Красная роса [Азат Хаматович Абдуллин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (64) »
Красная роса
НЕ ЗАБЫВАЙ МЕНЯ, СОЛНЦЕ
Каждый год, как только наступала весна, мы, деревенские мальчишки, бежали на курган в полуверсте от нашего аула. Там цвели первые подснежники. Там мы встречались с весной. Однажды на южном склоне кургана мое детское внимание привлек небольшой позеленевший камень. На нем чьей-то рукой были нацарапаны слова: «Здесь похоронен…» Дальше нельзя было разобрать — камень ушел в землю, и его разъедала вода. Помню, я спросил у матери: «Что это был за человек?» Она сказала, что это был русский джигит, работал у нас в совхозе, и говорили, будто слагал стихи, а погиб он во время паводка, еще до войны. На второй, а может, на третий год войны к нам пришла буйная весна — река вышла из берегов и затопила все окрестности. Как только она утихомирилась и вода сошла, мы, как всегда, побежали на курган за цветами. Я хотел увидеть тот камень, но его не было: река обрушила берег и вместе с ним унесла и могилу… «Вот судьба… — подумал я грустно. — Жил человек, наверное, любил, радовался, страдал. Где все это теперь? Река унесла последнее…» Шли годы. Взрослые старели, мы взрослели. Я учился уже в большом городе. И как-то, по возвращении в родной аул, сидя на кургане, куда мы прибегали в детстве, я вспомнил, подумал о той судьбе. Что это был за человек, который, как говорила мать, слагал стихи? Так из того, что видел и слышал, о чем думал, за что болел, сложилась эта повесть.I
И вот он остался один и усталым взглядом скользнул по чужой, полупустой избе с тремя маленькими оконцами, низким темным потолком, непокрытым столом, небеленой печью и убогой железной койкой на тоненьких ножках… «Приехал. Больше ехать некуда», — вздохнул он, расстегнул пальто и, как путник, остановившийся только передохнуть, подсел к окну и стал всматриваться в надвигающиеся сумерки. Невдалеке на пустыре — подобие деревенской площади — высилась старая почерневшая мечеть; ему казалось, будто она неживыми окнами глядит в свое далекое прошлое. За мечетью тянулась улица с вросшими в землю домами. Изборожденная проталинами степь и конусообразные молчаливо-угрюмые курганы вызывали тоскливую мысль, что все в мире бренно. «Жалкая мысль», — подумал он. Все, на чем бы он сейчас ни останавливал взгляд, вызывало ощущение оцепенелости. Казалось, то, что происходит здесь сегодня, не отличается от того, что было вчера, а завтра опять повторится это же самое… На небе клубились слоистые тучи. Под ними бесшумно пронеслась стая запоздалых галок. Мимо окна протрусил всадник. Мелькнула вдалеке чья-то фигура. И вновь — тишина. Его пронзило неожиданно ясное ощущение одиночества. Он почувствовал, как перехватило дыхание и к горлу подкатился комок. — Надо с кем-то повидаться, поговорить — с кем угодно, только не быть одному! — прошептал он, быстро поднялся и вышел во двор. Между тем тучи надвинулись и повисли, грозя вот-вот обрушиться на землю. «Была бы хоть Ягда — не было бы такой тоски», — едва успел он подумать, как синим пламенем вспыхнули тучи и робко, нерешительно загремел гром. А потом все кругом заблестело, небо разорвалось с оглушительным треском. И посыпались крупные капли. Они погнали его обратно в дом. За окном шумно хлынул обложной дождь, и сразу потемнело. Он скинул задубевшие сапоги, разделся и улегся на койку. А дождь шумел по крыше, плескался, стучал в окна. Вскоре он застучал по полу: крыша и потолок недолго сдерживали ливневый натиск. Капли перестукивались по углам и еще больше нагнетали в нем чувство затерянности, одинокости. Память из недосягаемой теперь дали стала воскрешать образы, лица, видения… Он лежал здесь, но всеми своими помыслами продолжал оставаться там, в Москве. И потому, что здесь у него пока еще не было другой, новой жизни, вчерашнее, в котором он жил и которое еще не стало воспоминанием, с удивительной ясностью и отчетливостью вновь обступило его. Память вернула его к поэтическому вечеру. К тому вечеру, где он первый раз был не один, а вместе с ней. Будто сейчас, он видел зал Политехнического музея, заполненный молодежью. Она, в шелковом красном платье, с голубой лентой в косичках, смотрит на сцену. А он смотрит больше на нее, чем на сцену. По правде сказать, даже все время на нее. А на сцену только иногда, для приличия. Иногда она слегка дотрагивалась до его локтя. И он замирал, умиротворенный этой близостью. Только один раз, как ему показалось, отдалилась она от него. Это когда на сцену вышел Луговской и — стройный, широкоплечий, с углубленно-сумрачным взглядом — читал свои стихи. Она слушала его не только одобрительно — восторженно. Когда поэт ушел, она сидела притихшая, будто думала о чем-то своем… С вечера они вышли, держась за руки. Пошли по Тверской, свернули на бульвар. А потом- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (64) »
Последние комментарии
12 часов 47 минут назад
15 часов 21 минут назад
15 часов 49 минут назад
15 часов 56 минут назад
10 часов 12 минут назад
18 часов 59 минут назад