Авторский фарс с кукольным представлением [Генри Филдинг] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Генри Филдинг
Авторский фарс с кукольным представлением под названием «Столичные потехи»
Перевод Р. Померанцевой.
Стихи в переводе Д. Самойлова
The Author's Farce With A Puppet-Show Called The Pleasures Of The Town
1730 – 1733
Quis intquoe Tam patiens urbis, tam ferreus, ut teneat se? [1]Juv. sat. 1.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Персонажи фарса:
Лаклесс, сочинитель и постановщик кукольного представления. Уитмор, его друг. Марплей-старший [2], Марплей-младший [3] – комедианты Маккулатур – книгоиздатель. Монстр, Махом, Каламбур, Кляксc – стрикулисты-щелкоперы, Индекс. Джек, слуга Лаклесса. Джек Пудинг. Бантамец. Директор театра. Миссис Манивуд, квартирная хозяйка Лаклесса. Хэрриет, ее дочка. Первый поэт. Второй поэт. Третий поэт. Четвертый поэт. Автор. Кошка. Актриса.
Персонажи кукольного представления:
Констебль. Сэр Джон Хватайх. Богиня Ахинея. Харон [4]. Книготорговец (Карри.) Поэт. Синьор Опера. Дон Трагедио. Сэр Фарсикал Комик. Оратор [5]. Мсье Пантомим. Миссис Чтиво. Разроймогилл, пономарь. Лодочник. Некто. Никто. Панч [6]. Джоан. Граф Образин. Директор акционерного общества. Вестник. Сэр Джон. Барабанщик. Арапка.
Мистеру Филдингу по случаю возобновления «Авторского фарса»; прислано автору неизвестным лицом [7]
ПРОЛОГ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Явление первое
Комната Лаклесса в доме миссис Манивуд. Миссис Манивуд, Харриет, Лаклесс. Миссис Манивуд. Вы мне все про пьесы да про театры, а я вам говорю – платите, мистер Лаклесс! От этих ваших обещанных бенефисов столько же проку, сколько от бесплатного билета в несостоявшейся лотерее. Довольно я ждала, хватит! Вот уж никак не думала, что пущу в дом поэта! Как я его не распознала под расшитым кафтаном! Лаклесс. А разве под ним зачастую не скрывается бедность? Шитье да кружева – первые ее приметы. Так почему бы поэту не расхаживать в том же платье, что и придворному? Миссис Манивуд. Вам все шуточки, а мне – слезки! Лаклесс. Это как сказать. Ведь меня подпирает нужда, не вас. Вид-то у меня авантажный, но если вы не сжалитесь и по покормите меня нынче обедом, у меня совсем живот подведет. Миссис Манивуд. Ну, это вам не грозит! Вы всегда получите обед, хотя вам для этого придется обойти все до единой окрестные харчевни. В первый-то раз вас охотно пустят, а во второй, думаю, вы сами не станете их беспокоить. Лаклесс. И то верно. Только если вы меня выпустите из дому, черта с два я вернусь к вам обратно! Миссис Манивуд. Заплатите, что задолжали, сударь, и гуляйте себе на здоровье. Лаклесс. С радостью, сударыня. Принесите мне перо и чернила, и я тут же выдам вам вексель. Миссис Манивуд. Что придумали! Да кто его учтет-то? Уж не тот ли книготорговец? У него, чай, векселей ваших скопилось не меньше, чем вашей писанины. Товар надежный – такой, видать, залежится и на полке, и в письменном столе. Xэрриет. Ну зачем вы, маменька, так безжалостно его обижаете? Миссис Манивуд. А ты уж, заступница, тут как тут. Ступай-ка лучше отсюда! Еще погубит тебя, часом, заместо расплаты. Сейчас же к себе! И запомни: если я еще хоть раз увижу вас вместе, я выкину тебя из дому, Хэрриет уходит.
Явление второе
Лаклесс, миссис Манивуд. Лаклесс. Отводите на мне душу сколько вам угодно, сударыня, только пожалейте бедняжку Xэрриет. Миссис Манивуд. Ну да, все яснее ясного. Я давно догадываюсь, что вы с ней уже поладили. Ведь до чего подлый человек! Мало того, что три месяца в доме живет – гроша не платит, так он еще дочку мою погубить задумал! Лаклесс. Я люблю ее всем сердцем. Я готов отдать ей все сокровища мира. Миссис Манивуд. Как же! Да только где они, ваши сокровища?! А потому, пожалуйста, уж оставьте ее! Замки-то все ваши – воздушные! И чтоб вам поселиться в одном из них, так нет – ко мне пожаловали! Знайте: если вы когда-нибудь съедете (а я крепко надеюсь, что этого долго ждать не придется), я повешу на двери объявление пребольшими красными буквами: «Поэтов не пускают!» В жизни не видала такого постояльца! Пол весь залит чернилами, на окнах разные стихи понаписаны, а дверь того и гляди рухнет – так в нее кредиторы ломятся! Лаклесс. Да пусть бы весь ваш дом рухнул к чертям, чтоб только и уцелела одна милочка Хэрриет! Миссис Манивуд. Постыдились бы, сударь!… Лаклесс. А я, сударыня, перенял вашу тактику. Плачу вам той же монетой. Миссис Манивуд. Хоть какой бы заплатил, сударь!… Лаклесс. Послушайте, хозяйка, ни одна разумная женщина не может потребовать больше того, что я сейчас сделаю: я предъявлю вам содержимое моих карманов, и, коли вам охота, забирайте все, что в них сыщется. (Выворачивает карманы.) Миссис Манивуд. И не стыдно вам этак меня морочить! Нет, сударь, вы мне выложите все наличностью, если только у нас есть закон! Лаклесс. Да, но как закон снабдит меня наличностью – вот в чем вопрос! Я сроду не слыхивал, чтоб закон набивал карманы кому-нибудь кроме стряпчих. Я уже говорил вам и повторяю опять, что расплачусь с вами из первых же денег. Я возлагаю большие надежды на свою пьесу. А покуда паше присутствие здесь мне помеха – еще, чего доброго, спугнете какой-нибудь из моих благородных замыслов. Я как раз собирался сочинить одну любовную сцену, и общество вашей дочери подошло бы мне сейчас куда больше вашего. Миссис Манивуд. Сочинить! Сказали бы прямо – разыграть. Да вот беда – я помешала! Только знайте: я сама хочу устроиться наперед дочери. Лаклесс. Вы сами?! Миссис Манивуд. Да, сударь, я сама! Кто же не знает, что с тех пор, как помер дорогой мой последний муженек, у меня были выгодные предложения. Я могла взять стряпчего из Нью-Инна [13] или мистера Вдомберри, акцизного, а еще двух пасторов на выбор и одного лекаря. Так ведь нет, всеми пренебрегла – всеми!… Ради вас!… Лаклесс. Ради меня?! Миссис Манивуд. Нешто вы не видели доказательств моей страсти – да еще таких, от которых ущерб чести! (Всхлипывает.) Лаклесс. Я, конечно, имел доказательства вашей страсти, и притом прегромкие, только я их приписывал не любви, а гневу. Миссис Манивуд. А ведь то была любовь! Она самая, чтоб мне не сойти с места! Лаклесс. Черт возьми! Это будет похуже, чем набег кредиторов! Миссис Манивуд. Не можете расплатиться деньгами – заплатите любовью! А что я поступилась своей женской скромностью, тому извинением моя страсть. Пусть люди судят об этом как хотят, но если вы дадите мне сберечь весь мой достаток, я по гроб жизни буду вашей. Лаклесс. Ой-ля-ля! Миссис Манивуд. Это так-то ты принимаешь мое объяснение в любви, голь ты перекатная? Ну, ты об этом пожалеешь! Непременно пожалеешь, запомни мои слова! Узнаешь, как мстит женщина, когда ее оскорбили! Лаклесс. Стану я жалеть, что от вас избавился!… Миссис Манивуд убегает из комнаты.
Явление третье
Лаклесс, Xэрриет. Лаклесс. Милочка Хэрриет! Хэрриет. Я воспользовалась ее уходом и тут же к вам возвратилась. Лаклесс. Ох, моя голубка, я еле живой! Хэрриет. Что так? Лаклесс. Да все от нее, от твоей матушки! Хэрриет. Она что, никак не унималась и все вас бранила? Лаклесс. Хуже, хуже!… Хэрриет. Спаси бог, грозилась отвести вас в суд?! Лаклесс. Еще хуже! Она грозилась отвести меня в церковь. Эта женщина великодушно разрешила мне, коли я стану ее мужем, записать весь ее достаток на нее самое. Хэрриет. До чего великодушна, а?! И вы, разумеется, не устояли перед таким предложением? Лаклесс. Гм. А ты что бы мне посоветовала? Xэрриет. Уж конечно, взять ее в жены. Вы были бы прелестной парочкой, такой милой и любящей – загляденье! Да, не всякий день Гименей стряпает подобное блюдо! Уж то-то затейливое рагу – ее старость да ваша молодость, ее жадность да ваше мотовство, ее брань да ваши вирши! Лаклесс. Но я говорю всерьез и от тебя жду серьезности. Ты же знаешь, как плачевны мои дела и как богата твоя матушка. Право, это будет весьма благоразумный поступок! Хэрриет. Уж такой благоразумный, страх! (Смеется.) Люди скажут: «Господи милостивый, а мы и не знали, что у мистера Лаклесса столько благоразумия!» Подобный шаг заставит сразу позабыть о всех ваших прежних безрассудствах. Лаклесс. Еще бы! Но, милочка Хэрриет, могу ли я решиться навсегда потерять тебя? Однако при том, как теперь обстоят наши дела, я не вижу возможности для нашего счастья. Что ж, буду утешаться тем, что сумел быть тебе хоть сколько-нибудь полезным! Поверь, все мое существо противится мысли о нашей разлуке. Будь я в силах жениться на тебе… Хэрриет. О, я весьма вам признательна! Я, конечно, вам верю, можете не клясться! Лаклесс. И ты так легко уступаешь благоразумию и готова расстаться со мной? Я бы не хотел, чтоб мое счастье покупалось ценой твоего. Хэрриет. Благодарствуйте, сударь! И вы еще можете меня попрекать?… Нет, ваше тщеславие невыносимо!… Лаклесс. Итак, я решился! Отныне, моя хозяюшка, я ваш! Хэрриет. Погодите, сударь! Мне еще надо вам кое-что сказать. Вы мерзавец! И знайте: я это не в сердцах, я просто не понимаю, как я могла хорошо о вас думать, что за дура была! (Плачет.) Лаклесс. Ха-ха-ха! Ну вот, попалась! Да неужто ты могла решить, милочка Хэрриет, что я все это всерьез? Хэрриет. А вы, значит, не всерьез, да? Лаклесс. Расстаться с тобой – сама подумай! Хорошенькая женщина меньше дорожит своей внешностью, а вельможа – властью, чем я тобой. Xэрриет. Ах, как мне хочется верить в искренность ваших чувств! Лаклесс.
Явление четвертое
Лаклесс, Джек, Лаклесс. Ну, что слышно? Джек. Значит, был я, с позволения вашей милости, у милорда. Их светлость велели благодарить вас за любезное предложение прочесть им вашу пьесу, но, поскольку они страсть как заняты, просят их извинить. Еще был я у мистера Кибера [14], так тот вообще не дал ответа. А вот мистер Маккулатур сейчас сам сюда пожалует. Лаклесс. Послушай, Джек!… Джек. Что прикажете, сударь? Лаклесс. Возьми там мою вторую шляпу и снеси ее в заклад. Джек. Куда мы все носим? Лаклесс. Ну да. А на обратном пути заверни в кухмистерскую. Так или иначе, но должна же голова помочь мне набить брюхо!
Явление пятое
Лаклесс, Уитмор. Лаклесс. Тебя ли я вижу, дружище Уитмор?! Уитмор. Меня, дорогой, меня. Лаклесс. Ну как это мило с твоей стороны! Когда в наш век друг не бросает тебя в беде, это – нежданный подарок судьбы. А эта дама с некоторых пор не балует меня вниманием. Уитмор. Зато, как мне ведомо, балует другая, и притом – с давних пор. Лаклесс. Ты про кого? Уитмор. Про ту, которая жалуется, что ты совсем ее забросил, – про миссис Лаввуд. Лаклесс. Ты что, все еще к ней ходишь? Уитмор. Забегаю иногда, когда выдастся часок. В дурном настроении я не могу обойтись без такой пищи, как столичные сплетни. Не всякая сводня так рьяно выискивает непорочных девиц, как наша знакомая – женщин с опороченной репутацией. Лаклесс. По-моему, второе занятие куда пакостней. Уитмор. А ты, я вижу, по-прежнему остаешься поклонником женщин. Лаклесс. Женщин и муз – поэтому в кармане у меня ветер свищет. Уитмор. Как, ты все еще не излечился от пристрастия к сочинительству? Лаклесс. Сочинительство столь же неизлечимый недуг, как и подагра. Уитмор. С той лишь разницей, что подагра – достояние богатых, тогда как поэзия – бедных. Во времена, когда ценятся просвещенность и утонченность и в почете остроумие, еще есть, черт возьми, смысл заниматься искусством. Но сейчас, когда предрассудки и борьба интересов подчиняют себе все на свете; когда просвещение в загоне, а остроумие непонятно; когда театры дают кукольные представления, а артисты распевают лирические песенки; когда столицей правят дураки – головой преуспеяния не добудешь! А уж если ты не можешь не писать, пиши всякий вздор, пиши оперы, пиши разную Херлотрамбу [15], учреждай молельни и проповедуй с кафедры несусветную чушь, – и ты всегда встретишь поддержку. Живи своими мелкими заботами, блуди и сквернословь, а если услышишь, что тебе рукоплещут, знай: тебе самое место в тюрьме, и не в карете бы тебе кататься, а ехать в повозке к месту казни! Лаклесс. Что-то ты больно разгорячился, мой друг! Уитмор. Виной тому моя дружба к тебе. Я не в силах спокойно слушать, как дураки (хуже того – кретины!) насмехаются над тем, кто мне дорог. Наблюдать, как какой-нибудь бесталанный субъект, который в Китае номер бы с голоду, не умея изготовить и простейшей игрушки, с важным видом покачивает своей пустой башкой, отвергая то, в чем ни черта не смыслит! Или когда женщины из пустого предубеждения против неизвестного им, но порядочного человека готовы оспаривать что-то, о чем и слыхом не слыхали. Если все же, вопреки моим доводам, ты решил заняться сочинительством, заведи себе патрона, сводничай при каком-нибудь титулованном ублюдке, пой ему дифирамбы и приписывай ему ровно столько добродетелей, сколько у него пороков. В этом качестве ты, возможно, обретешь поддержку его милости, его милость привлечет к тебе внимание столичного общества, и тогда пиши себе, пока хватит сил, вздор ли, дело – все сойдет! Лаклесс. Ты, по-моему, слишком беспощаден к людям. Разве нельзя преуспеть в нашем обществе более достойным способом? Уитмор. Скажи лучше – общепринятым. Солдаты и костоправы живут войной, адвокаты – людскими распрями, придворные – налогами, а поэты – лестью, не так ли? По мне, есть только две полезные профессии – земледелец и купец: первый выращивает для нас плоды на своей земле, второй – привозит их из-за моря. И как раз эти две профессии величают у нас низкими и презренными, а все прочие – славными и почетными. Лаклесс. Но прошу тебя, уйми свой злой язык и посоветуй лучше, что мне делать. Уитмор. Позволь, ты же молод и исполнен энергии, а в столице тьма-тьмущая разных богатых вдовушек. Лаклесс. Но я уже помолвлен. Уитмор. Тогда женись! Надеюсь, ты был не столь безрассуден, чтобы выбрать себе какую-нибудь нищенку? Лаклесс. Увы, я поступил именно так. И притом я люблю эту девушку столь нежно, что не променял бы ее даже на вдову Крёза [16]. Уитмор. Тогда ты конченый человек. Из брачных цепей не вырвешься! Нет, видно, ты родился под несчастливой звездой. Мало того, что ты пристрастился к этим девяти оборванкам-музам, ты еще и жену себе подыскал им под стать. Голос Марплея-младшего (снаружи). Пусть носильщики портшеза прибудут за мной к Сент-Джеймсскому дворцу [17]. А впрочем, пусть лучше подождут здесь! Уитмор. Это еще кто такой, черт возьми?! Лаклесс. Очень важное лицо, ничем не хуже гвардейского капитана.
Явление шестое
Лаклесс, Уитмор, Марплей-младший. Марплей-младший. Приветствую разлюбезного мистера Лаклесса! Мое вам нижайшее почтение, сударь! Видите, дорогой, какую вы имеете надо мной власть. Я являюсь по первому вашему зову, хотя сейчас меня дожидаются при дворе несколько вельмож. Лаклесс. Я весьма вам признателен. Понимаете, мистер Марплей, я сочинил трагедию и хочу предложить ее вашему театру. Марплей-младший. Так пришлите ее мне, и я выскажу вам свое о ней мнение. Если только она поддается переделке, я охотно приведу ее в надлежащий вид. Уитмор. Как вы сказали, сударь: поддается переделке? Марплей-младший. Ну конечно. Переделки всегда на пользу! Как бы хороша ни была пьеса, без переделки она не годится. Уитмор. Очень странная мысль! Марплей-младший. Вы когда-нибудь сочиняли, сударь? Уитмор. Нет, сударь, бог миловал! Марплей-младший. Что ж, сударь мой, воля ваша. Когда вы надумаете сами сочинить пьесу, вы поймете, что она нуждается в переделках. Возможно, вам это покажется удивительным, сударь, но я переделывал и Шекспира. Уитмор. Отчего же, и его можно. Марплей-младший. Вот именно! Посмотрели бы вы, что приносят, – не прожуешь! А мы, сударь, придаем этому сырому материалу нужную форму и лоск. Это чистое заблуждение, будто пьесу создает автор. С таким же успехом можно говорить, что картину создал продавец красок, а одежду – ткач. Мы с отцом, сударь, все равно что поэтические портные. Ко всякой новой пьесе мы подходим, как портной к материи: начинаем ее резать – кроить и перекраивать, сэр, чтобы сделать ее впору нашей столице, – мы ведь лучше всех знаем ее вкусы. Ведь поэты, между нами говоря, полные невежды! Уитмор. О, не слишком ли, сударь?! Мистер Лаклесс может принять это за обиду. К тому же, как я понимаю, вы тоже некогда баловали столицу своими творениями. Марплей-младший. Вы понятливый человек, сударь, и точно выражаете свои мысли. Да, я, как вы изволили догадаться, тоже однажды совершил вылазку на Парнас, так сказать, помахал крылышками над Геликоном. Больше меня там не застанут! Понимаете, у лондонских зрителей есть какое-то предубеждение против нашего семейства. Они провалили мою пьесу и даже не посовестились, а надо бы! Из моей пьесы можно было сделать полдюжины романов! Она не походила на комедии Уичерли [18] и Конгрива [19], где для приманки публики знай себе сыплют остротами, и каждый их только и ждет. У меня бы даже самый придирчивый критик ни одной не сыскал. Мой диалог был незатейлив, прост и натурален и не содержал ни единой шутки. Кроме того, сударь, в пьесе была любовная сцена, исполненная такого неподдельного уныния, что исторгла бы слезу из каменного сердца. И все же они освистали мое творение! Что ж, они освистали самих себя! Больше я не буду для них писать. Не буду!… Уитмор. Поимейте жалость к столичной публике, сударь. Марплей-младший. Не уговаривайте, сударь. Я покончил с сочинительством. Все! Разве что меня к этому принудят! Лаклесс. Но это будет непросто, дружище! Марплей-младший. Конечно, сэр. Хотя надо же кому-то сочинять оды. Лаклесс и Уитмор (вместе). Ха-ха-ха! Ваша правда! Лаклесс. Так вернемся к моей трагедии, мистер Марплей. Марплей-младший. Мой родитель, кажется, сейчас в театре. Дайте мне свою пьесу, мы с ней ознакомимся. Но сперва я должен заехать к одной молодой особе. (Кричит.) Эй, кто там?! Кликните моего лакея! Пусть к крыльцу подадут портшез. Ваш слуга, господа. Caro vien [20]… (Уходит, напевая.) Уитмор. Право, редкостный экземпляр! Второго такого, пожалуй, не сыщешь. Лаклесс. Да? А что ты в таком случае скажешь об этом?
Явление седьмое
Лаклесс, Уитмор, Маккулатур. Лаклесс. Мое вам почтение, мистер Маккулатур! Маккулатур. Мне передали, что у вас ко мне важное дело. Лаклесс. Да, мистер Маккулатур. Я хотел бы кое-что вручить вам. У меня для вас есть пьеса, мистер Маккулатур. Маккулатур. А она уже принята к постановке, сэр? Лаклесс. Нет еще. Маккулатур. Вот как! Тогда погодим разговаривать о ней, сэр! Пьеса – тот же вексель: ничего не стоит, если не обеспечена платежами. Впрочем, и в этом случае – бабушка надвое гадала. К тому же театров у нас развелось предостаточно, а артистов-то не хватает, вот и выходит, сударь, что пьесы – товар убыточный. А вы кому ее думаете предложить – актерам или владельцам патента? [21] Лаклесс. Ну конечно, актерам. Маккулатур. Это вы правильно поступаете. Только ведь не всякая пьеса, идущая на театре, годится и для нас. Пьесы-то бывают для постановки и для чтения, Уитмор. В чем же тут различие? Маккулатур. А как же, сударь! Те, которые для постановки, целиком зависят от умения исполнителей, а посему неважно, есть в них какой смысл или нет. А вот те, которые для чтения, – совсем другой коленкор: тут уж надобны и остроумие, и мысли! Их я называю «существительными», поскольку они сами от себя зависят. Ну а пьесы для театра – те «прилагательные»: без шутовства актерского и разных ужимочек в них не больно-то много углядишь. Уитмор. Весьма научное определение, что и говорить! Лаклесс. Так послушайте, мистер Маккулатур: дадите вы мне под пьесу пятьдесят гиней авансу [22]? Маккулатур. Пятьдесят гиней? Пожалуйста! Я с охотой их дам, коли вы представите мне обеспечение. А так – за пьесу и пятьдесят гиней! Да я б, сударь мой, и пятидесяти шиллингов за нее не дал. Лаклесс. Вы что, черт возьми, смеетесь, что ли?! Маккулатур. И пятидесяти фартингов [23] бы не дал, так-то! А вы захотели – пятьдесят гиней! Да кто вам даст при вашей-то репутации? Лаклесс. Эй, Джек, выведи отсюда этого почтенного джентльмена и спусти его с лестницы! Маккулатур. Вы об этом пожалеете, сударь! Джек. А ну, сэр, выметайтесь, слышите?… Маккулатур. Помогите! Убивают! Я обращусь в суд!… Лаклесс. Ха-ха-ха! Маккулатура выгоняют.
Явление восьмое
Лаклесс, Уитмор, миссис Манивуд. Миссис Манивуд. Это еще что за галдеж?! И впрямь, куда как достойно, мистер Лаклесс, поднимать в моем доме такой шум! Лаклесс. Коли он вам не по вкусу, вы без труда поднимете еще больший. Стоит вам заговорить, сударыня, и уже, кроме вас, никого не будет слышно, ручаюсь вам! Миссис Манивуд. Похвально выражать обо мне такие суждения! Любой сосед подтвердит, сударь, что я всегда была самой что пи на есть тихой женщиной во всем приходе! И в доме-то у меня не слыхать было шума, покуда вы не вселились. Все жили в любви да в ладу! А от вас неудобство всей округе! Когда водились у вас деньжата, так у меня каждый божий день, ни свет ни заря, в двери стучались разные кучера да носильщики портшезов. А как не стало у вас чем платить, дом осадили кредиторы да бейлифы [24] – до ночи сторожат. А еще этот проходимец, ваш слуга! Я ему, собаке, задам, я с него шкуру спущу!… (Уитмору.) Я, сударь, рада, что вы слышали, как он меня оскорбляет! Уитмор. Конечно, сударыня, я слышал, как он несправедливо с вами обошелся. Входит Джек и что-то шепчет хозяину. Лаклесс. Прости, Уитмор, я покину тебя на минутку. (Уходит.)
Явление девятое
Миссис Манивуд, Уитмор. Миссис Манивуд. Так-то, сударь! Небось все уже позабыли, какого цвета у него денежки, сударь. Уитмор. Что ж, весьма прискорбно. А нельзя ли полюбопытствовать, сколько он вам задолжал? Дело в том, что он наказал мне с вами расплатиться. Миссис Манивуд. Кабы это всерьез, сударь! Уитмор. А я не шучу, поверьте. Миссис Манивуд. Очень это мне приятно слышать, сударь! Вот счет, который я ему предъявила утром. Я всегда знала, что мистер Лаклесс – человек честных правил, а не повезти может каждому. Я в сомненье никогда не брала, что, как появятся у него деньги, он заплатит! Что толку вымогать у человека деньги, когда их у него нет? А ведь у многих такая мода, только я ее не одобряю. Уитмор. Вот ваши деньги, сударыня. А расписку отдайте мистеру Лаклессу. Миссис Манивуд. Очень я вам обоим признательна, сударь! Ну прямо подарили вы мне эти денежки, я ведь завтрашним утром сама должна такой же вот долг отдать. Был бы мистер Лаклесс маленько порассудительней, так лучшего жильца и желать нечего! Я скажу вам прямо: человек он приятный и доброго нрава.
Явление десятое
Лаклесс, Уитмор, миссис Манивуд. Лаклесс. Что-то не помню, чтоб с этих губ слетали подобные слова. Миссис Манивуд. Ха-ха-ха! Изволите шутить! Ха-ха-ха! Лаклесс. Послушай, Уитмор, кажется, ты наделен даром противоборствовать ведьмовским козням. Ты можешь утихомирить бурю! Право, я скорей поверил бы, что возможно остановить в полете пушечное ядро, чем унять ее брань. Миссис Манивуд. Ха-ха-ха! (Уитмору.) С ним не соскучишься, сударь! И всегда-то он придумает какое-нибудь сравнение! Уитмор. Ну, я откланиваюсь, Лаклесс. Скоро опять тебя навещу. Лаклесс. Приходи поскорее, прошу тебя. Ты водворил в доме такой мир и спокойствие, каких я просто не помню.
Явление одиннадцатое
Лаклесс, миссис Манивуд, Джек. Миссис Манивуд. Ой и чудак же вы, мистер Лаклесс: ну к чему такие сценки при посторонних?! Лаклесс. Посетители удалились, и теперь, как водится у супругов, мы можем снова поносить друг дружку на чем свет стоит. Миссис Манивуд. Так-то вы мне отплачиваете, сударь?! Лаклесс. Да я заплачу, сударыня, ей-богу! Миссис Манивуд. Зачем же я буду вперед брать, сударь! И вообще, не надо мне от вас никакой платы. Коли придется вам жить здесь весь квартал – а, надеюсь, так тому и быть, я и фартинга с вас не спрошу! Лаклесс. Ой-ля-ля! (В сторону.) Сейчас опять заведет про свои чувства! А я предпочел бы целый год быть предметом ее ненависти, чем полчаса – предметом любви. Миссис Манивуд. Отчего это вам вздумалось устроить мне этот сюрприз с деньгами? Отчего не сказали, что собираетесь заплатить? Лаклесс. Как же не говорил?! Миссис Манивуд. Ну да, говорили про пьесу и про всякую другую ерунду, а словом не обмолвились, что велели этому джентльмену заплатить мне. И до чего милый, добрый да приятный господин, благослови его бог! А вы такой чудак, прямо страх!… Но в душе вы человек честный, я ему так вас и описала, он сам это, без сомнения, подтвердит. Лаклесс(в сторону). Ага! Я догадываюсь, в чем дело! Видно, я сдержал слово, еще не давши его. (К Манивуд.) Он заплатил вам серебром или золотом? Миссис Манивуд. Одним чистым золотом! Лаклесс. У меня там в спальне куча серебра, тоже от него. Окажите мне любезность – обменяйте ваше золото на мое серебро! Вам с ним в лавке будет сподручней. Миссис Манивуд. Почту за удовольствие, сударь. Лаклесс. Джек, тащи сюда мешок номер один! (К Манивуд.) Пожалуйста, сосчитайте деньги, сударыня, и выложите сюда на стол. Миссис Манивуд. Да их и считать не велик труд! Малая горсточка, бог свидетель! Лаклесс забирает деньги. Джек. Сударь, мешок до того тяжелый – мне его не втащить. Лаклесс. Тогда хватай эту тушу и волоки вон! Миссис Манивуд. Что вы затеяли?! Лаклесс. Расплатиться с вами в спальне, только и всего! Миссис Манивуд. Негодяй, мерзавец! Да я присягну, что вы меня ограбили, и вас обоих повесят, оглоеды проклятые! (Убегает.) Лаклесс (ей вслед). Теперь вопи сколько хочешь! (Затворяет за нейдверь.) Джек, кликни карету! А сам, слышишь, вскочи на запятки и отправляйся со мной.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Явление первое
Театр. Лаклесс, Марплей-старший, Марплей-младший. Лаклесс (читает).
Лаклесс.
Явление второе
Марплей-старший и Марплей-младший. Марплей-старший. Ха-ха-ха! Марплей-младший. Каково ваше мнение о пьесе? Марплей-старший. Насколько я понимаю, могла получиться стоящая вещь. Но я твердо решил: коли город не хочет моих шедевров, он и чужих не получит. Пусть сидит на прежней диете. Марплей-младший. Но ему уже в горло не лезет! Марплей-старший. Ничего, силой запихнем! Марплей-младший. Я бы очень хотел, папенька, перенять эту вашу способность, потому как другого наследства, очевидно, мне ждать не приходится. Марплей-старший. Что ж, сынок, это богатство не хуже коринфской меди [28]! И коли я не в силах оставить тебе золота, то хоть, с божьей помощью, приобщу к делу. Поверь, оно ненадежней любого наследства. Золото ты бы мигом растранжирил, а это обеспечение вечное – оно останется при тебе до гроба. Марплей-младший. А что нам делать с тем фарсом, который вчера освистала публика? Марплей-старший. Опять сыграть его завтра вечером. Я успел шепнуть нескольким знатным особам, что это отличная вещь, и не намерен отступаться от своих слов. Посмотрим, кто кого: публика ли первой устанет свистеть или мы – слушать ее свист. Марплей-младший. Да пропади она пропадом, эта публика! Марплей-старший. Верно, сынок, я того же мнения. Но скажи, что ты сделал с той комедией, которую я вручил тебе третьеводни, – она еще, помнишь, мне понравилась? Марплей-младший. А то и сделал, что вы приказали: возвратил ее автору. Марплей-старший. Молодец. Поскольку ты сам писатель и человек, по-моему, весьма к этому делу пригодный, в твоих интересах задерживать всех стоящих авторов и всячески выдвигать тех, кто никуда не годится. Марплей-младший. Что-то у меня появился страх перед сочинительством. Ведь все, что я ни писал до сих пор, освистывали. Марплей-старший. Это потому, что ты не так брался за дело. Весь секрет писательства состоит в том, мой мальчик, чтобы откопать какую-нибудь старую пьесу и подать ее под другим названием или, взявши новую, – изменить имя автора. Марплей-младший. Кабы не эти проклятые свистки!… Марплей-старший. Безобидная музыка, сынок! Право, совершенно безобидная! И потом: стоит к ней попривыкнуть, и она уже не волнует. Я, к примеру, человек закаленный! Марплей-младший. Я тоже попривык. Марплей-старший. У меня достаточно мужества. Эти тщеславные молодые артисты страсть как охочи до хлопков, а, сказать по чести, это всего лишь пустой звук, и ничем он не лучше свиста. Так что, если кому посвистеть охота – приходи и свисти себе на здоровье, только сперва выложи мне за это три шиллинга. Оба уходят.
Явление третье
Комната в доме Маккулатура. Махом, Кляксс и Каламбур сидят за отдельными столами и пишут. Махом. Черт возьми, я соображаю не лучше коровы, хотя во мне от нее ни кусочка! Я уже два дня как не обедал, и все же у меня такая тяжелая голова, словно я олдермен или лорд [29]. Во мне сейчас присутствуют все стихии. Голова тяжелая, точно налита водой; карманы наполнены одним воздухом; в животе будто огнем жжет от голода; платье грязное-прегрязное, а ведь грязь – та же земля. Кляксс. Одолжите мне своего Биша [30], мистер Махом, никак не придумаю рифму к слову «волна». Махом. Ну хотя бы: «полна», «верна», «луна», «слона». Тут простейшее окончание. Оно у меня на странице по четыре раза встречается. Кляксс. Нет, это все не подходит. Махом. Тогда используйте какое-нибудь слово, кончающееся на «ма» или «па», Я никогда не гонюсь за полным созвучием. Последняя буква совпадает, и ладно! Прочитайте строчку. Кляксс. «Непостоянен, словно ветер и волна…». Махом. А дальше у вас про что? Кляксс. Я сам не знаю, смысл куда-то улетучился. Наверно, что-то про непостоянство. Махом. Могу ссудить вам стих – он вполне подойдет. «Непостоянству нет предела, нет конца». «Конца» – «волна» – отличная рифма! Кляксс. Для середины поэмы сгодится. Махом. Конечно, для середины поэмы все сгодится! Выложите наперед двадцать хороших строчек для приманки, и покупатель возьмет с дорогой душой. Каламбур. Послушать вас, мистер Махом, так поэт руководствуется тем же, что и торговка устрицами. Махом. Черт бы вас подрал с вашими сравнениями; у меня даже слюнки потекли! Давайте, ребята, прервемся немножко и послушаем песню мистера Каламбура. Каламбур. В животе у меня пусто и в глотке тоже, одно слово – труба! Махом. Вот и трубите! Каламбур (поет).
Явление четвертое
Маккулатур, Махом, Каламбур, Кляксс. Маккулатур. И не стыдно вам, джентльмены! А работать кто будет? Вам, мистер Каламбур, неплохо бы помнить, что о тех пор, как вы напечатали свое «Письмо другу в деревню», прошло уже две недели. Упустите время для ответа! Этак ваш ответ появится, когда про письмо все забудут. Мое правило – печатать полемику, пока к ней не остыл интерес. Были у меня такие сотрудники, которые утром писали памфлет, в середине дня отвечали на него, а вечером публиковали ответ на этот ответ. Каламбур. – Да я гоню, как могу, сэр, только за оппонента писать труднее: у него ложная позиция. Маккулатур. И ни чуточки не труднее. Как раз наоборот. Я знавал литераторов, предпочитавших эту работу всякой другой: в ней ведь талант свой можно проявить. А ну, дайте взглянуть, что вы тут настрочили. «При всем моем уважении, к тому, что высказал мой остроумный и просвещенный оппонент в своем «Письме другу в деревню»… Превосходно, сударь! Кроме того, это должно повысить интерес к памфлету. Диспутирующие авторы всегда для начала рассыпаются в комплиментах своему противнику, как боксеры, которые сперва целуются, а потом начинают бой. Доделывайте поскорей! Ну а вы, мистер Махом, состряпали вы уже убийство? Махом. Да, сэр, убийство я уже состряпал. Сейчас сочиняю предваряющие его нравственные рассуждения. Маккулатур. Отлично. Так что через неделю чтоб было мне привидение! Махом. А какое привидение вы желаете, сэр? В прошлый раз было бледное как смерть. Маккулатур. Ну а в этот раз пусть будет окровавленное. Мистер Каламбур, вы пока можете отложить работу над тем некрологом: оказывается, наш друг поправился. А покуда составьте мне проспект Лексикона мистера Бейли title="">[32], от начала до самого конца по пять листов еженедельно [33]. Если вы не знаете, как это делается, можете воспользоваться проспектом словаря Беля [34]. Здесь подойдут те же выражения. Входит Индекс. А, мистер Индекс, ну, что новенького? Индекс. Я принес вам счет, сэр. Маккулатур. Что здесь у вас? За эпиграф, «Risum teneatis amici» [35] для дюжины памфлетов, по шесть пенсов за штуку, – шесть шиллингов. Шесть пенсов за «Omnia vincit amor et nos cedamus amori» [36]. Еще шесть пенсов за «Difficile est satyram non scribere» [37]. Гм, гм! Всего: за тридцать шесть латинских эпиграфов – восемнадцать шиллингов. За столько же эпиграфов на родном языке – один шиллинг девять пенсов, а за столько же греческих – четыре. Целых четыре шиллинга! Да, дороговато нам обходятся эти греческие эпиграфы! Индекс. Если вам удастся раздобыть дешевле хоть в одном из наших двух университетов [38], берите задаром! Маккулатур. Да нет же, я сейчас с вами расплачусь. И не забудьте, что к завтрашнему утру мне потребуются для памфлетов две крамольные фразы на латыни и одна моральная сентенция по-гречески. Каламбур. Мне тоже понадобятся две латинские фразы, сэр. Одна – на страницу четвертую, где превозносится законопослушание, а вторая – на страницу десятую для панегирика в честь свободы и собственности. Махом. Привидение тоже не отказалось бы от какого-нибудь изречения, если вы соизволите выделить ему таковое. Маккулатур. Ладно, давай на всех! Индекс. Я непременно подберу, сударь. А вы, сударь, не откажите в любезности отпечатать мне пять сотен проспектов и столько же квитанций. Вот взгляните! Маккулатур (читает). «Проспект издания по подписке предпринятого Джереми Индексом нового перевода Цицеронова „Опыта о природе богов“ с присовокуплением „Тускуланских бесед“ [39]. Очень сожалею, ибо ваша затея помешает моей! Индекс. Нисколько, сударь. Это все, что я намерен сообщить читателям об этой книге. Прекрасный способ получить с друзей по гинее, только и всего! Маккулатур. Значит, вы не перевели ни строчки? Индекс. Ни слова! Маккулатур. Тогда вы немедленно получите свои проспекты. Только я просил бы вас впредь брать с нас по-божески, не то я перестану иметь с вами дело. Один грамотей из колледжа уже предлагал поставлять мне выписанные из «Зрителя» [40] цитаты по два пенса за штуку. Индекс. Надо же и мне чем-то жить, сударь! Надеюсь, вы изволите понимать разницу между хорошенькой свеженькой цитатой, только что выписанной из классиков, и затрепанной фразой, которая на устах у каждого хвастуна-педанта и переходит из рук в руки не хуже какой-нибудь университетской шлюхи. (Уходит.)
Явление пятое
Маккулатур, Махом, Каламбур, Кляксс и Монстр. Монстр. Сударь, я принес вам памфлет против правительства. Маккулатур. Нет, сударь, такого не возьму. (В сторону.) У меня уже два набраны. Монстр. Тогда, сударь, возьмите статью в защиту правительства. Маккулатур. На кой черт мне мараться! Все равно их публика не берет! Монстр. Могу предложить перевод «Энеиды» Вергилия, с комментариями, если только мы сойдемся в цене. Маккулатур. А сколько вы просите? Монстр. Сначала прочтите стихи, иначе как же вы будете судить об их достоинствах? Маккулатур. Нет, сударь, такой привычки у меня нет. Но мне так: стихи это стихи, памфлет это памфлет, и вес. Принесите мне объемистый том с заманчивым титульным листом, напечатанный крупным шрифтом на хорошей бумаге, и чтоб переплетен был в кожу с золотым тиснением, и я берусь его продать. Вы, сочинители, воображаете, будто люди покупают книги для чтения. Нет, милейший, книги предназначены для украшения наших библиотек, подобно тому, как зеркала, картины, стулья и кровати составляют убранство других наших комнат. А меня, сударь, нисколько не соблазняет ваш титульный Лист! Однако для поддержания молодого таланта я могу напечатать ваши стихи за свой счет. Монстр. А за чей счет, сэр, я буду кормиться? Маккулатур. За чей? За мой, конечно. Я, сэр, так же покровительствую учености, как голландцы торговле. У меня всякий, кто способен заработать кусок хлеба, его получит. Итак, сударь, коли желаете, присаживайтесь к моему столу. Здесь вы получите необходимую вам пищу: сытную молочную кашу, иногда дважды в день, а это самая что ни на есть подходящая и здоровая пища для людей умственных. Мне сейчас до зарезу нужен переводчик, мой как раз угодил в Ньюгет [41] за мелкие кражи: хотел, бедняга, перевести кое-что с прилавка в свой карман. Монстр. Но боюсь, я не пригоден для подобной работы: я ведь не знаю ни одного языка, кроме родного. Маккулатур. Так как же вы переводили Вергилия?! Монстр. А я переводил его из Драйдена [42]. Маккулатур. Снимайте шляпу, сударь, снимайте и сейчас же усаживайтесь за стол! И он еще болтает про свою непригодность! Да ты настоящий умелец! Ведь этому научаются лишь за десять лет работы у меня на чердаке. Уж позволь тебе сказать, дружок: в нашем деле требуется больше изобретательности, чем учености! Тебе придется переводить книги со всех языков, особливо с французского, и среди них попадутся такие, каких никто никогда не печатал. Монстр. Ну, тут сам черт ногу сломит! Маккулатур. Приобщиться к издательскому делу ничуть не легче, чем к правоведению. И здесь и там – свои хитрости! Иногда мы выпускаем наши творения под каким-нибудь иностранным именем, а в другой раз ставим свое имя под чужим творением. У юристов существуют вымышленные Джон Нокс и Том Стайлз [43], а у нас – некие Смит и Мур, и живут они близ собора святого Павла и у Королевской биржи.
Явление шестое
Те же и Лаклесс. Лаклесс. Мое вам почтение, мистер Маккулатур! Что за умилительное зрелище – патриарх вдохновляет кучку патриотов, гнущих спины на благо отечества! Маккулатур. Конечно, сэр, это будет поприятней, чем предстать перед судьей, который взыщет с вас от тридцати до сорока гиней штрафа за оскорбление честного труженика. Лаклесс. Это же была шутка! Мыслимое ли дело, чтобы человек, живущий за счет людского остроумия, обиделся на шутку? Маккулатур. Коли вы, сударь, хотите уладить это дело и пришли с деньгами… Лаклесс. Вы, столько лет торгующий книгами, ждете денег от современного автора! Да вы с тем же успехом могли бы повести с ним разговор на греческом или на латыни! Я принес вам рукопись, сэр! Маккулатур. Сказать по чести, этим не разживешься. Что же вы принесли мне? Оперу? Лаклесс. Можете назвать это оперой, если желаете, я-то называю это кукольным представлением. Маккулатур. Что?! Кукольным представлением? Лаклесс. Да-да. И его нынче же вечером будут играть в Друри-Лейн [44]. Маккулатур. Это как же? Кукольное представление – и вдруг в драматическом театре? Лаклесс. Так ведь наши драматические театры давно уже превратились в кукольные. Маккулатур. Возможно, оно и вправду будет иметь успех. Конечно, если мы сумеем сочинить подходящий титульный лист. Я, пожалуй, заключу с вами сделку – заходите в кабинет. А вы, господа, можете пойти пообедать.
Явление седьмое
Входят Джек Пудинг и барабанщик в сопровождении толпы. Джек Пудинг. Спешим довести до сведения всех дам и господ и прочего люда, что нынче вечером в Королевском театре Друри-Лейн состоится премьера кукольного представления под названием «Столичные потехи». Вам покажут спектакль о делах при дворе государыни нашей Ахинеи с превеликим множеством песен, танцев и различных дивертисментов, а также вы услышите разные смешные и занимательные шутки, кои сочинили Некто и Никто. Еще перед вами появятся Панч и жена его Джоан, в исполнении артистов шести футов ростом [45]. Боже, спаси короля! Барабанная дробь.
Явление восьмое
Встречаются Лаклесс и Уитмор; в руках у второго газета. Уитмор. Ба, Лаклесс! Как я рад нашей встрече. А ну-ка, потрудись заглянуть в этот листок – ручаюсь, ты потеряешь всякую охоту к сочинительству. Лаклесс. А что это? Ах, объявление о моем спектакле! Уитмор. О твоем? Лаклесс. Ну да. Я воспользовался твоим утренним советом. Уитмор. О чем ты, я в толк не возьму. Лаклесс. Так вот. Недавно я отдал эту свою пьесу в один театр, где ее стали репетировать. Актеры отлично справлялись с ролями, но мы повздорили из-за пустяков, и я начал подумывать, не забрать ли ее. А когда еще Марплей отверг мою трагедию, я в сердцах начал переговоры с другим театром, и сегодня у них играют премьеру. Уитмор. Что ж, желаю удачи. Лаклесс. Но куда ты идешь? Уитмор. Куда угодно, лишь бы не слышать, как тебя освистают! Впрочем, мне, наверно, следовало бы пойти с тобой, чтобы быть свидетелем твоего провала. Лаклесс. Сделай милость, не оставляй меня в этот трудный час. Обещаю тебе: если меня постигнет неудача, я больше не возьмусь за перо. Уитмор. На таком условии я согласен. Но если на тебя обрушится возмущение толпы, я, как человек светский, буду свистать вместе со всеми. Лаклесс. Нет, так не поступит человек, совершивший нынче утром столь несветский, столь великодушный поступок!… Уитмор. Тогда, может, в благодарность ты не станешь напоминать мне об этом. Итак, я иду в партер. Лаклесс. А я – за кулисы. Уитмор уходит.
Явление девятое
Лаклесс, Xэрриет. Лаклесс. Ты, милочка Хэрриет?! Харриет. Я шла в театр, чтобы разыскать вас. Я напугана до смерти. Когда я уходила, матушка моя разговаривала перед домом с каким-то странным человеком, который справлялся о вас. У него такой диковинный вид, что вокруг собралась толпа. Одежда на нем, какой я отродясь не видывала, а разговор все про королей, про Бантам [46] и прочие разные чудеса. Лаклесс. Кто же это, черт возьми?! Хэрриет. Небось кто-нибудь из ваших старых знакомых – судебный пристав, к примеру: вырядился этак, а в кармане, уж будьте покойны, ордер на арест. Лаклесс. Ты роль свою хорошо помнишь? Xэрриет. Помнила, пока этот тип не вышиб все у меня из головы. Боязно мне, что плохо сыграю. Лаклесс. Это почему же? Xэрриет. Да растеряюсь я непременно, особливо как начнут свистать. Лаклесс. Ты же будешь в маске – так чего смущаться? А свистков тебе бояться нечего. Публика всегда благожелательна к молодым дебютанткам. Но – тсс! Сюда спешит твоя матушка – кажется, она нас видела. Прощай, милочка, и приходи поскорее в театр. (Уходит.)
Явление десятое
Xэрриет и миссис Манивуд. Xэрриет. Хорошо бы мне куда-нибудь скрыться, а то ведь она такой поднимет трезвон! Миссис Манивуд. Так, распрекрасно! И все-то они вместе, и все-то они милуются! Вот он как шмыгнул в сторону, точно последний ворюга! И хорошо, что ушел, а то я б ему такое сказала!… Друг там один его у меня сидит – ждет его не дождется, и очень мне охота их вместе свести. Xэрриет. Да неужто у вас хватит жестокости?! Миссис Манивуд. Я – так жестокая!… А ты бы все хныкала да ныла, дуреха! Видать, нет в тебе ни капельки моей крови, бесстыдница ты такая! Значит, втюрилась, да? Харриет. А разве это какое преступление, маменька? Миссис Манивуд. Преступление, милочка, да еще в придачу – глупость! Разумной-то женщине что в мужчине любо? Его деньги! А этот, не иначе, задурил тебе голову своей поэтической мутью про розы-слезы да цветочки-мотылечки! Только про то и болтают, а потом, как не могут нам заплатить, бегут из дому с нашими дочками! Признавайся: небось думаешь, с милым рай и в шалаше? Эх ты, дура-дура! Так ведь он за твою любовь рассчитается не лучше, чем со мной за квартиру, вот увидишь! Коли ты решилась на нищенскую жизнь, так чего не пошла за каким-нибудь пехотным полком? Ну да, тебе пришлось бы, чего доброго, тащить на себе ранец, а здесь и ранца нести не нужно. Там бы тебе, пожалуй, в каком-нибудь походе пришлось схоронить с десяток мужей, а поэт, он – живучий! Этот если помрет, так от голода! Харриет. Что ж, маменька, пусть я лучше умру от голода с любимым, чем буду кататься в карете шестерней с тем, кто мне постыл. А что до его чувств, то вам не посеять во мне подозрения после тех доказательств, какие он подарил мне. Миссис Манивуд. Уже подарил?! Ох, я сейчас умру! Так он уже подарил тебе доказательства любви? Xэрриет. Все, каких может требовать порядочная женщина. Миссис Манивуд. Ну, если он подарил тебе все, каких может требовать порядочная женщина, то, боюсь, это будет поболее, чем порядочной женщине позволительно принять. Что говорить, с таким завидным жильцом у меня в семье ртов-то поприбавится! Глядишь, доживу до той поры, когда на Граб-стрит у меня появится с полдюжины внуков!
Явление одиннадцатое
Миссис Манивуд, Xэрриет, Джек. Джек. Сударыня, человек, которого вы приняли за бейлифа, на деле оказался очень важной особой. При нем много драгоценностей и всяких прекрасных безделушек. Он обещал мне двадцать гиней, если я покажу ему своего хозяина, а носильщикам портшеза роздал такую уймищу денег, что впору подумать – он замыслил баллотироваться в парламент от самого от Вестминстера [47]. Миссис Манивуд. Тогда, ей-богу, и мне стоит поближе с ним познакомиться. (Джеку.) Лупи домой – слышишь? – и погляди, чтоб он не раздавал больше денег до моего возвращения. Джек убегает, за ним Миссис Манивуд. Xэрриет. Коли матушка моя пустилась в погоню за наживой, я без всякой опаски могу пуститься на поиски моего любезного. И право же, маменька, я уверена, что и на ваш вкус вторая погоня куда приятнее первой!
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Театр. Входят Лаклесс (в качестве постановщика кукольного представления) и директор театра. Лаклесс. Право, меня удивляет, что после всех трудов и расходов, какие я взял на себя, чтоб поставить у вас свою пьесу, вы предлагаете мне отказаться от этого дела. Притом сейчас, когда зрители уже собрались и вправе требовать от нас либо зрелища, либо денег. Директор театра. Поверьте, сэр, я готов выполнить все свои обязательства перед вами, но, как я слышал, кое-кто из артистов не доволен ролями и грозится покинуть меня и уйти в Хеймаркет [48] и в Гудменз-Филдз [49] или открыть еще несколько театров в разных частях Лондона. Лаклесс. Я их уже утихомирил, и, по-моему, сегодня в спектакле заняты лишь те, кому это по душе. Директор театра. Тогда, сэр, я не против. Только прошу вас, объясните, в чем содержание и замысел вашей пьесы. Я что-то никак не пойму, о чем она. Лаклесс. Ну, прежде всего, сэр, в ней показывают выборы архипоэта, иными словами, поэта-лауреата при дворе богини Ахинеи. Правда, я ввел еще множество других персонажей, непосредственно не связанных с основным действием. Дело в том, что один видный критик объяснил мне, что в изящной словесности нет одинаковых правил для всех жанров, что автор кукольного представления может позволить себе большую свободу, чем сочинитель опер, а тому разрешается больше, чем сочинителю драм. Действие у меня происходит по ту сторону Стикса [50] и все действующие лица – покойники. Директор театра. Может, хоть их не освистают, бог даст! Лаклесс. Сударь, я рассчитываю на снисходительность публики, – кстати, ей уже не терпится. Слышите, зрители стучат тростями? Итак, не будем больше мешкать – начнем! Пора, по-моему, играть увертюру. Мистер Дореми, вы заготовили новую увертюру? Дореми. Я специально сочинил ее, сэр. Лаклесс. Сыграйте, пожалуйста. (Директору.) А вас, сударь, я просил бы сесть возле меня. (Публике.) Милостивые государи, первым перед вами предстанет Полишинель [51]. Занавес раздвигается, и мы видим Панча, восседающего на высоком стуле. Панч.Лаклесс (публике). Заметьте, друзья, с какой важностью вышагивают эти люди. А сейчас, милостивые государи, появится арапка. Она спляшет вам сарабанду под аккомпанемент кастаньет. Появляется арапка, танцует, исчезает. А вот, дамы и господа, возвращается наш поэт, а с ним вместе – книготорговец Карри, состоящий нынче премьер-министром при Ахинее. Входят книготорговец и поэт. Поэт. «Это очень странно». [64] Книготорговец. И тем не менее это правда. Видели вы ее глаза? Поэт. Скажите лучше – уши! Ведь через них в нее вошла любовь. Внимая пению синьора Опера, она вообразила, что он красавец. Книготорговец. Она таяла под звуки его голоса, заметили? Поэт. Мне почудилось, будто предо мной вторая Дидона [65]. Казалось, вся ее душа сосредоточилась во взгляде, а оттуда переместилась в слух. Книготорговец. Кто бы подумал, что женщина столь великого ума, как Ахинея, может влюбиться с первого взгляда! Тридцать лет я служил ей верой и правдой на земле, печатая и продавая книги, и не догадывался о том, что она способна на такое сумасбродство. Поэт. Ах, мистер Карри, она оставалась для вас такой же загадкой, как и для всех прочих мужчин. Книготорговец. Мне ли было не знать ее? Я ведь каждый день воскурял ей фимиам на Варвик-Лейне и на Патерностер-Роу [66]. Поэт. Неужели она нынче вечером сочетается браком с синьором Опера? Книготорговец. Да, сегодня. Пожалуй, это будет самое невероятное событие в нашем загробном царстве со времен похищения Прозерпины [67]. Но довольно об этом! Что нового на земле? Поэт. Да все по-прежнему, как и при вас. Сочинители голодают, издатели жиреют. На Граб-стрит пиратов не меньше, чем в Алжире. В столице нашей театров побольше, чем в Париже, а остроумия – под стать Амстердаму. Мы повыбрали из Италии всех певцов, из Франции всех танцоров. Книготорговец. А из ада всех чернокнижников [68]. Поэт. Лорд-мэр сократил срок проведения Варфоломеевской ярмарки в Смитфилде, и теперь они решили устраивать ее круглый год без перерыва в другом конце Лондона [69]. Книготорговец. Что ж, все идет как по маслу. Но, кажется, мне пора. Если вы не против, я укажу вам дорогу, сударь. Поэт. Сударь, я следую за вами! Оба уходят. Входит Панч. Панч. Эй, скрипач!… Лаклесс. В чем дело, Панч? Панч. Знаешь, что затеяла моя жена, Джоан? Лаклесс. Понятия не имею! Панч. Уговорила трех знатных дам сесть с ней играть в карты, чтоб их черт подрал! Лаклесс. Да ну? Ха-ха-ха! Панч. Я решил уйти от нее и открыть свое дело. Лаклесс. Дело? Но у тебя же нет капитала. Панч. А я займу у кого-нибудь, а потом его облапошу – вот у меня и появятся денежки! Лаклесс. Ну, это устаревший способ, милый Панч! Панч. Ах так! Что же, я подамся в адвокаты. Тут не требуется иного капитала, кроме наглости. Лаклесс. Однако необходимо изучать законы. Иначе ты помрешь с голоду. Панч. А я пойду в судьи. Тогда у меня все законы будут в кармане и каждое мое слово будет закон! Лаклесс. Постыдись, мошенник! Панч. Ой, я придумал!… Лаклесс. Что еще? Панч. Нашел все-таки!… Редкостную профессию!… Ну, Панч, тут ты прославишься! Лаклесс. Что еще пришло в голову этому дураку? Панч. Я пойду в парламент! Лаклесс. Ха-ха-ха! Эко выдумал – у тебя же ни знаний, ни имущества. Панч. Подумаешь! Панча всякий знает – мне в Англии в любой корпорации пособят, а знания тоже можно занять. Лаклесс. Нет, дружок, так не пойдет. Подыщи что-нибудь другое, для чего ты больше пригоден. Панч. Тогда я пойду в великие люди: тут уж не надобно никаких талантов! Лаклесс. Отвяжись, наглец, ты мне надоел! А теперь, милостивые государи, появляются Некто и Никто. Они споют для вас и спляшут. Входят Некто и Никто. Некто.
Входит вестник. Вестник.
ЭПИЛОГ
Четыре поэта сидят за столом. Первый поэт.Актриса.
Эпилог к возобновленному «Авторскому фарсу», прочитанный миссис Клайв [84]
Конец
КОММЕНТАРИИ
Первая постановка была осуществлена на сцене Малого Хеймаркетского театра 30 марта 1730 г., пьеса шла во многих театрах Англии. Новый вариант пьесы, в котором автор усилил сатирическую направленность фарса, был поставлен в Друри-Лейн 15 января 1734 г. В XVIII в. прозаические пьесы нередко сопровождались прологами и эпилогами, сочиненными поэтами. Филдинг, самолично писавший все стихотворные части своих пьес, неоднократно пародировал этот обычай.[1] «Кто настолько терпим к извращениям Рима, настолько стальной, чтоб ему удержаться от гнева?» (латин.). Ювенал, Сатира I, стих 30 – 31. Пер. Д. Недовича и Ф. Петровского, «Academia», 1937. (обратно) [2] Имеется в виду Колли Сиббер (1671 – 1757), известный актер, драматург и автор собственной биографии «Оправдание жизни мистера Колли Сиббера, комедиографа» (1740). Во время написания Филдингом «Авторского фарса» Сиббер был одним из трех лиц, владевших патентом театра Друри-Лейн, и его фактическим руководителем. Деятельность Сиббера в этом качестве, особенно его репертуарная политика, вызвала резкое недовольство Филдинга. (обратно) [3] Марплей-младший – сын Колли Сиббера Теофил (1703 – 1758). В первом варианте «Авторского фарса» вместо Марплея-младшего появлялся Спаркиш. Под этим именем изображался Роберт Уилкс (1665 – 1732), еще один владелец патента Друри-Лейн. К тому времени, когда Филдинг писал вторую редакцию фарса, Уилко уже умер. (обратно) [4] В послегомеровских сказаниях перевозчик, который на челноке переправлял через Стикс души умерших. Он довозил их до врат Аида и взимал плату. (обратно) [5] Оратор. – Под именем Оратора в «Авторском фарсе» фигурирует Джон Хенли (1692-1756), баптистский проповедник, которого английские сатирики неоднократно высмеивали за склонность к саморекламе. (обратно) [6] Панч и жена его Джоан – популярные герои английского кукольного театра. Их непрекращающиеся семейные раздоры были обычной темой кукольных представлений. (обратно) [7] «Неизвестное лицо» – это сам Филдинг. (обратно) [8] В Вестминстер-холле, старинном здании в центре Лондона рядом с парламентом, с 1224 г. помещались суды высшей инстанции, один из которых ведал во времена Филдинга бракоразводными делами. Доказанная супружеская измена считалась поводом для развода. (обратно) [9] Граб-стрит и Двор друг друга палкой бьют. Граб-стрит – улица в Лондоне, на которой уже в XVII в. жили многочисленные литературные поденщики. Они добывали себе средства к существованию сочинением пасквилей, баллад, песенок. Все эти литературные поделки получили название «литературы Граб-стрита». Однако «Граб-стритом» зачастую именовали всю пишущую братию. Фраза «Граб-стрит и Двор друг друга палкой бьют», очевидно, содержит намек на одно надолго запомнившееся в литературных и театральных кругах Лондона происшествие, когда глава правительства Роберт Уолпол, услышав во время спектакля шутки актеров по своему адресу, выскочил на сцену и начал, сквернословя, с палкой гоняться за актерами. (обратно) [10] Под именем Бейза в пародийной комедии «Репетиция» (1671), написанной герцогом Бакингемским, был выведен Джон Драйден (1631 – 1700) -один из крупнейших драматургов эпохи Реставрации в Англии. Драйдену принадлежат двадцать семь пьес разных жанров; он был также теоретиком драмы и крупным поэтом, автором ряда философоко-дидактическнх поэм. Филдинг в приведенной строке словно бы берет под защиту Драйдена. (обратно) [11] Уолпол Роберт – с 1742 года граф Оксфордский (1676 – 1745) – английский политический деятель, руководитель партии вигов. С 1721 по 1742 г. возглавлял кабинет министров. Уолпол находился в постоянной войне с большей частью литературного и театрального мира Лондона и был постоянным объектом нападок в театре и на страницах печатных изданий. В 1733 г. Уолпол предпринял первую (закончившуюся неудачей) попытку провести через парламент закон о предварительной цензуре пьес; в 1735 г. он снова пытался добиться утверждения этого закона. И, наконец, в 1737 г. парламент по его настоянию принял «Закон о театральных лицензиях», заметно ограничивший свободу театра. Этот закон был, в частности, причиной того, что Филдинг перестал писать пьесы для театра. (обратно) [12] Древнегреческое предание представляло великого философа-материалиста Демокрита из Абдеры (он. 460-370 гг. до н. э.) человеком, высмеивающим людскую глупость. Демокрита называли «смеющимся философом», в отличие от другого философа-материалиста – Гераклита Эфесского (ок. 530-470 гг. до н. э.), прозванного «плачущим философом». Этой фразой Филдинг определяет свое место в английской комедиографии XVIII в. Он был противником незадолго перед тем возникшей школы сентиментально-нравоучительной комедии и продолжателем традиций сатирической комедии эпохи Реставрации (обратно) [13] Нью-Инн. – Судебные Инны – замкнутые кастовые организации юристов, которые возглавлялись самыми преуспевающими адвокатами. Нью-Инн находился в районе Друри-Лейн, неподалеку от театра. Юристы этого Инна разбирали случаи, не зафиксированные в «общем праве», исходя из приказов лорда-канцлера. (обратно) [14] Мистер Кибер – искаженная на немецкий лад фамилия Колли Сиббера. Это прозвище он получил в 1722 г. за лояльность, постоянно проявляемую по отношению к царствовавшему в Англии с 1714 г. Ганноверскому королевскому дому. Первые короли этой династии, как известно, не говорили по-английски. (обратно) [15] «Херлотрамбо» – пьеса актера и танцмейстера Сэмюела Джонсона (1691 – 1773). (обратно) [16] Крёз – последний лидийский царь из династии Мермнадов, богатство которого вошло в поговорку. В 546 г. до н. э. царство Крёза было завоевано персами. (обратно) [17] Сент-Джеймсский дворец – королевская резиденция в центре Лондона. (обратно) [18] Уичерли, Уильям (1640 – 1716) – выдающийся представитель английской комедии Реставрации. Автор пьес «Любовь в лесу» (1671), «Джентльмен – учитель танцев» (1672), «Деревенская жена» (1675), «Прямодушный» (1676). (обратно) [19] Конгрив, Уильям (1670-1729) – крупнейший драматург комедии Реставрации. Его пьесы «Старый холостяк» (1693), «Двоедушный» (1694), «Любовь за любовь» (1695), «Так поступают в свете» (1700) принадлежат к числу лучших английских комедий. (обратно) [20] О, приди, дорогой!… (итал.). (обратно) [21] В 1695 г. актеры, взбунтовавшись против владельца театра Друри-Лейн, основали собственную антрепризу на площади Линкольнз-Инн-Филдз. Впоследствии эти две труппы неоднократно сливались и снова разделялись, однако, согласно традиции, упоминая о Друри-Лейн, говорили: «владельцы патента», а о второй лондонской труппе – «актеры». (обратно) [22] Гинея – самая крупная английская денежная единица, существовавшая до последней реформы денежной системы, проведенной в 1971 г. В гинее 21 шиллинг (1 фунт + 1 шиллинг). Гонорары авторам обычно исчислялись в гинеях. 50 гиней – запрос непомерный, какой могли сделать лишь самые популярные драматурги. (обратно) [23] Фартинг – самая мелкая английская монета – 1/4 пенса. (обратно) [24] Бейлифы – судебные приставы. (обратно) [25] Стихи в этой сцене переведены Р. Померанцевой. (обратно) [26] Рынок в Лондоне, где продавались цветы, овощи и фрукты. Открыт в 1656 г. Находился на месте бывшего монастырского сада, откуда и произошло название (Convent-garden – монастырский сад). С XVII в. Ковент-Гарден – фешенебельный район Лондона. (обратно) [27] Фалернское вино – вырабатывалось в Италии в Фалернской области на склонах Массикской горы. В древности почиталось одним из лучших сортов вина и нередко воспевалось поэтами, особенно Горацием. (обратно) [28] В древнем Коринфе основу благосостояния города составляло производство художественных изделий, главным образом из бронзы. Именно они являлись важнейшей статьей коринфского экспорта. (обратно) [29] Олдермен – старший член городского самоуправления. Здесь намек на банкеты, которые устраивались в честь вступления в должность или наследования титулов. (обратно) [30] Имеется в виду книга Эдварда Биша «Искусство английской поэзии» (1702) с приложением «Словаря рифм». (обратно) [31] Горный массив в Беотии (Греция), считавшийся в древнегреческой мифологии обиталищем муз. На склонах Геликона находились источники Аганиппа и Гиппокрена (или Иппокрена), по тогдашним поверьям, дарившие людям поэтическое вдохновение. Эти слова стали нарицательными. (обратно) [32] Бейли, Натаниел (ум. 1742) – автор «Лексикона», изданного в 1721 г. Эта книга легла в основу последующих английских словарей. (обратно) [33] Маккулатур намерен выпускать словарь в качестве подписного издания, поставляя подписчикам по пять листов в неделю. Подобная практика публикации больших книг существовала в Англии еще в начале XX в. (обратно) [34] Бель, Пьер (1647 – 1706) – французский философ, протестант; эмигрировал в Голландию. В 1697 г, составил знаменитый «Словарь истории и критики», сыгравший заметную роль в подготовке Просвещения во Франции. (обратно) [35] «Сдержите смех, друзья!» (латин.). (обратно) [36] «Все побеждает любовь, и мы покоряемся ей» (латин.). (обратно) [37] «Трудно сатир не писать» (латин.). Ювенал. Сатира I, стих 22. (обратно) [38] То есть в Оксфорде или в Кембридже, старейших университетах Англии. (обратно) [39] «Опыт о природе богов» («De natura Deotum»), «Тускуланские беседы» («Tusculanae Disputiones») – философские трактаты выдающегося римского оратора и государственного деятеля Марка Туллия Цицерона (106 – 43 гг. до н. э.). Философия Цицерона не отличалась ни самостоятельностью, ни цельностью. Он был эклектиком и излагал в основном учения различных греческих школ. (обратно) [40] «Зритель» – сатирико-нравоучительный журнал Ричарда Стиля (1672 – 1729) и Джозефа Аддисона (1672 – 1719), издававшийся с марта 1711 г. по декабрь 1714-го. (обратно) [41] Старинная лондонская тюрьма; получила свое название от городских ворот в Сити; здание снесено в 1902 г. (обратно) [42] Перевод поэмы древнеримского поэта Вергилия «Энеида», сделанный Драйденом в последнее десятилетие его жизни и изданный в 1699 г., сыграл заметную роль в развитии английской литературы. (обратно) [43] Вымышленные имена, обозначающие в английской юридической литературе условных участников гражданских процессов. Здесь намек на известного издателя Эдмунда Керла (1675 – 1747), который использовал для прикрытия своей деятельности неких мистера А. Мура и миссис Е. Смит. Вероятно, именно Керл послужил прообразом Маккулатура (обратно) [44] В XVIII в. один из двух главных театров Лондона, основан в 1682 г. (другой, построенный в 1732 г., театр – Ковент-Гарден). Эти театры считались монопольными, так как имели патент на постановку любых драматических произведений. Остальные театры имели право ставить только произведения «малых форм». Этот запрет, однако, часто нарушался. (обратно) [45] Фут – приблизительно 30,5 см. Шесть футов равняются, таким образом, приблизительно 1 м 83 см. Это рост солдат гренадерских полков. Марионеток такого огромного размера, разумеется, не могло быть и в помине. Однако представления с Панчем и Джоан иногда игрались живыми актерами. Например, именно так были поставлены в театре Линкольнз-Инн-Филдз спектакли «Обманщики» (1717) и «Ревнивый доктор» (1718) (обратно) [46] Богатый султанат, возникший на западе острова Ява в XVI в. Бантам был постоянной ареной соперничества между Англией и Голландией. В качестве вассала голландской Ост-Индской компании просуществовал до начала ХIХ в. В 1813 г. был аннексирован англичанами. (обратно) [47] То есть от того самого района, на территории которого расположено здание парламента. (обратно) [48] Малый Хеймаркетский театр (в отличие от находившегося на той же улице оперного Королевского театра Хеймаркет). Построенный в 1720 г. богатым плотником Джоном Поттером, театр в течение долгого времени не имел ни труппы, ни репертуара. Первым успехом театра явилась постановка пьесы Сэмюела Джонсона «Херлотрамбо» (1729). В 1730 г. на сцене этого же театра был поставлен «Авторский фарс» Филдинга. (обратно) [49] Гудменз-Филдз – один из непривилегированных театров Лондона, в котором была поставлена комедия Филдинга «Щеголь из Темпла» (1730); открыт в 1729 г. В марте 1730 г. за постановку неугодной правительству пьесы «Король Карл I» театр был временно закрыт, на что содержится намек в кукольном представлении «Авторского фарса». (обратно) [50] Стикс – по античному мифу, река, окаймляющая Аид – царство мертвых. (обратно) [51] Полишинель – французский вариант итальянской маски Пульчинеллы из комедии дель арте. Панч в свою очередь является английским вариантом Полишинеля. (обратно) [52] Хогз-Нортон (Хокк-Нортон) – деревня в Оксфордшире, «прославившаяся» грубостью жителей и хрюканьем свиней. (обратно) [53] Мифологический фракийский певец. По наиболее распространенной версии мифа, он изобрел музыку и стихосложение, поэтому его иногда называли сыном Аполлона. Его музыка заставляла двигаться камни, укрощала диких зверей. Орфей участвовал в походе аргонавтов, причем ему удалось перепеть сирен. Чтобы вернуть свою умершую жену Эвридику, он спустился в Аид; его музыка укротила адского пса Цербера. (обратно) [54] В греческой мифологии бог богатства. Панч путает Плутоса с Плутоном – богом подземного царства. (обратно) [55] В греческой мифологии фригийский царь Тантал за свои преступления против богов был низвергнут в Аид, где стоял по горло в воде и терзался жаждой. Вода отступала, когда он пытался сделать глоток. Желая усугубить наказание («будешь стоять в воде до самого носа»), Джоан делает его, по существу, бессмысленным. (обратно) [56] То есть военные и судейские. (обратно) [57] Имеется в виду Колли Сиббер, который подвизался также и на поэтическом поприще. В 1730 г. он получил пожизненное звание «поэта-лауреата Англии». (обратно) [58] Фраза заимствована из первого варианта «Авторского фарса». Во втором варианте – логический пропуск в соответствующем месте. (обратно) [59] Объединение английских ученых, возникшее в 1645 г. В 1682-м Карлом II ему присвоено название Лондонского Королевского общества поощрения естествознания. (обратно) [60] Мудрый критский царь; после смерти, согласно мифу, сделался судьей над мертвыми – разрешал споры между тенями, налагал наказания на души преступников. У Данте в «Божественной комедии» Минос превратился в страшное чудовище, низвергающее грешников в тот или иной круг ада («Ад», песнь пятая). (обратно) [61] В английском театре начала XVIII в. шла постоянная война жанров за преимущественное внимание публики. После выхода в 1709 г. «Пасторалей» Александра Попа (1688 – 1744) Лондон был наводнен подражаниями. (обратно) [62] Намек на неправильный выговор Колли Сиббера. (обратно) [63] Джон Хенли написал четыре тома лекций против последователей Лодовика Магглтона (1609 – 1698), образовавших радикальную пуританскую секту. (обратно) [64] Цитата из пьесы Шекспира «Гамлет» (I действие, II сцена). (обратно) [65] В греческой мифологии финикийская царица, основательница Карфагена. По римским сказаниям, она покончила с собой из-за любви к Энею. (обратно) [66] Варвик-Лейн и Патерностер-Роу – улицы, примыкавшие к собору св. Павла. Книготорговцы, открывшие там свои лавки, неплохо зарабатывали на памфлетах и других дешевых изданиях. (обратно) [67] Греческая богиня земного плодородия, дочь Зевса и Деметры, Прозерпина была, согласно мифу, похищена владыкойподземного мира Аидом и увезена в его царство, где Аид заставил ее проглотить гранатовые зерна – символ нерасторжимости брака. Она получила, однако, право периодически возвращаться на землю. (обратно) [68] Итальянские певцы-гастролеры и заезжие труппы французских танцоров составляли в это время опасную конкуренцию английскому театру. В словах «А из ада всех чернокнижников» содержится намек на пантомимы типа «Некромант, или Арлекин – Доктор Фауст» (1723). (обратно) [69] Варфоломеевская ярмарка проходила ежегодно в конце августа – начале сентября с 1137 по 1855 г. – В 1691 г. срок ее проведения был сокращен с двух недель до четырех дней. Во время ярмарки давались примитивные театральные представления, вошедшие во времена Филдинга в репертуар многих театров. (обратно) [70] Кафедра пуританского проповедника часто называлась бочкой. В отличие от большинства протестантских священников, стоявших за «дешевую церковь», Хенли украшал свою кафедру золотом и бархатом. (обратно) [71] Джонсон, Бен (ок. 1573 – 1637) – выдающийся английский драматург, младший современник Шекспира. Ли, Натаниел (ок. 1653 – 1692) – один из крупнейших представителей английской трагедии эпохи Реставрации. (обратно) [72] Эрин – поэтическое наименование Ирландии. (обратно) [73] Опять намек на Колли Сиббера и его сына Теофила Сиббера. (обратно) [74] Оперный театр в Хеймаркете – построен в 1711 г. драматургом и архитектором Джоном Ванбру (1664 – 1726). Первоначально в нем играли поочередно две труппы – английская драматическая и итальянская оперная. Во времена Филдинга Королевский театр в Хеймаркете был только оперным. (обратно) [75] «Роза» – таверна в Лондоне, на Рассел-стрит в районе Ковент-Гарден. «Роза» находилась около театра Друри-Лейн; в ней нередко устраивала свои оргии тогдашняя «золотая молодежь». (обратно) [76] Брайдуэлл – исправительный дом для женщин, находившийся с 1553 по 1864 г. в лондонском районе Брайдуэлл и получивший по нему свое название. (обратно) [77] Лета – река забвения в античном Аиде (царстве мертвых). (обратно) [78] Здесь пародия на сцены узнавания из пьес Драйдена, в особенности «Соперниц» (1664). (обратно) [79] Александр. – Имеется в виду Александр Македонский (356 – 323 гг. До н. э.) – крупнейший полководец и государственный деятель древнего мира. (обратно) [80] Брентфорд – грязный городишко в графстве Миддлсекс. В пьесе Бакингема «Репетиция» (1671), которая является пародией на героические трагедии Драйдена, действие происходит в Брентфорде. За обладание этим местечком ведут борьбу два короля. Драматург Томас Дюрфей (1653 – 1723) также написал сатирическую комедию «Две королевы Брентфорда» (1721). Эта литературная ситуация обыгрывается Филдингом. (обратно) [81] Персей (греч. миф.) – сын Зевса и Данаи. Андромеда (греч. миф.) – дочь эфиопского царя Кефея и Кассиопеи. Отданная во власть морского чудовища, пожиравшего ее соотечественников, Андромеда была прикована к скале, но Персей спас ее и женился на ней. В Англии во времена Филдинга было поставлено несколько пантомим «Персей и Андромеда», на одну из которых он здесь и намекает. Премьера этой пантомимы состоялась в тот же день, что и премьера «Авторского фарса». Ее постановщик, Джон Рич, в одной из сцен играл роль собаки; соответственно у Филдинга эпилог произносит кошка. (обратно) [82] В ноябре 1726 г. некая Мэри Тофт (или Тофтс) из графства Серрей заявила, что родила выводок кроликов. В достоверность этого факта в Англии долго верили, тем более что его подтвердило несколько врачей. (обратно) [83] Здравствуй (франц.). (обратно) [84] Клайв, Китти (Кэтрин Рафир; 1711 – 1785) – знаменитая английская актриса, игравшая ведущие роли в театре Друри-Лейн. Наибольший успех имела в современных комедиях, пыталась также играть и роли трагических героинь. (обратно) [85] Олдфилд, Энн (1683 – 1730) – одна из крупнейших английских актрис XVIII в. (обратно) [86] Бут, Бартон (1681 – 1733) – английский трагический актер. (обратно) [87] Уилкс, Роберт (1665 – 1732) – известный английский актер, прославившийся в первую очередь исполнением ролей в комедиях Джорджа Фаркера и Колли Сиббера. Совместно с К. Сиббером и Б. Бутом с 1711 по 1732 г, был владельцем патента Друри-Лейн. (обратно)
Последние комментарии
7 часов 51 минут назад
18 часов 11 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 13 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 16 часов назад