Если бы не ты (СИ) [Дарья Верцун] (fb2) читать онлайн

Если бы не ты Дарья Верцун

Пролог

Суббота в маникюрном салоне «Леди Батерфляй» всегда была днём насыщенным. Женщины, посвятившие большую часть времени работе пять дней в неделю, всегда выбирали субботу для провождения планового тюнинга: маникюр, педикюр, парафиновые ванночки, — всё для поддержания молодости кожи рук и ног. В этот день у меня обычно не было времени даже на обед. Включив маникюрный фрезер на нужную скорость, я стала приводить в порядок руки молодой клиентки, без умолку тараторившей с какой-то подружкой через наушники Эир-Подс. Дина, работавшая за столом справа, выслушивала душевные излияния своей постоянной клиентки, пышной рыжеволосой женщины средних лет с химической завивкой. Она всегда выглядела экстравагантно, не особенно заботясь об элегантности, но сегодняшнее цветастое платье и бархатная фиолетовая повязка-солоха на голове побили все рекорды. Рыжеволосая Варвара была не прочь посвятить весь мир в свои сказочные любовные похождения. Почему сказочные? Потому что в них никто не верил. В этот раз она вещала, что некий молодой пластический хирург (имени его она решила не упоминать) уж несколько недель настойчиво добивается её внимания и даже зовёт с собой в Альпы, покататься на лыжах. Но она-то женщина приличная, и на курорты с кем-попало не поедет. Мы с Диной переглянулись, скрестив многозначительные взгляды. По-моему, единственное, куда мог пригласить пластический хирург Рыжеволосую Варвару — это операционная. Мысль осталась невысказанной, отчего щекотала мозги. Я даже не выдержала и улыбнулась, но сразу же взяла себя в руки и подавила накат веселья.

— Что сегодня делаем, Анна? — я порылась в тумбочке с лаками, и достала клиентке образцы.

На секунду отвлёкшись от телефонного разговора, она посмотрела палетку и указала пальцем на лак красного цвета, возвращаясь к болтовне с подружкой. Вот так, молча. Словно собаке на кость. Лучше бы уж эта Анна была болтливой, как Рыжеволосая Варвара… прислушалась к предмету трёпа клиентки. Бедный Стёпа. За те полчаса, что Анна сидела за моим столом, они с человеком на том конце провода перемыли ему все кости. Вообще я не склонна жалеть мужчин. Возможно, некоторые даже заслуживают все эти «лести» в свою сторону. Но обсуждать кого-то на слуху десятка чужих людей как минимум не культурно.

— Длину убираем?

Хмурясь, Анна осмотрела свои ноготки и вернула руку на подставку передо мной.

— Да, хотелось бы короче.

За весь процесс работы я была удостоена только этой фразы и слов «до свидания» по окончанию.

В обще-то, таких своеобразных людей среди клиентов нашего салона не так уж много. В большинстве своём к нам приходят приятные женщины, образованные, интересные, и с ними есть о чём поговорить, никого при этом не поливая грязью. Так я познакомилась со Светой.

Света Ищук была красивой женщиной лет тридцати восьми, со светлыми волосами пшеничного оттенка, подстриженными в боб, тонкими чертами лица и прозорливым взглядом медовых глаз. Она уже десять лет работала в центре социально-психологической помощи и слыла там одним из ведущих специалистов. Придя впервые ко мне на маникюр года полтора назад, она сразу же увидела во мне проблему — профессиональный взгляд Светы был подобен рентгену. Она не была напориста, только внимательно наблюдала за мной во время работы и прислушивалась к разговору. Она обращала внимание на всё: на неуверенную интонацию в голосе, взгляд вечно избегающий чужих глаз, скованные жесты. По завершению она без лишних слов, но с доброй улыбкой протянула мне свою визитку. «Ищук Светлана Валерьевна, — гласила она. — Врач-психотерапевт. Номер телефона… Адрес…». Не могу сказать, что была незабываемо счастлива тогда получить этот кусок картонки. Я ведь думала, что справилась, и все видят меня такой, как я пыталась казаться — обычной. Нормальной. Возможно, слегка скромной и стеснительной, тихой, но нормальной. А оказалось, что я была неправа? Недоумевая, что хотела сказать клиентка таким жестом, я сунула эту визитку в самый дальний карман сумки и благополучно забыла о её существовании на три недели.

— Вы так и не позвонили, и не были на моих занятиях, — на следующем сеансе маникюра Светлана Валерьевна осторожничала. Сказав это, она замолчала, испытующе посмотрев на меня. Под её взглядом я чувствовала себя не в своей тарелке. Словно она видит меня насквозь и знает каждую гадкую деталь, что нанесла отпечаток на мою жизнь.

— О чём Вы? — лучший способ избежать серьёзного разговора — притвориться слабоумной.

— О том, что оставляла Вам свою визитку в прошлый раз. Вы ознакомились?

Я не понимала, почему она так настойчиво пытается навязать свои услуги. Неужели, для привлечения клиентов «именитому специалисту» нужно так назойливо напоминать о своём существовании? Поверить не могу.

— О… Да. Спасибо, конечно, но я не нуждаюсь в помощи, — я по-прежнему не смотрела ей в глаза. Щёки покраснели. Покрыв прозрачным лаком каждый ноготок правой руки, а попросила левую. Она поменяла руки.

— Милая, в наше время в помощи нуждается каждый. Кто-то в меньшей степени, кто-то в большей. Кто-то в материальной, кто-то в физической. Кто-то в психологической. Иногда, чтобы иметь возможность стать счастливой, нужно просто выпустить на волю всё, что терзает изнутри, чтобы кто-то просто выслушал и дал ценное посильное наставление.

— С чего Вы взяли, что я несчастна?

— Скажем так: вы боитесь поднять глаза и посмотреть на мир.

В этот момент я всё-таки посмотрела Свете в глаза; то ли от удивления, то ли, чтобы доказать, что она неправа. Но вот слов нужных не нашла. Промолчала. Да и что тут скажешь, если ложь она учует с первого звука моего дрожащего голоса? Света была первым человеком, увидевшим, что меня до сих пор гнетёт давнишняя история. Все остальные вежливо улыбались мне в лицо, а за спиной судили о том, что привело меня к замкнутости и тотальному недоверию к людям. Никто не спросил у меня прямо, никто не предложил помощь. Света стала первой, кто проявил неравнодушие.

— В понедельник, среду и пятницу, — сказала Света, понизив голос до шёпота, утопающего в шуме работающих фрезеров и музыке, звучавшей из колонок над входом в салон для создания уютной атмосферы, — я веду приём в индивидуальном порядке по предварительной записи, а в воскресенье в нашем центре проходят групповые занятия. Туда приходят люди с совершенно разными проблемами, атмосфера дружеская. И это совершенно бесплатно, — (я снова подняла взгляд на Свету. В этот раз в нём промелькнула заинтересованность. На индивидуальные сеансы психотерапии мне было пока не заработать. Брат с мамой, конечно, постоянно предлагали помощь, но в своё время они только то и делали, что зарабатывали мне на лечение и чтоб обеспечить мне жизнь в чужом городе. Теперь, когда я сама могла себя прокормить, брать у них деньги вовсе казалось неправильным. Но заинтересованность погасла так же быстро, как и вспыхнула. Нет, только не групповые занятия. Говорить о своей жизни в присутствии нескольких чужих людей, о её тяжестях и боли, засевшей в сердце, я не могла. Это слишком личное). — Приходите. Вы не пожалеете.

Прошла ещё неделя. Потом вторая. И вот в очередное ничем не примечательное воскресенье я уже стояла у дверей центра социально-психологической помощи. Не знаю точно, что меня подтолкнуло к этому шагу: слово «бесплатно» или уверенное Светино «Вы не пожалеете», постоянно звучавшее в моих ушах. Или, может, просто я, как тот утопающий, хватающийся за соломинку, испытывала отчаянную надежду спастись от водоворота собственных воспоминаний то засасывающих меня в чёрную воронку, то резко выбрасывающих на берег, словно задыхающуюся рыбу. В общем, я пришла. И не пожалела.

Когда сумасшедший рабочий день подошёл к концу, мы с девчонками наводили порядок на своих рабочих местах. Расставляли на полки материалы, убирали фрезера в выдвижные ящики своих столов, стерилизовали инструменты и протирали мебель от пыли.

— Слава богу, завтра у меня выходной, — Дина сунула кисти в стаканчик и поставила на край стола. — После Варвары необходим дополнительный отпуск. Такой переизбыток общения, что хочется ещё неделю просидеть дома в гордом одиночестве.

— Да, Рыжеволосая Варвара за троих клиентов сгодится, — кивнула Оля.

— Зато с ней не соскучишься, — влилась в разговор Маша. — Вон моя последняя клиентка все два часа сычом просидела, тяжело пыхтя над душой. Так себе удовольствие. Лучше уж Варвара.

Я улыбнулась, протирая стол:

— А мне понравился сегодняшний Варварин бантик. Согласитесь, девочки, он ярко контрастировал с её волосами.

— Сегодня у неё контрастировало всё, — фыркнула Оля. — Безвкусица.

— Возможно. Но зато у неё есть свой стиль.

Девочки так странно на меня посмотрели, будто я сказала полную чушь.

— Что? Стиль — это то, что выражает индивидуальность и характер человека. Стиль Варвары полностью ей соответствует. Такой же кричащий и неординарный, — объяснила я. В этот момент у меня зазвонил телефон. Это был брат.

— Ну да. Конечно… — девочки продолжили обсуждение своих клиентов. Больше я в него не вникала. Нажала на кнопку вызова, принимая звонок.

В тот момент, как его голос послышался в трубке, мой мир перевернулся, и я еле удержалась на ногах, схватившись рукой за стол.

— Ева, мама в больнице. Состояние тяжёлое. Ты должна приехать.

Глава 1

Сказать, что в тот момент, как позвонил Марк, из-под моих ног ушла земля — это ничего не сказать. В душе образовалась чёрная дыра, безжалостно пожирающая всё самообладание, которому я научилась за полтора года со Светой. Я даже не спросила у Марка что случилось с мамой. Я уже догадалась. Когда Марк объяснял что-то про операцию, реанимацию и кому, я вспоминала маму. Такой, какой она была в нашем детстве — молодую, жизнерадостную и весёлую. Многое с тех пор произошло, и каждый из этих случаев наложил на её здоровье нестираемый отпечаток.

Душный автобус, на котором мне выпала участь возвращаться домой, спустя три часа изнуряющего пути завернул на автостанцию. Остановился со скрипом старых тормозов, и нетерпеливые пассажиры тут же подскочили с мест. Салон наполнился шумом. Люди суетились, кто-то во всю пытался пробраться к выходу первым, кто-то доставал свои пожитки с полки над сидениями. Сзади раздался плач ребёнка. Я обернулась.

— Тшшш… — далеко не молодая мамочка с тёмными кругами под глазами и клубком волос на голове укачивала полугодовалого малыша. — Сейчас, Арни. Сейчас, мой хороший.

Отвернувшись от матери и ребёнка, я удивлённо повела бровью. Арни. Этого милого розовощёкого младенца назвали Арни. Арнольд? Причём сама мать ребёнка больше походит на обыкновенную местную Дусю. Наверное, мне никогда не понять нынешнюю моду на иностранные имена.

Полный мужчина с испариной на лбу и хорошо заметной лысиной на макушке, сидевший всю дорогу по левую руку от меня, в который раз пнул меня локтем, вытаскивая из-под ног свои пакеты. Поморщившись, я отодвинулась подальше, почти забившись под стенку. В который раз за последние три часа.

— Прошу прощения, — он обмакнул лоб платком и, добродушно улыбнувшись, перевёл взгляд на меня. — Я Вас, наверное, уже замучил.

Я покачала головой:

— Нет, что Вы.

— Я не нарочно.

Хватаясь за свой рюкзак, как за спасательный круг, я кивнула:

— Верю.

Я хотела бы прекратить разговор. Не то настроение. Но у попутчика были другие планы.

— Вы в гости или по делам приехали?

— К родственникам.

— И что же, Вас кто-то встречает?

Смирив мужчину подозрительным взглядом, я ещё сильнее сжала ручки рюкзака и отвернулась к окну, выглядывая среди толпы людей на улице Марка. Десять минут назад он прислал эсэмэску, что он на месте, но вот встретимся мы у самого автобуса или на парковке, мы не обсудили.

— Да. Конечно.

Движение пассажиров дошло, наконец, и до нас. Сосед сунул платок в карман и, подхватив из-под ног пакеты, протиснулся между сидениями. Я же пропустила мать с орущим ребёнком вперёд и покинула четырёхколёсную душегубку последней.

Марк ждал меня на платформе. Как только я показалась в дверях автобуса, он тут же поспешил ко мне. События последних дней явно наложили на него тень в виде усталости на лице и двухдневной щетины, хотя он, как всегда, был красавчиком. Высокий, с атлетическим телосложением, голубыми глазами и русыми вьющимися волосами. Несомненно, он пользовался популярностью среди девушек, ведь довершением его положительных качеств служил приятный характер и учтивость, с которой он общался с представительницами противоположного пола. Возможно, это из-за того, что в нашей семье он был единственным мужчиной. Он рано взвалил на свои плечи роль главы семьи. Марк подал мне руку, и я, аккуратно сойдя на землю, крепко обняла брата. Я так соскучилась.

— Привет, малая, — большая ладонь по-отечески нежно погладила меня по спине. Какая досада, что наша долгожданная встреча обусловлена грустным событием.

Вдоволь наобнимавшись, мы забрали мой чемодан из багажного отсека и зашагали в направлении парковки. Город, в котором я родилась и прожила семнадцать лет, не изменился за три года: та же автостанция со стеклянными тонированными стенами, через оживлённую движением дорогу — захудалый мотель «Ласточка», выкрашенный блеклой бежевой краской, и дешёвая столовая; дальше по проспекту — большой центральный парк, засаженный вечнозелёными туями, голубыми елями, стройными берёзами, тянущими свои тонкие ветви к земле, и пышными сиренями. Вдоль аллеек выстроились высокие фонари на кованных ножках, а между ними — деревянные скамейки, покрытые тёмным лаком. Дорожки были мощённые фигурной плиткой в каком-то замысловатом узоре к центру. Город за три года моего отсутствия ни капли не изменился, но я почему-то ощущала себя здесь чужой. Никакого тепла к этим местам, зародившегося в душе, не испытала, когда впервые после долгого отсутствия ступила на родную землю. Никакого чувства единения с родиной. Только по семье скучала жутко, чувствуя себя отрезанной от близких. Марк сосредоточенно вёл машину, а гулкая тишина разъедала нервы. За последние пятнадцать минут мы ни словом не обмолвились о маме и её здоровье. Я боялась спросить и услышать, что всё плохо, а Марк просто молчал, словно не знал, что сказать. В голову лезли самые худшие мысли.

Марк нарушил тишину первым:

— Как ты доехала, малая?

— Нормально.

— Как дела в целом? Как на работе?

— Всё как обычно хорошо, — я улыбнулась для пущей уверенности. Для всех вокруг у меня всё отлично.

Взгляд Марка изучающе скользнул по мне.

— Я рад. Сначала заедем домой оставить вещи или?..

— Нет. Сначала в больницу.

Марк кивнул, понимая мой настрой. Включил поворот и свернул на перекрёстке направо, на узкую дорогу, пролегающую мимо старых двухэтажных жилых домов, студенческой библиотеки и супермаркета, ведущую к больничному городку. Чем меньше оставалось ехать, тем сильнее сжималось сердце от предвкушения чего-то неизбежного и леденящего страха.

— Я должен тебя предупредить, что… — (я оторвала взгляд от проносящегося за окном вида и посмотрела на брата), — что надежды немного, Ева. Но она есть.

Вот оно. То, чего я боялась услышать: надежды мало. По сути её почти нет. Обширный геморрагический инсульт несёт за собой тяжёлые последствия.

Хомут боли и сожаления сжал грудь, и на глазах выступила жгучая влага. Болезнь обрушилась так внезапно, так несправедливо. Ещё день назад мы говорили с мамой по телефону, а сегодня неизвестно будет она жить или нет. Возможно, если бы она обратилась в больницу сразу, как почувствовала неладное, тогда последствия не были бы такими ужасными. Возможно, если бы я не уговаривала её по телефону сходить к врачу, а приехала и сама отвезла её в клинику, тогда она была бы не при смерти. Но я не приехала… Я не смогла ей вовремя помочь, хотя имела такую возможность. Никудышная дочь из меня выросла.

В помещение больницы я входила с тяжёлым, просто вселенских размеров, камнем на душе. Марк держался на полшага сзади, но я всё равно чувствовала его поддержку.

— Нам туда, — он указал пальцем в нужном направлении. По длинному, пропахшему хлоркой и лекарствами коридору налево, мимо кабинета физиотерапии и вверх по лестнице с крашенными синей краской перилами на второй этаж. На двустворчатой белой двери со стеклянными вставками висела табличка, оповещавшая, что мы входим в неврологическое отделение семнадцатой неотложки.

— Бахилы, халат надевайте, — на входе в отделение за письменным столом сидела не слишком приветливая медсестра старше средних лет, худощавая и морщинистая, похожа на сушеный абрикос, и с волосами цвета воронова крыла. С первых слов она не вызывала приязни. В общем-то, приветливых медсестёр в наших больницах не так уж много, поэтому данный факт не был неожиданностью. Она кивнула на алюминиевую вешалку на высокой ножке, на которой висело три сменных белых халата; под ней стоял ящик с одноразовыми бахилами. Облачившись в больничную одежду, мы собрались идти дальше, как медсестра снова окликнула нас: — Молодые люди, вы вообще куда?

В отделении было многолюдно. Пациенты, посетители, медперсонал передвигались каждый в своём направлении — кто-то направлялся в столовую, кто-то в процедурную. Старенькую бабушку по коридору везла в инвалидной коляске молодая медсестричка. Подтолкнув каталку к лифту, нажала на кнопку. Двери с характерным звуком разъехались, и девушка втащила пациентку в кабину.

В больнице было столько людей, что мне стало страшно. Неужели, так много людей болеет? Неужели, человеческое здоровье настолько стало уровнем ниже, что только в одном неврологическом отделении по всей видимости нет ни одной свободной палаты?

Марк нацепил полиэтиленовые бахилы поверх кроссовок и выровнялся.

— К Мироновой, — еле слышно ответила я, но эхо разлетелось по мрачному пространству и отразилось от крашенных голубой краской стен, словно я прокричала во весь голос. Дверь одной из палат в дальнем конце коридора скрипнула и громко хлопнула. Седой дедуля в полосатой коричнево-бежевой пижаме прошаркал тапками до другой двери и закрыл её за собой с таким же характерным звуком.

— К Мироновой? — медсестра, перелистнув страницу в своих записях, почесала чётко очерченную тёмным карандашом бровь, а затем, скептически её изогнув, уставилась на меня. Я поёжилась под её неприязненным взглядом. — Та, что в реанимации что ли? Нельзя к ней, — сказала, как отрезала.

— Но…

Марк перебил меня, подняв указательный палец.

— Нам нужно поговорить с доктором Антоновым, — обратился он к ней. — Где мы можем его найти?

Медсестра тяжело вздохнула, и медленно поднялась со стула.

— Он в ординаторской. Сейчас позову.

Доктор подошёл к нам спустя минут десять. Ожидание было тяжёлым и ненавистным, и тянулось целую вечность. Неизвестность убивала, и я снова начала терять самообладание. Марк был рядом во всех возможных смыслах. Без него я точно бы рехнулась. Наконец, невысокий, худощавый, с лёгкой проседью на висках и густыми усами доктор появился в поле зрения. Поправив на носу очки в тонкой металлической оправе, он пожал руку Марку.

— Добрый день, Виталий Романович.

Я тоже поздоровалась с доктором. Он кивнул в ответ.

— Здравствуй, Марк. Ева. Простите, что заставил ждать — мне как раз принесли результаты анализов вашей матери. Пройдёмте в мой кабинет. Нам предстоит серьёзный разговор.

В светлом небольшом кабинете доктор пригласил нас с Марком присесть. Мы устроились на стульях, стоявших по противоположную сторону от офисного кресла врача.

— Я не буду ходить вокруг да около, — Виталий Романович снял очки, положил их на стол и подался вперёд, сложив руки в замок перед собой, — состояние вашей матери критическое. Объясню, что произошло: инсульт — это катастрофа в организме, и происходит она внезапно. Его нельзя предвидеть. В следствие резкого скачка давления в мозговой артерии случилась закупорка — скопление сгустка крови, стенки артерии не выдержали и она, — он развёл пальцами, — разорвалась. Случилось внутримозговое кровоизлияние, или же попросту — гематома, которая нарушает кровоснабжение в мозге. Поскольку это нарушение поддалось лечению далеко не сразу, нервная ткань получила серьёзные повреждения… Не могу сказать точно, чего вам стоит ожидать. Если ваша мать окажется достаточно сильным борцом и выживет, эта болезнь даст ощутимые осложнения в плане нарушения речи, двигательных функций и, возможно, даже психических процессов.

— Если выживет? — я всё ещё была не в силе переварить услышанное. Если мама выживет, то останется инвалидом до конца дней. Это страшно, ужасно и очень больно. Но ещё ужаснее — это звенящее отчаяньем и непроглядной чернотой слово «если». То есть получается, что может быть и другой исход?

Марк слушал доктора внимательно, поджав губы и сведя брови на переносице, но не задавал вопросов. Взглянув на него, я поняла, что всё, что было сказано доктором несколькими мгновениями раньше — озвучено по большей степени для меня. Марк был уже в курсе плачевного положения вещей.

— А что, — удручённо произнесла я, переводя взгляд от брата к доктору, — может и не выжить?

— Теперь всё зависит от ресурсов её организма, Ева, — ответил Виталий Романович. — Мы сделали всё, что от нас зависело: провели экстренное вмешательство, назначили лечение, но было потеряно много времени, поэтому ситуация довольно тяжёлая.

То, что глубоко в душе я знала, насколько плохи дела, нисколько не умаляло тяжести на душе от внезапно свалившихся на голову обстоятельств. Я была подавлена. Отчаянье пробивалось из глубины груди, подобно радиационным волнам, накаляя воздух до предела.

— Вы можете зайти к ней ненадолго, Ева, — сочувственно произнёс он. — Я предупрежу медсестру, что дал добро.

Марк остался на несколько минут в кабинете Виталия Романовича, чтобы обсудить дальнейшие шаги в лечении матери, а я, глухо поблагодарив доктора, вышла из кабинета и отправилась в палату реанимации.

Домой я возвращалась погружённая в свои мысли, раздавленная и сокрушенная. Когда я увидела маму, подключённую к аппаратуре жизнеобеспечения, бледную, худую и постаревшую лет на пятнадцать, я её не узнала. Она лежала на высокой железной кровати, к её тонким рукам тянулись провода, к груди были прикреплены какие-то датчики. Угнетающую тишину нарушало пиканье монитора. Безмолвная, лишённая румянца и присущей ей энергии она не выглядела живой, и это больно било в сердце. Я хотела, чтобы она знала, как я её люблю, хотела, чтобы она знала, что я очень жалею, что не приехала раньше. Опустившись на стул рядом с кроватью, я взяла её холодную ладонь в свои руки и, прижавшись к ней губами, заплакала. Сквозь слёзы рассказывала о своих чувствах, о том, как благодарна ей за жизнь и просила поправиться. Через пять минут в палату вошёл Виталий Романович:

— Ева, время вышло. Поезжайте домой, Вам нужно успокоиться. Приберегите силы, они Вам ещё понадобятся.

Громко шмыгнув носом, я поднялась со стула и бережно уложила мамину руку поверх одеяла.

— Я скоро вернусь, — пообещала я, последний раз пробегаясь взглядом по родному лицу, и направилась к двери. Виталий Романович учтиво пропустил меня, придержав дверь, а Марк, заботливо положив руку мне на плечо, повёл к выходу.

Марк понимал мои чувства, поэтому не пытался со мной заговорить. Он знал: если меня что-то тревожит, изначально я должна разобраться со своими чувствами сама, упорядочить мысли, и уже потом, возможно, меня можно будет вывести на разговор по душам.

Когда машина остановилась у высоких кованных ворот родного дома, струна ностальгии на сердце наконец дрогнула. Я ничего не почувствовала, впервые спустя долгое время ступив на землю родного города, но вид родительского дома вызвал и грусть, и немой восторг одновременно. Последние три года я провела в двухстах километрах отсюда. Память размыла очертания этого вида, смазала цвет кирпича, которым обложен дом, пальцы забыли его текстуру и тепло дерева входной двери. Я не могла вспомнить на какой клумбе росли розы, а на какой разноцветные тюльпаны, и цвели ли ещё старые яблони в саду в последнюю весну моего пребывания здесь. Оказалось, на месте белых роз теперь яркими осенними красками благоухали хризантемы: жёлтые, оранжевые, белые, бордовые; рядом с тюльпанами розовым и фиолетовым пестрили астры, а старые яблони, между которыми в детстве мы с Марком натягивали палатку и любили ночевать летними жаркими ночами, были спилены, и на их месте только приживались низенькие вишнёвые деревья.

— Здесь всё по-другому…

— Не всё, — Марк занёс во двор мой чемодан, поставил его на высокое крыльцо и завозился с ключами, но на мгновение приостановился. — Может, всё-таки, поселишься у меня?

— Нет, — я качнула головой, — мы ведь уже об этом говорили. Я не хочу тебя стеснять.

— Ты последняя, кто может принести мне неудобства.

— И всё же я останусь здесь.

— Тогда пообещай звонить мне всякий раз, когда тебе что-нибудь понадобится, ладно?

Я кивнула.

— Я серьёзно. Каждый раз.

— Обязательно, — я мягко улыбнулась брату в благодарность за заботу.

Мы занесли вещи в дом, и меня тут же окутал лёгкий аромат, присущий этим стенам. Цветочный, сладкий, но не резкий. Согревающий душу запах из детства. Потратив несколько минут на душ, я снова присоединилась к брату. Мы пообедали, иногда перекидываясь общими фразами, а потом он засобирался домой. За двором мы попрощались. Марк снова крепко обнял меня, напомнив о том, что я всегда могу на него положиться, и, сев в серую старушку БМВ, скрылся вдали улицы. Помахав ему вслед, я скрестила на груди руки и с грустью обвела взглядом соседские дома. Сколько бы времени ещё мне понадобилось, чтоб вернуться сюда, если бы не беда с мамой? Два, три года? Или десять? Вдруг моё внимание привлекло движение возле знакомого чёрного Пассата, стоящего на другой стороне улицы через три дома от меня. Я замерла, всматриваясь в высокую мужскую фигуру, застывшую на месте, с явным узнаванием изучающую меня с внимательным прищуром карих глаз. Влад. Он медленно поднял руку и помахал мне. Этот жест показался до боли знакомым… С него завязалась дружба. Проглотив тяжёлый ком тоски и обиды, я потупила глаза вниз, резко развернулась и вошла во двор, закрывая калитку на замок. Слишком много переживаний для одного дня. И слишком много воспоминаний…

Глава 2

Одиннадцать лет назад…

По устоявшейся за учебный год привычке я проснулась, когда ещё солнечные лучи не во всю силу начали согревать землю, а капельки росы на траве приятно щекотали босые ноги. Я всегда любила раннее утро, и сейчас, когда не нужно было спешить на уроки к восьми, медленно прохаживалась по саду за нашим домом, пропуская сочные зеленые травинки меж тонкими пальчиками ног. Свежесть, исходящая от сыроватой земли, наполняла меня ощущением живости и счастья. Наверное, скажете: глупая. Такие обыденные вещи, как утро, роса и свежий воздух не могут приносить счастья, особенно, когда тебе всего девять. Но я всегда была странной девочкой. Играм в дочки-матери предпочитала катание на велике с мальчишками, красивым платьям и бантикам — штаны и футболки, а сладким леденцам — зелёные грецкие орехи, сорванные с дерева в начале лета, от которых приходилось сутками отмывать руки. Поэтому не было ничего необычного в том, что я наслаждаюсь такой обыденностью, как летнее утро. Самое заурядное, которых за время каникул будет еще восемьдесят три штуки. Тем лучше для меня. Замечая мелочи и умея им радоваться, я почти никогда не испытывала горестей. Я просто не обращала на них внимания. Зачем? Ведь в мире есть столько всего, что превосходит все неудачи! Летние каникулы только начались, и это тоже не могло не радовать. Впереди столько новых эмоций. С Леночкой, подружкой, с которой мы сидим вместе за партой на школьных уроках, мы договорились каждый понедельник кататься на роликах; с Маришкой, девчонкой из кружка по изобразительному искусству, будем ходить друг к другу в гости рисовать. Она как раз недалеко живёт: нужно пройти всего два квартала и небольшой сквер, — пешком каких-то пятнадцать минут. Родители Алины обещали в скором времени взять нас всех на дачу на пару дней. Там в деревне недалеко от домика речка есть неглубокая — накупаемся с девчонками вдоволь! И Марка я без внимания, конечно, не оставлю. Он хоть в последнее время и важный стал, к ребятам меня не берёт и гуляет дольше обычного, я всё равно придумаю нам общее развлечение. С ним-то мы неразлучны. Хоть у нас и ссоры бывают, и драки (неделю назад я, к примеру, зуб ему выбила, за что тоже знатно отхватила и от самого брата, и от мамы), всё равно мы потом миримся. Мама говорит, что мы друг за друга должны стоять горой.

Сегодня же, к слову, был понедельник. Меня так и подмывала моя небезызвестная нетерпимость надеть на ноги новенькие ролики с серебристыми узорами, которые я выпрашивала у мамы чуть ли не с самой прошлой осени, когда увидела, как мастерски рассекает по улице старшая на пару лет девчонка, и выехать на них со двора. Эта Инна, красавица неписаная с буйными рыжими кудрями, никогда мне не нравилась, вечно к Марку липла и перетягивала всё его внимание на себя, а с появлением у нее этой чудо-обуви на колёсиках, с сияющими стразиками на носках, она и вовсе нос задрала. Смотрит на меня, как на букашку, и даже не отвечает, когда я с ней говорить начинаю. Но теперь-то я ей нос утру! Таких крутых роликов, как у меня, даже у королевы Англии нет. Так мама сказала, когда презентовала мне их в честь успешного окончания четвёртого класса.

Опёршись спиной о ствол старой яблони, я сорвала тонкую травинку и поднесла её к мерцающему бликами шарику росы, от ветра покачивающемуся на одуванчике, и пронзила капельку острым зелёным кончиком. Она тут же растеклась между двумя растениями, и исчезла, не оставив и мокрого следа. Странно. Сверху раздался какой-то шелест. Я подняла голову, чтобы посмотреть, что происходит, и в ту же секунду мне в лоб больно прилетело маленькое зелёное яблочко. Ойкнув, я тут же подпрыгнула на ноги и побежала в сторону дома, держась за место ушиба. Шишка под пальцами росла с неумолимой скоростью.

Мама уже проснулась и собиралась на работу. Она работала на конфетной фабрике, что никак не укладывалась в моей голове. Кондитеры, они же должны быть, как на картинке в детской книжке: с большими щеками налитыми густым румянцем, как у хомяка, с добрыми, весёлыми глазами и толстым животом. На них обязательно должен быть надет белый поварской китель, а на голове — колпак. Мама же выглядела совершенно иначе. Нет, глаза у неё, конечно, были добрые. Добрее, чем у Феи-Крёстной из мультика про Золушку. Но у нее не было ни толстых щёк, ни живота, ни колпака на голове. Наоборот, она была довольно худой, с тонкой талией и длинными белыми волосами, всегда закрученными в низкую гульку, и носила строгие костюмы и туфли на каблуках. Пока я ломала голову, пытаясь прийти к пониманию, кто все-таки обманывает, — картинка в книжке, или мама работает таки не на заводе по производству конфет, брат с раздражением мне доказывал:

— Наша мама работает не поваром, а технологом. Дундук, — он постучал кулаком по лбу. — И она не готовит конфеты, а придумывает рецепты.

Я только пожимала плечами. Как будто нельзя придумывать рецепты и самой же их готовить.

В дом я вбежала уже с хорошо заметной красной припухлостью на лбу, всё еще прикрывая ее рукой.

— Ма-а-ам! Мама!

— Что такое, Ева? Что случилось? — она присела передо мной на подлокотник дивана и отвела ото лба мою руку, внимательно осматривая ранение. — Да уж, шишка нехилая. И где тебя угораздило с утра пораньше?

— В саду, — затараторила я, сдерживая слезы. Ни за что не дам им пролиться, я не нюня какая-то. — Я сидела под деревом, минуты считала до того, как Леночка придёт, и мы пойдем кататься на роликах. Вдруг слышу: «Хрясь-шурх», и тут яблоко как прилетит мне по голове. Ну и вот, — я развела руками, показывая итог моего увлекательного рассказа.

— Понятно, — мама встала и нежно потрепала меня по волосам. — Подожди минутку, нужно приложить лёд, — сказала она и скрылась за дверью в кухню.

Прислонив к голове ледяной свёрток чего-то красно-коричневого, я сидела на диване и, болтая ногами, пыталась незаметно отковырять от зеленой обивки небольшое засохшее шоколадное пятнышко, которое появилось здесь вчера после того, как я оприходовала целый батончик Марс под мультики про Дональда Дака. Мое счастье, что мама его еще не заметила, а то влетело бы мне по первое число. Громкий стук пяток по деревянному полу за моей спиной оповестили о пробуждении Марка. С разбегу запрыгнув на диван, он перекатился на живот, подставил кулак под подбородок, внимательно посмотрел на меня, ехидно приподняв брови, и прыснул со смеху:

— Ты чего куриную задницу к лицу прижимаешь?

— Никакую зад… — я осеклась, вспомнив про мамин запрет на плохие слова, — попу я не прижимаю! У меня на лбу шишка вообще-то вот такая, — я раздвинула указательный и большой палец сантиметров на десять и ткнула ими брату в лицо, — а это лед. Его нужно прикладывать, чтоб шишка не стала еще больше, — Марк еще сильнее развеселился, видимо, из-за того, что я побоялась повторить слово «задница», а я не преминула нажаловаться маме, как раз выходящей из своей спальни и набрасывающей сумку на плечо. — Мама, а Марк сказал плохое слово.

— Задница — это не плохое слово, — взбунтовался брат, — а часть тела. Мама, не слушай ее. Она сама не понимает, что говорит, — его глаза раздраженно стрельнули в мою сторону: — У, ябеда!

Пройдя в коридор, мама по очереди сунула ноги в черные туфли на невысоком каблуке, а мы поплелись за ней.

— Нет, дорогой, все-таки Ева права, это было плохое слово. Это во-первых. Во-вторых, не обзывай сестру.

Обрадовавшись своей правоте, я показала Марку язык. Он же, к моей досаде, не отреагировал, ворча себе под нос:

— И в чем, скажите пожалуйста, разница между «задницей» и «попой»?

Мама строго сдвинула брови:

— Разница в том, Марк, что «задница» — грубое выражение. Сто раз говорила уже, — после чего выражение ее лица смягчилось. — Ну все, детки. Целуйте, и я побежала на работу. Уже опаздываю.

Мы с Марком по очереди расцеловали родительницу, и она выскользнула за дверь.

— Остаешься за старшего, Маркуш, — крикнула она на ходу. — Следи за Евой, и пока меня дома нет, чтоб они с Леной во дворе катались!

Детьми мы с Марком, в общем-то, были послушными. Помогали маме по дому, если она просила, вовремя делали уроки, не гуляли допоздна и всегда прислушивались к её наставлениям. Но сегодня я просто обязана была попасть на улицу. Не для того мне модные ролики купили, чтоб по двору в них рассекать. Мою обновку должны увидеть все и каждый. Особенно бука Инна, чтоб не зазнавалась просто так.

Закрыв за мамой дверь, Марк убежал обратно в свою комнату и засел за компьютерную игру. Его стрельба по танчикам противника была слышна по всему дому, я же быстренько отнесла в морозилку кусок мороженой куриной задницы, на цыпочках прошмыгнула в свою комнату и, надев на ноги сверкающие, еще не поцарапанные асфальтовой болезнью, ролики, тихонько выкатилась из дома на улицу.

Стоит уточнить, что улица у нас была хоть и оживлённая, но довольно небольшая и уютная, поэтому транспорт встречался на нашей дороге крайне редко, что делало её еще и безопасной. За двором жизнь уже била ключом. Соседские дети бегали гоняли мяч по дороге, наворачивали круги на трюковых велосипедах. Большинство из них были возраста Марка, года на три-четыре старше от меня, поэтому никто из них не обращал на меня особого внимания, вторая же половина состояла совсем из малышек. Они либо только появились на свет, либо ходили в детский сад с мамой и папой за ручку. С ними уже было неинтересно мне. Оценив ситуацию, я поняла, что никого из присутствующих не заинтересовало ни мое появление, ни моя обновка; разочарованно выдохнула, подкатилась к соседскому забору и уселась на дряхлую скамейку в тени цветущей липы. Мне ничего не оставалось делать, как только ждать, когда из переулка в конце улицы появится Леночка.

Мимо пронёсся на скейте соседский мальчишка из класса Марка и, запоздало заметив меня возле соседского двора, вдогонку крикнул:

— О, привет, Ева!

Я помахала ему рукой, и только потом поняла, что затылком он этого не видит.

— Привет, Юра! — крикнула в ответ, но он уже был так далеко, что, наверное, не расслышал.

Кто знает, сколько времени прошло до того момента, как, шаркая по асфальту ногами в тяжёлых синих роликах, ко мне подкатила Лена, но я уже успела подрастерять свой энтузиазм и поникнуть, безучастно наблюдая за суетой муравьишек среди травы и упавших листьев. Ее курчавые русые волосы как всегда были подхвачены в два высоких хвоста и перевязаны цветными лентами, с наступлением лета веснушки стали ярче, а в серых с зелёными крапинками глазах горел озорной огонёк.

— Ну что, готова показать всем мастер-класс по катанию на роликах? — поправив подол зеленого сарафана с крупными подсолнухами, Лена крутнулась на месте и сделала пластичный выпад в духе балерины. — Ого, а откуда такой синяк на лбу? Он прямо… синячище!

Я спрыгнула со скамейки, отмахнулась от явно преувеличенных подружкиных причитаний по поводу моего боевого ранения и, придерживаясь за шершавый ствол старой липы, одарила ее скучающим взглядом:

— Пораньше некоторых уже готова. Чего так долго?

Подруга махнула рукой:

— Маме помогала. Черри здорово нашкодила в доме, вот и пришлось за ней убирать.

Черри была забавным лохматым щенком-шпицем. Она появилась у Леночки всего около трех месяцев назад, и с тех пор жизнь семьи Петренко круто изменилась. Жить стало веселее. С собачонкой приходилось каждое утро гулять, она носилась на четырёх толстых лапах по парку и ловила пастью палку, чем всегда веселила нас с Леночкой, играла со своей маленькой хозяйкой писклявыми хрюшками и приносила тапочки. Я обожала Черри, она была такой забавной. Но, увы, когда я заикнулась маме о том, что хочу щенка, она ответила твёрдым отказом, аргументировав его тем, что наш с Марком попугай Киви и тот улетел, не выдержав пренебрежения с нашей стороны. Но в нашу защиту скажу следующее: никакого намеренного пренебрежения к Киви мы не выказывали, — мы просто забывали его иногда покормить… а в тот последний раз забыли закрыть клетку.

Слушая увлекательный Леночкин рассказ о том, как Черри опрокинула на ковер напольную вазу с пионами, я объехала вслед за подружкой почти всю улицу. Она держалась увереннее и рассекала маленькими колёсиками по асфальту так легко и быстро, словно по льду на коньках. Я же плелась позади. Ноги дрожали и разъезжались порознь при малейшем столкновении с мелкими камушками на земле, но я всё равно собой гордилась — для первого раза у меня очень хорошо получалось.

— Ты словно рождена, чтоб кататься на роликах, — подбадривала меня Леночка. — У тебя прирожденный талант.

— Да, только публика никак внимания не обращает, — я снова поддалась самобичеваниям по поводу моего неудавшегося дебюта.

— Пустяки. Вот мама говорит, что, если что-то делаешь, то нужно это делать в первую очередь для себя, а не для того, чтобы что-то кому-то доказать.

Я нахмурилась:

— Я никому и не собиралась ничего доказывать. Просто любой девочке приятно, когда её хвалят.

Леночка улыбнулась и взяла меня за руку:

— Вот видишь, я тебя и хвалю. Ты хорошо катаешься. И ролики у тебя клевые.

Подруги лучше Леночки нечего было и искать. Она всегда умела подбодрить и рассмешить, делилась игрушками и разрешала гулять с ее щенком. Более щедрой души человека я не знала. Я в свою очередь всегда старалась соответствовать высокому уровню наших дружеских отношений и помогала ей учить стихи, которые нам задавали в школе. Она была умна и сообразительна, прекрасно разбиралась в умножении и делении в столбик, но стихотворения ей упрямо не поддавались. Тогда я стала рисовать ей сюжетные картинки к стихам, и, наконец, в Леночкином дневнике засияла, как самая яркая звезда на небе, первая десятка за прекрасно выученный «У лукоморья дуб зелёный».

Под конец прогулки я изрядно устала. К обеду под жаркими лучами июньского солнца было невозможно находиться. Большинство детворы разошлись по домам, кроме нас на улице оставались две беззубые с явным удивлением изучающие окружающий мир девчушки, выгуливаемые мамами в колясках, и Юрик, который все не мог расстаться со своим скейтбордом, но и тот по зову деда через пять минут убежал домой. Съехав с дороги под ту самую липу, где я дожидалась появления Леночки, мы шлёпнулись попами на траву.

— Мне уже домой пора, наверное, — уныло пролепетала Лена, выпрямив перед собой обе ноги. — Мама говорила, чтобы я не задерживалась. Мы сегодня едем к бабуле.

Я разочарованно вздохнула. Похоже, на сегодня наша прогулка закончилась. А мне так понравилось кататься, прям весь день бы на это потратила. Единственный минус — жарко в них очень.

— Ну ладно. Надо, так надо. Езжай. Я ещё здесь посижу и тоже домой. А то Марк как хватится, так маме меня и сдаст.

Мы попрощались, и Лена умело расправилась с оставшимися до ее поворота метрами, а мое внимание привлекла белая грузовая машина, въехавшая на улицу с другой стороны. Она скакала по дороге медленно, но громко, как та самая «коробчонка» из сказки про Царевну Лягушку, а следом за ней крался серый джип. С неподдельным интересом наблюдая за незнакомым транспортом, я, держась обеими руками за дерево, подхватилась и выкатилась из тени. Автомобили остановились чуть дальше, через три дома от нашего по противоположной стороне. Грузовик развернулся и подъехал кузовом к высоким металлическим воротам, из него вышли три дяденьки в рабочей форме и стали выгружать какие-то коробки, а из легковушки, осматривая территорию, вылезли незнакомые мужчина и женщина. Перекинувшись несколькими фразами с, по всей видимости, женой, он взял одну из коробок и понёс с остальными мужиками во двор, а женщина нетерпеливо постучала пальцами по стеклу на задней дверце машины.

Дверца открылась, и за ней мелькнул темноволосый мальчишка с полным беспорядком на голове. Он выпрыгнул из машины, хлопнул дверью и, устало почесав затылок, зевнул и осмотрелся. В этот момент наши взглядывстретились, и я почувствовала, как с ног до головы покраснела от стыда. Этот новый сосед поймал меня с поличным, когда я беззастенчиво подсматривала. Его мать ушла вслед за отцом, а мальчик… улыбнулся мне и, подняв тощую смуглую руку, помахал. Смущённо поджав губы, чтобы не расплыться в глупой улыбке, я на дрожащих от усталости и волнения ногах медленно двинулась ему навстречу. Когда я к нему подъехала, заметила, что парень был примерно возрастом с моего брата, только худее и выше, а еще казалось, он заулыбался в тот момент ещё шире. На смуглой щеке образовалась ямочка, а карие глаза сверкали искренностью и дружелюбием.

— Привет, — сказал он. — Меня зовут Влад. Теперь я буду жить здесь.

Красивый мальчик.

Я подарила ему самую милую улыбку, на которую была способна.

— А меня зовут Ева, — ответила я, и в этот момент правая нога поскользнулась на камешке, и я с громким позором юркнула вниз, приземлившись задницей на твёрдый асфальт. Волшебство первого знакомства было беспощадно уничтожено моими убогими навыками в езде.

Вот тебе и произвела впечатление.

Глупые ролики!..

Глава 3

Всё ещё одиннадцать лет назад…

Я чуть не расплакалась, когда с лязгом приземлилась на пятую точку на глазах у нового соседа. Вообще, если бы подружки или Марк заметили в моих глазах намек на слезы, засмеяли бы, наверное, или не поверили бы в их подлинность, потому что все знают: я не из плаксивых. Что ни наесть самая настоящая оптимистка, дотошно выискивающая плюсы в каждой жизненной ситуации, будь то что-то позитивное, вроде найденной на тротуаре пошарканной десятки, за которую можно купить пакет леденцов, или негативное, типа полученного от учительницы замечания за невыученное домашнее задание. Но такого провала мое самолюбие выдержать оказалось не способно, к тому же в полете я вспомнила про фиолетовый синяк на лбу, и тогда совсем расклеилась. Провалиться мне сквозь землю.

Мальчишка тут же помог мне подняться и торопливо стряхнул грязь с моих бридж. Я шмыгнула носом.

— Ты не ушиблась?

Я потерла кулаком кончик носа.

— Нет… То есть да… то есть, — сокрушённо повесив плечи, я буркнула: — Я пойду.

И я медленно поплелась в сторону своего двора. Новый знакомый все же не желал отставать. Шел следом.

— Но ты же плачешь. Тебе больно?

— Нет, я просто… просто поцарапала новые ролики, вот и расстроилась. От мамы прилетит.

Влад оценивающе скользнул взглядом по моим ногам.

— Красивые у тебя ролики.

Я удивленно моргнула и уставилась на мальчика во все глаза. Слез как и не бывало.

— Правда?

— Угу. И кстати они остались целёхоньки. А если ты еще не научилась толком кататься — не беда. Мы жить теперь рядом будем, я могу научить, если хочешь.

— А ты умеешь? — оживилась я.

Владик фыркнул, словно собирался сказать что-то само собой разумеющееся:

— Конечно! Я в этом деле спец.

И он не обманул. Следующим утром еще до маминого ухода на работу на улице раздался раскатистый грохот по железному полотну ворот. Влад явился ни свет ни заря с парой пошарпанных серо-черных роликов подмышкой, и с разрешения нашей с Марком мамы остался до самого полудня, обучая меня, как правильно держать равновесие, и ставить ноги, чтобы не клевать носом землю. Через неделю мы уже катались на равных. Как оказалось позже, мой новый друг был мастером не только по катанию на роликах, но и на всем остальном, у чего были колёса. Он умело гонял на велике, ловко маневрировал на самокате и мастерски рассекал на скейтборде. В общем, стоит ли говорить, что с Марком Владик нашел общий язык тоже очень быстро и в скором времени перестал быть только моим другом.

Спустя месяц мы с мальчишками уже были не разлей вода, и даже Марк перестал меня поддевать. Одним разом с Владом и брат мне стал лучшим другом. Вместе мы проводили каждый день: у нас играли на компьютере, у Владьки — на какой-то супер-навороченной приставке, подключенной к телевизору, в саду Беловых жарили сосиски на костре, а Влад качал меня на качели, привязанной к высокой ветке орехового дерева, а у нас во дворе часто по вечерам устанавливали походную палатку между яблонями, забирались в нее, включали маленький фонарик и по очереди рассказывали страшилки, придумывая их на ходу.

Кто из нас мог тогда подумать, что в настоящих страшилках не бывает зомби, жизнь не отнимают вампиры, а судьбы рушат далеко не рыжие клоуны с топором в руках, а самые обычные люди, встречающиеся нам на пути. До осознания этой истины ещё пройдет много лет, и все эти годы я, Марк и Влад будем тесно связаны узами искренней, преданной дружбы.

Глава 4

Наши дни… Два дня прошло с момента моего приезда, а сдвигов по части маминого здоровья не было. В очередной раз я возвращалась с больницы, не услышав от доктора ничего утешительного. Лучи солнца пробивались сквозь белые облака и все еще согревали землю, оставляя на кое-где пожелтевшей листве золотистые отблески, и все благоухало, осенняя свежесть витала в воздухе, но у меня на душе скребли кошки. Если мама не переживет этой болезни, то в моей жизни станет на одного важного человека меньше. Это осознание убивало, но еще хуже было то, что постепенно оно вживалось в мои мысли и больше не вызывало острой боли, а только пустынное принятие неизбежности. Это заставило меня снова обратиться к Свете за помощью. Излив своему психологу по телефону душу, посвятив ее в свои переживания и страхи, я поняла, что не одинока в своих чувствах, как и всегда, когда Света пыталась меня в этом убедить:

- Твоя психика старается сделать все возможное, чтобы избежать в будущем внезапного стресса. Могу сказать, что это вполне нормально, так как твое подсознание все еще живо помнит последствия прошлой встряски. Это самозащита организма. Как природа защищает себя от стихийных бедствий за счет горных массивов и лесов, так и твое подсознание — от стресса.

- А что, если это не подсознание? Что, если я намеренно вдалбливаю себе в голову, что мама умрет?

В трубке раздался слабый стук. Я знала, что это Света задумчиво прокручивала в руках ручку, а ее свободный конец опускался на поверхность полированного стола. Этот жест я наблюдала не единожды на наших сеансах.

— Ева, в каком она состоянии?

— Она не приходит в себя. Три дня прошло, а она всё в коме.

— Ты разговаривала с врачом? Каковы прогнозы?

Я перекинула сумку на другое плечо, посмотрела по сторонам, подойдя к краю тротуара, и, убедившись в отсутствии машин, шагнула на проезжую часть. Светофоры в этой части города часто не работали, поэтому я быстро преодолела обе полосы дороги и свернула на улицу, ведущую к многоэтажному новому дому, в котором недавно купил квартиру Марк.

— Прогнозы неутешительны. Конкретно нам ничего не говорят, но из возможных вариантов развития событий нет ни одного положительного. Либо инвалидность, либо… — я вздохнула, — даже говорить об этом не хочу.

— В таком случае могу предположить следующее: ты, моя дорогая, человек сознательный и умный, умеешь анализировать ситуацию. Ты просто понимаешь, что такой вариант самый вероятный.

— Почему же я тогда чувствую себя виноватой? — я сокрушенно помотала головой. — Чувствую себя так, словно хороню ее раньше времени.

— Знаешь, в менталитете нашего народа принято часто говорить о сглазах. Чуть что у кого пошло не по плану — сглазили, чуть какое несчастье — снова сглазили, а, если прежде, чем это несчастье произойдет, ты еще и смогла вслух его предположить — то накаркала. Так вот это все демагогия. Людям проще свалить все несчастья на чей-то «червивый» взгляд, чем признать, что они не имели должного опыта и знаний, чтобы понять, что ситуация изначально была тупиковой. Это так, образно, потому что в телефонном режиме всех тонкостей и примеров не разберешь, — сказала психолог. — Теперь по сути: жить твоей матери или нет на данный момент зависит от рационально назначенного лечения врачами и от собственных ресурсов ее организма. Ты не можешь оказать ровным счетом никакого влияния на исход ситуации. Ты не можешь мысленно повлиять на результат лечения, иначе, я знаю точно, помогла бы своей маме. Поэтому, пожалуйста, в независимости от того, чем закончится эта история, помни: твоей вины нет ни в её болезни, ни в тех мыслях, что крутятся в твоей голове. Хотела бы я в это поверить. Договорив со Светой и спрятав телефон в сумку, я зашла в местный супермаркет и купила ингредиенты для яблочного пирога, который нам в детстве пекла мама. Была у нас такая семейная традиция — каждую субботу мама баловала нас с Марком домашней выпечкой. Из-под ее рук выходили такие шедевры, как апельсиновое песочное печенье, и воздушное кокосовое с незабываемым нежным вкусом. Но сколько бы раз я ни пыталась повторить мамины вкусности, они то пригорали к противню, то были больше похожи по консистенции на камень. Единственное, что всегда у меня получалось — яблочный пирог, которым я и собиралась побаловать брата. Когда я появилась из-за угла соседней девятиэтажки, Марк уже стоял у подъезда и, дожидаясь меня, разговаривал с каким-то невысоким мужчиной лет сорока, одетым в растянутую серую футболку и старые треники. Завидев меня, он торопливо распрощался с собеседником и забрал пакет из моих рук. — Зачем ты столько всего накупила? Не стоило.

— Хочу испечь кое-что, — ответила я. Мы вошли в чистый подъезд, и тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за нами.

— Кто это был? Марк нажал кнопку вызова лифта.

— Сосед. Донимал расспросами, не знаю ли я, кто в нашем подъезде торгует самогоном.

Я обвела взглядом идеально выкрашенные серой краской ровные стены, отметила для себя комнатные цветы, стоявшие на подоконниках, и цинично усмехнулась:

— Разве люди, торгующие самогоном, станут покупать квартиры в таких домах?

— Думаю вряд ли. Да и Семен не пьяница, хоть и производит впечатление такового, я ни разу за восемь месяцев соседства не видел его выпившим. Просто ему поговорить не с кем, вот и цепляет высосанными из пальца вопросами.

Пикнув, лифт оповестил о своем прибытии. Двери распахнулись, и мы вошли внутрь.

— Как вообще тебе здесь живётся? — поинтересовалась я. — Не жалеешь, что купил квартиру, а не дом? Все же большую часть жизни ты прожил в своем доме, со своим двором и гаражом.

Марк тихо рассмеялся:

— Нет. Это ты всегда любила с мамой в клумбе ковыряться и грестись в опалых листьях. Я же сторонник комфорта и любитель свободного времени.

— Иными словами лентяй, — улыбнувшись, поддела я братца.

Усмехнувшись, он качнул головой. Мы вышли на пятом этаже и я засеменила вслед за братом к двери его квартиры. Внутри обитель Марка действительно была уютной, хотя и по-мужски прохладной. Интерьер выдержан в сероватых оттенках, много дерева и металла, привычные шторы заменяли тканевые ролеты, а на подоконниках не было цветов. Кухня брутальная, из темного дерева, но довольно функциональная — со встроенной варочной панелью, духовым шкафом и посудомойкой.

— Какое все… — я прикусила губу и осмотрелась.

— Слишком темное для тебя?

— Да нет. Слишком темное для тебя, — усмехнулась я. — Здесь сейчас все будет в муке.

Марк водрузил пакет на стол.

— Ну ничего, отмоешь.

— Ха, — я фыркнула. — Я готовлю, ты отмываешь.

— Ну и кто же так вкусняшками угощает?

— Сестра того, кто так гостей принимает, — сказала я и, оставив последнее слово за собой, ушла в ванную мыть руки. В глаза тут же бросилась вторая зубная щетка в стаканчике и розовый станок для бритья. Сделав вид, что ничего особенного не заметила, я вернулась в кухню и приступила к готовке, убеждая себя, что нисколечко не обижаюсь на брата за то, что он ни словом не обмолвился о том, что в его жизни появилась та, кому принадлежат эти вещи. Марк вышел из спальни переодетым в домашнюю футболку и шорты.

— Блендер у тебя хоть имеется?

Пока я замешивала тесто, Марк старательно нарезал яблоки. Судя по неуверенным скольжениям ножа, разрезающего сочную мякоть, тот не слишком часто оказывался в руках брата. Я засыпала нарезанные дольки в миску с тестом, смазала форму сливочным маслом и вылила туда эластичную белую массу. Марк выставил на духовке нужную температуру — хоть это он умеет — и на ближайшие сорок минут я отправила в нее будущий пирог. Протерев тёмную мебель от мучных разводов, я бросила кухонное полотенце в Марка. Его брови сошлись на переносице в недовольном выражении:

— Не понял.

— Как твоя жизнь, Марк? — я стала в позу, скрестив руки на груди. — Ну вот кроме работы, забот о маме, что нового произошло?

Глядя на меня, голубые глаза хитро прищурились, и в через секунду в них мелькнуло понимание. Марк усмехнулся и чересчур воодушевленно произнес:

— А-ах, ты об этом! — он усмехнулся. — Вещи в ванной увидела, да? И почему прямо не спросить, мол: «Марк, я думаю, у тебя кто-то есть. Не хочешь рассказать о ней?» Вы же, женщины, вечно начинаете разговор издалека… — он покачал головой.

— Не ерничай. Ты должен был давно сказать, что нашел постоянную девушку.

— Разве это имеет такое значение?

— Да, имеет, — я перевела дух. — Для меня — так вообще колоссальное. Мама при смерти, мы в последнее время отдалились друг от друга. Это похоже на Апокалипсис моей жизни. Все рушится. Рушится привычный устой действительности, рушатся все отношения, что когда-либо были мне дороги. И так уже три года. У меня ведь никого не осталось, кроме вас с мамой… Дошло до того, что начало рушиться мое самообладание, над которым я так тщательно работала. А тут еще ты со своими секретами, — мой голос сорвался на шепот, но глаза остались сухими. Я не хотела вот так высказывать Марку свою обиду, не хотела срываться, но обстоятельства, свалившиеся на голову, как снег в летний вечер, все-таки смогли пробить брешь в хрупких стенах моего спокойствия.

Марк осторожно погладил меня по плечу, после чего прижал к груди.

- Это неправда, что у тебя остались только мы с мамой, — шепотом произнес он. — Я знаю как минимум еще одного человека, на которого ты можешь положиться в трудную минуту.

Я знаю, о ком речь. Но дело в том, что это осталось в прошлом. Где-то в далеком беззаботном детстве, когда мы строили шалаши под яблонями, катались на качелях и мечтали о прекрасном будущем. Я сама разрушила нашу дружбу одним глупым, опрометчивым поступком, последствия которого расхлебываю до сих пор. Но последнюю встречу с Владом я никогда не забуду. Этот полный отвращения взгляд карих глаз, ставших родными, впечатался в память раскаленным клеймом, и рубец на душе до сих пор периодически болел. Я промолчала. Не хотелось в сотый раз слушать лекцию о том, что я все неправильно поняла, и чувствовать себя еще более опустошенной.

— А насчет Тины ты права, — сказал Марк. — Я должен был рассказать раньше. Не знаю, чего тянул. Но поверь, я никак не думал, что ты обидишься.

Если разобраться по сути, то ничего страшного в его молчании и не было. Не обсуждать свою личную жизнь с другими — это нормально. На то она и личная. Дело в моем восприятии, — и глубоко внутри я это понимала.

— Все нормально, Марк.

— Правда?

Я кивнула:

- Да. Прости, что наговорила лишнего.

— Чепуха, — отмахнулся он. — Так ты не будешь против, если в скором времени я вас познакомлю?

Благодарно улыбнувшись брату, я потрепала его по светлым волосам. Он мог быть милашкой, когда ситуация того требовала.

— Я буду счастлива познакомиться с твоей девушкой, Марк.

Сорок минут за нашими разговорами пролетели быстро. Марк рассказывал о своей девушке с таким воодушевлением, которого я никогда не слышала в его голосе раньше. Они познакомились четыре месяца назад в небольшой кофейне, недавно открывшейся неподалёку его офиса, где Тина работала баристой. Она приглянулась Марку с первого взгляда. Среднего роста, стройная, с длинными волосами цвета черного кофе и глазами цвета майского меда. Красивая.

— Мы общались пару недель, — Марк выглядел слегка растерянным, рассказывая мне о своем отношении к девушке, но все же посвящал меня в историю своей любви к Тине. — Каждое утро перед работой я заезжал за порцией еспрессо, и не потому, что жить без кофе не могу, а потому что хотелось её увидеть. А она готовила мне кофе и желала удачного дня. И улыбалась при этом так смущенно. Каждый раз я собирался пригласить ее на свидание, но все не решался. В конце концов, Владос заметил, что походы в кофейню стали моим допингом, ну и подтолкнул к тому самому шагу.

Марк оставил фразу незаконченной, а я не решилась спросить, как именно Влад повлиял на отношения Марка и Тины. Я вообще уже три года старалась избегать любой темы, связанной с Владом. Я знала о том, что они основали общий бизнес, Марк посвящал меня в курс развития их дела и упоминал о том, как Влад умело решает спорные вопросы, возникающие с клиентами, он говорил, что Влад съехал с родительского дома на съемную квартиру в центре города и об остальных фактах, связанных с моим бывшим другом, но я старалась пропускать эту информацию мимо себя, не вникая и не интересуясь подробностями, потому что иначе брату стало бы ясно, что мне не так уж и все равно, что наша дружба закончилась таким нелепым образом, и что я совершенно не та неуязвимая девушка, которой кажусь. Мы с братом близки, но все же свою личную боль я предпочитаю держать под замком, не показывая никому и бережно лелея воспоминания о том хорошем, что было в моей жизни раньше.

Глава 5

Семь лет назад…

Из всех весенних дней, когда первое тепло солнца спускается на землю, призывая деревья и цветы зажить новой жизнью, когда птицы возвращаются с юга, а белые бабочки начинают порхать над одуванчиками, у меня был самый любимый. День, обосновавшийся в середине ласкового апреля. Три года подряд, шестнадцатого числа этого месяца мы с братом подрывались с кроватей ранним утром, доставали свои подарки и спешили вместе поздравить с днем рождения соседского мальчишку, ставшего для нас близким другом, до того, как мы все вместе отправимся в школу. Для меня за время нашей дружбы все, что было связано с Владом, приобрело колоссальное значение. Я никоим образом не отделяла его от нашей семьи и всегда ставила на место, равное по значению с Марком. За почти что четыре года мы стали родными. Я помню, как впервые познакомилась с двенадцатилетним долговязым мальчишкой с задорной улыбкой и шкодливым карим взглядом, как без высокомерия и заносчивости он общался со мной, младшей на три года девчонкой, верящей в Деда Мороза и прочие чудеса, как новеньким пришел в нашу школу, в класс моего брата, и тут же влился в коллектив. Сколько вместе пережито — не счесть: общие побеги с уроков, вследствие чего совместные выволочки от родителей, велогонки, которые Владька с Марком устаивали несколько раз между своими, что часто заканчивалось для меня разбитыми коленями, а для тех, кто осмеливался меня подрезать — потасовкой и серьёзными разборками с моими защитниками.

Сегодня Владьке исполнялось шестнадцать, он стал обаятельным парнем, и от девчонок у него отбоя не было. Как и у Марка. Эта пара закадычных друзей меня даже порядком начала бесить. У них на уме только и было: девочки, попы, поцелуи. Аж тошно, фу. Недавно, к примеру, я застукала брата, зажимающего за нашим гаражом Инну. Мало того, что он впустил в наш двор эту стерву, что всю жизнь меня подначивала, он еще ее и целовал, и лапал. Думала, меня стошнит в тот момент. Развернулась и дала деру в дом, сливая маме братца, как последняя ябеда. Знаю, что поступила некрасиво, но меня так задел тот факт, что Марк забыл этой рыжей девице все мои обиды и унижения, что я просто не смогла промолчать, сделав вид, что ничего не видела.

Проснулась я сегодня по будильнику, выставленному на час раньше обычного. Сквозь задернутые шторы уже пробивался утренний свет. Сладко потянувшись, я зевнула, привстала с подушки, опираясь на локти и прислушалась. В комнате брата было подозрительно тихо, ни тебе привычной суеты, ни шороха оберточной бумаги. Неужели, проспал? Я встала с постели, натянула на себя первую попавшуюся кофту, так как воздух с ночи еще не прогрелся, и угретая после уюта теплого одеяла я мерзла, и, выйдя на цыпочках со своей комнаты, постучалась в соседнюю дверь. Марк не ответил, и я надавила на ручку. Тихо щелкнув, дверь открылась.

— Марк. Ма-а-арк, — громко прошипела я. Когда мне ответила все та же тишина, я решила, что он еще крепко спит, вошла в мрачную обитель брата и щелкнула выключателем. Яркий свет залил комнату, и я замерла в неверии своим глазам. Одиноко покинутая постель со скомканным одеялом говорила о том, что Марк меня не дождался. На кухне послышался звук закипающего чайника. Прошлепав босыми ногами по деревянному полу коридора в кухню, я увидела маму, заваривающую чай. На плите пеклись блинчики, их сливочный аромат витал по дому и вызывал обильное слюновыделение. Блинчики — это, конечно, хорошо, но на данный момент у меня был вопрос поважнее.

— Доброе утро, солнышко, — мама поставила чашку на стол и, потянувшись ко мне, поцеловала в макушку. — Чай будешь?

— Позже, мам. Я сама сделаю. А где Марк?

Мама отвлеклась на готовку. Перевернула румяный блинчик второй стороной и убавила огонь на конфорке.

— Марк? Так ведь Владика побежал поздравлять.

— И… и меня не разбудил? — я поверить не могла, что у брата действительно хватило совести так поступить. Выкрав с тарелки один блинчик, я сунула его в рот и, на ходу жуя, выбежала из кухни, в несколько шагов преодолевая путь в свою комнату. Черта с два я спущу ему это с рук.

Мама высунула голову из-за двери кухни и крикнула мне вслед:

— Давай недолго там. И ребят поторопи, чтобы вы в школу не опоздали.

Вытащив из шкафа джинсовые штаны и белый пушистый свитер, я быстро переоделась, натянула на ноги носки, причесала длинные светлые волосы, непослушно закручивающиеся на концах, и стянула их в хвост, достала с верхней полки коробку внушительных размеров, в которую упаковала свой подарок, и направилась к выходу. В прихожей снова показалась мама. Она вытерла руки о кухонное полотенчико, зацепленное за боковую часть передника, и излишне заботливо поправила на мне куртку, застегнув ее на молнию.

— Ну ма-а-а…

Словно я маленький ребенок, ей-богу. Мне уже почти тринадцать, я могу сама о себе позаботиться.

— Не рычи на меня, — улыбнулась она. — Маркушу уже так не побалуешь, совсем взрослый стал. Побудь малышкой хоть ты подольше, — мама меня крепко обняла, и я сокрушенно выдохнула, погладив ее свободной рукой по спине.

— Ну все, мамуль, отпускай, — проворчала я, высвобождаясь из материнских объятий. — Мне еще нужно твоему старшему сыну тумаков надавать за то, что не подождал.

Я вступила в кроссовки и выбежала во двор.

— И не ссорьтесь там, — предупредительным тоном вдогонку бросила мама.

А я и не собиралась ссориться. Я просто как дам этому Марку в лоб, чтоб больше не вздумал от меня убегать.

Ребят я застала на улице. Марк с Владом оживленно разговаривали, стоя спинами ко мне, и чем-то восхищаясь, а рядом с ними болталась Инна и с блеском в своих змиёвских глазах рассматривала то, что моему взору еще не открылось. Держа в руках серую коробку с серебристым большим бантом на крышке сверху, сверкающим на солнце радужным блеском, я подошла к мальчикам и похлопала Влада по спине. Разговор о каком-то руле и каких-то двухстах кубах прервался, и друг повернулся ко мне.

— Привет, малая, — он улыбнулся почти безумной улыбкой. В его глазах играл дикий огонь. Приобняв, он потрепал меня по голове. Я поморщилась и, оттолкнув его, рассмеялась такому порыву.

— Что тут у вас такое? Что вызвало такие супер-пупер бурные эмоции?

— Смотри, чё мне предки подарили, — сказал он. Я взглянула на то, что с таким восторгом разглядывали парни вместе с липучкой Инной, и мои глаза изумлённо округлились.

— Ого, — зеленый глянец облицовки спортивного мотоцикла ярко сверкнул, а солнечные зайчики завораживающе плясали по плавным изгибам пластика, словно смеясь над моей невразумительной реакцией. Аппарат был крутой. Дух захватывало от одного вида этой ярко-салатовой ракеты на двух колесах, но это чувство смешивалось со значительной частью паники, и растворялось в холодящем душу страхе при одном только взгляде на эту дурную технику. Как дядя Вова с тетей Ирой вообще могли додуматься подарить такое шестнадцатилетнему мальчику? — Эммм… Но это ведь опасно… — пробормотала я.

— О-о-у… — Инна фыркнула и презрительно ухмыльнулась, проведя наманикюренными пальцами по холодному хрому руля. — Малышка боится, — ее четкая бровь ехидно взлетела. Вот зуб даю, карандашом ее подрисовывает. Выскочка.

Я прищурилась и одарила соседку неприязненным взглядом:

— А ты тут вообще откуда взялась? Кто тебя звал?

— А меня звать не надо. Сама прихожу.

— Ага. Поэтому тебе и не рады.

Лицо Инны исказилось в негодовании, и она запыхтела, пытаясь найти слова, чтоб ответить мне. Но не находила. Так ей и надо. Все детство она принижала мое достоинство: то высмеет мои оранжевые бриджи перед своими подружками, то подножку поставит в школьной столовой, чтобы я споткнулась и вывернула с подноса всю еду, то трещит всем, что у меня ролики хуже, то я на велике ездить не умею, потому и пасу задних на наших уличных «гонках». Невдомек было человеку, что меня вечно подрезали старшие мальчишки, и то лишь для смеху потому, что я была самой маленькой среди всех, и затем получали тумаков от Владьки и Марка. Я была бы не против, чтобы и Инна когда-нибудь выхватила. Но она же девчонка. А мои мальчишки девочек не обижают.

Она постоянно меня цепляла, и это было обидно, почти до слез, хотя их-то она ни разу от меня и не дождалась. И это, судя по всему, раздражало ее больше всего. Пытаясь соответствовать воспитанию своей мамы и ее наставлениям, я всегда игнорировала незаслуженные выпады в мою сторону, и тихо давилась обидами, закрывая за собой дверь в свою комнату. Но с тех пор, как я увидела, что Инна облизывалась с моим братом за гаражом, у меня словно второе дыхание открылось. Я решила, что не буду терпеть насмешки этой малолетней… шлёндры.

— Так. Ладно, девочки, — вклинился Марк, — прекращайте кукарекать.

Развернувшись к брату, я уперла руку в бок, все еще держа во второй подарок.

— А ты вообще слинял из дому втихаря, так что сейчас я на тебя злая. Не лезь.

— Эй, малая, — Владик улыбнулся. Настроение у него было на высоте, видимо, благодаря этой двухколесной машине-убийце, что красовалась посреди улицы, и испортить его были не в силе ни наша с Инной взаимная неприязнь, ни она сама, вешающаяся на шею Марку, — я тебя не узнаю. Что с настроением?

— Нормально все, — буркнула я. На самом деле нет. Что-то в этом году Владькин день рождения не заладился лично для меня. Все было не так: Марк ушел из дому без меня, тут эта Инна крутится, раздражает одним присутствием, и мотоцикл этот не вызывает во мне ничего, кроме недоверия и переживаний. Черт знает что. Но это ведь день рождения лучшего друга, и я не могла так просто испоганить ему все впечатление от утренних поздравлений. Превозмогая свою раздраженность, я улыбнулась и, наконец, протянула свой подарок. — С днем рождения. Это тебе.

С заговорщицким видом он принял коробку у меня из рук и удивленно приподнял брови:

— Что здесь? Такая большая коробка и такая легкая…

Инна фыркнула:

— Поделка из папье-маше?

Ну вот как ей дать понять, что я не с ней разговор веду? Не девчонка, а затычка в каждой бочке. Марк шикнул на нее:

— Может уже хватит, а?

Приняв обиженный вид, Инна поджала губы. Но заткнулась. Наконец-то. Влад сорвал блестящий бант и открыл крышку, а я замерла в предвкушении восторга на его лице. Знала, что оценит мой подарок, как только ему дойдёт что к чему. Закусив губу, я скрыла волнительную улыбку и застучала кончиками пальцев друг о дружку. Марк потянулся корпусом и присвистнул:

— Обалдеть, это же тот самый, что я вид… — я заткнула его рот рукой, чтобы он не взболтнул лишнего раньше времени. Да, это тот самый мяч, что Марк видел в моей комнате, и я подозреваю, что брат его почти до дыр затер разглядываниями, но сецчас Владик должен был сам все рассмотреть.

— Футбольный мяч, — вопросительно произнес он и вынул его из коробки.

— Ага, — радостно кивнула я. Марк отодвинул от себя мою руку и завистливо облизал взглядом мяч.

Марк с Владом одно время крепко подсели на футбол. Смотрели каждую игру по телеку, и сами гоняли мяч по полю в местном клубе. Так вот услышала я однажды, после какого-то очередного чемпионата, транслируемого в эфире, как они восхищались одним футболистом Динамо, мол игрока лучше поди поищи. Фамилия нападающего почему-то крепко въелась в мою память, возможно, потому что постоянно была на слуху из-за мальчишеских разговоров, и как-то раз мне довелось повстречаться с Мирославом Кричевским.

Случилось это зимой, всего четыре месяца назад, во время школьной олимпиады по физкультуре. Не могу назвать себя заядлой спортсменкой, но в школе есть такое понятие, как «учитель отобрал лучших», так лишь за прилежное поведение и неплохие оценки физрук впихнул меня в список команды по теоретическому курсу «История спорта. Рекордсмены и выдающиеся спортсмены современности». По результатам соревнований мы опередили все школы города, наша команда была признана лучшей почти во всех категориях: стритбол и волейбол наша команда отыграла на ура, в соревнованиях по легкой атлетике Леночка пришла к финишу третьей, а в теоретической части наша команда заняла почетное второе место, не успев ответить всего на два вопроса. В итоге, по общему количеству баллов, нас признали победителями. Впереди нас ждал областной этап. Там было сложнее, и первое место мы не заняли. Хотя в тройку лучших, все же вошли. Так команда нашей школы оказалась в Киеве на всеукраинском этапе олимпиады по физической культуре.

Третий этап проходил во Дворце Спорта. Как сейчас помню запах карематов и толстой резины баскетбольных мячей; ту грандиозную атмосферу, наполненную адреналином, духом соперничества и жаждой победы; как скандировали трибуны, заполненные нашими друзьями, вошедшими в группу поддержки, и от бешеной бури эмоций, одолевавших в тот миг, просто сердце уходило в пятки. А потом во время построения нам представили членов жюри и почетных гостей, в числе которых был тот самый нападающий Динамо, о котором было так много болтали Влад с Марком, явно восхищаясь и уважая его. Тогда я подумала: «Вот бы раздобыть его автограф, мальчики обрадовались бы»! По окончанию соревнований я незаметно от учителя отделилась от команды и подбежала к Кричевскому. Возле звезды уже столпились не десятки, а, вероятно, сотни ребят. Но я невысокая и худая, посему довольно проворная, разыскала местечко, где толпа была реже и юркнула в середину, протискиваясь между многочисленными рослыми мальчишками и девчонками. Кто-то на меня даже внимания не обратил, кто-то недовольно ворчал, а кто-то вовсе возмущался. Но у меня была цель. В конце концов, не каждый день есть возможность получить автограф звезды такого уровня.

— Эй, не толкайся, — взвизгнула долговязая девочка с белесыми волосами, когда я въехала локтем ей по ребрам.

— Прости, — не останавливаясь кинула я. Я правда случайно ее зацепила.

Мирослав Кричевский был не слишком высоким, как для взрослого мужчины, худощавым, но мускулистым дяденькой с пепельно-русыми волосами, серо-зелеными добрыми глазами и вечно играющей улыбкой на лице. Он общался с чужими детьми, как с равными себе по статусу и опыту, хотя нам всем до него еще было расти и расти. Добравшись до цели, я отогнала прочь всю неуверенность и тронула его за локоть:

— Извините. Простите пожалуйста, я хочу к вам… вас…

Он развернулся и удивленно посмотрел на меня:

— Да, девочка.

— Я о-о-очень прошу прощения, что перебиваю. Обычно я так не делаю. Просто моя группа сейчас уезжает, и я от них убежала, а мне нужно успеть запрыгнуть в автобус, чтобы отправиться домой, — наверное, по моей бессвязной речи футболист ничего толком не понял, поэтому, игнорируя негодование толпы незнакомых ребят вокруг, я попыталась собрать мысли в кучу и выдать их одним предложением, в котором все будет по сути. — Мои… братья… ни одного вашего матча не пропускают. Они большие, прям, огромные ваши фанаты. И, если бы я смогла привезти им ваш автограф, они были бы в восторге.

Его взгляд потеплел:

— А у тебя есть что-нибудь, на чем я могу расписаться?

Растерявшись, я пошарила руками по карманам, но поняла, что, увы, при мне нет ни одного клочка бумаги. Расстроенно покачала головой.

— Ладно, сейчас подумаем… — почесав лоб, он отвернулся и что-то кому-то громко крикнул, и хоть этот звук растворился для меня в шуме множества голосов, эхом прокатывающихся по огромному залу, через полминуты ему в руки прилетел футбольный мяч. — Пробраться моему помощнику сюда нереально, — объяснял он, доставая из кармана рубашки ручку и принимаясь выводить слова прямо на мяче, — а лист бумаги так просто не докинешь. Так что, считай, твоим братьям повезло. У них будет целый мяч с моим автографом, — он окончил свое действие, поставив размашистую подпись, и протянул мне трофей с надписью:

«Действуй, и цель будет достигнута. Не оборачивайся назад, а стремись к светлому будущему, и тогда любые преграды на твоем пути будут казаться лишь временными неурядицами. (с) М. Кричевский».

Моему восторгу не было предела:

— Спасибо вам огромное-преогромное!

— Моим преданным фанатам мои лучшие пожелания, — улыбнувшись, сказал спортсмен и, позабыв обо мне, вернулся к общению с группой мальчиков лет пятнадцати, в чей разговор я имела безнаказанную наглость влезть.

К тому моменту, как я смогла выбраться из толпищи, обступившей известного спортсмена, моей команды уже и след простыл. Я быстро забежала в раздевалку, забрала свои вещи и понеслась на улицу, к тому месту, где предположительно должен был нас ожидать автобус. И, конечно же, я ошиблась. Потеряв около десяти минут и так и не найдя ни своей группы, ни учителя, ни буса, на котором мы приехали, я уже почти впала в панику, как к своему облегчению завидела белый Ивеко в самом конце парковки. Возле автобуса был переполох, и причиной ему стала я. Точнее мое исчезновение.

Физрук за ту выходку обещал влепить мне десять двоек за поведение — по одной за каждую минуту, что я заставила его нервничать, а Леночка и вовсе молчала всю дорогу домой. Обиделась, что я сбежала, ничего не сказав.

Но я-то знала, ради чего рисковала собственной шкурой.

Влад поднял на меня изумленный взгляд:

— Ущипни меня, малая, если это то, о чем я думаю.

Победно улыбнувшись, я сильно щипнула друга за щеку. Скривившись, он засмеялся и повел головой в сторону, отворачиваясь от моего захвата:

— Кричевский?! Тот самый?

Я кивнула.

— Вот это да, — воскликнул Владик, захватив меня в крепкие объятия и оторвав от земли. — Спасибо, мелкая! Это самый чумовой подарок в моей жизни! Да простят меня предки, но мотык на втором месте! Откуда у тебя это?

Я рассказала мальчикам всю историю от начала до конца, и по их глазам было похоже, что верить мне получается у них с трудом. Инна же слушала без особого интереса, но до нее мне не было никакого дела. Я собой гордилась и радовалась, что у меня получилось удивить подарком лучшего друга, надеясь, что эта памятная вещь с надписью, полной глубокого смысла, займет не последнее место в его комнате и когда-нибудь, в нужный час, придаст ему сил и мудрости добиваться желаемого.

Глава 6

Все еще семь лет назад…

После второго урока мы с девчонками по сложившейся традиции вошли в школьную столовую, где уже толпилась немаленькая очередь возле раздачи. Став в самый ее конец, мы вернулись к обсуждению сегодняшнего утра. Прежде, чем разойтись по домам и начать сборы в школу, Влад на эмоциях преисполняющего восторга, предложил мне прокатиться на его новом байке. Раздираемая желанием поддаться его уговорам и холодом страха, парализующим конечности, я отказалась:

- Не думаю, что мне стоит ездить на этом. Да и тебе не советую.

- Э-э-э, ты на что это мою сестру подбиваешь? — вклинился Марк. — Она не поедет.

Инна воспользовалась ситуацией:

— А я бы прокатилась.

Вот уж, своего не упустит. Шельма. Но Влад как будто ее не расслышал:

— Почему ты боишься? — спросил он меня. — Он только выглядит грозно, но мощности в нем немного. И поедем мы медленно. Давай.

— Я что, с деревом разговариваю? — возмутился брат. — Я не разрешаю.

— Расслабься, — фыркнул Влад. — Пусть сама решает.

Сомнения терзали меня изнутри. Это самая подходящая ситуация для выражения «и хочется, и колется».

- Не будет она ничего решать. Это опасно. Не поедет и точка!

Эта тирада, провозглашенная моим братом, подогрела мою на него обиду за утренний побег и стала решающим фактором, предопределившим мои дальнейшие действия. Да как же, не буду я ничего решать. Сейчас! Деловито тряхнув головой, сбрасывая с лица тонкие волоски, выбившиеся из пучка, я подошла к мотоциклу и с вызовом посмотрела на Марка, демонстрируя ему всю решимость, которая маленькой кучкой пыталась забиться в угол моего бешено бьющегося сердца.

— Это ты ничего не будешь за меня решать, — сказала я. — Ты мне не папа, — я взглянула на Влада: — Поехали.

Хмурясь, он замялся, метнулся между Марком и мной, но все же неторопливо шагнул к мотоциклу.

— Не переживай, — сказал он моему брату. — Буду беречь ее больше, чем самого себя.

Мотор натужно заурчал. Влад закинул ногу и оседлал железного коня, подгазовывая на месте, снял с руля шлем и подал мне:

— Надевай.

— Он же твой.

— Если шлем один, то водитель отдает его пассажиру. Такие правила. Надевай, — повторил он.

Я натянула на голову новехонький черный шлем, ослепляющими бликами сверкающих в лучах утреннего весеннего солнца, а Марк подошел ко мне и помог застегнуть лямку под подбородком. Я залезла сзади и осмотрелась по сторонам, думая, за что ухватиться руками, чтобы не слететь с мотоцикла.

— За меня держись, — сказал Владик. — Если вдруг чего, — Марк серьезно посмотрел на друга, — то тебя добью, а тебя, — его взгляд метнулся ко мне, — закрою в твоей комнате до совершеннолетия. Усекли?

— Не дрейфь, — в голосе Влада скользнул оттенок самодовольной улыбки.

Едва мои руки обвили Владьку за корпус, он снял байк с подножки, и мы рванули с места так резко, что внутри у меня все перевернулось. Сердце зашлось, и на несколько мгновений я забыла, как дышать. Зажмурилась и подавила писк, застрявший в горле. Как только я обвыклась к ощущению низкого полета, и буря в жилах улеглась, я прерывисто выдохнула и открыла глаза.

- Только давай не будем проезжать мимо моего дома, — крикнула я другу на ухо. — Мама, если увидит, она нас прибьет.

— Окей, — ответил он и поддал газу. Я еще сильнее ухватилась за него, и мы помчались вдоль до улице, встречный ветер ласкал своими свежими объятиями, яркий солнечный свет, мелькавший между зеленеющих ветвей, бил по глазам, а адреналин, рождающийся где-то внутри меня, там, где часто колотилось сердце, быстро растекался по всему телу, опаляя вены.

Очередь дошла до нас. Подсевшие на какую-то новомодную диету Лена с Маришкой взяли по салату и компот, а мы с Алиной были хронически тощими в независимости от количества съеденного, а аппетиты у нас были мягко скажем нескромными, поэтому мы нагребли полный поднос: овощной суп, отбивную с лапшой, чай и жареные лепёшки с картошкой. Усевшись за один из маленьких столов, стоявших вдоль высоких окон в деревянных рамах, Марина кивнула в сторону наших с Алиной подносов и уныло произнесла:

— Нет, я все-таки не понимаю, как это все влезает в ваши желудки? Тут сидишь, голодаешь, а бока никуда не деваются.

— У нас просто хороший обмен веществ. Так мама говорит, — беззаботно пожала плечами Алька.

Маришка сокрушенно вздохнула:

— Вот и мне бы такой хороший обмен. А то в моей семье ни один организм не наделен этим важным качеством.

- Ты смотри поаккуратнее со своими диетами, — вставила я свои пять копеек. — Я слышала, что некоторые очень вредные для здоровья. Кстати, а что родители говорят по поводу твоего пристрастия к голоданию?

Подруга беспечно пожала плечами:

— Им знать не обязательно. Это как-никак мой жирок.

— Ой, ладно тебе, бедняга, — махнула рукой Леночка. — Огурчики вон пожуй, гляди и талия появится. Бери пример с меня. Я питаюсь сбалансированно и не жалуюсь, потому что хорошая фигура нужна в первую очередь мне. А теперь давайте, наконец, дослушаем, чем закончилась история с Евиным бунтарством? Перебили же на полуслове.

Взяв ложку, я помешала в тарелке суп и глупо заулыбалась, вспоминая утреннее приключение и тот всплеск драйва, раньше невиданный мной, и ту жажду скорости, и… и несвойственное в нашей с Владькой дружбе смущение, когда мне пришлось прижаться к нему всем телом и сидеть всю дорогу, обняв его спину. Даже как-то странно. С чего мне было смущаться? Он ведь был для меня близким человеком, совсем, как родной брат. Не было чего-то такого, что мы не знали бы друг о друге. Но мы растем… И Влад стал совсем взрослым парнем, и у него даже бывала эта… как её… эрекция, во! Я имела неосторожность застать это сомнительное зрелище в прошлом году, когда мы с мальчишками и их друзьями из класса ездили к озеру. Помню выходит он из воды, а плавки оттопырились. Брррр! Глаза б мои этого не видели. Так вот, мы растем. Он взрослый парень, и я чувствовала себя как-то странно с ним рядом, как-то неправильно, словно делаю что-то плохое. Да по сути, я и делала, — я каталась на мотоцикле без разрешения матери, которого она, конечно, никогда бы не дала, и, видимо, поэтому в моей душе творился такой хаос.

— Да чем закончилась, — пожав плечами, произнесла я. — Владька доставил меня обратно целой и невредимой, поэтому войны между лучшими друзьями не произошло. И мама, слава богу, не спалила. Так что, все круто, — подытожила я, принимаясь за обед.

Впечатлений сегодняшнее утро подарило мне на год вперед, и, хоть я и изо всех сил сдерживала чрезмерную окрыленность, беспрестанно порывавшуюся выплеснуться наружу, кажется, подружки видели меня насквозь, и мой истинный настрой эмоционально передавался девчонкам, подпитывая их небывалой энергией. Девочки ещенесколько минут обсуждали мое так называемое безрассудство, высказывая свое изумление и восхищение моей храбростью, а я хотела сказать, что не было там никакой храбрости. Да, моя первая поездка на мотоцикле удалась. Душа взлетала до небес. Но и страшно было до жути — что разобьемся, что Марк на меня настучит маме, и что она после этого ни в жизнь меня не отпустит с мальчишками. Но он этого не сделал, и за это я была ему очень благодарна. В общем, такого изобилия чувств я не испытывала еще ни разу в жизни.

Вечером все Владькины друзья собрались у него дома. Моя мама приготовила ему шикарный торт с шоколадной начинкой, а тетя Ира весь день трудилась на кухне, воплощая в жизнь те редкие изумительные рецепты, которыми была исписана ее толстая тетрадь. Я часто забегала к ней в дом, когда мы с ребятами тусовались у Владика, а сегодня я вызвалась ей помочь. Мама у Влада была очень хорошей и, я ее воспринимала скорее, как доброго друга, нежели, как соседскую тетку. Она всегда интересовалась моими делами в школе и успехами в рисовании, рассказывала интересные истории о Владькином детстве и, вспоминая разные забавные казусы, посвящала меня в такие тайны, которые ее сын предпочитал бы вовсе стереть из памяти своих родственников, считая, что они подрывают его репутацию серьезного парня и позорят в глазах друзей. Хотя ничего позорного в них не было. Я просто теперь знала, что когда ему было четыре, непоседа-Владик научился лазить по деревьям и постоянно пытался своровать пару краснобоких яблок с соседского дерева, до тех пор, пока однажды ветка, на которую он вечно взбирался, не хрустнула под ним, и он свалился кубаря вниз, да шмякнулся прямо на соседского кота по кличке Рыжик. Слава богу, ветка эта росла совсем низко, и мальчуган остался относительно невредимым, а вот коту повезло меньше — после того случая он прожил не так уж долго, а сварливая соседская бабка замазала Владьке счесанные коленки зеленкой, после чего отходила мокрой тряпкой по заднице за воровство и за то, что Рыжика раздавил. Еще я знала, как он влетел прямиком в деревянный забор, когда впервые самостоятельно смог проехать несколько метров на двухколесном велосипеде. Равновесие держать научился, а затормозить не додумался. И как на осеннем утреннике в садике он был наряжен в казенный костюм картошки, который своим коричневым цветом и неопределенной формой напоминал кое-что другое. Каждый раз, когда Влад имел возможность застукать нас за обсуждением его величественной персоны дошкольного периода, мина его становилась кислой-кислой, как недоспевший апельсин, и он начинал ворчать на мать, после чего переводил свой недовольный бубнеж в шутку, подобную этой: «Каждый человек имеет право иметь скелеты в шкафу, а ты их всех демонстрируешь в музее истории жизни Влада Белова» или «А что, восьмую статью Закона Украины о защите персональных данных уже отменили?»

Гости сошлись к шести часам. Все мальчишки и девчонки, приглашенные на день рождения, были ровесниками Влада с Марком, поэтому меня, как обычно, никто из их друзей всерьез не воспринимал, относясь ко мне как к вечному ребенку. Никто, кроме Женьки Рыжова. Он учился в нашей школе на год младше моих мальчиков, но по возрасту был младше Владьки всего на месяц или два — пошел в школу с семи. Он был полноватым пареньком с очень светлой кожей, блондинистыми, даже желтоватыми, тонкими волосами, стриженными ёжиком, глазами цвета слабого чая и с редкой россыпью веснушек на щеках. Будучи добрым, славным мальчиком, он часто помогал мне нести портфель, когда я возвращалась из школы в те дни, когда уроки заканчивались раньше, чем у Марка с Владиком, угощал сахарными леденцами типа советских петушков, которые делала его бабушка, или просто, завидев меня на перемене, мог остановиться и поболтать со мной несколько минут. Мои подружки в такие периоды нетерпеливо притопывали ногами, а потом, сдерживая порывающийся хохот, сообщали:

— Да он же в тебя просто втюрился!

Я возмущенно охала и отбивалась от их глупых предположений:

— Вы сбрендили что ли совсем? Ерунда полнейшая!

- Нет, ну обрати внимание, — говорили они, — он всегда смотрит на тебя такими влюбленными глазами, что кажется вот-вот и он расплавиться, как пломбир под летним солнышком.

— Глупости, глупости, глупости!

А они хихикали:

— А вот и не глупости! Вовсе нет. Скоро сама увидишь.

Вот и за стол Женька умостился рядом со мной. Дядя Вова явился в специально натянутый на улице шатер, где мы обосновались, и выдвинул красноречивый тост о том, что шестнадцать — это еще так немного, хотя и считается первым совершеннолетием, но Влад должен помнить, что мужчина он или нет, определяет не возраст, а его поступки, их характер и подтекст, который они несут, цели и умение их достичь, отношение к семье, друзьям и т. д. Дальше расслышать было просто невозможно из-за Женькиного трепа:

— Ага, в шестнадцать как раз гулять надо, а не о целях думать. Молодость-то всего раз дана.

— Т-ш-ш-ш. Тише, Женя, не болтай, — шепотом сказала я.

— Нет, а что, я не прав разве?

— Прав или нет, неважно. Ты просто болтаешь во время тоста Владькиного папы. Это некультурно.

Недовольно нахмурившись, Женя поджал губы. Видно было, что молчание давалось ему с трудом, и желание вставить свои пять копеек, перечащие говорившему, назойливой мухой зудело в его голове. Но всё же он сдержался. Молодцом дослушав тост, принялся за еду, забивая рот чем-то более полезным, чем пустая болтовня. Когда торжественная речь дяди Вовы была закончена, шатер заполнился гулом голосов, смеха и дружеских разговоров на интересующие подростков темы. Самой главной был новенький мотоцикл именинника. После праздничного ужина, обступив агрегат со всех сторон, мальчишки обсуждали какие-то цилиндры, их количество и подобную ерунду, в которой я ничего не соображала, но спрашивать и уточнять при всех не стала. Решила, что поинтересуюсь обо всём, что мне было непонятно, в другой раз, когда будем с Владом один на один. Не хватало еще себя на посмешище выставить перед десятком старшеклассников. Незаметно отделившись от компании, посвятившей все свое внимание двухколесному монстру, я обошла дом по знакомой узкой тропинке, выложенной камнем, и сошла на зеленеющий газон на заднем дворе, где возле небольшого пруда в окружении буяющих цветов, на высокой грустной иве были подвешены деревянные качели, скрывающиеся в плачущих раскидистых ветвях, тихо покачивающихся на весеннем ветру. Это было моим любимым местом. Здесь было так красиво, и ощущение того, что ты — часть этой невероятной природы, — не покидало ни на миг. Усевшись на качели, чтоб не упасть, я крепко ухватилась руками за толстые верёвки, за которые они были привязаны к дереву и стала раскачиваться. Обычно раскачивал меня Владик или Марк, но сегодня они были заняты любованием мотоциклом со своими друзьями, а мне это было совсем не интересно. Да, кататься на нём было прикольно, хоть и немного страшно, признаю! Но вот этих ковыряний в запчастях посреди праздника я не понимала. В тишине апрельского вечера далёким гулом доносились голоса мальчишек и нескольких девочек, собравшихся поздравить Владьку, но в целом шумно не было, и я могла расслышать каждый тихий рокот сверчков, спрятавшихся в молодой траве, каждый шорох листвы, которую теребил лёгкий ветерок. И среди этого ассорти звуков, которым я неподдельно наслаждалась, послышался какой-то хруст. Подняв голову, я увидела Женьку. Чертыхнувшись, он застыл в позе лазутчика, застуканного с поличным, встретился взглядом с моим и, сокрушённо вздохнув, переступил через сухую палку под ногами, выдавшую его присутствие, и прямиком направился ко мне.

— Вот так всегда, — пробормотал он. — Хотел незаметно к тебе прокрасться, а спалила меня какая-то глупая ветка посреди дороги. Эй, ты чего тут одна? Грустишь?

- И вовсе не грущу. Просто все так восхищаются этим мотоциклом, а мне неинтересно.

- Да ладно, не гони! И что, не хотела бы ты и себе вот такую ракету?

Хрюкнув, я усмехнулась. Все они мальчишки одинаковые. Вот и Женька туда же.

— Не-е-е-т. Сам подумай, что мне с ним делать? Я даже руль удержать не смогу, он такой тяжёлый.

— Знаешь, честно говоря, я тоже не в восторге, — резко сменил настроение Женя. — Да, он красавец, но я бы не горел желанием на нём кататься. Он может быть опасен.

- Да! И я о том же.

— Да и вообще, есть занятия и поинтереснее. Например… эм… живопись. Да, почему бы и нет? Это развивает… этот… как его…

- Воображение и эстетический вкус? — улыбнувшись подсказала я.

- Точно! Смотри, как много у нас общего, — сказал он, а я рассмеялась. Видно было, что далёк он от темы искусства. — А давай как-нибудь вместе съездим на великах к тому озеру, где мы были в прошлом году. Помнишь? Там красивые места. Живописные. Возьмём с собой краски и альбомы, я фруктов возьму твоих любимых. И конфет… и…

Улыбка с моего лица сошла, и я во все глаза уставилась на покрасневшее лицо Женьки. Даже в тусклом свете садового фонаря было видно, как оно залилось краской, а волнение в его голосе стало ещё более явным. Сложилось впечатление, что он на свидание меня пытается позвать. Вдруг в памяти всплыли голоса подружек, втемяшивающих мне в голову, что Женька не просто так со мной так мил; и моё желание находиться здесь иссякло. Качели в ветвях грустной ивы, ставшей свидетельницей этого разговора, и маленький самодельный прудик, отражавший луну и звёзды на синем небе, показались мне слишком романтичными. Даже чересчур романтичными. Неподходящими для этого разговора, и для Женьки. Да и вообще для этого вечера.

— Эм-м-м… Жень, ты не обижайся, но я устаю с этими рисунками в художественном классе. В свободное время рисовать не хочется.

Враньё. Блин, блин, я ненавижу врать. Спрыгнув, я попыталась протиснуться между качелями и смущённым Женькой, но он чуть качнулся влево, преграждая мне путь.

— Ева, ну пожалуйста. Сходи со мной… куда сама захочешь… Можем сходить в парк. Просто погулять. Можем в кино. Можем…

— Ты на свидание меня зовёшь? — почти шёпотом произнесла я.

Сжав плечи, Женька неуверенно кивнул, и тень разочарования легла на сердце. Я так боялась его обидеть, но… Он для меня был просто другом. Хорошим другом, добрым, щедрым, всегда готовым выслушать и поддержать. Другом, но больше — никем. Да и о каких свиданиях вообще может идти речь? Мне всего тринадцать. Мама меня точно по головке не погладит, узнав, что я с кем-то встречаюсь. Пусть даже с таким добрым, безобидным мальчиком, как Женя.

- Жень, это, наверное, не очень хорошая идея, — сказала я, а свет в его глазах потух. За это я почувствовала свою вину. — Нет, дело не в том, что ты мне нравишься… ты мне нравишься…

- Как мило.

С Женькой вдвоём мы развернулись на Владькин голос.

— Что за фигня у вас тут происходит, а?

- Ничего, — покачала я головой. — Ничего, мы просто разговаривали.

— Да, и вообще это не твоё дело, — влез Женя, — так что иди, куда шёл.

- Ну так я сюда и шёл, — возразил Влад. — Мы с Марком уже тебя обыскались, Ева, — он посмотрел на меня с укором.

Да, наверное, я не должна была отбиваться от компании. Или хотя бы стоило предупредить, что буду здесь.

— Ты забыла, с каким условием тебя сегодня сюда отпустили? Мы с Марком за тебя своими головами отвечаем.

— Знаю, — шагнула я навстречу другу. Он был прав. Мама знала, что все здесь присутствующие будут старше меня, и отпустила лишь под ответственность брата и Владьки. Из-за угла дома подоспел Марк.

- Вот вы где.

— Да, всё нормально. Я её уже нашёл, — Влад поднял кверху большой палец и улыбнулся.

— А, ну тогда ладно, — сказал Марк. — Если всё хорошо, я ненадолго отойду.

И брат скрылся в тени после этих слов. Судя по тому, что скрипнула и стукнула калитка, он направился к Инне. Фу. Слава богу, хоть здесь её не было.

— Так чем вы тут занимались? — Влад скрестил руки на груди и мазнул по нам оценивающим взглядом.

Я пожала плечами:

— Да говорю же, просто разговаривали. Ну там об увлечениях, рисунках, твоём мотоцикле.

— Угу, — ехидно прищурившись кивнул Влад, и я, состроив болезненную гримасу спросила:

— Ты всё слышал, да?

— Угу, — снова повторил он, кивнув головой. — Жека, я надеюсь, не стоит объяснять, почему «нет»?

— Не понимаю, чего ты лезешь не в своё дело, — пробормотал тот.

- Потому что она сестра лучшего друга. И мне как сестра. Короче, это моё дело и точка. И пока ей не исполнится хотя бы шестнадцать, чтоб ни я, ни Марк тебя на горизонте рядом с ней не видели.

Мне было искренне жаль Женьку, но какая-то доля облегчения во мне жила, хотя бы из-за того, что спровадить его довелось не мне, а Владу. За что ему спасибо. Вовремя появился, иначе я бы сгорела от стыда и чувства вины. С того вечера наши с Женькой отношения изменились. Мы всё так же здоровались друг с другом и пересекались в компании брата с Владом, но больше не встречались за дружескими разговорами на переменах, и не ходили вместе домой после уроков. Он больше не помогал мне донести до дома рюкзак и не угощал конфетами. Было как-то горько от того, что его признание в симпатии ко мне всё испортило. Оказалось, его не интересовала дружба со мной. Ему нравилась просто оболочка, за которой скрывалась я настоящая. Теперь при каждой встрече я делала вид, что ничего из ряда вон выходящего не произошло, а он как-то нервно ужимался при виде меня и прятал неуверенный взгляд, стараясь не смотреть мне в глаза.

Глава 7

Наши дни…

За прошедшую неделю стены реанимации стали мне почти родным домом. Я не вылезала из больницы. Приходила сюда каждый день, разговаривала с мамой, уговаривала её вернуться к нам, но всё без толку. Все те фильмы, где показывают, как пациент выходит из комы благодаря вниманию, вере и надежде родственников, стали ядом, отравляющим мою кровь, душу и сердце. Как тот продукт, которым ты отравился в детстве, и по прошествии двадцати лет всё так же не можешь заставить себя попробовать его заново. От них просто тошнило.

Меня стали узнавать медсёстры. Некоторые из них были очень дружелюбными, всегда справлялись и о моём самочувствии, и напоминали о том, что мой организм нуждается в пище и здоровом сне. А я часто об этом забывала. И если Марк появлялся в отделении на полчаса в день, из них проводил минут по десять в кабинете доктора, а потом уезжал обратно на работу, то я чуть ли ни сутками дежурила у маминой постели. Я не могла по-другому. Дома в одиночестве сидеть было невыносимо, а работу искать здесь было глупо, — я не собиралась задерживаться. Рано или поздно я всё равно вернусь туда, где смогла прижиться и починить свою жизнь. Я не останусь здесь. Не смогу.

Белая дверь тихонько открылась, и в палату вошёл Виталий Романович. Как всегда ухоженный, с идеально зачёсанными короткими волосами и подстриженными усами, он снял очки, сунул их в карман белого халата, и его лицо смягчилось.

— Ева, ступайте домой. Вы просидели в этой палате три часа безвылазно. Мне Римма Павловна нажаловалась.

— Мне нечего делать дома, — я поникло качнула головой. — Я буду с ней, — я который раз обвела взглядом глубоко спящую мать, и который раз всё внутри сжалось от её болезненного вида. Щёки запали, кожа стала белой-белой, как фарфор, и руки такие тонкие и безвольные, что казалось, очнись она сейчас, не сможет поднять и пушинки.

— Ладно, можете побыть здесь. Но максимум до девятнадцати часов. И при одном условии: вы сейчас спуститесь на первый этаж и что-нибудь перекусите. Желательно что-то существенное, потому что я не хочу выводить вас из состояния голодного обморока.

Хуже всего, наверное, было то, что голода я не чувствовала. Снова то самое состояние, что и три года назад. Полная отрешённость и потеря в своих переживаниях. Правда, Света на этот раз была со мной на связи двадцать четыре на семь, поэтому в сознании хотя бы осталось понимание того, что это ненормально. Так что я давилась едой через «не хочу» и ложилась спать в половине одиннадцатого потому что «так надо».

Я спустилась в буфет. Заказала очередную порцию кофе, булочку с маком и хотела было вернуться с этим набором в палату, но мгновение поразмыслив, опустилась за один из маленьких круглых столиков, стоявших по периметру помещения и принялась за еду. Ни Света, ни Марк не одобрили бы того, что даже поесть я остаюсь возле маминой кровати, не сводя бдительного взгляда с монитора медицинского оборудования, так что где-то в глубине души я собой почти гордилась. Подавить же волнение в груди не получалось. Мне казалось, что стоит мне отойти от неё — тут же случится что-то страшное.

— Можно присесть? — раздался низкий голос сверху.

Взглянув на человека, облачённого в медицинский костюм, я охнула:

— Женя!

Тот самый добрый светловолосый мальчишка из детства превратился в мужчину. Преуспел в росте, раздался в плечах, стал старше. Но взгляд оставался таким, как я помнила: искренним и слегка наивным.

— Да, это я, — он улыбнулся, и я поняла, что за все годы, что мы не виделись, он ни капли не изменился. Всё такой же большой, добрый парень с приятной улыбкой, лишь возмужал, и на щеках стала расти светлая щетина. Он присел на соседний стул, поставил перед собой стаканчик кофе и внимательно на меня посмотрел. И, наверное, увиденное его не слишком впечатлило, потому как его улыбка тут же сменилась тенью беспокойства. — Что же привело тебя сюда? Не могу сказать, что не рад тебя видеть, но лучше бы уж встретились мы в каком-нибудь другом местечке. Повеселее.

— Думаю, здесь бывает весело, — я попыталась выглядеть беззаботной, но Женя не повёлся на мой лёгкий тон, оставаясь серьёзным. Опустив плечи, я поняла, что привычная попытка избежать больной темы провалилась. Да и шутка моя была глупее некуда. — Если по сути, то в неврологии у меня мама лежит. Инсульт.

— Ого, — светлые брови сошлись на переносице, и Женя понимающе кивнул. — И как она себя чувствует?

Проглотив горький ком горечи, я пожала плечами:

— Никак. Плохо. Она в коме.

— Давно?

— Уже неделю.

Поджав губы, Женя помолчал. Наверное, в его голове пронеслось в этот миг множество мыслей, и все они были не радужными, потому что потом он только произнёс:

— Я тебе очень сочувствую. И Марку тоже.

Я наскоро кивнула, заминая тему с сочувствиями, и спросила:

— А какими судьбами здесь оказался ты? Работаешь?

— Прохожу интернатуру по физиотерапии. В этом году только поступил. Вот, приспосабливаюсь к докторским тягостям.

— Сложная работа?

Женя залпом выпил остывший кофе и отставил стаканчик на край стола.

— Сложная работа у анестезиолога — там нужно правильно рассчитать дозу препарата, чтобы усыпить человека без последствий. У хирурга. Он должен человека вылечить, а не… — он провёл большим пальцем поперёк горла, а я охнула:

— Господи, что ты такое говоришь!

Он засмеялся, и я смогла немного расслабиться. Улыбнулась.

— Видишь, ты хоть перестала быть похожей на застывшую статую. Работа у меня интересная. Если хочешь, как-нибудь можем встретиться по старой дружбе, и я тебе расскажу.

— Хорошо, — я кивнула. — Замётано.

— Замётано, — кивнул он в ответ, снова мазнув по мне пристальным взглядом, задерживаясь на наверняка усталых глазах. Я внутренне поёжилась от непрошеных домыслов, какие же мысли сейчас посетили Женьку, но я тут же запихнула их в чёртов дальний ящик сознания и закрыла на замок. Я так делала всегда, когда призраки прошлого грозились прорваться в мою нынешнюю жизнь. Я понимала, что, скорее всего, он был в курсе того, что произошло тем летом, три года назад, и я должна была относиться к этому спокойно. В конце концов, я ничего плохого не сделала. Я была не виновата…

— Ладно, Жень, — поднявшись из-за стола, я выбросила в урну пустой стакан и недоеденную булку, — мне было очень приятно с тобой пообщаться, но я должна вернуться к маме.

— Да и мне пора возвращаться к работе, — он тоже встал. — Всего хорошего, Ева.

— И тебе, — я попятилась к выходу и махнула рукой. — Пока.

Когда я вернулась на второй этаж, в отделении неврологии происходило что-то странное. Остановившись у пустовавшей стойки дежурной медсестры, я натянула на ноги бахилы и прошаркала по коридору в сторону реанимации, откуда доносились какие-то суетливые звуки и голоса. У палаты мамы столпились медсёстры. Некоторые бегали, выполняя распоряжения Виталия Романовича, некоторые что-то писали, а он сам, сокрушённо повесив голову, отложил дефибрилляторы (я и не заметила, что он держал их в руках) и глухо прорезал шум других голосов:

— Зафиксируйте время смерти — 17:32.

Осознав, что произошло, я закрыла рот рукой и горько заплакала. Монотонный писк монитора ЭКГ смешался с шумом крови в моих ушах, и превратился в приговор. Для мамы. И для меня. Теперь она была воспоминанием. Светлым, добрым и дорогим. Как и всё, что когда-то мне было дорого.

Глава 8

Пять лет назад…

— В этом году мы можем принять участие в гонках на законных основаниях, — Влад буравил взглядом Марка, вытягивая наружу ту черту характера моего брата, которую можно было назвать беспечностью. Уже битый час Влад подначивал его поучаствовать в традиционном заезде местных мотоциклистов-гонщиков, подливая масла в огонь воспоминаниями о самых ярких моментах прошлогодних гонок, а у меня кровь стыла в жилах. — Нам по восемнадцать, можно теперь не придерживаться ограничений. Подумай только: ночь, только уличные фонари освещают дорогу, гул моторов… тёлочки в обтягивающих топиках, — друг лукаво поиграл бровями.

Я скептически фыркнула, печатая на смартфоне сообщение Леночке:

— Вы собираетесь на гонки из-за бешеной любви к мотоциклам или к девочкам?

— Одно другому не мешает.

Марк отбросил в сторону университетские конспекты и шумно вздохнул:

— Всё это конечно очень соблазнительно, но есть парочка «но», — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Во-первых, гонки эти незаконные, так что и мы на законных правах там сделать ничего не можем. Во-вторых, наши мотоциклы недостаточно мощные. Обычные «хрусты» в спортивной облицовке. Нет даже смысла рыпаться.

Марк тоже прикупил себе так называемый «хруст» в прошлом году, заработав какие-то деньги на летней подработке, так что парни теперь гоняли на пару. Теперь я волновалась за двоих, хотя уже обвыклась.

— Ну, с таким-то настроением… — пробубнила я.

— Это всё фигня, Марк, — энтузиазма у Влада не убывало. Даже как-то наоборот. Казалось, сомнения моего брата его только подзадоривали. — Ты то должен знать, что мощность тут играет не самую большую роль. Главнее — умение самого гонщика. Да там большая часть участников положатся на первом же крутом повороте.

Оторвавшись от телефона, я шокировано уставилась на друга. Ужасающая картинка, где мотоциклы моих мальчишек слетают с трассы и разбиваются вдребезги вместе с ними, предстала перед глазами, и меня передёрнуло.

Переписка с подругой, в которой мы обсуждали расставание Алины с парнем, была успешно позабыта.

— Ну теперь я точно против, — нажав на телефоне кнопку блокировки, я бросила гаджет в кресло, а сама поднялась на ноги. — Что значит «положатся»? Они разобьются? Что это за увлечение такое, которое может жизни лишить?

— Да успокойся, малая, — сказал брат. — Всё там нормально.

— Ева, знаешь ли, смерть — это в принципе дело случая. Можно зимой выйти из дому, поскользнуться на крыльце, треснуться башкой о ступеньку и отъехать. Так что теперь, не выходить зимой на улицу?

Я подозрительно посмотрела на парней:

— Вы что, в какую-то секту суицидников записались? Что это за размышления вообще?

— Нормальные размышления, — Влад почесал тёмную бровь. — Ну так как? Едем?

— Нет!

— Ладно, — в голос со мной лениво протянул Марк.

— Короче, вы тут разберитесь между собой, окей? Потом наберёте, — сказал Влад и направился в коридор.

Я поспешила за ним, продолжая на ходу спор с братом. По сути и спорить было не о чем. Я напрасно надеялась на то, что хоть кто-то из мальчиков ко мне прислушается. Они всегда поступали так, как хотелось им, а я оставалась в меньшинстве своим количеством протестующих голосов.

— В общем, я готов, Владос, — крикнул другу Марк у меня из-за спины. — Во сколько начало?

— В двенадцать, — ответил тот, протискивая ноги в кроссовки.

— Да вы что, с ума посходили? Я не готова… я не… я не… — чёрт! И ведь они уже в том возрасте, что маме жаловаться глупо. Совершеннолетние. Могут делать, что душе угодно.

Владька мило улыбнулся и легонько щёлкнул меня по носу:

— Всё будет хорошо. Трусишка.

Наверное, такое ласковое название должно было звучать мило. Но только не для меня. Встав в позу, я возмущённо возразила:

— Эй, никакая я не трусишка.

— Нет? — усмехнулся он, лукаво вздёрнув бровь.

— Нет, — настаивала я.

— Ну так докажи, — он что-то достал из кармана и бросил мне в руки. Поймав, я разжала ладонь и увидела ключи.

Не совсем точно соображая, что с этим делать, я исподлобья посмотрела на Влада. Его лицо светилось от ожидания и предвкушения:

— Хочешь прокатиться?

Услышав, что предлагает мне Влад, из комнаты выскочил Марк, высказывая своё «фи» по этому поводу, но мне его «фи» было, как для быка красная тряпка. Почему он постоянно пытался мне что-то запрещать? Почему?.. И тут я осеклась. Да ведь всё просто. Я веду себя зачастую так же и даже не замечаю этого, обосновывая свои протесты искренним волнением за него и за Влада. А с их стороны это выглядит так, как будто пятнадцатилетняя девчонка пытается им указывать.

Соблазн пойти наперекор брату был огромен. Мне до зуда в голове хотелось сделать поступок ровно противоположный его мнению. И признаюсь, мне при этом хотелось прокатиться на мотоцикле. Чуть-чуть. Влад был прав, назвав меня трусишкой. Мне правда было не по себе, стоило только подумать о том, что мне предстоит удерживать вес огромного мотоцикла под собой, но азарт не пропадал. Я хотела попробовать.

В итоге я позвала Марка с нами.

Был разгар летнего дня. Мы выехали за город, туда, где широкие поля золотились колосьями пшеницы, а ярко-жёлтые головки подсолнухов тянулись вверх, желая, чтобы лучи понежили тёплыми ласками их лепестки. Между полями пролегала грунтовая дорога, где машины встречались не чаще одного раза в несколько дней. Туда мы и свернули.

Слезши с мотоцикла, Марк тут же достал из кармана телефон, набрал номер и стал вслушиваться в гудки. Я знала, кому он звонит. Всё та же чёртова Инна. Правда в последнее время она стала более выносимой, и мы свыклись с осознанием факта существования друг друга. Она перестала меня задирать, а я перестала обращать на неё внимание и париться о том, с кем спит мой брат. Пусть развлекается, с кем хочет. В конце концов, он ведь не женится на ней.

— Так. Ну что, — Влад снял перчатки, шлем и положил их на байк Марка. — Начнём. Садись на мой мотоцикл.

Я стала возиться с застёжкой шлема, чтобы тоже снять его. В итоге, потратив минуты две, я чуть не сдалась с психом, как та, наконец, поддалась. Я стащила шлем и положила рядом с двумя остальными.

— Нужно было оставить, — укоризненно произнёс Влад.

— Мне жарко.

— Лучше надень обратно. Мало ли что.

Покачав головой, я перенесла центр тяжести на руль мотоцикла и, перекинув ногу через сидение, уселась. Влад придерживал мотоцикл от падения. Порыв горячего ветра растрепал мои длинные волосы, и я кое-как пальцами зачесала их назад. Наши взгляды встретились. На его лице промелькнула тень… что-то несвойственное по отношению ко мне. В чём можно увязнуть.

Влад опомнился первым. Нахмурившись, положил свою руку сверху на мою ладонь:

— Чтобы дать газу, нужно прокрутить правую ручку вот так, — почему-то в тепле его ладони моя кожа покалывала. И сердце ходило ходуном. Скорее всего, я просто предвкушала самостоятельную поездку на мотоцикле, только и всего. Адреналин всему виной. Да. — Правый рычаг — это передние тормоза, правый ножной — задние. Левый рычаг на рукоятке — это сцепление, а левый ножной — это переключение передач.

— Как это можно всё запомнить, — пробормотала я. — Можно ведь запутаться.

— Не запутаешься. Я помогу, — он оторвался от рукоятки и, обойдя меня, стал за моей спиной. Снова положив обе руки на мои, стал объяснять последовательность действий. Терпеливо, спокойно и уверенно. Отвечая на все мои, скорее всего, глуповатые вопросы и уточнения. В конце речи шагнул к мотоциклу Марка, схватил с него мой шлем и бережно надел его мне на голову:

— Это всё-таки не помешает, — он застегнул мне защиту под подбородком и отошёл на шаг. — Ну, заводи.

Первое мгновение внутри меня творился ураган из эмоций. Я ехала. Сама. Без чьей-либо помощи. Я была преисполнена восторгом и безумным волнением, от которого руки и ноги дрожали. У меня получалось довольно неплохо, и я даже ни разу не запуталась во всех этих рычажках и педалях, и в конце концов мне понравилось. Понравилось ощущение свободы, не скованности ограничениями, чувство низкого полёта и полный контроль над ситуацией. Я наконец поняла мальчишек в их стремлении к гонкам. Это тот всплеск адреналина, которого будет достаточно для ощущения счастья внутри.

На гонки я напросилась с ними. К счастью, мама ложилась спать рано, и в половину двенадцатого ночи я смогла тихонько улизнуть из дома, подсвечивая себе дорогу светом телефона.

Глава 9

Всё ещё пять лет назад…

На тех гонках я познакомилась с парнем. Высоким симпатичным шатеном по имени Игорь. У него была очень красивая белоснежная улыбка и ямочки на щеках, которые буквально растопили моё сердце, а своим учтивым поведением он просто пленил мою душу.

После ночи гонок, на которых Игорь, стоит сказать занял второе место, мы обменялись номерами, и его звонок не заставил себя ждать, — утром следующего дня мои домашние имели возможность подслушивать несколькочасовой разговор, окончившийся приглашением на свидание. Окрылённая первыми впечатлениями влюблённости, я не задумываясь помчалась в свою комнату собираться.

Была суббота, и мама в свой заслуженный выходной управлялась во дворе, приводя в порядок клумбы и подрезая веточки на декоративных кустах. Услышав мой радостный писк, она немедленно вошла в дом.

— Ну вот, — мама поправила сползший платок, завязанный солохой на голове. — Обещала мне помочь, а сама скачешь стрекозой по дому. Что случилось?

— Мамочка! — я подбежала к ней и, крепко обняв, расцеловала в обе щеки. — Я на свидание иду.

— На какое свидание? Куда? Когда? С кем?

Рассказав ей об Игоре, я не упомянула лишь о том, как и где мы познакомились. Не могло даже и речи быть о том, чтобы поведать ей о гонках, участии в них её сына и о моём присутствии на таком мероприятии, а Марк с Владькой, конечно же, молчали, как партизаны, не выдавая меня как сообщницу, так что пришлось даже приврать. Сказала, что познакомились с Игорем на Дне открытых дверей в одном из местных колледжей.

Это была ложь во благо, как бы я ни ненавидела враньё во всех его проявлениях.

Я провела возле зеркала без малого два часа, готовясь к своему самому первому свиданию. Для меня это было событием века. Светлые волосы я распустила, и теперь они лёгкими завитками струились по спине до самой поясницы, губы подкрасила светлым блеском, а ресницам дала немножко туши, от чего взгляд голубых глаз стал более выразительным. Лицо прям таки посвежело. От трепетного волнения на щеках появился лёгкий румянец. Перерыв почти что весь свой шкаф, я остановила выбор на голубом шифоновом платье чуть выше колен и с пояском на талии. Удовлетворившись собственным отражением в зеркале, я улыбнулась, схватила меленькую белую сумочку на длинной цепочке, перекинула её через плечо и выпорхнула из своей комнаты.

Мама, показавшись из кухни, восхищённо всплеснула руками:

— Ой, какая ты красивая! — она вышла и обняла меня. — Удачи тебе, милая. Но будь осторожна. Помни, ты этого Игоря совсем не знаешь и…

— Знаю, мамочка, — я вступила в босоножки, поправила лямочки и выпрямилась. — Мы всего лишь сходим на какой-нибудь фильм, а через пару часов я буду дома.

— Хорошо, — она поцеловала меня в щёку на прощание, и я развернулась, готовясь выйти. Но дверь отворилась и на пороге показались Марк и Влад. О чём-то разговаривая, при виде меня они резко прервались и замерли, разинув рты. Марк присвистнул:

— Обалдеть! Ты ли это, сестрица? А где шорты, футболки и рубашки в клетку?

— На свидания не ходят в рубашках в клетку, — я показала брату язык.

— Свидание? — переспросил он и метнулся взглядом к матери. — С кем это?

— С Игорем, — просто ответила она.

Хмурясь, Марк несколько раз повторил это имя, словно не мог вспомнить, где слышал, а потом тень понимания мелькнула на его лице:

— А-а-а… — Влад двинул его локтем в бок, чтоб тот не взболтнул лишнего, и я с благодарностью посмотрела на друга. Владька почему-то выглядел хмурым. Его глаза всматривались в моё лицо, но не пересекались с моим взглядом, застыли где-то в области моих губ, а потом медленно скользнули ниже, вплоть до самых пальчиков ног. Резко опомнившись, он выпрямился, и непроницаемая маска снова легла на его лицо.

— Ты, если что, звони нам. Поняла? — вот этого гиперзаботливого Владьку я узнавала.

Попрощавшись со всей этой делегацией провожавших меня на свидание, как на войну, я летящей походкой отправилась навстречу своему счастью.

Отношения с Игорем продлились пять месяцев. Поначалу всё было волшебно: прогулки под луной, пикники на берегу озера и душевные разговоры; первый поцелуй и ощущение восторга, дико скачущего в груди. Но он всё чаще стал настаивать на сексе, а я была не готова. Мне было всего пятнадцать, и… честно признаться, я не была уверена в том, что Игорь — тот единственный, которому я хочу подарить всю себя. Да, безусловно, он мне нравился. Но эта его напористость меня здорово отталкивала, и в конце концов он бросил меня перед самым Новым Годом, сообщив, что у него появилась другая девчонка. Старше и опытнее. Ещё никогда слова «старше» и «опытнее» не звучали так отвратительно. В одночасье я поняла, что никаких высоких чувств он ко мне не испытывал, и нужна я ему была только для этого, да только как-то не сложилось, и он тут же нашёл мне замену. Я была очень обижена тогда. Помню, даже Новый Год отмечать с Марком и его друзьями отказалась, так больно мне было. Настроение слегка поднялось лишь когда до меня дошли слухи, что кто-то из моих защитников надрал задницу этому Игорю. Мальчики упорно настаивали на том, что героем, защитившим мою честь, был Марк, но, когда Владька принёс мне новогодний подарок вечером тридцать первого декабря, именно на его руках я увидела запёкшуюся кровь на костяшках…

Глава 10

Три года назад…

Школа была окончена, и тоска по детству уже медленно, но верно пробиралась под кожу. Расползтись ей не давало только предвкушение новой, неизведанной взрослой жизни и университетских будней, о которых все так восхищённо говорят.

Мы с девчонками сидели на летней террасе уютной кафешки, специализирующейся на приготовлении различных коктейлей, и говорили о планах на будущее. У каждой из нас они были разными, но по-своему грандиозными. Алинка класса с девятого пристрастилась к спорту. Увлечение фитнесом натолкнули её на мысли, что работа фитнес-инструктором принесёт ей море удовольствия, поэтому, недолго думая, она подала документы на факультет физической культуры в Киевском педагогическом университете и сразу же записалась на дополнительные специализированные курсы. Марина по настоянию родителей поступила в юракадемию, а Леночка подалась на факультет журналистики. Все они должны были разъехаться по разным городам в течение каких-то двух недель, и от этого становилось грустно. С этими девчонками я провела всё детство. Нас связывала крепкая дружба, совместные увлечения, девичьи секретики, без которых не проходило ни дня. Я уже скучала по своим подругам, и пыталась запомнить каждый момент, проведённый вместе.

Сама же я не собиралась изменять своим привычкам. В нашем городе была неплохая академия искусств, на которую пал мой выбор. С недавних пор я была зачислена на факультет дизайна.

Напитки были почти уничтожены за душевными разговорами, когда Маринка вдруг вспомнила:

— Кстати, девчонки. Я хочу в честь своего дня рождения закатить шумную гулянку. Ну, знаете, в американском стиле: родители на даче, барбекю на лужайке, много народу, музыка и танцы до восхода солнца. В конечном итоге, кто знает, когда ещё мы сможем собраться все вместе?

— Ага, лишь бы соседи полицию не вызвали, — скептически пробормотала Лена.

— Не боись. Разрулим, — ответила Мариша. — Восемнадцать исполняется не каждый день, так что ничего не способно испортить мне праздник. В общем, вы все приглашены. Дату напоминать или не стоит?

— Не стоит, — сказали девочки.

— А я вот позабыла, — допивая через трубочку остатки коктейля, я ехидно вздёрнула бровь, за что в меня тут же полетела скомканная салфетка.

Алина захохотала:

— О-о-о, мне кажется, или эта салфетка символизирует белую перчатку, брошенную человеку, которого вызывают на дуэль?

— Ведь, право, я не дуэлянт, — пропела я цитату из старого фильма, и мы все разом залились мелодичным смехом. Все, кроме Лены. Она, смеясь, издавала звуки пролетающей над морем чайки. Мы с подружками над ней за это постоянно подтрунивали, но она не обижалась. Знала, что мы по-доброму. Любя. — Ладно. Место встречи — лужайка у твоего дома, дата — двадцатое августа. Время?..

— Часам к восьми.

— Идёт, — сказала я, заметив, что к кафешке подъезжает не самый новый Фольксваген Пассат чёрного цвета. Какая именно это была модификация, я до сих пор не запомнила: пятая, седьмая или десятая, — но среди всех машин могла отличить её по виду. И по номеру тоже. Поднявшись, я положила деньги за свой заказ на стол и расправила подол юбки. Теперь я всё чаще носила женственные вещи. — Девочки, мне пора. Созвонимся позже, ладно?

— Ага, давай, давай. Твой рыцарь тебя уже заждался, — Алька прищурилась и, перегнувшись через спинку стула, проследила за выходящим из машины Владом.

Я возмущённо отмахнулась:

— Не смеши меня, — словно подруга сказала самую глупую вещь на свете. — Мы с ним просто друзья с самого детства. Он мне вообще, как брат.

— Ой, помню, классе в седьмом мы уже слышали подобную песню, — саркастически фыркнула она.

Маришка подхватила:

— Да-а-а, точно! Таскался за тобой по пятам один пухлощёкий. Женя, кажется. Тоже был тебе просто другом. Только вот его как корова языком слизала, когда ты отказалась пойти с ним на свиданку.

— Да, — подтвердила Лена. — Было, было.

— Ну, этого не слижет, — возразила я.

— Потому что ему ты не откажешь? — Алька не собиралась от меня отставать, а меня начала бесить эта тема. Большей чуши я в жизни не слышала. Влада я очень любила. Но как брата. Я даже подумать не могла о том, чтобы между нами было что-то большее, нежели дружба. Это казалось неправильным. На грани инцеста прям. Или?..

Где-то внутри, в дальнем уголке сердца, что-то трепыхнулось, но тут же погасло, подавляемое сознательным принятием того, что любовь между нами невозможна. Нечего, значит, было об этом и думать.

— Потому что не предложит. У него вообще-то девушка есть. То есть была. Они расстались на прошлой неделе, но там всё ещё можно починить.

— Ты лучше задумайся, почему они расстались. Невооружённым глазом ведь видно…

— Всё! Достали, — перебила я подруг и, окончательно распрощавшись, вышла из-за ограждения террасы. И, если я правильно расслышала, на этом их пересуды о нашей с Владом взаимосвязи не закончились.

В этот день в академии у меня была назначена встреча с деканом факультета, и Влад вызвался меня подвезти. Дело в том, что Марк не мог поддержать меня в эту секунду — он уже почти год как пытал счастья в Германии, и у него вроде получалось, а Влад вернулся из заграницы полгода назад, привезя с собой эту самую вымытую до блеска чёрную красотку, и больше не собирался покидать родную землю, тихо-мирно работая в страховой фирме отца. Как сам он говорил, задерживаться надолго он там не собирался. Видите ли, у них с Марком есть какой-то бизнес-план, и, когда мой брат вернётся, Влад уволится из страховой, чтобы начать своё дело. Какое именно — парни пока держали в секрете. В общем, в этот день поддержать меня было особо некому, кроме Владьки. Мама на работе последнее время чуть ли ни круглые сутки проводила, разрабатывая рецепт конфет для новой лимитированной серии, Марк был далеко, а Влад… всегда тут как тут.

Встреча прошла хорошо. По сути это было чистой формальностью. Мы, вновь поступившие студенты, написали пару заявлений и поставили ряд галочек в именных опросниках, после чего каждый лично отнёс свой экземпляр декану. Скорее всего, просто чтобы тот смог увидеть лицо каждого студента, ибо в течение года некоторые из них могут уйти в закат. Или в загул. Или со свистом вылететь за несданные зачёты. Закончив свои дела в ВУЗе, я вернулась к Владу в машину.

— Ну как всё прошло? — он завёл двигатель, и потихоньку выкатился с парковки на дорогу, пропустив проезжающую мимо машину.

— Да так, нормально. Декан вроде неплохой мужик.

— Не приставал?

Фыркнув, я засмеялась:

— Что-о-о?

— Ну а что! Знаешь, как бывает, старпёру учёному стукнет что-то в нижнюю голову, и потянет на последних издыханиях на молодых девчонок.

— Фу, — скривилась я. — Не рассказывай мне про чужие нижние… ну ты понял.

Нет, ну а что? Обсуждать с Владом такие темы было ненормально. Неудобно… Это со своими девчонками я могла без стеснения говорить на тему секса и даже отпускать какие-то пошлые шуточки, но Влад… Он же мальчик… Нет! Уже мужчина. Это всё усугубляло.

Минуту погодя в тишине, Влад подал голос:

— Так что?

— Что? Приставал или нет? — я посмотрела на друга, сдерживая улыбку. — Серьёзно? — он неуверенно кивнул. А я, тихо засмеявшись, ответила: — Нет, не приставал — это во-первых. Во-вторых, не такой уж он и старпёр. В-третьих, поменьше смотри канал со страшилками по кабельному. Он мозги засоряет.

Дальше мы ехали в тишине. Владька как-то резко сник, и я подумала было, что дело в Жанне. Или Снежане? По какой-то нелепой причине я постоянно забывала имя егодевушки, теперь уже бывшей. Может, потому, что я ей не очень симпатизировала, а, может, потому, что у неё имя было нетипичным. В любом случае, если Влада что-то мучило, я готова была выслушать, но в ответ на свой вопрос я получила лишь невразумительное мычание и стандартную отмазку «Всё окей». Ну «окей» так «окей». Лезть в душу я ему не собиралась, а он, судя по всему, не собирался её передо мной изливать. Значит, проблемы не так значительны. Искренне поблагодарив друга за помощь и за то, что составил компанию, я предложила ему зайти на обед. И позвонить заодно Марку по видеосвязи, естественно. Но он обмолвился о каких-то делах и уехал прочь.

Вечером на мой телефон пришло СМС: «Сегодня с ребятами собираемся в баре, там будут транслировать матч «Динамо» — «Гольфстрим». Завершающий в карьере Кричевского матч. Юрец будет с Лизой, Димон — с Юлькой. А ты пойдёшь со мной?»

Этих ребят я знала. Все они — бывшие одноклассники Марка и Влада, поэтому в их компании я могла чувствовать себя комфортно. И Кричевского по случайному велению судьбы я знала лично. Но на положительный ответ меня подвигло совсем другое. Вопрос звучавший не как «Пойдёшь с нами?», а как «Пойдёшь со мной?» …

«Пойду» …

Глава 11

Всё ещё три года назад…

В спортивном баре в этот день было многолюдно. На крайнюю игру знаменитого футболиста сошёлся посмотреть чуть ли не весь город. Проталкиваясь между скандирующей толпой к столику, за которым нас ждали друзья, Влад крепко держал меня за руку.

— Будь рядом, поняла? Через полчаса здесь атмосфера накалится и может произойти всякое.

Этот бар был знаменит форс-мажорами, но в то же время люди сюда всё равно приходили, ибо это было единственное место в нашем городе, где могли собраться истинные любители футбола и посмотреть матч на огромном экране в кругу единомышленников. Атмосфера единства располагала.

Вообще-то, я впервые находилась в таком месте. Мы с подругами не были завсегдатаями злачных заведений. Да и не по возрасту нам было в них тусоваться. Мы ограничивались безобидными кафешками, и могли выпить по коктейлю, не более. В этот вечер я решила не пренебрегать приглашением Влада и нарушить все запреты, которые только могла выдвинуть моя мама, если бы знала, куда я собралась. Мне хотелось провести время со старым другом, хотелось разделить с ним эмоции, которые, как я знала, накрывают в таких местах во время игр. Наверное, за те пять месяцев, что он находился в Германии, я соскучилась по нашему общению и теперь бросилась навёрстывать упущенное.

— Но всё будет хорошо, если ты не будешь от меня отходить, — сказал он, подталкивая меня к столу. От легкого касания его пальцев к моей спине моё тело покрывалось мурашками. Оставив меня с ребятами, Влад отправился к барной стойке, а через время вернулся с пивом — для себя, и с безалкогольным элем — для меня.

Матч был увлекательным, он держал фанатов в напряжении до конца, в итоге за три минуты до конца игры Кричевский забил решающий гол в ворота «Гольфстрима». Болельщики подорвались с места, и завопили в победном крике, звон бокалов заполнил пространство. Все пили за победу. Я подскочила со стула, взметнув кулаки вверх:

— Да-а-а!

Влад врезал кулаком по столу:

— Ес-с-сть! Да, мелкая, он сделал это! — он выставил ладонь, и я с разгона хлопнула по ней своей пятернёй.

Светясь от счастья, словно это я лично разбила команду соперников, я взяла бутылку и залпом осушила её. Похоже, я сорвала голос, болея за своего протеже.

— Это было зрелищно, — сказала Лиза, девчонка Юры. — Даже мне понравилось в конце. Последние пять минут были интересными.

— Лизка у нас вообще не фанат спорта, — объяснила Юлька. — Она считает, что нет ничего глупее, чем двадцать два парня, гоняющихся за одним мячом.

— Так ведь в этом и весь сок, — Юркины глаза блеснули азартом. — Тут вопрос первенства, понимаешь? Ты ведёшь мяч и должен сделать так, чтобы ни один чёрт из команды противника у тебя его не перехватил, передать форварду, чтобы тот забил гол в ворота соперника.

Лиза безразлично пожала плечами:

— Не совсем понимаю и не так уж одухотворенно разделяю твой восторг, но признаю: что-то в этом все-таки есть.

Народу в баре заметно поубавилось после окончания матча, и осталась часть, решившая отметить победу. За соседним столом сидела шумная компания мужчин лет сорока, немного дальше — с десяток парней чуть старше Владьки. Я осмотрелась. Вроде, потасовки никакой не намечалось. Я поднялась из-за стола и склонилась к другу:

— Я к бару. Возьму ещё бутылочку. Тебе что-то принести?

— Давай я сам, — перехватил он инициативу, но я качнула головой:

— Да всё нормально. Ты сможешь меня видеть.

У самого бара толпились одиночки. Кто-то был изрядно пьян, кто-то адекватно беседовал с барменом. Когда я подошла к стойке, заказала бутылку клубничного эля. Получив желаемое, я развернулась было обратно, как внезапно кто-то схватил меня за локоть. Я испуганно дёрнулась.

— Эй, малышка, компанию составишь? — человек был нетрезв. От тошнотворного запаха алкоголя, которым разило от этого мужика, аж в глазах темнело. Его прокуренный голос неприятно резанул слух, а глаза никак не могли сфокусироваться на моем лице. Зато хватка его была мёртвой.

Я обернулась, ища поддержки друга, но Влад разговаривал с каким-то мужчиной, подсевшим за наш стол, и к моему разочарованию, на меня не смотрел. Но я знала точно, что, если отделаться от этой пьяницы не выйдет, то спустя пару минут он меня хватится.

— Не составлю.

Костлявые сухие пальцы только сильнее сжались, причиняя мне боль. Я вздёрнула подбородок и посмотрела в пьяные глаза, показывая, что не боюсь его.

— А ты дерзкая, а? — его вторая рука прошлась по моему бедру, вызывая приступ тошноты и отвращения. — Молодая и дерзкая. Всё как я люблю. А как насчёт поразвлечься?

Никак. Я не развлекаюсь со всякой мразью.

Я со всей силой толкнула пьяницу, и он отшатнулся, ударившись спиной о стойку, и без того неприятное тощее лицо исказилось от боли.

— Отстань, я сказала!

Хуже всего было не то, что Влад этого не видел. А то, что те, кто успел заметить поползновения неадекватного посетителя в мою сторону, просто с интересом наблюдали за развитием ситуации, и никто не стремился мне помочь. Помещение бара было забито мужчинами, и ни одному из них не было дела до того, что взрослый неадекватный мужчина пристаёт к девчушке. Не знаю, почему решила, что мой отпор действительно присмирит его, но уходя, я даже не ожидала, что он при всех схватит меня за ворот футболки и дёрнет назад. В тот момент у меня из глаз искры посыпались, а бутылка выскользнула из рук, с грохотом разбиваясь об кафельный пол. В тот момент всё замерло, и внимание всех и каждого обратилось на нас. Чертыхнувшись себе под нос, Владька подорвался с места и в два шага оказался рядом, вырывая меня из этих грязных цепких лап.

— Тебе сказали «отвали»! — прорычал он, схватив дебошира за шкирку и с силой тряхнув его. Влад явно превосходил его в физическом плане. Хоть он и был минимум на десяток лет младше, но был выше и крупнее. — Я тебе руки повыдёргиваю к чертям собачьим, если ты ещё раз её тронешь, — в голосе друга сквозил непривычный привкус стали. От его тона по коже прошёлся мороз. Я вросла в одно место, словно статуя.

— Владос, отпускай уже его, — подошли парни. — Он не адекватен. Посмотри на него, он на ногах еле стоит, — говорил Юра. — Ты сейчас его ударишь, у него и башка отлетит. Сказать, чем это для тебя обернётся? — он оттеснил Влада от невменяемого человека, пытавшегося что-то промычать в ответ, огрызнуться, и подцепив его под руки, повёл в сторону выхода.

Посчитав сцену недостаточно занимательной, народ постепенно вернулся к своим разговорам. Пространство наполнилось гулом смешивающихся голосов, смехом, криками и спорами. Я, облегчённо выдохнув, отмерла и прикоснулась к плечу друга, сверлящего злобным взглядом спину удаляющегося пьяного архаровца. Вздрогнув, он опустил взгляд на меня:

— Испугалась?

Честно говоря, не успела. Всё произошло так быстро, что я даже не успела сообразить, что к чему. Я больше удивилась тому, каким в этой ситуации предстал Влад. Мы были знакомы восемь лет и, казалось, уже всё друг о друге знали. Мы видели друг друга в разных качествах и состояниях. Но то, каким диким стал Влад, увидев, что тот мужик цепляется ко мне, повергло меня в ступор.

Подсознание шепнуло: «Может, это кое-что да значит?» Но сознание упорно оправдывалось: «Что за детские мечтания и нелепые догадки? Ты — сестра его лучшего друга, он знает тебя с детства. Его защита значит одно: он чувствует ответственность за тебя, глупая девчонка, затесавшаяся в мир взрослых. Но не более. И не мечтай».

Но я никогда не мечтала о том, чтобы наши отношения переросли в нечто большее. Поэтому этот сумбур в моей голове был мне непонятен и смешон. Это же Владька. Мой добрый, верный, самый лучший друг. Мальчишка, научивший меня кататься на роликах. Тот, кто усадил меня на свой мотоцикл и надел шлем на мою голову, чтобы я не разбилась. Тот, кто не сдал меня маме после ночи мотогонок и проучил парня, оскорбившего мои чувства…

Я взглянула на Влада, встречаясь с внимательными карими глазами, и в этот момент нежность и тепло вспыхнули где-то в груди и ручьем разлились по венам. Сердце пропустило удар. Я словно увидела Влада по-новому. Не в качестве соседского мальчишки, который полжизни был рядом, а в качестве молодого мужчины, надёжного, порядочного и сильного. Умевшего выслушать и понять, поддержать и защитить.

Я покачала головой, не сводя с него глаз:

— Нет, не испугалась.

— Извини, что не сразу спохватился. Поверить не могу, что он распускал руки, а меня не было рядом. Я вообще не должен был отпускать тебя одну, знал же, что здесь контингент попадается неприятный.

«Это всё пустяки», — хотела сказать я. Но было видно, что его серьёзно задела эта ситуация. Для него случившееся не было пустяками, и побелевшее лицо с застывшим на дверях бара взглядом было тому доказательством.

— Спасибо, что заступился за меня, — я улыбнулась настолько непринуждённо, насколько могла, и его лицо стало менее напряженным. Взгляд слегка оттаял.

— Иначе и быть не могло.

Глава 12

Всё ещё три года назад…

Во мне что-то сломалось, и осознание этого не давало мне покоя. В глубине души переживая внезапные изменения моего отношения к другу детства, я постоянно ощущала внутреннюю тревогу, вибрирующую где-то на подкорке сознания. Мою взволнованность заметила мама, заметили подруги. Даже Марк, звонивший по видеосвязи раз в два дня, и тот заподозрил неладное. Но никто не мог от меня добиться правды — что же стало толчком моей растерянности. При Владьке я изо всех сил пыталась вести себя, как обычно: шутить, рассуждать о будущем в колледже. Даже несколько раз, забивая на боль и ревность, интересовалась его отношениями с Жанной. Слышав в ответ, что между ними всё кончено, я прикусывала щеку изнутри, чтобы не выдать глупую самодовольную улыбку и делала вид, что мне искренне жаль, что у них вот так всё закончилось.

Я ненавидела себя за это лицемерие, но поделать с собой ничего не могла. Моё сердце меня не слушалось. Я приказывала ему не биться чаще при виде лучшего друга, но оно, невзирая на мои уговоры, колотилось, как бешенное, и пыталось вырваться из груди, отдавшись в его надёжные руки.

Последнее лето перед взрослой жизнью ускользало, подобно песку, убегающему сквозь пальцы. Пролетел Маришкин день рождения. Мы отлично повеселились, и я смогла на время отвлечься от самобичеваний по поводу своих неправильных чувств. На очень короткое время, потому что Влад сам вызвался приехать за мной после вечеринки и отвезти домой:

— Не нужно тебе ходить одной по ночи. Я заберу тебя, когда всё закончится.

Я нервно перебирала лепестки кустовых роз, которые как раз подрезала на клумбе перед домом. Вечеринка намечалась следующим вечером.

— Не стоит беспокоиться. Я смогу дойти. Здесь же всего десять минут пешком.

— Но мне не трудно.

Он стоял за моей спиной, прокручивая в пальцах ключи от машины, и я почти физически ощущала взгляд на моем затылке. Молча закусив губу, я отсекла подсохший отросток и отбросила его в сторону, продолжая монотонную работу.

— Значит договорились?

— Не знаю… — я выровнялась и, повернувшись к другу, тыльной стороной ладони смахнула с лица мешавшую прядь волос. Я пораскинула мозгами, взвешивая «за» и «против», и в итоге согласилась.

Ну кому я пытаюсь врать? Да я бы душу дьяволу продала за лишнюю минутку, проведённую рядом с ним.

Справившись с цветами, я вошла в дом. Мама хлопотала в кухне, вернувшись с работы чуть раньше обычного. Отвлёкшись от жарившегося на плите мяса, она вытерла руки салфеткой и вышла ко мне в коридор:

— А Владик не зайдёт на ужин?

— Нет, мам, он уехал. У него какие-то дела.

— Кажется, он стал ещё чаще появляться здесь, — она вопросительно изогнула бровь.

— Да нет, как обычно, — я ушла в душ, оставив маму с её кучей вопросов.

Стал ли он появляться у нас дома чаще — не знаю. Но то, что я стала ловить на себе его странный взгляд, это факт. Иногда он задерживался на моём лице, а иногда пробегался вдоль всего тела, почти ощутимо обжигая кожу. Испытующий, внимательный и… заинтересованный? Да нет, не может быть!

Господи, что же со мной происходит? Как я смогла за короткое время так круто изменить своё к нему отношение? Как я смогла в него влюбиться, да так, что не оставила себе шанса на отступление?

«Ой ли, — ехидно усмехнулось подсознание. — За такое уж короткое время? Кошки в твоей душе скреблись каждый раз, когда ты видела его с девчонкой. Ты испытываешь к нему нечто большее, чем дружба, уже давно. Лишь научилась свой трепет подавлять. Но вот единожды он прорвался на волю, и истинные чувства теперь не можешь спрятать за семью замками».

Не спрятать… Но можно было попытаться держаться на расстоянии от Владьки. Дать себе шанс разобраться, настолько ли серьёзно то, что в сердце воспылало, или это было всего лишь временным помутнением рассудка.

Прошла неделя. Со времени Маришкиного дня рождения мы с Владькой не пересекались. Я держала слово, которое дала сама себе, я держала дистанцию. Это было нелегко, учитывая, что жили мы по соседству, и Влад мог зайти ко мне в любую минуту, но, если это происходило, я сводила наше общее время к минимуму. Пара поверхностных фраз, и я сворачивала разговор, ссылаясь на активную подготовку к учебному году. Я больше не приглашала его на обед или ужин и не принимала его приглашения сходить куда-то вместе, компанией друзей. Потому что это для него эти походы означали продолжение наших дружеских отношений, а я в них пыталась рассмотреть что-то большее. Хоть малюсенький намёк на то, что он ко мне чувствует то же, что и я — к нему. Для меня наши встречи стали пыткой. Сладкой и горькой одновременно. Невыносимой. Я видела его, ощущала его запах, могла невзначай соприкоснуться с ним руками, но при этом я должна была играть в равнодушие. Я ненавидела ложь…

«Ева, что за чертовщина происходит? Ты не ответила ни на одно моё сообщение!»

Пока я раздумывала над ответом, — как оправдать моё молчание, — на телефон пришло пятое по счёту сообщение от Влада:

«У тебя всё нормально? Ты где?»

«Я на вокзале. Провожаю Ленку с Алькой. Наберу тебя позже», — я отправила ответ и, нажав кнопку блокировки, положила телефон в рюкзак.

Поезд, на котором подруги должны были отправиться в студенческое светлое будущее, безбожно задерживался. По расписанию отправление планировалось на 21:25. На данный момент часы показывали четверть одиннадцатого. Девчонки устало откинулись на спинки кресел в зале ожидания. Алина закинула ноги на свой чемодан и хныкнула:

— Ну где уже этот чёртов поезд?

Мать слегка шлёпнула её по ноге, призывая сесть ровно. Тётя Вера — женщина очень воспитанная и консервативная. Для неё забрасывание ног на разные предметы было чем-то неприемлемым.

— Скоро будет. Опусти ноги, это выглядит неприлично.

— Мам, ну я же в штанах.

— Какая разница? Веди себя, как культурная девочка.

Алька затравленно посмотрела на меня и, улыбнувшись одним уголком губ, поставила ноги на пол, а тётя Вера, удовлетворившись послушностью дочери, вернулась к разговору с родителями Леночки. Лена зевнула:

— Что ж такое. Так бы и указывали в билете: «К 21:25 спешить не обязательно. Всё равно мы не прибудем вовремя». Вот молодец Маринка, уехала с утра на автобусе. Поди сейчас уже лежит в новой кровати и десятый сон видит.

Ничто так не выматывает, как ожидание. Было видно, что подруги очень взволнованные и уставшие. Но мне было на руку, что поезд застрял на одной из предыдущих станций. Я могла не спешить домой, а значит, оставался шанс не быть перехваченной Владом.

— Зная Марину, — съехидничала я, — могу сказать, что она покоряет новые тусовочные просторы. Но уж точно не отходит ко сну.

— Ты поезжай домой, пока не слишком поздно, — сказала Алька. — Мы тут, судя по всему, надолго застряли.

Я улыбнулась:

— Ну уж нет. Вы так просто от меня не отделаетесь. Может, это судьба даёт нам шанс подольше насладиться присутствием друг друга?

И даёт шанс мне не зацикливаться на своих чувствах, проводя вечер в одиночестве.

— Ага, точно, — фыркнула та.

Мой телефон завибрировал в рюкзаке, оповещая о новом входящем сообщении. Мне даже открывать и читать его не нужно было, чтобы понять, кто отправитель.

— Да кто там тебе постоянно пишет? Жених любовные поэмы шлёт?

— Да нет, это всего лишь Влад.

Всего лишь…

— Какое деланное «всего лишь», — прищурилась Алька. — Если это «всего лишь» Влад, почему же ты не отвечаешь?

— Почему, почему. Да потому что вам время уделяю. Его у нас осталось…

Мою речь прервало объявление о прибытии долгожданного поезда, эхом прозвучавшее из рупорного громкоговорителя. Девчонки и их родители в спешке засобирались, собирая в кучу чемоданы и сумки, до отвала набитые вещами. Старшие прошли вперёд, спеша на перрон, а мы с подругами поплелись сзади.

— … а его у нас осталось всего ничего, — пробормотав, закончила я фразу.

Прощание было трогательным и слёзным, словно мы расстаёмся не на четыре месяца — до зимних каникул, — а на всегда. По очереди обняв моих девчонок, я каждой дала установку звонить мне как можно чаще. Отцы занесли в вагон баулы, а мамы не могли сдержать слёз. Через несколько минут мы, оставшись на перроне, смотрели в след медленно удаляющимся огням видавшего виды поезда, увозившего наших девочек за несколько сотен километров от нас.

— Ну что, идём? Наверное, нам нужно найти две машины такси, — осмотрела нашу честную компанию из пяти человек мама Лены. — Поедешь с нами, — сказала она мне.

Но, посчитав себя лишней, я убедила её, что прекрасно и без проблем доберусь на маршрутке. Попрощавшись с родителями своих подруг, мы разошлись в разные стороны.

В тот вечер всё сложилось как-то наперекосяк. Последняя маршрутка, идущая почти к моему дому, насмешливо сверкнула задними габаритами прямо перед моим носом. Догнать чёртов автобус у меня так и не получилось. А вернувшись на станцию, я не нашла ни одного свободного такси. Раздражённо выругавшись, я пешком отправилась домой.

Было жутко не по себе в одиночку находиться на улице в тёмное время суток. Всему виной был то ли страх, навеянный с детства фильмами и жизненными историями о маньяках, то ли просто непроглядная темнота навязывала свои зловещие образы. Уличные фонари горели через один, но успокаивала я себя тем, что в такое время летом по улице ещё гуляют люди. Никто за мной не погонится.

Чтобы немного успокоить разыгравшееся воображение, вспомнив, что я обещала перезвонить Владу, я достала из рюкзака телефон и набрала его номер. После первого же гудка он взял трубку.

— Извини, что не отвечала, — сказала я с напускным спокойствием в голосе. — Девчонки мои разъехались, и мы наслаждались оставшимися секундочками, перемывая кости Маришке, которая не захотела колыхаться всю ночь на поезде. И правильно сделала. Она там, наверное, уже с половиной общаги перезнакомилась, в то время, как Алька с Леной только в купе устроились.

— Ева, почему ты так странно дышишь?

В другой раз этот вопрос заставил бы меня, краснея, отпустить неприличную шуточку и посмеяться, но в этот я просто ответила:

— Я иду домой.

— Идёшь пешком? Одна?

— Так уж вышло. Я опоздала на маршрутку, такси не нашла. В общем, чёрт знает что.

— Нужно было сказать мне. Где ты сейчас? Я тебя подберу.

В какой-то момент мне послышалось, что сзади кто-то так же напряжённо дышит. В груди всё заледенело от страха. Мне казалось, что я слышала шаги. Неспешные, выжидающие. Словно человек, шедший следом, крался. Осторожно повернув голову, краем глаза я заметила тёмную фигуру, следовавшую за мной по пятам. В тот момент мне показалось, что сердце перестало биться. Кровь застыла, и я смогла с трудом сглотнуть.

— Ева? Ева, чёрт побери! — сквозь туман парализующего страха пробился голос друга.

— Влад, — я перешла на шёпот и ускорила шаг, — за мной кто-то идёт.

Секунда тишины. Две. Три. В трубке послышался шорох.

— Я еду за тобой. Где ты?

— Иду по… я не знаю, как называется улица, — я снова обернулась и к своему ужасу увидела, что незнакомец не отстаёт. Он шёл, как хищник. Лицо срыто под капюшоном чёрной кофты. Движения скупые. Звериные. Но уверенные. — Прямая улица от ЖД вокзала к нашей школе. Это самая короткая дорога пешком. Здесь жилой район, но много пустующих домов.

— Там, где недостроенный дом с башней?

— Да.

— Сейчас буду. Я уже выезжаю. Не бойся.

Шаги приближались, вызывая паническую дрожь в коленках, и я, не позволяя себе замереть на месте, не оборачиваясь, побежала вперёд. Обернуться было страшно. Обернувшись, я бы увидела злое лицо человека, желавшего причинить мне вред. Кровь гудела в ушах. Этот звук казался таким громким, что его мог услышать каждый. Тяжкая поступь переросла в бег. Я слышала, как в тишине ночной хрустит гравий под ботинками преследователя, изрекая мне приговор.

— Не отключай телефон, — раздалось в трубке. — Я должен слышать тебя! Кричи, беги туда, где могут быть люди!

— Он бежит, — я всё-таки обернулась. — Бежит за мной! — страшный человек в капюшоне был слишком близко. Слишком. У меня не было шанса спастись. Мои силы были на исходе, в груди сердце работало на износ. Осталась последняя надежда, что всё обойдётся, что меня кто-то услышит. Я истошно закричала, призывая на помощь. Я больше не слышала Влада. Я его не слушала. Я бежала что было мочи, лишь бы добраться до освещённого места на дороге, где меня без труда сможет увидеть Влад.

В следующий миг чужая рука схватила меня за волосы и дёрнула назад. Я упала, выронив телефон, и зарыдав, стала бороться. Я не могла сдаться так. Не могла умереть среди безлюдной улицы, под заброшенным домом, жестоко убитая каким-то больным ублюдком. Царапаясь, я нащупала его лицо и надавила пальцем на глаз. Изо всей силы. Железная хватка ослабла, и я выбралась из-под чужого дезориентированного тела. Но в попытке подняться на ноги, он снова повалил меня на землю и упал на меня сверху. Щеку обжог тяжёлый удар, а на шее безжалостно сжалась рука, перекрывая мне кислород. Больше закричать я не могла.

— Бойкая малолетняя шалава, — скалясь прохрипел он. В темноте тощее морщинистое лицо сверкнуло туманно-серой краской, и откуда-то изнутри пришло узнавание. Этот зверский помешанный взгляд, цепкие, худые руки. Я видела это лицо раньше. Где?

Извиваясь, я всё ещё пыталась вырваться. Била его, царапалась, снова подбираясь к нечеловечьим злобным глазам, горящим ненавистью. Где-то я слышала, что, если на тебя напали, нужно попытаться извернуться так, чтобы мочь выдавить глаза преступнику. Я была к этому готова. Я была готова на всё, лишь бы выбраться живой. Пыталась кричать, но из пережатого горла вырывался только сиплый писк.

— Молодая и дерзкая. Всё как я люблю, — раскусив мои намерения, бешенный, помешанный взгляд потемнел. А меня окатило понимание. Тот тип из спортбара. Схватив меня за горло и второй рукой, подонок со всей дури тряхнул меня. Я ударилась затылком об землю, и перед глазами всё поплыло, ориентация нарушилась. Теперь я была ему не соперник. — Что? Не такая ты храбрая, когда быка твоего рядом нет?! Да? А где же он? Чего принцесса сама бродит по заброшенным тёмным улочкам? А?

Хруст разрываемой ткани вызвал приступ тошноты. Я в последний раз попыталась вырваться, но тяжёлый кулак больно обрушился на моё лицо. С брови потекла тёплая струйка крови. Это был конец. Мерзавец одной рукой вцепился в мои кисти, закидывая их мне за голову, с силой прижимая к земле, стащил с меня джинсы и резким движением вошёл в меня. Я завыла, словно раненый зверь, в то время, как живодёр продолжал свои пытки. Из глаз брызнули слёзы, смешиваясь с кровью на моём лице. Всё болело. Меня уничтожили во всех смыслах. Растоптали мою честь, сравняли с грязью, отобрав право выбора. Меня превратили в ничто. Теперь я хотела одного: умереть.

Вдали блеснул свет фар. За ним, насколько я могла понять, поблёскивал синий маячок. Машины остановились, а уже через какое-то мгновение тяжёлое двигающееся во мне тело внезапно поднялось. Подобравшись, я отползла к дереву, подтянула колени к себе и обхватила их руками. Первый удар, второй. Голова мерзавца дёргалась с каждым наносимым Владом ударом, пока люди в форме не оттащили его от обессилевшего подонка. Он что-то кричал, был вне себя. Но всё происходило беззвучно для меня. Лишь потом поняла почему. Всё это время я рыдала в голос, а всё остальное превратилось в посторонний шум.

Подошёл человек в форме полицейского. Накинул мне на плечи что-то типа пледа, поднял меня с земли и повёл к подъехавшей машине скорой помощи. Он что-то говорил мне, но я его не понимала. И доктора что-то спрашивали, а я только, всхлипывая, бессознательно кивала. Но, когда подошёл Влад…

— … ты слышишь меня, Ева? Он больше не причинит тебе зла. Он больше… — его взгляд скользнул по мне, отмечая повреждения, но с ужасом замер на голых ногах. В том месте, где внутренняя часть бедра была испачкана кровью.

Тут и меня пронзило болезненное, уничтожающее понимание того, свидетелем чего стал Влад. Лучший друг, парень, которого я всегда любила… видел, как меня насилуют. Лучше бы он не приезжал. Лучше бы мне было умереть. Лучше…

Я снова заплакала. В вену мне укололи какой-то препарат и завели в карету скорой. Дверца закрылась. Рядом со мной села участливая женщина-доктор и стала приговаривать, что скоро всё будет хорошо. Что мне помогут. Завыла серена, а я погрузилась во тьму, укачиваемая транквилизатором и монотонным гудением мотора.

Потом была больница. Мама дежурила со мной сутками, иногда её сменял Влад. В такие моменты я отворачивалась к стене и закрывала глаза. Боялась увидеть то, что знала точно — увижу в его глазах. Жалость. Отвращение. Из Германии вернулся Марк, грозясь сравнять с землёй ублюдка, позарившегося на его маленькую сестрёнку. Все пытались меня разговорить, но я молчала. У меня не было сил и желания говорить. На четвёртый или пятый день пребывания в больнице я проснулась и увидела Влада, снова сидящего в кресле в дальнем углу палаты. Рискнув, я решила посмотреть в лицо своему страху. Своему другу. Тот взгляд я запомнила до конца своей жизни. Тяжёлый взгляд родных карих глаз, полный гадливости и осуждения. С трудом подавив слёзы, которые огнём жгли глаза, я отвернулась и крепко зажмурилась, желая, чтобы из памяти улетучился образ друга, смотрящего на меня, как на грязь под ногами. В то утро, вызвав экстренной кнопкой медсестру, я произнесла первую фразу за последние несколько дней:

— Пусть он больше не приходит…

Глава 13

Наши дни…

Марк позаботился обо всём, оградив меня от суматохи, которую потянули за собой похороны. Заказал венки, панихиду, выбрал приличное кафе для поминок. Сделал всё, чтобы сберечь моё эмоциональное состояние в приблизительном порядке. Сами похороны прошли, как в тумане. Помню, как батюшка отпевал рабу божию Татьяну, помню, как гроб опускали в тёмную яму рядом с могилой отца. Помню, что людей было немало. Пришли все те, кто знал маму, уважал. Она была почитаемым человеком на работе, у неё были друзья, двоюродные братья и сёстры. У нас правда не сложилось с ними особенно родственных отношений, но мы знали друг друга и при встрече не проходили мимо. Здоровались, справлялись о жизни. Людей было действительно много. Но ближе всех к нам с братом стояли Влад и его родители. Тётя Ира с мамой тоже дружили много лет. Обменивались рецептами, возили нас с мальчишками в кино и зоопарк по выходным. Всё это в прошлом. Вся моя нормальная жизнь, где есть жизнерадостная я, здоровая мать, брат и лучший друг, осталась далеко позади, и теперь мне стоило учиться жить по-новому.

Ещё рядом с Марком была Тина. В другой ситуации, я бы с удовольствием с ней познакомилась и перекинулась несколькими фразами, желая поближе узнать любимую девушку брата. Но, увы, в этот день ситуация была неподходящая, и мне было не до неё.

На поминках в кафе собрались только самые близкие. По очереди говорили о том, каким хорошим человеком была наша мама. Безотказной, всегда готовой прийти на помощь, умной, хозяйственной. О том, что она воспитала двух замечательных детей — упомянул отец Влада. Сам бывший друг сидел за столом молча, лишь искоса поглядывая в мою сторону. Когда дядя Вова закончил свою речь, все не чокаясь выпили. Покрутив в руке рюмку с горькой жидкостью, я поставила её на стол нетронутой. Так же, как и еду в тарелке.

Марк наклонился ко мне:

— Поешь хоть что-нибудь, иначе ты упадёшь в голодный обморок.

Я покачала головой:

— Я не голодна, и чувствую себя нормально. Мне просто кусок в горло сейчас не полезет. В голове столько мыслей, что аппетит пропадает напрочь. Я отойду ненадолго.

Под пронзительным взглядом Влада мне было некомфортно, и я сбегала из его поля зрения, как последняя трусиха. Он прожигал дыру во мне. Я тут же непроизвольно возвращалась в тот день, когда я очнулась в больнице и впервые заметила перемену в его взгляде. Когда он стал смотреть на меня с омерзением и неприкрытой неприязнью.

Скрывшись в уборной и умывшись холодной водой, я медленно выдохнула и посмотрела на себя в зеркало. В отражении я увидела замученную, глубоко несчастную особу с впавшими щеками и тёмными кругами вокруг глаз, и фыркнула: как на меня ещё можно было смотреть, если не с отвращением? Разве что с жалостью. Господи, как же я ненавидела это чувство! Терпеть не могла, когда меня пытался пожалеть кто-либо, но сама себя… жалела. И призирала себя за это. Хотя Света постоянно пыталась протолкнуть мне в голову мысль о том, что жалеть себя можно и нужно. Только она утверждала, что жалеть себя нужно правильно, не впадая в «роль внутренней жертвы», но и в то же время, не блокируя и не обесценивая свои эмоции. Это значит, что я должна была понимать, что то, что мне было больно и обидно после всего произошедшего в прошлом — это нормально, но я не должна была позволять гнетущим чувствам затягивать себя в трясину.

Сейчас же мне очень хотелось впасть в эту «роль внутренней жертвы». Здесь, в родном городе, всё напоминало о том, что у меня было, и чего я лишилась за один вечер. Из-за собственной глупости и неосмотрительности. И из-за человеческой жестокости.

«Совсем скоро я смогу уехать домой, — эта мысль подействовала на меня, как волшебная пилюля, облегчившая страдания тяжелобольного человека. — Я снова войду в свою новую жизнь, оставив все разочарования прошлого здесь». Да, я действительно полагала, что через несколько дней или максимум через неделю вернусь в город, в котором прожила почти три года. Там мне было хорошо. Никто не смотрел на меня, как на обезьянку в зоопарке, не тыкал пальцами: «Смотри, вон ту девчонку изнасиловали несколько лет назад. Она с нашего района, представляешь?» Иногда, если подобная ситуация происходила, у меня возникало такое чувство, что случившееся три года назад делало меня какой-то не такой. Недостойной человеческого отношения, недостойной светлого будущего. Недостойной любви. Но для жителей моего «нового дома» я была просто Евой: тихой, приличной девушкой, живущей у престарелой тётки отца и работающей на полставки в маникюрном салоне. Все эти люди, не знающие моего прошлого, и давали мне возможность почувствовать себя нормальной.

Вытерев бумажным полотенцем кристальные капельки холодной воды с лица, я вышла из туалета.

— Ты что так долго? — Марк уже поджидал меня под дверью.

— Я не собиралась самоубиваться, если ты об этом переживаешь, — съехидничала я. — Но не заставляй меня рассказывать, что люди делают в той комнате. Ты ведь уже большой мальчик.

Брат внимательно пробежался по мне взглядом. Я знала, что глаза мои были подпухшими от постоянно наворачивающихся слёз.

— Плохо себя чувствуешь?

— Я подавлена и устала.

Положив свою большую руку мне на плечо, брат приобнял меня и горестно вздохнул:

— Да, малая. День сегодня был… тяжёлый. Но жизнь складывается из чёрных и белых полос. Тебе ли этого не знать.

— Что-то моя белая полоса никак не наступит.

— Я думал, что последние года полтора в твоей жизни всё стабильно.

— Да, стабильно серо…

Теперь у меня была работа, определённый круг общения, в большинстве состоящий из женщин. К мужчинам у меня доверия не было. Но у меня не было ощущения счастья. Не было мечты. Не было чёткого осознания, что в моей жизни всё наладилось. Я плыла по течению и покорно принимала свою участь, считая, что у таких людей, как я, — с тяжёлой душевной травмой, — не может быть полноценной жизни, наполненной счастливыми эмоциями, светом и желанием жить на полную.

— Ты ведь всегда говорила, что у тебя всё хорошо.

Этот коридорчик, в котором мы с братом находились, был чем-то вроде курилки. Под узким окном стоял небольшой диванчик, больше похожий на обтянутую кожей скамейку. Марк подтолкнул меня к нему и сел рядом.

— Конечно, Марк, по сравнению с тем, как было три года назад, сейчас у меня всё хорошо. Ну, по крайней мере, было, пока была жива мама. Но ты же понимаешь, что, как прежде, уже никогда не будет. Я никогда больше не буду той, кем была до… той ночи.

— Знаешь, когда мы с мамой разговаривали в последний раз, она сказала, что тебе, чтобы обрести душевный покой и научиться видеть счастье в мелочах, нужно переехать обратно. Что пережить боль ты сможешь, только приняв её и позволив себе через неё переступить. И я с ней в этом согласен. Есть в её словах здравый смысл. Последние три года ты прячешь голову в песок, как тот зашуганный страус, не замечая, что есть в мире люди, которые тебя любят, волнуются за тебя. Которым случившееся с тобой тоже принесло боль. Открой глаза, Ева, оглянись, и ты увидишь, что не так ты одинока и несчастна, как тебе кажется.

Поговорив по душам, возможно впервые за долгое время, мы вернулись за стол. Марк, всё-таки, уговорил меня съесть небольшой кусок мяса и поклевать салат. Слова брата звучали в моей голове беспрестанно. Возможно, я действительно настолько зациклилась на себе, что не замечала страданий близких людей. Я не замечала, как сдала мама после той ночи, не замечала, как Марк стал взрослее и мудрее своих тогдашних двадцати лет, как стал опекать меня и взял меня под свой контроль. Ведь все эти годы именно он поддерживал меня. Марк оббивал пороги органов, требуя, чтобы мерзавцу, изнасиловавшему меня, дали максимальный срок. Он нашёл мне хорошего адвоката, который на встречах со следователем и в суде говорил от моего имени, апеллируя теми фактами, которые я готова была предоставить… Долгое время после моего переезда Марк обеспечивал меня материально, он же оплатил моё обучение на курсах по маникюру. Он всегда был готов меня выслушать, но я редко откровенничала, боясь обнажить свои раны, тем самым усилив боль.

Вдруг, рассмотрев слова Марка под другим углом, я взглянула на Влада. Оторвавшись от разговора со своими родителями, словно почувствовав мой взгляд на себе, он снова посмотрел на меня. Так резко и колко метнулись карие глаза в мою сторону, что, стушевавшись, я отвернулась. Нет, та мысль, что непрошено осенила меня, была парадоксальной и глупой. Совершенно глупой…

Глава 14

Наши дни…

Чтобы отойти от похорон и войти в колею размеренного существования, понадобилось ещё несколько дней. Света была на подхвате двадцать четыре часа в сутки, за что я была ей бесконечно благодарна. Я звонила ей по меньшей мере раз в два дня, изливая переживания, и мне становилось легче. Иногда я нуждалась в её мнении.

— Если ты хочешь знать, что я думаю по поводу того, права ли была твоя мать, считая, что для полноценного выздоровления тебе нужно вернуться в родные края, то мой ответ «да». Определённо нужно. Я неоднократно говорила тебе, что лучший способ избавиться от своих комплексов и страхов — это посмотреть им в глаза. Коль уж ты велением судьбы оказалась там, где приобрела этот багаж горького опыта, используй время с максимальной пользой для себя. Посети места, в которых ты проживала самые счастливые моменты, вспомни, за что любила жизнь. Наполни себя позитивом. Поговори, наконец, со своим другом.

Сидя на полу в маминой комнате, я перебирала старые фотоальбомы, откладывая фото нашей семьи в одну стопку, а фотографии детских и студенческих лет мамы — в другую.

— К позитивным эмоциям разговор с Владом уж точно никак не относится.

В руки попалась фотография, на которой я, Марк и Влад по щиколотки стояли в мутноватой воде нашего озера. У каждого из нас в руках было по удочке. На лицах — выражение лучезарного восторга, с которым мы предвкушали будущую добычу. Мы словили тогда несколько рыбёшек. Мальчишки свой трофей принесли домой и зажарили на костре. Я же не смогла пустить маленькую краснопёрку на растерзание голодным ртам. Сняв с крючка, выпустила в воду.

Глядя на эту фотографию, где мы втроём светились от счастья, проводя вместе каждую свободную минуту, я с грустью положила её в конверт, который никогда больше не собиралась открывать, и, поднявшись с колен, сунула его в выдвижной ящик стола.

— Возможно. Но он уж точно расставит все точки над «i». Ты должна сказать Владу, как тебе было больно от того, что ваши пути разошлись, проговорить ему свои переживания, и тогда, возможно, он поведает тебе о своих. Я уверена: то, что он стал свидетелем надругательства над тобой, наложило на его психику свой отпечаток, а то, что каждый из вас замалчивал свою боль, подавляя любое её проявление, привело к недопониманию и отдалению.

В общем, Света тоже считала, что остаться здесь на неопределённое время и попытаться заново прижиться в родном городе — хорошая идея. Я же всё ещё сомневалась. Как минимум, там у меня была работа, которую я бросить не могла. Я была хорошим мастером, у меня была своя клиентская база, и работа в салоне приносила мне неплохие деньги. Оставшись здесь, я потеряю своё место и останусь на бобах.

Да нет. Ну какое останусь здесь? Этот город меня не примет. Или я не приму его, потому что, слыша шёпот за моей спиной, я каждый раз параноидально думала, что обсуждают меня. Как только я разберу мамины вещи, найду документы и отдам их Марку, уеду отсюда, не оглядываясь.

К вечеру альбомы, которые я собиралась забрать с собой, были упакованы в большой картонный ящик. После двух часов копания в старых фотографиях меня хватило только на маломальскую уборку по дому, после чего силы исчерпались.

Тишина пустого дома так громко кричала о моём одиночестве, что, хотелось вырваться на волю, как маленькой пойманной птичке из клетки, и прямо сейчас, купив билет на вокзале, сесть в автобус и уехать туда, где я себя чувствовала более целостной. Обведя взглядом родные пенаты, я, сокрушенно выдохнув, упала на кровать и устало прикрыла лицо руками. Здесь никогда не было так уныло. Без маминой руки, без её стараний, аромата и присутствия, этот дом потерял свой шарм, превратившись в огромную кирпичную коробку без души. Теперь здесь было неуютно. Меня не покидало ощущение инородности в этом месте. Но мне предстояло ещё сделать столько работы, что ближайшие дней пять об отъезде не стоило и мечтать. «Нужно потерпеть ещё совсем капельку. Сделаешь все свои дела, и будешь свободна», — этими мыслями я себя успокаивала ровно до тех пор, пока не уснула, сама того не заметив.

Мне снилось, что перед домом пышно благоухали молодые розы. Их разнообразие не знало границ: от белых до нежно-кремовых, от розовых до пурпурных, от алых до бархатно-бордовых. Их нежные лепестки поблёскивали из-за кристальных капелек росы, мерцающих на солнце бриллиантовым переливом, источая тонкий, душистый аромат. Стоя посреди этой красоты, меня переполняли эмоции трепетного восторга и гордости. Словно это я вырастила эти цветы… Я шагнула в это цветочное облако. Меня не задевали шипы, не оставляли тонких царапин на моей коже, а лишь ласкали меня нежными прикосновениями бархатистых лепестков. Я чувствовала, что обрела душевное спокойствие. Нашла свой рай, в котором хотела остаться навсегда.

Утром, к сожалению, я поняла, что тот спектр положительных эмоций — лишь иллюзия, навеянная приятным сновидением. А действительность совсем иная. Я потеряла мать, ещё раньше потеряла себя и надежду на то, что в моей жизни всё наладится. Явь была огорчительной. Но я, как всегда, спрятав ото всех свои истинные чувства, стала вливаться в привычную колею жизни.

Глава 15

— Какая пылища! — Марк отрывисто закашлялся, и по всему чердаку прокатился громкий раскат чиха.

Я поднялась по металлической стремянке вслед за братом. Густой запах пыли зацарапал в горле так, что я даже боялась дышать. Казалось, что сделай сейчас вдох, и эта пыль осядет на моих лёгких, вызвав хроническое воспаление.

— Что мы тут вообще забыли? — он подал мне руку и помог принять вертикальное положение.

— Здесь много ненужного хлама. Коробки из-под техники, старый прохудившийся гамак вон в углу валяется. Пластинки из средневековья. Это всё нужно выбросить.

Я решила разобрать чердак прежде, чем приступлю к личным вещам мамы. Мысль о её смерти всё никак не могла укорениться в моей голове, поэтому выбрасывать её вещи казалось неправильным.

Шагнув вглубь комнаты начердаке, Марк наклонился и, брезгливо поморщившись, поддел пальцем запылённую полосатую тряпочку, представлявшую собой тот самый гамак. После чего, видимо у брата открылось второе дыхание, и он, вытащив из кармана скрученный мусорный мешок, встряхнул его и начал складывать в него весь хлам. Я поспешила ему помочь. «В топку» пошло всё, чем наша семья не пользовалась годами: новёхонькие с виду журналы, которые имели когда-то привычку выписывать наши родители, но которые ни разу, судя по всему, не открывались, кассеты и магнитофон. Он сломался ещё при жизни отца, насколько я помню, но почему-то до сих пор занимал место в доме. Как по мне, ему уже давно было место на мусорке. Марк, укомплектовав первый мешок до отказа, вынул второй и продвинулся к дальнему углу. Идеальная стопка из каких-то коробок и старых книг с грохотом рассыпалась, и брат принялся безжалостно запихивать всё в мешок.

— Ева, смотри, что я нашёл, — среди ветхого барахла он вытащил белую исцарапанную обувную коробку, протёр голой рукой от пыли и открыл. В ней, словно только купленные, лежали мои старые ролики. — Не жалко ли выбрасывать? — он вопрошающе посмотрел на меня, а я тупо уставилась на мою вещь в его руках.

Эти ролики давным-давно стали мне малы, и, конечно же, никак не могли пригодиться в будущем. Но и выбросить их было действительно жаль. Их подарила мне мама. Это была одна из тех вещей, которые несли собой не столь материальную ценность, сколько личную. С ними было связано столько воспоминаний… тот день, когда мама пришла с работы и вручила этот подарок, весёлые летние деньки, проведённые с Леной, когда мы рассекали на роликах, представляя себя королевами фигурного катания… Но это стало возможным лишь после того, как мы познакомились с чернявым мальчишкой с приветливой улыбкой. На мне были эти же ролики, когда мы впервые встретились, и я не умела толком кататься. Он научил меня. Главные воспоминания были связаны с ним. Они были несомненно приятны и ценны, но невольно причиняли боль, напоминая о том, что мне не удалось сберечь в моей жизни навсегда. Под гнётом недоумённого взгляда Марка, с тяжёлым сердцем я забрала у него коробку, закрыла её и опустила в один из мусорных мешков.

С помощью лишней пары рук уборка на чердаке заняла гораздо меньше времени, чем я располагала. Собрав всё старьё и спустив его на первый этаж, мы вынесли все пакеты, забитые мусором, и выбросили в контейнер в самом конце улицы. Марк никак не прокомментировал мою выходку с роликами, и я склонна была думать, что он понял, почему я без лишних раздумий избавилась от них. Иначе, он обязательно бы спросил… Но он не спрашивал.

Вернувшись в дом, я готовила ужин, в то время, как Марк ненадолго скрылся в гараже. Там всё ещё стоял его мотоцикл, но почему-то брат теперь на нём почти не ездил, предпочитая четыре колеса двум.

Масло в сковороде потрескивало, и омлет приобретал аппетитную золотистую корочку, источая волшебные ароматы жареного перца, лука и томатов. Желудок заворчал в нетерпеливом предвкушении съестного. С самого начала дня у меня во рту ни крошки не было, и теперь я готова была наброситься на любую еду. Даже на полусырую. Вообще-то я редко страдала хорошим аппетитом. Чаще всего мой дневной приём пищи ограничивался одним разом. Тарелкой супа, например, или овощным рагу. Или простым салатом на худой конец. Проблемы с аппетитом у меня начались в тот момент, как три года назад меня захлестнула депрессия. Переживая трудные времена, мой организм, руководствуемый травмированной психикой, напрочь отметал все способы обеспечения жизнедеятельности. Вид и запах еды вызывал отторжение, а сон стал для меня чем-то из роли фантастики. Я могла не спать сутками, при этом всё, на что я была способна — это, периодически моргая, бессмысленно тупиться в одну точку. Если же усталость брала своё, и мне удавалось, закрыв глаза, выпасть на некоторое время из реальности, перед глазами тут же появлялось искажённое злобой и ненавистью лицо насильника. Я слышала его мерзкий сиплый голос, как будто наяву. Я буквально чувствовала грубые движения костлявых рук, срывающих с меня одежду и душащих меня… я чувствовала боль. Я с криками просыпалась, вся в холодном поту, и подолгу не могла успокоиться даже в маминых объятиях. Её утешительные слова оставались мною незамеченными. Я снова отключалась от внешнего мира, погружаясь во внутреннюю пустоту, и снова не спала ночами. Проблемы со сном и аппетитом стали проходить сами собой примерно полгода спустя после того августовского вечера. Постепенно боль ослабевала, шок медленно проходил. Как только я стала приобретать маломальское душевное равновесие, я поняла, что не могу оставаться в городе, где почти каждый человек в подробностях знал, через что я прошла, потому что многие из них были на суде. И слышали всё. Каждую грязную мелочь. Я не могла вынести того, что часть людей смотрела на меня с жалостью, а вторая часть судачила за спиной, решив, что виноватой в изнасиловании была я. Кто-то говорил, что я сама спровоцировала агрессию вызывающим поведением, а кто-то — что вызывающей одеждой.

Господи! Да я ведь никогда не давала повода подумать о себе, как о девушке лёгкого поведения, чтобы обо мне могли такое сказать. Но даже тот озвученный в суде во всеуслышание факт, что на период изнасилования я была девственницей, не изменил мнения этих подлых людишек…

Поэтому я приняла решение уехать. Я не выдержала лживых пересудов и жалостливо-участливых взглядов в мою сторону. Благо, что престарелая тётка отца, Тамара Ивановна, с пониманием отнеслась к моей беде и приняла меня в своём доме с распростёртыми объятиями. Вот у неё-то я и жила эти три года, вплоть до недавнего возвращения домой.

Сняв сковородку с плиты, я дополнила фаршированные баклажаны омлетом, и поставила на стол обе тарелки. Входная дверь хлопнула.

— М-м-м… Запахи божественные! Я вовремя, сестрёнка?

— В самый раз. Я как раз закончила готовку, так что иди мой руки и добро пожаловать к столу.

За ужином Марк негласно взял на себя роль рассказчика, делясь со мной некоторыми аспектами своей работы, которые могут быть мне интересны. Я внимала его рассказам о ныне востребованных стилях мебели на рынке и с интересом слушала о новой коллекции офисных кресел, которые в течение нескольких недель должны были появиться в первом фирменном магазине Марка и Влада «Эклектика». Эта тема мне была интересна и близка. В конце концов, когда-то я мечтала стать дизайнером, но я очень удивилась, когда Влад попросил у меня совет.

— В нашей новой линейке есть один набросок… — Марк полез в карман за телефоном. — Хочу, чтобы ты на него посмотрела, — полистав галерею, он нашёл нужное фото и развернул телефон экраном ко мне. — Наш дизайнер предлагает совместить модерн и хай-тек в этой модели. Но что-то мне оно кажется слишком вычурным.

— Классическое кресло с «ушами» и хромированная сталь. Неплохо. Но, думаю, оно будет смотреться лучше, если убрать массивные подлокотники. Тогда кресло будет выглядеть консервативнее, но не станет от этого менее креативным.

— Думаешь?

Я кивнула:

— Да. И к тому же оно не будет смотреться таким громоздким. Будет занимать меньше места не только визуально, но и реально, что всегда в приоритете при обустройстве рабочего пространства.

Я отдала телефон брату, и он, обдумывая мои слова, вперился взглядом в эскиз будущего кресла, медленно постукивая пальцем по столу.

— Ты на сто процентов права. Я обговорю это с дизайнером и с Владом. Да, нужно всего лишь внести немного изменений, и эта модель станет изюминкой новой коллекции, — Марк выдержал немую паузу и улыбнулся. — Ты умница. Скажи, а ты не думала о том, чтобы снова, к примеру, поступить в колледж?

— В какой? — затупила я. — В… наш колледж?

— Да. Ты ведь хотела стать дизайнером. У тебя для этого есть все данные: хороший вкус, фантазия, абстрактное мышление. И рисуешь хорошо.

Я тут же скисла, подавляемая внутренней тоской по несбывшейся мечте.

— Нет, — я ответила резче, чем Марк заслуживал. В конце концов, он не хотел нарочно напоминать о моей ничтожности. Просто полюбопытствовал.

— Почему твоё «нет» всегда такое категоричное? Ты не хочешь хотя бы подумать на этот счёт?

— Не хочу. Наверное, потому что жизнь ясно дала мне понять, что мои глупые, наивные мечты и планы ничего не стоят. Разрушить их проще простого. Лучше уж совсем не мечтать, чем однажды понять, насколько разбитой ты оказалась, когда их сломали. Это, как в детстве с тем песочным замком, который ты старательно строишь-строишь, а потом его топчет местный хулиган с издевательской ухмылочкой на лице. И всё. Руки опускаются.

Не знаю, почему меня именно сейчас прорвало на откровения. Возможно, просто накипела в душе обида на несправедливость судьбы. А, возможно, меня задевало непонимание брата, который постоянно пытался проявить свою заботу не в том ключе, который мне требовался. Его попытки заботиться обо мне я ощущала, как попытки манипуляции и давления. Принуждения к тому, к чему я была не готова.

— Помнится мне, в детстве ты таким хулиганам не боялась дать отпор, после чего шла и заново строила новый замок. В разы лучше, чем был тот, который сломали. Знаешь, что реально дала понять тебе жизнь? Что тебе есть, что ценить. Что рядом с тобой остались люди, действительно любящие и преданные тебе, несмотря ни на что. Что жизнь ценна! Но она может измениться или даже оборваться в любой момент. И, если тебе даётся второй шанс, нужно хвататься за него и изо всей силы карабкаться, чтобы выстроить свою жизнь так, как ты хочешь, и так, как ты того заслуживаешь. Тебе жизнь показала, что сдаваться нельзя ни при каких обстоятельствах, а ты, работая больше года со своим психологом, до сих пор не смогла понять столь очевидной вещи!

Его слова нашли отклик во мне. Они отозвались обидой на завуалированный упрёк, который читался между строками его фразы. Зря я допустила столько откровений о том, что чувствую на самом деле. Этой апатии, которую я испытывала, и страхов не смог бы понять тот, кто не пережил того, что и я. Так что и Марка я не могла винить за его непонимание.

— Ты не знаешь, что я чувствую.

— Да. Я не знаю. Потому что ты никогда не рассказывала. Засела там у тёти Томы, ото всех оградилась колючей проволокой, и пилишь ногти по утрам. Неужели, это твой предел, Ева? Неужели, это то единственное, что ты можешь?

— А почему ты не можешь предположить, что моя работа мне нравится?

— Да потому что… — он осёкся. — Не знаю почему. Просто чувствую, что ты просто по течению плывёшь. Пошла по пути малейшего сопротивления, решив, что это — твой потолок.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, но тут-то ты и неправ. Выкуси, братишка, мне моя работа нравится! Плюсов в ней много. Как минимум её преимущество в том, что я работаю только с женщинами, и мой контакт с противоположным полом ограничен.

А ещё я работаю только по утрам, и это тоже огромный плюс. Мне не приходится добираться домой по темну.

Последней фразой я, возможно, даже хотела немного задеть брата, подразумевая, что презираю всех мужчин без исключения. И даже его. За его чёрствость, которая иногда так так не вовремя проявлятся, и раздутое эго, которым он тут щеголяет передо мной. Но потом пожалела о своих словах, надеясь, что моих намерений он не понял. Марка я уж точно презирать не могла. Я любила его искренней сестринской любовью, и какие бы разногласия между нами не возникали, ничто не было в силе этого изменить.

После того, как Марк, кривовато извинившись за неуместную несдержанность, бегло чмокнул меня в щёку, собрался и уехал к себе, я, смотря вслед удаляющимся фарам его автомобиля, перевела взгляд на сиротливый покорёженный мусорный контейнер, едва заметный в сгущающихся сумерках. Где-то там, в одном из мешков, которые мы отволокли на свалку, лежала предательски выброшенная мною ниточка, связывающая меня с хорошими воспоминаниями. Всё-таки, я не могла их выбросить… не могла.

Тяжело сглотнув, я оглянулась, убеждаясь в том, что поблизости нет подозрительных прохожих. Подавляя холодящий страх, вздымающийся в груди с каждым шагом, сделанным вперёд, я отыскала в одном из наших мешков белую обувную коробку. Удостоверилась, что внутри — те самые ролики с серебристыми узорами, и, прижав эту коробку к сердцу, словно самую дорогую на свете вещь, бросилась домой.

Глава 16

У меня была целая бессонная ночь, чтобы переварить сказанное Марком. Сначала мне было до жути обидно, что мои жалкие попытки сосуществовать с внешним миром не были одобрены братом. Моя первоначальная реакция была предсказуемой, учитывая, что я с трудом смогла найти своё место в жизни и свыкнуться с тем, что моя участь теперь — довольствоваться малым. Тем, что само приплыло мне в руки. И, конечно, слова о том, что я должна стремиться к большему, я восприняла в штыки, как упрёк в собственной слабости и недостаточном старании изменить обстоятельства к лучшему. Позже, когда обида стала ослабевать, обретая очертания сдержанной досады, я обрела возможность рассуждать более здраво, и мысли погнали в голову бесконечным конвейером. Может, Марк был и прав отчасти?

В детстве, в юности я была более самоуверенной и смелой, и за себя постоять могла. Всё дело было в том, что я знала, — мой тыл прикрыт двумя взрослыми парнями, готовыми за меня глотки разодрать. Я была под защитой брата и друга, и это придавало мне уверенности. Сейчас мой тыл оскудел… Друга я потеряла, а Марка захватила собственная жизнь. Дела, работа, друзья, девушка. И я не обижалась, ведь так и должно быть. Просто одиночество, которое теперь, после смерти мамы, ощущалось ещё острее, нежели обычно, сил совсем не придавало.

Нужно было что-то делать с моральной немощностью. Это я понимала. Но словосочетания «не могу», «у меня не получится» и «я не достойна» так крепко засели в моей голове, запустив свои ядовитые цепкие клешни в мой мозг, что поверить в другое было невозможно. У меня было полно страхов, которые мешали мне взять ответственность за свою жизнь на себя, и которые мне пока что, увы, побороть не удалось.

На следующий день я смогла соскрести себя с кровати только ближе к обеду. Под утро естественная потребность в сне вытеснила роящиеся в голове мысли, и я всё-таки задремала. Не сказать, что сон был крепким и позволил мне отдохнуть. Скорее, напротив. Спала я чутко и поверхностно, слышала самый малейший звук: от методичного тиканья стрелки настенных часов до прерывистого шороха мелкого дождя за окном. Поэтому проснулась с больной головой. Мне срочно требовалась чашка кофе.

Из-за ухудшившейся погоды, без одеяла в доме было зябко. Замотавшись в свой старый махровый халат с вышитыми бабочками на карманах, я пошла умылась, почистила зубы и отправилась в кухню. На поиски кофе. Но, обрыскав все ящики и полочки, я поняла, что меня ожидало разочарование. У мамы был годовой запас каких угодно круп, сахара, какао и специй. Но не было кофе. С раздражением хлопнув дверцей последнего кухонного ящика, я вернулась в свою комнату. Быстро влезла в джинсы и футболку, натянула сверху чёрное худи, на выходе из дома вступила в кроссовки и, прихватив напоследок рюкзак с деньгами и телефоном, отправилась в единственный на нашем районе супермаркет. К счастью, за ночь дождь закончился, и до магазина я смогла добраться сухой. Единственным убытком моей опрятности послужили лужи и грязь, из-за которых мои белые кроссовки приобрели оттенок грязно-серого.

Поскольку, на дворе стояла первая половина воскресенья, людей, приехавших за покупками на ближайшую неделю, в супермаркете было много. Толкаясь, большинство из них толпилось на овощном ряду. Натянув на голову капюшон, чтобы остаться незамеченной знакомыми, которые не преминули бы полюбопытствовать, как же я справляюсь со всем, что на меня свалилось, я направилась на поиски приличного кофе. Оминая большие скопления людей, я медленно продвигалась от полки к полке. В корзину отправилось подсолнечное масло, пакет спагетти, грибы и яблоки, плитка молочного шоколада с изюмом и, наконец, очередь дошла до того продукта, за которым я собственно и пришла. Изучив названия, я потянулась за бело-чёрной пачкой, часто мелькающей в рекламе по телевизору.

— Не бери этот кофе. Он так себе.

Подпрыгнув от неожиданности, я выронила упаковку и тут же спохватилась, смутившись своей неуклюжей реакции на голос Влада. Наклонилась за упавшей пачкой, но Влад оказался проворнее. Подняв её, он уже поставил её на место. Взял другую, чуть побольше, в красно-оранжевой расцветке и протянул мне.

— Этот лучше.

Мимолётом я взглянула на Влада, и моё сердце… будто замерло на какую-то долю секунд. В его взгляде не было вражды, которую я привыкла замечать. Возможно, лишь излишне приторное внимание и… затаившаяся грусть? Тёмные волосы на висках были подстрижены короче, чем на макушке, на щеках двухдневная щетина, добавляющая возраста. Всё-таки, ему было лучше без неё. Спортивный стиль одежды подходил ему так же, как и классика. Что в кроссовках, что при костюме, Влад смотрелся одинаково хорошо. Осознав, что я бесстыдно разглядываю его, предательское сердце неистово заколотилось заново, разгоняя по жилам страх, волнение и давно забытый трепет, который представлял собой довольно неприятное чувство, смешиваясь с предыдущими эмоциями.

— Спасибо, — я отправила кофе к остальным своим покупкам и, не зная, что делать дальше, чувствуя себя не в своей тарелке рядом с бывшим другом, вжала голову в плечи. Я избегала его взгляда, хотя чувствовала, что он глаз с меня не сводит.

— Прости, что напугал. Я думал, ты меня заметила.

Я покачала головой:

— Н-нет. Но всё нормально, — уцепившись обеими руками за тележку, я сделала шаг назад, увеличивая между нами дистанцию. — И спасибо за совет. Ну, по поводу кофе… Попробую его, как только приду домой.

Скользнув по нему беглым взглядом напоследок, я скрылась за углом следующего стеллажа и стала пробираться к кассе. И… мне показалось, что, уходя, я увидела улыбку на его лице. Лёгкую, едва заметную, и немного печальную.

Отыскав свободную кассу, я выложила продукты на ленту, и, не удержавшись, оглянулась назад. Не знаю, зачем я это сделала. Наверное, хотела ещё раз увидеть Влада и убедиться, что мне не показалось. Что той надменности, что я видела в его глазах в последнее время, всё-таки нет. Но очередь, собравшаяся за мной, закрыла обзор в зал, так что я вернула внимание кассирше, уже пробивавшей мой товар. Она спросила, нужен ли мне пакет, и я кивнула. Та в свою очередь мазнула по мне сверху вниз с нескрываемым интересом в глазах и с видом одолжения, оказываемого мне, озвучила конечную сумму покупок. Если мне и было неприятно от столь недружелюбного поведения, я не подала и виду. Расплатилась, и пошла на выход, минуя невероятно «внимательного» охранника, листавшего какую-то дешёвую газетёнку.

Вообще-то, внешность девушки была мне смутно знакомой, но я не могла вспомнить, где могла её видеть. Судя по возрасту, мы могли пересекаться в школе или летнем лагере… В любом случае, заморачиваться я на этом не стала, посчитав не столь важной информацией.

— Ева!

Я уже почти преодолела расстояние парковки перед магазином, но, услышав своё имя, стала, как вкопанная, и развернулась на голос зовущего. Влад шагал мне навстречу, а я с трудом… с трудом!.. подавила нервную дрожь.

— Ты сейчас домой или к Марку?

— Домой.

Влад переложил оба своих пакета в одну руку, а вторую протянул мне:

— Тогда я могу помочь.

Остолбенев от неожиданности, я растерялась. Он предлагал мне помощь… Или?.. Нет, это казалось совершенно невероятным. Настолько, что в закромах разума даже невольно мелькнула мысль, будто он прикалывается надо мной. Но… выглядел Влад вполне серьёзным. И враждебности я в нём и на сей раз не почувствовала.

— Ева, если ты боишься чего-то, то совершенно зря. Я просто подвезу тебя и всё. Дождь начинается, и, если ты пойдёшь пешком, промокнешь до нитки.

Я ведь даже не заметила, что небо снова норовило разразиться слезами. Я действительно боялась. Боялась снова увидеть отвращение в его глазах, пренебрежение и враждебность. Поэтому предпочитала вообще ничего не замечать, избегая встречаться взглядом с бывшим лучшим другом.

Понимая, что сомнения и опровержения очевидных фактов — своего рода защитная реакция, приобретённая вместе с кучей личностных комплексов, как когда-то объяснила мне Света, я заставила себя согласиться, как можно более искренне поблагодарив за предложение.

Взяв мой пакет, Влад направился к своей машине, припаркованной в нескольких метрах от нас, а я, всё ещё не веря в происходящее, поплелась следом, шлёпая некогда белыми кроссовками по грязным лужам.

Небо снова затянули серые тучи, и порывистый ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья. В считанные секунды мелкая морось переросла в настоящий ливень, за стеной которого была непроглядная тьма. Дворники работали на износ, и мы продвигались по дороге со скоростью черепахи. Влад сбавил громкость радио, а потом и вовсе выключил, внимательно наблюдая за дорогой. Пока вся его сосредоточенность была направлена на то, чтобы мы без эксцессов добрались до моего дома, я ловила момент, исподтишка наблюдая за ним. Как так получилось, что между Владом, которого я видела на похоронах, и Владом, которого я встретила сегодня, такая большая разница? Неделю назад он смотрел на меня с укором и презрением, а сегодня проявлял небывалую благосклонность. И даже интонация в его голосе была мягкой, хотя и слегка настороженной. Словно он, разговаривая со мной, прощупывал почву, боясь оступиться, взболтнув не то… Я была растерянна. Почему он так резко поменял своё ко мне отношение? В чём причина внезапного проявления доброты ко мне?

— Знаю, после похорон прошла уже неделя, но не спросить не могу, — сказал он, и я, выплыв из своих рассуждений, обратила внимание на Влада. Он едва заметно стиснул пальцы на руле. — Как ты себя чувствуешь? Я хочу сказать держишься ты достойно, но действительно у тебя настолько всё в порядке, как ты хочешь… хочешь показать окружающим?

Поразив меня в который раз, Влад, сам того не понимая, пошатнул мою уверенность в собственной правоте по поводу напряжения, что длилось между нами несколько лет. Я задала себе вопрос: могло ли быть так, что моя сломанная психика сыграла со мной злую шутку, нарисовав в воображении всё то, что, по моему мнению, Влад стал чувствовать ко мне. Неприязнь, отвращение, гадливость. Могло ли это быть плодом моего воображения? Или же я спроецировала на него свои личные ощущения?..

Марк часто намекал мне, что Влад… так и остался мне другом, не смотря на обстоятельства. Но… чёрт, я ведь видела тот резкий, тяжёлый взгляд. Я видела! Мне не могло показаться.

— У меня всё под контролем. Спасибо, — ответила я, но фраза казалась незаконченной. Даже меня она напрягала сухостью и деланной вежливостью. — Я, конечно, скучаю по маме, но, пока я загружаю себя работой, мне некогда думать о плохом.

— А что планируешь делать дальше? Останешься здесь или снова уедешь?

— Однозначно я тут не останусь, — возможно, фраза прозвучала резко. Но мысль о том, что я могу вернуться сюда жить, отзывалась во мне тошнотой. Стоило только вспомнить кассиршу в супермаркете, которая, по-видимому, знала меня и всё в мельчайших подробностях, что произошло тем проклятым августовским вечером. Эти чересчур заинтересованные взгляды, оборачивания мне вслед, — они рушили всё духовное равновесие, к которому я пришла за несколько лет. Пускали под хвост все мои усилия.

Больше Влад вопросов не задавал. Остаток пути мы преодолели в тишине, которую нарушал тихий рокот мотора и звонкий перестук частых капель, срывающихся с тяжёлых туч, нависших над городом. Я ушла в себя, вспоминая то утро в больнице, когда я проснулась и увидела в кресле хмурого Влада, и его прожигающий, колкий взгляд там, на поминках, когда мы случайно переглянулись друг с другом. И сравнивала между собой все три образа: трёхгодичной давности, недельной и сегодняшний образ доброго парня, каким я его знала до всей этой трагедии, что разделила мою жизнь на «до» и «после». Глубоко мыслительное выражение лица Влада говорило о том, что он тоже думал о чём-то своём.

Влад проводил меня из машины под зонтом до самого крыльца. Покопавшись в рюкзаке, я отыскала связку ключей и, вставив нужный в замочную скважину, прокрутила несколько раз по часовой стрелке. Дверь открылась. Влад молча протянул мне мой пакет из магазина. Я приняла его.

— Спасибо тебе большое, — сказала я и даже позволила губам дрогнуть в осторожной улыбке. — За то, что помог пакет донести. Хотя он был не таким уж и тяжёлым. И за то, что не дал растаять под дождём.

— Был рад помочь, — в карих глазах промелькнуло что-то несвойственное по отношению ко мне. Особенно, учитывая, что за последние три года мы совсем отдалились друг от друга. — Пока.

Подождав, пока Влад выйдет со двора, я помахала ему напоследок и скрылась за дверью родного дома, охватившего меня теплом, резко контрастирующим с осенней зябкостью за его пределами. Скинув с себя промокшую испачканную обувь, я вошла в кухню. Разложила продукты по местам, засыпала две ложки кофе в турку и, залив водой, поставила на запаленную конфорку.

После бессонной ночи и тех странностей, что произошли несколькими минутами раньше, мой мозг в троекратном размере нуждался в кофеиновой подпитке.

Глава 17

С чашкой обжигающе горячего кофе в руке я подошла к окну, всматриваясь в завораживающую волнистую рябь, возникающую от дождевых капель, хлюпающих по лужам. С самого утра день преподнёс мне новую пищу для размышлений. И повод для воспоминаний.

Три года назад…

Моя рука потянулась к кнопке экстренного вызова медсестры. Заметив движение, Влад, сидя в кресле, непроизвольно подался вперёд. Я… я не могла смотреть на него. Его угрюмый вид угнетал. Напоминал об ужасе, произошедшем со мной… ещё и на его глазах. Под нескрываемым грузным косым взглядом я чувствовала себя ещё более ничтожной. Женщина в белом халате вошла в палату:

— Доброе утро, дорогуша, — тон её был доброжелательным, но ничуть не успокаивал. Пока Влад был здесь, ни о каком спокойствии не могло идти и речи. — Вы проснулись. Хотите чего-нибудь попить? Или поесть?

Я молча качнула головой.

— Ох, дорогуша, ну скажите же что-нибудь. Что же Вы сами себя изводите…

Чувствуя внутреннее и физическое бессилие, сковывающее даже работу голосовых связок, я жестом подозвала её к себе. Женщина в белом халате тут же придвинулась ко мне и склонилась к моему лицу.

— Пусть он больше не приходит… — только и смогла выдавить я.

Краска с её лица сошла и деланно беззаботное выражение лица сменилось недоумением. Кресло скрипнуло. Влад поднялся на ноги, настороженно поглядывая то на меня, то на медсестру.

— Что она сказала?

Влад приближался к нам, а я в защитном движении отвернулась к стене и крепко зажмурила глаза, прогоняя вздымавшуюся в груди боль. Выровнявшись, медсестра повернулась к моему посетителю. Судя по звукам, она попыталась подтолкнуть его к двери:

— Идёмте, голубчик. Не нужно Вам здесь находится.

— Что? — его голос сначала прозвучал растерянно, но потом приобрёл резкий стальной окрас. — Что это ещё значит? Что случилось?

— Она не хочет Вас видеть…

— В каком смысле не хочет?

Медсестра безрезультатно пыталась спровадить Влада, но тот выкручивался. Моё сердце разрывалось на куски, истекая кровью. Мне хотелось закрыть уши руками, чтобы этого не слышать. Это были последние звуки нашей дружбы. Для меня они были подобны последним вздохам умирающих.

— Ева? Я… я не пойду никуда. Я не могу.

— Пожалуйста, — мягко, но уверенно произнесла она, обращаясь к Владу. — Сейчас нужно сделать так, как она хочет. Идёмте. Поговорим…

Вот и всё. Дверь за ними захлопнулась, обрубая все связующие нас с Владькой ниточки. Не в состоянии справиться с болью потери, которая хомутом сдавливала грудь, не позволяя размеренно вдохнуть, я дала волю слезам.

Наши дни…

Я сделала глоток обжигающего кофе и привалилась спиной к стене. Господи, неужели… я действительно всё разрушила сама? Почему он не хотел уходить? И почему я не обратила тогда внимания на его слова? Я запомнила лишь душераздирающую тяжесть в его глазах, но не смогла сопоставить со словами. И поведением. Господи, этого не может быть!.. Всё это казалось каким-то наваждением. Неправдой. Сном, в котором смешались все чувства, которые только можно было испытать, оставляя осадок внутреннего смятения, от которого я не знала, как избавиться. Уже столько мыслей пронеслось в моей голове, что они начали путаться и спотыкаться друг об друга. Мне необходимо было проветриться, и свежий воздух мне бы сейчас несомненно пригодился. Да вот незадача, чёртов дождь всё не прекращался. Поняв, что попросту сойду с ума, если и дальше буду зацикливаться на прошлом и настоящем, в один миг связавшихся в один узел, я решила загрузить себя работой. В конце концов, чем скорее я закончу разбор маминых вещей, тем скорее смогу уехать отсюда. И тогда всё станет на свои места.

На следующий день, воспользовавшись погодными улучшениями, я всё-таки вырвалась на прогулку. Я собиралась последовать совету моего психолога, которая утверждала, что мне нужно вспомнить положительные эмоции, которые я проживала в определённых местах. И с определёнными людьми. Поэтому я пустилась в несколькочасовой экскурс по местам боевой славы, так сказать. Я шла по дороге, которой мы с мальчишками всё детство ходили в школу. Мимо косой ели, растущей за чьим-то двором, которая разрослась и вымахала в высоту, мимо обветшалого колодца, из которого уже, наверное, несколько десятков лет никто не таскал воду. Деревянный ворот стал совсем рыхлым от времени, а отмостка стала осыпаться. Когда мы были детьми, интерес так и подмывал нас в него заглянуть. На дне колодца серебрилась живая вода, бросая в глаза яркие блики солнечных зайчиков, появлявшихся, когда солнечные лучи попадали на водяную гладь, а малейший звук незримыми волнами отбивался от серых, кое-где потрескавшихся стен. По старой памяти я подошла к колодцу и, положив руки на облупившийся деревянный бортик, перегнулась, вглядываясь в самое дно. Когда-то я уронила в этот колодец свою любимую заколку. Я зацепилась головой о рукоятку, которую нужно было прокручивать, чтобы вытащить из недр колодца полное воды ведро, и несколько прядей выбилось из идеально зачёсанного наверх хвоста. Решив подправить причёску, сняла заколку с головы, и я оглянуться не успела, как та выскользнула у меня из рук. Расстроилась тогда, помню, жутко, но выловить её, конечно же, не получилось.

Натужив зрение, я всмотрелась в тёмную глубь, где серебром поблёскивала холодная водица. Конечно, я понимала, что рассмотреть там что-либо не реально, но тот факт, что этот старый, как мир, колодец хранит какую-то память обо мне, отодвигал логическое мышление, уступая место эмоциям. Ностальгии.

Школа выглядела так, какой я её запомнила. Серое кирпичное здание из трёх этажей, по которому каждую перемену носились шумные, полные жизнерадостности и энергии дети. С огромным футбольным полем, на котором гоняли мяч мальчишки, площадкой для баскетбола и множеством благоухающих хризантем под окнами. Сколько наших с девчонками разговоров слышали стены нашей Алма-Матер не счесть. Я вспоминала наши с подружками посиделки в столовой, и уроки физкультуры, которые мы неоднократно прогуливали, затаившись в библиотеке и, делая вид, будто ищем научную информацию для научных проектов. Будь я в другом настроении, и при других обстоятельствах, возможно, я даже зашла бы навестить своих учителей, с которыми у меня всегда складывались хорошие отношения. Но сегодня моя душа не желала настолько окунаться в прошлое. Далее мой путь пролегал мимо парка с фонтаном, у которого всем классом мы прикончили бутылку шампанского на выпускном, мимо кинотеатра, где мы с Марком, Владом и их друзьями частенько бывали. Воспоминания мелькали перед глазами, как слайд-картинки. Мы смеёмся, мы дурачимся, мы обсуждаем вещи, которые кажутся нам важностью вселенского масштаба…

От многочасовой прогулки уже гудели ноги, и я, приметив свободную скамейку, не скрытую под тенью размашистых кленовых ветвей, росших вдоль аллеи, опустилась и поддалась не слишком тёплым ласкам осеннего солнца. В парке, несмотря на время года, жизнь цвела. Клумбы, усеянные изобилием осенних цветов, благоухали, источая пряные ароматы, смешивающиеся с запахом опалых листьев и земляной влаги, оставшейся после вчерашнего дождя. Рыща среди редкой поросли травы, в поисках хлебных крох и рассыпанных зёрен смешно подпрыгивали сизые голуби. Их беспокойное воркование ветром разносилось по унылым улицам, оповещая о резком приходе холодов. Покопавшись в своём рюкзачке, я выудила полупустую пачку печенья и, раскрошив его, метнула горсть на выложенную плиткой дорожку. Птицы тут же слетелись на съестное добро, выхватывая крошки друг у друга на перебой. Они были очень голодны. Видать, вчерашний ливень вовсе лишил их дневной добычи. Достав ещё одну печенюху, я снова разломала её и подбросила птичкам. Доклевав всё до последней крупинки, сизокрылые все, как один, резко взметнулись вверх, порханием крыльев вздымая мелкие опалые листья. Я уже собиралась уходить, как взгляд остановился на знакомой фигуре, целенаправленно направлявшейся ко мне. Я невольно улыбнулась. Женькин вид располагал к улыбке. Приветливый и благодушный. Он остановился возле меня и протянул мне из-за спины огромное облако сладкой ваты.

— Ух ты… — пробормотала я, растерявшись от подобного жеста. Но с благодарностью приняла угощение. — Спасибо. Это за что?

— Просто так, — ответил он, усаживаясь рядом. — Я тебя увидел ещё на входе в парк. Ты выглядела печальной, потому я решил поднять тебе настроение. А сладкое его поднимает лучше всего, это я тебе, как врач говорю. Начинающий, — с неуверенной улыбкой добавил он, а потом как-то зябко ссутулился и посмотрел перед собой. — Я… я слышал, что случилось с вашей с Марком матерью. Соболезную. Мне очень жаль, что я не смог попасть на похороны и поддержать тебя.

Не то, чтобы я ожидала там увидеть хоть кого-то, кто хотел бы меня поддержать… Но речь Жени меня растрогала, немного подтопив в сердце лёд, которым оно покрылось за три года.

— Ничего. Всё нормально.

И правда, я не обижалась на него. Во время похорон мне было попросту всё равно, кто пришёл, а кто — нет. Я мало на кого обращала внимание, в мыслях прощаясь навсегда с самым родным человеком, который у меня был.

— Выглядишь ты, кстати, хорошо. Очень хорошо.

Комплименты. Как же я от них отвыкла. Поэтому и не знала, что ответить на его слова, вогнавшие меня в краску. Я чувствовала примерно то же, что вчера, когда Влад предложил мне помощь. Неуверенность в подлинности его слов. Будто я была недостойна ни помощи, ни комплиментов, ни дружеского общения. Я так отвыкла от всего этого, что обычное человеческое общение было для меня в диковинку.

— Думаю, бывало и лучше, — смущённо произнесла я. — Но всё равно спасибо… — наверное. Да, наверное, «спасибо» — это то, что говорят в таких случаях.

Приятно улыбнувшись моей растерянности, Женька предложил вместе прогуляться. А я не видела причин ему отказывать. В конце концов, довольно редко мне выдавался шанс пообщаться с человеком, который не смотрел на меня сверху вниз. Который никак не выказывал своей осведомлённости о моём прошлом, и вёл себя со мной не как с психически больной. Он, как и обещал во время нашей последней встречи, рассказал о своей работе, и о том, почему выбрал именно физиотерапию, посвящая меня в некоторые интересные детали своей профессии. Ему даже удалось развеселить меня несколькими казусными историями, которыми он «запасся» во время учебной практики. Рот у Женьки не закрывался. Он болтал и болтал обо всём на свете, а я, медленно шагая рядом с ним, ела сладкую вату. Наверное, вкуснейшую в мире. И чувствовала себя легко и правильно. Когда мы обошли весь парк, то наткнулись на небольшую кафешку. Раньше в ней подавали мороженое. Клубничное, манговое, малиновое. Со вкусом виски или кофе. В этом кафе можно было найти мороженое самых вычурных вкусов, на любой манер. С Маришкой мы заходили в эту «мороженицу» едва ли не каждый раз по пути в художественный класс. Сейчас же «мороженицу» преобразовали в небольшой суши-ресторанчик. Туда мы и заглянули с Женькой.

Интерьер сильно изменился. Вместо воздушных розово-жёлтых оттенков царил титановый белый. Идеально ровные стены украшали панно гранатового цвета, обрамлённые чёрными деревянными брусьями, и картины с изображением гейш. Несколько столиков, тоже выкрашенных чёрной матовой краской, были заняты, но свободный найти было несложно. Устроившись с удобством за одним из них, мы изучили меню, лежавшее с каждой стороны стола, и подозвали официанта. Улыбчивый паренёк в чёрном фартуке принял заказ и скрылся за дверью кухни.

Вообще-то я не собиралась проводить так много времени с Женей, и идти с ним обедать тоже не собиралась. Всё получилось само собой. Разговор медленно перетёк в воспоминания о детстве, и оборвать его среди полуслова казалось неправильным. С ним я окунулась в безмятежность, такую согревающую в осеннюю пору, поэтому и оказалась в этом ресторанчике, сидя напротив старого друга.

— А раньше здесь мороженое продавали, помнишь? — спросил Женька, колдуя бамбуковыми палочками над едой. У него получалось ловко. У меня же уходило по несколько секунд, чтобы схватить ими ролл.

— Да, мороженое было замечательным. Но знаешь, вкус чего я ещё вспоминаю с особенной ностальгией? Конфет, которыми ты угощал меня на перемене. Шоколадные с целыми орехами и…

— И нугой, — улыбнулся он. Он контраста температур на улице и в помещении, его светлая кожа приобрела розоватый оттенок. Теперь Женька выглядел румяным добрым молодцем из старых сказок. — Я помню.

— А ещё самые незабываемые леденцы… Жаль, что потом мы перестали общаться. Это не из-за конфет, — нервно добавила я, поняв, как это могло звучать со стороны. Женька приглушённо фыркнул, подавив смешок. — Просто. Жаль. Неплохо дружили.

— Ты мне нравилась, Ева, — прямо сказал Женя. — А Марк с Владом кружили вокруг тебя, как коршуны, не давая подступиться. Даже не так твой брат, как Белов. Возомнил себя рыцарем, охраняющим принцессу в замке.

Проскользнувшая в его словах обида резко отозвалась в интонации. Уязвлённое «я» до сих пор не давало ему покоя.

— И с тех пор вы не общаетесь?

— Да почему… Общаемся, — он пожал плечами, — но не так тесно, как раньше.

— Не стоило на него обижаться. Владька чувствовал за меня ответственность на правах старшего. Он был другом моего брата, поэтому привык заботиться обо мне наравне с Марком.

Словно его забота мало что для меня значила, я бесстрастно пожала плечами и отправила в рот следующий ролл.

— Да? — Женя как-то странно повёл бровью. — Ну, у меня на этот счёт другое мнение. Хочешь озвучу?

Я неопределённо кивнула.

— Дело в том, что Белов сам на тебя претендовал, — выпалил он. — Вот и взъелся на меня, когда я осмелился тебя на свидание пригласить. — А я рассмеялась самой дикой на свете нелепости, которую слышала. Женька откинулся назад и оперся о спинку стула, скрестив на груди руки. Уголок его губ дрогнул в усмешке. — Так и знал, что реакция будет именно вот такой.

— Конечно. Какой ещё она может быть? — хохоча ответила я. Парочка, которая сидела неподалёку, смирила меня невразумительным взглядом, и я робко притихла. — Это же глупость. Мне тогда было всего тринадцать, а он был взрослым парнем, вокруг которого вились ого-го какие девчонки. Я была маленькой для него. Он так и называл меня постоянно — мелкая.

— Мы с ним ровесники, Ева. И мне ты нравилась, несмотря на возраст. Ты была весёлой, общительной и очень красивой девчонкой. Думай, что хочешь, — с улыбкой отмахнулся Женька. — Но я останусь при своём мнении.

Я так и не приняла всерьёз Женькины слова, считая, что он просто нашёл удобный случай повеселить меня, отодвинув серьёзные проблемы на второй план. И, к счастью, он не стал настаивать на серьёзности своих утверждений, так что, не зацикливаясь на этой теме, мы заговорили о другом. Время летело со скоростью стрелы, рассекая пространство. Я рассказала немного о новой работе и… немного приукрасила моё к ней отношение, и не стала вдаваться в подробности о том, насколько тяжело мне даётся общение с людьми. Просто поведала о лучшем, что было в моей жизни. Рядом с таким лёгким человеком, как Женька, жаловаться ни на что не хотелось.

Но как бы нам ни было хорошо, настал всё же час, когда стоило спешить домой. На улице медленно сгущались сумерки, а я не трепетала нежностью к тёмному времени суток. Женька настаивал на том, чтобы оплатить счёт и за меня, но… я не хотела быть никому ни в чём должной. У нас ведь было не свидание, и я не претендовала на чьё-то покровительство. Я вполне могла сама за себя заплатить. В итоге спорить со мной оказалось делом напрасным, и Женька уступил «на этот раз», — как сам сказал.

Вечером дома я уже постепенно собирала свои чемоданы. Работы по дому осталось совсем немного — лишь разгрузить шкаф в маминой комнате, сложить хорошую одежду в отдельные сумки, чтобы после моего отъезда Марк мог отвезти её в приют для бездомных, а то, что совсем износилось выбросить. По моим подсчётам через несколько дней я уже могла с чистой совестью отправиться домой…

Мои сборы прервал телефонный звонок, звучавший где-то вдалеке. Вспомнив о том, что мой смартфон после прихода домой так и остался лежать в рюкзаке на обувной полке, я сложила в чемодан пару джинсов, и отправилась в коридор.

Глава 18

Уже почти три года я жила за триста километров от родного города. Когда первый туман в помутившейся голове стал рассеиваться, и я поняла, что не смогу двигаться дальше, оставаясь в месте, где меня унизили, изнасиловали и изваляли в грязи, выставив на посмешище перед большой частью жителей, мне на помощь пришла тётя Тома. По факту она была мне двоюродной бабушкой по отцовской линии, но ни Марк, ни я её бабушкой почему-то никогда не звали, хотя Тамара Ивановна вырастила нашего папу. Его родные родители умерли рано, и тётя Тома, имея своих двух детей, взяла маленького Мишу под своё крыло. Благо, муж её поддержал и был племяннику за отца. Муж Тамары Ивановны, ФёдорВарламович, давно уже отдал Богу душу. Живым я его не застала. Но тётя Тома была мне близким человеком.

Когда мой телефон зазвонил, и на экране высветилось её имя, я заволновалась. Не случилось ли чего. Возраст у тёти Томы был почтенный, и она частенько жаловалась на боли в суставах, резкое ухудшение зрения и скачки давления. К счастью, поприветствовала она меня без нотки недомогания в голосе и заверила, что чувствует себя неплохо. Но всё-таки что-то настораживающее сквозило в её тоне.

— Тётя Тома, вы уверенны, что чувствуете себя хорошо? Если нужна помощь, я могу приехать. Хоть завтра.

— Ты, деточка, не волнуйся. Со мной правда всё нормально, только вот дети мои… Борька с Веркой… совсем уж считают меня старой да немощной, — тётя Тома прерывисто вздохнула. — Уж не знаю, как тебе это сказать. Настаивают они, в общем, чтобы я к ним переезжала да немедля. Дескать, и присмотр мне, и нескучно. Да только ж говорю — мне и с Евочкой-то нескучно. И вечером чаю попьём, и поговорим по душам, и помощь мне по дому. И ей-то со мной не тревожно. В общем, слушать отказы мои не хотят. Планируют меня к себе забирать, а квартиру продать уговаривают, чтоб подспорье мне какое-то денежное было… А я ж то понимаю, что пойти тебе здесь больше некуда. И как быть теперь не знаю…

Тётя Тома была не на шутку взволнована и рассказывала о своих семейных перипетиях, чуть не плача. Я же, пребывая в немалом замешательстве, с холодящей в сердце дрожью сознавала, что тётя Тома права, и я при таком раскладе действительно оставалась без крыши над головой. Но я ведь не могла, не имела права, идти семье тёти Томы наперекор. Старушка и так здорово помогла мне в своё время, и теперь моим долгом было сделать так, чтобы она ни в коем случае не чувствовала себя виноватой в сложившейся ситуации.

— Тётя Тома, единственное, что я могу сделать — это искренне поблагодарить Вас за то, что не отвернулись от меня…

— Да что же ты такое говоришь. Как бы я могла?

Прошлёпав босиком в гостиную, я упала на диван и подогнув ноги под себя, устало провела ладонью по лицу.

— Я думаю, что Вера с Борей правы. У детей Вам будет лучше. И проще. И веселее, — как можно более бодро сказала я. — Там Ваши внуки. Представляете, сколько времени Вы сможете уделить им?

Убедив тётю Тому, что она не должна жертвовать личным комфортом ради меня, я, не теряя времени, стала думать, как лучше поступить в данных обстоятельствах. Села за компьютер и на весь вечер выпала из жизни, выискивая подходящий вариант жилья для съёма. Вся загвоздка была в том, что квартиры в районе салона, в котором я работала, стоили дорого. Я не могла себе позволить платить за аренду однушки с ремонтом времён 90-х почти всю зарплату. А жильё подешевле находилось слишком далеко. Нужно добираться до метро только минут двадцать, и ехать на подземке несколько станций. То есть, на дорогу туда и обратно у меня уходило бы почти два часа. И всё бы ничего, если бы не мои фобии и комплексы, из-за которых качество жизнедеятельности значительно падало. Дорога из салона до квартиры тёти Томы занимала всего пять минут, и я всегда успевала прибежать домой до темноты. Когда же я представляла, что мне приходится добираться с работы по темну, с силой подавленная дрожь страха пробивалась наружу вновь.

«Не стоит падать духом», — сказала я себе. Встав из-за стола, я замаячила по комнате, ища выход из создавшегося положения. Я была уверена, что кто ищет, тот всегда найдёт. Просто теперь мне требовалось немного больше времени, и удача обязательно должна была мне улыбнуться.

Спустя какое-то время безрезультатных метаний на меня снизошла самая правильная мысль. Попросить на работе ещё неделю отгула, чтобы за это время найти подходящую квартиру.

Простодушно думая, что Элеонора Руслановна, хозяйка салона, радушно предоставит мне лишнюю неделю отпуска, я набрала её номер. Выслушала шефиня меня внимательно, да только это не означало, что она спокойно приняла мою просьбу. К концу моего монолога в трубке слышалось недовольное покашливание.

— Ева, — голос Элеоноры Руслановны неприятно черканул слух, — я и так была благосклонной по отношению к твоей ситуации. Мать заболела — я поняла. Потом похороны — я тоже вошла в твоё положение. Но это уже всё слишком, извини меня! Уже неделю на твоё место просится мастер, а я ей отказываю. Я теряю прибыль и клиентов, — она придержала многозначительную паузу, которая должна была сработать, как спусковой крючок для осмысления и принятия мной правильного решения. — Так что делай выводы. Или выходи на работу в среду утром, или рассчитывайся.

В среду утром… Сегодня был вечер понедельника. Чемодан мой был собран только наполовину, и куча недоделанной работы — в доме. Почему я не хотела доверять зачистку маминого имущества Марку? Не знаю… Возможно, занимаясь этим лично, я так прощалась с мамой и просила у неё прощения за то, что меня не было рядом эти три года. За то, что беда со мной так здорово подорвала её здоровье, что не приехала на её последний день рождения… Это была моя дань памяти маме. Я просто не могла оставить всё незаконченным и свалить обратно. Ещё и туда, где мне больше негде было жить.

— Я не успею приехать к среде, — сквозь ком в горле проговорила я, понимая, что моя работа в этом салоне закончилась. И мои планы по отъезду из родного дурдома были окончательно сломаны.

— Тогда прощай, Ева. Как сможешь приехать, зайдёшь за трудовой, — сказала Элеонора Руслановна, и, немного помолчав, смягчилась в тоне. — Без обид.

— Без обид, — кивнула я, но Элеонора уже меня не слышала.

Меня била мелкая дрожь. Теперь у меня не было работы, не было жилья. Мне некуда было возвращаться. Отложив телефон, я судорожным движением смахнула слезу, стекавшую по щеке. Что творится в моей жизни? Почему? Почему, чёрт?! Почему всё идёт псу под хвост? Снова! Охваченная злостью, я резко встала с дивана и с размаху швырнула плюшевую подушку в стену, вымещая на ней всю досаду и злобу, подымавшуюся внутри груди. Не давая рыданиям вырваться из груди, зашвырнула и вторую. Пролетев правее намеченного, она снесла стеклянную вазу с тумбы под окном, и та с треском разбилась о деревянный пол.

— Когда вся моя жизнь обвалилась заново, а? — кому я задавала этот вопрос? Вселенной, вновь подбросившей мне череду неприятных случайностей? Миру, который меня не принял? Или… самой себе?

«Мы сами кузнецы своего счастья», — говорила Света. «Иногда конец определённого этапа в жизни — это лишь повод перейти к следующему этапу. С каждым разом эти этапы будут лучше и лучше. Выше. Как ступени, по которым ты поднимаешься до самой вершины. Высоту определяем мы сами», — тоже её слова. Иногда Света выражалась устоявшимися поговорками и заумными фразами, любила употреблять в своих словах метафору и заумные афоризмы, которые иногда было трудно понять. Но в памяти её слова всплывали при каждом подходящем случае, и тогда-то и доходил их смысл. Как просто иногда было всю ответственность свалить на судьбу, на мир, который продолжает жить даже в тот момент, когда твои все планы катятся к чёрту. Свалить свои неудачи на кого угодно. Но не на себя.

Всё ещё тяжело дыша, я стояла посреди разгромленной комнаты, и суетливо озиралась. Это впервые я выместила свой гнев. Впервые я взорвалась. Привыкшая обычно скрывать своё разочарование и досаду Ева, сорвалась. И… чувствовала себя лучше. Сердце всё ещё неистово колотилось в груди, но боль отступала. Недолго думая, я ринулась на кухню, открыла шкафчик с посудой и, взяв в руки первую попавшуюся тарелку, замахнулась и саданула её о пол:

— Пошла… — тарелка звонко разлетелась в дребезги, и я схватила вторую: — эта… — дзынь! Вторая разбилась, и я схватила третью: — чёрная полоса… — дзынь-хрясь! — в задницу!

Да! Именно в задницу! Прости, мама, я помню о твоём запрете на плохие слова, но терпение моё рвануло. Ты хотела, чтобы я жила здесь, считала, что именно тут я смогу приобрести душевный покой? Отлично! Похоже, момент настал…

Пошла эта чёрная полоса в задницу. Белую я притяну к себе за уши. По крайней мере постараюсь. Просто я пока не знаю, как это сделать.

Глава 19

Когда-то Света сказала мне, что, чтобы негативные эмоции покинули человека, их нужно вывести наружу. Видимо, именно это со мной и произошло. Дойдя до точки кипения, мой негатив, как та лава в проснувшемся вулкане, стал извергаться, освобождая меня от переизбытка обжигающих, губительных эмоций. На смену ему стала постепенно приходить решительность. Мне надоело загонять себя в угол. В конце концов, в юности я часто пользовалась выражением: «Всё, что происходит — к лучшему», почему бы не попытаться сейчас выудить из этих событий что-то положительное? Изнасилование, конечно, к положительному не отнесёшь, но… это опыт. Это мой жизненный опыт, который я уже несколько лет пытаюсь отвергнуть, вместо того, чтобы принять и двигаться дальше. А что, если попробовать с ним примириться?

Света постоянно повторяла, что жизненные трудности, с которыми мы сталкиваемся, определяют нас, как личностей. Но ведь… мой опыт мог сделать меня сильнее. Мог заставить переосмыслить ценности и стать мудрее. Вместо этого я позволила сломить себя. Я позволила…

Переступая босиком через острые осколки, которыми был усеян весь пол, я вышла из кухни. В своей комнате я стала перед зеркалом, внимательно рассматривая своё отражение.

Вот она я. Ведь внешне та же самая. Белокурая, худощавая. С голубыми глазами на пол-лица, которые в детстве казались мне непропорционально большими, но которые почему-то нравились людям. Изменился только взгляд. Искорки пропали. И ведь я допустила это сама. Можно ведь было взглянуть на себя с другой стороны. Я здорова. Я могу видеть, слышать, чувствовать. Я вынослива и, как оказалось, сильна. Благодаря этому я жива. А ещё… благодаря парню, что был мне другом долгие годы. Если бы он не подоспел вовремя, тот человек мог бы и убить меня.

Поздно мне стало доходить, что Влад ведь тоже рисковал собственной шкурой, пытаясь меня спасти. У извращенца мог быть при себе нож или другое оружие. Или Влад попросту мог загреметь в тюрьму за то, что избил того на глазах у полиции. Но он бросился мне на помощь, не раздумывая. А я даже не поблагодарила его.

Внезапный звонок в дверь заставил меня дёрнуться. Времени было почти десять вечера, и никого я в гости не ждала. Настороженно ступая, я подошла к двери и, пытаясь не шуметь, посмотрела в глазок. На крыльце суетился Марк.

Я открыла дверь.

— Ну? Ты так и собираешься на улице торчать или как? И чего вообще приехал так поздно? Что? Случилось ещё что-то?

— Не буду зацикливаться на фразе «ещё что-то», спрошу у тебя об этом завтра. А сейчас кое-кто хочет с тобой увидеться.

Не успев сообразить, что к чему, мой взгляд привлекло движение у скрипнувшей калитки. Во двор вошла девушка. Сначала я ошибочно приняла её за Тину и непонимающе уставилась на брата. Мы с его девушкой были почти незнакомы. С какой бы стати ей захотелось на ночь глядя со мной встретиться. Но потом, когда я поняла кому принадлежит походка, не смогла удержаться. Бессознательно прикрыв рот рукой, сбежала вниз по ступенькам и притормозила, не веря собственным глазам.

— Ну привет, — улыбнулась подруга.

— Ленка, — бросилась я к ней. Это ведь моя Ленка. И словами не выразить, как я бывало скучала по ней. — Как?.. Вы… Я не понимаю… — слова застряли в горле.

Спустившись с крыльца, Марк подошёл к нам. Руки в карманах ветровки, на лице выражение торжества.

— Мы с Тиной как раз из торгового центра выходили, как Лена нас увидела, и сама подошла поздороваться. А я ей уже сказал, что ты в городе.

— Поверить не могу, что это всё взаправду происходит, — сказала она. — Сначала я подумала, что Марк меня разводит. Но Тина подтвердила. И я просто не смогла дождаться завтрашнего дня, чтоб увидеться. Я бы не выдержала и припёрлась бы сюда среди ночи. Тем более, Марк сказал, что ты снова скоро уезжаешь… — тараторила Лена. Обычно в нашей компании она была самой скромной и немногословной, но видимо неожиданность в виде моего внезапного возвращения дала толчок небывалой болтливости.

— Ладно, девчонки, — Марк развернулся, намереваясь уходить. — Меня в машине Тина ждёт. Думаю, вам есть о чём поговорить. Завтра я буду занят на работе, — говорил брат, направляясь к выходу со двора, — заехать не смогу. Будь добра, забеги сама ко мне в цех, ладно?

— Окей, — улыбнувшись, крикнула я брату вдогонку. И повела подругу в дом.

О том, что внутри он был не подготовлен для приёма гостей, я подумала поздно.

— Ох! Что это за разгром у тебя? — Лена настороженно осмотрелась вокруг, боясь наступить на осколки, что вылетели из кухни в коридор, когда меня охватила неконтролируемая вспышка.

Хотелось по привычке ответить, что у меня всё прекрасно. А посуда… да сама как-то разбилась. Но тот факт, что передо мной стояла Лена и, несмотря на то, что я на протяжение долгого времени игнорировала её звонки и смс, не держала на меня обид и примчалась при первой же возможности, не позволил мне соврать. И вообще… я так долго держала в себе всё это, стыдясь произошедшего и последствий, которые потянул за собой тот случай, что замок, замыкающий меня настоящую внутри, просто не выдержал напора моих обид. Сорвался.

— У меня был срыв, — честно призналась я, понизив голос.

— Что случилось, дорогая?

Случилось многое. Не думаю, что припадок у меня был вызван только сегодняшними новостями. Уже несколько дней моя психика была перегружена противоречивыми мыслями, выжимая из меня все соки: мамина кончина, упрёки брата в недостаточных усилиях, которые я прикладывала к тому, чтобы пережить, наконец, свою боль. Хуже всего, что я считала, что Марк был прав во многих вещах, иначе бы не грузилась так по поводу нашей перепалки. Я понимала, что история с Владом не такая прозрачная, какой казалась мне на протяжение трёх лет, и это съедало меня изнутри. Что, если на самом деле всё было не так, как мне привиделось тем утром… Нет, определённо, новость о внезапном переезде тёти Томы и моё увольнение были не единственной причиной этого погрома. Но я не смогла слепить в кучу все свои мысли, чтобы выдать Лене вразумительный ответ. Не знала, с чего начать.

Поэтому начала, как мне показалось, с основного. С увольнения и с того, что в ближайшее время мне придётся задержаться здесь. Пока я жаловалась на неожиданный распад моих планов, Лена предложила свою помощь. Так мы вместе собрали все крупные обломки стекла, затем я подмела и мелкие. Лена где-то в кладовке раздобыла половую тряпку, смочила её и протёрла пол, утилизируя коварные кристаллики, что могли запросто поранить, несмотря на свою незаметность, а я собрала остатки разбившейся вазы в гостиной, и после этого мы уселись за стол. В холодильнике я нашла бутылку красного вина и нарезала к нему фрукты. За этим нехитрым пиршеством мы проболтали три часа. И тех нам показалось мало. Три года не перескажешь за три часа. Лена не осуждала меня за исчезновение, хотя призналась, что по началу обижалась. Она звонила мне и писала, желая поддержать, а я игнорировала её.

— Потом я попыталась поставить себя на твоё место. И знаешь, что? Я поняла, что, если бы мне пришлось испытать что-то подобное, мне бы тоже не хотелось ни с кем об этом говорить.

Лена меня поняла. И нужно отдать ей должное, — в душу не лезла, принимая лишь то, что я была готова поведать.

— Знаешь, сколько раз я хотела набрать твой номер и сказать, как мне жаль, что я оттолкнула тебя. Но каждый раз я себя одёргивала. Мне казалось, что время разговоров по душам прошло. И поздно что-либо исправить.

— Ты что, ничего не поздно, Ева! Ты мне такая же подруга, как и раньше. Просто у тебя был трудный период. Тебе казалось, что весь мир настроен против тебя, и ты была недостаточно сильна, чтобы влиться в этот мир. Я понимаю. Уверена, что и Алька с Мариной поймут.

Лена очень точно описала мои чувства в тот момент, когда всё только случилось. Словно весь мир ополчился против меня. Это меня и беспокоило. Что, возможно, я приняла выдаваемое за действительное. Но не каждый человек настолько благодушен, чтобы суметь понять моё поведение. Я не была уверена, что общение с Мариной и Алиной когда-нибудь станет прежним, настолько, как сама Лена. А в отношении Влада… я вообще ни в чём не была уверена. Хотя, наверное, именно наша с ним дружба всегда стояла для меня на первом месте. Я его просто любила. Всегда. Даже тогда, когда сама об этом ещё не догадывалась.

В очередной раз я прогнала мысли о нём.

— Алька, кстати, в прошлом году уехала по обмену в Бельгию. Представляешь? Созваниваемся с ней по видеосвязи раз в месяц, чаще не получается. У неё очень загруженный график. А ещё она познакомилась там с коренным бельгийцем, Матео. Он сделал ей предложение пару месяцев назад, а она согласилась. Влюбилась, — говорит, — не могу. А он почти на пятнадцать лет старше… А Марина проходит практику в какой-то нехилой юридической конторе в столице. Уж не думала я, что она в юриспруденции приживётся, но она, судя по всему, втянулась. Говорит, что уже и не помнит, когда за мольберт садилась в последний раз. Да и не тянет.

Я вот тоже за кисти давно не бралась. Хотя иногда хотелось. Но я, решив напрочь избавиться от прошлой жизни, строго-настрого запретила себе перетаскивать в новую старые привычки и увлечения. Сейчас я уже не была уверена в правильности своего решения. Да и где она была — эта старая жизнь, а где — новая? Я уж совсем запуталась.

— А как ты? Подружилась с журналистикой?

— В общем-то да. Как оказалось, у меня есть писательские таланты, и написание статей даётся мне легко. Главное, чтобы тема была близка мне по духу. Но вот знаешь, что раздражает?

— Что?

— Люди, с которыми приходится работать. До того, как я начала проходить практику в местной газетёнке, я и представить не могла о наличии социопатических качеств у себя, — едкий смешок вырвался из груди Лены. — Оказывается в нашей газете столько вранья! «Вера Брежнева раскрыла секрет своей молодости — уколы гиалуронки». Да с чего вы взяли это?! И почему я должна придумывать и писать этот бред на заказ полоумного начальника?

Я усмехнулась. Раздражённая Ленка выглядела непривычно и слегка комично.

— Вокруг знаменитостей всегда много сплетен.

— Да, но я не собираюсь их распускать. Короче, покончу с учебной практикой и больше в мелкие издательства ни ногой. Работу буду искать в журналах с узкой целевой направленностью, типа «Модные тенденции для женщин» или что-то вроде этого. Но чёрт с ней, журналистикой этой. Ты лучше скажи, что делать собираешься теперь, когда путь назад тебе закрыт?

Я пожала плечами:

— Не знаю. Я ещё не думала об этом. Ситуация обернулась на сто восемьдесят градусов слишком быстро, я не была готова к тому, что мне придётся остаться здесь с концами.

— Может, это к лучшему?

Я вопрошающе взглянула на подругу.

— Я имею ввиду, что здесь, как-никак, у тебя есть Марк, Влад. Я, в конце концов, теперь чаще буду приезжать. Здесь ты не одна. А там?

— Мы не общаемся с Владом, — почему-то именно этот факт озвучила я, опровергая утверждение о том, что здесь я небезразлична большему количеству людей, чем там. Лена не поверила своим ушам. — Уже три года, — подтвердила я свои же слова.

— Я не знала… — произнесла она, обдумывая какую-то мысль. Потом её взгляд сфокусировался на мне. — Неужели, это из-за того, что произошло? Он не мог отвернуться от тебя. На него это не похоже.

— Я уже не знаю, где правда, — прикусив губу, я вдумчиво посмотрела в окно, вдали которого чётко виднелся свет, льющийся из окон его дома. События того утра, когда мы с Владом виделись в последний раз, я вспомнила до мелочей, описывая Лене происходящее, но теперь в историю вплела и воспоминания о нашей с ним недавней встрече. Эти два эпизода так отличались между собой, что моя уверенность в том, что я правильно расценила поведение Влада в больнице, пошатнулось, и терзало меня уже некоторое время.

Лена выслушала меня с вниманием, достойным круглого стола ООН, проводившего важные переговоры. Покрутив в пальцах почти допитый бокал вина, произнесла:

— Нет… Ты подумай. Влад примчался молниеносно, он спас тебя. Вас ведь связывал не один день знакомства. Вы были близки, как никто. Его отношение не могло так круто поменяться только из-за того, что он видел.

— Лена, он мужчина. Для мужчин внешняя картинка важна.

— Но только не для Влада, — настаивала Лена. — В жизни не поверю, что он оказался таким поверхностным человеком.

Он никогда не был поверхностным, в этом Ленка была права. Но увиденное могло наложить отпечаток и на его внутренний мир. Немыслимо, как одна единственная ситуация может изменить человека.

— Вам бы поговорить по душам не мешало.

Я фыркнула:

— Я не буду с бухты-барахты затрагивать эту тему.

— Знаю, — ответила подруга и, вздохнув, добавила: — Поэтому просто предлагаю тебе включить бдительность при следующей встрече. Присмотрись к его поведению. Его мимика, жесты, слова и поступки скажут тебе многое. Возможно даже ответят на все вопросы.

Её совет был хорошим. Достойным лучшей подруги. И я была безмерно благодарна ей за понимание. Вот какую мысль преподнёс мне подошедший к концу день: не все, кого в своё время оттолкнула я, от меня отвернулись. Это невольно наталкивало меня на мысль, что мою жизнь ещё возможно было реанимировать.

Лена уехала домой на такси без четверти три ночи. Наверное, на всей улице только мы засиделись допоздна. Но нам было простительно. Прощаясь, мы с Леной договорились ещё не один раз встретиться до того, как она снова уедет в универ. Впервые я легла спать без давящих мыслей. Впервые они не выворачивали мне душу наизнанку. И впервые я, прежде, чем уплыть в царство Морфея, улыбнулась…

Глава 20

На следующий день к Марку на работу я не отправилась. И через день тоже. На меня накатила волна вдохновения после общения с Леной. Словно со мной произошла некая перезагрузка. Я всерьёз задумалась о том, чтобы сесть за рисование, когда эта тема проскользнула в нашем разговоре. А сюжеты шли в голову сами собой. Перевернув свою комнату вверх дном, я разыскала старые краски, плотные листы, которые уже несколько лет лежали в папке на шкафу, и даже не пожелтели, и поддалась творческому порыву. Я позволила вдохновению настолько себя захватить, что даже не соизволила Марку позвонить. Только отправила сообщение со словами: «Сегодня прийти не могу». Так что в среду вечером он пожаловал ко мне после работы сам. Но снова не один.

Услышав щелчок открываемого замка, я отложила палитру, не особо старательно вытерла салфетками руки, только основательно размазав по коже небрежные мазки, и выскочила в коридор. Дверь открылась, и пространство наполнилось мужскими голосами, обсуждающими что-то несущественное. Какие-то рядовые вопросы по работе. Наспех поправив выбившуюся из небрежного высокого пучка завивающуюся прядь, я натянула на лицо приветливую улыбку.

Перешагнув порог, Марк наткнулся взглядом на меня, и опешил от представшей перед глазами картины. Я вся в краске. Улыбаюсь. На крыльце докуривал Влад. Никогда раньше не видела, чтоб он курил… Карий взгляд остановился на мне. Влад затянулся, сощурился, и вокруг его глаз пролегли мелкие морщинки. А я почувствовала, что снова утопаю в нём. Моё сердце встрепенулось и застучало прямо в висках. Щёки начали гореть. Я отвернулась, возвращая внимание Марку.

— Что за делегация?

— И тебе привет, невежа, — прищурился брат, с интересом осматривая меня с ног до головы. А потом качнул головой, пробормотав: — Ну и ну…

— Что?

— Да ничего, — отмахнулся он. — Я сегодня не один, как видишь.

— Вижу, что в последнее время ты задался целью не приходить ко мне в одиночку. Боишься, что наедине мы снова начнём за здравие, а закончим за упокой? — намекнула я на наш крайний совместный ужин.

Влад докурил. Бросил бычок в маленькое металлическое ведёрко для дворового сора и притормозил на пороге. А мне стало тяжелее дышать под напором его энергетики, всеми фибрами сигнализирующей о его присутствии.

— Привет. Ты не против, если я зайду?

Он спрашивал разрешения. Будто я могла его прогнать.

«Но ведь однажды уже прогнала, — подкинуло подсознание. — Вот и спрашивает».

Я суетливо закачала головой:

— Нет конечно. Заходи, — и запоздало добавила, смутившись: — Привет. Так почему ты здесь? — спросила я у брата, возвращаясь в свою комнату. Парни шли за мной. — Ты даже не предупредил, что приедешь. Я бы хоть приготовила чего-нибудь.

— Ты грозилась в ближайшие дни свинтить из города, и я уже грешным делом подумал, что свинтила. Не поставив меня в известность. К тому же, недавно ты упоминала о том, что что-то случилось у тебя. Помнишь?

Я в пол-оборота села за мольберт и задорно вздёрнула бровь, глядя на Марка:

— А Влада взял с собой, чтоб он помог тебя откачать, если мои новости поразят в самое сердце?

— Нет, просто я сегодня без машины и… — запоздало он отреагировал на мою выходку. — А это ещё что значит?

Честно говоря, сама не знаю, зачем я заговорила загадками. Я несла всякую чушь, лишь бы не выдать своё волнение и дрожь в руках. И вообще, мне казалось, что стук моего сердца был слышен и без стетоскопа, поэтому болтала что попало, чтобы заглушить его.

Влад обвёл взглядом комнату, снова задел и меня, и остановился на стопке моих рисунков. Они лежали на комоде, слева от него. И верхний, видимо, его заинтересовал. Ступив шаг в сторону, он стал его внимательно рассматривать, водить пальцами по бумаге.

— Так что это всё значит, Ева? Ты отложила отъезд, от тебя ни слуху, ни духу? Не справляешься одна? Я могу помочь, — сказал Марк. Его взгляд остановился где-то за моей спиной, и брат недоумённо нахмурился. Вероятно, он узнал ту самую коробку с роликами, которую сам оттащил на свалку. Она стояла на подоконнике. Да только задавать вопросы в присутствии Влада не стал.

Хотя… чего их задавать-то. Полагаю, ему и так всё было понятно.

— У меня такое чувство, будто ты меня выгоняешь.

— Да нет же…

— А между прочим, сам настаивал на том, чтобы я осталась, — краем глаза я наблюдала за Владом. Упиваясь его присутствием и боясь, что он начнёт перелистывать мои работы. Так и случилось. Я подхватилась и вырвала у него из рук свои рисунки. Было там кое-что, чего ему видеть не стоило.

— Прости, — виновато сказал он.

Я отступила на шаг и покачала головой:

— Это ты прости. Они просто… ещё не готовы. Это всего лишь наброски.

— Мне понравились твои рисунки. Они красивые.

Я взглянула на тот, что был сверху. Это была не сюжетная картина. Набросок комнаты. Мне пришло несколько интересных идей в голову, и я сразу же перевела их на бумагу. Чтоб не забыть.

— Спасибо, — ответила я, прижимая всю охапку к груди, словно прикрывая ею своё сердце.

— Так что там с твоими планами, Ева? — напомнил Марк.

— Ничего, — отмахнулась я. — Я никуда не еду.

— Что?

— Правда?

Я метнула взгляд от Марка к Владу и неуверенно кивнула, вкратце рассказав о том, что поспособствовало такому решению. Конечно же, упуская факт моего отчаяния и срыва.

Марк нагло полулежал на моей кровати, упёршись локтями назад. Влад стоял, привалившись к дверному косяку. Наблюдая. Подумать только, я знала Влада одиннадцать лет, но прямо сейчас под его пронзительным взглядом чувствовала себя некомфортно. Словно обнажённая и выставленная напоказ. И в то же время понимала, что Влад-то по отношению ко мне вёл себя сдержанно. Ничто не указывало на его предвзятое ко мне отношение. Даже не знаю, какое чувство во мне преобладало больше — облегчение от осознания данного факта или чувство вины, червоточиной засевшее во мне. За то, что прогнала. За то, что так и не поблагодарила за моё спасение. За то, что, несмотря на долгие годы искренней дружбы, смогла подумать о нём плохо.

Сейчас он с каждым разом опровергал мои воспоминания о том утре в больнице…

— И чем теперь планируешь заняться? — спросил брат. — Может, таки подумаешь о перепоступлении?

Я рассеянно пожала плечами. Конечно, я могу обдумать эту мысль. Но поступить в колледж в этом году уже не смогу. Прошёл почти месяц обучения, и никто меня не ждёт на учёбе в октябре. С другой стороны… у меня был почти год, чтобы основательно подготовиться к экзаменам и…

Господи! Я поверить не могла, что всерьёз размышляю о поступлении. Разве смогу я начать всё заново? Вот так вот просто? С чистого листа?

— А у меня есть кое-какая идея, — сказал Влад и, подойдя ко мне, потянул за край тот самый рисунок, что попался ему на глаза ранее. Вопросительно подняв бровь, он приостановился. А у меня дыхание сбилось от его близости… — Можно?

Не совсем понимая, какая мысль посетила его голову, я кивнула и, тщательно отделив первый лист от остальных, протянула ему. Прикрывая остальные. Чтобы не засветить тот рисунок, который был только для меня.

— Мне нравится сочетание затёртого золота и тёмно-лилового велюра. Это же по идее велюр, да? И эти фигурные ножки. Потрясающая модель. Не офисная, да. Но мы можем запустить и дизайнерскую линию мебели для дома. Хорош валятся на чужой кровати, — недовольно пробурчал Влад моему брату. — Начни уже внимать тому, что я говорю. Погляди.

Я так и не поняла до конца, о чём речь. Марк нехотя поднялся и оглядел картинку:

— Ты это срисовала?

— Как приятно осознавать, что родной брат сомневается в творческих способностях сестры. Спасибо.

— Ева, отнесись серьёзно к моим словам, — Влад поднял взгляд на меня. — Я хочу, чтобы ты работала с нами.

— Ты что… — от моего ехидного настроя и следа не осталось. Я опешила.

— Неплохая идея, — согласился Марк. Правда, фраза звучала как-то… с подколкой что ли.

Влад скосился на друга. Этот безмолвный диалог был понятен только им двоим.

— Да реально неплохая, — в своё оправдание выпалил Марк. Вероятно, он просто не думал, что из идеи Влада что-то да получится. Что я решусь.

И я действительно растерялась. Уж от кого, но не от Влада я ожидала инициативы.

— Моделировать мебель придётся в компьютерной 3Д программе, — вставил свои пять копеек Марк.

— Плевать. Я научу, — настаивал Влад, вовсе выбивая меня из колеи. Он был так убедителен, что мне захотелось довериться ему. — Беру всю ответственность на себя. Так что, Ева?

Что? Да первым делом мне хотелось спросить: «Почему ты так настаиваешь на этом, Владик? Что происходит? Почему ты так добр ко мне?» То представление о Владьке, что так крепко сидело в моём воспалённом мозгу три года, не имело ничего общего с парнем, который намеревался взять меня на работу под своё крыло. Ведь… работа с ним бок о бок означала, что мы будем часто видеться. Очень часто. Я разрывалась между желанием отпустить все тормоза и отдаться мимолётному порыву быть ближе к нему. Родному, надёжному. Небезразличному. Забыть о трёх годах разлуки и возобновить с ним общение, хоть в этот раз для меня это означало броситься в омут с головой. И — между паническим страхом, который крыл меня против воли. Страхом, что я не смогу оправдать его надежды. Что не выдержу нагрузки, сорвусь, что у меня ничего не получится. Что… однажды снова увижу в его глазах отвращение, презрение. И тогда я по-настоящему сломаюсь и не смогу во второй раз собрать своё сердце по осколкам.

Я медлила с ответом. Не знала, как будет правильно поступить. Марк вышел поговорить по телефону. Вроде поставщики материалов звонили. Звонок деловой, и ведь не скажешь ничего. Не остановишь. Я смотрела брату вслед, словно с тоской провожая взглядом спасательный круг, который безнадёжно уносило волнами подальше от меня.

— У тебя есть время подумать, — заверил Влад. — Но, если надумаешь, звони. А лучше приходи. Хоть завтра.

Глава 21

Входа в здание производства было два. Один — со стороны рабочего цеха, а второй (основной) — со стороны офиса, который к нему примыкал. Обойдя кирпичное здание кругом, я всё-таки выбрала правильную дверь. Небольшое фойе служило чем-то вроде приёмной. Довольно светлое помещение с высокими окнами, возле которых стояли комнатные цветы, а под глухой стеной, отделанной белым кирпичом, — светло-серый замшевый диван. За столом сидела секретарша, остервенело что-то печатая на компьютере. Подошедший одновременно со мной паренёк окинул меня заинтересованным взглядом, молча положил перед ней стопку документов и скрылся в одном из кабинетов, что располагались дальше по коридору. Я сразу отметила, что как такового корпоративного стиля у Марка с Владом в офисе не было. Парней я ни разу не видела в рубашках, при костюмах, да и женщина за компьютером выглядела вполне свободной в своём стиле. С виду ей было лет тридцать. Фигура статная, но не полная. Скорее о таких говорят «всё при ней». Каштановые волосы до плеч были распущены, на лице минимум косметики. И вообще с виду приятная. Она подняла голову и остановила взгляд на мне. Пальцы её нависли над клавиатурой, и на безымянном сверкнуло золотое обручальное колечко.

— Здравствуйте. Чем могу помочь?

Я кратко обрисовала цель визита, и девушка, её звали Анна, любезно проводила меня по светлому просторному коридорчику к Владькиному кабинету. Послушно следуя за секретаршей, я всё ещё размышляла, что скажу, появившись перед ним. На раздумья у меня ушли сутки. Возможно, правильнее было бы всё взвесить ещё раз, обдумать, стоит ли сюда приходить. Но это был не мой вариант. Терзая себя размышлениями, я чувствовала, что вот-вот и я передумаю. Снова поддамся страхам, опущу руки и уйду в отшельники. Поэтому, напрочь запретив себе копаться в противоречиях, лезших в голову, я явилась сюда.

Анна постучала пару раз и открыла дверь:

— Влад, к тебе посетительница. Говорит, ты её ждёшь.

— Вроде бы никого я не жду… — Влад был слегка в замешательстве.

Я сделала неуверенный шаг вперёд и замерла. И я подумала: а что, если я неправильно восприняла его предложение? Или же он передумал… Он имел полное право изменить своё мимолётное решение. Я уже готова была с позором сбежать, когда он едва заметно улыбнулся и поднялся, преодолевая расстояние между нами:

— Ах, эту посетительницу действительно жду. Заходи, Ева. Спасибо, — сказал он секретарше и сам закрыл за мной дверь. Оставшись с ним наедине, я ещё больше занервничала. Меня пугала такая резкая смена наших отношений. А ещё пугало давно подавленное чувство влюблённости, стремившееся вырваться на волю в любую секунду. Влад был рядом, и от одного его присутствия в непосредственной близости, сердце замирало, заставляя меня затаить дыхание, а потом бросалось вскачь. Я то и дело украдкой поглядывала на него, любуясь смуглой кожей, карими глазами, вокруг которых пролегли мелкие морщинки, острыми скулами и продолговатыми ямочками на щеках, которые проявлялись, когда он улыбался. Сейчас его улыбка была адресована мне, и моя душа стремилась взлететь ввысь от этого. Словно и не было трёх лет разлуки, и мыслей о том, что наша дружба рухнула — не было. — Ты всё-таки решилась?

От волнения слова застряли где-то в горле. Прикусив кончик языка, я кивнула.

— Отлично. Тогда присаживайся. Марк сейчас, кстати уехал в магазин. У нас открытие через месяц, остались последние штрихи, так что он почти всё время на стройке зависает, — сказал он между прочим и, обойдя стол, сел на своё место, покопался в какой-то папке и, выудив оттуда два листа А4, положил передо мной. — Сейчас напишем заявление. Трудовая с собой?

— Нет. Она… Мне нужно забрать её с предыдущего места работы. И вещи некоторые от тёти Томы. Сможешь пару дней мне дать?

— Хорошо. С этим разберёмся позже. А пока вот тебе образец. Переписывай всё по этому подобию, но вот здесь, — он указал пальцем, — и здесь пиши свою фамилию и инициалы.

Я кивнула и под пристальным взглядом Влада принялась выводить изящной прописью буквы, пытаясь не обращать внимания на его излишнюю бдительность. Я всё ещё поверить не могла в то, что не струсила. Что передумала прятаться в четырёх стенах и покинула свою зону комфорта, которая почему-то резко стала на меня давить, и уже походила скорее на зону крайнего дискомфорта. Я провела в раздумьях сутки. И когда, наконец, чаша весов стала перевешивать в сторону отказа, испугалась того, что могу упустить что-то важное в своей жизни, и примчалась сюда. Сверив своё заявление с образцом, я поставила дату и подпись и протянула оба листа Владу. Наши пальцы соприкоснулись. По коже вмиг пробежались тысячи мурашек. И пальцы предательски задрожали. Влад ничего не заметил, вник в содержание моего заявления.

— Ну, кажется, всё правильно. Поздравляю, Ева Михайловна, теперь Вы — часть нашей команды, — он отложил его на край стола и поднялся, приглашая меня за собой. — Пойдём, познакомлю тебя с производством.

Производственная часть здания была огромной, и поделенной на несколько зон. В первой мастерской производились столярные работы, во второй работали с металлом, третья мастерская отвечала за текстильное оформление, а в четвёртой мастерской собирали мебель по деталям. Скручивали, подгоняли до идеала. Влад вкратце рассказал мне о каждом этапе изготовления мебели, кое с кем познакомил. Конечно, в основном на производстве работали мужчины. Общение с ними давалось мне сложно, — и от Влада данный факт не укрылся, — но это были исконно мои проблемы. Все эти люди были приятными и радушно приняли меня в коллектив. Большинство из них по возрасту годились мне в отцы. Вообще, атмосфера здесь была тёплая. Семейная. Каждый был готов прийти на помощь, объяснить, подсказать, ввести в курс дела. Под конец экскурсии я смогла немного расслабиться, и вести себя свободнее.

Потом мы прошлись по офису. Бухгалтер, Екатерина Борисовна, оказалась подругой молодости нашей с Марком мамы. Она меня сразу же узнала, и, по её словам, была очень рада тому, что я наконец влилась в «семейное» дело.

Влад толкнул следующую дверь. Я вошла вслед за ним в пустой кабинет. Он был несколько меньше размером, нежели кабинет Влада, но больше, чем кабинет бухгалтера. И гораздо светлее. Три стены были окрашены краской цвета слоновой кости, четвёртая — с геометрическим рисунком в пастельных оттенках. Стол и навесные полки из белёной сосны, кресло из голубого велюра, а у окна стоял маленький диванчик ярко-жёлтого цвета и кофейный столик.

— Это твой кабинет. Можешь его обустроить по своему вкусу. Жалюзи, декор, цветы будут, какие пожелаешь. Только скажи, — Влад немного посторонился, чтобы я могла осмотреться. Я подошла к солнечному дивану и, исследуя текстуру мягкого текстиля, легонько провела по нему пальцами. — Я знал, что этот элемент тебе понравится.

Я резко обернулась:

— Неужели, ты знал, что я приду?

— Подозревал, — сунув руки в карманы, он качнулся на пятках. — Ты, наверное, не замечаешь за собой, но у тебя очень живая мимика. Когда я тебе предложил с нами работать, ты не ответила категоричным нет. Ты засомневалась. Когда ты обдумываешь какую-то мысль, у меня возникает впечатление, что я слышу, как в твоей голове начинают прокручиваться сразу все шестерёнки. Ты громко думаешь. Закусываешь губу, морщишь носик. И тебя очень выдаёт взгляд. Сосредоточенный, заинтересованный. Я знал, что ты не будешь рубить с плеча, и, скорее всего примешь правильное решение. Потому что предложение было заманчивым и соответствовало твоим интересам.

Он знал меня до мелочей. Пораженная откровенным ответом, я открыла рот от удивления, как дверь резко распахнулась, и в кабинет влетел Марк:

— Тебя чёрте-где носит, Влад! Японский городовой! Когда Аня сказала, что какая-то девчонка пришла устраиваться на должность дизайнера, я до последнего не верил, что это ты. Привет, сестрёнка, — он поцеловал меня в щёку. Сбитая с толку словами Влада, я проворчала себе под нос сухое приветствие, но Марк уже грузил Влада рабочими вопросами по поводу сроков окончания ремонта в будущем магазине: — Прораб сегодня сообщил, что в подвале какой-то косяк с трубами произошёл, и из-за этого возник нюанс с отоплением. Это может отсрочить дату открытия на неопределённое время, но такой вариант ни меня, ни тебя не устроит.

— Марк, реклама уже запущена. Переносить не вариант.

— Это я понимаю. Но и мебель ввозить в сырое помещение не вариант.

— Значит, будем искать бригаду толковых сантехников. Хотя нет. Не будем. Будешь. У меня сейчас других дел по горло. А эти мастера широкого профиля мне изначально не нравились.

— Да неужели, — насмешливо фыркнул Марк. — Извольте спросить, с чем связаны твои внезапно появившиеся дела?

Ничего не ответив Влад, впившись предупреждающим взглядом в Марка, только крепче сжал челюсти. Так, что мне показалось, будто я услышала скрежет его зубов.

Наблюдая за спором двух несомненных лидеров, умудрявшихся, несмотря ни на что сохранять дружеские отношения на протяжение многих лет, я произнесла:

— И как вы ещё друг другу глотки не перегрызли?

— У нас осознанное партнёрство, — сказал Марк, выуживая из кармана джинсов ключи от машины. Снова собрался уезжать. — Ладно. Чёрт с тобой, — зыркнул он на Влада. — Съезжу к одному толковому мастеру. Попробую с ним договориться в срочном порядке. Учти, нам это влетит в копеечку.

Оставшееся до конца рабочего дня время Влад потратил на то, чтобы объяснить мне суть работы в программе по 3Д моделированию. В то время, когда причина нашего общего времяпровождения была более, чем деловой, я не могла на ней полностью сосредоточиться. Я сидела в своём новом кресле, водя мышкой по тем иконкам, куда укажет пальцем Влад, а он сам нависал надо мной всем телом, упираясь руками по обе стороны от меня. Рукава его чёрного свитшота были подкатаны до локтей, оголяя тугие нити вен под смуглой кожей. И запах… такой родной, знакомый… тёплый и безопасный трогал самые чуткие струны души. Я то и дело прикрывала глаза, пытаясь надышаться им. Словно зависимая, дорвавшаяся до излюбленного сорта наркотика.

— Вот здесь подтяни, — он указал на левый угол пробной модели. А у меня мурашки вдоль позвоночника пробежались от его приглушённого, слегка охрипшего от курения, голоса, прозвучавшего мне в затылок. Но я старалась сконцентрироваться на том, что он говорит, и вникать в некоторые нюансы.

В итоге освободились мы почти в восемь. Когда монитор ноутбука потух, и я встала из-за стола, с опозданием поняла, что за окном уже темно. Внутри стала нарастать паника. Проклятье! Как я моглазабыться настолько, чтобы даже за временем перестать следить! Семеня следом за Владом на выход, я немного отставала, ища в телефоне номер проверенного такси.

— Что ты там делаешь? — обернулся он, придерживая мне дверь. Я прошмыгнула мимо него на улицу и остановилась, бегло оглядевшись по сторонам. Что-то заставило меня поёжится.

— Я пытаюсь вызвать машину… — только вот номер я никак не могла найти. А Марк не отвечал на моё смс. Видимо, романтические вечера с Тиной не оставляли свободного времени на такие мелочи, как я.

— Да брось, я тебя отвезу, — беспрекословно сказал Влад, запирая дверь и включая сигнализацию.

— Ты не должен… — я осеклась под пристальным взглядом, которым одарил меня Влад.

— Ева. Я тебя отвезу.

Глава 22

С тех пор время закружило. Я приступила к работе, и она мне была несомненно по душе. Воплощая плоды моей фантазии в реальность, я чувствовала такой эмоциональный подъём, который перестал меня заставлять двигаться дальше. Я просто кайфовала от своей роли. И от жизни. Я хотела развиваться. Каждую свободную минуту Влад тратил на то, чтобы проверить, всё ли у меня получается, и подсказать ещё что-то, дать совет, помочь с программой. Сначала было жутко неловко оставаться с ним наедине в офисе, когда остальные сотрудники уже отправлялись по домам после окончания рабочего дня, а потом постепенно начало входить в привычку. В течение первой недели мы каждый день оставались после работы. Несколько часов мы тратили исключительно на обсуждение рабочих нюансов и обучение чему-то новому, а потом Влад заводил непринуждённый разговор, выводил тему на что-то нейтральное, а я не знала, как правильно поступить: определить границы нашего общения только рабочими рамками, или поддержать.

Спустя несколько дней с помощью брата я всё же забрала из маникюрного салона свои документы и оставшиеся вещи от тёти Томы. Она задержала нас, предложив чаю и кренделей, которые никогда не выбывали из вазочки со сладостями, и мы с удовольствием согласились. В конце концов, кто знает, когда ещё увидимся. Тётя Тома была смущена тем, что из-за внезапного решения Веры и Бори забрать её к себе, мне пришлось всё здесь бросить и уехать домой, но я постаралась убедить её, что ничего предосудительного по отношению ко мне она не совершила. Как раз напротив, в своё время она мне здорово помогла, помогши мне спрятаться от жестокости произошедшего. Это я загостилась. Давно пора было взять себя в руки, набраться смелости и вернуться. Ведь, как бы я не бежала от прошлого, оно уже наложило на меня тень, сформировав ту меня, которой я теперь была. Сбежать от прошлого было невозможно. Только принять. Только вернувшись в родной город, домой, я это поняла. Погостив немного у двоюродной бабушки, мы с ней простились и, загрузив в машину чемоданы с моими пожитками, отправились домой.

Утро на производстве начиналось для меня с кофе. Марк и Влад являлись в мой кабинет, и последний в свою очередь всегда протягивал мне стаканчик латте из ближайшей кофейни. Почти каждый раз мы случайно касались друг друга руками, и это вызывало в моём теле дрожь, которую с каждым разом было всё труднее скрывать, а внимательный взгляд карих мужских глаз заставлял сердце в трепете замирать. Мы обсуждали некоторые дела, часто отвлекаясь на личные темы и какие-то шутки, после чего все расползались по своим рабочим местам. В течение дня, пока я была полностью поглощена моделированием, подбором цвета, текстуры для своей первой модели, Влад заглядывал ко мне по несколько раз. Осведомлялся, нужна ли мне помощь в работе с программой, и обязательно, заглянув в монитор моего рабочего ноутбука, выглядел довольным моей работой. Как кот, объевшийся сметаны. Его победоносный вид говорил о том, что он точно знал, что из меня выйдет толк. И я упивалась его гордостью. Владькино одобрение было для меня жизненно необходимым сейчас. Оно было подтверждением тому, что он не пренебрегает мною. Он ведь поверил в меня, и доказал это делом, а не словом… Я уже не представляла жизни без его частых визитов в мой кабинет, без латте с шоколадным сиропом, который он мне приносил. Забота, которую он проявлял, подвозя меня домой каждый вечер за исключением тех дней, когда инициативу перенимал Марк, воспринималась мной, как волшебство крёстной феи. Мне было страшно, что оно развеется, как только часы пробьют полночь…

Я провернула свою 3Д модель, и погрузилась в раздумья. Я мало что понимала в механизмах, за счёт которых мебель складывалась, раскладывалась, открывалась. Красивую картинку нарисовать могла, да. Но я ведь должна была ещё понимать какая запчасть сможет сделать трансформацию возможной. Более практичной. Мне нужен был совет по технической части, поэтому захватив с собой ноутбук, я отправилась в цех. Один из сборщиков, самый старший, седеющий добродушный мужичок, помог мне советом и даже показал все механизмы вживую. Объяснил принцип крепления и их работы. Теперь я могла от чего-то отталкиваться, моделируя мебель. Вернулась в свой кабинет и на несколько часов засела за работой.

Стук в дверь заставил меня хоть на минуту поднять глаза от монитора.

— Ева, время обеда. Ты идёшь?

Я покачала головой:

— Наверное, нет. Останусь сегодня поработать.

Опёршись руками о край стола, Влад наклонился. Мышцы под смуглой кожей рук напряглись, удерживая его немалый вес. За время, что мы не виделись, Влад возмужал. Раздался в плечах, поднабрал в массе. С его ростом ему подходило крепкое телосложение. Сглотнув, я отвела взгляд в экран, пытаясь забить голову тем, чем она должна быть забита на работе, но от его близости моё сердце уже трепетало, как крылья мотылька.

— Успеешь ещё наработаться. Марк нас уже ждёт в кафе.

Если бы я сказала, что была не голодна, я бы слукавила. Просто эту модель я хотела закончить сегодня. Чтобы завтра иметь возможность приступить к новой, эскиз которой я набросала в скетч-буке ещё три дня назад. Она мне нравилась. Яркая и в то же время консервативная. Никакой вульгарщины. Лишь контраст текстур и оттенков, который обязательно должен был вызвать интерес у потребителя.

— Влад, иди сам. Правда. Мне осталась какая-то капля доработок, и можно будет запускать модель в производство. У меня вдохновение, понимаешь?

— Что, художника голод кормит?

Улыбнувшись, я кивнула:

— Что-то вроде этого.

— Ладно, — он как-то безрадостно оттолкнулся от стола и не спеша закрыл за собой дверь.

Телефон свистнул, оповестив о входящем сообщении. Краем глаза я взглянула на загоревшийся экран. Женька. Он написывал мне уже несколько дней. Вчера мы несколько минут поболтали по телефону ни о чём. Он сам позвонил, а я не могла проигнорировать его. Да и не видела причины. Мне было приятно с ним общаться, легко. Не было того напряжения, сковывающего мышцы, что, например, с Владом. Не было причин следить за своими словами и жестами. Женьку я не любила. Вернее, любила, но не так, как Влада. Он просто был близким знакомым, при встрече с которым не нужно было заморачиваться. Хорошим человеком.

«Соскучился по живому общению. Как насчёт того, чтобы повторить нашу недавнюю прогулку?»

«Я не против. Но только на выходных. Я работаю», — отправила я. Ответа не последовало, и я отложила телефон на маленький столик у дивана. Подальше. Чтоб не было соблазна отвлекаться.

Поработать мне удалось от силы полчаса. В этот раз дверь открылась уже без стука. Влад снова ввалился в кабинет. С двумя бумажными пакетами в руках, из которых доносились очень аппетитные запахи, и ногой захлопнул дверь.

— Что это? — недоумённо моргнула я.

— Я считаю, что нам с Марком не будет толку от голодных сотрудников. Поэтому вот. Решил организовать доставку «на дом», — он поставил пакеты на кофейный столик и стал разбирать, вынимая одноразовые лоточки, набитые едой. — Так, здесь ризотто с морепродуктами, здесь… мясо… стейк какой что ли. Рисовая лапша. И салат. Есть овощной, а есть… — Влад поморщился, рассматривая ингредиенты в очередном судке. — Что-то майонезное под виноградом. Выбирай, что будешь.

Посмеявшись над «чем-то майонезным», я пересела на диван. Влад умостился рядом. От нахлынувшей нежности, порождённой заботой обо мне, внутри разлилось тепло, окутало сердце и заставило щёки гореть огнём. Улыбка порывалась расцвести на моём лице, но я сдержалась. Снова.

— Ты всем голодающим сотрудникам самолично носишь еду?

— Только самым старательным.

Я взяла ризотто, открыла и вдохнула пряный аромат морепродуктов и специй. Это блюдо обещало быть божественно вкусным. В животе предательски заурчало. Поковырявшись вилкой, я наколола креветку и отправила в рот.

— И что? Много нас таких, старательных?

Влад разделывал мясо. Пластиковая вилка и нож в этом деле были плохими помощниками. Все его усилия выглядели забавными.

— Ну давай посчитаем, — он отложил приборы и стал загибать пальцы с серьёзным видом: — Ты. Потом… ты. Ах да, забыл! Ещё же есть ты!

Не знаю, что меня так развеселило. Шутка была, честно скажем, топорной. Но Влад смог меня искренне рассмешить. И теперь просто с усмешкой наблюдал за тем, как я, похрюкивая, хохотала. Когда волна неконтролируемой весёлости улеглась, я поблагодарила своего нового босса за еду. Это была высшая степень проявления небезразличия. Знал бы он, как много она для меня значила. И как много значил он сам. За обедом разговор коснулся и работы. Влад поинтересовался, смогла ли я сочетать творчество и компьютерные технологии, и я заверила, что тема более или менее усвоена.

— Не так трудно научиться работать в программе. Теперь главное не забывать, что я должна придумать не только, как будет выглядеть та или иная модель, но и как будет функционировать. Мебель ведь должна быть практичной.

— Ты всё правильно говоришь, но насчёт технической части не волнуйся. Наши мастера со всем разберутся.

— Я в этом не сомневаюсь. Но я должна и сама понимать, что делаю. Невозможно создать велосипед, если ты не понимаешь, в какую сторону там крутятся педали.

— Точно, — лукаво прищурился он, глядя на меня и слабо улыбаясь одним уголком губ, которые поблёскивали от масла, в котором готовился стейк.

На секунду я зависла на его губах, а потом опомнилась:

— Представляешь, я даже в цех ходила. Мне Владимир Степанович так всё детально объяснил, что даже не пришлось задавать никаких дополнительных вопросов. И вообще, знаешь… — не задумываясь выпалила я. — Я сегодня поняла, что меня больше не бьёт нервная трясучка рядом с чужими мужчинами. По крайней мере, не со всеми. По крайней мере, на работе — точно нет! Я три года прожила, отгораживаясь от всего и вся. Даже работать пошла в этот глупый салон… просто, чтоб рядом одни женщины были. А оказывается, стоило раньше послушаться своего психолога и выходить за рамки зоны комфорта. Нужно было себя заставлять вливаться в среду, а не… наоборот, — сверля взглядом одну точку, я медленно вздохнула.

— Всё идёт своим чередом, Ева, — послышался тихий голос. — Раньше ты была не готова, а сейчас достаточно окрепла морально, чтобы позволить себе сбросить броню. А мужики у нас, реально, нормальные работают. А если и заводится крыса какая, то вылетает вмиг. Со свистом. Ты не бойся.

Я вдруг… вдруг поняла, что сказала слишком много. Но уже было поздно забирать слова обратно. Влад смотрел на меня так внимательно, что казалось, будто он в самую душу заглядывает.

Резко выровняв спину, я натужно улыбнулась:

— Всякое в жизни бывает. Ты не бери в голову. Я не должна грузить тебя своими проблемами.

Экран моего смартфона загорелся, сопровождаемый характерным звуком.

«На выходных — прекрасная идея, — ответил он. — Встретимся в том же ресторанчике?»

Я мгновенно свернула сообщение. Но Влад заметил. Он нахмурился и больше не произнёс ни слова, хотя я не поняла, чем была вызвана такая резкая смена настроения. То ли моим внезапным откровением, за которое я сама себя ругала. То ли несвоевременным смс, прервавшим наш разговор. Тем не менее, та доверительная ниточка между нами, что привиделась мне, исчезла.

Мы доели в тишине. И, хоть Влад выглядел отстранённым, я всё же остро чувствовала его присутствие рядом. И его настрой. На каком-то подсознательном уровне.

Собрав остатки еды и посуду, я сложила всё в пакет. Влад мне помог убрать и направился к выходу. Я засмотрелась на широкую спину, к которой хотелось прижаться крепко-крепко и никогда не отпускать.

— Влад!

Он обернулся. А я нервно сглотнула, готовясь к тому, что собиралась сказать.

— Спасибо.

— Ты уже говорила, — напомнил он, слегка улыбнувшись.

— Нет, не говорила… Спасибо за то, что сделал для меня. Тогда.

Он взглянул на меня тяжело и резко, задев меня этим взглядом гораздо больнее, чем кто-либо мог задеть физически:

— Перестань, — отрезал он и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. А я осела в кресло, тупо пялясь перед собой. Что его так вывело из себя? Что я сделала не так? Почему моя благодарность — искренняя и безграничная — осталась отвергнутой?

Глава 23

В тот вечер Влад не дождался меня. Домой мы ехали с Марком. Брат был необычайно разговорчив, повествуя о том, как в прошлые выходные замечательно прошло знакомство с родителями Тины, а я рассеянно смотрела в окно, за которым мелькали мрачные дома и полуголые деревья, выхваченные из темноты тусклыми уличными фонарями.

— Иван Палыч — вот такой мужик, — Марк поднял вверх большой палец. — В общем, посидели мы, выпили. А поехали, говорит он, в воскресенье на рыбалку. У нас дача, говорит, за городом у реки. Там такие щуки водятся, кил по пятнадцать. А я возьми и согласись. В общем приехали туда. Опрокинули рюмаху, вторую. Да на старые дрожжи развезло нас с Палычем, что какая там рыбалка. Завалились спать — и до самого вечера…

Я по инерции улыбнулась, а у самой мысли совершенно другие бегали в голове.

— А ты где-то в облаках витаешь, да?

— Прости, наверное, я просто устала. Всё, о чём могу думать — горячий чай с парой бутербродов и мягкая подушка. С одеялом.

— Значит, прослушала всё?

— Да нет же. На рыбалке вы поймали не щуку, а ноль семь. Я поняла.

Марк засмеялся:

— Да нет же, это давно было. Говорю, мы с Тиной решили вместе жить. Она ко мне переезжает. Хочу вас познакомить.

— Ох… Конечно. Я с радостью.

— В пятницу после работы встречаемся у меня дома. Тина ужин приготовит. Посидим вчетвером, пообщаемся.

— Вчетвером? — тупо переспросила я.

— Ну да. Мы с Тиной, ты и Влад. Он как брат мне, — словно оправдываясь, произнёс он. Да я и так всё понимала.

— А. Ладно, — я кивнула. Мы как раз подъехали к дому. Марк даже зайти не собирался. Оставив зажигание включенным, просто включил нейтралку и дёрнул ручник. — Тогда время сообщишь, ладно?

— Конечно.

Я открыла дверцу и вышла из машины.

— Точно всё нормально, Ева?

Ну что мне было ему сказать? Что во мне проснулись старые чувства? Что я по уши влюблена в его лучшего друга? Или что я испортила и себе, и Владу настроение своим развязавшимся языком? Улыбнулась, кивнула и вошла во двор.

Вечером я позвонила Лене. Мне было необходимо просто отвлечься от сегодняшних событий, от работы. От вечных потуг в общении с бывшим другом. С начальником. Мы проболтали с полчаса. Она снова жаловалась на редактора в местной газетёнке и тему, которую ей подбросили для статьи. «Геморрой — не приговор». Я смеялась, а Ленка сетовала на то, что эта престарелая змея убьёт в ней всю фантазию и тягу к журналистике.

Ложась спать после дозы душевного разговора с подругой и чашки чёрного чая с лимоном, я решила успокоиться. И больше никогда не поднимать тему прошлого при Владе.

Утром я отправилась в офис. Машин Влада и Марка на стоянке не было, а это значило, что и утреннего кофе для заряда бодрости сегодня тоже не будет. Не то, чтобы я горела желанием начинать утро с Владом и кофе… Но всё же…

Я вошла в приёмную.

— Привет.

Аня оторвалась от копания в каких-то папках и улыбнулась:

— Привет, Ева. Как дела?

— Всё хорошо. Начальство не на месте, да?

— Приехали и через пять минут уехали. Наверное, на стройку. Кстати, Влад просил тебе кое-что передать.

Передать? Мне? Удивившись, я подошла к стойке, ожидая увидеть перед собой какие-то бумаги, документы. Но Аня поставила на неё стаканчик из кофейни и прикусила щеку, сдерживая улыбку. Бесконечная нежность затопила сердце. Я понимала, что с его стороны этот кофе не значил многого. И уж точно это не было проявлением тех чувств, которые испытывала к нему я. Но это был примирительный жест, которым он давал понять, что между нами не всё испорчено. Он делал первый шаг в то время, когда именно по моей вине случилось недопонимание. Это было так непривычно. И так бесценно.

Улыбнувшись, я поблагодарила Аню и пожелала ей хорошего рабочего дня. По пути в свою обитель встретила нескольких коллег. Сдержанно, но вежливо поздоровалась и прошмыгнула в кабинет. Сняв с себя куртку, я опустилась в кресло и сделала медленный глоток. Латте с шоколадом. Когда-то я только такой и пила. А он и помнит. Вытащив из сумки телефон, напечатала сообщение:

«Спасибо за кофе».

Ответ пришёл незамедлительно:

«Пожалуйста. Не мог же я из-за своих дел лишить тебя сладкого».

Я подумала, что вообще-то мог. Но конечно же, я не стала ему это писать. Наслаждаясь своим напитком, я включила ноутбук и погрузилась в работу.

Ближе к обеду Влад вернулся в офис. Один. И снова принёс с собой пакеты с едой. Похоже, у него было навязчивое желание меня накормить.

Снова устроившись на диванчике, который был таким миниатюрным, что нам приходилось сидеть очень близко друг к другу, мы вместе обедали. И было в этом что-то интимное. Мы не возвращались к вчерашнему дню и не обсуждали возникшее между нами напряжение. Просто разговаривали и делились тем, как прошла первая половина рабочего дня у каждого из нас.

— После стройки я заезжал к родителям. Мама передавала тебе огромный привет. А ещё сказала, что соскучилась по тебе и была бы рада, если бы ты как-нибудь к ней зашла на чай. Но ты не думай, что она будет поить тебя чаем. Сейчас у неё новый фаворит среди напитков. Кьянти.

Я усмехнулась:

— Кьянти? Обязательно зайду. Но не думай, что это только из-за вина, — переиграла я его фразу. — Это потому, что я тоже соскучилась по тёте Ире. Помнишь, как она учила меня печь печенье?

— Шоколадное?

— Да. И я иногда пеку, кстати. То малое, что у меня получается печь — мамин яблочник и тёти Ирино шоколадное печенье.

— Эх. Давно его не ел. Даже захотелось.

— Да? Ну тогда я могу испечь.

— Для меня?

Прикусив губу, я кивнула.

— Могу же я тебя поблагодарить за любимый кофе и обеды?

— Буду только рад, — улыбнулся он. На какое-то мгновение наши взгляды встретились, и мы так и замерли, смотря в глаза друг другу. Казалось, в тот момент зажглась и потухла искра. Он сглотнул, и я увидела, как перекатился кадык под оливковой кожей на его шее. Почему это зрелище меня так взбудоражило?

Моргнув, я первая прервала зрительный контакт, чувствуя, как в груди бешено бьётся сердце. Глупое сердце. Почему оно не может прислушаться к мозгу, который приказывал ему замедлиться?

Влад собрал со стола пустые лотки и скинул их в пакет.

— Марк тебе говорил о пятничном ужине?

— Да.

— Я подумал… Может, поедем вместе?

Облизнув пересохшие губы, я уставилась на него и осторожно кивнула. Но потом опомнилась:

— Ой. Хотя, наверное, не получится. Мне нужно будет заскочить домой. Переодеться.

— Да не вопрос. Я тебя отвезу домой и подожду в машине.

— Тогда ладно, — я попыталась не улыбаться, но уголок моих губ дрогнул.

Взгляд Влада задержался на моём лице, и улыбка на его лице расцвела открыто:

— Тогда ладно, — повторил он в такт мне и вышел за дверь, прихватив с собой пакет с одноразовой посудой.

Глава 24

Что испытывают люди, когда в их сердцах оживает любовь? Окрыление. Вдохновение. Эмоциональный взлёт. Я прекрасно помню, как это было три года назад. Хоть я и испытывала страх перед своими чувствами к лучшему другу, я всё же была безмерно счастлива. Тогда, если бы со мной не произошёл тот ужасный случай, я бы рано или поздно нашла в себе силы признаться ему… или хотя бы намекнуть. Рискнув всем. А сейчас я рисковать не могла. Наше общение только наладилось. И я слишком дорожила минутами, проведёнными рядом с ним, чтобы испортить всё своими непрошенными эмоциями.

Сейчас во мне жили страх и неуверенность в себе. Неуверенность в том, что я вообще достойна своих чувств. Где-то в глубине сознания сидела навязчивая мысль о том, что я испорчена… и больше не имею права любить. И уж точно не могу быть любимой. Любовь, ожившая в моём сердце сейчас, дарила мне такие эмоциональные качели, что американские горки в Диснейленде показались бы детским лепетом. Вот только что я говорила с Владом, улыбалась ему и без лишних колебаний согласилась поехать к Марку вместе. И только когда он вышел, задумалась, к чему может привести моё безрассудное поведение. К разбитому сердцу. Потому что я его любила, и сама себя за это ругала. И, понимая, что в таком безвыходном положении, выход был один — держаться от него подальше, — я не могла отказаться от того, что происходило в моей жизни в данный момент. Жадно впитывая в себя каждый совместный миг, каждую нотку его голоса, каждый взгляд, я отправляла себя в ад мечтами о том, чего не может быть.

Света постоянно утверждала, что любить и быть любимым заслуживает каждый человек. Я с ней соглашалась. Но в душе чувствовала отрешение.

Прикрыв крышку ноутбука, я встала из-за стола и, потянувшись, стала расхаживаться. Спина и ноги затекли, пока я сидела за компьютером, и мозги, концентрируясь на физических ощущениях, отказывались работать. Немного поразмяв кости, я вернулась к работе. Послышавшаяся суета за дверью заставила меня выйти в коридор. С производственного цеха доносился вой станков и оживлённые голоса, а в сторону приёмной, прихрамывая на правую ногу, торопливо бежал Степаныч.

— Что там такое? — похоже, случился какой-то форс-мажор.

— Позови Аню, — запыхавшись проговорил он. — Пусть несёт бинты, спирт. И всё, что есть.

Не теряя времени на выяснение подробностей, я мотнулась в приёмную. Позвала Аню и, передав ей просьбу Владимира Степановича, направилась в кабинет к Владу. Наверное, ему нужно было сообщить об инциденте, а Степаныч был слишком взбудоражен, так что мигом скрылся за дверью производственной части. Увы, Влада у себя не оказалось. Предположив, что он может быть в мастерской, я отправилась туда. Если он уже там, то, скорее всего, знает, что что-то случилось, тогда я просто останусь, чтобы помочь, если это будет мне под силу.

Вся шумиха доносилась из фрезеровочной. Станки были выключены, и доносились только голоса:

— Может, скорую вызвать, а?

— Я считаю, это правильное решение, — сказал кто-то из мужчин.

— Да оставьте. Ничего серьёзного не случилось. Царапина, — Влад… да, Влад. Это был его голос. Болезненно зашипел и выругался. — Чёрт!

— Давай я, — послышался голос Ани.

— Нет.

Протиснувшись между столпившимися мужиками, я прижала руку к груди, в которой сердце болезненно сжалось при виде окровавленного плеча Влада. Сам он сидел на каком-то стуле, поливая рану спиртом, не подпуская к себе даже Анну с мотком ваты и бинтов в руках.

— О боже! Как такое произошло? — я опустилась перед ним на корточки, осторожно оттягивая прилипшую ткань кофты от раны.

Влад мучительно поморщился:

— Всё пучком, Ева. Иди собирайся. Я скоро отвезу тебя домой.

— Никакое не пучком, — возразила я. — У тебя глубокая рана, — забрав у него бутылку со спиртом, я отдала её Ане и потянула вверх края кофты. — Давай, я помогу тебе. Попробуй поднять руку.

Сняв с него окровавленную одежду, я отложила её в сторону.

— Так что произошло?

Аня протянула мне большой кусок ваты, смоченный перекисью, и я аккуратно стала обрабатывать рану.

— Да, Мишане под горячую руку попал, — ответил Влад. — Он за станком работал, а я в мастерскую зашёл. В общем обломок от железной пластины отлетел и вот…

В метре от нас лежал, видимо, тот самый обломок. Небольшой, но увидев его, я почувствовала муторный приступ тошноты. Если бы эта железяка пролетела немного выше, она могла рассечь шею… Счастье Влада, что она задела плечо, и, судя всему, прошла по касательной, а не встряла в кости. Я нервно сглотнула и отвела взгляд от железки.

— Влад, прости. Я правда не знаю, как так вышло. Я даже не видел, что ты стоишь сзади, — сказал паренёк, который, вероятно, испугался не меньше нас всех и прекрасно понимал, что исход мог быть другим.

— Брось, Мишань. Это производство. Здесь и не такое может случиться. К тому же, это я виноват. И вообще, чего вы все столпились? Умер кто? Или я чем-то на музейный экспонат похож? Расходитесь. Работа себя сама не сделает.

Переглядываясь, мужики стали расползаться по своим местам. Аня потопталась, не зная, что ей делать, но Влад и её отправил за работу. Оставив коробочек с медикаментами, Аня вышла. В этой части мастерской мы остались вдвоём.

Перекись зашипела в ране, и Влад, стиснув зубы, поморщился. Чтобы уменьшить боль, я осторожно подула на порез. Его внимательный взгляд замер на моём лице, и в тот момент вдоль позвоночника волна мурашек пробежалась. Пульс ускорился, дыхание участилось. Его пальцы накрыли мою прохладную ладонь и нежно погладили.

— Спасибо, — сказал он.

— Пожалуйста. Больше не испытывай судьбу, — остановив кровь, я наложила на рану тугую повязку, и ободрительно улыбнулась. — Жить будешь.

В больницу Влад наотрез отказался обращаться, хотя я подозревала, что на такую глубокую рану необходимо наложить швы. Но у него на всякие доводы имелись противоречия и глубоко мужское мнение, что на нём заживёт всё, как на собаке. Понимая, что он всё равно сделает по-своему, я сдалась. Но взяла с него честное слово, что вдруг рана снова начнёт кровоточить, он тут же отправится на санпропускник.

К счастью, с этим, вроде, обошлось. И в пятницу утром Влад на планёрке, во всю размахивая руками, вещал об итогах этого месяца и планах на следующий. Марк, дожидаясь очереди, чтобы вставить свои пять копеек, исподтишка поглядывал на меня. Я не понимала, чем вызвала такое внимание… Может, болтовнёй? Пока все работники офиса внимали рассказам Влада, мы с Екатериной Борисовной нарушали рабочую обстановку, перекидываясь какими-то незначительными фразами на женскую тему. Она по-доброму подшучивала над Марком, который разрывался между стройкой, офисом и личной жизнью и отмечала, что мальчик повзрослел.

Да. Мальчик повзрослел. И ему стало совсем не до меня. В какой-то момент мы с Марком отдалились друг от друга, но сблизились с Владом. Конечно, причиной этому было частое отсутствие брата и совместное пребывание в офисе с Владом. И совместные обеды, которые мы продолжали устраивать в моём кабинете. И утренний кофе, который он продолжал мне приносить. В этих мелочах я видела не просто дружескую заботу, а взаимное притяжение. Сильное. Которому было всё сложнее противостоять. И я ужасно хотела этого не замечать, ведь это — я была уверена — была всего лишь игра моего воображения. Но никак не действительность.

Вечер пятницы мы, как и было условлено раньше, провели вчетвером. Тина приготовила чудесный ужин, а Марк помог ей, уехав с работы на два часа раньше. Они выглядели очень гармоничной парой. И было очень заметно, как влюблён Марк. Он буквально не упускал ни единого момента, чтобы к ней не прикоснуться. Чтобы её не обнять, не поцеловать… Как бы ни было тяжело это осознавать, но, исподтишка косясь на Влада, я завидовала их спокойному счастью.

Когда с ужином было покончено мальчики и девочки разделились. Влад с Марком пили пиво за барной стойкой, а мы с Тиной устроились на диване, болтая о том-сём, ели шоколад и запивали чаем.

Тина была на удивление лёгкой в общении, открытой и искренней. И я впервые смогла рассмотреть её по-настоящему. Она была красива. Темноволосая, с тонкими чертами лица, но особенного шарма ей добавляла именно жизнерадостность, которую она излучала. Наверное, мы ярко контрастировали, находясь рядом. Она — нескончаемый поток позитива. И я… просто я. С вечным камнем на душе и обидой, глубоко засевшей в сердце. Смотря на Тину, словно сквозь призму времени, в ней я видела себя такой, какой была до случившегося, и невольно задумывалась: смогу ли я когда-нибудь полностью побороть в себе пустоту и стать прежней? Мне бы этого очень хотелось. И я честно старалась изо всех сил подпускать к себе только хорошие мысли.

Мы с Тиной как раз разговаривали о детстве и наивных девчачьих мечтах, по-доброму посмеиваясь некоторой схожести между нами, когда мой телефон зазвонил. Я извинилась за прерванный разговор и, взяла трубку, выйдя в прихожую.

— Привет, Ева. Вот звоню, чтобы узнать, наши планы на выходные в силе?

— Привет, Жень. Планы на выходные? Ну, думаю да.

— Тогда я официально приглашаю тебя завтра в «Суши рай». К пяти часам тебя устроит?

Внутренний голос шептал, что на дружескую прогулку не приглашают официально. Я засомневалась. Давать ложные надежды Женьке мне не хотелось.

— Это не свидание, — уточнила я.

— Эм… Нет. Просто ужин. Дружеский.

— Тогда давай превратим дружеский ужин в обед. Вечер у меня занят. А лучше просто выпьем кофе.

Я не хотела выкручивать себя, объясняя настоящую причину, по которой не могу пойти с ним вечером. Дело близилось к зиме, и в пять вечера на улице было уже довольно темно. Темнота мне не друг.

На том и порешили. Женя сделал вид, что его не смутил мой вопрос о серьёзности встречи, а я, сбросив вызов, вернулась к друзьям. В скором времени мы решили расходиться. Помогши Тине разделаться с грязной посудой, мы с Владом попрощались с ребятами и, спустившись на нижний этаж, вышли на парковку.

Глава 25

Погода портилась. В права вступал ноябрь, срывая с неба ледяную белёсую крупу, которая в свете фонарей мерцала серебром. Я скукожилась, шагая вслед за Владом. Холод пробирал до костей.

Фары Пассата моргнули.

— Садись скорее, а то совсем замёрзнешь, — сказал Влад, открыв мне дверцу.

Хоть сверху на мне и было тёплое пальто, сквозь тонкие колготки, надетые под трикотажное платье до колен, заморозок щипал кожу. Благодарно улыбнувшись Владу, я юркнула внутрь. Он, обойдя машину, уселся за руль и включил зажигание. Через некоторое время воздуховоды начали пропускать в салон тепло, и я перестала дрожать.

Мы ехали не спеша. Дорога после мелкой утренней мороси на морозе покрылась тонкой скользкой коркой. Машины в потоке то и дело притормаживали, ослепляя яркими габаритами. Из колонок доносились голоса модных исполнителей, звучавших на радио. Влад слегка убавил звук.

— Они хорошая пара, правда?

Я с удивлением взглянула на него, кивнув:

— Да. Смотрятся мило.

— Видела бы ты, как Марк робел по началу. В кофейню к Тине шастал каждую свободную минуту, а пригласить на свидание не решался.

Я усмехнулась:

— Да, он мне рассказывал. Хотя я не могу лично этого представить. Марк никогда не отличался особой скромностью.

— Ох, поверь. Я был очевидцем его метаний. Даже меня его нерешительность стала раздражать. Вся работа легла на мои плечи.

— Поэтому ты подтолкнул его к первому шагу? Чтобы душевные терзания моего брата не сказывались на бизнесе?

— Не совсем. Я просто другу помочь хотел.

— И что же ты такого ему сказал? Вот уже больше месяца меня терзает этот вопрос. Чем ты побудил его к тому, что он признался Тине в своих чувствах?

Нас окутала тишина, нарушаемая ворчанием мотора и тихим шумом радио. Заинтересованным взглядом я окинула Влада. Он был невозмутим, но молчал.

— Почему ты хочешь это знать? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Просто интересно.

Въехав на нашу улицу, Влад припарковался у моих ворот.

— Думаю, это неважно.

— Но… что в этом такого? Почему ни Марк, ни ты… — я запнулась, решив не лезть в дело, которое меня не касалось. Мне не собирались отвечать, а я, прикидываясь наивной простушкой, всё выпытывала. — Хотя, ладно. Это действительно неважно, — открыв дверцу, я вышла из машины. — Пока, Владь. Спасибо, что подвёз.

Завозившись с ключами, я не сразу поняла, что звук, раздавшийся секундой раньше, оповестил о том, что Влад покинул машину. Неспешно подойдя ко мне, он положил руку на моё плечо, и я обернулась.

Он был так близко. Так непозволительно близко, что я чувствовала тепло его дыхания на своей коже. Слышала стук его сердца. Или это моё выбивало бешенный ритм? Волна жара нахлынула на меня изнутри, и я уже дрожала не от холода. Совершенно не от него. Влад нервно облизнул губы. В его глазах мерцала нерешительность.

— Я краем уха услышал… ты договаривалась о свидании, — наконец произнёс он.

Услышал значит подслушал? Я говорила не так громко, чтобы меня можно было услышать из соседней комнаты. Это было низко — подслушивать. Да и какая ему была разница, иду я на свидание или… Тем не менее, я хотела, чтобы он знал, что ничего серьёзного в общении с Женькой нет. Что мы не пара. Что моё сердце не принадлежит кому-либо.

— Это будет просто дружеская встреча. Я… не хожу на свидания, Влад. Ты знаешь, почему.

Виновато пряча взгляд, он кивнул:

— Знаю, — но потом снова посмотрел на меня. Открыто. Внимательно. — Но скажи… — он вздохнул, — а если бы тебя на свидание — именно на свидание — позвал я. Ты бы согласилась?

В этот момент весь мир сузился до него одного, а в ушах загрохотал пульс. Этого просто не могло быть. Вероятно, я спала. Или у меня были галлюцинации. Из груди вырвался нервный смешок:

— Ты смеёшься надо мной, да?

— Нет, что ты. Я бы не стал, — его пальцы легонько поглаживали моё плечо. Но в этом жесте было что-то нервозное. Он переживал. — Ева, не думай, что от твоего ответа, каким бы он ни был, что-то измениться. Я имею ввиду, что не стану к тебе хуже относится. Мне просто важно знать. Ответь честно…

По привычке хотелось перевести всё в шутку или огрызнуться, включив защитный механизм. Чтобы не дай бог не выставить себя на посмешище. Ведь я действительно считала, что мои чувства смешны. Я ведь… как тот испорченный продукт на полке в магазине — никому не нужный, осквернённый чужими руками. Я же не имею права любить. Но вопреки всему я кивнула. Медленно и несмело.

— С тобой — согласилась бы, — тихо шепнула.

Второй рукой Влад осторожно прикоснулся к моей холодной щеке и шумно, с изумлением, выдохнул.

— Правда?

Я еле заметно кивнула. Его нежность прорвала плотину, и по щеке побежала одинокая слеза. Я не верила в то, что это происходит по-настоящему, и не верила, что это будет иметь какое-то продолжение. Я хотела надышаться им, чтобы запомнить его запах навсегда. Насладиться его теплом, чтобы оно согревало меня в моменты одиночества. Мне казалось, что после этого разговора наши пути разойдутся навсегда.

— Моя ты хорошая, — прошептал он, стирая пальцами солёную влагу с моего лица. — Я так скучал по тебе.

А как скучала я! Если бы он только знал!

— А я, — произнесла, понизив голос, чтобы дрожь от вырывающихся на волю слёз была не так заметна, — думала, что опротивела тебе.

— Что?..

Вероятно, это не то, что Влад рассчитывал услышать, но момента, более подходящего, уже не будет. Неясность тех обстоятельств трёхлетней давности не давала мне покоя, хоть я уже и догадывалась об истине, которую извратила мои искалеченная психика.

— То утро помнишь, — я шмыгнула носом, — когда я проснулась, а в палате — ты?..

— Последнее утро?

— Да. Я проснулась и увидела тебя. Ты сидел в кресле у окна, — слова давались мне с трудом. Спазм сжимал горло, но я должна была выяснить… если не сейчас, значит уже никогда. — Такой родной и далёкий одновременно. Всё во мне остановилось… умерло, когда я увидела твои глаза… Ты смотрел на меня… как на грязь. Так тяжело, с презрением и… словно я самое мерзкое, что приходилось тебе видеть…

— Стоп… стоп, стоп, стоп, — сжав мои плечи, Влад легонько встряхнул меня. — Я никогда не смотрел на тебя, как на… — он покачал головой, тяжело сглотнув. Спустя мгновенье ему, видимо, дошёл посыл моих слов. Его брови сошлись на переносице, а взгляд стал внимательным. В глазах проскользнула догадка. — Ты думала, что я отвернулся от тебя… — произнёс он.

— Это было естественно, — прошептала я, нервно потирая пальцы рук. — Ты видел слишком многое.

— Нет, не естественно. Ну и что? Какая разница, что я видел? Тебя не за что презирать, Ева. Ты не сделала ничего плохого. Винить в произошедшем и ненавидеть можно кого угодно: его и… в конце концов меня. Но уж точно не тебя.

Шмыгнув, тыльной стороной ладони я вытерла влагу с лица:

— Я не понимаю… За что ты винишь себя?

— Это же очевидно. Если бы не моя глупая идея взять тебя в бар, ничего бы не произошло. Если бы я был смелее, я бы признался тебе в том, что так долго скрывал, и просто пригласил бы на свидание. Я шёл бы напролом, чтобы завоевать тебя, даже, если бы ты из раза в раз давала мне от ворот поворот. Но я струсил, Ева… Тогда я струсил. Пошёл обходным путём, прикрываясь дружеской тусовкой, втянул тебя в неприятности, которые привели к тому, чего не пожелаешь и врагу. Я подставил тебя под удар. И не смог вовремя спасти. Поверь, я не хотел этого…

— Я знаю, — глотая слёзы, перебила я его. Поверить не могла, что он винит во всём себя. — Ты не виноват…

— Это я и рассказал Марку, Ева, — сказал он, выискивая на моём лице очертания хоть каких-то эмоций. А меня словно цепью сковало… я не могла пошевелиться. — Историю о том, как потерял кучу времени, и, как моя нерешительность погубила девушку, которая была для меня дороже всех благ в мире. Чтоб не повторял чужих ошибок.

Последние слова задели за живое, разрывая сердце в клочья. Отбросив все мысли, страхи и предубеждения, я посмотрела на него во все глаза, и недолго думая, обхватила Влада за шею и притянула к себе, глуша боль в рвущейся душе, поцелуем. Жадным, как глоток воды, необходимым, словно воздух. Таким желанным и выстраданным. Наши губы встретились, и моё сердце застыло, после чего загрохотало быстрее, громче, рассылая по телу неконтролируемую дрожь. И тепло, зарождающееся где-то внутри. Влад прижал меня к себе так крепко, словно боялся, что упорхну, испугавшись самой себя. Его прикосновения жгли кожу даже через одежду, а эти ожоги, сосредотачиваясь в животе, перерождались и разлетались по телу роем бабочек. Сколько бы раз фантазия ни рисовала нас, целующихся под луной, я не была готова к тому, что это будет так… самозабвенно, словно вокруг не осталось ничего и никого. Словно не было боли, не было страха. В один миг это всё показалось мелочами. Только из-за того, что он, всё крепче и крепче прижимая меня к себе, целовал необузданно, окутав руками, словно защищая от всех неурядиц, от ветра, от холода. Закрывая собой, как щитом.

Я дрожала в его руках… но дрожала не от страха. Впервые — не от него. Просто каждая моя клеточка отзывалась на его прикосновения, рассылая по телу сигналы в виде искорок, исходивших от наших соединяющихся энергий.

— Ты не виноват, — пробормотала я, ловя ртом тёплый наэлектризованный воздух между нами. — Это бред.

— А я не отрекался от тебя, — ловя своими разгорячёнными губами мои, произнёс он. — Никогда.

Глава 26

— Значит, теперь ты работаешь с Марком? — спросил Женя.

После кафе мы втроём прогуливались по парку. Ленка шла рядом, прижавшись ко мне плечом и дрожа от свистящего ветра. Земля покрылась тонкой изморозью, искрившей тысячей мелких кристаллов, которая тихо хрустела под ногами. После вчерашнего поцелуя, откровения, которое поразило меня в самое сердце, я не могла пойти на прогулку с Женькой. Призрачное чувство, будто я обманываю сразу двоих, то и дело закрадывалось в голову, даже несмотря на то, что Жене я ничего не обещала, а Владу изначально сказала, с кем именно договорилась о встрече. Просто это было как-то неправильно. Словно я пудрю мозги кому не лень. Поэтому верная подруга, как только я заикнулась о том, что мне нужно подкрепление, согласилась составить нам компанию.

— Ага, — по телу который раз прошёл какой-то озноб. Словно мне в затылок кто-то смотрел. Я обернулась.

— И как тебе новое занятие? — друзья ничего не замечали, продолжая выпытывать подробности о моей претерпевшей изменения жизни, и я вернулась к болтовне.

— Нравится.

— Мне казалось, мебельный цех — не женское дело.

— Жень, я ведь не доски строгаю, — усмехнулась я. — Моя задача заключается в моделировании. Я создаю форму, подбираю расцветку, материалы. Здесь больше дело творческое, и нужен подход с фантазией.

— Не женское дело, — фыркнула Лена. — В современном мире грани между чисто женской работой и чисто мужской уже вообще не существует. Посмотри на девушек. Мы и карьеру построить способны не меньше вашего, и быт вести, и детей воспитывать. При этом сама карьера зависит от способностей. И если у девушки есть тяга к физике, то она вполне может работать инженером. Точно так же, как мужчина — поваром.

— Ну да. А потом вы жалуетесь, что на ваших плечах — работа, быт, семья и дети. В итоге, что получается, почему жалуетесь? Это же ваш выбор! Как по мне, женщине дома нужно сидеть.

— Ага, борщи варить, — огрызнулась подруга. — А как же саморазвитие?

— Можно умную книжку почитать. Сидя дома.

— Сам сиди дома. Посмотрим, за какое количество времени ты начнёшь деградировать.

— Вот. Это тоже вопрос личностного выбора каждого.

— Не личностного, а личного! Умник, — буркнула Лена.

— Господи, ребята, — захохотала я, — вы выглядите, как новобрачные, пытающиеся разделить обязанности. Чего так завелись-то?

— А кто он такой, чтобы что-то женщинам запрещать?

— Да на здоровье, паши, как лошадь ломовая, — огрызнулся Женька.

Несмотря на смехотворность ситуации, идея свести вместе этих двоих уже не казалась мне такой хорошей, как вначале. Разговор набирал обороты, а с ним и препирательства становились оживлённее.

— Что-то я не припомню, — сказала я, — чтобы раньше ты была ярой феминисткой.

— Я и не феминистка. Я за то, чтобы каждый сам выбирал, что для него лучше. И вообще, — Лена метнула свирепый взгляд всторону раскрасневшегося Женьки (видать, от злости), — мы о Еве говорили. А ты тут со своими «женское — не женское», — перекривила она его. — Она счастлива заниматься любимым делом. Так?

— Да, — без колебаний ответила я.

— Ты хотела бы развиваться в этом направлении? — спросила она.

— Ну, да, — более рассудительно произнесла я.

— Так чего же ты ждёшь? Запишись на курсы, а ещё лучше заново попробуй поступить на свой дизайнерский, — не унималась Лена. — Уверена, ты многому научишься именно на практике, но, благодаря обучению, сможешь вникнуть в некоторые нюансы, в которых сама не разберёшься.

— Я уже думала об этом, — призналась я. — Поступить в колледж — идея заманчивая.

— Но Марк ведь помогает тебе разбираться в том, чего ты пока не понимаешь? — поинтересовался Женя.

— По большей части мне помогает Влад. Марк сейчас занят другими вопросами. В офисе его не застать.

— Ну да. Куда же без Белова, — сардонически произнёс Женька, и я вспомнила наш разговор в прошлую встречу. Он говорил, что семь лет назад Влад отшил от его от меня, потому что я ему самому нравилась, а я не верила. Смеялась Женьке в лицо. Но что же получается? Он был прав? Это обнаружившееся в нас двоих чувство, родом из далёкого прошлого, было настолько крепким, что не н погасло даже под напором обстоятельств… конечно же, я не рассказала ни одной живой душе о том, что произошло между нами вчера. Этот момент я лелеяла в душе, оберегая, как дорогой редкий бриллиант.

— Они, вообще-то, работают вместе, Жек. К слову, он её и пригласил. Да, ведь, Ев? Я же не путаю?

Пригласил меня на работу. Да. Не потому, что им на производстве жуть как нужен был штатный дизайнер (раньше они прекрасно обходились, обращаясь к частникам), а потому, что хотел сблизиться со мной. Наладить контакт, оборванный временем. В носу защипало от нахлынувших эмоций, и я незаметно шмыгнула. Влад сделал гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Он помог мне вынырнуть из тёмной трясины череды тяжёлых событий, которая, чем больше пыталась выкарабкаться, тем сильнее тянула меня на дно, просто снова войдя в мою жизнь. Мой дорогой, верный, преданный друг.

Улыбнувшись, я кивнула, соглашаясь с Леной, а Женя, ничего не ответив на этот счёт, перевёл тему в другое русло. Снова они с Леной сразились в споре, подкалывая друг друга. Наверное, если бы не моё присутствие рядом, они поубивали бы друг друга. Странно. Два самых спокойных человека, которых я когда-либо знала, чуть ли не выгрызали друг другу глотки, отстаивая свою точку зрения на тот или иной вопрос.

Несмотря на постоянные перепалки и взаимные подколы Женьки с Леной, мы очень хорошо провели время, но и всё же меня время от времени что-то напрягало. Отвлекало, притягивая на себя внимание. Что-то подобное я иногда ощущала, пребывая на улице в тёмное время суток, и считала это отголоском прошлого горького опыта. Но сейчас-то был день. Солнце светило ярко, независимо от небольшого морозца, на ясно-голубом небе не было ни единого облачка. Я несколько раз оглянулась, пытаясь понять, что именно мешает мне сосредоточиться на общении с друзьями, но ничего особенного не заметила. Просто люди сновали каждый в своём направлении, молодые мамочки гуляли с детьми, а компашки школьников, создавая шум-гам, веселились на всю, отдыхая от школьных будней. Всё было в порядке.

Непонятное чувство исчезло, как только я переступила порог дома. Словно невидимая пружина, державшая меня в напряжении всю прогулку, разжалась. Правду говорят люди, родные стены — это, как крепость. Здесь я чувствовала себя в безопасности.

Оторвавшись от двери, я сняла верхнюю одежду, на скорую руку прибравшись возле вешалки, разулась и, не теряя времени занялась традиционной уборкой выходного дня, которая сейчас мне была нужна, как никогда. Свидание с Владом было назначено на воскресенье, то есть до часа Х оставалось каких-то двадцать два часа, и от, волнами приливающего, предвкушения мне не сиделось на месте. Будучи в компании друзей, я отвлекалась от волнения, они перетягивали моё внимание на себя. Оказавшись в одиночестве, я невольно стала задумываться: куда мы пойдём (Влад держал в секрете место первого свидания), как всё пройдёт. В конце концов, я ведь понимала, что наши отношения со вчерашнего вечера приняли совершенно иное положение, и в случае провала, не будет ни дружбы, ни даже товарищеских отношений. Я знала, что не смогу больше общаться с ним, как обычно, сдерживая проявления всей глубины своей привязанности и щенячьего обожания. Теперь, когда ему стали известны мои чувства, после поцелуя, который был… чем-то нереальным, волшебным, развязка могла быть одной из двух: «жили долго и счастливо» или «разошлись, как в море корабли». Среднего варианта не было дано. Слова Влада о том, что я была ему дорога, вдохнули в меня чуть больше жизни и веры, чем во мне жило до того, и осознание, что второго разрыва с ним я не выдержу, пришло в ту же секунду… в густой ночи, под порывами студёного ветра… в его объятиях, показавшимся моим миром. Три года назад я разорвала с ним общение по глупости. Из-за недопонимания и душевной травмы, ставшей для меня преградой буквально во всём: в учёбе, в общении, в доверии даже самым близким людям. Но потрёпанное, истерзанное испытаниями сердце, хоть и медленно, но смогло ожить. Прямо сейчас оно было живо и здорово. Оно билось полноценно рядом с ним. И, если вдруг по воли случая нам придётся проститься — навсегда — моё сердце разобьётся, оставив после себя лишь мелкие осколки хрусталя, которые уже не склеишь.

Глава 27

Поглощённая уборкой, я не сразу сообразила, что звонок над входной дверью разрывается трезвоном. Шум пылесоса создавал тотальную блокировку иных звуков, и я, никого сегодня не ожидая, продолжала заниматься делом. Во второй раз звонок прозвучал набатом, привлекая внимание. Выключив пылесос, я прошла в коридор. За дверью был Влад. Вздрогнув от неожиданности, я бросила торопливый взгляд в зеркало. На мне была обычная пижама в виде велюровой пыльно-розовой футболки и шорт, на голове — просто воронье гнездо. Выбившиеся из хвоста пряди свисали на лицо, лезли в глаза. Просто ужас. Если хорошо подумать, в каком только виде он меня не лицезрел. И в потрёпанных шортах, когда мы в детстве ходили в походы, и в измазанных малиной сарафанах, и со сбитыми коленями после очередных выездов на велосипеде. Но то было раньше. То было детство. Сейчас перед ним мне хотелось выглядеть как можно лучше. Наверное, такова женская природа. В нас заложено на уровне ДНК желание выглядеть красивой в глазах мужчины, вызывать восторг и восхищение. Сорвав с себя резинку, я бросила её на тумбочку и кое-как уложила непослушную шевелюру белокурых локонов, но, упав, резинка закатилась куда-то под обувную полку. Только я наклонилась, чтобы её поднять, как звонок снова ожил. Влад проявлял настойчивость. Ох, чёрт с ней, с резинкой! Щёлкнув замком, я толкнула дверь. По босым ногам тут же повеяло холодом. Это показалось чепухой. Один взгляд глаза в глаза — и благоговейное состояние заполнило меня, как медовое вино заполняет тонкий сосуд.

— Я не смог дождаться воскресенья, — он шагнул в дом, привнося с собой запах приближающейся зимы, и закрыл за собой дверь. — Возможно, это внесёт свои коррективы в завтрашний день, и он уже не покажется тебе таким волшебным и долгожданным, как задумывался, но, чёрт! Я не видел тебя всего полдня, и уже дико соскучился, — он вынул руку из-за спины, неожиданно протягивая мне букет кремовых пионовидных роз, разбавленных зеленью декоративного эвкалипта. От красоты цветов перехватило дыхание.

— Они прекрасны. Спасибо, — прикусив губу и зардевшись, я улыбнулась, ныряя носом в пушистый бутон и втягивая нежный аромат. Сюрреалистичность происходящего не укладывалась в голове… Сердце сбивалось с ритма, готовясь к тому, что я намеревалась сказать. — Честно говоря, я тоже скучала, — я подняла взгляд, утопая в тёмных внимательных глазах. Он смотрел на меня с глубоким чувством, словно не мог насмотреться. А ведь мне был знаком этот взгляд… впервые я встретилась с ним пять лет назад, собираясь на свидание с парнем, с которым познакомилась на мотогонках. Но тогда я и предположить не могла об истинном его значении. Мне, пятнадцатилетней девчонке, и в голову прийти не могло, что лучший друг может смотреть на меня с неприкрытым любованием.

Склонившись, Влад легонько коснулся своим носом моего, смешивая наше дыхание, и от этого касания кровь в жилах вскипела. Вперившись в меня вопрошающим взглядом, он просил разрешения. Не давил, не шёл против моей воли. Просто ждал, решусь ли я снова… А я хотела этого не меньше. Прикрыв глаза, преодолела оставшееся расстояние, и тёплые губы тут же слились с моими. Прикоснувшись рукой к моей щеке, Влад нежно прочертил большим пальцем дорожку к уголку моих губ и остановился, поглаживая:

— Привет, — он улыбнулся.

Протяжно выдохнув, я произнесла:

— Привет, — и снова привалилась к нему, пьянея от осторожного, сводящего с ума поцелуя.

— Как твои дела? Развлеклась с друзьями? — Влад сидел на корточках у подключенного к телевизору ноутбука, выискивая интересный фильм для совместного просмотра.

Я раскладывала закуски на столике, которые десять минут назад доставил курьер. Заранее продумав даже эту мелочь, Влад, видимо, совсем не рассматривал вариант, что задержаться сегодня здесь не получится.

— Да. Самым большим развлечением прогулки было наблюдать, как ссорятся Лена и Женя.

— Жека с кем-то ссорится? — в его голосе промелькнул намёк на смешок. — Это на него не похоже. С тем ли Жекой вы гуляли?

— Я сама не узнавала его. Да и Лена тоже сегодня была сама не своя. Сколько её знаю, она была рассудительной и совершенно бесконфликтной. Сегодня в них обоих, словно бес вселился. Но знаешь, они вроде бы… не со злостью… не знаю, как объяснить.

— Подкалывали друг друга?

— Ага. Постоянно поддевали.

На экране появилась заставка Юнивёрсал Пикчерс, и уже по музыке было ясно, что нас ожидает смешная комедия. Это подходит. Не представляю своего смятения, если бы Влад решил поставить какой-нибудь романтический фильм. Я опустилась на диван, уютно поджав под себя ноги. Потушив свет, Влад сел рядом и уверенно сплёл наши пальцы, а я автоматически сжала его ладонь крепче. Чтоб не отпускал. Ощущение магии снова ожило, буквально светясь между нами волшебным сиянием, и укореняясь в душе мыслью, что вот так вот, рядом с ним, вложив свою руку в его, я была готова провести всю жизнь. Фильм притянул наше внимание, и мы, ни о чём не говоря, но о многом умалчивая, влились в просмотр. На очередном юморном моменте я засмеялась, и заметив, что Влад только суховато хмыкнул, взглянула на него. Он уже не был поглощён фильмом. Косясь в мою сторону, его тягучий взгляд скользнул по моим голым ногам. Как-то изначально я не подумала, что для него это может быть дополнительной пыткой… я поставила ноги на пол в порыве встать.

— Ты куда?

— Я немного продрогла, — что между прочим тоже было правдой. На дворе была лишь первая декада ноября, а погода за окном уже не баловала теплом. Несколько дней подряд держался лютый мороз, усиливающийся к ночи. Даже отопление не справлялось с холодом.

— Скажи, где лежит плед, и я принесу тебе.

— Да мне не трудно и самой. К тому же я лучше оденусь потеплее.

— Ладно, — нехотя он отпустил мою руку, и я вышла из гостиной.

Вернулась через минуту, одетая в чёрные лосины и розовую толстовку с радужным единорогом на груди, когда Влад возился возле ноутбука. Фильм был поставлен на паузу. Он дожидался меня. Как только я вошла, Влад, запустив продолжение, отлип от клавиатуры, подошёл ко мне и, обхватив за талию, усадил рядом с собой. Бок о бок. Словно выточена специально под него, я уютно устроилась на мужской груди. Длинные пальцы пропустили пряди моих волос, и, склонившись, Влад вдохнул их аромат:

— Я столько раз представлял этот момент, но не мог даже подумать, что ощущение тебя реальной может быть таким волнующим.

— А я вообще считала это невозможным.

— Глупые были, да? Нам давно нужно было поговорить.

— Нет, Владь. Неверие в то, что кажется недосягаемым, называется не глупостью, а скептицизмом. А тот в свою очередь приходит к человеку в следствие постоянных разочарований, когда веры в хорошее уже не остаётся. Человек перестаёт надеяться, в следствие защитных механизмов психики, которые срабатывают неосознанно. Просто, чтобы в следующий раз, когда что-то пойдёт не так, не травмировать нервную систему.

Влад помолчал некоторое время, словно обдумывая какую-то мысль, и прислонился щекой к моей макушке.

— А что ты чувствуешь сейчас? Во что ты веришь, на что надеешься?

Голос, доносящийся из глубин подсознания, периодически вторил, что душевная гармония, которую я только начинала приобретать, не продлится долго. Что я не смогу, вынырнув из трясины, в которой барахталась три года, доплыть до берега. Что не будет счастья у наших с Владом отношений. Даже говорил, что любовных отношений у нас вовсе не получится. Но я глушила его коварный гомон, понимая, что сейчас мне до одури хотелось быть счастливой и добраться до своего берега живой и невредимой. Сейчас этого хотелось, как никогда.

Несколько секунд потратив на то, чтобы дать взвешенный ответ, я сказала:

— Надеюсь на то, что, затаившийся во мне до сих пор, скептик, глубоко ошибается.

— Ещё связываешься с психологом?

— Только в случае, если я сама не могу справиться с проблемой. Вплоть до приезда сюда я ходила к Свете раз в неделю. Потом, когда мама заболела, я понимала, что беспомощна в этой ситуации, но мне казалось, что я её предаю своим бездействием, своими мыслями о том, что может быть исход не только положительный, тоже связывалась часто. Если бы не Света, наверное, я бы себя растерзала изнутри. Но знаешь, после наших сеансов, после окончательного возвращения сюда, после возобновления в моей жизни Ленки, Женьки и… тебя… — да, главное, именно после того, как Влад снова вошёл в мою жизнь, — я стала приобретать какую-то внутреннюю силу. Некоторые проблемы, ещё недавно кажущиеся глобальными, перестали иметь значение. Света во многом мне помогла, на самом деле. Но, если бы не ты, я всё равно не была бы сейчас там, где я есть, и с теми людьми, которые сейчас находятся рядом.

— Хорошая моя, — оставив на моей скуле беглый поцелуй, произнёс Влад, отодвинувшись ровно настолько, чтобы видеть моё лицо, — ты слишком превозносишь мою роль в этой ситуации. Скорее, если бы не я, на тебя не свалилось бы столько несчастья.

— Послушай, — твёрдо сказала я, полностью повернувшись к нему, — ты не виноват в том, что случай свёл меня с… — я запнулась, подыскивая правильное слово. С насильником? Извращенцем?

— С мразью?

Я кивнула:

— Да. На самом деле это рандомный выбор судьбы. Как русская рулетка. Из всех, кто встречался на пути с этим человеком, не повезло именно мне. Но никто не должен нести ответственность за принятое им решение, кроме него самого.

— Да если бы я не потащил тебя в ту забегаловку, ты бы не встретилась с ним!

— Как ты можешь быть уверен? Он жил в этом самом городе, и мы могли встретиться где угодно: на улице, в магазине, в парке или на пляже у озера. А могли и не встретиться. И тогда, в баре, мы могли с ним не встретиться. Если бы я прислушалась к тебе, например, и не отходила…

— Или, если бы я тебя ни на шаг не отпустил от себя.

— Видишь. Факторов, приведших к этой… злополучной встрече, может быть тысячи. Но судьбоносный шаг сделал он. Он преступник, а не ты.

Буровя меня тяжёлым недоверчивым взглядом, Влад, скрежетнув зубами, сжал челюсти и отвернулся, пропуская через себя мои слова. В чём-то я его понимала. Я и сама долго винила себя в случившемся. Чтобы осознать, что ответственность за содеянное лежит только на насильнике, понадобилось много времени и много сеансов психотерапии. Опустив взгляд на наши сплетённые руки, я погладила грубоватую смуглую кожу на ладони.

— Посмотри на свою участь в этом с другой стороны, — произнесла я, искренне желая убедить Влада в том, что он поступил мужественно, и я восхищаюсь его готовностью защищать меня. — Ты ни секунды не раздумывал, снялся с места и поехал за мной, не боясь риска для своей жизни, — Влад недовольно фыркнул. — Ты не представляешь, как это ценно! И ты… на самом деле приехал настолько вовремя, насколько смог физически, потому что… ещё немного, и он… убил бы меня, — скатилась я к шёпоту. — До твоего появления он несколько раз приложил меня головой о землю и…

— Господи! Прости, что тебе пришлось вспоминать это, — он рывком притянул меня к себе, и я уткнулась носом в шею, на которой неистово билась жилка. Запах сандала и его собственный окутал спокойствием. — Прости, что веду себя, как последний кретин, в то время, как саму жесть пришлось испытать тебе. Не знаю, что на меня нашло.

— Ты не кретин. Ты просто тоже перенёс стрессовую ситуацию.

— Как скажешь, — хмыкнул он. — Не кретин… Ну да, на кретина ты бы не взглянула.

— Точно, — улыбнулась я и приподнялась, глядя на Влада. — Если мы всё выяснили и пришли к единому консенсусу, давай договоримся больше не возвращаться к этой теме.

— Конечно, хорошая моя. Впереди нас ждёт только хорошее, ясно? — Я кивнула. — Больше к прошлому мы не возвращаемся.

Дурацкая комедия, включенная на телевизоре, была позабыта. Оставшееся до ночи время мы посвятили друг другу. Общались, вспоминали увлекательные истории детства, обсуждали мотогонки, которые всё ещё проводились в середине лета, и затрагивали рабочие моменты. А на прощание целовали друг друга упоительно, наслаждаясь каждой искоркой, скользнувшей между нами, постепенно разжигая из эфемерных отблесков живой, неугасимый огонь. С единственным мужчиной, с которым мне когда-либо хотелось истинной любви, эти обыденные вещи казались необыкновенным подарком судьбы, который мы несомненно заслужили, пройдя через всё то, что нам выпало.

Глава 28

Рабочая неделя, начавшаяся спокойно, к четвергу стала напоминать убийственный марафон на выносливость. В суете происходили последние приготовления к открытию магазина. Марк, сняв меня с работы в офисе, упросил подсобить в обустройстве мебельных отделов. Едва войдя в отремонтированное помещение будущего магазина, на козырьке которого как раз устанавливали объёмную вывеску «Эклектика», картинка в голове вырисовалась моментально. Согласовав некоторые идеи с Марком, мы приступили к работе. В виде девочек, принятых на должность продавцов, мне была дана команда помощниц в целых… две пары рук. Это было просто смехотворно. Работы было навалом, а справляться с ней приходилось нам троим. Правда, иногда Марк помогал нам. Соединить, к примеру металлический каркас для балдахина в зоне спальных гарнитуров, или подправить свет; остальное лежало на наших хрупких плечах. Влад по большей степени был загружен в офисе и на производстве. Отлаженную, как часы, работу на самотёк тоже пустить было нельзя, я это понимала… но факт понимания не умалял степени поглощающей тоски по нему.

Взглянув на часы, я расправила бархатную драпировку в изголовье кровати в секции спальных гарнитуров в стиле «бохо» и нетерпеливо вздохнула, буквально каждую минуту считая до окончания рабочего дня. Воспоминания о свидании нахлынули сами собой, подпитывая мою энергетику. В воскресенье Влад, разве что наизнанку не извернулся, чтобы и так идеальное свидание стало ещё ярче.

Сквозь раскрытые шторы обманчивый свет морозного солнца проникал в дом, создавая впечатление второго пришествия бабьего лета. Правда же была такова, что уличный градусник показывал шесть градусов ниже нуля, а это значило, что о выборе симпатичного платья для первого свидания стоит позабыть. К тому же с самого утра, позвонив мне и пожелав доброго утра, Влад намекнул, что одеться я должна тепло. Нетерпение съедало меня. Беспокойно мельтеша по дому в ангоровом гольфе лавандового цвета и серых джинсовых слоучах, подпоясанных красивым чернёным ремнём с серебристой бляхой, я ещё раз придирчиво осмотрела себя в зеркале. Сегодня впервые за долгое время я накрасилась. Подобрала нежную помаду телесно-розового цвета, сделала пару мазков туши, визуально удлиняя и без того длинные ресницы. Взгляд сразу стал другим. Более лукавым, более выразительным. Длинные волосы, собрав от лица, слегка заколола сзади, создавая впечатление мягкой небрежности. В целом я выглядела хорошо, но чего-то не хватало. Покопавшись в мамином сундучке с украшениями, выудила пару серёжек-гвоздиков из белого золота с маленькими топазами и вставила в уши с предательским чувством воровства. Так и подмывало спросить у неё разрешения… Я всё ещё, глядя на те мамины вещи, что остались в доме, не до конца осознавала, что больше нет её. Покрутившись у зеркала, я удовлетворилась своим внешним видом и, уверяя себя, что мама была бы рада узнать, что её любимые серьги я забрала в знак памяти о ней, отправилась в коридор. Время подходило к договорённому, и как только я накинула куртку, в дверь постучали.

— Привет. Ты сегодня такая… обворожительная, — Влад светился от счастья, написанного на лице. Чмокнув меня в покрасневшую от изысканного комплимента щёку, он застегнул молнию на моей куртке. — Шапку надевай. Там сегодня холодина адская. Но нам это на руку.

— Я пятнадцать минут потратила на то, чтобы красиво зацепить в волосах заколку, — посетовала я, потянувшись за головным убором.

— Твоей красоты шапка не испортит, но холод может подпортить здоровье. Нам это не нужно.

— Что это ты за свидание такое придумал, куда нужно одеваться, как на Северный Полюс? — полюбопытствовала я, замыкая дверь.

— Ты скоро всё увидишь. Тебе понравится, я обещаю!

Доверившись, я протянула ему руку. Крепко обхватив мою ладонь своей, огромной лапой, он повёл меня к машине. В тёплом салоне меня ждал сюрприз. Протянув мне бело-розовую коробочку с перламутровым бантом, Влад улыбнулся в ожидании, пока я открою.

От непривычки к частым подаркам, я смущённо поблагодарила его и открыла коробку, усыпанную внутри Киндер-сюрпризами и другими шоколадками.

— О-о-о, это самый милый подарок в моей жизни, — тепло улыбнулась я.

— Решил, что второй раз подряд дарить цветы — банально. Не хотел повторяться. Зато будешь кушать и думать обо мне.

— Кушать? Сама? Ну уж нет, я с тобой поделюсь.

— Не хочу напрашиваться, но мне хватит маленького, — прищурившись, он свёл указательный и большой палец, — малюсенького такого поцелуйчика.

Просияв от счастья, я отложила коробку на заднее сидение и потянулась к Владу, оставляя на его губах короткий поцелуй.

— Ещё, — буркнул он, а я исполнила. — Ещё, — повторил он, а я уже смеясь коснулась своими губами к его. — Всё равно мало…

Мимо медленно проехал чёрный пикап, на который я не особенно обратила внимание. Влад молча проводил его взглядом, зыркнув в зеркало заднего вида. Не скрывая улыбки, я уселась на место, поправляя съехавшую на лоб шапку:

— Попридержи коней, милый. Свидание ещё даже не началось, а выдурить четыре поцелуя ты уже сумел.

Влад ничего не сказал, лишь лукаво улыбнулся и вырулил на дорогу. Спустя несколько минут пути одна догадка осенила меня, но я не поверила своим умозаключениям. Путь, по которому мы двигались, вёл в знакомый лесок, в глубине которого находилось то самое озерцо, куда мы ездили на велосипедах детьми и ловили рыбу. Я и предположить не могла, что там можно делать в такой мороз. Сомнения развеялись, когда, подъехав к месту, где уже стояло несколько машин, я увидела людей, катающихся на коньках по остекленевшей водной глади.

Вспомнив репортажи из новостей о том, сколько людей проваливается под воду во время подобных развлечений, я настороженно произнесла:

— Это не опасно?

— Достаточно крепкие морозы держаться больше недели, водоём мелкий. Не волнуйся. Лёд здесь крепче калёного стекла.

Выйдя из машины, Влад обошёл её кругом, да только открыть мне дверцу не успел. Лишь галантно подал руку, что, как оказалось, было просто необходимо из-за замёрзших скользких участков, припорошенных тонким слоем снега.

— У меня же нет коньков, — тупо сообщила я.

— У нас всё с собой, — открыв багажник, Влад достал две коробки и протянул одну мне. Открыв её, я посмотрела на жемчужно-белые коньки почему-то моего размера. Предположив, что Влад мог запросто взять их напрокат, оперлась о багажник, снимая свои тёплые ботинки, и натягивая на ноги коньки. Справившись первым, Влад поймал равновесие и тогда подошёл ко мне, подхватывая меня под локоть, чтоб я не свалилась.

— Пойдём?

— Я так давно не каталась на коньках, что боюсь уже разучилась…

— Ничего. Я научу тебя, если хочешь, — развернув меня к себе, произнёс он, пристально глядя на меня. Послевкусие его слов показалось знакомым… — Суть та же, что и на роликах.

Поняв, к чему он клонит, я тихо охнула, и уголок моих губ дёрнулся в кроткой улыбке:

— Ты помнишь первую встречу вплоть до таких мелочей?

— Нет, — отшутился Влад. — Это я только что придумал. Не помню никаких роликов. И никаких шишек у тебя на лбу тоже не припоминаю.

По тёмной застывшей поверхности, исполосанной острыми лезвиями стали, мы двинулись вперёд. Вокруг сновали люди. Молодые и не очень, дети, увлекающиеся фигурным катанием и вытворяющие такие фокусы, что мне и не снились, группы подростков, как всегда шумных, как всегда привносящих с собой веселье и оживлённость. Заметив среди всех пару знакомых, мы поздоровались. Заинтересованные взгляды бывших одноклассников Влада и Марка устремились нам в спину. Мы катались без спешки, в унисон рассекая гладь вдали от большинства. Говорили так много, что казалось, навёрстывали упущенное за все три года разлуки. Он не отпускал меня. Крепко держал мою ладонь, тем самым согревая как снаружи, так и внутри. Мне определённо нравилось ощущение безопасности и сосредоточения всего мира вокруг нас двоих, как только мы касались друг друга.

— Здесь очень красиво, — произнесла я, наслаждаясь прелестью природы, припорошенной белоснежной крошкой. Эти места были свидетелями того, что так много значило для нас обоих.

— Я решил, что для первого официального свидания отсылка к роликам и это озеро — очень символичны.

— Боже мой, ты оказался настоящим романтиком…

Он усмехнулся:

— Нет, никакой я не романтик. Просто хочу, чтобы ты знала, что ты для меня не просто так. Каждое воспоминание, связанное с тобой, я храню очень бережно. Хочу, чтобы ты почувствовала, как я могу любить, заботиться и делать для тебя всё, чтобы ты была счастлива. Когда ты рядом, мне хочется мир вверх дном перевернуть.

Говорят, слова часто врут. Но я точно знала, что Влад говорил правду. Я знала, какой он человек. А ещё я знала, что он уже сделал для меня многое, доказав тем самым свою готовность быть мужчиной рядом со мной. Брать на себя ответственность, уметь защитить, поддержать… изменить всю мою жизнь к лучшему за считанные дни. Его слова эхом отразились от глубин моей души, порождая уверенность в том, что самое правильное место для меня — рядом с ним. Полностью довериться ему, отдаться без остатка, став одним целым.

Позже, накатавшись, мы заехали в небольшую кафешку, пообедали, выпили самого вкусного в мире глинтвейна, и просто гуляли по городу, пока сумерки не стали опускаться на город.

Входная дверь разъехалась, впуская в прогретое помещение Марка. Он вошёл, прокручивая на пальцах ключи от машины и что-то присвистывая себе под нос.

— Последние штрихи? — он расстегнул куртку и, сняв шарф, не до конца сунул его в карман.

Уложив на кровать несколько подушек в креативном беспорядке, я подошла к брату.

— На завтра остаётся генеральная уборка, мытьё стёкол и тому подобное. Девочек я сегодня отпустила на час раньше, потому что завтра их точно пожалеть не получится.

— Сильно не заморачивайся. У вас всё равно не получится устроить здесь идеальный порядок после ремонта и снования туда-сюда грузчиков, так что я нанял клининговую компанию. Завтра с самого утра бригада займётся делом. И ещё к одиннадцати приедут оформители. Будут делать арку из шаров.

— Поняла. Завтра в офис я не еду. Отправлюсь сразу сюда.

Марк кивнул и, скрестив на груди руки, хитро на меня посмотрел. Опёршись о стоящую рядом тумбу, я приняла идентичную позу и сказала:

— По-моему, ты хочешь что-то спросить. Или сказать. Ну давай уже.

— А ты не хочешь ничего сообщить? Может, в твоей жизни что-то изменилось в последнее время?

Понимая, к чему он клонит, я сдержала улыбку. Вероятно, кто-то из знакомых, кому мы с Владом попались на глаза, донесли об этом Марку. И я была бы рада рассказать о нас не только ему, но и прокричать на весь свет о том, что я счастлива, но только ради того, чтоб позлить брата, мотнула головой:

— Нет. Вовсе нет. Дом-работа, работа-дом.

— Дом-работа-машина Белова. Машина Белова-дом-работа… По офису о вас уже легенды ходят. Вместе приезжаете, вместе уезжаете. Обеды тебе таскает.

Теперь уже улыбнувшись, я пожала плечом:

— Ну и пусть судачат.

— Послушай, — Марк приблизился, осев на ту же тумбу, совсем рядом со мной, и упёрся руками о край по обе стороны, — я не против, если хочешь знать. Даже больше скажу: я считаю, что лучшей партии, чем он, для тебя не существует. Влад сохнет по тебе с незапамятных лет — я это знаю, и то, что он сделал для тебя, дорогого стоит. Но ты подумай, действительно ли ты что-то испытываешь к нему, кроме глубокой благодарности? Потому что, если нет, то не стоит давать ему надежду и разбивать сердце.

Внимательно посмотрев на брата, я хотела возразить, что мои чувства подлинны. Но в его глазах скользнуло что-то, что меня остановило.

— Если этими намёками ты хочешь что-то мне сказать, Марк, то говори прямо.

Поразмыслив несколько секунд, он покачнулся на месте и встал.

— Ничего, кроме того, что и так понятно. Да, ты моя сестра. Но и он мне не чужой. Я насмотрелся этой драмы по самое горло: она его не хочет видеть, а он втихаря ночует под дверью палаты, ожидая, что у неё в голове проясниться, и она его позовёт. Это была жесть. Хуже Санта Барбары. Больше я не желаю продолжения. Поэтому решай на этом самом, начальном, этапе, ты готова к чему-то серьёзному или снова бортанёшь его, причинив боль и себе, и ему, и разрушив вообще всякие отношения, что вас связывали.

— Ночевал под дверью палаты?.. — не веря своим ушам, произнесла я. — Несмотря на то, что я прогнала его, он всё равно приходил?

— Каждый день, — ответил Марк. — Я это сказал не ради того, чтоб ты корила себя или чувствовала себя виноватой. Нет. А для того, чтоб ты понимала всю серьёзность с его стороны. Отбрось сейчас все эмоции, и подумай трезво: сможешь ты ему ответить взаимностью в полной мере или это всегда будет игрой в одни ворота.

Глава 29

Влад приехал в скором времени после отъезда Марка. Поставил магазин на сигнализацию, закрыл роллеты, после чего мы сели в машину, тёплый салон которой был пропитан запахом кожи и лёгким дымом сигарет. Влад завёл двигатель, а вместе с ним автоматически включилось и радио, по которому женский голос вещал: «Криминальные новости. Полиция объявила в розыск…» Убавив громкость на самый минимум, он вывернул руль, выезжая на дорогу, и спросил:

— Может, поедем сегодня ко мне? То есть… Я не то имел ввиду. Я хотел сказать, что ты в моей квартире ещё не была, а мне бы было приятно твоё присутствие. Я приготовлю ужин, — Влад соединил наши руки, и проложил дорожку лёгких поцелуев от центра ладони до запястья.

— Приготовишь ужин? — улыбнулась я заманчивому предложению.

— Шедевр не обещаю. Но мясо пожарить да салат нарубить смогу.

Как бы привлекательно не выглядела мысль о том, что любимый мужчина будет готовить ужин для меня, пришлось отложить эту идею до лучших времён. Во-первых, для когда-то обещанного шоколадного печенья с самого утра в холодильнике стояло тесто, а, во-вторых, я действительно задумывалась над словами Марка. Спешить не стоило. И пусть я была уверена в своих чувствах, зерно сомнения посеяла именно мысль брата о том, что на фоне нашего с Владом общего прошлого, дружбы и его помощи, у меня мог выработаться такой себе «комплекс благодарности», побуждающий отвечать должным образом на сотворённое им добро.

По пути мы заехали в супермаркет. Накупив продуктов, Влад расплатился, не позволив мне даже достать деньги, взял тяжёлый пакет, и направился к машине. Стоянка у магазина была почти пустой. Как всегда, осторожно осмотревшись, я пошла за Владом. Рядом с ним было спокойно. Оказавшись дома, первым делом я достала тесто, раскатала его, с помощью формочек повырезала печенюшки, сложила их на противень и отправила в разогретую духовку. Зашедший с улицы в дом Влад, заглянул в кухню, когда я смывала с рук муку, и приблизившись, крепко обнял меня со спины. Воткнувшись носом в мою шею, он потянул воздух.

— Как здесь вкусно пахнет.

— Да, я поставила печься твоё любимое печенье. Помнишь, я обещала?

Влад усмехнулся:

— Не печеньем. Это ты так пахнешь.

Хохотнув, я брызнула в него водой:

— Проказник.

Влад принялся разбирать пакеты, а я, выхватывая из его рук то, что могло пригодиться для ужина, развела готовку. Я нарезала мясо, Влад отбивал. Влад чистил овощи для соте, а я нарезала, солила и отправляла на сковородку. Когда духовка характерным звуком оповестила о готовности выпечки, я достала печенье и отправила его остывать. В слаженной работе мы не заметили, как пролетело время. Стейки получились вкуснейшими, овощи нежными, тающими на языке.

— Мяса вкуснее я не ел ещё никогда. Умничка. Спасибо, — Влад убрал тарелку в мойку и, засучив рукава, открыл кран.

Встав из-за стола, я проверила остыло ли печенье и, подхватив одно, подошла к Владу.

— Уже не горячее, — улыбнулась я, поднося шоколадную звёздочку к его рту.

Взяв зубами печенье, прикрыв глаза, едва уловимым движением его язык коснулся моих пальцев, и губы сомкнулись, облизывая остатки. Влага его губ обожгла кожу, и тысячи искорок спустились вниз по телу. В ушах загрохотал пульс. Громко и неистово, все мысли сбивая в кучу.

— М-м-м… Действительно изумительное печенье. Готов есть его с твоих рук всю жизнь.

Хрипловатый голос бросил в дрожь. Закрыв кран, я протиснулась между крупным мужским телом и столешницей и, не сознавая, что делаю, положила руки на узкие бёдра и прошлась языком по нежной коже на мужской шее, вызывая у него волну мурашек. Его кадык дёрнулся, и грудь стала чаще вздыматься, рвано дыша. Искорки, рассыпавшиеся по моему телу ранее, в миг сосредоточились внизу, разжигаясь в огонь. Я испытывала себя. Проверяла, смогу ли перейти черту… В момент, когда мужские пальцы сжались на моей талии, вжимая в себя, я перестала думать. Совсем. Я забыла о страхах, о предрассудках. Всё послала к чёрту, наслаждаясь тем, как взрослый парень… мужчина… едва не сходил с ума от моих ласк. Неумелых, но отчаянно смелых. Я продвинулась дальше, к чёткой линии подбородка, щетина на котором царапала губы, к губам, впившимся в меня с рокочущим стоном неумолимо, словно выпивая до дна. Подхватив под бёдра, Влад усадил меня на поверхность стола и, толкнувшись, прижался с каким-то безумием, остервенением, срывая с моих губ протяжный громкий стон, и прокладывая дорожку влажных поцелуев от шеи к ключицам. Я не могла сдержаться. Впившись пальцами в широкие плечи, опрокинула голову, позволяя себя целовать.

В тот вечер мы почти окончательно потеряли контроль… и это было лучшее, что происходило со мной когда-либо. Чувствовать не только физически своего любимого человека, но и на каком-то энергетическом уровне сливаться воедино, испытывать одно и то же. Невероятно. А ещё я поняла, что не боюсь его…в этом плане — совершенно. Да и ни в каком другом. Влад был человеком, которому я доверяла во всём. И доверилась сама.

Открытие «Эклектики» проходило оживлённо. Главный зал был заполнен людьми. Представителями магазинов-партнёров, для которых наше производство выпускало часть продукции, местной прессой, в число которой вошла и Лена. Я строго-настрого запретила ей «желтить» наше мероприятие, как было заведено в той газетёнке, где ей приходилось практиковаться. Люди заходили с улицы, с интересом разглядывая модели. Особенный успех имели отдельные зоны, которые мы с девочками-помощницами сумели оборудовать за очень короткий промежуток времени: спальня в стиле бохо стала самой посещаемой инсталляцией магазина, а гостиная в скандинавском стиле собрала больше всех положительных отзывов.

На входе, рядом со стеклянной витриной во всю стену, был оборудован небольшой фуршет с закусками и шампанским, из колонок лилась приглушённая мелодия. Каждый желающий мог попробовать угощения. Именно с этой точки мы с Екатериной Борисовной и наблюдали за всем действием. Марк и Влад принимали поздравления каких-то, наверняка, нужных людей и подолгу беседовали с каждым.

— Сколько фальшивых улыбок, — шепнула Борисовна, побалтывая шампанское в бокале. — Вот этот, например, — она кивком указала на худощавого седого мужчину в дорогом пиджаке, — наш конкурент. На рынке торговли уже лет десять, и до открытия этого магазина, его «Дом мебели» был самым популярным в городе. Я конечно понимаю, что рано о чём-либо судить, но, скорее всего, «Эклектика» в скором времени его переплюнет. Так вот назревает вопрос: «На кой чёрт он сюда припёрся»?

— Марк с Владом распоряжались отправкой приглашений. Думаю, они включили его в список почётных гостей. Знаете, вроде как, чтоб заключить негласный пакт мира, и показать, что мы не намерены вставлять палки в колёса его бизнеса.

— Ага, а сам Вощаный собирается ли придерживаться этого негласного пакта? Эх, — вздохнула она, — глупцы они ещё… Этот сейчас новые модели послизывает, и у себя продавать подобное начнёт. И к кому люди пойдут? К нему. Потому что магазин временем проверенный.

— Екатерина Борисовна, не нагнетайте. Думаю, парни знали, что делали, когда приглашали людей.

— Учиться им ещё и учиться, — проворчала Борисовна и отошла в сторону, завидев кого-то из знакомых.

Сделав маленький глоток шампанского, я отвернулась к окну, окидывая безмятежным взглядом окрестности, мрачно притихшие на периферии зябкой осени и надвигающейся зимы, и замерла, чувствуя, как вдоль позвоночника вздыбилась стая мурашек. Мелькнувшая между деревьями на другой стороне улицы тень показалась отдалённо знакомой. Отшатнувшись от панорамной витрины, я попятилась…  К ни го ед . нет

— Что ты крадёшься? — Влад положил руки мне на плечи и мягко развернул к себе. Окинув взглядом моё побледневшее лицо, хмуро сдвинул брови. — Что-то произошло? Ты выглядишь напуганной.

Я и была напугана. Вернее, у меня внутри всё сжалось, от холодной волны страха, окатившей меня внезапно. Но всё же я сохранила возможность мыслить здраво, чтобы не омрачать сегодняшнее событие воспоминаниями из прошлого. К тому же… я была вовсе не уверена в том, что увиденное было действительностью.

— Пустяки, — мотнула я головой. — Мне просто показалось кое-что. Не бери в голову.

Одарив меня недоверчивым взглядом, Влад промолчал. Взял меня под руку, подталкивая к небольшой компании людей:

— Пойдём. Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Человеком, которому Влад представил меня, как ведущего — проказник — дизайнера производства, оказался декан колледжа искусств, где я когда-то имела желание учиться. Павел Петрович Головин похвалил мои труды и заверил, что был бы рад видеть меня в рядах своих студентов. Пока мы вели непринуждённую беседу, тёмная фигура, лицо которой было скрыто капюшоном, снова скользнула за окном, привлекая моё внимание. Медленно, словно пытаясь свести меня с ума. Извинившись, я направилась к выходу. Сырой ветер подул в лицо, мерзко пробирая до костей, но я, не замечая его, отчаянно крутила головой по сторонам, пытаясь зацепиться взглядом за человека, которого так ярко рисовало воображение. Просто, чтобы доказать самой себе, что… это был не он. Другой человек. Похожий. Но не он.

— Да что за чертовщина с тобой твориться, Ева? — Влад вышел вслед за мной. — Уговорить Головина явиться сюда было задачей не из лёгких, а ты срываешься посреди разговора и уходишь куда глаза глядят. Что ты?..

— Мне кажется, я видела его, — без единой эмоции в голосе сказала я.

— Кого «его»?

Выразительно взглянув на Влада, я понизила голос:

— Его…

Влад сразу не понял. Ещё несколько секунд стоял, тупо глядя на меня, как внезапно в его взгляде мелькнуло что-то.

— Но он в тюрьме, Ева, — спокойным голосом произнёс Влад. — УДО ему организовать не могли. Ему впаяли по максимуму.

— Я знаю. Знаю. Но я видела похожего человека минут десять назад. И вот, снова. Может, это просто совпадение, и я зря волнуюсь… Но, что, если нет?

— Когда это произошло впервые?

— Хочешь спросить, видела ли я его до сегодняшнего дня? Нет. Точно нет, но…

— Но?

Поколебавшись, я говорить или нет, всё-таки призналась.

— Уже около месяца меня преследует такое чувство, будто… за мной наблюдают, — сказала я, а Влад возмущённо открыл рот.

Сунув руки в карманы, он покачался на носках, о чём-то думая.

— И это чувство тебя беспокоит постоянно?

Вероятно, он хотел понять, нет ли у меня мании преследования вследствие психологической травмы. Я и сама задавала себе этот вопрос много раз за месяц. Даже снова созванивалась со своим психологом. Мы прорабатывали с ней проблему, но мерзкое чувство на подкорке сознания не исчезало.

— Нет. Дома, на работе я спокойна. Но иногда на улице я чувствую, что кто-то смотрит на меня. Вот… как будто пялится неприятно.

— И ты говоришь об этом только сейчас?

— Я была уверена, что это только у меня в голове. Но теперь… я уже ни в чём не уверена.

Обхватив меня рукой, словно прикрывая от порывов ветра, Влад медленно повёл меня внутрь. Поняла, как замёрзла, лишь оказавшись в тепле помещения.

— Я постараюсь узнать, не отпустили ли его, ладно?

Я кивнула.

— А пока я тебя попрошу быть предельно осторожной. Поменьше шастай в одиночестве. Вот зачем ты сейчас выбежала на улицу, ещё при этом и не сказав мне ничего?

— Хотела убедиться, что это был другой человек.

— А если не другой?

Что я могла ответить на это? В глубине души я была просто уверена, что ошиблась. Не мог кошмар снова повториться.Только не в тот момент, когда я стала возвращать себе настоящую жизнь, счастливую.

Остаток вечера я старалась держаться поближе к Владу, к людям, которым он и Марк должны были уделить внимание, забивая голову тем, о каких пустяках говорят окружающие. Но изредка я бросала беспокойные взгляды в сторону выхода, гадая, неужели кошмар, казавшийся прожитым, вернулся и настойчиво ходит за мной по пятам?

Глава 30

Проходили дни, и неприятный осадок стал рассеиваться. За личной жизнью, работой и общением с друзьями я почти забыла об инциденте, произошедшем во время открытия магазина. Теперь мне казалось, что образ подозрительного человека в чёрной куртке с капюшоном я просто выдумала, но Влад с Марком стали внимательнее. Уличные камеры наблюдения на территории цеха стали просматриваться каждый день, Влад пытался раздобыть хоть какую-то информацию о нашем преступнике, но пока успехов не было.

После очередного рабочего дня я сидела в кофейне у Тины. Влад с Марком провели целый день в разъездах, и к шести появиться в офисе так и не успели, поэтому было оговорено, что я подожду их здесь. Пока Тина разливала по высоким стеклянным чашкам молочную пенку, разбавляя эти облачка ароматным кофе для клиентов, я растягивала удовольствие, смакуя шоколадный латте за барной стойкой. Как обычно. С тех пор, как Марк официально познакомил нас, мы с Тиной стали неплохо общаться, и уже через каких-то две недели стали подругами.

Взглянув на время, высвечивающееся в правом углу экрана телефона, я медленно, но терпеливо вздохнула.

— Что-то они задерживаются, да? — Тина поставила чашку перед клиентом и повернулась ко мне.

— Обещали приехать к семи. А уже начало восьмого.

— Не волнуйся. Наверняка, они задержались по работе. А знаешь, у меня есть предложение. Сегодня вечер пятницы, завтра можно спать хоть до обеда. Устроим сегодня домашнюю вечеринку у нас, а?

— А не поздно?

— А ты что, куда-то спешишь?

— Да нет. Но нужно ещё с Владом посоветоваться. Вдруг, у него были другие планы.

— Поставим мальчиков перед фактом, как только они заявятся, — подмигнула Тина. — Марк, кстати, очень доволен тем, что вы вместе.

— Да, это ни для кого не секрет. Что ж, ладно. Твоя взяла, сегодня организуем тусовку, — усмехнулась я.

Когда парни явились в кофейню, последние посетители уже собирались уходить. Мой кофе был выпит, и мы с Тиной болтали о чём-попало, пока она мыла барную стойку и убирала на столах. Парни не загорелись энтузиазмом, услышав о наших с Тиной планах, а только попросили ту закрыть дверь на замок, чтобы никто не мог нас побеспокоить. Мы втроём сели за маленький круглый столик в дальнем углу, который был меньше всего освещён. Щёлкнув замком, Тина предусмотрительно ушла в подсобку.

— Ева, мы кое-что наконец узнали, — понизив голос до шёпота, начал Марк. — И новость неприятная.

Не знаю, ожидала ли я услышать то, что последовало дальше, предвидела ли или просто смирилась с той мыслью, что плохие новости мне сообщают гораздо чаще хороших, но я не удивилась. И даже не побледнела от страха…

— Заключённый сбежал, — сказал Влад и с силой сжал челюсти, словно эта информация физически ощутимо била по шее.

Только горечь на языке появилась от понимания, что спокойная жизнь на этом закончилась. Нет, я не собиралась больше раскисать и опускать руки. Я была готова своё счастье выгрызать зубами. Только известие о том, что этот человек гуляет на свободе, вселяло внутреннюю оторопь.

— Его ищут? — спросила я.

— Да. Оказывается, уже несколько недель по городу расклеены ориентировки, объявления о розыске. Мы сегодня были в полиции, — Влад выровнялся и, сцепив пальцы в замок, положил руки перед собой. — Я сказал, что видел похожего человека рядом с магазином, и, что ты его тоже видела.

— Нам пообещали проверить все версии того, где он может прятаться неподалёку, — сказал Марк. — А пока мы решили, что тебе лучше будет пожить у Влада. От него он в своё время нехило отхватил, и больше к нему не сунется.

Что ж, это было логично. Но очень внезапно. Вопрошающе взглянув на Влада, я кивнула, спрашивая его мнение.

— Что? — переспросил он. — Думаешь, я буду против? Нет уж, это была вообще моя идея, — Влад притянул меня к себе, приобняв.

Долго думать мне не пришлось. В этой ситуации самым мудрым решением было действовать сообща, и делать всё так, как скажут парни, на неопределённое время полностью нейтрализовав желание спорить.

В гости к Марку и Тине мы всё-таки поехали. Было решено, что немного отвлечься от неприятных новостей нам всем не помешает. По дороге заказали пиццу и напитки, и на пару часов засели всей компанией за просмотром какого-то боевика с элементами чёрного юмора, после чего отправились домой к Владу, решив, что за моими вещами лучше всего будет заехать завтра.

Глава 31

Добравшись до квартиры Владьки, мы ещё долго не могли уснуть. Обосновались в гостиной на диване. Я, одетая в его огромную футболку, прижатая к нему боком увесистой рукой, грела руки об чашку с чаем, заваренным Владом, а себе он плеснул на дно стакана коньяка. Его волнение пробивалось сквозь напускную пелену уверенности, которую он выставлял на показ, но я молчала… Понимала, как важно ему было сейчас казаться сильным и непоколебимым. Поначалу никто из нас и слова не говорил. Каждый в себе перемалывал информацию, принимая для себя лично какие-то решения, а потом мы стали их обсуждать. Спорили до глубокой ночи, вплоть до того, что Влад настаивал на том, чтобы я даже на работу пока не ходила. Но так я уж точно поступить не могла. Мало того, что переехала к нему на неопределённый срок, так он ещё и содержанкой мне предлагал стать. Этот термин он оспаривал, как мог, да только я тоже задних не пасла. В итоге сошлись на том, что работу я не брошу, так как всё равно приезжать и уезжать мы будем вместе. Сон нас сморил ближе к трём часам ночи, когда мы уже переместились в постель. Вёл себя Влад, стоит отметить, весьма целомудренно, даже не пытаясь перейти ту черту, что я выстроила.

На утро я проснулась в спальне одна. Сквозь серые графитовые шторы слабо пробивался дневной свет, освещая вторую сторону кровати. Пустую, почти без единой складочки на одеяле. Выбравшись с кровати, я тихонько выползла в гостиную. Влад спал на диване, закинув одну руку себе на лицо, а вторую пристроив на груди. Без подушки, без одеяла и полностью одетый. Присев с краю, я нежно погладила его по тёмным вздыбившимся на голове волосам, и только собралась принести одеяло, чтобы он мог ещё немного поспать, Влад зашевелился и зевнул, как медведь выбирающийся из зимней спячки.

— Милая, ты чего не спишь? — проворчал он, переворачиваясь на бок. — Ещё рано.

— Уже одиннадцатый час, — ответила я.

Влад тут же подорвался:

— Чёрт, действительно пора вставать. Сегодня у нас куча дел.

— Почему ты спишь здесь? — спросила я.

— Хотел, чтобы ты себя чувствовала уютно. Кажется, спать со мной ты ещё не готова.

— Спасибо, — я искренне улыбнулась, благодаря за понимание. — Но в следующий раз ты можешь остаться со мной. Не думаю, что тебе было удобно спать на диване. Ты сюда, как бы это сказать помягче, не влезаешь.

Влад тихо засмеялся и, поднимаясь с дивана, потянул меня за собой, обнимая. Словно успел соскучиться за ночь. А, может, и успел. Я вот очень соскучилась. Даже ночью, когда Влад, выскользнув с кровати, оставил меня одну, я подсознательно это почувствовала и поёжилась, как от холода.

— Мне бы в душ, — сказала я, нехотя выпутываясь из объятий, — полотенце и зубную щётку.

— В шкафчике над умывальником есть запасная, а полотенца лежат под ним, — Влад отпустил меня, проведя ладонью по моей пояснице. Там, где, в общем-то, спина заканчивалась. И я, обернувшись, стрельнула в него лукавым взглядом, ухмыльнувшись покачав головой.

Закрыв за собой дверь, я разделась, включила воду и стала под тёплые струи. Воображение подкинуло неприятную картину встречи с моим личным кошмаром, и я вздрогнула, отгоняя от себя всю эту грязь. Убеждая себя, что в этот раз всё будет иначе. Сейчас он в розыске, и полиции уже известно, что преступник снова стал маячить на горизонте своей бывшей жертвы. Он не сможет причинить мне вреда. Преступник… Жертва… Я словно попала в телевизионную передачу «Следствие вели…», разница была лишь в том, что тут всё происходило в реале, и мне действительно угрожала опасность, поэтому думать о дальнейшем развитии событий и предполагать было вовсе не занятно, а скорее муторно. Выйдя из душа, я обернулась полотенцем, и в поисках зубной щётки открыла дверцу шкафчика. Из-за моего резкого движения прямиком в раковину шлёпнулась совсем иная вещь — чёрная небольшая коробочка из-под презервативов. От неловкости ситуации я смутилась, но ведомая пресловутым женским любопытством заглянула внутрь. Из трёх штук не осталось ни одного… Даже думать не хотелось, с кем и когда Владу довелось ими пользоваться. Ясно было, что он не ходил в монахах три года, наивно дожидаясь меня, но и мысль о нём с другой девушкой была неприятной. До боли. Не зная, откуда выпала эта самая коробочка, я взяла из шкафчика щётку и на её место положила упаковку, закрыла дверцу и принялась начищать зубы, молясь, чтобы Влад не заметил, что я порылась в его вещах. Вроде и не специально, но всё же это было некрасиво. Я влезла в личное.

Когда я вернулась в гостиную, в воздухе витали аппетитные ароматы. Пройдя на кухню, я окликнула занятого жаркой омлета Влада:

— Я всё. Душ свободен.

— Хорошо, тогда я тоже схожу. Последишь за яичницей?

Кивнув, я отвернулась к плите, убавляя огонь:

— Конечно. И кофе сварю.

Влад чмокнул меня в щёку:

— Я быстро, — и вылетел из кухни.

А я даже не успела спросить, где стоит кофе, так что пришлось порыться и на кухне. С трудом, но всё же разобравшись с кофемашиной, я наполнила две чашки лишь наполовину, взбила в пенку молоко и добавила его в кофе, образовывая сверху молочное воздушное облачко. Разложила омлет по тарелкам, отправила их на стол и поставила сахар, чашки и приборы. Влажный после душа Влад вошёл в кухню в одних джинсах, сидящих на бёдрах, и первым делом украдкой что-то отправил в мусорное ведро. Сел за стол, и наши смущённые взгляды встретились. Я тут же поняла, что Влад догадался обо всём и выбросил именно ту коробочку. Стало даже как-то смешно.

— Прости пожалуйста, это случайно получилось, — пробормотала я. — Она выпала, а я не знала… куда… куда поставить… Я ни за что не копалась бы в твоих личных вещах.

Его губы дёрнулись в странной улыбке. Растерянной какой-то. Виноватой.

— Я и не думал об этом. И вообще давно стоило это выбросить, просто как-то… руки не доходили что ли. Если это тебя как-то задело…

— Нет, нет. Я всё понимаю. Было и было. Это ведь было давно.

— Да, давно… Чёрт, глупый разговор получается.

Я нервно хохотнула:

— Ага. Будь мы в статусе друзей, как раньше, просто поприкалывались бы друг над другом и всё.

— Так-то оно так. Да только не хочешь ли ты сказать, что в статусе друга было находиться лучше, чем в статусе моей девушки?

— А я… — я нервно заправила за ухо прядь волос, — твоя девушка?

— Я думал, это очевидно, — пробормотал он, — но, если нет, то это, видимо, мой промах.

— Да нет, просто мы это как-то не обсуждали…

— Ты моя девушка. Единственная, любимая, самая желанная и неповторимая. И я не устану тебе это повторять. Никогда.

— Спасибо, — шепнула я, улыбнувшись, и потянулась к любимому, оставляя на его губах нежный поцелуй, в который вложила все чувства, что меня одолевали.

Выбрались с квартиры мы уже в послеобеденное время — сначала убирались на кухне, потом просто не могли оторваться друг от друга. Повалившись на кровать, целовались, испытывали новые грани допустимого, проявляя больше доверия, ещё больше ласки и любви.

По дороге ко мне домой Влад вспомнил, что родители сегодня ждали нас на обед, и уточнил, хочу ли я пойти. Я, конечно, согласилась, переспросив:

— Ждут «нас» или «тебя»?

— Нас. Именно нас, — чётко выраженный в моих глазах вопрос был ему понятен и без слов. — Они нас уже давно раскусили, Ева. Мало того, что моя машина стоит постоянно под твоими воротами, так ещё и в день первого свидания они видели, как мы целовались в машине.

Вспомнив проезжающий мимо в тот момент пикап, я всё поняла. Даже взгляд, которым Влад проводил ту машину. Прикусив губу, я слегка сощурилась:

— Ой, как неловко…

— Да нет. Нормально.

Поэтому первым делом мы заехали к тёте Ире и дяде Вове, которые, как всегда, с радушием приняли меня, а уж после посиделок с родителями, отправились собирать мои вещи. У Беловых-старших мы незапланированно засиделись. Тётя Ира угостила меня своим излюбленным кьянти, а Влад пить отказался. Он был за рулём. Было столько общих тем, и столько времени мы не виделись, что оно пролетело просто неуловимо, и только, когда я взглянула на часы в голове взвыл маячок. Уже поздно. Преследователь на свободе, и он бывает рядом. Поэтому, засобиравшись, мы скомкано попрощались с родителями и отправились ко мне.

Пока мною в чемодан отправлялись вещи первой необходимости, Влад разглядывал мои рисунки. Медленно скользил взглядом по каждому, проводил пальцами по шероховатой поверхности бумаги, словно желая физически ощутить текстуру того или иного, объём, или просто считать таким образом настроение, с которым была нарисована картина. Наконец, он дошёл до той, что когда-то я скрывала. Взял её в руки и внимательно вгляделся.

— Взгляд тяжёлый, — произнёс он, не отрываясь от изображения собственных глаз. Глубоких, карих, безумно красивых. Но, он был прав, тяжёлых.

— Я рисовала это по памяти, — сказала я, сидя на полу и утрамбовывая в чемодан одежду. Надвигалась зима, и вещей хоть было и немного, но все объёмные, и поэтому трудно помещались. — Это было домашним заданием Светы — моего психолога, — когда она узнала, что я умею хорошо рисовать. Изобразить то, что причиняет мне боль и не даёт двигаться дальше.

— И это был я?

— Не ты сам. Твой взгляд, который засел в моей голове. Беспощадный и ненавидящий. Знаешь, это, пожалуй, нужно выбросить, — подорвалась я, выхватывая из его рук рисунок. — Это пройденный этап, мы всё разъяснили, и я не хочу, чтобы нашу жизнь омрачали какие-то нелепые недопонимания.

— Это просто рисунок, Ева. К тому же, красивый и мастерски выполненный.

— Для меня он несёт много смысла и воспоминаний, от которых хочется избавиться. Лучше я буду любоваться твоими прекрасными нежными глазами вживую, — моя лесть подействовала на Влада, как на кота сметана. Обхватив моё лицо руками, он накрыл мои губы своими, и прижался ко мне так близко, что я почувствовала доказательство его возбуждения. Там, внизу. И не испытала ничего, кроме неистового желания, горячим мёдом растекающегося по телу. Обвив руками его торс, я полностью расслабилась, отдаваясь пылкой ласке, и как раз в этот момент за окном взвыла автомобильная сигнализация.

Глава 32

— Это моя машина, — недоумённо произнёс Влад.

А потом всё произошло, как в замедленной съёмке. Влад ринулся на улицу, на ходу приказывая мне не выходить, а я скованная собственной беспомощностью и страхом, который тут же парализовал меня, осталась стоять посреди коридора, принуждая мозг думать. Думать и ещё раз думать, только не отключаться. Сигналка затихла, и тишина, казалось, укрыла собой всё вокруг. Как вдруг во дворе послышался какой-то грохот, и в ту секунду я поняла, что наступил тот момент, о котором я боялась думать. Из-за приоткрытой входной двери послышался удар, затем второй, и громкое пыхтение. Хриплый голос, который я так старалась забыть, бормотал что-то, смысл чего до меня не доходил, сливаясь в какую-то тошнотворную какофонию. Звуки борьбы наконец дошли до конечной точки в мозгу, и я, отодрав себя наконец от пола, помчалась в свою комнату.

— Господи, телефон! Где мой телефон?!

Теперь я поняла, как сильно мы ошиблись, когда решили, что присутствие Влада со мной, сдержит этого мерзавца. На нём все законы природы, такие, как инстинкт самосохранения, к примеру, отдохнули. В нём жила лишь злоба и жажда мести, которую он воплощал, сбежав из ада, куда его упекли три года назад. Теперь я понимала одно — этот человек совсем без тормозов, и не остановиться не перед чем. Он страшен и ужасен, и он вернулся. Мой личный кошмар вернулся, пытаясь снова перевернуть с ног на голову всю мою жизнь.

По телефону объясняла полицейскому всё впопыхах, путаясь и сбиваясь, и от того драгоценное время только затянулось. Вызвав полицию, поспешила к двери и прислушалась: стало подозрительно тихо. Выглянув в приоткрытую щель, увидела ужасающую картину, которая вспышкой отозвалась в моей памяти. Преступник сверху, намертво стиснув тощие пальцы вокруг моей шеи, пытается меня задушить. Но теперь на моём месте… Нет, только не это. Только не Влад. Нет… На страх и раздумья времени не было. Схватив с комода увесистую металлическую статуэтку в виде высокого ангела, благословенно раскинувшего крылья, я мигом выбежала во двор и с силой, которой и сама от себя не ожидала, огрела сбежавшего уголовника. Мерзавец, что второй раз чуть не отнял мою жизнь, замертво упал на Влада сверху, а из его руки выпал острый, как штык, складной нож.

В каком-то непонятном состоянии я бросила на землю статуэтку и подняла дрожащие руки вверх.

— Влад, — чуть не плача, я бросилась к нему, и как раз в этот момент со сдавленным стоном он зашевелился и сбросил с себя обмяклую тушу.

— Чёрт, — зашипел он, поднимаясь, прижимая руку к левому боку. Под его пальцами медленно расползалось красное пятно.

— Боже! У тебя рана!

— Там несерьёзно.

— Как несерьёзно? Дай посмотрю!

— Всё нормально, Ева. Не сейчас.

Его взгляд сосредоточился сначала на мне, потом на валяющейся под ногами металлической фигурке, и наконец метнулся к лежавшему в отключке преступнику. Медленно опустившись на корточки, Влад приложил два пальца к точке на шее, где должен биться пульс, несколько секунд сидел неподвижно, но, вероятно, ничего не почувствовав, перевёл на меня остолбенелый взгляд:

— Твою мать, — с шёпотом выпустил он. — У него пульса нет.

Нервная дрожь, не покидающая меня, усилилась. Я сделала шаг к нему и брезгливо опустила руку на шею, невротично усмехнувшись:

— Как это нет? Этого не может… — в ужасе округлив глаза, я уставилась на Влада. — У него пульса нет, — тупо повторила я еле слышно.

Почти одновременно мы поднялись на ноги. Понимание пробивалось сквозь утихающий шум крови в ушах. Я убила человека. Держась рукой за бок, Влад шагнул ко мне и, приподняв моё лицо, поддев пальцем за подбородок, серьёзно произнёс:

— Ты этого не делала, поняла? Всё это время ты сидела в доме, как тебе и было сказано.

Его голос доносился до меня, словно сквозь проливную стену дождя, приглушенно шелестя. Смысл слов не доходил, я только видела, как шевелятся его губы, и глаза строгие, цепкие, словно он пытался уловить моё сознание.

— Не понимаю…

— Тебя здесь не было, — сказал он, подталкивая меня к дому, и тут я стала приходить в себя.

— Нет, подожди. Так не должно быть, — упиралась я. — Что ты удумал?

— Послушай, я как-то выкручусь из этой ситуации. Он на меня напал. Это была самооборона. Но, если станет известно, что это сделала ты, то я и предположить не могу, в какую сторону может повернуть ситуация.

— Он меня изнасиловал. Это самооборона.

— Это было три года назад, так что это не самооборона. Больше на холодную месть похоже. Сейчас, пожалуйста, послушай меня и сделай, как я говорю. Пожалуйста.

— Нет. Нет, нет и нет!

— Ева!..

Всей сущностью внутри сопротивляясь, я слабо кивнула, давясь слезами. Я молилась о том, чтобы это оказалось сном. Просто страшным сном. Чтобы я проснулась и поняла, что нахожусь в уютной кровати Влада, а из окна льётся лунный свет. Что просто он снова ушёл спать в гостиную, оставив меня одну, поэтому сновидение стало беспокойным.

— Я не хочу, чтобы тебя посадили, — плакала я. — Влад. Пожалуйста, любимый…

— Успокойся, — тихо произнёс он, поглаживая меня по щеке. — Всё будет в порядке, никто меня не посадит. Обещаю.

Вдали послышались звуки серены. На шум стали сползаться соседские старички, которые, зависая за просмотром новостей и сериалов, ещё и не думали отходить ко сну, а через минуту после того, как полицейская машина подъехала к нашим воротам, во двор ворвался отец Влада. Переговорив с полицейскими и со своим сыном, он быстро набрал какой-то номер на телефоне. Меня допрашивали на пороге дома, и я послушно говорила то, что мне велел любимый, а Влада допрашивали у безжизненного тела, раскинувшегося посреди моего двора. Вскоре подъехала и карета скорой помощи, вызванная уже самими полицейскими…

Когда Влада вели в наручниках к машине, он окликнул отца:

— Забери Еву сегодня к себе. Не нужно ей тут оставаться. Пусть мать её успокоит.

Вся та ночь каким-то сумбурным слайдом пронеслась, и некоторые воспоминания вовсе стёрлись с памяти из-за чувства апатии, что пришло на смену состоянию аффекта, в котором меня немало потряхивало. Тётя Ира отпаивала меня успокоительным, а я, нарушая обещание, данное Владу, со слезами на глазах изливала душу, рассказывая ей единственной, что же произошло на самом деле.

— Не плачь, — сказала она. — Слезами Владу не поможешь. Мы ему поддержку оказать должны, а пока сами больше похожи на покренившийся штакетник, которому опора нужна. И вообще. Ты моего сына защитила, а он защитил тебя. Это и есть то, ради чего стоит жить. Это любовь.

Я шмыгала носом, буровя взглядом одну точку. Я понятия не имела, чем могу вообще помочь.

— Отец уже позвонил своему адвокату, он толковый специалист. Тот уже едет в участок, — тётя Ира налила два бокала красного вина, и подав один мне, села рядом и сжала мою руку в своей. — Я не могу сказать, что не волнуюсь, — сказала она. — Точнее сказать, внутри я с ума схожу от переживаний и неизвестности. Но зная Владика, я уверена почти на сто процентов, что он выйдет из этой передряги живым и невредимым. Ну, может, чуточку поцарапанным, но шрамы ведь украшают мужчин. А вообще… я им горжусь. Теперь я точно знаю, что лучше мы бы его воспитать не смогли.

Глава 33

Конец ноября одарил город снегом. Белая пелена, защищая природу от зябкости и холодов, укрыла промёрзшие ветви деревьев, узкие витиеватые дорожки в парках и серые крыши домов. Несмотря на то, что солнце выходило из-за облаков всё реже, город мерцал, переливаясь алмазным блеском. Подрагивая от колючего мороза, я уже битый час торчала под зданием суда. Поскольку слушанье было закрытым, после моих показаний в роли свидетеля, меня попросили удалиться.

Я полчаса мельтешила под дверью судового зала. Изучила каждый угол, каждое растение, стоящее на широком подоконнике. Я ужасно переживала, что моя последняя встреча со следователем обернётся Владу приговором…

— Давайте ещё пройдёмся по нескольким пунктам, Ева Михайловна, и я Вас отпущу, — капитан полиции Гринёв Давид Аркадьевич, которому с самого начала поручили наше дело, перелистнул пару страниц в папке перед собой, что-то внимательно прочёл, а потом уставился на меня поверх очков в тонкой металлической оправе. — Гражданин Белов В.В. утверждает, что на момент драки Вы находились в доме. Это так?

— Да.

— Но, когда патрульные вошли во двор, вы оба стояли на крыльце и о чём-то спорили. Как Вы там очутились? О чём спорили — Вы так и не вспомнили?

Я хотела признаться. Хотела. Но адвокат Влада, выстроив собственную стратегию действий, настрого запретил любую самодеятельность и приказал держаться начальной версии. Он видел в ней выход. Поэтому я должна была держать рот на замке.

— Помню, что вышла, когда звуки стихли. Остальное вообще смутно помню. Вместо некоторых фрагментов — в памяти словно пробелы.

— Значит, Вы были в доме, когда между гражданином Беловым и Лавренко завязалась драка. Вы знаете, что послужило орудием убийства?

— Ста… статуэтка, вроде?

— Да. А как она оказалась в руках Белова?

Я пожала плечами:

— Он схватил её с тумбочки, когда выходил из дома. Не бросаться же на амбразуру с пустыми руками.

Сняв очки, Давид Аркадьевич скрестил на груди руки и внимательным взглядом просканировал моё лицо, а затем и позу, в которой я сидела. Сцепив пальцы в замок, я нервно поглаживала побледневшие костяшки.

— Врёте и… краснеете, — с ухмылкой протянул он.

— Не понимаю, о чём Вы.

— Понимаете. Гражданин Белов выложил мне такую версию происходящего, что, чтоб так извернуться и огреть сзади человека увесистой металлической фигуркой, нужно быть чуть ли не Ридом Ричардсом. Знаете, кто это?

Отрицательно качнув головой, я проглотила подкативший к горлу ком.

— Герой «Фантастической четвёрки», умевший растягивать своё тело, как жвачку. У меня сын смотрит такую ерунду. Так вот! Моя версия такова: Вы действительное какое-то время находились в доме, даже успели вызвать полицию, после чего увидели, как к горлу Вашего жениха приставили нож. Схватили с тумбочки ту самую статуэтку и бросились на улицу. Именно Вы нанесли решающий удар по затылку гражданину Лавренко, после чего испугались и… — сощурившись он вперился в моё лицо. — Нет, нет, нет… После чего сам Белов, желая Вас защитить, взял вину на себя и теперь, выпутываясь из передряги, несёт всякую чепуху, описывая сцену драки в духе Голливуда. Я прав?

Глаза начинали жечь. Губа дрогнула, но я продолжала молчать, чувствуя в душе вину, глубиной с Мировой океан.

— Я прав, — сказал он, подтверждая свои же слова, после чего отбросил ручку и захлопнул папку, так и не сделав ни единой записи. — Я не буду это вносить в протокол. Всё понимаю, чисто по-человечески. С Вашей историей я ознакомился, и за что сидел Лавренко знаю. Просто для справки — если суд заподозрит Вас во лжи, будет худо. Будем надеяться, что у них и без Вас дел хватает, поэтому они не будут придираться к мелочам. Но, если нет…

— Я поняла, — тихо ответила я, кивнув, и поднялась со стула. — Я могу идти?

— Идите. И… Ева?

Я обернулась почти на пороге.

— С мужиком Вам повезло.

— Знаю, — виновато вжав голову в плечи, я толкнула дверь и покинула кабинет следователя.

Под дверью судового зала, в замкнутом помещении, мне становилось душно. Неведенье больно било по нервам, поэтому, забрав из гардероба пальто, я наспех накинула его на плечи и вышла на улицу. Уже знакомый чёрный пикап медленно подкатил на парковку, и Беловы-старшие вышли из машины, в унисон хлопнув дверцами.

— Привет, дорогая. Ну как там? — тётя Ира поцеловала меня в щёку.

— Ничего пока не слышно. Ни плохого, ни хорошего.

Дядя Вова взбежал вверх по ступенькам:

— Подождите здесь, — и скрылся за массивной деревянной дверью.

— Его туда не пустят, — сказал я. — Никого не пускают. Даже меня выставили за дверь.

— Ну, муж у меня пробивной. Не пустят — сам войдёт, — перевесив стильную сумочку из коричневой кожи с левого плеча на правое, тётя Ира размеренно вздохнула и уверенность во взгляде сменилась отчаянной надеждой.

Откуда-то из-за угла торопливой походкой показался Марк. Крутнувшись вокруг своей оси и завидев меня, он подошёл к нам. Поздоровался с матерью друга и вопросительно кивнул головой:

— Ну? Что?

Ничего. Я ничего не знала, и это убивало. И только я шелохнулась, в порыве подняться по ступенькам и вбежать в здание суда, как дверь открылась. Пространство заполнилось мужскими голосами, и на улицу вышли Влад, его отец и адвокат. Последние о чём-то говорили, улыбаясь, ступая на шаг позади Влада. Я тут же ринулась к нему на встречу и, буквально с разбегу влепившись в его грудь, повисла на шее. Его руки, как всегда крепко обвили меня, и Влад на ухо мне шепнул:

— Всё позади.

А я поверить не могла. Качала головой, как сумасшедшая.

— Правда?

— А иначе и быть не могло, — раздался зычный голос Виктора Тимофеевича. Адвоката, который сделал всё, что было в его силах. — Статья, по которой был осуждён Лавренко, побег и преследование своей жертвы сделали своё дело. С Влада все обвинения сняты.

— Спасибо Вам, — сказала я. — И… хватит меня так называть.

Больше я не жертва. Я гораздо сильнее, чем могу показаться на первый взгляд. Влад горячо поцеловал меня в висок, после чего перевёл взгляд на пустившую слезу мать.

— Мам, ну ты чего, — Влад заграбастал и её, утешая.

А Марк похлопал Влада по плечу:

— Поздравляю.

— Так, — дядя Вова прихлопнул руками. — Хватит сырость разводить. Всех приглашаем на ужин. Отметим, так сказать.

— Нет, пап. Мы с Евой пас. Домой поедем, — лукаво подмигнув мне, сказал любимый. А я… да хоть на край света за ним. Улыбнувшись кивнула, чувствуя, как глаза засияли.

Все отнеслись с пониманием. Поймав такси, мы, наконец, уехали в свою жизнь. Совместную. Счастливую. И едва переступив порог дома, набросились друг на друга с нетерпением. Изголодавшись друг по другу, и отбрасывая всё то, что раньше удерживало от последнего шага. Мы растворились друг в друге. На сутки исчезли с поля зрения родственников и друзей, и совершенно не чувствовали себя виноватыми. Наоборот, мы были самыми счастливыми.

Эпилог

В родительский дом я больше не вернулась. То, что там произошло… иногда виделось мне ночью. В такие моменты моей отдушиной был Влад. Прижимал меня к себе крепко, мягко поглаживал по обнажённой спине, и я безмятежно уплывала в сон. Долгие годы дружбы помогли нам ужиться бок о бок в рекордно короткие сроки, и спустя месяц мы уже и вспомнить не могли, каково это — поодиночке.

На пару с братом любимый уговорил меня таки со следующего сентября поступить в колледж. Завершить давно начатое, так скажем. Поэтому с февраля месяца я усиленно готовилась к экзаменам. Посещала чертёжные курсы, уроки графики и теорию. Запоминала всё на лету. Значит, направление это, всё-таки, моё.

О! А ещё наш магазин готовился принять целую мини-коллекцию, созданную под моим чутким руководством. В общем, жизнь налаживалась. И я не знаю, что было бы, если бы в моей жизни не появился он. Снова. Наверное, она была бы стабильно серой, как я когда-то выразилась.

Новый год мы встречали в большой компании друзей. Марк с Тиной, Юра с Лизой, Дима с Юлей и… Женя с Леной? Каковым же было моё удивление, когда эти двое пришли в качестве пары! Но почему-то мне казалось, что их ждёт великое будущее. Они подходили друг другу. Под бой курантов пробка с выстрелом вылетела из шампанского, и игристая жидкость полилась в бокалы. Только Тина не пила, и я даже стала кое-что подозревать…

Влад подал мне высокий хрустальный бокал, в котором золотом искрилось шампанское:

— У тебя есть мечта?

Звонко чокнувшись бокалами, я сделала малюсенький глоток.

— Конечно, — ответила я. Теперь я не боялась мечтать. Знала, что любое желание, даже самое смелое, которое кажется недосягаемым, может сбыться.

— Загадать успела?

— Да. А ты?

Улыбнувшись, Влад сунул руку в карман и уверенно расправил плечи:

— Да. Я успел.

— И что, думаешь исполнится?

— Ну… надеюсь на это, — ответил Влад, и, покачнувшись на пятках, добавил: — Интересно, наши мечты совпадают?

Пожав плечами, я улыбнулась:

— Не знаю. Смотря, что ты загадал.

— Большинство моих желаний сейчас связаны с тобой, — уверенно сказал он. — А давай проверим, а? На счёт три?

— Окей, — с азартом приняв его игру, усмехнулась я.

Его губы дрогнули в ухмылке:

— Раз…

— Два…

— Три, — он вынул руку из кармана и протянул мне маленькую бархатную коробочку, полностью отнимая дар речи. Чего-то я… другого ожидала. Не столь глобального. Он открыл крышечку, демонстрируя изящное колечко из белого золота с тремя топазами по центру. — Я угадал?

Ребята, тусовавшиеся кто возле ёлки, а кто у стола с закусками, стали что-то подозревать. Энергичная музыка затихла, и по залу прокатилась волна изумлённого перешептывания.

— Угадал — не то слово. Я бы сказала, предугадал мои далеко идущие желания.

— Может я конечно тороплюсь, но мне безумно хочется, чтобы мы были друг у друга без всяких «но».

Я улыбнулась, смахнув слезинку со щеки:

— Если учитывать три в пустую потраченных года, то всё как раз вовремя.

— Это «да»? — недоверчиво переспросил любимый.

— Конечно да!

Кто-то из ребят выкрикнул: «Поздравляем!», Марк засвистел. Его «художественный свист» я узнаю из тысячи. На мой безымянный палец, как влитое, село колечко, и Влад с чувством прижался губами к моей ладони.

— Люблю тебя. Всегда.

— А я люблю тебя…

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Эпилог