Салыуй [Дмитрий Александров] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Александров Салыуй

Часть первая

Глава 1. Тающий снег

Никто не знал, откуда взялся на Пайтыме Егор. В апрельский полдень он вышел из тёплого оттаивающего леса к озеру и постучал в ворота пайтымской спасательной станции. Залаял Чавач, загромыхал цепью, но, подлетев к воротам, вдруг умолк.

— Кто?! — крикнул начстанции Старорук, недовольный тем, что его отрывают от работы. Он бросил тряпку на дно перевёрнутой лодки и, вытирая руки о штаны, пошёл открывать.

На станции Иван Иванович Старорук жил один. Изредка у него останавливались приятели из местных небольших дельцов. По нескольку дней они проводили в обыкновенных развлечениях: рыбалке, охоте, а большей частью пьянстве. Станция держалась на них да на друге — начальнике местной ГИМС¹, который хотя и не мог платить денег, по крайней мере оставлял всё как есть. Вопреки алкоголю и табаку сохранивший к своим сорока семи отличное здоровье, бывший водолаз-монтажник Иван Старорук нашёл свою счастливую жизнь, всецело ей отдавался и не любил посторонних.

Взглянув на отбежавшего от забора и как-то сжавшегося Чавача и двинув, чуть освобождая, загнанный в колоду топор, Иван Иваныч отодвинул длинный штырь засова и приоткрыл ворота.

— Ну? Ты кто? — спросил он у темноволосого парня лет двадцати трёх — двадцати четырёх, одетого в выцветшие какие-то стройотрядовские, советского времени, бежевые брюки и одинаковую с ними куртку поверх зимнего тельника.

— Я Егор. Хотел у вас пожить — пустите?

Иван Иваныч повёл бровью, сунул руки в карманы:

— С чего это?

— Мне бабушка в посёлке сказала, что можно у вас остановиться. Что домики есть у озера.

— Незнакомых я не беру. Ступай, — начальник станции собрался было закрыть ворота, но Егор вытянул вперёд руку. На его раскрытой ладони лежал небольшой мешочек.

— Заплачу. Надо здесь до осени пожить. Пустите?

Иван Иваныч пожевал губу, помедлил, раздумывая, не прогнать ли. Затем глянул сурово в глаза странному парню, взял мешочек, не сразу распутал завязки, раскрутил плотную ткань: внутри лежали золотые самородки.

— Это золото. Должно быть, не самое лучшее… Хватит столько? — Егор чистыми тёмно-карими глазами смотрел на начальника станции, не выказывая никакого стеснения или страха.

— Ты что? — снова впился в него глазами Старорук. — Это шутка какая-то? Я, брат, шуток не люблю.

Повисла пауза. Сзади зазвенела цепь: Чавач осторожно выглянул из конуры.

— Значит, не шутка?

Егор молча мотнул головой:

— Я честно говорю. Золото моё. Ещё помочь могу: рыба, дрова, стройка.

— Странно, — произнёс вслух Иван. Он закрутил мешочек обратно и раздумывал, что следует делать.

Старорук не был жадным до денег человеком, однако поселяя на своей территории какого-нибудь коммерсанта, не стеснялся сразу с него спросить. «На лебёдку, электричество, да избу вон там сложить», — прибавлял он, объясняя как бы, что берёт не с потолка. Теперь же приличные, кажется, деньги ему почти что навязывали. «Он понимает ли, сколько здесь, если золото настоящее?» — думал Иван Иваныч, прикидывая, откуда мог взяться такой странный человек: одежда Егора, современный на вид рюкзак, висевший за плечами, противоречили во всём самой ситуации, которая допускала, например, подозрительного старателя, а может быть, старца, невесть из какой глуши вылезшего, но только не молодого парня, похожего на туриста.

— Ну допустим, — решился он наконец частью из-за того, что как раз имел намерения, требовавшие вложений, а частью из простого любопытства. — Нет за тобой какого греха? Не в бегах случайно?

— Нет.

— А чего именно ко мне? Вон, в той стороне дачи…

— Хочу на озеро.

Иван качнул головой, как бы дивясь происходящему, но настороженность его пропала, а когда такое случалось, Старорук становился хозяином радушным и хлебосольным.

— Ладно, поживи, — он сунул мешочек в карман, развернулся и пошёл к дому. — Ворота закрой. Меня Иваном звать.

Глава 2. Спасательная станция

Под управлением у начстанции было метров триста побережья, а сказать по правде, весь Пайтым: Старорук выпивал и с местной милицией, и с «бизнесом»; он имел какое-то не отмеченное нигде право начальствовать над будто забытым всеми озером. Забытым, потому как одноимённый посёлок в то время совершенно вымер: завод огнеупоров обанкротился, совхоз закрылся.

От посёлка до озера — шесть километров, до города — все тридцать. Отдыхать ездили на водохранилище или к югу, на озеро N., и причиной было не только расположение: Пайтым имел дурную репутацию. Во-первых, никак нельзя было успокоить слухи о радиоактивных захоронениях к северу от озера. Кроме того, на Пайтыме пропадали люди. Случаи эти как будто закончились в восьмидесятых, но поскольку расследования (как бы они ни проводились) результатов не дали, страшилки про Пайтым к концу девяностых уже можно было считать частью местного фольклора.

На огороженной высоким забором территории станции располагались несколько приземистых рыбацких домиков — срубов с пологими крышами. Со стороны заваленного металлоломом пляжа возвышалось неуклюжее двухэтажное строение с наблюдательной вышкой, которое Иван Иваныч называл «спасовкой». Стояла «спасовка» у самой воды, в глубине небольшой бухты. Половину первого этажа занимал эллинг², от которого в воду уходили рельсы слипа³. В эллинге прятались зелёная «Нива» и единственный катер Ивана — водомётный «Восток». Снаружи лежали на досках перевёрнутые и укрытые ещё выцветшим зимним брезентом лодки — «Пеллы» и дощатые «Фофаны». По берегу протянулись прямыми линиями пирсы, добротные, с новой доской и обросшими лишней краской кнехтами⁴.

* * *

Егор сидел на пирсе. Солнце уже закатилось; холодный несильный ветер шёл со стороны воды, гнал волны, покачивая понтоны.

— Знаешь, сколько положено человек на смену? — спросил Иван Иваныч, включая освещение. — Четверо. Где их только найти… Люди — х-хурма на блюде… Что дом? Пойдёт?

— Пойдёт, — кивнул Егор, не оборачиваясь.

Старорук выделил для путника дальний сруб, заваленный всяким хламом, зато имеющий кухоньку со старой газовой плитой, дал коробку консервов, прилично старых галет и перловки:

— Ну, завтра разберёмся. В магазин съездим, или к прапору. У меня с чаем-кофием голяк.

Егор со всем соглашался, говорил мало, а больше кивал. Его странная манера держаться, замкнутость, неестественная во всём прямота и какая-то наивность подкупали водолаза в отставке. «С ним проблем не будет — точка», — в привычном ключе определяя ближайшее будущее, думал Старорук.

— Чавача я по ночам на длинной оставляю. Чтоб на пирсы мог выбегать. Вообще он злой к чужим, а тебя что-то боится. А, Чавач? — цыкнул он в сторону лежащего у пустой миски пса. — Чего боишься? Егор, ты с собаками дело имел?

— Да, было.

— Домашние?

— Охотился.

— Да ладно! Ты охотник? Ну, рассказывай, — Иван присел рядом. — Чёрт! Холодно! Пойдём в «спасовку», выпьем чего-нибудь.

— Я не пью.

Иван качнул головой, потёр рука об руку, но дальше расспрашивать не стал. Спокойные ответы Егора будто меняли их ролями и возрастом: ощущение это было Ивану непривычно, он не знал, что с ним делать, потому, бросив: «Ну, ночи!», пошёл один к ярко освещённому окну. Усевшись за стол, открыв охотничьим ножом банку тушёнки, им же нарезав луковицу и налив на треть стакана водки, Иван с какой-то глубокой не теперешней грустью посмотрел в окно. Пятна света на пирсах и воде, где-то ещё гонявшей последний лёд, убывающий серп Луны, деревья на мыске бухты: каждая веточка знакома ему на этих деревьях. «Врос я здесь, укоренился, — подумал Иван, поднимая гранёный общепитовский стакан. — Ну и чего плохого? Золота можно было бы взять половину. Чёрт его знает, сколько это деньгами. С другой стороны, из него ничего не тянули — всё по порядку, значит. Что же он такое, этот Егор?» Старорук опрокинул в рот стакан, выдохнул, спокойно взял толстое кольцо лука и принялся медленно жевать. Щёлкнул обогреватель, моргнул свет, загудел в углу старый холодильник. Всё шло своим чередом, всё шло по порядку.

Глава 3. Охота

Про охоту Иван завёл было разговор на следующий день, но Егор рассказывать не хотел. Он говорил попросту: «Не хочу». Иван вскоре понял, что в таких случаях продолжать бесполезно. В нём эта манера юноши раздражения не вызывала: Старорук хотя и вполне осознавал себя «начальником озера», в чужие дела не лез. Охота зацепила его потому только, что сам он был охотником, хорошо стрелял и гордился своим пятьдесят восьмым штучным ижиком⁵, обладавшим отменным боем.

Егор держался в стороне, не мешал. Старорук с удивлением наблюдал, как юноша обустроил свой ежедневный быт: не за что было покритиковать его, даже про себя.

Прошла неделя.

Однажды вечером Егор подошёл к эллингу:

— Дядя Иван, в доме сети старые лежат. Разрешите сделать верши?

— Рыбачить собрался?

Егор кивнул.

— Порыбачь. Знаешь, что в мае запрещено будет?

— Нет. Почему запрещено?

— Почему? — Иван повернулся и удивлённо посмотрел на Егора. — Правила рыболовства! Нерест. А здесь я рыбохрана. И у меня с первого по тридцатое никто не ловит.

— Хорошо, — ответил Егор.

— Двадцать третий номер лодка, возьми. Крайняя, рядом со знаком лежит. Вёсла внутри.

— Спасибо, дядя Иван.

Рыбу Егор до конца апреля добывал ежедневно. Это были крупные окуни, иногда усатый налим. Иван, поглядывавший за молодым рыбаком, спросил однажды закреплявшего лодку Егора:

— Чебака⁶ не берёшь почему? Вон его сколько.

— Он траву ест.

— А ты хищных, значит, берёшь?

— Да. Щуку люблю.

— Щуку сейчас легко будет взять. Привезёшь — покажи.

— Могу вам наловить.

Иван хмуро взглянул на Егора:

— Я тебе что, бабка старая? Если надо — я натаскаю столько, что у тебя челюсть отвалится и не завалится. Я не люблю рыбу.

Егор ловил ровно столько, сколько собирался приготовить. Иногда ставил на ночь вершу, иногда рыбачил с лодки. Несколько раз Иван наблюдал, как юноша с дощечкой, на которой была намотана леска с собственным Егоровым крючком, медленно ходил по пирсу, высматривая что-то в искрящейся воде, затем садился, опускал леску и, тотчас дёрнув, выуживал из тени хорошего окуня. Добыча рыбы не была для него сложностью — Егор просто брал то, что было ему нужно и будто лежало, дожидаясь его появления.

Глава 4. Друзья дороже золота

За весь апрель на станции лишь раз появился начальник ГИМС Степан Шарза. Со Староруком у него были хорошие отношения, да и ситуацию он чувствовал правильно, так что вместо сезонной проверки двое ели жареное мясо с зелёными едкими оливками, пили водку и обсуждали городские новости, погоду, старые времена. Про Егора Иван решил не рассказывать: Шарза не доверял людям со стороны, имел привычку всё выведывать, и нельзя было сказать, как отреагирует Егор и что из их встречи выйдет. Кроме того, оставалась проблема золота. Иван подозревал, что у явившегося невесть откуда широкоплечего парня дорогого металла имеется гораздо больше. Узнай об этом тот же Шарза — прилетит беда не только к Егору, но и к самому Ивану. Он сбыл один из полученных самородков в городе и теперь не смог бы остаться в стороне. Даже если представить, что золото парень нашёл или намыл честным трудом, деньги могли оказаться слишком большими. Интерес к золоту, к его истории мог стоить головы, потому Иван и продал лишь один самый лёгкий самородок, остальные решив свезти проверенному человеку за триста километров в соседний город.

Услыхав машину, сигналившую от поворота, и поняв по звуку, что это Шарза, Иван подозвал Егора:

— Тебе бы пока уйти… Степан приехал — не надо, чтобы он тебя здесь видел. Утром уедет, — Иван сжал обветренные губы: ему неловко было выгонять Егора, но другого решения в голове бывшего водолаза не находилось.

— Хорошо. По лесу пройдусь. Вернусь завтра к закату, — спокойно ответил тот.

«А ведь для него не большое дело провести вот так ночь в лесу, — подумал Иван, — я чувствую, что не большое. Чудной малый».

* * *

Чем длиннее становился день, тем больше появлялось по берегам Пайтыма рыбаков. Большая их часть плохо знала озеро — их выбор был случайным и сами они были здесь людьми случайными. Они отдыхали с комфортом, старались подъехать к самому берегу, а то и помыть машину озёрной водой. Увидев подобное с катера, Иван свирепел и отправлялся наводить порядок. Пару раз случалось ему зарубиться словами с районной «братвой». Трём-четырём крепким парням с золотыми цепями Иван объяснял всё спокойно, с позиции силы, рассказывал, кто у него в друзьях и кто здесь бывает, и тем решал без лишнего шума конфликт. Это способствовало ещё большему утверждению Старорука в негласной должности «начальника озера».

На майские к Ивану приехал из города старый приятель, Сергей Челикин. Его чёрная «Лада», вымазавшись свежей грязью, пробралась по известной короткой дороге, остановилась возле ворот с буквами «ГИМС» и названием области.

— Открывай, медведь, песец пришёл! — крикнул он от ворот, достал из багажника ветошь и принялся протирать лобовое, напевая: «Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе…»

С молодым бизнесменом Иван решил Егора познакомить.

— Паренёк тут у меня поселился, не местная душа.

— Беглый что-ли?

— Дурак что-ли? — усмехнулся Старорук. — Нет, просто жить ему негде. А у меня один сруб пустует. Ну и пара рук, пара глаз.

Вечером трое сидели снаружи за столом, прикрытым двухскатным досчатым навесом. Рядом остывал мангал. У пирсов плескалась рыба. Стоял штиль, воздух был свеж и приятен: перед праздниками потеплело.

Говорили о машинах. Сергей жаловался на барахлящую трансмиссию, и Ивана, хорошо понимавшего технику, это веселило: он предупреждал после покупки ровно о такой проблеме.

— Говорил я тебе брать старую японку, — указывал Иван куда-то на восток куском ветчины.

— А патриотизм твой где? — ответил Сергей, черпая картошку.

— Патриотизм у меня где надо, а у тебя — мазохизм. Ладно, — тут же добавил он, не желая обижать приятеля, — скажи честно: выпендриться хотел. Эта «Виктория»⁷ у тебя одного небось на весь Урал.

Сергей, словно услышав только последнее, довольно улыбнулся:

— «Victory». Да, редкая.

— «Виктори» — это «Победа»? Ну, давай за Победу!

— Егор, чего пустой? Дай налью.

— Он не пьёт, — пояснил Иван.

— Совсем?

— Угу.

— А что так? Здоровый, как лошадь.

Иван пожал плечами и стал добывать из банки вёрткий огурец: вилка была и коротка, и тупа.

— Не, ну ты скажи, религия что ли? — не унимался гость. Егор молча смотрел на свою ложку.

— Ладно, оставь его. Хороший парень.

Глава 5. Любовь к жизни

Сила Егора порой ставила Ивана в тупик. Он мог вытащить на берег лодку, просто ухватившись за борт одной рукой, легко переворачивал её; неказистый топорик в его руке разваливал на дрова плотные толстые поленья… Сила и ловкость его были какими-то спокойными, лишёнными напряжения, естественными, и создавалось ощущение, что это вовсе не весь Егор, а только малая часть его возможностей. Нельзя сказать, чтобы тело его как-то оправдывало сказанную силу: мышцы рисовались отчётливо скорее от стройности, чем от большой массы.

— Мистика, — ворчал в усы Старорук, сам себя считавший человеком не слабым.

Другая странность заключалась в том, что загар никак не приставал к Егору, хотя тот с конца мая обыкновенно ходил голым по пояс. Кожа его казалась белой, но при этом не обгорала под полуденным солнцем, холод и жара как будто совсем не беспокоили юношу.

Они жили порознь, не часто пересекаясь: обоим это подходило. Иногда Иван звал Егора помочь — тот никогда не отказывал, и если занимался в эту минуту чем-то своим, то охотно всё бросал: «Подождёт».

Егор ел один. Когда на озеро приезжали друзья Ивана, тот приглашал Егора «вместе посидеть», и юноша всегда соглашался, но каждый раз это ощущалось какой-то благодарностью в сторону начальника станции. Возле домика Егора находился удобный сход в воду, прикрытый с одной стороны мысом, образовывавшим правый берег Ивановой бухты. С другой стороны громоздились камни, на самом большом из которых — сером ледниковом валуне — Егор любил сидеть на закате. С началом июня юноша всё чаще, взяв свои простые снасти, уходил в вечерних сумерках на середину озера, возвращаясь уже с восходом. Наблюдая со стороны, сложно было сказать, когда и сколько он спал — ясно лишь, что спал он не много.

* * *

Июнь выдался жарким и богатым на грозы. В районе озера ветер гонял тучи кругами, а перед самым закатом сминал массы водяного тумана в грозную черноту. Непогода, громыхая и всаживая с треском молнии в случайные деревья, резвилась и растрачивала свою удаль по-над Пайтымом.

Того же хотелось летом Ивану.

Зимой он напоминал джеклондоновского Волка Ларсена, выброшенного со своим разломанным кораблём на последний берег, но стоило лесу снова стать зелёным, наполниться птичьим пением, и природная жажда жизни разгоралась в его узких глазах. Иван начинал меньше пить, по делу и без дела гонял по озеру, ремонтировал, строил. Возил на станцию женщин.

«Начальника озера» хорошо знали в бывшем совхозе «Дальний» (теперь именовавшемся не иначе как фермерское хозяйство), в паре деревень к востоку от города. Постоянного романа Старорук не имел; он любому стал бы отрицать самую возможность заняться семейной жизнью. Внутри же такой жизни он и желал, и боялся. Боялся, потому что детство его было совсем не таким, каким положено быть детству, а семья — не тем, что хочется вспоминать, перебирая старые фотографии. Он строил: по берегу стояли уже пять приземистых срубов. В таком количестве не было причины: друзья останавливались в «спасовке» и лишь изредка занимали один или два. Теперь в дальнем поселился Егор. Один из домов перестал пустовать, а вместе заполнился и один уголок в пустоте Иванова сердца.

Из всех знакомых с Иваном женщин чаще всего на станции бывала Варвара — ветеринар с рыжими волосами, зелёными глазами и кошачьими какими-то манерами: своеобразной грацией, которая имеет большое влияние на мужчин в провинции. Выглядела она ровно на свои тридцать три, жила одиноко, легко, без страхов и лишних стеснений. Однажды она выручила Ивана. Дело было зимой; Старорук сильно заболел, а поскольку ко врачам его могла отправить только кома, Иван дотянул до момента, когда стало совсем дурно, и невозможно было ни спать, ни есть из-за жара, кашля и тошноты. Скрипя зубами и рискуя слететь с дороги или попасть на встречную полосу, Иван приехал к Варваре не за помощью — «за какой-нибудь таблеткой, поскольку водка с перцем не помогает». Оставаться он наотрез отказался, а на предложение Варвары поухаживать за ним на станции страшно выпучил глаза и с трудом сдержал поток ругательств. Дождавшись пачки антибиотиков и бутылки солодки, он бросил с тревогой смотрящей на него спасительнице: «Буду должен. Заеду…», и, качаясь и сдерживая кашель, вышел.

Через неделю Иван уже колол дрова, топил баню, отправился на охоту. Он считал, что спасла его солодка — не в последнюю очередь по причине того, что настойка была спиртовая.

Иван привёз Варвару на станцию восемнадцатого числа, так предупредив Егора:

— Погостит у меня одна персона пару-тройку дней. Вот тебе ключ от сарая, рыбачь, гуляй где хочешь — только не мешай. Лады?

— Хорошо.

Иван пошёл было заводить «Ниву», но неожиданно развернулся и спросил:

— А у тебя-то подруга есть?

Егор мотнул головой.

— Тогда в следующий раз с собой в город возьму. Познакомлю кой с кем. Тебе такому, как бы сказать, любая рада будет — даже завидно.

Заливистый громкий смех Варвары не стихал на станции до позднего вечера. Всю ночь Чавач недовольно поводил ушами, поглядывая в сторону «спасовки». Светлая летняя ночь перетекала незаметно в утро, и помолодевший будто на десяток лет Иван, сияя, как самовар, вразвалочку направлялся к воде умываться.

Варвара выходила не раньше полудня. В первый день Егора на станции не было: после разговора с Иваном он ушёл в лес и вернулся уже при луне. Варвара впервые увидела Иванова постояльца на следующий день.

— Привет! Доброе утро! — с улыбкой произнесла она, подходя к сараю, возле которого Егор обтёсывал топором сосновую доску.

— Доброе утро, — ответил Егор в обычной своей манере, которая показалась ей холодной, неприветливой.

— Иван про тебя говорил. Говорил, например, что ты сильный. Меня сможешь поднять?

— Не хочу.

Варвара прикусила нижнюю губу, чуть наклонила голову:

— Поня-я-ятно. Ну, я позже…

В этот момент вернулся Иван: он успел съездить до шоссе.

— Аря⁸, пойдём! Курицу замаринуешь, — позвал он свою гостью тоном, на который можно было при желании обидеться… но Варвара приехала не за обидами.

Вечером она снова попыталась заговорить с не дававшим ей покоя загадочным красивым юношей — все её усилия, прямые, наивные и немного смешные, разбивались о тихое спокойствие Егора.

Варвара провела с Иваном ещё две ночи. Она подсматривала за Егором из окна «спасовки» или от бани, из-за кустов. В голове её были построены самые фантастические планы всяких попыток знакомства — ни один не был ею доведён до действия.

Утром Старорук отвёз её в город. Вернувшись, он положил еды Чавачу, завёл катер и, разрезая бежавшую от берега рябь на две косые волны, ушёл за мыс в сторону устья реки.

На закате прежний, уверенный в себе Старорук доедал мясо на берегу. Рядом стояла в ямке запотевшая бутылка, но он не выпил из неё ни капли. Кричали чайки, зло кусали комары: приближалась гроза.

Глава 6. Буря

Буря разразилась на следующий день. С ночи поднялся сильный ветер. В пять часов утра Иван, почуяв неладное, выскочил из кровати, в трусах и сапогах выбежал на пирс: ветер гнул деревья, качались фонари, первые тяжёлые капли дождя падали на доски. Бухта защищала от волн (да и не бывало большой волны на Пайтыме), но вода отчего-то прибывала. Иван, чертыхнувшись, бросился обратно, надел плащ и побежал будить Егора.

— Егор! Пошли! Хорош спать — надо лодки вытащить! Эй, парень, ты здесь?

Дверь была не заперта (Егор никогда не задвигал засова). Иван заглянул внутрь: в домике было пусто, сильно пахло жжёной канифолью. Иван глянул быстро, нет ли пожара, снова ругнулся и побежал к пирсам. Он спустил телегу со слипа, с трудом завёл на неё качающийся катер, включил лебёдку — в этот момент ударила первая молния. Гром долетел до спасательной станции секунд через десять, а вместе с ним вспыхнуло на Западе снова. Свет погас, лебёдка встала. Старорук нашарил фонарь, перевёл шестерню лебёдки на ручной и стал крутить рукоятку. В эллинг залетала вода, что-то било в стену. Вытащив катер, Иван бросился наружу, но стоило ему отойти от здания, как порыв ветра сбил его с ног. Фонарь улетел в воду. Старорук упал на пирс, сразу попытался встать.

Ветер бушевал. Трещали деревья, падали тяжёлые ветви. Хватаясь руками за кусты, Иван добрался до будки. Он хотел отстегнуть Чавача, но забившаяся в угол лайка зубами схватила руку хозяина. Чавач сделал это от страха, автоматически, и, поняв по запаху, что это рука Ивана, тотчас разжал челюсти. Старорук ругнулся, но ни его выкрика, ни скулящего с присвистом лая Чавача не было слышно за шумом стихии. Иван левой рукой снял, наконец, карабин с кольца и, держа крепко ошейник, потащил пса за собой.

Они добрались до «спасовки». Иван закрыл за собой дверь и сел на пол. Чавач убежал в комнату и спрятался под кровать. Продышавшись, Иван встал, ощупал раненую руку, в темноте добрался до лестницы, поднялся на второй этаж: нужно было проверить окна.

В своём доме Ивану не нужен был свет, чтобы находить путь. Спустившись и сухо бросив в темноту своё любимое: «Хурма на блюде!», Иван достал из шкафа связку свечей, спички. Пламя даже в доме колебалось: через щели и щёлочки с пугающим свистом забирался ветер. Громыхала кровля, гуляли вокруг молнии. Поставив свечу в кружку, Старорук пошёл искать бинт.

Одевшись, с облитой водкой и замотанной неаккуратно рукой, Иван просидел до конца бури за столом. Он вслушивался в окружающие его звуки и думал о тех разрушениях, которые происходят снаружи: вот снова ударило железом по стене эллинга — отрывает водосток. Глухо и тяжело что-то упало вдалеке — дерево. Кажется, где-то разбилось окно; не в «спасовке»: движение воздуха не поменялось… Буря тащила его «Призрак»⁹ в неизвестность, и капитану оставалось лишь ожидать своей участи.

Утихло через час.

Иван вышел наружу. Между «спасовкой» и домиками лежали две сосны. Третья упала на ближний сруб, проломив крышу и сместив брёвна; крона её висела точно над баней. Забор завалило везде, кроме ворот, закреплённых на залитых бетоном трубах. Обоих водостоков не было на месте. Иван посмотрел в сторону пирсов: на воде плавали щепки и белый спасательный круг. Целых лодок не было видно ни в бухте, ни дальше на поверхности успокоившегося озера. Не находился и Егор. «Неужели пошёл на лодке ночью и сгинул среди всего этого?» — мелькнуло вдруг в его голове очевидное предположение. Старорук попытался вспомнить, видел ли он перед бурей Егорову лодку. Её не было у пирсов — за это он мог поручиться.

— Выбленочный, снасть его, узел¹⁰… — поморщился Иван. Ему, начальнику спасательной станции, положено было организовывать поиски. Он улыбнулся горькой улыбкой и пошёл к эллингу. Машина и катер остались целы.

— Ладно, переживём, — произнёс он, подняв голову и глядя на небо.

Небо оставалось серым, каким-то ненадёжным — так сказал бы Иван. Он достал из чудом уцелевшего, хотя и потрепанного, сарая бензопилу, расчистил выезд. Чавач выходить из «спасовки» отказывался, так что Иван положил ему еды в доме:

— Давай, поешь, не будь как мышь.

Зелёная «Нива», аккуратно объезжая завалы, направилась в сторону шоссе.

В двух километрах от берега уже нельзя было найти ни одного свидетельства утреннего шторма. В конце грунтовки, ведущей от шоссе к Пайтыму, стояла белая «шестёрка» с открытым багажником. Рядом на траве была раскатана клеёнка, и мужичок в красной бейсбольной кепке раскладывал на ней какой-то товар, как будто инструменты. По всем признакам выходило, что никакой бури у шоссе не было.

Иван остановился в начале посёлка, возле магазина. Зашёл внутрь.

— Машунь, как дела у вас? Была утром гроза?

— Громыхало что-то, я аж проснулась. Я когда одна сплю, любого звука боюсь! — продавщица кустодиевского сложения, одетая в красочный сарафан, улыбнулась. — Да кажется, что стороною прошла.

— Вот и я гляжу: сухо и тихо.

— Ага. У нас всегда тихо. Разве что дальнобойщики, бывает, учудят. Тебе «Брынцаловки»?

— Что? — переспросил задумавшийся Иван.

— Ну, ты за водкой?

— Нет. Я вообще позвонить от вас приехал: у меня провода сорвало все. В грозу.

— Монетки нужны? У меня целая гора. Я здесь, знаешь, как дракон, как дракониха! — продавщица облокотилась на прилавок, глядя на Ивана хитро и желая, чтобы он этот взгляд перехватил. Затем она увидела руку в окровавленных бинтах и, охнув, распрямилась: — Это что же? Ванюш, у тебя что же с рукой-то? Ну-ка давай я полечу. Сейчас сбегаю за аптечкой. У нас всё есть! Всё как полагается по надзору, по закону то есть.

— Не суетись, дай позвоню.

Иван, не обращая внимания на продолжающиеся оханья и аханья, вышел к телефону-автомату, стоявшему у стены магазина. Когда он снял трубку и собирался отправить в погнутый приёмник монету, сзади раздался хриплый возглас:

— Наӈ ювле минэн¹¹!

Иван повернулся: позади него стояла сгорбленная старуха. Она опиралась на лыжную палку и хмуро смотрела на него глубоко посаженными маленькими глазами.

— Кай? Поди назад! Воротись к себе, не зови никого.

Иван махнул рукой и хотел было продолжить, но старуха больно ткнула его палкой.

— Мать, ты что?! Дай позвоню: человек пропал.

— Кого потерял, тот дома ждёт. Воротись к больному!

— Какому ещё больному? Чего вы привязались, — прошипел Иван. — Человек пропал. Я со станции…

— Иди домой. Иди! — она снова ткнула его в ногу. Бывший водолаз растерялся, не зная, что делать. В растерянности Старорук выглядел неуклюжим и вместе свирепым, так что мало знающий его человек мог подумать: злится.

Из магазина, не утерпев, выбежала продавщица:

— Он ранен! Ульга Миковна, не сердитесь на него. Ванюш! Пошли скорее. Налью выпить, перевяжем тебя, — она схватила было Ивана, но тот сбросил её пышную, похожую на детскую, руку.

— Маз-зута береговая… Всё, баста!

Не слушая ставшего каким-то плаксивым голоса продавщицы и неразборчивого ворчания старухи, он быстрым шагом вернулся к машине, завёл двигатель, резко развернулся и поехал по грунтовке назад, к станции. «Надо провода посмотреть. Не посмотрел. Пожар может быть, как включат», — оправдывал он своё возвращение. Лицо старухи мерещилось ему среди бликов на лобовом стекле.

* * *

Егор обрубал своим коротким топориком ветви с упавшей возле его домика сосны. Иван, загнав на место машину, подошёл к нему:

— Ты где же был?

— На озере.

Иван резко обернулся, глянул на бухту: Егорова лодка стояла у пирса.

— А что гроза? Попал в грозу?

Юноша кивнул, перешёл к следующей ветке и ударил топором наискось, сначала с одной стороны, затем с другой. Толстая сырая ветка легла подле ствола.

— Видишь, что здесь было? Ветер — ураган. Теперь много чинить. Забор повалился. Ну, ладно. А это ты бросай: бензопилой разделаем. Пила же есть. Пойдём со мной, провода глянем. На крышу ещё надо будет слазить, а ты полегче.

Глава 7. Затишье

До вечера Иван и Егор разбирали территорию станции. Повреждённый тяжёлым стволом сруб оказалось возможно поправить, и Иван, разгорячённый работой и совершенно забывший про раненую руку, с любовью похлопывал ещё не серые, плотные брёвна:

— Если бы на дачный какой дом упало — до пола проломило бы. А тут только крышу сделать.

Перед закатом на станцию прикатил Шарза. В этот раз Егора спрятать от глаз начальника не получилось — пришлось объясняться. Иван назвал Егора знакомым из деревни, вызвавшимся помочь привести станцию в порядок, и въедливый обычно до таких дел Шарза принял это без расспросов: слишком большое впечатление произвёл на него случившийся ураган.

— Лодки надо бы поискать, — затягиваясь «Магной»¹², произнёс Шарза.

— Завтра на катере пройду. Ветер сначала набегал, затем отсюда шёл. Унести могло к дальнему. Не пойму, как их сорвало: нормально закреплял.

— Вот будешь ещё нормальнее. Или вытаскивай лучше на берег. На кой чёрт они мокнут у тебя? Что, людей много бывает?

— Почти никого не бывает.

Вид лодок у пирса придавал станции жизни — только для этого, для создания того порядка, который требовала душа, Старорук ухаживал за пирсами, красил и чинил лодки и в навигацию спускал на воду. Всего этого Иван не смог бы объяснить даже самому себе, а тем более Степану Шарзе, человеку, в котором отсутствовало всякое романтическое начало.

— Деревяшки спишем, — махнул Шарза в сторону ещё не выловленных синих и белых обломков несчастных «Фофанов». — Даже неплохо выходит: много чего под это дело спишем. Так сказать, из всего извлечь можно прибыль… Электриков завтра днём пришлю. Через них бумаги передам. Нормально?

— Нормально. Еды у нас навалом, горючки тоже. По забору что решим?

— Что-нибудь решим. Напиши смету.

Он сходил к своему «Пассату»¹³, вернулся с камерой и сделал несколько снимков. Шарза выбирал ракурсы, с которых масштабы бедствия выглядели преувеличенными, а станция — полностью разгромленной силой стихии. Фотография была его давним увлечением, но как и всё прочее в своей жизни, увлечение это он заставлял работать на себя, помогать в добыче денег.

Начальник ГИМС уехал. Смеркалось. Иван, глядя на Егора, удаляющегося к себе от уютно потрескивающего костерка, вздохнул. Логика, или лучше сказать, дух событий просил их посидеть у костра вдвоём, открыть по банке гречневой каши с говядиной, заварить чая «по-таёжному»¹⁴, поговорить о чём-нибудь незначительном. Иван зашёл в тёмный дом, достал было водку, но, подержав в руке, поставил бутылку на прежнее место.

Чавач, успокоившийся и сытый, уже лежал возле конуры, водя то и дело ушами. Плескалась вода. Всё возвращалось к порядку.

Старорук заснул крепким, чистым сном. Луна прокладывала свой путь через летнее небо, звёзды прятались за редкими длинными облаками, затем снова показывали себя притихшему уральскому озеру. Поверхность его разгладилась; вода будто стала сонной, густой, и нехотя гнала рябь к берегу…

Утром Иван нашёл руку.

Глава 8. Рука

Длинные тени, протянувшиеся от двух фонарных столбов, сосен на мысе, кустов, лавки, одинокого весла (выловленного и вставленного Иваном в основание упавшего третьего столба) сулили ясное, тёплое утро. Старорук открыл окна «спасовки», умылся, перевязал руку, пошёл за водой для завтрака. Поставив чайник на огонь, он взял пачку овсянки, чтобы сделать Чавачу еды. Тот, растянув цепь дугой, что-то грыз за кустами и не обращал внимания ни на оклик Ивана, ни на звук пересыпающихся в пачке хлопьев, которые, заваренные с мясом, страстно любил. Иван, следуя цепи, подошёл к кустам и увидел руку. Сначала он подумал, что Чавач держит в зубах налима, и, пожалуй, бежево-коричневое нечто напоминало издалека вытянутое тело рыбы. Желая отнять мёртвую рыбину и удивляясь её размерам, Иван наклонился: «голова» оказалась собранными щепотью и будто склеенными друг с другом четырьмя пальцами.

— Чавач! А ну прочь! — Иван, не понимая, что перед ним, первым делом схватил цепь и потянул пса назад. Тот зарычал, не желая отдавать добычу.

— Брось!

Пёс сдался. Он знал хорошо, что Иван не отстанет и что соревноваться с ним в упрямстве дело гиблое — раз хозяину эта вещь нужнее, надо уступить. Облизываясь, он смотрел теперь за Иваном от будки с укороченной цепи. Старорук перевернул находку мысом сапога. Рука была мягкой, действительно похожей на рыбу; в ней не чувствовалось костей. Лоскут кожи болтался сзади, закрывая торчащий хрящ — этот лоскут Иван поначалу принял за рыбий хвост.

— Ахтерштевень¹⁵ тебе в койку, Чавач! Ты откуда это притащил?!

Вид покойников, полежавших прилично в воде, был Ивану знаком, но находка, напоминая руку утопленника в общем, отличалась в деталях. Старорук не зря подумал про налима: на коже виднелся характерный для хищника рисунок.

— Ну допустим, — вслух произнёс начстанции. Он взглянул на домик Егора, на ворота, возвышающиеся над останками забора. Можно было сообщить о находке. Можно было не сообщать, а закопать поглубже и на том забыть, заняться своими делами. Шума не хотелось, хотелось тишины. Иван, вздохнув и глянув в чистое, с какой-то зеленинкой, небо, пошёл за ведром и лопатой.

Находку он закопал в лесу, в овражке, шагах в двухстах от территории станции. Уже на обратном пути душу его начали покусывать сомнения: верно ли он поступил, не выйдет ли из этого беды? Но решений своих Старорук менять не любил. Напрямик дошёл он до озера, помыл руки в прохладной воде, вернулся к костровой полянке. Кипел, шипя каплями выплёскивающейся воды, большой пузатый чайник; Чавач натягивал цепь, напоминая о своём желудке.

Вернулся Егор. Судя по грязи с ряской на сапогах и толстой связке ивового прута, был он где-то в стороне болота. «Хорошо, что не пересеклись случайно в лесу», — подумал Иван. Разделяющая их двоих полоса невмешательства в чужую жизнь, обособленности, росла постепенно, и только случай и принесённая невесть откуда жутковатая рука, зарытая тайком, сделали ясным очевидное: начстанции Егору не доверял. Может быть, он действительно желал в какие-то моменты такого доверия. Но странное соседство в действительности никогда и не было нормальным, правильным. Иван вспомнил, как взял тогда, в апреле, мешочек с золотом из рук подозрительного юноши. Возраст и манера говорить делали Егора неопасным, даже кем-то, кому нужна помощь, и Иван такую помощь ему оказал. Из-за денег ли, из любопытства? Он позабыл, почему. «Вместе надо сесть, да выговорить всё, что на душе», — так учила его неродная бабушка, у которой Старорук в юности был вынужден жить. И вот это «выговорить» никогда у него не получалось. Слушать Иван умел (за что был любим друзьями), но вопросов не задавал, про себя рассказывал неохотно. Послужив в морфлоте и поработав водолазом, он набрался выражений, которые (вместе с уверенностью в себе, которая была у него от природы) помогали Ивану поддержать хорошую мужскую беседу. Но одиночкой по духу он оставался всегда, и свойство это (само по себе доброе для мужчины) подавляло все прочие устремления. «Жаль, холодильник оттаял. Мясо выкидывать теперь, — подумал Иван, пробуя кашу, которой наварил и себе. — Сахар забыл».

Глава 9. Вода

Нашлась одна «Пелла»: лодку загнало под вывернутую и нависающую над водой берёзу сразу за пляжем. Она набрала прилично воды, но выглядела неповреждённой. Наладили свет. Поняв, что с забором Шарза спешить не будет, Иван сам купил нужного дерева, столбы, гвоздей, краски… Егор вызвался помочь, и работа пошла быстро. Они правда почти не разговаривали: Иван показывал, что нужно делать, Егор кивал и спокойно выполнял. Но всё-таки это было большое совместное дело, и ощущение порядка стало понемногу возвращаться к Ивану.

После бури неделю стояла погода прохладная, даже холодная, но затем потеплело. Как-то резко зацвела в озере вода, и одновременно горькой стала вода из скважины, снабжавшей станцию. Кипячение не спасало, к тому же Чавач наотрез отказывался и от самой воды, и от приготовленной на ней пищи. До приезда санитарной инспекции Иван решил брать воду из колонки в посёлке.

Вернувшись первый раз с четырьмя алюминиевыми бидонами чистой воды, он оставил один снаружи, подошёл к берегу, где сидел Егор, опустился на траву рядом:

— Чего сооружаешь? На раков что ли?

На берегу лежали окорённые и вымоченные прутья. Из них юноша вил полуметровые диски.

— Это для растений, — ответил тот.

Рядом с Егором лежал мешочек, один из тех, что юноша носил на поясе. Из него выглядывали белые, уже подвявшие, цветки с пятью лепестками. Иван догадывался, откуда они взялись. Если идти от сплавины вдоль речки, попадёшь в старый еловый лес. Среди мха и валежника, бород салатово-серых лишайников, гнилых пней нет-нет да и попадётся ярко-белая звёздочка одноцветки — растения редкого, целебного, помогающего при многих болезнях. Дед Прохор, рыбак, живший на другом берегу Пайтыма, рассказывал Ивану про то, как лечить одноцветкой (Прохор называл растение мужским родом — одноцвет) боли в животе и сердце. Прохору было уже за восемь десятков — по этой причине его словам нельзя было не верить. Иван снова посмотрел на загадочные диски, почесал затылок:

— Егор, возьмёшь воды? Не озёрную же варить? А в скважине горечь.

— Да, из земли воду пить нельзя.

— Вот. И Чавач согласен.

— Спасибо, дядя Иван. Я сам схожу. Вёдра есть.

— Да ну, брось. Руками таскать…

— Я хочу так.

Иван вздохнул. Впору было улыбнуться — улыбка не шла.

— Ну как знаешь. На дачах есть колодец — посмотри, может, там нормально. Бидоны ещё есть. Я из совхоза набрал, когда развалилось, — Иван махнул широкой ладонью, отгоняя слепня. — Вообще, беда, конечно: вот так останешься без воды… Ладно. Если что, можно из озера подальше взять.

— Не берите из озера.

— Почему? — Иван, нахмурившись, посмотрел на юношу.

— Я так чувствую. Нельзя.

— Ну ясно. Приедет инспекция — разберёмся. В озере нормальная вода. Рыба живёт, раки живут — нормальная. — Иван хлопнул по коленке, встал и пошёл к «спасовке». На душе было неспокойно, хотелось выпить водки.

Глава 10. Настя

Вечером Егор отправился за водой. Иван в это время восстанавливал у костровой полянки разломанный бурей навес над столом. Присев передохнуть, он выловил взглядом светлую фигуру юноши, державшего в каждой руке по молочному бидону-двадцатилитровке, и качнул головой: «Этот притащит — не вспотеет».

Дорога к дачам шла через берёзовую рощу, через овражек, оставшийся от бог весть каких земляных работ, и дальше по прямой прорезывала старый лес, полный мощных высоких сосен, мрачных елей, узловатых лип. По опушкам, в окружении стройных лиственниц, ольхи и рябины, можно было отыскать медвежницу¹⁶, и юноша нарочно шёл на такие опушки, удаляясь от зарастающей, позабытой людьми тропы. На поясе у него висел мешочек из бежевой «диагонали»¹⁷, сшитый белой нитью неаккуратными стежками.

Голоса он услышал издалека: короткие фразы, мужской грубый смех. Заиграла музыка. Незамысловатый ритм нарушал лесной покой, тревожил; он казался бормотанием чужого существа, оказавшегося здесь по ошибке. Однако вместо того чтобы обойти шум стороной, Егор продолжал двигаться прямо к поляне. Его будто не волновало присутствие людей, а занимала только особенная медвежница, которой у него не было и которая вдруг стала очень нужна.

Трое парней и девушка сидели возле магнитофона. Девушка выглядела испуганной. Когда Егор вышел на край поляны и, никем не замеченный, остановился в тени, девушка попыталась встать.

— Стой-стой, куда… — схватил её за руку высокий. На его пальцах блеснули толстые кольца, с бритой головы упали на траву солнечные очки. Он нашарил их левой рукой, водрузил обратно:

— Давай ещё стаканчик!

Двое его приятелей загоготали.

Девушка, зажмурившись, крутила головой из стороны в сторону, а троица пыталась заставить её выпить что-то (должно быть, алкоголь) из пластикового стакана. Она вдруг увидела Егора. Застыв, девушка смотрела на него с мольбой в глазах — это привлекло к юноше внимание подозрительной троицы. Егор стоял на краю опушки с двумя бидонами в руках, в белой майке и стройотрядовских брюках, с самодельныммешком на поясе.

— Чо тебе? — кивнул ему высокий. Егор продолжал молча стоять. Высокий поднялся: — Я не понял, ты чо, глухой?

— Дэн, он походу тоже с дач, — сказал второй. Отряхиваясь, он поднялся, и девушка, воспользовавшись тем, что её оставили без внимания, вскочила и побежала в сторону озера. Третий закричал и бросился за ней. Егор пошёл к центру опушки. Он быстрым широким шагом шёл в том направлении, куда убежала девушка. Когда он проходил мимо высокого, тот толкнул его двумя руками в плечо, крикнув:

— Ты вообще берега попутал?

Егор шагнул вправо, сохраняя равновесие, на секунду замер, а затем развернулся и, продолжая рукой движение, ударил высокого пустым бидоном в голову. С начала и до конца удар этот был слишком резким, слишком сокрушительным по своей энергии, чтобы его мог выполнить человек такого телосложения.

Высокий упал. Впереди крикнула девушка. Егор бросил второй бидон и побежал к лесу. Парню, оставшемуся стоять рядом с упавшим приятелем, бег этот показался нечеловеческими скачками дикого зверя: должно быть, так подействовал на его сознание страх.

Вскоре из леса вышли на закатную опушку Егор и девушка. Светло-русые волосы её совсем спутались, простое серо-бежевое платье было перепачкано в земле. Егор шагал обратно к центру опушки, к двум фигурам — лежащему неподвижно высокому и склонившемуся и пытающемуся привести его в чувство приятелю. Лицо его было — смесь разочарования и какой-то брезгливости. Девушка шла за ним, держась слева.

Егор подошёл к лежащему, поднял бидоны. На одном — том, что невольно стал оружием в Егоровой руке — виднелась вмятина. Когда юноша наклонялся, чтобы подобрать бидоны, сидящий на корточках парень от испуга потерял равновесие и упал назад. Расстёгнутый спортивный костюм распахнулся в обе стороны, и теперь его хозяин напоминал подстреленную птицу, чёрную с тремя белыми полосками на перьях и хвосте. Когда Егор и спасённая девушка уже скрылись в темнеющем лесу, он вскочил и крикнул вдогонку:

— Я тебя найду, понял?!

* * *

Девушку звали Настей. Ей было девятнадцать; вдвоём с тётей они жили в деревянном доме, с горем пополам обустроенном для зимовки. Троица, которую Настя прямо назвала бандитами, впервые пересеклась с ней в посёлке возле магазина. Они чуть не увезли её прямо тогда — за девушку вступилась продавщица. Однако было ясно, что парни на вишнёвой «девятке» не оставят её в покое. Так и случилось: двое подкараулили Настю возле дома, пригласили погулять по лесу, выпить, отдохнуть. Обещали, что не сделают ей ничего плохого, если девушка сходит с ними в заранее присмотренное место в лесу неподалёку. Она не решилась кричать, звать на помощь… Теперь она рассказывала обо всём незнакомому юноше, и слёзы, вызванные усталостью, жалостью к самой себе и собственной бедной жизни, возможностью, наконец, выговориться, наворачивались на её глаза. Лицо девушки раскраснелось, голова кружилась от пережитого и от крепкого алкоголя, который её заставили выпить насильно.

Они остановились возле мостика, переброшенного через канаву: дальше начинались дачи.

— Егор, — девушка вытерла рукой слёзы, — спасибо тебе. Дальше я одна дойду. Лучше мне одной. Тётя…

— Нет, — ответил спокойно юноша.

— Нет?

— Мне надо к колодцу. Я шёл за водой.

Настя взглянула на бидоны, кивнула:

— Пойдём! Какая я дура… Помогу набрать! Но колонка тоже работает. Тебе обязательно надо из колодца?

Егор нерешительно пожал плечами.

Они дошли до колодца. Пара мотыльков слетела с сухой ветки и скрылась за забором; вдалеке залаяла собака, к ней присоединилась другая, затем третья. Взявшись обеими руками за вороток, Настя сама подняла первое ведро. Егор зачерпнул воду горстью, прикоснулся к ней губами, затем расставил пальцы, позволяя оставшейся воде стечь на землю:

— Эту пить нельзя.

— Нельзя? Почему?

— Я так чувствую.

— Хорошо… Тогда пойдём к колонке?

Перед выкрашенной синей краской колонкой лежали, вкопанные в землю, два бордюрных камня. Всё вокруг было сырым от воды, постоянно разливающейся здесь. Девушка почувствовала себя хуже, споткнулась и чуть не упала. Егор успел поставить свою ношу на землю и подхватить её.

— Просто голова закружилась, — улыбнулась она. — Ставь сюда. Рычаг заедает: надо сначала чуть вбок нажать, вот так.

Она налегла на торчащий из чугунного колпака рычаг. Зашумела вода. Егор снова зачерпнул из струи, попробовал вкус.

— Эту можно пить, — произнёс Егор с той же спокойной интонацией.

— Я тогда расскажу тёте. Хотя мы обычно здесь и берём: мой дом вон там, на углу. А ты? Где ты живёшь?

— На спасательной станции.

Они попрощались. Егор, легко подняв два бидона, направился обратно, Настя пошла к своему участку. Она остановилась возле электрического столба и смотрела, как фигура странного юноши скрывается из виду. Как только девушка осталась одна, ей снова стало страшно. Страшно, что те люди, бандиты, захотят ей отомстить: ведь отомстить Егору они не смогут — она была в этом совершенно уверена. В сгущающихся сумерках она поскорее добралась до калитки, зашла внутрь и несколько раз двигала туда и обратно засов, убеждаясь, что не забыла закрыть его.

Глава 11. Беспредел

Через день возле свежеокрашенных ворот спасательной станции, рыкнув мотором, остановился чёрный «Лэнд-Крузер». К воротам подошёл плотный мужчина средних лет в сером спортивном костюме.

— Кого искал? — спросил Иван, приоткрыв створку.

— Побазарить надо. У тебя один фраер живёт, он нам нужен.

— Нет его сейчас.

— Мы подождём. Открывай.

Неожиданных гостей было трое. Того, что подошёл к воротам, называли Серым. Он собрался было подняться в «спасовку», но Иван преградил ему путь:

— Ты кто такой вообще?

Тот сплюнул в сторону, щёлкнул по застёжке на груди:

— Я из «берёзовских». А вот кто ты такой, что твой фраер беспредел творит?

Иван шевельнул челюстью:

— Понты свои оставь. Конкретно говори: что он вам сделал?

Несколько обескураженный спокойствием простого на вид дядьки со станции, Серый засунул руки в карманы, затем снова вынул, сжал и разжал кулаки:

— Короче: пацаны сидели отдыхали. Дальше походу…

В этот момент через калитку со стороны леса вошёл Егор. Петли скрипнули, и все обернулись в его сторону.

— Этот? — спросил басом толстый высокий парень с веснушками на лице и руках.

— Я без понятия. Походу этот, — ответил Серый. Он повернулся в сторону Егора, снова засунул руки в карманы: — Эй, деревня! Иди сюда!

Егор подошёл к ним прежним шагом. На лице его не было ни страха, ни удивления; карие глаза смотрели по-детски наивно на незнакомых людей.

— Ты чо с Витьком сделал? — Серый подошёл к Егору вплотную, толкнув его грудью.

— Не гони, — остановил того Иван. — Поясни давай.

— Витёк в больничке. По беспределу этот фраер на них напал в лесу.

— Егор, что произошло, — спросил Иван, повернувшись к юноше.

— Три человека насильно увели девушку в лес. Она хотела убежать. Я случайно там оказался.

— Это чо, твоя девка? — накинулся на Егора Серый. — Ты знаешь вообще, на кого ты наехал? Витёк — племяш Стаса. Теперь тебя на куски разберём, понял?!

— Что за Стас? — вмешался Иван.

— Я Стас, — заговорил наконец третий. Он стоял позади, держась большими пальцами рук за карманы джинсов; на левом запястье поблескивали большие часы, должно быть, золотые. Иван повернулся к нему:

— И что ты предъявляешь? Егор разобрался с тремя твоими пацанами из-за девушки — это их проблемы. Где беспредел увидел? У него что, нож был, топор? — он вдруг остановился, подумав, что ещё не знает, решалось ли всё на руках. Иван взглянул на Егора:

— Что у тебя было?

— Два бидона. Пустые.

— Ну и цирк… Походу, лучше вам это забыть, или пацаны твои станут анекдотом. Всё, баста, — бросил Иван Стасу.

— А ты чо такой важный? — ответил тот.

— Иди спроси у Пашки Заводского.

Услышав названное Иваном имя, тот сразу кивнул своим товарищам:

— Ладно, поехали.

Пашка Заводской, глава одной из областных группировок (находившейся к тому же в «соглашении» с «берёзовскими») был у Ивана в долгу: тот однажды спас его сына, пьяным прыгнувшего с катера в холодную воду. Это произошло ещё до возвышения Павла С., в начале девяностых бывшего мастером на умирающем местном заводе. Позже Павел несколько раз предлагал Ивану работать на него, подарил безбожно дорогие часы, штучное ружьё. Поняв, что Иван имеет какое-то своё, особое понятие о произошедшем и к тому же не согласится ни на что менять только что заполученное уединение на озере, он хотел вложиться в обустройство станции. Сначала Иван отказал. Зимой они снова встретились: Павел отмечал свой день рождения. Снова заговорили о станции — Иван обещал подумать. А теперь, глядя не только на разрушения, вызванные необъяснимой стихией, а больше на стареющую постройку, ставшую ему домом, ржавчину, с которой он боролся, но которую невозможно было победить, Иван начал подумывать о том, чтобы согласиться. Не разделяя в целом образа жизни людей, подобных Павлу, он думал так: «Их создало время. У одних совести совсем нет, у других, таких, как Пашка, — есть. Лучше, если наверху будут те, что с совестью».

* * *

На следующий день на станции никто не появился. Иван решил, что спешить ехать к Павлу не стоит, но на всякий случай передвинул ящик с ружьём к кровати. С Егором он обсудил произошедшее ещё накануне. Позвал его вечером к костру и долго рассказывал о том, как устроена жизнь. До этого дня Старорук не осознавал, что Егор, казавшийся во многих делах равным ему по опыту, в деле общения с людьми был совершенным ребёнком.

— Чесслово, прям как Маугли. Где ж ты такой вырос? — спросил тогда Иван. И вовсе это был не вопрос, а рассуждение: он не рассчитывал на ответ юноши, поскольку Егор однажды отказался говорить о своём прошлом, а лезть в душу было не в правилах Ивана. Однако Егор вдруг ответил.

— Здесь. У Пайтыма, — произнёс он и посмотрел в сторону озера.

— Вот тебе и х-хурма на блюде… — Иван почесал затылок, но продолжать тему не стал: незачем.

В том странном разговоре Старорук намекнул юноше, что хорошо было бы проведать спасённую девушку.

— По твоим словам выходит, что её защитить некому. А что, если ей решат отомстить?

— За что, дядя Иван?

— Ну… Через неё — тебе. Понимаешь? Тебе ведь станет неприятно, если с ней что-то случится?

Егор ответил не сразу, но, подумав, кивнул головой:

— За водой пойду — загляну. Я знаю, где её дом.

— Вот и ладно.

* * *

Прошло три дня.

Тихо было на дачах, тихо возле озера.

В ночь на четверг вдруг зашёлся лаем Чавач. Иван, терпевший два вечера, на третий выпил перед сном водки и потому встал на лай не сразу. Он достал ружьё, вышел из «спасовки» и увидел горящий сарай. Егор тенью метался между ним и пирсом: зачерпывал по два ведра и бежал выливать их в разгоравшееся пламя. Иван крутанулся было взять огнетушители, но с досадой махнул рукой. Егор всё таскал и таскал воду, не обращая внимания на призывы Ивана бросить. Только когда Иван схватил его за руку, приговаривая: «Ну будет, будет», Егор остановился.

— Ты чего меня не разбудил? Или кричал?

— Я думал, потушу.

— Да разве тут потушишь!

Иван стоял и смотрел на пляшущие языки пламени. «Ну что, эти отомстили? — спросил он сам себя. — Как-то непохоже. Не-по-хо-же». Он решил, что на следующий день всё же заедет к Павлу, чтобы, как выражался Иван, прояснить.

Глава 12. Ясность

Однако Павел ничего не знал. По его словам, Стас был человеком адекватным, и ни он, ни его ребята не стали бы действовать так прямо и грубо.

— А те трое? Которым Егор в лесу навалял? — спросил Иван.

— Они за спиной у Стаса ничего не сделают. Стас их тогда первый закопает: ему зачем в большом деле проблемы? Он знает, что ты мой друг; я знаю, что он к тебе приезжал…

— Ну а кто тогда?

— Вань, с чего ты взял, что подожгли? Может, проводка? И вообще — сарай! Там и керосин и бог весть что. Всякое может случиться.

— Тоже верно, — кивнул Иван.

Долго сидеть у приятеля Старорук не стал: на станции было много дел, не хотелось оставлять хозяйство без контроля, без охраны. Но когда зелёная «Нива», распугивая голубей шумной резиной, выбралась на центральную улицу, в голове Ивана вдруг возник образ Варвары. Она жила неподалёку, в переулке, в кирпичной пятиэтажке, на втором этаже. Иван представил её комнату, кухоньку: всюду уют и порядок, чистота. Готовить Варвара умела. Не то чтобы это было важно Ивану: он привык управляться сам, и независимость его была не вынужденной привычкой, но сознательным выбором. Однако желудок (особенно мужской) несложно приручить добрым мясным пирогом, густым борщом и так далее…

«Нива» остановилась в самом начале переулка. Иван кашлянул, повернул на себя зеркало, пригладил волосы. Он не замечал, как набирал годы, как появлялись морщины на лице. Бывший водолаз не ощущал себя ни молодым, ни старым — так бывает, когда много живёшь один, когда не имеешь привычки сравнивать себя с другими, а идёшь своей дорогой.

Сейчас он задумался о возрасте.

Всегда ли он будет силён, уверен в себе, всегда ли будет нравиться женщинам? Разумеется, не всегда. Однажды он сам начнёт ржаветь, как каркас «спасовки», трубы слипа, столбы, инструменты. Как старый перочинный ножик, будет долёживать свой век в своём ящике. И знает Иван, в чём спасение от времени, и не верит, что годится он для семейной жизни. Как поверить?

Иван вздохнул, дёрнул рычаг, развернулся и поехал обратно к Пайтыму.

Перед самым посёлком на обочине шоссе стояли парень и девушка с велосипедами. У девушки был какой-то импортный, красный с розовым, красивый велосипед, у парня — простой атиговский «Уралец»¹⁸. Увидев приближающийся автомобиль, парень выставил руку.

— Что, потерялись? — спросил Иван, остановившись рядом с парочкой.

— Нет, мы озеро ищем.

— Называется «Пайтым»! — добавила девушка и улыбнулась, показывая ровные белые зубы.

— Ну здесь оно, — нахмурился Иван. — Вон съезд и дорога. А лучше дальше езжайте. Возле гнутой трубы поворачивайте в лес и по тропинке. Километров шесть. Не тоните.

Не став дожидаться благодарностей, Иван нажал педаль. Когда он уже сворачивал на знакомую грунтовую дорогу, на ней показалась бежевая «буханка»¹⁹. Ехала она от озера, попадая колёсами во все ямы, сваливаясь в старые колеи. Окна салона были закрыты тёмными шторами — нельзя было увидеть, кто ещё находится в машине. Водитель был как будто Ивану не знаком: лысый мужичок в футболке и жилетке. Иван отъехал, пропуская подозрительный уазик, затем сразу рванул к станции.

Часть вторая

Глава 1. Золотая жила

Так же как старатель ищет свой ручей-мираж, долженствующий озолотить его однажды, так и учёный (во всяком случае искренне увлечённый своим делом учёный) стремится к богатой открытиями или идеями жиле. Иногда эту жилу образует лаборатория, иногда уединённый уголок с книжными полками, но некоторые открытия требуют уподобиться старателю совершенно.

В семидесятых годах прошлого века группа геологов под руководством Юрия Рафаиловича Беккера обнаружила у реки Косьвы²⁰ загадочные дисковидные отпечатки. В то время никто не стал связывать эти находки с вендобионтами — странными, неудобными для учёных и до сих пор плохо изученными живыми существами, непонятно откуда появившимися на Земле шестьсот миллионов лет назад, а затем таинственно исчезнувшими.

Один палеонтолог как-то сказал: «Представьте, что в каменном веке вдруг появился невесть откуда вертолёт: пролетел над обитателями пещер, мастерящими топоры из кремня или сланца, и… исчез». Таковы были вендобионты. В ту далёкую эпоху, когда жизнь на Земле была юной и примитивной и состояла в основном из одноклеточных водорослей, инфузорий, амёб и так далее, вдруг появляются огромные животные — мягкие плоские образования со сложной симметрией…

Вендобионты исчезли, не оставив потомков, — только отпечатки в отложениях пород. Их представители не похожи ни на один вид современных животных, не имеют ничего общего и с предшествовавшими им формами жизни. Отыскать в породах хорошо сохранившиеся следы вендобионтов для геолога или палеонтолога всё равно что найти золотой самородок: чем хуже изучена какая-то часть истории жизни на Земле, тем проще сделать громкое открытие, попасть в книги и энциклопедии, увековечить своё имя.

Большую экспедицию на Средний Урал в Геологическом институте начали готовить ещё в восьмидесятых. Делу помешала перестройка, затем начались девяностые… В институте шла смена поколений. Молодые учёные с горящими энтузиазмом глазами желали возможностей, реализации своего устремления, желали приключений. Так в окрестностях медленно умирающего посёлка Пайтым оказалась разведочная партия Геологического института.

Состоявшая из трёх сотрудников и водителя группа успела за трое суток изрядно надоесть администрациям города и посёлка и была отправлена на спасательную станцию с сопроводительным письмом. Однако когда несчастная разваливающаяся «буханка» добралась до отмеченного на карте места, перед геологами выросли запертые ворота. Прождав около часа, учёные погрузились в машину и направились в посёлок, чтобы расспросить про станцию. В этот момент их и увидел Иван Старорук.

Зелёная «Нива», пропустив уазик, унеслась по разбитой дороге в сторону озера.

— Сергей Сергеевич, подождите, — обратился к водителю сорокаоднолетний ведущий научный сотрудник Фёдор Усладников. — Тот автомобиль определённо направился к станции. Возможно, именно этого человека мы дожидались.

Помимо Усладникова, в салоне находились двое его помощников: сотрудник лаборатории Антон Колесник и недавний выпускник, стажер Семён Голавлёв. Обоих в машине укачивало, и они согласны были на любое решение, лишь бы оно позволило им поскорее покинуть душную, пропахшую топливом и табаком дымившего как паровоз водителя «буханку».

— Так что, обратно к озеру?

— Разумно было бы, вы не находите?

Колесник с Голавлёвым пожали плечами.

Когда они снова подъехали к воротам, ожидавший только дурного Старорук был готов встретить их чуть ли не с ружьём в руках.

— Ну?! — сказал он только через приоткрытые ворота. Чавач, до того лаявший беспрерывно, услышав голос хозяина, притих.

Вперёд вышел с картонной папкой в руках Усладников:

— Иван Иванович, если не ошибаюсь? — произнёс он.

— Ну я.

— Меня зовут Фёдор Усладников. Я командую геологической экспедицией. Вот, держите!

— Что это? — спросил Старорук, бросив короткий взгляд на бумагу, которую ему протягивал сухощавый человек с орлиным носом.

— Прочтите. Здесь все инструкции.

Старорук, хмуро смотря в глаза неожиданному гостю, взял бумагу. Тон учёного был лишён какой бы то ни было заносчивости и высокомерия, но он говорил с той вежливостью, к которой Старорук не привык и которую инстинктивно ощущал именно так: формой высокомерия.

— Так, — начал всё же читать он вслух, — «…разместить, оказать содействие… Шарза».

Некоторое время Старорук всматривался в буквы, затем поднял глаза:

— Шарза. Вот зараза!

Глава 2. Разведочная партия

— Я не могу вас разместить. Попроситесь в санаторий или в пионерлагерь, на завод — куда угодно.

— Но нам надо быть здесь! — из-за спины главы экспедиции показалась светлая голова стажера.

— Напротив: вам здесь быть не надо, — ответил Старорук. Понимая, что потребуются доводы, он сразу продолжил: — Станция пострадала от урагана. Произошёл пожар. Кроме того, вода непригодна для питья.

— Об этом нам известно, — мягко произнёс Усладников, как видно, старающийся в меру своих сил найти подход к несговорчивому начальнику станции. — Мы уже договорились на счёт воды. Комиссия приедет завтра. До конца года будет проведено водоснабжение из посёлка: ветка, идущая через дачный кооператив, согласована.

Поняв, что упрямствовать бесполезно, Иван махнул рукой и пошёл в «спасовку».

— А куда нам заехать? — донёсся до него чей-то вопрос.

— Куда угодно. Справа от ворот встаньте. Доски сами переложите.

Егора на станции не было. «И то ладно. Лишние объяснения», — подумал Иван, отпирая двери двух стоявших рядом домиков. Геологи производили впечатление совершенно городских, неудобных Ивану людей; они свалились на него в неудачное время и теперь требовали внимания.

Выгрузив из машины кучу ящиков, мешков, вёдра, лопаты, пару газовых баллонов, геологи отправили «буханку» с водителем в посёлок за водой.

— Под днищем устроен бак для технической воды. Питьевую возим в канистрах, это ещё 60 литров, — пояснил Усладников. Он поручил Голавлёву обойти вместе с Иваном станцию и записать в блокнот все замечания, предупреждения и так далее.

— Вы прямо указывайте: это не трогать, здесь не ходить, с этим помочь. Вы здесь начальник, так что… — торопливо говорил стажер, следуя за широкой фигурой.

— Начальник, — усмехнулся Иван. Настороженность и раздражение в нём как-то внезапно утихли: «Пускай себе занимаются. Геологи уедут — водопровод останется. Может, ещё что под это дело получим — нечего зря душу грызть».

— Вон, видишь? — Иван махнул рукой в сторону пепелища. — Одни угли остались.

— Я как раз угли изучаю! Правда каменные…

— Погоди, не перебивай. Я хочу вот что донести: вы, ребята, с газом осторожнее. И электрикой. Усёк?

Юноша торопливо зашуршал карандашом по бумаге.

Минут за двадцать Иван подробно рассказал о быте на станции, о Чаваче, озере. О Егоре он не упомянул, хотя понять, что в дальнем домике кто-то постоянно проживает, было не так трудно. День их первой встречи снова всплыл в голове бывшего водолаза: что если геологи приехали на Пайтым за золотом? «Правильно было бы сначала Егора предупредить, — думал Старорук. — Сболтнёт по наивности — что тогда будет? Да где ж его искать…»

Егор пришёл под вечер. Иван угадал его появление по поведению Чавача: тот стал прислушиваться, направляя уши в сторону дальней калитки. Иван погладил пса, встал и пошёл к забору.

С Егором была Настя.

«Этого ещё не хватало!» — чертыхнулся про себя Иван.

— Ну ты нашёл, когда её привести, — сказал он, показывая Егору вернуться к калитке. — Давайте не сегодня, а, молодёжь?

— Дядя Иван, я только хотел озеро показать. На лодке.

— Егор! Слушай, ко мне тут приехали… — начал было Иван. Затем он взглянул на девушку, стоявшую за спиной Егора: поза её была похожа на позу школьницы, чем-то провинившейся перед учителем. По всему выходило, что учитель этот — Старорук. Иван мотнул головой:

— Не сегодня. Отведёшь домой? Поздно уже, — смягчившимся голосом добавил он, чувствуя уже свою какую-то вину. Егор кивнул; калитка, скрипнув, закрылась. «Что ж они скрипят? Новые же», — Иван глянул строго на петли, повернулся и пошёл к освещённому тёплым электрическим светом домику, в котором собрались на ужин геологи: надо было поговорить.

На плитке закипал чайник, в алюминиевых мисках лежала уже картошка с сосисками — по паре на человека — Колесник сыпал на неё укроп из баночки с надписью «Витамин С». Спортивное телосложение тридцатидвухлетнего учёного, умело зачёсанные назад тёмные волосы, майка с номером на спине не вязались с его профессией. Впрочем, Иван видел геологов впервые.

Усладников пригласил начальника станции к общему столу, и тот, не долго размышляя, согласился.

Старорук рассказал, что в дальнем домике живёт у него паренёк, робкий и совсем не городской, помогает по хозяйству — все приняли это как должное, вопросов никто задавать не стал. По атмосфере за столом быстро стало понятно, что людей этих волновало только одно: цель экспедиции, научный поиск. Всё прочее было для них фоном, окружением, с которым надо взаимодействовать в таком ключе, чтобы оно не мешало (а желательно, помогало) их работе.

— Мы ищем отложения позднего эдиакария, — пояснял, наколов на вилку сосиску, Усладников. — Эдиакарий, или Венд (в нашей школе чаще используется Венд) — это последний геологический период докембрия, примерно с шестисот тридцати пяти и до пятисот тридцати восьми миллионов лет назад.

— Миллионов? Значит, будете бурить? — спросил Старорук, в представлении которого такие древности должны были располагаться где-то глубоко под землёй.

— Нет-нет, зачем же? Вы можете найти эдиакарские породы прямо здесь, по берегам озера, особенно в стороне реки.

— А для чего они нужны? Что в них ценного?

— Ценно всё! Ну а мы ищем следы животных той эпохи.

— Вы же сказали, что вы геологи. При чём здесь животные?

— А что, по вашему мнению, изучают геологи? Летопись Земли неразрывно связана с жизнью. Жизнь влияет на климат, формирует осадочные слои. Уголь, нефть, газ — это ведь жизнь! Мы лучше всех знаем, где именно искать. Следы организмов позволяют произвести датировку…

— Вообще-то с нами должен был ехать палеонтолог, — добавил Колесник, — но он заболел, так что начинаем без него.

— Я вам могу точно сказать, что возле озера ваших динозавров нет, — Старорук зачерпнул картошки. Комары вились вокруг лампы; пахло уютом; ночная свежесть пробиралась в дом, смешиваясь с нагретым людьми воздухом. Усладников удивлённо посмотрел на бывшего водолаза:

— Позвольте, но при чём здесь динозавры? Динозавры появятся только в триасе! Нет, нас интересуют вендобионты. Это… Как бы вам объяснить… Это мягкотелые животные, похожие на диски, листы или стёганые одеяла с трубочками и сегментами. Размером от миллиметра до полутора метров. И вот как раз потому, что они были мягкотелыми, вы не найдёте окаменелостей — только отпечатки. А где искать отпечатки? В глинах! Мы приехали для того, чтобы искать на Пайтыме эдиакарские глины!

Они проговорили ещё какое-то время. Точнее сказать, говорили геологи: они наперебой стали рассказывать Ивану про времена вендобионтов, но начстанции слушал их вполуха. Иван понял для себя главное: причиной появления геологов были не залежи ископаемых, не золото. Пайтыму ничто не угрожало. А следы древних животных Ивана интересовали мало. Для себя он определил так: «Ребята молодые, с энтузиазмом. Должно быть, то, что они ищут, приносит или деньги, или славу». В научный альтруизм Иван не верил.

— Ну, лады. Помогу вам с вашими моллюсками. За стол спасибо! — сказал Иван, когда пришло время заканчивать. — Сейчас принесу пластины от комаров и к ним пару нагревателей: вон как налетело — не поспишь.

Глава 3. На поиски

В восьмом часу утра Старорук, склонившись над картой, объяснял Усладникову, как лучше организовать сообщение между станцией и теми местами, на которых хотели проводить изыскания учёные.

— Особенно интересен этот участок, — указывал геолог измерителем нужные квадраты. — Точнее, берег.

— Там высокий мыс. С западной стороны обрыв, — пояснил Старорук.

— Да, он-то нам и нужен. Значит, вот проблема: не вижу никакой дороги…

— Нет, через лес не проедете. Могу вас на катере забросить.

— А ведь хорошая мысль! Иван Иванович, буду очень вам признателен!

— Подальше чутка пристанем, там местечко есть хорошее. Все едут?

— Трое. Сергей Сергеевич занимается лагерем.

— Лады.

Сложив инструменты, верёвки, два деревянных ящика, рюкзак с едой, одеждой и аптечкой, и, наконец, канистру питьевой воды, разведочная партия погрузилась на катер и Старорук передвинул рычаг.

Тревожа поверхность спокойного с ночи Пайтыма, потяжелевший «Восток» шёл на Солнце. Геологи, передавая друг другу затёртый полевой бинокль, рассматривали берега, тихо шутили. На всех троих были высокие сапоги и камуфляжные армейские брюки, но верх различался: у командира экспедиции — болотного цвета рубашка с закатанными рукавами и панама, у Колесника — серая футболка, у стажёра — какой-то мудрёный, может быть самодельный, анорак²¹.

Обогнули рыбные густые камыши, по широкой дуге стали заходить на мыс. Старорук, низко надвинув козырёк выцветшей до неразборчиво-белесого, а некогда светло-голубой кепки, чуть слышно напевал мотив «В кейптаунском порту». Лёгкими движениями створок отклоняя струю водомёта²², он подвёл катер к обозначенному тремя брёвнами подобию причала:

— Ну-ка помаленьку. Сказал же, помаленьку! Вот так. Закрепи на столбике, — указывал он стажеру, который первым спрыгнул на глинисто-песчаное мелководье. — Ну ты полуштыков не можешь накидать что ли? Салага…

Голос Ивана был добрым — все это чувствовали. Геологи с самого утра между собой стали называть Ивана капитаном. Это слово — капитан — сразу снимало вопросы к Иванову характеру, речи, порядкам, заведённым на станции, на озере: «Так сказал капитан».

Место, где покачивался, закреплённый двумя концами, синий катер, находилось в основании мыса, с той стороны, которая смотрела на станцию. Берег был неудобным, неуютным: повсюду камни, поваленные ветром ветви и целые деревья. Лента ручья, намывшего по левому своему берегу небольшую каменистую косу, бежала к озеру прямо из горки, начинаясь ключом или точнее несколькими ключами метрах в трёхстах впереди. Здесь геологи сложили вещи и припасы. Им предстояло забраться на самый верх и оттуда идти к обрыву. Полосы шоколадно-каштановых аргиллитов²³ со слоями загадочных голубовато-зелёных и фисташковых отложений влекли к себе группу Усладникова более других обнажений на мысе, но и добраться до них было сложнее всего.

— С воды пытаться толку нет: здесь резко уходит дно. Это только понтон привести, закрепить понадёжней… Да всё одно рискованно, — объяснял Старорук, когда они только подходили к нужному месту.

— Мы попробуем сверху. Кое-какой навык у нас имеется, снаряжение взяли, — Усладников похлопал мотки верёвок.

— Ну, Бог в помощь.

— Не волнуйтесь. Приплывайте в семь тридцать, как условились. Если что случится — есть ракетница.

Шарза уже ждал Ивана. Вместе с ним была симпатичная девушка лет двадцати пяти, сотрудник санэпидемстанции. Она стояла в воротах, не решаясь заходить внутрь. Чавач лаял на гостей от горки укрытых свежих досок, и девушка, словно отгораживаясь от него, держала перед собой большую белую сумку. Иван цыкнул на пса, подошёл к воротам.

— Софья Леонидовна, — представил, сияя, свою спутницу начальник ГИМС. Иван, прищурившись, посмотрел на него прямо и долго, так что Шарза заулыбался и задвигал руками, будто его поймали на чём-то.

— Иван Старорук, — ответил начстанции. — Водица у нас что-то испортилась…

— Мы возьмём пробы, — произнесла девушка таким мягким и чарующим голосом, что смутился уже Старорук.

— И уже взяли бы! Да твой цербер меня не признаёт, — добавил Шарза.

— Сейчас прицеплю на короткую.

— Будь любезен.

Шарза умел утомить с пары слов. Иногда он казался человеком понимающим, с которым можно обсудить то да это, но чаще хотелось побыстрее от него отделаться. «Помощи от него чуть: пообещает, да всё забудет», — думал Иван, наблюдая за тем, как Софья, присев, осматривает насос, а Степан показывает ей, что нужно повернуть и откуда потечёт вода. Шарза много говорил, много двигал руками и выглядел смешным. Не требовалось знать его хорошо, чтобы понять: Шарза не в себе, и причина этого — присутствие рядом хорошенькой девушки в узкой юбке. Софья наполнила две ёмкости водой и принялась заполнять бумаги.

— Когда вы заметили изменения? — спросила она, не отрываясь от картонного планшета.

— Да вот, как июль начался, — растерялся Иван. — Ну, после бури прошла, считайте, неделя. И как-то… Чувствую: горчит.

— Хорошо. Скважина временно опечатана. Пожалуйста, не пользуйтесь этой водой, — произнесла она, посмотрев на Ивана и моргнув. Длинные ресницы, украшавшие большие серо-зелёные глаза, опустились и поднялись; Иван сглотнул.

Глава 4. Вечер

На берегу Ивана ждали заполненные образцами деревянные ящики. Отбитая или срезанная порода лежала в вёдрах, на брезенте. Колесник сообщил, что забирать надо всё, и Старорук, прикинув общий вес, решил сделать два рейса.

Становилось прохладно. Зверели комары, кричали чайки. В последние дни Ивана тревожил непривычно резкий запах цветущей воды, но сейчас и он поутих — так показалось начальнику станции, когда он выходил из бухты, когда причаливал к серым брёвнам у мыса.

Возвращаясь второй раз, Иван заметил Егора, сидевшего на краю пирса. Закрепив катер и нехотя оставив геологов одних на разгрузке, Иван направился к юноше. Они отошли к дальнему домику. Где-то на деревьях, за забором, раздался высокий посвист-поскрип совиного выводка. Кто-то пробежал через высокую некошеную траву под дом. От пирсов донёсся смех геологов и лай Чавача, не резкий, похожий на ворчание. Иван не знал, как начать разговор, но надо было начинать, и он, пожевав губу, показал за плечо большим пальцем сжатой руки:

— Это геологи. Ищут всякое. Камни со следами животных… Слушай, я вот о чём хотел: про золото им не говори, хорошо?

— Хорошо, дядя Иван, — ответил Егор.

— Штука в чём: я тебя не спрашиваю, откуда ты его взял. Но люди, и особенно геологи, захотят узнать всё. Ну дальше ты понял, — добавил Иван, не веря, что юноша вполне осознаёт грозящую ему опасность. — Так-то они люди хорошие, можешь не бояться. Со своими закидонами, конечно. Приходи на ужин. Придёшь?

— Приду.

* * *

Умело сваренная перловка, упругая, затянутая первоклассной тушёнкой с петрушкой и морковью, заняв большую кастрюлю, манила к себе миски и ложки уставших от долгого летнего дня людей. На полочках под крышей тлели, распугивая ароматным дымом комаров, две спирали. Шестеро мужчин сидели за столом на костровой полянке. Семён Голавлёв, стажер, в большом возбуждении пересказывал Егору находки сегодняшнего дня. Егор слушал с интересом, и Иван, не выпуская из левой руки большой ломоть свежего бородинского, с удивлением наблюдал за юношей. Он не строил догадок, не пытался ничего объяснить: вокруг него сложился снова какой-то порядок; жизнь шла, быть может, не совсем так, как того желал сам Иван, но по крайней мере не выглядела в эти минуты и часы неподвластной стихией, выбрасывающей на него одни только испытания.

— Я возле ручья нашёл великолепный халцедон! — рассказывал Семён. — Эх, жалко, что в ящике оставил. Завтра покажу. Ты ведь местный?

Егор молча кивнул, и Семён продолжил:

— Точнее, конкреция. Здесь вообще сложные минералы. Иван Иванович, не попадались вам халцедоны?

— Сердолик²⁴ что-ли?

За столом раздался одобрительный гул: геологи оценили познания своего капитана.

— Сердолик есть. Бледный правда, — пояснил Иван. — Я-то не собираю, но есть он. На речке, у восточного берега, бывают любители. Это подальше от озера.

— Поня-я-ятно! — подняв брови, закивал Семён. — Так вот, конкреции… необъяснимый факт: здесь много камней, как бы пронизанных трубочками. Поры, каверны — дело обычное. А тут к каждой идёт трубочка из центра.

— И что там, в центре? — спросил Иван.

— Ничего! Так эти трубочки и сходятся.

Иван пожал плечами:

— Ну Бог с ними. Нашли своих моллюсков?

— Вендобионтов! Предположительно да!

— Во всяком случае, отложения нужного возраста присутствуют, — уточнил Колесник. — Это дело не одного дня. Мы в самом начале пути изучения здешнего моря.

— Моря? — удивлённо поднял бровь Иван.

— Ну да. Полмиллиарда лет назад здесь было море. Океан. Дно его покрывали бактериальные маты — толстые ковры водорослей. Вендобионты опускались на эти маты, питались. Некоторые из них свободно плавали, некоторые закреплялись на поверхности.

— Интересно, что же ограничивало их рост? — продолжил Семён.

— То же, что и у прочих организмов, — пожал плечами Усладников.

— Но почему мы находим очевидно завершённые, взрослые формы с различным числом сегментов?

— Очевидно кому? Мне это не очевидно. Домыслы, молодой человек, домыслы.

— Хорошо, как вам такая идея: вендобионты — это не отдельные организмы, а части единого существа, органы, выросшие на том, что мы считаем бактериальным матом.

— Для этого ваш ковёр из бактерий должен сам обрести дифференцированные ткани, сложное устройство, стать многоклеточным организмом.

— Но ведь из одной клетки получается целый человек! С руками, ногами, сердцем! Нужен лишь генетический материал, питательная среда и… импульс!

Диалог двух учёных ощетинился непонятными Ивану терминами, и начстанции окончательно потерял нить разговора. Иван хмуро жевал кашу, а жизнь-стихия, украшенная фантазией стажера, бурлила вокруг — он был её частью.

Глава 5. У насосной станции

Егор и Настя встретились через день возле старой насосной, что располагалась где-то на полпути между станцией и мысом.

Геологи работали на мысе. Семён предлагал Егору присоединиться, но тот отказался. До полудня юноша сидел у воды на станции: подходил, вставал на колени у самой кромки, опускал ладони на дно, ворошил песок. Когда Солнце забралось на самый верх, Егор надел пояс, на котором висел непременный мешочек, вышел за забор и направился к дачам.

Сутулый мужчина в советском тренировочном костюме, кедах, панаме, катил навстречу телегу с песком. Он хмуро посмотрел на юношу со светлой кожей, шедшего в одних шортах и синих с тремя полосками дешёвых кроссовках вдоль заборов, что-то прошептал — Егор не повернулся, не взглянул даже в его сторону. Дойдя до забора Настиного участка, Егор постучал в кривенькую дверцу с номером «58». Ему пришлось ждать несколько минут, пока женщина, полная, с рыжими волосами, не заметила его. Она сразу подошла к неровному штакетнику, улыбнулась:

— А, Егорушка! Настеньки нет. Ушла, не сказав. Как бы чего не приключилось… Вот прям на сердце неспокойно! Вдруг опять какие плохие люди встретятся? Ты не поищешь? К озеру она пошла. Там, где трубы. Знаешь? Грибы раньше собирали, а сейчас даже боязно. Вот что за мир сделался… Боже мой, боже мой…

— Я найду, — просто сказал Егор. Женщина ещё что-то говорила, и он ждал, пока она закончит. Они стояли в тени рябины, росшей возле калитки и распустившей ветви далеко за забор. Когда Егор повернулся и пошёл в сторону озера, хозяйка подошла к сильному, полному жизни дереву и прошептала: «Ты был бы так рад…»

* * *

Насосная станция не работала с девяносто первого. Оборудование увезли, и осталась пустая бетонная коробка, сделанная слишком большой, слишком надёжной, чужой для озера. Иван одно время гонял отсюда поселковых хулиганов, здесь же вытаскивал из озера утопленника. Стены постройки были исписаны словами, именами, признаниями и угрозами, в стыках плит зеленел мох.

Настя сидела на плоской крыше и смотрела на озеро. Её лёгкое платье почти совпадало оттенком с серым бетоном — она всегда находила это очень забавным, причиной бывать здесь. Егор подошёл неслышно, и девушка вздрогнула от испуга, когда он негромко позвал её. Она узнала Егора по голосу, и, вставая и поворачиваясь, уже улыбалась искренней наивной улыбкой:

— Егор!

— Твоя тётя волнуется.

— Ты был на даче?

— Я искал тебя.

— Правда? — она спустилась на приставленное к задней стене бревно, спрыгнула на землю. — Спасибо тебе. Ты добрый!

Она, совсем не боясь, смотрела Егору в глаза — долго, должно быть, целую минуту. Затем юноша перевёл взгляд на озеро, шагнул к воде, присел, тронул поверхность рукой. Девушка подошла, опустилась на камни рядом с ним. Ей хотелось что-нибудь сказать, спросить, но когда она нашла удобные слова, Егор вдруг встал, стащил кроссовки и спрыгнул в воду.

— Там скользко… — неуверенно произнесла девушка. — Не опасно? Не упадёшь?

— Нет. Я знаю камни, — ответил юноша. Стоя к ней лицом, он сделал шаг назад, затем ещё один, вытянул вперёд руку:

— Пойдём?

— Куда?

— Со мной.

— Купаться? Нет, ты что! У меня купальника нет, полотенца… И вода холодная.

— Вода тёплая.

— Да?

— Потрогай.

Девушка нагнулась, погружая ладонь, провела ей из стороны в сторону, подняв волну. На побеспокоенной поверхности заискрился солнечный свет.

— Тёплая…

Плоские камни, серые с ржавыми разводами, лежали навалом на берегу. Дно тоже было в камнях; можно было разглядеть крупные гладкие глыбы, чьи спины поднимались к самой поверхности. Егор стоял по пояс в воде рядом с одним из таких камней и протягивал к берегу руку. В ладони его была вода, и она не вытекала сквозь пальцы — держалась, будто набранная ковшом.

— Пойдём? — повторил он.

Девушка, оглядываясь по сторонам, торопливо развязала шнурки на кедах. Камни, нагретые солнцем, были приятно тёплыми. Хотелось забыть всё, что есть на берегу, отдаться чувствам. Настя представила, как она медленно падает в воду и как Егор ловит её… Он сильный. Конечно он поймает — она не сомневается. Но между мечтой и действием находится характер. Закрыв глаза, девушка стояла на самом краю большого камня. Лёгкий ветер гладил её ноги, Солнце, показываясь из-за мягких редких облаков, касалось головы, рук, снова пряталось в небесных белых рощах. Егор осторожно прикоснулся к её талии, затем поднял девушку на руки. Будто в невесомости плыла она над самой водой, держась руками за его плечо.

Юноша остановился. Он долго смотрел в даль, и последние несколько секунд этого странного взгляда, едва заметной тоски на лице, Настя застала, открыв глаза. Снова лицо юноши успокоилось, стало невыразительным. В этой невыразительности, мягкости скрывалась чудовищной силы красота. Она влекла к себе; трудно было противостоять этому влечению, особенно лёжа на сильных, не знающих усталости руках…

Егор вдруг повернулся к озеру спиной. Он быстро дошёл до берега и замер. Едва заметно изменилось положение рук, и девушка, поняв, чего Егор ждёт от неё, опустила ноги на камень. Юноша придержал её за талию, помогая встать. Он смотрел на неё, не моргая. Сейчас они были будто одинакового роста, глаза их находились на одной высоте — от этого Егор казался ближе.

— Это нехорошо, — произнёс он. — Нельзя.

— Что нехорошо? — испуганно спросила Настя, поправляя упавшие на лицо волосы. Егор промолчал, затем выпрыгнул прямо из воды не берег, преодолев, должно быть, метра два — два с половиной, селна камень.

— Я сделала что-то неправильное?

— Нет. Просто так нельзя. Я не хочу объяснять.

Глава 6. Помеха

Пятнадцатого июля Настя появилась возле ворот спасательной станции, постучала.

— К Егорке? — спросил её Иван, подошедший на лай Чавача. Девушка кивнула.

Иван не знал, что после неожиданного появления геологов на станции Настя виделась с Егором. Он как-то решил для себя, что в тот вечер невольно стал причиной ссоры ребят, и потому был рад, что всё само собою налаживается. «Конечно, спасение в лесу — случай не рядовой, — размышлял Старорук. — Для девушки это событие с большой буквы. И тут ещё такой паренёк! Можно было хоть катер на кон ставить, что она придёт — беспроигрышное пари!»

Иван воспринимал всё проще. Он не любил усложнять, тяжело воспринимал личные душевные колебания и старался поскорее их отбросить, для чего имел собственный метод: свести всё к грубой шутке. Но по отношению к Насте и Егору подобных мыслей бывший водолаз не допускал: счастья он желал совершенно искренне.

Ивану хотелось с кем-нибудь поделиться, высказать то, что говорил он сейчас сам себе. Закрыв глаза, он представил лицо Варвары. Она улыбалась. Иван тоже улыбнулся: «Как пацанёнок, ей Богу! Даже стыдно…» Начинал накрапывать дождь. Надо было ставить на катер ходовой тент, выходить забирать геологов.

От пирса Иван разглядел, как отворилась дверь домика, как Настя зашла внутрь. «Вот и ладно», — громыхнув алюминиевыми дугами, Иван направился к катеру.

Раз испортившись, местная погода могла хранить прохладное сырое настроение неделю. Иван в такие дни занимался в «спасовке» мелким ремонтом, иногда пил, иногда ездил в город, иногда привозил женщин. Из такого дождя не могло сделаться бури, но капли напоминали о ней, напоминали о закопанной руке. Мотор мягко урчал, плескалась вода; самодельные дворники смахивали со стекла водяные ручейки. Отойдя уже за буи, Иван обернулся, чтобы посмотреть на бухту, на свои постройки: близкое к суеверию действие, привычка. Взгляд его, однако, выхватил из серости укрытого облаками дня тёмную фигуру, стоящую по правую руку от станции, на заброшенном пляже. Иван достал бинокль, скинул крышки, выкрутил фокус: на песке, опираясь на лыжную палку, стояла старуха, и начстанции мог поклясться, что именно её встретил он после бури в посёлке. Круто завернув, катер направился обратно. Иван наскоро закрепил «Восток» у пирса, быстрым шагом обошёл «спасовку», открыл ворота.

Старуха стояла метрах в ста от дороги, посередине песчаной косы. За ней ржавыми монументами ушедших времён высились две кабинки и «грибок» — четырёхметровый конус из металла, склонившийся к воде. Иван цыкнул в сторону, сошёл с отсыпанной щебнем дороги. Оставляя следы в напитавшемся водой песке, он сделал шагов десять, затем крикнул:

— Мать! Ты что?

Старуха не шевельнулась, и только когда Иван подошёл вплотную, вдруг резко повернулась и прошипела:

— Салыуй ведает своё, а ты своё. Не мешай ему. Иначе и тебе погибель, и всем.

— Какая погибель?

Дождь падал на капюшон старого чёрного плаща, в котором пряталась фигура женщины; капли скатывались, срывались с его края, летели вниз.

— Мать, какая погибель? Ты о чём? — повторил Иван тише. — Ты зачем сюда? Ну — давай, пошли обратно.

— Не мешай ему.

— Кому?

Старуха не ответила. Она развернулась и зашагала неровной торопливой походкой в сторону дороги. Когда Иван догнал её и попытался взять под руку, она, не поворачиваясь, ткнула его палкой в ногу.

— Да что ж ты… Я помочь хотел! — с трудом сдержал грубые слова Иван. Тёмная фигура поднялась на насыпь и двинулась прочь от станции. Старуха шла быстро, быстрее, чем можно было ожидать от пожилой женщины, к тому же опирающейся на палку. Иван с минуту постоял на песке, кашлянул и пошёл обратно к катеру.

Глава 7. Исчезновение

Дождь, стихший было к ночи, на следующее утро усилился, и геологи решили сделать перерыв. Колесник с водителем отправились в город, а руководитель экспедиции и стажер Семён занялись документированием образцов, картами, заполнением журнала. Семён спросил разрешения позвать Егора, и вскоре они уже втроём рассматривали странные конкреции, срезы породы, сохранившей отпечатки древних организмов.

— Точнее сказать, предполагаемые отпечатки, — пояснил Семён, демонстрируя Егору кофейного цвета пластину с несколькими канавками, идущими из единого центра. — Иногда сразу понятно, что перед нами животное или растение. Но чаще следы очень слабые, фрагментарные, еле заметные. Мы к тому же не палеонтологи…

Егор молча смотрел, помогал, если просили. Он не задавал вопросов, и Усладников (которого этот факт озадачивал) поглядывал на Егора с известной мерой любопытства. Когда решили сделать перерыв на чай, Усладников спросил Егора, не учился ли тот на геологическом.

— Нет, — ответил юноша.

— А какая же ваша специализация, молодой человек? — спросил Усладников, распечатывая упаковку печенья. — Что вы оканчивали, где учились?

— Нигде, — Егор посмотрел на руководителя большими добрыми глазами.

Усладников растерялся и перевёл разговор обратно на палеонтологию, на древние времена. Егор и нравился, и пугал: он был непонятен. Семён как будто находил с ним общий язык. Точнее говоря, Егор проявлял большой интерес к объяснениям и рассуждениям стажера, и тому это явно льстило. Усладников списал всё на их близкий возраст и более не стал утруждать себя гипотезами.

Вечером дождь перестал. Тяжёлые низкие тучи висели над озером, и заходящее Солнце очерчивало оранжево-красным ту линию, где находилась граница непогоды. Иван, стараясь не потерять равновесия на старой стремянке, менял лампочку в фонаре. Захлопнув крышку и затянув винты, он слез, опёрся на платформу и посмотрел на озеро. Справа послышалось шуршание, знакомый Ивану звук: Егор тащил лодку к воде. Скрипнули в уключинах вёсла, плеснула вода. Иван не видел ту часть берега, от которой отплыл Егор, но восстановленная по одним только звукам картина казалась ему даже более подробной, чем зрительный образ. Бывший водолаз закрыл глаза, прислушиваясь к озеру, берегу, Природе. Чавач, очистив миску, сонно наблюдал за хозяином. Он, живший больше среди звуков и запахов и меньше полагавшийся на зрение, одобрил бы мысли Ивана — если бы знал их и имел для того возможность.

Мирно кипел на костре чайник: воспользовавшись подобревшей погодой, Иван решил посидеть на берегу. Вернулся Егор, вытащил и перевернул лодку, легко установил её на доски. Иван покачал головой: «Не сила это — молодость. Просто молодой, и всё само будто даётся». Через час, когда Иван собирался уже уходить, к костровой полянке подошёл Усладников.

— Иван Иванович, вы не видели Семёна Викторовича?

— Вашего младшого-то? Давно не видел.

— Вот и я не пойму, куда он делся…

— Может, вышел.

— Куда?

— За забор.

— Зачем ему выходить за забор?

— Мало ли… За девушками, — усмехнулся Иван.

— Бросьте. Это ЧП.

— Не разводите паники. Звали его?

Колесник и Зурин, водитель, вышли наружу. Выкрикивая имя стажера, они обошли станцию, вернулись. Иван принёс рупор, крикнул несколько раз в сторону воды. Прожектор с крыши «спасовки» освещал выход из бухты, но дальше вода была уже тёмной, почти чёрной. Иван, почувствовав, что дело серьёзное, забежал с биноклем на вышку. Луч прожектора заскользил по воде. Иван намётанным глазом искал не человека — движение. Через пять минут он спустился:

— Так. Кто видел его в последний раз, когда и где это было?

— Наверное, Егор, — предположил Усладников. — Они вместе сидели, затем выходили за водой, затем…

— Ну ясно, — Иван быстрым шагом направился к Егорову домику.

Возле сохнущей на досках «Пеллы» он остановился, обернулся: все трое шли за ним.

— Здесь подождите, — бросил им Иван. Он встал правой ногой на ступеньку, постучал в дверь: — Егор! Открывай.

Дверь отворилась, и Иван сразу шагнул внутрь, закрывая её за собой. В доме было темно. Иван щёлкнул выключателем. Яркий свет ударил по привыкшим к вечеру глазам. Егор стоял у стенки, отделяющей комнату от кухоньки-прихожей. Он не был ни испуган, ни удивлён — просто стоял и ждал, что скажет Иван.

— Семён пропал. Он с тобой был? Знаешь, где он?

— Да. Он в озере.

— Что?! — Иван шагнул вперёд, подходя вплотную к Егору. — Что значит в озере? Утонул?

— В озере.

— Рассказывай толком. Что произошло?

— Не хочу.

— Х-хурма на блюде… Егор! Не та ситуация. Человек пропал. Он что, купаться полез?

Иван не говорил про лодку. Егор и Семён могли выйти на лодке, а вернулся только Егор. Но среди звуков, которые слышал тогда Иван, не было голоса Семёна. В той стороне никто не разговаривал — для чего бы двоим выходить поздним вечером на лодке и при этом молчать как рыбы?

— Егор, надо всё рассказать. Я тебе помогу, коли нет твоей вины, — Иван положил руку на плечо юноши и посмотрел на него сочувственным взглядом. Егор молчал. Молчание тянулось и тянулось. Порядок рушился, и Иван не знал, как остановить это разрушение.

Иван убедил геологов, что следует дождаться утра: они не слышали разговора в дальнем домике, а Иван ничего не объяснял — просто сказал, что так будет лучше. После слов Егора надежды на возвращение стажера было мало. Иван в забродах²⁵ ходил вдоль берега, светил в воду большим фонарём: он искал уже не живого человека. От помощи геологов начстанции отмахивался и в конце концов отправил их ещё раз обойти забор снаружи:

— Метров на сто отходите, не дальше. Не разделяться. Все вместе идите. Есть фонари?

— Да, сколько угодно.

— На каждого взять. Идите!

Глава 8. Кровь на воде

«По-хорошему, надо ехать за милицией, — думал Иван, и тотчас в голове его рисовался тот хаос, в который погрузится станция, вопросы, вопросы, вопросы… — Но всплывёт золото, а хуже, если та чёртова штуковина, которую Чавач нашёл — как это объяснять?» Иван никак не мог убедить себя, что есть уже основания для подозрений в сторону Егора, и тем более отвергал всякую мысль о том, что юноша может быть опасен. Начальнику станции хотелось, чтобы всё оказалось несчастным случаем, а лучше — какой-нибудь глупостью или розыгрышем суетливого стажера, который сейчас вернётся, постучит в ворота и получит от Ивана семиэтажное морское приветствие.

Перед восходом, когда достаточно посветлело, Иван завёл катер и четырежды прошёл вдоль берега, сначала подальше, затем приближаясь к станции. Ничего не найдя, он вернулся и обнаружил, что «буханки» нет: ворота были открыты, геологи уехали.

— Ну что, паника в джунглях?! — бросил Иван в сторону ворот и, не закрывая их, пошёл к домику Егора.

Внутри никого не было. В домике стоял сильный запах, сладковатый, незнакомый. Не став искать его источник, Иван вышел на маленькое крылечко.

— Егор! — позвал он.

Солнце уже вылезло из-за лесистых пологих вершин, на землю легли длинные утренние тени. Со старой сосны дважды цвикнул поползень; пролетела стрекоза. Ударив рука об руку, начстанции спустился, подошёл к «Пелле». Он перевернул лодку и тщательно осмотрел каждый уголок. «Эти ребята приедут с милицией, — размышлял Иван, сидя в стоящей на траве лодке. — Лучше бы до того времени понять, что стряслось». Иван готовился защищать Егора, не осознавая своих намерений, не понимая своих чувств. Надо было срочно отыскать его, убедить рассказать.

Иван знал, что юноша ходил иногда вдоль берега до самой сплавины. Там, на поросшем мхами и корявой берёзой ковре, Егор искал какие-то растения, приносил в своих самодельных мешочках, сушил. Но до сплавины пешком часа полтора. Да и там ли Егор? «Не годится», — отвёл этот план Старорук. Он поднялся, вылез из лодки, подошёл к берегу и зачерпнул воды, чтобы умыться. Протягивая руку снова, Иван вдруг увидел, что метрах в пяти от берега по воде идут красноватые разводы. Нахмурившись, он встал, прищурился: похоже было на кровь.

— Х-хурма на блюде… — процедил Иван. Он крутанулся, чтобы бежать за сапогами и багром, и тут же застыл: позади него стояла Настя.

— Ты что здесь? — спросил Иван сделавшимся сухим и хриплым голосом. — К Егору?

— Да. Он сказал, что ему нужна помощь…

— Помощь! Нужна. Что он рассказывал? Про стажера, геолога, Семёном звать, — рассказывал?

Девушка мотнула головой:

— Просто сказал, чтобы я шла сюда.

— Непонятно ни-чер-та.

За спиной Ивана плеснула вода. Звук повторился. Лицо девушки переменилось, и Иван обернулся, чтобы узнать причину.

Из озера торчала рука.

Слепленные горстью пальцы, гладкая блестящая кожа с рисунком — всё то же, что и у закопанной в овраге находки. До неё было метров шесть-семь. Иван шагнул вперёд, раздумывая, что делать. Рука шевельнулась и стала подниматься из воды. Показался локоть, предплечье… Начальник станции, сжав зубы, ожидал появления из воды тела, тела человеческого, но следом вышел второй локоть.

Рука двинулась к берегу. Закричала девушка. Иван схватил из лодки весло, замахнулся, но странное существо (кем или чем бы оно ни было) вдруг изогнулось и скрылось под водой. В километре от берега столбом взметнулась вверх вода. К берегу покатили одна за другой волны. Странные низкие звуки, похожие на те, что раздаются порой в трюмах больших судов, расползались над озером. Небо мрачнело, затягивалось какой-то неестественной серостью, похожей больше на рваный туман или дым, но не на облака. Иван взял окаменевшую от страха девушку за руку и потащил за собой к «спасовке».

На пирсе стоял Егор.

В одних шортах, с мокрыми волосами, облепившими голову, он стоял на самом краю, поставив правую ногу на покрытую бордовой краской трубу — бортик пирса. Залаял Чавач. Он лаял от будки, не вытягивая цепь, будто боялся добежать даже до того места, где стоял его хозяин.

— Пойдём. Надо скорее идти, — произнёс юноша. Он вытянул руку. Вода капала с него на доски, тело блестело в переменчивом, исчезающем солнечном свете. Он обращался к Насте, смотрел ей в глаза, и девушка не могла отвести взгляда.

— Ну хорош! — крикнул Иван, вставая перед девушкой. Страх — неизбежный спутник любого человеческого существа — рос внутри Ивана, но, преломляясь призмой характера и опыта, действовал иначе, вызывал не панику, а колебания, неуверенность.

Егор снова поднял правую руку, согнул её, разогнул. Рука начала удлиняться, между плечом и локтем на ней появился ещё один сустав. Коснувшись пирса пальцами темнеющей на глазах, становящейся похожей на рыбу или змею руки, Егор шагнул вперёд:

— Надо скорее идти.

— Ты не Егор, — тихо произнёс Иван; он повернулся к Насте и повторил: — Это не Егор… Давай в дом!

Они бросились к дверям «спасовки». Иван вспомнил про Чавача, дёрнулся было завести его в дом, но остановился и медленно задвинул щеколду. Затем, отталкивая застывшую снова на его пути Настю, он заскочил в свою комнату, открыл ящик, достал ружьё, пачку картечи. Иван сел на кровать, глубоко вдохнул, отвёл ключ в сторону, отпирая стволы. С заряженным двумя картечными патронами ружьём он вернулся в большую комнату, служившую гостиной, прихожей, кухней. Девушка посмотрела на него полными слёз глазами.

— Он был похож на Егора, — прошептала она.

— Похож! Руку видала? Черрртовщина! Как это понимать? — Иван подошёл к окну, выглянул наружу. — Ну, где эта тварь?

— Всё как бабушка Ульга рассказывала.

— Какая ещё… Стоп, это не та ли, что в посёлке? — Иван вспомнил, что так обратилась к загадочной старухе Машка, продавщица, когда после бури он оказался возле магазина, чтобы позвонить в город. Та старуха с лыжной палкой!

Договорить им не дали: снаружи раздался долгий автомобильный гудок. Что-то громыхнуло, послышались крики. Иван забежал в комнату, откинул занавеску. Высокий человек в милицейской форме стоял, спиной к дому, в воротах. Одной рукой он держался за створку, во второй что-то сжимал — должно быть, табельный «Макаров». Снова крикнули, на этот раз со стороны пляжа. Милиционер выбежал наружу. Прошла долгая, полная напряжения минута. Иван всё ждал выстрелов, криков, борьбы — ничего не было.

— Лезь на чердак, там спрячься, — тихо сказал он Насте, выйдя из комнаты. — Люк закрой и завали чем-нибудь.

Девушка испуганно покрутила из стороны в сторону головой:

— Нет, я не останусь…

— Там безопасно. Лезь!

Как только девушка боязливо взялась за металлические скобы, обмотанные жёлтой изолентой, и поставила ногу на первую ступень лестницы, Иван распахнул дверь и вышел.

Он огляделся: берег до самого забора был чист. Иван, хмурясь, посмотрел на воду — что-то в озере было не так, что-то изменилось. Исчезли чайки. Размышлять не было времени — Иван направился к воротам.

Метрах в тридцати от въезда на территорию станции стоял милицейский уазик. Взглянув мельком на машину, Иван повернулся к пляжу и застыл: то, что стало похожим на Егора, или то, что всегда было Егором, — страшное существо с огромной правой рукой — тащило к воде два человеческих тела. Иван провёл большим пальцем по предохранителю, проверяя, что тот отключён, шагнул на покрытый кочками песок.

— Эй! — крикнул он, медленно поднимая приклад к плечу. Существо обернулось. Выпустив свою добычу, оно сделало шаг в сторону Ивана. На страшной руке раскрылись плавники, и Ивану показалось, что он увидел жабры под вторым локтем, на внутренней стороне.

— Дядя Иван… — произнесло существо голосом юноши. — Мне нужна Настя.

— Хрен тебе, тварь, — прошептал Иван, прицеливаясь. Он медлил. Назвав существо тварью, он всё ещё думал о нём, как о заболевшем Егоре, то есть о человеке, с которым что-то случилось, и которому надо помочь. Но с каждым шагом существа колебания утихали и, наконец, утихли совсем — Иван выстрелил. Горсть свинцовых шаров ударила по телу существа, пробивая плоть и останавливая, толкая назад. Сразу последовал второй выстрел. Существо пошатнулось и упало лицом вниз на песок.

Глава 9. Салыуй

— Тур аймыӈ…

Мария, продавец, вопросительно посмотрела на Ульгу Миковну, пожилую женщину, сидящую на лавке возле магазина. Ульга куталась в старый чёрный плащ и смотрела бесцветными глазами в сторону озера. Низкие тучи нависли над Пайтымом, качались высокие деревья, громыхало… но здесь, возле шоссе, было тихо.

— Тур аймыӈ, — повторила Ульга, — озеро болеет.

— Как это — болеет? Вода цветёт?

Ульга не ответила.

— Опять буря. Ну надо же! Знаете, может быть торнадо. По телевизору вчера передавали, что у нас теперь тоже бывают торнадо — как в Америке. Это из-за климата, хотя я думаю, дело в астрологии, в расположении планет. Как же там Иван? Сбегать бы проведать его…

По шоссе в сторону города проехал грузовик, навстречу ему промчался милицейский уазик. Бело-синяя машина резко затормозила возле указателя, свернула на грунтовку и направилась к озеру. Мария охнула, сцепила руки, поднеся их к груди:

— Что-то случилось! Закрою магазин, сбегаю!

— Сиди. Не мешай. Все ему мешают.

— Ивану?

— Салыую!

— Кто этот Салыуй? Вы уже говорили, но я не поняла. Почему нельзя сходить до станции?

Ульга кашлянула, достала платок, приложила к губам, подрагивающими бледными пальцами аккуратно сложила, убрала в карман. Глаза её блеснули.

— Салыуй должен был стать новым духом озера. Это случалось много раз. Салыуй — волк. Он ищет воду, прыгает в воду, вода оживает. Ты не слыхала? Теперь слышишь. Этот волк получился неправильным. Старый дух умирает — волк у него вышел неправильным. Похожим на человека, потому что давно здесь не было волков, не с кого лепить. Это как глина. Знаешь свистульки из глины? Знаешь. Салыуй не хочет его покидать. Должен, но не хочет. Пытается его вылечить, своего родителя.

— Это такая сказка?

— Хоӈха-н ваве?²⁶

Об авторе

Дмитрий Александров — российский писатель-фантаст, определяющий свой жанр термином «Психологическая фантастика». Профессиональный переводчик японского языка, психолог, художник, путешественник.

Официальная публичная страница автора в сети Вконтакте:

vk.com/daf16

Электронная почта:

arehara@vk.com

Примечания

1

ГИМС — Государственная инспекция по маломерным судам. Кроме контроля за эксплуатацией маломерных судов, осуществляет надзор за пристанями, пляжами, мостами, участвует в поиске и спасении людей на водных объектах.

(обратно)

2

Эллинг — сооружение для строительства или ремонта судов, а также их хранения.

(обратно)

3

Слип — сооружение в виде наклонной плоскости, по которой производится спуск судна на воду и его подъём.

(обратно)

4

Кнехт — устройство для крепления тросов, расположенное на палубе судна или на пристани.

(обратно)

5

ИЖ-58 — двуствольное охотничье ружьё, производившееся в СССР.

(обратно)

6

Чебак — подвид плотвы. Также распространённое на Урале название для всякой плотвы вообще.

(обратно)

7

Имеется в виду LADA Victory, полноприводная модификация ВАЗ 21099 с независимой подвеской, полуосями от «Нивы» и трансмиссией от Volkswagen Golf. Выпускалась мелкосерийно предприятием «Металлик-квадро» в Тольятти в конце 1990-х.

(обратно)

8

Аря — произв. от Варвара. Встречается на Урале и в Сибири.

(обратно)

9

«Призрак» — промысловая шхуна из произведения Джека Лондона «Морской волк» (1904 г.).

(обратно)

10

Выбленочный узел — морской узел, состоящий из двух полуштыков. Используется на вантах.

(обратно)

11

Возвращайся (мансийский язык).

(обратно)

12

Марка сигарет.

(обратно)

13

«Фольксваген Пассат», марка автомобиля, популярная в конце 90-х.

(обратно)

14

Чай из хвои (в разных местностях используют кедровую, сосновую, еловую), сушёных листьев брусники, смородины. Может включать и другие доступные ингредиенты. Мне встречался в самых разных вариантах составов и способов приготовления — общими были хвоя и листья смородины, добавляющие аромата и кислинки.

(обратно)

15

Брус, образующий заднюю оконечность судна. Служит для навешивания руля.

(обратно)

16

Медвежница, или медвежьи ушки — народное название толокнянки, небольшого кустарника.

(обратно)

17

Вид ткани.

(обратно)

18

Велосипед «Уралец» выпускался до середины девяностых на Атигском машиностроительном заводе. Название «атиговский», нарушающее правила грамматики, встречалось мне на Урале.

(обратно)

19

«Буханка» — народное название семейства микроавтобусов и грузопассажирских автомобилей повышенной проходимости Ульяновского автомобильного завода.

(обратно)

20

Косьва — река, протекающая по Свердловской области и Пермскому краю.

(обратно)

21

Лёгкая куртка с капюшоном, не имеющая разреза спереди и надеваемая через голову. На груди анорака обычно размещается объёмный карман.

(обратно)

22

На катерах серии «Восток» применялся водомётный движитель.

(обратно)

23

Аргиллиты — осадочные породы, первоначальными составляющими которых были глины или ил.

(обратно)

24

Сердолик является разновидностью халцедона.

(обратно)

25

Заброды — высокие сапоги (иногда выполненные в виде брюк), элемент экипировки рыбаков и охотников.

(обратно)

26

Кто знает?

(обратно)

Оглавление

Часть первая

  Глава 1. Тающий снег

  Глава 2. Спасательная станция

  Глава 3. Охота

  Глава 4. Друзья дороже золота

  Глава 5. Любовь к жизни

  Глава 6. Буря

  Глава 7. Затишье

  Глава 8. Рука

  Глава 9. Вода

  Глава 10. Настя

  Глава 11. Беспредел

  Глава 12. Ясность

Часть вторая

  Глава 1. Золотая жила

  Глава 2. Разведочная партия

  Глава 3. На поиски

  Глава 4. Вечер

  Глава 5. У насосной станции

  Глава 6. Помеха

  Глава 7. Исчезновение

  Глава 8. Кровь на воде

  Глава 9. Салыуй

Об авторе

*** Примечания ***