Моя прекрасная графиня, или Любимая женщина Гоголя и Дюма [Нина Михайловна Молева] (pdf) читать постранично

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

`ЕБина

|. МОЛВВА.

|
2

Истории Великой

Любви

Моя прекрасная графиня,
или Любимая. женшина
Гоголя, иДюма
=“

ие"

се:

› 267}

Ут

:
с?

Паше ру пе |мете! Агсп ме
ш 2022 мА типатд тот
Кате/Аизип Гоипааноп

Юрз://агспме.ого/Ч&а!/то!аргекгазпаа90000то!е

ГА$ УЕСА$ СГАВК СООМТУ
ЫВВАВУ О5ТВСТ
7060 \. УТМОМИ.Т, ГМ.
ГА$ УЕСА$, МУ 89113

Нина

МОЛЕВА

Моя прекрасная графиня,
или Любимая женшина
Гоголя и Дюма

УДК 821.161.1-311.6
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
М75

Серия «Кумиры. Истории Великой Любви»
основана в 2008 г.

Молева, Н. М.

М75

— Моя прекрасная графиня, или Любимая женщина
Гоголя и Дюма / Нина Молева. — М.: Олимп: Астрель,
2010. — 285, [3] с. — (Кумиры. Истории Великой Любви).
5ВМ 978-5-7290-2425-1 (ООО «Агентство «КРПА Олимп»)
5ВМ 978-5-271-25213-6 (ООО «Издательство Астрель»)
Графиня Евдокия Ростопчина. Одна из самых красивых женщин Европы, чьими стихами восхищались Пушкин и Лермонтов. Ее боготворили и
презирали за «легкость бытия». Она была слишком независима. Ростопчина — первая женщина, которая не побоялась пойти против течения. Ее история — история ХУШ века. Но главное — ее мужчины.. Ловелас Александр
Дюма любил в своей жизни только двух женщин. Одна из них — графиня
Ростопчина. И, пожалуй, главная тайна ее жизни

— Гоголь. Правда об их

любви до сих пор волнует историков. Когда Николай Васильевич умер, в
комнате с его гробом всю ночь простояла женщина. Ее лица под вуалью не
увидел никто. А на могиле Гоголя еще долгое время каждый год появлялись
белые розы.
В новой пронзительной книге автора исторических бестселлеров
Нины Молевой впервые приводится засекреченный архивный документ,
проливающий свет на смерть Гоголя.

УДК 821.161.1-311.6
ББК 84(2Рос=Рус)6-44

© 000 «Агентство «КРПА Олимп», 2009

© Оформление. ООО «Издательство Астрель», 2009



‚ ДЮМА-ОТЕЦ И ДЮМА-СЫН
— Я заезжал к вам вчера, отец.

— Утром. И не застал меня дома.
— Я поторопился быть ко времени вашей первой чаш-

ки кофе. Мне хотелось сказать, что, кажется, издание
моих сочинений может состояться.
— Но это же великолепно! Прости, что разочаровал
тебя и в первую очередь, конечно, самого себя.
— Мне предстоит только написать предисловие.
— Ты это сделаешь самым блистательным образом.
Полное

собрание

сочинений

Александра

Дюма-

сына — такое превосходит все мои ожидания! Какая
же досада, что я целые сутки был лишен возможности
переживать отцовскую гордость и воображаю твое разочарование.
— Разочарование было, но оно было почти компенсировано раскрывшейся передо мной интригой.
— Интригой?
— О, да. Этьен сообщил мне совершенно невероятную
вещь, что вы всегда, это значит из года в год, именно

14

декабря, ездите в церковь Сен-Этьен на утреннее богослужение.
— В чем же вы заподозрили интригу с Этьеном?
— Да вы еще и упрямитесь, отец! Но Этьен заметил не
просто число. Однажды, чувствуя себя сильно простуженным, вы отправили на площадь Пантеона его с поручением поставить свечу в память одинаково незнакомой и мне
и ему женщины. Ваш секретарь не мог не запомнить ее

имени? Евдоксия. А ведь вы знали такое множество женщин!
— Множество!

Это обещает много и не говорит ни-

чего.
— Я не понимаю вас.

— Нет ничего проще. Когда в тебе поднимается желание — неважно, при каких обстоятельствах, в какой обстановке, среди каких особ, ты стремишься удовлетворить его. И здесь могут не иметь никакого значения ни
возраст, ни внешность, ни богатство или бедность. Наверное, я бы все-таки припомнил внешность большинства своих фей.
— Наверное? Они не запечатлелись в памяти ваших
чувств? Такого не может быть! Хоть какой-то след..
— След? Что ты называешь

следом? Разве тебе не

приходилось убеждаться, как разборчива наша память,
как она дорожит каждым своим уголком? Она не бесконечна, вовсе нет. И от ее разборчивости зависит, станет
ли человек писателем и главное — каким: значительным
или повседневным. Это от нее зависит, что выходит изпод его пера: что-то примечательное или совершеннейшая галиматья.
— Но ведь и то, что вы так беспощадно называете галиматьей, тоже нужно. Она находит своего читателя.
— Правильно. Человеку нужно как-то убивать отведенное ему на земле время. Чтение все деятельнее помогает
ему в этом.
— Вот вы, отец, отвергли мое предположение о следе
от каждого переживания, а что же, как не след, в вашей
жизни таинственная незнакомка с именем византийской

императрицы? Я припомнить не могу, каким бы обязательствам дружбы или добрых отношений вы вообще следовали.
— Не знаешь, потому что я не находил нужным никоГО В НИХ ПОсСВЯЩать.
— Даже меня?

— Мы с тобой из разных поколений, а это куда какой
серьезный водораздел. Сравни мои пьесы и свои: они о
разном и по-разному трактованы. Для мня важна стихия
страстей, в которой действует мой герой, для тебя — все
внутри героя,