Л. Дж. Шен

«Злодей»

«Красавицы Бостона», книга 2

Перевод: а, ли, рина https://t.me/rinasbooks

Жестокий. Хладнокровный. Аид в костюме от Бриони.

Киллиан Фитцпатрик был окрещен каждой злой тварью на планете Земля.

Для средств массой информации он – злодей.

Для меня он – человек, который (неохотно) спас мне жизнь.

Теперь мне нужно, чтобы он сделал для меня еще одну маленькую услугу.

Выручил из беды, в которую меня втянул муж.

Что такое сто тысяч для одного из самых богатых людей Америки?

Только Киллиан не раздает одолжения бесплатно.

Ценой за эти деньги оказалась моя свобода.

Теперь я маленькая игрушка старшего брата Фитцпатрика.

Играть, лепить, ломать.

Жаль, что Киллиан забыл одну крошечную деталь.

Персефона была не только богиней весны, но и королевой смерти.

Он думает, что я прогнусь под тяжестью его мысленных игр.

Он вот–вот узнает, что самый смертоносный яд одновременно и самый сладкий.

Потеряйся в Аду, Персефона,

Положи ее голову на колено;

Скажи ей: «Моя дорогая,

Здесь не так уж и страшно.»

— Эдна Сент–Винсент Миллей, сборник стихов

Кровоточащее сердце – это розово–белый цветок, который имеет поразительное сходство с обычной формой сердца. Его также называют сердечным цветком или дама–в–ванне.

Цветок, как известно, ядовит на ощупь и смертельно опасен для употребления.

И, подобно мифологической богине Персефоне, он цветет только весной.

ПРОЛОГ

Персефона

Моя история любви началась со смерти.

Со звука моей души, разбивающейся о пол хосписа, словно хрупкий фарфор.

И тети Тильды, увядающей на больничной койке, ее дыхание грохочет в пустых легких, как пенни.

Я намочила ее больничный халат слезами, сжимая ткань в своих маленьких кулачках, не обращая внимания на нежные мольбы мамы слезть с ее больной сестры.

– Пожалуйста, не уходи, тетушка. Пожалуйста, – прохрипела я.

Рак распространялся на ее легкие, печень и почки, отчего тетушке стало невыносимо тяжело дышать. Последние несколько недель она спала сидя, то теряя сознание, то приходя в себя.

В двенадцать лет смерть была для меня абстрактным понятием. Настоящей, но в то же время чужой и далекой. Тем, что происходило в других семьях, с другими людьми.

Теперь я поняла, что это значит.

Тетя Тильда никогда не возьмет меня на руки, притворяясь, что снова бренчит на мне, как на воображаемой гитаре.

Она никогда не заберет нас с Белл из школы с сумками на молнии, полными яблочных ломтиков и клубники, когда наши родители подолгу работают.

Она никогда больше не заплетет мне косы, шепча волшебные сказки о греческих богах и трехголовых чудовищах.

Тетя заправила мне за ухо пряди светлых кудрей. Ее глаза мерцали от тошноты, такой осязаемой, что я ощущала ее вкус на языке.

– Уйти? – она рыгнула. – О Боже, какое громкое слово. Я бы никогда так не поступила, Перси. Мертвая, живая, между ними, я всегда буду рядом с тобой.

– Но как? – я потянула ее за платье, цепляясь за ее обещание. – Как я узнаю, что ты действительно здесь, когда твое тело исчезнет?

– Просто подними голову, глупышка. Небо всегда будет нашим. Там мы и встретимся, между солнечными лучами и облаками.

Жарким летом мы с тетей Тильдой лежали на траве у реки Чарльз, наблюдая за облаками. Облака приходили и уходили, как пассажиры на вокзале. Сначала мы их пересчитывали. Потом мы выбирали забавные и очень пушистые. Затем мы давали им имена.

Мистер и миссис Клаудия и Клауд Клаудтон.

Мисти и Смоки Фрост.

Тетя тильда верила в волшебство и чудеса, а я… Ну, я верила в нее.

Пока моя старшая сестра Эммабелль гонялась за белками, играла с мальчишками в футбол и лазала по деревьям, мы с тетей Тильдой любовались небом.

– Ты дашь мне знак? – настаивала я. – Что ты там, в небе? Молния? Дождь? О, я знаю! Может, голубь на меня покакает.

Мама положила руку мне на плечо. По словам моей сестры Белль – мне нужно было принять таблетку от простуды, и быстро.

– Давай договоримся, – предложила тетя, задыхаясь от смеха. – Как ты знаешь, облака надежнее падающих звезд. Обычные, но все же волшебные. Когда придет время, и ты вырастешь, попроси чего–нибудь, чего ты действительно хочешь, когда увидишь одинокое облако в небе, и я дам тебе это. Так ты узнаешь, что я наблюдаю. Ты получишь только одно чудо, Персефона, так что будь осторожна в своих желаниях. Но я обещаю, что каково бы ни было твое желание, я исполню его.

Я хранила свое заветное желание одиннадцать лет, лелея его, словно драгоценную фамильную реликвию.

Я не воспользовалась им, когда мои оценки ухудшились.

Когда Эллиот Фрейзер дразнил меня прозвищем Pussyfanny Peen–rise на втором курсе, и оно прилипло ко мне до самого выпуска.

Даже когда папу уволили, а Макдоналдс и горячая вода стали редкой роскошью.

В конце концов, я потратила облачное желание в один безрассудный