Чудеса за третьей дверью (СИ) [Алексей Котейко] (fb2) читать онлайн

Чудеса за третьей дверью

Глава 1. Французский дядюшка

— Месье Кузьмин! Рад нашей встрече!

Пожимая протянутую руку, Степан с интересом рассматривал нотариуса. Мэтр Блеро оказался невысоким старичком с внушительным носом и удивительно маленькими тёмными глазками. Всю растительность на его лице составляли кустистые брови и венчик кудрявых белых волос вокруг обширной лысины. Тонкие губы растянулись в улыбке — приветливой, но вместе с тем несколько хитроватой.

Приглашающим жестом указав на удобное кресло, нотариус вдруг обеспокоенно спросил:

— Простите, вы говорите по-французски?

— Да. К сожалению, не идеально.

— Но для бытового общения достаточно? Прекрасно! Я, увы, русским не владею вовсе. Впрочем, если угодно — можем продолжить по-английски.

— Не стоит. Если я что-то не пойму, попрошу объяснить.

— Замечательно! — нотариус энергично потёр ладони и взял со своего стола толстую папку. — Хорошо добрались? Вы привезли те документы, что я просил? Так. А заверенные переводы? Ага. Отлично, отлично… Посмотрим…

Некоторое время господин Блеро внимательно изучал бумаги, бормоча что-то себе под нос. Степан от нечего делать рассматривал обстановку кабинета: старинные шкафы, заставленные папками; большой письменный стол; явно антикварные и недешёвые часы на мраморной каминной полке. Камин был настоящий и в нём тихо потрескивали поленья, отгоняя зимнюю промозглость. За столом широкое, во всю стену, окно, открывало вид на ухоженный садик.

— Великолепно, — удовлетворённо отметил нотариус, возвращая пластиковый конверт с документами. — Всё верно. Значит, как и указано в завещании Этьена Мишоне, вы его единственный племянник и наследник всего имущества.

— Здесь точно нет ошибки? — неуверенно поинтересовался Степан.

— Исключено, — отрезал мэтр. — Ваша мать Елена Алексеевна, в девичестве Михайлова, была младшей сестрой Степана Алексеевича Михайлова, он же — Этьен Мишоне.

— Не поймите меня превратно, месье Блеро, но я никогда не слышал о дяде Степане. Ни от мамы, ни от бабушки. К сожалению, их уже нет, и выяснить этот вопрос лично не получится. Поэтому спрошу ещё раз: вы уверены, что я именно тот, кого вы искали? Что всё это не окажется недоразумением?

Вместо ответа нотариус усмехнулся, покопался в своей папке и протянул гостю листок. Там от руки были выписаны данные: фамилии, имена, отчества, даты рождения и смерти, адреса и телефоны. С возрастающим удивлением Степан обнаружил в начале списка своих деда и бабушку по материнской линии, затем свою мать и отца, а в самом конце себя. Человек, составлявший список, знал даже про то, что их семья дважды переезжала из города в город. Разве что последний домашний телефон, указанный на листке, был не актуален — несколько лет назад Степан сам же и отключил его за ненадобностью.

— Эти данные ваш дядя передал вместе с завещанием. Так что искать мне, в общем-то, не пришлось. Видимо, он внимательно следил за судьбой своих родных, хотя и не предпринимал попыток связаться с вами.

— Как он вообще оказался во Франции? — недоумённо спросил новоявленный племянник.

— Насколько мне известно, месье Михайлов приехал сюда в 1970 году, на чемпионат по лёгкой атлетике среди юниоров. Тогда ему было восемнадцать. Решил не возвращаться в СССР, попросил убежища. Сразу после удовлетворения просьбы вступил в Иностранный легион. Собственно, там он и стал Этьеном Мишоне — все новобранцы по традиции получают в Легионе новое имя. Дослужился до сержант-шефа, вышел в отставку в 1997 году. Затем работал в разных военных компаниях. Три года назад окончательно ушёл на покой, поселился здесь, в Бретани, а два месяца тому назад… Сердце, — нотариус печально развёл руками. Затем раскрыл папку и достал ещё один листок:

— А теперь перейдём к делу. По завещанию вы получаете шато Буа-Кебир в коммуне Ланискат — это здесь рядом, к востоку от Гуарека, за рекой. Владение составляют усадьба с надворными постройками и сто сорок восемь с четвертью гектаров земли. Из них примерно сто восемь это поля, тридцать девять — леса, а остальное — водные угодья. Живописные места, хотя и несколько уединённые, граничат с пустошами Лискюи. Не слыхали? Очень рекомендую, чудесное место для прогулок.

Ошарашенный Степан почувствовал, как его рот сам собой раскрывается от удивления. Мэтр Блеро, не замечая реакции клиента, деловитым тоном продолжал:

— Вам также передаются два автомобиля: трёхлетний «Рено-Каптюр» и пятидесятилетний «Ситроен 2CV». Старые добрые «две лошадки».

Степан нервно хихикнул. Мэтр Блеро оторвался от чтения и вопросительно приподнял брови.

— Простите. По-русски ваши «две лошадки» — «дё шево» — звучат как «дёшево». Но я, кажется, понял, о какой машине речь. Это такая была у Бурвиля в «Разине»?

— О, любите французское кино? — расплылся в улыбке нотариус. — Да, такая. Вечный объект шуток, но всё равно любимица французов. Маленькая автолегенда. Ну и наконец, — мэтр вернулся к своим записям, — вы получаете все деньги со счёта покойного дяди, за вычетом налоговых сборов, моих накладных расходов и комиссионных за оказанные услуги. Не волнуйтесь, итоговая сумма всё равно будет весьма солидная, что-то около ста пятидесяти тысяч евро. Согласно французским законам, наследники принимают на себя также обязательства по долгам наследодателя…

«А вот и сюрприз», — мелькнуло в голове у Степана.

— …но у месье Мишоне долгов не было. Все налоговые и прочие платежи осуществлялись в срок, никаких кредиторов или задолженностей не имеется.

Мэтр выждал несколько секунд, затем вежливо забрал из рук ошарашенного наследника листок с адресами, и снова убрал все документы в свою папку.

— Простите, — наконец обрёл дар речи Степан. — Шато — это что, замок? Или, может быть, вообще руины?

— О, вовсе нет! В нашем с вами случае речь идёт про загородное имение. Особняк в стиле модерн, конец девятнадцатого века. Прежде на том же месте действительно был замок, но его разрушили ещё во времена Столетней войны. Особняк принадлежал одной семье, но за несколько поколений наследники разделили здание перегородками, обособив себе по кусочку. Так что сейчас там несколько отдельных входов в разные части дома. В конце двадцатого века род прервался, и весь этот, простите, пазл, снова попал в одни руки — дальних родственников. Ну а новые владельцы продали его вашему дяде.

— Там хотя бы электричество есть? — настороженно поинтересовался Степан.

— Разумеется. Я ведь уже сказал, что все счета оплачивались исправно. Так что коммуникации не отключались. В шато есть электричество, водопровод, вполне современный септик — кстати, его установили как раз по заказу месье Мишоне. Есть подключение к газу, на нём работают кухонная плита, котел отопительной системы и водонагревательная колонка. Есть даже стационарный телефон, — не без иронии отметил мэтр Блеро. — В конце концов, ваш дядя прожил там три года, и хотя он занимал только одну из «квартир», всё здание, несомненно, во вполне приличном состоянии для своих лет. Разумеется, годы берут своё, потребуется приложить руки. Или средства. Или то и другое. Но речь именно о ремонте, а не о восстановлении аварийного объекта, где из-за прохудившейся крыши уже сгнили межэтажные перекрытия, а малолетние вандалы из окрестностей успели устроить два-три пожара.

— Тогда в чём подвох?

— Подвох?

— Вы сказали «никаких долгов». Есть какие-то ограничения? Обязательства? Требования?

Мэтр Блеро грустно вздохнул и возвёл глаза к потолку, словно говоря: «Ах, мне так не хотелось вас огорчать! Но придётся».

— Действительно, есть некоторые нюансы.

— Я весь внимание.

— Все поля этого владения находятся в долгосрочной аренде, на пятьдесят лет и более. Бретань — сельскохозяйственный регион, месье, так что продать под застройку эту землю не получится. Даже если вы попытаетесь через суд добиться отмены аренды, и даже если — что маловероятно — суд примет вашу сторону.

— Но арендаторы обязаны ведь что-то платить за аренду?

— Безусловно.

— О каких суммах идёт речь?

Нотариус пошевелил в воздухе пальцами, как бы выражая переменчивость фортуны.

— В хороший урожайный год при благоприятной обстановке на мировом и местном рынках…

— Конкретнее, пожалуйста.

— Двадцать — двадцать пять тысяч евро. Это после всех вычетов и налогов. В очень хороший год.

— А в не хороший?

— Максимум шесть-семь тысяч. Но посмотрите на это так, месье Кузьмин: в первом случае вы безо всяких усилий получаете столько, сколько средний француз зарабатывает за год. А во втором — по крайней мере, покрываете свои годовые расходы на шато. Почти.

Степан задумчиво провёл рукой по волосам, затем спросил:

— А лес?

— Это одна из последних уцелевших частей древнего Кебирского леса. Никто не позволит вам вырубить и продать его на корню. Но как владелец вы можете вести лесозаготовки, заниматься восстановительными посадками на месте вырубок. Использовать прочие ресурсы — грибы, ягоды, травы. Ну и так далее. Непосредственно прилегающая к шато зона, что-то около двух гектар, документально числится как парковая. С ней вы можете поступать по своему усмотрению, даже свести на корню и превратить в поле для гольфа. Правда, я бы не советовал — парк одичал и зарос, но ваш дядя твердо намеревался восстановить его в прежнем виде.

— А что подразумевается под водными угодьями?

— Северная граница владения — река Лискюи. Сегодня это крохотный ручеек на дне оврага, но когда-то это был полноводный поток, и в него впадали другие ручьи. На территории усадьбы есть такой, ещё в древности его перегородили мельничной плотиной. Получилась запруда, одно время её даже использовали для рыбоводства. Может, и вы захотите заняться этим направлением?

— Сложно сказать. Знаете, мне кажется, что я сплю и это всё только сон.

— Так я вас разбужу, — мэтр Блеро доверительно наклонился к собеседнику. — Вступив в наследование, вы, конечно, можете продать имение. Но скажу вам прямо, сделать это будет нелегко, разве что отдать за бесценок. Попытаться, скажем, выделить и отдельно продать поля — дело долгое и хлопотное, к тому же снова встаёт вопрос арендаторов. Предыдущие владельцы почти пятнадцать лет искали покупателя, и всё это время шато пустовал. Месье Мишоне не просто купил его, он стал именно хозяином. Казалось, наступило время перемен. Я вырос в этих краях, месье, и знаю Буа-Кебир с детства. Мне было очень приятно видеть, как старый шато и его окрестности медленно, но всё-таки вновь пробуждаются к жизни. Я три года был нотариусом вашего дяди, и очень уважал его. Мне было больно узнать, что жизнь такого замечательного человека оборвалась именно тогда, когда впереди у него было столько планов. Не скрою, мне бы очень хотелось, чтобы начинания месье Мишоне были продолжены. Но решать, разумеется, только вам.

— Чтобы приложить руки, нужно сперва найти для этого время, — вздохнул Степан. — Моя виза заканчивается меньше чем через неделю.

— Это не проблема. И вообще, декабрь — не лучшее время для стройки или ремонта. А вот, скажем, март — совсем другое дело.

— Ну, если вы так считаете. И если больше никаких нюансов нет…

Нотариус возмущенно фыркнул:

— Месье Кузьмин! Я государственный служащий! И моя обязанность на данном этапе предоставить вам исчерпывающую информацию о том, что представляет собой оставленное вам наследство. Нет там никаких нюансов! Те, что имелись, я вам уже изложил. Все бумаги вашего дяди у меня в этой папке, вы её, безусловно, изучите, прежде чем мы начнём составление необходимых документов. Если желаете — можем сегодня же поехать и осмотреть шато на месте. У нас тут, правда, выдался очень ветреный ноябрь, но если с крыши сорвало хоть одну черепицу, я лично позабочусь, чтобы её вернули на место. А впрочем, знаете что, нет! Назовите лучше нотариуса, которому я могу передать дальнейшее ведение вашего дела, и закончим на этом! — разволновавшийся старичок подвинулся к краю кресла, словно собираясь встать.

— Простите, месье Блеро, я вовсе не хотел вас обидеть! — Степану и самому уже было неловко за сказанное. — Просто размышлял вслух. В конце концов, не каждый день и не у каждого человека обнаруживается неизвестный ему дядя, оставляющий такой щедрый подарок племяннику, которого ни разу в жизни не видел.

— Так вы принимаете наследство?

— Принимаю. И прошу вас, мэтр, оказать мне честь, и стать моим нотариусом.

Месье Блеро ещё секунду-две сурово смотрел на гостя из-под нахмуренных бровей, но затем лицо его расплылось в прежней хитроватой улыбке.

— С удовольствием, месье Кузьмин!

Глава 2. Рыжий кот

Мэтр Блеро знал, что говорил, и в середине марта поезд увёз Степана в Москву, а самолёт благополучно доставил в Париж. Небольшая квартирка на родине была оставлена на попечение давней подруги по университету, дела улажены. На руках у наследника месье Мишоне имелось официальное разрешение оставаться на французской земле следующие 365 дней, с возможностью продления.

Франция встретила его низкими грязно-серыми тучами, и три дня кряду они клубились над Парижем, то и дело накрапывая мелким противным дождиком. Тучи последовали за Степаном, когда он в экспрессе TGV отправился на запад. Тучи играли в салочки с ветром с Атлантики, пока новый хозяин шато Буа-Кебир в Генгане ждал пересадки на поезд местной линии. И вот теперь, на конечной станции, в городке Каре-Плуген, воздух наполняла промозглая морось, а небольшая парковка перед вокзалом была абсолютно пуста.

Впрочем, не прошло и минуты, как из-за соседнего с вокзалом здания лихо вырулил серебристый «Рено-Каптюр» со знакомым — правда, до сих пор только по документам — номером. Водителем оказался долговязый молодой человек, который с широкой улыбкой протянул Степану руку и, хватая один из двух чемоданов, тут же затараторил:

— Месье Кузьмин, конечно? Жан-Пьер, приятно познакомиться! Простите, дед велел не опаздывать, но меня дождь притормозил. Здесь всего-то с полчаса, а теперь будем тащиться. Так, и сумку сверху. Отлично! Это весь багаж? А, точно, груз же пришёл! Сегодня утром привезли ваш ящик, мы его поставили под навесом. Я подумал, пусть лучше авто мокнет, чем вещи. Дед мне поручил у вас там присмотреть за всем, с Интернетом вопрос решить. Хорошо, что в шато телефонная линия, оптоволокно в те края ещё никто не протянул. В общем, теперь вы на связи, ну и прочее в башне мы тоже проверили на всякий случай — отопление, воду, электричество. К слову, держите, — он протянул Степану визитку. — У меня мастерская, если нужно что-то с техникой или электроникой, только позвоните. Починим, наладим. Может, вы охранную систему захотите поставить? И это можем.

Жан-Пьер располагал своей жизнерадостностью и энергичностью, хоть и болтал всю дорогу без умолку. Он, как оказалось, успел уже заполнить холодильник в шато («не знал, что вам больше по вкусу, так что набрал всего понемногу»), привести в порядок стоявший с осени без дела автомобиль и привезти несколько канистр бензина («у вашего дядюшки оказался целый арсенал бензоинструмента, с таким оснащением заниматься парком одно удовольствие!»). Внук мэтра Блеро умудрялся говорить, следить за дорогой, одной рукой удерживать руль, а другой бурно жестикулировать:

— Дед попросил вас заглянуть на днях, когда будет удобно. Нужно уладить все вопросы с документами, регистрацию и прочее. А то в два счёта депортируют, у нас с этим строго. Чеки по всем расходам он вам лично передаст. Ну, почти добрались! И погода вроде бы налаживается?

В тучах действительно стали появляться бледные окошки чистого неба. Оставив автостраду, они миновали уютную деревеньку с аккуратно подстриженными изгородями и уже зеленеющими свежей травкой газонами, и теперь катили среди полей. На очередном перекрёстке Жан-Поль вдруг затормозил:

— Вон там, в самом центре леса. Шато Буа-Кебир, месье.

Дорога налево уходила к небольшой ферме, а направо сбегала в широкий овраг, за которым поднимался к небу крутой склон поросшего лесом холма. Казалось, могучий великан когда-то прилёг отдохнуть у протекавшей здесь реки, и остался, навсегда скованный волшебным сном. Давно пересох речной поток, давно уже сведены древние чащи и распаханы вересковые пустоши, а он всё спит, укрытый зелёным одеялом леса.

Чуть выше середины склона виднелись верхний этаж и высокая шатровая крыша башни, а рядом угадывалась более крупная и массивная основная часть здания. В этот миг солнце всё-таки прорвалось в оставленные ветром окошки, и под его лучами угрюмая громада лесистого холма весело заиграла всеми оттенками зелени. Башня же, будто вобрав солнечный свет, оказалась сложенной из золотисто-рыжего камня, и только крыша у неё была серо-зелёной.

Дорога через овраг шла по насыпи; где-то внизу, в слишком большой для него трубе, журчал ручеек, прежде бывший рекой Лискюи. Преодолев подъём, автомобиль углубился в лес. Было видно, что этой дорогой пользуются нечасто: по центру из трещин в асфальте пробивались пучки травы, а края покрытия исчезли под наплывами земли, смытой дождями с обочин. На следующем перекрёстке Жан-Пьер свернул влево, и теперь они оказались на подъездной аллее с массивными воротами в конце. Степан отметил про себя, что изящные чугунные решётки не так давно кто-то привёл в порядок — видимо, постарался дядя, либо нанятые им рабочие. Каменным псам, сидевшим на столбах по обе стороны ворот, повезло меньше. До них руки у ремонтников не дошли, так что левый щеголял выкрошившимися передними лапами, а правый — отсутствием половины морды вместе с носом. Жан-Пьер вылез, отпер ворота, загнал машину на просторный двор и заглушил мотор.

— Ну вот, проверка пройдена, пользоваться можно! — улыбнулся он и похлопал автомобиль по капоту.

Центральная часть особняка была двухэтажной, а в плане, как скоро понял Степан, напоминала зеркально отражённую букву «Г». С торца короткой части располагался парадный вход — здесь фасад закрывала просторная терраса, а её крыша одновременно была балконом для комнат второго этажа. По бокам от террасы возвышались две круглые башенки: левую архитектор наполовину задвинул внутрь здания, а вот правую, напротив, выдвинул вперёд. Длинная часть буквы «Г» могла быть классически строгой, но архитектор добавил здесь пару широких эркеров с остеклением в готическом стиле, а по центру на крыше поставил углом к фасаду маленькую квадратную башенку. С торца это крыло дома замыкало основательно обросшее плющом сооружение, в котором Степан распознал оранжерею.

Большая трёхэтажная башня, которую они рассматривали с перекрёстка, располагалась на противоположной от оранжереи стороне здания, причём архитектор поместил её под углом к главному зданию, так что три из четырёх стен были наружными. На крышах тут и там виднелись слуховые окна в мансардах для слуг, кое-где на углах примостились то ли горгульи, то ли химеры — с земли трудно было с уверенностью разобрать, кто это. Над большой башней и над крылом дома, переходившем в оранжерею, возвышались с десяток дымовых труб.

Жан-Пьер повёл рукой:

— Месье Кузьмин, добро пожаловать в шато Буа-Кебир! Там, — он указал на угол дома, в сторону башни, — навес, под ним ваша «посылочка». Ящик в дверь башни не пройдёт, мы уже мерили, так что всё равно придётся вскрывать его снаружи и носить содержимое по частям. Увидите динозавра под брезентом — не пугайтесь, это «Ситроен». Проверять его мне не поручали, так что не знаю, на ходу ли. Тот синий «Пежо» возле куста мой, ну а вам — ключи.

В руку Степана легли большая связка, связка поменьше и брелок всего с четырьмя ключами:

— Эти от остального дома, а эти — от башни и, наверное, какой-то мебели в ней. На брелке «Рено», входная дверь, ворота и почтовый ящик. Самое нужное. Ключи от «Ситроена» должны быть где-то в доме.

— Спасибо, — Степан разложил ключи по карманам куртки, которые сразу оттопырились под их тяжестью. — А это кто?

Жан-Пьер обернулся. На дорожке, ведущей к главной башне, сидел большой рыжий кот, внимательно разглядывая людей. Младший Блеро усмехнулся:

— Это, похоже, здешний сторож. Он всё время крутился возле нас, пока мы тут работали, но ни разу не дался никому из ребят в руки. Даже на колбасу не купился. Может, забрёл с какой-нибудь из соседних ферм, а может, это вашего дяди. Нелегко же ему пришлось, если так — из домашнего питомца в лесные охотники. У нас вообще-то положено бездомных животных передавать в приюты, так что если решите не оставлять его себе — придётся поймать и отвезти в Гуарек.

— Ясно. Что ж, это я чуть позже решу. Ещё раз спасибо за помощь!

— До встречи! Не забудьте, дед будет вас ждать на днях, в любое удобное время!

* * *

Первый этаж башни оказался гостиной, совмещённой с кухней. Кухонную зону Этьен Мишоне — или, возможно, его предшественники — обустроил слева от входа, так, чтобы через большое окно видеть всех, кто шёл по дорожке к двери. Справа, в дальнем углу, была зона гостиной с парой кресел и большим, действительно достойным замка, камином. Оставшееся пространство занимал обеденный стол, за креслами виднелись две двери — там обнаружились довольно-таки просторный санузел и кладовая — а в самом дальнем от входа углу в стену уходили ступени лестницы.

К удивлению Степана, лестница выводила к единственной двери на втором этаже, за которой располагалась спальня. В ней тоже был камин, но более современного вида. Стены сплошь покрывали деревянные панели, делавшие комнату, как показалось новому владельцу, гораздо меньше, чем гостиная. Присмотревшись, Степан понял, что это вовсе не иллюзия — кто-то остроумно придумал спрятать таким образом шкафы и прилегающие помещения, а заодно устроил в получившейся нише под окном широкую банкетку. Сообразив, что к чему, Степан начала обшаривать стену справа от входа, и вскоре, как и ожидал, обнаружил за панелями хозяйский санузел, гардеробную, а в дальнем углу — лестницу на третий этаж.

Тут ему вновь пришлось удивиться, потому что дверь оказалась заперта. Ключ нашелся на маленькой связке, замок глухо щелкнул, и наследник месье Мишоне оказался в библиотеке. Стены её от пола до потолка закрывали массивные книжные шкафы, вполне возможно, ровесники самого шато. Все полки были забиты книгами, но без какой-то системы и логики: вперемежку стояли издания на разных языках, явно антикварные тома в кожаных переплётах соседствовали с дешёвыми покетбуками. То ли дядя Этьен читал всё подряд, то ли, что было вероятнее, библиотеку за десятки лет собрали несколько поколений владельцев шато. Здесь тоже имелся камин, а центральную часть комнаты занимал большой круглый стол, часть столешницы которого была сделана из толстого стекла. В центре стола помещалось нечто, похожее на глобус — только этот «глобус» составляли множество широких и узких металлических ободков, располагавшихся под разными углами друг к другу.

— Надо же, — пробормотал Степан, когда под стеклянными вставками столешницы обнаружилась аккуратно разложенная на зелёном сукне коллекция. В сероватом свете дождливого дня тускло поблескивала потемневшая от времени латунь то ли астрономических, то ли навигационных, приборов. — Интересно, это дядино, или тоже прилагалось к шато?

Возле окна стоял большой секретер, к крышке которого подошёл один из ключей на маленькой связке. Степан принялся наугад выдвигать ящики, но вскоре понял, что это бессмысленно: секретер был до отказа забит какими-то записными книжками, блокнотами, альбомами. Попадались отдельные листки бумаги с отрывочными неразборчивыми записями и просто каракулями, высохшие шариковые ручки, обломки карандашей и истертые ластики. Среди вороха канцелярских принадлежностей иногда мелькали и вовсе неожиданные предметы, вроде россыпи кроненпробок от пивных бутылок, или пачки древних компьютерных дискет. Похоже, секретер со всем содержимым достался Этьену Мишоне от прежних владельцев, и дядя не успел его разобрать.

«Да уж, тут работы на целый день хватит. И даже не на один», — Степан вздохнул, посмотрел по сторонам, и вдруг сообразил, что на крыше башни со стороны ворот он видел пару слуховых окон. «Значит, где-то должен быть лаз на чердак? Иначе как туда забираться?»

Лестницы и в гостиной, и в спальне, были устроены одинаково, так что Степан прямо направился к тому же углу библиотеки. Шкаф тут выглядел точно таким же, как все остальные: полки от пола до потолка и пара горизонтальных декоративных панелей, разделяющих шкаф на три одинаковые секции. На панелях по всей библиотеке были вырезаны забавные рожицы то ли гномов, то ли кого-то в этом роде — одни смеялись, другие плакали, третьи хмурились. Присмотревшись, Степан заметил, что в угловом шкафу верхняя рожица хмурила брови — точь-в-точь рассерженный мэтр Блеро — а вот нижняя хитро подмигивала, косясь куда-то влево.

С полчаса Степан возился вокруг этой планки. Сначала он снял все книги с полки над панелью — какую-то зачитанную до дыр детективную серию — а потом перетаскал на большой стол и книги с полки ниже. Это оказалось труднее, потому что там кто-то расставил толстенные тома энциклопедии, нагло переврав их нумерацию и алфавитный порядок. Методичное прощупывание, простукивание и надавливание обоих полок ничего не дало, как и боковых, и задней стенки. Наконец, ему повезло: водя рукой под самой декоративной планкой, Степан нащупал едва ощутимый выступ, и нажал. Что-то щёлкнуло, деревянная махина со всей массой остававшихся в ней книг чуть сдвинулась влево. Степан осторожно нажал рукой, и шкаф на две трети вкатился в стену, открывая проход на последнюю лестницу.

Он торопливо поднялся в мансарду и, отыскав нужный ключ, вставил его в замочную скважину.

— Привет, номер три! Сезам, откройся!

«Сезам» оказался мужской берлогой, и уж её-то точно устроил лично месье Мишоне. Степан уже не удивился, увидев очередной камин, перед которым располагались журнальный столик и три дивана. В простенке между оконных ниш стоял большой бретонский буфет, превращённый в бар, а слева и справа от окон стены украшали со вкусом подобранные экспозиции. Одна, видимо, посвящалась Французской Африке, другая — Французскому Индокитаю. Чего там только не было, начиная элементами униформы и шаманскими масками, заканчивая берберскими кинжалами и огромным латунным гонгом с затейливым чеканным рисунком.

Справа от входа вдоль стены располагалась застекленная витрина, и это уже был личный музей дяди Этьена, однако всю его экспозицию составляли только два манекена. Один был одет в полную парадную форму Легиона, со всеми наградами, которые сержант-шеф Мишоне получил за годы службы. Другой был облачен в камуфляжный комплект и разгрузку — видимо, напоминание о временах работы в частных военных компаниях. Подойдя ближе, Степан обнаружил и третий экспонат: на высокой колонне-подставке лежали фотография, армейский жетон и резная деревянная фигурка.

Ключик от витрины был самым маленьким на «башенной» связке. Степан повертел в руках жетон: личный номер ему ни о чём не говорил, но вот «Серж Борю» явно никак не вязалось с «Этьен Мишоне». Положив обратно жетон, Степан взял с подставки фото. То ли фотограф плохо подобрал пленку, то ли просто зарядил единственную, какая была под рукой, но фото вышло затемнённым к краям и почти засвеченным к центру. Со снимка нерешительно улыбалась девушка лет двадцати, одетая в синие джинсы и джинсовую куртку. Темные волосы её были взбиты пышным начесом, по моде девяностых. Позади девушки можно было различить цветущее деревце, а за ним, совсем смутно — край крыши какого-то дома.

Степан пожал плечами, аккуратно положил снимок на прежнее место, и взял с подставки фигурку. Она была размером чуть побольше обычной лампочки, и резчику явно недоставало искусности, но он искупил это старательностью: приготовившийся к бою волк узнавался сразу. Особенно удачно получились вздыбленная на загривке шерсть, прижатые уши и грозно оскаленные клыки. Фигурка выглядела очень старой — дерево, из которого её сделали, успело от времени стать почти черным.

«Дуб, что ли?» — подумал Степан, вертя волка в руках. И тут прямо у его ног раздалось пронзительное мяуканье.

От неожиданности новый хозяин шато едва не уронил фигурку, отчаянно попытался подхватить её у самого пола, успел-таки поймать, но острые клыки больно царапнули большой палец, оставив за собой кровавый след. Степан недовольно заворчал, переложил волка в другую руку, но увидел, что оцарапанный палец успел всё же мазнуть по дереву. Ругаясь про себя, Степан ладонью принялся оттирать кровь, одновременно оглядывая комнату в поисках источника мяуканья.

Источник обнаружился немедленно: на журнальном столике у камина сидел тот самый рыжий кот, что встретил их с Жан-Пьером во дворе. С минуту человек и зверь внимательно рассматривали друг друга, и Степан отметил про себя, что шерсть у кота не просто рыжая, а с рыжими полосами разных оттенков, что грудка у него белая и что выражение морды — невероятно грустное.

Злость куда-то улетучилась. Он ещё раз осмотрел статуэтку — кровь частью стёрлась, но часть наверняка навсегда останется в дереве — и поставил волка обратно в витрину. Закрыл стеклянную дверцу, обернулся, и сделал осторожный шаг в сторону камина. Кот всё так же сидел на столике. Ещё шаг. Кот и не подумал убегать, только склонил голову на бок, словно говоря: «Ну и чего ты тут крадёшься?» Степан усмехнулся и не спеша пошел к печальному гостю.

— Так ты всё-таки дядин? — человек говорил по-французски, решив, что знакомые звуки кот воспримет спокойнее. — Знать бы ещё, как тебя зовут. И как ты сюда пробрался. Я что, входную дверь плохо закрыл?

Кот внимательно слушал его, потом коротко мяукнул и, потянувшись, обнюхал руку Степана. После этого ткнулся мохнатым лбом в пальцы, спрыгнул со стола и затрусил к выходу.

— Буду звать тебя Тигра, — решил новый хозяин, шагая следом.

* * *

День выдался долгим — дом, простоявший нежилым почти полгода, нуждался в уборке, а когда с ней было закончено, за окном уже сгустились мартовские сумерки. Чемоданы и сумка стояли у подножия лестницы, оставленные на завтра. Ящик, привезённый транспортной компанией, Степан и вовсе решил вскрыть позже — ему хотелось в первую очередь обойти и осмотреть территорию поместья. Рыжий кот не отходил от человека весь день, а когда тот устроил, наконец, перерыв на обед, немедленно взобрался в соседнее кресло, и с большим удовольствием слопал предложенную ему колбасу. Гладиться, впрочем, кот таки и не дался.

Наступил вечер. Ворота, автомобиль и входная дверь были заперты («пожалуй, надо будет всё-таки поставить охранную систему»). Нашлась и телефонная розетка, но Степану было лень искать в вещах модем и ноутбук, и тянуть через всю гостиную кабель. Даже вставать из кресла не хотелось. Потрескивали поленья в камине — дровница обнаружилась с обратной стороны башни, рядом с маленьким помещением котельной. Спал в своём кресле кот, умудряясь даже во сне сохранять немного грустное выражение на пушистой морде.

«Надо бы кровать перестелить», — мелькнула в голове у Степана последняя связная мысль.

Проснулся он разом, будто по щелчку, и несколько секунд не мог понять, где находится, и почему вокруг так темно. Камин прогорел, только дотлевали последние угольки. Мерно тикали большие напольные часы в углу, где-то снаружи посвистывал ветер.

— Вздремнул, называется, — забормотал спросонья Степан по-русски, осторожно потягиваясь, чтобы размять одеревеневшее от неподвижности тело.

Чуть хриплый, вкрадчивый голос где-то рядом произнёс по-французски:

— Не понимаю, хозяин. Что вы хотите?

— Твою ж за ногу!!! — Степан, насколько мог поспешно, вскочил, лихорадочно пытаясь вспомнить, на какой стене он видел выключатель.

Кто-то щёлкнул пальцами, и в камине снова весело вспыхнул огонь на невесть откуда взявшихся свежих поленьях. Пламя осветило комнату, а заодно и соседнее кресло, в котором удобно устроился маленький — ноги его даже не свешивались с сиденья — человечек. Лицо незнакомца почти целиком скрывали широченная кустистая борода и роскошные усы; из-под косматых нависших бровей на Степана внимательно и с легким недоумением смотрели зелёные глаза. Человечек был одет в чёрные бриджи, короткую чёрную куртку и чёрную же шляпу. На шляпе за алой лентой было заткнуто перо сойки, а вокруг талии, перехватывая белоснежную рубаху, был повязан широкий алый кушак.

— Вы кто?! — выдохнул Степан уже не так нервно. Незнакомец не выглядел опасным. Впрочем, это никак не меняло того факта, что он сумел проникнуть в дом при запертой двери.

Человечек с достоинством слез с кресла, вежливо снял шляпу и чуть поклонился. Степан увидел, что и волосы, и борода, и усы у него огненно-рыжие, хотя местами в них и появились уже серебряные нити седины, а на макушке среди мелких кудряшек обрисовалась небольшая лысина.

— С вашего позволения, меня зовут Руй. Надеюсь, хозяин, вы не будете настаивать на Тигре?

Глава 3. Террасы старого парка

— Не буду, — на автомате ответил Степан, изумлённо рассматривая собеседника. — Простите, вы — кот?

— Нет. Я лютен.

— Лютен?

— Фейри. Хранитель этого дома.

— А… то есть домовой?

Человечек пожал плечами, показывая, что это слово ему незнакомо.

— Погодите, но вы всё-таки были котом?

Руй снова слегка поклонился:

— Все лютены умеют превращаться. Правда, сам облик даётся нам от природы. Мой кузен, к примеру, становился волкодавом, а дедушка — конём. Мы носим обличье зверей днём, а когда скрывается солнце, можем превращаться по своему желанию. Впрочем, — домовой печально вздохнул, — я пробыл котом последние три четверти века. И днём, и ночью.

— Но почему? — спросил Степан сочувственно.

— Полагаю, дело в старом мосте, — Руй махнул рукой куда-то в сторону оврага. — Я не о насыпи, по которой дорога идёт сейчас, а о мосте над Лискюи. Его взорвали во время последней войны, и тогда всё изменилось. Как будто… — человечек задумался, подыскивая нужное слово, — как будто что-то ушло. И пришлось ждать очень долго, чтобы вчера, наконец, это ушедшее возвратилось.

— А что было вчера? — Степан растерянно перевёл взгляд на часы. Стрелки показывали половину первого.

— Вчера вы отдали кровь. Вы скрепили кровью владение, которое уже было скреплено словом.

— Я не…

Внезапно он вспомнил резную фигурку волка. Вспомнил царапину, и след от неё на тёмном дереве. Степан судорожно сглотнул и посмотрел в глаза лютену:

— Месье Руй, скажите, а вы — единственный лютен здесь?

— Лютен — да. Фейри — нет.

— И много тут ещё фейри? — настороженно поинтересовался человек.

— Я знавал двоих. Впрочем, тролль наверняка погиб вместе со своим мостом. А вот куда подевался гоблин — не знаю, — развёл руками домовой. — Во всяком случае, я его с тех пор не встречал.

— Вроде бы в сказках троллей убивало солнце, а не взрывчатка?

— Мы из плоти и крови. Да, наш век дольше, мы реже хвораем и легче переносим раны. Но мы тоже смертны. Конечно, — поспешил добавить Руй, — духов это не касается, их сущность совсем иная…

Степан замотал головой, чувствуя, что на первый раз с него достаточно:

— Пожалуй, пойду-ка я спать. Доброй ночи, месье Руй!

— Доброй ночи, хозяин. Я перестелил вам постель, и зажёг камин в спальне.

— Большое спасибо, — Степан направился к лестнице, но тут же обернулся к лютену:

— А вы где ночуете, месье Руй?

— О, это как раз одно из преимуществ кота, — усы и борода на лице человечка шевельнулись, обозначая улыбку. Спустя мгновение в кресло у камина запрыгнул большой рыжий кот и, свернувшись клубком, тут же уснул.

«Действительно, удобно», — подумал Степан, поднимаясь на второй этаж.

* * *

За ночь ветер разогнал остатки туч, и теперь земля нежилась под тёплыми лучами весеннего солнца. По бледно-голубому небу, словно выстиранному дождями, бежали белые облачка, устремляясь на запад. Степан нашарил наручные часы на прикроватной тумбочке и, увидев, что уже начало одиннадцатого, начал торопливо одеваться.

«Приснится же!»

В гостиной кот восседал на одном из стульев, поближе к плите. Он с лёгкой укоризной взглянул на человека, словно желая сказать: «Дел столько, а вы спите!» Степан, не успев подумать, как глупо это прозвучит, кивнул ему:

— Доброе утро, месье Руй.

В ответ кот явственно обозначил поклон лобастой головой, и в ожидании уставился на холодильник.

«Не приснилось…» — размышлял Степан, занимаясь приготовлением завтрака. — «Но тогда что же, были или где-то есть и тролль, и гоблин?» У него возникло серьёзное сомнение, что эти двое, встреться они человеку где-нибудь в имении, будут вести себя так же вежливо, как домовой. В сказках, по крайней мере, ничего подобного не наблюдалось. «А духи?» — Степан невольно вздрогнул. Решив на досуге посмотреть, чем вообще следует отгонять недружелюбных фейри, он быстро перекусил — кот получил свою порцию и ел наравне с хозяином — и вышел наружу.

От посторонних территорию усадьбы защищала ограда с каменным основанием и каменными же столбами, поставленными через каждые пару метров. Между столбов возвышались кованые решётки, увенчанные острыми пиками — высота их, как прикинул Степан, была метра три, а то и три с половиной. За годы запустения плющ и дикий виноград основательно укрыли решётки и столбы, но конструкция, похоже, оставалась по-прежнему прочной и надёжной. «Покрасить всё-таки не помешает», — подумал Степан, время от времени пробираясь через заросли к очередной секции, и осматривая её в поисках ржавчины.

На северо-запад от дома располагался парк — как и обещал мэтр Блеро, одичавший и заросший. Впрочем, нотариус явно погорячился, когда сказал, что тут можно устроить поле для гольфа: довольно крутой склон не годился бы и для простых прогулок, если б архитектор, занимавшийся поместьем, не разделил парк на террасы, связанные друг с другом каменными лесенками. Время от времени в разросшихся кустах Степану попадались на глаза небольшие статуи — то нимфа с кувшином; то фавн с флейтой Пана; то ещё одна нимфа, заплетающая длинную косу. Иногда у подножия лестниц встречались уменьшенные копии каменных псов, охранявших въездные ворота шато. У нижних террас восточный край упирался в массивную стену из громадных валунов, за которой виднелась ровная ярко-зеленая лужайка.

«Пруд!» — сообразил Степан. — «Ладно, позже глянем».

Кот, следовавший за хозяином, вдруг пролез вперёд, и повёл человека за собой. На последней террасе парковая дорожка превратилась в полноценную подъездную дорогу, в конце которой обнаружились точно такие же ворота, как и в верхней части имения. Степан на удачу попробовал ключ от верхних ворот, и мысленно поблагодарил дядю: ключ подошёл, а сами ворота оказались ухоженными и смазанными. За ними, буквально метрах в пяти, сломанным зубом торчал над глубоким оврагом край взорванного моста.

Это было монументальное сооружение, и Степану даже стало жаль, что такая красота превратилась в нагромождение каменных обломков далеко внизу. Лискюи за века промыла себе русло глубиной в добрых пятнадцать метров, и через него безвестные строители когда-то перекинули изящный двухарочный мост. Теперь от центральной опоры моста остался лишь каменный пенёк на дне оврага, почти скрытый буйной растительностью. Кусок противоположного склона при взрыве сильно осел, потащив за собой не только край моста, но и часть дороги сразу за ним. На получившемся уступе теперь росла молодая берёзка.

Степан аккуратно запер ворота, заслужив этим одобрительный взгляд кота, и пошёл на северо-восток, постепенно приближаясь к подпорной стене пруда. К удивлению нового хозяина шато, в том месте, где каменные глыбы смыкались с наружным ограждением парка, кованой решётки не было. Взамен по кромке широкой плотины возвышалась стена с неровным обломанным верхом, с одного края опирающаяся на арку над самой водой. Камни стены поросли мхом, арку перегораживали стальные воротца, похоже, наглухо приржавевшие к боковым стойкам. Только внушительная толщина металла удерживала всю массу воды в расположенном выше пруду.

— Наверное, это и есть старая мельница? — обратился Степан к коту. Тот коротко мяукнул. — Надо будет осмотреться тут потом повнимательнее. Не хочется, чтобы в один не слишком прекрасный день пруд целиком оказался в овраге.

Перейдя по плотине на другой берег, они попали на территорию бывших огородов. Грядки, разумеется, давным-давно исчезли, зато малина и ежевика густо разрослись под пологом молодого леса. Фруктовый сад тоже сохранился — судя по оставшимся кое-где на ветвях яблокам и грушам, деревья всё ещё плодоносили. Степан, выросший в квартире, и даже летние каникулы проводивший «на асфальте», практически ничего не знал ни о садоводстве, ни об огородничестве. Однако это не мешало ему смотреть на новые владения с восторгом ребенка, заполучившего необыкновенную игрушку.

Позади что-то плеснуло, и, обернувшись, Степан увидел разошедшиеся по ряске пруда круги.

— Так там и рыба есть? — поинтересовался он у кота. Тот неопределенно повёл мордой, то ли выражая сомнение, то ли говоря: «Да разве это рыба! Мелочь!».

Огород и сад соединялись с верхним двором собственным набором лестниц. Статуй псов возле них не было, но и здесь в дело пошел всё тот же серовато-зеленый местный камень. Степан задумался, по чьей же причуде главную башню сложили из жёлтого ракушечника, который явно пришлось завозить специально для стройки, и, возможно, издалека.

На половине подъёма к дому одну из террас целиком занимали три теплицы с побитыми стёклами, а верхние террасы когда-то были предназначены под виноградник.

— Я думал, в Бретани предпочитают сидр? — обратился Степан к коту. Тот резко махнул хвостом из стороны в сторону, показывая своё несогласие с таким однобоким суждением. — Так, наверное, тут должен быть и винный погреб?

Ответом ему было всё то же короткое утвердительное мяуканье.

Закончив с террасами, человек и кот вернулись на верхний двор. Степан с сомнением оглядел снаружи оранжерею, но решил, что на расчистку входа уйдёт слишком много времени, и проще будет попасть туда изнутри дома. Напротив оранжереи, на другой стороне двора, в ряд выстроились три небольших коттеджа — похоже, там когда-то жили те, кто работал во дворе усадьбы.

«Сколько же здесь было слуг», — невольноподумалось Степану, которого вдруг одолели сомнения: «А я-то собрался в одиночку привести тут всё в порядок. Наивный».

Отогнав от себя невесёлые мысли, хозяин шато обогнул коттеджи, и увидел за ними скотный двор. Тут имелся просторный птичник с проржавевшими сетчатыми стенками, разделённый на несколько секций. Рядом располагались коровник и свинарник, все двери в них стояли распахнутыми настежь. Чуть подальше виднелось здание конюшни с высокой крышей — Степан сообразил, что там, на чердаке, должен помещаться сеновал. Деревянные брусья, из которых были устроены ограждения загонов, за годы под открытым небом стали серовато-зелёными. С обратной стороны к постройкам скотного двора примыкали мастерские и навес, под которым когда-то, видимо, ставили технику. Рядом с навесом возвышалось каменное кольцо старинного колодца с ржавой цепью на вороте, а напротив, на удалении от мастерских и животных, помещалось длинное двухэтажное здание.

— А это что? — спросил Степан у кота. Тот махнул лапой в сторону виноградников, потом указал на землю перед собой, и изобразил, будто топчется на месте. Затем точно так же махнул на скотный двор и, выпустив когти, прочертил на пыли в земле глубокие борозды.

— А, понял. Давильня, сыродельня, мясницкая? Ого. Сделано с размахом!

Кот согласно кивнул.

— Сомневаюсь, что одна рента тут поможет, — продолжал рассуждать Степан. Он уже начинал привыкать к их с котом односторонним беседам. — Пожалуй, лучше всего будет устроить здесь что-нибудь вроде экоотеля.

На морде кота выразилось полнейшее недоумение.

— Ну, гостиница для любителей гулять на природе, дышать свежим воздухом. Ведь здесь совсем рядом какие-то пустоши?

Кот лапой махнул на юг, куда-то за скотный двор.

— Ну вот. Наверняка туда приезжают туристы. Может быть, что-то удастся получать и с леса — я вроде бы где-то читал, что во Франции дорогие дрова.

Кот возмущённо фыркнул.

— Месье Руй, я не собираюсь уничтожать лес! — поспешил объяснить Степан. — Я только подумал, что можно было бы использовать те деревья, которые сами падают от старости или ветра. Ну и, может быть, собирать лекарственные травы, ягоды, грибы. Во Франции ведь едят грибы?

Кот облизнулся.

— Придётся, конечно, нанять сотрудников. Хорошо, если коттеджи пригодны для проживания. Пойдёмте, посмотрим теперь дом. Кстати, может, начнём с винного погреба? Как туда проще попасть?

Кот развернулся и направился к верхней террасе виноградника. Степан последовал за ним. Рыжий уверенно привел его к маленькой приземистой постройке, которую новый хозяин шато, проходя недавно мимо, принял за сарайчик для садовых инструментов. Ключ с большой связки пришлось подбирать довольно долго, зато замок открылся сразу — Степан опасался, что придётся идти в мастерскую и искать что-нибудь против ржавчины.

Постройка действительно оказалась сарайчиком, заполненным лопатами, граблями, мотыгами, вилами и прочим садовым инвентарём. В дальней её стене была вторая дверь — ключ от неё нашелся чуть быстрее, и был совсем маленьким. За дверью вниз, в непроглядную темноту, уходили истёртые каменные ступеньки.

— Не удивлюсь, если это осталось ещё от древнего замка, — заметил Степан, и начал спускаться, подсвечивая себе фонариком смартфона. Кот рыжей молнией прошмыгнул у него под ногами и скрылся в темноте. Миновав, наконец, последнюю ступеньку, хозяин шато огляделся — и благоговейно выдохнул:

— Ого!

Перед ним уходил прямо под дом низкий сводчатый коридор с множеством боковых то ли камер, то ли ниш. Всё это тонуло во мраке — свет фонарика не достигал дальних стен подземелья. Стеллажи с запылёнными бутылками и подставки с огромными бочками начинались прямо у лестницы и тянулись вглубь подвала. Местами проход в боковые комнатки перекрывали заржавленные решётки, иногда внутри виднелись низкие каменные сиденья.

— Надеюсь, прежние хозяева не селили тут своих виноделов, — передёрнул плечами Степан. В подземелье было прохладно, хотя и совершенно сухо.

Где-то впереди вспыхнули два зелёных огонька, и из темноты вынырнул кот. Рыжий хвост возбуждённо подёргивался, зверь потоптался на месте, пробежал немного вперёд, и снова оглянулся на человека, будто приглашая его следовать за собой. Степан пошёл за котом, продолжая разглядывать погреба шато, и прикидывая, сколько же тут может храниться вина.

Примерно посередине главный проход под прямым углом пересекался с точно таким же по ширине коридором, и здесь кот повернул налево. Вскоре обнаружился второй перекрёсток — кот свернул направо. Насколько Степан мог судить, они теперь были примерно под оранжереей, или даже миновали её, и тогда где-то совсем рядом должен располагаться старый колодец. Не успел он подумать об этом, как на стене впереди увидел блестящие капли влаги: коридор упирался в кладку колодца. Кот дошёл до конца и скрылся в нише по левую руку. Человек последовал за ним.

Здесь тоже была решётка, перекрывавшая часть прохода, и каменная скамья у дальней стены. Только на этот раз скамья не пустовала. На ней, поджав под себя ноги и подложив под голову согнутую в локте руку, спал гоблин.

Глава 4. Чертополох и рябина

Прежде, чем Степан успел хоть что-то сказать, спящий зашевелился и сел на своём неудобном ложе. Потянулся, прикрывая рукой глаза от яркого света — и вдруг рявкнул басом:

— Да чтоб тебе! Убери фонарь!

Степан поспешно направил свет в пол. Гоблин с прищуром рассматривал человека, человек рассматривал гоблина. Встреча со вторым фейри не произвела на Степана такого сильного впечатления, как давешнее знакомство с домовым, хотя обитатель винного погреба внешне заметно отличался от месье Руя. Гоблин был массивнее и, похоже, немного выше; очень смуглый, будто выдубленный на солнце. Лысый, как коленка, он носил одни только бакенбарды. У гоблина были тонкие длинные пальцы и такой же длинный горбатый нос. Как и лютен, он был одет в чёрные бриджи и куртку, но шляпе предпочёл треуголку — едва только свет от фонаря перестал слепить его, гоблин немедленно нацепил свой головной убор. Степан едва сдержал смешок: в треуголке по краям были прорезаны дырочки для длинных остроконечных ушей фейри.

— Ну и? Чего надо? — недружелюбно поинтересовался гоблин.

— Могу я узнать ваше имя, месье?

Обитатель подземелья осклабился, показав мелкие острые зубы.

— Сперва назови своё, мальчик.

Кот зашипел. Гоблин повернул голову на звук, и в его жёлтых, с вертикальными зрачками, глазах, мелькнуло удивление:

— Руй! Надо же! Это в самом деле ты?

— Степан Кузьмин. И я не мальчик, а владелец шато Буа-Кебир.

— Владелец, — задумчиво протянул гоблин. Кот снова зашипел и демонстративно показал ему лапу с выпущенными когтями. — Ну ладно, владелец так владелец. Значит, скреплено словом? — Фейри поднялся с каменной скамьи и приподнял в приветствии свою треуголку, — Дуфф аб-Маэль, из почтеннейшего и уважаемого семейства Маэль.

— Месье Маэль…

— Дуфф.

— Месье Дуфф, давно вы здесь?

— Здесь — в подвале, или здесь — в шато?

— В подвале.

Гоблин поскрёб щеку.

— Понятия не имею. Боши ушли?

— Кто-кто?

— Ну немцы. Ушли или ещё здесь? Я завалился спать, когда они заняли шато.

Степан иронично хмыкнул. Гоблин нахмурился.

— Это было семьдесят пять лет тому назад, — пояснил человек.

Месье Дуфф перестал чесаться и растерянно перевёл взгляд со Степана на кота.

— Врёшь. Да быть не может!

Кот коротко мяукнул.

— Чтоб меня… А ты чем всё это время занимался, а?

Кот фыркнул. Гоблин, рассвирепев, замахал на них руками:

— Брехня! Ты тоже из бошей, а? А ты с ним в сговоре, лютен несчастный? Какой хозяин, что ещё за Кузьмин? Сам посмотрю! — и он бегом кинулся к выходу.

— Постойте! — Степан помчался следом, удивляясь, откуда в коротких ногах гоблина, к тому же проспавшего три четверти века, столько прыти. — Да стойте же! Там день, там солнце!

Вместе с котом они выскочили из подвала и обнаружили месье Дуффа, ошарашено озирающего с верхней террасы запущенный сад, разбитые теплицы и заросшие огороды.

— Быть этого не может, — бормотал он. — Как так-то, ну как так? Тадг! Тадг! — заорал вдруг гоблин, и помчался в сторону старой мельничной плотины. Степан, всё ещё не понимая, почему фейри на солнце не превратился моментально в камень, хотел броситься следом, но кошачье мяуканье остановило его. Человек посмотрел вниз и увидел, как кот печально покачал головой, как бы говоря: «Не нужно. Спешить некуда».

Они вдвоём медленно пошли вслед за месье Дуффом, и нашли его у решётки ворот. Вцепившись в прутья, гоблин с отчаянием рассматривал обломки моста над оврагом. Степан подошёл, молча отпер замок, и фейри, ни говоря ни слова, побрёл к остаткам моста. Постоял там, глядя на камни, через которые пробивал себе дорогу ручеек Лискюи, и уселся на самом краю. До Степана и домового донеслись тихие всхлипывания.

— Тадг — это тролль? Его друг? — едва слышно спросил человек у кота.

Тот утвердительно кивнул.

* * *

— Проклятые боши, — печальный гоблин сидел за столом, грея руки о чашку с горячим чаем. Рядом на стуле устроился кот, напротив них, сочувственно разглядывая месье Дуффа, расположился Степан. — Право силы есть право силы, они взяли шато себе, но дел с ними иметь я не хотел — вот и решил спрятаться в подвале. А что ещё там делать, кроме как спать. Ну и задремал. Как это случилось-то? — гоблин посмотрел на лютена. — Я про то — кто это сотворил? Боши? Маки?

На второе предположение кот кивнул, и его собеседник скривился:

— Вот надо было им непременно мост.

— Простите меня, месье Дуфф, но не могли бы вы объяснить?

— Чего?

— Что вы вообще делаете в шато? Как так получилось, что вы не боитесь солнца, не превращаетесь днём? И проспали семьдесят пять лет, даже не заметив этого? — выпалил Степан скопившиеся у него вопросы.

— Очевидно, я тут живу, — усмехнулся гоблин. — Ещё задолго до того, как вы, люди, пришли в эти края, семейство Маэль владело пещерой, которую потом превратили в подземелья замка. Когда замок разрушили — мы всё равно остались владельцами подземелий, а когда возвели шато — стали хозяевами подвалов.

Кот тихонько фыркнул, на что Дуфф повернулся к нему и с нажимом повторил:

— Да, хозяевами! Договор есть договор, сколько бы тысяч лет ему ни было! Мы не служим людям, как вы, лютены!

Кошачья морда выразила скепсис, но гоблин решил не вдаваться в дискуссию, и снова заговорил с человеком:

— Солнце — а чего мне бояться солнца? Солнце это жизнь. Я же не дух, чтобы прятаться в ночи.

«Опять эти духи», — подумал Степан.

— Я, между прочим, и соль ем, — в подтверждение своих слов месье Дуфф взял солонку, потряс её над ладонью и слизнул соль. Кот зашипел, выражая недовольство. — А он вот не может, — усмехнулся гоблин, кивая на домового. — Ладно тебе, Руй, не кривись! Зато я не умею превращаться. Ну а насчёт сна — этого и сам не знаю. Думаю, всё дело в мосте. Когда его уничтожили — из этих мест ушла сила. Ушло волшебство.

— Месье Руй считает так же.

— Само собой. Только не пойму, что меня пробудило.

Степан поразмыслил, но, решив, что лучше сказать как есть, произнёс:

— Вчера я, как вы это называете, отдал кровь.

Гоблин изумлённо вытаращился на человека.

— Случайно, — поспешил добавить Степан. — Но, кажется, это имело последствия.

— Ещё бы, — месье Дуфф в волнении сделал большой глоток из своей чашки и закашлялся. — Стало быть, вы после этого побеседовали с Руем, а сегодня отправились гулять по подвалам и наткнулись на меня?

— Примерно так.

— Покажите, — потребовал гоблин. В голосе его вновь проскользнули нотки недоверия и гнева. — Мало ли что можно сказать!

Кот зашипел, и месье Дуфф, покосившись на домового, добавил:

— Пожалуйста. Покажите.

Когда они втроём поднялись в комнату под крышей, гоблин долго рассматривал статуэтку волка. Он даже открыл стеклянную витрину, но брать фигурку в руки не стал. Во взгляде гоблина читались одновременно удивление, почтение и толика опасения. Наконец, закрыв витрину, месье Дуфф посмотрел на человека:

— Вы действительно хозяин. По праву слова и праву крови. Ох и не завидую я вам.

* * *

— А можно поконкретнее? — Степан чувствовал, что начинает раздражаться.

Они закончили обед и втроём сидели на найденной в кустах старой скамейке, у самого берега пруда. Кот, свернувшись в клубок, подрёмывал. Гоблин, подставив лицо солнышку, наслаждался теплом и явно блаженствовал.

— Можно, — наконец отозвался он. Слез со скамейки, подобрал с земли камушек и бросил его в пруд. От камня по ряске пошли круги. — Достаточно наглядно?

— Эм…

— Так примерно выглядит то, что вы сделали. Кровь — это древние и сокровенные глубины волшебства, которые не стоит тревожить понапрасну.

— Но я…

— Незнание не освобождает от ответственности, — равнодушно перебил месье Дуфф, закрыв глаза и снимая треуголку, чтобы и его лысине досталось солнечного тепла. — Не знаю, кто, когда и где сделал ту фигурку, но в ней ощущается время и сила. Не удивлюсь, если она гораздо старше меня.

— А сколько вам лет? — с любопытством поинтересовался Степан.

— Ну… Скажем так, я был младшим из братьев, и родился незадолго до того, как ваше племя решило устроить во Франции заварушку, которую потом записали в анналах как Революцию. Я слышал, что иногда её даже называют Великой, хотя можете мне поверить, нет никакого величия в том, чтобы уничтожать своих ближних всеми подручными способами. Впрочем, люди занимались этим всегда.

— А фейри нет?

— Моего папашу, когда он собирал в лесу грибы, застрелили республиканские солдаты, приняв за шуана. В итоге семейство Маэль и ещё несколько гоблинских родов, а также некоторые другие из окрестных фейри, действительно встали на сторону шуанов. Правда, совершенно безрезультатно. Суть в том, что мы живём гораздо медленнее. И не можем позволить себе пустить по ветру жизни тысяч соплеменников. Хотя будем справедливы: вас такое расточительство не сгубило, а нам наша осторожность не помогла, — саркастически закончил гоблин.

— Так что с фигуркой?

— А что с фигуркой? Фигурке хватило той вашей крови, что на неё попала. Результат вы видели — как камень, брошенный в пруд. Руй, я сам. И как знать, кто там ещё мог услышать этот «всплеск». Поэтому и говорю: я вам не завидую.

— Нечего меня пугать, — нахмурился Степан. Месье Дуфф открыл один глаз и с интересом посмотрел на человека.

— Вы просто не знаете, о чём речь. Не все фейри уживаются с людьми. Многие вовсе не уживаются. А есть и такие, кто считает своим долгом истребление людского племени. Есть ещё те, кто просто охотятся на людей. И даже на соплеменников. В общем, — закончил с удовлетворением гоблин, — вас ожидает масса сюрпризов.

— Учитывая, что в шато было всего три фейри, сильно в этом сомневаюсь.

— Ну… Положим, не все из нас любят селиться рядом с человеческим жильём. Лютены так и вовсе скорее исключение. А вообще, чего это я распинаюсь! Не верите — сами увидите!

— Верю. Только сдаётся мне, ваши сведения устарели, месье Дуфф. Если я правильно понял, разрушенный мост был сродни фигурке наверху. Но если единственный мост, падая, похоронил всё волшебство в здешних краях, едва ли этого волшебства было настолько много.

Кот проснулся, и теперь с интересом прислушивался к их беседе. Гоблин нахмурился, пожевал губами, но ничего не сказал. Степан, всё больше убеждаясь в своей правоте, продолжал:

— Допустим, что сейчас происходит обратный процесс, и даже допустим, что эти «круги» разойдутся более-менее далеко. Вряд ли они найдут так уж много отклика. И потом, — его вдруг осенила неожиданная мысль, — если вы хозяин подвалов, значит, вы должны и защищать их в случае опасности. Как и весь шато. Так что мы с вами, похоже, в одной лодке.

Месье Дуфф недовольно скривился:

— Вот умеете вы, люди, испортить обедню.

* * *

Остаток дня Степан разбирал вещи и перетаскивал в дом из-под навеса содержимое ящика. Гоблин категорически отказался иметь какое-либо отношение к домашним делам, и вместо этого отправился осматривать окрестности («проверю, что и как»). Кот тоже исчез, и Степан, разглядывая коробки, которые теперь громоздились в гостиной и спальне, невольно подумал, не оставить ли распаковку до вечера, когда лютен примет человеческий облик. Однако затем всё-таки принялся за работу.

Оба фейри вернулись почти одновременно, на закате. Месье Дуфф втащил в гостиную охапку обернутого какой-то тряпицей чертополоха и узелок, из которого выглядывали стебли ещё одного растения.

— Это зачем? — поинтересовался Степан.

— Затем, что я не хочу сюрпризов. В частности, проверять, кто ещё услышал вашу щедрость. Я ведь уже говорил, в здешних краях есть — или, по крайней мере, когда-то были — такие, кого даже мне встречать совсем ни к чему. Так что чертополох мы развесим над окнами и дверьми. А герань, — он приподнял явно тяжелый узелок. — Я сейчас же посажу вокруг дома.

Месье Дуфф повернулся к двери, но тут вошёл лютен. Всё ещё в обличье кота, он деловито нёс в зубах охапку тонких палочек. К удивлению Степана, гоблин отшатнулся от них, будто от чумных:

— Тьфу! Ты зачем эту дрянь приволок?! — зашипел он на домового. Тот с самодовольным видом прошествовал к камину и осторожно положил свою ношу между креслами. Спустя мгновение, уже в человечьем обличье, месье Руй повернулся к Дуффу:

— Ну ты же развлекался днём с солью. Вот я и принёс рябинку.

Недовольно ворча, гоблин ушёл заниматься садоводством. Лютен улыбнулся недоумевающему Степану:

— Соль запретна для моего народа, а его племя не выносит нашу священную рябину. Впрочем, рябины боятся не только гоблины. Не смотрите, что веточки тонкие, хозяин — и этого будет достаточно, чтобы справиться с теми, кому рябина враг.

— Вы в самом деле думаете, что к нам могут наведаться незваные гости? — с сомнением поинтересовался Степан.

— Думаю, такое вполне возможно. Дуфф, конечно, ворчун и любитель поскандалить, но в уме ему не откажешь. Конечно, вы были по-своему правы, когда сказали, что нас осталось не так много в здешних краях. Но дело в том, что никому доподлинно не известно, сколько. А что важнее — мы не знаем, кто именно ещё остался, и кто может явиться, — месье Руй посмотрел на входную дверь и охапку чертополоха, принесённую гоблином. — Как бы то ни было, мы на вашей стороне. Что бы там ни говорили гоблины про то, как они владеют, а не служат — они всё равно скорее предпочтут уживаться с людьми. Он говорил, что его семья воевала на стороне шуанов?

— Говорил.

— А говорил, что его дядья, старшие братья и почти все прочие родственники погибли в этих стычках? Но остались до конца верны выбранной стороне. Дуфф такой же. Он может быть вспыльчивым, может задираться, но он не предаст и не ударит в спину.

— Спасибо за рекомендацию, — донёсся от двери ироничный голос. — Есть насущный вопрос: где мне устроиться на ночь?

— Я привёз с собой надувную кровать, — предложил Степан. — Или можете лечь на одном из диванов наверху.

— Нет уж, спасибо, — категорически отказался гоблин. — Предпочитаю воздушный шарик!

Руй усмехнулся в усы и вполголоса пояснил:

— Он не любит высоту.

* * *

Степан какое-то время ворочался, прежде чем заснуть — давали о себе знать рассуждения Дуффа и впечатления прошедшего дня. Ему казалось, что он только-только задремал, когда в дверь тихонько постучали.

— Хозяин! — донёсся приглушённый голос Руя. — Пожалуй, вам стоит на это взглянуть. Оденьтесь потеплее, снаружи холодно.

Натягивая на ходу свитер и позёвывая, Степан спустился в гостиную. У входной двери стояли Дуфф и Руй.

— Что-то случилось?

— Ну, в определённом смысле, — загадочно протянул гоблин, и все трое вышли в ночь.

По лесистому склону холма стлался туман. Дымчатые клочья тянулись между деревьями, скрадывали очертания лестниц и кустов, оседали на ветвях тяжёлыми каплями. Гоблин принюхался, потом повел их за собой вокруг башни. Они оставили справа маленькое помещение котельной, и принялись спускаться к бывшим огородам. Миновали виноградник, теплицы, и когда до пруда оставались ещё только две-три террасы, месье Дуфф сделал знак остановиться.

— А теперь — чтобы ни звука, — едва шевеля губами, прошептал он.

Степан вопросительно посмотрел на Руя. Лютен кивнул. Крадучись, все трое спустились к пруду, и оказались возле той скамейки, где сидели днём. Человек оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что заставило фейри вести себя так осторожно.

Вдруг на противоположном берегу, там, где зеркало воды удерживала старая плотина давно не существующей мельницы, послышались какие-то звуки. Туман приглушал их, рассеивал и искажал, но, вслушавшись, Степан понял, что кто-то напевает песенку. Голос был вроде бы женский, и, насколько человек мог судить, довольно мелодичный — хотя сам мотив временами пронизывали явственно грустные ноты.

Хозяин шато с полчаса тщетно всматривался в туман, но вот пение закончилось, а он так и не увидел той, что пела. Руй и Дуфф переглядывались. Степан наклонился к ним:

— Что это? Или кто? — прошептал он.

— Русалка, — спокойно пояснил гоблин.

Глава 5. Память минувших лет

Руй деловито нарезал сыр и колбасу. Степан рылся в кухонных шкафчиках, пытаясь вспомнить, где он видел большую банку с какао.

— Я бы не отказался от яишенки, — подал голос Дуфф из кресла перед камином.

Человек и лютен, будто по команде, бросили свои занятия и повернулись к гоблину.

— Ладно, тащите что есть, — благодушно махнул рукой тот.

— Было б быстрее, если б ты помогал, — заметил домовой.

— Я помогаю. Тем, что не мешаю, — Дуфф принюхался и с интересом спросил:

— Шоколад?

Степан, отмерявший в сотейник найденный какао-порошок, кивнул.

— Если хотите, могу предложить чай. Или кофе.

— Нет, почему же, — гоблин явно воодушевился. — Шоколад вполне подойдёт!

Руй что-то проворчал себе под нос.

Когда импровизированный ужин был готов, тарелки и чашки заняли два составленных вместе у камина стула, а Степан устроился на третьем — домовой порывался уступить ему кресло, но человек категорически отказался — полночный «военный совет» можно было считать открытым.

— Главный вопрос: насколько она опасна?

Фейри растерянно переглянулись и Руй пожал плечами:

— В общем-то, она совсем не опасна. Если её не разозлить.

— Она дух, — добавил гоблин, словно это всё объясняло.

Степан требовательно посмотрел на него. Дуфф скорчил гримасу, но продолжил:

— Духи только отчасти принадлежат нашему миру. Можно жить с ними рядом, можно говорить с ними. Но понять их до конца ни один смертный — а я подразумеваю под этим и людей, и фейри — не сумеет. К тому же духи очень себялюбивы.

— Кто бы говорил, — буркнул Руй. Гоблин осёкся и резко повернулся к лютену. Домовой усмехнулся:

— Хотя это правда. Фейри горды, но духи — обидчивы до крайности. Причём часто вообще непонятно, что могло их обидеть.

— Значит, она не просто опасна, а очень опасна, — Степан невольно покосился на большое кухонное окно, словно туда вот-вот могла заглянуть русалка.

— Я даже и не знал, что в здешнем пруду кто-то есть, — признался Дуфф. — Помнится, русалка жила у излучины Блаве, там, где была пристань старого аббатства. Но это не может быть та же самая, они никогда не уходят так далеко от своих постоянных мест. Так что, полагаю, наша тут недавно.

— А как вообще появляются русалки?

Гоблин нахмурился. Руй вздохнул:

— Это погубленные души. Молодая девушка становится русалкой, если её смерть происходит на берегу водоёма или в воде, и водоём становится её могилой. Однако не всякая смерть означает появление русалки. Я вот впервые встречаю их. Тут вроде бы ещё важно время года и, кажется, фаза луны. Наверняка есть и другие условия. Простите, хозяин, подробностей я не знаю. Но вы ведь слышали её песню? Это скорбь об утраченной радости жизни.

— То есть где-то на дне пруда лежит скелет какой-то девушки, которую убили в имении? — ошарашено переспросил Степан.

— Или она сама наложила на себя руки, — внёс коррективу Дуфф.

— Месье Руй, но вы ведь всё это время присматривали за шато. Вы бы наверняка увидели, случись тут нечто подобное!

— Не надо путать фейри с локатором, — недовольно проворчал гоблин. — Лютен ведь не может сутки напролёт патрулировать имение. И вообще, они хранители дома, но не земель вокруг него.

— Это правда, хозяин, — подтвердил домовой. — В доме от моего внимания вряд ли бы что-то ускользнуло, но в парке… Если кто-то пробрался незамеченным и совершил убийство, или сама девушка бросилась в пруд — я мог об этом ничего и не знать. Но совершенно точно могу сказать, что полиции здесь не было. Въезд ведь только через верхние ворота, и розыски требуют немало времени — я бы их наверняка увидел.

— А мы можем сами обследовать пруд, отыскать кости и убрать их? Похоронить, или что там в таких случаях полагается?

— Ничего из этой затеи не получится, — махнул рукой гоблин. — Хотя не исключено, что своей вознёй ты взбесишь русалку. И она в итоге вознамерится утопить тебя во что бы то ни стало. Иногда прошлое лучше оставить прошлому.

— Так что же теперь, в темноте вообще не соваться в парк и не ходить к пруду?

— Допустим, в темноте там и делать нечего. Если только ты не любитель ночной рыбалки. Но на самом деле можно поступить проще: надо одарить русалку. Показать своё уважение и намерение доброго соседства. Обычно духи благосклонно принимают знаки внимания, для них сам такой жест важнее, чем его содержание. Надо будет раздобыть красивых ярких лент и ещё что-нибудь сладкое.

— Я испеку, — отозвался Руй. — Думаю, кунь-аман будет в самый раз.

Гоблин мечтательно облизнулся и пробасил:

— Испеки два! — Дуфф поймал выжидающий взгляд домового. — Пожалуйста.

— А если русалка не примет дары? — поинтересовался Степан.

— Тогда у нас действительно проблема.

* * *

Беспокойный сон и ночной совет закончились тем, что утром Степан проснулся с тяжёлой головой. На обеденном столе, аккуратно прикрытые белыми салфетками, стояли два пирога. Рыжий кот, свернувшись клубком, подрёмывал в кресле. На надувной кровати у подножия лестницы, раскинув руки и запрокинув голову, храпел гоблин.

— Доброе утро, месье! — Степан, потирая опухшие глаза, направился к чайнику.

— Да чего уж в нём доброго, — проворчал Дуфф, садясь на постели. — Вот когда я выпью чего-нибудь горяченького, утро сразу подобреет.

Кот проснулся, перебрался из кресла на стул и с гордым видом посмотрел на Степана.

— Пахнет изумительно! — похвалил человек, приподнимая салфетку и принюхиваясь к пирогу. — Что в нём?

— Мука, сахар и масло, — зевая, отозвался Дуфф. — Много-много подсоленного бретонского масла.

— А русалки не боятся соли?

— Не боятся. Если на то пошло, есть пирог она и не будет — я ведь сказал, это жест. Ну а рыбам в пруду что соль, что сахар — всё едино, — гоблин взобрался на соседний с котом стул и положил на стол странное сооружение. Это были плотно переплетённые веточки ивы — так обычно начинают плести донца для корзинок. Только у конструкции месье Дуффа не было никаких стенок, зато друг на друга накладывались с десяток одинаковых донышек.

— Наш плотик, — пояснил гоблин. — Нам же нужно будет отправить пирог на середину пруда. Теперь дело за лентами.

— У меня лент нет, — растерянно сказал Степан. — Придётся съездить в город, в магазин.

— Руй говорил ночью, что среди последних хозяев шато была старая дама. Думаю, можно сначала поискать в тех комнатах, где она жила. Время у нас есть, всё равно дары русалке не стоит нести посреди белого дня.

Жуя очень сладкий и очень масляный пирог, и запивая его крепким чёрным кофе, Степан размышлял над тем, как всё-таки пристроить месье Дуффа к работе. Однако этот вопрос разрешил сам гоблин, заявивший, что пока человек с домовым будут рыскать по особняку, он, дескать, лучше займётся виноградниками.

— Мы, гоблины — дети земли, — гордо заявил Дуфф, внимательно следя за реакцией человека. Степан с самым серьёзным видом кивнул, соглашаясь с таким значительным утверждением. — Хорошего урожая не обещаю, но посмотрю, что можно сделать. Я-то ещё помню времена, когда Бретань славилась своим вином! — докончил гоблин, разом запихнул в рот огромный кусок пирога и, мурлыча под нос какую-то песенку, ушёл.

— Спасибо, месье Руй, — улыбнулся Степан коту. — За пироги и за… воспитательную работу. Похоже, пока я спал, тут многое изменилось.

Кот широко раскрыл пасть, продемонстрировав довольную улыбку и острые клыки.

* * *

Всего в доме, как выяснил накануне Степан, было четыре разных входа: его башня; терраса с парадными дверями, с торца короткого фасада; оранжерея на торце длинного фасада; массивная дверь с обратной стороны дома, рядом с котельной — скорее всего, предназначавшаяся когда-то для слуг, и ведущая прямо на служебную лестницу. Он решил начать осмотр с бывшего главного входа, и теперь стоял на террасе, любуясь старинной дверью.

Полукруг кирпичной арки переходил в точно такой же полукруг, набранный из деревянных деталей. Получившийся круг делился вертикальными планками на три части: широкую центральную, которая и была собственно дверью, и узкие боковые. Вместо филёнок здесь были установлены наборы из квадратных стеклянных кубиков, частью просто прозрачных, частью цветных — алых, золотых, синих. Какой-то умелец прежних времён тщательно сточил и подогнал каждую стекляшку, повторяя изгибы и углы деревянных элементов.

Вестибюль за дверью был просторным, но вовсе не огромным, как можно было бы ожидать от роскошного загородного имения. Слева и справа от входа имелось два арочных проёма — правый когда-то заделали, и от него осталась только деревянная резная арка, под которой висело большое зеркало в тяжёлой раме. За левой аркой видно было обстановку гостиной. По центру вестибюля помещалась парадная лестница — на середине подъёма она разделялась на два пролета, уводившие, как и арки, влево и вправо — а за лестницей располагались две двери.

Ближнюю ко входу часть гостиной заполняли разномастные диванчики, кресла и журнальные столики, всюду лежали вязаные пледы и диванные подушки. В угловой башенке под окнами было устроено широкое полукруглое сиденье, а на подоконниках возвышались стопки книг. У окна, выходившего на террасу, стоял на тумбочке покрытый пылью телевизор эпохи девяностых. Слева от него у стены помещался приземистый комод, явно сохранившийся от первоначальной обстановки шато. На комоде, тоже изрядно запылённые, были расставлены фарфоровые фигурки, над ними на стене висели в рамочках фотографии — большие и крохотные, чёрно-белые и цветные. Память о давно прошедших и, наверное, счастливых днях.

— Это и есть квартира старой дамы? — спросил Степан у кота. Тот утвердительно мяукнул. — А сама она где на этих снимках?

Кот указал лапой на один из верхних портретов, будто нарочно повешенный так, чтобы не бросался в глаза. Фото, сделанное в сепии, запечатлело молодую женщину с гордой, прямо-таки королевской, осанкой. Она была одета в светлую юбку и приталенный жакет, на голове — маленькая элегантная шляпка на тёмных, аккуратно уложенных волосах; на руках чёрные перчатки. Женщина смотрела в камеру без улыбки, скорее выжидающе. Она была очень красива, и прекрасно знала это, позволяя любоваться собой. В расплывчатых силуэтах на заднем плане Степан узнал один из воротных столбов, и каменного пса на нём, пока ещё целого и невредимого.

Дальняя от входа часть комнаты имела форму пятиугольника: диагональная стена её была смежной со стеной башни, и здесь, как и в башне, у стены располагался большой камин. Должно быть, использовать его было накладно, поэтому прямо в мраморный портал установили маленькую металлическую печку, выведя её трубу в каминный дымоход. Рядом с камином помещался шкаф — полки в нём оказались забиты отрезами и кусками разных тканей — а напротив стоял рабочий стол с множеством выдвижных ящиков. На столе, прикрытая деревянной крышкой, обнаружилась старая швейная машинка.

— Нам везёт! — обратился к коту Степан. Бегло просматривая ящик за ящиком, он вскоре нашёл мотки разноцветных лент, и теперь отрезал от каждого понемногу. — А цвет и длина имеют значение? — забеспокоился Степан. Кот отрицательно мотнул головой.

— Тогда порядок, мы готовы. Идём дальше?

Ближайшая к гостиной дверь вела из холла в кухню. При делении наследства старая дама получила целиком прежнюю кухню шато, и, похоже, большей частью оставила её в первоначальном виде. У диагональной стены здесь была устроена ниша с огромной угольной плитой на десяток конфорок; рядом с этим гигантом установили современную газовую плиту. По периметру стен висели старинные шкафчики, в углу была мойка на три раковины. Большой разделочный стол занимал всю центральную часть кухни — его хозяйка, видимо, использовала и для готовки, и как обеденный. К кухне примыкала кладовая, на полках которой стояли запылённые банки, коробки и бутылки.

— Вряд ли это ещё съедобно, — пошутил Степан. Кот согласно мяукнул.

За второй дверью обнаружилась ванная комната. На полке над раковиной до сих пор стояли несколько баночек с лекарствами и стакан, в котором рядом с растрёпанной зубной щеткой сиротливо скорчился почти пустой тюбик зубной пасты. Степан проверил дату: паста была просрочена без малого двадцать лет тому назад.

— Человек не должен доживать в одиночестве, — задумчиво пробормотал он, аккуратно ставя тюбик обратно в стакан.

Правый пролёт лестницы теперь упирался в глухую стену — последствия дележа дома между наследниками — а левый выводил в короткий коридор с крохотным узким окошком в конце, с видом на заросший парк. В коридоре имелось всего три двери, и Степан принялся методично открывать их по порядку, двигаясь по часовой стрелке.

За единственной дверью слева обнаружилась просторная комната, когда-то светлая, но теперь погружённая в полумрак из-за плюща, укрывшего стены дома. Два окна выходили на фасад, а между ними помещалась остеклённая дверь, через которую раньше можно было попасть на балкон. Степан осмотрел её, но открывать не стал: за грязными стёклами можно было разглядеть бурую жижу, в которую годами превращались на балконных плитах опавшие листья.

— Сюда — только в резиновых сапогах. И хорошо бы с автомобильной мойкой, — прокомментировал он коту своё решение.

Эта комната, занимавшая всё пространство над вестибюлем и гостиной, прежде служила, наверное, чем-то вроде салона. В углу, у выхода на балкон, стоял рояль, позади него в двух больших кадках возвышались засохшие мёртвые пальмы. Напротив, в башенке, кто-то устроил художественную студию. На мольберте всё ещё стоял натянутый на раму холст с несколькими беглыми мазками краски. На двух этажерках громоздились баночки, засохшие кисти, старые палитры и измазанные в неопределённые цвета тряпочки. Под окнами, лицевой стороной к стене, были составлены готовые работы. Степан хотел было взглянуть на них, но, увидев, что подрамники покрывает толстый слой вездесущей пыли, решил отложить это на потом, совместив с генеральной уборкой.

Дальняя дверь на правой стороне коридора вела в хозяйскую спальню. Как и этажом ниже, смежная с главной башней стена шла по диагонали, и, как и в гостиной, здесь тоже был камин, в который для удобства и лучшего обогрева встроили небольшую железную печурку. Спальню, казалось, не трогали с тех пор, когда здесь жила старая дама. За приоткрытыми дверцами гардероба виднелись развешанные на плечиках платья и жакеты; тёмно-зеленый кардиган так и остался лежать на аккуратно застеленной кровати. На туалетном столике пыль припорошила забытую косметику, на комоде стояла открытая шкатулка, с краёв которой свешивались цепочки и бусы — словно пытаясь убежать вслед за покинувшей их хозяйкой. У окна, выходившего на обратную сторону дома, помещались маленький столик и кресло-качалка. Столик украшала низенькая ваза с засохшим букетиком фиалок.

— Странно, неужели наследники вообще не разбирали вещи? — поинтересовался Степан у кота. Тот попытался скорчить гримасу, которая, видимо, должна была означать: «Они тут и не появлялись». — То есть им хватило денег со счёта и того, что они получили от продажи имения?

Кот кивнул.

— Вот уж действительно, с собой на тот свет ничего не заберёшь, — задумчиво произнёс Степан, разглядывая забытую в углу трость. — Человек жил, что-то делал, мечтал. Радовался, страдал. А потом ушёл — и про него будто забыли. Как-то это всё неправильно, — закончил он.

Кот жалобно мяукнул.

Степан открыл последнюю дверь — и замер на пороге, потому что эта комната словно вознамерилась опровергнуть только что высказанную им мысль. Помещение явно стояло запертым, а прежде за ним, похоже, тщательно ухаживали, потому что пыли здесь было гораздо меньше, и вокруг царил образцовый порядок. Комната принадлежала молодому человеку — в шкафу висела мужская одежда, на полках были расставлены книги, в основном учебники по геологии и научная фантастика. Над письменным столом на лесках покачивались модели самолётов — монопланы, бипланы и трипланы первой половины прошлого века. Календарь на стене сохранил дату: 2 февраля 1943 года. Рядом с ним были подвешены фотография в рамке под стеклом и потускневшая медаль с крестом, на чёрно-красной полосатой ленте. Фотография, сильно выцветшая и размытая, запечатлела юношу, с серьёзным видом рассматривавшего что-то в большой книге, раскрытой перед ним на столе.

— Это её сын? — спросил Степан. Кот отрицательно покачал головой.

— Брат? Старший? А, младший…

Он попытался представить себе, что же должно было произойти, чтобы женщина с фотографии осталась совсем одна. Была ли в том её вина, или это просто жизнь сложилась так, а не иначе? В квартире он не заметил вещей детей или внуков, и ничто не говорило о том, что они вообще существовали, что навещали её или проводили в имении летние каникулы. Гордая красавица старела в одиночестве, до последнего дня храня память о погибшем брате — память, отмеченную торжественными строчками официального письма и кусочком бронзы на цветной ленточке.

«Дуфф прав. Иногда прошлое лучше оставить прошлому».

Глава 6. Одна минута после полуночи

Степан сидел за столом и на альбомном листе вычерчивал план главного здания. Вторая «квартира», по-соседству с апартаментами старой дамы, оказалась самой просторной. Основное помещение её, с четырьмя окнами по фасаду и расширением за счёт угловой башенки, когда-то было, видимо, бальным залом, который превратили в гостиную-столовую. На одной половине комнаты ещё сохранилась пара поломанных диванов с изодранной в клочья обивкой, а на второй стоял большой старинный буфет, забитый разномастной посудой, и антикварного вида обеденный стол с дюжиной элегантных, хоть и потрёпанных жизнью, полукресел.

К бальному залу примыкали три помещения. Первое, в которое как раз и можно было попасть снаружи, через массивную деревянную дверь возле котельной, было, по сути, расширенной лестничной клеткой. Отсюда в прежние времена слуги поднимались на второй этаж дома и к себе в мансарду, но при разделении шато наследники превратили эту комнату в небольшую кухоньку. С кухней соседствовала ванная комната, когда-то бывшая, наверное, прачечной, а дальше — судя по забытому письменному столу — располагался кабинет, переделанный из прежней гардеробной. Делёж наследства, по-видимому, касался и предметов обстановки, так что Степан не удивился, когда в ванной комнате обнаружил явно принесённую из другого помещения огромную ванну. В большой чаше, установленной на массивных бронзовых ножках в форме львиных лап, запросто могли бы поместиться два взрослых человека.

На втором этаже пространство над бальным залом разделяла пополам перегородка, так что в каждом из получившихся помещений имелся собственный эркер. Дальняя от лестницы часть явно была хозяйской спальней — у одной из стен здесь до сих пор остался вполне современного вида шкаф с откатными дверцами — а вот половину ближе к лестнице, похоже, использовали как импровизированную картинную галерею: по стенам на обоях сохранились многочисленные тёмные следы от когда-то развешанных тут полотен. Из хозяйской спальни и из галереи можно было попасть в детскую, с окнами на противоположную сторону дома — пол её до сих пор закрывал потёртый и вылинявший ковёр с весёлыми зверушками, автомобилями и корабликами. Вторая комната то ли предназначалась под гостевую спальню, то ли там жил ребёнок постарше, но теперь в ней не осталось ничего. Степана заинтересовала угловая башенка: из неё прежде можно было выйти на балкон над террасой, и новый хозяин шато решил, как только дело дойдёт до чистки балкона, обязательно проверить, открывается ли ещё эта дверь.

Они с котом как раз рассматривали снаружи укрытую зарослями плюща оранжерею, когда к ним присоединился месье Дуфф. Гоблин тут же принял руководство расчисткой на себя, и Степан по его указаниям добрых полчаса выстригал разросшиеся побеги, освобождая дверь. Они сошлись в необходимости сохранить как можно больше зелени («вряд ли я в ближайшее время буду использовать оранжерею по назначению»), и Степан невольно подивился тому, с какой нежностью тонкие длинные пальцы Дуффа перебирали стебли, и как аккуратно гоблин отодвигал в сторону листья, чтобы они случайно не попали под секатор. Он действительно был сыном земли, и человек не мог отделаться от ощущения, что Дуфф по-своему разговаривает с растениями, каждый раз безошибочно выбирая, какую из ветвей пустить под срез.

В самой оранжерее из-за грязных стёкол и укрывающих постройку листьев царил полумрак. Пробравшись между полупустыми стеллажами — кое-где на них ещё стояли цветочные горшки и рассадные ящики — они оказались у входной двери. Центральная панель на ней представляла собой витраж, изображающий раскидистое дерево и томно прислонившуюся к нему дриаду. Гоблин, склонив голову набок, некоторое время рассматривал рисунок, потом сказал:

— Нескромно, но в общем-то довольно точно.

Степан отпер дверь, и все трое вошли в последние апартаменты шато. Эти были самые маленькие: гостиная с двумя окнами на фасад; напротив — помещение кухни, прежде, похоже,служившее буфетной. Справа от входа — лестница на второй этаж, кладовку под которой переделали в санузел; комнатушка была крохотная, так что в ней едва хватило места для унитаза, раковины и душевой кабины.

На втором этаже было две пустых комнаты, одна с окнами на фасад, другая на тыльную сторону дома, а между ними помещалась кладовая, до потолка забитая какими-то старыми чемоданами, коробками и ящиками. Среди этих залежей особенно выделялись рассохшийся платяной шкаф, из центральной двери которого давным-давно вырвали зеркало, и внушительных размеров сундук, оббитый металлическими полосами, с забытым на его крышке трёхколёсным детским велосипедом.

Человек и фейри поднялись по лестнице в мансарду. Наследники не стали делить и разгораживать пространство под крышей, но лишь потому, видимо, что вообще никак его не использовали. Здесь вдоль тыльной стороны дома проходил насквозь длинный коридор, а по фасаду располагался ряд одинаковых комнаток, совершенно пустых и затянутых паутиной. Степан заглянул в каждую, опасаясь увидеть где-нибудь следы воды — к ремонту крыши он морально совершенно не был готов — но потолки, по счастью, везде оказались сухими.

* * *

— Я звонил Жан-Пьеру, он со своими ребятами сможет приехать послезавтра. Если всё пройдёт гладко, охранная система будет готова за три дня. Правда, эти три дня вам, месье Дуфф, нужно будет постараться не попасть никому из них на глаза.

— С чего бы вдруг? — недовольно насупился гоблин. — Мои предки, между прочим, водили знакомство с королями!

— Со всем уважением к вашим предкам, если поползёт слух, что в Буа-Кебир видели гоблина, нам конец. Сюда кинутся толпы любопытных, и не все из них безобидные фрики. Вы заснули, когда главным источником информации были газеты и радио. А сейчас эпоха Интернета.

— И что?

— А то, что теперь достаточно сделать снимок смартфоном, и выложить его в сети. Не нужно ничего проявлять и печатать, новости передаются мгновенно в любую точку земного шара. Простите, но у людей не бывает острых ушей и кошачьих зрачков. Разве что из-за какой-то крайне редкой генетической аномалии. Ну или если кто-то собрался на вечеринку, и специально нацепил накладные уши и линзы.

Дуфф, всё больше мрачнея, исподлобья смотрел на Степана. Тот вздохнул и закончил:

— Не думайте, что я забочусь сугубо о себе. Просто мне совсем не хочется, чтобы вас, или месье Руя, или даже русалку — если такое вообще возможно с духами — попытались схватить и увезти куда-нибудь для опытов. Вчера вы говорили о том, что не все фейри уживаются с людьми. Но и не все люди способны просто принять что-то необычное. Зачастую человек старается раскрутить странный предмет до последнего винтика и разобрать на детали, чтобы понять его устройство. А есть и такие, кто просто предпочитает сперва уничтожить чудо, а потом уже разбираться, что там, собственно, такое было.

Гоблин с прищуром рассматривал Степана, потом медленно кивнул:

— Надеюсь, ты понимаешь, что если я был прав, говоря о камне и кругах на воде, то где-нибудь там вполне может проявить себя кто-нибудь ещё из фейри? И на это ты никак повлиять не сможешь?

— Понимаю. Но я хотя бы попытаюсь защитить то, что могу защитить.

* * *

В эту ночь туман был промозглый, слякотный: ветер переменился на северный, и нёс с Атлантики последнее дыхание зимы. Степан отыскал в вещах по свитеру, шарфу и шапке для себя и фейри — свитера им были великоваты, так что гоблин с домовым будто нацепили вязаные хламиды. И всё равно все трое мелко дрожали от холода, ожидая на скамейке у пруда.

Степан в очередной раз посмотрел на часы и тихонько шепнул:

— Пора! Полночь.

Плотик из ивовых прутьев, обвязанный по кругу яркими лентами и со сладким пирогом посередине, опустили в воду у берега. Фейри выжидающе смотрели на человека, Степан непонимающе уставился на них.

— Ну, давай же! — потребовал гоблин.

— Слово, хозяин, — пояснил лютен.

Человек растерянно повернулся к плотику. Прокашлялся, прочищая горло. И сказал первое, что пришло в голову — не слишком громко, но вполне отчётливо, так, что слова разнеслись над затянутой ряской водой.

— Для вас, мадемуазель, со всем почтением. Небольшой подарок.

Он замялся, не зная, что ещё сказать, и вдруг, неожиданно для самого себя, брякнул:

— Ступай.

К изумлению Степана, плотик послушно заскользил к центру пруда, будто его тянули на верёвочке. Позади сооружения расступалась и немедленно смыкалась обратно ряска. Секунда-другая — и пирог, и ленты исчезли в седых клочьях тумана. Затем вдруг раздался громкий всплеск, как если бы плеснула, играя, большая рыба.

— Дар принят, — удовлетворённо сказал Руй.

— Ну вот и славно, — подытожил Дуфф. В голосе его слышались явственные нотки облегчения. — Я бы сейчас…

Плеснуло снова, совсем близко от берега. Все трои уставились на пруд.

Из воды, будто медленно делая шаг за шагом, поднималась девушка. Худенькая, с тонкими чертами лица — маленький вздёрнутый носик, небольшой, изящно очерченный рот — она совсем не выглядела опасной, скорее хрупкой. Длинные зеленоватые волосы окутывали девушку, словно покрывало, спускаясь до талии. Степан встретился с ней глазами — и уже не смог отвести взгляд. Большие глаза русалки казались бездонными, они были чернее ночи; и где-то там, в глубине темноты, растекалась безмерная печаль.

Показавшись из воды по пояс, русалка остановилась. Дуфф судорожно сглотнул. Руй замер с рукой в кармане: перед выходом из дома он спрятал туда маленькую веточку рябины. Девушка спокойно стояла, разглядывая человека, и, казалось, даже не замечая замерших по бокам от него фейри. Степан стянул с головы шапку и слегка поклонился:

— Доброй ночи, мадемуазель, — хрипло пробормотал он.

Ещё мгновение-другое ничего не происходило, а затем уголки губ русалки дрогнули, и она улыбнулась. Дуфф ошеломлённо выдохнул. Руй открыл от удивления рот.

Девушка резко отступила назад, и туман словно поглотил её. По поверхности пруда пробежала крупная рябь, снова что-то громко плеснуло, и в отдалении, ближе к старой мельничной плотине, рассыпался, растаял в ночной тишине девичий смех.

— Ты когда-нибудь такое видел? — спросил лютен у гоблина.

Тот медленно покачал головой:

— Я о таком даже не слышал!

* * *

— Объясните толком, что это сейчас было, — Степан сидел во главе стола, а фейри, устроившись по бокам от него, то ли с подозрительностью, то ли с опаской, рассматривали человека.

— Хозяин, скажите, а вы когда-нибудь ранее практиковали волшебство? — поинтересовался Руй.

— Ты про то, что получилось с плотиком?

— Ну, в том числе.

— Никогда. Я вообще-то собирался просто подтолкнуть его какой-нибудь палкой.

— Да шут с ним, с плотиком! — вмешался гоблин. — Тут я как раз не удивлён, слово оно и есть слово. Но вот русалка, выходящая поздороваться с человеком… — он в замешательстве сделал большой глоток из чашки с чаем, закашлялся, и Степан, действуя автоматически, осторожно похлопал Дуффа по спине. — Спасибочки, — просипел тот.

— Я не понял, что не так с русалкой?

Руй вертел перед собой на столе собственную чашку с таким старанием, что чай в ней уже закручивался в маленький водоворот:

— Духи воспринимают мир иначе, чем мы, смертные. И чувствуют тоньше. Она почувствовала что-то в вас. Что-то такое, что показалось ей достаточно веской причиной для личного знакомства.

— Если б она тебя просто затащила в воду и попыталась утопить — дело понятное. А о таком я ещё не слыхал, — подтвердил Дуфф. — Обычно духи просто принимают дары, и на этом вопрос улажен. Ну, в большинстве случаев. А такое внимание — это…

— Это знак уважения, хозяин. Большого уважения.

— Знать бы, чем я его заслужил, — растерянно пробормотал Степан.

— Ну, вы, как минимум, владеете словом, — пожал плечами Руй.

— Вот опять. Что за слово вы всё время вспоминаете? Кстати, что вообще под этим подразумевается — владение словом?

— Подразумевается, что сказанное тобой в определённых обстоятельствах имеет вес. Реальную силу, — Дуфф говорил медленно, то ли тщательно формулируя мысль, то ли не желая сказать лишнего. — Ну, и прилагающуюся к этому ответственность, — закончил он.

— И из того, что сегодня ночью русалка лично приветствовала меня, выходит…

— Что это серьёзная сила. И серьёзная ответственность, — подытожил домовой.

Глава 7. В библиотеке

Дождь начался около трёх часов ночи, и к рассвету превратился в настоящий ливень. Сразу стало понятно, зачем дядя Этьен держал на крючках у входной двери целую коллекцию рыбацких плащей — только закутавшись в такой с ног до головы, можно было ненадолго выскочить наружу.

Степану пришлось с десяток раз пробежаться до дровницы и обратно, а заодно поправить регулятор в котельной: из-за холода и резко выросшей влажности во всех комнатах башни начало ощутимо тянуть сыростью. Гоблин хотел было помочь, но даже в самом маленьком из дождевиков он выглядел как король в мантии, волочившейся следом по грязи. О том, чтобы тащить вместе с плащом ещё и дрова, не могло быть и речи.

«Интересно, во что мне станет такой обогрев в платёжках. Хотя… Лучше уж платить, чем потом делать ремонт из-за плесени», — Степан свалил очередную охапку дров в гостиной и заметил дремавшему в кресле домовому:

— Хотел бы я, месье Руй, управлять камином по щелчку пальцев, как вы.

— Волшебство фейри всегда имеет свои ограничения, — заметил месье Дуфф. Он снял башмаки и теперь грел у огня широкие ступни. — Некоторые из нас завидовали людям как раз потому, что ваше слово выше таких границ. Впрочем, и оно не всесильно. Безграничного могущества не бывает даже у духов. Кстати, не стоит думать, что дрова по велению Руя появляются прямо из воздуха — они попросту перемещаются сюда из дровницы. А вот пополнять её придётся вручную. И я рекомендую не откладывать это дело, потому что в Бретани дожди иной раз могут зарядить на неделю, а вы, месье, явно не собираетесь терпеть холод и сырость.

Только когда камины на всех этажах начали весело потрескивать, помогая отопительному котлу, человек и фейри принялись за завтрак, а затем Степан решил заняться библиотекой. Месье Дуфф поначалу наотрез отказывался подниматься наверх, но после уговоров, недовольно ворча, всё-таки согласился. Хотя и старался держаться подальше от окна.

Кот, напротив, устроился прямо на открытой крышке секретера, то окидывая взглядом тёмные силуэты деревьев за стеклом, полускрытые потоками воды, то с интересом наблюдая за тем, как Степан извлекает из многочисленных ящичков самые неожиданные предметы.

— Наверное, проще было бы это всё выбросить, но вдруг тут окажется что-нибудь ценное, — говорил хозяин домовому, просматривая очередной клочок бумаги с неровными строчками: «Устрицы… сыр… кролик…».

Список покупок полетел в мусорную корзину. Теперь Степан достал из бокового отделения секретера пачку старых открыток:

— А вот это может быть интересно коллекционерам. Что только люди не собирают!

— Ага, — отозвался гоблин, разглядывавший приборы под стеклом большого стола. — Некоторые вообще тащат всё, что не приколочено. А что приколочено — отрывают и тащат.

Кот фыркнул. Степан улыбнулся:

— Фейри никогда ничего не хранят?

— Почему же, — охотно заговорил Дуфф. — Вот гномы, к примеру. Хлебом не корми, дай припрятать алмаз или самородок. Хотя что касается накопительства, то это присуще почти всем нам. Но таскать к себе что-то не слишком полезное… Говорят, лютены сохраняют на память о хозяевах мелкие вещицы — брошь, запонку, булавку от галстука. В таком вот роде, — гоблин покосился на кота. Тот демонстративно отвернулся и смотрел на заливаемое дождём стекло. — Я слыхал, что люди, бывает, собирают монеты не ради их ценности или металла, а просто потому, что монета была отчеканена там-то и тогда-то. Наверное, это ваш способ остановить время. Пусть ненадолго, но прикоснуться к вечности.

— Пожалуй, — задумчиво отозвался Степан. Теперь он рассматривал попавшийся ему в одном из ящиков альбом с фотографиями. Часть из них были чёрно-белыми, часть — цветными. Женщины, мужчины, дети. Запечатлённые в интерьере или на свежем воздухе. Одиночные портреты и групповые снимки, на которых старательно позировали все члены большой семьи. Улицы каких-то городков, экипажи, старинные автомобили. Ажурная конструкция, в которой Степан с удивлением узнал ещё только строящуюся Эйфелеву башню.

— La Belle Époque… — прошептал он. — Прекрасная эпоха…

— Или вот эта ваша страсть: давать времени название. Впрочем, — гоблин через руку человека заглянул в альбом и, помолчав немного, продолжил, — та эпоха действительно была по-своему прекрасна. Ну, как минимум, у меня в то время опять появилась крыша над головой.

Кот мяукнул.

— Да, и вот месье Руй поселился в шато.

— А сколько вам лет, месье Руй? — поинтересовался Степан. Кот посмотрел на гоблина, явно приглашая того ответить.

— Он родился через пять лет после войны с пруссаками, — пояснил Дуфф. — Вообще-то наш месье Руй из Лудеака, это к востоку отсюда. Но в конце того столетия многие буржуа, разбогатевшие на промышленности или торговле, принялись строить себе имения в провинции. Так что лютены стали селиться и вдали от родных мест. Тем более что хранить такой шато — дело почётное.

Кот зашипел, выражая протест. Гоблин примирительно поднял руки:

— Я вовсе не говорю, что месье Руй обосновался тут только из соображений престижа. Он подходит этому дому, как я сам подхожу этим подвалам, винограднику и старому парку. Эта земля зовёт меня, а шато — зовёт его, и такому зову фейри не способен отказать.

— Получается, если я захочу перепланировать дом, либо продать что-то отсюда — те же открытки, или какие-нибудь из книг — это будет неуважение к вам, — Степан неуверенно посмотрел на кота. Зелёные глаза, встретившись с человеческими, благодушно зажмурились.

— Не будет, — ответил за домового Дуфф. — Вы — хозяин, и ваше право — предпринять всё, чтобы сохранить имение, заботиться о нём и содержать его. Впрочем, надеюсь, вы не намерены вывезти и распродать имущество на корню? — полушутя добавил он.

— Не намерен. Я вообще ещё не уверен, стоит ли что-то продавать, и если да — есть ли тут что-то ценное. Честно говоря, никогда не увлекался коллекционированием.

— Ну, вот эта штучка, к примеру, определённо чего-то стоит, — сказал месье Дуфф, легонько покачивая из стороны в сторону один из металлических ободков «глобуса».

— Понятия не имею, что это.

— Армиллярная сфера, — пояснил гоблин.

— Что-что?

— Армиллярная сфера. Астрономы вычисляли с их помощью движение Солнца, Луны и звёзд. В общем, всего, что только светится в небе. Как-то перед Революцией в руинах последней башни замка поселился один учёный чудак. Каждую ночь он взбирался на верхнюю площадку со своим телескопом, а днём устраивался в бывшей караулке внизу, вёл записи и что-то высчитывал. У него была такая же сфера, только поменьше.

— Вы были с ним знакомы? — с интересом спросил Степан.

Месье Дуфф помолчал, потом как-то неопределённо дёрнул головой и тихо сказал:

— С ним были знакомы все фейри в округе. Даже лесные звери и птицы не боялись его. Он крошил на ладонь булку, и воробьи слетались, будто чувствовали, что от этого человека не может быть вреда. Вы знаете, я терпеть не могу высоту. Так вот однажды он отправился со мной и моими братьями на пустоши — только для того, чтобы не мешали деревья. Чтобы мне тоже можно было поглядеть в телескоп на звёзды.

— Что с ним стало потом? — Степан внимательно смотрел на гоблина. Тот пожал плечами:

— Не знаю. Лето закончилось, он уехал. Собирался вернуться на следующий год, но началась Революция. Много думать стало очень вредно, — добавил гоблин с горькой иронией. — Мне хочется надеяться, что он покинул Францию. Больно оставлять родину, но всё-таки не так больно, как голову на гильотине.

— Я помню. Вы не жалуете ту эпоху.

— Не жалую. Но вовсе не потому, что потерял почти всю свою семью. Я не боюсь драки и не избегаю её, — месье Дуфф говорил медленно, отчеканивая каждое слово. — Просто я предпочитаю созидание. Знаете, из всех наших королей мне больше всего по душе старый добрый Анри. Да, он был повеса, пьяница и задира. Да, при нём сражались и умирали ничуть не меньше, чем до или после. Но Анри в конце концов добился мира для своего народа, и выполнил обещание: по воскресеньям у каждого крестьянина в котле была курица. При нём тихо и незаметно начался Великий век — это ведь ваше, человеческое название. И до сих пор наваррец остаётся добрым королём Анри. А как закончился Великий век? При его внуке. Которого вы назвали «Солнце», и который принёс только непомерные амбиции и бесконечно растущие налоги. Который разогнал гугенотов, передрался с соседями и в итоге не смог сберечь даже то, что создал дед. Нет уж. Пусть лучше в котелке будет курица, и пусть не бьют в набат.

— Вы так говорите об этом… Для вас это не просто история, а почти собственными глазами виденное «вчера». Наверное, я в таком свете должен казаться чужаком, — задумчиво проговорил Степан. Он всё ещё держал в руках альбом со старыми фотографиями и машинально перелистывал его.

Кот протестующее мяукнул. Гоблин расхохотался:

— Месье Кузьмин! Фейри видели на этих землях людей со всех концов света. Сначала они делали свои орудия из камня, потом из бронзы, а после из железа. Они сражались друг с другом и с нами, это верно. Но ещё они распахивали землю и строили дома, пели песни и растили детей, пекли хлеб и рассказывали сказки. Вы странные существа. Для вас два-три сменившихся на одном месте поколения априори превращают человека в коренного жителя. Хотя вообще-то таким его делают только труд и душа, вложенные в полюбившийся уголок этого мира.

* * *

Дождь не прекратился и после обеда. Они как раз заканчивали с едой, когда позвонил Жан-Пьер, и с тысячей извинений предупредил, что если завтра погода не наладится, придётся перенести работы. Степан, выскочивший за очередной порцией дров, уныло оглядел одинаково серый, со всех сторон затянутый плотными тучами, небосвод. Не было похоже, чтобы к утру что-то могло поменяться.

Возле секретера теперь стоял пакет с хламом, не подходящим для сжигания в камине — в основном это были старые шариковые ручки, поломанные пластиковые линейки и тому подобные канцелярские мелочи, уже ни на что не годные. Рядом располагались доверху забитая бумагами мусорная корзина и три картонные коробки, в которые Степан сложил то, что можно было продать. Вместе со старыми открытками туда отправились все чистые блокноты, ежедневники и альбомы; несколько десятков монеток и карманных календариков разных лет; и не меньше шести-семи сотен пивных кроненпробок. Они попадались ему практически в каждом отделении, а один маленький ящичек был и вовсе забит ими доверху («если всё это выпил один человек, у него явно были проблемы с алкоголем»). Альбом со старыми фотографиями Степан бережно положил обратно в одно из верхних отделений секретера.

— Едва ли за это много дадут, — прокомментировал Дуфф.

— Я не против и того, чтобы отдать всё бесплатно. Просто жаль выкидывать вещи, которые кому-то, возможно, пригодятся, — отозвался Степан. Теперь он расхаживал перед книжными шкафами, прикидывая, как привести в порядок библиотеку.

— Тут явно не помешала бы стремянка, — задумчиво пробормотал он, рассматривая ряды книг под самым потолком.

В ответ кот, устроившийся теперь на каминной полке, громко мяукнул, и указал лапой на шкаф справа от камина. Степан присмотрелся к нему внимательнее. Соседствующая с камином стенка была гораздо шире внутренних перегородок, и оформлена в виде полуколонны. На уровне глаз в дереве имелась массивная розетка. Степан осторожно потянул её, нажал — безрезультатно. Попробовал повернуть по часовой стрелке — и с лёгким щелчком полуколонна открылась. В нише за ней обнаружилась деревянная стремянка, предусмотрительно заказанная, должно быть, ещё первым хозяином библиотеки.

Из любопытства Степан попробовал повертеть такую же розетку на стенке шкафа слева от камина. Здесь ниша открывалась поворотом против часовой стрелки. Внутри, к удивлению хозяина шато, обнаружились две заржавленные алебарды на потемневших от времени древках.

— Ха! Вот так сюрприз! — месье Дуфф заглянул в нишу и вытащил одну из алебард. — Эй, да я их знаю! Раньше в вестибюле у лестницы стояли доспехи, с вот этими самыми алебардами в руках. Верно, Руй?

Кот кивнул.

— Доспехи пустышка, делались для красоты уже после постройки шато. А вот алебарды подлинные. Их при строительстве нашли в подземельях замка.

Гоблин сделал воинственный выпад, затем перехватил древко ближе к лезвию, поскрёб сталь ногтем и одобрительно крякнул.

— Отменная работа! Ты и их продашь?

— Нет, — твёрдо ответил Степан. — Их мы перенесём в витрину наверху. Думаю, это самое подходящее место.

Остаток дня они провели, разбирая книжные шкафы. Степан, взобравшись на стремянку, снимал книги. Дуфф, временами чихая от поднятой ими в воздух пыли, перетаскивал книги на стол. Руй, явно изнывающий из-за ограниченных возможностей кошачьего тела, взялся сортировать томики, показывая гоблину, куда и какие издания класть. Дело пошло быстрее, когда солнце скрылось за горизонтом, и домовой вернул себе обычный облик. Теперь по библиотеке беспрерывно разносились щелчки пальцев и книги послушно разлетались по стопкам. Наконец, спустя ещё пару часов, полки опустели, зато стол, пол и секретер скрылись под книжными завалами.

— Мы разберём их по языкам и сериям. И ещё стоит, наверное, отобрать всё, что было напечатано до Первой мировой войны. Если получится — расставим библиотеку по тематике, хотя полок на это нам может не хватить, — Степан задумчиво разглядывал устроенное ими разорение и громоздящиеся повсюду пирамиды томов. — Ну, по крайней мере, разделим художественную и нехудожественную литературу. Надо будет перенести сюда мои книги — они в спальне, в коробках. И ещё коллекцию, которая осталась от старой дамы.

Степан посмотрел в окно. Потоки воды всё так же струились по стеклу. Ветер, порывами налетавший с запада, раскачивал деревья.

— Займёмся этим завтра. Вряд ли погода переменится, так что Жан-Пьер со своей командой не появится.

Глава 8. Ужин по-французски

Степан проснулся от того, что кто-то настойчиво звонил у входной двери. Почти следом заиграл телефон, и на экране высветился номер Жан-Пьера. Торопливо выбираясь из кровати, Степан на ходу нажал иконку ответа.

— Месье Кузьмин? Вы дома?

— Дома конечно, куда же я денусь.

— Так открывайте!

Быстро натянув спортивные штаны и сунув ноги в тапочки, Степан помчался вниз по лестнице. За кухонным окном виднелась улыбающаяся физиономия Жан-Пьера, а за ним маячили ещё четверо парней.

— Вы что же, до сих пор спите?

— Простите, вчера до ночи занимались библиотекой… — Степан осёкся.

— О, так вы не один? А я думал, вы холостяк. Кого-то наняли в помощь? Или… — Жан-Пьер бросил хитрый взгляд на лестницу, словно ожидал, что по ней сейчас спустится девушка. Ребята в спецовках уже затаскивали в башню пластиковые боксы с инструментом и оборудованием.

— Нет, это я просто ошибся. Я хотел сказать «занимался библиотекой». Что ещё делать, когда снаружи потоп. Признаться, мне казалось, что и сегодня будет так же.

— Бретонская погода, — улыбнулся младший Блеро. — Погодите, всё ещё может перемениться. Но пока есть возможность — нужно пользоваться, — он достал планшет и раскрыл на нём спутниковый снимок имения. Потом выложил на стол пачку каких-то документов и распечатанных схем. — Итак, получается примерно следующее. Камеры мы установим здесь…

* * *

Пока Степан возился на кухне, команда принялась за работу. Время от времени кто-нибудь из мастеров появлялся в доме, чтобы получить от Жан-Пьера указания, а иногда и он сам исчезал на несколько минут, осматриваясь на местности. Степан выставил на стол сыр, ветчину и все имевшиеся у него запасы сидра, вызвав этим одобрительные возгласы. Работа явно пошла быстрее, прервавшись только на то время, которое понадобилось, чтобы каждый смог прикончить по порции яичницы.

Наконец, Степан сообразил завтрак и для себя, и вдруг понял, что за всё это время ни разу не видел Руя. Конечно, гоблин, как его и просили, где-нибудь спрятался, но ведь кот не мог ни у кого вызвать подозрений. Жуя на ходу бутерброд, Степан с нарастающим чувством беспокойства вышел из дома. Огляделся и, не заметив нигде рыже-полосатую шубку, направился вокруг башни к виноградникам. Ему подумалось, что кот мог устроиться на их любимой скамейке у пруда — или, к примеру, где-нибудь у входа в погреба, чтобы не оставлять в одиночестве скучающего гоблина. Если, конечно, Дуфф решил опять подремать в подвале.

Степан окинул взглядом виноградники и почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Кружка с кофе едва не выпала из ослабевшей руки, из горла вырвался странный придушенный хрип. На второй сверху террасе, опёршись на мотыгу и время от времени солидно кивая, стоял Дуфф, и вёл беседу сразу с двумя парнями из команды Жан-Пьера.

Впрочем, гоблина Степан узнал только по росту и комплекции. Месье Дуфф был облачён в потёртые синие джинсы и резиновые сапоги. Взамен своей чёрной куртки он надел старый вязаный свитер, а на него нацепил рыбацкий жилет с множеством карманов; на руки гоблин натянул садовые перчатки. Удивительное дело, но все предметы гардероба были ему точно в пору. Правда, куда удивительнее была голова Дуффа: вытянутые острые уши исчезли под длинным отрезом синей ткани, намотанным на манер тюрбана так, что ткань закрывала и голову, и нижнюю часть лица, оставляя только глаза. Но как раз глаза гоблина были спрятаны за чёрными тактическими очками. Эти самые очки несколько дней тому назад Степан видел на манекене, одетом в камуфляжный комплект дяди Этьена.

На негнущихся ногах хозяин шато побрёл к беседовавшей компании: ему казалось, что рабочие вот-вот выхватят смартфоны, и начнут снимать месье Дуффа со всех ракурсов. Один из парней — Степан вспомнил, что Жан-Пьер представил его как Тьерри — обернулся на звук шагов:

— Месье Кузьмин! Простите, мы тут немного заболтались с вашим садовником. Ну, пойдём что ли, Филипп? Доброго дня, месье Али!

Мастера направились вниз, к пруду, а ошеломлённый Степан рассматривал стоящего перед ним гоблина:

— Али?

— А почему бы нет? — Дуфф был явно доволен собой. — Я вспомнил, что видел такую штуку на одном из гостей, когда тут лет сто назад устраивали бал-карнавал. Гость изображал туарега. Это называется шеш.

— Шеш?

— Ну да. Лучше не придумаешь — ты говорил про уши, но я заодно спрятал и нос. Кстати, вот твои ключи от ворот. Я заранее убрал свою кровать и отпер ворота, чтобы работяги могли свободно заехать. Они решили, что это ты оставил для них проезд открытым.

— А это? — Степан указал на очки.

— Светобоязнь. Ношу постоянно, даже в помещении. Снимаю только на время сна. Увы, — с притворным смирением вздохнул гоблин.

— И они в это поверили?!

— Как видишь. А поверят ещё лучше, если ты чуть-чуть поможешь.

— Поддержать твой маскарад?

— С этим я и сам справляюсь, — ткань, прикрывавшая рот Дуффа, шевельнулась: гоблин под платком довольно ухмылялся. — Но ты очень кстати можешь воспользоваться словом. Не знаю, сработает ли, но хуже точно не будет.

— И что от меня требуется?

— Признать меня, — пояснил Дуфф, как нечто само собой разумеющееся.

Степан недоумённо окинул его взглядом. Потом вздохнул, посмотрел по сторонам. Тьерри и Филипп уже шагали вдоль берега пруда. Жан-Пьер наверху, у башни, давал инструкции двум другим своим работникам. На них никто не смотрел и уж точно никто бы их не услышал.

— Спасибо за помощь, хранитель сада, старый Али.

На первый взгляд ничего не изменилось, и Степан скорее почувствовал, чем увидел, как по деревьям и кустам вокруг пробежал лёгкий ветерок. Гоблин одобрительно кивнул:

— Благодарю.

— Ты видел Руя?

— Видел, конечно. Он мне помог всё это устроить, — Дуфф раскинул руки, чтобы Степан мог лучше оценить его наряд. — Мы покопались немного в вещах твоего дяди — в кладовой на первом этаже. А потом наш замечательный лютен засел за швейную машинку. Ну, ту, что стоит в комнатах старой дамы. И подогнал мне всё по размеру. Славно, а?

— А где он сейчас? — обеспокоено спросил Степан. — В доме его не было.

— Спит. Наверху, в башне.

— Спит? Вы что, сооружали этот костюм всю ночь? — человек нахмурился. — А ты не врёшь? Может, он заболел?

Гоблин покачал головой.

— Руй здоров, просто жутко устал. Не буди его, пусть отоспится.

— Не буду, конечно. Только я не понимаю…

— А ты загляни в библиотеку, и поймёшь.

Степан зашагал обратно к башне. Дуфф, мурлыча под нос песенку, снова принялся возиться с лозами.

— Месье Кузьмин! — навстречу шёл Жан-Пьер. — Тео и Луи занимались датчиками движения, и тут у нас возник вопрос — вы не хотите поставить автоматическое управление воротами? Это не сильно удорожит проект, но подумайте, как удобно.

— Да, конечно, почему нет, — рассеянно отозвался Степан. — У вас есть с собой всё необходимое?

— Конечно.

— Ну тогда действуйте. Спасибо!

Он торопливо взбежал по лестнице в спальню, остановился тут на несколько секунд — Степану показалось, что в обстановке что-то изменилось, но он так и не смог понять, что именно — а затем поспешил наверх, в библиотеку.

Распахнул дверь — и замер на пороге.

В библиотеке царил идеальный порядок. Книги были расставлены по полкам в точности так, как он планировал накануне вечером. При этом и полки, и каждый том тщательно протёрли от пыли. Даже в воздухе витал какой-то приятный освежающий запах. Руй перенёс в библиотеку и книги самого Степана — теперь человек сообразил, что в спальне явно стало меньше коробок — а заодно, видимо, и те издания, что остались в наследство от старой дамы. Напоследок домовой до зеркального блеска отполировал паркет и деревянные планки на шкафах, так что рожицы на них выглядели посвежевшими и умытыми.

Подниматься выше Степан не стал, боясь разбудить Руя. Он тихонько вернулся в кухню, поразмыслил секунду-другую — и снова направился к винограднику.

— Месье Али! — замотанная в шеш фигурка выпрямилась, держа в руке только что срезанную лозу. — Это невероятно, — вполголоса пробормотал Степан, подойдя вплотную к гоблину. — Я думал, у меня уйдёт дня два-три, даже с вашей активной помощь. Как он сумел всё успеть за остаток ночи?

— Это волшебство лютенов, — развёл руками гоблин. — Никто из фейри не сумеет объяснить, как делается его волшебство. Мы просто знаем, что можем и чего не можем, — он помолчал, потом закончил с нотками уважения в голосе. — Я бы такого не смог.

— Мне хотелось бы как-то отблагодарить месье Руя. И вас, — сказал Степан, окидывая взглядом изрядно преобразившийся виноградник. — Можете подсказать, как это лучше сделать? Я не про обычное «спасибо», — поспешил добавить он. — Я бесконечно благодарен вам обоим за помощь, и, надеюсь, вы это знаете. Но мне хотелось бы сделать хоть чуть-чуть больше.

— Ну, хороший ужин всегда уместен, — усмехнулся гоблин. — Вы уже пробовали дары здешнего моря?

— Нет, ещё не доводилось.

— Вот и замечательно. Возьмите мидий, гребешков, устриц… А хотя знаете, лучше просто попросите, чтобы вам собрали блюдо даров моря, на компанию. Думаю, за то время, что я проспал, уж это-то в здешних лавках делать не разучились. Только с готовкой рекомендую подождать до вечера — Рую будет очень приятно принять в ней участие.

— Пожалуй, я съезжу в Сен-Бриё. Если уж искать дары моря, то у моря, — улыбнулся Степан.

— Захватите две-три бутылочки шушена, — посоветовал Дуфф.

— Что это?

— Это двоюродный братец сидра. Только в его рождении, помимо яблок, участвует ещё и гречишный мёд. Вам понравится, даю слово!

* * *

Жан-Пьер и четвёрка его помощников проработали до вечера — Степан невольно поймал себя на мысли, что проект можно было закончить и в один день, если бы не двухчасовой перерыв на обед. Впрочем, время за столом в весёлой разговорчивой компании пролетело незаметно. По-видимому, магия слова сработала, потому что сидящего с одного края гоблина парни называли не иначе, как «Старый Али», и ни у кого не возникало вопросов ни по поводу его костюма, ни относительно длинных пальцев, которые Дуффу всё-таки пришлось показать, сняв за столом садовые перчатки. Ел он, чуть приподнимая шеш, и ребята спокойно приняли это как традицию его далёкой родины.

Точно так же ни у кого не было возражений, когда по лестнице спустился позёвывающий рыжий кот и спокойно устроился на одном из стульев. Жан-Пьер только рассмеялся и спросил у Степана:

— Так вы решили его всё-таки оставить?

— Он просто незаменим, — с серьёзным видом подтвердил хозяин шато. Кот благодарно зажмурился.

— А гладить себя он вам даётся?

— Нет. Это очень независимый кот, и я не советую настаивать.

Уже в сумерках кавалькада из синего «Пежо» Жан-Пьера, грязно-белого фургончика его фирмы и «Рено» Степана скрылась на лесной дороге. Ребята немного проводили своего заказчика и, убедившись, что тот не собьётся с пути, отправились восвояси. Спустя ещё пару часов «Рено» снова припарковался во дворе имения, и Степан, нагруженный пакетами с покупками, появился на кухне.

— Стоит обзавестись корзинкой, это куда удобнее! — заметил Дуфф, роясь в пакетах и выкладывая покупки на стол. Руй уже гремел посудой на плите, напевая себе под нос.

— Извиняюсь за поздний ужин, — сказал Степан. Фейри с улыбкой переглянулись.

— Ужин не бывает поздним, хозяин! — с уверенностью заявил домовой.

— А во сколько вообще принято обедать и ужинать во Франции?

— С полудня и до трёх — обед, в семь-восемь часов вечера — ужин, — с готовностью отозвался лютен. — Это если вы хотите следовать традиции. Но у вас, кажется, другие привычки?

— На самом деле у меня их вообще нет, — признался Степан. — Я привык есть тогда, когда захочется, и могу запросто пропустить обед или отказаться от ужина.

— Для француза обед и ужин — не просто еда. Это часть культуры. Это общение. Семья собирается за столом, говорит о своих делах, заботах. О том, как прошёл день. Или друзья в компании просто болтают обо всём понемногу. Время пролетает незаметно, и вроде бы ничего такого уж значимого не происходит — но на самом деле это очень важно, — Руй рассказывал, одновременно успевая короткими жестами показывать Степану, что, когда и куда класть в расставленные на плите кастрюльку, сковороду и сотейник.

— Так что если хочешь стать французом, придётся обзавестись привычкой есть, как француз, — подытожил Дуфф.

— Здесь очень важны мелочи: скатерть, приборы, украшение стола. Еда должна радовать не только вкус, но и глаза. Важен также порядок подачи блюд, и то, какие напитки пойдут к ним. Кстати, — лютен отвлёкся от плиты и поднял свой бокал. — Ваше здоровье! — Руй слез со стула, на котором стоял, чтобы было удобнее работать с плитой, и поочередно чокнулся с человеком и с гоблином, глядя каждому в глаза.

— Вот, кстати, ещё важный обычай, — пояснил Дуфф. — Нужно непременно смотреть в глаза. Иначе произведёшь впечатление плохого собутыльника. А ещё, говорят, не видать такому любовных радостей следующие семь лет!

Лютен и Степан прыснули со смеху.

Время действительно словно замедлилось. Когда стол был накрыт, аперитив допит, и начался собственно ужин, фейри разговорились, вспоминая истории из прежней жизни шато и окрестностей. Перед воображением Степана вперемежку проходили люди минувших дней и волшебные существа, веками жившие с ними бок о бок — когда в открытую, когда скрытно. Дуфф рассказал несколько случаев с его другом, троллем Тадгом, который, по словам гоблина, был кем-то вроде местного героя-разбойника, грабившего богачей и помогавшего беднякам. Руй поделился воспоминаниями о своём знакомстве с маленькой дочкой первого хозяина шато, единственной, кто знал о том, что в их новом доме поселился лютен.

— Может, её фото есть в том старом альбоме? — спросил Степан. — Надо будет поискать. А кем ей приходилась старая дама?

— Племянницей. Она была дочерью старшего брата мадемуазель Сюзанны. Но из этой ветви семьи не осталось никого.

— А Сюзанна? — осторожно поинтересовался человек, опасаясь вызвать печальные воспоминания.

— Сюзанна вышла замуж за канадского офицера из Квебека, и после Первой мировой войны они уехали за океан. Больше я её не видел, — ответил месье Руй. Потом улыбнулся и добавил:

— Зато я видел её детей. Они как-то приехали на целое лето. Старого хозяина уже не было в живых, но старая хозяйка была очень рада визиту внуков. У Сюзанны было четверо детей — старший мальчик, девочки-близняшки, и младший сын. Кстати, это дети младшего сына Сюзанны и продали шато. Вроде бы хотели поначалу сделать тут молочную ферму и сыроварню, но дело так и не двинулось дальше планов. Кажется, их семьи перебрались в Бельгию.

Они втроём снова устроились возле камина — Степан и Дуфф ещё перед ужином перетащили в гостиную третье кресло, одно из стоявших в соседней «квартире» — и теперь в качестве дижестива потягивали ром из запасов дяди Этьена.

— Спасибо вам обоим. За помощь. И за компанию, — человек вертел в руках бокал.

Гоблин благодушно отсалютовал ему своим бокалом. Руй повторил жест Дуффа, и ответил за обоих:

— Мы тоже благодарны вам, хозяин. Шато ожил. Не говоря уже о том, что это довольно-таки скучно — постоянно бродить в облике кота или спать три четверти века, — закончил он с усмешкой. Дуфф хмыкнул, но промолчал.

— К слову, хотел спросить — а как вы узнали, что погода наладится? Вы ведь заранее приготовились к приезду Жан-Пьера, но вечером лило как из ведра.

— На самом деле лило только до половины двенадцатого, — поправил Степана домовой. — А потом дождь разом прекратился, и ветер в каких-то полчаса разогнал остатки туч. Вообще-то, — Руй помялся, но решил рассказывать до конца, — этот план мы придумали давно. Ещё когда вы предлагали Дуффу спрятаться на три дня, чтобы его не увидели рабочие.

— И тут переменчивая бретонская погода вам помогла, — кивнул Степан.

— Не думаю, что дело было в переменчивости, — отозвался Дуфф. — По-моему, это постаралась русалка.

— Русалка? А они разве способны управлять погодой?! — человек в изумлении смотрел на гоблина.

— «Управлять» это сильно сказано, но чуть-чуть вмешаться — да.

— Убрать ливень — это «чуть-чуть»?

— Ну, похоже, что дождь всё равно бы закончился. Скорее всего сегодня к вечеру. Она просто немного поторопила события.

— Наверное, стоит приготовить ещё один подарок, — предположил Степан, допивая остатки рома.

— Позже. Иначе это будет сильно смахивать на торговлю, и может её обидеть. Я ведь уже говорил, с духами…

Где-то очень-очень далеко к югу, приглушённый расстоянием, громадой дома и густотой окружавшего его леса, едва слышно взвился к небу и тут же погас волчий вой. Степан, склонив голову на бок, прислушивался:

— А я думал, во Франции истребили всех волков?

— Истребили, — задумчиво подтвердил Дуфф, тоже настороживший свои уши. — Ещё перед Второй мировой войной в стране не осталось ни единого волка.

— Вроде бы лет тридцать назад они появились снова. Я слышал, волчьи стаи начали перебираться к нам из Италии, — сказал Руй.

— Где мы — и где Италия, — проворчал гоблин. — Может, где-нибудь в Альпах или долине Роны и разгуливают итальянские волки. Но чего бы ради им тащиться через всю страну к нам, в Бретань?

— Может быть, это собака? — предположил Степан.

— Может, — неуверенно согласился Дуфф. Руй фыркнул:

— Не валяй дурака. Ты не хуже меня знаешь, что это определённо не был собачий вой.

Они ещё посидели, прислушиваясь, но вой больше не повторился.

— Пожалуй, пора по койкам, — предложил гоблин, вылезая из кресла. — Мне, между прочим, придётся встать пораньше, чтобы наши гости не увидели, что «Старый Али» ночует в доме.

— К слову, а они не интересовались, на чём «Старый Али» добирается в имение? — спросил Степан.

— На велосипеде, разумеется.

— Где ты взял велосипед? — недоверчиво поинтересовался Руй.

— Немного гоблинской магии и очень милый куст ежевики, удачно выросший рядом с первой теплицей. Главное, чтобы никому из работяг не захотелось покататься на этом «велосипеде».

Глава 9. 20 франков Наполеона III

— Месье Кузьмин! Как поживаете?

Мэтр Блеро, улыбаясь, вышел ему навстречу из-за стола, пожал руку, и приглашающим жестом указал на кресло:

— Рад, что вы заглянули. Надо уладить все вопросы с регистрацией, чтобы потом не возникло никаких проблем. Как ваши дела?

— Благодарю, всё отлично, — Степан, устраиваясь в кресле, мельком взглянул на ухоженный садик за окном. Некоторые деревья и кустарники уже расцветали, и под пасмурным небом эти знаки вступившей в свои права весны смотрелись особенно ярко.

Нотариус быстро изучил полученные от Степана бумаги, довольно покивал и, отложив их в сторону, пообещал:

— Всё будет готово в три-четыре дня. Как вам шато?

— Шато прекрасен, — искренне ответил Степан. — Но, боюсь, праздная жизнь рантье мне не светит. Я просмотрел счета дяди, и, насколько могу судить, имение требует немалых вложений в содержание. А если уж говорить о полноценном ремонте и приведении в жилой вид…

Мэтр Блеро, придав лицу сочувственное выражение, скорбно закивал:

— Увы, увы. Это владение, можно сказать, более-менее в балансе — оно окупает себя, или почти окупает, но ничего не приносит. Я не знаю, каковы были планы вашего дяди, но предположу, что лично вы не намерены довольствоваться текущим положением дел?

— Я думаю открыть в шато экоотель. Летом в сезон здесь полно туристов, и я знаю, что на многих окрестных фермах сдают приезжающим комнаты или гостевые домики. Пустоши Лискюи, шлюзы Блаве, аббатство Бон-Репо, лес Кенекан. Велосипедные и конные прогулки, туристический поезд. По-моему, идея неплохая.

— Замечательная, — согласился нотариус. — А у вас есть на это деньги?

— Я не собираюсь охватывать всё и сразу. Начнём с перепланировки шато. Основную часть здания переделаем под номера. Закупим байдарки — гости смогут сплавляться по Блаве —и велосипеды. Со временем можно будет завести конюшню. Сделаем пару-тройку конференц-залов, чтобы зимой можно было принимать бизнес-туристов.

— Даже сама перестройка шато потребует немало вложений. Могу без преувеличений сказать, что такой проект «съест» не менее трёх четвертей того, что вам оставил дядя. А может быть, и всё, что вы получили со счёта. Вы готовы к этим затратам?

— Готов. И я намерен их сократить, делая то, что смогу, сам.

— Вы владеете навыками каменщика? Плотника? Кровельщика? Сантехника? — мэтр Блеро перечислял, отстранённо глядя в потолок и загибая пальцы. — Садовника? Механика?

— Кое-чем владею, прочему научусь, а где не справлюсь — найму специалистов.

Нотариус перевёл взгляд на Степана, некоторое время молча рассматривал его. Затем снова расплылся в своей вечно хитроватой улыбке:

— Великолепно! Люблю решительных людей. Думаю, вам такая затея по плечу. Вы намерены нанять архитектора?

— Если это действительно необходимо.

— При вашей площади здания экспертную оценку всё равно должен сделать профессионал. Но составление проекта перепланировки на основе этого заключения вы можете выполнить самостоятельно. Правда, придётся ещё и самому решать все вопросы по согласованию проекта в мэрии. С уверенностью могу сказать, что это вполне реально. Кстати, вам в каком-то смысле повезло: во-первых, шато Буа-Кебир не является памятником истории.

— То есть как? — удивился Степан.

— Превратности судьбы, — развёл руками мэтр Блеро. — Так вышло, что он не числится ни в каких реестрах. Юридически это просто дом, хотя и довольно просторный, и старый. Впрочем, во Франции хватает крестьянских домов, городских домов, мельниц, кузниц, амбаров, и тому подобных построек, разменявших уже два-три века. И при этом являющихся просто объектами недвижимого имущества. Безусловно, мы ценим их, следим за ними и стараемся сохранять подлинный облик, но согласитесь, если для переклейки обоев или перестановки раковины каждый раз нужно будет запрашивать официальное разрешение, любой человек придёт в ярость. Даже в нашей стране, где очень любят и пестуют бюрократию, — иронически закончил нотариус.

— Да, это, пожалуй, упрощает дело, — осторожно согласился Степан.

— Безусловно! Но учтите, что внешний облик шато должен быть сохранён. Так что если вы надумаете пристроить дополнительное крыло, балкон или террасу — это потребует чуть больше хлопот. Ну и, само собой, вам понадобятся все стандартные разрешения. Тут мы подходим к «во-вторых»: обычно собственник, получив бумаги, должен подождать три месяца — стандартный срок для разных протестов, апелляций и прочих беспокойств со стороны соседей. Но в вашем случае можно не ждать, а сразу приступать к работам. Просто потому, что до ближайших соседей в любую сторону не меньше километра, и им за лесом вас даже толком не видно. К тому же у нас здесь довольно доброжелательно относятся к таким затеям, как ваша. Разумеется, вы станете конкурентом тех, кто уже работает в туристическом бизнесе — но отдыхающих, знаете ли, хватит на всех.

* * *

Разговор в конторе мэтра Блеро происходил на следующий день после того, как Жан-Пьер с командой закончил работу. На столбах ограды и углах дома были установлены камеры — с таким расчётом, чтобы держать под наблюдением и внутренний периметр, и часть территории снаружи. Верхние ворота отныне управлялись с пульта, хотя при желании их можно было дополнительно запирать и на обычный замок. Вдоль ограждения, вокруг дома, а также на дорожках и лестницах, появились датчики движения. Бонусом парни протянули сетевой кабель во все комнаты башни, так что в любом помещении можно было напрямую подключать ноутбук, или, при желании, установить вай-фай роутер.

От нотариуса Степан вернулся с подробными указаниями о том, какие документы нужно подготовить и куда с ними обращаться, чтобы согласовать перепланировку. В целом дело выглядело не слишком сложным, тем более что на обратном пути он заглянул в мэрию, и там ему любезно отыскали первоначальный план шато со всеми несущими стенами. Теперь Степан, расположившись за кухонным столом, в компании линейки, цветных карандашей и линеров, вспоминал школьные навыки черчения.

— Кто-то, помнится, собирался быть французом в еде, — заметил Дуфф, появляясь на пороге входной двери.

Степан посмотрел на часы и охнул: было без четверти три.

— Я, так и быть, закрою глаза на это вопиющее нарушение, — иронично отметил гоблин. — Чем ты так занят?

— Перепланировкой. Чтобы содержать такое имение, нужны деньги, а того, что поступает от арендаторов, едва хватит. Я хочу устроить здесь экоотель и принимать туристов.

Дуфф поразмыслил немного:

— А ничего другого на примете нет? Здесь же постоянно будут шнырять чужаки, и их дети, и, должно быть, собаки. И все они будут лезть куда не следует, возможно даже, ломать и портить.

— К сожалению, у меня нет фабрики или сети супермаркетов, чтобы зарабатывать где-то там, а вкладывать заработанное здесь. Придётся выкручиваться. Мы оградим приватную территорию. И закроем доступ посторонним в сад и на огороды — или, по крайней мере, они будут попадать туда только под присмотром «старого Али».

Дуфф хмыкнул.

— Ну, если так, может, что-то и получится. А Руй про это знает?

— Конечно. Он не против.

Позади гоблина раздалось мяуканье и кот, обогнув Дуффа, взобрался на свой стул за столом.

— Так если Руй не против, — кивнул на кота гоблин, — и я не против, и ты не против — с чего такой ошалелый вид?

— Я в жизни никогда не занимался строительством. Нет, я, конечно, знаю, как забивать гвозди молотком и как отпилить доску. Но такого масштаба стройка — это впервые. Надо будет покопаться в Интернете, посмотреть ролики.

— Что за ролики? — с интересом спросил Дуфф. Кот, бросив вылизывать лапу, тоже посмотрел на человека.

— Ну, это что-то вроде небольших фильмов, которые обучают, как нужно делать. Правда, проблема ещё и в том, чтобы найти толковые ролики. Но дело даже не в них: сам объём работы огромный, в одиночку я наверняка не успею не то, что к летнему сезону — к зиме.

— То есть ты подумываешь нанять рабочих?

— Подумываю. Хотя это обойдётся недёшево и тоже потребует времени.

Обед прошёл в непривычной тишине. Степан продолжал размышлять над проектом и прикидывать, где ему взять надёжных рабочих для стройки. Кот с гоблином время от времени переглядывались и будто беседовали без слов. Будь человек не так погружён в свои мысли, он бы заметил странные гримасы, которые строили друг другу Дуфф и Руй, ведя безмолвный диалог. В конце концов, когда они с дижестивом — для кота его порцию ликёра налили в блюдечко — устроились возле камина, гоблин неожиданно спросил:

— Месье Кузьмин, у вас есть золото?

— Золото?

— Ну да. Лучше всего золотые монеты.

— Нет, — растерянно ответил Степан.

— А найти вы их сможете?

— Ну… В банках продают инвестиционные монеты. Наверное, есть и специализированные сайты.

— В общем, нам понадобится с десяток таких. Но сперва придётся прогуляться.

— Куда?

— На пустоши.

* * *

Погода для прогулок была не самой лучшей — низкие облака, будто овечек в стадо, сгонял в грозовые тучи неугомонный ветер, так что они ближе к вечеру всё-таки начали накрапывать мелким дождиком. Дуфф, накануне при помощи Руя успевший подогнать для себя по размеру один из дождевиков, бодро шагал по вьющейся в вереске тропе. Степан, также укутанный в плащ, шёл следом, с подвешенным на груди рюкзаком. Из рюкзака выглядывал кот. Они пробирались так уже с полчаса, не встретив ни одной живой души. То и дело со склонов, по которым они брели, открывался великолепный вид на окрестные поля и полосы бокажа, среди которых то здесь, то там, мерцали огоньки в окнах фермерских домиков.

— Месье Дуфф, может, вы всё-таки объясните, куда мы идём?

— А мы уже пришли, — гоблин указал на то, что Степан поначалу принял за груду камней. Сделав ещё несколько шагов, он увидел, что это мегалиты: несколько каменных плит были поставлены вертикально, другие уложены на них, образуя перекрытия. Сооружение напоминало длинный низенький домик, на который когда-то давно почти по центру обрушил свою палицу великан. Рядом с основной частью конструкции в пожухлых прошлогодних папоротниках виднелись ещё камни — некоторые из них образовывали что-то вроде загона для скота перед «домом», остальные стояли без какого-либо видимого порядка.

— Наверное, в солнечный день тут очень красиво, — Степан наклонился к информационной табличке, оповещавшей, что перед ними неолитическая гробница, датируемая пятым-вторым тысячелетием до нашей эры.

— Да, виды очень даже неплохие, — подтвердил Дуфф, всматривавшийся в нагромождение камней. — Неужели я ошибся? — пробормотал себе под нос гоблин.

— О чём вы?

— Круги на воде, — вполголоса пояснил Дуфф. — Я был уверен, что сюда они добрались. Эй! Эгей! Может, разнесём тут всё по камушку, а? — внезапно яростно прорычал Дуфф. Степан в недоумении посмотрел на него, и только собрался возразить, что не станет уничтожать культурный памятник, как один из «камней» шевельнулся.

— Ну чего орёшь? — послышался недовольный скрипучий голос, словно кто-то тёр друг о друга два булыжника. По тому, как медленно произносились слова, было заметно, что обладатель голоса уже давно не разговаривал.

— Ага! Это так теперь у вас встречают гостей?

— Мы гостей не приглашали, — заявил второй «камень», поворачиваясь на месте.

— Тем более таких, кто хотят тут всё сломать! — шагнул из-за мегалита ещё один.

— Виллем! Эй, Виллем! Если ты не надерёшь уши своим оболтусам, это сделаю я! — пообещал Дуфф, направляясь прямо к «камням». Те как-то неуверенно затоптались на месте, а самый маленький даже отступил на шаг назад.

— Нету его, — проскрипел первый «камень». Теперь Степан видел, что это невысокий, чуть пониже гоблина, человечек в плаще с капюшоном. Плащ снаружи был таким же серо-зелёным, как валуны вокруг, с белыми вкраплениями и рыжеватыми пятнами лишайника.

— Вон там он, — пояснил второй, указывая чуть в сторону, где на некотором удалении от мегалитов, наполовину скрытый травой, стоял ещё один небольшой камень.

— Жаль, — огорчённо произнёс гоблин. Он подошёл к указанному ему камню и некоторое время молча стоял там, положив руку на шершавую поверхность валуна. Затем резко повернулся и зашагал обратно к Степану и трём коротышкам, всё это время внимательно и с некоторым недружелюбием рассматривавшим человека.

— Значит, говорить будем с тобой, Атти. Хотим нанять вас на работу.

Троица удивлённо переглянулась.

— Что? Неужели вы разучились?

— Мы заказы не берём, — неуверенно сказал тот, кого Дуфф назвал Атти.

— Да ты что.

— Нам клиенты ни к чему, — подтвердил второй. Гоблин осклабился в его сторону:

— То-то я смотрю, Лугус, они у вас тут прямо в очередь выстроились. Вы их метлой не пробовали разгонять?

— Очень смешно.

— Мы теперь сами по себе! — буркнул третий. Дуфф скорчил гримасу, как будто на него выскочил и залаял несмышлёный щенок.

— Дей! Тебя-то я и не заметил! И что же вы тут сами по себе делаете?

— Сидим, — проворчал Атти.

— Ага. И?

— И всё, — поддержал брата Лугус.

— Очень содержательное занятие, — саркастически заметил гоблин.

Кот, ещё на подходе к мегалитам спрятавшийся на дне рюкзака, вдруг завозился, и Степан осторожно выпустил его на землю. Три брата уставились на домового:

— Руй?!

— Быть не может!

— Правда, ты?

Кот зашипел и продемонстрировал лапу с выпущенными когтями. Коротышки в плащах неуверенно переглянулись.

— Хватит валять дурака, — Дуфф снова перешёл на деловой тон. — Мне жаль, что Виллема больше нет. Он-то умел вбить соображение в ваши головы. Боюсь, — обратился гоблин к домовому, — без старого Виллема эти трое мало на что годятся. Зря мы сюда топали.

Кот кивнул, соглашаясь с сомнениями Дуффа. Оба как по команде развернулись в направлении шато.

— Эй, погодите!

— Чего это мы не годимся?

— Дядюшка Дуфф!

Три брата шагнули вперёд, откидывая капюшоны. Руй был рыжим. Бакенбарды Дуффа давным-давно стали пепельными от седины. А вот обитатели мегалита оказались чёрными, как смоль, с гладко выбритыми лицами, широкими приплюснутыми носами и кустистыми бровями. Три пары чёрных маленьких глазок теперь внимательно и даже будто немного просяще смотрели на гостей.

— Что нужно-то? — спросил Атти.

— Нужно привести в порядок шато Буа-Кебир. Нужно сломать одни стены и сложить другие, проверить каждую черепичку на крыше. Обновить, если понадобится, окна и двери. Заново оштукатурить. Починить горгулий и химер, почистить решётки ограждения, и ещё много чего прочего.

— А взамен? — поинтересовался Лугус.

— А взамен вы получите по три золотых на брата. И один на всех — в память о Виллеме.

Троица презрительно зафыркала. Младший, Дей, замахал короткопалыми руками:

— Это же курам на смех! Плата должна соответствовать заказу!

— Еда и питьё за наш счет.

— Вот уж спасибо, щедро!

— И песни.

— Ага, как же.

— Тоже мне, певец выискался.

— Я лучше паровозный гудок послушаю.

Гоблин спокойно переждал галдёж, а потом с достоинством указал рукой на человека:

— Петь будет он.

Три черноволосых головы, как по команде, повернулись к Степану.

— Да ты шутишь! — выдохнул недоверчиво Атти.

— Месье Кузьмин, — с таким почтением гоблин ещё никогда не обращался к человеку. — Если вас не затруднит, не продемонстрируете ли?

— Но я ведь не певец, — растерялся Степан.

— Это не важно. Пожалуйста, месье. На ваш выбор.

Человек посмотрел по сторонам. Сумерки уже сгустились над пустошами, ветер стих. Мелкий дождик теперь превратился в водяную взвесь, расплывшуюся в воздухе. Степану припомнились виденные по дороге пейзажи, огоньки фермерских домиков, ещё темные пятна полей, ждущие первых всходов. Песня всплыла в памяти сама собой, будто только ждала нужного момента, и он запел ещё до того, как толком успел понять, что именно станет петь.

— Очарована… Околдована…

Он пел, и русские слова облачками пара таяли в прохладном воздухе. Степан всегда стеснялся таких выступлений. Даже на уроках в школе рассказывать заданные на дом стихи было для него настоящей мукой. Но здесь, над вересковыми пустошами, голос вдруг зазвучал ровно, уверенно. Человек пел негромко, но уже после первых строк почувствовал, как что-то меняется вокруг. Дуфф слушал, склонив голову на бок. Кот зажмурил глаза. А трое братьев с холма замерли, словно изваяния, и, казалось, вовсе перестали дышать.

Степан допел последний куплет. В воздухе ещё несколько секунд прощальным эхом висел мотив песни, потом он растаял окончательно, и волшебство ушло. Атти, Лугус и Дей, будто очнувшись, потирали ладонями лица и ерошили волосы.

— Пять песен на вечер!

— Одна.

— Три!

— Договорились, — Дуфф пожал руку старшего из братьев, и троица из шато направилась прочь.

Отойдя подальше, Степан всё-таки дал волю любопытству:

— Кто это был?

— Гномы, разумеется. Лучших строителей, чем гномы, не найти. Хотя, может быть, кобольды с этим не согласятся. Но кобольды никогда и ничего не строили, кроме шахт.

— Гномы же должны быть бородатыми?

Кот мяукнул, сумев вложить в это мяуканье смесь презрения и насмешки. Дуфф хмыкнул:

— Не заслужили ещё. Им всего-то по сотне лет. Но работать умеют, факт.

— Я так понимаю, вы расплатились с ними словом? — спросил Степан, размышляя, чем лично ему обернётся такая оплата.

Дуфф остановился и, глядя в глаза человеку, сказал:

— Вы ведь говорили, что работы будут стоить дорого. Быстрее, чем гномы, да и качественнее, не сможет сделать никто. Они вообще-то тоже берут дорого, но, к счастью, не могут устоять перед таким искушением, как волшебная песня.

— Песня была обычная, человеческая, — возразил Степан.

— Но пели её вы. И вложили в неё душу. Для гномов это… Не знаю, с чем сравнить. Представьте себе, что вы просыпаетесь утром в Сочельник. Впереди праздничный ужин, за столом соберутся все близкие. А за окном — чудесный день, солнце, свежий морозный воздух.

— Кажется, я понимаю, о чём вы. Правда, у нас празднуют не Рождество, а Новый год.

Гоблин пожал плечами:

— Я о том, что это как ожидание праздника, когда что-то словно нашёптывает тебе: «Сегодня будет прекрасный день!». Иногда ведь такое ожидание даже лучше, чем сам праздник.

— А какие последствия ждут меня от этих выступлений?

— Не знаю, — признался Дуфф. — Скорее всего, просто дикая усталость, как бывает с нами, когда мы превышаем возможности волшебства фейри. Ну, может быть, на время потеряете голос, если надумаете петь оперные арии, — усмехнулся гоблин.

Кот тихонько мяукнул и принял свой обычный облик.

— Не думаю, чтобы от этого были какие-то серьёзные последствия, — присоединился к разговору Руй. Степан полез в рюкзак за припасённым для домового дождевиком. — Песня и танец — это всё-таки магия фейри. Точнее, некоторых фейри. Вы можете вложить в неё душу, и это будет прекрасно, но песня никогда не станет до конца вашим волшебством. Это что-то вроде иллюзии, хотя для некоторых из нас даже такая иллюзия всё равно ценна. Гномы совсем не имеют способностей ни к песне, ни к танцу. Может быть, именно поэтому они так чутко воспринимают ту красоту, которую сами создать не в силах.

— В любом случае, контракт можно прекратить досрочно. Хотя уплаченное золото при этом не возвращается, — добавил гоблин. — Между прочим, месье Кузьмин, когда будете покупать монеты, постарайтесь приобрести двадцатифранковые, времён Второй империи. Гномы очень уважают Луи-Наполеона — в этом, кстати, они единодушны с кобольдами.

— С чего бы вдруг? — спросил Степан. Ответил ему Руй:

— Должно быть, дело в промышленных успехах тех лет. Это ведь был расцвет угля, железа и пара.

Глава 10. Художник и художница

Архитектор, хоть и порекомендованный нотариусом, Степану не понравился сразу. Высокий, сухопарый, с мутноватыми бледно-голубыми глазками, он явно был очень высокого мнения о себе, и имел неприятную привычку пренебрежительно перебивать собеседника на полуслове. Приемную бюро украшали несколько макетов, похожих на беспорядочные наборы серых кубиков — видимо, последнее слово в современной архитектуре. Решающим аргументом стали цена и сроки: Степан обещал подумать, вежливо раскланялся и покинул контору, поклявшись себе никогда больше туда не возвращаться.

Самым обидным было то, что в Интернете у этого бюро имелись прекрасные отзывы, а владелец считался большим специалистом в своей области — только поддавшись на всё это вкупе с советами мэтра Блеро, Степан и поехал в Брест. Решив, что день всё равно по большей части потерян, он устроился в маленькой блинной недалеко от порта, и теперь пытался всё в том же Интернете найти ещё какое-нибудь бюро.

Поиски успехом не увенчались. На звонки вежливые секретарши либо сообщали, что в настоящее время у них много заказов, и взять новый проект они не могут, либо, бегло уточнив задачу, называли ориентировочную стоимость работ даже больше, чем у «светила архитектуры». Степану начинало казаться, что не понравившийся ему архитектор в сговоре с коллегами по цеху, и нарочно предупредил всех, чтобы они отказывали несговорчивому клиенту.

Положение выглядело безвыходным. Для подготовки проекта ему необходимо было заключение специалиста, тем более что в любом случае к дому планировалось пристроить ещё одну котельную — маленький агрегат, топивший башню, не справился бы с обогревом всего отеля. В отчаянии Степан набрал номер Жан-Пьера.

— Месье Кузьмин? Рад вас слышать. Какие-то проблемы?

— Простите за беспокойство, но нет ли у вас знакомого архитектора?

— Архитектора? А, понимаю. Вы решили заняться перепланировкой?

— Именно. Я сейчас в Бресте, и, к сожалению, со здешними бюро ничего не вышло.

— Не переживайте. У меня есть хороший приятель, архитектор.

— Он сможет провести экспертизу и предоставить все необходимые документы?

— Безусловно. Правда, бюро у него нет, но он дипломированный специалист, учился в Париже! Как раз сейчас без работы.

Последнее заявление Степана насторожило:

— Почему?

— Потому что только что вышел из тюрьмы.

Степан едва не выронил от неожиданности смартфон, и часть следующей фразы Жан-Пьера не услышал.

— …представляете? И это в наше время, и это во Франции!

— Погодите-погодите, я не расслышал. За что он сидел?

— Я же говорю — за рисунки! Марсель всегда был очень чувствителен к социальной несправедливости. И решил, что лучший способ бороться с этим — стрит-арт. Дело закончилось сначала чередой штрафов, а потом шестью месяцами заключения. Как злостному рецидивисту. Подумать только! Художника приравнять к уголовнику!

Степан поразмыслил, но выбирать, похоже, не приходилось.

— А где живёт Марсель?

— В Пон-Круа. Я сейчас скину вам адрес и телефон, и предупрежу Марселя, чтобы вас ждал.

Степан мысленно застонал, когда навигатор показал, что путь до вольного художника и борца с социальной несправедливостью займёт не меньше полутора часов.

* * *

Пон-Круа оказался настоящим средневековым городком с узенькими улочками, а местом рандеву — ещё одна типично бретонская блинная, в самом центре, по-соседству с древней готической церковью. Оставив машину на крохотной парковке позади церкви, Степан направился вокруг здания. Ещё на подъезде к городу он позвонил Марселю, и тот пообещал, что будет на месте буквально через пару минут.

День выдался не слишком пасмурным, но ветреным, так что терраса блинной пустовала, и только за дальним угловым столиком, укрытым от ветра стенами зданий, сидел человек. Увидев нерешительно остановившегося на тротуаре Степана, он приветственно помахал рукой.

— Жан-Пьер вас точно описал, — заметил архитектор, здороваясь с потенциальным клиентом.

Марсель, в общем-то, не выглядел бунтарём или любителем эпатировать окружающих. Тонкие черты лица, большие внимательные глаза, мушкетёрские усики и бородка. «Пожалуй, так мог бы выглядеть Арамис, живи он сегодня», — подумалось Степану. Правда, этот «Арамис» предпочитал носить причёску «афро», одевался в штаны карго и куртку парашютиста, а шея его была обмотана длиннющим шарфом в чёрно-белую полоску, явно позаимствованную с бретонского флага.

— Итак, чем могу помочь?

— Сможете вы провести экспертизу дома и оформить всю необходимую документацию для последующей перепланировки?

— Что за дом?

— Особняк конца девятнадцатого века. Шато Буа-Кебир. Может быть, слышали о таком?

— Что-то знакомое, но, кажется, я его ни разу не видел. Где это?

— К востоку от Гуарека, севернее пустошей Лискюи.

— Там же вроде бы лес?

— В этом самом лесу. Лес — часть имения.

Марсель присвистнул.

— Прямо замок Спящей Красавицы. С привидениями?

— Не заметил, — вежливо улыбнулся Степан, мельком подумав о русалке.

— Вы его купили?

— Я его унаследовал.

— А теперь?

— Хочу сделать там экоотель. Дом большой, мне одному столько места ни к чему.

— И содержать накладно, — понимающе кивнул архитектор.

— И это тоже.

— Когда планируете начать работы?

— Как можно скорее. Мне бы хотелось успеть к летнему сезону.

Марсель скорчил гримасу, выражавшую сомнение.

— За два месяца? Практически нереально. Даже если с документами не будет проволочек, нужна первоклассная бригада, чтобы сделать всё так быстро.

— Речь пока только о главном здании, ну и о том, чтобы привести в порядок парк.

— А что есть в имении помимо главного здания?

— Три коттеджа для служащих, коровник, свинарник, птичник, мастерские. Огромный амбар под винодельню, сыроварню и прочие службы. Три теплицы, оранжерея. Пара навесов для машин и техники.

Марсель довольно кивнул.

— Солидное хозяйство. Вы уже придумали, что делать с этими постройками?

— Пока ещё нет. Может, вы что-нибудь посоветуете?

— В рамках оказанных услуг или…

— Или просто как художник.

Марсель усмехнулся, став ещё больше похожим на мушкетёра. В этой усмешке крылась готовность протянуть руку тому, кто ищет дружбы — или проткнуть рапирой того, кто ищет драки.

— Как знать. Позвольте нескромный вопрос: я так понимаю, вы обратились ко мне в первую очередь потому, что все «эксперты» оказались вам не по карману?

— Не то чтобы не по карману. Просто я хотел бы платить за услуги, а не за имя и репутацию.

Молодой человек расхохотался:

— Да уж, моя репутация определённо вам ничего не будет стоить! Ладно. Давайте адрес, завтра я к вам приеду. Найдётся у вас, где переночевать, если придётся провозиться до ночи?

— Найдётся, — Степан подумал про диваны в «берлоге», и про то, что у Дуффа, да и Руя, присутствие постороннего гостя вряд ли вызовет восторг. Но без архитекторской поддержки весь проект в любом случае был неосуществим.

— Стоимость услуг я назову на месте, при осмотре. И в любом случае с вас оплата выезда, даже если мы не сойдёмся в расценках.

— Безусловно.

— Тогда по рукам. До завтра!

— До завтра!

* * *

Жёлтый трёхдверный «Фольксваген-Гольф» четвёртого поколения задорно сигналил у въездных ворот. Когда Степан подошёл к главному входу шато, Марсель успел уже загнать машину во двор, заглушить мотор, и теперь, не спеша, рассматривал особняк.

— Впечатляет, — кивнул он хозяину. — Насколько он сохранился?

— Да в общем-то неплохо, — пожал плечами Степан. — По крайней мере, крыша не течёт. Внутри есть кое-какие перепланировки, их сделали, как я понимаю, в промежутке от пятидесятых до восьмидесятых годов. После уже ничего не менялось.

— Ну что ж, давайте посмотрим. Доброе утро, месье, — архитектор увидел вышедшего из-за угла башни рыжего кота. Кот уселся на дорожке и, окинув взглядом пришельца, принялся равнодушно вылизывать правую переднюю лапу. «Старый Али» с самого утра отправился на виноградники и попросил не беспокоить его, пока не будет готов обед.

Мужчины прошли в дом. Кот прекратил умывание, обнюхал машину чужака и трусцой направился вслед за ними.

* * *

— Действительно, отличная сохранность. Прямо-таки удивительно. Обычно заброшенные здания очень быстро подвергаются разорению вандалами. Даже удаленность от населенных мест никак не спасает, потому что чаще всего битые окна и костры, приводящие к пожарам — дело рук местных подростков. Из тех, у кого энергичности больше, чем ума, — Марсель положил себе ещё одну порцию кроличьего жаркого, и, с аппетитом принявшись за неё, заметил:

— Думаю, я вполне управлюсь со всеми делами до вечера.

«Старый Али», потянувшийся к тарелке с сырами, издал какой-то неопределённый звук — то ли крякнул, то ли кашлянул. Архитектор с удивлением посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Как скоро можно будет передать все бумаги в мэрию? — поинтересовался Степан.

— Документы будут готовы на следующей неделе. Я позвоню, когда можно будет их забрать.

— Во что мне это обойдётся, месье Дюпон?

— Двадцать тысяч евро, — спокойно сказал Марсель, вгрызаясь в кроличью ножку. Степан, уже наученный накануне Руем и Дуффом, не моргнув глазом, ответил:

— Десять.

— Восемнадцать.

— Двенадцать.

— Пятнадцать.

— Тринадцать. Хорошее число.

Архитектор усмехнулся и кивнул. Потом поинтересовался:

— Вам точно не потребуется надзор за работами?

— Думаю, я справлюсь сам, — покачал головой Степан.

— Есть у вас рабочие?

— Есть.

— Опытные?

— Насколько мне известно, вполне.

Марсель пожал плечами.

— Вам виднее. Если после проверки эксперта вылезет какой-нибудь косяк, винить будет некого.

— Ничего. Я готов рискнуть.

— Удачи, — пожелал архитектор. — Кстати, я вспомнил, откуда мне знакомо название Буа-Кебир. Здесь когда-то затворницей жила Мадлена Соваж, модельер и художница. В довоенные годы она была звездой парижской богемы, ей прочили мировую известность. После войны мадемуазель Соваж перестала появляться на вечеринках и мероприятиях. Потом узнали, что она и вовсе уехала из Парижа. Удалённо работала с домами моды, придумывала совершенно невероятные коллекции. И писала картины — в манере ар-деко. Говорили, будто она как-то заявила, что эпоха ар-деко была пиком искусства, а последующие годы — лишь жалкой попыткой повторить шедевр. Любопытно, правда?

— Я не силён в искусстве, — Степан припомнил, что когда они сегодня осматривали дом, все остававшиеся предметы обстановки во всех комнатах были аккуратно и очень тщательно прикрыты тканью. Включая и полотна в салоне на втором этаже. То ли Руй позаботился о том, чтобы приезжий специалист не отвлекался от работы, то ли домовой просто не хотел, чтобы кто-то чужой увидел что-то из прежней жизни старого шато. — Думаете, её работы что-нибудь стоят?

— Наверняка. Найдёте какое-нибудь из её полотен — дайте знать. С удовольствием возьму его взамен гонорара, — Марсель отсалютовал собеседнику своим бокалом. «Старый Али» снова издал непонятное хрюканье.

— Извиняюсь, — пробасил голос из-под шеша. — Не в то горло попало.

* * *

— Спасибо, месье Руй, что позаботились всё накрыть.

— Пожалуйста, хозяин. Мне подумалось, так будет меньше беспокойства. Для всех.

— Вот он, наш страховочный фонд, — задумчиво произнёс Дуфф.

Они втроём стояли в салоне. Стараниями домового пыли здесь уже не было, а полотна, прежде составленные у стены, теперь были размещены по всей комнате. Из-за того, что освещение в этой части дома было отключено, Степану приходилось подсвечивать фонариком смартфона. Но даже в его свете было видно, что эти картины — работа настоящего мастера. Впрочем, человека и фейри зачаровала не манера письма или игра цвета, а сюжеты, которые выбирала мадемуазель Соваж.

На картинах повсюду обычные с виду предметы и пейзажи соседствовали с явно волшебными существами. Вот въездные ворота имения, над которыми склонились ветви старого дуба — теперь его уже не было. Дуб, по словам Руя, сгорел от удара молнии ещё лет шестьдесят назад. Но старая дама застала дерево, и, видимо, своими глазами видела зеленокожего юношу, словно на турнике, повисшего на одной из нижней ветвей. Юноша улыбался, демонстрируя мелкие зубы, и был одет только в набедренную повязку.

На другой картине был изображен уже знакомый Степану мегалит, у которого жили гномы. На верхней плите, скрестив по-турецки ноги, сидел седовласый коротышка с всклокоченными шевелюрой и бородой, узнаваемыми тёмными глазками и кустистыми бровями. Гном курил длинную трубку и с толикой недовольства посматривал на художницу.

— Виллем, — пояснил Дуфф, хотя такого пояснения, в общем-то, не требовалось. — Каратак, — он указал на картину с дубом.

— Не знал, что дуб был домом дриады, — заметил Руй. — Я, во всяком случае, никогда не видел этого духа. А Мадлена… — лютен не закончил. Он стоял перед небольшим полотном, изображающим угол дома, с горгульей-водостоком. Усевшись между каменных крыльев, вниз смотрел рыжий кот с сияющими, как звёзды, зелёными глазами.

— А она, скорее всего, что-то такое чувствовала, — предположил Дуфф. — Или это вообще являлось ей во снах.

— Думаете, можно так чётко запоминать сновидения, чтобы потом повторить их на полотне? — с сомнением проговорил Степан. — И вообще — разве можно увидеть во сне то, чего не видел, но что действительно существует?

— Сны — это сны, — гоблин скривился. — Я ничего не смыслю в тайнах сновидений, и мне не стыдно в этом признаться.

— Я тоже, — присоединился Руй. — В любом случае, вряд ли кто-то воспримет эти картины всерьёз. То есть, я хочу сказать — сами сюжеты. Думаю, полотна можно будет без опасений продать, если понадобится. По праву наследования они ваши, так что вам решать, хозяин.

— Мне не хотелось бы их продавать, — проговорил Степан, медленно переходя от картины к картине, и разглядывая всё новых и новых фейри и духов, запечатлённых художницей. — Разве что совсем не будет выбора. Но лучше мы оставим их, и повесим в комнатах отеля.

Фейри недоумённо посмотрели на него.

— Это очень красиво. К тому же это первоклассная реклама. Работы художницы, которых нет ни в одном каталоге. Которых никто не видел. Мы сделаем экспертизу, чтобы подтвердить их подлинность — и к нам, как минимум, поедут поклонники её творчества. У отеля будет собственная фишка, и даже те, кто не знал о Мадлене Соваж, приедут сюда просто из любопытства.

Ночь прорезал тоскливый волчий вой. В этот раз он прозвучал с юго-запада, оттуда, где за рекой Блаве раскинулся древний лес Кенекан. Руй растерянно почесал переносицу. Степан замер, прислушиваясь — но вой, отзвучав, затих.

— Похоже, итальянские гости чувствуют себя как дома, — иронически заметил гоблин.

Словно в ответ на его слова, на этот раз снова с юга, долетел ответный зов волка. И теперь его было слышно гораздо лучше, чем три дня тому назад.

Глава 11. Яичная скорлупа

Остаток ночи домовой яростно сражался с многолетними залежами пыли и упаковывал в картонные коробки, которые с запасом накупил хозяин, все мелкие предметы, что ещё оставались в разных комнатах шато. Днём Степан и Дуфф перетаскали эти коробки, а заодно и почти всю уцелевшую мебель, в один из коттеджей, который было решено использовать как временное хранилище.

Фарфоровые фигурки, собранные Мадленой Соваж, переехали на стол в библиотеке, а её картины, обёрнутые в воздушно-пузырчатую плёнку, теперь хранились в гардеробной при спальне Степана. К общему удивлению, среди разномастной посуды в буфете во второй квартире нашёлся большой деревянный футляр с набором столового серебра на двенадцать персон. По всей видимости, прежние хозяева, когда вывозили вещи из имения, просто не обратили на футляр внимания: из-за многочисленных вмятин и сколов вид у него был совершенно непрезентабельный. За отсутствием сейфа футляр с серебром спрятали в библиотеке — в той самой нише, где прежде стояли алебарды.

На вторую ночь троица занялась роялем. Даже с магией Руя им пришлось изрядно потрудиться, чтобы спустить инструмент со второго этажа, протащить через весь двор, а главное — пропихнуть в маленькую дверь коттеджа, куда рояль вообще-то не мог пройти по всем законам физики. После таких усилий домовой, вымотавшийся до крайности, остаток ночи и весь следующий день в виде кота отсыпался в «берлоге» под крышей башни.

Когда же, позёвывая, лютен, наконец, в своём обычном облике спустился вниз, то обнаружил, что полюбившаяся ему швейная машинка вместе со столом и забитым тканями шкафом красуется в гостиной главной башни. Из-за пополнения в обстановке комната стала совсем крохотной, так что теперь Дуффу едва хватало места, чтобы накачивать на ночь свою кровать. Но и он, и Степан, только улыбались, глядя на Руя, а тот радовался, словно ребёнок любимой игрушке.

Днём, пока домовой отдыхал, человек и гоблин успели также разобрать кладовку на втором этаже, в квартире за оранжереей. Обитый металлическими полосами сундук оказался доверху заполнен старыми подшивками местных газет, а платяной шкаф, лишившийся зеркала в дверце, хранил в себе аккуратно перевязанные бечёвкой пачки модных журналов. Степан бегло просмотрел их: это были ежемесячные издания, самые ранние номера относились к началу пятидесятых годов, самые поздние были напечатаны в конце восьмидесятых.

— Ну, на растопку сгодятся, — констатировал гоблин.

— Пожалуй, — согласился человек.

* * *

— Стойте! Стойте!! Не жгите!!!

Руй и Дуфф, сидевшие в креслах перед камином, удивлённо подняли головы. Степан с ноутбуком под мышкой торопливо сбежал по лестнице в гостиную, едва не влетев в надувную кровать гоблина, стоящую у последней ступеньки.

— Ох ты ж… — человек в замысловатом пируэте перепрыгнул через неожиданное препятствие, чудом удержавшись на ногах и не выронив ноутбук.

— Вы не заболели, хозяин? — участливо поинтересовался домовой.

— Нет. Спасибо. Вы сюда посмотрите! — Степан уже торопливо подключал кабель — вай-фай, несмотря на усилия Жан-Пьера и его команды, в старой башне почему-то работал с перебоями.

Фейри внимательно следили за сменявшими друг друга вкладками браузера. Потом Дуфф недоверчиво спросил:

— Это что — цена?

— Да ну, глупость какая-то, — сказал Руй, взволнованно подёргивая себя за бороду.

— Нет, это действительно их цена! Вы же ещё ни один не сожгли? Где эта пачка?

— Вон она, — указал Дуфф. — Мы их оставили для тебя на утро. Нам ведь без надобности.

В подтверждение его слов лютен рассеянно щёлкнул пальцами, и пламя в камине на секунду с гулом взметнулось, ярко озарив комнату.

— У нас там подборка примерно за тридцать лет. Это несколько сотен номеров на одно издание, а я видел минимум два. Даже если продавать всё разом и снизить цену где-то на треть, всё равно получается очень солидно.

— Вы думаете, их купят? — с сомнением спросил Руй.

— Думаю, да. Может быть, не сразу. Надо будет уточнить стоимость, и решить, как лучше скомпоновать лоты. Но как я уже сказал, если мы дадим скидку хотя бы в треть от этих ценников, шансы на быструю продажу увеличиваются. А это…

— …а это, пожалуй, покроет расходы на материалы, — закончил гоблин. — И даже, может быть, останется немного на мебель для отеля.

* * *

К утру все журналы были перенесены под стол в библиотеку, а на кухне заседал строительный совет. Перед человеком, гоблином, котом и тремя гномами стояло по огромной тарелке с мясом, овощами, тёмным и светлым тестом. Предрассветные часы Руй посвятил приготовлению традиционного бретонского кик-а-фарс, и когда хозяин шато спустился в кухню, на плите обнаружились две огромные кастрюли, источавшие аппетитные запахи.

Степан поначалу решил, что этого хватит на несколько дней, но пересмотрел свои прогнозы, когда увидел, как неспешно, зато обстоятельно, закусывают гномы. По совету Руя и Дуффа хозяин шато накануне съездил в Гуарек, и привёз несколько ящиков сидра, которые теперь ждали своей очереди в кладовой. Совет был очень своевременным, поскольку гномы и пили так же обстоятельно, как ели.

— У нас есть поэтажные планы с указанием всех несущих стен. Есть первоначальное расположение окон и внутренних перегородок. Межэтажные перекрытия, по сведениям месье Дуффа, выполнены из металлических двутавров.

— Если балки подобраны и установлены правильно, на них можно хоть стадо слонов загнать, — заметил Атти, подбирая кусочком хлеба соус с тарелки.

— Это я и хочу выяснить: какие там балки, как уложены, в каком они сейчас состоянии. Чтобы потом, при перепланировке, не вылезло никаких сюрпризов.

— Вряд ли, — пожал плечами Лугус. Он уже закончил с едой, но всё ещё потягивал из большой кружки холодный сидр. — Судя по плану, — гном постучал коротким узловатым пальцем по разложенному посреди стола чертежу, — стены здесь сложены правильно. Значит, и всё остальное должно быть не хуже. Это вам не современные карточные домики.

— Такие стены выдержат и шторм, если б шато стоял на берегу моря, — подал голос Дей. — Сейчас так уже не строят.

— Тем лучше для нас, — кивнул Степан. — Скажите, а можете вы аккуратно снять при разборе панели обшивки, дверные арки, окна, и так далее — а потом аккуратно вернуть всё на свои места?

Гномы захохотали, и даже Дуфф слегка улыбнулся.

— Месье Кузьмин, такие пустяки могли бы сделать и люди! Разумеется, мы это можем, — Атти прожевал последний кусочек хлеба и, довольно крякнув, отодвинул тарелку. — Но вы ведь не за тем нас позвали. Я так понимаю, нам нужно будет сперва проверить кровлю. Потом сломать внутри всё, оставив только несущие стены, чтобы шато стал как яичная скорлупа. А потом снова наполнить эту скорлупу так, как вам требуется.

— Точнее не скажешь.

— Есть у вас схемы новой планировки? — поинтересовался Лугус.

— Да. Простите, я не инженер, поэтому тут просто наброски.

— Нам хватит.

— А материалы? — Дей, разглядывавший рисунки Степана через головы двух старших братьев, поднял взгляд на человека. — Тут понадобится много всего.

— Я в этом не разбираюсь, поэтому предлагаю поступить так. У меня в закладках на ноутбуке несколько сайтов строительных магазинов. Мы посмотрим их каталоги и закажем то, что вы посчитаете нужным. Даже с учётом доставки… — Степан осёкся, увидев, с каким изумлением вытаращились на него гномы. — Что-то не так?

— Я ни слова не понял, — признался Атти.

— Будто не по-французски сказано, — согласился Лугус.

— Что такое ноутбук? — полюбопытствовал Дей.

«Да уж, это будет непросто», — подумалось Степану.

* * *

Как выяснилось, он ошибся. Гномам хватило от силы полчаса, чтобы в общих чертах понять принцип работы каталогов и добавления товаров в корзину. Теперь Атти сидел рядом со Степаном, изучая ассортимент, указывая, в какой раздел перейти и какие фильтры поиска выставить. Лугус с линейкой в руках склонился над старыми планами шато, то и дело сверяясь с рисунками перепланировки, и сообщал Дею результаты своих замеров. Дей, с огромным блокнотом и карандашом — второй он засунул за ухо, придав себе деловой вид — быстро строчил под диктовку брата, и тут же выдавал для Атти промежуточные итоги.

Спустя два часа примерный список покупок был готов, и гномы в сопровождении Руя отправились инспектировать кровлю.

— А как же снаряжение? — опомнился вышедший следом Степан, когда компания уже исчезла за дверью главного входа. Дуфф, остановившись рядом с ним, благодушно махнул рукой.

— Оно им ни к чему. Не было такого, чтобы гном свалился с крыши или был придавлен балкой. А Руй знает тут каждый миллиметр, и уж его-то шато никогда не подведёт.

Действительно, вскоре три фигурки и рыжий кот выбрались через одно из мансардных окон на фасадный скат, и принялись шнырять по нему туда-сюда, нимало не беспокоясь крутизной и высотой. То и дело слышались восклицания:

— Тут порядок.

— А водосток не мешало бы и почистить!

— Мне это окно не нравится. Дей! Эй, Дей! Третья люкарна под вопросом на замену.

— Нам повезло, что мы вдали от соседей, — пробормотал Степан. — Вряд ли бы кто-то купился сразу на четверых «Старых Али».

— Ну, можно было бы сказать, что они испанцы, — усмехнулся Дуфф. — Или баски. И вообще, настройках не бывает тихо, на то они и стройки.

* * *

Дуфф ничуть не преувеличивал, когда уверял, что быстрее гномов с работой не справится никто. За первый же день они полностью проверили крышу снаружи, потом вскрыли стены мансарды и обшарили каждый сантиметр в тесном пространстве под кровлей. К обеду гномы, с ног до головы в пыли и с дохлыми пауками в волосах, явились с отчётом.

— Крыша в порядке, — сказал Атти, устраиваясь на своём стуле. — Надо будет только подновить люкарны. Это займет где-то день.

— На каждое окно? — спросил Степан.

— С чего вдруг? На всю мансарду. Дня два-три на все окна в доме. Их ведь всё равно снимать все, так?

— Ну… Думаю, с фасада мы потом поставим их на прежние места. А вот с тыла вряд ли кто-то будет возражать, если мы немного поменяем расположение и количество окон.

— Не будет, — авторитетно заявил Лугус. — И даже если будет — мы сделаем их в точности такими, как изначальные. Ни один человек не сможет сказать наверняка, было это окно поставлено теперь или при строительстве шато. А если кто-то вдруг сошлётся на старые планы — можете спокойно заявить, что в них ошибка.

— Это хорошо. Кстати о людях. Работы ведь будут принимать эксперты.

Лица трёх братьев скривились, демонстрируя отношение к человеческим экспертам.

— И поэтому все коммуникации нужно будет проложить по правилам. Не думаю, что с ними удастся обойтись, как с окнами.

— Коммуникации? — Дей непонимающе нахмурился.

— Ну, электричество, водопровод, канализация, газ, Интернет, — Степан перечислял, и с каждым новым словом видел, как вытягиваются лица гномов.

Атти задумчиво потёр подбородок.

— Видите ли, месье Кузьмин. В последний раз мы брались за подобную работу ещё до войны, и тогда никого не волновало, как проложены в доме трубы или протянуты провода. Было всего два вида строителей: те, кто делали плохо — и те, кто делал хорошо.

— Нам бы какой-то ориентир, — дополнил брата Лугус.

— Или образец, — предложил Дей.

— Тогда, думаю, этот вопрос мы решим, — Степан кивнул на ноутбук. Три темноволосые головы повернулись к монитору, на котором всё ещё были открыты вкладки строительных магазинов. — Я отыщу требования и нормативы, и, может, какие-то ролики.

— Это как учебное кино, — небрежно пояснил Дуфф. Кот покосился на гоблина и оскалил зубы в усмешке.

— Именно, — спокойно подтвердил Степан. — Сегодня же вечером займусь, а завтра вы сможете всё посмотреть. Если информации будет недостаточно — спрошу в мэрии, может, у них есть пособия или хотя бы инструкции. В конце концов, их проверяющие должны же иметь какие-то стандарты работы.

* * *

Следующее утро Степан, как и обещал, провёл за поисками информации, а большую часть дня — в разъездах. Звонил Марсель, и ближе к полудню хозяин шато помчался в Пон-Круа за документами. Ему почему-то казалось, что вольный художник потребует оплату наличными, мелкими купюрами, но месье Дюпон, напротив, предоставил все реквизиты своего банка, и лишь попросил провести платёж поскорее.

— Собираюсь в Лондон на пару месяцев, — пояснил он.

После Пон-Круа Степан посетил мэтра Блеро, который обрадовал его тем, что все вопросы с регистрацией решены, и ни у кого не может возникнуть ни малейшего повода депортировать месье Кузьмина из страны. На обратном пути он заехал за продуктами — у Степана невольно зрело подозрение, что гномы решили компенсировать низкую оплату за счёт питания. «Интересно, а что они едят у себя на пустошах?» — подумал человек, забивая багажник машины пакетами из супермаркета.

Наконец, памятуя о том, что он говорил Рую при осмотре дома, Степан побывал в ещё одном магазине. После этого визита всё заднее сиденье оказалось занято коробкой с автомобильной мойкой и пятью парами резиновых сапог.

Суета стройки стала заметна ещё на подъезде к шато: ограда, прежде укутанная в зелень плюща и винограда, теперь была очищена и приготовлена к покраске. В ожидании, пока откроются ворота, Степан успел огорчиться погубленной зелени — но, как выяснилось, напрасно. Стараниями Дуффа всё многолетнее переплетение лоз и побегов было каким-то чудом аккуратно снято и растянуто внутри периметра. Гоблин с секатором в руках деловито инспектировал эти заросли, наводя порядок.

— Руй присматривает за гномами, — пояснил Дуфф. В этот момент внутри здания раздался зычный вопль: «Поберегись!» и что-то с грохотом обрушилось. Из открытых окон второго этажа вылетели облачка известковой пыли.

— Они уже принялись за перегородки? — не поверил своим глазам Степан.

Вместо ответа гоблин указал секатором на входную дверь. Оттуда появился Дей, тащивший на голове целую стопку деревянных панелей, снятых со стен. Каждая панель была ростом с самого гнома.

— Добрый день, месье! — весело поприветствовал он заказчика и скрылся в одном из коттеджей.

— Мы с Руем подумали, что второй домик тоже может пока побыть складом. А в третьем у них теперь столярка.

— А откуда они взяли инструмент?

— Хорошенько покопались в наших мастерских. Кое-что принесли с собой. Остальное придётся купить — Атти уже составил список, что нужно будет добавить в корзину. Он предлагал самим запустить твою машинку, но я не согласился. Руй и вовсе зашипел и показал когти. Знаешь, если золота и песен им в уплату окажется мало, всегда можно расплатиться этой техникой. Кажется, братья её ценят куда выше целого сундука монет.

— Какой им с него толк? К чему гномы будут подключать ноутбук на пустошах? — пожал плечами Степан.

— О, не спеши с выводами! Если они захотят, так за одну ночь протянут к себе кабель. Хоть бы даже от тебя.

— Цифровизация в мире фейри, — нервно хихикнул Степан.

— Мир меняется, — развёл руками гоблин. — Кстати, ты ведь обещал вместе со мной разобраться, как запускать бензопилу. Когда закончу с оградой, можно будет заняться парой деревьев — они уже давным-давно мёртвые, и годятся только на дрова.

* * *

Степан не сомневался, что три брата вполне могли успеть до вечера разнести все перегородки в доме, но большую часть послеобеденного времени гномы провели у стола, внимательно изучая найденную человеком документацию и тематические ролики. Было немного странно наблюдать, как три невысоких человечка сосредоточенно смотрят в монитор, время от времени делая какие-то пометки в припасённых блокнотах.

После этого Атти со Степаном ещё час бродили по сайтам строительных магазинов, пока Лугус и Дей заканчивали финальный обмер здания и корректировали выполненные по чертежам расчёты. Заказы были окончательно сформированы и оплачены, счёт в банке несколько уменьшился, зато уже через три дня все инструменты и материалы должны были доставить в шато.

Теперь человек, домовой и гоблин устало полулежали в своих креслах перед камином. Ужин миновал, обещанные песни были спеты, и гномы отбыли восвояси. Мансарда и большая часть второго этажа превратились в «яичную скорлупу», как и говорил Атти, и там резвился ветер, носясь среди пустых оконных и дверных проёмов.

— Мне вот интересно, — заговорил Степан. — С точки зрения фейри, имеет ли значение то, что мы сейчас делаем? То есть я хочу сказать: шато был построен по определённому замыслу архитектора. Потом его планировку поменяли. Теперь мы меняем её снова — остаётся только внешний облик, но содержание ведь будет совсем другим.

— Отчасти это так, — подтвердил Руй. — Но в то же время этот вопрос гораздо сложнее. Это магия домашнего очага, родившаяся тогда, когда древний человек повесил на входе в пещеру шкуру, развёл внутри костёр и сказал: «Это моё!» Дом — любой дом, сложен он из камня, сколочен из досок или слеплен из соломы — оставляет свой след там, где его построили. Даже когда дома уже нет, этот след ещё долго сохраняется, как тающее эхо. Если очаг был счастливым, то в таком месте и после того, как исчезнут последние следы дома, будет уютно. Там будет хотеться снова построить жилище. Если очаг был не счастливым… — домовой повёл рукой в воздухе, как бы предоставляя хозяину самому закончить мысль.

— Понятно.

— И это действует в обратную сторону тоже. Шато стоит здесь больше ста лет, и за это время он принял в себя что-то от этой земли. От замка, который был тут прежде. И даже от родовой пещеры Маэль. Новые стены постепенно впитают в себя то же самое, как губка впитывает воду. Они сроднятся со старыми, станут единым целым. Пройдёт время, и никто даже не задумается о том, что соседние камни были уложены с разницей в столетие. Правда, — улыбка домового была немного грустной, — для человеческого века это слишком много. Но для большинства фейри это вчера, сегодня — и завтра.

Волчий вой с пустошей тянулся дольше, чем в прошлые два раза, и в этом звуке чувствовались тоска и голод. Ответ из леса Кенекан последовал почти сразу же, а едва он умолк, между первыми двумя вклинился третий. Он даже прозвучал в самом деле между ними, откуда-то со стороны шлюза Сен-Эрве.

— Только не говорите мне, что из-за наших «кругов на воде» в окрестностях резко улучшилась экологическая обстановка, — Степан внимательно смотрел на фейри. Те неуверенно переглянулись, и Дуфф, вздохнув, ответил:

— Вряд ли это связано с экологией. Но с «кругами на воде» — определённо.

Глава 12. Лес Кенекан

И гоблин, и домовой наотрез отказались говорить накануне вечером на тему волчьего воя. «Есть вещи, которые лучше обсуждать под солнцем», — пояснил Дуфф. И вот теперь они трое устроились на своей любимой скамеечке возле пруда, прислушиваясь к грохоту, который доносился из дома. Атти, Лугус и Дей, убрав последние элементы отделки и декора, вовсю орудовали кувалдами, снося оставшиеся перегородки. Вторую половину дня гномы намеревались посвятить работе со столбами и решётками ограды.

— Я понятия не имею, кто конкретно это может быть, — говорил гоблин. Он сидел, скрестив руки на груди, и рассеянно покачивая одной ногой. — Но уверен, что это не волки.

— А кто может выть как волк? — спросил Степан, и невольно осёкся, сообразив, что знает ответ.

— Много кто, — Дуфф покосился на человека и, заметив, как у того изменилось лицо, догадался, о чём Степан подумал. — Оборотни в том числе. Но это не оборотни.

— С чего такая уверенность?

— С того, что они не охотятся стаями. А ещё сейчас не полнолуние.

— Действительно. Но это кто-то из фейри?

— Или духов, — рассеянно напомнил гоблин. — И вообще. Это же древняя Арморика! А мы и вовсе почти на границе Морбиана и Корнуая. Даже фейри не знают всех тайн этой земли. Мало ли кто мог быть похоронен в здешних курганах, или столетиями спать у корней этих лесов.

Степану показалось, что при последних словах Дуффа солнце на миг скрылось за набежавшей тучкой. Кот зябко поёжился и обвил лапы пушистым хвостом.

— Не думай, будто вокруг каждого мегалита живут гномы, или будто все фейри такие, как они, я и Руй. Мы только маленькая частичка очень многоликого народа. Поэтому повторюсь, — Дуфф вздохнул, — я понятия не имею, кто взял привычку завывать тут у нас по ночам. Но мне это не нравится, и лучше быть готовыми к любому повороту событий.

— Чертополох у нас развешан, рябина под рукой.

— Некоторым из тех, о ком я знаю или слышал, рябина нипочем. А чертополох они сжуют и не заметят, — угрюмо пробормотал гоблин. Кот мяукнул, выражая согласие с такой оценкой.

— Не слишком обнадёживающе.

— Знаю. Но зато у нас есть серебро.

— Ты вроде бы сказал, что мы имеем дело не с оборотнями?

— Ну так что ж. Серебро помогает не только против оборотней.

— Поберегись! — донеслось со стороны дома, и во двор перед фасадом посыпался град камней и кирпичных обломков.

* * *

— Атти, скажи-ка, а у вас на пустошах всё спокойно? — Дуфф говорил вроде бы промежду прочим, но Степан тут же насторожился. Гномы отложили ложки, которыми орудовали в тарелках с луковым супом, и переглянулись.

— Ты про вой? — нехотя поинтересовался старший.

— Именно.

— Да, слыхали, — подтвердил Лугус.

— Где-то не так чтобы далеко, — неопределённо заметил Дей.

— А так чтобы близко? — с ноткой иронии уточнил гоблин.

— Да как сказать… — Атти потёр пальцами переносицу. — В последний раз мы слышали троих. Все — на той стороне реки.

Дуфф отщипнул кусочек хлеба и теперь задумчиво мял его в пальцах.

— На той? Ты уверен?

— Конечно, — ответил за брата Лугус.

— Два вообще были далеко, примерно в сторону речушки Пульдю, — уточнил Дей.

— Это приток Блаве, — пояснил Дуфф на вопросительный взгляд Степана. — Впадает в неё у большой излучины, чуть повыше шлюза Сен-Эрве. Пошире нашей Лискюи, там в устье даже мостик есть. Хотя теперь Пульдю это скорее заболоченная низина, почти без течения и с непролазными зарослями.

— Хорошо бы те, кто выл, в этих зарослях и остались, — заметил Атти. — Мне лично этот вой совсем не понравился.

— Он никому не понравился. Что думаете делать? — поинтересовался Дуфф.

— Ничего, — пожал плечами гном. — Если вдруг припечёт — уйдём под землю и переждём.

— Если вдруг припечёт, мы можем рассчитывать, что вы пошлёте нам весточку?

Вопрос, казалось, заставил братьев сильно задуматься. Потом, переглянувшись, они одновременно кивнули:

— Пошлём.

* * *

— Горим, хозяин! Пожар!

Степан подскочил на кровати, в ужасе уставившись на дверь, в которую колотил гоблин. Вообще-то человек никогда не запирался на ночь, полностью доверяя обоим фейри, но те, строго блюдя правила этикета, не входили без стука.

— Горим! Скорее!

Натягивая на ходу спортивные штаны и пытаясь отыскать куда-то запропавший смартфон, Степан выскочил на лестницу. Дуфф уже мчался вниз, перескакивая через три ступеньки разом. Ощутимо тянуло дымом. Вслед за гоблином человек выбежал из башни наружу — и сердце ушло в пятки.

Всё крыло шато, где вёлся ремонт, было объято пламенем. Огонь ревел, поднимаясь от первого этажа до конька крыши, огромные языки вырывались из пустых оконных проёмов. В лицо пахнуло жаром, Степан невольно прикрылся рукой, в отчаянии пытаясь сообразить, что же делать. Хотя прекрасно понимал, что никакая пожарная команда не успеет спасти обречённый дом.

— Может, русалка поможет? — он развернулся и побежал к ближайшей лестнице, но тут сзади раздался оклик Дуффа:

— Стой! Да стой же, чудак! Стой, говорю!

Степан остановился, оглянулся — и рот у него раскрылся в изумлении.

Огня не было. Не было даже намёка на то, что стены только что жадно облизывало разрушительное пламя. Не было ни следа копоти, и жар, дышавший ему в лицо, тоже исчез. На плитах двора возле главного входа, через которые местами пробивалась первая весенняя травка, катались гоблин и лютен. Дуфф хохотал так, что на глазах выступили слёзы. Кот оскалил пасть и заливисто шипел.

— Вы чего? — непонимающе поинтересовался Степан.

— С первым апреля, хозяин! — гоблин сел на земле, утирая глаза тыльной стороной ладони.

— Ах вы… Вы… — у человека даже перехватило дыхание.

— Прости. Наверное, получилось малость жестоко. Но розыгрыш должен быть таким, чтобы в него поверили!

Кот скорчил виноватую гримасу, но не удержался, и фыркнул. Степан, всё ещё чувствуя себя немного обиженным, неуверенно улыбнулся.

— Я думал, меня кондратий хватит, — произнёс он по-русски. Фейри с интересом посмотрели на человека:

— Что это значило?

— Это значило, что я чуть не умер со страху. Хороша шуточка!

— Мы старались, — усмехнулся Дуфф. Кот шмыгнул в башню и появился со смартфоном Степана в пасти. — Видишь, даже позаботились, чтобы ты ненароком не переполошил пожарных. Надо же знать меру.

Все трое вернулись в дом. Степан занялся завтраком — и ничуть не удивился, когда вместо соли в солонке обнаружился сахар, а в сахарнице — соль. Решив, что в этот раз самое простое и быстрое будет нажарить блинчиков, он успел уже замесить тесто, когда Дуфф заметил:

— Кстати, гномы не придут.

— Ну да. С первым апреля.

— Нет. Правда не придут.

Степан отставил миску с тестом и обеспокоенно посмотрел на гоблина:

— Из-за воя?

— Что? А, нет. Сегодня же наш праздник. Это вы, люди, придумали день дураков и розыгрышей. А для нас это начало нового года. Время, когда земля окончательно пробуждается, когда зимние холода уже не в силах вернуться раньше, чем им будет положено. Просыпается лес, и эльфы начинают танцевать на полянах среди первоцветов. Сбрасывают дрёму деревья, переговариваются дриады. Звучат флейты фавнов, приглашая лесных дев в хоровод. Это замечательное время, время новой жизни, радости, надежды.

— Думаешь, где-то здесь, поблизости, остались эльфы, дриады, фавны?

— Как знать, — пожал плечами гоблин. — Вообще-то обитатели леса скрытные. Даже с нами, с теми, кто селится возле людей, они не слишком охотно поддерживают общение. Но почему бы не попытаться? — закончил он с воодушевлением. Кот согласно мяукнул.

— Вы про что?

— Отправимся в поход! Давай, жарь побольше блинчиков, а я пока займусь сыром, ветчиной и всем прочим. Прогуляемся по окрестностям и посмотрим, не застанем ли мы где-нибудь весенние хороводы. Или хотя бы вытоптанные после них полянки.

— А как же те, что выли за рекой?

— Праздник весны, — наставительно произнёс гоблин, — это время добрых духов. До следующего новолуния нам нечего бояться. Кстати, может быть, заодно узнаем что-то о тех, кто выл. Шанс мизерный, но мы ведь ничего не теряем.

— А гномы точно не придут? — Степан с сомнением посмотрел в окно. — Нехорошо, если мы уйдём, а они явятся на стройку и останутся без еды. Уговор есть уговор.

— Точно. Ни сегодня, ни завтра их можно не ждать. Ни один фейри не станет работать в это священное для нас время.

* * *

— Эй, рыбак! — весело позвал Дуфф. Степан обернулся.

— Проверь-ка свою куртку, — посоветовал гоблин. Человек снял рюкзак, стянул куртку — и обнаружил, что кто-то приклеил на спину вырезанную из бумаги и раскрашенную рыбку.

— Твоя работа? — поинтересовался он у Дуффа.

— Нет. Честное слово!

Оба посмотрели на кота. Тот в широченной улыбке продемонстрировал клыки, а потом указал лапой на гоблина.

— Ну-ка, повернись, — попросил Степан. На спине Дуффа тоже обнаружилась бумажная рыбка. Кот довольно зашипел.

— И когда успел, хитрюга! — беззлобно прокомментировал гоблин, снимая рыбку.

— Я так понимаю, мы должны были в таком виде гулять весь день? — поинтересовался Степан. Кот кивнул.

— Интересно, а почему именно рыбка?

— Есть такая легенда, что то ли какой-то король, то ли римский папа, решил перенести празднование нового года с первого апреля на первое января. К праздничному столу подали, среди прочих блюд, огромную рыбину. А когда наступил апрель, главный повар решил пошутить, и сделал точно такую же рыбину, но только из теста — пирог с начинкой. Папа, или король, уж не знаю, кто там развлекался с календарём, шутку оценил, и так появилась апрельская рыбка. Кстати, на неё, помимо французов, претендуют ещё и итальянцы.

Спустя примерно час они уже перебирались через реку по узенькому мостику над шлюзом Сен-Эрве.

— Да уж, надо будет поскорее заказать велосипеды, — заметил Степан. — Прогулка замечательная, но на велосипеде было бы быстрее.

— Ага, а в лесу ты бы его тащил на себе, — возразил Дуфф.

— Кстати о лесе. Чего ради Старый Али шастает в рабочий в общем-то день по лесам?

— Так ведь Старый Али шастает вместе с хозяином. И это никого не должно заботить. Может, мы подыскиваем растения для сада.

— Надо бы тебе познакомиться с последними изменениями в законодательстве. Это у себя в Кебире мы можем свободно распоряжаться дарами леса. А на общественных землях нас в два счёта прищучат, если нарушим правила.

— Например? — они теперь шагали по асфальтированной дорожке вдоль берега реки, и гоблин время от времени останавливался, высматривая что-то в подлеске, тянущемся по левую руку от них.

— Разрешённые к заготовке виды, разрешённые объёмы… Мэтр Блеро мне любезно предоставил несколько распечаток на эту тему, чтобы я получил представление, какое на самом деле сокровище — собственный лес.

— Лес действительно сокровище, — согласился Дуфф, и, сойдя с дорожки, полез прямо в чащу. — Только вы, люди, и здесь умудрились всё задушить своими бумажками. Вместо того, чтобы прижать к ногтю жадных дельцов, которые ворочают миллионами и способны свести на корню лес ради своей наживы, вы устанавливаете правила, сколько штук грибов нищий старик может собрать для себя к ужину. По-моему, это свинство.

— По-моему тоже, — согласился Степан.

* * *

Дуфф предостерегающе поднял руку, и они остановились. Сначала человек ничего не услышал, но затем где-то вдалеке, невесомый и зыбкий, как весенний ветерок, стал различим задумчивый, плачущий голос флейты. Он то чуть нарастал, то почти затихал. Степан не знал мелодии, которую играл невидимый музыкант, но за этой музыкой хотелось идти, она манила обещанием каких-то неведомых далей и давних, ещё в детстве позабытых, мечтаний. Казалось, что сам лес, проснувшийся после зимней дрёмы, расправляет могучие плечи под ласковыми лучами солнца.

Гоблин довольно кивнул и указал куда-то вправо, хотя человек не смог бы с уверенностью сказать, откуда доносится мелодия. Они постояли ещё несколько минут, пока флейта не смолкла окончательно. Но едва все трое двинулись дальше, как с противоположной стороны, глубоко в чаще, послышался рокот, в котором Степан узнал барабан. К первому почти сразу присоединился второй, потом третий, ещё и ещё, и вдруг поверх ворчливо переговаривающихся барабанов взвились высокие, даже немного писклявые, звуки.

— Волынка. И бомбарда, — пояснил Дуфф.

— А бомбарда это что?

— Что-то вроде дудочки. О, а вот и виола!

В дикую, яростную, но в то же время очень ритмичную мелодию, вплёлся новый звук, похожий на грубоватый голос простуженной скрипки.

— Ну, Руй, твой выход, — сказал гоблин, и кот скрылся в зарослях.

— Это не опасно для него? — спросил Степан.

— Нет. Лесной народ диковат, но не причинит вреда лютену. Гоблину тоже, но для такого визита мне бы следовало сначала сменить костюм. А вот тебе к ним соваться незачем.

— Они вредят людям?

— Избегают вас.

— А есть причина?

— Была, — вздохнул гоблин. — Сперва друиды, считавшие себя сильнее и умнее. Надо сказать, не без оснований — их слово некоторых из фейри могло согнуть в бараний рог. А трудно говорить с кем-то на равных и уважительно, когда ты согнут в бараний рог. Потом пришли христианские священники, и их слово было ничуть не слабее. Да ещё добавились колокола. Есть фейри и духи, которые не переносят колокольный звон. К тому же приходило всё больше лесорубов, углежогов, крестьян. Леса начали отступать, а тех, кто в них жил, становилось всё меньше и меньше.

Зашуршали прошлогодние папоротники, и к ним вернулся Руй. На голове у кота был маленький веночек из синих цветов пролески. Зелёные глаза возбуждённо горели.

— Ну вот, полюбуйтесь, — усмехнулся гоблин. — Много их?

Кот кивнул.

— Замечательно, — Дуфф потянул носом воздух, с прищуром прикинул направление, где на поляне играли музыканты — и взял заметно левее. — Не будем мешать веселью.

* * *

Домой они возвращались уже в сумерках, так что часть пути Руй проделал в обычном облике, бережно спрятав полученный от дриады веночек в карман своей куртки. За день они наткнулись ещё на три полянки, где веселился лесной народ, отмечая начало нового года. Всякий раз Руй отправлялся на разведку, но — как он рассказал, едва снова смог говорить — только первое сборище было действительно большим. На остальных плясали совсем маленькие компании.

Тем не менее, Дуфф остался очень доволен их экспедицией. Степан же не знал, что и думать. Он вдруг понял, что удивительно быстро привык к домовому, гоблину и гномам. Даже русалка в пруду теперь казалась чем-то вполне естественным. И хотя хозяин шато ощущал беспокойство из-за неизвестных любителей выть по ночам, он всё же не воспринимал их как непосредственную угрозу. Этот мир, открывшийся ему за последние дни, был относительно небольшим, по-своему уютным и в общем-то понятным.

Но вот за какие-то часы границы мира фейри внезапно раздвинулись, и рябь от камушка, брошенного в тихую воду пруда, превратилась в настоящие океанские волны. Степан невольно вздрагивал, представляя себе, насколько далеко могли зайти последствия его случайной царапины и измазанной в крови волчьей фигурки. Эльфы, фавны и дриады веселились на полянах, древний лес Кенекан возвращался к своей подлинной жизни — той, которую он знал ещё до прихода в эти края людей. И человек задавался вопросом, имеет ли он вообще право претендовать на место в этом изменившемся мире.

Руй, похоже, распознал сомнения Степана, потому что когда они добрались домой и позволили себе, прежде чем заняться ужином, ненадолго передохнуть у камина, домовой тихонько тронул человека за руку:

— Не терзайтесь, хозяин. Может быть, это было предначертано судьбой, и вы не могли бы ничего изменить, даже если б захотели. А может быть, и могли бы — но спросите себя, стали бы?

Степан мгновение-другое подумал, и с лёгкой улыбкой покачал головой:

— Нет.

Глаза лютена блеснули зелёным, он улыбнулся, но ничего не сказал. Даже Дуфф, у которого всегда было в запасе острое словцо, в этот раз счёл нужным промолчать. Они посидели ещё немного, потом Степан поднялся:

— Если я сейчас не займусь готовкой, засну в кресле.

Руй подтащил к плите стул, Дуфф завозился у холодильника, доставая продукты.

Стук в дверь был негромким, даже робким. Фейри удивлённо подняли головы. Степан взглянул в окно. За стеклом в уже сгустившихся сумерках был различим одинокий человеческий силуэт. Руй торопливо превратился в кота. Дуфф, натянув очки, быстро обматывал голову шешем.

— Я что, не запер ворота? — спросил хозяин шато, делая шаг к двери. Стук повторился. Степан быстро оглянулся, убеждаясь, что его друзья готовы к незваному гостю. Открыл дверь — и попятился.

«Только привидений мне не хватало!» — мелькнула безумная мысль.

На пороге шато стояла девушка. Девушка со старой фотографии, хранившейся в витрине вместе с деревянной фигуркой и армейским жетоном.

Глава 13. Два друга

— Месье Мишоне? — неуверенно спросило «привидение», не решаясь переступить порог.

— Не-ет, — так же неуверенно протянул Степан.

— А месье Мишоне дома?

— Боюсь, месье Мишоне умер.

«Привидение» ахнуло. Небольшая спортивная сумка, которую оно держало в руках, упала на каменные плиты дорожки.

— Не хотите войти?

Девушка нерешительно посмотрела через его плечо. «Старый Али» у стола с равнодушным видом нарезал ветчину и сыр. В кресле у камина, положив морду на подлокотник и рассматривая беседовавших на пороге людей, устроился большой рыжий кот.

— Если месье Мишоне умер, то кто вы?

— Его племянник. Степан Кузьмин.

Девушка сосредоточенно нахмурилась.

— Вы не француз?

— Нет. Я русский.

Словно это что-то подтверждало, незнакомка кивнула и, подняв свою сумку, шагнула через порог. Степан щёлкнул выключателем — они с фейри привыкли к освещению от камина, но ему, с одной стороны, не хотелось пугать девушку, а, с другой, хотелось её как следует рассмотреть.

— Присаживайтесь, — мужчина подвинул незнакомке стул. Он уже понял, что ошибся, но ошибся лишь отчасти. Лицо ночной гостьи было копией лица с фотографии: тот же тонкий нос, та же линия рта с изящной ложбинкой над верхней губой. Тот же миндалевидный разрез глаз — только у девушки, устало опустившейся на стул возле стола, глаза были не карими, а тёмно-серыми, как предгрозовое небо. Другими были и волосы: «привидение» оказалось блондинкой, а не брюнеткой. Конечно, волосы можно было и перекрасить, но Степан, едва включив свет, сообразил, что будь гостья той девушкой с фото, ей сейчас должно было быть не около двадцати лет, а никак не меньше сорока.

— Месье Али, мой садовник, — представил гоблина Степан. Дуфф вежливо склонил голову.

— Добрый вечер, мадемуазель.

— Месье Руй, — указал на кота Степан. — А вы?..

— Ника, — гостья поставила свою сумку на пол.

— Очень приятно, — он выжидающе смотрел на девушку. Та слабо улыбнулась:

— Моё полное имя Даница Вукович. Но Ника проще и привычнее.

— Значит, вы тоже не француженка? — пошутил Степан.

— Я сербка.

— Так зачем вам был нужен месье Мишоне?

— Потому что, — девушка замялась, но потом взглянула мужчине прямо в глаза и решительно закончила, — потому что он, возможно, мой отец.

— Ай! — «Старый Али» сунул в рот обрезанный палец. Кот приподнял голову с подлокотника кресла. Степан в изумлении смотрел на гостью.

— Простите, но почему вы так решили?

Вместо ответа Ника достала из внутреннего кармана курточки кошелёк, а из кошелька — сложенный в несколько раз листок, и, развернув его, протянула Степану. Это оказалось письмо, продублированное на русском и французском языках. Листок столько раз разворачивали и складывали снова, что сгибы местами прорвались, и были аккуратно подклеены прозрачным скотчем. Осторожно разложив письмо перед собой на столе, Степан принялся читать вслух, чтобы Дуфф и Руй тоже могли узнать содержание.

«Дорогая Милица!

Наверное, это письмо для тебя будет словно письмо с того света, но это действительно я. Я жив, и очень рад, что наконец-то разыскал тебя!

Прости, что поиски так затянулись. Я тогда почти полгода пробыл в госпитале, потом долго восстанавливался, а когда вернулся в строй — получил новое назначение, но уже не на Балканы. Я пытался отыскать тебя или кого-то из твоей семьи, но из этого ничего не вышло. После выхода в отставку продолжил поиски, когда это стало возможно — прилетел в Боснию, как частное лицо. Оказалось, что Борака больше нет, только старое кладбище и братские могилы на его окраине.

Я боялся, что вы все там, где-то под одной из этих насыпей. Потом до меня дошли слухи, что тебя вроде бы видели в автобусе, в одной из колонн беженцев. Я обращался в полицию, в организации, занимавшиеся эвакуацией и помощью беженцам. Нанимал частных детективов. Даже с бандитами имел дело. Только через несколько лет появилась ниточка: мне передали адрес твоей тёти в Белграде.

Я приезжал в Белград, но её уже не было в живых, а квартира оказалась заперта. Старенькая соседка рассказала мне, что ты действительно жила здесь в конце девяностых, но потом уехала вместе с дочкой.

Ты жива, у тебя дочка — это было как чудо после стольких лет неизвестности! Я продолжал поиски, время от времени мне казалось, что ещё чуть-чуть, и мы встретимся. Я узнал, что вы жили в Нови-Саде, потом в Вышеграде. А на днях мне сообщили, что в квартире в Белграде снова появились жильцы!

Я прилечу в Белград в декабре. С радостью сделал бы это прямо завтра, но есть дела, которые нужно закончить, и обязательства, которые нужно выполнить. Я не стал звонить, потому что боялся напугать тебя — и ещё потому, что не был уверен, захочешь ли ты услышать меня. Это, наверное, глупо, ведь я не виноват, что остался жив. Мне очень жаль, что всё это время тебе пришлось одной справляться со всем, что приготовила судьба. Мне жаль, что всё сложилось так, как сложилось, но в то же время я всё равно рад — вы обе живы, и я всё-таки вас отыскал.

Пожалуйста, позвони мне, или напиши. Или просто приезжай вместе с дочкой!

Этьен Мишоне»

Почерк был дядин — мелкие, чуть ли не бисерные буковки, нанизанные в строчки. Степан узнал и их, и подпись: точно так же выглядели некоторые документы из тех, что он в первый свой приезд во Францию разбирал с мэтром Блеро.

— Простите, но я не совсем понимаю. Тут вроде бы ничего не говорится об отцовстве?

Ника вздохнула и нервно сцепила перед собой руки на столе. В комнате повисла тишина. Миновала минута, другая — девушка явно собиралась с мыслями — и вот гостья заговорила. Медленно, немного отстранённо, словно стараясь дистанцироваться от своего рассказа.

— Я знаю совсем немного. Только то, что рассказывала мама — а она не любила вспоминать то время. Моя семья из Боснии, из маленькой деревеньки Борак. Сейчас это территория Республики Сербской, но Борака, как было сказано в письме, уже нет — его уничтожили во время войны, когда разваливалась Югославия. Наша деревня была рядом с одной из «зон безопасности», созданной ООН. По ночам такое пограничье превращалось в ничейную землю — никто не был уверен, что доживёт до утра.

Степан молчал. Девушка сердито моргнула, как делают маленькие дети, чтобы не расплакаться, и заговорила снова. Пальцы её рук на столе теперь переплелись с такой силой, что побелели костяшки.

— Недалеко от Борака был один из постов ООН — французский, занятый Легионом. Тогда в нём служило много выходцев из бывшего Союза. Наверное, из-за русской речи они казались более «понятными», чем другие миротворцы. Многие бывали в деревне, некоторые даже ухаживали за местными девушками. Моей маме было чуть больше двадцати, она влюбилась без оглядки.

— В кого?

Ника вздохнула:

— В том-то и дело, что я не знаю. За ней ухаживали два сержанта — Серж Борю и Этьен Мишоне. Обоим уже перевалило за сорок, но оба по-прежнему видные, статные, красивые. Я знаю только, что когда мама выбрала одного, второй отступился, не стал мешать другу.

Девушка устало потёрла лицо руками, и, не поднимая взгляд от столешницы, продолжила монотонно, словно каждое слово давалось ей с трудом:

— На Борак, как и на другие деревни, напали ночью. Даже спустя годы мама часто просыпалась с криком — ей снилось, что где-то снова вспыхивает над крышами пламя, снова бьют в набат, кричат и стреляют. Мама тогда была уже беременна мной, хотя срок был совсем небольшой. Она так и не успела сказать об этом отцу.

— А потом?

— Потом? — Ника непонимающе посмотрела на Степана, пожала плечами. — Обычно силы ООН не вмешивались в подобное, но в этот раз с поста примчалась машина, а в ней — два сержанта и три легионера. У миротворцев было разрешение применять силу для наведения порядка, и они им воспользовались. Когда утром подошла бронетехника с раскраской ООН на борту, всё уже закончилось. Из пятерых в живых оставался только один, сержант — его вертолётом отправили в госпиталь. Хотя все были уверены, что он умрёт раньше, чем вертолёт совершит посадку. Жители Борака хотели похоронить тех четверых на деревенском кладбище, но им не позволили.

Степан кивнул.

— Ясно. Раненый сержант — это дядя Этьен. Но ведь вашим отцом может быть и Серж Борю?

Ника закусила нижнюю губу и, не глядя ему в глаза, ответила:

— Дедушка не пустил маму к телам, и она так и не узнала тогда, кто именно из двоих погиб. Но Этьен Мишоне точно был там в ту ночь, и он точно знал, кто мой отец.

— А почему вы не узнали всё у матушки, когда пришло письмо? Кстати, где она? В Белграде?

— Мама умерла, — серые глаза погрустнели и, казалось, стали темнее. — Письмо пришло в прошлом сентябре. Она к тому времени уже полгода лежала после инсульта, не могла ни говорить, ни писать. Только теребила меня за руку, когда хотела, чтобы я ещё раз прочла его. И каждый раз плакала.

— Простите. Мне очень жаль, — тихо сказал Степан.

— Она умерла в октябре. А когда не стало вашего дяди?

— Примерно тогда же. Я узнал о его смерти только в декабре. Да и вообще о том, что у меня был дядя.

— Как это? — растерянно спросила гостья. Степан принялся рассказывать свою историю, деликатно обходя вопросы, касающиеся фейри. В ответ Ника поведала, как после смерти матери закончила все дела в Белграде, заперла их квартирку, отдала ключ соседке и отправилась на поиски отца. Из Белграда — в черногорский Бар, оттуда паромом — в итальянский Бари, а затем автостопом через всю Италию и Францию — в Бретань.

Ночь укрыла древний лес и старый шато. Электрический свет был давным-давно погашен, и четверо в башне устроились возле камина. Ника удивлённо смотрела, как Степан взял для себя стул; кивнув на рыжего кота в кресле, мужчина пояснил:

— Это только его кресло. Такие у нас правила.

Девушка улыбнулась. Потом, словно спохватившись, посмотрела на сгустившуюся за окном темноту:

— Есть здесь поблизости отель? Последняя попутка высадила меня в Гуареке, оставшуюся часть пути я прошла пешком. Думала, что в любом случае смогу остановиться у месье Мишоне, но теперь…

— …теперь вы сможете переночевать здесь. Во-первых, вы дольше будете искать отель, многие у нас просто закрываются на зиму, потому что нет туристов. Во-вторых, в такую глушь так поздно не поедет ни один таксист.

Ника, похоже, была настолько уставшей, что на возражения у неё уже не хватало сил. Она только кивнула, благодарно улыбнулась и поинтересовалась:

— Где мне можно будет устроиться?

— Здесь. У нас есть надувная кровать, сейчас только принесу свежее бельё. Месье Али ночует наверху, в башне, а моя спальня — на втором этаже.

Кот и гоблин растерянно переглянулись.

* * *

— Это просто глупо! — вполголоса шептал Дуфф, устраиваясь в армейском спальном мешке возле кровати Степана. — Не говоря уже о том, что это всё может оказаться выдумкой!

Руй, всё ещё в обличье кота, остался внизу: домовой негласно приглядывал за гостьей, а «Старый Али», уступивший ей надувную кровать, и якобы ночующий на диване в «берлоге», яростно спорил с человеком.

— Непохоже на выдумку. Слишком заковыристо, можно было придумать попроще.

— Например?

— Ну, например, что она француженка. Что дядя заделал ребёнка девушке, когда был в увольнении — вполне реалистично, разве нет?

— Это если у неё есть французский паспорт.

— К тому же она ведь не знает про фото и жетон в витрине наверху. И узнать ей о них неоткуда. Разве что сам дядя Этьен был знаком с этой девушкой, и показывал ей свой «музей». А на жетоне действительно имя Сержа Борю.

Гоблин фыркнул:

— Она — женщина! Они все — двоюродные сёстры Морганы!

— И она — точная копия своей мамы с фотографии.

Дуфф призадумался. Потом нехотя кивнул:

— Пожалуй. Хотя я слышал, что теперь люди стали менять внешность по собственному желанию.

— Ты про пластическую хирургию? — удивился Степан. — Брось. Слишком много хлопот, и ради чего?

— Ради наследства.

— Дядя ведь не был миллиардером. Или миллионером. Правда, если я правильно помню объяснения мэтра Блеро, родные дети всегда могут претендовать на какую-то долю имущества. Даже если родители их вычеркнули из завещания, либо не знали об их существовании. А дядя Этьен, получается, всё-таки узнал, хоть и не сразу.

— Старая добрая французская бюрократия, — пробурчал себе под нос гоблин.

— Сначала придётся установить родство. Скорее всего, на такой случай есть установленные законом процедуры. Анализ ДНК, может быть, эксгумация… — Степан закутался в одеяло и улёгся на правый бок. — В любом случае, если она действительно моя двоюродная сестра, я отдам ей всё, что положено.

— Счастливо остаться без штанов, — саркастически отозвался Дуфф.

Глава 14. Мэтр Блеро

Когда утром они спустились в гостиную, на столе уже был накрыт завтрак. Рыжий кот, скорчив мимоходом страдальческую гримасу — всю ночь лютену пришлось сохранять кошачье обличье — взобрался на свой стул и с аппетитом принюхался к большой сковороде.

— Доброе утро! — Ника улыбнулась и открыла крышку. — Приятного аппетита!

— Спасибо, — неуверенно улыбнулся в ответ Степан. Дуфф пробурчал что-то из-под шеша, но тоже занял обычное место за столом. В сковороде оказалась яичница с беконом, колбасками, картошкой и зелёным луком. Домовой и гоблин, получив свои порции, сначала с недоверием попробовали, а потом принялись уписывать за обе щеки.

— Не стоило беспокоиться, я бы что-нибудь приготовил, — попытался возражать Степан. Девушка нахмурилась:

— Вы ведь побеспокоились оставить меня ночевать. Хотя могли просто выставить за порог.

«Это вряд ли», — подумалось Степану, который в очередной раз вспомнил выкладки мэтра Блеро относительно степеней родства и полагающихся родственникам долей наследства.

— Мне хотелось как-то отблагодарить вас за доброту, — продолжала Ника.

— Кстати, я даже и не подумал вот о чём. Вам не страшно было ночевать в незнакомом доме, с незнакомыми мужчинами?

— У меня с собой на всякий случай есть баллончик, — заговорщически улыбнулась девушка. — И потом, я считаю, что хороших людей всё-таки больше на свете.

На это Степан не стал ничего возражать.

— Вы живёте здесь только втроём? — поинтересовалась девушка.

— Да, приводим в порядок шато, — Степан запнулся, вспомнив, что на следующий день гномы должны были вернуться к своей работе. Он вдруг сообразил, что выставить гостью за порог после того, как сам же так великодушно пригласил её остаться на ночь, будет не слишком вежливо. Взгляд человека встретился с глазами кота — лютен смотрел с прищуром и, похоже, прекрасно знал, о чём думает хозяин.

— Послушайте, Ника. Вы наверняка понимаете, что в рассказанное вами вчера нелегко поверить.

Серые глаза вспыхнули, девушка собралась было что-то сказать, но Степан примиряюще поднял ладони:

— Я вовсе не имею в виду, что вы пытались меня обмануть. Просто в таких вещах, как мне думается, очень важен порядок. Если вы являетесь дочерью моего дяди, и, таким образом, моей двоюродной сестрой, то вам по закону принадлежит часть наследства.

— Вы решили, я мошенница, пытающаяся получить с вас деньги? — губы вытянулись в струнку, светлые брови нахмурились, тонкие ноздри трепетали. Степан с удивлением глядел на девушку, явно едва-едва сдерживающую ярость.

— Я просто хотел сказать…

— Что я очередная бездельница, ищущая способ пробраться в сытую Европу? Что я всё выдумала, чтобы втереться в доверие? Что я вообще не та, за кого себя выдаю?

Гоблин и кот ошеломлённо смотрели на гостью, превратившуюся в настоящую фурию. Казалось, ещё чуть-чуть, и из серых глаз полетят настоящие молнии. Степан замахал руками:

— Да нет же, нет! Успокойтесь, пожалуйста! У меня нет причин вам не верить, тем более что есть… — он осёкся. Ника, гнев которой схлынул так же быстро, как и накатил, растерянно смотрела на мужчину:

— Что есть?

Кот, пользуясь случаем, скорчил самую недовольную гримасу, на которую только была способна его мимика. Гоблин рассеянно барабанил пальцами по столу, демонстративно разглядывая потолок. Степан вздохнул:

—У меня есть фотография вашей матери. И жетон Сержа Борю.

— Что-что? Откуда?!

— От дяди Этьена. Идёмте, я вам их покажу.

К удивлению хозяина шато, в «берлогу» поднялись все. Даже Дуфф, ненавидевший высоту и побывавший здесь всего раз, когда осматривал фигурку, присоединился к процессии, не говоря ни слова. Ника при виде фотографии и жетона прикрыла рот сложенными лодочкой ладонями, и отвернулась. Степан сделал вид, что ничего не заметил: в глазах девушки стояли слёзы.

— Да, это мама… У нас дома, в Белграде, есть альбом. Из Борака там совсем немного фотографий, но есть точно такая же, и другая, где они втроём, с моими дедушкой и бабушкой.

— А дедушка и бабушка?

— Они умерли, ещё до эвакуации. Мама уехала из Боснии в Белград уже одна.

Ника перевела взгляд на фигурку волка. Степан даже спиной ощутил, как напряглись стоявшие позади него фейри.

— А это что? Погодите…

Она легонько коснулась пальцами волчьей морды, погладила взъерошенный загривок. Потом удивлённо посмотрела на мужчину:

— Откуда она здесь?

— Понятия не имею. Фигурка была тут вместе со всем прочим. Значит, её поставил в витрину дядя.

— Но откуда она у него? — настойчиво спросила Ника. Потом заговорила торопливо, словно боясь, что её прервут:

— У бабушкиной сестры в Белграде, которая приютила маму, была похожая фигурка. Мы же Вуковичи, то есть «волки». Мы жили у неё, пока мне не исполнилось пять лет, а потом мама нашла работу в Нови-Саде, и мы уехали. Бабушкина сестра рассказывала, что такие фигурки хранились в семье поколениями. По легенде, их вроде бы вырезали из записа.

— Из чего?

— Запис. Священное дерево.

— Я думал, сербы православные, — усмехнулся Степан. Девушка, однако, оставалась серьёзной:

— Конечно. Запис — это почти как церковь или часовня. Когда в деревне не хватало денег на храм, выбирали какое-нибудь дерево, чаще всего дуб. На коре вырезали крест, и с этого момента дерево считалось священным. Под ним проводили церковные службы, совершали обряды — крестили детей, венчали молодых, отпевали умерших. Даже когда такое дерево засыхало, оно всё равно оставалось священным.

— Сплав христианства и язычества, — задумчиво заметил Степан. — В общем-то вполне логично.

— В Бораке давно, лет двести, а то и триста назад, был дуб-запис. Бабушкина сестра рассказывала, что однажды в дерево ударила молния, и свалила его на землю. Священник и селяне долго думали, как поступить — нехорошо было бы дать дереву просто сгнить. Тогда его распилили на кусочки, отдали их деревенским резчикам по дереву — и те для каждой семьи вырезали по нескольку фигурок. Кто-то просил для себя святых, а кто-то животных — нашему дому вот, достались волки.

Ника наклонилась, внимательно рассматривая фигурку.

— Да, я почти уверена, что они «родичи». Только у вас волк — а у моей двоюродной бабушки была волчица. Во всяком случае, бабушка так всегда говорила. Когда я была маленькой и по ночам просыпалась, услышав крики мамы во сне, бабушка успокаивала маму, а потом и меня. Она ставила фигурку на тумбочке у кровати, и я представляла, что это настоящая волчица. Что она ложится у меня в ногах, укрывает их пушистым хвостом, и никто не сможет сделать мне плохо. Мы с мамой унаследовали квартиру бабушки в Белграде, на Дорчоле. Волчица и теперь стоит в маминой спальне на прикроватной тумбочке, — девушка грустно улыбнулась. — Столько поколений волки охраняли нашу большую семью, а теперь вот осталась только я.

— Возьмите, — Степан приглашающим жестом указал на волка. — Он ведь ваш.

— Нет! — Ника даже отступила на шаг. — Он — ваш!

— Если ваша мама подарила его вашему отцу…

— Тем более он ваш! — девушка решительно покачала головой. Потом посмотрела Степану прямо в глаза. — Месье Кузьмин, я понимаю, что моя история выглядит невероятной. Я в самом деле не знаю, произошла ли ошибка, или не произошла, и где умер мой отец — в Боснии или во Франции. Я ехала сюда в надежде узнать ответы, потому что неизвестность мучает больше всего. Но волк, — девушка указала раскрытой ладонью на фигурку, — ваш и только ваш. Наверное, мама подарила его отцу, и надеялась, что этот подарок защитит его от смерти. Может быть, подарок справился. Или не справился. Но волк добрался сюда, дождался вас — и, значит, теперь вы его хозяин.

— Спасибо, — тихо поблагодарил Степан, аккуратно закрывая стеклянную дверцу витрины.

* * *

Человек, гоблин и кот устроились на своей любимой скамейке. Первые двое, всё ещё обутые в резиновые сапоги и одетые в дождевики, отдыхали после законченной работы. Правда, работа Дуффа заключалась в том, что он указывал, какие из побегов срезать, а какие можно оставить, чтобы балкон не потерял свой живописный вид — как и положено порядочному фейри, гоблин не собирался трудиться в первые два дня нового года.

Лютен, из комнаты наблюдавший за тем, как идёт расчистка, мытьё и «стрижка» балкона, теперь просто блаженствовал на солнышке. Ника сидела в гостиной и, попросив у Степана пароль от вай-фая, занималась со своего смартфона поиском недорогого хостела. Девушка категорически заявила, что не хочет стеснять хозяина шато («да вы не стесняете»), и усугублять и без того неловкую ситуацию («ну что вы!»), поэтому планировала провести выходные в отеле поблизости, а в понедельник они вместе должны были отправиться к мэтру Блеро.

— Ты делаешь успехи, — Дуфф явно еле выдержал молчание до того момента, пока они усядутся на скамейку вдали от башни. — Уже готов уступить ей свою спальню. Я, видимо, могу вернуться к себе в подвал, ты будешь спать на диване в мансарде, а Руй пусть ночует на коврике у входной двери.

— Руй и так спит в кресле, — рассеянно отозвался Степан. Кот приоткрыл один глаз и неодобрительно покосился на человека. — Слушайте! — попытался оправдаться тот. — Я понимаю, что всё это не слишком приятно, и мне очень жаль доставлять вам неудобства. Простите. Но если она действительно моя родственница, я же не могу остаться равнодушным!

— О да, равнодушным ты остаться не можешь, — усмехнулся гоблин. Степан непонимающе повернулся к нему:

— Ты о чём?

— Ты хоть слушал, что она рассказывала? В её семье поколениями хранилась фигурка, из-за которой мы все трое, не говоря уж про остальных, имели удовольствие познакомиться. Я же говорил: двоюродная сестрица Морганы!

— Думаешь, она тоже владеет словом?

— Она — женщина. Ты не обращал внимания, что и злые, и добрые колдуньи в сказках преимущественно женщины? Всякие там феи-крёстные, завистливые мачехи, и так далее?

Степан задумался. Дуфф, подождав немного, беззаботно выдал:

— Хотя вряд ли она владеет словом.

— С чего ты так решил?

— С того, что если бы владела — её бы не обманула моя маскировка. Да и Руя она не посчитала бы просто котом. Держу пари, ты не задумывался о том, что Жан-Пьер, его парни, Марсель — все они видят нас иначе, чем месье Кузьмин.

— Не задумывался, — признался Степан. — Потому что…

— Потому что ты — хозяин. Истинный хозяин Буа-Кебир. А она, будь хоть сто раз твоей родственницей и дочерью месье Мишоне, при нынешнем положении дел может стать лишь владелицей.

Кот согласно мяукнул.

— А если она тоже, к примеру, отдаст кровь фигурке?

— Ничего не получится. Право очереди.

— То есть?

— То есть пока есть узы, соединяющие тебя с этим волком, никто другой ничего не сможет с ним поделать.

— А если волка не будет? Ну там, сгорит, сгниёт, потеряется, украдут?

— Даже если ты его отдашь лично, это ничего не изменит. Кровь — это сама жизнь.

— Да уж, — Степан задумчиво отковыривал с дождевика бурые кусочки прелых листьев. — Пожизненный контракт.

— Без права расторжения, — подтвердил Дуфф. Кот коротко фыркнул. Гоблин кивнул ему, словно соглашаясь, и снова повернулся к человеку:

— Как Руй и говорил — это судьба. То, что свершилось, не вернуть и не отменить. И ты сам признал, что не хотел бы ничего менять. Значит, ты останешься хозяином шато, как бы ни повернулось дело. Потому что теперь шато это не только земля и дом, это ещё нечто большее.

— Да-да. «Круги на воде», — Степан рассеянно рассматривал затянутый ряской пруд. Затем добавил, как бы между прочим:

— Имущество включает в себя не только имение и счёт, но и всё, что было в имении. В том числе картины.

— Я говорил об одной замечательной потайной нише в подвале?

— Не пойдёт. Это просто подлость.

— Вечно вы, люди, придумываете трудности на пустом месте, — пожаловался гоблин.

* * *

Пообедав, остаток дня Степан, Дуфф и Руй провели за инспекцией и разметкой парка, прикидывая будущее восстановление сада и огорода, и расчистку той части, которая должна была остаться доступной для гостей. Гоблин резонно заметил, что нет смысла бросать проект недоделанным, иначе нечего было за него и браться. Ника предложила свою помощь, и даже обиделась, когда и Степан, и «Старый Али» вежливо, но твёрдо, отказались.

— Хорошо хотя бы, что она не увидит гномов, — поделился своими опасениями хозяин шато. Кот фыркнул. Дуфф оскалился:

— Может, ей бы пошло на пользу встретиться с фейри. Между прочим, дело-то за малым — скину с себя маскарад, Руй обернётся собой, и готово.

— Не вздумайте! Кто знает, как она на подобное отреагирует?

— Ну, если легенды не врут, варианты могут быть от восторга до сумасшествия.

— Вот и не будем проверять.

— Ещё довольно часто, особенно у женщин, наблюдается банальный обморок.

Кот солидно кивнул, соглашаясь с приятелем.

— Обморок тоже не годится, — отозвался Степан.

В башню они вернулись уже под вечер. Ника, всё ещё немного обиженная нежеланием мужчин принять помощь в саду, сообщила, что нашла отличный хостел на озере Герледан, который как раз первого апреля возобновил работу после зимнего перерыва. Степан, изучив карту, настоял на том, чтобы лично отвезти девушку, но после ужина. Гостья в ответ настояла, что ужин будет готовить она — к удивлению мужчины, и гоблин, и лютен восприняли такое предложение вполне благосклонно. Похоже, оба вспомнили поданный девушкой завтрак.

Сигнал автомобиля у ворот прозвучал, когда они как раз собирались сесть за стол. Степан, накинув куртку, и гадая, кого могло занести в их леса в такой час, направился во двор. За решёткой ограды, пригасив свет мощных фар, виднелся большой чёрный силуэт «Мерседеса». Прежде чем хозяин шато оказался у ворот, стекло со стороны водителя поползло вниз, и из машины высунулась голова мэтра Блеро:

— Месье Кузьмин! Добрый вечер! Простите мой поздний визит, хотел лично поделиться с вами интереснейшей новостью.

Озадаченный Степан подождал, пока нотариус въедет во двор, тщательно запер за ним ворота и повёл в башню. Мэтр Блеро с интересом вертел головой во все стороны, и, наконец, с удовлетворением прокомментировал ход ремонтных работ:

— А вы неплохо продвинулись.

— У меня прекрасные помощники.

— Вам повезло. Трудно в наши дни найти хороших специалистов. Или дорого. А чаще и трудно, и дорого.

— Да, повезло, — согласился Степан, открывая дверь и пропуская нотариуса внутрь.

Если собравшаяся за столом компания и удивила мэтра Блеро, он не подал виду. Представив нотариуса и отрекомендовав ему, в свою очередь, «месье Али и мадемуазель Нику», Степан предложил мэтру Блеро стул и, сев напротив, заметил:

— У нас тоже есть для вас новости. Мы как раз хотели навестить вас в понедельник.

— В самом деле? — оживился нотариус. — В связи с чем?

— По некоторым сведениям, мадемуазель Ника, возможно, является дочерью Этьена Мишоне. То есть моей двоюродной сестрой.

Мэтр Блеро, удивлённо вскинув брови, некоторое время переводил взгляд с девушки на мужчину и обратно.

— Вы не шутите?

— Какие уж шутки. Мы как раз и хотели узнать, какие процедуры предусмотрены в подобных случаях для подтверждения личности. И если сведения окажутся верны — как следует поступить с наследством.

Нотариус с задумчивым видом барабанил пальцами по столу.

— Да уж, непростое дельце. Ведь вы уже вступили в права наследника, и выплатили все налоги. Придётся обращаться с апелляцией, делать перерасчёты, снова разделять имущество в соответствии с законом и с завещанием… Это, конечно, если подтвердится родство, и если между наследниками не возникнет никаких споров. При всём моём уважении, мадемуазель, — мэтр Блеро улыбнулся Нике, — сведения, если я правильно понял ситуацию, могут оказаться и ошибочными?

— Могут, — согласилась девушка.

— Что ж, к счастью, в наше время родство очень легко устанавливает генетическая экспертиза. Если вы дочь месье Мишоне и кузина месье Кузьмина — это можно будет выяснить в два счёта.

— Есть загвоздка, мэтр, — Степан вдруг подумал, что они с Никой упустили из виду ещё и третью возможность; на этот вариант его навёл жетон в витрине. — Мадемуазель может быть дочерью месье Мишоне, но не быть моей кузиной, — уточнил мужчина.

Девушка, нахмурившись, секунду-другую пыталась вникнуть в сказанное Степаном. Нотариус удивлённо заморгал:

— О… Даже так?

— Да.

— Значит, придётся прибегнуть к эксгумации, — мэтр Блеро нахмурился, словно уже сама мысль об этом была ему неприятна. Но почти тут же лицо нотариуса прояснилось. — Хотя, может быть, это и не потребуется. Скажите, мадемуазель, ваш отец — легионер?

— Да.

— Уточню: даже если это не месье Мишоне? Если, к примеру, кто-то другой жил и был похоронен под этим именем?

— Да, — Ника, наконец, сообразила, что имел в виду Степан.

— Прекрасно! А, простите мою нескромность, когда вы были зачаты?

— В девяносто шестом году.

— Великолепно!

— Почему?

— Потому что ещё в девяностом году, когда Франция так неудачно оказалась втянута в события в Руанде, зашла речь о том, чтобы составить банк ДНК-данных военнослужащих, выполняющих миротворческие и прочие «специальные» операции в разных точках планеты. Чистый прагматизм: установить личность погибшего бойца по ДНК дешевле, проще и быстрее. Тем более что далеко не у всех солдат есть кровные родственники, а такой анализ решал и проблему с выплатами вдовам. Американцы были в этом вопросе первыми, наше министерство обороны начало реализацию программы примерно в девяносто третьем, — мэтр Блеро развёл руками, приглашая Степана и Нику оценить потрясающие перспективы. — Так что нам остаётся вежливо попросить у военных нужную информацию, и провести анализ ваших образцов, чтобы выяснить, кто, кому и в какой степени приходится родственником.

— Разве министерство обороны предоставит подобные сведения? — с сомнением поинтересовался Степан. Лицо нотариуса озарила его всегда хитроватая улыбка.

— Вам — нет. Мне — да. Я ведь всё-таки лицо официальное. И потом, у меня есть некоторые… скажем так, полезные связи. Думаю, что за недельку-другую вполне смогу решить этот вопрос. Кто второй кандидат на отцовство?

— Серж Борю. Они с моим дядей вместе служили в Легионе. В девяносто шестом оба были сержантами и участвовали в миротворческой миссии в Боснии, — пояснил Степан.

— Понятно, — кивнул мэтр Блеро. — В понедельник моя помощница свяжется с вами и даст адрес клиники, где можно будет сдать образцы. Мадемуазель Ника, мне понадобятся ваши паспортные данные и контактный телефон.

— Конечно, — девушка встала из-за стола и, присев на надувной кровати, возле которой стояла её сумка, принялась искать паспорт.

— Чудесно. А теперь к моей новости! Я сегодня обедал со своим приятелем мэром и мимоходом рассказал ему о ваших планах открыть отель. Он отнёсся к этой идее весьма благосклонно, и даже предложил вам рассмотреть возможность ремонта старинного моста над Лискюи. Если вы восстановите мост, мэрия поможет с расчисткой и ремонтом старой дороги, которая там была. Вы получите превосходный велосипедный маршрут, причём на ваших землях, поскольку эта дорога большей частью проходит в вашем лесу. Мэрия получит ещё одно притягательное для туристов развлечение, регион — ещё чуть больше гостей. Все в выигрыше!

— Очень любопытно, — раздался вдруг бас Дуффа, весь вечер до этого просидевшего молча. — У меня только один вопрос, Антуан. Как долго ты сочинял эту свою небылицу?

Мэтр Блеро отшатнулся от стола с такой силой, что чуть было не опрокинул стул, на котором сидел. Гоблин одним движением руки стянул с головы очки и шеш. Ника, повернувшаяся к столу на его реплику, тоненько взвизгнула, увидев заострённые уши.

— Дядюшка Дуфф?! — шёпот нотариуса был едва слышен.

Кот коротко зашипел, и Руй принял свой обычный вид. Ника взвизгнула сильнее и, потеряв сознание, осела на кровати. Мэтр Блеро судорожно сглотнул:

— Дядюшка Руй?!

— Приятно, Антуан, что ты не забываешь старых знакомых, — с усмешкой заметил домовой.

Глава 15. Жизнь, начатая сначала

Руй и Степан склонились над лежащей без сознания девушкой.

— Может, оставим как есть? — предложил Дуфф. Он не спускал глаз с нотариуса, словно тот мог в любую минуту попытаться сбежать. Однако мэтр Блеро сидел на своём месте, и только время от времени переводил ошалевший взгляд с гоблина на лютена и обратно.

— Это как минимум неучтиво, — заметил Руй, смачивая руки под краном. Он слегка побрызгал в лицо девушке холодной водой, затем присел рядом на кровати и принялся лёгкими движениями пальцев массировать ей виски. Степан так же осторожно растирал кисти рук. Прошло несколько секунд, и Ника слабо шевельнулась. Серые глаза, ещё непонимающе, словно сонные, обвели взглядом комнату. Остановились на острых ушах Дуффа, и широко распахнулись в удивлении.

— Спокойно! — Степан удержал девушку, чтобы она, отпрянув, не ударилась. — Всё в порядке. Позвольте представить ещё раз: месье Дуфф аб-Маэль, гоблин. Месье Руй, лютен.

Ника перевела взгляд на добродушное лицо в обрамлении огненно-рыжих волос и бороды.

— Простите, кто?

— Домовой, — пояснил Степан, решив, что гостье это будет понятнее.

— Как вы себя чувствуете, мадемуазель? — участливо поинтересовался Руй.

— Спасибо… Вроде бы лучше.

— А теперь позвольте мне, — пробасил Дуфф. — Месье Антуан Блеро, по батюшке — Антуан Тадг.

— Тадг? — Степан нахмурился, пытаясь вспомнить. Потом удивлённо спросил:

— Это тот самый Тадг?

— Тот самый, — подтвердил Руй. — Тролль Тадг, владелец моста на Лискюи.

Нотариус неуверенно улыбнулся и чуть кивнул всем четверым:

— Добрый вечер.

— Погодите-погодите! — вскинул руку Степан. — Он что — тоже фейри?

— Ну что ты, — иронично отозвался Дуфф. — Он полукровка. Фактически человек. Правда, по вашим меркам он завидный долгожитель. Верно, Антуан?

Мэтр Блеро сердито нахмурился и скрестил руки на груди, избегая встречаться с кем-либо взглядом.

— Он родился в тысяча девятисотом году, — тихо сказал лютен. Ника недоверчиво посмотрела на старичка за столом, которому на вид было никак не больше шестидесяти с небольшим.

— То есть фейри и люди могут иметь потомство? — Степана хотя и удивил почтенный возраст нотариуса, больше заинтересовала новая, ещё не известная ему, сторона волшебного мира.

— Могут, — подтвердил Руй.

— Очень редко, — отозвался Дуфф. — И, наверное, только некоторые из нас. Хотя надо сказать, что это вообще нечасто встречается среди фейри — любовный интерес к людям. Опять же, не нужно забывать про эстетическую сторону вопроса.

— Чаще всего такое случается с эльфами. — заметил лютен. — Точнее, эльфийками. Но их интересует, если так можно выразиться, не эмоциональный, а сугубо физический аспект. И довольно часто для мужчины-любовника первая встреча оказывается последней.

— А вот у троллей наоборот. Они способны менять свою внешность, и хотя вечно выбирают вид малость диковатый, всё равно нравятся девушкам. Притом ведь всегда ухаживают не за первыми красавицами, а самыми что ни на есть дурнушками!

— Почему? — вдруг с любопытством спросила Ника.

— Потому, что обратная сторона их магии — видеть не внешность, но душу человека, — пояснил Руй. — Они любят по-настоящему. И тоскуют, так как заранее знают, что им суждено пережить своих возлюбленных. Обычно подобные отношения заканчиваются быстро, загадочный красавец просто перестает появляться, и девушка, малость погоревав, в конце концов утешается в браке. Тем более что тролли всегда щедрые ухажёры, и обязательно оставляют возлюбленным хорошее приданое.

— Если только возлюбленные не умирают раньше, — подал голос мэтр Блеро.

Все повернулись к нему. Дуфф, помолчав секунду-другую, сказал негромко:

— Да. Нам очень жаль.

Нотариус ничего не ответил, и тогда Руй пояснил Нике и Степану:

— Матушка Антуана умерла при родах. Она была чудесная женщина, очень добрая. Сирота из Сен-Жельвена. Собственно, только поэтому он и узнал о нас: отец взял его на воспитание. Тадг жил в маленькой сторожке у нижних ворот, её разобрали уже после войны. Для хозяев шато он выглядел стариком-смотрителем, приглядывал за парком, подметал дорожки. Антуана он представил как подкидыша, и пока мальчик не подрос, не открывал ему правды. А потом отправил учиться.

— Напомни, куда? — спросил Дуфф у мэтра Блеро. Тот пожал плечами.

— В Ренн. Изучать право. А после моего возвращения дал мне денег, и я смог купить собственную нотариальную контору.

— Неужели никто ничего не заподозрил за целое столетие? — недоверчиво поинтересовался Степан. Нотариус слабо улыбнулся:

— До Второй мировой войны я жил точно так же, как все. Солидная должность, жена, сын. Разве что старел очень медленно — мы с сыном выглядели словно братья, между которыми от силы два-три года разницы. Когда началась война, ему было девятнадцать, он был студентом в Ренне. Как и я, изучал право.

— Ага. Начинаю понимать, — пробормотал Дуфф. Мэтр Блеро изобразил в его сторону изящный поклон и продолжил:

— Во время войны я оказался в оккупационной администрации, — старичок обвёл взглядом слушателей и горько усмехнулся. — Да-да, коллаборационист, как же. На самом деле я никогда не лез в политику, просто в нашем городке из образованных и уважаемых соседями людей не оказалось больше никого, кто мог бы занять пост мэра. Когда в округе начали действовать группы Сопротивления, я немного помогал им, но сказать честно — больше надеялся, что они не учинят чего-нибудь, что по-настоящему взбесит немцев. К тому времени уже ходили слухи о том, как в ответ на акции Сопротивления немцы расстреливают заложников. Сперва они просто хватали всех подряд на улице. Потом принялись за тех, кто работал на них — посчитали, видимо, что мы сможем повлиять на земляков. А потом один из отрядов решил взорвать мост Лискюи.

— Почему именно его? — спросил Степан.

— На самом деле не его, а машину радиосвязи. Огромный такой грузовик. В шато был немецкий радиоузел. Мост с машиной взлетели на воздух. Отец погиб. А где-то через час, когда мы с семьёй собирались обедать, за нами пришли, — мэтр Блеро помолчал немного, рассеянно глядя куда-то вдаль перед собой. Мыслями он сейчас был далеко от маленькой кухни. — Они не стали церемониться, просто вывели нас к стене сада, и…

Нотариус сложил два пальца, сделал короткий жест, будто прицеливался. Ника, как прежде в «берлоге», прикрыла рот сложенными лодочкой руками.

— Вечером маки подобрали меня и вывезли из города. Мне просто повезло. Может быть, сказалась кровь фейри. Жена и сын погибли. А я не только выжил, но и помолодел. Когда поправился после ранения, с меня будто слетели двадцать прожитых лет: в зеркале снова был студент из Ренна, а не нотариус Блеро. Моего сына тоже звали Антуаном, ну а устроить так, что один превратился в другого, было нетрудно, — мэтр развёл руками и грустно улыбнулся. — Поначалу я поступил так лишь потому, что боялся вопросов, как это вдруг мужчина снова стал юношей. Со временем оказалось, что это было предусмотрительно, потому что старел я по-прежнему крайне медленно.

— А Жан-Пьер?

— Он действительно мой внук. В конце пятидесятых я женился во второй раз, от этого брака у меня две дочери, две внучки, внук, три правнука и правнучка, самая младшая, дочка Жан-Пьера. Вторая жена умерла двадцать лет назад, так и не узнав правды.

— А теперь объясни, чего ради ты наплёл нам про мост? — потребовал Дуфф. Мэтр безнадёжно махнул рукой:

— Я уже полвека пытаюсь восстановить его. Это ведь не моя земля! Старой мадемуазель Соваж не было никакого дела до того, что происходит с имением, она совсем ушла в себя. Когда её наследники заговорили про сыроварню, я предложил эту идею им, но тоже без толку. Ваш дядя, — нотариус кивнул Степану, — отнёсся к рассказам об исторической ценности моста без особого энтузиазма. Вот и с вами ничего не вышло.

— Почему вы просто не купили имение, когда его выставили на продажу?

— Потому, что мне нужен только мост, а не всё остальное. Это дорого. И даже если вы не вкладываете деньги в содержание, с вас всё равно будут взимать все полагающиеся налоги.

— Зачем тебе мост? — поинтересовался Руй.

— Я подумал, что если взрыв моста сбросил с меня когда-то прожитые годы, его восстановление может сделать нечто похожее. Ну, я, конечно, не рассчитывал стать юношей, но меня вполне бы устроил даже нынешний вид ещё лет на пятьдесят-сто.

Гоблин и лютен зафыркали.

— Что? — насупился мэтр Блеро.

— Ты понимаешь, что для такой затеи нужны настоящие мастера? — спросил Руй.

— Но ведь на пустошах вроде бы жили гномы? Если вы двое здесь, то и они, наверное, никуда не делись?

— А помимо мастеров, — наставительно заметил Дуфф, — нужны определённые действия.

— Какие?

— Магические, разумеется. Или ты думаешь, что, просто подняв со дна оврага старые камни, и составив из них мост, ты вдохнёшь в него жизнь?

— Я готов сделать всё, что потребуется, — заявил нотариус. Фейри, как по команде, перестали посмеиваться, и теперь с серьёзными лицами смотрели на собеседника.

— А ты отдаешь себе отчёт в значении слова «всё»? — поинтересовался Руй.

В глазах мэтра Блеро на мгновение мелькнуло что-то похожее на неуверенность, но затем, похоже, троллье упрямство взяло верх, и он решительно ответил:

— Всё, что потребуется.

— Как скажешь, — пожал плечами Дуфф. — Странный вы народ, люди. Гномы будут здесь завтра, сможешь сам переговорить с ними. Только не впутывай в это дело нашего хозяина. Никто из нас не станет мешать работам, если ты их затеешь, но это твой личный семейный вопрос. И твой выбор, — закончил гоблин.

* * *

Руй и Дуфф соревновались в вежливости, предлагая Нике каждый своё кресло, но в итоге Степан настоял на том, чтобы все остались на местах, а сам устроился на стуле. Мэтр Блеро уехал, в камине потрескивал огонь, за окном накрапывал мелкий противный дождик. Девушка заворожённо смотрела в пламя, мужчина и оба фейри деликатно молчали. Наконец Ника подняла голову, окинула их взглядом и неуверенно улыбнулась:

— Наверное, я всё-таки сплю. Домовой, гоблин, гномы, эльфы, тролли…

— Если вам станет легче, можете считать, что спите, — посоветовал Степан. — Но это не сон.

— Скажите… — девушка поколебалась, но затем всё же закончила вопрос. — Когда вы собирались рассказать мне обо всём?

— Честно говоря, я вообще об этом не думал. Поначалу я беспокоился только о том, чтобы никто ничего не узнал, в том числе вы. А теперь…

— Да кто мне поверит! — Ника нервно хихикнула. — Скажи я кому-нибудь, что в шато Буа-Кебир живут домовой и гоблин, а ремонт дома ведут гномы, меня, скорее всего, тут же отправят в сумасшедший дом.

— Мы теперь в одной лодке, — усмехнулся Степан. — А заодно и мэтр Блеро.

— В жизни бы не подумала, что ему больше ста лет!

— Фейри живут долго, — заметил Дуфф. — Полукровки, как мы теперь знаем, тоже. Хотя, конечно, не настолько, как чистокровные фейри.

— А насколько долго? — заинтересовался Степан, чем вызвал у Руя улыбку:

— По-разному. Как и у людей, у нас нет какого-то строго отмеренного срока. Одни уходят раньше, другие позже. Духи существуют ещё дольше, но даже они не вечны — со временем духи словно истончаются, а потом вовсе исчезают.

— Духи? — насторожилась Ника.

— Кстати… — протянул Степан, вспомнив о пруде в парке.

— Не волнуйся, русалка ей ничего не сделает, — сказал Дуфф.

— Русалка? — девушка, раскрыв рот, в изумлении смотрела на гоблина.

— Русалка, — солидно кивнул тот, и снова обратился к Степану. — Она ей ничего не сделает, потому что ты сам оказал гостеприимство. Но когда мы в следующий раз пойдём к пруду с плотиком, лучше, чтобы мадемуазель была с нами. Так сказать, для установления дипломатических отношений.

— Ох! — спохватился Руй. — Надо же приготовить еду для гномов! Осталось всего-то ничего до рассвета!

— Днём он кот, и не может изменить облик, — пояснил Степан Нике. К его удивлению, девушка решительно встала:

— Месье Руй, можно, я вам помогу?

— Пожалуйста, мадемуазель. Буду очень признателен, — улыбнулся домовой.

— А я… — начал было мужчина.

— А вы с месье Дуффом лучше отправляйтесь спать. Раз дневные заботы целиком ложатся на вас, незачем зря терять оставшееся время. Доброй ночи!

* * *

Ранним утром дождливая морось сменилась сырым промозглым туманом. Две фигуры — повыше и пониже — крадучись спустились с лестницы, на цыпочках пробрались через сумрак гостиной и, осторожно забрав с плиты большую кастрюлю, вытащили её наружу. Затем вернулись — фигура повыше снимала с мойки посуду, фигура пониже быстро выносила её за дверь. Наконец, прихватив с собой чай, чайник, банку с сахаром и пакет с хлебом, они осторожно притворили входную дверь и исчезли в тумане. Ни кот, спавший в кресле, ни свернувшаяся калачиком на надувной кровати Ника, этих манипуляций не увидели.

— Сегодня у нас завтрак на свежем воздухе! — приветствовал удивлённых гномов Дуфф, который устроился перед кастрюлей и тщательно размешивал её содержимое. Кастрюля была установлена на камнях прямо перед главным входом в шато, сбоку на такой же подставке кипел чайник. Под камнями горел небольшой костерок, так что со стороны могло показаться, будто компания бродяг решила перекусить в заброшенном имении.

— Что-то случилось? — поинтересовался Атти, усаживаясь на обломке кирпичной кладки рядом с гоблином.

— Ничего страшного, — заверил тот, накладывая полную тарелку. — А это что вообще? — спросил Дуфф у Степана.

— Понятия не имею. Я думал, что-то бретонское?

Гоблин принюхался.

— Похоже на шоттен, но что-то я тут не вижу свиной головы. Хотя пахнет определённо свининой.

— Думаю, это вроде жаркого или рагу. Совместный продукт французской и сербской кухни, — улыбнулся Степан. Гномы недоумённо переглянулись.

— В общем, это вкусно, — заверил их Дуфф и, подавая пример, первым отправил в рот ложку жаркого. — Просим прощения, но вместо сидра сегодня будет грог.

— Да ничего, — Лугус, попробовав блюдо, энергично заработал ложкой. — Грог вполне подойдёт, по такой-то погоде!

— И у нас просьба, — сказал Степан. — Хотя бы ближайшие три-четыре часа нужно поработать максимально тихо. Пусть в башне поспят.

— Без проблем, — Дей протянул кружку, чтобы ему налили грога. — Хоть весь день. Займёмся сегодня оконными рамами в мастерской.

Глава 16. Сказка весенних сумерек

Знакомство девушки с гномами прошло спокойно — Степану подумалось, что в первую встречу на пустошах три брата не проявляли такого дружелюбия к людям, какое продемонстрировали, когда проснувшиеся Ника и кот появились на пороге башни.

Гораздо труднее оказались переговоры относительно ночлега. Девушка намеревалась переехать в хостел, чтобы не мешать ни хозяину шато, ни его помощникам. Степан возражал, и всячески старался доказать, что она ничуть не мешает. Наконец, сошлись на том, что Ника поселится в «берлоге» — да и то только после того, как Дуфф заявил, что не желает больше ночевать выше первой ступеньки лестницы. От предложения уступить ей спальню гостья категорически отказалась, зато выторговала право заниматься готовкой, чему Степан был втайне очень рад: в освободившееся время он теперь мог гораздо больше успеть с Дуффом в парке, не говоря уже о том, что Рую больше не нужно было ночь напролёт в одиночестве стоять у плиты.

— Погоди-ка, — человек озадаченно посмотрел сперва на кота, потом на гоблина. Они втроём только что закончили распиливать на кругляки древний тополь, расколотый до самого основания одной из давних бурь. — Я только сейчас понял: ведь еда посолена! Еда посолена в меру, она не пресная! И вы ели вместе с нами, месье Руй! Но ведь соль для вашего народа вроде бы запретна?

Дуфф, слушавший речь, сидя на одном из кругляков, захохотал:

— Не до такой же степени! Если ты не заметил, у нас тут с трёх сторон солёные воды океана. Если бы дело обстояло так, как ты сейчас подумал, лютены должны были бы бежать со всех ног даже от морского воздуха!

Кот коротко зашипел и покачал головой.

— Ну ладно, не обижайся, — примирительно заметил гоблин, и пояснил для Степана. — Морскую воду они действительно не любят. И соль в чистом виде никогда не едят и не трогают. Но ничто не мешает нашему Рую ложечкой отмерить нужное количество при готовке. Между прочим, морская вода не стала препятствием для лютенов, отправлявшихся в Новый Свет.

— То есть и вы с рябиной?..

— Мы с рябиной никогда не поладим, но пока я не коснусь её — вреда мне не будет.

— Но это ведь значит, что все наши меры предосторожности, тот же чертополох, это не слишком-то действенно?

Дуфф пожал плечами.

— Надеюсь, ты не ждал абсолютной защиты? Такой не бывает. Но скажу по секрету, не очень-то удобно лезть в окно или дверь, которые по периметру проложены ядовитым — для того, кто лезет — чертополохом. Те, кому эта травка не по нутру, даже почуяв её запах, могут отказаться от подобной затеи.

— А если не откажутся?

— Значит, они или очень голодны, или очень обозлены. Или и то, и другое разом. Ты ведь способен перетерпеть боль, если захочешь? И фейри тоже. И духи. Хотя их боль, как я слышал, вообще вне границ нашего мира, — гоблин спрыгнул с кругляка и рывком вскинул его себе на плечо. — Вот тогда-то нам и пригодится серебро. Потому что даже у самого невероятного терпения всё равно есть свой предел.

* * *

Ближе к вечеру шато снова навестил мэтр Блеро. Гномы, предупреждённые заранее о намерениях нотариуса, степенно выслушали предложение старичка, а затем все четверо в компании Степана отправились к нижним воротам — оценивать фронт работ. Возвращаясь, чуть поотставший от братьев мэтр тихо спросил своего клиента:

— Месье Кузьмин, если не секрет, с вас они тоже содрали втридорога?

— А что вы подразумеваете под втридорога?

— По словам Атти, здесь потребуется примерно две недели. Каждому я должен буду заплатить по десять золотых двадцаток Луи-Наполеона, плюс кормить и поить всё время стройки.

— Вам, мэтр, стоило научиться петь.

— В каком смысле?

— Да это я так. А с чем связана такая цена, они не сказали?

— Сказали. Что если я хочу восстановить мост именно таким, каким он был при отце, нужно несколько больше, чем просто положить камень на камень, — нотариус нахмурился и пробормотал, обращаясь уже не столько к Степану, сколько к самому себе. — Они, как дядюшка Дуфф вчера, тоже спрашивали, готов ли я сделать всё, что потребуется. Меня начинает настораживать это «всё» — я уже не уверен, что вкладываю в него тот же смысл, что фейри.

— Контракт с гномами можно разорвать в любой момент. Но уплаченное золото не возвращается, — заметил Степан.

— Да, про это они мне тоже сказали. Знаете… — мэтр Блеро оглянулся по сторонам, на некоторое время задержав взгляд на трёх фигурках, шагавших впереди, а затем на Нике, Дуффе и коте, ждавших на верхней террасе. — Когда я вчера увидел их обоих, живых, точно таких, как в моём детстве — я на какой-то миг поверил, что и отец, может быть, ещё жив, и вдруг снова почувствовал себя мальчишкой. Но, — нотариус вздохнул и улыбнулся Степану; теперь вместо хитринки в его улыбке пряталась грусть, — это не моя сказка.

* * *

Мэтр вежливо поблагодарил за приглашение, однако не остался на ужин, а вот гномы по достоинству оценили хозяйственность Ники. Когда с основными блюдами было покончено, девушка достала из холодильника большой глубокий противень с чем-то вроде пирога, разрезанного на одинаковые квадратные кусочки.

— Это называется кох, — отрекомендовала она своё творение, раскладывая порции. Пирог оказался очень нежным, со сладкой пропиткой, в которой чувствовался аромат ванили. Некоторое время разговор вокруг стола ограничивался только общими фразами, да подкладыванием себе добавок.

Если необходимость петь после ужина для гномов и удивила девушку, она этого никак не прокомментировала. Напротив, в какой-то момент, когда Степан начал вторую песню, ему показалось, что Ника сама попала под власть слова, сплетавшегося с мелодией. В глазах, задумчиво смотревших куда-то сквозь стены, время и расстояния, играли отблески огня в камине, и искорки долго кружили, таяли в серой глубине.

Он допевал второй куплет, когда стены, кресла, камин и лестница поплыли, отступили прочь, растворяясь в весенних сумерках. Степану вдруг почудилась испуганная маленькая девочка, прислушивающаяся к невнятному бормотанию и тягостным стонам матери, которой всё никак не удаётся совладать с ночным кошмаром. И заботливые руки старушки, успокаивающей племянницу, а затем ставящей возле двоюродной внучки на тумбочку фигурку волчицы. Девочка засыпала, глядя на фигурку, а в комнате поднималась тень мохнатого зверя, склонившегося над её кроваткой. Блестели то ли волчьи глаза, то ли звёздочки в окне, и страшные сны отступали, сами испугавшись грозного стража.

Вздрогнув, Степан понял, что допел последнюю строчку, и теперь вся компания, собравшаяся у камина, в ожидании смотрит на него. Что-то промелькнуло в глазах Ники, будто ветер, играя грозовыми тучами, вдруг разогнал их, и прочертил в небе светлое окошко. Смутившись, Степан облизал пересохшие губы, торопясь выбрать следующую песню, и добрая ночная сказка, созданная на другой земле в другое время, зазвучала в башне старого шато:

— Меркнут знаки Зодиака…

Гномам очень понравилась песня. Уже на втором припеве они весело начали притопывать в такт и прихлопывать ладонями по коленям. К братьям тут же присоединились Дуфф и Руй — домовой тихонько без слов подтягивал припев, и Степан почувствовал, как в его собственное слово вплетается волшебство лютена.

Это была магия домашнего очага, волшебство приветливых огней в окнах, которые светят сквозь ночь, дождь и метель. Магия путника, отыскавшего верную дорогу — и облегчённый вздох человека, вернувшегося, наконец, домой. В волшебстве, которое добавлял к человеческой песне домовой, не было обещаний великих странствий, подвигов или битв. Эта магия никогда не возводила на троны королей и не звала за приключениями. Но без этого волшебства, как тут же понял Степан, никогда не было бы ни одного воина, короля, мечтателя — потому что не было бы колыбели, в которой они лежали и слушали свои самые первые сказки.

Певец теперь тоже притопывал, и краем глаза видел, как Ника с улыбкой хлопает в ладоши, поддерживая ритм. Степан в последний раз повторил задорный припев, от которого, казалось, гномы вот-вот пустятся в пляс — и встретился взглядом с девушкой.

С серыми сияющими глазами, в которых незримо скользила тень мудрой волчицы, и зажигала на бархатном весеннем небосводе искорки звёзд.

* * *

Гномы на прощание долго благодарили Нику и Руя за угощение, а Степана за песни. Когда братья ушли, девушка и домовой принялись о чём-то шептаться у плиты, пока мужчина и гоблин, развалившись в креслах, рассеянно молчали, глядя в огонь. Загремела посуда, Степан с удивлением повернулся к кухонному уголку. Там уже вовсю кипела работа.

— Мы подумали, что русалке можно в этот раз поднести кох, — сказал лютен.

— Это быстро, каких-нибудь полчаса, и всё будет готово. Правда, ему нужно потом остыть, но месье Руй пообещал, что всё устроит, — отозвалась Ника, уже достававшая из холодильника яйца. Дуфф поднялся с кресла:

— Ну, тогда я за веточками.

Мужчина, оставшийся в одиночестве у камина, украдкой поглядывал на девушку, занятую готовкой. Ника весело переговаривалась с домовым, Руй время от времени посмеивался в бороду, а Степан ловил себя на мысли, что ощущает какую-то перемену, но не может точно понять, что именно изменилось.

Он зачарованно смотрел, как Ника взбивает венчиком белки, как, не отрываясь от готовки, откидывает движением головы упавшую на лоб прядь волос. Отблески пламени в камине, казалось, решили всякий раз подчёркивать силуэт девушки, а встроенные в кухонные шкафчики светильники, при которых Ника и Руй трудились над пирогом, то и дело обрисовывали профиль её лица.

«Ох-хо…» — Степану стало тоскливо. Он нахмурился, отвернулся к камину и, взяв кочергу, принялся поправлять дрова. Искры взвились и исчезли в дымоходе. Руй, по пояс исчезнув в одном из шкафчиков, искал пакет с манной крупой. Ника обернулась к Степану, хотела было что-то сказать, но промолчала, увидев, как яростно орудует кочергой в пламени сгорбившаяся у камина фигура. Секунду-две девушка рассматривала мужчину, потом, прикусив губу, снова занялась тестом.

— Готово, — возвратившийся Дуфф с гордостью продемонстрировал грубо выструганную из дерева деревянную миску — спил толстого ствола, которому на скорую руку придали соответствующую форму. — Пирог же нужно будет пропитывать, так что вот, — пояснил Дуфф Степану. — И плотик, — гоблин показал уже знакомое переплетение ивовых веточек, которое держал во второй руке.

Когда кох был готов и вынут из духовки, Руй щелчком пальцев моментально остудил его до нужной температуры.

— Спасибо! — поблагодарила девушка. — Теперь бы ещё аккуратно переложить его… — она примерилась к пирогу кухонной лопаточкой. Лютен усмехнулся, и по второму щелчку пальцев кох, плавно поднявшись из противня, перелетел на деревянную миску. Металлическая кружка, в которой они подогрели смесь молока, ванили и сахара, вспорхнула над пирогом, и аккуратно полила его, не разбрызгав ни капли. Ника засмеялась и зааплодировала. Домовой с довольным видом легонько поклонился.

Несмотря на протесты девушки, Степан перед выходом укутал её в армейскую парку, найденную им среди прочих вещей на вешалке.

— В прошлый раз мы до костей промёрзли у пруда, а втакую ночь, как сегодня, будет ещё холоднее, — категорически заявил он. Девушка, видя, как Дуфф и Руй деловито натягивают вязаные шапки и накручивают на шеи шарфы, послушалась. Теперь она была похожа на снеговика: парка дяди Этьена доходила Нике почти до пяток, а лицо исчезло в капюшоне.

Компания двинулась к пруду. Утренний туман к вечеру вернулся, опять накрыв лес и шато. Запущенный парк поглотила тишина, даже их шаги тонули в сырых опавших листьях и рыхлой, мокрой земле. Не сговариваясь, они, как и в первый раз, подошли к берегу со стороны скамейки. Степан, посмотрев на часы, тихо сказал:

— Семь минут до полуночи.

Мужчина аккуратно опустил плотик на воду. Ника, нёсшая миску с кохом, установила её на прутья. Руй и Дуфф вытащили из карманов припасённые ленты, и принялись привязывать их по кругу. Когда всё было готово, фейри отступили на шаг, предоставляя человеку действовать. Степан помедлил, раздумывая и подбирая слова — тоска, накатившая недавно у камина, отступила, но не ушла совсем. Она засела где-то в глубине, и теперь подкидывала мысли, совершенно не относящиеся к тому делу, которое им предстояло. «Может ли слово способствовать исполнению желаний? Или влиять на судьбу? Что если…»

Усилием воли сосредоточившись, мужчина повторно взглянул на часы, и заговорил:

— С величайшим почтением, мадемуазель. Позвольте поблагодарить вас за доброе отношение и неоценимую помощь. Мы знаем, что это скромный дар, но он предложен от всего сердца, — Степан посмотрел на плотик, застывший у берега, и закончил своё обращение тихим, почти ласковым: «Ступай!»

Как и в прошлый раз, подарок заскользил по неподвижной воде, и туман будто потянулся за ним следом, становясь гуще и плотнее. Пруд словно накрыло опустившееся с неба облако, и снова, как и прежде, спустя несколько мгновений где-то на середине водного зеркала раздался громкий всплеск.

Памятуя, чем закончилось прошлое подношение, мужчина и оба фейри стояли молча, всматриваясь в белёсую пелену. Когда плеск повторился ближе к берегу, Степан поймал себя на мысли, что ждал чего-то подобного.

Русалка поднялась из воды точно такая же, какой он её помнил по первой встрече: худенькая, с тонкими чертами лица, хрупкая и беззащитная, укрытая водопадом зелёных волос. Степан, Руй и Дуфф, стянув шапки, почтительно склонили головы, а большие чёрные глаза русалки, задержавшись ненадолго на них троих, обратились к Нике. Та помедлила, затем всё-таки сняла капюшон, открывая лицо.

Секунды тянулись долго, как капли туманной мороси, нехотя срывающиеся с деревьев и кустов. Русалка сделала рукой приглашающий жест, но когда мужчина и фейри шагнули ближе к воде, остановила их движением ладони, а затем указала на девушку. Степану вдруг перестала казаться здравой и логичной идея привести Нику на берег.

Ладонь водяной девы нетерпеливо дёрнулась, словно приказывая им троим отступить. Ника, мельком оглянувшись на своих спутников, вышла вперёд, и посмотрела в глаза русалки. Степан ощутил щемящее беспокойство, вспомнив, какой тёмной бездной печали наполнен этот взгляд — и одновременно сообразив, что даже не знает, чем можно совладать с разгневанным духом. Он на секунду прикрыл глаза, слыша, как панически ухает сердце, а когда снова открыл их, зелёная и белая головы были склонены друг к другу.

Русалка и Ника словно беседовали о чём-то без слов, и в заклубившемся вокруг них тумане было не разобрать толком, движутся ли их губы, и открыты ли глаза. Дуфф и Руй замерли каменными изваяниями, не решаясь не то, что шевельнуться, но даже сильно вздохнуть. Горло мужчины пересохло — Степан подумал, что сейчас ему не помогло бы и слово.

Русалка сделала плавный жест рукой, будто ухватив клочок тумана, и он на глазах тут же стал плотнее, осязаемее. На ладони духа сгустился и засиял лунным светом белый цветок кувшинки. Русалка бережно положила его на подставленную ладонь Ники, ещё секунду они смотрели друг другу в глаза, а потом хозяйка пруда отступила назад и с тихим всплеском исчезла в воде и тумане. Лёгкий, будто порыв ветерка, донёсся с мельничной плотины вздох:

— Ах! — как мог бы вздыхать человек, улыбаясь какому-то приятному воспоминанию или радостной новости.

Троица в стороне недоумённо переглядывалась, а Ника, ошеломлённая, всё ещё стояла на берегу, заворожённо рассматривая подарок русалки.

— Смотрите! — Дуфф указал на пруд.

Раздвигая ковёр ряски, на поверхность воды тут и там медленно поднимались большие листья кувшинок.

Глава 17. Дары и желания

Утром цветок, оставленный Никой возле кровати, исчез, и все четверо какое-то время безуспешно искали его, пока, наконец, кот громким мяуканьем не позвал остальных. Центральный камень дымохода, расположенный прямо над каминной полкой, и прежде выделявшийся только своими размерами, теперь нёс на поверхности тонко вырезанное и поразительно живое изображение кувшинки.

— Это… вроде бы хорошо? — поинтересовался Степан у рассматривавших цветок кота и Дуффа. Гоблин изумлённо покрутил головой:

— Это больше, чем хорошо. Это цветок защиты, и под его защитой отныне весь дом. Если, — Дуфф на мгновение замялся и покосился на Нику, но затем выкрутился, — если бы кто-то захотел нанести вред тем, кто живёт под нашей крышей, ему пришлось бы очень сильно постараться.

— Как-то несправедливо получается, — сказал Степан. — Русалка подарила цветок Нике, значит, он в первую очередь должен защищать её, а не целый дом разом. Разве нет?

— Думаю, хозяйка пруда лучше всех знает, кого она хотела защитить и как, — отозвался гоблин. — Хотя, мадемуазель, это не отменяет высочайшего доверия именно к вам, — Дуфф чинно, как ночью русалке, поклонился девушке. Та смущённо улыбнулась и, пробормотав что-то про «подышать свежим воздухом», вышла из башни. Гоблин задумчиво перевёл взгляд на Степана:

— А ещё белая кувшинка — символ чистоты, красоты и невинности. Кто бы ни была эта девушка, твоя кузина или совершенно посторонний человек, в ней нет ни капли зла или расчётливости. Духи никогда не ошибаются в таких вещах.

— Вот это действительно чудо в наше время, — отозвался Степан, который как раз вспомнил собственные размышления вечером у пруда. Он сильно сомневался, что мелькнувшую у него тогда мысль применить слово для реализации желания, пусть даже мимолетную, пусть немедленно изгнанную прочь, можно было бы в полной мере назвать чистой и бескорыстной.

Вечерняя тоска немедленно вернулась, словно зудящий комар — но теперь к ней добавились ещё и угрызения совести. Ему вроде бы удалось преодолеть искушение могущества, и в то же время не оставляло ощущение, что эту проверку он совершенно бездарно провалил.

* * *

Ни одна из доставок, обещанных на третье апреля, не была выполнена по той простой причине, что третье апреля выпадало на воскресенье. Дуфф посмеивался над наивностью Степана, читая через его плечо вежливо-шаблонные письма. Письма единодушно извещали «уважаемого покупателя», что, к великому сожалению всех трёх фирм, заказы не могут быть доставлены в означенный срок, и что дата доставки переносится на понедельник, четвёртого апреля, с десяти до восемнадцати часов.

— В России многие магазины работают и в воскресенье, — растерянно заметил Степан.

— Это прекрасно. Только вот ты теперь во Франции, — резонно возразил гоблин.

В понедельник ближе к полудню возле ворот остановился грузовик с логотипом строительного магазина, в кабине которого сидели двое не слишком приветливых рабочих в комбинезонах. Загнав машину во двор, они вылезли и направились к ожидавшему их покупателю.

— Ваша доставка, — буркнул первый, протягивая Степану для подписи бланк заказа. — Выгрузка оплачивается отдельно. Или своими силами. Провозитесь больше получаса — оплата простоя, — осклабился он.

Хозяин шато, всё ещё раздражённый из-за получившейся задержки, нахмурился:

— На сайте было написано, что разгрузка включена в стоимость доставки.

— «При наличии такой возможности». Возможность, как видите, отсутствует. Я себе не враг, задарма таскать полный борт.

— Я пожалуюсь вашему начальству, — мрачно заметил Степан.

— На здоровье, — равнодушно пожал плечами второй. — Можете хоть вообще отказаться от заказа, дело ваше. Повторный привоз оплачивается отдельно.

Соблазн был велик. Но прежде, чем Степан что-либо сказал или сделал, из-за угла появился «Старый Али» с мотыгой на плече. Грузчики с интересом уставились на гоблина, а тот, ничуть не смущаясь их вниманием, пробасил:

— Месье Кузьмин! Мадемуазель просила передать, что всё готово.

— Всё готово?

— Ну да, — Дуфф повернулся к грузчикам. — Месье присоединятся? У хозяина славная наливка!

Те переглянулись и дружно кивнули. Степан, ничего не понимая, зашагал к башне.

Внутри на столе действительно оказалась бутылка в окружении рюмок. Ни Ники, ни кота нигде не было видно. Всё еще недоумевая, он налил четыре порции, отдал две грузчикам — с трудом преодолев желание плеснуть налитое им в лицо — а третью вручил Дуффу, на секунду задержав его рюмку в руке, и тщетно силясь рассмотреть за чёрным пластиком очков глаза гоблина.

«Надеюсь, ты знаешь, что делаешь», — подумал Степан.

Дуфф словно уловил его мысль, потому что снова обратился к доставщикам и, приподняв свою рюмку, радостно воскликнул:

— Ну что ж, за знакомство и хорошо проделанную работу!

Грузчики — они уже успели сделать свои выводы относительно клиента («раз уж садовник из него верёвки вьет, чего нам-то переживать!»), дружно выпили. Гоблин, приподняв край шеша, с наслаждением проглотил свою порцию, причмокнул и, склонив голову набок, стал внимательно разглядывать людей. Степан, угрюмо глядя на ухмыляющиеся физиономии доставщиков, осушил свою рюмку. Такой наливки он в баре дяди Этьена ещё не встречал: напиток оказался густым, тягучим, очень сладким и с каким-то странным, хотя и приятным, привкусом целого букета разных трав.

Дуфф продолжал с вежливым любопытством рассматривать грузчиков, а у тех медленно гасли на лицах улыбки. Сначала один, а потом второй судорожно сглотнули подступивший к горлу ком. Потом водитель, подававший Степану бланк заказа, схватился за живот. Почти тотчас жест повторил и его напарник.

— Простите, а где у вас туалет?

Степан открыл было рот, но Дуфф опередил его:

— Какая жалость! Туалет не работает. Слышите?

В этот момент в шато с грохотом обрушилась часть перекрытия — гномы теперь взламывали полы, чтобы проверить сохранность двутавров, а заодно сделать звуко- и теплоизоляцию между этажами.

— Ребята сегодня повредили сток в септик, так что день-другой нам всем придётся довольствоваться окрестными кустиками. Там, за углом, можно прихватить лопатку. Ни к чему оставлять сюрпризы для тех, кто может пойти следом.

Оба рабочих выскочили из башни. Степан, едва сдерживая смех, повернулся к гоблину.

— Как ты это проделал?

— Невелика хитрость, — Дуфф демонстративно налил себе ещё порцию, с наслаждением её выпил и пристукнул пустой рюмкой о стол.

— Но я же тоже пил из этой бутылки?

— Конечно. Разве бы я мог допустить, чтобы что-то случилось с тобой, мной или этим замечательным напитком?

— Иллюзия, — понял Степан, вспомнив первоапрельский розыгрыш.

— Именно. Всё это им только кажется. Хотя если они, бегая по кустам, насобирают себе колючек в одно место — лично я грустить не стану. Тоже мне, ловкачи. Зови гномов. Там работы всего на двадцать минут, а потом мы с тобой отправимся на поиски наших страдальцев.

Когда грузчики, перепуганные внезапным приступом, который прошёл так же неожиданно, как и начался, вернулись к машине, кузов уже был пуст. В шато снова вовсю скрипело, грохотало, бухало, и время от времени слышалось зычное: «Поберегись!» Парочка молча приняла от Степана подписанный бланк, забралась в кабину, и грузовик укатил по лесной дороге.

Примерно через час появилась машина другого магазина. На ней приехали трое весёлых и разговорчивых работяг, которые, не дожидаясь вопросов или распоряжений, сами откинули борт, и уже собирались приступать к разгрузке, когда явившийся во двор «Старый Али» зазвал и их на рюмочку настойки.

Пока из открытой двери башни доносился смех и обрывки разговоров, Атти, Лугус и Дей, похожие на трудолюбивых муравьёв, в два счета опустошили грузовик. За то время, пока они сновали туда-сюда, Степан успел перетащить в мастерскую лишь несколько ящиков с заказанными для гномов инструментами. Теперь братья с блеском восторга в глазах изучали технику на аккумуляторах, а вернувшиеся к машине доставщики только диву давались скорости выполненной разгрузки.

— Вот спасибо! Я-то думал, мы у вас часа три пробудем, не меньше, — поблагодарил водитель, забираясь в кабину. Дуфф благодушно махнул рукой — дескать, не о чем говорить.

— Приятные люди, — заметил Степан.

— Весьма, — согласился гоблин. — Мы, кстати, прикончили бутылку.

Третью доставку, к удивлению обоих, привезла на небольшом фургоне девушка. Пухленькая и очень серьёзная, она походила на старательную школьную учительницу. О том, чтобы предложить ей пропустить по рюмочке, не могло быть и речи, но «Старый Али» вдруг оказался необычайно обаятельным знатоком весенних цветов.

Пока гоблин в компании сотрудницы торговой фирмы и появившейся из башни Ники прогуливался на нижних террасах парка, демонстрируя разнообразие высаженных им первоцветов, заказанные материалы были оперативно разгружены. Девушки вернулись во двор с букетами, ещё одну охапку цветов Дуфф вручил растерявшей серьёзность сотруднице, когда та уже села в кабину.

— Моё почтение вашей матушке, мадемуазель! — галантно раскланялся «Старый Али». Фургончик с улыбающейся девушкой за рулём выкатил со двора.

— Откуда ты знаешь её матушку? — поинтересовался Степан.

— Ну, вообще-то я знавал её прабабушку. Она здесь работала, доила коров и делала вкуснейшие сыры. Но зачем путать девочку такими подробностями? — отозвался гоблин.

* * *

В отличие от магазинов, мэтр Блеро оказался предельно точен: его контора начинала работу в понедельник в десять, а уже в четверть одиннадцатого неизменно вежливая и любезная помощница нотариуса Маргарита давала Степану и Нике по телефону самые подробные указания относительно клиники, куда нужно было поехать и сдать образцы ДНК. Маргарита к тому же сумела успокоить обоих, заверив, что вовсе не обязательно спешить в клинику немедленно, и вполне можно приехать в любой рабочий день.

Не откладывая дело в долгий ящик, утром во вторник Степан и Ника уехали в клинику, оставив шато на попечение компании фейри. В этот день гномы решили заняться скульптурой. Братья начали с собак, украшавших верхние и нижние ворота, а затем перебрались на крышу, приводя в порядок горгулий и химер, охранявших шато. После полудня возвратившийся Степан и с ним Дуфф работали в парке — с помощью автомобильной мойки они расчищали лестницы между террасами и отмывали установленные тут и там маленькие статуи, готовя их к встрече с руками гномов. Ника куда-то пропала сразу по приезду, и вместе с ней Руй.

— Месье Дуфф, — оставшись наедине с гоблином, Степан всё-таки решился задать мучивший его вопрос, потому что дуэт тоски и совести за прошедшие сутки стал только сильнее. — Скажите, если человек владеет словом, и использует его намеренно или не намеренно к своей выгоде, к чему это может привести?

Гоблин перестал скрести щёткой гранитного фавна, опёрся о его постамент, и внимательно посмотрел на человека.

— Это слишком расплывчатый вопрос, месье Кузьмин. Так намеренно или не намеренно? И потом, при каких обстоятельствах и какова выгода? В конце концов, если смотреть в широком смысле, то плата песнями для гномов — ваша прямая выгода. Но разве это наносит кому-то вред?

— То есть условие — не нанести вред?

— Опять-таки неверное рассуждение. Если вы примените слово, чтобы защититься от враждебно настроенного фейри или духа — вы ведь нанесёте им вред? И опять это будет ваша личная выгода.

— Хорошо, — Степан поразмыслил, пытаясь переформулировать вопрос. — Есть ли какие-то моральные ограничения в применении слова?

— Нет, — спокойно ответил гоблин. — Вы и сами наверняка это понимаете. Множество прекрасных и множество ужасных вещей творились теми, кто владел словом. Мораль — понятие мыслящего существа, однако у каждого всё-таки свой взгляд на неё, и свои персональные рамки добра и зла. То, что мы — и люди, и фейри — воспринимаем как некий общепринятый стандарт, на самом деле является просто высокой частотой совпадения таких рамок у отдельных личностей. Но ведь всегда из правила были, есть и будут исключения, как в лучшую, так и в худшую сторону.

— А можно лишиться слова?

Дуфф растерянно поскрёб затылок.

— Я о таком никогда не слышал. В конце концов, никто не знает, как именно приходит владение словом. Это может случиться в любом возрасте, или не случиться вовсе, как с большинством людей. Для вас это был путь крови и деревянной фигурки, но нужно понимать, что этот путь в равной степени мог быть или не быть чьим-то ещё. Кстати, сколько вам лет?

— Тридцать семь. А что?

— Просто любопытно. Мой род знавал друидов, которые обретали слово лишь в глубокой старости — и послушников в монастырях, которым слово становилось доступно с юности. Дед и отец рассказывали мне и братьям о владевших словом королевах и крестьянках, охотниках и солдатах. Над этой магией не властны никакие границы и условности. Может быть, она сама — предопределённость, чья-то судьба. А может это просто шанс, который даётся человеку, но не обязательно воплощается во что-то большее.

— А может ли в таком случае слово повлиять на судьбу? — спросил Степан, усаживаясь на парапете лестницы напротив собеседника. — Изменить судьбу другого человека?

Дуфф слегка нахмурился и сунул большие пальцы в карманы своих штанов. Сегодня он опять был в традиционном костюме, оставив джинсы и свитер «Старого Али» в корзине для грязного белья — Ника настояла, что эту экипировку давно пора постирать.

— Мы все так или иначе влияем друг на друга. Но жизнь ведь не строится из правильных или неправильных ответов и выборов. Это всегда «если» и «возможно». Никто не может заявить, что точно знает последствия своих поступков и решений — это лишь предположения, и хорошо, когда предположения в итоге оправдываются. Однако на них может повлиять множество факторов, которые никак не подчиняются предполагающему. Месье Кузьмин, позвольте полюбопытствовать, к чему вы вообще клоните?

Степан почувствовал, как его бросило в жар, и понял, что краснеет. Он потёр ладонью щёку, мельком подумав, что надо бы сегодня побриться, и, наконец, сказал:

— Просто я задумался, что будет, если я ненароком вложу слово в собственные желания. Не получится ли это насилием над чужой волей, чужим выбором? Или того хуже — подлостью. Вы как-то говорили про «согнуть в бараний рог». Что, если человека, пусть не в физическом, но в эмоциональном плане, тоже можно так «согнуть»? Что, если слово окажется способно круто изменить жизнь другого человека, но при этом тот, чья жизнь была «поправлена», вовсе не желал подобного?

Гоблин с прищуром некоторое время рассматривал собеседника, потом улыбнулся — к удивлению Степана, это была добродушная, сочувствующая улыбка, а не обычная ироничная усмешка Дуффа.

— Не стоит пытаться взвалить на свои плечи груз всей Вселенной. Ни у кого и никогда нет, не может быть и не будет безграничного могущества. Я, как уже говорил, не слышал, чтобы кто-то лишился владения словом, какие бы гадости ни творил при этом человек. Но я вовсе не удивлюсь, если у мироздания где-нибудь припасён и такой козырь. Впрочем, не думаю, что в вашем случае можно говорить о какой-то подлости или «сгибании» кого-либо, — тут он помедлил, а потом закончил. — Кроме того, я ведь только что сказал: жизнь — это «если» и «возможно», которые постоянно причудливо переплетаются друг с другом. И задумайтесь, в конечном итоге воплощается лишь один из бесчисленного множества потенциальных вариантов. Как при таких условиях можно быть уверенным, что именно этот вариант стал реальностью по вашей воле? Не слишком ли самонадеянно?

Степан почувствовал, как щемящее чувство тоски отступает, а успокоенная совесть затихает. Он поразмыслил над услышанным и сказал:

— Значит, в самом деле, лучше сделать и жалеть, чем жалеть о не сделанном.

— Наверное, — пожал плечами Дуфф. — Если сделанное укладывается в ваши личные моральные рамки.

* * *

К обеду, который за всеми хлопотами было решено в виде исключения назначить на пять часов, люди и фейри снова собрались в башне. Ника выглядела ужасно усталой, и Степан с удивлением разглядывал девушку, не понимая, как так вышло, что её вымотало приготовление обеда. Кот был немногим лучше, в нём прямо чувствовалось утомление, к тому же рыжий хвост покрывала корка засохшей грязи.

— Простите за любопытство, где вы оба пропадали? — поинтересовался Дуфф, тоже заметивший эти перемены. Кот скривил морду, что должно было, видимо, означать неопределённое: «да так, надо было». Ника чуть улыбнулась, но вместо ответа только поинтересовалась, кому положить добавки.

После обеда Атти, Лугус и Дей отправились работать со скульптурами в парке, а Степан и Дуфф, вооружившись мотоблоком, принялись за распашку огородов. Гоблин пришёл в восторг от техники, он с энтузиазмом таскал агрегат туда-сюда по грядкам, будто не чувствуя его веса, и одновременно успевал рассказывать, где и что намерен посадить.

— А как же рассада? — поинтересовался Степан.

Дуфф задумался, и даже заглушил мотоблок. С сомнением пожевав губами, он заметил:

— Ну, я мог бы немного ускорить процесс… Но, боюсь, что не в таких масштабах.

— Тогда предлагаю купить готовую, — предложил Степан. — Я посмотрю адреса садовых центров, и поедем завтра же. Если покупки не влезут в машину — закажем доставку.

Гоблин благодушно хмыкнул и снова взялся было за ручки мотоблока, но тут на верхней террасе появились Ника и кот.

— Можно вас отвлечь ненадолго? — крикнула девушка.

Вслед за ней Степан и Дуфф обошли шато и, оказавшись перед оранжереей, дружно ахнули.

Старая оранжерея сияла чистотой. Стёкла были тщательно вымыты изнутри и снаружи — причём мойщики умудрились не сломать ни одного побега плюща из оставленных при стрижке. Более того, металлический каркас изнутри и снаружи покрывала свежая зелёная краска, и в тот же цвет были выкрашены все внутренние стеллажи. Прежде нагромождённые в беспорядке, теперь они выстроились в ровные ряды, с аккуратно разложенными на них уцелевшими горшками и рассадными ящиками.

Пока гоблин и человек изучали эти перемены, на пороге появилась хитро улыбающаяся троица гномов.

— Довольны, месье? — поинтересовался Атти.

— Когда вы это успели? — спросил Степан. — Огромное спасибо!

— О, это не к нам — это к мадемуазель и дядюшке Рую, — отозвался Лугус.

— Мы только немного подсобили, — пояснил Дей.

— Спасибо вам огромное, — Степан улыбался Нике и коту. — Как вы это смогли? Тут же уборки было на неделю, не меньше!

— Месье Атти, месье Лугус и месье Дей великодушно помогли с чисткой снаружи и всей покраской, — ответила за обоих довольная Ника. — А мы с месье Руем отмывали всё внутри.

— Дело пошло бы куда быстрее, если б не заросли, — заметил Атти, вызвав негодующее фырканье Дуффа, — но мадемуазель пожелала, чтобы остались целы все веточки.

— А дядюшка Руй шипел! — пожаловался Дей.

На это последнее замечание вся компания расхохоталась.

— Спасибо, друзья! — Степан пожал лапу кота, загрубелые мозолистые ладони гномов, и протянул руку Нике. Ладонь девушки легла в его руку легко, почти невесомо — тонкая, изящная. Степан осторожно, словно боясь сломать их, чуть сжал пальцы Ники, и почувствовал множество мелких порезов и царапин, оставленных стеклом и металлом.

«Бедная!» — подумал мужчина, не замечая, что удерживает руку девушки дольше, чем это было нужно для простого рукопожатия. Ника непонимающе посмотрела на Степана, осторожно высвободила ладонь — и, взглянув на неё, тихонько вскрикнула.

Порезы и царапины исчезли, словно их никогда не было. Ника подняла к лицу вторую руку — та тоже полностью зажила. Мужчина, сам удивлённый случившимся, посмотрел на свои ладони, и, будто смутившись, спрятал руки за спину. Кот с интересом рассматривал то Нику, то Степана, а Дуфф, стоявший чуть в стороне от остальных, позади мужчины, усмехнулся и тихонько пробормотал себе под нос:

— Некоторые желания, похоже, способны сбываться даже тогда, когда их толком не осознаёт и сам желающий.

На руках мужчины, заложенных за спину, медленно проступали следы мелких царапин и порезов, словно оставленные стеклом и металлом.

* * *

Если бы Степан лично не видел, как гномы хлопотали вокруг скульптур, он бы ни за что не поверил, что возможно настолько качественно восстановить каменные изваяния всего за один день. Наверное, человеческие реставраторы справились бы не хуже, но им определённо потребовалось бы в разы больше времени.

К тому же братья с пустошей не просто реставрировали фигуры и возвращали утраченные детали: под магией гномов камень срастался с камнем, будто само время вдруг начинало течь вспять. Такая работа вкупе с помощью в оранжерее под конец дня совсем измотала Атти, Лугуса и Дея, однако гномы всё же нашли силы, чтобы с гордостью провести Степана по всей территории и продемонстрировать результаты.

Псы, охранявшие ворота и лестницы, вернули свои морды, лапы, уши, хвосты и мелкие кусочки туловища, и при этом братья какими-то им одним известными способами сумели сохранить на камне налёт прошедших лет. Изваяния не казались только вчера вышедшими из мастерской скульптора, не выглядели они и современными копиями — любой эксперт с уверенностью подтвердил бы, что статуи стоят в парке больше столетия, и только подивился бы их сохранности.

Но настоящий сюрприз обнаружился, когда Степан вслед за гномами поднялся в мансарду и, закрепив страховку, вылез на крутой скат крыши. Атти с нежностью погладил лобастую голову ближайшей к ним горгульи, которая, хитро прищурив один глаз, присматривалась к главным воротам имения. Лугус указал на глаза изваяния:

— Обсидиан.

— Из гробницы! — с гордостью заявил Дей.

Степан раскрыл в изумлении рот.

— Спасибо, конечно… Но вы что же, разграбили какой-то памятник?

Гномы расхохотались, и Атти, снова похлопав горгулью по голове, сказал:

— Последний человек, который видел эту гробницу, когда она ещё была под открытым небом, умер семь или восемь тысяч лет тому назад. А ваши учёные её так и не отыскали.

— И мы ничего не грабили, — резонно заметил Лугус. — Эту гробницу для какого-то человеческого вождя строили гномы. Они же положили туда обсидиан. Мы просто взяли немножко.

— А для чего нужен обсидиан? — поинтересовался Степан.

— Для защиты, — ответил Дей.

— Этот камень — сын земли и огня, — сказал Атти. — Он будто сгусток тьмы, но на самом деле он — враг тьмы. Обсидиан отгоняет мороки и кошмары, он не по нутру злым духам.

— Духам? — Степан, всё реже вспоминавший о вое, которого к тому же давно уже не было слышно, насторожился.

— Мы узнали, что в лесу Кенекан нашли флейту Пана. На таких играют фавны, — пояснил Лугус.

— Ну да, мы слышали флейту первого апреля.

— Нашли флейту. Но не её хозяина, — мрачно закончил Дей.

— Твою ж… — в сердцах процедил Дуфф, который слушал беседу, опершись локтями о подоконник мансарды. Гоблин спросил у Атти:

— Когда?

— Вчера ночью.

— А следы? — Дуфф спросил это, как показалось Степану, с какой-то ноткой надежды в голосе. Гномы переглянулись.

— Не было там никаких следов, — проворчал Лугус.

— Ни единого отпечатка копыта, — вздохнул Дей.

Дуфф со злостью сплюнул и посмотрел на человека:

— Теперь мы точно знаем, что это не фейри. А заодно знаем, почему до сих пор к нам не наведались эти «гости».

— Почему? — спросил недоумевающий Степан.

— Потому что они пока не нашли места, где могут пересечь реку. Мостик над шлюзом не для них, они не пойдут по железу. Им нужен камень. А ближайший подобный мост…

— В Гуареке, — пробормотал Степан, чувствуя, как сердце пропустило один удар.

* * *

Поздно ночью, когда уставшая Ника уже спала у себя наверху, у камина в гостиной трое держали «военный совет».

— Не стоит пока беспокоить мадемуазель, — говорил гоблин. — Мы ведь не уверены, что те, кто выл, вообще отправятся через реку.

— В лесу им тоже есть за кем охотиться, — печально заметил Руй, вертя в руках веночек из первоцветов.

— Есть предположения, кто это? — поинтересовался Степан. Оба фейри с укоризной взглянули на него.

— Простите. Не подумал. Хорошо, хотя бы без имён — есть какие-то идеи?

— Есть. Одна хуже другой, — мрачно отозвался Дуфф. — От того, кто охотится на фавнов, хорошего не жди. Нам лучше держать под рукой наше серебро, и было бы неплохо как-то оградить с его помощью хотя бы одно помещение башни. Не знаю, вколотить в швы кладки, что ли.

— Вколотить можно. А как его использовать при «личной встрече»? Коротковаты эти ножи, — Руй задумчиво дёрнул себя за бороду.

— А если связать столовые приборы шпагатом? Ну, как гирлянду? И развесить их? — предложил Степан. — Можно и как кнут использовать. Вообще, что от нас требуется при «личной встрече»? Воткнуть в кого-то столовый нож или вилку? Или что?

— Ну, — гоблин, казалось, прикидывает перспективы относительно гирлянды из чайных ложечек. — Если бы речь шла о фейри, то тут всё как с людьми — воткнуть. Можно в глаз, уязвимое место, легко добраться до мозга. Но поскольку мы предполагаем, что это не фейри, то дело становится несколько проще: серебро будет жечь духа, даже просто коснувшись.

— Любого? — любопытство у Степана на время взяло верх. Он снова вспомнил про русалку.

— Не любого, — ответил лютен. — Но таких, как эти — да.

— Значит, нам нужно что-то вроде кнутов. Хорошая прочная верёвка — страховка для кровельщиков наверняка подойдёт. И всё серебро, какое только останется после защиты гостиной.

Все трое невольно посмотрели на рисунок кувшинки, навсегда впечатавшийся в камень дымохода.

— Да, — кивнул Дуфф. — Защищать лучше всего гостиную.

— А что насчёт обсидиана? — вспомнил Степан. — Гномы же не зря его встроили в глаза статуй?

— Ну, он в какой-то мере может помочь, — заметил Руй. — Конечно, было бы лучше всего, если б обсидиан был у нас повсюду в стенах. Как и серебро. Но я бы не стал целиком полагаться на такую защиту.

— Идеальной защиты… — начал Дуфф.

— Нет, — со вздохом закончил Степан.

Глава 18. Скворцы

Конечно, с товарами для сада можно было бы поступить так же, как со стройматериалами, но Степан прекрасно понимал, какое удовольствие доставит Дуффу возможность лично посмотреть и выбрать саженцы и рассаду. А заодно — это человек, хотя и подозревал, но вслух не сказал — просто «выйти в свет». Что бы там ни говорил гоблин, ему явно был интересен мир людей, и те изменения, которые произошли за минувшие десятилетия.

Вместе с тем Степан сразу объявил, что будет настоящим свинством, если они с Дуффом начнут кататься по магазинам, оставив на Руя и Нику все хлопоты по хозяйству. Поэтому к общему согласию — и удовольствию гномов — шестое апреля ещё накануне вечером, за ужином, было объявлено выходным днём. Сразу после завтрака «Рено» выкатил со двора и взял курс на ближайший садовый центр.

В окрестностях обнаружилось несколько таких магазинов, в основном входивших в крупные торговые сети. «Старый Али» уже сам по себе был достаточно колоритной фигурой, а в компании неотступно следовавшего за ним большого рыжего кота и вовсе привлекал все взгляды. Степан опасался, что их маскировка может в какой-то момент попросту не выдержать — но слово работало.

Правда, пару раз к ним подходили заинтересовавшиеся «туарегом» полицейские, которым Дуфф на чистейшем французском языке объяснял, что его папаша был родом из Лорьяна, служил в Алжире, да там и остался, а вот он ещё в юности перебрался на историческую родину. При этом гоблин с гордостью демонстрировал свой «паспорт», который был, разумеется, только иллюзией, и на деле представлял собой обёртку от плитки шоколада, съеденного компанией во время поездки.

На Степана и Нику, следовавших чуть позади «Старого Али» и кота, никто не обращал внимания.

— Вам, похоже, не слишком интересно садоводство? — спросил он, наблюдая, как она мимоходом рассматривает выставленные на стеллажах горшочки с цветами. Ника улыбнулась.

— Я городская жительница. Мама очень любила возиться с растениями, у нас всегда на подоконниках стояли цветы. А я — ребёнок асфальта.

— В Белграде, как мне помнится, полно зелени, — как бы между прочим заметил Степан. Девушка с интересом взглянула на него.

— Вы были в Белграде?

— Был. В прошлом году, в мае.

— По делам или просто?

— Просто, — он остановился, рассматривая ажурную арку садовых качелей.

— И как вам?

— Очень понравилось. Белград какой-то удивительно спокойный и уютный. Старые домики, улочки…

— …мусор, граффити на стенах, — с горькой иронией продолжила девушка.

— Мусор есть везде. А белградские граффити это совершенно особая вещь. Как по мне, они — неотъемлемая часть города. Особенно те, что украшают стены Савамалы. А чем вы занимались в Белграде, если не секрет?

Ника пожала плечами.

— Ничего секретного. После школы я поступила в художественное училище в Вышеграде. Планировала после него учиться в Университете искусств в Белграде. Но тут заболела мама, от планов на университет пришлось отказаться, нужно было искать работу. Потом инсульт. Мама очень любила Белград, и я решила, что пусть лучше… — она чуть шевельнула рукой, словно не могла подобрать слов.

— Ясно.

— В Вышеграде у мамы была хорошая работа. Мне не удалось найти такую же, а в Белграде с этим оказалось немного проще. Плюс бабушкина квартира вместо съёмной.

— Так вы художница?

— Дизайнер. Хотя курс училища включал все направления, это как база, после которой ты можешь работать или учиться дальше, оттачивать навыки. А почему вы спрашиваете?

— Хочу вам кое-что показать, когда приедем домой. Скажите, Ника, а вы могли бы сделать экспертизу картины? Подтвердить подлинность, автора?

Девушка рассмеялась.

— Нет. Для этого нужно быть экспертом, работающим с конкретным периодом, а ещё лучше — с конкретным автором. Иметь авторитет. Я могу дать общую оценку, но у меня нет имени в этой области, так что моя оценка — всего лишь субъективное мнение, не более.

— Хорошо. А найти эксперта или экспертов для такой работы?

Она кивнула.

— Да, это я могла бы. Я вполне представляю, где их искать и с чего начать.

— Прекрасно. Потому что я этого вообще не представляю.

Оба рассмеялись. Из бокового прохода появился «Старый Али», за которым шли сразу три консультанта, нагруженные несколькими ящиками с рассадой, и благоговейно внимающие рассуждениям гоблина.

— …вот это был сорт! Его вывели в тридцать восьмом, в Бресте. Эти «американцы» ему и в подмётки не годятся! Что за мания, везти из-за океана, если здесь, у нас, есть ничуть не хуже…

Процессия исчезла в другом боковом проходе. Замыкающим, вальяжной неспешной походкой, шествовал кот. Степан проводил их взглядом и снова повернулся к Нике:

— Итак, садоводство вы не любите. Чем же увлекается «ребёнок асфальта»?

* * *

Они пообедали по дороге в Сен-Бриё, в небольшом ресторанчике, где, по предложению Дуффа, заказали крабовый суп и рыбное рагу. Гоблин категорически настоял, чтобы к блюдам им подали сидр, и минут десять скрупулёзно расспрашивал официанта о состоянии погреба. Степан, не менее категорически заявивший, что не сядет за руль нетрезвым, вызвал у Дуффа ироничное, но всё же уважительное, фырканье. Впрочем, «Старый Али» не отказал себе в удовольствии скорбно качать головой, цокать языком и отпускать комментарии на тему того, как варварски, должно быть, сочетаются по вкусу морепродукты и лимонад.

— Месье Али, если мы не закроем эту тему, я сейчас закажу мороженое, и попрошу покрошить в него жареный бекон, — заявил Степан, вызвав смех Ники и шипение кота. Дуфф ещё разок печально покачал головой, но потом вернулся к своей обычной манере, и остаток обеда прошёл за обсуждением саженцев, которые планировалось заказать в последнем на маршруте торговом центре.

Серебристый «Рено», до отказа забитый новым инвентарём, семенами и рассадой, припарковался во дворе шато часа за полтора до заката. Уже на лесной дороге, на последнем километре пути, Степан успел пересказать Нике историю Мадлены Соваж, и вкратце описать найденные ими картины. Теперь вся компания, достав сокровища из гардеробной и расставив их по всей спальне, любовалась коллекцией. Время от времени то Степан, то кто-нибудь из фейри поглядывал на девушку в ожидании вердикта, а та медленно переходила от полотна к полотну, то и дело наклонялась поближе, всматривалась в детали, мазки кисти, подписи художницы.

— Это определённо написано одним человеком, и это работы зрелого мастера, не ученичество, — наконец сообщила Ника. — Тут видно отточенную технику, излюбленную палитру. Видно поставленную руку и чёткое понимание того, что Мадлена Соваж хотела перенести на холст, какого эффекта желала достичь. Знаете, стоимость работ — это всегда стоимость мастерства и имени. Не представляю, чего стоит имя Соваж, но её мастерство точно стоит очень дорого. Вы планировали их продать?

— Нет, — Степан равнодушно махнул рукой. — Я намеревался повесить их в отеле, сделать его изюминкой. Мне подумалось, что поклонники творчества Мадлены Соваж, да и просто те, кто любят такие истории и загадки, будут приезжать сюда уже просто ради одних только картин. Но кроме этого они — часть шато, его истории. Из людей только вы и я знаем, насколько глубоко эти полотна соприкоснулись с самим духом этой земли.

— Да, — тихонько сказал Ника, любуясь одной из картин.

На этом полотне художница изобразила то ли очень раннее утро, то ли поздний вечер. В лесном овраге среди густых теней двигалась какая-то неясная, но, похоже, высокая фигура, то ли сутулая, то ли сильно согнувшаяся. Разобрать, кто именно это был, не представлялось возможным, и ни Дуфф, ни Руй не могли с уверенностью сказать, кого именно написала Мадлена Соваж. Домовой с сожалением заметил, что подобного он в окрестностях никогда не встречал, а гоблин заявил, что силуэт слишком неопределённый, и что это может с равным успехом быть фейри, дух или просто причудливой формы пенёк.

— Картины — часть наследства, поэтому у вас на них такие же права, — заметил Степан. Девушка нахмурилась и прикусила нижнюю губу. Серые глаза потемнели — он уже знал, что это означает у Ники подкатывающую вспышку гнева, которую она сейчас подавляла усилием воли.

— Нет, — решительно покачала она головой.

— Это глупо, — в свою очередь нахмурился Степан.

— Пусть. Я не возьму картины.

— Ника, это само по себе состояние. Вы сможете продолжить учёбу, открыть своё дело, путешествовать.

— Вы меня выгоняете? — спросила девушка, и мужчина с удивлением увидел, что гнев растаял без следа, а в глазах теперь поблёскивают слезы.

— В смысле — выгоняю? — оторопело переспросил он.

— Я понимаю, у вас свои планы насчёт шато, вы уже начали их претворять в жизнь, и это прекрасные планы, и я буду очень рада, если у вас всё получится, и… — Ника говорила быстро, словно боясь, что ей не хватит решимости сказать то, что нужно сказать, — …и я понимаю, что вас с этим имением и с фейри связывает нечто большее, чем просто право наследования. Не знаю, что, но я чувствую это. И вы, конечно, вправе запретить мне появляться в шато, я пойму, я не обижусь… — слезинки уже дрожали на ресницах.

— Ника, да что вы, в самом деле? — испуганно спросил Степан. — Я ничего подобного и в мыслях не имел! С чего вы так решили?

Она улыбнулась сквозь слезы, повела рукой, охватывая расставленные вокруг картины и внимательно наблюдающих за людьми гоблина и кота.

— Просто вы так сказали — учиться, открыть дело, путешествовать… Это всё замечательно, но только это всё не здесь. А здесь — что-то совсем другое, удивительное. Здесь настоящее волшебство, о котором мечтают многие люди, и к которому они никогда не смогут прикоснуться. А мне повезло — я прикоснулась, и…

В комнате на несколько секунд повисло неловкое молчание, которое внезапно нарушил Дуфф:

— Это, к слову, не всё наследство. Видели стол в библиотеке?

— Да, — растерянно повернулась к нему Ника.

— А то, что под столом?

— Я не обратила внимания. Какие-то пачки бумаг?

— Журналы. Подшивки модных журналов за тридцать лет. Они, конечно, стоят не так много, как картины, но тоже неплохой бонус.

— Я про них забыл, — признался Степан, взъерошивая волосы. — Столько всего произошло, что я совсем забыл про эти журналы. Да, они тоже что-то стоят, и это тоже часть наследства, безусловно. Мы перетащили их в библиотеку перед началом работ, и хотели проверить по сайтам аукционов, что именно можно выручить за такую коллекцию. Но, может, вы не захотите их продавать? — спросил он у девушки.

Ника насмешливо фыркнула.

— Вы шутите? Продайте их, и потратьте полученное на ремонт! И пусть картины остаются в шато! — она предостерегающе подняла палец, видя, что мужчина собрался снова начать возражать. — Даже не спорьте! Если вам так будет легче, считайте, что моя часть картин просто хранится в вашем отеле. Кому же мне доверить их, как не кузену? — улыбнулась девушка.

Компания спустилась вниз. Ника со Степаном занялись ужином, а Дуфф и кот отправились выгружать покупки из автомобиля. Но не прошло и получаса, как кот снова появился в кухне, шипением и помахиванием лапы призывая их немедленно следовать за собой.

Во дворе, возле главного входа, стоял Дуфф, и, запрокинув голову, смотрел в небо. Краем глаза заметив людей он, не говоря ни слова, махнул рукой, и торопливо скрылся в доме. Вслед за гоблином Степан, Ника и кот поднялись в мансарду, добрались до одного из окон, выходивших на главный фасад дома — и их глазам открылась удивительная картина.

Солнце только-только зашло — стоящий справа от Ники Руй с тихим вздохом сменил облик. Западный крайнебосвода заливали золотые краски заката, которые у самого горизонта переходили сначала в оранжевые, а затем в алые полосы. На небе не было ни облачка, но зато значительную его часть покрывали какие-то чёрные точки, словно рой гигантских мошек. На глазах изумлённых зрителей «мошки» составили на закатном фоне чёткий силуэт огромной птицы, которая парила, широко раскинув могучие крылья. Затем птица изогнулась, словно собираясь спикировать к земле, но едва она оказалась перевёрнутой вверх ногами, как птичий силуэт распался, превращаясь в восходящую спираль. Она, в свою очередь, растеклась каким-то невероятным перекрученным полотном, похожим на причудливые фигуры математических анимаций с компьютерных заставок.

Полотно быстро расползалось во все стороны, и уже через несколько секунд, казалось, заполнило весь небосвод, но немедленно свернулось в плотный тёмный шар кометы с извивающимися сполохами хвоста. Не теряя формы и плотности, шар взвился по плавной дуге, и в самой высокой точке своего полёта вдруг начал истончаться, вытягиваясь в веретено, а потом снова рассыпался тучей «мошки», которую причудливо пересекали во все стороны более тёмные полосы, словно инверсионные следы множества самолётов.

— Что это? — выдохнул поражённый Степан.

— Мурмурация, — сказал Руй. — Это птицы.

— Это скворцы, — подтвердил Дуфф. — Тысячи и тысячи скворцов. Весточка от Атти. Наши «гости» перешли реку.

Глава 19. Чайные ложечки

— Вряд ли они будут рисковать, — гоблин мельком посмотрел на окно, за которым уже сгустились сумерки.

Все четверо устроились в гостиной вокруг наполовину размотанной бобины упаковочного шпагата и открытого футляра со столовым серебром. На смущённое бормотание Степана о том, что и серебро — часть наследства, Ника только нервно хихикнула.

— Нас, возможно, сегодня или завтра не станет, а вы всё переживаете, что я посчитаю вас нечестным?

Вконец растерявшись, покрасневший Степан умолк. Ника сидела напротив него, время от времени поглядывая на мужчину и пряча в уголках губ улыбку. Руй, тихий и сосредоточенный, работал со страховочным тросом, который они сняли со снаряжения для кровельщиков. Домовой навязывал на трос чайные ложечки, бормоча какие-то заговоры над каждым узелком. Судя по одобрительному хмыканью гоблина, после манипуляций лютена узелки не должны были развязаться ни при каких условиях.

Ложечки они выбрали как самый компактный вариант — с ними самодельные кнуты должны были получиться более гибкими и подвижными. У входной двери, прислонённые к вешалке, стояли обе алебарды, перенесённые из «берлоги». На столе лежали три берберских кинжала из коллекции дяди Этьена.

Дуфф сразу заявил, что железо, хоть оно и неприятно для некоторых духов, всё же не так эффективно, как серебро. Вместе с тем каждый понимал, что использовать нужно любую возможность. По той же причине большой латунный гонг был теперь привязан к толстому брусу и вывешен за окно башни — Руй считал, что его звук вполне может доставить некоторые неудобства «гостям», к тому же это был хороший способ подать сигнал тревоги.

— Вряд ли они будут рисковать, — в который раз повторил Дуфф.

— Ты ведь говорил, нам нечего бояться до следующего новолуния? — спросил Степан. Гоблин кивнул.

— Говорил. Оно как раз завтра.

— Но фавна убили в ночь на четвёртое?

Ника уронила вилку и, широко раскрыв глаза, посмотрела сначала на Степана, потом на Дуффа.

— Здесь есть и фавны?

— Очень надеюсь, что всё ещё есть, — проворчал гоблин.

— Есть, — подтвердил Степан. — Мы не хотели вас пугать раньше времени. Гномы вчера рассказали про нападение, — он снова повернулся к Дуффу. — Так что с новолунием?

— А что с новолунием? Оно будет точно тогда, когда ему положено. Первого и второго числа, в священные дни нового года, наши «гости» были предельно слабы, и все были в безопасности. Потом они начали набираться сил, бедняга фавн невольно помог им в этом. Завтра они будут на пике своего могущества. Поэтому сегодня, скорее всего, ничего не случится — им незачем спешить. Для них удовольствие от охоты будет максимальным в новолуние, а мы станем вишенкой на торте.

— С косточкой, — отозвалась Ника. Руй и Дуфф, не сумев сдержать улыбок, переглянулись. Улыбнулся и Степан, хотя, в отличие от занятой работой девушки, он успел заметить, что глаза лютена и гоблина оставались серьёзными.

* * *

Если не считать усиливающегося чувства тревоги, ночь прошла вполне спокойно. Стены гостиной теперь были сплошь увешаны серебром, словно здесь поработал совершенно безумный декоратор. Ника, несмотря на твёрдое намерение дежурить вместе с остальными, после трёх часов пополуночи всё-таки задремала прямо в кресле. Руй и Степан сменяли друг друга у окон «берлоги», высматривая «гостей», но никого так и не увидели. Дуфф охранял входную дверь.

Все трое облегчённо выдохнули, когда поднявшееся над горизонтом солнце прочертило во дворе за кухонным окном длинную тень от башни. Человек, гоблин и кот осторожно выбрались наружу и обошли всё имение по периметру, но никаких следов вторжения не обнаружили. По-видимому, Дуфф оказался прав: «гости» готовились прийти в новолуние, и по-своему смаковали ожидание предстоящей охоты.

— Скажите честно, какие у нас шансы? — поинтересовался Степан у фейри. На морде кота появилось то грустное выражение, которым он встретил нового хозяина в самый первый день. Гоблин, задумчиво почесав переносицу, сказал без обычной иронии в голосе:

— Почти никаких.

— Может быть, увезём отсюда Нику? Время ещё есть.

— Это не поможет, — со вздохом сказал Дуфф. — Она отмечена так же, как и мы.

— Ты про знак русалки?

— Про него. И про фигурку волка. Это ведь часть её семейной истории — а я почти уверен, что «гости» идут сюда во многом из-за фигурки.

— Что они делают с теми, кто попадётся? — Степан даже теперь не мог отказаться от своего врождённого любопытства. — И вообще, кто они? Сейчас, при солнце, это ведь можно обсуждать?

— На самом деле не стоило бы и сейчас. Не буди лихо, пока оно тихо, — пояснил гоблин. — Это духи, а их так же много, как и фейри. Самых разных, — Дуфф помолчал, дожидаясь, пока они выйдут на верхнюю террасу над виноградником, залитую солнцем. Подставив лицо его лучам, он секунду-другую нежился в тепле, а потом произнёс:

— Теурсты.

— Так их называют?

— В том числе. У них много имён, какие-то можно услышать чаще, какие-то реже. Может, тебе знакомо слово «баргест»? Так их прозвали по ту сторону Ла-Манша.

Слово показалось знакомым, и Степан нахмурился, стараясь припомнить, где он его встречал.

— А в каком виде они являются?

— Громадных чёрных псов, по шкуре которых бегают зелёные огни, словно они только что поднялись из болотной трясины. У них белые глаза без зрачков и радужки, будто бельма, и обрубки вместо ушей. Это прирождённые охотники, от которых не уйти никакой дичи.

— Они что, едят тех, кого поймают?

— Едят, — мрачно отозвался гоблин. — Только не в том смысле, как ты подумал. Им ни к чему плоть. Они поедают саму сущность, жизненную силу — или то, что её заменяет. Они равно способны сожрать человека, фейри или духа, а когда в тех не останется ни капли изначальной сущности, плоть — у кого она есть — превращается в пыль. Вот почему от бедного фавна не нашли даже следа копыта.

— А если я заберу фигурку и, к примеру, дождусь их ночью в машине, у перекрёстка? Помчусь как можно быстрее, уведу за собой?

— Не уведешь. Нет, ты, конечно, будешь двигаться быстрее, чем они, но псы просто не погонятся за тобой. Они спокойно явятся в шато, прикончат всех, кого там найдут — не исключая, к слову, и русалки, хотя с ней, наверное, им придётся повозиться. Потом, может быть, отправятся на пустоши, за гномами. А ты будешь им как маячок на будущее, потому что они способны найти твой след даже спустя годы, и снова пойти по нему. Тебе хочется просыпаться по ночам, вздрагивая от шума ветра? И знать, что рано или поздно, но за тобой всё равно придут?

— Мне не хочется, чтобы что-то случилось с Никой, — признался Степан. Оба фейри долго рассматривали человека, будто мысленно взвешивали очень важное для них решение. Наконец, Дуфф заговорил:

— Ты недавно спрашивал меня про желания, и я сказал тебе, что никакое желание не способно изменить прошлое. Но оно может изменить будущее. Наверное, ты и сам это понял, — гоблин выразительно посмотрел на руки мужчины, где ещё виднелись полузажившие порезы, которые перешли к нему с рук девушки. — Мы сделаем всё, что сможем, а когда придёт последний час — будем надеяться на твоё слово. Может быть, оно нас всех выручит.

— «Когда»? — тихо переспросил Степан. — Не «если»?

* * *

Они старались, как могли, вести себя непринуждённо, и поддерживать за завтраком бодрый разговор, но Нику это не обмануло. Предположения Дуффа («может, их уже и след простыл!») и согласные реплики Степана («в конце концов, воя мы не слышали уже неделю!») она выслушивала спокойно. Однако, когда завтрак был окончен, девушка прямо спросила:

— Вы хотите, чтобы я немедленно уехала?

Степан, не договорив какую-то пустую фразу, осёкся и посмотрел на Нику. Она сидела в кресле у камина, нахмурившись и глядя в пол перед собой. Руки девушки теребили узелки верёвки на небольшом кнуте, специально для неё связанном Руем. Мужчина вдруг осознал, что в этом вопросе не было и тени страха, только горький упрёк тем, кто вновь отказывается принять её помощь. Скажи Степан сейчас «да!», она молча уехала бы из шато.

И следом внезапно пришло понимание, что, уехав, Ника никогда бы уже не возвратилась.

— Нет, — тихо отозвался он. Девушка подняла на мужчину удивлённый взгляд. Степан замялся, но затем продолжил. — Если бы это означало, что вы гарантированно избежите опасности, я бы сам увёз вас немедленно. Но Дуфф считает, что наши «гости» явились, в том числе, из-за фигурки волка. А она — часть вашей собственной истории, вашей семьи и памяти.

— Фигурки? — Ника непонимающе перевела взгляд на гоблина. Тот махнул рукой:

— Рассказывай уже. Какая теперь разница.

Степан начал рассказывать про всё то, что пережил с момента, когда впервые переступил порог шато. Про кровь на старом дереве и связь, которую, похоже, осознавали не только все встреченные им фейри и духи, но, интуитивно, даже сама Ника. Про идущих по следу призрачных гончих и про то, что этот след, возможно, способен привести их к девушке, как бы далеко и тщательно та ни спряталась.

Он говорил, избегая смотреть в глаза собеседнице, и со стороны могло показаться, что Степан рассказывает всё это светлой прядке волос, выбившейся из-за уха Ники. Он знал, что с каждым словом в её душу пробирается холодный липкий страх, первобытный ужас человека перед тьмой ночи и прячущимися в этой тьме кошмарами. Он это знал наверняка, потому что сам испытал то же самое, пока они с Дуффом и Руем бродили вокруг дома и беседовали. Степан закончил свой рассказ тем, что в самом крайнем случае им останется надеяться только на его слово — и добавил со вздохом:

— Но я не знаю, будет ли этого достаточно.

Он впервые встретился глазами с девушкой, и отметил про себя, что серая глубина потемнела, но эта темнота была совсем иной, не такой, которая появлялась, когда Ника испытывала злость. Теперь в её взгляде, казалось, разлилось печальное осеннее небо, от края до края заполненное низкими тучами. Пронзительная пустота и бесконечное одиночество. Степан непроизвольно дёрнулся, но прежде, чем он успел встать со стула и подойти к Нике, та сказала:

— Значит, я могу остаться?

Мужчина хотел было сказать, что они сделают всё, что смогут, и что она может остаться, если пообещает спрятаться в гостиной, где серебро и русалочий дар, может быть, совместными усилиями уберегут её, даже если всё снаружи повернётся к худшему… Но вместо этого он лишь произнёс:

— Да. Я прошу вас остаться.

И увидел, как серое осеннее небо на глазах превращается в весеннее, где налетевший буйный ветер рвёт и кружит тучи, нетерпеливо подгоняя первую в году грозу.

* * *

Гномы не явились, но это никого и не удивило — Степан лишь надеялся, что братьям удалось, как они намеревались, уйти под землю и переждать. Продремав несколько часов днём, он вместе с Дуффом отправился практиковаться с самодельными кнутами, чтобы попривыкнуть к необычному оружию, которое предстояло пустить в ход ночью.

— Я читал про умельцев, которые кончиком кнута — само собой, настоящего кнута — умеют тушить сигареты и сбивать фитили зажжённых свечей, — Степан со свистом рассекал воздух страховочным тросом, пытаясь создать вокруг себя что-то вроде защитного купола из постоянно движущегося серебра.

— К счастью, нам такое мастерство осваивать не нужно. Просто бей, как можно чаще и точнее, — Дуфф, прицелившись, смахнул с пенька мишень. Мишенями им служили связанные из ивовых прутьев кубики, набитые прошлогодней сухой травой. — Жаль, что у нас нет ни кузницы, ни кузнеца. Мы бы покрыли серебром оружие.

— Думаешь, махать посеребрённой алебардой было бы проще?

— Мне — да. И получалось бы точнее. Хотя, в общем, и так сойдет, — гоблин смахнул подряд ещё три кубика и повернулся к человеку. — Учти, серебро будет нестерпимо жечь их, и они от этого станут ещё злее, так что могут, забыв о всякой осторожности, полезть на рожон.

Степан потрогал фигурку в кармане. После разговора с Никой он сходил в «берлогу» и забрал волка из витрины, решив, если не останется ничего другого, выбежать с ним в парк, и попытаться хотя бы так отвлечь псов. К тому же у Степана было подозрение, что если фигурка для «гостей» даже более желанная добыча, чем все обитатели шато, псы, скорее всего, станут в первую очередь охотиться именно за ней — а значит, за ним.

«Истинный хозяин», — усмехнувшись, подумал он, поглаживая вздыбленный загривок деревянного волка.

— Может, есть смысл вместо всех стен гостиной повесить серебро только у камина, но чтобы получилось максимально плотно? Если Ника будет в таком окружении, может, к ней они уже не сунутся?

— Может. А может и нет, — отозвался Дуфф. — Пока мы будем снаружи, им всё равно сначала придётся иметь дело с нами. А когда придётся отходить в башню — там и видно будет.

— Когда… — отстранённо повторил за гоблином Степан.

* * *

Из старых досок, забракованных гномами, из дров и собранных Дуффом в парке сухих веток, они сложили несколько костров по периметру башни. Огонь, как узнал от гоблина Степан, никакого вреда теурстам нанести не мог, как и отпугнуть их. Так что костры готовились ради собственного удобства защитников шато — драться они собирались при свете.

Больше всего мужчину беспокоила стена башни, смежная с основной частью дома. Он поделился опасениями с Дуффом, и тот, фыркнув в прежней своей ироничной манере, успокоил человека:

— Ни один дух, даже такой сильный, не полезет сквозь русалочий знак. К тому же с добавленным к знаку серебром. Вот если бы там был дверной проём…

Степан нерешительно улыбнулся. Оба фейри уже наизусть знали схему перепланировки — рядом с камином в башне предполагалось устроить дверь в служебный коридорчик отеля, откуда можно было выйти в главный холл и по основной лестнице подняться на второй этаж. Собственно, на эту мысль хозяина навёл Руй, который резонно заметил, что всегда нужно оставлять себе пространство для манёвра в будущем. Так что теперь второй этаж прежней квартиры Мадлены Соваж при необходимости можно было закрыть для гостей отеля, и сделать частью хозяйских апартаментов.

— Да. Хорошо, что мы не успели пробить тут дверь, — согласился Степан.

— Так что мадемуазель Нике ничто не грозит, пока она остаётся в башне, а мы погоняем собачек снаружи, — попытался сострить Дуфф. Но, как и минувшей ночью, несмотря на довольную ухмылку гоблина, глаза его оставались серьёзными.

День выдался на удивление погожим и солнечным, и даже под вечер на небе не появилось ни тучки. Ночь обещала быть бархатисто-чёрной, почти летней. Закат догорел и растаял уже часа два назад, сумерки становились всё гуще. На башню взобрался дежурить превратившийся Руй.

— Как думаешь, когда? — спросил человек. — Ближе к полуночи?

— Не обязательно. Луна ведь не следит за человеческими часами, а наши «гости» чувствуют Луну. Новолуние было около полудня.

— Откуда ты знаешь?

— Попросил мадемуазель проверить в Интернете. Так что вряд ли пёсики станут ждать — по сути, их сила уже сейчас понемногу начинает убывать. Я бы сказал…

В тишине вечера грозно и глухо прозвучал латунный гонг. Оба подняли головы: Руй, ещё раз ударив в гонг, указал рукой на запад, в сторону Гуарека.

— Идут! — и домовой исчез в окне, торопясь присоединиться к друзьям внизу.

Глава 20. Когда придёт последний час

— Сколько их? — поинтересовался Дуфф, когда Руй, всю дорогу вниз по лестницам бежавший, сломя голову, остановился между гоблином и Степаном.

— Не знаю, — ответил лютен, пока позади лязгали засовы входной двери.

Ника, хоть и страшно недовольная, выполняла данное им троим обещание сидеть в башне, пока всё не закончится. Степан вежливо и неуверенно просил её не рисковать собой. Руй заверял, что девушка будет защищать именно гостиную, их последний рубеж, после того, как они снаружи сделают всё возможное. Дуфф же просто заявил, что если увидит Нику снаружи, то бросит свой кнут, схватит приготовленную для костра ветку, и по праву самого старшего в их компании выпорет девушку, как сидорову козу. Даже если его после такого немедленно прикончат.

— Псы? — поинтересовался Степан.

— Нет, — покачал головой домовой. — Пока ещё туман. Поэтому я и не смог их сосчитать. Клочья тумана тянутся с полей к лесу и быстро приближаются.

— Они точно не попытаются добраться до Ники в обход нас?

— Точно, — скривился гоблин, которому этот вопрос, заданный, должно быть, в десятый раз, порядком надоел. — Они охотники! Им интересно поиграть с дичью. С нами им будет приятно позабавиться. И потом, наши сущности их напитают, так что проломиться через защиту башни будет легче.

— Очень обнадёживающая речь, — усмехнулся Руй.

— Честная, — невозмутимо поправил его Дуфф.

— Спасибо вам обоим. За всё, — Степан взглянул на одного, затем на второго, и протянул им раскрытую ладонь. — Жаль, что наше знакомство было таким недолгим.

Фейри с серьёзным видом пожали руку человека.

* * *

Ещё днём они распределили между собой стороны. Степан остался у двери, Дуфф должен был охранять стену башни со стороны парка, а Руй — тыльную стену, к которой лепилась маленькая котельная.

Около четверти часа не происходило ровным счётом ничего. Мужчина нервно расхаживал взад-вперёд, вглядываясь в сгустившуюся позади костров темноту, но между деревьями за оградой имения никто не двигался. Не было ни тумана, ни ветерка — полнейшее безмолвие закладывало уши, будто вата. Степану начали чудиться то ли какие-то вздохи, то ли всхлипы. Он настороженно прислушался, но звуки немедленно пропали.

Наступившая тишина раздражала, и человек, продолжавший вышагивать туда-сюда перед башней, принялся тихонько напевать себе под нос по-русски:

— В путь, в путь… Кончен день забав…

Он уже добрался до третьего куплета, когда негромкий голос Дуффа сзади произнёс:

— О чём это?

Степан обернулся. Гоблин, поигрывая кнутом в правой руке и положив левую ладонь на рукоять кинжала у пояса, с любопытством смотрел на человека.

— Да так… Вспомнилось. Как там Руй?

— Всё спокойно. Впрочем, мы ведь и считали, что они, скорее всего, пойдут именно с твоей стороны.

— Не вздумайте геройствовать, — в который раз предостерёг гоблина Степан. — Если не зову на помощь, значит, справляюсь. Не подставляйтесь зазря.

— Ты тоже, — иронично отозвался Дуфф, и скрылся за углом башни.

Человек снова принялся прогуливаться перед зажжёнными кострами, тихонько напевая себе под нос все песенки, которые только приходили на ум. Но ощущение от них было совершенно другим, не таким, как вечерами, когда после ужина гномы устраивались у камина в ожидании своей ежедневной платы. Волшебство песни не складывалось, рвалось, распадалось, как разлезается на отдельные нити истлевшее полотно. Что-то надвигалось из тёмного леса, и холодное дыхание этого неведомого сдувало магию с напева.

Степану снова послышались то ли вздохи, то ли всхлипы. Он замер, прислушиваясь, и вдруг прямо над головой в окне башни загудел гонг. Мужчина поднял голову, с удивлением разглядывая Нику, которая, высунувшись из окна, изо всех сил колотила в большой латунный диск.

И ночь ожила.

Темнота вокруг пошла какой-то непонятной рябью, а мерещившиеся на периферии слуха всхлипывания вдруг взвились резким злобным визгом и растаяли. Что-то пронеслось мимо него, слева и справа, мелкое, шустрое, будто разорванные клочки самой тьмы. Но оно двигалось не к башне, а прочь, в лес, втягивалось в молчавшую до сих пор чащу, попискивало и верещало среди деревьев.

Ника продолжала колотить в гонг, и Степан на удачу взмахнул кнутом, очертив круг. Раздался треск, как от статического электричества, и несколько привязанных к тросу серебряных ложечек блеснули искрами, соприкоснувшись с чем-то невидимым. Давешний визг повторился, срываясь в писк нестерпимой боли, и тая — теперь, как понял человек, окончательно.

Клочки тьмы, злобная мелочь, посланная призрачными гончими вперёд, улепётывали к своим хозяевам. За углом башни яростно ругался Дуфф, и потрескивание с той стороны напоминало уже взрывы связок мелких петард. Где-то позади башни вторил гоблину Руй. Степан энергично закрутил кнутом, хлеща окружавшую его тьму, и с удовольствием наблюдая, как серебро раз за разом покрывается искрами от контакта с незримой нечистью.

Гонг не умолкал, но те, кто кинулся прочь при его звуках, уже отступили, а им на смену двигались новые. Приземистые сгустки тьмы, пахнущие сырой землёй и гнилью, переваливающиеся на ходу, неуклюжие — так выглядела бы земляная кочка, вздумай она попробовать ходить. Степан снова пустил в ход свой серебряный кнут, и «кочки» начали оседать одна за другой от соприкосновения со смертоносным для них металлом. Ни воя, ни визга в этот раз не было, но в ноздри ударил отвратительный смрад тухлятины, который, к удивлению Степана, немедленно исчез, едва Ника, сделавшая на несколько секунд передышку, начала снова бить в гонг.

— Это мороки! — прорычал Дуфф, на мгновение показываясь из-за угла башни. — Ничего этого нет, помни! Ты — хозяин!

— Я — хозяин. Прочь! — рявкнул Степан, и его голос вдруг поднялся, перекрывая и шум налетавшего теперь порывами ветра в кронах деревьев, и гонг, и выкрики сражавшихся фейри. Остававшиеся на безопасном расстоянии от кнута «кочки» заколебались, остановились.

— Прочь я сказал! — Степан сделал шаг в их направлении, и мороки, отпрянув, поползли обратно в лес, причем куда поспешнее, чем они двигались к шато.

Пока нападение не выглядело опасным, и даже хоть сколько-нибудь эффективным для самих нападающих. Призрачных гончих всё ещё не было видно, а время, если гоблин не ошибся, работало против теурстов. Степан вдруг подумал, что забыл спросить у Дуффа и Руя, что будет с духами, если они втроём сумеют удержать их до рассвета — и тут же усмехнулся, решив, что солнечный свет едва ли придётся по вкусу порождениям ночи.

«Интересно, а если бы их ультрафиолетовой лампой…»

Он не успел закончить мысль, потому что по лесу пронёсся настоящий шквал, где-то затрещали выдираемые с корнем деревья, глухо ухнуло, и по земле прошла мелкая дрожь, будто в чаще упал могучий дуб.

— Тише, мадемуазель! — окликнул Степан Нику. Гонг умолк, последние отзвуки его растеклись в темноте. Шквал налетел во второй раз, принеся с собой какие-то неясные голоса, шепотки, обрывки фраз. Человек, нахмурившись и склонив голову на бок, прислушивался, пытаясь понять, в чём состоит эта новая угроза.

Третий шквал обрушил на мужчину хор голосов, от которого он едва не выронил свой кнут. Степан узнал их, все до единого, узнал слова, которые они произносили, и мысли, в которые складывались эти слова. Он ещё успел подумать, что если бы на свете существовал антипод совести, именно так он должен был бы звучать — и тут сознание практически отключилось.

Упав на колени, мужчина зажимал руками уши, пытаясь прогнать накатывающие видения, но те впивались в него, как колючки репейника, и если удавалось оторвать одну — вместо нее прицеплялись десять новых. Всё, что он только успел совершить в жизни плохого, все нанесенные другим живым существам, вольно или невольно, обиды — всё это накатило волной мрака и безысходности, сжало горло, перехватывая дыхание.

— Я виноват, виноват, виноват… — заведённым автоматом твердил Степан, не замечая, что уже завалился на бок, и теперь пытается свернуться калачиком, не отводя рук от ушей. Каким-то чудом он всё ещё не бросил кнут, но силы к сопротивлению уходили, как испаряется вода под летним солнцем.

Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Сквозь выступившие слёзы Степан разглядел невысокий силуэт, узнал рыжий огонь бороды и усов.

— Ру-уй! — провыл человек, содрогаясь то ли в плаче, то ли в последнем хрипе.

— Хозяин, вставайте!

— Ру-уй! Я виноват, виноват, виноват…

— Вставайте, хозяин! Вставайте! — домовой настойчиво тянул его за руку, пытаясь поднять с земли.

— …виноват, виноват, виноват…

— Каждый в чём-то виноват, хозяин. Не дайте им запутать вас. Это не ваша совесть, это даже не стыд. Это то, что сожжёт вас изнутри!

Степан, зажмурившись и сжавшись в комок, до крови закусил нижнюю губу. Он чувствовал, что слова Руя правда, что его в самом деле начинает пожирать какое-то тёмное пламя, но был не в силах ничего с этим поделать.

— Хозяин, мадемуазель Ника! Помогите ей, хозяин!

Мужчина широко открыл глаза и посмотрел на лютена. Из прокушенной губы на подбородок стекала кровь, ноги и руки свела судорога. Медленно, будто одеревеневшие, Степан отнял ладони от ушей.

— Ника… — прохрипел он, впервые делая попытку подняться.

— Помогите ей, хозяин!

Неверными движениями пьяного человек завозился на земле, руки лютена подхватили его левое предплечье, и тут же в правое вцепились руки гоблина. Вдвоём Руй и Дуфф помогли Степану встать. Перепачканный грязью, измазанный в крови, он поднял взгляд к башне — и увидел, что в окне уже никого нет.

«Дверь же закрыта», — мелькнула в бредовом тумане мысль, но тут залязгали засовы, и на дорожку выбежала девушка. До смерти перепуганная, но совершенно живая и здоровая.

— Ни-ка… — по слогам просипел Степан, делая шаг к ней. По ту сторону ограды верхушки деревьев в лесу начали покачиваться, отмечая приближение нового и, должно быть, последнего, шквала.

Девушка обхватила ладонями его лицо, с ужасом всматриваясь в глаза — и, увидев, что взгляд у мужчины хотя и мутноватый, но всё-таки осмысленный, облегченно выдохнула.

— Господи, я так испугалась…

Четвертый шквал подкатывал, в лесу что-то шипело, свистело, улюлюкало, будто там бесновалась целая армия ночных демонов. Степан затряс головой, как отряхивающая воду собака, обернулся к лесу — и заорал во всю мочь, срывая голос:

— Прочь! Вон отсюда! Прочь, я сказал!

Шквал будто обрубили по невидимой границе, где-то над коваными пиками ограды — и внезапно в обратную сторону, весело посвистывая, устремился свежий весенний ветер, разом унёсший в темноту все зловещие звуки. Четверо у башни подняли головы к небу: на чёрном бархате одна за другой — они вдруг поняли, что это впервые за весь вечер — проступали искорки звёзд. Ухнула сова, ей ответила другая.

Между прутьями ограды, обвивая каменные столбы и деликатно обходя побеги плюща и винограда, к шато потянулись тонкие струйки тумана.

Дуфф среагировал первым: схватив Нику за руку, он потащил ошеломлённую девушку за собой, втолкнул её в башню и захлопнул дверь. Руй вышел вперёд, раскручивая свой кнут и доставая из ножен кинжал. Гоблин тут же присоединился к нему, и оба они встали так, чтобы с боков защищать человека.

Степан в последний раз тряхнул головой, сгоняя остатки наваждения. Тыльной стороной ладони стёр всё ещё сочившуюся из губы кровь и, в свою очередь вытащив кинжал, шагнул к друзьям.

— Подвиньтесь немного, пожалуйста.

Фейри шагнули в стороны, и теперь троица ждала.

Даже на расстоянии чувствовалось, что пришедший из лесу туман не имеет ничего общего с весной и солнцем. Это был тот редкий зимний туман, который, несмотря на жарко натопленный очаг, способен выстудить весь дом. Промозглый, пробирающийся под тёплую одежду и толстые одеяла, замораживающий даже в движении. Ледяными пальцами касающийся кожи, а потом проникающий в сами жилы, в кровь, в сердце.

Степану показалось, что накрой их сейчас это туманное облако, сражению пришёл бы конец. Но теурсты были охотниками — а, кроме того, человек вдруг заметил, что клочки тумана остаются разделёнными, и не выказывают никакого желания объединяться. Это была стая, однако стая, где каждый действовал сам по себе, потому что не хотел делить с другими добычу.

Первый призрачный пёс соткался из тумана у угла башни, на каменных плитах дорожки, ведущих к главному входу. Впрочем, едва только оскаленная пасть и будто закрытые бельмами глаза проступили из тьмы, Степан понял, что на собак эти существа похожи лишь очень отдалённо. Высокие, поджарые, на тонких, даже тощих ногах, с косматой свалявшейся шерстью, по которой пробегали зеленоватые проблески болотного огня, они выглядели скорее как призраки настоящих псов.

— Я — хозяин этой земли! Прочь отсюда! — попробовал человек на всякий случай, но теурсты проигнорировали его слова. Казалось, пасти оскалились ещё шире, демонстрируя насмешку над жалкой попыткой кого-то претендовать на статус хозяина. Хозяевами здесь были они, и призрачные гончие прекрасно это знали.

С башни снова зазвенел гонг. Один из псов поднял вверх морду, секунду-другую с ленивым любопытством рассматривал девичью фигурку, бившую в латунный диск — а потом завыл. Вой теурста перекрыл пение металла, и Ника, поняв тщетность своих усилий, перестала колотить в гонг.

Теперь стая с тем же ленивым любопытством рассматривала человека и двух фейри, посмевших заступить им дорогу. Вид серебра заставил белёсые глаза злобно прищуриться, и впервые Степан заметил на оскаленных мордах нечто вроде выражения недовольства. Добыча собиралась кусаться, и у добычи были для этого зубы.

Всего их обступало полукольцом около двух десятков теурстов, но позади, вдоль ограды шато, продолжали перетекать клочки тумана, будто там ждали своей очереди другие духи. В центре образованного призрачными гончими полумесяца, прямо напротив Степана, помещался самый большой из псов, очевидно, вожак. Он, в отличие от прочих, даже позволил себе с равнодушным видом усесться на задние лапы, разглядывая человека. Потом потянул носом воздух, и уставился на тот карман, где лежала фигурка волка.

Степан, толком сам не понимая, что делает, сунул кинжал в ножны и, достав фигурку из кармана, продемонстрировал её вожаку теурстов.

— Чуешь? Я — хозяин. Я отдал кровь. Он — мой, я — его, а ты — прочь! Прочь отсюда, раб!

Вой взбешённых духов вспорол привычные шорохи и звуки ночи. Человеческая букашка посмела говорить с ними, посмела оскорбить! Смерть не должна быть слишком быстрой для букашки! Вожак прыгнул первым, подавая сигнал — и Степан успел ещё подумать, что случившееся прежде лишь разминка: настоящий бой начинался только теперь.

Глава 21. Бугул-Ноз

Он потерял всякое представление о времени и пространстве. Помнил только, что слева от него находится Дуфф, а справа — Руй, и что серебро для обоих безвредно. Эта мысль почему-то радовала, когда Степан с остервенением хлестал самодельным кнутом, закручивал его над головой, выбрасывал руку вперёд, стараясь достать ударом очередного противника.

Вокруг троих защитников башни вертелась бешеная карусель. В обличье псов теурсты в целом вели себя как настоящие собаки: они выгадывали момент, бросались, норовя вцепиться в любую неосторожно подставленную конечность, а лучше того — сразу в горло. Они даже рычали, подобно обычным псам, только рычание это было каким-то странно сиплым, с присвистом.

Чайные ложечки прекрасно делали своё дело, и бока многих духов с шипением исходили дымом от оставленных серебром ожогов. Дуфф, изловчившись, сумел приложить одного пса кнутом вдоль всего туловища, от носа до кончика хвоста, а когда тот, взвыв, покатился по земле, гоблин прыгнул на него сверху и, не дав опомниться, обернул кнут вокруг шеи. Раздался такой же электрический треск, как недавно при разгоне первой волны нападавших, и голова пса, а следом и тело, распались на мелкие клочки тумана, мгновенно растаявшие в воздухе.

Стая, потерявшая соплеменника, взвыла, но Степан тут же понял, что это вовсе не плачь по потере, а ярость от того, что им посмели сопротивляться. Ему подумалось, как же тяжко пришлось, должно быть, бедняге фавну, который в одиночку столкнулся с призрачными гончими в лесу. И, возможно, другим лесным жителям, про которых они никогда не узнают. Человек попытался повторить манёвр гоблина, но духи были уже начеку: пес, на которого он нацелил удар, увернулся, и полоснул Степана когтями по ноге.

Когти были короткими, собачьими, но от их прикосновения все мышцы пронзил ледяной холод. На мгновение или два нога вообще отказалась слушаться, однако Степан со второго замаха подсёк-таки ноги пса кнутом, а когда тот рухнул на землю, несколькими ударами серебра по голове добил теурста.

Руй прикончил третьего, для чего лютену пришлось позволить духу насесть на себя. Кнут домового обжёг призрачную гончую вдоль брюха, а затем оказался у неё в пасти, пока другой рукой Руй яростно тыкал оскаленную морду кинжалом. Степан видел краем глаза, как лютен поднимается среди тающих в воздухе клочков тумана, но движения домового были какие-то заторможенные — похоже, его тоже успели достать или когти, или зубы.

Впрочем, особого толку от их успехов не было: место уничтоженных теурстов просто заняли новые, и стая продолжала наступать, постепенно оттесняя троих защитников к двери башни. В какой-то миг Степан увидел, что Ника, присоединившись к ним внизу, яростно хлещет кнутом одного из псов. Увидел как Дуфф прикрывает девушку от укуса, и зубы призрачной гончей глубоко впиваются в левую руку гоблина, заставляя того выронить кинжал.

Вожак сшиб с ног Руя, отшвырнув его к самому порогу, и оскалился в усмешке, видя, как человек упрямо перехватил поудобнее рукоять кнута. Краем глаза Степан заметил, что Ника уже тащит за собой ослабевшего гоблина, пытаясь скрыться в башне, а Дуфф на ходу отмахивается от наседающих на них духов.

Вожак прыгнул, пользуясь моментом, и мужчина едва успел увернуться, наотмашь полоснув кинжалом. Сталь рассекла оскаленную морду, но не оставила видимого следа — пёс только рассвирепел от прикосновения холодного железа, и полоснул в ответ когтистой лапой, распоров на Степане куртку. Вскрик Ники предупредил его. Мужчина, собиравшийся было завертеть кнутом над головой, вместо этого резко повернулся, и хлестнул даже не целясь, сверху вниз по широкой дуге.

Ошпаренный серебром пёс, взвыв, отскочил в сторону, а в спину Степана ударили лапы вожака. Человек ещё успел, падая, перевернуться, и оказался лицом к лицу с призрачной гончей, прижавшей его к земле. Два теурста подскочили слева и справа, вцепившись в руки, и Степан в отчаянии выругался, ощущая, как сами собой разжимаются ослабевшие пальцы, выпуская спасительное серебро.

Ника бросилась на помощь, но ещё до того, как девушка успела добраться до вожака, её саму сшибли с ног. Кнут отлетел в сторону. Опрокинувший девушку пёс, встав ей на спину, поднял к небу голову и торжествующе завыл, ожидая, пока вожак первым прикончит добычу. В дверях башни, отбиваясь от пятерых наседающих на них духов, плечом к плечу сражались Руй и Дуфф.

Степан чувствовал, как одна из тяжёлых лап теурста («интересно, почему духи в этом облике имеют вес?») вдавила ему в грудь спрятанную во внутреннем кармане фигурку волка. Сами собой всплыли в памяти слова гоблина: «Когда придёт последний час…» Человек попытался подобрать какие-то слова, но ничего не шло в голову — и неожиданно для самого себя, Степан просто плюнул в оскаленную морду.

Казалось, вожак изумился не меньше своей добычи. Затем, подняв голову, теурст взвыл, заявляя своё право и готовность нанести последний удар.

И на этот вой пришёл ответ.

Тяжкий, стонущий звук, наполненный безмерной печалью одиночества, накатил с востока, из-за шато. Что-то задвигалось в неверном свете догорающих костров, и из-за угла башни появилось существо, которое Степан поначалу принял за ещё одного теурста. Но почти тут же хозяин Буа-Кебир понял, что ошибся: косматый зверь, медленно вышагивавший по плитам дорожки, был вдвое выше и шире даже вожака призрачных гончих, и больше всего напоминал видом настоящего волка, с торчащими ушами и блестящими, словно звёзды в ночном небе, глазами.

Пёс, прижимавший к земле Нику, как-то смущённо пискнул и даже чуть подался назад. Вожак оскалился, но и его лапы уже не так уверенно удерживали Степана. А неведомый зверь продолжал спокойно наступать. Он не рычал и не скалил клыки, он даже больше не выл, но во всей его фигуре, в самой походке, в каждом движении сквозила угроза.

Теурст завыл сильнее, и Степан краем глаза увидел, как клочки тумана, до сих пор метавшиеся вдоль ограды, стали обретать очертания. Человек судорожно сглотнул: они дрались с двумя десятками духов, но теперь из тьмы выдвигались всё новые и новые — казалось, что шато атаковало не меньше сотни призрачных гончих. Однако огромного волка это, похоже, ничуть не беспокоило.

Он понюхал воздух, поднял морду к небу — и снова плачущий вой, выражение отчаянной тоски и неприкаянности, разлился над имением и окружавшим его лесом. Но теперь в этом вое был ещё и зов, и на зов немедленно откликнулись.

Небосклон пересекла падающая звезда, и вдруг откуда-то с крыши шато на землю рядом с волком то ли спрыгнул, то ли спланировал огромный кот, весь будто сотканный из серебристого лунного света. Степан с изумлением понимал, что кот должен быть — или, может, при жизни был — полосатым, с белыми носочками на лапах и одним белым ухом, но теперь рисунок его шкурки угадывался лишь в тёмных и светлых пятнах, словно этого пришельца нарисовали единственной краской: серебряной.

Рядом с первым тут же появился второй кот, затем ещё один, и ещё, и ещё. Ника слабо вскрикнула, и Степан, отвлёкшись на её крик, мельком увидел, что небосвод теперь прочерчивает настоящий звездопад. Вокруг волка возникали новые и новые коты. Серебряные хвосты хлестали по бокам, дыбилась шерсть на загривках. Сотканные из лунного света когти нетерпеливо скребли камень дорожки и землю парка.

Теурсты — за исключением тех, что сторожили Нику, Руя и Дуффа — выстроились полумесяцем. В закрытых бельмами глазах вожака Степану почудилось презрение к кошачьим защитникам. Пасти призрачных гончих оскалились, они потихоньку начали двигаться вперёд, словно решив сначала устранить эту неожиданную помеху, а уже затем, без лишних хлопот, закончить с обитателями шато.

Волк, склонив набок голову, спокойно смотрел на приближающуюся стаю. И вдруг у Степана перехватило дыхание: позади духов тут и там в воздухе заколыхались зыбкие силуэты, сами похожие на клочки лунного света или тумана. В отблесках уже почти погасших костров можно было смутно различить кольчуги, шлемы, мундиры, мечи, винтовки, каски и копья, шинели и кивера, тяжёлые дубинки и мохнатые шкуры.

Шеренги призраков, тех, кто когда-либо сражались и погибали на этой земле, кто отдал ей свою кровь и свою жизнь за все минувшие столетия, забыв прежнюю принадлежность к армиям и тронам, поднимались плечом к плечу, пробуждённые от векового сна. Степан запрокинул голову, пытаясь получше рассмотреть волка — и увидел, что позади него и котов тоже плотной стеной встала призрачная рать.

И когда теурсты яростно бросились вперёд, навстречу им устремилась целая армия, где соседствовали серебристые тени и острые кошачьи когти.

* * *

Степан не помнил, когда вожак оставил его, присоединившись к схватке. Не чувствуя прокушенных призрачными гончими рук, он упрямо пополз к Нике, но оказалось, что и удерживающего её пса больше нет на месте, а девушка, снова подобрав свой кнут, уже оглядывается по сторонам, пытаясь понять, кому нужнее её помощь — Степану, или Рую и Дуффу.

Впрочем, домового и гоблина тоже больше не прижимали к дверям озлобленные псы. Две маленькие фигурки неловко ковыляли к людям, а вокруг всех четверых на всём пространстве от виноградников и до верхних ворот имения, шло совершенно безмолвное сражение. Кое-как поднявшись, Степан побрёл к друзьям, каждую секунду ожидая, что кто-нибудь из псов, походя, всё-таки решит покончить с обитателями шато. Но тут же заметил, что несколько призрачных воинов оберегают фейри, а пара серебристых котов охраняют Нику. Взглянув под ноги, он даже не слишком удивился, увидев и возле себя двух таких же сопровождающих.

Девушка уже была рядом и, не обращая внимания на возражения мужчины, подхватила его, помогая идти. Руй и Дуфф, сохранившие свои кнуты, вертели головами, следя за схваткой, но не решались пустить в ход серебро. Когда люди добрались до них, гоблин пробормотал:

— Хотел бы я подсобить им… Но, боюсь, что нашим защитникам эти ложечки тоже не пойдут на пользу.

Бой между тем уже заканчивался. Последние теурсты, просочившись через прутья ограды, удирали в лес. Призрачные воины, для которых, похоже, незримым рубежом был периметр имения, закончив сражение, таяли в воздухе. Но вот коты, рождённые то ли светом невидимой сегодня луны, то ли падающими звёздами, продолжали погоню и в лесу, так что время от времени над деревьями взлетал к небу последний вой очередной призрачной гончей.

Степан вдруг почувствовал, что всё тело у него болит, а рёбра ломит так, будто его ночь напролёт пинали по ним под разными углами. Повернув с трудом слушающуюся шею в сторону волка, мужчина хотел было что-то сказать, но замер с открытым ртом.

Волка не было. Вместо него на каменных плитах сторожки стояла очень высокая сутулая фигура. Длинные и худые ноги высовывались из-под лохмотьев, в которые был укутан их неожиданный спаситель.Степану показалось, что он даже различает отдельные веточки и листики, прицепившиеся к плащу — хотя мужчина немедленно усомнился, что речь вообще идёт о плаще, потому что, когда голова существа шевельнулась, шевельнулась и вся «одежда». Кажется, пришелец, помимо жалкого рубища, был завёрнут в собственные невероятно длинные волосы.

Фигура нерешительно сделала к ним шаг, стали видны руки, такие же длинные и такие же худые, как ноги. Тонкие пальцы, в которых, похоже, было четыре, или даже пять, фаланг, осторожно отодвинули с головы капюшон, приоткрывая краешек лица. Степан, к рукам которого отчасти вернулась подвижность, осторожно сжал ладонь Ники, предостерегая её от вскрика — но девушка и сама понимала, что это было бы невежливо по отношению к стоящему перед ними.

Существо едва ли можно было назвать красивым. Пожалуй, кто-то счёл бы его даже уродливым: широкий жабий рот, едва выступающий приплюснутый нос, крохотные дырочки ноздрей. Подбородка не было вовсе. Большие, совершенно чёрные глаза, безо всякого намёка на радужку. Мешки под ними, переходящие ниже в складки на щеках. С одной стороны из-под капюшона торчал край вислого уха, словно у вечно понурого ослика.

И всё-таки могущественный повелитель призраков и звёздных котов не выглядел ни злым, ни опасным. Скорее робким. Существо неуверенно подождало, но, видя, что они не кричат и не убегают в страхе, полностью откинуло капюшон, позволяя людям и фейри рассмотреть своё лицо. Создавалось впечатление, что оно само считает себя ужасным уродцем, и очень этого стыдится. Хотя чем дольше Степан всматривался в лицо их спасителя, тем симпатичнее казался ему этот новый, незнакомый ещё, представитель волшебного мира.

— Бугул-Ноз, — выдохнул стоявший рядом с хозяином Руй, и низко поклонился.

— Бугул-Ноз, — повторил за ним поклон Дуфф, левая рука которого висела плетью.

Существо нерешительно улыбнулось и что-то пролопотало. Ника и Степан почтительно поклонились, и мужчина сказал:

— Спасибо вам.

Бугул-Ноз снова залопотал. Речь его была мелодичной, и при этом совершенно непонятной — хотя сам он, похоже, прекрасно понимал сказанное на французском. Люди неуверенно переглянулись, но на помощь им пришёл Руй.

— Простите, Древний, они не знают нашего языка, — домовой посмотрел в глаза Степану. — Он благодарит вас.

— За что? — непонимающе спросил человек, переводя взгляд с лютена на их защитника. Бугул-Ноз что-то сказал, и широким жестом руки обвёл всё вокруг.

— За то, что вы поступили, как истинный хозяин. Вы готовы были отдать свою жизнь за тех, кто вам дорог.

Степан сглотнул подступивший к горлу комок, не зная, что на этот ответить. Потом, чувствуя, как вдруг защипало глаза, всё-таки сказал:

— Но ведь это я виноват. Всё это — последствия моего поступка. Не отдай я кровь, не проснулись бы теурсты, не погиб бы никто из лесного народа.

Бугул-Ноз изобразил недоумение — на его лице шевельнулись маленькие бровки. Потом он медленно, давая Рую возможность спокойно перевести сказанное, произнёс несколько фраз.

— Не проснулись бы теурсты, но не проснулся бы и лесной народ. Не проснулся бы лесной народ — не было бы праздника весны. Не было бы праздника весны — не проснулся бы сам Древний.

Только усилием воли Степану удалось избежать того, чтобы рот у него широко раскрылся в изумлении.

— Не проснулся бы лес Кенекан и пустоши Лискюи, не проснулась бы древняя Арморика. Разве вы хотели бы, чтобы всё это вновь погрузилось в сон? Или не просыпалось вовсе?

Степан обвёл взглядом гоблина и лютена. Внимательно смотревшую на него Нику. Последних призрачных воинов, которые исчезали, наклонившись над углями костров и подставив их теплу свои полупрозрачные ладони. Где-то далеко в лесу изредка вспыхивал серебряный проблеск, и тотчас по небосклону вверх взбиралась звёздочка, быстро теряясь среди других.

— Нет, — покачал головой человек.

Широкий лягушачий рот растянулся в улыбке. Степан полез во внутренний карман, достал оттуда деревянного волка, и протянул его Древнему. Тот с интересом взял фигурку своими тонкими пальцами, осторожно повертел, осматривая со всех сторон, и поставил себе на ладонь.

— Мне бы хотелось поблагодарить вас. И мне бы хотелось, чтобы эта фигурка больше никогда не стала приманкой для злых духов или фейри.

Большие чёрные глаза весело прищурились. Вдруг Бугул-Ноз подмигнул Степану, накрыл волка второй ладонью, а когда снова поднял её, деревянная фигурка ожила. Волк, оскалившийся и изготовившийся к бою, покрутился на ладони, но, не найдя противника, успокоился, и улёгся, свернувшись клубком. Ника ахнула в восторге.

Высокая фигура натянула на голову капюшон и исчезла, словно её не было.

Глава 22. О брауни и троллях

Солнце сияло на безоблачном небе, лёгкий ветерок играл в ветвях деревьев. На верхней террасе сада, расстелив на молодой травке пледы и раскидав на них подушки, нежились обитатели шато. Раны, нанесённые когтями и зубами призрачных гончих, не оставили видимых следов на теле, но где-то внутри этих незримых отметин засел могильный холод. Солнечное тепло понемногу выгоняло его, тянуло наружу из тела, словно глубоко впившиеся занозы — но дело шло очень медленно. Они уже несколько часов принимали солнечные ванны, однако все полученные укусы и царапины саднили немногим меньше, чем ночью.

Степан смотрел на спящую Нику, рядом с которой свернулся клубочком большой рыжий кот. Время от времени лицо девушки чуть хмурилось, словно хороший сон сменялся не слишком хорошим, но под весенним солнцем и в окружении друзей ни один настоящий кошмар так и не посмел сунуться к ней.

Вспомнив что-то, Степан перевернулся на живот и потряс за предплечье Дуффа. Гоблин с недовольным видом приоткрыл один глаз.

— Та картина Соваж, помнишь? Которая так понравилась Нике? Ты ещё сказал, что это может быть просто пенёк в овраге. Но это ведь был Бугул-Ноз?

— Понятия не имею, — пробурчал Дуфф, собираясь задремать снова. Степан чуть настойчивее тряхнул его за плечо, и гоблин, тяжело вздохнув, сел.

— Вы, люди, иногда просто невыносимы! — выдал он свой вердикт. — Неужели ты думаешь, что я на раз-два должен распознавать любого фейри или духа, и немедленно выдавать на них полную характеристику со всей подноготной?

— А он фейри или дух? — полюбопытствовал Степан.

— Он — Древний, — Дуфф посчитал, что этим всё сказано, но человек не отставал.

— А что такое Древний?

— Древний — это Древний. Это те, кто были ещё до нас, до фейри и многих духов.

— «Спящие у корней…» — вспомнил Степан слова гоблина.

— Именно. У корней лесов. У корней гор. В древних курганах. В глубине рек и озёр.

— И много их таких? — поинтересовался человек, хотя не был уверен, что действительно хочет знать ответ.

— Понятия не имею, — пожал плечами Дуфф. — Я впервые встретился с Древним. Мои родители вообще никогда ни одного из них не видели. Дед рассказывал, что как-то столкнулся с одним на перекрёстке в полночь, но чем это закончилось — не говорил. Может, он вообще всё выдумал, чтобы попугать нас с братьями.

— Но ты при этом способен безошибочно распознать Древнего?

Гоблин фыркнул.

— Ну ты же различаешь людей, даже если у них другой цвет кожи, глаз, волос, другой рост или не похожая на твою фигура? И никогда не спутаешь человека, скажем, с обезьяной?

На их голоса кот чуть приоткрыл глаза и недовольно шикнул, призывая к тишине.

* * *

Девятого апреля в шато вернулись гномы, причём братья уже не только знали в подробностях о случившемся в ночь новолуния, но и принесли свежие новости. Бугул-Ноз был замечен в лесу Кенекан, и сутки напролёт там не смолкали барабаны, приветствуя Древнего. На лесистых берегах озера Герледан в ночь с восьмого на девятое вспыхивали костры и плясали болотные огоньки, но ни полиция, ни жандармы так и не смогли никого обнаружить у погасших кострищ. Тогда же в устье Блаве, прямо на бастионе форта Порт-Луи, давно уже превращённого в морской музей, были замечены какие-то «низкорослые люди в алых куртках». Как сообщали местные новостные сайты, неизвестные устроили пляски, пели старые моряцкие песни и потешались над представителями закона, пока те безуспешно пытались их задержать.

Фейри праздновали избавление от страхов, а Древний, ступавший по земле Арморики, пробуждал всё новых и новых её обитателей.

Миновала ещё неделя. Большая часть работ по перепланировке и прокладке коммуникаций была окончена, все окна заняли положенные им места. Стены пока стояли без отделки, в комнатах не хватало дверей, но даже в таком виде отель уже был не мечтой на бумаге, а чем-то вполне осязаемым и реальным. Степан, несмотря на ворчание Дуффа («с такой щедростью мы по миру пойдём!»), предложил гномам ещё пять золотых, если те помогут обставить шато традиционной бретонской мебелью. В глазах Атти на мгновение мелькнул соблазн согласиться, но затем он покачал головой:

— Тут нужен очень хороший столяр. Такие вещи должны быть не только удобными, но и красивыми.

— Я знаю, кто сможет помочь, — вмешался Лугус. Они со старшим братом переглянулись, и Атти кивнул, видимо, сообразив, о ком идёт речь. — Но вам понадобится много-много выпечки. Лучше всего сдобных булочек.

— И несколько бочек сливок, — со смешком добавил Дей.

Люди в Буа-Кебир не слишком удивились, когда на следующий день вместе с братьями в шато явились с десяток человечков в красных куртках, широких штанах из грубой парусины, деревянных башмаках и вязаных шапочках, из-под которых торчали заплетённые в косицу волосы. Ростом помощники гномов были не больше метра, лица их обрамляли курчавые бородки, а глаза были пронзительно-синими, будто море в солнечный день. Человечки вежливо раскланялись, но не представились.

— Корабельные брауни, — тихонько произнёс Дуфф, с интересом наблюдая, как новоприбывшие проходят в мастерскую, чтобы взглянуть на инструменты, которые, по совету Атти, Лугуса и Дея, купил накануне для столяров Степан.

— У них разве нет имён?

— Есть. Но так сложилось, что они не называют их никому. Считают, что знающий имя брауни, получает полную власть над ним.

— В самом деле получает?

Гоблин пожал плечами:

— Не знаю. Кстати, они не берут оплаты.

— А сливки и выпечка?

— Это угощение, но не оплата. Понимаешь разницу? Не забудь предупредить мадемуазель Нику, и за собой следи — чтобы никто не сказал «благодарю» или «это за работу», или что-нибудь подобное. Обидятся.

— Хорошо. Они и правда такие умелые столяры?

— Лучшие. Так, как сделают брауни, не сумеет никто из фейри. Они столяры от рождения, чувствуют дерево — а может, и сами немного сродни ему.

— Надо же будет заказать пиломатериалы…

— Не надо, — покачал головой гоблин. — У нас вокруг целый лес.

— У нас нет сушилки, и пилорамы тоже нет. Пилить вручную ещё можно, но естественная сушка займёт уйму времени.

Дуфф усмехнулся:

— А я думал, ты уже привык к работе с фейри. Брауни напилят, высушат, да вдобавок выберут деревья, идеально подходящие для работы. Дай им свободу творить по своему усмотрению, и ты получишь мебель, которой будут гордиться ещё и твои правнуки!

* * *

Разросшаяся компания уже не могла с комфортом устроиться в шато. Обедать приходилось поочерёдно — дело, правда, упрощалось тем, что обедали брауни быстро, и только сливками и сдобными булочками — а на ужин все устраивались вокруг костра на террасе. После того, как с едой бывало покончено, на костёр ставили большой котёл, найденный в старом амбаре и основательно вычищенный. В котле тихонько исходило паром вино с пряностями, и каждый мог наливать себе, сколько пожелает. Степана слегка удивило, что трезвенники за обедом, брауни были не против выпить после ужина — однако Дуфф пояснил, что и на это имеется причина: корабельные хранители следовали давней морской традиции выдачи грога.

Гномы каждый вечер получали свои три песни, но брауни такая оплата не интересовала. Они сами были отличные певцы, хотя их репертуар ограничивался только шанти. Уже на второй вечер один из брауни притащил с собой скрипку, а другой — концертину, и теперь они то подыгрывали Степану, то давали ему передышку, и сами принимались петь, а иногда и пускались в пляс.

Работы в шато шли комната за комнатой: Атти, Лугус и Дей устанавливали двери, заканчивали отделку — а следом брауни доставляли всю обстановку. Иногда Степан замечал кого-нибудь из человечков, возившихся в доме с собранной гномами дверью, или что-то делавших с деревянными панелями на стенах. После таких визитов дверь обычно получала затейливую резьбу на филёнках, а панели — изысканную инкрустацию. Братья с пустошей делали на совесть, добротно и надёжно. Корабельные брауни добавляли к этой добротности красоту.

На каждом свободном кусочке дерева под руками фейри распускались цветы, вспархивали на ветки невиданные птицы, вырастали башни сказочных замков и проступали приземистые крестьянские домики. Брауни остались недовольны тем, что Степан выступил категорически против установки традиционных бретонских шкафов-кроватей, но тут вмешался Дуфф, который разъяснил им, что, во-первых, теперь спят на других кроватях, а, во-вторых, вместо фасада шкафа у мастеров будет целая стена в изголовье, чтобы продемонстрировать своё искусство.

Всего в отеле было устроено двенадцать номеров: восемь небольших комнат занимали мансарду, ещё четыре, попросторнее, располагались на втором этаже. Здесь же, на месте прежних комнат Мадлены Соваж и её брата, был большой номер люкс, над отделкой которого мастера в полном составе трудились целый день. По фасаду на втором этаже помещались три конференц-зала, похожие на уменьшенные копии пиршественных залов в старинных замках, и оставшийся в своих изначальных границах салон.

В первом этаже на фасад выходили окна общих помещений для гостей. Слева от главного входа располагалась гостиная с камином — его перенос доставил гномам немало хлопот, так как позади камина за стеной проходил служебный коридорчик, и прежняя система дымовых труб оказалась немного в стороне от нового расположения очага. Помещение, когда-то использовавшееся для балов и приёмов, теперь стало обеденной залой. Гостиная третьей квартиры превратилась в небольшой банкетный зал, куда можно было пройти и из общего обеденного зала, и из оранжереи. К удовольствию Руя, они сохранили и даже расширили первоначальную кухню шато, которую предполагалось использовать как кухню отеля. С тыльной стороны дома по первому этажу располагались хозяйственные помещения — прачечная, кладовые, кабинет управляющего.

— Зачем тебе отдельный кабинет, если ты сам будешь управлять отелем? — удивился Дуфф, узнав назначение этой комнаты.

— Во-первых, во всём должен быть порядок. Это кабинет для работы, и здесь будет всё для работы. Не хочу каждый раз бегать за какими-нибудь документами в библиотеку, или встречаться с гостями в башне. Во-вторых, вполне возможно, что управляющего мы наймём. Сейчас или со временем. Такое большое хозяйство не получится держать на плаву даже втроем, и даже с магией фейри.

— Вчетвером, — поправил Степана гоблин.

— Ну, мы ведь не знаем, захочет ли Ника остаться… — смущённо забормотал тот. Дуфф иронично скривился, но промолчал.

* * *

Апрель подходил к концу. Гномы, управившись с шато, теперь работали над восстановлением моста. Степан мог бы поклясться, что братьям приходится прилагать для новой задачи гораздо больше усилий, и при этом результаты каждого дня были несопоставимо скромнее, чем при ремонте шато. Временами от оврага доносились обрывки каких-то бормотаний, а иной раз казалось, что сам воздух в нижней части парка начинает наэлектризовываться.

С завтраками, обедами и ужинами дело решилось к полному удовольствию гномов. Когда мэтр Блеро, регулярно справлявшийся о сроках начала работ, узнал, что назавтра братья, наконец, приступают к восстановлению моста, то сам тем же вечером приехал в шато. Покряхтывая и сетуя на дороговизну, нотариус предложил Степану десять тысяч евро, если тот возьмёт на себя заботы по пропитанию гномов. Дуфф с Руем в ответ прочли мэтру лекцию о вреде жадности, так что старичок нотариус, покряхтывая и сетуя ещё сильнее, поднял цену до пятнадцати тысяч. Прежде, чем Степан успел пожать нотариусу руку, закрепляя договор, это сделал гоблин. Стиснув ладонь мэтра Блеро, «дядюшка Дуфф» поинтересовался, глядя ему в глаза:

— А когда ты собирался достать сокровища Тадга?

Нотариус при этих словах дёрнулся, словно желая высвободить ладонь. Потом недовольно скривился и буркнул:

— В полнолуние. Он открывал тайник всегда в полнолуние.

— И где же тайник?

Мэтр тяжело вздохнул, обвёл собравшихся взглядом и, наконец, махнул рукой.

— Я покажу.

— Смотри, Антуан, — зелёные глаза Руя насмешливо блеснули. — Коты очень любят прогуливаться по ночам. Пожалуйста, не пытайся открыть тайник без нас.

Нотариус принял к сведению слова «дядюшки Руя», и поздно вечером двадцать второго апреля вернулся в шато. К этому времени из оврага уже поднимались наполовину законченные опоры моста. Степану показалось, что гномы, разобрав обломки, теперь выкладывают уцелевшие камни точно в том порядке, в каком они были расположены изначально, и лишь добавляют новые там, где взрыв полностью уничтожил старую кладку.

Мэтр Блеро по случаю их вылазки предпочёл своему обычному элегантному костюму свободные спортивные штаны и толстовку с капюшоном — судя по тому, что вещи были ему великоваты, их позаимствовали из гардероба Жан-Пьера. Следуя указаниям нотариуса, компания вышла из нижних ворот, и двинулась вдоль ограды по краю оврага к истоку Лискюи. Немного не доходя до того места, где из-под нагромождения камней пробивался крохотный ручеёк, старичок свернул вглубь леса. Степан успел подивиться тому, как уверенно мэтр пробирается к ему одному ведомой цели, когда та же мысль, похоже, пришла и Дуффу:

— И сколько раз ты уже бывал у тайника? — поинтересовался гоблин.

— Много, — нехотя отозвался нотариус.

— Удивительно, что там ещё что-то осталось, — вполголоса заметил Руй.

— Там всё осталось. Тайник так ни разу и не открылся мне!

— Думаешь, в этот раз откроется? — спросил Дуфф.

— Уверен.

— Потому что мы здесь, — прокомментировал домовой.

— Именно.

Они пробились через густой подлесок и оказались у огромного древнего дуба, будто придавленного к земле прожитыми годами и тяжестью раскидистой кроны. Мэтр Блеро обошёл дерево, и указал на почти скрытый наплывами коры след от обломанной ветви, на западной стороне ствола.

— Вот тут.

— Ну, действуй, — подбодрил нотариуса Руй.

Мэтр достал из кармана швейцарский нож, раскрыл шило и с силой уколол большой палец. Потом растёр выступившую кровь по сучку.

— Это магия крови? — поинтересовался Степан у гоблина.

— Не совсем такая, как ты подумал. Это очень простое волшебство: тайник запечатан кровью Тадга, открыть его может или сам владелец, или тот, кто связан с ним кровным родством — к примеру, его собственные родители, братья, сёстры, или, как в нашем случае, сын.

Дуб заскрипел, будто под налетевшим порывом ветра. Сучок ушёл вглубь дерева, открывая тёмный провал дупла. Мэтр Блеро довольно хмыкнул, сунул в дупло руку — но тут же разочарованно вскрикнул.

— Ты чего? Поцарапался? — недоумённо спросил Руй.

— Да тут пусто!

— Быть того не может, — с уверенностью возразил Дуфф, делая шаг к дуплу, и в свою очередь запуская туда руку. — Ага. Ну вот же! Пошарить надо было как следует.

Все столпились вокруг гоблина, который вытаскивал из дерева золотые монеты, и складывал их в подставленные ладони нотариуса. Горка постепенно росла, но ещё прежде, чем мэтр Блеро успел устать, тайник опустел. Всего в нём обнаружилось примерно с сотню монет, большинство — так любимые гномами и кобольдами франки Луи-Наполеона.

— И это всё? — разочарованно протянул нотариус, рассматривая горку золота. Дуфф принялся пересчитывать монеты.

— Тридцать — для гномов. А это — для них же, плата за работы в шато, — гоблин, не обращая внимания на протестующий возглас мэтра, отсчитал ещё десять.

— Мы о таком не договаривались!

— Антуан, Антуан… — покачал головой Дуфф. — Ты не хуже меня знаешь, что за две недели строительства гномы съедят и выпьют столько, что твои деньги едва-едва покроют расходы на продукты. Про готовку я и не говорю. Месье Кузьмин, сколько вы уже потратили в магазинах?

— Тысяч шесть, — отозвался Степан. Ему было неловко за нахальство гоблина, но в то же время он знал, что Дуфф прав.

— А мост, между прочим, всё-таки часть имения, — ласковым голосом добавил Руй. — И этот лес. И даже этот дуб. Поэтому будет вполне честно, если ты возьмёшь на себя расходы нашего хозяина на ремонт. Ведь он же оплатил твои услуги при вступлении в наследство. Десять монет тебя не разорят. Он, между прочим, вложил и вкладывает в это дело гораздо больше.

— Это, в конце концов, ваше предприятие, а не моё, — попытался ещё протестовать нотариус, хотя по тону голоса было заметно, что он уже смирился с неожиданным посягательством на наследство.

— Каждый камень моста требует, чтобы в него вливали магию. После таких работ под вечер гномы совершенно обессилены. А хозяин, — домовой чуть поклонился в сторону Степана, — помогает им восстановиться.

— То есть? — недоверчиво поинтересовался мэтр Блеро.

— Он даёт им слово, — сказал Дуфф.

Нотариус перевёл удивлённый взгляд на Степана. Несколько секунд старичок о чём-то размышлял, потом губы его тронула знакомая хитроватая улыбка.

— «Научиться петь»! Так вот что вы имели в виду… Ладно, — он благодушно кивнул. — Десять монет так десять монет.

— И в итоге у тебя остаётся шестьдесят три, — подсчитал Дуфф, успевший сложить плату для гномов к себе в карман.

— Мне казалось, отец должен был скопить куда больше.

— Конечно. Ты ведь помнишь, что он родился в год восстания красных колпаков? Но ты не подумал, что за минувшие столетия у него был ни один роман, и каждый раз Тадг щедро раздавал приданое бывшим возлюбленным? Что, в конце концов, твоё обучение и твоя нотариальная контора тоже кое-чего стоили?

Мэтр замялся, потом извиняющимся тоном произнёс:

— Я вовсе не в претензии. Я только…

— Ты просто не подумал. Ничего страшного, — спокойно закончил за него гоблин. — Но в связи с этим я хотел бы ещё раз спросить: ты точно готов сделать всё, чтобы мост тролля снова стоял над Лискюи?

Нотариус молчал долго, а Руй и Дуфф не сводили с него испытующих взглядов. Затем мэтр Блеро пожал плечами:

— Я уже достаточно далеко зашёл, и сделаю всё, что от меня потребуется.

Глава 23. Последнее волшебство

Апрель подходил к концу. Корабельные брауни, закончив работы, откланялись и отбыли. Гномы занимались парапетами моста, подгоняя последние камни. Степан при активной помощи Ники разобрал и оценил коллекцию журналов. За несколько вечеров они вдвоём отсняли и разместили лоты на онлайн-площадках, а заодно выставили объявления и о прочих предметах, которые он нашёл ещё при уборке библиотеки. К удивлению обоих, пивные пробки купили первыми, а с ними несколько ежедневников и кое-какие из монеток.

Предпоследний день апреля Ника и Степан посвятили развешиванию картин, и как раз возились в люксе с полотном, на котором был, как они считали, изображён Бугул-Ноз, когда в комнату неожиданно вошёл Дуфф.

— Хочу вас кое о чём предупредить, — без предисловий начал гоблин. Следом за ним в помещение пробрался кот.

— Только не говори, что нас снова ждут какие-нибудь «круги на воде»! — взмолился Степан.

— Ну… В каком-то смысле. Но хорошая новость в том, что лично ты в данном случае не имеешь к происходящему никакого отношения. Вообще.

— А плохая? — спросила Ника.

— Плохая — в том, что вы оба не имеете права вмешиваться в происходящее. Вообще.

— Почему? И что, собственно, происходит? — Степан слез со стремянки, встревожено глядя на Дуффа. Тот вздохнул.

— Гномы закончили мост.

— Ну и?

— Завтра сюда приедет мэтр Блеро.

— Мне нужно ему позвонить?

— Мы уже позвонили, — Дуфф небрежно махнул рукой. Степан нахмурился. — Не бери в голову. Я ведь сказал: вы не имеете права вмешиваться в происходящее. Извини, пришлось взять твой телефон, зато Атти побеседовал с Антуаном лично, и дал все инструкции. Ну, почти все.

— Я всё ещё не понимаю.

— Мэтр приедет с правнучкой. Дочкой Жан-Пьера.

— Братья хотят, чтобы я помог им замаскироваться?

— Нет. Это не понадобится. Они только предупреждают — и к этому предупреждению присоединяемся мы с Руем — что ты и мадемуазель не имеете права вмешиваться.

— Да во что вмешиваться-то?

— В то, что будет происходить, — закончил гоблин и вышел из комнаты.

Ника и Степан переглянулись.

— Вы что-нибудь поняли? — спросила девушка.

— Нет. Но мне всё это очень не нравится.

— Мне тоже, — согласилась она.

* * *

Дочка Жан-Пьера, трёхлетняя Жюли, оказалась дружелюбным, любопытным, но вместе с тем весьма воспитанным ребенком. Она без страха поздоровалась с компанией незнакомых взрослых, и, после позволения прадеда, отправилась вместе со «Старым Али» осмотреть сад, который за месяц, стараниями гоблина и при участии остальных обитателей шато, заметно преобразился.

Атти помахал рукой, приглашая всех следовать за собой, и они спустились к нижним воротам парка. С другого берега пруда доносился веселый голосок Жюли, расспрашивавшей Дуффа о растениях и цветах. Гномы с самым серьёзным видом выстроились полукругом перед воротами, чем невольно напомнили Степану изготовившихся к атаке теурстов.

— Месье Блеро, вы не передумали? — спросил Атти.

— Вы хотите вернуть магию в этот мост? — уточнил Лугус.

— И готовы сделать для этого всё необходимое? — закончил Дей.

Нотариус кивнул, делая шаг к ним, и закатывая рукава рубашки. Пиджак мэтр Блеро по случаю теплой погоды оставил в машине.

— Я так полагаю, это будет магия крови?

— Верно.

— Я готов. Какую руку?

— Руку? — гномы недоумённо переглянулись.

— Ну да. Какую руку нужно разрезать? Или понадобится целый палец? — нотариус старался говорить спокойно, и Степан невольно позавидовал его самообладанию. Старичок вёл себя так, словно речь шла об ещё одной обычной сделке. О процедуре, которую необходимо выполнить точно и правильно.

— От вас ничего не понадобится, — нехотя отозвался Атти, и указал на мост. Все проследили взглядом за рукой гнома.

В первой от имения опоре, поднимавшейся из склона оврага, темнела чуть ниже уровня настила моста небольшая ниша. Мэтр Блеро снова повернулся к гномам, явно не понимая, чего от него ждут, но вдруг побледнел, глаза его широко раскрылись. Степан, секундой позже сообразивший, для чего предназначалась ниша, сделал было шаг к фейри, но перед ним внезапно выросли кот и неизвестно как оказавшийся уже по эту сторону пруда Дуфф.

— Вы не имеете права вмешаться! — отчеканил гоблин. Кот коротко зашипел, а когда Степан укоризненно посмотрел на него, рыжая голова печально качнулась. Дуфф мельком взглянул на Нику, непонимающую, что происходит. — Мадемуазель, оставайтесь на месте!

Троица гномов мрачно уставилась на нотариуса, а тот силился что-то сказать, но пересохшее горло выдавало только хрип. Атти кивнул, и произнёс:

— Камень не имеет жизни.

— Магия — это жизнь, — подхватил Лугус.

— В камень нужно вдохнуть жизнь, — тихо отозвался Дей.

— Пожертвовать жизнь, — хором закончили братья.

— Я не… — Степан почувствовал, как острые когти впились ему в ногу, и тут же удар кулака в живот вышиб из него дух. Ника вскрикнула. Дуфф, обхватив согнувшегося человека за шею, склонился вместе с ним, и зашептал ему в ухо:

— Молчи, дурак! Молчи! Он должен сделать выбор сам! Вмешаешься — погибнем все!

Мэтр Блеро, наконец, совладал с собой, но теперь его била крупная дрожь. Руки тряслись, ноги подкашивались. Старый нотариус сделал несколько неуверенных шагов к мосту, и гномы расступились, пропуская его. Мэтр, шаркая, дотащился до парапета, тяжело опёрся об него рукой, и наклонился вниз, рассматривая страшную нишу. Где-то за прудом детский голосок весело напевал какую-то песенку.

— Нет, — нотариус покачал головой. Потом с силой затряс ею. — Нет! Жюли? Ни за что! Лучше меня! Если контракт не разорвать — берите меня! Её не отдам!

На площадке у ворот повисла звенящая тишина. Казалось, сам воздух сгустился, а время замедлилось. Детский голосок за прудом уже не пел, а словно медленно проговаривал слова. Не слышно было жужжания шмелей, исчез ветерок, недвижно застыли листья на деревьях. Степан, всё ещё с вцепившимся в штанину котом и обхватившим шею Дуффом, мельком взглянул на Нику, и увидел раскрывшиеся в ужасе глаза девушки. А мэтр Блеро уже не говорил — кричал:

— Не отдам! Не отдам!! Не отдам!!!

Будто далекое эхо его крика прокатилось по речному оврагу, перерастая в глухой нарастающий гул. Звук приближался, и Степан увидел, как неизвестно откуда взявшаяся волна, которой место было бы на морском берегу, но никак не на тихом мелком ручье Лискюи, надвигается от истока. Увидел прикованного к месту то ли страхом, то ли удивлением мэтра Блеро, глядящего на подступающую стену воды.

Затем волна ударила в мост и всё скрыл бурлящий поток. Ника вскрикнула и, не в силах стоять, села на каменные плиты двора. Трое гномов всматривались в проносящуюся прямо за воротами реку. Гоблин перестал пригибать человека, кот выпустил из когтей штанину.

Вода схлынула — и на мосту снова показалась фигура нотариуса. Антуан Блеро был мокрым с головы до ног, и казалось, что поток смыл с него долголетие. Теперь нотариус был согбенным, даже дряхлым, всё лицо покрывали глубокие морщины — но он улыбался счастливой улыбкой ребёнка, в которой не осталось и следа прежней хитрости.

Атти хмыкнул и указал рукой на мост. Вместо ниши первую опору теперь насквозь прорезала арка, из которой тоненькой струйкой ещё продолжала вытекать вода, унося с собой мелкие осколки камней. Детский голосок за прудом допел песенку, и собравшиеся у нижних ворот увидели, как Жюли под считалку весело скачет то на одной ножке, то на обоих, пересекая плотину древней мельницы.

* * *

— Ты меня чуть не задушил, — посчитал нужным уточнить Степан.

— Прости, — Дуфф развёл руками. — Но если бы ты сказал то, что намеревался, дело в любом случае кончилось бы плохо.

— Потому что это был не ваш мост, хозяин, — пояснил Руй, — и не ваш выбор. Нельзя вмешаться в такое без последствий для себя.

— Ты вполне мог оказаться в той нише, — уточнил гоблин, — и при этом ничем бы не помог малышке.

— А если бы мэтр Блеро убежал с моста? Не попал под удар воды? — задумчиво спросил Степан.

— Это был бы его выбор, — только и сказал Дуфф.

Все посидели молча, раздумывая над услышанным. В камине потрескивал огонь, за окном в бархате ночи апрель сменялся маем. Первой нарушила молчание Ника.

— А ведь сегодня Бельтайн, — заметила девушка. — Вальпургиева ночь. Ведьмы собираются…

— Да никуда они не собираются, — фыркнул гоблин. — Просто пока у вас, людей, одна религия боролась с другой, появились страшные ночные сказки. Обыватели давным-давно забыли, из-за чего была борьба, но сказки продолжают жить.

— У вас ведь тоже есть нечто подобное. Ты сам говорил про священные дни праздника весны, — заметил Степан.

— Резонно, — согласился Дуфф. — Наверное, это в какой-то мере сближает нас с людьми.

— Завтра я уеду, — вдруг тихо сказала Ника. Мужчина и оба фейри удивлённо посмотрели на неё. Девушка подошла к каминной полке, на которой они давно уже завели папку с документами — туда попадали все чертежи, наброски, чеки, связанные с работами в шато. Ника достала из папки официального вида конверт, и протянула Степану.

— Мэтр Блеро привёз его сегодня. Я хотела сказать после церемонии — я ведь не знала, что подразумевает эта церемония. А потом просто забыла, и вот только сейчас вспомнила.

Степан держал конверт на руке, не торопясь заглянуть в него. Он уже всё понял.

— Мой отец — Серж Борю, — девушка грустно улыбнулась. — Я не ваша кузина, не дочь месье Мишоне и, стало быть, не имею никаких прав на наследство. Это замечательно.

Мужчина вопросительно приподнял брови. Гоблин хмыкнул.

— Замечательно, потому что вы сможете реализовать свой проект, и никто вам в этом не будет мешать. А я наконец узнала правду об отце. Он похоронен в Кастельнодари, там штаб-квартира четвёртого полка Легиона. Хочу на обратном пути побывать на его могиле.

— На обратном пути? — переспросил Степан.

Он рассеянным взглядом обвёл комнату, будто не совсем понимая, где находится. Руй и Дуфф молча и сосредоточенно смотрели на мужчину, и у него мелькнуло ощущение, что оба фейри силятся что-то сказать, но при этом никак не могут даже движением глаз выдать своё намерение.

— Ну да. На обратном пути в Белград, — Ника замялась на секунду, затем сказала. — Простите, что доставила вам столько беспокойств. И большое спасибо за то, что позволили побывать в сказке.

Мысль пронеслась вспышкой молнии — Степан вдруг понял, что без слов пытались сказать ему гоблин и домовой. Понял так же, как в ночь перед нападением на шато призрачных гончих, что именно сейчас эта девушка может уйти из его жизни навсегда. Мужчина молча поднялся со стула, шагнул к растерянно глядящей на него Нике, и осторожно привлёк её к себе. Девушка не отстранилась, только в серых глазах блеснули слёзы.

— Останься. Пожалуйста, — попросил он, впервые говоря ей «ты».

Руй с облегчением выдохнул. Дуфф ткнул друга локтем в бок, и сказал:

— Правильно я советовал парням. Зачем нам люкс? Вот номер для новобрачных — совсем другое дело!

Конец

Оглавление

Глава 1. Французский дядюшка

Глава 2. Рыжий кот

Глава 3. Террасы старого парка

Глава 4. Чертополох и рябина

Глава 5. Память минувших лет

Глава 6. Одна минута после полуночи

Глава 7. В библиотеке

Глава 8. Ужин по-французски

Глава 9. 20 франков Наполеона III

Глава 10. Художник и художница

Глава 11. Яичная скорлупа

Глава 12. Лес Кенекан

Глава 13. Два друга

Глава 14. Мэтр Блеро

Глава 15. Жизнь, начатая сначала

Глава 16. Сказка весенних сумерек

Глава 17. Дары и желания

Глава 18. Скворцы

Глава 19. Чайные ложечки

Глава 20. Когда придёт последний час

Глава 21. Бугул-Ноз

Глава 22. О брауни и троллях

Глава 23. Последнее волшебство