Я хочу обратно свою жизнь (СИ) [Сергей Николаевич Рейн] (fb2) читать постранично

  Я не могу сказать, что любил сестру.

  Она из тех, кого трудно любить, хотя, конечно, ее вины в том нет.

  Признаюсь, порой мне приходилось напоминать себе об этом: она не виновата, что родилась такой, это был не ее выбор. Так вышло.

  Но ведь меня тоже никто не спрашивал, каково будет мне.

  ...да, да, я знаю, что недостойно так говорить, но мне хочется быть с вами откровенным и даже безжалостным к себе, ничего не скрывая. Нет, подобная откровенность не продиктована желанием вас шокировать и предстать, как говорят, "интересным". Сейчас, когда вся моя прежняя жизнь в один миг осыпалась, подобно древней штукатурке со стен, и оказалось ложным почти все, что я знал о мире, единственный способ не сойти с ума - это попытаться рассказать вам все, как было... как я это помню.

  Еще несколько дней назад мир был знакомым и уютным. Познанным. Подконтрольным.

  Даже удивительно, как быстро все может разрушиться.

  Я здесь не один. Слева, справа, вверху и внизу - такие же клетки, как моя.

  Я впервые встретил здесь кого-то, кто во всем на меня похож.

  Но рад ли я этому?

  Мои соседи по заключению слишком подробно и слишком доходчиво мне все объяснили.

  Но как мне теперь жить с этим знанием?

  Я не хочу разговаривать с ними. Они мне не нужны. Я хочу обратно свою прежнюю жизнь.

  Кроме воспоминаний, мне больше нечем заняться. День за днем я измеряю шагами свою крошечную клетку, порой забываясь сном на скомканной подстилке. Иногда дверь клетки открывается, чья-то рука равнодушно оставляет мне миску с безвкусной едой. Я в такие моменты забиваюсь в угол, готовый дороже продать свою шкуру, но уже знаю: тюремщику плевать на меня, он никогда не приближается. Однако я не меняю своего поведения: во-первых, нельзя расслабляться, а во-вторых - какое-никакое развлечение, да?

  И я снова вспоминаю. Вспоминаю и веду беседы с вами, мои воображаемые слушатели. Вы так любезны. Так заинтересованы. Я благодарен.

  Сквозь туман моих воспоминаний (даже им я больше не могу всецело доверять) я должен сделать первый шаг в темное и пугающее будущее.

  Мне страшно. И я не стыжусь в этом признаваться. Мне бесконечно тоскливо и страшно. И больше всего меня пугает грядущая встреча с...

  Однако, все по порядку.

  ***

  Сейчас мне кажется, что у меня нет иных воспоминаний, кроме тех бесконечных, однообразных дней, что мы с сестрой проводили вдвоем в нашем старом доме.

  Мы жили уединенно, не выезжая и никого не приглашая к себе. Наш дом стоял особняком и был со всех сторон окружен высокими деревьями. В детстве они казались мне сказочным лесом, доходящим верхушками до небес. Позже, подростком, я покорил каждое дерево в округе, и границы моего мира существенно расширились. То, что я считал лесом, оказалось старым, запущенным садом, но он навсегда сохранил для меня очарование. В теплую сухую погоду я мог проводить там целые дни.

  Сестра моя тоже любила этот сад, хотя он немало претерпел от ее неуклюжих попыток заботы.

  Она была старшей, хотя я не могу с уверенностью сказать, сколько лет нас разделяло. Однако вся забота о ней легла на меня, когда я был ещё ребенком. Дело в том, что моя бедная сестра была рождена слабоумной.

  Даже сейчас знакомый образ стоит у меня перед глазами, и я могу подробно описать вам ее. Признаюсь, она часто вызывала у меня раздражение своей беспомощностью и откровенной, бесспорной некрасивостью. Очень крупная, высокая, со странно изогнутым позвоночником и неестественно длинными конечностями, она несла свое бледное, пухлое тело медлительно, тяжело и неловко. Несуразная оболочка ее была почти лишена растительности, и этим сестра еще сильнее напоминала мне бессмысленного слепого младенца.

  Ее лицо с резкими, вытянутыми чертами могло бы быть почти симпатичным, если бы не глаза. Они были гораздо крупнее моих, чуть навыкате, с гипнотизирующим круглым зрачком.

  Ее манера бросать долгие, прямые взгляды вызывала оторопь и заставляла отвернуться. Хотя со временем привыкаешь ко всему, но, согласитесь, вам не хотелось бы проснуться от