Аналогичный мир. Эпилог [Татьяна Николаевна Зубачева] (fb2) читать онлайн

Зубачева Татьяна Николаевна Эпилог

ЭПИЛОГ

Что было потом?

Потом была жизнь. Такая, какой она обычно и бывает у всех. Тягучая, медлительная, со стремительно уносящимися в прошлое событиями. Год за годом, пять, десять, двадцать, тридцать лет спустя… Вроде всё по-прежнему и как же всё изменилось.

Где-то в немыслимой дали, на вершине "высокой политики" велись осторожные, полные недомолвок и намёков беседы и делались демонстративно откровенные до цинизма заявления, подписывались официальные договоры и оформлялись тайные соглашения, неустанно работали спецслужбы, интриговали, побеждали сиюминутно, проваливаясь в дальней перспективе. А миллионы людей работали, рожали и растили детей, строили планы, ссорились и мирились, веря и не веря газетным статьям и выступлениям политиков.

* * *

123 год

Лето

Американская Федерация

Атланта

Особняк Говардов

Июль в Атланте — не самый приятный сезон. Жара, пыль и прочие удовольствия. Да ещё в полдень. Недаром вентиляторы и новомодные кондиционеры — самый ходовой товар. Но вот и нужный дом. К делу.

Мейсон Стюарт поставил свой портфель на тротуар, носовым платком вытер вспотевшее лицо — костюм-тройка тоже не самый лучший вариант, но профессия обязывает — и одёрнул пиджак. Нажал кнопку звонка. Величественный облик двери так подавлял, что он с трудом удержался от желания снять шляпу. Зашипел невидимый динамик, и хриплый, неприятно лязгающий голос рявкнул:

— Кто?

— Мейсон Стюарт, адвокат.

— Входите.

Тяжёлая резная дверь нехотя поддалась нажиму, впустив Мейсона в тёмный холл. Плотные шторы поверх решетчатых ставен делали сумрак ощутимо плотным.

— Идите на свет, — снова рявкнул динамик.

Только тогда Мейсон увидел узкую полоску света из-под двери в дальнем углу. Пустота холла спасла его от падений и ушибов.

Снова тяжёлая туго открывающаяся дверь. После холла кабинет показался ослепительно светлым. Из-за просторного письменного стола навстречу ему встал высокий худой старик.

— Спенсер Рей Говард, — представился он. — Рад вас видеть.

Его голос, мягкий и низкий, с приятной модуляцией совершенно не походил на голос в динамике.

На маленьком столике в углу всё для беседы. Кресло приятно скрипнуло, когда Мейсон опустился в его глубины. Виски отличной марки, удобно покоящиеся в руке стаканы…

— Можно подумать, что ничего не изменилось, — невольно вздохнул Мейсон.

— Если бы… — ответно вздохнул старик.

Выдержав приличную паузу, Мейсон решил перейти к делу.

— Итак, сэр, ваша проблема…

— Да, конечно, — поза хозяина оставалась небрежной, но Мейсон почувствовал его мгновенную собранность и насторожился.

— Моя проблема в моём сыне. Младшем. Он у меня последний и, — хозяин снова вздохнул, старея на глазах, — и теперь единственный.

Мейсон сочувственно склонил голову, быстро вспоминая всё известное ему о старике и его "младшеньком". Как всегда, перед визитом он навёл справки, хотя Говарды достаточно, мягко говоря, известная фамилия.

— Сейчас он… в заключении. Обвинение стандартное. Не думаю, что это серьезно, но даже несколько лет тюрьмы ни мне, ни ему не нужны.

"Стандартное обвинение" — это "разжигание расовой вражды". По этой статье власти могут осудить всё население бывшей Империи, невзирая на расу. Так что важна не статья, а добавочные пункты, нюансы. А они у "младшенького" весьма и весьма… неблагоприятные.

Вслух Мейсон спросил:

— Какие дополнительные пункты?

Из-под тяжело обвисавших старческих век мгновенно блеснул и спрятался острый взгляд. Старик одобрил и принял игру.

— Всех не запомнишь, — отмахнулся старик. — Проблема не в этом.

Всё-таки вступление длинновато. И умолчаний много. Мейсон выжидал. Спешить нельзя. Спешка уменьшает гонорар.

— У моего сына в молодости была связь. Тогда всё удалось решить благополучно. Но… сейчас возникли некоторые соображения.

— Она пыталась вас шантажировать?

— Тогда мы это предотвратили. А сейчас… я буду говорить откровенно. Она русская. Белая. Там есть ребенок. Я думаю, это можно использовать.

Мейсон невольно и искренне восхитился оригинальностью решения. Да, единственный кормилец малолетнего ребенка — это для суда может значить много. Не оправдание, но смягчение. И в зависимости от состава присяжных… весьма. Но вслух он сказал.

— Да, вы правы, сэр, это может быть достаточно перспективно. Но я был нужен вам, разумеется, не для консультации.

— Да, вы правы. Я прошу вас найти её и в перспективе вступить в переговоры. А сейчас мне нужна информация. О ней и о ребенке.

— Чтобы найти человека, я должен о нём знать, и как можно больше.

— Я понимаю. Вы получите всю возможную информацию. Затраты… любые. В разумных пределах.

Скупость Говардов и их умение обещать и не давать давно стали фольклором, и совсем недавно за анекдот об Императоре можно было схлопотать крупный штраф, а за анекдот о Говардах — столь же крупный тюремный срок, что делало анекдоты особенно злыми. Разумеется, Мейсон это знал, и на слова о "любых затратах" отреагировал вежливой улыбкой. Тут не только не возместят расходы, но и могут стребовать плату за… за возможность услужить такому… а кстати, сейчас-то уж совсем не такому. Так что есть шанс остаться живым и при своих.

Договорившись о времени передачи исходной информации и о сроках и форме отчётов, собеседники расстались, в общем довольные друг другом. Дьявол, как и бог — в деталях, а пока только общая договорённость и принципиальное согласие на сотрудничество. Для начала — достаточно.

Оказавшись на улице и удалившись от особняка на квартал, Мейсон позволил себе перевести дыхание и ухмыльнуться. Да-а, умеет старик без единого грубого или резкого слова навести страх на собеседника. Чувствуется… опыт. И — Мейсон снова усмехнулся — семейные традиции. Да, страшноватая была семейка. Он о ней кое-что ещё от деда слышал, а потом и читал, и… ну, у адвоката всегда есть источники информации помимо печатных.

…

Почти полтора месяца разъездов, разговоров, запросов, справок, расходных чеков… И вот готово. Аккуратная стопка бумаг и итоговый документ. Дело закончено? Начать дело всегда легче, чем закончить. Вернее, отчитаться клиенту о результате. Особенно, если результата не то, что нет, а он — не тот, чего ожидал клиент. Мейсон и сам был недоволен результатом.

Исходных данных: имя, фамилия, год рождения, год окончания колледжа — ему хватило, чтобы по сохранившимся обрывкам архивов проследить путь Джен Малик, русской, условно белой, и её дочери Элис, незаконнорожденной, недоказанной белой, до Джексонвилла, захолустья из захолустий, оказавшимся в Хэллоуинскую резню одним из, если не крупнейшим очагом… Этот нюанс уточнять не будем: и незачем, и чревато, и все материалы о резне всё равно у русских. А вот там… нет, след не оборвался, а упёрся в наглухо закрытые ворота с вывеской на русском языке.

Он узнал место работы Джен Малик. Но эта контора оказалась штабом самообороны и после Хэллоуинской резни перестала существовать. Как и вторая совсем непонятная организация, бесследно исчезнувшая тогда же. Ну не совсем бесследно, но след уходил опять же в русскую комендатуру, куда Мейсону совсем не хотелось соваться. Нет, сам он перед русскими чист, но лучше не рисковать. Сослуживцев мисс Джен Малик найти не удалось.

Он нашёл её адрес. И даже сумел поговорить с соседками. Да, была такая. С девочкой. Девочка — недоказанная, но хорошо воспитанная. Жила скромно, мужчин не водила. Но не бедствовала. Даже держала наёмного работника. Красавца-индейца.

Обычная женская, даже бабья болтовня.

Но потом — до чего же ловко, даже профессионально было проделано — его завели в один из домишек для уже более детального разговора. Старая Дама, а именно так она представилась, исключив неуместные вопросы о своих имени, фамилии и прочих идентификационных сведениях, настоящая леди, со следами былой красоты, хорошего образования и аристократических манер. Разговор сразу вышел на иной уровень. Он даже не сразу заметил, а понял ещё позже — на вечернем анализе под запись, что его повели и взяли у него гораздо больше информации, чем дали. Хотя дали… вполне достаточно, чтобы уяснить: на этом городишке его поиск закончился. Потому что Джен Малик с дочерью сразу после резни, когда ещё дымились пожарища, не высохли лужи крови, а русские целенаправленно вылавливали уцелевших бойцов самообороны, уехали на русском военном грузовике. Не арестованными, нет-нет.

— Я думаю, — Старая Дама улыбнулась ласково и несколько покровительственно, — она уехала на родину, в Россию. Попробуйте обратиться, — выразительная пауза, — в их комитет по репатриации. Я не знаю, как он называется, но вы, — новая улыбка, — несомненно найдёте.

Ну да, как же, как же. Наслышаны. Лично не контактировал, но от коллег слышал, что при отсутствии достоверных документов о родстве — глухо. Но если через криминальную полицию, опять же при наличии документально подтверждённых улик и прочего, то шансы есть. А в его случае… ни того, ни другого. Но попробовать надо обязательно. И желательно получить официальный документ для предъявления нанимателю…

И вот он. Стандартный бланк, стандартный отпечатанный на машинке текст с вписанными от руки именем и фамилией разыскиваемого. Jen Malik (Eugenia Demetrius Malikov) — он на всякий случай указал оба варианта, и тот, под которым она училась в школе, а затем в колледже, и первичный, выписанный ещё при регистрации населения тогда на только-только занятой Русской территории — в списках репатриантов не значится. Конечно, если она полностью сменила имя, то её найдут только, если захотят. А ему нечем "заинтересовать" русскую администрацию. Им Старый Говард не указ, и даже не величина. А в этот пресловутый "Комитет Защиты бывших узников и жертв Империи" тем более соваться не стоит. Не подходит скромная канцелярская крыска под статус жертвы, ей никто не мешал жить, работать и растить дочь. А вот после информации о том, кто и зачем её ищет, связав её с Хэмфри Говардом, приговорённым и так далее… да, это может повлечь ряд неприятностей для женщины и девочки уже на той стороне. Это не то родство, которым можно хвастаться у русских. И ещё одно обстоятельство. Тихий намёк, но серьёзное предупреждение, что дальнейшие и — самое главное — результативные поиски нежелательны. У очень… серьёзных людей свои отношения с Говардами и просят посторонних в эти отношения не вмешиваться. Просят вежливо, но убедительно.

Так что он отдаст собранные справки, положит сверху этот издевательски вежливый ответ и… будем надеяться, что выйдет из особняка Говардов живым.

* * *

124 год

Американская Федерация

Алабама

Графство Олби

Округ Краунвилль

"Лесная Поляна Бредли"

Ноябрь в Алабаме — не самое лучшее время года. То дождь с ветром, то ветер без дождя, то дождь без ветра. Но иногда выпадают и хорошие дни. Безветренные, ясные, с холодным синим небом, твёрдой от прихватившего её первым морозом землёй, ярким, но не слепящим солнцем. А если очень повезёт, и такая погода продержится пару, а то и тройку дней, то будешь вспоминать об этом чуде долго, весь год, а то и несколько лет.

— С погодой нам везёт.

— Трижды сплюнь, Джонни.

Фредди поудобнее разместил ноги на каминной решётке и отхлебнул. Лето, конечно выдалось… необычное. И очень суматошное. Потратились сильно, но и затевалось всё не для выгоды. Быстрой выгоды. А с прицелом на годы вперёд. Результаты… скажем так, многообещающие и превзошли все ожидания. Хотя в чём и насколько это проявится — далеко не сразу. Расходы… окупятся. Хотя бы тем, что маленький табун пони, выезженных, приученных к упряжке, седлу и вьюкам, можно будет, если не спешить, очень даже неплохо пристроить, а пока использовать в хозяйстве. И оставить при них Джерри. Мальчишка здорово натаскался за лето, потянет. На контракт ему ещё рано, на официальный контракт, но по устной договорённости… вполне.

Джонатан кивнул, соглашаясь с не прозвучавшим, но понятным им обоим.

— Повторение лет через… — Фредди сделал выразительную паузу.

— Посмотрим, — неопределённо повёл головой Джонатан. — Но, я думаю, обойдёмся этим. Пока всё удачно сошлось, не устроить бы перебора.

— Перебор хуже недобора, — согласился Фредди.

Что ж, будем считать, что сделанного достаточно, а остальное… додумают. Уже начали. Сошлось, в самом деле, удачно. И началось всё… здесь весной. А задумано… ещё в позапрошлом году. И тогда же стало ясно, что будет очень даже непросто. И как раз прошлым летом вдруг зашевелился Старый Говард. Причём именно в этом направлении. Безотносительно всего подпускать эту старую, но всё ещё опасную сволочь в свои угодья не следовало. Спасибо тёте Каролине — Старой Даме из Джексонвилла. Удалось перехватить шустрячка, отследить до Комитета и намекнуть, что дальнейшие поиски неразумны. В сам Комитет лезть не стали, там своё дело знают, а учёного учить — только портить. А вот сама идея связать Элис со своей семьёй… идея хорошая, нам подходит, так что надо делать. Осень выжидали, заодно проверили, насколько прочно сел молодой Говард и насколько уменьшилось влияние Старого. И где-то после святок, когда они, отработав в Колумбии и по точкам, вернулись в имение, полежать и отдохнуть. Вот где-то в конце первой недели их лёжки и началось. Уже конкретно и целенаправленно.

С не очень приятного, а вернее просто неприятного разговора…

— Мы дураки.

Фредди удивлённо посмотрел на Джонатана.

— Ты это о чём?

— О лете. Джен и Эркин на каком заводе работают? Какая там степень секретности ты подумал?

Фредди затейливо выругался по-ковбойски и вынес приговор:

— Буду думать.

Джонатан кивнул. Препятствие казалось непреодолимым, но Фредди… если ковбой что задумал, то… Посмотрим, до чего Фредди додумается. Сам он подходящих и вообще любых вариантов решения этой проблемы, рушащей весь задуманный план, не видел. Но… подождём и посмотрим. Правда, Фредди в России бывал и бывает гораздо чаще него, а потому и обстановку должен знать лучше.

Решение оказалось головоломным и многоступенчатым. Джонатан так до конца и не уверился в его необходимости: уж слишком большими оказались затраты, а выгоды в дальней перспективе и сомнительны. Вреда не просматривается — и то хорошо.

Но Фредди… да, когда ковбою приспичит, то спорить, а тем более останавливать опасно для жизни. Твоей собственной, прежде всего, а потому… решили — делаем. А с кем и чем расплатились за советы, услуги и невмешательство — это только наше и лезть в это никому не советуем. И не позволим.

И понеслось, и закрутилось, и завертелось…

…

Зачем Бредли пони?

Этот вопрос взбудоражил сонное захолустье переживших очередную зиму небольших, а других после заварухи и не осталось, имений вокруг Краунвилля. До сих пор Бредли хозяйствовал очень расчётливо и потому успешно, что с плохо скрываемой завистью признавалось всеми соседями. Все покупки максимально оптимальны по сочетанию "цена-качество", все нововведения явно не в ущерб общему состоянию имения, и вдруг… Такая неразумная трата. В "Лесную поляну" стали наезжать соседи, ну, по дороге пришлось или с каким-нибудь пустяком, но дни шли, складываясь в недели и месяцы, весна набирала силу, плавным рывком перешла в лето, а тут уже ни до чего, каждый день на счету, работы и хлопот у всех выше головы, и — вроде бы — забылось, как…

… Перкинс молодцевато спрыгнул с коня, передал поводья выбежавшему из конюшни Джейкобу.

— Большая Мисси на северной террасе, масса, — доложил тот, не дожидаясь вопроса, и ухмыльнулся. — К ним мисси Ирма приехали. Холодный чай пьют.

— Отлично, — искренне одобрил ситуацию Перкинс.

Присутствие одной из ведущих сплетниц Краунвилля и окрестностей его устраивало. Сейчас он им подкинет кое-что такое, что они обо всём забудут.

Дамы пили холодный чай с вином и домашними бисквитами, и Перкинса встретили не столько радостными, сколько удивлёнными улыбками: холодный чай на террасе летом, а зимой горячий и в гостиной был исключительно дамским развлечением, и мужчины его традиционно избегали.

Перкинс приветствовал гостью, отказался присоединиться к чаепитию, потому что он буквально на минуту.

— Дорогая, — обратился он к жене, — у меня для тебя кое-что, о чём ты давно мечтала.

— Мне удалиться? — с лёгкой ехидцей, намекая не словами, а выражением лица на возможную непристойность немедленного исполнения всем понятно какой мечты, спросила Ирма.

— Ну что вы! — горячо запротестовал Перкинс. — От вас никаких тайн!

Он показал дамам пустые руки и удобно устроился в третьем полукресле у стола.

— Ну же, дорогой, — нетерпеливо поторопила его жена.

— Дорогая, я теперь знаю, зачем Бредли пони, — не стал томить дам Перкинс.

— О-о-о! — выдохнули в два голоса дамы и замерли в ожидании.

— Я заехал к Бредли узнать насчёт той пегой тёлки от его Монти.

Перкинс изобразил желание рассказать подробнее о тёлке, а дамы столь же недвусмысленно проявили нетерпение.

— Ну, — согласился Перкинс, — об этом потом. И что я вижу. В конском загоне пони и толпа мелюзги. Учатся седлать под присмотром Фредди. Я не стал мешать. Стою, смотрю.

Новая интригующая пауза. Дамы охотно изобразили, впрочем, вполне искреннее нетерпение.

— А одну кобылку Фредди заседлал сам. Никому не доверил. Мелюзга расселась. А одной… девочке Фредди помог.

— И чем же она отличается от других? — не выдержала искушения Ирма.

— Беленькая, — ухмыльнулся Перкинс. — Голубоглазая блондинка. Одета по-ковбойски. И точная копия Бредли.

Дамы ахнули, переглянулись, понимающе кивнули друг другу, и Перкинс удовлетворённо взял бокал жены и налил себе вина: у нас по-простому без всяких там церемоний. Дальнейшее выяснение подробностей, а если выяснить не удастся, то додумывание и, если надо, придумывание пройдёт без него. И очень многим дамам теперь будет некогда, а, значит, мешать и любопытствовать они, хотя бы временно, не будут. Спасибо Бредли с его выкрутасами и закидонами.

— Минна! — позвала тем временем миссис Перкинс.

— Да, мисси, вот она я, мисси! — не дав хозяйке договорить, вошла, даже впрыгнула из внутренней двери горничная, ровесница и доверенное лицо хозяйки.

— Минна, те сливки, от Бредли, ещё есть?

— Чуть-чуть на донышке, мисси, — понятливо затараторила Минна. — Прикажете сгонять к масса Бредли за кувшинчиком? И сыр у него, ну, очень хороший!

— Да, пошли кого потолковее, — и уже, как бы объясняя гостье. — Я всегда прошу сливки от Рыжухи.

— Да, мисси, сей секунд, мисси.

Последнее слово донеслось уже из-за двери, сопровождаемое топотом нескольких пар ног.

— Да, дорогая, — согласилась Ирма. — Хотя на мой вкус несколько сладковаты.

— Привкус скорее ореховый, — уточнила миссис Перкинс, наливая гостье чай. — Он кормит своих коров ореховым концентратом.

— Да, я тоже слышала об этом.

Перкинс допил бокал и, сославшись на дела, покинул террасу. Дальше уже без него, а о результатах ему расскажут вечером…

…

…Две недели сумасшествия закончились.

Джонатан, немного опоздавший к отлёту, чтобы его прощание для всех наблюдателей ограничилось несколькими взмахами руки вслед удаляющемуся по взлётной полосе самолёту, и Фредди, вытянувший на себе всю мороку и суету, молча сидели в кафе аэропорта Колумбии. Ни говорить, ни даже думать не было ни сил, ни желания. Они сделали это! Спасибо Ларри, что сразу согласился отправить в имение на эти же две недели жену и детей. "На свежий воздух и фрукты с дерева" — железное обоснование и прикрытие, с какой стороны ни посмотри. Дескать, случайное совпадение, ну, и чтобы гости с "той стороны" не так бросались в глаза. И Джен было с кем, кроме Мамми, поболтать, и Элис — ровесница-горожанка для игр. Хотя… ох, и боевая девчонка, та ещё заводила — усмехнулся Фредди.

Джонатан кивнул и тоже усмехнулся.

— Что с пони делать, придумал?

— Роб придумает, — отмахнулся Фредди.

— Резонно, — хмыкнул Джонатан.

Сидящего за угловым столиком у окна полицейского наблюдателя они не замечали, поскольку он входил в их план. Информация должна распространиться по нескольким каналам, на каждом обрастая своими слухами и домыслами. Только тогда будет достигнут планируемый результат…

…

…Эстер закончила сортировать отложенное в стирку — ею она займётся завтра — и спустилась в гостиную. Ларри ждал её у бара с уже готовым стаканом коктейля из соков. Наступил блаженный час отдыха.

— Спасибо, милый, — Эстер с наслаждением отпила и немного лукаво посмотрела на мужа. — Посидим немного или сразу пойдём наверх?

Ларри охотно рассмеялся и увлёк жену к камину, в котором уже горел огонь, ровный и достаточно яркий, чтобы не включать верхний свет.

— Традиции надо соблюдать, Эсти. Только тогда они становятся настоящими.

— Конечно, милый, — Эстер поцеловала его в висок, устраиваясь на подлокотнике его кресла перед камином.

Первые глотки в согласном молчании.

— Детям понравилось? — спросил Ларри.

— О, дети в полном восторге, тебя ждёт не один месяц рассказов. Рут даже не хотела уезжать.

— Я заметил, — тихо рассмеялся Ларри. — А как тебе русские гости?

— Очень хорошие люди. Такая… интересная пара. И Элис… милая девочка. Умненькая. И с характером. Очень похожа на отца.

Эстер кивком ответила на взгляд Ларри.

— Да, все заметили. Но… либо Джен не мать Элис, либо… тут скрывается какая-то очень серьёзная тайна, Ларри. Скорее, даже у Фредди более… родственные чувства. Особенно к Джен.

Она негромко засмеялась.

— Был такой интересный случай. Сейчас расскажу.

— Я весь внимание, — улыбнулся Ларри…

…Обычный летний жаркий день. На кухне суетливая внешне, но вполне слаженная по сути работа по переработке летнего изобилия в осенне-зимние запасы. Конфитюры, джемы, русское варенье — Джен щедро делится рецептами и пробные маленькие порции всем понравились, так что на плите фыркают и пузырятся объёмные низкие кастрюли с будущими вкусностями для зимних вечеров.

Эстер и Мамми трудились над банками с абрикосовым джемом, когда в кухню быстро вошла, почти вбежала Женя.

— Смотрите, что я нашла!

И вывалила на свободный кусочек стола ворох тёмно-зелёных листьев.

— Что это?! — в один голос удивились Мамми и Эстер

— Щавель! Дикий щавель! — выпалила по-русски Женя и тут же сама перевела на английский: — Wild sorrel! Неужели не знаете?!

Эстер покачала головой, а Мамми пожала плечами.

— Ну, видела, ребятня его, бывало, жевала. А нам-то зачем?

Женя даже на целых три секунды растерялась, но тут же провозгласила:

— Я сейчас всё сделаю!

И захлопотала, заметалась по кухне, перебирая, сортируя, нарезая, бросая в кипяток, процеживая и, наконец, сливая остужаться тёмно-зелёную жидкость, со странным, но не неприятным запахом. Мамми и Эстер наблюдали за процессом с опасливым интересом. И её пылкие уверения в пользе этого… питья, и ещё суп? Из травы?! Это с какой же голодухи до такого додуматься можно?!

И тут — как в романе или кино — в кухню зашёл Фредди. За чем именно осталось неизвестным. Потому что Фредди был буквально с порога атакован категоричным требованием Жени

— Фредди! Вот, попробуй! А то мне не верят.

Фредди взял стакан, с интересом посмотрел на свет, принюхался.

— И сколько я проживу после этого…?

Глаза его смеялись, и тон был достаточно шутливым, но Женя обиделась всерьёз.

— Фредди! Ну что мне тебя, как Алиску с рыбьим жиром уговаривать?!

Мамми и Эстер, не сговариваясь и максимально бесшумно метнувшись за плиту, присели там и затихли. Нас тут и не было, ничего не слышали, ничего не знаем.

— Ну же, — настаивала Женя. — Это в жару от жажды. Меня ещё мама этому учила.

— С твоей мамой я не спорю, — пробормотал Фредди и выпил.

Мамми и Эстер многозначительно переглянулись и кивнули друг другу. Ещё одна тайна этих удивительных необычных гостей "с той стороны" раскрылась очень просто и убедительно. Кому как не индейским женщинам знать свойства диких трав, и кому, кроме своей дочери, Фредди позволит так с собой разговаривать. И понятно, почему он разрешил им — Джен и Эркину — пожениться, просто выдал свою дочь от индианки за индейца. Всё ясно-понятно.

— Ну как? — спросила Женя и, не дожидаясь ответа, — А теперь давай я тебе напополам с молоком сделаю. Или со сливками? А в обед я ещё суп сделаю.

Осушив второй стакан, Фредди думал почти две секунды и согласился:

— В жару самое то, — и позвал: — Мамми.

Мамми с поразившим Эстер проворством на четвереньках метнулась к двери, приоткрыла её и уже тогда встала. Ну, будто вот только-только вошла.

— Вот она я, масса Фредди.

Фредди кивнул, скрывая усмешку, и распорядился:

— Снеси Стефу кувшинчик. Пусть попробует.

— Ага, масса, — закивала Мамми.

Эстер вылезла из своего укрытия, когда Фредди ушёл.

И питьё, и сваренный Женей суп с плавающими в нём нарезанными крутыми яйцами и сметаной всем понравились. И на следующий же день Мамми погнала всю ребятню на сбор этой травы, оказавшейся и вкусной, и полезной, а в кухне под руководством Жени закипела работа по изготовлению питья и заготовки на зиму. Стефу-то в котельной так понравилось, надо, чтобы и зимой ему было чем горло промочить….

… Эстер рассмеялась и заговорщицким тоном шепнула.

— Я и нам привезла пять баночек. Завтра на обед сделаю такой суп.

Ларри задумчиво кивнул, и Эстер продолжила рассказывать, рассуждая.

— Ну, с Джен всё, почти всё понятно, Элис зовёт её мамой, а… её мужа по имени. Эриком. А Джонатана дядей Джонни. И Фредди тоже. Дядей Фредди. И они не спорят. Похоже, девочка не знает, что они — её отец и дедушка. А с Джен… Джонатан держится, о, вполне по-джентльменски, с уважением, но на дистанции. Понимаешь? Возможно из-за присутствия её мужа. Он — индеец, и говорят, они очень ревнивы. И любит Джен, это видно, и, возможно, тоже не знает… всего. А к Элис относится действительно по-отцовски.

— Да, Эсти. Ты права, там… какая-то тайна.

— Оставим их тайны им? — улыбнулась Эстер.

— Да, — очень серьёзно ответил Ларри, допил свой коктейль и подвёл черту. — Нас это не касается.

— Конечно, милый, — Эстер ещё раз поцеловала мужа и встала. — Иди наверх, я сейчас уберу здесь и поднимусь…

…Эркин, Женя и Алиса летели на самолёте второй раз в жизни. Первый был две недели назад, когда они отправились в Алабаму, в гости, в имение, на две недели.

Приглашали Алису, но Женя, конечно, не отпустила бы её одну, а Эркин не отпустит их обеих. Вот и пришлось просить о передвижке отпусков, прибавлять накопленные отгулы, оформлять заграничные паспорта. Еле-еле успели оформить гражданство, спасибо Бурлакову, который поддержал идею поездки и нажал на что-то в Царьграде. Женя догадывалась, что всё это не просто так, но благоразумно придерживалась усвоенного ещё в детстве принципа: "Не суй нос в чужие дела, свой целее будет". Тем более, что ничего такого от неё не требовалось, а две недели в имении были чудесным отдыхом. И всё же… Женя осторожно, чтобы ненароком не разбудить спящего в соседнем кресле Эркина, посмотрела на него. И он, не открывая глаз, улыбнулся. Да, они возвращаются домой. "В гостях хорошо, а дома лучше".

Нет, конечно, Эркин был доволен поездкой. Встреча с прошлым оказалась совсем не трудной и даже приятной. Ну да, в этом имении ему и тогда было хорошо. А главное — Жене и Алисе понравилось. И ему тоже. Работа в охотку, а не потому, что надо. И отдохнул, даже Женю — он улыбнулся — на настоящей лошади покатал. По-индейски, как на картинке в книжке. Без седла, Женю впереди себя боком посадил и обнял. У Бобби спина широкая, и шаг медленный и плавный, как раз под такую поездку. И неспешным шагом до родника, там в беседке посидели, попили родниковой воды и обратно. Хорошо было. И приятно было встретиться со Стефом и остальными, кого помнил. Поговорили, рассказали друг другу кому и как живётся. Ну так он — грузчик на заводе, они — работяги в имении, все — по контракту. У него квартира со всеми удобствами, у них у каждого дом на семью с огородиком, Миняю бы понравилось, но у всех не своё, а по найму. Так хорошо, и этак неплохо. Дети в школе тоже у всех. Вот только, что сам он тоже учится и в школе, и чтоб на аттестат сдать, это да, в этом он на особицу. Но ему и дальше в городе жить, а им-то в имении особо и ни к чему. Фредди фоток наделал, большую пачку домой везём. И ещё баночки со всяким "вкусненьким". Нет, всё хорошо. Жалко, конечно, что Андрей не смог поехать, но Фредди почти в открытую сказал, что Андрею на той стороне показываться не стоит, а Андрей ухмыльнулся: "А мне и не хочется!". Ну, всё понятно. Он ещё когда догадался, что Андрей не просто уходил, а наследил так, что только граница отрезала. Недаром же просил не расспрашивать. Так что… А вот когда у них всех сразу отпуска совпадут, то съездят в Царьград, посмотрят столицу.

Эркин покосился на дремлющую Женю и прильнувшую к иллюминатору Алису и удовлетворённо закрыл глаза, погружаясь в лёгкий, но не тревожный сон.

* * *

130 год

Август

Американская Федерация

Атланта

Особняк Говардов

Две молодые женщины беседовали в комнате с явными следами прошлого, вернее, прошедшего богатства. Тёмные пятна на выгоревших обоях от висевших там когда-то картин, разрозненная когда-то дорогая мебель, посёкшиеся и потускневшие портьеры и гардины, также не сочетающиеся между собой и мебелью. Остатки былой роскоши.

Так же не сочетались между собой и собеседницы при явном внешнем сходстве. Светская дама в откровенном модном наряде и монахиня в полном монастырском облачении. Хотя опытный взгляд сразу бы определил, что драгоценности дамы… мм-м, не будем их называть фальшивыми или поддельными, а мягко скажем — искусственные, позолота на ремешках эффектных босоножек на пятидюймовых каблуках местами стёрлась и обнажает не кожу, а дешёвый эрзац, а макияж приближается по интенсивности к театральному гриму и не так скрывает, как подчёркивает возраст и… изношенность лица, шеи, глубокого декольте и обнажённых рук. И тот же опытный взгляд не ошибся бы в том, что облачение монахини пошито очень хорошим портным из настоящих тканей: английской шерсти, китайского шёлка, индийского хлопка, а верёвочный пояс сплетён из настоящих пальмовых волокон, и тонкие белые пальцы перебирают чётки из редкого тёмного русского янтаря.

— Мне нужны деньги! — дама пыталась говорить со спокойной требовательностью, но голос предательски взвизгнул на грани истерики.

Монахиня склонила голову и кротко улыбнулась.

— Твой последний любовник оказался слишком дорогим?

— Да, — нехотя согласилась дама. — Но это в прошлом. А сейчас… я познакомилась… Он так мил. Я страдаю, и ты должна помочь мне.

— Ты страдаешь от неутолённой страсти, — монахиня подняла глаза и вздохнула. — Твои страсти губят тебя. И ты не познакомилась, а тебя познакомили, тебя передают с… — её улыбка стала чуть-чуть насмешливой, намекая на непроизнесённое, — рук на руки, сестрица, и с каждым разом ты платишь всё больше. Потому что ты стареешь.

— Замолчи! — взвизгнула дама. — Заткнись, блаженная дура! Ты ничего в этом не понимаешь, а берёшься судить!

— Потише, сестрица, — лицо монахини оставалось безмятежно спокойным. — Ты разбудишь дедушку, а он только-только уснул после приступа.

— А ты, конечно, неотлучно была при нём. Тебе не противно?

— Это мой долг, сестрица, моё, — монахиня на мгновение благочестиво подняла глаза к потолку и тут же опустила их к чёткам. — Моё послушание. Телесная немощь…

— Заткнись, — повторила дама, негромко, но угрожающе. — Заткнись сама, Мира, пока я не заткнула тебя по-другому. Как раньше.

— Ах, Марджи, — монахиня глядела только на свои чётки. — Той девочки Мирабеллы больше нет. Ты же знаешь, ты сама приезжала, чтобы проститься с ней. И убедиться, — её улыбка стала чуть откровеннее насмешливой, — в принесении обетов безбрачия…

— И бескорыстия, — перебила её Маргарет. — Но я не думала, что монастырь так ловко наложит лапу на наши деньги.

— Мои деньги, — поправила её монахиня. — Это были мои деньги, моя доля наследства наших несчастных родителей, да упокоятся они с миром. Свою долю ты получила даже раньше меня, как и положено, на совершеннолетие. И ты потратила её, как и хотела, на свои страсти.

— А ты…

— А я внесла в монастырь. Я знаю, что ты пыталась оспорить мой постриг. И даже знаю, сколько ты потратила на адвокатов.

— Да, — нехотя кивнула Маргарет. — Эти бездельники неплохо погрели руки на моём деле. Но деньги дедушки…

— Свою долю ты уже выбрала, — монахиня взглядом показала на обшарпанные стены. — Мне пришлось всё это продать, чтобы выплатить тебе положенное. А что осталось, то моё. По законам земным и божьим. Я не дам тебе ни цента, сестрица, каждый платит за себя сам.

Дверь в глубине комнаты бесшумно приоткрылась, и в щель выглянула сиделка в таком же монашеском одеянии, но явно из более дешёвой материи.

— Сестра Мириам, он зовёт вас.

— Благослови тебя Бог, сестра Андреа, — монахиня встала и направилась к двери. — Иду.

— Подожди, — попыталась остановить её дама. — А доля Хэмфри?

Монахиня остановилась и обернулась. Теперь она стояла, выпрямившись во весь рост и замерев как изваяние, даже перестав перебирать чётки.

— Дедушка передал её мне.

— Но дядя ещё жив!

— Он в тюрьме и не выйдет оттуда. Ты знаешь, за что и на сколько он осуждён. Я молюсь за его душу.

— И всё?!

— Каждый платит за себя сам, — жёстко повторила монахиня, выходя из кабинета.

Маргарет бессильно выругалась ей вслед. Кто бы мог подумать, что слезливая дурочка именно в монастыре станет… такой бездушной стервой. Ни цента! Родной сестре! У которой, может быть, последний шанс как-то наладить свою жизнь. Нет, не замужеством, это-то она и сама понимает, но хотя бы… небольшим, но постоянным содержанием. Ну, почему, почему мужчины настолько корыстны и ничего не дают даром. Продажные твари. Все! Без исключения! И выживший из ума маразматик, и дядюшка-идиот, что довёл себя до пожизненного без права на досрочное… интересно, сколько стерва-сестрица потратила на своих адвокатов, которые и обеспечили ей безопасность от дядюшкиных притязаний. И старик слова против не сказал, а, может, и помогал. Ну ладно, дядя Хэмфри получил то, что заслужил, но с ней-то могли поделиться. Нет, должны были! Она равноправная душе… преемница или приказчица? А не всё ли равно? Их осталось двое, и половина всего — её!

— Вас проводить, миледи?

Маргарет вздрогнула и уставилась на незаметно вошедшую в комнату монахиню. Ещё одна?! Да сколько их тут?!

— Я знаю дорогу, — высокомерно ответила Маргарет. — И уйду, когда сама захочу. Понятно?

— Да, миледи, — монахиня говорила, не поднимая головы и безостановочно перебирая чётки. Тяжёлые металлические бусины холодно посверкивали в её пальцах.

Маргарет прошлась по комнате, зачем-то тронула край шторы и брезгливо отряхнула пальцы: ворс бархата от старости сталь пылью. Монахиня по-прежнему стояла у двери, ведущей во внутренние комнаты.

— Это и мой дом, — вызывающе начала разговор Маргарет.

Монахиня не ответила, её поза оставалась смиренной, а лицо кротким, и Маргарет решила смягчить тон. Снизойти. Не до просьбы, разумеется, а до объяснения.

— Мне надо поговорить с дедушкой.

— Это невозможно, миледи, — не задумываясь и как-то автоматически отозвалась монахиня.

— Почему? Разве он без сознания! Сказали, что он зовёт… Я тоже его внучка! У нас равные права!

По губам монахини скользнула усмешка, но голос был по-прежнему ровен.

— Вашего имени, миледи, он не называл.

— Да?! А кого он звал?

Монахиня не ответила. Не знает? Не хочет говорить? Маргарет досадливо дёрнула плечом и отвернулась, прошлась взглядом по следам былой роскоши на стенах. Продали, чтобы выплатить её долю? А сколько при этом прилипло к нежным ручкам Мирабеллы? И её… о монахинях всякое болтают, и нет дыма без огня, так что наверняка сестрица утоляет свою страсть с какой-нибудь нежной "подругой". Ханжа! И стерва! Но… что-то важное в разговоре мелькнуло и… надо обдумать.

— Я никуда не уйду, — повторила она для монахини.

Та в ответ молча склонила голову и бесшумно исчезла, но Маргарет не сомневалась, что заветная дверь в дедушкины комнаты охраняется и с другой стороны, так что пробовать не стоит. Но надо обдумать. Да, вот оно! Ты думаешь, дорогая сестрица, что нас только двое? И за тобой твой монастырь, а за мной никого? А вот и нет. Есть ещё третья сестра! Да, двоюродная и незаконнорожденная. Но с дядюшкой не прокатило. А он и не нужен! Дочка Хэмфри не нужна, а вот в такой комбинации — Маргарет даже облизнулась — это уже перспективно. И неважно, что и как там было на самом деле. Если не устраивает прошлое, так его надо изменить. Неважно, что было. Важно, кто и что об этом знает.

Она продолжала ходить по комнате, но уже не металась в истерической горячке, а мерно вышагивала, сосредоточенно обдумывая дальнейшие действия. Наблюдавшая за ней из другой комнаты монахиня неодобрительно покачала головой и, кивнув напарнице, чтобы та продолжала охранять дверь, ушла. Надо предупредить сестру Мириам, что старая шлюха что-то задумала, и это достаточно серьёзно.

* * *

131 год

Американская Федерация

Алабама

Графство Олби

Округ Краунвилль

"Лесная Поляна" Бредли

Когда надо во что бы то ни встало собрать сложную многоцветную мозаичную картину, а количество камушков, осколков, бусинок и прочего ограничено, то в ход идёт всё, вплоть до откровенного мусора. И получается… зачастую весьма неожиданное. И тогда приходится думать, как бы вписать такой неожиданный артефакт в уже сложившийся интерьер.

К роли хозяйки имения Грейс Стрейзанд никто не готовил. И став Грейс Бредли, ей пришлось осваивать эту и множество других функций жены преуспевающего дельца с весьма разносторонними связями самостоятельно. Грейс очень старалась и, кажется, у неё получалось. Во всяком случае, Джонни был доволен. А остальные… Ну, да, она многого не знает и потому не понимает. Но она учится! И кое-что кое-когда у неё даже получается!

Грейс ещё раз перечитала главу в "Справочник фермера. Часть 3. Ветеринария", откинулась на спинку стула и, закрыв глаза, стала повторять прочитанное. Приём, который её не подводил ни ученицей, ни студенткой, ни учительницей. Ну вот, теперь она хотя бы будет понимать, что ей говорят о коровах, телятах и прочей живности "Лесной Поляны Бредли".

А сейчас… сейчас надо заняться домашней рутиной. Грейс решительно убрала "Справочник" на место, оглядела свой кабинет… Да, не будуар и не гостиная, а кабинет. Она — труженица, и всегда гордилась этим.

Сделав отметку в раскрытом ежедневнике о выполненном задании, Грейс быстро просмотрела список оставшихся дел, навела порядок на письменном столе и вышла из кабинета.

"Большой Дом" имения ей в общем нравился, но часто слишком походил на школу в конце каникул, когда всё готово, но ещё никого нет. Эта атмосфера ожидания иногда радовала предвкушением, иногда пугала. Особенно остро она это чувствовала в двух детских — для мальчиков и для девочек. Да, именно так, во множественном числе, она согласна с Джонни — детей должно быть много. Чтобы поддерживали друг друга, заботились… Джонни много раз ей говорил, что не выжил бы без сестры. И семью надо восстановить, собрать разбросанные временем, войной и прочими бедствиями осколки. Вот Джонни нашёл тётю, сестру своего отца, Каролину, и перевёз её из захолустного Джексонвилла в наш, правда, не менее захолустный Краунвилль, но поближе к имению. Мамми рассказывала, что Мисси Кара, пока ремонтировали и обставляли её городской дом, не просто жила в имении, а наводила порядок и даже Масса Фредди её во всём, что касается Большого Дома слушались.

При воспоминании о Фредди Грейс невольно вздохнула. Всё-таки… нет, она не боится его. Он всегда с ней вежлив, его шутки не обидны, он компаньон и друг Джонни, она всё понимает, но… о нём такое рассказывают… Конечно, это детская болтовня, что Масса Фредди у мухи на лету крылья отстреливает, но она очень хорошо знает, что детские страшилки возникают не на пустом месте. Да, слухи преувеличены, кажутся невероятными, но в их основе всегда вполне реальные события. И, конечно, Фредди — Фредерик Трейси стрелял не по мухам. Краунвилльские дамы тоже рассказывают о нём… много интересного.

Грейс снова вздохнула. Посещение еженедельных неофициальных заседаний неофициального дамского клуба было, пожалуй, самым… нет, не неприятным или тягостным, а тяжёлым событием. Но она понимала важность и значимость этих заседаний. Как в школе самое важное обсуждалось и решалось не на педсоветах или официальных совещаниях, а на таких "милых междусобойчиках", в женской болтовне, где причудливо перемешивалась информация из самых разных сфер и принимались опять же неофициальные, но непреклонно проводившиеся в жизнь решения. Первое время ей было тоскливо и неинтересно, потому что она не знала большинства упоминаемых лиц и персон и не понимала намёков, но по мере знакомства с городом и его окрестностями, а также с помощью Мамми и Каролины чувствовала себя всё уверенней. Да, если бы не две эти женщины, ей бы пришлось очень нелегко и непросто. Но вот информация собрана, осмысленна, каждый осколочек лёг на своё место и… да, пора поговорить с Джонни. Начистоту, без уловок, оговорок и намёков. Это всё-таки слишком серьёзно. Конечно, что бы и как бы там ни было в прошлом, но сейчас… надо думать о будущем. Девочка ни в чём не виновата, и надо решить её будущее.

Проходя через гостиную, Грейс посмотрела на каминные часы. Да, обычно в это время Джонни ходит по службам, и, если он не в конюшне…

Но он был именно там. И как обычно в компании с Фредди и Ролом. Мужчины что-то оживлённо обсуждали, и Грейсостановилась в дверях, не желая вникать в абсолютно чуждую и ненужную ей проблему. Но её заметили, и, конечно же, никто иной как Фредди. Нет-нет, Грейс относится к нему столь же лояльно, как и он к ней, но для этого разговора он не нужен. Хотя… хотя если удастся сразу расставить всё по своим местам… В конце концов, он не чужой, не совсем чужой для Элис и, да, имеет право на участие в обсуждении её судьбы.

— Добрый день, — Грейс постаралась улыбнуться максимально непринуждённо. — Нужно обсудить одну проблему. Семейную.

Джонатан и Фредди посмотрели на неё с одинаковым выражением лёгкого удивления и кивнули, а Грейс храбро продолжила:

— Я буду ждать вас в малой гостиной.

И ушла.

Мужчины переглянулись, пожали плечами и кивнули уже друг другу. Фредди ограничился кратким:

— Желание леди — закон для ковбоя.

Джонатан с улыбкой кивнул.

— Делай, как решили, — сказал он Ролу.

И, когда они уже шли к Большому дому, Фредди негромко спросил:

— Думаешь, он опять затрепыхался?

Джонатан покачал головой.

Дата смерти Старого Говарда?

— Самого уже нет, сынок… Через посредников… Возможно.

— Адвокат уже был, — хмыкнул Фредди. — Интересно, конечно.

Грейс готовилась к этому разговору, как к важному открытому уроку: всё заранее продумала, выстроила в уме последовательность доказательств, если Джонни захочет что-то отрицать, и даже приготовила наглядный материал. И, когда они вошли, она встретила их, стоя у стола, с улыбкой учительницы, доброжелательной, справедливой, но строгой.

Джонатан и Фредди переглянулись, также улыбнулись и сели к столу.

Грейс села напротив и начала.

— Джонни, надо решать судьбу Элис.

Сказанное столь явно удивило обоих, что Грейс начала сердиться. Ох, уж эти мужчины! Готовы развлекаться, но как только дело коснётся последствий, так они уже и ни при чём.

— Да! — она прибавила в голосе строгости. — Девочка скоро закончит школу. Вы думали о её будущем?

— У неё для этого есть родители, — буркнул Фредди.

Джонатан вздохнул. Зря он, конечно, откладывал этот разговор, надеясь на разум Грейс. Всё-таки учительница должна понимать, что не обо всём надо говорить вслух, но… ладно, сейчас тогда и…

Он не додумал и не успел ничего сказать. Потому что Грейс заявила тоном… даже не судьи, а, пожалуй, прокурора.

— Джентльмены, я знаю всё! — и напористо продолжила: — Да-да, Фредди, и о вас и вашей роли во всей этой истории тоже. Да, вы поступили тогда рискованно, но благородно, но времена изменились, и Элис должна узнать правду и занять своё надлежащее ей место в обществе. Вы же оба не хотите оставить её навсегда в России. Нельзя всю жизнь провести в убежище, даже достаточно благоустроенном, но рядом с чужими по сути людьми. Это жестоко. И по отношению к ним тоже.

— Стоп-стоп-стоп, Грейси, — Джонатан даже вскинул руку, останавливая её становящуюся излишне эмоциональной речь. — Ты это о ком? Что за чужие люди рядом с Элис?

— Джен и Эркин, — твёрдо ответила Грейс. — Да, они делают всё возможное, и Элис считает их своими родителями, но ей пора узнать правду. Да, Фредди, и не смотри так на меня, ты-то точно знаешь, что Джен — не мать Элис. Да, ты сделал тогда всё возможное, чтобы спасти их обеих, но…

— Я должен выпить, — решительно прервал её монолог Фредди и встал.

В наступившем молчании Фредди покопался в баре, сооружая себе "успокоительного" и покосившись через плечо на застывшего Джонатана, наполнил ещё два стакана. Вернувшись к столу, он поставил стакан с соками перед Грейс, а со смесью виски и газировки перед Джонатаном.

— Ну, раз ты всё знаешь, — голос Фредди был спокоен и даже слегка равнодушен, что заставило Джонатана еле заметно нахмуриться. — То расскажи и нам. Всё и по порядку.

Грейс мужественно улыбнулась — она не так поняла, как догадалась, что спокойствие Фредди достаточно опасный признак — села и начала.

— Это началось очень давно.

— Стоп, — остановил её Фредди. — Давай-ка сначала, так кто кому кем приходится, а потом, как это получилось.

Джонатан кивнул.

— Резонно. Так кто родители Элис?

— Отец Элис ты, — твёрдо ответила Грейс. — А мать Элис Изабелла Кренстон, урождённая Говард.

— Ты спал с этой стервой?! — очень удивился Фредди.

Джонатан возмущённо фыркнул, а Грейс… бросилась на защиту мужа.

— Джонни был тогда молод, наивен…

— Ты был наивным?! — ещё сильнее удивился Фредди. — Ну…

— Мою наивность мы обсудим потом, — остановил его Джонатан. — Так что у меня было с Изабеллой? Страстная любовь?

— Нет, конечно, — Грейс невольно улыбнулась. — Изабелла любила только себя. И драгоценности.

— Для Говардов вполне типично, — кивнул Джонатан. — И почему же она связалась со мной?

Грейс несколько смущённо улыбнулась.

— Почему именно тебя… тут говорят разное. Но, понимаешь, ей был нужен… Проблема в том, что Старый Говард, её отец, обещал очень большие деньги за первого внука. А Джонатан, его старший сын, был бездетен, и, похоже, безнадёжно, тут тоже называют разные причины. А у Изабеллы уже были две девочки, и вообще… Ей понадобилась… свежая кровь. Белая кровь. И чтобы потом не возникло никаких претензий. Ты тогда только появился в свете. Ну… ты согласился.

Они слушали с таким живым интересом, что Грейс не смогла не восхититься их выдержкой и умением "держать лицо". Ведь и вправду можно подумать, что они не при чём и ничего об этом не знают.

— Но родились близнецы. Мальчик и девочка. Изабелла испугалась. Ведь… разнополые незаконные близнецы проклятье и визитная карточка семейства Бредли. Отец бы не простил ей такое. И она решила избавиться от девочки. Рожала она дома, в Вальхалле, и врача… убедили молчать. И кто-то… тут никто точно не знает, ей посоветовал обратиться к Фредди. Как к специалисту… по исчезновению нежелательных.

Фредди дёрнулся, но промолчал, ограничившись шумным большим глотком из своего стакана. Джонатан остался неподвижным, но улыбка на его лице стала… ещё не угрожающей, но неприятной. Грейс перевела дыхание и храбро продолжила:

— Фредди забрал младенца и отвёз его, — она снова вздохнула, набираясь смелости, — к своей дочери.

Фредди поперхнулся и закашлялся.

— У тебя есть дочь? — Джонатан круто развернулся к Фредди. — А почему я об этом не знаю?! Кто она? И её мать?

— Джонни! — Грейс невольно повысила голос. — Не притворяйся. Ты отлично знаешь, что Джен дочь Фредди.

— Да-а?

Удивление Джонатана было настолько искренним и непосредственным, что ему бы поверил кто угодно. Но Грейс строго посмотрела на него и повторила:

— Джонни, не притворяйся. У тебя это плохо получается. И тогда, да, возможно, ты и не знал. Но потом…. Ты же не хочешь меня убедить в том, что Фредди не доверяет тебе.

— В картах не доверяю, — Фредди уже пришёл в себя. — А в остальном… по ситуации. Так, Грейс, мне интересно, что ещё ты знаешь о… моей дочери. А где её мать? И кто она?

Грейс вздохнула.

— Она индианка. Из Аризоны. Она умерла. Ты забрал Джен маленькой девочкой и… да, здесь толком никто ничего не знает. Но ты дал ей хорошее образование, а потом… потом случилось это… стечение обстоятельств.

— Какое? — терпеливо спросил Фредди.

— Ну… эти события совпали по времени. Джен потеряла ребёнка и была на грани… безумия. А тут Изабелла со своим заказом. И ты, — Грейс заставила себя улыбнуться, — ты одним выстрелом поразил две мишени. И выполнил заказ, честно. Ты пообещал Изабелле, что она никогда не увидит эту девочку и не услышит о ней. И спас Джен. Ты отдал ей новорождённую, а Джен была в таком состоянии, что не заметила, не увидела подмены, — Грейс вздохнула. — Она до сих пор так и считает, что родила Элис. И Элис, тоже… Считает Джен своей родной матерью. Она ведь никогда не видела… Изабеллу. И не слышала о ней.

— Джен потеряла ребёнка, — задумчиво повторил Фредди. — Так, допустим. А отец этого ребёнка? Он тоже ничего не заметил?

— Фредди! — Грейс была настолько возмущена его лицемерием, что перестала следить за словами. — Ты же застрелил его! Прямо на глазах у Джен, и у неё начались преждевременные роды.

— И за что это я его? — очень спокойно поинтересовался Фредди.

— Он отказался жениться, — вздохнула, остывая, Грейс.

— За такое вполне возможно, — согласился Джонатан, еле сдерживая смех.

— И даже нужно, — кивнул Фредди. — Женись или умри. Так, с этим разобрались.

Грейс возмущённо посмотрела на него. Ну как так можно?! Неужели он не понимает всей трагичности тех далёких событий? И их последствий.

— Итак… ты ничего не отрицаешь? — всё-таки решила она уточнить.

Фредди насмешливо улыбнулся ей.

— Ковбой никогда не спорит с женщиной, Грейси. Но что было потом? Эркин там с какого бока?

— Ну, ты, вернее, скорее всего, вы оба отыскали или случайно наткнулись на него в заваруху, а он из того же племени, что и мать Джен, и вы отправили его в этот городишко, чтобы у Джен была… семья.

— Надо же, как всё продумано, — Фредди покрутил головой и отхлебнул из стакана. — А в общем, неплохо, Джонни. И откуда у дам столько и такой информации?

— Мозговой штурм, — задумчиво ответил Джонатан. — И складывание мозаики. В общем, ты прав. Всё весьма логично и правдоподобно. Опровергать незачем, только добавлять интереса. Да, вот ещё нюанс. Грейс, а почему ты вдруг так заинтересовалась этим и решила спасать Элис? В России, — он усмехнулся, — ей намного лучше. И безопаснее.

— Да, возможно, — вынужденно согласилась Грейс. — Да, если она ничего не знает о… своём рождении, то ей лучше оставаться там. Но…

— Грейс, ты не ответила на мой вопрос, — терпеливо остановил её Джонатан. — Почему вдруг такая… заинтересованность.

— Потому что ею заинтересовались Говарды! — резко ответила Грейс. — И если…

Джонатан и Фредди одновременно утратили расслабленность поз и заметно… не напряглись, а подобрались, как для прыжка.

— А вот теперь подробно и со всеми нюансами, — не попросил, а потребовал Джонатан. — И откуда и как ты об этом узнала.

Фредди молча кивнул.

Грейс невольно смутилась и даже покраснела, но… они ждут. Надо отвечать.

— Ну, моя сестра, Билли, — Джонатан и Фредди одновременно кивнули, показывая, что знают, о ком идёт речь. — Она гостила у меня, у нас, прошлым летом. И видела фотографии. Вот, — она торопливо раскрыла лежавший на столике альбом с приготовленной закладкой. И тут же положила рядом также уже раскрытую в нужном месте пухлую "Историю живописи". — Вот. Это Элис в беседке у родника. А это портрет Изабеллы в детстве работы… неважно. Но вы видите, это одно лицо. И даже поза.

Оба мужчины переглянулись, склонились над развёрнутыми перед ними страницами, снова переглянулись.

— М-да, — хмыкнул Фредди. — И как это она заметила?

— Билли изучала историю искусств, — Грейс пожала плечами. — А это очень известная работа. Говарды даже зарабатывают, предоставляя её для выставок и вообще в открытую экспозицию.

— Говарды на всём… зарабатывают, — усмехнулся Джонатан. — Итак, Грейс, Билли увидела, опознала и…

— И рассказала об этом своей подруге, — Грейс вздохнула. — Маргарет Кренстон. Они дружат со школы.

— Уже интересно, — задумчиво протянул Джонатан.

Фредди кивнул.

— С папочкой не получилось, попробуют с сестрёнкой.

— Да, — кивнул Джонатан. — Этот вариант её даже больше устраивает. Хэмфри отсекается и появляются сразу двое новых… отцов, богатых и щедрых.

— Готова собственную мать выставить шлюхой, лишь бы урвать, — усмехнулся Фредди.

— Ну, Изабелла ею всегда и была, — с такой же хищной ухмылкой кивнул Джонатан. — Её репутация нас волнует?

— С твоей репутацией этот вариант сочетается? — с деловитой усмешкой спросил Фредди.

— Джонни никто не осуждает, — Грейс пылко бросилась на защиту мужа.

— За давностью лет и отсутствием свидетелей… сойдёт, — кивнул Джонатан.

— Дело прошлое, — согласился Фредди. — А сейчас… Сгоняю-ка я. Посмотрю, поговорю.

— Сгоняй, — согласился Джонатан. — Легенда, конечно, стройная, но что там было на самом деле…

Фредди кивнул и встал, чтобы заменить свой опустевший стакан другим и уже с другим содержимым.

Грейс понимала, что они уже что-то решили и что её посвящать не собираются. Но всё-таки… что во всей этой истории, запутанной, как… как в дешёвом "дамском романе", является правдой, а что красивой выдумкой, объясняющей необъяснимое?

— Но… — начала она, утратив всю свою смелость.

— Да не бери в голову, Грейси, — весело ответил по-ковбойски Фредди.

— И не спорь с дамами, — улыбнулся Джонатан. — Сможешь узнать ещё много интересного.

— Да?! — взорвалась Грейс. — Ты не представляешь, сколько я переслушала всякой неприличной чепухи, пока по словечку не выделила и не собрала всю эту историю.

— Такие дамы, настоящие леди, — Фредди умело изображал удивление. — И неприличная чепуха? Грейси, ты ничего не путаешь?

— Я?! Путаю?! — Грейс окончательно потеряла голову и выпалила: — Эти… безукоризненные настоящие леди, Фредди, сидят и часами обсуждают сколько у тебя родинок под пупком. А твоя любимая тётушка Каролина, Джонни, у них как главный эксперт!

Фредди открыл рот, но Джонатан опередил его авторитетным:

— Да, она знает точно, — коротким властным жестом остановив Грейс и повернулся к Фредди. — Ты помнишь комнату с книжными шкафами за шторками? Ты там всего Шекспира, полное собрание, прочитал. А когда шевелилась дверная ручка, ты поворачивался лицом к спинке дивана и натягивал одеяло на голову. Помнишь?

Фредди медленно кивнул.

— Так вот, входила она. И пролежал ты там больше месяца.

— Я помню недели две от силы, — так же медленно, будто пробуя слова на вкус, не возразил, а уточнил Фредди

— Первые три недели ты лежал в полной отключке. Тебя обмывали, поворачивали с боку на бок, кормили с ложечки…

— Понял, — остановил его Фредди. — А её муж?

— Генеральный прокурор отдыхал на Южных Островах.

Фредди невольно присвистнул и помотал головой, словно просыпаясь.

— Я должен выпить, — объявил он и встал. — Завтра к вечеру вернусь. Продумай пока по деталям.

— Идёт, — кивнул Джонатан.

Когда Фредди вышел, и они остались вдвоём, Грейс посмотрела на Джонатана.

— Джонни, ты ничего не хочешь мне объяснить?

— Не сейчас, Грейси, — очень серьёзно ответил Джонатан. — Когда дело будет сделано, ты всё узнаешь. А пока прошу. Не спорь ни с кем. Ни с дамами, ни с Мамми, ни с Эстер. Они не лгут и не выдумывают. Просто… — он задумался, подбирая слова, — просто из правдивой информации делают ложные выводы. Понимаешь?

Грейс неуверенно кивнула.

— Вот и умница, — Джонатан встал и, наклонившись, поцеловал её в щёку. — Я скажу, когда Билли сможет у нас погостить.

И ушёл.

Грейс снова посмотрела на раскрытые на столе семейный альбом и "Большую историю живописи". Да, сходство несомненно, но… И да, она не жалеет ни о сделанном, ни о сказанном. Любая правда лучше лжи. Даже самая горька лучше самой сладкой. Потому что единственная защита от шантажиста — это правда. Так говорил отец, предваряя любой рассказ о прошлом. Своим, всей семьи, страны, мира… Джонни обещал рассказать ей всё. Она подождёт.

* * *

133 год

Июнь

Россия

Ижорский Пояс

Загорье

Вроде только-только отвели за ручку в школу девочку в белых гольфах с новеньким ранцем за плечами, и вот на выпускном вечере, да что там, на настоящем балу, отплясывает синеглазая белокурая красавица, на голову — во всех отношениях, надо признать — выше мамы, а на каблуках вровень с дядей, тоже личностью на всё Загорье приметной.

Алиса Мороз веселилась от души, не забывая, впрочем, что завтра предстоит гонка и морока с документами, а потом поездка в Царьград, к дедушке. Нет, разумеется, поступать в Университет она будет самостоятельно, к тому же на физмат, а дедушка при всей его эрудиции и славе — гуманитарий, и помочь никак не может. Вернее, может только одним — предоставить возможность спокойно готовиться к вступительным экзаменам.

— Алиска, вальс.

— Димка, не надоело?

— А я только его и умею, — ухмыляется Дим.

Алиса, изобразив вздох, кладёт руки на его крепкие плечи так, чтобы со стороны выглядеть прижавшейся, а на самом деле держать дистанцию. А то ещё вообразит невесть что, но и совсем рвать тоже не нужно, Димка в Цареградское Высшее Военное имени… и так далее знаменитое на всю Россию Училище поступает, документы у него уже приняли, послезавтра едет на медкомиссию, а потом экзамены, ну и… Там посмотрим, а в цареградской сумятице земляк-однокашник может оказаться весьма полезным. Но отношения — только сестринско-братские, не больше. А для этого держим дистанцию, вот так и вот так. Димка при всём своём не дурак и должен понимать. Да, понимает.

Зина, сидя с другими матерями, умилённо смахнула слезинку. Вот и вырос её старшенький. Да, именно её, и пусть хоть кто, хоть как-то посмеет… но таких нет. А ведь и впрямь вырос, до пятого класса всё маленьким был, как врачи говорили, голодное детство сказывалось, боялась, что таким недоросликом и останется, а в шестом, ну да, тогда и начал расти, а уж после седьмого… ой, на три размера за лето, что весной купили, то осенью уже и не налезает, вон какой ладный, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. И вздохнула: жалко, Тимочка опять в командировке, не увидит. Фотографии, правда, сделали, но фотки — это одно, а вот вживую… да и… хотя нет, у многих отцы то на работе, то ещё где, а мамочки все здесь. Ну так, на то мы и матери, чтоб всегда с детьми были. Катюше уже через два года плясать, а Машеньке ещё сколько учиться, и Серёженьку уже тоже готовить к школе пора, ну да бог даст, вырастим, поднимем. Она снова вздохнула.

Сидевшая рядом Женя так же любовалась своей красавицей и старалась не думать о предстоящих хлопотах и неизбежных тревогах. Всё-таки не Ижорск, куда, если что даже не на автобусе, на такси враз домчишься, а Царьград, столица, а там для её девочки… Столько наслушалась и начиталась, что страшно. Но всё-таки там и Игорь Александрович, и Андрюша. Помогут, защитят. Нет, всё правильно, конечно, Алисе надо получать высшее образование, а физмат — серьёзный факультет, вряд ли там вертихвостки с вертопрахами, те на других. Ну да бог с ними, со всеми другими. А вот, что Эркин не смог прийти — это конечно, жаль, но работа есть работа, он же теперь не на рабочем дворе, а в цеху, да ещё экспериментальном, и даже не рабочим, а младшим техником. И невольно улыбнулась, вспомнив уже его выпускной в заводском техникуме. Торжественное вручение дипломов с присвоением звания младших техников и назначениями в цеха. А экспериментальный цех — это, конечно, почётно, туда лучших отбирают, и зарплата выше, чем в обычных, но и рабочая смена не нормированная, а сколько нужно. Женя невольно вздохнула.

Вальс закончился, и Дим с демонстративной и даже несколько утрированной галантностью, чтобы, ну, совсем как в кино, поблагодарил Алису и проводил её к длинному накрытому столу со смешным названием "фуршет". Алиса немедленно подключилась к игре. Хотя и не совсем играя: всё-таки впереди Царьград, надо будет показать себя не провинциальной простушкой, а… ну, там, конечно, по обстановке, но и это надо уметь, как там в книге? Да, "выломаться под любую богиню". Алиса задумчиво откусила от эклера с розовой глазурью.

— Алиска, а чего всё-таки на физмат? Там же скукотища!

— И хладных чисел ровный строй! — мечтательно улыбнулась Алиса. — Люблю их ровные ряды, далёкие от суеты дневной.

— И ночной? — максимально ехидно, но тихо, на грани шёпота поинтересовался Дим.

Алиса сверху вниз, несмотря на то, что Дим уже на два пальца выше, окатила его строгим холодным взглядом.

— Деточка, никогда не говори о том, в чём не разбираешься.

И с явным удовлетворением отвернулась от Дима, покрасневшего от сдерживаемого гнева.

— Ну… — наконец выдохнул Дим, — ну, ты дождёшься.

Алиса доела эклер и кивнула.

— Конечно, я подожду.

И с милой улыбкой отвернулась от стола, принимая приглашение на кадриль от Витьки Смородина из параллельного. Никаких обид: Дим сам признавался, что только вальс и умеет. А Витька принципиально не танцует, а пляшет, и только, как он говорит "своё родное". "Барыню", "топотуху" с припевками, ну, и кадриль, а вот вальс и танго с прочими фокстротами — это, дескать, чужое и без надобности. А он просто не умеет, учился-то "у берёз вприглядку". "Ну и дурак, — с привычной насмешкой подумала Алиса, улыбаясь партнёру, — Чем больше знаешь и умеешь, тем тебе же лучше".

— В Царьград едешь? — начал разговор Витька

— Ну да. В Университет буду поступать, — с небрежной гордостью ответила Алиса.

— Ну и несёт тебя. Ижорска мало?

— В Ижорске физмат только в педагогическом. А я, — Алиса мило улыбнулась, — в науку хочу.

Витька насмешливо хмыкает, и Алиса готовится врезать ему уже всерьёз, если только посмеет что-то вякнуть про такую науку, от которой девки млеют. Но Витька тоже знает Алису не первый год и потому ограничивается ухмылкой.

А мамы, продолжая любоваться своими нарядными, совсем, скажи, взрослыми, а всё равно детьми, обсуждая и техникумы в Ижорске, и кому какое платье во сколько обошлось, а костюм-то на взрослого покупали, а они уже о-го-го, ну, так не на один год, а платье, ну да, к свадьбе пусть полежит, так не венчальное же, а на второй и третий день сгодится, а педагогический и в Ижорске есть, да они везде есть, а в Царьграде, и не страшно девчонку одну в такую даль да на столичные штучки…

— Страшно, конечно, — вздохнула Женя. — Но… посмотрим. Не поступит, так вернётся, пойдёт в Ижорский политехнический.

— А то и в наш заводской можно. Мой туда хочет.

— Да, но экзамены… Говорят, сложные, похлеще цареградских.

— И ведь техникум, не институт.

— Ну, не знаю. Мой там практику проходил. Ему понравилось.

Женя кивала, соглашалась и возражала, но не вникала, любуясь своей красавицей.

Плавно и неотвратимо приближалась завершающая фаза праздника — встреча рассвета на площади Победы — главной площади Загорья. Ну а потом уже кто куда, кто к озеру, кто домой, кто… ну, сами решат, взрослые уже. А мамы пока всё уберут и решат кто чего из оставшегося домой заберёт, накупили-то вон сколько.

Домой Алиса вернулась уже утром, даже почти днём. В квартире было тихо и по первому ощущению пусто. Ну да, мама на работе, а Эрик… она осторожно, на щёлочку приоткрыла дверь спальни, да, вон его голова на подушке, спит. Ну и отлично! Она тихо прикрыла дверь родительской спальни и пошла к себе. Переодеться уже в домашнее, позавтракать и заняться сборами. Спать, ну, совсем не хотелось.

В её комнате на письменном столе лежали аттестат, похвальная грамота и характеристика. Вчера она, получив на торжественной части документы, отдала их маме, чтобы ничего не мешало танцевать и веселиться, ну, это все сообразили. Алиса вздохнула и стала переодеваться.

Когда далеко, на самой границе сна и яви, стукнула дверь ванной, Эркин вздохнул и открыл глаза. Задумал он дело совсем не простое и даже опасное, но необходимое. Думать об этом он начал ещё года полтора назад, когда только-только зашла речь о том, где Алисе после школы учиться. Конечно, университет, конечно, Царьград, конечно, никаких проблем с жильём и вообще. Но… в большом городе и проблемы большие. Да ещё у провинциалки, а их Загорье для Царьграда даже не провинция, а глухомань, а в столице… Всякое может случиться. Предупреждён — значит, вооружён? Оно-то так, конечно, но предупреждения мало для вооружённости, нужно и само оружие. И такое, чтобы не придрались, не конфисковали, чтобы его даже не заметно было. До момента применения.

Алиса вышла из ванной, накручивая на голове тюрбан из полотенца, и уже взялась за ручку двери своей комнаты, когда из большой комнаты её окликнули.

— Алиса! Иди сюда.

— Иду, — сразу ответила она, круто поворачиваясь к приоткрытой двери.

Эркин ждал её, стоя посредине, по-домашнему: в спортивных штанах и старенькой, памятной ей чуть ли не с детства зелёно-красной ковбойке, но почему-то против обыкновения не застёгнутой и заправленной, а навыпуск и распахнутой. Что это с ним? И лицо… такое серьёзное, даже… Она не додумала.

— Алиса, — Эркин откашлялся, проталкивая вдруг появившийся в горле комок. — Ты будешь теперь одна.

У неё изумлённо округлились глаза и задрались брови. Как одна?! Ведь и на Царьград мама согласилась именно потому, что там есть родные: дедушка и дядя, а Эрик…

— Да, — строго, даже жёстко повторил Эркин, видя её удивление. — И всякое может случиться. Ты должна уметь защитить себя.

— Ну, я же на самооборону ходила, — не так возразила, как уточнила Алиса.

— Это не то, — недовольно мотнул головой Эркин. — Делай, что говорю.

Алиса удивлённо кивнула: таким тоном Эрик с ней очень редко, раз в несколько лет говорил, а то и ещё реже. Чего это с ним?

Подчиняясь его командам, ничего не понимая, но воздерживаясь от ненужных сейчас — ведь ясно, что не ответит — вопросов, она распахнула на нём рубашку и положила обе ладони с растопыренными пальцами ему грудь, уложила каждый палец в указанное место. Убрала руки. Снова положила, снова подправила. И ещё раз, и ещё… Когда в третий раз подряд все пальцы оказались в нужных местах, Эркин приказал:

— А теперь нажимай, сильнее!

Алиса, пожав плечами, выполнила и эту команду. И с ужасом увидела, как внезапно Эркин резко побледнел и безвольным мешком осел на пол.

— Эрик! Что с тобой? Ты что?!

Алиса, плача, опустилась рядом с ним на колени, затрясла за плечи.

— Ну, что ты?! Что?! Скорую?

— Сейчас, — Эркин с трудом пошевели бледными, бледнее лица губами. — Сейчас, Алиса, сейчас…

Он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Заставил себя улыбнуться.

— У тебя сильные пальцы, Алиса. Это хорошо. Ты запомнила? Точки?

Алиса кивнула, начиная догадываться.

— Это…

— Это оружие, Алиса. Твоё. Его, — Эркин улыбнулся уже совсем свободно, — ни один обыск не найдёт и не конфискует. Если кто-то захочет тебя… — Алиса кивнула, показывая, что договаривать не нужно, но Эркин продолжил, пропустив и так понятное. — А ты его не хочешь, сделаешь так и сможешь уйти. Но, — голос его стал жёстким. — Делай аккуратно, дави плавно. Если нажмёшь резко, убьёшь на месте. Поняла?

— Да, — так же жёстко ответила Алиса. — Спасибо. Тебе помочь?

Эркин мотнул головой.

— Не надо. Ты иди, переоденься и поешь, мама тебе оставила в духовке. Я посижу и встану, — и повторил: — Иди, Алиса.

Алиса послушно встала и вышла.

Когда за ней закрылась дверь, Эркин лёг навзничь и стал восстанавливать дыхание. Ну вот, теперь… его дочка сможет защитить себя, а то мало ли что, мало ли какая сволочь попадётся у неё на пути. Он свой отцовский долг выполнил. Да, забыл предупредить, чтобы давила подушечками, а не ногтями: и по точке промахнётся, и следы оставит. Ну, это он сейчас встанет, пойдёт на кухню завтракать и скажет. Удачно получилось, что Жени не было, она бы не разрешила, а это нужно. Да, и сказать, что болтать об этом не надо. Сама догадается? Да, но, лучше сказать. Он оттолкнулся обеими руками от пола и сел, плавным движением встал. И медленно, чтобы резким движением не разбудить уже почти совсем ушедшую боль, стал застёгивать и заправлять рубашку.

* * *

134 год

3 февраля

Россия

Царьград

Первая сессия, первые каникулы и восемнадцатилетние — оно же совершеннолетие! Официальная церемония с вручением уже взрослого паспорта и лекцией о полноправии, дееспособности и полноте ответственности для первокурсников традиционно прошла в актовом зале юридического факультета, а дальше… а вы уже взрослые и сами, всё сами…

Проблему: как и — главное — где праздновать совершеннолетие, решали всей семьёй письмами и звонками. Алиса, как и положено студентке в свои первые каникулы, едет домой, а это давняя традиция и даже для этого официальную церемонию проводят в последний день сессии. В Загорье и с ней на праздник вся цареградская родня, или наоборот, Женя с Эркином берут отгулы в счёт отпуска и летят в Царьград? Переписка, перезвоны, но… но всё-таки лучше в Царьграде. И места больше, и цареградцам сложнее отпрашиваться и за свой счёт отпуска брать. Но решающим стало письмо из Алабамы с поздравлением, пожеланиями, пояснением о занятости в делах и обещанием Фредди заглянуть второго-третьего февраля в Царьград.

Праздновали весело и шумно, но сугубо по-семейному. Только и исключительно свои. Только ближайшие родственники. Дедушка с бабушкой, дядя с тётей и, конечно, родители. Тем более, что дальних нет. Даже Фредди только заехал на полчаса накануне. Вручил подарки от себя и Джонатана, выразил… всё положенное в таких случаях и так, что стало понятно: больше такой тесной связи не будет. Границы надо блюсти и нарушать в исключительно особых опасных для жизни случаях.

Подарки, конечно, обалденные. Голубое — под цвет глаз — платье от Монро, одновременно скромное и нарядное, а к нему колье, серебристо-голубое. И — лечь не встать — разборное! Маленькие серьги, узкий тоненький браслет, однорядное ожерелье-чокер вокруг шеи и длинная цепочка с подвеской. А всё вместе… Удивительно! А ещё удивительнее то, как точно по фигуре село платье. Ну, надо же, ведь без примерки за глаза купленное, а будто в хорошем ателье сшили на заказ.

Алиса упоённо вертелась перед трельяжем в гардеробной, пробуя новое платье с разными вариантами комплекта, а Женя, Мария Петровна и Раиса любовались и советовали: в каких ситуациях какой вариант приличнее и достойнее.

Но если Женя и Мария Петровна, как и положено маме и бабушке, любовались и умилялись своей красавицей, то Раиса, как тёте ей такой восторг не обязателен, больше внимания и понимания уделяла платью и ещё больше колье, этой удивительно тонкой работе. Изящное переплетение серебряных стебельков и листочков, нежно-голубые из очень хорошей бирюзы, и каждый лепесток — отдельная бусинка, милые цветочки, не часто и не редко, а в самый раз усеивающие ажурную основу и прикрывающие собой крючки и зажимы, скрепляющие элементы в единое целое. Серебро и бирюза. Как с недавнего времени принято писать в каталогах, "бюджетный вариант". Дешёвый, но не дешёвка. На любителя и знатока. И явно не просто ручная работа, а для конкретного лица, не просто на заказ, а… Она вздохнула, дав себе обещание уточнить имя мастера. Наверняка всё это не просто так, а со значением и особым смыслом, пока для неё закрытом. Вряд ли эта очередная семейная тайна будет столь же страшной, как… нет, об этом она и про себя не хочет…

10 февраля

Американская Федерация

Колумбия

Экономический Клуб

Как говорят немцы: "Das Ende ist gut — alles ist gut". Конечно, на родном это звучит не хуже, но чужой язык добавляет весомости. Никакая игра не может длиться вечно, и не должна, потому что её затягивание как перебор в блэк-джеке. И конец должен быть эффектен и эффективен.

Джонатан Бредли с удовольствием пригубил коньяк, благодушно обозревая гостиную Экономического Клуба. Разумеется, игры с Россией у "Октавы" продолжатся и тамошние точки не ликвидируются, но вот его личная — закончена. Эффектно и эффективно. С железным обоснованием. Хотя обошлось недёшево…

…Ларри внимательно с профессиональным интересом рассматривает фотографии белокурой синеглазой девочки, нет, уже девушки, во весь рост и лицо анфас.

— Ей уже скоро восемнадцать, Ларри, и я хочу подарить ей, — он заговорщицки улыбается и даже подмигивает, — ожерелье Дианы.

Брови Ларри взлетают на небывалую высоту, и он уточняет:

— Серебро и бирюза. Цветочный дизайн.

Ларри задумывается. Думает долго, а он терпеливо ждёт, догадываясь и отслеживая по мимике Ларри его размышления…Серебро и бирюза, но "ожерелье Дианы"… работа будет в несколько раз дороже материала… и вид… исключительно для не просто понимающего, но хорошо знающего исходный образец и его историю… но такой "эконом-вариант" действительно подходит молодой девушке, а фотография в каталоге позволит уже его использовать как образец для желающих иметь эксклюзив из соответствующего материал…

— Интересно, — говорит, наконец, Ларри. — Да, сэр, это интересный вариант.

— Полная оплата с надбавкой за срочность, — сразу говорит он, жестом пресекая возможные возражения. — И да, можешь включить в каталог, как оригинальное фирменное.

Ларри благодарит, они уточняют даты…

…А ведь и в самом деле получилось! Именно так, как и задумывалось. Нежный скромный по-девичьи невинный комплект, почти сборно-разборная игрушка, а для знатока… И они нашлись! Не успел Ларри пополнить каталог, как посыпались заказы. На такое же, но… чтобы материал соответствовал репутации фирмы и прообразу. Оказалось, что многие помнят "ожерелье Дианы" и очень бы хотели иметь его… не копию, нет, зачем лишние вопросы и домыслы, а назовём это вариацией.

Нет, разумеется, "точки" в России, как и налаженные за эти годы связи остаются и будут использоваться, но это обоснование, так хорошо и плодотворно сделанное и отработанное, уже не нужно. А значит, плавно и ненавязчиво несколькими репликами в нужных разговорах с нужными людьми оставим его в прошлом. Не отрекаясь и так, чтобы никто и никогда не попробовал кого-то из участников шантажировать этой легендой. Фредди подчистил всё очень аккуратно. Как любят говорить русские: "Мастерство не пропьёшь".

В соседнее кресло опустился Айртон. Обмен улыбчивыми кивками, пара вежливых вопросов о семье, детях и внуках. Старшая из внучек Айртона поступила в Крейгеровский колледж, который истово блюдёт репутацию лучшего учебного заведения для девочек.

— А ваша? Она… — и выразительная пауза.

— Да, — кивнул Джонатан. — Там. Ей уже восемнадцать, и у неё своя жизнь.

— Вы правы, — согласился Айртон. — Излишняя помощь может оказаться вредной. Иногда лучшая забота — это не мешать. Им жить в уже другом мире, не похожем на наш.

Джонатан согласился, и они перешли к другим темам.

* * *

134 год

31 декабря

Россия

Царьград

Поздним вечером, вернее, уже в предновогоднюю ночь улицы городов пустеют, но Царьград живёт круглосуточно в любые праздники. И толпы людей, спешащих за последними покупками и с ними по домам, в гости, в рестораны и ещё куда-то, метались по улицам, вокзалам, автостоянкам, ловили такси, на ходу, не глядя и не замечая, обмениваясь поздравлениями с наступающим. И всем только до себя.

На одной из боковых улочек, почти переулков старого центра, застроенного когда-то великолепными доходными домами для "чистой публики", и сохранявшей свою не привилегированность, но престижность, из дворовых ворот, оставленных по случаю новогодней ночи открытыми, вышла и торопливо пошла по улочке девушка. Самая обычная, по виду из недавних провинциалок: пальто и сапожки уже городские, а не полушубок с валенками или бурками, а вот на голове не шапочка или шляпка, а хороший пуховой платок, повязанный так, что полностью закрывал от ветра и снега голову и плечи, ну, чтобы за воротник не задувало, будто ей по лесу-полю идти, нет, деревню из девушки ничем не вытравишь. И в руках матерчатая сумка-мешок с чем-то не очень большим и не особо тяжёлым внутри, но с выпирающими углами, как от коробки. Ну, видно, что домработницу хозяева одарили и отпустили в своё общежитие или где она там живёт.

Выйдя на поперечную улицу, девушка смешалась с толпой и вскоре опять нырнула в боковой переулок, так тесно застроенный двух и трёхэтажными старыми домами, что по сути был просто проходным двором. А спустя пару минут из него уже на совсем другую улицу выбежала типичная студентка в вязаной шапочке с большим меховым помпоном, небольшой сумкой-портфельчиком на длинном ремешке через плечо и с ярким многоцветным подарочным пакетом для всякого-разного в руках. Всё по самой последней моде. И, с явно привычной столичной ловкостью догнав автобус, она втиснулась в уже закрывающуюся дверь.

Показав кондуктору свой студенческий билет, но не раскрыв его, а только наружную корочку, Алиса Эркиновна Мороз — студентка второго курса физмата Университета — перевела дыхание. Кажется, всё она сделала правильно, и если что…

Теперь спокойно продумать последующее и предшествующее. Сейчас на вокзал и на электричку, к дедушке. Хорошо бы, чтобы у него никого, кроме Бабы Маши, не было. Хотя Андрюха скорее всего приедет. Но он свой, он поймёт. А вот его Раиса… Ну, Серёжка-Болбошка и Тошка-Картошка ещё слишком малы, их уже наверняка спать уложили, всё-таки до полуночи всего ничего осталось. Но если она успеет на последнюю, как в песне, электричку и от станции бегом, то… то успеет.

Об оставшемся в той квартире лежать на полу пьяном или что похуже слюнявом придурке она не вспоминала. "If you're afraid, don't do it. If you do, don't be afraid", — подумала она почему-то по-английски, хотя это и по-русски неплохо звучит, и на шауни. Да, как это… а, вот! "Язык меняет звучание, а не смысл". И надо будет съездить в постпредство Союза племён, купить книг, а то у неё теперь на шауни совсем практики нет, недолго и забыть, обидно будет десять лет учёбы и псу под хвост.

Вокзал, беготня и толкотня вокруг касс и расписания, весёлые поздравления и озабоченная незлая ругань, все радостные, многие уже… начали праздновать, а потому особо весёлые и доброжелательные. Алиса с искренним удовольствием погрузилась в эту толкотню, принимая многочисленные поздравления "с наступающим" и отвечая столь же традиционным "и вас так же".

В электричке она уже окончательно успокоилась и тщательно продумала, что она расскажет сейчас и что будет говорить потом. Нет-нет, запутается. Всем одно и то же. Сейчас дедушке и Бабе Маше, а потом девчонкам, подружкам-приятельницам и вообще всем, кто спросит. Погуляла по городу, поглазела, чуть на электричку не опоздала. И всё! И ничего другого и никак иначе!

"Академичка" на картах и вообще во всех документах, разумеется, называлась иначе, по старой, даже старинной давным-давно исчезнувшей деревне, как согласно шутили её жители независимо от своей академической специализации: "для конспирации".

Сейчас все её коттеджи, шале, терема и ранчо искрились и сияли новогодней иллюминацией. Алиса стремительно пробежала по столь же стремительно пустеющей улице и влетела в дом с первым ударом курантов и криком:

— А вот и я! С Новым Годом!

Шампанское возле ёлки в гостиной, поздравления и пожелания, весёлая праздничная суета за праздничным столом… и внимательные, даже настороженные глаза дяди — Андрюхи, как она называла его наедине и только в серьёзном разговоре. И похоже… да, и дедушка что-то слишком внимательно смотрит, и Баба Маша. "Да, — Алиса не так понимала, как чувствовала, — этих конспираторов смехом и шутками не обмануть. Чутьё у них… специфическое".

Обмен подарками отложили на утро, чтобы вместе с малышами, единой семьёй. Посидели за традиционным новогодним столом и…

Раиса переглянулась с мужем, немного нарочито зевнула и, сказав, что ей надо детей посмотреть, вышла.

— Ты и сама ложись, не жди меня. Спокойной ночи в новом году, — с улыбкой пожелал ей Андрей и, когда за Раисой закрылась дверь и затихли шаги на лестнице на второй этаж, строго посмотрел на Алису.

— А теперь, племяшка, колись. Что натворила?

Алиса пожала плечами.

— Ничего особенного. Погуляла по центру и на вокзал. Чуть не опоздала.

Андрей переставил стул и сел верхом, бросив на спинку костистые и ставшие даже на взгляд тяжёлыми ладони. Ухмыльнулся.

— Сильно наследила?

— Где?! — очень натурально удивилась Алиса, попутно и немного демонстративно нацеливаясь на кусок торта с кремовой розочкой.

— Откуда когти рвала, — Андрей улыбался, но улыбка была многообещающе злой.

— Дядюшка Андрюшечка, — почти пропела Алиса и перешла на английский. — Чего не сказано, того не знаешь, чего не знаешь, о том не проболтаешься.

— Грамотная, — ответил, тоже по-английски Андрей и перешёл на русский. — А теперь…

Мария Петровна неожиданно властным жестом остановила его.

— Не так. Аля, пойми. Если мы не будем знать, знать всю правду, то не сможем защитить тебя. Если… нет, когда пойдут за тобой. По твоим следам.

Алиса кивнула.

— Я об этом, ну, следах, подумала. Вроде, всё сделала.

— Давай, шаг за шагом.

Строгие требовательные взгляды. Да, их опыт, их знания… Алиса ещё раз вздохнула и начала с самого, как она считала, начала.

С окончания студенческого бала-маскарада в главном здании Университета. Как общей толпой вывалились в университетский двор и… вот сама не понимает, как её занесло в эту компанию, нет, компашку. Парни все, кто "подшофе", кто "под мухой". Травяной и медицинской.

— Точно никого не знаешь?

— Впервые увидела.

— А они тебя?

Алиса пожала плечами.

— По имени никто не называл. И не спрашивали. Они вообще… и друг для друга как безымянные. Ни имён, ни прозвищ. Одеты все… по последнему писку и высшему разряду.

Общие понимающие кивки, и строгий вопрос Андрея:

— Почему не слиняла?

Алиса состроила смущённую гримаску, но ответила честно.

— Из любопытства. Ну, раз меня там никто не знает.

— Логично, но не разумно, — поставил оценку Андрей. — Можно нарваться.

— Я и нарвалась, — вздохнула Алиса, устав играть в недомолвки, да и всё сильнее хотелось рассказать, выговориться. — Ну, почти нарвалась. Пришли на квартиру…

— Адрес! — жёстко перебила её Марья Петровна.

Алиса назвала.

Андрей присвистнул.

— Однако занесло тебя!

Бурлаков промолчал, но лицо его стало таким, что Алиса невольно поёжилась. Кажется, вляпалась она намного серьёзнее, чем думала и придётся рассказать действительно всё и подробно. Алиса ещё раз вздохнула.

— Ну, ввалились мы туда. Кто открывал дверь, ну, снаружи или изнутри, я не видела. Я последней зашла. Все всё с себя побросали, не на вешалку, прямо на пол, и вглубь ушли. Я задержалась, пальто укладывала, сапожки сняла, а переобуться не успела. Он вдруг вывалился, бычара слюнявая, дверь, ну, в те комнаты, а там уже ор и хохот с взвизгами, за собой захлопнул, заржал, дескать, целочка, с чего взял, непонятно, и меня в боковуюдверь дёрнул, там комнатка, для прислуги, наверное, жилая, но по минимуму, ну, как бытовка. Ну, — Алиса брезгливо передёрнула плечами, — с руками полез. Я и сделала, — она понимала, что сейчас скажет лишнее, но врать не получалось, только не договорить, — как научили. Обездвижила и оттолкнула. Он упал. Я вышла, дверь прикрыла, одежду, сумку, сапоги в охапку и на лестницу. Взбежала на два этажа, там уже оделась, Шапочку и портфель в сумку к туфлям, пакет туда же, платком покрылась, послушала, всё тихо. Я спустилась, прошла на чёрную лестницу и через двор ушла.

Алиса перевела дыхание и стала рассказывать, как уходила, путая, по возможности, следы и переодеваясь из служанки в студентку. Удачно, что выигранный на балу приз за лучший перепляс вместе с пакетом был, вот и переложила всё из сумки в него. Он яркий, но как у всех.

Её слушали молча и очень внимательно. Когда она закончила, Андрей улыбнулся.

— Уходила грамотно. Батя, так?

Бурлаков молча, не отводя глаз от Алисы, кивнул.

— Обездвижила и оттолкнула, — задумчиво сказала Марья Петровна. — И на какой бок он упал?

— Ни на какой, — Алиса фыркнула, — побелел и тряпочкой лёг.

— Губы синие, — не спросила, а сказала Марья Петровна.

Бурлаков кивнул.

— Остановка сердца, понятно. На откачку пять минут, не больше.

Алиса снова пожала плечами.

— Я не знаю, сколько он там провалялся. Я сразу ушла.

— Если откачают, и он тебя не вспомнит, то, может, и обойдётся, — предположил Андрей.

— А что ему помнить?

Алиса примерилась к оставшейся в вазочке шоколадной бутылочке с ликёром и взяла её, развернула яркую фольгу и сунула конфету в рот, размяла языком о нёбо и проглотила. Они молча ждали.

— Ну, обнял, ну… нет, дальше болевой шок и всё. Нечего ему помнить.

— И как ты ему этот шок сделала? — с немного напускной небрежностью продолжил расспросы Андрей. — Коленом по яйцам?

— Зачем? — искренне удивилась Алиса. — Он бы закричал и уцепился за меня. А там возня и шум. Нас об этом ещё на самообороне, я же в девятом-десятом полный курс отходила, тренеры предупреждали. Нет, я, — она фыркнула, — как учили, всё сделала.

— Кто учил? — требовательно, исключая отговорки и молчание, спросил Бурлаков.

Алиса посмотрела на него и встала.

— Эрик. Мой отец. Цитирую. Это оружие ни один обыск не найдёт и не конфискует. Всё. Я пошла спать. С Новым годом и спокойной ночи.

Все трое молча проводили её взглядами и молчали, пока не затихли шаги на внутренней лестнице и не закрылась мягким хлопком дверь комнаты, которую так и держали для неё.

Андрей покрутил головой и встал.

— Надо же…

— Знаешь? — резко спросил Бурлаков.

— Догадываюсь, но…

— Хватит, — так же резко перебила его Марья Петровна. — А то сейчас договоритесь до… ненужного. Аля правильно сделала. Оттолкнула, он упал, и она ушла. Большего она нам не сказала. И больше мы ничего не знаем. Ни кто, ни где, ни как.

— Особенно, про где, — кивнул Бурлаков.

Андрей пожелал спокойной ночи в новом году и пошёл к своим. Заглянул в детскую. Пацаны спокойно спали. Ну и ладушки. А как там Рая?

Жена безмятежно и очень старательно спала. Андрей сделал вид, что верит её сну, быстро разделся и нырнул под одеяло. Спим — значит, спим. Ну, Алиска, ну… А Эркин, конечно, молодец. Оружие, которое всегда с тобой, ни один обыск не найдёт, и никто не конфискует… Здорово сказано, надо запомнить. И как-нибудь под удачный случай разговорить малявку и всё-таки узнать, как это делается.

Но мысленно называя Алису малявкой, он не мог забыть, каким холодным и жестоким стал её взгляд при словах о "слюнявом бычаре", не гневным, не злым, а… ох, видывал он такие взгляды и знает, что они значат и что обещают. Алиска не просто избавлялась от приставалы, она убивала. Вполне сознательно и деловито. Никакого, как пишут в книгах, "аффекта". А вот убила ли? Убиваешь — убей, недобитка оставлять нельзя.

Ладонь Раи легла на его плечо, погладила.

— Спи, Ондрюша, всё хорошо, спи.

Андрей благодарно вздохнул, окончательно засыпая. И последней мыслью было, что надо теперь за криминальной хроникой следить повнимательнее.

Об этом же тихо говорили и на кухне, где завершилась уборка ночного стола и готовилось "сладкое утро нового года". Бурлаков, сидя за кухонным столом, наблюдал быстрые ловкие движения рук Марии Петровны, раскладывавшей по фигурным тарелкам-снежинкам печенье, конфеты, цукаты, орехи и прочие лёгкие сухие вкусности.

— Нет, Крот, никого ни о чём не спрашивай. Не привлекай внимания. Легенда вполне убедительная и непротиворечивая.

— Единственная девушка на физмате…

— Вряд ли за ней кто-то специально следил. Пока не спросят вплотную и впрямую, молчим. И ещё… — Марья Петровна оглядела приготовленное к перемещению на стол в гостиной утреннее пиршество. — Я поговорю с Алей. "Обездвижила" лишнее. Просто оттолкнула, он упал, испугалась и убежала. И да, первый вариант просто о беготне по центру лучше. Его и держаться до прямых вопросов.

— Умница, — сразу согласился Бурлаков. — Аля поймёт.

— Надеюсь. Идём спать.

…Новогодняя ночь озарялась и грохотала фейерверками.

Хлопки и разноцветные отблески пробивались сквозь шторы, но Алису это ни в какой мере не беспокоило. Скомкано и брошено на пол, а не аккуратно повешено маскарадное платье "чепушинки" — а хорошая идея, отличный костюм, ничему не мешает, сразу и приметное, и как у многих, и совсем на неё обычную непохоже, что и позволило отрываться как заядлой двоечнице с журфака, да ещё и в полумаске с блёстками… а и фиг с ней, вроде она её на выходе в урну бросила, и с платьем. Это всё на раз. Всё у неё хорошо и правильно. А что уже второго зачёт по… да ну, и его на фиг, не будет она сейчас об этом думать, а будет спать. А то скоро утро, будем подарки разбирать и дальше праздновать.

* * *

142 год

Россия

Ижорский Пояс

Загорье

Переезд — это как два пожара. А если ещё в другой город, через полстраны, да из глухого захолустья в столицу, из ставшего за эти годы родным Загорья в Царьград… Тут количество пожаров увеличивается в геометрической прогрессии. Что взять с собой, что продать, что подарить, что попросту бросить… Голова у Жени шла кругом. И если с мебелью было более-менее ясно: ну, одна перевозка обойдётся дороже, чем новую уже на месте купить, да и саму квартиру ещё не видели, только знали, что будет — завод обеспечит, а какую, где… Но это ладно, когда-то в Загорье они так же ехали, зная только название, и ничего всё со временем уладилось, обжились, обросли вещами. И каждая ведь дорога, и не деньгами, хотя и это до сих пор не обо всём, но о многом помнится, а именно памятью. Как решали, выбирали, покупали. Взять хотя бы вот эти старые табуретки. Женя до сих пор помнит, как позвонили в дверь, она открыла и увидела в пустом коридоре эти табуретки и открытку "С новосельем!". Та так и лежит в семейном альбоме.

Женя прислушалась, ойкнула и бросилась на кухню и тонко засвистевшему чайнику. Да, в Царьграде надо будет купить со свистком. И… и всю посуду. Глупо тратить такие деньжищи на разномастные, скопившиеся за столько лет, чашки и кастрюльки. А эти ложечки и вовсе из Джексонвилла. Их и осталась только одна. Для памяти. Женя улыбнулась и бросила её в коробку для мелочей в упаковку.

— Эркин, — позвала она, расставляя на столе чашки с тёмно-янтарным чаем. — Иди чай пить.

— Иду, — откликнулся он из дальней комнаты, где разбирал и упаковывал книги.

Что книги возьмут все, включая детские, не обсуждалось. Если при бегстве из Джексонвилла столько всего побросали, но книги взяли, а они тяжёлые, а всё на себе несли, то сейчас… Как и ящик с инструментами. Тоже ещё джексонвиллский, Андрей так и оставил его у них, собрал себе свой новый и, уезжая в Царьград, в университет, так что было ясно, что уже там осядет, книги и инструменты забрал.

По дороге на кухню Эркин завернул в кладовку и чем-то там пошуршал будто что-то перекладывал. Женя не обратила на это внимания. Как и на хитро блестевшие глаза Эркина. И уже сидя за столом, восхитившись чаем и печеньем, Эркин как невзначай спросил:

— Да, Женя, а куртку мою ты не упаковала? Я её к зимним положил.

— Какую куртку? — не поняла Женя. — Эркин?

— Ну, мою старую. Ещё оттуда, — он мотнул головой, указывая куда-то за стену, — привезли.

— Зачем?!

— Я в ней на мужскую подёнку ходить буду, — очень серьёзно ответил Эркин.

Женя замерла с открытым ртом, задохнулась от возмущения, а Эркин, будто не замечая её состояния, отхлебнул чая, взял из вазочки печенье и пояснил:

— Ну там, дрова попилить и поколоть, забор поставить… Всё приработок.

И мгновенно вывернулся из-за стола, вскочил и обнял, обхватил Женю, прижав её к себе и целуя в глаза, щёки, раскрытый для крика рот.

— Женя, милая, ну, пошутил я, пошутил…

Она наконец, успокоилась и поцеловала его в щёку.

— Ну, Эркин… Ну не надо так шутить. Я думала, ты всерьёз. Выкинуть её и забыть.

— Как скажешь, Женя.

Эркин изобразил такую покорность, что Женя рассмеялась уже совсем спокойно.

После чая вернулись к своим делам. Женя в кладовку — разбирать и сортировать вещи, а Эркин в дальнюю комнату — паковать книги. Книги они берут все. Это не обсуждается. Даже школьные учебники? Да, их тоже. Бесполезных книг, как и знаний, нет. Ну да, книга — это тоже знание. И мало ли что и как повернётся, вдруг понадобится. Так что… вот именно. И остальные книги, конечно. Каждая памятна: когда и как появилась на полке, как читалась, что из неё запомнилось.

Затрёпанный, уже даже в переплётную носил, томик Шекспира. Как же давно это было. А помнится. Он и сейчас помнит все эти сонеты, хоть снова играй в ту игру. А почему бы и нет? Эркин улыбнулся и дополнительно обернул книгу в плотную бумагу.

Книги на шауни. Тоже потрёпаны, но в меру. Как и на английском. Их немного, в одну, но большую стопку увязались.

Эркин оглядел опустевшие полки и аккуратно перевязанные стопки книг на полу. Теперь их уложить в картонный контейнер для пересылки и готово.

И ещё две книги. На совсем другом мало знакомом, да что там, практически незнакомом языке. Изури. Буквы такие же, что на русском и шауни, а складываются в незнакомые слова. Правда, книги детские, где картинок больше чем текста, и о смысле догадаться можно. Но они не для чтения, а… для памяти. О людях и о том разговоре у ночного костра…

…Покосная страда. Как повелось с того, его первого лета в Загорье, когда он с Андреем и Миняем покосничали помочью у Кольки-Моряка, так и пошло. А в этом году всей, считай, бригадой вышли в помочь к прихворнувшему Генычу. И как положено, как от века заведено ночью у костра, утолив и первый, и второй голод, приступили к чаю под хорошую душевную беседу.

С чего-то разговор перешёл на школу, что всё ли, чему там учат, потом в жизни пригодится. Вот языки, скажем, ну, английский ещё туда-сюда, всякое может быть, а этот… индейский зачем?

— Как зачем?! — возмутился он. — Я же индеец. Что я, своего языка знать не буду?!

— Свой язык надо знать, — кивнул Саныч. — Это ты правильно делаешь. И дочку учишь?

— А как же!

— И я учу, — поддержал Андрей,

— Тебе-то зачем? — фыркнул Петря. — Ты ж… — и осёкся под ставшим тяжёлым взглядом Андрея.

— Язык моего брата — мой язык.

Петря спорить не рискнул, хотя покраснел и надулся.

— Свой язык знать надо, — повторил Саныч и вздохнул. — Без языка и народа не будет. Вон, молодые, — он кивком показал на Петрю. — Какие они изури, ни языка, ни…

— Кто-кто?! — в один голос удивились он и Андрей.

— Изури. А по-русски ижорцы. Наша это земля, по нам и зовётся Ижорьем, Ижорским Поясом.

— Это… — Андрей на мгновение свёл брови, вспоминая. — это при каком царе? Нет, князе…

— Давным-давно! — зло выкрикнул Петря. — Было да сплыло!

— Было, — строго кивнул Саныч. — Да не сплыло.

Петря что-то неразборчиво пробурчал себе под нос и встал. Молча накинул на плечи куртку и ушёл в темноту.

Саныч вздохнул.

— Последние мы. Вот умрём и не станет ижорцев. Вот тогда да, были, да сплыли…

…На этом тогда, вроде и кончилось, заговорили уже о другом. Но Андрей в первый же выходной сманил его в Ижорск, в местный историко-краеведческий музей, и они там долго бродили, рассматривая и читая таблички. Там же в книжном киоске Андрей и купил несколько книг на языке изури, на ижорском. Буквы оказались те же, что и на русском, но с дополнительными значками, апострофами и прочим, как на шауни. Попробовали сами читать, догадываясь о значении слов по картинкам, но сами почувствовали, что не получается. Он сам ещё немного поспрашивал Саныча, узнал и запомнил самые расхожие слова, ну там, поздороваться-попрощаться, поблагодарить попросить попить-поесть-помочь, ну и как выругаться, конечно. А Андрей нашёл в библиотеке, словарь, и Ланка-библиотекарша оказалась тоже ижоркой и согласилась учить его языку.

Так что с книгами-то? Нет, эта тяжесть не в тягость. Эркин решительно убрал их в очередную стопку, аккуратно перевязал и оглядел результат. Да-а, целый контейнер. Перевоз и хранение, пока не обустроятся влетит в копеечку, но… Это же книги. Тогда из Джексонвилла бежали, сколько всего пришлось бросить, а книги Женя все до одной увезла.

Сам переезд его мало беспокоил. Работа и жильё будут, никакой опасности не ожидается, а приспособиться к любому можно. И да, родня у него теперь там. Отец со своей женой, к слову "мачеха" он так и не привык, брат с женой и детьми — его племянниками, ну, и дочка с мужем, то есть зятем и уже двумя детьми, его внуками. Правда, они не Морозы, а Краснохолмские и — Эркин усмехнулся — княжич и княжна. Близнецы. Вот уж никак не ждал, что с князьями породнится. Думал, они только в книгах по истории остались, а они вон как. И живы вполне, и… нормальные люди оказались. Семья большая, разветвлённая, так что если что, то Алиса не один на один с миром. Есть ей на кого опереться и за кем — он невольно усмехнулся — спрятаться. А то мало ли что. Всего не предусмотришь, но быть наготове надо.

…

Конец — делу венец

15.08.2021

Оглавление

ЭПИЛОГ