Ловушка [Юлия Ковригина] (fb2) читать онлайн

Юлия Ковригина Ловушка

ГЛАВА 1

И все внезапно изменилось

Майя резко проснулась, будто вынырнула на поверхность из темной прохладной глубины. Несколько минут она спокойно лежала, не открывая глаз и лениво придумывая окончание так грубо прерванного сна, чтобы немного оттянуть время до полного пробуждения.

Но в какой-то момент все изменилось. Что-то было не так. Она и сама не могла бы точно сказать, что, но ясно ощущала это. Глухое недовольство вибрациями разливалось от головы к ногам.

Стало холодно и неуютно. Майя неловко зашевелилась, пытаясь повыше натянуть одеяло. Однако оно странным образом уменьшилось и никак не желало растягиваться по всей длине тела. Оставив, наконец, эти бесплотные попытки, и все еще не открывая глаз, Майя снова расслабилась и прислушалась.

«Как тихо», – подумала она и тотчас поняла – именно эта гнетущая тишина и есть источник дискомфорта.

Обычно утро заполняло комнату привычными звуками: будь то движение машин, биение ветра в окно, пение птиц или звонкие голоса соседей. Они неприметно, но неотступно следовали друг за другом хороводом в течение всего дня, иногда затягиваясь и вплетаясь в вереницу ночных шорохов. Майя ни за что не определила бы это утреннее сопровождение как шум, но его отсутствие делало пространство вокруг безликим и пустым, словно вымершим.

Холод медленно и неотвратимо просачивался под одеяло. Майя расстроенно засопела и нехотя открыла глаза.

– Ох!

Прежде чем снова зажмуриться, она с минуту изумленно взирала на открывшуюся перед ней картину. Потом плотно сомкнула веки и замерла, словно пережидая, когда мир вокруг переменится обратно.

Когда Майя нашла в себе силы вновь открыть глаза и осмотреться, то обнаружила все ту же обстановку – она лежала в кровати посреди незнакомого помещения с низким белым потолком и матово-серыми стенами. Никаких других предметов в комнате не было.

– Это все еще сон? – Майя села и огляделась, от удивления заговорив сама с собой. – Быть такого не может, – Руки неосознанно подтянулись к горлу и обхватили его. – Я сплю. Точно.

Скомканное одеяло упало на пол, но Майя даже не подумала его подобрать. Нервная полуулыбка медленно расползалась по ее лицу, вкупе с испуганным выражением глаз придавая девушке все более затравленный вид. Она больше не шевелилась, точно боялась любым неосторожным движением запустить какой-нибудь хитроумный механизм, захлопывающий эту странную мышеловку – так Майя в первый же момент окрестила комнату.

Майя вновь попыталась убедить себя, что она еще спит. Это место никак не могло существовать на самом деле. Но после третьего, довольно болезненного щипка девушка перестала надеяться проснуться. Недоумение неотвратимо сменялось безотчетным страхом. Он накатывал широкими волнами, поднимаясь все выше и выше к горлу, вызывая тошноту. Майя часто задышала, пытаясь успокоиться и мыслить логически.

«Где я? Куда исчезла моя комната», – сразу захотелось улыбнуться, настолько театрально звучали эти вопросы.

Все казалось слишком надуманным, искусственным. И чувствовала она себя под стать – маленькой марионеткой, случайно заброшенной не в ту корзину.

«Так! Нужно успокоиться и попытаться понять, где я нахожусь, – Майя стремилась, во что бы то ни стало взять себя в руки и не поддаваться панике. – Всему этому наверняка есть простое объяснение. И очень скоро я его найду».

Через некоторое время сумбур в голове постепенно улегся, и мысли четко выстроились в ряд, как солдатики. Теперь Майя окончательно проснулась и решила действовать. Не может же она сидеть здесь вечно.

Девушка осторожно опустила ноги с кровати и легко коснулась пола.

Майя и сама не знала, чего боялась, ведь комната выглядела абсолютно пустой. Нет, не пустой – затаившейся. И любое действие нагнетало ощущение опасности, все казалось недружелюбным и угрожающим.

Пол не поглотил ее. Майя спокойно встала на ноги и сделала несколько нетвердых шагов вперед.

«Замечательно! И что же мне теперь делать? Куда идти?» – она огляделась вокруг, понимая, что ни дверей, ни окон в комнате нет – сплошные стены.

Майя подошла к одной из них и аккуратно дотронулась до ровной поверхности. Стена оказалась гладкой и очень холодной. Она была выложена из широких плоских плит, плотно прилегающих друг к другу. Пальцы оставляли на ней легкий отпечаток, который, впрочем, исчезал спустя пару секунд. Майя отдернула руку и быстро осмотрела ее – ничего.

Несмотря на отсутствие проемов и видимых ламп, в комнате было светло. Казалось, свечение исходило от всей поверхности потолка и заполняло собой пространство. Майя с интересом изучила его, даже дотронулась до низких сводов, встав на кровать. Он, как и стены, был холодным и гладким.

Быстро обойти и прощупать комнату не составило труда. Майя убедилась – отсюда нет выхода. Открытие почему-то ничуть не удивило ее. Подсознательно, она сразу это поняла.

Стало грустно, потом страшно. Майя громко закричала: «Ау! Меня кто-нибудь слышит?»

Голос глухо ударился о стены и замер, не оставив эха. Майя сделала еще несколько попыток, но ей никто не ответил. Тогда она начала вновь осматривать плиты и стучаться о них кулаками до тех пор, пока костяшки пальцев не заболели. Ответом оставалась все та же тишина.

В гневе Майя пнула стену ногой. От неожиданной резкой боли на глазах выступили слезы, но зато это помогло собраться и немного успокоиться.

«Отсюда должен быть выход. Наверняка, эти плиты закрывают проход, только как же они отодвигаются?»

Ни одна плита не поддавалась. Стены по-прежнему хранили свои секреты.

Майя широкими кругами шагала по комнате.

«Что же делать! Ничего не понимаю!»

Она ясно помнила, как вечером ложилась спать в свою теплую уютную постель. Или это было не вчера, в голове все совсем перепуталось. И все же, почему сейчас она здесь. Кто или что перенесло ее в эту странную комнату без окон и дверей. А главное, для чего? Пока у нее не было ответа ни на один из вопросов.

«Вдруг я никогда не смогу выбраться отсюда! – мелькнула пугающая мысль. – Наверное, сейчас остается только ждать. Должно же что-нибудь измениться. По крайней мере, остается надеяться на это. Главное – постараться не думать о плохом. А о чем тогда думать»!?

Обреченность мягко легла на плечи, укутала голову и руки. Мир, со всеми его живыми красками показался вдруг далеким и чужим, словно его никогда и не существовало, а она просто все придумала.

Минуты почти осязаемо протекали сквозь комнату, мучительно медленно, настойчиво, бесконечно. Майя сидела и наблюдала за ними, сначала небрежно пересчитывая, потом просто провожая в небытие.

Ей вдруг стало очень спокойно, даже безразлично.

«Интересно, долго мне здесь сидеть?» – лениво подумала Майя, снова устраиваясь на кровати.

Для того, чтобы отвлечься, она начала размышлять о мелочах: какая сегодня будет погода, может быть, пойдет дождь. Тогда, интересно, сможет ли она услышать стук его капель.

«Зато здесь мне точно не понадобится зонтик. Хотя, кто знает», – и Майя с любопытством посмотрела наверх, словно гадая, высока ли вероятность дождя в этой странной келье.

Какое-то время спустя, ей показалось, что в комнате стало теплее. Спрыгнув с кровати, Майя подошла к стене и дотронулась до нее – поверхность слегка нагрелась.

«Повезло мне – есть даже собственное отопление, – едко подумала она, – на ночь, наверное, отключают».

– Эй! Меня кто-нибудь слышит? – снова крикнула Майя в пустоту.

Бесполезно. Она мягко осела вниз, взгляд бесцельно бродил по комнате, нигде подолгу не задерживаясь.

Тут ее внимание привлек небольшой предмет, лежащий глубоко под кроватью. Он, как третий пленник комнаты, включая кровать, закрывал получившийся треугольник. Это оказалась книга. Жемчужно-серая обложка практически сливалась с полом.

Майе одновременно хотелось, как подобрать книгу, так и забыть о ее существовании. Все здесь пугало, даже это, на первый взгляд безобидное, скопление бумаги. Однако любопытство, долго боровшееся со здравым смыслом, победило.

Майя всегда испытывала слабость к книгам и, несмотря на свои опасения, не могла позволить одной из них пылиться под кроватью.

Девушка осторожно заползла в узкое пространство между кроватью и полом и достала книгу. Она оказалась неожиданно тяжелой для своих размеров, пришлось тянуть обеими руками.

Вытащив книгу и положив ее на край кровати, Майя стала осторожно рассматривать свою находку. Здесь, в этой аскетичной обстановке она выглядела довольно внушительно, но никак не чужеродно, и отлично соответствовала таинственной напряженной атмосфере комнаты. Подобное к подобному. Добротный переплет, сделанный по старинке, а Майя хорошо в этом разбиралась, плотные лощеные листы высокосортной бумаги, и вместе с тем, довольно скромное оформление обложки – никаких золотых обрезов, кожи и подобной чепухи, но также ни имени автора, ни названия – все говорило о том, что книга была сделана давно и, скорее всего, для собственного удовольствия.

На форзаце карандашом кто-то аккуратно вывел: «Иногда достаточно просто захотеть и чудо случится».

Майя хмыкнула, решив, что на ее долю чудес хватает даже с излишком. Однако времени у нее, скорее всего, было предостаточно, поэтому она, решившись, наконец, аккуратно раскрыла книгу и погрузилась в чтение.

ГЛАВА 2

Где-то далеко за туманом я все-таки существую

Старый город мирно спал в мутновато-серых предрассветных сумерках. Ничто не нарушало тишины. На всем лежала печать покоя. В заброшенных коридорах величественных зданий гулял только ветер. Но даже он не шагал, а скорее осторожно крался, словно боясь кого-нибудь разбудить.

Пустые улицы, по-осеннему мрачные дома, оголенные деревья – все застыло в ожидании чего-то: то ли начала, то ли конца. Казалось, вот-вот из-за горизонта появится солнце и осветит все вокруг, но оно уже очень давно не навещало здешние места, лишь изредка показываясь на самом краю горизонта, чтобы, грустно улыбнувшись, снова скрыться вдали.

Старая сухая листва намокла и бурым ворохом лежала на черном покрывале аллей. Темные деревянные лавки выстроились вдоль дорог. Они словно приглашали отдохнуть несуществующих прохожих. Но, даже если кто-то и мог появиться в этот ранний час на улице, вряд ли он бы захотел остановиться и воспользоваться их гостеприимством – осенний холод надежно укоренился здесь и не собирался уходить.

Но все же и в этой обители безмолвия, можно было натолкнуться на нечто необыкновенное и даже чудесное.

Неизбывный глубокий покой и глухая тишина этих мест иногда беспардонно нарушались резким неожиданным шумом природной стихии: потрескиванием, шорохами и шелестом. И если в помещениях ветер себя сдерживал, то здесь, не стесняясь, проявлял всю имеющуюся у него силу – сухие ветки, листья, мелкие камешки, дорожная пыль дружно кружились по тротуарам в диковинном танце. Они резвым хороводом проносились вдоль улиц, оставляя в округе заметные следы своего пребывания.

Вот и сейчас мокрая листва последовательно разбрасывалась живописными кучками вокруг одинокой скамьи мощными потоками воздуха, захватившего в плен также близлежащие деревья и кусты. Это была безумная, дикая и определенно веселая пляска.

Но вот что-то изменилось. Ветер резко стих, притаился, словно пойманный с поличным расшалившийся ребенок. Ветви деревьев замерли в скрюченных позах, будто напряженно вслушиваясь в установившуюся тишину, ожидая.

Массивная дубовая дверь старинного здания, находящегося в центре улицы, стала медленно и тяжело отворяться. Резкий неприятный скрип разнесся по окрестностям. Ржавые железные петли просели и никак не хотели поддаваться. Но сила, толкавшая изнутри, была им неподвластна. Скоро скрежет прекратился. Дверь наполовину открылась. На косяк легли тонкие длинные пальцы, и на улицу вышел единственный житель старого города.

Он выглядел немного неуместно, даже нелепо среди мрачного величия этого места. Слишком мягкое, доверчивое выражение лица, и несколько рассеянная хаотичность движений резко контрастировала с окружающим его холодным экстерьером улиц и домов.

Вообще-то этого человека с легкостью можно было бы принять как за школьного учителя, так и за вечного студента – плотный коричневый костюм, круглые очки в роговой оправе и широкий шерстяной шарф теплого горчичного цвета. Только ботинки не вписывались в общую картину – слишком большие, поэтому грубые шнурки крест-накрест обвязывали щиколотку, чтобы они не сваливались при ходьбе. Как же они мешали ему, кто бы знал! Но другой обуви у него не было.

Придирчиво осмотрев окрестности, он притворно нахмурился и погрозил кулаком ветру, затаившемуся в деревьях.

– Ты совсем распоясался. Разве не слышал, у нас гости. Гость! – повторил он и сам удивился, как странно и чужеродно прозвучало это слово. Затем замолчал ненадолго, как бы перекатывая, пробуя его на языке, но вскоре снова вернулся к утраченной было теме разговора – разносу. – А ты опять играешься… мусор, пыль, – человек скривился и сделал еще несколько шагов. – Убери все, слышишь? А потом, чтоб я тебя не видел. Как малое дитя, право слово!

Ветер зашумел и осторожно принялся сгонять свои игрушки в одну кучу.

А человек тем временем повернулся и пошел обратно, неуклюже шаркая своими огромными ботинками.

Он был очень взволнован.

«Прошло так много времени! И вот теперь все обязательно изменится, нужно только еще немного подождать. Но что если…»

Внезапно остановившись, он резко развернулся и двинулся в обратную сторону, уже не замечая кружащихся вокруг листьев.

Человек шел вдоль длинных пустых улиц, безразлично оглядывая стройные ряды призрачных от утреннего тумана домов. Сколько раз он проделывал этот маршрут, ожидая чего-то, надеясь; но все оставалось неизменным – молчаливым, чужим, навеки уснувшим.

Через некоторое время он свернул в узкий переулок. В его глубине в отдалении от остальных строений стоял небольшой приземистый домик. Он сильно отличался от соседей: зеленая черепица крыши напоминала о сочной летней траве, строгие кирпичные стены, выкрашенные белой краской, практически светились в утреннем тумане, ярко-желтые занавески на окнах придавали фасаду праздничный вид, а завершала картину необъяснимая, учитывая погоду, теплая атмосфера вокруг. Весь облик его говорил, нет, кричал о том, что дом такой же пришелец здесь, как и стоящий рядом одинокий житель странного города.

Человек замер посреди улицы, невольно поддаваясь гипнотическому воздействию этого места. Оказываясь здесь, он будто переносился далеко-далеко отсюда, туда, куда, по-видимому, никогда не попадет – домой. Там светит солнце, там растут цветы и там его, наверное, уже не ждут.

Когда ему становилось слишком тяжело, он приходил на это место и размышлял. Проходили минуты, иногда часы и постепенно, накопленная горечь уходила, оставляя его пусть и ненадолго в состоянии покоя. Обрести волю он уже не надеялся, привык довольствоваться жалкими крохами, радоваться им. Когда живешь в подобном месте, учишься ценить любое проявление тепла и участия.

Он не переставал счастливо удивляться, как же так получилось, что этот кусочек его утерянного мира переместился сюда вместе с ним и теперь жил здесь своей загадочной жизнью. Правда, радость была бы полной, если бы не одно «но» – дом всегда был закрыт, зайти внутрь оказалось невозможно.

И вот теперь у человека мелькнула слабая искра надежды: может быть, сегодня дом откроет ему свои двери.

Нехотя очнувшись от грез, он подошел к широкой каменной лестнице и неторопливо поднялся по потертым ступенькам. Перед парадной дверью помедлил в нерешительности, потом собрался с духом и зачем-то постучал. Ничего. Тогда, он осторожно, как делал не один раз до этого, повернул ручку. Заперто. Дом по-прежнему не впускал его.

Он был огорчен, сильно огорчен. Снова ничего не получилось.

«Как же так! Я опять ошибся, – приподнятое с утра настроение стремительно ухудшалось, пульс замедлился, взгляд потух. – Значит, гость появится не отсюда. Где же мне его искать?».

Человек, сгорбившись, шел назад, обратно в свою высокую башню. Он двигался тяжело и медленно, словно, не замечая ничего вокруг.

Ветер, торопливо метавшийся между деревьями, увидев его, замер в ожидании новой взбучки. Человек прошел мимо, погруженный в свои невеселые мысли, даже не повернув головы. Какое ему дело до мусора, если он опять потерпел поражение. Точнее сказать, не опять, а как всегда – принял желаемое за действительное.

Едва он переступил порог, как тяжелые двери сами собой стали закрываться, снова вызывая ужасающий скрежет. Нетерпеливо подпрыгнув, человек обернулся и замахал руками, призывая остановиться и не шуметь. Двери послушно замерли на полпути. Он почти одобрительно фыркнул, потом на удивление быстро пересек широкий холл и стал подниматься по бесчисленным узким ступеням, терявшимся в темной вышине каменных сводов. Ну и что, что леденящий холод проникнет сюда через открытые ворота, все равно здесь и так не сильно теплее, чем на улице.

Проходя по длинному коридору между башнями, он не удержался и посмотрел вниз на свой город. Взгляду открывался довольно унылый пейзаж, в котором преобладали лишь серые и коричневые тона. Небо снова закрылось мрачными, полными ледяной водой тучами, а на линии горизонта по-прежнему лежал густой туман.

И все-таки начался новый день. Хотя отличить утро от вечера было практически неразрешимой задачей – постоянный сумрак, лишь изредка осветляющий и разряжающий свои полутона, лишал возможности разобраться в этом вопросе.

Но, несмотря на серую хмарь, человек все равно знал, что наступило утро. За долгие годы он научился различать такие нюансы. Утро имело свой особый аромат – свежий, побуждающий к действию, а редкие розоватые всполохи на горизонте, словно размытые, разбавленные до предела неумелым художником, казались ему невообразимо яркими и прекрасными.

Вечер был другим – с более тяжелым, сырым воздухом, с клубящимися возле ног дымными клочками вечного тумана, слегка отдававшего запахом мокрой древесины и лежалой травы. Белесая густая дымка присутствовала, конечно, и в начале дня, но то скорее было легкое касание позднего осеннего духа, незначительные остатки богатого ночного пиршества, быстро растворяющиеся к полудню. Вечером же, она не стеснялась плотно окутывать улицы своей паутиной, сплетая в густой черноте замысловатые призрачные лабиринты. Это могло бы показаться романтичным, даже красивым, если бы не жесткий холод, пробирающий до костей, и не такое же нескончаемое, беспросветное, леденящее душу одиночество.

Человек стоял и смотрел на ровный рисунок городских улиц, теряющихся за темными крышами домов. Все здесь было мрачным. Сегодня даже вид нежной золотистой полоски у горизонта не спасал от тоски. Только беззаботный ветер почти весело делал свою уборку, сгребая мокрую листву в опрятные кучки по краям дороги.

Человек громко вздохнул, представив, каким этот город, должно быть, был раньше. Но перед глазами почему-то возникал не сам город, а лишь его изображения – красочные мозаичные картинки. Они яркой вспышкой промелькнули в сознании и погасли, оставив после ощущения потери. Он закрыл глаза и постарался снова вызвать их перед собой.

Вот городская площадь, заполненная разношёрстой яркой толпой, громко смеющейся, а то и переругивающейся в ожидании чего-то значительного, например, представления заезжих артистов; солнце высоко стоит над горизонтом, освещая буйную зелень молодых пушистых деревьев, горделиво возвышающихся по краям аллей, и праздничную россыпь цветов, фигурно высаженных на клумбах вдоль домов или просто разбросанных отдельными мазками в густой летней траве; хор голосов, сливающихся в одну большую волну, разносится далеко вокруг, ему вторят другие звуки: где-то кричит петух, плачет ребенок, лают собаки – и все они вплетаются в общую картину, заполняя собой белые пятна, позволяя ей стать по-настоящему живой, такой, в которую можно захотеть окунуться вместе с головой, как ныряют в освежающий прохладный ручей после утомительного жаркого дня.

Ему вдруг стало нестерпимо грустно и одиноко, как в самом начале. Он распахнул решетчатое окно и позволил холодному воздуху ворваться внутрь помещения, постоял еще несколько минут, почти не чувствуя обжигающего холода, и пошел дальше.

Благородные лица, полные спокойствия и скуки смотрели ему вслед немигающими восковыми взглядами со старых картин, украшающих некогда роскошную галерею. А он неторопливо шел, немного загребая своими большими грубыми ботинками, покачиваясь, словно во сне, и вспоминал.

ГЛАВА 3

Когда-то и мы все умели летать

Солнце медленно скрывалось за горизонтом. На маленький городок ложился тихий летний вечер. Он укутал своей легкой вуалью улицы и дома, проник в каждый уголок уютных палисадников и, наконец, растворился в теплом летнем воздухе. Все вокруг готовилось ко сну. Аккуратные сельские домики с плотно задернутыми занавесками, выстроились стройными рядами и загадочно белели в надвигающихся сумерках. В некоторых окнах все ещё пробивался неяркий, приглушенный материей, свет. Но очень скоро погасли и последние огоньки, город поглотила тьма.

Ночь мирно шествовала по городу. Ничто не нарушало установившейся тишины. Все шло словно по старому порядку, заведенному кем-то еще в незапамятные времена. И жители города, покинув на время свои бренные тела, заботливо укрытые пушистыми одеялами или домоткаными пледами, уплыли в волшебное царство Морфея, отложив до утра тяжёлые житейские заботы и тревоги.

Но если бы в этот час на улице с красивым говорящим названием «Солнечная аллея» оказался случайный прохожий, он заметил бы странную картину: в темноте окна второго этажа одного из домов четко вырисовывалась белая призрачная фигурка. Она неподвижно застыла там наверху, и казалось, будто парившей в густом мраке. Очень необычное и завораживающее зрелище, которое без сомнения могло бы испугать любого, даже самого бесстрашного человека. Но ее так никто и не увидел, потому что людей на улице в это время, конечно же, не было.

На самом деле там наверху возле раскрытого окна стояла обыкновенная маленькая девочка. Она неотрывно наблюдала за неизбежным наступлением ночи – от угасания последних лучей солнца до окончательного падения плотной черной завесы.

Когда окружающие предметы совсем скрылись с глаз, она тихонько вздохнула, но позы не поменяла. Маленькими холодными ладонями, девочка опиралась на низкий деревянный подоконник, почти наполовину высунувшись наружу. Она ждала, когда на небе появятся как можно больше звезд. Это было самое любимое, самое счастливое время – время, посвященное созерцанию бескрайней вселенной в такой оглушающей тишине, что казалось, мир тоже растворился и исчез во мраке, а остались только прекрасные вибрирующие огни, зовущие ее вдаль за собой.

Дина – так звали девочку, уже довольно давно стояла и смотрела вокруг сквозь медленно наползающую темноту, размышляя о своей жизни. Все, что она видела перед собой, казалось сейчас таким незначительным по сравнению с разгорающимся небом. Но все же, необъяснимая нежность просыпалась в душе каждый раз при мыслях об этом небольшом кусочке суши, со всех сторон огороженном морем от остального мира – ее земле, ее доме.

Вдали от больших городов, будто на самом краю света, ничто не мешало небу разливаться от края до края. Широкие пустоши и бесконечное синее море отделяло несколько сотен домов от окружающего мира. Стоило только захотеть, как сразу же представлялось, что все, о чем пишут в книгах и газетах лишь пустой вымысел.

Хотя сюда часто приезжали любители отдохнуть от городской суеты, и недостатка в новостях из внешнего мира жители не испытывали, время здесь текло с ленивым спокойствием, но не останавливаясь ни на мгновенье, чтобы осмотреться, оглянуться назад или задуматься.

Редкие машины старались наполнить собой дороги и соперничали с конными повозками, степенно двигавшимися между старинными, по-сельски добротными постройками.

Когда колокольня в положенный срок оповещала жителей о необходимости духовного просвещения, они, хотя и без особого энтузиазма, заполняли ряды длинных скамеек, готовясь отдать должное рвению святого отца. Мэр города важной гордой поступью шествовал на самое высокое место и тихо сопел всю проповедь, справедливо полагая, что большего от него и не требуется. Когда после службы местные бедняки выстраивались рядами около церкви, он чинно одаривал каждого мелкой монетой, бросая ее в кружку с лицом истинного праведника, подающего пример окружающим. Потом под одобрительный шепот садился в свой блестящий автомобиль и уезжал обедать, оставляя за собой пыльный след.

Город постоянно двигался, но в его движении было нечто такое, что удивляло, но еще чаще расстраивало Дину. Люди куда-то бежали, суетились, ругались, смеялись или плакали, но в глубине их глаз, различных по форме, цвету и настроению, частенько таилось одинаково схожие выражения – от холодной безучастности и отстраненности до ничем не прикрытого неудовольствия.

Враждебность и безразличие, как молчаливое признание собственной никчемности, а затем и абсолютной нелепости существования, выступали иногда столько явственно, что становилось не по себе. Радость жизни, истинная и ничем незамутненная, казалось, была окончательно утеряна некоторыми из этих без сомнения достойных и правильных людей. И редкие попытки кого-нибудь с еще не потухшим сердцем вернуть ее натыкались на стену непонимания или даже порицания. Ничто так не губит зарождающееся прекрасное чувство, как равнодушие. Оно оплетает, словно паутина, лишает света, душит. А после остается лишь полузабытое намерение – пустая оболочка с высушенной сердцевиной и горькое разочарование. И эта утрата не может не оставить свой след в неопытной душе. Еще ничем незаполненная, беззащитная перед грубыми нападками, она тихо сжимается, прогибается и вянет, подобно брошенному на дороге цветку, чтобы потом со временем превратиться в жухлый сорняк, лишенный возможности вырасти заново. Но, к счастью, всегда случаются исключения.

«Как же может не вдохновлять такая чудесная жизнь», – думала маленькая Дина, сидя в комнате и разрисовывая альбом, а заодно руки, стол и игрушки яркими картинками.

Этот процесс доставлял ей огромное удовольствие: видеть, как играют цвета на предметах, как на простом коричневом столе распускаются огромные желтые цветы, а по рукам текут небесно-голубые ручейки неведомых горных рек. Взрослые ругали ее. Она тщательно мыла руки, очищала стол, а в следующий раз все повторялось снова.

Каждый день было так много поводов для радости. Но сегодня была особенная августовская ночь – сегодня обещали звездопад. Дедушка обещал, а ему девочка доверяла абсолютно во всем.

Папа называл дедушку старым чудаком, и от этого девочка любила его еще больше. Ей казалось, что само слово «чудак» заключает в себе волшебное, восхитительное, свойственное одному лишь ему умение, то, которое она так редко встречала у окружающих – любить жизнь.

Любовь, как волшебная фея, нашла себе теплое уютное убежище в маленьком дедушкином домике, в котором все, начиная от ярко-желтых занавесок до цветастых придверных ковриков, существовало по своим собственным законам, ничем, однако, не нарушая всеобщей гармонии.

Дедушка был сказочником, при этом он и сам мечтал жить в своих сказках. К сожалению, папа, никогда в них не веривший, не сумел заметить даже крупицы волшебства. А вот Дина смогла. Часто она вместе с дедом сидела в саду под огромным дубом и слушала очередную историю. Небольшой альбом, который девочка везде носила с собой, постепенно покрывался новыми рисунками. И к концу рассказа все герои нетерпеливо выглядывали с его листов наружу, не решаясь, однако, преодолеть невидимых бумажных границ. Дома она аккуратно раскрашивала их и складывала в свою большую папку на ленточках. Рисунков было так много, что папка уже давно не закрывалась, а аккуратно перевязывалась ленточками крест-накрест.

Вот и сейчас, в ночной тишине Дина размышляла о новой сказке дедушки. В ней он описывал чудесный город, в котором все были счастливы. У мам никогда не болела голова, а папы любили играть со своими детьми в веселые игры; бабушки и дедушки ласково и умиротворенно наблюдали за окружающими; никто никого не обижал, в общем, везде царили порядок и покой.

Правда, недалеко от города жил огромный дракон, но он всего лишь охранял свои несметные сокровища. Многие войны пытались сразиться с ним и забрать его богатство, поэтому иногда ему приходилось выползать из своей пещеры, отпугивая их. Увидев чудовище, люди и вправду разбегались кто куда, теряя всякое желание подходить ближе. Но на самом деле то был мирный дракон, любивший спокойно спать в тишине каменных сводов, и мечтавший однажды бросить все и улететь далеко-далеко. Он просто ждал кого-нибудь, кто бы не испугался его, чтобы подарить этому человеку свои богатства.

– Дедушка, как бы я хотела жить в твоем чудесном городе, – сказала Дина, в первый раз услышав эту историю. – Наверное, нам было бы там очень весело. Я уже все-все придумала: и наш дом, и сад. А еще мне бы хотелось, чтобы там был дворец – большой и красивый, как в старинных легендах. Я бы прогулялась по его просторным залам, нашла сокровища, спрятанные в глубоких подвалах, а потом забралась бы на самую высокую башню и долго-долго смотрела бы в небо. Впрочем, это же сказка, значит, можно придумать себе крылья? Да! Тогда я бы забиралась на самую высокую башню, расправляла бы свои белоснежные крылья и улетала к самому горизонту… А еще мне бы очень хотелось подружиться с драконом. Интересно, какие сокровища он прячет в своей пещере? А вдруг там есть волшебная лампа, исполняющая желания.

Дедушка смеялся, ласково гладил Дину по головке и обещал, что обязательно все подробно опишет в своей новой сказке, только ему нужно собрать побольше иллюстраций, так что без ее помощи он не справится.

– Конечно, я помогу тебе! У меня уже есть несколько набросков, но я хочу сначала прочитать всю сказку целиком, – Дина закрыла глаза и подставила лицо нежному утреннему солнцу. – Когда я вырасту, и у меня появится свой дом, в нем обязательно будет большая просторная комната для книг…

– Библиотека, – подсказал дедушка.

– Да, библиотека. И знаешь, что, – с улыбкой закончила Дина, – отдельный шкаф я выделю только под твои истории!

– Как это приятно, – растроганно произнес дедушка. – Мне бы очень хотелось когда-нибудь увидеть твой дом.

– Ты обязательно увидишь его! Как же может быть иначе, – Дина удивленно посмотрела на деда, а затем задумчиво почесала затылок. – Эх, все-таки была бы у меня волшебная лампа! Тогда я бы не стала ждать, пока вырасту, и все твои сказки, оправленные в красивые кожаные обложки с золотым тиснением, уже хранились бы в моем шкафу.

– А знаешь, моя маленькая проказница, что завтра будет самая настоящая волшебная ночь, когда все звезды устроят себе праздник и будут танцевать в небе. Иногда некоторые так развеселятся, что могут даже упасть. Так вот, если ты увидишь, как падает звезда, срочно загадывай самое сокровенное желание, оно обязательно сбудется. И не нужно будет никакой волшебной лампы.

И вот теперь Дина нетерпеливо ждала, когда же начнется праздник. Свое желание она уже давно держала наготове.

ГЛАВА 4

Прошлое тихо стоит за спиной

В доме было тихо и темно. Только в одной комнате слабо теплилась маленькая свечка в старинном позолоченном подсвечнике. Он стоял на круглом резном столике, освещая лишь маленький кусочек пространства. Из мрака проступало огромное бархатное кресло. Оно словно висело в воздухе, испуская вокруг себя слабое потустороннее свечение.

В кресле, укутавшись в пуховую шаль, сидела пожилая женщина. Она, казалось, спала. Но это ощущение было обманчиво, так как пальцы ее непрестанно шевелились, выбивая на деревянном подлокотнике ритм старинного вальса; а ноги слегка пританцовывали навстречу невидимому партнеру. На лице женщины было написало тихое блаженство – она перенеслась в своих мечтах так далеко, наверное, в то время, когда была безмятежно счастлива. На пышных с частой проседью волосах, забранных в высокую, почти торжественную прическу, играли блики от свечи, делая их, то золотистыми, то красновато-бурыми; и, слившаяся с ними шаль, создавала ощущение мягкой пены, обрамлявшей профиль.

За окном медленно начал накрапывать дождь, превращаясь из игривых струек в мощный поток. Руки женщины перестали задавать ритм; она начала засыпать под эту новую мелодию, заполнившую собой комнату. В приоткрытые окна залетали брызги, и ночная прохлада вкупе с сыростью полновластно заняла пространство.

Резкий звук проезжающего автомобиля грубо ворвался в комнату. Женщина беспокойно заворочалась во сне, а затем, резко открыв глаза, потянулась. Свеча почти догорела, так что комната освещалась очень слабо. А ночь уже вступила в свои права. Холод неумолимо забирался под одежду. Нехотя приподнявшись, и плотнее запахнув шаль на груди, женщина поспешила к окну и закрыла его.

Потом она подошла к выключателю и повернула рычаг. Комната озарилась слепящим светом так, что зарезало глаза. Пропала вся атмосфера волшебства, которое поселилось здесь в эти часы. Громоздкая практичная мебель гостиной выгоняла все прекрасное, что с таким трудом удалось недавно собрать. Только маленький столик вырисовывался в этом грустном помещении, как старый друг среди незваных гостей.

Женщина улыбнулась и взглянула на часы – ей давно пора быть в постели, но сегодня такой прекрасный вечер. Она буквально переполнена воспоминаниями. Так хочется эти последние дни провести в окружении пускай и немного потрёпанных, но оттого не менее драгоценных вещей – свидетелей былого счастья.

Конечно, не все хочется помнить, ведь боль всегда сидит ближе к сердцу и ощущается острее. Женщина тяжело вздохнула и прошлась по комнате, легонько касаясь рукой милых сердцу безделушек.

«Чего бы я хотела изменить в своей жизни, если бы могла? – задумалась она. – Жестокий вопрос, с подковыркой, либо загоняющий в угол, либо заставляющий предаваться самообману. Вряд ли него можно получить достойный ответ. И все-таки, интересно попробовать…»

Ей уже хотелось гордо ответить самой себе, что нет необходимости что-либо менять, так как это будет не мудростью, а наивным безрассудством, ведь жизнь, как цельносплетеное полотно, не терпит разрывов и вставок, как вдруг у нее перед глазами четко предстало то единственное, ради чего она, не задумываясь, изменила бы своим принципам, перед чем склонила бы голову, если бы только смогла понять, что же случилось на самом деле.

«Вот она – моя заковырка, – испытывая какое-то жестокое удовлетворение, подумала женщина. – Однако можно ли пытаться изменить то, чего не понимаешь, исчезнет ли проблема от простого слова «не буду» или выйдет через другое русло»?

Наверное, она зря подняла эту тему. Сердце билось как сумасшедшее. От едва сдерживаемого волнения слегка дрожали руки. Но, видимо, настало, наконец, время дойти до конца в той истории, иначе ей не обрести желанного покоя.

Однако это так трудно, и скорее всего уже невозможно! Чем больше времени проходит, тем сложнее вернуться обратно. И к тому же, это страшно и больно. О! Она не сомневалась, что в пути ее ждут целые галлоны боли. Поэтому пока, нельзя ли забыть обо всем, только лишь на этот вечер, позволить себе до конца насладиться одиночеством в компании с уютными тенями прошлого.

Уставившись в окно ничего не видящими глазами, женщина снова погрузилась в свой призрачный мир, позволяя увести себя еще глубже.

Воспоминания нахлынули с новой силой – так много радости и так много грусти…

Тишину прервал резкий шум. Женщина вздрогнула, потом замерла в нерешительности.

В замке заерзал ключ. Входная дверь заднего хода открылась, в дом вошли два человека – мужчина и женщина. Они негромко переговаривались между собой, не замечая никого вокруг.

Сейчас старая дама предпочла бы с ними не встречаться. Она тихонько пересекла гостиную, осторожно поднялась вверх по лестнице и юркнула в свою комнату. Дверь закрылась на два оборота, чтобы до утра ее никто не беспокоил, и все замерло в ожидании.

На первом этаже снова стало тихо. Пахло недавно погасшей свечой.

Вторая женщина прошла в гостиную и, не снимая пальто, села в то самое кресло, в котором еще недавно сидела та, что сейчас осторожно прислушивалась за дверью, потом громко позвала: «Дина, ты не спишь?»

Когда ответа не последовало, она, казалось, расслабилась, и, закрыв глаза, сильнее углубилась в кресло.

Мужчина тем временем, прошел в кухню, налил стакан воды и принес ей. Она, не спеша, с удовольствием выпила все и с благодарной улыбкой посмотрела на него. Он присел рядом и тоже закрыл глаза. Да, сегодня странный день. Им всем нужно будет хорошенько поразмыслить, чтобы найти наилучший выход из создавшейся ситуации.

– Как ты думаешь, нам сейчас ей все рассказать? – тихо спросил мужчина.

– Давай подождём до утра. Может быть, мы зря волнуемся, – женщина говорила устало. – Во всяком случае, за одну ночь ничего не изменится.

– Интересно, они обрадуются, когда узнают?

– Наверное, – женщина задумалась. – Это так неожиданно. Мы все решили, и теперь… Я даже не знаю, что делать. А ты?

– Я думаю, что вместе мы найдем выход. Завтра все обсудим. Ты же знаешь, я приму любое твое решение.

Женщина глубоко вздохнула и поднялась на ноги.

– Хорошо. Тогда пойдем спать.

– Пойдем.

Они неторопливо поднялись по лестнице, и прошли к своей комнате в другом конце коридора. Открылась и сразу же закрылась дверь.

Дом снова окутала тишина.

Пожилая дама медленно подошла к своей кровати. На расшитом шелковом покрывале сиротливо лежала книжка в потертой серой обложке. Ни имени автора, ни названия. Женщина осторожно взяла книгу в руки, губы дрогнули и дернулись в полуулыбке.

«Подумать только – моя первая книга. Как хорошо, что я нашла ее. Именно сейчас она нужна мне больше, чем когда бы то ни было».

В памяти сами собой всплыли слова: «Иногда достаточно просто захотеть и чудо случится».

Она очень хотела, даже требовала чуда. Однако…

На короткое мгновенье ее пронзила невыносимая тоска, сердце болезненно сжалось в груди и замерло, захотелось раствориться в тишине и исчезнуть. Размытые, полуистлевшие обрывки старых событий, казалось, давно ушедших в небытие, вернулись вновь и вот уже несколько дней преследовали ее, лишая драгоценного покоя. Непрошеные воспоминания, как надоедливые насекомые, метались и зудели в голове – их невозможно прогнать, но и жить с ними не хватает сил.

Зачем она вернулась сюда? Зачем вызвала этих призраков?

Она откинула одеяло и легла, глубоко зарываясь в пышные подушки, словно ища там защиты и успокоения. Через несколько минут старая женщина уже спала. И ей снился старый город.

ГЛАВА 5

Внутри, но не в безопасности

Время текло так медленно, что, казалось, совсем остановилось. Майя не знала, сколько провела взаперти. Но самое главное – сколько еще осталось сидеть в этой странной комнате, которая словно бы чувствовала ее напряжение, наблюдала за ней, изучала. Пустота была наполнена чем-то почти осязаемым, чем-то живым.

Девушка в который раз посмотрела вокруг. Книга лежала на кровати рядом с ней. Это оказалась просто сказка – милая и наивная, для маленьких детей. У Майи было ощущение, будто она раньше уже видела ее, но ей никак не удавалось вспомнить, где и когда это произошло. Девушка рассеянно листала потрепанные страницы, стремясь разобраться со своими эмоциями, отделить реальность от выдумки. Книга притягивала и одновременно отталкивала ее, поднимая в душе странную смесь из интереса и настороженности. Майя окончательно запуталась и устала, поэтому решительно закрыла и отложила книгу. Сейчас не время для подобных загадок. Девушку гораздо больше волновала собственная сказка, которую никак нельзя было назвать детской или милой.

Майе никогда не нравились страшные истории. Она любила веселые рассказы с четкими и простыми сюжетами, ничего таинственного и необъяснимого. Поэтому, сейчас ей были совсем не интересны перипетии сюжета, только бы все поскорее закончилось.

Неловко съежившись в углу кровати, она размышляла, что еще можно предпринять. Ноги затекли, но шевелиться все равно не хотелось. Будто любое, даже самое осторожное движение может привести в действие скрытые механизмы комнаты.

Тишина невидимым покровом висела над головой, путала мысли. Оказывается, свободно размышлять в абсолютном вакууме не так-то просто. Каждый шорох тела и неловкое движение болезненно отзывалось в ушах. Майя боялась, что скоро услышит бег собственной крови. Напряженные до предела нервы маячками улавливали из воздуха тревогу, непрестанно выдыхаемую легкими наружу.

«Интересно, а кормить меня будут? – решив немного отвлечься на насущные проблемы, подумала Майя. – И вообще, могли хотя бы ночной горшок принести».

Желудок сразу же громко заурчал, напомнив про естественные потребности организма.

Да, похоже, эти размышления тоже не добавляют радости и спокойствия. Но девушка в который раз заставила себя не паниковать раньше времени. Тщательно проанализировав свои ощущения, она пришла к выводу, что пока ничего конкретного ей не требуется. Даже голод оказался каким-то поверхностным, иллюзорным.

«Это все нервы, – усмехнувшись, вспомнив любимое папино выражение, подумала Майя. – Еще немного и мне придется опустошить все запасы валерьянки в доме, когда я выберусь отсюда. Если смогу, конечно».

Комната давила не нее, заставляла чувствовать себя беспомощной и жалкой.

«Ну почему, – подумала Майя, судорожно сглотнув и мысленно отодвигая подступившую к горлу тошноту. – Почему обязательно нужно было запереть меня здесь – в этом склепе без единого окна»!

Майя с детства боялась замкнутых пространств.

Однажды во время игры в прятки она случайно заперлась в старом бельевом шкафу на чердаке. Задвижка опустилась и ее заклинило. Когда отчаянно рыдающую испуганную девочку нашли и освободили, она призналась, что сначала все было очень весело, до тех пор, пока ей не пришло в голову выйти наружу. И вот тогда, почувствовав себя пойманной в ловушку, Майя впервые испытала подлинный леденящий душу ужас. Он сковал ее, лишил способности думать и превратил в слабое мечущееся в темноте существо, желающее лишь одного – поскорее выбраться из душного плена. Она до сих пор с содроганием вспоминала те мгновения паники и страха, лихорадочные движения собственных рук и ног, казавшихся чужими, свое громкое свистящее дыхание и черную пустотувокруг, такую живую, плотную, угрожающую.

С того времени Майя старалась как можно реже бывать там, где стены, грозно смыкаясь над головой, стремятся отобрать у человека спасительную свободу, даже лифтом в одиночку старалась не пользоваться. Правда порой в кошмарных снах девушка опять оказывалась там, в той ужасающей ловушке, и никто не мог помочь ей выбраться, как она не просила. Просыпаясь в поту и слезах, Майя быстро включала свет и спешила достать одну из своих любимых книжек с яркими веселыми картинками. Они успокаивали ее, позволяя снова расслабиться и попытаться уснуть. Так было с самого детства и продолжалось до сих пор. При этом Майя никогда никого не будила. Ей казалось очень важным самой разобраться со своими страхами. Мама знала об этом и частенько оставляла на прикроватной тумбочке дочери несколько сказок на всякий случай. А иногда, неожиданно проснувшись среди ночи, осторожно прокрадывалась в ее комнату и проверяла, все ли в порядке.

Майя почти научилась не бояться. И вот сейчас она снова взаперти. Только не известно, закончится ли все так же благополучно, как в прошлый раз.

Слабое свечение неожиданно возникло на стене напротив кровати и отвлекло Майю от этих мыслей. Девушка резко вскочила и в два прыжка оказалась рядом с мерцающей поверхностью. Вокруг легкими вибрациями расходилось тепло. Майя пригнулась поближе и уставилась в странное подобие зеркала. Небольшой квадрат стены на глазах покрывался глянцем, нечетко отражая все, находившееся в комнате. Вдруг Майя резко отпрянула. Там, где только что на нее смотрели собственные глаза, теперь проявлялся другой профиль. Очертания маленького детского лица неторопливо вырисовывались на блестящей поверхности. Контуры размыты, но глаза – все четче и четче.

Вот уже проступило изображение всей головы. Маленькая девочка со стены с возрастающим интересом, смешанным с испугом, смотрела на незнакомку, словно тоже никак не ожидала увидеть ее здесь. Она что-то беззвучно проговорила и, как показалось Майе, попыталась дотронуться до гладкой поверхности. При этом раздался глухой треск, а девочка сразу отдёрнула руку.

Тут же со всех сторон на стенах стали возникать новые окошки, зеркально отображающие первое. На Майю теперь смотрело не меньше десятка одинаковых девочек, старающихся дотянуться до нее. Словно постоянно проигрывалась некая запись.

Потом девочка заплакала, и ее глаза, по-детски широко распахнутые, кажущиеся огромными на маленьком худеньком личике, словно стали еще больше. Теперь она укоризненно смотрела на Майю и часто всхлипывала, слезы не переставая катились по щекам.

Этого оказалось достаточно, чтобы окончательно вывести Майю из равновесия. Она побледнела и замерла в немом крике. Руки непроизвольно сжались и потянулись вперед. Убрать, прикрыть эти глаза, пристально смотрящие прямо на нее.

Больше не в силах пошевелиться, Майя крепко зажмурилась. В голове не осталось ни одной разумной мысли, кроме непрестанной мольбы: «Скорей бы проснуться. Пусть все это закончится»!

Она так и застыла, скрючившись в согбенной позе посреди комнаты. В висках стучало.

«Кто это там в стене? Не знаю… Я… Не может быть»!

Через некоторое время Майя почувствовала, как напряжение стало спадать. Она открыла глаза и боязливо осмотрела стены. Поверхности снова были холодными и пустыми. Лица исчезли.

Майя облегченно выдохнула. Колени подкосились, и она осела на пол. Зубы громко и неприятно стучали. Она и сама не понимала, чего так испугалась, но панический страх все еще сжимал каждую мышцу, а дыхание скачками вырывалось из груди вместе с хрипами.

«Что это было! Может быть, я начинаю сходить с ума»?

Захотелось тепла, и Майя завернулась в одеяло. Но на кровать перемещаться не стала, устроилась прямо на полу. Она никак не могла унять дрожь и куталась в легкую ткань до тех пор, пока не стало душно.

«Хочу домой», – вяло подумала девушка, перед тем, как погрузится в глубокий сон.

ГЛАВА 6

Новый мир – как отражение забытых снов

Человек в больших ботинках вошел в небольшую круговую комнату, находящуюся в самой высокой башне дворца. Несмотря на размеры, комната была очень уютной: в камине весело потрескивал огонь, отбрасывая на каменные стены теплые золотые блики; высокие деревянные полки были забиты толстыми книгами в кожаных переплетах; огромное старинное кресло, обитое красным, вытертым от времени бархатом, стояло близко к огню, оно так и звало присесть, погреться.

Это была его любимая комната, его пристанище. Только здесь всегда было тепло, а почти домашняя атмосфера мягко окутывала, умиротворяла. Сколько он просидел в мягком кресле, размышляя, вспоминая, временами почти впадая в отчаянье.

Отвлёкшись от грустных мыслей, он с интересом посмотрел наверх.

На каминной полке стояла картина в простой самодельной деревянной раме. Она резко отличалась от тех, что висели внизу в галерее. На ней явно детской рукой на фоне яркого солнечного дня было изображено несколько неказистых фигур, держащихся за руки. Под каждой стояла подпись. Человек подошел ближе, поднялся на цыпочки и взял картину в руки. Указательным пальцем он прикоснулся к солнцу, по которому так давно и безнадежно скучал, спустился вниз по его лучам и осторожно дотронулся до центральной фигуры, изображавшей молодого улыбающегося мужчину в большой зеленой шляпе. Под ним стояла надпись, старательно выведенная красивыми печатными буквами: «АЛЕКСАНДР ЛИСТ – ПРОФЕССОР ЗЕЛЕНЫЙ ЛИСТИК».

Александр… так его когда-то звали. Зеленая шляпа, до странности похожая на настоящий лист лопуха, помнится, осталась там, в другом времени.

Другие фигуры, чуть поменьше, кружились вокруг его, центральной, как бы пританцовывая.

«Да, так и было, когда она рисовала эту картину, мы играли в саду», – он помнил тот день, словно все было только вчера. – Профессор Зеленый Листик… Я уже почти забыл, как это звучит».

– Спасибо. Сегодня особенно чудесная картина, – негромко произнес тот, кого когда-то звали Александром, сам не зная, кому направлена его благодарность.

Он уже привык, что картины на каминной полке каждый раз менялись. В зависимости от настроения хозяина, комната всегда выставляла что-нибудь особенное.

Тихо напевая под нос полузабытую мелодию, человек поставил картину на место и снова опустился в кресло. Глубокая морщина прорезала его лоб. Впервые за очень долгое время он не знал, что делать.

Мысленно, Александр снова перенесся в то далекое время, когда оказался здесь много лет назад. Удивительно, но с каждым разом сделать это удавалось все легче. А ведь когда-то в том потаенном уголке сознания, где обычно хранятся самые дорогие сердцу воспоминания, у него зияла огромная дыра, заполнить которую не было никакой возможности.

Как ни странно, беспощадное время – неподкупный жнец посеянных нами деяний – на этот раз оказалось удивительно щедрым, сделав ему, без сомнения, самый дорогой в жизни подарок – вернуло еще одну потерянную частичку души. Правда, иногда, сидя у огня в ночной тишине, Александр все еще пытался разрешить нескончаемый внутренний спор: не является ли этот дар еще большим наказанием, чем забвение.

В первый раз, переступив порог этой комнаты, он был в отчаянье. Одинокий, всеми покинутый, почти обезумевший. Ничего не понимая и не представляя, что делать дальше, но точно уверенный в одном – путь домой закрыт навсегда.

Он сильно замерз, бесцельно путешествуя по пустым улицам, пытаясь отыскать хоть кого-нибудь, пока не обнаружил, что остался совсем один. Человек заглянул во все дома, постучал в каждую дверь. Никого. Только тишина.

Возникший было вначале интерес, скоро пропал, угасший под напором унылой серости и однообразия. Усталый, в конец, переполненный тоской и безнадежностью, он, позабыв даже про свою боязнь высоты, забрался на самый верх, в башню, чтобы осмотреть сверху свои новые «владения».

Перед ним расстилался удивительный город, но до крайности сумрачный и совершенно недружественно настроенный. Густой туман расползался от горизонта, съедая концы улиц. Казалось, город парит в нем, а за его пределами не существует больше ничего – дальше только пустота.

Возможно, человек по имени Александр сам создал свою тюрьму, посадил себя в нее и выбросил ключи от замка. Но он этого пока не знал.

«Ты же не хотел назад? – он успокаивал себя, как мог, с замирающим от страха сердцем осматривая окрестности. – Теперь ты свободен».

Свобода – это слово оказалось очень горьким на вкус.

Движимый надеждой, Александр обследовал каждое строение в опустевшем городе, но не нашел внутри нечего интересного.

В таинственно покинутых домах все осталось нетронутым, но там было неуютно находиться: простая деревянная мебель уже покрылась толстым слоем пыли, на столах, украшенных расшитыми салфетками, осталась чистая посуда, расставленная к обеду, а кровати, застеленные плотными лоскутными покрывалами, промерзли насквозь. В каменных кладовых висели лишь голые железные крюки для колбас, да ровными стопками высились аккуратно сложенные пустые продуктовые мешки.

Через некоторое время Александр понял, что город вместе с его единственным жителем переместился на тот уровень, где необходимость в пище отсутствовала. Однако это не касалось потребности в тепле.

Сначала холод никак не удавалось победить. Он проникал под кожу, заставлял ныть кости. Ничто не помогало согреться. Александру казалось, выгляни солнце хотя бы на миг, он расплачется от счастья. Он мечтал о тепле, грезил о нем часами. Много дней ему потребовалось, чтобы хоть немного привыкнуть к вечному туману и осенней слякоти. И все это время он словно парил в пространстве – был везде и одновременно не был нигде.

– Найти бы место, в котором можно было бы укрыться, наконец, от этой постоянной сырости, – думал Александр, в который раз обходя дворец. – Должен же хоть когда-нибудь наступить конец этому кошмару!

Однажды спускаясь с башни, он обнаружил в нише неприметную дверь, которая вела в небольшую комнату с высоким стрельчатым потолком. На пороге человек замер, пораженный внезапной радостью – в этом помещении пылал камин, распространяя вокруг живительное тепло и покой, а деревянные массивные полки вдоль стен были заполнены книгами. В тот миг человек впервые за долгое время испытал чувство, похожее, на радость.

С тех пор прошло очень много дней, но камин Александр топил, не переставая – дрова исправно появлялись возле решетки каждое утро.

В комнате нашлось все необходимое – удобное кресло, большой письменный стол, а в углу располагалась широкая мягкая кровать под старинным балдахином. Но самое главное – книги.

Здесь обнаружилось множество книг по философии, естественным наукам, истории и даже астрономии. Жаль только, что звезды крайне редко проглядывались в небе из-за постоянного сырого тумана.

Особенно интересными оказались книги по истории города до его запустения. Правда, язык, на котором они были написаны, не всегда был понятен, иногда требовался перевод. И бывший учитель, отыскав на верхних полках изрядное количество словарей, с упоением принялся за работу. Она не давала ему погрузиться в отчаянье, спасала от одиночества.

Комната стала его другом, убежищем, ласковым приютом среди бесконечного холода.

Александр всегда мечтал проводить настоящие исследования, и теперь у него появилась такая возможность. Целыми днями он просиживал над старинными рукописями, изучая незнакомые письмена. Скоро пол вокруг кресла устилали обрывки переводов, раскрытые словари и разбросанные вокруг перья – к его великой радости в резном шкафчике возле камина находился большой запас письменных принадлежностей.

Александра ужасно огорчало то, что его работу никто никогда не увидит и не прочитает, а все исследования напрасны. Но упорный труд хорошо отвлекал от тоски по дому и грустных мыслей.

В какой-то момент Александр вообще перестал выходить на улицу. Время незаметно утекало сквозь пальцы. Он давно потерял счет дням в этом странном месте, где солнце никогда не поднималось выше линии горизонта. И только глухими черными ночами ему, как будто в утешение, снился искрящийся радостный рассвет.

На каминной полке тогда стояла картина, изображающая город таким, каким он был первоначально – ярким и прекрасным. Эта картина нравилась ему, напоминала о том, что когда-то и здесь возможно царили гармония и счастье. Сочные краски и крупные широкие мазки навевали странное ощущение узнавания и уютного домашнего комфорта. И Александр заочно подружился с неведомым художником.

Иногда он поднимался и подходил к окну, проверяя, не изменилось ли что-нибудь. Но солнце все так же находилось за гранью тумана, а ночь и день смешались в густых осенних сумерках.

Так продолжалось довольно долго. Пока однажды он не заметил нечто необычное.

Александр мирно дремал в своем кресле, как вдруг неожиданный шум привлек его внимание. Резко подскочив, еще не понимая в чем дело, он метнулся к окну.

На улице явно что-то изменилось. Привычная неподвижность воздуха исчезла. Мелкие сухие листья кружились вокруг пустых скамеек. Пронзающий холод слегка ослабел.

Неуклюже зашнуровав свои огромные ботинки, взволнованный Александр поспешил вниз. Перед коваными дубовыми дверями он на мгновение замер, но потом смело толкнулся руками вперед. Они даже не пошевелились – его сил не хватало, чтобы сдвинуть их с места.

«Как же так, – на миг им овладела паника, – что же мне теперь делать. Неужели я теперь никогда не смогу выйти отсюда»!

Он толкал и пинал двери до тех пор, пока не обессилел. Потом, беспомощно всхлипнув, сел на пол. Губы зашевелились в безмолвной просьбе. Но постепенно тихий, сиплый от долгого молчания голос становился все громче.

В звенящей тишине гулко раздавалось:

«Откройся… ну же… ну пожалуйста, откройся…».

Александр все повторял и повторял эти слова, сначала шепотом, потом все громче и громче. И эхо торопливо разносило их далеко ввысь, вдоль каменных сводов.

Некоторое время спустя, он замолчал, закрыл глаза и обреченно замер.

Вдруг тишину прорезал жуткий скрежет. И массивные двери, словно вняв его мольбам, стали медленно отворяться.

ГЛАВА 7

Настоящее волшебство недоказуемо

Ноги затекли и замерзли. Дина уже довольно долго ждала, когда же начнется звездопад. Но ни одна, даже самая маленькая звездочка не трогалась с места.

«А вдруг дедушка ошибся, – в отчаянии подумала девочка, – вдруг сегодня ничего не произойдет».

Ей было просто необходимо загадать свое желание.

Дина подумала о своем любимом учителе – Александре Листе. Когда они гуляли в саду после уроков, она рассказала ему про сегодняшнюю ночь, про звездопад. Он внимательно выслушал ее и серьезно попросил загадать что-нибудь хорошее и для него, так как сам вряд ли удостоится увидеть падение волшебной звезды. Дина пообещала, что обязательно выполнит эту просьбу.

Они часто разговаривали обо всем самом необыкновенном и интересном, что есть на свете, и Дине было почти также весело со своим учителем, как с дедушкой. Правда, Александр скорее уводил ее от волшебного к естественному и даже научному, стараясь заставить взглянуть на мир более взрослыми глазами.

Дина часто сравнивала их долгие беседы о природе, истории или географии со сказками дедушки и находила, что они не менее интересны и познавательны. Мысленно, она сплетала одно с другим и получала удивительные результаты. Так, например, после изучения средневековых войн, она переместила в свою самую любимую дедушкину сказку сразу несколько новых персонажей – мудрого герольда, доброго виллана, и, конечно же, храброго рыцаря. Вместе они сражались с огромными огнедышащими драконами. Причем у рыцаря был прекрасный крылатый конь, которого Дина не удержалась и позаимствовала из мифов древней Греции, решив, что не испортит, а только украсит историю. К той сказке у нее получились замечательные рисунки. Дедушка пришел в полнейший восторг и предрек, что, если она и дальше будет так стараться, из нее получится настоящий художник. Даже учитель ничем не выдал своего удивления, увидев бравого рыцаря в сверкающих доспехах летящим на белокрылом коне с оголенным мечом прямо на огромного красного дракона. Но он вообще был замечательным, очень тактичным и чутким. Дина просто обожала его.

Александр Лист был тихим, мечтательным, однако совсем не глупым человеком. Будучи талантливым педагогом, он умел заинтересовать и незаметно направить интересы ребенка по верному руслу. Дети, да и все жители города, определенно любили его. Он тоже по-своему отвечал им взаимностью.

Ему нравилась размеренная сельская жизнь со всеми ее спокойными радостями. Но иногда душу охватывала необъяснимая тоска. Он чувствовал себя потерянным, оторванным от чего-то большого и важного. Внутри образовывалась пустота, которую ничто не могло заполнить – ни занятия, ни книги, ни веселые разговоры. Тогда он уходил на длительные прогулки, пытаясь отойти как можно дальше от людей. Там, в тишине лесной чащи или на заболоченном берегу неглубокой речушки Александр долго бродил в одиночестве, искал ответы, и не находил. Все вокруг было прекрасно. Природа, словно ласковая мать щедро делилась с ним теплом и заботой. Но он стремился к чему-то неопределенно большему, к затерянной частичке своей души, призывающей его из глубин сознания.

Больше всего на свете учитель любил книги. Еще в далеком детстве они открывали для него окно в прекрасный незнакомый мир, абсолютно непохожий на его собственный. Жизнь там протекала в ином русле – люди делали удивительные открытия, путешествовали по закрытым землям, подвергались гонениям или достигали вершин мастерства – в общем, она била через край, не оставляя места для тоски и недовольства.

«Удастся ли мне когда-нибудь узнать, какого это – стоять у истоков неведомого, или это все самообман или еще хуже – гордыня? – иногда размышлял он долгими вечерами, сидя перед своим домом на самодельной деревянной скамейке. – В конце концов, моя жизнь гармонична и хорошо выстроена, мне не на что жаловаться. И все же…»

В своих мечтах Александр представлял себя то великим путешественником, то ученым или даже простым летописцем. Да-да, вести описание великих событий, быть непосредственным участником или просто очевидцем, чтобы иметь возможность правдиво перенести все на бумагу, оставить свой след потомкам – благословенная доля. Здесь, как правило, Александр останавливался и горько вздыхал, ведь что мог он написать о жизни маленького городка – точки, затерянной на карте, где уже давным-давно не происходило ничего заслуживающего внимание.

В своей дружбе с Диной учитель нашел для себя отдушину, утешение. Удивительно добрая и открытая девочка своей чудной и чистой фантазией тоже в некотором смысле обучала его. Он слушал сказки ее дедушки, рассматривал рисунки из толстого, давно не закрывающегося альбома и замечал, как уходит прочь тоска, а ее место занимает умиротворение и довольство.

«Она живет там, в своих мечтах, – думал он. – И это прекрасно. Как бы и мне хотелось оказаться в ее чудесном мире, где даже для самого маленького и никчемного человечка найдется своя волшебная история. Но, в то же время, как страшно быть пойманным в ловушку подобных фантазий, когда никак не можешь найти выход просто потому, что забыл, что грезишь».

Когда девочка рассказала ему про звездный праздник, он не стал смеяться или отговаривать ее. Все это конечно детские сказки, но ему всегда казалось очень важным, чтобы она как можно дольше не теряла этого прекрасного чувства внутреннего волшебства.

Слушая Дину, Александр так живо представил, как она сядет возле окна и станет мечтательно рассматривать звездное небо в томительном ожидании, что ему и самому захотелось обрести ее непоколебимую детскую веру, усесться рядом и вместе ждать появления маленького чуда.

Дина и впрямь твердо решила дождаться обещанного звездопада. Она готовилась к этому событию целый день: с утра сбегала к дедушке, чтобы еще раз уточнить детали, после обеда поспала несколько часов, потом погуляла с малышкой Софией, а вечером после ужина быстренько помогла маме прибраться и сразу ускользнула в свою комнату, ждать, когда все затихнет и начнется праздник. От нетерпения у нее подрагивали колени.

И вот, наконец-то, мама погасила последнюю лампу в гостиной и, проверив все окна и двери на первом этаже, поднялась наверх, чуть слышно ступая по обитым мягким ковром ступенькам.

Заглянув к Дине, она увидела, что дочь еще не спит.

– Милая, тебе уже давно пора в кровать.

– Мам, пожалуйста, можно я еще чуть-чуть посижу и почитаю? – у Дины в руках была зажата большая книга сказок, которую она действительно читала, чтобы скоротать время до ночи.

– Ну хорошо, – вздохнув сказала мама. Она знала, что Дина очень разумный, но слишком свободолюбивый ребенок, и поэтому не хотела чрезмерно ее ограничивать, чтобы не давать повода к бунту. – Но только одну сказку! А потом спать.

– Спасибо, – девочка вскочила и порывисто обняла мать. – Спокойной ночи!

– Приятных снов, дорогая.

Вскоре все в доме окончательно улеглись. Особняк погрузился во мрак, как и остальные дома в округе.

Дина тихонько залезла на подоконник и уселась поудобнее. Теперь ничто не мешало и не перекрывало сияния ночного неба. Легкая тюль занавесок мягко легла ей на голову и плечи полупрозрачной струящейся мантией, сделав девочку похожей на сказочную принцессу. Так стало значительно уютней и теплей. Вокруг тихо и спокойно. Все замерло, ожидая вместе с ней.

Небо уже было усеяло множеством звезд, но ни одна не желала падать. Они праздничными гирляндами переливались во тьме, словно перемигиваясь друг с другом, ведя веселую ночную беседу. Дина обхватила колени руками, и, упершись в них подбородком, наблюдала за ними. Она нашла все знакомые созвездия и теперь развлекалась, придумывая новые.

«А что, из этого скопления получилось бы неплохое созвездие, ну, например, колодец, – размышляла Дина, – или коромысло. Очень похоже».

Вдруг темноту пронзила яркая вспышка – большая сияющая звезда стремительно пронеслась по небу и исчезла за горизонтом. Дина радостно вскрикнула и, не теряя ни секунды, шепотом произнесла свое самое сокровенное желание. Потом она быстро слезла с подоконника, прикрыла окно и юркнула в кровать. Восторг переполол ее. Через несколько минут девочка уже спала крепким сном.

Ей снилось огромное, залитое солнцем поле, усеянное маленькими нежными ромашками. Они словно бы переливались на свету; свет проходил сквозь тонкие лепестки их и мягко ложился на густую молодую траву. Она стояла посреди, широко раскинув руки, и смеялась. Все было настолько прекрасно, как в сказке – ярко-голубое небо, разлитое от края до края поля, и больше ничего, только полная свобода.

Свобода! С этим словом она проснулась, осмотрелась по сторонам и, ничуть не удивившись прекрасной солнечной погоде, радостно вскочила навстречу приключениям.

ГЛАВА 8

Истинный дом строится в сердце

Утро вошло в дом, радостное и чистое, совсем как тогда, много лет назад. Солнечные лучи заструились между занавесками, проскользнули на кровать и осветили лежащую на ней фигуру. Пожилая дама все еще спала, но на ее лице уже не осталось следов ночных тревог и волнений – глубокие горестные морщины почти разгладились под целительным воздействием утреннего покоя. Он заполнил комнату и смог легкой рукой коснуться самого сердца.

Нежная девичья комната теперь была доверху залита солнечным светом. Несмотря на долгую череду странствий, здесь все осталось по-прежнему. Прошедшие годы практически не коснулись ни убранства, ни сущности комнаты, лишь добавили несколько взрослых атрибутов: красивые стеклянные флакончики на туалетный столик, да модную шляпку с перчатками на комод – Дина не любила собирать вокруг себя слишком много вещей, предпочитая и жить, и путешествовать налегке. Однако, вернувшись домой, она не спешила избавляться от своих детских безделушек и поделок – они придавали ее обиталищу то непередаваемое очарование юности и беззаботности, которое так роднит души художников и детей.

Казалось, маленькая хозяйка только что выскочила за порог и вот-вот вернется, чтобы начать новую игру. И окружающая атмосфера как нельзя лучше способствовала укоренению этого ощущения: коробочки с красками и цветными карандашами теснились на столике возле окна, в изголовье кровати разбросаны подушки в ярких расшитых наволочках, на стенах немного хаотично развешены зеркала разных размеров и форм. Дине очень нравилось, как в них отражается все происходящее вокруг, как обрывки голубого неба, яркой зелени, фигур мимолетных прохожих сплетаются в особую картину и преображают ее маленькую уютную комнату в сказочную иллюстрацию. Она часто перевешивала свои зеркала, меняла их наклон, стараясь поймать то больше неба, то огненную красоту осеннего сада. Часто девочка садилась напротив окна и просто наблюдала за сменой декораций на стенах. Так рождались лучшие сюжеты ее будущих произведений.

Дина выросла и стала-таки художником-иллюстратором. Все жизнь она занималась любимым делом, находясь в постоянном поиске новых сюжетов, совершенствуя свое мастерство. Из-под ее руки вышло огромное количество чудесных рисунков, приводящих в восторг как малышей, так и взрослых.

Она много путешествовала, подолгу жила в разных странах, переходя из одной культуры в другую, смело их перемешивая. Неизменной осталась лишь ее любовь к рисованию. И вот теперь, когда годы взяли свое, Дина снова вернулась домой, туда, где все начиналось. Этой пожилой женщине с удивительными чистыми глазами ребенка, захотелось уже остановиться, а самое главное, узнать, наконец, завершилось ли то, другое путешествие, начатое так много лет назад. Вот что снова и снова мучило сначала маленькую девочку, а потом уже и взрослую девушку. Могла ли она помочь тогда?

Когда Дина открыла глаза, за окном давно расцвело. Это было так не похоже на нее, обычно, раннюю пташку, но прошедшая ночь оказалась слишком тяжелым испытанием. Она только порадовалась, что никто не стал ее будить. Удобнее устроившись среди подушек, Дина снова вспомнила свой сон.

Ей снился Город. Как давно это было, кажется, слишком давно, чтобы оставаться реальностью. Она звала его – своего друга и наставника, ночью ей снова удалось воскресить то чувство беспомощности и потери, совсем как в тот день.

Прошло столько лет, но ей до сих пор чудится иногда неестественно высокий голос, громко вскрикивающий от удивления и боли. Но это все, что у нее есть. Дина так и не смогла четко вспомнить, что же на самом деле произошло в знаменательный день после звездопада.

Она подумала о том, что, несмотря на промелькнувшие годы, все осталось по-прежнему: старый дом так же ревностно хранит свои секреты, загадочно шумит по ночам, хлопает дверьми и словно бы играет со своими хозяевами. Только София как всегда ничего не замечает. Она живет спокойной и размеренной жизнью. Ухаживает за садом, готовит вкусные обеды и ужины для своего мужа, занимается домом и иногда пишет скучные короткие письма родителям и сестре. Она всегда надежно укрыта в своей раковине и не желает показываться наружу.

Правда, в последнее время и София против воли стала подмечать кое-что необычное. И эти открытия ее совсем не обрадовали.

С приездом Дины обстановка в доме неуловимо изменилась. И делать вид, что это просто ветер гуляет на чердаке или переворачивает бельевые корзины в подвале, становится все труднее даже для такой разумной женщины, как Софи. Ей, всегда такой собранной и невозмутимой, теперь стало постоянно что-то мерещиться, дом будто тихо дремал все эти годы, ожидая, когда же его снова разбудят неведомые силы. Или, может быть, Дина сама, словно мощный катализатор, привела в действие, казалось бы, уже насквозь проржавевшее колесо судьбы.

София всегда любила свой дом. Для нее, реалистки, начисто лишенной фантазии, он олицетворял стабильность и покой, а также некую сентиментальную память о добрых днях детства. Поэтому, когда родители и младшая сестра решили переехать, ей виделось абсолютно правильным продолжать жить здесь теперь уже вместе с мужем. София хорошо понимала, что сестра никогда не захочет сюда вернуться, хотя и считала ее прошлые страхи лишь игрой воображения. Дине же, оставившей родной город, когда девочки были совсем маленькими и вернувшейся домой лишь несколько месяцев назад, она никогда ни о чем не рассказывала.

И вот теперь, Софии стало казаться, что тогда в детстве ее маленькая сестрёнка придумала далеко не все. Иногда она была готова поклясться, что слышит негромкое пение на чердаке, топот грубых башмаков, а временами ощущает жуткий холод.

Она вспомнила, как сестра будила ее по ночам, просила согреть или жалобно умоляла перестать топать и не пугать еще больше. София, и сама никогда не отличавшаяся особой храбростью, терпеть не могла, когда ее поднимают среди ночи. После этого она обычно долго не могла заснуть, растревоженная не столько жалобами сестры, сколько собственными страхами, почерпнутыми из готических рассказов, найденных однажды у бабушки. Разозленная и немного напуганная, София выгоняла малышку из своей комнаты, а утром, стараясь скрыть проявленную слабость, жестко отчитывала ее и жаловалась маме. Тогда ей вправду казалось, что сестра все придумывает и, либо просто издевается, либо слишком много фантазирует перед сном.

«Почему же я раньше никогда ничего не чувствовала»? – думала София.

Женщина стала бояться оставаться одной. Постепенно дом перестал быть ее крепостью – он становился темницей, пугающей и опасной. Однако даже на улице ей подчас было не легче. Тревога плотным кольцом все сильнее сжималась вокруг нее, заставляя чувствовать себя неимоверно усталой и больной.

«Может быть, я схожу с ума? – в отчаянии думала София. – Нет. Я определённо не сумасшедшая. Это просто что-то с нервами, скоро пройдет».

Но ничего не проходило. Становилось только хуже. Когда она осторожно расспросила мужа, тот очень удивился, потому что ничего не видел и не слышал. Со временем Дмитрий заметил, какой нервной стала София, как трудно ей скрыть нечто очень похожее на страх, когда он сообщает ей, что вечером задержится на работе. И даже замечательная тетя Дина была не в силах разрядить обстановку в доме.

Дмитрий хорошо помнил, что, когда она вернулась, София очень обрадовалась. Ему, как любому мужчине, не всегда удавалось до конца понять свою жену, поэтому присутствие в доме еще одной женщины, приятной, умной и к тому же совершенно не капризной, виделось ему большим благом. Спокойная и доброжелательная Дина быстро вписалась в их уютную домашнюю компанию. Она по-прежнему много рисовала, часами, не зная усталости, гуляла по окрестностям, вспоминая свою юность, а главное – никогда не вмешивалась в дела Софии, чем полностью ее покорила.

Поселилась Дина в своей бывшей комнате на втором этаже, и они с племянницей частенько сидели там, перебирая старые фотографии, вещи из прошлого или просто разговаривая обо всем на свете.

Дни текли мирно и спокойно. Вечерами вся троица собиралась за ужином, как правило, заканчивающимся воспоминаниями, рассказами о путешествиях Дины или обсуждением обыденных тем. Им было комфортно друг с другом. Жизнь легко и быстро несла вперед свои бурные воды.

И все было бы замечательно, если бы София то и дело не вскакивала с места, прислушиваясь к тихим шорохам, не ворочалась беспокойно в кровати по ночам и не пугалась даже собственной тени. Эта ее новая манера поведения все сильнее беспокоила Дмитрия. Он чувствовал, что проблема прячется совсем рядом, но никак не мог понять, чем может помочь. В конце концов, жена призналась, что стала бояться оставаться одной, и никак не может избавиться от постоянного ощущения чьего-то присутствия в комнатах. Она устала, издергалась, и никак не могла разгадать причины своих страхов, что мучило ее еще больше.

Единственный выход состоял в том, чтобы сменить обстановку, возможно, продать дом и переехать в другое место подальше отсюда, болезненно и резко оборвав все нити. Сложно, но вполне осуществимо. Тем более что Дмитрию недавно предложили хорошую работу в соседнем городке. Сначала он не хотел соглашаться, не желая покидать родные места, но, подумав о Софии, решил принять приглашение.

«Подумай сама, все не так плохо. Мы переберемся поближе к твоим родителям, они ведь давно мечтали об этом», – уговаривал он Софию. – Этот дом конечно замечательный, но он уже слишком стар. Может быть, нам пора что-то изменить в своей жизни? В конце концов, мы же не на другую планету перебираемся».

К его удивлению, жена не стала спорить и легко согласилась на переезд. Правда, Дина очень расстроилась. Проведя столько лет в путешествиях, она легко свыкалась с переменами, но понимала, что ей будет жалко снова, теперь уже навсегда, расстаться с этим домом. Он и в годы странствий всегда, словно маяк оставался верным другом, непоколебимым, преданно ожидающим ее возвращения. А теперь им предстояла окончательная разлука. Но Дина не могла не заметить странного поведения племянницы, поэтому, поговорив с ней, решила пока не вмешиваться. Тем более, все ждали приезда Майи, пока незнакомой, но очень желанной гостьи.

ГЛАВА 9

Дорога домой – самый верный путь

Сны – странная штука. Никогда не знаешь, когда они переходят в мысли, мысли в мечтания, а мечтания в невозможную реальность, после которой не хочется просыпаться.

Майе снилась женщина, лежащая на широкой кровати. Ее голова казалась совсем маленькой среди пышных подушек. Она глубоко спала. И сон ее был тревожным, почти страшным. Крепко зажмуренные глаза, покрасневшие от волненья щеки, полу-приоткрытый рот – все говорило о том, что нужно срочно проснуться. Но она не просыпалась. И Майя знала почему – она сама была сейчас этой женщиной, сама корчилась в попытках освободиться, выбежать из этого странного места – ее сна, но никак не могла. Сквозь мирную картину ночной спальни к ней прорывались нечеткие изображения. От соприкосновения с ними Майя испытывала такую же боль, как тогда, когда увидела плачущие лица на стенах. Да, они поразили ее почти так же – нереальность, вызывающе похожая на правду.

Во сне женщина одиноко стояла среди незнакомой улицы. Беспомощно оглядываясь по сторонам, она звала кого-то, еле шевеля бледными губами. Неожиданно налетел такой сильный ветер, что казалось, еще чуть-чуть, и он унесет ее… их за собой. Судорожно вцепившись в фонарный столб, они стояли, всеми силами пытаясь противостоять стихии.

Вдруг раздался резкий звук, скорее шипение и Майя проснулась. Она сразу поняла, что все еще не освободилась из своей тюрьмы, узнала по характерному для этого места духу – тревожному, затаившемуся. В комнате было темно и прохладно.

– Наверное, насупила ночь. Значит, прошел целый день с тех пор как я здесь оказалась.

Майя потянулась на полу, вздрогнув от боли в затекших мышцах, и начала осторожно распрямляться, одновременно разминая руки и ноги. Несколько минут она ходила вдоль стены, выполняя простейшие упражнения. Неприятные ощущения и скованность медленно отступали.

Наконец Майя остановилась и невидящим взглядом обвела комнату, словно пытаясь разогнать мрак, но у нее ничего не вышло.

Страха не было, лишь усталость. В такой черноте оставалось только попытаться снова уснуть. Подняв одеяло, девушка решила переместиться на кровать, решив, что хуже не будет, а вот удобнее станет точно. Найти ее вслепую не составило особого труда – здесь было слишком мало места, особо не разгуляешься.

Она широко открыла глаза и долго лежала, смело вглядываясь в темноту. Темнота тоже разглядывала ее. И обе они молча наблюдали друг за другом, словно играли в старую детскую игру.

Лица женщины из сна Майя не запомнила, однако, была уверена, что знает ее, или видела раньше.

Майя в который раз задумалась о том, как и почему она оказалась здесь, в этой странной комнате, будто бы находящейся Нигде, а самое главное – когда же она сможет выбраться отсюда.

«Интересно, меня кто-нибудь станет искать?»

Но она сразу отмела эту мысль. По крайней мере, несколько дней ее никто не хватится. Выяснить бы, где она находится. Вот только как?

Совсем недавно Майя прибыла в маленький город, в котором когда-то жили ее родители.

Сначала девушка получила письмо от тети. Та просила ее приехать, чтобы обсудить судьбу большого старинного дома, наследницами которого они обе являлись. Тетя собиралась уехать из города и поселиться поближе к своим родителям, а особняк предлагала продать. Но для этого требовалось присутствие всех заинтересованных сторон.

Майя никогда не видела ни тети, ни дома. Она даже ни разу не была в этом городе. И, конечно, очень удивилась, узнав о наследстве. Позже выяснилось, что ее мать отказалась от своей доли в пользу будущих детей. Это было еще до рождения Майи.

– Но почему, мама? – удивленно спросила Майя.

Они сидели на кухне, и пили чай. Распечатанное письмо тети лежало на столе между ними. Яркие солнечные блики заходящего солнца легко проникали через незанавешенное окно и оставляли на белой бумаге золотисто-алые всполохи, словно разукрашивая ее причудливыми фигурами и символами.

– Знаешь, мне никогда не нравился тот дом, – мама задумчиво размешивала сахар в большой керамической чашке-слонике. – Я не хотела быть связанной с ним. В детстве по ночам мне часто слышались тихие шорохи, скрежет, они мешали спать, пугали. Видишь, какая я жуткая трусиха, хотя и любопытная без меры, – мама взяла печенье из граненой вазочки, рассеянно посмотрела на него, и, так и не донеся до рта, продолжила. – А поначалу, помню, я вообще ничего не боялась. Вечно лазила, куда не следует. Сидела до посинения на чердаке, перебирала старые вещи, книги и игрушки, делала тайники. В общем, проводила собственные исследования, словно тренировалась перед встречей с твоим отцом. Меня искали по всему дому и окрестностям, а я сидела там и посмеивалась. Никому и в голову не приходило посмотреть наверху – там же темно и страшно. Но мне было так интересно. Это делало меня особенной и могущественной в собственных глазах. Знаешь, я даже Софии ничего не рассказывала. Это до сих пор моя тайна.

– Мамочка! Я всегда знала, что ты была тем еще ангелочком, – засмеялась Майя. – А что интересного ты там обнаружила, помнишь?

– Да! Не все, конечно, но многое. Там была одна книга, про дракона, ее я особенно любила. Красивая и необычная. Я много времени провела, разглядывая и запоминая ее картинки, – она замолчала, размягченная так резко нахлынувшими чувствами. – Ты, наверное, не помнишь, но раньше у нас висел в рамочке небольшой рисунок – рыцарь, смотрящий вдаль. Так вот, должна открыть тебе страшную тайну – он из той самой книги! Я вырвала его оттуда и много лет бережно хранила.

– Быть такого не может! – Майя одновременно удивилась и еще больше развеселилась. – А папа знает? При его трепетном отношении к книгам и такое бесчинство!

– Да, понимаю и мне очень стыдно! – мама горестно вдохнула. – А папа, кстати, не знает. Он бы, наверное, не оценил, предложил бы забрать целую книгу. Но я так любила этого рыцаря, что просто не могла с ним расстаться. Поэтому, в одну из последних вылазок на чердак, я просто осторожно вырвала страницу и все. И не надо хмуриться, мне было всего восемь лет.

Майя снова рассмеялась, представив эту картину: полутемный чердак и маленькая девочка с умным личиком, сосредоточенно вырывающая страницу из старой книги.

– Да и ты, насколько я помню, тоже его любила. Он много лет путешествовал вместе с нами, пока однажды не потерялся при переезде вместе с половиной нашего скарба, помнишь. Тебе тогда было лет семь, и ты очень долго по нему горевала.

– Смутно, – Майя задумалась. – Мы ведь довольно часто переезжали и всегда что-то теряли, так что нам не привыкать.

– В тот раз было потеряно очень многое. Папа сильно ругался и даже ходил жаловаться, а ты знаешь, как трудно его разозлить.

– Да, это целый подвиг, который не каждому под силу. По-моему, я видела папу в гневе всего несколько раз в жизни: когда соседский мальчик ударил меня ногой в песочнице и поставил большущий синяк, и когда он, желая сделать тебе сюрприз на день рождения, чуть не спалил наш дом, пытаясь приготовить обед.

– Это была весьма поучительная история, которая наглядно показала, что некоторых высокоинтеллектуальных личностей не нужно подпускать к плите, впрочем, как и их дочерей, – мама выразительно посмотрела на Майю. – Так, что-то я потеряла нить разговора. О чем это мы говорили?

– О чердаке, о рыцаре, о книге, – Майя демонстративно потупилась, вспомнив, какое участие принимала в подготовке того пиршества.

– Да, книга. Жаль, что не заметила ни автора, ни названия… Ах, еще помню сундуки, огромные старинные. Я там прятала свои игрушки, чтобы София не нашла. Она была очень послушная уже взрослая девочка, на целых пять лет старше и на чердак не ходила, гордость не позволяла, – и мама по-детски ухмыльнулась, а потом сразу нахмурилась, словно обнаружила ошибку в тексте. – Там было много чего еще, всего и не вспомнишь.

– Но ты же не боялась играть на чердаке? – спросила Майя.

– Нет, тогда еще нет. Страх пришел позднее. Точно не знаю, когда, – ей явно не хотелось об этом говорить. – Это все, конечно, глупости, девчоночьи выдумки, но меня до сих пор пробирает дрожь, как вспомню те ночи, когда не могла заснуть из-за странных шумов. Душа уходила в пятки, так я боялась. Поэтому, несмотря ни на что, дом оставил у меня не самые радостные воспоминая. Да и потом, зачем он мне, если мы с твоим отцом всегда планировали уехать, посмотреть мир. Никогда не хотела быть привязанной ни к одному месту на свете, только к людям, – мама ласково улыбнулась. – А сестра, сколько я ее помню, просто обожала наш особняк, мечтала обосноваться там, когда вырастет, уже со своей семьей. Свить родовое гнездо. Так и получилось. После ее замужества, родители решили оставить ей дом и переехать, чтобы не мешать молодым. Родственники папы завещали ему небольшой участок земли в чудеснейшем местечке вдали от города, и они с мамой сразу согласились обосноваться там. Я прожила вместе с ними несколько лет, пока не встретила твоего отца. До сих пор вспоминаю с огромной радостью именно то время. Совершенное уединение и покой! Только лес, река и бескрайнее небо. Они до сих пор там живут и ни капли не сожалеют о переезде. Правда, добраться до них трудновато, особенно весной, когда вода разливается. Но это не страшно, ведь у них есть лодка, да и соседи живут недалеко. Папа всегда любил природу и тишину, так что они счастливы. Как и София. Каждый получил желаемое.

– А что же тетя София, она тоже боялась в детстве? – Майя обнаружила, что стревогой наблюдает за тем, как уже ставшие багровыми всполохи тяжелыми мазками ложатся на бумагу. Ей вдруг захотелось прикрыть, защитить от них нежную белизну, и она убрала письмо в карман.

Мать, казалось, ничего не заметила. Она рассеянно смотрела в окно, наблюдая за тем, как угасает еще один летний день.

– София? Нет, она никогда ничего не слышала, и все время смеялась надо мной или злилась. Правда, дорогая, не забывай, что Софи старше, а я для нее была сущим наказанием в детстве. Иногда мне кажется, что она специально пугала меня, шутила. Но тогда мне было не до смеха, – мама замолчала, и снова принялась помешивать чай. – А потом все неожиданно прекратилось. Может, мы просто окончательно выросли, и ей надоела эта игра. Но я почему-то всегда считала, что дело было именно в доме. Поэтому я отказалась от своей доли, и передала ее будущим детям, то есть тебе, в тайне надеясь, что она нам никогда не потребуется, и Софи всегда будет спокойно жить там.

– А почему мы никогда не ездили в гости ни к ней, ни к бабушке с дедушкой? Да и они к нам тоже.

– Софи истинная домоседка и терпеть не может путешествовать. Никак не возьму в толк, с чего бы ей сейчас переезжать. Когда мы виделись в последний раз, она была полна решимости всю жизнь прожить там, где родилась. Ее все устаивало, не то, что меня. Никогда не была домашней девочкой, мечтала путешествовать, уехать и никогда не возвращаться, совсем как тетя Дина. У нас с ней вообще много общего – мы обе, как это говорится – метущиеся натуры. Ты, наверное, совсем ее не помнишь.

– Нет. Помню только чудесные книги, которые она мне присылала.

– Жаль. Она приезжала к нам несколько раз, когда ты была совсем маленькой. К сожалению, мы очень давно не виделись. Даже не знаю, где она сейчас. Мы все как будто пытаемся наперегонки промерить шагами земной шарик. София другая, ей хорошо и спокойно на одном месте. Впрочем, нашим родителям тоже. Они прочно осели на своей земле, вросли с корнями, теперь и не вытащишь. Не то, что присутствующие здесь лица, – засмеялась мама. – Ты ведь знаешь, мы с твоим папой настоящие бродяги. В молодости ему, как истинному ученому все ни сиделось на месте, нужно было искать что-то новое, более интересное. Мы переезжали раз сто, наверное, – мама опять засмеялась. – Сколько раз ты меняла школу? В таком ритме трудно поддерживать связь с родными, особенно если они живут так далеко от тебя. Обычно мы с Софией писали друг другу длиннющие письма раз в несколько месяцев, но созванивались редко. А за последние годы совсем отдалились. Из меня получилась плохая младшая сестра.

– А муж Софии, Дмитрий кажется? Я помню его имя по праздничным открыткам.

– Она вышла замуж очень рано, но я считаю, удачно. Правда, детей у нее нет, зато Дмитрий – замечательный человек. Мы были знакомы с детства, часто вместе гуляли. Он всегда ее любил, – мама легко улыбнулась и, немного помолчав, добавила. – Я рада, что ты, наконец, познакомишься с ними.

– А ты не хочешь поехать со мной? Вспомнишь старые добрые времена. Мы могли бы и папу упросить съездить с нами, – Майя представила, как это будет весело. От предвкушения поездки в далекое незнакомое и таинственное место, откуда прочными нитями тянулись семейные связи, сердце забилось быстрее. Она подумала о старом доме, как о живом человеке, то же родственнике, с которым необходимо познакомится и подружиться.

– Нет, дорогая моя. Я не поеду, – серебряная ложечка замерла в чашке. – Ты же знаешь, папа только-только закончил очередные исследования и занялся, наконец, своей книгой. Сейчас он ни за что не сдвинется с места, а если я оставлю его одного, он будет беспомощен, словно малое дитя, – но, заметив, как изменилось выражение лица дочери, мама добавила, – может быть позднее.

Майя погрустнела.

– А давай так, – мама задумчиво потерла подбородок. – Ты съезди, посмотри на все своими глазами, поговори с Софией. Разберитесь с наследством. А потом, ну скажем, через несколько месяцев, мы обязательно приедем. Главное, звони мне иногда, чтобы я знала, что с тобой все хорошо.

– Ага, звони, – Майя засмеялась. – Будто ты знаешь, что на телефонные звонки необходимо хотя бы иногда отвечать. Когда вы с папой заняты его рукописью, время перестает для вас существовать.

– Ну ладно, не преувеличивай. Ради тебя я сделаю исключение и буду прислушиваться к телефону. Или даже лучше, я поставлю его в кабинет папы.

– Главное – подключи провод.

Обе женщины одновременно рассмеялись, крайне довольные друг другом, и в этой дружественной теплой атмосфере продолжили пить чай.

Солнце почти совсем скрылось за горизонтом. Темнота и вечерняя сырость незаметно, но неотвратимо проникали в дом, принося за собой беспокойство и странную тоску. Мама уже ушла, но Майя все еще сидела на кухне, зябко кутаясь в мягкую ткань халата, легкий хлопок никак не мог ее согреть. Она с восторгом смотрела на медленно чернеющее небо, ей хотелось еще немного продлить эту красочную битву дня и ночи, насладится огненным заревом, расходившимся от линии горизонта. Но золотой шар неуклонно исчезал вдали, закатываясь все ниже и ниже, пока не пропал совсем. Тьма плотно укрыла землю, не оставив свободным ни пяди.

Майя встала, глубоко вдохнула прохладный влажный воздух, потом закрыла окно и включила свет, разгоняя ночной мрак.

ГЛАВА 10

Добрый друг может оказаться лишь отражением в зеркале

Двери медленно распахивались с ужасающим скрежетом. Не помня себя от радости, Александр вскочил на ноги и побежал к ним.

Ему в лицо ударил сильный порыв ветра. Волосы отбросило со лба, а шарф неуклюже перекрутился через плечо. Да, здесь явно что-то изменилось. По улицам города словно пронесся ураган. Тяжелые фонари раскачивались на столбах, деревянные лавки сдвинулись в разные стороны, дорожная пыль еще не осела и кружилась в воздухе с остатками мелкой листвы. Основной поток вихря двигался по направлению к главным воротам. Казалось, все это должно напугать его, но он не чувствовал угрозы.

Некая разрушительная сила поработала здесь, не сдерживая своего темперамента. Но вместе с тем, во всем этом чувствовалась какая-то легкость и веселье, словно ребенок, расшалившись, разбросал игрушки. Александр и сам не знал, отчего он так подумал, но это ощущение крепло в нем с каждой минутой.

Он решительно двинулся к источнику урагана. И чем ближе подходил к воротам, тем спокойнее становилось на душе. Наконец-то, спустя столько времени, живое существо посетило эти места.

– Может быть, жители города возвратились, – с надеждой думал он. – Тогда и я смогу выбраться отсюда.

Александр практически не замечал вернувшегося с удвоенной силой холода, так сильно было его желание добраться до пришельца или пришельцев. После долгого затворничества ноги не слушались его так хорошо, как прежде, огромные ботинки загребали, и он дважды чуть не упал. Дорога казалась бесконечной, но непонятный столп воздуха все так же кружил рядом с воротами, отлично просматриваясь издали

Когда человек приблизился настолько, насколько возможно быть ближе к высокому столпу из пыли, веток и листьев, ураган, словно заметив чужака, стал угасать. Скоро, на его месте остался лишь небольшой вихрь. Мусор медленно опал на землю и укрыл ее толстым пыльным ковром.

Александр долго вглядывался сквозь мутноватый поток воздуха, пытаясь разглядеть, нет ли кого-то внутри, но все его попытки не увенчались успехом. Это был всего лишь ветер, необыкновенный, очень плотный и удивительно игривый, но все же – определённо только ветер. От огорчения и разочарования бывший учитель чуть не заплакал. Все его надежды, если не на освобождение, то хоть на дружескую компанию рухнули. В отчаянии он развернулся и быстро пошел прочь.

«Все было зря. Я так и знал. Не нужно было надеяться заранее», – он был так расстроен, что во рту даже появился навязчивый привкус горечи. Александр и раньше замечал его, когда сильно нервничал, но не обращал внимания – еще одна мелкая неприятность в череде многих. Но сейчас он проявился особенно резко и от этого настроение несчастного совсем испортилось.

Ворча себе под нос о несправедливости жизни, Александр хотел было повернуть за угол, но не успел. Мощный поток легонько схватил его, чуть приподняв, пронес вперед и вновь опустил на землю. От удивления и возмущения все мысли разом вылетели из головы. Стараясь выглядеть грозно, Александр высоко поднял голову и как можно строже посмотрел сквозь ветер.

– Это еще что такое! Чего тебе от меня нужно? – сам не зная почему, он сразу понял, что может свободно объясняться со своим странным собеседником.

В ответ ветер снова облетел вокруг человека и замер, словно в нерешительности.

– Ты что же, может, хочешь остаться здесь, со мной? – неожиданно догадался Александр, но тут же одернул себя. – Я видимо сошел с ума, раз разговариваю с ветром.

Но тот в ответ радостно поднялся выше и, облетев несколько раз вокруг человека, неуклюже подняв при этом столп пыли, снова замер в ожидании.

– Ты, похоже, как и я – катастрофически неудачное природное явление, если оказался здесь. Впрочем, если хочешь остаться, оставайся, я не стану тебя прогонять.

Его раздражение вместе с горечью во рту уже улеглось, и Александр подумал, что даже такая компания лучше, чем ничего. Да, поговорить, как и прежде не с кем, но кто-то все же будет рядом и скрасит одиночество. А в том, что этот ветер вполне себе мыслящее существо Александр, как ни странно, нисколько не сомневался.

– Только, чур, не мусорить! Здесь и так не радостно, пусть хотя бы будет чисто.

И Александр двинулся обратно к скрипучим воротам, размышляя по пути, как надолго его новый друг останется в городе.

С тех пор прошло так много дней, что он устал их считать. Ветер никуда больше надолго не уходил. Он сделался чем-то вроде домашнего питомца, с которым можно прогуляться по городу, понаблюдать, как он роется в сухой листве и разбрасывает ее вокруг с детской игривостью, а потом, попеняв немного, заставить убрать все на место.

Когда Александр занимался своими исследованиями, его новый товарищ, скорее всего, тоже осваивал новые территории, ненадолго исчезая из поля зрения человека.

Дни текли также однообразно, но все же, Александр стал чаще выходить на улицу, а горькая тоска сменилась чем-то похожим на смирение и привычку. Он продолжил работать: много читал, изучал историю города, писал небольшие заметки, и с грустью складывал в стол, неуверенный в том, что их когда-нибудь прочитают.

Слабая надежда на перемены давно угасла. Он существовал в своем странном мире, он приспособился. Что ему еще оставалось делать.

И вот, спустя столько времени, новый посетитель, к тому же теперь точно человек. По крайней мере, Александр надеялся на это.

Это было странно и даже очень страшно – возвращаться к спрятанным в самом дальнем уголке сознания воспоминаниям, и, казалось, давно позабытым мечтам. Бывший учитель уже не знал, радоваться ему или грустить о новом узнике города. Ведь он, наверное, страшно напуган. Нужно будет успокоить его, но, для начала, необходимо успокоиться самому.

Александр узнал о госте самым обыденным, но оттого и самым невообразимым способом – получил письмо. Раньше, он столько раз придумывал, как это будет, встретить здесь еще кого-нибудь: когда нетерпеливо и безнадежно ждал любой весточки из внешнего мира или, когда бежал навстречу ветру, принимая его за долгожданного товарища. А теперь – эта записка. Так просто, и в то же время необыкновенно.

Сегодня, когда сумрак за окном слегка посветлел и разбавился блеклыми розовыми отсветами, а значит, наступило новое утро, Александр потянулся в своем старом кресле и решительно поднялся на ноги. Он плохо спал ночью, что-то мешало погрузиться в привычный глубокий сон без сновидений до конца, тревожило и раздражало.

Ночевать где-нибудь в другом месте он так и не привык. Холод парадных спален пугал и отталкивал его. А кровать с балдахином, стоящая неподалеку, казалась чересчур мягкой, неподходящей для него, такого простого и незначительного. Поэтому, бывший учитель приспособился спать в любимом кресле, завернувшись в одолженное из кровати одеяло. Он и раньше, в той, прошлой жизни, частенько любил засыпать в кресле-качалке у камина с книжкой в руке, так что эта привычка здесь очень пригодилась.

Подойдя к столу, Александр скользнул быстрым взглядом по сделанным с вечера записям, собираясь добавить, только что пришедшие на ум замечания, как вдруг напрягся и замер. В центре столешницы, среди бумаг лежала записка.

На белой глянцевой бумаге красивым каллиграфическим почерком было выведено следующее послание:

«В этот чудесный день город счастлив приветствовать нового гостя.

Кров и стол прилагаются».

Александр долго смотрел на записку, не решаясь пошевелиться, перечитывая ее снова и снова.

Новый гость, но откуда? Он был настолько потрясен, что забыл про свои записи.

«Этого просто не может быть»! – такой была его первая реакция.

Спустя столько времени сюда смог поспать кто-то еще. И теперь он больше не будет один.

«Нет, нет и нет – все это уже было и оказалось пустым обманом, точнее самообманом», – грустно напомнил себе Александр. – Во второй раз мне не вынести подобного разочарования».

Однако внутренний голос продолжал нашептывать, что на этот раз все по-другому. Сейчас он ничего не придумывает, а лишь использует точные факты.

Мысли кружились в голове с угрожающей скоростью, выстраиваясь причудливыми комбинациями. Вопросы: кто, откуда, как и почему, сменялись нарастающей радостью, осторожно пускающей пока еще робкие ростки в душе.

Перед ним, словно перед неудачливым моряком, застигнутым штормом посреди бушующего океана, неожиданно появился маяк, указывающий путь. И это было так прекрасно, так целительно и долгожданно, что Александр испугался себя, своего восторга.

«А вдруг все закончится так же, как тогда – встречей с новым явлением природы или еще хуже – никто не появится, – нашептывал внутренний голос. – И тогда тебе снова придется в разочаровании склонить голову, – от такой перспективы все внутренности сжались в кулак, но Александр резко дернул головой. – Ну, уж нет. Хуже точно не будет. Если кто-то снова смог сюда попасть, мой долг в том, чтобы помочь ему. А со всем остальным будем разбираться в процессе».

Снова взглянув на записку, и обнаружив, что она все еще горделиво белеет на столе среди его записей и никуда не исчезла, Александр преисполнился решимости тотчас же найти таинственного гостя и поскорее разобраться с этой новой загадкой города.

Александра занимали четыре крайне важные проблемы – как сюда попал гость, где его найти, как отправить обратно и главное – существует ли возможность отправиться вместе с ним.

ГЛАВА 11

Идеальные приключения бывают не только в книжках

Быстро умывшись и причесавшись, Дина побежала вниз на первый этаж.

В кухне было пусто – папа давно уехал на работу, а мама развешивала белье во дворе, одновременно покачивая коляску, в которой сладко посапывала после утреннего кормления ее внучка Софи. Через приоткрытую заднюю дверь доносился тихий ласковый голос, напевающий старинную колыбельную.

На круглом обеденном столе уже были выставлены полный стакан молока и тарелка с еще теплыми печеньями, заботливо приготовленные мамой. Не удержавшись, девочка выпила все молоко и только тогда поспешила на улицу.

– Дина, ты уже проснулась? – окликнула ее мама. – И, как я вижу, уже перекусила, – уголки ее губ приподнялись в едва заметной улыбке.

Дина тотчас же вытерла рукой молочные усы и звонко рассмеялась.

– Прости мамочка, ты же знаешь, как я люблю молоко. Но это не значит, что я не стану есть кашу. Обещаю – съем все до последней ложки!

– Ладно, пошли в дом, будем кормить нашу молочною фею, – мама ласково потрепала Дину по топорщившимся в разные стороны волосам, поправила воротничок на ее платье и, осторожно заглянув в коляску, зашла в дом.

Дина быстро проглотила свой завтрак. На счет каши она не соврала, так как сегодня это было совсем не трудно, ведь сегодня была манная. А она всегда любила манку, зато терпеть не могла овсяные хлопья. Жаль, но мама считала, что для пользы здоровью каша каждый день должна быть разной и, не слушая возражений дочери, постоянно готовила что-нибудь новое. А недавно получив под свое попечение еще и маленькую внучку, мама стала фантазировать еще больше. Рисовая, пшенная, манная, овсяная каши, омлеты, сырники, запеканки, оладья – и это не полный перечень блюд для полезного и питательного завтрака маленьких девочек. Ну и пусть, думала Дина, только бы овсянку пореже, даже омлет можно вытерпеть.

После завтрака Дина вышла в сад, последить за Софией, пока мама убирает со стола. Погода стояла замечательная, поэтому ребенку позволяли проводить на улице практически весь день. Папа даже смастерил небольшой манежик, который установили напротив цветника – предмета особой маминой гордости, чтобы малышка тоже могла оценить эту красоту. Всем нравилось наблюдать, как издавая пока еще непонятные, но очень милые певучие агуканья и повизгивания, София, отложив на время обмусоленную погремушку, тянет свои крохотные ручки к ароматным бутонам, не в силах до них дотянуться, но определенно отдавая им предпочтение. Да, она всегда любила цветы.

Дина ласково погладила спящую племянницу по шелковистым волосикам, уже выбивающимся из-под чепчика. Она привыкла быть самым младшим ребенком в семье. Все ее постоянно баловали, прощали мелкие шалости и ласково называли малышкой. Но когда ее сестра, вышедшая замуж несколько лет назад, родила дочь, она с радостью передала это место ей. И теперь при каждом удобном случае Дина с удовольствием нянчилась с племянницей, помогая матери.

Этим утром сестра вместе с мужем уехала навестить его родственников и оставила Софию бабушке с дедушкой на несколько дней. Дина, конечно, всегда была счастлива поиграть с девочкой, но сегодня у нее на уме было другое. И это никак не могло подождать. Поэтому, поцеловав сонного ребенка в пахнувшую молоком и сладкой присыпкой щечку, она осторожно отошла от коляски и поспешила обратно на кухню.

Схватив пару кусочков мягкого домашнего хлеба в дорогу и спрятав их в кармане, Дина побежала к маме.

– А можно я сейчас пойду к дедушке. У нас с ним очень важное дело.

– Хорошо, только возвращайся к ужину, – мама вздохнула, почувствовал, что сегодня Дина точно убежит на целый день. – Полагаю, обедать ты будешь с дедушкой?

– Да, с ним. Спасибо, мамочка, – как можно быстрее, пока мама не вспомнила про какие-нибудь неотложные дела и не передумала, Дина выскочила из кухни и бросилась наверх одеваться.

Девочка уже натянула уличные туфельки и застегивала легкий прогулочный плащ, когда мама появилась в дверях и с молчаливым одобрением оглядела дочь.

Лето в этом году выдалось прохладным, поэтому даже несмотря на конец июня, иногда приходилось надевать что-то поверх легких платьев. Правда ближе к обеду, когда солнце достигало своего предела, все это рано или поздно оказывалось не на плечах, а на скамейках или даже траве, а счастливые дети беззаботно бегали в любимой летней одежде – сарафанах, футболках и шортах, пренебрегая наказами матерей и уж точно не боясь простудиться.

– До скорого, мамочка, я побежала.

– А как же твои карандаши и альбом? Ты же без них к дедушке не ходишь. Принести?

– Нет. Не сегодня. Сегодня мы пойдем в пещ… в поход, – немного замялась Дина, но, заметив, как нахмурилась мама, поспешила добавить, – не беспокойся, это понарошку.

– Ну ладно, – мама постаралась придать своему лицу как можно более суровое выражение, но у нее как обычно ничего не получилось – люди, которые постоянно возятся с цветами, решительно не умеют сердиться. – Только все равно не уходите далеко. Ты же знаешь, дедушка уже старенький, где ему за тобой угнаться. Обещай, что вы не пойдете глубоко в лес.

– Ладно, хотя так будет не очень правдоподобно для похода, – Дина задумалась. – Тогда… может, мы возьмем с собой мастера Александра? С ним ты ведь не будешь за меня сильно волноваться. Если что-то случится, он нас всех защитит, как рыцарь на белом коне.

Мама засмеялась и, аккуратно заправив выбившиеся из прически прядки темных волос дочери под новую красивую ленточку, отпустила ее.

– Если он согласится пойти с вами, то я возражать не буду. Но учти, времени у тебя – до ужина. И смотри, если пойдете в лес, не расстёгивай плащ, а то простудишься.

– Да, да. Спасибо, мамочка, я все поняла, – и Дина, уже не слыша окончания маминой речи, скрылась за дверью.

Дина очень быстро добежала до домика дедушки. Ей не терпелось рассказать ему о своих ночных приключениях. Радость просто распирала ее изнутри.

Хотя было довольно рано, он уже давно не спал и, еще издали увидев девочку из окошка, вышел навстречу.

– Дедушка, дедушка, – задыхаясь от восторга, кричала Дина, подбегая к нему и крепко сжимая в объятиях, – я видела падающую звезду! Ты представляешь! Мне пришлось долго этого ждать. Они никак не хотели падать, но потом… она так быстро пронеслась по небу и вспыхнула где-то у горизонта. Это было так красиво, так захватывающе! Ты во всем был прав. Но самое главное – я успела загадать желание. Я так давно мечтала об этом! А еще там были созвездия, такие же, как в твоей энциклопедии…

Дина так торопилась скорее все рассказать, что иногда ей не хватало дыхания. Дедушка терпеливо ждал, пока она не закончит. Он стоял и внимательно слушал ее, не перебивая. Наконец, Дина умолкла, глубоко вздохнула и с тревогой посмотрела на деда.

– И что? Оно ведь теперь исполнится, ведь правда?

Дедушка ласково погладил девочку по голове и улыбнулся.

– Ну конечно исполнится. В свое время, обязательно.

– А когда это время наступит?

– Этого я не могу тебе сказать, потому что и сам не знаю. Но я верю, в то, что, если твое желание было искренним, добрым и загаданным от всего сердца, оно нигде не потеряется и вернется к тебе так скоро, как только сумеет.

– Тогда я буду ждать, дедушка, я буду ждать и обязательно скажу тебе, когда оно сбудется. Но знаешь, – Дина хитро улыбнулась, – что-то подсказывает мне, что его исполнения не придется ждать слишком долго. Ты же помнишь, что обещал мне вчера: если будет солнечная погода, мы отправимся смотреть на пещеры. На улице тепло, на небе ни одного облачка. Ну, так как, мы идем?

В ответ дедушка снова обнял ее и подумал, что его внучка самый замечательный ребенок, которого он когда-либо в жизни видел.

– Дайка подумать… А мама знает? – с притворным сомнением спросил он.

– Я сказала, что мы идем в поход понарошку, – осторожно ответила Дина. – Но пообещала взять с собой мастера Александра, чтобы она не волновалась. Ты же не против?

– Нет, конечно, нет. Если он захочет присоединиться к нам, я буду только рад. Ты же знаешь, мне одному за тобой не угнаться, – дедушка повернулся и направился к дому. – Раз мы все решили, пошли собираться в путь, – а потом добавил, посмеиваясь про себя, – это же надо было придумать: «поход понарошку».

Бабушки дома не было, она уехала рано утром вместе с сестрой Дины и ее мужем, и дедушка на некоторое время был предоставлен самому себе. Но в ее отсутствие он не бездельничал, а прилежно выполнял все порученные ему домашние дела. Иногда ему помогала Дина, которая с наступлением каникул приходила сюда почти ежедневно. Вместе они следили за садом: поливали бабушкины овощи и цветы, пололи сорняки. А после усаживались под раскидистой яблоней в саду и читали. Дни пролетали быстро и весело. Лето все сильнее вступало в свои права. Днем на улице припекало яркое солнышко, а вечера охотно делились освежающей прохладой.

Установившаяся погода располагала к длительным прогулкам, особенно если выходить с утра пораньше. Поэтому путешественники наскоро приготовили все необходимое и поспешили за своим третьим товарищем в таком нелегком деле, как «поход понарошку».

Пещеры, о которых так грезила Дина, были обнаружены совсем недавно. И открытие это принадлежало как раз Александру Листу – простому школьному учителю. Он совершал такие продолжительные походы вглубь бесконечных лесов этого, в сущности, совсем неизученного края, что рано или поздно должен был наткнуться на что-нибудь подобное.

За несколько лет, он успел так хорошо изучить местность, что ради развлечения даже составил несколько новых карт для возможных будущих путешественников.

В погоне за редкими видами птиц, насекомых, растений Александр облазил множество глухих мест, научился огибать болота и находить кратчайший путь домой. Природное чутье и полученные из прочитанных книг знания не раз помогали ему в сложных ситуациях. Таким способом, маленький учитель побеждал внутренних демонов и находил временное успокоение для своей мятежной души.

Однажды, когда погода установилась на удивление сухая и теплая для середины весны, а извечная тоска завладела им сильнее обыкновенного, Александр забрался особенно глубоко в чащу леса. Забыв про время, он шел и шел вперед сквозь деревья до тех пор, пока его не вывело прямо к широким каменистым холмам. Лес расступился и поредел. Впереди маячили острые пики древних гор. Но до них было слишком далеко.

Александр огляделся – лесной массив полукружьем охватил пространство, резко и неровно обрываясь и уступая место царству камней. Но их владычество при внимательном рассмотрении оказывалось непродолжительным и заканчивалось крутым ступенчатым обрывом, уводящим путника к бурной порожистой реке, которая, как точно знал Александр, где-то далеко вливается в море.

У горизонта лес опять смыкался и устремлялся во все стороны бескрайней массой, создавая некоторое подобие зеленого моря. И тогда грозные белоснежные вершины недоступных гор рисовались в воображении лишь пышной пеной, легко и воздушно лежащей на его упругих волнах.

Здесь Александр был впервые. Это так обрадовало его, что почти уничтожило утреннюю хандру. От осознания важности момента, пусть и лишь для него одного, он вдруг перестал быть собой и превратился в настоящего первооткрывателя, собранного и готового ко всему новому и неизведанному. Чистая детская радость накрыла его с головой. Подумать только – новое место! На старых картах ничего подобного не отображалось. Здесь был прорисован густой непроходимый лес, сгоревший, как он помнил, много лет назад, когда эти края накрыла жесткая засуха.

И хотя внутренний голос твердил, что кучка камней вряд ли заинтересовала бы настоящего серьезного исследователя, долг требовал провести более тщательный осмотр местности и занести на бумагу полученные данные.

Многие камни оказались покрыты толстым слоем мха, а те, что лежали ближе к реке, были скользкими и имели более коричневый оттенок. Это было естественно и абсолютно незначительно. Но Александр вел себя, словно маленький ребенок, осматривающий новое место для игр. Все было ему интересно и необычно, пусть даже он немного и преувеличивал.

В течение нескольких упоительных минут Александр даже прикидывал возможность принести и установить здесь палатку, чтобы заночевать в ней и с раннего утра продолжить изучение местности. Позднее, он все-таки пришел в себя и одумался.

Но самый яркий восторг у Александра вызвали «пещеры». У подножия холмов обнаружились глубокие полости, в некоторые из которых вполне мог пролезть человек.

В данный момент Александр не хотел исследовать их. Он предполагал, что и так потратил слишком много времени на плутание по лесу и может не успеть вернуться домой до заката. А оставаться в чаще ночью не хотелось даже храброму путешественнику, впрочем, слишком храбрым Александр себя никогда не считал.

Он наспех сделал необходимые записи, отметил свое примерное местоположение на карте и собрался домой. К его удивлению, оказалось, что найденные пещеры находятся не так далеко от дома, как им предполагалось ранее. Просто первоначально он выбрал более длинный, обходной путь.

С тех пор Александр все свободное время уделял пещерам. Он сообщил в местное природное общество о своем открытии, но так и не встретил там ответного энтузиазма. Хотя несколько добровольцем все-таки согласились осмотреть находку подробнее.

Как выяснилось позднее, большинство расщелин оказалось неглубокими, только три из них уходили достаточно далеко под землю. И все они были наполнены лишь сыростью и холодом. Поэтому никто и не захотел обследовать их более подробно.

Александра поблагодарили, торжественно включили в число почетных исследователей края и даже выдали похвальную грамоту. На этом все официально завершилось.

Но не для любознательного учителя. Ему казалось, что там, в темноте, непременно должно быть что-то еще, что ждет, когда же его обнаружат. И он продолжал свои изыскания.

Правда, не имея никакой подготовки для лазанья по пещерам в одиночку, а также испытывая своеобразный суеверный трепет перед ними, он никогда не углублялся слишком далеко, все время откладывая это на потом. Учитывая, что, несмотря на это, ему все же удалось собрать неплохую коллекцию окаменелостей, расстраиваться не приходилось.

В это прекрасное утро Александр снова собирался отравиться к любимым пещерам. Так что у его потенциальных спутников были все шансы стать настоящими.

ГЛАВА 12

Путешествие в прошлое не всегда ведет назад

Голубое небо радостно плескалось в кусочках зеркал на стенах.

Дина, уже одетая, готовая спуститься вниз, вдруг остановилась и осмотрела комнату взглядом постороннего человека. Мило, необычно… Но все же, она здесь не чужая и не может оценивать объективно. Это ее мир, ее печали и радости, ее ночные метания, возвратившиеся так некстати. Вчера они с Майей сидели здесь, пили чай, разговаривали, вспоминали, точнее, вспоминала Дина, а девушка с удовольствием слушала. Как приятно было воскресить счастливые моменты детства, окунутся в них, словно в целебный источник, и снова наполнить сердце чистой радостью.

Дина рассказала внучке довольно много семейных историй и смешных случаев. По этим маленьким кусочкам они собрали целую картину из жизни прошлых дней – кто и когда родился, как жил, чего боялся или любил. Дина сохранила большую часть писем от своих родителей, в которых красочно и со вкусом описывались разные события – будь то семейные либо городские торжества, путешествия, счастливые и несчастные случаи, – обыденные, но такие интересные для взгляда издалека. А еще у нее было множество открыток, собранных со всех уголков мира. Эти цветные карточки были словно окошки в другую вселенную, наполненную чудными видами, ароматами, мыслями и чувствами людей, живущих абсолютно другой жизнью и ничего не знающими про эту, единственно настоящую для здешних обитателей.

Майе не терпелось узнать, как можно больше. За эти недели она нашла ответы на многие вопросы, но каждый раз открывалось что-то, еще более увлекательное и неожиданное. Вместе с Софией они обошли весь дом, пересмотрели множество фотографий и старых документов. Майя с головой окунулась в незнакомый, но такой притягательный мир своей семьи. Это было непривычно и очень волнующе. Она чувствовала себя так же, как отец, в тот миг, когда он обнаруживал новую загадку, требующую немедленного и тщательного изучения – первооткрывателем, но и одновременно, самим открытием.

Долгие годы, наполненные переездами, съемными домами и краткосрочными знакомствами, казалось бы, сделали Майю нечувствительной к подобным сентиментальным вещам. Девушка была легкой на подъем и никогда особо сильно не привязывалась ни к местам, ни к людям. Это не было сложно для нее – Майя жила свободно и счастливо. Но все это время, потребность обрести свои корни росла и крепла внутри, ожидая, когда сможет вырваться наружу. Внешняя плотная скорлупа беспечной молодости скрывала тонкую пленку одиночества, осознанного и привычного, но от этого, не менее хрупкого.

Наблюдая за Майей, Дина вспоминала себя и находила много общего. Это лишь больше объединяло их, и, помогая внучке, бабушка сама обретала необходимую помощь.

Особенно девушку интересовал прапрадедушка – личность, которая присутствовала практически во всех воспоминаниях и, даже спустя столько лет, оставалась необычайно яркой и живой.

– Дедушка…

Захваченная размышлениями, Дина, позабыв свое намерение спуститься вниз, присела на край потертого кожаного кресла и провела рукой по отполированной ручке. Его, как и несколько других памятных вещей, она перевезла сюда из дома дедушки. То была дань уважения и любви. После продажи семейного особняка, Дина намеревалась забрать их с собой в свое новое жилище. А может вернуть назад и самой переехать туда, где все было так памятно знакомо – в милый маленький домик с зеленой крышей. Тогда круг замкнется окончательно.

Когда Дина, неожиданно для себя вернулась сюда полгода назад, она была сбита с толку, просто обескуражена нахлынувшими на нее чувствами – радостью, страхом, волнением и предвкушением. Встреча с родными местами и людьми оказалась теплой, лишенной неловкости или естественной в таких случаях отчужденности. Дина невероятно просто и легко снова вошла в жизнь семьи, словно никуда и не уезжала. Возможно все дело в ее характере, годы скитаний сделали ее мудрее и терпимее. Она всегда стремилась вперед, старалась охватить как можно больше, оставляя за спиной огромное количество мест, многих названий которых уже и не помнила. Но здесь все было по-другому. Наверное, потому что это было не просто какое-то место, а ее пристанище, которое подобно Александрийскому маяку, вело ее по жизни. Конечно, здесь все изменилось – город вырос, люди постарели, дом обветшал. Большинства знакомых уже не стало. Но это как прежде был ее город и ее дом – самое любимое место на свете.

Через несколько дней после приезда Дина поспешила во второе свое любимое место – дом дедушки. Как радостно было сознавать, что он еще цел, что время пощадило его.

Дом встретил Дину, как и прежде – солнечными бликами на стенах и радостным пламенем желтых занавесок. Увидев его, она на краткий миг замерла посреди улицы, позабыв обо всем, просто всматриваясь в знакомые очертания, позволяя долгожданному теплу растекаться вдоль позвоночника.

Как же давно это было – ее сказочное детство!

Переступая порог, Дина чувствовала так много: восторг, волнение, тревогу и снова восторг. Внутри все оказалось другим и одновременно прежним.

Дина знала, что некоторое время здесь жила ее вторая племянница вместе с мужем, а потом он много лет пустовал. А что может быть хуже для дома, чем отсутствие жителей. Это лишает его дыхания, внутреннего обновления, разрушает чуть ли не на клеточном уровне. Он гаснет, становится пустым и хрупким, словно засохший цветок. Но здесь, к счастью, было не так. София, всегда обожавшая порядок, не смогла оставить его медленно ветшать. Для нее, выросшей и прожившей всю жизнь в маленьком городке, этот дом тоже был частью семьи. Она завела себе привычку приходить сюда несколько раз в месяц, чтобы поддерживать чистоту, проветривать, просто навещать. Благодаря ей, тут по-прежнему сохранялся жилой дух. Ведь, как это ни странно, ни у кого никогда не возникало даже мысли о продаже. Это казалось кощунством.

Окончательно возвратившись домой, Дина привезла с собой все свои картины и эскизы для книг. Она много работала «в стол» для себя и большую часть написанного любила держать под рукой. Все это занимало значительное место. Поэтому, когда она попросила Софию предоставить ей первый этаж дедушкиного дома под мастерскую, та только обрадовалась. С тех пор Дина несколько раз в неделю приходила сюда, работала, отдыхала, перебирала старые вещи или просто размышляла. Ей было здесь хорошо.

Во время осмотра комнат Дина с огромной радостью и волнением постоянно обнаруживала множество когда-то принадлежавших ей вещей. В первый приход после приезда она с радостным удивлением наткнулась на свой старый сундук. Он стоял на втором этаже возле окна и представлял собой прекрасное украшение интерьера, благодаря красивой инкрустации по дереву. Она с улыбкой подошла к нему и, присев на корточки, нежно провела рукой по резной крышке.

«Да – это он. Я помню, как мама складывала сюда мои старенькие платья, когда они становились мне совсем малы. Интересно, что в нем лежит сейчас?»

Дина подняла крышку и стала внимательно рассматривать содержимое.

«Здесь по-прежнему лежат мои вещи, – с удовольствием подумала она. – И рисунки! Как хорошо, что мама сохранила эту папку. Надо будет после рассмотреть ее подробнее… А вот мое любимое платье, я точно помню. Какое оно маленькое и какое старое! А это что…»

Дина вытаскивала все прямо на пол, подолгу любуясь каждой извлеченной вещью, наслаждаясь этими мгновеньями.

Из сундука пахло каким-то очень приятным и необъяснимо знакомым запахом. Он был достаточно легким, не навязчивым, но за долгое время плотно впитался во все вещи.

«Какой необычный аромат, – подумала Дина. – Мне кажется, что я его знаю. Может, это мамины духи. Нет. – Она снова принюхалась и задумчиво нахмурилась. – Никак не могу вспомнить. Странно, так и крутится в голове».

По-прежнему отчего-то хмурясь, Дина продолжила разбирать содержимое сундука, пока не наткнулась на то, что заставило ее вскрикнуть в счастливом удивлении и сразу забыть обо всем на свете.

«О! Неужели это она! Моя первая книга»! – от переполнивших ее чувств у Дины перехватило дыхание.

Она с восторгом и умилением смотрела на небольшую книжку в неприметной серой обложке. На корешке не было указано ни названия, ни автора.

Эта книга была выпущена в единственном экземпляре и была последним подарком, полученным Диной от дедушки. Он тайком собрал ее рисунки и отнес их в типографию. Получилось необычно, но очень красиво. Это послужило отправной точкой в решении юной Дины стать иллюстратором. Долгое время книга всегда находилась рядом с ней, пока, в один из приездов, необъяснимо не потерялась.

«И все это время ты лежала здесь, – прошептала Дина, любовно поглаживая переплет. – Может быть, ждала, пока кто-нибудь найдет тебя и вытащит на свет»!

Счастливая и все еще немного оглушенная своей неожиданной находкой, Дина отложила книгу в сторону и продолжила исследовать внутренности сундука. Под руку попадались приятные, но незначительные мелочи: открытки, самодельные куклы, сделанные ею для Софии и многое другое. Большинство из этих вещей она помнила, но что-то уже успела позабыть.

Тут внимание Дины привлекла небольшая картонная коробочка, перевязанная когда-то ярко-розовой, а сейчас выцветшей бледной ленточкой. Она вздрогнула, мгновенно узнав ее. Пальцы дрожали, когда Дина, вытащив коробку, словно через силу развязывала ленту. Ей хотелось скорее открыть крышку и, одновременно, снова вернуть эту вещь назад в сундук и никогда больше до нее не дотрагиваться.

К своему удивлению Дина не могла толком сказать, что именно спрятано под слоем картона, но необъяснимый страх не отпускал ее с тех пор, как она увидела знакомую полоску ткани. Казалось, каждая клеточка тела кричит: «Берегись»! Но все же любопытство пересилило. Дина аккуратно сняла крышку и замерла – в коробке лежали засушенные цветы. Все еще казавшиеся плотными чашечки разветвлялись на широкие, немного деформированные от сжатия лепестки. Даже спустя столько лет они не лишились своего выразительного нежно-ванильного оттенка, лишь кое-где сменившегося на пепельно-зеленый, а не на коричневый, как следовало ожидать.

В ушах зашумело, а ноги вдруг онемели.

«Цветы, это просто цветы. В них нет ничего страшного», – успокаивала себя Дина, но ледяная рука крепко сжимала внутренности, непреодолимо хотелось все бросить и убежать.

Вокруг цветов, словно обнимая их, лежал чудесный шелковый платочек, почти невесомый – не какая-нибудь простая накидка, но настоящее украшение.

«Это мамин любимый», – отвлеченно подумала Дина.

Машинально Дина вытащила платок, но сделала это осторожно, стараясь не задеть хрупкие бутоны. Потом свернула его и убрала в карман, отчего-то ей не хотелось оставлять его там. Затем, с преувеличенной осторожностью, так, будто цветы могли укусить ее, она закрыла коробку, снова перевязала ее лентой и убрала на самое дно сундука.

Лишь после этого Дина смогла глубоко вздохнуть и попыталась расслабиться.

От напряжения резко и сильно заболела голова. Обрывки воспоминаний, изъеденные широкими пятнами густой черной пустоты, все плотнее сдвигаясь, кружили вокруг нее. Дина так долго и успешно убегала от них, но они, как неутомимые гончие, как и прежде, настигли ее в самый неподходящий момент. И неважно, понимает она или нет, что скрывается за непреодолимой стеной тумана, важно одно – там пусто, холодно и очень страшно. А еще, там ответы на все вопросы, которые ей так не хочется узнавать. Но именно они все эти годы упорно и неутомимо взывают к ней.

Некоторое время Дина неподвижно сидела на полу и смотрела в окно, собираясь с мыслями.

«Ну вот, все позади, – Дина до боли сжала руками крышку сундука, а затем резко тряхнула головой, словно отгоняя невидимых насекомых. – Что-то я здесь засиделась. Пора идти домой».

Аккуратно сложив все вещи в сундук, Дина закрыла крышку, поднялась с колен и медленно вышла из комнаты. Она забрала с собой только старую книгу. Про шелковый платок, надежно спрятанный в кармане, Дина забыла.

Во рту еще долго оставался горьковатый привкус пережитого страха. Дине тогда решила, что ей явно не по силам ворошить прошлое, особенно такое. Пусть все останется как есть: цветы – в коробке на дне сундука, а то, что было – на самом краю сознания. Не за чем причинять себе лишнюю боль. Это не принесет пользы, только усилит горечь.

Даже теперь, спустя несколько месяцев, Дина старалась не вспоминать про засохшие цветы. Она просто оставила все как есть, сделала вид, что их там нет. Это казалось самым легким и правильным выходом. Но острый осколок пережитого страха остался в ней. Он был почти нереальным, выцветшим, как старая розовая ленточка, но от этого не становился менее угрожающим. Наоборот, с каждым днем приобретал все более реальные очертания. И тогда Дина поняла, что он нее уже ничего не зависит – телега катится под гору, все сильнее набирая скорость и столкновение неизбежно. Осталось только набраться терпения и ждать, а еще – попытаться правильно расшифровать эти загадки из прошлого.

Майя все спрашивала, вытаскивала на свет новые и новые подробности, а Дина вспоминала не только дедушку, но и другого, не менее важного для себя человека. Грусть и тоска заново сжимали сердце.

Вот и сейчас, когда взгляд Дины скользнул вдоль стены и остановился на сверкающем кусочке зеркала, отражающем яркую свежую зелень сада, она снова подумала про него.

Как ни больно, как ни страшно, но ей просто необходимо сделать это – необходимо поехатьтуда. И тогда, может быть, она снова сможет спокойно спать.

ГЛАВА 13

Старые стены – самые верные сподвижники

Открывать глаза было страшно. Она все еще помнила те лица на стене. Вдруг вся комната снова заполнена пугающе размытыми лицами, наблюдающими за ней.

Майя вздрогнула, растеряв остатки сна, но с твердой решимостью посмотрела вокруг. В комнате снова было ясно. Свет был не яркий, а скорее приглушенный и рассеянный, но лучше так, чем абсолютная чернота.

«Интересно, это одна ночь тянется так долго или я здесь уже давно»?

Майя заметила, что совершенно потеряла ощущение времени. Вдруг смена освещения ничего не значит и является всего лишь игрой ее воображения. С того момента, как она проснулась здесь в полном одиночестве, ей стало казаться, что реальность проворной змейкой ускользает от нее. То, что всегда было четким и понятным, теперь виделось под иным углом, а то и вовсе перестало иметь значение: свет, тепло, запахи, звуки и желания – все исказилось, перевернулось с ног на голову.

Майя боялась, что еще немного и ее личность тоже растворится в этом тихом замкнутом пространстве, тогда она окончательно исчезнет. Странные мысли. Резко отогнав их, девушка решила перестать думать и просто действовать.

Она снова быстро обошла комнату, простукала и осмотрела стены, пол, кровать – ничего.

Внешне помещение никак не изменилось. Стены оставались пустыми и теплыми. Строгий аскетизм комнаты разбавляла лишь маленькая детская книжка.

«Не могу же я остаться здесь навсегда, – со страхом подумала Майя. – Нужно глубоко вздохнуть и расслабиться, тогда появится правильное решение. Все равно, рано или поздно, я выберусь отсюда… Наверное».

Странно, но сколько бы не прошло времени, Майя не чувствовала ни голода, ни жажды, ни каких-либо других потребностей.

«Может быть, я все-таки сплю»?

Надежда на это испарилась, когда девушка отодвинула рукав ночной рубашки и увидела размытые синяки, оставленные на коже при последней попытке «проснуться».

«И все равно что-то здесь неправильно! Разгадка должна быть совсем рядом, просто я пока ее не нашла».

В тщетной попытке взять себя в руки, Майя уселась на кровать и принялась снова листать книгу.

«Единственный чужеродный предмет в комнате, исключая меня, конечно, – Майя вздохнула. – Но это же просто сказка. При чем здесь сказки»!

Девушка решила почитать более внимательно. В книге рассказывалась история про храброго рыцаря, победившего ужасного дракона и спасшего жителей старинного города, которых тот держал в постоянном страхе.

Сказка оказалась милой, безыскусной и по-детски простой. Но, несмотря на это, трогала за душу, вызывая приятное ощущение собственной сопричастности к происходящему.

Но больше всего Майе понравились рисунки, которыми щедро были разукрашены страницы. Неведомый художник детально проиллюстрировал практически каждое событие.

С самого детства Майя обожала книги, особенно красочно иллюстрированные. Она могла часами их рассматривать, а потом коряво перерисовывать в свой альбом особенно понравившиеся отрывки. Эти занятия доставляли ей огромное удовольствие. Поэтому на праздники родители частенько дарили дочке новую книжку с красивыми картинками. Они любили подшучивать над ней, заверяя, что, хотя дочь совершенно не умеет рисовать, частичка художественного таланта тети, наверное, все же передалась ей по наследству, и теперь отчаянно просится на волю. Дина тоже иногда присылала внучке свои книги. Правда, большая часть ее коллекции растерялась при многочисленных переездах. Но зато у Майи навсегда осталась любовь к искусству.

Майя все еще сидела и рассматривала рисунки, как вдруг снова особенно ясно осознала, что раньше уже видела эту книгу. Только она никак не могла вспомнить где.

Голова слегка кружилась, мысли путались, словно туман застилал плотным покровом что-то очень важное, но такое далекое.

«Я точно помню, что видела тебя»! – Майя укоризненно посмотрела на предмет в своих руках. – «Может быть у мамы? Нет… На старых развалах? Тоже нет… Вспомнила! У бабушки»!

В памяти всплыл тот день, когда Майя познакомилась со своей двоюродной бабушкой и тетей Софией. Она сильно нервничала, представляя, какой будет их первая встреча, но все прошло просто замечательно. Обе женщины оказались очень приветливыми и искренне обрадованными ее приездом. Тетя София долго расспрашивала племянницу про родителей, особенно про маму. Она знала, что та не поедет с дочерью, но все равно надеялась на скорую встречу. А Дина сразу покорила внучку своими искрящимися добрыми глазами и звонким молодым смехом.

Из-за папиной работы Майя плохо знала всех своих многочисленных родственников, но, по ее мнению, Дина являлась идеальной бабушкой: веселой, но спокойной; скромной и мягкой в общении, но яркой и необычайно интересной рассказчицей. Тетя София, немного замкнутая, но тоже очень приятная женщина, показалась девушке чем-то обеспокоенной. Но она не стала заострять на этом внимание. Сейчас Майя делала то, что так хорошо умела: просто наслаждалась новым местом и общением с новыми людьми.

Городок, в котором жили еще ее прадеды, теперь представлялся девушке едва ли не самым красивым местом на земле – небольшие старинные дома соседствовали с более крупными и современными; каменные улочки с резными колодцами и уютными семейными магазинчиками вливались в широкие асфальтированные дороги, убегающие далеко к морю; а величественная колокольня в положенный срок все так же разносила над городом свои рулады.

Окрестности города, словно грозными стражами, оберегались широкими лесами. Еще из окон поезда Майя с восторгом наблюдала, как их густая изумрудная зелень сменяется ярким разнотравьем лугов и теплым золотом цветущих полей. Небольшие речушки живописно разбавляли местность, то собираясь в болотистых логах, то широко и властно разливаясь по равнинам. Гармония и покой воцарились здесь с незапамятных времен и своей невидимой силой сохраняли мир и порядок этого края.

Но больше всего на Майю произвел впечатление старый семейный особняк. Красивый каменный дом с выступающим фасадом возвышался над остальными постройками, однако, не был громоздким. Два этажа с эркерами, уютная мансарда и широкая веранда с гладкими колоннами – все строго и, тем не менее, очень изящно. Дом был старым, но видно, что за ним следят и ухаживают, словно за пожилым родственником, который еще крепок духом и не желает признавать приближение немощной старости. Широкие глазницы окон смотрели прямо и сурово, но без злобы.

На первый взгляд дом показался Майе мрачноватым, но как только его осветило солнце, он мгновенно преобразился и помолодел – на стеклах засверкали радужные блики, весело подмигивая прохожим, а веранда, ставшая в один миг будто позолоченной, раскрасилась яркими всполохами многочисленных цветочных горшков, выбравшихся из тени.

Внутри дома было светло и просторно. Высокие потолки и большие окна не препятствовали проникновению солнечных лучей. Широкая парадная лестница лентой уходила на второй этаж, откуда можно было попасть в мансарду по еще одному угловому пролету. Удобная современная кухня выходила окнами на задний двор, где располагались хозяйственные постройки.

Несмотря на небогатую обстановку и довольно потрепанную мебель, находиться здесь было приятно. В отделке комнат преобладали золотистые и бежевые оттенки, повсюду стояли вазы со свежими цветами – София увлекалась разведением роз, хризантем астр и ещё множества других декоративных растений. Она любила собирать из них небольшие яркие букеты и расставлять по всему дому. Эти нежные ароматные островки придавали интерьерам еще большую уютность и очарование.

Вокруг дома был разбит небольшой сад с цветочными клумбами и несколькими фруктовыми деревьями. Чуть поодаль теснились аккуратные овощные грядки с песочными дорожками. В углу возвышалась маленькая застекленная оранжерея редкой конструкции, оставшаяся еще со времен бабушки. А справа в тени старой высокой яблони располагалась удобная резная скамейка, на которой стояла корзина с вязанием Дины. Невысокий скорее декоративный забор плавно огибал владения, как бы завершая общую картину.

Майе здесь определённо понравилось. Она не понимала, почему же тетя Софи так внезапно захотела уехать, но решила непременно это выяснить.

ГЛАВА 14

Мы не видим их, но они помнят о нас

Среди густого вечернего тумана неярким размытым пятном выделялся свет, сочившийся из самой высокой башни. Привычная картина, за исключением одного – если хорошенько присмотреться, то в оконном проеме можно было заметить темную фигуру, неподвижно замершую в центре этого сияния, точно зрачок огромного ока. Обычно в этот поздний час здесь полновластно царили лишь холод и тишина, но только не сегодня.

Необыкновенный день никак не хотел заканчиваться. Он принес столько вопросов и волнений, что просто закрыть глаза и заснуть теперь казалось невозможным, недопустимым. И поэтому одинокий житель старого города занимался удивительным, давно позабытым делом – мечтал. Вредное и, несомненно, глупое занятие, но в некоторых случаях, единственная возможность не сойти с ума или не зайти еще дальше по тропе безумия. А Александр Лист почти не сомневался в том, что если он пока и не встал на нее, то все равно, подошел на опасно близкое расстояние.

Но в данный момент все это было не важно. Человек перед окном видел не клубящиеся во мраке клочья тумана, но яркую зелень летнего сада и – он мог бы поклясться в этом – ощущал нежное благоухание цветов, вместо привычного сырого, чуть лекарственного запаха вечной осени. Александр стоял и вдыхал его медленно, глубоко, растягивая и смакуя.

Затем произошло нечто совсем уж невообразимое – до чутких, привыкших к полнейшей тишине, ушей, словно издалека донеслось тихое пение – старая позабытая мелодия беззаботного счастливого детства, та, которую пела мама, укладывая спать. Нежные звуки проникали в самое сердце, окружая, окутывая так сладко и одновременно нестерпимо горько. Этот союз заставлял больно щемить в груди и щипать в глазах. А потом бедный учитель и вовсе потерялся в разрывающих душу эмоциях.

Александра словно затягивало и несло за собой в узкую воронку мощным потоком непередаваемой силы – страшно, неотвратимо. Ладони взмокли и по спине побежали струйки холодного пота. Пол под ногами стал мягким и зыбким, а голова – легкой и пустой. Казалось, еще чуть-чуть, совсем немного и случится что-то очень важное. Фигура у окна скрючилась и замерла в напряженном ожидании.

И вдруг все неожиданно закончилось: песня резко смолкла, разом оборвав образовавшиеся нити, оставив Александра дрожащим, оглушённым и слегка одурманенным. От перенапряжения болела каждая мышца, руки тряслись, в ушах звенело. Он потряс головой, разгоняя нахлынувшую дурноту, пытаясь прийти в себя.

Когда в глазах перестало темнеть, Александр рискнул оторвать руки от подоконника и выпрямиться. Что это было, игра воображения или памяти? Он не знал. Но только мелодия по-прежнему оставалась в голове. Раз он ее вспомнил, в ближайшее время она никуда не денется. И это было замечательно. Словно хрупкий мостик перекинулся к нему издалека и терпеливо ожидал, когда же им воспользуются. Александр закрыл глаза, позволяя себе поддаться течению и уплыть вслед за музыкой.

Мысленно он перенесся туда, куда так долго стремился. И сейчас это оказалось неожиданно легко. Обыкновенно, родные места рисовались нечеткими и размытыми картинами. Было крайне сложно воскресить в памяти более детальные или яркие образы. Тот далекий мир прошлого остался там, за горизонтом, и любые попытки приблизиться к нему заканчивались неудачей. Легче было, следуя по книжным лабиринтам, заново выстроить в воображении величественный старый город, вдохнуть в него жизнь, а затем наблюдать за тем, как она медленно покидает эти места, чем попасть в маленькую уютную гостиную в сельском домике школьного учителя.

Да, теперь Александр знал практически все о людях, чьи портреты горделиво висели вдоль великолепной дворцовой галереи, и мог воспроизвести в памяти многие знаменательные события, вершившиеся в этих стенах. Широкие залы, доверху заполненные музейными редкостями; места, в которых все буквально дышало историей; старинные фолианты – «пыль веков» на каждой странице. Когда-то он мечтал о чем-то подобном – быть участником, летописцем, зрителем, наконец. И что с того? Он получил все, и беспросветное одиночество в придачу, а еще сырость, нескончаемый холод и мрак! Каким же ничтожным теперь это кажется в сравнении с одним единственным солнечным лучом или дружеской улыбкой.

И вот сейчас, после наполненного страхами и сомнениями дня у него почти получилось пробиться сквозь плотную стену тумана в своей голове и добраться до спрятанных там сокровищ. Словно усталый путник, бредущий посреди пустыни и наткнувшийся на мираж, дарующий целительное успокоение и надежду, Александр наслаждался полученным кратким покоем.

Он стоял, боясь пошевелиться и спугнуть прекрасные видения. Но постепенно сознание начало проясняться, и в душу стали закрадываться незваные мысли. Может быть, ему не стоило так радоваться – ни к чему хорошему это не приведет, только разбередит старые раны.

Он ко всему привык, смирился, сдался. Так зачем же этот неуемный восторг. Ведь завтра утром, когда солнце вновь замрет на самом краешке горизонта, спрятанное густой серой дымкой, вернется злая тоска и поглотит его, размягченного несбыточными мечтами. Александр вздрогнул и отодвинулся от окна.

Он подошел к огню и помешал раскаленные угли, отчего пламя загорелось еще ярче.

«Может быть, сегодня мне вообще не стоит спать», – подумал он.

Отчего-то стало непередаваемо страшно. Вдруг, если он сейчас заснет, то никогда больше не сможет проснуться, даже для этой, никчемной жизни. Что тогда произойдет? Он исчезнет окончательно, легко и плавно скользнет в небытие, не оставив поле себя даже тени, без следа растворится в густой пелене тумана? Или то Великое Бесконечное Всесильное Нечто, единственное, которого он всегда так боялся в детстве и, казалось, навсегда позабыл в юности, справедливое и беспристрастное, сжалится, наконец, над ним и вернет его домой.

Хорошо. Только вот, где он, его дом. Куда можно отправиться, чтобы укрыться от своих страхов и тревог, согреться и утешиться. Этого Александр не знал, потому что никак не мог вспомнить.

«Я есть, но существую ли я на самом деле? Могу ли считать себя живым, или хотя бы живущим. Может быть, это только иллюзия, игра остатков моей измученной сомнениями разумной души, которая зависла где-то посередине пути и никак не может найти дорогу. Выпадет ли ей еще один шанс или это дорога в одну сторону»?

Все это время, находясь здесь, Александр сознательно старался не задумываться ни о смерти, ни о том, что же ожидает его, как и всякого другого человека, в самом конце пути. Это и раньше, в той, другой жизни, было священной тайной, задачей, решать которую он не торопился, ввиду слишком большого количества неизвестных.

Когда-то в юности, подражая своим кумирам, истинным ученым и исследователям, Александр решил никогда не полагаться на непроверенные данные, и при случае все испытывать на себе. Особенно в таком серьезном вопросе, как жизнь после смерти. Казалось, это будет еще одним приключением, пусть и заключительным на данном этапе. Но ожидают ли его следующие ступени; сколько поворотов еще осталось пройти и куда они ведут? Подобные размышления всегда натыкались на целые легионы новых вопросов. И все-таки тогда это слишком мало беспокоило Александра, чтобы по-настоящему начать волноваться. У него было время – он был молод, а потому, практически вечен, и другие, пусть мелкие, но зато более реальные заботы увлекали его в свой понятный и привычный мир.

Лишь иногда, одинокими зимними вечерами, когда Александр, побежденный очередным приступом меланхолии или же, наоборот, умиротворённый и расслабленный после долгой лесной прогулки, подолгу засиживался перед горящим камином, перед ним вновь и вновь вставали отложенные в самый дальний угол сознания вопросы о жизни, смерти, и о том, что определенно должно находиться между. Он пытался проникнуть глубже, добраться до малейшей точки опоры, чтобы зацепиться и продолжить в следующий раз уже с нового отрезка, но ничего не получалось. И Александр чувствуя себя лишь неизмеримо малой песчинкой, все больше робел перед этой могучей силой, способной одним лишь легким прикосновением разрубить тонкую нить, привязывающую человека к жизни.

Тогда это было утомительно и немного болезненно для собственного самосознания, но не доставляло ощутимых неудобств, кроме притупленного чувства неудовлетворенности и незаконченности. Теперь же – слишком мучительно, потому что в действительности он так ничего и не узнал, будучи не в силах самостоятельно добраться до ответов, в которых отчаянно нуждался.

Его взгляд рассеянно скользнул вдоль стен и остановился на картине, стоящей на каминной полке. Комната снова устроила ему сюрприз, сменив полотно в раме. Теперь там находилась страница из детского альбома для зарисовок, изображавшая высокие каменные башни прекрасного города – его города. Художник детально прорисовал каждый ярус, добившись потрясающего сходства с оригиналом, как будто сам побывал здесь.

Александр стоял и смотрел на картину, но видел не ее, а художника, точнее художницу – маленькую девочку с розовой ленточкой в волосах, перепачканными краской руками раскладывающую вдоль стола свои свежие рисунки; щеки раскраснелись, глаза сверкают от восторга.

Имя вырвалось само собой, так естественно, словно никогда и не забывалось.

Дина!

ГЛАВА 15

Совершенство не знает границ

Когда Дина вместе с дедушкой подошли к домику Александра, тот уже собирался уходить. Еще пара минут и они бы уже не застали его.

– Вы куда-то уходите? – с тревогой спросила Дина, от волнения позабыв про приветствие.

– И вам доброе утро, – улыбнулся Александр и слегка поклонился дедушке. – Вы чего-то хотели?

– Здравствуйте! А мы пришли предложить вам увлекательнейшую прогулку к пещерам. Но если вы заняты…

– Вот как. – Александр подумал о своих планах. – А почему бы и нет. Видите ли, я как раз туда собираюсь.

– Как здорово, правда, дедушка! – от радости и предвкушения Дина подпрыгнула на месте. – Так вы возьмете нас с собой? А за это я расскажу вам свой секрет – вчера я видела падающую звезду и загадала желание!

Дедушка и Александр засмеялись. Они знали, что пока Дина не расскажет подробно обо всем, что случилось вчера ночью, она не успокоится.

– Хорошо, пойдем вместе. Втроем веселее, – Александр захлопнул дверь и, взвалив на плечи свой походный рюкзак; повелительно взмахнул рукой, задавая направление и приглашая начать путь.

– Только, Дина, хочу напомнить тебе – никуда не уходи от нас и будь осторожнее, – Александр, хотя и не считал пещеры опасными, все же не хотел рисковать, ведь раньше он не водил туда девочку. – Сегодня ты впервые побываешь там. Местность для тебя незнакомая. Мне бы не хотелось, чтобы ты поранилась.

– Конечно, не такая уж я маленькая и глупая, теперь для этого есть Софи! – Дина приняла строгий вид и высоко задрала подбородок. – Не волнуйтесь. Тем более, я так давно мечтала об этом, так что, поверьте, буду вас слушаться беспрекословно. А что у вас в рюкзаке?

– Два фонарика, записная книжка, веревка…, – Александр задумался, – всякие мелочи, вроде спичек и карандашей, а еще бутерброды и бутылка с водой.

– А я про бутерброды я не подумала. Наверное, они пригодились бы, – Дина с сожалением вспомнила про два кусочка хлеба, взятые из дома и съеденные по дороге к дедушке.

– Не бойся, тут на всех хватит.

Путь до леса они преодолели довольно быстро, занятые интересной беседой. Сначала Дина рассказывала учителю о своей охоте за упавшей звездой, а затем они принялись обсуждать созвездия в целом. Больше всех об этом знал дедушка, поэтому остаток пути он рассказывал своим спутникам увлекательные истории и легенды о космических телах.

Теплое солнечное утро медленно перерастало в жаркий день, но под сенью леса было приятно и прохладно. Александр отлично знал дорогу, поэтому взял на себя роль проводника. Путники неторопливо двигались к намеченной цели, следуя за своим командиром, то пресекая небольшие рощицы, то углубляясь в густую чащу. Выйдя к реке, Александр остановился.

– Здесь мы можем срезать, но только если пойдем вдоль реки, подъем там плавный, двигаться будет легче. Я ходил так однажды и вышел напрямик к самой большой пещере, – задумчиво проговорил он. – Но есть вероятность замочить ноги. Или же нам придется подниматься на вон тот холм и заходить вглубь леса, – Александр указал рукой на высокую, почти полностью заросшую травой и мелкими кустами земляную гору. – Получится небольшой крюк. И тогда мы подойдем к пещерам с северной стороны.

– Давайте попробуем через реку, – сказал дедушка, с сомнением посмотрев на холм. – Уж очень высоко нужно подниматься. – Он глубоко вздохнул и вытер лоб носовым платком. Это путешествие оказалось неожиданно трудным для него. Хотя они шли всего лишь немногим более часа, дыхание уже сбилось, хотелось усесться где-нибудь в тенечке и отдохнуть. Не хотелось признаваться даже самому себе, но длительные прогулки по солнцепеку, да еще и в гору, были ему уже не под силу.

– Да, лучше река, чем лесная чаща, – Дина тоже порядком устала, бегая взад-вперед вдоль тропинок, и, к тому же, хотела поскорее оказаться около пещер. – В такую жару мы уж точно не простынем, даже если промочим ноги.

– Ну, хорошо. Пойдем низом, – осмотрев прогулочные туфли Дины и добротные тяжелые ботинки ее дедушки, Александр пришел к выводу, что им без потерь удастся преодолеть береговую линию. Повыше засучив свои брюки, чтобы не намочить отвороты, он пошел первым.

Вначале путь казался легким. Берег оставался сухим до тех пор, пока путники не вышли к большим валунам. Здесь лес теснее подходил к воде, и плотная зелень высоких деревьев закрывала землю от солнца. Местность становилась сырой. То и дело под ноги попадались скользкие камни разных форм и размеров. Дорога плавно, но неумолимо уходила вверх, быстро идти не получалось. Пару раз Дина поскользнулась и чуть не упала.

– Осталось совсем немного, – бодро сказал Александр и указал рукой на приближающийся просвет.

Пройдя еще немного вперед, они оказались на широком плоском выступе, практически лишенном растительности. Река тут делала петлю и резко уходила в сторону.

– Если пройти подальше, будет обрыв. Теперь нам нужно подняться немного повыше. Потом, если останутся силы, я покажу вам группу карликовых водопадов, которые образует река, при падении воды с тех дальних уступов. Сверху их отлично видно, – Александр повернулся к дедушке. – Там можно будет немного передохнуть.

Дедушка благодарно улыбнулся в ответ.

– Это было бы неплохо.

– Ну что, пошли? – Дина нетерпеливо пританцовывала у берега, одновременно осматриваясь вокруг. Для нее все здесь было ново и интересно.

Неожиданно внимание девочки привлекло быстрое движение в воде совсем недалеко от них – видимо, мелкая рыбешка, решив глотнуть немного воздуха, выпрыгнула на поверхность и, свернув радужно переливающейся на солнце чешуей, юркнула обратно на глубину.

– Смотрите, что это? – она резко дернулась и, не удержавшись на скользком камне начала заваливаться в воду.

Александр вовремя подоспел и, схватив ее за руку, дернул на себя. К сожалению, он не успел сориентироваться и, стараясь удержать равновесие, сам оказался в воде. Нижняя часть брюк промокла насквозь, ботинки увязли в иле. Зато никто не упал, и девочка осталась абсолютно сухой.

– Ох! – Дина уставилась на учителя, от неожиданности и волнения, на краткий миг, потеряв дар речи. – Как стыдно и неловко.

Она суетливо подпрыгивала вокруг Александра, тяжело опиравшегося на руку дедушки, помогавшего ему скорее выбраться из воды, не представляя пока, как исправить это досадное происшествие.

– Простите пожалуйста! Я не удержалась – там было так скользко. Вы сильно промокли?

– Ничего страшного. Скоро все высохнет, – выбравшись, наконец, на берег, спокойно произнес Александр. – Я же говорил тебе, чтобы ты была осторожна. Еще немного и мы стали бы похожи двух на мокрых крыс, – он тепло улыбнулся, приободряя ее.

Дина с облегчением засмеялась в ответ и повернулась к дедушке. Тот уже помог Александру скинуть рюкзак и теперь надевал его себе на плечи, решив дать товарищу передышку.

– Что же делать, раз ты такая егоза, – обманчиво сердитым тоном проворчал дедушка, закрепляя рюкзак на груди. – Сама будешь виновата, если учитель больше не захочет никуда тебя брать.

– О! – Дина расстроенно засопела, понимая, что дедушка прав и не замечая смешинок в его глазах.

– Ладно, не пугайте ее, она и так совсем растерялась, – усаживаясь прямо на камни, сказал Александр дедушке. – Дина, дедушка шутит над тобой. Посмотри, он же улыбается.

Дина осторожно взглянула сначала на дедушку, потом на учителя и, увидев, что они определённо не сердятся, успокоилась. Настроение сразу улучшилось.

«Все в порядке. Ничего плохого не произошло. Но впредь, нужно быть более осмотрительной, – строго сказала она самой себе. – Подумаешь, рыбка выпрыгнула из воды, вот если бы это была русалка, тогда еще можно понять…».

Александру нужно было снять ботинки и вылить из них воду. Закончив эту процедуру, учитель снова попытался надеть обувь. Мокрая кожа неприятно холодила и стягивала ноги, но делать было нечего.

– Как только поднимемся наверх, вам нужно будет опять снять обувь вместе с носками и хорошенько просушить, – сказал дедушка. – Нельзя оставлять это без внимания. Так недолго и простудится, несмотря на жару. Думаю, на таком солнышке все быстро высохнет.

– Да, вы правы. В пещерах заметно холоднее, чем снаружи, поэтому если пойти туда с мокрыми ногами, очень легко подхватить простуду, – Александр с грустью посмотрел на свою обувь. – Надеюсь, их удастся спасти – это мои любимые ботинки.

Дина снова виновато взглянула на учителя, пытаясь понять, хмурится он или нет. Но Александр выглядел спокойным и безмятежным.

– Наверху перед входом есть отличная полянка, расположенная на солнечном месте, там и остановимся на привал, заодно и просушимся. Все равно мы собирались немного отдохнуть перед визитом в пещеры.

И они медленно начали подъем на холм. Река осталась позади. Перед ними уже маячили огромные серые валуны, скрывавшие вход в широкую темную пещеру – самую крупную и глубокую из найденных Александром.

Теперь шли молча, словно боясь спугнуть очарование этих мест.

Каждый думал о своем: дедушка, хотя и чувствовал себя немного усталым, не переставал восхищаться красотой и богатством родной природы, шел довольно легко и весело, предвкушая скорый отдых и спасительную прохладу пещеры; Александр сосредоточенно шагал вперед, стараясь не обращать внимания на хлюпанье и тяжесть в ногах, ему так хотелось показать Дине пещеры – его гордость, поэтому он считал невозможным для себя отвлекаться или жаловаться; Дина же предчувствовала новое, весьма необычное приключение, а еще очень волновалась, исполнится ли сегодня ее желание или нет. Она по старой привычке неосознанно подпрыгивала при ходьбе и нетерпеливо вертела головой во все стороны, словно стараясь охватить разом всю открывающуюся перед ней картину.

Вокруг стояла тишина, но не мертвая и пустая, а живая, плотно заполненная отголосками этого совершенного в своем величии мира: беспокойным гулом вечно спешащей к морю реки, заливистыми трелями птиц, долетавшими сюда из леса, и легким шумом ветра в высокой траве. А сейчас к ней добавился еще один звук – мерный стук шагов трех человек, решивших прервать спокойное уединение природы, чтобы, хотя бы на краткий миг, стать ее частью и познакомится с бережно охраняемыми ею тайнами.

ГЛАВА 16

После птиц сложно отыскать тропу из хлебных крошек

Когда Дина спустилась вниз, старинные часы с кукушкой пробили ровно девять раз. Дмитрий уже ушел на работу. В последнее время из-за предстоящего переезда у него прибавилось забот. Он уходил из дома очень рано, а возвращался позднее обыкновенного. Нужно было уладить множество формальностей, подготовить целую кипу бумаг, а главное – разобраться с жильем.

Вчера они с Софией как раз были у семейного поверенного, где выяснились новые неожиданные обстоятельства. Теперь им предстояло заново все обдумать и прийти к тому единственно верному решению, которое устроило бы все заинтересованные стороны.

Но Дина пока не о чем не догадывалась. Она, так же как всегда делала в детстве, сразу прошла через широкий прохладный холл в кухню и, увидев Софию, приветливо улыбнулась ей. Племянница сидела за круглым обеденным столом – безмолвным свидетелем множества семейных обедов и ужинов – накрытым теперь красивой, расшитой золотыми райскими птицами скатертью цвета слоновой кости, и заканчивала свой завтрак. На плите еще дымился медный кофейник, приготовленный специально для Дины.

– Доброе утро! Как спалось? – Дина прошла к застекленному настенному шкафчику и достала свою любимую желтую фарфоровую чашку, чтобы налить себе немного кофе, – Ты и Дмитрий вчера довольно поздно вернулись. Я не стала тревожить вас до утра, но сейчас хотела бы узнать, как прошла встреча. Все вопросы удалось уладить?

Некоторое время София молчала, внимательно наблюдая, как тонкая струйка горячего бурого напитка заполняет чашку. Потом, словно очнувшись, перевела взгляд на Дину и вздохнула.

– По-моему, все запуталось еще больше, – голос Софии выдавал крайнюю степень усталости.

– Что случилось?

– Мы выяснили, что по условиям главного завещания прадедушки, ведь это все-таки был его дом, семья не имеет право продавать унаследованное имущество, только передавать родственникам дальше, – София вздохнула. – Если родственников не останется, дом отойдет городу.

Дина ошеломленно смотрела на племянницу. От удивления она даже выронила кусочек хлеба, который было взяла в руки, и собиралась намазать маслом.

– Я не знала об этом. Меня вообще всегда мало волновали вопросы наследства, но все же… Интересно, почему он так поступил?

– Ты же помнишь, они с прабабушкой практически заново отстроили особняк после страшного пожара. Мама рассказывала мне об этом в детстве. Поэтому дом был им особенно дорог, в него вложено слишком много сил. И потом, здесь же родилось четыре поколения – это наше родовое гнездо, – София говорила с воодушевлением, тема явно была ей по сердцу.

Дина уже поняла, что София, так же как раньше ее мама привязана к дому прочными нитями. По правде сказать, она всегда думала, что даже при отсутствии специальных указаний в завещании, племянница никогда не решится продать его и уехать. Но ближайшие месяцы изменили ее мнение. И вот сейчас она снова наблюдала эту странную борьбу Софии с неведомым противником. Почему-то Дине казалось, что запрет на продажу хотя и огорчил племянницу, но также дал ей зацепку, неопровержимый повод остаться. Теперь все зависело от того, сможет ли она побороть свои непонятные страхи или же будет искать третье решение.

Но ведь еще оставался Дмитрий, который уже дал согласие на работу в другом городе и практически начал процесс переезда. Что ему теперь делать? Ведь даже если просто оставить дом и попытаться уехать, у них банально не хватит средств на покупку нового жилья.

– Что вы предполагаете делать? – осторожно спросила Дина. – Что говорит Дмитрий?

– Мы стоим на распутье. У нас уже нет твердой уверенности, что правильно, а что нет, – София принялась ожесточенно намазывать маслом новый кусочек хлеба. – С одной стороны, я точно знаю, что Дмитрий сначала не хотел уезжать и начал все только ради меня. Но постепенно втянулся, проникся новыми перспективами. Ты же понимаешь, его ждет интересная работа, о которой он давно мечтал. Как же я могу просить все остановить? – со вчерашнего вечера София непрерывно думала об этом, сильно переживая за мужа. – А без продажи дома нам просто не на что будет переезжать. С другой – этот запрет, словно знак свыше, – теперь она неосознанно приоткрыла перед Диной то, что тревожило ее больше всего. – В последнее время мне пришлось нелегко, я постоянно чувствую себя усталой, взвинченной, даже больной. И обвиняю в этом окружающую обстановку. Но может, дело вовсе не в доме, а во мне, – женщина нервным жестом схватилась за шею и поправила тонкий шелковый платочек, затейливо обернутый вокруг нее.

– Я вижу, ты не расстаешься с маминым платком, – Дина решила немного отвлечь Софию и перевести разговор на другую тему, одобрительно отметив, как красиво он смотрится на лебединой шее племянницы. – Она тоже обожала его. Сколько лет прошло, а он как новый, только красивее становится!

– Да, с тех пор, как ты нашла его и отдала мне, никак не могу с ним расстаться. Платки и шарфики всегда были моей страстью. Но этот – настоящее произведение искусства. Никогда еще не встречала ткани нежнее и легче, словно паутинка. А роспись сделана с таким изяществом и мастерством! Даже снимать не хочется, – София улыбнулась своей кроткой, удивительно приятной улыбкой. – А еще он волшебно пахнет, еле слышно, но, тем не менее, вполне отделимо от других примесей. Наверное, это какие-то старинные духи. У меня от этого запаха даже настроение улучшается. А самое приятное – за все то время, пока я ношу платок, он так и не выветрился. Жаль только я не знаю названия духов, тогда бы можно было бы их поискать. А тебе запах не знаком?

Дина потянулась было через стол, чтобы принюхаться, но неловким движением опрокинула сахарницу, белые кристаллики щедрой горстью высыпались ей на руку и на стол. Неожиданно побледнев, она резко отпрянула и принялась сосредоточенно стряхивать с пальцев сладкую пыльцу. Лицо ее сделалось хмурым, лоб прорезала глубокая складка.

– Нет, не знаком, – слабым голосом сказала она. – Но я почти ничего и не почувствовала. По правде сказать, не слышала, чтобы запахи держались на вещах так долго. Может, это сама ткань так пахнет?

– Возможно, – София стала автоматически помогать Дине убрать сахар обратно в вазочку. – А откуда взялся этот платок?

– Его привез дедушкин брат из Китая в подарок на свадьбу. Говорил, что только там умеют правильно делать подобные вещицы, – Дина посмотрела в окно, словно хотела кого-то там увидеть. – Я мало его помню. Он был заядлым путешественником, объездил, наверное, полмира. Папа всегда говорил, что у нас с ним одинаковый ген – ген лягушки-путешественницы, он постоянно зудит и требует двигаться дальше.

Дина упомянула про путешествия, и София опять нахмурилась.

– А что бы ты нам посоветовала, Дина? – серьезно спросила она.

– Нужно все как следует взвесить. А главное – решить, сумеете ли вы добыть средства на переезд без продажи дома или нет? Да и потом, есть еще Майя, и твоя сестра. Кстати, где девочка. Я не видела ее со вчерашнего утра.

– Она захотела осмотреть дом прадедушки. Помнишь, мы уже несколько дней собирались ей его показать, но все никак не получалось. Вот Майя и пошла одна. Она решила заночевать там, чтобы не торопясь все обследовать, а заодно сменить обстановку, – при мысли о племяннице к Софии опять возвратилось хорошее расположение духа. Ей нравилась Майя своей непосредственностью, живостью ума и искренностью; она была очень похожа на сестру, а ее молодость освежала этот дом и сердце Софии подобно свежему ветерку. – Майя видно тоже унаследовала особый ген от своих родителей, но не путешествия, а исследования – пока все не перероет, не успокоится. Я приготовила ей с собой немного еды и спальные принадлежности. Дом чистый, в нем вполне можно жить со всеми удобствами, так что, думаю, до вечера мы девочку не увидим, а может быть и до завтрашнего утра. Мне бы не хотелось ее тревожить, да и в нашей проблеме она ничем не сможет помочь. Хотя, конечно же, имеет полное право быть в курсе происходящего. Кстати, а ты не собираешься в мастерскую? Уже несколько дней сидишь дома, как сова. Ты давненько не писала или я ошибаюсь? Да и сегодня выглядишь так, словно сидишь не в своей тарелке.

– Нет, не писала. Ты права. В последние дни мне что-то нездоровилось, – Дина заметила озабоченный взгляд Софии и поспешила добавить, – из-за жары, наверное. И поэтому я не ходила в мастерскую. Сегодня нужно будет зайти. Заодно проведаю Майю. Вот только разберусь с несколькими неотложными делами, – и Дина неожиданно смолкла. Мысли ее унеслись далеко-далеко отсюда, глаза подернулись печальной дымкой.

Дина твердо решила совершить задуманное. Правда, пока ей все ещё было страшно. Она боялась не того, что может увидеть, хотя и это пугало ее до дрожи, она боялась того, что может вспомнить.

Прошло столько лет, но на месте событий того страшного дня по-прежнему зияет огромная, словно проход в глубокую черную пещеру, дыра. И никто, даже дедушка в свое время, не в силах помочь ей заполнить пустоту. Лишь один человек был бы способен на это, но он, скорее всего уже никогда не сможет ничего сделать. И сама мысль о нем причиняла ужасную боль, от которой хотелось снова сбежать.

Ведь все эти годы храбрая, отчаянная Дина всего лишь убегала. И сказать по-другому, значит обмануть себя. Просто вначале ей задали верное направление, помогли оттолкнуться от берега, а после она и сама гребла изо всех сил прочь ото всего, что могло бы лишний раз напомнить про один жаркий день в середине лета, так резко разбивший ее жизнь на две половины. И пускай обе они оказались замечательно насыщенными и каждая по-своему бесценна, пропасть, так беспощадно разделившая их, обнажила слишком остро очерченные края, для того чтобы между ними можно было бы протянуть какой-либо мостик.

Дине повезло, ей нечасто приходилось оглядываться назад. Но все же, в конце жизни задача по объединению своих берегов встала перед ней неотвратимым и неисчезающим испытанием.

Дина вспомнила, как дедушка обещал ей, что когда-нибудь все обязательно прояснится. Она и сама понимала, что рано или поздно ей придется столкнуться со своими страхами еще раз, чтобы либо победить, либо сдаться. А сдаваться Дина никогда не любила.

А еще дедушка любил говорить, что люди похожи на яблоки – частенько те, у которых подпорченная шкурка оказываются самыми сочными и сладкими, а гладкие и ровные снаружи – могут скрывать лишь сухую безвкусную сердцевину. Так вот, она – Дина – редкий пример идеального сочетания, за которым необходимо следить с особой тщательностью, никогда не допуская червячков сомнения и отчаяния в свое ядро.

В течение многих лет каждый вечер маленькая Дина спрашивала себя, не появился ли такой вредитель у нее внутри, и старательно вымывала при помощи полного стакана воды с маленьким кусочком лимона все нехорошее и неправильное, что могло накопиться в сердце за день. Смешно! Но она так верила в это!

– Ох, дедушка, как же мне тебя не хватает! – воспоминания о дедушке всегда придавали Дине сил. Она взбодрилась и вдруг четко поняла, что нужно делать.

После завтрака, пожелав Софии хорошего дня и сообщив, что ее не будет дома до вечера, Дина тщательно оделась, немного даже принарядилась, потом вышла из дома и поспешила к остановке общественного транспорта. Там она некоторое время прождала нужный автобус, и спустя каких-нибудь двадцать минут уже выезжала за пределы городка навстречу со своим Голиафом.

«Все будет хорошо, я справлюсь, – говорила она себе. – А потом, после столь трудного дела, в качестве утешительного приза можно будет позволить себе навестить Майю. Давно уже пора показать ей мои работы. Да и просто вместе приятно скоротать вечер, перед тем, как снова решать важные проблемы, – потом ее мысли переметнулись к племяннице. – Бедная София, что же тебя так мучает? Почему ты не хочешь поделиться со мной».

Дина несколько раз пыталась поговорить с племянницей о причинах, побудивших ее решиться на переезд, но ничего определённого так и не выяснила. София, казалось, и сама толком не может в себе разобраться. Ясно одно, ее нервы напряжены до предела и долго она так не выдержит. Дина надеялась, что какое-нибудь происшествие извне подтолкнет племянницу в нужном направлении и поможет ослабить тугой узел у нее внутри. Потому что, если они оставят идею с переездом и останутся здесь, София просто не вынесет внутреннего накала, а чем это может закончиться, Дина даже не представляла.

«Может Майя могла бы помочь. За эти дни они с Софией очень сблизились, даже подружились. Когда Майя занимает ее своими расспросами обо все на свете, София успокаивается, становится похожей на себя прежнюю. Нужно будет поговорить об этом с девочкой. Уверена, она захочет помочь», – и Дина, довольная найденным решением хотя бы по одному вопросу, снова погрузилась в разгадку другого, не менее сложного и запутанного.

ГЛАВА 17

Мы изучаем мир, а он изучает нас

Майя сидела на краешке кровати и нервно теребила одеяло. Ей не давала покоя одна мысль – как и почему неприметная книжка со сказками могла попасть из дома Софии в эту странную комнату.

В последний раз девушка видела книгу в спальне Дины. Тогда ее внимание привлекла китайская резная шкатулка из слоновой кости, стоящая на столике возле окна. Неловко потянувшись за ней, Майя локтем столкнула на пол часть находящихся рядом вещей. Среди них была небольшая книжка, которая при падении раскрылась на середине. Майя нагнулась, чтобы подобрать рассыпавшиеся вокруг кисточки и карандаши. Закончив, она повернулась за книгой и с детским любопытством стала ее рассматривать. На открывшейся странице красовалась яркая картинка – рыцарь стоит возле своего крылатого коня и глядит вдаль на прекрасный средневековый замок. Рисунок отличался не только мастерством и особенной витражной техникой исполнения, так непохожей на привычные детские иллюстрации, но и необычным чувством узнавания, как будто она уже видела его где-то. Майя наскоро пролистала книгу. В ней было множество картинок. Они сливались в одну большую историю, практически не требуя пояснения текстом.

«Как красиво, – подумала девушка. – Наверное, это рисунки Дины. Может быть, и у меня когда-то давно была такая же книга? Надо спросить у мамы».

Одна из картинок особенно привлекла внимание девушки. Майя долго всматривалась в нее, не веря своим глазам. На бумаге был изображен рыцарь, протягивающий руку к огромной драконьей морде: зверь и человек рассматривают друг друга, уже не враги, но еще и не товарищи. Представленные крупным планом, фигуры героев были великолепно выписаны. Майя четко видела каждую деталь, отзолотисто-алой рифленой чешуи дракона, до мягких пушистых перьев на шлеме рыцаря, каждый блик, каждая тень на своем месте. Но Майю поразило не это. Она видела лишь грустные, удивительно добрые глаза человека. Майя сразу узнала его. Именно это лицо она так часто видела во сне, когда была совсем маленькой девочкой. Самих снов маленькая Майя никогда не помнила, но теплое ощущение доверия и товарищества навсегда осталось с ней.

«Да, у мамы определённо должна была быть такая книга, и она, конечно, читала мне ее в детстве, – расслабившись, подумала Майя. – Наверное, поэтому я так хорошо запомнила это лицо. Здесь есть все – и благородство, и доброта, и сострадание. Рисунок чудесный, он не может не запасть в душу ребенку».

Казалось бы, все встало на свои места. Но Майя упорно продолжала рассматривать книгу, словно искала на ее страницах что-то еще, пока надежно спрятанное от глаз неведомым фокусником. Ей казалось, что здесь есть какое-то мелкое несоответствие, дисгармония, которая, никак не позволяла ей просто отложить книгу и двинуться дальше.

Неожиданно в памяти всплыл недавний вечерний разговор с матерью. Майя ясно видела их кухоньку, освещенную лишь золотистыми всполохами закатного неба: деревянный стол с двумя чашками и маленьким заварочным чайничком, ноздрястый ароматный кекс с изюмом, красиво разложенный на расписном фарфоровом блюде, матовую белизну раскрытого письма и улыбающуюся женщину, сидящую напротив. Мама тогда вспоминала свои шалости и проказы, а также страхи, желания, надежды и печали, отдавая дань самой беспечной и прекрасной поре человека – детству. А еще она упоминала книгу, случайно обнаруженную на чердаке.

«Не может быть! – радостно воскликнула Майя. – А вдруг это и есть та самая книжка, из которой мама вырвала страницу. По ее описанию очень похоже. Тогда все сходится – должно быть, именно этого рыцаря я так любила в детстве. Надо проверить».

Пролистав книгу до конца, Майя, наконец, нашла то место, откуда был вырван листок. Это открытие несказанно ее обрадовало, значит, она не ошиблась. Теперь все окончательно прояснилось, а девушка очень любила определенность, успокоительную, упорядочивающую ее и так иногда слишком беспокойную жизнь.

Майя хотела еще немного подержать книгу у себя, детальнее рассмотреть рисунки, узнать кто автор, но вдруг услышала голос тети Софии, которая громко звала племянницу. Убрав все на место, она побежала вниз. А через несколько часов, увлеченная новыми историями Дины, девушка, непривычная к такому потоку информации, совершенно позабыла и про шкатулку, и про книгу.

Майя жила у тети уже почти две недели. Время бежало невероятно быстро. Нужно было все осмотреть, везде побывать, сходить к нотариусу и уладить проблемы с наследством.

София рассказала Майе о переходе мужа на другую работу и девушка, уже наученная опытом собственных родителей, даже не подумала оспаривать переезд. Дина пока не хотела оставаться одной и подумывала уехать вместе с племянницей. Так что Майе, как бы ей не мечталось теперь сохранить дом, пришлось согласиться на продажу.

– Это так грустно, узнать, наконец, свои корни, и тут же навсегда избавится от них, – говорила она Дине, сидя вечером у нее в комнате. – Разве тебе не жалко будет снова расставаться со своей комнатой? Она такая необыкновенная, даже не верится, что все это ты сделала сама.

– Конечно, жалко, – Дина ласково посмотрела на Майю, оторвавшись на миг от своего вязания. – Но, видишь ли, моя дорогая девочка, все в мире постоянно движется и меняется. Думаю, твои родители ежедневно показывают тебе это собственным примером, – она тихо засмеялась. – Кто бы мог подумать, что такая непоседа как я будет сидеть и степенно вязать обыкновенные носки. Но знаешь, мне действительно это нравится, оказывается, возиться со спицами очень увлекательно.

– Ничего себе – обыкновенные! По моему мнению, любую вещь, за которую бы ты ни взялась, никто и никогда уже не назовет обычной. Достаточно взглянуть на цвет твоих ниток!

И действительно, казалось, будто все цвета радуги искусно переплелись в чудесном узоре, плавно вытекающим из-под умелых рук Дины. Майя точно знала, что нигде больше не встретит такого редкостного умения смешивать и дружить между собой оттенки. Ей, по природе непоседливой и нетерпеливой, к собственному удивлению доставляло удовольствие просто сидеть и наблюдать за работой бабушки.

– Мне нравится экспериментировать. А что, я, пожалуй, и перчатки в комплект к носкам свяжу. Нужно только разобраться с обвязкой пальцев, – Дина задумчиво нахмурилась, словно уже изучала невидимый фронт работы. – Я ведь пока еще не специалист в таких вещах.

– Не сомневаюсь, скоро ты им станешь, – улыбнулась Майя.

– Обязательно. А по поводу переезда тебе не стоит так переживать. Свои корни лучше всего носить с собой – вот здесь, – Дина показала на сердце. – Тогда они никуда не смогут исчезнуть. Я в этом уверенна, потому что сама столько лет прожив вдали отсюда, никогда не переставала хранить в душе частичку тепла, которую в далеком детстве подарил мне наш дом. Вещи всегда можно перевезти, воспоминая – оживить, была бы потребность. А бедняжке Софии сейчас намного тяжелее, чем нам с тобой, ведь она прожила здесь всю жизнь. Однако если они с Дмитрием решились на такие перемены, давай не будем им мешать, – старушка ласково пожала Майе руку. – Ты все равно никогда бы не осталась в этом городе, а я уже на полпути в иной мир.

– Не нужно так говорить, бабушка, – Майя никогда не любила разговоров о смерти, ей становилось грустно и тяжело.

– Ладно, ладно, молчу.

Обе немного помолчали. Потом Дина, решив перевести разговор на более приятную тему, спросила:

– Кстати, как тебе мамина комната, правда, она чудесная?

– Да, мне она очень нравится. София рассказывала, что раньше они жили там вдвоем, но, когда мама подросла, тетя поселилась в соседней комнате.

– В доме всегда хватало места. Я, например, никогда не хотела жить вместе со своей сестрой. Кстати, твоя нынешняя комната тогда принадлежала именно ей. Какая преемственность по материнской линии. Просто удивительно, а главное – это совершеннейший экспромт. Любопытно, правда?

Моя старшая сестра всегда была довольно шумной и очень веселой девушкой, хотя, мне кажется, с возрастом она все-таки стала более степенной, даже серьезной. Но я могу и ошибаться. Когда мы виделись в последний раз, она была слишком занята переездом отсюда, чтобы устраивать мне каверзы, не то, что в юности, – Дина ухмыльнулась. – Я предпочитала тишину и одиночество. Она же любила общество и никогда не упускала случая подшутить надо мной, полагая, что я как самая младшая, постоянно перетягиваю всеобщее внимание на себя. Как же это изводило меня тогда, – Дина засмеялась, очевидно, вспомнив что-то очень забавное. – Представляешь, она постоянно прятала мои карандаши и краски, даже будучи уже невестой не оставила этой привычки. Я сердилась на нее, убегала к дедушке, и сидела там до вечера. Но, знаешь, на самом деле, мы чудесно ладили, а когда я подросла, стали настоящими подружками. Я даже нянчила Софию, когда она только родилась. Просто, когда тебе пять лет, никто не хочет с тобой считаться.

– К сожалению, я не очень хорошо знаю бабушку. Они с дедушкой и раньше не часто навещали нас, потому что мы и сами иногда не знали, где окажемся в следующем месяце. А сейчас им стало еще труднее выбираться. Да и мы, несмотря на любовь к путешествиям, редкие гости в тех краях. Здесь я вообще в первый раз, – Майя грустно вздохнула. Родители обожали ее. Она никогда не испытывала недостатка в их любви и внимании, но ей всегда хотелось узнать поближе тех замечательных людей, которые присылали яркие подарки на праздники, иногда звонили, а еще реже приезжали; которые жили за много сотен километров от нее, но тем не менее являлись ее неотделимой частью – ее семьей.

И вот теперь у Майи появился шанс лучше узнать этих людей, пусть уже не всех, но все же. А еще девушке очень хотелось, чтобы мама с папой, да и бабушка с дедушкой, тоже приехали сюда и окунулись в эту теплую дружественную атмосферу семейного уюта. Она знала, что мама в последний раз виделась с Диной много лет назад, и ей казалось, что им непременно нужно встретиться снова, причем именно здесь. Майя мечтала собрать всех в старом доме, пусть ненадолго, просто чтобы попрощаться с ним.

Каждый вечер она звонила родителям, рассказывала о том, как прошел день. В доме не было телефона и для этого нужно было идти к единственному в городе большому хозяйственному магазину. Он располагался недалеко, через парк, и вскоре такие прогулки стали для нее приятным дополнением к предстоящему разговору. Каждый раз, шагая по тихим аккуратным улочкам, Майя не переставала восхищаться увиденным. Ей нравилось здесь все: доброжелательные люди, прозрачный воздух, напитанный легкими травянистыми ароматами, степенные каменные особняки, гордо стоящие вдоль дороги и это непередаваемое ощущение спокойствия, которого так не хватает большим городам. Конечно, она понимала, что скоро придется уехать, но дала себе слово, что обязательно будет иногда возвращаться сюда, пусть и в качестве гостя.

Мама с радостью узнавала подробности о жизни сестры и тети. Несколько раз она, забыв о времени, даже пускалась в новые пространные воспоминания о детстве, о Дине.

А иногда и София тоже приходила с Майей, чтобы поговорить с сестрой. И пока женщины общались, девушка, предоставленная сама себе, осматривала вечерний город – небольшие открытые кафе заполнялись посетителями, на столиках зажигались разноцветные хрустальные светильники, где-то пела гитара, которой с отчаянной радостью подвывали дворовые собаки, а ночные фиалки, высаженные полукружьями вокруг основных клумб, наполняли воздух своим сладким ароматом.

«Наверное, это можно называть счастьем», – думала Майя.

ГЛАВА 18

Лодка памяти не боится бурь

Милая маленькая Дина! Это имя, так давно захороненное в самой глубине души всколыхнуло целый ворох воспоминаний.

Как давно все это было! Или совсем недавно?

После перенесенного только что потрясения мозг Александра еще не вполне отправился, и ему было трудно мыслить ясно.

Но главное – у него получилось вновь почувствовать себя живым, установить некую связь с собой прежним. А это уже не мало.

В нем снова затеплилась надежда на чудо. И пусть за окном непроглядная ночь, пусть завтра все останется по-прежнему, может быть, что-нибудь изменится послезавтра.

Еще одна неразрешимая задача – новый гость. Сейчас его появление казалось лишь жестокой шуткой, насмешкой неведомого кукловода. Но если все правда, где же он прячется? Существует ли способ выяснить это.

Александр прошел к столу и взял в руки записку с сообщением о новом посетителе города. Ничего нового к ней не прибавилось. Однако, теперь она не производила того ошеломляющего эффекта. Александр слишком устал, он недоверчиво смотрел на плотный лист, испещрённый каллиграфическим почерком, словно ожидая, что буквы вот-вот исчезнут. Но они как прежде отчетливо выделялись на белом фоне, провоцируя, искушая поверить.

«Ладно, завтра разберемся», – подумал Александр и отложил бумагу в сторону.

Затем он, согласно уже установившейся привычке, нагнулся к камину и, пошевелив кочергой сверкающие янтарные угли, подбросил еще пару поленьев. В лицо пыхнуло пряным древесным жаром. Александр ненадолго замер, с наслаждением впитывая тепло, потом медленно выпрямился, словно не хотел отдаляться от живительного источника.

Все еще хмурясь, он уселся, наконец, в любимое кресло и вытянул ноги как можно ближе к огню. Получив новую порцию топлива, пламя разгорелось сильнее. На стенах заплясали фантастические тени, отбрасываемые вибрирующими рыжими языками. Александр же постепенно погружался в призрачный мир полудремы. Темнота, причудливо пронзаемая золотыми всполохами, осторожно обступила светящийся островок кресла со всех сторон и дружелюбно сомкнулась вокруг.

Александр стал засыпать по-настоящему. Но мысли как обычно не на секунду не оставляли его голову.

Однако сегодня он не думал о своей работе, не составлял план нового очерка и не решал, переводом какой книги займется завтра – сегодня он вспоминал. Это раздражало, как и все желанное, но неосуществимое.

«Что-то в последние несколько дней я только и делаю, что оглядываюсь назад», – с неудовольствием пробурчал Александр уже сквозь сон.

Но он ничего не мог с собой поделать. Обрывки туманных картин прошлого все быстрее кружились в его мозгу, с каждым вдохом становясь все реальнее и четче.

Ему не хотелось опять запирать себя в ловушку безрадостных мыслей о несбыточном, но сердце упорно возвращалось назад.

И вот он уже стучится в маленький белый домик с желтыми занавесками и, о чудо, дверь раскрывается. На пороге возникает приземистая фигура пожилого человека, который радостно улыбается посетителю и приглашает, наконец-то, зайти внутрь.

Неожиданно Александр понял, что гостил в этом чудесном доме множество раз, тогда, в прошлой жизни: сидел в маленькой чистенькой кухне за чашкой крепкого чая и разговаривал обо всем на свете с любезным гостеприимным хозяином. Но чаще они оказывались не одни, к ним любила присоединяться маленькая девочка с темными взъерошенными волосами – его внучка. В ее маленьких ручках непременно был зажат альбом для рисования. Она садилась за стол и раскрывала его на последней странице, показывая свои новые рисунки, старательно поясняя, почему заяц едет в карете, а на черепахе надет цилиндр и бабочка или наоборот, что было не очень-то важно в данную минуту.

«Хм», – Александр, что-то пробурчал во сне, заворочался и глубже зарылся в кресле.

Рисунки Дины всегда отличались необычными сюжетами и странной, немного чудной манерой исполнения. Александру нравилось рассматривать их. Он считал, что у девочки огромный талант. Очень часто, сидя вдвоем с ее дедушкой за чашкой свежезаваренного горячего чая, они обсуждали, как лучше развить его и куда направить учиться эту фантазерку. Александр даже разговаривал с родителями девочки, предлагая свою помощь в выборе правильной школы. Со временем взрослые пришли к выводу, что Дину необходимо отправить на большую землю. Сама она тоже воспринимала эту идею с огромным энтузиазмом. Оставалось подождать всего несколько лет. Дина подрастет и сможет уехать отсюда очень далеко, через море, чтобы исполнить свою заветную мечту – стать настоящим художником.

Александру было грустно думать об этом, но его поддерживала мысль, что она обязательно когда-нибудь вернется – взрослая, самодостаточная, как прежде талантливая и возможно нашедшая, в чем-то благодаря ему, верный путь в жизни.

А пока, в своем чудесном сне он вновь оказался рядом с маленькой Диной и ее дедушкой. На этот раз они расположились в небольшой, но уютной гостиной того же милого домика. Дина показывала наброски к новой сказке дедушки о волшебном городе. Да, он сразу узнал эти иллюстрации – теперь они частенько появляются в рамке над его камином. А тогда ему было просто любопытно наблюдать за тем, как Дина мастерски создавала на белых листах бумаги цельный прекрасный мир.

– Это замечательно, – воскликнул Александр, увидев рисунок с центральной городской башней. – Если бы мне посчастливилось побывать в этом месте, я бы поселился именно там.

– Но вы же боитесь высоты, – ответила Дина.

– Ах, Дина, это же сказка, – вздохнув, отозвался Александр. – В сказке можно ничего не бояться. Таковы волшебные правила. Разве ты не знала? Если уж ты попал в сказку, то я уверен, что такие мелочи, как боязнь высоты или, например, диких животных, не должна отвлекать тебя от главного.

– Вот именно, – подхватил дедушка. – Для того люди их и придумывают, чтобы хоть где-нибудь найти для себя безопасное место, наполненное тем не менее всевозможными запретными приключениями.

– На самом деле, – подумав немного, продолжил Александр, – в реальной жизни я бы, наверное, не смог забраться на самый верх той башни. Как ни стыдно в этом признаваться. И дракона твоего точно бы испугался. Уж очень он большой…, – неожиданно в нем проснулся учитель, и он назидательно продолжил. – К сожалению, большинство наших мечтаний на деле не принесло бы нам и сотой доли той радости, которую они обещают. Грустно, но факт. Всегда нужно быть готовым к мелким, но оттого не менее неприятным неожиданностям, возникающим на пути к заветной цели и охлаждающим даже самый ярый пыл. Вот поэтому, мы, в большинстве своем, так и живем лишь мечтами, понимая, что их исполнение принесет больше проблем, чем удовольствия.

К тому, же нельзя сбрасывать со счетов возраст человека. Вырастая, мы теряем и приобретаем равноценные, но сугубо противоположные качества. Это позволяет нам существенно расширить и переработать жизненные позиции, правильнее расставить акценты, взглянуть на пройденное под другим углом, а главное – если конечно, есть желание, дает возможность научиться жить, а не проживать.

Взять хотя бы такое простое действие, как рисование. Ребенок всегда торопится скорее завершить начатое, для него любое занятие должно быть, прежде всего, стремительным, наполненным движением, приводящим к немеленому и только отличному результату. Если его нет – это трагедия. А взрослый как бы смакует каждый миг, проведенный за работой. Ему, конечно, тоже важен результат, но он готов немного потерпеть, задержаться при необходимости. Стремительность ребенка иногда, хотя и не всегда, уступает обдуманной медлительности взрослого. Однако мне кажется, что здесь нет места для однозначного толкования: правильно или неправильно. Это всего лишь беспристрастная оценка действительности. Поэтому, я считаю, что пока ты можешь бежать, обгоняя ветер – беги. Рано или поздно, разум придет к согласию с ногами, и вы подберете верную скорость, пусть даже и не сразу.

Дина молчала, всерьез обдумывая его слова. Дедушка тоже не отвечал, и лишь внимательно наблюдал за тем, как Александр педантично раскладывает яркие рисунки вдоль поверхности стола…

В камине раздался громкий треск от поленьев – почти обугленные головешки вдруг заискрили и заново вспыхнули. Человек в кресле вздрогнул, почти проснувшись, но сдержался и, неуклюже повернувшись на бок, снова глубоко и мерно засопел.

Его сон в эту ночь был беспокоен. Только что они сидели втроем и увлеченно рассматривали альбом Дины, и вот, спустя мгновение он уже стоит один в неровной полосе света, пытаясь понять, что же происходит. Уютная гостиная дедушкиного домика медленно растаяла, словно растворилась в воздухе. Скоро все заволокло густым туманом, и картина стала меняться. Сначала Александру казалось, что перед ним лишь густая чернота, но постепенно она сужалась или это он отдалялся до тех пор, пока бездонная дыра не превратилась в широкий проход.

«Странно, какое знакомое место».

Александр насторожился. Ему не нравилось то, что он видел перед собой. Хотелось ускользнуть. Но нет, от этого сна просто так не освободишься. Он понимал, что ему придется пройти до конца.

Запахло сыростью и плесенью. Туман перед глазами постепенно стал рассеиваться. Александр видел очертания каменных сводов.

Руки и ноги спящего человека непроизвольно дернулись в слабой попытке сбежать. Но странное место не отпускало. Все четче проступали загрубелые стены, все сильнее сжималось сердце. Вдруг повеяло ужасным холодом. В последнем отчаянном рывке Александр напрягся и смог выскользнуть наружу.

Спустя несколько минут он окончательно проснулся и теперь, неестественно выпрямившись, сидел в своем старом кресле.

В камине уже не так ярко, но по-прежнему ровно горел огонь. Александр протянул руки к пламени – ему все еще было холодно. Этот сон оказался настоящим кошмаром. Он вынес на свет то, что, казалось, было давно похоронено в самом дальнем уголке сознания и обещало никогда больше не появляться на свет. Как же Александр ошибался.

Память – бесконечно петляющая, невообразимо хитрая и коварная лисица – снова подкинула ему новую заботу. Когда-то Александр, в пылу самозащиты, обещал себе не вспоминать, но вспомнил, он все-таки вспомнил свою пещеру.

ГЛАВА 19

Иногда остаётся лишь плыть против течения

Когда трое путешественников, наконец-то, поднялись наверх, солнце уже высоко стояло над горизонтом. Жара неумолимо достигала своего пика, и даже тень от высоких деревьев не слишком защищала от нее, что же говорить об открытой местности. Дина уже давно сняла свой плащик, мужчины так же разоблачились и шли налегке.

Зато отсюда открывался чудесный вид на горы и реку. Вода внизу пенилась и бурлила, разбиваясь о небольшие каменистые пороги, разбрызгивая вокруг сверкающие на солнце бриллиантовые капли. Широкой бирюзовой лентой она убегала к горизонту, изредка скрываясь в изумрудной зелени леса. А горы, словно молчаливые стражники, суровые, величественные и недоступные в своих заботах для простых смертных, высились вдали.

Мир казался огромным и завораживающе прекрасным, настолько, что становилось немного страшно. Но в то же время он был родным, по-отечески ласковым и близким сердцу. Так думала Дина, замерев на вершине холма.

Некоторое время путники молча стояли и просто смотрели вокруг с восторгом и благоговением.

– Как же здесь красиво, – не удержалась и нарушила молчание Дина. – Хочется сесть и бесконечно любоваться этими просторами.

– Да, необыкновенное место, – подтверди дедушка. – Самое забавное – никак не могу вспомнить, бывал ли я здесь хоть раз? Впрочем, если да, то в очень далеком прошлом, – он снова замолчал, ненадолго погрузившись в приятные сердцу воспоминания, но вскоре продолжил. – Помню, когда-то давно, я тогда был совсем маленьким, бабушка рассказывала нам, постоянно снующим вокруг беспокойным мальчишкам, чудесные и немного страшные истории про наш край, особенно про этот лес, строго-настрого запрещая заходить глубоко в чащу. Она пугала нас не только призраками или лешими, но и туманными болотами, зыбучими песками, а еще, жуткими подземельями троллей.

– Неужели, – воскликнула Дина.

– Да-да! Теперь я вспомнил – в ее рассказах определённо присутствовали какие-то пещеры. Мы тогда ужасно боялись этих историй, одновременно требуя все более детальных подробностей. А потом прибегали к самому краю поляны или вставали прямо перед чащей и испытывали друг друга на смелость. Надо же, как я мог забыть про это, – дедушка несколько удивленно заморгал и грустно улыбнулся. – Но все это происходило так давно! Многое растерялось еще в самом начале. И потом, когда, будучи постарше, мы с друзьями бродили по округе, иногда забредая и в лес, то уже просто посмеивались над полузабытыми старыми сказками, удивляясь своей доверчивости.

Правда, надо сказать, мальчишками мы бегали в основном по чужим садам и огородам… да и когда повзрослели, время летело так стремительно, не хотелось терять ни секунды! Тут не до долгих прогулок по лесу. Да и веселыми их назвать точно бы не получилось – в то время здесь стоял густой непролазный лес, выгоревший лишь недавно, лет двадцать назад из-за засухи. Возможно, именно он скрывал эти места от людей, – дедушка смотрел вперед. – Вот оно как получается. Всегда полагал, что знаю этот край вдоль и поперек, а, оказывается, пропустил много интересного.

– Все верно, – задумчиво подтвердил Александр, – я тоже, хоть и очень смутно, помню те пожары. Мне кажется, запах гари не отставлял этих мест еще в течение нескольких лет, – он внимательно осмотрелся, как будто представлял, как все выглядело до катастрофы. – Если здесь и вправду был дремучий лес, он мог многое скрывать.

Дина поочередно смотрела то на одного, то другого спутника. Ее разбирало любопытство.

– А я никогда не слышала про пожары.

– Ты тогда еще не родилась, – засмеявшись, ответил ей дедушка. – И потом, прошло слишком много времени, чтобы люди все еще говорили об этом. Мы не любим вспоминать о своих неудачах. А в то лето, уж поверь мне, удачливых среди нас не оказалось – каждый пострадал, в той или иной степени. Особенно дивные фруктовые сады на окраине города, которые мы так любили посещать…

– Дедушка! – Дина притворно нахмурилась, но потом сразу же рассмеялась. – Ты мне никогда не рассказывал про свои мальчишеские проделки. Неужели вы с друзьями забирались в чужие владения!

– А что рассказывать – просто самые вкусные фрукты росли в особо охраняемом саду одного чересчур мнительного и довольно вредного фермера, а нам иногда так хотелось сочных яблок или груш. Да и много ли мы могли унести – так, несколько плодов. Про кукурузу я вообще молчу…, – с хитринкой объяснял дедушка. – Но не меньше удовольствия нам доставлял сам процесс охоты за припасами. Золотое время детства, когда все правильно и все разрешено, – дедушка глубоко вздохнул и кивнул Александру, словно призывая его в свидетели. Глаза восторженно блеснули под стеклами очков, когда он добавил. – Вы просто молодец, что привели нас сюда. Большое спасибо.

– Что вы! Не стоит благодарности, – Александр подмигнул Дине и продолжил. – Вы ведь еще не видели самого главного, вот увидите, тогда и будете благодарить. Я знаю, вас тоже интересуют эти пещеры. И вы, как член городского совета, в свое время голосовали, чтобы их тщательно осмотрели специалисты.

Дедушка кивнул.

– Жаль, что они не обнаружили здесь ничего стоящего внимания. А может, это и к лучшему. Представляете, какая поднялась бы суматоха, найди они, к примеру, какие-нибудь кости. Нет, это определенно к лучшему, – уверенно закончил он.

– Не стану спорить. Ну, мы почти на месте. – Александр показал рукой на узкую тропинку, исчезающую с густых зарослях дикой ежевики. – Осталось пройти совсем чуть-чуть. Но сейчас предлагаю немного отдохнуть. А мне, пожалуй, все-таки не мешает немного просушиться, – Александр стал озираться по сторонам в поисках удобного места, предвкушая несколько неприятных минут. – Вон те валуны, по-моему, вполне нам подойдут.

Александр присел на широкий, нагретый солнцем камень, и неловко стал расшнуровывать ботинки. Процесс шел медленно. Шнурки вымокли, разбухли и сцепившиеся узлы никак не желали развязываться: там внизу у реки, Александр переусердствовал с натяжением, опасаясь, как бы ботинки не свалились при подъёме. Наконец, у него получилось снять обувь и носки. Он разложил их на солнцепеке, рассчитывая, что минут через пятнадцать они уже подсохнут. А пока предложил товарищам подкрепиться, что они с удовольствием и сделали.

Привал они решили сделать чуть поодаль, в тени деревьев. Здесь было гораздо прохладнее, чем на открытой местности. Ели молча. Дедушка слишком устал, чтобы поддерживать разговор, Дина проголодалась, а Александр вообще был человеком немногословным. Но вскоре молчание стало тяготить девочку. Она, как и любой ребенок, любила делиться своими мыслями с окружающими, особенно когда полностью им доверяла и чувствовала себя свободно.

– Как же здорово, что вы взяли с собой бутерброды! Теперь можно идти в пещеру, не опасаясь голодной смерти! – Дина с удовольствием положила в рот свой последний кусочек хлеба и теперь расслабленно сидела, прислонившись спиной к высокой старой сосне. – Знаете, я сейчас представляю себя отважной путешественницей, которая только что пообедала собственноручно подстеленной дичью, поджаренной на костре без соли и специй, и готовой идти дальше навстречу приключением. Сначала будет встреча с разбойниками или что-нибудь не менее опасное, я пока не придумала. А потом – ночь под открытым небом, под завывание ветра и шум реки…

– А что думает отважная путешественница по поводу того, чтобы прогуляться вон до того валуна и принести мне мое рыцарское снаряжение, – шутливо предложил Александр. – Не может же дама обойтись без верного рыцаря.

– Я мигом! – Дина вскочила на ноги и быстро побежала к камням, крича на ходу, – Вообще-то в этой сказке – может, но для другой истории, обещаю, рыцари мне будут просто необходимы.

– Ты нас утешила, – сквозь смех пророкотал дедушка.

Ботинки оказались еще влажными, но больше ждать не хотелось и Александр с трудом, но все-таки надел их, тем более что носки совершенно просохли. Кое-как завязав шнурки, учитель принялся разминать мыски и пятки руками. Задубевшая кожа неприятно сдавливала ноги, но он решил, что сумеет расходиться.

Во время привала дедушка отдохнул и набрался сил, Дина не скрывала, что ей не терпится приступить к осмотру пещеры, так что вся троица пребывала в приподнятом настроении. Пора было двигаться дальше.

Александр чуть прихрамывал – ботинки нещадно жали, поэтому шли не торопясь. Дина чувствовала себя виноватой, поэтому вела себя довольно тихо и предупредительно. Она старательно прибрала следы их привала, не позволяя никому помогать, а потом, все оставшееся время, беспрестанно теребила учителя, то спрашивая, не слишком ли ему трудно идти, то уговаривая дать ей понести его довольно увесистый рюкзак. В конце концов, он не выдержал и рассмеялся.

– Дина, успокойся, со мной все в порядке. Самое страшное, что может произойти – это натёртые ноги. Простыть в такую теплую погоду не получится. И даже ботинки, вполне возможно, удастся спасти, – перечислял он, успокаивая девочку.

– Но ведь в пещере холодно, вы же сами говорили, – все еще тревожилась Дина.

– Для этого у нас есть куртки. Тем более, мы не станем задерживаться там надолго – помнишь, в прошлом месяце я обещал твоей маме, что ты вообще туда не полезешь.

– Не честно! – завопила Дина. – Сначала привести сюда, показать все издалека, словно издеваясь, а потом сказать: «Не полезешь»! Это не педагогично! – девочка испугалась не на шутку и решила привести свой самый веский аргумент. – А как же моя упавшая звезда! Вы же не будете спорить, что здесь все было по-честному и мое желание обязательно должно исполниться. Дедушка, ты сам говорил мне об этом. И потом, ведь вы вдвоем будете со мной. Ну что там может быть опасного – ничего! А маме и вовсе не обязательно ни о чем знать.

– Хорошо-хорошо, только успокойся. Я пошутил. – Александр понимал, как хочется Дине принять участие в их маленьком приключении и заранее пообещал себе, что этот поход будет только для нее.

Он знал, что там не опасно, так как сам осматривал все не по одному разу. И в любом случае не намеревался позволять ей углубляться далеко. Но совсем лишить ее этой радости он бы не посмел.

Не спеша они подошли к пещерам. Самые мелкие напоминали лисьи норы и уходили под землю совсем не глубоко, в чем Дина очень скоро убедилась. Она внимательно осмотрела каждую расщелину.

Для нее это был праздник, то, ради чего она не спала прошлой ночью, наблюдая за звездами, то, о чем мечтала уже долгие месяцы.

Все время что-то не складывалось – сначала было слишком холодно, потом Александр долго не решался отвести Дину в малоизученное место, и, в конце концов, мама вынесла свой вердикт – в пещерах может быть опасно для маленькой девочки. Она категорически запретила дочери ходить туда. Это привело девочку в отчаянье, но никто, даже дедушка не решался прекословить маме.

Наступил период затишья, наполненный томительным ожиданьем. В ход шли уговоры, обещания, ласки и даже тяжелая артиллерия в виде папы, который искренне не понимал, чем может навредить ребенку экскурсия к безобидным булыжникам, особенно в сопровождении взрослых. Мама оставалась непреклонной. И лишь когда городские власти объявили находку Александра абсолютно безопасной, разрешив общий доступ в район, она сменила гнев на милость, но только до определенных границ – дочери по-прежнему запрещалось спускаться под землю даже с сопровождением. Однако для начала было достаточно и этого – Дина получила необходимое ей согласие. Теперь оставалось все хорошенько продумать и выбрать время, чтобы осуществить свою задумку.

И вот, наконец, она у цели. Самая большая из пещер уже высится перед ней, притягивая словно магнит.

Путники остановились прямо перед входом, всматриваясь внутрь и непроизвольно робея перед мраком и неизвестностью. На них смотрела густая черная пустота, безмолвная, но не равнодушная.

ГЛАВА 20

Никому не запрещается надеяться

Яркое еще по-утреннему нежное солнышко золотило улицу. На автобусной остановке было пусто. Людской поток схлынул несколько часов назад. Только маленькие суетливые птички дрались за остатки хлебных крошек, скопившихся возле скамеек. Пожилая женщина вышла из автобуса и не спеша пошла вдоль дороги мимо них. Птицы, напуганные неожиданным вторжением чужака, резко вспорхнули на ветки близлежащих деревьев, подняв за собой столп пыли и перьев. Женщина бессознательно пригнулась, укрываясь от мелкого мусора, старательно поддерживая рукой поля маленькой старомодной шляпки. Лицо было непривычно напряженным, а в глазах застыло выражение острой тоски и неизбежности. За время долгого пути у нее не раз возникало желание выйти из автобуса, развернуться и поехать обратно, но она мужественно преодолела свои страхи. Поводов для беспокойства, казалось, не было, отчеты приходили регулярно и ни разу не сообщали о каких-либо изменениях. И все же, она волновалась. Впереди ее ожидала довольно болезненная встреча.

Белое прямоугольное здание центра неотвратимо приближалось. Подавив очередное желание сбежать, женщина вздернула подбородок и лишь быстрее зашагала вперед.

Как давно она была здесь в последний раз – десять, двенадцать лет назад? За это время ничего не изменилось, все оставалось по-прежнему, как снаружи, так и внутри.

В тихом и безлюдном холле ее встретила прохлада и ненавязчивый запах чистящих средств. Вокруг обтянутых голубой тканью аккуратных диванчиков стояли высокие конусообразные горшки с крупнолистными ухоженными растениями. На низких стеклянных столиках веерообразно были разложены различные журналы и рекламные брошюры. Высокий потолок и большие широкие окна, лишь наполовину прикрытые легкими занавесками, способствовали заполнению пространства солнечным светом и создавали успокаивающую почти дружелюбную атмосферу.

«Все будет хорошо. Ты справишься», – в который раз повторила она про себя.

Осмотревшись вокруг, женщина немного расслабилась и решительно двинулась в нужном направлении. Главная медсестра, наполовину скрытая за невысокой деревянной конторкой, хотела было окликнуть ее, но, заметив, что посетительница точно знает куда идти, передумала и вернулась к своим делам. За долгие годы работы здесь она достаточно хорошо научилась распознавать людей и практически безошибочно определяла, кому может потребоваться помощь, а кто предпочитает справляться сам.

Перед лестницей женщина свернула направо, а затем, пройдя до конца длинного узкого коридора, остановилась перед деревянной дверью с начищенной золотой табличкой. Помедлив, она глубоко вздохнула и, громко постучав два раза, вошла, не ожидая разрешения. Окрестное пространство погрузилось в прежнюю сонную тишину.

Прошло довольно много времени, прежде чем посетительница вышла из кабинета. Она казалась очень взволнованной. Вслед за ней, плотно прикрыв за собой дверь, вышел высокий седой человек в кипенно-белом халате. Он выглядел спокойным и абсолютно уверенным в себе, как и полагается доктору с его опытом и знаниями. Вместе они прошли обратно по коридору и снова оказались в вестибюле.

Главная медсестра уже успела закончить все утренние свои обязанности и теперь, получив краткую передышку, с интересом изучала последний номер какого-то серьёзного медицинского журнала. Заметив доктора, она быстро убрала его под стойку и поспешила к нему.

– Вам потребуется моя помощь? – спросила она.

– Нет, спасибо. Я справлюсь сам. Мы хотели бы навестить нашего «Спящего». Эта дама приехала к нему.

Глаза главной медсестры удивленно расширились. Она сразу поняла, о ком говорит доктор. Но на ее памяти данного пациента никто никогда не навещал. Она точно знала это, так как работала здесь уже более десяти лет.

– Надо же! Вы его родственница? К нему никогда никто не приходит, – она неожиданно смутилась, поняв бестактность вопроса, но, тем не менее, продолжила. – Мы ухаживаем за ним очень тщательно. Вы ведь, наверное, знаете, что он дышит и даже глотает сам, но вот все остальное… Редчайший случай – просто феномен. Бывает же такое – столько времени пролежать в коме! Наш главный врач, – она вежливым кивком указала на стоящего рядом седого доктора, – даже защитил диссертацию на эту тему. Но вы, должно быть, в курсе.

Посетительница вздрогнула, но промолчала. Она отлично знала, что первые месяцы после несчастного случая больной не проявлял никаких признаков жизни, организм функционировал с помощью аппарата искусственного дыхания. Врачи настоятельно советовали отключить его, чтобы не продлевать мучений. Однако, спустя некоторое время ситуация неожиданно улучшилась: нормализовались давление крови и работа сердца, стали заметны положительные изменения в мозговой деятельности.

Затем на долгие годы все замерло в одной точке. Единственное, что самостоятельно мог делать больной – дышать и глотать. Причину подобного состояния врачи не смогли определить наверняка, так как показания свидетелей не слишком помогали пролить свет на происшествие. Они считали, что дело в травме головы, полученной при падении с высоты. Но объяснить болезнь только ею было бы слишком скоропалительно. За многие месяцы набралось бессчетное количество версий – от реакции на возможную длительную асфиксию до шока. Добиться единого мнения, чтобы выработать определенную стратегию лечения, никак не удавалось. Зато этот неординарный случай привел к целому всплеску научных исследований и статей. В то время они вызвали широкий общественный резонанс. Простые обыватели испытывали жалость к несчастному. Профессионалы интересовались им с научной точки зрения. В результате была разработана и проведена целая программа по восстановлению жизненно-важных функций организма и возвращению пациента к жизни. Но все предпринятые попытки не увенчались успехом.

Близких родственников у больного не оказалось, но нашлось несколько друзей и хороших знакомых, благодаря упорству и уверенности в лучшем исходе которых, его все-таки не стали отключать от аппаратов. Они добились от городских властей субсидии на содержание пациента в специализированной реабилитационной клинике при новом научно-исследовательском центре, взяв на себя обязательства по ежегодной оплате половины взносов. Под давлением общества власти тогда пошли навстречу. За больным был установлен постоянный уход и наблюдение. Специалисты клиники в рамках своей деятельности изучали изменения в состоянии пациента, составляли бесконечные графики и диаграммы, проводили различные лабораторные анализы. Позднее, право на подобные исследования было целиком передано возникшему на базе центра институту, интересовавшемуся полученными результатами. Но со временем, так как ситуация не развивалась, интерес к странному больному практически угас.

Женщина, как единственная из оставшихся в живых небезразличных к судьбе несчастного людей, вот уже много лет каждые полгода продолжала получать подробный отчет по его состоянию и оплачивать половинные счета из администрации.

Она так и не смогла заставить себя перестать надеяться. И эта надежда, вопреки всему еще не угасла.

Пропустив женщину вперед, доктор немного задержался, чтобы отдать необходимые распоряжения. После, четким выверенным движением выправив стопку бланков на стойке регистрации, он развернулся и твердым спокойным шагом направился вслед за посетительницей.

Они в согласном молчании шли вдоль длинных пустых коридоров. По пути им изредка попадались спешащие куда-то медсестры. Они с милой улыбкой кивали доктору и исчезали за дверью очередного кабинета. Дине, патологически не любившей больницы, было немного не по себе, но она всячески старалась скрыть свою реакцию на это место.

Преодолев еще несколько коридоров в полной тишине, доктор неожиданно остановился перед широко распахнутым окном, выходящим на уединенный садик, и внимательно посмотрел на спутницу.

– Дина, я должен предупредить вас, пока мы еще не вошли, – начал он низким, немного вибрирующим голосом. – Тот человек, который находится сейчас там, в дальней палате, совсем не похож на мужчину, виденного вами в последний раз. Вполне возможно, что вы даже не узнаете его. Он сильно изменился, постарел. Прошло слишком много времени, – доктор немного замялся, в глазах светилось понимание и доброта. – Нет никакой гарантии на выздоровление. Но даже если, благодаря какому-то чуду, он очнется, то все равно никогда не сможет восстановиться полностью. Организм уже слишком стар, чтобы бороться. Как я уже говорил ранее, мне кажется, что вам его пора отпустить.

Женщина не ответила, но на ее лице отразился страх, а затем уязвимость. Она никогда не задумывалась над этим, но сейчас перед мысленным взором появилось молодое приветливое лицо, которое, подпитываемое памятью, не претерпело никаких перемен за долгие годы. Конечно, он уже не такой как прежде. Но по силам ли ей это увидеть, если она и раньше так и не смогла заставить себя посмотреть на него.

Почему же теперь, что изменилось?

«Время пришло, – грустно подумала Дина. – Я обязана сделать это, чтобы сбросить бесконечно тяжелый груз вины и неопределенности, а еще, чтобы, наконец, проститься».

Дина кивнула и еле заметно улыбнулась доктору, давая понять, что услышала его и готова ко всему. Тогда он развернулся и указал ей на нужную дверь, предоставляя право проделать эти последние шаги в одиночестве.

– Спасибо, – прошептала Дина. Глубоко вздохнув, она осторожно, словно боясь кого-то побеспокоить, приоткрыла дверь в палату. Дина не успела сделать и шага, как, ее ног вдруг коснулось что-то мягкое и очень теплое. От неожиданности она испуганно вздрогнула и попятилась.

– Ветер, опять ты здесь! – строго воскликнул доктор. – Это уже никуда не годится. Я же просил, чтобы его сюда не пускали, – его возмущенные возгласы остались без ответа: коридор оказался пуст, а Дина, смущенно застывшая возле стены, никак не могла прокомментировать ситуацию.

Поначалу немного растерявшаяся, Дина быстро взяла себя в руки и теперь внимательным взглядом художника рассматривала пушистого серого кота, только что выскользнувшего из открытой двери палаты и в данный момент неподвижно сидевшего около нее. В огромных зеленых глазах читался дружелюбный интерес.

– Как он сюда попал? – спросила Дина, не отрывая взгляда от кота, однако, не решаясь нагнуться и дотронуться до него. – Я всегда думала, что в больницах не разрешается содержать животных.

– И правильно думали, – несколько раздраженно ответил доктор. – Но этот кот не просто животное, асущее наказание – гонишь его в дверь, лезет в окно, ругаешься – ложится на спину, катается и мурчит, вызывая всеобщее восхищение и сострадание у медсестер. Он слишком умен, чтобы от него можно было легко избавиться. Сначала я пытался, но потом опустил руки, – как бы оправдываясь, продолжил доктор. – Главная сестра упросила меня оставить его на время под ее ответственность. С тех пор прошло больше десяти лет, – доктор вдохнул. – Сказать по совести, особых хлопот он не доставляет, гуляет только по коридорам и не выше первого этажа, ловит мышей в подвале, иногда поднимает посетителям настроение, – мужчина неопределённо хмыкнул. – Медсестры особенно следят за его чистотой и здоровьем – боятся, что я его все-таки выгоню.

– Вы сказали, его зовут Ветер – какое странное имя.

– Да, это одна из наших сестер придумала. Когда он появился здесь впервые, откуда, не спрашивайте – я и сам не знаю, то был похож на серебристый комок пуха, с бешеной скоростью летающий по коридорам. Постоянно путался под ногами, грыз растения на подоконниках, спал на конторке для бумаг, в общем – баловался, хотя и без вредительства. За это медсестры прозвали его маленьким вихрем, а потом одна из них придумала кличку Ветер. Ему вроде понравилось, так и повелось. Иногда он даже будто бы откликается на это имя.

Дина заметила, что кот по-прежнему сидит возле нее.

– Ветер! – кот не шевельнулся, только немного сузил свои изумрудные глаза, словно в знак поощрения. – Он совсем не боится, знает, что его тут не обидят.

– Да, знает. Даже я привык к этому разбойнику. Но только требую, чтобы он как можно реже попадался мне на глаза, а еще – не заходил в палаты к больным. Категорически запрещаю! – низко нагнувшись и сердито посмотрев на кота, медленно, почти по слогам проговорил доктор, потом поднялся и вздохнул. – Это правило соблюдается неукоснительно, но только не в отношении данной палаты. Не знаю, по какой причине, но кот постоянно оказывается здесь. Мы прогоняем его, он все равно возвращается, закрываем дверь, он лезет через окно или просто ждет удобного момента и прокрадывается сюда вслед за медсестрой. У него странная привязанность к вашему подопечному. Я надеюсь, вы не против?

– Нет, – замявшись, ответила Дина, искоса наблюдая за этим странным животным и думая о том, что Александр, скорее всего не возражал бы против такого проявления дружеского участия, пусть и со стороны кота. – А что он там делает?

– Как правило, сидит на кровати в ногах и вылизывается или дремлет. Самого больного он не трогает, иногда просто смотрит на него, долго, оценивающе, словно караулит – странная картина, уверяю вас, – доктор потер подбородок и неодобрительно посмотрел вниз. – Некоторые медсестры считают, что это может быть полезно для выздоровления, но я в подобное не верю. По крайней мере, за десять лет, что Ветер живет здесь, дело так и не сдвинулось с мёртвой точки.

При этих словах они оба, не сговариваясь, посмотрели на приоткрытую дверь в палату Александра. И каждый подумал о том, что рано или поздно в этой драме будет поставлена финальная точка. Это страшило и одновременно являлось долгожданным итогом, подводившим черту под невидимым балансом реальных сил и абстрактных возможностей. Вот только, желанная развязка им виделась все же по-разному.

Ветер сидел между Диной, доктором и заветной дверью, словно разрывая собой этот странный треугольник и создавая новую, более плавную фигуру. Но так продолжалось недолго.

Какое-то резкое движение в коридоре привлекло внимание кота, и он, вскинув уши торчком, вскочил и резвой рысцой поспешил на разведку, предоставляя людям разбираться со своими проблемами без его участия.

Дина посмотрела вслед уходящему Ветру и нехотя улыбнулась.

– Замечательные они все-таки создания, эти кошки.

Доктор промолчал. Он ждал, когда Дина снова повернется к нему.

– Мне пора идти, – он спешил оставить ее одну именно сейчас, пока она снова не начала погружаться в сомнения и грусть; пусть войдет туда с легкими отстраненными мыслями. – Вы справитесь?

– Да, спасибо. Со мной все будет в порядке, – Дина вымученно улыбнулась, развернулась и нерешительно шагнула через порог палаты.

ГЛАВА 21

Старые дома ревностно охраняют свои ключи

Время тянулось невообразимо медленно. Майя по-прежнему сидела и сосредоточенно вспоминала произошедшие с ней события, пытаясь по кусочкам собрать пазлы последних дней в целую картину.

Она помнила, что позавчера они с Софией снова ходили к нотариусу, потом в местную газету – объявление о продаже дома было готово и нужно было утвердить его. А вчера, если временная шкала у нее в голове окончательно не сбилась, она посетила одно очень важное место – дом своего прадедушки. Он произвел на нее очень сильное впечатление.

Майя постаралась мысленно воспроизвести портрет прадедушки, который несколько дней назад увидела у Дины.

– Бабушка, скажи, кто это? – Майя указала на единственную картину в комнате Дины.

– Это мой дедушка.

– Ты написала его?

– Да. Правда, портрет сделан уже после его смерти, по памяти, – Дина грустно улыбнулась. – Я обожала дедушку. И мне хотелось оставить память о нем для нашей семьи. Он никогда не фотографировался, так что я решила написать его маслом. Папа всегда говорил, что получилось очень похоже.

– Расскажи мне о нем, – попросила Майя.

– Твой прадедушка был очень необыкновенным человеком, чудесным, добрым… я бы сказала, чистым. Да, это верное слово. Он был сказочником, любил и умел сочинять удивительные истории. Большинство из них написано для меня, – Дина гордо блеснула глазами. – Я всегда думала, что он волшебник. Благодаря ему маленькая девочка смогла стать достаточно известной художницей.

– Он тоже жил в этом доме?

– Да, но только очень давно, еще до моего рождения. А когда я была маленькой, дедушка с бабушкой уже жили в другом доме – на противоположном конце города, недалеко от парка. Замечательное место, я очень люблю гулять там. Хотя этот особняк – наше семейное гнездо – построили именно они. Сколько же воды утекло с тех пор! – Дина глубоко вздохнула и ненадолго замолчала, задумавшись о том, как быстро и неумолимо летит время, а потом продолжила. – Видишь ли, когда папа женился на маме, дедушка с бабушкой посовещались и решили подарить им свой дом. Очень щедрый подарок, а для молодой семьи – практически бесценный! По-моему, с их легкой руки у нас это стало семейной традицией. Они же приобрели себе небольшой коттедж и жили в нем до самого конца. Некоторое время там обитали и твои родители. Это было сразу после их свадьбы. Я тогда гостила здесь несколько недель и хорошо все помню. А когда они уехали, София закрыла дом. Она не захотела его продавать, решив сохранить на будущее. И оказалась права. С ее помощью я оборудовала там небольшую мастерскую несколько месяцев назад.

– Могу я сходить туда?

– Конечно, дорогая! В любое время.

Дом прадедушки оказался именно таким, как и представляла себе Майя – уютным, добрым, сказочным – жилище настоящего волшебника.

Яркая зеленая черепица на крыше плавно перетекала в воздушную листву мощных деревьев, выстроившихся настоящей охраной вокруг дома. Простые, выкрашенные белой краской, кирпичные стены приветливо сияли на солнышке, а празднично-желтые, хотя и поблекшие от времени, занавески на окнах словно бы завершали картину.

Майя нашла ключ под выцветшим придверным ковриком, там, где и указала Дина. Дверь немного просела, но все же открылась достаточно легко. Внутри было светло и неожиданно пусто – практически всю мебель давно вывезли. Пахло старым деревом и красками – чудесный дух художественной мастерской.

«Ах, – обрадовалась Майя, – наверное, Дина перевезла сюда большую часть своих картин».

И правда, вдоль стен гостиной были расставлены исписанные холсты, изображавшие все многообразие видов этого края – от бирюзового моря до холодных синих гор.

Некоторое время Майя потратила на них: разворачивала, изучала, все еще удивляясь этой фантастической бабушкиной способности – так метко ухватить самую суть.

Одна из картин сильнее всего поразила Майю. На ней был изображен одинокий мужчина, стоящий посреди больших плоских камней перед входом в широкую темную пещеру. Он стоял вполоборота и улыбался, всем своим видом показывая нетерпеливое желание поскорее войти внутрь.

Картина была небольшая, но отлично выписанная. Густой лес, надежной, даже угрожающей охраной высившийся вокруг, резко контрастировал с нежным, спокойным небом, гладким и безоблачным, вселяющим надежду. Солнечные блики, отражаясь от влажных камней, играли на лице человека, словно подсвечивая его изнутри.

Что-то в этой картине – быть может, фигура мужчины, его взволнованное, открытое лицо, или бархатная темнота пещеры позади, словно бы живая и зовущая вслед за собой – притягивало взгляд Майи и никак не желало отпускать.

Картину, девушка отложила, решив позднее узнать у Дины, кем был тот человек и где находится это странное место.

Работы бабушки произвели на Майю сильное впечатление, настолько, что она даже забыла на какое-то время про сам дом. А он, безусловно, заслуживал отдельного внимания.

Коттедж был небольшой: две комнаты и кухня на первом этаже, и две комнаты с ванной на втором, а также обязательные для того времени подвал и камин. Здесь явно жили неприхотливые и очень неординарные люди. Майя легко могла бы представить в подобной обстановке своих родителей. Возможно, именно они привнесли в дом, как частичку себя, эту неуловимую игривую легкость, или она и раньше жила здесь, взращенная еще при первых владельцах.

Напоминанием о кратком, но счастливом пребывании здесь отца и матери служили несколько черно-белых фотографий, разложенных на каминной полке в гостиной.

«Как хорошо, что тетя София не убрала их, – с благодарностью подумала Майя. – Надо же, а папа, оказывается, тоже был не чужд моде – эти кудри… никогда бы не подумала».

У них дома было очень мало фотографий, особенно старых, в основном, строгие портреты с официальных мероприятий. Здесь же все было иначе и Майе это очень понравилось.

Она еще долго стояла над небольшими черно-белыми карточками – окошками в прошлое, – просто любуясь радостными молодыми лицами, впитывая тепло, во множестве излучаемое этими, казалось бы, простыми глянцевыми бумажками.

От прадедушки и прабабушки здесь на самом деле мало что осталось, хотя Майя могла бы поклясться, что сама атмосфера жилища за долгие годы не изменилась.

Майя осмотрела весь первый этаж, затем вышла во двор через незапертую заднюю дверь и, не обнаружив там ничего интересного, захотела уже вернуться в дом, чтобы приняться за второй. Но, сделав несколько шагов, она остановилась и, оглянувшись, снова посмотрела на сад.

Маленький палисадник позади особняка был основательно запущен, в течение многих лет за ним толком никто не ухаживал. Все здесь заросло высокой травой и выглядело несколько диким, но в то же время, необъяснимо уютным, даже родным: и старые скрюченные яблони, низко опустившие свои еще густые ветви почти до самой земли, и практически полностью укрытые пушистым зеленым мхом каменные дорожки, с пробивающимися сквозь трещины непобедимыми одуванчиками, и даже маленький покосившийся сарай, с давно облупившейся голубой краской – все это являло собой неожиданно успокаивающую домашнюю картину.

Майе казалось, что это место все еще наполненное счастьем и теплом живших здесь когда-то людей, и на нее отбрасывает свой чудный целительный свет даже спустя долгие годы.

Второй этаж оказался заметно старше первого. Видимо, родители Майи обитали внизу, а сюда перенесли все ненужные вещи, а София позже оставила все как есть. Однако, комнаты оставались очень светлыми и чистыми – она неотступно следила за порядком и здесь.

Одна из комнат явно принадлежала прабабушке – возле окна стояла старинная швейная машинка, накрытая чехлом, на комоде выстроились в ряд прелестные фарфоровые статуэтки, а перед овальным зеркалом в резной золоченой раме все еще лежали костяные щетки для волос и замысловатые стеклянные флакончики от духов, оставшиеся от бывшей владелицы.

Светлые тканевые обои в мелкий цветочек подчеркивали женскую сущность комнаты. Низкая софа, обтянутая выцветшим розовым шелком, была завалена альбомами и брошюрами по домоводству и садоводству. Наверное, их тоже принесли сюда с первого этажа родители, у которых и свои-то книги никогда не помещались на полках, они постоянно множились, грозя вытеснить собой все остальное, включая жильцов.

В углу второй комнаты, оказавшейся практически лишенной какой-либо мебели, стояло несколько больших кованых сундуков. Майя, как любая молодая девушка, была очень любопытна и обожала рассматривать старинные вещи. Поэтому, быстро стряхнув легкий слой пыли с тяжелых крышек, она решила поочерёдно их исследовать.

В первом сундуке лежали старые платья, туфли, шляпки, скорее всего принадлежавшие прабабушке или кому-то из родственников тех времен. В некоторых местах ткань пожелтела от старости и покрылась бурыми пятнами. Сильно пахло нафталином. Майя с грустной улыбкой рассматривала эти обветшалые уже никому не нужные вещи, которые когда-то украшали своих владелиц и гордо занимали самые видные места в гардеробной. Их время ушло, но тонкий шлейф прожитых лет, казалось, так и тянулся через крышку сундука, пытаясь удержаться и не раствориться бесследно в этом новом чужом мире.

Следующий сундук был заполнен бумагами. Здесь были кожаные записные книжки, исписанные мелким красивым почерком, школьные тетрадки и альбомы мамы и тети Софии, праздничные открытки, заметки и многое другое, то, на что просто рука не поднялась выбросить.

«Наверняка София сложила сюда и сказки прадедушки, о которых рассказывала Дина», – с удовольствием подумала девушка.

Бумаг было так много, что потребовалось бы, наверное, несколько часов на изучение каждой по отдельности. Майя дала себе слово, что позднее обязательно осмотрит все более внимательно. Но сейчас она очень торопилась заглянуть в третий сундук.

Едва она приподняла тяжелую деревянную крышку, как ей в нос ударил плотный пряный аромат. Майя никогда еще не чувствовала такого нежного и одновременно властного запаха.

У девушки с рождения был удивительно тонкий нюх. Она могла довольно точно определить источник запаха даже при очень слабой интенсивности, а иногда и разделить его на составляющие, причем для этого ей не нужно было сильно напрягаться. Едва зайдя в квартиру, Майя обычно уже знала, что сегодня будет на ужин, с какими химическими образцами папа затеял свой новый эксперимент и сколько кофе он после этого выпил. Поэтому дома ее иногда шутливо называли «ищейкой». Майя не обижалась. В глубине души ей нравилось это особенное чувство собственной исключительности, и, оставаясь одна, она частенько играла в свою собственную, ей одной доступную игру – «угадай, что за запах».

В данный момент, все еще немного взволнованная и до краев наполненная впечатлениями прошедшего дня, она была, по меньшей мере, заинтригована.

«Очень необычный ароматизатор, – подумала она. – Интересно, чем же это пахнет? Никак не могу определить. Может быть, тетя София положила сюда пучки какой-то особой травы для сохранности вещей».

Сверху плотными стопками лежала детская одежда и игрушки. Майя начала аккуратно выкладывать их на пол, забираясь все глубже, пока практически с головой не нырнула вглубь. С каждым вынимаемым предметом запах становился все сильнее, но источник она по-прежнему определить не могла.

Вскоре терпение девушки было вознаграждено: в углу на самом дне сундука притаилась небольшая картонная коробка, перевязанная потертой розовой ленточкой. Майя вынула ее и, положив к себе на колени, потянула за концы бантика, аккуратно развязывая. Лента плавно соскользнула к ногам. Девушка осторожно приподняла крышку и восхищенно ахнула.

В коробке, на бархатной подложке лежали засушенные, но все еще благоухающие и необыкновенно прекрасные цветы.

ГЛАВА 22

Дикие цветы – самые стойкие обитатели сада

О том, чтобы снова забыться сном не было и речи. Сейчас Александр даже боялся засыпать. В эту ночь воспоминаний он больше не желал ничего воскресать. Хватит и того, что грозным фениксом уже возродилось из пепла и кружило сейчас вокруг него.

Темнота за окном больше не была дружественной, теперь она пугала. Александр придвинулся как можно ближе к огню, с неудовольствием отметив, что тот затухает. Впервые за долгое время в сердце закрался страх, что он может угаснуть совсем.

«Ну, давай же, разгорайся сильнее, – опустившись на колени перед очагом, Александр, резко и так долго, насколько хватало воздуха, дул на раскаленные головешки. В глазах уже щипало от едкого дыма, горло першило, но он не останавливался.

Ему удалось ненадолго возвратить пламя к жизни. Но этого было явно недостаточно. Новые дрова обычно появлялись ближе к утру, так что надеяться на хозяйскую милость не приходилось. Огонь неумолимо утихал. В комнате становилось все темнее. Как будто кто-то намеренно издевался над ним, играя на застарелых страхах.

Александр в глухом, диком отчаянье озирался по сторонам в поисках спасения. Вдруг он победно вскрикнул, и глаза его блеснули торжеством.

С твердой решимостью Александр подбежал к столу, и, схватив в охапку лежащие на его поверхности бумаги, вернулся к креслу. Он сбросил свою ношу на пол возле камина и, не обращая внимания на содержимое, начал понемногу бросать листы в огонь. Александр действовал четко и обдуманно, старался не торопиться, распределяя все на ровные части.

Завтра, когда эйфория рассеется, он обязательно пожалеет об этом. Но не сегодня. Сейчас он не будет размышлять, только чувствовать свет и тепло. Ну и пусть плоды утомительных трудов многих дней сгорят у него на глазах. Переводы, расшифровки, комментарии – в данный момент все это казалось ему пустой тратой времени и… отличной растопкой. Он с какой-то болезненной радостью смотрел, как пламя поглощает исписанные мелким почерком листы. Бумаги было так много, что ее должно было хватить на некоторое, хотя и довольно непродолжительное время. Лишь бы отогнать темноту!

Ведь темнота сегодня ассоциируется с жадно распахнутой пастью пещеры. После пробуждения только одна эта мысль неотступно преследовала его – как же могло случиться, что он начисто забыл про свое самое замечательное и самое впечатляющее открытие.

Вот неразрешимая загадка – за все время пребывания здесь Александр ни разу не подумал об обнаруженных им когда-то пещерах, так же, как и о событиях, развернувшихся там одним жарким летним днем много лет назад. Они для него словно никогда не существовали. Этот кусок жизни оказался запертым на замок, отгороженным от основной массы воспоминаний непреодолимой стеной. И вот теперь преграда рухнула, раскрошилась без видимой причины. Кусочки мозаики сложились, и Александр вспомнил все. Это напугало его. В образовавшийся проем хлынуло слишком много переживаний. Александр будто заново ощущал ту панику, холод и бесконечное погружение в бездну. Но ведь он жив. Или уже нет?

Слишком сложно быстро и разумно осмыслить произошедшее, и слишком много вопросов. Чтобы немного отвлечься Александр стал перебирать оставшиеся на полу бумаги.

«Сколько же я исписал и все без толку, – мрачно подумал он. – А ведь это лишь малая часть».

Самые крупные очерки он складывал отдельно, аккуратно скрепив по канту тонкими веревочками, обнаруженными в столе. Дырки Александр проделывал гвоздем, извлеченным из ботинка. Пришлось изрядно постараться, расшатывая неловкими пальцами металлический штырек в каблуке. Если бы тот и сам не стремился вывалиться наружу, Александру никогда бы не удалось с ним справиться. Но зато теперь у него в руках оказалось миниатюрное шило, которым он частенько пользовался.

«Может и их сжечь, – с разгорающимся азартом Александр взглянул на стройные ряды подшитой бумаги, разложенной на двух верхних полках книжного шкафа. – Теперь мне уже все равно».

Но благоразумие взяло верх, и он решительно отвернулся, вновь занявшись разбросанными на полу заметками.

Теперь, когда огонь хорошо разгорелся, Александр не торопился. Он по очереди подбирал каждый лист и, мельком рассматривая содержимое, раскладывал по небольшим стопкам, чтобы легче было бросать в камин.

Вдруг внимание Александра привлекла надпись, сделанная уже знакомым каллиграфическим почерком. Холодный пот выступил на лбу, когда он понял, что это такое. На глянцевой бумаге было выведено:

«В этот чудесный день город рад приветствовать новых гостей.

По вопросам трудоустройства просьба обеспокоить главного писаря».

Александр быстро осмотрелся вокруг и нашел еще несколько листов с похожими объявлениями. Все они были написаны на плотной дорогой бумаге одним и тем же почерком. Тогда Александр вспомнил, как совсем недавно, разбирая книги, стоящие в отдалении на самой верхней полке, он наткнулся на папки со старинными городскими документами. Осмотреть их подробнее у него пока не хватало времени. Сложенные в одну большую стопку, они терпеливо ожидали своей очереди на самом краешке стола.

Скорее всего, часть бумаг выпала, когда Александр вытаскивал и перекладывал папки сверху вниз, а он и не заметил.

«Это шаблонные оповещения городского совета, – с горечью подумал он. – Получается, что никакого гостя нет, и никогда не было? Я всего лишь нашел обыкновенное архивное сообщение и принял его за чудесное послание. Как можно было так глупо ошибиться».

От осознания того, что вся важность и величие этого дня, переполненного надеждами, страхами, сомнениями, оказались лишь призрачной химерой, и что он, по сути, переживал напрасно, Александр готов был заплакать.

«Я так и знал, что надеяться не стоит и ни к чему хорошему это не приведет, – говорил он себе. – Но все же, как обидно»!

Сложив все объявления в аккуратную стопку, Александр торжественно опустил ее в огонь, наблюдая, как темнеет, дымится и крошится глянцевая поверхность, вместе с которой рассыпаются в прах и его иллюзии.

Некоторое время он не шевелился, просто сидел прямо на полу и смотрел на пламя, радуясь, что ему доступна хотя бы эта роскошь. Потом глубоко вздохнул, сразу закашляв от едкого бумажного дыма, и вернулся к разбросанным записям.

«Ладно, не стоит предаваться унынию, – решил Александр. – Нужно разобраться, наконец, с оставшимися бумагами, а потом немного отдохнуть».

Он поудобнее устроился в кресле и вновь стал перебирать свои многолистные труды. Рукописные строчки нескончаемой вереницей проходили перед его глазами: исторические справки, описи, хроники – все в огонь.

Лишь еще один раз, выхваченный с пола отбывок, надолго завладел вниманием Александра. Он читал медленно, чуть шевеля губами, несколько раз удивленно моргая и щурясь, словно припоминая что-то.

«Надо же, – острое чувство сентиментальной грусти сдавило грудь. – Я помню, как писал это очень-очень давно».

Александр потер переносицу, словно отгоняя боль и, все ещё сжимая в руке листок, уставился в пространство пред собой пустым взглядом.

Свет от камина высвечивал неровные, местами совершенно неразборчивые строчки, которыми была исписана вся поверхность бумаги с обеих сторон:

«Пишу, чтобы не сойти с ума. Впервые за долгое время у меня появилась такая возможность – просто и обыденно сидеть и переносить на бумагу свои мысли, как раньше, как дома! До этого проговаривал все про себя, боясь остановиться, перестать думать…

Когда я неожиданно попал сюда, то ощутил настоящую панику. Ничего не понимаю! Твердо знаю, кто я, но абсолютно не помню, как оказался в этом странном месте… оно напоминает мне о чем-то смутно знакомом, но все покрыто плотной пеленой, через которую мне никак не пробраться. Сильно болит голова…

…как же раздражает тишина, она оглушает, мучает меня! А еще эта постоянная мрачная серость! Когда же выглянет солнце…

Пытаюсь мыслить логически, но не выходит, потому что здесь нет ничего разумного и обоснованного. Все это либо кошмарный сон, который никак не закончится, либо чей-то розыгрыш, что, конечно же, абсолютно невозможно.

А вдруг я опасно болен и сошел с ума!

Нет, это не может оказаться правдой! Со мной все в порядке, просто мигрень! Но почему же тогда у меня не получается ничего вспомнить! Нужно успокоиться и продолжать писать, чтобы вконец не запутаться.

Вначале долго бродил по городу, искал хоть кого-то, с кем можно поговорить… никого не нашел. Кажется, это место внезапно покинуто всеми жителями, но по какой причине пока сказать не могу.

Отчаянно мечтаю вернуться домой… Устал от холода и тумана…

Когда оказался в этой комнате, не мог поверить своему счастью – наконец-то тепло!!!!! Здесь есть все необходимое для меня: множество книг, бумага, чернила, удобное кресло и даже кровать с балдахином.

Огонь в камине не затухает, не знаю, как такое возможно, но радуюсь бесконечно. Уже решил ничему не удивляться…

Конечно, останусь в этой комнате. Буду наблюдать, исследую библиотеку. Может быть, получится выяснить что-нибудь полезное. Впервые за очень долгое время позволяю себе надеяться»…

«Глупый, наивный человек! – с горечью подумал Александр. – Хотел вернуться домой! Конечно, ты подумал, что, обнаружив эту комнату, со временем найдешь и способ выбраться отсюда. Решил, что это некая игра, в которой побеждает самый терпеливый и наблюдательный. И приготовился ждать. Как бы не так! Никто не предупреждал, что ожидание окажется вечным».

Он резко скомкал листок и швырнул его в камин, а потом наблюдал, в который раз за сегодня, как пламя пожирает кривые строчки, полные сумбурных мыслей и так и не осуществившихся надежд. Только на этот раз, к острому чувству тоски примешивался неожиданный гнев и негодование на город, с его постоянной мрачной серостью, на солнце, которое не желало показываться из-за горизонта, на ветер, каким-то непонятным образом оказавшийся здесь, но явно не испытывавший от этого никаких неудобств, и, наконец, на самого себя – беспомощного и беззащитного перед холодным и бесстрастным ликом судьбы.

Однако это смятение и неожиданная ярость быстро угасли, сгорели и превратились в кучку пепла, подобно все еще тлеющим листкам бумаги в камине.

«Злиться на ветер – наверное, я и вправду сумасшедший, – устало подумал Александр. – В ожесточенности нет ничего хорошего, и уж конечно она не поможет мне вырваться отсюда. Сейчас главное – сохранить огонь. Возвращаться к забытым страхам все равно придется, и уж лучше делать это при ярком свете пламени, исходящего от уютного очага».

Снова перед глазами встали сырые каменные стены, и его бросило в дрожь.

ГЛАВА 23

Можно ли спрятаться от темноты в темноте

– Ну вот, мы и на месте, – улыбнулся Александр, повернувшись к своим спутникам. – Впечатляет, не правда ли?

– Да, – отозвался дедушка. – Кто бы мог подумать, что здесь посреди густой лесной зоны могут находиться подземные полости такого размера.

– Вот эта дыра, прямо перед нами, просто огромная, – почему-то шепотом произнесла Дина. – А куда она ведет? Вы уже спускались вниз? – спросила она у Александра.

– Да, я заходил внутрь. Но тебе там не очень понравится – темно, сыро и ужасно холодно. Она тянется довольно далеко, разветвляясь на мелкие проходы. Я не рискнул спускаться по ним глубже, дошел только до небольшого озера.

– Там внизу есть озеро? – заинтересовался дедушка. – Вы нам его покажете?

– Да, конечно. Оно совсем близко, и я не считаю, что там может быть опасно для Дины. Ребята из городского общества облазили все вдоль и поперек и, в конце концов, пришли к выводу, что в этих пещерах нет ничего – ни интересного, ни пугающего. Темнота скрывает лишь окаменелые останки растений и некоторые минералы. Но это уже для таких любителей, как я. Они не обнаружили ни пиратских сокровищ, ни человеческих скелетов. Там даже не живут летучие мыши, что, по-моему, их особенно расстроило, – Александр усмехнулся, старательно скрывая, как ранило его такое легкомысленное и откровенно дилетантское отношение к внутренностям пещеры.

– А по мне, так эти ребята не обыскали все как следует, – решительно заявила Дина. – Вы сказали, что они даже не углублялись вниз по проходам. Дошли до озера и обратно. Конечно же, они ничего не нашли. Ведь если бы кто-то захотел спрятать в этих пещерах сокровища, он бы не оставил их возле главного входа, а укрыл как можно дальше от посторонних глаз!

– Дина! Опять ты фантазируешь, – Александр потрепал девочку по волосам. – К тому же, я не говорил тебе, что исследователи не заходили дальше озера. Ты сама додумала за меня. Это я не стал спускаться вниз. А они были там и не нашли абсолютно ничего. Так что, милая моя, во мраке не спрятано никаких сокровищ. Придется тебе смириться с этим.

Дина насупилась и отошла в сторону, по-прежнему уверенная в своей правоте. Но вскоре хорошее настроение и предвкушение новых открытий пересилило, и она, оттаяв, снова принялась расспрашивать учителя о том, что еще интересного ему удалось обнаружить в тоннелях.

– Предлагаю продолжить наш поход и осмотреть, наконец, ваше чудесное подземелье, Александр, – сказал дедушка. – Но перед этим, я думаю, нам все-таки стоит утеплиться. Даже здесь, перед входом ощущается прохладный воздух, так что Дина, надевай скорее свое красивое пальтишко и застегивайся на все пуговицы. Да и нам не мешает достать куртки.

Его приглашение было принято с большим энтузиазмом и вскоре спутники, облаченные в теплую одежду, осторожно продвигаясь вдоль острых камней, исчезли во мраке.

Три человека медленно, но уверенно продвигались вперед. Шаги гулко раздавались в тишине. После яркого солнечного света глазам было трудно освоиться среди темноты. Дине стало казаться, что ее проглотило огромное животное, которое замерло на краткий миг перед последним роковым движением гортани, и скоро вновь задышит, зашевелится, проталкивая жертву вглубь своей жадной пасти. Но в то же время страх смешивался с возбуждением. Она здесь, ей удалось осуществить задуманное и теперь осталось пройти совсем немного до намеченной цели. Там впереди ее ждут неведомые чудеса и открытия. Уж она-то сумеет их отыскать.

У Александра был с собой большой эклектический фонарь для горных работ. Как только они зашли достаточно далеко, он включил его и осветил пространство впереди и вокруг. Дорога уходила все глубже вниз туда, где властвовали холод и сырость. Дина зябко ежилась, однако решительно шла вперед, стараясь не обращать внимания на быстро нарастающий страх. Но все же она то и дело озиралась по сторонам, будто ожидая нападения. В конце концов, девочка не выдержала и крепко прижалась к дедушке, обхватив его большую широкую ладонь своей маленькой ручкой. Идти сразу стало спокойнее.

Дедушка, у которого от недостатка свободного пространства и свежего воздуха начала кружиться голова, тоже начал потихоньку поддаваться царившей здесь меланхолии. К счастью, это продолжалось не долго, до тех пор, пока он с облегчением не обнаружил, что влажные каменные стены с каждым шагом не смыкаются над их головами, а даже немного расширяются. Правда оставалась еще одна проблема. Последние дни его замучил застарелый хронический насморк и поэтому он, хотя и не признавался в этом никому, особенно себе, боялся еще больше простудиться.

«Старость – дрянная штука, – думал он с грустью. – Еще немного и от меня уже не будет никакого проку».

Подобные мысли ужасно расстраивали этого деятельного, все еще очень молодого в душе человека. И хотя он старался предаваться им нечасто, игнорировать признаки надвигающейся немощности с каждым разом становилось все труднее. Как любой мужчина, дедушка не хотел и не любил признавать свои слабости. Поэтому он всеми силами пытался храбриться и вести неравный бой со временем. Иногда не безуспешно. Но все же, нынешний поход снова напомнил ему о том, что он уже не молод и силы почти на исходе. Правда сейчас, когда в его руке была зажата дрожащая ладошка внучки, дедушка понял, что ни за что не позволит себе поддаться слабости и унынию. Она нуждалась в нем, он был ее опорой, и это как нельзя лучше согревало старое сердце. Стряхнув усталость, дедушка высоко поднял голову и стал смотреть вперед на окруженную золотистым светом фонаря фигуру Александра.

Александр явно хорошо знал, куда движется. Он шел уверенно и спокойно, всецело погруженный в размышления. Остальные не отставали. В полном молчании они преодолели еще несколько десятков метров и обнаружили нечто замечательное – довольно узкий душный коридор заканчивался открытой площадкой с высокими сводами. Она резко обрывалась и уходила вниз, образуя неровные выступы, похожие на грубо вырезанные в породе ступени.

– Мы словно попали в старинный замок, – восхищенно воскликнула Дина, осматриваясь вокруг, насколько позволял ограниченный источник света.

Ее голос эхом разносился в вышине. И, несмотря на пронизывающий холод, чувство упоительной радости все росло и ширилось в груди.

– А что там блестит внизу, – спросил дедушка, когда луч фонаря выхватил из темноты под ними непонятную отражающую свет поверхность.

– Это и есть подземное озеро, – ответил Александр, снова направляя фонарь в ту сторону.

– Где, покажите? – встрепенулась Дина, до этого слишком увлеченная рассматриванием стен и потолка.

– Мы можем спуститься пониже по вот этим выступам, – указал Александр. – Тогда вы сможете лучше все рассмотреть. Только осторожнее, камни очень скользкие. Дина, держись за мою руку и медленно продвигайся вперед. Другую руку дай дедушке.

– Хорошо.

Не спеша, они втроем спустились прямо к самой кромке воды. Александр, постоянно меняя направление освещения, внимательно осматривал внутренности пещеры, словно проверяя, нет ли опасности. Ничего не обнаружив, он немного расслабился и передал фонарь дедушке, позволяя ему исследовать озеро и его окрестности.

Ноги учителя совсем замерзли и нестерпимо болели, сдавленные грубой намокшей кожей. Он уже подумывал о том, чтобы закончить спуск и направиться обратно. Там, на солнышке можно будет скинуть ботинки и еще немного просушить их. Он предвидел, что ему предстоит крайне неприятная и болезненная дорога обратно, но пока решил не думать об этом.

Дина стояла рядом с дедушкой и увлеченно всматривалась в гладкую поверхность озера.

– Интересно, там очень глубоко?

– Не думаю, – раздался позади голос учителя. – Хотя никто не исследовал дно. Это довольно опасно. К тому же вода в озере ледяная.

Дина заметно поежилась, представив каково это – нырнуть в подобную черную сверкающую бездну. Несмотря на бушующий в груди энтузиазм, ей становилось все холоднее и холоднее. Она заметила, что изо рта всех присутствующих вырываются легкие клубочки пара. Вдруг захотелось срочно оказаться на поверхности. Там солнышко и чистое голубое небо, а здесь только глухой безграничный мрак. Стало жутко. Дина никогда не ожидала от себя такой трусости. Эта мысль немного взбодрила ее, и девочка решила ни за что не поддаваться страху. Она так мечтала оказаться здесь и теперь ничто не должно остановить ее.

Вдруг внимание Дины отвлек резкий шум – дедушка уронил фонарь и теперь безуспешно пытался поднять его.

– Что случилось? – Александр тут же очутился рядом с дедушкой и помог ему достать закатившийся за камни прибор. Затем он направил свет на бледное лицо пожилого человека и стал пытливо всматриваться в него. – Вам нехорошо?

– Ничего страшного, немного закружилась голова, – смущенно проговорил дедушка. Голос его звучал глухо и невнятно. – Здесь немного душно.

– Дедушка, тебе нужно присесть. Смотри, вот здесь относительно сухо, – Дина взяла его под руку и повела к небольшому выступу возле воды. Александр освещал им дорогу.

– Пора уходить, – проговорил он, немного подумав.

– Но мы же только что пришли, – вскрикнула Дина.

Она и сама понимала, что поступает неправильно, но теперь, когда возвращение казалось делом решеным и крайне близким, страх прошел и уступил место прежнему исследовательскому нетерпению.

– Дина права. Со мной все в порядке, – дедушка переводил взгляд с внучки на учителя. – Я пока посижу на этом камушке, а вы сможете еще немного побыть здесь. Не беспокоитесь. Я немного устал, но через пару минут буду как новенький.

Дина с такой надеждой посмотрела на Александра, что тот просто не мог ее расстроить.

– Хорошо, – он немного подумал. – У меня есть маленький запасной фонарик. Я оставлю его вам. И пока мы с Диной пройдемся чуть дальше вокруг озера, вы не окажетесь здесь в полной темноте.

– Спасибо, – дедушка и в самом деле совершенно не хотел оставаться в подобном месте в одиночестве, да еще и без света. Новость о запасном фонарике очень обрадовала его.

Александр взял Дину за руку. Они вдвоем стали медленно продвигаться вдоль озера. Через несколько минут девочка оглянулась и увидела, что дедушка неподвижно сидит на выбранном им скалистом обломке, прислонившись спиной к острому выступу в стене. Его лицо, подсвеченное бледно-желтым цветом карманного фонарика, казалось вылепленным из воска. Он улыбнулся Дине, но улыбка получилась усталой и словно извиняющейся. Потом дедушка снова отвернулся к озеру и прикрыл глаза, пытаясь преодолеть так внезапно накатившую слабость.

ГЛАВА 24

Помощь близких спасательным кругом держит на поверхности

От ослепительного утреннего света, заполнившего помещение в этот час, Дина поморщилась и заморгала. После приглушенных красок коридора все здесь казалось нестерпимо ярким и выразительным: изумрудные кроны деревьев, беспардонно заглядывавшие в окна, пушистые рыжие цветы в старой красно-синей керамической вазе – должно быть, проявление милой заботы сиделки, – и даже пустые белые стены, превратившиеся вдруг в сверкающие на солнце полотна, и словно призывающие прикосновение руки художника. Это место, казалось, существовало своей тайной жизнью и сейчас немного приоткрыло завесу перед нежданной посетительницей, предлагая ей переступить невидимую грань и присоединиться к тем, кто скрывается за ней.

Дина закрыла глаза, а когда открыла их, все снова стало обыкновенным – облака закрыли солнце, приглушив сочные краски, волшебство спряталось под своей привычной неприметной маской. А может, это была лишь игра воображения, и ничего особенного не случилось, просто расшалились нервы. Дина не успела как следует обдумать последнюю мысль, потому что повернулась и увидела того, к кому так долго стремилась.

В углу небольшой прямоугольной палаты сиротливо белела больничная кровать. На ней мирно и спокойно лежало тело того, кого звали Александр Лист.

Долгое время Дина ничего не делала, только молча смотрела на него. От волнения задрожали руки, и закружилась голова. Она и сама не знала, что ожидала обнаружить, но вид морщинистого исхудавшего лица любимого учителя произвел на нее ошеломляющее впечатление. Дина даже не заметила, что плачет, пока слезы, намочив воротник тонкой шелковой рубашки, не сделали кожу под ним влажной и прохладной. Она вздрогнула и нетвердой рукой провела по лицу, отгоняя туманившую взгляд влагу.

«Так вот, что имел в виду доктор», – потрясенно подумала она.

Александр выглядел необычайно хрупким и кротким; странная неестественная умиротворённость сочеталась с беззащитностью опутанного десятками проводов неподвижного, одряхлевшего тела. За ним без сомнения следили: Александр был чистым, хорошо выбритым и аккуратно подстриженным. Недавно срезанные цветы, стоящие рядом с кроватью, распространяли вокруг нежный сладковатый аромат. Все здесь казалось ухоженным, окруженным заботой и вниманием. Однако Дина с острой болью отметила, как свежее постельное белье еще больше оттеняет землистый оттенок кожи больного, а изгнать горький лекарственный дух из этого помещения не смог бы даже десяток букетов.

«Спящий, – вспомнила Дина слова доктора. – Да, это название лучше всего подходит для него».

Но без сомнения, Александр не отдыхал после долгой лесной прогулки, он был заперт где-то там, внутри собственного тела, не имея возможности проснуться и как когда-то тепло улыбнуться Дине. Мысль об этом стала последней каплей и женщина, сделав несколько осторожных шагов по направлению к кровати, резко упала на колени и, прислонившись к холодной руке лежащего на ней человека, горько заплакала.

Она не знала, как долго просидела возле Александра. Опустошенность и горе накрыли ее с головой так же, как много лет назад. Но тогда ей не позволили прийти к нему и утешиться, а сейчас она была здесь, держала своей рукой его узкую сухую ладонь, ощущала слабое биение пульса. Это одновременно приносило облегчение и усиливало муку.

Дина помнила, как она рвалась к Александру в самом начале, когда все, и даже дедушка, категорически отказывались отпускать ее в больницу. Нервное потрясение, испытанное девочкой в пещере сильно, беспокоило родителей. Ведь она так и не вспомнила, что же там произошло. Боясь навредить дочери, они хотели, как можно дольше удерживать Дину от всего, что могло бы напомнить ей тот летний день.

Сначала девочка отчаянно сопротивлялась, потом смирилась и со временем даже снова начала улыбаться. Как ни странно – Дина всегда особенно стыдилась этого – но она испытывала скрытую благодарность к родителям за то, что те так и не позволили ей навестить учителя. В глубине души девочка панически боялась свидания с ним, одновременно понимая, что, испытывая страх, в чем-то предает Александра. Поэтому бессознательно она старалась укрыться за чрезмерной заботой родных не только от своих кошмаров, но и от этого острого чувства вины, заглушить его громкий осуждающий голос, и попытаться забыть обо всем, что произошло.

Иногда ей и в правду начинало казаться, что на самом деле ничего не было – ни пещеры, ни прогулки. Учитель просто тяжело заболел. Как же старательно она внушала себе эту мысль. А родители осознанно поддерживали ее в этом, стремясь оградить от лишнего беспокойства. Только с дедушкой Дина могла позволить себе иногда упомянуть произошедшее, и то, постоянно опасаясь, что он резко замкнется и не станет больше ни о чем с ней говорить. Она зорко выискивала и в нем признаки неодобрения или упрека, но так и не смогла ничего обнаружить. Дедушка искренне горевал об Александре, и так же искренне от всего сердца жалел свою внучку, желая лишь одного – помочь ей обрести покой и прежнюю жизнерадостность.

Лишь спустя довольно продолжительное время Дина смогла немного успокоиться. Однако теперь мысли об учителе и попытки вспомнить хоть что-нибудь вызывали у нее приступы паники, приводящие девушку в ужасное нервное состояние.Она не понимала, почему ей так страшно и тревожно, но не могла ничего изменить. Это привело к тому, что Дина, всем сердцем желая снова увидеть своего наставника, одновременно была не в силах заставить себя пойти к нему. Но она все равно пыталась, особенно после смерти дедушки, а затем и родителей, когда-то взявших на себя заботу о содержании Александра. Дина твердо решила, что тоже не оставит его и продолжит оказывать необходимую помощь. Это казалось искуплением, платой за то, чего она так и не смогла вспомнить, и что тяжким грузом до сих пор лежало у нее на сердце.

Наверное, именно поэтому она никогда не говорила об этом с Софией, не хотела приближать ее к этому мрачному размытому пятну на собственном прошлом.

Когда Софи была маленькой девочкой, взрослые не обсуждали при ней такие серьезные вопросы. В то время все заботы об Александре взял на себя дедушка. Он был уверен, что это не продлиться долго и учитель скоро очнется. Шли месяцы, потом годы, но ничего не происходило. Дедушка сильно переживал, и до самого конца продолжал надеяться.

София росла в некотором отдалении от этих проблем. Ее родители, хотя и рассказывали ей о несчастном случае, произошедшем с тетей много лет назад, никогда не заостряли на этом внимание, полагая, что здесь уже ничем не поможешь. А Дина, взявшая на себя все заботы и расходы на лечение, была слишком далеко, чтобы что-то объяснять племяннице.

За прошедшие годы Дина приезжала в клинику несколько раз, но так и не смогла зайти в палату больного. Она разговаривала с докторами, читала отчеты, разбирала результаты анализов, ни на миг не ослабляя своей опеки и поддержки. Но только издалека. Страх перед чем-то загадочным и неопределённым оставался очень сильным.

Много лет назад один из лечащих врачей Александра сказал ей, что пока она не столкнется со своим кошмаром лицом к лицу, она не освободится, останется добровольной заложницей, навсегда лишенной возможности вспомнить. Но Дине казалось необходимым воскресить произошедшее. Она надеялась, что это сможет помочь и ей, и Александру. Тогда доктор предложил попробовать вместе навестить больного. В тот же день Дина, будучи уже достаточно взрослой молодой женщиной, все-таки вошла в палату. Но, едва она увидела лежащего на кровати человека, как ей стало плохо. Тогда Дина в первый и последний раз в жизни упала в обморок. Потом она рассказывала, что на нее накатила волна безотчетного ужаса и все вокруг померкло. После этого девушка несколько дней приходила в себя. По ночам ее мучали кошмары, а днем – сильные головные боли. Больше она не предпринимала попыток увидеть Александра. До этого дня. Теперь она точно знала, что сможет посмотреть в лицо своим страхам. В душе больше не было темноты, там осталась только печаль и немного надежды.

От грустных мыслей Дину отвлекли легкие шаги за спиной. Она обернулась и увидела, что в дверях стоит высокая молодая медсестра.

– Извините, что прерываю Вас, – осторожно начала она, – просто больному нужно сменить капельницу.

Дина еще не до конца пришла в себя. Она чувствовала себя подавленной и какой-то сонной. Неловко поднявшись с колен, она медленно добрела до кресла, стоящего рядом с кроватью и опустилась в него.

– Да, конечно. Могу я остаться еще ненадолго?

– Оставайтесь, – медсестра улыбнулась. – Сейчас я быстро все сделаю и уйду.

Пока Дина приходила в себя, девушка ловко и умело выполняла свою работу. Она не задавала никаких вопросов, не смотрела на посетительницу, и вообще действовала так, словно в кабинете кроме нее никого не было, за что Дина была ей очень благодарна.

– Скажите, это вы принесли сюда такие замечательные цветы? – наконец нарушила молчание Дина.

– Да, – медсестра легко и немного виновато улыбнулась. – Я хотела сделать ему приятно, чтобы здесь стало поуютнее, ведь эта палата такая пустая и одинокая. Иногда по вечерам я включаю ему музыку…, – она вдруг покраснела. – Извините меня, если я сделала что-то не так. Просто, мне кажется, что больному это может понравиться. Я ведь только недавно поступила сюда на работу и не пока не разобралась до конца в здешних порядках. Просто всех навещают родные и частенько что-нибудь приносят, а к нему никогда никто не заходит, вот я и подумала, что ему, наверное, грустно.

Дина ощутила острый укол совести и подумала, что определенно заслужила эту боль.

– Я прихожу сюда, разговариваю с ним или включаю радио в коридоре и приоткрываю дверь, совсем ненадолго, – девушка опять смутилась. – Еще раз извините меня.

– Нет, что вы, – воскликнула Дина. – Вам не за что извиняться. Наоборот, я бы хотела поблагодарить вас! Спасибо, огромное спасибо! Я тоже думаю, что лежать вот так одному в полнейшей тишине просто ужасно! Вы можете делать все, что считаете нужным… если хотите, конечно, – Дина задумалась, а потом спросила. – А что вы обычно слушаете по радио?

– О, я включала приемник всего несколько раз, чаще всего передают новости, но иногда мне удается поймать какую-нибудь песню, – глаза девушки заблестели, ей и самой видимо хотелось слушать что-нибудь радостное, находясь здесь, чтобы разогнать мрачное настроение этого места.

– А вы можете включить радио сейчас? – Дина и сама не поняла, что подвигло ее сказать это: то ли энтузиазм, звучащий в голосе медсестры, то ли ее душа требовала найти отдушину и отвлечься.

– Наверное, можно, – девушка осторожно покосилась на дверь. – Доктор ушел. Он просил передать вам, когда вы выйдете отсюда, что он будет ждать в своем кабинете. Остальной персонал сейчас на обеде. Я думаю, у нас есть минут пятнадцать.

– Тогда давайте попробуем, – обрадовалась Дина.

Девушка прошла к выходу и открыла дверь палаты настежь. Затем она скрылась из вида, и некоторое время было тихо. Но вот, из коридора раздались тихие звуки музыки. Они проникали в палату, сначала осторожно, потом все смелее, пока она не заполнилась нежными аккордами. Дина сразу узнала эту песню и теперь почти счастливо улыбалась. Это была одна из ее самых любимых мелодий в детстве.

«Как странно, что мы попали именно на нее, – подумала Дина. – Как же давно я не слышала эту песню».

Когда медсестра вернулась в палату, она увидела, что посетительница по-прежнему сидела возле больного. Прикрыв глаза, она тихо напевала, вторя разносящемуся из приемника нежному голосу. Ее ладони осторожно сжимали тонкие, словно высохшие пальцы правой руки Александра. Женщина не смотрела на лежащего, но ее лицо отражало все чувства, наполнявшие душу в этот момент – от любви и заботливой нежности до острой тоски по прошедшим в холодной пустоте годам.

Эта картина растрогала медсестру до слез. Ей не хотелось отвлекать посетительницу. Она тихонько вышла из палаты и направилась дальше по своим делам, намереваясь вернуться, чтобы выключить радио несколько позднее.

А Дина все сидела и чуть слышно подпевала знакомому мотиву. Она будто унеслась мыслями далеко-далеко назад, в ту замечательную пору, когда все были молоды и счастливы. И вдруг случилось что-то необыкновенное, ошеломительное, чудесное. Дина резко вздрогнула, как от удара, голос ее внезапно оборвался. Широко открыв глаза, она уставилась вниз на свою руку, туда, где ее слабо сжимали тонкие хрупкие пальцы учителя.

ГЛАВА 25

Чтобы согреться, нужно перестать мерзнуть

«Цветы», – эта мысль пронзила Майю и заставила напряженно дернуться. Что-то важное стрелой пронеслось в голове и исчезло. Она нахмурилась и попыталась заново разобраться в своих чувствах. При чем же здесь цветы? Ах, да! Она же нашла засушенные бутоны в коробке наверху, когда разбирала старые вещи. Но что же было дальше?

Как сложно разобраться, когда все вокруг будто бы заволокло туманом. Майя ожесточенно потерла виски.

«Сейчас, сейчас! Не могла же я все забыть, – на девушку внезапно накатила паника. – А вдруг ничего этого не было? Вдруг я никогда не была в доме прадедушки? Или вообще не приезжала в маленький городок. А как же Дина, София и Дмитрий? Выходит, они тоже мне померещились!?»

Майю затошнило от ужаса. Он медленно нарастал глубоко внутри как снежный ком, распирая грудь.

«Нет! Этого просто не может быть, – Майя вскочила с кровати и быстро зашагала по комнате. – Тогда, как я здесь оказалась? Может меня похитили? Но где же бандиты. Почему никто не приходит, не говорит со мной, ничего не требует? О! Как же я устала от этой неизвестности»!

Майя осознавала, что самое главное сейчас – вспомнить как можно подробнее все, что предшествовало ее пробуждению здесь. Это оказалось сложно. Она прилагала почти физические усилия и ощущала во всем теле сильнейшее напряжение, вскоре сменившееся апатией и головной болью.

«Все бесполезно»!

Она прилегла на край кровати и, свернувшись в тугой клубок, попыталась заснуть.

«Может быть, у меня получится так – я засну и, проснувшись, окажусь дома, в безопасности, – с надеждой думала Майя. – Хотя, мне кажется, что я только и делаю, что пытаюсь заснуть».

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Мысли разбегались врассыпную, тело немного расслабилось, но спать все равно не хотелось.

«Цветы, цветы… Так что же с этими цветами», – крутилось в голове.

Некоторое время Майя лежала спокойно, силясь убежать из своей тюрьмы хотя бы мысленно. Но вскоре она обнаружила, что погружение в теплые глубины сна несет с собой новую опасность. Сначала девушка почувствовала, что падает, да, именно летит куда-то вниз и не может остановиться. Воздух свистел в ушах и бился в плотно закрытые веки. Потом все резко закончилось. Но не успела Майя обрадоваться, как в голове неожиданно замелькали яркие картинки, словно кто-то запустил прокручиваться детский калейдоскоп. Они чередовались с огромной скоростью, перемешиваясь и заново собираясь воедино так, что различить хоть что-нибудь было невозможно. Майя хотела открыть глаза, вскочить и стряхнуть наваждение, но не могла. Тело не слушалось приказов разума, все еще находясь во власти сна. Ей стало казаться, что она просто сойдет с ума, если это сейчас же не прекратится.

«Хватит»! – мысленно просила она.

Когда Майя уже отчаялась и потеряла надежду на избавление, стихийный хоровод начал замедляться, а впереди заклубился туман, словно обещая долгожданный отдых. Теперь, когда цветные окошки стали лишь плавно кружится вокруг нее, мягко оседая среди молочной дымки, Майя смогла, наконец, разглядеть их содержимое. На одной из картин девушка с удивлением и ужасом увидела себя. Она отражалась в маленьком кусочке зеркала, парившем в густом тумане, и смотрела куда-то в сторону. Но не это так напугало Майю – за ее спиной находилась еще одна фигура – маленькая девочка, та, которая показывалась ей раньше со стен этой комнаты. Крупная дрожь прошла по всему телу. Майя пристально вглядывалась в колеблющееся среди мутного марева изображение. Девочка держала руки высоко поднятыми над головой, словно что-то демонстрируя. Туман вокруг то сгущался, то отступал, освобождая все больше участков для просмотра. Майя снова вздрогнула. Внезапно ей захотелось отвернуться, хотя она понимала, что это невозможно. Девушка по-прежнему всматривалась вперед и теперь все отчетливее видела зажатые в кулаке девочки белые бутоны.

«Опять эти цветы»!

Все снова заволокло туманом. Когда он слегка рассеялся, Майя увидела, что картинки изменились. Несмотря на усталость и страх, она с некоторым удивлением обнаружила, что ей почти интересно, что же будет дальше. Яркие мозаичные рисунки, сочные краски – да это иллюстрации из книжки, той самой, что лежит у нее в ногах. Перед глазами появился последний рисунок, изображающий центральную башню древнего города и пролетающего над ней дракона. На его чешуйчатой спине, покрытой золотой накидкой, сидел улыбающийся рыцарь. Он смотрел прямо на зрителя, и в его глазах отражалось заходящее солнце. Майя вдруг подумала, что, когда рыцарь улетит, а солнце окончательно скроется за горизонтом, начнется другая, совсем не веселая история.

Картинка все еще переливалась яркими красками среди тумана, и неосознанно вглядываясь в нее, Майя вдруг вспомнила одно из полотен Дины, то, на котором был изображен молодой человек, стоящий перед входом в лесную пещеру.

«Точно, это один и тот же мужчина, – со странной смесью восторга и грусти подумала Майя. – Те же фигура и лицо, то же мягкое, восторженное выражение глаз. Как странно. Может быть, бабушка знала этого человека раньше. Но кто он? И куда исчез: улетел ли в закат на своем огнедышащем драконе или навсегда сгинул во мраке загадочной пещеры… А его глаза. Я тоже их знаю».

Майя снова вспомнила, как в детстве ей часто снились такие же глаза – печальные и глубокие, древние, как сама жизнь. А еще она подумала о старой детской книжке, найденной в комнате Дины и так странно оказавшейся вместе с ней здесь, в этом вынужденном заточении. Майя ухватилась было за эту мысль, но все казалось теперь таким далеким, призрачным, даже нереальным. И ей оставалось только осторожно скользить сквозь старые воспоминания, гадая, настоящие они или нет.

Майя плавно перескакивала все дальше, от родителей к Дине и Софии. Правда, думать становилось все труднее. Казалось, что мысли трансформировались в вязкую мутную субстанцию, которая скапливаясь плотной массой в голове, перекрывала проход остальным. Ее все больше охватывало оцепенение.

Она плавно и осторожно погружалась в сон или его подобие. Только теперь ей было уютно и тепло. Тело качалось на легких приятных волнах. А вокруг нее было НЕЧТО, разливающееся мягким золотистым светом. Майя ощущала его даже с закрытыми глазами. Она была везде и нигде одновременно, и это было прекрасно.

«Как хорошо и спокойно, – думала она. – Да, именно об этом я и мечтала».

Майе хотелось, чтобы ее плавание длилось бесконечно. Ей казалось, что когда-то давно она безмерно устала и теперь получила, наконец, возможность отдохнуть. Все остальное было неважно. Прошлое отдалилось, страхи рассеялись, настоящее и будущее скрывалось там, в золотистом тумане, и Майя добровольно, с радостью все глубже погружалась в него.

Как долго продолжался сон, девушка не знала. Но постепенно в ее прекрасный мир стали вплетаться посторонние силы: странный шум, сначала еле различимый, но с каждым вздохом все более усиливающийся, холод, неожиданно и резко вернувшийся и накрывший тело паутинкой из мурашек, а самое главное – страх, все тот же необъяснимый страх перед неизведанным, затаившемся там, среди поблекшего и растерявшего свою прелесть золотистого тумана. Но, как это ни странно, сон не отступал. И оценивая новые ощущения, Майя продолжала находиться на его хрупкой границе. Она и сама уже не знала, чего ей хочется больше – проснуться или снова заснуть. Теперь, когда прежние счастливые мгновения были омрачены, все пережитое казалось очередной ловушкой, выбраться из которой, как из липкой паутины становилось все сложнее. Золотистый туман сгущался, образовывая своеобразную воронку. И Майю со страшной скоростью затягивало внутрь.

«Когда же все это закончится, – с отчаяньем подумала Майя, все дальше погружаясь в глубины сна. – А главное – чем».

ГЛАВА 26

Проснувшись в незнакомом месте, первым делом поздоровайся

Над городом медленно занималось утро, серое и сырое, впрочем, как всегда. Из густого тумана постепенно выступали контуры города: сначала высокой дворцовой башни, а затем и построек, находившихся ниже. Бледные хлопья облаков хаотично рассеялись по небу. Возле горизонта они, словно кусочки сахарной ваты, слегка подсвечивались восходящим солнцем. День обещал быть долгим, но не дождливым и это уже радовало.

Александр отошел от окна и вернулся в свое любимое кресло. Огонь в камине уже потух, но тепло все еще осталось. Как только появятся дрова, он снова растопит его посильнее, а пока и этого хватит.

Скользнув взглядом вдоль комнаты Александр обнаружил, что ночью основательно подчистил стол от бумаг. Кривоватая полуулыбка тронула его губы при мысли о том, что в скором времени там снова будет выситься новая гора записей. Чего-чего, а времени у него навалом. На полу вокруг кресла осталось несколько разлетевшихся разорванных листков, которых он не заметил в темноте. Александр подобрал их и аккуратно сложил возле камина. Прибираясь, он обнаружил, что на правом ботинке снова развязался шнурок.

– Ужасные ботинки, – подумал он. – Что же мне с вами делать. Мало того, что велики и весят как килограмм гвоздей, так еще и шнурки постоянно развязываются.

Заново крепко-накрепко обвязав шнурки вокруг лодыжки, Александр выпрямился и сурово осмотрел второй ботинок. Ноги выглядели смешно. Узкие ступни удерживались внутри обуви лишь плотной обвязкой, а грубая невыделанная кожа не давала ни тепла, ни уюта.

Александр вдруг подумал о своих удобных горных ботинках, в которых так любил совершать длительные лесные прогулки. Вот то была настоящая обувь – теплая, мягкая и очень удобная.

– Где они теперь? – ностальгически думал он. – Вспомнил! Они же промокли там, в пещере и, наверное, испортились.

Мысли сразу переключились на те далекие события.

– Да, да, я помню, теперь почти все помню, – тихо прошептал Александр.

Яркая и отчетливая картина так и застыла перед глазами – выхваченные из тьмы рыжеватым светом фонарика большие белые бутоны – прекрасные и вызывающие у него странно необъяснимое волнение, доходящее до ужаса, почти до отвращения. А еще запах – совершенно гипнотический, манящий, сбивающий с мыслей, обволакивающий.

В мозгу крутилось только это: цветы и темнота. Но что же произошло потом?

Александр недовольно дернулся в кресле. Все тело словно зудело, казалось его теребили одновременно во всех местах многочисленные муравьи. Он напрягся и попытался снова сосредоточиться на пещере. Ответы так близко, только руку протяни. Но стоит попытаться, и они ускользают, скрываются за мутной пеленой тумана, совсем как дома на улице.

Нервное напряжение достигло апогея. Александр вскочил из кресла и бросился вон из комнаты. Ему было страшно и душно. Необходимо срочно выбраться на улицу. События последних дней вывели его из равновесия и заставили хотеть чего-то и стремиться к чему-то, пока непонятному и неведомому.

Александр торопливо сбегал с высоких каменных ступеней вниз. Он почти не смотрел по сторонам, сосредоточившись только на своей цели. Ветер, давно гулявший по открытым верхним галереям в ожидании товарища, радостно бросил ему под ноги немного сухих листьев, привлекая внимание. Он неожиданности Александр споткнулся и, не удержав равновесия из-за слишком громоздкой, тяжелой обуви, упал и проехал оставшиеся ступеньки на спине.

Было больно. Поясницу словно пронзила острая молния. Левая рука при скольжении вниз неуклюже подогнулась под тело и теперь отчаянно ныла. Александр закряхтел и медленно попытался сесть. Вскоре это ему удалось. Одно радовало – ему определённо удалось отделаться лишь парой синяков, серьезных повреждений он не обнаружил. При осмотре ног выяснилось, что коварный шнурок на ботинке опять развязался. Александр начал было завязывать его, решив затянуть тройным узлом, чтобы уже наверняка, как вдруг резко замер. Лицо его прибрело странное недоумевающее выражение, которое вскоре сменилось победоносным оскалом.

– Ну, конечно, – в волнении проговорил он. – Как же все просто.

Безостановочно кряхтя и постанывая от резких движений, он поднялся на ноги и очень медленно двинулся обратно. Ветер виновато подталкивал его в спину, как бы поддерживая, но Александр не обращал на него внимания. Сейчас он был не способен думать ни о чем, кроме открывшейся ему картины давно забытого прошлого.

Теперь он точно помнил, как оказался здесь. Не только первые минуты пребывания в этом городе, но и то, что этому предшествовало. Неторопливо и осторожно Александр поднимался по ступеням наверх, в свое убежище. Сейчас ему просто необходимо было все как следует обдумать. Он почему-то был твердо уверен, что вернувшаяся память, словно тоненькая, но жизненно важная нить, приближает его к желанной цели – возвращению домой. Но даже если это и не так, бывший учитель все равно радовался тому, что белых участков в его голове стало еще меньше. Он как будто медленно пробуждался от тяжелого сна, оживал, начинал снова надеяться на спасение.

Переступив порог, Александр цепким хозяйским взглядом окинул комнату. Возле камина лежала новая охапка дров. Облегченно выдохнув, он, в меру своих сил, поспешил заново затопить очаг. После, удобно разместившись в кресле и удовлетворенно поглядывая на занимающиеся огнем поленья, Александр позволил себе погрузиться во вновь обретенные воспоминания. Ему стало страшно, впервые за очень долгое время по-настоящему страшно. Это был не привычный страх перед вечным одиночеством или причудливыми кошмарами воспаленного воображения. Нет, это был первобытный глубокий ужас перед тем, что уже произошло, послужило отправной точкой в его личной трагедии и сейчас грозным мечом висело над головой. Сейчас ему малодушно хотелось отказаться от щедрого дара свой памяти и снова все забыть. Правда, это длилось лишь несколько мгновений. Вскоре, приступ трусости отступил.

Его снова окружила темнота и сырость пещеры. Вот впереди стоит маленькая Дина, едва освещаемая светом фонаря. У нее в руках – шелковой, практически живой массой – цветы, затянутые нежной ленточкой. Девочка улыбается. А потом…

Он будто заново переживал те мгновения страха и боли. Непередаваемый ужас и панику. Наверное, так чувствуют себя младенцы в утробе матери перед появлением на свет – страшная тоска и стремление к свободе, избавлению от непереносимого душного плена. А потом сладостное чувство облегчения, словно короткая передышка перед новым испытанием – переходом в незнакомое опасное и чужое измерение – наш мир.

Александр помнил, как он лежал и отчего-то плакал. Может от боли? Было так жарко, все тело горело огнем. Ему срочно нужно охладиться. И этот свет, ослепительно яркий, режущий. Так хотелось куда-нибудь спрятаться от него, а еще от нарастающего гула, словно рой пчел кружит над головой. Скорее закрыть глаза покрепче, спрятаться и забыться. Уйти туда, где спокойно и тихо. Тогда ему почему-то вспомнился дедушка Дины и его сказки. Вот, где хорошо и спокойно. Там не будет ни боли, ни шума, там не будет ничего, только прохлада и покой. Перед глазами хороводом замелькали красочные смелые рисунки Дины, будто она листала перед ним свой альбом.

«Нет! Слишком ярко! Нужно что-нибудь более мягкое и прохладное. Кто-нибудь, приглушите цвет. Как же болит голова».

Постепенно шум стал отступать. На его место пришла тишина. Александру казалось, что он плывет и качается в воздухе. Так приятно, почти безмятежно. Страх еще сжимал грудь, но это уже был не тот отчаянный ужас, а лишь его отголоски, медленно рассеивающиеся в пространстве. Он, как и боль уплывал все дальше за пределы досягаемости. А может быть, это сам Александр стремительно отдалялся прочь.

Наступил блаженный долгожданный покой. Он длился невообразимо долго, но все равно впоследствии оказался слишком коротким. Почему-то все прекрасное имеет обыкновение обрываться на самой высокой ноте без продолжения, часто оставляя после себя лишь легкое послевкусие пережитого счастья, быстро сменяющееся на горечь утраты.

Александр не знал, сколько времени он провел в своей собственной нирване. Сначала в его абсолютное безмыслие тонкими струйками примешались новые ощущения – понимание произошедших перемен и самоопределение себя как отдельного одушевленного тела. А потом пришел холод, по-настоящему серьезный и цепкий, как зимой. Мороз все глубже заползал под одежду, и лежать без движения становилось все сложнее. Тяжесть, до этого сковывавшая все члены, отступала. Александр понял, что может, а главное – должен встать. Он осторожно попробовал пошевелиться. Обнаружив, что боль совсем прошла, медленно сел и открыл глаза. В них отражалась целая гамма чувств, которую вскоре погасило волной долгожданного спокойствия. И все, что было до, ушло вместе в ней. Александр словно резко проснулся после тяжелого кошмара и сразу позабыл его, как это обычно и бывает.

В голове стало пусто и легко. Все тревоги разом покинули его. Он был… кем-то. Но кем же? Просто Человеком. Без имени, без прошлого, без всего. Перед ним абсолютно чистый лист. И это было чудесное ощущение.

Вокруг раскинулась странная незнакомая местность. Александр огляделся. Перед ним простиралось огромное поле осенней пожелтевшей травы. Взгляд, неопределенно блуждающий вдоль нее, то и дело натыкался на стены из плотного густого тумана, со всех концов окружающие пространство. Но с одной стороны Александр все же смог уловить размытые очертания чего-то большого и темного, возвышавшегося, словно гора, далеко впереди над золотистым растительным океаном. Решив, что терять ему все равно уже нечего, и немного удивляясь собственному хладнокровию и спокойствию, он встал и побрел навстречу своему новому пристанищу. Туман, подобно хищнику смыкался за его спиной, отрезая обратный путь. И вскоре дороги назад совсем не осталось, ее поглотил белый мрак.

Александр упрямо и твердо шел вперед, стараясь не обращать внимание ни на пронизывающий холод, ни на смыкающееся вокруг него кольцо. Ноги, обутые в огромные неудобные ботинки, плохо слушались его, то и дело заплетаясь и поскальзываясь в мокрой траве. Но Александр почему-то верил, что там впереди он найдет способ вернуть резко утерянное блаженство. С каждым шагом прошлое незаметно отступало и также легко, как обратный путь, растворялось в туманной дымке. Человек, вошедший в величественные ворота старинного города, был полностью отрезан не только от дома, но и от своих воспоминаний о нем.

ГЛАВА 27

Тоненькая ленточка вытянет целый поезд

Солнце все еще находилось высоко над горизонтом, когда трое путешественников разделились для продолжения осмотра пещеры. Багрящиеся в неровном свете фонарика каменные стены с молчаливым интересом наблюдали за одинокой фигурой старика, устало пристроившейся между скальными обломками и за маленькой группой, отдалявшейся от него по узкой тропе вдоль воды.

Когда Александр и Дина оказались на другом берегу озера, девочка окончательно погрузилась в свой волшебный мир. У нее в голове с огромной скоростью мелькали разнообразные сюжеты новых удивительных историй, и ей уже не терпелось начать их зарисовывать. Осталось только выполнить свою главную задачу – найти нечто особенное – центральное звено. Она зорко смотрела по сторонам, но ничего не могла обнаружить. Александр оказался прав, вокруг были только холодные мокрые камни.

Наконец они дошли до развилки в дальней части подземного озера. Пещера в этом месте расходилась в разные стороны несколькими каменными рукавами разной ширины. Мнения разделились. Учитель считал, что на этом их путешествие должно закончиться, а Дина упрашивала его осмотреть хотя бы один проход.

– Пожалуйста. Давайте зайдем в любой тоннель. Выберите сами. Мы быстренько посмотрим, что там и сразу вернемся.

– Дина, дедушка остался там совсем один. Нам пора возвращаться к нему. Ты же видела, что он плохо себя чувствует.

– Да-да, конечно. Но мы подошли так близко. Нам нужно всего пять-десять минут, не больше. Вот этот проход, справа, один из самых широких. Давайте попробуем пройти по нему хотя бы немножко. Вдруг мама больше не отпустит меня сюда, – Дина в отчаянии ломала руки.

Александр смотрел в умоляющее лицо девочки и видел самого себя. Как он мог отказать ей. Его ведь тоже с самого детства всегда интересовало все необыкновенное и таинственное. И он, будучи еще маленьким мальчиком, всячески стремился утолить эту непрекращающуюся жажду приключений. Только ему не с кем было поделиться своими открытиями. Но Дина другое дело. Он же здесь и всегда сможет помочь ей, направить, уберечь от опасности. Лучше она пойдет с ним, чем в одиночку тайком когда-нибудь позднее.

– Хорошо. Выбирай рукав, и мы пройдем и осмотрим его. Но заходить далеко не будем, согласна? А после сразу вернемся к дедушке.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – Дина чуть ли не подпрыгивала от восторга. – Давайте все-таки пойдем сюда, – и она, немного подумав, показала на приглянувшийся ей с самого начала коридор. – Вы здесь уже были?

– Нет. Насколько я помню, я заходил в центральный. Возможно, там побывали ребята из городского природного общества, но скорее всего мы станем первопроходцами.

От радости почти перестав мерзнуть, Дина снова взяла Александра за руку и почти торжественно вступила в тоннель. Он оказался не таким широким, как она предполагала вначале. И вскоре каменная труба начала сужаться все сильнее. Александру пришлось нагибаться, чтобы иметь возможность продвигаться вперед. Через несколько минут он остановился.

– Ну, вот и все, Дина. Ты же видишь, этот проход становится все меньше и меньше. Скоро мы уже не сможем пролезть по нему даже на корточках, чего мне бы очень не хотелось делать в такой сырости, – в подтверждение своих слов Александр направил луч фонаря вдоль стен.

Он уже хотел развернуться и двигаться обратно, когда Дина неожиданно вскрикнула и стала дергать его за уже ставший влажным рукав куртки.

– Нет, постойте. Посмотри туда, – девочка вытащила фонарь из рук учителя и снова осветила каменные стены впереди.

Александр присмотрелся и увидел, что через несколько метров с левой стороны узкий проход неожиданно обрывается, открывая новое отверстие в каменной твердыне.

– Как интересно.

Дина, находящаяся во власти любопытства, двинулась вперед, не обращая внимания на Александра. Фонарь, так и оставшийся в ее руке, подсвечивал золотом резные контуры стенного проема.

– Дина, подожди, – Александр, поспешно зашагал вслед за девочкой. – Дай мне пойти первым, там может быть опасно.

Они практически одновременно протиснулись через каменную арку и оказались стоящими на рваном остроконечном выступе, нависающем над неглубокой чашеобразной залой. Пол внизу был мокрым и неровным, испещренным многочисленными круглыми лунками. В дальнем конце стены луч фонаря выхватил еще одно углубление в форме колодца. В него тонкими струйками стекались ручейки воды. Но их мерное приятное журчание здесь казалось неуместным, даже странным.

Внутри пещеры стоял необычный запах: к аромату сырости и земли примешивалось неожиданное сладкое послевкусие. Оно было нерезким, но оставляло в голове пьянящее и слегка тревожное ощущение.

Александр осторожно забрал у Дины фонарик и стал подробнее осматривать пещеру. Сначала он даже немного рассердился на девочку за то, что она его не послушалась, но теперь, так же, как и она был захвачен азартом первооткрывателя.

– Ты только посмотри, на что мы натолкнулись! – чуть слышно, почти задохнувшись от волнения, проговорил он спустя некоторое время. В его голосе звучал восторг и торжество. – Там внизу явно находится какая-то растительность. Но этого просто не может быть в такой темноте.

– Покажите! – Дина придвинулась ближе к учителю и стала всматриваться освещенное фонарем место. – Да это же цветы! – закричала она и, снова выхватив источник света из рук учителя, быстро и проворно стала спускаться, то и дело оскальзываясь на мокрых острых камнях.

Пока Дина резво сбегала вниз, Александр стоял в абсолютной темноте, совсем не замечая ее, до глубины души пораженный сделанным открытием.

«Это невозможно – цветы, растущие под землей среди камней. Каким образом они выживают»!?

Александр резко вздохнул и поморщился. От стремительно нахлынувшей радости и смятения зрение помутилось и его повело в сторону. Ноги онемели в совсем задеревеневших ботинках, поэтому ставшее вдруг непослушным тело еле-еле удерживало равновесие. Он беспомощно ухватился за выступ стены и судорожно всматривался в пространство перед собой. Вокруг мелькали отсветы фонаря, будто бы танцующего в руках непрестанно двигавшейся Дины.

«Подумать только. Возможно, мы обнаружили новый вид», – почти рассеянно думал он.

Сейчас, окруженный темнотой, он все еще помнил выхваченную фонарным лучом фантастическую картину – сверкающее на свету покрывало из нежных цветочных бутонов – прекрасный уголок сказочного сада, словно появившийся из другого мира.

Дина, добравшаяся, наконец, до цели, победно вскрикнула и стала звать Александра. Словно очнувшись ото сна, он как мог, заспешил к ней, все еще не веря в свою удачу. Однако сквозь розовую дымку волшебного предвкушения уже стали проникать разумные взрослые мысли.

– Дина, только не трогай цветы руками, вдруг они ядовитые, – запоздало предупредил Александр.

Но веселая и довольная девочка, уже набравшая небольшой букетик, стояла среди душистой поляны и улыбалась его страхам. Сначала Дина, конечно же, испытывала некоторые сомнения в отношении этих странных растений – дедушка всегда учил ее с осторожностью относиться к незнакомым видам. Но они быстро рассеялись, стоило ей аккуратно сорвать один цветок и осмотреть его поближе.

«Такая красота не может быть злой! – думала Дина, разглядывая шелковистые, ставшие почти прозрачными в свете фонарика, лепестки. – А как они изумительно пахнут! Лучше, чем все мамины цветы вместе взятые».

Убедившись, что руки не покраснели и не покрылись волдырями от ожогов, а в глазах не двоится после вдыхания довольно крепкого аромата, Дина пришла к выводу, что цветы абсолютно не опасны. Теперь можно было расслабиться и беззаботно радоваться находке.

– Не беспокойтесь, – веселым, звенящим от восторга, голосом закричала Дина учителю. – Они не ядовитые.

И вскоре в руках Дины белели крупные лилиеобразные цветы, перевязанные снятой с головы розовой ленточкой. Фонарик она предусмотрительно положила на каменный выступ, чтобы он освещал дорогу учителю.

– Так значит вот, чем здесь пахло, – еле слышно проговорила она, вдыхая пряный аромат бутонов. – Какой необыкновенный запах! Интересно, смогут ли они расти на солнышке?

Дина повернулась лицом к спускающему Александру и радостно улыбнулась ему. В голове было легко и приятно, в этот момент девочка чувствовала себя очень счастливой.

– Смотрите, я уже нарвала целый букет. Все в порядке, цветы безвредны и чудесно пахнут, – она аккуратно потрогала пальцами упругие бархатные лепестки. – Надо же, какие плотные, словно искусственные.

Засмотревшись на цветы, Дина неосторожно повернулась и запуталась ногой в мокрой растительности. Неприятное ощущение беспомощности и какой-то странной брезгливости на миг пронзило ее. Слишком рьяно пытаясь освободиться, она поскользнулась и столкнула фонарь в цветочную массу. Свет резко потух, затерявшись в нитеобразных листьях. Все вокруг погрузилось во мрак.

– Дина, что произошло? Ты в порядке? – раздался взволнованный голос Александра. – Подожди немного. Я сейчас доберусь до тебя.

Дина замерла на месте, гадая, куда укатился фонарик и как его достать. Затем она выпрямилась и, методично расстегнув медные пуговицы пальто, решительно засунула букет под подкладку, привязав его пояском платья покрепче, а затем, плотно запахнувшись, нагнулась и начала водить руками вдоль влажных липковатых лепестков.

– Ничего, ничего! Я сейчас его достану. И ни капельки не страшно, это все лишь темнота и ничего больше, – чуть слышно твердила девочка, подгоняя и подстёгивая себя.

В этот момент она услышала грохот падающих камней и глухой полузадушенный вскрик.

ГЛАВА 28

В глубинах нашего сознания мы главные хищники

Дина сидела и со слезами на глазах смотрела на хрупкие, старческие пальцы, так легко, практически невесомо сжимающие ее руку. Она боялась пошевелиться, в тайне опасаясь, что все это ей показалось.

А вдруг это какая-то судорога. Но нет, она точно ощущала его неуверенные движения, слышала немного хриплое сбившееся дыхание, и надежда на чудо все крепла и ширилась в ней.

Дина была так захвачена своими переживаниями, что даже не заметила, как пришла медсестра и выключила радио. Очнулась она, только услышав, как ее негромко, но настойчиво зовут.

Сначала медсестра подумала, что Дина все еще напевает только что игравшую песню, тихонько покачиваясь в такт музыке. Однако, вглядевшись пристальнее, она увидела, что женщина не так спокойна, как ей показалось. Дина была очень бледной, а глаза, широко распахнутые в каком-то удивленно-испуганном выражении, блестели от слез. Она сидела, неловко сгорбившись над лежащим человеком, словно большая неуклюжая птица, и не отрываясь, смотрела на него, стараясь уловить малейшее движение или изменение в его осунувшемся морщинистом лице. В ее взгляде надежда боролась с грубой действительностью.

На какое-то мгновение медсестра почувствовала себя лишней, словно она вторглась во что-то глубоко личное. Ей захотелось уйти, оставить посетительницу наедине с ее переживаниями. Однако что-то в лице и позе Дины выдавало не только страдание, но и мольбу о помощи. Стряхнув с себя оцепенение, медсестра решительно прошла в палату, отказываясь игнорировать этот призыв, желая помочь, успокоить.

– Вам плохо? Почему вы плачете? – медсестра стояла возле кровати и с тревогой наблюдала за Диной, по лицу которой теперь уже быстрым потоком струились слезы. – Может быть мне позвать доктора?

Дина не могла говорить, голос ее не слушался. Пытаясь немного успокоиться и прийти в себя, она глубоко задышала, неосознанно продолжая крепко сжимать руку лежащего возле нее человека.

Медсестра не на шутку перепугалась. Вдруг у пожилой женщины слабое здоровье и ей стало плохо. Она уже готовила бежать за старшей сестрой, когда Дина нервным кивком указала ей на кисти пациента, все еще легонько двигавшие пальцами, словно в такт затихшей мелодии.

– Вы видите! – глухо спросила Дина. – Такое раньше случалось? Это нормально?

– Нет, – от удивления и испуга у медсестры подкосились ноги, она чуть было не упала на кровать возле Дины. – Я такого ни разу не видела. Происходит что-то очень странное. Посмотри на приборы. Просто невероятно! Я должна немедленно позвать доктора. Вы посидите с ним еще чуть-чуть? Я скоро вернусь и приведу подмогу, – эти слова она уже прокричала из коридора, по которому взволнованная и немного растерянная бежала со всех ног.

Дина осталась сидеть на месте и ждать.

Тонкие пальцы учителя медленно замерли на белоснежной поверхности одеяла, словно у механизма внутри них кончился завод. Теперь ничто не напоминало о той краткой вспышке, которую удалось поймать Дине. Но она была твердо уверена в том, что видела – каким-то чудесным образом Александр смог пусть и на несколько жалких минут, вернуться из своего загадочного туманного мира.

Слезы почти высохни. Она смогла взять себя в руки, правда те еще слегка дрожали.

«Только бы мне не показалось, – повторяла она. – Только бы он очнулся».

Дина и сама понимала всю нелепость своих мыслей. Уже очень много лет ей твердили, уговаривали, убеждали, что пора отпустить несчастного. Да, так было бы проще, гуманнее, дешевле наконец. Но не для нее. Маленькая девочка, живущая внутри, все еще продолжала надеяться. Ей казалось, что она окончательно предаст его, если так просто отпустит.

«Пока не время. Еще чуть-чуть и он обязательно проснется, – твердила она себе после долгих разговоров с врачами. – Надо только подождать».

Сколько лет прошло? Бесконечные дни, недели и месяцы, наполненные печалями и радостями, жарой и холодом, солнцем и звездами – она ни на миг не забывала, что где-то там, за сотни километров он нее, лежит человек, лишенный всего этого, обреченный или наоборот – благословенный в своем беспамятстве. Дина хотела верить, что ему тепло и хорошо. Без этой веры она бы так долго не продержалась.

И вот теперь ее надежда обрела твердую почву под ногами, второе дыхание. И осознав это, Дина неожиданно поняла, что теперь готова к правде, готова вызволить из потаенных глубин души свои самые болезненные воспоминания.

Там внутри – она всегда это знала – скрываются ее самые злобные, непримиримые враги – страх и чувство вины. Не осознавая этого, Дина все еще обвиняла себя в том, что произошло. Этот груз она несла долгие годы, не позволяя ему соскользнуть и потеряться в череде дней. Это была ее добровольная епитимья, принятая подсознательно, не разумом, но сердцем. Ум покорно подчинился рассказам взрослых. Но глубоко внутри до сих пор существует спрятанный островок сознания, доступ к которому всегда закрыт, даже для нее, но не теперь. Сейчас все это можно выпустить на свободу, отпустить. Она это почувствовала еще утром, когда проснулась.

Дина снова провела рукой по мирно лежащим пальцам больного, мягко улыбнулась, закрыла глаза и погрузилась в прошлое. Это было очень далекое и трудное путешествие, даже для Дины. Но лицо ее с плотно закрытыми глазами оставалось спокойным, охраняя все чувства и эмоции от посторонних. Она прошла все до конца, освободив наконец всех своих врагов, примирившись с ними. Теперь она снова стала цельной. Это не принесло ей радости, но она ее и не ждала.

«Я так мечтала отыскать нечто удивительное и волшебное, но одного не учла – не всему хочется или нужно быть найденному».

Поднявшись с кровати. Дина подошла к окну и стала смотреть в небо. Дедушка всегда говорил, что, когда трудно, нужно делать именно так. А она всегда слушалась его советов. Высоко подняв голову, хрупкая пожилая женщина неотрывно глядела вперед сквозь нежную пену облаков, впитывая умиротворение и силу величественного небосвода.

Такой ее и обнаружили медсестры и доктор, прибежавший вслед за ними. Обеспокоенный, но подсознательно все еще сомневающийся врач сразу бросился к кровати своего пациента. А медсестры, не смотря на любопытство, поспешили к Дине, которая сейчас выглядела не лучше постоянного обитателя этой палаты.

– Со мной все в порядке, – решительно проговорила Дина. – Я просто не ожидала… не могла поверить в то, что увидела.

– Может быть, вам стоит прилечь?

– Нет, спасибо, я не хочу. – Дина наблюдала за доктором, торопливо, но сосредоточенно сновавшим вокруг Александра, словно фокусник вокруг своего волшебного ящика. – Могу я остаться здесь и подождать?

– Нет. Пока не стоит, – решительно проговорил доктор, отвлекаясь, наконец, от пациента и разворачиваясь к ней. – Нам предстоит сделать еще очень многое. Даже если вы правы, и больной некоторое время назад проявил первичные признаки жизнедеятельности, в чем я, конечно, не сомневаюсь, – поспешил добавить он, видя, как напряглась Дина. – Это все равно пока ничего не доказывает. Впереди вырисовывается долгая и очень сложная работа, как наша, так и его собственная. А вот, к чему она приведет, сложно сказать. Возможно к частичному выздоровлению. Но также существует вероятность окончательного разрыва. Вы меня понимаете, Дина?

– Да, конечно. Я не хочумешать.

– Спасибо. Я обязательно буду держать вас в курсе всего. Для начала, мне необходимо связаться с несколькими специалистами из центральной лаборатории, взять свежие анализы…

Доктор, захваченный так неожиданно возникшей перед ним перспективой оказаться в центре исследований столь мало изученного состояния человеческого организма, совсем забыл про присутствующих. Он уже был где-то далеко, делал расчеты, составлял план реабилитации и перечень необходимого оборудования.

Дина поняла, что ей пора уходить. Она вернется завтра. Будет приходить столько, сколько потребуется. Но сегодня она здесь больше не нужна. Все это было так странно: слишком сумбурно, быстро, и совсем никакого драматизма. В фантазиях ей обычно рисовалась иная картина. Действительность оказалась проще, суетливей, но не хуже. Ведь, главное – результат.

Странное чувство все сильнее сгущалось в груди – не облегчение, не радость – наверное, покой. Столько всего произошло в последнее время: София, дом, Майя, а вот теперь и Александр. Впервые за долгие годы она твердо и смело смогла произнести это имя, почувствовав себя почти счастливой. Он смог пошевелиться, значит, обязательно сможет проснуться, что бы ни говорили доктора. Этот поезд уже встал на рельсы и мчится, его не остановить. Что будет после, Дина не загадывала. Легким это не окажется точно, но, когда это она пасовала перед трудностями.

«Будем решать все проблемы по мере их поступления, – рассудила она. – А сейчас мне хотелось бы увидеть что-нибудь родное и приятное».

Дина вдруг подумала о маленьком домике дедушки. Там она сможет отдохнуть от напряжения последних часов, расслабиться и побыть в блаженном одиночестве среди любимых вещей и своих картин, окруженная теплыми родными ароматами дома и масляных красок. В голове промелькнули обрывки утреннего разговора с племянницей, и Дина вспомнила: «Там же, скорее всего, сейчас Майя. Хотя, может быть, она уже ушла. София говорила, что будет ждать ее к обеду. Ладно, разберемся на месте».

В любом случае, все к лучшему. Она еще вчера вечером хотела поговорить с девочкой. Да, пора навестить Майю.

Автобус подошел на удивление быстро. Дина не простояла на остановке и пяти минут. Довольная, она прошла в конец салона и уселась на свободное место у окна. Солнце с этой стороны палило нещадно. Глаза слепило и Дина, вздохнув, прикрыла их, погружаясь в приятный золотистый сумрак, насквозь пронизанный алыми всполохами, впрочем, сменившийся вскоре ровной бархатистой чернотой. Дина не успела, как следует расслабиться или сосредоточиться, как снова оказалась там, куда даже мысленно не позволяла себе направиться последние сорок лет – в пещере. Только сейчас ей не было так страшно, сегодня утром она уже побывала там и встретилась лицом к лицу со своими кошмарами. Так что сейчас это была всего лишь очередная экскурсия в прошлое – просто сон, только и всего.

ГЛАВА 29

У каждой ловушки свои секреты

Голова нещадно гудела, а во рту было сухо, как в пустыне.

«Я что, ухитрилась заболеть в такую теплую летнюю погоду? – с отвращением подумала Майя. – По ощущениям, температура под тридцать девять. Странно, не помню, чтобы пила что-то ледяное, да и с горлом вроде бы все в порядке. Тогда почему мне так плохо! И что это, скажите на милость, за шум»?

Стоп! Она же заперта в таинственной белой комнате. Но откуда тогда взялись эти звуки – ее ловушка звуконепроницаема. Ухватившись за последнюю мысль, Майя попыталась сосредоточиться на ней, постепенно и осторожно разматывая клубок своих впечатлений. Даже это давалось ей с огромным трудом.

Все тело неприятно зудело и ломило. Желая устроиться поудобнее, она перевернулась на бок и резко поморщилась. Любое напряжение угрожало появлением тупой пульсирующей боли, растекавшейся от макушки к затылку.

«Нет, так дело не пойдет! Мне определенно нужна помощь. Только вот где ее найти».

Собравшись с силами, Майя открыла глаза, но сначала ничего не увидела. Они были словно наполнены песком и воспалены. Девушка ожесточенно потерла веки пальцами, удивившись, какие они холодные, можно сказать, ледяные.

«Сколько можно! Чувствую себя развалиной, а теперь к тому же и слепой»!

Зрение понемногу восстанавливалось; огненные круги расступались, отплывая к краям и открывая пространство для восприятия внешнего мира.

Майя уставилась в белый потолок.

«Снова этот потолок! Я все еще здесь! – расстроилась девушка. – А чего ты ожидала, что окажешься дома?

Майя уже начинала по-настоящему сердиться, но поток ее мыслей прервал резкий звук клаксона автомобиля. Он неожиданности она подпрыгнула в кровати, затем вскочила и со всего размаху врезалась в низкую деревянную тумбочку.

– Девушка, осторожнее! У вас еще нарушена координация движений. Не нужно так резко подниматься, – раздался неподалеку обеспокоенный женский голос.

Майя, еще не пришедшая в себя после удара, оглянулась в сторону говорившей, одновременно потирая ушибленное бедро и настороженно разглядывая незнакомое место.

– Где я нахожусь? И кто вы такая? – хрипло спросила она, одновременно гадая, что болит сильнее – бок или голова.

– Вы в больнице, разве не похоже? А я – медсестра.

– В сумасшедше доме? – почему-то вырвалось у Майи.

– Почему в сумасшедшем, в обычном. Ваша бабушка обнаружила вас, лежащей на полу без сознания, – медсестра строго взглянула на Майю, будто обвиняя. – Ну и напугали вы ее!

– Бабушка? – не поняла Майя. – Ах, Дина?

– Кажется, ее зовут именно так. Вас привезли сюда вчера вечером. Должна сказать, вы здесь всех очень удивили: абсолютно здоровая молодая девушка, а в сознание никак не приходите. Загадали вы нам загадку.

– А в чем было дело? – с каким-то отстраненным интересом полюбопытствовала Майя. – Вы нашли причину?

– А как же! Доктор нашел. Всю ночь не спал, но нашел! – медсестра бросила на Майю еще один обвиняющий взгляд. – Вот, кстати, и он. Как раз идет сюда, – медсестра торопливо подошла к Майе, подтолкнула ее обратно в кровать и поправила подушки. – Сидите смирно, сейчас он вас осмотрит и все объяснит.

Майя никак не могла прийти в себя, поверить, что выбралась из своей мышеловки. Она немного диковато озиралась по сторонам, будто ожидала подвоха. Но не находила. Все здесь было обыкновенным: простая больничная палата, казенная мебель, белое постельное белье в мелкий цветочек, а главное – большое широкое окно на улицу, из которого было видно небо. Подумать только, она всерьез опасалась, что больше никогда его не увидит! По сравнению с этим страхом, ее пребывание здесь, головная боль, вялость и путаница в сознании – сущие мелочи. Привычные обыденные предметы, запахи и звуки дружески окружили ее. Майя снова была в безопасности. Она вдруг тихо и радостно рассмеялась, любовно погладила застиранное больничное одеяло и, наконец-то, по-настоящему расслабилась.

Тело по-прежнему плохо слушалось хозяйку, но головная боль понемногу отступала, поэтому Майя решила, что уже готова поговорить с доктором и выяснить, что же с ней случилось. Хотя конкретно этот вопрос до странности мало занимал ее в данный момент.

«Я, наверное, все же немного сошла с ума, раз не бьюсь в истерике или не пытаюсь поскорее узнать, где была? Но для меня главное – где я сейчас, остальное уже не так важно».

В палату вошел доктор – низенький старичок с крупными чертами лица и аккуратненькой седой бородкой.

«Он выглядит, словно добрый волшебник из детской сказки, румяный, с добрыми темными глазами, этакий доктор Айболит – подумала Майя. – Ладно, посмотрим, что он мне скажет».

– Доброе утро, милая девушка, – пробасил добрый доктор, и Майя решила про себя, что этот голос ему не подходит – слишком низкий.

– Доброе утро.

– Как вы себя чувствуете? Что-нибудь болит?

– Да, голова болит и во рту сухо, как в Сахаре.

– Ну, это дело поправимое, – доктор попросил медсестру принести Майе немного воды. К питью, конечно же, прилагались таблетки. – Не волнуйтесь, это вам поможет быстрее встать на ноги.

Майя проглотила лекарства и залпом выпила целый стакан воды, поражаясь тому, какая она вкусная. Все это время врач стоял возле кровати и наблюдал за ней.

– Доктор, – осторожно начала девушка, спустя некоторое время. – Вы можете сказать, – она замялась, – нет, скорее, объяснить, что со мной случилось?

– А вы что-нибудь помните о событиях вчерашнего и позавчерашнего дня, а еще лучше вечера? По всему выходит, что вы пролежали без сознания один день и две ночи.

– Нет, – Майя задумалась и к своему удивлению поняла, что практически ничего не помнит о том, как провела тот последний вечер. – Я ночевала в доме своего прадедушки, перебирала старые вещи, гуляла в саду, ужинала, а потом – пустота. Следующее, что помню, это маленькая комнатка без окон и дверей, в которой я просидела, как мне кажется, целую вечность!

– Очень интересно! – доктор оживился. – А вы можете подробнее рассказать про эту комнату?

Следующие несколько часов Майя вместе с доктором детально восстанавливали события прошедших двух дней. В конец запутавшись, девушка откинулась на подушки и покаянно вскину руки.

– Ничего не понимаю! Вы говорите, что все эти дни я просто лежала на полу в гостиной старого дома. Но как же так! Я же твердо знаю, что была в другом месте… или нет, – уверенность постепенно покидала голос Майя. – Вот, посмотрите на мои синяки: я постоянно щипала себя, проверяя, что не сплю.

Майя закатала длинные рукава больничной рубашки и показала доктору свои руки. Синяков на них не было. Она напряженно уставилась на нежную розовую кожу, не в силах поверить увиденному.

– Как же так! Они были, уверяю вас, – Майя со слезами на глазах смотрела на доктора. – Вы думаете, что я сумасшедшая, да?

– Нет, конечно же, нет, – поспешил успокоить ее доктор. – У вас посттравматической синдром и сильное расстройство нервной системы. Но вот, что его вызвало, вопрос очень интересный, на грани вымысла или очень плохой шутки.

Доктор с удивительно довольным для подобной ситуации выражением лица теребил свою бородку. Он будто знал нечто такое, чего не знала Майя. Это придало ей решимости.

– Вы можете мне помочь разобраться во всем этом? – попросила Майя. – Боюсь, самой мне не справиться. Даже не знаю с чего начать.

– А давайте начнем с начала и, я думаю, вместе нам удастся, шаг за шагом дойти до конца. Это будет любопытное путешествие, как для вас, так и для меня. Только вы должны пообещать мне, что не будете называть себя сумасшедшей. Я провел много лет, изучая различные психические отклонения, и уверяю вас, что это не так.

– Хорошо, – улыбнулась Майя. – Я сделаю все, как вы скажете.

– Знаете, для начала я расскажу вам одну очень интересную историю. Она поможет нам определить главные точки нашего пути, – доктор встал с табуретки, на которой просидел все это время, прошелся к окну и обратно, словно разминаясь. – Когда-то, много лет назад в эту больницу доставили крайне любопытного пациента. Он забрался под землю в малоизученные пещеры, там упал и сильно расшибся.

– Я не знала, что в этих местах есть пещеры, – прервала доктора Майя. В ее глазах непроизвольно загорелось любопытство.

– Уже нет. Их взорвали и засыпали сразу после того случая. Власти больше не хотели рисковать, – доктор ухмыльнулся, заметив разочарование, промелькнувшее на лице девушки при этих словах. – В то время я был таким же молодым и беспокойным, как вы сейчас, и моя реакция на подобный произвол была абсолютно похожа на вашу. Тем обиднее, ведь мы с друзьями так и не успели побывать там. Но я отвлекся. Наш пациент так и не пришел в сознание…

– Он умер!

– В том-то все и дело, что нет.

– Ничего не понимаю! Что же случилось?

– Он впал в кому. И в этой коме находился последние сорок лет.

– Такого не бывает! – твердо сказала Майя. – Даже, если этот несчастный не погиб от падения, впал в кому и пролежал несколько лет в подобном состоянии, кому бы пришло в голову столько времени держать его между жизнью и смертью. Ведь сейчас он должен быть глубоким стариком. Это не помощь и не лечение, а издевательство.

– Да, возможно в чем-то вы и правы. Но, посмотрите на проблему с другой стороны: человек не умер – он живет, дышит, возможно, пусть и чисто теоретически, мыслит, и в любой момент может проснуться – получается, что отключить его от питания – это своего рода убийство. Разве вам не знакома подобная ситуация.

Майя поежилась. Она вдруг представила себя, запертую в той ужасной комнате, как оказалось, располагавшейся лишь в ее воспаленном воображении. Все это время она несомненно существовала, но одновременно и отсутствовала. Доктор, очевидно, уловил ход ее мыслей.

– Вы ведь тоже некоторое время в определенном смысле находились за гранью. Но мыслили, чувствовали, хотели вернуться, только не знали, как.

Майя кивнула, не в силах говорить. Они замолчали, каждый задумался о своем.

– Что сейчас с этим человеком? – наконец спросила она.

– Много лет назад того пациента перевели в закрытый научный центр, чтобы отслеживать и более детально изучать его состояние, здраво рассудив, что это поможет при лечении подобных случае в дальнейшем. Родных у него не было, но друзья приняли ответственность на себя. Все эти годы они следили за ним, надеясь, что рано или поздно дело сдвинется с мёртвой точки. Безрезультатно. И вот, не далее, как вчера случился прорыв, чудо, если хотите.

– Он очнулся? – Майя зачарованно смотрела на доктора.

– Не совсем. Но все идет именно к этому. Вчера днем, впервые за сорок лет тот человек пошевелил пальцами, – доктор покровительственно улыбнулся. – Прошу вас не думать, что это пустяк. Уверяю вас, в таком деле возврат к двигательной активности является крайне важным фактором. Конечно, прогресс опять может замедлиться на долгие месяцы, и даже остановиться, но для него это все равно был огромный шаг вперед, – доктор взволнованно переминался с ноги на ногу.

– Вы знали его, да? – осторожно спросила Майя.

– Он был школьным учителем моих сестер. Мы очень его любили. Поэтому, имея возможность хоть как-то помочь, я всячески способствовал его перемещению в тот научный центр, в котором он сейчас находится.

Скрипнула входная дверь, и доктор, стоящий лицом к выходу, первым увидел посетителя.

– А! Вот, поглядите-ка, еще один его старинный друг, – радостно воскликнул он. – Заходите, пожалуйста, к нам, милости просим. А я пока оставлю вас вдвоем на некоторое время – у меня ведь есть и другие пациенты.

В дверь вошла пожилая женщина, узнать которую для Майи не составляло никакого труда. Однако, при взгляде на нее, ей почему-то вспомнилась та, другая, словно материализовавшаяся из недавнего тревожного сна. И ее удивленный возглас без сомнения больше относился к той, ночной спутнице, чем к стоящей перед ней женщине.

– Дина?

ГЛАВА 30

Закрыв шторы, не остановить наступление нового дня

Дрова весело дребезжали в камине. Золотое пламя дарило не только тепло, оно предлагало иллюзию защиты, дома.

«Дом, – в который раз за эти несколько дней, вздохнув, подумал Александр. – А ведь именно этого слова мне не хватает больше всего. При всей моей неприхотливости данная комната меньше всего подходит под понимание дома, – Александр грустно посмотрел на свои книги. – Это должно быть место, по которому можно скучать, куда стремишься, которое любишь, где любят тебя. Только где же оно находится»?

Ему вдруг захотелось покориться, разрешить себе исчезнуть: закрыть глаза и просто раствориться в пространстве. Может быть так станет легче. Он прищурился, вглядываясь в золотистое пламя, свирепо пожиравшее новую порцию поленьев. Из груди вырвался тихий смешок.

«Исчезнуть захотел! Можно подумать ты и так существуешь».

Эта новая мысль прочно угнездилась в сознании. Что он представляет собой в данный момент? И есть ли у него твердое основание считаться плотным, живым, СУЩЕСТВУЮЩИМ. Что есть человек – симбиоз разума и материи. Первое имеется в наличии, второе вроде бы тоже, но здесь беспристрастный наблюдатель может указать на вопиющие несоответствия действительности. К данной теме можно подойти под диаметрально противоположными углами, и нет никакой гарантии, что верное решение будет найдено. Стало грустно.

Совсем недавно ему казалось, что он уже привык, смирился. Ведь у него была полная свобода. Эта иллюзия защищала, дарила надежду. Тепло, покой, работа и тихое одиночество. Даже тогда, в самом начале, еще ничего не вспомнив о своем прошлом, он почему-то был твердо уверен, что всегда жил один. Никакие связи не удерживали его. Это было естественно и необременительно. Поэтому, Александр уверял себя, что если он и тоскует, то его тоска имеет безличную форму, а слово «дом» – чисто человеческий обобщенный смысл.

Однако спустя какое-то время, Александр загрустил по-настоящему. Свобода и независимость – это конечно хорошо. Но что-то здесь было неправильно, чего-то ему, все-таки не доставало. И дело было вовсе не в отсутствии приятной компании.

Александру, конечно, казалось очень странным то обстоятельство, что он оказался один в безлюдном насквозь промерзшем городе. Но еще больше его пугало всякое отсутствие в голове предшествующих этому событий. Он чувствовал себя уязвимым, будучи не в состоянии опереться хотя бы на что-нибудь из своей прошлой жизни.

Все изменилось однажды утром, когда Александр, в который раз бесцельно гуляя по городу, заметил странное, абсолютно не похожее на остальные дома здание. Это было похоже на внезапное столкновение с давним знакомым, оставившее в душе приятное и уже позабытое ощущение дружественности и узнавания. Он долго стоял посреди улицы и смотрел на аккуратненький беленький домик, по старинке покрытый зеленой черепицей, словно ожидая, что тот вот-вот растворится в воздухе. Но этого не произошло. Убедившись, что дом пока не планирует исчезать, Александр сделал несколько робких шагов по направлению к нему. Его одновременно пугало и притягивало то слабое стеснение в груди, которое появлялось всякий раз, стоило ему взглянуть вперед.

«Как странно. Чего здесь бояться. Дом как дом, – тихо проговорил он вслух, даже не замечая этого. – Я просто взгляну на него поближе и уйду. Должно быть, там внутри так же пусто и холодно, как везде».

Александр подошел совсем близко, настолько, что смог разглядеть мелкие бутончики фиалок, которыми были расшиты края ярко-желтых занавесок на окнах. В памяти неожиданно всплыла картинка: тот же дом, те же занавески, а за ними люди, которые рады ему, которых он знает и любит.

Воспоминание обожгло его, и он резко отпрянул, так и не решившись подойти к входной двери.

Быстро, словно за ним гнались, Александр развернулся и практически побежал прочь. Однако мысли о странном доме никак не желали покидать его. Он обнаружил, что то и дело возвращается к нему, совершая свои короткие, но теперь более регулярные прогулки по городу.

Даже ветер, казалось, обо всем догадался, и теперь частенько останавливался поиграть неподалеку от одинокого домика с зеленой крышей, с любопытным озорством забрасывая и разгоняя кучки мелкого сора с подъездной дорожки.

Долгое время Александр неизменно приходил сюда и, пока его молчаливый товарищ перекидывал из стороны в сторону охапки пожухлых листьев или расчищал им же засоренные канавы, стоял и смотрел на дом застывшими, ничего не видящими глазами. Он словно ждал какого-то сигнала, но никак не мог дождаться. Минуты текли друг за другом, холод неумолимо проникал все глубже под одежду, скручивая мышцы в тугой узел, но Александр, казалось бы, не замечал этого. Он, будто привязанный, стоял на своем посту.

Что удерживало его на месте, он точно не знал, однако, это что-то было слишком сильным, чтобы ему противостоять. Когда пальцы на руках и ногах начинали пульсировать и ныть от холода, а в слезящихся глазах появлялась резь, Александр медленно, словно древний старик трогался с места и уходил. Он двигался неровными пьяными шагами арестованного, неожиданно получившего отсрочку исполнения приговора.

Но главное – за все это время Александр так и смог заставить себя подойти к дому и зайти внутрь. Таинственный коттедж был единственным местом в городе, где он еще не побывал.

В который раз, неприятно удивляясь самому себе, Александр шел обратно по пустым улицам и гадал, как же ему избавиться от этого наваждения. Он ежедневно отдавал сам себе строгое приказание на следующий день обязательно дойти до конца. Но все оставалось без изменения. Устав от постоянного напряжения, Александр стал стараться избежать похода к таинственному месту. Он выбирал более длинные, заковыристые маршруты, сворачивал в тесные, насквозь продуваемые ледяным ветром арки, однако ноги снова и снова приводили его туда – к уютному домику с зеленой крышей.

Однажды, после особенно долгой прогулки, когда Александр совсем промерз и спешил в свою теплую уютную комнатку, продумывая на ходу план очередного очерка и не замечая, куда идет, ветер, игриво толкавший его в спину по направлению к дому вдруг неожиданно замер. Двигавшийся по инерции человек тоже резко затормозил и удивленно осмотрелся, оторвавшись от своих мыслей. Рассеянный взгляд скользнул вдоль ряда серых домов и уперся прямо в ярко-желтые занавески, солнечными пятнами сияющие в уже сгущающихся сумерках, затем двинулся дальше и остановился на коричневом полотне деревянной двери, похожей на все остальные, имеющиеся в городе, как сестра-близнец. Так и было. В самой двери не замечалось ничего необыкновенного. Неожиданность состояла в том, что она была приоткрыта. Из узкой расщелины струился мягкий золотистый свет. Это в обычной жизни незначительное обстоятельство в данный момент производило впечатление разорвавшейся бомбы.

Александр застыл на месте, не решаясь пошевелиться. В мозгу с огромной скоростью проносились самые невероятные предположения. Но он не хотел торопиться с выводами.

«Это ты открыл эту дверь»? – очень тихо спросил Александр у ветра.

Но он уже и так знал ответ – ветер тут ни при чем.

Это был шанс – один из тысячи – узнать, что же скрывается там внутри, отчего каждый раз при приходе сюда так замирает сердце. Вот только хватит ли у него смелости воспользоваться им.

С удивившим его усилием оторвав правую ногу от земли, Александр сделал осторожный шаг вперед, затем другой и еще несколько неуверенных шагов. Он уже дошел до потертых каменных ступеней, ведущих на крыльцо, когда мелькнула тревожная мысль: «А может ему не нужно туда? Еще не поздно повернуться и уйти». Секундное колебание, и Александр решился. Но когда он снова занес ногу для подъема наверх, все вокруг неожиданно пришло в движение. Казалось, что неожиданно для себя Александр преодолел какую-то невидимую границу, защищавшую это место. Пространство пронзил глухой предупреждающий хлопок, и дверь резко захлопнулась.

Оглушенный этим звуком, Александр так и застыл перед невысокой ступенькой соляной фигурой с приподнятой вверх ногой. Он не сразу понял, что произошло. А когда разобрался, то ужасно разозлился.

«Так нечестно»! – в висках стучало, пока он в три шага преодолевал последнее расстояние до злосчастной двери и дергал ручку. Та не поддавалась. Дом оказался заперт, он снова спрятал от Александра свои тайны.

С тех пор дом больше не протягивал Александру дружеской руки. Он, словно старинного товарища тепло приветствовал его издали, подмигивая солнечным цветом занавесок, но на том все и заканчивалось.

Все оставалось бы по-прежнему, если бы не одно но – с того вечера Александр начал вспоминать. По мелким крупицам в его голову возвращались утерянные обрывки прошлой жизни. Он берег их, тщательно собирал и анализировал, так, словно это была очередная историческая хроника, и радовался каждой новой подсказке.

И вот теперь появилось оно – его последнее воспоминание, заключительный кусочек головоломки. Он, наконец, выяснил, как оказался здесь. Но что же теперь. Куда идти дальше?

«Наверное, я все-таки умер, – с отчаяньем подумал он. – Тогда, почему же я здесь? Что делаю в этом странном увядающем городе»?

Неужели это все и больше его ничего не ждет! Нет! Такого просто не может быть.

«Я хочу еще одну попытку, хочу вернуться! Хочу домой»!

И теперь он точно знал, о каком доме просит.

В возбуждении Александр вскочил с кресла, совершенно позабыв про ушибленную спину, и резко скривился от боли.

«Ох, как же неудачно я упал»! – простонал он, потирая кулаком поясницу и пытаясь расходиться.

С его телом вообще творилось что-то странное, оно было вялым, непослушным и одновременно каким-то пустым. Голова снова закружилась, как совсем недавно утром. От неожиданности Александр схватился за подоконник и, не удержав равновесия, впечатался лицом в ледяное стекло. Он зажмурился, почти обжегшись от соприкосновения с холодной поверхностью. От носа к щекам потянулись тонкие болезненно-морозные токи. Александр простоял так несколько мгновений, поддаваясь бодрящей студеной энергии, чтобы поскорее прийти в себя, и, почувствовав некоторое облегчение, нехотя приоткрыл глаза.

Первым, что сразу привлекло его внимание, было странное бледно-розовое марево, заполнившее собой все пространство. Александр еще ни разу не видел здесь ничего подобного. Он с немым изумлением стоял, все еще прислонившись лбом к окну, не замечая ничего вокруг, и наблюдал за этим поистине волшебным явлением.

Александр точно знал, что это такое – над городом занимался рассвет. Нежное сияние несмело накрывало мокрые крыши домов, осторожно стекало вниз на улицы и ширилось дальше, сливаясь в одну большую сверкающую реку.

«Может быть, я сплю, – Александр неподвижно застыл у окна, боясь отвернуться, моргнуть и случайным движением нарушить эту чудесную гармонию. – Если это сон, то он чудесен».

На его глазах город оживал, наполнялся объемом и расцвечивался нежными, пока еще прозрачно-акварельными красками, набирая цвет и силу постепенно и неспешно. Александр подумал, что никто во всей вселенной не сможет понять и оценить это преображение лучше и полнее, чем он в данную минуту, потому что здесь происходило не просто зарождение нового дня, здесь совершалось нечто более величественное и благословенное – рождение новой надежды.

Александр наблюдал, как солнце медленно, но неотвратимо поднимается из-за горизонта, все сильнее окрашивая небо в розовый перламутр, окончательно разгоняя мутную хмарь. Впервые за бесконечно долгое время он по-настоящему улыбался и был счастлив.

«Солнце! Наконец-то я его вижу. Как же оно прекрасно, как желанно»!

Внезапно в стекло возле него что-то легко ударилось, словно бросили горсть мелких камешков, раз, другой, третий. Александр открыл окно и вытянул вперед руку, поймавшую лишь прохладный утренний воздух.

Его пронзила невероятная догадка. Он не стал ее анализировать, просто решил последовать внутреннему голосу. Сегодня все было не так, как обычно. Так почему бы не попытать счастья снова.

Торопясь в меру своих сил, Александр поковылял к выходу из комнаты. У порога он неожиданно обернулся и внимательно, почти с нежность, осмотрел свое вынужденное пристанище: на столе лежали тонкие стопки бумаг – единственное, что осталось от его многолетнего труда; огонь все так же задорно лизал поленья, выдвигаясь вперед, словно стремясь выйти за пределы камина; а наверху висела уже новая картина – ее Александр узнал сразу. На ней был изображен рыцарь, сидящий на огромном золотом драконе. Вместе они пролетали над чудесным старинным городом, оставляя позади его остроконечные башни и красные черепичные крыши домов, отправляясь навстречу новым приключениям. Александр снова улыбнулся и вышел, закрыв за собой дверь.

Когда он подошел к маленькому домику с желтыми занавесками и зеленой крышей уже совсем расцвело. Все вокруг окончательно преобразилось и словно бы ожило. Ветра не было, но он нисколько этому не удивился – они уже попрощались. Стало заметно теплее, больше не нужно было прятать руки в карманы и сжиматься от пронизывающего холода. Александр не торопился, шел медленным прогулочным шагом, как будто заново открывая для себя эти, казалось бы, привычные улицы, заигравшие теперь новыми яркими красками. Ему даже стало немного жаль. Но, испугавшись последствий, он быстро прогнал эти мысли и поспешил вперед.

Заветная дверь была все такой же – закрытой, строгой, обыкновенной. Но когда дрожащие тонкие пальцы дотронулись до железной ручки, случилось еще одно чудо – она поддалась. Мягко толкнув ее назад, Александр глубоко вздохнул и, не оглядываясь, зашел внутрь.

ГЛАВА 31

Иногда полезное причиняет большой вред

– Учитель, где вы? – тонким испуганным голосом, почти что шепотом, позвала Дина. – Ну же, отзовитесь, не пугайте меня!

Оглушительный грохот камней все еще резонировал от стен в замкнутом пространстве пещеры. Вибрации расходилась волнами, поднимаясь по ногам к голове, словно ощупывая ее. Вокруг царила тьма, плотная, пугающая, бессмертная. Дина тихонько всхлипнула и снова принялась за дело.

Фонарик никак не желал находиться. Листва была настолько плотной, что его свет совсем не просматривался, а может, он просто выключился при падении. От удушливого запаха цветов уже кружилась голова.

«Когда это он успел стать таким тяжелым, – рассеянно подумала девочка, ожесточенно разгребая влажные листья непослушными пальцами. Теперь они не казались ей прекрасными. Сейчас это были липкие толстые щупальца, старавшиеся плотнее оплести и утащить куда-то в темноту. Отвращение накрыло Дину с головой. Опасаясь, что ее может вырвать, она резко выпрямилась и стала быстро и брезгливо отряхиваться. Затем, немного успокоившись, Дина решила, что нет смысла впадать в истерику, ей просто нужно немного постоять и собраться с силами перед очередной попыткой.

Высоко задрав подбородок, девочка медленно и глубоко вдыхала спертый, подземный воздух.

Александр по-прежнему молчал, и, спустя несколько секунд тревожного ожидания, Дина начала бояться по-настоящему. Правда, страх бился где-то внутри нее, не в силах прорваться наружу, словно рыба в зимнем, покрытом плотным слоем льда, озере.

Все происходящее никак не походило на правду, скорее уж на дрему, сумбурную и беспокойную. Девочке всем сердцем хотелось поверить в то, что она и правда все еще спит у себя дома, в теплой кровати и на самом деле никаких подземных пещер с растущими в их глубине цветами не существует. Но если все это было лишь обыкновенным сном, то он оказался слишком реалистичным и обладал невероятной пугающей властью над ее разумом, чтобы просто подчиниться ему и вслепую двигаться по его извилистым запутанным лабиринтам. Оставалось бороться.

«Ну же, где ты! – Дина медленно, словно через силу, подвигала ногами вперед и назад, надеясь почувствовать, куда откатился фонарь. Все напрасно.

Слепо уставившись в темноту перед собой, Дина безрезультатно пыталась разглядеть, куда делся учитель. От этой таинственной тишины ей все больше становилось не по себе, хотелось кричать, но рот почему-то не открывался. Тело ощущалось каким-то слишком легким, нереальным, словно его обволокло пушистым, слегка покалывающим покрывалом. Даже холод отступил.

«Как бабушкин шерстяной платок», – почему-то подумалось Дина и ей сразу захотелось рассмеяться, едва она представила здесь бабушку с ее огромным серым пуховым платком – безумная картина.

Мысли о бабушке неожиданно придали ей сил, да и нога натолкнулась, наконец, на что-то плотное в беспорядочной растительной массе. Ощутив прилив бесконечной радости, Дина нагнулась, и снова пошарив под влажными щупальцами, извлекла фонарик. По счастливой случайности он не сломался, просто выключился от падения. Дина нажала на круглую красную кнопку, и темнота вокруг нее расступилась. В глазах защипало, то ли от слез облегчения, то ли он яркого слепящего света. Дина победно усмехнулась и быстро развернулась к выходу, намереваясь выяснить, что же случилось с учителем. То, что она увидела перед собой, заставило ее улыбку померкнуть.

Александр лежал лицом вниз почти у самых ног Дины, уткнувшись головой в бледную гущу цветов, словно утонув в них. И он не шевелился.

Острый приступ паники скрутил живот. Несмотря на головокружение и слабость, Дина до странности четко видела все вокруг. Картина неподвижно лежащего среди белых цветов человека прочно отпечаталась у нее в мозгу и впоследствии еще несколько лет беспокоила ее долгими бессонными ночами, до тех пор, пока она, наконец, не смогла убедить себя, что все это было лишь игрой разбушевавшегося воображения, и ничего не происходило на самом деле.

Дина смутно осознавала, как осторожно встала на колени и нагнулась над учителем, как пыталась перевернуть его расслабленное, а потому невероятно тяжелое тело. У нее ничего не получалось – приступы головокружения сильно затрудняли дело. Вскоре Дина вконец обессилела. Прислонившись к холодному каменному выступу и все еще не отпуская руки Александра, девочка замерла, обдумывая свои дальнейшие действия и позволяя себе минутную передышку.

«Что же делать? – Дина старалась быстрее взять себя в руки и думать, как взрослые. – Нужно как-то вытащить его отсюда! Стоп. А вдруг его нельзя трогать, – Дина похолодела от ужаса, ясно представив, что Александр возможно умирает здесь, в этой темной сырой пещере, а она никак не может ему помочь. Слезы, до этого момента удерживаемые напряжением воли, теперь непрестанно стекали по щекам, падая за воротник пальто. – Такого не должно было случиться. Ведь всем было так весело. Легкая забавная прогулка. Это я виновата!

Страшная мысль пронзила, подобно молнии – если бы не она, Александр не оказался бы сейчас здесь. Дине стало трудно дышать. В отчаянии, почти не осознавая, что делает, она начала дергать учителя за куртку, трясти, тормошить, будить. Это продолжалось до тех пор, пока усталость снова не взяла свое, и Дина чуть ли не рухнула во влажные заросли возле него.

«Фу! Какая гадость», – сырость немного отрезвила ее, заставив подняться с колен и выпрямиться.

Колготки намокли и неприятно липли к телу, охлаждая его еще больше, но едва ли девочка замечала это. Взгляд Дины не отрывался от Александра. Непослушными ледяными руками она стала расстегивать пуговицы своего пальто, чтобы укрыть его, когда вдруг услышала где-то недалеко странный шум. Ее определённо кто-то звал по имени. Дина вскочила с колен.

«Это же дедушка, – от облегчения у нее чуть было снова не подогнулись ноги. – Теперь все будет хорошо! Он обязательно со всем справится. Дедушка, мы здесь»!

Оставив пуговицы в покое, Дина со всей возможной скоростью поспешила наверх, навстречу дедушке. Ей ужасно не хотелось оставлять Александра одного в темноте, но другого выхода не было.

«Мы скоро вернемся, вы только дождитесь, хорошо»? – срывающимся голосом попросила она, повернувшись к лежащему в отдалении человеку, жалобно всхлипнула и поспешила прочь.

Дина хорошо помнила, что они недалеко ушли от развилки. Однако, преодолеть эти несколько метров оказалось неожиданно трудно. Голова по-прежнему сильно кружилась, а в ушах стоял невообразимый гул, оставалось лишь удивляться, как она только смогла услышать голос деда! Осторожно пробираясь вдоль скользких камней наверх, Дина не переставала громко сообщать ему о том, куда движется. Она боялась потерять и его тоже.

Они столкнулись, когда девочка вышла из своего коридора, около подземного озера. Мягкий свет дедушкиного фонарика выхватил из темноты одинокую маленькую фигурку, при виде которой у него сразу сжалось сердце. Еще несколько минут назад, услышав ужасающий гул падающих вдалеке камней, он понял – случилось что-то ужасное, непоправимое. Едкий, разъедающий душу страх, заставил его позабыть про свою немощь и поспешить туда, где совсем недавно скрылись из виду Дина и Александр. Он сильно устал и промерз, но все же двигался достаточно быстро. Надежда на то, что тревога окажется ложной, придавала ему сил. Но, увидев заплаканное лицо Дины, дедушка почти пал духом.

– Дина, что произошло, где Александр? – он подошел к ней и осторожно приобнял за плечи. – Я слышал жуткий грохот с вашей стороны.

– Дедушка! Ох, дедушка, – Дина с плачем бросилась ему на грудь. – Это все фонарик, он укатился в листву… а потом, учитель начал спускаться, но там было так скользко! Это я виновата… Понимаешь! Так мечтала найти здесь нечто необыкновенное! И нашла! Там цветы, много цветов… они обычно в темноте жить не могут… а эти растут! Я забыла обо всем, отвлеклась, не уследила… И тогда он упал, а теперь лежит там и не двигается! Почему он не шевелиться, дедушка?

Дина говорила невнятно, глотая слова сквозь слезы. Сначала дедушка даже испугался, что она тоже упала и возможно ударилась головой, потому что упоминание странных цветов вызывало только недоумение. Какие растения смогут выжить в подобном месте.

– Дина, с тобой все хорошо, ты не ушиблась?

– Все в порядке, я не падала. Это учитель поскользнулся и упал. А виновата в этом только я! – Дина, начавшая было успокаиваться, заплакала еще сильнее. – Я уронила фонарик, понимаешь! Дедушка, мы должны ему помочь! Что нам делать? Он там совсем один!

– Сейчас, сейчас милая, – дедушка тщательно осмотрел внучку и, убедившись, что она не поранилась, решил перейти к следующей проблеме. – Давай успокоимся и пойдем туда. Его нужно хорошенько осмотреть. Вдруг он уже очнулся и ждет, когда мы вернемся и поможем ему?

Это заявление немного утешило Дину. Утерев щеки тыльной стороной ладони, она решительно кивнула головой в сторону темного каменного коридора и повела дедушку за собой. Надежда вдохнула в нее новые силы, открыв второе дыхание.

На этот раз, двигаясь вдоль этих стен, Дина не испытывала ничего похожего на радость или любопытство. Ею двигала лишь потребность скорее добраться до учителя. Дедушка тоже не получал удовольствия от продвижения вглубь этой сырой норы.

«До чего же неприятное место! Как я мог быть таким беспечным, позволяя внучке затащить нас сюда! Если что-то случится, это будет и моя вина тоже».

Тяжелые мысли, страх того, что ждет их в конце пути – все это не придавало, а лишь отнимало его последние силы. Когда проход начал сужаться, дедушке стало совсем невмоготу. Он с ужасом прикидывал, сможет ли, если понадобится вынести отсюда Александра.

– Долго еще идти? Кажется, потолок становится все ниже и ниже. Нам придётся ползти?

– Нет, мы почти на месте. Там проход в стене, видишь?

Дина высветила фонариком широкий лаз, как и в прошлый раз, неожиданно появившийся справа.

– Только будь пожалуйста осторожен, – попросила Дина дрогнувшем голосом. – камни мокрые и очень скользкие.

– Хорошо. Не волнуйся. У нас ведь два фонарика, они помогут найти удобный спуск. Поспешим.

Вслед за Диной дедушка вошел в скрытую пещеру. Картина, открывшаяся их взорам, была прекрасна и ужасающа одновременно – там внизу на пышном фантазийном ложе из белых цветов лицом вниз лежал Александр. Золотой свет фонарей отражался от влажных стен и бросал на его фигуру и на плотный шелк бутонов радужные блики. Несколько мгновений дедушка просто стоял и созерцал эту странную фантасмагорию. Слова, даже мысли разом вылетели из головы. Все это ему казалось иллюзией, диким миражом. Потом он почувствовал мягкий, нежный цветочный аромат и вдруг понял, что это не сон, не видение, а реальность. Ему стало страшно.

– Цветы, здесь! Быть такого не может! – понимая, что говорит что-то не то, дедушка повернулся к Дине.

Девочка, как зачарованная смотрела вниз. В ее глазах застыло странное выражение.

«Наверное, это последствия шока, – подумал дедушка. – Не нужно было просить ее снова идти сюда».

– Дорогая, не смотри туда, не нужно, – ласково погладив внучку по голове, проговорил дедушка. – Сейчас я спущусь вниз и все проверю, а ты постой пока здесь и подожди меня. Ладно?

– Хорошо, – автоматически ответила Дина, не отрывая взгляд от фигуры человека внизу.

– Дина, посмотри на меня, девочка! – дедушка осторожно встряхнул ее за плечи. – С ним все будет хорошо. Мы обязательно поможем ему. Ты должна верить в это.

– Я верю, – тихо прошептала Дина, а затем серьезно взглянула ему в глаза. – А ты, веришь?

– Да… верю, – дедушка немного замялся перед тем, как ответить. Конечно, все оказалось намного хуже и сложнее, чем он предполагал. Увидев неподвижное скрюченное тело Александра, оставалось предполагать лишь самое худшее. Только внучке об этом знать не обязательно. Не сейчас. Что еще он мог сделать для нее, для них, если и сам был в смятении.

Он порывисто обнял Дину и крепко прижал к себе.

– Ну же, не плач, милая. Все будет хорошо.

Дина стояла на вершине провала и наблюдала, как дедушка спускается вниз. Фонарик скользил вдоль камней, высвечивая на стенах и под ногами хрупкие золотистые узоры, резко вспыхивавшие перед ее лицом. В глазах дедушки Дина читала сочувствие, горе и уязвимость. Что он мог сделать в одиночку в таких условиях? Она и сама понимала, что немного. Присмотревшись, Дина заметила в движениях дедушки чрезмерную поспешность, характерную для человека, находящегося на пределе своих сил, но чувствовала и его напряженные попытки скрыть свой страх перед неизбежным, и твердую решимость, несмотря ни на что как можно скорее добраться до Александра. Сейчас от быстроты и продуманной четкости действий зависело очень многое. И Дина сильнее, чем когда-либо в жизни уважала его за эту стойкость и силу духа.

ГЛАВА 32

Чтобы правильно попрощаться, нужно захотеть вернуться

Сегодня у Дины был очень хлопотливый день. И он практически полностью прошел в больничных стенах. Кто бы сказал ей, всей душой боявшейся и всегда откровенно избегавшей этих храмов здоровья и науки, что настанет время, когда придется очень часто ходить туда и навещать сразу двух близких людей. Но, к счастью, они с Софией, поначалу страшно перепуганной и взвинченной, делили обязанности нянек-наседок поровну, так что Дина успевала везде.

У Майи не оказалось никаких серьезных проблем, лишь сильная интоксикация организма. Сейчас для полного выздоровления ей был необходим покой, уход и забота. Девушка с каждым днем чувствовала себя все лучше, и долго не могла поверить в то, что в ее состоянии оказались виноваты старые засушенные цветы.

У Дины до сих пор стояло перед глазами удивленное лицо Майи, когда она узнала причину своего, так называемого заточения. Сначала девушка лишь весело посмеивалась, решив, что бабушка подшучивает над ней, но поняв, что та говорит серьезно, сразу перестала улыбаться и теперь недоуменно смотрела на нее, как бы ожидая новых подтверждений этой невероятной, почти неправдоподобной теории.

Дина и сама до конца не могла примириться с мыслью, что все эти годы столь сильнодействующий яд хранился у них в доме,отравляя его обитателям не только воздух, но и душу. И она – единственный виновник случившегося. Необходимо время на то, чтобы все понять и переосмыслить. Но это требовалось не только ей.

Там, в палате, слушая объяснения Дины и чувствуя, что она и есть главный проводник, и источник информации в этой запутанной истории, Майя поняла, что ей необходимо знать все. И буквально засыпала бабушку вопросами.

Выяснив, что именно Дина обнаружила ее, без сознания лежащую на полу в гостиной, и вызвала скорую помощь, Майя испытывала одновременно благодарность и стыд. Ведь она без разрешения вытащила из коробки, теперь Майя твердо была уверена в этом, те цветы. Их обнаружили рядом с ней на полу. Раскрытая коробка сиротливо валялась на диване.

– Не понимаю, зачем я потащила их с собой вниз на первый этаж, – Майя терла виски, пытаясь окончательно восстановить в памяти все еще расплывавшуюся картину событий того вечера. – Они были такими красивыми, такими хрупкими. Стало темнеть, и я, наверное, хотела полюбоваться ими подольше в свете камина.

– Камин не был растоплен, – заметила Дина. – Ты потеряла сознание раньше.

– Это к лучшему. Я ведь могла и угореть, – Майя принужденно усмехнулась, отмечая, как по телу прошла волна дрожи. – Маме бы это точно не понравилось. Вы уже звонили ей?

– Да. Не могли же мы держать случившееся в тайне от твоих родителей, – Дина ласково прогладила Майю по голове и продолжила. – Они хотели сразу же выехать к нам, бросив все дела, но София объяснила, что тебе уже намного лучше и нет нужды торопиться. В любом случае, будь готова через несколько дней предстать перед грозным судом. Впрочем, готовиться, видимо, нужно и мне.

– Это они-то, грозные, – Майя улыбнулась. – Папа с мамой и мухи не обидят.

– Они очень испугались за тебя, – серьезно сказала Дина. – Мы все испугались. Это могло закончиться не так хорошо. Ты могла упасть с лестницы, когда спускалась, пораниться, угореть. Могло произойти все, что угодно! – Дина встала и взволнованно заходила по комнате. – Как представлю возможные последствия, чувствую себя виноватой еще сильнее.

– Успокойся, Дина. Мы все виноваты. Все, – еще раз повторила Майя, – или никто. Сложно судить в подобной ситуации, – она внимательно посмотрела на взволнованное лицо Дины и решила переменить тему. – А как вы догадались, что дело именно в цветах?

– Это все наш славный доктор, – Дина улыбнулась, ей было приятнее говорить о победе, чем о поражении. – У тебя в волосах, на лице и одежде обнаружились частички сухой растительности – один из бутонов видимо раскрошился.

– Да, я была неосторожна и слишком сильно сжала цветы, когда вытаскивала их из коробки, – виновато потупилась Майя. – А потом еще и понюхать решила, – добавила она, неожиданно вспомнив, как пытаясь разобраться в нюансах незнакомого аромата, опустила лицо в самую гущу бутонов, нечаянно глубоко вдохнув пыль от рассыпавшегося лепестка. – Вот видишь – это целиком моя вина. Хотела доказать себе, что у меня самое лучшее обоняние на свете. Как глупо и самонадеянно. Вот и результат!

– Пыльца попала в горло через нос и вызвала передозировку содержащегося в цветах активного вещества, что привело к приступу, похожему на предельно усиленную аллергическую реакцию, – продолжила Дина, не обращая внимания на попытки Майи взять вину на себя. – Я точно не помню, как именно это называл доктор, так как не сильна в медицине. Потом сама у него спросишь. Он давно специализируется на подобных вещах, поэтому достаточно быстро определил причину. Правда, как выяснилось позднее – с таким опасным веществом, как это, ни разу не сталкивался. Приди я немного позже, все могло закончиться трагически. Возможно, ты тоже виновата, но это не снимает ответственности с меня, – Дина перевела дыхание. – Ладно, давай больше не будем говорить об этом. Все уже позади.

– А что случилось с цветами?

– Их забрали в лабораторию, на изучение. Они могут помочь при лечении других больных…, – Дина запнулась.

– Таких, как Александр Лист? Как он себя чувствует?

Дина вздохнула и грустно посмотрела на внучку. С Александром дело обстояло не так просто. Хотя здесь цветочный экстракт проявил себя не в столь характерно-отрицательной манере: ядовитые вещества, не позволяя человеку окончательно прийти в сознание, тем не менее, способствовали ускоренному восстановлению организма после падения и словно законсервировали его изнутри. Проведя ряд исследований с полученными от Майи образцами цветов и ее крови, в лаборатории удалось выделить антитела, послужившие своего рода противоядием для Александра. И время, конечно, тоже сыграло свою роль.

Дина все еще явственно видела, как Александра принесли в дом тогда, много лет назад, и он лежал внизу – восково-бледный, безжизненный, трогательно-невинный. Она почти заставила себя удалить из памяти это детское воспоминание, но видимо не до конца. А еще там присутствовал запах, сладковатый и очень нежный, словно дух покоя – аромат цветов, но и, лично для нее с тех пор – аромат печали. Александр весь пропах им, ведь он пролежал во влажных зарослях много часов, пока они с дедушкой ходили за помощью – вытащить учителя самостоятельно не было никакой возможности. Поэтому его одежда, волосы, даже кожа были насквозь пропитаны этим благовонием, подобно мумии. Она подошла к нему тогда, кажется, в последний раз перед долгой разлукой, и от сильного уже знакомого запаха, могучей волной мгновенно накрывшего ее, словно захватившего в хитро расставленную ловушку, едва не рухнула без сознания. Мать, и так перепуганная сверх меры развернувшимися событиями, увидев внезапно побелевшую Дину, одиноко замершую возле Александра, и уже начавшую оседать на пол, с громкими криками подбежала к ней, встряхнула за плечи и поскорее увела наверх, чтобы уложить в постель. Девочка не вырывалась и не плакала, она слишком устала тогда и хотела только одного – заснуть, а, проснувшись, обнаружить, что все случившееся оказалось лишь плодом ее воображения.

С тех пор, опасаясь за ее душевное равновесие, девочку не пускали к учителю, а все произошедшее старательно перекраивали, переплавляли в более безопасную форму. Сама Дина еще долгое время оставалась в таком странно подвешенном полусонном состоянии, что ее без труда удалось убедить в обновленной трактовке событий. Скорее всего, на девочку, пусть и не слишком долго вдыхавшую ядовитые пары, и обладавшую крепким молодым здоровьем, цветы тоже подействовали, хоть и не в полную мощь. Их поражающая сила, вкупе с тяжелой эмоциональной травмой, полученной в пещере, оказали огромное влияние жизнь Дины на многие месяцы вперед. Она выглядела совершенно потерянной, рассеянной и печальной. Ничего не могло вернуть обратно ту жизнерадостную девочку, способную до бесконечности ждать падающую звезду в искрящемся ночном небе. И хотя время залечило самые опасные раны, скрытые следы от них сохранились глубоко внутри и никогда не позволяли полностью забыть о себе.

В те дни, чтобы отвлечь Дину от тяжелых воспоминаний, ее постоянно снабжали новыми красками, альбомами и всячески поощряли к рисованию, понимая лечебное воздействие искусства на разум и сердце. Дедушка без устали придумывал новые истории, пытаясь вытеснить из головы внучки плохие воспоминания. И она с большим удовольствием все чаще и чаще уходила в свой замечательный, безопасный, ей одной доступный мир.

Иногда Дина рисовала странные белые цветы, которые после обязательно зачеркивала или просто закрашивала. Они присутствовали на многих ее работах в тот период – широкие вытянутые чашечки на витиеватых стеблях то появлялись, то исчезали с уголков картин. Впрочем, кое-где они все-таки сохранились. Когда дедушка втайне от внучки забрал часть ее рисунков, чтобы отнести в типографию и сделать для нее сюрприз перед отъездом в новую школу – книгу с придуманной ими вместе сказкой – на одном из них, украшенном изображением рыцаря, стоящего на краю обрыва и смотрящего вдаль, с самого низа прямо к его рукам понимались нежные бутоны, создавая удивительно гармоничную рамку для одинокой благородной фигуры. Никто их так и не заметил, даже Дина, частенько перелистывавшая подарок. И они мирно существовали на той печатной странице еще много лет.

Время шло, но не приносило покоя. Измученная потаенными страхами и одновременными попытками вспомнить и как можно глубже спрятать пережитое, Дина постепенно готовилась к неизбежным переменам в жизни. Но она, как и все вокруг, понимала, что начинать свой путь следует не отсюда, поэтому, с облегчением и радостью подчинившись родителям, уехала далеко-далеко за море к незнакомым родственникам. Ей предстояло научиться жить вдали от любимых мест и людей, но она сама этого хотела. И, в меру своих сил, старалась быть счастливой. Она открывала в себе новые грани, увлеченно строила воздушные замки, населяла их героями или чудовищами, а затем воплощала все это на бумаге. Дина училась, взрослела, потом старела, но, изменяясь внешне, внутри так и оставалась прежней, пугливой и любопытной маленькой девочкой. Однако, торопясь ухватить и рассмотреть быстро ускользающие впечатления, она подчас забывала их задержать и сохранить, поэтому в конце всегда оставалась одна. Одиночество не было пустым, оно мерцало, искрилось, меняло форму и оттенки, развивалось – оно творило. Это импульсивное созидание рождалась легко и быстро, не зная условий и рамок. Но, являясь естественным источником вдохновения для художника, оно создавало определенные проблемы в жизни человека.

Для Дины всегда было характерно слово «слишком»: слишком много стремлений, работы, путешествий, впечатлений, страхов; но также, слишком мало времени, чтобы побыть наедине с собой и заглянуть, наконец, в свое сердце не в поисках призрачных иллюзий, но живущей там правды. На это требовалось еще одно «слишком», которого у нее, при всем поверхностном избытке, не хватало лично для себя – мужество. Оглядываясь назад, Дина не могла не признаться в том, что всю жизнь она бежала и пряталась, а работа служила отличной броней. Это был ее осознанный выбор. Дина понимала, что бесконечно так продолжаться не может и рано или поздно ей придется оглянуться назад и посмотреть в суровое лицо реальности. И когда время настанет, она должна быть готова.

Дину бесконечно удивлял тот факт, что все случилось именно сейчас, когда она, наконец, вернулась домой. Ведь Александр мог бы проснуться гораздо раньше или позже, а Майя – никогда не обнаружить засушенные цветы на дне сундука. Подобные мысли вызывали у Дины трепет и практически суеверные чувства фатума.

Тогда, в далеком детстве, когда они с дедушкой там, в холодной и сырой пещере поняли, что Александр просто так не очнётся, Дина ступила на путь постоянной борьбы с чувством вины и отчаяньем, вся жизнь ее разделилась на до и после. И здесь, волшебные подземные цветы сыграли свою особую, лишь им ведомую роль – забрали память, а вместе с ней притупили боль.

Дина заново училась добывать свои воспоминания, словно фокусник из волшебной шкатулки. Сидя с Майей, или в палате у Александра, нить за нитью раскручивала этот особенный разношёрстный клубок, расправляя полотно прошлого, доставая упавшие петли-события.

Она вспомнила, как вернувшись домой после своего «похода-понарошку», обнаружила под пальто смятые цветы, привязанные к талии. Находка испугала бы ее, если бы она еще могла пугаться. Но, вымотанная сверх меры переживаниями и страхами, девочка просто выложила их в коробку из-под чудесного маминого шарфика – предмета ее особых восторгов и восхищения – и убрала подальше от глаз.

Дина всегда любила смотреть на переливающуюся, разрисованную яркими необыкновенными узорами ткань и частенько прокрадывалась в комнату к родителям, а позднее, на чердак, чтобы забрать шарфик, рассматривать его в тихом одиночестве и мечтать, как однажды она своими глазами увидит места, в которых люди умеют делать подобную красоту. Эта мечта осуществилась. Дина даже купила себе несколько похожих изделий. Но это было уже не то. Он – самый первый, оставивший неизгладимый след, так и остался на пьедестале.

Дина так и не поняла, почему и когда мама перестала носить шарф, и спрятала его на чердаке. Наверное, это случилось, когда дядя не вернулся из очередной дальней поездки. Расстроенная женщина не хотела становиться пленницей воспоминаний и убрала многие подарки дяди на чердак. Та же участь постигла и чудесный кусочек ткани, а вместе с ним, позднее, и таинственные бутоны.

Как ни странно, мама, скорее всего, даже не предполагала, что в коробочке может храниться что-то еще, кроме дядиного подарка. Так же предельно утомленная и оглушенная событиями того печального дня, она была не в состоянии обращать внимание на что-либо, кроме заботы о спокойствии своих домочадцев, тем более на какие-то неопределенные цветочные запахи. И поэтому, в который раз обнаружив возле спящей Дины коробочку с шарфиком, мама машинально забрала ее и снова отнесла на чердак, запрятав подальше.

Дина, захваченная своими переживаниями и долгое время находившаяся будто под гипнозом, тоже позабыла про цветы, оставив их на произвол судьбы, чахнуть и медленно высыхать в красивой коробочке вместе с отринутым шелковым товарищем. Лишь много лет спустя, с чердака они попали в сундук с никому не нужными старыми вещами, хранившимися в доме дедушки. И там бы лежали, пока не истлели, если бы судьба снова не вывела их на свет.

Вспомнив про обнаруженную рядом с Майей коробку из-под цветов, Дина встрепенулась. Нечто важное никак не давало ей покоя.

«Ну, конечно, как же я раньше не додумалась. Все дело в шарфике, – Дина хлопнула себя ладонью по лбу. – Бедняжка София, скорее всего, тоже попала под влияние цветов. Крепкий, однако, у них жизненный запал. За долгие годы ткань должно быть хорошенько впитала аромат, и те несколько месяцев, что София носила шарф, смогли сильно расшатать ее нервную систему».

Дина задумалась. Выходило, что на каждого человека яд влиял по-своему, кого-то пугал, кому-то туманил разум, но объединяло всех одно – страх. Будь то лица на стенах в комнате Майи – это она в детстве – маленькая девочка, запертая, позабытая всеми в темном шкафу; шорохи ночного дома – тайный ужас ее матери, так любившей прятать свои игрушки в сундуках на чердаке и ждать, когда же ее саму обнаружат и примут, наконец, за равную; призраки прошлого Софии, никогда не осмелившейся до конца поверить в чудеса, но отчаянно жаждавшей их; и, наконец, Александр с его величественным одиноким городом – мечта, ставшая тюрьмой.

«Все мы в равной степени любили одиночество, – размышляла Дина, – стремились к нему. И я, и учитель, и Майя, и даже дедушка, но у каждого оно было своим собственным, и кто-то смог из него выбраться, а кто-то попал в ловушку. Ловушка для каждого подобралась своя в зависимости от целей и темперамента: у Майи – это комната, у Софии – дом, у Александра – город, а у меня, – Дина грустно улыбнулась, – целый мир».

ЭПИЛОГ

Конец дороги – лишь начало нового пути

Майя наблюдала за восходом солнца. Сегодня она проснулась засветло и сейчас, уже одетая и причесанная, стояла на своем посту.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как она вернулась из больницы в дом Софии, где со дня на день ждали приезда ее родителей. Несмотря на все случившееся, девушка не могла не радоваться тому обстоятельству, что ей все-таки удалось заманить их сюда. И очень скоро вся семья соберется под одной крышей.

После того, как источник их бед был обнаружен, все вздохнули с облегчением. София уверилась, что не сходит с ума, и за это еще сильнее полюбила свой старый дом. Она с радостным предвкушением ожидала встречу с сестрой и зятем, поэтому, в неудержимом стремлении все идеально подготовить, с удвоенной силой погрузилась в привычные, но такие приятные хлопоты по хозяйству. Дмитрий, до этого без особого энтузиазма планировавший переезд, получил повод к отсрочке и даже прекращению сборов. В данный момент он вел переговоры о возвращении на прежнюю работу. Дина освободилась от тяжкого груза неопределенности и теперь увлеченно изучала способы реабилитации больных после комы. Она практически каждый день проводила в больнице у Александра, который на третий день после эпизода в палате, пришел, наконец, в сознание и открыл глаза.

«Он вообще на удивление быстрыми темпами идет на поправку, – подумала Майя. – Пока не разговаривает, но всячески пытается общаться с персоналом больницы мимикой и жестами; двигательные рефлексы в порядке. Конечно, проблемы есть: с краткосрочной памятью, с речью, с вялой от долгой неподвижности мускулатурой. Да и возраст уже не тот. Но с этим можно, даже нужно работать».

Проведя множество исследований, врачи пришли к выводу, что благодаря новым медицинским препаратам, специально привезенным из центрального региона в связи с исключительностью ситуации, а также особой вакцине, полученной из порошка засушенных цветов, утратившие связи структуры мозга начали самовосстановление путем создания альтернативных связей и новых нейронных сетей.

Исследования коры головного мозга показали хорошие результаты и пока что врачи давали только благоприятные прогнозы – речь постепенно вернется, и пациент со временем обязательно встанет на ноги.

А пока что он лежал и смотрел по сторонам широко распахнутыми сияющими глазами, словно впитывая признаки окружающего мира, приветствуя его.

Да, Александр, без сомнения, был счастлив. И хотя этот мир сильно отличался от того, который он когда-то знал, все равно, его дом здесь, значит, придется знакомиться с ним заново и учиться жить по новым правилам. Александра немного пугала расстилавшаяся перед ним неизвестность и пристальное внимание, окружавшее его со всех сторон. Будущее пока было скрыто густым туманом. К нему-то Александр давно привык, а вот к постоянному присутствию других людей – нет. Их забота и сочувствие были приятны, но подчас, ему делалось неловко от собственной неуклюжести и невозможности достойно ответить посетителям. Его разум практически полностью оправился, а вот тело никак не могло поспеть за хозяином.

Иногда он мысленно возвращался к тем дням в башне у камина, к своей неоконченной работе, к одиночеству, думал о том, что же стало с городом без него. К его удивлению, это были немного сентиментальные, грустные мысли. Там, среди холода и пустоты, все же оставалось и что-то хорошее. Он не хотел так легко от этого отрекаться, считал неправильным. Александр решил сохранить то время в самом отдаленном уголке души, чтобы изредка иметь возможность напомнить себе, как иллюзорна и непостоянна жизнь и как легко потеряться в лабиринтах собственных фантазий. Одно он знал наверняка – несмотря на все неудобства и трудности теперешнего положения, желания вернуться обратно у него никогда не возникнет.

«Я слишком долго был один, – говорил он себе. – Но теперь все будет по-другому. У меня появился еще один шанс, так почему бы им не воспользоваться».

Когда Дина пришла к нему в первый раз после пробуждения, Александр сразу узнал ее. И, глядя на эту грустную пожилую женщину, робко замершую перед ним, он заплакал. Крупные слезы лились по его впалым щекам, затекали под голову и подушку, но он не замечал их, видел только свою маленькую ученицу, без его участия ставшую взрослой.

Александр протянул к ней руки таким знакомым характерным для него приглашающим жестом, что Дина, словно девочка, бросилась к нему на грудь и зарыдала. Он осторожными неловкими движениями пытался гладить ее по голове, отчетливо остро осознавая, что наконец-то вернулся домой.

Майя, пришедшая в палату к Александру вместе с Диной, стала свидетелем этой сцены. То, что она увидела неожиданно глубоко потрясло ее. Не то, чтобы девушка не ожидала подобной теплой встречи. Нет! На тот момент она уже поняла, как Александр важен для бабушки. Просто неприкрытые эмоции, льющиеся из глаз: сострадание, страх, восторг, надежда – сливались в одну большую материю – любовь. Это чувство взывало ко всем, находящимся рядом с этими людьми, искало и находило тождественный отклик, и ширилось, наполняя сердца настоящим счастьем, делая их равнозначными соучастниками своего волшебства. Майя тоже чувствовала ликование радости в тот момент.

А еще девушка познакомилась с Ветром. Удивительный кот все так же продолжал навещать Александра, не обращая абсолютно никакого внимания на внезапное появление новых лиц. Он царственной походкой заходил в палату, откуда теперь его к счастью, не выгоняли, потому что Александр знаками упросил этого не делать, запрыгивал на свое излюбленное место в ногах больного и подолгу сидел, свернувшись калачиком, совсем как в прежние времена, рассматривая входящих своими умными изумрудными глазами.

Иногда Ветер тянулся к руке человека, требуя немного ласки и, получив свое, начинал громко мурчать от удовольствия. Александр относился к коту с большой теплотой, словно к старому товарищу, и Дина решила, что, если не возникнет никаких проблем при выписке, они заберут его с собой. Майя, которая тоже подружилась с Ветром, теперь он даже разрешал ей себя погладить, надеялась, что у них все получится.

Небо совсем просветлело и стремительно перекрашивалось из золотисто-розового в лазорево-голубой цвет. Свежий утренний ветерок разносил вокруг нежные запахи покрытого росой сада. Майя глубоко втянула в себя этот чудесный целительный воздух и грустно улыбнулась, вспомнив другой аромат, будто все еще витающий неприкаянным призраком где-то поблизости.

«Природа устроена по удивительным законам, – подумала Майя. – Красота подчас убийственна. И все же, она мудро спрятана от непосвященных. Но мы, в своем необъяснимом стремлении к полновластному господству, крушим ее защитные барьеры, и по собственной воле попадаемся в капкан, расставленный вовсе не для нас».

Вчера вечером, сидя вдвоем с бабушкой в гостиной после позднего ужина, Майя спросила ее, почему тогда, много лет назад, никто не вспомнил про цветы?

– Это ведь был прорыв! Скорее всего, вы обнаружили новый вид.

– Может быть, – Дина сидела на диване и, аккуратно сложив руки на коленях, смотрела на внучку. – Знаешь, в то время я об этом не задумывалась.

– Это понятно – ты была напуганной маленькой девочкой. А как же взрослые, прадедушка?

– Я думаю, что после случившегося в пещере, никому из нас не хотелось вновь оказаться там. В сущности, про цветы знали всего несколько человек: мы с дедушкой и два пожилых брата-охотника, жившие неподалеку от леса. Именно они помогали вытаскивать тело Александра из пещеры, так как времени на поиски кого-то другого у нас не было. Мы встретили их на подходе к городу, когда бежали за подмогой, – Дина вспомнила строгие неулыбчивые лица братьев и то, как старший всю дорогу витиевато ругался на дедушку за проявленную беспечность. – Они были матерыми и очень сильными, несмотря на возраст, но чрезмерно ортодоксальными. Наш поход в пещеры браться сразу восприняли как нечто противоестественное, а про цветы и говорить нечего. Если младший брат и взглянул на них пару раз, то старший категорически не захотел тратить время на подобную ерунду. Вытащив Александра на поверхность, они, тщательно осмотрели его, и, не выявив серьезных повреждений, сразу понесли к нам домой на импровизированных носилках из веток. После этого, старший брат поспешил в городской совет, чтобы сообщить о произошедшем и потребовать завалить, наконец, эти ужасные земляные дыры, что вскоре и было сделано. Про цветы никто из них ни разу не упоминал. Дедушка же решил оставить все как есть, не возвращаться и не беспокоить то, что, очевидно, не хочет быть потревоженным. Мне кажется, он испытывал бессознательный суеверный страх перед этими таинственными цветами, вскормленными мрачными подземными водами и темнотой.

– И я полностью с ним согласна, – Майя тоже пришла в ужас при мысли, что, не закрой тогда власти эти пещеры, кто-нибудь еще мог стать несчастной жертвой ядовитого растения.

Они еще долго сидели вдвоем и молчали, каждая о своём. Слова были не нужны. Позднее, когда Майя, собираясь уходить наверх, чтобы лечь спать, подошла к бабушке, та тепло улыбнулась ей и, пожелав спокойной ночи, взяла за руку и сказала:

– Знаешь, я сейчас вспоминала один интереснейший старый разговор. Когда-то очень давно дедушка спросил меня, чего я боюсь больше всего на свете. Я подумала и ответила, что смерти. Ничего другого мне в то время и в голову бы не пришло. Ведь, что еще может быть страшнее для маленького ребенка, чем вероятность потерять свое лишь совсем недавно приобретенное тело. Он улыбнулся и, потрепав меня по плечу, сказал, что я ошибаюсь – бояться нужно совсем не этого.

– А чего же нужно бояться? – тихо спросила Майя.

– Заблудиться в тумане – так он тогда сказал. – Дина прикрыла глаза, вызывая в памяти мудрое лицо дедушки. – Я долго не могла понять, но теперь, кажется, понимаю.

Майя тоже хорошо поняла, что хотел сказать дедушка. Вскоре она ушла, а Дина еще некоторое время оставалась внизу, размышляя, слушая тишину спящего дома.

Девушка тоже не сразу легла в постель. Подойдя к окну, она раскрыла его настежь и долго стояла, уставившись в бескрайнее небо, впитывая тончайший звездный свет и ночную прохладу. Ей было немного грустно.

Лишь сейчас, с наступлением утра, грусть, наконец-то, прошла, освободив место для радости и надежды.

«Что же будет с нами дальше, – с интересом думала Майя. – София с Дмитрием, теперь конечно останутся здесь. Она уже сообщила нотариусу о своем решении. Дина тоже вряд ли захочет снова куда-нибудь уезжать. Хотя, вполне возможно, что она переберется в дом прадедушки и, когда Александр будет готов к выписке, заберет его туда, чтобы ухаживать за ним. Жизнь потечёт по-старому, но русло все-таки придется немного подправить. А что же я? – Майя, не отрываясь, смотрела, как золотой шар солнца медленно показывается из-за горизонта, подсвечивая верхушки деревьев, плотной стеной опоясавших эти места – занимался новый день, который без сомнения станет лучше предыдущего. – А я буду жить. Жить и непременно надеться на лучшее».

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ЭПИЛОГ