Колокольчик [Адель Ивановна Алексеева] (fb2) читать постранично

Адель Алексеева Колокольчик

Рассказ об актрисе

русского крепостного

театра

Прасковье Ивановне

Ковалёвой-Жемчуговой

ХУДОЖНИК А. АЗЕМША

Я расскажу вам о девочке, дочери деревенского кузнеца, которая стала одной из самых известных актрис России в восемнадцатом веке.

Театры были тогда далеко не во всех городах. Вот почему при домах богатых людей стали строить небольшие театральные сцены. А играли на этих сценах, «на киятре», как тогда говорили, слуги князей и графов, крепостные артисты.

В Москве, близ Останкинской телебашни, находится Останкинский дворец-музей творчества крепостных. Двести лет назад этот дворец принадлежал графу Шереметеву. В этом дворце в крепостном театре и играла Прасковья Ивановна Ковалёва-Жемчугова, замечательная актриса того времени.

Коротка была жизнь актрисы — трудно жить народному таланту в крепостной неволе.

Ковалёвы

В те времена в России на тысячи вёрст простирались леса. Реки, луга и пашни вдоль рек, деревушка — и снова леса. Были, конечно, и города, но мало их, встречались редко. А так — всё леса, да пашни, да деревушки, да снова леса…

В одной из таких деревушек, в семье кузнеца, и родилась будущая актриса.

Сколько помнит себя девочка, вокруг тёмные стены да светлые окна. Стены избы тёмные оттого, что по вечерам жгли лучину. А окна светлые оттого, что родные места славились мастерами по дереву. Украшали мастера свои избы затейливыми резными наличниками. Не велико и украшение, а всё веселее жить.

Часов в деревне не было. Часами было солнышко. Розовел небосклон рассветом — шли в поле крепостные крестьяне. Со стариками и старухами, с малолетними детьми. Садилось за дальний лес солнышко — семья собиралась за столом.

Щи хлебали из глиняной чашки. Ели кашу. Жевали молча. Пятеро детей в избе, а за столом тихо. Грозен отец, сидящий во главе стола. Чуть не так — а ну-ка ложкой, да по лбу. Не до веселья. Да и то сказать — устали за день.

Старшая дочка положила ложку. Отец строго взглянул:

— Дадено — ешь!

Слово отца — закон. Взяла Прасковья ложку, и снова — за кашу.

Иван Ковалёв работал у барина кузнецом. Приходили к нему из окрестных деревень — коня подковать, скобу выковать, косу, ковш. От слова «ковать» и прозвище ему дали — Коваль. А потом фамилия появилась — Ковалёв.

И вся семья была — Ковалёвы.

Колокольчик

Когда праздник и не надо работать на барщине, мать весело скликала дочерей:

— Прасковья! Матрёна!

В руки — лукошки плетёные, на ноги — лапти липовые, и — в дорогу! В дальний лес!

В лесу Параша находила свою любимую поляну. Там стоял её любимый клён. Небольшое, стройное, складное, ровненькое дерево, всё будто облитое листьями. Нигде — ни в саду, ни в лесу среди иных деревьев такого дерева не найдёшь. Только здесь, на светлой поляне. На воле! Паша любовалась милым клёном, обнимала его.

А вокруг столько разных птиц!

— Фьють!.. Чив, чив!.. Зью, зью!..

Она вторила им. Казалось, птицы принимали её в свой хор. Паша радовалась и чувствовала себя вольной, как птица.

Тут сестра и мать звали Парашу:

— Ау! Ау!

Шли к озеру. Садились на берегу, перебирали грибы и любовались тихими водами. Облака белыми шапками неспешно плыли в озёрной воде. Синий лес глядел на них не сердито, не угрюмо, а с тайной думою. О чём была дума? Кто знает… Небось о воле, счастье, о радости жить?

Низким грудным голосом, протяжно и как бы нехотя запевала Матрёна Ивановна:

Ей начинали подпевать девочки, всё скорее, всё веселее приговаривая:

А потом замедляли песню:

Паша брала высоко и тонко, а мать низко. Красиво звучала песня!

Параше, когда она пела, виделся клён на любимой поляне, выросший под ласковым солнцем широко и вольно. Слышался шелест ветвей, плеск озёрных вод, шум крыльев пролетающих птиц.

— Колокольчик ты мой! — обнимала дочку мать.

На киятр!

Стук! — стук! — стук! — похоже, ехала бричка.

Отец выглянул в окно.

— Управляющий!

Все всполошились.

Бричка