Грейнджер Offline (СИ) [Jean Sugui] (fb2) читать онлайн

========== Эпизод I «28 июля 2003: Девочка-Которая-Выжила» ==========

Утро – это когда ты открываешь глаза…

Ты открываешь глаза… медленно раздвигаешь веки на пару миллиметров и понимаешь, что сегодняшний день будет не самым лучшим в твоей жизни. Полуденное Солнце, бьющее в окно, - слишком яркое. Шум города – слишком громкий. Воздух – слишком резкий, так, что больно легкие. Молодой мужчина рядом – слишком незнакомый. Память о событиях последних суток – слишком пустая. Не слишком ли много «слишком» для одного утра, а, Грейнджер?

Правая рука нырнула под подушку и вытянула наружу волшебную палочку. Это уже настолько стало рефлексом, что сознание включилось только потом. Сначала убиваем – потом разбираемся. Не сводя с незнакомца настороженного взгляда, Грейнджер подобралась, как кошка перед прыжком, но прыгать не стала… просто села на разворошенной постели. Готовность номер полтора.

Почему полтора?

Потому что номер один – это еще и аппарировать. А голой, да еще из собственной квартиры… это почти бесполезно. Все равно придется возвращаться на место… хм… преступления.

Мужчина был относительно молод, но на этом его достоинства заканчивались. Совершенно непримечательная внешность, помятая после вчерашнего… чего? Вот бы еще вспомнить… Видимо, не бывает заурядных мужчин – бывает мало огневиски. Сейчас он спал, слегка приоткрыв рот и удобно устроившись на локте. Ну, ничего. Сейчас мы это легко поправим. Грейнджер мрачно усмехнулась, наставила на незнакомца палочку и прочистила горло.

- Мобиликорпус.

Голос прозвучал неестественно, но волшебству было плевать на такие мелочи. Тело мужчины приподнялось над постелью. Сделав палочкой соответствующее движение, Грейнджер передвинула его на несколько футов в сторону и разрешила:

- Фините Инкантатем.

Для незнакомца утро тоже началось не с самых приятных ощущений. Потеряв способность к левитации, тело рухнуло на пол и издало при этом отчетливый стук костей. Что-то сломалось? Плевать… Зато сразу проснулся. Несколько секунд обалдело хлопал глазами, оглядываясь и морщась. Потом взгляд сфокусировался на Грейнджер, и последовал закономерный вопрос:

- Совсем крыша съехала?

Не сводя с него палочки и не изменяя позы, Грейнджер процедила сквозь зубы:

- Пошел вон.

Судя по реакции, он прекрасно знал, что предмет в руке случайной любовницы не является просто непонятной деталью интерьера и уж совсем не фаллоимитатор. Грейнджер ощутила смутную тень облегчения. На этот раз – не маггл, и, возможно, удастся обойтись без эксцессов с последующим изменением памяти. В прошлый раз… Нет, лучше не думать об этом. Было так стыдно перед бывшими сослуживцами из аврората, а своими силами она справиться не сумела.

Лучше бы вспомнить, откуда она притащила ЭТО чудовище? Впрочем… это было не важно. Совсем даже не важно – кто, откуда и зачем. А важно то, что он очень быстренько похватал свое барахло и испарился, матерясь сквозь зубы. Найти дорогу обратно он не сможет при всем желании. В магическую защиту своего жилища Грейнджер вбухала просто неимоверное количество денег, времени и сил. Тут можно было либо придти вместе с хозяйкой, либо никак… третьего не дано. Очень удобно, когда имеешь привычку с пьяных глаз тащить в дом всякую дрянь.

И пусть скажет «спасибо», что не получил в спину какое-нибудь убойное проклятье. По этому поводу у Грейнджер уже давно не осталось никаких гриффиндорских комплексов.

Избавившись от непрошенного гостя, она занялась собственной персоной. Прежде всего – сползти с кровати… осторожно и медленно… и найти антипохмельное зелье. Сколько раз она обещала себе, что будет держать его где-нибудь поблизости, чтобы только руку протянуть? Наверное, столько же, сколько и то, что не будет больше пить. По крайней мере, что не будет больше пить СТОЛЬКО. Ох…

Вожделенный флакон нашелся на подоконнике среди не одного десятка себе подобных. Надо бы уже разобрать их и сделать надписи, иначе когда-нибудь она ошибется и выпьет… ну, хорошо, если слабительное, а может ведь и яда замахнуть. Вон они, ядовитые радости Смерти. Остались еще с войны. От остальных отличаются только тем, что стоят отдельной группой.

Грейнджер сцапала нужную бутылочку, вынула притертую пробку и сделала маленький глоток. Приятный кисловатый вкус остудил горящее горло. Жидкость стекла по пищеводу и успокоилась в желудке прохладной лужицей. Ноги предательски дрогнули. Грейнджер привалилась к стене, сползла вниз и замерла, прикрыв глаза и уткнувшись лицом в колени. Ужасно хотелось заплакать, но подобной роскоши она старалась себе не позволять. Все равно слезы ничего не изменят. Надо просто немного потерпеть.

Наконец, зелье подействовало, и сразу же наступило улучшение. Скажем спасибо нашему дорогому профессору Снейпу. Хоть он и редкостная сволочь, но преподаватель отменный. Был.

Подчиняясь идиотскому желанию, Грейнджер пробормотала вслух:

- Спасибо, профессор Снейп.

Ей все равно. Ее никто здесь не увидит. Эта квартира в маггловской части Лондона – как нора, в которую она приползает зализывать свои раны. Ее никто здесь не найдет.

Дождавшись, когда ледяная лужица растворится, Грейнджер поднялась. Кто сказал, что за окном полуденное Солнце? Там серые тучи, плотно заложившие небо, и скоро пойдет дождь. Одежда раскидана по единственной комнате… сделаем вид, что это вчера – в порыве страсти… хотя на самом деле потому, что ей смертельно лень складывать все аккуратно. И куда только подевался весь педантизм, отличавший ее в Хогвартсе? Видимо, туда же, куда и доброжелательность, тяга к добру и справедливости и гриффиндорское стремление спасти всех и каждого. Остались только мозги. Мозги – ее самая большая проблема. Нет мозгов – нет боли.

Грейнджер ухмыльнулась. Надо привести себя в порядок, собрать мысли в кучу и восстать к мирной жизни. Душ. Потом завтрак. А там видно будет.

Чередование холодной и горячей воды окончательно привело ее в чувство. Волшебное средство, и без всякой магии. Завернувшись в полотенце, Грейнджер выползла на кухню и занялась завтраком. Впрочем, всем возможный вариантам последние три года она предпочитала самый просто – кофе, сигарета и свежая газета. Почти устранившись из активной жизни магического мира, Грейнджер все же продолжала следить за новостями. Скорее, уже по инерции.

Когда кофе был сварен, она закурила первую за день – самую вожделенную – сигарету и углубилась в чтение «Ежедневного пророка».

Итак, что у нас есть на сегодняшний день? Полным ходом идет подготовка к пятой годовщине Победы над Темным Лордом. К сожалению, этот праздник снова состоится без Национального Героя Г.Поттера. В клинику Св. Мунго, день Победы, конечно же, тоже придет, но пациентам психиатрического отделения на это плевать с Астрономической башни. Особенно, Г.Поттеру, который последние пять лет пребывает в состоянии сумеречного сознания и на внешний мир не реагирует в принципе.

Продолжается поиск и отлов выживших Упивающихся Смертью. Премьер-министр лично пообещал, что не успокоится до тех пор, пока дементоры всех не перецелуют. Помнится, на выборах это подняло его рейтинг почти на треть. Тут же список разыскиваемых. Грейнджер пробежала взглядом по фамилиям и убедилась, что с прошлого года ничего не изменилось. И во главе – печально известный Д.Малфой, который к Упивающимся, строго говоря, относился чисто формально. Он успел только получить метку в последние дни войны, но на этом его деятельность в качестве Упивающегося закончилась.

Впервые после войны журнал «Ведьмополитен» провел конкурс «Волшебница года». С большим отрывом в нем победила мисс Минерва МакГонагалл, занимающая пост главы Ордена Феникса и директора Хогвартса. Обе должности она получила сразу после Смерти всеми любимого Альбуса Дамблдора и справлялась со своими обязанностями весьма успешно. Среди конкуренток Грейнджер увидела только две знакомые фамилии – Спраут и Боунс. И если Спраут она еще могла представить себе в качестве «Волшебницы года», то присутствие Боунс вызывало недоумение.

Ага, здесь реклама магазина мадам Малкин и новой коллекции мантий на все случаи жизни. Через месяц начнется новый учебный год, и озабоченные родители снаряжают своих чад заранее.

Скандал в чистокровном семействе. Блейз Забини, чья семья чудом избежала гонений, поменял(а) пол и стал(а) маггловской поп-звездой. Интервью Риты Скитер – в следующем номере. Так же колдографии до и после операции. Грейнджер попыталась вспомнить лицо Забини, но не смогла. Интересно, что это чистокровное семейство делало в войну? Мысль занимала мозг всего минуту, после чего Грейнджер потеряла к ней интерес.

В конце августа состоится матч по квиддичу между сборной Великобритании и сборной Болгарии. Виктор Крам, вставший на сторону зла, погиб, но дело величайшего ловца всех времен и народов живет и процветает. Новый ловец сборной Болгарии клянется вырвать победу зубами и посвятить ее памяти кумира. Реакция общественности – неоднозначная. Грейнджер сильно затянулась, вогнав в легкие почти треть сигареты, и прислушалась к своим ощущениям. Короткий роман с Крамом остался далеко в прошлом. В периоде ДО. Сразу после его Смерти эта рана еще болела, но сейчас Грейнджер не чувствовала ничего.

Здесь тоже реклама – новых метел. Рядом с квиддичем смотрится очень уместно. Хотя новую метлу за такую цену может позволить себе далеко не каждый.

Гороскоп, составленный Сибиллой Трелони, в который все равно никто не верит, но все читают. Единственное сделанное пророчество обеспечило ей репутацию на всю оставшуюся жизнь после того, как сам факт этого был обнародован. Профессор Трелони по-прежнему преподавала в Хогвартсе и несла полную чушь, но теперь это никого не смущало.

Мистер и миссис Персиваль Уизли оповещают общественность о расторжении брака и просят отнестись с понимаем к их нежеланию общаться с прессой. Все имущественные споры будут решены в суде к взаимному согласию сторон. Грейнджер хмыкнула. Ненадолго хватило Пенелопы, чтобы выносить характер Перси. Молли выдержала куда как больше в надежде, что сыночек одумается и вернется под ее широкую юбку.

Так – здесь пара магических загадок для самых умных. Курс галеона к фунту стерлингу и анонс следующего номера.

Грейнджер отложила газету. Ровно на две чашки кофе и одну сигарету. После войны «Ежедневный пророк» сильно похудел в объеме и никак не мог набрать прежние размеры. Новости, сплетни, политическое обозрение, гороскоп, реклама – все это представляло для Грейнджер слабый интерес. Но многолетняя привычка читать за завтраком свежую газету давала зыбкое ощущение стабильности в ее собственной жизни.

Мысли пришли в порядок. Грейнджер призвала свой ежедневник и начала перелистывать страницы. Привычка записывать текущие дела осталась тоже с Хогвартса, хотя на самом деле в ней давно уже не было необходимости. На странице с сегодняшней датой зачарованный ежедневник замигал красным маркером, привлекая внимание хозяйки. Грейнджер прикоснулась к нему волшебной палочкой и приказала:

- Покажи.

Повседневные записи, которые она сделала несколько дней назад, стерлись, и вместо них осталась одна-единственная. Всего из двух слов. Но она заставила Грейнджер вздрогнуть и сжаться в комок.

Рональд Уизли.

*

Они собирались пожениться сразу после того, как закончится война. Артур и Молли, знавшие подругу сына с детства, с нетерпением ожидали, когда смогут назвать ее дочерью. Она и Рон подарят им много-много новых маленьких рыжих Уизли, и все будут счастливы. Состоялась официальная помолвка, после которой Грейнджер наконец-то уступила просьбам Рона и осталась на ночь в его постели. Им было… никак, потому что это был и его первый раз тоже. Но она тешила себя надеждой, что все у них впереди и что за долгие годы счастливой семейной жизни они доставят друг другу еще немало удовольствия.

А потом началась война, и все изменилось. Они не успели. Не успели закончить Хогвартс и оттанцевать свой выпускной. Не успели найти все хоркруксы, и поэтому Темного Лорда пришлось убивать трижды. Не успели пожениться и прожить долгую счастливую семейную жизнь, потому что Рона убили.

Зеленый луч смертельного заклятия уже летел в Грейнджер, когда рыжее недоразумение совершило самый мужественный поступок в своей жизни. За доли секунды Рон Уизли, которого все считали недалеким простачком и недотепой, прыгнул вперед и заслонил невесту собой. Грейнджер не успела понять, что произошло… успела только вскрикнуть. Рон резко выдохнул и упал к ее ногам. Его глаза стремительно стекленели, как будто покрываясь ледяной коркой. Думать и переживать было некогда. Она сможет оплакать его потом, когда будут время и силы. А сейчас нужно было сражаться. Грейнджер тогда перешагнула через его труп и ринулась в бой.

На похоронах было много слов, много слез и страшные клятвы мести. Грейнджер стояла между остальными Уизли, смотрела на застывшее лицо своего мертвого возлюбленного и больше всего хотела оказаться в одиночестве. В истерике мать Рона все повторяла и повторяла, что она все равно останется им родной, что в их доме всегда найдется для нее место и что Рон с небес смотрит на них и радуется. Грейнджер кивала, со всем соглашалась и думала о флаконе с ядом, который стоял у нее дома. Но не сейчас. Сейчас нельзя. Потом, когда все закончится.

Она заплакала, только когда гроб опускали в землю. Щемящее чувство тоски и одиночества пронзило ее насквозь. Внутри как будто натянулась до предела и лопнула струна, на которой держалась ее жизнь. Сердце запнулось и зашлось в рваном ритме боли и безысходности. Если бы кровь могла вытекать через порванную душу, то в ночь после похорон Уизли она вытекла бы из тела Грейнджер до последней капли.

На следующий день она вернулась в Хогвартс и продолжила сражаться. Она старалась не вспоминать. Их школьные годы, которые прошли в веселье и шалостях. Их первую и последнюю ночь вместе, когда все случилось так скомкано, нелепо и некрасиво. Свадебные каталоги, которые лежали у нее дома и ждали, когда до них доберется счастливая невеста. Последний поцелуй перед ТЕМ боем. Его последний взгляд. Последнее случайное прикосновение, когда он отталкивал ее. Его последний выкрик: «Справа!». Стук земли о крышку гроба и всхлипывания Молли. Белые розы, оставшиеся лежать на его могиле. Ей казалось, что от всего этого она сойдет с ума раньше, чем закончится весь этот кошмар. И Грейнджер гнала воспоминания от себя, оставляя их на потом.

А потом Поттер нашел и уничтожил седьмой хоркрукс. Потом был последний бой между Поттером и Темным Лордом, и никто до сих пор не узнал, что же там случилось. Темный Лорд развоплотился окончательно и бесповоротно, а Поттер с того дня не произнес ни слова. Грейнджер вернулась к мирной жизни и отложенным воспоминаниям о Роне. И обнаружила, что все изменилось.

Сказать, что ей было не больно, было бы неверно. Ей было больно вспоминать о нем, но эта боль стала чем-то привычным. В первый год Грейнджер часто приезжала в Нору и, бывало, что жила там несколько дней. Чарли Уизли погиб перед самой финальной битвой, но он не жил дома, и остальные члены семьи воспринимали его отсутствие как нечто само собой разумеющееся. Только иногда вдруг вспоминали, что он не просто живет где-то там, откуда может приехать в любой момент, а не вернется уже никогда. Перси окончательно разругался с родителями, усиленно делал карьеру на нестабильности общества и домой так же не появлялся, но он был жив, и все это знали. И только Рон, самый младший сын, так и остался незаживающей раной. Миссис Уизли не позволяла ничего менять в его комнате и подолгу сидела там в одиночестве. Во время своих визитов Грейнджер сидела вместе с ней, предаваясь бесконечным воспоминаниям. На первой годовщине со дня его Смерти Молли снова билась в истерике. Грейнджер стояла перед могилой, куда только положила белые розы, и с ужасом понимала, что не чувствует абсолютно НИЧЕГО.

Она пришла домой, поставила перед собой флакон с ядом, мысль о котором когда-то так ее утешала, и отчетливо поняла, что это не выход. Пока она жива, Рон будет продолжаться в ее памяти. Если сейчас она умрет, то его жертва окажется напрасной. Да и не хотелось ей совсем умирать. Сейчас. Уже. Слезы полились из глаз сами собой. Вместо яда Грейнджер взяла бутылку огневиски и впервые в жизни попыталась забыться с помощью алкоголя. Все когда-нибудь случается в первый раз. И это тоже.

Следующий год она приезжала в Нору намного реже. Во время бдений в комнате Рона Грейнджер кивала в такт словам миссис Уизли, подносила ей успокаивающее зелье и думала о своем. Воспоминания стирались. Вместо живого человека все чаще перед ее мысленным взором возникал идеализированный образ. Грейнджер обнаружила, что обращает внимание на других парней, и терзалась чувством вины. Однако, понимала, что скорбеть и убиваться по первой юношеской любви всю оставшуюся жизнь она не будет. И однажды приняла приглашение от коллеги-аврора пойти на свидание в «Три метлы». Ничего такого, просто выпить немного сливочного пива и поговорить о чем-нибудь, отличном от работы. Молли приехала навестить близнецов в их магазине и зашла купить пирожные для дочери. Мерлин знает, почему она решила, что пирожные из «Трех метел» вкуснее, чем из «Сладкого королевства». Они с Грейнджер совпали.

Миссис Уизли держала себя в руках и была вежлива и приветлива. Когда Грейнджер приехала в Нору в следующем месяце, Молли сказала, что все понимает. Что дорогая Гермиона, конечно же, должна устраивать свою жизнь. Ей, как матери, очень обидно, что невеста так быстро забыла ее дорогого мальчика, и Рон на небесах все это видит и тоже переживает. Но дорогая Гермиона может и дальше рассчитывать на то, что к ней будут относиться здесь, как к родной дочери. На этих словах Джинни, вынужденная взять на себя большую часть работы по дому, скривилась. Мать слишком увлеклась своей печалью, а с бывшей подругой стало невозможно общаться. От той Грейнджер, которую Джинни Уизли знала в Хогвартсе, ничего не осталось.

Все слова были правильные. Они были сказаны корректно и искренне. Но тон был таков, что Грейнджер готова была провалиться сквозь землю или немедленно аппарировать домой, но никогда больше сюда не возвращаться. Каждое слово было пропитано укором и немым обвинением в предательстве. Рон пожертвовал ради нее своей жизнью, а она его предала. И она никогда не расплатится за эту жертву.

Грейнджер продолжала приезжать в Нору, но каждый раз это стало для нее как медленная пытка. Она стала сокращать время визитов или вовсе старалась их избегнуть. Молли все так же приглашала ее. Грейнджер каждый раз изобретала новый правдоподобный предлог. Но сегодняшняя запись в ежедневнике означала, что ехать придется. Сегодня был день его Смерти.

*

- Гермиона, здравствуй, дорогая.

Миссис Уизли печально улыбнулась, подставляя ей щеку для поцелуя. За прошедшие полгода, что Грейнджер ее не видела, мать Рона сдала еще сильнее. Волосы почти утратили свой природный цвет из-за обильной седины. Черная траурная мантия прибавляла ей как минимум десять лет, но миссис Уизли отказывалась носить цветные вещи. Что, впрочем, не мешало ей вязать свои знаменитые яркие бесформенные свитера для детей и их друзей.

- Здравствуйте, Молли. Привет, Джинни.

Джинни кивнула и натянуто улыбнулась. Обстоятельства заперли ее в четырех стенах Норы, и в этом Джинни винила бывшую подругу. Если бы Рон не бросился ее защищать, то не погиб бы. Если бы он не погиб, то мать не погрузилась бы в свой бесконечный траур и не забросила бы домашнее хозяйство. И тогда она, Джинни, была бы свободна. А так ей приходится вести дом и обслуживать семью из пяти человек, трое из которых – здоровые мужчины в расцвете сил. Конечно, близнецы сейчас преимущественно живут в Хогсмиде, но иногда остаются в родительском доме несколько дней, а то и недель. Есть еще Билли и Флер, приезжающие достаточно регулярно как бы к себе домой, но Флер всегда подчеркивает, что она в гостях. И Перси, который тоже может в любой момент захотеть вернуться домой. И это в то время, как Грейнджер живет одна и может позволить себе делать все то, на что у Джинни никогда не хватает времени. Джинни Уизли была доброй девушкой, но все это было выше ее сил.

- Артур и мальчики уже там. Ждали только тебя.

- Извините, что задержалась.

- Ничего страшного, дорогая. Хорошо, что ты с нами.

Грейнджер выдавила из себя вежливый оскал. На самом деле она хотела аппарировать сразу на кладбище и убраться оттуда до того, как явятся несостоявшиеся родственники. И только в последний момент, приложив огромное усилие воли, она направилась в Нору. Это единственное, что она еще может сделать для них. И для него тоже.

На кухне три женщины делали последние приготовления. Точнее, делала Джинни. Молли старалась тоже, но Грейнджер со стороны видела, что она просто переставляет с места на место посуду и перекладывает приготовленные свертки. Самой ей, как гостье, предложили пока присесть и любезно подождать. Джинни старалась на нее не смотреть.

- И все-таки не понимаю, дорогая, почему ты снова не отрастишь волосы? У тебя были такие чудесные локоны. Джинни, куда ты положила бутерброды?

Не отвлекаясь от своего бесполезного занятия, Молли сделала попытку погладить ее по голове. Не осознавая своих действий, Грейнджер увернулась и избежала прикосновения. Однажды, еще в самом начале войны, ее поймали Упивающиеся. Поймали как раз за «чудесные локоны», намотав их на кулак. Вырвавшись и переведя дух, Грейнджер безжалостно обрезала волосы сильно выше плеч и приобрела стойкое неприятие к внезапным резким движениям возле своей головы. Отвечать не стала, потому что вопрос был задан уже столько раз, что давно превратился в риторический.

- Вот они, мама, здесь.

- Хорошо. Ты не забыла его любимые?

- Нет, мама. Я все сделала, как надо.

- Гермиона, дорогая, ты не возьмешь эту корзинку?

- Да, Молли.

- Ах, какая чудесная жена для моего дорогого Рона вышла бы из тебя. Он так сильно тебя любил.

Скорбно покачав головой, миссис Уизли аппарировала. Девушки переглянулись.

- Джинни, я…

- Не надо. Просто ничего не говори, ладно?

Грейнджер отвела глаза и тут же без предупреждения отправилась следом за несостоявшейся свекровью.

Кладбище встретило ее серым мелким дождем. Близнецы возились возле могилы, приводя ее в порядок. Мистер Уизли пытался поставить защиту против дождя, и Грейнджер тут же взялась ему помогать. Усилия не пропали даром, и их как будто накрыло несуществующим куполом. Подняв голову, Грейнджер видела, как капли дождя ударяются о невидимую преграду и исчезают. Как все просто. Жизнь Рона точно так же натолкнулась на незримую стену, разбилась и исчезла.

- Перси приходил.

Слова Молли упали в напряженную тишину. Мистер Уизли и слышать не хотел о сыне. Фред и Джордж потолкались локтями, обменялись взглядами, но сумели себя сдержать и тоже промолчали. Джинни вздохнула, глядя на цветы, оставленные блудным братом.

Больше всего выход семейства Уизли навестить могилу брата и сына напоминал безумный пикник, которые никому не в радость, но с которого никто не смеет уйти. Грейнджер молча жевала предложенный бутерброд, запивая его соком, и смотрела на могильный камень. Ровные строчки букв и цифр помогали ей держать себя в руках. Не сорваться и не заорать. Бессчетное перебирание поступков, слов и привычек Рона наводили на нее тоску. Она слышала все это уже не одну сотню раз. Она уже переболела, пережила горе, сумела зализать хотя бы эту рану, но сейчас в нее тыкали тупой иглой снова и снова. Грейнджер кивала в такт словам, произносила какие-то слова поддержки, которые ей самой казались бессмысленными. Краем глаза она видела, как шепчутся между собой близнецы, и пару раз уловила слова «магазин», «поставки» и «депозит». Джинни была погружена в свои мысли и время от времени что-то пыталась посчитать на пальцах. Артур сидел, уставившись в одну точку перед собой. Грейнджер казалось, что вся эта скорбь уже давно превратилась в мишуру, от которой Уизли не могли или не хотели избавляться.

- Извините, но мне пора.

Она поднялась, не в силах больше выносить происходящее. Между ней и этими людьми, с которыми она когда-то хотела породниться, пролегла пропасть, и с каждым днем она становилась все глубже и шире.

- Но как же так, дорогая… - миссис Уизли как раз вспомнила что-то из проделок Рона, и на ее лице появилась редкая в последние пять лет улыбка. От слов Грейнджер улыбка стерлась, и Молли стала выглядеть удручающе жалко.

- Простите еще раз. Я должна вас покинуть.

- Мы думали, что ты поживешь у нас несколько дней. Мы могли бы вместе разобрать некоторые его вещи. Может быть, ты захотела бы что-нибудь взять себе на память…

- Как-нибудь в следующий раз. Извините. Я обещаю.

- Хорошо, дорогая.

- Гермиона, - мистер Уизли вернулся к жизни, - Не уделишь мне несколько минут. Прости, Молли. Это касается аврората.

- Да, конечно.

Они вышли из-под невидимого купола и отошли в сторону. Артур достал палочку и произнес заклинание, заглушившее их голоса.

- Гермиона, я хочу тебя попросить. Не обижайся на Молли. Она до сих пор не в себе. Будь с ней помягче, хорошо?

Только сейчас она обратила внимание на то, что мистер Уизли как будто выцвел. Рыжие волосы стали пепельно-серыми. Глаза – как полинялая тряпка. Неновая мантия только усиливала это впечатление. Не человек, а призрак, каким Грейнджер периодически ощущала саму себя.

- Мистер Уизли… - она смотрела поверх его плеча на могилы других погибших на этой войне, - Я больше не могу. Простите меня, но я просто больше не могу.

Несколько минут он молчал. Грейнджер казалось, что он сейчас заплачет, и она молилась, чтобы этого не произошло. Если будет плакать отец Рона, то что же тогда останется делать ей?

Наконец, он ответил:

- Я понимаю, девочка. Я все понимаю.

Не прощаясь, Грейнджер аппарировала домой.

*

Нет, она их не ненавидела. Они по-прежнему вызывали у нее симпатию, но… как-то очень отстраненно. Как дальние родственники, с которыми видишься раз в год на Рождество, и поэтому теплые отношения можно поддерживать бесконечно долго. Но стоит начать встречаться раньше, и градус приязни резко понижается. А необходимость остается. Может быть, если бы Грейнджер приезжала в Нору раз в год, то спокойнее воспринимала бы и затянувшийся траур Молли, и постаревшего и какого-то угасшего Артура, и натянутые улыбки Джинни, и даже шуточки Фреда и Джорджа не коробили бы ее настолько сильно.

И еще это незримое обвинение, которого никто никогда не произносил вслух, но оно все равно было. Висело в воздухе, как характерный запах перед грозой. Грейнджер чувствовала его каждой своей клеточкой, как яд, отравляющий жизнь секунда за секундой.

Если бы он не закрыл тебя собой, то был бы сейчас жив. А так… ты жива, а он – нет. Ты виновата в этом. Ты виновата в том, что выжила. Ты виновата в том, что это не ты истлела в земле, что не твои родители приходят на могилу к своему ребенку. Ты виновата, Грейнджер!

Встречи с Уизли невероятно выматывали ее. Каждый раз после них она чувствовала себя так, словно провела в засаде по заданию аврората не меньше недели. Тошнило от сильного напряжения. Не хотелось никого видеть, потому что каждое слово, каждый взгляд воспринимались, как прикосновение к оголенному нерву. И еще Грейнджер точно знала, что ночью ей приснится мертвый Рон. Он ничего ей не скажет, но будет смотреть взглядом побитого щенка, а потом снова и снова будет умирать у нее на глазах. И она ничем не сможет ему помочь.

Грейнджер содрала с себя траурную мантию и с удовольствием переоделась в джинсы и футболку. Есть она не сможет, уже точно не сегодня, а вот порция огневиски ей совсем не помешает. И еще – разжечь камин. Она специально выбрала такую квартиру, в которой был бы работающий камин. И – сесть на пол и почитать что-нибудь не обременительное для мозгов. Кто бы мог подумать, Гермиона Грейнджер, гордость Гриффиндора, надежда Ордена Феникса, одна из Золотого Трио – сидит в одиночестве и пытается успокоиться и забыться с помощью тупого любовного романа и огневиски!

В тишине вечерних сумерек ее смех прозвучал хрипло и неестественно. Полубезумно. Да, вот так. После того, как главный злодей будет повержен, сказки заканчиваются. Потому что потом жизнь уже мало похожа на сказку. Боль все равно остается. И еще одиночество. И страх.

Вряд ли сегодня ей удастся уснуть нормально.

========== Эпизод II «19 августа 2003: Со слезами на глазах» ==========

- Добрый день, Ханна. Как он сегодня?

- Здравствуй, Гермиона. Немного беспокоится, но в целом состояние удовлетворительное. По-моему, он тебя ждет.

- Ждет? Тебе показалось.

- Все может быть. Но ты не видишь его почти каждый день. А я вижу и понимаю.

На последнем замечании Грейнджер не удержалась и саркастически хмыкнула. Почему-то вспомнилась Трелони, мнившая себя прорицательницей. Грейнджер ответила словами Ханны:

- Все может быть. Сделай мне пропуск, пожалуйста.

Эббот промолчала. Она прикоснулась своей волшебной палочкой к пропуску Грейнджер и прошептала заклинание. Прямоугольник засветился зеленым, и на нем появилась надпись «Г.Грейнджер. Визитер». Поблагодарив колдомедика кивком, Грейнджер взяла пропуск и прицепила на блузу. К ней и так никто не посмеет придраться, потому что Грейнджер была одной из тех, кому был разрешен постоянный доступ к Поттеру. Но так будет надежнее. К тому же все знали, что Эббот влюблена в своего знаменитого пациента, и Грейнджер до Смерти хотелось ее подразнить. Эббот всегда нервно реагировала на ее визиты.

Грейнджер навещала Поттера в клинике св. Мунго двадцать семь раз в год. По два раза ежемесячно, плюс на День его рождения, День победы над Темным Лордом и на Рождество. Каждый раз она приходила одна, приносила цветы и что-нибудь вкусное, проводила с ним от часа до трех и уходила. Если заставала у него кого-нибудь еще, то терпеливо пережидала, когда другой посетитель уйдет. Грейнджер, в бытность свою студенткой просидевшей в библиотеке не один час, было не занимать терпения.

Сегодня ей повезло. В День победы у него всегда было много посетителей, но сегодня он был один. Она вошла без стука, и сердце бешено трепыхнулось несколько раз, но потом снова пошло ровно. Может быть, сегодня… именно сегодня… Но Грейнджер хорошо знала, что чудес на свете не бывает.

Поттер сидел в кресле, развернутом к окну на три четверти. Тонкие руки спокойно лежат на подлокотниках. Спина выпрямлена, а подбородок слегка приподнят. Грейнджер не могла видеть его лицо, но знала, что пустые невидящие глаза обращены к пейзажу за стеклом, и только ресницы время от времени делают медленный взмах.

- Здравствуй, Гарри.

Он не ответил на ее приветствие. Она знала, что не ответит. Знала, что чуда сегодня не будет.

- Сегодня твой праздник. Тебе видно отсюда, как они празднуют?

Они – это все остальные волшебники.

Обстановка комнаты была скудной, но все же напоминала скорее гостиничный номер, а не больничную палату. Два кресла у окна, кровать, тумбочка и стеллаж. Молли Уизли в свое время постаралась сделать казенное помещение более уютным – повесила шторы, положила на пол ковер, принесла какие-то книги, альбом с колдографиями, который Гарри когда-то подарил Хагрид, еще какие-то личные вещи. Грейнджер взяла с полки вазу, наколдовала воду и поставила в нее цветы. Она всегда приносила ему одни и те же – тигровые лилии. В честь его матери.

- К тебе уже приходили сегодня? Вижу, что приходили. Пирог Молли просто невозможно не узнать. Я тоже принесла тебе кое-что вкусное.

Она выложила подарки на кровать. Все равно Поттер не сможет встать и подойти. Когда его будут перемещать, то уберут пакеты сами. Грейнджер старалась не думать, сколько из этого достанется Поттеру, а сколько персонал заберет себе, чтобы не пропало.

- Знаешь, Ханна Эббот сказала, что ты меня ждал. Как бы я хотела, чтобы это было правдой. Ты даже не представляешь, Гарри…

Она подошла к окну и опустилась на корточки рядом с креслом Поттера. Помедлила немного и взяла безвольную руку. Пальцы была теплыми и очень гладкими, как будто неживыми. Поттер никак не отреагировал на ее прикосновение. Грейнджер слегка сжала его ладонь и представила, как он пожимает ее руку в ответ. Его черные ресницы снова совершили движение вниз и вверх.

- Как бы я хотела, чтобы ты вернулся, Гарри. Мне нужно так много с тобой обсудить. С тобой, потому что больше не с кем. Никто меня не поймет. Никто из них меня не поймет так, как ты. Пожалуйста, Гарри. Если ты меня слышишь, возвращайся. Ты мне нужен.

Она сделала паузу, но ничего не изменилось. Подобное повторялось каждый раз, когда она приходила. Грейнджер говорила, как он ей нужен, ее единственный оставшийся друг, просила вернуться. Но ничего не происходило. Она не могла докричаться туда, где был Поттер.

- Недавно я ездила в Нору. Уверена, что Молли тебе сегодня уже рассказала, как они все скучают по Рону, какой Рон был замечательный и что, если бы не я, то он был бы жив. Знаешь, Джинни совсем перестала со мной разговаривать. Они ничего не говорят мне, Гарри, но я все равно все вижу. Они обвиняют меня в его Смерти и никогда мне этого не простят. А ты? Ты тоже считаешь, что я виновата? Он мне снится. Он постоянно мне снится, и иногда мне кажется, что он рядом. Ведь были же привидения в Хогвартсе. Может быть, и Рон – тоже? Стал привидением и однажды просто заявится ко мне домой? И будет меня терзать? Я не знаю, что мне делать со всем этим.

Ноги затекли. Грейнджер поднялась и пересела в кресло напротив. Лицо Поттера было спокойным и безмятежным. Шрам на лбу стал почти незаметен. Кожа побледнела и истончилась, как у человека, который давно уже не был под Солнцем, хотя его регулярно вывозили гулять. Время остановилось для Поттера. Он был точно таким же, как и пять лет назад, когда им было по восемнадцать. Иногда Грейнджер казалось, что между ними пролегла пропасть, и разрыв все время увеличивался.

- Посмотри на меня, Гарри. Я сама на себя не похожа. Это настолько сильно, что даже я сама это замечаю. Я ничего не хочу делать. Никого не хочу видеть. Я чувствую себя древней старухой, потому что видела Смерть лицом к лицу. У меня такое ощущение, что жизнь уходит, а я не могу поймать ее и остановить, чтобы она не покидала меня. Там, где ты сейчас, Гарри… там тоже есть Смерть?

Свой самый последний бой Поттер принял в одиночестве. Никого не случилось рядом, чтобы рассказать потом, что же там произошло. Все так и осталось на уровне слухов и непроверенных фактов. Темный Лорд развоплотился и исчез, а Поттера нашли лежащим в магической коме. На четыре дня весь волшебный мир замер, затаив дыхание. На пятые сутки национальный герой открыл глаза, но в сознание так и не вернулся. Он ни с кем не разговаривал, ни на что не реагировал. Остались голые биологические рефлексы, позволившие ему жить, но не несущие в себе даже отпечатка его личности. Тело еще существовало, но сам Гарри Поттер покинул мир и блуждал сейчас где-то очень далеко.

Его поместили в клинику Св. Мунго, приставили к нему специальный персонал и приготовились ждать. Первый месяц верили, что он окончательно очнется в любой момент. Репортеры крутились у клиники, чтобы не пропустить это знаменательное событие. Люпин поддерживал дом на Гриммуальд-Плейс в состоянии постоянной готовности и тем самым скрашивал себе тоску по погибшей Тонкс. Грейнджер или кто-нибудь из Уизли ежедневно справлялись о самочувствии Поттера. Но дни складывались в недели. Недели сливались в месяцы, а ничего не происходило. Все свободное время Грейнджер проводила в библиотеке, выискивая упоминания о магической коме и ее последствиях, изучая известные и описанные случаи и надеясь, что ее осенит, и разгадка найдется. Кажется, она была первой, кто понял, что это может оказаться всерьез и надолго. И она же стала последней, кто еще продолжал надеяться и верить.

Она приходила, садилась в кресло напротив и говорила с Поттером так же, как и всегда.

- Профессор МакГонагалл все еще хочет, чтобы я вернулась к работе в Ордене Феникса, - Грейнджер немного помолчала, глядя перед собой, а потом продолжила, - Я не хочу. Я устала, Гарри. Устала от войны, от всех этих показательных судов. Меня бесит пафос, которого больше всего у тех, кто там не был и кто понятия не имеет, какой ужас нам пришлось пережить на самом деле. Ты знаешь, чем сейчас занимается Орден? Большей частью делит почести и награды. Все остальное – фикция. Синекура для ветеранов. И я им нужна как вывеска. Еще бы! Гермиона Грейнджер, та самая, последняя из Золотого Трио! Они уже похоронили тебя. А я не хочу так, Гарри.

Крамольные сплетни о том, что личность Темного Лорда переместилась в тело Поттера и продолжает существовать, появились через полгода после окончания войны. Грейнджер тогда долго смеялась оттого, что на самом деле ей хотелось плакать. А потом поймала себя на том, что каждый раз, навещая друга, всматривается в его глаза. Вернее, в их цвет. Все еще зеленый? Или уже красный? Потом постепенно успокоилась.

Покушение на Поттера сорвалось по идиотской случайности. Нападавший ошибся крылом и вместо Национального Героя пришиб несчастного бывшего профессора Локхарта. Впрочем, Локхарт все равно ничего не понял. Его похоронили. Его убийцу поцеловал дементор. К Поттеру приставили охрану и ввели ограничение на посещения. Постоянный пропуск получили Грейнджер, МакГонагалл и почему-то Люпин. Все остальные могли навещать его только по предварительной договоренности и только в присутствии колдомедика.

Грейнджер не знала, насколько обосновано может быть предположение насчет Темного Лорда. Новый набег на библиотеку не дал ей ответа. Обдумав это во время очередной бессонной ночи, она пришла к выводу, что проблемы нужно решать по мере их поступления. Пока Поттер не вернется в сознание, все равно никто ничего не будет знать наверняка. Единственное, что ей бы очень хотелось оказаться рядом, когда это произойдет.

- Иногда мне кажется, что я погибла на этой войне. Это просто какое-то недоразумение, то, что тело еще живо. На самом деле меня убили. Это так больно, Гарри. Быть мертвой.

Она поднялась с кресла и распахнула окно, впуская в палату свежий воздух, голоса и жизнь с ЭТОЙ стороны.

- Ты не против, если я закурю?

Поттер никогда не был против, но она все равно всегда спрашивала. Забралась на подоконник и вытащила сигарету. Щелчок зажигалки, потому что прикуривать от волшебной палочки казалось Грейнджер кощунством. Легкий дымок устремился в небо. В магическом мире было очень мало людей, подверженных этой маггловской привычке, в основном, среди нечистокровных. Грейнджер доставляло удовольствие шокировать некоторых своих знакомых волшебников. Маггловское происхождение, которым ее так любил упрекать Малфой, она превратила в свой символический флаг. Если сейчас зайдет кто-нибудь из колдомедиков…

Так и есть. Не успела Грейнджер сделать и трех затяжек, как появилась Эббот. Всплеснула руками и воспылала праведным гневом.

- Мисс Грейнджер! - в возмущении она всегда впадала в официоз, - Что вы себе позволяете?

Грейнджер лениво покосилась на бывшую сокурсницу. Щеки порозовели, глаза сверкают. Кажется, вот-вот взорвется.

- А что? Что я себе позволяю?

- Вы курите! Здесь! Как можно!

Грейнджер помахала рукой, разгоняя дым. Сцена повторялась уже не в первый раз. Эббот никак не могла или не хотела понять, что жизнь – она другая. Не идеал стерильных белых халатов и защитных заклинаний.

- Ханна, он все еще человек. Вокруг него должно быть хоть что-то человеческое. Что-то, что заставит его вернуться.

Эббот фыркнула, развернулась на каблуках и удалилась, ничего не ответив. Зачем приходила – осталось неясным.

Грейнджер докурила, спрыгнула с подоконника и подошла к Поттеру.

- Ладно, Гарри, мне пора. Я скоро снова приду. Обещаю.

Она по-сестрински поцеловала друга в лоб. В тоненький и ставший почти незаметным шрам. Зеленые глаза все так же безучастно смотрят в никуда. Руки расслабленно - на подлокотниках. Лицо мальчишки, которым он так и остался, не выражает ничего.

Где ты сейчас, Гарри Поттер?

*

На первом этаже клиники Грейнджер окликнул знакомый голос:

- Гермиона!

А ей так хотелось уйти, никем не замеченной, чтобы снова не пришлось выслушивать старые песни. Грейнджер остановилась, едва заметно скривившись. Но, когда обернулась, то на лице была искренне-фальшивая улыбка.

- Здравствуйте, профессор.

К ней спешила Минерва МакГонагалл. Каблучки стучали звонкой дробью. Очки, гладкая прическа и поджатые губы придавали ей чопорный вид. Длинная юбка шуршала. Лучшая ведьма года – собственной персоной.

- Здравствуй, Гермиона. Ты навещала Гарри?

- Да.

Как будто у нее есть к кому приходить, кроме него!

- Я так рада, что ты его не забываешь. Бедный мальчик столько перенес. Он не… Ничего не изменилось?

Она боится, вдруг отчетливопоняла Грейнджер. За пять лет они несколько раз разговаривали о Поттере, но осознание пришло только сейчас. Как будто в голове что-то щелкнуло, и кусочек мозаики встал на свое место. МакГонагалл боится, что Поттер очнется, и они снова столкнутся с Темным Лордом. Поэтому Орден Феникса продолжает существовать и занимается чем попало. На всякий случай. Еще одного Темного Лорда магический мир может и не переварить.

Грейнджер тихо ответила:

- Нет. Он еще не вернулся.

Две женщины обменялись долгими изучающими взглядами. МакГонагалл поняла, что Грейнджер разгадала ее опасения. Что же… у девочки всегда были хорошие мозги. Три или четыре разговора за пять лет, отрывочные кусочки информации, одна оговорка с неверной интонацией – рано или поздно это должно было случиться.

Грейнджер поняла, что цель, с которой ее зазывают обратно в Орден, несколько иная, чем она себе представляла. Им нужна была не вывеска, не ширма. Им нужен был информатор. Шпион. Понимание этого искривило губы Грейнджер горькой усмешкой. Глава Ордена сменился, но методы остались те же.

- Кстати, - МакГонагалл прервала грозившуюся затянуться паузу, резко сменив тему, - Я надеюсь, что ты придешь сегодня вечером в Министерство. Это было бы очень любезно с твоей стороны, Гермиона.

Недоумение.

- Простите, профессор?

- Ох, Мерлин! Она все-таки забыла! Сегодня вечером в Министерстве состоится банкет по поводу Дня победы. Тебе посылали приглашение из секретариата министра, но сова принесла его обратно. Тогда я передала его для тебя через Джинни Уизли. Я очень надеюсь, что ты придешь. Ты так отдалилась от нас, Гермиона…

Значит, через Джинни Уизли… Ах, маленькая рыжая мерзавка! Грейнджер захлестнула волна ярости. Нет, умненькая младшая Уизли не могла забыть просто так, особенно, когда дело касалось бывшей подруги. И факт того, что Грейнджер не очень-то жаловала подобные мероприятия, на самом деле не менял ничего.

Пытаясь взять себя в руки, Грейнджер достала пачку и сунула в рот сигарету, но прикуривать не стала. Возмущенный взгляд МакГонагалл был успешно проигнорирован.

- Нет, Джинни ничего мне не передавала.

- Ну… ничего. Просто прибудь к восьми вечера ко входу в Министерство. Я все устрою, просто скажешь свое имя. И, пожалуйста, я тебя прошу, подумай, что бы ты могла сказать собравшимся. Что бы Гарри мог сказать.

- Хорошо, профессор. Я подумаю.

А Гарри мог бы сказать только одно: Какого черта вы втянули меня во все это? Но вряд ли кому-то есть до этого дело. Герой сделал свое дело. А что он будет делать дальше – это уже его личные проблемы.

Они распрощались. Профессор МакГонагалл пошла к Поттеру, а Грейнджер отправилась домой.

Первым порывом было связаться с Норой и потребовать от Джинни объяснений. После работы под руководством Альбуса Дамблдора Грейнджер очень нервно относилась к попыткам принять решение за нее. Передай Уизли ей приглашение, она, скорее всего, забросила бы его сразу в мусорную корзину или сожгла в камине и благополучно проигнорировала бы прием. Но сейчас хотелось сделать наоборот. Просто, чтобы никто не смел за нее ничего решать. Просто назло.

Грейнджер мерила комнату шагами из угла в угол, периодически натыкаясь на мебель. Нужно было успокоиться и уже тогда… Она ведь никогда не делала ничего сгоряча. Сначала думаем – потом делаем. Если, конечно, сначала не убиваем.

Плевать на Уизли. Бывшие подруги не должны тянуть в прошлое. Так же как и бывшие… женихи. Грейнджер подошла к окну и стала смотреть на открывающийся вид, обхватив себя руками за плечи.

Ее квартира была под самой крышей. Даже не квартира – скорее, немного перестроенная студия. Одна огромная комната, отгороженный кухонный угол и ванная. Из окна были видны лондонские крыши и небо. Много-много неба. Именно это да еще наличие работающего камина стали решающим фактором, когда Грейнджер искала жилье. Сейчас вид серого преддождевого неба подействовали на нее умиротворяюще.

Не будет она выяснять отношения с Уизли. По крайней мере, не сейчас. Что там говорила МакГонагалл? Просто прибыть к Министерству к восьми вечера? Она прибудет. И с очень большим удовольствием посмотрит на лицо Джинни.

*

Не поленилась. Купила себе новое платье и подходящие к нему туфли. После войны Грейнджер стала тяготеть к темным цветам, поэтому выбор остановила на классическом черном. Платье обнажало плечи и спину, а вместе с ними и несколько шрамов. Магическим путем их можно было бы залечить, но Грейнджер не считала нужным. Для нее они были напоминанием о том, что пришлось пережить. Как орден Мерлина, неважно какой степени, только нельзя снять, убрать в шкатулку и забыть. И пусть только кто-нибудь попробует заикнуться о сочувствии или помощи…

Короткие волосы с трудом, но удалось уложить в подобие прически. Несколько прядей выбивались, но общей картины не портили. На самое сложное – макияж – Грейнджер потратила около двух часов. В школе она не пользовалась косметикой, считая, что сверкать интеллектом можно ярче, чем смазливой мордашкой. Однако, война и пять последовавших за ней лет нездорового образа жизни оставили на лице Грейнджер несмываемый отпечаток. Пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть хотя бы видимость юношеской свежести и очарования.

Закончив сборы, Грейнджер обозрела себя в зеркале. Увиденное вызвало саркастический хмык. Больше всего она напоминала себе драную кошку, которую подобрали добрые люди и попытались привести в приличный вид. Или это недавняя встреча с МакГонагалл навеяла такие странные ассоциации? Грейнджер взяла сумочку, накинула на плечи прозрачную легкую шаль и отправилась в Министерство магии.

Как и обещала глава Ордена Феникса, для Грейнджер было оставлено приглашение и специальное распоряжение пропустить ее внутрь. Улыбнувшись охране, она прошла в парадный зал Министерства и в первый момент оторопела. Здесь собралась если не весь магический Лондон, то его изрядная часть. Боевые рефлексы Грейнджер, вбитые войной, мгновенно пришли в состояние готовности. В такой огромной толпе народа в любой момент может произойти все, что угодно. И надо быть начеку, чтобы успеть отреагировать. У Грейнджер было ощущение, что она внезапно стала обладательницей дополнительных глаз и ушей. Не осознавая этого, она вытащила волшебную палочку. Как будто ждала нападения.

- Гермиона!

Она обернулась на двойной голос, радостно позвавший ее откуда-то из-за колонны, поддерживающей потолок. Падма и Парвати Патил, одетые в сари одинакового покроя, но разного цвета, пробирались к ней сквозь толпу и приветливо улыбались.

- Привет, Гермиона. С праздником Победы!

- И вас тоже.

- А мы сначала подумали, что это не ты. Точнее, это Парвати подумала, а я тебя сразу узнала, - Падма говорила легко, но ее взгляд как будто пожирал Грейнджер, хотя она и старалась удержаться от откровенного разглядывания.

- Ты очень изменилась, - Парвати говорила тише и усиленно старалась смотреть ей только в глаза, - Ты такая… такая другая.

Грейнджер глазами поискала ближайший столик с напитками и подозвала к себе бокал с шампанским. Мелкие пузырьки ударили ей в нос.

- Мы все изменились, Парвати. Просто кто-то больше, а кто-то меньше. Это война нас всех изменила.

- Ну… да… Но ты…

- Пойдем, Парвати, - Падма тянула сестру за руку, кого-то заметив в толпе, - Еще увидимся, Гермиона.

Близняшки растворились в общей людской массе. Грейнджер взяла второй бокал и тоже попыталась затеряться. Но ее все равно находили, задавали вопросы, ахали по поводу того, как же сильно она изменилась, и выражали соболезнования по поводу гибели Рона. Она улыбалась, с каждой минутой чувствуя, что улыбка как будто приклеивается к ней намертво, и от этого начинают болеть мышцы лица. Она что-то отвечала, не задумываясь о словах, и с каждым глотком ее ответы становились все более и более циничными. К официальной части через сорок минут она подошла, уже будучи на взводе.

Министр долго говорил о значении победы над Темным Лордом и о невозможности допустить подобное в будущем. Чуть ли не поименно перечислил павших за сторону добра волшебников и казненных Упивающихся Смертью. Сожалел о том, что состояние здоровья Национального Героя не позволило ему присутствовать на этом празднике и выразил надежду, что уж в следующем году… потому что лучшие колдомедики прикладывают все свои усилия. Высказал пожелание беречь оставшихся в живых воинов добра и света и пообещал, что дальше жизнь будет только лучше.

Потом слово взяла МакГонагалл. Она отчиталась о работе Ордена Феникса за прошлый год и осветила некоторые перспективы на будущее. Как директор Хогвартса рассказала о правилах, которые будут введены в новом учебном году и об изменениях в преподавательском составе. Пообещала, что методики преподавания будут улучшены и все силы направлены на то, чтобы не проморгать появление нового Темного Лорда. Повздыхала, что Национального Героя нет сегодня с нами, но вот присутствует его ближайшая подруга и соратница мисс Грейнджер, которую и просят пройти на сцену.

Грейнджер мысленно выругалась. Она успела забыть о просьбе МакГонагалл, а потом понадеялась, что ее не заметят в толпе. Но головы огромной человеческой гидры безошибочно повернулись в ее сторону. Раздались аплодисменты, и ей пришлось идти. Живой коридор колыхался, вызывая не самые приятные ассоциации. Мысли метались в голове стайкой больных бабочек. Боковым зрением Грейнджер зацепила в толпе рыжие волосы истинных Уизли. До Смерти хотелось опустошить еще один бокал шампанского.

Поднялась на сцену. Многоликая многоглазая толпа замерла в ожидании. Каких откровений они ждут от ветерана, чья жизнь была сломана войной? Что они хотят от двадцатитрехлетней девочки, которая сама себя ощущает древней старухой?

- Сонорус. Гарри здесь нет. Вы все знаете, где он и почему не может придти. Меня попросили сказать то, что бы он мог сказать в этот момент. Я знаю его уже двенадцать лет, поэтому точно знаю, что он… сказал бы. Он сказал бы… - голос задрожал, - Он сказал бы… Оставьте меня в покое. Я уже сделал все, что мог. А для тех, кто не понял: пошли вы в задницу дементора. Это все. Спасибо. Квайтус.

Тишина казалась оглушительной. Грейнджер хищно улыбнулась, любуясь произведенным эффектом. Милая и воспитанная девушка погибла на войне. Вместо нее осталась та, которая когда-то врезала Малфою, а сейчас не постеснялась сказать то, что она думает на самом деле. Этот мир не стоит другого обращения.

Все в той же тишине она сошла со сцены и отошла к дальней колонне. Перед ней расступались, как будто она была особой царской крови или прокаженной. Потом кто-то отдал команду музыкантам. Люди вышли из ступора. Прием, споткнувшийся об одну строптивую ведьму, покатил дальше.

Грейнджер цапнула наконец-то вожделенный бокал с алкоголем и сделала несколько глотков. Руки тряслись. Пришла мысль убраться домой, пока не разорвали за осквернение национальной святыни, но было еще одно незаконченное дело. Вот сейчас она успокоится, потом покурит, нервы перестанут вибрировать, она все здесь закончит, и вот тогда уже… Еще глоток. Из задумчивости ее вывел тихий голос.

- Гермиона, ты понимаешь, что ты только что сделала?

Она обернулась. Рядом стоял Люпин.

После гибели Тонкс он жил в одиночестве на Гриммуальд-Плейс, ожидая, когда вернется законный владелец. Иногда они с Грейнджер сталкивались в клинике Св. Мунго, обменивались новостями, которых на самом деле не было ни у того, ни у другого, и расходились. Война сломала Люпина тоже. И так избегавший общества, теперь он стал отшельником еще больше. Внешнее благополучие не могло скрыть ни заострившихся черт лица, ни боли в запавших глазах, ни седины в волосах. Было здорово видно, что ему здесь не место, и Люпин сам это понимает.

- Давайте выйдем на свежий воздух. Мне душно.

- Хорошо.

Бывший профессор предложил бывшей студентке опереться на свою руку и любезно проводил ее на широкий полукруглый балкон. Вечером в августе уже достаточно прохладно. Грейнджер закутала обнаженные плечи в тончайшую полупрозрачную шаль, чтобы была хотя бы иллюзия тепла. Так же, как она читает «Ежедневный пророк» и навещает Поттера – для иллюзии стабильности жизни. Достала из сумочки пачку и зажигалку. Тонкая длинная сигарета так шла к ее вечернему платью, высоким шпилькам и тонким шрамам на теле.

Люпин молча смотрел на нее, ожидая ответ.

- Я понимаю, - наконец сказала Грейнджер, выпуская дым, - Я сказала им то, что есть на самом деле. Я противопоставила себя им.

- Ты закрыла для себя многие двери магического общества. По крайней мере, на какое-то время.

- Я знаю. И, знаете, мне все равно. Я устала. Выгорела дотла, как вот эта вот сигарета.

Грейнджер посмотрела на столбик пепла и стряхнула его на пол. Ветер тут же подхватил легкие серые хлопья и унес в неизвестность. Две пары глаз пронаблюдали его полет с полным равнодушием.

- Ты еще очень молода, Гермиона. У тебя еще все впереди. Не отказывайся от жизни. Я понимаю, что это звучит банально. Но банальная формулировка не отменит самого факта. Просто потерпи немного. Я знаю, как тебе больно. Я знаю, что раны души заживают куда медленнее ран тела, а шрамы остаются более грубые и болезненные. Это пройдет. Ты сейчас думаешь, что это не так, но надо подождать. Пока просто поверь мне, как твоему профессору и другу.

Грейнджер смотрела на туманный город. Иногда туман бывал таким густым, что ей казалось, будто Солнце никогда уже не появится. Но потом серая мгла рассеивалась, тучи редели, и Солнце отогревало мерзлые улицы.

- Спасибо… Ремус. Я подумаю над вашими словами. Может быть, вы и правы.

- Ты все поймешь, Гермиона, ты ведь такая умница.

- Я постараюсь.

Они постояли еще немного, разговаривая о Поттере и о работе Ордена. Грейнджер уже не горячилась. Слова Люпина, который сам прошел горнило войны, задели ее и заставили задуматься. Ей казалось, что жизнь закончена. Но могло ли это оказаться не так? Она узнает это, только приняв решение перестать длить существование внутри кокона боли и злобы и начать жить снова. Люпин попрощался. А у Грейнджер было еще одно незавершенное дело.

Рыжие волосы Уизли сверкали, как яркие маячки, сразу же привлекая внимание и позволяя безошибочно идентифицировать своих обладателей. Вот аккуратная прическа, венчающая высокую неестественно-прямую фигуру – это Перси. Две головы с лохмами, торчащими во все стороны, и рядом две темненькие аккуратные головки – Фред и Джордж обхаживают сестер Патил. Не такие яркие, одни изрядно поредевшие, вторые щедро разбавлены серебром – мистер и миссис Уизли. А вот и огненный каскад, крупными локонами спадающий на плечи и спину – Джинни. Грейнджер зацепилась взглядом и начала пробираться поближе.

Младшая Уизли весело болтала с Кингсли. Аврор увидел приближающуюся грозу первым. Отчего-то неприязнь, появившаяся в его глазах при виде бывшей коллеги, доставила Грейнджер особое извращенное удовольствие. Видимо, он предупредил Уизли, потому что та обернулась, не дожидаясь, пока Грейнджер ее позовет.

Она старалась. Очень старалась не показать, как ей страшно. Но Грейнджер знала свою бывшую подругу достаточно хорошо, чтобы легко прочитать все ее эмоции. Да и практики у младшей Уизли в сокрытии своих чувств было маловато.

- Джинни, - Грейнджер улыбнулась одними губами, а глаза оставались холодными, пронзающими насквозь. Глаза-стилеты.

- Здравствуй, Гермиона.

- Не ожидала меня здесь увидеть, да?

Уизли не ответила. То ли не нашлась, то ли не посчитала нужным.

- Мы можем поговорить?

- Давай в другой раз, я сейчас…

- Нет, Джинни. Именно сейчас. Я могу сделать это и здесь, но не уверена, что тебе будет это приятно.

Уизли колебалась недолго.

- Хорошо.

Они вышли из зала и отошли к окну в конце коридора. Звуки музыки, голоса людей, вся эта радостная праздничная суета отдавалась эхом под высокими сводами. Со стороны могло показаться, что две закадычные подруги выскочили на минутку обсудить кого-то из присутствующих и обменяться впечатлениями.

- Утром я видела МакГонагалл, когда навещала Гарри. Она очень удивилась, когда оказалось, что я ничего не знаю о приглашении.

Пауза, во время которой Уизли старательно отводила взгляд в сторону. Грейнджер показалось, или он на самом деле стал затравленным?

- Ты ничего не хочешь мне сказать, Джинни?

У нее хватило ума не отпираться и делать вид, что она понятия не имеет, о чем говорит бывшая подруга. И у нее хватило смелости сказать то, что было на самом деле. Грейнджер даже удивилась. Джинни Уизли оказалась настоящей гриффиндоркой.

- Ты никогда не ходишь на подобные мероприятия, но это ведь ничего не меняет, правда, Гермиона? Поэтому я скажу тебе прямо. Оставь в покое мою семью. Я не хотела, чтобы ты здесь появлялась, это правда. Каждый раз моя мать сходит с ума, когда видит тебя. Потому что ты, Гермиона, как живое напоминание о том, что Рон был бы жив, не будь тебя в его жизни. Не приезжай больше к нам. Неужели ты сама не видишь, сколько боли ты нам причинила? Неужели тебе еще мало?

По щекам Уизли текли слезы. Путаясь в собственных пальцах, она достала носовой платок и начала вытирать лицо. Теперь она сказала. Может быть, теперь станет легче?

Грейнджер отвернулась. Мучительно пыталась подобрать слова в свое оправдание, но понимала, что это будет звучать жалко.

Когда, наконец, заговорила, то голос звучал глухо:

- Джинни… Это был его собственный выбор. Я его не просила. И я не буду просить у тебя прощения за то, что осталась жива. Больше я вас не потревожу.

Она резко развернулась на каблуках и, не попрощавшись, стремительно пошла в сторону выхода.

*

За каминной решеткой пламя играло пугливым зверьком, отбрасывая оранжево-алые блики.

Девушка с печальными глазами сидела на ковре, нимало не заботясь о том, что может помять дорогое вечернее платье. Туфли и сумочка были небрежно отброшены в сторону. Шаль черной лужицей лежала на кресле, одним концом касаясь пола. На подоконнике виднелись неясные силуэты флаконов. За окном густой туман укутывал город непроглядным саваном.

Где-то в другой части Лондона зеленоглазый юноша что-то неясно вскрикнул в своем тяжелом сне и заскулил, не в силах пробудиться.

В другой части страны второй юноша – блондин – тыльной стороной ладони вытер мокрые светлые ресницы и принял решение перестать терпеть боль, которая все длилась и длилась уже не первый год.

Девушка с печальными глазами хотела бы заплакать, но не могла.

Пламени не было до этого никакого дела.

========== Эпизод III «15 сентября 2003: Тени» ==========

Вместе с осенью пришла депрессия. Волнами холода, которые все чаще и чаще возникали по утрам. Багрянцем и золотом, которые отбирали у листьев зелень. Минутами темноты, которая вечером приходила раньше, а утром уходила позже. Депрессия втекала в Грейнджер тонкой струйкой умирания тепла, жизни и света.

Ей снился… нет, не Рон. После того разговора с Джинни в Министерстве Грейнджер как будто оборвала последнюю ниточку, связывавшую ее с семьей Уизли. Видимо, вместе с этой незримой связью оборвалось о то последнее, что связывало Рона с бывшей невестой. Он больше не снился ей. Не смотрел взглядом агнца, обреченного на заклание. Она не просыпалась с ощущением его запаха и чувством, что если бы не она, то… Связь оборвалась легко, как будто ее вовсе не было.

Грейнджер снилось, что она одна. Она идет по полю, выжженному дотла, а под ногами у нее трупы. Не десятки и не сотни. Тысячи или десятки тысяч мертвых тел – до самого горизонта. Мужчины и женщины. Подростки и старики. Богатые и бедные. Гражданские мантии воинов Добра. Белые маски и черные плащи Упивающихся Смертью. Остекленевшие глаза и раскинутые руки. Кровь и грязь. Ей снилось, что она – единственная, кто выжил. Последняя ведьма во всей магической Англии. Последний человек во всем мире. Она поднимает голову и видит, что небо темнеет с каждой секундой. Никого уже нет, ни добрых, ни злых, а тьма все равно подступает. Грейнджер кричит, но горло сдавило так, что наружу вырывается только хрип. И она понимает, что для нее Смерть – не спасение. В Смерти ей не будет покоя, потому что тьма подступает. Тьма… подступает…

Тьма…

…подступает…

…Грейнджер проснулась, задыхаясь, хватаясь руками за воздух, который все равно проскальзывал между пальцев. Несколько секунд она думала, что никогда уже не сможет вдохнуть, и сейчас сердце разорвется от гипоксии. И ничего нельзя сделать, даже произнести заклинание, потому что голоса нет. Но потом – судорожный вдох-всхлип. Она повернулась на бок, инстинктивно сворачиваясь в позу зародыша, и долго лежала, глядя в темноту перед собой широко распахнутыми глазами.

Первое, что она осознала, когда страх отступил, это то, что в оконное стекло бьются капли дождя. Фосфоресцирующие стрелки на часах показывали без одной минуты четыре. Утра. Час самоубийц. Грейнджер закрыла глаза, но знала, что это ей не поможет. Каждый раз, пробуждаясь от кошмара, потом она уже не могла уснуть снова. Зелье для сна без сновидений в ее личном рейтинге делило первое место с антипохмельным. Грейнджер слушала дождь и представляла, что она снова в Хогвартсе, в гриффиндорской спальне для девочек… и нет никакой войны… никакого Темного Лорда… никакой подступающей тьмы. Иногда это даже получалось.

*

Сразу после окончания войны все оставшиеся в живых выпускники поспешно сдали ТРИТОНы и получили дипломы об окончании Хогвартса. Для Грейнджер это была формальность, потому что ее уже ждали в аврорате. После ускоренного – всего за год – обучения в Школе авроров она приступила к работе. Через три примерно месяца ей стало казаться, что она сгорает заживо. Каждый случай, требовавший вмешательства авроров, она воспринимала, как личный вызов, и отдавала ему все силы. Кроме быта, в ее жизни остались только два занятия, по сути сводившиеся к одному – работа и тренировки. Она совершенствовала свои навыки мракоборца с остервенением, отдавая этому всю себя. За ее спиной стали говорить, что Грейнджер нацелилась на стремительную карьеру и что она пойдет по трупам, не разбирая врагов и друзей.

Ей было плевать. Ей казалось, что с каждым разом зла в мире становится все меньше и меньше, но через какое-то время она понимала, что это не так. С энтузиазмом бралась за новое задание, но потом все равно наступало разочарование. Зла не становилось меньше, и даже равновесие никак не устанавливалось. Как будто качели, которые сначала приносят радость, но потом от них начинает тошнить.

Кризис наступил через год. Чуть больше, чем через год работы они выследили и взяли Буллстроуд. Наводка была совершенно точной. Все действия согласованы и идеально отработаны. К тому же Буллстроуд настолько устала от жизни в бегах, что просто потеряла бдительность. Прокололась на одной мелочи маггловского мира, за которой и последовал арест. Операция была несложной и прошла идеально под блестящим руководством аврора Грейнджер. На этом удача закончилась.

Грейнджер отсыпалась дома целые сутки, можно сказать, не приходя в сознание. Потом явилась в аврорат, педантично и очень аккуратно составила отчет и приказала привести арестованную для первого допроса. Человек, давший на нее наводку, намекнул, что ей может быть известно, где скрывается группа минимум из четырех Упивающихся.

Два – или сколько там? – года в маггловском мире явно не пошли Буллстроуд на пользу. Плотность тела сменилась рыхлостью ожирения от некачественной еды. Контур тяжелой нижней челюсти поплыл, как будто Буллстроуд было не двадцать, а хорошо за тридцать. Взгляд стал испуганным и каким-то умоляющим. Маггловская одежда сидела на ней неопрятно и как-то криво. Грейнджер вспомнила бывшую слизеринку в школе – некрасивую, но холеную. Воспоминание вызвало кривую усмешку. Как все меняется в этом мире!

Она не хотела отвечать. Больше всего Буллстроуд была похожа на собаку на цепи. Огрызалась, называла Грейнджер грязнокровкой и строила предположения, чем она могла бы заниматься со своими обожаемыми домашними эльфами. При этом достать Грейнджер не могла, как в прямом, так и в переносном смысле.

В какой-то момент Грейнджер устала от всех этих неуклюжих словесных выпадов и отвернулась к окну. По заднему двору аврората разгуливала черная кошка, неспешно обходя территорию по периметру. Наблюдая за ней, Грейнджер вспомнила, как на втором курсе они сварили Многосущное зелье в туалете Плаксы Миртл. И как вместо Буллстроуд сама Грейнджер едва не превратилась в прямоходящую кошку. Поттер и Уизли потом долго еще подкалывали ее по этому поводу, почему-то не понимая, что ей это неприятно и больно.

Она повернулась обратно к арестованной и несколько минут изучала ее холодным немигающим удавьим взглядом. Тогда на втором курсе роба Буллстроуд была вся покрыта мелкими кошачьими волосками, но не потому, что слизеринка была неопрятной. Это потому, что она очень любила свою кошку и часто брала ее на руки и ласкала. Как человек, так любящий своего питомца, мог потом убивать других волшебников? На этот вопрос у Грейнджер не было ответа.

Я не твоя кошка, Буллстроуд.

Она подняла палочку и равнодушно сказала:

- Круцио.

И снова. И потом еще. И еще…

Сначала арестованная кричала и голосила, проклиная весь аврорат, Темного Лорда, Альбуса Дамблдора, Орден Феникса и лично Гермиону Грейнджер. Потом она просто выла, как свихнувшийся зверь. Каждый раз, когда она теряла сознание, Грейнджер приводила ее в чувство и начинала пытку сначала. Буллстроуд валялась на полу. В сердце Грейнджер кипела ярость, но глаза оставались мертвыми.

Когда бывшая Упивающаяся в очередной раз заткнулась, Грейнджер сначала решила, что она снова потеряла сознание. Но Энервейт на этот раз не сработал. Грейнджер выкурила сигарету, тупо читая на первом попавшемся пергаменте одну и ту же строчку, и попробовала еще раз. И только тогда разглядела белую пену у перекошенного рта и закатившиеся глаза Буллстроуд. Пульса не было. Когда выносили тело, Грейнджер сидела в углу кабинета на корточках и пыталась проникнуться ужасом от того, что только что убила человека. Получалось плохо. Точнее, совсем не получалось.

Дело замяли. Миллисенту Буллстроуд оформили как скончавшуюся от естественных причин в связи со слабостью подорванного жизнью в подполье здоровья. На Грейнджер начали коситься уже с опаской, а однажды кто-то из новичков-практикантов перепугался чуть не до обморока, когда в ответ на какое-то невинное замечание она достала волшебную палочку. А она всего лишь хотела призвать нужный свиток с отчетом. И ей мягко намекнули, что пора покинуть аврорат по собственной воле, пока не последовало официальное увольнение.

После этого Грейнджер неделю просидела в своей квартире, поставив антисовиный барьер и отключив каминную сеть. Все это время она поглощала огневиски, читала любовные романы и периодически крушила мебель, чтобы потом ее восстанавливать, когда маниакальная фаза сменялась депрессивной. Ей казалось, что она в коконе из стекловаты – тепло и комфортно в одиночестве, но в тело впиваются тысячи мелких иголочек. Только Грейнджер они впивались не в плоть, а в душу.

Кое-как справившись с собой, она начала искать новую работу. Первая же попытка прояснила один очень нехороший факт: случаи с Буллстроуд и несчастным практикантом стали известны широко за пределами аврората. Еще в школе Грейнджер заработала репутацию синего чулка, которая, впрочем, не мешала работе. Но теперь о ней говорили, что она не в силах сдерживать свои чувства и агрессию, что с ней рискованно работать, потому что никто не знает, когда Грейнджер может сорваться. Поводы для отказа порой выглядели верхом идиотизма, но Грейнджер от этого было не легче.

Ее жизнь стала похожа на синусоиду. Периоды случайных подработок в обоих – магическом и маггловском – мирах сменялись провалами вынужденного безделья. Грейнджер жила на то, что удалось скопить в бытность свою аврором, скудную ветеранскую пенсию и редкие родительские подачки.

За четыре дня до своего двадцать четвертого дня рождения она находилась как раз в стадии В-Очередной-Раз-Без-Работы. Как и предрекал Люпин, то скандальное выступление на приеме в честь Дня победы сильно осложнило ее и без того нелегкую жизнь. Магическое общество окончательно отвернулось от бывшей героини войны и последней из Золотого Трио Г.Грейнджер. Мир отвернулся от нее. И она отвернулась от мира.

*

- Здравствуй, Ханна, как он сегодня?

- Добрый день, мисс Грейнджер. Без изменений.

Выражение лица Эббот лучше всякой вывески давало понять, что ей здесь официально не рады. Но запрета на визиты не последовало, и Грейнджер доставило злорадное удовольствие видеть перекошенную физиономию этой влюбленной дурочки.

Тигровые лилии, хрупкий зеленоглазый юноша в кресле и тонкая сигарета. Грейнджер долго молчала, глядя в мир за окном. Небо потеряло яркость. Клены начали менять цвет на золото и багрянец. Вчера Грейнджер подобрала опавший кленовый листок и наколдовала на каждом его зубчике по маленькому стальному коготку. Получился эстетический и ужасно симпатичный хищник. Теперь листочек лежал у нее дома на каминной полке, и иногда ей казалось, что еще секунда – и он задвигается.

- Знаешь, Гарри… Мне иногда хочется, чтобы ты очнулся, а вместе с тобой очнулся Темный Лорд.

Интересно, кто-нибудь слушает, как Грейнджер, сама на подозрении, сидит у звездного, но все равно подозрительного пациента и несет откровенную крамолу? Дементор побери близнецов Уизли… Впрочем… плевать, хуже все равно уже не будет. Даже если после выхода из клиники ее скрутят авроры и накачают Веритасерумом, она всего лишь выскажется по поводу прошедшей войны в целом и работы аврората и Ордена Феникса в частности. Кое-кто узнает о себе много нового и неприятного.

- А знаешь, почему так, Гарри? Потому что я разучилась жить вне войны. Она внутри меня. Вот все закончилось, а она все равно внутри меня. Как будто мою душу распустили по ниточке, а потом снова соткали заново. Это… страшно. И больно. А на улице уже осень. Помнишь, как мы мечтали о том, что вот победим Темного Лорда, и тогда будем уже жить долго и счастливо. И что в итоге, Гарри? Никто из нас не живет. Рон в могиле. Ты где-то настолько далеко, что я боюсь даже предположить, где именно. И я… я тоже не живу. Это, наверное, потому, что мы повзрослели на войне. Как будто все, что было до, было в прошлой жизни. А в этой… я не знаю, как жить, - грустная усмешка, - Нет жизни после Темного Лорда. Теперь я это точно знаю. Нам всем пришлось положить наши жизни на алтарь добра и принести их в жертву.

Ей показалось, или худые пальцы действительно дрогнули?

В периоды безработицы Грейнджер время от времени все еще совершала набеги на доступные библиотеки в поисках сведений о магической коме. Однажды видела ссылку, что можно попытаться проникнуть внутрь видений закрывшегося мага, но это могли сделать только или очень близкие друзья, или горячо любимые и любившие люди, или заклятые враги. Из очень близких друзей осталась она одна. Любовь… ну, может быть, Джинни, но Грейнджер ей не доверяла все больше и больше. Враги были или мертвы, или неизвестно где. Вот и получалось, что даже попробовать было не с кем. Можно только приходить и разговаривать в надежде, что однажды он услышит ее и вернется, чтобы у нее был хоть кто-то, кто ее понимает. Надежда – такая тварь, которую хороший снайпер должен убивать первой.

Заглянула Эббот. Без ее пристального внимания не обошелся ни один визит. Сначала Грейнджер это забавляло – девочка ревнует и старается держать ситуацию под контролем, а на самом деле наивно создает себе такую иллюзию. Потом бесило – Эббот появлялась всегда без предупреждения и абсолютно непредсказуемо, а с войны Грейнджер нервно относилась к подобным вещам. Потом стало все равно – Грейнджер заметила, что постепенно равнодушие подменяет собой то, что раньше казалось ценным. Некоторые гриффиндорские принципы пошли в расход первыми.

- Гермиона, мы пригласили для консультации мистера Пруэтта. Сейчас он придет осмотреть Гарри. Думаю, тебе лучше уйти.

Что за мистер Пруэтт она не знала. Вроде бы такой была девичья фамилия Молли Уизли или что-то очень на это похожее. Кто-то из ее родственников? Тогда действительно лучше уйти. Встречаться с кем-либо из Уизли ей отчаянно не хотелось даже случайно.

- Сейчас, Ханна. Еще несколько минут.

Эббот продолжала стоять в дверях, всем своим видом выражая непреклонность. Грейнджер неслышно скрипнула зубами и добавила:

- Пожалуйста.

- Три минуты.

Даже незабвенный Пушок, кажется, был более покладист, чем Ханна Эббот на своем боевом посту. Убедившись, что Цербер убрался, Грейнджер присела на подлокотник кресла, взяв руку Поттера и сжав ее обеими ладонями. Она не смотрела на длинные взмахи его ресниц. Голос прозвучал глухо и как-то потерянно:

- Я устала, Гарри. Если бы ты знал, как я устала от всего этого.

В коридоре Грейнджер столкнулась с группой из пяти или шести волшебников, от которых исходило столько явное возбуждение, что казалось, будто его можно потрогать руками. В центре двигался представительный седой господин, своей внушительностью и размерами похожий на айсберг. Толпа вокруг него выглядела мелкой и бестолково суетящейся. Подобравшись, Грейнджер легко прошла сквозь них, как горячий острый нож проходит сквозь мягкое масло. До нее донесся отрывок фразы:

- …жалость, что наш дорогой Северус ничем не…

Видимо, это и был мистер Пруэтт, размышлявший о судьбе небезызвестного героя. А «наш дорого Северус» тут действительно «ничем не», зато научил Грейнджер готовить отличное антипохмельное зелье, которое снова заканчивается.

Выйдя на улицу, Грейнджер обнаружила, что мелкий дождик превратился в затяжной осенний ливень. Тонкие прерывистые струйки стекали с козырька над входом и были похожи на японские занавески науанорен из стеклянных бусинок и бисера. Грейнджер подставила ладони, сложенные ковшиком, и набрала в них дождевой воды, но она неотвратимо утекала сквозь пальцы.

Вот и моя жизнь такая же неотвратимость.

Все было запланировано с самого начала, когда Шляпа, просидев на голове у начитанной грязнокровки всего несколько секунд, выкрикнула «Гриффиндор». Или почти с самого начала. Единственное, что было неизвестно, так это то, кто останется в живых. Если вообще кто-нибудь останется. Грейнджер разжала покрасневшие пальцы.

*

Несмотря на то, что часть пути она ехала на такси, а потом воспользовалась аппарацией, все равно успела промокнуть. Поднявшись в свою квартиру под самой крышей, Грейнджер первым делом разожгла огонь в камине. Никакие прелести цивилизации типа парового отопления не заменят живого пламени. Некоторые архаичности магического мира ставили магглорожденную Грейнджер в тупик, но камины она очень любила.

Быстренько избавившись от мокрой одежды, она натянула на себя первую попавшуюся мантию. Самое лучшее сейчас – принять горячую ванну с пеной и выпить теплого грога. Она замерзла и устала. Визиты к Поттеру и длинные откровенные монологи, на которые пусть даже он и не мог ответить, всегда возвращали Грейнджер душевное равновесие. Но только не в этот раз.

Громкий резкий звук вспорол неуютную тишину квартиры. Грейнджер показалось в первую секунду, что так могла бы кричать баньши, но это был всего лишь телефон.

С поступлением в Хогвартс Грейнджер отнюдь не покинула маггловский мир, в котором оставались друзья детства, родители и другие родственники. Приезжая летом на каникулы и потом, после войны, она продолжала с ними общаться и поддерживать связь. А после увольнения из аврората к этому списку добавились еще и потенциальные работодатели. Все это привело к дикому сочетанию в ее квартире маггловского и магического. «Ежедневный пророк» приносила почтовая сова, а «Таймс» - обычный почтальон. Помимо медицинских зелий был и минимальных набор обычных маггловских препаратов, которые в некоторых случаях являлись меньшим злом, хотя бы с точки зрения вкуса. Обычные средства гигиены были зачарованы, когда Грейнджер не ленилась это делать. Люпин или Уизли связывались с ней через камин, а родители звонили по телефону.

Трубка нашлась за креслом.

- Здравствуй, Гермиона. Ну что, как твои дела? – голос был преувеличенно бодрым, из чего Грейнджер сделала вывод, что мать собирается сказать ей что-то такое, чему она будет сопротивляться.

- Привет, мама. Все отлично.

По наивности сначала пыталась рассказывать о своей жизни в колдовском мире и о работе аврором, но родителей хватало ровно на две фразы, после чего разговор настойчиво переводился на вещи, более понятные для магглов. Это было настолько явно, что быстро отучило Грейнджер не вдаваться в подробности и отвечать общими, ничего не значащими фразами.

Еще несколько формальных вопросов и не менее формальных ответов о здоровье и о планах на будущее. Ну, давай же, мама, не тяни. Что еще ты припасла любимой дочке?

- Знаешь что, Гермиона?

- Что?

- Мы тут с папой подумали… а почему бы тебе не отметить свой День рожденья у нас? Ты так редко у нас бываешь. Можно было бы позвать тетю с дядей и твоих кузин. Или кого-нибудь из твоей старой школы. Ну, той, в который ты училась до Хогвартса. Как ты на это смотришь?

Грейнджер медленно выдохнула, постаравшись сделать это бесшумно. Ведь совсем недавно снова думала о прямой корреляции между любовью к родственникам и расстоянием до них же. Чем больше одно, тем сильнее другое. Может, у нее все-таки есть способности к предвидению, что бы там не говорила Трелони?

- Мама… я вообще не хочу отмечать День рожденья. Нигде и ни с кем.

- Но почему?

- Настроения нет. Да и вообще…

- У тебя снова… твои проблемы?

То, какой Грейнджер стала после войны, повергло ее родителей в шок. Умненькая целеустремленная работоспособная девушка с блестящими перспективами вдруг превратилась в достаточно агрессивное, мрачное и замкнутое существо без определенных планов на будущее. Правда, ум и работоспособность никуда не делись, но цели теперь стали совершенно иными, для простых магглов недоступными. Все объяснения насчет Темного Лорда, Упивающихся Смертью, Ордена Феникса и войны натолкнулись на барьер вежливого непонимания и отсутствия интереса. Мистер и миссис Грейнджер были людьми несколько консервативными, и всей их лояльности хватило только на то, чтобы смириться с тем, что их дочь – ведьма. А все остальное – увольте.

- У меня нет «моих проблем». Я просто не хочу.

- Но…

- И обсуждать это тоже не хочу.

Мать замолчала. Грейнджер казалось, что она чувствует, как ее обида просачивается через телефонную трубку и начинает заполнять пространство вокруг. Миссис Грейнджер умела очень красноречиво молчать.

- Мама…

- Ну, хорошо, - решила сменить гнев на милость, - Подумай об этом еще. В любом случае девятнадцатого мы будет тебя ждать. Лучше расскажи, как у тебя дела с личной жизнью?

- Без изменений.

То есть никак.

- Так никого себе и не нашла… Я понимаю, ты все еще любишь того погибшего мальчика, но время идет, Гермиона. Если затянешь с замужеством, рискуешь вообще остаться старой девой. А мы с твоим отцом так хотели бы понянчить внуков.

Еще один медленный бесшумный выдох в попытках удержать рвущиеся с губ резкие слова. Не выпуская трубки, Грейнджер нашла сигареты и закурила. Вот тоже… родители-врачи отчаялись ей запрещать и теперь изводили ее длинными нотациями о вреде курения. Это, да еще тема «Проблемы Гермионы» отравляли каждую семейную встречу.

- Я все успею, мама.

Дальше она отвечала почти на автомате. Да, мама. Нет, мама. Конечно, мама. Пока, мама. Закончив разговор, Грейнджер зашвырнула трубку обратно под кресло и поплелась в ванную, прихватив сигареты и высокий бокал с грогом, который все это время подогревался на медленном огне с заданной температурой. Иногда знания и навыки, полученные в Хогвартсе, можно было использовать совсем не по назначению. Например, готовить не зелье, а алкогольный коктейль.

Горячая вода, покрытая пеной, приняла ее в свои объятия. Тело тут же закололи тысячи мелких иголочек, разгоняя кровь. Это было немного болезненно, но все равно приятно. Закрыв глаза, Грейнджер сделала первый глоток и приняла решение заколдовать кленовый листик с коготками так, чтобы он действительно смог двигаться. И пугать потом незваных гостей. Мысль вызвала улыбку. Было в этом что-то такое… от Слизерина. Не понятно только, как потом классифицировать получившееся существо. Или, может, снова завести кота? Косолапус пропал в горячке осады Хогвартса, и Грейнджер надеялась только, что он не просто пропал, а нашел свою дверь в лето и вполне счастлив.

Дальше вспомнила разговор с матерью, состоявшийся только что. Было… паршиво. Совершенно не хотелось отмечать День рожденья. Тем более нехотелось делать это под бдительным оком родственников. Грейнджер ужасно раздражали жалостливые взгляды и молчаливое сочувствием родителям, у которых «проблемы» с дочерью. Родители считали, что она скрытая наркоманка. Ничем другим резкую перемену в поведении и в ее образе жизни они объяснить не смогли. Ей предлагали лечь в частную наркологическую клинику, которая гарантировала своим пациентам конфиденциальность. Грейнджер злилась, смеялась, снова злилась, раздражалась и, в конце концов, перестала обращать на это внимание. Потому что ведь не было никаких наркотиков.

Была война.

Это война сломала ее и сделала такой.

За полтора часа она вытянула весь бокал и выкурила еще сигарету, наслаждаясь теплом и одиночеством. Если бы можно было остаться здесь жить… освоить анимагию, превращаться в нерпу и прятаться в собственной ванне. Или уплыть в океан, чтобы никто не отличил ее от остальных нерп и никогда не нашел… Недостижимая мечта.

*

«Дырявый котел» был одним из тех немногих мест, мимо которых война прошла, не заметив под ногами какой-то мелочи, и именно поэтому Грейнджер любила здесь бывать. Призрачное ощущение незыблемости магического мира, которое давали ей привычки, сохранившиеся с довоенного времени, здесь обретало бОльшую силу. Неизменность интерьера, меню и обслуживания казались чем-то таким, что сможет защитить от новой напасти. Как стены Хогвартса, к примеру. И еще здесь иногда собирались ветераны. Те, с кем можно было поговорить, потому что они сами были там, и они ПОНИМАЛИ.

Грейнджер сидела за столиком в углу и вяло ковырялась в тарелке с жарким, гораздо больше внимания уделяя бутылке вина, заказанной к ужину. Готовить дома было патологически лень, домового эльфа у нее не было, поэтому она часто выбиралась ужинать куда-нибудь в кафе или бар. Исключением были только те дни, когда деньги катастрофически начинали заканчиваться или же кончали начинаться. Последняя работа – достать одно очень сложное и негласно запрещенное зелье – принесла ей жирный кусок в виде сотни галеонов, так что пока можно было расслабиться и получать удовольствие. Последнее получалось не очень.

- Гермиона Грейнджер?

Она подняла взгляд от тарелки на вопрошающего и несколько секунд честно пыталась вспомнить, кто он такой. Парень примерно ее возраста, но внешность настолько невыразительная, что не говорит совершенно ни о чем. Или он так сильно изменился с момента окончания школы, что Грейнджер его просто не узнала.

- Нет, Папа Римский. Иоанн Павел II.

Она говорила убийственно серьезно и по недоуменному и какому-то беспомощному выражению, которое появилось на его лице, сделала вывод, что он из чистокровных. Не знает, кто такой Папа Римский, потому что на маггловедении этого не было.

- Извини, что?

- Забудь. Просто напомни, откуда я тебя знаю.

- Я Терри. Терри Бут из Рейвенкло. Мы учились на одном курсе.

- Ясно.

- Позволишь, я составлю тебе компанию?

Она сделала неопределенный жест рукой, который Бут расценил, как приглашение. Разговор сначала не клеился. У них было слишком мало общего, чтобы легко и непринужденно поддерживать бессмысленную светскую беседу. Не раз, и не два Грейнджер ловила себя на мысли, а сказать ли ему прямым текстом, что она хочет побыть одна… или сделать это более изящно и позволить ему дойти до этой мысли самому… или просто выйти в дамскую комнату как бы попудрить носик и аппарировать. Но в следующий момент какая-то фраза цепляла ее, вызывая тень интереса или тень улыбки, и Грейнджер решала подождать еще. В итоге они выпили на двоих еще две бутылки вина и ушли вместе.

К нему домой.

Она делала это и раньше, не один раз. Цепляла первого попавшегося и проводила с ним ночь. У него дома. У себя дома. Последнее, это если алкоголя было выпито больше обычной нормы. Наутро она уходила, не прощаясь, или выставляла своего случайного любовника в жесткой форме и к обеду забывала его имя и внешность. Несколько раз случались неприятности, но Грейнджер обнаружила, что репутации агрессивной и не выбирающей заклинания ведьмы имеет и свои плюсы. С ней боялись связываться. В случае, если жертва оказывалась магглом, хватало простейшего Акцио, чтобы вызвать желание отделаться от странной девицы как можно скорее. Раза три ей пришлось накладывать Обливиэйт. Один раз – звать на помощь бывших сослуживцев из аврората, когда Грейнджер нарвалась на маньяка.

С Терри Бутом из Рейвенкло всех этих проблем не предвиделось. Он жил на пару с кем-то из своих друзей по Хогвартсу, но сейчас этот второй парень был в отъезде. Грейнджер украдкой обводила взглядом маленькую квартирку и видела, что с деньгами-то у мальчиков не очень. После войны экономика магического мира была подорвана, и очень немногим – в основном, конечно, чистокровным семьям, принявшим сторону Феникса – удалось остаться на плаву. Видимо, семье Бута это не удалось, или его родители решили, что мальчику будет полезно самому обеспечивать свое существование.

- Гермиона… - его голос прозвучал хрипло, а дыхание участилось. И она знала, почему.

Они оба знали, зачем и почему она здесь, но все равно испытывали неловкость. Бут зажег свечи, и сейчас в гостиной был приятный интимный полумрак, и от этого Грейнджер было почему-то еще паршивей. Она закрыла глаза, сожалея, что снова позволила себе бездумно увлечься, и мысленно подтолкнула его: ну давай же… давай!

Вздрогнула невольно, когда его губы коснулись ее собственных, но в следующий момент уже отдалась поцелую. Бут делал это очень осторожно и как-то… немного неумело. Полузабытое ощущение – Рон тоже целовал ее так, словно мог убить своим прикосновением. Грейнджер открыла глаза, чтобы убедиться, что это не тень прошлого… не призрак держит ее в плену. Подняла руку и надавила на затылок Бута, делая поцелуй более жестким.

- Что ты… - выдохнул Бут в ее губы, но она не дала ему договорить.

Должно быть, он расценил ее жест как поощрение, потому что начал действовать смелее. Уже через несколько минут они лежали на полу перед зажженным камином, совершенно обнаженные. От осторожности Бута не осталось и следа. Он двигался быстро и не совсем аккуратно, стремясь удовлетворить свое желание как можно быстрее… как будто у него уже давно не было секса, и сейчас похоть затуманила сознание. Или так оно и было?

Грейнджер смотрела в потолок и время от времени ловила себя на том, что начинает считать толчки Бута в ней. На то, чтобы прекратить это делать, требовалось усилие воли. Потом она вспоминала, что женщина, охваченная желанием, должна вроде бы стонать, и издавала какой-нибудь звук, одновременно подаваясь бедрами навстречу партнеру. Через какое-то время все повторялось: счет, усилие воли, стон и движение.

Она не чувствовала почти ничего. Нет, где-то там глубоко ей было приятно, но она заранее знала, что не достигнет оргазма. Неудачный первый раз с Роном и последующая гибель Уизли оставили настолько глубокий отпечаток в ее душе, что он пропитал все слои ее жизни. Одним из последствий стала почти полная невозможность получить удовлетворение в постели. Очень-очень редко, если она была в настроении, партнер был для нее сексуально привлекателен, она не была уставшей, находилась на знакомой территории, и ее ничто не тревожило. И никогда, если выпила хотя бы немного. Алкоголь мгновенно притуплял чувствительность нервных окончаний, и Грейнджер отдавалась только ради процесса и чувства того, что ее тело используют. Первое поддерживало у нее иллюзию, что ее жизнь полноценна и в плане секса тоже. Последнее помогало ей хоть немного притупить чувство вины от того, что она выжила.

Наконец, Бут ускорился еще и, сделав несколько особенно сильных фрикций, кончил. Рухнул на Грейнджер и зашептал, щекоча ей ухо своим дыханием:

- Тебе было хорошо? Тебе было хорошо со мной? Хорошо?

- Да, - повторяла она, исподволь пытаясь спихнуть с себя тяжелое тело, - Да, милый.

Коробило от собственной фальши. Наконец, он отвалился от нее, как сытый клещ отваливается от человека. Грейнджер тут же занялась приведением себя в порядок. Стоя в душе, она в который раз уже твердила себе, что не должна это делать. Не должна снимать первого попавшегося парня и идти к нему домой или, еще того хуже, тащить его к себе, а потом заниматься с ним сексом, который ее абсолютно не удовлетворял. Она повторяла это себе, но знала, что будет делать это снова. И снова. И снова…

Грейнджер исчезла, не прощаясь и без предупреждения, пока Бут в свою очередь плескался в ванной. Она надеялась, что никогда больше его не увидит. Было слишком противно от самой себя.

========== Эпизод IV «28 октября 2003: День хорька (начало)» ==========

Ночью дождь сменился мокрым снегом. Он падал крупными хлопьями, укутывая город в белые кружева, и казалось, что это плачут снежные ангелы. К утру все горизонтальные поверхности оказались покрыты тонким полупрозрачным покрывалом. В тишине казалось, что воздух звенит от этого нереального снега.

Крепкий кофе, свежая пресса и ментоловая сигарета – утренний ритуал. Вариация – когда Грейнджер делала первую затяжку, а следом за ней первый глоток, стрелки на часах подползали к полудню. Вариация – вместо «Ежедневного пророка» сегодня был «Таймс». Снег все шел и шел и казался тюлевой шторой, как будто весь мир – там, в доме, за окном и белыми занавесками… а Грейнджер - здесь, снаружи, не защищена ничем.

Вчера с ней неожиданно связался Люпин и попросил о встрече. Они договорились на час пополудни в кондитерской на Диагон-аллее. И теперь Грейнджер пыталась просчитать, это МакГонагалл послала его договариваться или он хочет что-то лично для себя? Вариантов было несколько и, в конце концов, она оставила все догадки.

В кондитерской Грейнджер появилась немного раньше, но Люпин уже был там и, увидев ее, приветственно махнул рукой. Грейнджер с удовольствием отметила, что он выбрал столик в самом углу, в тени чего-то раскидистого, с широкими листьями странного бордово-зеленого цвета. Если бы выбор пришлось делать ей самой, то Грейнджер предпочла бы этот же самый столик.

- Здравствуйте, профессор.

- Здравствуй, Гермиона.

Он поднялся, чтобы принять ее теплую тяжелую мантию и помочь девушке сесть. Официантка тут же возникла рядом и подала меню. Пока они выбирали и делали заказ, пока ждали, когда его приготовят и принесут, разговор шел на нейтральные темы. И только потом, когда принесли кофе, коньяк и мороженое для Грейнджер и горячий шоколад и пирожное для Люпина, оборотень перешел к делу.

- Гермиона, я хочу попросить тебя о помощи.

Люпин говорил тихо, внимательно изучая причудливый узор из мелких пузырьков на поверхности своего напитка. Грейнджер вспомнила, как он, не задумываясь, защитил их от дементора в Хогвартс-Экспрессе и потом дал Поттеру шоколад. Давно. В прошлой жизни. Она ответила так же, не повышая голоса:

- Если это будет в моих силах.

Почти минуту Люпин молчал. Ложечка позвякивала о стенки фарфоровой чашки. Грейнджер вяло ковырялась в тающей горке мороженого.

- Ты ведь знаешь, что каждое полнолуние я принимаю Аконитовое зелье, - было видно, что Люпину не по себе, и что слова он подбирал заранее, - Но у меня осталось немного, на один прием. Сам я, к сожалению, не могу приготовить его нужного качества. А профессор Снейп похвально отзывался о твоих успехах в зельеварении, да и у меня была возможность оценить твои способности. Поэтому я хочу спросить тебя, Гермиона, сможешь ли ты сварить его для меня? За соответствующую цену, разумеется.

Он постарался сдержать облегченный выдох, но Грейнджер скорее даже не услышала, а почувствовала его. И еще подумала, что Люпин должен ей сильно доверять, чтобы просить о подобном. За время обучения и работы в аврорате она намного больше узнала о магических существах, и теперь П.У.К.Н.И. казалось ей подростковым идиотизмом, а попытки добиться равных прав для оборотней и великанов – обреченными на провал. Горячечная юношеская пелена спала с глаз, обнажив неприглядность мира.

- Я никогда не варила его, - ответила, наконец, Грейнджер. Аппетит пропал окончательно.

- Я знаю. Я прошу тебя хотя бы попробовать. Ты талантлива, Гермиона, настолько, что можешь добиться успеха в любой области. А там, где тебе не хватит таланта, ты возьмешь свое усердием. Просто ты устала от войны и забыла про свой талант. Попробуй. Если все получится, я буду тебе очень благодарен. Если нет, то ничего страшного. Просто попытаюсь найти кого-нибудь еще.

Грейнджер помедлила с ответом, хотя уже все для себя решила.

- Хорошо. Я попробую, но не буду ничего обещать.

- Спасибо. Я не знаю точно, какие компоненты нужны, поэтому…

- Я сама.

- Спасибо.

Они посидела еще немного, но больше разговор не клеился. Расплатившись, - каждый за себя – они распрощались.

Дома Грейнджер вытащила трехтомник «Все необходимые зелья», автор – С.Снейп. Книги были помечены: «Для начинающих», «Для продвинутых» и «Для профессионалов». Ходили слухи, что существовал еще и четвертый том – «Запрещенные зелья», и порой Грейнджер была готова очень дорого заплатить за то, чтобы обладать еще и им. Аконитовое зелье должно было быть «Для продвинутых».

Библиотека была ее гордостью. Все книги покупались по заранее составленному списку, и Грейнджер не жалела ни времени, ни средств, чтобы найти и приобрести некоторые нужные издания. Книжные стеллажи со всем содержимым были первым, что она перевезла на эту квартиру, и единственным местом, где всегда поддерживался идеальный порядок.

Грейнджер начала перелистывать страницы и вдруг поймала себя на том, что иногда цепляется глазами за какую-нибудь фразу и начинает читать все подряд, забыв о цели поиска. Это было так характерно для нее. Но для другой нее – той, которая была в Хогвартсе. Тогда процесс получения знаний доставлял ей острое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Она не была заучкой в том негативном понимании, которое бытовало среди подавляющего большинства студентов, просто у нее всегда была отменная память, легкость в усвоении новой информации и неимоверно сильная тяга к получению новых знаний. В чем-то Люпин был прав: после войны она потеряла себя и теперь не знала, как найти снова.

Так, отвлекаясь и возвращаясь к поиску усилием воли, она нашла нужное зелье. Призвала ежедневник и начала выписывать список компонентов, параллельно прикидывая, где их можно купить. По всему выходило, что придется отправляться в Хогсмид и часть закупать в тамошней лавке. Профессор Снейп как-то, помнится, вскользь бросил, что в Хогсмиде выбор даже лучше, чем на Диагон-аллее. Велико было искушение отложить поход хотя бы назавтра, но Грейнджер была не из тех, кто позволял себе подобные иллюзии и послабления. К тому же, слова Люпина пробудили в ее душе былое честолюбие и стремление быть во всем первой. Если у нее не получится с первого раза, она попробует снова. И будет делать это до тех пор, пока все не получится, как надо.

Закончив с выпиской, она занялась проверкой оборудования. Алхимический набор был минимален, но его вполне хватало для создания большинства составов. Аконитовое зелье не стало исключением. Грейнджер расчистила место на широком подоконнике, приготовила все необходимое и собралась в Хогсмид.

*

Ей повезло и не повезло одновременно. Повезло купить все, что было нужно, с первого раза и по сходной цене. Грейнджер вышла, нагруженная пакетами и свертками, и тут ей сразу не повезло.

- Гермиона!

- Грейнджер!

Она только успела обернуться на имя, как тут же угадила в двойные объятия близнецов Уизли. По позвоночнику поползла струйка холода, и улыбка вышла натянутой. После Дня победы никто из Уизли к ней и близко не подходил. Грейнджер не знала, оставила ли Джинни их разговор при себе или поспешила поделиться хотя бы с кем-нибудь из братьев. В любом случае ничего хорошего от этой семейки Грейнджер уже не ждала.

- О! Привет, мальчики!

- Ты здесь как? – Фред или Джордж поспешил принять у нее пакеты из рук, - Тяжелые…

- Пойдем к нам, тут недалеко, - Джордж или Фред цепко взял ее за локоть и настойчиво повлек за собой.

- Эй… я вообще-то… мне надо… - она попыталась отделаться от близнецов, но они, кажется, этого даже не заметили.

- Ну, давай, Гермиона. Горячий шоколад.

- Пирожные.

- Сливочное пиво, если захочешь.

- Никого из родителей.

- Когда еще выпадет такой шанс?

- Пойдем, Гермиона!

Она невольно улыбнулась. Уизли шутили в своей манере, но почему-то сейчас это Грейнджер не раздражало. Может быть, потому, что она и правда не имела ничего против сливочного пива?

- Э, нет, есть и пить что-то из ваших рук может только самоубийца. Я еще жить хочу. И желательно делать это красивой и здоровой.

- Нас опять подозревают, братец Дред.

- Это все подлые беспочвенные инсинуации, не находишь, братец Фордж?

- Точно!

Словом, она дала себя уговорить, и через несколько минут оказалась на кухне в жилой части магазина «Улеты умников Уизли». Здесь было совсем не так, как в Норе. Чувствовалось, что живут всего два человека, и оба они – мужчины. Никаких излишеств, все минимально и функционально. И везде – груды пергамента и чего-то, что показалось Грейнджер хламом, но что Фред бережно переложил на другое место и с нежностью прокомментировал:

- Наш новый проект.

- Так какими судьбами ты в Хогсмиде? – спросил Джордж, доставая чашки.

- Нужно было кое-что купить.

- А почему к нам не зашла?

Грейнджер не нашлась, что ответить. Правду – что ей не хотелось видеть никого из Уизли – язык не повернулся, когда близнецы проявили такое гостеприимство, а подходящей лжи у нее не было. Пауза затягивалась. И вдруг Джордж обернулся и внимательно посмотрел ей прямо в глаза. Губы дернулись в ухмылке, и он произнес то, что Грейнджер совершенно не ожидала от него услышать:

- Не объясняй, и так все понятно.

- Мы оттуда тоже иногда сбегаем. Когда совсем уже становится невыносимо.

- Точнее, вы иногда там появляетесь, - Грейнджер улыбнулась, почувствовав, что скользкий момент миновал.

- Только, знаешь, мы – не Молли, и не Джинни.

На это ей было нечего сказать.

Перед ней действительно поставили тарелку с пирожными из «Сладкого королевства» и налили большую чашку горячего шоколада. Фред предложил добавить туда чуточку рома, и Грейнджер не отказалась, хотя на поверку рома оказалась несколько больше, чем «чуточка». Близнецы наперебой рассказывали о своих новых задумках, вспоминали какие-то смешные случаи, рассказывали об общих знакомых.

Грейнджер слушала их и удивлялась. Они ведь тоже прошли через Ад войны, тоже убивали сами и видели Смерть других, тоже претерпевали лишения, им знакома была горечь потери родных и друзей. Так почему же они не изменились? Какое волшебство позволило им сохранить ясный рассудок и свет в душе? Где они черпали силы, чтобы бороться с подступающей тьмой? У Грейнджер не было ответов на эти вопросы. У нее были ночные кошмары, озлобленность и одиночество.

Когда она вышла от близнецов, воздух был пропитан предзимними прохладными сумерками. Тени терялись в наступающем светло-сиреневом вечере. Снегу повезло дожить до вечера только местами, и теперь он белел, резко выделяясь на черной земле. Грейнджер машинально плотнее закуталась в мантию и пошла вдоль улицы. Встреча и разговор с Уизли оставили в душе саднящий след. Что-то в ее жизни идет сильно не так, но что именно, Грейнджер не знала. Аналитический ум получил новый кусочек информации для размышления, и теперь ей нужно было подумать. Может быть, если она поймет, в чем тут дело, то сможет что-нибудь сделать, чтобы начать жить снова?

Грейнджер все шла и шла вперед, не замечая светящихся окон в домах, не слыша голосов, не ощущая холода. Ей не хотелось аппарировать в Лондон, потому что там пришлось бы сразу возвращаться домой. На улицах слишком многолюдно, чтобы можно было остаться наедине со своими мыслями. Она хотела прогуляться и подумать. Дойдя до окраины Хогсмида, Грейнджер остановилась. Дальше или к лесу, а потом дальше к Хогвартсу, где ее все равно не ждали, или развернуться и возвращаться. Или все же домой. Решая, Грейнджер переводила взгляд с черных деревьев на стремительно темнеющее небо и желтое окно в последнем деревенском доме. Руки начали мерзнуть. И тут она услышала приглушенные голоса.

- …только посмотрите на ЭТО. Ничего не видел отвратительнее. И как только ты посмел здесь появиться? Твое место на помойке, бледная крыса.

Голос показался Грейнджер смутно знакомым. Но, прислушавшись, она поняла, что это не голос, а интонации. Точно так же, манерно растягивая гласные, произнося все слова с высокомерным презрением, говорил когда-то Малфой. Сейчас это был не его голос, но модуляции как будто были скопированы.

- Думаю, тебя надо проучить, чтобы не смел больше даже рядом показываться с приличными волшебниками. Что скажете?

Очевидно, у невидимого голоса были спутники. Грейнджер напряглась. Видимо, они поймали какого-то бродягу, которые стали появляться после войны, и готовились преподать ему урок. И, если Грейнджер не ошиблась в предположении, это будет жестоко. Она вытащила палочку и пошла на голоса.

Специальная аврорская выучка позволяла ей легко ориентироваться и в большей темноте, поэтому Грейнджер легко нашла обладателя манерного голоса и его компанию. Их было трое, и это тоже напомнило ей печально известную слизеринскую троицу. Они окружили свою жертву с трех сторон, загнав ее к стенке какого-то сарая. С улицы их было не видно, что открывало полную свободу действий. Занятые своим развлечением, они не услышали, как подошла Грейнджер и остановилась в нескольких шагах от них, в тени старого дуба.

Все трое были учениками Хогвартса. И Грейнджер готова была биться об заклад, что расцветка их форменных шарфов – серо-зеленая. Фигура в центре была высокой и худощавой, а двое по бокам – ниже и плотнее. В руках у них были палочки. Ничего в этом мире на самом деле не меняется, промелькнуло в голове у Грейнджер, только варьируется.

- Посмотрите на него, - издевательский смешок, - Он же сейчас обделается от страха. Слышишь, ты… давай, я хочу на это посмотреть. Если у тебя получится, я тебе отпущу. Может быть.

Они засмеялись. Грейнджер стало противно. Невольно она перевела взгляд на того, кому предлагали столь неприятную альтернативу.

Это был парень. Он стоял на коленях в тающей каше из грязи и снега и не сопротивлялся. Только при последних словах вскинул голову, но тут же снова ее опустил. Руки сжались в кулаки. Волосы упали на лицо. Было в нем что-то такое, от чего по телу Грейнджер прошла волна дрожи… что-то знакомое. Что-то, что заставило ее поставить пакеты на землю и напрячься. В груди снова заворочалась ярость. ТЕ чаще всего уходили безнаказанными, но у ЭТИХ сейчас этот номер не пройдет.

- Давай, вонючка. Считаю до одного. Если обо***ся прямо сейчас, то, считай, у тебя сегодня удачный день. А если нет, то я тебе помогу. Пять…

Новый взрыв хохота потопил в себе звук шагов Грейнджер… она скользнула от дерева и трижды твердо произнесла:

- Экспеллиармус! Экспеллиармус! Экспеллиармус!

Все-таки они были еще зеленые юнцы, не привыкшие к тому, что нужно уметь обороняться в любой момент, потому что атака может быть внезапной. Высокий, как самый сообразительный, попытался ее обезоружить, но не смог прицелится, и заклинание пролетело мимо. Зато Грейнджер не оплошала, и мальчишки лишились палочек, отлетевших куда-то в темноту.

- Нападение! – заверещал высокий, но Грейнджер его перебила.

- Ори громче. Тогда сюда сбежится вся деревня, а я уж не стану замалчивать, чем вы тут занимались.

Он замолчал мгновенно, как будто отключили звук, только вяло пригрозил:

- Я пожалуюсь матери.

- А я – МакГонагалл, - холодно парировала Грейнджер, - И тогда вам придется объяснять, что вы делали в Хогсмиде в неурочное время. И еще придется объясняться по поводу нападения на безоружного.

- Ты… ты…

- Считаю до одного. Если успеете убраться за пределы видимости, считайте, что у вас сегодня удачный день.

- Наши палочки…

- Пошли вон! Пять…

Они успели. Трусливо отбежав на некоторые расстояние, пытались ей что-то прокричать, оскорбляя, но задерживаться не рискнули. Грейнджер хищно улыбнулась им вслед, и на их счастье, подростки не видели этой улыбки. Потому что точно так же Грейнджер улыбнулась перед тем, как наложить на Буллстроуд первое Круцио.

- Все закончилось. Это просто малолетние кретины. Ничего…

Она обернулась к жертве и запнулась. Парень осел на пятки и закрыл лицо ладонями, склонившись так низко, что почти касался головой коленей. Шея в воротнике куртки была настолько худой, что каждый позвонок выпирал отчетливым бугорком. Плечи вздрагивали. Концы светлых волос мели землю. Мысль, которую вызвал вид этих светлых волос, была настолько абсурдной, что Грейнджер невольно сказала вслух, обращаясь к себе:

- Нет. Не может быть.

Она подошла к парню и присела перед ним на корточки.

- Посмотри на меня.

Он не двигался. Грейнджер добавила:

- Или Империо.

- Ты не посмеешь, - шепот.

- Посмею.

Это возымело эффект. Содрогнувшись всем телом, парень отнял руки от лица, но голову не поднял. Я такая же, как эти, я мучаю его. Нет, я хуже, потому что от меня его никто не спасет. Да ведь, Грейнджер?

Она заставила его выпрямиться, приподняла лицо за острый подбородок и несколько секунд смотрела в серые глаза, испуганные, совсем больные, но даже сейчас не утратившие своей льдистой сущности. В голове билась одна-единственная мысль, похожая на траурную бабочку. Что мне делать? Что мне сейчас с ним делать?

- Идиот! Чертов хорек! – прошептала Грейнджер одними губами, - Тебя могут здесь увидеть. Вставай.

Она вскочила и метнулась к дереву. Оставлять покупки на произвол судьбы очень не хотелось, к тому же там были подарки из «Улетов». Решение было принято мгновенно. Сунув пакеты в руки несостоявшейся жертве, Грейнджер обняла его за талию. От него плохо пахло, как может пахнуть только от человека, лишенного постоянного приюта. Видимо, в чем-то троица из Хогвартса была права. Сейчас Грейнджер постаралась об этом не думать. Вместо этого она скомандовала:

- Приготовься.

И после этого они аппарировали.

*

- Где мы?

Это была первая фраза, которую произнес Малфой с момента их встречи в Хогсмиде. Он стоял на пороге и медленно обводил взглядом большую захламленную комнату. Грейнджер, успевшая снять мантию, выкладывала покупки на стол, на всякий случай еще раз сверяясь со списком компонентов по книге. Кажется, ничего не забыла. Ей хотелось провести подготовительную работу уже сегодня.

- У меня дома.

Малфой обхватил себя руками за плечи, переступил и… остался стоять на месте. Грейнджер ничего ему не говорила, давая возможность сделать выбор самостоятельно. Если сейчас он уйдет, она вздохнет с облегчением. Если решит остаться, то… хотелось посмотреть, что будет дальше. От Малфоя исходили волны страха, неуверенности и растерянности, настолько ощутимые, что, кажется, можно было потрогать руками. Не глядя на него, Грейнджер прошла на кухню и занялась приготовлением чая.

Малфоя трясло. Она видела это по тому, как крепко он вцепился в чашку, пытаясь унять дрожь пальцев, и все равно не получалось. Он пролил горячий чай себе на руки и втянул воздух сквозь зубы, но чашку все равно не выпустил. Немного справившись с собой, начал пить мелкими быстрыми глотками. Грейнджер стояла рядом и делала вид, что занята чем-то совершенно посторонним, но на самом деле рассматривала его краем глаза.

Он выглядел, как человек, жизнь которого несколько последних месяцев была не самой удачной. Куртка и джинсы – явно большего размера, чем нужно, сильно потертые и грязные. Длинные светлые волосы стали серыми и тусклыми от пыли и грязи. Ногти – обломаны. На впалой щеке красовался застарелый порез, а на шее – неровный синяк, подозрительно похожий на засос. Малфой больше не был первым красавцем Слизерина. Звезда медленно угасала, но Грейнджер не испытывала ничего, даже отдаленно похожего на злорадство.

- Спасибо.

Он поставил чашку на стол и сделал почти неуловимое движение, как будто собирался встать… но остался сидеть, сгорбившись и зажав руки в коленях. Ему холодно, вдруг отчетливо поняла Грейнджер. Ему холодно, и он хочет хотя бы несколько лишних минут остаться в тепле.

- Раздевайся.

Плечи вздрогнули, Малфой не сумел сдержать это почти рефлекторное движение. Быстрый взгляд из-под длинной грязной челки. Кажется, в серых глазах мелькнул ужас…

- Что? - голос почти не сорвался. Почти. В этих «почти» было множество оттенков, говорящих о его жизни больше, чем некоторые слова.

- Раздевайся, примешь горячую ванну. А я пока закажу какой-нибудь еды.

Не глядя на него, она ушла в ванную. Открыла краны, отрегулировав температуру, и присела на бортик. Ситуация напоминала театр абсурда. Сказал бы кто Грейнджер в школе, что она будет поить Драко Малфоя чаем, а потом предложит ему принять ванну и остаться на ночь, она бы сочла это полным безумием. Между тем, именно это она и собиралась сейчас сделать. Смешок, невольно сорвавшийся с ее губ, был очень похож на истерический.

Пока ее не было, Малфой снял ботинки и куртку, под которой обнаружился вытянувшийся свитер неизвестного происхождения и цвета. Чем-то напоминает творения Молли Уизли, промелькнуло в голове у Грейнджер, но она отогнала мысль, чтобы не начать смеяться. Знала, что если начнет, то остановиться уже не сможет. Все это было слишком даже для нее. Грейнджер схватила первый попавшийся под руку пакет и сунула в руки Малфою.

- Вот что… положишь сюда свое… свои вещи. Их проще выбросить, чем пытаться привести в порядок. Там в шкафчике есть маникюрный набор. Это на случай, если тебе надо будет что-нибудь отрезать. И еще бритва. Я тебе положила полотенце. Придется пока походить вечер в нем, а завтра я постараюсь решить проблему с одеждой. Давай…

Она подтолкнула его в сторону ванной. Малфой обернулся уже у самой двери и вдруг спросил:

- А что потом, Грейнджер?

- Потом ты поешь, мы ляжем спать, а завтра утром посмотрим.

- Ты… не сдашь меня аврорам?

Несколько секунд они смотрели друг другу прямо в глаза. Серый лед и темное пламя. Настороженность и вызов. Потом – тихое твердое:

- Нет.

Ничего больше не сказав, Малфой скрылся в ванной.

Пока он отмывался, Грейнджер спустилась на улицу, дошла до ближайшего бистро и накупила еды. Она не знала, что именно предпочитает Малфой, но рассудила, что в его положении выбирать не приходится. Если не захочет, она не будет его заставлять. Вернувшись, занялась Аконитовым зельем для Люпина и настолько увлеклась работой, что не заметила, как прошло не меньше двух часов. Малфой появился в одном полотенце на бедрах, и снова обхватив себя руками за плечи. Ему постоянно было холодно.

- Грейнджер…

Она подняла голову от книги и молча освободила место на краешке стола.

- Садись.

Малфой присел на край стула, как человек, готовый сорваться в любой момент. Грейнджер поставила перед ним тарелки, разложила столовые приборы и чопорно пожелала:

- Приятного аппетита, - но не удержалась и добавила, - Не подавись.

Он вздрогнул, но все же взял себя в руки и ответил так же вежливо:

- Спасибо, я постараюсь.

Только по голодному блеску в глазах можно было понять, что на самом деле Малфой ел в последний раз неизвестно когда. Он старался есть медленно, аккуратно отделял маленькие кусочки, накалывал их на вилку и отправлял в рот. Утраченный, было, внешний аристократизм вернулся во всей красе, как будто Малфой находился не в доме врага, по какой-то непонятной причине решившего проявить милосердие, а на светском приеме. Это было то, что не вытравить было никакими лишениями и невзгодами. Это было то, что никогда не приобрести, сколько не старайся, потому что это может быть только врожденным. Глядя на Малфоя, Грейнджер понимала, что полярности поменялись, но Бездна между ними не стала ни уже, ни мельче. Они все так же на разных полюсах, и так будет всегда.

Малфой был… страшен. Не в том смысле, что искалечен, или как может быть страшно физическое воплощение зла. Он был страшен тем, что с ним стало. Спину и, в меньшей степени, плечи и грудь покрывали белые тонкие шрамы, как будто тело методично, с садистическим удовольствием резали или били плетью. На внутренней стороне левого предплечья еще можно было без труда различить Темную Метку, а под ней – снова шрамы. В курс обучения авроров входили и основы полевой хирургии, так что Грейнджер могла точно сказать – за этими шрамами скрывалась серьезная суицидальная попытка.

Кроме того, Малфой страшно исхудал. Казалось, что кости просвечивают сквозь бледную кожу. Ключицы казались настолько тонкими, что их можно было бы сломать двумя пальцами. Шампунь и горячая вода явно пошли на пользу его волосам. Они приобрели свой прежний оттенок, хотя и остались тусклыми. Впалый живот и острые локти довершали картину. Грейнджер закурила и отвернулась, начала бесцельно перекладывать подготовленные компоненты для зелья, только бы не смотреть на все это.

Она не позволила ему есть много и снова дала большую чашку чая. Себе же плеснула огневиски в стакан, бросила лед и присела на краешек стола, глядя в темноту за окном. Если Малфой и удивился, то не подал вида. Они вообще почти не говорили. Почти.

- Грейнджер…

- Что?

- Можно спросить?

- Да.

- Почему ты это делаешь?

О, на этот вопрос у нее был ответ. И гриффиндорские милосердие, сострадание ближнему или желание дать второй шанс оступившемуся были тут совсем ни при чем. Единственное, почему Грейнджер… правильная бывшая гриффиндорка Грейнджер «делала это», было чувство противоречия. Ее достало. Достала война, от которой она не могла избавиться вот уже пять лет и которая расцветала в ее душе подобно ядовитой розе. Достал Орден Феникса, прикрывшийся от смертельной опасности подростками. Достали нелепые подозрения в адрес Поттера. И еще – одиночество. И – ночные кошмары. И – то, во что превратилась магическая Британия.

Но это было слишком сумбурно и больно – рассказывать обо всем Малфою. Поэтому Грейнджер ограничилась одной фразой:

- Потому что так будет правильно. Привычка тащить в дом всякую дрянь.

Малфой не стал ничего уточнять. Он все еще держал обеими ладонями пустую чашку, вцепившись в нее, как в спасительную соломинку. И Грейнджер подумала, что для него эта чашка – тоже некий символ иллюзорной стабильности, как для нее самой было чтение утренних газет. Пусть даже он этого и не осознает.

- Можно теперь я спрошу?

- Спрашивай.

Глоток огневиски. Глубокая затяжка.

- Тебе не противно принимать помощь от грязнокровки?

Он весь как-то поник, но тут же выпрямился и надменно вскинул подбородок. На высоких скулах вспыхнули ярко-розовые пятна. Взгляд из-под длинной челки стал ледяным.

- Противно. Но сейчас у меня нет другого выбора. Поэтому я постараюсь с этим справиться.

Грейнджер издала смешок, в котором смешались горечь и сарказм.

- Откровенность за откровенность, да? Как забавно…

На ночь она постелила ему на диване, который стоял перед камином. Пришлось подогнать его размер под рост Малфоя, но Грейнджер решила, что как-нибудь это переживет. Пока возилась с постелью, взгляд случайно упал на подоконник и наткнулся на флаконы с ядами. Первой мыслью было убрать их от греха подальше в какую-нибудь коробку и наложить запирающее заклинание, но потом Грейнджер решила этого не делать. Если Малфой окажется таким идиотом, что отравит ее, то… пусть это будет такой экзотический способ самоубийства. Но на самом деле Грейнджер хотела бы, чтобы он начал ей доверять. Хотя бы немного. Зачем – она не знала. Просто было такое абстрактное желание.

Она погасила свечи, разделась и забралась под одеяло. Палочка, как всегда, нашла свое место под подушкой.

- Нокс.

Недоуменное молчание. Здесь ведь и так темно, так зачем же… Потом донесся осторожный вздох и тихое:

- И тебе.

Уже на рассвете Грейнджер проснулась, полежала без движения, прислушиваясь, а потом осторожно повернула голову в сторону камина. У окна, на фоне бледного осеннего утра, виднелась темная фигура. Завернувшись в кокон из одеяла, Малфой смотрел на крыши Лондона и укрывающий их снег.

========== Эпизод V «День хорька (продолжение)» ==========

В решении проблемы с одеждой для Малфоя Грейнджер решила пойти по пути наименьшего сопротивления. Она выспросила у него размеры и тщательно записала их в свой ежедневник, пообещав, что купит все, что нужно. Малфой, закутанный в одеяло, сидел на диване перед зажженным камином. По его мрачному лицу было здорово видно, НАСКОЛЬКО он не хочет принимать помощь от грязнокровки, но другой альтернативы все равно нет. Грейнджер безжалостно выкинула пакет с его старыми вещами, а то немногое личное, что он оставил, хотела продезинфицировать. Но тут Малфой воспротивился насмерть, потому что к личному относилось кольцо Нарциссы, свадебная колдография четы старших Малфоев и маленькая книжица в темно-зеленом кожаном переплете. После короткого, но бурного препирательства Грейнджер все же согласилась не покушаться на его сокровища. Только долго рассматривала колдографию, на которой молодые Люциус и Нарцисса смотрела друг на друга влюбленными счастливыми взглядами.

- Сиди спокойно, я быстро.

Грейнджер перемещалась по комнате, собираясь за покупками. Малфой из своего мягкого гнезда следил за ней взглядом обреченного. Ему казалось, что все действия, которые совершала Грейнджер, бессмысленные и бессистемные.

- А если сюда кто-нибудь придет?

- Сюда никто не придет. Здесь стоит защита от аппарации и чары ненаходимости. Кстати, если ты уйдешь, то вернуться тоже не сможешь.

- Издеваешься, да? Куда я голый пойду?

- Не издеваюсь, а констатирую факт.

Она внимательно изучала погоду за окном, пытаясь определить, насколько там холодно. Снег и белесое безжизненное небо. Скоро зима…

- А если через камин кто-нибудь…

- Никто. Я его закрываю, пока меня нет. Сейчас меня нет, значит, камин закрыт.

- А если…

- Ничего не случится. Не бойся.

- Я не боюсь.

- Вот и отлично.

Грейнджер завершила сборы и напоследок еще раз обернулась на Малфоя. Глядя на огонь в камине, он вздохнул и буркнул:

- Возвращайся быстрее.

По ее губам скользнула едва уловимая улыбка. Кто бы мог подумать…

Грейнджер решила, что будет лучше, если она купит все нужное где-нибудь в маггловском районе. Появление у мадам Малкин или в любом другом подобном месте могло вызвать ненужные вопросы и подозрения. Это было так же, как с едой – если ему не понравится, то Малфой может это и не надевать. Снова иллюзия, на этот раз – иллюзия выбора.

Выбирая для него одежду, Грейнджер поймала себя на том, что берет не первое попавшееся, подходящее по размеру, а прикидывает, как Малфой будет выглядеть. Даже будучи не в самой лучшей форме, он оставался эстетичным, и ей не хотелось портить его эстетичность дешевыми безликими тряпками.

Переходя из магазина в магазин, Грейнджер думала одновременно о превратностях судьбы, приведших к ней, бывшему аврору, бывшего Упивающегося Смертью, и об Аконитовом зелье. Может ли она доверять Люпину настолько, что попросить у него совета, что делать дальше? И если нет, то к кому тогда обратиться? Или оставить Малфоя в качестве домашнего питомца? Будет спать на коврике у камина, варить кофе, чесать ей спинку и вытряхивать пепельницу. Полный бред…

Купив все, что нужно, Грейнджер вспомнила, что домашних любимцев надо время от времени кормить. С тяжелым вздохом она поплелась в продуктовый супермаркет, остро сожалея, что не найдет там большой пакет с надписью «Еда малфойская универсальная». Что-нибудь изысканное, но недорогое. Ага, и мисочку… с вензелем ДМ. Грейнджер истерически усмехнулась.

Дома он долго изучал свое отражение в зеркале, пока Грейнджер отогревалась горячим грогом. Темно-голубые джинсы и жемчужно-серая рубашка явно вызывали у Малфоя противоречивые чувства. С одной стороны – совсем не то, что он привык носить, будучи наследником древней аристократической фамилии. С другой – намного лучше того, в чем его подобрали в Хогсмиде. Наконец, он сказал:

- Мне не нравится серый цвет.

- Скажи спасибо, что не зеленый. В зеленом ты был бы оттенка двухдневного трупа. Как любая блондинка.

«Блондинка» пролетела мимо.

- Спасибо, - иронично донельзя, - И много ты в своей жизни…

Малфой осекся. Несказанные слова повисли в воздухе, и Грейнджер могла чувствовать ихфизически. Как будто капли, которые наливаются темной кровью и тяжело падают на пол. Почему-то стало очень тихо. Грейнджер молча поднялась и ушла на кухню. Щелчок зажигалки, и витиеватая струйка дыма скользнула к потолку, похожая на еще одну отлетающую душу.

Спокойно, Грейнджер. Сейчас ты покуришь, нервная дрожь уймется, и ты спокойно займешься зельем.

Малфой появился в дверном проеме, дверь в котором отсутствовала. Грейнджер его не видела, потому что смотрела в окно. Услышала только тихий голос:

- Я не хотел.

Почти извинение. Какой прогресс в их странных отношениях…

- Больше, чем ты думаешь.

Он не стал переспрашивать, что она имела ввиду, понял все сразу. Вместо этого он поинтересовался:

- Какое зелье ты хочешь варить?

- Аконитовое.

Длинная, почти театральная пауза.

- Если хочешь, я мог бы тебе помочь.

- Хочу.

*

Они оба были заперты в клетке, и это была вовсе не квартира Грейнджер.

- Грейнджер, ты можешь кое-что сделать?

- Что именно?

Одинокая свечка на столе давала теплый желто-охряный свет. Малфой уверил, что этого ему вполне хватит для чтения, и теперь время от времени Грейнджер слышала шелест переворачиваемых страниц. Иногда ей было интересно, какую иллюзию придумал себе Малфой, оправдывая свое пребывание в доме грязнокровки. Строя предположения, она погружалась в сон… и вдруг этот вопрос. Глаза тут же открылись, а мозг заработал.

- Ты можешь найти профессора Снейпа?

Снейп… Про него ходили противоречивые слухи, но все они сводились к одному знаменателю.

- Никто не знает, где он.

- МакГонагалл знает.

Грейнджер переварила его слова.

- А откуда ТЫ знаешь о том, что знает МакГонагалл?

- Снейп мой крестный. Я знаю его с рождения и успел хорошо изучить его образ мыслей. Он всегда оставляет лазейки. Думаю, что лазейкой для меня является МакГонагалл. Скорее всего, она поддерживает с ним связь, хотя и не афиширует это. Что-то типа наследства от Дамблдора.

Грейнджер перевернулась на спину. Сон как рукой сняло. Собственно, сегодня она весь день пыталась решить, что же ей делать с неожиданной проблемой в виде Малфоя, но так ничего и не придумала. Недостаток информации, как оказалось.

- В Хогсмиде ты пытался связаться с МакГонагалл?

- Не совсем так. Я хочу попросить тебя, чтобы ТЫ это сделала.

- А если она не захочет? Я, знаешь ли, сейчас тоже не самая популярная личность.

- Ты? – удивление было искренним, - Почему?

Она пересказала эпизод с речью на приеме вечером Дня победы, слова Люпина и то, во что потом это вылилось. Двери действительно закрылись перед Грейнджер, и даже Орден Феникса с тех пор ее не тревожил.

Малфой издал фырканье, похожее на смех в подушку.

- Что, так и сказала?

- Ага, - кисло.

- Не ожидал от тебя.

- Они тоже. Зато Гарри подписался бы под каждым словом.

- Ты… очень по нему скучаешь, да?

- Да.

Некоторое время они молчали. Малфой перевернул еще несколько страниц. Потом отложил книгу и погасил свечу. В темноте Грейнджер снова начала уплывать в сон.

- Ты поговоришь с ней?

- Что? Я попробую. Завтра.

- Хорошо.

- Нокс.

- И тебе.

Она не знала, сколько проспала. Поздней осенью ночи кажутся особенно темными и длинными. Можно проснуться несколько раз, а ночь все будет длиться и длиться бесконечно долго. В такие моменты у Грейнджер иногда бывало ощущение, что утро уже никогда не настанет.

Ее разбудили странные звуки. Глядя в темноту перед собой, она пыталась их идентифицировать, но больше всего это напоминало то, как будто кто-то скулил. С дивана Малфоя. И Грейнджер это очень не нравилось.

- Малфой.

Нет ответа.

- Малфой.

Что-то, очень похожее на длинный всхлип. Грейнджер резко отбросила одеяло в сторону и поднялась.

- Люмос.

Палочка засветилась холодным голубоватым светом. Грейнджер подошла к дивану, забыв о том, что на ней нет ничего, кроме майки и плавок, и опустилась на колени.

Малфой лежал, инстинктивно свернувшись в позу зародыша, сжавшись, втянув голову в плечи, и на его лице, всегда таком красивом, была печать страдания и страха. Лоб покрылся мелкими капельками пота. Длинные светлые пряди разметались по подушке. Несколько секунд Малфой оставался неподвижным, а потом по телу прошла дрожь, руки сжались еще сильнее. Он длинно вздохнул и тихонько заскулил. В темноте зрачки Грейнджер расширились до предела, превратив ее глаза в два бездонных колодца. Она сумела разобрать некоторые слова:

- …не надо… больно… не надо больше… пожа… я не… больно…

Стало тоскливо. Значит, вот так это выглядит со стороны. Попав под власть кошмара, не имея сил или не умея с ним справиться, человек превращается в жалкий беззащитный эмбрион. Он хнычет, но ничего не может сделать. Значит, и она тоже… была такой много раз. В ее душе возникла странная смесь жалости и отвращения. И еще одна нелепая мысль: интересно, а кто-нибудь видел заносчивого аристократа Малфоя хоть раз таким беспомощным, как котенок? Горько усмехнувшись, Грейнджер протянула руку, чтобы убрать со лба налипшие волосы, но остановилась.

Нет, ему это не нужно.

- Мне больно! – вдруг выкрикнул Малфой, и его глаза распахнулись. Даже в полумраке в них отчетливо был виден ужас. Несколько секунд он смотрел на Грейнджер, но не видел ее, а потом снова провалился в кошмар.

Грейнджер осторожно убрала руку, встала и ушла в свою постель. Ей снились шрамы на запястье Малфоя.

*

«Хогвартс-Экспресс», специальный рейс № 7, доставил ее на вокзал, с которого можно было попасть в Хогвартс, рано утром. Грейнджер вышла из вагона, зябко кутаясь в мантию, испытывая потребность вставить в глаза спички, и мысленно кляня МакГонагалл за то, что та настояла именно на таком способе прибытия. Ее должны были встретить, но очень скоро она осталась стоять в полном одиночестве.

- Мисс Грейнджер.

Задумавшись, она едва не подпрыгнула от голоса, прозвучавшего за спиной. Филч в своей неподражаемой манере подкрался незаметно и неслышно, уподобившись некому пушистому белому зверьку. Так это ОН что ли должен был ее встретить?

- Здравствуйте, мистер Филч. Вы меня напугали.

- Следуйте за мной, мисс Грейнджер.

Их ждала карета, одна из тех, на которых учеников доставляли в Хогвартс в начале учебного года. Разница была только в том, что теперь Грейнджер отлично видела запряженного в нее тестрала. Из его ноздрей вырывался пар и повисал в воздухе белесыми клочками. Ей хотелось подойти и погладить темное создание, но она не посмела.

- Прошу, мисс Грейнджер.

Они ехали в тягостном молчании. Грейнджер смотрела в окно, и проплывающий мимо унылый пейзаж английской поздней осени наводил на нее тоску. Она предпочла бы сейчас валяться в теплой постели, слушать потрескивание дров в камине и представлять себя нерпой. Хотя нерпы и не валяются под одеялом и вряд ли любят огонь. Чтобы хоть как-то разбить тишину, она поинтересовалась:

- Как здоровье миссис Норрис?

- Она вполне здорова, благодарю.

У Грейнджер было совсем не тонкое подозрение, что Косолапус в свое время неплохо развлекся с миссис Норрис, хотя Грейнджер и не помнила, чтобы у той когда-нибудь были котята. Может быть, Снейп варил для нее специальное противозачаточное зелье?

Снейп… да… Если МакГонагалл согласится ей помочь, то это совсем не значит, что Снейп будет столь же любезен. Когда Грейнджер поделилась своими подозрениями с Малфоем, он думал недолго. Если Снейп откажется с ней встречаться, то Грейнджер нужно будет напомнить ему о Нерушимой Клятве. Грейнджер отлично знала, что это такое и чем может обернуться отказ выполнить то, что пообещал. Вопрос в том, знала ли об этой Клятве МакГонагалл и, если нет, то поверит ли она просто Грейнджер на слово.

За своими мыслями она не заметила, как карета добралась до Хогвартса. Филч подал руку, помогая Грейнджер выйти, и тут же исчез со словами:

- Я доложу, что вы прибыли.

Она стояла в холле, не зная, идти ли ей в кабинет директрисы или ждать здесь, пока за ней придут. Хорошо, что сейчас шли занятия, и мимо не ходили ученики, иначе ей было бы совсем неуютно. После войны и поспешного выпуска Хогвартс перестал быть ей родным. С ним было связано слишком много воспоминаний, и бОльшая часть их причиняла Грейнджер боль.

В коридоре раздался стук каблучков. Грейнджер приготовилась улыбаться и вообще излучать приветливость и раскаяние, если понадобиться, но это оказалась не МакГонагалл. Блондинка в форменной преподавательской мантии. Было в ней что-то знакомое, но Грейнджер не сразу ее узнала, пока блондинка не заговорила.

- Привет, Гермиона. Я случайно слышала, что ты сегодня должна приехать. Я так рада тебя видеть.

- Луна? Луна Лавгуд?

- Точно!

Лавгуд взяла ее руки и тепло их пожала. Грейнджер была в ступоре. Лавгуд выглядела вполне… нормально. Именно так, как и должен выглядеть… профессор?

- Луна, ты здесь преподаешь?

- Да, не поверишь, ЗОТИ.

Заклятая должность, которую так вожделел когда-то профессор Снейп, и которая притягивала к своему хозяину проблемы очень широкого спектра. Срок службы – не больше года.

- И давно ты здесь?

- Второй год.

- И как тебе? Нравится?

- Да.

Похоже, полоумная Лавгуд и прОклятое место нашли друг друга.

- А как ты, Гермиона? Чем ты занимаешься?

- Да, знаешь, то тем… то этим…

Они стояли и болтали как две старинные подруги, пока не пришел Филч, чтобы проводить Грейнджер в кабинет директрисы.

МакГонагалл, в неизменной остроконечной шляпе, строгая, с поджатыми губами, сидела за письменным столом. Со времен Дамблдора директорский кабинет не изменился. Единственно – прибавился портрет самого Дамблдора в череде бывших директоров и директрис Хогвартса. Старый маг слегка улыбнулся вошедшим и устроился в кресле поудобнее, приготовившись слушать. Филч вышел, оставив дам наедине.

Обмен приветствиями прошел в холодных и официальных тонах. Никакого чая, никаких лимонных долек. Вместо этого МакГонагалл сухо сказала:

- У меня мало времени, мисс Грейнджер, поэтому я предпочла бы, чтобы вы перешли сразу к сути вопроса.

Это «мисс Грейнджер» вместо «Гермиона» сказало ей очень много. Ей не простили выходку на министерском приеме. Так же, как не простили отказ сотрудничать с Орденом Феникса, а, по сути, шпионить в его пользу за Поттером. И какую цену теперь попросит МакГонагалл за свою помощь?

И какую цену ты попросишь потом с Малфоя, а, Грейнджер?

- Профессор, я хочу попросить вас о помощи… если это возможно. Мне нужно срочно связаться с профессором Снейпом.

Перо в руке МакГонагалл едва заметно дрогнуло. Малфой был прав?

- Мы не располагаем такой возможностью.

- Это не для меня. Меня попросил один наш общий знакомый. Он в беде, и Снейп – единственный, кто может здесь помочь.

МакГонагалл отложила перо. Какое-то время они сверлили друг друга взглядами. Но Грейнджер уже давно не была студенткой и за время войны растеряла весь трепет перед бывшим гриффиндорским деканом.

- Могу я узнать имя этого человека?

- Мне бы не хотелось его озвучивать.

Еще один обмен взглядами. У Грейнджер было устойчивое ощущение, что МакГонагалл прекрасно поняла, о ком идет речь, и сейчас пыталась решить моральную дилемму. Кто для нее Малфой – бывший ученик или бывший Упивающийся Смертью?

Помощь пришла с неожиданной стороны.

- Минерва.

Профессор Дамблдор со своего портрета посмотрел сначала на МакГонагалл, а потом на Грейнджер. И снова перевел взгляд на МакГонагалл.

- Альбус, вы же знаете…

- Сделай, как она просит, Минерва. Мальчик не виноват.

Снова второй шанс для того, кто просто ошибся?

Грейнджер больно прикусила язык, чтобы не сказать это вслух. Вот как… Значит, слухи оказались верны, и Дамблдор продолжает играть решающую роль даже после своей Смерти… Интересно, а приходила кому-нибудь в голову мысль, что он тоже мог поместить часть своей души в хоркрукс? Например, в эту картину? И только ли Поттер, ведущий растительный образ жизни, - кандидат в новые Темные Лорды?

За своими странными и неожиданными размышлениями Грейнджер пропустила весь спор между директорами. Из задумчивости ее вывел голос МакГонагалл.

- Хорошо, мисс Грейнджер. Я постараюсь найти профессора Снейпа и передам ему вашу просьбу. Но я не могу гарантировать, что он согласится встретиться с вами.

- Если он будет отказывать, то напомните ему о Нерушимой Клятве.

- Он поймет, о чем идет речь?

Грейнджер понятия об этом не имела, но отступать все равно было уже поздно.

- Да.

- Тогда, мисс Грейнджер… если у вас больше ничего нет ко мне, то не смею задерживать.

- Спасибо, профессор. И простите меня.

Она развернулась и не вышла, а вылетела из кабинета. Ощущение было такое, будто она без помощи магии разгрузила вагон дров. Хорошо, что Лавгуд не попалась ей по дороге…

*

К тому моменту, как Грейнджер добралась до дома, она готова была рвать и метать. В присутствии МакГонагалл ей приходилось сдерживаться, но на самом деле в душе все ныло и клокотало. Грейнджер очень хорошо знала, что просто так ничего не бывает и что теперь она у Ордена в долгу. Влипла из-за Малфоя, белобрысого слизеринского хорька, которого сама же и подобрала.

Не отвечая на его вопросительный взгляд, даже не глядя в его сторону, она скинула мантию прямо на пол и прошла на кухню. В стакан с толстыми стенками бросила лед и налила огневиски. Хотелось заорать, неприлично завизжать в истерике и потом запустить в Малфоя смертельным заклятием. Вместо этого Грейнджер выпила огневиски в несколько глотков и аккуратно поставила стакан на стол.

Хочу быть нерпой… хочу быть нерпой, и жить в океане…

Малфой возник в дверном проеме. На скулах – яркие неровные пятна. Она уже вычислила, что они появляются тогда, когда Малфой взволнован и встревожен.

- У тебя получилось? Ты его нашла?

- МакГонагалл пообещала, что попробует.

- Когда?

- Я не знаю.

Еще одна порция огневиски и – закурить. Нервы, натянутые до звона, начали расслабляться, как провисают струны, если ослабить натяжение на колках. Грейнджер выдохнула и переключила внимание на зелье, мирно бурлившее в котле.

Малфой был отличным зельеваром, и его помощь была неоценима. К тому же, он постоянно сидел дома и мог присмотреть за процессом. По крайней мере, в те его моменты, которые не требовали магического вмешательства. Грейнджер делала пометки на специальном листе пергамента и в дальнейшем рассчитывала, что сможет справиться самостоятельно. Оставалась последняя стадия, которая должна была завершиться к полуночи, и завтра зелье можно было отвозить Люпину.

- Все получится.

Голос Малфоя был тихим. Грейнджер не знала, говорит ли он о зелье или о Снейпе, а переспрашивать не стала. Вместо этого она ответила так же непонятно:

- Скоро все закончится.

*

- Скоро Хэллоуин.

- Да… Не люблю его.

- Я тоже. Хуже только Рождество.

- Точно!

*

- Нокс.

- И тебе.

========== Эпизод VI «День хорька (окончание)» ==========

На самом деле все было совсем не так безоблачно, как выглядело на первый взгляд. Утром Грейнджер все труднее было просыпаться, и все чаще она делала это, будучи в отвратительном настроении. Так всегда было у нее на границе осени и зимы. В Хогвартсе она справлялась, отвлекалась на учебу, на друзей, на необходимость «держать лицо», чтобы быть всегда лучшей. После окончания войны стало хуже. Больше не было стимулов, чтобы пересиливать себя. Ей казалось, что вместе с умиранием природы умирает и что-то в ней самой… что-то очень важное, что заставляло ее жить дальше. Кровь все еще медленно вытекала через разорванную душу.

Малфой никогда не мог угадать, в каком настроении она откроет глаза. Будет ли это полусонная улыбка или мрачный взгляд. Пожелает она доброго утра или молча уйдет на кухню с внеочередной сигаретой. Утреннее настроение Грейнджер было непредсказуемым.

- Эй, - он маялся у запертой двери ванной, - Ты там утонула?

Я нер…

- Это моя ванная, так что я там буду делать то, что мне хочется! И сколько мне хочется!

Сегодня было – плохо. Ночью Грейнджер несколько раз просыпалась от того, что не могла вдохнуть. Ей что-то снилось, но она не могла вспомнить, что именно. От сна оставалось ощущение безысходности и отчаяния. Каждый раз она лежала, глядя в темноту перед собой и пытаясь успокоить мечущиеся в лихорадке мысли, а потом не засыпала, а как будто исчезала в новом провале своего персонального инферно.

За столом они старательно друг друга не замечали. Грейнджер читала «Ежедневный пророк», отгородившись им от Малфоя, погруженного в какую-то книгу. Все слова были знакомыми, но смысл отдельных предложений ускользал. Приходилось начинать заново, и это безумно раздражало Грейнджер. Кофе и сигарета. Малфой каждый раз морщил свой аристократический нос, когда она дымила, но ничего не говорил. Он вообще все эти дни вел себя разумно и очень сдержанно. Ни разу не назвал ее грязнокровкой, хотя иногда это слово читалось у него в глазах. Видимо, война и последовавшие за ней лишения из-за нелегального положения вправили ему мозги. А, может, это была слизеринская способность выживать в любой ситуации…

Стук в окно отвлек Грейнджер от очередной попытки продраться сквозь дебри журналистской развесистой клюквы. Сова? К тому же чья-то личная сова, а не серая «форменная» - почты или официальной доставки. Грейнджер открыла створки и впустила посланницу. С улицы дохнуло промозглым осенним холодом. Малфой отвлекся от книги, но снова ничего не спросил.

Письмо было написано на плотном пергаменте, и Грейнджер сразу узнала и этот почерк, и вензель внизу страницы. Десятки раз она видела и то, и другое на своих работах по зельеварению – рецензия и подпись профессора Снейпа, один вид которых был способен довести до истерики некоторых слабонервных студентов. Аккуратные идеально ровные строчки, на которые нанизан бисер строчных букв и изысканная витиеватость прописных.

Дорогая мисс Грейнджер!

Директор МакГонагалл сообщила мне о Вашем желании встретиться со мной. Оценив аргументы, которые она (с Ваших слов) мне привела, я счел возможным удовлетворить Вашу просьбу. Полагаю, более всего нам будет удобно встретиться на нейтральной территории, чтобы исключить возможность возникновения нежелательных недоразумений. Посему предлагаю сделать это в доме мистера Ремуса Дж. Люпина по известному Вам адресу. С его любезного согласия я буду ждать Вас там сегодня в три часа пополудни. Надеюсь так же, что особа, по поручению которой Вы исполняете эту миссию, будет достаточно благоразумна, чтобы не присутствовать при нашей встрече, поскольку это может быть небезопасно.

С уважением,

Северус Т. Снейп

Грейнджер пришлось напрячься, чтобы адекватно воспринять несколько старомодный стиль письма, но это были мелочи. Главное, что Снейп все понял верно и согласился встретиться с ней. Оставался вопрос, почему он счел дом на Гриммуальд-Плейс нейтральным и безопасным местом, но Грейнджер решила об этом не думать. Видимо, у него были на это свои основания, о которых она ничего не знала. В любом случае ей это было только на руку. Аконитовое зелье было готово, и она все равно собиралась встретиться с Люпином в ближайшее время.

Она молча передала письмо Малфою, который за все то время, что Грейнджер изучала послание, не перевернул ни одной страницы. Он читал, и на его скулах снова появлялись пятна, выдававшие волнение. Потом бросил взгляд на часы. Грейнджер показалось, что она слышит его мысли без всякой легилименции, настолько громкими они были.

- Ты останешься здесь, - ее тон был категоричен и не оставлял никаких иллюзий.

- Но это же Снейп!

- Ты понял все, что он написал? Ты останешься здесь. Я договорюсь с ним сама.

- Но…

- Никаких «но»! - сказала, как отрезала.

Ему очень хотелось уйти. Видимо, он не чувствовал себя здесь в полной безопасности. Не мог предсказать, будет ли Грейнджер и дальше соблюдать свой странный нейтралитет или в последний момент сдаст его аврорам. Или придумает что-нибудь еще. Для него логика ее поступков была абсолютно недоступна.

- Что ему сказать? – Грейнджер отвлеклась от газеты и сосредоточилась на более насущной проблеме.

- Что я здесь. Я прошу его забрать меня.

- Он это сделает? Ты так уверен?

Пауза, и потом все же – ответ:

- Он дал Нерушимую Клятву моей матери.

Вот, значит, на что ссылался Малфой, отправляя ее в Хогвартс… Даже Смерть Нарциссы Малфой не освобождала Снейпа от того, в чем он поклялся. Цена за нарушение – жизнь поклявшегося.

- Почему же тогда он не нашел тебя раньше?

У Грейнджер было плохое настроение, и ей хотелось ранить если не физически, то словами. Она попала в больное место. Она видела это по тому, как в серых глазах Малфоя проявилась затравленность. Он сжался, и голос был тихим-тихим:

- Ты не знаешь… Он не смог бы забрать меня. Я…

Малфой замолчал. И Грейнджер показалось, что это не потому, что не мог ничего объяснить, а потом, что у него не было для этого сил. Что-то, из-за чего Снейп не смог бы его найти и забрать… это что-то было слишком ужасным для того, чтобы говорить вслух.

- Малфой… не надо… не говори ничего.

Злость отошла так же быстро, как и возникла. Грейнджер коснулась его плеча инстинктивным жестом сочувствия. И от ее прикосновения он вздрогнул, как от удара.

*

Люпин встречал ее у дверей особняка. Грейнджер всерьез опасалась, что Орден Феникса поставил защитные чары, которые не позволили бы ей даже приблизиться к бывшему штабу, но ничего подобного не случилось. После войны, когда необходимость маскировки отпала, Ордену построили официальный штаб в Лондоне, в котором Грейнджер была только один раз – на открытии. Двери дома на Гриммуальд-Плейс спокойно пропустили ее внутрь.

- Северус… то есть профессор Снейп уже прибыл, - сообщил Люпин, провожая ее через холл.

- Где он?

- В библиотеке. Ждет тебя.

- Спасибо, Ремус. Ваше зелье…

- Потом. Сначала поговори с ним.

- Хорошо.

Снейп коротал время ожидания за просмотром одного из многочисленных фолиантов. Все такой же прямой, черный и суровый. Все те же длинные сальные пряди. Черты лица – жесткие, как будто высечены из холодного мрамора. На первый взгляд могло показаться, что он нисколько не изменился за прошедшие пять лет, но, присмотревшись, Грейнджер поняла, что это не так. Он стал суше, хотя казалось, что это уже в принципе невозможно. На некрасивом лице залегли глубокие морщины. Черноту волос разбавили едва заметные тончайшие седые нити. На челе Снейпа, шпиона и дважды предателя, лежала печать войны. Такая же, как и та, что отравила существование самой Грейнджер.

- Здравствуйте, профессор.

Тяжелый взгляд оторвался от книги. Черные глаза казались двумя бездонными провалами. Границы между зрачками и радужкой не существовало.

- Я больше не ваш профессор, мисс Грейнджер, - едва заметное движение головы, - Люпин, ты не оставишь нас одних?

- Конечно.

Люпин вышел… как будто это было нормально, что Снейп распоряжался в его доме. Снейп отложил книгу и поднялся. Многолетняя привычка стоять во время лекций давала о себе знать независимо от момента, но вряд ли он это осознавал. Несколько секунд он смотрел на огонь в камине. Жесткое лицо не выражало абсолютно ничего. Грейнджер терпеливо ждала. Наконец, Снейп развернулся на каблуках и словно бы впился в нее своими черными провалами-вместо-глаз. Его голос был тихим, но для нее он прозвучал оглушительно громко.

- Я слушаю вас, мисс Грейнджер.

Глядя на Снейпа, она вспомнила слог его письма и подумала, что это все так характерно для него и что все это не более чем защитные реакции. А на самом деле ему точно так же больно.

Может быть.

Когда речь идет о Северусе Снейпе, все должно рассматриваться через призму «Может быть». Никогда нельзя знать наверняка.

В горле пересохло. Грейнджер думала, что избавилась от страшного животного магнетизма этого человека, но, как выяснилось, это ей только казалось. Всего лишь еще одна иллюзия, которую она себе создала.

- Драко Малфой попросил меня найти вас.

Возможно ли проявление хоть каких-то эмоций для него? Грейнджер не знала. Она сама чувствовала уже далеко не так остро, как в пятнадцать-шестнадцать лет. Война сожрала ее эмоции, оставив лишь тени. Снейп провел на своей войне больше двадцати лет. Осталось ли в нем хоть что-нибудь, кроме боли?

- Где он?

- У меня дома. Там безопасно.

- Почему вы не сдали его, мисс Грейнджер?

И что ей сказать? Про трения с Орденом Феникса или про дурные привычки? Но Грейнджер уже не была студенткой и не обязана была отвечать, если не хотела, поэтому ограничилась лаконичным и ничего не значащим:

- Не сочла нужным.

Пятьдесят баллов Гриффиндору?

Снейп смерил ее взглядом, который Грейнджер стойко выдержала. Это стоило ей немалых усилий, но никаких комментариев с его стороны не последовало. Снейп сделал несколько шагов по кабинету, как будто находился в аудитории. Разворот, и несколько шагов обратно. Грейнджер казалось, что она чувствует, как точно так же двигаются его мысли. Стремительные резкие, но при этом скупые и точные жесты. Если бы у мыслей вообще были жесты…

- Я не смогу забрать его сегодня. Надеюсь, вы понимаете, что я не могу притащить его в… туда, где сейчас живу. Мне нужно время, чтобы все организовать.

- Я понимаю.

Ужасно хотелось курить, но она не смела взять даже незажженную сигарету, как делала иногда.

- Я хочу попросить вас… попросить, мисс Грейнджер, предоставить мне такую возможность.

- Сколько времени это займет?

- Я пока не могу дать вам точный ответ. Думаю, что от суток до недели максимум. Через неделю я избавлю вас от обузы в любом случае.

А выбора-то у нее по большей части все равно не было. Она сама решила так, когда подобрала Малфоя в Хогсмиде. Все дальнейшее было определено именно в тот момент.

- Хорошо. Пусть пока останется.

- Спасибо, мисс Грейнджер. Я… вам признателен. Я постараюсь не обременять вас этим обязательством надолго.

Ведь может же быть человеком. Когда захочет… Но он почти никогда не хочет.

- Да, проф…

- Я пришлю вам сову.

- Хорошо. Постараюсь его не убить за это время.

Снейп не понял мрачной шутки, но ничего не сказал. Вместо этого он внезапно спросил:

- Люпин сказал, что вы сварили для него Аконитовое зелье. Это правда?

- Да.

- Покажите мне.

Уже ничему не удивляясь, Грейнджер извлекла из сумки сосуд и подала зельевару. Снейп взял его осторожно, очень бережно и поднес к глазам, рассматривая на свет. Грейнджер услышала, как он тихо пробормотал сам себе:

- Чистое и прозрачное… вполне прилично.

С помощью волшебной палочки он проверял что-то еще. Жидкость искрила и один раз сменила цвет, но потом вернулась к первоначальному состоянию. Возвращая Грейнджер зелье, Снейп спросил:

- Мистер Малфой помогал вам?

- Да.

- Что же… могу сказать, что у вас все получилось. Надеюсь, вы запомнили все, что он вам говорил?

- Да, проф… мистер Снейп. Я записала.

- Хорошо, мисс Грейнджер. Я хочу, чтобы вы точно знали, что вам не стоит обольщаться на свой счет. У вас нет таланта зельевара, хотя достаточно усердия, чтобы получить вполне приличный результат. Могу вам посоветовать воспользоваться случаем, чтобы перенять у мистера Малфоя некоторые полезные навыки.

- Но он… у него же нет палочки.

- Зато у него есть мозги, отличная память и возможность рассказать. Мне всегда казалось, что у вас, мисс Грейнджер, мозги тоже на месте.

Она сглотнула, и это рефлекторное движение отозвалось болью в пересохшем горле. Что бы там не случилось со Снейпом, своего сарказма он не потерял ни на йоту.

- Я запомню ваши слова.

- Тогда вы можете идти, мисс Грейнджер. Думаю, мистер Люпин будет рад пообщаться с вами.

Ощущение было такое, как будто они все еще в Хогвартсе, и Грейнджер только что успешно сдала курсовой проект или сложный экзамен.

Уже на пороге она вдруг вспомнила свои летние мысли, обернулась и с чувством сказала:

- Спасибо, мистер Снейп.

- За что? – ни капли любопытства, просто вежливая форма подходящего ответа.

- Вы научили меня варить отличное антипохмельное зелье.

Его реакцию она уже не видела, потому что успела выйти раньше. У нее было серьезное опасение, что промедли она еще секунду, и не миновать ей какого-нибудь проклятия, не смертельного, но неприятного.

Люпин ждал ее на лестнице. Когда Грейнджер пулей вылетела из кабинета, в глазах оборотня промелькнуло беспокойство, но он сказал совсем не об этом.

- Гермиона! Будь добра, подожди меня на кухне. Я сейчас подойду.

- Хорошо.

Первым делом – закурить. Руки так тряслись, что Грейнджер никак не могла попасть сигаретой в огонек зажигалки. Только сейчас она ощутила, насколько велико было напряжение во время разговора со Снейпом. Только сейчас, когда нервы расслабились, и начался откат.

Когда появился Люпин, она все еще пыталась справиться с собой.

- Гер… Что… что случилось?

- Чертов сукин сын! Предатель!

- Он не…

- Чудовище! Он просто чудовище!

Нервная затяжка. Грейнджер не могла бы точно объяснить, почему разговор со Снейпом подействовал на нее с такой силой. Она ведь держалась. Она хорошо держалась.

На самом деле ты знаешь, почему так, да, Грейнджер? Потому что Снейп – живое напоминание о войне, о том, что тебе пришлось пережить. Живое напоминание и незаданный вопрос. Почему он остался жив, когда другие, кто был более достоин жизни, погибли? Почему он… и почему ты?

- Он не чудовище, - Люпин покачал головой, - Ты просто не знаешь. После всего, что ОН пережил, он не чудовище.

Грейнджер затушила окурок и без сил опустилась на край стула. Тонкие пальца сжали виски, как будто могли унять боль.

- Хорошо, я не знаю, - прошептала она, - Пусть я ничего не знаю о нем. Может быть, если бы я знала, то могла бы понять. Но я не знаю и не хочу знать. Я просто больше не могу. Сколько это еще будет продолжаться, Рем?

- До конца твоей жизни. Или пока ты сама не решишь, что пора прекратить уничтожать себя.

*

Устройство убежища для Малфоя заняло у Снейпа четыре дня. Это были не самые лучшие четыре дня в жизни Грейнджер.

*

- Малфой, будь любезен, подкорми камин дровами. Я очень устала.

Утром близнецы Уизли прислали ей записку, в которой сетовали на то, что ее камин снова отключен, и просили связаться. Грейнджер запихнула Малфоя в ванную вместе со всеми вещами, наказала ему сидеть тихо и включилась в Каминную Сеть. К счастью, близнецы нашлись в Хогсмиде, потому что в Нору она бы ни за что не сунулась. Фред (или это все-таки был Джордж?) попенял, что она снова пропала, на что Грейнджер отшутилась, что ведет бурную личную жизнь, несовместимую с внезапными вызовами. Уизли посмеялись, не подозревая, насколько близко эта шутка к правде и насколько близко Грейнджер в своей «личной жизни» подошла к краю, отделяющему ее от Азкабана. А потом Джордж (или Фред) предложил ей работу.

Был один волшебник, потерявший во время войны всю семью – нечистокровную жену и двоих детей. Недавно он женился вторично, и его новая – снова магглорожденная – супруга уже ждала ребенка. И на этой почве несчастный сдвинулся на обеспечении безопасности своего дома. Все, что могли предложить официальные фирмы, казалось ему недостаточно надежным, и он искал мага, который рискнет немного выйти за рамки возможного и поставить ДЕЙСТВИТЕЛЬНО надежную защиту. Длинная цепочка привела его в «Улеты Умников Уизли». А близнецы вспомнили о Грейнджер и о том, насколько сильной была защита ее квартиры. Собственно, Грейнджер предлагалось встретиться с магом-параноиком и повторить подвиг по навешиванию охранных чар.

Она посмеялась вместе с близнецами, но сумма, которую он был готов заплатить за одну только возможность встретиться с ней, привела Грейнджер в замешательство. Прикинув примерный размер вознаграждения в случае, если работа все же будет сделана, она из замешательства перешла в фазу глубокой задумчивости. По всему выходило, что минимум год она сможет вообще не думать о деньгах. А если расходовать их экономно, то и все три. В итоге Грейнджер решила, что стоит встретиться и поговорить с потенциальным работодателем, а отказаться она всегда успеет.

Маг-параноик представился как мистер Смит. Грейнджер мысленно усмехнулась, но не стала заострять внимание на выборе имени. Мистер Смит был нервным и очень настойчивым. Через десять минут общения с ним у Грейнджер отчаянно заболела голова. Через полчаса они сговорились на том, что Грейнджер должна сама посмотреть дом и оценить потенциальный фронт работ. Через три часа она ответила, что возьмется за эту работу, и запросила сумму, которую насчитала дома. Мистер Смит согласился, не торгуясь. Они подписали договор, но Грейнджер чувствовала себя выжатой половой тряпкой.

Ей хотелось побыть в одиночестве, чтобы переварить эту встречу и разгрузить мозги, но дома был Малфой. Конечно, она могла бы попросить его не разговаривать с ней, да он и сам не особенно к этому стремился. Она могла бы сделать вид, что его нет. Но все это не отменяло самого факта его присутствия. Иногда Грейнджер казалось, что ей мешает даже его дыхание.

Она бесцельно бродила по улицам Лондона, вдыхала холодный предзимний воздух и старалась не думать. Получалось плохо, потому что Грейнджер в принципе не умела НЕ ДУМАТЬ. Она гуляла, пока не стало совсем темно, хотя в большом городе темным делалось только небо, а не пространство вокруг. Как будто Лондон накрыл чернильный шелковый платок. Только тогда Грейнджер направилась ближе к дому. И только переступив порог, поняла, как устала и замерзла. И еще – что, кажется, не совсем здорова.

Малфой покорно отложил свою книжечку, в которой что-то царапал, и подсел к камину. От жара бледное лицо приобрело нормальный оттенок, и Малфой на какие-то несколько минут перестал быть похожим на алебастровую статую. Интересно, он согрелся? Он ведь все время мерзнет, Грейнджер это давно заметила. В те несколько случайных прикосновений, которые были между ними, его кожа всегда была холодной. А привычку обхватывать себя за плечи он, кажется, и вовсе не осознает.

- Спасибо.

- Пожалуйста, - он ответил, не глядя на Грейнджер, и равнодушно добавил, - Я… сделал тебе горячий грог. Как ты любишь.

Удивленный взгляд. Но Малфой уже снова сидел в кресле и писал, примостив книжечку на колене. Грейнджер нашла бокал с дымящимся напитком и осторожно попробовала. Действительно, оказалось именно так, как она любит.

Странно… на Малфоя нашел приступ альтруизма? Или это какой-то хитрый план, цель которого не ясна? Не важно… Думать не хотелось… Если бы было заклинание, обратное Энервейт…

Грейнджер подошла к окну и присела на подоконник. Взгляд невольно уперся в те самые флаконы. С ядом. Она вообразила себе, что Малфой поддался искушению или сошел с ума, и решил ее отравить. Какой из них сейчас впитывается в твой организм, а, Грейнджер? Надо их сосчитать и тогда, возможно, она найдет ответ на этот вопрос.

Мысль была абсурдна. Той частью ускользающего сознания, которая играла роль Здравого Смысла, Грейнджер понимала всю нелепость предположения. Но было что-то неимоверно притягательное в том, чтобы представлять яд, медленно поглощающий кровь… отнимающий жизнь… все равно не нужную ей жизнь.

- Что ты пишешь? Дневник? – глоток…

…яда…

…грога.

- Нет. Записываю то, каким я был до войны. Как мы жили. Каким был наш мир.

Раз… два… три…

- Зачем? Хочешь оставить своим потомкам? – тихий смешок.

- Нет, чтобы не забыть самому.

Девять… десять… одиннадцать…

- Разве это можно забыть?

- Можно, если сходишь с ума.

Семнадцать… семнадцать… семна…

…темнота…

Грейнджер очнулась ночью. По крайней мере, ей показалось, что это ночь, потому что единственным светлым пятном был оранжевый ореол вокруг пламени свечи. Картинка перед глазами расплывалась. Грейнджер потребовалось несколько минут, чтобы начать чувствовать свое тело и осознать происходящее вокруг.

А ничего и не происходило. Она лежала на собственной постели, укрытая пледом, в джинсах и тонком свитере, как и пришла. Только ботинки кто-то… и ты даже догадываешься, кто… заботливо снял с ее ног. Правая рука привычно нырнула под подушку и нашла волшебную палочку. Слабость и усталость, вот что Грейнджер ощущала сильнее всего. Тело было каким-то непривычно легким. В висках стучало сердце рваным запинающимся ритмом. Перевести взгляд чуть левее стоило неимоверных усилий.

Малфой сидел на полу рядом с ее постелью, уронив голову на скрещенные руки, как будто спрятавшись в них от действительности. Светлые волосы рассыпались по плечам и отливали в отсветах огненной точечки оттенком белого золота. Грейнджер вдруг вспомнила шрамы на его теле. Страшно… и все равно нечеловечески красиво. Она все хотела его спросить, откуда такие отметины, но так и не спросила. В них было спрятано слишком много боли.

- Ты все-таки отравил меня, Малфой… - тихий хриплый шепот. Утверждение, а не вопрос.

Он услышал. Поднял голову, и их взгляды встретились. Его глаза блестели лихорадкой, а веки были слегка припухшими. Так бывает, когда человек только что проснулся… или плакал.

- Нет, - такой же тихий шепот в ответ, - Ты упала в обморок. Я не знал, что делать, кого позвать. Поэтому просто решил подождать.

- Почему?

- Что «почему»?

- В обморок. Со мной никогда…

Она лгала ему. С ней это иногда случалось, очень редко. Еще одно последствие войны, которое сама Грейнджер списывала на Ступефай, попавший ей в голову. Дважды.

- Я не знаю. Тебе лучше сейчас поспать. Спи, Грейнджер.

- Тебе снятся кошмары. Ты знаешь?

Он вздрогнул. Ответил не сразу.

- Знаю. Тебе тоже.

- Я знаю.

Она хотела спросить, что же ему снится. Каждый живет внутри своей боли, замкнутый в этой клетке замком одиночества. Если бы Малфой спросил, что же снится ей, Грейнджер не ответила бы на этот вопрос. Поэтому она промолчала. Уже засыпая, она услышала, как он пробормотал:

- Нокс, Грейнджер.

И еще почувствовала, как худые ледяные пальцы на мгновение сжали ее ладонь и потом сразу выпустили.

*

Снейп – знал точно.

МакГонагалл – считала, что знает точно.

Люпин – предполагал, но не был уверен.

Грейнджер – думала, что этим список людей, потенциально осведомленных о пребывании Драко Малфоя в ее квартире, исчерпывается. Она ошибалась.

Был еще один человек, чья душа была отделена от тела. Он знал тоже, но не мог поддержать свою подругу. Мог только безмолвно кричать, запертый в пустоте и безмолвии.

Что ты делаешь, Гермиона? Что ты делаешь с собой, Гермиона? Зачем, Гермиона? Остановись, Гермиона…

Но она не слышала его крика.

========== Эпизод VII «05 ноября 2003: Not Ress» ==========

Птица постучалась в окно между третьей затяжкой и статьей о музыкальном конкурсе среди магических коллективов. «Злобные сестрички» прочно держали первое место и не собирались никому его отдавать.

Грейнджер узнала сову Снейпа с первого взгляда, впрочем, так же, как и Малфой. Они переглянулись, и у обоих возникла одна и та же мысль: скоро невольное заточение Малфоя в квартире Грейнджер закончится. Или сменится заточением где-то в другом месте, под бдительным надзором Снейпа. В любом случае их странное шаткое сотрудничество завершится, и все вздохнут с облегчением.

Раскрывая письмо, Грейнджер поймала себя на том, что волнуется ничуть не меньше Малфоя, который впился взглядом в ее руки и, кажется, даже не моргал. Чувства, которые вызвал у нее характерный почерк Снейпа,на этот раз были другими. Сложная гамма – от радостного облегчения до глухой печали. Скоро Малфой исчезнет из ее жизни, и Грейнджер снова останется в своем вожделенном одиночестве.

В одиночестве.

Дорогая мисс Грейнджер!

Сообщаю, что готов избавить Вас от текущей проблемы в любое удобное для Вас время. Будет хорошо, если это произойдет уже сегодня, когда я могу поручиться за безопасность предприятия и известной Вам персоны. Посему предлагаю встретиться в доме мистера Ремуса Дж. Люпина с его любезного согласия. Прошу Вас ответить незамедлительно и назначить время.

С уважением,

Северус Т. Снейп

Прочитав письмо, Грейнджер передала пергамент Малфою и зачем-то уточнила:

- Сегодня. Он заберет тебя сегодня.

Малфой перечитал записку несколько раз, но Грейнджер этого не видела. Призвав ежедневник, она изучала свое расписание и прикидывала, когда сможет появиться на Гриммуальд-Плейс. В одиннадцать был мистер Смит и последний этап в нелегком деле защиты его дома. Потом она хотела вернуться домой на ланч и только после этого… Может быть, в три? Или в пять? Снейп прав – чем быстрее они закончат, тем лучше для всех.

- Грейнджер…

Голос Малфоя оторвал ее от размышлений о бренности всего сущего.

- Что?

- Можно я оставлю это себе?

Она оторвалась от записей и посмотрела на Малфоя. В его глазах был вопрос, в его руке было послание Снейпа. Наверное, для него это письмо – как пропуск из Ада. Грейнджер пожала плечами.

- Лишь бы в радость, - и добавила, не удержавшись, - Не знала, что ты сентиментален.

- Ты многих вещей обо мне не знаешь, - ответил Малфой, бережно складывая пергамент и убирая в задний карман джинсов.

- И не хочу знать. Уж прости за откровенность.

Малфой вспыхнул, но ничего не ответил. Не желая знать о нем, Грейнджер была в своем праве. Он ведь тоже не стремился узнать ее получше. Вполне хватило того, что они не перегрызли друг другу глотки в первый же день. И во все последующие дни.

Еще одна пауза, томительно-длинная и отчаянно-безнадежная. Грейнджер налила в свою чашку новую порцию кофе, а Малфою – чай. Призвала листок пергамента, чернильницу и перо. Ответ был краток.

Сегодня в четыре пополудни.

Грейнджер

- А ты не жалеешь?

Малфой смотрел на нее в упор. Грейнджер, погрузившаяся в расчет времени, машинально переспросила:

- О чем?

Но тут же все поняла сама, и ее как будто огнем обожгло. Он спрашивал о себе. Он все еще боялся, что в последний момент она приведет не Снейпа, а авроров, и тогда для Малфоя все будет кончено. Азкабана он не переживет.

- Нет.

Грейнджер свернула пергамент, привязала его к лапке совы, дала птице лакомство и выпустила ее в окно. На кухне ощутимо похолодало, и Грейнджер невольно поежилась под тонким шерстяным свитером. Всегда ненавидела халаты и дома не держала ни одного. А у Малфоев, наверное, даже халат стоил столько, что хватило бы одеть все семейство Уизли с ног до головы. Только у Джинни – единственной дочери – была новая одежда.

Если она хочет все успеть сегодня, то нужно действовать оперативно. Душ, потом переодеться, взять все необходимое. Она двигалась быстро, не затрачивая времени на ненужные действия. Служба в аврорате приучила ее к четкости и оперативности. В хаосе вещей она безошибочно находила то, что нужно, без малейших усилий. Малфой следил за ее сборами, и в его серых глазах явственно читалась тревога, которой Грейнджер все равно не видела. Он рискнул задать вопрос, только когда она замерла на секунду перед тем, как уйти, вспоминая в последний момент, не забыто ли что.

- Когда сегодня?

Взгляды перекрестились. И снова Грейнджер не переспросила, что именно он имел ввиду.

- В четыре, - и зачем-то добавила, - Не бойся.

*

Без двух минут четыре Грейнджер аппарировала на другую сторону Гриммуальд-Плейс. Ей безумно не хотелось снова встречаться с бывшим профессором Снейпом, но мысль о том, что это в последний раз, придавала сил и решимости. Грейнджер пересекла площадь, и ровно в четыре подошла к дверям дома № 12.

- Здравствуй, Гермиона, - Люпин снова ее встречал снаружи.

- Здравствуйте. Он… уже здесь?

- Да.

- Всегда приходит заранее, да? – Грейнджер издала маленький смешок.

Ответом ей был быстрый косой взгляд Люпина.

- Я попросил его придти пораньше. Мне нужно было с ним поговорить.

- А… Я надеюсь, вы успели…

- Да, мы уже закончили.

Никто из них не обратил внимания на двусмысленность диалога. Дом встретил их тишиной, настолько глубокой и застарелой, что Грейнджер невольно пришло на ум сравнение со склепом. Она вспомнила, как шумно и тесно здесь было во времена Ордена, странную войну с Кричером и вопли миссис Блэк. От одних Уизли было в два раза больше шума, чем от всех остальных, вместе взятых. Мысль о рыжем выводке толкнулась застарелым некомфортом, но тут же угасла.

- Ремус, а что случилось с матушкой Сириуса?

- Я ее закрыл, а на покрывало наложил заклинания, которые не дают ей видеть и слышать. И мне тоже. Так что, если даже она возмущена, я об этом не знаю.

- Сурово…

- Знаешь, спокойствие в доме важнее. А потом, когда Гарри вернется, пусть сам решает, что с ней делать.

Спокойствие… Люпин жил в одиночестве, гибель Тонкс окончательно отвратила его от мысли делить жизнь с кем-то еще. Грейнджер стало интересно, он так же чувствует себя лучше, когда один, как и она? И так же проклинает свое уединение, когда становится совсем плохо, как и она?

Когда Гарри вернется… Если. Если – Гарри вернется. Тогда матушке Сириуса точно не поздоровится. Как долго еще этого ждать?

Как долго еще этого ждать…

Так, размышляя каждый о своем, они дошли до библиотеки, где Грейнджер и Снейп встречались несколько дней назад. Уже перед самыми дверями Люпин слегка придержал ее за локоть. Грейнджер обернулась, и их взгляды встретились.

- Он не такой, как ты думаешь, - тихо произнес Люпин, и Грейнджер показалось, что он отчаянно пытается защитить Снейпа от нее. Хотя по логике вещей должно было быть наоборот.

- Откуда вы знаете?

- Потому что я знаю его лучше, чем это кажется.

Грейнджер хотела спросить что-то еще и даже набрала воздуха, но в этот момент Люпин открыл дверь в библиотеку и громко сказал:

- Вот Гермиона, Северус.

На этот раз Снейп не сидел в кресле и не читал книгу. Он стоял у камина и смотрел на огонь. На впалых щеках алел легкий румянец, должно быть, от близости пламени. Заявление Люпина не заставило его пошевелиться или хотя бы оторвать взгляд от завораживающего зрелища. И только когда дверь закрылась за спиной Грейнджер, он соизволил обратить на вошедшую девушку внимание.

Несколько секунд висела тяжелая тишина. А потом:

- Итак, мисс Грейнджер, - слова как будто падали на пол и растекались бесформенными лужицами, - У меня все готово. Думаю, в ваших же интересах покончить с этим как можно скорее.

Грейнджер подошла к камину и остановилась напротив Снейпа. Она хотела чувствовать себя хотя бы равной с ним, но он все равно давил на нее. Более высоким ростом. Количеством прожитых лет. Тяжестью перенесенных страданий. Даже своей подчеркнуто магической одеждой, хотя и был точно такой же грязнокровкой. Каким же его видит Люпин, если ТАК стремится его защитить?

- Мал… Он у меня дома. Нам нужно будет аппарировать, а потом я отведу вас к себе. Хочу сразу предупредить, без меня вы не сможете вернуться. Я хорошо защитила свой дом.

Снейп хмыкнул, и в этом звуке был слышен весь сарказм, который туда вложили. От этого у Грейнджер появилось ощущение, что она где-то позорно прокололась.

- Я наслышан о ваших успехах в этой области, мисс Грейнджер. Охотно верю, что слухи не лгут. Вы можете не беспокоиться, я не собираюсь пользоваться вашим гостеприимством во второй раз.

- Отлично. Итак…

«Итак» им пришлось покинуть дом Люпина, отойти в безопасное место и аппарировать оттуда. Близость Снейпа вызвала у Грейнджер те же чувства, что и близость Малфоя – неприятно, но необходимо. Правда, пахло от Снейпа намного лучше, она даже удивилась подобному несоответствию своим собственным представлениям о том, как это должно быть. И еще поймала себя на мысли, что это первое прикосновение за все их знакомство. Хорошо бы, и последнее…

Во время их перемещений Снейп не сказал ни слова, молча повинуясь командам свой бывшей студентки. Грейнджер подумала, что двадцать лет службы Темному Лорду не прошли даром и научили Снейпа беспрекословному подчинению. И что в Ордене Феникса НИКОГДА не было такой дисциплины. Бывший профессор воздержался от комментариев даже тогда, когда обнаружил, что придется идти в маггловский дом.

Квартира встретила их настороженной тишиной. Приложив палец к губам, Грейнджер бросила на Снейпа быстрый взгляд и по едва заметному кивку Мастера зелий поняла, что он понял ее предупреждение. Заперла дверь, тщательно проверила все охранные заклинания и только тогда позвала:

- Малфой…

Ответа не было, и это было странно. Он не мог просто так уйти, ведь Грейнджер специально предупредила его насчет ненаходимости квартиры. И никто не мог появиться в ее отсутствие. Ни аппарация, ни порт-ключ, ни связь через камин, потому что у Малфоя не было волшебной палочки. Или была?

- Мисс Грейнджер…? – полувопрос, повисший в воздухе.

Она бросила сумку, скинула мантию и прошла в комнату. У нее в голове мгновенно проснулся аврор. Мозг собирал, оценивал и анализировал информацию, работая с сумасшедшей скоростью, учитывая одновременно все доступные факторы и условия. Это было то, что в нее вбили обучением и последующей работой, и от чего Грейнджер уже никогда не сможет избавиться. Навыки перешли куда-то на уровень рефлексов и работали без участия сознания, представляя ему только готовый результат. Нескольких мгновений хватило, чтобы найти пропажу.

Малфой спал в кресле, перетащив его к окну и развернув высокой спинкой к двери. С подлокотника свешивалась узкая бледная кисть и уголок пледа. Мимолетом Грейнджер поразилась подобной беспечности. Дверь была потенциальным источником опасности, и сама Грейнджер ни за что не села бы к ней спиной.

- Он здесь.

Она быстро пересекла комнату и дотронулась до руки. Снейп бесшумно скользнул следом.

- Малфой.

Светлые ресницы дрогнули и распахнулись. Секунду Малфой не узнавал ее, и в серых глазах плескался ужас, но потом их поверхность затянулась ледяной корочкой безразличия. Он поднялся одним плавным движением, сбросив плед и превращаясь в самого себя, замкнутого и надменного. Если бы Грейнджер не знала, что он может быть совсем другим, то никогда бы в это не поверила. Но за время их короткой совместной жизни она узнала его ДРУГОГО, и этого хватило, чтобы сейчас она просто отступила в сторону и сказала:

- За тобой пришел мистер Снейп.

Алые пятна, стремительные движения и приглушенный вскрик:

- Северус!

- Драко!

Малфой прижался к бывшему декану, пряча лицо у него на груди. Снейп немного помедлил, а потом руки в широких черных рукавах обняли вздрагивающие плечи. Они были одного роста, но Грейнджер показалось, что Малфой не молодой мужчина, а маленький мальчик, который потерялся и долго был один, а вот сейчас нашел защиту и утешение. Снейп, слывший человеком черствым и абсолютно бесчувственным, прижимал его к себе все крепче, как будто хотел спрятать. А потом Грейнджер увидела, как он потерся щекой о светлые волосы, видимо, бессознательно, потому что сам не заметил этого сентиментального жеста.

Ей стало неловко, как будто она подглядывала в замочную скважину за чем-то очень интимным. Глядя на этих двоих, она почувствовала себя лишней. Малфой издавал странные приглушенные звуки, похожие на рыдания. Взгляды встретились, и в черных глазах Снейпа была боль. Грейнджер едва заметно двинула подбородком в сторону кухни, обозначая, что готова покинуть их. Снейп так же едва заметно кивнул, давая понять, что понял и будет ей благодарен. Она улыбнулась одними губами и бесшумно удалилась.

Щелчок зажигалки. Сизая ментоловая струйка устремилась вверх. Грейнджер осела на табурет, прислонилась затылком к стене и закрыла глаза. Устала. Неимоверно устала, а день еще не закончился.

Она все равно слышала их. Малфой, кажется, немного успокоился, и теперь что-то говорил, быстро-быстро, срывающимся голосом. Она могла разобрать отдельные слова.

- …долго…один…больно и страшно…не мог больше…не шел за мной…я устал…

- …не мог…все кончилось…никогда больше…со мной…прости…прости меня…

Более низкий голос, более спокойные модуляции – Снейп отвечал тихо, но она все равно слышала. Это было невыносимо. Грейнджер закрыла уши руками, но голоса все равно звучали где-то у нее внутри. Это были голоса ее собственных страхов и избавления, которое так и не пришло. Ты сходишь с ума, да, Грейнджер? Ей хотелось кричать. Ее внутреннее «Я» билось в истерике, но не могло пробиться сквозь стену. Она отгородила сама себя от боли, но оказалось, что отсекла и внешний мир.

Грейнджер не знала, сколько просидела так, забыв про сигарету и даже про то, что не одна. Чье-то прикосновение, от которого она сильно вздрогнула, заставило ее вернуться к действительности.

- Мисс Грейнджер.

Снейп стоял в дверях, Малфой прятался за его спиной. Грейнджер отметила, что к пятнам на скулах добавилась краснота глаз. Хорек-альбинос, для которого она так и не купила отдельную мисочку. Сигарета дотлела до фильтра, и она без сожалений упокоила ее труп в пепельнице.

- Что?

- Нам пора уходить. Мы с Драко благодарны вам за все, что вы сделали.

- Хорошо…

Не прозвучало «Я была рада помочь», потому что она не была рада, просто так получилось. Не прозвучало «Если вам что-то будет нужно, то можете рассчитывать на нас», потому что все трое понимали нереальность подобного. Больше всего все это напоминало театр абсурда: бывший Упивающийся Смертью, бывший шпион и предатель, бывший аврор. Бывшая гриффиндорка и бывшие слизеринцы. Все они были бывшими, и это было единственное общее между ними.

- Мы можем воспользоваться здесь порт-ключом?

- Да, пожалуйста.

Они вернулись в комнату. Малфой огляделся, как будто хотел запомнить место, в котором провел целых девять дней – первые девять дней в тепле и относительной безопасности. Грейнджер сильно сомневалась в том, что он действительно этого хотел. Взгляд задержался на кленовом листочке на каминной полке. Иногда Малфой просил, чтобы она снова заставила его двигаться, и играл с ним. Но магия жизни быстро угасала…

- Грейнджер, правда, спасибо тебе. Я не ожидал…

Она усмехнулась.

- Ну, я же проклятая гриффиндорка. Нам свойственно удивлять людей.

И все. Ни рукопожатия, ни последних слов окончательного прощания. Снейп достал из мантии пустой флакон и протянул Малфою.

- Ты готов? Дотронься до пробки.

Малфой кивнул, бросил на Грейнджер прощальный взгляд из-под густых светлых ресниц, коснулся подушечками пальцев стекла и исчез. Исчез из ее жизни так же внезапно, как и появился в ней девять дней назад.

Снейп медлил. Они смотрели друг на друга, и Грейнджер казалось, что он хочет что-то ей сказать, но почему-то не может. Что-то такое, что могло быть сказано только между ними, а не в присутствии Малфоя.

- Позвольте дать вам совет, мисс Грейнджер, - как всегда бесстрастен, как всегда выверено каждое слово, - Разрешите себе снова жить.

Он не стал дожидаться, пока она найдется с ответом. Снова прикосновение к изящной пятигранной пробке, и Грейнджер осталась одна.

Осталась одна.

*

- Гермиона? Что-то ты сегодня поздно.

К счастью, дежурила не Эббот. Другая девушка, чье имя надежно покидало память Грейнджер снова и снова, и каждый раз приходилось читать его на бейдже. Сью Ли. Кажется, она дружила с Чоу Чанг. Мерлин знает, почему Грейнджер хорошо помнила ее в лицо, но забывала, как ее зовут.

- Привет, Сью. Знаешь, в моем допуске нет ограничения по времени.

- Я знаю. Просто обычно ты приходишь раньше.

- Мне нужно с ним поговорить.

- Ты… - очень тихо, - …все еще надеешься?

- Да. Не спрашивай больше ничего, просто сделай мне пропуск, ладно?

- Конечно.

Впервые Грейнджер не принесла ни цветов, ни сладостей. Когда нервы перестали вибрировать после ухода Снейпа и Малфоя, она просто аппарировала к Cв. Мунго и попросила разрешения навестить Поттера. И еще она солгала Ли. Сегодня она перестала надеяться.

Поттер встретил ее, полусидя в кровати. Спину подпирали подушки. Очки лежали на тумбочке, и отсутствующий взгляд зеленых глаз был устремлен никуда. Не комната, а кенотаф. Могила, в которой нет трупа. Нет, потому что труп пока еще формально жив.

- Привет, Гарри.

Грейнджер присела на край постели и по привычке взяла его руку, легонько пожала и осторожно положила обратно.

- Наверное, в моей жизни что-то сильно не так, раз я могу поговорить только с тобой. Ведь ты все равно меня не слышишь. Я одна. Я снова осталась одна. Почему так, Гарри? Ты мне не ответишь, и я тоже не знаю.

За окном быстро темнело. Поздняя осень, когда снег еще не лег окончательно – самое темное время года. Самое темное время жизни. Повинуясь наложенным на них чарам, зажглись светильники – один в изголовье кровати и один над входом.

- Сн… - Грейнджер запнулась и несколько секунд молчала, покусывая губы, - Он сказал, что я должна разрешить себе снова жить. Зачем? Я не знаю, зачем. Даже у Мал… мерзкого белобрысого хорька нашелся кто-то, кто о нем побеспокоился. Ты бы видел, как они обнимали друг друга. Как будто… драгоценность. У меня нет никого. Даже ты меня покинул, Гарри.

Длинный медленный взмах темных ресниц. Едва заметное движение зрачков. Грейнджер не видела. Она смотрела перед собой, внутрь себя и видела только собственную боль.

- Все это абсурд. Бывший аврор. Бывший Упивающийся Смертью. Бывший шпион. Бывший победитель Темного Лорда. Мы все стали бывшими. Жизнь еще только начинается, но на самом деле у меня ощущение, что она уже прошла. Просто мы этого не заметили. Это страшно, быть бывшим. Если бы ты только мог видеть их, то понял бы, о чем я говорю.

Грейнджер встала с постели и подошла к окну, обхватила себя за плечи неосознанным и таким малфоевским жестом. Она была одна даже в своем одиночестве. Закрыв глаза, она прошептала:

- Вернись, Гарри… Я прошу тебя… Пожалуйста… - не выдержала и перешла на крик, - Гарри!!!

Резкий разворот на каблуках. Сердце стукнуло в безумной надежде и запнулось. Потому что ничего не изменилось.

*

- Инсендио. Инсендио! Инсендио, я сказала!

Вспыхнул огонь в камине. Сбросив мантию на пол, Грейнджер прошла на кухню и достала бутылку огневиски и стакан. Горлышко билось о край, и жидкость лилась неровными толчками. Для того, чтобы не начать пить прямо из бутылки, Грейнджер потребовалось чудовищное усилие воли, но с этим у нее никогда не было проблем. Она всегда могла со всем справиться.

Две порции алкоголя и сигарета… какая уже за сутки, а, Грейнджер?.. немного успокоили взвинченные нервы. Она и сама не знала, почему это все так ее задело.

Сейчас все пройдет. Нужно просто немного подождать, и все пройдет. Это просто осень. Просто слишком много событий для одного дня. Ты просто непостижимым образом успела привыкнуть к тому, что с тобой живет кто-то еще… кто-то, кто сидел рядом с тобой, когда тебе было плохо… кто-то, кто просто заполнял пространство своим безмолвным присутствием… кто-то, кто просто был рядом… пусть даже это был и Малфой.

Это не правда, что к хорошему привыкаешь быстро. На самом деле к хорошему привыкаешь мгновенно. Можно привыкнуть к одиночеству. Но еще сильнее привыкаешь к отсутствию одиночества. И когда потом возвращаешься к тому, что было, кажется, что возвращаешься в пустоту. И Тьма снова подступает.

Вернувшись в комнату, Грейнджер подошла к письменному столу, чтобы поставить на него бутылку и стакан и попытаться хоть немного придти в себя после срыва у Поттера. Нужно ведь было всего лишь немного подождать и потерпеть. Но она подошла к столу и заметила пергамент, исписанный чужой рукой и чужими словами.

Сразу вспомнила, как Малфой постоянно царапал что-то в своей книжечке. И вспомнила – то, что было до войны. Она хотела посмотреть, когда он был в ванной, но не стала, потому что для нее это было все равно, что копаться в чужом грязном белье. А тут листок лежал отдельно, и она не знала – забыл ли Малфой его по неосторожности или оставил специально для нее. Он притягивал взгляд. Строчки, достигающие другого края или обрывающиеся посредине, хотели, чтобы их прочитали. И, как это часто бывало с книгами, Грейнджер зацепилась взглядом за одно слово, которое потянуло за собой все остальные.

Она взяла пергамент и начала читать. Текст, написанный черными чернилами, расплывался перед глазами, и ей приходилось начинать все заново. Она читала и чувствовала, как внутри нее ломается все то, чем она жила все эти пять лет… как душевная боль становится физической, как будто плоть сопротивлялась подобному насилию над душой. Кровь стучала в висках набатом, а гортань вспухла и горела от крика, который так и не прозвучал.

Закончив, Грейнджер сжала пергамент, комкая слова и строчки. Ноги ослабели и отказались ее держать. Измученный разум и истерзанная душа отказались бороться. Это был предел ее прочности. Грейнджер упала на колени, уткнулась лицом в ладони и страшно, неумело расплакалась.

========== Эпилог «13 декабря 2003: Никогда не закончится» ==========

Утро – это когда ты открываешь глаза…

Ты открываешь глаза, и белый свет бьет в расширенные зрачки. Но это не потому, что похмелье снова обострило восприимчивость к свету в разы. И не потому, что страшное маггловское порождение – электрическая лампа в сотню свечей – осталась гореть с вечера. И не почему-то еще… Просто в вечно дождливый Лондон пришла зима. Белые снежные покрывала лежат на крышах и отражают бледное зимнее небо. А окно, не знавшее занавесок, легко пропускает весь этот свет и заливает им чудовищно неприбранную комнату и тебя – на разворошенной постели. Сегодня ты спала одна. Сегодня ты спала, Грейнджер, и тебе не снились кошмары.

Сонно потянувшись, она сползла с кровати, оделась и прошлепала на кухню. Потом она заставит себя принять душ, но сначала кофе и сигарета. И – газета. Почтовая сова уже нетерпеливо стучалась в окно. Грейнджер открыла створку и приняла почту. Что день грядущий нам готовит? Утренний ритуал, после которого сутки считаются открытыми.

Она пила кофе мелкими глотками, курила и просматривала «Ежедневный пророк». Параллельно с этим в голове уже начал вырисовывать план на предстоящий день. Первым пунктом нужно было совершить путешествие в Хогсмид, к близнецам в магазин. У нее появилась отличная идея для расширения их бизнеса, и Грейнджер представляла, как сильно удивятся братья, когда узнают, что она придумала. В лучших традициях Золотого Трио и…

От приятных мыслей ее оторвал вопль из комнаты:

- Гермиона! Ты дома, Гермиона?!

Каминная связь, которая с некоторых пор была подключена постоянно. Женский голос, который она не могла идентифицировать, как ни старалась, хотя он был ей определенно знаком. Видимо, кто-то, с кем она сталкивается время от времени. Только вот кто? И что понадобилось от нее с утра пораньше? С газетой в одной руке и с сигаретой в другой, она явилась на зов из камина.

- Хвала Мерлину, Гермиона, ты дома!

На лице Эббот появилось явное облегчение. Именно это напрягло Грейнджер больше всего. Вызов Эббот мог обозначать разные события, но все они по сути своей сводились к одному-единственному…

- Что? – это было первое слово, произнесенное после пробуждения, и голос прозвучал хрипло, - Что случилось?

Облегчение на лице Эббот сменилось замешательством. А потом жизнь Гермионы Грейнджер рухнула в очередной раз.

- Он очнулся! И зовет тебя!

*

Слово, за которое Грейнджер зацепилась взглядом, было слово «война».

*

Записка, оставленная Драко Малфоем в квартире Гермионы Грейнджер.

Знаешь, какого цвета война?

Зеленого, как Запретный Лес в мае.

Зеленого, как Авада Кедавра или глаза твоего дружка.

И алого, как огонь костра.

Алого, как льющаяся рекой кровь.

И черного, как ночь для страсти.

Черного, как бездна за чертой жизни.

Знаешь, какой вкус у войны?

Кислый, как разрезанный лимон.

Кислый, как заливающий лицо пот.

И соленый, как морские волны.

Соленый, как кровь на губах.

И горький, как кофе с корицей.

Горький, как дым горящих домов.

Знаешь, какой запах у войны?

Сладкий, как аромат цветущих лугов.

Сладкий, как разлагающаяся плоть.

И пьянящий, как старое вино.

Пьянящий, как агония разума.

И терпкий, как аромат жизни.

Терпкий, как привкус стона.

Знаешь, какой звук у войны?

Тихий, как колыбельная матери.

Тихий, как поступь крадущейся Смерти.

И громкий, как стук сердца.

Громкий, как последний крик.

И печальный, как музыка сфер.

Печальный, как песня для погребенных.

Знаешь, как на ощупь война?

Холодная, как рождественский снег.

Холодная, как палочка в мертвой руке.

И горячая, как поцелуй любимой.

Горячая, как ненависть.

И неиссякаемая, как весенние ливни

Неиссякаемая, как слезы боли на лицах

Знаешь, что есть война?

Безмолвный крик

Невидящий взгляд

Смертельная боль

Искалеченная жизнь

И ничего.

Совсем ничего…

Декабрь 2006 – Август 2007