Непогребённые мертвецы. [Юрий Арди] (doc) читать онлайн



БИБЛИОТЕКА БЕЗБОЖНИКА

Юрий Арди
НЕПОГРЕБЕННЫЕ МЕРТВЕЦЫ

1 9 3 0

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МОСКВА • ЛЕНИНГРАД 







Содержание
Отход от религии - 3
Вавилов Дол - 5
«Бич» - 21
«Федоровцы» - 32
В тихой обитали - 39
Хлысты - 46
«Последний пророк» - 52
Гнезда контрреволюции - 57


---3---

ОТХОД ОТ РЕЛИГИИ

Успехи социалистического строительства, бурный рост колхозного движения и на основе этого движения практическое осуществление задачи ликвидации кулачества как класса естественно должны были вызвать повышение активности и бешеное сопротивление классового врага и его союзников — попов и сектантов.
Кулак в борьбе за свое существование прибегает к самым разнообразным и отчаянным средствам. Церковники и сектанты спешат на помощь своему союзнику. В значительной мере с помощью религии кулачество пытается вредить социалистическому строительству и влиять на отсталую часть бедноты и середняков в расчете восстановить их против колхозов и советской власти.
Кулак не хочет сдаться без боя. Поэтому он не только продолжает свою прежнюю антисоветскую агитацию, но и выступает с террористическими актами — убийствами, поджогами и т. д.
Он стремится в своих интересах использовать и все религиозные организации. Это получило исчерпывающее подтверждение во время последних судебных процессов над церковниками и сектан-
---4---
тами в связи с их контрреволюционной и эксплоататорской деятельностью.
Сегодняшний день характеризуется массовым наступлением трудящихся на антирелигиозном фронте. Уже не тысячи, а десятки и сотни тысяч рабочих и крестьян требуют закрытия церквей и всяких других молелен, передачи колоколов на нужды индустриализации. Протесты против колокольного звона, против всякой религиозной пропаганды, прокатившаяся по СССР волна массового сожжения икон, отказ рабочих типографий печатать религиозную литературу, — все это говорит за то, что происходят громадные культурные сдвиги в среде широких масс трудящихся. Отход даже пожилых рабочих и крестьян от религиозных обрядов и суеверий подтверждает факт растущей сознательности широких масс трудящихся. Массовое антирелигиозное движение явилось следствием вовлечения миллионов рабочих и крестьян в социалистическое строительство.
«Под руководством пролетариата, под его влиянием крестьянин переходит к новым формам хозяйства — обобществленного хозяйства, все большему и большему применению новой техники, освобождаясь от влияний стихийных сил природы, побеждая эти стихийные силы.
И вот эта победа над природой, над стихией имеет громадное значение в деле освобождения широких крестьянских масс от дурмана религии», —

---5---

вот что говорит в одной из своих статей т. Ярославский1, характеризуя воинствующее безбожие как подлинное движение масс.
В то же время классовый враг, как мы уже сказали, стремится использовать все средства, в том числе и религию, в своей борьбе против советской власти, против коллективизации, против социалистического строительства. Церковные организации сейчас более, чем когда-либо, играют контрреволюционную роль.
Предлагая читателю ряд очерков, построенных исключительно на фактическом материале последних крупных судебных процессов, мы хотим показать, что церковники и сектанты являются в наши дни главными действующими лицами кулацкой контрреволюции в СССР.

ВАВИЛОВ ДОЛ

Километрах в 80 от Самары, в Марьевском районе, недалеко от села Ивановки расположен Вавилов Дол, в просторечии — Авилкин овраг.
Лет двадцать назад здесь была небольшая часовня. Монахи, жившие в Авилкином овраге, поощряемые высшим духовенством, устраивали в часовне ежедневные молебны, привлекая своими рассказами население окрестных деревень. С течением времени монахи перемерли. В Авилкином ов-

---6---

раге остался только один монах — Дорофеев, ставший сторожем часовни.
Еще до революции в окрестностях ходили слухи о Вавиловом Доле как о «святом месте». Говорили, что здесь где-то под землей устроена церковь, в которой поют ангелы. Говорили о воде из вавиловского колодца и о ее свойстве исцелять всяческие болезни. Нелепые слухи, распространявшиеся ловкими монахами, находили благодарную почву среди темного и отсталого населения.
Федор Малов, богатый крестьянин из села Ивановки, крупный бахчевод, раскулаченный при советской власти, враг всех советских мероприятий, решил использовать это «святое» место в контрреволюционных целях, а также в целях своего обогащения.
В конце 1926 г. Малов по предложению председателя церковного совета ивановского прихода Ивана Сметанкина становится во главе «чудотворцев» из Авилкина оврага. Он назначается попечителем часовенки.
Вот тут-то и начинается заметное оживление деятельности членов авилкинской обители.
Ловкий «попечитель» немедленно распределил роли среди населения обители. Кондратий Молодых и Степан Турапин были определены пропагандистами этого своеобразного монастыря. Игуменьей и «исцелительницей болящих» стала прозорливая старица — мать Евгения Афанасьева.
Разговоры и толки о восстановленной часовне Авилкина оврага, усердно раздуваемые вавиловца-
---7---
ми, сделали свое дело. Окрестные крестьяне начали вновь посещать «святую» обитель.
«Лечебные» методы старицы Евгении часто принимали формы издевательства и глумления над темными людьми. Пользуясь славою «прозорливицы» среди кликушески настроенных женщин, мать Евгения доходила до наглости. Летом 1928 г. эта старица избила двух крестьянок, причем одна даже поплатилась переломом руки. При аресте у старицы нашли два пузырька, наполненные каким-то порошком. Судебно-медицинская экспертиза установила, что в одном был цианистый калий, а в другом —мышьяк.
Проделками авилкинских «чудотворцев» заинтересовалось и местное духовенство, также решившее извлечь из этого кой-какую прибыль. И вот Вавилов Дол начинают посещать попы ивановской церкви — Журавлев, Белов и Пряхин. В праздничные дни к часовне стекалось много народа. Ловкие «пастыри» устраивали торжественные молебствия.
Выступая с проповедями о скором «конце мира», о приходе антихриста, «связанного» из тысячу божьих лет, а ныне «развязавшегося» и сошедшего на землю в образе безбожников и большевиков, — Малов совершал прямую контрреволюционную работу. Используя религиозный фанатизм богомольцев, он восстанавливал их против мероприятий советской власти, как мероприятий «сатанинских» и «противобожьих».
Крестьяне, приходившие послушать «слово божие», обрабатывались Маловым так, как ему это было нужно.

---8---

Контрреволюционная агитация Малова, прикрытая «чудесами» изуверов — Кондратия Молодых и К°, прикрытая епитрахилью местных попов, явно вредила осуществлению мероприятий советской власти в этих районах (кооперация, сбор семенного фонда, хлебозаготовки и т. д.).
Характерно то, что до ликвидации Вавилова Дола наиболее отсталыми в культурном и политическом отношениях были районы, расположенные вблизи «святой обители». В соседних селах Ивановке и Чернаве — не было даже простейших форм коллективизации и кооперирования крестьянского населения. Несомненно, что это являлось результатом деятельности кучки «вавиловцев» во главе с кулаком Маловым.
Вокруг имени Федора Малова и его сподвижников росли лживые легенды. Усердно распространялась слава об исцеляющих старицах Авилкинского оврага. Наиболее отсталых крестьян и крестьянок пытались убедить в том, что в лице советской в власти явился антихрист: что скоро появится дракон, который пожрет всех безбожников.
•
На Николу вешнего Вавилов Дол наполнялся богомольцами.
Им предлагали ряд чудес и исцелений. Помощница Малова — прозорливая старица Евгения — путем побоев суковатыми палками «изгоняла бесов». Сам Федор Малов читал проповеди, в которых говорилось о страшном суде и кончине мира. Сте-

---9---

пан Турапин был благовестником обители. Бывший, монах Дорофеев руководил экскурсиями по «святым местам» Вавилова Дола. Кондратий Молодых — этот передвижной филиал обители — ходил по селам, устраивал моления в крестьянских избах и звал верующих в царствие небесное, с пересадкой опять-таки в «чудесном» Вавиловой Доле.
В кустах Вавилова Дола, в те дни, когда сюда стекался народ, мелькали «священные» огни — карманные электрические фонарики ловких «пустынников». Служились молебны над «целительной» водой протухшего колодца. По заросшему лесом оврагу плыл звон подземных колоколен — звон чугунных сковородок, которыми умело пользовались обитатели Авилкиного оврага. В общем обитель процветала.
— Несть власти аще не от бога, — смирено говорит Малов, когда суд в упор ставит перед ним обвинение в том, что он занимался россказнями о кончине мира и уговаривал крестьян не подчиняться советской власти.
Под дождем свидетельских показаний и разоблачений Малов старается доказать, что никаких контрреволюционных проповедей он не говорил. Но, припертый к стенке, он в конце концов вынужден сознаться.
В конце допроса Федора Малова суд оглашает письмо одного из его сподвижников, бывшего монаха Афонского монастыря Дорофеева, или, как его называли в Авилкином овраге, Ивана Осиповича.
Вот что пишет «святой отец»:

«Авилкин — это святой куст; там живет отец Федор для того, чтобы карман не был пуст. Этот Федор из с. Ивановки был зажиточный кулачок, имевший хороший дом. Работать ему не охота, оставил он дом и семейство и пошел в Авилкин спасать свою душу. Вот молится, читает и поет, и ведет проповедь, якобы нынешняя власть от антихриста и сатаны.
— Ходите сюда, только здесь святое местечко. Я вот молюсь за здравие; запишитесь, — за каждое имя — рубль. И за упокой ваших сродников — цена одинаковая.
И вот отцу Федору дают деньгами, бельем и валенками».

Письмо это было результатом денежных споров, возникавших между работниками Вавилова Дола.
— Бери, что дают, — так говорил на суде Дорофеев, вспоминая дела обители.
Ему было обидно. Он был хозяином Вавилова Дола до тех пор, пока туда не пришел смекалистый кулак Малов.
Дорофеев рассказывает о том, что обитель обзавелась ловкими проповедниками, которые пошли по деревням, прославляя Вавилов Дол и его чудеса. Это были прощалыги — Степан Турапин и старик Кондратий Молодых,
В норы, вырытые по склонам Авилкина оврага, доверчивые богомольцы клали приношения для не-

---11---

существующих пустынников; эти приношения забирались старцем в собственные карманы.
Хитрый монах понял, что теперь скрывать уже нечего, и начал разоблачать деятельность своих компаньонов. Чувствуется, что он хочет отомстить им за неравный дележ доходов.
Когда заходит речь о прозорливых старицах обители, Дорофеев начинает смеяться:
— Какая мать Евгения тебе прозорливица? Баба — как баба! А что других морочила, так это действительно правда.
Дорофеев рассказывает о том, как мать Евгения изгоняла бесов. Женщину, доведенную до истерики рассказами о страшном суде и кончине мира, а по-здешнему — «бесноватую», мать Евгения раздевала, била суковатой палкой, обливала холодной водой, заставляла пить испорченное деревянное масло и воду из грязного колодца.
Дорофеев продолжает:
— Конечно после холодной воды и деревянного маслица баба обалдевала, а Евгения говорила, что бесы окончательно овладели женщиной.
Выясняется, что были случаи, когда пациентки матери Евгении сходили с ума. Самый излюбленный способ лечения от запоя и бесов у матери Евгении заключался в том, что она давала больному суковатую палку и советовала ее класть под подушку.
— Когда сучки сотрутся — значит человек очистился, — рассказывает Иван Осипович.
Суд устанавливает, что одна из таких больных — крестьянка Марья Кукушкина — после лечения ста-

---12---

рицей Евгенией окончила свои дни в самарской психиатрической больнице. И таких случаев в действительности было много.
Среди компании Малова, Дорофеева, старицы Евгении и Галкина в деятельности обители Вавилова Дола наиболее заметными фигурами были: священники Журавлев и Пряхин и председатель церковного совета с. Ивановки — Сметанкин.
Священник Журавлев пространно рассказывает суду свою биографию, усиленно упирая на свое «крестьянское» происхождение. Этот священник, бывший когда-то учителем и сменивший свою специальность на рясу из-за «материальных благ», также занимался прославлением Вавилова Дола. Живя в соседнем селе Ивановке, он служил в церкви, отделением которой была маленькая церквушка в Вавиловом Доле. Журавлев бывал частенько в «святой обители», правя там богослужения по большим праздникам.
— Свят храм, а не Авилкин овраг, — говорит поп Журавлев.
— Я служил богу и не знал ничего про чудеса Вавилова Дола. Да и вообще всякие исцеления матери Евгении и авилкинских старцев я считаю преступлением с «христианской точки зрения». Я много раз спрашивал крестьян, что их тянет в Вавилов Дол, но так и не добился ответа.
Журавлев начинает сыпать церковными текстами, стараясь как-нибудь оправдаться.
— Как верующий человек, я верю в чудо, но это не значит, что я верю в авилкины сказки. Я

---13---

верю в чудо внутреннего перерождения. Верю в исцеление больных от таинства исповеди и причащения. Про контрреволюционные проповеди Малова я ничего не знал. Хоть я и принадлежу к тихоновской церкви, но не признаю ни мощей, ни чудесных исцелений.
Отмежевывается от «чудотворцев» Вавилова Дола и Пряхин, священнослужитель одного из соседних сел.
Кряжистый, с бабьим лицом, в прошлом миссионер старообрядческих скитов Поволжья, Пряхин говорит, что он тоже ничего не знал об антисоветской деятельности старцев Вавилова Дола. Пряхин по большим праздникам приезжал в Вавилов Дол и служил там, за что получал вознаграждение от Малова. Пряхин усиленно отрицает свою причастность к дельцам обители Вавилова Дола.
— Не говорил я, что советская власть от антихриста. Антихрист — одно лицо, а советская власть — коллегиальна, — заканчивает свою речь хитрый представитель бога в обители Авилкиного оврага.
Одна из наиболее ярких и характерных фигур процесса — «благовестник» Авилкиного оврага и его чудес — старец Кондратий Молодых. Это один из наиболее заметных «героев» процесса.
— Ненормальный я. Врачи признали... — говорит Кондратий Молодых.
Большая голова, покрытая копною седых волос. Румяные щеки. Маленькие, блестящие животной похотью глаза. Молодых все время как-то странно

---14---

улыбается. Семидесятилетнему старику еще не верится, что козыри Вавилова Дола биты.
— С малых лет я богом займался. С юности по монастырям бродяжил, — говорит «старец».
И действительно биография Молодых пестрит названиями монастырей — Бузулукский, Глинский и др. Из его ответов выясняется, что в свое время Молодых водил знакомство с наиболее видными деятелями монастырского духовенства. И несмотря на это...
— Не люблю попов я, потому они на меня и наговаривают. Попы только и живут для своего кармана.
— Скажите, подсудимый, когда вы в первый раз появились в Вавиловом Доле? — спрашивает председатель суда.
— Пришел я туда лет шесть тому назад. Больно уж много говорили про Авилкин овраг. Я и пошел посмотреть, что за небесный огонь там. Говорил народ, что в Авилкином и звезды святые летают, и колокольный звон из-под земли слышен, и святая вода, и чего только нет там.
Разговорчивый «старец» рассказывает суду, как, будучи еще совсем молодым, он узнал настоящую жизнь «пастырей божьих». Он откровенно и просто заявил суду о том, что сам ни во что не верит и никаких чудес не признает.
— Сначала меня в Авилкин не пускали, потому что я открыто говорил попам, что они обманщики. Вот меня и гнали. Ходил я по деревням, проповедывал слово божие, тем и кормился.

---15--
Старец Кондратий главным образом «работал» среди темных крестьянок. Он устраивал моления, на которых сам читал акафисты, а невежественные женщины бились в истериках, кричали. Кондратий Молодых, пользуясь славой прозорливого старца, играл роль человека, который мог изгонять бесов.
— Я баб действительно люблю. Весь век с ними канителился, —откровенно говорит старец.
Ряд свидетельских показаний подтверждает это признание «святого» старца.
В 1926 г. Кондратий Молодых по приказу московского митрополита был отлучен от церкви за развратный образ жизни. Когда ивановский священник Журавлев рассказывал суду о том, что приказ об отлучении Кондратия был им опубликовал во время богослужения в церкви, Кондратий срывается со своего места и кричит:
— Да ихний митрополит еще распутнее, чем я! Тоже называется — отлучил! Поп из села Большие Глушицы за пятерку меня обратно принять хотел, да мне денег жалко стало.
Пользуясь славой святого старца, Кондратий Молодых заставлял крестьянских женщин ходить с ним в баню, мыть его и пить стекающую с него воду, говоря, что она целебна. На общих молениях старец поил и брызгал молящихся водой, в которой он мыл свой большой медный крест. Заставлял женщин целовать ему ноги.
Кондратий неохотно разоблачает себя. И только

---16---

перекрестный допрос, показания свидетелей вскрывают деятельность «старца».
Крестьянка Горно-шишканского поселка Прасковья Шубина, впоследствии ставшая убийцей беднячки Нещадиной, побывав со старцем в бане, бегала по соседним избам и кричала:
— Сила святого старца вошла в меня!
Второй благовестник Вавилова Дола — Степан Tурапин. Это — маленький, тощий человек. Черная борода и усы закрывают почти все лицо. Внешность преступника.
Биография Турапина мало чем отличается от биографии Кондратия Молодых. То же шатание по монастырям, спекуляция евангельскими цитатами, проповеди о кончине мира.
Степан Турапин ходил по соседним селам проповедывал слово божие и устраивал массовые моления.
Как средство от бесов Степан Турапин раздавал лук и хлеб. Когда женщины съедали его, с ними делались истерики.
— Дал он мне луку и кусок сухого хлеба, посыпал на хлеб что-то... Я побоялась отказаться и съела его тут же. Вот меня и начало ломать. И так ломало три дня, — рассказывает подсудимая Шубина.
— Не признаю себя виновным. Ничего не помню, — говорит Турапин.
— Из писания ничего не знаю. Про антихриста ничего не говорил. Про вавиловские чудеса ничего не слышал и даже во сне не видал.

---17---

Степан Турапин — ярко выраженный авантюрист от религии. Даже здесь, па суде, перед лицом десятков разоблачающих показаний, Турапин нагло все отрицает и ни в чем не сознается.
— Убрать их от нас надо. Надоели больно!
— Гнездо они у нас свили. Житья от них не стало! — говорят свидетели.
— Шайка одна была.
Во время показания свидетеля Беликова выясняется, что в зале суда находится еще один из агитпропщиков «святой» вавиловской обители. Суд приглашает этого человека в качестве свидетеля по делу вавиловцев. После ходатайства прокурора начинается допрос вновь открытого вавиловца. При обыске «божьего» страдника, назвавшегося Нестеровым, были обнаружены вырезки из местных газет по делу Вавилова Дола, несколько флаконов деревянного масла, кольца с надписями из евангелия, записи каких-то лечебных рецептов и т. п.
На вопрос, чем занимается гр. Нестеров, или, как его называли, «старец Ефим», последовал ответ:
— От скорбей хожу. Слово божье проповедую. А зачем хожу — тайна великая. Одни христос наш утешитель, а мы его апостолы. Кондратия, Степана и батюшку Пряхина знаю. Больше ничего не скажу. Пришли мы во тьму. Время антихристово приблизилось. Против нас, праведников, идут. Недаром в писании сказано: кто не будет поклоняться

---18---

образу зверя, того убивать будут. И попы тоже никуда стали, живут только ради маммоны.
Когда священник Пряхин «возмущенно» заявляет суду о том, что он никогда не видел отца Ефима и ничего не слышал о нем, Нестеров с упреком бросает:
— Таишься, свою шкуру спасаешь. Если стремишься к богу, так не бойся, говори правду.
На одно из последних заседаний суда была доставлена под конвоем вавиловская «прозорливая» старица Евгения Афанасьева.
— Лечили ли вы богомольцев Вавилова Дола палками? — спрашивает председательствующий.
— Зря! Зря! Наговаривают на меня! — громко и дерзко кричит старуха.
К «старице» Евгении приходили женщины, прося отпустить им грехи или исцелить от разных болезней. «Старица» заставляла их ложиться на землю, молиться, а сама в это время била их палками.
Вот что говорит свидетель Говоров, крестьянин деревни Щигры:
— Прошлой весной шел я с сыном с гумна. Около амбара я увидел укрывшихся от дождя четырех женщин с котомками. Сразу было видно, что они идут из Вавилова Дола. Подошел к ним и спрашиваю: «Из Авилкиного, что ли, идете?» — «По обещанию, молиться ходили», — ответили богомолки. Одна из них рассказала, как она просила у матери Евгении благословления и отпущения грехов, а та била ее палкой. Богомолка показала

---19---

мне руку, на которой выше локтя был широкий черный рубец от удара.
В конце концов подсудимая призвалась, что она действительно лечила обращавшихся к ней больных и пьяниц путем раздачи им суковатых палок и кусочков пирога, которые, по её утверждению, обладали целебной силой.
Свидетель Беликов рассказывает и про другие фокусы. Выясняется, что «прозорливица» занималась пророчествами с помощью своей сообщницы Сизовой, которая предварительно принимала богомолок и выпытывала от них необходимые сведения.
Мать Евгения занималась и лечением травами. Свидетельница крестьянка Страхова говорит:
— Ездила я со своим сыном к матери Евгении, припадками он болел. Она что-то читала над ним и давала ему пить настойку из каких-то трав. Сыну от этого еще хуже стало и вскоре он умер.
14 июля 1928 г. в поселок Горно-Шишканск явился старец Кондратий и остановился в доме крестьянки Шубиной. В этот вечер здесь собралось много народа. Кондратий стал читать акафисты. Началось общее моление. Старцу целовали руки, ноги и лапти. Молились, кричали. Старец Кондратий говорил, что нужно приготовиться к очищению грехов перед скорой «кончиной мира». На утро старец, собрав «пожертвования», ушел из поселка. Вот тогда-то «богородица» Шубина неожиданно и объявила о том, что она будет раздавать свое имущество, чтобы окончательно очиститься от грехов.

---20---

— Святой дух сошел на меня! — кричала «богородица» Шубина, бегая по поселку.
Часам к 11 утра к дому Шубиной подошли четыре женщины, среди которых была и Макрида Нещадина.
Старуха Нещадина, узнав о «сошествии святого духа» на горно-шишканскую «богородицу», решила покаяться и попросить у нее отпущения грехов...
«Богородица» поставила Нещадину на колени перед иконой, крича, что она колдунья. После этого Шубина взяла грудного ребенка крестьянки Дарьи Гниломедовой, раздела его и вышла на улицу, где по её приказанию на земле уже лежала старуха Нещадина.
На улице «богородица» подошла к Нещадиной, поднесла ребенка к ее рту, крича:
— Пей слюни! Глотай слюни! Глотай бесов! — и заставила «кающуюся» старуху высасывать слюни изо рта ребенка.
Вот что рассказывал суду муж «богородицы» Шубиной:
— После этого я стал ногой на одну руку Нещадиной, а жена — на другую. Дарья Гниломедова, растопырив ноги, встала над лицом старухи и начала ей в рот испускать мочу. А Нещадина эту мочу пила по приказанию моей жены, говорившей, что это очистит ее от бесов.
...Потом Шубина взяла ребенка Гниломедовой и стала бить его лицом по лицу старухи; когда же старуха начала сопротивляться, то ее били медным крестом по лицу, причем один из ударов был так

---21---

силён, что из рассеченного лба старухи полилась кровь. Неожиданно моя жена раздела всех присутствующих детей и заставила их прутьями и палками бить Нещадину. Потом Шубина сняла с себя всю одежду и голой легла на полумертвую старуху.
Так свершилось неслыханное, дикое преступление, подготовленное «чудесной» деятельностью Вавилова Дола и его «благовестников» — изуверов Кондратия Молодых и Степана Турапина.
Такова история Вавилова Дола.
Рабоче-крестьянский суд вскрыл истинную роль этого контрреволюционного гнезда, действующего под фирмой «святой обители».

«БИЧ»

Ясный морозный день.
Через белое поле со станции Вырицы тянется черная длинная вереница людей. Большинство — пожилые женщины. Кое-где мелькают молодые лица. Все торопятся. Изредка перебрасываются отдельными, подчас непонятными фразами.
Поселок, где расположилась «коммуна» Чурикова, начинается чистыми избушками.
Хороший барский дом. Наверху — затейливый балкон с железной решеткой. На решетке краснеет огромная пятиконечная звезда, осыпанная электрическими лампочками. На звезде — исключи-

---22---

тельная по своему смыслу надпись — «БИЧ». Оказывается, это сокращенное — «Братец Иванушка Чуриков».
Вырицкий «чудотворец» во всем старается придать своей «коммуне» советский облик. В ней есть и «совет», есть и председатель, формы общественности как будто налицо. И вместе с тем «братец» говорит:
— Коммуна — это я.
Фактически «коммуной» управляет сам Чуриков. Здесь в особом почете и рукоприкладство: частенько хозяин бьет своих «сестриц» и «братьев».
Входя в чуриковскую коммуну со всем своим имуществом, уходят из нее в большинстве случаев бедняками.
Работают в «коммуне» с четырех часов утра до поздней ночи. Никаких зарплат никто не получает. Все работают в своем платье. Об отдыхе здесь только мечтают.
Стоит сказать и о питании чуриковских батраков. Из 5 килограммов муки «братец» ухитряется выпекать 30 килограммов хлеба, прибавляя в тесто картофельные очистки и отруби.
— Я — как христос. Пятью хлебами пять тысяч человек насыщаю. Поститесь... Пост поможет вам уйти от порока.
У калитки дома Чурикова стоит дородная женщина. Это — часовой. «Сестра» Мария — верный страж покоев дорогого «братца». Она не впустит в дом лишнего, чужого человека. Вообще здесь чувствуется дисциплина, жесткая, самодержавная.

---23---

Около дома Чурикова гудит очередь. У калитки снуют «сестрицы» — Кати, Мани, Верочки; все они чисто одеты. Это — из «свиты» старца.
В просторных комнатах «апостолов» братца на самом видном месте — большой, почти во весь рост, портрет самого Чурикова. В руках у него — крест и евангелие.
— Небось замерзли? Пожалуйте чай кушать. Простите, уж с чем бог послал. Вот вареньице — клюква, тоже наша, коммунская. Не взыщите... Садитесь, братья, — приглашает хозяин.
Гости усаживаются за большой стол, накрытый суровой скатертью. На столе — несколько вазочек с вареньем. На больших блюдах — горы белого хлеба. Пьют чай. Изредка перебрасываются словами. Женщины стоят поодаль. У дверей притаились забитые на вид дети. Пахнет старой Русью. Может быть даже жестоким Домостроем.
— У нас на заводе сегодня несколько человек больными оказались, чтобы к братцу на именины приехать. А то грех бы тяжкий был! Я сказал, что мне нужно за дровами ехать, — ну фабком и отпустил! — хвастливо заявляет мужчина, мигая маленькими хитрыми глазами, в которых черными бусинками горят странно суженные зрачки.
Еще в прошлом году на заводе «Красный треугольник» насчитывалось около двадцати чуриковцев. Наиболее активным чуриковцем на этом заводе был водопроводчик Темков, старательно выполнявший задания своего учителя. Но за последнее время с оживлением местной ячейки Союза

---24---

воинствующих безбожников чуриковцы значительно затихли. В рабочей массе они авторитетом уже не пользуются.
Сокращение работы чуриковцов наблюдается и на других заводах Ленинграда. На ниточно-прядильной фабрике им. Степана Халтурина чуриковцы, работавшие среди женщин, сейчас также не пользуются никаким успехом. Несомненно, что рост безбожных ячеек на заводах Ленинграда, массовое вовлечение рабочих и работниц в антирелигиозную работу значительно подорвали, агитацию чуриковцев и других сектантов.
— Братья, кто же почитает евангелие? Времени еще хватит, — спросил молодой человек, допивая четвертую чашку чая.
— Пусть дети услышат слово христово. Коля, ну-ка! — строго скомандовал хозяин благочестивого дома.
От стены, где висел портрет старца, отошел белокурый мальчуган лет двенадцати. Он сел за стол, послушно взял книгу в желтом потертом переплете и деревянным голосом начал чтение. Люди сидели тихо. Изредка кое-кто шептал:
— Да, правильно... Вот и наш «дорогой» так говорит.
Чтение кончилось. Скоро молитвенное собрание. Начинают одеваться.
— Вот вы мне скажите: где это, в какой семье четыре невестки в одном доме ужиться смогут? А у нас уживаются! Все наш «дорогой» делает. Слава тебе, дорогой, что свет христов нам от-

---25---

крыл! - говорит один из членов чуриковской коммуны.
Около двери молча стоят эти четыре невестки. Кажется, что им хочется что-то сказать по этому поводу. Но... закон здесь суров. Мужчина — муж — вершит судьбу женщины — жены или дочери.
«Так велит братец», значит — так надо, так велит христос.
В большом зале толпится публика. Мужчины стоят по правой стороне, женщины — по левой.
Жужжит электрический вентилятор. На стенах, выкрашенных голубой масляной красной, — евангельские плакаты. Витрина с фотографиями летних сельскохозяйственных работ «коммуны». Фанерный щит, на котором сохнут пучки ржаных колосьев от урожая прошлых годов.
В углу зала — несколько икон в золоченых, аляповатых рамах, обвитых гирляндами из бумажных цветов. Около них внизу груды костылей. На каждом — записка: такой-то тогда-то исцелен «братцем».
Посреди зала небольшая кафедра. Над ней портрет «братца» в молодости. Перед самой кафедрой с потолка спускается зеленый абажур с электрической лампой и... микрофон радио. Оказывается, что на дворе стоит большой громкоговоритель, который передает проповедь «братца» для тех, кто не смог вместиться в молитвенном зале.
В простенке между окон — два портрета. Один Чурикова в украшенной цветами и электрическими

---26---

лампочками раме. Другой — Ленина, в черной раме с красными лентами.
— Я за советскую власть! — надрываясь кричит пронырливый старец. — И Ленина вот, как видите, признаю. Даже портрет его в молитвенном зале повесил!
Снуют апостолы. Устанавливают порядок. У большинства мужчин в петлицах значки с изображением братца.
Народу прибавляется. Становится, жарко. Трудно дышать. Тесно.
Около икон в углу — хор из девушек, одетых в яркие платья.
В толпе — благоговейный шепот. Чувствуется напряженное нетерпение.
Вдруг среди девушек появляется сам Чуриков. Он медленно проходит к кафедре. Толпа молчит. Тишина.
Самодовольное лицо старца обрамлено небольшой седой бородой. Маленькие, хитрые, пронизывающие глазки. Дерзкий взгляд сквозь стекла пенсне в золотой оправе. Какой-то странный ярко красный бархатный балахон.
Толпа кричит:
— Здравствуй, дорогой братец!
«Братец» резко взмахивает рукой, и зал поет «Отче наш»; потом — «Царю небесный».
Опять тишина. Толпа насторожилась. Ждут снова.
Начинается длинная, нудная проповедь. Какой-то дикий, непонятный набор покаянных слов. Иско-

---27---

верканные евангельские изречения усиленно подделываются под советскую власть.
В проповеди «братца» Чурикова нет никакого смысла. Запутанный набор слов, иногда без всякой связи. «Братец» знает, чем можно взять темного, невежественного человека — опустившегося пьяницу или истеричку. Он вовремя умеет перебить свою речь мало понятными выкриками, взмахнуть рукой и начать пение монотонного псалма. Всё время «братец» наблюдает за толпой, в которой «апостолы» создают нужное настроение.
В хитро сплетенной проповеди, уснащенной «страшными» евангельскими словами, сквозит беззастенчивая ругань советской власти и превозносятся выдуманные подвиги самого «братца».
Взвинченная толпа бессознательно подхватывает псалмы, запеваемые самим «братцем».
Каждый ждет, что «братец» вот-вот скажет что-нибудь, касающееся его самого. И «братец» действительно говорит. Пьяницы слышат о водке и разгуле. Вольные — о болезнях. Чуриков обыкновенно говорит около полутора часа подряд.
Напряжение слушателей растет. В конце концов нервы людей не выдерживают. В рядах женщин начинаются всхлипывания. Тяжелые вздохи. Плач, сначала сдержанный, переходит в громкие рыдания.
— Иисус христос спасет нас! — кричит «братец», широко размахивая руками.
Он перегнулся через кафедру. Его голова — над головами толпы. Маленькие глазки исступленно

---28---

сверкают. Резким движением он снимает с носа пенсне и машет рукой.
Люди, сбившиеся в тесную разгоряченную кучу, окончательно обезумели. Они кричат:
— Ты нас спасешь, дорогой братец!
И опять истерические вопли кликуш. И опять упрямая речь «братца», который, кажется, доведет толпу до исступления, до жуткого звериного рева.
Среди мужских рядов тоже начинаются редкие всхлипывания, нервный судорожный кашель, сдавленный горечью слез.
— Христос учил нас прощать зло нашим братьям. Христос приходит к нам через святых отцов! — разливается Чуриков.
Зад гудит:
— И через тебя, дорогой братец!
Длинная проповедь окончена. Вспотевший, покрасневший от жары и натуги Чуриков сходит с кафедры.
Скоро начнется общая трапеза. Узелки, которые притащили чуриковские поклонники, уже на кухне.
За длинными узкими столами расселись десятки людей; женщины отдельно от мужчин. В середине трапезы откуда-то сверху в сопровождении приближенных «сестриц» спускается сам Чуриков. Тот же пронизывающий взгляд. «Братец» тщательно наблюдает за своим столом. Несколько отрывистых резких фраз:

---29---

— Слушай, Манечка: слухи ходят, что светские книги читаешь? — Чуриков погрозил пальцем: — Кто читает романы, у того пустые карманы. Смотри, Майя! Лучше за святые книги возьмись. Кто читает евангельчик, тот будет ангельчик.
Общая трапеза заканчивается опять-таки пением монотонно унылых псалмов. Публика собирается к последнему поезду, идущему в Ленинград.
В передней, где все пальто и шубы свалены к одну кучу — давка. Кое-кто в уголках опустевшего зала шепчется с приближенными «братца». Многие сегодня остаются ночевать в «коммуне». Сестра-секретарша собирает записки с вопросами, задаваемыми вырицкому «чудотворцу». Сотни просьб об исцелении от всяческих болезней, пьянства, от курения. Оказывается, лично Чуриков никого не принимает. На все вопросы отвечает безграмотными записками.
— Завтра утром братец будет ванну принимать, поэтому с ответами придется подождать до обеда, — торжественно заявляет «делопроизводительница».
Постоянные приношения поклонников и поклонниц очень устраивают пронырливого Иванушку Чурикова. В узелках чуриковцев — закуски, печенья и даже деньги.
Приношения превышают нужное количество. Но Чуриков, в котором еще не умерли коммерческие наклонности, ловко расправляется с излишками. Часть продовольствия «братцем» распродается по удвоенной и даже утроенной цене. Покупают

---30---

охотно: то, что побывало у благочестивого старца, стало святым. Таким образом обыкновенные яйца или голландский сыр оказываются целебными.
Чуриковские «коммунары» и «апостолы» умело распространяют влияние своего наставника. На этом они зарабатывают довольно большие деньги, дающие им возможность безбедно жить в просторных домах, пахнующих копотью неугасимых лампад.
Чуриков в своей «коммуне» самодержавен. Он делает все, что хочет. «Коммунары» не имеют права нигде бывать без разрешения и благословения «братца». Каждая попытка «коммунаров» и их детей приобщиться к общественной жизни окружающих их деревень в корне заглушается старцем.
Чуриков и его «апостолы» умеют влиять на темных крестьян соседних деревень. Длинные рассказы о благополучном житье в «коммуне» иногда достигали цели. Красивая внешность молитвенных зал, трактор, который купил «братец», обещание рая не только небесного, но и земного, подкупали неопытного крестьянина, и он шел в «коммуну». А через несколько месяцев уходил оттуда бедняком.
Детям чуриковской коммуны строго запрещено посещать советские школы. Чуриковские последователи оторваны от нашей общественности.
Социальная сущность чуриковсного «учения» основывается главным образом на проповедывании новой, лучшей жизни, которая может быть создана

---31---

только одной трезвостью и верой в евангельские сказки.
Однако за медоточивыми речами «братца» Чурикова и его «апостолов» скрываются темные стороны быта угнетенных «коммунаров» и остальных последователей липового «коммунизма». В коммуне «БИЧ» процветает дикий произвол. Мужчина здесь безусловно является поработителем женщины. Недаром сам Чуриков говорит в своих нравоучительных прибаутках:
— Люби жену, как душу, — тряси ее, как грушу.
Этим «братец» старается оправдать издевательства над женщинами и девушками, работающими в коммуне.
— Никогда бабы не будут иметь власти надо мной.
Своих коммунарок «братец» не называет иначе, как «бабами».
— Женщиной была только матерь божья, — увертливо оправдывает свою грубость благочестивый старец.
Каторжный труд, царящий в коммуне, поистине является бичом изможденных физически и духовно батраков.
Теперь «коммуна» Чурикова ликвидирована. На ее месте вырос большой показательный совхоз.
Соседние крестьяне освободились от влияния ловкого «братца во христе» и его «апостолов».
Забитые, полуголодные «коммунары», беззастенчиво эксплоатируемые Чуриковым, наконец вырвались из цепких лап вырицкого «чудотворца».

---32---
«ФЕДОРОВЦЫ»2

Осенью прошлого года в слободе Новый Лиман и с. Новая Калитва Центрально-черноземной области органами ОГПУ быта раскрыта контрреволюционная организация, работавшая под видом религиозной секты. Последователи этой секты называли себя «федоровцами» или «крестоносцами».
Еще в 1920—1921 гг. этот район являлся центром группы известного бандита Колесникова, не раз выступавшего против советской власти. В состав его банды входили новокалитвенские помещики, бывшие жандармы, полицейские. Не обошлось дело и без местных чернорясников.
После разгрома банды остатки ее явились основным руководящим ядром секты «федоровцев». Они продолжали борьбу с советской властью под маской религиозного благочестия и святости.
Во главе этой «святой» банды стояли: Пархоменко Дмитрий — один из главарей колесниковщины, крупный кулак, имевший несколько сот гектаров земли; Дорошенко Федор — тоже кулак и бывший бандит; Аторкин — торговец, бывший крупный помещик; Тоцкий Т.И.; Тущенко И. — бывший стражник; Пархоменко Андрей; Лосевский Г. Почти все они были видными участниками колесниковской банды.
У «федоровцев» была крепкая организация. Была

---33---

внутренняя жесткая дисциплина. Для отличия организация обязала своих членов носить установленную форму, — одежды «федоровцев» расшивались белыми крестами. Такими же знаками отмечались и дома сектантов.
Как и все сектанты, «крестоносцы» усиленно распространяли мнение, что советская власть от антихриста и все мероприятия партии и советов направлены только против христиан.
«Федоровцы» запрещали своим членам вступать в кооперативные организации, детям строго-настрого запрещено было посещать советские школы.
Под видом своих религиозных законов «федоровцы» вели ожесточенную агитацию против государственных займов, хлебозаготовок, колхозного движения, самообложения и т. п.
И когда в округе шла работа по хлебозаготовкам, «крестоносцы» призывали:
— Ни одного пуда хлеба на ссыпные пункты. Это — лучшее средство для того, чтобы погибли сыны антихриста.
На судебном процессе «федоровцев» достаточно ясно вскрылось подлинное лицо и контрреволюционная сущность секты.
Обвинительное заключение по этому делу гласит: Являясь руководителями контрреволюционной организации, федоровцы широко использовали религиозные предрассудки в целях агитации против советской власти; проповедывали монархический строй; организовали террористические акты; агитировали против школ и кооперации; срывали хлебозаготовки.

---34---

Подсудимые пытались «дурачить» суд, представляясь психически ненормальными.
У контрреволюционеров-«крестоносцев» была монархическая программа.
В качестве вещественного доказательства на суде фигурирует трехцветный флаг с крестом и надписью: «Боже, царя храни».
— Налоги платили кесарю, а самообложение отец небесный запретил, — говорили «федоровцы».
В д. Балах «федоровцы» разогнали школу. Здесь же по ночам они проводили военное обучение молодежи, агитировали против организации тракторной колонны. Когда в районе их деятельности оформились первые посевные товарищества, «федоровцы» устроили демонстрацию с пением царского гимна. В селах, изобилующих «федоровцами», устраивались званые обеды на 200—300 человек. Дома коммунистов и бедняков поджигались. Однажды таким образом сгорело 36 дворов.
Первым допрашивается руководитель организации Дмитрий (Митро) Пархоменко. На суде он прикидывается юродивым, чтобы случайно не выдать себя. На все задаваемые ему вопросы отделывается двумя-тремя бессмысленными фразами.
— Об этом знает отец мой небесный.
— Если отец небесный разрешит, — буду, отвечать.
На вопрос, сколько ему лет, отвечает:
— Четыреста пятнадцать.
Если послушать Пархоменко, то может показаться, что перед нами действительно стоит сумасшед-

---35---

ший, юродивый человек. Но вот государственный обвинитель т. Реутский неожиданно задал вопрос:
— А монархическое знамя, лежащее здесь в числе улик, тоже поднёс вашей организации отец небесный?
И Пархоменко испуганно залепетал:
— Знамя? Знамени вы у меня не нашли... И я отвечаю только за себя, а не за организацию.
Этим обвиняемый выдал себя с головой.
Вторым перед судом проходит обвиняемый Кабанский, молодой парень, бывший комсомолец, впоследствии стяжавший себе славу в качестве руководителя террористической группы «федоровцев». Кабанский приводил в исполнение приговоры секты над советскими работниками и активистами-крестьянами; через окно стрелял и ранил Тютелева, вышедшего из секты и порвавшего с «федоровцами»; беднячке Посвежинской выбил все стекла в избе и побил посуду; громил избу-читальню, во время хлебозаготовок выступал с контрреволюционной агитацией.
Обвиняемый Степан Аторкин — кулак и торговец — держит себя вызывающе, вместе с тем явно пытается симулировать сумасшествие. Для разоблачения Аторкина суду пришлось вызвать эксперта-психиатра. Аторкин, идя к судейскому столу, громко выкрикивает: «Христос воскрес, христос воскрес», и поминутна крестится. Так же, как и Пархоменко, все сваливает на «отца небесного», уверяет, что ему 457 лет, что он родился в Палестине т.п.
Затем допрашивается Петр Пархоменко — бывший

---36---

вахмистр царской армии,активнейший участник банды Колесникова, командовавший у него полком. Петр Пархоменко построил в с. Новая Калитва землянку и назвал ее «Новым Иерусалимом». Эта землянка служила «федоровцам» местом тайных собраний, происходивших всегда ночью. Здесь пели гимн «Боже, царя храни»» и гимн, сочиненный «федоровцами» — «Вся надежда и сила на князя Михаила».
По словам Петра Пархоменко, «федоровцы» усиленно ожидали прихода белых всадников во главе с князем Михаилом, которые будут уничтожать всех «не-федоровцев». «Федоровцы» распространяли рассказы о предстоящей варфоломеевской ночи, во время которой будут резать коммунистов, комсомольцев и деревенских активистов.
После вызова эксперта суд возобновил допрос Степана Аторкина, который попрежнему продолжает паясничать и креститься, выкрикивая «Христос воскрес». Но стоило прокурору показать вещественное доказательство — портрет Николая II, — как Аторкин заявил:
— Николая мы признаем. Хотя его и убили, но дух его вознесся на небо и оттуда придет во всей своей славе. А Ленина мы не признаем — он черный.
Аторкин признался в том, что вел пропаганду среди крестьян против отдачи детей в советскую школу, потому что в «советской школе не преподается слово божие».
Иван Пархоменко заявил, что он так же, как и Аторкин, агитировал против советской школы,

---37---

«потому что там не преподают слово божие». Неплатеж самообложения объясняет «религиозными убеждениями».
Свидетель Полкофин сообщил, что с развитием «фсдоровщнны» в Ново-калитвенском районе и в Новой Калитве значительно увеличилось число поджогов, причем горели преимущественно дворы советских активистов, дворы вышедших из секты или не желавших вступать в неё. За одни 1928 г. в Новой Калитве было 30 пожаров, которые происходили исключительно по праздникам, когда главари секты молились в церкви, ожидая «незримого огня».
Свидетель Резников показывает, что «федоровцы» часто устраивали массовые обеды, на которых обычно подавались два блюда. На первое подавалось сладкое, и Федор Пархоменко говорил проповедь, сравнивая сладкое блюдо с царским временем. На второе блюдо подавался лук, причем Федор Пархоменко пояснял, что лук — это горькая жизнь при советской власти. Он предлагал съесть весь лук, чтобы наступила опять хорошая жизнь.
В целях пополнения своих рядов «федоровцы» устраивали диспуты религиозного характера, массовые обеды, трапезы. В первую очередь «федоровцы» действовали через богомольных старух. Пускали слух среди верующих о том, что Дмитрий Пархоменко — святой. Среди верующих бродили «богородицы», разжигая их фанатизм. В довершение всего из землянки Дмитрия Пархоменко выскакивал человек, одетый во все белое, с гусиным
---38---

пером сзади - он изображал ангела. При помощи такого «ангела» ополоумевших верующих уводили подальше от жилья в лес, к заранее приготовленному обеду, и там агитацией, вперемежку с угрозами, призывами и посулами втягивали в секту.
Свидетель Н.П. Яковленко сообщает много интересных подробностей о нынешнем состоянии «федоровцев». По словам свидетеля, число пожаров в Калитвенском районе после изъятия федоровской головки и активных террористов резко уменьшилось.
Свидетельскими показаниями подтвердилась связь секты с заграницей — «федоровцы» получили из Америки 62 тыс. руб. и имели связь с имяславцами и другими контрреволюционными группами церковников.
Во время суда над «федоровцами» в зал явились делегации крестьянских, рабочих и красноармейских организаций, требовавшие расстрела главарей секты.
Обвинители указывали суду на гнев рабочих и крестьян, выраженный в сотнях резолюций. Эти резолюции требовали применения к классовым врагам высшей меры социальной защиты.
Шестнадцать главных обвиняемых были приговорены к расстрелу, 3 — на 10 лет со строгой изоляцией каждый и 3 оправданы. Остальные 18 обвиняемых приговорены к разным срокам заключения со строгой изоляцией.
Перед областным исполкомом возбуждено ходатайство о выселении из Центрально-черноземной области всех «федоровцев», оставшихся на местах.

---39---

В ТИХОЙ ОБИТЕЛИ

С белой колокольни ежеминутно срываются стрижи. Четкий росчерк крыльев уносит их в поле, и через минуту они снова кричат около зеленых, покрытых вековой плесенью колоколов. От стеклянной поверхности тихой Тверцы по-осеннему несет холодом. Опавшие листья медными стружками блестят в зеленой еще траве.
Тишина такая же, как и четыреста лет назад, за белой монастырской оградой. Здесь ничто не изменилось.
Калитка. Пружина не скрипит. Щеколда не заржавела — сюда ходят еще до сих пор. Просторный сад. Расчищенные дорожки. Сметенные в кучу листья. Прямо — большая белая церковь. В узком стрельчатом окне бьется золотистая искра свечи. Через открытую форточку — фальцет, нараспев читающий нудные тексты псалтыря. В большой двери звенит стекло. В церкви пусто. У «царских врат» — черный силуэт. На правом клиросе — читающая монахиня. Около колонны — еще одна. Их трое. Они с утра бьют поклоны в гулкой церкви.
За белыми флигелями, где живут монахи и монахини (первых — 12, вторых — 36), двор. Новый, пахнущий смолой, навес. Стальные пальцы конных грабель. Телеги. Брички. Горы соломы. В груде досок и бревен—маленькая модель монастыря.

---40---

— Был у нас монах один, по столярной части мастер. Он и сделал эту штуковину, — говорит «отец» Виталий.
— Эх, дело прошлое! Можно было целые годы делать эту церковку, а теперь — возись в поле, то паши, то картошку копай.
— Притесняют нас. Народ в церковь не ходит.
Скрипнули ворота. На двор въехала телега. Высокий грузный монах крякнул и стал быстро распрягать лошадь.
— Ну, как, отец-эконом, много накопали? — кинул отец Виталий.
— Спасибо матушкам, что помогли. Без них пропали бы!
Мужской монастырь изменил своим традициям. Монахи приняли выселенных из соседнего монастыря «матушек».
— Хозяйку в доме надо иметь. Кухарят они на нас. И по хозяйству тоже помощь, — говорит отец-эконом.
Здесь все свое: овощи, хлеб, овес, сено. Монастырские земли кормят братию. Около 32 га земельных угодий дают возможность жить безбедно этой «тихой обители».
— Не то видели, что теперь делается. И у нас в обители полная чаша была.
— Чего ропщешь, отец Виталий! Бога зря гневишь! Кормимся, славу богу! Правда, не то, что раньше было. Забывать нас стали. Бывало, купчишки в праздник понаедут, земский на трой-

---41---

ке прикатит, народ справный был, не голытьба теперешняя.
Компания уносится в далекие воспоминания. Вздыхают о бывших монастырских угодьях, о сытой и бездельной жизни.
— Двадцать лет в святой обители живу. Годов до 35 в миру с женой пожил, вот и думаю — довольно. Сам в монастырь ушел и жену тоже послушницей устроил. За 35 лет мирской жизни всего насмотрелся. Не где-нибудь, — в Петербурге, чай, жил.
И действительно петербургская жизнь отца Виталия пестрит десятками занятий и специальностей. Крестьянин, только что приехавший из деревни в столицу, делается дворником, потом посыльным у портного, рабочим на водочном заводе, торговцем сбитнем и баранками. И наконец — монастырь. Спокойная, беззаботная жизнь.
Монастырский «чай с молочком» живуч. Монастырские щи со сметаной освящены веками.
Еще с 1919 г. ловкие монахи с благословения патриарха начали усиленно приспосабливаться к советской действительности.
И вот на месте монастырей начинают возникать «трудовые артели» и «коммуны». Несмотря на то, что согласно уставу в артель могли вступать люди другой веры, все же святые отцы настойчиво отказывались принимать «инако верующих» в свои ряды.
За последние годы, когда появилось значительное количество таких «коммун», выяснилось на-

---42---

стоящее лицо смиренных иноков. Газетные заметки и судебные процессы вскрыли все то что делалось за монастырскими оградами.
За счет соседних деревень шла прирезка земельных угодий этим «коммунам». И все это делалось с благословения «председателей» этих артелей — бывших настоятелей и настоятельниц монастырей.
В конце концов выяснились массовые случаи фиктивности «трудовых коммун». Большинство их теперь ликвидировано.
Приводимые здесь письма вскрывают замыслы «святых отцов» при реорганизации монастырей в коммуны.

Письмо первое (июнь 1919 г.).
Письмо игумена Гавриила к временно управляющему костромскою епархией епископу Филарету, бывшему астраханскому.
Ваше преосвященство, преосвященнейший владыко, благословите! Соломинка, протянутая нам (1-й протокол Сионской канцелярии) советской властью, за которую мы ухватились, т.е. «коммуна», чтобы сохранить монастырское хозяйство от расхищения, еще не порвалась. Но почву под собой чувствуем довольно слабую, стоим точно на трясинном болоте — вот-вот сейчас провалимся. И вавилонское смешение преступности против Десятословия синайского законодательства не представляет. Но есть признаки гнева божии за наше пристрастие в земному и за уклонение от 1-го псалма св. пророка Давида и патриаршего послания к нечистоте их не прикасаться. Гнев божий обрушился на нас. Яровые посевы не дали всходов за наше противление. Ведь нас убаюкивали, что весеннее солнце разгонит туман народной скорби и печали, и весна будет весной радования, а не сетования; веселия, а

---43---

не печали. Но получилось на деле явление обратное, и радостные грезы еще более омрачились печалию, и розовое марево превратилось в ядовитый газ... Вот, уже, воистину невольно приходится жить по евангелию, довлеет дневи злоба его. Поверьте, владыко, очень и очень по временам грустно бывает, так бы, кажется, и убежал, но куда убегу от духа божия и от лица его, да очи господни на всяком месте. Пророк Иона убеже в Фарес, но желаемого не получил. Очень бы важно обмениваться мнениями и впечатлениями, но с кем и где? Все мы разъединены, и у всех вырезаны языки, и воистину, владыко, ужасно и тяжело стало жать.
Вашего преосвященства нижайший послушник грешный игумен Гавриил.

Письмо второе.
«Его преосвященству, преосвященнейшему Филарету епископу, правящему Костромскою епархиею — настоятельницы кинешемского Успенского женского монастыря, игумении Александры, покорнейшей рабы.
Долг имею донести вашему преосвященству, что имущество церкви управляемого мною монастыри по особо составленной по требованию советской власти описи числа 2 января 1919 г. сестрами передано, согласно декрета об отделении церкви от государства, под ответственность группы лиц монастырских богомольцев с фабрики И.К. Коновалова и близлежащих слободок. Подписавшие соглашение выбрали на среды совет под председательством директора фабрики А. Насекина в числе семи человек. В число образовавшегося таким образом приходского совета вошли три монахини; первые шаги приходского совета направлены к защите прав и интересов монастыря. Так имущество церкви сдано на хранение снова мне со старшими сестрами и, далее, решено ходатайствовать о возврате монастырю земли с живым и мертвым инвентарем.
Настоятельница кинешемского Успенского женского монастыря, игуменья Александра, казначея монахиня Агния, благочинная монахиня Митрофания».

---44---

Нпколо-столбинский монастырь существует до сегодняшнего дня. Не верится, но это так. До сих пор рясофорная компания непогребенных мертвецов держит под своим влиянием окрестные деревни. До сих пор из Вышнего Волочка по воскресеньям тянутся в монастырь стайки бывших «справных» людей.
Монастырские жители вполне устроены. Около 32 га земельных угодий и доходы с церкви дают возможность этой «коммуне» жить безбедно и, может быть, даже хорошо.
— В этом году, слава богу, урожай славный. Одной картошки 130 мешков накопали; ржи — 2 тыс. кг да столько же овса сняли! — истово крестясь, говорит монах.
— Скоту сена тоже на зиму хватит. Покосили нынче много. Травы хорошие были.
Братия спокойна. Семь коров, телки и три лошади будут сыты, да и самим всякого добра хватит. Намочили, насолили всякой снеди на зиму.
— Вот только без головы остались. Настоятеля нашего третьего дня арестовали. Все его покои перерыли, что-то все искали. Переписку всю взяли. И наган отняли. Что делать — ума не приложим!
Николо-столбинский монастырь никогда как артель зарегистрирован не был, хотя сами монахи и называли свой монастырь «Николо-столбинской трудовой артелью». Чернорясники мало считались с советской властью — это подтверждает следующий документ:

---45---

«1928 г., июня 20 дня, мы, нижеподписавшиеся члены Николо-столбинской трудовой артели, в числе 12 равноправных членов ее — Иерона Колосова, Сергия Семенова и др. — обсуждали предложение об избрании из состава нашей артели ответственного руководителя в ее правах, делах и обязанностях. Приняв во внимание то обстоятельство, что Иерон Колосов по своему настоящему положению является ответственным лицом как перед церковною властью, так и перед гражданскою, а также перед приходом как предстоятель прихода, единогласно постановили избрать общим руководителем нашей артели настоятеля Иерона Колосова во все время его предстоятельства».
В июне 1929 г. в Вышне-волоцкой волости происходила общая проверка земли. Вот тут-то и обнаружилось, что Николо-столбинский монастырь систематически скрывает объекты обложения земли, причем в 1929 г. было скрыто около 400 руб. Выяснился ряд преступных действий этой «святой коммуны». Липовая артель продавала излишки сельскохозяйственных продуктов на частный рынок. Кулаки соседних деревень пользовались денежными и семенными ссудами, а бедняки получали отказ в обмене зерна на семенной материал.
С 16 на 17 июня 1929 г. в бывшем монастыре произошел пожар. Сгорели скотный двор, инвентарь и сено — всего на сумму до 10 тыс. руб. На следствии гр. Колосов объяснил причину пожара следующим образом:
— Для окраски крыш варили масло в тесном деревянном строении. Присмотр отсутствовал. От воспламенившегося масла огонь перешел па строе-

---46---

ние и причинил большие убытки. Я признаю, что с моей стороны была халатность.
«Ответственный предстоятель» предстал перед советским судом. Ему было предъявлено обвинение по трем статьям: за мошенничество (лжеартель) — по части 2-й 169-й статьи; за укрытие объектов обложения — по 62-й статье и за халатное отношение к имуществу (пожар) — по 111-й статье.

ХЛЫСТЫ

Недавно в Москве охрана труда произвела обследование быта и условий работы подростков, запятых у черкизовских кустарей-хлыстов. Обследование выяснило возмутительные факты морального и экономического угнетения ребят.
В запутанных переулках Черкизова издавна живут сектанты самых разнообразных толков и воззрений. Но из них особенной известностью пользовались и пользуются хлысты.
Неорганизованность массы мелких кустарей-одиночек, низкая степень их культурности, отсутствие достаточного количества школ в районе, — все это вместе создало благоприятную почву для сектантской агитации.
До сих пор мы очень мало знали о черкизовских хлыстах. Небольшие дома-особняки, окруженные высокими заборами, почти недоступны. Даже местные жители не знают, что делается в маленьких домах—крепостях хлыстовского фанатизма.

---47---

По почину «Пионерской правды» в Черкизово был недавно организован показательный суд над группой хлыстов—эксплоататоров детей.
На скамье подсудимых оказалось несколько хлыстовских деятелей: «богородица» Осипова-Бесфамильная, «сестры» Плынина, Кузнецова, Жихарева, популярный в Черкизове хлыст Котов и др. Центральными фигурами процесса были «богородица» Осипова, Плынина и Котов.
На судебном процессе достаточно ярко были выявлены отдельные моменты быта и условий жизни в хлыстовских домах, окруженных высокими заборами.
Большинство подсудимых виновными себя не признало. Они всячески старались доказать, что у них и мысли не было об эксплоатации подростков.
«Богородица» Осипова, прикинувшись «доброй» старушкой, говорила о том, что подростки Илюхина и Свиридова жили вполне самостоятельно, что это просто были жилички, которым она сдавала комнаты.
И все-таки в процессе следствия из ряда свидетельских показаний в конце концов выяснилось, что девушки работали на «богородицу».
— Они — жилички, какое мне дело до них! — распиналась «богородица».
— И машины чулочные — тоже ихние. Я уж стара стала. Глаза не видят. Живу на шестнадцать рублей в месяц. Бедная я.
Мелкая домовладелица, зарабатывавшая только 16 руб. от сдачи комнат, платившая разные налоги, по свидетельству, обследователей, жила без-

---48---

бедно. Выясняется, что Осипова пользовалась чужим трудом и снабжала подростков сырьем для чулок.
— Девушки работали только на себя и на своих машинах, — упрямо говорит Осипова.
Свидетель Суворов, инвалид труда, рассказывает подробно суду о том, что он знает из своих двадцатилетних наблюдений над хлыстами. Суворов — черкизовский старожил.
— До них добраться трудновато. Живу с ними бок-о-бок, и то мало знаю. А что касается гражданки Осиповой, то ее все Черкизово как «богородицу» знает. Что и говорить, — на нее девчонки работали. И по хлыстовским сборищам их таскала.
Суворов подробно рассказывает о быте хлыстов-кустарей. Развертывается жуткая картина калечения подростков. Дети, живущие у хлыстов, отгорожены высокой стеной от общественной жизни. Их не пускают в школу. Держат взаперти. Изредка — выходы на рынок или к соседке-хлыстовке за нитками. С ранних лет подростков подготавливают к «подвигу», к «умерщвлению плоти». Дети забиты, морально угнетены. И как правило — полуголодное существование.
— Сытая жизнь — тяжкий грех.
И вот их кормят селедкой и картошкой. Мясо строго запрещено.
Стоит только посмотреть на изжелта-землистые, изможденные лица юных Илюхиной и Свиридовой, опущенные веки, беспокойный взгляд, и, что особенно бросается в глаза свежему человеку, — дохо-

---49---

дящая до курьеза отсталость, полня безграмотность.
Илюхина, как выяснилось, уже достаточно обработана хлыстами. Она уже посещает молитвенные собрания, носит длинные юбки.
Особенно интересен следующий факт. Из рассказов свидетелей выяснилось, что большинство подростков, главным образом девочек, поставляется хлыстам-кустарям какими-то «тетеньками» и «бабками» из далеких деревень. Большинство подростков привезено из Скопинского уезда Рязанской губернии. Очевидно есть какая-то связь между черкизовскими хлыстами и «тетеньками» из Скопинского уезда.
Подсудимая хлыстовка Плынина, также имевшая подростка Катю Молоканову, отчаянно эксплоатировала её труд. Плынина — «умная» женщина. У нее было все «в порядке». С Катей был заключен договор, ей выдавалась спецодежда. Молоканова получала только 10 руб. в месяц. При этом деньги на руки Кате не выдавались, ибо на них Плынина «одевала» девочку. Работа Кати у хлыстовки началась с того, что бабушка привезла ее погостить у доброй «святой» женщины. Катя понемногу начала помогать Плыниной мотать бумагу и в конце концов стала настоящей работницей у своей хозяйки. Для пятнадцатилетней девочки никаких рабочих норм не было. Работала она с раннего утра и до ночи.
Плынина — бой-баба. Она знает, как нужно подъ-

---50---

ехать к власти. Она — за движение вперед, она — за культуру.
— Я ей и книжечки покупала. Всякие там большевистские сказочки, —говорит Плынина.
Зал гудит от смеха. Публика не верит россказням хлыстовки.
«Девица» (как она заявила суду) хлыстовка Плынина не находит сочувствия у публики.
Подсудимый Котов упрям. Он очень разговорчив. Он даже отказался от защитника. Сам говорит длинную оправдательную речь.
— Это — моя племянница. Какая это работница? Как же можно ей деньги платить? Собственно, я ей платил. Только деньги у меня на хранении были. Я и в отпуск с ней сам хотел ехать.
Чрезвычайно характерно, что прошедшие перед судом подростки настолько запуганы и забиты своими хозяйками, что категорически отрицают и голод и эксплоатацию их. Чувствуется, что перед судом девушки были хорошо проинструктированы. Они говорят, как «по-писаному», — все одинаково.
— Я работала немного. Осипова меня любила и больше четырех часов мне работать не позволяла.
— Я и в церковь ходила и гулять тоже. Кормили меня хорошо. И мясо ела, только его в советских лавках нет, — озлобленным тоном говорит девушка.
Одна из девушек пришла на суд в ярко-красном платочке. Надо же хоть как-нибудь быть похожей на современную девушку.
Из четырех девушек, прошедших перед судом,

---51---

только одна согласилась уйти от своих хозяек. Только одна под обстрелом пионерских представителей сказала:
— Устройте меня на работу, и я буду работницей на фабрике.
Другие говорили:
— Мне у бабушки хорошо. Отстаньте от меня. Не хочу. Чего пристали?!..
Аплодисментами были встречены представители Черкизовской базы пионеров, которые рассказали суду о том, в каких условиях им пришлось делать обследование у кустарей-хлыстов. Пионеры требовали, чтобы суд наказал построже эксплоататоров детей. Оказалось, что пришедших для обследования пионеров даже не пустили в дом. Запертые калитки, злые сторожевые собаки и запрещение разговаривать с детьми «антихриста» помешали пионерам довести обследование до конца и подробно узнать о житье-бытье хлыстовских пленниц.
В связи с этим процессом представители пионер-базы Черкизова послали письмо т. Ярославскому

«Дорогой т. Ярославский!
У нас в Черкизове очень плохо обстоят дело с работой безбожников. У нас очень много сектантов, которые привлекают к себе население Черкизова и втягивают его в свою работу. Привлекают они и детей — конфетами и пр., а в то же время безбожники ведут плохую работу. Недавно у нас в Черкизове закончился показательный суд, организованный «Пионерской правдой» над сектантами — эксплоататорами детей.

---52---

Они запугивают детей рассказами о страшном суде, и ребята начинают поддаваться их убеждениям.
Мы, пионеры, считаем, что это подрывает нашу работу. Так воспитываются темные, забитые ребята. Мы просим обратить на это внимание и помочь нам поставить антирелигиозную работу.
Наш пионерский привет почетному пионеру т. Ярославскому от черкизовских пионеров.
По поручению пионеров Черкизова писали:
Кишинская, Бергер, Щербакова, Ермолова».

«ПОСЛЕДНИЙ ПРОРОК»

— Сначала Шульц заставил нас поверить в духов, а после духи заставили нас поверить в Шульца.
Вот основной метод, давший возможность «последнему пророку» создать его контрреволюционную сетку. Начав со спиритических сеансов в захолустном селе Юрине, Дмитрий Шульц закончил свою карьеру организацией «единого храма» в Москве.
И не случайно последователи Шульца — «творца» новой «универсальной религии», состряпанной из обрывков Корана, толмуда и евангелия — в большинстве были детьми мелкой буржуазии, детьми интеллигенции, искавшей «красоты и истины» в откровениях Мережковского, Ницше и Толстого. В годы революционных сквозняков, в дни социалистической стройки эта молодежь, застрявшая в щелках обывательской мистики «последнего про-

---53---

рока», решила, что истина только здесь — за столиком на спиритическом сеансе, в разнузданности пьяных оргий с цветами и в чтении нудных стихов.
По крайней мере так решили Григорий Зайцев, Николай Макаров, его сестра Нина и остальные члены группы Дмитрия Шульца.
«Большое звено» слепо верило своему учителю. Недаром тайная книга Шульца «Утешение», состоявшая из нескольких «слов», была окружена строгой конспирацией и насквозь пропитана бешеной ненавистью ко всему окружающему.
Ловкий провозвестник новой религии прежде всего начал с внешности. Таинственные собрания в темных комнатах, загробные голоса вызываемых духов, торжественные «посидки» или «хваления», бесконечные разговоры о вечной красоте привлекли сюда молодежь, жившую вчерашним днем и вчерашними традициями.
К Шульцу, в его «единый храм» шли люди, шла молодежь, чуждая революционной общественности. Недаром комсомолка Малкина сразу ушла от своих подруг, звавших ее в компанию шульцовских единомышленников.
Кто же оставался в секции Дмитрия Шульца?
Оставались Зайцевы, Макаровы, сначала увлеченные «духами» и «Утешением», потом ставшие безропотными рабами Шульца и его учения.
Устраивая пышные богослужения, сопровождавшиеся развратом и пытками, Дмитрий Шульц в конце концов становится настоящим хозяином своих молодых последователей. Ничего не делая в по-

---54---

следние пять лет, Шульц решил, что его должны содержать члены «большого и малого звена». И вот, когда у порабощенной молодежи не стало денег, Шульц опять-таки при помощи вызванных духов отправляет своих учеников на улицы Москвы:
— Дух Карпухи — московского голоштанника — приказывает вам итти и собирать милостыню.
Отождествляя себя с «духом» Карпухи—московского голоштанника, — Дмитрий Шульц решил убить двух зайцев сразу: во-первых, обеспечить себя достаточной суммой денег; во-вторых, вынести на улицу свое контрреволюционное учение.
— Идите в многолюдные интеллигентские районы. Стойте с протянутой рукой около иностранных посольств. Пусть благородные иностранцы видят весь ужас советской действительности и социализма.
Юноши и девушки шли. Стояли около подъездов посольств, на шумных перекрестках Арбата и Ул. Кропоткина.
— Подайте нищему интеллигенту.
— Войдите в положение.
Были дни, когда Нина Макарова приносила по 16—20 рублей. Эти деньги уходили на шоколад, духи и другие подарки «последнему пророку».
Однажды кто-то из товарищей встретил Нину, просящую на улице милостыню. Это дошло до общественности консерватории, где училась Макарова. Но накануне обследования, которое должно

---55---

было быть произведено у нее — Нина идет в консерваторию и говорит:
— Не хочу никаких обследований, хоть я и нуждаюсь. Исключите меня из консерватории.
Чтобы укрепить свой «святейший» авторитет, Дмитрий Шульц ввел для членов «единого храма» так называемые «воздачи» — жестокие телесные наказания.
Николай Макаров в строгом хронологическом порядке рассказывает историю избиения и пыток.
Началось с розог, причем Григорий Зайцев получал до 700 ударов. Потом была введена двухвостка — плеть, концы которой заканчивались проволочными кольцами и железными прутьями. Особенно часто практиковался излюбленный способ старой школы — ставленье на горох голыми коленками.
И наконец, в конце 1928 года было введено прижигание тела раскаленными крестами, сделанными из железной проволоки.
Группа Дмитрия Шульца была старательно изолирована им от окружающих, которые на жаргоне секты назывались «бесями». Под эту рубрику подходили безбожники и коммунисты, называвшиеся главными «бесями».
— Маркс и Ленин величайшие пророки сатаны, — вещал в своем «Утешении» Дмитрий Шульц.
Каждая встреча с «бесями» неизменно сопровождалась избиениями и пытками.
— Били по всякому поводу, за каждый пустяк, — говорит Григорий Зайцев: — за то, что плохо выстирано белье, что наступили кошке на хвост,

---56---

за невыметенный пол и за то, что в «пресвитерской» комнате, где жил сам Шульц, появились мухи.
Кстати, за каждую муху в «пресвитерской» полагалось пять палочных ударов.
Во время экзамена по текстам из книги «Утешения», которые члены секты должны были знать назубок, было применено выжигание крестов на теле. Особенно много таких крестов имеют Зайцев — около сорока — и Нина Макарова — около 30.
Разврат, постоянные пьянки, дикие драки, во время которых летели выбитые зубы и потоками лилась кровь, стали в «едином храме» обычным явлением. Жизнь членов шульцовской секты стала совершенно невыносимой, когда «последний пророк» объявил своим ученикам о том, что он перевоплотился в женщину — девочку Меточку.
В это же время «Утешение» Шульца было переделано на современный лад. В эту «книгу откровений» было введено «слово о труде». Это была наиболее контрреволюционная глава «Утешения» Дмитрия Шульца.
Как и большинство сектантских изуверов, новоявленный «пророк» говорил о недалеком падении царства антихриста — советской власти, о том, что первые бомбы полетят в Кремль и т. д.
Особенно откровенно без всяких символических фокусов Дмитрий Шульц говорил в «слове о труде» о том, что каждый рабочий, занятый в социалистической промышленности, раб, осел, несущий чужую ношу.
— Машина в коллективном предприятии — са-

---57---

мый отвратительный идол, перед которым сейчас преклоняются рабочие. Хороша машина, находящаяся в частном производстве, — мудрствовал дворянин Дмитрий Шульц, бывший воспитанник Нижегородского кадетского корпуса имени генерала Аракчеева.
Отгороженные от общественной жизни колючей изгородью изуверских идей, братья и сестры «единого храма» были даже лишены возможности читать обыкновенные газеты, или, как говорил Шульц, «бесовские листки».
Кажется невероятным, что в течение девяти лет на Бакунинской ул. в Москве мог существовать «единый храм» Шульца.
— Если бы кто-нибудь осмелился видать организацию, он был бы убит, — говорит ряд свидетелей.
Пятидневный судебный процесс над Дмитрием Шульцем и его сообщниками вскрыл перед лицом общественности контрреволюционную сущность «единого храма», и показал ничтожество «интеллигенции», ищущей спасения и покоя в религиозно-мистической болтовне «последних пророков».

ГНЕЗДА КОНТРРЕВОЛЮЦИИ

Руководящий состав религиозных общин представляет собой гнездо политических авантюристов, явных и тайных контрреволюционеров, антисемитов и вредителей.

---58---

Центральные, областные и окружные газеты в последнее время пестрят сообщениями о раскрытых органами власти контрреволюционных организациях, работавших под видом религиозных организаций.
Совсем недавно в Вятке, в крупном рабочем центре, раскрыта монархическая организация церковников. Компанию контрреволюционеров, мечтавших о восстановлении монархического строя, возглавлял епископ Виктор Островидов, сосланный в конце концов в Соловки. После ссылки «главы» его заменили: священник Попывынов, в прошлом корнет 14-го литовского гусарского полка; Юферов — благочинный Вятского района, он же наместник архиерея; игуменья Февронья и местные кулаки братья Кирьяновы.
Эта организация существовала еще с 1923 г. и все время вела тайную борьбу с советской властью. В 1929 г. «святые отцы» образовали так называемую «покаянную комиссию» и кружок «сестриц во христе», состоявший из бывших монахинь. Члены «покаянной комиссии» и кружка занимались распространением контрреволюционной литературы и воззваний епископа Виктора. Особенно «потрудились» монархисты в то время, когда рабочие Вятки требовали передачи воскресенского собора для культурных целей. Тогда для защиты собора от «антихристова племени» была организована группа по охране храма. В эти дни на квартирах членов группы происходили тайные собрания. Кроме того эта монархическая организация пыталась не-

---59---

сколько раз сорвать хлебозаготовительные кампании, распространение госзаймов и даже агитировала против прививки детям оспы. В ближайшее время в Вятке состоится судебный процесс монархистов, по которому арестовано 23 человека
В октябре 1929 г. на Кубани ГПУ была раскрыта секта «имяславцев». Эта «секта» представляла собою вполне оформившуюся монархическую организацию, ставившую себе целью восстановление монархии. В отличие от других сект они не говорили о том, что нельзя брать в руки оружие; они не учили: «если тебя ударят по правой щеке, — подставь левую», и не проповедывали мира, любви и всепрощения. Они были более откровенны и пропагандировали восстание против советской власти.
На подступах Кавказских гор, в ауле Бабук Сочинского района организовался штаб секты «имяславцев». Во главе этой секты стояли два брата — Петр и Павел Григоровичи — бывшие гвардейские полковники, крупные помещики царского времени. Скоро в аул Бабук потянулись бывшие белые офицеры, бандиты, попы. Организовался «агитпроп» сектантов. По окрестным казачьим станицам и аулам разбрелись ветхозаветные старцы—проповедники из штаба «имяславцев».
Все речи «агитпропщиков» начинались и кончались «страшными» евангельскими пророчествами. В самом ауле Бабук был организован показательный центр «имяславщины». Здесь соблюдалась религиозная внешность и в то же время молодежь

---60---

обучалась военному делу, а кто постарше — работал. Заработок шел на усиление антисоветской агитации. Главари секты назначили 12 апостолов, которые и руководили членами организации. В числе этих апостолов были: белобандит Чухленов из отряда генерала Хвостикова; матёрый монархист Шишкин, еще в 1905 г. принимавший участие в подавлении революционного восстания; Эндивердин — крупный скотопромышленник, член последнего суда белой армии; царский урядник Черкашин — сподвижник «знаменитого» генерала Шкуро и др.
Рядовые члены секты должны были вести суровый образ жизни. Военный устав соблюдался строго. Здесь процветали побои и покаянные молитвы; за провинности заставляли отбивать сотни поклонов.
Проповедники «имяславцев» на местах вели агитацию за срыв хлебозаготовок, за отказ от вступления в ряды Красной армии, мешали распространению госзаймов и пр.
«Имяславцы», как и большинство сектантов, повсюду говорили, что советская власть от антихриста, что красноармейцы носят печать дьявола и т.д.
— Скоро кончится время, бесовское, — проповедовали они, — скоро восторжествует самодержавие.
Оторванность аула Бабук от культурных пунктов и строгая конспирация «имяславцев» давали возможность долго скрываться банде белых офицеров, прикрывавшихся крестом и евангельскими изречениями.

---61---

В конце концов ГПУ с помощью окрестных жителей раскрыло контрреволюционные замыслы «святых» бандитов.
В начале октября 1929 г. в деревне Анфалово Воскресенского района Московского округа был убит батрак Трофимов и ранены — председатель сельсовета с. Осташово т. Зайцев, уполномоченный этого же сельсовета Соколов и несколько местных крестьян.
Это было наглое выступление классового врага, который вышел на улицу, чтобы расправиться с властью, с деревенским активом, с бедняками.
Выстрел кулака Парфенова прозвучал не случайно. Ему предшествовала большая подготовка. Существовала целая кулацкая организация, поставившая себе целью противодействовать советской власти.
За спинами отца и сына Парфеновых стояли их единомышленники — старообрядческий священник Рябов, старообрядческий уставщик Щедряков, мясоторговец Андронов и др.
Твердая классовая линия, энергично проводимая местным сельсоветом, была не по нутру кулацко-поповской шайке. Ей особенно мешали председатель сельсовета Зайцев, комсомолец Соколов, активисты Хозяиновы и батрак Трофимов.
9 октября в дер. Анфалово был церковный праздник. В этот день в избе Парфенова собрались его единомышленники во главе с попом Рябовым и уставщиком Щедряковым. Говорили на злободневные темы. Главным образом распинался поп Рябов,

---62---

ненавидевший советскую власть и своих деревенских активистов в частности.
Поговорив, приятели разошлись. На улице младшим Парфеновым была затеяна драка, которая была прекращена проходившими комсомольцами. Как раз в это время неподалеку проходили Зайцев и Соколов. Парфенов увидел их, быстро вбежал в дом, потом вернулся обратно. В руках у него было охотничье ружье. Сзади шел его отец, неся патронташ. Неожиданно для всех Парфенов начал стрелять в проходивших Зайцева и Соколова.
Здесь же был убит и батрак Трофимов.
На предварительном следствии Парфенов заявил, что он стрелял в председателя и уполномоченного под влиянием разговоров священника Рябова, хотя на суде он пытался доказать, что все произошло по пьянке. Попытка Парфенова свести дело к обыкновенному убийству, т.е. лишить его политической окраски, не удалась. Суд выяснил, что это было организованное выступление поповско-кулацкой шайки, направленное против власти, причем одним из главных вдохновителей его был священник Рябов, руководивший группой анфаловских контрреволюционеров.
— Нет власти, аще не от бога, — распинался на суде Рябов. — А если власть от бога, то значит и я за нее, — пытался уверить суд изворотливый пастырь.
Как выяснилось из показаний свидетелей, местное старообрядческое духовенство являлось организующим центром для местного кулачества. Здесь

---63---

каждое мероприятие советской власти встречало бешеный отпор попа Рябова и его союзников — кулаков во главе с Парфеновыми. И вот в конце концов антисоветская агитация старообрядческого зубра Рябова закончилась выстрелами и убийством батрака Трофимова.
Все эти примеры показывают, как орудует против нас классовый враг, прикрывая свое контрреволюционное дело вывеской религиозных организаций. Поповщина орудует и другими методами. Вот несколько примеров.
— Кто пойдет в колхоз — тот умрет. Приходят последние времена! — кричат баптисты Челябинского района.
На призыв правительства расширить посевную площадь на 10% эти благочестивые «братцы» ответили 25-процентным снижением.
— Кто будет слушать агрономов, кто пойдет в колхоз и кто вообще советский человек, — тому, в этом году суждено умереть! — проповедуют они.
Контрреволюционность этой агитации очевидна. Поповствующая контрреволюция рассчитывает повлиять на наиболее отсталые слои крестьянского населения.
В с. Смолино Челябинского района после выступления живой газеты поп в своей проповеди призывал верующих к тому, чтобы они не ходили в клуб и не разговаривали с коммунистами.
— Они — нечистая сила. Бог их забыл и в скором будущем они будут наказаны.
Во время кампании по распространению 2-го зай-

---64---

ма индустриализации белоноговские старообрядцы Долговского района говорили:
— Облигации приносят проценты, нам религия не позволяет ими пользоваться.
Еще лучшими проделками занимался бродокалмакский поп. Во время появления сибирской язвы в Бродокалмаке Челябинского района этот поп, в противовес организованной борьбе с сибирской язвой, устраивал молебны и раздавал крестьянам для питья «освященную» воду из реки, несмотря на то, что пользование речной водой было запрещено врачами.
Все эти факты говорят о контрреволюционной сущности церковников и сектантов, об их попытках нанести вред социалистическому строительству.