Париж [Валерий Виталич] (fb2) читать онлайн

Валерий Виталич Париж

Сколько в мире таких людей, кто, как и я, с ранних лет мечтал побывать в Париже? Миллионы? Если посчитать и тех, кого уже давно нет, то – миллиарды, наверное.

Однажды вечером я сказал: «А давай съездим в Париж!» Не могу вспомнить сейчас с чего, вдруг, родилась и выскочила на свободу такая мысль. Первая реакция на нее была: «А на какие шиши, собственно?». Посидели тем вечером, помечтали. Посмотрели в интернете: чего бы такого посетить во Франции? На этом бы все и закончилось, как не раз уже бывало с подобными вечерними посиделками, но, видимо, пришел тот самый момент, когда мечта почему-то превращается в задачу, а задачу надо решать.

Нашли билеты на двоих до Парижа и обратно за 500 долларов лоукостером из Хельсинки. Забронировали гостиницы в Париже и на берегу Атлантики, в пригороде Ля Рошеля. Детям сказали, что они уже большие, и поживут три недельки без родителей. И уехали…

Аэропорт Шарля де Голля нас встретил неожиданно знакомой картиной – толпой таксистов, преграждающих выходы на волю. Прямо как дома: «Куда едем?». Прилетели мы вечером и заранее знали, что маршрутки (шаттлы) уже не ездят, поэтому выбрали одного поприличнее на вид – лысого араба в костюме, и начали переговоры. Оказалось, что я географию Парижа знаю лучше, чем он. Ну правильно, я готовился, карты изучал, а он просто здесь живет, и, скорее всего, не так давно. Да и не таксистом он оказался, а, так сказать, менеджером. Показал ему на карте куда нам надо. Он отвел нас к какому-то заднему выходу, сдал шоферу подъехавшего микроавтобуса и ушел ловить других клиентов. В итоге набралось шесть человек пассажиров и трое арабов: шофер, менеджер и еще какой-то парень с ними.

Только отъехали, как жена радостно начала комментировать все, что видит за окном, а на меня, вдруг, напали тревожные мысли. Мы поздно вечером едем с какими-то подозрительными арабами, которые, как показало ожидание на заднем дворе аэропорта, шугаются полиции. Среди пассажиров кроме меня только один – мужчина. А вот завезут нас в Булонский лес (тем более, что нам именно в ту сторону и надо), порежут на кусочки и закопают там. Я даже начал силы рассчитывать (два мужика против трех, но есть же еще три женщины и ребенок – за одного бойца сойдут) и составлять план сопротивления. Понимал, что – глупость, но дурная мысль из головы не уходила, а арабы как-то чем дальше, тем более подозрительными казались.

Успокоился, когда Булонский лес остался позади, а впереди – еще с километр, и наш отель. Но отель мы проехали – не увидели ни номера дома, ни вывески, скрытых зарослями дикого винограда на стене. Развернуться нельзя – узкая улочка с односторонним движением. Лысый менеджер начал объяснять, что теперь вернуться можно только по большому кругу, объехав несколько кварталов и спросил: можно ли, раз уж так вышло, они сначала завезут по дороге другого пассажира – англичанина? Меня напрягло, что теперь в группе вероятного сопротивления останусь я один с женщинами и ребенком, но я усилием воли отогнал недобрые мысли и согласился.

Подъехали к отелю англичанина. Он вышел, и за ним выскочили все трое арабов, вынесли его чемодан и наперебой стали спрашивать: «Все ли окей, доволен ли он, нет ли поводов для жалоб?» Джентльмен даже обалдел от такого натиска, а я в этот момент понял: мужики левачат, нет у них лицензии на извоз, и оттого боятся полиции и подозрительно оглядываются все время. Не надо им нас завозить в лес, и они сами нас боятся больше, чем я их. И вообще: мы – в Париже!

Пришло это ощущение сбывшейся детской мечты. Не можешь себе поверить и повторяешь про себя снова и снова: «Мы в Париже!». Еще секунда и оно, это счастливое мгновенье уйдет в прошлое и исчезнет волшебство. Один миг, и вот уже чудо осталось только в воспоминаниях. Так бывает … но – не с Парижем.

Наш отель оказался узким домом в два окна, встроенным в стену соседних зданий. Внутри казалось, что он еще уже, чем на самом деле. В лифт мы втроем – я, жена и чемодан – втиснулись с очень большим трудом. В номере двуспальная кровать, маленький столик и стул занимали 95% площади, из душевой кабины в санузле можно было, не делая ни шага, сразу сесть на унитаз. Но это все всего за 55 евро в сутки в туристический сезон. И всего полчаса пешком до Эйфелевой башни. И еще в номере был балкон. Такой же миниатюрный, на два человека плечом к плечу. Мы вышли на него, а внизу – тихий, неспешный, теплый Париж.

Мы постояли на балконе, и вспомнили, что в чемодане есть бутылка вина. Сели за стол (жена на стул, а я – на кровать), но тут выяснилось, что штопора у нас нет. Поехал вниз на рецепшн попросить штопор. Тут выяснилось, что я забыл как «штопор» по-французски. Да не забыл… не знал – в школе мы таких слов не прохожили. На рецепшне объяснил проблему, добавляя к своему подзабытому уже французскому жесты. «Ah, tire-bouchon», – сказала дежурная. Ну конечно, сообразил я – «вытащить пробку». Она отвела меня на кухню, где, несмотря на позднее время, что-то готовилось, и отдала повару, который принес штопор.

Утром было пасмурно, но, даже, если бы шел проливной дождь, мы отправились бы гулять пешком. Мы пошли к Эйфелевой башне. В карты не заглядывали, определив изначально примерное направление, а дальше – как получится, так и дойдем. Проходили по улицам, на которых туристы не встречаются и по местам, где местных жителей не видно в толпе приезжих с фотоаппаратами, камерами и широко раскрытыми глазами.

Париж – такой же город, как и другие. Здесь люди живут, ездят на работу, ходят в магазины и гуляют просто так. Здесь устали от толп праздных зевак и не сильно рады им, но, отойди чуть в сторону от переполненных туристами улиц и площадей, и попадаешь в парижскую жизнь – расслабляющую и успокаивающую.

Дорога к Эйфелевой башне получилась сильно не прямой. По пути прятались от дождя под статуей свободы – той самой, которую Париж подарил Нью-Йорку, только в миниатюре, посмотрели на могилу Наполеона в Доме Инвалидов, зашли в музей Родена, попили крепкий и очень ароматный кофе в миниатюрных чашечках, сидя за столиком прямо на улице и разглядывая прохожих.

На Эйфелеву башню мы в тот раз не попали – был сильный вечер и посещения запрещены. Зато оказалось, что сегодня – ночь музеев, и мы, пробродив целый день по городу, закончили его в Лувре, откуда вышли, не чувствуя уже ног, во втором часу ночи. Ощущение, что ты находишься не в таком городе, как тысячи других на планете не проходило, даже, несмотря на усталость и раздражение от одолевающих в культовых местах продавцов сувениров, таких же приставучих, как египтяне возле пирамид. Попали на какую-то акцию возле башни Монтпарнас. На улице молодые ребята в желтых футболках предлагали всем желающим сделать прическу. Жена, не думая, вписалась в мероприятие и покрасила волосы в яркие как свет цвета – от одуванчикового желтого до фосфоресцирующего голубого. Мы, ведь, в Париже! Свобода! Весь остаток дня на нее огладывались парижане.

Эйфелева башня нас впустила в себя вечером другого дня. Пока стояли в очереди внизу, начало темнеть. Вошли в лифт, и в этот момент включили вечернее освещение. Фермы башни, проплывающие за окном лифта, осветились лучами заката и светом прожекторов, став золотыми. Такое можно увидеть только изнутри и только в это время суток.

Три дня в Париже – капля в море. Ты только начинаешь понимать, что есть два города: тот, который переваривает миллионы туристов со всего света, и тот, который наполняет ощущением свободы и желанием творить. Что-нибудь сотворить – хоть табуретку сделать. По-моему, Илья Эренбург зря переделал фразу «увидеть Неаполь и умереть» в «увидеть Париж и умереть». Увидев Париж, надо сохранить в душе частичку его атмосферы и жить.