Человьи [Алекс Веагур] (fb2) читать онлайн

Алекс Веагур Человьи

Пролог. Внутри стеклянной витрины

В самом центре многоуровневого мира — посреди «Площади добродетели» — стояла стеклянная витрина.

Эта витрина пользовалась популярностью. В любое время суток. Почти всегда находились человьи, кто хотел сфотографироваться рядом с ней, просто поглазеть или же покривляться.

Внутри витрины находился один экспонат.

Когда первые лучи солнца обозначали очередной день, экспонат открывал глаза и окидывал взглядом распростёртый перед ним мир.

Шипели питающие трубки.

А за стеклом щебетали птички, не обращая внимания на распятую на этих трубках человьиную голову.

Глава 1. Прощальная чечётка

Небольшие магазинчики и торговые палатки прижимались к мостовой с двух сторон.

Мужчина с культёй, выбивая искры костылями, подошёл к одной из витрин. Он уставился на вывеску единственным глазом и прочитал по слогам:

— Об-нов-лён-ный че-ло-вей.

Вывеска над проходом, отороченным «Витрувианскими человьями», благосклонно моргнула огоньками, и мужчина перенёс культю через порог.

За ним вошло ещё несколько посетителей.

Торговец — дородный детина с татуировкой колибри на щеке — лениво листал журнал. Во рту у него торчала зубочистка.

— Ты, шоле, ноги продаёшь? — спросил безногий.

Зубочистка исчезла и снова появилась. Торговец, подняв глаза, улыбнулся:

— И вам здрасьте!

Ответа не последовало. Калека лишь издал невыразительный звук и стал осматриваться.

Его окружали витрины с человьиными конечностями — мужские и женские ноги, руки; было здесь даже два тела: одно — пышногрудое, с осиной талией, а второе — поджарое, с небольшой порослью волос на груди. Заготовки плавали в аквариумах с питательной жидкостью.

Калека разинул рот.

— Завораживает, правда? — усмехнулся торговец. — Технологии Оттуда теперь доступны и здесь. Разве это не чудесно?

Мужчина на костылях крутил головой, пока его взгляд не уткнулся на несколько пустых аквариумов.

Торговец развёл руками, а затем спросил:

— Так какие нужны ноги? Есть для танцев, для дороги.

— Хех, — только и сказал человей с культёй, усмехнувшись в свою очередь.

— Можно и руки — лишь бы не для скуки, — добавил торговец, поиграв бицепсами.

— А хочешь, и тело… если прежнее надоело. — Жонглируя грудными мышцами, торговец не отводил глаз от хамоватого, как ему показалось, посетителя. — Только ведь… всё не бесплатно. Понимаешь?

Человей без ноги достал из кармана сложенный вчетверо лист и протянул его через прилавок:

— Понимаю. Только я своё уже заплатил. — Калека зачем-то постучал себя по впалой груди. — Про сертификат пенсионера, надеюсь, слышал? Вот: все двадцать две подписи. Думали, не соберу?!

Детина закатил глаза:

— Уже и сюда социалка добралась.

Он присел к монитору, возле которого стояла фоторамка с маленькой девочкой, и, застучав по клавишам, стал сверять сертификат.

Затем торговец снова вздохнул и вполголоса проговорил:

— Так скоро и еду бесплатно раздавать будут. Куда мир катится?

— Ты варежку-то не разевай. Две ноги по закону мои теперь! — Безногий снова постучал по груди. — Мои!

Торговец потянулся — да так, что затрещала футболка.

— Куда же мы против закона? Если положено, то твои. Только из ног у меня сегодня одни детские остались! Пораспродался!

Безногий молчал, украдкой посмотрев на пустые аквариумы. Его подбородок затрясся, единственный глаз налился кровью, а руки, сжимавшие костыли, побелели.

Детина успокаивающе произнёс:

— Стоит ли так переживать? Ведь можно заказать по каталогу. К следующей пятнице должны привезти. Обычная процедура!

Пара сочувствующих тут же зашипела:

— Вот когда нужно, у вас сразу нету! У нас и так этих пенсионеров — по пальцам пересчитать можно! А если человей не дотянет до следующей пятницы? Что тогда?!

Торговец заморгал:

— Вы как будто с Луны свалились!

Он обвёл взглядом и пенсионера без ноги, и его защитников и развёл руками:

— Так у меня и не супермаркет из Центра! Это у них Там всё в наличии. А мы находимся Здесь — на девятом уровне. А на девятом уровне всё по-другому!

Возле человья с культёй постепенно собиралась толпа. Почувствовав поддержку, он застучал костылём:

— Не знаю, что у тебя здесь «по-другому», торгаш. Но рекламу по тиливизиру зря не крутют: «Приехал на коляске друг мой Гришка. А через полчаса ушёл вприпрыжку!»

Безногий чуть придвинулся для убедительности:

— Полчаса — понимаешь? Это тебе не девять дней!

Торговец понимающе кивнул:

— Конечно, понимаю. Только вместо того, чтобы подключаться к «тиливизиру» из Центра… Что, угадал? — засмеялся детина, увидев реакцию безногого. Он достал новую зубочистку. — Так я и думал… Что ж вы своё-то не смотрите, а? Всё норовите за черту подсмотреть, за границу — а потом права качаете на своём уровне! Но зачем смотреть о том, чего тебе никогда не светит?!

Толпа зашушукалась.

Торговец же не унимался:

— Вот скажите. Если вы заболеете, сколько приходится ждать скорую? Правильно. Девять часов. А почему? Потому что девятый уровень. А если мы вызовем полицию, через сколько она приедет? Тоже через девять часов. Почему? А всё потому же: девятый уровень!

Толпа соглашалась. Безногий, сверкая единственным глазом, по-прежнему молчал.

— А что же такое ещё девятый уровень?! Давайте вспомним вместе. Это девять тарифов за коммунальные. Это девять счётчиков за проезд. А ещё: это на девять часов больше рабочая смена. Больше, чем в Центре. Ну, вот так всё устроено! Не нами устроено, но нам всем по таким законам, счётчикам и тарифам жить!

Детина остановился и обратился непосредственно к безногому:

— А теперь ответьте, уважаемый. Что удивительного в том, что вам свои ноги придётся ждать девять дней? Притом вы их получите совершенно бесплатно — сертификат пенсионера всё-таки!

Безногий замямлил:

— Так… тиливизир… я думал…

— Вы думаете, меня устраивает девятый? Если бы вы знали, с каким удовольствием я бы переехал на восьмой! Или на седьмой. Всё ж полегче! А за третий или второй я вообще молчу: за них можно и душу продать! Только за удовольствие перейти на один лишь уровень мне ещё столько пахать — что засуну-ка я свои хотелки в одно место!

Даже немного запыхавшись от незапланированного спича, торговец замолчал. Он махнул рукой и добавил:

— И зачем я это рассказываю? Кому?! Сами же всё знаете! Просто от скуки другим нервы делаете.

Он пододвинул каталог ближе к безногому пенсионеру:

— Девять дней!

В это время человей в чёрном котелке, стоявший обособленно от остальных, подошёл к прилавку. Он поклонился:

— День добрый.

Серые глаза, впивающиеся в торговца, позволили тому лишь ответить кивком.

— Как я понимаю, спор возник из-за отсутствия социальных ног. Так?

Обволакивающий голос, стальной взгляд и эта многоуровневая эмблема на котелке — под воздействием от всего перечисленного торговец смог лишь снова кивнуть.

— Что же, вынужден согласиться: девять дней — это слишком много.

Детина за прилавком будто хотел что-то сказать, но промолчал. Его взгляд притягивала витиеватая эмблема на чёрном котелке напротив. Впервые он увидел человья из Центра так близко.

«Чёрный котелок» же пододвинулся ещё ближе и вполголоса сказал:

— Я хочу вам сделать предложение.

Какой завораживающий голос! Пересилив себя, торговец снова посмотрел в серые глаза под котелком. Они улыбались.

— Как вы смотрите на то, — серые глаза немного сузились, — чтобы пенсионер получил свои ноги прямо сейчас?

Единственный глаз пенсионера налился слезами, калека пошатнулся, и его кто-то подхватил под руки.

В повисшей тишине заурчавший у кого-то живот резко замолчал. Кто-то присвистнул — тут же на него зашикали.

«Чёрный котелок» осмотрел торговца сверху вниз и добавил:

— А вы — прямо сегодня — переехали на седьмой?

Толпа, стоящая вокруг прилавка, ухнула. Кто-то опять присвистнул, но его уже никто не одёргивал.

От серых глаз под котелком закружилась голова, и торговец снова перевёл взгляд на эмблему.

— Сразу два уровня! По ноге за каждый! Справедливо. Ведь так?

Торговец посмотрел на фоторамку с девочкой. И его рука под прилавком мерно забила прощальную чечётку по ноге.

Глава 2. Та самая статья

По офису «Независимой газеты» прокатился звонок.

Почти сразу же дверь с табличкой «Главный редактор» отворилась, и оттуда вышло двое мужчин: один выглядел лет на двадцать, а второй — на тридцать пять.

— Смотри, сынок, — сказал старший, протянув трясущуюся руку молодому. — Не просри статью. Это твой билет — билет в лучшую жизнь! Пора тебе уже выбираться с пятого.

Молодой кивнул. После тринадцатичасовой смены его немного пошатывало. Мысли о лучшей жизни и благословение седого начальника его растрогали. Он смахнул непрошеную слезу.

Вечером, обсуждая с женой открывшуюся перспективу, молодой газетчик признался ей:

— А ведь сегодня не простой день, дорогая. Ровно пятнадцать лет назад мы выбрались с шестого уровня. Мама, папа. Я… И моя сестра-близняшка…. Да, у меня была когда-то сестра. Но…

Он проглотил ком в горле и продолжил:

— Когда мой отец осчастливил нас новым уровнем, мы тогда с сестрой учились в пятом классе. Класс выпускной! Тут бы и радоваться, как все дожившие до этого одноклассники! Но мысль о том, что пять лет образования — это слишком мало, гложила нас с сестрой. Мы хотели большего! Мой мозг, как и мозг… моей сестры… нуждался в обучении, но коробочка со знаниями вот-вот должна была захлопнуться.

Лицо репортёра озарилось слабой улыбкой:

— И тут приходит отец. Очень бледный, но радостный. Закатывает рукав и показывает нам с матерью своё новое клеймо: цифру «5»… Как же мы тогда были счастливы! Наверное, в тот день мы впервые с сестрой и поверили, будто наши мысленные просьбы кто-то услышал — кто-то неосязаемый, но всесильный!

Репортёр вдруг отвернулся, шмыгнул носом и вытер лицо ладонью.

— Но мы тогда ещё не знали цену — цену своим новым знаниям. За наш шестой год обучения, доступный на новом уровне, отец… отец отдал государству почку и лёгкое. «Ещё дёшево отделался!» — сказал он тогда нам с улыбкой. Но… в итоге цена оказалась чрезмерной.

В это время в окно между газетами заглянула луна. Одно из её щупалец коснулось плеча рассказчика, и тот, будто почувствовав это прикосновение, вздрогнул. Пружины старой кровати протяжно и будто с какой-то злостью скрипнули. С тёмного угла завоняло сыростью.

— Прошло чуть меньше месяца. Как-то раз отец добирался с работы и попал под дождь. Зонт на тот момент лежал в ломбарде. Шляпа — тоже. Стояла поздняя осень. И отец очень сильно заболел.

От воспоминаний голос становился хриплым, из-за чего рассказчик то и дело прокашливался.

— Его ослабленный организм срочно требовал вмешательства. Аптечка у нас тогда ещё пустовала — проходил период адаптации, и все имеющиеся деньги ушли на новые документы с прививками. Когда отцу через несколько дней одобрили кредит, и мы наконец-то смогли вызвать скорую, было уже поздно. Да, скорая приехала по регламенту — ровно через пять часов. Но к этому времени отца уже не было в живых.

Репортёр повернулся к жене. Затем прислонился губами к её рукам и прошептал:

— Отец умер. А матери, чтобы расплатиться за скорую во время адаптации, пришлось… пришлось продаться на два года фармацевтической компании. — Он засмеялся, но тут же осёкся. — Через семь месяцев её не стало… А ещё через месяц… не стало и сестры.

Он отвернулся к окну.

— Чтобы как-то прокормиться, мы с сестрой стали сдавать кровь. Но… доза пятого уровня оказалась чрезмерной для её истощённого организма… особенно после того, как у неё вырезали почку… Я этого не знал. Веришь? Не знал! И вот… и вот я остался один. Денег за почку сестры мне как раз и хватило, чтобы пережить период адаптации.

Повернув орошённое лицо к жене, он почему-то пожал плечами:

— Я не хочу такой участи нам, понимаешь?

Она кивнула. Её рука коснулась его щеки. Он прикрыл глаза.

— Понимаю. И я не хочу нам такой участи.

Он понюхал её волосы. Они пахли скипидаром. Мимолётом подумав о том, что, если повезёт, то скоро они помоют головы пахучим мылом, репортёр усмехнулся:

— В тот день… когда я остался один… я дал своим родным клятву. Я пообещал им, что тоже добьюсь нового уровня — только это будет по-другому. Не так, как у отца! Да, я не знал, как именно. Да, я понимал, что смертность здесь почти такая же высокая, как и на шестом. Но уверенность, — он постучал себя по груди, — меня всё равно не покидала.

Он привстал с кровати и, запинаясь, сказал:

— И вот теперь… Спустя ровно пятнадцать лет… У меня… то есть, у нас… у нас появился этот шанс — шанс пройти на новый уровень. Пройти по-другому! Совсем не так, как отец! Без жертв.

Его жена прикрыла рот ладошкой. А он наконец сказал:

— Статья.

— Статья?

— Да, теперь всё зависит от статьи, дорогая.

Он подошёл к окну и сорвал газету. Из неприкрытой трещины в комнату стал неуверенно пробираться свежий воздух. За окном большая луна окунала город в свой мягкий свет, невзирая ни на какие уровни.

Газетчик снова присел рядом с женой. Кровать, сменившая за поколения несколько уровней, проворчала и успокоилась, будто вслушиваясь в жизненно важный разговор двоих человьёв.

Эти двое проговорили ещё несколько часов. За это время лунные щупальца сползли с кровати на пол, а затем по голой стене добрались до угла и там, наконец, растаяли.

Сначала муж рассказал ей об инициируемом Центром конкурсе. Затем он поделился с ней своими соображениями, почему в их газете редактор с больным сердцем испытывает к нему отеческое расположение. Наконец, нить его повествования привела к той самой статье, которую ему для лучшей жизни нужно «не просрать».

Когда лунные пятна стали исчезать в углу комнаты, газетчик признался, что не имеет никакого представления, о чём писать.

— У нас есть неделя, дорогая. Одна неделя. Но она у нас есть. И если моя статья лучше всего… лучше, чем у других, раскроет добродетель Центра, тогда…

Но он не договорил. Его губы прикрылись супружеским поцелуем.

Вскоре кровать, сменившая несколько поколений, снова заговорила — но уже без злобы и без какого-либо ворчания. Двое запрограммированных на жизнь человьёв растворялись друг в друге — мечты их набирали силы, а прошлое оставалось в прошлом.

Скрипели старые пружины.

Когда пружины затихли, газетчика снова посетила уверенность — необъяснимая, но не вызывающая сомнений. Он непременно напишет нужную статью! И непременно станет победителем! Ему хотелось поделиться этой уверенностью с женой, но он всё не находил слов, а потому лишь сжимал и сжимал её тёплую ладонь под одеялом.

— Утро вечера мудрене́е, дорогой, — услышал он перед тем, как провалился в сон.

А через неделю вышла та самая статья. И молодой газетчик с женой переехал на четвёртый уровень.

Глава 3. Птичка в парке

Пенсионер, раздевшись догола, осматривал себя в зеркало.

Плешь, низкий лоб, смешной подбородок и выбитый на работе глаз за опоздание. Тощие руки, впалая грудь, живот с выпяченным пупком и мужское достоинство, все пять раз вызывавшее смешки у женщин. Как же он ненавидел своё тело! Ненавидел до одури!

Пенсионер сверкнул единственным глазом и опустил взгляд ниже.

То ли дело ноги! Чужие ноги, волей случая доставшиеся ему — крепкие, налитые силой. Ноги атлета. Ноги моделей из рекламных роликов, которые он иногда смотрит по «тиливизиру» из Центра. Его! Собственные! Ноги!

«Жизнь не так уж и неблагосклонна ко мне», — подумал он, натягивая трусы.

Зацепившись взглядом за вены на тонких руках, он замер. Бледно-голубые, почти прозрачные вены напомнили ему забравшихся под кожу маленьких змеек — даже не змеек, а дождевых червяков. Но мысль не останавливалась, и вскоре больные вены предстали уже трупными червями, ждущими своего часа.

— Хрена с два! — проскрежетал пенсионер. — Ещё поживём.

До встречи с газетчиком оставалось чуть больше часа.

Они сидели в «Парке Смирения» и разговаривали. Обсуждали планы лучшей жизни для каждого.

Жена газетчика брезгливо держалась от пенсионера на расстоянии. Что ж, понять её можно: путешествовать на четыре уровня назад отважится не каждый. Притом, они не «чёрные котелки» из Центра, и им недоступна реинкарнация. А если у них нет таких привилегий, думал пенсионер, тогда и причина на эту «вылазку» должна быть особенной.

«Вам это нужно больше, чем мне, так?» — прищурив свой единственный глаз, пенсионер всматривался в лица важных гостей.

— То есть, — сказал он, — если я правильно понял, я могу претендовать на тот же уровень, что и торгаш? На седьмой. И по той лишь причине, что ношу его ноги?

— Всё верно, — закивал молодой репортёр, переглянувшись с женой. — И не претендовать. А вполне законно подать правильно оформленные документы — в «Межуровневую организацию по защите…»

Ударение на слове «правильно» не ускользнуло от пенсионера. И потому он бесцеремонно перебил репортёра:

— Правильно подать? За верно оформленные ксивы человьи такие барыши отдают! Куда мне-то? Я ж — обыкновенный пенсионер. А тут ни почёта, ни денег! Не дождёсси!

— Дождётесь, — ответил газетчик, открывая какую-то папку. — И в этом мы вам поможем.

Все замолчали. В ветвях липы, пахнущей мёдом, пропела птичка.

В этот момент, наблюдая за маленькой пичужкой, пенсионер неожиданно для себя ощутил к гостю симпатию. А что, если и правда к таким, как он сам, проявление заботы войдёт в норму — и на государственном уровне?! Ведь не зря же ещё в детстве от своего прадеда он слышал, что когда-то очень давно так и было.

Сердце пенсионера защемило тоской и слабой надеждой на перемены. Будто почувствовав это настроение, жена газетчика улыбнулась, а затем чуть придвинулась к пугавшему её безглазому пенсионеру:

— Добродетель Центра небезгранична — будем честны. Но если человью даётся шанс — глупо его не использовать!

Пенсионер согласился. Птичка перепорхнула на другую ветку.

— И как быстро? И… самое главное: что с этого вам?

Газетчик от такого прямого вопроса ухмыльнулся. А затем показал большой палец вверх:

— Всё правильно! Нужно тащить быка за рога. И юлить тут нечего. — Он захлопнул папку, откуда так ничего и не достал. — Как долго? Провернуть всё нужно за несколько дней. И за несколько этапов.

Пенсионер приподнял брови.

— Если поторопиться, послезавтра с утра вы уже сможете попасть на седьмой. Думаю, оформление документов займёт у меня сутки. Или чуть больше. Но это только половина дела. Наша задача: организовать торговцу новое продвижение. И вот тут уже нужны будете вы!

Указательный палец газетчика с аккуратно подстриженным ногтем приковывал взгляд.

— Ведь вместе с торговцем… по уже проторённой дорожке… продвижение должны получить и вы! Ещё одно продвижение!

Сердце пенсионера забилось гулко и волнительно. Сидя на лавочке, он пошатнулся, но опёрся о вовремя протянутую руку.

— Кстати, — будто невзначай проговорила жена газетчика, вглядываясь в ветви. Голосистой певуньи там уже не было. — Вы видели семью этого торговца? У него есть красавица-жена и семилетняя дочь.

На другом конце парка закаркала ворона.

Газетчик украдкой посмотрел на жену и неодобрительно нахмурился.

А через пару недель, уже на новом уровне и в новом офисе «Независимой газеты» газетчик получил заказ на ещё одну статью. Тогда-то он и вспомнил о красавице-жене торговца и его семилетней дочери.

Глава 4. Растворившись в толпе

О продвижении одноглазого пенсионера говорили повсюду. Никто ещё с окраин так стремительно не выбирался — не только без потерь, а даже с приобретением.

Добравшись с низов до верха, пенсионер стал ещё одной притчей во языцех. Теперь он носил не только ноги торговца, но и его руки, а также его тело. Молодое, крепкое тело, на которое засматриваются женщины.

И коль уж зашёл разговор о женщинах, то как не упомянуть об одном важном факте: проехавшись на костях «торгаша» до Центра, пенсионер получил в придачу и его жену — причём с дочерью в довесок. — «Но тут всё закономерно, — шептали в узких кругах. — Зачем же добру пропадать?» Только мало кто догадывался, что ради своих женщин торговец и оставил себе одну голову. А то, что жены лишился — так того требовала добродетель: приобретая добро одно, нужно пожертвовать другим!

— Лишь бы дочь была счастлива… пусть и без отца, — сказал он с улыбкой, подписывая договор во второй раз. А потом эти же руки — вместе с одним экземпляром договора — перешли к новому хозяину.

И вот остаток торговца с обновлённым пенсионером уже на четвёртом уровне. О таком раньше нельзя было даже мечтать! А то, что на огрызок похож, так всё преходяще: дожить бы до пенсии, а там и социальные конечности выдадут, успокаивал себя торговец. Пока же: работай экспонатом, наслаждайся грёзами — и не где-нибудь, а в центре мира.

Через время же добродетель снизошла ещё больше! И теперь сам Центр готов распростереть свои объятия!

«Ну, вы и счастливчик! — восхищался очередной «чёрный котелок». — Подумать только, какое везение!»

Думая о том, что договор теперь придётся подписывать зажатой в зубах ручкой, «счастливчик» улыбнулся в ответ.

А спустя сутки он уже прощался со своим телом. Также он прощался и со своей семьёй — его жена и дочь вслед за телом главы переходили к пенсионеру.

— Главное, теперь самому дожить до пенсии, — твердила, как мантру, голова бывшего торговца. — А тогда, возможно, и свидимся».

Он прикрыл глаза, пожалев о том, что непрошеную слезу уже самому не смахнуть.

Образ уходящей дочери, держащейся за его руку, растекался по всему его существу. Вот она обернулась, чтобы посмотреть на стеклянную витрину с головой отца. Её одёрнули. И, наконец, она растворилась в толпе.

Глава 5. Немой крик

Две заказные статьи в межуровневой «Независимой газете» сделали своё дело.

Когда добродетель Центра получила такую огласку, жители уровней воодушевились. Оказывается, «чёрных котелков» можно не бояться. Наоборот: с ними нужно искать встречи. И договариваться. Ведь «чёрные котелки» делают невозможное, они дают путёвку в жизнь — даже, когда на это не надеешься. И нужно-то всего ничего: предложить для этой путёвки правильную цену.

И человьи предлагали. То, ради чего можно продать и душу, с «чёрными котелками» решалось проще. Через доноров.

По примеру с торговцем человьи сбагривали своих родственников. Всегда находились те, кто готов был пожертвовать своё тело ради своей же семьи. Или часть своего тела. Главное — найти очередного пенсионера. Но тут снова помогали «чёрные котелки» — в их чёрных чемоданчиках всегда лежали документы на какого-нибудь искалеченного или больного.

Так и получалось, что самих реципиентов в глаза теперь больше никто и не видел. Всё решалось через посредников с чёрными котелками.

У донора изымалась нужная плоть. Эта плоть с одним экземпляром договора отправлялась контрагенту в неизвестном направлении. Донор переходил на новый уровень, перетаскивая за собой свою семью. Если же он оставался недееспособным, что зачастую и случалось, реципиенту доставалась и семья донора. Такая семья получала лучшую жизнь — по документам, как полагается — и тоже исчезала в неизвестном направлении. А донору присваивался статус «экспоната». И теперь всё, что ему оставалось, это прославлять добродетель Центра до самой пенсии. А там — восстановление ранее утраченного. И вуаля — бывший донор уже стоит на вершине мира с обновлённым телом!

Вот и вся модель. Всё максимально прозрачно. А потому с такими перспективами работы у «чёрных котелков» всегда хватало.

* * *

Вместе с этим экспонаты заполоняли площадь всё больше и больше. Каждый день здесь появлялись новые стеклянные витрины. Ровными рядами они расчерчивали площадь, шипя о своём содержимом питательными трубками. Распятые на этих трубках головы покорно выполняли свою работу, мечтая дожить до пенсии.

Вскоре в народе площадь называли уже не иначе, как «Шипящим погостом». Все эти витрины многие теперь сравнивали с надгробиями, а головы внутри — с фотографиями на памятниках. Это противоречило самой концепции Центра — места, куда хотят попасть все человьи. А также: обезличивало саму добродетель.

Поэтому, в тот день, когда на площади осталась одна витрина — с самым первым экспонатом, — многие лишь вздохнули с облегчением.

Поговаривали, что остальные экспонаты теперь путешествовали по всему миру на кочевых автоповозках. Это решало сразу несколько проблем. А также позволяло заявить о добродетели Центра ещё громче.

В гуще этих событий осталось неосвещённым одно незначительное обстоятельство. Когда площадь уже не сравнивали с погостом, и единственный экспонат стали снова навещать, многие задались вопросом: почему лицо торговца так изменилось?

Кривлялись человьи.

Шипели питательные трубки.

Щебетали птички.

А внутри стеклянной витрины в немом крике искажалось лицо беснующегося старика.

И был у этого старика один глаз.

Глава 6. Не при чём

Воздух пах озоном. В оставшихся лужах отражалось небо с облаками. Между лужами шёл «чёрный котелок», вонзая свою трость в высь под ногами.

Когда он миновал человейник, оттуда выбежал мужчина с голым торсом и прокричал:

— Постойте! Вы мне нужны! Пожалуйста!

«Чёрный котелок» остановился. Обернувшись, он стал наблюдать за подбегающим к нему человьём. Маленькая плешивая голова с тонкой шеей казалась несуразной на мускулистом теле мужчины и напоминала издалека пу́цку воздушного шарика. Впечатление усиливал круговой рубец на шее. Казалось, что ниточка оборвалась, и человьиный воздушный шарик теперь несёт ветром по тротуару.

Между тем, как бы не казался мужчина странным, «чёрный котелок» не выказывал ни удивления, ни заинтересованности.

Подбежав же к представителю власти, человей-шарик поклонился, и что-то негромко сказал; седые волосы при поклоне обнажили на «пуцке» макушку, и теперь свисали возле оттопыренного уха редкой паклей. «Шарик» протянул папку с бумагами, и, пока «чёрный котелок» знакомился с ними и сканировал их эмблемой на подлинность, стал переминаться с ноги на ногу.

Вот он заметил переползающего дорожку дождевого червяка и, не отрываясь, вперил в него взгляд. Будто почувствовав это, червяк уменьшился в размерах и, став похожим на упавшую с дерева веточку, замер.

Наконец, «чёрный котелок» вернул документы.

— Могу вас только поздравить. Вы меня остановили только за этим?

«Шарик» икнул и, поникнув плечами, еле слышно что-то прошептал.

Его услышали.

— Зачем вам это? Взяли слишком большой разбег? И не можете остановиться?

И хотя эти вопросы задались ровным монотонным голосом, пенсионер — а мужчина с голым торсом был именно он — почувствовал в них насмешку. Он заморгал единственным глазом и побагровел: сначала румянец выступил на его щека́х, а затем стали пунцовыми шрамы на плечах и шее. Особенно выделялся рубец на шее, став похожим на странгуляционную борозду висельника.

— Всё не так… моя жена мне… как мужчине… в общем, она не… — пенсионер наклонился к уху «чёрного котелка» и снова что-то прошептал.

— Даже так? — это было невероятно, но брови под чёрным котелком приподнялись.

— Да. Она сказала, что принадлежит этому телу, но только если всему. И не может…

— Или не хочет? Но вы вправе потребовать. Она — теперь ваша собственность!

Рубцы пенсионера стали ещё отчётливей. Он опять зашептал. А затем, указав на свою голову и пожав плечами, уже в голос проговорил:

— Мне нужна она, понимаете? Вы… вы же меня можете понять?!

Червяк под ногами продолжил движение, а «чёрный котелок» снова сделал невозможное: усмехнулся.

— Ваше желание мне понятно. Вы добрались до вершины мира, но по-прежнему лишены обычных плотских удовольствий — по взаимному согласию. Так?

Мужчина виновато развёл руками.

— Но это же чистейшей воды анахронизм!

Эмблема на котелке заблестела, заставив пенсионера на время зажмуриться.

— Хорошо. Допустим. То есть, вы, руководствуясь своей неприспособленностью к собственным правам, хотите отобрать у торговца последнее, что у него осталось? Его голову?

— Не отобрать. А поменяться… формами.

В повисшей тишине стало слышно жужжание эмблемы. Прозондировав пенсионера, «чёрный котелок» предложил ему жестом пройтись.

— Что же. Это возможно. Технологии Центра позволяют это сделать. Но есть несколько «но». Во-первых. Хотя обмен сознаниями опробован уже давно, всегда остаётся риск, что что-то пойдёт не так. Вы понимаете, о чём я?

Пенсионер кивнул.

«Чёрный котелок», заложив руки за спину, продолжал:

— Полпроцента. Половина процента — это вероятность брака. Статистика неплохая, правда?

Пенсионер сглотнул ком в горле и снова кивнул.

— Права же на реинкарнацию у вас нет. И никогда не будет. Только родившиеся в Центре могут получить такое право. Если дослужатся до определённого статуса. А потому: риск. Это первое. Теперь второе.

Они остановились.

— Какой резон торговцу?

Пенсионер лишь растерянно тряхнул паклей на «пу́цке».

Эмблема снова зажужжала.

— Пожалуй, на этот вопрос смогу ответить и я сам. — «Чёрный котелок» хрустнул за спиной пальцами. — Допустим, ему можно предложить год за два. И при благоприятном стечении обстоятельств он сможет выйти на пенсию лет этак через пятнадцать. От такого отказаться будет сложно. Не так ли?

Пенсионер кивнул.

— Да. От такого он вряд ли откажется. Ведь через пятнадцать лет он уже сможет получить новые социальные конечности. Всё по заслугам. Ну, а Центру — это дополнительное прославление добродетели. Поэтому, принято.

От нового хруста пальцев у пенсионера по телу прокатились мурашки. Эмблема на котелке тут же засветилась.

— Ваша парестезия излишня. Ведь пока что всё складывается в пользу вашего желания. — «Чёрный котелок» снова усмехнулся. — Остаётся лишь одно. Приобретая добро одно, нужно пожертвовать другим. Вы понимаете, о чём я?

Пенсионер вдруг улыбнулся, наступил на дождевого червяка, размазал его по асфальту и, придвинув «пуцку» ближе к котелку, зашевелил искусанными в кровь губами.

— Даже так?

На этот раз в монотонном вопросе пенсионер не расслышал никакой насмешки. Он закивал головой и уверенно добавил:

— Да. Это её собственное желание.

Затем он, будто не при чём, развёл руки в стороны.

Где-то вдалеке прогремел гром.

Глава 7. Я найду тебя

Обмен сознаниями происходил прилюдно. Это освещали все средства массовой информации.

О дополнительных преференциях для двух доноров должны были узнать даже на самых отдалённых уровнях. Ведь впервые такие высокие технологии применялись к родившимся не в Центре.

К сожалению для прославленного экспоната статистика в полпроцента оказалась не в его пользу. Что-то пошло не так.

К счастью для него этот брак оказался не совсем критичным. Всего-то: потеря голоса! Сознанию, успешно помещённому в чужую форму, приходилось мириться и не с этим! Да и, как справедливо отмечала общественность, немота — это ведь не самые страшные издержки. Получаемого-то намного больше: как никак, путь к социальным конечностям уменьшился ровно вполовину!

В отличие от общественности, экспонат такого оптимизма не разделял. Уж как он бесновался внутри стеклянного ящика! Это, в свою очередь, привлекало к нему дополнительное внимание. Буйство головы приходилось по вкусу народу. А потому толпа кривляк, зевак и физиогномистов росла с каждым днём. Всем было интересно наблюдать за стеклом — особенно тогда, когда там происходило настоящее сумасшествие.

Дошло даже до того, что какой-то ушлый бизнесмен выкупил шефство над экспонатом. И теперь специально обученные человьи вытирали ему пот, давили прыщи, втирали дорогие крема, брили его, чистили зубы и уши, делали ему модные причёски. Стекло в его небольшом доме теперь всегда блестело, воздух внутри — благоухал; рядом с ним теперь играла приятная музыка, а на всех дорожках к его дому — стояли специальные турникеты с монетоприёмниками.

Иногда печать бесноватости исчезала с лица экспоната. И появлялась печать отрешённости. На такие изменения народ реагировал незамедлительно — человьи крутили носом, и поток посетителей уменьшался. Тогда специально обученный человей с приборами посещал стеклянный дом, и всё возвращалось на круги своя — одноглазый экспонат снова бесновался, а турникеты снова работали без остановки.

«Лишь бы до пенсии дожил», — думал бизнесмен, подсчитывая барыши на пятнадцать лет вперёд.

* * *

Как-то раз к экспонату на площади пришёл дородный человей с татуировкой колибри на щеке. Во рту у него торчала зубочистка.

И вот они встретились взглядами.

Единственный глаз экспоната налился кровью, выбеленное кремами лицо исказилось, дёрнувшись на питательных трубках, рот раскрылся в немом крике, а искусанные губы побелели.

Человей по ту сторону стекла кивнул экспонату и, круто развернувшись, зашагал к выходу.

Когда он уже подходил к турникету, позади него что-то громко зашипело. Закричала какая-то женщина. Забегали человьи, кто-то засвистел. Сразу несколько «чёрных котелков» быстрым шагом направились к экспонату.

Человей же с татуировкой на лице не оборачивался. Он шёл и шёл. Мимо него проходили люди со шрамами на шеях, так похожими на странгуляционные борозды висельников. Завидев в нём своего, они кивали ему, но он отводил от них свой пустой взгляд.

«Мёртвый город, — проносилось в его голове. — И я — будто тоже неживой».

Слёзы на его глазах всё наворачивались и наворачивались, пока вдруг не побежали крупными струйками по щека́м. Он смахнул их рукавом, уходя всё дальше и дальше от «Площади добродетели».

Остановившись в «Парке смирения» у дерева с поющей птичкой, человей сел на ближайшую лавочку и прикрыл глаза.

Ветер щекотал его ноздри запахом медовой липы, его слух ласкали трели маленькой пичужки, а лицо его делалось то злым, то радостным, а то невыносимо грустным.

Человей вспоминал.

Воспоминания переносили его от уровня к уровню. Вот он был на девятом. Потом он перешёл — вернее, его перевезли — сразу на седьмой. Там ещё несколько перемещений. И вот он уже в Центре. В обители добродетели.

Когда пресловутая добродетель в очередной раз коснулась перстом его сущности, мир снова перевернулся. Обмен сознаниями — тут либо пан, либо пропал! И что в итоге?

А в итоге он выиграл в лотерею и попал в крохотный процент брака.

Когда после обмена он открыл глаза и осмотрелся, то не мог поверить в случившееся. «Всё получилось?» — спросила его тогда жена. «Получилось», — ответил он ей и посмотрел на экспонат.

— На такое ты точно не рассчитывал, да? — беззвучно прошептал он губами голове за стеклом.

Та разинула рот и так же беззвучно прокричала…

А затем человей стал вспоминать самое тяжёлое.

Жена тащила его в постель. Но он вырвался из её объятий и задал один вопрос:

— Где наша дочь?

Её лицо тут же исказилось:

— Память отшибла, да? Хотя… это и неудивительно. Что ж, я тебе напомню.

Она стала расстёгивать блузку и рассказывать:

— Пришлось чем-то пожертвовать. Ты же понимаешь, о чём я? Притом, это было её личное желание — идти вслед за папочкой. Всё надеялась его быстрее вытащить оттуда. Такая же, как и он — самонадеянная эгоистка! Ну, теперь ей до самой пенсии на кочевых автоповозках кататься.

Наверное, в тот момент глаза торговца и выдали его. Оголившаяся по пояс жена побелела и заплетающимся языком сказала, что очень рада ему, что рассчитывала именно на это, и что они ещё нарожают себе кучу детишек…

Хруст её сломанной шеи торговец вспомнил с особым удовольствием.

В это время ещё одна птичка села на лавочку и словно поздоровалась с ним. Он достал из кармана печенье, размял его и протянул певунье. Птичка села ему на руку.

— Я найду тебя, доченька, — прошептал торговец.

Когда птичка склевала все крошки, он поднялся и медленным, но уверенным шагом, побрёл по дороге.

Эпилог. Развлечение

Рождённые в Центре элиточеловьи подсчитывали конечности.

— В этом месяце негусто. Триста семьдесят пять ног, двести шестьдесят рук, четыреста шестьдесят почек и сто двадцать лёгких. Правда, сердец у нас, как никогда — ради своих близких народ из глубинки идёт даже на это! Почти полсотни сердец!

— Да. Именно сердца могут сыграть решающую роль. Ещё несколько таких месяцев, и кого-то из нас наверняка повысят: на сверхуровень, или даже на два!

— Было бы здорово! К чёрту этот Центр!

И тут наступила ночь, и мир разворошило.

— О, Боже, что это?! — успел прохрипеть последний в живых элиточеловей.

Огромная детская сандалия наступала на многоуровневый человейник снова и снова. Уровни мешались друг с другом, собираясь в один большой общий погост.

Когда разрушать было уже нечего, ребёнок-великан засмеялся и убежал за новым развлечением.

Где-то вдалеке прогремел гром.

Оглавление

Пролог. Внутри стеклянной витрины

Глава 1. Прощальная чечётка

Глава 2. Та самая статья

Глава 3. Птичка в парке

Глава 4. Растворившись в толпе

Глава 5. Немой крик

Глава 6. Не при чём

Глава 7. Я найду тебя

Эпилог. Развлечение