Обман [Шивон Дэвис] (fb2) читать онлайн

Шивон Дэвис Обман

Элита Райдвилла № 1,5

Переводчик: Бран Брана

Редактор: Dark Owl

Вычитка: Ирина Волосач

Обложка: Dark Owl

Переведено для группы Dark Eternity of Translations | Натали Беннетт, 2023

Глава 1

Пролог «Жестоких намерений» от лица Кайдена

Я потягиваю пиво и смотрю в окно своей хижины. Луна отбрасывает жуткие блики на неспокойную воду внизу, и бурные волны разбиваются о береговую линию, как разъяренный завоеватель. И все же наблюдать за этим успокаивающе, и странным образом это помогает направить в нужное русло ярость, которая постоянно накатывает на меня.

Меня всегда тянуло к морю. На самом деле, к любому водоему. В другой жизни я мог бы стать чемпионом по плаванию, но после смерти мамы все изменилось. Будто человек, которым я был раньше, умер вместе с моим детством в тот момент, когда она покинула этот мир. Пока отец медленно разрушал себя, нам с Риком пришлось нести ответственность, чтобы все шло своим чередом. Не имело значения, что мы сами были всего-навсего детьми. Мы делали то, что должны были для наших младших братьев.

Нечеткая фигура снаружи привлекает мое внимание, и я прижимаюсь носом к стеклу. Щурюсь, когда я сосредоточиваюсь на человеке, который, как призрак, входит в море. Поставив бутылку на кофейный столик, я без колебаний выбегаю за дверь. Песок под ногами холодный, когда я бегу по пляжу, наблюдая, как фигура все глубже погружается в воду.

Вода очень холодная, когда я захожу в море, но глаза не отрываются от изящной женской фигуры, рассекающей волны передо мной.

— Привет. Ты в порядке? — спрашиваю я, сокращая расстояние между нами.

Ее длинные темные волосы кружат вокруг головы, и она дрожит под своим тонким халатом. Я не удивлен, потому что вода чертовски ледяная, и холод пробирает до костей. Волна тепла поднимается по моей руке, когда я прохожу мимо нее, проталкиваясь вперед, так что у нее нет выбора, кроме как остановиться.

Пронзительный взгляд карих глаз прикован к моим, и я забываю, как дышать.

Она прекрасна. Потрясающая в каком-то хрупком, завораживающем смысле.

Я окидываю взглядом ее безупречную кожу, полные губы и милый носик пуговкой, и желание поцеловать ее становится почти всепоглощающим. У нее великолепные длинные густые волнистые волосы, по которым мне хочется провести пальцами. Предпочтительно, пока она стонет подо мной. Мой член соглашается, болезненно набухая под моими хлопчатобумажными штанами, и я молча уговариваю свое тело успокоиться, черт возьми. Эта девушка излучает уязвимость, и мне нужно действовать осторожно. Она явно не ищет кого-то, кто бы за ней приударил. Черт, она, вероятно, не хочет, чтобы я что-либо предпринимал, но ни за что не оставлю ее здесь, чтобы она сделала то, что запланировала.

Оглядываю ее с головы до ног, гадая, кто она такая и откуда взялась. Может быть, местная, но я не уверен, потому что провел в Алабаме едва ли достаточно времени, чтобы узнавать местных жителей. Нью-Йорк теперь мой дом, и я наведываюсь к дяде Уэсу только тогда, когда мне нужно отдохнуть от всего прочего дерьма.

Она — крошечное создание, но в голову приходят идеально подобранные слова. У нее мягкие изгибы во всех нужных местах, и мои пальцы подергиваются от желания исследовать нежную кожу. Девушка пристально смотрит на меня, тоже откровенно разглядывая, но вокруг нее витает аура печали, которая почти осязаема, и это напоминает мне о том, где мы находимся.

Что привело эту великолепную незнакомку в море сегодня вечером? И это точно не может быть чем-то хорошим.

Она снова вздрагивает, обхватывая себя руками, ее нижняя губа дрожит.

— Тебе нужно согреться. — Я предлагаю ей свою руку. — Пойдем со мной.

Она без вопросов кладет свою руку в мою. Ее рука такая маленькая в сравнении с моей, и все мои защитные инстинкты всплывают на поверхность.

Красавица молчит, когда мы выходим из моря и идем по песку к хижине, но тишина приятная.

Хижина и эта часть пляжа были частью поместья Маршаллов, поэтому еще более необычно видеть здесь кого-то сегодня вечером. Одна из причин, по которой я приезжаю сюда, — это уединение. Я мог бы остаться в главном доме и по-прежнему наслаждаться уединением, потому что только мои тетя и дядя суетятся вокруг собственности площадью тридцать тысяч квадратных метров, но мне нравится эта небольшая хижина. Дядя Уэс отремонтировал ее специально для меня после того, как пару лет назад наладил отношения с моим отцом, и ясно дал понять, что мне рады в любое время.

Я открываю дверь и отступаю в сторону, чтобы позволить ей войти первой. Тепло от огня обволакивает мои замерзшие конечности, согревая, когда я закрываю дверь и веду ее ближе к камину. Она протягивает ладони к огню, все ее тело бесконтрольно дрожит, и я беру одеяло и полотенце из маленького кухонного шкафчика, прежде чем вернуться к обратно к ней.

— Сядь, — приказываю я, накрывая ее плечи одеялом, и она повинуется, даже глазом не моргнув.

Она опускается на пол, подтягивая колени к груди, и мне требуется огромное усилие, чтобы не уставиться на ее голые ноги. Я опускаюсь перед ней на колени, беру одну ногу себе на колени, обтирая ее влажную кожу, пока та не высыхает. Она такая мягкая под кончиками моих пальцев, и мое желание поднимается на новый уровень. Мы смотрим друг на друга без притворства, пока я вытираю ее, и напряжение ощутимо, поскольку между нами повисает ожидание.

Я никогда не приводил сюда никаких девушек.

Или в квартиру, которую делю с ребятами в Нью-Йорке.

Я никого не впускаю в свое личное пространство по определенной причине.

Но черт меня сожри, если мне не нравится видеть ее здесь. Я даже не знаю ее имени, но мне уже кажется, что она хорошо вписывается в мой мир. Эта мысль должна напугать меня. Но этого не происходит.

— Кажется, что я откуда-то тебя знаю, но не припомню, чтобы раньше видела, — произносит она, наконец-то заговорив, и от ее хрипловатого тона у меня по спине пробегают приятные мурашки.

Мои руки останавливаются на ее ногах, пока я смотрю на нее, задаваясь вопросом, чувствует ли она то же самое. И тут понимаю, что она имеет в виду. Ту невероятную связь, которую я чувствую с ней.

— Я знаю, — признаю после нескольких минут молчания.

Как только ее тело становится сухим, я отбрасываю полотенце в сторону, довольствуясь тем, что просто сижу и пялюсь на нее, как какой-то ненормальный преследователь. Она самая великолепная девушка, которую я когда-либо видел, и мне необходимо почувствовать близость с ней. Незнакомка встает на колени, и я смотрю, как шелковый халат обтягивает ее изящные изгибы. С большей уверенностью, чем я думал у нее есть, она тянется вперед, проводя пальцами по моему затылку. Ее прикосновение зажигает фейерверк внутри меня, и я сдерживаю стон, когда мой член снова набухает. Взяв ее за запястье, я оставляю нежный поцелуй на ее коже, и внутри меня что-то происходит. Мое сердце бешено колотится, когда девчонка смотрит на меня.

Черт, она такая невероятно красивая.

Такая естественная и незапятнанная, в отличие от мира, в котором я существую.

Я жажду ее. Сильно. И у меня никогда раньше не было такой сильной реакции ни на одну женщину.

В ее глазах скрыта глубокая суть, и я хочу раскрыть ее. Я хочу снять слои абсолютной пустоты и раскрыть правду внутри нее. Я хочу знать о ней все. Начиная с вопроса «почему»?

— Почему ты была там? — спрашиваю я.

— Я не хотела больше чувствовать, — говорит она, даже не моргнув.

— Что бы ты сделала, если бы я тебя не заметил?

Она пожимает плечами, будто в этом нет ничего особенного.

— Скорее всего, продолжила идти.

Я боялся, что она так скажет, и хочу понять, что побудило ее подумать о прекращении жизни, потому что очевидно, что незнакомка не собиралась отступать.

— Кто ты и как тебя зовут?

Она берет мое лицо в ладони, и кожу покалывает от ее прикосновения.

— Я никто. Невидимка. Я существую только для того, чтобы подчиняться их приказам.

Я хмурюсь.

— Если у тебя неприятности. Если…

— Не надо, — резко прерывает меня. — Я не хочу об этом говорить.

На несколько мгновений нас охватывает тишина.

— Чего ты тогда хочешь? — спрашиваю я через пару минут.

— Хочу почувствовать что-то настоящее, — мгновенно отвечает она. — Хочу освободиться от цепей, которые сковывают мое тело. Чувствовать, что контролирую ситуацию, даже если это всего лишь иллюзия.

Она сверлит меня решительным взглядом, и кровь пульсирует в моих венах, когда я улавливаю скрытый смысл ее слов. Мои глаза опускаются, обводя взглядом ее соблазнительное тело. Ее соски торчат сквозь халат, и желание переполняет меня. Мой язык высовывается, и я облизываю губы, представляя, что это ее сосок. Все логические рассуждения вылетают в окно, и все, что остается, — это искрящаяся химия между нами и сильное желание отбросить осторожность в сторону. Ее глаза выражают страстное желание, и я хочу отдаться этому чувству между нами. Я хочу помочь ей забыть то, что довело ее до такого отчаяния.

— Я могу помочь с этим.

Ее глаза начинают искриться жизнью, и меня тянет к ней, как мотылька на пламя. Я сажаю ее к себе на колени, обнимая руками за талию.

— Ты уверена?

Она кивает.

— Пожалуйста, заставь меня почувствовать себя живой. Почувствовать себя собой. Напомни мне, почему я должна жить.

Ну и как, черт возьми, я могу отказать ей сейчас? Я не могу. Не тогда, когда это то, чего мы оба хотим.

Я начинаю думать, что какая-то невидимая сила заставила ее прийти на этот пляж сегодня вечером. Как будто нам суждено было встретиться. Я знаю об отчаянии и горе и вижу и то, и другое в ее встревоженном лице. Знаю, каково это — едва существовать и медленно выкарабкиваться на поверхность. Если я смогу донести что-то из этого, поклоняясь этой великолепной девушке и напоминая ей, что еще есть ради чего жить, тогда у нее больше не будет возникать такой дилеммы.

Ей это нужно, и я хочу это дать. Не то чтобы это было сложно.

Я отключаю свой мозг, прежде чем переосмыслю это, прикасаясь губами к ее сладкому рту. Она расслабляется, тихо вздыхая, закрывает глаза и обвивает руками мою шею. Я углубляю поцелуй, но делаю это медленно, не торопясь и привыкая к ее вкусу и ощущениям. И вкус у нее изысканный, как у самого спелого запретного плода. Ее губы двигаются синхронно с моим ртом. В идеальном темпе. Будто ей суждено быть моей.

Она прижимает свои сиськи к моей груди и меняет положение так, чтобы оседлать меня. Мой член упирается в ее мягкое тело, и я приподнимаю бедра, сдерживая свои животные порывы, интуитивно зная, что этой девушке нужна сегодня вечером ласковая любовь. Такое поведение мне не свойственно, но с ней это получается естественным.

Чем дольше мы целуемся, чем сильнее прижимаемся друг к другу, тем труднее следовать этим рассуждениям, и я нуждаюсь в том, чтобы быть внутри нее прямо сейчас. Я иду в спальню, держа ее в своих объятиях, а она обвивают ноги вокруг моей талии. Осторожно укладываю ее на кровать и стягиваю свои штаны, освобождая член. Ее глаза широко распахиваются, пока она развязывает халат, и я помогаю снять с ее плеч шелковое одеяние.

Она абсолютное совершенство. Ее сиськи небольшие, но приятные на ощупь, соски аккуратные и розовые. Ее живот плоский, талия и бедра слегка изогнуты, а эти ножки. Черт возьми. Я уже представляю, как они сжимают меня, пока я вонзаюсь в нее.

Она без команды раздвигает ноги, а я достаю презерватив и быстро раскатываю его по длине. Я опускаюсь между ее ног и провожу языком по ее лону, прежде чем впиться в нее губами, и она выгибается подо мной с каждым движением, пока не начинает извиваться, тяжело дышать и хвататься за мои плечи. Наблюдать за ее кульминацией — это нечто прекрасное, и я продолжаю смотреть за ней, пока высасываю каждую каплю ее возбуждения.

Я не могу больше ждать ни секунды и направляю свой член к ее входу, отчаянно желая оказаться внутри нее.

— Уверена, что хочешь этого?

— Да. Я хочу сделать это с тобой, — ее тон уверенный, а глаза переполнены эмоциями.

С осторожностью я начал погружаться в нее.

— Ты такая красивая.

Черт, она такая тугая, и мне нужно действовать аккуратно и медленно, если я не хочу поставить себя в неловкое положение.

— И такая тугая.

Она морщится, ее лицо искажается от очевидной боли, и меня внезапно осеняет. Святое гребаное дерьмо.

— Ты девственница? — бормочу я.

Она ухмыляется.

— Была.

— Черт, — целую ее, и трепет проходит через меня. — Ты должна была сказать.

Но кого я обманываю? Это не имело бы никакого значения. Хороший человек мог бы признать, что это неправильно, но я не такой.

— Это не имеет значения, — выдыхает она, приподнимая бедра. — Я хочу этого с тобой. Прямо здесь. Прямо сейчас. Уже давно ничто не имело такого большого смысла.

Я пристально смотрю на нее, будто пелена тумана только что рассеялась в моем сознании. Правда ее слов обрушилась на меня, как ураганный ветер. Кто эта девушка, и что она со мной делает? Потому что я хочу заключить ее в объятия и никогда не отпускать, а это для меня такая чуждая концепция.

Я не заинтересован в подружках. Я целую их. Трахаю. Заставляю кончать. Я не забочусь об их чувствах, кроме того, чтобы убедиться, что они хорошо проводят время. Но как только я покидаю их постель, забываю, как вчерашние новости.

Я мудак. И знаю это. Но не могу изменить свою ДНК.

Что-то, что горит глубоко внутри меня, понимает, что эта девушка обладает силой, способной перевернуть мой мир с ног на голову, если я позволю. Такие мысли должны были бы заставить меня бежать, куда глаза глядят, но это только укрепляет мою решимость. Даже дикие лошади не смогли бы сейчас оттащить меня от этой девушки.

Я покрываю поцелуями ее шею и ключицы, лаская сиськи и вращая бедрами, когда вхожу в нее глубже, но не торопясь, чтобы ей было небольно.

— Я буду двигаться медленно, пока не перестанет болеть, — обещаю. — И, если ты хочешь, чтобы я остановился, сделаю это.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — говорит она, проводя руками по моим волосам. — Продолжай двигаться.

Чтобы быть нежным, требуется меньше усилий, чем ожидал, и я наслаждаюсь каждым прикосновением, каждой лаской и каждым толчком, даже зная, что эта девушка уничтожает всех остальных для меня. Я не могу перестать целовать или трогать ее, и мне хочется, чтобы это продолжалось, потому что знаю, что когда наступит холодный рассвет, я потеряю ее. Мне хочется наслаждаться каждой секундой пребывания внутри нее. Я намеренно оттягиваю свой кульминационный момент, пока она снова не кончит, а затем отпускаю, когда самый сильный оргазм пронзает мое тело.

Она засыпает у меня на груди, а я наблюдаю, как ее грудная клетка поднимается и опускается с тихими вздохами, пока нежно играю с прядями ее волос. Я знаю, что часики тикают, и не хочу терять ни минуты, но мои пальцы чешутся от необходимости запечатлеть ее образ на бумаге. Нежно поцеловав ее в макушку, я вылезаю из-под нее, беру свой скетчбук и, обнаженный, сажусь на стул рядом со своей кроватью, увековечивая девушку на листке бумаги.

Соблазн ее упругого тела притягивает меня обратно в постель некоторое время спустя, и я укладываю ее обратно к себе на грудь, борясь со сном, чтобы запомнить то, как она ощущается в моих объятиях.

Когда я просыпаюсь, ее уже нет, и в моей груди снова открывается пустая дыра вместе с новой слабой болью. Я зарываюсь головой в подушку, закрывая глаза, чувствуя, как ее нежный цветочный аромат щекочет мои ноздри. Цепляюсь за ее образ в своем сознании, запечатлевая его в памяти вместе с пониманием того, что это должно было быть только на одну ночь.

Но если это так, то почему я чувствую, будто мое сердце разбито?

Глава 2

Три месяца спустя

— Да ладно тебе. Ты же знаешь, что хочешь этого, — скулит Ванесса, проводя ладонью по моему члену через джинсы.

Я спихиваю ее со своих колен.

— Если бы я этого хотел, мой член был бы твердым, — рычу я, поднося бутылку пива ко рту.

Честно говоря, это не совсем вина Ванессы. С той ночи в Алабаме я изо всех сил пытался забыть свою таинственную пляжную девушку, и все мои попытки переспать с какой-то другой заканчивались неудачей. Я тяжело сглатываю, вытирая рот тыльной стороной ладони и пронзая ее уничижительным взглядом.

— Мне это неинтересно, — повторяю я, надеясь, что на этот раз она поймет намек.

Лето в Хэмптоне уже затягивается, потому что она не перестает ходить за мной по пятам. В прошлом году я трахнул ее в нашу предпоследнюю ночь здесь, дав понять, что это был единственный раз, но у нее, очевидно, была короткая память, потому что мы находимся у Ханта всего три недели, а она продолжает действовать мне на нервы и ходит за мной повсюду, как маленький потерянный щенок.

Даже Лаудер не прикасался к ней, а это о многом говорит. Она излучает флюиды навязчивой преследовательницы, из-за которых все мужчины поблизости обходят ее стороной.

— Ты можешь делать все, что захочешь. Я готова на все, — мурлычет она, снова прижимаясь ко мне всем телом, и у меня окончательно заканчивается терпение.

— Хант. Убери ее от меня, или я за себя не отвечаю.

Сойер закатывает глаза, поднимает ее за предплечье и вышвыривает из комнаты, пока она брыкается и громко кричит в знак протеста. Его родители попросили присматривать за ней прошлым летом, так что она — его проблема, с которой он должен справиться.

— Твой член сморщится от просыхания, — говорит Лаудер, плюхаясь на кресло рядом со мной, как положено, с зажатым между губами косяком.

— К этому можно привыкнуть, — подтверждаю я, допивая остатки своего пива.

— Твоя собственная рука не считается, — усмехается он, и я показываю ему средний палец.

— Перестань доставать его, — говорит Хант, передавая мне свежее пиво и присаживаясь на край кофейного столика передо мной. — Я позвоню папе завтра, выдумаю какую-нибудь хрень насчет Ван и отправлю ее обратно домой, — добавляет он. Я киваю, чокаясь своей бутылкой с его. — Я могу попытаться найти ту девушку, — снова предлагает он, поднося бутылку ко рту.

Лаудер и Хант — единственные, кто знает о моей встрече на пляже, потому что я держу подобные вещи близко к сердцу.

— Тебе просто нужно сказать одно слово.

— Я даже не знаю ее имени, Хант.

— Тебе и не нужно этого делать, — вмешивается Лаудер. — У этого ботаника сумасшедшие навыки.

— Заткнись, придурок, если не хочешь, чтобы я заехал тебе кулаком по лицу.

Хант бьет Лаудера по руке, но тот только смеется. Чувак совсем свихнулся с тех пор, как умерла Дани. Я пытался помочь, потому что у меня был свой собственный опыт связанный с самоубийством-убийством, но он отстранен в этом плане, и я понимаю почему. Тоже немногих подпускаю к себе. Знакомство с ребятами, когда мы переехали в Нью-Йорк, было единственной хорошей вещью, которая произошла после того, как мы покинули Риджвилл, не имея ничего, кроме одежды.

Я сильно стискиваю зубы, когда привычная ярость обрушивается на меня со всех сторон.

Этот ублюдок Хёрст и его болтливая дочь виноваты во всем, что произошло. Открытые раны годами гноились, пока не превратились в разлагающееся месиво. Но ненадолго. Когда папа протрезвел, он стал одержим идеей мести. С дядей Уэсом и его помощниками на нашей стороне это обязательно произойдет, и я позабочусь о том, чтобы у меня было место в первом ряду.

— Я не хочу встречаться с ней снова, — вру. — Так что говорю в последний раз, забудь об этом.

— Чушь собачья, — говорит Хант, прищурив глаза. — Ты месяцами страдаешь, и мы знаем, что это из-за нее. Ты никогда не был таким.

— Неважно. Я не собираюсь возвращаться к этому ни на секунду.

Даже если захочу встретиться с этой девушкой. Но это выходит за рамки простого желания, чтобы она нежилась в моих объятиях, в моей постели. Я беспокоюсь о ней, и неприятное чувство в кишках не проходит. Меня терзает мысль, что она могла попытаться снова что-то сделать с собой, а меня не было рядом, чтобы остановить ее. Я боюсь, что, если дам Ханту зеленый свет, он раскроет что-то, чего я не хочу знать. Поэтому я убеждаю себя, что мне лучше оставаться в неведении.

— Тебя даже не тянет к цыпочкам, — подтверждает Лаудер. — А «пляжная девчонка» устроила для тебя настоящее представление.

— Отвали. — Я отталкиваюсь от дивана, мне нужно закончить этот разговор немедленно. — Я иду в свою комнату.

* * *

Я сижу на балконе с пивом и блокнотом для рисования на коленях, наблюдая, как идиоты трахаются в бассейне внизу. Перелистывая рисунки, на которых изображена мама, меня бесит, насколько расплывчатыми стали мои воспоминания сейчас. Я нарисовал большинство этих рисунков по фотографиям, а не по воспоминаниям. Проводя кончиком пальца по изображению, я жалею, что у меня нет машины времени, чтобы вернуться назад и спасти ее. Жаль, что я не могу стереть из памяти то воспоминание, как я нашел ее лежащей на полу в ванной с пустыми глазами и серовато-голубой кожей, среди пустых баночек из-под таблеток.

Крепко зажмуриваюсь, когда позади меня открываются раздвижные двери.

— Ты уже успокоился? — спрашивает Хант, и я пожимаю плечами, теребя этикетку на своей бутылке. Он садится рядом со мной, наклоняясь вперед на коленях, обозревая безумие перед нами. — Меня тошнит от этого дерьма. — Он указывает на вечеринку внизу. — Меня тошнит от всего этого зрелища.

— Знаю, — выпиваю я пива, приветствуя легкое гудение, нарастающее в моей голове. — Все кажется таким… бессмысленным.

Хант смотрит на меня своим пристальным взглядом.

— Эта девушка действительно вскружила тебе голову, не так ли?

Я снова пожимаю плечами, не желая признавать правду. Потому что она действительно вскружила мне голову. Хотя к настоящему времени она уже должна была превратиться в далекое воспоминание. И перестать регулярно появляться в моих мыслях и снах.

— Почему ты не позволяешь мне попытаться найти ее?

— Мне не нужны сложности или отвлекающие факторы. Не тогда, когда мы, наконец, решили отомстить.

Но это только часть правды.

Он кивает с задумчивым видом.

— Будет ли этого достаточно?

Я пристально смотрю на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты так долго злился на Хёрстов-Мэннингов, что мне интересно, почувствуешь ли ты себя удовлетворенным, когда покончишь с ними.

«Или ты все еще будешь чувствовать пустоту внутри», — он не произносит эту часть вслух, но эта невысказанная мысль витает в воздухе.

— Это доставит мне чувство удовлетворения, — обещаю я, делая еще один глоток своего пива.

Мы оба молчим. Хриплые крики толпы у бассейна в сочетании с тяжелыми, глухими ударами, доносящимися из уличных динамиков, — единственные звуки, окружающие нас, пока мы пьем бок о бок.

— Парни, я буду скучать по Западному Лориану, — говорит Лаудер, ссутулившись на стуле рядом со мной. Его глаза широко раскрыты и затуманены, а на лице — фирменная ухмылка укуренного.

— Нет, не будешь, — поправляет его Хант. — Ты просто сердишься, что у тебя не получилось потрахаться с мисс Ролинг дольше.

— Женщины постарше сексуальны, — говорит Лаудер, забирая у меня пиво и допивая остатки. — Они знают, чего хотят, и не боятся просить об этом.

— Ее как раз уволили из-за того, что она «попросила» об этом, — невозмутимо говорю я, пробуя пиво Ханта прямо перед тем, как он делает глоток.

— Это того стоило, — парирует Лаудер.

— Попробуй сказать ей об этом, — отзывается Хант. — Последнее, что я слышал, — она нигде не может устроиться на работу. Ее репутация разлетелась в пух и прах.

— Она всегда может попробовать заняться стриптизом, — предлагаю я, вспоминая ее большие силиконовые сиськи и круглую задницу.

— Ты придурок, — говорит Лаудер.

— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

— Я спрошу папу, может ли он чем-нибудь помочь.

Мы с Хантом удивленно поднимаем брови.

— Это был бы очень плохой шаг, — говорю я, допивая пиво Ханта. И глухой стук эхом отдается в моем черепе. — Вспомни, что случилось с последней девушкой, которую ты привел домой. А Сэм была той, кто тебе действительно нравился.

— Черт. Должно быть, я чертовски пьян, раз забыл об этом. К черту все это. Мисс Ролинг сама по себе.

Он ухмыляется, демонстрируя ямочки на щеках, от которых девушки сходят с ума.

— По крайней мере, школа Райдвилла станет хорошей сменой обстановки, — говорит Хант.

— Черт возьми, да. Новые киски, — соглашается Лаудер.

— Мы едем туда не на каникулы, — огрызаюсь я.

— Мы знаем, зачем туда направляемся, — хладнокровно отвечает Хант. — И прикроем твою спину. Всегда.

— Но это не значит, что мы не можем получать удовольствие, играя в детективов, — добавляет Лаудер. — И это вполне ожидаемо. Мы не можем просто появиться и вести себя как занудные придурки. Если мы хотим контролировать ситуацию в школе, нужно действовать как профессионалы.

В его словах есть смысл. Не то чтобы я признался в этом вслух.

— Что бы ни случилось, решения принимаю я. — Мой взгляд перебегает с одного на другого. — Мы будем играть по моим правилам, и никаких отклонений не будет.

Я бросаю многозначительный взгляд в сторону Лаудера.

— Тебе просто нравится портить мне все удовольствие, — он притворно надувает губы, показывая мне средний палец.

— Эта хренова элита — умные ублюдки с хорошими связями. Мы должны всегда оставаться на шаг впереди. Это означает ясные головы и разумные действия.

Глава 3

Три недели спустя

— Добро пожаловать домой, сынок, — говорит папа, хлопая меня по спине. — Джексон. Сойер. — кивает отец моим друзьям, отступая в сторону, чтобы позволить им войти. Мы бросаем наши сумки в темном холле и следуем за ним на кухню.

— Чувак, ты вернулся! — Харли крепко обнимает меня, прежде чем быстро отстраниться, его щеки немного краснеют.

По словам моего старшего брата Маверика, с тех пор как несколько недель назад ему исполнилось пятнадцать, он стал куда менее тактильным. Он думает, что это не по-мужски, но я никогда не буду чересчур взрослым, чтобы обнимать своих братьев. Мы вчетвером настолько близки, насколько могут быть братья, потому что мы — это все, что было друг у друга после смерти мамы. Ее кончина расстроила папу, но его главной эмоцией был гнев. Когда я стал старше и узнал правду о самоубийстве мамы, мне стали понятны его чувства, но в детстве меня раздражало то, на что он тратил свою жизнь.

По-настоящему он начал страдать только после смерти Оливии Мэннинг. Вот тогда он приложился к бутылке и забыл о нас.

— Как дела, придурок? — треплю я тщательно уложенные волосы Харли, зная, как сильно он это ненавидит.

— Тьфу, — отталкивает он меня. — Ты не мог бы снова исчезнуть?!

Он приглаживает волосы на место, когда Лаудер кладет руки ему на плечи, сильно надавливая вниз.

— Сколько ты сейчас делаешь жимов лежа, приятель? — спрашивает он, давая пять моему младшему брату.

— Сто девяносто, — Харли выпячивает грудь, на его губах расплывается гордая ухмылка.

— Здорово, дружище.

Лаудер достает из холодильника упаковку сока, открывает ее и делает глоток.

— Они забыли научить тебя хорошим манерам в Западном Лориане? — говорит Рик, неторопливо входя в комнату со стройной блондинкой под руку. Он в плавках, а она в бикини. И с них обоих капает вода на кафельный пол. Рик выхватывает коробку из рук Лаудера, шлепая его по затылку.

— Вечеринка окончена. — Папа бросает многозначительный взгляд на странную девушку, которая прижимается к моему брату. — Наши гости будут здесь через час, и тебе нужно переодеться.

— Остынь, старик. У меня все под контролем, — Рик шлепает девушку по заднице, прежде чем повести ее из кухни к лестнице.

— Разве привязка к одной девке убьет его? — бормочет папа себе под нос, качая головой, и это выводит меня из себя.

— Не все мужчины — однолюбы, — огрызаюсь я, мгновенно сожалея об этом, когда вижу выражение лица Харли. Он ненавидит, когда мы с папой ссоримся, а это обычное явление.

— Не говори со мной таким тоном, Кайден, — тычет отец пальцем в мою сторону. — И пока ты не влюбился, ты не в том положении, чтобы судить.

Я фыркаю, указывая рукой на его персону.

— Если это то, что делает любовь, я не хочу в этом участвовать.

Видел фотографии папы, когда он был моложе, и его внешность соответствовала легендарному обаянию. Но вы никогда бы так не сказали, глядя на него сейчас. Последние десять лет состарили его куда сильнее, чем можно выглядеть в сорок шесть лет. Глубокие морщины прорезают его лоб, а более тонкие — уголки глаз и рта. Его волосы все еще густые, но в них появились седые пряди, как и на щетине. Хотя он немного прибавил в весе с тех пор, как перестал выпивать по бутылке «Джека» в день, одежда все еще свисает с его почти скелетообразного тела.

— Ты так говоришь, будто у тебя есть какой-то выбор, — отвечает папа с понимающей улыбкой. — Любовь подкрадывается и жалит тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

— Оставь эту речь при себе. Не трать на меня время, — вру я, в то время как в моем сознании всплывает ее образ.

— Однажды циник, всегда остается циником, — говорит Хоакин, поднимая брови, когда присоединяется к нам.

— Циничный и гордый, — невозмутимо произношу я, хлопая второго брата по спине. — Кто-то набирает вес.

Я окидываю его пристальным взглядом, замечая, насколько шире и сильнее стали его плечи, и он вырос на несколько сантиметров с тех пор, как я видел его в последний раз. Хоакин — гигант в нашей семье, и в свои шестнадцать он еще не перестал расти. Скоро перегонит меня в росте, и я не вижу признаков, что он собирается останавливаться на этом.

— Тренер почти каждый день отправляет нас в спортзал, — добавляет брат, доставая бутылку воды из холодильника.

— Я слышал, что тренер из «Львов» держит тебя на своем радаре, — говорит Хант, уважительно кивая моему брату.

Хоакин старается не реагировать на это, но я знаю, что он в восторге от перспективы поступить в Колумбийский университет. В течение многих лет все это было лишь несбыточной мечтой, до которой он мог только мчаться на полной скорости в попытках преодолеть препятствия. Но дядя Уэс вмешался, чтобы помочь после того, как простил папу за прошлое, и трудности тех лет, что прошли после смерти мамы, теперь кажутся далеким воспоминанием.

— Так и должно быть, — с гордостью говорит папа, сжимая плечо Хоакина. — Этот мальчик доберется до самой вершины!

* * *

Мы расходимся по своим комнатам, чтобы привести себя в порядок, прежде чем снова собраться в гостиной и ждать прибытия остальных. Отцы Ханта и Лаудера будут присутствовать, даже если они уже совершенно ясно дали понять, что не хотят принимать активного участия в плане. Они помогают финансировать все это и позволяют своим сыновьям поддерживать меня, но им обоим нужно сохранять общественную репутацию, поэтому вынуждены держаться в стороне. Дядя Уэс теперь в деле, он знает, что есть доказательства того, что Хёрст убил его сестру, и он вложил в это столько же, сколько и папа.

Я не могу дождаться, когда увижу, как Хёрстов-Мэннингов поставят на колени. Они забрали у нас все. Нашу маму. Отца. Дом. Семейный бизнес. Наш образ жизни и связанные с ним мечты.

Пока дядя Уэс не спас нас, у нас ничего не было, но годы, в течение которых они отдалились друг от друга, были тяжелыми, а мы натерпелись своих долей трудностей. Отец погряз в пьяном бреду, изрыгая слова о жажде мести, но в остальном отстраняясь от жизни, оставляя все на нас с Риком. Мы старались оградить наших младших братьев, как могли, но это не всегда удавалось.

Мы все настрадались.

Все заплатили цену за грехи других.

Мое детство закончилось в тот день, когда умерла мама, и это их вина.

Отцовское колено нервно дрожит, а его пальцы сгибаются и разжимаются в очевидном страдании. Он трезв уже тридцать месяцев, но ежедневно борется с искушением. Периоды стресса кажутся самыми тяжелыми, но от меня он не получит особого сочувствия. Майкл Хёрст, может, и несет ответственность за то, что разрушил наши жизни, но отец отнюдь не невинный наблюдатель. В течение многих лет я слушал, как он упрекает Хёрста, Бэррона и Монтгомери, но именно его неспособность держать язык за зубами спровоцировало все это, так что, да, он далеко не безгрешен.

— Папа прилетает через двадцать минут, — говорит Хант несколько минут спустя, уткнувшись носом в свой телефон.

— Хорошо. — Отцовское колено продолжает подпрыгивать вверх-вниз. — Это хорошо.

— Вот. — Хант протягивает мне свой телефон. — Это элита.

Лаудер наклоняется над моим плечом, пока мы просматриваем фотографии трех отпрысков элиты.

Я сразу узнаю Дрю Хёрста-Мэннинга. У парня все тот же холодный блеск в глазах. Мы были закадычными друзьями, когда были детьми, но прошли годы с тех пор, как я видел его или его сестру-близняшку. Я был по уши влюблен в Эбби, но она этого никогда не замечала, потому что была слишком увлечена Риком. Папа немного обеспокоен тем, что Дрю может догадаться, кто я, поэтому заставил меня подождать неделю, прежде чем присоединиться к Лаудеру и Ханту в нашей новой школе. К тому времени Дрю и другая мужская элита будут в Паркхерсте, так что у нас есть один месяц, чтобы поработать над манипулированием Эбби.

— Он выглядит как полный придурок, — говорит Лаудер, указывая на крупного парня со светлыми волосами и голубыми глазами.

— Судя по всему, Трент Монтгомери таким и является, — соглашается Хант.

Он наводил справки обо всех в элите, прежде чем мы начнем обучение в школе Райдвилла через пару недель, так что мы полностью готовы.

— Он уже таким вышел из утробы матери, — добавляю я, когда Лаудер забирает у меня телефон.

Мы немного общались с Трентом, когда росли, но маме не нравился его отец, и мы обычно избегали дом Мэннингов, если она знала, что Монтгомери будут там. Даже будучи наивным маленьким ребенком, я невзлюбил этого придурка. Трент любил звук собственного голоса и определенно был придурком в процессе становления.

Лаудер присвистывает.

— Святая горячая киска. — Папа неодобрительно прищуривает глаза, но ничего не говорит. — Она чертовски красива.

— Это Эбигейл Мэннинг, — подтверждает Хант, и мои глаза похожи на ракеты с тепловым наведением, когда я выхватываю телефон из рук Лаудер.

Мир перестает вращаться, когда я смотрю на ее потрясающее лицо. Болезненно сглатываю. Не может, бл*ть, быть. Краска сходит с моего лица, и желчь подступает к горлу, когда каждый мускул в моем теле напрягается. Я увеличиваю изображение пальцами, но это не меняет сути.

Это все еще она.

Трахни мою жизнь.

Таинственной девушкой с пляжа была Эбигейл Хёрст-Мэннинг.

Каковы шансы? Мои глаза сужаются, когда темные мысли вихрем проносятся в моей голове. Знала ли она, кто я такой? Поэтому она была там в ту ночь? Было ли все это частью какой-то уловки? Но почему? Какие у нее могут быть ко мне претензии? Я сомневаюсь, что она даже помнит, кто я такой. Я отбрасываю эти мысли в сторону. Не может быть, чтобы это было так. Последние пару лет я был Кэмденом Маршаллом на публике. Мы стерли все следы Кайдена Андерсона из интернета, благодаря доброте «Технет». Должно быть, все это было простым совпадением.

— Она — ключ ко всему этому, — говорит отец, в то время как целый ряд различных эмоций проносится сквозь меня.

Хант смотрит на меня странным, пристальным взглядом, и я немедленно надеваю маску безразличия, скрывая свои истинные чувства, прежде чем он догадается о них. Мне нужно разобраться, насколько такое положение вещей изменится и дает ли это нам новый поворот в игре. Мышцы на моей челюсти напрягаются, когда разочарование разливается по моим венам.

На х*й это гребаное дерьмо.

Безнадежность и гнев клубятся у меня внутри, и мои руки сжимаются в кулаки, пока тело напрягается, когда мной овладевает потребность физически излить душу.

Я трахнул Эбби Мэннинг. Нет, я занимался с ней любовью. Единственная женщина, которую я когда-либо почитал в постели, оказалась моим заклятым врагом. Гори моя жизнь синим пламенем.

— Она останется одна после того, как элита отправится в Паркхерст, — продолжает говорить отец, — и ты будешь изводить ее до тех пор, пока она не сдастся.

— А если она этого не сделает? — спрашивает Хант, хотя это я должен был спросить, мысленно благодаря за это, потому что не уверен, что смог бы заставить свои голосовые связки работать в данный момент.

— Тогда Кайден соблазнит ее.

Мой взгляд скользит к отцу, и я на мгновение задумываюсь, не сказать ли ему, что я уже преуспел в этом, но интуиция подсказывает мне держать все в секрете, поэтому держу рот на замке.

— Это не должно быть слишком сложно. Вы двое были влюблены друг в друга в детстве. — Я не исправляю его. — И у меня есть достоверная информация, что она презирает своего жениха, так что не потребуется много усилий, чтобы очаровать ее и затащить в твою постель. — Он многозначительно ухмыляется в мою сторону. — Я знаю, ты не веришь в любовь, но можешь притворяться.

Я бросаю на него свирепый взгляд, но все это направлено не только на моего отца. В основном это направлено на меня самого. За мою глупость, когда я переспал с единственной девушкой, которой не должен был обладать. За те месяцы, что я потратил впустую, думая о ней, и той ночи.

Стальная решетка окружает мое сердце, укрепляя решимость.

Я сажусь прямо, пригвоздив отца убийственным взглядом.

— Я сделаю все, что потребуется, чтобы отомстить за смерть моей матери. Эбигейл Мэннинг пойдет ко дну.

Продолжение следует…

Оглавление

Элита Райдвилла № 1,5

Глава 1

Глава 2

Глава 3