так редко носят длинные волосы? Это же красиво!). — Я должна приготовить… Должна… Я обещала его светлости. Консоме с клёцками ещё туда-сюда, но я обещала запечь ту рыбу из Щеботана, а это долго, и я должна…

— Но разве вам совсем не положено выходных, милая Гленда? — голос журчал, казалось, у неё в голове тёплым сладким родником. Довольно уверенным родником и очень, очень привлекательным! — Невозможно работать всё время, наверняка вы что-то перепутали, я уверен, что сегодня у вас выходной.

Гленда попыталась припомнить, сколько она уже проработала во дворце. Неделю? Нет, наверняка больше. Точно больше, и — да! Конечно, она заслужила выходной. Поэтому она и пошла гулять — потому что сегодня выходной, как же иначе.

Это была последняя связная мысль в глендиной голове, а затем её разум наполнил сладковатый серый туман.

***

— Вот же скотина!

— Не волнуйся, дитя моё, он не успел свершить своё чёрное дело.

— Ещё раз назовёшь меня “дитя моё”, и я точно тресну тебя по башке!

— Прости, но это профессиональная привычка.

— Отец Овсец? — прохрипела Гленда, узнав один из голосов. Голова у неё раскалывалась, под закрытыми веками плясали цветные пятна. Но если она слышала этого зануду, покровителя Натта, значит, она в Убервальде, значит все эти замечательные дни во дворце…

Мысль была настолько ужасна, что Гленда рывком заставила себя открыть глаза и сесть. Похоже, перед этим она лежала на огромной кровати под шикарным бархатным пологом, а теперь, стало быть, она на ней сидела. Совсем рядом стоял в полунаклоне отец Овсец и молодая женщина ещё более внушительных, чем Гленда, размеров. С ней Гленда определённо раньше не встречалась.

— Где я? — превозмогая слабость, требовательно спросила Гленда.

— Мы точно не знаем, что это за место, — начала женщина.

— К чёрту подробности, — отмахнулась Гленда, чувствуя, как предательски сжимается что-то у неё в животе. — Это… Убервальд? — упавшим голосом закончила она.

Священник и его спутница переглянулись.

— Нет, дитя моё, — после паузы ответил отец Овсец, — это Анк-Морпорк. Я последовал за вами, как только узнал, что вам угрожает опасность, но должен был заручиться поддержкой мисс Нитт, чтобы…

Он замолчал, потому что Гленда его не слушала. Она резко и часто вдыхала воздух, изо всех сил пытаясь не разреветься. Анк-Морпорк! Она в Анк-Морпорке! Значит, ей это не привиделось!

— Я ведь… Я была кухаркой во дворце, верно? — с надеждой спросила она.

Откуда-то из темноты послышался странный шум.

— Я проверю, — тут же среагировал Довольно-Таки-Преподобный, поднимая вверх свой топор.

— Да, — ответила на вопрос Гленды женщина, названная мисс Нитт. — Насколько мне известно, вы работаете во дворце, потому этому паршивцу было так сложно к вам подобраться.

— Паршивцу? — переспросила Гленда, смутно припоминая красавчика с хвостиком.

— Вон он, — мисс Нитт неприязненно кивнула в сторону кучки пепла на полу. — Развеялся гадёныш. Закопать бы его, но Преподобный говорит, всё должно быть по закону.

И тут Гленда сопоставила. Помпезную кровать, мрачное подвальное помещение без окон, расставленные тут и там свечи, и этот пепел, рядом с которым, кажется, лежала мантия. Рука сама собой дёрнулась к шее.

— Он не успел, — успокаивающим тоном сказала мисс Нитт. — Был близок, но мы пришли раньше.

— Никого, — сообщил Преподобный, вернувшись в комнату. — Должно быть, крысы.

— Что происходит? — Гленде не нравилось, что её голос звучал так слабо, но иначе не выходило.

— Если коротко, — мисс Нитт быстрым взмахом руки показала открывшему было рот священнику, что в длинных речах они сейчас не нуждаются, — пару дней назад Преподобный заявился ко мне с рассказом о том, что его бывший подопечный, зовут его, как я понимаю, мистер Натт, беспокоится о своей бывшей подружке — о вас то есть. А всё потому, что этому мистеру Натту стало известно: та вампирша из Убервальда, Марголотта, приглашала в свой замок Влада Сорокулу на разговор. Влад — это он. — Она снова указала на кучку пепла на полу. — Я уже имела дело с этим негодяем раньше, причём в компании Преподобного Овсеца, поэтому он ко мне и обратился. Мы постарались как можно быстрее выяснить, куда этот гадёныш отправился. Пришлось лететь в Анк-Морпорк на метле, а у Преподобного не слишком-то хорошо получается держаться, впрочем, я и сама тот ещё рулевой. В общем, мы едва не опоздали, пока выясняли, зачем он сюда припёрся, и искали, где он устроил тайное убежище, но, как видите, успели.

— Уверены? — Гленда ещё раз опасливо ощупала шею.

— Да, потому что вы всё ещё в своей одежде, — хмыкнула мисс Нитт, отец Овсец густо покраснел. — Я немного следила за этой семейкой — за Сорокулами — с тех пор, как они попытались захватить власть в Ланкре, и знаю, что в последние годы Влад слегка помешался на классике. Он пытался убедить вас скинуть одежды и надеть вот это, — она указала на разложенное на кровати кружевное нечто, вероятно, ночную сорочку. — Вы сказали, что патриций этого не одобрит, потому что ваша одежда не должна отвлекать людей от работы, — (на этих словах густо покраснела Гленда), — и пока вы спорили, мы успели забежать — повезло ещё, что он дверь не запер! — и достать перо феникса. Вот и результат. Думаю, сейчас самое время звать Стражу.

— Кхм, — отец Овсец осторожно кашлянул, словно не был уверен, что стоит произносить то, что он собирался сказать.

— Ну? — требовательно отреагировала на это мисс Нитт.

— Я думаю, дверь была вскрыта до нашего появления. Когда мы ворвались, вампир казался удивлённым, а замок взломан — я проверил, когда выходил, полагая, что если в коридоре притаилась опасность, благоразумнее будет вам запереться.

— Ты хочешь сказать, — мисс Нитт прищурилась, — здесь есть кто-то ещё?

— Возможно, — кивнул Преподобный, сжимая рукоять топора.

Гленду охватила ярость. Да что себе возомнила эта Марголотта? Что она и тут уже Госпожа? Попытка бодро встать с постели не увенчалась успехом — она повалилась вперёд, скатившись на ковёр как шарик.

— Не волнуйтесь, мы сейчас покинем это место, дитя моё, — по своему понял это движение священник.

— Тихо! — рявкнула мисс Нитт, зажмурившись. Так и стояла, пока отец Овсец помогал Гленде подняться.

Гленда отдышалась и внезапно почувствовала в воздухе странное напряжение, а затем ей будто прямо на мозги упало пёрышко — не то чтобы болезненное, но неприятное чувство. Она дёрнулась и посмотрела на мисс Нитт, почему-то у Гленды было чёткое ощущение, что “пёрышко” прилетело от неё. “Да она же ведьма! — вдруг дошло до Гленды. — Вся в чёрном и такая самоуверенная, и отец Овсец всегда отзывался о ведьмах с большим почтением.”

Мисс Нитт резко открыла глаза, так, что Гленда едва не вздрогнула снова, но заставила себя стоять неподвижно — ещё не хватало, чтобы подумали, будто она боится ведьм!

— Здесь кто-то был, — сказала мисс Нитт, указывая в сторону коридора. — Но как только я попробовала его почувствовать — сбежал. Сейчас путь свободен, так что лучше бы нам выбраться, пока этот кто-то не привёл подмогу.

— Но я там всё осмотрел… — начал священник.

— А с этим что? — одновременно с ним заговорила Гленда, указывая на кучку пепла. — Его ведь просто капля крови может поднять!

— Я останусь тут до прихода Стражи! — мужественно предложил священник.

— Никто не останется, — проворчала мисс Нитт и огляделась по сторонам. — Так, с мётлами и совками тут, по-моему, не очень хорошо, а свою я оставила в пансионе. Но предлагаю собрать его в банку, — она сунула руку в карман широкой мантии и достала оттуда небольшую баночку, — и пусть Стража его оживляет сама.

— А он туда поместится? — с сомнением спросила Гленда.

— Если останется без руки или ещё чего — не мои проблемы, — фыркнула мисс Нитт. — Нечего было клыки распускать.

Она уже направилась к кучке пепла, когда Гленда закричала:

— Нет, постойте! А как мы докажем, что он на меня напал? Я-то ничего не помню, но, кажется, я почему-то пошла с ним добровольно, то есть, он меня не похищал.

— Вампиры умеют морочить людям головы, — терпеливо ответила мисс Нитт. — Пробираются в твои мысли и заменяют их своими. Вы, очевидно, очень цельная личность, мисс Медоед, последовательны, редко сами себе лжёте и противоречите. Такие для вампиров — лёгкая добыча, нерасщеплённое сознание проще захватить. Вам казалось, вы шли добровольно, но на самом деле он вас заставил, и вы потратили кучу сил пытаясь ему сопротивляться и не осознавая этого. Я готова свидетельствовать перед Стражей, что Влад прекрасно умеет проделывать подобные штуки.

— В любом случае, нельзя трогать место преступления, — твёрдо заявила Гленда — сказывалось общение с Шелли. — Это затрудняет работу стражников, потом они ничего не могут доказать в суде, и негодяя отпускают.

— Ну, если мы оставим всё как есть, а без нас сюда кто-нибудь заявится, — начала мисс Нитт недовольно, но тут её прервал шум из коридора, причём на этот раз его явно производили человекообразные существа, ну или во всяком случае, существа владеющие речью (её анк-морпоркским нецензурным диалектом, если конкретнее).

Отец Овсец снова поднял свой топор, но Гленда осторожно шагнула к нему и взяла за запястье, потянув его вниз. Один из голосов она узнала.

— Детрит, это ты? — крикнула она в темноту.

— Смотря, кто спрашивает, мисс Гленда, — отозвался Детрит. — Для своих-то я — завсегда я, а для всяких прочих — капитан Детрит.

— Это я, Детрит, Гленда, — пояснила Гленда, напоминая себе, что для тролля и, тем более, для стражника, Детрит не так уж и глуп. — И со мной тут ещё двое, они меня, вроде как спасли.

— Что, та самая Гленда Медоед? — спросил дрожащий голос. — А там рядом с тобой случайно нет каких-нибудь опасных похитителей с тяжёлым оружием, заманивающих нас в ловушку?

— Рядом со мной омнианский священник со своим священным оружием и… — она поколебалась, но потом решила, что называть человека ведьмой, не спросив на то разрешения, будет невежливо. — И юная мисс, — добавила она.

— Он будет угрожать нам брошюрами? — спросил Детрит, проходя в дверь так, что косяк заскрипел. — Ого! — добавил он уважительно, глядя на топор в руках отца Овсеца. — Гляди-ка, Шнобби, этот томик поувесистей будет, чем то, что раздаёт Посети, сразу видно — стоящая литература, кабы он с такими ходил, я б ещё подумал, может, его послушать…

— Я не использую своё оружие против стражей закона, — торжественно провозгласил Преподобный, — если только они не поступают бесчестно.

— Бесчестно — это не про нас, сэр! — отозвался второй стражник, настолько мелкий и тощий, что казался просто голосом из доспехов. — Мы — сама честность! — из-под шлема сверкнули маленькие вороватые глазки, бегавшие по помещению и явно уже оценившие стоимость тяжёлых серебряных подсвечников.

— Подозреваемого не затопчите, — хмыкнула Гленда, кивнув на кучку пепла. Ей всё ещё было тяжело стоять, но она упёрла руки в бока и расставила ноги пошире, чтобы держаться твёрже.

— О, так тут замешаны вампиры, — протянул Шнобби. — Как сказал бы старина Колон, это всё политика! — он недовольно покачал головой и поцокал. В поле его зрения попал листок, который он сжимал в собственной руке. — Для начала я должен установить, что вы действительно та самая мисс Медоед, — торжественно сказал он, поднося лист к глендиному лицу и наклонившись к ней. Гленде это совсем не понравилось (вряд ли кому-то, кроме влюблённой Беллочки, могло понравится присутствие капитана Шноббса рядом с его или её лицом). Она отмахнулась и вырвала бумажку. Там был её портрет — нечёткий, вырезанный с одной из охуланских иконографий, и подпись: “Награда — 50 000 анк-морпоркских долларов за правдивые известия о местонахождении мисс Гленды Медоед. Похититель может рассчитывать на снисхождение, если доставит мисс Гленду во дворец целой и невредимой.”

— Боги! — простонала она. — Это по всему городу?

— Ага, — подтвердил Детрит. — Вчерась, как нас посреди ночи во дворец вызвали и велели вас искать, мисс, так капитан Моркоу сразу предложил портреты развесить, а патриций сказал, что если Уильям де Словв не откроет свою печатню немедленно, так он того… Начнёт выказывать такое давление на прессу, что к слову “пресс” навсегда вернётся первоначальное значение. Я думаю, это была игра слов, мисс. В общем, за день мы весь город оклеили.

— Надо же, а я не увидела, — удивилась мисс Нитт.

— Ну, мы ведь не то чтобы могли смотреть по сторонам, пока следили за Сорокулой, — резонно заметил Преподобный.

— Кто такой Сорокула? — капитан Шноббс извлёк откуда-то жёванного вида блокнот и короткий карандаш. — Мне нужны все подробности.

— Влад Сорокула, к вашим услугам, — провозгласила мисс Нитт, указывая на останки вампира.

— А-а, — понимающе протянул Шноббс. — Но по правилам каждый свидетель отвечает за себя.

— Не думаю, что сейчас удачное время для опроса свидетелей, капитан, — раздался от двери негромкий вежливый голос, который, тем не менее, почему-то было сложно игнорировать. Все повернулись.

— О, мистер Стукпостук! — Шноббс браво отдал честь. Стукпостук поморщился.

— Его светлости стало известно, — монотонно пробубнил он, — что наша пропажа обнаружена. Патриций выразил желание, чтобы мисс Гленда немедленно, без дальнейших расспросов, была доставлена во дворец. Вас, преподобный, и мисс Нитт его светлость приглашает завтра к девяти утра на беседу. Вам будет выдана обещанная награда.

— Но-о… — разочарованно протянул Шнобби.

— Патриций также просил напомнить вам, капитан, что он не может выдавать стражникам награды, предназначенные для гражданских лиц, за то, что они, стражники, просто выполняют свою работу. Однако! Патриций считает необходимым сделать вклад в дело женинизма и выдать Лиге значительную сумму на просветительскую кампанию против похищения молодых дам. Капитан Детрит, вам, насколько мне известно, скоро предстоит внеочередной отпуск с поощрением в виде сертификата на посещение Щеботанских серных источников. На двоих.

— О, моей Рубине это понравится! — довольно пророкотал Детрит. — Щеботанская сера — это ж настоящий деликатес!

Гленде очень не хотелось идти за противным секретарём, бросавшим на неё одновременно гневные и презрительные взгляды, но она чувствовала, что силы стремительно покидают её, и лучше уж последовать за Стукпостуком, чем позорно свалиться в обморок.

— Мы ещё увидимся? — спросила она, глядя даже больше на мисс Нитт, чем на отца Овсеца. — Мне хотелось бы самой отблагодарить вас за спасение.

— Непременно, — твёрдо ответила мисс Нитт. Священник согласно кивнул.

Гленда развернулась и пошла к двери, контролируя каждый шаг, чтобы выходило держаться прямо и не шататься. Как только они оба оказались в тёмном коридоре, освещаемом лишь светом фонарей откуда-то сверху — с улицы, над ухом у Гленды прозвучало:

— И как вам в голову пришло делать такие глупости? Его светлость восхищается вашим умом, но, по моему мнению, он преувеличивает. Вы поставили на уши весь город! А ведь лорд Ветинари просил вас быть осторожнее.

— Слушайте, — Гленда остановилась у ступенек, ведущих вверх. Снаружи слышался шум дождя. — Вы думаете, мне это доставило удовольствие? Меня похитили, чёрт вас дери! И я уже достаточно напугана, может не тратить время на угрозы.

— Ваши страхи, мадам, — с откровенной злостью отозвался Стукпостук, больно схватив её за локоть, — это всего лишь эмоции кухарки, и если бы этим дело ограничивалось, я бы и слова не сказал. Но ваше исчезновение расстроило патриция. Скажу больше — выбило его из колеи. И это — в напряжённый момент, когда он мучительно ищет выход из сложившегося положения! Неужели вы не могли утерпеть и находиться там, где вам было велено? Готов спорить, у его светлости прибавилось из-за вас седых волос, а их у него и так немало. И если ваши расстройства — всего лишь ваши, то расстройство патриция — это угроза городу, угроза существующему порядку. Ваша прогулочка будет немало стоить не только его светлости, но и Анк-Морпорку.

— Я его об этом не просила! — крикнула Гленда, чувствуя, как в голос прорываются предательские истеричные нотки.

— Тогда, мисс, нужно было сидеть в своём Убервальде и не высовываться, — жёстко отозвался секретарь. — А теперь уже поздно давать задний ход, вы стали фигурой на доске великих игроков, и ваше самоуправство может дорого обойтись одному из них. Надеюсь, вы меня поняли, и впредь будете осторожнее. Идёмте.

Не ослабляя хватки, он потащил заплетающуюся Гленду вверх к чёрной карете, едва заметной за пеленой дождя. Распахнув перед Глендой дверь, он довольно грубо подтолкнул её внутрь. Гленда бессильно упала на сидение и с ужасом подумала о том, что теперь им предстоит поездка вдвоём в таком тесном пространстве, но секретарь, вопреки её ожиданиям, в карету не сел. Захлопнул дверцу и приказал кучеру отправляться.

Это показалось Гленде подозрительным, и, хотя чувствовала себя ужасно, она сунулась к окну, чтобы спросить, в чём дело. И тут же поняла, что в карете она не одна. Гленда вскрикнула от ужаса, натолкнувшись своими коленями на чужие — человека, сидевшего напротив.

— Мисс Гленда, — донеслось из темноты так тихо, что кто-то снаружи вряд ли смог бы различить слова за стуком копыт и шумом дождя, даже обладай он слухом вервольфа.

— Вы! — выдохнула Гленда и позволила себе откинуться на сидении. Пульс грохотал у неё в ушах.

— Мне стоило бы дождаться вас во дворце, — часть темноты напротив неё отделилась, подалась вперёд, и в следующую секунду Гленда почувствовала, что Ветинари сел рядом с ней, как тогда, когда они ехали с вокзала во дворец, — но я не сумел удержаться. Как вы себя чувствуете?

— Как в клетке, — горько выдавила Гленда, не успев прикусить язык. — Мне действительно не стоило высовываться из Убервальда, а теперь Морпоркия, видите ли, под угрозой из-за глупой кухарки.

— Так, — недобро произнёс Ветинари, — кажется, мой секретарь перешёл границы допустимого.

— Он всё правильно сказал, сэр, — отозвалась Гленда. — Я думала, что вырвалась на свободу, но, выходит, просто сменила одну клетку на другую. Надо было дать этому негодяю меня укусить — я бы вернулась в Убервальд, как хороший послушный вампир, и ваша подружка милостиво приняла бы меня под своё крыло.

— Вы были бы счастливы, если бы это произошло? — голос патриция не выражал ничего. Подчёркнуто не выражал ничего, это было сложно не заметить. — Мне показалось, вы испугались, когда решили, что прошедших недель не было.

— Так и есть! — горячо ответила Гленда. — Мне никогда ещё не было так… Постойте. Откуда вы знаете, что я испугалась?

В карете повисло напряжённое, тугое, будто тесто, которое слишком долго взбивали, молчание.

— Вы там были, — наконец вынесла вердикт Гленда. — Тот звук — это были не крысы.

— Что ж, скажем так, не только они.

— И? — взорвалась Гленда. — Почему вы не вышли? Почему бездействовали, что вообще происходит?!

— Я лишь незначительно опередил ваших спасителей, — голос Ветинари по прежнему был безэмоциональным. — Я вышел на след Влада Сорокулы сразу, как только мне стало известно, зачем омнианский священник и ланкрская ведьма объявились в Анк-Морпорке. Я предполагал разобраться с ним сам, — на этих словах эмоция в голос патриция всё же ненадолго прорвалась, и Гленда подумала, что вампир, похоже, ещё легко отделался. — Но у ведьм свои способы идти по следу, — продолжал патриций. — Мисс Нитт со своим спутником появились как раз тогда, когда я вскрывал замок. Вы были достаточно настойчивы, отказывая графу, и я решил, что лучше дать возможность действовать другим лицам, не обнаруживая своей личной заинтересованности.

— Угу, как будто награда в пятьдесят тысяч не показывает личной заинтересованности, — слабо возразила Гленда. Вспышка гнева отняла у неё последние силы.

— Заинтересованность — вполне возможно, — согласился патриций, — но это всё ещё можно трактовать, как заинтересованность в источнике информации. По неофициальным каналам, я надеюсь, будет передано, что в задержании похитителя я был более заинтересован, чем в нахождении вас.

— Ну да, я ж приношу одно беспокойство и никакой пользы, — вздохнула Гленда.

Патриций тяжело вздохнул:

— А мне так не хотелось менять секретаря…

Смысл его слов не сразу дошёл до Гленды, но, когда дошёл, она резко схватила патриция за руку, не зная, как ещё показать своё возмущение, на которое сил уже не осталось.

— Вы не можете так поступать, — сказала она, тише и слабее, чем хотелось бы. — Он неприятный тип, ваш секретарь, но он вам предан, и всё что он сказал — это просто оттого, что он за вас действительно беспокоится. Может, я на его месте повела бы себя ещё грубее. И потом, он ведь прав: пользы от меня пока что меньше, чем беспокойства.

— Мисс Гленда, — в голосе Ветинари звучала улыбка, вторая рука патриция накрыла ладонь Гленды на его запястье. — Благодаря вам я арестовал представителя одного из древнейших убервальдских вампирских кланов, кроме того, ко мне приехал — и завтра явится на приём — человек из близкого окружения леди Марголотты. И человек этот, насколько я понимаю, оказался не на её стороне. А с ним ещё и ланкрская ведьма, этих дам я бы опасался не меньше, чем вампиров. Так что, поверьте, я извлеку из этого происшествия максимум пользы. Хотя, если бы у меня был выбор, я предпочёл бы отказаться от такого способа получать выгоду.

— Наверное, я так себе патриот, но я бы тоже предпочла, чтобы этого всего не было, — Гленда даже не пыталась скрыть усталость. — А теперь ещё и выходит, что я не могу лишний раз высунуть нос из дворца…

— С этой проблемой мы справимся, — неожиданно твёрдо сказал патриций. — У меня есть несколько вариантов, как именно, но вы слишком устали, чтобы думать об этом сейчас.

— Правда? — Гленда чувствовала, что веки у неё слипаются, а мысли плавно перетекают в сон. — Вы такой милый, что это кажется очень подозрительным, — невольно озвучила она вертевшиеся в голове слова. — То есть, — она поняла, что засыпая почти уронила голову Ветинари на плечо, и заставила себя выпрямиться. — То есть простите, я не хотела… — она выдернула свою руку, и схватилась за запястье, ещё тёплое от прикосновения Ветинари.

— Мисс Гленда, — мягко сказал патриций, — последние несколько недель позволили мне считать, что я могу назвать вас своим другом. Я не ошибся?

— Ну, наверное, — неуверенно ответила Гленда. — Да, если это не противоречит каким-нибудь правилам кодекса тиранов — дружить с кухарками.

Ветинари негромко усмехнулся и продолжил:

— Вы устали, мисс Гленда. И если вы немного отдохнёте в дружеских объятиях, я думаю, даже леди Король, которая впрочем об этом никогда не узнает, не назовёт это предосудительным. Вы не возражаете? — его рука осторожно опустилась ей на плечи и притянула Гленду ближе.

Гленда, к своему стыду, даже не попыталась возразить, а лишь сонно устроила голову на подставленном плече. Рука Ветинари так и осталась у неё за спиной. Объятие оказалось таким успокаивающим, что походило на магию. Гленда почувствовала, как у неё расслабляются все мышцы, даже те, о напряжении которых она и не подозревала. Она возмутительно глубоко вздохнула, вплывая в аромат чужого тела, как в облако. Ветинари пах горькой травой, немного лавандой, и немного — но совсем не раздражающе — потом. Гленда потёрлась носом о жёсткую ткань и провалилась в сон.

***

Это зашло дальше, чем он предполагал. Не игры леди Марголотты, нет, — чего-то в этом роде он как раз ожидал. С её стороны план выглядел даже гуманно: Гленда превращается в вампира, затем — под влиянием ли Сорокулы, в надежде ли обрести защиту Лиги Черноленточников — возвращается в Убервальд, к мистеру Натту. Марголотта, конечно, её милостиво принимает. Одна любящая пара спасена, одному тирану утёрли нос.

Возможно, Марголотта что-то такое сказала Натту о возвращении Гленды, или парнишка догадался сам — он всё-таки чрезвычайно умён. И, к его чести, видимо, готов рискнуть благосклонностью её светлости, ради безопасности Гленды — так в совершенный план Марголотты вкралась ошибка: омнианский священник и его подружка-ведьма. Ход — ответный ход, обычная игра. Но никогда прежде Хэвлоку, лорду Ветинари, не доводилось испытывать такого животного ужаса, какой он пережил в ходе этой партии.

Конечно, ему случалось испытывать страх — кто бы что ни думал на этот счёт, он оставался обычным человеком. Перспективы вечной жизни, которую ему сулил укус вампира, его не прельщали, пусть Марголотта и предложила это ещё в самом начале их знакомства.

Иногда ему казалось, что однажды, увидев, как он постарел и сдал, она решится действовать вопреки его воле и попытается продлить его жизнь насильно. Ожидать этого было как носить кольцо из стигиума — вызывало приятную дрожь от ощущения близкой опасности. Будоражило. Устрашало лишь настолько, чтобы обострять чувства. Это, помимо прочих плюсов, вроде общения с умным понимающим собеседником и сильным игровым противником, и привлекало его в леди Марголотте. Но страха за неё он никогда не испытывал — вампиры намного прочнее людей, а Марголотта была сильнейшей из вампиров.

С Глендой всё вышло иначе. Придя ночью на кухню, обнаружив там принесённую посыльным рыбу и поняв, что сама Гленда никогда не оставила бы продукты в таком виде — лёд на рыбе растаял, залив стол под корзинкой — Хэвлок, лорд Ветинари, ощутил страх такой силы, какой, он был уверен, не испытывал до него ни один Ветинари, с тех пор, как они стали лордами. Этот страх парализовывал, мешал думать, разверзал грудную клетку, рождая в ней тянущую тупой болью бездну. Мысль о том, что он может никогда больше не увидеть Гленду живой, не услышать её смех, не дотронуться до тёплой руки, оказалась невыносима — будто ему перекрыли возможность дышать. Если это случится, думал он, если боги допустят, чтобы я её потерял, я лично затащу то адское агатянское оружие к ним в Дунманифестин и уж позабочусь, чтобы меня останавливать было некому.

Потом он, конечно, отстранился от этих эмоций, пусть и не без труда, и начал действовать рационально и последовательно. Ровно до того момента, как оказался за дверью, из-за которой слышались сладострастные речи Сорокулы и безэмоциональные протесты Гленды, цеплявшейся за его, Ветинари, слова, как за последнюю соломинку. У него дрожали руки, и он не сразу попал отмычкой в замочную скважину, а когда наконец-то отомкнул замок, появились священник и ведьма. У него была лишь пара секунд чтобы решить — не время геройствовать, для всех, в том числе для самой Гленды, будет лучше, если он не окажется в этой истории в роли романтического спасителя.

И пусть ему безумно хотелось наплевать на доводы рассудка, ворваться в роскошно обставленную темницу, разорвать своими руками на части (зачёркнуто) ингумировать Сорокулу и обнять Гленду, он смог совладать с собой и отступить. Ни к чему леди Марголотте знать, что кроме источника утечки информации о её дворе в лице Гленды она обрела ещё и соперницу.

Когда Гленда, проснувшись, испугалась, что оказалась в Убервальде, он испытал необыкновенное по своей яркости чувство — желание обнять её. Оказаться рядом с Глендой, физически ощутить её тепло стало вдруг жизненно необходимым, настолько, что он не отправил её в замок с секретарём, как собирался сначала (и счастье, что так, Сткупостуку, похоже, придётся сделать серьёзное внушение), но велел ему разбираться со Стражей, чтобы самому остаться с Глендой наедине.

Теперь она спала в его объятиях, уставшая, в мятой одежде, пропахшей благовониями, которые жёг Сорокула, и немного потом. А в волосах, спутанных и, на взгляд Гленды, наверняка нуждавшихся в мытье, прочно застрял запах ванили и корицы. И запах её кожи. Ветинари уже различал его прежде, и теперь, уткнувшись носом в золотистую шевелюру, чувствовал, как с каждым вдохом что-то внутри пронзительно дрожит и сладко тянет. Это было очень странно — раньше он ненавидел все эти свидетельства жизнедеятельности чужого тела, даже взгляд на потеющих музыкантов портил ощущение от музыки, потому он предпочитал читать ноты с листа. Но сейчас, здесь, в темноте мчащейся через ночной город кареты, вдыхая аромат кожи Гленды, ощущая тепло её тела, патриций испытывал острое сокрушительное наслаждение.

Это пугало его: и сила страха за другого человека, чего он прежде не знал, и сила собственных чувств, которые стало намного сложнее контролировать. Наверняка проще было бы сказать себе, что эксперимент принёс свои плоды — он изучил состояние влюблённости, пожалуй, зашёл даже дальше, чем влюблённость, и пора на этом остановиться — прекратить видеться с Глендой, выстроить дистанцию, но… Он не собирался этого делать.

Пусть это угрожало ему, государству, всему миру, Хэвлок Ветинари слишком устал поступать правильно. Он решил, что никому больше ничего не должен, и, крепче обнимая Гленду, думал о том, что никогда не откажется от неё, не отпустит от себя, если только она сам не захочет уйти. И было ему так хорошо, как ещё никогда в жизни не было, пусть за окнами кареты бушевала гроза, а дождь грозил городу потопом.

Молнии прорезали небо одна за другой, грохотал гром. Это веселился Слепой Ио, наблюдая, как Либертина лупит Рока, подвергшего её подопечную опасности, венчиком для взбивания яиц.

ЧАСТЬ I. Глава 10

— Омнископ? — переспросила Гленда, разглядывая небольшой кулон.

— Усовершенствованный омнископ, моя дорогая леди! — для безумного учёного, каким его представляла Гленда, Леонард Щеботанский выглядел вполне презентабельно и не так уж безумно. Никакой бороды с крошками или даже мышами, как это было у иных волшебников, вполне здравые рассуждения и способность говорить так, что не хотелось немедленно побежать за словарём — на взгляд Гленды большего от учёного и требовать было грешно. — Он включится автоматически, если вы почувствуете себя в большой опасности, главное — носите его непосредственно на коже. Кроме того, вы можете сами попросить о помощи, если громко крикните: “На помощь!” или “Стража!”. Ну и в самом крайнем случае — он снабжён дистанционным активирующим магическим механизмом, при помощи которого мы сможем включить его сами, если вы, как это было недавно, внезапно исчезнете.

— То есть, — нахмурилась Гленда, — с помощью этой штуки вы сможете за мной следить? — она смерила Ветинари суровым взглядом.

— О, но только если в этом будет реальная необходимость, — беспокойно ответил Леонард. — Вы же не думаете, юная леди, что я или его светлость можем злоупотребить вашим доверием!

— Вы всегда можете его снять, — Ветинари, как обычно, привёл более весомый и, что важно, более близкий человеческой природе аргумент.

Гленда задумалась. У неё было время отрефлексировать события предыдущих дней, и теперь каждая реплика патриция, каждый его взгляд проходили в её голове двойную, а то и тройную проверку.

Накануне она очнулась в тот момент, когда карета остановилась у дворца. И к счастью, что очнулась — у неё возникло нехорошее подозрение, что Ветинари мог попытаться отнести её внутрь на руках. У него, возможно, даже получилось бы это — всё-таки для работы кочегаром требуется немалая сила, однако, во-первых, это наверняка выглядело бы чертовски комично, а недостатка в зрителях на заднем дворе замка, как точно знала Гленда, в любое время суток не было; а во-вторых, это было бы уже чересчур — слишком далеко от того, что можно назвать дружеским участием. Их с Ветинари то и дело накрывали волны какой-то дурной, будто из книжки, романтики, и Гленде это не нравилось. Это было подозрительно.

Конечно, Ветинари ей нравился, что уж от самой себя скрывать. Рядом с ним, как теперь понимала Гленда, она чувствовала себя безопасно и расслабленно. Ейнравилось, как он шутил, даже если при этом порой подкалывал её, потому что она всегда могла подколоть его в ответ. Ей нравилось, как он говорил о городе — будто о живом существе, и как он исподволь, принимая вид ужасного тирана, заботился о нём. Что ей не нравилось, так это то, что у всех её “нравится” не было будущего. Потому что даже если она нравилась ему, это не могло никуда привести — разве что к банальной интрижке.

В конце концов, рассуждала Гленда, он патриций, а она — кухарка, от этого никуда не денешься. И в реальной жизни вариантов отношений при таком раскладе немного. А даже если бы они и были, рутина ведь всё портит… Нет, о рутине лучше не думать совсем! — резко обрывала себя Гленда, смутно подозревая, что, возможно, рутина рядом с Ветинари могла оказаться не такой уж плохой идеей. Однако эту идею Гленда определённо не собиралась и близко к своему сознанию подпускать.

— Тогда я буду надевать его, только если выхожу из дворца, — сказала наконец Гленда, пряча кулон в карман.

— Но, — Леонард в замешательстве посмотрел на патриция, — ведь похититель может проникнуть и во дворец, разве нет?

— Что ж, — задумчиво ответил Ветинари. Тонкая улыбка, которой он ответил на слова Гленды, на миг сделалась зловещей, — он или она, безусловно, могут попытаться проникнуть во дворец, но, боюсь, с выходом у них возникнут некоторые проблемы в связи с утратой некоторых конечностей.

Гленда не считала себя злым человеком, и ей было немного стыдно за то, что она, в ответ на эти слова, невольно улыбнулась. Возможно даже, позаимствовав у Ветинари немного зловещести.

— Что ж, эту проблему мы решили, — на этот раз Ветинари улыбнулся широко и немного дежурно, будто закрывал какое торжественное заседание или вроде того. — Мисс Гленда, если вы не хотите опоздать на велопарад…

— Какое интересное слово, — заинтересовался Леонард. — Что оно означает?

— Ничего особенного, — поспешил ответить патриций и мягко положил ладонь Гленде на плечо, разворачивая её к выходу. Гленде это не понравилось.

— Это, сэр, — сказала она, упрямо развернувшись к Леонарду, — парад велосипедистов, людей, которые ездят на велосипедах. А велосипед — это такое устройство для езды, его светлость утверждал, что вы однажды сконструировали похожее. Оно состоит из двух колёс, соединённых палками, нажимаешь на педали, они соединены с задним колесом цепочкой, колесо толкает машину вперёд, и ты едешь. Ну, в теории, сама я пока не пробовала, хотя капитан Моркоу утверждает, что это несложно, надо только поймать равновесие.

— А! — оживился Леонард. — “Машина С Колесом Педалями Еще Одним Колесом И Двусторонним Рычагом” — помню-помню. И что, кто-то пришёл к такому же техническому решению?

— Не могу утверждать, что ровно к такому же, сэр, поскольку не видела ваше устройство, но, полагаю, это можно было бы так назвать.

— И оно пользуется спросом?

— О, да, сэр — на них теперь почти все стражники ездят.

— Что, и Фред Колон? — в голосе Леонарда зазвучало неподдельное изумление.

— А вы знакомы? — в свою очередь удивилась Гленда. — Но, да — Фред Колон будет сегодня во главе парада.

— О, мы с ним… — Леонард осёкся, заметив взгляд Ветинари. Очень предупреждающий взгляд. — Мы с ним никогда не плавали на “Машине Для Безопасного Спуска Под Воду” под остров Лешп, чтобы понять, надолго ли он поднялся! — бодро закончил Леонард.

Взгляд Ветинари остался непроницаем, но его правая рука едва заметно дёрнулась, и Гленда могла поклясться — если бы он дал себе волю, патриций схватился бы за голову. Сама Гленда чувствовала, что предательски розовеет, пытаясь сдержать смех.

— Весьма впечатляющее не-знакомство, — кивнула она.

— О, да, было… То есть, не было, довольно познавательно, — подтвердил Леонард. — Правда, после той истории у меня надолго пропало желание общаться с миром…

Ветинари едва слышно выдохнул.

— Но велопарад, должно быть, примечательное зрелище…

Ветинари стиснул кулак, впившись ухоженными ногтями в ладонь.

Гленда подняла на патриция крайне невинный взгляд.

— Давно хотела вам сказать, сэр, что кисло-сладкая подливка — отличная добавка к овощному жаркому, я как раз подумала, не предложить ли вам немного разнообразить привычное блюдо? А что касается велопарада, вы, помнится, говорили, сэр, что Леонард находится в добровольном заключении?

— О, да! — поспешил вмешаться Леонард, чувствуя повисшее в комнате напряжение. — Так и есть, абсолютно добровольное. Я вовсе не стремлюсь наружу.

— Вот видите, — Ветинари было облегчённо улыбнулся, но Гленда не собиралась так легко ему это спускать.

— Но разве великому уму не нужна время от времени пища в виде новых впечатлений? — спросила она голоском, которым — обладай они речью, — вероятно, говорили бы пухлые крылатые младенцы, каких часто рисуют рядом с обнажёнными девушками, чтобы всем было понятно, что это искусство.

— В этом есть доля здравого смысла, — согласился Леонард, но тут же, видимо, понял, что ответ был неверный и добавил. — Но мне в качестве пищи вполне подойдёт тот прекрасный пирог, что вы для меня испекли, дорогая леди.

— Угу, — кивнула Гленда, бросая Ветинари многозначительный взгляд. — Да, решение абсолютно добровольное. Я вижу. Что ж, думаю, вы правы, милорд, нам нужно торопиться. И подливка — не такая уж хорошая идея, лучше держаться традиционного рецепта.

— Под вашу ответственность, — сухо сказал Ветинари. — Раз вы так уверены, что Леонарду необходимы новые впечатления, вам за это и отвечать. Леонард сопроводит на велопарад вас — а вы его, и не вздумайте отходить от него далеко — Леонард очень впечатлителен и может потеряться.

Это был вызов. На этот день у Гленды были совсем другие планы — она собиралась пообщаться с друзьями из Стражи, возможно, посидеть на красивой террасе, которых в Анк-Морпорке появилось немало, потягивая коктейли и неспешно болтая с Шелли. И теперь все эти планы шли коту под хвост. Но Гленда была не из тех, кто легко сдаётся.

— Прекрасно, сэр, — она лучезарно улыбнулась. — Я с удовольствием прогуляюсь в обществе Леонарда. Если он не против. Вы не против? — спросила она, решив, что нехорошо всё-таки тянуть старика наружу лишь для того, чтобы утереть Ветинари нос.

— Я буду рад вашей компании, мисс, — задумчиво ответил Леонард. Похоже, он так и не понял, что за схватка перед ним сейчас разгорелась, но был доволен, что она закончена.

— Я зайду за тобой без пятнадцати три, — сказал ему патриций и приоткрыл для Гленды дверь. На этот раз она вышла без возражений. И тут же вздохнула.

Перед ней был длинный коридор, по которому патриций по дороге сюда прыгал как кузнечик, дотрагиваясь в некоторых местах до стены. Гленда, которой он велел повторять за собой все движения, едва не задохнулась на этом пути и теперь выискивала на полу знаки, которые помогли бы ей быстрее сориентироваться на обратной дороге. Но нужных знаков не было.

— Ловушки на пути обратно, — говорил тем временем Ветинари, расставлены в несколько ином порядке, прошу вас не отклоняться…

Гленда сделала несколько шагов по каменным плитам, развернулась к Ветинари, сложив руки на груди, и закончила за него:

— Не отклоняться от курса? Простите, ваша светлость, возможно, вам эти физические упражнения доставляют удовольствие, но лично я в них не нуждаюсь. Никаких ловушек ведь на самом деле нет.

Ветинари тоже сложил руки на груди и смерил её суровым пронизывающим взглядом. А затем, будто не выдержав, усмехнулся.

— Как вы поняли?

— Элементарно, сэр. Камни на полу старые, трещины в них и между ними — тоже, и туда понабилось пыли и ещё всякого. По этим щелям видно, что сами камни не передвигали много лет. Однако все они стёрты примерно одинаково, а если бы одни из них были связаны с какими-то рычагами, за столько лет ваших прыжков на них остались бы хоть какие-то следы. Думаю, вы каждый раз исполняете этот балет по-новому на случай, если за вами кто-то наблюдает, хотя я не представляю, где бы тут скрываться наблюдателю. Но, честное слово, у меня к этому нет ни склонности, и желания. Так что вы можете и дальше прыгать, если хотите, а я просто пойду.

И она зашагала по коридору, стуча по равномерно стёртым камням своими новыми прочными башмаками. Ветинари нагнал её довольно быстро.

— Не перестаю поражаться вашим способностям, мисс Гленда, — вздохнул он. — Как бы не пришлось оборудовать рядом с башней Леонарда ещё одну — для вас.

— Ну спасибо хоть не подземелье, — фыркнула Гленда, уже понимавшая цену подобным угрозам патриция. — Почему вы всё-таки согласились? — следовало удержаться от этого вопроса. И от лукавого взгляда. Но Гленда не удержалась.

Патриций ответил коротким смешком и довольной улыбкой.

— Полагаю, мне и самому любопытно, что может получиться, если дать Леонарду увидеть, как изменился мир за время его затворничества. Но теперь ответственность за этот необдуманный поступок будет лежать на вас, а я к тому же получу любимое блюдо с новой подливкой. Кажется, я всюду в выигрыше.

— Ах вы… — Гленда остановилась посреди коридора и всплеснула руками. Затем прищурилась: — Вы это только что придумали, чтобы не признавать поражения.

— Поражения? Разве мы соревнуемся?

— А разве нет? Как же вы можете быть в выигрыше без соревнования?

— Хм, забавно, но со мной это нередко случается.

— Вы невыносимы, — Гленда не знала, злиться ей или смеяться, и в итоге выбрала второе.

— По крайней мере вы веселитесь, значит, вряд ли отлучите меня от нарезания сыра, — Ветинари не смеялся, но в глазах у него плясали весёлые черти, и это, к ужасу и восторгу Гленды, выглядело чертовски привлекательно.

— О, нет, сэр, что вы, — ласково ответила она. — Я собираюсь вас повысить — до чистильщика рыбы. Очень ответственная работа.

— Тогда я требую повышения платы, — немедленно нашёлся Ветинари. — Одной подливки за этот тяжкий труд будет маловато.

— Я со всем вниманием рассмотрю ваше прошение, сэр, — чопорно сказала Гленда. — Возможно, вы даже удостоитесь Библиотечного Пирога, кто знает.

— Библиотечный — это с бананами?

— Ну уж точно не с книгами.

— Кто знает, может, с нерадивыми читателями…

— Вы путаете, сэр, это Библиотечный Стейк.

Несколько секунд они оба сохраняли невозмутимый вид, а затем оба рассмеялись — тихо, но довольно.

Ботинки Гленды бодро стучали по коридору. Гленда чувствовала себя счастливой как никогда.

***

Несколькими часами позже, однако, она пожалела о своём утреннем решении. Выгуливать Леонарда Щеботанского оказалось той ещё работёнкой! Пожалуй, с трёхлетним любопытным малышом и то было бы меньше проблем, но лишь потому, что малыша можно засунуть под мышку. С Леонардом такой трюк не прошёл бы при всём желании, и Гленде приходилось следовать за ним по пятам, чтобы объяснять, показывать и не давать ему делать зарисовки стоя столбом посреди трассы. Моркоу радостно поприветствовал Гленду и не менее радостно — Леонарда, но разделить заботы по присмотру за ним не мог, у него своих хватало.

Гленда уже отчаялась хоть немного передохнуть, когда увидела в толпе знакомое лицо. Дик Симнел однажды провёл в Здеце несколько долгих месяцев, пока для его лучшего паровоза, Железной Герды, отстраивали дорогу обратно.

Только теперь Гленда сообразила, что ловкий парень Мокрист, заставивший поезд Дика пройти по воздуху, и господин фон Губвиг, который теперь носился по дворцу, претворяя в жизнь идеи Гленды, — один и тот же человек. Что ж, если поезд у него прокатился по облакам, возможно, он и дворец способен сделать более… приземлённым. Гленда отмахнулась от этих мыслей и замахала Дику — он нравился ей примерно так же, как Моркоу, да и было в них что-то общее: простоватость, за которой скрывалась недюжинная смекалка — хитрость честных людей.

— О, мисс Гленда! — обрадовался Дик. — Очень рад видеть вас в столице, надолго тут? Заходите к нам, я как раз несу Герде… — дальше последовал набор слов, из которого Гленда уловила лишь “новый” и “который”. Что делает этот новый-который, она так и не смогла понять. Однако, похоже, понял Леонард. Он с интересом уставился на сияющую груду железа с колёсиками в руках у Дика и задал какой-то вопрос. О том, что это был вопрос, Гленда догадалась лишь благодаря интонации — всё остальное снова осталось для неё тайной за семью печатями.

— А ты в этом понимаешь, папаша! — радостно откликнулся Дик и разразился очередной загадочной тирадой. — Хотите посмотреть, как я буду её прилаживать? — предложил он в конце.

— Хотим, — твёрдо сказала Гленда. Она помнила Железную Герду — это был большой паровоз со множеством рычагов и колёсиков, и Гленда надеялась, что пока Леонард будет их осматривать, она сможет немного посидеть поблизости.

В конце концов всё получилось почти как она хотела, с той только разницей, что коктейли им с Шелли (её Гленда выловила в толпе на Саторской площади и уговорила присоединиться) принесла жена Дика, а в качестве террасы выступал запасной перрон, на котором стояли ремонтируемые паровозы. Леонард что-то увлечённо рисовал углём на боку Железной Герды. Дик какое-то время смотрел на это, сдвинув кепку, чтобы почесать в затылке, а затем убежал прочь и очень быстро вернулся с иконографом. Гленда не придала этому особого значения — она вытянула гудевшие от напряжение ноги и снова почувствовала себя очень счастливой, но совсем иначе, чем утром. Оказывается, подумала она, у счастья довольно много оттенков.

***

— Отправьте чай с ромашкой и мятой в кабинет патриция на подъёмнике и поднимитесь туда сами, — неприязненно потребовал Стукпостук, едва заглянув в кухню и не пожелав Гленде даже доброго вечера. Кажется, он хотел сказать что-то ещё, но сдержался и быстро вышел.

В первую секунду Гленду охватила ярость. Она всё-таки очень устала за этот день, ноги гудели невыносимо, а тут — извольте радоваться! — тащиться к патрицию на шестой этаж. Кто ему спуститься-то мешает, и вправду что ли рыбы испугался?

Однако, заваривая чай, она сообразила, что ромашка с мятой — довольно сильные успокоительные, и, похоже, от её прогулки с Леонардом всё же возникли какие-то неприятности. Чувствуя себя крайне неуверенно, она осмелилась поставить на поднос лишь одну чашку — для патриция. Вряд ли таким способом, через секретаря, он приглашал на чаепитие её саму.

— Мисс Гленда, — сказал патриций таким тоном, будто Гленда только что единолично, собственными руками развалила как минимум крыло дворца. В ладони он держал пакет со льдом и прижимал его ко лбу. — Скажите, зачем, боги всемогущие, зачем вы познакомили Леонарда с Диком Симнелом? — Ветинари, пусть в это трудно было поверить, почти стонал. Таким Гленда его ещё ни разу не видела и потому испугалась, но подошла поближе, вглядываясь в лицо патриция. Выглядел он так, будто его одолела мигрень.

— Им было интересно друг с другом, — осторожно ответила Гленда, встав перед столом. — Каждому человеку нужен кто-то, кто его понимает, с кем можно обсудить интересные темы.

— Интересные темы! — горько усмехнулся Ветинари. — Вот полюбуйтесь, — он подтолкнул к ней пачку жёлтых пергаментов. Гленда потянулась к ним, но патриций недовольно потребовал: — Да садитесь же! Или нет, достаньте сначала чай… Почему чашка только одна, вы хотите меня отравить? Впрочем, лучше бы вы и впрямь меня отравили. Вот, налейте мне сюда, а себе возьмите ту, что приготовили для меня, — на столе появилась та самая — уже изрядно постаревшая и потемневшая — кружка “Лучшему Боссу На Свете”. Гленда налила чай в обе, села и наконец смогла посмотреть, что за рукописи дал ей Ветинари. Выглядели они странно. Будто… Ах, ну да — продавая косметику, она нередко видела отражение названий тюбиков в зеркале, поэтому сразу догадалась, что и эта писанина должна читаться при помощи зеркал. Разобрать её Гленда даже не пыталась, а вот рисунки на полях понять было попроще. Точнее схемы. Такие, как весь день чертил Леонард. Вероятно, это были его старые записи, но при чём тут…

Гленда пригляделась к рисункам и ахнула.

— Но это же ужасно! — выдохнула она, поняв смысл чертежа. — Такой штукой можно кучу народа убить, зачем Леонард это придумал?

— Он утверждает, — тяжело роняя слова ответил Ветинари, — что это происходит помимо его воли. Идеи просто приходят в его мозг, и он вынужден их где-то записывать.

— О, боги! Но почему тогда вы просто не уничтожите эти чертежи?

— Во-первых, потому что помимо чертежей там есть весьма ценный текст, возможно — одна из величайших поэм нашего века, а во-вторых — что толку? Он всё равно наделает новых так же ловко, как вы печёте блинчики.

— Ужасно, — повторила Гленда, не зная, что ещё на это сказать и прикусывая от волнения костяшки сжатых в кулаке пальцев.

— А вы, — пакет со льдом со стуком опустился на стол, разорвался, и льдинки полетели в разные стороны, — вы познакомили его с Диком Симнелом! С Диком Симнелом, который и сам-то не дитя малое, когда доходит до изобретения всяких подозрительных механизмов!

— Но Дик не станет… — попыталась возразить Гленда.

— Это не важно, — резко прервал её Ветинари. — Важно, что вы дали мыслям Леонарда новое направление, и уж он, поверьте, его использует. А кроме того — как будто мало уже случившегося! — мистер Симнел теперь требует, требует, мисс Гленда, чтобы ему была предоставлена возможность работать с Леонардом. Как вам это понравится? Конечно, я могу это запретить, но уже представляю заголовки, которыми осчастливит нас по этому поводу так называемая свободная пресса. Возможности тирана не так безграничны, как многим кажется.

Повисла тяжёлая пауза.

— Мне правда очень жаль, — только и могла сказать Гленда. Невозможно было поверить, что ещё сегодня утром она была такой счастливой рядом с этим же самым человеком. Сейчас от него исходили волны холода, и Гленда ощущала себя маленькой, никчёмной и беззащитной. Кажется, Ветинари это заметил.

— Что ж, как говорится, сделанного не воротишь, — сказал он чуть более миролюбиво. — Я не должен перекладывать на вас ответственность, за то что сам допустил эту оплошность.

— Ещё не хватало! — взвилась Гленда. — Вы сказали, что это моя ответственность, и я от неё не отказываюсь. Или вы, может, считаете, что это я — дитя малое и ни на что не гожусь? Если уж они будут работать вместе, то я за ними прослежу! Может, я не особо понимаю в этих их чертежах, но уж постараюсь, чтоб таких неприличных картинок никто не рисовал!

Несколько секунд Ветинари смотрел на неё. Сперва, казалось, озадаченно, затем с интересом, а потом, хотя, возможно, это Гленде только почудилось — с уважением.

— Королева Инчи, — вдруг сказал он и слабо улыбнулся. — Колесницы несутся, руки и ноги разлетаются во все стороны.

— Какая ещё королева Инчи? — нахмурилась Гленда, всё ещё пылая праведным гневом.

— Я подумал об этом, когда вы впервые пришли в мой кабинет, чтобы отчитать меня, — пояснил патриций, возвращаясь к привычному дружескому, пусть сейчас он и был несколько уставшим, тону. — О том, что когда кто-то из тех, за кого вы считаете себя в ответе, в опасности, вы становитесь похожи на ланкрскую королеву-воительницу.

— Ну, сейчас-то я не то чтобы считаю, что Леонард с Диком находятся в опасности, — пожала плечами Гленда.

— Да, но вы быстро поняли, в какой опасности из-за них может оказаться мир, — Ветинари вздохнул и сделал большой глоток чая, после чего расслабленно откинулся на спинку кресла. — А мир, похоже, вы тоже считаете своим подопечным.

— Нет, я не… — попыталась возразить Гленда, увидела насмешливый взгляд Ветинари, и фыркнула: — Ну, знаете ли! За весь мир я отвечать отказываюсь.

— Говорят, рука качающая колыбель, правит миром, — не то чай так подействовал, не то головная боль у Ветинари прошла, но теперь он явно подшучивал над Глендой. — А ваша рука, осмелюсь заметить, собралась качать колыбель идей, родители которых и поодиночке способны натворить дел. Если вы, конечно, не передумали.

— Я от своих слов не отказываюсь, — твёрдо сказала Гленда.

— В таком случае, вполне возможно, все мы выживем, — хмыкнул Ветинари. — В конце концов, не представляю идею военного механизма, которая посмеет объявиться в вашем присутствии.

— Да уж пусть только попробует, — прищурилась Гленда и сделала очень решительный глоток чая, даже не поперхнувшись.

Напряжение медленно уходило из комнаты.

— Так что, вы на меня слишком злы, чтобы снизойти до моего сыра? — осторожно спросила Гленда. Фраза вышла более двусмысленной, чем ей казалось, она будет, и Гленда сразу же об этом пожалела, но патриций улыбнулся.

— А вы — достаточно злы на меня за приступ деспотизма, чтобы оградить свою кухню от моей тирании? — вздёрнул бровь Ветинари.

— Я могу прибегнуть к демократии, спуститься и посовещаться с сыром, но думаю, мне известно его мнение — ваши руки не знают равных. В обращении с сыром, — последнее она добавила поспешно, отчаянно жалея, что не прикусила себе язык после первой двусмысленной реплики. Интересно, она что, плеснула в чай алкоголя? Или… а это точно была мята?

— О, боюсь сегодня мои руки годны лишь на то, чтобы что-нибудь взбивать, — покачал головой патриций. — Деликатному сыру от них может не поздоровиться.

— Что ж, значит, будет вам на завтрак ягодный мусс, — Гленда решительно поставила чашку на стол.

— На нулевой завтрак? — оживился патриций.

— Если хотите, — кивнула Гленда. — Но вообще-то жаркое с новой подливкой я тоже приготовила.

— Лучшая новость за сегодня, — сказал Ветинари, поднимаясь.

А потом он провёл её на кухню тем самым тайным коридором. И взбивал белки в пену с такой силой, что у Гленды, пожалуй, рука бы отвалилась, попробуй она повторить этот подвиг.

— Знаете, — тихо сказал Ветинари, закончив, не глядя на Гленду и сделав вид, что сосредоточился на вытирании и без того чистых рук. — Мало что внушает мне страх, но мысль о том, что из-за разногласий с Убервальдом меня могут сместить с должности, и кто-то вроде лорда Ржава доберётся до чего-то, что могут соорудить Леонард и Симнел — эта мысль заставляет меня содрогаться от ужаса. Порой я думаю, может быть, действительно проще сдаться сразу. Тогда, даже если вспыхнет мятеж, его подавлением займётся леди Марголотта, а она хорошо умеет это делать. Потому что использовать чудовищное по своей смертоносности оружие даже на территории врага… Это всё равно, что стрелять себе в ногу. Увы, немногие это понимают.

Расслабившаяся было в тишине и уюте своей кухни Гленда похолодела. Она вытерла мокрые от мытья посуды руки фартуком и подошла к Ветинари. Положила ладонь ему на плечо.

— Вы не сдадитесь, — твёрдо сказала Гленда, поймав его взгляд. Сейчас он был затуманенным, и — Гленда с трудом в это верила! — на дне этого взгляда таился страх. — И не проиграете. Я пригляжу за этими гениями, а вы… Вы обязательно что-нибудь придумаете. Так ведь бывает — ничего, ничего, и вот ты уже бегаешь голышом по округе с криком “Где моё полотенце?!*”. Только постарайтесь не выбегать из дворца, боюсь, после такого вас действительно могут сместить.

__________

*Как известно, в эфебском языке для этой фразы существует одно слово — эврика.

__________

Ветинари коротко рассмеялся, затем сказал:

— Спасибо, мисс Гленда. Я непременно воспользуюсь вашим советом. На всякий случай, приберегите для меня полотенце, чтобы я знал куда бежать.

Гленда тоже рассмеялась. А потом они ели жаркое, а потом — десерт. И ощущение счастья, пусть не такое яркое, как утром, снова вернулось к Гленде.

ЧАСТЬ I. Глава 11

– Нравится книжка? — спросила Гленда, заметив в углу столовой для слуг Милдред Ветерок с тонкой книжкой в аляпистой обложке. Кроме Милдред и Гленды тут никого не было, но Милдред всё равно вспыхнула. — Я тоже их читаю, — призналась Гленда, решив, что раз уж патриций видел эту её постыдную слабость и не стал насмехаться, то на мнение остальных и вовсе плевать, пусть думают, что хотят. — Анжебета Бодссль Ярбоуз, да?

— Угу, — смущённо кивнула Милдред. — "Солнечная низина". Ничего особенного, конечно…

— О, нет, я понимаю, — Гленда достала из буфета большое блюдо с имбирным печеньем. На дворе стоял Сектябрь, летняя жара сменилась затяжными дождями, и имбирное печенье пришлось в самый раз (а что патриций при его изготовлении развлекался разрисовыванием имбирных человечков орнаментами, в которые вплетал элементы гербов некоторых гильдий, так кому какая разница, из слуг никто не заметил, а Ветинари, похоже, это позволяло снять напряжение в отсутствии возможности поработать кочегаром). — Они, конечно, все одинаковые, эти книжонки, но здорово позволяют сбежать от реальности на какое-то время. Вроде и глупость полнейшая, но расслабляешься. Кстати, хочешь глинтвейн?

Был вечер, а Милдред работала по утрам, так что каплю алкоголя можно было себе позволить. К тому же Ветинари на несколько дней отправился с дипломатическим визитом в Сто Лат, а Гленда внезапно поняла, что без привычных вечерних посиделок чувствует себя одиноко.

— Наверное, можно немного, — неуверенно отозвалась Милдред.

Гленда видела, что Милдред перед ней робеет, хотя вряд ли была сильно её младше. Вот, что делает статус, думала она, разогревая глинтвейн. Впрочем, Ветинари в последнее время утверждал, что это всё её собственная харизма — и то, что главный почтмейстер с ней не смеет спорить, и что Леонард с Диком послушно совершенствуют механизмы и ничего до сих пор не взорвали.

С Леонардом вообще оказалось на удивление легко и даже интересно. И не так уж сложно. Взять хотя бы его электрические лимоны. В Убервальде Гленде доводилось общаться с Игорями, и её восхищало их умение обращаться с электричеством. Правда для этого им приходилось постоянно ждать грозы, но для Убервальда это не проблема. В Анк-Морпорке с грозами было хуже, так что Гленда прекрасно понимала желание Леонарда получить более надёжный источник электричества и даже не очень сердилась, когда ради этого он изводил не только свои, но и её запасы лимонов. Тем более, что, как выражался сам Леонард, прорывом в работе с этими лимонами стал для него глендин пирог пахаря. Он сразу разгадал фокус с изоляцией луковок и решил, что точно так же может изолировать провода, идущие от лимонов. Мастерская наполнилась обрезками резины, Дик Симнел прикидывал, можно ли приспособить электричество на благо железной дороги.

— Держи, — Гленда поставила перед Милдред большую глиняную кружку, полную глинтвейна — было приятно для разнообразия, вместо запаха жжёной резины, который постоянно висел у Леонарда, обонять что-то, пахнущее цитрусом и специями.

– А какая тебе больше всех нравится? — осторожно спросила Милдред, откусывая голову имбирному человечку. Судя по орнаменту, он был членом Гильдии Воров. — В смысле, из её книг?

— "Локомотивная любовь", — не задумываясь ответила Гленда, но тут же поправилась, — нет, не совсем так. Когда-то мне больше всего нравилась "Гордость и чувствительность". А к "Локомотивной любви" я просто придумала своё продолжение.

— Своё? — изумилась Милдред. — Никогда об этом не думала. Вроде как, у всех же всё хорошо в конце, а когда хорошо, что в этом интересного?

Вот теперь Гленда задумалась. Действительно, всё интересное в мире литературы непременно было связано с плохим, а хорошее казалось скучным. Но так ли это на самом деле? Вот у ребят вроде Леонарда и Дика интересное связано со сложным, но вряд ли это можно назвать плохим… Она решила, что ещё раз обдумает эту мысль попозже и переключилась на Милдред.

— Иногда, — сказала она в порыве внезапной откровенности, — то, что кажется хэппи-эндом, на самом деле оказывается лишь началом настоящих проблем.

— Обидно, — вздохнула Милдред, — но интересно. Расскажи, как ты придумала?

А почему бы и нет, решила Гленда. В конце концов, ведь Милдред не владеет навыками Трахбергской школы, так что вряд ли заметит за её выдумкой очевидную симпатию к патрицию, которую Гленда теперь даже не пыталась от себя скрывать.

Милдред слушала, затаив дыхание, забыв про глинтвейн и печенье. А Гленда рассказывала увлечённо, придумывая по ходу дела новые подробности, которые будто сами прыгали ей на язык.

— Тебе обязательно нужно это записать! — воскликнула Милдред, когда Гленда закончила. — В твоей истории всё такое настоящее, как в реальной жизни, но всё равно, очень интересно! Запиши, пожалуйста, хотя бы для меня, я буду перечитывать.

— Ну-у, — протянула Гленда, — я не уверена, что записать у меня получится так же хорошо, как говорить, но если тебе действительно интересно, я попробую.

Милдред улыбнулась, а затем опустила глаза в чашку и тихо произнесла:

— Знаешь, а я ведь давно хотела с тобой поговорить. Насчёт этих музеев, которые делают на верхних этажах. Я слышала, там будет музей паровозных моделей?

Гленда кивнула.

— Тогда, — голос Милдред стал ещё тише, но она откашлялась и постаралась говорить увереннее, — я хотела бы тебя попросить.

Гленда слушала внимательно, вникала. И решила, что в этом случае, ради Милдред, она настоит на своём.

***

— Мисс Гленда, — в голосе Ветинари чувствовалась строгость, но явно притворная, а под ней — Гленда уже научилась это определять — тщательно замаскированное любопытство, — мой секретарь написал на вас жалобу. Причём на этот раз именно написал, а не высказал недовольство вслух, что для наших с ним отношений не совсем характерно.

— И по какому же поводу? — хмыкнула Гленда, привычно раскладывая перед патрицием продукты, которые нужно было нарезать. С приходом холодов количество мяса в сэндвичах увеличилось. — Уж не из-за того ли, что я не назначила его хранителем железнодорожного музея, а взяла на эту должность Милдред Ветерок?

Ветинари не стал петь очередную оду её проницательности, лишь кивнул, ухмыляясь. Ему явно было интересно, что за интрига скрывалась за действиями секретаря.

Гленда отложила хлебный нож и сложила руки на столе перед собой (она стала резать хлеб сидя с тех пор, как поняла, что долго стоять в одной позе Ветинари тяжело — пусть он использовал трость лишь для вида и мог без труда проскакать по длинному коридору к Леонарду, старая рана в ноге, очевидно, временами давала о себе знать).

— А он рассказал вам, почему я так поступила? — с нажимом поинтересовалась Гленда.

— Он не написал об этом в своём заявлении, — Ветинари тоже отложил нож, почувствовав по голосу Гленды, что дело серьёзнее, чем ему казалось. — Но из его слов я сделал вывод, что он считает, будто вы воспользовались служебным положением, чтобы продвинуть подругу. Однако, это настолько непохоже на вас…

Гленда почувствовала, как её заливает краска стыда и ярости.

— Я продвигаю Милдред по дружбе? — вскипела она. — Вот же сволочь этот ваш секретарь! А ведь я ему всё по-человечески объяснила, специально, чтоб не обижался — знала, что он сам на это место метит. Как по мне, так неплохо бы его самого на пару лет на каторгу сослать, как того убийцу мамаши Аткинсон, или ещё в какое место, чтоб понял, как несладко бывает простым людям.

— Я догадывался, что здесь что-то не так, — кивнул Ветинари. — Заботиться о друзьях — это одно, и в этом вы мастер, но продвигать по службе — совсем иное дело. И мне интересно, что именно это было.

Гленда тяжело вздохнула.

— Вы ведь помните, что в той истории со свечами она потеряла младшего брата, верно? Так вот, когда появились игрушечные паровозики, Милдред подумала, что Вильяму они бы понравились, и стала покупать их — ну, как бы в память о нём. Постепенно это её по-настоящему увлекло, она стала читать разные специальные журналы, говорит, на Почте можно прийти почитать подшивку, как в библиотеке. Вот, кстати! Я тут подумала, что и городская библиотека не помешала бы, журналов на почте явно недостаточно, но это к слову, и вы наверняка скажете, что с этим нужно обращаться к мистеру Губвигу.

— Хм, — казалось, Ветинари задумался. — Нет, полагаю, нет. Мы же не хотим превращать библиотеку в увеселительное заведение. Пожалуй, я удовлетворю прошение леди Сибиллы об открытии такой библиотеки.

— То есть, кто-то уже об этом думал?

— Нет, но я предполагаю, что очень скоро задумается. Мы с леди Сибиллой встретимся за чаем послезавтра и, поскольку леди Сибилла очень переживает по поводу своей фигуры, пусть никогда в этом и не признается…

— Я приготовлю макарони, — тут же поняла Гленда. — Лёгкие, нежирные.

Ветинари удовлетворённо кивнул и вернулся у нарезке ветчины.

— То есть, — Гленда решила уточнить, хоть и понимала, что, скорее всего, права: — вы устроите чаепитие со знатной дамой, и после этого она сама предложит вам организовать библиотеку? На свои средства?

— Именно, — подтвердил Ветинари. — Боюсь, в данном случае мне придётся лишить вас авторства идеи.

— Меня это ни капли не расстроит, — пожала плечами Гленда. — А с бесплатной больницей тоже так было?

— О, нет, это целиком и полностью идея командора Ваймса. Доктор Газон спас леди Сибиллу во время тяжёлых родов, так что Ваймс решил его отблагодарить.

— Добавив работы? — усмехнулась Гленда.

— Да, но сделав его условия труда более комфортными.

— Что-то мне это напоминает, — хмыкнула Гленда. — Надеюсь, вас от тяжёлых родов мне спасать не придётся?

— Очень на это рассчитываю! — Ветинари улыбнулся так, как — и Гленда давно уже это заметила — улыбался только ей. На душе от этого становилось тепло и настолько хорошо, что она забывала обо всём на свете. Или почти обо всём…

— Так что насчёт Милдред? — строго спросила она, борясь с охватившим её чувством умиротворения. — Вы же понимаете, почему я так поступила?

— Понимаю, — вздохнул Ветинари. — И целиком с вами согласен — Милдред Ветерок это нужнее. Я поговорю со Стукпостуком. Каторгу не обещаю, но, думаю, кое-что о реальной жизни ему пора понять.

— Сэр, я не хотела бы, чтобы из-за меня… — начала Гленда, но Ветинари покачал головой.

— Дело не только в вас, мисс Гленда, и не только в Милдред Ветерок. Дело в том, что мне не совсем всё равно, какие люди меня окружают. Я могу терпеть рядом с собой мерзавцев и подлецов, но лишь для того, чтобы до них в решающий момент легче было добраться. Стукпостук не относится ни к одной из этих категорий, он просто… Нечувствителен, но не безнадёжен. Так что я предоставлю ему шанс исправиться. В конце концов, все мы заслуживаем своего шанса, не так ли?

— Да, — ответила Гленда, думая о том, что в этом последнем вопросе речь явно шла не только о секретаре патриция.

Ветинари снова улыбнулся, и они оба занялись нарезкой сэндвичей.

***

Пришедший вслед за Сектябрём Зольник оказался по-зимнему холодным, порой даже сыпал снег, хоть на земле и не задерживался (понятное стремление, учитывая, что Анк-Морпорк, несмотря на усилия Гарри Короля прибрать к рукам все городские нечистоты, оставался Анк-Морпорком). С каждым днём темнело всё раньше и свечей городу нужно было всё больше. Прежде Гленда не задумывалась об этом, но теперь, зная о надвигающемся кризисе, не могла не тревожиться.

К Страшдеству истечёт срок договора о поставках Убервальдского жира. Королева-Под-Горой, пусть и против своего желания, но под давлением леди Марголотты потребует пересмотра условий. И новые условия будут такими, что Анк-Морпорк не сможет их выполнить. Без убервальдского жира сначала обвалится рынок производства свечей, лампового масла и мыла, а затем начнётся эффект домино. “Падение котировок” уже не было для Гленды, к её огромному сожалению, загадочным словосочетанием. Некоторых вещей лучше не понимать, чтобы о них не думать.

Она знала, что Ветинари отчаянно ищет выход, что он объездил всю равнину Сто в поисках альтернативы убервальдскому жиру, но так ничего и не нашёл. И чем темнее становилось на улице, тем мрачнее делался патриций. Она уже не могла порадовать его ни бабушкиным жарким, ни пирогом пахаря, ни воздушными десертами. Он стал намного реже улыбаться, а когда делал это, улыбка выглядела не то чтобы вымученной, но такой, будто появилась против воли обладателя. И всё чаще его взгляд становился отсутствующим, будто он ни на миг не мог перестать прокручивать в уме возможные варианты будущего.

Впрочем, в последнюю неделю он, казалось, немного повеселел, они даже стали, как прежде, обмениваться безобидными шпильками, и Гленда уже было порадовалась, что дело идёт на лад, когда вместо ожидаемого визита Ветинари в полночь получила от него записку. Записку принёс мрачный, одетый в немаркий серый камзол человек, и Гленда не сомневалась, что столкнулась с одним из так называемых тёмных клерков. Прежде она их так близко не видела, да и теперь не то чтобы рассмотрела — посланник Ветинари упорно стоял в тени, на кухню не зашёл и удалился, как только записка оказалась у Гленды в руке.

Печать с простым V выглядела нарядной, глянцевой, как страшдественская игрушка. Возможно, именно поэтому её было жалко ломать. А возможно потому, что Гленда страшилась того, что обнаружит внутри.

“Дорогая мисс Гленда, — гласило короткое послание, — вынужден сегодня увильнуть от своих обязанностей. Прошу простить мне эту слабость. Надеюсь, вы не в обиде. Передайте вашему чудесному сыру мои глубочайшие извинения.”

Передайте сыру! Гленда понимала, что Ветинари хотел рассмешить её, но ей было не смешно. Что-то стояло за этим посланием, что-то тёмное и неприятное. Он не ссылался на дела, не писал о внезапной поездке. Нет, он просто говорил о слабости. О слабости! Это Ветинари-то. Конечно, он и её готовку называл своей слабостью, но это — совсем другое дело.

Каким-то шестым чувством Гленда понимала — он написал это потому, что его отчаяние достигло таких глубин, при которых он не может больше его скрывать, но и показываться ей на глаза в таком виде не желает.

Но зачем, чёрт побери, и существуют друзья, если не для того, чтобы принимать тебя в любом, даже самом плачевном состоянии?

С сэндвичами на утро Гленда управилась вдвое быстрее, чем это выходило у них с Ветинари. Правда, нарезка получилась довольно толстой, а кое-где и кривоватой, чего Гленда прежде себе не позволяла, но наработанные годами движения в купе с отсутствием интересного собеседника сделали своё дело — тарелка сэндвичей в рекордные сроки отправилась в холодный шкаф.

А из шкафа Гленда достала приготовленные для посиделок с Ветинари брауни с апельсиновым джемом, вскипятила чайник, и, пока настаивалась заварка, задумалась — не пойти ли к патрицию прямо в фартуке, как в первый раз. Старенького пальто у неё уже не было, вместо него она носила длинный стильный плащ, совсем как у благородных дам. На такую покупку её подбила Шелли и, как оказалось, не зря, плащ был действительно удобным и тёплым. Пожалуй, он в сочетании с фартуком выглядел бы ещё более парадоксально. А потом Гленда вспомнила про самую первую дворцовую форму, которую после памятного появления в кабинете патриция, больше не надевала. Как он тогда сказал? Придать танцу клатчских одалисок анк-морпоркский колорит? Что ж, если нужно будет, она и впрямь на столе спляшет!

Агнесса Нитт, с которой Гленда после истории с Владом Сорокулой изредка переписывалась, однажды прислала ей книгу некой Гиты Ягг “Васпаминанийа о весёлай жизне”, с автографом автора. Одной из самых примечательных вещей в этой во всех отношениях (включая орфографию, пунктуацию и грамматику) занимательной книге была глава о пользе танцев голышом под дождём. До таких высот открытости миру Гленда пока не доросла, но что-то в этом — в том, чтобы дать волю своим чувствам — определённо было. Гленда поставила заварник под тёплый колпак и пошла переодеваться.

Вещей в шкафу у неё было немного, так что висевшее на плечиках платье совсем не помялось, однако, надев его, Гленда обнаружила другую проблему — не зря Ветинари жаловался, что портным приходится расставлять его рубашки и камзолы (впрочем, в последний месяц он не вспоминал об этом и, по ощущениям Гленды, даже, несмотря на её старания, похудел). Она прикладывалась к пирогам и десертам наравне с патрицием, и теперь платье, которое когда-то было просто впору, выглядело… Чересчур облегающим. Особенно в области декольте. Во всех этих оборках Гленда, пожалуй, и сама выглядела как пирожное. Ну и пусть! — решила она, внезапно вспомнив, как они с Джульеттой уговаривали кучера экипажа на Сто Лат взять их в поездку, и Джульетта предложила того кучера поцеловать. Мужчинам иногда нужно вдохновение. “Как и женщинам!” — тут же прозвучал в её голове противный тонкий голосок новоявленного борца за права женщин Шнобби Шноббса. “Тоже верно” — согласилась с мысленным Шноббсом Гленда и накинула поверх кружевного безобразия плащ. Во-первых, в неотапливаемых коридорах дворца было довольно холодно, а во-вторых, она готова была развлечь патриция этим идиотским нарядом, но не собиралась веселить подобным образом кого-либо ещё.

***

— То есть, как это, война неизбежна?! — вскипела Либертина.

— Ты же сама просила их друг к другу подтолкнуть, — рассеянно пожала плечами Богиня Любви Астория. — А без войны у них ничего не получится.

— Это ещё почему? Как по мне, всё у них прекрасно ладилось, оставалось совсем чуть-чуть!

— Чуть-чуть оставалось до вспышки страсти, а ты, если я ничего не путаю, хотела любовь до гроба. Так вот — без наглядной перспективы того самого гроба они ни на что стоящее не решатся. Слишком большой багаж у обоих, понимаешь? Я богиня, а не ведьма, в голову им залезть не могу. Да и в чём проблема? Подумаешь, ещё одна война — хотя бы развлечёмся.

— Это ты с Роком сговорилась? — прищурилась Либертина, услышав в голосе давней подружки несвойственные ей интонации.

— И что такого? Он, знаешь ли, не тот, с кем хотелось бы ссориться. Если ты этого не понимаешь — твои трудности.

— Ах так? Ну, погодите! Дождётесь вы у меня!

Либертина взвилась морским вихрем и понеслась на самый верх, к обиталищу Слепого Ио. Она, может, и забыла, какой Рок пакостник, однако и он, похоже, забыл, что объявлять войны без санкции Ио запрещено.

Ио не то чтобы сильно хотел её слушать, но Либертина была в таком настроении, что игнорировать её было невозможно при всём желании, будь ты хоть самый разверховный бог.

— А что я получу взамен? — спросил он, когда Либертинавыплеснула всё своё возмущение.

— Что?! — не поверила своим ушам Либертина. — Тебе мало того, что ты накажешь этого проходимца Рока?

— Наказать его я могу в любом случае, но не понимаю, зачем ради этого отменять игру, которая уже готова начаться.

Взывать к милосердию было бесполезно, это Либертина знала. У Ома однажды вышло остановить войну, но тогда он был в зените силы, к тому же, после того, как она поругалась с ним из-за своей подопечной, отношения у них оставались натянутыми — о помощи не попросишь. Конечно, его служитель всё-таки помог Гленде выпутаться из опасной ловушки Рока, но, по мнению Либертины, этого было маловато.

— Хорошо, — она сложила руки на груди и посмотрела на Ио свысока, насколько это было возможно, глядя снизу. — Чего ты хочешь?

— Другой разговор, — ухмыльнулся Ио. — Жди здесь…

Ио исчез, заставив Либертину как следует понервничать в ожидании, и вернулся в сопровождении очень необычного существа. Выглядело существо как человеческая девочка-подросток лет одиннадцати в длинном бело-синем искрящемся хитоне, однако по ощущению исходившей от неё силы она больше походила на одно из тех существ, вроде Зимовея или Така, что были в мире ещё до того, как люди начали поклоняться богам.

— Позволь представить, — церемонно заявил Ио, — моя дочь — Электрисия. Электрисия — это Либертина, богиня… Как там у тебя?

– Богиня Яблочного Пирога, Некоторых Сортов Мороженого и Коротких Кусков Веревки. И Моря ещё иногда, но это на полставки, — быстро проговорила Либертина и добавила: — Не знала, что у тебя есть дочь.

— Я и не хотел, чтобы кто-то об этом знал, — проворчал Ио. — И сейчас бы не стал говорить, но уж больно быстро силы у неё растут.

— Я хочу проявляться! — громко и решительно заявила Электрисия. Голос у неё был звонкий, пронзительный и какой-то острый. — Люди уже готовы мне поклоняться, их осталось лишь чуть-чуть подтолкнуть!

— Могу я поинтересоваться, кто её мать? — медовым голоском осведомилась Либертина.

— Зачем мне какая-то мать, — фыркнула Электрисия. — Я сама по себе появилась, понятно? Захотела и появилась.

Слепой Ио лишь развёл руками.

— Хм, — сказала Либертина, сложив руки на груди. — Не в обиду тебе будет сказано, но в воспитании твоей дочери явно недоставало женской руки.

— Я не желаю это слушать! — фыркнула Электрисия.

— А придётся, — мягко возразил Слепой Ио. — Ты хочешь стать полноценной богиней и проявляться, что ж — я не против. Но для этого тебе придётся поучиться мастерству у настоящей богини. Иначе — никак.

— Я?! Пойти в ученицы к…

— Либертина — одна из самых трезвомыслящих богинь, поверь, уж я их повидал. К тому же научит тебя многозадачности, видишь, сколько у неё рабочих ипостасей.

Электрисия надулась, а Либертина разулыбалась.

— Я с удовольствием возьму твою дочь в ученицы, — сказала она Ио и даже добавила: — Это честь для меня.

— Что ж, в таком случае — всё улажено, — потёр руками довольный отец. — Можно останавливать эту глупую войну. И задать Року ещё одну хорошую трёпку не помешает…

Однако, когда они втроём приблизились к игровому столу, там уже собралось немало божеств от едва пробившихся в Дунманифестин до самых давних и важных обитателей. Все азартно смотрели на предстоящее поле битвы и делали ставки.

— Ты не можешь нас остановить, — горделиво заявил Рок. — Мы уже договорились играть, и сейчас ход событий не повернуть никому.

— Правда что ли? — усмехнулась Электрисия, встав перед отцом и Либертиной. — Спорим, я остановлю вашу глупую игру в два счёта.

— Ты ещё кто? — с подозрением поинтересовался Рок.

— Моя дочь, — холодно сказал Ио. — Советую тебе быть полюбезнее.

— А не много ли она берёт на себя, твоя дочь? — огрызнулся Рок.

— Она ещё и моя ученица, — не без гордости добавила Либертина. — Так что действительно, был бы ты повежливее. Или по взбивалке для яиц соскучился? Я ведь могу и скалкой добавить.

— Ты! — вспыхнул Рок. — Ты мне ещё ответишь за это подлое нападение!

— Насколько я понимаю, — встрял крокодилоголовый Оффлер, — эта война и была твоим ответом. Теперь ход за ней.

— А я уступаю его своей ученице, — промурлыкала Либертина. — Давай детка. Покажи, на что способна.

— Но у неё же нет фишек, — презрительно фыркнула Астория.

— А вот и есть, — хмыкнула Электрисия. — Пусть он один, зато он мой верный последователь, — она сунула руку в складки своего хитона и извлекла оттуда небольшую фигурку.

— Леонард Щеботанский? — изумился Ио. — Когда ты успела прибрать его к рукам?

— Когда он высадился на Луне, — гордо ответила Электрисия. — Я как раз там кормила дракончиков.

— Прелестно, — издевательски отозвался Рок. — Но одной фигурки будет маловато.

— Такой фигурки вполне достаточно, — парировала Электисия.

— Посмотрим, — хмыкнул Рок.

Его ухмылка Либертине не понравилась.

— Её фишка не будет единственной, — она поставила фигурку Гленды рядом с Леонардом на игровое поле.

— Эй! — возмутилась богиня Пешеходи. — Это моя жрица!

— Твоя-а? — протянула Либертина. — И где же ты была, когда Рок запрятал её в Дальний Убервальд, и все о ней забыли? Это я её нашла, и теперь она моя. Да к тому же все считают твоей главной жрицей её подружку, а она у людей безумно популярна, хватит с тебя.

Тем временем Электрисия склонилась над Глендой.

— Какая интересная… — выдохнула она с восторгом. — Я хочу, чтобы она стала и моей жрицей тоже!

Либертине это не понравилось, она поджала губы и посмотрела на новоявленную ученицу-нахалку строго.

— Это поможет остановить войну! — быстро пообещала Электрисия. — У неё уже есть вся информация, нужен просто небольшой всплеск электричества. Ну, крохотный удар молнии, например…

— Ещё чего! — возмутилась Либертина.

— Всплеск электричества? — заинтересовалась Астория. — Это я как раз могу устроить. Но только если ты и правда уступишь девочке свою фигурку. Так будет справедливо.

— Хорошо, — нехотя согласилась Либертина, — но она будет нашей общей жрицей!

— Договорились, — кивнула Электрисия. — И как ты организуешь ей всплеск электричества?

— Увидишь, — улыбочка Астории стала одновременно самодовольной и фривольной. Либертина с сомнением посмотрела на Слепого Ио, мол, а такое точно можно детям показывать? Но тот невозмутимо добавил на доску свою фигурку — патриция Ветинари. Что ж, подумала Либертина, боги и богини могут выглядеть, как им вздумается, вполне возможно на самом деле эта Электрисия гораздо старше, чем кажется.

Астория склонилась над игральной доской, фигурки задвигались.

ЧАСТЬ I. Глава 12

Тащить на шестой этаж поднос с заварником, чашками и кексами было нелегко, особенно в дурацком, сковывавшем движения наряде. Но Гленда решила, что отправлять поднос подъёмником, как она обычно делала в таких случаях, не стоит — так Ветинари заранее поймёт, что она вот-вот к нему заявится, успеет взять себя в руки и скрыть эмоции.

Уже в районе третьего этажа Гленда о своём решении пожалела. Несмотря на холод, царивший в неотапливаемых пока коридорах (открытие дворца для посещений планировалось на Страшдество), ей было жарко. А снимать или даже расстёгивать плащ она не решилась, памятуя о том, что внешне пустые коридоры дворца вовсе не обязательно являются таковыми на самом деле.

На последнем марше она молилась только об одном — чтобы секретарская оказалась открыта, но пуста, и чтобы это позволило ей привести себя в порядок хоть немного. Она не знала, какое доброе божество услышало её молитвы, но вышло именно так, как она загадывала — она даже смогла поправить причёску, глядя в тёмное окно в свете догорающей свечи. Правда до конца восстановить дыхание в туго натянутом, будь он неладен, корсаже и изгнать с лица краску так и не вышло. И ещё, с досадой поняла Гленда, в своём модном тёплом плаще она вспотела — не критично, но ощутимо. Так что, пожалуй, не стоит подходить к патрицию слишком близко, решила она, пристраивая злополучный плащ на кресле Стукпостука. Чай можно пить и по разные стороны стола.

Решение держаться от Ветинари подальше пошло прахом, стоило ей просочиться в кабинет. Свечи здесь не горели вовсе, камин давно потух, и просторная комната почти тонула во мраке, лишь слабый свет городских улиц пробивался сквозь витраж балкона. Но не заметить Ветинари было невозможно — патриций стоял у самого окна, вцепившись ладонями в раму и ссутулившись, упираясь лбом в стекло. Гленда мельком подумала, что её внезапное появление может его напугать, и чёрт его знает, как он, со своими рефлексами наёмного убийцы на это среагирует, но что-то внутри заставляло её подчиняться не разуму, а чувствам. Она пристроила поднос на стоявший у дверей секретарский столик и быстро подошла к Ветинари. Замерла за его левым плечом, дожидаясь, когда он сам заговорит.

С минуту висела напряжённая тишина, и непонятно было, заметил ли он её вообще. Но затем Ветинари тихо усмехнулся и, не оборачиваясь, произнёс:

— Я стал совсем плох, мисс Гленда. Заметил вас, лишь когда вы поставили поднос. Будь на вашем месте кто-то из моих коллег…

— Это каких ещё коллег? — фыркнул Гленда, чувствуя, что насмешка в её голосе получилась чересчур наигранной. — Вроде, других тиранов Анк-Морпорка пока на горизонте не наблюдается.

Ветинари выдохнул с лёгким смешком — будто и не хотел смеяться, но невольно не удержался. И наконец повернулся к Гленде. У Гленды сердце защемило от того, как он на неё посмотрел. Он улыбался и даже не наигранно или вымученно. Но она слишком хорошо знала эту улыбку — улыбку, которая заменяет сильным людям слёзы. Гленда шагнула вперёд и положила ладонь Ветинари на плечо (вернее, куда-то чуть выше локтя, потому что дальше не дотягивалась).

— Что случилось? — спросила она, наклоняясь, чтобы лучше видеть его глаза. — Говорите, я ведь понимаю — что-то серьёзное. Я умею хранить тайны, в этом вы уже могли убедиться.

— О, да, — он отвёл взгляд, но не спрятал его, а посмотрел в окно, на город. — В вас я не сомневаюсь. Я… недоволен собой. Возможно, если бы я лучше всё обдумал… — уголок его рта неприязненно дёрнулся.

— Кто-то серьёзно пострадал? — прошептала Гленда.

— Один вампир, стражница. Но она поправится. А вот шанса исправить ситуацию, боюсь, уже не будет. Эндшпиль, мисс Гленда. Белая королева поставила шах, и скоро ваш король падёт.

— Что?! Да не может такого быть! — Гленда вцепилась в руку Ветинари и резко развернула его на себя. — Почему?

Ветинари не сопротивлялся, лишь снова слабо улыбнулся и тихо ответил:

— Некоторое время назад я узнал, что заставило Королеву-Под-Горой подчиниться леди Марголотте. Вы слышали о гномьих кубах, мисс Гленда?

— Это такие штуки, — задумчиво ответила Гленда, наконец оставив руку патриция в покое, — которые могут запоминать звук? Кажется, Натт когда-то имел дело с таким, ещё до того, как уехал из Убервальда.

— Совершенно верно, мисс Гленда. Запоминать звук. В то утро, когда я разговаривал с Преподобным Овсецом, он рассказал мне эту историю подробнее — о том, как леди Марголотте доставили такой куб и о том, что мистер Натт смог заставить его работать как записывающее звук устройство. Преподобный не придавал этому значения тогда, но вспомнил об этом недавно, когда попытался, по его собственному выражению, воззвать к разуму Королевы Под Горой. По его словам она ответила: есть вещи, которые невозможно вернуть назад, например слова, вылетевшие случайно в доверительной беседе и пойманные ловким противником.

— Леди Марголотта, — догадалась Гленда. — Она что-то записала на этот куб, что-то опасное для Королевы?

Ветинари кивнул.

— Очень опасное, мисс Гленда. Разговор с командором Ваймсом, который в бытность свою послом в Убервальде хотел непременно докопаться до правды и понять, что произошло с Каменной Лепёшкой. Командор был у меня несколько недель назад и дал понять, что в том разговоре Королева призналась в очевидном и одновременно немыслимом: лепёшку меняют каждые пятьсот лет, потому что больше этого срока ни один гномий хлеб не выживает.

— Это же их святыня, — простонала Гленда на секунду спрятав лицо в ладонях. О, она прекрасно знала, с каким придыханием вспоминали гномы, бывшие свидетелями последней коронации, явление этой дурацкой лепёшки. — Если они услышат о подделке…

— Именно, — мрачно отозвался Ветинари.

Уточнять, какой хаос разразится при этом в гномьем мире, и как это выплеснется на улицы Анк-Морпорка, где гномов едва ли не больше, чем в самом Убервальде, ни одному из них не требовалось.

— Королева решила, что пока куб у леди Марголотты, она не может рисковать своим положением, — продолжил Ветинари.

— Но ведь куб можно… — начала Гленда и осеклась. Вот оно. — Именно это вы и хотели сделать, да? Выкрасть его? Так пострадала та вампирша, о которой вы говорили?

— Да.

Ветинари снова отвернулся к окну. Более страшного “Да” Гленде ещё не доводилось слышать. Если куб не удалось выкрасть сразу, значит теперь, когда Марголотта знает, что Ветинари знает, она перепрячет его ещё тщательнее.

Снова прислонившийся лбом к стеклу патриций выглядел так, что у Гленды перехватило дыхание, а в сердце протяжно и остро заныло. Он не мог быть таким. Не мог взять и сдаться, не имел права. Только не Ветинари.

— Идите-ка сюда, — сказала Гленда, погладив его по плечу и привстав на цыпочки. — Что вы там несли в тот вечер про дружеские объятия? Сейчас, кажется, для них самое время.

Должно быть, ей это померещилось, но в обращённом на неё взгляде патриция будто мелькнул электрический всполох. А в следующую секунду Ветинари действительно её обнял — порывисто и отчаянно, обвив руками пояс и уткнувшись носом в чувствительное место у основания шеи. Это прикосновение встряхнуло Гленду, будто один из разрядов леонардовых лимонов, но намного — намного! — приятнее. Руки Гленды сами собой легли Ветинари на плечи, а ладонь скользнула по жестким волосам. Боги! Да кому нужны какие-то там “парни с хвостиками”, когда можно зарыться пальцами в такую густую гриву. Гленда невольно выдохнула с коротким всхлипом и тут же прикусила губу — очень уж однозначно и неприлично он прозвучал.

— Мы не можем сдаваться, слышите! — горячо сказала она, чтобы перекрыть эту неловкость, и вцепилась патрицию в плечи, мельком подумав, что у бедняги от такого обращения ещё чего доброго синяки останутся. — Просчитывать её вы уже пробовали, переиграть не получилось, значит… Значит, самое время сделать что-нибудь безумное. Такое, чего не только она от вас, но и вы от себя не ждёте!

Ветинари тихо усмехнулся ей в плечо, и от тепла его дыхания тело Гленды сперва восторженно замерло, а потом по нему прокатилась сладкая дрожь, какой, кажется, она прежде никогда не испытывала.

— Моя дорогая мисс Гленда, — с мягким сожалением, не поднимая головы, вздохнул Ветинари, — хотел бы я именно так и поступить, но, боюсь, мне недостаёт для этого вашей горячности.

— Так позаимствуйте! Я поделюсь, — прошептала Гленда ему в самое ухо. — Чего-то же вам хочется? Есть же у вас какие-нибудь сумасбродные идеи. Вы тиран, в конце концов, вам, знаете ли, положено!

— Сумасбродные идеи? — переспросил Ветинари и выпрямился, чтобы заглянуть Гленде в глаза, но объятия не разорвал. Голос у него понизился на полтона, а к мягкости будто добавилась капля остроты. “Как шоколад с перцем” — успела подумать Гленда прежде, чем он продолжил: — Боюсь, если я прямо сейчас начну потворствовать своим желаниям, я рискую потерять единственного друга, который у меня остался.

Гленде показалось, прошла целая вечность, пока до неё по-настоящему дошли его слова. Но когда они дошли…

— А по-моему, — сказала Гленда, с вызовом глядя на Ветинари, — рисковать сейчас самое время.

Даже погрузи её кто-нибудь в гипноз, чтобы разобрать этот момент по миллисекундам, Гленда не смогла бы сказать, кто из них кого поцеловал, это было как столкновение двух волн, резкое отчаянное движение навстречу друг другу.

Гленда коротко застонала от удовольствия, когда тонкие, горячие и немного сухие губы коснулись её губ. Её дёрнуло в сторону, за спиной она почувствовала холод каменной стены и неровную поверхность витража, но не обратила на это внимания — её нёбо осторожно щекотал кончик чужого языка, и это было так приятно, что очередной стон вырвался помимо её воли, а ведь Гленда честно пыталась его сдержать!

Какое-то время они целовались, руки Ветинари шарили по телу Гленды (в основном по задней его поверхности, но и до верхней кромки корсажа добирались), и это тоже было чертовски приятно, но потом пришлось наклонить голову, чтобы вывернуться и глотнуть воздуха. Ветинари отстранился, но ровно настолько, чтобы заглянуть Гленде в глаза. Сейчас он мало походил на того бесстрастного патриция Анк-Морпорка, которого горожане знали и боялись. Скорее на кочегара Блэка, азартно забрасывавшего очередную партию угля в топку, — Гленда могла поклясться, что видит отсветы несуществующего огня в его глазах.

— Мисс Гленда, — голос Ветинари совсем охрип, и не то чтобы это на самом деле звучало сексуально, но у Гленды почему-то коленки задрожали, — это ваше платье… Если вы хотите сохранить его целым, сейчас самое время бежать от меня куда подальше.

Гленда, преодолевая дрожь в ногах, чуть сместила колено и опасно его согнула.

— Если бы я хотела, сэр, — сказала она, удивляясь тому, как непристойно звучит её собственный голос, — я бы давно сбежала.

Ветинари усмехнулся — пугающе, почти зло, но скорее хищно, и снова наклонился, чтобы поцеловать её. На этот раз от губ он почти сразу скользнул ниже — на подбородок, затем на шею. Гленда отвела колено и выгнулась, подставляясь под поцелуи, которые уже приближались к корсажу. “Дурацкое слово, — подумала Гленда, задыхаясь, — и дурацкая штука”. Должно быть, язык её тела был достаточно красноречив, потому что в следующий момент лента, сдавливавшая её грудную клетку, поддалась напору пальцев Ветинари и развязалась.

Прикосновение было жадным, будто ладонь Ветинари умирала от жажды, и только сжимая грудь Гленды могла её утолить, яростным — почти болезненным, но не переходящим грань, за которой страсть превращается в насилие. Гленда отчаянно старалась не закричать в голос, но стоны сдерживать не могла. Губы Ветинари сомкнулись вокруг соска, а затем она почувствовала короткий укус, от которого всё тело прошило острым удовольствием. Гленда почти заплакала, выгибаясь навстречу этой ласке, и услышала, как сам Ветинари нетерпеливо рычит, окончательно высвобождая её грудь из складок ткани. Гленда запустила ладони Ветинари в волосы и сдалась — перестала сдерживаться, вскрикнула. Это Ветинари только подстегнуло.

Он почти довёл Гленду до разрядки, даже не прикасаясь к ней ниже пояса, а затем резко развернул спиной к себе и на несколько бесконечно сладких мгновений снова сжал её грудь в ладонях, прикусив одновременно с этим мочку уха.

Гленда прогнулась в спине, прижимаясь бёдрами к бёдрам и совершенно не думая о том, что такая поза, по мнению философов Трахбергской школы, является животной и унизительной. Сейчас она казалась Гленде идеальной, потому что давала максимум свободы рукам Ветинари, которые Гленда не раз представляла в самых неприличных фантазиях.

Одна из этих рук продолжала ласкать её соски, гладить, сжимать, дразнить, а другая скользнула за пояс — под юбку и сразу в панталоны. Вообще-то Гленда не особо любила все эти предварительные игры. Прикосновения к клитору казались ей приятной, но вовсе не обязательной частью программы. Но это было до того, как до неё дотронулся Ветинари. Его пальцы действовали уверенно, будто завоёвывали территорию, но в то же время чутко, так, что Гленда реагировала почти на каждое движение.

— Пожалуйста, быстрее… — взмолилась она, чувствуя, что ощущений, пусть и приятных, слишком много. — Не могу больше!

— Думаешь, я могу? — едва слышно прорычал ей в макушку Ветинари, и в следующий момент рука из её панталон исчезла, зато задралась юбка сзади. А затем Гленда возблагодарила небеса и собственный консерватизм за то, что сегодня на ней были те самые панталоны, которые вовсе не обязательно снимать, достаточно немного раздвинуть складки.

Сильные пальцы собственнически сжали её ягодицы, затем снова прошлись по всем чувствительным точкам клитора, а потом легко скользнули во влагалище. Мышцы Гленды инстинктивно сжались, бёдра дернулись, чтобы насадиться глубже. Хорошо, но мало! — подумала Гленда, не в силах сдержать очередной нетерпеливый стон, больше похожий на сердитый рык.

— Ну же! — потребовала она, подаваясь назад.

Ветинари тоже застонал — низко и хрипло, прикусив кожу у неё на шее, и убрал пальцы. А в следующую секунду Гленда почувствовала, как напряжённая головка сперва прошлась по клитору, а затем тесно прижалась ко входу. Член толкнулся внутрь резко, одним ударом. Вошёл сразу весь, целиком, и заполнил, словно был скроен специально под Гленду. И вот что странно — Натт благодаря своим орочьим способностям мог изменять размер любых своих органов, на самом деле любых, и всегда старался сделать так, чтобы Гленде было комфортно. Но такого сладкого чувства целостности и единения, как в тот момент, когда Ветинари почти грубо ворвался в её тело, Гленда не испытывала прежде ни разу.

Она снова застонала, на этот раз длинно и довольно. Ветинари так же длинно выдохнул ей в шею, крепко взял за бёдра и потянул назад, вынудив выставиться совсем уж неприлично. А потом он вернул одну руку ей на грудь, вторую — между ног, защемив клитор двумя пальцами, лаская третьим и одновременно давая Гленде опору, и наконец задвигался. Быстро, жёстко, ритмично, часто дыша Гленде в шею в такт движениям. Внутри сладко тянуло, и каждый новый толчок ощущался ярче предыдущего.

“Он будто машина, — думала Гленда, плавясь от удовольствия. — Будто голем… Голем?” В мозгу у неё вспыхнуло воспоминание. Боги! Так просто! И всего-то надо…

Тянущая сладость внутри дошла до пика и разлилась широким потоком по всему телу, а само тело словно стало скоплением маленьких электрических искорок, пляшущих в воздухе от наслаждения, от радости просто быть.

И внезапно город за окном стал таким же скоплением электрических искорок. “Игори! — осенило Гленду. — Игори ловят молнии в стеклянные банки. А у Леонарда есть лимоны. И провода…”

— Гленда! — услышала она резкий окрик Ветинари. Пришлось вынырнуть из блаженной неги и открыть глаза.

Она снова была прижата к окну спиной или скорее плечами, потому что под спину её поддерживал Ветинари. Сам он выглядел непривычно взъерошенным и обеспокоенным.

— Ты… Ты в порядке? — спросил он, вглядываясь в её лицо и хмурясь.

— Леонард! — выпалила Гленда, чтобы не забыть. Выражение лица Ветинари подсказало ей, что это был не самый подходящий ответ в данной ситуации. — Лимоны! — тут же добавила она. — Големы! Молнии! — она схватилась за плечи Ветинари и твёрдо встала на ноги. — Я знаю, что нужно сделать! Нет! — я знаю даже два “что нужно сделать”. Идём, нужно поговорить с Леонардом.

— М-м? — изумлённо переспросил Ветинари.

— Всё потом, главное — узнать, права я или нет, — быстро ответила Гленда, пытаясь привести в порядок платье. Потом поняла, что затея довольно безнадёжна и махнула рукой. — Ладно, у меня там плащ остался. Ну так вы собираетесь спасать город или нет, ваша светлость? — поинтересовалась она у Ветинари, который так и стоял напротив неё, не шелохнувшись.

— М-м, — согласился Ветинари и быстро развернулся к ней спиной.

“А я так ничего и не рассмотрела,” — мысленно вздохнула Гленда, пока он застёгивал штаны, но долго задерживаться на этой мысли не стала, сейчас главное было удержать в мозгу те идеи, что так удачно упали в него, пока она была… Ну, да, как бы пошло это ни звучало, на вершине блаженства.

“Госпожа Марголотта ещё пожалеет, что заварила эту кашу,” — злорадно думала Гленда, шагая за патрицием по тайному коридору.

***

— Фу-ух! — выдохнула Электрисия.

— Вот это скорость работы! — похвалила её зеленоглазая богиня, которую нельзя было называть по имени, хотя все знали, что это (шёпотом) Удача. — Мне понравилась ваша жрица, если понадобиться помощь, так и быть — подыграю вам, — она подмигнула Либертине.

— Вы все кое-что забываете, — жеманно вмешалась Астория. — Да, вы остановили войну, но соединить этих двоих — по-настоящему, а не на краткий миг, мог только Рок. Без него они разойдутся как корабли в море.

— Морями, если ты забыла, управляю я, — холодно парировала Либертина.

— Это тебе не поможет, — криво ухмыльнулся Рок. — Вы сохранили жизни своих игрушек, поздравляю, но соединять их я не буду, а без меня…

— А без тебя есть я, — улыбнулась Зеленоглазая. — Думаешь, мне не под силу соединить людей?

— Человеческий год, — прищурился Рок. — Если за год у тебя ничего не получится, ты отступишься от них.

— А если получится, — азартно возразила Удача, — отступишься ты.

— По рукам! — согласился Рок, протягивая ладонь.

Либертина взирала на это рукопожатие с ужасом. Да, помощь самой Удачи — дело хорошее, и спорить с ней никто не смеет, но всё же… Ставки слишком высоки. Во что она втравила свою подопечную?

— А давай, если станет слишком опасно, я его отсюда прогоню? — тихо предложила Электрисия, недобро косясь на Рока, пока тот уже искал новые пари.

— Мне нравится эта мысль, — кивнула Либертина, — но давай пока повременим. Немного уда… везения нашей жрице не помешает.

ЧАСТЬ I. Глава 13

— Электрические провода в стекле? — переспросил Леонард. — Очень интересная мысль, и может выйти занятная штука. Настоящая… Электрическая Лампа!

— Ты говорил, — выпалила Гленда, хмурясь и сильнее стискивая ворот плаща, — что если взять тот вал, который нашли у гномов на улице Паточной Шахты, можно добыть сколько угодно энергии. И электрической тоже? Так, чтобы хватило на весь город?

— О, несомненно! — кивнул Леонард. — Я опасался с ним экспериментировать, потому что заряд вышел бы слишком сильным, если не отвести его по проводам. Но провода на целый город — это как раз подойдёт.

— Как много времени это может занять? — Ветинари, казалось, сохранял привычную невозмутимость, но от Леонарда не укрылись кое-какие изменения в поведении патриция, и причину этих изменений он видел в россыпи тёмных пятен, на шеях у обоих его ночных визитёров, а также в том, как тщательно мисс Гленда куталась в свой плащ — будто если он распахнётся, миру явится что-то крайне неприличное.

— Изготовить провода нужной длины… — начал прикидывать Леонард. — Столбы для поддержания… Понадобится много резины… Возможно, Дик сможет помочь, он сообразительный юноша. Да, думаю, недели за две мы управимся с подготовительными работами. А далее — всё зависит от того, согласятся ли горожане провести электричество в свои жилища.

— Что ж, кто не согласится — может закупать свечи по новым убервальдским ценам, — недобро усмехнулся Ветинари. — У этого… предприятия ведь не будет запредельно высокой цены, не так ли?

— О, нет! — Леонард довольно улыбнулся — идея того, что жизнь горожан станет лучше с его помощью и практически даром (если не считать инфраструктуры) его грела. — Конечно, без вала это стоило бы многие тысячи, но пока у нас есть вал — оплачивать нужно будет лишь поддержание проводов в рабочем состоянии.

— Нельзя, чтобы всё зависело от одной маленькой штуковины, — покачала головой Гленда. — Я помню, как Моркоу рассказывал, что на Луне вы видели такую траву… Тоже электрическую, да? Как думаешь, она тут у нас приживётся?

— Интересная мысль! — Леонард невольно схватился за карандаш и принялся что-то бездумно чертить на листке бумаги.

При общении с Глендой — в сопровождении Дика Симнела или без оного — у него часто появлялось такое желание, благо Гленда умела задавать удивительно правильные, хоть зачастую и парадоксальные вопросы. И что самое примечательное: рисунки, которые он чертил, чтобы переварить её слова, никогда не содержали в себе какой-либо военной техники или других опасных устройств. Чаще всего это были непонятные приборы, вероятнее всего относящиеся к кухне. Только Леонард никогда не знал, как можно было бы заставить их работать. Но с помощью электричества…

— Так ты попробуешь? — вернула его с небес на землю Гленда. — Может, у вас какие образцы остались?

— Об образцах лучше спросить самого капитана Моркоу, — честно ответил Леонард. — Но, думаю, — он бросил осторожный взгляд на патриция, — ещё одна экспедиция на Луну не помешает.

— Что ж, если это необходимо… — вздохнул тот. — В любом случае — приступай к работе немедленно. Я отправлю людей к Дику Симнелу, нам нельзя терять ни минуты.

— Не обязательно так спешить, — Гленда улыбнулась, и Леонарду показалось, что в комнате появился ещё один источник света — приятно-жёлтого и тёплого. И если Леонард это просто констатировал, то патриций, судя по выражению лица, в этом свете ещё и купался. Леонарду даже показалось, что Ветинари вот-вот и сам улыбнётся, и не для дела, как это бывало с ним обычно, а по-настоящему. Но чуда не случилось — дальше обращённых на Гленду глаз улыбка патриция не пошла. — Я хотела сказать, — продолжила Гленда, — у меня есть идея, как сделать так, чтобы пересмотра договора не было. Возможно, надо было с этого начать, но уж очень хотелось узнать, права я насчёт лимонов и всего такого.

— Вполне понятное желание, — кивнул Леонард, который и сам обладал таким же неуёмным любопытством.

— Вторая идея тоже связана с Леонардом? — спросил Ветинари, и в голосе его послышались странные нотки. Леонард такого прежде не слышал, потому не смог идентифицировать ревность, а вот Гленда усмехнулась:

— Нет, сэр. Это больше относится к сфере политики.

— Хорошо, в таком случае…

Они ушли, забрав с собой список необходимого, а Леонард наконец посмотрел на получившийся рисунок. Это было прекрасно выполненное, со всеми анатомическими подробностями, сердце, судя по некоторым признакам в той стадии, когда оно сжималось. Получилось довольно красиво, но тревожно. Леонард постарался не думать об этом, потому что ему показалось — этот рисунок даже хуже какой-нибудь новой военной машины.

***

— Големы, — выдохнула Гленда, как только секретная дверь Продолговатого кабинета за ними закрылась. — Анк-морпоркский золотой запас. Однажды Натт сказал: Убервальду ещё повезло, что гномам не удалось доказать, что эти големы принадлежат им. Потому что тогда они принялись бы бесплатно работать, и это обвалило бы экономику. Но что если…

— Сделать жест доброй воли и передать их Убервальду теперь? — на губах Ветинари появилась тонкая улыбка.

— Думаю, вам достаточно показать готовность так поступить, — Гленда тоже улыбнулась. — Все знают, что вы ненавидите рабство, а в Убервальде из них непременно сделают рабов, так что раньше, возможно, леди Марголотта не поверила бы этой угрозе, но сейчас, когда она думает, что вы отчаянии…

Ветинари ничего не сказал. Вместо этого он наклонился к Гленде и поцеловал. Это ощущалось совсем иначе, чем прежде — до этого он целовал её в исступлении, или, как сказала бы Анжебета Бодссль-Ярбоуз, в порыве безумной страсти. Сейчас же это было одновременно рассудочно и очень нежно. Про такой поцелуй уж точно не скажешь “Даже не знаю, что на меня нашло”. Сердце Гленды затрепетало — получается, это не было какой-то вспышкой, которая появилась и сгинула, как падающая звезда. Он действительно…

— Подожди здесь, — прошептал Ветинари. — Мне придётся самому отправить сообщение. В коридорах наверняка уже идёт утренняя уборка, тебе лучше не выходить, чтобы не пошли разговоры.

Сердце Гленды сжалось, а потом, казалось, разорвалось на тысячу частей. Ветинари — к счастью, или к сожалению — вышел слишком быстро, чтобы понять, что с ней происходит, и Гленда осталась со своими чувствами одна.

А на что она, собственно, рассчитывала? Она — кухарка, он — патриций. Тайные отношения — единственный приемлемый для него вариант. Но такие тайны долго не держатся, шепотки всё равно пойдут. Как будто мало ей было этого в Убервальде! А если потом…

Вдруг появится кто-то, кто не захочет делать из неё тайну? Сейчас Гленда не могла представить, что захочет быть с кем-то кроме Ветинари, но она была достаточно взрослой и разумной, чтобы понимать: так будет не всегда. И вряд ли Ветинари это понравится.

С другой стороны, уладив конфликт с леди Марголоттой (вот уж кого подобные сплетни не опорочат, хоть в соседней с Ветинари спальне ночуй!), он вполне может с ней помириться. И что будет с Глендой? Выбросят, как ненужную игрушку? Нет уж. Придётся сделать всё самой — пока не поздно. Пока она не увязла в этом, как с Наттом.

Она не знала, сколько стояла у окна, наблюдая за занимающимся рассветом, но времени было достаточно, чтобы взять чувства под контроль. И когда Ветинари, который как никто умел подкрадываться, обнял её за плечи, она мягко, но решительно выскользнула из его объятий, и голос её ничуть не дрожал.

— Не нужно, сэр, — сказала она ровно. — Это была хорошая ночь, но она закончилась. Пора нам вспомнить о том, кто мы есть. И вы правы — нехорошо, чтобы меня видели, но я вполне способна сама дойти по тому тайному проходу, который вы мне показывали. Просто не хотела уходить, не попрощавшись. Провожать меня нет необходимости.

Ветинари нахмурился. В обычный день Гленду испугало бы выражение его лица, но сейчас все чувства притупились — было слишком больно, чтобы позволять себе чувствовать что-то ещё.

Какое-то время Ветинари смотрел на неё молча, затем невесело усмехнулся:

— О, я понимаю. Жалкий тиран спасён и больше не нуждается в вашем сочувствии. Что ж, простите, что вынудил вас жалеть меня подобным образом. Не волнуйтесь, мои старческие приставания вам больше не грозят.

Ну конечно! — подумала Гленда. Всё, о чём он думает — это хорош ли он был в постели, пусть даже никакой постели и не было. Все мужчины одинаковы. Может, стоило оставить ему это заблуждение? Гленда поколебалась секунду, а потом всё-таки (впервые за эту ночь) действительно пожалела патриция.

— Не говорите глупости, — выдохнула она устало. — Ваш возраст тут ни при чём. Мне… — у неё сдавило горло, когда она произносила это. — Мне очень понравилось… Всё это. Просто… — она подняла на него глаза, изо всех сил стараясь не заплакать. — Вы — тиран Анк-Морпорка. И это не изменится. Я надеюсь. Я правда на это надеюсь, потому что вы по-настоящему на своём месте. Но если у нас с вами что-то пойдёт не так — из Анк-Морпорка мне некуда бежать, понимаете? Уж лучше я сбегу отсюда сейчас, пока не стало слишком поздно.

Ветинари тяжело вздохнул и смерил Гленду пронизывающим взглядом. Его ладони несколько раз с силой сжались, а скулы выступили чётче. Наконец, едва размыкая губы, он произнёс:

— Если это ваше решение, я не могу настаивать. Как говорят последователи женинизма, нет — значит нет. Будь по-вашему. Но остаётся ещё один вопрос… У “всего этого”, как вы выразились, могут быть… последствия.

Гленда мысленно ахнула. Она так привыкла к тому, что детей у неё быть не может, что совсем об этом не думала.

— Какими бы ни были эти последствия, — быстро сказала она. — В любом случае — это моё и только моё дело. Вы ничем мне не обязаны.

— Но если я хочу быть обязанным?

— Я ещё ничего не решила! — возмутилась Гленда. — Может, решать и вовсе нечего, но в любом случае — это касается только меня. Раз уж вы вспомнили про женинизм: моё тело — моё дело.

Лицо Ветинари на мгновение сделалось страшным. Гленда не могла бы сказать точно, что именно её напугало, но ощущение было такое, будто из темноты на неё с рыком бросился волк (в Убервальде с ней такое случалось, так что было с чем сравнить). Длилось это не больше секунды, а затем патриций опустил глаза и ледяным тоном ответил:

— Хорошо. Я не стану спорить. Однако, какое бы решение вы ни приняли, настоятельно прошу вас обратиться к доктору Газону. Все счета можете присылать мне.

А вот это уже было чертовски обидно! Мало её контролировала Госпожа Марголотта, теперь и этот туда же.

— Зачем, — прищурилась Гленда, — чтобы он отчитался перед вами, какие услуги мне оказывал?

Глаза Ветинари снова вспыхнули, но он явно уже лучше владел собой, потому что ответил без особого выражения:

— Затем, мисс Медоед, что это единственный специалист в подобных вопросах, который может хоть как-то гарантировать, что вы не умрёте на врачебной койке и даже после того, как покинете больницу. Клянусь, — в этот момент в его голосе послышалось что-то прежнее, знакомое и тёплое, и Гленда едва не разрыдалась, услышав это, — я не стану требовать, чтобы доктор Газон предоставлял мне какие-либо сведения и не позволю ему их разглашать, даже если он этого захочет.

— Хорошо, — сдалась Гленда. — Я обращусь к нему, если в этом вообще будет необходимость, — она уже повернулась к двери, но поняла, что не может уйти вот так. Нет, между ними было слишком много хорошего, чтобы закончить это так плохо. — Не обижайтесь на меня, пожалуйста, сэр, — заставила она себя сказать, хотя повернуться к нему лицом не решилась, слёзы, несмотря на все её старания, уже наполняли глаза. — Я бы хотела, чтобы вышло по-другому, но моя жизнь впервые за многие годы начала мне нравиться. Я не хочу… Всё испортить. И если вам будет легче, я могу найти другую работу.

— Нет, — быстро ответил Ветинари тем своим прежним голосом, который был предназначен только для Гленды. — Нет. В этом нет необходимости. Но, думаю, это мне стоит уйти с поста вашего… нарезателя сыра. Вам будет непросто, но вы справитесь.

Гленда улыбнулась против воли, а потом стремительно выбежала, не поняв даже, как ей удалось так быстро открыть секретную дверь. Выбежала, потому что невольная улыбка потянула за собой поток слёз, которые она уже не смогла сдерживать.

Лорд Ветинари долго смотрел на закрывшуюся дверь, затем сел за свой стол и попытался придвинуть к себе бумаги, но неожиданно одним резким движением сбросил со стола всё, включая чернильницу. На ковре расплывалось тёмное пятно. С патрицием такое случилось впервые, и он понятия не имел, что с этим делать.

***

— Да как так можно?! — возмущалась Электрисия. — Я же смотрела в её мозг прямо в этот момент, она была счастлива как никогда в жизни! Кто от такого отказывается?!

— О, милая, — вздохнула Либертина, — люди то и дело выкидывают подобные номера. Я ждала чего-то такого после намёков Астории. И Рок ещё… Ну, ничего. Есть у меня кое-какие варианты.

— А я вам тут помощника привела, — непонятно, как Зеленоглазая отыскала их в самом дальнем саду Дунманифестина, но на то она и Удача, чтоб запросто проделывать такие штуки. За собой она тащила Рега, бога музыкантов. Рег осоловело крутил головой по сторонам и, кажется, не совсем понимал, не только где он, но и кто он.

— Думаешь, поможет? — скептически отозвалась Либертина, но потом опомнилась. — В смысле, если ты считаешь, что поможет, мы, конечно, скажем спасибо.

— Увидишь, — Зеленоглазая не подмигнула ей, но посмотрела так, что Либертине показалось — ей подмигнул весь мир. — А какой у тебя план?

— Да вот, — она показала новую фигурку. — Думаю, он может нам помочь.

— О, несомненно! — улыбнулась Зеленоглазая. — Давай скорее, я его очень люблю.

***

Новая экспедиция на Луну! Моркоу уже представлял, как напишет об этом родителям (приёмным) и что скажет Ангве. А может, позвать её с собой? Леонард ничего не сказал о составе новой экспедиции. Вервольф на Луне, что из этого может получиться?

Леонард прислал ему голубя с сообщением посреди ночи, но Моркоу всё равно дежурил, так что заглянул во дворец сразу же, и теперь его сердце через нагрудный карман грел список необходимых для полёта вещей. Оставалось дождаться открытия лавок. И поговорить с командором… Моркоу не сомневался, что тот его отпустит, но предполагал, что без сложностей не обойдётся.

На выходе он немного задержался, чтобы поговорить со стражниками у ворот, когда кучка музыкантов жалкого вида завела у стен дворца лиричную мелодию, впрочем, получалось у них неплохо. Тем удивительнее было, что окно на балконе кабинета патриция распахнулось, и оттуда донеслось:

— Капитан, арестуйте этих людей за нарушение спокойствия.

Это было настолько непохоже на лорда Ветинари, что Моркоу, приказав охранникам у ворот задержать музыкантов до его возвращения (для их же блага), стрелой полетел к кабинету патриция.

— Однажды, — сказал он, ввалившись в Продолговатый кабинет и пытаясь отдышаться от пробежки с первого на шестой этаж, — патриций Ветинари показал мне кое-что в тронном зале и посоветовал подумать над словом. Что это было за слово, сэр? И лучше вам ответить быстро.

Он поднял арбалет.

— Политик, — бесстрастно ответил Ветинари. — Похвальная бдительность, капитан, но я — это я.

Он всегда говорил бесстрастно, но в этой бесстрастности было что-то новое. Будто она поднялась на уровень выше, возвелась в квадрат.

Моркоу длинно выдохнул, приваливаясь к двери, а затем подошёл к столу патриция.

— Простите за вторжение, сэр. Если позволите, я хотел бы знать, что случилось?

На этом вопросе Ветинари болезненно поморщился.

— С чего вы взяли, капитан, что что-то случилось? — спросил он всё так же безэмоционально.

— Уличные музыканты, сэр. Вы могли послать кого-то из слуг, сэр. К тому же я не могу не отметить необычное состояние помещения, сэр.

— Блестящая детективная работа, капитан, — в голосе патриция чувствовался сарказм, но, казалось, он направлен не на Моркоу. Это было странно. — Хорошо. Кое-что действительно случилось. Но вас это не касается.

Моркоу на секунду задумался, а потом вспомнил о разговоре с Леонардом.

— Это как-то связано с мисс Глендой, сэр?

Такого он ещё не видел — глаза Ветинари вспыхнули настоящей болью. Однажды Моркоу закрыл собой патриция, когда того подстрелили, но даже с куском железа в ноге он не выглядел настолько несчастным.

— Это вас не касается, капитан, — повторил патриций жёстче. — Не смею вас задерживать.

Моркоу помедлил. Все знали, что патриций Ветинари — опасный человек, ноМоркоу так и не понял, почему они так считали. По его мнению, по-настоящему опасен патриций был только для плохих людей, а он, пусть и относился к себе критически, к плохим людям себя не относил.

— Однажды, сэр, — начал он медленно, — вы дали мне очень хороший совет. Начать поиски от Расхлябанных ворот. Мне кажется, пришло время отплатить вам тем же — в смысле, хорошим советом.

— И почему тебе так кажется, капитан? — похоже, патриций уже лучше владел собой, сейчас в его тоне слышалось лишь слабое любопытство. Он откинулся на спинку кресла и соединил пальцы домиком. Но что-то в этой привычной картине (не то бардак вокруг стола, не то подрагивающая жилка на виске у Ветинари) заставляло Моркоу усомниться в её подлинности.

— Некоторые сведения, сэр, — уклончиво ответил Моркоу. — Не могу сказать, что их достаточно, чтобы дать совет так же безошибочно, как вы дали его мне, но довольно для того, чтобы понять, что какой-то совет вам нужен. И, простите за… Как это правильно? А, простите за дерзость, сэр, но, полагаю, среди тех, кто с вами знаком, не так много людей, с кем вы могли бы говорить откровенно. Но вы знаете, что можете говорить откровенно со мной.

Патриций отвернулся и задумчиво посмотрел на окно.

— Думаю, — сказал он, — для откровенностей уже слишком поздно.

Моркоу некоторое время обдумывал эти слова, затем решился пойти ва-банк.

— Мисс Гленда умерла?

Патриций дёрнулся всем телом и перевёл на Моркоу острый как бритва взгляд.

— Что вы сказали?

— Ничего не кончено по-настоящему, пока человек жив, сэр, — как можно мягче сказал Моркоу. — Поэтому, раз мисс Гленда жива…

Патриций едва заметно облегчённо выдохнул.

— С чего вы взяли, что это вообще связано с мисс Медоед? — спросил он с такой холодностью, что Моркоу уже не сомневался в верности выбранного пути.

— С того, что сегодня ночью вы вдвоём разбудили Леонарда Щеботанского, чтобы разработать план электро…обеспечения города.

Ветинари тяжело выдохнул и опустил голову, глядя на соединённые пальцы.

— И с того, что она вас любит, — добавил Моркоу тише.

Ветинари вскинулся.

— А это вы как определили? — тон патриция перестал быть холодным и безразличным.

— Ангва сказала, — просто ответил Моркоу и, чего прежде никогда себе не позволял, без приглашения сел на стул для посетителей. — Некоторые вещи вервольфы чуют лучше людей.

Уголок губ Ветинари дёрнулся.

— Физическое влечение — ещё не любовь, капитан, — ответил он, и Моркоу поздравил себя с победой — патриций больше не отрицал, что дело именно в этом.

— Верно, сэр, но я и сам замечал некоторые признаки, — возразил Моркоу, взвешивая каждое слово. — Мисс Гленда нередко заходит к нам в свободное время, в основном она общается с Шелли, но иногда…

— Кто знает, возможно, всё дело в вас? — усмехнулся патриций. — Может быть, вы ей, как это говорят? Приглянулись, и она пыталась вызвать вашу ревность.

Если кто тут и ревнует, то точно не я, подумал Моркоу, но вслух благоразумно этого не сказал.

— Я уверен в том, что видел, сэр, и крайне удивлён, что у вас возникают сомнения. Она отказалась принять ваше предложение?

— Предложение? — медленно переспросил Ветинари и вдруг с чувством протянул: — О, боги!

— Сэр? — Моркоу знал, что не имеет никакого права отчитывать патриция, но, тем не менее, вышло строго. Патриций, однако, не обратил на это внимания.

— Предложение, вот в чём дело, — сказал он скорее себе, чем Моркоу. — Но это несложно исправить.

— Сэр, — теперь тон Моркоу стал намеренно предостерегающим. — Я снова вынужден просить прощения за дерзость, но я настаиваю: позвольте дать вам совет. Думаю, мой опыт э-э-э… Близких отношений несколько больше вашего.

— В самом деле? — вздёрнул бровь Ветинари.

— Я говорю именно о близких отношениях, сэр. О таких, когда видишь человека каждый день.

Ветинари долго молчал, оценивающе глядя на Моркоу.

— Мисс Гленда сказала, — наконец произнёс он нехотя, — что если что-то между нами пойдёт не так, ей некуда бежать из Анк-Морпорка, поэтому лучше ей держаться от меня подальше.

— Понимаю, — задумчиво ответил Моркоу. — И предложения — я имею в виду предложения — вы так и не сделали?

— Вы, насколько мне известно, тоже не спешите заключать законный брак с капитаном Ангвой, — огрызнулся патриций.

— Это был её выбор сэр, что касается меня, я предложил это сразу. А мисс Гленда… Боюсь, у неё есть негативный опыт, сэр. За шесть лет ни один священник так и не решился узаконить её отношения с мистером Наттом.

— О, боги, ты прав. Значит, тем более…

— Нет, сэр, как раз наоборот. Если вы сделаете предложение прямо сейчас, это будет выглядеть… Как уступка. Будто она у вас это предложение выторговала. Насколько я знаю мисс Гленду, это заденет её гордость.

— И что ты предлагаешь? — патриций уже не выглядел бесстрастным.

— А почему она вообще решила, что что-то может пойти не так?

Ветинари задумался.

— Понятия не имею, — наконец признался он. — Но, возможно, ей не понравилось, что я попросил её не выходить из моего кабинета так, что это могло бы её скомпрометировать. Я всего лишь хотел уберечь её от сплетен.

— Готов спорить, с её точки зрения это выглядело так, будто вы её стыдитесь.

— Вот оно что…Тогда достаточно будет объяснить…

— Нет, сэр, боюсь, так просто это не получится. Если она приняла Решение, то быстро она от него не отступится. Тут нужен более деликатный подход.

— Не верю, что говорю это, но — прошу, капитан, ты хотел дать мне совет, так дай его.

— Попробуйте доказать ей, что бежать не придётся. И что вы вовсе не стыдились и не стыдитесь показать своё отношение к ней. Если она в это поверит, возможно, она и ваше предложение оценит не как уступку, а как искреннее желание.

Патриций усмехнулся.

— Что ж, по крайней мере, это похоже на рабочий план.

— Рад, что был полезен вам, сэр, — Моркоу облегчённо улыбнулся и поднялся. — Хотя вы, конечно, обошлись бы и без моих советов.

— Вот как?

— Думаю, — Моркоу прищурился, глядя в окно, — я даже не заходил сегодня к вам.

— В самом деле?

— Да, сэр. Полагаю я просто сразу от Леонарда отправился в Псевдополис-Ярд.

— Удивительно, капитан, твоя способность двигаться по улицам Анк-Морпорка и разговаривать со мной поражает воображение.

— О, но я совсем не разговариваю с вами, сэр, ведь никакого разговора не было, — он отдал честь и направился к выходу. Уже у двери он развернулся и успел краем глаза заметить, что Ветинари улыбается — облегчённо и расслабленно. Пожалуй, такого Моркоу тоже прежде не видел.

— Да, сэр, — сказал он как ни в чём не бывало, — поскольку меня здесь не было, я никак не мог задержать тех музыкантов, правда? А вашим стражникам не дозволяется задерживать людей за пределами дворца.

— Когда ты будешь… Хм, не проходить мимо этих музыкантов, можешь не говорить им, что они могут продолжать играть.

— Непременно, сэр. Хорошего дня, сэр.

Моркоу вышел.

***

В жизни Джонни Коллинза бывали дни и получше. Похуже тоже бывали — когда их с группой вышибли из того паршивого паба в Ист-Энде, как его? Не вспомнить. Но более странного дня не было точно.

Разлепив глаза и обнаружив, что рядом храпит Вилли-Труба (с музыкой прозвище было не связано, играл он на гитаре), Джонни решил, что они за каким-то чёртом припёрлись в Эдинбург — ни на что другое выступавшая из предрассветного тумана архитектура не походила. Пытаясь прийти в себя, он принялся механически наигрывать на гитаре “Yesterday”, и тут начались новые странности — сперва кто-то сверху с очень странным даже для шотландцев акцентом потребовал, чтобы их арестовали, а потом какие-то парни в исторических костюмах, впрочем, со вполне натурально выглядящими алебардами, их окружили. Джонни пытался одновременно растолкать своих парней и растолковать стражникам, что они тут ничего такого не хотели, и вспомнить, чёрт его дери, как они оказались в этой дыре. Может, это какая-нибудь Швейцария?

К тому моменту, как из дверей мрачного помпезного здания, у которого они оказались, вышел рыжий детина под два метра ростом и тоже в идиотском историческом наряде (правда, этому он хотя бы шёл), группа “Знатьё” уже пробудилась в полном составе. И все трое вопрошающе смотрели на Джонни — будто он, провалиться ему на месте, знал больше ихнего!

— Можете отпустить этих людей, — заявил приблизившийся к их группе детина. Стражники так же молча, как до этого охраняли их, отдали честь и вернулись на свой пост у ворот. — Сыграйте что-нибудь красивое, — потребовал детина и бросил им старомодный, но довольно увесистый кошелёк. — Только не грустное. Про любовь к прекрасной девушке. Чтоб появилась уверенность, что в итоге всё будет хорошо.

Джонни кивнул — заказ проще некуда, такие песенки очень любили на разных мероприятиях, где помимо денег можно было получить хорошую жратву и выпивку, так что навык был отработан до автоматизма.

— Понятно, мистер. Поехали, парни, — сказал он, беря первые несколько аккордов. Неважно, как называется это грёбаное местечко, важно — отработать оплаченный заказ и не вступать в пререкания с людьми в тяжёлых доспехах и внушительными мечами у бедра.

— Вот и славно, — улыбнулся детина. — Как тебя зовут?

— Джонни Коллинз, сэр, мы — группа “Знатьё”, — быстро ответил Джонни. Меч собеседника никак не шёл у него из головы. Он выглядел как угодно, но точно не как реконструкция.

— Я — капитан Моркоу из городской Стражи, — продолжал детина. — Я вас раньше тут не видел, так что — добро пожаловать в Анк-Морпорк! Надеюсь, у вас нет неоправданной тяги нарушать закон?

— Никак нет, сэр, мы просто музыканты! — быстро ответил Джонни, едва не выронив гитару из рук.

— Вот и чудно, — снова улыбнулся капитан-овощ, — ну, играйте.

И они заиграли — с таким чувством и душой, с какими не играли никогда прежде. Душа при этом сильно давила на мочевой пузырь, ускользая в пятки, но группа старалась не обращать на это внимания. Почему-то им очень не хотелось расстраивать капитана Моркоу.

По улицам Анк-Морпорка полилась незнакомая Плоскому миру мелодия.

__________

Песня "Have You Ever Really Loved A Woman?", Bryan Adams. Клип не имеет отношения к тексту, важна сама песня и её смысл.

https://www.youtube.com/watch?v=hq2KgzKETBw

Если ссылка не открывается, загляните ко мне на ВК — группа "55 Гудвин — книги и не только" https://vk.com/fiftyfifthclub.

__________

***

Хэвлок, лорд Ветинари, стоял у окна. Ничего удивительного в этом факте не было — он часто стоял у этого окна. Но очень редко окно бывало открытым. И определённо никогда прежде он не стоял у открытого окна, наслаждаясь свежим морским (и откуда он взялся в Анк-Морпорке?) ветром и — тем более! — музыкой. Музыкой, которую играли, а не той, что можно было прочитать с листа.

Ветер забирался ему в волосы, и это напоминало, как совсем недавно на этом же самом месте в них зарывались ладони Гленды. А снизу доносились проникновенные слова о том, как это — по-настоящему любить женщину. И после обнадёживающего, пусть и совершенно неуместного разговора с капитаном Моркоу, у Ветинари появилось ощущение, что всё это ещё возможно, и ничего не потеряно.

Когда Гленда ушла, он внезапно для себя испытал такую боль, что толком не мог ни о чём думать. И представить не мог, как справиться с потерей — никогда ещё чей-либо отказ не задевал его так глубоко. Слова Гленды… Они ранили. Впрочем, теперь, благодаря Моркоу, понятно, почему. Она, очевидно, тоже чувствовала себя раненой. Он бы, вероятно, и сам до этого додумался, останься при нём способность ясно мыслить. Увы, при воспоминании о Гленде — особенно, воспоминании о том, какой она было этой ночью, — способность мыслить не то чтобы ясно, но хотя бы связно его покидала.

Хорошо, что Моркоу так вовремя пришёл. Он вообще каким-то неведомым образом всё делает вовремя. Конечно, это было недопустимо — так обнажать свои слабости перед посторонним человеком, но что-то подсказывало Ветинари: капитан Моркоу, а по совместительству истинный король Анк-Морпорка, и так прекрасно об этих слабостях знает. Кому и доверять, как не ему. Моркоу был надёжен, как скалы, в которых он вырос, честен и прямодушен, как гномы, которые его вырастили, и умён — как настоящий политик, которым стал отчасти благодаря Ветинари. И сентиментален, как полагается молодому человеку, и как совсем не полагается пожилому тирану. Но хорошо, что из этой своей сентиментальности он велел музыкантам играть.

Правда, на фразе о будущих, вернее — нерождённых детях, которых можно увидеть в глазах любимой женщины, Ветинари прошиб озноб. О детях он вообще не думал до сегодняшнего дня — такие вещи просто не имели к нему отношения. Осознание того, что Гленда могла бы… Что у них могло получиться… И что если получилось, то от него никоим образом не зависит, появится ли этот ребёнок на свет — эта мысль скребла по сердцу не хуже, чем отказ Гленды.

Но что-то подсказывало Ветинари: она этого не сделает. А если сделает, значит, всё это время он ошибался и любил какого-то другого человека. Но в людях, а также вампирах, гномах, троллях, вервольфах, гоблинах, орагутанах и шноббсах он ошибался редко. (Насчёт фиглей пока уверенности не было. Раскудрыть).

Музыканты закончили петь и, кажется, куда-то засобирались. Но далеко не ушли — у Хэвлока, лорда Ветинари появилась Идея.

ЧАСТЬ I. Глава 14

Глава 14

Гленда думала, что проплачет всё утро, но на самом деле она всё утро проспала. И даже весь день. Проснулась под вечер уставшая и отупевшая от тяжёлого сна. Приняла душ и решила, что чем плакать, лучше приготовить пару пирогов.

Пара каким-то неведомым образом растянулась до полудюжины. Гленда старательно не смотрела на часы, но каким-то шестым чувством понимала, сколько ещё осталось до полуночи, когда Ветинари не придёт нарезать сыр. От этого было очень грустно. Наверное, надо было сесть и всё хорошенько обдумать, но Гленде не хватало на это решимости. Гораздо проще было выполнять простые привычные действия и наслаждаться звенящей пустотой в голове.

Без пяти двенадцать (Гленда угадала время ещё до того, как всё-таки посмотрела на часы) во внутреннем дворе, куда выходила часть окон кухни, послышался шум. Гленда выглянула и не поверила своим глазам — четверо музыкантов настраивали инструменты, а Стукпостук подсвечивал им огромным фонарём.

— Что за балаган? — донёсся со второго этажа голос мистера Паддинга.

— Личный приказ патриция. — Отчеканил Стукпостук и не без злорадства добавил: — Желаете возразить?

Окно мистера Паддинга с быстротой молнии закрылось.

— Мы готовы мистер, можно начинать? — спросил один из музыкантов.

Стукпостук с каменным выражением лица кивнул, а затем посмотрел на Гленду одновременно с неприязнью и уважением, так, что у неё не осталось сомнений, для кого этот концерт. А потом полилась музыка, и у Гленды замерло сердце.

__________

Песня "She", мне она нравится в исполнени Elvis Costello:

https://www.youtube.com/watch?v=O040xuq2FR0

Если ссылка не открывается, загляните ко мне на ВК — группа "55 Гудвин — книги и не только" https://vk.com/fiftyfifthclub.

__________

Конечно, это не сам патриций пел о том, что некая прекрасная Она — сокровище и песнь, которую поёт лето, и ещё тысяча других прекрасных вещей, но Гленде казалось, она слышит его голос, будто каждую строчку, что пропевали музыканты, шёпотом повторял ей на ухо Ветинари. Она даже обернулась, памятуя о его сверхспособностях к маскировке, но приходилось признать: в кухне она была одна.

Из окон продолжали выглядывать слуги, но явно не возмущённо, а просто заинтересованно. Многие что-то одобрительно кричали.

“Но, — подумала Гленда, — разве от этого не пойдут разговоры? Если он хотел всё скрыть…” И тут кровь прилила к её щекам, а дыхание перехватило — он не говорил, что хочет скрывать отношения, он просто просил её не шататься по коридорам так, чтобы об этом пошли сплетни. А что если… Глупо надеяться на такое, но ведь она ему и слова не дала сказать, что если она всё неправильно поняла? И теперь, вместо того, чтобы прийти нарезать сыр, он… Что он пытается сказать, что ничего не кончено? Ну а что если нет? Что если это просто красивое прощание?

Гленде показалось, у неё голова взорвётся от такого количества противоречивых мыслей разом, поэтому она просто отмахнулась от них, наслаждаясь прекрасной мелодией — в дело как раз вступила скрипка.

“Та, ради которой я выживаю”, “смысл моей жизни” — всё это не очень походило на прощание. Гленда приободрилась.

Потом была ещё одна красивая песня — о любви к женщине. О, Гленде определённо хотелось бы, чтобы её так любили. И ещё одна, и ещё… Музыканты играли час, и провожали их овацией из всех обитаемых окон.

А когда Гленда уже собиралась идти в спальню, одновременно растревоженная и убаюканная этим концертом, она услышала шум спускаемого подъёмника. Внутри обнаружилась игрушка, старый потрёпанный и явно пролежавший долгие годы в каком-то пыльном чулане щенок. Под лапой у щенка была записка:

“Это Мистер Умник и он интересуется, не помешал ли вам концерт. Если да, то отправьте, пожалуйста, Мистера Умника наверх, чтобы он выследил нарушителя спокойствия и воздал ему по заслугам”.

Гленда рассмеялась, чувствуя, что по щекам предательски текут слёзы. Она взяла карандаш из буфета с кухонными счетами и написала на другой стороне записки:

“Мистер Умник может остаться со мной на случай, если музыканты придут ещё раз — ему определённо стоит их послушать. Слушать — это вообще полезно, жаль, я не всегда сама придерживаюсь этого правила”.

Записку она отправила наверх, а щенка оставила себе — не мешало бы его подлатать и почистить.

Она немного подождала, на случай, если Ветинари всё-таки пришлёт требование вернуть щенка, но вместо этого в шкафу приехала роза, темно-красная, источающая сильный сладкий аромат. К розе крепилась новая записка:

“Оставляю Мистера Умника в ваших надёжных руках. А что касается умения слушать — полагаю, дела говорят лучше, чем слова. Надеюсь, мне ещё представится шанс вам это доказать. Хороших снов, мисс Гленда!”

Печи ещё не остыли. Гленда быстро вскипятила молоко, сварила какао и поставила на поднос вместе с кружкой вазочку с имбирным печеньем. И добавила записку:

“Доброй ночи, ваша светлость! Мы с мистером Умником будем внимательно прислушиваться к тем делам, которые вы собираетесь заставить говорить.”

После этого Гленда забрала розу и подождала ещё немного, на случай, если Ветинари придёт охота продолжить беседу, но он больше ничего не написал. Гленда решила, что утром первым делом пойдёт к патрицию и даст ему шанс объясниться. Они же взрослые люди в конце концов! А не парочка идиотов из романа, которые только потому и страдают, что не умеют договариваться.

Однако утром выяснилось, что Ветинари пришлось срочно, первым же поездом выехать в сторону Убервальда. Судя по тому, с каким довольным видом говорил об этом собирающийся отправиться вслед за начальством Стукпостук, Ветинари готовился принимать поражение противника.

Гленда и радовалась этой новости — опасность войны миновала, и тревожилась. Потому что там, в Убервальде, леди Марголотта наверняка захочет отметить победу Ветинари примирением. И кто знает, не значит ли это, что Гленда свой шанс упустила навсегда.

Целую неделю после отъезда патриция Гленда утешала себя мыслью, что Ветинари мог быть прав, и у той ночи могли быть последствия. И уж конечно она не собиралась избавляться от ребёнка, если бы он появился. Не сейчас, когда она наконец зарабатывала такие деньжищи, что хватило бы на десятерых, и когда она могла родить от того, от кого не боялась это сделать. Даже если представить самый худший вариант — из Ветинари явно получится лучший опекун для сиротки, чем из леди Марголотты.

Через неделю Гленда поняла, что никаких последствий не будет.

Никогда — даже в поезде из Здеца в Анк-Морпорк, с разбитым сердцем и разрушенными надеждами — Гленда не плакала так горько, яростно и отчаянно, как в то утро.

А к вечеру, по крысиному телеграфу, новость достигла патриция. Он обещал, что не станет выпытывать информацию у доктора, но про крыс речи не было. Ему было жаль, что Гленда, которая вовсе этого не заслуживала, горевала. С другой стороны, думал патриций, невольно улыбаясь, это значит, что утешить её вполне в его силах. Но прежде, чем заводить разговоры о детях, стоило позаботиться о том, в каком мире они будут жить. А это теперь, благодаря гению Гленды, зависело от его умения договариваться.

***

— Рег! Ты соображаешь, что натворил? Они же из Круглого мира! — Либертине казалось, у неё руки прирастут к голове, столько она за неё хваталась. Такими темпами она скоро станет ещё и Богиней Рука-Лицо.

— А? Чгось? — Рег пошатывался и улыбался широкой глупой улыбкой. — Так ну это — хорошо ж ребята сыграли, всем вродь понравилось. Вы просили лучших музыкантов по ситуации, ну так эти — лучшие.

— Не волнуйся, — Зеленоглазая снова подмигнула Либертине всем окружающим пространством. — Всё так, как должно быть.

— Но почему ты не дала им поговорить сейчас? — Либертина очень старалась, чтобы в её голос не прокралась претензия. Только отвратить Удачу от своей подопечной не хватало! Похоже, тон она выбрала верный, Зеленоглазая милостиво улыбнулась.

— Ну, во-первых, это было бы не так интересно, мне понравилась ваша игра. А во-вторых, думаю, этому человеку стоит потратить больше времени, чтобы завоевать её расположение. Он слишком привык к тому, что в любви нет нужды прилагать какие-то старания, считаться с чувствами другого. В отношениях на расстоянии, тем более — с вампиром этому не больно-то научишься. Ему стоит ещё потренироваться. Ты же хочешь для своей подопечной лучшего?

— Да. Конечно, — согласилась Либертина. В этом определённо был смысл. — Но я боюсь, что там, в Убервальде, его может настигнуть Рок. Он ведь обожает такие шуточки. Не думаю, что в таком случае она вообще когда-нибудь сможет стать счастливой.

— О, не волнуйся, — звонко рассмеялась Зеленоглазая. — Рока я надёжно заняла. Подкинула ему и Ому спор — сможет ли Рок свести омнианского священника с его обетом безбрачия и ведьму. Шутка в том, что сам Ом вовсе не против, чтобы его последователи наконец нарушили этот запрет, так что Рок в итоге переиграет сам себя.

— Недурно, — улыбнулась Либертина и сделала то, что редко для кого из коллег по цеху делала. Поставила перед Зеленоглазой свою шарлотку. — Угощайся.

— А мне? — оживилась Электрисия.

— И тебе, — согласилась Либертина. — Ты чем там занималась? — добавила она строго, вспомнив об обязанностях наставницы.

— Ничего особенного, — пожала плечами та. — Вербую себе новых последователей. Этот Дик и его ребята — то, что надо. И ещё я думаю обзавестись собственной жрицей, чтоб ни с кем её не делить.

— Уже присмотрела? — деловито поинтересовалась Либертина. — Гляди, а то окажется, что она чья-то, будут потом скандалы, а нам не до того.

— Нет, за ней точно никто не присматривает. Думаю, пора мне вмешаться.

— Молодец, — похвалила Зеленоглазая, — начинаешь мыслить как настоящая богиня.

ЧАСТЬ II. Глава 15

Почти сразу выяснилось, что жизнь в отсутствие Ветинари оказалась пресной. Гленда не кривила душой, когда сказала патрицию, что её жизнь впервые за долгие годы начала ей нравиться, и потому она боится что-то менять, жаль только, она не понимала, какую огромную часть этого “нравится” составляло предвкушение вечерних встреч с Ветинари.

Впрочем, кое-что всё равно осталось — он присылал ей клики. Конечно, в них нельзя было сказать ничего по-настоящему важного, мало ли кто может прочитать, но приятно было раз в пару дней получить сообщение, вроде:

“Дорогая мисс Гленда! Незабываемый вид капустных полей, покрытых снегом, который преследует нас уже третьи сутки, настраивает меня на лирический лад. Я даже взялся за сочинительство в стиле агатянской поэзии:

О, капуста! Жир Анк-Моркпорка, Жаль, что ты не лимоны.

Или:

Капустное поле без капусты, Может ли быть зрелище тоскливее? Кроме капустного поля с капустой.

Я не уверен в художественной ценности этих стихов, но, полагаю, если читать их в полночь при полной луне над молоком, можно в итоге получить недурной творог. Надеюсь, хотя бы в этом качестве они будут вам полезны.”

Гленда хохотала до слёз, получая эти сообщения и отправляла в ответ свои:

“Дорогой сэр, в последнее время ночи в Анк-Морпорке из-за облачности стоят безлунные, так что выполнить вашу просьбу у меня не вышло. Зато ваш пример побудил меня заняться собственным сочинительством. Думаю, негоже утаивать от вас последствия:

Один мажордом из Анк-Морпорка Средь тьмы ночной возжелал окорок. Пробрался в кладовку, попал в мышеловку, Один мажордом из Анк-Морпорка.

P.S. Доктор Газон сказал, что нога мистера Паддинга заживёт где-то через неделю.

P.P.S. Да, я помню, что мышеловки запрещены, жаль, этого не помнит мистер Паддинг — это он приказал поварятам их расставить по кухне.

P.P.P.S. Ну и сам виноват.”

Однако чем сильнее отдалялся патриций, тем реже приходили клики. Гленда пыталась заполнить образовавшееся в её жизни пустое пространство встречами с Шелли, помощью Леонарду и Дику, но всё это было не то. Наконец, на четвёртую неделю отсутствия Ветинари, когда он давно уже был в Убервальде, а клики перестали приходить совсем, Гленда вспомнила об обещании Милдред. Вернее, та сама ей напомнила — пришла попросить очередную книгу Анжебеты Бодссль-Ярбоуз и сказала, что на самом деле, чем бесконечно переживать похожие как под копирку страсти, она с гораздо большим удовольствием снова погрузилась бы в историю Гленды.

И Гленда, сперва дожидаясь полуночи, а потом во всякий свободный момент, принялась писать. К её собственному удивлению одно только вступление растянулось так, что в книге Бодссль-Ярбоуз, пожалуй, заняло бы половину объёма. “Это потому, — поняла Гленда, — что Анжебете всё равно, где находятся её герои и почему они говорят то, что говорят”.

Гленде было не всё равно. Она с любовью описывала разные детали, вроде фаянсовых чашек или поверхности старого стола, и обязательно прописывала чувства героев — чтобы читателю было понятно, что за грубыми словами вовсе не обязательно стоят грубые мысли. Иногда это просто крик о помощи.

“Боги! — думала Гленда. — Если мы, люди, на самом деле такие, если мы всё время говорим одно, хотя на самом деле на душе у нас другое, как мы вообще умудряемся друг друга понимать без помощи какого-нибудь автора? А может, мы и не понимаем вовсе? Может, каждый из нас живёт в иллюзии, что понимает другого, и счастливы только те, у кого эти иллюзии удачно совпадают?”

Вопросами Гленда не ограничилась. Работа в кухне у неё была уже отлажена как часы, и это оставляло ей довольно много свободного времени, так что она — по старой дружбе и пока библиотека леди Сибиллы только готовилась к открытию — отправилась в университет.

На улице было так морозно, что снег не спешил таять, и в воздухе разливался приятный свежий аромат. Большинству горожан это наверняка нравилось, но Гленде напомнило убервальдские зимы, и когда в воздухе повеяло Анком, она даже не расстроилась. Это было неприятно, но успокоительно. И когда её стал преследовать крайне вонючий шелудивый пёсик — тоже.

— Вот, — сказала она, купив у Себя-Режу-Без-Ножа Достабля пару сосисок и скормив их пёсику. — Я бы дала тебе объедков с кухни, но их я выбрасываю ближе к вечеру.

“Вечер — понятие растяжимое,” — раздался у неё в голове чужой и будто лающий голос.

“Анк-Морпорк,” — с нежностью подумала Гленда и уточнила вслух:

— Приходи на задний двор дворца патриция к семи, сможешь?

“А объедки хорошие? Не хочу пропустить ужин в Гильдии Наёмных Убийц”.

— Не знаю, я не очень разбираюсь в качестве объедков с точки зрения собак, — честно призналась Гленда. — Но если ты вытрешь лапы, я постелю тебе коврик перед очагом, сможешь поспать в тепле до утра.

“Правда потом помещение придётся как следует проветрить,” — добавила про себя Гленда.

“Идёт, — согласился пёсик. — Ну, благодарю за помощь бедному пёсику, и всё такое. Некогда мне тут разговоры разговаривать, тем более, что собаки не говорят, странно, что ты этого не знаешь. Надо бежать, лапы стынут”.

— В Анк-Морпорке, — усмехнулась Гленда, — иногда разговаривают даже стены. Но если ты действительно мёрзнешь, я могла бы купить тебе собачьи носочки. Знаешь, продаются такие…

“Да за кого вы меня принимаете, дамочка! — возмутился пёсик. — Я, между прочим, глава Собачьей Гильдии, меня же просто разорвут, если я появлюсь в этих пижонских носочках!”

— О, ну если предпочитаешь мёрзнуть — это, конечно, твоё дело, — хмыкнула Гленда и зашагала дальше.

В университет она зашла по привычке с чёрного хода, но, к счастью, ни с кем из знакомых не столкнулась. Все её знакомые работали в ночную смену, а дневной не было никакого дела до нарядной госпожи, которая явно знала, куда направляется.

Библиотекарь встретил её как родную, хотя, скорее, не её, а её пирог, и быстро провёл к нужной полке. Сперва Гленда обрадовалась — казалось, литературы о взаимопонимании в университетской библиотеке предостаточно. Однако быстро выяснилось, что она читала почти всё из этого, причём в лучшем, благодаря Натту, переводе. А то, что не читала, было написано авторами, книги которых и в руки брать не стоило.

Заметив, что книги не вызвали у неё большого энтузиазма, Библиотекарь, который только рад был, что не придётся доставать ценную литературу с полок, потащил её к стойке с журналами. Это было уже интереснее. Библиотекарь принёс ей стул и доступно объяснил заинтригованным появлением женщины студентам-волшебникам, что это не их дело. И если ещё кто-нибудь попробует тут вопросительно нависать, быстро познакомится с одной из его, Библиотекаря, конечностей. На выбор. Пространство вокруг Гленды мигом опустело.

Она зачиталась до вечера (всё-таки в журналах, пусть и научных, писали попроще, чем трахбергские философы), но нужной информации так и не нашла. Гленда выписала себе адрес журнала и решила, что можно ведь спросить у редактора, не помнит ли он, было ли в старых выпусках что-то о механизмах взаимопонимания. Вряд ли он помнит все статьи, но что-то стоящее должно же оставаться в его памяти. А раз не осталось — значит, оно не стоящее.

Гленда попрощалась с Библиотекарем, который успел доесть не только её пирог, но и картонку, в которой она этот пирог принесла, и неторопливо зашагала обратно ко дворцу. На Персиковопирожной улице, где теперь располагалась большая редакция “Таймс”, до Гленды вдруг дошло: ведь редактор журнала С. Резник — это никакой не он, это она — Сахарисса Резник, одна из основательниц “Таймс” и многих других анк-морпоркских изданий. И совсем не обязательно ей писать, можно зайти и спросить.

Гленда решительно направилась к большим дубовым дверям, за которыми обитала “Правда” (а также “Время”, “Деньги”, “Чудные овощи иллюстрейтед” и много других крайне важных для Анк-Морпорка изданий). Дверь поддалась легко, так что в здание Гленда тоже вошла решительно, но внутри оробела.

Перед ней был большой круглый холл, освещаемый огромной, почти как в университете или опере люстрой. Холл по первому впечатлению был заполнен бегущими людьми. Разумеется, они не бежали на месте — они просто пробегали из одной арки, уводящей в тёмный коридор, к другой, но на месте каждого выбежавшего тут же появлялся кто-то вбежавший.

— Мисс? — спросил голос у неё за правым плечом. Гленда развернулась — это был молодой гном в очень современном шлеме, больше похожем на лихо заломленную шляпу, и ливрее швейцара.

— Я-а… — растерянно протянула Гленда. — Я ищу мисс Резник, но она, наверное, занята. Я лучше зайду в другой раз.

Она развернулась к двери.

Удача поднадала с другой стороны, дверь распахнулась, пропуская внутрь Сахариссу Резник.

— Боги! — воскликнула Сахарисса, впившись глазами в лицо Гленды. — Гленда Медоед, загадочная жертва загадочного похищения. Ну что, милочка, пока тирана нет в городе, вы наконец-то свободны, чтобы поведать людям всю правду об этом мрачном деле?

Провалиться вам с вашими плакатами! — от души мысленно выругалась Гленда, а вслух быстро сказала:

— Нет, простите, я просто ошиблась дверью, мне совсем сюда не нужно.

Сахарисса Резник была тоньше Гленды едва ли не вдвое, но если уж она хотела загородить человеку проход, она делала это так, будто в ней жило целых две Агнессы Нитт.

— Она вас искала, мисс, — хихикнул гном у Гленды за спиной.

— Так-так, — оживилась Сахарисса. — И зачем же? Ну же, не бойтесь, милая. Что бы вы нам ни рассказали, мы — свободная пресса, и патриций нам не указ, а если вы его боитесь…

— Да с чего мне его бояться! — вспыхнула Гленда. — Прекратите вести себя так, будто и в самом деле верите, что он такой ужасный тиран. Уж вы-то должны знать… — она поняла, что сболтнула лишнего и прикусила язык. Ну зачем, зачем она сюда притащилась?!

— Да, дорогая? — Сахарисса была вся внимание. Гленда огляделась по сторонам, ища пути к отступлению. — Действительно, не лучшее место для разговора, — по-своему поняла её Сахарисса. — Не желаете пройти ко мне в кабинет?

— Не желаю, — твёрдо сказала Гленда. — Я желаю уйти.

— Что ж, — вздохнула Сахарисса, освобождая проход. — Очень жаль, что заметка “Жертва загадочного похищения оправдывает патриция” выйдет без вашего комментария.

— Что?! Как вы… Вы не имеете права! — у Гленды даже слов не находилось, чтобы выразить своё возмущение.

— Но вы не можете запретить мне воспроизвести наш разговор, — улыбнулась Сахарисса. — Так, может быть, лучше мы с вами посидим, выпьем чаю, и вы мне расскажете, почему так упорно скрываетесь от прессы.

— И есть шанс, что вы передумаете публиковать какую-нибудь гадость? — прищурилась Гленда.

— Есть шанс, что я повременю с публикацией и постараюсь сделать так, чтобы ваши интересы не пострадали, — промурлыкала Сахарисса.

Гленда вздохнула. Ветинари сделал всё, чтобы её это не коснулось, а она… Она его подвела. Её бросало в жар при мысли о том, что скажет по этому поводу секретарь патриция, и в дрожь от того, что каждое неосторожное слово сейчас может нарушить установление хрупкого мира.

“Ладно, пусть Ветинари меня за это возненавидит, главное — дождаться его возвращения,” — подумала Гленда.

— Хорошо, — сказала она. — Но всё, что я вам скажу, будет не для записи, ясно? Я знаю, сейчас по закону так можно, если заранее предупредить, мне капитан Моркоу рассказывал.

Сахарисса испустила манерный притворно-тяжёлый вздох, но кивнула:

— Идёмте. Чай на двоих в мой кабинет, — бросила она куда-то в сторону и тут же обернулась. — Или предпочитаете кофе?

— В такое время? — изумилась Гленда. — Нет, лучше чай.

— О, у меня только начало рабочего дня, — усмехнулась Сахарисса. — Как говорит мой муж: пресс это вечно голодное чудовище и одновременно капризное дитя — постоянно требует пищи и в основном по ночам.

— Муж? — переспросила Гленда.

— Мисс — это для общества. Дань женинзму, как теперь модно говорить. Конечно, Вильям мне немного помог в самом начале, но и он своей карьерой обязан мне. В каком-то смысле мы оба сделали друг друга, так что я считаю вполне справедливым носить девичью фамилию. Но, согласитесь, было бы странно ставить к ней “миссис”, “миссис Резник” была моя мать.

— Логично, — согласилась Гленда.

Она не думала об этом. О том, что для работающей женщины выход замуж вовсе не обязательно должен что-то кардинально менять.

— И вы сами решили держать это в тайне? — неожиданно для самой себя спросила Гленда, хотя поклялась, что в обществе Сахариссы будет произносить как можно меньше слов.

— О, мы и не держали, — пожала плечами Сахарисса. — Просто люди интересуются тем, на что им укажут, а указывает им, как правило, именно пресса, то есть, мы. Если о чём-то не напечатано крупным заголовком, об этом и знать не надо.

Гленде эти слова не понравились, но, поразмыслив, она поняла, что не понравились они ей именно из-за того, что близки к правде. Она и сама частенько лишь пролистывала газету, глядя на заголовки.

— Итак, — Сахарисса устроилась в большом кресле за массивным, заваленным бумагами столом. — Начнём с простого. Почему вы пришли сегодня к нам?

— Ни слова не скажу, пока мы не договоримся, — твёрдо сказала Гленда. — Я знаю, вам нравится писать о всяких ужасных событиях. Но вам вряд ли понравится, если ваш муж пожелает стать военным корреспондентом. Или я не права?

— Так эти слухи о возможном конфликте с Убервальдом верны? — спросила Сахарисса, сверля Гленду взглядом.

— Ничего не скажу, — стояла на своём Гленда.

В дверь постучали и после короткого “Войдите” Сахариссы внутрь проскользнул крошечный гоблин с большим подносом, на котором две чашки чая смотрелись довольно комично. Дождавшись, когда гоблин поставит чашки на стол и уйдёт, Сахарисса внимательно посмотрела на Гленду.

— Хорошо, о чём вы хотите договориться? — спросила она нехотя.

— Эта история с похищением, — осторожно начала Гленда. — Вы не напишете ни слова, пока не приедет патриций Ветинари. А когда он приедет, вы попросите интервью у него. Я со своей стороны готова подтвердить, что согласна рассказать вам всё, что знаю я. Но, не исключено, что патриций знает больше. Вопрос в том, захочет ли он с вами говорить, особенно — если увидит какие-то нежелательные несвоевременные утечки.

— Ну, из Ветинари много не вытянешь, разве что… — она прищурилась. — Разве что в его интересах рассказать, как всё было.

Гленда сделала очень загадочное лицо.

— Хорошо, — кивнула Сахарисса. — Ссориться с патрицием из-за старого дела, когда можно получить информацию по-хорошему, смысла нет. Но если я не получу совсем ничего…

— Что ж, тогда вы будете действовать по своему усмотрению, — пожала плечами Гленда, холодея при мысли, что так оно и будет.

— Ладно, — Сахарисса отпила из чашки, изящно отставив аккуратный розовый мизинчик. — Но скажите мне, не для записи, что связывает вас с Ветинари. Ночная печать, объявления по всему городу, такая награда… — она послала Гленде многозначительный взгляд.

Этого вопроса Гленда ждала, так что осталась совершенно спокойной.

— Я просто очень хорошая кухарка, — ответила она без пафоса, но и без скромности.

— Настолько хорошая? — не унималась Сахарисса.

— Вы, кажется, присутствовали на недавнем обеде для избранных в том новом ресторане, который скоро откроется во Дворце, — ответила Гленда, тоже отпила из своей чашки и поморщилась: чай был слишком крепким. С тем же успехом можно было действительно пить кофе. — Пирог, который вам подавали — мой.

— Но-о… — растерянно протянула Сахарисса. — Разве там шефом не Весь Джолсон?

— Да, всякое а-ля готовит он и его подмастерья, но “Блюдо патриция” — моя работа, — Гленда пересилила себя и сделала ещё один крошечный глоток, притворяясь, что этот крепкий чай ей нипочём.

— Ну, в таком случае, полагаю, величина награды отчасти объяснима, — согласилась Сахарисса.

— Кроме того, — вспомнила Гленда ту версию, которую хотел запустить в сплетни патриций, — полагаю, лорда Ветинари гораздо больше интересовал мой похититель, чем я сама.

— Ах, вот оно что, — глаза Сахариссы загорелись.

— Именно, — со значением кивнула Гленда. — Поэтому будет гораздо разумнее дождаться появления Ветинари, от меня вы много не узнаете, в отличие от него.

— Ну, полагаю, я уже узнала немало, если не для публикации, то для понимания картины в целом, — улыбнулась Сахарисса. — Так что в любом случае время потрачено не зря. Теперь можете рассказать, для чего вы всё-таки сюда пришли.

Гленда подумала, что чем больше она сейчас наговорит слов, тем меньше в голове у Сахариссы останется от их предыдущей беседы, и принялась вдохновенно рассказывать о том, как прочитала полугодовую подшивку “Вопросов, касающихся всестороннего развития философской мысли” и не нашла там ответа на интересующий её вопрос. Сахарисса, услышав название журнала, поскучнела.

— Ну, да, Вильям настаивает, что мы должны это издавать, — поморщилась она, — но, если честно, я просто правлю там запятые и выпускаю всё, что пришлют. Мы держим его только для, так сказать, класса. Хотя как по мне — словоблудие и ничего больше. Впрочем, вы говорите довольно складно, если уложитесь… Дайте подумать… Строк в триста, я опубликую статью в следующем номере. Правда, за них мы не платим, но и денег за публикацию не берём — всё на добровольных началах.

— О. — Гленда оторопела. Написать научную статью — ей? Которая в качестве образования получила только “Курс юного поварёнка” от бабушки да несколько классов обычной школы? “И шесть лет Убервальда,” — добавил внутренний голос. — Хорошо, — сказала она. — Я напишу.

— А с чего вообще такой интерес к философии? — взгляд Сахариссы снова стал пристальным. — У обычной кухарки? И что-то мне сейчас вспоминается, тот патент, который недавно оформляли в связи со всей этой электрической шумихой на имя Леонарда Щеботанского и Дика Симнела. Там ведь было и третье имя, которое наш научный отдел так и не идентифицировал. И сдаётся мне, это было имя “Г. Медоед”.

— Патент? — испуганно спросила Гленда. — Но я ничего об этом не знаю!

Видимо, выглядела она достаточно искренне, и Сахарисса приняла глендин испуг как знак того, что с именем она всё-таки ошиблась.

— Ну, хорошо, наверное, это просто какой-то из подручных Симнела, — отмахнулась она.

Гленду возмутило, что Сахарисса — сама работающая женщина, не поверила, что другая женщина могла стоять в одном ряду с Леонардом и Симнелом, даже захотелось опровергнуть последнюю реплику, но Гленда сдержалась. Как бы она ни гордилась своей находкой, а прежде, чем озвучивать что-то настолько важное при Сахариссе Резник, стоило сто раз подумать.

— А интерес к философии, — быстро сказала Гленда, чтобы сбить Сахариссу со следа, — у меня возник, потому что я решила написать продолжение одного романа. То есть, не настоящий роман, а так, просто тетрадка для меня и моей подруги.

— Хм, — вздёрнула бровь Сахарисса, но информация её явно малоинтересовала, она уже начала посматривать на горы бумаг на столе.

В другой ситуации Гленда ни за что бы не призналась в таком постыдном занятии, но сейчас всё, о чём она думала, — посильнее заморочить голову Сахариссе, поэтому вдохновенно продолжила:

— Да, я читала “Локомотивную любовь” Анжебеты Бодссль-Ярбоуз и подумала, что она может закончиться по-другому. Точнее, что такой конец — это для героини только начало проблем.

Взгляд Сахариссы снова стал цепким:

— А вот об этом поподробнее, — потребовала она, залпом приканчивая остаток чая.

Гленда пустилась в объяснения. Она надеялась, что количество деталей утомит Сахариссу, и та её наконец выставит, но она лишь слушала со всё возрастающим вниманием. Под конец глаза её вспыхнули таким огнём, что Гленда даже испугалась и замолчала на полуслове.

— Забудь про дурацкое похищение, — выпалила Сахарисса, наклонившись к ней через стол как стервятник, примеряющийся к добыче. — Статья сегодня вышла — завтра забыли, а вот книги — золотое дно, их же можно переиздавать. Слушай, ты похоже умеешь хранить секреты? Так вот что я тебе по-секрету скажу: Анжебетта Бодссль-Ярбоуз — это псевдоним, который принадлежит нашему издательству. Сначала под ним писал тот тип, Достабль, но потом он начал повторяться и заявил, что его это больше не интересует. А мне всё равно нужен кто-то, чтобы выпускать эти книжонки — раскупают их на ура, они нам дают львиную долю дохода. Дописывай свою историю и приноси, я заплачу тебе процент, нет — три процента с продаж, и поверь, это ещё хорошая цена, учитывая все расходы. И забудем про похищение. Договорились?

Гленда оторопела. Она и не думала, что вывернется так легко, и в то же время… Выпустить её писанину? Как настоящую книжку? Не то чтобы она не думала, что у неё получается не хуже, но…

— Достабль? — переспросила Гленда, чтобы сказать хоть что-то и выиграть ещё немного времени на обдумывание ситуации (к тому же этот факт её действительно поразил). — Тот, что продаёт сосиски?

— Он самый, — поморщилась Сахарисса. — Мутный тип. Считает, что читатели идиоты и могут жевать одну и ту же жвачку постоянно. Ну так как, ты согласна?

— Да, — выпалила Гленда, так и не осознав до конца, на что подписывается. — Но никаких статей о похищении. И если тебя не устроит текст — я ни при чём.

— По сравнению с тем, что у нас есть сейчас, — мрачно отозвалась Сахарисса, — думаю, меня устроит даже книга рецептов.

— Ну уж нет, свои рецепты я никому не выдаю, — Гленда сложила руки на груди.

— А могла бы озолотиться, — подмигнула ей Сахарисса. — Когда сможешь принести текст?

— У меня есть только начало, — Гленда снова почувствовала неуверенность, — но я стараюсь писать по десять страниц в день.

— Не так много, — пригорюнилась Сахарисса. — Этого бы хватило на статью, но нельзя же… — и тут её глаза снова загорелись. — А почему бы и нет?

— Что именно “нет”? — насторожилась Гленда.

— Мне надо кое-что обдумать, — помотала головой Сахарисса. — Сделаем так, приноси текст к утру. Он у тебя в одном экземпляре?

— Да, — Гленда только сейчас поняла, что если принесёт сюда первые написанные страницы, останется без собственного текста.

— У тебя разборчивый почерк?

— Вообще-то не очень, но это я старалась писать разборчиво — для подруги ведь.

— Отлично. Тогда Отто сделает иконографии, и заберёшь его обратно. Приходи… К семи сможешь?

— Утра?

— Конечно. Я как раз закончу работать.

Гленда вспомнила, что всего шесть лет назад сама жила по похожему графику и кивнула:

— Хорошо.

— Отлично. А я найду юриста и подумаю, какой с тобой заключить контракт.

— Хорошо, — повторила Гленда поднимаясь. — Мне пора. Я… Мне пёсика надо покормить! — внезапно вспомнила она своё обещание шелудивому главе Собачьей Гильдии.

— О, пёсик! — оживилась Сахарисса. — Может, согласишься и для журнала “Мягколапики” что-нибудь написать?

— Он не совсем мой, — Гленда уже дошла до двери. — Просто я ему обещала, что приду к семи.

— Вряд ли собаки смотрят на время, — скептически отозвалась Сахарисса, уже не глядя на Гленду и разбирая завал бумаг на столе.

— Этот точно смотрит, — вздохнула Гленда вполголоса, открывая дверь.

— Ах, э-этот пёсик! — протянула Сахарисса, отрываясь от бумаг. — Передай этому комку залежавшейся шерсти, что если он завтра же не придёт диктовать свою колонку, может попрощаться с местом для спанья в типографии. Меня не интересуют его “обстоятельства непреодолимой силы”, я не могу держать тираж из-за каждой течной суки. Так что завтра утром — крайний срок.

— Колонку? — не поверила своим ушам Гленда. — Пёс ведёт колонку? Что, специальный корреспондент журнала “Мягколапики”?

— Пф-ф-ф! — Сахарисса закатила глаза. — Скажешь тоже. Журнал о домашних пёсиках с его точки зрения не годится даже для того, чтобы его пожевать. Нет, Гаспод, чтоб ты знала, ведёт авторскую колонку — “Слухи из высшего общества от мадам Фи-фи”. И если он не появится, мне придётся самой выдумывать все эти глупости, кто с кем спал и кто от кого сбежал. Так что пусть поторопится. И не позволяй этому проходимцу садиться тебе на шею!

Гленда рассмеялась и пожелала Сахариссе хорошей ночи. Та лишь рассеянно кивнула и снова погрузилась в чтение бумаг.

Оказавшись в тёмном коридоре, Гленда сперва несколько испугалась, но затем вспомнила, что по пути к кабинету Сахариссы они никуда не сворачивали, и пошла на брезжущий в конце коридора свет. Кажется, бегающих людей в холле прибавилось, и Гленда воспользовалась тем, что часть из них бежала к выходу, чтобы проскользнуть наружу в толпе — ей не хотелось снова встречаться с мерзко хихикающим швейцаром.

ЧАСТЬ II. Глава 16

— Тебе понадобилось много времени на этот раз. Но я рада, что в конце концов ты пришёл к верному решению.

Марголотта улыбалась так, будто Ветинари приехал к ней умолять о пощаде, а не побеждать. Когда-то это его действительно привлекало — понимание того, что он прошёл очередной тест умного и изворотливого соперника. Но сейчас…

Наверное, он действительно стал слишком стар для этого — для игры умов. А может, дело было в том, что он распробовал другой тип отношений: с тем, к чьему уму прилагается безусловная доброта? Так или иначе, но то, что прежде заводило его, заставляло кровь бежать быстрее и сердце биться чаще, теперь не работало. Он смотрел на Марголотту как на привлекательную женщину, но точно так же он мог бы смотреть на статую в музее.

Прежде, наблюдая работу её ума и восхищаясь этим процессом, он испытывал желание прикасаться к ней, будто прикасаясь к телу соприкасался с живым воплощением мысли. И тяга к Гленде — он отдавал себе в этом отчёт — была замешана на том же чувстве. Но из отношения к Марголотте это ощущение ушло. Скорее всего, потому, что он больше не доверял ей так, как раньше. Впрочем, он никогда не был так наивен, чтобы доверять ей полностью, но прежде он не испытывал того, что пережил с Глендой — возможности целиком, до каждого нерва расслабиться, отпустить контроль, быть настолько собой, насколько не позволял себе даже оставаясь в одиночестве.

Теперь, по контрасту с той единственной ночью, весь остальной опыт, до Марголотты и с ней, казался ему тусклым и серым. Надо было дожить до пятидесяти, чтобы обнаружить, что никогда по-настоящему не знал, что такое секс, — вот как это называется, посмеивался над собой Ветинари. Однако слишком отвлекаться от беседы не стоило.

— Не хочешь ли ты сказать, — он улыбнулся ровно настолько, насколько было достаточно, чтобы слова звучали вежливо, — что с самого начала предполагала, что я предложу добровольно передать Убервальду Анк-Морпоркский золотой запас?

— Это было самое очевидное решение, — пожала плечами Марголотта и сделала глоток вина. Она умела пить вино так, что у неискушённого зрителя мужского пола и даже у некоторых представительниц женского это вызывало желание немедленно сбросить с себя одежду. Ему нравилось наблюдать за этим когда-то. Знать, что это делается для него. Но сейчас зрелище показалось лишним, неуместным. — Однако ты, насколько я знаю, — продолжала Марголотта, — пришёл и к другому, менее очевидному. Чего нам ждать от твоей новой затеи, Хэвлок? Провода, которые, как мне сообщают, тянутся по всему Анк-Морпорку, доберутся и до Убервальда?

— Думаю, Убервальду придётся завести свои провода, — он ответил мягко. Мягкость в сочетании с убийственным смыслом нравилась ему гораздо больше, чем шумные не ведущие ни к чему угрозы.

— И ты, конечно, скажешь, что секрет работы этих проводов — государственная тайна Анк-Морпорка? — она вздёрнула бровь.

— О вовсе нет, — Ветинари отложил столовые приборы, откинулся на спинку стула и соединил кончики пальцев перед собой. — Мы охотно поделимся технологией — в обмен на прочные договорённости, разумеется. И некоторые другие уступки. Я предложу свои условия, как только гномам будет возвращена их историческая реликвия — кажется, речь идёт о неком записывающем устройстве?

— Как малышка Салли? — ничуть не смутившись, оживилась Марголотта. — Она не слишком пострадала?

— Запирать стаю летучих мышей в серебряной клетке — это чересчур даже для тебя, Марголотта, — он позволил себе нахмуриться, показывая, что на самом деле думает об этой истории.

— У них был выход, — пожала плечами Марголотта.

— Крошечный, как я слышал, — холодно возразил Ветинари. — К тому же ведущий прямо в пропасть. Обессиленные бедняжки ранились о скалу, и когда сержант фон Хампединг собрала себя обратно… Она до сих пор восстанавливается.

— Когда на меня открыл охоту старый граф Сокс-Блунберг, у меня и вовсе выхода не было, — усмехнулась Марголотта. — Пришлось летать по клетке всеми мышами, пока пара из них пыталась открыть защёлку, превозмогая боль. Я сменила десять пар мышей, прежде чем вырвалась на свободу, и не сказать, чтобы снаружи меня ждал тёплый приём… Впрочем, — на этот раз она улыбнулась хищно, — графу я после этого устроила отменное развлечение.

Ветинари внутренне содрогнулся. И не столько даже от ужаса описываемых событий, сколько от того, насколько всё это было далеко от человеческого понимания и за пределами человеческих возможностей. Да, Марголотта была сильной, смелой и находчивой. Он уважал её за это. Но, кажется, впервые ощутил то, что так отталкивало в вампирах Ваймса — не только их совершенно иную физическую природу, но и вытекающий из этой природы взгляд на мир. И на “развлечения”.

Марголотта, разумеется, почувствовала его секундную слабость — сколько ни держи лицо, а от вампира, который слышит ритм твоего сердца, многого не утаишь.

— Не стоит переживать, это было много лет назад, — теперь и она заговорила мягко, даже мечтательно, будто противостояние с одним из дальних предков капитана Ангвы было чем-то приятным, о чём стоит ностальгировать. Возможно, для неё всё именно так и было.

— Именно, — кивнул Ветинари. — Несколько веков, если я не ошибаюсь. Времена меняются, миледи. Если мы обязаны своей силой каким-то испытаниям, это вовсе не значит, что сходные испытания вызовут похожую реакцию у других, пусть и сходных с нами существ; и так же не значит, что новые поколения должны набивать те же шишки, что предыдущие.

— Без испытаний не бывает силы, Хэвлок, — это прозвучало надменно. — А без силы невозможен контроль.

— Вполне вероятно. Но кто сказал, что сила и контроль — это действительно самое важное?

— Это что-то новенькое, — Марголотта нахмурилась, отставила бокал и пошла к нему. Он привстал, когда она поднялась, но она махнула рукой, позволяя ему оставаться на месте. Чтобы приблизиться к Ветинари, ей пришлось пересечь всю парадную залу, поскольку они, как обычно, сидели по разные стороны длинного обеденного стола.

И пока она шла, он вспомнил о том, как сидели за обеденным столом — даже на официальных приёмах! — Ваймсы. Они всегда садились рядом, и леди Сибилла готова была с лёгкостью заткнуть всякого, кто посмел бы что-то возразить, указав на нарушение этикета. Боги! Только теперь он понимал, как ему этого хотелось — чтобы любимый человек нарушал этикет (в разумных пределах) ради него, просто чтобы можно было иногда, как делали Ваймсы, украдкой касаться друг друга кончиками пальцев.

— Почему мы всегда сидим так глупо? — спросил он у подошедшей Марголотты. — Это ведь абсурдно, перекрикиваться через этот стол, когда мы наедине.

— Потому что близость и отсутствие препятствий убивают загадку, — прошептала Марголотта, проводя тыльной стороной ладони по его лбу, будто разглаживая морщины. — Невозможно поддерживать огонь отношений, если давать ему гореть слишком ярко. Высоко вспыхнувшее пламя быстро гаснет. Секрет долгих и прочных отношений в том, чтобы из них не уходила новизна.

Это в самом деле так? — отстранённо подумал Ветинари. За словами Марголотты стояли сотни лет опыта, с другой стороны — перед ним было целых два примера, свидетельствоваших об обратном: Ваймс и Сибилла, капитаны Моркоу и Ангва. Да и его собственные родители… Он не помнил их, но тётушка Роберта говорила, что они были неразлучны, и с годами это не менялось.

— Ты плохо выглядишь, Хэвлок, — тем временем заметила Марголотта, и голос её выражал искреннее беспокойство. — Возможно, — её ладонь скользнула по его щеке вниз к шее, и кончики пальцев нащупали сонную артерию, — тебе пора подумать о том, чтобы принять моё предложение? Чем старше ты становишься, тем более немощным будет твоё тело, даже если ты решишься. Что толку проводить вечность в теле старика?

Ветинари перехватил её руку, крепко сжав запястье в чёрном шёлке, и отвёл в сторону.

— Нет, — сказал он твёрдо. Вышло холоднее, чем он рассчитывал. — Благодарю за предложение, — он постарался говорить чуть теплее, — но моё решение не изменилось.

— Даже если при этом придётся стареть и умирать?

— Да, — он встал. — Благодарю тебя за ужин, думаю, мне пора.

На лице Марголотты появлось несвойственное ей выражение растерянности.

— Ты не останешься?

— Я мог бы сказать, что не хочу давать тебе шанс продлить моё существование помимо моей воли, — усмехнулся он. — Но, думаю, будет нечестно списывать всё только на это.

— И в чём же причина? — Марголотта прищурилась и сложила руки на груди.

Её взгляд Ветинари очень не понравился. Он хотел быть с ней честен, боги свидетели — она этого заслуживала, учитывая все предыдущие годы. Но сейчас, глядя на неё, он не был уверен, что услышав правду — пусть и в усечённом варианте, смысл которого сводился к: “я полюбил другую”, она не отправит в Анк-Морпорк очередного сорокулу. Или не измыслит менее травматичной, но более изощрённой мести. Он предпринял попытку пожалеть её гордость:

— Ты верно заметила, — ответил он, опуская взгляд. — Я не молодею. Наша с тобой последняя игра стоила мне изрядно. Впрочем, я никогда не был настолько заинтересован в этой стороне жизни, чтобы по-настоящему переживать по поводу её потери, — он улыбнулся.

— По твоему пульсу я чувствую, что это близко к истине, — серьёзно откликнулась Марголотта. — Но если это началось недавно, нет ничего непоправимого. И, к слову, став вампиром, ты мог бы совсем не беспокоиться о, как ты выражаешься, этой стороне жизни — некоторые преимущества нашего положения: возрастные изменения не властны над этими нашими… способностями, — она усмехнулась. Менее стойкий человек (или человек, не влюблённый по уши в другую) не смог бы устоять перед такой усмешкой.

— Жаль тебя разочаровывать, но я не хочу ничего исправлять, — на этот раз можно было говорить честно. — За последние полгода во мне что-то изменилось. Думаю, дело в доверии, я не могу больше полагаться на тебя так, как раньше.

— Странное решение, — она снова прищурилась. — Раньше доверие тебе не требовалось.

— Именно поэтому я и хочу оставаться человеком, — на этот раз усмехнулся Ветинари. — Да, мы стареем, но вместе с этим — мы меняемся. Не только когда захотим, а волей обстоятельств. Я нашёл, что этот процесс не лишён привлекательности.

— Это мне всегда казалось странным, — задумчиво протянула Марголотта. — Позволить изменениям, над которыми ты не властен, захватить тебя.

— Ты много знаешь о контроле, — кивнул Ветинари. — Возможно, никто на Диске не умеет контролировать себя лучше, чем ты. Но ты никогда не задумывалась о том, что контроль мешает нам понять, кто мы такие есть без него?

— О, я прекрасно знаю, кто я без него, — прошептала Марголотта, и одновременно с этим все свечи в зале разом погасли. На Ветинари налетел порыв ледяного ветра, а сама Марголотта резко изменилась — неуловимо, но ощутимо. То же лицо, тот же рост, то же платье. Но кожа на миг стала белее и засветилась в темноте, волосы взлетели, поднятые вихрем, глаза сверкнули опасно притягательной тьмой, а губы, потемневшие на светлом фоне, обнажили пару небольших, но острых клыков.

Не вздрогнуть (хотя бы внутренне) при виде такой перемены было невозможно. Но Ветинари оставался спокоен — он много лет ждал, что однажды это случится.

— И всё? — спросил он, вздёрнув бровь, когда приподнявшаяся в воздух Марголотта зависла напротив его лица, скалясь в хищной улыбке. — В этом вся ты, если убрать контроль?

Несколько долгих секунд она пожирала его взглядом (и слово “пожирала” тут было уместнее, чем в любой другой ситуации), но затем расхохоталась, запрокинув голову, так, что смех отразился от стен и высокого потолка, и отлетела на прежнее место. Через мгновение свечи в зале снова загорелись, а перед Ветинари стояла спокойная женщина, красивая, но довольно обычная — без всякого потустороннего флёра.

— Что ж, по крайней мере ты снова задал мне интересную задачку, Хэвлок, — она покачала головой. — Можешь спокойно ехать в своё посольство, я не буду пытаться тебя остановить. Но, надеюсь, ты приехал не на один день?

— Разумеется, — кивнул он, наклоняясь, чтобы поцеловать ей руку. — Я должен убедиться, что интересы Королевы-Под-Горой, а вслед за ними и интересы Анк-Морпорка будут соблюдены.

— В таком случае у тебя ещё есть шанс передумать, — сказала она голосом, похожим на тяжёлый сладкий аромат тёмно-красных роз.

Ветинари не стал возражать, лишь кивнул и вышел.

Только в карете, глядя на удаляющийся волшебный, будто с открытки, замок Марголотты, он понял, что с трудом унимает дрожь в левой руке. Это было скверно. Похоже, насчёт возраста он преувеличил не настолько, насколько ему хотелось бы верить.

Он прекрасно понимал, что когда-то — возможно, каких-то лет десять назад, — этот спектакль Марголотты привёл бы его в восторг. Подогрел бы интерес, заставил проявить натренированные с детства навыки убийцы, вступить в отчаянное, на пределе сил сражение, результатом которого стала бы такая же отчаянная страстная ночь в гостевой спальне у Марголотты (делать это в гробу он, при всей своей любви к новому опыту, отказывался). Но сейчас всё чего ему хотелось — чашку успокаивающего глендиного чая, и чтобы она сидела рядом, и они оба занимались какой-нибудь рутинной работой. Или, лучше, чтобы она снова его обняла. Не ради секса даже, а просто чтобы почувствовать её тепло.

Стоило ему вспомнить объятия Гленды, запах её волос, кожи, как сердце забилось ровнее, а левая рука прекратила попытки дирижировать. Он вспомнил, что когда-то читал исследование одного из убервальдских учёных о том, насколько сильно в человеке дикое животное. Исследование ему в целом показалось верным, за исключением нескольких моментов, одним из которых было то, что идеального партнёра человек ищет по запаху: если привлекает запах партнёра, в том числе запах его пота, значит, вы идеально биологически совместимы.

Ветинари не понравилась такая концентрация на физиологии в вопросе, который, с его точки зрения, требовал в первую очередь интеллектуальной совместимости, но теперь он начал понимать, что, возможно, доля правды в этих словах была. Другое дело, что человека, не отвечающего его интеллектуальным запросам, он бы не подпустил к себе настолько близко, чтобы ощущать его запахи. А даже если бы такой человек свалился на него с неба, это ровным счётом ничего не решило бы — он был органически не способен терпеть рядом с собой тупость, чванство и жестокость, если только не для того, чтобы как следует поразвлечься за счёт их обладателей.

Карета сделала очередной поворот, и он заметил на верхушке одной из гор свечение — поселение орков. Далеко, и дорога для экипажа не слишком подходящая, но он намерен был посетить это место в ближайшие дни. Посмотреть, где жила Гленда все эти годы, пока он видел её только во время торжественных приёмов у Марголотты по случаю его приезда. Узнать, что на уме у Натта, не собирается ли он по случаю заключённого перемирия попытаться вернуть Гленду. Один шанс Ветинари ему уже дал. Что касалось орков, Натт использовал его с умом, но Гленду он потерял, и, по мнению патриция, в этом вопросе второго шанса не заслуживал. О том, что ему и самому в отношениях с Глендой не помешает второй шанс, он предпочитал в этот момент не думать.

***

— Вот, — Леонард гордо указал на странный гибрид ежа и печатного пресса в миниатюре. — Я учёл всё, что ты говорила, и подумал, что тебе пригодится Машина-Для-Быстрого-И-Разборчивого-Печатания. Попробуй!

— И как ею пользоваться? — спросила Гленда, с опаской поглядывая на диковинное устройство.

— Всё очень просто, — Леонард торжественно уселся за кухонный стол, на который перед этим водрузил своё изобретение. — Ты нажимаешь клавишу… — он опустил палец на букву “а”. Что-то быстро мелькнуло, щёлкнуло, и на бумаге, часть которой была обмотана вокруг валика наверху устройства, тоже появилось “а”.

— О, — сказала Гленда.

Леонард нажал “о”. Процесс повторился.

— Только при ускорении нужно быть осторожнее, — добавил Леонард. — Когда пальцы застревают между клавишами — это крайне неприятно.

— Ага, — сказала Гленда, всё ещё пытаясь осмыслить происходящее.

Леонард нажал на рычаг слева, бумага сползла по валику выше, Леонард напечатал на новой строчке “Ага”.

— Ну вот, — проворчал Гаспод из дальнего угла, рядом с самой маленькой печкой (оттуда его специфический запах был не так заметен), — а я-то уж думал, нашлось тихое место, где не будет грохотать! И вот вам пожалуйста! Совсем с ума посходили с этой свободной прессой.

— Будешь утверждать, что эта штука грохочет так же, как пресс в типографии? — скептически хмыкнула Гленда.

— По-моему, — вставил Леонард, — мне удалось придать ей приятный стрекочущий звук.

— Давай попробую, — решилась Гленда.

Она достала из буфета новую порцию своих записей и, подглядывая в них, принялась осторожно, двумя указательными, пальцами печатать.

— Ай! — вскрикнула она, когда кончик пальца действительно застрял между клавишами. — Послушай, а ты не мог бы сделать к ней… Что-то вроде резинового чехла? Чтобы пальцы не проваливались?

— Чехол… — задумчиво переспросил Леонард. — Может быть, сделать всю буквенную часть из цельного куска резины? Нужно попробовать… — он вскочил и быстро пошёл к выходу, будто перестав замечать Гленду.

— Эй, постой, а как же твоя печатная машина, или как ты её правильно называешь? — окликнула она его.

— О, не волнуйся, — отмахнулся Леонард. — Я сделал несколько вариантов, можешь пока пользоваться этой. Когда сотрётся лента, я сделаю новую.

Гленда предпочла не уточнять, что такое лента, и вместо этого всучила Леонарду два больших куска — пирога с почками и лимонного. Леонард сбивчиво поблагодарил её, казалось, не особо понимая, что и зачем ему дали, но на ходу начал откусывать от каждого куска по-очереди. “Лишь бы самому нравилось,” — подумала Гленда и вернулась к изучению диковинной машины. Сказать по правде, её жизнь такая штука могла серьёзно облегчить.

С тех пор, как Сахарисса придумала, что роман можно не только издавать книжкой, но и печатать небольшими кусочками в газетных номерах, обрывая каждый кусочек на самом интересном месте, тиражи “Таймс” рекордно выросли, а жизнь Гленды превратилась в постоянную гонку со временем.

Утром нужно было проверить, как идёт подготовка к открытию дворцовых музеев — на мистера Паддинга, который по идее должен был за это отвечать, надежды было мало, особенно потому, что теперь он всюду расхаживал с тростью и жаловался, что ему тяжело передвигаться по лестницам. Он, вероятно, думал, что трость делает его похожим на патриция, но Гленда считала, что он похож на идиота, особенно, когда забывает, на какую ногу следует хромать. От Мокриста, с которым Гленда за время совместной работы успела перейти на “ты” и несколько раз крупно переругаться без всякого смущения, пользы было больше, но у него, как и у неё самой, было полно других обязанностей.

После полудня, когда был съеден приготовленный накануне ланч, Гленда принималась руководить готовкой обеда и позднего ужина. За небольшой перерыв между обедом и ужином она успевала сбегать к редакции и передать очередную порцию исписанных переживаниями юной Клодины листов, после ужина — принималась за завтрак и ланч на следующий день, а затем писала продолжение истории. К ночи веки у неё слипались, строчки скакали перед глазами, и на следующий день наборщики недовольно ворчали, что почерк Гленды не разобрать. Машина Леонарда пришлась бы очень кстати, благо печатала чёткими разборчивыми буквами, оставалось к ней приноровиться.

***

— А мисс Гленда вернётся? — голос юной орчихи был едва слышен. Она жалась в углу бывшей глендиной кухни, мяла в руках край фартука и уменьшилась так, что её и впрямь можно было принять за гоблинку — явно боялась высокого гостя из самого Анк-Морпорка. Но решилась задать вопрос. Интересно…

— Насколько мне известно, у неё нет таких планов, — Ветинари старался говорить дружелюбно. Ему не слишком нравилось, что при этом он видел в орчихе скорее забавную разумную зверушку, чем существо, равное человеку, но для дела так было лучше. При виде подобного раболепного поведения кого-то, кого он считал хоть в небольшой степени себе равным, его внутренне перекашивало от отвращения, а если считать, что перед ним почти животное… В общем, теплота в голосе при этом получалась почти естественной.

— Вы не могли бы ей сказать, — прошептала орчиха ещё тише и глядя в пол, — вдруг она думает, что мистер Натт тут плохо питается, или за ним некому присмотреть… Так вот, это не так, пусть она не беспокоится. Если ей только за этим захочется приехать, так вовсе и не обязательно.

Ага! — понял Ветинари. Вот в чём дело. Это существо перепугано настолько, что готово ужаться до размеров мыши, и всё же — она пытается как может сражаться за своё счастье.

— Я обязательно передам мисс Гленде, что ты очень хорошо присматриваешь за мистером Наттом, — пообещал Ветинари. — Как тебя зовут?

Маленькую орчиху затрясло.

— О, нет, сэр, ей не обязательно знать, кто, сэр, мистер Натт запретил мне говорить, что я сюда прихожу, сэр! — на одном дыхании выпалила орчиха.

Вот оно что. Значит, мистер Натт прекрасно понимал силу глендиной жалости и, вполне вероятно, собирался при случае этим оружием воспользоваться.

— Хорошо, я не скажу, что тебя видел, — кивнул Ветинари. — А сейчас, не могла бы ты дать понять мистеру Натту, что у него гости.

Орчиха метнулась прочь с быстротой молнии. Ветинари остался на кухне один.

Вышитые салфеточки — он готов был поклясться, что они появились тут стараниями юной новой хозяйки. Гленда не разместила бы их подобным образом, слишком непрактично. Да и приправы… Гленда не держала их там, где они могли испортиться от солнечного света. Было ясно, что как минимум в отношении кухни Натт полагается на помощь новой служанки (вряд ли он по собственной инициативе стал бы менять установленный Глендой порядок). Тем хуже выглядело его желание скрыть её присутствие в доме.

Ветинари будто видел в кривом зеркале свою просьбу к Гленде не выходить открыто из его кабинета, и зрелище ему не нравилось. Нужно будет обязательно извиниться за это сразу по возвращении и нормально, как взрослые люди, поговорить.

— Добрый день, сэр, чем могу вам помочь? — прозвучало за его спиной.

— Мистер Натт! — Ветинари расплылся в улыбке, разворачиваясь. Конечно, Натта этим было не обмануть, но правила игры в вежливость никто не отменял. — Прошу простить меня за вторжение, дверь была открыта.

— Я могу быть как-то вам полезен? — в его вопросе не было прежнего раболепия, похоже, эти оковы Натт сбросил с себя навсегда.

— Я всего лишь зашёл спросить, не желаете ли вы передать что-то мисс Гленде? Насколько я понимаю, она уезжала в спешке и не взяла с собой некоторых вещей.

— Верно, — Натт внешне оставался спокойным, но Ветинари почувствовал незримую нить напряжения, повисшего между ними. — Она кое-что не взяла. Но я думаю, что привезу это сам. Госпожа Марголотта была столь любезна, что пригласила меня присоединиться к ней в ближайшей поездке в Анк-Морпорк.

— Вот как! — Ветинари вздёрнул бровь и снова улыбнулся. Новость была неприятная, но этого следовало ожидать. Впрочем, возможно так даже лучше. — Анк-Морпорк всегда рад гостям, — продолжил он с улыбкой. — Особенно таким, которые не доставляют проблем Страже и не пытаются вывернуть реальность наизнанку. Что ж, раз мы скоро встретимся в более благоприятной обстановке, не буду вас больше задерживать. Разве что позвольте поблагодарить вас за знакомство с преподобным Овсецом. Это оказалось весьма ценно. И весьма своевременно.

Несколько секунд Натт колебался, затем, не сумев скрыть волнение в голосе, спросил:

— Как Гленда? Она действительно не пострадала от… От того вампира?

— Мисс Гленда очень стойкая юная леди, — ответил Ветинари, глядя Натту в глаза. — Она оказала господину Сорокуле настолько серьёзное сопротивление, насколько человек её склада вообще способен это сделать. Кроме того, — он снова вздёрнул бровь, на этот раз осуждающе, — как я понимаю, последние годы в Убервальде её значительно закалили.

— Это так, — тихо согласился Натт, опуская взгляд.

— Утешим себя тем, что сейчас она в безопасности и довольна жизнью, — с мягким добродушием произнёс Ветинари.

— Она могла бы быть довольна жизнью и здесь, — возразил Натт, снова посмотрев на патриция и прищурившись. — И уж здесь она точно была бы в безопасности, если бы была чуть менее категоричной. И если бы выбрала… Другую сторону.

Ага! Вот и ответный упрёк.

— Мисс Гленде — не быть категоричной? — усмехнулся Ветинари. — Не знаю, о ком вы говорите, мистер Натт, но определённо не о той Гленде Медоед, которую знаю я. Впрочем, как мы с вами уже выяснили, годы жизни в Убервальде не прошли для неё бесследно… — он не стал добавлять “Вопрос в том, насколько это хорошо?” — зачем проговаривать очевидное. — В любом случае, вскоре вам представится возможность поговорить с ней лично. С нетерпением буду ждать вашего приезда в Анк-Морпорк, — он протянул собеседнику руку.

— До встречи, сэр, — отозвался Натт, отвечая на рукопожатие.

Прикасаться к нему было неприятно. Именно в этот момент, чувствуя, что рукопожатие орка ничем не отличается от человеческого, Ветинари осознал, что эти самые руки прикасались к Гленде. И не просто прикасались. И не только руки…

Он кивнул и поспешно, насколько позволяли приличия, вышел.

ЧАСТЬ II. Глава 17

Стукпостук ждал патриция в карете у въезда в орочью деревню.

— Мне хотелось бы, — начал тот, как только лошади сделали первые осторожные шаги по крутой дороге, — чтобы ты выехал в Анк-Морпорк несколько раньше и подготовил дворец к приезду гостей. Я обещал леди Марголотте, что буду сопровождать её.

— Хотите сделать сюрприз? — сразу понял секретарь: в обществе леди Марголотты подготовить что-то в обстановке секретности определённо было невозможно. А так… Можно было по крайней мере попытаться.

Ветинари кивнул.

— Королева-Под-Горой была столь любезна, что подарила мне куб, после того, как его содержимое перезаписали. Теперь из него звучит мелодия того модного танца, что пришёл из Овцепиков. Полагаю, нам удастся удивить наших гостей…

Стукпостук тщательно записал все указания. Прежде они удивили бы его, но сейчас он не позволил себе даже задумчивого вздоха. Это касалось мисс Гленды, а обо всём, что касалось мисс Гленды, следовало с некоторых пор не только говорить, но и думать с осторожностью. С другой стороны — нельзя было не признать, что её влияние на патриция в конечном итоге оказалось благотворным. Возможно, раз уж ему, Стукпостуку, предстоит озвучить ей план лорда Ветинари, можно будет заодно похлопотать и о своём деле. Придётся, вероятно, извиниться, но, если Стукпостук что-то понимал в людях, злорадствовать мисс Гленда не будет, а её помощь и впрямь могла оказаться ценной.

От раздумий его отвлёк внезапный стук — патриций ударил тростью в крышу кареты.

— Останови! — крикнул он кучеру.

На этот раз скрыть удивление не получилось.

— Ваша светлость?

— Сентиментальность, друг мой. Досадный признак старения, — ответил патриций, с лёгкостью, которая ничего общего со старением не имела, выпрыгивая из кареты. — Подождите здесь, я скоро вернусь.

Стукпостук с тревогой смотрел, как худая фигура в чёрном медленно спускается к ручью, пробегавшему по небольшой поляне ниже дороги. Настроение патриция в последние недели ему не нравилось. Скорей бы уж действительно вернуться в Анк-Морпорк, и пусть присутствие мисс Гленды вернёт его светлости прежнее хорошее расположение духа. Стукпостук только теперь понял, насколько привык за последние месяцы видеть лорда Ветинари улыбающимся, и как печально было теперь смотреть на него, слишком сосредоточенного на делах, чтобы позволять себе хорошее настроение.

***

Лососи резвились в воде. Выдр поблизости не было. Ветинари вздохнул с облегчением. Приступ ревности, который овладел им в присутствии Натта, постепенно отступал, но медленнее, чем хотелось бы.

Он помнил, каким пришёл когда-то на берег этого ручья. Романтичным, всё ещё чувствительным, несмотря на проведённые в пансионе Гильдии Убийц годы. И каким ушёл после сцены, которая привела бы в восторг его учителя биологии: мать и дети поедают мать и детей. Закон дикой природы. Казалось, тогда он оставил на этом берегу часть себя — окончательно избавился от всего, что было в его характере мягкого, способного на нежность и искренность. Но все последние месяцы эта часть взывала к нему, напоминала о себе, заставляла тосковать по тому миру, каким его видел юный Хэвлок.

Что бы он подумал обо всём этом, окажись сейчас рядом? Ветинари почудилось, что он видит его рядом: юношу, ещё не шокированного жестокостью вселенной, ещё верящего в счастливые финалы — не только для других, обычных людей, которым достаточно малого, но и для себя самого. “Забери меня с собой, — внезапно сказало видение. — Я слишком долго был заперт здесь. Я устал.”

Хэвлок кивнул, вспоминая, что было время, когда он думал о себе как о человеке с именем, а не о потомке рода Ветинари, занимающим должность патриция. В последние годы собственное имя не раздражало его только в устах двух людей: леди Сибиллы и аркканцлера Чудакулли. Было непривычно обратиться по имени к себе. И чертовски любопытно услышать, как его имя прозвучит в устах Гленды.

Гленда… Да, пожалуй, эта его часть, о которой он забыл на долгие годы, могла бы с ней договориться.

Он поднялся и уже развернулся к карете, когда перед ним внезапно возник незнакомец. Нельзя было даже сказать, что он как из-под земли вырос, скорее, соткался из воздуха.

Сперва Хэвлок подумал, что это ещё одно видение того же свойства, что его юная ипостась, только на этот раз — ипостась была старше и мрачнее. Каким он мог бы быть, если бы юного Хэвлока не существовало никогда. Но затем он пригляделся к целиком чёрным, без намёка на белки, глазам и понял, кого перед собой видит.

— Чем обязан божественному присутствию? — спросил он, складывая руки на груди. Наверное, ему должно было быть страшно — Рок не то существо, с которым приятно столкнуться на горном склоне. Но страшно почему-то не было. Будто за его спиной стоял невидимый, но могущественный защитник.

— Визит вежливости, — Рок улыбнулся тонкой холодной улыбкой, и у Хэвлока снова возникло дурное ощущение, будто он смотрит в кривое зеркало. — Ты, кажется, только что решил начистоту поговорить с этой девушкой — Глендой, верно?

— Это нарушает божественные планы? — прищурился Ветинари, чувствуя, как что-то внутри него закипает от ярости.

— Возможно, — усмехнулся Рок. — Но важнее другое. В руках у этой девушки много нитей. И твои откровения могут… Изменить её судьбу не в лучшую сторону.

— Вот как? Прежде мне не доводилось слышать, чтобы бог Судьбы желал облегчить чью-то участь.

— Мало ли что болтают люди, особенно о тех, кто обладает большим могуществом, — Рок посмотрел на него со значением (что, учитывая отсутствие зрачков, было довольно неприятно). — Уж кому как не тебе должно быть известно, что не стоит слушать сплетни, — он шагнул к ручью и жестом поманил Хэвлока за собой. — Ты слышал о теории множественной вселенной?

— О том, что после каждого нашего решения мир расщепляется, и таким образом возникает бесконечное множество миров?

— Верно. Я хочу кое-что тебе показать…

Он взмахнул рукой над водой, и в волнах появилась рябь, складывавшаяся в изображения. Они были чем-то отдалённо похожи на печально знаменитые движущиеся картинки, но отличались от них объёмом: движущиеся картинки рассказывали одну историю, а здесь несколько историй разворачивались перед ним одновременно. При этом у него возникло странное чувство, какое бывает во сне, когда ты одновременно участвуешь в событиях, и смотришь на них со стороны. Он был Ветинари, который остался возлюбленным Марголотты и в конце концов позволил ей продлить собственную жизнь до бесконечности; он был Ветинари, который не тратил шесть лет даром — в той реальности Гленда вернулась в Анк-Морпорк сразу после поездки в Щеботан и сразу стала его любовницей, а потом и женой; он был Ветинари который…

— Ваймс?! — Хэвлок не ожидал, что способен настолько потерять самообладание. Он обнаружил себя валяющимся на траве, будто от его крика поток времени — или во что превратил Рок этот ручей? — взбунтовался и вышвырнул его с силой. — Я ещё могу понять капитана Моркоу или Стукпостука, если допустить, что у меня была бы склонность к таким… Предпочтениям. С натяжкой могу допустить фон Губвига — этого мерзавца не грех проучить, хотя я не стал бы прибегать к подобному способу. Но Ваймс! Ваймс в моей постели! Что это за извращённая реальность?!

— О, забавный мирок, созданный множеством человеческих ожиданий. Не бери в голову, — отмахнулся Рок. — Ты обратил внимание на судьбы мисс Гленды? — он снова уставился на него пристально. От этого по коже пробежали мурашки, и Хэвлок, не скрываясь, поёжился.

Да, каким-то образом он знал, пусть и в общих чертах, какой была судьба Гленды в любом из этих миров. Ни в одном из них, даже там, где они стали-таки мужем и женой, она не смогла проявить себя так ярко, как уже проявила в их нынешней реальности. Где-то её называли в ряду просветителей Убервальда, но лишь вслед за Наттом и всегда в связке с ним. Где-то она возвращалась в Анк-морпорк, чтобы принять предложение доктора Икса и стать некроманткой. Но в любом из этих вариантов её успехи объяснялись её близостью к тому или иному мужчине. И, похоже, ими же сдерживались.

— Я торможу её, — сказал Хэвлок, поднимаясь. — Если я сделаю ей предложение, снова получится так, что все её успехи — это успехи жены патриция.

— Верно, — ухмылка Рока стала самодовольной. — Ты не знаешь, но без тебя она начала делать ещё кое-что важное. То, что прославит её имя, если она себе это позволит. Но всё это будет ничем…

— Если она останется в моей тени?

— Да.

Хэвлок чувствовал, как его охватывает горечь. Как снова накатывает полученное на этом же месте тридцать лет назад понимание несправедливости всего сущего и жестокости мироздания.

— Ну, — Рок ободряюще похлопал его по плечу. Ощущение было жуткое, будто его замкнуло между леонардовыми лимонами. — Не всё так плохо. Дай ей годик — и сам удивишься, насколько вам обоим это пойдёт на пользу.

Хэвлок облегчённо выдохнул — год! Какая малость по сравнению с мыслью о том, что придётся и вовсе отказаться от Гленды для её же блага.

Он поднял голову, чтобы поблагодарить Рока — потому что так положено поступать с божествами, а раздражать саму Судьбу он определённо не хотел. Но Рока уже не было рядом. Вместо него на поляне стоял перепуганный и растерянный Стукпостук.

— Что с вами, сэр? — выпалил он. — Вы кричали. И упали, и…

— Всё хорошо, — Хэвлок сосредоточился на приведении в порядок измятого камзола. — Скажем так, случилось неожиданное явление сверхъестественного характера, но всё уже позади. В конце концов, мы находимся в Убервальде, а здесь происходят и более загадочные вещи.

— Да, сэр, — Стукпостук явно пытался взять себя в руки, но ему это так запросто не давалось. — Мы можем ехать дальше, сэр?

Хэвлок коротко кивнул и первым зашагал к карете.

А взволнованный Стукпостук выглядел забавно. В какой-то степени он понимал ту испостась себя, которая… Впрочем, понимал недостаточно глубоко, чтобы вдаваться в подробности.

***

— Идиот! — кричала Либертина. Она была в такой ярости, что пришлось по-быстрому смотаться к морю и устроить там ураган. — Почему он нас не услышал?!

— Он размышлял о своей судьбе, — задумчиво отозвалась Зеленоглазая. — Рок имел право считать это призывом и проявиться.

— Эй, но он и обо мне подумал! — возмутилась Электрисия.

— Электронный импульс в мозгу — не то же самое, что призыв божества, — скривилась Либертина. — Что делать-то теперь будем? Как ему объяснить, что этот манипулятор его надул, и ждать целый год вовсе не обязательно?

— Кажись, у меня есть идейка! — жизнерадостно отозвался Рег, прищёлкивая пальцами в такт внутренней мелодии.

— Ты всё ещё здесь? — удивилась Либертина.

— Ну, мне понравилась эта ваша парочка, я тоже решил за ними приглядеть. Да и Року насолить приятно… Сдаётся мне, я смогу заставить вашегоВетинари призвать меня. А уж я ему всё объясню…

***

— Значит, его светлость вернётся через неделю? — Гленда пыталась скрыть радость в голосе, но сразу поняла, что ничего не выйдет. Она так скучала по Ветинари, что её обрадовало даже присутствие на кухне Стукпостука, общение с которым никогда не вызывало у неё приятных эмоций. Впрочем, секретарь патриция выглядел присмиревшим, а в его голосе появились извиняющиеся нотки.

— Да, совершенно верно, — кивнул он, опустив очи доле. — И у меня есть поручение передать вам от него одну просьбу. Возможно, она покажется вам несколько экстравагантной…

Гленда вздёрнула брови. Экстравагантная просьба от патриция? Может быть, его нужно встретить с чем-то вкусным… Как следует помечтать об этом она не успела. Стукпостук озвучил просьбу, и теперь Гленде захотелось встретить Ветинари на перроне со скалкой или сковородкой — чтобы прибить. Или хотя бы как следует врезать стулом.

— Открывать бал с капитаном Моркоу? — переспросила она, чувствуя, что почти рычит. Стукпостук опасливо сжался.

— Его светлость хотел, чтобы всем сразу стали очевидны ваши заслуги, — кротко сообщил он.

— И для этого я должна выставить себя на посмешище? Я не умею танцевать!

— О, патриций распорядился нанять учителя танцев.

— Как это мило с его стороны — разумеется, всего за неделю я смогу догнать то, что люди учат годами!

— Его светлость очень в вас верит.

— Да, почему же он сам в таком случае не желает открыть бал?

— Как я уже упоминал, он прибудет с леди Марголоттой, и, насколько я понимаю, не желает вызывать её раздражения сейчас, когда их противостояние едва завершилось.

— Вот оно что… — Гленде пришлось встать и быстро отойти к плите, делая вид, что срочно нужно убавить огонь. Слышать это — после песен, которые он для неё заказывал, после его писем, которые недавно снова стали приходить, было почти физически больно.

— Мисс Гленда! — голос секретаря прозвучал с нехарактерной для него эмоциональностью. — Я боюсь, вы неверно меня поняли. Патриций не жлает вызывать ещё большее раздражение леди Марголотты, после того, как сперва победил в очередном споре, а потом… Прошу прощения за прямоту, но за время нашего пребывания в Убервальде его светлость ни разу не ночевал за пределами посольства. И вообще большую часть времени мы проводили вместе. Так что, если вы не подозреваете меня…

Гленда невольно рассмеялась — больше от облегчения, чем от неловкой шутки в последней фразе, и развернулась к Стукпостуку. Заговорила мягче:

— Но всё же я не понимаю, зачем он хочет выставить меня на всеобщее обозрение таким образом? И как же мнение Моркоу? И понравится ли это Ангве?

— Увы, моих скромных способностей тоже не всегда хватает, чтобы понять всю глубину замыслов его светлости, но я уверен — всему есть объяснение. Что касается капитанов Моркоу и Ангвы, c ними мне еще предстоит поговорить, но, учитывая нынешнее положение капитаны Ангвы, я надеюсь, она не станет возражать против того, что её не позвали открывать бал.

— Ну, удачи вам с этим, — усмехнулась Гленда, вернулась за стол и пододвинула к Стукпостуку блюдо с булочками. — Стражник и кухарка открывают бал в честь почётных гостей! И какая в этом глубина замысла, хотела бы я знать…

— Тайный король и первая изобретательница Анк-Морпорка открывают бал, — возразил Стукпостук, делая осторожный глоток из чашки с чаем.

— Кстати, по поводу изобретательницы, — прищурилась Гленда. — Что это за история с патентом? Я не давала своего согласия.

— О, в самом деле? — изумление секретаря выглядело искренним. — Но это было личное распоряжение его светлости, он потребовал подготовить бумаги таким образом, чтобы вам пожизненно отчислялась доля с доходов любого государственного электрического предприятия.

— Мне… Что? — Гленда порадовалась, что сама не держала в этот момент в руках чашку — от таких новостей можно было и выронить её из рук, как в каком-нибудь романе. — Но я… Погодите.

— Вы будете очень богатой женщиной, мисс Гленда, — улыбнулся Стукпостук. — И одной из немногих, кто заработал состояние самостоятельно.

— Глупости, — она помотала головой. — Ничего бы не вышло, если бы… Если бы я не была лично знакома с его светлостью.

— Конечно, — дипломатично согласился Стукпостук, — значение социальных связей нельзя преуменьшать, но у его светлости немало знакомых, а о существовании многих людей он просто знает, даже если они о нём не догадываются. И всё же, ни один из них не сделал того, что сумели сделать вы. Вы спасли город и подставили его светлости плечо в нужный момент. Так что его решение попросить вас открывать бал, вполне объяснимо. Я полагаю, при иных обстоятельствах он сам с удовольствием составил бы вам пару, но учитывая присутствие леди Марголотты… А капитан Моркоу — законный, пусть и неназванный наследник трона. Достойная замена.

— Осталось убедить Моркоу, — вздохнула Гленда. — Ладно, выучу я этот танец. Попробую. Но если будет смотрется как посмешище — откажусь, и вы меня не заставите, понятно?

— Благодарю, мисс Медоед, о большем я не смел бы просить.

— Зовите меня Глендой, чего уж, — проворчала Гленда, всё ещё не до конца веря, что ввязалась в очередную авантюру, задуманную Ветинари.

— Тогда и вы называйте меня по имени, — торжественно провозгласил Стукпостук. Гленда вопросительно подняла бровь. — Руфус, — пояснил Стукпостук. Гленда кивнула.

Ещё пара минут прошла в молчании. Секретарь допил чай и, казалось, уже собрался уходить, но бросил на Гленду нерешительный взгляд.

— Что-то ещё? — догадалась она.

— Да. Мисс Гленда… — Стукпостук одновременно оживился и смутился, будто сам не был уверен, что хочет говорить. Вытер ладони о колени. — Я хотел вас кое о чём попросить. Но, видите ли, это личное.

— Я вас слушаю, — ответила Гленда, стараясь не показать, как её забавляет его серьёзный тон в сочетании со всё нарастающим смущением.

— Это касается Милдред. Мисс Ветерок. Видите ли, после того, как патриций настоял, чтобы я выполнял обязанности её помощника в будущем Железнодорожном музее, мы в некотором роде подружились. Да, думаю, я имею право называть её другом. И однажды я пригласил мисс Ветерок на экскурсию к Дику Симнелу — у меня есть связи среди машинистов, и я подумал, что ей будет интересно… Я оказался прав даже более, чем рассчитывал. Если говорить коротко, у мисс Ветерок настоящий талант к управлению поездом. Конечно, это тяжёлая физическая работа, но, кажется, ей не привыкать, и у неё отлично получается! Я так ей и сказал: надо попробовать. Я уверен, Дик не отказался бы взять её машинистом… Машинисткой? В общем, дать ей управлять паровозом на каком-нибудь небольшом направлении для начала. Но она отказывается, говорит, что всё это просто шутки, и парни её не примут. К тому же у неё есть стабильная работа во дворце, и нельзя рисковать. Вы могли бы с ней поговорить? Пока я ехал из Убервальда, я слышал что говорили парни — новые поезда Дика, те, что пойдут на электричестве, будут ещё легче в том, что касается приложения грубой силы, но потребуют внимания, а Милдред, простите, мисс Ветерок, с этим совершенно точно справится.

Гленде стоило невероятных усилий сдержать понимающую ухмылку. В конце концов, Стукпостук-то над ней не хихикал по поводу отношения Ветинари. И вообще. Милдред Ветерок управляет поездом! А секретарь патриция влюблён в неё, пусть и пытается это скрывать.

— Я обязательно с ней поговорю мист… Руфус, — сказала она решительно. — Я ей пообещаю, что если у неё не получится с поездами, она всегда сможет вернуться сюда, в кухню. И в музее она останется пока главной. Как думаете, это её убедит?

— Надеюсь, убедит. Я буду вам очень признателен.

— Но вы в свою очередь пообещаете, что будете постоянно поддерживать с ней контакт, — добавила Гленда серьёзно и даже с нажимом. — Мальчишки не рады, когда девчонки принимаются играть в их игры. Если она не понарошку, а всерьёз примется водить составы, кто знает, как к ней отнесутся другие машинисты. Ей может потребоваться поддержка. Мужская поддержка, Руфус.

— О, да, — закивал секретарь. — Я понимаю!

Гленда едва не поперхнулась, скрывая очередную улыбку за глотком чая.

***

— Спасибо, — сказала Милдред, возвращая Гленде очередную книжку “Анжебетты”. — Не только за книгу, за… За всё. Я даже не думала, что он это говорит всерьёз, мне казалось, он так надо мной подшучивает.

— Насколько мне известно, — Гленда подтолкнула Милдред блюдо с новой порцией булочек, — Руфус Стукпостук очень серьёзный молодой человек. Такие шуточки совсем не в его характере.

— Наверное, — задумчиво ответила Милдред, глядя в свою чашку и нервно отщипывая от булочки микроскопические кусочки. — Я вроде давно его знаю, но теперь кажется — раньше и не знала вовсе. Он всегда был такой напыщенный, строгий, смотрел на нас свысока. А когда мы стали общаться, оказалось, тоже любит модели паровозов, собирает их, и ещё коллекционирует разные интересные канцелярские принадлежности — ты не представляешь, какие чудные бывают конверты! И ещё он сам конструирует эти… Чтобы бумаги связывать.

— Скоросшиватели, — подсказала Гленда, которой пришлось купить несколько штук для своих рукописей. — И что, удобные?

— Не знаю, — пожала плечами Милдред. — Мне они ни к чему… — она замялась и неуверенно посмотрела на Гленду. — Как думаешь, он… Ну… Иногда мне кажется, я ему нравлюсь, — выпалила она на одном дыхании и снова принялась запинаться, — но потом я думаю: я же такая глупая, у меня почти никакого образования, а он… Ну… Ну, в общем…

— Образование — дело наживное, — отмахнулась Гленда. Потом подумала, поняла, что, возможно, не всем так повезло с хорошей памятью, свободным временем (в Убервальде его было с избытком) и возможностями для образования, и добавила: — Но, если тебя это волнует — так и скажи: мне, мол, кажется, я недостаточно образована, что рекомендуете почитать? Уверена, он тебе не откажет.

— Думаешь? — неуверенно переспросила Милдред. — А это не стыдно, так говорить?

— Стыдно — упорствовать в невежестве, — сказала Гленда, вспомнив мысль, озвученную однажды в разговоре Натта с Весьма Преподобным Овсецом. — А хотеть это исправить — не только не стыдно, но и достойно уважения.

Мысленно она невольно перенеслась в те уютные вечера, когда к ним с Наттом заезжал редкий долгожданный гость. Ей нравилось слушать их долгие философские беседы, но теперь она с удивлением поняла, что ни священник, ни Натт никогда не спрашивали её мнения, не подталкивали к участию в разговоре. И даже после того, как отец Овсец уходил, Натт не интересовался, что она думает по поводу сказанного. А ей и в голову не приходило, что её мнение по вопросам, в которых она, как ей тогда казалось, не особо разбирается, кому-то может быть интересно.

Общение с Ветинари приучило её к тому, что её мысли имеют значение, и теперь даже странно было — почему она тогда молчала, никто ведь не запрещал ей говорить. Скорее всего, Натт бы даже порадовался, если бы она вмешалась в разговор. Может, гордился бы ею. Но, похоже, не считал её достаточно сообразительной и, возможно, не хотел ставить в неловкую ситуацию. А вот Ветинари только дай повод поставить её, ну, пусть не в неловкую, но в непростую ситуацию и посмотреть, как она из этого выберется. Впрочем, он всегда знал меру, а она знала, что может ответить ему тем же, и ничего ей за это не будет.

— Наверное, ты права, — задумчиво отозвалась Милдред, выдёргивая Гленду из потока воспоминаний. — Хорошо, что ты это сказала. Но даже если он даст мне какие-то книжки, я всё равно буду брать у тебя эти романы, можно? — добавила она заговорщическим шёпотом.

— Конечно, — так же заговорщически ответила Гленда. — Сейчас принесу тебе новый.

Она взяла книжку, которую принесла ей Милдред, и отправилась в свою спальню. Теперь не было необходимости подпирать кровать (широкую и прочную, из какого-то светлого дерева) стопками книг, поэтому глендина библиотека, хранившаяся все эти годы у Мэй Садик, перекочевала в небольшой шкаф у кровати, на нижнюю полку. Передний ряд сочинений Боддсль-Ярбоуз (а на самом деле, как выяснилось, Достабля) Милдред уже прочитала, возвращённая сегодня книга была последней. Гленда поставила её в конец ряда, вынула первую, чтобы добраться до второго ряда, и обомлела — книги не было, а в пространстве за ней обнаружилась дыра, да не просто в шкафу, в стене! Гленда быстро скинула половину первого ряда на пол. Итоги были неутешительны — половина заднего ряда отсутствовала, а те книги, что остались, выглядели потрёпанными и затасканными. На некоторых даже виднелись сажа и угольная пыль.

Гленда исследовала и дыру в стене — перекрытия в замке и часть внутренних стен были деревянными, и дыру, очевидно прогрызли крысы. И они же, похоже, таскали её книги. Но зачем? Ведь крысы, как она хорошо знала со слов Ветинари, совершенно не умеют читать…

Ветинари! — догадалась она. Только он мог за этим стоять. Но зачем? Зачем ему второсортное чтиво, которое к тому же продаётся в любой книжной лавке? Ну, ваша светлость, думала Гленда, вытянув наиболее прилично сохранившийся томик и тщательно вытирая его передником, ну вы у меня попляшете! Вот только объявитесь — припру к стенке как миленького! Она представила себе эту сцену и рассмеялась. Как же было приятно снова сердиться на него по-старому. Будто ничего и не было…

Конечно, ей нравилось вспоминать ту единственную ночь, и она уже не единожды делала это (особенно перед сном), но сейчас обрадовалась бы даже возврату к тем отношениям, что были у них… До всего. Секс с Ветинари был великолепным, но в то же время патриций действительно стал ей другом, и сейчас Гленда думала, что, возможно, лучше будет ничего не выяснять, а дать ему шанс вернуть всё в прежнюю колею. Если он этого захочет.

Либертина с Электрисией, глядя на это, кусали локти от досады. А Удача лишь загадочно улыбалась и тихо мурлыкала себе под нос мелодию, которой с ней поделился Рег.

ЧАСТЬ II. Глава 18

Танцевать с Моркоу оказалось даже приятно. Гленда никогда не думала об этом, но оказалось, кружиться в объятиях партнёра, умеющего двигаться в нужном ритме, — это настоящее удовольствие, даже если при этом не испытываешь к человеку иных чувств, кроме дружеских.

Ангва против танцевальной затеи Ветинари не возражала. Она была на шестом месяце, и её лишь недавно перестало мутить от множества запахов, которые она, к своему несчастью, ощущала с невыносимой яркостью. При любом удобном случае она отсиживалась в их с Моркоу новом доме, окружённом большим фруктовым садом (по её собственным словам — уж лучше цветочки и птички, как в какой-нибудь приторной сказочке, чем исконные ароматы Анк-Морпорка). На торжество во дворце она собиралась прийти, но только по долгу службы и была твёрдо намерена весь вечер провести в каком-нибудь укромном месте. С затычками в носу.

Танцевать у Гленды получалось, к её собственному удивлению, довольно легко. Танец был странным, но ритмичным, шаги выстраивались в чёткую схему и всего-то надо было запомнить повторяющуюся последовательность.

За неделю ей сшили невероятное платье — ярко-красное, с узкими рукавами, облегающим лифом и пышной, летящей юбкой. Каждый глендин шаг заставлял эту юбку волнующе колыхаться, а каждый поворот — эффектно закручиваться, очерчивая… Кажется, в романах это называлось станом. И Гленда могла бы поклясться, что к ней не применимо это слово — оно больше подходило для каких-нибудь тощих и томных барышень, но увидела своё отражение в тёмном дворцовом окне на последней репетиции, и переменила мнение. Отражение было таким, что Гленда невольно сама себе позавидовала. К балу её волосы завили и упаковали в длинную золочёную сетку. Ощущать их тяжесть за спиной было непривычно, но приятно. Это заставляло Гленду прямее держать спину и чуть выше, чем обычно, поднимать подбородок.

Когда они с Моркоу вышли в центр зала, и заиграла музыка, Гленда почти не испытывала смущения. Она знала, что прекрасно выглядит и помнила шаги, а большего в тот момент и не требовалось.

__________

Мелодия A. Piazzolla. Libertango.

https://www.youtube.com/watch?v=kdhTodxH7Gw

Если ссылка не открывается, загляните ко мне на ВК — группа "55 Гудвин — книги +18 и не только" https://vk.com/fiftyfifthclub.

Конечно, Гленда с Моркоу не могли танцевать так, как в клипе, думаю, их танец выглядел более консервативно — как танго в европейской программе спортивных бальных танцев, но мелодия и её исполнение мне нравятся в этом видео.

Если вас удивляет, откуда на Диске танго, то его занёс Смерть когда устроил свидание с госпожой Флитворт в книге “Мрачный Жнец”. Думаю, с тех пор оно постепенно расползалось по Овцепикам и дальше.

__________

Она догадывалась, что на них смотрят десятки глаз — они с Моркоу танцевали прямо под люстрой, а гости сперва были лишь тенями где-то за пределами освещённого пространства, и для Гленды существовала только завораживающая тягучая мелодия и уверенная поддержка Моркоу. Однако в какой-то момент гости начали хлопать в такт мелодии, и Гленда едва не сбилась, осознав их присутствие. К счастью, Моркоу уверенно вёл её дальше, но теперь Гленда отчётливо ощутила себя в центре внимания. И заметила Ветинари.

Патриций стоял где-то у подножия трона рядом с леди Марголоттой и Наттом, но последних двоих Гленда почти не видела — каждый раз, как она поворачивалась в эту сторону, она невольно ловила взгляд Ветинари. Привычно-льдистый, он то и дело вспыхивал, и от этих вспышек Гленде становилось намного жарче, чем от самого танца. Сложно было понять, чего больше в этом взгляде: одобрения или возмущения, казалось, они смешиваются в равной пропорции. Этот взгляд словно говорил: я рад, что вы в точности выполнили моё пожелание, мисс Гленда, но право слово, могли бы так не стараться.

Человек, не знакомый с Ветинари так хорошо, как Гленда, не увидел бы ничего особенного, но Гленда подмечала, в свете разгорающихся всё ярче свечей, как подрагивают крылья носа Ветинари, как чуть приподнимается уголок его губ и как они сжимаются, когда Моркоу слишком сильно притягивает её к себе; как он прищуривается, как сдвигает брови. Честное слово! Ощущение было такое, что танцует она именно с патрицием. Возможно, этого он и добивался.

Ветинари наблюдал за Глендой не менее пристально, чем она за ним. Видеть её в объятиях Моркоу да ещё в таком откровенном танце было мучительно-сладко. Он отдавал себе отчёт в том, что будет ревновать, когда увидит это — для того, собственно, всё и затеял. Хотел доказать себе, что сможет контролировать неуместное чувство. Доказал, но испытание вышло не из лёгких.

Гленда не выглядела милой, как это было обычно, она была ослепительно красива, к тому же двигалась с мягкой грацией, доступной лишь полным людям. Попытайся какая-нибудь худосочная балерина скопировать эту мягкость, вышла бы комическая сцена.

Он не знал, насколько музыка мешает Марголотте слышать его сердечный ритм, но надеялся, что его изменение можно будет приписать тому, что он захвачен мелодией. Лицо же он старательно прятал в тени.

Наконец мучительный (для патриция, но, очевидно, не для Гленды) танец закончился, Моркоу с Глендой сделали поклон под аплодисменты зала, и над ними, выше, чем люстра со свечами, вспыхнул новый электрический свет. Пока все изумлённо ахали и щурились, Моркоу отвёл Гленду к краю танцевальной площадки.

Гости проморгались, окинули друг друга придирчивыми взглядами — при ярком свете стали видны недостатки, которые в свете свечей нельзя было разглядеть: макияж многих дам и некоторых кавалеров выглядел откровенно вульгарным. Чтобы скрыть неловкость, гости ринулись к танцевальной площадке — опробовать новый танец и отдать должное анк-морпоркской традиции контрдансов.

— Милое представление, — прокомментировала леди Марголотта, опуская руки после окончания овации. — Мисс Гленда определённо делает успехи в высшем обществе Анк-Морпорка, и, как я догадываюсь, не без вашей помощи, дорогой друг. Но подумайте, разумно ли это — ведь когда свет погаснет, кухарка останется кухаркой, этого не изменишь… Не слишком ли вы жестоки, втягивая юную барышню в мир, который её не примет? В иных обстоятельствах можно было бы говорить о выгодном браке, но сомневаюсь, что такое пылкое сердце, как у мисс Гленды, способно на брак по расчёту. Или вы предполагаете, что после этого момента славы мисс Гленда вернётся с нами в Убервальд? Для всех такой исход был бы наиболее благоприятен — под моим покровительством мисс Гленде не грозит оказаться заложницей аристократических предубеждений.

Хэвлок позволил себе тонко улыбнуться. Прежде чем ответить, он бросил быстрый взгляд на Натта, упакованного в сшитый по анк-морпоркской моде костюм и пытающегося не сменить под влиянием эмоций собственные размеры, чтобы его не испортить.

Орки, в отличие от людей, не краснели от смущения, но патриций был уверен: обладай они такой способностью, мистер Натт сейчас непременно залился бы краской. Хэвлок решил не жалеть его — это было бы унизительно по отношению к противнику, к тому же он это заслужил.

— О, я нисколько в этом не сомневаюсь, мадам, вопрос в другом: достаточно ли вашего покровительства, чтобы избавить её от других предубеждений? Сельских, например?

Он вздёрнул бровь. Натт опустил взгляд. Леди Марголотта холодно улыбнулась.

— Что же касается вхождения в высшее общество Анк-Морпорка, — продолжил патриций светским тоном, — у мисс Гленды, полагаю, имеются иные возможности попасть туда, помимо выгодного замужества.

— В самом деле? — Марголотта посмотрела на патриция заинтригованно, будто оценивала очередной его ход в шахматной игре.

— Безусловно, — кивнул Хэвлок, позволив себе довольную улыбку. — Но я совершенно не возражаю против вашего желания вернуть мисс Гленду в Убервальд. То есть, я, разумеется, буду огорчён, если она примет такое решение, однако препятствовать вам в том, чтобы попытаться её уговорить, не намерен. Свобода выбора, в конце концов, одно из драгоценнейших сокровищ, не правда ли? А теперь прошу меня простить, настало время мне выполнять свои официальные обязанности.

Он ещё раз улыбнулся Марголотте и кивнул Натту, а затем дал знак церемониймейстеру — главное представление начиналось.

***

Его светлость, герцог Анкский, сэр Сэмюэль Ваймс, командор городской стражи Анк-Морпорка, смачно высморкался в тонкий кружевной платок, который после этого можно было сразу выбрасывать, отмотал длинный кусок туалетной бумаги, вытер руки и высморкался ещё раз. Потом страстно и от души почесал задницу — он ненавидел треклятые трико как вид, но эти новомодные были просто верхом издевательства. Как и вонючие духи подружки Сибиллы, леди… Как её там? Впрочем, уже неважно. Положенные пять минут вежливого диалога в обществе этой дамы он рядом с супругой вытерпел, и теперь никто и ничто не могло заставить его подойти к любительнице парфюма ближе, чем на метр. Пусть кто-нибудь более стойкий её нюхает, если осмелится.

— Сэм, милый, у тебя всё в порядке? — со светским беспокойством, в котором, впрочем, угадывалось искреннее сочувствие, спросила Сибилла из-за двери.

— Да, дорогая, уже почти выхожу, — отозвался сэр Сэмюэль и попытался натянуть возмутительно короткий камзол хотя бы на сантиметр ниже. Проклятая мода! Хорошо этому проходимцу Ветинари в традиционном патрицианском балахоне… Завести что ли похожую форму для командора стражи?

Додумать эту мысль он не успел — снова раздался голос Сибиллы:

— Сэм, милый, нам нужно торопиться. Я твёрдо обещала Хэвлоку, что мы будем рядом с этой девочкой, когда она услышит новость.

— Конечно, дорогая, — вздохнул Ваймс, стараясь не слишком выдавать голосом, насколько ему претит работать нянькой для непонятно откуда взявшейся фаворитки патриция. Слово было неудачное. Пошлое. Ваймсу оно не нравилось, но он не знал, как иначе назвать мисс Медоед. Она раздражала его уже тем, что все его капитаны — включая женщин! — а также некоторые сержанты были от упомянутой мисс в восторге. При этом он решительно не понимал, почему. Ну, готовит дамочка вкусно — эка невидаль. Больше о ней почти ничего не было известно наверняка.

Поговаривали, что она сыграла важную роль в истории с так называемым “возрождением” великих футбольных традиций Анк-Морпорка (дурацкая игра и не менее дурацкие традиции!). Ваймс почти не помнил то время. Он тогда только-только приходил в себя после Кумского соглашения, и балаган, организованный волшебниками на пару с патрицием, его откровенно взбесил. Детали той истории быстро стёрлись из памяти, благо, командору Стражи всегда есть, чем заняться.

Он бы и не вспоминал об этих днях, если бы мисс Гленда не объявилась в городе — в его, Сэма Ваймса городе! — в обществе патриция, причём приехала не откуда-нибудь, а из того самого проклятого всеми богами Убервальда, где герцог Анкский чуть не расстался с жизнью. С точки зрения Ваймса такого появления уже было достаточно, чтобы человек казался подозрительным. А мисс Медоед умудрилась ещё и влипнуть в крайне подозрительную историю не то с исчезновением, не то с похищением. Вампира, которого Детрит и Шнобби за это похищение арестовали (путём сметания в совок), пришлось выпустить едва ли не на следующий день после ареста, хотя он даже не вызывал законника. Знал, сволочь, что не понадобится. Грёбаная политика…

Единственное, что могло бы утешить Ваймса в той истории — едва ли не впервые он увидел на лице патриция признаки человечности. Он не ожидал, что у Ветинари может быть такой по-настоящему обеспокоенный, почти больной взгляд. Но, к собственному удивлению сэра Сэмюэля, это доказательство человеческой природы Ветинари его не порадовало. Стало даже, как ни кощунственно, немного жаль патриция. И очень не хотелось, чтобы кто-нибудь прознал об этой его слабости. Чем дольше Ваймс наблюдал за патрицием, тем сильнее убеждался, что слабостей у этого человека быть не может, и тут — на тебе! Уж он-то на себе, благодаря Сибилле, знал, каким уязвимым делают людей подобные привязанности. Оставалось надеяться, что это кратковременное помутнение рассудка, и что мисс Медоед не доставит новых проблем — поднятия по тревоге всех городских стражников ради поисков одной девчонки было, по мнению Ваймса, более чем достаточно.

Однако, из того, что доносили ему разнообразные “анонимные источники”, становилось понятно, что причуда патриция не только не прошла со временем, но даже усилилась. И это настораживало. А теперь — извольте радоваться, его жену, а значит и его самого отрядили присматривать за юной мисс, потому что она может как-то неожиданно среагировать на “новости”. Что значит “неожиданно”, хотел бы он знать! Конечно, он на её месте не то чтобы радовался, но это он, Сэм Ваймс, простой парень из низов. А дамочка наверняка ухнется в обморок от счастья.

***

— У вас бывали нераскрытые убийства, сэр Сэмюэль? — прошипела мисс Медоед, почти не шевеля растянутыми в искусственной улыбке губами. — Отравления, например? Скоро будет.

— О, дорогая, — вздохнула Сибилла, пока Ваймс пытался найтись с ответом, — Хэвлок нередко говорил мне, что вы никогда не стали бы травить еду, которую готовите, — из уважения к самой еде, разумеется.

— Для его светлости я готова сделать исключение, — процедила мисс Медоед, не сводя с Ветинари гневно сверкающего взгляда. Затем она улыбнулась ещё шире, что выглядело жутковато, и наконец зашагала к центру зала, где не менее широкой и, как показалось Ваймсу, ехидной улыбкой сиял патриций, только что объявивший (после долгой вступительной речи о заслугах мисс Гленды в электрификации города), что ей пожалован графский титул.

— С чего это она так на него взъелась, хотел бы я знать, — пробормотал Ваймс, скорее себе под нос, но Сибилла услышала и ответила:

— Видишь ли, милый, когда Моркоу говорил, что мисс Гленда во многом похожа на тебя, он ничуть не погрешил против истины. Из того, что я знаю об этой девушке, к титулам она относится примерно так же, как ты сам. То есть, без особого восторга.

— Да? И за какие же грехи, в таком случае, Ветинари её так облагодетельствовал? — Ваймсу очень не хватало сейчас сигары, но курить тут было принято в отдельной курительной комнате и уж точно не полагалось делать это в разгар торжественной церемонии награждения изобретателей.

— Насколько я понимаю, если бы он предложил ей это, как тебе, то есть, при личном разговоре, у него не было бы ни единого шанса убедить мисс Гленду принять титул. Но, в отличие от тебя, она слишком хорошо воспитана, чтобы при всех отвергнуть его предложение, — пояснила Сибилла с той же мягкой улыбкой, с какой растолковывала юному Сэму элементарные правила этикета.

— А что это за разговор насчёт отравления? — прищурился Ваймс, когда Гленда, ограничив своё ответное слово коротким и красноречиво-холодным “Благодарю”, зашагала обратно в их сторону.

— Ох, дорогой, когда ты говоришь, что с удовольствием отправил бы этого проходимца на виселицу, ты же не имеешь в виду, что и в самом деле готов был бы повесить бедного Хэвлока, — Сибилла похлопала его по плечу. Что ж, это было правдой. Почти. В жизни Сэма Ваймса случались моменты, когда картина удушения патриция голыми руками доставляла ему немало удовольствия, правда, с годами это происходило всё реже. У мисс Гленды, похоже, в этом плане было всё впереди.

— Я передумала, — сказала она, вернувшись на своё место. — Я не буду его травить. Я огрею его сковородкой.

— Уверяю, мисс, — хмыкнул Ваймс, — я бы отнёсся к этой затее с большим пониманием, тем не менее, в мои обязанности входит предотвращение подобных действий. А в случае неудачи предотвращения — поиск виновных. Очень не хотелось бы запирать вас в одной из наших камер. Хоть мои сотрудники и твердят без умолку, что вам самое место в Страже, подозреваю, они имеют в виду внешнюю сторону тюремной решётки.

— Они и вам это говорили? — теперь мисс Гленда, вернее, уже леди Гленда, выглядела смущённой. Она растерянно оглянулась по сторонам, будто выходя из транса. Рядом с ними слуги только что поставили круглый столик с белой скатертью и теперь приставляли к нему стулья — это незаметно происходило по всему залу, пока гости были заняты очередной речью Ветинари.

Гленда кивнула парнишке в ливрее, поставившему к столику четвёртый стул, и явно машинально произнесла:

— Спасибо, Джек.

Джек тут же покраснел, опустил взгляд и вполголоса пробормотал:

— Мисс Гленда, не называйте меня по имени, господа не разговаривают со слугами.

Гленда издала короткий, едва слышный, но гневный рык и сжала кулаки, а затем совсем не аристократично упёрла руки в боки.

— Вот что, Джексон Майлз, я буду разговаривать с кем захочу, и плевать мне на все эти титулы, ясно тебе? Работы меня пока никто не лишал, и пусть только попробуют! А с кухаркой ты можешь разговаривать, когда вздумается. Я тут не какая-нибудь “госпожа”. Понятно?

— Да, мисс Гленда, слушаюсь, мисс Гленда! — испуганно отозвался Джек и поспешил ретироваться. Казалось, в роли кухарки она пугала его сильнее, чем в роли леди.

Ваймс начинал понимать, почему его подчинённые попали под обаяние этой девушки. А если с Ветинари она разговаривала в таком же тоне…

— Позвольте, — он отодвинул для неё стул.

— Ага, — кивнула Гленда, садясь, затем смутилась и пробормотала: — В смысле, благодарю, сэр Сэмюэль, очень любезно с вашей стороны.

— Со мной можете не напрягаться, — усмехнулся Ваймс, отодвигая стул для жены. — Для меня все эти церемонии — тёмный лес, предпочитаю обходиться без них, когда есть возможность.

— И когда нет — тоже, насколько мне известно.

Ваймс обернулся. Они и не заметили, что патриций успел закончить свою речь и, как выяснилось, пошёл общаться с гостями. Странно, подумал Ваймс, прежде ему казалось, Ветинари обладает даром приковывать к себе внимание так, что пока он говорит, отвлечься невозможно. Как выяснилось, новоявленная графиня Медоед обладала не меньшим даром удерживать внимание собеседников.

— Хэвлок, дорогой, — Сибилла попыталась встать, чтобы поприветствовать его, но Ветинари остановил её жестом и непринуждённо опустился на свободный стул напротив Гленды. Ваймсу ничего не оставалось, как сесть по правую руку от патриция.

— Как вам вечер, Сибилла? — Ветинари одарил её традиционной светской улыбкой.

— Чудесно, — с готовностью отозвалась та. — Открытие бала — выше всяких похвал, электрический свет выглядит поразительно, в нём чувствуется… Будущее. А что это за танец? Говорят, это ты привёз его откуда-то из Убервальда?

— Из Овцепиков, если точнее, — отозвался патриций. — Там его называют “танго”. Но за это нужно благодарить леди Гленду, если бы не её таланты…

— Вы! — наконец подала голос Гленда. Щеки у неё налились краской, глаза метали молнии. — Вы… И вы ещё… Да как вы смеете?

— Леди Гленда?

О, как хорошо Ваймс знал этот “непонимающий” тон патриция! Сколько раз ему в подобных случаях хотелось врезать по его наглой холёной роже! Новоявленная леди Гленда, очевидно, испытывала похожее желание, и сдерживалась только потому, что вокруг было слишком много народу.

— Зачем вам это понадобилось? Титул — кухарке! — наконец процедила она. — Сделать из меня посмешище?!

— Посмешище? — “искреннее” изумление, вздёрнутые брови — Ваймс радовался тому, что сейчас не он был объектом этого спектакля патриция, но Гленде сочувствовал от всей души. — Позвольте, но разве титул делает человека посмешищем? — он повернулся к Ваймсу.

— Радуйтесь, мисс, что вам хотя бы не приходится носить трико и плюмаж, — со вздохом отозвался тот.

Гленда оторопела — очевидно, попыталась представить себя в трико. По тому, как сверкнули глаза патриция, Ваймс заподозрил, что и он что-то такое представил.

— Но ваша работа хотя бы согласуется с вашим титулом, — тихо отозвалась Гленда, опустив глаза, и стало ясно — именно это волнует её сильнее всего. — Аристократка на кухне, командующая поварятами — отличное шоу! А уж сколько тем для светской хроники. Как бы Сахарисса от радости не спятила.

— Аристократия… — задумчиво протянул патриций, будто ни к кому конкретно не обращаясь. — Я читал, это значит “власть лучших”, достойнейших. Как вы считаете, сэр Сэмюэль, много ли достойнейших среди наших благородных господ и дам?

— Я бы сказал — немало, при условии, что вы не станете уточнять, чего именно я считаю их достойными, — фыркнул Ваймс.

— О, не сомневаюсь, в уточнении фигурировали бы топоры или на худой конец цепи с кандалами, — усмехнулся Ветинари. — Как по-вашему, командор, не является ли одной из важнейших задач главы города позаботиться о том, чтобы среди достойнейших людей этого города были не только те, кого главе городской Стражи хочется волоком притащить к воротам Танти?

— Ну, — Ваймс откинулся на спинку стула, откровенно наслаждаясь ситуацией, — если графиня выполнит свою недавнюю угрозу и огреет вас сковородкой за сегодняшний сюрприз, то мне, увы, как раз-таки придётся препроводить её в Танти, но, разумеется, за этот поступок я бы не стал тащить её волоком.

— Безусловно. Полагаю, за такое вы снарядили бы для неё парадную карету, — Ветинари сказал это, не глядя на Ваймса, но не сводя глаз с Гленды. Гленда вскинулась. Ветинари улыбнулся. Ваймс подавился ответной репликой.

Ветинари не мог улыбаться так, не имел права! Так улыбаются нормальные люди — люди, которые способны чувствовать: радость, боль, надежду, разочарование, счастье наконец. Да, именно — Ветинари сейчас не изображал счастливую улыбку, которую Ваймс хорошо знал (как и цену этой улыбке). Нет — сейчас патриций на самом деле улыбался счастливо. Это было так же странно, как если бы он вдруг сплясал на столе голым.

— И что изменится для города от того, что у меня появился титул? — Гленда сложила руки на груди и прищурилась, но гнева в её голосе поубавилось.

— Во-первых, дорогая мисс… Простите, леди Гленда, не только у вас, но и у Леонарда с Диком Симнелом появились титулы — это была справедливая награда за ваше общее изобретение. Конечно, у Леонарда уже был фамильный титул, а у мистера Симнела — рыцарский, но в этом вопросе сложно переусердствовать. Во-вторых… Бывают ситуации, когда каждый голос разума на счету, и чем больше веса у этого голоса — тем лучше. А ваш разум несомненно достоин того, чтобы придать его голосу как можно больше веса.

Гленда глубоко задумалась, а Ветинари провернул свой излюбленный трюк — ловко сменил тему:

— Что вы думаете о хорьках, леди Гленда?

— О… О чём? — новоявленная леди неаристократично закашлялась, подавившись воздухом.

— О хорьках, — на этот раз улыбка Ветинари была дежурно-вежливой. — Видите ли, в Королевской геральдической палате Анк-Морпорка живёт семейство хорьков, и, по словам капитана Моркоу, который интересуется такими вещами, они пребывают в бедственном положении — если никто не согласится сделать их частью своего герба, их придётся выпустить в дикую природу. Главы Гильдий настаивают на сокращении расходов, но хорьки совершенно ручные.

— О, боги. Хорьки. Ну ладно — почему бы и нет, пусть будут хорьки, — Гленда явно всё ещё пребывала в шоке, ничем иным Ваймс не мог объяснить подобную покладистость.

— Я не сомневался в вашей доброте, — патриций поднялся. — Прошу меня простить, — сказал он, кивая Ваймсу и Сибилле, но не сводя взгляда с Гленды, — говоря о голосе разума, я вспомнил, что сегодня множество других голосов, увы, не отягощённых вашими достоинствами, ждут возможности достичь моих ушей.

— Если вам это так не нравится, могу оборвать вам уши, настроение как раз подходящее! — Гленда явно вышла из ступора и даже перестала сердиться — в её голосе не было угрозы, но было веселье, с каким люди, по мнению Ваймса, просто не могли обращаться к сухарям, вроде Ветинари. — И не вздумайте сказать, — повернулась она к Ваймсу, — что это незаконно, таскание за уши — великая анк-морпоркская традиция, упомянутая, между прочим, в нашем гимне!

— Справедливости ради, — возразил Ветинари (Ваймс снова едва не подавился воздухом от того, насколько по-человечески звучал этот ответ), — в гимне не уточняется, что именно мы делаем с ушами врагов наших, но я не хотел бы поощрять вашу фантазию на эту тему. И должен заметить, я бы согласился на безусловно заслуженную кару, если бы она имела смысл. Увы, распространение грамотности среди нашей аристократии, вернее, того, что они принимают за оную, не позволяет мне надеяться, что обрывание ушей решит проблему. Благородные господа просто увеличат количество письменных обращений в мою канцелярию, и Стукпостук вам этого не простит.

— Что ж, придётся оставить ваши уши на прежнем месте, — притворно вздохнула Гленда. — Я только-только помирилась с вашим секретарём, не могу допустить новой ссоры.

— Да благословят боги мир между канцелярией и кухней, — смиренно и торжественно произнёс Ветинари, явно пытаясь добиться того, чтобы Гленда не выдержала и рассмеялась. — Не буду мешать вам наслаждаться заслуженным триумфом, леди Гленда. Но, сэр Сэмюэль, — он перевёл взгляд и на мгновение Ваймсу досталась порция предназначенного Гленде восхищения. Ваймс порадовался, что закуски ещё не подали, а не то он бы в этот момент подавился не только воздухом. Нет уж, пусть свои влюблённые взгляды патриций прибережёт для юной мисс. — Я бы попросил вас, — продолжал тем временем Ветинари, — рассказать леди Гленде о том послании, которое я отправил вам накануне выдвижения анк-морпоркской армии в Клатч.

— В Клатч? Но вы же ничего…

— Вот именно. Хорошего вечера, сэр Сэмюэль, леди Сибилла, леди Гленда.

Ветинари сделал шаг в сторону и каким-то загадочным образом моментально исчез из виду, а Ваймс почувствовал на себе пронзительный взгляд Гленды. Взгляд этот был ненамного легче того, каким нередко одаривал командора партиций, когда хотел получить нужный ответ, и Ваймс наконец понял, что не только с ним, но и с патрицием у этой леди немало общего. Возможно, даже больше, чем Ветинари думает.

— То есть, — хмурясь переспросила Гленда, когда Ваймс закончил рассказывать о письме, в котором главным было не содержание — пустой лист, а адрес: “Сэру Сэмюэлю Ваймсу, рыцарю”. — Он хотел вам напомнить, что вы имеете право собирать собственную армию, но сделал это так, чтобы никто не мог уличить его в подстрекательстве к мятежу?

— Думаю, главное в этой истории лично для вас, дорогая, что в критической ситуации титул порой даёт особые полномочия, — мягко ответила за мужа Сибилла. — Как мне кажется, Хэвлоку хотелось бы, чтобы среди людей, наделённых особыми полномочиями в Анк-Морпорке, было как можно больше тех, у кого есть голова на плечах, если вы понимаете о чём я. Он вам доверяет.

— Да? Почему же тогда он не сказал об этом заранее? Я не дура, могу понять, когда что-то нужно для дела. И не говорите, что он не смог бы меня убедить — мог хотя бы попробовать! — в голосе Гленды уже не было ярости, но Ваймс чувствовал её обиду и не знал, как на это ответить. К счастью, на такие случаи у него была жена.

— О, безусловно, — Сибилла улыбнулась. — Но я подозреваю, что это работает и в обратную сторону: думаю, Хэвлок опасался, что это вы его убедите не делать вас графиней. И предпочёл следовать интересам государства, а не собственным желаниям.

— В смысле… — Гленда нахмурилась, быстро, будто это была вода, осушила бокал с вином, закашлялась и испуганно посмотрела на Сибиллу, явно догадываясь, что это выглядит не очень аристократично. Но Сибилла лишь успокаивающе похлопала её по руке. Гленду, похоже, это не успокоило и, коротко пробормотав извинения, она сбежала — не только из-за стола, как заметил Ваймс, но и из бальной залы.

— Ну и дела… Они сами-то понимают, что между ними происходит? — задумчиво спросил Ваймс, наблюдая за тем, как Ветинари с безликой вежливостью слушает щеботанского посла, временами поглядывая в сторону дверей, в которые вышла Гленда.

— А ты многое понимал, когда это происходило между нами? — мечтательно улыбнулась Сибилла, явно уносясь воспоминаниями в начало их собственного, довольно невероятного по меркам Анк-Морпорка романа.

— Я? — растерялся Ваймс, которому разговоры о любви никогда не давались легко. — Я… Да, я… Конечно! В смысле, как только я тебя впервые увидел, я…

— Ох, Сэм, — вздохнула Сибилла. — Возможно, ты научился врать Хэвлоку, но со мной этот номер не пройдёт. Впервые ты меня увидел в защитном костюме, а в нём даже непонятно, разговариваешь ты с мужчиной или с женщиной. Впрочем, может быть, я чего-то о тебе не знаю?

— О чём это ты? О, нет. Сибилла! Ты намекаешь на…

— Я не стала бы тебя осуждать.

— Сибилла!

— Конечно, если бы речь шла обо всём, что было до нашей свадьбы.

— Сибилла!

— У многих молодых людей в молодости бывают эксперименты…

— Сибилла!

— Простите, надеюсь, я не помешал, я хотел бы пригласить вас на следующий танец.

— Моркоу! — кажется, никогда ещё Моркоу не появлялся так вовремя. Ваймс выдохнул. — Да, разумеется! Отличная идея, капитан. В смысле, если ты не возражаешь, дорогая.

— С удовольствием станцую с вами, капитан, — Сибилла величественно поднялась. — Конечно, если вы приглашали меня, а не моего мужа.

Ваймс закрыл глаза ладонью, но перед этим успел увидеть ошеломление на лице Моркоу. Впрочем, справился он с ним довольно быстро.

— Боюсь, подобными действиями я подвергну жизнь командора опасности, — серьёзно произнёс Моркоу. — Ангва и так считает, что я провожу с командором слишком много времени, если я буду с ним танцевать, она может неправильно это понять. Получится ненужная двусмысленность — так это называется.

— А если ты продолжишь рассуждать на эту тему, в опасности окажется твоя жизнь, — с нажимом произнёс Ваймс.

— Так точно, сэр! — Моркоу отдал честь и наконец увёл Сибиллу к танцевальной площадке в центре зала.

“Ну, спасибо, дорогая, — думал Ваймс, провожая их взглядом и пытаясь изгнать из воображения нелепую картину собственного танца в паре с Моркоу. — Только этого мне не хватало. С другой стороны, хотя бы не Ветинари…” Вслед за этой мыслью услужливое воображение отбило у сэра Сэмюэля всякий аппетит.

ЧАСТЬ II. Глава 19

— По-прежнему прячетесь от всех бед на кухне?

Гленда была в смятении, и околдовывающий голос леди Марголотты — последнее, что она хотела слышать в таком состоянии.

Возьми себя в руки, сказала себе Гленда. Ты и будучи простой кухаркой её не боялась, а теперь ты такая же леди, как она. Ну, может, не совсем такая же, но прямо сейчас об этом определённо не стоит думать.

— Я не прячусь, — твёрдо сказала Гленда, повязывая фартук поверх бального платья. — Я выполняю свои обязанности. Здесь моя работа, я люблю её и не откажусь ни ради каких титулов.

Прозвучало не слишком красиво, но уверенно. И чтобы почувствовать себя ещё увереннее, Гленда скрестила руки на груди.

— Как… необычно, — платье Марголотты зашуршало, но сейчас этот звук был не опьяняющим, а скорее угрожающим — как звук змеиной погремушки. Она подошла к Гленде и встала напротив неё в каком-то полуметре. Гленде захотелось отступить, но она не поддалась этому порыву. Решила, если надо будет — врастёт ногами в каменные плиты. Пустит корни. Это в конце концов её город, её кухня, её камни и в каком-то смысле даже её дворец. Никто не смеет обижать её здесь.

— Вы же сами всегда ратуете за то, чтобы каждый приносил пользу. Я больше всего пользы приношу, когда пеку пироги, — сказала она с вызовом. — Вы, насколько я знаю, прикладываете усилия в другой области, и с кухней это никак не связано.

— О, моя милая, — улыбка Марголотты выглядела душевной. Могла бы выглядеть. Для кого-то, кто плохо её знал. — Не скромничайте. Сегодня вы получили титул не за работу на кухне, а совсем за другие заслуги. Жаль, вы не проявляли свой изобретательский талант в Убервальде, уж я бы нашла ему применение, возможно даже, более интересное для вас, чем нынешнее.

— Я в этом не особо разбираюсь, — пожала плечами Гленда, — но слышала, что таланту нужна среда. По всей видимости, в Убервальде для меня среда была неподходящая.

— И что же это за среда? — Марголотта вздёрнула бровь, почти как Ветинари. Почему-то Гленду это сходство неприятно кольнуло.

— Такая, в которой мои таланты изобретателя замечают, — ответила она резко. — Вы слышали от меня о пироге пахаря ещё до того, как я приехала в Убервальд, верно? Но вам это не дало ровным счётом ничего. А Леонард Щеботанский, попробовав пирог, придумал изоляцию для электропроводов. И я в свою очередь придумала, как использовать эти провода на благо города, потому… потому что видела изобретения Леонарда, — она надеялась, что Марголотта не обратит внимания на её запинку, а даже если так — никогда не догадается, что за этой запинкой стоит.

— Значит, вас посетило вдохновение после общения с Леонардом Щеботанским? — спросила Марголотта тем невинным тоном, который обещает собеседнику язвительный удар в следующем вопросе.

— Да, и с Диком Симнелом, — ответила Гленда, интуитивно догадываясь, куда клонится разговор и понимая, что вот-вот предательски покраснеет.

— Возможно, вас вдохновил ещё кто-то? — улыбнулась Марголотта. — Ваш работодатель, например. Лорд Ветинари — это он создал ту самую плодотворную среду, о которой вы говорите?

Гленда уже придумала ответ на этот вопрос.

— Да, лорд Ветинари определённо вдохновил меня — в основном размером зарплаты, конечно, но и другое немаловажно: он никогда не просил меня доказывать свою полезность, он просто изначально в ней не сомневался.

— Вот как… — Марголотта сделал вид, что задумалась, но Гленда чувствовала, что следующая реплика собеседницы тоже продумана заранее: — Это звучит очень обнадёживающе. И вполне объяснимо, учитывая, что лорд Ветинари испытывает к вам особое… расположение. В силу своей природы я не могу не замечать, как меняется его пульс в вашем присутствии. Я подозреваю, вы, как безусловно умная женщина, не хотите пренебрегать таким расположением и намерены поощрять его, однако, тут я считаю себя обязанной дать вам совет. Предостеречь вас по-дружески как давнюю знакомую.

Она склонила голову на бок, и Гленда поняла: вот оно! То, ради чего Марголотта спустилась сюда, в тёмное и пустое в это время подбрюшье дворца. Сейчас будет сказано главное.

— Боюсь, — с сожалением в голосе продолжала Марголотта, — расположение лорда Ветинари не способно подарить вам иных благ, кроме материальных. Человеческий век краток, годы берут своё. При этом дорогой Хэвлок, хоть и пытается отрицать это перед самим собой, довольно ревнив, так что если вы, принимая его благосклонность, захотите ощутить иные радости жизни — в иной компании, это будет для вас проблематично или даже опасно. К тому же такая честная девушка, как вы, безусловно не сможет жить во лжи, и всё это может кончиться печально.

До Гленды не сразу дошло, что, собственно, ей пытаются сказать. А когда дошло, пришлось резко развернуться, чтобы не рассмеяться собеседнице в лицо. Годы, значит берут своё, как же! У всех бы они так брали…Впрочем, даже если бы это было правдой, Ветинари хватило бы и пальцев, чтобы обеспечить те самые “радости жизни”, на которые намекала Марголотта. Но нельзя же (даже если очень хочется) отвечать ей именно так. Ветинари почему-то решил изображать перед ней импотента. Может, чтобы проще было уйти из её кошачьих коготков, в любом случае, Гленда не собиралась разрушать его прикрытие.

Она сделала вид, что потрясена и возмущена этими словами, и когда развернулась, старалась смотреть на Марголотту обиженно.

— Во-первых, с чего вы решили, мадам, что у меня нет иных возможностей преуспеть, кроме как пользуясь подобной “благосклонностью” патриция? А во-вторых, позвольте вам заметить, что даже если бы такая проблема возникла у человека, к которому я испытываю эту самую “благосклонность”, это не стало бы препятствием. В вашей собственной библиотеке есть целые тома, посвящённые тому, как эти препятствия можно обходить.

— О, значит, вы всё-таки не отказываетесь от мысли, что благосклонность патриция может вас заинтересовать?

— Я не отказываюсь от мысли, что моя личная жизнь останется моим делом, — отрезала Гленда. — В Убервальде с понятием личного туго, я помню, но мы, к счастью, в Анк-Морпорке, здесь любопытных соседей и прочих доброжелателей посылают к чёрту и не делают из этого драму.

— Что ж, похоже, вы весьма уверены в своём решении, — леди Марголотта улыбнулась, — надеюсь, вам не придётся об этом пожалеть. Ещё раз поздравляю вас с получением титула и желаю всего наилучшего, — она развернулась к выходу и уже через плечо добавила: — И всё же позволю себе сказать вам на прощание: до скорой встречи.

— Всего хорошего, — отозвалась Гленда мрачно.

Она надеялась спокойно выдохнуть, когда шелест чёрного платья стихнет, но не успела выйти Марголотта, как навстречу ей зашёл Натт. Сговорились они что ли? Впрочем, вполне возможно, да — именно что сговорились. Но Гленда не собиралась сдаваться. Первым порывом было выставить Натта прочь, не разговаривать с ним, как он не стал разговаривать с ней после идиотского ультиматума Марголотты. Однако Гленда заставила себя сделать глубокий вдох и улыбнуться ему. Между ними было много хорошего, а значит, расстаться тоже нужно хорошо. Хотя бы попробовать.

***

— Я думал, что смогу убедить тебя вернуться, — сказал Натт печально, закончив поздравительную речь по поводу глендиного графского титула и передав ей свёрток с микрокольчугой и другими её вещами. — Но теперь вижу, ты тут на своём месте. Намного больше, чем была в Убервальде.

— Да, — кивнула Гленда. — Так же как ты — на своём месте там, в горах.

— Это… грустно, — хмурясь вздохнул Натт. — То, что наше призвание не позволяет нам быть вместе.

— Грустно то, что ты так ничего и не понял, — Гленда старалась говорить мягко, но осторожно выбирать выражения ей не хотелось. Хотелось ясности. — Дело не в призвании, Натт. Если бы это было то самое… Настоящее… Если бы мы действительно не могли жить друг без друга, никакое призвание этому бы не помешало. Ты перестроил бы свою жизнь так, чтобы я могла следовать своему призванию, я сделала бы то же для тебя. А я ведь так и сделала, когда поехала в Убервальд с тобой. Но ты… Ты почему-то решил, что призвание есть у тебя одного, или что моё призвание совпадает с твоим, ты даже не задумывался, в чём оно, это моё призвание. Я, конечно, сама виновата, что об этом не думала, но ты — ты мог хотя бы обращать немного больше внимания на то, как и чем я живу, пока помогаю тебе добиваться твоих побед. Но ты был слишком озабочен тем, как встроиться в общество убервальдских крестьян: ах, что они подумают — об орках, о тебе, о нас. Если ты пришёл предложить мне вернуться, лучше не трать время. Убервальд был моим кошмаром, я не могу вспомнить ничего — даже из того, что было между нами, — что заставило бы меня по нему скучать. Я не вернусь.

Натт опустил глаза и съёжился так, что костюм на нём обвис жалкими тряпками.

— А если бы… Я догадываюсь, каким будет ответ, но не могу не спросить, — он выпрямился и посмотрел Гленде в глаза. — Если бы я сказал, что готов вернуться в Анк-Морпорк. Открыть свечную лавку, помнишь, как мы мечтали, когда были в Щеботане.

Гленда вздохнула и отвела взгляд.

— Ещё пару лет назад это могло бы сработать. Наверное, — честно ответила она. — Но теперь — определённо нет. Я слишком многое помню. Как ты — пусть не словами, молчанием — оказывался не на моей стороне, когда мне нужна была поддержка. Я бы и хотела это забыть, но уже не смогу. Мне жаль.

Она готова была расплакаться, глядя на то, каким несчастным выглядит Натт, но понимала, что если сейчас пожалеет его, потом будет несчастлива сама.

— Прости, — вздохнул Натт, отступая. — Я бы хотел сказать, что знай я, к чему это приведёт, поступил бы иначе, но… Не буду врать. Я поступал так, как целесообразно для моего народа.

— Тогда тебе лучше к нему вернуться, — твёрдо сказала Гленда, быстро ушла в свою небольшую подсобку и закрылась там на ключ.

***

Гленда не знала, сколько она просидела, глядя в пустоту, но, наверное, достаточно долго, потому что стих не только шум бала, но и звуки уборки, которую проводили в кухне после него. Должно быть, там было совсем безлюдно, поняла она, когда увидела, как в щель под дверью просунулся листок со знакомым убористым почерком.

“Достопочтенная графиня!

Если вы всё ещё в настроении для перевоспитания тиранов путём, как вы выразились, славной анк-морпоркской традиции обдирания ушей, в вашем распоряжении имеется как минимум два (уха, не тирана). Время предложения ограничено пятью минутами. Отсчёт пошёл.

P.S. стратегический подход к сковородкам и скалкам я перекрыл, ибо не могу позволить командору Ваймсу вас арестовывать, у него много других важных неотложных дел.”

Гленда помимо воли рассмеялась. А когда открыла дверь, с трудом подавила желание броситься патрицию на шею. Боги! Только увидев его здесь, в привычной кухонной обстановке, она по-настоящему поняла, как сильно тосковала по нему всё это время.

— Ну где там ваши уши, — она говорила весело, но недавние переживания дали о себе знать хрипотцой в голосе. — После сегодняшнего я имею право по крайней мере вас за них оттаскать.

— Вы расстроены, — констатировал патриций без тени улыбки.

— Нет… Немного, — с неохотой признала Гленда. — Не хочу это обсуждать.

Патриций кивнул и склонил к Гленде голову. Гленда осторожно потянула его за кончики ушей. Прикоснуться к нему даже так — микроскопически — было чертовски хорошо.

— Вы всё ещё сильно на меня злы? — спросил Ветинари, подняв голову.

Его глаза оказались внезапно очень близко. Так близко, что Гленда поняла — если немедленно не отойдёт на пару шагов, не выдержит и опять набросится на него с поцелуями. А сейчас для этого было не время, хотя бы потому, что где-то в замке по-прежнему оставалась леди Марголотта. Не хватало только, чтобы она застукала их с Ветинари трахающимися на кухне — явно же поцелуями, если что, дело не ограничится. Гленда поспешила отойти от патриция на безопасное расстояние. Внутри у неё всё горело — тело прекрасно помнило, какое удовольствие испытало благодаря Ветинари в прошлый раз и очень хотело его повторить.

— Как ваша поездка? — спросила она светским тоном и, чтобы занять руки, принялась намыливать грязную тарелку. На балу подавали только лёгкие закуски, и посуду оставили в раковинах до утра. Отмыть её не составило бы труда и позже, но времени на такую гору должно было уйти немало, так почему не начать сейчас?

— Успешно, как вы могли заметить, — ответил Ветинари, быстро закатав рукава и сняв с крючка полотенце. Не успела Гленда опомниться, как он уже вытирал чистую тарелку, а Гленда автоматически принялась за новую. — Вам недостаточно было моих поэтических отчётов?

— О, отчёты были прекрасны, — рассмеялась Гленда, — я бы хотела, чтобы вы как-нибудь лично зачитали их для меня с выражением. Но клики слишком коротки, а я готова спорить, вы сделали в пути немало интересных наблюдений. Или не вы, а кочегар Блэк?

— Должен вас огорчить, но декламация стихов, даже собственного сочинения, не входит в мои планы, что касается кочегара Блэка, он, боюсь, и вовсе на это не способен. Но развлечь вас байками о буднях кочегара Блэка я могу, если это хотя бы отчасти искупит мою вину за сегодняшний… Сюрприз.

— За этот сюрприз, сэр, вы ещё должны останетесь! — вспыхнула Гленда, вспомнив о дурацком титуле. — Но так и быть, можете начать искупление с историй, если они будут интересными или хотя бы забавными.

В сушилку отправилась уже третья вытертая тарелка.

***

В тёмном коридоре, скрытые от вездесущих тёмных клерков туманной пеленой, за патрицием и кухаркой-графиней наблюдали две тени.

— Она не вернётся, Натт. Могу тебя утешить лишь тем, что в этой игре проиграли мы оба. И, пожалуй, поскольку начала игру именно я, я обязана принести тебе свои извинения. Не думала, что на этот раз всё зайдёт так далеко.

— Я вас не остановил, госпожа, хотя Гленда именно этого от меня и требовала.

— Ты знал, что не сможешь.

— Я даже не попытался. Думаю, для неё это главное. Но позвольте спросить, почему именно сейчас вы пришли к такому выводу? Вы не теряли надежды до последнего, и вдруг…

— Они вдвоём моют посуду, Натт.

— Да, но… Мы с Глендой тоже неоднократно мыли посуду похожим образом.

— Надеюсь, моё замечание не слишком тебя расстроит, Натт, но ты — не патриций Анк-Морпорка. Каждая минута его времени дорогого стоит. Его участие в этом мероприятии… Представь, что ты отложил бы важные переговоры, чтобы лишний час проговорить с мисс Глендой, при этом она бы свои дела ради тебя не откладывала. Вот что здесь происходит на самом деле. А теперь, о боги! — они меняются местами. Я и не подозревала, что Хэвлок на это способен.

— Значит, суть в том, что он готов жертвовать ради неё важными делами?

— Нет, Натт, не жертвовать. Отложить. Суть в том, что этот человек, который мог бы сейчас планировать экономический захват Убервальда или вести тайные переговоры с щеботанским послом, предпочитает этим занятиям мытьё посуды — лишь для того, чтобы наслаждаться обществом мисс Гленды.

— Зная Гленду, мадам, я бы не поручился, что они не планируют экономический захват Убервальда в процессе.

— Хм, интересное замечание. Думаю, ты прав. Что ж, нам остаётся только удалиться и надеяться, что время излечит наши раны.

— Да, госпожа. Это справедливо, хоть и крайне печально.

— Не переживай, Натт. Возможно, так будет лучше. Когда ты — бессмертное существо, к людям лучше не привязываться. После первой сотни лет привыкаешь, но поначалу — тяжело. Постарайся сделать так, чтобы твои следующие привязанности были более… Долговечными.

— Спасибо за совет, госпожа, но не уверен, что смогу ему следовать.

— Ах, Натт… Хотела бы я следовать ему сама…

***

Гленда хохотала в голос, представляя Стукпостука, безуспешно пытающегося увильнуть от знаменитого гостеприимства охуланского бургомистра. Гора посуды в раковине уменьшилась на две трети. Гленда уже думала оставить последнюю треть утренней смене, но тут патриций, в очередной раз перехватив у неё губку и вручив полотенце, заявил:

— А ещё я уполномочен передать вам благодарность Алмазного Короля.

Гленда оторопела.

— Это ещё за что? Я его за шесть лет в Убервальде раза три видела и то, не так, чтобы близко общаться.

— О, нет, ваши заслуги не связаны с Убервальдом. Вы, как оказалось, сотворили это чудо ещё будучи в Анк-Морпорке. Король поведал мне, что недавно разговаривал с тем Рукисилой, что когда-то делал троллью косметику, а теперь владеет сетью магазинов одежды для троллей. Король хотел вручить ему медаль, что-то вроде благодарности за развитие тролльей самоидентификации, а Рукисила заявил, что по-хорошему за это надо благодарить вас — это ведь вы подали ему идею продавать одежду, которая будет говорить: я огромная троллиха и горжусь этим!

— Ну-у, — слабым голосом протянула Гленда, помнившая тот разговор с Рукисилой весьма смутно. — Возможно, я и сказала что-то такое, но это же была просто вдохновенная болтовня.

— Ваша вдохновенная болтовня, дорогая графиня, привела к, не побоюсь этого слова, культурной революции среди троллей, и я говорю не только о развитии тролльей моды, музыки, искусства каменного театра и прочего. Вы не представляете, сколько философских работ сейчас пишется по теме этой тролльей самоидентификации.

— О боги!

— Но достаточно я развлекал вас байками, мадам, — Ветинари, как обычно, ловко перескакивал с темы на тему, не давая собеседнику опомниться. — Ваша очередь. Что за история у вас с Сахариссой Резник? Мне доложили, вы регулярно встречаетесь.

— Ой! — Гленда уронила полотенце. Ветинари поймал его до того, как оно упало в раковину, и аккуратно пристроил обратно Гленде на плечо. Гленде было приятно его прикосновение и не приятно от мысли, что сейчас придётся рассказывать о собственной глупости.

— В общем так, — начала она, опустив глаза, — тут кое-что произошло, пока вас не было. Я… Кажется, я кое с чем напортачила. Правда, уже сама исправила, но, думаю, лучше вам знать.

Пока она рассказывала, как попалась в ловушку коварной Сахариссы, количество посуды в раковине уменьшилось ещё вполовину. Осталось совсем немного, и Гленда, чтобы сделать перерыв между своей историей и ответом патриция — по его лицу невозможно было понять, какой ждать реакции, — поставила на плиту чайник. Патриций вопросительно кивнул на раковину. Гленда помотала головой.

— Нет, это пусть домывает утренняя смена. Ну так что? — поторопила она Ветинари вопреки собственному решению оттягивать время до его ответа.

— Это было неразумно, — вздохнул патриций, закрывая кран и вытирая руки. — Очень неразумно, мисс Гленда. И, безусловно, вы должны быть за это примерно наказаны, добавил он, сделав к ней шаг. Гленда обомлела, а патриций быстро ухватил её кончиками пальцев за кончики ушей и пару раз осторожно потянул вверх. — Теперь мы квиты, — серьёзно сказал он, отступая. — А вы — будете знать, что никому не удастся оттаскать патриция Анк-Морпорка за уши и уйти безнаказанным.

От облегчения Гленда рассмеялась, закрыв лицо руками. Когда она успокоилась, патриций деловито раскатывал рукава, всем своим видом давая понять, что он никакого отношения не имеет к хулиганским поступкам, вроде таскания за уши собственных кухарок или, тем более, свежеиспечённых графинь.

— Если вы думаете, — продолжил он всё тем же серьёзным тоном, — что этим ваша расплата за грехи ограничится — не надейтесь. Я хочу эксклюзивный доступ к вашим рукописям. Ждать продолжения в газете в час по чайной ложке — это же издевательство над читателями, похлеще кроссвордов Шарлотты!

— А вы читаете рома… — начала Гленда и тут же вспомнила: шкаф. И он ещё смеет её отчитывать!

Патриций вздёрнул бровь, заметив перемену в лице Гленды. Гленда же скрестила руки на груди и прищурилась.

— Вы сказали, мы квиты, но за вами, сэр, числится ещё одно прегрешение. И не думайте, что оно сойдёт вам с рук. Ваши крысы таскали книги из моего шкафа! И, судя по следам, они таскали их именно вам, а вы, похоже, брали их с собой в поезда, когда отлучались поиграть в кочегара Блэка.

— Возможно, крысы просто не теряют надежду научиться читать? — невинно предположил патриций.

— Ага, и делают это на угольной станции. Не дурите мне голову.

— Чайник закипел.

— Я вижу, но не думайте, что это собьёт меня с мысли, — она разлила чай по чашкам, уселась за стол, пододвинула Ветинари лимонное печенье и посмотрела на патриция строго. — Зачем вам понадобилось бульварное чтиво? И почему нужно было таскать непременно мои книги? Они же в любой книжной лавчонке копейки стоят.

— Не думаете же вы, дорогая леди, — Ветинари устроился за столом таким привычным движением, что у Гленды от этой картины защемило сердце, — что я или кто-то по моему поручению мог интересоваться подобной литературой и сохранить это в тайне? В Анк-Морпорке?

— Отговорка слабовата, но допустим. Так зачем вы их читали? Сомневаюсь, что ради большого интереса.

— Мой интерес был исследовательским. Меня поражает разнообразие деталей при общей скудости сюжетной схемы. Вы в своё время описали эту схему довольно точно, и прочитанные мною романы действительно практически от неё не отклоняются. При этом в каждом из них сюжетные перипетии описаны по-своему, что создаёт интересное сочетание предсказуемости и уникальности.

— С ума сойти…

— Но последний роман, ваш, как я теперь понимаю, безусловно выделяется на этом фоне. Отличается в лучшую сторону, я бы сказал.

— Вот как?

— Да. И доступ к продолжению я хочу получить не ради исследовательского интереса, а из простого человеческого любопытства. Как можно обрывать главу на таком напряжённом моменте, мисс, прошу прощения, леди Гленда? Я подумываю запретить это законом.

— Ну, попробуйте, интересно знать, как вы его сформулируете.

— Над формулировкой я ещё работаю. Собираюсь попросить помощи у Стукпостука, он в подобных вопросах безжалостно точен.

— Ничего не выйдет, я держу вашего секретаря на крючке. Коварнейшим образом, как написали бы в романах.

— Неужели? И как это случилось? Не верю, что в его случае дело как-то связано с кулинарией. Если уж он устоял перед вашим жарким…

— Вы правы, дело не в кулинарии. Но больше я не скажу ни слова — это деликатный вопрос. К тому же, вы сами ратовали за мир между канцелярией и кухней.

— Мисс Гленда…

— Леди. Мне это не нравится, но вы сами это придумали.

— А, так всё дело в том, чтобы обратить мои решения против меня?

— Это просто приятный побочный эффект. Хотя, если честно, я уже потеряла нить беседы.

— Если эта нить существовала, вы умудрились запутать её, как расшалившийся котёнок. Между тем вопрос довольно прост: чем мне подкупить ваше сиятельство, чтобы получить доступ к продолжению романа?

— Увы, ничем, ваша светлость. В “Правде” написана правда — роман публикуется по мере написания. И, кстати, если я немедленно не отправлюсь спать, то не успею завтра написать новую часть для публикации на этой неделе.

— Так почему вы всё ещё здесь, леди Гленда?

— Мне стоило оставить вас мыть посуду в одиночку?

— Насколько мне помнится, вы вообще не обязаны были этого делать.

— Это мой способ снимать напряжение. Вы бросаете уголь в топку, я — драю тарелки. К тому же, за работу кухарки мне по-прежнему платят больше, чем за писанину.

— В самом деле?

— Как будто вы не знаете Сахариссу Резник.

— Справедливое замечание. И всё же я вынужден настаивать: отправляйтесь спать немедленно и принесите мне новую часть книги, как только напишете — до публикации.

— По-моему, это называется “цензура”, сэр. Атака на свободную прессу.

— Я всё ещё тиран.

— А, так это новое проявление тирании? Что ж, такой аргумент нелегко опровергнуть. Но вот в чём вопрос, дорогой сэр, я собиралась сперва приготовить вам на завтрак ваше любимое суфле, а потом уж идти спать. Так что вы выберете: суфле или новую главу? — Гленда изобразила руками чаши весов и покачала ими. — Новая глава — суфле, суфле — новая глава?

— Да вы просто зверь, дорогая леди! Жестокий и беспощадный хищник.

— Почему вы говорите об этом с таким восхищением?

— Вам это померещилось.

— Ну-ну.

— У меня встречный вопрос: по какой причине вы до сих пор не обучили ни одного из своих подручных готовить это самое суфле? Оно тоже является семейной тайной?

— Нет, но я не люблю делиться своими секретами.

— А придётся. Считайте, что теперь это входит в вашу оплату. Или потребуете прибавку?

— Хм, сначала ответьте: глава или суфле?

— Какое счастье, мисс Гленда, что ваши дипломатические таланты не достались Убервальду. Я вынужден капитулировать под угрозой низкого шантажа: глава.

— Хороший ответ. В таком случае, так и быть, я начну делиться рецептами с младшими поварами бесплатно. Но не всеми!

— Я ценю эту уступку.

— Отлично, тогда убирайтесь с моей кухни.

— Не раньше, чем смогу убедиться, что с неё убрались вы.

— Ещё скажите, что лично проконтролируете мой отход ко сну, — фыркнула Гленда и тут же прикусила язык. Это было слишком двусмысленно, учитывая… Ну, мягко выражаясь, учитывая историю их отношений. Она почувствовала, как краска заливает её щёки, и уставилась в пол.

— И рассказать вам сказку на ночь? — Ветинари произнёс это так, будто никакой неловкости и не было — вот где мастерство дипломатии! — Боюсь, от моих сказок, вы нескоро заснёте, а ваша проза выйдет за рамки жанра и превратится в историю ужасов.

Гленда подняла на него глаза. Патриций смотрел на неё с той самой, предназначенной лишь для неё улыбкой, и сердце у Гленды таяло. Может, воспользоваться случаем и поговорить наконец-то прямо сейчас? Нормально, как взрослые люди, как она давно хотела? Но усталость брала своё, и Гленда побоялась, что в таком состоянии только всё испортит. Однако…

— Знаете, я не против однажды сменить жанр, — сказала она, снимая фартук. — То есть, не прямо сейчас, а, например… в следующей книге? — она намеренно произнесла это с вопросом и посмотрела Ветинари в глаза: поймёт или не поймёт?

Ветинари прищурился.

— Думаю, это будет интересный эксперимент, — медленно произнёс он, отвечая Гленде своим фирменным сканирующим взглядом. — Можете рассчитывать на моё одобрение.

— Хорошо, — Гленда улыбнулась. — Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, леди Гленда.

— Знаете, мне будет приятно, если старые друзья по-прежнему будут звать меня “мисс Гленда”.

— Хорошо, мисс Гленда, спокойной ночи, мисс Гленда. Кстати, вы знаете, что представители аристократического сословия могут называть друг друга по имени. Леди Сибилла говорит мне “Хэвлок”…

— Ну знаете ли! — Гленда сама не поняла, что её в этом предложении так смутило, но она почувствовала, что снова заливается краской при одной мысли о произнесении этого “Хэвлок” вслух, развернулась на каблуках и сбежала.

В памяти у неё отпечаталось довольное (очевидно, её смущением) лицо Ветинари.

***

К её собственному удивлению, новая глава после встречи с Ветинари написалась будто сама собой. Она стрекотала на машинке всё утро, а к ланчу даже смогла отправить Ветинари текст на одном подносе с суфле.

Когда папка с её рукописью вернулась, Гленда поначалу расстроилась — по всему тексту были разбросаны пометки Ветинари. Но приглядевшись, Гленда поняла, что во многих случаях это одобрительные комментарии, а там, где он что-то критиковал, это было по делу. Обычно редактуру делала Сахарисса, и, чаще всего, занималась она этим перед самой публикацией. Гленде редко нравились её замены, но она старалась не относиться к этому серьёзно. В конце концов, этот текст выходил не под её именем, а под именем Анжебеты Бодссль-Ярбоуз, какая разница, что подумают люди.

Редактировал Ветинари лучше, чем Сахарисса (есть вообще что-то, чего этот человек не умеет, интересно знать?). Гленда перепечатала текст с правками патриция и отправила в редакцию с запиской для Сахариссы: утверждено его светлостью лордом Ветинари. Пусть теперь попробует менять текст! Отсылать в редакцию копию с убористым почерком Ветинари на полях она не решилась — некоторые комментарии хотелось сохранить только для себя.

А ещё в посылке от патриция вместе с исправленным текстом обнаружились две красивые толстые книги в солидном кожаном переплёте: толковый словарь и словарь синонимов. К ним прилагалась открытка — цветная иконография капустного поля (очевидно, приобретение кочегара Блэка из поездки).

“Дорогая мисс Гленда, — было написано в открытке, — я много лет использовал эти словари при разгадывании особо сложных лингвистических загадок, однако в последнее время стал находить, что лексика кроссвордов в “Таймс” стала более современной. Я намерен приобрести новые словари, и поэтому хочу подарить вам свои — думаю, вам они принесут больше пользы, особенно, если вы действительно решитесь издать новую книгу под своим именем.”

В качестве подписи стояла аскетичная V.

Сперва Гленда просто растрогалась. Было очевидно, что это словари из личной библиотеки Ветинари, возможно — семейной. Гленда не могла не признать, что с его стороны это чертовски мило, к тому же, что бы он там ни писал про современную лексику, современные словари, которые Гленда встречала на прилавках, выглядели не такими полными, о красоте уж и говорить нечего.

Затем Гленда задумалась, как отблагодарить Ветинари за этот подарок. Когда она обдумывала этот вопрос, на кухню в поисках Милдред удачно заглянул Стукпостук, и Гленда немедленно взяла его в оборот. Не нужен ли патрицию новый чернильный прибор, возможно, более удобный? Или какая-нибудь особенная бумага? Или сборник головоломок, если такие вообще продаются?

— По правде сказать, — признался Стукпостук, — головоломки бы не помешали. В последнее время в “Таймс” совсем туго с кроссвордами. Патриций часто бывает разочарован. Проблема в том, что головоломки, которые продаются в магазинах, мало его увлекают, а настоящие мастера работают над новыми месяцами.

Гленда раздумывала над этим, пока поднималась на третий этаж — на встречу с Мокристом (он утверждал, что дела заработавших во дворце магазинов и аттракционов требовали её внимания). А когда увидела его, вспомнила: однажды он рассказывал ей, как патриций, приехав на Почтамт, развлекался разгадыванием нечитаемых адресов в Отделе Слепых Писем.

Гленда договорилась, что письма, адреса на которых так и не удалось дешифровать, Мокрист отошлёт патрицию. Она была уверена — Ветинари догадается, что это её идея, и заранее предвкушала его реакцию. Утренние события, однако, начисто отбили у неё мысли об этой небольшой авантюре…

ЧАСТЬ II. Глава 20 (музыкальный эпизод)

Утро у Хэвлока выдалось просто прекрасное. Он не ожидал от Гленды ответных подарков, но был чертовски рад получить из Почтамта пачку писем. Он не сомневался в авторстве идеи и удивлялся только одному: почему сам не потребовал в своё время у Губвика отдать ему эту головоломку.

Он разгадал уже четыре адреса, когда в дверь постучали, и вошёл Стукпостук. Выражение лица у секретаря было до крайности странное. Патриций вопросительно вздёрнул бровь. Стукпостук напрягся и покраснел так, будто боролся с последствиями переедания стряпни Достабля, а затем, отчаянно мотнув головой, зажмурившись и взвизгнув, скороговоркой пропел:

– Я должен доложить Вам честно обстановку, Неловко говорить, Но я могу лишь петь!

Он сжал губы и виновато посмотрел на Ветинари. Очевидно было, что Стукпостук предпочёл бы прямо сейчас провалиться сквозь пол, пролететь вниз все шесть этажей и, очутившись в подземелье, добровольно запереться внутри Железной Девы с котятами, чем вести себя подобным образом.

Интересно, подумал Хэвлок и попытался для начала утешить секретаря. Однако, вместо тщательно выверенной отеческой реплики, из его уст вырвалась возмутительно песенная строфа: — Сочувствую всем сердцем, О, друг мой дорогой!

Хэвлок зажал рот ладонью. Без преувеличения можно было сказать: такого с ним не случалось прежде никогда! Настолько потерять контроль над собственным телом — это было чертовски унизительно.

С минуту они со Стукпостуком безмолвно переглядывались, затем из приёмной донёсся удар — похоже, кто-то яростно (возможно, с ноги) толкнул дверь, отчего та влетела в стену. Вскоре точно так же открылась дверь кабинета. — Ху-уй-ая како-ого зде-есь происхо-одит?! — зычным баритоном пропел командор Ваймс. — Я-а всех на ча-асти гото-ов разорва-ать!

Не успели патриций с секретарём отреагировать на это явление, как в спину Ваймса, в вальсовом темпе, ударил громоподобный бас Чудакулли: — Эт-то-о не ма-агия, Честно-ое сло-ово! Мы всё-о проверили На-вер-няка!

Последовала ещё одна неловкая напряжённая пауза, когда каждый боялся открыть рот и снова выставить себя на посмешище. Ваймс решительно подошёл к окну и открыл его, раздражённо указав в сторону улицы. Хэвлок прислушался: вместо привычного городского шума за окном царила странно ритмичная какофония. Это было похоже на то, как звучит оркестр перед концертом, когда музыканты только настраиваются, и каждый играет что-то своё. Несомненно было одно — люди за окном тоже пели, вместо того, чтобы говорить.

Неизвестно сколько продолжалась бы театральная пауза, но тут снова послышался стук — на этот раз мерный, будто гигантский метроном, и в кабинет вошёл сержант Дорфл.

— Доброе Утро Господа, — сказал он совершенно нормальным не-песенным голосом и в ответ на изумлённые взгляды пояснил: — Это Проклятие, Или Что бы Это Ни Было, Не Действует На Големов. Мы Предположили — Это Потому, Что Мы Атеисты. Сержант Посети Уже Отправился За Первосвященником Чудакулли, Поскольку Мы С Капитаном Моркоу Считаем, Что Это Связано С Религией, А Сержант Посети Вспомнил Подобный Случай Из Эфебской Религиозной Литературы.

— Ведь о-он же Омниа-анин, како-ой ему Хьюно-он? — возмущённо пропел Ваймс, а Чудакулли, как обычно, скептически поморщился при упоминании брата.

— Вот, Возьмите, Сэр, — сказал Дорфл, достав из сумки небольшую табличку с привязанным к ней кусочком мела. Когда-то, когда големы ещё были рабами и не имели речевого аппарата, они общались с помощью таких табличек. Теперь, очевидно, пришёл черёд всех остальных жителей Анк-Морпорка приобщиться к этой големской культурной традиции. Следующую табличку он протянул патрицию, и тот немедленно написал:

“Как наши гости из Убервальда? Это не связано с ними?”

“Не думаю, сэр, — написал в свою очередь Стукпостук, получивший табличку последним — после аркканцлера. — Леди Марголотта покинула дворец этой ночью. Её поезд уже идёт на Убервальд. Думаю, если бы это была её идея, она осталась бы посмотреть.”

Возможно, она и осталась, подумал Хэвлок, да мы об этом не знаем. Впрочем, версия с божественным вмешательством, какой бы ни была неприятной, показалась ему более привлекательной. Уж лучше иметь дело с богами, чем с обиженной Марголоттой.

“Тогда подождём, — написал Хэвлок, — что даст расследование сержанта Посети. И, кстати: действительно, почему он?”

Стукпостук написал записку и лифтом отправил её на кухню, а Дорфл ответил на вопрос патриция:

— У Сержанта Посети Приятный Тенор, Сэр, К Тому Же Он Знает Толк В Религиозных Песнопениях, Ему Не Так Сложно Формулировать Мысли При Пении, Как Остальным.

“Понятно.” — написал патриций.

Загрохотал лифт, Стукпостук достал поднос с чаем, лимонным пирогом и небольшой запиской, адресованной “Его светлости лорду Ветинари”.

“Это какой-то кошмар! — писала Гленда. — Вы уже в курсе, что все кругом ПОЮТ?! Вы когда-нибудь слышали, как поёт мистер Паддинг? А Губвиг? А шеф Джолсон? Я начинаю жалеть, что не сбежала в Убервальд. Сделайте с этим что-нибудь, вы же патриций!”

Хэвлок невольно усмехнулся и, пока остальные в чопорном молчании пили чай, быстро написал:

“Увы, моя дорогая мисс Гленда, тот факт, что я патриций, нисколько не спасает меня от всеобщей напасти. Я тоже, если можно так выразиться, пою, стоит только попытаться заговорить. Можете подняться и убедиться в этом сами.”

Он отправил записку на лифте и не успел выпить и половины чашки, как пришёл ответ:

“Не могу пропустить такое, поднимаюсь!”

Вошла Гленда в хвосте длинной процессии представителей самых разных анк-морпоркских религий. Она поглядывала на них с подозрением, они же, казалось, не утруждали себя тем, чтобы замечать кого-либо, кроме коллег, на которых каждый из них косился неодобрительно. Тем не менее, ритуальные музыкальные инструменты у них в руках играли довольно слаженно.

“Итак, господа, — написал патриций крупными буквами, — вы в понимаете, что происходит?”

В ответ ему грянул слаженный хор, зачем-то — видимо, иначе не ложилось в мелодию — повторяющий каждую строчку:

— Это бог Рег, — пропели баритоны.

— Это бог Рег! — ответили им теноры.

— И он для вас…

— И он для вас!

— Своё зада-ани-ие-э

при-ипа-ас! — голоса соединились.

— Он говорит,

— Он говорит!

— Что вы должны,

— Что вы должны!

— Исполнить а-арию-у

Лю-убви-и!

““Вы должны” — это кто?” — сразу же уточнил Хэвлок.

Священники переглянулись.

— Он попросил, — снова затянули баритоны. — Он приказал! — уточнили теноры. — Чтобы патри-иций исполня-ал! — Но перед тем, — Но перед тем! — Пусть позовёт, — Пусть позовёт! — Молитву Регу вознесё-от!

“Я должен молиться этому…”— начал писать Хэвлок, но быстро стёр написанное и уточнил: “Рег — это бог песен?”

Священники закивали.

— И му-узыки! И му-зыки! И музы-музы-ки! — прозвенел из-за спин священников торжественный гимн в исполнении сержанта Посети.

“Где?” — коротко спросил патриций.

— О, опера, — О, опера! — О, храм для песнопе-ений!

Мотив изменился, но повторы от этого, увы, не исчезли.

— Что может быть, — Что может быть?! — Прекрасней для явлений!

“Значит, в оперу.” — постановил патриций. “Стукпостук, нам понадобится больше карет.”

— Нет-нет-не-эт! — Хьюнон Чудакулли вышел вперёд, патетически разводя руками: — Это чётко и строго нам явлено, Это было яснее всего! Лишь патриций Анк-Морпорка вправе, Видеть лик и сияньего его! Бо-ога! Ре-эга!

Очевидно, пение не доставляло Первосвященнику никакого удовольствия, поэтому он вырвал дощечку из рук брата и криво накарябал:

“Короче, он велел, чтобы к нему явился патриций. Один. Потом добавил: но можно с той цыпочкой. Понятия не имею, что это значит”.

— С той цы-ыпочкой из кух-ни-и! — визгливо уточнил Посети.

“Возможно, стоит принести в жертву курицу,” — написал Хьюнон.

Ветинари осторожно глянул в дальний угол, где красная от смущения Гленда пыталась слиться со стеной. Он поймал её взгляд и коротко качнул головой — не нужно ей в это впутываться. Он уже имел дело с богами, прекрасно справится сам. Гленда нахмурилась.

“Не стоит задерживаться,” — написал Ветинари на табличке. “Я отправляюсь немедленно”. Затем сменил надпись на “Дождитесь меня здесь.” и показал её Ваймсу и старшему из Чудакулли. Оба кивнули.

— Прошу за мно-ой! — торжественно провозгласил младший Чудакулли и тут же поморщился, поняв, что опять не удержался.

Ветинари кивнул и быстрым летящим шагом вышел из зала. Вслед за ним устремилась толпа священнослужителей, и никто не заметил, как в этой толпе Гленда скользнула в сторону большого старинного шкафа в середине комнаты и исчезла. Ну или почти никто.

“Говорят, — написал Чудакулли, подойдя к Ваймсу, — во дворце немало секретных ходов.”

“И по ним можно передвигаться намного быстрее, чем по главным лестницам…” — написал Ваймс в ответ.

***

— Ми… — начал было патриций, увидев Гленду в карете, но осёкся и лишь одарил её неодобрительным взглядом.

Гленда вздёрнула бровь всем своим видом показывая: да-да, я внимательно слушаю. Ветинари покачал головой и забрался внутрь.

“Решили принести себя в жертву?” — написал он, когда карета тронулась.

Гленда отобрала у него табличку и аккуратно вывела: “Разве что в жертву своему любопытству.”

Ветинари усмехнулся, и дальше они ехали молча, но Гленда от души наслаждалась возможностью сидеть рядом с патрицием, чувствуя своим плечом тепло его плеча. О том, чтобы пересесть напротивоположное сиденье, ни один из них так и не подумал.

***

— Привет, чуваки! Чо-каво?

Гленда и Ветинари переглянулись. Последнее, что они ожидали увидеть на сцене оперы, — субъекта в мятой мешковатой одежде и с чем-то похожим на разворошённый муравейник на голове. Даже стоя на месте, он постоянно едва заметно двигался, будто в такт слышимой одному лишь ему мелодии. Впечатление складывалось не лучшее — от божества как-то ждёшь большего, даже если ты циничный анк-морпоркец.

— Прошу прощения? — первым не выдержал патриций и удивлённо вздёрнул бровь — в его реплике не было и намёка на песенность. Обычная разговорная речь. Оказалось, разговаривать прозой — это очень приятно. — Так проклятие снято? — быстро уточнил Ветинари. — Горожане могут спокойно возвращаться к нормальной манере общения?

— Не, — продолжая кивать головой в такт внутренней мелодии, божество ей же отрицательно помотало. — Эт, типа, только ща, чтоб поговорить норм. Кароч, эт не проклятие, эт, как его… Божественный промысел, во. Испытание. И чтоб всё вернуть как было, вам надо, ну, с честью исполнить задание бога, то есть, меня.

— Но зачем?! — не выдержала Гленда. — Чем мы так перед тобой провинились, что ты, простите, вы, ваша… божественность? — решили нам такое устроить?

— Можно просто старина Рег, — отмахнулся “старина Рег”. — И вы, тип, не провинились, просто мне надо было это… Ну, чтоб вы ко мне воззвали, кароч. А то тут Рок твоему парню мозги чуток запудрил, так надо было эт, распудрить обратно. Чтоб он, тип, не ждал целый год, чтоб снова к тебе подкатить. Кароч, парень, можешь ничо не бояться, за фигли-мигли с этой дамочкой ничё те не будет. Ну и ей, тип, тоже. Она уже такая крутая, что этого никто не перешибёт.

Гленда воззрилась на Ветинари. Хэвлок мельком отметил, что на слове “парень” она вспыхнула и, возможно, хотела возразить, но “фигли-мигли”, упомянутые применительно к его поведению, лишили её дара речи.

— И почему я должен вам верить? — скептически отозвался Ветинари, решив, что с Глендой он объяснится потом.

— Не, ну можешь не верить, если не хочешь, — пожал плечами Рег. — Но, я так думаю, тебе интересно было б знать, что Рок поспорил с… Ну, с Той, Кого Нельзя Называть, если ты понимаешь о чём я. Она свой зелёный глаз на твою подружку положила из-за Либертины с Электрисией, те, тип, хотели, чтоб вы были вместе, потому что она, вроде как, их жрица, — он кивнул на Гленду, — а Рок утверждал, что без войны вы не сойдётесь. Ну и вот, слово за слово.

Гленда застыла — ещё бы, не каждый день узнаёшь, что являешься жрицей аж двух богинь сразу. Хэвлок ободряюще сжал её локоть и уточнил:

— Либертина — это богиня яблочного пирога?

— В точку, — Рег прищёлкнул пальцами. — А Электрисия, как, типа, из имени следует — электричества, у вас его ща тут много будет. И они, тип, решили, что хватит с их жрицы всякой херни в жизни, так что тебе придётся взять себя за задницу и уж хотя бы не увиливать от того, что тут у вас завязалось. Ну и эт, песню ты написал классную, чо уж. Давай теперь, исполняй, шоб все слышали. Нефиг такой красотище в ящике пылиться. Как исполнишь — снова заговорите нормально.

— Песню? — переспросила Гленда, неверяще глядя на Ветинари. — Вы? Написали песню?

Хэвлок виновато развёл руками. Он не собирался признаваться в этой позорной слабости никому и никогда, но по пути из Убервальда в Анк-Морпорк, думая о Гленде под мерный стук колёс, он действительно написал песню. Она не казалась ему шедевром, и уж тем более он не планировал её исполнять. Тем более — при свидетелях.

— Что значит “чтобы все слышали”? — мрачно уточнил он.

— Ну, тип, концерт устрой на центральной площади, — пояснил Рег. — Можешь для поддержки кого прихватить, если один на сцене стоять боишься.

— Я не боюсь, — резко ответил Хэвлок. — Но я не пою. Тем более на публику.

— Теперь поёшь, — нагло ухмыляясь заявил Рег и фамильярно хлопнул патриция по плечу. — Считай, удостоился божественного благословения. Ну всё, я, тип, всё сказал, чего хотел, чао-какао, детишки. Мир и любовь, как говорится.

И он исчез. Затем появился на прежнем месте вновь, мотнул головой, пробормотал:

— А, тип, божественно ж уйти надо.

Он щёлкнул пальцами, прозвучал мощный гитарный аккорд, и Рег исчез снова.

Гленда и Ветинари посмотрели друг на друга.

— Я-а, — начала Гленда и тут же закрыла рот рукой — песенное проклятие, или что это там было по мнению наложившего его бога, вернулось.

— По-озже, — протянул Хэвлок, изо всех сил пытаясь сделать так, чтобы это как можно меньше походило на песню.

Гленда согласно кивнула.

***

Сцену соорудили возле университетской библиотеки. Библиотекарь очень хотел сыграть на органе, но патриций решительно возражал против такого музыкального сопровождения, и в качестве уступки Библиотекарю главное действо развернули под его окнами — чтобы у него был лучший обзор из привычного места.

Скамьи для знатных особ занимали половину Саторской площади, остальная часть площади, а также прилегающие к ней Чамская улица и Площадь Разбитых Лун были забиты до отказа. Всем было интересно, как выкрутится патриций. Задание Рега было делом строго секретным, поэтому неудивительно, что о нём быстро узнал весь город.

Гленда сидела в третьем ряду — оттуда сцену было видно лучше всего. Она заранее предупредила Ветинари, где расположится, чтобы он мог смотреть на неё и не отвлекаться на толпу — этот трюк для людей с боязнью сцены ей подсказала Агнесса Нитт, с которой Гленда поддерживала переписку. Конечно, патриция вряд ли можно было назвать человеком с боязнью сцены — в обычном смысле слова, но видя, как темнеет его лицо при мысли о пении на публику, Гленда решила, что надо действовать, и отправила в Ланкр не обычное письмо, а сверхсрочный клик с предоплатой ответа.

Агнесса была по уши занята организацией Ланкрской оперы, которую решил создать король Веренс (чтобы талантливой молодёжи, вроде Агнессы, не приходилось искать счастья в чужих краях), но ответила настолько подробно, насколько позволял клик. Конечно, она не знала, что её советы предназначаются для патриция Анк-Морпорка (рекомендацию “не утягивать корсаж слишком туго” Гленда не стала передавать Ветинари), однако кое-что из опыта Агнессы определённо могло ему пригодиться. Например, совет поручить начало выступления кому-то, для кого подобные вещи более привычны. Вспомнив, что имеет право “позориться не в одиночку”, Ветинари заметно приободрился.

Оркестр в глубине сцены закончил настраиваться. Дирижёр кивнул Чудакулли, которого, очевидно, считал солистом их необычного хора. Аркканцлер сделал знак Ветинари, Моркоу и леди Сибилле приблизиться к авансцене. Толпа ожидающе зааплодировала и заулюлюкала, поторапливая артистов.

Ветинари тяжело вздохнул, распрямил плечи и обречённо посмотрел на Гленду. И полилась мелодия*.

_________

*Хотя в Круглом мире эта песня исполняется на итальянском, она принадлежит латвийской группе Bonaparti.lv и была исполнена на Евровидении в 2007 году в Хельсинки. Перевод мой, также в нескольких местах я изменила текст, чтобы он органично вписывался в историю — изменённые строчки помечены звёздочками *…*.

Bonaparti.lv — Questa Notte (Latvia) Live 2007 Eurovision Song Contest

https://www.youtube.com/watch?v=zghnafACJyE

_________

Гленда затаила дыхание. Её всю, от макушки до пяток охватил трепет при мысли, что вот эти ноты, которые сами по себе, даже без голоса звучали как ангельская музыка, Ветинари написал, думая о ней…

Il sorriso dolce da bambina che mi canta, e mi fa vibrare il cuore.

— Милая улыбка этой девушки будто поёт мне, — бодро вывел Моркоу, — и заставляет моё сердце трепетать.

Это был вульгарный диалект лататинского, и Гленда, благодаря долгим зимам Убервальда, знала его достаточно, чтобы разбирать текст.

* E la profondità nei tuoi occhi che mi chiama, e mi fa sentire l'amor. *

— Глубина твоих глаз зовёт меня, — подключилась леди Сибилла, — и пробуждает любовь.

* Quando sembra buio, tu mi fai vedere la luce, voglio stare qui con te, vivere per te, solo per te! *

— Когда падает тьма, ты показываешь мне свет, — вступил зычным басом Чудакулли, — я хочу быть рядом с тобой, жить ради тебя, только для тебя!

И на припеве, который исполняли хором, наконец стал слышен хорошо поставленный тенор Ветинари.

* Questa notte è stata l'immensità! *

— Эта ночь была невероятной!

Гленда вздрогнула — взгляд Ветинари ясно давал понять, о какой ночи идёт речь. У Гленды от этого взгляда сладко потянуло внизу живота, она невольно подалась вперёд, вдыхая глубже, чтобы справиться с чувствами.

L'amore fra noi mai più finirà,

— Наша любовь друг к другу не угаснет, — продолжал хор.

Ora e poi, per sempre di più, questa notte per sempre sarà!

— Сейчас, потом и навсегда, эта ночь пребудет вовеки!

…

Il profumo della pelle tua mi invita, a scoprire quel che non so…

— Аромат твоей кожи, — начал следующий куплет Чудакулли, своим басом заставивший фривольную фразу звучать солидно и благопристойно, — зовёт меня познать нечто неизведанное…

Tra le tante stelle, tu mi fa vedere la luna, e mi fai cantare l'amor!

— Средь множества звёзд ты заставляешь меня видеть луну, — вступил Моркоу, улыбнувшись Ангве, — и я хочу петь о любви!

Quando perdo la speranza tu mi dai la mano,

— Когда я теряю надежду, ты протягиваешь мне руку помощи, — Ветинари наконец запел соло.

Гленда невольно вспомнила, каким потерянным она нашла его в ту ночь, и её с ног до головы затопило пронзительным счастьем от того, что это уже в прошлом.

Voglio stare qui con te, vivere per te, solo per te!

— Я хочу быть с тобой рядом, — продолжал патриций, и Гленда чувствовала, что на глаза у неё наворачиваются слёзы, от решимости с которой Ветинари, не отводя от неё взгляда, пел: — Жить ради тебя, только для тебя!

Голоса вновь соединились в хор, и на этот раз они пели не о ночи, которая была, но о той, что будет:

Questa notte sarà l'immensità, — Эта ночь будет невероятной,

L'amore fra noi mai più finirà! — Наша любовь друг к другу не угаснет,

Ora e poi, per sempre di più, — Сейчас, потом и навсегда,

Per la ragione che sai solo tu

— По причине, о которой знаешь лишь ты,

Sai solo tu! — Только ты!

Песню подхватила толпа — наверняка к этому приложило руку капризное божество, ничем иным объяснить такое единение сограждан Гленда не могла. Она не оборачивалась, но чувствовала, что поют обе площади и перешеек между ними.

Это было одновременно пугающе и волнительно. Вроде магии футбольной толкучки, но выше, чище. Она не могла до конца поверить, что всё это (пусть об этом действительно знали лишь она сама и Ветинари) было предназначено ей. Это, как бы оно ни называлось, захватывало дух и заставляло дрожать колени.

Questa notte per sempre sarà! — Эта ночь пребудет вовеки!

Мелодия взвилась вверх воздушным змеем, накрыла хвостом обе площади, и растворилась в громоподобных апплодисментах.

Гленда быстро вытерла слёзы и тоже зааплодировала.

— Чёрт возьми, — хмыкнул рядом с ней командор Ваймс, о соседстве с которым Гленда успела забыть, — никогда не думал, что увижу что-то подобное. Крепко же проняло его светлость, — он неверяще покачал головой.

Гленда бросила на него испуганный взгляд.

— Не волнуйтесь, мадам, вряд ли кто-то, кроме меня догадается, — успокоил её Ваймс. — У них для этого недостаточно информации. Но, если не хотите пересудов, лучше посидите тут немного, перед тем как поздравлять его с дебютом — слишком уж у вас вид восторженный.

Гленда смутилась, но тут же вскинулась:

— Мы снова можем говорить! — радостно воскликнула она. — Это сработало!

Её возглас пришёлся на затухание овации, и слышавшие его немедленно заговорили с соседями, проверяя правдивость её слов, а когда поняли, что действительно снова могут разговаривать прозой, зааплодировали с новой силой.

Гомон, а вслед за ним и овация распространялись всё дальше. Анк-морпоркцы знали, что Ветинари вертит городом как хочет, но впервые на их памяти он лично вступился за Морпоркию перед богами и победил. Кажется, ему угрожало стать любимчиком сограждан наравне с капитаном Моркоу. Ваймс высказал эту мысль вслух и ехидно добавил, что самого Ветинари это вряд ли обрадует. Гленда была с ним согласна.

Овации не утихали. Послышались крики “Бис!”. Леди Сибилла и аркканцлер Чудакулли посовещались, затем Чудакулли развернулся к оркестру, а леди Сибилла величественным жестом призвала толпу к тишине.

— Поскольку наше небольшое выступление имело успех, — торжественно сказала она, — мы отпразднуем освобождение от этого божественного… испытания несколькими подходящими к случаю гимнами. И начнём с гимна Анк-Морпорка!

Пока все взгляды были обращены на неё, а знать, сидевшая на скамьях, вставала для исполнения государственного гимна, Ветинари и Моркоу исчезли со сцены. Чудакулли откашлялся, кивнул оркестру, и они с леди Сибиллой начали:

__________

We Can Rule You Wholesale

https://youtu.be/EAqCbOJc6RU?t=12

__________

When dragons belch and hippos flee, my thoughts, Ankh-Morpork, are of thee!

— Когда рыгают драконы и бегут бегемоты, мысли мои с тобою, Анк-Морпорк!

Гленда, вопреки совету Ваймса, начала осторожно выбираться из толпы, благо заранее выбрала место поближе к проходу. Ей не терпелось поговорить с Ветинари. Она не представляла, что ему скажет, но желание оказаться рядом с ним после такого, называя вещи своими именами, пылкого признания было сродни потребности дышать.

И действительно, найдя его за сценой в компании Моркоу, она вздохнула так, будто перед этим долго задерживала дыхание.

— Леди Гленда, — Ветинари улыбался глазами.

— Я пойду найду Ангву, — быстро сказал Моркоу и мгновенно исчез.

— Библиотекарь оставил для меня открытой тайную дверь, чтобы я мог уйти, не общаясь с… благодарной публикой, — Ветинари сделал приглашающий жест, выставив локоть, и Гленда, не задумываясь о том, что их могут увидеть, взяла его под руку.

Вслед им неслось великолепное сопрано леди Сибиллы:

Touch us and you'll pay!

— Тронь нас — и поплатишься!

ЧАСТЬ II. Глава 21

Они шли по тёмным и пустым университетским коридорам. Похоже, все, включая обитателей свечного подвала, были сейчас в толпе слушающих концерт. Немного придя в себя, Гленда заметила, что патриций с интересом осматривается вокруг, и с некоторой оторопью поняла, что это она уверенно тащит его по знакомому, исхоженному вдоль и поперёк пути, а он просто не сопротивляется.

— Куда мы идём? — спросила она, резко остановившись.

Ветинари едва не влетел в стену на повороте, но устоял и насмешливо ответил:

— Не имею представления, но вы повели так настойчиво, что я решил вам довериться.

— Ой, — сказала Гленда. — Но я… Я случайно. В смысле, я не хотела, просто по привычке. Кажется, мы идём на ночную кухню.

— Не имею ничего против ночной кухни, — пожал плечами Ветинари. — Не думаю, что аркканцлер будет возражать против небольшого вторжения в ваши прежние владения.

— Да, — кивнула Гленда, возобновляя шаг, впрочем, теперь она шла несколько медленнее и старалась не тянуть патриция как на буксире. — Нам нужно поговорить.

— Полагаю, это так, — задумчиво отозвался Ветинари. В его голосе сквозило что-то такое… Гленда не сразу поняла, что показалось ей странным, но когда они вошли в кухню (чистую, но, увы, не такую сияющую, какой она была при Гленде), до неё дошло — тон патриция был неуверенным. Такого она прежде от него не слышала. И никто, пожалуй, не слышал, подумала Гленда, отпуская его локоть, но скользнув пальцами к его ладони. Она развернулась, чтобы видеть его лицо.

— Послушайте, — начала Гленда, с неудовольствием отмечая, что её собственный голос дрожит. — Я вот что хотела сказать, — продолжила она более решительно, — я тогда… В общем, я погорячилась, и, возможно, додумала то, чего не было. И мне бы хотелось понять…

Она замерла, не в силах подобрать слова. Что спросить? Собирался ли он сделать её своей тайной любовницей? Передумал ли? Насколько это всё для него серьёзно? Всё это отдавало дешёвой мелодрамой Бодссль-Ярбоуз. Но то, что сделал патриций, когда она замолчала, оказалось ещё менее правдоподобным, чем романы, которые читала Гленда. Она едва удержалась от того, чтобы вырвать свою ладонь из пальцев Ветинари и протереть глаза: поддёрнув длинный подол мантии свободной рукой, патриций Анк-Морпорка преклонил перед ней колено.

— Ч-что это вы такое делаете? — прошептала Гленда.

— Честно говоря, не думал, что до этого дойдёт, — со вздохом произнёс патриций, сжимая её ладонь в своих. — Я искренне надеялся, что отчисления за патент на электричество покажутся вам достаточной платой, и вы откажетесь от места кухарки. Это дало бы мне благовидный предлог, чтобы попытаться удержать вас при помощи брака — я мог бы говорить о чистом расчёте и общей выгоде. Но вы, очевидно, не собираетесь добровольно покидать свой пост, и, как это для меня ни прискорбно, придётся говорить о чувствах… — он помолчал, собираясь с силами, затем поднял голову и посмотрел Гленде в глаза. — Дорогая мисс Гленда, — сказал он очень спокойно и даже тепло, — я мало что могу предложить из того, что для вас действительно важно. Вам не нужно ни моё положение, ни деньги, ни власть. Но если мои чувства — те самые, в которых я вынужден был столь неприятным образом признаться перед всем городом — вам сколько-нибудь нужны, я прошу вас оказать мне честь и стать моей женой.

Гленда онемела. Да, она рассчитывала, что после такого откровенного признания, каким стала песня Ветинари, у них… Ну, что-то сложится. Но она совсем не ожидала, что этим “что-то” окажется предложение о замужестве.

— Мисс Гленда? — голос Ветинари стал обеспокоенным. — С вами всё в порядке?

— Нет, конечно! — Гленда всё-таки вырвала руку из его захвата и упёрла ладони в пояс. — Встаньте! — потребовала она. — Не то я спячу. Вы с ума сошли? На колени вставать. Мы же не в романе!

— Уверяю вас, дорогая мисс Гленда, — усмехнулся Ветинари, поднимаясь, — предлагать руку и сердце, стоя на коленях, — стандартная процедура в подобном случае. Не сомневаюсь, мой отец проделал то же самое, чтобы заключить брак с моей матерью.

— Тогда искали бы себе невесту среди благородных дам, для которых это нормально, — буркнула Гленда и тут же пожалела о своих словах.

— Но вы тоже, смею заметить, благородная дама, — возразил Ветинари.

— Так вы из-за этого меня графиней сделали? — прищурилась Гленда, сложив руки на груди. — Чтоб не жениться случайно на простой кухарке?

Ветинари нахмурился.

— Об этом я не думал, но понимаю, что с вашей стороны это, должно быть, выглядит несколько… — он поморщился, подбирая слова, и Гленду внезапно накрыло.

Какого чёрта! — подумала она. Всё ведь ясно как день — это ты думаешь о себе как о кухарке, а ему давно без разницы, кухарка ты или графиня, иначе он не таскался бы на кухню резать сыр и мыть посуду. Он написал эту песню тебе, он сделал предложение тебе. Ты скучала по нему и умираешь от желания к нему прикоснуться, так зачем усложнять себе жизнь?

Ветинари открыл было рот, чтобы заговорить, но Гленда решительно мотнула головой, поднялась на цыпочки, обняла его за плечи, притягивая к себе, и поцеловала. Вышло почти так же яростно, как в первый раз, с той только разницей, что сейчас Ветинари сперва оторопел, но затем понял, что происходит, и ответил. Он обнял её — казалось, его руки добрались повсюду разом, горячие ладони прошлись по спине Гленды, спустились ниже, смяли юбку, а затем развернули Гленду, давая ей возможность опереться о мойку, но тут Гленда отстранилась, выставив руку вперёд, и, тяжело дыша, заявила:

— Нет! Мы не будем делать этого здесь. Кто угодно может заглянуть!

— Моя вина, — так же тяжело дыша ответил Ветинари, отступая. — Я слишком… Но, мисс Гленда! Это, чёрт вас возьми, было “да”? Или я опять чего-то не понимаю?

— Да! — быстро выкрикнула Гленда, на секунду зажала рот рукой и уже тише добавила: — Это определённо было “да”.

— Хорошо, — выдохнул Ветинари, поправляя одежду. — Я уже начал опасаться, что вы найдёте причину мне отказать.

— Это какую же, — ехидно поинтересовалась Гленда, снова сложив руки на груди, — ваше… как это? А, годы берут своё, и вы не способны дать женщине иных радостей, кроме материального вознаграждения?

Секунду Ветинари таращился на неё совершенно нехарактерным для себя образом, затем негромко рассмеялся:

— Вы говорили с леди Марголоттой.

— Она говорила со мной, спасибо большое. И знали бы вы, — Гленда выставила перед собой указательный палец и ткнула им в грудь Ветинари, — каких трудов мне стоило не показать ей своё удивление такими… инсинуациями. Я-то прекрасно знала, как всё обстоит на самом деле.

— Но решили её не расстраивать?

— Ну, мне не хотелось, чтобы она решила попытать счастья.

— Безмерно вам за это благодарен, — он улыбнулся. Гленда улыбнулась в ответ. Где-то вдалеке послышались голоса.

— Бежим! — вскрикнула Гленда и, снова схватив Ветинари за руку, поволокла его в тёмный коридор.

— Стой, стой, стой!

После третьего поворота, поняв, очевидно, что его слова не действуют, Ветинари затормозил. Это ощущалось так, будто Гленда попыталась выдернуть прикованную к стене цепь. Получается, он всё время мог её остановить, но не делал этого. Гленда развернулась.

— Ну? Хотите попасться на горячем, ваша светлость?

— Пытаюсь включить мозги, ваше сиятельство, — фыркнул Ветинари. — После концерта аркканцлер собирался устроить приём. И мы оба, хочу заметить, на него приглашены. Нет никакой необходимости удирать, достаточно просто подняться на нужный этаж.

— О.

— Но раз уж мы здесь… — Ветинари огляделся по сторонам, и глаза его сверкнули в темноте. — Это конечно не место для… И, возможно, ты захочешь подождать до свадьбы, но…

— Да, это не место, нет, я определённо не хочу ждать до свадьбы, — выпалила Гленда.

— В таком случае не будешь ли ты столь любезна, — вкрадчиво произнёс Ветинари, прижимая её к стене, — прояснить для меня одну, — он прикоснулся губами к её виску и продолжил шёпотом на ухо: — лингвистическую загадку.

— М? — пискнула Гленда. Голова у неё шла кругом, и ей определённо было не до лингвистических загадок.

— Я примерно представляю себе, что такое эти самые фигли-мигли, о которых говорило наше изобретательное божество, — дыхание Ветинари обжигало шею Гленды, его пальцы скользили по кромке её декольте, — но что это значит на практике? Возможно, у тебя найдётся минутка, чтобы объяснить? Показать?

Гленда не сдержала голодный стон. Да чтоб его! Разве можно так издеваться, когда понятно, что никакой возможности… Хотя, стойте-ка!

Гленда решительно развернула патриция, поставив его на своё место. А затем сама опустилась на колени.

— Что ты… Нет! Не здесь же… — попытался возразить Ветинари, но её рука уже распахнула полы его мантии и ладонь легла на ширинку.

— Мне остановиться? — усмехнулась Гленда, осторожно сжимая вставший, горячий даже через ткань брюк член.

— Да! — потребовал Ветинари. — Нет, — прошептал он, зажмурившись, отвернувшись в сторону, будто сдаваясь, и прижал её ладонь к себе крепче. — Только если ты действительно этого хочешь, — еле слышно закончил он.

— Должна же я убедиться, что с тобой всё в порядке, — хмыкнула Гленда, расстёгивая ширинку.

— О, боги… — Ветинари резко втянул воздух через стиснутые зубы и застонал, когда ладонь Гленды крепко обхватила его член у самого основания.

Он был большим. Не огромным, но достаточно большим, чтобы пришлось придерживать, не давая ему толкнуться слишком сильно. Он был горячим и гладким. Он пульсировал на языке у Гленды и прокатывался по нёбу как крупная спелая клубничина.

Гленда действовала медленно, раскачиваясь с небольшой амплитудой, но Ветинари хватило нескольких движений. Он попытался отстраниться, но Гленда не дала. Она хотела чувствовать его вкус. Вкус был солёным и даже чуть сладковатым, горечи не было. Ещё бы — учитывая, сколько сил она тратила, чтобы сделать питание во дворце здоровым!

Довольная собой, Гленда осторожно вернула одежду Ветинари в пристойное состояние и поднялась. Он качнулся, обнял её и снова прижал к стене. Поцеловал медленно и тягуче. Благодарно и сыто.

— Так это и есть знаменитый фигли-мигли? — спросил он, оторвавшись, чтобы глотнуть воздуха.

— Это немного больше, чем они, — призналась Гленда. — Фигли-мигли я тебе в другой раз как-нибудь покажу.

— Договорились, — кивнул Ветинари, наваливаясь всем весом.

“Раскормила на свою голову,” — подумала Гленда, но возразить не успела — его рука на удивление быстро развязала пояс на её юбке и скользнула под ткань.

— Н-н… — начала было Гленда.

— Мне остановиться? — насмешливо прошептал Ветинари ей в самое ухо.

— М-м, — сил Гленде хватило лишь на то, чтобы отрицательно мотнуть головой — её клитор в этот момент уже был сладко сжат между двумя длинными пальцами, а третий водил по самой кромке. Ветинари и в прошлый раз проделал нечто подобное, и Гленда, лаская себя, повторяла это, но его пальцы ощущались намного приятнее. А затем он просунул руку чуть дальше, и Гленда почти вскрикнула, но в последний момент заглушила звук, уткнувшись Ветинари в плечо. Пальцы у него были удивительные — всего несколько точных движений внутри, и на Гленду накатило освобождающее удовольствие. Не такое сильное, как от настоящего секса, но достаточное, чтобы чувствовать себя счастливой и благодарно целовать наклонившегося к ней Ветинари.

— Это безумие, — устало прошептал он ей на ухо. — Чем больше я от тебя получаю, тем сильнее хочу ещё.

— Я тоже, — согласилась Гленда. — Не знаю, как дотерпеть до ночи. Мы же… Ночью? Да?

— Определённо, — сказал Ветинари уже более привычным для себя тоном и принялся приводить в порядок одежду на Гленде. Она не возражала — ей было слишком хорошо, чтобы заботиться о таких глупостях. — Что ты думаешь о свадьбе в университете? — приглаживая волосы, спросил Ветинари уже совсем светским тоном. — В Главном зале?

— Хм-м… Я думала, мы сделаем это по-тихому, попросим какого-нибудь священника провести быстрый обряд и…

— Я бы не возражал, — вздохнул Ветинари, обнимая её за плечи и вглядываясь Гленде в лицо. — Но люди моего положения, нашего положения, тебе придётся к этому привыкнуть… Без соблюдения определённых ритуалов, таких, как приглашение на свадьбу толпы чванливых идиотов, иногда невозможно обойтись. Помнишь, если я тиран, это ещё не значит, что я могу делать всё, что хочу.

— И какой смысл тогда быть тираном? — хмыкнула Гленда и указала путь: — Если нам на приём к аркканцлеру, то это сюда. Но по дороге сделаем крюк, чтобы пройти мимо зеркала. На втором этаже, если ничего не поменялось, оно должно висеть.

Зеркало оказалось на месте, и Гленда поразилась тому, как пристойно и невинно — учитывая недавние развлечения — они оба выглядели.

— Что ж, если без торжественного приёма не обойтись, пусть будет Университет, — решила Гленда. — Это уж точно лучше, чем какой-нибудь храм. Игры богов меня пугают, а у моих, как выяснилось, покровительниц даже храмов нет.

— Ну, это мы скоро исправим, — твёрдо заявил Ветинари. — Но сейчас я предлагаю договориться с аркканцлером. Не знаю, какие планы были у тебя, но лично я не готов ждать больше месяца.

— У меня вообще не было таких планов, — призналась Гленда. — Ты застал меня врасплох… Ох, надо срочно написать Джульетте! Она не простит, если я не позову её подружкой на свадьбу. Кто будет твоим шафером? Командор Ваймс?

— Определённо нет, — Ветинари криво усмехнулся. — Насколько я понял, тебе всё-таки дорога моя способность, скажем так, доставлять тебе иные радости жизни, помимо материального вознаграждения, а из-за перспективы стать моим шафером — то есть, лишний раз надевать трико и плюмаж — сэр Сэмюэль наверняка захочет оборвать мне все радости жизни под корень. Нет, я склоняюсь к тому, чтобы позвать на эту роль Моркоу.

— О, чудесно! — обрадовалась Гленда. — Ангва определённо будет среди подружек невесты, так что всё в порядке. А что касается Ваймса… — она помедлила, но решилась озвучить свою идею вслух: — Кто-то же должен будет отвести меня… Что в Университете вместо алтаря?

— Кафедра аркканцлера, — хмыкнул Ветинари. — Это хорошая мысль — в таком качестве он вполне может прийти на свадьбу в доспехах.

— Что ж, тогда я его об этом попрошу, — просто сказала Гленда, удивляясь тому, с какой лёгкостью она рассуждает о вещах, о которых и мечтать не могла ещё накануне вечером.

Лишь бы это был не сон! — говорила она себе весь вечер и столько раз щипала себя за запястье, что там появился синяк.

***

На протяжении всего приёма у аркканцлера Хэвлок не переставал себе удивляться. Он прекрасно понимал, что услышь он о подобной… неосмотрительности от кого-то другого, это вызвало бы у него брезгливое пренебрежение. Но применительно к Гленде всё воспринималось иначе. Он прекрасно чувствовал, почему она сделала то, что сделала (тем более, что спровоцировал он её сам), и это вызывало у него радость и даже гордость — она действительно хотела этого. Хотела его и не скрывала своих желаний. А теперь, вежливо, но без всякой робости беседуя с Чудакулли, выглядела поразительно невинной. И лишь в глубине её карих глаз порой вспыхивал предназначенный одному ему огонёк, от которого Хэвлока бросало в жар и появлялось абсурдное желание снова запеть. Будто недавнего представления на площади было недостаточно.

Приём уже подходил к концу, когда Хэвлок наконец ощутил, что владеет собой достаточно, чтобы сделать объявление о помолвке. Гленда, когда он взял её за руку и вывел в центр комнаты, смутилась, но, к счастью, здесь не было никого из тех, чьё присутствие могло бы испортить момент. Ваймс выглядел шокированным, Моркоу и Сибилла — одинаково довольными, а капитан Ангва — самодовольной; в том, что она догадалась обо всём одной из первых, Хэвлок не сомневался. У Чудакулли же было такое выражение лица, будто он лично сосватал Гленду Ветинари, впрочем, возможно что-то такое он о себе и думал — в конце концов, когда-то Гленда работала на него, и именно ему одному из первых довелось понять, какой дьявольски острый ум скрывается за её безобидной внешностью.

В общем, всё прошло благополучно, хоть и несколько утомительно — к моменту возвращения во дворец Хэвлок внезапно почувствовал себя уставшим. Он опасался, что этим разочарует Гленду, но она сама сказала, что валится с ног.

— Но, если ты… — она замялась, и это, в сочетании со светящимися счастьем глазами и заливающимися краской щеками, выглядело настолько мило, что, пожалуй, никаких песен не хватило бы описать. — Если ты не против не идти сразу к себе… В общем… Нам же не обязательно только…

— Я буду рад провести ночь рядом с тобой, даже если при этом мы будем вести себя как почтенная пожилая пара, — прошептал он ей в макушку, пользуясь тем, что в карете они были одни. Он и в этом прекрасно её понимал — сам секс был не так важен, как возможность прикасаться друг к другу, чувствовать уютное тепло.

— Я так скучала, пока тебя не было, — прошептала Гленда ему куда-то в район ключиц.

— Я тоже… — Хэвлоку пришлось прокашляться, чтобы заставить сжимающееся горло производить звуки. — Я тоже очень скучал.

***

Утром Гленда о своей лени пожалела. Они действительно проспали в её комнате как почтенная пожилая пара всю ночь — поверх одеяла, даже не сняв толком одежду. Небольшая печка в углу грела до самого рассвета, и Гленда могла не сомневаться, какому искусному истопнику она этим обязана: рукава рубашки Ветинари были закатаны, а на предплечьях остались следы сажи.

Больше всего Гленде хотелось расцеловать его с утра пораньше и ещё как следует погладить и потрогать во всех местах, о которых она раньше только думала, но, поскольку разбудил её настойчивый стук в дверь, пришлось вместо сладких утренних фиглей-миглей по-быстрому завернуть патриция в одеяло. Будто труп скрываю, мрачно подумала она, приоткрыв дверь на пару сантиметров.

— Срочный клик, мисс! — сообщил новенький и совсем мелкий поварёнок. Гленда лишь кивнула, и парнишка просунул бумажку в образовавшуюся щель с таким видом, будто проталкивал корм в клетку опасного животного.

— Спасибо, — буркнула Гленда, в последний момент вспомнив о хороших манерах, но мальчишка уже унёсся прочь. Она замечала, что среди слуг её с некоторых пор боялись не меньше, чем в городе — патриция, и пока не решила, как к этому относиться.

Она плотно закрыла дверь, дважды провернула ключ и пошла обратно к кровати. Ветинари, так и не выпутавшись из кокона одеяла, пытался сесть.

— Всё-таки над стилем покушений, моя дорогая, вам ещё работать и работать, — проворчал он, высвобождая руку в просвет рядом с головой. — Для удушения, если таков был ваш план, подушка подходит намного лучше, верьте мне.

— Ну что вы, сэр, — отмахнулась она почти на автомате, вчитываясь в текст клика, — я бы и не подумала душить вас подушкой, слишком банально. Я собиралась вас как следует вывялить. Мясо, вяленное в сухом воздухе, отлично хранится и приобретает насыщенный вкус.

— В таком случае, — хмыкнул Ветинари, наконец-то скинув одеяло до пояса и застёгивая верхние пуговицы рубашки, — здесь ощутимо не хватает специй. Боюсь, сам по себе в качестве вяленого продукта я окажусь пресным.

— Мне правда пошутить по поводу пряностей, — фыркнула Гленда, не сдерживая довольную ухмылку, — или сами додумаете нужную двусмысленность?

Она села с его стороны кровати и сделала вид, что хочет помочь ему застегнуть жилет… Когда они расцепились, чтобы глотнуть воздуха, Ветинари с сожалением пробормотал:

— Я был бы рад продолжить, но после такой жаркой — увы, не в том смысле, в каком хотелось бы — ночи мне необходимо принять ванну.

— Мне тоже, — вздохнула Гленда, — и собираться, — она взмахнула полученным кликом. Ветинари вопросительно вздёрнул бровь. — Джульетта приезжает, — пояснила Гленда. — Я надеялась, что успею написать ей письмо, но в Университете такие тайны долго не держатся. Мы ещё нигде не объявляли, а она уже знает и пишет, что приедет из Щеботана сегодня же первым экспрессом. Попросила проверить их дом на Лепёшечной улице. Он около года стоял пустой, а теперь она собирается немедленно там поселиться — с тремя детьми, няней, гувернанткой, экономкой и дворецким. А остальных слуг попросила найти меня и вообще “придумать что-нибудь, чтобы дом был пригоден для жизни”, поскольку это же из-за меня ей “приходится так срочно срываться”. В благодарность она везёт какую-то невероятную ткань для свадебного платья и эскизы от Пепе, так что одной проблемой меньше. Правда, понятия не имею, как я справлюсь с её пустующим домом, наверняка там жуткая пылища и крысы повсюду.

— На Лепёшечной улице живут Ваймсы, — напомнил Ветинари, подавив зевок. — Если ты отправишь леди Сибилле записку с просьбой о помощи, уверен, она не откажет, к тому же, в её присутствии тебе наверняка будет легче получить ключ от дома у поверенного — ему тоже имеет смысл отправить записку. Уверен, Сибилла совсем не прочь послушать новости о светкой жизни Щеботана и посмотреть на модную ткань и эскизы. И вообще — поучаствовать.

— Ага, и в результате мою свадьбу будет организовывать кто угодно, только не я сама? — с подозрением прищурилась Гленда.

— Ты и так организовала немало за последние месяцы, — напомнил Ветинари. — Хотя бы в этом деле можешь с чистой совестью свалить часть обязанностей на чужие плечи. Главное — не забывай проявлять настойчивость, если захочешь от чего-то отказаться. В подобных вопросах, насколько я знаю, подружки невесты могут проявить неожиданно-тиранические качества. А тиран в Анк-Морпорке пока что всё ещё я.

Он подался вперёд, чтобы поцеловать её, затем наконец-то окончательно выпутался из одеяла и встал, оглядываясь в поисках своего длинного верхнего одеяния.

— Как-то подозрительно много ты знаешь о тирании подружек невесты, — хмыкнула Гленда.

— Не забывай, меня растила тётушка, — напомнил Ветинари, застёгиваясь на все пуговицы. — Сама она замужем была лишь единожды, но неоднократно выдавала замуж многочисленных подруг. Как ты можешь догадаться, юный аккуратный племянник, достаточно сообразительный, чтобы донести кольца на подушечке до алтаря, не уронив их посреди прохода, а также не пытающийся оторвать невесте шлейф, перевернуть торт или заявить в разгар церемонии, что ему приспичило в туалет, в такой ситуации — на вес золота. Кстати, тётушке надо бы написать, сплетни наверняка и до неё уже добрались.

— А что если я ей не понравлюсь? — испугалась Гленда.

— Я бы мог сказать, что моя тётушка — женщина редкого ума, так что не понравиться ей у тебя нет никакой возможности, — глаза Ветинари осветились мягкой улыбкой, и Гленда поняла, что ради этого готова предстать перед тысячей придирчивых тётушек, умных или глупых, без разницы. — Но суровая правда, — продолжил Ветинари, приглаживая волосы перед небольшим зеркалом у входа, — заключается в том, что тётя Роберта так давно мечтает сделать из меня почтенного семьянина, что окажись на твоём месте, скажем, командор Ваймс, она и то бы меня не осудила.

Гленда нервно хихикнула:

— Почему Ваймс?

— Поверь, — Ветинари неприязненно передёрнул плечами, будто что-то вспомнив, — ты не хочешь этого знать. Впрочем, возможно, однажды я расскажу тебе, как повстречал таинственного незнакомца на одинокой убервальдской тропе, и он раскрыл мне некоторые тайны мироздания, но это — разговор не на пять минут.

Каким-то шестым чувством Гленда догадалась о чём речь. Эта история интересовала её с того момента, как она услышала о ней от Рега, но встреча с самой Судьбой — и правда не тема для утренней болтовни.

— Я очень рада, что ты решил не ждать год, — прошептала она, подойдя к Ветинари и встав на цыпочки, чтобы поцеловать его в колючую от утренней щетины щёку. — И ещё — я так и не сказала: песня чудесная! У меня слов не хватит, чтобы описать, насколько.

— У тебя — хватит, — твёрдо сказал Ветинари, положив ладони ей на плечи и тоже поцеловав — в лоб. — В качестве свадебного подарка я хочу, нет — я требую! — чтобы ты хотя бы начала новый роман — свой собственный. И никаких переговоров с издателем без моего участия. Сахарисса сошла с ума, если думает, что сможет и дальше платить тебе гроши.

— Не думаю, что она будет долго торговаться, учитывая, какой тиран у меня в литературных агентах, — рассмеялась Гленда.

ЧАСТЬ II. Глава 22

Джульетта воплощала собой первозданный хаос. Гленда искренне порадовалась, что прислушалась к совету Ветинари и попросила помощи у леди Сибиллы. Гостиную джульеттиного дома и пару спален отмыли даже до того, как прибыл экспресс из Щеботана, и теперь, пока они втроём сидели за чаем в этой самой гостиной, остальной дом приводился в порядок силами незаметных, но исполнительных слуг, рекомендованных герцогиней.

Джульетта говорила — без остановки, эмоционально и быстро, что прежде было для неё совсем нехарактерно, будто боялась, что её вот-вот силой оторвут от собеседниц. Впрочем, в какой-то момент Гленда начала понимать, почему.

— …И потом Пепе придумал это платье, в котором, Джуниор, дорогой, не выкручивай брату руку, она ему ещё пригодится, так вот, в котором можно только стоять, и чуть-чуть ходить, но если попробуешь сесть — всё разлетится на кусочки. А этому недоумку из “Куль дё мар” припёрло сделать иконографию на фоне, Гленди, солнышко, не бей брата этой штукой, возьми хотя бы подушку. Мисс Фанс! Отберите, пожалуйста, у Чарли кота! На фоне моря. И он потащил меня на балкон, а я не могла быстро идти и вообще боялась остаться голой, так что я, нет, Чарли, котик не противный, не жуй ему хвост — он не будет царапаться. Так вот, о, обязательно попробуйте это печенье, с твоим, Гленда, дорогая, оно, конечно, не сравнится, но из того, что можно купить в Щеботане, нет, Джуниор, ты уже съел достаточно! В общем, так и получилось, что я на него наорала, и все решили, что это были какие-то грязные приставания, и Трев разбил ему иконограф, и пришлось извиняться, но потом Пепе…

У Гленды взрывалась голова. Конечно, когда-то ей было приятно, что Джу назвала дочь в её честь, но сейчас, когда это имя то и дело проскальзывало в сочетании с просьбами не бить братьев, не сморкаться в шторы и не откручивать уши собаке, это… Запутывало. Как будто всего остального мало! Она чувствовала, что сидит с остекленевшим взглядом, и не понимала, как леди Сибилле удаётся поддерживать беседу с непринуждённым видом, без всякого видимого раздражения или даже напряжения. Ещё учиться и учиться тебе быть благородной дамой, сказала она себе.

Наконец все детские были готовы, няня и гувернантка увели троих юных Навроде наверх, и Джульетта торжественно распаковала коробку с тканями и эскизами. Леди Сибилла улыбнулась, давая понять, что это достойная награда за пережитые минуты хаоса.

Ткани были… Во-первых, они были непохожи ни что, что Гленда видела раньше. Никогда прежде ей не доводилось встречать ткани, которые светились бы сами по себе.

— Экспериментальная партия, — прошептала Джельетта. — Мадам Шарн очень просила тебя выбрать одну из них — они вытканы из волокна тех растений, что капитан Моркоу привёз с Луны, ну, её ещё собираются везде высаживать, чтобы получать электричество. Конечно, им пришлось повозиться, чтобы она не жглась — поначалу было довольно противное ощущение, но проблему решили. Теперь тут отличная изоляция, я специально в одном таком снималась в бассейне, чтобы показать, что совсем не жжётся! Удивительно, да? Мадам сказала, что раз мы получили такие ткани благодаря тебе, тебе первой их и демонстрировать.

Гленда приподняла мягкую тряпочку, сверкавшую и переливавшуюся, будто чистый горный снег под ярким солнцем.

— Это потрясающе, — сказала она. — Но я боюсь, что всё это сияние… Понимаешь, когда речь идёт о твоей талии… То есть, тебе-то такое можно, а вот я…

— О, не волнуйся! — отмахнулась Джульетта. — Пепе знал, что ты так скажешь, он специально сделал на всех эскизах вставки на талии, они темнее — золотые, серебряные, красные или синие. Я бы на твоём месте сделала золотые, они так подойдут к твоим волосам! А что ты скажешь насчёт голубого для подружек невесты? Если ты спросишь моего мнения, то я за голубой, потому что лиловый мне не очень идёт. И госпоже Сибилле… Ой, простите, я такая глупая, даже не спросила…

— Конечно! — тут же вмешалась Гленда,предотвращая неловкость. — Да, леди Сибилла, для меня будет огромной честью, если вы будете среди подружек невесты. Думаю, командор Ваймс не будет против?

Герцогиня расцвела.

— Я с радостью разделю этот день с вами, дорогая, — сказала она так искренне, как, наверное, не смогла бы ни одна другая женщина её положения, тем более почти не знакомая с будущей невестой. Но было в леди Сибилле что-то такое, что заставляло верить каждому её слову. — А что касается моего мужа, — добавила она, явно сдерживая улыбку, — вы просто не представляете, как его обрадовало ваше предложение. Быть посажённым отцом на свадьбе у Хэвлока — о, он выжмет из ситуации максимум удовольствия! Особенно из напутственной речи жениху.

Гленда невольно пожалела Ветинари, но и скрыть усмешку не смогла.

— Тогда, голубой? — неуверенно спросила Гленда.

— Прекрасное решение, — кивнула леди Сибилла.

— И, может быть, синие вставки для меня? — робко продолжила Гленда. — Всё-таки золото это немного…

— В самый раз, — твёрдо возразила леди Сибилла. — Вам нечего бояться, милая. Формы — это прекрасно, тут совершенно нечего стесняться.

— Ой, по поводу стесняться, — встряла Джульетта, — дорогая, мне неловко тебя просить, но надеюсь, ты не будешь возражать — я хотела бы быть в накладной бороде. В конце концов, это часть моего образа, и мадам Шарн очень просила…

Гленде было немного стыдно от того, какой радостью наполнила её сердце эта просьба. Только теперь она поняла, как сильно на самом деле опасалась, что вид Джульетты, способной даже в мешке из-под картошки затмить кого угодно, уничтожит все её, глендины, усилия выглядеть красивой на собственной свадьбе.

— Да, всё в порядке, конечно, — быстро отозвалась она. — Тем более, среди подружек будет Шелли Задранец, она тоже гном. В смысле, просто гном — тоже с бородой.

— Я помню, ты про неё писала! — оживилась Джульетта. — Мне не терпится с ней познакомиться, и с остальными — с капитаном Ангвой и с мисс Нитт, они ведь тоже будут?

— Да, — подтвердила Гленда.

— И надо ещё обсудить меню! — внезапно загорелась Джульетта. — Ты ведь не собираешься, — сказала она с неожиданной суровостью, — подавать устриц? Ты знала, — она перешла на шёпот, — что их едят живьём?! Бедные малютки пищат, пока люди вгрызаются в их плоть — от-вра-ти-тель-но!!! Я ещё могу понять необходимость мяса, но корову или курицу мы, по крайней мере, быстро избавляем от страданий. Но есть вот так, будто кошка дергающуюся мышь…

Гленда никогда не думала об устрицах с этой стороны, но ещё меньше она ожидала такой сознательности от Джульетты.

— Нет, я не планировала устриц, — сказала она быстро.

— Отлично! — Джульетта засияла. — И, если у меня будут брать интервью, я обязательно об этом расскажу, да? Нашему Обществу гуманного питания в Щеботане это очень поможет, ты не представляешь, какие там бывают кулинарные извращения.

Потом они поболтали ещё немного, и леди Сибилла откланялась, явно ощущая, что старым подругам хочется поговорить наедине.

— Ну и как? — прошептала Джульетта с заговорщическим видом, проводив знатную гостью. — Ты и патриций — с ума сойти! Ты уже пробовала, как у него с этим делом? А то вдруг…

Гленда внезапно поняла, что при всём желании посплетничать, не сможет подробно говорить с Джульеттой об этом. Это было слишком… Чисто и свято, чтобы облекать в слова для дружеского трёпа.

— Он потрясающий, — только и смогла сказать она. — Прости, но я не могу это описывать словами.

— Чо, правда? — Джельетта широко улыбнулась, взвизгнула и сердечно обняла Гленду, выдохнув: — Я так за тебя рада!

***

Письмо пришло за три дня до свадьбы. Гленда решила было, что это очередное поздравление. Впрочем, заметив убервальдский штамп, немного занервничала. Как оказалось, не зря. Письмо было от госпожи Марголотты. Она в высшей степени вежливо и пристойно поздравляла Гленду с предстоящим бракосочетанием, вплетя в витиеватый узор пышных фраз нехитрую мысль: а достаточно ли вы знаете будущего мужа, дорогуша?

К письму под благовидным предлогом (что-то о скоротечности жизни и интересе к судьбе соотечественников) прилагалась вырезка из “Сатблатта” о внезапной трагической кончине некого Эмбриона Ржава, молодого аристократа из среды анк-морпоркского дворянства. Мальчишка на иконографии не казался Гленде особенно симпатичным, но, подумала она, это ведь не повод считать, что он заслужил ужасную смерть в горах.

Ей пришлось отложить все дела и на три раза перечитать и письмо, и заметку, чтобы понять, к чему всё это. Выходило, что это нашли потомка Ржавов недавно, но умер он раньше. Нехитрые подсчёты давали понять — именно в то время, когда Ветинари был в Убервальде, причём уже без Стукпостука.

Гленда не могла не признать, что на этот раз удар Марголотты пришёлся в цель. Да, она знала, что Ветинари — выпускник школы Наёмных Убийц, сколько раз они вместе шутили на эту тему! Знала, что он выносит смертные приговоры, впрочем, в последнее время всё реже (а некоторым из тех, кому он их выносил, Гленда своими руками с удовольствием устроила бы отход в мир иной способом куда более болезненным, чем мистер Трупер). Но это… Убийство без суда и следствия. И ради чего? Какие-то политические интриги? Очередная “игра в шахматы”? Гленде было мерзко.

Первым её порывом было немедленно подняться к Ветинари, но — и это было самым ядовитым в письме Марголотты — она действительно задалась вопросом: достаточно ли она знает Ветинари, чтобы поверить в его ответ?

С момента объявления свадьбы прошло три недели, и за всё это время у них не было времени толком побыть вдвоём. Подготовка, даже с участием многочисленным помощников, оказалась сущим адом, а Ветинари гнал вперёд на всех парах, будто боялся… Что она передумает?

Гленда провела в беспокойных раздумьях целый день и в полночь всё ещё сидела на кухне. Традицию ночного нарезания сыра им с Ветинари пришлось оставить в прошлом — теперь, когда Гленда стала невестой патриция, за ней постоянно следили любопытные глаза, и на кухню то и дело кто-то заглядывал. Это её так достало, что она невольно начала с нетерпением ждать, когда сможет передать место шефа своему помощнику, хотя поначалу не хотела этого делать.

К счастью — хотя бы в этом повезло — сегодня её не тревожили. Может, что-то почувствовали, может, устали пытаться подловить и решили, что подлавливать не на чем. Так или иначе, но когда в полночь патриций привычно появился из-за тайной двери, Гленда подпрыгнула на стуле. Она не ждала его. И так не придумала, как заговорить о том, что её волновало. Действительно ли он хладнокровно убил человека просто потому, что тот мешал его планам?

— За весь день — не то что ни одного визита, ни одной записки или чашки какао, — мягко начал Ветинари, по-кошачьи осторожно приближаясь к столу. — Я заподозрил, что случилось что-то серьёзное, но мне доложили, что ты в полном порядке. Что произошло?

Он стоял рядом, и Гленда не смела поднять на него глаза. Она лишь протянула ему листы, присланные Марголоттой, и спрятала лицо в ладонях, не в силах решить, как заговорить об этом.

Несколько минут Ветинари читал. Затем произнёс короткое: “А!”. Затем раздался знакомый стук. Гленда подняла голову. Закатав рукава, Ветинари привычно нарезал сыр. Впрочем, было в его позе что-то странное. Он был неестественно собран, стоял ещё прямее обычного и старательно не смотрел в сторону Гленды.

— Юный лорд Ржав, — наконец заговорил Ветинари, не прерывая своего занятия. — примечательная личность. Если вас интересует его более ранняя биография, вы могли бы поговорить с командором Ваймсом. Сэр Сэмюэль… Скажем так, пристально следил за судьбой Эмбриона и в некотором роде поспособствовал тому, чтобы с юного господина Ржава была снята ответственность по управлению семейным состоянием. Знаете, командор Ваймс — человек свято верящий в Закон, но иногда и его расстраивает, что этот Закон не имеет обратной силы. Например, когда молодые повесы ради увеличения и без того немалого состояния обращают в рабство тех, за кого некому заступиться. Вроде гоблинов. Вы помните, как относились к гоблинам, до того, как вы уехали в Убервальд? Впрочем, скандал с отправкой нескольких сотен гоблинов в Очудноземье на табачные плантации вы, вероятно, пропустили. Как бы то ни было, командора тогда очень расстроило, что юного Эмбриона всего лишь отправили на Фор-Экс. Он был уверен, что наследник Ржавов связан с жестоким убийством молодой гоблинки. Увы, доказательств не было.

Гленда наклонила голову, пытаясь поймать взгляд Ветинари, но патриций продолжал методично нарезать сыр, будто не было в мире предмета интереснее. И говорить тоже продолжал.

— У меня были основания полагать, что немногие оставшиеся ему годы Эмбрион Ржав посвятит общению с разнообразной и оригинальной фауной Фор-Экса, однако, неизвестным для меня образом он смог прийти к взаимопониманию с нашей посланницей на этом континенте и некоторое время назад объявился в Убервальде…

Ненадолго повисла пауза, и Гленда поняла — повествование приближается к кульминации. Похоже, дело не только в убитой гоблинке, было за этим Эмбрионом что-то ещё.

— Я думаю, вы прекрасно осведомлены о том, как…. специфически работает закон в Убервальде. И ещё, я полагаю, вам известно, что даже для такой специфической работы закона необходимо, чтобы к нему обратились. Чтобы к нему воззвали. Чтобы жертва или её законные представители захотели правосудия. Но что делать, мисс Гленда, когда жертва — не более, чем обуза для семьи? Лишний рот в бедной семье, который нужно кормить? Что делать, если за избавление от этой обузы семье ещё и приплатят, чтобы обращение к закону не бросало тень на потомка благородного семейства?

Гленда похолодела. Она догадывалась, что такое может происходить. Слышала истории про исчезнувших детей, особенно девочек. Она-то всегда надеялась, что они просто сбегали от тяжкой доли, и молилась, чтобы они нашли лучшую жизнь. Как же. Не в Убервальде.

Она встала и обняла Ветинари со спины. Он отложил нож.

— В конце концов, — вздохнула Гленда, прижимаясь лбом к его спине, — курицы, которым я, бывало, сворачивала шеи, виноваты лишь тем, что родились курицами. Прости, что не пришла сразу. Я… Растерялась. И, знаешь, я как-то однажды думала — на кухне полно предметов, которые позволили бы не только прикончить человека, но и без улик избавиться от трупа. Так что если ты обнаружишь ещё одного подобного мерзавца…

Ветинари развернулся и обнял её за плечи. Прижался губами к волосам и прошептал:

— К счастью, в Анк-Морпорке у нас для этого есть Закон и Ваймс, и это почти одно и то же.

— Знаю, но мало ли, — упрямо возразила Гленда. — Ты должен знать, что можешь на меня рассчитывать… Не только в хорошем.

— Я тебя люблю, — прошептал Ветинари едва слышно, и Гленда замерла, потому что именно этих, самых важных слов он до сих пор ни разу не говорил. — Пожалуйста, не позволяй ей больше забираться тебе в голову. Никогда.

— Не позволю, — пообещала Гленда и отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо. — И я тоже тебя люблю, если это вдруг было непонятно.

Он усмехнулся и поцеловал её. Гленда успела подумать, что кто-нибудь может ведь и увидеть, а потом решила — ну и пусть видят! Целовать мужчину, который уже почти стал твоим мужем, точно не преступление.

— Пойдём, — сказала она, отступив на шаг и потянув Ветинари за собой. — У меня осталось всего три ночи в комнате кухарки, будет обидно так её и не осквернить.

***

Изгибы тела… Хэвлок и подумать не мог, что они когда-нибудь будут иметь для него значение. Он вырос в убеждении, что красота тела — вещь третьестепенная, а даже если и заходит о ней речь, есть чёткие рамки этой красоты, заданные эфебскими статуями: ничего лишнего, ничего чрезмерного, только мускулы, которые выглядят функционально. Охотники и охотницы, тела, предназначенные для физических упражнений.

Избыток тела с точки зрения классического образования считался вульгарным, а примитивные фигурки народов Очудноземья — непристойными. Тем необычнее были чувства, которые вызывала у него Гленда — он упивался ею, роскошью её избыточной и щедрой телесности. Тело Гленды отличалось от тел классических красоток так же, как еда, которую готовила она, от прочей стряпни. Секс с Глендой превращался в пир из текстур и форм особенно для его собственного голодного и жадного до прикосновений тела.

Обхватывать ладонями налитую, точно спелый фрукт, грудь, стискивать мягкие, но упругие ягодицы, чувствуя, как движутся под пальцами мышцы, скользить по бархатистой поверхности, пробираясь кончиком пальца или языка между тонкими складками, напоминавшими по ощущениям бесподобно нежные глендины десерты — Хэвлоку становилось страшно от того, как сильно его это затягивало. И в то же время он не оторвался бы сейчас от Гленды, даже если бы ему к голове приставили арбалет.

Гленда поощряла его каждым движением и звуком, не стеснялась показать, что и как ей нравится, требовать ещё. В постели она оказалась куда большим тираном, чем патриций мог когда-либо стать в Анк-Морпорке, и, боги, как же это было хорошо. Впрочем, запросто уступать командование Хэвлок не собирался, это было бы слишком скучно. Её клитор он ласкал до тех пор, пока она не начала выворачиваться, рискуя свернуть ему шею, и только тогда он приподнялся на локтях, потянулся вперед, чтобы поцеловать, но оказался мгновенно сметён и распластан на постели.

— Мне… надоело… ждать, — тяжело выдохнула Гленда, оседлав его, и принялась медленно опускаться на дрожащий от напряжения член. Член, интересы которого за более увлекательным занятием Хэвлок в последние полчаса преступно игнорировал, взял управление на себя и подбросил тело резко вверх. Гленда вскрикнула. Какая-то часть Хэвлока испугалась, что это был крик боли, но Гленда опустила на него полный острого удовольствия взгляд и быстро наклонилась за поцелуем. И мир для Хэвлока исчез — осталось ощущение мягких горячих объятий, с каждой секундой становившихся всё теснее, утягивавших в болезненно-сладкую тугую воронку. Хотелось, чтобы это быстрее прошло — слишком ярким было удовольствие; и чтобы не проходило никогда.

Последний аккорд в симфонии ощущений был таким мощным, что Хэвлоку показалось, он ненадолго выключился. Очнулся он от осторожных прикосновений. Пресыщенное тело, похоже, не могло определить, нравится ему пощипывание в районе сосков, или это уже лишнее. Он перехватил ладонь Гленды, устроившейся у него под боком, и прижал её к губам.

Гленда приподнялась на локте. Такого довольного выражения он, пожалуй, ещё ни разу на её лице не видел. Это льстило и парадоксальным образом вливало в тело новые силы, хотя ещё секунду назад он был выжат досуха. Он развернулся на бок и поцеловал Гленду в краешек улыбающихся губ.

— А вы лентяй, сэр, — прошептала она, кашлянув, чтобы справиться с хрипотцой в голосе. — Так затянули, что пришлось действовать самой.

— Виноват, — ответил Хэвлок и тоже вынужден был откашляться, горло, похоже, перенапряглось от стонов. Сам он их не помнил, но ощущал последствия. — В своё оправдание могу сказать, что тут есть и ваша ответственность, мадам, — он положил ладонь ей на талию, в ложбинку с мягкими складочками. Крутой изгиб от пояса к бедру, — он мог бы ощупывать его целую вечность. — Вы так долго скрывали от меня свой лучший десерт… Я просто не мог оторваться!

— Ты! — Гленда вспыхнула и спрятала лицо в ладонях. И не было в этот момент ничего чудеснее, чем сгрести её в охапку, навалиться всем весом и целовать куда придётся: в макушку, в лоб, в локоть, выставленный в шутливой обороне. Кажется, именно эта весёлая возня и называлась "фигли-мигли", но сейчас Хэвлоку было не до лингвистики.

Очень быстро Гленда снова взяла верх, оставаясь при этом внизу — обхватила его ногами и сладко потянулась.

— Если ты ждёшь немедленной компенсации моей лени, — с сожалением вздохнул Хэвлок, — я пока…

— Не напрягайся, — прошептала Гленда. — Я просто… Хочу тебя чувствовать. Ты можешь…

Она не договорила, но её рука скользнула вниз. Хэвлок не был уверен, что из этого что-то получится, но Гленда как-то ловко подалась к нему, расслабилась, чуть сдавила под головкой и втолкнула в себя обмякший член, а затем, осторожно сжав мышцы, втянула его глубже. Это было не так остро-восхитительно, как секс, на короткий миг даже больно, но затем чертовски приятно. Они синхронно и довольно выдохнули. Какое-то время они лежали так, лениво целуясь, а потом Хэвлок почувствовал, что глендино тепло делает своё дело, и кровь приливает к паху.

— М? — заинтересованно оживилась Гленда.

— Тебе не кажется, — Хэвлок медленно подался назад и вперёд, чувствуя, как член становится твёрже с каждой секундой, — что пора бы уже называть меня по имени? Простого "М" недостаточно, дорогая, я отказываюсь на это откликаться.

Гленда смутилась! Боги, она лежала под ним — обнаженная, расслабленная, довольная, он входил в её тело, на котором перед тем не оставил ни миллиметра неисследованным, а она всё ещё стеснялась называть его по имени.

— Ну же, — прошептал он ей на ухо, чуть жёстче двинув бёдрами. — У меня не такое сложное имя. Всего два слога. Или ты предпочитаешь называть меня Леонардом?

Гленда рассмеялась. Вжалась ладонями в его спину, уткнулась лбом ему в ключицы и несмело произнесла:

— Хэв… Хэвлок?

Хэвлок и сам не ожидал, что это так на него подействует. Удовольствие было электрическим, он вздрогнул всем телом и ускорился.

Гленда всё поняла правильно.

— Хэвлок, — повторила она увереннее. — Хэвлок!

Больше подстёгивать его не требовалось. Хэвлок задвигался резко и быстро, так, что дыхание Гленды сбилось, и говорить она уже не могла — только стонать.

Кровать скрипела отчаянно, и Хэвлок начал опасаться, не сломается ли она в процессе… Не сломалась — во всяком случае, пока они с Глендой наслаждались друг другом. Но несколькими часами позже, когда он уже сидел в своём кабинете, а Гленда, светящаяся от счастья и явно хорошо выспавшаяся, принесла ему ланч, она показала синяк на локте. Зловредная кровать выронила-таки несколько досок, когда Гленда ворочалась во сне.

— Пожалуй, я приглашу мастеров Коренного и Рукисилы проверить крепление нашего брачного ложа, — проворчал Хэвлок, целуя ямочку на пострадавшем локте.

— Они ведь оружие делают, — удивилась Гленда.

— Вот именно, — подтвердил Хэвлок. — И очень надёжное.

— Ну, тебе лучше знать, — пожала плечами Гленда и с непередаваемым выражением лица пододвинула ему вазочку. — Я приготовила тебе ягодный мусс, поскольку ты жаловался, что я скрываю от тебя какие-то свои десерты.

— Не знаю, смогу ли теперь смотреть на твои десерты прежними глазами, — поддразнил Хэвлок, не в силах сдержать улыбку. Десерт он, конечно, съел до последней ложки.

ЧАСТЬ II. Глава 23

К Ваймсу её отправил Ветинари. Хэвлок. Боги! Да когда уже она хоть мысленно сможет называть его по имени?! Неужели для этого обязательно чувствовать… Между ногами у Гленды стало горячо, и она сделала глубокий вздох, отгоняя ненужные воспоминания. Она не сомневалась, что нормальный — то есть в кровати и без спешки — секс с Ветинари ей понравится, но не ожидала, что настолько. Теперь она понимала, почему он настоял на свадебном путешествии. Ей поначалу казалось, что это какая-то лишняя условность, но сейчас идея запереться дней на десять вместе с Ветинари там, где их никто не побеспокоит, и не вылезать из постели сутками выглядела очень привлекательной. Возьми себя в руки, строго приказала себе Гленда, увидев своё отражение в витрине. Нельзя же заявляться в Псевдополис-Ярд с таким выражением лица!

На письмо Марголотты, которое Гленда по просьбе Ветинари показала Ваймсу, командор отреагировал именно так, как патриций предсказывал: с возмущённым одобрением. Высказался в том смысле, что не ждал от старого пройдохи такого подарка, и это, мол, большое счастье, что Убервальд — не его юрисдикция.

Они пили чай с принесёнными Глендой булочками, когда в кабинет постучала Шелли и почему-то очень оживилась, увидев Гленду.

— Сэр! — она даже пискнула, будто ей не терпелось приступить к чему-то захватывающему. — Раз уж Гленда, в смысле, леди Гленда сама к нам пришла, может быть, я всё-таки могу ознакомить её с делом того повара?

— Похоже, это и впрямь судьба, — проворчал Ваймс. — Ладно, своди её на его квартиру, только помните, мадам: всё, что вы узнаете от Шелли — строго секретно.

Гленда пообещала, что о деле от неё не узнает даже патриций, Ваймс отмахнулся от этого обещания, сказав, что уж этот-то старый лис и без неё всё знает. На том и распрощались. Идти оказалось недалеко — на улицу Пекарей. Пока они шли, Шелли успела сказать, что расследует дело о странной смерти повара из Гильдии Алхимиков. Всё говорило о том, что старик просто схватил сердечный удар после очередного взрыва, но Шелли заподозрила неладное. Когда-то она сама состояла в Гильдии Алхимиков и прекрасно знала, что повар Наварр — человек редкого спокойствия, и эксцентричные выходки его нанимателей ему всегда были нипочём. Описание, которое дали ему новые члены Гильдии (а её состав регулярно ротировался по причине неизменного пренебрежения техникой безопасности), никак не совпадало с тем, что Шелли про Наварра помнила: нервный и вздрагивающий от каждого шороха — это было не про него! Да и на кухне в его доме, как ей казалось, было что-то странное. Неправильное. Но что именно, Шелли никак не могла уловить.

— Профессиональный повар никогда бы не стал хранить чеснок в таком виде, — сразу сказала Гленда, увидев на кухне посреди стола раскрытый мешок с чесноком, который, к слову, начал уже прорастать.

— Чеснок! — воскликнула Шелли. — Ну, конечно, ты права — у него вообще не должно было быть чеснока! Он же был нугганином. Я помню, как попросила его приготовить крысу с чесноком, и он чуть не прибил меня половником за такое святотатство.

— Нуггане — это у которых чеснок запрещён? — уточнила Гленда. — Насколько я помню, в их список запретов входит ещё и шоколад, но посмотри, — она указала на торчащую из мусорного ведра бумажку, — это упаковка от шоколадных батончиков “Хигс и Микинс”, никак не могу отучить поварят от этой дряни.

— О, я не настолько хорошо знаю, во что верят нуггане, но если у него не должно было быть шоколада, то это странно. Мы нашли у него ночную сорочку, перемазанную шоколадом, будто он обжирался им во сне. Хм.

— Хм, — согласилась Гленда. — Он что, спятил и принялся последовательно нарушать все свои религиозные догматы?

— Или кто-то хотел, чтобы он спятил, — с подозрением в голосе протянула Шелли. — Или хотел, чтобы он подумал, что спятил… Тут есть над чем поразмыслить!

— Что ж, рада была помочь…

Гленда продолжила осматриваться. Несмотря на мрачную судьбу бывшего владельца, кухня ей нравилась. Просторная, но уютная, именно такая, какой должна быть кухня в нормальном доме, чтобы хозяйка чувствовала себя в ней уверенно.

— Этот дом принадлежал ему, или он снимал тут квартиру? — неожиданно для себя спросила она.

— Снимал, — вздохнула Шелли. — Хозяин дома каждый день скандалит, требует, чтобы ему позволили тут прибрать. Думаю, только благодаря этому улики остались на месте — так-то формально не было оснований для подозрений. Но командор Ваймс сказал, что типы, которые приходят в Псевдополис-Ярд с криками и армией законников, сами напрашиваются на тщательное расследование.

— А я могу тут пройтись? — спросила Гленда, выглядывая из кухни в коридор — напротив была просторная гостиная, слева вверх поднималась лестница.

— Конечно, — с готовностью согласилась Шелли. — Ты наблюдательная, может, ещё что заметишь.

Гленде было немного совестно использовать дружбу в корыстных целях, но она оправдывала себя тем, что, во-первых, действительно уже помогла, а во-вторых могла бы помочь ещё больше.

Ветинари давно советовал ей выбрать во дворце комнату, которая станет её кабинетом, потому что “писателю нужно уединение”, к тому же он собирался поручить ей какую-то новую важную и подходящую для жены патриция работу. Но что если вместо кабинета во дворце она обзаведётся домом неподалёку? С доходами от патента она могла себе это позволить, пусть и осталась бы после такой покупки с пустым счётом на какое-то время. Конечно, всё это нужно было толком обдумать и как следует осмотреть дом, но… Что-то внутри Гленды подсказывало — решение она уже приняла.

— Какой здесь адрес? — спросила она, поднимаясь по лестнице.

— Двести двадцать один, — ответила Шелли, следуя за ней. — Дом разделён на две части, мы сейчас в “Б”.

— Улица Пекарей, двести двадцать один “Б”, — повторила Гленда. — Звучит неплохо. Вполне респектабельно.

***

__________

Canon in D (Pachelbel's Canon) — Cello & Piano [BEST WEDDING VERSION]

https://www.youtube.com/watch?v=Ptk_1Dc2iPY

Если ссылка не открывается, загляните ко мне на ВК — группа "55 Гудвин — книги и не только" https://vk.com/fiftyfifthclub.

__________

Косые лучи солнца проходили сквозь витражи Главного зала Незримого университета, расцвечивая пространство разноцветными пятнами. Наверное, это должно было быть забавно — то как лица собравшихся краснели, зеленели или синели в зависимости от того, в какой луч попадали, но на самом деле всё в целом выглядело впечатляюще. Даже пылинки, плясавшие в воздухе, подчёркивали торжественность момента — делали сцену одновременно реальной и сказочной. Гленда уговаривала себя относиться ко всему проще и не приходить в экстатический восторг, но не могла устоять — от красоты зала, ожидавшего её появления, захватывало дух.

— О чём думаешь? — добродушно осведомился командор Ваймс, подставляя ей локоть. — Не решила ещё спасаться бегством от этого старого хитреца?

— Нет, — рассмеялась Гленда. Леди Сибилла предсказала, что её муж непременно об этом спросит. — На самом деле я вспоминала, как впервые сюда попала. Мне было лет девять, наверное, я помогала маме отдраивать полы для какого-то важного собрания.

— Она бы тобой гордилась, — сказал Ваймс с неожиданной мягкостью в голосе, Гленда не подозревала, что он на такое способен.

— Она бы сказала, что я мечу не на своё место, — вздохнула Гленда, проглатывая ком в горле и пытаясь удержать некстати навернувшиеся слёзы. — И что не помешало бы мне быть поскромнее.

— Глупости, — проворчал Ваймс, решительно отодвинул её в сторону от прохода, поднял уже уложенную фату и невесть откуда взявшимся кружевным платочком промокнул Гленде глаза, а потом ещё и приложил его к носу. Видимо, такие навыки появляются у всякого ответственного родителя, подумала Гленда, пытаясь осторожно высморкаться в крошечный клочок ткани. — Может быть, она бы и сказала тебе что-то эдакое — а кому из нас родители этого не говорили? — продолжил Ваймс. — Но в душе она бы совершенно точно тобой гордилась, поверь мне. Возможно, не одобрила бы твой выбор, — он на секунду скривился, — я бы на её месте определённо не одобрил. Но это не помешало бы ей за тебя радоваться.

Гленда слабо улыбнулась и кивнула. Прошептала:

— Спасибо!

— Э-э-й! — громким шёпотом позвала от прохода Джульетта. — Пора!

Ваймс быстро накинул Гленде фату обратно на лицо. Гленда не была уверена, что получилось так же красиво, как когда её раскладывала Джульетта, но внезапно это стало неважно. Она наконец-то почувствовала, что действительно имеет на это право — на красивую церемонию в красивом зале. Что идти под руку с командором городской стражи и по совместительству герцогом Анкским через ряды важнейших городских шишек — это с её стороны не наглость и не самозванство. Она действительно это заслужила.

Она была бы рада любой свадьбе с Ветинари, даже если бы они просто принесли клятвы перед каким-нибудь священником в Продолговатом кабинете, но сейчас Гленда наконец ощутила себя вправе наслаждаться происходящим. Когда-то она драила витражи в этом зале и отскребала грязь с каменного пола, уносясь при этом мыслями в сказки о принцессах в красивых платьях. Теперь она шла по старым камням — сама принцесса в красивом платье, и всё волшебство момента: сияние витражей, прекрасная музыка, гости в дорогих нарядах, кланявшиеся, когда она проходила мимо них, — всё это было для неё. И даже Ветинари, которого она, думая когда-то о принце для Джульетты, сочла староватым для этой роли, выглядел так, что у неё замирало сердце от восторга.

Не то чтобы для свадьбы он разоделся — по-прежнему был в чёрном длинном одеянии, но сейчас по крайней мере это был праздничный чёрный, с затейливой шёлковой вышивкой, которая не бросалась в глаза, но делала черноту таинственно-притягательной.

А ещё Ветинари на неё смотрел. Смотрел так, что глядя ему в глаза Гленда уплывала из реальности — пропадали и цветные витражи, и нарядные гости, и преисполненный торжественности Чудакулли. Гленда порадовалась, что накануне они, как это положено у аристократии, провели репетицию свадьбы. Она тогда боялась, что это испортит впечатление, но теперь — когда нужно было вовремя ответить на вопрос аркканцлера — она хотя бы знала, когда этого вопроса ждать.

Церемония, к её собственному удивлению, прошла благополучно: она произнесла своё “да”, когда было нужно, не потеряв голос и не выкрикнув это идиотически-громко, чего втайне боялась. Никто из них не выронил кольцо, и даже целоваться на публику было не страшно, потому что когда Ветинари её обнимал, весь мир отступал, и страхи исчезали прочь.

***

— Я должна сделать ей подарок, — сказала Либертина. — Просто обязана!

— И какие предложения? — заинтересовалась Электрисия.

— Есть одно, — задумчиво отозвалась Либертина. — Не уверена, что твой отец это одобрит, но, с другой стороны, он сам поручил тебя моим заботам. Пойдём, пора тебе кое с кем познакомиться.

***

Приём по случаю свадьбы вызывал у Гленды гораздо менее позитивные чувства, чем сама церемония. Леди Сибилла и командор Ваймс были единодушны, утверждая, что аристократы по большей части напыщенные дураки, и это оказалось правдой. Какое-то время Гленда развлекалась, наблюдая, как Ветинари и Ваймс, каждый в своей неповторимой манере, заставляют этих господ проговариваться, демонстрируя собственную глупость, но в какой-то момент почувствовала усталость от словесных вывертов и стала искать глазами знакомые лица.

— Пепе! — обрадовалась она, углядев знакомую фигуру. Быстро извинилась перед какими-то не то баронессами, не то герцогинями, и поспешила к столику, за которым Пепе устроился в компании Джульетты, Тревора и, разумеется, Думминга Тупса. Тупс только что ловким жестом подменил бокал шампанского в руке у Пепе бокалом сока.

— Мои поздравления, — церемонно произнёс Пепе, раскланиваясь с шутливо-излишним энтузиазмом. — Выскочить замуж — дело нехитрое, но носить мою одежду с таким достоинством — это не каждая может, тебе сегодня удалось.

Гленде рассмеялась.

— Тебе не кажется, — проворчал Думминг себе под нос, но Гленда его расслышала, — что твоё поведение несколько невежливо. Поздравляю, мисс Гленда, простите, леди Гленда, — тут же добавил он, сопроводив слова коротким поклоном. — И благодарю, что вы выбрали местом проведения церемонии наш университет. Это надолго заняло основной состав научного совета и дало мне возможность провести некоторые важные преобразования.

— Что-нибудь на тему высокоэнергетической магии? — предположила Гленда.

— О, нет. Реформа прачечной, — вздохнул Думминг. — В конце концов, не могу же я один бороться с засильем непарных носкоедов.

— Университет… — с ностальгией вздохнула Гленда. — Я и забыла уже, какие тут бывают проблемы.

— Готов спорить, ты по ним не скучаешь, — хмыкнул Пепе, подаваясь вперёд, чтобы отобрать бокал у Трева.

Свет упал на его лицо, обычно скрытое под накладной бородой и причудливыми деталями одежды, и Гленда вздрогнула, осознав, что именно видит.

— Пепе! — изумлённо ахнула она, не успев сдержать реплику. — Но ты же… орк?

За прошедшие годы она видела достаточно орков, чтобы понять, какими разными они бывают, и научиться отличать их от всех других антропоморфных рас.

— О, прости! — тут же смутилась она, поняв, что прозвучало довольно невежливо.

— За что? — усмехнулся Пепе. — Не вижу ничего оскорбительного в том, чтобы быть орком. Если бы это и правда было так, возможно, это внесло бы некоторую ясность в мою запутанную жизнь.

— А ты сам разве не знаешь? — удивился Трев.

— Пон-нятия не имею, — протянул Пепе и изловчился-таки отобрать у Трева бокал. — Те проходимцы, которые таскали меня с собой первые годы моей жалкой жизни, не потрудились оставить координат, откуда они меня стащили, — он залпом выпил содержимое бокала и оглянулся в поисках следующего.

— Постой, — Думминг перехватил его руку. — Я думал, ты вырос здесь, в Анк-Морпорке.

— Вырос — да, — недобро ухмыльнулся Пепе. — После того, как стал слишком большим, чтобы можно было просить подаяния, завернув меня в лохмотья. Стал слишком уродливым, чтобы приносить прибыль, и они оставили меня в первом попавшемся гадюшнике. А я даже бежал за ними, прикинь. Не то чтоб от большой любви, но, типа… Незнакомое зло страшнее, чем знакомое.

— О, боги! — Думминг произнёс это очень сочувственно и погладил Пепе по спине.

— Не вздумай меня жалеть! — возмутился Пепе. — Я выбрался. Где теперь я, а где они все? Жалкие твари… Кстати, ты знаешь, как сделать так, чтоб младенец на руках у нищенки не заливался слезами? Младенцы они, понимаешь, такие сволочи — всё время норовят заорать, особенно, когда им холодно, жарко, или обосрались. Ну так вот — немного бренди, или ещё чего спиртного, и никаких проблем… — он исхитрился отобрать целый поднос с бокалами шампанского у проходящего мимо официанта. — Так что для меня, дорогой, — он насмешливо посмотрел на Думминга, — поглощение плодов лозы — всего лишь милая детская привычка. Выпил — и чувствую себя как младенец. Ха-ха-ха! — он принялся опустошать бокалы.

— Ну, это многое объясняет, — пробормотал Думминг.

— Иди-ка сюда, — Гленда взяла его за руку и оттащила от столика в укромный уголок. — Вот что, я совершенно уверена: Пепе — действительно орк. И тебе стоит об этом знать, потому что организм у них работает не так, как у обычных существ. У них огромные способности к регенерации, поэтому они не чувствуют, когда что-то причиняет им вред. Но это не значит, что последствий не будет — этого просто никто не знает наверняка, никто не изучал. Натт пытается это делать. Он не врач, конечно, но знания всасывает как губка. Думаю, вам имеет смысл съездить к нему в Убервальд.

— Согласен, — кивнул Думминг. — Однако, последние события внесли некоторую напряжённость…

— У меня есть основания полагать, что на орках это не отразиться. Просто будь сам очень осторожен в общении с госпожой Марголоттой.

— О, я намерен начать с того, что предложу аркканцлеру совершить небольшое путешествие, — ухмыльнулся Думминг. — В последнее время у него скопилось много нерастраченной энергии, и для университета это опасно. В его компании можно не опасаться никаких посторонних влияний — он сам по себе такое влияние, что остальным просто не остаётся места.

— А кто же останется во главе Университета? — забеспокоилась Гленда.

— Не волнуйся, — отмахнулся Думминг. — Казначей может быть не так плох, если своевременно снабжать его пилюлями из сушёных лягушек.

Гленда вздохнула. Если в отстутствие Думминга с Чудакулли в Университете случится очередная мистическая заварушка, отвечать за это будет она. И разгребать, видимо, тоже. Как любил говорить Моркоу: положение обвязывает. По рукам и ногам.

***

Туалетные комнаты со времён, когда Гленда работала в Университете, сильно изменились к лучшему. (Гленда подозревала — стараниями всё того же Думминга). Теперь, несмотря на то, что женщин в университете по-прежнему было мало, на одном этаже с Главным залом появилась большая туалетная комната, предворённая комнатой зеркальной — с раковинами для мытья рук, круглым диваном, обхватывающим колонну в центре, и множеством зеркал в пол.

Гленда укрылась тут, почувствовав, что от бесконечных светских разговоров у неё голова кругом. Она устроилась на диване и прикрыла глаза. Пару минут спустя её ноздри затрепетали от сильнейшего запаха яблочного пирога с корицей. Гленда распахнула глаза — перед ней стояла женщина, чем-то неуловимо похожая на глендину мать: темноволосая, полноватая, властная. Что-то было в ней, что давало понять: за мягкой улыбкой скрывается сокрушительная мощь. Гленде и в голову не пришло считать её одной из гостий, тем более, что гостью в такой одежде — эфебской длинной хламиде, кажется, она называлась тогой — Пепе бы определённо заметил и обсудил со всеми собеседниками.

— Ты — Либертина, — выпалила Гленда, резко поднявшись. — Богиня Яблочного Пирога!

— Верно, — кивнула Либертина. — А ты — моя главная жрица.

— Ветинари… Хэвлок уже начал строить тебе храм, — быстро сказала Гленда, но Либертина остановила её взмахом руки.

— Я пришла не требовать поклонения. Я пришла дать тебе своё благословение, дорогая и… Наверное, это можно назвать подарком. Над Смертью, увы, не властны даже боги, но мы можем с ним договариваться. У него несколько иные отношения со временем. Я попросила его сделать так, чтобы перед уходом твоя мать увидела тебя сегодня. И командор Ваймс прав — она очень гордилась тобой. В глубине души она всегда думала, что ты достойна большего, чем та жизнь, которую она могла тебе предложить.

Гленда не думала, что это подействует на неё так — возможно, сказалась усталость от долгого празднования, возможно — пара лишних бокалов хереса, но она мгновенно разрыдалась. Она не могла даже толком понять, что именно чувствует, казалось, внутри развязался тугой узел или разжалась стиснутая до предела пружина.

Постепенно слёзы отступили. Гленда почувствовала, что ей очень тепло и спокойно и с удивлением поняла, что Либертина её обнимает. Она замерла, не зная, как на это реагировать. Либертина, почувствовав её замешательство, отступила и погладила Гленду по голове. Чувство спокойствия и тепла усилилось, Гленде захотелось потянуться и замурчать, как кошке под солнечным лучом.

— Я не могу обещать тебе безоблачную жизнь, — сказала Либертина, — я даже себе не могу её обещать, учитывая проделки Рока. Но если тебе действительно нужна будет помощь — не стесняйся позвать меня. Я помогу.

— Спасибо, — выдохнула Гленда. — За всё! И за маму, и за… Вся эта история с Хэвлоком, это же..?

— Ну, — Либертина загадочно улыбнулась, — чувство у него зародилось самостоятельно, тут даже Астория не вмешивалась, но потом мы с ней и ещё кое с кем немного… подтолкнули ситуацию.

— Кое с кем — это с Регом? — Гленда тоже улыбнулась, вспомнив, как злилась на него поначалу.

— И с ним тоже, но ты забываешь, что у тебя есть ещё одна покровительница, — Либертина кивнула в сторону, и у Гленды все волоски на теле поднялись перпендикулярно коже (впервые за день она порадовалась, что согласилась на экзотическую интимную депиляцию, которую делала косметолог Джульетты*).

__________

*Второй раз она порадовалась этому следующим утром, ощутив прикосновения Хэвлока с неожиданной яркостью.

__________

Рядом с Либертиной появилось странное создание, будто сотканное из молнии, тонкое и трепещущее.

— Я Электрисия, — сказало создание высоким ломким голосом. — И я тоже хочу сделать тебе подарок: если тебе нужна будет ясность мыслей, позови меня — и я сделаю так, чтобы твой ум стал острым, как клинок наёмного убийцы. Но не злоупотребляй этим — вам, людям, тяжело охватывать реальность, очищенную от иллюзий. Это слишком страшно.

Гленда внутренне поёжилась — она не была уверена, что ей нравится эта информация. Сразу захотелось понять, что именно богиня считает иллюзией, и не являются ли таковой, например, её чувства к Хэвлоку? Или Хэвлока — к ней?

— Не беспокойся об этом, — тут же мягко произнесла Либертина. — Чувства, если ты честна с собой, как раз редко бывают иллюзией. Они могут быть вызваны иллюзией, но сами будут настоящими. Так человек, схватившийся за холодную кочергу, но верящий, что она раскалена, может получить настоящий ожог. Чувства не обманешь, если только называть вещи своими именами.

— Своими именами? — переспросила Гленда.

— Ну, к примеру, не стоит называть любовью жалость, — подмигнула Либертина.

— Да, я поняла, — Гленда смутилась.

— Что ж, думаю, нам пора, — сказала Либертина.

— Постой, — вмешалась Электрисия. — Передай своей подруге Милдред, что она — тоже моя жрица. Скажи ей, что сейчас она моя главная жрица, так что пусть не робеет и не позволяет этим наглым мальчишкам с железной дороги её дразнить. Им же будет хуже…

— О… — Гленда оторопела, такого поворота она не ожидала. — Да, я передам, конечно.

— Ну вот и… — начала Либертина.

— Тц-тц, — раздалось у Гленды из-за спины. Она развернулась и от неожиданности села обратно на диван, но тут же быстро встала и поклонилась. И краем глаза заметила, что Либертина с Электрисией сделали то же самое. А зеленоглазая женщина, чьё неодобрительное цоканье их всполошило, продолжила: — Мои дорогие, это никуда не годится. Разве вы не знаете, что благословения положено давать втроём: три феи, три ведьмы, ну или три богини.

— Мы не думали, что тебе это будет интересно, — нервно отозвалась Либертина.

— О, ну конечно мне интересно! — воскликнула Зеленоглазая. — С этой малышкой мы так резво обставили Рока, я этого ещё долго не забуду…

— Боюсь, он тоже, — будто себе под нос, но довольно громко проворчала Либертина. Гленда похолодела — только гнева самой Судьбы ей не хватало!

— Не волнуйся, — сказала Зеленоглазая и погладила Гленду по щеке. Ощущение было необычное — сердце Гленды наполнилось безрассудной отвагой, захотелось немедленно сбегать до Гильдии Азартных игроков и поставить все свои деньги на зеро. К счастью, её выдержки хватило, чтобы остаться на месте. — Мой подарок заключается в том, что я буду приглядывать за тобой и твоей семьёй. И не дам Року выйти за рамки того, что вам положено испытать. А те испытания, что написаны вам на роду, вы пройдёте без лишних сложностей. Тебе не придётся искать вдохновения в драмах. Но не забывай искатьего в других вещах! — строго добавила она. — Иначе, нам может стать скучно.

— То есть, чтобы не потерять твоего расположения, мы должны тебя развлекать? — прищурилась Гленда. Возможно, это был не тот тон, с которым следовало обращаться к богине, но Гленда не была бы собой, если бы сдержалась.

— Совершенно верно! — обрадовалась Зеленоглазая. — Люблю понятливых. Но ты не волнуйся — я получаю изрядную долю развлечения от твоих историй. Так что тебе не обязательно проживать множество приключений, чтобы меня порадовать, достаточно их ловко выдумывать.

— Но и переживать иногда полезно, — встряла Либертина, — чтобы получить вдохновение.

— Ты не волнуйся, мы тебя, если что, подстрахуем, — встряла Электрисия.

— Обязательно! — пообещала Зеленоглазая, заливисто рассмеялась, и, как показалось Гленде, в вихре этого смеха все трое исчезли.

Какое-то время Гленда приходила в себя, бездумно пялясь в зеркало. Затем вздрогнула, услышав за спиной вежливый кашель.

— Только не заставляй всех опять петь! — взмолилась Гленда, увидев нового визитёра. — Это был чудесный подарок, но…

— Ой, клятье, подарок, — с досадой пробормотал Рег. — Тьфу, я тип забыл, что на свадьбу с подарком надо. Ну ты это, короче, напишешь как-нибудь песню — хит, во! Все будут в восторге. Лады?

— А я не обязана буду её сама петь? — с подозрением уточнила Гленда.

— Не, петь — эт по желанию, — успокоил её Рег.

— Ну хорошо, — Гленда расправила юбку и оглянулась на дверь. — Тогда… Чем я могу служить вашей божественности? — она так и не смогла скрыть сарказм, но Рег, к счастью, не обратил на него внимания.

— Слышь, мы пока за вами, ну, тип смотрели, я короче это… Познакомиться кое с кем хочу, но, тип, по-нормальному, без всей этой божественной хуеты. Ну там, затусить без пафоса с твоей подружкой, сечёшь?

— Джульетта счастливо замужем, — холодно ответила Гленда.

— Да не, я не про неё, — отмахнулся Рег. — Я про ту крутую гномиху — Шелли, вот.

Гленда потеряла дар речи.

— У неё борода — отпад, — продолжал тем временем Рег, — такие прикольные косы, я так не умею. Ну и вообще она крутая, вроде тихая вся — человек, то есть, это, гном мира, все дела, но как чего — одним ударом десятерых положит.

— Этого у неё не отнять, — согласилась Гленда, пытаясь представить последствия подобного знакомства. Она этого не одобряла! Рег выглядел слишком ненадёжным, чтобы желать такой милой девушке, как Шелли с ним поближе знакомиться. — И что ты собираешься делать? — она строго сложила руки на груди. Корсет волнующе натянулся, но собеседник, к Глендиной радости, не обратил на это внимания. — Ты же бог — бессмертное существо. А она — простой гном. Ты разобьёшь ей сердце и исчезнешь в призрачной дали, так?

— Э-э-й, ну я так далеко не заглядывал, хотел сначала просто потусить, — Рег выставил перед собой ладони, защищаясь. — Ну там, сходить пропустить по стаканчику, мож потанцевать, а дальше — как пойдёт. Она ведь тоже может меня послать, я ж не какой-нибудь этот… — он скривился, очевидно вспоминая кого-то из неотразимых коллег-божеств.

Гленда задумалась. С одной стороны, она всё ещё была настроена скептически, с другой — вспомнила, что Шелли до сих пор оставалась одна и даже не взяла никого в пару на свадьбу, хотя могла бы, потому, что ей, по её словам, хотелось встретить кого-то необычного. Отличавшегося от остальных так же, как сама Шелли отличалась от других гномов.

— Ну вот что я тебе скажу, — твёрдо произнесла Гленда. — Я познакомлю тебя с Шелли. Скажу, что ты приятель Джу из Щеботана. Но если из-за тебя Шелли расстроится, то я уж постараюсь, чтобы одна из тех дам, которые меня тут сегодня одаривали, проявила женскую солидарность. Понятно?

— Угу, — Рег сделал несколько быстрых кивков. — Да, понял, без вопросов.

— Ну пошли, — Гленда первой вышла из туалета и на входе обнаружила патриция, со скучающим видом подпиравшего стенку. При виде Рега его бровь недобро поднялась вверх. Гленда закатила глаза, давая понять: “Только не спрашивай меня об этом сейчас!”.

— Нам опять придётся петь? — нахмурился Ветинари.

— Да чо пристали, было-то один раз! — сразу принялся отнекиваться Рег.

— Надеюсь, не придётся, если я исполню очередное божественное повеление, — ответила Гленда и быстрым шагом, так, что платье шелестело и развевалось, направилась в Главный зал.

Знакомство прошло на удивление легко. Гленде даже показалось, она своими глазами увидела искру, которая проскочила между Шелли и Регом, но задумываться об этом она не стала. Схватила за руку Ветинари и оттащила его в самый дальний укромный уголок.

— Я так подозреваю, ты ждёшь объяснений, — сказала она, как только убедилась, что их некому подслушать.

— Признаюсь, потерять из виду невесту в разгар торжества, а затем обнаружить её, выходящей из дамской комнаты в компании весьма сомнительного типа…

— Ты меня ревнуешь? — Гленда не думала, что это так её обрадует, но, сама не зная, почему, расплылась в улыбке. — К этому придур… Кмх, эксцентричному божеству?

— Я ревную тебя даже к Чудакулли и Ваймсу, когда ты с ними заговариваешь, — мрачно ответил Ветинари, — но мне хватает выдержки напоминать себе, что это неразумно.

Гленда растрогалась. Опять же — возможно, в ней всё ещё говорил херес, но она, по привычке быстро оглянувшись и поняв, что совершенно не обязана скрываться, обняла Ветинари и поцеловала его в кончик носа. Это, похоже, выбило его из колеи. Он посмотрел на неё удивлённо, а потом улыбнулся.

— Надеюсь, ты не думал всерьёз, что я позволила бы этому нечёсанному типу, божество он там или нет, к себе приближаться? — прошептала Гленда. — Это, может, для Шелли его лохмы — не проблема, у гномов в бородах и не такое творится, но я бы лично не рискнула здоровьем.

Ветинари, судя по всему, остался доволен её ответом. А затем она рассказала ему о встрече с другими божествами, и это погрузило его в задумчивость до конца празднования. Впрочем, иногда обнимать Гленду и прижиматься губами к её лбу это ему не мешало.

***

Во дворце они оказались уже поздно вечером. Сперва Гленда посмотрела на парадную лестницу как на очередное чудовищное препятствие, отделяющее её от желанного отдыха, но затем кое-что вспомнила — как стояла ровно на том же месте много лет назад, и ладонь её сжимала ладонь Натта, а Ветинари спускался сверху, рука об руку с леди Марголоттой. Могла ли Гленда тогда представить, как всё обернётся…

— Что-то не так? — спросил Ветинари, уже поднявшийся на пару ступенек.

— Лучники, — неожиданно вспомнила Гленда.

— Здесь нет…

— Не сейчас. Тогда.

— Тогда их тоже не было.

Ветинари хмурился. Очевидно, он также устал и мечтал поскорее добраться до постели, но понял, о каком “тогда” говорила Гленда.

— Они не представляли угрозы ни для кого, кроме меня, — прошептала поражённая этой мыслью Гленда. — Они точно не стали бы целиться в тебя и твою спутницу, тем более — вампирам стрелы не страшны. Но и про орков ты наверняка уже знал, что их даже сотней стрел не убьёшь. Я была в тот момент самым слабым звеном, и если бы какая-то стрела…

— Ты преувеличиваешь мои заслуги, — Ветинари явно был польщён. Он спустился к Гленде и притянул её к себе. — С моей стороны это был в главным образом жест вежливости, хоть я и не могу не признать, что первой мыслью, которая пришла мне в голову, когда Стукпостук упомянул лучников, была именно шальная стрела, летящая в твою сторону. Думаю, я приказал бы им уйти в любом случае, но не буду отрицать, что твоё присутствие сделало это насущной необходимостью.

— Что ты обо мне думал тогда? — тихо спросила Гленда, прижимаясь лбом к его плечу. — Что я наглая выскочка, которая посмела тебе указывать?

— Признаться, в тот момент я разрывался между сентиментальными мыслями о счастливых финалах романтических историй и меркантильным сожалением от того, что лучшие в мире пироги уходят от меня под ручку с другим мужчиной.

— Пироги?! — возмутилась Гленда, шутливо стукнув Ветинари по плечу. — Вот, значит, как ты меня воспринимал? Как ходячее воплощение пирога?

— Лучшего в мире пирога, — Ветинари поднял вверх указательный палец. — А также восхитительного жаркого, о котором я в тот момент мог только ностальгически вздыхать.

— Эх, ты… — отмахнулась Гленда и поднялась на пару ступенек, но Ветинари неожиданно развернул её к себе. Их лица оказались на одном уровне.

— Я бы соврал, если бы сказал, что думал о тебе тогда в романтическом смысле, — сказал он, гипнотизируя её взглядом, — но, полагаю, мысли о твоей превосходной готовке были для меня удобной ширмой, позволявшей не замечать того чувства, которое у меня вызвало первое же твоё появление во дворце. Ты ведь не станешь отрицать, что уже тогда между нами было некоторое… Напряжение?

— О, да! Ещё бы — я боялась тебя до чёртиков.

— Только боялась?

— Ну-у… — Гленда задумалась. Возможно, за тем, что Ветинари с первого взгляда вызывал у неё дрожь, действительно стояло что-то большее, чем просто страх. — Может, я и правда неспроста заявилась к тебе со своими пирогами аж целых два раза. Но я не могла позволить себе думать о тебе в этом смысле.

— Как и я — о тебе.

— Ты был несвободен…

— И снова — ты слишком хорошего обо мне мнения. Просто я уже тогда был слишком стар, чтобы позволять себе интерес к столь юным барышням.

— А, то есть, весь успех нынешнего предприятия основан на том, что теперь я не настолько юная?

— Я был бы рад найти достойный ответ на этот выпад, но, боюсь, сегодняшний день отнял у меня слишком много сил, и всё, что я могу — смиренно просить уважения к своим сединам.

Гленда рассмеялась. Поцеловала Ветинари в губы и прошептала:

— Хорошо. Давай уважать седины друг друга — я тоже ужасно хочу спать. Просто эта лестница — этот вид…

— Да. Я понимаю, о чём ты.

— Тогда давай договоримся кое о чём.

— Да?

— Если однажды мы перестанем друг друга вот так понимать, мы будем говорить об этом, ладно? Не молчать, не надеяться, что другой сам поймёт — говорить.

— Я согласен. А теперь — мы наконец пойдём, или мне тебя донести?

— И слечь с больной спиной на месяц-другой? Ещё не хватало! — Гленда потянула Ветинари за собой, и они наконец-то стали подниматься.

— Вот оно, ещё одно прискорбное последствие старости: в брачную ночь ты думаешь о моей спине, — судя по тону, он её явно поддразнивал.

Гленда не собиралась поддаваться на провокацию.

— К чему все эти разговоры о старости? Твоя бывшая подружка была права, и ты пытаешься увильнуть от исполнения супружеского долга? Не рассчитывай. Сейчас, положим, я и сама ни на что неспособна, но утром…

— Хорошо. Я обязательно разбужу тебя страстным поцелуем.

— Вообще-то я мечтала о том, что ты разбудишь меня страстным кое-чем другим.

— О. Что ж, если мне позволено делать это до того, как ты проснёшься…

— Считай, что это вменяется тебе в обязанность.

— Хм. Признаться, от таких разговоров я начинаю меньше ощущать тяжесть прожитых лет.

— А я — не начинаю! Мне кажется, я засну до того, как смогу выбраться из этого платья.

— Не волнуйся, с платьем я тебе помогу с величайшим удовольствием…

И хотя звучало это как приглашение к игре, в спальне он действительно всего лишь помог ей раздеться и подоткнул одеяло на огромной, новой, пахнущей деревом кровати.

Зато утром Ветинари действительно разбудил Гленду самым приятным образом. Если бы упомянутая кровать не находилась во дворце, где патриция в любой момент могли отвлечь какие-нибудь срочные дела, Гленда вообще бы из неё не вылезала.

Но кровать патриция в поезде, пусть и несколько уже, оказалась не менее удобной. И широкая кровать с балдахином, которую для них приготовили в Ланкрском замке, — тоже. Впрочем, Гленда подозревала, что главное удобство состояло в том, как ощущались объятия Ветинари, соприкосновение кожа к коже, сладкое вторжение, чувство заполненности и единения. И всё это это было удобно даже в карете по дороге к очередному красивому горному виду (они проверили).

ЧАСТЬ II. Глава 24

Расследование убийства повара после глендиной подсказки закончилось довольно быстро. Оказалось, с ним сводили счёты соотечественники с далекой родины — из Борогравии, и они действительно довели его до нервного срыва, сыграв на почти фанатичной религиозности Наварра. Впрочем, убийца практически не скрывался и с охотой раскрыл арестовавшему его Ваймсу подробности дела — оказалось, коварный Наварр принудил к браку его невесту, в то время, как тот был в отъезде, и бедная девушка умерла от горя*.

__________

*В Круглом мире похожий случай описал Артур Конан Дойль в повести “Этюд в багровых тонах”. __________

Пока патриций решал, какого наказания заслуживает убийца, действовавший из благородных побуждений, тот скончался в тюрьме от давней болезни. Гленда описала эту историю для “Глашатая Танти” в развёрнутом эссе “Убийство под чесночно-шоколадным соусом” и задумалась о том, что преступления куда увлекательнее романтических историй. Хотя бы потому, что сюжеты у них разнообразнее.

Она осторожно заговорила об этом с Ваймсом, будучи уверена, что командор не одобрит вмешательства писак в жизнь Стражи, однако тот отреагировал с неожиданной благожелательностью. Оказалось, он и сам давно размышлял о том, что отношения детектива и преступника — интереснейший материал для книги.

Гленде хотелось писать о своих друзьях-стражниках, но в то же время она понимала, что некоторые особенности их работы — необходимость следовать разным протоколам и процедурам — могут замедлить повествование. А некоторые так и вовсе не стоит разглашать.

Так на свет появился частный детектив Шеррингфорд Хоуп. Сперва Гленда хотела назвать его Шерлоком (в честь Хэвлока), но решила, что аллюзия будет слишком очевидной, и оставила от первоначального замысла только фамилию, намекающую читателю, что на этого парня все надежды*.

__________

Хоуп — англ. hope — надежда.

__________

Помогали Хоупу друг — вышедший в отставку стражник Киллиан Пёрпл и наблюдательная юная экономка мисс Биттер. Также на страницах появлялись гномиха-иконографистка Полли Здец, готовая ради хорошего снимка пролезть куда угодно, честный, выросший среди троллей репортёр Обержин*, его подруга оборотень-лисица бывшая агатянская шпионка Лунный Свет и персонал закусочной “У Фреда”, где Хоуп и Пёрпл были постоянными клиентами: Тощий Фред, гоблин-подкидыш из графской семьи Сесил и тролль-шеф Д’Этери.

__________

*Обержин — англ. aubergine — баклажан.

__________

Публика, к большому удивлению Гленды, полюбила и романы, выходившие уже под её девичьей фамилией, и героев — настолько, что у каждого появились свои фанаты. И всё это несмотря на то, что в первый год брака времени ей едва хватало на редкие короткие рассказы. Хэвлок, после того, как они вернулись из свадебного путешествия, взвалил на неё сразу два новых дела.

Первым стала Гильдия Наёмных Работников — его светлость заговорил о ней как бы между делом за пятичасовым чаем, на котором они с Глендой договорились встречаться каждый день, как бы заняты ни были.

Это был вечер после возвращения из Ланкра, Гленда ещё пребывала в сладком мареве от десяти дней прекрасного секса и потеряла бдительность. Только этим она могла объяснить тот досадный факт, что не заметила надвигающуюся угрозу. Тем более, что идея, строго говоря, была замечательной: организовать Гильдию, которая будет представлять интересы самой беззащитной части работающих жителей Анк-Морпорка. Да к тому же, по словам Хэвлока, идея принадлежала самой Гленде — Гленде из какой-то другой “штанины времени”, которую Ветинари увидел по милости Рока.

В общем, Гленда не успела вовремя сообразить, что предложение учредить эту самую Гильдию (и посмотреть, рискнёт ли Совет Гильдий отказать жене патриция) несёт в себе существенный изъян: Гильдию после формального учреждения необходимо было на деле создать и возглавить. Гленда проклинала себя за беспечность, а Ветинари — за хитрость следующие полгода, пока не удалось худо-бедно наладить работу так, чтобы глендино присутствие не требовалось для каждой мелочи.

И как будто этого было мало, за всё тем же пятичасовым чаем Гленда (не иначе как в помрачении) пожаловалась Хэвлоку, что забота о тех, кто обеспечить себя работой не может, ведётся в городе абы как. Вот в Ланкре — совсем другое дело, там есть ведьмы, которые занимаются стариками и сиротами. А мировая столица Анк-Морпорк, богатейший город Диска, может предложить самым беззащитным только сдохнуть от холода и голода. Конечно, у Гильдий и разных организаций, вроде Почтамта, есть фонды помощи вдовам и сиротам, но всё это работает так бессистемно, что множество обездоленных остаётся ни с чем. Разве это справедливо?

Совершенно несправедливо! — немедленно согласился патриций и обещал подумать. И уже на следующее день, на торжественном ужине Совета Гильдий учредил Социальную Службу Анк-Морпорка под патронажем… леди Ветинари.

Гленда улыбалась и жалела, что так и не придумала наполнение для перстня, который ей на свадьбу преподнёс лорд Низз, бессменный глава Гильдии Наёмных Убийц. Это был двойной подарок — в том смысле, что один из перстней предназначался жениху, а другой — невесте, и тогда Гленда думала, что подарок жутковатый. Спустя полгода, изнемогая под грузом бесконечного количества задач, она поменяла мнение — очень практичный был подарок. Очень. Она так и сказала об этом Хэвлоку, в ответ на что тот какое-то время изображал искреннее непонимание — “Это ведь была твоя идея, дорогая!” — но потом капитулировал и долго деятельно извинялся. Извинения вышли что надо, спору нет, но обязанностей у Гленды было столько, что она чувствовала себя ломовой лошадью.

На исходе года, однако, всё как-то неожиданно пришло в норму. Как бы ни злилась Гленда на Хэвлока, она никогда не пренебрегала его советами, и вскоре Гильдия и Социальная Служба работали как часы. Их нужно было вовремя заводить и время от времени смазывать, но ежесекундного контроля уже не требовалось. И тогда Гленда почувствовала, что готова снова взяться за роман, на этот раз — детективный.

Как раз в это время в Анк-Морпорк приехала мадам Мизероль, тётушка Ветинари, поздний сын которой собирался вот-вот выпуститься из Гильдии Наёмных Убийц, и Гленда не без злорадства вытягивала из неё всё новые истории о молодости Хэвлока. Истории были весьма увлекательные, а дополненные пояснениями главного героя (не то чтобы он давал их охотно, но Гленда умела убеждать), и вовсе поражали воображение.

Она, под бдительным контролем юристов, заключила с Сахариссой новый контракт. Газетный ритм дисциплинировал и одновременно подгонял её, так что она решилась на публикацию по частям, хоть и сама ещё не определила, кто будет преступником и в чём, собственно, преступление.

Пока читатели “Правды” знали только, что юный Хоуп, едва выпустившийся из школы Гильдии Наёмных Убийц, собирался расследовать таинственные события в мрачном убервальдском замке. О замке ему рассказал омнианский священник, по словам которого там регулярно пропадали гости, а коллега священника, отправившийся составлять каталог библиотеки замка, уже месяц не выходил на связь.

В последнем отрывке Гленда описала приезд Хоупа в Убервальд и познакомила героя (и читателей) с обитателями замка. Предстояло решить, на кого первым бросить подозрение…

Сегодня Гленда неожиданно быстро закончила с делами в Гильдии, а собрание Социальной Службы обещал взять на себя доктор Газон, так что она с чистой совестью отправилась в дом на улице Пекарей. Для начала она сварила себе чашку какао, поднялась на второй этаж, протопила спальню и как следует выспалась. Проснулась, когда уже стемнело, и, в пледе, наброшенном на нижнюю сорочку, отправилась на кухню.

Стоило Гленде спуститься на пару ступенек, и её сковал ужас — из-под двери кухни пробивался свет. Она не могла оставить там лампу — когда она пришла было ещё светло. Не мог это быть и Хэвлок — он бы не упустил возможность забраться к ней в постель. А больше никто в этот дом заходить не имел права.

Гленда внутренне подобралась и быстро прикинула варианты. В кухню вело две двери — одна рядом с парадным входом, напротив двери в гостиную, другая — рядом с лестницей и ближе к чёрному ходу. Можно было выбежать на улицу через чёрный ход, но где гарантия, что в тёмных дворах не поджидает новая опасность? К тому же хорошо бы узнать, что там на самом деле происходит. Может, просто лампа включилась случайно, а она панику разводит?

Гленда осторожно приоткрыла заднюю кухонную дверь… Нет, опасность ей не почудилась! У стола, согнувшись с фонариком над глендиными бумагами, стояла фигура в чёрном — классический наряд наёмных убийц. Гленда не столько испугалась, сколько разозлилась — это кто ж позволил себе покушение на жену патриция? Они себя бессмертными считают?

Позже, обдумывая свои действия, она поняла, что бессмертной, скорее, считала себя она. Ничем иным нельзя было объяснить то, что она не воспользовалась возможностью сбежать, но ворвалась в кухню, схватила стул и, как учил Хэвлок, спинкой врезала злоумышленнику по шее. Тот упал как подкошенный, а Гленда, скинув тапочки, перепрыгнула через него и прямо в пледе выбежала на улицу через парадную дверь.

Улица празднично сияла — фонари освещали свежевыпавший снег. Ногам немедленно стало холодно. Не успела Гленда пробежать и пары шагов по тротуару, как кто-то подхватил её на руки. Она уже согнула колено, чтобы ударить этого второго негодяя по шарам, как нос уловил знакомый аромат, а тело расслабилось в привычных объятиях.

— Хэвло… Поставь, спина! — выкрикнула она невпопад.

— Ты же должна была быть на собрании, — проворчал Хэвлок, опустив её на верхнюю ступеньку и толкнув дверь. — Он хоть жив остался?

— Газон меня отпустил. Наверное, остался, а… Постой… Ты! — до Гленды окончательно дошёл смысл сказанного, и она рассвирепела. — Ты подослал ко мне наёмного убийцу?!

— В своё оправдание могу сказать, что в данном случае он выполнял функции вора. Зайди в дом, простудишься.

— Если я тебе надоела, мог бы попросить развод!

— Не говори глупости! Это всего лишь Родрик, сын тёти Роберты. И я предпочёл бы поскорее его осмотреть. Очень не хотелось бы сообщать тётушке о кончине единственного сына.

— И что, скажи на милость, делал Родрик в моей кухне? Втайне от меня?

Она всё ещё кипела гневом, но не мешала Хэвлоку зайти в кухню и включить верхний свет. С пола доносились стоны.

— Что ж, по крайней мере, он живой, — констатировал Хэвлок и опустился на колени рядом с неудачливым убийцей.

— А мог бы и не быть! Я ведь ударила его стулом, как ты меня учил. Что происходит?

— Будем считать, отчасти его извиняет тот факт, что ты воспользовалась моими уроками, хотя для будущего члена Гильдии Наёмных Убийц всё равно вопиющая небрежность.

— А я говорил, — донёсся с пола страдальческий голос. — Говорил, что хочу пойти в актёры. Дядя Хэвлок, может, вы хоть теперь согласитесь, что мне не место в этой вашей Гильдии?

— Это уж точно…

— Что. Он. Тут. Делает?! Отвечай, Хэвлок Ветинари, или я приложу сковородкой вас обоих, а потом сдам Ваймсу — то-то он порадуется!

— Ну же, объясни её светлости, зачем я тебя посылал, — Хэвлок помог Родрику подняться. Родрик оказался тощим бледным юношей. Гленда вспомнила, что видела его однажды, когда тот приезжал вместе с матерью, но он был неразговорчив и старался держаться в тени.

— Я должен был сфотографировать черновики, — всё так же страдальчески сообщил Родрик, потирая шею. — Сфотографировать черновики романа и найти схему, чтобы узнать, кто убийца.

— Ты сама виновата, дорогая, — обиженно добавил Хэвлок. — Если бы ты честно рассказала, кто преступник….

— Да не знаю я! — взорвалась Гленда. — Не решила ещё!

— То есть, как это не решила?

— Да очень просто. Так, знаешь ли, вдохновение работает — сразу всей картины не видишь. Сейчас вообще получается, что у всех будет алиби, и я не представляю, кто мог бы совершить преступление, и в чём оно, собственно, состояло.

— Но так не бывает, дорогая моя. Либо одно из алиби — поддельное, либо круг подозреваемых очерчен неточно, и есть кто-то неучтённый, вне подозрений.

— М-м, неучтённый… — эта мысль Гленде понравилась.

— Дядя Хэвлок, можно я пойду? — пробормотал тем временем Родрик, продолжая потирать шею.

— Бедный ребёнок! — снова разъярилась остывшая было Гленда. — Посмотри, что ты натворил со своими интригами! — бросила она Хэвлоку и совсем другим тоном, обращаясь к Родрику, добавила: — Может, ты хочешь чаю, дорогой?

— Спасибо, но я бы лучше выпил что покрепче и приложил лёд, — смущённо пробормотал тот. — Я хотел дойти до “Клатчского лабиринта”, они недавно открылись рядом с Почтамтом.

— Возьми мою карету, — предложил Хэвлок будто нехотя. — Скажи кучеру, что я останусь тут до утра. И — да, выпускной экзамен в Гильдии с такими талантами тебе лучше не сдавать. Я сам напишу Низзу и твоей матери на этот счёт.

— О, спасибо! — юноша буквально расцвёл.

— Если ты действительно хочешь стать актёром, я могу написать подруге в Ланкр, — добавила Гленда. — Король Веренс вдохновлён успехом оперы и собирается открыть театр. Моя подруга, директриса оперы, говорит, что этим будет заниматься брат короля, Томджон Витоллер из Дискуса, знаешь его?

— О. О-о! Да, конечно! Это было бы… Спасибо! — Родрик расцвёл и, кажется, забыл даже о больной шее.

— Тогда так и сделаем, — улыбнулась Гленда.

— Не смеем тебя задерживать, — процедил Хэвлок.

Когда юноша ушёл, он повернулся к Гленде.

— Ты что-то придумала, — сказал он, надвигаясь на неё и поправляя плед у Гленды на плечах. — Ты ведь уже знаешь, кто преступник.

— Придумала, — не стала отпираться Гленда. — Но тебе не скажу, — она показала язык. — Будешь знать, как подбивать честных людей проникать в чужие дома.

— Кстати об этом — ты ведь могла просто выбежать через любую из дверей, зачем ты полезла в кухню?

— Должна же я была выяснить, что происходит.

— Любопытство, говорят, сгубило не одну кошку.

— Ну, эта кошка, как видишь, может за себя постоять.

— Хорошо. Я рад, что моим урокам нашлось применение. И всё же… Не будем уходить от темы.

— Не скажу ни слова!

— Ты вынуждаешь меня пойти на крайние меры…

— Крайние меры? Да тебе ещё извиняться и извиняться за тот ужас, который я пережила сегодня.

— Я могу начать извиняться прямо сейчас…

— Пожалуй, но в спальне. В прошлый раз этот стол едва не сломался.

— Согласен.

***

Пару часов спустя, когда Гленда чувствовала расслабленной и растёкшейся по кровати, словно кусочек масла на горячей сковородке, она всё же призналась:

— Я подумываю сделать главным виновником того самого священника, который отправил Хоупа в этот замок. Представь, если все обитатели — мрачные и зловещие окажутся ни при чём. Правда, пока я не знаю мотивов и не представляю, как он это провернул…

— Он мог бы быть вампиром, — предположил Хэвлок. Голос у него был сонным и довольным. — Священник-вампир, что может быть парадоксальнее? Или вервольфом.

— Хм, это интересно. Я подумаю об этом, — Гленда развернулась и поцеловала его в кончик носа. — Спасибо за идею. Хотя я предпочла бы, чтобы ты вдохновлял меня без избиения невинных юношей.

— Он сам виноват, — пробормотал Хэвлок, притягивая её к себе и зарываясь ладонью в глендины волосы. — Следовало предупредить меня, что он настолько плох.

— Думаю, он пытался на это намекнуть, когда говорил о профессии актёра, — фыркнула Гленда.

— Но, дорогая, кто обращает на такое внимание. Все безмозглые юнцы только и думают о какой-нибудь подобной глупости — сцена, слава, поклонники… Это ведь не повод их слушать.

— То есть, ты считаешь, что лучше него знаешь, какая профессия ему подойдёт, просто потому, что ты старше?

— Ну разумеется.

— Знаешь что! — Гленда даже приподнялась на локте, так её возмутило это заявление. — Когда у нас будут дети, профессию за них ты выбирать не будешь.

Молчание, которое было ей ответом, подсказывало, что Хэвлок услышал в этом высказывании больше, чем Гленда в него вкладывала.

— А что если их не будет? — хрипло спросил он наконец. — Мне уже немало лет, и… Ты очень расстроишься?

— Знаешь, если их не будет, то скорее потому, что со мной что-то не так, — ответила Гленда со вздохом. — Когда-то я думала, что это потому что Натт… — она прикусила язык, поняв, что в постели с одним мужчиной не очень-то здорово вспоминать другого. — В общем, я к этому готова. У нас хорошая жизнь. И да — я бы хотела детей, но если их не будет, я не стану рвать на себе волосы. И уж конечно твой возраст тут ни при чём. Иди сюда…

Она обняла его за плечи и развернулась на спину. Втянула Хэвлока в долгий поцелуй и почувствовала, что вопреки недавним словам о том, что он выжат и ни на что больше не способен, Хэвлок был готов продолжать “извиняться”.

И если до этого “извинения” были бурными и предварялись мучительно-долгими ласками, сейчас он просто скользнул в неё, мягко, привычно. Было в этой привычности что-то невыносимо сладкое, уютное. Спокойные мерные движения не вышибли ей все мысли разом, как это бывало чаще всего, и Гленда продолжала думать о словах Хэвлока. И о своих собственных. Да, её жизнь ей действительно нравилась, но она вспоминала те разы, когда думала, что беременна — после первой ночи и ещё пару раз за прошедший год — и понимала, что действительно хотела этого. Хотела частичку него внутри себя. Уменьшенную копию любимого человека, о которой можно будет заботиться и чему-то учить. Хотела увидеть, каким отцом будет Хэвлок.

Это желание росло с каждым его движением, затопило Гленду и не давало расслабиться и отвлечься так долго, что едва ли не впервые Хэвлок не дождался её и кончил первым. Почувствовал, что вышло слишком рано, досадливо поморщился, приподнялся и положил ладонь ей между ног. Его пальцы ещё не успели проникнуть между складками, как Гленда вдруг поняла — получилось. На этот раз получилось. Она не могла бы объяснить, откуда это знает, но могла поклясться, что именно сейчас это происходит — в ней зарождается новая жизнь. От облегчения она наконец расслабилась и, вскрикнув, кончила от первого же осторожного прикосновения к клитору.

Потом они долго лениво целовались, и, хотя не сказали об этом ни слова, что-то подсказывало Гленде — Хэвлок тоже почувствовал, что что-то изменилось.

Часть II. Глава 25

— Сэм!

Голос Сибиллы вырвал Ваймса из сладкой вечерней дрёмы. Он неожиданно для себя прикорнул в курительной комнате, так и не дойдя до кровати, а теперь, судя по тону Сибиллы, добраться до спальни предстояло ещё нескоро.

— Да, дорогая, — он постарался подавить зевок.

— Мне доставили записку от доктора Газона. Он пишет, что Гленда рожает, а Хэвлок наотрез отказывается от неё отходить. Я хочу, чтобы ты пошёл во дворец и вразумил его, возможно, в твоём присутствии он быстрее поймёт, что некоторые моменты женщине проще переживать без присутствия мужа. И вообще, я уверена — ему не помешает поддержка.

— Очень сомневаюсь, что он станет меня слушать, — проворчал Ваймс, но принялся приводить в порядок одежду. В некоторым вопросах с Сибиллой лучше было не спорить.

Как он и подозревал, делать ему во дворце оказалось совершенно нечего. По словам одной из служанок, сновавших туда-сюда по поручениям доктора Газона, “леди Гленда заявила, что это он, то есть, его светлость с ней такое сотворил, и пусть только попробует теперь отлынивать — она не собирается расхлёбывать этот ужас одна”.

Ваймс устроился на стуле в приёмной у Продолговатого кабинета и с чистой совестью проспал несколько часов. Разбудил его голос патриция. Кажется, тот интересовался, что командор тут забыл в такую рань.

Ваймс продрал глаза. Патриций стоял перед ним. Один. В руках у него белел свёрток.

— Мисс Гленда? — выпалил Ваймс, подумав худшее.

— Отдыхает, — хрипло отозвался патриций. — С ней всё хорошо. Доктор Газон сказал, что роды были образцово-лёгкими. Кажется, моя жена с ним не согласна, но сейчас, к счастью, всё уже позади. И к счастью, у неё было недостаточно сил, чтобы запустить в доктора подсвечником. Точнее, чтобы попасть с необходимой точностью.

— А почему… — Ваймс не договорил, лишь кивнул на свёрток в руках у Ветинари.

— Не могу же я оставить ребёнка без присмотра, пока Гленда спит, — раздражённо ответил Ветинари, будто Ваймс сморозил несусветную глупость.

Выглядел патриций необычно — в свете занимающегося рассвета Ваймс только теперь начал это замечать. Он был ссутилившимся, ошеломлённым и подавленным.

— Зачем я сюда пришёл? — спросил он, хмурясь.

— Вам бы выпить, сэр, — предложил Ваймс.

— Верно. Да, я шёл за бренди, — кивнул патриций и уверенно зашагал в кабинет.

— Хотите, я позову няню, чтобы она взяла ребёнка? — осторожно предложил Ваймс следуя за ним.

— Что?! — патриций резко развернулся и смерил Ваймса таким гневным взглядом, будто тот по меньшей мере предложил сбросить ребёнка с крыши. — Ты предлагаешь мне отдать своего ребёнка в руки чужим людям, когда она такая…

Он снова развернулся, дошёл до своего кресла и медленно опустился в него, осторожно придерживая свёрток.

Ваймс не знал, где Стукпостук хранит бренди, поэтому просто сел напротив патриция. Выглядел Ветинари ненадёжно, и Ваймс подумал, не спятил ли тот часом.

— Что мне делать, Ваймс? — спросил Ветинари после долгого молчания таким потерянным голосом, что версия о помешательстве в голове Ваймса только укрепилась.

— Сэр? — настороженно спросил он.

— Она же крошечная, Ваймс! — воскликнул патриций. Свёрток издал недовольный вздох. — Крошечная, — повторил Ветинари шёпотом. — Совершенно беззащитная! Такая маленькая…

Ваймс отвернулся. Он мог вынести многое, но не то, каким взглядом смотрел патриций на ребёнка в своих руках. Это было что-то слишком… личное. И потом, даже пары секунд вида патриция Анк-Морпорка с растерянным и беззащитным выражением лица было для Ваймса более чем достаточно. Кажется, он начинал понимать, в чём дело. Какое счастье, подумал он, что когда родился юный Сэм, он, Ваймс, был слишком измотан, чтобы осознать то, что теперь, похоже, осознавал патриций. Когда он очнулся, Сибилла уже выстроила целую систему заботы о ребёнке, и Ваймсу в этой системе отводилась не самая значительная роль. Он безропотно принял на себя те обязанности, которые Сибилла на его возложила — брать ребёнка из её рук или рук очередной Мэри или Эммы, когда это дозволялось, наблюдать за купанием и читать на ночь, когда ему было сказано.

Патриций Ветинари представлял собой совсем иной случай. Этот человек привык к тому, что именно он всем распоряжается, всё контролирует, и теперь осознание свалившейся на него ответственности, похоже, придавило беднягу к земле с силой взбешённого тролля.

— Что мне делать Ваймс? — повторил патриций. — Не могу же я не спать двадцать четыре часа в сутки. Но, кто, если не я…

— Для начала неплохо бы вам выпить, сэр, — мягко предложил Ваймс. — Где здесь бренди?

Ветинари кивнул на шкаф, стоявший у стены, затем мотнул головой и встал. Затем снова сел.

— Там небольшой замок под ручкой, — вздохнул он, очевидно не без внутренней борьбы раскрывая секрет. — Поверните колёсико трижды вправо, дважды влево и снова вправо.

К собственному удивлению Ваймса, брать в руки бутылку с бренди и наливать двойную порцию в бокал патрицию оказалось совсем не сложно. Он просто не мог думать о выпивке, когда с Ветинари на его глазах творилось такое.

Ветинари осторожно выпростал левую руку из-под свёртка, не глядя на Ваймса взял бокал и, поморщившись, залпом его осушил. И лишь после этого в замешательстве посмотрел на Ваймса и на бутылку в его руке.

— О, сэр Сэмюэль, прости. Я не должен был просить тебя…

— Всё в порядке, сэр, я не впадаю в неистовство при виде алкоголя, иначе не пережил бы ни одного из этих гадских аристократических сборищ. Вам налить ещё?

— Нет, — наконец в голосе Ветинари появилась прежняя твёрдость. — Нет убери это. Не хватало ещё напиваться с ребёнком на руках.

— Как скажете, сэр.

Ваймс спрятал бутылку на прежнее место.

Когда он вернулся к столу, патриций снова смотрел на ребёнка. Ваймс рискнул подойти ближе и заглянуть в кокон из одеяльца. Боги! Ваймс полагал, что до определённого возраста все дети выглядят милыми ангелочками (даже если по сути являются мелкими пакостниками), но личико в пелёнках милым не выглядело. Это была сосредоточенная на сосании пальчика, нахмурившаяся копия лорда Ветинари — с его выдающимся носом и бровями, похожими на крылья хищной птицы. Казалось, ей снится как минимум заседание Совета Гильдий, и она очень недовольна собравшимися. Да и маленькой, на взгляд Ваймса, она не была — Сэм при рождении определённо был меньше, а эта девочка выглядела довольно крупной. Бедная Гленда!

— Кхм, сэр, — начал Ваймс осторожно. — Я мог бы усилить охрану дворца, если вам так будет спокойнее. И устроить ловушки в садах и в коридорах, ведущих к вашим покоям. Конечно, у вас уже есть ловушки…

— О, боги, это детская головоломка, а не ловушки, — поморщился Ветинари. — О чём только я думал, следовало бы заранее… Но что ж теперь. Нужно действовать. Да, Ваймс, ловушки. Лорд Низз жаловался, что немало его лучших выпускников оставили профессию после попыток проникнуть в твой дом.

— Да, сэр, насколько мне известно, это правда, сэр.

— В таком случае, я поручаю тебе как можно быстрее оборудовать дворец ловушками. Самыми современными. И ещё дом на улице Пекарей. У меня есть туда тайный проход из дворца.

— Я догадывался, сэр.

— Там тоже нужно будет поработать.

— Так точно, сэр.

— Но не так, чтобы в эти ловушки попался кто-то из нас, Ваймс!

— Разумеется, сэр.

— Или любопытный ребёнок.

— К тому времени, как она начнёт ходить, мы всё обновим, сэр.

— Замечательно.

Какое-то время они молчали.

— Ваймс? — Ветинари вскинулся и снова посмотрел на Ваймса беспомощно. — Это когда-нибудь пройдёт?

— Сомневаюсь, сэр, — честно признался Ваймс. — Просто… Надо научиться жить с этим. Как игнорировать страх в пылу схватки.

— Только эта схватка — вся оставшаяся жизнь, — мрачно отозвался Ветинари, уставившись в пространство перед собой невидящим взглядом.

— Вы бы поспали, сэр, — мягко предложил Ваймс. — После этого полегчает, точно говорю. Я подежурю у вашей спальни, если хотите.

— А ты сам? Ты спал? — по лицу Ветинари было заметно, что предложение кажется ему крайне соблазнительным.

— Отлично выспался, сэр! — отрапортовал Ваймс и не покривил душой — жизнь стражника научила его прекрасно восстанавливаться, даже если спать пришлось сидя. Собственно, он мог бы отлично выспаться и стоя, и патрулируя улицы под дождём, так что ночь на стуле в тёплом сухом помещении считалась в его понимании роскошным отдыхом.

— В таком случае я действительно лучше пойду, — пробормотал патриций. — Нехорошо, если Гленда проснётся одна.

— Да, сэр, — согласился Ваймс и, не удержавшись, спросил: — Вы уже придумали имя, сэр?

— Я предлагал Гленде назвать дочь в честь её матери, — ответил патриций, медленно бредя по коридору и по-прежнему не сводя с дочери взгляда, — но Гленда сказала, что у её матери была не самая счастливая судьба, и дочери она такой не желает. Мы назвали её Робби, в честь моей тётушки. И Августой — в честь глендиной бабушки, с которой я имел честь быть знакомым. Роберта-Августа. Надеюсь, когда она вырастет, ей понравится. Говорят, бывают дети, которые не выносят свои имена.

— Случается, сэр, — согласился Ваймс. — Тут заранее не угадаешь. Во всяком случае, я думаю, у неё к вам будет меньше вопросов, чем у сына Моркоу и Ангвы к родителям.

— Кажется, они назвали его в честь приёмного отца Моркоу?

— Так точно, сэр — Фаундер Айронфаундерссон.

— Фаундер* — в этом есть определённая игра слов, не так ли? Учитывая, что ребёнку передались таланты капитана Ангвы в… поисках пропавшего.

__________

*Founder — англ. “основатель”. Корень found (основывать) входит в фамилию Моркоу — Ironfoundersson — Железобетонссон. Я не нашла в книгах упоминания имени приёмного отца Моркоу, так что Фаундер — это моя придумка. Что касается игры слов, Ветинари намекает на то, что found — это также причастие прошедшего времени от глагола find — находить, т. е. найденный, а Фаундер в данном контексте может быть понят как “тот, кто находит”.

__________

— Возможно. Как по мне, это в стиле Геральдической палаты, будь она неладна, простите мой клатчский, но Моркоу нравится.

— Не сомневаюсь, — впервые за это утро на губах Ветинари появилась привычная язвительная усмешка.

Они остановились у двери спальни.

— Спокойной ночи, сэр, — сказал Ваймс.

— Сэр Сэмюэль, — Ветинари поднял на него глаза. — Я редко говорю это, во всяком случае, в такой манере, в какой ты счёл бы это… желательным. Но сейчас, пожалуйста, поверь, я говорю искренне: спасибо.

— Рад помочь, сэр, — кивнул Ваймс.

Ветинари кивнул в ответ и скрылся за дверью.

***

Даже во сне Гленда выглядела уставшей. И после того, через что она прошла — не удивительно. Не зря он не подчинился доктору Газону и остался. Это определённо нужно было видеть, чтобы понимать, чего стоит рождение ребёнка. Нет, он и прежде знал, что это долгий и тяжёлый процесс, но знать и видеть — вещи совсем разные. Если теперь Гленда скажет, что больше она детей не хочет, он не то что не посмеет возразить, он сам побежит покупать изделия Сонки.

Хэвлок осторожно распеленал дочь, устроил её в середине кровати, избавился от пропахшей потом и кое-где перемазанной кровью одежды и наконец лёг под одеяло к Гленде сам. Она почувствовала его сквозь сон и потянулась к нему, едва не перекатившись на дочь. Пришлось повозиться, чтобы возвести на краю кровати баррикаду из подушек, зато после этого можно было устроить Робби под правой рукой и притянуть Гленду к левому боку. Она обняла его во сне и улыбнулась. И Хэвлок впервые за сутки почувствовал, что может расслабиться.

Возможно, онпереборщил, заставив Ваймса охранять дверь спальни, но сопение у правой подмышки наполняло его сердце дрожью и заставляло верить, что никакая предосторожность не лишняя.

Гленда тоже завозилась, подтянулась выше и поцеловала его в шею. Прошептала:

— Хорошо, что ты не ушёл.

Хэвлок погладил её по плечу, поцеловал в лоб и позволил себе отключиться.

***

Гленда проснулась от детского плача и поспешила взять дочь на руки. Хэвлок завозился во сне и приоткрыл один глаз.

— Спи, — строго сказала Гленда.

— Мн-сл-о-ра-т, но я-н-н… — пробормотал он и спрятался от утренних лучей под подушкой.

“Мне следовало бы возразить, но я не буду” — расшифровала Гленда и порадовалась — наконец-то! С рождения Робби прошёл месяц, и всё это время Хэвлок старательно брал на себя обязанности няни при любом удобном случае. У Гленды грудь распирало от молока, она едва успевала его сцеживать, но ощущение было такое, что ребёнок чаще ест из бутылочки, потому что “тебе нужно восстановить силы, дорогая, я её возьму”. Честное слово! Как будто она в одиночку выиграла битву с какими-нибудь глубинниками или д’рыгами. Иногда ей казалось, что Хэвлок воспринял процесс родов слишком близко к сердцу (а иногда — что он решил, будто лично произвёл Робби на свет).

Она покачивала дочь, мгновенно присосавшуюся к груди, а в голове вспыхивали рассказы Хэвлока — о том, сколько ловушек они с Ваймсом установили во дворце и в доме на улице Пекарей, о том, что он выдал Лиге Женинизма значительную сумму из личных средств, потому что “нельзя же выпускать дочь в мир, где некоторые до сих пор считают, что кусок плоти между ног обязан давать преимущество обладателю”, и о том, что к зиме Продолговатый кабинет нужно будет утеплить, иначе Робби будет холодно.

— Боги мои, — прошептала Гленда, вглядываясь в сосредоточенное крохотное личико, — тебе всего месяц, а ты уже трижды участвовала в собрании глав гильдий. Что будет дальше?

Брать дочь на собрания было не её идеей, но, похоже, Хэвлок считал, что всякий момент, когда он не держит ребёнка на руках, прожит зря, поэтому глав гильдий он принимал, покачивая Робби или даже давая ей бутылочку. И горе тому несчастному, на чьём лице появлялась хотя бы тень сомнения в том, что такое поведение нормально. Впрочем, это вызвало одобрение всех женщин, а их среди глав гильдий за последние годы прибавилось.

Робби на руках у Гленды успокоилась, и она осторожно переложила её в кроватку, где её сон охраняли Мистер Умник и Мистер Шатун — вычищенные, как следует заштопанные в протёршихся местах и с новыми ленточками. Хэвлок, дай ему волю, всё время держал бы ребёнка под боком, но Гленда надеялась, что жизнь скоро вернётся в привычную колею, а значит, неплохо бы заранее приучить дочь спать отдельно. А ещё нужно было наконец написать Агнессе и попросить прислать те травы, о которых она говорила. В чём-то Хэвлок был прав: Гленда и подумать не могла, что захочет повторить опыт деторождения в ближайшую тысячу лет, но и смиряться с постоянным присутствием в своей жизни изделий Сонки не собиралась.

В дверь поскреблись хорьки — живая часть глендиного герба. (Гленда назвала девочку Умницей, Хэвлок хоря — Блестером. Гленда догадывалась, что последнее как-то связано с Мокристом, но решила не уточнять). Их забрали из Геральдической палаты и поселили на улице Пекарей после того, как Ангва пообещала сделать из них боевых охранных животных. Злоумышленников они пока не ловили, но на приёме по случаю рождения Робби, который пришлось по каким-то (явно устаревшим!) правилам приличия устроить всего неделю спустя после этого самого рождения, Умница, сидевшая у Гленды на руках по аристократической моде, тяпнула лорда Силачию за палец. Гленда была ей за это благодарна — с тех пор у остальных лордов поубавилось желания вторгаться в глендино личное пространство.

Гленда открыла дверь и шикнула на хорьков. Те понятливо притихли и шмыгнули в кроватку к Робби. Было ли дело в воспитании Ангвы, или в пропитывавшей город университетской магии, но хорьки были необыкновенно понятливы — гораздо более понятливы, чем среднестатистическая кошка или собака и уж тем более обычный дикий хорёк. Они стали для Робби прекрасными пушистыми няньками, и даже терпеливо сносили, если их тянули за хвост или тыкали пальцем в глаз.

Робби, обложенная пушистыми тельцами с двух сторон, уснула, и Гленда скользнула обратно под одеяло, но спать уже не хотелось. В голове который день роились рифмованные строчки, и Гленда сдалась — похоже, свадебный подарок Рега нагнал-таки её, и теперь придётся записывать песню. Она вытащила из прикроватной тумбочки блокнот с карандашом, села так, чтобы боком чувствовать прикосновение Хэвлока (тот вынырнул из-под подушки и устроился головой у Гленды на животе) и принялась писать: о том, что его объятия — её крепость, о том, что они идут рука об руку через плохое и хорошее, о том, что если она падает, то поднимается благодаря ему.

Мелодия, которая при этом возникала у Гленды в голове, была странной и какой-то нездешней. Она напоминала те песни, что пели когда-то для неё под окном кухни нанятые Хэвлоком музыканты. Благодаря Шелли (точнее, её особым отношениям с Регом) они уже знали, что эта группа — из какого-то другого (Круглого — этого они так и не смогли понять) мира. А ещё знали, что второго пришествия Музыки Рока опасаться не стоит, хотя оно вот-вот случится. Рок или не рок, но что-то необычное было в мелодии, заполнившей Глендину голову. Увы, записывать ноты она не умела. Пришлось вылезать из тёплой постели и искать бес-органайзер, чтобы напеть ему получающуюся песню.

— Неужели отплатишь мне и выступишь перед публикой? — усмехнулся Хэвлок, когда она закончила.

— Подслушивать неприлично, — проворчала Гленда, откладывая органайзер и ныряя ниже под одеяло. — Но нет, петь на публику — это точно не для меня. Джульетта давно думает сменить работу, говорит, ходить по подиуму на этих безумных каблуках становится с каждым годом тяжелее. Отдам песню ей и тем ребятам, которых ты отправлял ко мне с серенадами. Думаю, должно хорошо получиться.

— Пожалуй, — согласился Хэвлок. — Но лично я хотел бы слышать, как это исполняешь ты — для частного прослушивания.

Гленда почувствовала, что заливается краской. Обняла Хэвлока за плечи, так, что его голова оказалась у неё на груди, и принялась едва слышно мурлыкать ему на ухо. Она не видела его лица, но чувствовала, что он улыбается.

***

Джульетта Навроде вышла на сцену. На ней было короткое кольчужное платье, открывавшее непозволительно много ног, но менеджер музыкального фестиваля — пришелец из Круглого мира мистер Коллинз утверждал, что для поп-музыки так положено. “Отцы города” наверняка подадут жалобу, но у Хэвлока был козырь — благословение самого бога музыки.

Не то чтобы ему действительно хотелось устраивать этот фестиваль, но он согласился с мыслью, что подобные мероприятия “носят объединяющий характер” и “создают мирную альтернативу футбольной толкучке”, которая, как ни крути, объединялась на основе противостояния. К тому же фестиваль способствовал денежному обращению, а этот фактор всегда был для Анк-Морпорка решающим.

И всё же на сцену для торжественного приветствия он сегодня не пошёл — предпочёл смотреть представление из окна. Хотел взять с собой Робби, но вынужден был признать, что громкие звуки вредны ребёнку.

С момента её рождения прошёл почти год, и он наконец примирился с тем, что изредка можно оставлять ребёнка на попечение надёжной няни — бывшей няни Ваймсов, Пьюрити Вилликинс. К тому же сэр Сэмюэль вызвался охранять юную мисс Роберту лично и смотрел при этом так, что Ветинари не мог ему отказать: охрана единственной дочери патриция — определённо благовидный предлог, чтобы не идти на так называемую “афтепати”, что бы это ни значило (а значило оно, скорее всего, очередное сборище людей, считающих, что возможность выпить с “большими шишками”, делает их особенными).

К тому же Ваймс отлично ладил с детьми, и Ветинари совершенно не возражал (хоть и ни разу не говорил этого вслух), если тот воспроизводил при Робби собственный, анк-морпоркский вариант истории про поиск коровки*. В конце-концов, Робби в этом городе жить… Ваймс шедеврально копировал интонацию патриция в финале повествования, и Робби явно была от этого в восторге, но Хэвлок ни за что бы не сознался, что когда-либо это слышал.

__________

Оба варианта истории про коровку, правда с Ваймсом в финале второй, можно услышать здесь:

https://knigavuhe.org/book/gde-moja-korova/

__________

Стукнула дверь — в кабинет вошла Гленда.

— Ну и суета у них за сценой! Я пожелала Джу удачи и сбежала. Не могу вынести больше получаса такой толкотни.

— Разве ты не должна выйти на сцену как автор главной песни? — спросил Хэвлок протягивая к ней руку.

— Да, они хотели меня вытянуть, — проворчала Гленда обнимая его сбоку, — но я не далась. Решила, что лучше мы романтически посмотрим концерт вдвоём. И, кстати, я испекла булочки, чтобы было веселее, ты их не забыл?

— Всё на столе, — Хэвлок кивнул на маленький столик у окна, за которым они обычно пили чай.

— Сядем? — предложила Гленда.

— Подожди немного, — пробормотал Хэвлок ей в волосы, крепче обнимая Гленду. — В конце концов, у меня тут есть десерт поинтереснее булочек. Главная булочка, можно сказать.

— Ну знаешь ли!

— Исключительно в хорошем смысле слова, дорогая.

— Ладно, допустим, я поверю, что у этого сомнительного комплимента есть какой-то хороший смысл. Но чай остывает. И это, между прочим, твой собственный аргумент. Ты меня им заманил за стол ещё тогда, в поезде из Убервальда.

— Что ж, придётся быть последовательным.

Он обошёл Гленду и сел, но взял её за руку и попросил, похлопав второй ладонью по колену:

— Садись.

— Если бы ты чуть больше общался с Диком Симнелом, то слышал бы о такой штуке, как сопротивление материалов. Я тебя раздавлю, — назидательно ответила Гленда. — К тому же ты всё никак не растолстеешь до того, чтобы на твоих коленях было удобно сидеть.

Хэвлок вздёрнул бровь.

— Моя голова и так слишком полна, чтобы заполнять её болтовнёй мистера Симнела, — холодно сказал он, — к тому же лично для меня это приятная тяжесть, но если мои колени доставляют тебе неудобство…

— Ну хорошо, — протянула Гленда, сдаваясь. — Я придираюсь, нормальные у тебя колени. К тому же, будем честны, с моей задницей сидеть удобно почти на чём угодно.

— И это не единственное её достоинство, — прошептал Хэвлок Гленде на ухо. — И чтобы его не утратить, давай, — он кивнул на булочки, — покажи мне хороший пример, может, и на мои жёсткие колени это когда-нибудь подействует.

Гленда рассмеялась, взяла булочку, разломила её пополам и одну половинку поднесла к его рту.

— Кусай, — сказала она и, подумав, добавила: — Какая же я везучая, что села тогда в этот поезд. И что ты меня позвал.

— Полагаю, мне повезло больше, — тихо ответил Хэвлок и осторожно откусил — так, чтобы прижаться губами к руке, державшей булочку.

— Это спорный вопрос, — ответила Гленда и отложила обе половинки обратно на стол.

Они целовались, пока за окном не раздались первые аккорды мелодии.

— Твоё исполнение нравится мне больше, — вздохнул Хэвлок и погладил Гленду по спине.

— И ты хотел бы, чтобы я вышла на сцену в таком платье? — поддразнила его Гленда.

— Я не стал бы этого запрещать, если ты об этом, но… — ответил Хэвлок и картинно нахмурился.

— Но?

— Но я рад, что некоторые твои достоинства открываются исключительно мне.

— Налью-ка я тебе чаю, — прищурилась Гленда. — А то много болтаешь и всё больше глупости.

— Я всё ещё тиран, мадам.

— Да, и мы, кажется, уже выяснили, что отчитывать тиранов за глупости — одно из моих лучших умений.

— Разумеется. А зачем, по-твоему, я эти глупости говорю?

Гленда рассмеялась.

Джульетта за окном пела. Чай остывал. Гленда с Хэвлоком не замечали ни того, ни другого.

Почти конец…

__________

В Круглом мире песню, написанную Глендой, спела певица Cacsada:

Cascada — Everytime We Touch (Official Video)

https://www.youtube.com/watch?v=4G6QDNC4jPs

Перевод мой:

I still hear your voice when you sleep next to me

Когда ты спишь, я продолжаю слышать твой голос

I still feel your touch in my dreams

Во сне я чувствую твои прикосновения

Forgive me my weakness but I don't know why

Прости мне эту слабость, но я не знаю отчего

Without you it's hard to survive

Без тебя мне тяжело существовать

'Cuz everytime we touch,

Каждый раз, как мы касаемся друг друга,

I get this feeling,

У меня появляется это чувство,

And everytime we kiss,

И каждый раз, как мы целуемся,

I swear I could fly,

Клянусь, я могла бы взлететь

Can't you feel my heart beat fast,

Разве не слышишь, что моё сердце бьётся быстрее

I want this to last,

Я хочу, чтобы это не кончалось,

Need you by my side.

Мне нужно, чтобы ты был рядом.

'Cause every time we touch,

Каждый раз, как мы касаемся друг друга,

I feel this static,

Между нами искрит,

And every time we kiss,

И каждый раз, как мы целуемся,

I reach for the sky,

Я улетаю в небеса,

Can't you hear my heart beat so,

Разве не слышишь, что моё сердце так бьётся

I can't let you go,

Что я не могу отпустить тебя,

Want you in my life.

Хочу, чтобы моя жизнь была связана с твоей.

Your arms are my castle

Твои объятия — моя крепость

Your heart is my sky

Твоё сердце — мои небеса

They wipe away tears that I cry

Они осушают мои слёзы

The good and the bad times

Плохие времена и хорошие

We've been through them all

Мы через всё проходили

You make me rise when I fall

Ты помогаешь мне подняться, если я падаю.

Эпилог

Из продолговатого кабинета доносились крики. Это было необычно. Хэвлок поудобнее перехватил Заморыша под пузико и ускорил шаг.

Строго говоря, Заморыш не был заморышем. Он был огромным толстым пятнадцатилетним котом, но имя, полученное при первом появлении, приклеилось. Заморыша когда-то подобрал Седрик, но тот был несколько старше остальных котят, потому легко сбежал из подземелий, проскакал по главной лестнице, вбежал в Крысиный зал в момент совещания глав гильдий и с ходу пометил ботинки лорда Низза, чем немедленно снискал симпатию Хэвлока.

Как раз к этому времени пятилетняя Робби перестала получать удовольствие от постоянного сидения на руках у отца, и Хэвлок нередко чувствовал некоторую пустоту и необходимость руки чем-то занять. Мистер Хлопотун, пёс-председатель Королевского банка, к тому времени уже давно воссоединился со своей горячо любимой первой хозяйкой миссис Мот на небесах (или куда бы та ни отправилась), а нового любимца он так и не завёл.

Когда Заморыша отмыли, оказалось, что он рыжий. И распостранённое мнение о том, что такой окрас связан с наглостью, в его случае себя оправдывало. Хэвлок сам не мог понять, почему терпит его выходки, впрочем, коту всегда хватало ума вовремя остановиться (возможно потому, что растили его хорьки, а эти животные прекрасно умеют ставить наглецов на место).

В последние пару лет Заморыш всё больше лежал и набирал вес, поскольку Гленда никогда не могла устоять перед кошачьими чарами и всегда оставляла “кусочек вкусненького для котика”. Таскать его стало непросто, но, несмотря на тяжесть, Хэвлок почти не выпускал Заморыша из рук. Как он заметил, неторопливое поглаживание кота прекрасно сочеталось со значимыми паузами в разговоре. У многих собеседников это вызывало неконтролируемый ужас. Конечно, приходилось мириться с шерстью на одежде, но городские модники быстро признали это новым трендом (тренд упорно держался в новых все последние пятнадцать лет).

Спор в Продолговатом кабинете нарастал, и Хэвлок ускорил шаг. Судя по голосам, спорили Сэм-младший и Робби. Младший Ваймс уже три года был заместителем Хэвлока, первым (и единственным) министром, если быть точным. А Робби… Как казалось Хэвлоку, она ещё не определилась со своим будущим, но испытывала к юному Ваймсу самые тёплые чувства. Гораздо более тёплые, чем те, о которых отцу хотелось бы знать.

У кабинета он столкнулся с Глендой.

— Что там происходит? — шёпотом спросила она.

— Предлагаю войти и выяснить, — пожал плечами Хэвлок. Заморыш у него на руках недовольно завозился.

Судя по выражению лица, Гленда предпочла бы ещё послушать, но с неохотой надавила на ручку двери.

— Я всё расскажу его светлости! — твёрдо заявил в этот момент юный Сэм.

— Что именно? — Хэвлок вздёрнул бровь.

Сэм и Робби замерли с весьма комичными лицами. Хэвлок сделал себе мысленную пометку поговорить с дочерью о контроле над эмоциями. Впрочем, оправилась она первой, но над высказыванием явно не подумала.

— Не вздумай! — она стукнула Сэма в плечо.

— Дорогая, — мягко сказал Хэвлок, — неужели ты думаешь, что после подобного заявления я не выражу настоятельного желания выслушать мистера Ваймса.

— Он глупости говорит, — насупилась Робби.

— И в чём же заключаются эти глупости?

Сэм явно смутился, но, нахмурившись, заговорил:

— Сэр, я должен признаться: последние три года, в смысле, с самого начала, как я пришёл к вам работать, мне помогала Робби. И все те мои идеи, которые вы поддерживали, — это были её идеи.

— В самом деле? — Хэвлок повернулся к дочери.

Робби скрестила руки на груди, как делала Гленда, но, поскольку худобой она пошла в отца, вышло не так впечатляюще.

— И что тебе мешало высказывать эти идеи самой? — поинтересовался Хэвлок.

— Ты бы захотел, чтобы я заняла его место! — выпалила Робби. — А всем известно, что это место для твоего преемника.

— И?

— Папа, не глупи! Большинство Глав Гильдий видело, как ты менял мне подгузники! Как я, по-твоему, должна управлять людьми, которые видели мою голую задницу?

— Во-первых, мне хватало ловкости сменить тебе пелёнки без того, чтобы демонстрировать интимные части тела собственной дочери окружающим, — строго сказал Хэвлок. — А во-вторых, ты действительно думаешь, что я позволил бы им проявить к тебе неуважение?

— Нельзя добиться уважения, опираясь на аргумент “я папе пожалуюсь”.

— С этого можно начать. Если бы ты не тратила три года на то, чтобы играть в… как это говорят омниане? Серого кардинала, возможно, они уже боялись бы тебя больше, чем меня.

— Я всё время ей про это говорю, сэр! — запальчиво вмешался юный Сэм.

Хэвлок окатил его ледяным взглядом.

— Но, тем не менее, вы поддерживали этот спектакль?

— Честно говоря, сэр, я надеялся, что она втянется в управление и сама меня оттеснит. И я смогу с чистой совестью отправиться в экспедицию в Очудноземье.

— Только через мой труп, — глаза у Робби опасно заблестели.

Ага, понял Хэвлок, вот она и причина.

— Милая, — Хэвлок разложил кота на столе и обнял дочь за плечи, — в наши дни путешествия — даже в Очудноземье — больше не представляют смертельной опасности.

— Это для тех, кто не собирается лезть в глубокие джунгли! — вспыхнула Робби, выворачиваясь из объятий. — А знаешь, что собирается делать этот идиот? Открывать новые племена — вот, что он хочет! Зачем? Чтобы они пригласили его на обед и им же отобедали?

— Знакомство с новыми цивилизациями представляет огромное значение для развития общества…

— Лично я всегда считал, что слово “цивилизация” применимо там, где носят брюки. Иди хотя бы прикрывают… Стратегически важные места.

— При всём уважении, сэр, то, что их жизнь примитивна, не значит, что они хуже нас.

— О. В самом деле?

— Теперь ты понимаешь, почему я хотела, чтобы он и дальше оставался твоим министром?

— Да, но я не допущу, чтобы его светлость передавал мне полномочия. Я этого не заслуживаю.

— Не волнуйтесь, дорогой Ваймс, теперь и я вижу, что мне рано отходить от дел.

— Значит, я могу собирать экспедицию?

— Папа, нет.

— Милая, я не могу препятствовать людям свободно передвигаться по Диску…

— Не-ет…

— Да!

— Однако… Если мистер Ваймс желает, чтобы результаты его экспедиции были признаны научным сообществом, боюсь, ему придётся взять с собой представителей Университета.

— Ты хочешь сказать, — прищурилась молчавшая до того Гленда, — профессора жестокой и необычной географии?

— Совершенно верно. У Ринсвинда есть два неоспоримых достоинства, которые прекрасно уравновешивают друг друга: трусость и удачливость.

— Он будет не в восторге. Но лично я думаю, что стоит пригласить ещё и Библиотекаря.

— Дорогая, твой острый ум, как всегда, на высоте. Конечно, лучше пригласить Библиотекаря, а не ждать, что он тайком отправится неучтённым пассажиром в места, где бананы растут в естественной среде и можно совершенно законно передвигаться на руках по лианам, не касаясь земли.

— Но я хотел получить опыт индивидуальной работы исследователя…

— А получишь опыт работы представителя Анк-Морпоркской гигиенической железной дороги, — сказала Робби очень спокойным тоном и соединила ладони, как делал сам Хэвлок, вежливо наклонив голову в сторону. Юный Ваймс поёжился. — И с тобой поедут люди мистера Симнела.

— Но, но… Это же разрушит уникальную природную среду! Что если аборигены не захотят, чтобы прогресс приходил в их жизнь? Мы должны уважать культурную среду местных жителей!

— О, я не сомневаюсь, что кое-кто из аборигенов не захочет, чтобы в их культурную среду вмешивались, — прищурилась Робби, и сердце Хэвлока наполнилось гордостью — фирменный прищур Гленды в сочетании с его собственным уничижительным взглядом давали сокрушительный эффект. — И я даже скажу тебе, как они будут выглядеть. Готова спорить — это будут бородатые мужики, чья власть держится на “вековых традициях”. Но знаешь что? Меня мало интересует их культура, если она имеет что-то против того, чтобы больному ребёнку вовремя оказали медицинскую помощь. Такие традиции должны умереть.

— Требование вполне справедливое, — поддержал дочь Хэвлок.

— И если вы, молодой человек, считаете, что сможете улизнуть в эту экспедицию, никого не предупредив, — добавила Гленда, — я расскажу о ваших планах вашим родителям. Уверена, капитан Анва окажет командору Ваймсу любезность.

— Да зачем же тревожить капитана Ангву, — усмехнулась Робби. — Фаундер прекрасно сам справится. Когда ты мог от него уйти?

— Ладно, — нехотя проворчал Ваймс-младший. — Могу я теперь пойти и сам поговорить с родителями?

— Безусловно, — милостиво улыбнулся Хэвлок, — но к вечеру я жду вас — нужно будет передать дела.

— Вообще-то Робби и так в курсе всего, но я, конечно, приду.

— Я испеку пирог пахаря, если тебя это утешит, — пообещала Гленда.

— Спасибо, леди Гленда, — вздохнул юноша, бросил Робби извиняющийся взгляд и вышел.

— Это было неожиданно, — сказал Хэвлок, когда его шаги стихли. — Но, что греха таить, приятно. Я рад, что в конце концов именно ты оказалась ответственна за все лучшее решения. Но я всё ещё не понимаю, почему ты скрывала от меня свои таланты.

— Да потому что как бы я иначе узнала, что это действительно хорошие идеи? — жалобно отозвалась Робби и сама подошла к Хэвлоку, чтобы по-детски уткнуться ему лбом в плечо. — Вы же с мамой меня всегда за всё хвалите. Мне хотелось… Независимой оценки.

— Но целых три года?

— Время пролетело незаметно.

— Я тобой горжусь, — Хэвлок обнял дочь, и на этот раз она не выворачивалась.

Гленда однако по-прежнему хмурилась.

— А мне вот что хотелось бы знать… — начала она с подозрением в голосе. — Кому из этих молодых людей ты морочишь голову? Сэм старше вас с Фаундером, но мне всегда казалось, что они двое — лучшие друзья, благо выросли в Страже бок о бок. А ты, как мне кажется, ведёшь себя не вполне честно, заигрывая с обоими. Должна сказать, меня такое поведение разочаровывает.

— Ну-у… — протянула Робби, отошла от отца и повернулась к столу, чтобы её лица не было видно.

— О, дорогая, — вздохнул Хэвлок. — Думаю, наша дочь просто не знает, как сказать тебе, что они… Скажем так, давно нашли взаимопонимание втроём.

— Ты… Ты откуда знаешь? — Робби выглядела испуганной, и Хэвлок снова напомнил себе о необходимости научить дочь скрывать эмоции. Всё-таки в этом она была больше похожа на Гленду, чем на него.

— Милая, в этом городе происходит мало такого, о чём я не знаю. И уж конечно, ваши с мистером Айронфаундерссоном упорные попытки склонить юного Ваймса ко греху от меня не укрылись. И что они в конце концов увенчались успехом — тоже.

— Всё-то ты знаешь, — проворчала Робби.

— Как выяснилось, не всё, но каким бы я был отцом, если бы игнорировал настолько важный аспект жизни единственной дочери?

— Нормальным?

— Не вздумай применять против меня эту улыбочку, Роберта.

— А у дядюшки Мокриста срабатывает.

— Дядюшка Мокрист — мошенник.

— И ты сам говорил, что это его ценнейшее качество.

— ПРЕКРАТИТЕ! — Гленда всплеснула руками, и по её виду Хэвлок понял, что к новости она не была готова. Собственно, именно поэтому он и не спешил делиться с ней донесениями тёмных клерков о том, с кем и как Робби проводит свободное время. — Вы… Ты… Как?! — продолжала заикаться Гленда.

— Гленда, дорогая, если тебя интересуют технические детали, то для этого есть специальная литература, уверен, это не тот вопрос, который стоит задавать собственному ребёнку.

— Ты вообще помолчи! Знать… Такое! И не сказать!

— Именно потому, что я предвидел твою реакцию…

— Ну уж вот этого главы гильдии ей точно не спустят!

— Не вижу причин, по которым кого-то должна волновать личная жизнь нашей дочери, если при этом она будет справляться с рабочими обязанностями.

— Папа… — Робби расплакалась и снова кинулась к нему обниматься.

— Это всё ты, — ворчала Гленда. — Ты её избаловал!

— Повторюсь, не вижу ничего предосудительного. Если мы разрешили гоблинам их многожёнство, почему бы для моей дочери не существовать многомужеству.

— Мы так далеко ещё не заглядывали, — шмыгнула носом Робби. — И Сэм всё время угрызается, что он нас старше.

— Восемь лет — не двадцать с лишним, — пожал плечами Хэвлок. — Главное, чтобы всё происходило с твоего согласия.

— По обоюдному согласию, ты хочешь сказать?

— Их согласие пусть волнует их родителей.

Робби рассмеялась, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щёку.

— Папочка, ты самый лучший!

— Самый лучший интриган, — проворчала Гленда, но явно уже смягчаясь. — И да, меня, в отличие от твоего отца, волнует, насколько добровольно молодые люди в этом участвуют.

— Ну-у, — задумчиво протянула Робби. — Между ними всегда было некоторое… Напряжение. В конце концов, предок Сэма обезглавил предка Фаундера. Такие вещи… Оставляют след. Фаундер сказал, что сильные чувства — это просто сильные чувства, и только от нас зависит, какой знак мы им поставим, плюс или минус — любовь или ненависть.

— Надо же, какие философские рассуждения. Не думал, что капрал Айронфаундерссон к ним склонен.

— Мы все понемногу набираемся друг от друга… Попробуй-ка пообщайся с Сэмом и не проникнись философскими рассуждениями.

— Я понимаю, о чём ты — по твоей, как выяснилось, вине я тесно общался с ним целых три года. А мог бы общаться с тобой. Только подумай, скольких радостей ты лишила своего бедного пожилого отца…

— Хэвлок Ветинари, — Гленда сложила руки на груди, у неё это, как обычно, вышло не только весьма грозно, но и весьма провокационно, — прекрати морочить голову ребёнку своей мнимой старостью.

— Эй! — Робби возмущённо вскинулась. — Только не надо при мне вот так вот переглядываться! Некоторые вещи детям про родителей знать не положено.

— Родителям про детей тоже, — парировала Гленда. — Но вот они мы, обсуждаем твоё… многомужество.

— Перспективу многомужества, прошу уточнить. Мы ещё ничего не решили. И вообще, может, поговорим о том, что мне придётся взять на себя обязанности Сэма?

— Теперь безусловно придётся, дорогая. Но, я полагаю, мы можем отложить этот торжественный момент месяца на два-на три. Как раз хватит времени, чтобы попутешествовать в компании друзей по далёким странам…

— Ты серьёзно?! — Робби с Глендой сказали это вместе, Робби — с восхищением, Гленда — возмущённо.

— Совершенно серьёзно. И думаю, присутствие какого-нибудь представителя Стражи, например, в звании капрала, будет не лишним.

Робби взвизгнула и повисла у него на шее. Гленда неодобрительно закатила глаза.

— Но я также настаиваю, чтобы вас сопровождал сержант Артур. Насколько я знаю, ему уже доводилось бывать в Очудноземье, кроме того, он может вести разведку с воздуха, что в подобных местах крайне полезно.

— Двинутый крошка Артур? Фигль? — уточнила Гленда. — Ну ладно, при таком раскладе я согласна.

— Сэм взбесится, — вздохнула Робби. — Он мечтал остаться с джунглями один на один.

— Представить не могу, для чего ему это, — скривился Хэвлок. Мысль о том, чтобы покинуть лоно цивилизации (которое в последние годы значительно улучшило свой запах даже в Анк-Морпорке) и добровольно испытывать “прелести” дикой природы, вызывало у него примерно те же эмоции, что попавшая в суп муха. — Но лично я считаю, что ответственные исследователи должны проявлять заботу об аборигенах диких земель. А им определённо не пойдёт на пользу диета из Ваймсов. К тому же, не могу представить, что означает в его случае “взбесится” — темпераментом юноша пошёл в Сибиллу.

— Тут ты прав. Но, пап, — Робби явно смутилась и даже отошла от него на шаг. — Когда я займу место Сэма, и мы вернёмся к разговору об управлении городом… Ты же знаешь, что я сделаю? Во всяком случае, что я настоятельно порекомендую сделать.

Теперь Хэвлок скривился так, будто у него в супе обнаружился целый таракан. Или заболели разом все зубы.

— Ты говоришь о… демократии, — мрачно констатировал он.

— Как минимум на уровне муниципалитетов, — твёрдо ответила Робби. — Налогоплательщики имеют право сами решать, что происходит в их дворах и по соседству. И потом, пап, — она шагнула к нему, положила ладони на плечи и, глядя в глаза, восторженным шёпотом добавила: — ты только представь, какой видок будет у Низза, когда он поймёт, что башмачник, честно заплативший все свои налоги, имеет больше влияния, чем он с его гильдией, которая постоянно использует “налоговую оптимизацию”.

— Хм, — Хэвлок представил. — Что ж. В таком виде я, пожалуй, могу… Найти в этой идее некоторую привлекательность. Но мне понадобится время, чтобы с ней свыкнуться!

— У тебя будет целых два месяца, или даже три! — весело сказал Робби и снова чмокнула его в щёку. — Я пойду найду Фаундера, чтобы сказать, что мы едем с Сэмом в Очудноземье, — быстро проговорила она, обняла Гленду и поцеловала её тоже со словами: — Мамочка, не сердись из-за парней, я просто не хотела тебя расстраивать. Я вернусь, и тебе всё-всё расскажу! Ну, не совсем всё-всё, но то, что матерям прилично рассказывать.

— Иди уже, — отмахнулась Гленда.

Робби выпорхнула из кабинета со скоростью, приличествующей двадцатилетней особе, вдохновлённой сияющими перспективами ближайшего будущего.

— Очудноземье. А потом управление Анк-Морпорком, — вздохнула Гленда глядя ей вслед.

— Не волнуйся, — Хэвлок притянул Гленду к себе. — Я буду не я, если не подстрахую её как в первом, так и во втором. Лучше посочувствуй мне — рассчитывая на юного Сэма, я отпустил Стукпостука в отпуск. А я привык полагаться на него, вернее, как теперь выясняется, на твою гениальную дочь.

— Нашу гениальную дочь, ты хотел сказать.

— Я подвожу тебя к той мысли, что тебе придётся заменить её, Сэма и Стукпостка до тех пор, пока хотя бы один из них не вернётся во дворец. Я уже слишком стар, чтобы справляться без помощи.

— Ты опять за своё? Тебе доказать, насколько ты не стар? — Гленда бросила быстрый взгляд на закрытую дверь и скользнула ладонью к его поясу.

— Я определённо не стану возражать, — ухмыльнулся Хэвлок.

— Угу, так вот для чего все эти разговоры о старости.

— Странно, что за столько лет ты этого ещё не поняла…

— С чего ты взял, что не поняла? Откуда-то же наша дочь взяла талант к притворству.

— Ты не очень расстроишься, если я скажу, что в данный момент меня интересуют другие твои таланты?

Заморыш, недовольный тем, что люди его игнорируют, сбросил со стола чернильницу. Но Хэвлоку с Глендой было не до него.

Оглавление

ЧАСТЬ I. Глава 1

ЧАСТЬ I. Глава 2

ЧАСТЬ I. Глава 3

ЧАСТЬ I. Глава 4

ЧАСТЬ I. Глава 5

ЧАСТЬ I. Глава 6

ЧАСТЬ I. Глава 7

ЧАСТЬ I. Глава 8

ЧАСТЬ I. Глава 9

ЧАСТЬ I. Глава 10

ЧАСТЬ I. Глава 11

ЧАСТЬ I. Глава 12

ЧАСТЬ I. Глава 13

ЧАСТЬ I. Глава 14

ЧАСТЬ II. Глава 15

ЧАСТЬ II. Глава 16

ЧАСТЬ II. Глава 17

ЧАСТЬ II. Глава 18

ЧАСТЬ II. Глава 19

ЧАСТЬ II. Глава 20 (музыкальный эпизод)

ЧАСТЬ II. Глава 21

ЧАСТЬ II. Глава 22

ЧАСТЬ II. Глава 23

ЧАСТЬ II. Глава 24

Часть II. Глава 25

Эпилог