Настоящий Спасатель 3. Назад в СССР [Адам Хлебов] (fb2) читать онлайн

Настоящий Спасатель 3. Назад в СССР

Глава 1

— Ну кто же такое делает людя’м? Що ви с этого поимели? Молодой человек, ви не представляете, каких трудностей ви доставили Баруху Мойшевичу. Теперь из-за вас у Баруха Мойшевича встал бизнес…

Сначала я подумал, что человек обознался и поэтому повернулся к нему лицом.

Я сразу узнал его.

На меня смотрел тот, кто был сфотографирован на самом первом снимке с неизвестной подмененной пленки.

На снимке они вдвоем с другим мужчиной в компании дам что-то отмечали в ресторане.

— Вы ко мне обращаетесь? — я постарался как можно точнее запомнить его внешность и одежду. Коричневые штаны и такие же ботинки в тон к атласному шарфу, со свисающими концами. Он держал руки в кармане плаща. Каштановая шевелюра в купе с бакенбардами выглядела, как неудачная попытка выглядеть по-американски.

— Конечно к вам, Максим. Ви видите здесь кого-нибудь ещё?

Не смотря на его доброжелательный тон, глаза незнакомца, сверкнувшие за светло желтыми линзами очков, выражали хладнокровную угрозу.

Надо быть наготове. Пожалуй, такой выхватит финку или шило и всадит в сердце, совершенно не задумываясь. Он поймал мой взгляд и как опытный психолог прочитал мои мысли.

— Ах, оставьте, Максим. Ви реально думаете, шо ваш бокс может вам помочь против волыны найти пятый угол на базаре? Я вас умоляю, если би нам хотелось вас «сделать начисто», то давно уже сделали это.

Он предупреждал, что вооружен огнестрелом. Нужно переходить к сути. Я едва заметно развернулся к нему полубоком и спокойным голосом спросил:

— Что вы хотите?

Моё спокойствие не ускользнуло от внимательного взгляда жигана, и он оценил его по достоинству.

— Это совсем другой разговор, ви начинаете мне нравится. Я имею Вам кое-что передать…

— От кого?

— От общественности. Дело, в том, что ви своими стараниями поставили людей в неудобную позу. Скажу прямо — в очень неудобную. У людей — ни товара, ни денег

Я молчал и ожидал продолжения.

— Как известно, наш с вами общий знакомый, теперь уже бывший начальник горисполкома будет тянуть лямку, до конца дней своих. Ви в некотором роде, являетесь инициатором этой ситуации.

Я молчал и ожидал продолжения.

— Так вот, молодой человек, перед тем, как его закрыли. Он вывез товар на склад. Вы в курсе?

Я имел дело с одесской мафией.

— Я в курсе. Не знаю, как к вам обращаться. Вы Борух?

— Нет, нет, что ви? Барух Мойшевич далеко. Можно сказать, за океаном. Я всего лишь скромный маравихер, имеющий передать вам, что людя’м нужен адрес склада.

— Где же я его вам возьму, уважаемый?

— Это, как говориться, не наше дело. Ви заварили кашу, вам и возвращать ситуацию взад. Поднимите свои связи. Ви, хорошо держитесь, я это уважаю, но ви же не хотите, чтобы люди пострадали?

Тварь, он завуалировано угрожал. Говоря о связях, он видимо имел ввиду мои отношения с генералом.

— Вам нужен только адрес? Других просьб не последует после адреса?

— Ви нам адрес склада, если товар на месте, всё пучком, то мы в расчете.

— Сколько у меня времени?

— Люди будут рады, если смогут получить свой товар обратно в течении недели после Нового Года.

— Для того, чтобы узнать адрес. Мне нужно минимум две.

— Будет лучше, если ви уложитесь в неделю. И будьте осторожны в походе. Сейчас не самое лучшее время для туризма, всякое может произойти.

Я отнесся к его словам максимально серьезно.

— Как связаться с вами?

— Я сам вас найду.

К нам подошел запыхавшийся Тёма. Он поглядывал на меня и переводил взгляд на моего собеседника. Но руку протягивать не стал. Почувствовал неладное

— Здорово, автобус встал по дороге, какой-то урод всю улицу перегородил.

— Всего доброго, молодые люди. Надеюсь, что ви сдержите слово, Максим

Человек с фотографии, слегка качнул в мою сторону головой, развернулся и ушел по набережной в сторону реки.

— Какая-то знакомая физиономия. Кто это тип? Где-то я его видел.

— На фотографии на подмененной пленке. Нужно еще раз пересмотреть их. Помнишь кадры из ресторана?

— А-а-а-а. Да-да-да-да. Точно это он! Как я его сразу не узнал… Что он хотел?

* * *

Я начал вводить Тёму в курс дела издалека.

Знаменитая одесская мафия существовала еще в царские времена в виде разрозненных преступных кланов и банд. Имея давние криминальные традиции и устои. Правда тогда не существовало понятия мафия. Но можно сказать, что это одно из старейших криминальных сообществ, доживших до наших дней.

Говорят, что голод и постигший Европу неурожай сразу после наполеоновских войн привел к тому, что Одесса стала крупнейшим портом, экспортирующим пшеницу на Черноморском побережье.

Товарооборот по экспорту пшеницы за короткое время вырос с трех миллионов рублей до тридцати семи. По объему перевозимого зерна Одесса уступала только Санкт-Петербургу.

В городе жило и работало много национальностей.

Часть городской торговли к этому времени находилась в руках еврейских общин. Они были вынуждены защищать свой бизнес, когда в развивающуюся Одессу отовсюду хлынули новые жители.

Дело в том, что 1819 году порт получил право беспошлинной торговли на сорок лет.

«Жемчужина у моря» очень быстро богатела, отстраивалась и развивалась. Кроме рабочих в Одесский Порто-Франко начали стекаться контрабандисты и аферисты всех мастей со всего света.

Конкуренция в торговле и в деловом мире привела к образованию местного криминала, со своими порядками, законами и табу.

И приезжим приходилось с этим либо считаться, либо ловить удачу за хвост в других городах, либо проливать кровь. Свою.

Вместе с тем вольготная жизнь в богатом солнечном приморском городе влекла не одних только жуликов, шулеров и аферистов.

Поэты, художники, музыканты и прочие служители муз облюбовали Одессу примерно в то же время. Город развивался и дышал.

В поисках лучшей доли сюда стекались евреи, немцы, русские, украинцы, поляки, армяне и молдаване.

Старые районы Молдаванка, Сахалинчик, Аркадия, Ланжерон день и ночь были наполнены суетой и людом, пробивающим себе место под солнцем.

По большому счету Молдаванка была ремесленной слободой, но приток сомнительных личностей повлек за собой открытие притонов, подпольных казино и борделей. Здесь же образовались целые уголовные «университеты», в которые натаскивали воров всех мастей.

К началу XX века сложились семьи, где криминальное ремесло передавалось по наследству. Одни занимались непосредственно воровством, другие краденое скупали, третьи сбывали.

Само собой, в этой темной интернациональной среде сформировался свой собственный жаргон и культура.

Это была помесь еврейских, немецких, польских и русских словечек и их производных, приправленных блатными выражениями из других концов империи.

Часть воровского мира Одессы поддержало большевиков в борьбе с царским режимом, за что было обласкано в первые годы после революции.

Но длились это не долго. Одесский ЧК просто начал отстреливать всех подозреваемых в бандитизме. И к началу тридцатых одесский криминал ушел в подполье.

Так продолжалось до начала сороковых, пока война и послевоенная разруха спровоцировали в Одессе новый всплеск преступности.

«Жемчужина у моря» снова стала Одессой-Мамой. Как только сгущались сумерки, начинались грабежи. Люди уже не выходили на улицы. Одесса вымирала.

Жуков прибывший в Одессу в 1946 году принял очень жесткие меры. Фактически, он, как и ЧК, отменил законы в отношении воровского мира. И за короткий срок задавил бандитизм.

В позднее Советское время криминал «поумнел» переключился на кражи государственной собственности, спекуляции товаров и валюты, реже промышлял грабежами богатых чиновников одесситов и рэкетом цеховиков.

Старые криминальные профессии тоже остались, но теперь они были вытеснены «новыми веяниями»

Тем не менее, карманники пользовались особым уважением в криминальном мире Одессы.

Их называли «аристократами», они держались особняком и несколько надменно.

Их отличительной чертой были хорошие манеры, приличная наружность и умение держать себя в обществе.

Словом, уголовников в «аристократах» стороннему наблюдателю ничто не выдавало.

Именно такой тип говорил со мной в тот день, пока я ждал Тёму.

Он так и не представился, что было несколько необычно. Видимо, он все же опасался, что КГБ может взять его за задницу.

В семидесятых, евреям разрешили эмигрировать для воссоединения с семьями. Так называемая третья волна эмиграции позволила многим одесским криминальным «талантам» выехать за границу.

Они быстро наладили связи с итальянскими семьями в США и быстро влились в нелегальный бизнес на западе.

Наркотики, махинации с акцизами, страховками, рэкет, мошенничество с чеками, подделка денег, контрабанда были источниками дохода для одесситов, составивших костяк «русской мафии» в США.

Позже, после развала Союза они займутся разграблением имущества западной группы войск, выводом и похищением бюджетных средств из России.

Я не стал рассказывать Тёме только про эмигрантов, и постсоветскую мафию, в остальном же поделился с другом, всем чем знаю.

— Да забей ты на него. Что он может тебе или нам сделать? И потом, это их головная боль.

— Не стоит к их словам относиться беспечно, Тём. Эти из другого теста сделаны. Они не Солдатенко. Они выросли в окружении, воспевающем преступность. Их герои это те, кто сопротивляется ментам. И если надо может убить.

— Да ну перестань, ты насмотрелся фильмов с Бельмондо.

— С Солдатенко все понятно: он предвидел такой ход событий. Он понимает, что он важный свидетель, который может дать показания на многих.

— Он боится, что его могут того, — Тёма показал петлю вокруг шеи и высунул язык в сторону, — как младшего Гончаренко, тю-тю.

— Поэтому спрятал товар. Пока урки не узнают, где товар его не тронут.

— Да, выходит на одесских жиганов-то давят, хотят Солдатенко убрать. А те пытаются вернуть свои деньги? Не проще им плюнуть на эти бабки? Ведь могут повязать.

— Там такие бабки, что плюнуть не могут. Не их это деньги. Это деньги главаря. Он магнат. Вся эта шобла главарю служат.

— Этот Элвис с бакенбардами, сказал про какого-то Баруха Мойшевича за океаном. Думаешь, он может оттуда, из Америки управлять бандой?

Я подумал. Конечно, система прямой связи отсутствовала, но ведь можно было держать связь через капитанов дальнего плавания или через консульства. Ведь вроде есть Болгарское торгпредство в Одессе, или Индийское.

— Сложно, но если, например, у этого самого Боруха есть тут кто-то грамотный и надежный, родственник или друг который зависим, то вполне может управлять всей подпольной корпорацией. Это не банда это система.

— А как думаешь, Солдатенко в их схеме пешка или партнер?

— А вот хрен знает.

— А можем ли мы вычислить этого самого Боруха?

— Искать в списках уехавших? Раздобыть такую информацию очень трудно. К тому же, он вполне может оказаться Борисом Михайловичем. А сколько их, таких уезжает?

— Да, ты прав. Проще узнать, кто такой этот Элвис.

— Элвиса мы тоже вычислим. Но пока проще узнать, где находится склад.

— Жена? Думаешь можно узнать у жены?

— Нет она не знает. Солдатенко все планировал сам. И делал сам. Если бы она знала, то уже повелась бы на обещания следаков смягчить за чистосердечное раскаяние или вообще выпустить под подписку о невыезде.

— А как тогда ты собираешься узнавать.

— Пока вижу два варианта: грузчики и водители.

Мы вошли в магазин.

— Давай, пока сходим в поход, встретим Новые год, как планировали. А там в дороге, на чистом воздухе, может быть и еще какие-нибудь умные мысли придут нам с тобою в голову.

* * *

С момента встречи, меня периодически охватывало чувство тревоги. Беспокоился не за себя — мне не хотелось, чтобы с кем-нибудь из моих близких случилась неприятность. Но быстро отпускало

И за пару дней до похода я с облегчением узнал, точнее «вспомнил», что дед с бабушкой еще летом собирались съездить в Курск на Новый год к бабушкиному брату в гости. Я проводил их и стал собираться.

Не смотря на то, что мы собирались на три дня рюкзак со снарягой и продуктами все равно получился увесистый.

Это был Абалаковский рюкзак из плотного непромокаемого брезента. Не самый удобный, но один из лучших.

В отдельной металлической коробочке у меня были уложены мыльно-рыльные принадлежности и спички. Если есть спички и нож — всегда выживешь в лесу. Продукты, посуда, сменная одежда, спальник, были аккуратно уложены были тщательно уложены так, чтобы при ходьбе ничего не билось об спину и не натирало.

Небольшой топорик в чехле и чайник висели снаружи.

Два Сереги должны были захватить две четырехместные платки и легкую самодельную зимнюю печку.

В преддверии турпохода мне позвонил Тёма и сказал, что Элен очень нервничает, так как это ее первый поход. Дело дошло и до соматических расстройств. На правом глазу у нее вскочил огромный «ячмень».

Организм девушки, как мог, противился путешествию. В ответ мы два вечера подряд делали ей чайные компрессы и победили эту напасть. Она окрестила себя «одноглазым Джо», и справилась со своим волнением.

Тридцатого декабря в шесть тридцать утра мы собрались с рюкзаками палатками, в туристическом обмундировании на автобусной остановке и выехали на самом первом пустом автобусе загород к Столовой горе. Тема, Элен, Маша два Сереги и я.

Мне пришлось представить всех друг другу, поинтересоваться самочувствием. Все пребывали в отличном расположении духа и боевом настрое.

Девушки быстро сдружились. Рыба вежливо поинтересовался можно ли подкатить к Маше, но увидев мою улыбку и отказ деликатно извинился.

— Всё, всё. Понял это твоя девушка.

Он говорил это очень тихо, но Маша все равно поняла о чем речь, видимо, читая по его губам. Она расплылась в широкой улыбке, считая, что отвоевала ещё несколько сантиметров моей территории в нашем противостоянии.

Сегодня с утра она была несказанно красива. Свежий естественный цвет лица, едва подведенные стрелки на глазах, волосы собранные на голове в хвост, приятные округлости тела, угадываемые под туристическими штанами и курткой делали ее облик чрезвычайно привлекательным.

Бывают такие девушки, которые еще больше светятся изнутри, когда чувствуют что их разглядывают. Маша была из их числа.

Мы все болтали, рассказывали друг другу бесчисленные анекдоты и истории, и, наверно, тот кто не ходил по молодости в походы или не отправлялся в путешествие с друзьями, с трудом поймет какое это счастье.

Мы миновали скромный пригородный поселок Строительный, бывший Казацкий и выгрузились на конечной.

На остановке уже столпились люди, едущие с утра по своим предновогодним делам. За речкой Быстрой начиналась дорога ведущая в горы.

Автобус набрал пассажиров и скрипнув дверьми укатился обратно в город по плоскому плато у предгорья.

М остались одни на т-образном перекрестке. Стрелки у стыка дорог показали: направо — дорога в Соколиному ущелью, а налево — вверх через мост к горам. И назад, туда куда уехал автобус.

Журчание текущей горной речки наполняло утро окружающую природу энергией и гармонией.

Это была наша начальная точка маршрута. Тёма достал новую карту разложил ее и отметил точку.

— Ну, все готовы? — подошел и проверил плечевые лямки рюкзаков у девушек.

Мои спутники весело заулыбались и закивали. На воздухе было свежо и солнечно, ветра практически не ощущалось.

— Готовы!

— Тогда погнали, в путь!

— Ура! — Элен подняла руки вверх.

— Подождите, давайте сфотографируемся на память в самом начале маршрута, предложил Тёма.

Меня поставили в середину, я обнимал двух девчонок, а оба Серёги встали по краям.

— Жаль, что нет никого, кто мог бы сфоткать нас вместе, — посетовала Элен.

Потом мы поменялись местами с Тёмой и, закончив со съемками, приготовились шагать по маршруту.

— Через шесть километров, будет небольшое, но очень красивое озеро, там есть камень, с которого можно сфоткать на авто задержке, — Тёма и я уже ходили по этой трассе.

— Девчонки, — сказал Тёма, — удобства на маршруте в ближайший день не предвидятся. Если приспичит, говорите — не стесняйтесь. В походе это нормальное дело. Понятно?

— Да, но мы потерпим. А привалы будут?

— Привал, через каждые два часа. Я пойду впереди, Макс сзади замыкающим. У нас первая, самая простая категория сложности. Это значит, что у нас не будет опасных перевалов и бродов. По дороге всё увидите сами. Завтрак в десять, обед примерно в два часа.

Мы посмотрели на часы.

— Воду лучше набрать во фляги сейчас в роднике, — я показал рукой на ручей ниспадающий по скале и впадающий в речку моста. Там была небольшая площадка, удобная для набора воды.

— Я из дома взяла, — сказала Элен.

Мы с Серёгами и Машей направились к роднику. Еще раз все перепроверив м выдвинулись.

Обычно со сборами раньше восьми никак не получалось.

Выдвинулись в семь сорок пять.

Дорогу опять обступили лесистые склоны, местами просеки и поляны. Иногда встречались колхозные обработанные участки утопающие в садах летом. Где-то внизу остались виноградники, поля кукурузы и табака.

Погода в тот день оставалась приличной. Хотя зимой в этих местах она могла быть очень переменчива.

Вот уже третьи сутки не было дождя, а вчера по словам водителя автобуса здесь у подножия по небу достаточно часто гуляли низкие облака.

Такое ощущение, что дождь из них не шел принципиально. Да и прогноз погоды осадков не обещал. То что надо.

Серёга Бойков ходил в горный спасотряд и узнавал насчет маршрута. Там спасатели сказали, что тропы по нашему маршруту сильно обледенели даже у самого подножья и передвигаться по ним трудно.

Потому в последний момент вечером перед отправлением, была взята одна пара кошек на группу.

В реальности же оказалось, что тропы пока не обледеневшие. Хотя, ситуация могла измениться в считанные часы, так как температура держалась около нуля с отклонением в обе стороны.

Но даже если бы тропы были бы покрыты льдом, то можно было прекрасно обойтись и без кошек — идти параллельно тропе по лесу по мягкой траве.

Серега крыл себя и кошки всеми известными не матерными ругательствами. Каждый лишний килограмм будет чувствоваться в подъеме.

Рыба подшучивал над ним и предлагал оставить их на трассе на дереве или сбегать обратно в Строительное.

Туристическая снаряга, как и любая другая в Союзе была в дефиците, и никто в своем уме не отказывался от нее без крайней необходимости.

Примерно в девять двадцать Тема нашел первый ориентир. Это был небольшой холм и указатель на туристическую тропу. Он достал карту отметил место и время в блокноте.

Мы свернули с дороги. Тропа шла сквозь сосновую чащу. Она была широкой и на ней спокойно помещались двое с рюкзаками.

Минут через сорок мы вышли к Голубому Озеру. Оно никогда не замерзало, благодаря теплым подземным источникам и располагалось в ущелье, покрытом сосновым лесом.

Наш путь пролегал вдоль берега и мы остановились на большой поляне с которой открывался невообразимо прекрасный вид.

Тема пихнул меня в плечо.

— Доставай, свой хваленый окуляр.

— Точно, забыл совсем забыл про него!

Я снял рюкзак и достал новенький бинокль, драгоценнейший подарок, который мне в благодарность за все мои старания вручил Николай Иванович.

Ему кто-то вёз этот агрегат из Японии. Но Николай Иванович без огорчения расстался с новым, нулевым биноклем и от всего сердца преподнес его с трогательными словами.

Он шутил, что на первом месте по ценности в его жизни стоял этот бинокль, а потом уже верная и любящая жена.

Я прильнул к линзе окуляра и осмотрел окружающее пространство. Где-то вдалеке слышалось негромкое тарахтение двигателя. Я направил бинокль на звук.

На другой стороне озера к берегу подплыл одинокий человек на моторке, вылез, привязал лодку цепью к дереву и ушел по делам. Стало быть, сильно за лодку не беспокоился.

— Дай глянуть, что прям так хорош? — поинтересовался Тема проятигавая руку за биноклем.

Он начал разглядывать окрестности.

— Вот это да! — Тёма восторгался пятидесяти кратным увеличением.

Его лицо сияло и он передал аппарат Элен.

— Смотри, вон там у сосны я видел поляну, на которой можем устроить завтрак. Девчонки, у вас есть еще силы? Туда минут сорок-час идти.

Элен передала бинокль Маше.

— Ой, там классное место. Мы не устали, давайте дойдем, — предложила она после того, как увидела место в бинокль.

Тропа через некоторое время стала спускаться вниз почти к кромке воды. Правый берег, по которому мы следовали основательно зарос камышом. В некоторых местах он был настолько высоким, что озера не было видно совсем.

— У меня такое предложение, — Тёма развернулся и шагал спиной, — мы с Элен готовим завтраки, Макс с Машей обеды, а Серёги ужин. Как вам такое?

Маша переглянулась со мной. Явно чувствовалось, что ей было в удовольствие разделить со мной обязанности по приготовлению еды.

— Почему нет, — откликнулся Боёк, — отличное предложение

— Макс, ты согласен? — глаза Маши светились надеждой.

— Да, с радостью буду твоим шеф поваром или помощником на выбор, — улыбнулся я ей.

Она ещё больше засветилась от радости. Удивительный народ женщины — иногда им так немного для счастья нужно… А иногда и целого мира мало.

Мы добрались до стоянки о которой говорил Тёма. Больше кострище обложенное, камнями находилось ближе к берегу.

Чуть поодаль, у леса кто-то соорудил очень приятные по дизайну скамейки и столы врытые в землю. Два стола стояли под навесом, на случай, если путников застанет дождь.

— Мальчики направо, девочки налево, — сказал Тёма, снимая рюкзак с плеч Элен и Маши.

Мы остановились и разложили снарягу. И разбрелись. Два Серёги остались у навесов.

Вернувшись к ним, мы начали доставать запасы из которых Тёма собирался готовить завтрак.

Девчонки задерживались. Я посмотрел на часы. Их не было уже пятнадцать минут. Мне показалось, что я слышу женский голос, который кого-то зовет.

— Слышал?

— Нет, что там? — Тёма стучал эмалированной посудой

— Может пойдем посмотрим? — спросил я Тёму.

— Да они наверно, болтают без умолку, ты же знаешь, как у девушек это бывает. Куда они здесь денутся?

— Я пойду гляну, — ответил я и зашагал в направлении опушки куда ушли девчонки.

— Я с тобой, — он отложил еду и посуду. И направился за мной, к нам присоединились два Серёги.

— Я слышал. Вроде Элен Машу звала.

В это же время нам навстречу из леса вышла растерянная Элен.

— Мальчики, разве Маша не приходила? Что-то я ее не могу найти…

Глава 2

В это же время нам навстречу из леса вышла растерянная Элен.

— Мальчики, Маша не приходила? Что-то я ее не могу найти…

* * *

— Подожди,Элен. Как не можешь найти? Вы что разошлись?

— Как-то так получилась, что она меня ждала справа. А потом я смотрю, а она исчезла. Я сначала думала, что мы друг друга не поняли. И она пошла не дожидаясь.

— Ма-ша, — я громко прокричал, всматриваясь в чащу соснового леса.

— Не, ну тут она никуда не могла деться, тут невозможно потеряться. — нервно сказал Тема, затем очень тихо спросил, — думаешь, Одесса?

Его вопрос не ускользнул от внимания Элен. Я не знаю, расслышала ли она слова Тёма, но она посмотрела на нас с тревогой, будто бы знала о чем идет речь.

— Не знаю. Ты Элен рассказывал, про того типа?

Тема отрицательно помотал головой.

— Так, Серег, давай, ты вернешься на стоянку, вдруг она туда выйдет. — обратился я к Рыбе, — а мы попробуем прочесать лес. Она не могла далеко уйти. Пошли.

Мы направились быстрым шагом вчетвером в лес.

— Если мы растянемся вчетвером на двадцать пять метров и будем идти так, чтобы видеть друг друга, то мы захватим полоску в сто пятьдесят метров, — я выстроил ребят в шеренгу и начал движение, — Элен, веди примерно в то место, где ты ее видела в последний раз

— Может она запомнила, где север, а где юг и по мху на деревьях сможет выйти к озеру?, — Элен была расстроена, — Ма-ша. Ма-ша

Она звала ее, но ответа не последовало.

— Нельзя верить народным приметам — мху на северной стороне дерева, густым веткам, муравейникам. Они все обманчивы.

— И как быть, если человек потерялся в лесу?

— Нужно оставаться на месте.Сохранять спокойствие, не тратить силы не бежать. Если сухо, то постараться разжечь костер.

— Ма-ша, — в голос кричали Серега и Тёма, — Ма-ша!

— Вообще-то звук в лесу тоже обманчив, как в плане расстояния, так и в плане направления. Но если она где-то рядом, то хорошо, если она нас услышит.

— Вот вроде пришли. Да, точно. Она вон у того дерева стояла, — Элен показала рукой на юг.

Я оглянулся в сторону озера на север. Как я и думал. Его отсюда совсем не было видно. Новичок легко мог спутать направление, если не запомнил маршрут или ориентиры. Лес во все стороны имел очень схожий вид и структуру.

И, действительно,зацепиться глазом было не за что. Никаких пеньков или поваленных деревьев, спусков или подъемов.

Подойдя к дереву и внимательно оглядев грунт я не обнаружил никаких примятостей.

— Точно здесь? — уточнил тёма у Элен

— Кажется да. Сквозь крону, солнце пробивается примерно в том же месте.

— Пойдем прямо на юг, потом вернемся. Я отметил место начала поисков воткнув три длинные полутораметровые ветки в землю, которые образовали импровизированную треногу.

Ее было видно издалека. Я достал из кармана куртки небольшой блокнот, вырвал листок и написал на на нём: «Маша жди нас здесь»

Я посмотрев на компас, я попросил Тёму отметить место на карте.

— Жаль, нет снега. Мы бы по следам ее быстро нашли. — сказал Боёк

— Да по снегу далеко не уйдешь, — согласился я.

— Это почему ещё? — удивилась Элен

— Было дело, — я вспомнил свое прошлое, — пришлось преодолевать где-то около два-три километра в поле по снегу, в который я проваливался где-то до середины голени. Так вот я шел часа три. А вот один километр в снегу по пояс в лесу без лыж можно преодолеть, ну может быть, за световой день.

— Да, ладно, не может быть, — возразил Тёма, — километр в час по щиколотку?

— Согласен на сто процентов, — сказал Боёк, — Скажу из личного опыта. А я в армии как-то сходил в самоволку, что называется. Зимой через забор части прыгать нужно было в снег. Старшие товарищи как только не отговаривали.

— А ты что?

— Я мне в деревню на дискотеку охота. Думаю, да что я два километра по полю не пройду. Зима снега по х… — Боёк посмотрел на Элен и извинился

— Ничего продолжай,

— Снега по пояс. Чувствую ходить в снегу невозможно. А обратно стыдно. Мужики засмеют.

Мы шли и внимательно вглядывались в лес. Такие рассказы немного успокаивали Элен и не стал прерывать Серёгу.

— Вообщем, я километра полтор полз в снегу. Полз пять часов, выполз к дороге, только гордо встать на наст уже не смог. Оставшиеся десять метров по насту полз на карачках, а через снежный отвал на обочине буквально перекатился.

— Ну ты даешь, — улыбнулся Тема.

— Ага. Давал. Немного отлежался и доковылял метров пятьдесят до остановки автобуса. Там посидел один одинёшенек с часик, автобус ходил к части два раза в день. Следующий только через шесть часов, решил топать до кпп части по дороге еще пять км. Короче, на подгибающихся прошагал метров двести и упал. Сил нет. Полу сижу, полу лежу. Стопнул бензовоз, объяснил мужику, что хотел на дискотеку, а оно вон как вышло. Мужик посмеялся, но отвез меня на КПП части.

— Внесу свои две копейки: какой бы ни был глубины снежный покров, все таки — снег снегу рознь. Если сырой, вязкий — это одно. А легкий, пушистый — совсем другое. Приходилось и в сыром барахтаться, о чем раньше рассказал, а было дело и по рыхлому сухому бегом бегал. Так сказать, «бразды пушистые вздымая».

Вдруг Элен внезапно остановилась, как вкопанная, она смотрела в пожухлую траву себе под ноги.

— Ребята, кажется это кровь…

— Где? — ошарашено поинтересовался Боёк.

Мы подскочили к пятну.

Тёма уже собирался прикоснуться к нему пальцем.

Но я увидел, что высоко на дереве подвешен джутовый мешок, со свежими кровавыми подтеками на дне.

— Не трогай! — заорал я что есть мочи, так, что Тёма вздрогнул и втянул голову в плечи, остановив руку в нескольких сантиметрах от пятна. Не распрямляя спины, он повернулся ко мне на корточках.

— Что? — его брови сложились домиком от неожиданности.

— Не трогай. Более спокойным тоном повторил я и показал на мешок, висящий над головами.

Все задрали голову и посмотрели на красный от крови нижний шов мешка. С него капнула капля крови и полетела вниз.

Элен прикусила губу прикрыла рот ладонью и застонала:

— Мамочки…

Я молча подобрал небольшую палку и ткнул ею в центр пятна.

Из под травы и опавших листьев мгновенно показался металл. Зубья капкана с глухим лязгом захлопнулись и впились в трухлявую палку, переломив ее.

— Ох, вот это нихрена себе, — выругался Тема.

— Мальчики, скажите мне, что это не то, что я думаю, — Элен с ужасом смотрела на мешок, ее руки дрожали.

— Всё, всё. Успокойся, — я распахнул объятия и прижал ее к себе.

— Это приманка на зверя, — судя по размеру, капкан на лиса или максимум волка. Так делают охотники.

Я вспомнил мужика в длинном брезентовом плаще на лодке, которого видел в бинокль. Я никак не мог вспомнить было ли у него ружье.

— Надо спустить мешок и посмотреть, — Элен немного успокоилась.

Я кивнул Тёме и он подменил меня взяв девушку за руку. После я уперся двумя руками в ствол

— Кошки тут не помешали бы, — прокряхтел Серёга взбираясь по моим плечам на дерево.

Он был намного легче меня, и удерживать его на плечах не составляло для меня никакого труда.

Потому мы определись с ролями без слов. Через пару минут, он срезал ножом веревку на котором висел мешок, упавший на землю с гулким звуком.

Он спрыгнул и смело открыл горловину заглянув внутрь.

Боёк немного поморщился от запаха, но бодро известил всех присутствующих.

— Как мы и думали. Это печень, с внутренностями. Или говяжья или свиная.

— Точно? — с надеждой в голосе спросила Элен, — я так испугалась, когда увидела кровь.

Её отпустило.

— Точно, точно не переживай.

— Какой смысл вешать эту гадость?

— Телячий желудок, освобожденный от содержимого, наливают кровь, туда же кладут печень, легкие, очищенные кишки. Затем мешок с потрохами вешают на ветке для провяливания. Его мощный запах разносится по всей округе. Хищник приходит, нюхает пятно с кровбю, которое ты обнаружила. И бабах!

Я хлопнул в ладоши.

— Зверь в капкане.

Вместе с моим хлопком в метрах ста двадцати от нас в небо взвилась небольшая стая грачей.

— Пошли быстрым шагом, за мной. Старайтесь идти вслед. Только смотрите под ноги. И на деревья. Ищите глазами мешки. Там могут быть сокрыты такие же сюрпризы, как этот.

Я развернулся и помчался в нужную сторону.

— А может они от твоего хлопка поднялись?

— Нет, далеко. Их кто-то рядом спугнул.

Мы шли по лесу пока вдруг передо мной не появилась узкая просека с грунтовой дорогой. Хвойный лес сменился на смешанный. Сосны стали попадаться реже, заменяемые полуголыми лиственными. Это были черные стволы каштанов.

Колея еле угадывалась, но ни её ни просеку не было видно даже в двадцати метрах от вырубленной когда-то дороги.

— Элен, кричи ты, если Маша рядом, то она откликнется. А мужских голосов может испугаться. Кричи полностью фамилию имя отчество.

Я назвал фамилию и отчество Маши.

Элен, набрав воздуха в грудь, последовала моей просьбе.

— Теперь тихо.

Я остановился и прислушался. Мне показалось, что я услышал Машин ответ.

— Слышали?

Но мои спутники отрицательно покачали головами.

— Крикни еще раз, Элен, — попросил я девушку своего друга.

Элен повторила. Но ответа не последовало.

— Пошли дальше, она где-то здесь. Я чувствую

Мы продолжали идти в направлении места, где кто-то спугнул стайку грачей.

Я снова сошел с дороги в чащу. Влево на. Мне показалось, что я заметил расправляющуюся притоптанную траву и следы. Будто бы человек сошел с дороги, увидев впереди какое-то препятствие или угрозу.

Пытался спрятаться. Я зашагал в гущу леса быстрее, а мои спутники за мной. Тут было более сыро, чем везде, где мы до этого шагали.

Кусты здесь росли гуще и мне приходилось буквально продираться через ветки и сырые заросли. В лицо бил запах прелой земли и застоявшейся воды

Моя нога провалилась по голенище в склизскую жижу.

«Блин только бы не болото!»

Я остановился и перенес вес на заднюю ногу.

— Стоп. Назад. Тут так не пройдешь.

Я попытался вытащить назад ногу в ботинке так, чтобы в нее больше не заливалась вода.

Всё равно промок. Я наступил на нее из под перепачканный тиной или илом кожаной поверхности, хлюпая засочилась мутная бурда.

Я вышел обратно на дорогу сел и сняв ботинок и носок отжал его. По хорошему нужно было высушить, но я не хотел терять время. Обувшись я сказал:

— Она где-то рядом. Давайте покричим.

— Ма-ша! Это мы! Ма-ша!

И вдруг из-за моей спины мы услышали слабый отголосок.

— Ре-бя-та, я здесь!

Я немного опешил и снова посмотрел на траву. Ну да, человек мог, как сходить с дороги, так и выходить на нее в этом месте.

— Ма-ша! Мы идем! — Элен запрыгала от радости и по-детски захлопала в ладоши от восторга.

Тёма протянул мне руку и помог подняться. Мы развернулись и побежали противоположном направлении. Я ошибся. Машу надо было искать справа от дороги. На юго-востоке.

Минуты через две мы поочередно высыпали на небольшую полянку.

Маша вскочила с большого пня нам на встречу. Она с широкой радостной улыбкой бросилась мне на шею.

Рядом с пнём стоял мужчина, в брезентовой плащ-палатке и ружьем на плече.

— Ну вот, а ты переживала, что твои друзья не найдутся.

Он тоже, вроде, улыбался. Но растянутые в улыбке губы не всегда признак доброжелательности.

Его холодные глаза разглядывали меня. Он мысленно рассчитывал расстояние до нас, как это делают все охотники и хищники.

Глава 3

Рядом с пнем стоял мужчина, в брезентовой плащ-палатке и ружьем на плече.

— Ну вот, а ты переживала, что твои друзья не найдутся.

Он тоже, вроде, улыбался. Но растянутые в улыбке губы не всегда признак доброжелательности.

Его холодные глаза разглядывали меня. Он мысленно рассчитывал расстояние до нас, как это делают все охотники и хищники.

* * *

Это был тот самый мужик, которого я видел в бинокль на озере. Ширококостный, коренастый, с острыми чертами лица.

— Да, я не переживала, дядя Толя, — Маша обернулась к нему, — спасибо вам большое.

— Анатолий Ефремович, позвольте представиться, я из соседнего лесничества. Вот коллеги попросили помощи с волком одиночкой. А я вашу подругу встретил.

— Это ваш мешок над капканом там, метрах в ста пятидесяти висел? — спросил Тёма

— Висел? Уже не весит? — «дядя» Толя, внешне похожий на актера Пороховщикова в молодости, удивленно посмотрел в сторону моего друга.

Тёма виновато опустил голову.

— Простите, мы его сняли.

— Зачем?

— Ну, может быть это глупо. Но хотели посмотреть, что там внутри.

— Ладно, не переживайте я всё исправлю и повешу его снова. Капканом никого не задело?

— Нет, а разве капканы законом не запрещены?

— Запрещены крупные капканы без заметных для человека опознавательных знаков. На медведя, например. А тут в колхозах жалуются волк появился, собак душит, в птичке птицу перерезал. А тут лесников не хватает.

— А на людей он не бросается? — с широко раскрытыми глазами спросила Элен

— Зверь не любит человека. Особенно, если вас много и вы шумные. Я вас еще за два километра до подхода к озеру приметил. А зверь ещё лучше чует и уходит от греха подальше.

— Понятно.

— Но всё равно, в лесу лучше неподготовленному одному не ходить. Вот как Мария, потеряться можете.

Он стоял, поставив левую ногу в рыбацких высоких сапогах на пень и уперев приклад ружья себе в бедро стволом вверх.

— Нее, теперь только вместе. По одной никуда, — Элен с Машей обнялись и улыбнулись.

Я смотрел на него. По характеру он был нарцисс. Он упивался вниманием к себе и тем, что, ему казалось, что он знает о нас больше, чем мы о нем.

Но он ошибался. Как оказалось, я тоже кое-что о нем знал. Он был на той самой пленке. Кадр с ним встречался в середине. «Дядя» Толя там был представлен в военной форме. Не зря гонец от Боруха Мойшевича предупреждал о том, что в походе всякое случается.

— Вот то-то же, — пробасил «дядя» Толя.

Сейчас он красовался перед девчонками, пытаясь всем дать понять, кто тут в лесу «хозяин». Я бросил незаметный взгляд на его рыбацкие сапоги. На них налипли подсыхающие остатки тины, такие же, как и на моем ботинке.

— Куда путь держите? Маршрут и группу в КСС зарегистрировали?

«А то, ты „дядя“ Толя, не знаешь, сам же получил наши данные в местной Контрольно-Спасательной-Службе», — подумал я.

— Да. Всё как положено, — ответил Тёма.

Он рассказал ему маршрут.

— На сколько дней поход запланирован?

— На три.

— Ну хорошо, ступайте. Я, можно сказать, тут рядом. По счастливому стечению обстоятельств, если что — разжигайте сигнальные костры. Дорогу к озеру найдете?

— Найдем, спасибо.

Мы распрощались. Предупреждения от одесской мафии не были пустым звуком. Я старался не показывать своих эмоций. Получалось, что мне то удалось. Тёма пока ничего не заметил.

«Дядя» Толя будет всё время где-то поблизости. Его присутствие должно было демонстрировать, что у них всё под контролем.

Мы отправились в обратный путь.

— Маш, как вышло, что ты потерялась? — спросил Серега идущий чуть позади нас

— Я сама ничего не поняла, ждала Элен. Мне показалось, что у меня за спиной кто-то есть, смотрит на меня. Обернулась, а там никого. Я обратно к Элен поворачиваюсь, а потом смотрю: нет ее. Будто злые духи околдовали. Как в сказке.

— Со всей ответственностью заявляю, что злых, так же как и добрых духов не существует. Это все религиозные предрассудки и мракобесие, — встрял смеясь Тёма

— Ну как знать, как знать, вот у сестры однокурсник ездил на Кавказ он альпинист… — засомневался Боёк.

— Дайте человеку рассказать, — перебила Эден.

Парни развели руками и почтительно замолчали.

— Вообщем смотрю нет Элен. Я сначала подумала, что она решила подшутить. Но после того, как покричала и не получила ответа поняла, что это не так.

— Да, уж. Я бы ни за что не стала бы так поступать с тобой, ты же знаешь, Маш? А что было дальше, как ты этого мужика нашла.

— Подумала, что ты ушла сама без меня. И пошла в сторону, где как мне казалось было озеро. Иду, иду, а потом понимаю, что оно было намного ближе чем я уже прошагала. Говорю себе — спокойно, Мещерякова. Дуй обратно. Вроде бы тем же путем возвращалась. Но поняла, что заблудилась.

— Страшно было? — Элен взяла подругу под руку и зашагала рядом.

— Нет не страшно, сначала смешно. Думаю, да не теряются теперь люди в лесу, на дворе развитой социализм, восьмидесятые годы! Я знала, что меня в любом случае найдут…

Я молча слушал. Эх, если бы она знала, сколько людей вот так вот теряются в лесах даже две тысячи двадцатые годы, имея мобильные телефоны и хорошую одежду и обувь.

Далеко не все находят дорогу домой и пропадают. Все хорошо, что хорошо кончается.

То есть паники и страха не было? — спросил Тёма.

— Ну паники не было, но в какой момент мне стало не по себе. Как будто за мной Леший наблюдал, из-за деревьев. Я как припустила. Только пятки сверкали.

— Леший, ну ты даешь, Маш, — не унимался Тёма

— Угомонись, дай досказать, — Боёк проявлял особый интерес к потусторонним сущностям в рассказе.

— Потом вышла на ту полянку, села на пень и попыталась разобраться как быть дальше. Смотрю мужик мимо идет, не видит меня. Я ему как заору «Эй, мужчина!». Ну он подошел поинтересовался тем, что случилось. Успокоил. А тут и вы выскочили.

— Я тебя больше никуда не отпущу! — сказала Элен, — сама боюсь потеряться. Я бы наверно от страха умерла.

Все понятно. «Дядя» Толя давно пас на маршруте.

Неясно, что произошло, когда Элен потерялась из поля зрения Маши, но он последовал за ней. И не предложил помощь.

Появился, как бы невзначай, только когда понял, что мы рядом и можем ее услышать.

Зачем? Нарцисс? Или не хотел, чтобы мы пошли дальше и что-то увидели?

— Сереж, что ты там про Кавказ рассказывал? — Маша обратилась к Бойку.

— Да, так вот. Знакомый ездил на Кавказ. А у них там до сих пор, представляете, люди верят в злых духов и ангелов с неба.

— Что, правда? — Тёма оказался самым убежденным атеистом среди нас.

— На Алтае есть целое ущелье — страна демонов. Если судить по народным поверьям и легендам, то придется сделать вывод, что численность злых духов намного превышает местное население. Кроме демонов они еще верят в, как бы сказать, ангелов или добрых духов.

Он подумал стоит ли рассказывать дальше, и когда увидел, что никто не собирается над ним иронизировать продолжил.

Злые духи — эти зловредные создания, принимая тысячи различных личин, обитают на деревьях, скалах, в долинах, озерах, источниках.

Местные считают, что демоны охотятся за людьми и животными, похищая у них «дыхание жизни», чтобы насытиться им. А могут и просто сожрать, если злые.

Демоны слоняются по полям и лесам, и путник всегда рискует столкнуться с кем-нибудь из них лицом к лицу. Подобный порядок вещей вынуждает местных постоянно вступать в сношения со злыми духами.

Кто-то «спасется» молитвой, кто-то делает им подношения — взятки, чтобы его и его скотину и имущество не трогали.

Человек не может противостоять им. Но есть светлые сущности — ангелы. В функции этих существ входит подчинение демонов, перевоспитание их в покорных слуг, а в случае непокорности обезвреживание или уничтожение.

Но они не всегда появляются. Их могут вызывать молитвой специальные люди, типа шаманов. Обычно ангелы стремятся поработить одного или нескольких демонов для недобрых дел.

Иногда они дают бразды правления демонами шаманам. Но тут, как повезет. Если у колдуна не хватает умения и знаний, чтобы заставить демонов повиноваться — беда.

Они заискивают перед ними, стремясь лестью вкрасться в доверие духов и добиться от них помощи.

Вообщем слушал он это все и относился как к сказочке, до тех пор пока не заблудились они вдвоем еще с одним в походе. отбились от группы. Вскоре кончилась вода и еда. Основные запасы у группы остались. Хорошо спички были. Стемнело.Разожгли костер. Залегли спать. Знакомый Бойка рассказал, что быстро уснул от усталости. Но тут его разбудил мужской голос, который предупреждал о приближении демона и прям требовал бежать и не оглядываться.

Парень раскрыл глаза, и чувствует страшную боль, кто-то прокусил ему плечо. Он оборачивается и видит, что тот с кем он шел превратился в злого духа, и пытается откусить его плоть.

— Говорит, схватил головешку горящую от костра ткнул в морду и побежал куда глаза глядят. Бежал без остановки часа четыре. К утру вышел к стоянке геологов.

— А второй?

— Второй и был тем демоном, но когда его возвратили в группу, там ему сказали, что никакого второго и не было. Мол привиделось ему.

— Да не верю, я в такие россказни, страшилки для детского сада, — Тёма улыбался.

— Я сам с ним сам лично разговаривал, тогда объясни, что это было?

— Так, наверно, человеку страшно было. У страха глаза велики. Он боялся потеряться. Чтобы крыша не поехала Придумал себе собеседника. Сам в него поверил. Такое учёные описывают. Шоковое состояние. Человек через заборы трехметровые прыгает. А потом понял, что всё это ерунда, но уже было стыдно себе признаться в своей трусости.

— Да, возможно, только он мне показал вот здесь, — задумчиво ответил Серёга, показывая на себе место чуть выше лопатки — здоровенный овальный укус в виде шрама остался, как от человеческих зубов, только в диаметре больше. Сантиметров десять.

— Как узнал, что человеческие зубы?

— Ну кто себе «часики» на предплечье делал, всегда человеческие от животных зубов отличит.

— Мальчики, ой всё, хватит. Я не засну теперь ночью, давайте тему сменим! — Элен смотрела на Серёгу.

Тот в ответ расхохотался и схватился за живот от смеха.

— Сволочь! Гад! Чтобы тебе пусто было, разве так можно? — Элен два раза стукнула его по спине маленькими кулачками, — ты всё это выдумал!

— Ну не всё, про демонов — чистая правда! — он давился от смеха.

Не смотря на нервные поиски, на которые мы потратили почти час, мы подтянулись к Голубому Озеру бодрыми и веселыми. Серега Рыбников ждал нас, разложив дорожные запасы, образовавшие целую гору на столике под навесом на стоянке.

Он отобрал для завтрака наиболее чувствительные к времени и скоропортящиеся продукты, убрав остальные на потом.

На костре уже закипал чайник.

— Сережа, мы ее нашли! — Элен присела на скамейку по-женски оглядывая стол

— Неужели? И где она ходила? — Серега доброжелательно улыбался и разводил руками приглашая всех за стол

— Давайте есть! — Боёк потянулся за докторской колбасой, но Рыба шлепнул его по рукам.

— Руки! Мыли? Вот я воды с ковшиком приготовил, там мыло и полотенце, — я не сразу заметил ведро стоящие рядом, — вы там в лесу черти, что могли трогать.

— Точно! Ты же мешок с кишками трогал! — вспомнила Элен.

— Кишками? — в один голос удивленно спросили Рыба и Маша.

— Ну да. Я всегда трогаю в лешу мешки со всякими внутренностями.

Мы плотно позавтракали, болтая и рассказывая друг другу как искали Машу. Я сменил носки и немного просушил свой подмокший ботинок.

Тёма улучшил момент и спросил когда мы отошли в сторонку от стола, так чтобы никто не заметил.

— Всё нормально?

— «Дядя» Толя прислал привет из Одессы.

— Что, серьезно? Что делать? Может вернемся?

— Нет, пойдем дальше. Они скорее хотят психологически надавить. Теперь наша безопасность его головная боль. Пока он будет нас охранять, как зеницу ока.

— Ну, какие у нас планы? Выдвигаемся? — спросил Рыба, когда все немного насытились, — хорошо бы наверстать упущенное время, чтобы к месту ночной стоянки прийти засветло.

— Выдвигаемся! Все собраны?

Составляя маршрут, мы с Тёмой старались совмещать простоту и природные красоты.

Поэтому решили выйти на дорогу на Соколиный Наст, который являлся частью плато перед Столовой горой.

Здесь продолжался серпантин, поднимавшийся на высоту тысячу сто девять метров и внешне напоминающий расправленные крылья гигантского сокола.

Наша компания затопала по зимнему шоссе километра. К нашему счастью там было сухо. Хорошая погода позволяла идти и смотреть на красоты. Слева от дороги в обрыве нитью вилась река, а справа живописные скалы и лес.

Подъем был довольно крутой. Девчонки быстро устали, но терпели. Где-то через час попросили сделать привал и присесть.

Они поначалу мужественно отказались от помощи в распределение веса, но теперь уже сомневались в правильности этого решения.

Тёма посмотрел карту и сказал, что тут есть тропа, по которой можно немного срезать маршрут.

Общим голосованием, решили попробовать пройти по ней. Но для начала мы с Рыбой пошли на разведку.

Это было разумно, потому что пройдя метров сто мы потеряли тропу. Она как будто растворилась между деревьев. В конце концов уперлись в утес.

Вернулись, прошлись влево, но продолжения тропы так и не нашли. Справа прилегала пологая скала, по которой при желании можно было бы карабкаться вверх. По идее мы вышли бы к следующему загибу серпантина.

Но мы отказались от этой мысли. Лезть вверх с грузом и неподготовленными девчонками было полной глупостью.

Поэтому мы вернулись и расстроили своих спутников.

— Придется идти по шоссе, тропинка или обвалилась, или заросла так, что по ней не пройти.

— Он там просто исчезает, — подтвердил Рыба.

Остановка и разведка на оборванной тропе выбила нас из графика окончательно. Я вспомнил, что отметил на карте запасное место для ночлега.

Мы переложили часть груза из рюкзаков девчонок к себе.

Особенно досталось двум Серёгам, переукладывать полностью рюкзак на короткой стоянке — дурацкая идея.

Хорошая укладка требует времени и системности. Разгрузив Элен и Машу, мы двинулись дальше.

По плану на маршруте мы сначала должны были подняться по трассе, а потом преодолеть каньон, который в народе называли «Каменной кишкой».

Он был довольно узкий, но очень живописный.

Сразу на выходе из каньона, располагалась площадка на которой туристы организовывали лагерь.

Изначально, мы запланировали там организовать обед, а затем пройти еще пять километров по крутому подъему вверх. И, наконец, заночевать у метеостанции.

— Тём, видимо, заночуем у выхода из «Каменной Кишки». Не успеем засветло к метеостанции.

Он согласился.

— Да, это правильно. Лучше завтра пораньше встанем и попробуем с утра график нагнать. Если не получится, то пересмотрим маршрут.

Два Серёги облегченно выдохнули. Тащить в горах по крутому подъему разбалансированный рюкзак такое себе удовольствие.

Примерно через минут сорок добрались до входа в кишку.

— Девчонки, вы как? Можем передохнуть здесь, а можем дойти до конца «кишки», а там уже ставить палатки и отдыхать до утра.

— Давайте, уже до конца, вы наши рюкзаки выпотрошили — нам стало полегче идти, Элен ты как? — приосанилась и ответила Машка.

— Пошли, уже. Раньше зайдем — раньше выйдем из этой «Кишки». У нас сегодня что ни ситуация, а день занимательной анатомии.

Мы двигались по каньону. Это места насыщены очень живописными видами: тоненькая речка, хвойная зелень, белый камень, солнышко.

Отовсюду веет красотой. Насыщенные краски, меняющиеся хвойные ароматы, особенно хорошо ощущаемые зимой, придавали жизненной энергии.

Шлось легко. Ровный горизонтальный ландшафт позволил расслабить ноги. Несколько раз тропинка переходила с одного берега на другой.

Приходилось перешагивать через ручей. Но ничего серьезного. Все были преграды были преодолены легко — в два-три прыжка.

Километра через два мы нагнали другую тургруппу. Они «привалились» на другом берегу, и лениво наблюдали за нами. Они помахали нам ручками и довольно улыбались.

Часть тропы осыпалось и нам предстояла первая серьезная переправа.

Мы скинули рюкзаки и стали с мужиками обсуждать, самые простые и безопасные способы переправиться на ту сторону.

Мне не очень хотелось устраивать бесплатный цирк, но возвращаться назад и искать обход тоже не было никакого желания, да и место само напрашивалось на переправу.

Было видно, что первая группа изрядно помучилась. Они явно походили в ледяной воде.

Скорее всего кто-то шел, чуть ли не вплавь, нес веревки, натягивал навесную переправу. А потом, кто-то возвращался за ними обратно. Кто не умел по навесной, мочил ноги в ледяной речке.

— Помощь нужна? — прокричал один из парней на том берегу.

— Нет, спасибо, справимся, — крикнул в ответ Боёк.

— Ну-ну. Мы пока посидим подождем.

С той стороны раздались смешки и шутки.

Серёга тихо обратился к нам:

— Ща, все будет, готовьте девчонок, объясните, что к чему, — Боёк полез в свой рюкзак и достал канадку — туристическую пилу. Потом за переправу будем брать деньги.

Прямо на нашем берегу почти у воды стоял сухостой. Это был засохший ствол молодой сосны.

— Так, девчонки, смотрите. Сейчас он повалит дерево, оно как раз по длине подходит. Перейдет по нему на ту сторону.

Девчонки сосредоточенно слушали и кивали.

— Потомы мы натянем вревки с одного берега на другой, переправим рюкзаки, а потом держась руками за веревки, как за перила с легкостью перейдем на ту сторону. Нам важно не ударить лицом в грязь. Та группа будет ждать представления. Мы же не доставим им такого удовольствия?

Я посмотрел на небо. Оно быстро затягивалось тучами. Предчувствие шевельнулось в душе.

— Ребят, гляньте наверх, нам нужно сильно поторопиться.

Глава 4

Я посмотрел на небо. Оно быстро затягивалось тучами.

— Ребят, гляньте наверх, нам нужно сильно поторопиться.

Рыба осмотрел редкие деревья на участке, едва способные послужить укрытием, затем перевел взгляд на меня с Тёмой:

— Может здесь заночуем?

— Берег слишком узкий, смотри на полоски, видишь? — Тёма показал на наслоения. Вода здесь то поднимается, то опускается. Берег легко затопит, а здесь почти открытая местность. При сильном ветре сдует на хрен палатку.

— Да, нам только выбираться из каньона. Других вариантов нет, — я доставал из рюкзака веревки.

— По карте это примерно два с половиной километра.

К нам подошла Маша и присела на корточки. Черт, как же она хороша. Осанка, изгиб, бедра, попочка. Я отвернулся в сторону чтобы не рассматривать в упор ее красоты и прелести.

Она заметила это едва улыбнулась.

— Мальчики, у нас все в порядке.

— Пока, да. Но надвигается непогода. Нам нужно поскорее перебраться на ту сторону.

Непогода в горах может быть очень скоротечной, а может затяжной. Она всегда непредсказуема.

По прогнозу, который нам дали в КСС, нас ожидала малооблачная погода, местами снег с дождем, никаких ураганов и штормов.

Сейчас же я понял, что или метеорологи прибухнули перед Новым годом и что-то напутали, либо погода решила в очередной раз доказать, что самый надежный человеческий прогноз стоил не дороже внезапного каприза природы.

— Я пойду, помогу Бойку, — сказал Рыба, — он один будет долго возиться.

— Всё плохо? — Маша посмотрела мне в глаза, когда я с сосредоточенным видом встал и начал распутывать веревки.

— Нет, Маш, всё нормально. Не скажу, что нас ждет приятная прогулочка, постарайся настроиться на то, что будет трудно. Но ты спокойно сможешь вытерпеть и преодолеть трудности, как настоящая комсомолка.

В трудные минуты новичок, как правило, волнуется о том справится он или нет.

Я всегда настраивал людей на лучшее. Это помогало им собраться и поверить в свои силы.

Редко, когда такая поддержка мешала, а в большинстве случаев помогала.

— А я? — услышав наш разговор, спросила Элен. Я чувствовал, что она нервничает.

— А ты комсомолка?

— Ну да! Конечно!

— Тогда ты тоже сможешь так же спокойно, как Маша, пройти всё с честью и достоинством, присущим нашим комсомолкам.

— Да уж, наши комсомолки самые комсомолистые в мире! — подключился Тёмыч, а я продолжил:

— Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет, и аиста в воздухе словит, сома под водой тормознет.

Маша с Элен рассмеялись.

— Ну всё, выпускайте коней и поджигайте избу — мы идем.

— Насчет поджигать, у вас есть спички и ножи?

Они закивали.

— Тогда сначала достаньте теплую всю одежду и положите наверх в своих рюкзаках. Потом поищите мелких сухих веток и настругайте стружки. Сколько сможете, — я вытащил и протянул им два полиэтиленовых пакета, — у вас в рюкзаках свободное место. Когда настругаете уложите в рюкзак.

— Хорошо, а что потом?

— Соберите среднюю вязанку хвороста.

— Ты сейчас серьезно говоришь? — Элен стояла как вкопанная и с удивлением переглядывалась с Машей.

— Элен, мы не знаем, будут ли по дороге дрова. От вас зависит, замерзнем ли мы тут или будем в тепле. Действуйте.

Девчонки с серьезными лицами присели у своих рюкзаков.

С противоположного берега нам кричал парень лет двадцати пяти.

— Молодые люди, мы уходим. Не можем вас ждать. Переправляйтесь вброд. Не тратьте время на ствол. Погода ухудшается.

Видимо он был руководителем их группы.

Я посмотрел на него. Это был довольно глупый совет. В походных условиях у человека два главных врага, которые его могут убить — это ветер и вода.

Мокрая одежда в сочетании с пронизывающим ветром, быстро приводят к переохлаждению. Вся энергия организма тратится на поддержание температурного баланса и очень быстро сил двигаться не остается.

— Тём, есть сменка обуви и одежды?

— Только одежда.

— Ребят, а у вас есть сменка?

Два Серёги уже пропилили половину дерева. Рыба переспросил у Бойка. Они отрицательно закачали головами. Выходило, что сменная обувь была только у меня. Значит лезь в воду мне.

Группа на том берегу собралась и начала движение. Развлекательное шоу посмотреть не получилось.

По Каньону начал гулять свежий ветерок. Я посмотрел на одну из вершин из ущелья. Видимый пик полчаса назад, теперь его затянуло облаками.

Если смотреть снизу, от подножья или из ущелья, можно узнать о буре, бушующей на вершинах гор, по так называемым «курящимся вершинам», когда снежная пыль сдувается ветром с гребней и крутится клубнями с подветренной стороны.

У нас на переправу меньше получаса. Потом погода испортиться. Судя по ветерку, он будет бить нам в лицо. Хотя в каньоне он может внезапно переменить направление.

Я наконец распутал веревки, закрепил их на нашем берегу и двинулся вброд, там, где мне показалось безопасным.

— Ты ведь промокнешь…

Маша явно не ожидала, что я пойду в воду. Не снимая ботинок, я шагнул в горный поток.

Ледяная вода поначалу сковала всё моё тело, но я переборол неприятные ощущения, и стал продвигаться вперед шаг за шагом.

Когда я добрался до противоположного берега, то на мне промокла вся одежда до пояса.

С утра была отличная погода для похода. Теперь в одно мгновенье все изменилось.

Из глубины канона надвигалась мутная завеса непогоды. По ущелью метался густой колючий ветер, то и дело меняя направление.

Ожили безмолвные скалы, завывая словно волки, снизу хлестнуло холодом. Природа будто нарочно поджидала, когда мы окажемся у переправы, чтобы обрушиться на нас со всей яростью.

Полетели снежинки. Мокрые и колючие.

Серые каменные стены, словно скрывавшие скальные картины-абстракции, быстро меняли цвет и очертания от налипающего мокрого снега.

Он быстро превратился в крупу. Что-то среднее, то ли град, то ли снег.

Разлапистые сосны поседели, побелели под падавшей с неба и накрывавшей всё вокруг снежной пенкой. И только река торопилась по каньону также беспристрастно, поглощая белые снежинки.

Я почувствовал себя, как в аэродинамической трубе. Ветер усиливался и трепал мою одежду. До меня донесся тихий крик Рыбы с противоположного берега. Ветер уносил его голос дальше в каньон вниз по течению. До меня долетали лишь некоторые звуки.

Он кричал и махал руками. Я понял, что они уже перепилили ствол и собирались его валить.

Я был на безопасном расстоянии, но для их спокойствия отошел еще на пару шагов.

Я видел, как Тёма заставил одеть девчонок под куртку всю теплую одежду.

Казалось, что ствол упал совершенно беззвучно. Ветер так громко свистел, что заглушал даже мой собственный голос.

Я пытался крикнуть на тот берег о своей готовности. Но все бесполезно. Тогда я показал жестами.

Мы с Тёмой натянули веревки. Сначала переправлялись рюкзаки. На какое-то время я ощутил, что порывы начинает стихать. Об этом, как бы, сигнализировала моя мокрая одежда. Мне становилось то холодно, то очень холодно.

Слава Богу, рюкзаки пролетели с той стороны на эту без заминок и проблем.

Я очень замерз, но переодеваться пока было рано. Надо было сначала переправить девчонок.

Мы натянули веревки, как можно сильнее.

Видимость совсем ухудшилась. Надо идти за ними. Я перебрался по стволу обратно на тот берег.

Меня уже ждали. Девчонки волновались и топтались на месте.

Первой пошла Элен. Идти по стволу с обычное время над рекой не самой простое упражнение, а тут добавились порывы ветра, сбивающие с ног. Благо оба перила, страховочное и маятниковое были натянуты до предела.

Я шёл, впереди почти не касаясь веревок, и показывал, как нужно перемещаться. Следом шла Элен и позади Тёма. Он подстраховал.

Мы дважды переправились с девчонками. Маша проскочила по бревну, словно по ровной дороге. Хотя оно становилось скользким от брызг.

Вот она спортивная подготовка. Маша в школе занималась художественной гимнастикой. Температура болталась около нуля и при таком сильном ветре бревно скоро должно было заледенеть.

Я показал ей большой палец вверх.

К моменту начала переправы двух Серёг, Тёма криком настоятельно попросил меня переодеться в сухое, а сам отправился помогать ребятам.

Я уже и забыл про замерзшие штаны и ботинки. Несмотря на то, что порядком окоченел, всё мое внимание было приковано к переправе.

У меня немного отлегло от сердца, когда я понял, что остались только парни, потому что я очень переживал, что кто-то из девчонок сорвется в воду.

Снег шел не прекращаясь. Я плюхнулся на колени и пытался развязать дрожащими не слушающимися пальцами шнуровку рюкзака.

— Дай. Лучше я, —услышал я крик, присевшей рядом на одно колено Маша.

Она извлекла из рюкзака сменную одежду и обувь и помогла мне снять ботинки.

— Снимай штаны и скидывай портки, — с серьезным лицом прокричала мне на ухо моя бывшая одноклассница, помогая подняться.

— С удовольствием мисс, вы не могли бы отвернуться?

Ветер бил ей в лицо, только поэтому она не закатила глаза и не сострила. Мне же было не до шуток.

Я с трудом переоделся. К этому времени Боёк и Рыба перебрались на нашу сторону.

И вовремя. Снег еще больше усиливался. Нам пришлось стать в круг, чтобы слышать друг друга сквозь свист метели.

— Пойдем в связке, так можно и потеряться. Первым Тёма, я замыкающим. Второй и третьей идут Элен и Маша.

Я проинструктировал девчонок, как подавать сигналы, как следить за страховочной веревкой и как действовать в случае, если кто-то споткнулся или упал.

— Пошли, — скомандовал я, когда наша связка встала и приготовилась к движению.

Мы торопились. Нам нужно было как можно быстрее выбраться из каньона и найти на выходе лес, способный послужить нам укрытием от непогоды.

С самых первых минут мы тратили на преодоление сопротивления ветру и попытки удерживать равновесие неимоверное количество сил.

Белая стена запросто могла запереть выходы из ущелья, и тогда… Тогда вот, совсем другое дело. Мне не хотелось думать об этом.

А играть в героизм в этой ситуации не было желания ни у кого. Все понимали, чем это чревато.

Минут через пятнадцать я почувствовал дикую усталость. Но меня бодрило то, что девчонки устали не меньше, но держались бодрячком.

Совершенно черные тучи не ползли, а летели прямо на нас. Мы оказались на ровной, голой местности, и спрятаться от пронизывающего ветра было негде.

Я ходил в походы в этих горах много раз с дедом, можно было сказать, что Макс Бодров здесь вырос, но ничего подобного не видел.

Мы встали в ряд.

Идти крайним в связке сложенное всего, потому что тебе всё время приходится пристраиваться под темп всей группы.

В первые минуты движения группа то ускоряется, то сбавляет скорость, нащупывая оптимальную для ситуации.

Люди то и дело спотыкаются, падают, натыкаются друг на друга.

А как ни парадоксально скорость движения и устойчивость связки зависит от крайнего.

Спустя минут сорок мы приноровились и взяли темп, он был не очень высокий, но самое главное — подходил всем. Это важно идти в одном темпе.

Ты больше не тратишь силы на крик, помощь упавшему, остановку на неудобных и шатающихся камнях. Не тратишь время на такой же неудобный старт.

Я прикинул пройденное расстояние. Мы прошли меньше километра, значит идти еще минимум час.

Связка задышала одинаково, стала единым организмом, одним целым. Сложно передать это чувство, когда несколько человек ощущают и делают интуитивно одно и тоже.

Идущий впереди Тёма, не останавливаясь показал знак «внимание», передавшийся по цепочке мне назад.

Я увидел, что на камнях валяются кружки, книги, выброшенные группой, идущей перед нами.

Плохой признак. Значит у людей настолько плохи дела, что они начали избавляться от лишнего веса.

Мне подумалось, что наш инструктаж, тщательная подготовка и укладка, в том числе проверка вещей девчонок исключали подобное в нашей группе.

Но хвалить себя было рано. Надо было сначала дойти до запланированной цели. Места, где можно укрыться от непогоды и разбить лагерь.

Еще через десять минут мы остановились по команде Тёмы. Он нашел, чей-то сапог, скорее всего, потерянный совсем недавно. Тёма послал мне его по цепочке.

Я снял рюкзак и убрал сапог внутрь, затем передал сигнал вперед, что готов двигаться.

Мы продолжили движение. Не очень приятное предчувствие охватило меня. Существовала огромная вероятность того, что группа впереди терпит бедствие.

В каньоне происходило настоящее светопреставление, напоминающее врата в ад. Если там люди неподготовленные, то проблем не избежать.

Снег валил и валил. Все вокруг стало серого цвета.

Пурга была такой силы, что я едва видел спину идущего передо мной товарища. О том, чтобы слышать друг друга, не могло быть и речи.

Ураганной силы ветер глушил напрочь наши голоса. И бил наотмашь то в спину, то сбоку, то в лицо. Ноги скользили по выпавшему снегу, который густо покрывал тропу.

Двигаться и сохранять равновесие становилось все сложнее.

Справа в тени урагана я увидел занесенный снегом куст, очень похожий на сидящую полубоком русалку, как на знаменитом памятнике в Дании в Копенгагене.

Стоп! Это же человек! Девушка в вязанной шапке, припорошенной снегом. В полутора метре от нас.

Я резко дернул страховочную веревку трижды! Рыба остановился, передал сигнал по цепочке и с трудом развернулся ко мне лицом.

Сквозь сощуренные веки — ветер бил ему прямо в глаза, он пытался разглядеть причину остановки и моей тревоги.

Серега развел руками в недоумении, когда увидел, что я снял рюкзак и отвязывал от себя общий шнур.

Я махнул рукой в сторону русалки. Он повернулся, сначала не видя её, но потом засуетился, сам стал отвязываться и постучал по плечу Бойка.

Мы втроем обступили девушку. Слава Богу она была жива, но ее судьба была бы незавидна, если бы мы ее не нашли.

Она сидела в одном носке и совершенно окоченела.

Ее лицо почти ничего не выражало, он просто беспомощно щурилась, отворачиваясь в подветренную сторону.

— Как тебя зовут? — я напрягал связки под завывание метели. Мне показалось, что она ответила, что ее зовут Зоя.

— Зоя, ты одна?

Она устало кивнула единожды.

— Где твоя группа?

Она неопределённо махнула рукой в сторону выхода из каньона.

Это ее сапог лежал у меня в рюкзаке.

Мы помогли ей подняться. И обуться.

— Нужна еще теплая одежда! — прокричал я, надрывая связки Рыбе на ухо. Он кивнул в знак того, что понял меня и стал потрошить свой рюкзак.

Девчонка была довольно миниатюрного сложения, поэтому теплая сменка Сереги Рыбникова налезла прямо поверх ее одежды.

Боёк снял варежки девушки держал ее руки у себя под свитером. Она понемногу оживала.

— Идти можешь? — прокричал я ей в ухо

Она неуверенно закивала головой.

— Тогда пошли.

Мы вставили ее в связку между Бойком и Рыбой.

К моему удивлению найденная и спасенная девушка воспрянула духом и очень старалась приспособиться под темп движения связки.

Значит ей было не впервой двигаться в группе таким образом.

Казалось, что можно успокоиться — мы ведь спасли человека, но я все ещё не находил себе места.

И не зря. Еще через полкилометра мы нашли ещё одного туриста.

На этот раз это был тридцатилетний мужчина, свернувшийся у нас на пути калачиком.

В этом месте берег был особенно узким и не заметить его на тропе было невозможно.

Как выяснилось потом, он пошел на поиски Зои, и сам заблудился. Выбился из сил, несколько раз упав.

Не найдя ее, он бросил свой рюкзак, совсем обессилел, лежал и пытался поспать, чтобы набраться сил для новых поисков.

Но это была совершенно гибельная тактика. Человек, который ложиться спать на открытой местности в такую метель обречен на верную смерть.

Сейчас же он безразлично воспринял наше появление. Но потом увидев Зою в связке, вымучено улыбнулся.

Он медленно поднял большой палец вверх и попытался снова устроиться в прежнюю позу, намереваясь спать.

Ребята стали его распихивать, заставляя встать.

Порывы метели были всё ещё такой силы, что когда ему всё же удалось подняться на ноги, то его сдуло, как пушинку.

Мы видели, как с огромной быстротой он заскользил по заснеженному берегу и его унесло в речку.

Наступила критическая минута. Все смотрели на меня. Нужно было принимать немедленное решение. Я кивнул. Боёк и Рыба кинулись со мной к месту, где только что стоял турист.

К счастью берег был в этом месте пологий, он зацепился за ближайший валун. Там было совсем не глубоко, но он не мог подняться.

Каждый знает, что течение и завихрения водных потоков намного сильнее вокруг камней, чем на открытых участках горной реки.

Два Серёги не задумаюсь шагнули в воду и достали парня на берег.

Теперь у нас было трое людей с промокшей обувью. Ребята, вместе с Тёмой достали сменку и разделили на троих сухую одежду.

Спасенный понемногу приходил в себя, но был угрюм и молчалив. Похоже, что из первой группы их никто не искал.

Пригодился и собранный хворост со стружкой. Снега было уже столько, что у нас получилось сгрести и слепить что-то типа защитных стенок для очага.

Я подумал, о том, что не простил бы себе, если бы мы попробовали его спасти.

С третьей попытки мы сумели развести огонь в ковшеобразной яме и немного отогреться.

Какая же скотина — старший группы ушедшей вперед. Возможно, у него были весомые причины оставить людей на тропе. Но он подверг угрозе и своих людей, и моих друзей.

* * *

Приторный, горько-сладкий чай обжигал руки через жестянки кружек. Першило и пробирало не только наши глотки, но даже пищеводы и желудки.

Наша шестерка плюс двое новых членов команды — Алена и Владимир сидела уже минут пятнадцать и отогревалась в большой, как шатер, восьмиместной палатке Сереги Рыбникова.

Все, кроме меня и Тёмы сидели, засунув ноги в теплые ватные спальники.

За полтора часа, после спасения Владимира мы с горем пополам мы прошли оставшийся путь.

Ближе к концу метель и бушующий в ущелье ураган стихли, оставив за собой горы снега.

Когда мы выбрались из каньона, то нашли на выходе лес, в котором быстро разбили палатку.

Где-то недалеко лагерем встала первая группа, но у нас не было ни сил нежелания искать их.

Мы просто слышали голоса, когда ставили палатку и разжигали в ней печь.

Мы сидели очумевшие, пытаясь осмыслить произошедшее.

Владимир, Боёк и Рыба сильно натёрли ноги в мокрой обуви, но в отличии от трагедии, которая могла произойти — это было делом поправимым.

А дело было так. Зоя, вообщем-то бывалый турист, по дурацком стечению обстоятельств потеряла сапог.

Но руководитель группы, не стал останавливаться и ждать ее, а велел идти искать сапог самостоятельно и потом нагонять группу.

Это было вопиющим нарушением всех правил и традиций туристического братства.

Зоя вернулась, но выбилась из сил не найдя обувь. Через некоторое время Владимир видя, что Зоя так и не догнала группу, поспешил ей на выручку и чуть сам не погиб.

— Ребята, я вам так благодарна, — тихо сказала Зоя, когда полы палатки распахнулись и внутрь вошел улыбающийся парень.

— Можно?

Я устало поднял глаза и увидел того самого молодого человека, который предлагал нам переходить речку вброд там, где мы свалили сосну.

— Знакомьтесь. Это Лева. Руководитель группы, — угрюмо представил вошедшего Владимир, уставившись в свою кружку и не поднимая на него глаз.

— О! И вы здесь? — Лева все ещё широко улыбаясь, обратился к Зое и Владимиру, — я знал, что с вами ничего не случится плохого.

Я медленно отложил кружку с чаем, чтобы не разлить ни капельки тепла и живительной влаги.

Встал, подошел к Леве, проигнорировал протянутую руку и влепил ему справа пощечину такой силы, что руководитель первой группы потерял равновесие и полетел в другой конец палатки.

— Сука! Сука! — кричал я, когда Боёк, Рыба и Тёма оттаскивали меня назад, удерживая за конечности и плечи — Да, я тебя, тварь, разорву сейчас!

Мне не дали его избить. А зря. Я успокоился, взял себя в руки освободился от удерживающих меня рук друзей. Зоя и Владимир молчали.

В палатку впорхнула еще одна девушка из первой группы.

— Володя, Зоя! Слава Богу, что вы нашлись! Мы так за вас переживали! Ребята, милые мои!

Она бросилась между ними на колени и обняла обоих.

— Вы двое нашлись, но ещё двое в метель на маршруте пропали! Слава и Паша! Даже не знаем, что делать…

Повисло тяжелое молчание.

Я с ненавистью и презрением посмотрел на встающего на ноги Лёву.

— Ой, а что тут у вас произошло? — захлопала глазами вошедшая девушка. Ей никто не ответил.

Я направился к своему рюкзаку и обратился к Тёме.

— Тём, одевайся… Выходим!

Глава 5

Буквально каждая секунда была на вес золота. Люди могли оставаться всё ещё живыми. Я быстро сконцентрировался на задачах.

— Боёк, Рыба, как отогреетесь, выходите на опушку, жгите сырые дрова, чтобы было много дыма и лагерь был виден издалека.

— Понял. — ответил Серега Бойков, а Рыбников кивнул.

— Когда разожжёшь, вам нужен надежный дежурный, который будет поддерживать огонь. Найдите кого-нибудь. Потом идите вдвоем с Рыбой к контрольной точке на Турбазе выше и сообщите о том, что люди потерялись. Ещё о том, что мы с Темой начали поиски. Один не ходи.

Бойков кивнул.

— Мы с Машей можем поддерживать костер, мы будем дежурными, — сказала Элен.

— Я с вами, — Зоя подтвердила, что присоединится к нашим девчонкам.

— Подождите, зачем на турбазу? — неуверенным голосом обратился Лёва.

— Заткнись, еще слово — я тебе хлебало разобью, Владимир допил чай и поднялся, грозно нависнув над Лёвой, — ничего плохого не могло случиться, говоришь? Ребят, я присмотрю, за костром вместе с девчонками.

Я паковал веревки, инструмент и теплую одежду.

— Они, Слава и Паша, были с рюкзаками? — спросил я у девушки из первой группы.

— По-моему, да.

— Когда они пропали по времени.

— Я точно не знаю. Никто на часы не смотрел. Метель же в глаза била.

Володя подключился к разговору,

— Когда я пошел за Зоей они ещё были в составе группы. Я точно помню.

— Да верно, они пошли искать вас, — девушка указала на Зою и Владимира.

Я обулся, и помогая Тёме затянуть ремешки и наплечные лямки рюкзака, обратился к ней.

— Нам нужны запасы теплой одежды. Прямо сейчас.

* * *

Мы с Тёмой заходили обратно в ущелье по нашим собственным следам.

Это был знакомый, только что пройденный путь.

Следы немного занесло, но они были вполне различимы.

Впрочем, это были единственные ориентиры, по которым мы двигались, держа в руках по двухметровому шесту.

После снегопада на ущелье, в котором располагался каньон насела низкая облачность.

Не осталось вокруг ни стен, ни скал, ни отрогов, ни реки все бесследно утонуло в белесом неприглядном тумане.

— Думаешь их можно увидеть в таком молоке? — спросил меня Тёма.

Я посмотрел на бинокль, болтающийся бесполезным грузом на моей груди.

— Будем пробовать. Вдруг туман так же быстро рассеется, как началась эта чертова метель.

— Да местечко, страшное. А поначалу и не скажешь. Как ты сказал? Дьявольская?

— Чертова, но я так к слову. Местным этот каньон хорошо известен. И каньон, и реку, они окрестили зловещими словами «Кровавые» — названия, которые говорит сами за себя.

— Ого! А почему?

— Хрен знает. По одной версии в реке много железа, нам не было видно из-за снега, но в некоторых местах камни бурые и красные. По другой версии, во время войны партизаны здесь устроили засаду, вступили в бой и ухандокали целую роту фашистов.

— Рота — это сколько?

— У немцев? Человек двести.

— У нас свой фашист, чуть группу не ухандокал…—Тема имел ввиду Леву, — как думаешь, почему он их бросил?

Я пожал плечами.

— Не знаю, обосрался от страха, наверно. Боялся остаться тут и сдохнуть.

— Может он не заметил, бывает человек нервничает? Зря мы его так жестко?

— Думаю, что он даже не смотрел вернулись или нет после того, как Зою одну за сапогом отправил. Вспомнил, что людей может недосчитаться, уже когда палатки разбили и перекличку устроили.

— Похоже на то. Хотел на нашем горбу в рай въехать. У-у-у рожа мерзкая. Улыбочку его фальшивую ты знатно сбил. Я, если честно, боялся, что ты за топор схватишься. У тебя прямо лицо почернело. Страшно было. Я в детстве так отцовского ремня не боялся, как тебя в тот момент.

— Что, прям такой страшный?

— Ага, будто не ты, а мужик сорокалетний, я думал, ты мне тоже врежешь.

— А сейчас?

— А что сейчас?

— Тоже как сорокалетний выгляжу? Страшный?

Тёма улыбнулся:

— Да, неее. Сейчас выглядишь, как обычно.

Мы шли по ущелью, казалось, что туман начал понемногу рассеиваться.

— Ну-ка, смотри! — я показал параллельную на цепочку следов занесенных следов.

Тёма пригляделся.

— Не, это Володя из связки выбился. Он тут под конец споткнулся и чуть не упал.

Я вспомнил этот эпизод. Серега Бойков его ловил, поддерживал за плечи и действительно не дал упасть Владимиру. Я действительно ошибся.

Пройдя еще с полкилометра, я прислушался к своим ощущениям. Ноги гудели, словно высоковольтные провода.

— Ты сам, как себя чувствуешь, Тём? Ничего что я тебя из палатки вытащил?

— Все тело ломит, как будто меня били неделю, — признался Тёма, — буду на тебя в ОСВОД жаловаться за то, что вытащил из палатки. Дай только срок.

— У меня тоже всё болит. Ничего Тём, мы ребята с тобой крепкие, до свадьбы заживет.

— До чьей свадьбы? Моей или твоей?

Я посмеялся:

— До твоей, конечно. Я пока не собираюсь.

— А что так? Маша к тебя прям тянется, видно невооруженным глазом. Неужели не нравится?

— Тём, понимаешь, во-первых, я хочу разобраться, кто мне больше нравится Вика или Маша. Не могу я с двумя сразу встречаться, нет желания обманывать обеих. Мы с ними друзья. Вот теперь с Машей боевое крещение прошли. Если не огонь, то воду точно.

— Это верно. Ты давай определяйся, а то уведут обеих.

— Чем меньше женщину мы больше… — я сделал паузу, дав Тёме закончить

— Тем больше меньше мы её…

Шутки и разговор помогал справляться с дикой усталостью и напряжением. Туман не уходил.

— У меня тот мужик, «дядя» Толя из головы не выходит.

— Я про него совсем забыл и этим каньоном. Он то тут при чем? Он же не управляет погодой.

— Да, но он должен был идти где-то сзади. Странно, что он не появился на переправе, до того, как мы перешли на другой берег.

— Ну может, он почувствовал, как животное, приближение метели и спрятался где-нибудь в свою нору.

— Нет, тут что-то не вяжется. Он должен был нас опекать, а он не появился в критической ситуации.

— Да ладно тебе. Мы небось не маленькие дети. Сами можем разобраться. Он понял и не стал вмешиваться. Прикинь, туман его скрывает, он сейчас идет за нами, слушает и ржет про себя.

Тёма обернулся, и издеваясь надо мной, спросил пространство за собой.

— Дядя Толя, вы нас слышите? Почему не пришли на помощь. Разве вам не нужен склад? Вы в курсе, что мы тут чуть не сдохли?

Мне показалось, что прямо за нами мелькнула тень в молочной пелене. Я взмахнул два раза шестом, но ни в кого не попал.

— Ты что? Серьезно? — Тёма засмеялся в голос, — ты серьезно думаешь, что за нами кто-то идет и слушает?

— Хрен его знает, может показалось, после сегодняшнего стресса в чего только в голову не лезет.

— Приехали! Здравствуйте, девочки! — мой друг меня передразнивал фразой из моего же анекдота про слепого.

Я размышлял, что могло произойти с двумя пропавшими парнями. Вероятность того, что они погибли была довольно высока. А ещё они могли спрятаться. По словам Зои они уже успели побывать в передрягах.

Люди не верят, что в обычном турпоходе можно расстаться с жизнью из-за банальной непогоды.

Но в любом случае нам нужно было попробовать их найти. В тумане видимость не превышала полутора двух метров, но и сама тропа редко где была шире.

Если они не свалились никуда и оставались на дороге, то у нас был шанс их найти.

Конечно, было непонятно, как мы могли их пропустить в метели, но в турпоходах и не такое случалось.

То, что мы попали в такую пургу, в определенном смысле можно было считать удачей.

С одной стороны, задержки на маршруте привели на в каньон в то время, когда разбушевалась стихия и нашей команде пришлось пройти через жестокое испытание.

С другой, достигни мы переправы по графику, часа на два раньше, то судьба Зои и Володи сложилась бы не так оптимистично.

Тёма шедший немного впереди встал, как вкопанный.

— Стой! Вот теперь мне кажется это их следы.

Мне сложно было определить по едва заметным углублениям на снегу, следы ли это.

Или просто ветер на ландшафте, вот так причудливо разбросал снежные линии и впадины.

— Видишь, они идут перпендикулярно нашим?

— В сторону стены?

— Да, будто два человека рядом.

— Не пойму два или три.

— Третий? Сомневаюсь. Думаешь, они могли свернуть?

Облачная мгла не давала разглядеть, куда вели эти следы.

— Там может быть уступ или укрытие.

Присмотревшись, я увидел большой валун, на котором неестественным образом были наложены два камня поменьше. Каждый размером с булыжник.

Между этими самыми камнями был зажат промокший листок бумаги, вырванный из блокнота. Он потерял форму и порвался у меня в руках.

Я попробовал прочитать, что на нём написано, но от чернил остались только фиолетовые разводы.

— Это они.

— Па-ша!.. Сла-ва!.. — охрипшим от крика голосом начал звать потерявшихся туристов Тёма.

— Подожди, не ори. Пожалей свой голос. Смотри что у меня есть. Это мне в лагере дали, — я вытащил из-за пазухи пластиковый физкультурный свиток.

Три коротких один длинный, три коротких один длинный. Тишина.

Вдруг послышался приглушенный мужской голос. Слов было не разобрать, но звук явно с той стороны куда мы направлялись.

Я посвистел еще раз. Мы почти добрались до стены каньона, когда прямо у наших ног из снега вылезла рука в варежке.

— Мы здесь, — руки выталкивали снег наружу и очень скоро за варежками образовался проем.

Из проема показалась голова туриста, в шапке. Он стал ползком выбираться из своего укрытия и застрял.

Мы с темой подхватили его под руки и выволокли наружу.

— Промок? Ты Слава или Паша?

Парень отрицательно покачал головой. Я помог ему отряхнуться от снега. Я посмотрел на его щеки, они раскраснелись, были поцарапаны и распухли на скулах.

— Меня Слава зовут. Вячеслав я.

— Замерз Вячеслав в пещере? Чем тебя так? По щекам-то?

— Там тепло, более-менее по сравнению с тем, что снаружи было. Щеки снегом поцарапало. Никогда не думал, что падающий снег может быть таким колючим и острым, как игла.

— Ты один? Сколько вас?

— Трое.

Из проема показалась вторая голова. Еще один турист подал нам руки.

Я про себя отметил, что мой организм где-то нашел резервы, открылось второе дыхание и ощущение усталости при виде этих ребят полностью улетучилось.

— Тяните мужики, сам не вылезу, — прокряхтел тот, который должен был быть Пашей, — тут толкаться неудобно. Нет от чего оттолкнуться. Вход г-образный. Под углом.

— Ты Павел?

— Да.

Мы с Тёмой подхватили подмышки и Пашу, а затем выволокли наружу.

— Как вы нашли эту дыру? Там пещера?

— А нам Анатолий подсказал, после того, как нашел нас на тропе.

Ага. Он всё-таки появился. Интересно видел ли «дядя» Толя, как мы подобрали Зою и Володю.

Или просто шел за нами следом и наткнулся на Пашу и Славу.

А может он шёл впереди и понял, что Л

ёва бездарность и подлый трус, готовый бросить своих туристов в беде и вернулся за ними?

— Мужики, у нас это… Люди на маршруте потерялись, — обратился Паша, он назвал фамилии Зои и Владимира.

— Не переживай, с ними всё хорошо, они в норме. Их нашли. Зоя и Володя в лагере. А как смогли туда смогли залезть? Я смотрю и офигеваю.

— Да вот. Как-то залезли. Первым полез проверять Анатолий. Приноровился, а потом уже мы. Там внутри очень тесно. Не развернуться. Толь, ты идешь?

— Сидели, как селедки в бочке, — добавил подробностей Слава.

Из проема показались две руки и голова нашего утреннего знакомого. Он вытолкнул ружье к нашим ногам, так чтобы не забить ствол и улыбнулся.

— Мужчины, нужна ваша помощь.

Мы переглянулись и вытащили человека, который хоть и занимал в стане нашего врага весомое положение, но тем не менее спас двоих туристов, идя за нами по следу.

Мог бы оставить, но пришел на выручку. В этой линии поведения чувствовалось военное прошлое.

— Я же говорил, что скоро увидимся.

— Мы тут теплой одежды принесли. Чай кто-нибудь хочет?

Сняв рюкзаки, я извлёк из него термос с чаем и теплую одежду.

— Мне одежда не нужна. Обойдусь своей. Мужики, вы не отказывайтесь. Ваше исподнее всё насквозь промокло. А до лагеря еще минут сорок топать.

Он быстро и профессионально подобрал оружие.

— А от горячего чая не откажусь, — «дядя» Толя протянул руку и взял у Темы блестящую металлическую крышку-стакан от китайского термоса.

Я достал плитку шоколада и разделил её между всеми.

— Каждый раз, когда ем в походе шоколадАлексея Маресьева вспоминаю, как он восемнадцать суток полз по полям с перебитыми ногами, — сказал Тёма.

Тем временем «дядя» Толя закончил пить чай, закинул кусочек шоколада под язык и проверил ствол своего ружья.

— Где служили, Анатолий? — обратился я к нему дружелюбным тоном.

— Всё-то тебе нужно знать, Бодров, — «дядя» Толя аккуратно сдвинул предохранитель.

Глава 6

Тем временем «дядя» Толя закончил пить чай, закинул кусочек шоколада под язык и проверил ствол своего ружья.

— Где служили, Анатолий? — обратился я к нему дружелюбным тоном.

— Всё-то тебе нужно знать, Бодров, — «дядя» Толя аккуратно сдвинул предохранитель, и тут же, почти скороговоркой, продолжил, — ну-ка отойди в сторонку, молодой человек.

* * *

Он сделал шаг вправо и вперед приставил приклад к плечу и прицелился куда-то мне за спину.

Ствол смотрел мимо меня, но я кожей прочувствовал реальную угрозу со стороны «одессита», когда он незаметно для других плавно направил его мне в грудь и тут же отвел.

Я мог поспорить, что он мысленно выстрелил и сам себя похвалил за меткость.

Мне не стоило находиться на линии огня или рядом с ним.

Я отступил два шага влево и оглянулся. Никого.

— Наверно показалось… — «дядя» Толя опустил ствол.

Я заметил, что у него была особенность за время, за время он ни разу никому из нас не посмотрел в глаза. Это настораживало.

И тут дело совершенно не скрытом аутизме, как могли бы сказать в моей «прошлой» жизни.

Я вспомнил один разговор по душам по службе. Мой собеседник служил снайпером, и рассказывал, что привык не смотреть в глаза людям.

Он никогда не смотрел людям в глаза. Так же как избегал прямого взгляда в лицо.

Человек не имеет звериных навыков в животном мире. Да, он не может идти по следу как собака, он не чувствует запах пота хищника как антилопа, он не реагирует на движения вокруг себя как заяц, он наконец не воспринимает изменение температуры чужого тела как змея.

Но зато, человек, и только человек, способен уловить на себе чей-то посторонний взгляд. И чем этот взгляд пристальней, тем это ощущение у человека становится точнее.

Он говорил, что расстояние для человека не имеет значения. Когда человек чувствует, что кто-то за ним наблюдает, он поворачивается именно в сторону наблюдателя.

У некоторых это называется шестым чувством, у других внутренним радаром.

Оно по разном проявляется: у кого-то оно обострено, а у иных — не совсем. Но мой собеседник был абсолютно убежден в в том оно есть у всех.

Он не смотрел в глаза, чтобы не спугнуть цель, не заставить обернуться на собственный взор. Снайпер смотрит в глаза, только когда всё решено. Перед самым выстрелом.

Он даже на тренировках специально рисовал на мишенях глаза разного цвета, чтобы выработать в себе навык не смотреть ни при каких обстоятельствах.

Похоже на то, что они «дядей» Толей коллеги по цеху. Хоть он и опустил ствол, он смотрел мне в область груди и вычислял расстояние.

— Вы тоже его видели, Анатолий Ефимович? — я улыбнулся.

Тёма комично поднял одну бровь, наклонил голову и посмотрел на меня, как на умалишенного. Он вспомнил, что я махал в тумане своим шестом.

— Кого, Максим? — одессит снова отошел и взял еще кусочек шоколада.

— Того, в чью тень вы целились.

— Так, там не было никого. Мне показалось. Я же сказал.

Он произнес это без раздражения. Словно терпеливо повторяя своему ученику.

— Ну никого так, никого. Так, а где служили? — я повторил свой вопрос.

Ему не очень хотелось отвечать.

— В дальней авиации. Вторым штурманом, на ТУшке

— Разведчики на девяносто пятой?

— А вот этого тебе знать не положено, много будешь знать скоро состаришься.

— Ого, Анатолий, а в загранку летали? Раз дальняя авиация, — подключился Слава

— Я много где был.

— А самое последнее место в загранке? — Тёма пил чай и с интересом слушал беседу.

— Крайняя командировка в Луанду, слышал такой город? Знаешь в какой стране находится

— А то. Ангола, вестимо — ответил Тёма, слегка задрав нос.

— Верно. Ты смотри хорошо вас в школе учат.

— Там же война, вроде закончилась? — спросил я, хорошо зная историю нашего присутствия на африканском континенте.

— Да нет, там надолго. Не закончилась идет.

— А вы воевали? — спросил Паша.

— Ну как воевал, наше дело летать… — он явно желал поменять тему. Давайте, выдвигаться время идет, тут такой смерч со снегом может еще раз налететь. До лагеря нужно добраться засветло.

— Вот так вот, Слав, с таким человеком в одной пещере пережидаешь непогоду и не знаешь, кто он.

«Это точно. Ни хрена вы про Анатолия не знаете», — подумалось мне. Мы собрали свои вещи, взгромоздили свои рюкзаки на спины и выдвинулись в обратный путь.

— Как там люди живут? Они же империалистов выгнали? С кем воюют? — не унимался Слава, засыпая «одессита» вопросами.

— Живут пока херово, если руку на сердце положить. Нищета одна. По первой смотришь, издали вроде хорошие дома, машины. А чуть вглубь — караул, туши свет. Живут с в глинянках вместе с коровами, там же и рожают и жрут.

— Ну это у них только свобода пришла от поработителей-колонизаторов. Вот победят в войне, сразу социализм построят. Заживут.

Анатолий ничего не ответил.

— А с кем они воюют? — поинтересовался я

— Да, там черт ногу сломит и с кем только не воюют и с местными бандитами, считай у них как гражданская война, и с ЮАР, и с Заиром.

— Ну вы точно, разведчик, дядя Толя. А что вам в Анголе больше всего запомнилось?

Мой заход про Анголу возымел эффект. Анатолий, или как его там немного напрягся.

Сделать он мне ничего не сделает, но шариками в голове ворочать будет. Пусть напрягается. Для контрразведчика и следователя я слишком молод. Он обязательно будет пробивать меня по своим каналам. Пусть. Я ему еще сюрпризы приготовлю.

— Запомнился мне в Анголе один пацан. Лютая история.

* * *

Он начал рассказывать, что по прибытию в Луанду они с экипажем имели недельный отпуск. Причина — неисправность, запчастей нет. Только ждать следующего борта с материка.

Делать особо нечего, день отсыпался, пить он не пил, жили на плавбазе ПМТО скукота. А тут медики наши, с которыми он сдружился за последние дни говорят: «не хочешь проветриться? Мы к местным на диспансеризацию едем. Заодно и увидишь, как тут люди живут, чтобы ценить Родину». Была среди них Зиночка, Софи Лорен отдыхает. Что же не поехать-то.

Сказано-сделано,получили пропуска увольнительную разрешения от командования. Загрузились в два микроавтобуса и под прикрытием БТРа поехали в ближайшую деревню.

Только выехали из города добрались до первой деревни в пяти километрах от столицы, как местные военные тормозят.

Не пускают. ЧП у них. Банда подростков напала на деревню, перекосила кучу народа.

Просят подождать пока трупы уберут. Пока суть да дело ангольский сержант рассказывает, что одного удалось задержать.

На дороге, что-то типа бетонного ГАИшного поста только побольше и более обустроенного для обороны.

Ангольский сержант курит наши сигареты, пьет наш алкоголь. Кто-то предложил ему глотнуть из фляги спирта — у медиков с этим делом полный ажур.

Сержанта развезло, он подобрел, улыбается предлагает показать задержанного.

А среди советских ходили разговоры, об ангольских беспризорниках, подростках которые воюют так, что не каждый взрослый солдат ангольской армии имеет такую выучку и подготовку.

Медиков таким не проймешь, а «дядя» Толя с переводчиком Бузиным, в звании капитана пошли.

Интересно посмотреть на такого. Они двинулись за сержантом, который через каждый шаг останавливался и, прижимая палец к губам, шепотом произносил фразу — «Очень опасный!» меняя ее периодически на другую — «дьявол во плоти!».

«Сегодня он убил по меньшей мере четверых. Они косили всех без разбора, там все возрасты. Женщины, дети, старики. Мужчины тоже» добавил сержант немного подумав.

Проходя мимо заржавленной металлической двери, сержант внезапно остановился и принялся доставать что-то из нагрудного кармана ключ.

Спиртяга сыграл свою роль, сержант напрягался, раскачивался, чуть ли не приседал пока не извлек небольшой ключик, чтобы открыть маленький почтовый замок, висящий на петлях покосившейся старой двери.

Через некоторое время стало понятно, что это и есть помещение, где содержат обещанного к показу преступника.

Войдя вслед за ангольским сержантом внутрь, они увидели мальчишку, сидящего на земляном полу, возрастом от семи до десяти лет, в разорванной футболки без обуви.

Он щурился от поступающего света и пытался прикрыться ладонью.

После яркого солнца на улице в помещении было темно, Анатолий с капитаном начали оглядываться, ища глазами настоящего преступника.

Представлялось, что тот самый, «очень опасный» сидит в подвале, прикованный наглухо к стене.

Достав фонарик, они посветили в углы рядом с пацаном, и никого не обнаружив, почти синхронно повернулись к сержанту, задав одновременно ему один и тот же вопрос:

«А где преступник?».

Сначала сержант не понял и переспросил, о том, что они имеют ввиду?

Услышав вопрос повторно, ангольский вояка выпучил глаза, поднял брови от осознания глупости белых, и надув щеки от важности щеки ответил:

«Да вот же! Он прямо перед вами!».

Белые недотепы продолжали шарить фонариками по просторной камере. Увидев это, сержант раздосадовано покачал головой, недовольно пробормотал себе под нос фразу о том, что белые из СССР считаются умными и образованными людьми.

Он отодвинул ничего не понимающих гостей, заставив их расступиться, вошел в центр камеры.

Подойдя к пацану, сержант резко дернул его за плечо и рывком поднял на ноги.

При этом ребенок не застонал, а скорее зарычал, осознавая свое бессилие.

Сержант крепко держал его за тонкое предплечье. Не в силах вырваться и сбежать, пацан волком смотрел то на сержанта, то на нас.

Он протер свои затекшие, остававшиеся продолжительное время без света, глаза.

Его руки и лицо были покрыты царапинами и ссадинами. По небольшим проплешинам на волосяном покрове на голове было похоже,что он где-то подхватил лишай.

Он был невысокого роста, щуплый, с мелкими жесткими кудряшками на черепе.

Поймав наши взгляды пьяный сержант сообщил, что пацан отстрелял полный магазин от калаша, потом бросился наутек, сквозь густые заросли. Результат попытки побега, собственно и наблюдался.

Обувь на ногах отсутствовала, пальцы ног заканчивались длинными и скрюченными ногтями.

Ступни и пятки были потрескавшимися от постоянного пребывания в ангольской пыли и кровоточили в местах трещин.

Широкие, не по размеру, снятые с кого-то штаны были подвязаны белой хлопчатобумажной бечевкой. Видимо, парень не умел завязывать бантиком, поэтому «ремень» был завязан на узел.

Вонючая, не стиранная месяцами футболка с американской надписью «baseball», была разорвана в том месте, где должен был находиться нагрудный карман, а один из рукавов отсутствовал на ней вовсе.

Но это все затмевало выражение его глаз.

Они были не по детски огромные, черные по всей глазнице и самое главное нагло сверлящие нас насквозь.

В них было страшно смотреть даже нам, взрослым мужикам, многое повидавшим в жизни. э

Нельзя было утверждать, что это были глаза ребенка, так же как и то, что они соответствовали возрасту маленького пленника.

Эти очи так же не казались глазами рано повзрослевшего ребенка, хлебавшего горе озерами и морями.

Нет, такого ощущения эти глаза не создавали.

Они были вне времени и вне пространства. Это были не людские глаза. В них отсутствовало понимание добра и зла как такового.

Что-то завораживающее, полное самоуверенности и наглости в этих недетских глазах не давали забыть их еще долгое время.

В них играла смерть и от того они выражали какое-то несомненное преимущество над теми, кто в них смотрел. Брррыыы,

Так чувствует человек, когда видит зрачок врага наставившего на него ствол и фокусирующего цель сквозь прицел Автомата Калашникова.

Ангольский военный спросил, хотят ли советские офицеры задать арестованному вопросы. Сержант сообщил, что задержка пролиться еще как минимум два часа. Те переглянулись и сообщили, что, пожалуй, они не против.

Пацан как-то гордо посмотрел на сержанта и незваных гостей и с независимым видом двинулся к выходу. Дойдя до двери он смачно плюнул в сторону гостей, но промазал.

Дядя Толя с капитаном Бузиным на мгновение окаменели от увиденного, от поведения пацана и от общей атмосферы.

Чего не скажешь о сержанте, который сначала лихо дал подзатыльник, а потом пнул пальцами мальчишку в спину, подталкивая к выходу.

Пацан остался доволен произведенным на советских гостей эффектом. Видимо, он уяснил по лицам, что шокировал тех, кто пришли посмотреть на «неведому зверушку».

Он совершенно четко осознавал, что в отличии от сержанта эти люди пришли без враждебных намерений.

Препроводив пацана в центральную часть блок-поста, сержант организовал стулья и подготовил свободный стол, предварительно протерев его рукавом своей форменной полицейской куртки.

Переводчик Бузин, будучи многодетным отцом сжалился над пацаном и сходил в микроавтобус за едой.

Он вернулся буквально через минуту с пакетом молока и сухим пайком.

Анатолий и Бузин не знали как надо вести себя с арестованным несовершеннолетним беспризорником?

Никто из них никогда не испытывал «удовольствия» от такого рода общения.

Переговорив между собой по-русски, они оба поняли что интуитивно понимают друг друга. Офицеры пришли к заключению, что постараются помочь мальчишке и отвергли попытку разговора с ним с позиции власти и силы.

Они оба отходили от шока. Не верилось в девятилетнего «опасного преступника»

Дядя Толя и в детстве всякое видел, все-таки не совсем ягненок, да и служба на протяжении семнадцати среди прожженных циников сделала свое дело.

А вот переводчик Бузин — это отдельная история.

В свои сорок восемь, капитан был до корней волос интеллигентом, что даже в экстремальных ситуациях не позволяло ему использовать мат.

Он не мог представить, что перед ним сидит малолетний убийца, не испытывающий никаких эмоций по поводу своих жертв. Тем более, что он сам был отцом четверых детей, младшие из которым были примерно того же возраста, что и пацан сидящий перед нами.

Пацан жадно набросился на еду.

Мы молча сидели напротив стоящего юнца, думая каждый о своем. Я думал о том, что война в Африке особенно жестока и идет совсем не по правилам.

Её конца в ближайшей перспективе не видать. Погибнут родители, войну продолжат дети.

И не потому что дети будут мстить, а потому что они еще не понимают, что такое жестокость, привыкают действовать без тормозов.

В Анголе они к убийству и смерти относятся так же спокойно, как, например, к съеденному банану к чему-то простому и понятному.

Поэтому эти малолетки и отличались особой жестокостью, добивая раненых жертв, выстреливая длинную очередь в голову, вместо одного выстрела.

Или сжигали жителей в их соломенных лачугах, предварительно подперев выход бамбуком.

Когда он поел, то он облизал языком весь стол — обычное дело, и потребовал сигарету.

Офицеры хотели отказать, но пацан настоял объявив, что не будет ничего рассказывать, если его требования не будут выполнены.

В конце концов ему дали закурить, он нагло откинулся на спинку стула и по-деловому сообщил, что готов рассказывать свою историю, что вражеские солдаты могут задавать ему свои вопросы.

Он не отличал армейские знаки различия и для него все военные были солдатами.

Капитан Бузин растерялся и спросил правда ли что пацан сегодня убил четверых жителей деревни. Тот глубоко затянулся сигаретный дымом, выставил вперед пятерню и гордо заявил, что убил не четверых а пятерых.

Он не смог объяснить за что он лишил жизни тих людей, на вопрос пожал плечами и сообщил, что они всегда так делают, когда командир из отряда отдает приказ вступить в деревню и покарать предателей, забрать их добро и сжечь их жилища.

На улице послышался шум нескольких подъехавших автомобилей. Кто-то из вновь прибывших военных очень громко и эмоционально спорил с ангольцами, стоящими на посту. К ним подключились наши.

Дядя Толя встал, проверил оконные проемы, и убедившись, что пацан не сможет сбежать.

Выходя на улицу попросил прощения у капитан Бузина и пообещал сразу же вернуться, как поймет что за шум и скандал на улице.

Он только вышел за порог блог-поста, как услышал, что внутри раздался выстрел.

Глава 7

Выходя на улицу, попросил прощения у капитан Бузина и пообещал сразу же вернуться, как поймет что за шум и скандал на улице.

Он только вышел за порог блог-поста, как услышал, что внутри раздался выстрел.

Сержант и «дядя» Толя кинулись обратно в помещение блок-поста.

Вернувшись в тоже мгновение, «одессит» увидел, растерянное лицо капитана и сидящего в углу мальчишку, который обнимал свои колени и злобно смотрел на вошедших

Запах пороха и дым еще не успели раствориться в воздухе. А с потолка сыпались пыль и ошметки. Бузин держал в руках пистолет.

Оба были целы и невредимы.

— Вот сучонок, — возмущался военный переводчик, — только я на секунду отвернулся, этот гаденыш, как бы невзначай, случайно скинул пачку сигарет со стола, так он юрк к кобуре выхватил.

Пацан всё рассчитал. Никто не пострадал по только по счастливой случайности. Он сбросил пачку сигарет, лежавшую на столе так, чтобы Бузин наклонился в сторону и подставил бок с кобурой.

Пока капитан отвернулся, арестованный подскочил и вытащил пистолет из кобуры, но не успел воспользоваться. Бузин всё-таки сообразил и спешно накрыл ладонь мальчики с зажатым в ней пистолетом своей рукой.

Завязалась борьба, к которой у пацана, конечно, не было никаких шансов.

И всё же он сумел сдвинуть предохранитель и попробовал направить ствол в капитана.

Сержант не раздумывая и не церемонясь подошел к пацану и громко ругаясь на португальском, отвесил тому две тяжелые звонкие пощечины.

Пришлось оттаскивать, чтобы сержант не забил ребенка.

Весь внешний вид Бузина, показывал, что он крайне ошеломлен, даже шокирован тем фактом, что пацан просто хотел убить его и сбежать. Несмотря на всю сердобольность и участие к нему со стороны капитана. Хладнокровно. Без зазрения совести.

Они попросили сержанта оставить пацана, потому что хотели продолжили разговор.

Пацан был удивлен, что его не наказали и снова усадили за стол. Вначале он еще больше наглел, хорохорился, требовал еще сигарет и спиртного, но после пары новых оплеух и угроз сгноить его в выгребной яме со стороны сержанта, умерил свой гонор и стал рассказывать.

Родился он в деревне недалеко от Лубанго — провинциального города, в многодетной семье.

Школу посещал только до третьего класса. Мать работала в поле и заниматься детьми не могла, а отец постоянно бездельничал, и даже не знал ходят ли его дети учиться или нет.

Жили бедно — глиняная лачуга с крышей из листьев. Мать уходила в поле в четыре утра, отец же спал до обеда иногда вставал раньше.

Когда он не пил, то сидел перед жилищем и разглядывал всех проходящих мимо, общался с такими же молодыми безработными соседскими мужчинами, что и он сам.

Курил и прохаживался перед домом, здоровался со всеми проходящими мимо и был одет почему то в парадную белую рубашку и черные выходные штаны.

Пацан постоянно испытывал чувство голода. В деревню периодически наезжали боевики из УНИТА это была, антиправительственная антикоммунистическая партия имеющая под своим началом примерно шестьдесят тысяч штыков.

Часто многодетные семьи отдавали своих сыновей в детском возрасте боевикам за нерегулярное снабжение едой.

Самих мальчишек готовили в специальных лагерях в качестве солдат-диверсантов. Среди его сверстников это считалось очень престижным, человека с автоматом все боялись и уважали. А пацан с оружием, часто пугал даже взрослых солдат.

Другой причиной по которой мальчишки стремились попасть в боевые отряды было то, что люди в военной форме могли брать из жилищ всё, что им хотелось.

Никто из местного населения и не думал возражать. Солдаты УНИТА могли убить просто так, за недовольный взгляд или неразумный жест. А получить пулю за сопротивление или возражения — проще простого.

Выходило, что в глазах мальчишек быть солдатом тоже самое, что и стать полубогом, облеченным неограниченной властью.

Кроме того. Можно было спокойно разобраться со своими прежними обидчиками или заставить их не только ползать на коленях и просить прощения, но и отдавать вещи. На тот момент пацан мечтал о футбольном мяче и страшно завидовал его владельцу. Так же как и другие пацаны. Получалось, что многие сверстники были готовы убивать за обладание футбольным мячом.

Правда, пацаны из деревни, которых унитовцы уводили в джунгли, практически никогда не возвращались. Но люди часто поговаривали, что они сражаются с врагами в других провинциях и городах.

Дети-солдаты — немыслимый боевой ресурс для советских военных советников, были распространенным явлением на черном континенте.

Как-то раз в деревню из джунглей пришли люди в военной форме. Они пристрелили кого-то на входе в деревню за то, им недостаточны быстро уступили дорогу.

Жизнь простого крестьянина ценилась не очень дорого. Люди УНИТА ходили по лачугам и отбирали себе детей-солдатов и понравившиеся вещи.

Командир отряда заглянул в хижину к пацану. Они и так бедствовали, но военный приказал отдать дешевую глиняную посуду. Тогда отец взмолился и попросил не забирать ничего у них из дома.

Командир молча показал пальцем на пацана и отец не проронив ни единого слова подтолкнул сына в сторону военных.

На него и других «новобранцев» взвалили баулы с награбленным добром и почти бегом погнали в джунгли. Бежать было трудно, но тех кто останавливался и сбивался с темпа хлестали плетью.

Им дали три коротких передышки, немного воды, которой не хватило на всех. Наконец, через четыре часа гонки они добрались до лагеря УНИТА.

Пацан думал, что это будет селение, обычное, с мирными жителями, коих в джунглях Анголы тысячи.

В таких селениях обычно жили крестьяне. Их дома стояли вдоль центральной дороги, а на самом видном месте располагалось здание церкви с католическим крестом.

В лагере же месте ничего такого не было. Хижин было мало, в основном шалаши, которые располагались хаотично, соединенные между собой еле заметными тропами. Среди них выделялось одно жилище, чуть больше других по размеру, а над входом висело мачете.

Сразу после ужина вновь прибывших повели к тому самому глиняному дому, перед которым сидел, самый старший. На вид ему было не больше двадцати пяти лет.

Хмуро оглядев новых «курсантов» с ног до головы, старший объявил, что с этого момента они являемся членами «боевого отряда освободителей УНИТА».

У Анголы много друзей, но еще больше врагов, которые вторглись и хотели навести свои порядка, как это раньше делали португальцы.

Задача солдата УНИТА защищать Анголу от вражеских агентов и предателей и убивать их всеми возможными способами.

Сам себя и своих солдат старший называл «настоящими» борцами за свободу своей страны Анголы и ее независимость.

Парень ничего не понял, слушая его пламенную речь. Он даже не знал, что существуют другие страны, которые окружают Анголу. Отец, которого пацан, вс же считал всезанющим никогда не говорил об этом. Также он никогда про это не слышал от друзей или их родни.

Информация про страны друзья и страны враги была шокирующим откровением. Так же как и информация о том все враги стараются поработить Анголу.

На следующее утро из них начали готовить «настоящих» солдат. У них появился наставник-инструктор Мгабэ, парень лет пятнадцати-шестнадцати.

День начинался с долгой пробежки по джунглям. Из новоприбывших сформировали отряд. Они бежали строго в колонне то петляя, то прыгая и пригибаясь.

Потом резко меняли направление движения на обратное, бежали параллельными тропами. Бегали бесчисленное количество кругов вокруг пальмовой рощи которую только что миновали.

Преодолевали с ходу завалы, из старых пальмовых стволов, то перепрыгивая, то подныривая через них.

Перескакивали через канавы. А после бега очень много ползли.

Они ползли по корням и стволами вывернутых пальм, по скошенной траве, остатки которой, как нож кололи кожу на груди животе

Самым трудным испытанием было ползти по сухим длинным листьям сахарного тростника, которые как лезвия резали лицо локти и колени.

Пацан с неподдельным ужасом рассказывал, как Мгабэ нещадно бил всех «новобранцев» без разбора прикладом автомата в спину и шею.

Удары следовали незамедлительно, если кто-нибудь из отряда осмеливался хоть на сантиметр приподняться, чтобы переползти какой-нибудь булыжник или другое препятствие.

А потом их гнали на поляну-полигон, где вновь прибывших пацанов обучали стрелять.

Прибыв на поляну-полигон, Мгабэ скрывался в чаще на пару минут.

А потом приносил автоматы, патроны и начинал обучать стрельбе.

За два месяца занятий дети-солдаты освоили положения стрельбы лежа, с колена, стоя, перекатываясь по траве.

Мишенями служили обрезанные стволы пальм, имитирующие человеческие фигуры, на которые были прикреплены мешки с песком.

Еще через месяц малолетние «курсанты» успешно стреляли на ходу, передвигаясь то цепью плечом к плечу то углом, прикрывая друг друга.

Они умели стрелять всем отрядом на счет раз-два по очереди, внезапно вскакивая из положения лежа на колено и падая вниз, чтобы тут же вскочил твой сосед и сделал выстрел.

В последовательности, которую устанавливал Мгабэ, все десять членов отряда, стреляли быстро и без перерыва по нескольку кругов.

«Курсантов» научили обращаться с оружием.

Они умели молниеносно перезаряжать автомат, разбирать его, если произошла осечка или утыкание.

Пацан рассказал, маленькие хитрости, которые не знали многие опытные взрослые бойцы. Для того, чтобы оружие не забивалось грязью и не отказывало, они во время перемещений затыкали стволы тонко скрученной лентой из листьев банановой пальмы.

Кроме огнестрельного оружия им давали почувствовать, что такое нож.

Они ежедневно тренировались, нанося глубокие порезы на стволах молоденьких банановых пальм.

Удары наносились на уровне горла взрослого противника.

Кроме ноже их обучили работе с мачете. Очень скоро каждый умел наносить удары с короткого размаха.

Для этого их обучали в зарослях дикого тростника, которые были настолько плотными, что поднять руку для размаха было совершенно невозможно.

Месяцами наработанный угол рассекающего клинка, позволял даже семлетним пацанам перерубать толстые побеги деревьев толщиною с человеческую руку.

За время тренировок они прорубили целую просеку, которую ставили в пример более старшим бойцам «боевого отряда освободителей УНИТА».

Несколько месяцев их обучали подрывному делу. И к концу обучения умели устанавливать мины, растяжки и делать простые бомбы.

Им постоянно говорили о предстоящем экзамене и вот это день настал. Старший потребовал выполнять все команды идеально и пригрозил убить тех, кто по его мнению не справиться.

Самый старший пригласил, ещё какого-то бонзу, полковника из УНИТА, которого все называли «черным дьяволом» за его иссиня-черную кожу и маниакальную жестокость. Тот приехал с назначенный день в лагерь с многочисленной охраной.

Полковник прошелся мимо строя в черных солнцезащитных очках. Молча осмотрев построенных «курсантов» он высокомерным жестом приказал начать экзамен.

В течении часа пацан с бойцами своего отряда лезли вон из кожи, демонстрируя свои навыки во владении оружием, стрельбе, перемещениях.

Полковник скучал, зевал и всячески демонстрировал, что ему не очень интересно происходящее. Оказалось, что его интересовала финальная часть экзамена.

Из зарослей вывели пленных военных из проправительственных войск. По одному на каждого экзаменуемого.

Их выставили в ряд со связанными за спиной руками. Затем велели встать на колени.

Экзаменуемым было приказано убить пленных при помощи разного оружия.

Пацан рассказывал об этой экзекуции настолько обыденно, словно говорил, об убийстве насекомых, а не людей.

Потом начались «боевые» выходы. Их было так много, что пацан не сумел все вспомнить и перечислить. Обычно они нападали на беззащитные деревни, грабили и убивали.

Малолетний диверсант научился считать по пальцам и по трупам после налета на деревню.

Ему не было жалко тех, в кого он стрелял. Почему? Он никогда об этом не думал. Не жалко и всё. Скольких он убил, он не знал. Сначала делал засечки в хижине в лагере, но потом перестал. Надоело.

Сколько таких деревень было позади он тоже не знал?

Ни о каких боях с врагом, с тем, кто вторгся в Анголу речи не шло.

Всего два раза, когда они напали на спящую деревню им дали отпор.

Однажды, прошлой весной, они не заметили армейский патруль проправительственных войск и отряд вступил в перестрелку, потеряв пятерых убитыми.

Там были еще раненные, но что с ними стало он не знал

И вот сегодня, они начали расстреливать всех крестьян, которые попадались в лачугах, но не ожидали встретить проправительственный БТР и солдат в деревне, на которую напали.

Старшего убили сразу, выстрелом с БТРа, еще многих почти сразу после начала боя. Они растерялись когда поняли, что ими никто не командует.

Пацан выбросил свой автомат и пытался свалить и прикинуться спасающимся мальчиком из деревни, но его опознал раненый глава семейства, которого этот малолетний отморозок не сумел застрелить с первого раза.

О чем он очень жалел. Всю его семью смог, а отца нет. Это про них он говорил и показывал пятерню.

После его рассказа переводчик и видавший виды «дядя» Толя молчали минут десять, не в состоянии произнести ни слова.

Потом, сержант, присутствующий при рассказе, молча забрал и снова запер мальчишку в камере.

Он видимо начал трезветь и уже пожалел, что дал возможность посторонним людям провести беседу с арестованным.

Он все продолжал произносить, что преступник «очень опасный». Но теперь совершенно другой интонацией.

«Одессит» с капитаном Бузиным пришли к выводу, что сержант собирался устроить самосуд и расправиться над малолетним исчадием ада.

Но им пришлось выезжать. Он оставили пацана сержанту и ничего не могли предпринять. Медиков уже ждали, тем более в деревне оказались раненые, которым требовалась срочная медицинская помощь.

Рассказ произвел на моих спутников: Тему, Пашу и Славу не меньшее впечатление, чем на самого Анатолия и его коллегу, там в Африке.

— Обалдеть. Нет я понимаю, что у нас тоже после революции были беспризорники, могли и полоснуть ножичком. Но чтобы такое…. Уму непостижимо, — прокомментировал услышанное Тёма.

— Да уж. Действительно, самое запоминающееся воспоминание из Анголы, — продолжил Паша, идя рядом с Анатолием

— В детдом наверно отвезли, — предположил Слава, — куда же его еще? Он же ребенок.

Все ожидали ответа и, остановившись, вопросительно смотрели на рассказчика этой жуткой истории.

— Я его ребенком не считаю. Он кто угодно, только не ребенок. Хотя и жаль мне его, — ответил «одессит», — не дай Бог в таком месте родиться. Лучше у нас.

— Интересно, что с ним потом стало? — спросил Тёма.

— Не знаю, мы как советские офицеры посчитали правильным составить рапорт начальству. Я потом связывался с Бузиным, он рассказал, что вроде этого пацана пытались разыскать, чтобы взять его на поруки в часть или перевоспитание в Союз. Но так и не нашли. Кто-то сказал, что он все же сумел сбежать после нашего отъезда, другие рассказали, что его отдали на суд жителям деревни, в которой они бесчинствовали в тот день.

— И что они с ним бы сделали? — Паша был впечатлен рассказом.

— Думаю, что ничего хорошего, — Анатолий по прежнему не смотрел никому в глаза.

Мы снова пошли по дороге. До выхода из ущелья оставалось совсем немного, мне даже показалось, что я уловил носом дым от сигнального костра.

Я был единственным из нашей группы, кто молча выслушал весь рассказ и не задал ни единого вопроса. И хоть, в прошлой жизни я не служил в Анголе, я точно знал, что в этой истории всё правда. От первого до последнего слова.

Глава 8

Я был единственным из нашей группы, кто молча выслушал весь рассказ и не задал ни единого вопроса.

И хоть, в прошлой жизни я не служил в Анголе, я точно знал, что в этой истории всё правда. От первого до последнего слова.

Надо же, как судьба может причудливо связывать и развязывать судьбы.

Я лично знал в той, прошлой жизни Александра Николаевича Бузина, выпускника ВИИЯ, Военного Института Иностранных Языков и слышал эту историю во второй раз.

Теперь уже от лица другого свидетеля. Она потрясала своей прямотой и очевидной жестокостью даже меня подготовленного.

В восьмидесятых эта история многим представлялась чудовищной. Такие дети в Африке появились сразу, как только начались войны за независимость, а позже гражданские войны.

Вооруженные группировки рассматривали детей-солдат, как расходный материал, содержание которого очень дешево обходится.

Главарей таких банд или отрядов привлекала простота автоматического оружия, с которым дети могут легко обращаться.

Относительно высокая готовность детей сражаться за неденежные идеи, такие как пацанская честь, престиж среди сверстников и сверстниц, месть, большая психологическая гибкость и податливость делали их очень удобным оружием.

Стремление быть частью чего-то большего, чего-то наделенного правом сильного делало таких бедолаг абсолютно лояльным военному руководству и стирало любые сомнение в аморальности убийств и грабежей.

Бузин рассказывал умопомрачительные истории про Анголу и африканские войны.

Я подумал, что возможно знакомство с переводчиком, поможет мне наладить особые отношения с «одесситом».

Пока я раздумывал раскрывать ли свое знакомство с другим членом истории про ангольского пацана. Но решил немного подождать и продолжить наблюдать за ним.

Как я и предполагал он оказался «непростым» человеком. Было бы неплохо перетянуть его на свою сторону. Но я пока не знал, какие причины заставили его работать на мафию.

Он уже продемонстрировал свое присутствие, обозначил себя и то, что я под наблюдением у «одесских». Нейтрализовывать его глупо. Во-первых, могут пострадать невинные туристы, в во-вторых чего я этим добьюсь.

Мафия думает, что давит на меня, а я наоборот чувствую себя комфортно в его компании. Где-то в глубине души, я чувствовал, что он свой, армейский.

И в критической ситуации, я нашел бы нужные слова и, даже быть может вспомнил бы какие-то имена.

На это я особо не рассчитывал, зверь в человеческом обличии может пренебречь общностью. Но лев никогда не нападает на других представителей своего вида просто так.

Он может драться добиваясь самки, положения в иерархии или территории. По части территории я для «дяди» Толи скорее был больше «свой», чем одесские мафиози. Просто он об этом еще не знает.

Конечно, никакой не штурман дальней разведывательной авиации. Но сейчас это было не важно. Я намеревался из соглядатая сделать его если не другом, то хорошим приятелем.

По дороге мы нашли оставленные рюкзаки Славы и Паша. Они решили, что им будет проще идти без них.

Еще минут через двадцать мы вышли из каньона. Уже темнело. Вдалеке на опушке был виден сигнальный костер, возле которого суетились человеческие фигурки.

Они нас пока не видели, потому что мы были скрыты за тенью скал на узком выходе из ущелья.

Зато я сумел разглядеть фигуру Маши, Элен и Зои, рядом с ними находились еще четверо.

Я вскинул бинокль и увидел, что девчонкам с костром помогают два Сереги. Мои спутники за исключением «дяди» Толи, прошли вперед метров на пятнадцать.

Неужели они не пошли и не нашли следующую точку маршрута, турбазу со спасателями. Ведь два Сереги должны

Возможно, они уже вернулись? Так быстро вряд ли.

— Ну-ка можно мне взглянуть? — протянул руку к биноклю «одессит».

Я снял с шеи ремешок на котором висела оптика и протянул ему бинокль.

Он тоже высматривал кого-то у костра на опушке. Потом перевел взор на лагерь первой тургруппы, находящийся в глубине леса.

Осматривая всю округу, он очень тихо, так чтобы его не услышали остальные спросил:

— Так кого ты видел в тумане?

Я повернулся и уставился на него.

— Ну это точно был не волк.

— Не волк говоришь?

— По крайней мере если волк, то не четвероногий.

Мой собеседник ничего не ответил.

Я немного помолчал обдумывая стоит ли ему сейчас, говорить про Бузова. Возможно, что лучше возможности не представиться.

— Вам наш общий знакомый привет передавал.

— Какой общий знакомый?

Было видно, что он ожидал услышать про кого-нибудь из ментов, мафии или даже из комитетчиков. Но мой ответ его явно сбил с толку. Даже выбил из равновесия.

— Александр Николаевич.

Анатолий отставил бинокль, нахмурил брови и все так же не глядя в мою сторону вернул мне его.

— Александр Николаевич? Что-то не припомню…

— Ну вы только про него рассказали. Бузин Александр Николаевич, — это был чистый экспромт, но я знал, что я делал. Если я ничего не путаю, то «одессит» обязан капитану Бузину жизнью.

— Да? — в его интонации смешались удивление и недоверие. Он лихорадочно вспоминал, называл ли он его по имени отчеству во время своего повествования об ангольском малолетнем убийце, — ну спасибо за привет. И откуда ты его знаешь?

— Ну вы же, Анатолий Ефремович, не рассказывайте мне откуда знаете Боруха. Многие знания умножают скорби.

— Пойдем, — он указал в сторону остановившихся, — Потому что все дни его — скорби, и его труды — беспокойство.

— Ого круто. Вы цитируете Библию сходу?

— Скажи мне, Максим, кто ты? Когда люди, попросившие присмотреть за тобой, сказали, что ты, практически, в одиночку разворошил и завалил всё предприятие Солдатенко, то я не поверил. Хотя понял, что ты непростой перец по тому, как четко ты раздавал команды на переправе и организовал связку в метель.

— Вы были где-то рядом? Случайно вообщем вышло.

— Таких случайностей не бывает. Это либо дар от природы, либо тебя готовили. Слишком ты молод, для таких дел. Так кто же ты?

— Я простой спасатель из ОВСОД, любой из наших ребят на моем месте поступил также.

— Э, нет. Не любой.Что ты хочешь? Ты же не просто так привет передавал?

— Что хочу?

Я с интересом посмотрел в его сторону. Нормальный мужик, вижу,что он простой надежный как Т-34.

— Две вещи. Во-первых, найти склад. Мне подставлять себя и близких совсем не охота. Целью был Солдатенко, а не его бизнес. И то, я бы прошел мимо и не стал бы ввязываться с ним в конфликт, но у него личная неприязнь ко мне, которая вылилась через край. Друзей и коллег моих забрызгала. Короче он сам напросился, сам получил. Надеюсь, что пока я его ищу, мы с вами, Анатолий Ефремович, по одну сторону речки.

Он внимательно слушал, когда возникла пауза спросил:

— А вторая? Вторая вещь, которую ты хочешь

— Хочу, чтобы вы выполнили одну мою маленькую просьбу.

— Какую?

— Этого пока сказать не могу. Но вы не подумайте, она вполне посильная для вас. Никакого криминала.

— Я-то думал, что я охотник — ты добыча, а выходит ты тоже охотник. Я много чем обязан Саше Бузину это правда. Я постараюсь тебе помочь, как охотник охотнику, но ничего не обещаю. Не от меня всё зависит.

Он поправил лямку на ружье.

— Ну и на этом спасибо. Мне вашего слова достаточно. Места эти хорошо знаете?

Он не производил впечатление бесстрастного наемного убийцы. Вообще, меня немного смутило его присутствие в эти года в этом мире.

Мне казалось, что они появились позже уже во времена перестройки в конце восьмидесятых.

Но они все, как правило, производили впечатление порядочных людей. Многие пришли в этот «бизнес» из органов или армии.

Мой вопрос не остался без ответа.

— Знаю не плохо. А что?

Я понимал, что он знает эти места, как свои пять пальцев. Возможно он действительно работал в лесничестве. А может и нет. Он мог досконально изучить местность, потому что был охотником или любителем гор.

— В лесочке стоянка надежная? Если снова начнется ураган.

— Самое оно. Видно, что бывалый турист выбирал место. Место для ночлега лучше не придумаешь.

Мы догнали наших спутников и направились дальше к опушке леса, где была разбита наша палатка.

— Молодые люди, здесь наши дороги расходятся, я вынужден с вами попрощаться.

Не доходя до лагеря «дядя» Толя остановился.

— Анатолий, ну как же так? Может хотя бы чайку с нами попьете? Мы же вон, почти дошли до лагеря, — спросил Тёма

— Нет, ребята, у меня свои дела, — он бросил быстрый взгляд в сторону нашего сигнального костра, — а у вас свои. Я и так отстал из-за непогоды от своего графика.

— Тогда спасибо, можно сказать, что вы нам со Славой жизнь спасли, — Паша протянул руку для рукопожатия.

— Я тоже благодарен, Анатолий. Мы ваши должники, куда вам хорошего коньяка прислать?

— Нет, нет. Перестаньте, просто вместе переждали непогоду. Вы мне ничего не должны, ребята. Те, кто меня знают, хорошо понимают, что быть моим должником, не самое приятное занятие.

Стало понятно, что эти слова преимущественно были сказаны для меня. Мы поочередно пожали руки.

— Увидимся, Анатолий Ефремович, спасибо за помощь.

Я попрощался с ним последним. Я начал привыкать к его внешнему виду, привычке не смотреть в сторону собеседника и даже его говору.

Мы свернули в сторону лагеря а он пошел дальше по тропе.

Когда мы доковыляли до опушки с костром, Маша и Элен завидев нас, рванули со всех ног к нам на встречу. Маша прыгнула мне на шею с такой скоростью, что едва не сбила меня с ног.

Сказывались усталость и нервное напряжение. Последние двести метров после расставания с «одесситом» дались мне особенно тяжело.

Ноги дрожали и каждый шаг давался с огромным усилием, я посмотрел на Тёму и увидел, что он находиться примерно в том же состоянии. Надо отдать ему должное, он ни разу не спасовал.

Он прочитал мои мысли и мы рассмеялись вместе, обнимая девчонок.

Слава и Паша чувствовали себя неловко, ведь это из-за них мы пошли обратно в каньон.

— Ребята пойдем к нам в палатку, там поляна накрыта, мы давно вас ждем. — обратилась Маша к вновь прибывшим.

— Неспасибо, нам надо со своими вещами разобраться.

К нам подошли два Сереги и еще два незнакомых парня. Это были горные спасатели из Турбазы. Боёк и Рыба встретили их по пути.

Ваня и Саня спускались к ним навстречу, уже зная, что две группы попали в лютую метель в каньоне.

Мы все перезнакомились, не обошлось без общих знакомых, горные спасатели хорошо знали нашего руководителя ОСВОД — Николая Ивановича.

— Ребята, пойдемте, мы вас ждали. Перекусите и пойдете разбираться со своими вещами, там Володя колдует с кулинарией — подключилась к просьбам Зоя.

Спасенные Паша и Слава, еще поотнекивались для приличия, а потом согласились. Мы вошли в палатку и разместились внутри.

— Где Лева?

— Да, вот прячется где-то. Стыдно ему.

— Это вы о ком? — встревоженно спросил один из горных спасателей.

— Да, все нормально, Вань, — ответила умиротворяюще Зоя, — это наш руководитель группы. Он натворил делов, теперь стыдно ему. Вот и прячется, тут некоторые обещали ему морду набить.

— Каких делов натворил? — Ваня и Саня синхронно сложили руки на груди.

— Зою и Женю оставил на маршруте одних, вот парни, — Тёма разъяснял ситуацию ребятам с Турбазы, тоже пошли искать отставших не потому что он поиски организовал, а потому что у них совесть есть. А Лёвочка за свою расчудесную задницу испугалася, драпанул так, что только пятки сверкали.

— А когда, вы его в последний раз видели? — Ваня нахмурил брови и многозначительно посмотрел на Саню.

Они явно что-то знали и скрывали от нас.

— Ну вот сначала ребята ушли, — Маша показала на нашу мужскую четверку, а потом и он вышел из палатки. Тут девушка дважды заходила из первой группы, спрашивала о нем. Не могли его нигде найти. А что?

Ваня не торопился делиться информацией.

— А ещё кто-нибудь исчез?

— Мужики, так не пойдет, — вмешался я, — если хотите помощи то расскажите по нормальному, что происходит.

Ваня с Саней переглянулись, Саня кивнул головой в знак согласия.

— Да вот. У нас тут люди стали пропадать.

— Как пропадать? — Элен опустила руки с полотенце, — Что это значит?

— За последнюю неделю в двух группах до вас пропало по одному человеку, — хмуро сказала Ваня.

— Вы, давайте, ужинайте отдыхайте, а мы пройдемся по палаткам по лагерю и выясним, на месте ли ваш Лёва, — Саня засобирался на выход, одевая свою теплую куртку.

— Кстати, вы вроде впятером возвращались, или я что-то путаю? — Ваня тоже начал натягивать на себя одежду

— Нет, ничего не путаешь. Все верно, нас было пятеро. но мы не успели рассказать про свои приключения и то, как мы залезли в пещеру.

Горные спасатели замерли в ожидании.

— Вообщем, нас нашел во время метели и спас Анатолий, я только так и не понял, кто он. То ли лесник, то ли с охотхозяйства.

Саня и Ваня переглянулись.

— Какой Анатолий?

— Вас нашел, дядя Толя? — Маша улыбнулась, — он и меня спас. Я же с утра потерялась. Я вам рассказывала, Вань. Помните?

Ваня утвердительно покачал головой.

— Его попросили волка найти и застрелить, — она посмотрела в мои смеющиеся глаза, скорчила рожицу, — или как там это у вас называется. Отстрелить?

— Странно это как-то. А где он? — спросил один из горных спасателей.

— Ушел, мы с ним разошлись. Сказал, что у него свои дела, ответил Слава, — он конечно немного странноватый тип, служил за границей, бывший военный. Он он нас спас, это факт. Если хотите — сберег! Правда, в каком мы состоянии вернулись бы и вернулись ли неизвестно.

Тёма мельком взглянул на меня, но я жестом показал, что не стоит раскрывать на кого работает «одессит» и по какой причине он оказался рядом с нами.

— Почему странноватый? — Саня с Ваней пытались сложить мозаику из обрывков информации.

— Ну не могу объяснить. Надо с ним пообщаться, чтобы понять, что не так.

— И меня спас, нашел, успокоил, дождался пока ребята пришли. Я вам так скажу, если бы он был маньяк какой-нибудь, я бы уже с вами тут не сидела и не болтала.

Маша и Слава по очереди рассказали обстоятельства в которых «дядя» Толя оказал им помощь.

— Ладно, ужинайте, мы сходим поищем вашего Лёву.

Горные спасатели вышли. Мы присели ужинать, я понял, что с утра ничего не ел, а сил потратил за троих.

— Ребят, — обратилась к нам Элен, — вы что-то темните, вы недоговариваете, скажи, Маш? Они сами странные, да?

— Да!

— Тёма, я же тебя знаю. Не забывай, я журналист расследователь.

— А я дочь прокурора города! Давайте, колитесь, в чём дело!

— О-о-о, прокурор города! Дочь!— в один голос протянули в шутку все наши гости, — это серьезно.

— Да нам нечего скрывать. Просто, оказалось, что этот мужик который утром нашел Машу, а потом Пашу и Славу, служил военным летчиком, много где летал, — Тёма решил развеять возникшее недоверие, — дорога длинная, чтобы снять напряжение, то есть чтобы нам стало легче, мужик рассказывал всякие истории.

— Да девчонки, он такого повидал, мама не горюй! Про детей солдат в Анголе рассказывал. Ужас. Бррррр, — Слава обнял себя за плечи и поежился.

Разговор перешел в нужное русло. Я чувствовал, что мои глаза слипаются от усталости, а сил сопротивляться этому чувству нет.

— Мальчики ложитесь, спать. Мы по очереди с Зоей и Элен поспали, только Володя не не спал, как вы. Сначала у костра сигнального чудеса творил, потом здесь назначил себя дежурным и с Зоей все готовил, — сказала Маша, — мы тут всё сами уберем.

— Нет. Так не пойдет, — возразил я, — вместе пришли, вместе уберем и отбой объявим.

Хотя я безумно устал, я не мог позволить себе сиюминутную слабость. Девчонки, два Сереги и Владимир тоже очень устали. Пока это был один из самых сложных дней в моей «новой» жизни.

На чистой силе воли, или, как принято говорить — на автопилоте, мы помогли девушкам навести порядок с посудой и едой.

Зоя с Володей, попрощались и ушли ночевать к своим. Между нами возникла новая дружеская связь. Мы договорились увидеться завтра.

К тому времени вернулись Ваня и Саня. Лёва нашелся, он действительно прятался от всех в одной из палаток.

Так как мы все очень устали, было решено устроить поздний подъем в восемь. По плану подъем должен был быть в пять утра.

Саня и Ваня разбили свою палатку вместе с нашей.Они планировали сопроводить обе наши группы наверх, на Турбазу, во избежание новых сложностей и потерь.

Мы улеглись в спальники, положив девушек в середину. Сереги по краям я с Тёмой вторым номером. Маша изъявила желание лечь рядом со мной. Каждый расположился в своем спальнике.

Засыпая я услышал ее шепот:

— Что там не так с этим Анатолием? Я же видела, как ты с Тёмой переглядывались.

— Завтра расскажу, спи. Спокойной ночи.

Я уже начал проваливаться в сон, когда палатка заколебалась, входная пола отогнулась. И в проеме показалась чья-то голова.

Голос, скорее всего принадлежащий моему ровеснику, негромко обратился к нам:

— Прошу прощения, можно я войду к вам?

Наша группа зашуршала и зашевелилась. Я поднял голову и посмотрел на входящего.

Боёк вылез из спальника, включил фонарик, висящий в палатке под потолком и выполняющий роль импровизированной люстры.

На пороге я увидел совершенно незнакомого молодого парня лет двадцати-двадцати трех.

Глава 9

— Прошу прощения, можно я войду к вам?

Наша группа зашуршала и зашевелилась. Я поднял голову и посмотрел на входящего.

Боёк вылез из спальника, включил фонарик, висящий в палатке под потолком и выполняющий роль импровизированной люстры.

На пороге я увидел совершенно незнакомого молодого парня лет двадцати-двадцати трех.

* * *

— Извините еще раз. Но мне нужна помощь.

— Что случилось? — спросил я, вылезая из спальника.

— Я отбился от своей группы, блуждал в горах и потерялся. Ещё меня преследовал человек с ружьем, в плащ палатке.

Мои друзья тоже присели и начали тревожно переглядываться.

— Проходи. Есть хочешь?

У парня не было ни рюкзака, ни другого снаряжения. Штаны и куртка его были изодраны. Н

Несмотря на это он не выглядел продрогшим. Скорее наоборот, от него исходил пар, как от коня пробежавшего большое расстояние

— Спасибо, было бы неплохо что-нибудь поесть.

Девочки тут же встали и начали суетиться.

— Что за человек тебя преследовал?

— Мужик с ружьем, такой, в капюшоне, в плащ палатке.

Маша раскрыла глаза и рот от удивления:

— Так это же…

Я жестом ее остановил.

— Маш, подожди. Ты уверен, что он тебя преследовал? Может просто шел за тобой?

— Нет. Не просто шел. Он пытался меня убить.

— Я потерялся.

— Когда?

— Три или четыре дня назад, я уже начал путаться.

— Расскажи спокойно, нас здесь много. Тебя никто не тронет. Серег сходи за ребятами из Турбазы, скажи, что, скорее всего, один из потерявшихся нашелся.

Они с группой шли по другому маршруту, более сложному. На маршруте много ущелий, холмов, пригорков.

Парень совершил ошибку, намеренно отстал, остановился сфотографировать ущелье. В той местности туристическая тропа пересекается с тропами пастухов и животных.

Потеряться на местности, даже зная направление движения и стороны света, можно в два счета. Что вообщем и произошло.

В первый день не найдя дорогу он остановился на ночлег. Разбил палатку, разжег костер. Он знал, что скорее всего его будут искать и по пути оставлял записки на стволах.

— У меня были своя горелка, посуда и еда. Небольшой запас воды, который я пополнил в горном ручье. Вообщем, вполне сносная жизнь.

Это был не первый поход и он неплохо подготовился судя по всему.

— Я натаскал валежника, разжег костер и сел ужинать, как вдруг увидел человека целящегося в меня из ружья метрах в тридцати. А потом прозвучал выстрел. Сначала я не понял, что он палил в меня. Затем второй выстрел. Я бежать. Не оглядываясь. А выстрелы все звучали.

— Когда это было?

— Сейчас посчитаю, говорю все перепуталось. Сегодня четвертая ночь. Но так три дня назад.

Мы с Тёмой переглянулись. Маловероятно, что человек с ружьем и плащ палаткой наш «одессит»

Он спрятался за корягами, поваленными ветром. Выждал несколько часов. Все стихло. Осторожно вернулся к палатке. Лагерь стоял на месте, но все его вещи досмотрели и разбросали. Забрали часть еды и нож.

Он быстро свернулся, и решил уйти подальше от этого места. Идти ночью была плохая идея,тропа вела в пропасть. В темноте он чуть не улетел с отвесного стометрового обрыва.

Потом попал в терновые заросли. С огромным трудом выбрался оттуда. Изорвал всю одежду и чертовски искололся.

Под утро обессиленный, он нашел подходящее место для ночлега. Это был широкий берег в ущелье, название которого он не знает, со скалистыми уступами хорошо защищающими от ветра.

Парень планировал поспать пару часов и идти вниз по реке, но так устал, что проспал почти весь день и всю ночь.

Наутро встал приготовить завтрак, но только успел развести костер, как всё тот же мужик настиг его и здесь и стал стрелять в него.

На это раз он бежал далеко, вынужденный бросить и палатку и рюкзак. По его словам мужчина погнался за ним.

Он сначала бежал, потом долго шел, не останавливаясь. Заночевав в теплой пещере, утром снова отправился в путь.

Вышел к порогам водопаду, по которому невозможно было спуститься, стал искать обход. Он окончательно заблудился и перестал понимать где находится.

Выйдя на какую-то тропу почти столкнулся лицом к лицу с человеком с ружьем идущим по хорошо протоптанной тропе.

Дождался пока тот скрылся из виду и побежал в противоположном направлении. Бежал пока в ночи не увидел догорающий сигнальный костер, а потом нашел нашу палатку.

— Вот собственно вся история

— А ты его лицо видел? Описать можешь?

— Как-то было не до разглядывания.

— Ну приметы какие нибудь? Усы, борода? — спросил Тёма

— Хрен его знает,не помню. Может борода и была. Кажется была, а может и нет.

— Так у дяди Толи не было бороды. Значит это другой человек?

— Это ты сегодня его с бородой по дороге сюда видел?

— Нет, сегодня я только его плащ палатку с ружьем видел.

— А когда он был с бородой? про какой день ты рассказываешь?

— Про первый. Но я точно не уверен.

— У дяди Толи не было бороды, повторила Маша, — какой смысл ему тебя убивать?

— Я думаю, что его не хотели убивать. Если бы хотели, то убили бы. Технически, незаметно подойти позже к палатке, когда он лег бы на ночлег, и не смог бы оказать сопротивления, проще пареной репы, — объяснил я.

— Тогда зачем в меня стреляли? — спросил гость

— Скорее всего хотели отпугнуть, прогнать.

— Зачем дяде Толе его пугать?

— Ты права, не зачем.

— Я не пойму про дядю Толю, кто это?

— Есть один общий знакомый. Он тут вроде лесника.

Бороду «одессит», конечно, мог бы и сбрить, чтобы изменить внешность. Но была одна существенная неувязка, которая не позволяла ему быть тут три дня назад.

Наш разговор с одесским «гонцом». Он как раз произошел три дня назад.

Вряд ли тот, кто требовал найти ему адрес склада Солдатенко, после нашего разговора примчался сюда в горы в поисках Анатолия, атакующего отставших туристов.

Во-первых, не нашел бы он его. А во-вторых, «гонец» из Одессы не полез бы сюда в своих модных шмотках.

Э, нет. Дядя Толя? Я знал, что он не стал бы себя вести так грубо.

А вот трех-четырехдневная щетина, особенно темная, на расстоянии в тридцать метров вполне могла сойти за бороду.

С большой долей уверенности можно утверждать, что это не наш «одессит» палил в парня.

Еще я вспомнил, как сложили руки на груди и помрачнели горные спасатели Ваня и Саня, когда услышали про то, что мы пересеклись с лесником.

Вот, что интересно. Случайно ли они были одеты одинаково? Кто под кого «косил»? «Дядя» Толя, под того, кто стрелял или наоборот. Хотя мало ли у кого имеются подобные плащ палатки.

Вполне, возможно, что утром в бинокль в лодке на озере я видел именно того «стрелка». Он был далеко и я тоже не мог разглядеть его лицо даже в бинокль.

— Макс, ты не ответил. Если не дядя Толя, то кто? И зачем ему пугать?

В палатку вошли сонные Саня и Ваня. Он сразу узнали нашего гостя по описанию, уточнили его фамилию и начали расспрашивать про обстоятельства его одиночных скитаний.

Он повторил практически всё тоже самое, что и рассказал нам.

— Ребят, вы что-то знаете про мужика в плащ-палатке? — спросил я, когда наш припозднившийся гость закончил рассказ

Саня и Ваня переглянулись. Ваня поджал губы по лягушачьи уголками вниз и отрицательно покачал голово из стороны в сторону. Саня глядя на своего товарища повторил за ним.

— Нет, вот от вас услышали впервые, теперь слышим во второй раз.

Они явно врали. Не хотели наводить панику? У них были свои общие интересы со стрелком.

Я знал, что это не «одессит», потому что видел его силуэт за спиной в тумане.

Он шел за нами с Тёмой и слушал, но как только я его заметил, то он отступил в белую облачную пелену.

Именно его я пытался достать своим шестом. В тот момент я ещё не знал, что «дядя» Толя сидит со Славой и Пашей в узкой пещере.

Кроме прочего я решил, что мне показалось. Никто сзади нас не шёл.

Теперь я понимал, что этот «второй» двигался метрах в десяти позади нас.

Ладно,я собирался понаблюдать за Саней и Ваней, а потом переговорить с ними по обстоятельствам.

— Слава КПСС, что они нашелся, — пошутил Ваня и пригласил гостя в свою палатку, — айда к нам, у нас есть лишний спальник и место. Давайте спать, нужно отдохнуть и выспаться. Если продолжим бодрствовать, то засветло не доберемся на турбазу.

— А завтра будет трудный переход? — поинтересовалась Элен.

— Если погода не подведет, то все будет отлично.

* * *

На утро после подъема я чувствовал себя на удивление бодрым. Ночь прошла спокойно без приключений.

Наши две группы объединились. Вчерашние сложности и смертельные опасности к завтраку были забыты.

Веселые туристы, советской закалки, проснувшись и умывшись бурно обсуждали за завтраком дальнейший маршрут, предстоящую встречу Нового года.

На кухне снова дежурили два Сереги, они наотрез отказались от предложений Маши и Элен изменить график.

Я наблюдал за общением и поведением горных спасателей. Если им и было что скрывать, то они это очень искусно скрывали.

Я бы скорее вынес им вердикт «верю», нежели «не верю» по системе Станиславского.

Зоя с Володей с утра принесли к нашей палатке половину жестяной банки московского растворимого кофе, который считался деликатесом.

— От нашего стола — вашему, — заулыбалась девушка протягивая банку

— О! Спасибо,подождите, я сейчас — я забрался в палатку и достал из рюкзака предпоследнюю плитку шоколада «Золотой Ярлык». На оказанное внимание и угощение нужно было обязательно ответить, чтобы не прослыть жмотом и крохобором.

Я вынырнул из палатки и протянул плитку Зое.

— Алаверды, как себя чувствуете? У вас одежда и обувь обсохла.

Я по старой туристской традиции заварил и налил себе и ребятам кофе из их же банки и протянул по стакану Зое и Вове.

Кофе, с тонкой коричневой пенкой, оказался отменным на вкус.

Когда мы разбили лагерь выяснилось, что у обоих ботинки промокли насквозь на переправе, устроенном Лёвой.

А из-за высокой влажности и холодного времени года их было очень сложно просушить за ночь в палатке.

Идти в мокрой обуви, поначалу, когда холодно не самое приятное занятие.

Но потом, когда разгреешься уже не важно. Все ходят с мокрыми ногами.

— Нормально чувствуем, но ботинки не высохли. Мы попробовали как ты советовал с рисом в носках, но это немногим лучше, чем камешками, разогретыми в котелке.

— Вов, на где ты тут камешки найдешь? Это обратно в каньон нужно было идти за ними.

— Да или на воткнутый в землю шест у костра. А вообще по моему опыту ботинки сушить и вовсе не нужно.

— Как это не нужно, — возразила Зоя, — я вот помню как в свой первый поход все на свете прокляла с мокрыми ботинками на ногах.

— Натерла мозоли?

— Нет, но узнала, что тяжеленным бывает не только рюкзак, но и ботинки. Мы сначала все пытались ходить сухими, даже спецом два часа потратили на сооружение «сухой» переправы, через ручей. Старший группы смеялся над нами, новичками. Но великодушно позволил таскать и катать валуны.

— Да уж, весельчак вам попался, и что было дальше? — спросила Маша усевшаяся на пень рядом.

— Многим удалось остаться сухими остаться. Правда, зря старались, потому что не надолго. Только мы переправились, прошли ещё пару километров — хлынул ливень. Вся наша «сухость» в высокой мокрой траве и под дождём, всё это вообще потеряло актуальность. Не поверите, звук такой смешной. Наступаешь в ботинках, а там прямо лягухи квакали!

Она сжала губы и смешно воспроизвела звук.

— А ещё через пару километров, я осознала, что неподъемным бывает не только рюкзак! Мокрая обувь буквально прижимала меня к земле, вдавливая и сжимая мои ноги. Под травой тоже хлюпало Тоже самое происходило и с более крепкими парнями.

— И что? так и шли целый день?

— Нет. Сняла ботинки, понесла в руках, пошла босиком. в руках ботинки оказались намного легче, чем на ногах. Но всё хорошее когда-нибудь кончается, начались камни и мне пришлось снова обуваться. Опять ква-ква.

— Да, если еще и ноги натерты, то это жуть, — я допивал свой кофе, — ребята, скажите, а когда вы вчера отстали вы не видели никаких силуэтов?

— Силуэтов, что ты имеешь ввиду? — спросил Вова

— Человека в плащ палатке? — Зоя улыбнулсь

— Да.Или любого другого незнакомца.

Они отрицательно покачали головой.

— Мы уже слышали про парня, который потерялся и вышел на наш палаточный лагерь. Его чуть не убили. Почему спросил?

— С одной стороны получается, что он преследует отставших, а с другой стороны складывается впечатление, что он отгоняет туристов от какого-то места.

— Или каких-то мест, — присоединились к разговору Тёма с Элен усаживаясь, рядом с нами, — тут вокруг бои шли, не только в каньоне, но и в горах

— Думаешь, он от мин и снарядов шугает, чтобы туристы не лазали, по опасным участкам? — Элен посмотрела на моего друга влюбленными глазами.

Я догадывался о чем говорит Тёма

— Нет Элен, если бы он хотел, то просто бы подошел и предупредил, — ответил я, — похоже, что где-то в окрестности работают «черные копатели»

— Что ты имеешь ввиду? Какие ещё «копатели»?

— Это такие подпольные археологи. Там, где шли интенсивные бои, особенно в лесах, до сих пор лежит много не погребеных солдат и не убранного оружия.

— Ты хочешь сказать…- она запнулась

Я грустно кивнул головой

— Они выкапывают оружие, личные, вещи награды

У Зои от удивления расширились глаза. Она с трудом осозновала и анализировала услышанное.

Резко помотав головой из стороны в сторону, будто пытаясь стряхнуть с себя морок спросила:

— Макс, но зачем они это делают?

Святая наивность. Она действительно не понимала.

Я помолчал, давая возможность самой найти ответ.

— Ну ты, что маленькая совсем? Оружие идет блатным, — пояснил Володя

— Ну хорошо, с оружием всё понятно. А ордена и личные вещи зачем?

Вова пожал плечами

— Тёма, а ты мне можешь объяснить?

Он тоже промолчал.

Никому из них даже в голову не могло прийти, что кто-то может торговать орденами и предметами поднятыми из земли.

Зоя не унималась.

— Макс, ты хочешь сказать, что есть такие такие люди, которые раскапывают могилы и извлекают оттуда ордена и медали и потом продают их?

— Не обязательно могилы. Много просто не захороненных.

— Неправда! — мои слова возмутили её, — не правда, такого не может быть! После войны прошло тридцать пять лет. Не может быть, чтобы наши солдаты были не похоронены.

Все молчали. И смотрели в свои кружки с дымящимся кофе.

— Ребята, скажите ему, что это неправда, что такого не может быть.

Девушка озиралась в поисках

Но Зою никто не поддержал. Первым молчание нарушил Вова.

— Два года назад, в походе в Брянской области я сам видел поисковиков. Сначала мы с группой подумал, что это археологи. А потом сутки им помогали копать. Они рассказывали, что есть и другие «поисковики». Как те, про кого рассказывал Макс.

— Ну поисковики это же те ребята, которые ищут без вести пропавших, так ведь?

— Так. Только там много не похороненных, Зой.

— Правда? Поклянись!

Вова посмотрел на нее таким взглядом, что дальнейших клятв не потребовалось.

— Сволочи, люди за них кровь пролили, жизнь положили, а они… Так низко морально пасть? В эпоху социализма? Они же были и пионерами и комсомольцами…

К сожалению она не знала, что такие «комсомольцы»-копатели просто бактерии по сравнению с «комсомольцами» — новыми русскими, которые сотворят со страной немыслимое.

Сначала они уютно поселились в этом самом социализме с шампанским за три шестьдесят и бесплатными комсомолками. Этого показалось мало.

Тогда они сначала поучаствовали в процессе уничтожения СССР, который под видом перестройки организовали старшие товарищи из Политбюро. А потом, когда самоуничтожилось и Политбюро и ЦК КПСС, попробовали на вкус первую кровь дербандоса.

И как-то очень быстро вышло, что они распилили и поделили страну, в которой мы сейчас живем.

Они заработали десятки миллиардов на заводах, построенных предыдущими поколениями трудолюбивых рабочих и учёных.

Такие «Комсомольцы» обанкротили возведённые с нуля, после войны, предприятия и увели полученные деньги на запад, где построили себе роскошные виллы. С фонтанчиками и джакузи.

Продавали на металлолом боевые корабли и покупали на вырученные деньги яхты.

Создавали притоны с живым товаром, а выжатые из проституток деньги прожигали в казино.

«Черные копатели», конечно мрази, без чести и совести. Но эти оказались сверхмразями.

— Надо собираться в дорогу, — мы увидели, что ребята из первой группы начали собирать палатки и паковать рюкзаки. Я встал и подав руку, помог подняться Маше и Зое, — потом о копателях переговорим.

Мимо нас прошел Серёга Бойков и, как бы невзначай, бросил фразу:

— Я сам, считайте, такой же копатель…

Глава 10

 Мимо нас прошел Серёга Бойков и как бы невзначай бросил фразу:

— Я сам, считайте, такой же копатель…

* * *

— Как так? Вот это новости, — Боёк меня очень удивил. Я проводил его недоуменным взглядом.

— Серёж, ни за что не поверю, что ты такой же, — вытаращила глаза на него Элен, — ты копал на месте прошедших боев?

Серёга кивнул не поднимая глаз.

— Зачем тебе это? Я не понимаю.

Боёк пожал плечами. Он опустив голову складывал «кухонные» принадлежности в рюкзак.

— Если интересно, то расскажу. Но не сейчас, после того как дойдем до Турбазы. Или после похода.

Он в упор посмотрел на Элен. Во взгляде чувствовалась твердость и убежденность в своей правоте.

На Серёгу смотрели осуждающе, поэтому я решил сгладить ситуацию.

— Ребят, давайте обойдемся без претензий и осуждения. Мы команда. Сергей решил о себе рассказать своим друзьям, на это нужно мужество. Уважайте это. У него, наверняка, свои причины есть. Так, Серёг?

— Так. Еще какие.

— Готовность пятнадцать минут. Тём, пошли разбирать палатку. Девчонки вы собрали свои рюкзаки?

Маша и Элен дружно кивнули.

— Почти, осталось только посуду и продукты сложить.

— Тогда, давайте в темпе.

Мне не хотелось, чтобы нашу группу ждали другие, и я намеревался привести людей в походное состояние раньше, чем подготовятся Саня и Ваня.

* * *

Оставшуюся часть маршрута мы преодолели молча изредка перебрасываясь короткими фразами.

Слова Бойка о том, что он тоже шокировали народ.

Если бы я не знал его характер, то я подумал бы, что он пошутил.

Но он был честен и совсем не врал.

Это был ещё один признак, отличительная особенность того самого романтического коммунистического воспитания, когда молодой человек или девушка, казалось ни с того ни сего, мог искренне признаться товарищам в чем-то предосудительном.

У этого явления были свои корни и причины. Советские люди, в большинстве своем были честны с собой и с окружающим коллективом.

Воспитанное литературой и кинематографом умение относиться к себе критически, смотреть на себя глазами товарищей, выполняло роль исповеди, очищения. И это реально работало.

Коллектив, как правило, поддерживал человека, искренне признающего свои ошибки и помогал ему справляться со стрессом.

Хмурый Боёк шел держась за лямки своего рюкзака и опустив голову.

По внешнему его виду, мне казалось, что он сам уже пожалел о сказанном, и переживал за то, что может остаться непонятым.

Зря он так. Мы — хорошая команда и своих не бросаем.

Мы шли общей группой. Горные спасатели расположились в начале и конце нашей колонны.

Сначала мы шли затылок в затылок по узкой тропе.

Но потом, когда тропа вышла на грунтовую дорогу, Ваня и Саня позволили нам разбиться на пары и идти рядом.

Мы двигались вместе с Машей. Так как приходилось все время поддерживать довольно высокий темп, то разговаривать удавалось только на коротких остановках и передышках.

— Что думаешь насчет этих двух ребят? — спросила она меня тихо, так чтобы наш разговор никто не мог услышать — тебе не кажется, что они в курсе, кто такой этот человек в плащ-палатке, хотя они старательно его не упоминают?

— Кажется. Скорее всего так и есть. Они его знают.

— Они замешаны в раскопках?

— Ну этого я не говорил, у них своя работа и вполне, возможно, что они могут помогать друг другу, не вмешиваясь чужие дела.

Маша посмотрела на горных спасателей.

— Не знаю, с виду нормальные ребята. Меня интуиция редко обманывает, но они явно что-то недоговаривают.

— Возможно, не хотят сеять тревогу, страх и панику. Сама знаешь, Маш, в походе, в горах это плохие помощники. Ты как сама себя чувствуешь?

Она не выглядела усталой, но я понимал, что вчерашний день измотал всех, особенно наших девушек.

— Отлично, с тобой на край света.

— Тогда пошли, привал окончен.

Группа немного отдохнула и двинулась дальше.

Ваня и Саня подбадривали и обещали, что мы придем в лагерь ещё засветло.

Люди очень старались. Ведь сегодня в ночь мы планировали встретить новый 1981 год, предпоследний из брежневских застойных.

Никому не хотелось разбивать лагерь в темноте.

Мой молодой организм на удивление быстро восстановился. Я тоже чувствовал себя бодрым. Но группа всё равно шла со скоростью самого слабого.

Тем временем маршрут сменил направление. За подъемом Начался участок ведущий вниз. Группа вышла на склон ведущий к дну очередного ущелья. Мы быстро миновали пик без остановки.

Спуск казался круче и длиннее вчерашнего подъема, приходилось идти на полусогнутых ногах.

Вместе с тяжелыми рюкзаками за спиной это большая нагрузка на колени. Хорошо, что тропа ровная и на нет мелких камней.

Некоторые крутые короткие участки нужно было преодолевать бегом.

Между перебежками мы с Машей успевали смотреть по сторонам на причудливые виды, открывающиеся с тропы.

Хочется обогнать четверых впереди идущих, но нарушать порядок в походном строю последнее дело.

Они слабо подготовлены и отстали от головы группы метров на сорок.

Я оглянулся. Сзади за нами всё хорошо. Никто не отбился. Идеальная дистанция. Где-то в хвосте позорно плетется Лёва.

Мы немного растянулись по склону, но ненадолго. Сделав последнюю петельку на тропе и вышли к водопаду, где нас ожидала «оторвавшаяся».

Короткий перерыв и снова вперед. На это раз вверх. Группа начала ощущать «магическое» единение. Мы снова потихоньку превращались в единое целое. Минимум разговоров и концентрация на темпе.

Горные инструкторы — профессионалы. Сумели к обеду вывести нас к истоку реки. На два часа раньше плана. Я ожидал, что сюда мы сумеем добраться только часам к трем.

Здесь вместе стекаются несколько родников, сходятся тропинки. Живописное место.

Пройдя еще метров сто по дороге, сделали привал возле смотровой площадки.

Теперь можно организовать обед. Люди решили голосовать обедать или идти дальше, не теряя скорости на маршруте.

— Если хотите засветло увидеть красоту с вершины, то лучше сейчас не обедать — обратился к группе Саня.

Большинством голосов решили просто попить чаю с печеньями. Дежурные кипятили воду.

Остальные отдыхали и вели обсуждение — предстоял большой финальный подъем на вершину.

Приятная неожиданность — на привале выступило солнце и стало тепло по летнему. Люди скидывали с плеч куртки и повязывали их рукавами вокруг талии.

Маша и Элен тоже собрались снять куртки, но я остановил из взяв за предплечья.

Кивнув в сторону Вани и Сани,обратил на них внимание своих попутчиц. Спасатели не снимали курток. Значит явно что-то знали.

— На самом верху будет сильный ветер. Это самое ветреное место на нашем побережье, — перехватив мой жест, объяснил Ваня, — он налетает так неожиданно, что не успеваешь согреться, надев верхнюю одежду. Поднимемся мокрыми от пота. На фиг на фиг.

Он предлагает группе одеться обратно. Некоторые не послушались.

Попив чая снова встали в шеренгу. Саня и Ваня запретили людям меняться местами. Видимо, пытались сохранить выработанную синхронность колонны.

На этот раз пошли не быстро, можно даже сказать размеренно, уже не растягиваясь.

Весь подъем с одним двадцати минутным привалом занял полтора часа, как оказалось, все не так уж страшно.

Последний рывок и мы оказались на вершине, представляющей из себя большое плато.

На плат сразу, моментально почувствовалось изменение погоды. Непонятно откуда взялся стремительный холодный ветер.

Его сильные порывы трепали нашу одежду, издающую хлопающий шум.

— Ребята! смотрите! — Маша потянула меня за руку, указывая на запад.

Все испытали легкий шок, когда нам внезапно открылся вид на море.

Сразу с двух сторон, такое голубое, плавно сливающееся с небом, далекое и близкое одновременно.

Я вспомнил, что последний раз мне приходилось наблюдать море с большой высоты, когда мы сюда поднялись с дедом.

Помню, что была отличная видимость и наш город был виден со смотровой площадки как на ладони. Как и сейчас.

— Ура! Мы добрались! — обнимались и прыгали, как дети Элен и Маша.

— Хоть и с приключениями.

— Да уж, что правда — то правда, приключений нам выдались через край.

— Тут невероятно красиво, оно стоило того, — мечтательно улыбалась Элен обняв Тёму

К нам подошли Зоя и Вова.

— Ребят, пойдем разбивать палатки, нам хотелось бы быть к вам поближе.

Выбрав место где нет ветра, для этого нам пришлось немного спуститься с вершины к Турбазе, мы остановились у шумного ручья, где уже люди из группы успели возвести несколько палаток.

Мы с первой группой шли одним смешанным караваном, но люди начали ставить лагеря отдельно отдельно. Потеряв управление группой, Лёва замкнулся и больше не пытался рулить событиями.

Спасая положение Ваня и Саня взяли нициативу на себя. Я чувствовал, что в обратную дорогу группу поведем мы.

Несмотря на то, что первая группа состояла из более опытных туристов, чем, скажем наши девчонки.

Через час все подтянулись и начали собираться лагерем. Понемногу темнело.

Я ещё вчера заметил, что у Лёвиных людей были свои порядки, свои привычки, видимо, выработанные в долгих походах в горах и тайге.

Некоторые, раскинули свои палатки в тени под елями. У них самый горел большой общий костер.

Другие, привыкшие к простору, к открытому горизонту, желали видеть над собою обширный звездный купол неба.

Им словно было тесно под сводом крон, и они поставили двухскатные «чумы» на середине ложбины.

Саня и Ваня не возражали. Они подтвердили, что ставить там палатки безопасно, хотя нам рекомендовали расположиться в лесу.

У всех было по разному организовано снабжение топливом. Вторые, любящие простор, то и дело ходили в лес и собирали мелкий сушняк.

Складывалось такое ощущение, что здесь на вершине, не хватало дров, хотя это было не так.

Но повинуясь своей главной заповеди — бережливое отношение к огню, люди включили режим экономии и минимально тратили хворост на небольшом костерке, почти не дающим тепла.

А туристы под деревьями, сначала нарубили большое количество толстых сучьев. Они, конечно, потратили на это кучу сил и времени, но теперь наслаждались тем, что отдыхали у огня и готовили еду.

Если бы у меня спросили кто более опытный, то я отдал бы предпочтение «экономам». Хворост можно таскать из округи неделю. А вот поваленных стволов с сучьями раз два и обчелся.

Свои палатки мы всё же установили в лесу. Успели разжечь костёр тогда, когда вечер уже позволил первой звезде появиться на небе, которое весь день радовало нас своей голубизной.

Обед перетекающий в ужин под звездным куполом

Мы сидели вокруг и болтали. Тьма, наступившая от быстрого заката освещалась бликами огня.

Прохладный предновогодний вечер уютно окутал компанию, напоминая о себе низкой температурой и нашими подмерзающими спинами.

Девчонки, закутанные в одеяла сидели между мной и Тёмой. Два серёги, Вова и Зоя напротив. В глазах моих друзей отражались языки танцующего пламени.

Потрескивали дрова и вся эта атмосфера и пейзаж вокруг и было целью нашего путешествия.

Зоя долго смотрела то на огонь, то на Серёгу Бойкова. Она долго колебалась и никак не могла задать ему вопрос, пока наконец не решилась:

— Серёж, можно спросить?

— Конечно, — ответил Боёк

— Ты обещал рассказать, как ты стал копателем.

— Ну не стал, а был. Я уже не занимаюсь этим. И вообще, таких людей называют трофейщиками, а не копателями. Я сегодня это слово впервые от Макса услышал.

Он посмотрел на меня.

— Ещё нужно понимать, что так и других людей называли. Во время войны целые трофейные батальоны существовали.

Боёк уселся поудобнее и рассказал, что трофейные бригады во время войны занимались тем, что ходили по территории на которых уже закончились бои и собирали уцелевшие оружие, боеприпасы, технику.

Потом появился особый комитет, который занимался сбором культурных ценностей, награбленных и брошенных немцами.

В число ценностей попали как наши, так и заграничные коллекции, которые вывозились в СССР в качестве компенсации за ущерб причиненный нашим музеям.

В СССР умели обращаться с культурными ценностями, видели в них именно культуру, а потом уже финансовую ценность.

Все работы курировала Академия наук СССР. Все книги, картины, скульптуры тщательно изучались.

Решался вопрос о том, насколько они ценные. Всех этих специалистов тоже называли трофейщиками.

А еще были те, кто копали местах сражений, в основном, ради трофеев. Они и были советскими черными копатеями — «трофейщикам».

Трофейщики охотились за немецкими «лежаками» — кладбищами убитых немецких солдат.

— Так что, Зой, когда ты возмущалась, ты не знала, что мы наших не трогали.

— Сереж, ты так и не сказал, зачем копал. Даже немцев. Я пока всё равно не понимаю. Объясни в двух словах.

— В двух не получится.

— А мы никуда не торопимся, времени вагон, — поддержал Зою молчавший до этого Рыба.

Боёк кивнул в знак согласия и продолжил

— Я с детства любил искать всякие штуки. Мне было страшно интересно самому и у пацанов мои находки вызывали уважение.

Меня всегда занимал сам процесс поиска, от поиска по карте до работы в поле с лопатой. Если не спасателем, то точно археологом стал бы.

Я родился под Краснодаром. Меня на лето отправляли к деду с бабкой в деревню. Народу в деревне почти не было.

Детей моего возраста тоже. Вот я и занимался тем, что искал воображаемые клады.

И ещё пятилетним пацаном находил на бабушкином огороде, под Павловском, старинные монеты, черепки и гильзы. Я мог часами где-то лазить, копать и мне никто не был нужен в компанию.

Свои «сокровища» я прятал в погребе и за восемь летних поездок собрал огромную коллекцию.

Я каждое лето ждал, чтобы продолжить поиски. Став постарше я уже лазил копать в разные места подальше от дедовского дома.

Когда я был классе в шестом, копая в лесу я однажды наткнулся на металлическую полусферу. Я не сразу понял, что это. И через несколько минут выкопал немецкий шлем с черепом.

Надо сказать, что об этой роще, где я копал в деревне ходили плохие слухи.

Я так испугался, что тут же отбросил находки и понесся оттуда как угорелый.

Так сложилось, что выбегая из леса на опушку я столкнулся с незнакомым мужиком. Он видя испуганного пацана остановил меня, успокоил и попытался узнать, что случилось.

Я сходу рассказал о находке. Тогда к моему удивлению, он пообещал мне выдать пять рублей, если я покажу место находки.

Он представился геологом, но потом выяснилось, что это был самый что ни на есть настоящий трофейщик.

Он уговорил меня никому не рассказывать, а сам пообещал «написать в райком», чтобы прислали комиссию. Мне его слова сразу показались не очень правдивыми.

Деньги мне он действительно выдал. И отправил домой.

Я сделал вид что ухожу, а сам спрятался и стал подглядывать за ним. Трофейщик, спокойно раскопал немца. Нашел оружие амуницию, всё это аккуратно перепрятал и удалился.

Через неделю я встретил его еще раз. Он уносил найденное в мешке.

К этому времени я знал, где еще можно еще разжиться подобным «добром».

Я предложил показать еще одного фашистского солдата. Трофейщик согласился.

Так мы с ним подружились. Мы принципиально не трогали наших солдат, а вот немцев раскапывали без особых переживаний.

Для меня это было чем-то вроде продолжения войны, а для трофейщика Коли, так его звали, чем-то вроде репараций за погибших членов семьи.

Его деда с бабкой загнали в хату и сожгли живьем.

Он неизменно платил мне за находки, и когда я хотел отказаться, то он пригрозил мне больше не приезжать в наш район.

Кстати, забирая у скелетов предметы, он потом закапывал их обратно и проводил, что-то типа ритуала похорон.

Деньги в деревне мне тратить было некуда и к концу лета я накопил приличную для школьника сумму.

Но однажды ближе к концу августа. Трофейщик Коля не приехал к назначенному дню.

А на следующий день в окно дедовского дома постучались.

Я выглянул и увидел припаркованный за забором милицейский мотоцикл Урал.

Глава 11

Деньги в деревне мне тратить было некуда и к концу лета я накопил приличную для школьника сумму.

Но однажды ближе к концу августа. Трофейщик Коля не приехал к назначенному дню. А на следующий день в окно дедовского дома постучались. Я выглянул и увидел припаркованный за забором милицейский мотоцикл Урал.

* * *

А у двери стоял милиционер, одевающий на макушку фуражку с милицейской кокардой. Я хорошо разглядел разлапистые ветви на которых покоился герб СССР.

Сказать, что я испугался ничего не сказать. Это был благоговейный ужас, самый сильный который я испытал в детстве.

Нечто похожее я ощутил, когда соседка застала меня за тем, как я подглядывал в женской бане, она обещала всё расказать моему отцу, но тогда, видимо, пожалела и ничего не стала меня сдавать. Баня была аккурат в соседнем доме.

Так вот, бабушка отворила милиционеру, пригласила его в дом. Я настолько испугался и оцепенел от страха, что не смог сдвинуться с места. Хотя, очень хотелось сбежать.

Вошедший оказался новым участковым, которого ещё не знали в деревне. Он стал распашивать меня про Колю трофейщика.

Кто-то из соседей сообщил милиционеру, что того часто видели в моей компании в лесу.

Я отпирался, говорил, что соседи что-то напутали, что ничего не знаю.

Участковый слушал, задавал вопросы, скорее всего, видел, что я вру.

Но к моему счастью, он очень мало знал и не сумел поймать на противоречиях.

Я так складно врал, что даже бабушка поверила в мою непричастность к поиску трофеев.

От этого в душе мне было очень стыдно. Мои уши горели, полыхали адским огнем.

Когда участковый ушел, я дал себе слово, что больше никогда и ни за что больше не буду раскапывать мертвых немецких солдат.

Долгое время я не ходил в лес вообще. Хотя раскопки мне снились по ночам.

Иногда, во сне немецкие солдаты, которых я раскапывал, на ломаном русском просили принести поесть, попить, покурить и в обмен предлагали разные предметы и оружие.

Портсигары, часы, фляги. Пистолеты, гранаты, штыки и кинжалы.

Я не боялся скелетов в обычной жизни, а во сне было боязно, я засыпал их обратно. И убегал, хотя эти сны скорее походили на комедию по своему настроению и содержанию.

Потом сны перестали сниться и понемногу перестал забывать про Колю Трофейщика и раскопки.

Пока в классе в седьмом, точнее перед переходом в седьмой, в бабкину деревню неприехали два брата. Они были моими ровесниками и мы быстро с ними подружились. Целые дни мы проводили на речке, купались загорали, жгли костры.

В один из таких дней братья пошли в воду а я остался на берегу. Устье реки протекало у отвесного песчаного оврага, и разглядывая небо, приложив ладонь ко лбу, как защитный козырек от солнца, я случайно увидел блеск металла у кромки обрыва.

Это блеск манил и звал к себе. Издалека не было понятно, что это такое. Я полез наверх стал откапывать. Это оказался серебряный портсигар. Я вытащил его и очистил от песка, и в следующее мгновение, буквально провалился в засыпанный блиндаж.

Мои товарищи заметили произошедшее и рванули ко мне.

Это был богатый улов. В блиндаже мы нашли не только разное стрелковое оружие, патроны, ножи, планшеты с картами, консервы, бритвы, монеты, часы и всякую бытовую всячину.

Мне жутко захотелось иметь пистолет. А какому пацану не захочется. От находки в душе все горит, сердце бьется и стучит в висках.

Что делать со всем этим богатством?

В тот момент никого на пляже не было, были будни день. Все на работе. Но в выходные из города отдыхающие приезжали. Место то людное. Скрыть или закопать блиндаж обратно мы не могли — песок засыпался внутрь.

Поэтому решили взять по себе каждому по одному предмету, как полагается, поклялись на крови никому об этом не рассказывать. А остальное решили сдать в сельсовет.

Я рассказал, про свой случай с участковым и Колей Трофейшиком и убедил, что, если отказываться, то даже если мы и заберем, что-нибудь, то никто ничего доказать не сможет.

Ведь моя старая коллекция находок ведь осталась нетронутой.

Я взял себе обойму патронов, пистолет Вальтер и карманные часы. Братья тоже взяли по стволу с патронами и по одному штык ножу.

Наша ошибка была в том, что мы поперлись в сельсовет втроем. Надо было идти мне одному. Или вообще кого-нибудь из взрослых мужиков — колхозников позвать.

Шуму было много. Шутка ли. приезжали военные саперы, нашли в блиндаже целый склад мин, как противо танковых, так и противопехотных.

Тридцать с гаком лет дети, женщины, мужчины ходили на пляж и могли взлететь на воздух в любую минуту.

Про нас написали в газетах, даже выдали по благодарственной грамоте. Только участковый смотрел на меня с большим подозрением, он видимо вспомнил меня, в связи с делом Коли Трофейщика.

Его, кстати, поймали на продаже на черном рынке найденного нами оружия. И посадили надолго.

По началу все было хорошо, мы благополучно вывезли свои трофеи по домам. Мы обменялись телефонами — жили в одном городе, и время от времени созванивались. Пар раз раз даже встретились и погуляли вместе.

Но потом один из братьев решил пострелять из своего ствола.

Но так как братья не особо умели обращаться с оружием и, видимо, не прочистили Вальтер, как следует, то он разорвался у одного из них в руках при первом же выстреле. Счастье, что его не задело и ничего ему не снесло. Мог бы и башки лишиться.

Стреляли за домом. Их видели соседи. Дело дошло до милиции. Стали выяснять откуда ствол.

Мне очень повезло, что второй из братьев позвонил, мне незадолго до того, как обоих забрали на допрос.

Я сразу понял, что дело пахнет керосином и ко мне тоже придут. Через полчаса выкинул свой ствол и патроны с моста в речку.

Ко мне, действительно, пришла милиция. Долго искали, но ничего у меня не нашли.

Коллекция железок и пуговиц осталась в деревне у бабушки, так же, как и часы.

На вопрос, где пистолет я ответил, что остался в блиндаже и я ничего не забирал.

Один из братьев показал, что мы брали оружие втроем, а второй не подтвердил. Не найдя у меня ничего меня через некоторое время оставили в покое.

Братьев поставили на учет в детскую комнату милиции, обоим было меньше четырнадцати и они не могли отвечать по закону по возрасту.

После этой истории желание копать у меня окончательно отпало.

Вот такие дела.

* * *

Тихо потрескивал костер, дело шло к ночи. Мы слушали Бойка как завороженные.

— Всё таки не понимаю, как ты мог желать иметь фашистский пистолет? — задумчиво глядя в огонь вопрошала Зоя, — ведь из него людей убивали. Наших солдат и может быть мирных жителей.

— Зоя, понимаешь, убивает не оружие — оружие это всего лишь инструмент. Убивает человек. Во все времена воины-солдаты забрали трофеи врага. Это могло быть копье, меч или винтовка.

— Но на нем, на пистолете, была же свастика? Даже если не была, это же произведено немцами, фашистами. Они в руках это держали. Ты разве не брезговал?

— Маршалы и генералы ездили на трофейных мерседесах и опелях. И фильмы трофейные немецкие показывали в кинотеатрах.

— Но это были американские и французские фильмы.

— Зоя, ты права. Но среди трофейных фильмов было много немецких. Даже снятых во время войны. «Гибель Титаника» или «Граф Монте Кристо» или «Моцарт».

— Да? я не знала. Но все же одно дело фильмы, а другое дело оружие.

— Понимаешь, девчонкам сложно понять, что такое оружие для мальчика или мужчины. Я же не оправдываю немцев, пришедших к нам. Да и давно это было, меня уже не тянет. Мы говорили о тех, кто копает. Вот представь, что кто-то так же случайно, как я мальчишкой любил копаться и не смог остановиться.

— Я тебя понимаю, — я решил поддержать друга, — с оружием ты прав. Наши использовали немецкие «шмайсеры» думаю, что если находили целые танки или угоняли самолеты, то рисовали на них наши красные звезды и долбили фашистов.

— Именно! — он согласно закивал головой

— Но одно дело любить оружие, другое дело нацистскую символику.

Слово «нацистская» резанула слух присутствующим было заметно, что оно им непривычно.

Я вспомнил, как в девяностых начали незаметно переделывать историю, постепенно переводя терминологию на американский манер. Они называли немцев «нацистами».

И народ оболванили утверждениями, что называть немецкий социально-политический строй при Гитлере «фашизмом» не правильно.

Так им было легче управлять общественным мнением. Когда термин вошел в обиход его уже из языка и сознания не выкорчевать.

Тут уже можно было ставить под сомнение роль советского народа в победе над фашизмом.

Это старый политтехнологический прием, когда вводя новые термины, те кто управлял процессами, размывали известные однозначные смыслы и подменяли их ложными.

Люди не заметят и не моргнут глазом, как педерасты вмиг станут «геями», градоначальники — «мэрами», заповеди и моральные принципы — «ценностями».

Я всегда помнил, что в песнях мой народ вставал на смертный бой с «фашистской силой темною». И прозе нашей военной не было никаких нацистов. Одни немцы и фашисты.

Вот и сейчас в разговоре не было никаких нацистов. Это резонировало с привычнымм определениями из прошлой жизни.

Я понял, что всё ещё привыкаю к жизни в СССР. Как же многое изменилось. Были принципы и гордость за страну. Никто не думал рассуждать о «сдаче Ленинграда» или «дегустации „Баварского“»

— Но одно дело на войне брать фашистское, другое в мирное время, — возражал Володя

— Да я же не из-за того, что оружие фашистское. Было бы там испанское или французское, то всё равно бы взял. Потому что я был молодым глупым пацаном.

Боёк попытался объяснить. И я его хорошо понимал. Мальчишки тянутся к оружию.

— Ну хорошо, хоть это признаешь, — заулыбалась Зоя, — а сейчас изменился?

— А сейчас я бы никакое не взял бы, особенное немецко-фашистское.

Я бы не тоже стал брать. Я тоже брезговал всем, на чем была печать свастики, фашизма. Испытывал стойкую неприязнь всю прошлую жизнь. И надеялся, что сохраню это мировоззрение в новой.

— Говорят, что у них было хорошее оружие, — неожиданно спросил Тема, — ты с этим согласен, Серёг? Ты же говорил, что много читал об этом?

Меня этот вопрос удивил. В СССР было табу на фашисткую символику и всё «хорошее», что связано с периодом истории фашистской Германии.

Боёк пожал плечами

— Нет, не думаю. Не лучше нашего.

— Тогда почему они смогли так сильно продвинуться?

— Они были лучше подготовлены летом сорок первого года. С этим не поспоришь. Если почитать внимательно мемуары наших полководцев, то везде мы находим описание того, как с чисто немецкой пунктуальностью, аккуратностью, тщательностью Вермахт был подготовлен к войне.

— Что значит лучше подготовлены?

— У них были решены вопросы всестороннего обеспечения и снабжения, связи, коммуникаций. В полном достатке были заготовлены патроны, снаряды, бомбы.

— Да им обещали земли, богатства и рабов. Но разве наши были плохо подготовлены?

— Личный состав был обучен обучен, подразделения и части были отлично натренированы, сколочены, обкатаны и обстреляны на Западе, когда слегка бились с поляками, французами, и англичанами. Все тактические приемы и способы ведения войны, техника и оружие опробованы в ходе боевых действий на Западе. А оружие у наших не хуже было.

— И люди тоже, — ответил Тема

Я поддержал обоих:

— Тяжелая была война, и оружие у нас хорошее и люди. Мне кажется у немцев были посильнее танки и авиация. Но наши после тяжелого начала, потерь 41го года смогли восстановиться, подняться на ноги, нашей Красной Армии не помешали ни бездорожье, ни морозы, ни немецкое техническое превосходство, ни то, что на немцев работала вся покоренная Европа.

Разговор зашел о событиях той страшной войны, все уже и забыли про, то что Серёга Бойков признался в том, что сам занимался нелегальными раскопками и те, кто осуждал давно простили его.

Мы периодически подносили дрова, кипятили чай и отдыхали после тяжелого похода.

— Ребят, всё хватит уже о войне. Давайте о нашей жизни подумаем, — Маша улыбалась, — скоро Новый год, нужно готовиться.

— И вправду.

Я посмотрел на часы. Время за разговором пролетело незаметно.

Мы стали готовиться к встрече Нового года. В нашем лагере царило праздничное оживление.

Как-то так стихийно получилось, что наша «юрта» стала центром притяжения.

Люди из первой группы видя, что Зоя и Володя готовятся встречать Новый год с нами, стали сами по себе безо всяких указаний или просьб подходить к нашему очагу и приносить свои новогодние запасы.

Мы и не возражали. Тема подошел и молча протянул мне флягу с красным вином. Но я отрицательно покачал головой.

— Не время. Ты тоже не пей.

Он кивнул. И тихо спросил

— Что? Опять интуиция?

— Ага.

— Хорошо.

Два Сереги, Тёма и я планировали организовать обряд посвящения в туристки для девчонок перед самым наступлением нового года.

Для этого они должны были выучить кодекс Туриста, отгадать три загадки и испить «волшебного» эликсира из кубка. Оказалось, что в первой группе были еще двое новичков.

Наконец, все было готово для посвящения. Рыбников облачился в одеяло и изображал дух хранителя «кодекса». Все расселись вокруг

Церемония началась с загадки. Девчонки с новичками уже собирались отгадывать

И вдруг замерли. Маша показала в сторону опушки.

Все обернулись и заметили незнакомца, вышедшего к приюту из леса. Несколько человек бросились к нему.

За ними последовали остальные, чтобы получше разглядеть происходящее.

Человек стоял на замшелом крупном камне и, казалось, не замечал нас. Он смотрел вниз.

Он был невысокого роста, на его худых плечах висел шерстяной свитер с горлом. Человек покачиваясь, опирался двумя руками о шест.

На голове человека был потертая спортивная шапка, из-под которой торчали засаленные патлы. Затем он поднял голову навстречу идущим к нему туристам.

Похудевшее лицо, с горящими глазами во впалых глазницах говорили о том, что человек провел много дней в лесу без пищи.

Он стоял на камне, как сгорбленное, засушенное ветром деревцо, и с измученной улыбкой рассматривал окруживших его со всех сторон людей.

Одними из первых к нему подоспели Ваня и Саня.

— Вы Прокудин? Виктор Прокудин, отставший от группы неделю назад?

Пошатываясь, незнакомец довольно кивнул в ответ, словно что-то прояснил для себя.

— Долго же вы добирались до нас. Помогите парню сойти с камня. Замерзли, Виктор? — Ваня снял с себя куртку чтобы накинуть на плечи человека.

— Очень долго, — легко ответил незнакомец с каким-то знакомым говором. — Мне кажется две недели. Замерз. Ночью, здесь холодно.

Ему помогли сойти с камня.

— Всё позади. Всё хорошо. Вы среди своих, сейчас поедите согреетесь.

— Среди своих, — повторил человек, улыбка коснулась губ незнакомца, — Всё хорошо, что хорошо кончается.

— Разве могло кончится плохо? — его поддерживали и вели к очагу напротив нашей патаки.

— Могло кончиться очень плохо.

Он говорил размеренно, неторопливо, грустно улыбаясь.

— Бросьте, Виктор. С вами все хорошо. Мы вас неделю ищем. Всё закончилось очень даже благополучно. Сейчас отогреетесь попьете чаю, отдохнете, а утром расскажете что с вами случилось.

— Меня преследовали и хотели убить. Я думал мне не хватит сил убежать от них.

— Кто? Кто вас преследовал? Вы точно хорошо себя чувствуете? — переспросил его Ваня

Мужчины, подхватив Виктора под руки помогали ему идти. Мы с Тёмой шли рядом слушали разговор, поглядывая исподволь на незнакомца.

— Да, чувствую себя хорошо. Если можно так сказать. Люди в лесу преследовали меня.

— В лесу?

— Да. Они и сейчас там, наблюдают за нами.

Я резко повернул голову в сторону откуда пришел незнакомец.

Глава 12

— Да. Они и сейчас там, наблюдают за нами.

Я резко повернул голову в сторону откуда пришел незнакомец.

* * *

Для того чтобы что-то разглядеть в чёрной темени леса мне пришлось напрячь зрение. Но всё же я успел заметить движение. Вышедшая из-за облаков яркая полная луна освещала местность.

— Ты видел? — я обратился к Теме. Мой друг кивнул.

— Как будто двое. Пошли

— Стой. Куда? Горячая голова.У них стволы. А у нас голые руки.

Я придержал его, положив ладонь на грудь.

Со стороны леса донесся хруст ломающихся веток и какое-то невнятное бормотание или кряхтение.

— Уходят что ли? — Тёма вглядывался в глубину соснового бора. Но звук не удалялся, а скорее наоборот — приближался.

Мне все отчетливее слышались звуки борьбы. В темноте под сводом деревьев шел поединок. Кто-то дрался.

— Ни звука иди за мной по следам.

— Сс-уук-аа, — негромко прохрипел знакомый голос.

— Э, алле! Ну-ка прекратите, кто там? — закричал Ваня, сделав шаг в направлении деревьев, но не решился идти дальше.

Я схватил фонарик и увлек Тёму влево, чтобы не идти в лоб и обойти дерущихся.

Мы бегом пересекли границу чащи метрах в пятидесяти от камня с которого снимали незнакомца.

Стремительно нырнув внутрь леса друг за другом, мы с Тёмой пробежали метров двадцать в глубь.

А потом повернули вправо, в сторону откуда исходило хрипение и шум схватки. Мы приближались быстрым шагом зигзагообразно маневрируя, обходя кусты и перепрыгивая через поваленные деревья.

Нам повезло мы ни разу не наступили на сухую ветку и добрались до дерущихся незаметно.

За время наших маневров глаза успели привыкнуть к темноте, я хорошо видел происходящее.

На небольшой лесной прогалине, лицом вниз лежало бездыханное тело.

Поверженный держал в одной руке саперную лопатку.

Рядом кубарем катались два человека в одинаковых плащ палатках с накинутыми капюшонами.

Они безуспешно пытались наносить друг другу удары кулаками и локтями.

То в голову, то в корпус.

Чуть поодаль на земле лежало ружье.

Мы притормозили и я попытался понять, кто из них «дядя» Толя.

Совершенно непонятно, тогда направил включенный фонарик на дерущихся, а потом одним прыжком очутился у ружья, схватил его и уверенным голосом произнес.

— Отставить. Прекратили драку.

Но в мою сторону никто не повернулся. Это было предсказуемо. Я проверил патроны в двустволке, направил ствол в небо и произвел выстрел.

— Вы что оглохли?

Человек на земле с саперной лопаткой застонал и заворочался.

Дерущиеся прекратили возню и тот, кто был сверху отпустил противника и обернулся ко мне.

На меня смотрело незнакомое злое лицо. Острые черты, густые темные брови и глаза сверкающие молниями.

— Отдай сюда, оружие детям не игрушка! — он резко протянул руку к стволу.

Я был готов к тому. Его пальцы поймали воздух.

Отступив так же резво на шаг назад, я опустил ружье и быстро прицелился ему в голову.

— Встал. Гнида! Два шага назад. Ручки держи так, чтобы я их видел. На счет три стреляю. Раз…

Мужчина медленно поднялся с колен, держа на уровне плеч открытые и повернутые ладони.

— Я сказал два шага назад!

— Тих, тихо, пацан. Ты это, смотри не пальни. Успокойся. Отошел я. Вот смотри на два шага, как ты и просил.

Соперник «дяди» Толи, действительно, сделал два шага назад.

Я мотнул Тёме головой в сторону пытающегося встать Анатолия. Мой друг направился, чтобы помочь ему встать.

Из-за спины раздался топот бегущих к нам людей.

— Кто стрелял? Уроды? — услышал я голос кричащего на бегу Бойка.

Противник «дяди» Толи рванул назад, воспользовавшись тем, что я буквально на секунду обернулся в сторону наших друзей прорывающихся к нам сквозь чащу.

Он бежал зигзагами явно опасаясь выстрела в спину.

Я все ещё видел его удаляющуюся в темноте фигуру и прицелился ему в ноги.

Но «дядя» Толя усталым хватающим движением сверху вниз сбил ствол.

— Нет. Не бери грех на душу. Там дробь. Завалишь. Не стоит он того. Потом всю жизнь себе простить не сможешь.

Он тяжело дышал и кряхтя поднялся.

— Здоровый черт!

Через пару мгновен ий нас обступили туристы, друзья и инструкторы. Рыба, Боёк, Элен и Маша, бросившаяся мне на шею.

— Ты в порядке? — она огляделась, — Дядя Толя, что случилось?

— Да вот, девочка моя, лес не подлили. Этого нужно связать. буйный он, бед натворит.

— Нет веревок.

— Ремнем. Лучше тонким, — через силу ответил «дядя» Толя

Боёк и Рыба держали за руки очнувшегося мужика. Тот тряс головой из стороны в сторону, пытаясь широко раскрыть глаза.

К нам успели добежать остальные.

— Может, догнать его? — спросил Тёма обращаясь к нам обоим: ко мне и «одесситу»

— Нет, нет стоит, — «дядя» Толя подошел к одной из сосен и взял прислоненное к ней ружье, — у него может быть еще оружие и он может сдуру стрелять.

— Это не ваше? — я глянул на ствол в своих руках.

Одессит устало покачал головой.

— Нет. Оно принадлежит тому, который сбежал.

Я внимательно посмотрел на него, но не стал ничего спрашивать. Не здесь и не сейчас, когда вокруг столпился весь лагерь.

Я разрядил ружье и протянул его вместе с единственным патроном стоявшему рядом Ване. Они с Саней подбежали одними из первых.

— Трофейное, — двусмысленно пошутил Рыба и похлопал по плечу Бойка, чем удивил многих.

— Да, уж. Точно трофейное.

Одессит попытался сделать шаг, но споткнулся и завалился вперед, не удержав равновесие.

Несколько человек бросились ему на помощь и снова помогли подняться. Видимо, ему здорово досталось и его соперник его порядочно потрепал.

Он согласился принять помощь и положил руки на плечи Рыбе и Бойку.

Мы все толпой направились в сторону нашего лагеря.

Через десять минут мы снова сидели у костра.

Есть красота, созданная руками человека, есть красота, созданная самой природой, а есть еще красота человеческих отношений, которая имеет не меньшую ценность, и наслаждаться которой можно точно так же.

Я понял это со всей ясностью однажды, когда совершенно посторонние люди оказывали мне помощь после аварии. Это произошло в прошлой жизни.

Они делали это с такой заботой и вниманием, что можно было подумать, что я прихожусь, если не сыном, то очень близким родственником.

Сейчас помощь оказывали троим: нашему «одесситу», незнакомцу вышедшему из леса, и тому преследователю с саперной лопаткой, которого вырубил «дядя» Толя.

Правда, Ваня и Саня смотрели на него с некоторым подозрением.

А вот на нашего нового пленника совсем по другому. Они нервничали и не говорили, что не понимают, почему мы его держим связанным.

С ним пытались говорить, но он молчал, как набравший в рот воды.

Анатолий тоже был немногословен. Рассказал, что видел, как преследовали, а потом один из этих двоих целился в парня на камне. Постарался помешать.

Завязалась драка, а дальше мы видели все своими глазами

Это злило горных спасателей. «Дядя» Толя подходил по описанию под «нехорошего» человека в рассказах туристов об отставших товарищах.

Я мог понять их. Они в глаза не видели второго, который убежал.

Еще, по идее, им нужно было утром всех доставлять в милицию, а там уже разбираться. Это, конечно, нарушало планы. Никому не охота было спускаться в город с двумя «конвоируемыми» мужиками и двумя спасенными для дачи показаний.

Мы — те, кто знал Анатолия, все вместе поручились за него.

Он сидел, шутил и улыбался девчонкам, которые накладывали повязку ему на голову.

Оказалось, что ему едва не рассекли череп лопатой: пленник сам напал первым, а потом второй чуть не размозжил голову камнем.

Ему очень повезло. Несмотря на боевой и мафиозный опыт, в наличии которого у Анатолия я не сомневался, его противник был, видимо, не робкого десятка и оказал достойное сопротивление в рукопашной схватке. «Одессит» артистично сетовал на возраст и надвигающуюся зрелость.

— Я потерял свое мастерство, — сказал «дядя» Толя бесцветным голосом, как бы сокрушаясь при этом хитро улыбаясь и щуря глаза — Я не видел, как он схватил и замахнулся каменюгой. Еле увернулся.

— Анатолий, успокойтесь уже. Вы с двумя дрались. Мы же видели второго! Вы его уделали. Как там у вас это называется? Нокдаун? — включилась в игру и утешала его Элен.

— Да? Правда? Думаете я его уделал? — встрепенулся «одессит». — Точно? Вы же не видели самого удара? Мне кажется, что он сам споткнулся и упал.

— Не прибедняйтесь, дядя Толя, — подключилась Маша, — не знаю насчет мастерства, но вы повели себя, как настоящий герой: и меня спасли, и ребят во время метели. И вот теперь еще и с этими негодяями схватились. Это трофейщики? Да?

Анатолий приложил указательный палец к своим губам. Улыбнулся и оглядываясь на людей из первой группы почти шепотом попросил:

— Тише, тише, девочка моя. Молчи! Им не обязательно слышать об этом. Мы сейчас так взбаламутим весь народ, — Анатолий посмотрел на меня, и показал глазами на остальных — Я, если честно, не горю желанием, завтра в милицию идти, понимаешь?

— Дядя Толя, да вы не переживайте, мы вас в обиду не дадим, у меня папа — прокурор, если что.

«Эх, ну вот кто этих прекрасных женщин тянет за язык»? — немного раздосадованно подумал я про себя, наблюдая за мимикой собеседника Маши.

Он прекрасно все понял. Но ни один мускул, ни одна прожилка не дрогнула на его лице.

На Машином рюкзаке красовалась фамилия прокурора города. эту фамилию знали все правоохранители и жулики на побережье. Любой,

И если в самом начале, можно было предположить, что она просто однофамилица, то теперь мой новый знакомый точно понимал, кто именно сейчас ему делает перевязку.

Девушки вполне уверенно обработали его раны и наложили повязку.

— Ну вот, завтра-послезавтра будете, как новенький. Теперь можно посотреть, как дела у остальных.

Мы с Тёмой подошли к потерявшемуся незнакомцу. Его уже отпоили горячим супом из копченой колбасы и консервов, отогрели, дали умыться и переодели в чистую сухую одежды.

— Привет, ну как вы себя чувствуете?

Мы представились и протянули ему руки для рукопожатия.

— Я ваш тезка, меня тоже зовут Артём, — лишь его обветренное лицо и усталые глаза говорили, о том, что он много дней скитался, — Чувствую себя волшебно. После недели блужданий я ощущаю себя, как в сказке.

Парня было не узнать. По его опрятному внешнему виду и не скажешь, что человек был на грани полного истощения.

— Вы не представляете, как на самом деле мало нужно человеку. Я питался подмерзшими ягодами, и сейчас получив горячий суп, я чувствую себя настоящим королем. Я сразу уловил какую-то незнакомую силу где-то в глубине моего тела. Боюсь даже представить, что со мной будет, когда попробую мед с чаем.

Нам всем передали кружки с чаем.

— Артем, ты потерял счет дням? Помнишь, как все случилось?

— Никак не возьму в толк, что со мной было, — пробормотал он, — все перемешалось, но… я знаю, что вон тот мужчина, мне помог!

Он показал на «одессита».

— Сначала я думал, что он с ними, вот с этими, которые меня преследовали, — он ткнул пальцем в сторону задержанного, — но потом понял, что они просто в одинаковых плащ палатках.

Артём растер ладонью свой нахмуренный лоб и чуточку надавил на веки. В его глазах отразились прыгающие языки пламени из очага напротив.

— Он фактически спас меня. Задержал их, когда я совсем выбился из сил и пытался вырваться из леса к вам, сюда в туристический приют. Я все уже бросил, мой рюкзак, он был у меня за плечами… Теплую одежду. Тяжело тащить. А эти меня нагоняли. Так вот он бросился с ними драться, а мне приказал идти на свет. Сюда.

Он продолжил свой рассказ.

— И вот я здесь среди вас. Единственное о чем я жалею, что бросил свой рюкзак. По-моему он улетел в пропасть. А в нем были часы,которые мне подарил мой отец.

— Не грусти, главное что ты жив, — сказал Саня, он встал и на минуту скрылся в недрах своей палатки,затем вышел с кожаной охотничьей сумкой и достал что-то из нее. — Раз так, раз ты бросил рюкзак, то эти часы теперь принадлежат тебе.

Он протянул Артему командирские часы «Восток».

— Нет, я не могу принять. Это слишком дорогой подарок.

В его словах не было фальши. Люди еще обладали настоящей скромностью, воспитанной в комсомольских традициях.

— Бери, бери. А то я сейчас передумаю. А рюкзак твой завтра поищем. Может он и не упал в пропасть. Может найдем его завтра. Ты помнишь, хотя бы приблизительно, где это было?

— Ребята до Нового года, осталось всего полчаса, нам еще старый нужно проводить. Давайте, все вопросы Артему завтра на свежую голову зададим, — подошли к нам наши девчонки.

* * *

Встреча Нового года прошла бурно и весело. Люди мечтали, загадывали, какие-то наивные, совершенно не меркантильные желания. Никто не желал шуб, машин, квартир, техники.

Люди желали друг другу встретиться на этом месте через двадцать лет, мира во всем мире. Желали, чтобы дети не голодали, желали полетов к планетам и наступления коммунизма.

Меня это несколько шокировало. Не сами пожелания и мечты, а атмосфера искренности. Люди не врали. Они действительно верили в свои пожелания.

Никого не смущало, что на «столе» все выглядело очень просто. Отсутствовали икра и деликатесы. На всю ораву в наличии имелось всего две бутылки домашнего красного вина.

И каждому досталось буквально по капелюшечке не крепкого горячительного.

Мы пели под гитару песни Визбора, Галича, Высоцкого у костра, рассказывали смешные истории и дурачились.

Часам к двум ночи, когда народ стал понемногу собираться ко сну, я стал искать глазами Саню и Ваню, для того чтобы понять какой на завтра распорядок и нужна ли им помощь нашей группы в сопровождении «трофейщика».

Они долго где-то отсутствовали и у меня возникло подозрение, что вместе с ними исчез «задержанный». Я встал и решил пройтись по палаткам в надежде найти его.

Глава 13

Они долго где-то отсутствовали и у меня возникло подозрение, что вместе с ними исчез «задержанный». Я встал и решил пройтись по палаткам в надежде найти его.

— Макс, ты куда? Можно мне с тобой? — Маша встала видя, что я собрался отойти.

— Пойдем, что-то я не вижу того, которого «дядя» Толя вырубил. Как бы он не свалил.

Мы прошлись с ней по лагерю, но нигде не встретили ни Саню с Ваней, ни «задержанного».

Вернувшись к нашему костру, мы застали там горных инструкторов сидевших как ни в чем не бывало.

— А где этот товарищ, которого мы повязали? — спросил я обоих.

— Спать пошел, надоело ему с нами, — спокойно с улыбкой ответил Саня

— А он не сбежит?

— Куда ему ночью бежать? Не волнуйся не сбежит.

— Наша помощь нужна? Вы же его с утра в милицию поведете?

— Нет, всё в порядке отдыхайте. Сами разберемся

Странно. Мне казалось, что я понадоблюсь. На стволе мои отпечатки, я стрелял. Мало ли в кого из этого ружья стреляли.

— Я все же зайду, когда наша группа спустится вниз. Вы в какое отделение его поведете?

Они переглянулись.

— В какое отделение мы его поведем, Вань? — спросил Саня. Тот в ответ пожал плечами.

— Не знаю. Еще не решили. Ты телефон оставь свой, если мы с утра не решим, то позвоним тебе, когда вернемся.

— Хорошо, — мне не очень нравилась эта мутная схема, но я решил не показывать свое недовольство.

— А этот, «дядя» Толя разве с тобой не на связи? Он-то точно будет знать. Он по-любому с нами утром пойдет.

Мы сходили в наш шатер, я взял у Маши карандаш и на листке из блокнота написал свой домашний номер телефона.

Собирали оставшуюся еду, чтобы не привлекать запахом животных. Холодало, люди готовились ко сну. Наша группа не была исключением.

Я отнес Сане записку с телефонным номером. «Задержанного» я так и не увидел. Он встретил меня у входа и не дал мне заглянуть в их палатку через небольшое окошко, как бы невзначай преградив мне корпусом путь.

Это навело меня на нехорошие мысли. Скорее всего в Памирке*(тип палатки) горных спасателей никого не было. Но я ничего не сказал и отправился с Машей в сторону наших друзей. палатки.

* * *

Лагерь быстро обезлюдел.

Мы почти дошли, когда я остановился и случайно дотронулся до ее руки.

Маша тут же ухватилась за возможность, словно заранее этого ожидала, осторожно и ласково, погладила мою кисть и пальцы, как ребенка. Это прикосновения были приятны. Я повернулся к ней

— Пальчики твои холодненькие, — тихо сказала она, взяла мою ладонь в свои руки и начала согревать дыханием. — Новогодний ты мой, как же здесь здорово, Макс. Спасибо тебе за этот поход. Я если, честно, не думала, что буду тут так счастлива.

Маша старательно отводила глаза. Наш старый уговор еще действовал. Мы обещали оставаться друг к другу просто друзьями.

Я поднял голову посмотрел на небо, потом перевел взгляд на Машу, как бы оценивая ее слова и место в пространстве. Увидев ее побледневшее лицо и загустевшие глаза, погладил ее по руке в ответ. В душе снова разлилось тепло.

Она же, напротив, вдруг зябко поежилась, отпустила мою ладонь, повела руками по своим плечам и, не больше таясь, глянула прямо в глаза, тихо позвала осевшим голосом:

— Макс. Мне тоже холодно. Согрей меня

Я широко распахнул объятия, приглашая ее прижаться ко мне.

Ее руки в белых перчатка всплеснулись, словно птицы. Она сложила их на груди ее руки, прильнула к моему телу. Потом сильно обняла за шею. Я почувствовал ее теплое дыхание и жаркий разборчивый шепот на ухо:

— Ты не бойся меня, Макс! Разве я плохая подруга. Меня тянет к тебе. Ничего не могу с собой поделать. Прости, что это тебе говорю милый.

Она быстро осмотрелась по сторонам и никого не увидев рядом обожгла меня поцелуем.

Мягкие влажные розовые губы прильнули и я ответил ей против своей воли.

Кровь приятно закипела и отчаянно-гулко застучало сердце. А она нежно целовала все крепче и крепче и, преодолевая незримую дистанцию между нами, то замирала, то торопилась продолжить.

Я не сильной сдавил ее в своих объятиях и чувствовал под ее одеждой упругие женские округлости, молодое красивое тело, пышущее девичьей энергией. Сознание почти кричало «Стоп, пути обратно не будет. Не трогай её. Не смей. Она чиста, как горный родник»

Но Маша словно торопя меня, и разбивая мое сопротивление, сдавленно шептала:

— Ты всё можешь, всё можешь, всё. У меня никогда никого не было, но ты можешь всё.

Мне стоило огромного труда сдерживать себя. Ошеломленный происходящим, я стоял рядом с ней и мое сердце было готово выскочить из груди.

Я гладил ее затылок, шею, хватал пустой воздух и не мог надышаться, будто был в водолазном скафандре и мне прекратили подачу воздуха по шлангу.

Маша всё ещё прижималась к груди, и тихая грустная полуулыбка таилась в уголках ее губ.

Мы снова встретились глазами. Я хотел сказать ей что-то благодарное, ласковое, но не мог, не знал, как сказать так, чтобы это не оскорбило, не оттолкнуло и не оставило глубокого рубца на ранимой девичьей душе. Маша поняла меня, она чувствовала тоже самое наваждение и чуть хрипловато произнесла:

— Не нужно ничего говорить, я и без слов тебя понимаю. Ты хочешь быть со мной, тебе приятно. Но ты сдерживаешься и боишься меня обидеть. Вот видишь, Бодров, я понимаю тебя без слов…

— Да вижу.

— Кто-нибудь ещё сможет тебя так понимать? как я? Ну, скажи…

Я в благодарном порыве поцеловал ее мягкие, пахнущие чем-то ароматно-свежим, волосы.

— Так как ты — нет. Никто не сможет. Ты вкусно пахнешь.

— Чем?

— Будто бы забытым запахом черемухи. Не знаю, лесными цветами.

Она повернула мое лицо к себе и положила одну ладонь мне на щеку, а второй гладила шею.

Я снова ослепленный ее красотой, разглядывал вблизи её роскошные, затуманенные нежностью глаза.

Наконец я опомнился, отрезвел, отвернулся, чтобы скрыть свое смущение, вызванное собственным отказом.

Я обнимал ее и смотрел на ночное небо. Купол еще не потерял свою чернильную синеву, с золотыми вкраплениями мерцающих звезд. Сейчас балом правила зимняя причерноморская ночь. Часа через три все вокруг погрузится в прозрачно-зыбкую светлую пустоту рассвета.

Давно забытое ощущение, как будто и не было раньше такого никогда. Объятие, душа, тело, запах волос прильнувшей к тебе девушки.

Как же не хотелось спугнуть это чистоту молодости.

Я услышал вздох Маши и увидел, что по лицу ее катятся светлые дробинки слез. Маша смаргивала их, а они все катились и катились.

— Маш, ты что? — встревожился я и тоже взял ее лицо в руки к ней. — Ты… обиделась?

Маша сняла перчатки и провела ладонью по щекам, смахнула слезы, виновато-успокаивающе улыбнулась:

— Нет, Макс, не обиделась. Это я так. Это я по девчоночьему обычаю. — она вздохнула, голос ее окреп, но на мокрых ресницах по-прежнему вздрагивали слезинки. — ты же знаешь, что женщина и не женщина вовсе, если не поплачет. Ты не бойся, когда бабы в таких случаях плачут. Это от счастья. Я правда тебе благодарна.

— Пойдем спать, а то вон слезы твои замерзают и в алмазы превращаются.

* * *

Утро принесло ожидаемые новости.

«Задержанный» вместе с реквизированным оружием пропал. Точнее сбежал. С

аня и Ваня артистично нервничали, досадовали на то, что недоглядели, делали вид, что собираются на поиски.

Наши подозрения о том, что они могут быть каким-то образом связаны с копателями подтверждалась.

Мы успели перекинуться мнениям с «одесситом» с глазу на глаз. По его словам, трофейщики не имели желания убивать отставших. Они действительно отгоняли заблудившихся туристов от места раскопа.

Анатолий срисовал их в полдень. Он переживал, что они могут причинить вред последнему отставшему, потому что он их порядком раздражал. Бедолага почти неделю ходил вокруг их делянки.

Стычка между ними произошла, когда трофейщики обнаружили, что он незаметно наблюдал за двумя из них издалека.

На самом деле их было трое. Третий подошёл, напал со спины, но был быстро нокаутирован.

Второй сбежал, почуяв неладное перед моим и Тёминым появлением.

Анатолий не желал попадаться на глаза горным спасателям, потому что они имели дурную славу в Одессе. Но раз уж обстоятельства сложились так, как сложились. То уже ничего не поделаешь.

Трофейщики снабжали оружием криминалитет побережья. Горная спасательная станция была каким-то боком задействована в этом бизнесе.

И «дяде» Толе приходилось пару раз пересекаться с Ваней и Саней.

Нашу беседу прервали подошедшие горные спасатели.

— Ну, что молодые люди. Какие планы? — Анатолий обратился к ним.

Оба опустили головы и пожали плечами. Обе стороны узнали друг друга.

— Наше дело — следить за обстановкой и помогать туристам в беде, а не лазить в горах в поисках вооруженных браконьеров.

— Ну, если желаете, то в лесничество я могу о них сообщить.

— А в город не пойдете?

— Мне без надобности. Зачем?

— Заявление писать не будете?

— На кого? А главное про что?

— Ну на вас же напали.

— Пустяки, — он махнул рукой, — никто такое заявление не примет. Я даже толком лиц не разглядел.

— Что, правда?

— Темно было молодые люди. В лесничество сообщать или будем считать, что инциндент исчерпан?

— Как знаете.

— Лучше сообщу, пусть погоняют этих бойцов. Нечего им тут делать.

Из нашей палатки вылезла заспанная и улыбающаяся Маша, вслед за ней Элен.

Они поздоровались со всеми, затем Маша посмотрела на «одессита»

— Дядя Толя, доброе утро. Как вы себя чувствуете? А вы волка нашли?

— Нет милая, ушли волки. Они не любят большие человеческие компании.

Саня и Ваня переглянулись.

— Волки?

Анатолий махнул рукой, мол пустяковый вопрос.

— Просили помочь, беспокоит он хозяйства животноводческие. Спуститься с гор перережет овец и уходит. Будто в веселую игру играет. Режет, а туши не тащит и не жрет. Но, видимо, тут его нет. Я все облазил в горах.

— Так, на Зеленом камне его видели. Говорят здоровый такой, почти черный. Похоже, что зимняя лежка у него там. Знаете где?

Одессит кивнул. И заинтересованно кивнул.

— Точно, черный. А когда его видели?

Я видел, что это некий код, не понятный мне шифр. Они переговаривались о своем.

— Ну вот за день, до того как вышли навстречу группе в снегопад.

— Выходит четыре дня назад.

— Выходит так.

— Это меняет дело, — Анатолий встал и засобирался, — может и найду там его, если не ушел. Волки не любят в разных местах логово обустраивать.

Он вошел в нашу палатку и собрал свои ружье и рюкзак. Мне снова не удалось закончить с ним беседу. Потому что Саня «случайно» все время ошивался рядом.

— Спускайтесь сегодня в город, не жди никого. Будь осторожен. Позвони по этому телефону и найди меня в ближайшие два дня.

Он тихо скороговоркой проговорил мне эти слова на ухо.

Анатолий незаметно сунул клочек бумажки в мой рюкзак.

— Ну что, ребят. Спасибо за приют, угощения. Я этого не забуду. Всех с наступившим Новым годом. Мне пора.

Он попрощался с каждым из нашей группы, приветливо помахал рукой на прощание остальным и зашагал по направлению к тропе.

Я покопался в памяти и понял, что я ни разу не слышал про Зеленый камень. Я не знал причины, по которым «одессит» так быстро засобирался, но было очевидно, что они были весомыми.

Мы позавтракали, и за утренним чаем, я сообщил своим друзьям, что мы должны выдвигаться вниз.

К чести нашей шестерки, все приняли эту информацию спокойно, как должное. Никто не возражал, не задавал лишних вопросов. Надо, так надо.

Когда об этом узнали Саня и Ваня, то мне показалось, что они испытали чувство облегчения.

На этот раз мы планировали спускаться другим маршрутом. Он был более безопасным с точки зрения погодных условий, длиннее почти на двадцать километров.

Мы стали разбирать палатку и готовиться к возвращению в город.

* * *

Обратный путь занял двое суток и почти целый световой день. Мы с Машей старательно делали вид, что ничего не произошло, что не было торопливых поцелуев под звездным небом, последовавшей за этим неловкости и что мы снова обычные друзья.

Рыба, Боёк и Тёма развлекали в дороге каждый своими рассказами о детстве, школьных проделках. Они очень полюбились нашим девчонкам.

В поход мы выходили группой знакомых и друзей, а возвращались командой. Даже дружиной, испытанной настоящими трудностями и опасностями.

Никто не спасовал, не смалодушничал. Все показали себя с самой лучшей стороны.

Теперь мы много знали друг о друге. Обогатились, впитали в себя рассказы и мысли друзей.

Я никогда не мог бы подумать, что Элен воспитывала настоящая гувернантка — испанка, потомка испанских революционеров ребенком переехавшей в тридцатые годы в СССР после гражданской войны в Испании.

Для советского ребенка воспитание «гувернером» было чем-то сверхъестественным. Но родители Элен — дипломаты, оставили девочку в Союзе и посчитали, что это лучший выход, чем возить ребенка в неспокойные ближневосточные страны.

Гувернантка учила Элен испанскому, английскому, хорошим манерам, правильному произношению и танцам.

Она не замедлила нам на одном из привалов продемонстрировать фламенко. Боёк аккомпанировал на гитаре, а она танцевала, выстукивая ботинками по камням на небольшой живописной поляне. Чем привела Тёму в совершенный восторг.

Рыба оказался поэтом и читал свои стихи посвященные приключениям, подвигами, девушкам и маме. Некоторые из них были настолько пронзительные, что заставили девчонок пустить слезу.

Маша рисовала. Она с четвертого класса, как и многие девочки в СССР занималась музыкой, ходила в художественную школу. Я всегда удивлялся, когда девчонки успевают учиться в общих школах и дополнительно всем этим заниматься.

Тёма рассказывал, про фотографию и всякие курьезные и смешные истории, про то, как курортные фотографии могли в корне изменять жизнь людей.

Я же стал понемногу забывать о своей прошлой жизни, мне было так хорошо среди моих друзей, что я хотел, чтобы это никогда не заканчивалось.

Покой на душе, никаких гонок на выживание, тревог за завтрашний день. Мы все жили полной жизнью в «сегодня» в настоящем.

Сплотились и были готовы прийти на выручку в любую минуту.

К концу похода у нас практически закончиась еда. Рюкзаки стали легче и уменьшились в объеме.

Но после утомительных подъемов и спусков это никак не ощущалось. Каждый килограмм все равно ощущался в сознании тонной.

Это только кажется, что если бы не запасы еды, то идти было бы намного легче. На самом деле разница минимальная.

Выйдя к все той же конечной остановке на окраине поселка Строительного, мы удачно сели в пустой отходящий автобус. Заскочив внутрь без ожидания, мы довольно расположились и пели водителю и пассажирам песни под гитару на заказ.

Народ добродушно относился к студентам и нам нравилось поднимать людям настроение.

Автобус довольно быстро домчал нас до центра города. Мы вывалились всей гурьбой с рюкзаками и палатками под одобрительные возгласы пассажиров и долго не могла расстаться и разойтись по домам.

Мы вспоминали произошедшие с нами события, договаривались о следующем походе и почти на полном серьезе обсуждали новый маршрут.

Я уже собирался предложит Маше проводить ее до дома, когда Рыба прервал обсуждение

— Смотрите ребят,— он указал на человека пересекающего площадь.

Глава 14

Я уже собирался предложит Маше проводить ее до дома, когда Рыба прервал обсуждение

— Смотрите ребят, — он указал на человека пересекающего площадь.

Площадь Ленина пересекал наш «задержанный». Он уже успел переодеться и шел задумчиво опустив голову, не смотря по сторонам.

Не хотелось, чтобы он нас видел.

— Ребят рассредоточились, чтобы этот тип нас не заметил. Я с Тёмой иду следить за ним. Сереги проводите, пожалуйста, девчонок. Завезите наши рюкзаки на базу. Пошли.

Я ткнул локтем Тёму в бок.

Все как по команде разошлись в разные стороны. И если «потерпевший» не приметил нас раньше, то была большая вероятность оставаться необнаруженными.

Он был одет в модненькие джинсы с подвернутыми штанинами как у хиппи, синюю болоньевую куртку с кричащими белыми молниями и завязками.

На ногах были обуты чехословацкие белые кроссовки «ботасы» с красной полосой и носком, синей подошвой.

Он выглядел, как франт. Как говорили в то время «упакованный».

Значит, не бедствовал. Вообще, этот субъект должен был где-то работать или хотя бы числиться. Закон о тунеядстве никто не отменял.

Человек нигде не работавший более четырех месяцев мог привлекаться к ответственности.

Обычно те, кто имел нетрудовые доходы, числились в каких-то учреждениях, организациях или предприятиях.

Судя по всем он спешил на работу. Я подумал, что время раскопок было выбрано не случайно.

Ближе к концу года все закрывают годовые планы, потом в новый год все празднуют, иногородних туристических групп практически нет.

А небольшие студенческие, типа нашей, легко управлялись горными спасателями на маршруте.

Минимум свидетелей, случайных встреч в лесу обеспечено временем.

Они не ожидали, что к досадному недоразумению, сразу двое отстанут от своих групп.

Скорее всего, они все-таки накопали, то что искали, но могли бы больше, если бы не события, которые я описал раньше.

Мы шли за ним на почтительном расстоянии. Городу же проснулся от новогодней спячки и празднований.

Улицы были довольно многолюдны, и нам удавалось оставаться незамеченными до самого места назначения. Он дошел до двухэтажного здания с вывесками «Продтовары», «Молоко», «Хлеб» и юркнул в арку.

«Задержанный» с черного хода зашел в молочный отдел продуктового магазина. Скорее всего он здесь работал или числился.

В просторном дворе на небольшой поляне расположилась группа музыкантов духового оркестра. Видимо этот двор был местом сбора.

Мы огляделись по сторонам. Тут должны были проходить похороны. У одного из подъездов на газетке стояла крышка гроба. У входа толпилась небольшая группа пришедших на похороны людей.

— Стой здесь, если выйдет иди за ним. Я с обратной стороны посмотрю.

Я обошел здание с торца подошел с восточной стороны к витрине. На моей стороне было преимущество. Солнце ярко светил внутрь.

Я хорошо видел всё, что происходит в помещении магазина, а моего лица изнутри не было видно.

Впрочем на меня никто совершенно не обращал внимания.

«Задержанный» стоял в черном халате грузчика и с виноватым видом и выслушивал эмоциональную речь женщины, машущей ему руками и угрожающей указательным пальцем.

По всей видимости это была заведующая, которая выговаривала ему за опоздание или прогул. Крупная, ширококостная, с высокой грудью, поднятой смешным конусообразным советским бюстгальтером.

Наш «клиент» соглашался, качал головой и не возражал. Он терпеливо внимал каждому ее слову до тех пор, пока она не успокоилась.

Значит он тут работал и, видимо, дорожил своим рабочим местом.

Заведующая закончила чтение морали, наверно вынесла тридцать третье китайское предупреждение и волевым жестом отправила «задержанного» работать на склад.

Убедившись, что она больше не кричит, парень незаметно для начальницы улыбнулся и отправился работать.

Я вернулся во двор через арку. Вспомнил, что поляне расположился духовой оркестр.

Музыканты уселись: кто на лавочках, а кто на старых еловых пнях. Инструменты или держали в руках, или лежали рядом прямо на траве. Медные и латунные трубы, корнеты, тромбоны и тарелки солидно и торжественно отливали золотистыми бликами.

В городе были места, где трава росла круглый год. Иногда высокая, густая и сильная, она никак не походила, на английские.

Когда видишь такие поляны, то хочется снять свою обувь, носки, встать голыми стопами на траву и ощущать ее прохладу и упругость. Переминаясь с ноги на ногу смотреть в небо с удовольствием.

Такую траву косили очень редко.

Но к моему великому удивлению, в момент, когда я добрался до Тёмы и начал рассказывать про «задержанного» грузчика на поляну сквозь арку явились косари.

По их пошатывающейся походке я понял, что они уже навеселе.

Их инструменты, их двенадцати ручные косы, ярко блестели на солнце, но не золотом, как у музыкантов, а серебром.

Судя по всему, трое косарей рассчитывали быстренько покончить с работой до обеда и отправиться квасить дальше.

Первый косарь приблизился к ближайшему трубачу.

— Уважаемый, освободите поляну. Мы косить будем, — и очень колоритно икнул.

Музыкант равнодушно посмотрел на него зевнул, потом ответил

— Не могу. Придется подождать. Сейчас покойника выносить будут. Вот вынесут, отыграем — потом косите, сколько влезет, — затем отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Косарь оглянулся на своих товарищей.

— Нет ну вы видели. Да у нас работа горит! Какой подождать! Освободите или я не знаю, что с вами сейчас сделаю.

К разговору подключился мужчина преклонного возраста. Он был из музыкантов. Скорее всего это был дирижер. Потому что в руках

— Ну как вы себе это представляете, милейший? Сейчас выносят гроб с покойным. Родные сопровождают и видят вас с косой?

— А что такого?

— У вас с головой все нормально?

Косарь начал закипать:

— Я попрошу выбирать выражения, а то… Чем тебя, — он перешел на «ты», — наши косы не устраивают.

— Дурень, смерть с косой ходит. Забыл? Похороны же. А вы тут еще в тройном размере присутствуете. Фу, от тебя несет. Пьяный что ли? Нажрались уже? — дирижер поморщился и отступил на шаг.

Второй косарь наладил косу посмотрел на музыкантов. Он обратился к своим коллегам по ремеслу:

— Да что с ними разговаривать?

Затем поплевал в руки, наладил и начал косить на том месте, где только что стоял дирижер.

Вторым движением он резким махом срезал те травяные стебли, растущие рядом с сидящим трубачом, который просил подождать.

Теперь он курил и наблюдал за процессом.

— Э! Ты чё, сдурел? Людей без ног оставишь.

В толпе, пришедшей проводить покойника в последний путь началось шевеление. Несколько человек вынесли из подъезда цветы.

Пронесся слух, что уже «несут». Баталия за газон между косарями и музыкантами застывает.

Оркестр всем составом встал и взял в руки инструменты. К моменту выноса покойного они заиграли.

Я давно отвык от подобных мероприятий. Здесь, в восьмидесятых и смерть имела другое лицо. Она не пряталась в больничных моргах, никто не делал вид, что она что-то «несуществующее».

Косари тоже остановились и сняли с голов панамы.

Трубачи, флейтисты, ударные затянули какой-то незнакомый марш.

Мы с Тёмой наблюдали всю эту картину, пока я не разглядел в толпе мою информаторшу, мороженщицу. Она, видимо, подошла совсем недавно в момент перепалки косарей и музыкантов.

У меня мелькнула догадка. Но решил дождаться пока вынесут покойного.

— Узнаешь? — спросил я Тёму кивая в сторону открытого гроба, когда покойника вынесли на руках из подъезда.

— Нет. Хрен его знает. Мне кажется я его никогда не видел. Кто это?

Конечно же смерть меняет внешность человека очень сильно.

— Ты его точно видел, и совсем недавно.

Тёма всмотрелся, но пожал плечами.

— Неа, не помню.

— Это Федечка, водитель ГАЗона, который склад вывозил.

— Да, ты что… Ничего себе.

— Угум. Я сам охренел, если честно. Совсем не ожидал его тут увидеть. Это сильно усложняет нам дело.

— Почему усложняет?

— Он был одним из вариантов, ниточек которые могли привести на склад Солдатенко.

— Ты все же рассчитывал его найти?

Я утвердительно кивнул.

— Пойду к своему агенту, пока она опять не растворилась в воздухе. Ты за дверью приглядывай. Тот типус может выйти. Если, вдруг пойдешь за ним, то связь снова через Элен.

— Замётано.

Я отправился к мороженщице Клаве. Она встрепенулась от неожиданности, когда увидела меня.

— Максимушка, ты тут? Какими судьбами? Откуда ты узнал?

— Здравствуй тетя Клава, да я случайно здесь. Мы тут человека из магазина ждем. И тут на тебе — такое. Совсем не ожидал Федора в гробу увидеть.

— Да, неприкаянный он какой-то был. Свернул не на ту дорожку и не пожил по-человечески. То тюрьма, то гулянки, то в шайке своей чертовой с дружками.

— Когда он появился? Его же не было, считай, с сентября?

— Да верно. Не было. В розыске он был. Аккурат перед Новым годом. Двадцать девятого декабря явился — не запылился.

— Праздновать что ли пришел?

— Вот в том-то и беда, что нет. У него мать старая, Люба, вон она стоит, в черном ее под руки держат, — я увидел женщину на которую указывала Клава, — она с дочерью и зятем живет. Федор пришел, сказал, что сдаваться хочет.

— В милицию?

— Ну да, как там у них. Явку с повинной. Сказал, что уже не может бегать, как заяц. Устал.

— Что же не пошел?

— Сказал, что Новый год встретит, отметит с семьей, повидается кое-с кем и пойдет сдаваться. Сам. Ну мол, чтобы не беспокоить родню, сам порешает с адвокатом.

— И что же дальше произошло?

— Тридцать первого ушел из дома, Люба с зятем и дочкой думали, что к адвокату пошел, есть у них знакомый, а тот отрицает, говорит не приходил и не звонил. А адвокат то хороший. Люба говорит не одного шалопая из безнадежных ситуаций вытащил. Не одного дурака спас.

— Так, а что Федечка?

— Ну а Федечка вечером пришел, веселый, довольный, говорит все дела уладил. Как и с кем не сказал. Встретили, значит они Новый год. Выпил две рюмки, не успел даже толком закусить и свалился бездыханный.

Было видно, что ей искренне жалко мужика.

— Скорая пока ехала, остыл уже. Приехали поздно уже. Констатировали смерть.

— А от чего умер? Что сказали?

— Я так и не поняла, кто-то сказал тромб, кто-то инфаркт. А может и все вместе, полный букет: тромб и инфаркт.

— А что, вскрытие не делали?

— Родня вроде отказалась.

— Спасибо, теть Клав. А как узнать бы телефон этого адвоката.

— Это кому нужно, — она нахмурила брови, — тебе чтоль?

— Нет, знакомый по пьяному делу пощечину влепил однокурснику. А тот заявление подал.

Я выдумывал причину на ходу. Но мне было важно восстановить картину. С очень большой долей вероятности Федор умер не своей смертью. Всё это очень напоминало убийство.

— Небось из-за девки?

— Ну да. Угадали, приревновал он одну…

— Вот дурные головы. Девки вам мозги-то крутят, а вы рады. Эх, молодо-зелено! Попробую я тебе узнать про адвоката. Придешь завтра ко мне.

— На площадь?

— Нет в магазин. Я сейчас за прилавком, в кондитерском.

— Вы берегите себя, теть Клав. Забегу обязательно. Как фамилия Федора, напомните.

Вечер что называется переставал быть томным. Мой единственный свидетель на свободе был мертв.

Ситуация гипотетически могла складываться следующим образом. Если адвокат был последним, с кем встречался Федор, то скорее всего он слил ему адрес, куда Солдатенко с женой вывезли все добро.

Адвокат не совладал с соблазном и пошел на преступление.

Остальное дело техники. Вскрытие не делали? Наверно, такое возможно. Все же на дворе начало восьмидесятых.

Меня посетила мысль о том, что адвокат вполне мог находится где-то рядом во время похорон.

Я пристально посмотрел на всех присутствующих и постарался всех запомнить.

Если адвокат получил информацию о складе, то он постарается вывезти товар в новое безопасное место в ближайшее время.

Но то нет так то просто, с учетом того, что склад ищет МВД, КГБ и одесская мафия.

Нужен транспорт, а за местным грузовым наверняка пристально следят.

Если Федор, действительно, хотел явиться с повинной, то он планировал использовать склад, как свою защиту. И был убежден, что знает о нем один. Максимум, информацией о местоположении обладает Солдатенко.

Он убедил в этом адвоката, который должен был бы предложить следствию своеобразную сделку.

Понятно, что наша милиция и прокуратура неподкупны и в законе нет понятия «сделка со следствием».

Но некоторые поблажки и снисхождение суда он все жа получить рассчитывал.

Он решил прийти с повинной, потому что его преследовали не милиция и комитет. Его прессовал кто-то из своих или блатных.

Одесситы нашли Федю? Это вряд ли. Адвокат, зная, на что способны эти люди точно не стал бы связываться.

Нет, его преследовали мелкие сошки. Может подельники или кто-то не очень значимый, кто был в курсе перевозок.

У меня оставалось два варианта. Обратиться к адвокату и получить информацию от него или обратиться к генералу.

Интересно, а в комитете и в милиции уже знают, что Федор того, фьють. Тю-тю, умер.

Должны знать, ведь наверняка ЗАГС подает данные. Хотя в праздники могли и зевнуть.

Процессия стала выходить из двора. Я вернулся к Тёме и подробно рассказал об услышанном.

Мы оба решили, что сейчас лучшее время для того, чтобы обратиться к моему партнеру по шахматам — генералу Нечаеву.

Тёма остался следить за «задержанным» и после окончания рабочей смены выяснил, где тот живет.

Я же позвонил генералу и хотел напроситься на срочную встречу. Но меня попросили перезвонить через пару недель. Потому что генерал еще до Нового года уехал в санаторий на лечение. Я обхватил голову. Нужно было придумывать новый план. Утро вечера мудренее. Я чувствовал огромную усталость и решил пару часов поспать.

* * *

Мне приснился новый сон. Я чрезвычайно явственно видел все интерьеры, себя и людей. Мне снилось будто я в тюрьме. Генерал Нечаев выслушал меня и помог.

Я так и не понял, как это у меня получилось. Но на следующий день после разговора с генералом в десять часов утра, я вошел в помещение для допросов. В строгом костюме и начищенных туфлях.

На левой руке у меня виднелись виднелись дедовские золотые наручные часы с коричневым ремешком.

От меня исходил запах парфюма под названием Арамис, что было редкостью в подобных местах.

Его всучил мне Тёма, стащив после завтрака флакон у своего отца.

Небольшое помещении имело чёрные стены, стол и пару железных табуреток, намертво вмурованных в бетонный пол.

Напротив двери почти под потолком находилось небольшое зарешеченное окно.

Но в самой решетке не было никакой надобности — проем был настолько маленький, что в него не протиснулся бы даже ребенок.

Тем более совершенно невероятно, что в него влезет взрослый мужик.

Возможно решетки нужны были для того, чтобы ни у кого не возникало соблазна что-нибудь передать наружу или обратно.

На потолке в антивандальном решетчатом чехле была смонтирована уродливя лампа освещения. Такие лампы встречаются либо в тюрьмах, либо в помещениях относящимся к армии.

Я посмотрел на сотрудника СИЗО и вошел внутрь.

— Ожидайте, — обратился он ко мне, лихо крутанулся на каблуках и вышел оставив дверь открытой.

Я осмотрелся и присел на одну из табуреток.

Ждать долго не пришлось. Я услышал, как в длинном коридоре конвоирующие надзиратели отдавали четкие команды тому, ради кого я сюда сегодня пришел.

— Стой. Лицом к стене. Руки за спину.

Наконец, они дошли до помещения, в котором я находился.

Я посмотрел на дверной проем и увидел его.

Сначала он остановился, но почувствовав легкий толчок в спину, перешагнул через порог.

За открытой дверью в коридоре стоял высокий широкоплечий надзиратель, возрастом немного за сорок. За ним второй. Спустя секунду они втроем вошли в помещение.

Конвоир заставил человека развернуться лицом к себе скомандовал:

— Руки перед собой.

Арестант недоумевал, он озирался на конвоиров потом смотрел на меня, но в конце концов подчинился и подставил свои запястья, на которых тут же защелкунлись наручник.

Его коротко остриженные волосы уже начали седеть, особенно на висках.

Он был одет в спортивные брюки синего цвета хаки, светлую футболку и джемпер совсем без карманов.

Конвоир подвел его к столу и пристегнул его к ножке дополнительно.

— Не по правилам, начальник, — возмутился арестант.

— Помолчи, если не хочешь неприятностей. Мы здесь за дверью, зови если что.

Последнее предложение было обращено ко мне. Я кивнул в знак того, что понял.

Затем оба конвоира развернулись, вышли и с оглушительным лязгом захлопнули металлическую дверь.

Я посмотрел на арестант и поздоровался:

— Здравствуйте, товарищ Солдатенко.

Глава 15

Я посмотрел на арестанта и поздоровался:

— Здравствуйте, товарищ Солдатенко.

— Начальник, я не буду с ним разговаривать. Уводите меня, — заорал Солдатенко. Он узнал меня.

— Уберите этого сопляка. Начальник!

Я спокойно разглядывал его. Где-то в глубине души я испытал чувство справедливости и большим трудом подавил в себе желание улыбнуться.

Мне вспомнилось, что этот человек испытывая животную ненависть ко мне и моему отцу, пытался и подкупить, и запугать, и убить меня.

Он похитил Тёму и был готов пытать его. Мне очень повезло, что я не потерял друга. Я не знал отдавал ли он приказ убить Ветрова, но он совершил множество других преступлений, которые выходили за рамки подпольной предпринимательской деятельности.

Хотя предпринимателем все же его назвать было нельзя. Еще не существовало этого термина. Пожалуй, начинающий мафиози или подпольный бизнесмен. Таких как он презирали во всех слоях общества.

Их принимали только свои, подобные. Да и не было никакого сообщества или подпольного профсоюза. Подобный бизнес предполагает, что человек должен обладать особыми качествами: крайний индивидуализм, и в тоже время умение выстраивать прочные деловые отношения. Способность рисковать ради прибыли, алчность.

Но им приходилось мириться с пониманием, что формальное «уважение» существовало только в момент личного общения, только потому что они полезны.

Забери у них бизнес, ресурсы, власть — они становились собственной тенью. Никем.

Хотя, некоторые из этих подпольных богатеев, все таки умудрялись выйти на пенсию и скрыв свои накопления, доживали дни в болезнях и тихой старости.

Их не любили в криминальных кругах, так же как и партийных. Народ испытывал к ним лютую ненависть и брезгливость.

Некоторые завидовали, но никогда подобные Солдатенко не знали поддержки, признания и благодарности со стороны людей.

Для таких как он только совсем совсем недавно придумали термин цеховик или торгаш.

Советское общество было еще настолько по детски наивным, что в тот период называло коррупцию воровством и предательством коммунистических идеалов.

Как ни странно, эти самые «подпольные бизнесмены» сами чувствовали себя предателями. Но с трудом признавались себе в этом.

Потому что никого не воспитывали жуликами, воришками, аферистами и изменниками.

Все начиналось с небольшого компромисса: ты мне — я тебе. Потом они воровали и боялись, боялись и воровали.

Народ, глядя на таких понимал, что «этим» закон не писан. Они говорили и требовали одно, а делали и жили совсем по другому.

Раз можно им, то почему нельзя другим? Стащить, или как тогда называли «скомуниздить» продукцию или материалы с работы стало для некоторых плевым и даже любимым делом.

Сложно сказать, когда и почему это приобрело массовый характер. Но то, что своим примером «настоящие» партийцы послужили развращающим примером — это неоспоримый факт.

А сейчас, награда нашла своего «героя». Что называется: «Вор должен сидеть в тюрьме», как говаривал капитан Жеглов.

— Уберите этого придурка. Начальник! Начальник!

Солдатенко попробовал барабанить по столу, но звук выходил гулкий и на его истерику никто не обращал внимания. Он явно очень нервничал. Ему было некомфортно от моего присутствия в комнате.

Я продолжал разглядывать врага своего отца. Мне казалось, что он должен был осунуться и постареть в тюрьме, но Солдатенко наоборот — стал выглядеть лучше, чем в последний раз, когда я его имел счастье лицезреть.

Черты лица сгладились, округлились. Он даже поправился немного.

Возможно, он перестал нервничать, с облегчением приняв конец своей партийно-бизнесовой карьеры.

А быть может, ему, как важному свидетелю по другим коррупционным делам, создали хорошие условия.

Мне нужно было разговорить его.

— Вы знаете, я пришел с вами поговорить.

Он отвернулся демонстрируя, что его это совершенно не интересует. А я тем временем продолжил

— Вы знаете, я к вам не испытываю особой симпатии. Но совсем не потому что вы могли бы подумать. Причина не в отце, не в том, что у был меня конфликт с вами и вашим племянником.

Я сделал паузу.

— Я знаю, что вы хотели купить, унизить, запугать, а потом, когда у вас ничего не получилось, вы пытались убить меня. Но мои чувства к вам вызваны не этим. Бог вам судья. Ну или советский суд.

Он посмотрел в стену и пробормотал:

— Ты что, пришел сюда мне морали читать? Всё, о чем ты говоришь нужно доказать.

— Нет, нет. Можете считать, что я вас простил. Вы думаете, что я пришел с обвинением?

— Как ты сюда попал?

— Обещаю рассказать после того, как вы согласитесь поговорить со мной.

— Ну? Если ты не суд и не прокурор, что же тебе надо? Я перед тобой угрызений совести не испытываю. Совсем.

— А перед народом? Вы же предали советский народ.

— Дурачок, что ты понимаешь о народе?

Он бросил быстрый взгляд в сторону двери и повернулся ко мне вполоборота.

— Вот, давайте поговорим, о том, что я не понимаю. Не для протокола. Нас никто не слышит. Мне выделили всего один час.

По-моему, мне удалось затронуть нужную струну, теперь нужно было вести беседу так, чтобы его не спугнуть и не закрыть.

— Я знаю, что вы, работая в Горисполкоме многое сделали для города и жителей. И все же… — мимика на его лице подствказывла, что он нарцис и любит лесть, — чего вам не хватало. Я же всю вашу схему разгадал один, без посторонней помощи.

— Что ты разгадал? Что ты вообще можешь разгадать несмышленыш?

Его тон был вызывающий и высокомерный.

— Давайте, поиграем в одну игру. Вы поймете, что я знаю немного больше, чем может показаться на первый взгляд.

Он хмуро посмотрел на меня, но не ответил отказом.

— Я буду называть все ошибки партии и правительства на сегодняшний день. А вы просто слушайте. Если, что-то вам не понравиться или вы с чем-то будете не согласны, вы говорите.

— Есть сигареты?

Я достал заранее заготовленную пачку и протянул ее Солдатенко.

— Только не говори, что нет спичек.

— Вот о спичках не подумал, но чуть позже постараюсь раздобыть для вас.

— Начнем?

— Валяй. Мне торопиться некуда, доторопился уже.

— Одним из самых главных минусов советской экономики является дефицит.

— Кому минус, а кому плюс.

— Вы про работников торговли?

— Нет, про производства

— Это как? Поясните, пожалуйста.

— Во-первых, нет перепроизводства, как у капиталистов. Во-вторых дефицитные товары тут же включаются в план производства на следующую пятилетку. Не было бы дефицита, Госплан не чесал бы репу.

— Качество. Много брака. Минус?

— Тут не поспоришь, но и с этим можно бороться. У нас что хорошо умеют делать?

— Детей?

— Это тоже, — он немного оттаял, — но я имею в виду танки и пушки. А там отлили башню, на пару миллиметров шире никак на его ходовые свойства не влияет. Вот когда машины делаем типа «Москвича», там каждый миллиметр важен. А инженеры то одну практику проходили, на тракторном заводе. В лучшем случае на ЗИЛе. Там все кувалдой чинят. Вот тебе и качество.

— Но ведь мы же делаем наручные часы, не уступающие по качеству заграничным? Весь мир признает. Там же точность вон какая, шестеренки, болтики. Не в инженерах дело? Почему часы можем, танки можем, а авто нет?

— Ну вот ты и ответил на свой вопрос. Если бы к автомобильной промышленности подходили бы, как к производству часов, то были бы у нас лучшие в мире машины. А мы к ним, как к танкам подходим. План. Давай, давай.

— Хорошо, план. Плановая социалистическая экономика — минус?

— Минус. Но не везде. Смотря про какую отрасль говорим. Когда мы завод, атомную станцию или стадион строим, то куда же без плана?

— Согласен.

— А если к примеру говорим про обувь, то тут мода каждый год может меняться. Люди хотят красиво одеваться. А госплан на три пятилетки, как зарядит ботинки «прощай молодость». Их никто и не покупает. А хорошую обувь сметают, как горячие пирожки. Тут быстро нужно модели вводить, каждые полгода и сразу в массовое производство. Пока посчитают, пока технологию разработают, пока запустят в производство десять лет может пройти. Вообще этот Госплан я бы разогнал к чертовой матери.

— А что взамен?

— Я бы заводы и фабрики легкой промышленности, предприятия сельского хозяйства прикрепил бы к оптовым базам без госплана. Базы напрямую бы заказы посылали на производство

— Нельзя напрямую.

— Почему?

— Как же тогда считать сколько товара завод произвел, сколько ушло в брак, а сколько свистнули? Госплан не только товары, но и сырье и ресурсы считает необходимые. Они ВВП считать не смогут. Вы же понимаете?

Солдатенко махнул несвободной рукой. В порыве разговора он забыл, что прикован наручниками

— Они и сейчас считать не могут. Фикция это всё.

— Как это не могут?

— А вот так. Ты знаешь как при Сталине считали?

— Нет, как?

— При Сталине В первую очередь производство считали не через денежное выражение, а при помощи физических показателей штуки, литры, килограммы, метры — это два основных принципа сталинской модели экономики, которая позволила провести индустриализацию и победить в войне. По тринадцать процентов в год росли, вторыми в мире стали.

— Ого, а вы Сталинист, а с виду не скажешь.

Солдатенко зло зыркнул на меня глазами.

— Много ты знаешь. Сталинист. Я не сталинист, а правду говорю. Экономика в четырнадцать раз выросла с двадцать девятого по пятьдесят пятый год.

— Так говорят, за счет труда заключенных. Полстраны сидело, полстраны охраняло.

— Чушь. Сколько сидело? Один процент населения? А росли на тринадцать процентов

— Ну еще пленные немцы были.

— Ты возьми посчитай. Их было два миллиона. Ну три. Все равно не сходится. Эти три миллиона не заменят, тех кого выкосила война. Не дали бы они столько роста. Да и росли мы не толко после войны, но и до, когда никаких немцев не было. В деньгах начали цифрами играть, тут припишут больше, там уменьшат.

— Ну ладно. Кумовство, протекция при приеме на работе. Минус?

— Минус, но лучше работать с тем, кому доверяешь.

— Уравниловка. Работаешь хорошо зарплата сто двадцать, работаешь плохо зарплата тоже сто двадцать. Минус?

— Брехня. Хочешь бабки зарабатывать тебе путь в море, или иди фрезеровщиком на завод. Хочешь большие зарабатывать иди в шахтеры или на БАМ, на Севера там до полутора тысяч зарплата.

Мне было трудно не задать вопрос почему он сам не пошел в шахтеры, а предпочел создать свою бизнес-империю. Но я переборол свое желание.

— А вот про руководящую роль партии можно спросить?

— Почему же нельзя, спрашивай. Я тебе, как коммунист отвечу.

Странное двойственное ощущение оставлял этот ответ. Солдатенко сидел в тюрьме за воровство, превышение полномочий, мошенничество и еще тучу обвинений и продолжал считать себя коммунистом. Или это была искусно на одетая социальная маска?

— Что это такое? Вам нравится, что у нас одна партия? Это минус?

— Это плюс! Людям не нужно заниматься политикой. Это сложно. Этим должны заниматься хорошо подготовленные специалисты. А граждане могут жить спокойно, работать, растить детей. Ты пойми СССР это не просто государство. Его называют империей. Но это не империя и не государство. СССР — сверхгосударство. Он вобрал в себя все наши республики и объединяет и ведет полмира в будущее. Если у нас будет две партии, то каждая партия будет тянут в свою сторону. В итоге полмира разорвется.

— А если подготовленные специалисты поведут не туда?

— Что значит не туда?

— Не в будущее, а назад. Или на месте заставят стоять.

— Такого не может быть.

— Если у руля партии окажется слабый, нечестный, неумный человек?

— Ну это чушь.

— История полна примеров.

— Ну, кто, например?

Я не мог приводить в пример Горбачева, до сих пор я не сумел простить ему предательства, скудоумия и слабости

— Керенский, например.

— Нууу, — затянул Солдатенко, — это когда было. Сейчас не так. Оставим партии буржуям. Пусть лейбористы с консерваторами бьют друг другу морды. Одни льют и борются, вторые консервы выпускают.

— Выезд за границу? Закрыты границы для наших туристов. Это минус?

— Ну, что тут говорить. Бывал я за границей. В Париже, в Амстердаме, в Мюнхене.

— И как вам?

— Честно сказать с жиру они там бесятся. Идешь по улицам зло берет. Все у них там распрекрасно. И красиво. А у нас, — он махнул рукой, — сам знаешь. Курить хочется.

— Что? Неужто лучше нас живут?

— Лучше. Некоторые гады, ой как лучше.

— Ну и хрен с ними. Нашим почему не дают ездить в капстраны, если ты не спортсмен или бюрократ?

— Понимаешь в чем дело. Отстаем мы пока.

Он помолчал обдумывая то, что собирался сказать.

— Партия прекрасно понимает о необходимости высокой мотивации своих граждан. Нужно было то, ради чего граждане будут терпеть многие лишения и трудности. А трудностей у нас было, есть и будет хоть отбавляй. Сначала страну потрясла самая крупная гражданская война в мире! Затем экономические трудности, голод и новая масштабная война, самая масштабная на сегодняшний день! Понимаешь?

— Понимаю…

— Так, вот, большинство граждан знали ради чего они терпят все трудности и лишения. Ради светлого будущее. А поедет наш неподготовленный колхозник туда, увидит и инфаркта хватит от вида их коров, тракторов и сельхоз комплексов. Мало того, что инфаркт, так он приедет и всем раструбит, что у них мол процветание. И не только раструбит на весь белый свет. Он еще вопросы задавать начнет, а почему, мы страна победитель, за тридцать пять лет не смогли догнать и обогнать? Мы пашем-пашем, сеем-сеем, жнем-жнем, а у нас масло сливочное по талонам.

— То есть это хорошо, что мы не можем ездить за границу, так? За границу могут ездить только партийцы, и то, если они благонадежные?

— Да как ты не понимаешь, что люди-то все очень разные?

Кто-то по глупости там останется, хотя жизнь там при всей её красоте и уютности далеко не сахар.

Трудовой человек, как ничего не имел, так ничего и не имеет. Потом наши секреты разные государственные допуски не должны попадать в руки нашим врагам.

Солдатенко распарился в своей речи.

Он реально не понимал, что он ничем не лучше тех, кто прямо в эти минуты на западе разрабатывал и претворял в жизнь планы поджиганию межнациональных конфликтов.

Формировал будущее"общество потребления", делая деньги выше человеческих норм, моральных принципов, заповедей. Лелеял, пестовал и развивал диссидентское движение.

Без таких, как Солдатенко не удалось бы развалить Союз. Именно они подорвали веру народа в справедливость и возможность построения.

— Как вы относитесь к ханжеству?

— Ханжество?

— Ну да. Это когда люди осуждают на словах, всё западное. Восхваляют коммунистическое будущее. Говорят о вреде, например, западных фильмов, называют их порнографией, а потом у себя дома устраивают просмотры для «избранных».

— Не знаю, жизнь трудная штука. Нужно подобрать слова чтобы повести за собой широкие трудовые массы. Но человек допускает минуты слабости, делает себе поблажки. Вот расходится слово с делом.

Он опустил голову, думая не слишком ли много он говорит.

Я продолжал спрашивать его о других неприглядных явлениях советской действительности. О покупке должностей, о постоянной милитаризации экономики в ущерб производству товаров, той же видео техники.

В конце концов расслабился и почувствовал себя ментором, учителем, дающим урок жизни неразумному молодому человеку.

Казалось, что он даже забыл, где находится. Это мне было и нужно.

— Василий Андреевич, а давайте теперь помечтаем?

Солдатенко снова напрягся и закрылся в свою «ракушку».

— Вот представьте, большинство описанных минусов исчезло.

— Как исчезло?

— Ну вот пришло к власти новое руководство и провело реформы.

— Откуда пришло?

— Из недр партии, не важно, скажем из Ставрополя или с Урала.

— И что?

— Руководство открыло границы, договорилось с капиталистами о туризме, люди ездят, убрало дефицит — покупай что хочешь, магазины полны товаров. Представляете?

Солдатенко помолчал, а я продолжал атаку на его воображение.

— Можно открывать мелкие предприятия, кооперативы такие или артели. Крупными конечно государство занимается:ну там всякими атомными станциями, железной дорогой, добычей нефти и газа и так далее.

— В колбасном отделе тридцать или сорок сортов колбасы. У всех цветные телевизоры, авто имеет каждый второй. В некоторых семьях по два автомобиля. Свобода слова, говори, снимай, пиши что хочешь. Ну за исключением пропаганды фашизма, терроризма и порнухи.

— Сказки, зачем ты мне этот бред про свободу слова рассказываешь?

— Так считайте, что руководство поняло, что один хрен, все всё это на кухнях обсуждают. Лучше дать людям выпустить пар публично. Самых дурных сразу видно и настроения они мониторят. Я же говорю представьте себе.

— План каждый себе сам устанавливает по мере своих производственных возможностей. Что производить не можем, просто везём из-за границы. Нет некачественной продукции — конкуренция. Или ее мало. Больше нет партвзносов, никто вам не указывает путь в светлое будущее.

— Почему не указывает?

— Считается, что сами туда дойдем. История нас направляет. Да кстати, на религию нет гонений. Руководство поняло, что она может даже помогать. Как во время войны. Поэтому, хочешь ходи в церковь или в мечеть, или в синагогу. А хочешь будь буддистом. С попами уговор не против руководства и страны не агитировать.

— Как вам такое?

— Утопия.

— Вишенка на торте: валюта продается свободно, никто за это не сажает. Ее полно, можно свободно купить, она вообщем-то не особо нужна. Все можно за рубли купить.

— А соцстраны? Там тоже все это, описанное тобой?

— С соцстранами такая штука. Кто тянул нас вниз, деньги из Союза высасывал и ничего взамен не давал имеют возможность жить самостоятельно. Отпускаем на четыре стороны. Думаем, как бы нам обустроить свою страну а не чужие. Буржуи твердо обещали на нас не нападать. Договорились они сам по себе, мы сами. Мир-дружба-жвачка.

Солдатенко заулыбался, а затем погрустнел, осмотрел стены махнул рукой. Он позабыл, кем я ему прихожусь.

— Красиво брешешь. Но все равно это брехня.

— Почему брехня? А вдруг не брехня. Хотели бы в такой стране жить?

— Это всё фантазии. Так не бывает, за все нужно платить.

— Сейчас я расскажу чем мы будем за всё это платить. Но в какой стране вы согласились бы охотнее жить? В нашем сегодняшнем Союзе или в стране, которую я вам описал?

— Глупый вопрос.

— Хорошо. Теперь о цене за всё это.

Я рассказал о том, какими будут первые годы в новой России.

— Вас, Товарищ Солдатенко, скорее всего все позабудут. Не потому что вы рядовой и заурядный человек. Просто события будут развиваться с такой скоростью. Всё так кардинально измениться, что позабудут даже об близком окружении Леонида Ильича.

Я намекнул, что зять Брежнева, Чурбанов будет сидеть.

— Страна погрузиться в дичайший хаос. Она расколется на пятнадцать новых государств. Многие из которых начнут воевать между собой. Цена развала и междоусобных войн — сотни тысяч погибших людей. В некотором роде — это будут гражданские войны.

Появится новый мировой гегемон — США, который начнет творить всё, что ему заблагорассудиться. Они будут сидеть на наших военных ядерных объектах и инспектировать происходящее. Они вместе с международными банкирами, британцами, французами, немцами возьмут под свой контроль экономику.

Поделят между собой «рынки» и руками наших нерадивых чиновников и руководителей предприятий закроют и распродадут десятки тысяч важнейших заводов.

Страна превратиться в сырьевую базу для Запада. Появятся десять — пятнадцать богатейших олигархов, а остальное население начнет прозябать.

Молодые женщины будут становиться проститутками, им будут завидовать, потому иностранцы буду им платить валютой. Молодые люди пополнят ряды банд, дети будут играть в будущих бандитов. Появиться настоящая мафия. Без романтики и флёра. С жестокими убийствами, пытками публичными казнями.

Появятся казино, набивающие карманы мафии и обдирающие простофиль, как липок.

Миллионы людей не сумевших перестроиться, не желающих идти в бандиты, проститутки и торгаши будут спиваться, нищать и погибать от болезней. От постоянного стресса и горя, иногда кончая жизнь самоубийством.

Лучшие мозги от безысходности буду уезжать и работать на чужие экономики.

Власть в стране будут захватывать и удерживать с помощью танков и подкупа. Религиозные фанатики будут устраивать теракты, в которых будут гибнуть невинные граждане.

Солдатенко хмуро сидел и слушал. Он с трудом мог представить описываем картину того, что мы пережили в девяностые.

В следующее мгновение засовы на тяжелой металлической двери загрохотали и она со скрипом отворилась.

Глава 16

В следующее мгновение засовы на тяжелой металлической двери загрохотали и она со скрипом отворилась.

В помещение вошел генерал Нечаев. По его внешнему виду было видно, что он страшно недоволен. Я встал когда он вошел, но не успел ничего сказать.

— Вывести Солдатенко!

Надзиратели суетливо кинулись отстегивать его наручники.

— Бодров, ты что несешь? Что за чушь ты тут городишь? В камеру захотел? Я тебе это быстро устрою.

Он был в генеральской форме. Подойдя почти вплотную, Нечаев и осмотрел меня с ног до головы.

— Товарищ генерал, разрешите обратиться.

— Молчать! Сядь, — последнее слово генерал произнес смягченным тоном.

Я молча сел. А он разместился напротив.

— Если бы я не знал не твой возраст и биографию, я бы сейчас бы тебя за такие разговоры… Я бы подумал, что тебя обучали подрывной пропаганде, где ты этой ахинеи набрался?

Мне нужно было понять стоит ли объяснять генералу откуда я это знаю.

— Товарищ генерал, вы знаете, что твориться в стране и куда она летит на полных парах. Леонид Ильич Брежнев умрет чуть меньше чем через два года. В тысяча девятьсот восемьдесят втором году. На его место изберут Юрия Владимировича Андропова, да-да, вашего руководителя — председателя Комитета Государственной Безопасности.

Он попробует навести порядок. Но у него будут проблемы со здоровьем.

— Да перестань нести чушь. Ты что того? Тю-тю? Шарик за ролик заехал? — он покрутил пальцем у виска.

— Это не чушь, товарищ генерал. Запомните фамилию Горбачев. Он будет генсеком с восемьдесят пятого. Он и приведет страну к краху.

Генерал был немного шокирован. С ним так никто никогда не разговаривал.

— Дайте, мне пожалуйста договорить с Солдатенко.

— Разговор с Солдатенко закончен. Что еще в твоих фантазиях?

— Сегодня все считают, что в стране застой. Но потом об этом времени будут говорить, как о периоде самого расцвета в СССР. О нем будут вспоминать с большой ностальгией. Люди потеряют цели, а потом чувство будущего. Они будут жить настоящим и прошлым. Одним днем. Сиюминутным. Бестолково.

Более того, не один человек, а целая страна будет пребывает в состоянии бесцельного дрейфа. Она смотрит в непрерывно мелькающий телевизор и чего-нибудь при этом жуёт и запивает, употребляя рекламу на десерт.

— Ты выпил?

— Нет, я трезв. Отказ от будущего — это результат исторического «маятника». Поколение дедов только и жили этим самым будущим. И что они имели в итоге? Только жилы на работе рвали, да голодали и холодали. Поколение их внуков будет черпать настоящее полной ложкой и за них, и за себя — на полную.

Поскольку где-то в глубине подсознания это поколение понимает, что кино скоро кончится.

И их может ожидает кое-что похуже, чем даже жизнь их дедов. Люди самостоятельно позволили выбить из под себя землю. И так как они добровольно они отказались от своего будущего, его присвоили себе другие.

Эти люди будут вспоминать СССР как счастье. Им говорят со всех сторон, что счастья с лагерями и законом о трех колосках вроде как не бывает. Так, а что же они тогда вспоминают? Спросите меня вы.

Товарищ генерал, я вам отвечу. Они вспоминают времена, когда русские не убивали друг друга.

Когда строили индустрию, а не разрушали ее своими руками. Когда были наука, образование и здравоохранение, а не их ошметки.

Когда русский язык был великим русским языком и на нем стремились разговаривать не только мы. И главное — когда мы строили будущее и верили в него.

А полмира верило в нас. А вторая половина, по крайней мере, если не ненавидела, то завидовала в чем-то. Старалась найти наши изъяны, объясняя себе что мы, алкоголики, тунеядцы и рабы, первые полетели в космос потому что нам повезло. Тоже с наукой, культурой, спортом, медициной и образованием.

При этом все боялись задевать нас. Прямой конфликт с нами грозил серьезными неприятностями. А вот дружить было выгодно. В том же космосе.Союз-Аполлон. Или в ТЭКе Уренгой-Помары-Ужгород

Много чего еще. Мы построили. Отдали, подарили в Африке, в Азии в Восточной Европе.

Партий будет много. Но они не сумеют ставить цели. Потому что это не партии вовсе, а пародия и калька на западное. Имитация партийной системы. Где вы видели партии без партийных программ. А у нас будут.

Но мы еще не самый худший вариант. В некоторых республиках, которые станут «независимыми странами», снова поднимает голову нацизм. Там будут ставить коллаборантам памятники и улицы в их честь называть. Бандера, Нжде, Лесные братья в Прибалтике.Н Ну и десятки других. Вся эта нечисть будет водружена на знамена. Людям запудрят голову, а они и будут рады обманываться.

— Молчать! Молчать, щенок! — генерал подскочил красный, как рак и замахнулся чтобы влепить пощечину, но не успел. Я увидел,как его лицо превратилось в рожу Горбачева в очках и проснулся…

* * *

Оказывается я так сильно устал за время похода, что придя домой, проспал почти целые сутки.

Сон был настолько явственным, что мало отличался от реальности.

Все мои переживания были еще яркие, как это бывает в первые секунды, после пробуждения, но постепенно угасали. Я уже не помнил и половины своего рассказа обращенного Солдатенко и генералу Нечаеву.

В комнату заглянула бабушка.

— Ты проснулся? Не хотела тебя будить, тебе Тёма твой обзвонился.

— Ба, ты веришь в коммунизм? — вдруг спросил я её.

Она пожала плечами и улыбнулась.

— Я верю, меня так приучили, что человечество должно находиться в движении к светлому будущему. Я просто знаю, что при моей жизни коммунизм не осуществится.

— Значит веришь? — душа моя наливалась гневом, ведь и ее поколение, прежде всего ее поколение обманули и предали. В девяностые тяжелее всего придется пенсионерам. Их сбережения обесценятся, а пенсии будут задерживаться по много месяцев.

— Мы с этой верой в коммунизм в тяжелой войне победу над злейшим врагом одержали.

— А в Бога веришь?

— В Бога? Верить в Бога значит верить, что человек может себя к добру повернуть. Вера в Бога — это способность человека работать над своими недостатками.

— А коммунизм это вера во что?

— Это вера в то, что все люди порядочны и думают о другом так же как о себе. Вера в то, что человек может побороть жадность.

— А разве коммунизм совместим с Богом?

— Во время войны, кто-то шел в бой молитвой на устах о Боге, кто-то со словами о Родине и Сталине. Раз победили, значит совместим.

— А ты, Максимушка, во что веришь?

— Я? Верю в разум человека, Ба. Мы — венец природы.

— Разума мало. Многие люди-то не очень умные. Одного разума для добра мало. Разум он только для себя, как лучше себе сделать. Еще и сердце должно быть.

— Ба, я верю, что разум победит вместе с сердцем, если, конечно, не будет ядерной войны, — ответил ей я, целуя в щеку.

Сколько я проспал? Я посмотрел на часы. Почти сутки.

Поужинав я связался с Тёмой.

— Ну ты где там? Надо встретиться.

— Что-то нашел?

— Нашего «задержанного» копателя зовут Славик, ты не поверишь, но его знает твоя агентша мороженица Клава, она мне такого рассказала, что ты обалдеешь.

— И чего же она рассказала?

— Э нет, не по телефону. Ты будешь прыгать до небес.

— Где встречаемся?

— На нашем месте на набережной.

Через полчаса, встретившись с другом мы прогуливались по зимней набережной города

Это время года с трудом можно назвать зимой, в российском понимании. Это все, что угодно, только не зима: осенне-весенние ливни, затем через день-два может появиться яркое, летнее солнышко — можно даже загорать, правда желающих мало, так же как и тех, кто спешил бы искупаться в холодном море.

В тот вечер мы медленно шли и разговаривали, вдыхая аромат моря по широкой части асфальтированной набережной.

Я наслаждался видом белых макушек волн, гулко бьющихся о волнорезы и взлетающих ввысь пенящимися брызгами.

Рядом над пустынными пляжами летали белые чайки. Их крики вместе с шумом прибоя успокаивали.

Я рассказал, что мы не можем рассчитывать на помощь генерала Нечаева и нам самостоятельно надо думать, как раскрутить адвоката.

Срочная и важная новость заключалась в том, что Славик — задержанный копатель работал грузчиком в магазине продуктов совсем недавно.

— Угадай где он работал до этого? — Тема повернулся ко мне лицом, и держа руки в карманах куртки, вышагивал спиной вперед по направлению нашего движения.

— А он работал грузчиком на предыдущем месте работы?

— Конечно, его оттуда уволили за опоздания и прогулы.

Его лицо сияло. Тёма с трудом сдерживал улыбку и было не совсем нетрудно догадаться, соотнеся информацию о том, что его знала мороженщица.

— Он работал в Универмаге у жены Солдатенко?

— Точно и постоянно бегал с работы то за сигаретами, то за мороженным. Часто, чтобы не работать.

— Уволился сразу после ареста нашей прекрасной семейки?

— Нет раньше.

— Когда?

— Клава точно не помнит, но говорит, что раньше. На неделю или две. Покупателей же зимой мало, а этот по два раза на день ходил. А потом пришел, сказал, что уволился и попрощался.

— Тогда чем он нам полезен?

— Клава говорит, что в ту ночь, когда вывозили склад, он помогал грузить машины.

— Очень интересно. Значит, если его уволили раньше, менты его не допрашивали по причине увольнения. Он же уже не работал, значит по их мнению ничего не мог знать про вывоз товара.

— Вот именно. Про него следствию ничего не известно.

— Думаешь, он может знать куда товар вывезли? Думаешь ему прям так взяли и рассказали?

Я задумался. Он мог слышать обрывки разговоров или видеть документы.

— Ту-рум-пум-пум, — Тёма остановился и посмотрел на меня с торжествующим видом и передразнил меня, — в голове моей опилки да-да-да. Я думать не умею. Я точно, стопроцентно знаю, что он не только помогал с погрузкой, но и с разгрузкой.

— Колись уже давай, не томи

— Он выехал вместе с Василием в одной машине. На пассажирском сидении в том самом грузовике, за которым мы следили с вокзала.

— А это шанс, Тём. Нам будет проще с ним поговорить, чем вытряхивать информацию из адвоката.

— Согласен. Адвокат и сложнее и опаснее. Так ведь?

— Да, если он мутит дела и нечист на руку. То всегда найдет парочку и более воров или бандитов, которых он защищал, для того чтобы они его прикрыли.

— Я так понял, что товаров там на миллионы рублей. До сих пор не могу отойти от того, что видел. Когда мы фоткали склад я в уме посчитал — один поддон с видиками на сто тысяч рублей тянет. Их там пятьдесят или шестьдесят было. А сколько поддонов с разным добром и не сосчитать.

— Темыч, дорогой ты мой дружище. Хочу тебя расцеловать. А мы знаем, где живет Слава? — спросил я своего улыбающегося во весь рот друга.

Глава 17

Дверь открыла женщина лет сорока пяти.

Мы вежливо поздоровались с ней и спросили Славу. Его не было дома. Мы присели во дворе в тени беседки и стали его дожидаться.

Мы пока не торопились сообщать «одесситу» о том, что нашли Славика. Надо было понять, что можем мы сами.

— Как думаешь у таких как Слава какой мотив.

— Что ты имеешь ввиду?

Мы сидели в тени беседк во дворе, так что нас практически не было видно со стороны арочного входа в пустынный двор.

Сырыми зимними вечерами дети сидели по домам, а служащие и рабочие, составлявшие большинство жителей окрестных домов, уже вернулись с работы.

Нам так же хорошо была видна угловая подъездная дверь ведущая к квартире Славы. Тёма ответил на мой вопрос вполголоса:

— Ну когда они копают свои трофеи, то ими движет нажива или интерес и коллекционирование, как у нашего Бойка?

— Думаю, сначала интерес. Каждому пацану хочется иметь что-нибудь солдатское. Кто-то на пуговицах и кокардах останавливается, а кому-то и штык ножа мало.

— Да, точно у меня с детства дома кокарда лежит.

— Сначала они находят или выменивают один предмет, потом второй. Видят, что это представляет интерес для других. Жгучий. Настолько, что эти другие готовы платить за эти предметы. Они совершают первую продажу и потом понеслась. Это как с Мефистофелем — заключить сделку с дьяволом можно только один раз, обратного пути нет. После первой продажи начинается бизнес. Там уже главный мотив — это деньги. Особо ценные они оставляют себе, с мыслью, что можно продать предметы, если за это дадут настоящую цену. Хотя, люди всегда разные. Нвдо у них спрашивать.

— Значит, все-таки за деньги. Как так можно…

Мой друг был чист душой и наивен, понял в очередной раз что люблю его за эту простоту суждений и мыслей.

— Понимаешь…

Я хотел было ответить ему, но смолк.

Сначала, в свете фонаря, отражающегося на одной из стенок акри, появилась длинноногая вытянутая тень мужчины. Раздались приближающиеся гулкие шаги. Стук каблуков мужских ботинок отражался от стены звенящими хлопками. По мере приближения человека тень становилась все короче, пока наконец в проеме арки не показался силуэт.

— Вот он… — прошептал Тёма и вопросительно посмотрел в мою сторону.

Слава, одетый в гражданскую модную куртку и джинсы оказался довольно крупным «кабаном».

Там в горах в лесу, я не очень хорошо его разглядел. Тогда он был в мешковатом охотничьем одеянии, скрывающим детали телосложения. Теперь же я видел перед собой широкоплечего атлета, килограммов под сто весом. Да-а-а. Дяде Толе нужно было постараться, чтобы вырубить такого. Я невольно проникся уважением к нему еще раз.

Кивнув Тёме, я первый вышел из тени из беседки навстречу нашему «задержанному», за мной последовал Тема

— Здравствуйте, Вячеслав. Можно с вами поговорить? Буквально пара вопросов, — интонация моего голоса звучала успокаивающе и дружелюбно.

Слава остановился. Он сощурился и нахмурил брови, пытаясь разглядеть тех, кто выходил ему навстречу из беседки. Когда, приглядевшись, он узнал нас, то развернулся и бросился наутек.

— Да стой ты!

Мы метнулись вслед его сверкающим подошвам ботинок. Слава быстро свернул за угол направо.

Преодолев арку за пять огромных прыжков я выскочил на улицу. Тёма бежал чуть правее и сзади.

Он не видел, что Слава притаился с куском водосточной трубы у стены. Он уже замахнулся чтобы ударить. Тело само приняло решение.

Если бы я стал уворачиваться или пригибаться, то труба пришлась бы моему другу прямо в лицо.

Правая рука взметнулась вверх и блокировала гулкий удар трубой.

Орудие отлетело в сторону и Слава воспользовавшись заминкой стал убегать от нас дальше.

— Вот же сукин сын! — вырвалось ругательство из уст Тёмы.

Эффект блокировки я почувствовал сразу. Сначала рука начала буквально пылать районе предплечья, а потом повисла плетью.

Но останавливаться было нельзя. Расстояние между нами увеличивалось. Слава отлично бегал.

Он несся в сторону отходящего от остановки автобуса и заскочил на подножку в последнюю секунду. Двери со скрипом захлопнулись уже на ходу.

Мы находились метрах в тридцати от остановки, потому водиетель на мог и не видеть. Обычно медленный, автобус на это раз быстро набрал ход.

— Седьмой номер, он сейчас на Кауля повернет. Побежали через дворы наискосок.

Мы свернули по диагонали через пустынную улицу в темные дворы.

Тёма на бегу увидел, что я морщусь от боли.

— Как рука?

Я помедлил, но ответил:

— Пойдет, до свадьбы заживет!

— Спасибо тебе, ты меня спас!

Мы бежали через узкие тропинки между частными домами и огородами.

Дорога то шла вверх, то наоборот — спускалась вниз.

Кошки попадавшиеся нам на пути, молча поворачивали головы, сверкали в темноте рыжими глазами и бесшумно бросались в стороны в тень в укрытия, уступая дорогу двум бегущим людям.

Наконец мы выскочили на Кауля, туда где находилась следующая остановка маршрута автобуса.

Машина уже стояла впуская пассажиров.

Тёма вскочил в салон и водил шеей из стороны в сторону, пытаясь высмотреть Славу за закрывающими обзор спинами и головами пассажиров.

Я же находился рядом с первой дверью на улице. Но по глазам Тёмы понял, что наш беглец уже успел свалить.

Обернувшись, я увидел, как чья-то тень шмыгнула между двумя хрущевками.

— Тём, погнали за ним. Смотри! Вот он! — я показал спригивающему на тротуар другу в направлении, где скрылась убегающая тень «нашего» беглеца.

Погоня продолжалась. Наши шаги, напоминающие топот гулким эхом раздавались между торцами пятиэтажек.

Я всё еще не чувствовал руку и на бегу думал, что если бы удар пришелся в голову моего друга, то все было бы плохо.

Слава обладал огромной физической силой и судя по тому как он быстро бежал был отлично подготовлен физически.

Он был не только силен, но еще и хитер. Он рвался в ту часть города, которая почти не освещалась и где частные постройки были перемешаны с садами и гаражными кооперативами.

Там было легко скрыться или спрятаться. Найти без фонаря в темноте человека в том месте почти невозможно. И он хорошо знал об этом.

Единственный шанс, где мы могли бы его перехватить это широкий проспект Буденного, разделявший эти две часть города.

Это шоссе неплохо освещалось.

Мы выскочили из темных переулков на тротуар перед проспектом и стали вертеть головами в поисках Славы.

Появившись на улице неожиданно, мы перепугали до смерти старушку и собачёнку, которую она выгуливала.

Бабка выпустила поводок из рук, и ее питомец с громким лаем переходящим в визг помчался в сторону проезжей части от страха.

Он летел прямо под колеса одиночного такси едущего на приличной скорости по проспекту.

Я успел подхватить собаку в самое последнее мгновение, сам едва не попав под машину.

Такси резко вильнуло в сторону, избегая наезда. Стопсигналы на задних фарах ярко вспыхнули.

Заскрежетала резина.

Когда машина остановилась, то водительская дверка резко распахнулась.

И из салона выскочил разъяренный таксист.

Он орал на всю улицу:

— Тебе что, жить надоело?

— Извините, — пробурчал я в адрес взбешенного водилы, уже передавая на руки шокированной старушке ее домашнее животное.

Мы потеряли Славу из вида. Тёма чертыхался и всматривался в противоположную сторону улицы. Мы переглянулись.

— Мужчина, а что вы раскричались? — стала защищать меня пенсионерка, но уже бежали в сторону гаражей и удалялись от места, где была спасена собачка.

Мы потеряли Славу из виду, но не прекращали погоню. У нас еще был шанс его перехватить.

Вбежав в темное пространство мы преодолевали бегом дом за домом, пока не вышли на пустырь с которого т-образный перекресток вел к гаражам и садам.

Мы остановились, пытаясь отдышаться. Разговаривать было сложно. Нужно было выбирать дорогу. Или бежать в сторону гаражей или садов.

Речи о том, чтобы разделиться идти не могло. Слава был физически крепче, каждого из нас взятого по отдельности.

Я осмотрелся. Вдруг в свете лампочки, висевшей над дверью, увидел мальчика лет десяти, сидящего на ступеньках небольшого домика с облупленной штукатуркой и с аппетитом жующего яблоко.

Я посмотрел ему в глазу и уже хотел спросить не видел ли он здесь пробегающего дядю.

Но ребенок, словно поняв всё, что я хочу у него спросить, молча откусил очередной кусок и указал пальцем в сторону садов.

Так я и думал. В гаражах легче затеряться. Но Слава, был умен. Он четко понимал, что девяносто девять процентов преследователей ринулись бы именно туда.

— Спасибо, парень, — я обратился к пацану, который ничего не ответил, а лишь еще раз смачно откусил от сочного яблока и опять зажевал.

Мы пошли дальш быстрым шагом. заглядывая под каждый кустик и в каждую темную нишу. Наша стратегия принесла успех. Метров через пятьдесят мы встретились со Славой глазами.

Он сидел на корточках и прятался за стволом большого поваленного дерева.

Поняв, что его обнаружили, он всего на одно мгновение замер. А потом вскочил и снова побежал.

Глядя, как он улепетывает прочь, маневрируя и уклоняясь от хлестких веток деревьев, Тёма вздохнул, а потом понесся за ним.

Я побежал следом. Мы преследовали его в садах. Пытаясь с двух сторон взять его в клещи. Иногда почти теряя из виду, но всё время слыша и непременно вновь нагоняя.

В какое-то мгновение в сердце закипела страсть, инстинкт охоты. Желание поймать, наверно так ощущали себя первобытные люди.

Слава стал выдыхаться и сдавать. Он расфокусировался и совершал ошибку за ошибкой.

Он бежал, не разбирая дороги, доверившись своему инстинкту. Он уже не рассчитывал свой путь. Это был бег ради бега, в котором Славе лишь чудом удавалось избегать корней и ям под ногами.

В коричнево-черной мгле сада то и дело проступали ветки деревьев, хлещущих его по лицу. Они били и проносились мимо.

Я отчетливо понял, что не Слава знает, куда бежать дальше. Как найти путь к безопасному укрытию или выходу.

Что он заблудился и совершенно не старается ориентироваться и понять где находится. Но гордость мешала ему остановиться.

Он наверняка понимал, что мы пришли к нему не для того, чтобы причинить ему вред. Он бежал по инерции, только ухудшая свое положение.

Еще чуть чуть и он поймет это, остановиться и бросится на нас к нам на встречу.

Я не хотел этого допускать. Зачем нам драться с ним? У меня еще оставались силы и я поднажал. Расстояние между нами сокращалось, и когда нас разделяли уже пара-тройка метров, я подсек его заднюю правую ногу.

Она столкнулась с левой, ритм бега сбился, обе ноги запуталась и он полетел кубарем вперед на грудь.

Нагнав его, Тёма запрыгнул ему на спину, схватив его шею в школьный захват.

— Да, всё-всё… прохрипел Слава, — пусти я никуда не денусь.

Я стоял напротив и молча разглядывал беглеца.

— Ну смотри, — Тёма расслабил хват, а потом дал ему сесть, всё ещё обнимая его сзади.

Слава покрутил головой, и тяжело дыша, сделал вид что смирился и сдался. Но в следующее мгновение попытался вскочить на ноги снова сбежать.

— Куда?

Я ждал чего-то подобного, поэтому подножкой и легким толчком опрокинул его обратно в объятия Тёмы. Тема чуть сжал ему шею и «обнял» ногами, по-самбистки скрестив свои стопы у него на животе.

— Ну, всё-всё… на этот раз точно, всё. Ваша взяла, — Слава опустил голову. Похоже, что он смирился. Он тяжело дышал и опустив руки жадно хватал воздух ртом.

— Слава, — продолжил я, — мы тебе ничего плохого не желаем и не сделаем. «Драгоценности» нам твои не нужны. Мы просто хотим поговорить.

— О чём поговорить? — его могучая грудь вздымалась. При желании он мог бы скинуть с себя Тёму из-з разницы в весовой категории. Но не решался. Или выбрал более хитрый путь. Передохнуть и снова попробовать сбежать.

— Зачем убегал-то. Мы, действительно, пришли переговорить.

— Я думал, что вы менты. Кому охота с ними иметь дело.

— Разве мы похожи на ментов?

— Да, кто вас разберет. Они в гражданке тоже ходят.

— А что есть, что скрывать от милиции?

— Да не валяй дурака. Спрашивай, что надо.

— Ну ты же узнал нас?

Слава промолчал и не ответил. Это говорило, о том, что он взвешивает насколько серьезную угрозу мы для него представляем. По его лицу читалось желание послать нас, но он все же решил выслушать.

— Молчишь. Значит узнал. Ты думаешь, что нас твои раскопки и пистолетики или автоматики интересуют?

— А ты что? В следователя играешь? Кто ты такой, чтобы вопросы задавать.

— Давай вернемся на шаг назад. Ты же нас узнал, верно? Тебя в наш лагерь проволоки, там на турбазе. Когда вы гнали потерявшихся туристов.

— Я никого не гнал. Очнулся в лагере, меня накормили напоили. Больше ничего не знаю.

— А что сбежал тогда?

— В смысле сбежал. Я не из вашей группы, говорю: мне помогли, накормили, напоили. А потом я ушел. Вы мне что? Счет предъявляете? — он нахмурился, — Сколько? скажите я оплачу. Прямо сейчас.

— Да нет, не надо ничего оплачивать. Это было за счет заведения. А ружье спер зачем?

— Какое ружье?

— Ну то, которое в палатке горных спасателей было.

— Не знаю я ничего про ружье. Там вас много народу было. Мало ли кто мог взять. Вы у этих самых спасателей и спрашивайте. я то тут при чем?

— Понятно. Я не я, корова не моя.

— Слушай, ты ведь вроде, как деловой человек. Бизнесмен. Я правильно понимаю?

— Бизнесмены все в Париже. Я просто грузчик. Ты же это прекрасно знаешь, зачем хрень несёшь?

— Слав, так не пойдет. Ты все время пытаешься огрызаться. Никак на серьезный разговор не настроишься.

— Я вас не знаю, какой у нас с вами серьезный разговор может получиться⁇ Люди разговаривают, если у них доверие между собой имеется, усек, турист.

— Ну, хорошо. У меня к тебе предложение на миллион долларов, от которого ты отказаться не сможешь. Я всё-таки уверен, что ты деловой человек.

— Ну? — он смотрел высокомерно, но я понял, что сумел его немного заинтересовать. Магическое словосочетание «миллион долларов» еще не успело девальвироваться и несло в себе смыслы успеха для таких, как Слава и Солдатенко.

— Тём, отпусти. Он достаточно посидел.

Надо было дать ему расслабиться, почувствовать атмосферу сделки, где он сам принимает решение.

Тёма отпустил и отодвинулся, а я присел на пенек рядом.

— Ты вот копаешь, тут по мелочи, там пистолет, тут патроны, штык нож и всякое такое. Автомат или трехлинейка у вас за праздник, когда вы находите. Верно?

Слава продолжал слушать.

— А я вот знаю, где целый танк стоит, представлешь?

— Пффф. Удивил. Да я сам тебе покажу, где целых три танка в болоте утоплено.

— Неужели? Ты правда знаешь, где у нас тут три танка.

— А то! Я тут уже третий год в копателях. Кому нужны твои танки? Мороки с ними? Без техники хрен вытащишь. Только с тракторами и кранами. А это только государству под силу. А государство за такую находку что?

— Что за такую находку?

— По головке не погладит, перетряхнет всю твою подноготную. Будет выяснять, как ты его нашел, не украл ли пушки пулеметы. Еще и срок впаять может. Не-е. Нам такой хоккей не нужен. Спасибо. Сыты, кушайте сами.

— Жаль, очень жаль, — я сделал паузу, — мне казалось, что такая важная информация может тебя заинтересовать. Танк-то немецкий.

Я наблюдал за ним из-под тишка, краем глаза.

Зерно попало в нужную почву. Слава заерзал. «Ну ничего мой маленький друг-копатель, сейчас ты начнешь из кожи вон лезь. Сейчас у тебя пукан-то и подорвет, как сказали бы в моей прошлой жизни»

— Я в этом плохо разбираюсь. Но насколько я понял, это машина из остатков танковой дивизии «СС», Мертвая голова — Тотенкопф. Или Викинг. А может и Лебштандарт. Там этот, командир экипажа дважды награжден железными крестами. По моему полковник, если не генерал. Ну и дневники, фотографии и так по мелочи у экипажа.

— Врешь! — Слава подался вперед, в его глазах блестел не огонь — целый вулкан любопытства.

— А что? Тебе разве интересно? У тебя три своих таких танка есть, — я улыбался. Он мой.

За информацию о местонахождении танки он продаст всё. Душу, тело, Родину. Родственники в Германии готовы были платить баснословные деньги за документы, награды и любую информацию о высокопоставленных фашистах пропавших без вести на просторах СССР.

Существовали подпольные каналы и посредники занимающиеся подобным бизнесом. Найти такого немца считалось самым успешным успехом. Судя по всему у Славы существовал канал передачи находок на Запад.

— Скажи, что ты не шутишь и это правда. Пожалуйста.

Слава почти взмолился. Теперь наступила моя очередь молчать. Я довольно улыбался.

Тёма из-за спины Славы обескураженно смотрел на меня непонимающими глазами и разводил руками показывал, что он в полном недоумении.

— Ты мне не тот вопрос задал, Слав.

— В каком смысле? Что значит не тот вопрос?

— Ты даже не спросил, что я хочу за информацию о фрицевском танке.

Глава 18

— Скажи, что ты не шутишь и это правда. Пожалуйста.

Слава почти взмолился. Теперь наступила моя очередь молчать. Я довольно улыбался.

Тёма из-за спины Славы обескураженно смотрел на меня непонимающими глазами и разводил руками показывал, что он в полном недоумении.

— Ты мне не тот вопрос задал, Слав.

— В каком смысле? Что значит не тот вопрос?

— Ты даже не спросил, что я хочу за информацию о фрицевском танке.

* * *

— А, ну хорошо. Какую ты хочешь информацию?

— Слав, ты только прежде чем отвечать внимательно подумай.

— Ну… — он замер в ожидании. В глазах его светилась надежда на получение большого куша.

— Примерно два месяца назад ты участвовал в перевозке и погрузке-разгрузке склада уважаемой семейной пары Солдатенко.

— Не знаю о чем вы говорите.

— Не валяй дурака, себе дороже выйдет.

— Не понимаю.

— Слав, ты ночью выгружал и возил товар вместе Федором. Он за рулем был, ты рядом.

— Ну допустим, но я ничего не утверждаю.

— Прекрасно. Скажи нам где склад, если мы находим его по указанному тобой адресу. В этот же вечер ты получаешь координаты и карту, на которой отмечено месторасположение танка.

— А не не пойдет. Я ничего не знаю. Спрашивайте у Федора или Солдатенко. Грузить помогал, выгружать нет, — Слава отвернулся. Было понятно, что он врет, — я встану. Холодно.

— Ну то есть Федор сам выгружал? Один? Весь грузовик?

— Меня попросили помочь загрузить, дали подзаработать. Больше ничего не знаю.

— Ну ты же сел в машину вместе с Федором?

— Вместе с Федором сел, но он меня до дома подбросил и уехал.

В разговор вмешался Тёма.

— Вот ты с ним сел, а можешь лечь вместе с ним рядом.

Слава вытаращил глаза.

— Ты что? Угрожаешь?

А остановил Тёму жестом ладони.

— Послушай, Слава. Никто тебе не угрожает. Но как ты знаешь, Федора вчера похоронили. Солдатенко с женой сидят под стражей. Ты единственный, кто знает место склада на который всё перегрузили. Милиция на тебя не вышла по чистой случайности.

Он встал и отряхнул свою одежду.

— Пока угрожают не тебе, а нам. Нам нужно знать адрес склада и всё. Больше ничего. Тебя никто никуда не сдаст.

— Я подумаю.

— Э нет, дружок. Думать раньше надо было. Сейчас у тебя два варианта: плохой — мы рассказываем про тебя людям из Одессы. Есть такой Борис Михайлович, на самом деле его зовут Борух Мойшевич, так вот фильм про Дон Корлеоне смотрел?

— Ну смотрел.

— Слышал имя Борис Михайлович или Борух Мойшевич.

— Тогда Борух Мойшевич — это примерно тоже самое. У тебя вариант «подумать», а завтра мы его людям рассказываем про тебя. Не потому что ты плохой парень. А потому что от этого зависит жизнь наших близких.

— А хороший.

— Ты нам говоришь адрес склада, получаешь фашистский танк и два железных креста с командирским планшетом, письмами карточками. Безумно богатеешь, купаешь девочек в ваннах с шампанским, хотя нет не делай так, это вредно. При этом ты больше знать не знаешь ни про нас ни про склад.

Он обдумывал предложение. Он колебался. Я решил дожать его.

— Если ты думаешь, что про Борух Мойшевича это блеф, то мы можем сделать звонок при тебе и дать просто послушать. Солдатенко фактически украл товар у этих товарищей.

— Нет. Не нужно я верю. Но я поеду на склад вместе с вами.

— Хорошо, когда выдвигаемся?

— Сейчас, только мне нужно домой смотаться переодеться и взять ключи от замка.

— Ни хрена себе, у тебя еще и ключи от замка есть?

— Место там такое, что лучше ночью приезжать.

Мы с Тёмой переглянулись, он тайком показал большой палец вверх и улыбнулся.

По дороге я позвонил бабушке и предупредил, что останусь ночевать у Тёмы.

Через пятнадцать минут мы снова были во дворе Славы.

— Слав,без обид. Но один из нас пойдет с тобой. Вдруг ты опять рванешь.

Он спокойно согласился.

Я стоял у беседки и рассматривал свет в окнах, когда от широкого ствола тополя во дворе отделилась темная фигура и приблизилась ко мне.

Из тени на свет выступило лицо Анатолия, который тихо обратился ко мне.

— Добрый вечер. Ну что же. Поздравляю. Ловко ты с ним договорился. Должен заметить, что у тебя талант переговорщика, Максим. Про танк ты серьезно говорил? Или просто развел его, как кролика

— Анатолий. Я чуть не швырнул в вас кирпичом, — я жестом указал на груду кирпичного боя, лежащего неподалеку от беседки,и удивленно продолжил — вы все это время следили за нами? Как вам удалось оставаться незамеченным?

На самом деле, я обнаружил и узнал его уже в яблочных садах, когда мы преследовали Славу, но решил ничего не говорить Тёме и не показывать виду.

— Брось. Чем больше я за тобой наблюдаю, тем более странным ты мне кажешься.

— Это почему еще?

— Ты срисовал меня ещё в садах. Но, как говорят, ни один мускул не дрогнул на лице.

— Жаль. Мне казалось, что вы не заметили.

— У тебя железная выдержка. Где тебя готовили? Ты же еще не служил. Неужели гбшники начали в уже школах себе кадры подбирать? Раньше только в институте, после армии вербовали. Лучших.

— Готовили? Вербовали? Неет, — я улыбался, — мне приятно, что вы меня за спецагента принимаете, но увы. У меня просто крепкая психика и нервная система.

— Кому ты пытаешься лапшу на уши повесить? Ты глазом не моргнул, когда вы в непогоду, попали, когда стрелял из ружья вверх.

— Ну у нас все школьники на уроках НВП стреляют.

— Все, да не все. Ты мне про кружок Юных натуралистов-то не втирай. Ты оружие держал профессионально, разрядил профессионально. Так даже опытные охотники не делают. Только военные, прошедшие загранкомандировки. Не по уставу, но профессионально.

— Вам, показалось.

— Ладно, где танк брать собрался?

— Если он покажет место склада это будет уже не моей проблемой. Думаю, для вашего руководства будет не сложно найти пару железных крестов и вручить их Славе.

— Так и думал, что ты блефовал. Ты неплохо изучил психологию. Я же говорю, чем дальше, тем всё более странно мне наблюдать за тобой. Такое чувство, что ты не тот, за кого ты себя выдаешь. При этом я вижу перед собой восемнадцатилетнего пацана. Нестыковочка.

Интуиция начала активно сигнализировать об опасности. «Внимание! Ты слишком заигрался и потерял контроль над своим поведением».

— Я не буду вас ни в чем переубеждать «дядя» Толя, но мне кажется, что из нас двоих только один человек является не тем, кем он является в действительности. И по-моему, этот человек не я.

Я успокоил внутреннее чувство беспокойства. Лучшая оборона это нападение. В конце концов, это он офицер, дававший воинскую присягу и изменивший ей. Это «одессит» перешел на работу к мафии и, видимо, стал штатным киллером группировки.

Мой союз с ним временный и тактический. Лучше иметь своего человека, пусть даже киллера, в стане врага, чем теряться в догадках и неведении. Он уловил мое настроение и постарался разрядить атмосферу.

— Ну да ладно. Это я так. Делюсь с тобой своими ощущениями.

— Спасибо, прям вы очаровали своей открытостью и добросердечностью. Умеете вызывать доверие.

— Не серчай, мы в одной лодке. Я не забыл. Пока всё идет удачно. Но я не доверяю этому вашему Славе, будьте на чеку. Он может привести в западню. На вот, возьми.

В тени беседки сверкнул черный, вороненый металл ствола ТТ, который мне протянул Анатолий.

— Спасибо, конечно, но я как-нибудь обойдусь. А вы разве не с нами?

Я подавил соблазн взять пистолет. Анатолий скорее всего проверял свои подозрения насчет моих навыков владения огнестрелом.

Давать ему такую фору я не намеревался. Это сегодня мы союзники, а что может быть завтра, кто его знает?

— Я буду вас прикрывать. Если Слава сейчас увидит того, кто его там в горах вырубил, то есть меня, то, к бабке не ходи, он откажется вам показывать склад.

— Согласен, есть такая опасность. Я сам ему пока не доверяю, но по-моему он искренне клюнул на наживку про танк.

— Вот сейчас, ты очень неразумно рассуждаешь. Если ты понимаешь, что у человека может быть двойное дно, то ты всегда обязан держать на уме вариант, что твой противник хороший актер и отлично играет.

— Пока не дойдем до склада — не узнаем.

— Вон они спускаются. Иди с Богом. Почувствуешь неладное прям вырубай его ударом под основание черепа. Не сомневаюсь, что ты умеешь это делать.

В световых окнах подъезда появились две мужские фигуры, спускающиеся по лестнице с четвертого этажа вниз.

Анатолий сделал шаг назад и медленно отступил в тень.

Я увидел, как растворяется в ночи половина лица, освещенная вечерним электрическим светом, падающим из окон.

Теперь его снова не было видно. Совсем.

Через минуту Тёма и Слава стояли у подъезда на улице.

— Ну что? Пошли? — поинтересовался Слава.

— Да, пошли. Далеко идти, Слав? — ответил Тёма вопросом на вопрос.

— Не очень. Нам топать минут двадцать пешком.

— Это что, аж до моря переться?

— Увидите.

Мы вышли из арки и зашагали по засыпающему городу.

— Ты только нас приведи, куда следует, без этих… — Тёма старался подобрать правильное слово

— Без каких? — Слава самоувенно улыбнулся

— Без фокусов, я хотел сказать.

— Боишься, что не туда заведу, как Сусанин?

— Я-то ничего не боюсь, кроме сердитого отца.

— Не ссы, обещал же.

Повисла неловкая пауза. Слава шел и легонько умехался себе под нос. Он понимал, что ему не доверяют.

— Слав, давно копаешь трофеи? — Тёма старался завязать разговор.

— А что?

— Мы вот с Максом поспорили: вы копаете, потому что коллекционируете все эти «сувениры» или вас интересуют деньги? Вот Макс считает, что вы сначала коллекционируете, а потом входит во вкус и начинаете продавать. Неужели вы делаете это ради денег?

Слава опустил голову и ничего не отвечал. Мы прошагали молча ещё пару минут.

— Ну не хочешь, не отвечай, твое дело, Слав. Закрыли вопрос.

Тёма дал заднюю и посмотрел на меня. Я пожал плечами мой друг не спросил у трофейщика ничего такого, что могло бы обидеть или оскорбить нашего спутника.

Но вдруг Слава продолжил, глядя прямо перед собой и не обращая на нас никакого внимания:

— Если расскажу, то думаю, что вы не поймете.

— Почему? Поймем, конечно. Скажи, Макс.

— Постараемся. Правда интересно. Расскажи.

— Обещаете не ржать?

— Мы не будем смеяться над тобой. А разве там есть что-то смешное? — я внимательно следил за ним, похоже он хотел излить душу.

— Люди разные. Кому-то может показаться смешно.

— Я тоже обещаю не смеяться, — поддержал меня Тёма

— Хочу похоронить их всех по человечески.

— Кого? Наших?

— И наших и немцев. Родным, если остались сообщить…

— А деньги?

— Мне денег особо не надо. Так, на инструмент, оборудование, снаряжение. Точнее, вру. Если на чистоту — деньги тоже нужны, но это не главное.

— А что главное?

— Покой.

— Не очень понятно.

— Когда я нахожу солдат, а потом хороню их, а я всегда так делаю и никогда не бросаю их, то чувствую покой.

— Многих нашел?

— Да, многих. Их позабыли. Оставили в лесах и полях. Кто-то должен предать их земле.

— Получается, ты кто-то вроде поисковика? Только хоронишь без почестей?

— Солдатам на эти почести наплевать. Почести для живых нужны.

— Наших хоронишь?

— Всех.

— А те, кто с тобой? Они тоже поисковики?

— Нет, они ради денег. Им по фиг на солдатские кости.

— Почему ты с ними?

— Не знаю, как объяснить. Человеку нужен напарник друг. Я раньше сам копал. Но вдвоем сподручнее, веселее. Нашел такого же, как и я. Стали вместе копать.

— Интересно, где нашел?

— В лесу, так же, как и вас.

— Что прям таки в лесу?

— В горах в лесу очень много людей ходит. Вы даже не представляете себе насколько. Бывает, они прямо по костям идут, вся группа, человек тридцать, и не замечают.

— Так вас вроде больше двух было?

— Да, приятель мой еще одного привел, потом второго. Вот они уже за деньгами пришли туда.

— И каково это, понимать, что они из-за денег?

— Нормально. Они ищут стволы, награды и ну и всякое такое. А я за ними солдат хороню.

— Бррр, Макс слышал? — Тёма поежился, — я не то, чтобы побаиваюсь. И не брезгую. Неприятно мне как-то думать, что к мертвецу прикасаться буду. Я бы не смог.

— Боишься. Все вначале бояться. Хочешь, возьму тебя с собой в следующий раз на копки? Они не страшные. Все страшное с ними уже в прошлом.

— Не спасибо. Мне и тут хорошо, без фашистских скелетов.

— Почему фашистских? Там и наши часто встречаются.

— Всё равно, не моё.

— Вот видишь. никто ими не хочет заниматься. На весь Союз групп пятьдесят поисковиков работает. А не захороненных солдат десятки тысяч, может быть даже сотни тысяч. Я не знаю точное число.

— Это те, кто пропали без вести?

— Часто да.

— А как ты родственников находишь?

— Это сложное дело. Я мало нашел, зимой копаю, а летом ищу родню. Если нахожу адрес, то пишу письмо родным, получаю ответ. Или везу что нашел от человека сам или по почте личные вещи отправляю.

— Давно ты этим занимаешься?

— Уже третий год пошел. Мы пришли.

За разговорами я не заметил, как мы добрались до судоремонтного предприятия.

Слава огляделся по сторонам и никого не заметив направился в противоположную сторону от проходной вдоль бетонного забора. Мы пошли следом.

Сам забор через некоторое время закончился и сменился металлической сеткой рабицей. За сеткой полузаброшенный склад под открытым небом, на к находились давно проржавевшие корабли и катера поставленные на прикол.

Еще чуть дальше располагались двустворчатые ворота из той же сетки. Они были распахнуты настеж.

Слава приостановился оглянулся и выставил ладонь нашу сторону, а потом тихо проговорил:

— Стойте. Что за ерунда? Ворота должны быть закрыты.

Он присел на корточки разглядывая причалы со стоящими на них судами.

Солдатенко не дурак. Никто не догадался бы шарить по этим катерам, стоящим тут многие месяцы и даже годы.

Я внимательно вглядывался в периметр. Мне показалось, что где-то между двумя катерами промелькнули тени. Но после двухминутного наблюдения я пришел к выводу, что скорее всего мне показалось

Беда была в том, что улица на которой мы находились хорошо освещалась. В то время как территория предприятия — нет. Если бы в тени между корпусами судов кто-нибудь прятался, то мы были бы у него, как на ладони.

Конечно Слава совершил ошибку присев на корточки. Тем самым, он выдал свой интерес к воротам и внутренней территории судоремонтного завода.

Скрываться уже не имело смысла. Поэтому я обычным голосом спросил нашего нового знакомого.

— Где вы выгружали товар с Федором?

Я надеялся, что Анатолий тоже нас слышит. Это важно. Интуиция подсказывала мне, что мы здесь не одни и за нами внимательно наблюдают.

— Вон там за катером холодильники стоят, видишь?

Как же я раньше не увидел. В глубине на жд ветке стояли грязно бежевые вагоны — рефрижераторы.

— Тогда пойдем, посмотрим. Ключи у тебя?

— Ага.

Мы втроем двинулись к раскрытым воротам. Я остановился перед ними. Еще раз внимательно осмотрел внутренний периметр. Никого из охраны поблизости не было видно.

— Да тут годами никого не бывает. Это считай металлолом. Охраняемая территория там, — он махнул в сторону бетонного забора, — да и то, сторожа ночью спать ложаться. Эти вагоны уже пятый год тут стоят,если что.

Похоже на то, что Слава говорил правду. Нам, конечно, могло влететь за то, что мы попали на территорию.

Но так, как я не планировал тут долго находиться и не собирался ничего брать, то последствия были бы нулевыми.

Возможно ворота оставили распахнутыми по халатности.

— Тём, постой на шухере.Посмотри здесь, если кто-то будет идти присвистни нам.

— Заметано.

Мы со Славой зашли вовнутрь и прошли метров двадцать. Я так и чувствовал на себе чужие взгляды. И пытался определить откуда на меня смотрят.

— Макс, а ты это… Ну правду про танк сказал? Не обманешь меня?

Вдруг прямо перед нами ярко вспыхнули фары, взревел только что заведенный двигатель. Набирающий ход грузовик понесся прямо на меня со Славой.

Глава 19

Мы со Славой зашли вовнутрь и прошли метров двадцать. Я так и чувствовал на себе чужие взгляды. И пытался определить откуда на меня смотрят.

— Макс, а ты это… Ну правду про танк сказал? Не обманешь меня?

Вдруг прямо перед нами ярко вспыхнули фары, взревел только что заведенный двигатель. Набирающий ход грузовик понесся прямо на меня со Славой.

Хотя я чувствовал, что за нами наблюдали всё равно это было очень неожиданно. Мы встали, как вкопанные в узком проходе.

По спине пробежал холодок, потому что нам некуда было спрятаться. Слава стоял, как вкопанный.

Два варианта. Я выбрал более рискованный, но он давал вероятность спастись нам обои. Я хлопнул его по плечу.

— Бежим! — и побежал навстречу машине. Метров через пять можно было юркнуть в стороны пропустив грузовик между нами.

Слава быстро включился. Он доверился. Мы успели в самую последнюю секунду. Я почувствовал кожей воздушный поток, рассекаемый грузовиком. Я вправо, Слава влево.

Это было верное решение, потому что в следующее мгновение раздались выстрелы.

Анатолий стоял на дороге и стрелял в лобовое стекло, в водителя. Если бы мы бежали назад, то перекрыли бы ему сектор обстрела.

Я увидел водителя и выругался.

— Скотина! Ты выжил, черт!

За рулем сидел Шельма, он уворачивался корпусом и пригибался, но движения не прекращал. Рядом с ним сидел его преподобный братец — бывший начальник поезда. Вот так встреча.

Сейчас они не смотрели на нас, все внимание было сосредоточено на «одессите», но я был уверен, что они узнали меня, глядя из темноты.

Анатолий выпустил в грузовик всю обойму. А потом за пару секунд до столкновения перекатился вбок.

Шельма всё это прекрасно видел, и попытался задавить стрелка. Совершив резкий маневр, он снес одну из створок ворот и все же задел «дядю» Толю.

Я понял это по тому, как вскрикнул и захрипел от боли «одессит».

Не самый лучший расклад на сегодняшний вечер. Фортуна переменчива, как никогда. Сначала она дала нам возможность поймать Славу и добиться от него адреса склада, а теперь случай едва не угробил нас.

Я посмотрел вслед уезжающему грузовику.

Похоже на то, что они приехали загрузить остатки товара, но мы их спугнули.

Грузовой фургон удалялся по пустынной улице. Одна задняя створка багажного отделения была не заперта, болталась и грохотала, стукаясь о вторую. Но кузов был пуст.

Я посмотрел в сторону Темы, он склонился над раненым Анатолием, похоже, что у того был перелом. Тёма попробовал помочь встать на ноги Анатолию. Но тот громко снова вскрикнул и застонал.

— Японский городовой! — проскрежетал «одессит» сквозь зубы.

— Тем, оставь. Помоги Анатолию, лечь поудобнее, подстели ему под голову.

Стянул с плеч куртку и протянул другу.

— Слава, ты там как? — спросил я нашего проводника.

Слава был шокирован произошедшим. Его трясла мелкая дрожь.

— Что это было? Нас пытались убить?

— Похоже на то.

— Да ну нахрен такие приключения. Я под таким не подписывался.

Я подошел и осмотрел лежащего Анатолия.

— Похоже на перелом ноги.

— До свадьбы заживет.

— В любом случае нужна скорая. Перелом у тебя не хороший.

На его лбу выступили крупные капли пота. Он тяжело дышал раздувая щеки.

— Ствол твой придется утопить. У тебя одна обойма? Врачи могут сообщить о происшествии в милицию.

Анатолий молча кивнул несколько раз. Он нуждался в моей помощи. Похоже он стал доверять.

— Мне кажется, я одного задел. Пассажира. Но не уверен в этом.

— Можно? — я протянул руку к пистолету Макарова.

Анатолий безропотно протянул его мне ослабевшей рукой. Достав носовой платок изкармана, я аккуратно протер ствол и завернул его в ткань.

— Тём, в начале улицы есть телефон-автомат. Гони туда и вызывай скорую. Дай Бог, чтобы был рабочим. Скажи что был наезд на пешехода. Слав, побудь с Анатолием.

Слава недоверчиво нахмурился. Он теперь узнал, человека вырубившего его в лесу в горах.

— Так вы вместе?

— Долго объяснять.

— Хорошо, — проводник пробурчал под нос.

— Я скоро вернусь.

Я встал и снова направился на территорию судоремонтного предприятия. Дойдя до берега, и выбрав скалистый утес я быстро разобрал пистолет и побросал по частям в море в разные направления.

Возвращаясь обратно, я быстро заглянул в вагон-рефрижератор, двери которого были частично открыты. Он был пуст.

Лишь часть паллет и несколько пустых картонных коробок из-под импортного товара говорили о том, что сюда действительно что-то выгружали.

Мог ли Слава соврать и привести нас в западню? В теории такое было возможно. Сейчас я никак не мог это проверить, поэтому решил пока понаблюдать за реакцией.

— Ну что там? — спросил Анатолий.

— Пусто, — я пожал плечами

— Суки.

Я посмотрел на Славу.

— Слав, это точно здесь было? Ты ничего не путаешь?

— Да, не путаю. Зуб даю.

— Хорошо, тогда давай-ка иди домой отдыхай. Или я, или Тёма завтра пересечемся с тобой.

Мы попрощались и он поспешил удалиться.

Я остался с Анатолием.

— Ну как ты?

— Терпимо, бывало и хуже.

— Скажи, я выполнил свою часть сделки с одесситами? Товар был здесь. Там пустые коробки валяются.

— Боюсь, не все так просто. Но я «впрягусь» за тебя.

— Понятно. У нас еще ниточка есть.

— Какая?

Я рассказал про Федора и его адвоката. Разговор давался «одесситу» с трудом, но он сохранил способность мыслить.

— Скорее всего — это адвокат вывез товар.

— Может быть, но это еще доказать надо. Разве эти хлопцы на грузовике не от него?

— Ты их знаешь? — спросил я «одессита»

Он не ответил. Толи не желал, толи ему не позводяла боль. По его бледному лицу невозможно было определить

— Это Шельма. С братом. Банда гастролеров, связанная с Солдатенко. Похоже, что им тоже ничего не досталось. Кто-то вывез товар еще раньше.

Я коротко рассказал историю взаимоотношений с ним.

— Что в вагоне? — он держался, но говорил с трудом.

— Пустые коробки, паллеты.

— Может и не было тут товара? Может всё-таки Славик насвистел?

— Там валяются две-три шмотки, колготки женские дефицитные, этикетки разные. Был товар на складе. Иначе зачем сюда Шельма приезжал?

— Это верно. Они чуть раньше нас приехали и обнаружили, что груз исчез. Хотели выезжать, а тут вы потопали за ворота.

— Спасибо тебе,Анатолий, за то, что прикрывал со спины. Это чувство дорогого стоит!

Скорая приехала минут через. Мне после недолгих уговоров мне разрешили сопроводить Анатолия до больницы в салоне неотложки.

Тема отправился домой. Мы договорились, что встретимся с ним утром в фотолаборатории для обсуждения дальнейшего плана.

Через несколько минут мы въехали на территорию больницы и подкатили по петлеобразной эстакаде к знакомому приёмному отделению.

Семиэтажное больничное здание, отделанное бежевым камнем, теперь выглядело иначе. Такое ощущение, что сейчас оно родное и давно знакомое, что с этого ракурса я видел его лишь единожды.

Оно будто приветствовало меня, как своего старого доброго знакомого.

— Я сейчас каталку привезу, — выпрыгнув первым из салона, я заспешил в приемное отделение.

Мне повезло. Сегодня дежурило двое врачей, в их числе моя хорошая знакомая.

— Наталья Филипповна, здравствуйте. Помните меня?

Красивая доктор заполняла бумаги в кабинете первичного осмотра.

— Как тебя забудешь Бодров? Всё обещал меня на свидание сводить, а сам пропал. — она улыбалась было видно, что ей приятно меня видеть.

— Так я именно за этим сюда и приехал. Хочу пригласить вас на свидание, но сначала нужно человека принять, его машина сбила. Где взять каталку? Осмотрите его?

Она подняла голову оторвалась от своих бумаг

— Опять кого-то спасаешь? Пошли, — она резко встала и направилась к выходу, — каталки должны быть в конец коридора.

Когда человек обращается за помощью в больницу, ему всегда хочется, чтобы врачи сломя голову бежали к больному, как в американских фильмах.

Но тот, кто вкусил настоящей западной медицины знает, что к врачу в отделении травматологии в Европе и США можно стоять почти сутки. А приема у кардиолога ожидать неделями.

Я побежал к лифту нашел тележку и так же бегом догнал Наталью.

В ее действиях не было никакой суеты. Я бы даже сказал, что она не торопилась. Но за этими четкими движениями чувствовалась уверенность и профессионализм.

Я шел следом и снова невольно посмотрел на её ягодицы. Неувядающая красота и энергия так и струилась от ее стройного тела. Мои фантазии нарушил ее вопрос:

— Знакомый?

— Да.

— Что с ним случилось?

Я коротко пересказал ситуацию с грузовиком, но без подробностей о стрельбе.

— Перелом закрытый?

— Штанину нужно резать, кровотечения вроде нет. Но точнее скажет врач скорой.

Я помог санитару бережно переложить Анатолия на каталку.

Его остаточно быстро осмотрели два врача. Вызвали дежурного хирурга.

То, что его осмотрели буквально в первые пять минут и так быстро приняли решение оперировать говорило о высоком уровне нашей советской медицины.

Так было не везде, но конечно за каких шестьдесят лет, страна совершила гигантский скачок в из прошлого в будущее.

В сельской местности до земских врачей доби рались сутками Пройдя через три страшнейшие войны: Первую Мировую, Гражданскую, Великую Отечественную, голод, индустриализацию и восстановление, имея немало минусов, мы накопили такой созидательный потенциал во всех областях деятельности, который не образовывался в других странах столетиями.

В науке, образовании, медицине, искусстве, спорте мы были в числе ведущих стран.

Тогда это все было не очень заметно и не сильно ценилось, казалось само собой разумеющимся, но за этим стояли миллионы людей занимающихся своим делом вроде Натальи Филипповны.

«Одесситу» назначили срочную операцию, решив, что лучше проводить её пока всё «горячо». Меня поразило, как профессионально и организованно был построен процесс.

Сразу после Анатолия в приемное отделение постули еще четверо больных и Наталье стало некогда болтать со мною.

Прощаясь она сказала:

— Заходи иногда, я читала про твои подвиги, герой.

— Скажете тоже, я самый обычный парень

— Ну заходи, как обычный парень.

Я пообещал принести вкусных конфет к чаю, сделал ей несколько комплиментов и отправился домой.

Идя по дороге, я размышлял. Пока ситуация балансировала на грани. С таким трудом привлеченный на мою сторону «одессит» временно выбыл из игры.

Генерал был далеко.

Казалось бы, её величество удача, помахавшая ручкой, в лице Славы с информацией о складе товара на судоремонтном заводе, благоволит мне. Но не тут то было, она снова отвернулась от меня.

Надо было искать новые пути выхода из ситуации. Мне не впервой рассчитывать только на себя и на своих друзей.

У нас в запасе ещё «целый адвокат». Я постарался себя приободрить — расскажет как миленький. Ну или приведет к складу.

* * *

На следующий день мы собрались на обсуждение дальнейшего плана вшетсером.

Два Сереги, Маша Элен и Тёма сидели напротив меня и горячо обсуждали как можно найти адвоката.

С утра его не оказалось в конторе.

Сотрудники коллегии адвокатов сказали, что заседаний у него сегодня не было и он вполне мог бы уехать в командировку в тюрьмы.

Никто толком не знал его расписания, поэтому там мы ничего не добились.

— Мне удалась узнать, что он ездит на американском крайслере голубого цвета

— Так это его машина? — присвистнул Боёк, — я видел эту тачку. Выходит, что он кучеряво живет.

В городе многие видели этот крайслер.

— Ребята, а как вообще эти американские машины появляются в СССР, — поинтересовалась Элен, — ну старые времен войны еще понятно. Их из Германии, как трофеи привезли. Но эти новые?

— Говорят, что их завозят дипломаты, артисты, спортсмены сдают в комиссионные магазины, а там уже если есть блат, то можно и прикупить.

— Если Волга стоит десять тысяч,то сколько же стоит такая машина?

— Я слышал, что пятьдесят тысяч рублей, представляешь?

— Пятьдесят тысяч? Но такую сумм за всю жизнь нельзя заработать честным трудом, — Элен возмутилась, уперев руки в бока.

— Говорят, что Шолохов заработал сто тысяч, вы читали Тихий Дон? — добавил Тема.

— Даа неее, какой там сто тысяч. Он миллион заработал. Он же нобелевскую премию получил. А «Тихий Дон» показался запутанным. Не близко мне все это. Разве разберешься, то этот отомстил тому, то тот отомстил родным неповинным, то одни пришли, то вторые первых выгнали. — Рыба пожал плечами, — одна топиться, вторая умирает во время родов, все любят и ненавидят Гришку Мелехова, который то за красных, то за белых

— Серег, вообще стоит понимать, как брат на брата идет. Какой ценой досталось нам сегодняшняя страна. Как бесконечные реки крови никак не могли остановить гражданскую войну. Но всё равно, мы настолько сильный народ, что упали, поднялись, стряхнули пыль, встрепенулись и пошли дальше жить.

— Мальчики опять вы про войну. Нам адвоката надо найти, вы забыли?

— Верно, Маш.

— Вообще я подобную машину часто видела у «Сказки», правда я не разбираюсь Крайслер или нет. Но широкая такая, красивая как в американских фильмах, — Маша имела ввиду один из популярных ресторанов города.

— Да, точно! — воскликнул Боёк, — я тоже сейчас, после того, как про это сказала Маша, вспомнил. Точно там его машина бывает.

— Есть одна проблема, — я посмотрел на ребят, — никто из нас не знает, как выглядит этот адвокат.

— Тогда пошли в этот ресторан, мальчики, — прокурорская дочка заулыбалась, — если машина там, то мы зайдем и проследим.

Боёк с Рыбой неуверенно переглянулись

— Да вы не переживайте, мы вас не объедим. Мы на диете. Попьем кофе с мороженным.

— А мы и не переживаем, — добавил я и подмигнул всем. — у меня как раз зарплата, а мы еще начало сессии не отметили.

Я знал, что дед страшно не любил ходить по ресторанам.

Но он же научил меня одному важному правилу в жизни: ходить в ресторан ходить можно только тогда, когда у меня в кармане есть сумма, позволяющая оплатить счет за всю компанию.

Такой подход избавлял от неловкой необходимости подсчитывать, кто сколько и на какую сумму поел.

Маша была абсолютно права. Голубой крайслер, сверкая своими хромированными решетками, накладками и ручками, стоял припаркованный у тротуара ресторана «Сказка».

На этот случай у нас был обговорен детальный план.

Вся наша компания гурьбой подкатила к входу. Швейцар в золоченой ливрее, получив на лапу зеленый трояк, вежливо разулыбался и с поклоном распахнул дверь.

Едва мы вошли как нас встретил услужливый метрдотель и направил в раздевалку.

Я последний отдал гардеробщику свой плащ, потрогал локтем портман в боковом кармане пиджака и причесался перед зеркалом.

Наши девушки упорхнули в уборную, Серега и Серега пошли за метрдотелем.

Дождавшись Элен и Машу, мы поднялись по черным мраморным ступенькам в зал.

Народу было не очень много — я знал, что ресторан работает до двенадцати часов ночи и в будни собираются люди около девяти.

Я огляделся и увидел барную стойку с высокими барными цилиндрическими табуретами.

Мы разделились. Я с Машей пошли к стойке. Табуретки были кожаные, мягкие, крутились на шарнире и сверху нам было очень удобно наблюдать за залом. А зеркала бара позволяли охватывать все пространство ресторана и входную дверь. Бармен в бабочке протирал стаканы. Он посмотрел на меня, потом мимолетно на Машу, не давая мне повода упрекнуть его во внимании к моей спутнице и глядя в мои глаза поздоровался.

— Добрый вечер, добро пожаловать.

Я протянул ему руку через стойку и так же дружелюбно ответил

— Здравствуйте.

— Что будете заказывать?

— Мы ждем знакомых, поэтому пока попьем… — посмотрел на Машу, — что мы попьем?

Она улыбнулась бармену. Она уже успела накраситься. Ох, уж эти девушки. Они ходили в уборную, как говорили тогда «навести марафет». Мне показалось, что она даже успела привести в порядок свои брови. Бровки у нее были золотистые, выщипанные, подведенные. Полумесяц над длинными густыми ресницами

— Мы будем кофе.

Бармен разочарованно вздохнул и спросил:

— Вы из милиции?

Глава 20

Бармен разочарованно вздохнул и спросил:

— Вы из милиции?

— Почему из милиции? Вовсе нет. — я с интересом посмотрел на парня с усиками, протирающего белоснежным полотенцем бокалы. Он был одет в черные штаны, такую же жилетку, белую рубашку с бабочкой.

— Ваши всегда только кофе заказывают. На остальное у них денег не выделяют.

— Молодой человек, — Маша выдала ему одну из своих сказочных улыбок, — мы не из милиции. Мы студенты.

— Тогда это многое объясняет.

Он развернулся к нам спиной и начал варить кофе на итальянской кофе машине.

Я же, облокотившись локтем на барную стойку, стал оглядывать каждый стол в отдельности.

Зал был разделен на две большие зоны. В первой, справа прямо передо мной, торцами к высоким арочным окнам с витражами стояли шесть столов.

На витражах были изображены всякие эпичные сцены из сказок Пушкина, Андерсена и Братьев Гримм.

Каждое окно само по себе было отдельным произведением искусства со сложной композицией и сюжетом.

К столам были приставлены диваны с высокими спинками. Создавалось ощущение, что сидящие за столом будто едут в купе поезда. С соседних столов их никто не видит. Разглядеть людей за эитим столами можно было только сидя у барной стойки.

Чуть дальше у перпендикулярной окнам стены находился вход на кухню, через которой взад-вперед сновали неутомимые официанты и официантки.

Я внимательно сканировал зал. Разглядывал всех в зале — стол за столом, человека за человеком.

Вот военные с женщинами, какие-то хорошо одетые гражданские и, что очень досадно, по очень похожие на спекулянтов.

Вид у них какой-то нахальный и в то же время трусливый, женщины с ними хохочущие шумные, с тонной косметики на лице.

С этой частью всё понятно.

Потом зал заканчивался и переходил в площадку, посреди которой бил настоящий фонтан.

Маленький бассейн с медными загородками, окружал чашу фонтана. В бассейне, двигая яркими чешуйчатыми брюшками, плавали довольно крупные золотые рыбки.

На потолке над бассейном были смонтированы зеркала, и в них виднелся фонтан.

Это было невероятно красиво — складывалось впечатление, что по потолку плавали золотые рыбки с пышными хвостами!

Я улыбнулся ведь кто-то, какой-то художник оформитель придумал такое. Это было круто. Напротив фонтана на небольшой сцене сидел вокально-инструментальный ансамбль и раскладывал инструменты.

Недалеко от сцены расположились круглые столики. Часть из них была свободна.

За одним из них уже устроились Боёк и Рыба, с ними за столом сидел еще какой-то человек вполоборота ко мне, и с затылка он казался почему-то знакомым.

Это была удивительная особенность того времени в СССР, когда за один сто могли посадить совершенно незнакомых друг другу людей, для того что эффективно использовать место.

— Вот ваш кофе. И счет, — я обернулся к бармену, который поставил на стойку а потом чуть придвинул нам с Машей две дымящиеся чашки с ароматным напитком черного цвета.

А потом рукописный счет с ценником. Я смотрел на сумму углом глаза, чтобы не терять зал из поля зрения. Смешные цены. В счете числилось рубль сорок. По семьдесят копеек за порцию кофе.

Боек заправил за первую пуговицу рубашки крахмальную белую салфетку, и со стороны казалось, будто он готовится к обильному ужину.

Это же надо, прикалывается — смех один! Мне с моего барного стула было очень хорошо видно лицо Рыбы, высокомерно-насмешливое, со блеском в глазах.

Видимо, он тоже еле сдерживал смех, глядя на своего тезку-другу с салфеткой на груди.

Человек, сидящий с ними за одним столом, завязал с ними беседу. Ему наверно было скучно одному. Он, жуя мясо, выговаривал какие-то патетические фразы сквозь зубы моим друзьями, учительски помахивал пальчиком у себя перед головой.

Парни относились к его наставлением благожелательно, с долей иронии, которую их сотрапезник не замечал.

Как только он переводил взгляд на лицо одного из них, то улыбка моментально исчезала.

Ансамбль представился и запел песню Леонтьева «Ярмарки краски». Музыка гремела на всю катушку, и оттого, что посетители все время вставали из-за столиков танцевать, мне было удобно их рассматривать и сортировать.

Так же как и танцующие все входящие в ресторан проходили мимо нас с Машей.

Солист на сцене сказал своим рокочущим раскатистым голосом:

— Для дорогого гостя Борис Абрамовича звучит эта прекрасная грузинская песня на слова Варинки Церетели на слова Акакия Церетели.

Ансамбль заиграл любимую песню Сталина «Сулико».

В этот момент мимо меня прошел высокий мужчина в хорошем костюме.

Посетители ресторана «Сказка» постепенно раскрепощались, становилось все шумнее и суетнее.

За «Сулико» последовали песни советской эстрады кабацкого репертуара.

Все яростнее шли песня за песней. Будто бы ансамбль старался заглушить все разговоры между людьми. Людям приходилось кричать чтобы услышать друг друга.

Всё быстрее бегали официанты с тарелками и графинами, вертели подносами, махали салфетками.

Пошли заказы «Семь сорок», блатные песни. Мы с Машей наблюдали за толпой.

Когда появилась пауза между песнями, то я взял меню в кожаном переплете, лежащее на барной стойке.

Оно выглядело довольно солидно. На кожаной обложке виднелось тисненое название и символика ресторана.

Полистав его, я добрался до последних страниц.

В разделе напитков было множество наименований. «Шампанское», «Коньяк КВ»,«Дербент»,' Мускат',«Виски Привет», «Джин Голландский», «Цинандали», «Ркацители», «Портвейн 72»,«Вермут Букет Молдавии»,«Водка Столичная»,«Водка Пшеничная».

Ого, даже виски есть! Я не ожидал такого разнообразия.

— Всё, что в меню в есть в баре в наличии?

— Конечно! Что-нибудь желаете? Передумали?

Я взглянул на Машу. Она пожала плечами.

— Есть коктейли.

«Кофе-фантазия», «мокко-глинтвейн», «шампань-коблер», «абрикотин», «порто-рос», «маяк». Все очень красиво и интригующе, а самое главное всё вполне по моему кошельку.

Маша после уговоров согласилась на коктейль.Я же взял я себе бокал вина. Бармен посмотрел на меня прозрачными голубыми глазами

— И все? — спросил он.

— Пока все, — бросил я ему небрежно,

— Хорошо, обращайтесь, если что.

Маша снова ему лучезарно улыбнулась.

— Молодой человек, а вот подскажите, а чья такая красивая голубая машина у входа стоит? Вы случайно не знаете?

Как говорил один советский комик: «Женщины бывают прелесть какие дурочки и ужас какие дуры!». Маша сознательно разыгрывала роль первой.

— Крайслер-то?

— Я не знаю, как она называется, я не разбираюсь в них.

Бармен посмотрел на меня оценивая мою реакцию.

— Вам зачем?

— Мы вот с Максом мечтаем такую иметь.

Мимо нас все время сновали официанты. Один из них подошел с подносом с блюдами, чтобы забрать выпивку для гостей. Я сначала ощутил аромат, а потом голод.

Шеф-повар постарался придать блюдам аппетитный вид. Особенно хороша была баранья отбивная на косточке — кусок красного, прожаренного, горячего мяса.

Вокруг него румяная золотистая картошечка, горочкой жаренный на масле лук, соленый огурчик сложен сердечком, а баранья косточка была полита клюквенным соусом.

У-ух, загляденье, красота!

— Эта машина принадлежит Константину Семеновичу

— Он что, дипломат?

— Нет, почему дипломат? Он адвокат. Очень уважаемый в городе человек.

— А он в зале?

— Да вон он: сидит с женщиной в красном платье.

Он указал в сторону мужчины в костюме, который прошел мимо нас совсем недавно.

— Спасибо.

Тема сидел, упершись кулаком свой мужественный подбородок и вместе с Элен смотрел на веселящихся вокруг людей. Он расположились так, чтобы нам было их плохо видно.

Получив от меня условный знак, он встал и подошел к барной стойке.

— Макс! Где вы пропали? Мы вас заждались.

Я сделал вид, что не ожидал его встретить

— Мы тут уже полчаса стоим, вас ждем!

— Пошли, у нас столик пытались забрать, мы с Элен еле его отстояли.

Я посмотрел на счет и положил на стойку три рубля.

Мы собирались отойти, но бармен настоял на том, чтобы я взял сдачу.

— Да ладно тебе. Оставь на чай, — я не стал забирать деньги.

— Минуточку, во-первых, в нашем заведении это не принято. Мы заведение высокой культуры обслуживания и возвращаем всю сдачу клиентам. А во-вторых, даже если бы такое практиковалось бы, то я у студентов не взял бы на чай ни при каких обстоятельствах.

В его взгляде чувствовалось сомнение. Все-таки он принял нас за ментов, пришедших на контрольную закупку. Я почему-то совсем не верил в его моральные принципы и то, что в ресторане не принято получать чаевые.

Я молча забрал сдачу, улыбнулся Маше приобнял ее за плечи и последовал за Тёмой.

— Ну, что? Удалось, что-то узнать?

Я кивнул в сторону сцены

По залу мимо ансамбля проходила красивая статная брюнетка очень важного вида, лет тридцати, в эффектном красном платье с небольшим прорехом сзади.

Она шла на каблуках, плавно покачивая бедрами. Элен проследила за направлением взгляда Темы и в шутку закрыла ему рот, приподняв ладошкой нижнюю челюсть наверх.

— Дама адвоката?

— Да, все верно. Вон наш мужик — адвокат.

Я увидел, как бармен подошел к адвокату и начал нашептывать что-то на ухо. Они по очереди посмотрели в нашу сторону. Бармен настучал на нас.

Адвокат покивал головой похлопал бармена по плечу, достал сигарету и закурил.

К нам подошел официант, обслуживающий наш столик.

— Добрый вечер, готовы сделать заказ?

— Мы пока посмотрим меню, спасибо.

— Может быть вина? У нас есть прекрасный «мускат»

— Спасибо «мускат» не хочу, — сказал я негромко, но твердо, — мы попозже вас позовем.

— А вы? — он повернулся к Тёме и Элен.

— Мы тоже позже закажем.

— Через сколько подойти?

— Мы почитаем меню, подходите минут через десять.

Меня заинтересовала блондинка в красном платье. Она делала вид, что ей всё безразлично. Но какими-то микродвижениями она выдала свою внутреннюю нервозность.

Ее ухажер ничего этого не заметил. Впрочем, она быстро взяла себя в руки. И потащила адвоката танцевать. Кто-то заказал белый танец под «Мишель» Битлз.

Я быстро разгадал ее план. Она желала свалить, как можно скорее. Прижимаясь в танце к партнеру чуть более плотнее чем позволяют приличия, она давала понять что не прочь покинуть ресторан вместе с адвокатом в ближайшее время.

Она как бы вызывала «волнения его чувств». И скорее всего ей это удавалось.

Такое поведение насторожило меня.

— Вы успели что-нибудь заказать, Тём?

— Мы заказали только мороженое. Ты же видел, что официант ходит недовольный. Ну и рожа.

— Так, ничего не заказываем, они скорее всего сейчас уйдут.

Блондинка в красном платье, прижималась все сильнее и сильнее. Танец закончился, они вернулись за свой столик.

Адвокат достал бело-красно-черную пачку «Мальборо», предложил сигарету даме. После того, как она отказалась достал рубиновую, с золотой каймой, зажигалку закурил и глубоко затянулся дымом.

Да он, настоящий советский пижон. Особая каста нарциссов. В его окружении про таких говорили, что он знает толк в «понтах».

Его артистичность, стремление покрасоваться привлекали внимание. Это и было целью. Нахохлившийся павлин, распускал хвост и метко поражал «жертв своей красоты» изящными предметами, одеждой и манерами.

Я, как и большинство мужчин в стране, терпеть не мог таких щеголей.

Люди видели, что за душой у них ничего не было, их образ был картонным потемкинским фасадом. Они прятали свою пустоту и, зачастую, глупость за внешним материальным.

В постсоветское время они выродились и исчезли, как каста. Точнее переродились в массовый класс потребителей брендов. Но это уже другая история.

Вот оно. Блондинка все же стрельнула глазами в нашу сторону. Делала она то непроизвольно. Она перевесилась через стол и что-то выговаривала адвокату.

Тот курил сидя нога на ногу, он отрицательно покачивал головой и не соглашался. Он уговаривал ее остаться. Когда блондинка поняла, что адвокат не намерен вставать — ее лицо изменилось.

Улыбка сошла с него и она, достав зеркальце из маленькой красной сумочки, начала подводить себе губы яркой помадой.

Разглядев себя, как следует, она убрала зеркало обратно, встала и, не прощаясь, пошла к выходу.

Адвокат сначала не показал виду, но чувствовалось, что ему и не хочется упускать женщину в красном платье, и жалко денег за заказанную еду.

Умело разбуженная страсть взяла своё. Он вздохнул, потушил недокуренную сигарету, достал из внутреннего кармана длинный кожаный лопатник.

Заглянув в него он извел две купюры по десять рублей положил на стол и последовал быстрым шагом за своей спутницей.

Я был в восхищении. Умница.Она разыграла свою партию незаметно для него, как по нотам.

В ее действиях чувствовался интеллект и большой опыт.

— Так, пошли за ними.

Мы спешно расплатились. Темя и я с девчонками вышли на улицу. Два Сереги оставались в ресторане и прикрывали нас со спины.

Адвоката могли охранять или наоборот пасти третьи силы. Не случайно вчера на склад приезжали Шельма с братцем.

— Люда, да подожди ты! Ну что-то с тобой, малыш? На что ты обиделась? Ну так бы и сказала, что тебе «уж замуж невтерпеж».

Нам пришлось отпрянуть назад, чтобы не быть обнаруженными.

Женщина красном шла по тротуару, а рядом медленно ехал адвокат и пытался разговорить ее через открытое окно.

— Я тебе ясно сказала, что мне там неприятно и у меня болит голова.

— Перестань, малыш. Садись, давай, в машинку. Я тебя отвезу баиньки. И не только

Он дал немного газу, обогнал свою спутницу и остановился впереди. Потом вышел из машины обогнул ее через капот и распахнул перед ней пассажирскую дверь своего голубого «Крайслера».

— А сразу вот так нельзя было? — спросила его женщина в красном ехидным тоном и села в салон. Она сияла от осознания своего влияния на мужчину.

Адвокат театрально закатил глаза, захлопнув дверь.

Он вернулся сел на свое место и резко тронул с места по пустынной улице.

— Собрались, за ним! Вот он гад, рванул! — сказал Тема, когда «Крайслер» свернул за поворот на ближайшем перекрестке, — девчонки, вы бежать сможете?

Те практически одновременно кивнули. Нам нужно было бегом преодолеть три квартала, чтобы добраться до многоквартирной кооперативной девятиэтажки, в которой жил адвокат.

Несмотря на сковывающую одежду, девчонки не отставали, я мысленно похвалил их. Мне, казалось, что мы непременно отстанем.

Но за два дома я увидел, как адвокат паркует свой американский авто у себя во дворе. Его задние фонари контрастно выделялись. Они отличались красным свечением от стопов легковушек, выпускаемых советским автопромом.

— Так стойте. Нам ближе нельзя он нас заметит, — я остановил ребят и предложил им отдышаться.

С этой позиции все было отлично видно. Женщина в красном не выходила и дождалась пока водитель подошел распахнул дверцу и подал ей руку.

Адвокат по каким-то своим соображениям, не стал загонять машину в гараж. Видимо, он собирался еще раз выезжать позже.

Запирая машину, он осмотрелся и не увидев ничего беспокоящего приобнял женщину и проводил ее в подъезд.

Через некоторое время в его квартире на четвертом этаже зажегся свет. Сквозь приоткрытую форточку донеслась тихая музыка.

Девчонки присели на лавочки у соседнего дома и тихо разговаривая стали ожидать. К нам подошли Сереги, они страховали нас и сообщили про отсутствие хвоста.

Мы шутили про «романтик» и причины неудавшегося ужина. Про то что наша слежка ничего не дала. Но я чувствовал, что вечер еще может преподнести сюрпризы.

Минут через пятнадцать мне показалось, что я услышал хлопок. Я моментально поднял глаза к окну адвоката и увидел как всколыхнулась занавеска за форточкой. Будто в квартире на пару секунд образовался сквозняк.

— Тихо ребят.

Еще минут через пять дверь подъезда хлопнула и из него вышла женщина. Сначала я не понял, кто это. Но приглядевшись я увидел, что это наша знакомая «девушка в красном». Она зачем-то старательно изменила внешность.

На голове у нее красовалась высокая, как у шотландских гвардейцев, меховая шапка, на носу красовались очки в золотистой оправе.

Вместо легкого плаща, на ней было одето пальто с лисьим воротником. Она торопливо огляделась по сторонам и быстрыми шагами засеменила в сторону улицы. Мы находись далеко, поэтому она не могла нас никак срисовать.

Я посмотрел на часы и запомнил время — 22:52.

— Боёк, Рыба, — они поняли меня с полуслова и направились за ней, а я проинструктировал их вслед — постарайтесь не засветиться и узнать, где она живет.

— Что-то тут не так. Надо сходить к нему наверх.Посидите тут, я схожу посмотрю, что там. Не стоит всей толпой ломится.

— Я с тобой, ты один не пойдешь, — твердо сказала Маша, догнала меня и взяла под руку, когда я направился к подъезду.

Спустя пару минут мы вышли из лифта на этаже адвоката и подошли к его двери, из-за которой доносились звуки музыки. Мы многозначительно переглянулись.

Дверь была не заперта и приоткрыта.

Глава 21

Спустя пару минут мы вышли из лифта на этаже адвоката и подошли к его двери, из-за которой доносились звуки музыки. Мы многозначительно переглянулись.

Дверь была не заперта и приоткрыта.

Я потоптался на месте. Было понятно, что здесь что-то не так. Маша потянулась к звонку, но я перехватил ее руку. Только ее отпечатков тут не хватало.

Я достал из кармана носовой платок. А потом постучал в костяшками в деревянную дверь адвоката.

Как я и догадывался нам никто не отвечал. Тогда я осторожно толкнул дверь от себя. Она легко отворилась.

— Протри обувь на коврике.Ни к чему не прикасайся, и ничего не трогай, — сказал я Маше шепотом, сам тщательно протер ноги о половой коврик на пороге и вошел внутрь.

Маша последовала моему примеру.

— Есть кто-нибудь? Тук-тук. — я спросил достаточно громко.

В этот же момент за спиной у Маши залязгали соседские дверные замки. Моя спутница не растерялась и толкнула ногой дверь в квартиру адвоката.

— Умница.

Маша — молодец, сообразила, что нельзя руками.

— Ау, есть кто-нибудь? Константин Семенович, вы дома?

Мы медленно продвигались вперед

Квартира была двухкомнатной. Довольно просторный зал или гостинная и спальня.

Но в квартире только играла музыка. Дверь в совмещенный санузел была приоткрыта. Там горел свет, я заглянул внутрь и никого не увидел.

Наконец мы дошли до кухни, которая была как бы, была последним помещением по коридору. Дверь на кухню была закрыта, но из-за дверного проема, сквозняк со свитом вытягивал воздух.

Само дверное полотно имело ажурные стеклянные вставке в деревянной раскладке, не позволяющие увидеть из коридора, что происходит внутри кухни.

Я еще раз постучал и прислушался. Ответа не последовало.

Тогда я снова взялся платком за ручку и отворил ее потянув на себя.

На кухне никого не было. Совсем. Адвокат словно испарился. Зато, окно, расположенное напротив двери, было распахнуто настежь.

Мы подскочили к занавеске, развивающейся от сквозняка, и выглянули во двор.

— Твою ж мать… — выругалась Маша, увидев распластанное тело адвоката на асфальте.

Он лежал на животе с неестественно вывернутыми в сторону руками ногами и головой.

— Вот бедолага…

— Думаешь, это она?

Я отступил от окна.

— Отойди, нас могут увидеть. Я не знаю. Всё может быть.

— Да, ты прав, — она отпрянула назад, — слишком мало времени прошло между нашим появлением тут и временем, когда он вывалился.

— Давай подумаем, она могла его вытолкнуть, пока мы их караулили на улице.

— Сколько было времени, когда она вышла из подъезда?

— Примерно без десяти одиннадцать.

Я снова посмотрел на часы. Сейчас двадцать три ноль три. На нужно выйти из квартиры и вызвать милицию.

В это время зазвонил входной замок. Я на цыпочках подошел к двери и выглянул в глазок.

— Вот блин! Соседка, — прошептал я Маше.

На лестничной клетке стояла грузная женщина в домашнем женском халате в цветочек и в прозрачных пластиковых цилиндрических бигудях на голове. Она повторно нажимала на звонок.

— Константин Сергеевич? Вы дома? У вас всё в порядке?

Она приложила ухо к двери пытаясь расслышать, что за ней происходит.

Я также на цыпочках отшагнул назад к Маше и приложил указательный палец к губам. Показав взглядом на гостинную, я слегка подтолкнул ее туда.

— Нужно вызывать милицию.

— Но ведь могут подумать на нас.

— Не могут, а обязательно подумают. Теперь мы с тобой под подозрением. Та блондинка очень непростая баба оказалась. Она нас срисовала и подставила.

— Как срисовала? Что это значит?

— Это значит, что она заметила слежку ещё в ресторане «Сказку», поэтому решила, что нет лучше времени кокнуть его.

— Почему?

— Мы невольно оказали ей услугу и подставились. Отличный подарок. Если она хотела его убить, то ей потом пришлось бы заметать следы, скрываться от свидетелей. А так теперь это наши проблемы.

— Влипли.

— Маш, нам нельзя опускать руки. Не теряем духа. Скорее всего милиция уже едет сюда.

— Как это?

— Вспомни, блондинка не дура. Но нам тоже надо позвонить, это не создаст нам алиби, но немного поможет.

Я подошел к телефонной трубке. Но Маша остановила меня

— Я тоже не дура, вот сейчас доверься мне. И дай пожалуйста телефон.

Немного поразмыслив, я передал ей трубку, которую держал в платке.

Она отложила дамскую сумочку рядом и начала набирать номер на диске.

— Алло, пап, привет. Это я. Мне очень нужна твоя помощь. Послушай, у нас проблема. У кого у нас? У меня и у Максима.

Она очень сжато, но точно изложила ситуацию. Чем немало меня удивила. Видимо она была из тех, кого адреналин заставлял не бежать, а думать.

Надо отдать должное ее родителю, он спокойно без истерик и назидательных речей выслушал дочь. Задал уточняющие вопросы.

Потом дал три или четыре коротких указания и обещал скоро приехать.

— Что он сказал?

— Ты был прав — звони в милицию. Нам нужно ожидать приезда милиционеров, ни к чему не прикасаться, не давать показаний, до его появления. Нас разведут по разным комнатам и будут допрашивать по отдельности.

— Понял.

В любой другой ситуации, я предпочел бы разобраться в ситуации самостоятельно, без посторонней помощи. А тем более без поддержки отца Маши.

Гордость и собственная харизма не позволили бы.

Но сейчас я посчитал, что рассчитывать на его помощь — это самое разумное решение. Точнее, в случае с убийством адвоката — единственное верное.

Я-то чувствовал ответственность и готов был отвечать за свои действия.

Но нельзя подставлять под следствие моих друзей Машу, Элен, Тёму и двух Серег. В конце концов это было продолжение моей войны с Солдатенко.

Я набрал номер «02», дежурный принял мой вызов. Я объяснил ему, что вызываю милицию на место преступления. Представился и сообщил, что жду наряд.

Пока мы ждали приезд милицейской группы, мы обсуждали с Машей вопрос о мотивах женщины в красном.

Информация о складе с товарами Солдатенко была главной версией. Но исключать, что женщина могла убить адвоката из мести, ревности было нельзя.

Также мы не могли исключать самоубийства и несчастного случая.

Но, к сожалению мне пришлось себе признаться в двух хреновых обстоятельстве — во-первых, из охотника я превратился в добычу. Надеюсь, что это временно. Но очень не хотелось отвечать за чужие дела и поступки.

Во-вторых, время отведенное одесской мафией на поиск склада, заканчивался через двое суток.

Рассказывать о них в милиции я не собирался. Я отдавал себе отчет в том, что если уж у Солдатенко там были связи, то у «инвесторов», крышующих зампреда исполкома эти связи есть наверняка.

Я хорошо помнил статью Гурова и Щекочихина опубликованную в конце восьмидесятых о том, что «лев прыгнул». Уже.

Он аргументированно объяснял, что наша пока еще советсткая, а потом и русская, мафия зародилась при Хрущеве. Появились ее отдельные признаки.

А во всей красе мафия начала себя проявлять при Брежневе. Появились цеховики и расцвели фарцовщики — деньги потекли к мафии рекой. Преступность сращивалась с государством. С властью и правоохранителями.

Я помню, как Гуров рассказывал, что денег у мафиози было так много, что они проигрывали в карты по полмиллиона рублей. А такие как Солдатенко бегали на побегушках и носили «ворам» пиво. Даже Чурбанов, зять Брежнева считался в их круге кем-то вроде «шестерок».

Кто не соглашался работать с ними или мешал могли убрать при помощи наемных убийц.

Но у них была новая стратегия. Они «содрали» ее с американской схемы. Они считали, что дешевле купить милицейское начальство, чем тратить деньги на киллера. Ведь киллера потом тоже нужно было убрать.

Это был факт. У них, у мафии даже поговорка была: «мусор из избы не вынесет»

Рассказывать им было бы себе дороже. Единственный человек, которому я доверял — это генерал Нечаев. Но он отсутствует.

Моей ошибкой было, то, что я не настоял на получении контактов от Анатолия.

Я мог бы объяснить им, что склад вывезли под самым носом у меня и у Анатолия. Рассказал бы про адвоката. Возможно, сегодня не пришлось бы ждать ментов и Павла Николаевича.

Надежда, связанная с отцом Маши, заключалась скорее не в том, что он встанет со мной плечом к плечу и начнет противостоять обстоятельствам и угрозам, а в том, что выведет из под удара Машу моих близких и друзей.

* * *

Группа приехала быстро. Они сразу начали допрос. Вели себя довольно жестко, пытались давить, запугивать. Но я стойко переносил прессинг. И отказался от дачи показаний, до приезда отца Маши, как он и просил.

Человек не может держать пресс, потому что боиться нарушить или даже потерять свой привычный образ жизни. Все очень хотят вернуться в свой дом, квартиру, постель.

Они надеются, что в подобных случаях произошло недоразумение, их ничего не коснется и стараются, как можно быстрее завершить общение с представителями правоохранительных органов.

Это большая ошибка именно на этом играют следователи, прокуроры и милиция, когда видят слабого свидетеля или подозреваемого перед собой.

Если уже дошло до допроса, то человек должен быть готов ко всему. В том числе и пострадать, и быть незаслуженно обвиненным, и задержанным.

Я стойко переносил прессинг. И отказался от дачи показаний, до приезда отца Маши, как он и просил.

Это вызвало дополнительные подозрения и очень раздражало тех правоохранителей, кто проводил первичные следственные действия.

Я же спокойно продолжал сидеть молча, ожидая прокурора города.

Наконец он появился. Милиционеры не были рады его появлению, но смерть члена коллегии адвокатов при невыясненных обстоятельствах не являлось рядовым событием.

Зайдя в квартиру и встретив своего знакомого, он попросил минуту на то, чтобы переговорить сначала с Машей, потом со мной.

Меня вывели на кухню, где следователи уже устроили небольшой штаб.

Отец Маши не стал здороваться и сразу перешел к делу.

— Кто-нибудь из вас, Максим, ты и Маша имеете отношение к смерти владельца квартиры.

Я понимал, что его мозг сейчас сканирует каждый миллиметр моего лица и всматривается в микродвижения моей мимики и тела.

— Нет, Павел Николаевич. Никто из нас его не убивал и не имеет ккк его смерти никакого отношения.

Он выжигал меня глазами, пытаясь понять лгу ли я ему. Сделав свои выводы он продолжил.

— Послушай, у нас очень мало времени. И тебя и Машу заключат под стражу. Очень кратко, трех предложениях, объясни мне, что вы здесь делали?

— Мы пришли к адвокату, потому что он знал, где находится склад с товаром Солдатенко.

Мой собеседник повысил тон:

— Решил спекуляцией, заняться?

— Нет, на меня наехали одесские. Они считают, что это их деньги и я виноват, в том, что их предприятие понесло убытки. Дали неделю срока.

— Кто?

Я назвал имя:

— Барух Мойшевич

На его лице отразился гнев.

— И ты решил втянуть в это мою дочь?

— Нет, но они угрожали всем моим друзьям и близким, я старался с ребятами всё время находиться рядом.

— И почему сразу не пришел?

— А вы бы поверили?

Он недоверчиво посмотрел на меня, но, видимо, мое спокойствие убедило его, и затем он спросил:

— Откуда информация про склад Солдатенко и адвоката?

— Он был адвокатом Федора, водителя грузовика, вывозившего товар со склада, перед задержанием и обысками в Универмаге. Спросите его родственников.

— Кто еще знает о складе?

— Скорее всего женщина в красном платье, которая была с ним сегодня в ресторане «Сказка»….

Дверь открылась и в комнату вошел следователь. Я не успел рассказать про грузчика Влада и моих друзей.

— Павел Николаевич, всё. Время вышло. Больше не могу.

Он стоял у открытой двери и вся его фигура показывала, что Машиному отцу нужно уходить.

— Максим, послушай, Маша сказала тоже самое. Это хорошо. Я всё проверю. Тебе придется немного посидеть. Пока на вопросы можешь не отвечать. Учти, что я ничего тебе не советую. Это я тебе, как юрист говорю.

Он говорил достаточно громко, скорее для того, чтобы его услышали его коллеги, нежели я.

— Тебе назначен следователь, Островский Семен Яковлевич. Ты расскажешь ему все подробно. Ему можно доверять.

— Если ты невиновен, то следствие разберется. Но горе тебе, если ты врешь. Дочь у меня одна. Сам понимаешь.

— Я не вру. Павел Николаевич, про всё Машу понимаю и принимаю. Прошу вас, бабушке с дедом скажите, что уехал на спасательную операцию, чтобы не переживали.

Я смотрел ему в глаза. Совесть моя была чиста. Мне надели наручники и стали выводить в коридор.

Да, я не успел ему рассказать про Анатолия, про то, что ребята пошли следом за красной красавицей.

Не рассказал про то, что мы наши склад, но прибыли туда поздно. Но это все очень долго. Главное он теперь знал.

И тут меня кольнула мысль. Как же я забыл сказать ему про еще одно обстоятельство.

Я обернулся и прокричал, черезголову оперативников ведущих меня вниз к машине.

— Пал Николаевич! Пал Николаевич, забыл! — прокурор города встретился со мной глазами. Оперативники подталкивали меня в спину.

— Давай, шагай, вспомнил он.

— Шельма выжил, он в городе и вместе с братом ищет, тоже самое, что и я.

По его взгляду я понял, что он услышал меня. Я развернулся и зашагал в сторону лифта. Вместе с теми, кто меня конвоировал.

Меня вывели на улицу и посадили в холодный УАЗик в задний отсек.

После двух попыток провести допрос ночью прямо в отделении, меня посадили прямо в «обезьянник».

Я ведь отказался отвечать на вопросы. Милиционеры бесились, гневались, но ничего не сделал. Я знал, что я хорошо отделался. Могли бы и вломить.

Поняв, что допрашивать меня бесполезно, второй раз провели короткий обыск, записали мои данные, заставили сдать ремень и шнурки.

Еще раз настойчиво предложили признаться в содеянном, подписать бумаги на чистосердечное признание, но получили отказ.

Потом заперли в небольшой камере с решетками. По стенам, под прямым углом к друг другу, были расположены две скамейки.

В помещении пахло затхлостью и бездомными горемыками.

Поймав себя на мысли, что русском лексиконе пока не существовало слово «бомж», я присел на скамейку, преодолев свое отвращение.

У Высоцкого в песнях присутствовали «бичи». Одна из трактовок — «бывший интеллигентный человек».

Их было особенно много в Приморье в 60-ых и 70-ых. Называли бичом опустившегося, нередко спившегося безработного и бездомного человека, пробивающегося сезонными или случайными заработками.

На неквалифицированных и тяжёлых работах и проживающего в бараках, вагончиках и другом случайном жилье.

А вот «бомжи» появились значительно позже. Это обидное прозвище людей, называвшихся «Без определенного места жительства». Появились к середине и к концу 80-ых.

Технически бомжей в Советском Союзе и вовсе не было, потому как недвижимость не была собственностью гражданина в капиталистическом смысле.

А на бумаге для каждого была нарисована своя крыша над головой — от коммуналки и общаги до собственной квартиры или частного дома. У каждого в паспорте значился адрес — прописка.

Но жизнь была шире и объемнее написанного на бумаге. Кто-то бродяжничал сам, кто-то не работал и скрывался, например, от алиментов.

Кто-то спивался и оказывался на улице. Кого-то аферисты лишали жилья обманом. Последние случаи были редки, но тем не менее были.

И все же при всех мифах и легенда о пьянстве в советское время, я должен сказать, что по сравнению с 90-ыми бомжей и бездомных в Союзе было мизерное количество.

По началу я находился там один. Усевшись и найдя более менее удобное положение. Я попробовал уснуть. В камере было прохладно. «Никто не обещал тебе пятизвездочный отель» подумалось мне, но настроение у меня было хорошее.

Мне было спокойно от того, что мои друзья сейчас находятся в тепле и уюте.

Я был уверен, что прокурор города сделает всё для того, чтобы его дочь оказалась дома, пусть даже под подпиской о не выезде.

Это мысль успокаивала и убаюкивала меня, я почти уснул когда услышал в коридоре за решеткой запертых дверей обезьянника знакомый голос.

— Да не пихай ты так! Иду, я иду, начальник!

— Я тебе сейчас поговорю! — отвечал ему конвоирущий.

Сотрудники милиции в мою сторону вели человека, держа его под руки. Вот так встреча.

Глава 22

— Да не пихай ты так! Иду я, иду, начальник!

Сотрудники милиции в мою сторону вели человека, держа его под руки. Вот так встреча.

— Сухишвили, ты перестань-то блатным прикидываться, плохо кончишь. Цени свободу, а не воровское поведение.

— Настоящая свобода в может быть только в душе.

Замки в камеру залязгали вместе со звоном связки ключей надзирателя.

— Не умничай, — один из конвоиров слегка подтолкнул его в камеру. Не грубо, но вполне чувствительно.

— А что не умничай? Даже великий Иосиф Виссарионович Сталин в молодости несколько раз сидел в тюрьме и был в ссылке. Если его тюрьма не испортила, то я тоже постараюсь

Я вспомнил про особую гордость грузинов, которую они испытывали за своего самого знаменитого земляка.

Сев на скамейку, я разглядывал вновь прибывшего знакомого и размышлял стоит ли показывать милиционерам то, что мы знакомы.

Ответ очевиден — нет. Теймураз вел себя так будто вообще не замечал моего присутствия. Он зашел и сел на соседнюю скамейку, уставился в пол, положил локти на бедра, свесив руки.

Сухишвили совершенно не смотрел на меня. Я посмотрел на милиционеров неторопливо запирающих замки.

Один стоял, опершись плечом о стену, сложив руки на груди. Он лениво глядел в нашу сторону, но его интерес был скорее праздный, нежели профессиональный.

Второй обернулся к коллеге.

— Пошли?

Тот кивнул.

— Смотрите тут у нас, не бузите.

Он повернулся посмотрел из под нахмуренных бровей зачем-то погрозил указательным пальцем.

Я безучастно лег обратно и укрылся курткой. В коридоре в тишине противно дребезжала лампа днневного света.

Сухишвили тихо, почти шепотом заговорил

— Ну, здорово, Бодров.

— Здравствуй, Теймураз.

Я понимал, что вероятность того, что мы случайно здесь оказались вместе в обезьяннике минимальна.

Все же, мой опыт, состоящий событий в прошлой жизни и в настоящей, подсказывал, что всё у таких «совпадений» есть причина.

Осталось набраться терпения и узнать ее.

Теймураз продолжил. Я отвечал лежа, не меняя позы и глядя в потолок.

— Давно тут сидишь?

— Да как сказать? Вроде недавно, часа два, но такое ощущение что месяц прошел.

— Привыкай, старшие пацаны рассказывали, что в тюрьме время тянется очень долго. Они говорят, что это и есть настоящее наказание.

— А я, если что, не собираюсь тут задерживаться, Теймураз. Зачем мне привыкать к тюремным порядкам и философии? Я скоро выйду.

— С хрена ли ты решил, что тебя менты выпустят? Лучше не настраивайся, чтобы потом не расстраиваться. Как говориться, чтобы не разочаровываться — нужно не очаровываться.

— Ну как с хрена. Я просто знаю, что я не виноват в том, в чем меня могут подозревать. Они разберуться и выпустят.

— Все говорят, что не виноваты. Не будь таким наивным, думаешь ментам есть дело до справедливости? Они плевать хотели. Знаешь, сколько людей невинных по тюрьмам сидит?

— Сухишвили, — я приподнялся на локте и обернулся в его сторону, — ты пришел мне мозг компостировать?

— Странный ты человек, Бодров. Я к тебе со всей душой, поддержать тебя хочу, от ошибок уберечь, а ты огрызаешься. В чем тебя подозревают?

— Тайна следствия, Теймураз. Прости по-братски, не могу сказать за что. Ты же знаешь, что тут даже стены, вооот такие, — я показал руками большой размер, — уши имеют. Насчет души и ошибок: сам-то, как попал сюда?

Мне перестал нравиться его назидательный тон и ход разговора поэтому я решил сменить тему обсуждения.

Теймураз резко встал. Мне ошибочно показалось, что он вспылил и собирается драться, поэтому я вскочил ему навстречу. Мы стояли лицом друг к другу и смотрели в глаза.

Он медленно наклонился к моему уху и тихо произнес.

— Я тут из-за тебя. Мне кое-что нужно тебе передать.

— От кого? — спросил я его так же тихо.

Он назвал имя отчество отца Маши.

— От Павла Николаевича. У вас ситуация резко поменялась.

— С чего мне тебе верить?

— Что ты, как ёж, сразу иголки вперед выставляешь? Я между прочим, мог бы и не помогать, а спать дома в теплой кроватке, под одеялом.

— Что же не остался в кроватке.

Он опустил голову. Посмотрел куда-то в сторону.

— Должок у меня перед тобой? Не мог не прийти.

— Должок? — я удивился.

— Да, ну помнишь товарищеский, комсомольский суд?

— Это где меня из комсомола исключили? — я кивнул головой, — ну помню и что?

— Тебя несправедливо судили и исключили, и ты, и я, мы оба это прекрасно знаем. Я хочу исправить это между нами.

— Что совесть заела?

Я показал рукой на скамейку, на которой только что лежал, и жестом пригласил его сесть. Не шептаться же всю ночь стоя.

Он кивнул, сел рядом расположив руки по бокам и держась за край скамейки. Ноги его были скрещены, а голова опущена.

— Ну типа того.

— Так я приходил же к тебе, по-моему, мы эту ситуацию между нами решили. Единственное, ты мне так и не сказал, кто меня бил по затылку. Я потом у Вики узнал, что это был Корольков. Так, что я зла на тебя не держу.

— Вика не все видела…

— В смысле не всё?

— Ударов было два.

— Что значит два?

— Первым я тебя бил, Вика в это время отвернулась. Ты поплыл, но устоял на ногах. Вторым добивал Корольков, мне показалось, что мы тебя убили.

Было заметно, что эти слова давались ему с огромным трудом.

Он продолжил:

— Я часто видел тебя во сне. Поговорил с братом, он не понял. Поговорил с мамой, она сказала, чтобы я попросил у тебя прощения. Меня всегда учили, что мужчины, а грузинские мужчины тем более, не извиняются. Но все же… Прости меня Бодров, за то, что ударил тогда тебя сзади. А потом на товарищеском суде не сказал правду по меня и этого говно — Корольков.

Наступила пауза.

— Принято. Я принимаю, твои извинения. Можешь больше не переживать, в комсомоле я восстановился, а моя голова даже стала лучше варить. Ты реально попал в милицию в КПЗ, чтобы просить прощения?

— Нет, но это связано. Я же сказал, что в долгу у тебя. Машин отец передал тебе, что вам назначили другого следователя и этот следователь ваш враг.

— Что значит вам? Мне и Маше?

— Нет, Максим, все идет намного хуже, чем ты думаешь.

Я нахмурился повернулся к Сухишвили. Он все еще смотрел в пол, устланный грязно оранжевой метлахской плиткой.

— Что хуже? Ты объясни по-человечески.

— Арестовали твоих друзей, Тёму, Бойкова и Рыбникова.

— Как арестовали, почему?

— Официант и бармен из ресторана «Сказка» дали показания, что вы следили за адвокатом. Менты первом делом поехали в сказку, потому что этот адвокат там ужинает каждый вечер. Вы же следили за ним, так?

— Продолжай.

— Бармен рассказал, что вы очень странно себя вели выспрашивали про крайслер и его владельца. А швейцар показал, что вы все пришли вместе одной толпой. Потом также резко вышли, когда, адвокат покинул «Сказку»

— Так.

— А дальше менты между собой решают, что вы зная, что адвокат далеко не бедный человек решаете грабануть его. Из квартиры пропали существенная сумма и ценности.

— Бред же.

— Почему, со стороны все кажется логичным. Вы зачем за адвокатом следили, а потом в квартиру поперлись? Вы же были в квартире?

Я не ответил на вопрос.

— Это неважно. Там нет ни одного нашего отпечатка.

— Подумаешь, тоже мне алиби. Зима, вы вполне могли быть в перчатках. Соседи видели, как ты был с девушкой, она утверждает, что девушка выносила деньги и ценности.

— Она не могла этого видеть, потому что мы не выходили из квартиры, после того, как вошли.

— А значит вы все же вошли? — Сухишвили повернул голову в мою сторону.

Они видели другую девушку, уходящую из квартиры, но вполне могли принять ее за Машу. Я не стал отвечать на вопрос Теймураза, нас, действительно, могли подслушивать.

— Что еще передал Павел Николаевич?

Он вздохнул.

— Вообщем, адвокат был как-то плотно связан с громкими делами, полугодовой давности. Помнишь глава городка исчез? Ветров его фамилия?

— Да помню, как адвокат с ним связан?

— Не знаю. Но шухер поднялся огромный, все на ушах стоят. Забегали, как тараканы. Тебе тут не видно, а там, — он указал на коридор ведущий в отделение, — всех ментов из постелей подняли.

— Зачем?

— Я не знаю. Ветровым занимался «важняк».

— «Важняк»?

— Да, следователь по особо важным делам. Так вот, он вылетел из Москвы. Местных следаков всех отстранили. Этот адвокат, знал что-то такое, из-за чего такой сыр-бор. Вас вместе с твоими пацанами будут вести следователи из Москвы. Считается, что вы убили адвоката, а может быть и самого Ветрова.

Я помрачнел. Вырисовывалась очень хреновая перспектива.

— А Пал Николаевича, как прокурора города, наоборот в Москву вызвали. Там на ковре песочить будут. Я думаю, его подозревают в причастности.

— Да, что ты несешь? Глупость какая-то. При чем тут Пал Николаевич?

— Менты говорят, что он приезжал и покрывал вас, пользуясь служебным положением. Может в смерти адвоката он не виновен, но ему влепят за превышение должностных. Это — сто процентов.

— Да, что ты понимаешь… влепят…

— Э, братан. Не хами мне. Я тут из-за тебя. По просьбе Пал Ивановича. Меня завтра отпустят, потому что, я ночью на улице при ментах орал матерные частушки и анекдоты травил. Чтобы попасть сюда. А ты в тюрьму поедешь. Вас в убийстве обвиняют, в составе банды.

— Это все? Все что велел тебе передать Пал Иванович?

— Еще он сказал, что пока он не вернется и не даст тебе знать, лучшая твоя стратегия — не помню, но знаю, но следствию помогать хочу.

— Ясно. Спасибо.

Дело и вправду принимало серьезный оборот. Если ребята не сумели проследить за женщиной в «красном», то ниточки ведущие к раскрытию обстоятельство того, как адвокат выпал из окна на этом обрываются.

Если у следаков будет желание или, ещё хуже того, указание «утопить» нас, то они могут это сделать. Нам всем — мне и моим друзьям, предстоят очень непростые дни.

Теймураз помялся.

— У меня есть к тебе деловое предложение.

— Какое?

— Я сейчас скажу, но мне нужно знать: тебя ничего в моем рассказе про ту драку в парке после кино не удивило?

— Дело прошлое, вопрос закрыли. Я же сказал, что простил тебя.

— Нет. Не закрыт.

— Опять двадцать пять. Что еще?

— Ты не спросил, почему я тебя ударил.

— А что тут спрашивать, все понятно. Корольков фарцевал, торговал валютой, давал вам с Гончаренко зарабатывать, а сам шантажировал, манипулировал, требовал взамен делать, то что он просит. Требовал и поддерживать его во всем. Ну вот, вы были вынуждены ему подчиняться. Еще тебе сказали, что я плохо выразился о твоей семье. Ты, как кавказский парень, поддался эмоциям.

Он помолчал и посмотрел в сторону окна с вмурованными решетками.

— Ты спроси, почему я тебя ударил?

— Ну хорошо, Сухишвили, почему ты меня ударил?

— Маша.

— Что Маша? Мы с Викой шли, разве ты забыл?

— Причина по которой я тебе врезал битой по затылку — Маша.

— Ничего не понял.

— Я в нее с первого класса влюблен. Я к ней и так и этак, цветы и разные подарки дарил: ластики, жвачки в начальной школе. Она, помнишь, разрешала мне ее портфель таскать.

Я не очень помнил, но кивнул.

— Угум.

— А потом, когда она расцвела она отдалила меня от себя. Никакие ухаживания не принимала, подарки возвращала и смеялась. Не воспринимала всерьез мои записки. Всё сводила к шутке и дружбе.

— Подожди…Ты видел во мне…Конкурента.

Он кивнул головой.

— И сейчас вижу. Я попробовал с ней поговорить, а она мне ответила, что тебя любит. Тогда я сказал ей, что ты не любишь ее и встречаешься с Викой. Знаешь, что она ответила мне?

— Нет. Что?

— Она сказала, что даже если ты женишься на Вике, она все равно будет любить тебя всю жизнь. Вот тогда мне захотелось просто убить тебя. Хотя, я знаю, что из-за женщины это нельзя делать.

— Вот как?

— Да. Я бил тебя, потом что хотел убить. Маша тебя любит, а ты ее нет. Ты не достоин общения с ней.

Он говорил это с сухой яростью и ненавистью в голосе.

Я не знал, что ответить этому несчастному влюбленному. Любые слова утешения раздражали бы Сухишвили еще больше.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Хочешь чтобы мы подрались и выяснили кто сильнее?

— Нет. Я могу всех вас вытащить. Думай, Бодров, думай. Хочешь выйти?

— В каком смысле вытащить?

— Я могу точно доказать, что вы не убивали адвоката.

— Так докажи и сделай доброе дело. Невинных людей спасешь.

— Э нет, Бодров. Ты на свободе мне не нужен. Ты же сам понял, что я вижу в тебе конкурента. На кой ты мне тут?

— А кто тебе нужен?

— Маша. Отдай мне Машу!

— Она не вещь Теймураз, я не могу ее взять или отдать.

— Хватит! Хватит валять дурака! Ты все прекрасно понимаешь!

Он в гневе звонко хлопнул ладонями себе по бедрам и вскочил на ноги.

— Отдай мне Машу! Откажись от нее! Ты всё равно не любишь ее!

— Но ты же понимаешь, что если ты не «поможешь», то ее тоже могут посадить.

— Не могут. Она девушка. Не забывай чья она дочь. Отец ее по-любому вытащит. А ты пойдешь по этапу. Ты мне не нужен здесь в городе.

— То есть, если я правильно тебя понял, то ты мне предлагаешь отказаться от общения с Машей, тогда ты сможешь доказать, что мы не убивали адвоката?

— Не просто отказаться общения. Ты должен будешь грубо послать ее, оскорбить. А потом навсегда уехать, попасть из жизни Маши.

— Как ты снимешь обвинения с меня и моих друзей.

— Про твоих друзей я ничего не говорил.

— Ни хрена себе…

— Слушай, Бодров. Я могу доказать, что ты с Машей не причастны к убийству Константина Семеновича. Больше я тебе ничего не обещаю. Ты или соглашаешься и даешь клятву, что оставляешь Машу и выходишь на свободу, или сам разбираешься со следствием, как можешь. Хочешь отправляйся в тюрьму. Маша все равно будет моей. Потому что она освободиться максимум через пару месяцев.

— Как ты можешь доказать?

— Не важно. Ты согласен или нет? Бодов, я тебя прошу. Давай, договоримся как мужчина с мужчиной!

— Ты не ответил на вопрос.

— Я точно знаю, кто убил адвоката. И у меня есть свидетель, видевший как произошло убийство. Да-да, это точно было убийство. Адвокатишко не просто бухнул и вывалился с четвертого этажа. Ему конкретно помогли вывалиться.

— С чего мне верить тебе?

— Свидетели готовы подтвердить и описать все подробно по минутам. В этот вечер хоккей шел по телевизору.

— Отец Маши знает? Ты ему говорил?

Он обернулся, развернул по-кавказски к себе ладонь с указательным пальцем поднятым вверх и изумленно посмотрел мне в зрачки

— Я что по-твоему, идиот? Совсем дурачок? Ты думаешь, что я просто так поделюсь этой информацией?

Я замолк, осмысливая сказанное Сухишвили. Лампа продолжала жужжать в коридоре. За зарешеченным окном появились первые отблески рассвета. Хотелось спать.

По ощущениям утро уже наступило. Мой собеседник не видел в беседе ничего предосудительного. Просто сделка купли-продажи.

— Ну так что? О чем думаешь? Ты согласен? Я так прикинул, ты ничего не теряешь. Выходишь на свободу. Отпускаешь Машу — она тебе все равно не нужна, не любишь ты ее! Скажи ведь не любишь? Вон у тебя Вика есть, езжай к ней в Москву. Ну или других еще себе найдешь.

Он смотрел с надеждой в глазах. Ждал, что я соглашусь.

— Тебе всегда все на халяву досталось. Легко. Без усилий,Бодров. И учеба, и спорт, и девчонки тебе на шею вешались толпами. Самые красивые. А мне нет. Соглашайся, Бодров!

— Да пошёл ты, Сухишвили…

— Подожди, подумай не отказывайся. Когда приедет следователь и тебя уведут на допрос, то после допроса мы больше не увидимся. Будет поздно. Ты можешь выйти, не садясь в тюрьму. Дай слово, что отстанешь от Маши и всё.

— Отвали придурок, — я забрал свою куртку и пересел на другую скамейку.

Мне нужно было поспать хотя бы полчаса, для того чтобы сохранять ясный ум.

Мне не хотелось садиться в тюрьму. Так же я не хотел, чтобы туда попали мои друзья. Но едва ли я мог согласиться с предложением Сухишвили.

Он искушал меня. Ведь, если все что он предлагал было правдой, то это сняло бы подозрения с меня и Маши, да и остальных тоже.

Но тогда вышло бы, что я смалодушничал. Разменял бы Машу на свою свободу. Мог ли такое позволить? С одной стороны он прав. Я не мог сказать, что влюблен в Машу. Но нас связывала дружба. Согласиться, уехать означало бы предать эту дружбу.

Я не был готов к такому.

Бывает ли дружба между мужчиной и женщиной? Не знаю. Выходит, что бывает.

Я слышал, как Сухишвили ерзает, кусает свои кулаки. Но не поворачивался к нему.

К коридоре послышался звук открывающейся вдали двери. Затем я услышал переговаривающиеся между собой мужские голоса. Скорее всего они шли в нашу сторону и собирались вести меня на допрос.

Сухишвили вскочил и выпалил:

— Бодров, я знаю, что вы искали на складе судоремонтного завода. Я знаю, где лежит товар Солдатенко.

Глава 23

Сухишвили вскочил и выпалил:

— Бодров, я знаю, что вы искали на складе судоремонтного завода. Я знаю, где лежит товар Солдатенко.

Я молчал и не поворачивался к нему.

— Решайся, Бодров, или сейчас, или пойдешь по этапу. Потом будет поздно. Товар на Машу. Ты себе еще девчонок найдешь, а я жить без нее не смогу.

— Дурак ты Сухишвили, нашел, что просить. Я понимаю, если бы ты коня или машину хотел взамен информации. Я бы еще подумал. Повторяю, Маша не вещь.

Я говорил в потолок не глядя на сокамерника.

— Тогда я сам заберу товар, продам выкуплю Машу, еще до приезда отца. И она поймет кто я, а кто ты.

— Как только ты решишь продать хотя бы канцелярскую «кнопку» из закромов Солдатенко, то тебя тут же вычислят и в лучшем случае оторвут голову и утопят в море. Ты просто не понимаешь в кем пытаешься играть в бизнесмена.

Он вскочил, и по-кавказски активно жестикулируя руками, вспылил:

— Я сам кому хочешь голову оторву, если надо!

— Ну да, ну да. Просто помни при этом, что я тебя предупредил.

— Кончай мне зубы заговаривать, соглашаешься или нет, Бодров?

— Сухишвили, ты правда такой дурак или просто не понятливый. Повторяю тебе еще раз: я не буду обменивать Машу на информацию о товаре. Запомни — русские женщин не обменивают. Ты сам ко мне придешь и попросишь забрать товар в обмен на то, чтобы я тебя спас. Всё. Отвали.

Теймураз замотал головой обхватил ее руками и, раскачиваясь, застонал. Он не знал, что делать дальше. Ведь его «гениальный» план развалился.

Я с трудом сдерживал себя от дачи ложного обещания. Это был легкий путь. Для некоторых выражение «хозяин слова, дал слово — забрал обратно» было образом жизни. Но только не для меня. Кем же я остался бы тогда в собственных глазах.

Я знал, что ему некуда идти. Он не был шибко умным, но понимал, что нужно держать язык за зубами.

Хватило же ему ума попасть со мной в одну камеру предварительного заключения в отделении милиции.

Да и страшно было ему.

В милиции его тут же записали бы в сообщники Солдатенко, а в среде лихих людей его бы «кинули». И хорошо, если он уцелеет при этом.

Погоня за товаром уже унесла несколько жизней «серьезных» людей с точки зрения преступной иерархии.

Сухишвили не имел достаточно связей, ни чтобы найти покупателей, ни чтобы распорядиться этим ресурсом самостоятельно.

Поэтому, если он не наделает непоправимых глупостей, то скорее всего вернется с предложением.

Меня вели по коридору на допрос к следователю. Следуя с конвоирами по коридору я ощущал себя так, словно меня поглотила огромная рыба-кит и я двигаюсь в ее чреве.

Я не выспался и чувствовал себя разбитым. После такого большого количества событий, когда волны адреналина то приливали, то отступали, мне хотелось отдыха.

Иногда, пятнадцати минут сна бывает достаточно, чтобы восстановиться.

Я знал, свое тело и психику, через час полтора включится резервная «батарея». Тогда я сумею нормально соображать. А пока буду бороться с состоянием овоща.

Конечно, ни на какой завтрак или крепкий чай, здесь в отделении рассчитывать не приходилось.

Меня привели в отдельную комнату для допросов и усадили за стол. Следователя пока еще не было, поэтому я решил поспать хотя бы пять минут сложив руки на столе и положив на них голову. Это было довольно неудобно. Стол стоял далеко и я едва дотягивался до него.

В помещении со мной оставался милиционер стоящий у входа. Я ждал, что он рявкнет что-то типа «не положено». Но он безразлично посмотрел на меня, видимо, решил дать мне все же немного поспать.

Наконец в комнату быстрым шагом буквально ворвался сухощавый человек лет сорока.

В руке у него был кожаный портфель. Он снял пиджак и повесил его на спинку стула.

Следователь был мужчина рослый, похожий на матерого гвардейского коня буденновской породы.

Наверняка бандиты невольно проникались уважением к его широченной спине и массивным накачанным трицепсам.

Но он был уже не молод и выглядел старше своих лет. Глубокие морщины прорезали его мясистое лицо и лоб. Судя по его внешнему виду и красным глазам он тоже не выспался, как и я.

Его поломанные и торчащие уши говорили о том, что он борец.

Обычно такая внешность говорила о низком уровне интеллекта ее обладателя, но я был уверен, что не в этом случае.

Милиционер стоящий у стены, казался на его фоне настолько субтильным, что казалось, что его сдует сквозняком вызванным шествием следователя-гиганта.

— Свободны! — буркнул он дежурному и дождался пока тот удалился за дверь

Тогда он достал из портфеля бланк протокола допроса, ручку, карандаш и с какой-то особой педантичностью аккуратно всё это выложил на стол.

— Подполковник Калинин Владимир Иванович, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР.

Он представился и я сразу обратил внимание на его интонацию. Он как будто говорил на распев, формально, выполняя ритуал, словно командир корабля — воздушного судна.

В его акценте я уловил некие украинские нотки, то самое «гыкание», по которым можно было легко определить жителей восточной и центральной Украинской ССР.

Это многое говорило о нем. Его недавно перевели или забрали в Генеральную Прокуратуру, именно поэтому он не успел избавиться от этого малороссийского акцента.

С другой стороны, я мог рассчитывать на высокую степень объективности следствия. Ведь новичок будет стараться изо всех сил выслужиться перед новым начальством.

Но вот незадача. Я совершенно не знал, как именно собирается воспользоваться материалами следствия его начальство.

Отец Маши предупреждал, чтобы я не доверял ему и был начеку.

Он заполнял формуляр, а я разглядывал его руки. Обручальное кольцо отсутствовало. Понятно. Значит в разводе, вряд ли такой «красавец» прожил всю жизнь неженатым бобылём.

Можно предположить, что рабочий день у следователя Калинина Владимира Ивановича был ненормированным.

Точнее сказать: работа занимала всё время этого человека, оставляя лишь пару часов на сон и пару десятков минут на разговоры с родственниками и коллегами.

— Фамилия, Имя, Отчество, — всё так же на распев произнес Калинин, не глядя на меня, — год и место рождения.

Он давал рассмотреть себя, свое мясистое лицо и огромные плечи.

Я четко ответил на поставленные вопросы.

— Работаете, учитесь?

Следователь продолжал записывать услышанное в протокол

— Вам, товарищ Бодров, известно за что вы задержаны?

— Нет не известно.

Он сообщил, что меня подозревают в бандитизме, грабеже, убийстве, назвал статьи.

— Вину свою признаете?

— Нет.

— Записываю: вину свою не признает. Я должен вам сообщить, что чистосердечным раскаянием и своим признанием, и рассказом о вашей роли в преступлениях, Бодров, вы облегчите свою участь, поможете следствию, что будет учтено судом. Вы расчистите себе дорогу к новой жизни.

— Чистосердечно раскаяться желаете?

В вопросе уже содержался крючок, за который он мог бы зацепиться. Если я отвечу «нет», то это означало бы, что мне есть что скрывать от следователя, но признаваться я пока не спешу.

— Товарищ Калинин, я желаю сделать заявление.

— Ммм, — следователь сжал губы и одобрительно закивал головой. Он по прежнему не смотрел на меня. Я уж начал привыкать к этому. Молчанием, он как бы пригласил меня продолжить.

— Я заявляю, что мне не в чем раскаиваться, я невиновен, бандитизмом, грабежами, убийствами я не занимался, не занимаюсь, и не собираюсь заниматься.

Он писал что-то в протокол, я сомневался, что он занес мое заявление полностью.

— Заявляю, что невиновен, — повторил нараспев «важняк» и записал что-то в протокол.

Говорил он это так весело и непринужденно, будто озвучит сейчас подозрения, запишет формально мои ответы в протокол и отпустит домой.

Я сразу уловил этот прием.

— Ну раз невиновен, так невиновен. На первый взгляд факты это подтверждают. Сейчас оформим протокол, подписку о невыезде и на этом всё. Дальше суд разберется.

Любой человек бы на моем месте понял бы, что с ним играют в кошки-мышки.

Любому на моем месте в душу закралась бы липкая, малодушная надежда, что сказанное следователем правда и сейчас все закончится.

У любого эти две противоположных мысли в душе начнут бороться друг с другом, попеременно беря верх.

— Дежурный!

Даже у меня, понимающего смысл происходящего и отдающего себе отчет в том, что это все просто игра, на секунду вспыхнула надежда, что он сейчас действительно выпустит меня на свободу.

Загремели замки дверь распахнулась и в комнату вошел субтильный, худощавый милиционер.

— Отставить.

Вошедший отдал честь и снова вышел в коридор.

Потом Калин взял ручку двумя руками, покрутил ее пальцами и серьезным голосом задал следующий вопрос:

— Ну, давай, Бодров, рассказывай всё с самого начала.

— Что рассказывать?

— Как что? — и тут он впервые посмотрел мне в глаза, — рассказывай как убивал, чем насолил тебе адвокат.

Его холодные глаза впились мне в зрачки. Они были очень неприятными. Жесткими, колючими. Я не знал, как правильно охарактеризовать его взгляд. Наверно про такие говорят, что он прожигает до глубины души.

В этом взгляде отразились весь его предыдущий опыт работы следователем, к котором он ловил, разоблачал, сажал, уничтожал серьезных воров, серийный убийц, маньяков, насильников и просто беспредельщиков. Я как бы видел в зрачках Калинина отражение их глаз, расширенных от ужаса.

В его глазах я однозначно находился на «той стороне», среди преступников. Весь его внешний вид, выражение лица говорили о том, что со мной всё ясно.

Я огромным трудом выдержал этот взгляд. Мне через силу удалось подавить в себе желание начать оправдываться перед Калининым.

Он был исполином не только физически, но и исполином духа.

Это противоборство взглядов, закончившееся вничью, длилось всего несколько секунд.

Я понял, что все то время, когда я рассматривал его, он точно так же, как и я, изучал меня.

Он следил за моими реакциями, читал язык моего тела.

— Ты кто? — спросил он уже совершенно другим тоном. В голосе не то, чтобы звучали нотки металла — голос был словно отлит из стали.

Я снова назвал ему свои фамилию, имя, отчество, год и место рождения по паспорту. Я очень старался делать это спокойно, хотя внутри меня всё бушевало и кипело.

По всей видимости мне это удалось, потому что мой ответ вывел его из себя. Он громко хлопнул ладонью по столу, резко вскочил на ноги и навис надо мной.

— За дурака, меня держишь⁈ Не играй с огнем, Бодров! Не играй. Сгоришь, как щепка! Я таких, как ты на ужин без соли ем!

Но он так же быстро успокоился. Все это время он сверлил меня глазами.

— Что делал в квартире у адвоката Маркелова?

— Пришел поговорить.

— О чем поговорить? Какие у тебя дела с адвокатом? Ты что преступник?

— Недавно умер один мой знакомый, он был его подзащитным. Я хотел поговорить об этом знакомом.

— Что же на работу к нему в коллегию адвокатов не пришел⁇

Следователь не дал мне ответить и задал следующий вопрос:

— Признаешь, что был в вечер убийства в ресторане «Сказка» и следил за адвокатом и его спутницей?

— Извините, товарищ следователь, а разве уже точно известно, что это было убийство?

— Какой я тебе товарищ? Здесь вопросы задаю я! — Он рявкнул так, что видимо его голос был слышен этажом выше.

Спасибо хоть тамбовского волка не вспомнил.

— Когда последний раз вы, Бодров, видели Маркелова живым?

— С кем убивали адвоката Маркелова, куда дели украденные ценности и деньги. Кто из сообщников был наводчиком?

Он бомбардировал меня вопросами, лишая возможности отвечать. Он то повышал голос, то понижал и менял тон почти на отческий.

В одну из таких «передышек» Калинин взял пачку болгарских «TU-134» предложил мне закурить.

— Спасибо, я не курю.

— Спортсмен что ли? Чем занимаешься? Боксом?

Я утвердительно кивнул.

— Да.

— Это хорошо, что не куришь. И не начинай. Гадость страшная эти сигареты.

При этом он извлек из пачки очередную сигарету и закурил. Пепельница на столе уже успела превратиться в утыканного окурками ежа.

— Вот скажи мне, Бодров, а не рано ты с друзьями по ресторанам шляешься? Ты ведь еще даже в армии не отслужил? Вот смотрю я на тебя и противно мне. Знаешь почему?

Вопрос был риторическим и не требовал ответа.

— Вот ты вроде нормальный парень, дед у тебя мировой, бабушка. И отец на боевом посту погиб. Да-да, не удивляйся. Я про тебя уже успел справки навести. И в дружинниках числился. Спасателем работаешь, награды и грамоты имеешь. Выходит не одного человека спас. Газеты про тебя писали. Верно? Можно сказать легендарная личность. Так?

Я молчал.

Но только это все маска. Фальш. Пшик. Образ который ты другим показываешь. А сам — всё туда же смотришь, как эти мажоры. Тунеядцы, бездельники, спекулянты, валютчики. Тошнит меня от тебя Бодров. Понимаешь?

Я снова ничего не ответил и продолжал слушать подполковника.

— Ты понимаешь к чему тебя твое желание по кабакам ходить привело? Красивой жизни захотел. Так это и бывает. Сначала хочешь перед друзьями джинсами пофорсить, потом перед девочками, потом водка, шампанское.

Он продолжал:

— Непотребства всякие. А деньги то на это все нужны. Зарплаты не хватает. Тогда такие идиоты, как вы находят старушку процентщицу.

Он зло затушил сигарету в пепельнице.

— В мозгах ветер гуляет. О последствиях не думаете. А вон смотри скольким людям ты жизнь испоганил. Адвоката в живых нет. Бабушка с дедом, ты же их со света гонишь. А друзья твои и подруги? Все, все под суд пойдете! И главное — до конца жизни как Раскольников на душе эту тяжесть убийства таскать будешь! А я ведь тебя, Бодров насквозь вижу. Ты для меня, как стеклышко прозрачный. Хочешь скажу мотив?

Я пожал плечами. Бенефис продолжался.

— Все из-заа денег. Все из-за проклятых денег. Всё. Больше нет никаких мотивов. Совсем. И надо еще проверить, ведь возможно это не первое дело у вас? Ну скажи мне, ведь это не первое ваше дело?

— Что вы имеете ввиду? Я не совсем понимаю.

— Смотри, Бодров. Ты думаешь я просто так, из-за адвоката срочно в ваш город вылетел? Нееет.

Его зрачки расширились, он внезапно встал, хлопнул в ладони, потер руки будто предвосхищал получение большого куша.

Он начал ходить по комнате туда сюда сложив руки на груди.

— Ты же в разных поисково-спасательных операциях участвовал, верно?

— Верно.

— Ты даже пару раз вроде как при задержании преступников присутствовал. Было?

— Было.

— А такую фамилию, как Ветров помнишь?

— Да, помню.

— А может ты не поисковых операциях участвовал, наоборот? Может тебе нужно было наоборот, проследить, чтобы тело исчезнувшего Ветрова не нашли? А Бодров?

Глава 24

— А такую фамилию, как Ветров помнишь?

— Да, помню.

— А может ты не в поисковых операциях участвовал, наоборот? Может тебе нужно было наоборот, проследить, чтобы тело исчезнувшего Ветрова не нашли? А Бодров?

* * *

Сперва я опешил от такого обвинения. Потом поразмыслив понял, что я очень удобная мишень, на которую можно свалить все нестыковки, ошибки вследствие.

Исчезновение свидетелей и подозреваемых, смерть адвоката, а главное можно скрыть настоящих преступников их мотивы.

С этого мгновения я понял, что ни на какую справедливость беспристрастное рассмотрение фактов можно не рассчитывать.

Вышак работал в чьих-то интересах. Это очевидно.

Ну что же. Гражданин начальник. Я принимаю вызов и готов послушать какую игру ты затеял.

— Помню, гражданин следователь.

— Вот ты как заговорил. Как блатной. Признавайся, вор?

— Не понимаю о чем вы говорите, гражданин следователь.

— Ну как не понимаешь? Рассказывай где тело Ветрова спрятал, почему адвоката убил?

— Гражданин следователь, я понятия не имею о чём вы говорите.

Калинин сменил тон и пошел в атаку. Он подчеркнуто обращался на вы. Никакого панибратства. Теперь он демонстрировал дистанцию. Означающую, что я для него враг.

— Итак, гражданин Бодров, главное теперь для вас не отрицать свою причастность к преступлениям. Во-первых, это бесполезно: даже не мечтайте о своей квартирке, вы теперь в казённом доме надолго, если не навсегда. Показания вы будете давать здесь, расколетесь тоже здесь и здесь же выложите вот на этот стол всё. Нахапанное вами с подельниками, Бодров, у советской власти и у советского народа-строителя коммунизма.

Я никак не отреагировал. Понимал, что вступление еще не закончено. Основная часть ждет впереди.

— Таких, как вы, Бородов, через мои руки прошло огромное количество за время работы в органах. Я уж считать перестал вас, хотя первое время держал в памяти всех своих воров, да бандитов наподобие того, как глупые парни нарциссы ведут счет десяткам оттарабаненных баб. Вас я вряд ли запомню. Слишком ясное и ординарное дело. Вижу, что не терпится вам перейти ближе к делу. Перейдем. А может быть, и не перейдем вовсе. Посчитаем дело закрытым, и точка. Это в наших силах. Желаете закрыть дело, Бодров?

Он сделал паузу и закурил. Выпустив дым он зашагал по камере.

— Почему молчите? Вас никто кроме меня не слышит. Можете смело предлагать взятку. Я человек прямой, называю вещи своими именами. Вы ведь вывезли склад Солдатенко, а значит денежки у вас, гражданин Бодров, имеются. Предлагайте. Сколько стоит ваша свобода? Десять кусков? Сто кусков? Вы же хотите чтобы дело закрыли?

Я с интересом посмотрел на него. Он, как паук плетущий паутину, умело расставлял ловушки. Если бы я среагировал на последний вопрос, то он мог бы утверждать, что я пытаюсь подкупить должностное лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей.

— Гражданин следователь, я рассчитываю на честное и беспристрастное следствие. Я никогда и никому не платил взяток и не собираюсь. Я принципиально против. Я не имею никакого отношения к вывозу складов и товаров. Денежными суммами тоже не располагаю. На зарплату спасателя не разгуляешься.

— Бодров, вы определитесь, вы спасатель или блатной? Мне с вами как работать. Я смотрю на вас пока вы ведете себя, блатной. Для того, чтобы вам легче было определиться я вам один забавный анекдот расскажу. Ну как анекдот — быль. Но быль такую, что ее столько рассказывали, что она в анекдот превратилась.

Короче говоря, был такой великий полководец усатый Семен Буденный. Приводят к нему перебежчика. Из белогвардейцев. Перебежчик в ноги бросается. Так, мол, и так, Семен Михайлович, ошибался я, воюя против вас, красных. Понял, что белые настоящие душегубы. Я теперь ярый сторонник красных идей, и ваших кавалерийских талантов. Возьмите меня к себе воевать. Буденный говорит: «Хорошо. Служи верой и правдой делу Великой Октябрьской Революции».

Переодели перебежчика, переобули, дали коня красавца-гнедого. Повоевал немного бывший белый, но вдруг показалось ему, что он теперь не сторонник красных идей, и кавалерийских талантов Семена Михайловича. Спрятался, улучшил момент и снова свалил к Деникину.

Явился к деникинцам и говорит: так, мол, и так, ошибся я. Буденный — человек говно, вокруг него мерзкий плебс, большей вони и совершенней лжи, чем советская власть, вообразить себе невозможно, и лучше уж, ваше превосходительство, смерть в наших белогвардейских рядах, чем торжество в смрадной компании крестьян и пролетариев. Простите великодушно. Деникин не стал дискутировать на эту тему.

Послал под конвоем с белым флагом дважды перебежчика обратно Буденному. Перебежчик стал втолковывать Семену Михайловичу, что он не подлец, а просто человек ищущий, что в нем две половины, одна к белым тянется, другая к красным. А он всех любит. Буденный послушал, вынул саблю, махнул и до самой жопы разрубил. Сел дальше войну планировать со словами: «Мы -большевики, проблему раздвоения личности решаем по-своему: саблей!»

Следователь сам посмеялся своему анекдоту.

— Радуйся, что сейчас не гражданская война и судить тебя будут не по законам военного времени, а по вполне мирным и справедливым советским законам.

— Усек, Бодров? Ты определись уже. Ты блатной или спасатель? Вопрос не требовал ответа.

— Вижу, что уже не спасатель. Был бы спасателем — спас бы себя сам. Но и не блатной. Хотя вряд ли ты им станешь, Бодров. И не потому что выйдешь отсюда в обычную жизнь. Не выйдешь, не надейся. Чтобы быть блатным особый склад характера нужен.

Поверь мне — я немало повидал царей блатного мира, всяких «в законе», «паханов». Так вот, знаешь на чем их существование основано? На «законе», а смысл его прост. Смысл в паразитизме и силе. Закон их жизни: не работать, играть, судить. Они сам себя арбитрами назначают. Понятно же в чьих интересах все решения принимаются. Играют, в основном в карты и немного в театр, гражданин Бодров.

А чтобы не работать, играть и толковать, согласитесь, деньги нужны ну или товар. Чай, сигареты, реже алкоголь, наркота, шмотки. Тюремная «валюта» так сказать. Так вот, взяли воры в лагерях власть в свои руки. Взяли и сели на шеи мужиков и прочих фраеров.

Экспроприируют часть передач, заработков, захваченное из дому барахлишко и так далее. Живут припеваючи, ибо лагерному начальству удобно, что большую часть зэков держит в узде меньшая. Плевать начальству на чаяния и страдания мужиков и низших каст. Есть порядок, дисциплина и выработка плана. Ну, а воры играют себе и судят других. Свой «моральный кодекс» в свою пользу толкают.

В общем, режутся урки в секу, в буру, в рамс, в очко, потом толкуют, мужиков до нитки обирают, молодых парнишек, типа тебя, в шоколадный цех пристраивают, так в тюрьме педерастия называется, а срок у них идет, и они в ус себе не дуют.

Полный коммунизм у этих тварей. От каждого вора по способности, каждому вору по потребности. Вот так устроен коммунизм в отдельно взятой тюрьме. Но вам, Бодров, место на вершине преступной иерархии не светит. Даже в серединной ее части не светит.

Вы слишком борзый и молодой. Умный. Отказался давать взятку. Разгадал меня. Я мог бы даже сказать сильный. Но это вам только кажется, что вы сильный. Там таких твердых интеллигентов не любят, быстро ломают. Об колено. Уж я-то повидал вашего брата, гражданин Бодров, Ваше место в самом низу. Знаете почему?

Он смотрел на меня пустыми зрачками.

— Всё просто! А потому что нельзя убивать адвоката. Он ведь кому-то жизнь спасает, по их воровским понятиям. Убийцу ждет не только срок или вышка, но и суровоенаказание в преступной среде. Хоть это вам понятно, гражданин Бодров.

Он замолк и явно ожидал моего ответа. Я ответил через минуту. Специально выдержав паузу и дав понять, что я не собираюсь «дуть в его дуду»

— Понято, гражданин следователь. И про Буденного понятно и про ваши глубокие познания в тюремной жизни и преступной иерархии. Непонятно одно, как быть с презумпцией невиновности. Я не убийца и мои друзья тоже. Все описываемые вами ужасы ждут меня в ситуации, если вы докажете мою вину в совершенном преступлении. Я ее быть не может, потому что я никого не убивал и ничего противозаконного не совершал.

— Ух ты! Вот это экземпляр мне попался! — в глазах следователя промелькнул восторженный огонек, — я давно не встречал такого образованного молодого человека. Нет, ну правда. Последний раз, наверно, в году в семьдесят восьмом говорил не воровским отребьем и бюрократами казнокрадами. Когда вот так же беседовал с режиссером Воробьевым. Он тогда после моей беседы полностью раскаялся, это было совсем другое дело. Что вы говорили о презумпции невиновности, Бодров? Откуда вы этот термин знаете?

— Он многим известен. Человек не может быть признан виновным пока его вина не была доказана в суде.

— Уж не в заграничных журналах у своих дружков валютчиков начитались, Бодров?

— Дружков валютчиков у меня нет, про какие журналы вы говорите я не знаю, но так же как и вы, верю в справедливость и гуманность советских законов. А разве словосочетание «презумпция невиновности» у нас под запретом?

— Нет, не под запретом. Даже более того скажу. Она, эта самая презумпция, внесена в Конституцию тысяч девятьсот семьдесят седьмого года. Вы правы, Бодров, как там… — он поднял взгляд к потолку и процитировал, — статья сто шестьдесят. Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом.

То что он выпалил статью наизусть выдавало в нем отличного юриста.

Потом он снова вернулся к своему холодному взгляду. И перешел на ты:

— Знаешь, Бодров, Конституция распространяется на добропорядочных граждан. А я нутром чувствую, что ты виновен. Ты прав, я считаю тебя виновным и между называю тебя убийцей между нами. Но поверь не на пустом месте. Моя интуиция меня еще никогда не подводила. Никогда. Прочти и если все верно вот здесь распишись.

Он протянул мне протокол допроса, в котором значилось, что я не признаю себя виновным. И больше ничего.

— Запомни, Бодров. По большому счету мне доказательства особо и не нужны. Я дождусь экспертизы, которая покажет, что смерть адвокатишки наступила от падения с высоты. Все указывает на то, что вы виновны в его смерти. Отец Марии уговорит ее дать правдивые показания о том, что адвокат сопротивлялся и ты по неосторожности его вытолкнул, конечно, ты не хотел убивать. Это понятно.

Мотив? Ходишь в ресторан, любишь красивую жизнь. Дерешься, а значит ведешь антиобщественный образ жизни. Увидел, как незнакомый человек сорит деньгами, ходит с красивыми женщинами. Захотел так же. Решил предложить ему поделиться и случайно выбросил его в окно. Прокурор города по-любому не даст дочери сесть в тюрьму. Потому что он знает, что именно ее там ожидает. Каждая ничтожная сопля будет отыгрываться на девке, пинать, унижать и вытирать об нее ноги.

В душе я злился на то, что Маша оказалась замешана в всё это.

Он заметил мои эмоции, развел руками пождал губы и произнес:

— Правда жизни, что поделать? Не знаю за что сильнее калечить: за то, что она дочь прокурора или за то, что она очень красива. Да, я видел твою подругу. Должен сказать, что она очень красива. А женщины не любят, когда кто-то красивее них на зоне особенно. Понимаешь? Какой отец даст своей дочери сгинуть в этой грязи? И я его понимаю. У самого дети. Я бы тоже на его месте зубами и когтями свободу девочке выгрыз бы. И плевать на карьеру, связи. Дети — это святое. Я ему в этом помогать не стану, но и мешать тоже. Я же понимаю, что девчонка не может здорового мужика взять и вышвырнуть в окно. Она-то тут, в отличии от тебя, действительно, ни при чем.

Я думал, знает ли он про женщину в красном? Но Калинин был слишком матёрым следаком, чтобы продемонстрировать мимикой или жестами, то что он знает.

— Так вот, Бодров, по этапе идти — тебе. И тебе же лямку тянуть. Дружки твои тоже пойдут, но они на улице были в момент убийства. Это свидетели подтверждают. Они легко отделаются. Может даже условкой. Так что думай, Бодров, еще не поздно чистосердечно признаться и раскаяться.

Ответственность нести и наказание отбывать тебе придется в любом случае. Поблажек я тебе не обещаю, но похлопочу перед судом, чтобы высшую меру наказания к тебе не применяли. Все таки молод ты еще. А что касается твоей совести, то плевать мне на нее, хоть и говоришь, что она у тебя чиста.

Родион Раскольников тоже так думал. Поначалу. А потом страдал. Время пострадать и очиститься у тебя будет ох как много. Ты парень неглупый, вижу хороший, вон про презумпцию рассуждаешь. Для меня ты просто заблудшая овца. Когда отъедешь на зону в лагеря, то увидишь какому контингенту та самая презумпция предоставлена. Реальным ворам, убийцам, душегубам, не заслуживающим прощения.

Поймешь, что я прав во всем. Так, что даю тебе время побыть в камере и подумать хорошенько. Лучше, если ты решишь сразу мне про Ветрова тоже рассказать. На сегодня всё, свободен. Дежурный!

Загремели замки, дверь распахнулась и в комнату вошел всё тот же, худощавый милиционер.

Калинин подписал бумаги о заключении под стражу и передал дежурному.

— Уведите.

На душе не было спокойно. Сложно сдерживаться и демонстрировать непроницаемое спокойствие, если человек понимает, что все предъявленные обвинения несправедливы и беспочвенны, а доказать пока ничего не может.

В душе бушевал огонь. Я чувствовал, что я назначен виновным и дальше будет только хуже.

Следователь собирался повесить на меня кучу нераскрытых дел, которые можно хоть каким-то боком ко мне прилепить, с тем, чтобы потом, я согласился на «меньшее зло». Это было очевидно. Он собирался посадить меня. Но духа не терял

Мне нужно непременно каким-то образом доказать свою невиновность и невиновность своих друзей.

Но как? Из следственного изолятора куда меня сейчас повезут сделать это очень сложно.

На этот раз по какой-то неизвестной мне причине меня конвоировал один милиционер.

Мы шли по пустынному коридору ведущему к выходу из здания.

И вдруг, я увидел, как навстречу нас еще двое милиционеров вели, точнее скорее тащили брыкающуюся, извивающуюся, истерящуюю фигуру.

Какой-то знакомый мужской голос. Он грязно матерился, угрожал убить милиционеров и их родню

Я его не сразу узнал. Но проходя мимо, я разглядел его лицо. Это был Шельма. Мы встретились глазами. Его налитые кровью глазные яблоки с черными зрачками задержались на мне. Он узнал меня и перестал истерить на секунду.

Это обстоятельство как-то расслабило конвоиров и в следующее мгновение один из них закричал от боли:

— Ах ты, сука! Да я тебя размажу по стенке! А-а-а-а!

Шельма умудрился извернуться и укусить того в плечо.

Он повис на милиционере со сжатыми челюстями. Второй тщетно пытался оттащить Шельму, но он отбивался. Это было не так просто сделать.

Сопровождающий меня третий сотрудник милиции приказал мне остановиться.

— Ну-ка Бодров, постой!

Укушенный милиционер продолжал дико кричать. Вся эта ситуация была так неожиданна для конвоиров, что тот, кто сопровождал меня, сунул мне в руки папку с документами.

— Стой здесь, ни шагу отсюда, понял?

Последние слова он говорил не глядя на меня, бросившись на помощь своим товарищам.

Случай предоставляет такой шанс единожды в жизни.

Я посмотрел на выход, потом на Шельму и троих милиционеров, пытающихся справиться с бандитом. Им было не до меня.

Никому из них нет до меня совершенно никакого дела.

Между мной и выходом из отделения милиции отсутствовали какие либо препятствия…

Глава 25

Я посмотрел на выход, потом на Шельму и троих милиционеров, пытающихся справиться с бандитом. Им было не до меня.

Никому из них нет до меня совершенно никакого дела. Между мной и выходом из отделения милиции отсутствовали какие либо препятствия.

Я больше не думал, а просто направился к выходу, стараясь идти как можно тише и незаметнее. Моя свобода в моих руках

Мне это удалось. Никто меня не хватился и не погнался за мной. По крайней мере тогда, когда милиционеры пытались вязать Шельму, я смог спокойно уйти.

Выйдя на улицу, я направился к остановке автобуса, куда на мое счастье он тут же приехал.

Домой нельзя, к друзьям тоже, так же как и на работу. Сейчас у меня оставалось три возможности: уехать из города, перекантоваться какое-то время в фотолаборатории, которую все считают закрытой зимой. Или обратиться за помощью к Анатолию.

Я обязательно навещу Сухишвили, предлагавшего мне сделку и получу всю необходимую мне информацию. Я знал, как это сделать. Но позже.

Его свидетели это хорошее подспорье, адрес склада Солдатенко тоже. Почему я не пошел сейчас к Сухишвили? Все-просто.

Во-первых, он скорее всего получит пятнадцать суток или исправительные работы. И я его не застану. Во-вторых, мне нужна была женщина в красном.

Теперь мне стало понятно, что мы были слепы. Нас вели почти с самого начала, и подставили не случайно. Кое-кто все очень тщательно рассчитал.

Насколько я бы не был опытен и осторожен, я должен был констатировать, что весь опыт прежней жизни мне не помог.

Я не сумел вовремя разглядеть еще одного игрока, который играл против всех.

Он все это время оставался за кулисами в тени. Оно и не мудрено. Я и подумать не мог, что кто-то будет проводить сеанс одновременной игры против одесской мафии, меня и моих друзей.

Так же как и против зажравшихся чиновников из горисполкома и областной администрации в лице Солдатенко, правоохранителей.

Получается, что я все время знал о его существовании. Можно сказать, что он все время был рядом. Но все время он как-то проходил мимо моего внимания.

Идеальный преступник. Все чисто, все его враги наказаны.

Ну разве что только кроме одесситов. Но они потеряли товар или деньги. Или и то и другое вместе взятые.

А для одесской мафии и их главарей это и есть наказание. Для них есть кое-что пострашнее, чем тюрьма.

Потеря репутации. Если матерых уголовников-бизнесменов могут ограбить, «кинуть», лишить товара какие-то дилетанты, то это для них настоящая катастрофа.

Это значит, что другие нарождающиеся преступные сообщества также могут не выполнять обещаний по отношению к «одесситам», забирать товар и глумиться над ними.

Нет, мне не было жалко этих подонков. Я просто понимал, что именно так начинаются криминальные войны за раздел сфер влияния. Погибнут десятки тысяч людей, зачастую вовлеченные в преступные схемы помимо своей воли.

Эти битвы различных группировок будут длиться пятнадцать лет после перестройки. А отголоски — редкие заказные убийства за прежние дела, буду звучать еще лет двадцать пять.

И мне нужно было выйти из сложившейся так, чтобы защитить моих близких, а кроме того так, чтобы я мог навсегда обрубить концы с мафией.

Первым делом я позвонил домой бабушке с дедом.

— Привет, это я. Хорошо, что трубку поднял ты. Дед, послушай, пожалуйста, я тебе должен сказать что-то важное. К вам придут из милиции. Скорее всего сегодня. Из-за меня. Будут обвинять в преступлении.

Я сделал паузу, чтобы оглядеться не подслушивает ли кто-нибудь мой разговор.

— Прошу тебя поверь мне — ни я, ни мои друзья ни в чем не виноваты. И я собираюсь это доказать в ближайшее время. Какое преступление? Один адвокат выпал из окна своей квартиры. Пока не понятно, сам или ему помогли. Но меня не было в это время в квартире.

Дед молоток, не стал паниковать и задавал вопросы по делу.

— Помощь? Нет не нужна.

— Лучшая помощь — подготовь бабушку чтобы она не нервничала. А лучше отправь к подругами с ночевкой.

— Как докажу? Есть свидетели. Я тебе слово даю — я не виноват. Поклясться отцом? Нет?

— Хорошо,не буду никем клясться. Ты же знаешь, как я к нему отношусь.

— Наша местная милиция ничего не может, московский следователь против меня.

— Да. Ему нельзя верить. Да. Можешь говорить, что я звонил и полностью пересказать этот разговор.

— Дед, мне надо идти. Время.

— Повторить? Ничего не бояться, никому не верить, ничего не просить?

— Спасибо, дед. Ты знаешь, что это Булгаков?

— Да? Хорошо обнимаю тебя.

— Береги пожалуйста, себя и бабушку. Приветы ей. Люблю вас.

— Всё. Пока.

Я повесил трубку, поднял повыше воротник, и натянув пониже шапку на голову зашагал в сторону больницы.

Мне нужно было куда-то деть служебные бумаги, которые я до сих пор держал за пазухой в куртке.

Выбросить я их не мог, если кто-то найдет и передаст в милицию, то мне это припомнят в дальнейшем. Ладно, может направлю позже по почте.

В фотолабораторию я пока решил не ходить, вряд ли милиционеры знали о ней, но береженого Бог бережет, а конвой стережет всех остальных.

Потом туда заселяюсь, когда буду точно знать, что там меня никто не поджидает.

А пока я решил идти в больницу к Наталье Филипповне. Это единственное место, где можно было почувствовать себя в относительной безопасности.

Добравшись до места, я быстро попал в приемное отделение и буквально налетел на моего милого доктора.

— О! Бодров! Ты что тут делаешь? Опять кого-то из друзей привез?

— Нет, Наталья Филипповна, я к вам.

— Ко мне? — протянула она удивленно, — ну хорошо, я тебя слушаю, в чем дело?

* * *

Я кратко пересказал ей ситуацию, но не стал упоминать все детали поездки в Москву.

Честно рассказал, что сбежал из милиции и пока не могу идти сдаваться потому что мне нужно найти женщину в красном, чтобы снять подозрения с моих друзей.

Я не был уверен, что хочу ее впутывать во всё это, но выбора у меня особо не было.

— Так Бодров, понятно всё с тобой, — она полезла в сумочку и достала оттуда ключи от квартиры, — Комсомольская дом пятнадцать, второй подъезд, второй этаж, шестнадцатая квартира.

Он взяла связку, сняла с нее английский ключ и протянула мне.

— Да, не Наташ, спасибо. Я найду где перекантоваться. Потом я тебя не хочу в это вмешивать.

— Во что вмешивать? Ерунда все это.

— Ну как во что? Не боишься скрывать у себя беглого каторжанина?

— Бодров, ты сказал, что ты не виноват, так?

— Так.

— Ну вот я помогаю не каторжанину, а невиновному человеку, попавшему в затруднительное положение и несправедливо обвиненному в преступлении. Все бери. Адрес запомнил?

Наташа вложила мне ключ в ладонь.

— Да, Комсомольская улица, пятнадцать.

— Там у меня беспорядок, ты уж прости, я дама свободная, не каждый день таких мужчин у себя принимаю, поэтому если увидишь развешанные женские трусики, колготы и насисьники — не удивляйся и в обморок не падай.

— Хорошо не буду.

— Я дежурю сутки. Сиди и нос не высовывай, утром завтра приеду — начнем вместе разбираться.

— Эммм, ну…

— Никаких ну. Холодильник забит под завязку, ешь, пей, что пожелаешь, читай. У меня хорошая библиотека. Смотри телевизор. И да — мне же не нужно тебе напоминать, чтобы ты не звонил никуда с моего домашнего телефона. Если тебя «прослушивают», то они быстро вычислят адрес откуда ты звонишь. То жа самое касается будок.

Она имела ввиду таксофоны.

— Не звони из тех, что в шаговой доступности.

— Доктор, у вас чувствуется большой опыт в конспирации. Вы в разведке, случайно, не работали?

— Не умничай Бодров.

— Еще одно.

— Что?

— Мне нужно увидеться с Анатолием.

— Он как-то причастен к убийству? Его травма?

— Нет, он по другому делу. К адвокату он совсем не имеет никакого отношения.

— А к какому имеет?

— Наташ… — я посмотрел на нее укоризненно, — я так тебе больше чем надо рассказал.

— Хорошо, надень халат. Только не долго.

Анатолия в палате не оказалось, выяснилось, что он отправился в небольшой скверик у главного входа в больницу.

Я застал его сидящим на скамейке с костылями в руках и мечтательно щурящегося в небо.

Вот так со стороны и не скажешь, что он штатный киллер мафиозной группировки. Похож на слесаря романтика.

— Дядя Толя, здравия желаю.

Он улыбнулся и жестом пригласил меня сесть рядом.

— Рад вас видеть в добром расположении духа. Как нога?

— Говорят через пару лет смогу танцевать. Что-то случилось? Ты не пришел на следующий день после последнего посещения, как обещал. Я за вас переживаю.

— Случилось.

Я рассказал, про последние новости.

— И какие у тебя планы?

— Должен найти ту девушку в красном, чтобы вытащить друзей из ментуры.

— А что отец Маши?

— Так, такая игра идет, его в Москву вызвали. Не знаю, где Маша сейчас, надеюсь, что дома под подпиской о невыезде. Пока не буду звонить. Ее могут, как приманку использовать.

— Понятно, я тебе со своей ногой могу быть мало чем полезен. Советую постричься наголо, не брейся, как можно дольше. Будет неплохо, если сможешь раздобыть очки-пустышки.

— Пустышки?

— Да. Без диоптрий. Не бери солнечные. Во-первых это пошло, во-вторых они особенно ментов привлекают.

— Спасибо за советы, очки без диоптрий это можно. У Теминого отца в фотолаборатории такие есть. Просто я пока туда не хочу ходить. Вдруг менты пасут.

— Ну и что что пасут? Ты ментов-то не бойся, а то сразу себя выдашь. Люди невнимательны, менты тоже люди. Хотя это, как посмотреть. Чем естественнее и спокойней ты себя будешь чувствовать, тем сложнее им будет тебя найти. А вообще, если у тебя есть где перекантоваться, то заляг на неделю на дно.

— На неделю? А как же ваши одесситы? У меня завтра срок выходит.

— А что? У тебя по складам есть новости?

Новости у меня конечно есть, но я бы хотел пока не рассказывать.

— Мне нужно найти женщину, грохнувшую адвоката. Найду женщину — найду склад. Вы можете мне дать телефон ваших одесситов для связи?

— За «Одессу» не беспокойся, я улажу вопросы. Ты уверен, что сможешь узнать про склад? Телефон тебе знать опасно. Держи связь через меня.

— Вот возьми, мне без надобности. А тебе пригодится.

Он протянул мне несколько купюр.

— Нет не могу.

— Бери, дурень, это тебе за спасение моей ноги. От сердца. Моя благодарность. А нет, так, если захочешь — потом вернешь.

Я подумал, кивнул, взял деньги и тоже посмотрел на небо. Не хотел давать ему читать свои мысли.

Эх, дядя Толя. А у нас все так хорошо начиналось. Могли бы подружиться несмотря на то, что ты киллер, а я спасатель.

Мы оба бывшие. Видишь, даже знакомые у нас имеются.

Похоже, что ты всё же хочешь меня подставить. Не хорошо. А деньги мне сейчас действительно нужны.

— Ну, я пошел. Спасибо дядя Толя. Пойду стричься налысо.

— Постой, где тебя найти в случае необходимости?

— Как говорят в дешевых фильмах: я сам вас найду.

Анатолий посмеялся. Ему хотелось, чтобы его смех показался искренним. Не получилось.

— Ну бывай. Появляйся почаще.

— Выздоравливайте.

Я покинул больницу через тропинку в сквере, и направился в сторону парикмахерской. Анатолий был прав — немного изменить внешность мне не помешает.

В ближайшей парикмахерской у колхозного рынка я сделал за пятьдесят копеек очень короткую прическу «полубокс» у старого скучающего парикмахера.

Когда я выходил, то увидел, как небольшая группа, состоящая из трех или четырех цыганских женщин с детьми на руках ходит между машинами на автомобильной стоянке. Цыганки предлагали погадать.

Получая отказ, они заглядывали в окна и начинали просить милостыню.

Они мелькали своими пестрыми юбками.

Чуть поодаль на тротуаре стояла еще одна большая группа цыганок с детьми постарше. Они все вместе были похожи на небольшой табор.

Один из цыганят, лет пяти от роду, подошел ко мне. Я сразу узнал его и приветливо помахал ему рукой.

Он нахмурил брови и не узнал меня. Я вспомнил, как он и схватил меня своим кулачком за указательный палец в поезде и ласково, попросил рубль.

А потом, когда я сообщил ему, что у меня нет рубля, сходил к своим родителям и принес мне.

Я улыбнулся ему.

— Ну как у тебя дела,брат?

Цыганенок смотрел на меня своими большим черными глазами, хлопал ресницами, молчал.

Судя по всему, пытался понять, что можно с меня получить.

Он вдруг отпустил свою руку в карман и извлек из него зеленое бутылочное стекло. Это было дно бутылки, острые края которого, были отполированы морем. Само стекло сохранило свою прозрачность и представляло из себя выпуклую линзу.

Цыганенок быстрым движением приложил стекло к глазу, сквозь которое смотрел на меня.

— Что это?

— Продаю.

— Сколько?

Он немного подумал о том, как определить справедливую цену, а потом выпалил:

— Рубль!

Видимо, это была какая-то универсальная мера ценности в его мальчишечьем сознании.

— Пятьдесят копеек.

Он коротко и сердито мотнул головой, гневаясь на мою попытку поторговаться.

— Говорю — рубль! — цыганенок деловито убрал стекло.

— Ну хорошо, хорошо. Держи, — я полез в карман и достал мятую бумажную рублевую купюру.

— Отец твой здесь?

Мальчик не понял вопроса.

— Дадо твой где?

Он кивнул и довольный успешной сделкой со мной, побежал вприпрыжку к старшим детям ошивающимся в проходах поблизости машин.

Он остановился у мальчика постарше, показал на меня и что-то сказал тому на ухо.

Старший отправился к группе стоящих женщин. Подойдя к девочке лет одиннадцати что-то коротко сказал ей, тоже указывая пальцем в мою сторону.

Она посмотрела на меня, кивнула и куда-то направилась. Я быстро потерял ее из виду.

Вернувшись через минуту она подозвала младших мальчиков и видимо велела передать информацию.

Самый младший мальчуган внимательно выслушав девочку, так же вприпрыжку примчался ко мне обратно. Он остановился возле меня и произнес всего одно слово:

— Жди, — цыганенок посмотрел мне в глаза, потом потерял интерес и скрылся среди толпы.

Минут через пять я услышал голос сзади:

— Ром, здравствуй как ты? Ты меня искал?

Я не сразу понял, что кто-то обращается ко мне. Я обернулся и увидел моего старого знакомого цыганского барона из поезда.

Все те же кровяные белки и чернюшная густая борода. Сегодня он был в фетровой шляпе и широченных кирзовых сапогах. Но теперь его чёрные штаны не были увешаны цепочками и брелками.

— Здравствуй, Цыган. Вот случайно твоих ребятишек увидел, решил расспросить не тут ли их отец.

Я слегка кивнул ему, он ответил тем же.

— Зачем расспросить?

— Если честно, не знаю. Увидел детей и подумал, что может ты знаешь ответ на один вопрос.

— Моя жена сказала, что хороший Ром снова у нас на дороге повстречается.

— Вы проездом?

Цыган не ответил. Да, он прав, мой вопрос для него звучал странно. Они всю жизнь «проездом». Кочевой народ. Никогда не останавливаются.

— Жена сказала, что тебе совет нужен. Спрашивай. Похоже, что ты только из казенного дома вышел.

— Вы что меня у милиции видели?

Он снова не ответил. Слово корил меня за глупый вопрос.

— Хорошо. Не буду про милицию. Скажи, где бы ты искал человека, если не знаешь, где его искать.

— Если тебе очень нужен человек, то не нужно его искать, Бог тебе сам его приведет.

— Бог?

По глазам Цыгана я понял, что ответа на последний вопрос я не дождусь.

— Ладно. А где бы ты повторно перепрятал украденный товар, за которым все бегают и хотят его найти?

— Про товар не знаю. Знаю, как прятать деньги.

Да елки-палки я же не про деньги его спрашиваю! Чуда не случилось. Женщину в красном вряд ли ко мне приведут.

И по складу Солдатенко Цыган вряд ли что-то подскажет. Но все же я решил дослушать и идти дальше.

— Расскажешь?

— Был у меня в таборе ром. Хороший цыган, но слишком добрый. Его жена и дети не боялись. Совсем. И все деньги, которые он прятал, жена всегда находила. Нюх у нее был на деньги, как у жеребца на кобылу. За два километра чувствовала. Где бы он не прятал, в своей одежде, шляпах, под полом сундука снизу, в бутылках, в чемоданах. Хотел ром коня себе купить, только деньжат наберет, жена найдет и потратит. Обозлился ром, пришел к самому старому цыгану совет спрашивать. А тот смеется и говорит, мол, А где твоя жена сама деньги прячет? Он отвечает, что в юбках, для приданого дочери. Старик говорит и ты там же прячь, на видном месте, только сшей себе отдельный пояс на нижнюю юбку.

Цыган засмеялся. Я не очень понял эту цыганскую мудрость, но поблагодарил его. Попрощался.

Посмотрел на мальчишек, через только что купленное зеленое стекло, они разбежались в рассыпную не желая быть объектом изучения.

Видимо, быть увиденным сквозь бутылочное дно что-то означало в их системе цыганской метафизики. Цыган проводил меня взглядом.

И отправился к дому Натальи по пути вспоминая вид из окна адвоката. Мне хотелось понять, могли ли видеть свидетели, как женщина в красном вытолкнула несчастного.

И вдруг меня осенила догадка.

«И там же прячь, на видном месте». Абра кадабра, но мне начало казаться, что я знаю, куда снова перевезли весь товар Солдатенко. Я поспешил к Центральному Универмагу.

Глава 26

Зачастую всё самое скрытое лежит на поверхности, на самом видном месте. Это некая иллюзия, обман восприятия человека, зачем прятать там, где и так все найдут.

Но в этом то и загвоздка, никто не будет искать спрятанное на виду. План в моей голове формировался сам.

Я уже стоял у Центрального Универмага, было ощущение, что вот-вот я открою этот занавес обмана, но спешить было нельзя, такой ответственный момент требует терпения.

Я внимательно посмотрел на грузовые ворота и пожарную лестницу ведущую на крышу здания Универмага. Пожалуй, выход на крышу заперт.

Никому нельзя было звонить, просить помощи тоже не у кого. Из прошлой жизни я помнил, что умел взламывать замки подручными мелкими шпильками или скрепками. Меня научил этому от нечего делать армейский приятель, до армии работавший трактористом в колхозе и вскрывший подобным образом не один десяток соседских амбаров в своей деревне.

Я надеялся, что замки в СССР были не так хороши, как замки уже нового, постсоветского времени. По моим расчетам особых проблем с ними не должно быть.

Посидев и понаблюдав у Универмага до закрытия, я отправился домой к Наталье Филипповне, к моему прекрасному доктору.

Маршрут к ней я составлял так, чтобы видеть есть ли за мной хвост. Через безлюдные переулки и улицы.

Через двадцать минут петляний и я переступил порог её квартиры.

Она достаточно уютная и не такой уж тут бардак, как она говорила", — подумал я про себя.

В коридоре у зеркала лежала открытая шкатулка с резинками, шпильками и заколками для волос.

В шкатулке я нашел что-то на подобии той заколочки, которая мне была нужна. К ней небольшую картонную коробку из под лекарства. Кусок картона и заколка могли отлично подойти для имитации ключа от замка.

Дождавшись пока стемнеет на улице, я решил, что пора отправляться в Универмаг, наверняка все сотрудники уже ушли.

Выйдя из квартиры, я по той же дороге вернулся к Универмагу. Спокойно подойдя к грузовой площадке, я осмотрелся.

Обстановка была спокойной, вокруг никого, ни машин, ни людей, пора действовать.

Мне нужно было всего лишь убедиться в том, что товар и деньги действительно там, я был уверен, что это все там, моя интуиция меня ещё не подводила.

Я стоял перед дверью уже с приготовленной заранее, сложенной полоской картона и изогнутой металлической заколкой.

Я подпрыгнул, зацепился за пожарную лестницу и подтянутся.

Через минуту я был уже на плоской крыше универмага. На кровле обнаружилось два входа. Один, скорее всего в само здание, а вот второй в лифтовое машинное отделение.

Замок на двери в лифтовую был навесной. Долго возиться с ним не пришлось. Я совершил буквально пару круговых движений и я услышал тот самый тихий щелчок.

«Клац!»

Кто хоть раз вскрывал замок, тот вспомнит этот звук и связанное с ним приятное чувство.

Тихо войдя внутрь, я закрыл за собой дверное полотно, пытаясь не шуметь.

Изнутри дверь закрывалась на шпингалет, это удобно, мне не нужно было бы долго возиться с ней, думая как сделать так, чтобы ее не мотало и не стукало о дверной косяк сквозняком или ветром.

Еще по прошлым посещениям я помнил, что на потолке у грузового лифта на последнем этаже был металлический люк. Вот он! Отлично!

Осмотрев люк и не обнаружив никаких проводов сигнализации рядом, я приподнял его крышку, посмотрел в проем. Внизу тишина и темнота.

Сев на край и свесив вниз ноги, я выбрал удобное положение для рук. В три движения я соскользнул вниз, повис на руках, а потом спрыгнул на этаж с трехметровой высоты.

Хлесткий шлепок подошв моей обуви, соприкоснувшихся с поверхностью пола эхом разнесся по коридорам этажа.

Замер и прислушался. Всё было тихо. Я вытащил фонарик из внутреннего кармана. В помещении склада не было окон, поэтому риск быть замеченным снаружи минимален.

Пошел прямо по темному коридору. Я отлично помнил расположение помещений склада. Особенно запомнилось, как именно нужно добираться до того места, где Тема покупал костюм.

Поэтому я быстро нашел ту самую дверь. Она была опломбирована. Теперь нужно найти лестницу, ведущую на промежуточный этаж с тайным складом, который нашли и сфоткали Тема и Элен.

Я немного побродил по этажу, но все же вышел на нужный пролет. Отличная идея — прятать левак тут снова. Милиция проводила обыски, ОБХСС проверял учет, отпуск товара, кассовые и складские остатки. Может быть что-то нашла, но не значительное. А потом когда все стихло, кто-то переместил все обратно.

Никому в голову не придет повторно обыскивать пустые помещения, в которых уже поработал и опечатал ОБХСС.

Я нашел склад на промежуточном этаже, там, где рассказывал Тема.

Я уже собирался было заняться замком, но мгновенно погасил свой фонарь. Все потому что услышал на нижних этажах шум раскрывающейся двери и приближающиеся шаги.

Человек внизу на первом этаже в темноте оступился на ступенях.

— Бляха-муха.

Голос показался мне знакомым, я тихо отступил назад, а потом бесшумно поднялся на пол пролета наверх и стал наблюдать. Звуки приближающихся шагов говорили о том, что кто-то поднимается.

Глаза привыкли к темноте. Я осторожно заглядывал между в пространство перилами, надеясь, что смогу увидеть идущего. Но тщетно — моя попытка не увенчалась успехом. Я вслушивался дальше, до тех пор пока шаги не прекратились.

Человек остановился ниже у опечатанного помещения. Затем он включил свой фонарь. Луч осветил коридор и отразился на его лице. Вот это встреча. Корольков. Как я и предполагал — это он был тайным кукловодом всего происходящего.

Но я не рассчитывал увидеть здесь его самого. Мне казалось, что он руководит всем удаленно.

Корольков был не один. Я не сразу это понял, потому что второй крадучись шагал за Игорем, словно кошка. Его не было слышно.

— Ключи у тебя? — спросил Корольков своего спутника.

Тот молча кивнул головой, словно экономя слова. Его силуэт кого-то напоминал. Ах, вот оно что. Я чуть ли не подскочил от удивления. Бон суар,что по-русски означает «добрый вечер», товарищ Медяков!

Тот самый, который пытался меня убить во время погружения. Я поймал себя на мысли, что Цыган оказался прав во второй раз. Если человек тебе очень нужен, то он сам к тебе придет. Что-то в этом роде он сказал мне при нашей последней встрече.

Оба моих врага оглядывались и переминались с ноги на ногу, стоя на лестничном пролете.

Наконец Корольков посветил на замочную скважину, Медяков извлек из связки ключ и отпер дверь, ведущую в хранилище. Затем он отлепил бумажную полосу с печатью.

Вот оно, что. Похоже, что она была прилеплена к стене при помощи пластилина. Пора действовать. Буду импровизировать.

— Эй! Ни с места, милиция! — крикнул я и бросился вниз с верхнего полупролета.

Медяков обернулся и тут же получил двойку, первый удар пришелся ему в висок, второй в челюсть. Он обмяк и рухнул лицом вперед. Я тут же развернулся лицом к Королькову

— Здорово, комсорг! В сферу торговли ночным сторожем устроился? А как же учеба?

— Да пошел ты, Бодров! — завопил Игорь пятясь назад. Он явно не был готов встретить меня ночью в помещении Универмага.

На меня выскочил Медяков, размахивая голым черенком от лопаты. Получить таким даже в предплечье — приятного мало.

Я поднырнул под черенок при очередном широком взмахе и пошел ему в ноги, чтобы повалить.

Голову влево, обхватив его за бедра, привстаю, доворачиваю. Пара движений и вот он уже лежит на спине, а я сверху. Его «оружие» с характерным деревянным стуком падает на пол.

Теперь черенок от лопаты для него бесполезен. Сквозь тишину слышно его сопение и скрежет зубов. Он пытается вырваться. Но не тут-то было. Одним ударом сбоку в челюсть вырубаю Медякова.

Его голова резко развернулась влево вместе с летящим в нее кулаком.

Не убить бы случайно.

Оглядываюсь. Корольков нигде нет. Сбежал, собака! Как я его мог упустить?

Где-то внизу на лестнице слышен удаляющийся топот. Ладно. Игорек никуда не денется. Я его еще выловлю.

Я нащупал пульс на шее у Медякова. Жив. Подняв валяющийся рядом фонарик я приоткрыл ему веко и осветил. Зрачок мгновенно сузился. Есть реакция. Я слез с груди поверженного противника.

Я видел, что на плече Королькова была спортивная сумка. Сбегая, он утащил ее с собой. Теперь я не узнаю зачем он сюда приходил. Вряд ли Медяков мне добровольно расскажет об этом.

Не прикасаясь к дверной ручке и отодвинув дверь ботинком, я вошел в комнату и тщательно её осмотрел.

Мои догадки оказались верны, здесь лежали огромные сумки с деньгами. И весь вывезенный товар: много всякий всячины, импортной одежды и обуви, техники и посуды. В отдельном углу лежали сложенными японские туристические товары, палатки, спальники, рюкзаки.

Все завезли обратно. Ай да Игорь, твою б энергию да в мирных целях. Ты сумел обхитрить всех. Товар и деньги при тебе.

Я посмотрел на все это добро и пожалел о том, что так же как и другие советские граждане не могу приобрести подобное свободно в магазинах.

Надо затащить Медякова внутрь. Я подхватил его подмышки и поволок на склад.

При всей его не очень мощной комплекции, Медяков скорее напоминал худого советского баскетболиста среднего роста, его обмякшее тело оказалось довольно увесистым.

Попыхтев и дотащив его в дальний угол за штабелированные ряды с коробками с дефицитной Мейсоновской гэдээровской фарфоровой посудой, за которой охотились многие советские домохозяйки, я остановился.

Оглядевшись я решил, что это вполне подходящее место, для того, чтобы оставить его здесь.

Потом без особых угрызений совести, я положил его на живот, связал за спиной руки и ноги найденными на складе стропами от палаток.

Он начал приходить в себя и что-то замычал.

Пришлось сделать импровизированный кляп из носовых платков.

— Будешь шуметь, я тебя вместе со складом ментам сдам. Ты понял? — я строго посмотрел на него завязывая на затылке концы, — лежи тут тихо!

Медяков сначала уставился на меня, а потом быстро закивал. По большому счету судьба того, кто чуть не угробил меня винтами спасательного катера во время погружения меня волновала мало, но все же я не желал, причиной его смерти стало удушье от кляпа или другие мои действия.

Поэтому я убедился в том, что Медяков может спокойно дышать. Стропы же на кистях и лодыжках были завязаны таком образом, чтобы он никакими усилиями не сумел бы от них освободиться, при этом его кровообращение не нарушалось. Ну все, готово. Ночью его тут вряд ли кто-то найдет

Пока я не стал ближе к освобождению моих друзей, но ясно одно — мне нужно отправляться к «дяде» Толе, чтобы поделиться с одесситами информацией о найденном товаре. На одну проблему меньше.

Теперь меня беспокоил вопрос, как пробраться в отделение не подставляя Наталью Филипповну. Будет здорово, если сегодня дежурит Анечка. Та самая смешливая толстуха, которая принимала меня в самый первый день.

Да уж. Теперь все чаще прошлая жизнь казалось какой-то иллюзией. Причудливы результатом игры моего сознания перенесенного из прежнего тела в тело Максима Бодрова.

До больницы я добежал быстро, пробравшись на территорию через ту самую «дорогу жизни». Я подавил в себе желание сразу прошмыгнуть в отделение, хотя времени у меня было совсем мало.

Если вдруг меня поймают, то я могу подставить Наталью. Нехорошо. Нужно предупредить ее.

Обойдя здание, я чуть не нарвался на милицейский наряд. У приемного отделения стояла ментовская «канарейка» — УАЗик с водителем за рулем.

Я быстро отшагнул за угол, кажется, что милиционер смотрел в другую сторону и меня не заметил. Я огляделся — за спиной и рядом никого. Правда меня хорошо видно из окон больничных палат. В полнолуние было светло почти как днем.

Поискав взглядом укрытие, я увидел старый ветвистый платан в больничном саду и метнулся к нему.

Спрятавшись за ним, мне будет легче наблюдать за обоими входами: в приемное отделение и в лечебный корпус. К тому же его неопавшие листья будут скрывать меня от возможных любопытных взглядов сверху.

Второго милиционера нигде не было видно. Скорее всего он в приемном отделении у Натальи.

Наверняка они привезли кого-нибудь получившего травму по пьяни или в автоаварии. Вряд ли они приехали сюда ночью по мою душу.

Но ничего исключать было нельзя. Надо дождаться пока он выйдет из отделения и они покинут территорию больницы.

Я расположился поудобнее и принялся высматривать. Ночь была совершенно безоблачная и мне было отлично видны все окрестности.

Я поглядывал на звезды, желтую милицейскую машину с синей полосой на борту и окна больницы, в которой отражался лунный свет.

Мой взгляд переключился на дверь ведущую в лечебный корпус. Из нее вышла женщина, и опустив голову, быстро пересекла площадь перед главным корпусом.

А потом также поспешно зашагала по широкой асфальтовой дорожке с тротуарами, которая тянулась к выходу с больничными воротами.

Не смотря на то, что эта особа была одета в темно-синий джинсовый костюм, я мгновенно узнал ее. Это была та самая женщина в красном. Убийца адвоката.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:  https://author.today/work/332472

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26