2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
магпада.
— Хорошо, что сделали локальную реплику базы, — бормотал он, — связь ни к чёрту, прости Господи… Ага. Вот. Джумагалиев Махмут Гайса-улы, 2095 года рождения, гражданин Оренбурга… неважно… дело возбуждено Оренбургским судом… следствие проведено Русско-Казахским детективным агентством… доказанные эпизоды… ограбление, разбой, разбой, ограбление, кража со взломом, тяжкие телесные повреждения, разбой, убийство, неуплата налогов… слушание in absentia… приговор — смертная казнь, приз — две тысячи оренов за арест, пятьсот за исполнение. Ну, вроде всё в порядке! — Староста ещё потыкал в магпад и развернул по столу ко мне. — Подпишите акт, и отправим в Оренбург, когда связь наладится.
Слева под актом, в поле «Ответственный магистрат», стоял отпечаток пальца старосты и имя: «преподобный Константинов Исаак Даниилович». Правое поле «Поимщик» предназначалось мне. Я задумался, и староста вдруг с подозрением спросил:
— И всё-таки, где вы его поймали?
— На Тургае. — Я вбил в поле «Поимщик» «Клим Истомин», приложил палец и вернул магпад.
— А, нереестр, — Константинов понимающе кивнул. — Тогда понятно, зачем тащили досюда. — Он прочитал подпись и глянул на меня теплее. — В честь Потрошилова? Какого года рождения?
— Девяносто первого.
— Как мой брат! Тоже Клим! — Староста улыбнулся совсем по-дружески. — Ну что ж… Чек возьмёте?
Я покачал головой.
— В нереестре — только наличные. И лучше металл.
— Понимаю… Но не уверен, что наберу… — Константинов нагнулся, полез в тумбу стола, загремел ключами. Приятно зазвенели монеты. — Сто… двести… — считал он. — Вот, держите, тысяча семьсот серебром.
Он высыпал на стол горку серебряных унций сотенного номинала с оренбургским полуорлом и косым крестом. Я перебрал монеты. Сильно потёртых не было. Официальный оренбургский курс серебра к меди — сто к одному — действовал и на нереестровых рынках.
— Остальное?
— Могу уральскими тенге. Правда, бумажные…
Я кивнул. Урал-тенге в нереестре брали не так охотно, как орены, но в большинстве мест всё-таки брали, и курс был твёрдый, шестнадцать к одному.
— Сойдёт.
Константинов отсчитал и вручил мне девятнадцать замусоленных бумажек с портретом атамана Жанабекова.
— С вас четыре орена сдачи, — сказал он. — Можно чеком.
Я хмыкнул и полез во внутренний карман пыльника за чековой книжкой.
— Слишком доверяете охотнику за головами, преподобный.
— Да Бог с вами, это копейки. — Староста обернулся к окну, за которым сгрудились любопытные дети, и скомандовал: — Идите-ка бейте в рельс малый сход! Знаете как?
— Знаем-знаем, дядь Исаак! Один, пауза, три!
Дети радостно убежали, а староста, дождавшись, пока я уберу набитый кошелёк, бодро протянул руку:
— В расчёте, Клим?
Мы ударили по рукам.
Когда я вышел, дети как раз начали звонить в рельс, но на площади в тени огромного тополя и так уже собралось немало народу. Все таращились на связанного Махмутку, фотографировали магфонами, но как только я появился, внимание переключилось на меня. Не очень желательное для моей профессии внимание. Я пониже надвинул шляпу и стал отвязывать Тойоту.
— Бывай, Махмутка. — Я счёл нужным всё-таки попрощаться с человеком, которого притащил на казнь. — Секир твоя башка, молись Аллаху.
Махмутка ожил.
— Ты, собака… — начал он, самозаводясь с каждой фразой. — Ты, свинья неверный… Я твой дом труба шатал, я твой мама за два медных орена в рот сувал! Я гражданин синий община Оренбург! — заорал он уже всей толпе. — Демократищеский община, английский право! Адвокат кирэк, пирисяжные кирэк, пиризумпсия невиновности хабеас корпус кирэк инде!
Я не стал слушать, как он надрывается, а взял седло под мышку и повёл Тойоту в сторону кузницы.
Этот дом был даже с некоторым вкусом раскрашен в голубые и синие тона и разрисован почему-то мотивами подводного мира в подражание крито-минойскому стилю. Южный скат крыши покрывали матово-чёрные пластины графеновой фотовольтаики. Над воротами чернела искусно выкованная узорчатая решётка с вплетённой надписью «Эсфирь Касымова. Ковка и сварка» — и вывеска, и демонстрация мастерства. Я толкнул ворота.
Кузница располагалась прямо во дворе, под навесом. Всё было в удивительном порядке, обличающем женскую руку — например, брикеты сушёного биотоплива разложены по цвету упаковки. Никого. С верхнего этажа дома доносилась музыка. Что-то классическое. Кажется, Вивальди. Я дёрнул за шнур звонка.
Скрипки замолкли. На ступенях наружной винтовой лестницы появилась пара стройных загорелых ног в шлёпанцах, а потом и хозяйка во весь рост, черноволосая девушка с полуазиатскими чертами лица, в шортах и майке с эмблемой биатлонной команды «Медсестёр битвы». Мускулатура рук была у неё внушительная. Я приподнял шляпу.
— Добрый день, сестра. Ты тут местный кузнец?
— Ага. А ты тот самый охотник за головами?
Эсфирь Касымова мерила меня заинтересованным взглядом. Довольно
Последние комментарии
8 часов 18 минут назад
17 часов 21 минут назад
1 день 16 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 17 часов назад