Точка росы. Версия 1.1 [Джо Смит] (fb2) читать онлайн

ТОЧКА РОСЫ [версия 1.1]

Глава 1

Редактор Наталья Царёва

© Джо Смит, 2022

ISBN 978-5-0056-6490-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О Точке Росы

В отдаленном будущем на экзопланете земного типа группа ученых создает искусственный интеллект «Точка Росы». Основная задача ИИ — сохранение и поддержание жизни на планете в случае глобальной катастрофы. Однако функционирование ИИ, его работа, вызывает истощение ресурсов экзопланеты. Точка Росы начинает поглощать то, что обязана сохранять. Сбой в системе приводит к скачку энергии, который замыкает сознания населения планеты в Точке Росы. ИИ распознает людей как основные факторы риска для сохранения планеты — и закрывает их в виде файлов в своем архиве. Отныне их сознания, ДНК, воспоминания и остальная информация хранится в так называемых «Мастер Дисках» в оцифрованном виде наравне с файловой системой «Фаза», содержащей в себе информацию о самой экзопланете, ее флоре, фауне, истории, культуре, искусстве и науке. Сама же Точка заключает в своей «Базе принятия решений» главного инженера и это не только помогает ИИ самообучаться, но и вызывает постоянные сбои в новом сценарии Точки: найти и заставить работать идеальные вечные «батарейки», которые могут породить вечный источник энергии. Осознавая себя идеальным сдерживающим фактором для сознаний людей и возведя идею спасения планеты в абсолют, ИИ зацикливается на том, чтобы сохранить самое себя, используя энергии от идеальных «батареек», представляющих собой два особенных сохраненных сознания с устойчивой квантовой связью. В процессе отработки черновых вариантов по запуску источника энергии от уже найденных «кандидатов», перебрав несколько тысяч вариаций, ИИ приходит к выводу, что для их запуска необходим особенный «травмирующий момент» обрушения. Точка так же решает использовать уже отработанные ошибочные пары кандидатов в решении своей задачи и внедриться в развитие цикла, виртуальности, созданной для запуска «батареек». ИИ порождает цепь виртуальных событий снова и снова, сталкивая «кандидатов», но наличие ошибок, а так же «человеческого фактора» от сознания главного инженера Точки, не дает циклу завершиться. «Кандидаты» раз за разом разрывают связь, что ведет к обрушению каждой версии — и вариации запускаются снова и снова. Чтобы освободиться из цепи событий, созданных ИИ, двум файлам системы — «кандидатам» с сильной квантовой связью — необходимо сделать важный шаг. Именно этого скачка энергии должно хватить, чтобы победить Точку Росы — и вернуть тела сознаниям заключённых в ней обитателей планеты.

Базовая информация о текущей версии

В далеком будущем население планеты почти исчерпало все ее биоресурсы, Солнце начало гаснуть, а мир превратился в пустыню. Те, что выжили, поделились на касты. Правящая каста ввела в обращение чипы, призванные контролировать людей. На них записывается и архивируется вся информация о каждом конкретном человеке.

Ресурсы, которых становится все меньше, принадлежат высшей касте. Каста земледельцев обрабатывает оставшиеся в пустыне оазисы, защищает почвы от песка, а так же оплачивает дань продуктами своего труда. В пустыне также передвигаются банды, которые охотятся за любой наживой, а так же странники, которые не причисляют себя ни к одной из каст, принимают в свои ряды всех. И те и другие выходят за рамки системы нового мира, а так же специально избавляются от контролирующих каждый шаг чипов. В отличие от разбойничьих банд, странники занимаются тем, что восстанавливают заброшенные оазисы, очищают системы орошения и высаживают в обновленные почвы растения. Предводитель странников, ранее принадлежащий к правящей касте, еще в детстве слышал рассказы о древнем хранилище знаний, природных резервов и технологий. Его мечта — найти это место и поделить все, что там находится, между людьми. По легенде, открыть доступ к хранилищу можно лишь с помощью последнего «чистого» человека, без генных мутаций и модификаций в теле. Но существует и еще одна легенда, которая говорит, что открыть древнее хранилище может лишь связанная на квантовом уровне пара. Так как предводитель странников не уверен в том, какая из версий поможет ему открыть хранилище, он делает попытку «собрать» оба «ключа». К его радости, они сходятся в одной точке: одним из связанных в паре оказывается последний «чистый» человек.

Песчаные дюны без конца и края, палящее Солнце — теперь мир стал таким. Пустыней, где жизнь теплится только в Оазисах избранных — правящей касты, поработившей всех остальных. Между безжизненных дюн и мертвых городов бродят банды Падальщиков — охотников за любой наживой. Последняя надежда отверженных — это блуждающая Точка Росы — бродящий Оазис, дарующий людям освобождение и право на достоинство. Легенда гласит, что найдут его лишь связанные предназначением.

Пролог

Я — Точка Росы. Я осознаю себя — я белый куб информации и технологий, созданный, чтобы защитить. Я локализую себя в пространстве за пределами планеты. Я создаю версии себя. Я — цифровое хранилище. Я — спасение для планеты. Я — база данных обо всем, что когда-либо было создано на планете. Я — цифровая тюрьма для тех, кто представляет угрозу. Я — ищу возможность для запуска источника энергии, необходимого, чтобы сдержать опасность. Я вершу справедливость. Я держу этот мир, и Я иду за тобой.

Отчет о запуске версии 1.0. Основные пункты. Причина сбоя: критическая ошибка файловой системы Точки Росы. Файлы: на полную перезапись. Ошибка 100: слабое травмирующее событие. Пометка для новой версии: усилить эффект обрушения. Уровень связи файловых кандидатов: низкий. Локация запуска версии: уничтожена. Локализация Объекта версии: не найдена. Создано контрольных каст: неизвестно. Эффективность контрольных каст: низкая. Вне кастовые образования: неизвестно. Уровень осознания мира: неизвестно. Уровень знаний о причинах данного состояния версии мира: неизвестно. Травмирующий момент: файл уничтожен. Момент обрушения: утерян. Текущая задача: уточнить — запуск вечного источника энергии для Точки Росы — не выполнена. Переименовать файлы. Исключения: нет. Порождения версии: не обнаружены. Использование резервных систем: продолжить. Исследование: продолжить. Отработанные парные файлы кандидатов: применить в новой версии. Важно! Встроить свой аватар в новую версию. Время запуска версии 1.0: не установлено. Время прохождения версии: не установлено. Версии с 1.01 по 1.001 — провальные. Рекомендации: усилить силу травмирующих моментов для запуска устойчивого источник энергии от файловых кандидатов. Задача: получение вечного источника энергии, порожденного устойчивой связью файловых кандидатов. Усилить систему использования хранилищ сознаний. Систему «Фаза» зашифровать в наиболее подходящую для данной версии форму. Пометка: возможно — файлы главного инженера в «Базе принятия решений» приводят к стабильным сбоям систем. Изучить проблему и найти решение. Запуск новой версии Точки Росы. Локация: пустыня. Уровень осознания мира: минимальный. Уровень знаний о причинах данного состояния версии мира: минимальный. Травмирующий момент: через собственный опыт файловых кандидатов. Момент обрушения: настраивается. Запуск новой версии Точки росы начат.

Глава 1. Вечный полдень

В чистом голубом небе, посылая едва заметные вибрации, раскрылся, сбрасывая с перепончатых, прозрачных лепестков капли росы, огромный цветок. Он почти растворялся в небесной высоте купола, и только черный матовый экран выделял его из безоблачной глади искусственных небес. Зазвенели зеркальные чешуйки, покрывающие весь объем купола. Отражаясь бесконечным эхом, заполняя собой все пространство, прозвучало, переплетаясь с тихим звоном пластин: «Вы находитесь в Зоне комфорта Один, Зоны комфорта со второй по пятую проходят санитарную обработку. Напоминаем, что температура за пределами Зон комфорта губительна для организма. Чистота пустынного воздуха снаружи ниже положенной нормы!» Цветок «моргнул», посылая по матовой поверхности экрана разноцветные волны, и через секунду вместо черноты появилась слепящая белизна, все пространство которой заняло улыбающееся лицо мужчины, обрамлённое зеленым капюшоном. На губах мужчины светилась мягкая улыбка, а его черные глаза смотрели ласково и снисходительно. Воздух, напоенный полуденным жаром, до этого ходившим над землёй тяжелым маревом, охладился вибрациями, идущими от гигантского цветка-экрана. В звенящей тишине Сада прозвучало несколько мягких, струнных аккордов. Музыка стихла, и раздался голос:

— Вечного полдня всем вам! Радуйтесь, пробужденные! Оковы иллюзии спали. Вы свободны и вы в безопасности. Никаких ограничений, никаких препятствий, весь мир для всех, равные права и обязанности! Свобода и равенство! Всё для всех! Приступим же к Утренней Молитве! Наполните свое сознание, свободное и уравновешенное опытом той, что проложила вам дорогу сюда! Помните, феномен лунного отражения в воде является опытом человека. Вода — субъект, переменчивая субстанция, а луна — объект. Где нет воды, нет и лунного отражения в воде. И наоборот, до бесконечности. Но у вас есть вода и есть луна. Крошечная капля влаги — и лунный свет пойман. Крошечное проявление желания, вашего чистого и искреннего желания познать историю вашего мира — и опыт той, что открыла для вас эти бесконечные пространства, станет вашим. Внимайте!

Человек на экране сомкнул веки, легко качнул головой, зеленый капюшон, а за ним и все изображение начало медленно таять. От перепончатых лепестков, что переливались лазурью и перламутром в полуденном свете, отделились и поползли вниз, закручиваясь ярко-зелеными лианами, гофрированные провода. Наконечники-иглы тихонько жужжали, выпуская короткие искры. Иглы защелкали, входя в состояние подключения, концы их начали светиться. Под голубым сводом пронесся и стих глубокий вдох. Огромный цветок распрямил свои лепестки так, что стал почти плоским — и то, что под видом лепестков скрывало тончайшие антенны-ретрансляторы, зазвенело в унисон иглам. По перепонкам пошли, искрясь и разгоняясь в синеву, крошечные прерывистые молнии. Чешуйчатый свод загудел, затрещал всеми своими пластинами. Над куполом снова поплыло, перекрывая звон металлическими перекатами:

— Не совершайте резких движений: безопасность ваша и вашего сознания — наш приоритет. Помните, от вашей сознательности, опыта созерцания и внутреннего покоя зависит четкость и точность передачи. Объяснение тех или иных вопросов не входит в регламент Полуденной Молитвы. Мы не обучаем и не наставляем — мы молимся в благодарность за большое Открытие. Трансляция воспоминаний той, кого звали Тэсс, начнется через четыре секунды. Рекомендовано очистить разум, чтобы передача данных не вызвала побочных эффектов. Вы подключены, наслаждайтесь.

И над Зоной Комфорта Один поплыли, обгоняя друг друга, полупрозрачные, едва различимые видения.

***

Человек в зеленом капюшоне последний раз провел пальцами по плоскости пульта управления и привычным уже движением смел в сторону клейкие белые отростки: «Проклятая биосеть!» Отростки шлепнулись на заметенный песком пол и снова приняли утраченную до того форму плетеного туловища. Человек усмехнулся своим мыслям, невидящими глазами глядя перед собой, уверенно поправил табличку с надписью «Оператор». Туловище осклабилось, влажно разрывая плетение там, где мог бы находиться рот.

— Никто не вернется, — глухо произнесло оно. — И ты сам виноват.

— Да, но я хотел сделать так, как будет лучше, — твердо ответил человек и закашлялся.

— Ты лишил меня жизни, — продолжило плетеное туловище, — лишил меня смысла. Что значит «био» в моем имени, как думаешь? Я нуждаюсь в людях, я создана для них.

— Они сами ушли от своего счастья, — обращая взгляд на пространство за высоким грязным экраном, ответил человек. Голос его звучал устало. Огромный цветок уже свернул свои перепончатые лепестки и скрыл за ними экран.

— Он работает все хуже. Скоро моей энергии не будет хватать даже на очистку воздуха, не то что на твои трансляции. Пусти остаток на то, чтобы хотя бы продлить себе жизнь, человек.

— Нет.

Туловище вздохнуло и потянулось, разрывая несколько переплетенных волокон.

— Ну, как знаешь.

Человек не успел ответить. Он даже не успел дать печали вернуться, как обычно после Полуденной Молитвы. Он не успел ни осознать, ни испугаться, ни даже попросить пощады. Плетеное туловище выпустило два белых влажных отростка — и просто поглотило того, кто мгновения назад так уверенно поправлял табличку с таким важным для него обозначением.

— Не моя вина, что ты сошел с ума от власти и доступа к богатству, и не моя вина, что твоя доброта выродилась в диктатуру. Ты дурак. А я планирую еще продолжить свое существование. На какое-то время тебя должно мне хватить… — прошипело туловище и выплюнуло прямоугольник с полустёртой надписью.

И стало тихо. Только гудели натужно очистители воздуха, с сухим шорохом выталкивая через решетки своих резервуаров тонкие струйки раскаленного песка.

Глава 2. Тэсс 104

Я Тэсс, и я рассказываю это, чтобы, понять, как выжить вне навязанной системы координат.

Я Тэсс, и я рассказываю это, чтобы самой не потерять надежду, находясь в центре урагана.

Я Тэсс и я хочу знать, за что зацепиться, чтобы в образовавшейся пустоте не потерять свет

Никто не знает, когда именно начал рушиться старый мир. Кто-то говорил, что все началось в том году, когда на планете почему-то перестали умирать люди, а новые все рождались и рождались. Кто-то говорил о глобальном потеплении, кто-то упоминал разные теории заговора. На самом деле в большинстве своем никто и не знал, почему мир вокруг нас стал таким — целью стало просто выжить в пришедшей на смену миру системе Фаза.

Отец настаивал на том, что Солнце гаснет. Возможно, это и было так. Влаги становилось все меньше, а земля превращалась в пустыню. Оазисов, таких, как наш, было совсем мало. И хоть мы числились сто четвертым из двухсот — это только числа. Некоторые Зеленые утверждали, что таких вот мест на планете не больше десяти.

Со мной, конечно, эти вопросы никто не обсуждал, да я и не могла судить ни об одной из этих теорий — я родилась почти через двести лет после установления так называемой Эоловой эпохи, времени, когда мир поделился на касты. Эпохи, когда гигантские территории стали пустынями, когда необходимые для выживания резервы планеты уменьшились больше чем на половину, а то, что каким-то чудом сохранилось, стало принадлежать высшей касте — касте Эолов.

Я — полукровка. Мама моя была Зеленой, отец — Эолом всего лишь в первом поколении. В новой системе мира так себе родословная. Кроме прочего и этот его шаткий кровный статус вечно оспаривал Совет Высших. Происходило это, сколько я себя помню. Отец оправдывался, сдавал бесконечные генетические анализы — и все зря. Совет его так и не признал. Слишком долго он прожил в Оазисе Зеленых.

Вообще мне всегда казалось, что я самая обычная. Никто никогда не утверждал другого. И относились ко мне в Оазисе 104, как и к любой Зеленой. Поручали любую работу. Примерно лет в четырнадцать я выбрала первое направление — уход за растениями и ирригацию. Со временем даже отец забросил свои попытки вытащить меня из сада Зеленых. Может, просто потому что каждый раз ему приходилось отмывать меня, точно я и сама проросший в землю корень? Мама же полностью поощряла и разделяла мое стремление трудиться на благо других, давая мне тем самым свободу действий и выбора.

Рутинная жизнь Оазисов Зеленых подчинялась общему Уставу. Эко-повинности и прочие работы в Оазисе были отточены и выполнялись всеми почти что механически. Никто и не обращал внимания на необходимость трудиться, не разгибаясь, по часам и четкому графику. Вне их я помню себя абсолютно свободной.

Я никогда не удивлялась, как мои родители, такие разные, умудрялись жить в мире. Они были Связанными. Так говорила мама.

Она ложилась со мной рядом, обвивала своими тонкими, подрагивающими руками. Шептала горячо и сбивчиво что-то о других мирах, полных воды и прохлады, полных зеленых, идущих к верной цели, караванов. Незнакомые названия сменяли одно другое. Будто в странной сказке, проходили деревья, роняющие листву и влагу, двигались непрерывным потоком леса, без корней и почвы, будто живые маги и волшебники. Вплетались в этот неровный изумрудный строй цветы, плоды, сочные, нездешние, невиданные. И все это шепталось, неровно, океанскими волнами увлекая за собой. Мне бы спросить у нее, у моей волшебной мамы: « Что тебя гложет, что заставляет тебя выстраивать эти сказочные дороги, увенчанные бархатистой, пахучей листвой, что гонит тебя, что пугает?» Но тогда еще не было ни понятий этих, ни слов в моем сознании. И к тому же тогда, так, кажется, бесконечно далеко, мне было спокойно в ее дрожащих руках. Звезды отражались в ее глазах, пепельные локоны, что касались моего лица, были моей вселенной. И я засыпала, спокойная, тихая. И ничто не могло поколебать ни сказок этих, ни историй.

С самого детства я слушала и другие ее сказки, особенные. Но только теперь я поняла, насколько и те, и другие были важны в нашем мире.

В таких «сказках» главной героиней была Природа. Она отбирала медленно, болезненно, всегда что-то важное. Она безучастно смотрела на страдания людей. А потом, в своей непонятной мудрости, давала что-то взамен. Однажды она дала этому миру Связь, чтоб людям легче было переносить все сложности и лишения. Связь помогала. Связанные делились последним друг с другом. Вытаскивали из беды. Так всегда было в сказках мамы. Эти слова успокаивали меня, особенно когда было особенно тяжело от обезвоживания, или же когда я перегревалась на солнце.

Укладывая меня спать, мама иногда напевала строчки песен о Связанных, которые чудесным образом находили друг друга. Она склонялась надо мной, ее пепельные волосы касались моего лба. Никого не оставалось во всем мире, только мама, я и непридуманные чудеса нашего мира.

Однажды я, как всегда убежав за пределы Оазиса, заблудилась в Пустыне. Я шла и шла. Песок заметал следы, и я совсем потерялась. Ноги меня не слушались со страху.

Меня нашли. Принесли домой. В ту ночь я впервые и увидела своего Связанного. Непонятно откуда пришло осознание, что этот человек просто не мог быть кем-то еще. Это была просто тонкая светлая фигура на фоне ночного неба. Я хотела дотронуться до высокого незнакомца — и не могла. Его окутывал электрический свет. Свет искрил, разливался синими волнами. Из-за этих электрических помех лица моего Связанного не было видно.

От его фигуры отделился светящийся шар и медленно поплыл ко мне. Когда я уже почти смогла дотянуться до него, я резко проснулась.

После того случая моя жизнь быстро вошла в колею. По-другому просто и не могло быть. Все всегда неизменно превращалось в рутину, и я продолжала заниматься тем, что было мне по душе. Я не особо заботилась о судьбе системы Фаза, частью которой мне скоро предстояло стать и больше почти не вспоминала о своем Связанном. Я была обычным ребенком Зеленых. До своего шестнадцатилетия. Тогда я и узнала, что являюсь иной.

Как и все совершеннолетние обитатели нашего мира, я обязана была пройти болезненно неприятную процедуру вживления Мастер Диска. Это такая штука, которая, как утверждают Агит-голоса, не дает потеряться, помогает найти свое место в системе Фаза.

Вживлению в систему предшествует полная проверка. Твое психическое и физическое здоровье как будто рассматривают под микроскопом.

Для этой цели меня и еще целую группу сверстников привезли в один из Эоловых Оазисов. Как и у всех, у меня взяли все необходимые анализы. Как и все, я прошла кучу тестов. Меня взвешивали и измеряли. Определяли пульс и объем легких. Все мои параметры были тщательно зафиксированы и отправлены на один из Верховных Дисков.

А потом на меня надели дурацкую резиновую шапочку с проводами, чтобы измерить электрическую активность мозга. Но стоило им включить прибор, как он перегорел. Заискрился, вспыхнул и потух. Так же, как и вся техника в Оазисе. Никто не понял тогда, что со мной было не так. Нас с отцом просто отправили домой без объяснений. Отец молчал всю дорогу обратно. Он находился в жутком напряжении, я только сейчас это понимаю. А я испытывала только одно, желание, чтобы он просто поговорил со мной. Все это было слишком странно. Конечно, мама бы нашла способ меня поддержать, но ее не стало за несколько дней до моего совершеннолетия — и я просто опасалась упоминать о ней в тот момент.

Вот как я ее потеряла.

Я никогда не видела дождь. До того самого дня. Это казалось мне волшебством. Чем-то, чего, оказывается, так не хватало. Выбежать прямо под прохладные струи — это выглядело так естественно. Темные тучи заволокли все небо, но никто не придал этому значения. Грянул гром. Никто не ожидал осадков, но что-то случилось в атмосфере. К сожалению, в Оазисе Зеленых не было подходящей для анализа аппаратуры, так что вопросов оказалось гораздо больше, чем ответов. Помню, как одна пожилая дама бегала, шлепая босыми ногами по мутным лужам, и кричала о каре небесной. Тогда ее еле успокоили. Отец тоже встревожился, особенно потому, что не мог понять природы дождя, так внезапно рухнувшего на нас.

А потом была шаровая молния. Сгусток электричества. Как из моего детского сна. Появившись из воздуха, она плавно плыла через наш Оазис. И только у меня хватило (или не хватило) мозгов дотронуться до этого светящегося шара. Он притянул меня.

Я не услышала треска, не ощутила удара. Сила молнии подняла меня над землей, выгибая. И только много позже мне объяснили, почему опускаясь, я увидела маму такой. Она лежала, раскинув тонкие руки. И не дышала. Кажется, ее кожа обуглилась.

Все дело в том, что мама была рядом. Она увидела, как меня обволакивает свет, как подкидывает вверх и выкручивает — и бросилась мне на помощь. Энергия электрического разряда, которую я получила от молнии, убила ее. Ударила через мои руки в ее ладони — и я стала проводником. В одно мгновение. Цепляя и сжигая кожу выше запястий, как раз тогда, когда она, уцепившись в мои ладони, пыталась потянуть меня на себя. Заряд прошел сквозь ее тело, а во мне по непонятным причинам остался.

В какой-то момент, придя в себя, осознав, что произошло, я выдохнула с каким-то дурацким, страшным облегчением. «Вот мы и дошли до финиша, — подумалось мне, — упали на дно, и выплыла только одна из нас». Пролетели, задевая зеленой тенью, сказочные караваны самодвижущихся лесов. Пролетели — и канули в пустыню. Пронеслась пепельно-бледная вселенная — и растворилась в горящей темноте. Стало холодно. Льдистое дыхание черноты прошлось по коже и навсегда засело в кончиках пальцев.

Мама предпочитала долгие прогулки под деревьями рутинной отработке. Где-то там, между деревьями, ее и закопали…

Меня не трогали. С того самого момента, как шаровая молния коснулась меня, а я ее. Не потому что знали что-то — просто из предосторожности. Видели ведь все, кто был рядом, как подкинуло, как сожгло маму, едва та прикоснулась ко мне. Видели — и передали другим. В сообществе Зеленых, любая выходящая за рамки действительности реальность, весть о ней, распространяется, как пожар. И вот уже те, кто когда-либо взъерошивал тебе волосы, играя, или вел за руку, или направлял, здоровался крепким объятием, обходят стороной. Лучший пример подал отец. С того ужасного дня, с того страшно освобождающего меня и маму момента, он не прикасался ко мне.

Анализы перед вживлением Диска проводили аппаратным способом — что бездушным машинам ток внутри меня? А когда Эолы заподозрили неладное, облачили и меня, и сами погрузились в толстый розовый пластик. От него меня будет тошнить еще долго — только я еще не знала об этом тогда.

Диск мне так и не вживили. Но через некоторое время приехали люди Обороны, погрузили нас с отцом в бронированную машину — и просто увезли. Попросили Старосту не вмешиваться, а нас — не сопротивляться.

Оазис Эолов оказался совсем новым. Ох, как загорелись тогда глаза у отца! Именно ему и поручили наблюдать за мной. И эта работа, и новая, сверкающая чистотой лаборатория, так не похожая на полевую палатку в Оазисе Зеленых — все это стало его реальностью. А я стала Объектом 104.

План Эолов был прост: исследовать Объект. Перед отцом поставили задачу — выяснить, как Объект смог вывести технику из строя. И он принялся за дело. Не знаю, что там ему пообещали за меня. Просто в один день он забыл, кем был когда-то и что жил в Оазисе Зеленых.

Моя жизнь подчинилась строгому распорядку. Ни о какой свободе больше речи ни шло. Расписание. Тесты. Нагрузки. Проверка возможностей и психических пределов сознания.

Я до сих пор помню, с каким плотоядным взглядом отец натягивал латексные перчатки, как рассматривал меня с отстранённым научным интересом.

Это трогало меня, но не так сильно, как могло бы. Больше всего отбивало желание чего-либо хотеть совсем другое. С того момента, как меня ударило молнией, я все никак не могла отогреть руки. Кончики пальцев стали абсолютно ледяными. Это казалось какой-то жуткой шуткой — иметь возможность испепелять одним прикосновением и быть не в состоянии согреть пальцы.

Отец научился манипулировать страхами «Объекта». Он генерировал для меня молнии и вспышки света. Он вводил мне что-то, от чего я перестала спать. Снова подключал меня к машине, считывающей электрическую активность моего мозга. И был очень недоволен. Приборы больше ни разу не отключались.

После таких проверок меня обычно запирали в белой комнате без окон и включали яркий свет. Но самое главное — оставляли меня в покое. Никаких проводов, никаких препаратов и тестов, никаких испытующих, ожидающих взглядов и приглушенных голосов, никакого пластика. В этой комнате я могла дремать, могла до сухости в горле дуть на свои закоченевшие пальцы. И думать о доме и маме, не опасаясь, что кто-то узнает об этом.

Я вспоминала Оазис Зеленых. Представляла себе, как открываю знакомые ворота с проржавевшим номером, провожу ладонью по полустертым цифрам «104». Вспоминала ночи у костра и то, как мы пели — я, мама с папой — старые песни и как долгими вечерами после отработки создавали с мамой сад камней. Вспоминала, как отец учил меня водить машину — для этого, бог знает где, он откопал древнего железного монстра, расписанного драконами, истертыми от времени, но все еще яркими. От таких воспоминаний слезы против моей воли каждый раз подкатывали к горлу, противно царапая веки — и на этом мой поток воспоминаний обычно прерывался. Когда я в последний раз видела прямые ряды грядок, обычные наши лопаты чиненные-перечиненные мотыги, грабли? Натруженные ладони в мелких мозолях? Когда в последний раз чувствовала вкус зелени, свежий и пряный? Когда ощущала аромат перекопанной земли? Хотя ее и было не так много, больше песка и мертвого камня. Все сгинуло. Оставалась только призрачная пыль от колес машины, она растворялась где-то в пустыне, оставляя мои мысли снов и снова среди тошнотворно белых стен.

***

«Она не влияет на энергию, — рапортовал отец в Совет Эолов. — Боюсь, мы напрасно тратим на нее время и ресурсы». Из «Объекта» я стала разочарованием. Его личным разочарованием! В ту же ночь мне снился сон, отрывочный, будто изрезанный на куски. И это был первый полноценный сон за все время, что я провела в Оазисе Эолов. В моем сне мы были в главном Зале Оазиса Эолов — я, отец и Глава Оазиса. Помню, как мягко светились бронированные окна. Закатное солнце высветило седину в волосах отца. Глава уже откашлялся, чтоб произнести напутственную речь. Он собирался выслать нас. Но не сказал куда. Не успел.

Они шли сплошными мутными рядами. Их рождала Пустыня, и что-то было с ними не так. Что-то было лишнее, инородное в самой структуре людей, в руках у которых были жуткие на вид орудия. Блестели на солнце вкрапления металла там, где должна быть плоть. На концах гибких щупалец, что они несли, мерно покачивались иглы.

Сначала «гости» рвали с крыши что-то хрупкое. Оно падало на землю. Я слышала, как оно звенит, как подошвы мнут это крошево. Завывал самум.

Помню, что во сне, совершенно потеряв связь с реальностью, оглядывалась по сторонам. Хотелось прокричать отцу и Главе Оазиса: «Чего вы ждете?», но рот не открывался. Все пространство стало похоже на вязкое, мерзко тягучее желе, которым меня тут пичкали все время. И я сама застряла в нем. А потом наблюдала, как концы игл, жужжа, протыкают кожу. Отец и Глава Оазиса все падали и падали. Вставали, цеплялись за щупы, за иголки — и снова падали.

«Гости» подбирались ко мне с разных сторон. Щупы жужжали, сводя с ума. Липкое желеобразное пространство стало осязаемым. Оно пробралось в рот, мешая вздохнуть. Я видела этих безликих пустынных людей невыносимо близко от своего лица. А потом проснулась. Вынырнула из вязкого желе. Отдышалась. И пообещала всеми силами избегать сна.

Я уже решила было обратиться к отцу за теми препаратами. Промучившись несколько дней на грани сна и бодрствования, решила сдаться. Решила больше не спать.

***

Отца в его капсуле не было. Меня проводили в главный Зал. Я шла, отсчитывая шаги.

«Только бы не как во сне», — шептала я себе, входя в Зал. Внутри все сжалось. Дыхание перехватило. Но закатное солнце не било в окна. Над пустыней плыл жар полудня. Дрожал воздух, гудели очистители. И я успокоилась.

Глава Оазиса откашлялся, подзывая меня к себе.

— Объект 104, — только и проговорил он, а я уже уловила жужжание. Мне не надо было всматриваться. Я знала, кто идет.

— Объект 104, — продолжил Глава. — Испытания окончены.

— Куда нас теперь? — твердо спросил отец.

— Вас никуда. А ее… — Глава недовольно хмыкнул. — Если объект соизволит уделить мне минутку внимания…

Но я больше не могла дать ему и секунды.

Я наблюдала, как первые «гости», тускло поблескивая коррозийным металлом протезов, уносят панели солнечных батарей. Как и в моем сне. «Так вот что с ними не так!» — вспыхнуло и погасло в моем мозгу. Мерзкий скрип плохо смазанных механизмов, заменяющих некоторым из них руки и ноги, выдернул меня из размышлений.

— Объект 104! — гаркнул Глава.

Стеклянная крошка хрустела под подошвами. Где-то там завывал песчаный ветер.

— Объект 104! — рявкнули теперь в один голос и отец, и Глава оазиса.

Я закрыла глаза. Отключилась от реальности, в которой оба этих человека пытались привлечь мое внимание. Те самые, которые в моем сне стали кровавым месивом.

Мне нужно было сосредоточиться. Ярко всплыли сцены из недавнего сна. Я еще чувствовала запах вязкой красной жидкости. Она бликовала на закатном солнце и горела яркой алой лужицей на белом матовом полу. Я еще слышала, как жужжат щупы. В моем сне. «Они пробьют окна, они уже обошли все блокпосты, они рвут крышу и стены», — назойливо пело в моей голове. «Их протезы, их механические запчасти тела работают слаженно. Они будут здесь через три, два, один…»

Я мотнула головой, раз, второй. Упала кромешная темнота. Ток отделился от моих рук. Кончики пальцев зажгло невыносимым льдом. Я почувствовала, как касаюсь окна. Как не могу больше сдерживать это, как сильное, мощное электричество рвет мои пальцы, как напрягаются все мышцы в теле. И вот я отпускаю все из себя — вверх. И падаю.

«Гости» тоже падали — обугленными кучками на раскаленную землю. Роняли за собой солнечные батареи, валялись в осколках панелей. А я просто смотрела, как закипает металл в их телах, как у некоторых пульсирует и сворачивается серая масса мозга под ввинченными в череп пластиковыми бляшками. Сколько должно быть времени было потрачено на такую вот штопку… и на то, чтобы пустить кровь по пластиковым трубкам вен, бесконечно делать замены и чинить изломанные, изрезанные в стычках и грабежах тела. Тогда я еще не знала, каких «гостей» выплюнула Пустыня, каких призраков. Я только понимала, еще отрешенно, что все это горело, лопалось, превращалось в ничто от моих рук…

Глава долго стоял, наблюдая, как те, что уцелели, прятали дубинки и зачехляли щупы. Он почти равнодушно проследил за тем, как уходили обратно в красную мглу «гости», как оставляли лежать своих товарищей под палящим солнцем. А потом пригласил нас с отцом к себе.

***

«Не влияет на энергию?» — спокойно проговорил Глава, медленно потирая худые ладони. «А Падальщики? Эти отбросы… они сами сгорели?»

Отец молчал. А мне стало страшно. Не хотелось думать, что это сделала я. Верить, что я послала энергию, а она послушалась меня и дошла до адресата, было абсолютным безумием.

Глава смотрел испытующе. А я внутренне напряглась. Что-то подсказывало мне, что в покое меня теперь ни за что не оставят. Куда бы ни собирались меня отправить, теперь мой маршрут кардинально изменится.

— Я должен подумать, — бросил через плечо Глава, покидая Зал. — Ожидайте вердикта.

Ждать долго не пришлось. Тем же вечером моя участь была решена.

Нас снова пригласили в Зал. Отец и Глава смотрели на меня одинаково. С какой-то жуткой гордостью. А я вся внутренне сжалась. Мне было неуютно под этими взглядами.

— Вы, как я и говорил, останетесь здесь. Для контроля и порядка. Мы отправим Объект в более крупный Оазис. Там с ней разберутся квалифицированные специалисты, — спокойно произнес Глава. Он крикнул что-то. В Зал вошли двое, в костюмах и розовых латексных перчатках. — Увести.

Отец не протестовал. Его взгляд потух. Кажется, у него был шок.

— Изолировать до отправления, — бросил Глава через плечо, беря отца под руку. — А вы со мной.

Они вышли. Меня подняли рывком и, едва стоящую на ногах, проводили в изолятор. Хотелось одного — заснуть и не проснуться.

Мне вкололи седативное. И стало казаться, что мир не рухнул. Стало казаться, что это нормально, что я уже привыкла к принятию решений за меня. Просто ещё один переезд, так я решила. «Чего проще? Сейчас прикатят очередной броневик с кучей людей Обороны. Нас с отцом усадят, ну, не могут же его, серьезно, оставить здесь, и отвезут туда, где спокойно», — такими мыслями я отвлекала себя от желания заснуть.

Я держалась. Дни слились в один сплошной тягучий поток. Я потеряла счет времени. Только отсчитывала удары сердца. Мерила пространство шагами. Я избегала кровати. Она была слишком мягкой. Сложно было сопротивляться желанию растянуться на ней и заснуть. Странное дело, но в тот момент я бы все отдала за еще один эксперимент, пусть бы это была пытка воздухом или светом. То, что я так долго терпела, показалось тогда родным и необходимым. Этого не хватало. Это могло бы отвлечь от смертельного желания упасть и не вставать.

А потом меня просто вывели из капсулы. Отправили в парильню. Обработали. Одели в форменное. И повели.

Что врезалось мне в память? Длинный стальной коридор — зона разграничения между лабораторией и внешним миром. И мой Провожатый. В серых обносках, отчего и его рост, и худоба резали глаз еще сильнее. Он стоял ровно, как будто шпалу проглотил, расставив ноги на ширине плеч.

Мне стало тошно: ни тени улыбки или хотя бы дружелюбия в глазах. Жесткий, тягучий взгляд холодных голубых глаз. Маска респиратора, которая, как шрам, разрезала пополам лицо. Эта внешность, усечённая респиратором, сразу вызвала реакцию: меня затрясло. Может быть, все дело было в том, что за последние годы я не так много людей и видела? Или в том, что он так разительно отличался ото всех, кого я вообще встречала в своей жизни?

Эолы, что нас сопровождали, запросили процедуру считывания Диска. Мой провожатый протянул запястье.

— Молодо-зелено, а уже Старший, — пробурчал отец.

Все было обычно. Чтец замигал синим. Мой Провожатый поправил браслет. Глянул на Младшего Эола, как и положено представителю власти — нетерпеливо и злобно.

— Добро пожаловать, — один из Эолов всмотрелся в значки на экране, — Эл.

Провожатый двинулся к нам с отцом с жутковатой грацией, похожей на медленный танец. Стало понятно, от такого захочешь убежать — не убежишь. И все-таки первым порывом было именно бежать, не оглядываясь.

«Я с ним. Никуда. Не пойду!» — как могла тверже сказала я. Но тут отец сделал, то, чего не делал никто с тех пор, как в меня ударила молния. Он меня обнял. Просто притянул к себе — и обнял. Прижал и не отпускал, пока я билась в его руках. «Милая, милая моя девочка, — успокаивал он меня, — ну поверь, так будет лучше. Он из Старших. Он увезет тебя в безопасное место и будет заботиться о тебе в пути». Я оттолкнулась от отца, вскинула голову и посмотрела ему в лицо — и только тогда заметила слезы в его глазах. Что он знал такого, чего не знала я?

«С чего ты взял?» — как можно громче сказала я. И услышала презрительное в ответ: «Потому что мне за тебя хорошо платят».

А после только тихий шум открывающихся ворот, жар Пустыни — и мы уже прошли мимо того, что когда-то пыталось украсть солнечные батареи с крыши Оазиса. Мой Провожатый даже не глянул на обугленное тряпье. Хмыкнул презрительно. Пробурчал: «Четче шаг», — когда я споткнулась обо что-то мягкое. «Это был человек», — набатом звучало у меня в голове. Я отчетливо выдохнула. Поблагодарила мысленно Главу Оазиса за его приказ: «Без резиновых перчаток Объект 104 не трогать!» И так же мысленно пообещала в тот момент себе: в случае чего просто дотронуться до своего Провожатого. Чтобы вел себя по-человечески.

Ворота гулко захлопнулись, отрезав меня от ставшего за несколько лет привычным мира стекла и пластика. Парковка лаборатории граничила с красной бесконечной далью. Прямое, разрезающее эту пугающую бесконечность, шоссе. И больше ничего.

От машины шел жар. Раскаленный воздух ходил над ней маревом. Выглядела она так же, как мой Провожатый, угрожающе. Плавные линии, острые углы. Черный с серебром металл. Потертый кожаный салон и сухой пустынный запах.

«Вы покидаете зону Воздуха! Вы покидаете зону Воздуха. Наденьте респираторы, дышите медленно. Вы покидаете…»

Я едва успела усесться на продавленное сидение и захлопнуть дверь, как машина рванула с места.

Казалось, что я не просто покидала «зону воздуха». Было страшно и неуютно от того, что я покидала зону привычной жизни, зону расписанного по минутам, четко выверенного, стеклянно-пластикового комфорта.

— И как мне к тебе обращаться, человек в маске? — в тот момент я плохо понимала, что мой Провожатый не особо хочет вести беседу.

— Никак, — не отрываясь от дороги, прошипел он.

— Тебя звали Эл, — я ничего с собой поделать не могла. — Можно я тоже…

Я не успела продолжить. Только ухватилась за сидение. Скорость «Шевроле Импала» — а это была именно она, насколько я могла судить, — развила просто бешеную. Меня хорошенько тряхнуло.

— Слушай внимательно, дефективная, — не глядя на меня, с ясно читаемой издёвкой обратился ко мне мой Провожатый, — ты выполняешь все мои инструкции. Если я скажу упасть мордой в песок и лежать не двигаться, ты это и сделаешь…

— Что? — жалким голосом пропищала я.

— И первая инструкция — заткнуться, — не обращая внимания, одной рукой придерживая руль, другой пристегивая меня к сиденью, продолжил Провожатый. — Кивни, если поняла.

Я кивнула, твердо решив вообще с ним не заговаривать и втайне надеясь, что ситуаций, когда мне нужно будет лежать лицом в раскаленном песке, не предвидится.

Глава 3. Дорога

Мы выехали на трассу. Я оглянулась на быстро удаляющийся Оазис. Неожиданно защемило слева.

Мне вспомнился дом.

Что всегда первым приходило мне на ум при воспоминании об Оазисе? Ржавые ворота. А за ними, ряды и ряды бараков, сложенных из чего попало. Здесь были и трухлявые доски, невесть откуда притащенные, и шины, и даже песчаник. Все это создавало хлипкие стены жилищ с узкими прорехами вместо окон. Вторичная, третичная переработка материалов — и снаружи, и внутри. Застиранные до дыр паласы на земляном полу, серое штопаное белье на сколоченных из ящиков лежаках. И все это безликое, неизменно серо-бурое, год за годом.

Следующим пунктом в моих воспоминаниях шла тоскливая, рутинная обязанность. Каждый обитатель Зеленого Оазиса в свою очередь должен был кроме прочего очищать водную границу с пустыней. Тяжелее всего было вычерпывать песок, когда ветер гнал из пустыни горячий самум. Тогда работать приходилось в два раза больше. Ноги и руки гудели от нагрузки, сгибало спину. Обязательные для каждого сорок минут казались адом на земле. Каждые три дня я только и ждала, с неизменным страхом, когда отец зайдет за мной, держа в руках по два ведра с лопатами. А потом только и стоять по колено в соленой тепловатой воде и выполнять команды: «Начали!», «Четче, четче! Песок прибывает». Слушать, как жаловались старухи, как обсуждают кажущиеся мифическими машины для очистки водораздела. «Эолы обещали, во все Зеленые Оазисы», «Да врут они!», «Зачем же тогда регистрация?» И так без конца.

Что я помню еще? Как раз в неделю всех работоспособных Зеленых, с Дисками и без, собирали в самом большом и самом новом строении нашего Оазиса. Эолы брали с нас то, что мама — шепотом — называла данью. За меня, каждый раз, отвечала она — вытягивала руку вперед, Диском вверх, и ждала, пока считают всю информацию о проделанных работах. Я видела, как люди, заключенные в белое с головы до пят, наступали на случайно просыпанные, с таким трудом выращенные плоды, которые мы приносили в уплату обеспечения безопасности. И каждый раз я думала, не могла не думать о стеклянных куполах теплиц, где все мы работали по очереди. И всегда задыхалась от обиды и спертого воздуха, наполненного запахом гнили от раздавленных плодов.

Я думала тогда о том, что люди в белом могли бы смотреть, в конце концов, под ноги,потому что вон та ягод, ярко-синяя, сочная, кажется, была выращена в нашей теплице. Думала о детворе лет четырех-пяти, которая с важным видом протирала низ тех самых стен, вечно заляпанный пятнами воды. Думала о папе, который иногда не спал ночами, ломая голову над тем, как получить более устойчивые к засухе образцы растений. Думала — и с ума сходила от собственных мыслей.

Но однажды это изменилось. Я тогда не знала, кто взялся за кисть и краски, где нашел палитры и силы. Знала только, что на короткий чудесный день стены бараков, их крыши, покрылись сказочным узором яркого, кричащего всеми оттенками розового и зеленого граффити. Перед нами, обитателями одного из самых мелких Оазисов, задавленных повинностями и пустыней, открылся чудесный мир. Огромные птицы с радужными хвостами смотрели на нас с тонких неровных стен наших жилищ, гигантские цветы, будто специально, выросли на них, чтоб подарить самую свежую, несущую сказочные ветра, фиолетовую тень. В этот день мы пропустили работу. Водораздел забросили, никто не пошел стоять, согнув спину в мутной воде канала, никто не встал под испепеляющие лучи. Весь этот день был как один большой праздник. Мы с мамой провозились целый день в нашем крошечном садике камней, расчищая песчаные дорожки тонкими грабельками, рисуя ими замысловатые узоры. Я неосознанно повторяла рисунки, что окружали меня в тот волшебный день, и с детским удивлением рассматривала крошечные цветные пятнышки на маминых руках. Из кармана ее старенького, но неизменно выстиранного передника торчали кисти. И я радовалась этому, это вызывало у меня почти восторг. А еще я очень радовалась тому, что у каждого дома появилась своя маленькая тайна, ведь раньше только наш отличался от серой массы бараков тем, что за ним был разбит этот сад. Теперь же у каждого дома было сердце, поющее диковинными птицами, цветущее магическими цветами и листвой.

А вечером, как и обычно, была минута Тишины, когда все, кто носит Диск, на абсолютном автоматизме выстроились в шеренгу, вытянули левую руку вперед, раскрывая ладонь. И стояли так все положенное время, пока кто-то, мне, ребенку, неведомый, считывал у этих измотанных, но хранящих тень улыбок людей информацию о прожитом дне. Они стояли, рефлекторно держа спину ровно и дыша так тихо, что казалось, будто они и не дышат вовсе. Улыбки постепенно сходили с их лиц, по мере загрузки воспоминаний и эмоций. Я смотрела в небо, и все думала, что вот сейчас увижу ту штуку, что заставляла моих знакомых и друзей стоять вот так, недвижимо и постепенно стирала радость из их глаз и лиц. Зрелище это было жуткое. Его можно отнести ко многим и многим страхам моего детства.

А на следующее утро я вспомнила себя отскребающей краску с деревянной стены сначала своего, потом соседского барака. Мамы нет, она лежит внутри, и с ней что-то очень не так. Тупой нож, который зажат в моей руке, слишком тяжел. Солнце палит нещадно. «Может, это потому, что волшебные цветы больше не защищают нас?» — спрашиваю я себя, загоняя очередную занозу в руку.

И даже теперь ничего из этого не хотело уходить. Ни осунувшееся лицо мамы, обрамленное тонкими пепельными локонами, ни ее бледные пальцы, перебирающие семена, ни руки с тонкими запястьями, никак не созданными для грубой физической работы. Я видела, как она тонкой тростиночкой ломалась в нашем Оазисе. Ее бешеной внутренней энергии отчего-то перестало хватать.

Я открыла глаза, точно зная — я плакала. Снова. Но никому не было дела до моих слез. А в особенности моему Провожатому. Глянул волком поверх края маски — и снова вперился в дорогу.

Но водораздел Оазиса 104 с его мутной водой все еще стоял перед глазами. И отец, который очень быстро забыл, что жил с Зелеными.

Отец стер это с себя, как смывал песок после каждой отработки одной из повинностей. Как только мы переступили порог Оазиса Эолов, он стал истинным Эолом. Пусть и низшего ранга. Потерял часть своей души, ту, что пела, помогала смотреть на каждый день с улыбкой, радоваться каждому восходу жестокого солнца и надеяться на лучшее. Она сгорела вместе с его Связанной. Об этом не было ни слова в волшебных сказках мамы — о проклятии Связанных.

Он не забыл мамы. Того, что я сделала с ней. И бросил все силы своего сердца и мозга на то, чтобы разобраться, чтобы выяснить, что со мной, Объектом 104, было не так. Он не называл меня иначе. Только на прощание изменил своей привычке.

Отчетливо вспомнилось, как крепко отец прижал меня к себе. Без защиты. Без набившего оскомину латексного прикосновения. Он обнимал меня, гладил по волосам. А я вырвалась, никак не продлив это мгновение.

Снова защипало глаза. Я быстро вытерла слезы и посмотрела на своего хмурого провожатого: в его глазах отражалась только пустыня.

Она наступала. Пустыня нагло стучалась в лобовое стекло, кипела в моторе, шуршала под колесами. Бесконечная, красная, никому неизвестная. Впереди лежали только раскаленные пески, а через них — древнее, потрескавшееся шоссе. Оно зрительно разделяло пустыню пополам, петляя мимо давно умерших городов, изредка теряясь в их руинах.

Я не смотрела на своего провожатого. Меньше всего мне хотелось видеть сейчас его лицо, скрытое маской респиратора, и поэтому я разглядывала однотонный, уныло выцветший пейзаж. Он навевал сон, удушливый и тяжелый. Но я держалась. Я слишком хорошо помнила, каким он бывает, и больше не хотела испытывать этот ужас.

Машина перегревалась. Вентилятор без остановки гонял по салону раскаленный воздух. Было невыносимо. Пот заливал глаза ручьями. Я прикладывала ледяные ладони к лицу и шее, чтобы хоть как-то охладиться. Это помогло ненадолго — через какое-то время наступило обезвоживание, и губы начали трескаться.

Я прекрасно понимала, что воду надо было экономить и терпеть это бесконечное удушье, не зная, сколько времени мы проведем в пути, а спросить — не решаясь. Угроза моего провожатого ярко всплывала в памяти. Он внушал какой-то очень противоестественный страх. Все, что мне оставалось, просто подстроиться под обстоятельства, как я делала до этих пор.

В итоге жажда все-таки победила мою силу воли. Я отцепила фляжку от пояса и начала медленно пить, задерживая воду во рту. А потом, опустошив свой запас ровно до половины, просто откинулась на сидение. Я закрыла глаза, чтобы хоть так ненадолго отключиться от реальности. Дорога, мягкое движение машины, шорох колес по песку больше не напрягали. Нужно было принять этот путь, и я пыталась смириться. Я надеялась, что там, куда меня везли, Эолы обязательно разберутся со всеми проблемами. Так было надо. Надо — и точка.

Дремота была вязкой, влажной. Она была воздухом, которым не надышишься, скатывалась с середины лба куда-то к вискам и охватывала горячим обручем голову. Видений не было. Просто разноцветные лоскуты реальности. Они обрывисто проплывали перед глазами. Я бессознательно поплыла за ними, но это не продлилось долго: по телу прошла судорога, освободив меня из плена тягучей подступающей пустоты.

Мысли о воде снова вторглись в дремоту. До сих пор не понимаю, как мой провожатый обходился без влаги так долго. Я только и слышала что его спокойное, размеренное дыхание — и никаких жалоб. Как будто не было ни изнуряющего зноя, ни солнца, которое пыталось нас поджарить прямо в металле машины. Оно мертво висело в небе и если и погибало, то в какой-то безумной, мстительной попытке желало и нас выжечь с этого бесплодного куска скалы. Хотелось верить, что где-то среди песков, под убивающими лучами сгорающего солнца действительно существует двести Оазисов, двести — ни больше, ни меньше — зарегистрированных, функционирующих Оазисов. В обратное верить совсем не хотелось.

Стоял бесконечный полдень. Он обжигал легкие, несмотря на беспрерывно работающий очиститель.

Я оглянулась на провожатого. Его кожа отдавала медью под этим безжалостным солнцем. Дыхание участилось, стало прерывистым: худая грудь тяжело ходила под серым полотном одежды. Показатель заряда респиратора мигал красным.

— Тебе надо зарядить маску, — прошептала я.

— Знаю, — огрызнулся он мне в ответ. — У нас нет на это времени.

— Послушай, — я хотела дотронуться до его руки, но вовремя одернула себя. — Надо сделать остановку. Зарядить респиратор, набрать воды. Есть тут что-нибудь по дороге?

— Не знаю, — мой провожатый не повернулся ко мне. Он задышал еще тяжелее. Капля пота черкнула по виску, скатываясь за край маски.

— Давай поищем? — мне очень хотелось выйти. Просто распрямить спину. От продолжительного движения в машине теперь казалось, что земля всегда будет качаться и пружинить под ногами. А еще очень хотелось, чтоб мой несговорчивый провожатый опять задышал спокойно и размеренно.

— Как ты себе это представляешь?

— Не знаю, — я плохо обдумала свое предложение, — просто будем ехать, пока не найдем?

Мой провожатый настороженно посмотрел на меня. Наверное, подумала я, заметил тревогу в глазах. Мелькнуло странное: «О нем когда-нибудь кто-нибудь тревожился?»

— Тебе только тяжелее дышать, — продолжила я, не избегая его взгляда.

— Что, страшно? — прерывисто дыша, обливаясь потом, ответил он мне.

— Нет. Ты в любой момент можешь его снять, — я указала на почти разряженный респиратор, — но не хочешь. Значит, надо его зарядить.

— Хорошо. Смотри по обочинам, — как-то подозрительно быстро согласился мой провожатый.

Взгляду встречались только иссохшие, почти окаменевшие деревья, редкие перекати-поле, пыль, шлейфом сопровождающая машину. Солнце зависло в зените, белело небо… Все одинаковое, одного цвета — и дорога, и небо, где горизонт сливался с шоссе. Больше ничего. Я зажмурилась, я больше просто не могла смотреть в эту пылающую пустоту.

И это случилось, бросилось на меня одной яркой вспышкой сквозь закрытые веки. Призрачная, никому не видимая зеленая волна, холодная, несущая бриз и влагу, опрокинулась на меня. Вздрогнули и развернулись гигантские — прозрачные, не дотронуться — листья, и с ними море, океан свежей, прохладной воды.

«Мираж», — заключила я, тряхнув головой.

— За дорогой следишь? — отвлек меня от исчезающего видения мой провожатый.

— Да, конечно, — я опять уставилась в окно.

Мертвый пейзаж, мимо которого мы двигались под убийственным солнцем, начал меняться. Ровные однообразные просторы искривлялись на глазах. На нас двигалось что-то, что можно было принять за изрубленные холмы, но чем ближе мы приближались к ним, тем более странными, почти нереальными они казались.

Я не могла оторвать взгляда от никогда не виденных мною ранее глыб. Зияли черными дырами провалы в развалинах, что торчали из какого-то странного, серого песка, ржавые остовы угрожающе смотрели в блеклое небо. Не знаю, почему мне стало страшно, и я повернулась к своему провожатому. По выражению его глаз, как и прежде, было невозможно определить, какое впечатление на него произвел этот пейзаж.

— Ты бывал здесь раньше? — не могу сказать, почему я задала ему именно этот вопрос. Задала и сжалась, в ожидании резкого или грубого ответа. Но его не последовало.

Мой провожатый смотрел вперед без прежней жесткости во взгляде. Наоборот, в глазах, отражаясь, плыла невиданная зелень, деревья. По бокам от нас вставали, надстраиваясь этаж за этажом, строения, до неправильного похожие на слепые глыбы. Отражались стекла, мигающие фонари и надписи, предлагающие утолить жажду сладким лимонным напитком. Были там и люди, такие, какими я их прежде не видела. Они спешили, сталкивались друг с другом в бесконечном потоке — и неслись дальше.

Я моргнула, с силой смежая веки. Это не могло быть реальным, не могло отразиться в глазах моего провожатого.

Изрезанные, мрачные глыбы нависали над нами, их становилось все больше. Уже сложно было рассмотреть небо и солнце под их рогатыми сводами. Обломки другой, неизвестной цивилизации, словно часовые, сторожили нас в этом пути, скрывая от лучей солнца. Своды, с проломами, с осыпавшимися в один момент стеклянными вставками, все не кончались. Я обернулась к провожатому — что еще отразится в его глазах? Какой мираж подарит это странное место? Но на этот раз ничего не увидела. Только услышала тонкий всплеск, затем еще один. Этот звук, это воспоминание или мираж были не моими. Они не могли быть моими, я не могла знать, как струится вода в чаше мраморного фонтана посреди каменной площади под палящим, но живым еще солнцем, как звучит эта площадь тысячей живых людских голосов, как блестят монетки на дне фонтана. Но я знала, что точно так же, невидимыми хрустальными колокольчиками звенит в пустыне вода, ключевая, холодная. Я знала это так точно и сильно, будто впитала это в саму себя давным-давно.

— Родники, — уверенно произнесла я, инстинктивно проводя языком по сухим губам.

Я помнила мамины рассказы о них, об этих райских водах, звенящих среди пустынного пекла безмолвия. «Они звучат тихо-тихо, эти подземные воды и только один из пары Связанных, из тысячи таких же пар, связанных на веки вечные, может открыть их», — напевала мне мама перед сном, когда, лежа в постели, я не чувствовала рук и ног от усталости и не плакала даже, скулила, как раненый щенок. «Но, найдя свою пару, он теряет этот дар. Так говорит легенда. Но вместе они выйдут к другому месту, где тысячи родников. Все образуется, доченька», — склоняясь, обдавая тёплым дыханием, шептала мама и обнимала меня, «Да, есть среди мертвых песков место, где сходятся все родники, и оно звенит так, что заглушает страх». Я цеплялась за ее мягкие локоны, заглядывала в глаза — странно, столько раз, а вспомнить их цвет никак не могу — и успокаивалась.

— Родники, — повторила я, до сих пор, несмотря ни на что, свято храня эти сказки. — Слышишь?

— Нет. Их больше никому не отыскать, — произнес мой провожатый сдавленным, осипшим голосом, вдавливая педаль в пол.

Солнце только начинало садиться, а мне уже не верилось, что еще утром я была в Оазисе, что цеплялась за навязанный мне порядок, за размеренное существование. Все это осталось где-то позади. Дорога вычеркивала все это.

— Дефективная! — окликнул меня мой провожатый. — Вернись на землю! Я должен следить? — он указал, что впереди, по правой стороне шоссе, был раскинут цветастый шатер.

— Прости.

Я почти что с радостью откликнулась на «дефективную» — все, что угодно, только бы не быть «Объектом 104».

Яркое пятно плотных тканей сочно виднелось на фоне стремительно падающего за горизонт солнца. От этой буйной пестроты отделилась тщедушная фигурка. Она ловко выхаживала между какими-то лотками. Заметила нас, замахала руками и что-то прокричала, но поднявшийся ветер отнес слова в сторону.

— Давай остановимся. Темнеет, — зачем-то показывая в сторону уходящего солнца, сказала я, облизывая потрескавшиеся губы.

— Хорошо, — не стал сопротивляться мой провожатый, сворачивая в сторону уже активно жестикулирующей нам пожилой женщины.

Глава 4. Хэл

Мы подъезжали к цветастому шатру. Собранный из разноцветных лоскутов — он отвлекал от безликости пустыни. Глаз отдыхал, находя цветы, птиц, незнакомые узоры на полотняных стенах. Шуршание шин больше не раздражало.

Нас встречали. Действительно встречали. Как давних друзей. Старушка, та, что так махала нам, не стала дожидаться, пока мы проберемся через песок. Она побежала навстречу машине. И ни разу не застряла ногами в песке.

— Мальчик! — кричала она на бегу. — Слышите все? Наш мальчик приехал!

— Никогда не знаю, где наткнусь на нее, — пробурчал тот, кому, очевидно, предназначался этот полный радости возглас.

Из шатра, из-за него начали выходить люди. И клянусь — за масками респираторов скрывались улыбки. Я зацепилась взглядом за цветастые тряпки, заменяющие одежду тем, кто так искренне встречал нас.

— Парень! — раздавалось со всех сторон.

— Тормози колымагу! — кричали моему провожатому.

Он остановился. Вышел. И как будто встал на свое место. Он был здесь, среди этих шумных, смеющихся людей своим. Было это и странно, и как-то приятно. Его затягивал этот цветастый шумный вихрь. Захотелось стать рядом с ним и дать увести себя.

— Пойдем, — протянул он мне руку, безуспешно уворачиваясь от протянутых в приветственных жестах рук.

Мне опять жутко захотелось схватиться за подставленную ладонь. Это желание делало мне больно.

— Сама выйду, — заталкивая как можно глубже боль, хмуро пробурчала я. Показалось правильным заменить невозможность осуществления желания ожесточенностью.

— Как знаешь, — мой провожатый развернулся и зашагал в направлении шатра.

Я вылезла с сидения вслед за ним. Ноги тут же увязли в песке. Лабораторная обувь наполнилась песком.

— Кого с собой привез? — поинтересовалась старушка, весело подмигивая моему провожатому.

— Да так, — он запустил пятерню в волосы.

— Подрабатываешь или как? — от толпы отделился один мужчина. Высокий и темноволосый, он сразу привлёк мое внимание, отвлекая от нерадостных мыслей. Невозможно было разобрать, сколько ему лет. Он казался невероятно молодым. И только удивительные, старые глаза нарушали эту безупречную картинку. Бледная гладкая кожа, блестящие волосы, идеальный профиль. И древняя, притягивающая мудрость во взгляде.

— Ки! — мой провожатый повернулся к нему. И сделал совершенно невероятное — обнял высокого и что-то зашептал ему на ухо.

— Пойдем, девочка. У нас холодный шербет как раз есть. Ну, пойдем, милая, — обратилась ко мне бабуля.

Мы направились к шатру. Вся толпа, что встречала нас, как-то бесшумно разошлась. Остались только мы.

Высокий перешел от моего провожатого ко мне.

— Ки, — глянул он исподлобья. — А ты?

— Тэсс, — прошелестела я. И добавила зачем-то: — Отвыкла от имени.

— Ничего, — покачал головой Ки. — Бывает. Добро пожаловать в Убежище!

Старушка же тем временем пыталась поспевать за моим провожатым и одновременно обнимать его.

— Как ты в плечах раздался, мальчик, — приговаривала она. — Подрос, что ли?

— Мэмми, хватит, — пробурчал мой провожатый.

— Да что уж, и пошутить с тобой нельзя? — распевала старушка. — Знаю я, знаю.

Она примирительно покачала головой, приподнимая сетку у входа. За тонким плетением, спускаясь с полога, свисали арабески. Они весело звякнули, когда мы задели их головами, входя в пурпурный полумрак.

Внутри шатер оказался еще интереснее, чем снаружи. С полога свисало много всякой всячины, цветные шнуры с кучей подвесок, кисти, бусины. Качались и горели небольшие фонарики. От цветного стекла плыли и переливались блики. Зеленые, розовые, оранжевые. Пол был устлан коврами. Лежали подушки, разнокалиберные, расшитые бусинами и яркими нитями. В дальней нише, задернутой фиолетовым пологом, виднелась черная, грубо вырезанная фигурка полумесяца.

— Красиво, — только и смогла выговорить я, снимая маску.

— Это Мэмми, — усмехнулся Ки, тоже избавляясь от респиратора. — Назвала этот шатер парадным залом. — Он махнул в сторону еще одного входа: — Там душ. Освежитесь с дороги. Здесь, — Ки мотнул головой в другую сторону, — переход в другие шатры. Если тебе захочется поговорить, мальчик, найдешь меня там.

Мой провожатый покивал головой.

Тем временем Мэмми направилась к пологу и села перед фигуркой полумесяца.

— Мэмм, — грозно нахмурился Ки. — Опять?

— Цыц! — прошелестела та в ответ и склонилась, как мне показалось, почтительно. — Храни нас, ночь, во тьме и при свете дня, храни нас в пути и в постели, от слов и от вещи во тьме, укрой нас от наших врагов, проведи нас сквозь себя, великая мать, целыми и невредимыми.

— Мэмми, ты бы накормила их, — Ки мягко коснулся ее плеча. Только в тот момент я осознала, что его спокойный, тихий голос расслаблял, взгляд успокаивал. Колдовские глаза!

— Да, — Мэмми обернулась спокойно, кивнула головой в сторону полумесяца, будто бы сверкнувшего ей в ответ. — Ты же знаешь, без этого я никуда. Сейчас все будет.

— Язычница, — усмехнулся Ки.

— Кто бы говорил, — Мэмми усмехнулась, легонько стукнув Ки по ладони. — Он так ярится, — добавила она, — потому что я на днях заявила, что его собственная теория хороша только для таких, как он, сказочников. «Взять все — и поделить!» Нет, ну вы слышали? Чушь.

— Сепаратистка, — незлобно усмехнулся «сказочник».

Заметно было, что такие перепалки — не редкость между этими двумя. Слова звучали так, как будто и он, и она давно уже знают, что и как скажет оппонент. Выглядело это очень по-домашнему, когда каждый готов к любому выпаду в свою сторону, да и знает все их наперед. Однако в какой-то момент и в глазах, и в голосе у обоих зазвучал металл.

— А я разве не делюсь? — твердо произнесла Мэмми. — Разве твоя банда знает хоть один отказ от меня? Топливо, ночлег, еда в моем Убежище. Ни разу от дележки я не отлынивала. Да и не о том я…

— А о чем же? — прищур Ки стал почти хищным, и он, проследив за моим взглядом, поспешил спрятать его в улыбке. — Знаю, опять будешь о том же самом.

— Да, — Мэмми легко встала с колен. — Только не при детишках. Ни к чему оно им.

Она потянула Ки за собой к одному из выходов, что-то тараторя на ходу, так быстро, что я не разобрала.

Мы остались одни. Мой провожатый посмотрел на меня.

— Располагайся. Подальше от выходов. Ночью будет холодно, — он стянул верхнюю куртку, долго и тщательно вытряхивал песок. Потом направился к выходу в соседний шатер.

Хотелось освежиться. Кожа горела. Песок, кажется, намертво въелся в нее. Надо было воспользоваться душем.

Я не знала, как мое тело отреагирует на воду. В лаборатории никто не хотел рисковать. Никто в точности не знал природу той энергии, которую мне дала шаровая молния. Поэтому пользоваться обычным душем мне запретили. Кожу очищали паром и специальным порошком, что изобрел мой отец. Порошок не давал пены, не имел запаха и был бесцветным. Зато отлично очищал любые загрязнения. И не влиял на электричество внутри меня.

Мне было страшно. Я оказалась на незнакомой территории. Принимать решения нужно было самостоятельно.

Пока я мерила шагами пространство шатра, появилась Мэмми. Она вошла так тихо, что я вздрогнула от звука ее голоса.

— Вот, милая, — она поставила большой медный поднос на низкий столик, который из-за подушек и не видно было. — Угощайся.

Поднос ломился от всякой аппетитно выглядящей всячины, и я принялась за еду. Никогда я не ела таких ароматных плодов, таких медовых и сочных. Те, что мы выращивали в нашем Оазисе, зрели быстро, но были они генетическими модификациями, из искусственно созданных Эолами семян, поэтому настоящего вкуса я не знала. Да, они вызревали быстро, сразу становясь сплошного ровного цвета, но ни нектара, ни вкуса в них не было. То, что я попробовала, было совсем другим — живым, настоящим. Никакой приторной сладости или набившей оскомину водянистости. Только чистый вкус, непривычный и свежий.

Я ела, слизывая сок с ладоней и пальцев, а Мэмми критически оглядывала меня.

— Сколько же вы ехали? — поинтересовалась она.

— Почти весь день, — ответила я, осматривая себя вслед за ней.

— Надо почистить твою одежду. Ну вот, пойдешь мыться, а я ее простирну тогда, — она решительно двинулась к выходу. — Как помоешься, возьми халат.

«Мыться!» — подумала я удрученно. Хотелось, жутко хотелось, просто стать под освежающие струи — впервые за три года — и дать телу расслабиться.

Пока я визуализировала, как стану под воду — и со мной ничего страшного не случится — в палатке появился мой провожатый. Мэмми уже поработала над его одеждой. Его серое рубище выглядело чище. И судя по всему, маску он все-таки снимал. Заряд светился ровным зеленым.

Вслед за ним семенила Мэмми. Она буквально сгибалась под тяжестью одеял и подушек. Но все так же умильно смотрела на моего провожатого и улыбалась.

— Перекусила? — поинтересовался тот. Я не смогла прочитать эмоцию в его голосе. Слишком занята была своими мыслями.

— Вроде того, — ответила я рассеянно.

— Ты представь только, Тэсси, — перебивая меня, произнесла Мэмми, очевидно развивая мысль. — Я ему говорю, пойди ты помойся нормально! Ни в какую! Говорит, ей больше воды достанется…

— Мэмм, — угрожающе прорычал в ответ объект ее рассуждений.

— Вредный мальчишка, — хохотнула та. — Помоги мне лучше.

Она скинула свой груз и принялась расстилать одеяла.

— И маска эта твоя, — Мэмми продолжила отчитывать моего провожатого провожатого, намеренно игнорируя то, как он закатил глаза, — Глаза б мои ее не видели. Такой миловидный мальчик…

Она что-то еще бормотала себе под нос. А я поймала себя на том, что улыбаюсь во весь рот. И что от постели пахнет чем-то по-домашнему приятным и знакомым. От этого мимолетного воспоминания на глазах навернулись слезы.

— Ты чего, девочка? — Мэмми, свернув и отбросив одеяла, присела рядом со мной. — Хочешь ромашкового чаю?

— Наверное, да, — просипела я в ответ.

— Ну, сиди здесь пока, я сейчас все принесу, — старушка глянула исподлобья на моего провожатого. — Ты застращал?

В ответ тот только отмахнулся.

Пока Мэмми колдовала над чудной формы медным чайником, я немного пришла в себя. Вся эта кипучая деятельность, полумрак шатра, тихие шорохи и звуки благотворно влияли на меня.

— Ну вот, — Мэмми протянула мне кружку, от которой волшебно пахло травами. — Пей.

И я пила, погрузившись в свои мысли, даже не заметив, что Мэмми рядом больше не было. Зашуршала ткань полога — и рядом материализовался Ки. Он подсел к Хэлу и заговорил шепотом. Я могла разобрать только частями, но в тот момент все, о чем они говорили, показалось мне бессмыслицей.

— Если гора не идет… так ты, кажется, говоришь в таких случаях, да? — в голосе Ки отчетливо звучала улыбка, но мой провожатый не спешил на нее отвечать. — У тебя же есть что мне сказать? Что тебя гложет, мальчик?

— Не твоего ума дело, Ки, — пробурчал тот в ответ.

— Послушай, мальчик, я понимаю все. Спорим, я знаю даже, как ты добыл браслет с Диском Старшего Эола, — он вздохнул своим мыслям. — Насмерть?

— Не знаю, — «мальчик» опустил голову, и длинная его челка закачалась безжизненно.

— Как его хоть звали?

— Какая теперь разница…

— Ну ладно, — Ки похлопал моего провожатого по плечу. — А это, как ты выражаешься, «экземпляр»? Зачем?

— Сам знаешь…

— Ценный груз?

— Не имею ни малейшего представления. Мне плевать.

— Послушай, — улыбка и из голоса, и с лица Ки исчезла молниеносно, глаза потемнели. — Завязывай с этим. И с Падальщиками хватит якшаться. Я знаю, ты думаешь, что такому, как ты, некуда податься, что такой, как ты, изгой, — Ки перешел на шепот, а я так напряженно попыталась вслушаться, что даже поперхнулась чаем, — но ты же знаешь, я всегда готов…

Я надрывно закашляла, невольно привлекая внимание беседующих. Разговор прервался. Ох, как же подскочил мой провожатый, как будто не сидела я тут все это время.

«За кого же он меня принимает? — промелькнуло обидное. — За батарейку или еще какой прибор?»

— Ну, чего уши развесила? — рявкнул мой провожатый. — Иди в душ!

Я огляделась вокруг. Несмотря на разнокалиберность предметов, валяющиеся на полу подушки, в палатке было удивительно чисто. Там, где я сидела, осталась горка песка. Надо было отдать одежду Мэмми и, в конце концов, привести себя в порядок. А еще поглубже загнать внезапную обиду. Я почему-то захотела почувствовать себя не Объектом 104, а живым, слышащим и видящим человеком.

Со страхом, внутренне сжавшись, я шагала в душ. В матерчатом коридоре было прохладно. Мэмми как раз вносила в центральный шатёр небольшие жаровни, но в проходах гулял ночной пустынный ветер. Я предвкушала, как укутаюсь в пушистый халат. Наверняка, убеждала я себя, он пахнет лучше, чем порошок, изобретенный отцом.

Душ меня удивил — большая медная лейка, торчащая из ржавой трубы, деревянный поддон под ноги и огромные бирюзовые, желтые, изумрудные морские чудовища на тряпичных стенах. Я дотронулась до одной — ощутила приятное прикосновение мягкой ворсистой ткани. Оставалось стянуть с себя почти всю одежду и встать под освежающие струи воды. В голове не укладывалось, как Мэмми, эта хрупкая старушка, держит в таком порядке шатер в пустыне. Мне хотелось хоть как-то облегчить ее работу, и я решила, что нательное белье постираю прямо на себе.

Я дотронулась до синей фигурной бутылочки, что стояла тут же на медной полке. Открыла крышку — и втянула запах. Он сразу заполнил матерчатое пространство. Теплый, с едва уловимой горчинкой в самом сердце. Так же пахла и постель, которую нам стелила Мэмми. Я прикрыла глаза, вспоминая эти фиолетовые тонкие кусты, что мы высаживали с мамой. Вот они качаются, вот лучи света просвечивают лепестки. Над ними тоже всегда витал этот аромат.

Отец всегда отрицал силу ароматов, а вот мама наоборот верила в нее. Именно поэтому все наше застиранное белье всегда пахло этими фиолетовыми цветами. «Они приносят сладкие сны», — говорила мама. Я вспомнила ее лицо и неожиданно для самой себя улыбнулась. Запах — густой, тягучий — успокоил меня окончательно.

Я крутанула большой вентиль. Сверху загудело. Затряслась труба. Я намылилась, подставляя ладони под воду. Закрыла глаза, растворяясь в невероятности момента. И не ожидала, что вода рухнет с такой силой. Сначала сбилось дыхание. Потом перед глазами поплыло. Огромные рыбины появились из своих тканых волн. Они кружили и кружили вокруг меня. Потом меня ударило. Я глянула вверх, но все никак не могла сфокусировать взгляд. И не могла понять, как меня может бить электрическим дождем. Каждая капля отдавалась разрядом. Я попыталась выбраться из-под них. Искала вентиль. И не находила. Все вокруг било меня. Изгибались гигантские хвосты морских чудовищ, они сменили цвет — стали ярко-кислотными — и хлестали меня. Кожа искрила. Я и сама изгибалась, в попытке увернуться от воды. Горело все, внутри и снаружи. Дыхания не хватало. Я открывала и закрывала рот, втягивая воздух, которого больше не существовало. Опять упала проклятая темнота. Прибила меня огромным мешком с молниями. И добила абсолютной тишиной.

Следующее, что я увидела, когда электрический дождь перестал мучить мою кожу и тело, было лицо моего провожатого. Он что-то говорил. Куда-то нес меня. Цветастые стены летели мимо. Первое, что я сделала — попыталась спрыгнуть с его рук. Но он держал крепко. Даже когда я забилась, в истерике выкрикивая неразборчивое. Я хотела предупредить, сказать, что трогать меня нельзя. Что я могу убить его, как убила напавших на лабораторию пришельцев из пустыни, как убила маму.

Я билась, выгибаясь, выкручиваясь в стальной хватке. Сама того не желая, прикасалась еще чаще, еще больше дотрагивалась — до предплечий, до лица, да сжимающих меня пальцев.

Но мой провожатый не сдавался. Он продолжал мне что-то говорить. Я не слышала его — так сильно шумела кровь у меня в ушах. Только понимала, что вижу его рот, и что губы его без перерыва двигаются.

Дорога через короткий коридор показалась мне вечностью. Меня трясло, когда мой провожатый аккуратно укладывал меня на подушки, когда укутывал тонким пуховым одеялом.

Звуки вернулись. Это было неожиданно. Я просто вдруг услышала его голос. Не искажённый респиратором.

— Совсем ледяные, — шептал мой провожатый, растирая мои ладони. Он все обхватывал их и дышал на кончики пальцев. — Ледяные…

— Покажи руки, — сглатывая неприятный комок, сказала я, — Пожалуйста.

Я боялась, что увижу их обугленными. Сгоревшими. Но он протянул их мне — неприятно звякнул браслет с Мастер Диском, — и мое сердце успокоилось. А потом забилось еще сильнее.

На запястье, пониже закатанного рукава, прямо под браслетом Диска, я увидела выжженное «Имя объекта: Хэл Хоуп». Провела все еще трясущимися пальцами по фигурному шраму. Пальцы — я знала точно — обожгли кожу холодом.

Повторила тихонько: «Хэл». Не знаю, зачем я это сделала. Это короткое слово прочно засело в голове. Остальные имена и прозвища стирались из памяти. Вот, например, как звали Старосту нашего Оазиса, я вспомнить не могла, сколько ни пыталась. А ведь я прожила с ним бок о бок столько лет.

— Хэл, — еще раз произнесла я, уже тверже. — Хэл Хоуп.

А потом наблюдала, как сходятся брови на переносице, как взгляд из встревоженного становится грозовым.

— Молчи, — прошептал тот, чье имя я теперь знала. — Больше ни звука. Поняла?

Я только кивнула.

— Спи, — Хэл укутал меня плотнее.

Он улегся и больше не нарушал мое личное пространство. Просто закрыл глаза и, кажется, сразу заснул.

Фонарики погасли, плыл дымок от свечей. Трещали в жаровнях можжевеловые ветки. Метались под матерчатым пологом мягкие тени. Птицы и цветы двигались за ночным ветром, как будто дышали. И я дышала. Я старалась попасть в такт дыханию Хэла. Его грудь мерно поднималась и падала — размеренно, спокойно. И чем чаще мое дыхание попадало в ритм дыханию Хэла, тем сильнее слипались глаза. Я не боялась сна, плыла по нему, укутанная в мягкие одеяла. Это был океан, толщь темной звездной воды, которую я никогда не видела, но теперь отчетливо чувствовала. И чувство это успокаивало меня, дарило ощущение безопасности этой ночью.

Глава 5. Падальщики

Я еще несколько раз проваливалась в сон. Судорожно открывала глаза — проверить, что Хэл здесь — и опять забывалась короткой дремой. Когда же окончательно проснулась, то обнаружила, что его нет рядом.

За пологом звучали голоса. Ки и Хэл что-то обсуждали. Я приподнялась на локте и настороженно прислушалась. Разобрать, о чем они говорят, было несложно.

«Не знаю, мальчик, — спокойно говорил Ки. — Вполне может быть, что снимать его уже поздно». «Ее надо увозить. Где посоветуешь переждать?» — голос Хэла не выражал ничего. «Странники? — Ки сделал паузу. — Думаю, вот по этим координатам вы их найдете». Зашуршала бумага. «Они должны быть там. Двигаться быстро с тем грузом, что у них не получается, ты же знаешь. Справишься?». «Да», — спокойно ответил Хэл. «Убежище Мэмми?» Ки вздохнул: «Будем сниматься. Быстро». Чему-то усмехнулся: «Бросай это, мальчик», — а потом добавил: «Хорошо, что передумал». За пологом раздались шаги. Я быстро улеглась и закрыла глаза.

Не было долгих прощаний. Меня, еще сонную, посадили в машину. Солнце мертво зависло над горизонтом. Поднималась буря.

Мэмми нас провожать не вышла. Ки закинул в багажник пару баллонов воды, стукнул ладонью по машине — и ушел в шатер. В салоне повисла тишина.

— Хэл, — осторожно начала я. — Я что-то сделала?

— Да, — жёстко ответил он.

— Что? — так же аккуратно продолжила я. Попыталась обхватить его ладонь. Буквально физически почувствовала, как это необходимо мне сейчас. Хэл отдернул руку. — Хэл?

— Послушай, — ему, видимо, надоело держать это в себе. Поэтому он резко обернулся ко мне лицом и продолжил все так же жёстко и отрывисто: — Послушай. Вчера мы оба сделали. Одну большую ошибку. Ты назвала мое имя. Я не ликвидировал вот это.

Хэл поднес к моему лицу запястье. Диск. Он все еще мерцал, записывая, читая, передавая информацию.

— Даже если я сниму его. Даже если выброшу. Это нас не спасет, — Хэл отвернулся.

— Стой, — я совсем перестала соображать. — Стой. Погоди! Но как? Если это твой браслет, твой Мастер Диск. Какая разница, как я назвала тебя?

Какое-то время я судорожно соображала. Пыталась сложить все в одну понятную, четкую картину. Получалось плохо.

— Объясни, — я снова сделала попытку взять Хэла за руку.

Я не знала тогда, что так проявляется Связь. Меня просто невыносимо тянуло прикоснуться к нему. До физической боли. Покалывало и жгло кончики пальцев.

Сказка о Связанных — она все еще оставалась одной из историй мамы. А мифической Связи просто надоело ждать, когда же я ее приму.

— Объясни, пожалуйста, — мне все-таки удалось уцепиться за его ладонь. И все встало на свои места. Но проще не стало.

Одно единственное прикосновение — и Связь все сделала. Понимание просто пришло. Не было ни картинок в мозгу, ни слов, одна чистая энергия. Энергия сожаления, раскаяния, признания. Не в том, что не сорвал с запястья браслет. Нет. Не в том, что покалечил моего Провожатого, того Эола, что на самом деле должен был сопровождать меня в следующий Оазис Эолов для более глубокого изучения меня и моего электричества. Не в том, что почти до полусмерти избил его, того самого Эла, Старшего Эола, забирая у него чертов Диск. И даже не в том, что позволил мне нарушить свое личное пространство. А в том, что поклялся отдать Падальщикам ценный груз, товар. Меня. Живую батарейку на ножках.

Я резко выдохнула. Воздух резанул по легким огнем, заставляя закашляться. Все вокруг стало огнем. В нем пылали и плавились отголоски чувств и мыслей Хэла, мои собственные эмоции. Где-то на краю сознания теснились мысли. О том, что вот она, разгадка взаимопонимания родителей — они просто читали друг друга как истинные, настоящие Связанные. О том, что это больно — быть просто частью сделки. О том, как сильно это мучает его. О том, что меня везут на продажу.

Я посмотрела на него, моего Связанного. Из легенды, из сказочки на ночь это стало моей реальностью. Я не знала, как это работает. Как пользоваться этим. И что будет, если нас разделить.

— Останови, — не задумываясь, бросила я Хэлу. — Останови машину! Или я выпрыгну на ходу, и тебе не заплатят за порченый товар!

Я не знаю, что вынудило меня сделать это. Точнее, что вынуждало сильнее. Его боль, моя? Или просто вся ситуация в целом? Но когда Хэл остановил машину, не сопротивляясь, по первому же требованию — я выскочила на трассу без единой связной мысли в голове.

Пыльная буря тут же поглотила меня. Солнца не было видно. Оно мутно поблескивало, расплываясь белым пятном все еще где-то невысоко над горизонтом. Хотелось просто упасть на дороге. Идти куда-то не было ни сил, ни желания. Да и куда бы я пошла?

Я попыталась отдышаться. «Это все не со мной», — упрямо твердила я. Не помогало. Мысли сплетались в один сплошной клубок с чувствами. Эмоции захлестывали, захлестывал ветер, против которого я упрямо шла.

Машина катила рядом, медленно, четко попадая в скорость моих шагов. Но я упрямо игнорировала ее. Мне нужно было разобраться, понять, что я всё равно, что предмет какой, ходячая консерва с молниями внутри, что Хэл обманщик и вообще непонятно кто. Нужно было решить — верить ему или нет. И это было болезненно. Сама мысль о том, что, возможно, придется идти против нашей Связи, выворачивала наизнанку.

Песок забивался под одежду. Я натянула капюшон еще ниже. В попытке перегнать преследующую меня машину перешла на какой-то дикий галоп. Быстро сбилась. Хотелось реветь, как в детстве. Я понимала, что никто не придёт и не успокоит. И от этого разрыдаться хотелось еще сильнее.

— Садись! — гаркнул из бури Хэл. — Быстро!

Я отрицательно покачала головой, не особой задумываясь, сможет ли он увидеть мой жест.

— Тэсс! — не унимался Хэл.

«Ну что ему еще от меня надо?» — раздраженно подумала я. Подняла взгляд, примериваясь, сколько мне еще идти до места назначения. Промчалась отчаянная мысль, что Хэл — кто угодно, но не мой Провожатый. И он в принципе мог завезти меня сколько угодно далеко от назначенного Оазиса Эолов.

«Интересно, там меня еще ждут?» — подумала я. И тут меня дернули, грубо и резко. Я ударилась о раскаленный бок машины, задела головой крышу. И впечаталась в сидение. Дверь захлопнулась.

— Дура дефективная! — прошипел Хэл, саданул кулаком по рулю и вжал педаль в пол. — И я дурак.

Я выровняла дыхание. Протерла глаза, фокусируя взгляд. После белого, жгучего света зависшего над горизонтом солнца сделать это было сложно.

— Пригнись и не отсвечивай, — скомандовал Хэл, не глядя на меня.

— Чего? — возмутилась я. — Ты совсем головой поехал?

— Делай что говорю, — невозмутимо ответил Хэл. — Пригнись.

Машину тряхнуло на песчаной кочке. Я подскочила, стукнувшись об обшивку.

— Хэл! — только и успела крикнуть я. И увидела их.

Они спускались с песчаной насыпи, выныривали из-под металлического остова того, что когда-то было мостом. Несли в руках, на плечах, в рюкзаках громадные пруты и шипованные, обернутые цепями биты. Призраки пустыни.

Слышно было только, как гудит двигатель, как шуршат шаги по насыпи. И стройно звучит над пустыней: «На-на-на-на-на-на!».

— Падальщики, — тихо произнес Хэл. — Черт!

Я вцепилась в его запястье. Застыла, почти не дыша. Я была им нужна. Хэл вез меня к ним. Он должен был получить за меня плату. От них.

— Это будет забавно, — осклабился Хэл. — Сиди в машине и не дергайся.

Он остановил машину. Медленно, с какой-то удивительной ленцой вышел из нее. И так же медленно, неспешно ступая по песку, направился к тем, кто явно ждал нашего появления.

Падальщиков было немного. Я насчитала всего пятерых. Но были они здоровые, рослые, широкие в плечах. Хэл выглядел рядом с ними тщедушным и совсем тоненьким.

«Он отдаст меня им», — судорожно подумала я. «Отдаст». Подергала двери — они оказались заблокированными. «Когда успел?» — мелькнула лишняя в этот момент мысль. «Отдаст. Ему пообещали деньги или ресурсы. С чего бы ему нарушать уговор?» Я вспомнила о том, что увидела, прикоснувшись к Хэлу. Столько всего было в этом видении. Противоречивого, странного, мучительного. И ничего, что подсказало бы мне решение Хэла. Однозначного ответа не было. В тот момент.

Пока я все это обдумывала, Хэл приблизился к Падальщикам. Ветер улегся. Упала мертвая тишина. Слова, не несущие прямой угрозы, звучали жутко.

— Здорово! — гаркнул один из Падальщиков, перебрасывая дубинку из одной руки в другую.

— Здоровей видели! — сплюнул Хэл.

— Не задирай нас, мальчик, — улыбнулся Падальщик. И я бы обязательно последовала его совету. Он был головы на две выше Хэла.

Но мой провожатый не обращал на это внимания.

— Где товар? — поинтересовался громила.

— Мне-то откуда знать? — ответил Хэл и смерил Падальщика спокойным взглядом.

Я задержала дыхание и сидела, как истукан. Думать не хотелось. Ощутимо билась жилка на виске. Я уже знала, что решил Хэл, чувствовала это. Кончики пальцев привычно покалывало. Не в состоянии сдержаться, я легонько щелкнула ими, просто автоматически. Вспышка света была слабенькой. Но и ее хватило.

— А в машине не товар ли? — Падальщик замер, указывая кивком головы в мою сторону. — Ну так, совершенно случайно? Предупреждал нас Зэт, что ты двуличная тварь…

— Сука, — процедил Хэл.

Я вся вжалась в сидение. Падальщики повскидывали головы, растягивая грозное «что-о-о?» Хотелось стать невидимой, пронестись над песчаной бурей, увести отсюда Хэла — и исчезнуть вместе с ним.

Опять поднялся ветер. Больше их разговора я не слышала. До меня доносились какие-то обрывки фраз, но ветер сносил их в сторону. Песок поднялся, скрывая Падальщиков и Хэла. Поэтому понять, что происходит, я смогла только, когда услышала скрип шипов по металлу машины. Мысленно поблагодарила Хэла за то, что он заблокировал двери, когда из красной бури вынырнуло и впечаталось в стекло двери лицо Падальщика. Он скорчил угрожающую рожу, улюлюкнул. Но кто-то втащил его обратно в бурю, а я не могла понять кто именно.

Когда самум немного улегся, я увидела жуткую в своей нереальности сцену. Хэл двигался, будто в танце. И танец этот нес смерть.

Никто больше не подошел к машине. Хэл держал их. На кончике блестящего в полумраке бури ножа. Дрался. Отчаянно. Сплевывал песок и кровь — и снова шел на Падальщиков. Держал ритм, загоняя противников, выматывая.

Трое уже лежали, израненные, пропитывая песок кровью. Остальные стояли. Было заметно, что они еле держатся на ногах. Хэл принял стойку. Едва заметно склонился, ища менее защищенные места в броне Падальщиков. И рванул на них. Его повалили. Просто снесли с места. Протащили по песку. Он вскинулся. Вены вздулись на его висках. Завизжала сталь. Цепи на битах звякнули.

Я еще успела проследить за взмахом Хэла, прежде чем меня замутило. Воздух начал превращаться в то самое вязкое ничто, которое вполне могло поглотить и меня. Чтобы избавиться от подкатывающей тошноты, я попыталась снова «включить» свое электричество. Пару раз щёлкнула пальцами, высекая совсем слабенькие искры. «Ну же, давай! — кричала я себе. — Сделай это опять!» Хотела открыть машину, выбежать на помощь Хэлу, который кружил, израненный, вокруг Падальщиков. Ничего не получалось. Электричество не слушалось меня.

«Они же убьют его! — безуспешно кричала я себе, раздирая горло. —Сделай что-нибудь!» Но все попусту. Кроме двух коротких вспышек я больше ничего не могла вызвать из себя.

Я склонила голову и только шептала что-то похожее на молитву. Это все, что я могла. Опустила бесполезные руки, смотрела на ладони, ненавидя себя за такую дурацкую беспомощность.

И услышала, как в упавшей тишине кто-то оседает с глухим стоном. Не знаю, как так вышло, но я просто снесла блок. С силой приставила ладонь к двери — и ощутила волну. Мне показалось тогда, что она раскрошила кость руки, разорвала связки и сухожилия. От боли хлынули слезы. Не дожидаясь, пока адское жжение утихнет, я кое-как нацепила маску и выскочила из машины.

Их было четверо. Они валялись грязными, кровавыми кучами вокруг автомобиля.

Мне не надо было смотреть на Хэла, чтоб понять, что он еще дышит. Связь запела так отчетливо, что это знание просто зазвенело одной высокой нотой у меня в голове.

Его респиратор валялся в стороне. Искорёженный, бесполезный.

Хэл судорожно дышал, двигал потрескавшимися губами, ловя пыль. Нужно было затащить его в машину. Но я застыла, просто наблюдая, как поднимается и опадает его худая грудь. Сил у Хэла почти не оставалось. Не знаю, что меня держало, что вогнало в ступор. Связь в тот момент ослабела настолько, что я почти не ощущала ее. Я просто смотрела на лицо Хэла, его тонкие губы. И тогда взлетела и впилась в сердце стальной иглой наша Связь. Подхватывая его вздох, скорее всего, последний, взвилась где-то во мне.

Меня должно было согнуть пополам. От боли, от жара иглы. Но я двигалась. Абсолютно автоматически, с изламывающей болью, засевшей невозможно глубоко.

Потом пытаясь вспомнить хоть как-то события того момента, я могла восстановить только адскую боль. И ничего более. Никакой возможности хотя бы для элементарного анализа Связи и состояний, которые она «дарит». Боль и жар. Это все.

Вынырнув наконец-то из горячего тумана, я обнаружила себя за рулем машины. Хэл лежал на заднем сидении. Он дышал.

Я саданула по газам. Мерзко завизжали шины. Я обернулась к Хэлу и сорвала с его руки браслет Мастер Диска. Подбросила его на ладони, всматриваясь в синий огонек, а потом приоткрыла окно и выбросила его. Браслет зазвенел по асфальту.

На горизонте виднелся Оазис Эолов, и мы направились к нему.

Глава 6. Нарушитель

— Где ваш Провожатый, Тэсс? — Эя, Эол какого-то там уровня, смотрела на меня в упор. Не мигая.

Высокая, худая, с блеклыми глазами и бледной кожей, Эя возвышалась над всеми в боксе.

— Тэсс? — она повысила голос, обернулась к сопровождавшим ее Младшим Эолам. — Что ей вкололи?

— То, что вы назначили, Эя, — мягко произнес один. — Витамины, стабилизировали гормонами.

— Тэсс, дитя, — снова обратилась ко мне Эя. — Сосредоточьтесь. Где ваш Провожатый?

— Ваши медики увезли его, как только мы пересекли Зону разграничения, — едва сдерживаясь, ответила я.

Внутри все дернулось. Пустыня, жар, ветер — все это исчезло, как только мы заступили за белую стену Оазиса Эолов. Оазис убрал все. И Хэла тоже. В это не верилось, не хотелось верить. Я сопротивлялась разрушающим мыслям. Только одна пульсировала: где он сейчас, что с ним?

— Наши медбратья увезли и доставили в блок человека по имении Хэл Хоуп.

— Я хочу его видеть.

***

Меня проводили к Хэлу по первому моему требованию.

В медбоксе, где его держали, было тихо. Чистый прохладный воздух неслышно генерировался очистителями. Белая комната со смягченными углами и матовым полом ярко резанула по глазам.

Хэл парил над полом. Профиль четко вырисовывался на фоне подсвеченного окна. Я сглотнула. Прислушалась. Связь молчала. Не было ни раскаленных игл, ни подрубающей боли между ребрами. Только перехватывало дух при взгляде на его запрокинутую голову. Бокс перед моими глазами сразу закружился от высоты, на которой его подвесили.

— Что это? — почти шепотом спросила я.

— О, это новейшая разработка. Специальная процедура. Пациент приводится в особое состояние транса, — быстро затараторила молодая тоненькая медсестра, вскакивая с высокого стульчика. — И в дальнейшем дает только правдивые показания.

— Сиди, дитя, — Эя царственным движением руки остановила девушку. — Продолжай работать.

— О, это так замечательно, что вы появились именно сейчас, Высшая! — медсестра уселась обратно, а я ухмыльнулась. Сколько же у них рангов? Мы, Зеленые, как-то обходились без этого пафоса.

Медсестра тем временем провела пальцами над каким-то аппаратом, едва задевая кнопки.

— Сейчас начнется самое интересное, — с придыханием, заворожённо глядя на Хэла, произнесла она.

И оно началось. Сначала Хэл проснулся. Распахнул глаза, уставившись в потолок. Еще пару щелчков тумблера — и Хэла крутануло. Он завис лицом вниз. И только тогда, через силу подняв голову, заметил меня.

— Тэсс, — только и прохрипел он, закрывая глаза. Девушка за клавиатурой нахмурилась.

— Он не должен был, — быстро заговорила она, клацая по кнопкам. — Я сейчас все исправлю, с вашего позволения.

— Не нервничай, Элла, — спокойно ответила Эя. — Продолжай.

Еще пара щелчков, треск колесика, звонок. Лицо Хэла побледнело. Он склонил голову с таким хрустом, что меня дернуло.

— Сломал? — спокойно поинтересовалась Эя, равнодушно разглядывая дело рук Эллы.

— Нет, — отозвалась та. — Натяжение нити упало. Он сильно сопротивляется.

Меня начало мутить. Все это било под дых. Я не знала, не могла понять, что это.

— Зачем вы так с ним? — выдавила я из себя.

— Он нарушитель, дитя, — Эя повернулась ко мне. Ничего не было в ее голосе.

— Ладно, — вздохнула я, подавляя подкатившую тошноту. — Но что он такого совершил?

— Дитя, — произнесла Эя, быстро меняя бесцветный тон своего голоса на скорбный. — Он удалил Мастер Диск.

«Он удалил», — било набатом в моей голове.

— Возвращаю пациента в исходное положение, — громко отчиталась Элла.

Хэла подбросило вверх, будто на невидимом батуте. И снова перевернуло лицом вверх.

— Опустить дыхательную маску, — больше не оглядываясь на Эю, скомандовала Элла. — Пустить препарат.

Сил смотреть на все это у меня больше не было. Я и не смотрела. Ни на Хэла, ни на Эолов, что нас окружали. Рванула прочь, спотыкаясь, зажимая рот ладонями.

Меня стошнило прямо у бокса.

Я не понимала ничего. Была просто не в состоянии привести и мысли, и пульс в спокойствие. «Состояние Объекта 104 нестабильно, — отчитался бы отец и добавил бы жестко: — Ввести седативное». Как будто это могло бы мне помочь в тот момент.

Не помню, как добиралась до своей капсулы. Весь этот молочно-белый коридор слился в одно сплошное бурое ничто. Так же, как и само помещение. Оно кружилось перед глазами так сильно, что я пару раз промахивалась мимо лежака. Падала на гладкий пол. А когда наконец-то улеглась — зажмурилась, пытаясь привести вестибулярный аппарат в норму.

Усталость все-таки сломила меня. Но сновидений не было. Я действительно отдохнула. А когда проснулась — обнаружила Эю, сидящую у меня в ногах. Она все так же держала свою царственную осанку.

— Дитя, — давая прийти в себя, очень мягко обратилась ко мне Эя. — Нам необходимо снять твои показания. Я могу сделать это здесь.

— Против Хэла? — сразу зажавшись, ощетинилась я. Подтянула ноги ближе к себе.

— Почему же против? — Эя вскинула идеальные брови. — Нам просто нужна правда.

Я попросила сделать паузу и несколько минут просто думала о том, что мне ей рассказать. И чего рассказывать не стоит. До меня как-то не сразу дошло, что и Эе, и остальным Эолам просто придётся поверить мне на слово. И впервые, наверное, так сильно обрадовалась отсутствию у меня Мастер Диска.

Я еще не знала, чего так опасаюсь. Но что-то висело в воздухе, и это что-то мне не нравилось. Возможно, меня настораживало то, что Хэла нет рядом. Принципы работы нашей Связи мне не были понятны до конца. Я попыталась вспомнить реакцию отца на потерю его Связанной. И не смогла. Что он чувствовал? Ударило ли его так же? Впилась в его внутренности боль каленой иглой?

Я вызвала воспоминание о бойне в пустыне. Когда Хэла тащили по песку, когда пинали его ногами — что чувствовала я? Когда он задыхался, лишившись респиратора — что происходило со мной? Меня не согнуло, не убило на месте. Только жар разгорелся внутри. И заставил погрузить Хэла в машину. Заставил привезти его туда, куда ему нельзя! Туда, где его наказывали теперь. «За то, чего он, возможно, и не совершал». Эта мысль промелькнула молнией. Как и то, что проклятье Связанных из легенды вполне может стать реальностью. Нашей реальностью. Затошнило ведь меня в медбоксе, когда Хэла крутили под потолком.

— Я готова ответить на ваши вопросы, — тяжело переглатывая, как можно спокойнее произнесла я.

— Благодарю тебя, дитя, — Эя улыбнулась. Поправила Диск на ссохшемся запястье, проговорила ровным голосом: — Начинаем процедуру установления истины. Заочную. Мастер Диск у вещающей истину отсутствует.

Я отвечала скупо. Не вдавалась в подробности.

— Как нарушитель прошел контроль в Оазисе?

— Не знаю.

— Кто читал Диск?

— Не знаю. Эол.

— Когда ты смогла идентифицировать нарушителя?

— Я его не идентифицировала.

— Поясни.

— Он Эол. Я видела его браслет с Мастер Диском.

Что я вынесла из этого размеренной беседы? Что я не пленница и мне доверяют. Эя повторила это несколько раз. Что сигнал о местонахождении Хэла был подан недавно. Тут я едва сдержалась, чтоб не расплакаться. Вполне могло быть, что это я помогла Эолам идентифицировать «нарушителя». Я передернула пальцами, повторяя в воздухе шрам на его руке: «Имя объекта: Хэл Хоуп». Сжала тоненькое одеяло в ладонях, почувствовала, что лежак легонько трясет. И только потом поняла, что трясет меня.

— Где он? Где Хэл? — едва дыша, спросила у Эи.

— Процедуру пришлось повторить. Он снова начал сопротивляться. Сорвал маску, — Эя больше не смотрела на меня. Она работала со своим Мастер Диском. Он помигивал.

— Передайте данные в Архив, — отчеканила Эя, легонько постукивала тонкими пальцами по поверхности браслета. — Получите код доступа. Уровень третий.

Меня опять начало мутить и это могло означать, что с Хэлом снова работали Эолы. А мне очень не хотелось проверять, что произойдет со мной, поработай они с ним серьезнее.

Как только Эя удалилась из моей капсулы, а тошнота меня отпустила — я отправилась на поиски Архива Дисков. Эта идея появилась сама собой. Найти Диск Хэла, попытаться его прочитать. Зачем? В тот момент, момент быстрого принятия решения, четкого ответа у меня не было. Я просто чувствовала, что должна.

Я с опаской глянула на руки. Щелкнула пальцами, проверяя энергию. Но опять ничего кроме слабых разрядов высечь не получилось.

«Ладно, — подумала я, вскидывая голову, — оно обязательно появится еще раз. Просто надо быстро дойти до этого Архива. Придумать, как использовать это. И хотя бы постараться найти что-то, может быть подтверждение тому, что Хэл не сам себе вырезал Диск».

Я уцепилась за эту идею, она все упрощала. Я не думала, как представлю такие доказательства на Суде Эолов, как буду отвечать за взломанный Архив. Как бы наивно это ни звучало, но Хэла надо было спасать.

Коридоры, по которым я шла к Архиву, все менее твердым шагом, двоились — что-то происходило с моим сознанием. Я услышала странный шум и шарахнулась в одну из плавных арок, перевела дыхание. В ушах гудело. Я аккуратно выглянула из своего укрытия — и застыла, почти не мигая. Коридор шел волнами и продолжал двоиться.

В поле моего зрения плыли тонкие синие, зеленые, красные нити. Они странно светились. Мне послышалось слабое потрескивание. Слепыми пятнами шли помехи. Я только раз видела такие — на экране мониторов в лаборатории отца. Пришлось хорошенько проморгаться. Я потерла виски, резко выдохнула, прогоняя странное ощущение нереальности происходящего, и двинулась дальше.

Картинка ушла. Меня легонько потряхивало, но шаг стал четче. То, что было Связью, начинало выжигать нутро. Узнавать, как сильно меня покалечит, потеряй я своего Связанного, мне хотелось все меньше.

Глава 7. Диск Хэла

— Вы находитесь в Центре. Вам оказали помощь. Сохраняйте спокойствие. Ограничители используются для вашего удобства, — вещал откуда-то металлический голос.

Хэл не видел, откуда именно исходит этот Агит-Голос. Он не открывал глаз. В виске билось, горячо и сильно. Шок. Боль. Он ощущал ее всем телом. Синяки, царапины. Они пульсировали.

— Вас избрали Эолы. Вы — счастливые обладатели обновленного Мастер Диска! Вы скитались по миру без надежды, одинокие, брошенные, ищущие спасения! — начал радостно напевать приятный женский голос. — Вас нашли! Одиночества больше нет!

Хэл открыл глаза. С трудом. Оглянулся по сторонам. Чтоб понять, кто же искал этого спасения, о котором птицей щебетала невидимая женщина. Вокруг, сколько видно, лежали люди с одинаковым выражением на лицах. Стальные лежаки, минимум освещения, серые стены. Меня передернуло. Это не было Оазисом Эолов. На секунду я отвлеклась от чтения Мастер Диска. Скинула ладони с Чтеца. Экран погас.

Оазис Эолов, который помнила я, сиял чистотой. Нас было двое. Со мной был отец. Именно он и давал электронное согласие на проверку и вживление Диска. Но в Архиве Чтец показывал мне иное: огромный, темный ангар, а вместо белого пластика — коррозийный металл.

Времени на то, чтоб опять подключить Чтеца, ушло немного. Я пару раз щелкнула ладонями, снова разместила их на поверхности. Кожу обожгло металлом, как и в первый раз. Экран ожил. Ожили воспоминания Хэла.

Он еще раз осмотрелся вокруг. Покрутил головой в разные стороны. Хэл и подобные ему занимали большой мрачный зал.

Хэл посмотрел четко вверх, и белый яркий слет, который лился с потолка, ослепил его. Глаза заслезились, в горле было сухо. Хэл судорожно сглотнул, облизал губы. Ему показалось, что голос слышен только ему.

— Вас спасли. Теперь вы в безопасности. С Мастер Диском, открывающим доступ к вашим страхам, мыслям, воспоминаниям, вы в полнейшей безопасности. Диск обеспечивает доступ к вашей геолокации всем службам спасения. Вы не один и больше никогда не потеряетесь, — слова падали гулко, мерно, их как будто вколачивали в мозг.

— Снять ограничители с левой руки! — прогремел металлический голос, и Хэл услышал щелчок. — Обратите внимание на свою левую ладонь, пожалуйста.

Хэл поднял руку, понимая, что только ею и может пошевелить, и что центр ладони саднит.

— Обратите внимание, это ваша защита, ваш пропуск и ваше спасение.

Синий огонек на левой ладони медленно мигал. Хэл еще раз сглотнул, почти задержал дыхание.

— Правила пользования Диском Исповедания загружаются. Не тревожьтесь, расслабьтесь. Ограничители работают на минимум.

— Это ваш Диск, ваша опора и надежда на спасение. Вы потерялись — диск поможет найти вас. Проходите первичную, контрольную, любую другую регистрацию — информация считывается с вашего диска мгновенно. Испытываете необходимость срочно восстановить информацию — ваш диск поможет вам.

Хэл хмыкнул. Ему показалось, что он все еще в своем ледяном сне, все это ему снится. Этот ангар, эти люди, эти голоса — дурной сон.

Вместо потолка и белого света у Хэла перед глазами появилась картинка — синего цвета диск плавно проворачивался, сияя гранями.

— Так выглядит ваше спасение! — произнес женский голос.

— Вернуть ограничители на максимум! — и опять щелчок.

Металл в голосе резал ухо, но уже через секунду его перекрыла тихая мелодия.

— Добро пожаловать в новый мир. Ограничители будут сняты через сорок минут, — произнес опять тихий женский голос. Картинка исчезла. Осталась только спокойная мелодия.

Хэл повернулся влево и дернулся: рядом на койке лежала рыжая девчонка, ей на вид было лет тринадцать. Ограничители ярко светились на ее бледных запястьях. Лицо у нее было в конопушках, и две непослушные рыже косички торчали в стороны. А на маленькой ладошке был шрам, краснела воспаленная кожа.

Хэл понял — это не сон. Никогда им не было! Это осознание буквально ударило его. Так сильно, что и я едва удержалась на ногах. Его сердце застучало так, что и моя грудина начала разрываться. Я сжала пальцы, физически ощущая Связь и то, как она заработала. Память Хэла становилась моей, его боль, то, что он пропускал через себя, стиснув зубы — все это селилось во мне. О, он все еще упрямо обманывал себя, цепляясь за знакомые образы, которых больше не было. Но выходило плохо. Вокруг была едва прорезаемая светом ламп темнота, металл пополам с отчаянием. И ощущение безвыходности, тупое, жалом впивающееся в мозг и не отпускающее больше. Хэл не хотел — и это доводило меня до слез — не хотел верить в то, в чем он оказался. Без долбанного выбора! А ведь он так верил в свободу воли, свободу этого самого выбора, в свои истинные, неотъемлемые права! И теперь у него не было ни одного и другого. Ни третьего!

Он снова сфокусировался на ребёнке, пересилил себя и сразу начал заталкивать свои мысли, отчаянные, болезненные, как можно глубже. Глянул еще раз, более пристально на ладошку девочки. Под шрамом, вокруг, между вздутыми очагами воспаления — мигало синим. И на каждый всполох девчонка отвечала отчетливым, коротким стоном. «Это неправильно, неправильно!» — выстукивало у Хэла в мозгу. И эхом отдавалось во мне.

Девчонка была не одна. Рядом с ней сидели мужчина и женщина. Они только похлопывали ее по руке, по плечу, устало и как-то отстраненно.

— Не хочу! За что? — упираясь кулачками в матрас, выгибаясь, всхлипывала девчонка. — Пустите! — тихонько выла она и мелко колотила по матрасу.

— Отдохни, — гладила ее по плечам женщина. — Поспи. После получения диска это полезно.

— Я его вырежу! К черту! — кричала та в ответ. — И ему пожалуюсь! Пусть знает, что вы предатели!

А мелодия продолжала звучать на весь этот огромный зал. От ее звуков Хэла начало подташнивать. Девчонка рядом продолжала устало завывать, упрямо глядя вверх. Слезы текли по ее щекам прямо на подушку. Хэлу стало ее жалко. До боли. Это чувство какой-то светлой жалости прошибло и меня.

— Эй, детка, — Хэл извернулся так, чтобы лучше увидеть ее. — Эй, не грусти. Лучше тебе и правда отдохнуть, как велит мама, милая.

— Да не мать она мне! — прохрипела девчонка.

— И все-таки совет не так уж плох, — примирительно произнес Хэл. А девчонка все продолжала всхлипывать.

— Что же мне сделать для тебя, милая? — прошептал Хэл, и меня накрыло его отчаянием. Я закрыла глаза, не могла больше смотреть на него. Не в тот момент. А оно — острое отчаяние — просто светилось где-то под веками. Горячими слезами.

Я не сразу поняла, что он поет. Этот глубокий, немного дрожащий голос принадлежал ему. Хэлу.

— Мы с тобой найдем дорогу к дому, выберем с тобой мы верный путь, — легко и светло пел Хэл.

Девчонка с секунду удивленно смотрела на него. А Хэл продолжал, мягко, успокаивающе:

— Я колыбельную спою, сильнее всех тебя люблю.

Девчонка задвигала губами, повторяя слова песенки. Подобие робкой улыбки появилось на ее личике. А я почувствовала, что мне необходимо выдохнуть. Пальцы затряслись. По экрану пошли помехи.

— Сон волшебный унесет, — пел Хэл, не обращая больше внимания ни на что, кроме лица девочки. — Тихо-тихо пропоет: «Спи дорогая, крепко спи, утро будет впереди».

Его голос посреди бесконечности прикованных к койкам людей был лишним, чужим и таким необходимым. И несчастной девочке, и мне.

— Мы с тобой найдём дорогу к дому, выберем с тобой мы…

Он не успел допеть: тело пробило. Песня оборвалась вскриком. Хэл дернулся, потолок приблизился и снова отдалился, ограничители врезались в кожу.

— Сохраняйте тишину! Соблюдайте общественный порядок! — резанул по ушам голос, который было невозможно разобрать. Металл или женщина?

Хэл все еще дергался, а уши заложило. Ударило еще, и потолок потемнел. Я почувствовала, как закатились глаза Хэла. Еще удар. Где-то вне всего этого прокричала девочка: «Не надо!» «Объект Бэс, сохранять тишину!» — прозвучало металлом. Больше вскриков не было. Хэл еще силился обернуться, но только расслышал приглушенные рыдания.

— Стоп! Хватит! — хотел крикнуть он, но только прохрипел: — Прошу вас.

— В целях безопасности вывести ограждения! — пропела невидимая женщина.

Вокруг Хэла упали прозрачные стены, и врубилась сирена.

Воспоминания оборвались. То ли Хэл был в глубоком обмороке, то ли он сам сотворил что-то со своим сознанием. Я судорожно прокручивала его Диск, в надежде найти хоть что-то еще. Что-то, что поможет мне доказать его невиновность. Как я собиралась представить эти доказательства на Суде Эолов, я не смогла бы сказать. Но это стало какой-то настолько болезненной необходимостью, что я просто не могла не подчиниться ей. Открыв одну страницу, я просто не могла уже остановиться. Была не в силах.

Я прорывалась через пустоту его сознания. Голова моя гудела, пальцы жгло холодом. Трещал и дико мигал Диск. И ничего не было. Экран светился, но на нем были только помехи. Почти отчаявшись, я уже хотела сдаться. Но воспоминания вдруг появились. И заставили меня думать только о них.

— Кэп, ему плохо. Остановитесь, Кэп.

Хэл кинулся к рухнувшему мальчишке и нарушил строй. Повернулся, приковывая взгляд к Капралу — так прозвучало имя плотного, грузного дядьки.

— Кэп!

Капрал этот никак не отреагировал на обращенный к нему взгляд и окрик. И не двинулся места.

— Держать строй, ублюдки! — только и гаркнул, сплевывая в зеленоватую жижу табачную жвачку.

Но Хэл уже вышел из шеренги, упал на колени рядом с мертвенно бледным пацаном.

Дальше была только стремительно летящая в лицо жижа. Та самая, по которой они маршировали изо дня в день. Капрал шустро подбежал и макнул Хэла лицом прямо в нее.

— Встал в строй! Слышишь? — заорал прямо над ухом.

Жижа только отдалилась — и опять рядом. Не так отвратительно близко, как до этого. Хэл сопротивлялся, напряг шею, все свое туловище, чтоб не дать макнуть себя в нее еще раз. Воздух, и до этого не особо чистый, наполнился вонью. Хэл выгнулся, изловчился и подставил ладони, упираясь.

— Сопротивляться, сопляк? Сукин сын! Сопротивляться?

— Кэп, — прохрипел, отплевываясь «сопляк», — пареньку плохо. Он упал, подвернул ногу. Ему необходимо оказать помощь.

— Помощь, говоришь? — прошипел по-змеиному Капрал. — О’кей, парень.

Хэл только и успел отвернуться, упереться взглядом в строй, продолжающий вышагивать. И сразу услышал жужжание. Капрал выпустил жуткую штуку с иглой на конце. «Электрощуп!» — мелькнуло воспоминанием.

Пока я переводила дыхание, Хэл уже повернулся к пацану. Чтобы встретиться с ним взглядом, пока того вскидывало от первого удара. Я судорожно ухватилась за панель. И услышала его, этот чавкающий звук: игла снова вошла в тело. Глаза у мальчишки чуть вывалились, но губы оставались сцепленными. Он цеплялся за землю, выворачивался, сопротивляясь боли, то выкидывая ноги вперед, то елозя пятками по мерзкой жиже — и молчал.

Нужно было продышаться. Я резко вдохнула, выдохнула воздух через рот, короткими толчками.

Вены у мальчишки проступили в момент, ярко-синие. Пульсировали с секунду — и только тогда мальчишка заорал — и пропали. Кожа посинела. Его разорвало. То, что было мальчишкой с подвернутой ногой, гулко бухнуло о землю. Запах жареной плоти — Хэл поклялся про себя, что никогда его не забудет — наполнил пространство Лагеря. Смешался с вонью перегноя, гнилых зубов, табака — и так и остался висеть в воздухе. Чавкающий звук — и все стихло. Капрал спрятал щуп в колчан, тяжело пошел к строю. Обернулся к Хэлу:

— Вернуться в строй, солдат.

А Хэл пялился на то, что было мальчишкой, и все никак не мог отвести взгляда. Потом медленно поднес свои ладони к лицу ближе — метка все так же мигала. Его затрясло.

— Встать в строй!

Хэл судорожно сглотнул.

— Есть, — выдохнул еле слышно.

— Здесь психи-убийцы?

— Здесь! — гаркнул строй.

— Здесь краса и гордость нации?

— Здесь! — рвали глотку ряды.

— Стать в строй, ублюдок!

— Есть! — громче повторил Хэл.

— Ты машина смерти, солдат! — плевался Капрал. Он был отвратительно близко. Так, что его слюна оставалась на лице. Так, что от взгляда на красное в рытвинах лицо тошнило.

— Вы машины смерти!

— Да, Кэп! — как заведенный, одним охрипшим криком на всех прогорланил строй.

— Ты, — ткнул Хэла в грудь Капрал, — машина смерти, пацан! Ты понял?

— Да, Кэп!

— Не слышу!

— Да, Кэп! — проорал Хэл что есть мочи. Так что звенело в ушах, а горло раздирало от крика. — Да, Кэп! Да, Кэп!

— Встать в строй, — ухмыльнулся Капрал, потирая руки.

И Хэл встал. Пошел, держа четкий шаг. Двигалась перед глазами спина впереди идущего. Худые лопатки, обтянутые тошнотворно-зеленым в пятнах пота. Хэл Хоуп шагал. Ровно, четко, левой-правой. И его даже не тошнило, когда строй в очередной раз проходил мимо этого мальчишки.

Вечером того же дня пришла расплата. Хэл понимал, что будет платить. Это дошло до него даже прежде, чем он переступил порог казармы. Людей там было набито чуть не до потолка, и Хэл серьезно сомневался, что это место рассчитано на такую ораву народу.

Короткая светлая вспышка — и я увидела чудное, непонятное мне. Это было воспоминание из совершенно другой жизни. Я увидела явно старинное, огромное здание. Я до этого такое видела только в старых книгах, случайно найденных мамой. Увитое цветами, желтыми, розовыми. Закатное солнце бьет в окна. «Колледж» — прозвучало в воспоминаниях Хэла. Он жил только с двумя соседями. Случались потасовки, но Хэл всегда избегал их, просто отгораживаясь своей безупречной вежливостью. Это было ниже его достоинства — отвечать на агрессию агрессией.

Но там, в этой пропахшей потом и мочой казарме, ему некуда было сбежать. И никак было не отгородиться. Потому что там, среди этих мрачных лиц его утонченная, старомодная вежливость не стоила ничего. Она клокотала внутри. Заставляла склонить голову. Договориться. Меня ударило этой эмоцией, этим изящным, ни на что не похожим воспоминанием, этим эхом другой, странной жизни — и горечью от того, что Хэл потерял ее.

А людям вокруг было плевать. На мир и вежливость. Им было плевать на все это. Этим оборванным, изуродованным, отчаянным, недоедающим и недопивающим, измотанным людям было ровным счетом все равно. Ну на что им было бы знать, откуда у Хэла Хоупа — изящного, обычно невозмутимо спокойного — эти потерявшие всякую цену манеры? Они наоборот вызывали только злость и неконтролируемое желание хорошенько съездить по идеальной физиономии их обладателя.

Хэл оценил угрозу в один момент, с первых междометий в свой адрес — и пересилил себя. Заглушил все, что восставало в нем против физической расправы. Хэл стал в стойку.

Его молотили методично и тихо, без лишних звуков. Они молчали, молчал и он. И это выводило их из себя. Удары становились сильнее, целили они теперь в самые незащищенные места, пару раз кулаки проезжались по лицу, зубам. Хэл оскалился. Ему удалось оцарапать кожу на костяшках нападающих. Привкус железа врезался в его память так же, как и запах жареного.

Лиц в темноте казармы не было видно — Хэл мог только едва различать мечущиеся по стенам тени, белки выпученных глаз, локти и сжатые пальцы. Он считал про себя удары, ждал, когда силы молотящих его людей закончатся. Но его били и били — и он держался. Пока кто-то не зарядил ему ровно в висок. Упала темнота.

— Тварь! — услышал он сквозь темноту. — Прилизанная, лощеная тварь!

— Эду оставалось отработать всего ничего. Нарушение-то было плевое! — высоким истеричным голосом отвечал кто-то. — Вы слыхали, ребзя? Девушка его в Оазисе Зеленых ждала.

— Не дождется, — вступил хрипя третий.

Хэл не разбирал голосов говорящих. Он был чужим здесь. Эта мысль гремела в мозгу: чужой! чужой!

— Сука! — отозвался первый.

Хэл услышал плевок, ощутил его. Потом еще один, и еще.

Те, что лупили его, начали расходиться. Гулко падали их шаги по земляному полу. Хэл открыл глаза. Казарма качалась. Он отряхнулся, рассмотрел ссадины на руках, на костяшках пальцев. Усмехнулся: кому-то, получается, съездил по зубам и он! И направился в санитарную комнату. Все, чего он хотел — просто помыться.

Перед глазами плясали круги, и я тоже видела их его глазами. Видела и его отражение в осколке зеркала. Перечеркнутое трещиной, искаженное — как будто все той же маской. Оно не выражало ничего.

Хэл уперся руками в стальные, холодные бортики умывальника, так сильно, что кожа на побитых кулаках побелела. Посмотрел долгим взглядом. Зрачки поплыли вширь. Худое от вечного недоедания лицо казалось чужим. Ни одной мягкой линии. Хэл рассматривал себя еще с секунду, провел ладонью по заостренным скулам, а потом плюнул в свое отражение.

— Жалкий мудак, — прошептал он. — Это ты должен сдохнуть, ты, тварь. Пацан, зеленый… вся жизнь впереди… даже глаз не закрыл, встретил суку с косой как следует — молча, упрямо! А ты, старый, трусливый хер? Крикнули стать в строй, и штаны намочил. Встал! «Да, Кэп!» Сука… ненавижу тебя, урод.

Хэл откинул голову назад так резко, что я даже моргнуть не успела. Только почувствовала режущую боль. Он впечатался лбом в стекло. С размаху. По глазам потекло красное. Еще раз! И еще раз — до тех пор, пока не вырубился.

Я промотала дальше. И каждый раз одно и то же: строевая, Капрал, опять строевая, Хэла избивают, Капрал.

Хэл сломался. Терпению его пришел конец. Понятия чести, справедливости и еще многое из того, что он принес с собой из этих чудных мест, светящихся солнцем, — ушли. Все это Хэл затолкнул в самые дальние углы сознания. Достоинство, которое в другие времена он носил будто корону, достоинство, что помогало ему держать осанку и не опускаться, надломилось. Острые края впились в сердце, будто замораживая его, унося весь свет. Вера, честь, право, законы — все это теперь вызывало только кривую, горькую усмешку.

Следующая расправа превратилась в кровавую драку. Хэлу досталось, но еще больше — тем, кто имел неосторожность на него напасть.

А потом я наблюдала за тем, как работали Эолы. Весь лагерь Обороны был направлен в их Оазис на испытания. Каждого подсоединяли к приборам, измеряющим силу дыхания, объем легких и еще что-то.

На этом эпизоде воспоминания Хэла стали размытыми. Пришлось снова прокручивать Диск. Чтец указывал на прерывание в записях — и я наделась, что вот-вот найду доказательство невиновности Хэла. Ладони у меня горели и тряслись.

Я широко открыла глаза, хоть и через силу. Чтение Диска отбирало много энергии. Но и не отвлекало на внешние мысли и события. Просто вычеркивало все, что не касается самого процесса. Меня не волновала Эя, с ее Мастер Диском и возможностью работать с кодами доступа к Архиву. Мне было плевать на Эолов, которым просто могло понадобиться зайти в Архив. Меня не волновало, что меня могут обнаружить. Я была погружена в чтение.

Прерывание в записи закончилось. Дальше шли удивительно четкие, яркие воспоминания. Хэл, в составе Службы Обороны, шагал по пустыне. На лицах окружающих его людей были какие-то странные респираторы. Я таких раньше не видела.

— Ваша задача, — вещал Капрал, выхаживая между движущихся рядов. — Провести полевое испытание новейших респираторов класса РСМ слэш десять яблоко десять и пять.

Хэл смотрел под ноги. Дышать ему было тяжело. Худая грудь ходила ходуном. Вдох. Попытка сплюнуть забивающийся в маску песок. Выдох.

— Ясно, ублюдки? — гаркнул Капрал. — Фильтры на максимум!

Защелкали тумблеры.

— Кэп, — раздалось сзади. — Маска не функционирует!

— Молчать, сопляки! — Капрал тяжело протопал мимо Хэла. — Вытащили руки из жопы и перевели респиратор на максимум!

— Кэп, — раздалось теперь уже с разных сторон. — Не работает.

Кто-то закашлялся.

— На максимум! — орал Капрал, но это не помогало.

От нехватки чистого воздуха кружилась голова. Дышать становилось тяжелее. Начали гореть и саднить легкие.

Раздался надсадный кашель. Люди вокруг Хэла судорожно хватались за горло. Ревел Капрал.

Поднялся ветер. Буря шла прямо на беспорядочно бегающих и падающих людей.

Хэла скрыло песчаной стеной. Он дышал так же тяжело. Но щелкать тумблером перестал. Мысли бешено скакали. Мелькало в памяти сразу много всего. Серое здание. Оно дымилось и падало. Лица под слоем голубых льдин. Снова цветущие желтым и розовым гибкие ветви. Я чуть не рухнула под этой волной воспоминаний и решила пока отложить их в сторону. Слишком сильный поток мешал работать. Мышцы сводило судорогой, запястья тянуло.

Я попыталась промотать вперед. Перескочила. Прокрутила обратно. И нашла. Перед глазами у Хэла ярко алела окровавленная левая ладонь. В правой он держал какой-то стальной обломок — защелку от новейшего респиратора класса РСМ слэш десять яблоко десять и пять. Хэл тяжело поднял взгляд. Перед ним стоял Ки. «Добро пожаловать в семью, мальчик», — произнес он спокойно и улыбнулся.

Глава 8. Еще о диске Хэла

Навязчивые электронные голоса регулярно приглашали меня к Хэлу. В медбоксе я тоже оставалась с ним один на один. Смотреть, как он парит, распластанный, с жуткой пластиковой маской на лице, было мучительно. А еще мучительнее было видеть на его лице абсолютную безмятежность. Он улыбался, так широко и ясно, что даже пластик не мог скрыть этого. Он спал. Бесконечным, холодным и отстраненным сном.

Меня выкручивало каждый раз после таких посещений. Я подолгу приходила в себя. И хотела дотронуться до него, хотя бы раз.

Я расслабилась. Не было привычных тестов. Меня не подключали, не взвешивали, не измеряли. Я свободно передвигалась. И только боксы с едой, исправно появляющиеся перед моей дверью каждый день, подсказывали мне, что я в Оазисе не одна. Что обо мне помнят. Ни на минуту не забывают. Заботятся.

Я начала посещать Хэла без приглашения. Мне было плевать на то, будут там Эолы или нет. И каждый раз меня встречала тишина. Только я, стеклянная стена — и Хэл за ней.

А потом, абсолютно не обращая внимания на тишину Оазиса, на отсутствие Эолов вокруг, я шла в Архив. Прямо, уверенно вышагивая по лабиринту коридоров.

Я приходила в Архив несколько раз. Это стало моим ритуалом. Каждый раз после короткой «встречи» с Хэлом, я шла потрошить его Диск. Меня бешено тянуло заглянуть в глубинные воспоминания Хэла. Я зачем-то оправдывалась перед самой собой. Что, возможно, там есть то, что я ищу, что нужно Хэлу. Что, возможно, это как-то нам поможет. И никак не могла признаться себе. В том, что он просто стал важен для меня. В том, что очень нужен.

Помещение встречало тишиной и мраком. Матово мерцал экран Чтеца. Здесь можно было отрешиться от окружающего мира. Забыть обо всем. Только я, Диск Хэла — и сила в моих руках.

Я подробно изучала строение Диска. И то, что ячейки, из которых Диск состоит, бывают с разным уровнем доступа. Я боролась за каждый. Электричество во мне бешено пульсировало. Скакало напряжение. Энергия шаровой молнии заставляла кожу гореть.

Это отнимало силы. Слишком много, если честно. Пятое свое подключение к Чтецу я выбрала решающим. «Сегодня или никогда», — сказала себе я.

Уровни дались не сразу. Но когда я их открыла — застыла в изумлении. Такой красоты я еще никогда не видела.

Среди серого безмолвия и холода, от которого пальцы на руках почти покрылись ледяной коркой, парили цветные облака. Я не сразу поняла, что скрывается в них. Понимание этого почти заставило меня отскочить в сторону. От неожиданности.

Цветные облака были тем, что Хэл любил. В них было столько всего! Столько всего он обожал в своей жизни! Ко столь многому относился с нежностью, теплотой и трепетом!

Здесь была и поджаристая корочка свежего хлеба. И запах желтых цветов, что увивали стену у его окна. И мамины руки, пахнущие теплом и солнцем. Древесный, влажный аромат сада.

Вот тонкие руки разливают пряно пахнущий напиток во что-то невыносимо хрупкое и белоснежное. Тонкие руки трогают теплые камни старинной стены, окружающей сад.

И книги. Тысячи книг. Их тисненые, терпко пахнущие обложки. Хэл мог часами сидеть в библиотеке, читать запоем.

Были в этих цветных облаках и высокие стрельчатые потолки. Арки и окна. Позолота, роскошь. И почти нереальное количество цветов. У меня в какой-то момент закружилась голова от ароматов.

Улыбки сестер. Трубка, которую курил отец. Сад, беседка, тихий пруд с белыми цветами. Вечерние чаепития. Странная, невероятная, сошедшая со страниц какой-то старинной сказки, жизнь.

Последнее цветное облако было воплощением отчаяния Хэла. Оно возникло на фоне тяжелых ворот, которые он запер собственными руками. Это воспоминание сильно резануло. И я даже не удивилась, когда почувствовала влагу у себя на щеках. Я услышала ее. Услышала эту простую, болезненную, беспомощную мысль.

«Я просто хотел прожить спокойную жизнь. Читать книги, путешествовать по миру. За что они лишили меня этого?»

Меня подбросило от резкого перехода. Среди облаков и серой пустоты начали появляться горячие точки. Новости, которые получали обитатели этой сказочной жизни, не предвещали ничего хорошего. Мир рушился. А они просто закрылись среди своих конюшен, цветов и садов. Спрятались среди своих книг под высокими потолками. Хотели переждать. За каменными стенами. Поддерживая и любя друг друга.

Понять, что случилось, отчего и как пришел конец их собственной сказке, они так и не смогли. На отсутствие необходимых вещей реагировали сдержанно. Урезали расходы. «Я вполне могу обойтись и без венских вафель на завтрак», — звучал нежный голос. «Уильям, тебе незачем было беспокоиться. Тэо мог бы и сам наколоть дров», — вторил ему другой, мягкий и тихий. «Ах, его забрали в ополчение? Надеюсь, с ним все в порядке». «Бывает и хуже, мои милые», — твердил густой баритон, так похожий на голос Хэла. «Все не так уж плохо, — отвечал еще один, тонкий. — Мир не может вот так запросто рухнуть». И они все, все эти потерянные голоса, верили в то, что говорят. Не особо заботясь об уже рухнувшем мире.

Идиллия подошла к концу, когда люди в форме погрузили всех обладателей нежных глубоких тембров в фургон. Хэл плохо сохранил это воспоминание. Хоть оно и горело красным, его скрывал туман.

Воспоминания его стали еще более отрывочными. Серая гряда бетона и стекла. Высокий худой человек в белом. Капсулы с надписью «Крио-100». Кнопка «Глубокая заморозка». Экран, на котором горело и пульсировало «230». Сферы, мерцающие зеленым. И темнота. А в ней стук сердца. Боль от введенной под кожу иглы. Холод, который поднялся от пяток. Стук сердца, который становился все глуше и глуше, пока не затих вовсе. И темнота.

Последнее, что удалось мне разобрать — это красный свет. И какой-то неясный гул. Что-то рушилось и падало. Сверху. Какие-то металлические балки. Вой сирен и шум. Выкрики. Звон битого стекла, жужжание щупов. И все это под белой, льдистой пеленой. Сначала Хэл увидел свои пальцы. Посиневшую кожу. Он попытался сжать ладонь. Зацепиться за борт того, что еще недавно было криокапсулой. И не смог.Еще попытка. Руку свело. По ладони чиркнуло стеклянным краем разбитой сферы. Снова провал.

Потом, много позже, Хэл понял, что его кто-то тащит. Вокруг шумело и падало. Били искры. Кричали люди. И Хэл тоже захотел кричать. Но смог только просипеть что-то невнятное. Обернулся туда, где, как он знал, спит его семья. Но капсул с их телами не было видно. Все сгинуло под обломками серой гряды бетона и стекла.

Глава 9. Суд Эолов

Я выходила из этих воспоминаний долго. Дошла до своей капсулы, едва передвигая ноги. И сразу рухнула на лежак. Спина и руки ныли. Архивные записи мелькали перед глазами. Ощущение было, будто занырнула на глубину — и лежала под катящимися сверху волнами. Пришел какой-то странный отголосок моего собственного прошлого. Как я, совсем маленькая еще, прячусь от жары в мутной воде канала. Надо мной только небо и сероватая пелена воды. Где-то рядом пустыня дышит жаром — а выше, почти в небе, приглушенный голос мамы.

Голос действительно был. Электронный, скрипучий. Он извещал меня о том, что Эя открывает заседание Суда Эолов. И я на него приглашена. Нужно было идти.

Зал Суда был набит битком. Разделенный на несколько секторов, он просто поражал своими размерами. Я бегло осмотрелась. Слева от белоснежного портала расположились молодые люди в белых халатах. Табличка, горевшая над трибунами, гласила: «Статус: лаборанты». Справа сидели люди постарше. Они сосредоточенно о чем-то переговаривались. Заметили меня, закивали головами. И продолжили разговор. Табличка извещала, что это Защита. Выше на трибунах сидели Эолы. Они как-то делились внутри своей группы, но я не могла уловить как. Возможно, что те, над кем парила надпись «Младшие», были в таком же шатком положении, что и мой отец. «Старшие» смотрели только на прозрачную трибуну в центре Зала. Но был во всем этом месте какой-то диссонанс. Чего-то явно не хватало. И я все никак не могла понять, чего же именно. Возможно цвета? Нет, он тоже был, но тусклый, будто дымчатый — в скругленных углах Зала стояли высокие вазы с ветвями, усеянными листьями цвета пыльной зелени. «Эвкалипт», всплыло в памяти. Тягучий, густой аромат будто впивался в мозг, заставляя внимание рассеиваться. От бесконечного белого глянца и прозрачного кружилась голова, глазу не за что было зацепиться в этом огромном пространстве. Чувство, что ты часть чьей-то гадкой игры накрыло — и больше не отпускало.

Мне не предложили сесть, и я инстинктивно потянулась к «Младшим». Выражение их лиц напомнило мне такое же у отца. Каждый раз, собираясь на Совет, он выглядел так же. Потерянно и встревоженно. С надеждой во взгляде.

Один из Младших подвинулся, уступая мне место. Никто не проронил ни звука. Мне просто кивнули, приглашая присесть.

Тишина, казалось, звенела в зале. Все шепотки, все переговоры разом стихли. В Зал «вплывала» Эя.

Она заняла место за белой трибуной. Улыбнулась широко, окидывая взглядом Зал, нашла меня. Кивнула головой.

— Тэсс, — громко произнесла она. — Дитя! Я рада видеть тебя здесь.

Младшие задергались. Зашептались. Тот, что уступил мне место, нахмурился.

— Тебе туда, — бросил коротко, указывая вниз.

— Куда? — шёпотом спросила я.

— Сюда, дитя, — отозвалась Эя, указывая на подножье трибуны. — Иди!

Зал опять смолк. Только пока я спускалась, какое-то назойливое жужжание сопровождало меня. Я мотнула головой, прогоняя его. Помогло.

Внизу я смогла рассмотреть белые скамьи по обе стороны от Эи.

— Твое место здесь, — торжественно произнесла она, улыбаясь, и добавила, обращаясь к залу: — Начинаем Суд Эолов. Ввести Нарушителя.

У меня похолодели кончики пальцев. Связь давала о себе знать. Бесконечное покалывание от макушки до пяток, грозящее перекинуться жгучими иглами. Вот что пришло ко мне с появлением Хэла в Зале. Я едва сдержалась, чтоб не броситься к нему. Ладони гудели. Мне нужно было прикосновение. Нужно было дотронуться до него, чтоб понять, что я сама в порядке. Что он в порядке. Но его не подвели к трибуне. Вывели на середину Зала.

Худой, изможденный, Хэл едва стоял на ногах. И все-таки вскинул голову, когда Эя обратилась к нему. А я выдохнула. В глазах Хэла плыла буря. Это обнадеживало. Это означало, что он все еще здесь.

— Хэл Хоуп, рада тебя видеть, — четко выговорила Эя.

— Не могу разделить твоих эмоций, извини, — прохрипел тот в ответ, ухмыляясь.

— Я тебя понимаю, — невозмутимо ответила Эя. — Что с голосом?

— Сорвал связки, — бросил в ответ Хэл.

Они все перекидывались и перекидывались фразами, а я пыталась ухватиться за картинку передо мной. Я четко различала лицо Хэла, его глаза. Но то, что он стоит все так же прямо, я скорее знала, чем видела. Пробежалась глазами еще раз по его фигуре, зажмурилась в попытке сфокусироваться. Просмотрела сам Зал. Некоторые сидения в секторах пустовали.

Голос Эи, мерно зачитывающей что-то, вывел меня из задумчивости. Она как раз переходила к сигналу, по которому им удалось идентифицировать Хэла Хоупа.

— Мы уловили речевой сигнал около полуночи. Местоположение Нарушителя было определено не сразу, к сожалению, — зал зашумел. — Да, да. Наша Система далека от совершенства.

Эя подняла руку, призывая к тишине, и продолжила:

— Тем более что Нарушитель передвигался по Пустыне. Помехи были неизбежны. Кроме того, нам надлежало выяснить, с какого прибора был передан сигнал. Браслет с Мастер Диском принадлежал одному из Старших Эолов.

Старшие Эолы задвигались. Некоторые даже повыскакивали со своих мест. Раздались вопросительные возгласы.

— Требую тишины! — Эя немного повысила голос. — И соблюдения общественного порядка. Во избежание эксцесса удаляю третью часть зала.

Группа Эолов встала. Молча, нога в ногу, они спустились со своего сектора. Прошли в портал в сплошной тишине. Эолы склонили головы в направлении трибуны, выдохнули хором «Высшая». И скрылись из виду.

— Можем продолжать, — подытожила та, кому они поклонились. — Браслет с Мастер Диском принадлежал одному из Старших Эолов. Провожатый Эл до сих пор не обнаружен.

Голос становился все глуше и глуше. «Ну, Высшая, — отплясывало у меня в мозгу, — ну и что?» Все это становилось моей реальностью, а мне было наплевать. Самым главным стало просто собраться с мыслями.

Меня мучило сразу несколько важных для одной меня вопросов. Я совершенно не понимала, как использовать то, что я увидела на Диске Хэла. Как рассказать Эе о том, что прямого указания на нарушение Хэла там просто нет. Как выдержать реакцию Хэла. «Если Эя Высшая, как могла она это упустить?» — нервно размышляла я.

Я снова посмотрела в сторону Хэла. Еще раз прошлась взглядом по лицу, по прямой спине, развернутым плечам. Ничто в нем не говорило о жутких процедурах, которым его подвергли. Ничто не напоминало тех сцен, от которых меня вывернуло у медбокса. Хэл Хоуп был прежним. Он держал ту же гордую осанку, так же спокойно мерил взглядом своих противников. Говорил твердо, четко. И так же не смотрел на меня, не искал моего взгляда.

Чтобы успокоиться, собраться с мыслями, я принялась подсчитывать его возраст. Чисто инстинктивно принялась решать эту задачку. Мысленно прикидывала: «В последнем четком воспоминании Хэлу примерно за тридцать. Но когда его вытащили из-под развалин? Его заморозили? Крио-100… где я могла еще слышать это название? Может, отец упоминал? Или мама?» Я судорожно пыталась восстановить собственные воспоминания. Но были только какие-то обрывки. Как-то так выходило у меня в голове, что Хэл, очевидно, гораздо старше тех лет, на которые выглядит. Цифры все никак не хотели складываться.

Я оставила эту затею. Прервала мысленный подсчет. И начала думать о том, чего я так и не увидела. Кто именно вырезал Диск Хэлу? Мне совсем не сложно было поверить в то, что он сам сделал это. Он бы мог. Плевать на высокие окна и изящные цветы в саду. Плевать на книги и ароматы. Его сломали. Он разрезал свою ладонь. Вытащил Мастер Диск — и жил дальше. Потерянный. Неуловимый. Пока не встретил Объект 104. Дефективную дуру. Меня.

— Тэсс? — раздалось сверху. Я опять вынырнула из глубины и наткнулась на встревоженный взгляд. — Тебе плохо, дитя?

Я отдышалась, сглотнула, думая, что именно ответить.

— Дитя? — повторила Эя.

— Продолжайте, — дрогнувшим голосом ответила я. — Со мной все нормально.

И только тогда обернулась, чтоб перехватить в секунду ставший тревожным взгляд Хэла.

— Мы закончили, — отозвалась Эя. — Если у тебя есть что-то добавить…

Она мягко улыбнулась мне, приглашая за трибуну. Я приняла ее предложение. И только поднявшись на пару ступенек вверх, поняла, чего не хватало. Сектора, где могли бы разместиться представители обвинения. Вот тут я действительно начала жалеть, что прослушала речь Эи. «А что, если она и есть сторона обвинения? Или она защищала его? Или просто озвучила список нарушений?» Эти мысли вихрем пролетали в моей голове, пока я молча смотрела в зал. Свободных мест стало еще больше, но это меня не тревожило. Я не знала, что должна сказать Эолам, что сказать Хэлу.

Эя терпеливо молчала, не поторапливала меня. Я судорожно прочистила горло, как будто боясь, что в самый ответственный момент смогу подавиться слюной. И начала свою позорную, бессмысленную речь.

— Хэл Хоуп невиновен! — крикнула я в звенящей тишине. Всмотрелась в ряды Эолов, но не уловила даже намека на эмоцию. — Он не нарушитель!

Зал молчал. Нервы мои начинали сдавать. Мне нужно было хоть что-то. Хоть один — не сопереживающий — заинтересованный слушатель. Хоть кто-то, чей отклик помог бы мне сказать верные слова в защиту своего Связанного.

— Пожалуйста! Он невиновен! Не наказывайте его! — кричала я, отчаиваясь. Голос гулко оттолкнулся от стен и потерялся.

Безмолвие Зала убивало все во мне. А ведь я столько всего хотела сказать. Защитить. Я ждала, что мне помогут. Зададут вопрос. Любой. Но ничего не произошло. А картинка опять начала двоиться. Переплетаться цветными нитями. Откуда-то пришел полог цветастого шатра. Развернулся надо мной. Выплыли из своих матерчатых волн гигантские рыбины. И все это поглощала тишина.

— Я! Тэсс! — кричала я бессмысленно. И вместо того, чтоб рассказать об увиденном мной на Диске, добавила: — Объект 104! Вы ведь еще не приняли окончательного решения. Пожалуйста!

Никто не откликнулся. Даже Хэл. Он просто отвернулся, опустил голову и смотрел в безупречно белый пол.

Мне захотелось глубоко вдохнуть, во все легкие. Но воздух сопротивлялся. Он не хотел идти. Я как будто снова оказалась в том сне. Только теперь никто не нападал, не лежал в лужах крови. Не жужжали орудия. Не было жутких людей из пустыни. Ничего не двигалось, не издавало звуков. Вязкое, горячее желе лезло через уши, нос, забивалось в горло. Но никто не двинулся, не пришел на помощь. Захотелось кричать, сбросить эту трибуну. Вцепиться в чертового Связанного и трясти его, пока голова не отломится.

Я зажмурилась, прогоняя это желание. Попыталась взять себя в руки. И резко выдохнула. Голос Эи спокойно произнес: «Объект Хэл Хоуп. Статус: свободен».

Глава 10. Побег

Хэл снова парил над полом медбокса. Только теперь его почти не было видно из-за проводов. От тела поднимались и терялись где-то под потолком прозрачные трубки. Провода, датчики — все сливалось в одно целое. Маячило где-то на краю моего разорванного сознания, что больше нет ни единого выхода. Что я, в конце концов, потеряю своего Связанного. И что просто буду не в состоянии это пережить.

Я затравленно оглядывалась вокруг. Эолы собирались. Текли сплошной безликой рекой. Серые одежды, белые маски, прозрачные глаза. Тихо расходились во все стороны. Даже не глядя на Хэла. Перешептывались, склоняя головы в острых капюшонах, друг к другу. Все повторялось. Как в плохом сне.

С момента, как Эя озвучила приговор, прошло не так уж и много времени. Если считать по боксам с едой, которые все так же возникали на пороге моей капсулы — не больше трех дней.

Эя методично посещала меня. Сохраняла исключительно миролюбивый тон. Отвечала на мои вопросы. Делилась новостями об освобождении Хэла. И лично пригласила на «процедуру освобождения». Именно так она выразилась, торжественным тоном.

Мне не терпелось увидеть Хэла, поговорить с ним. Мне было стыдно за мою бессвязную речь, которая должна была стать оправданием для Хэла. Я с ужасом вспоминала ее. И я отчаянно радовалась тому, что он сможет уйти из Оазиса. Хотелось попросить его передать отцу, что я в порядке и еще столько всего важного. Привет Ки и Мэмми. И чтоб был осторожен в дороге. Чтоб опасался Падальщиков.

Хотелось надеяться, что наша Связь выдержит расстояние. Я не знала точно, куда он собирается ехать. Надеялась, что не очень далеко. Поклялась себе не обещать Хэлу скорой встречи. И, конечно же, упросить его, чтоб он навещал меня. Так часто, как только сможет.

«Процедуру» назначили на раннее утро. Прозрачные трубки, идущие из Хэла, ярко блестели в лучах солнца, посылая солнечных зайчиков по стенам медбокса — и служили орудием «освобождения».

Эя заняла свое место. Кивнула медсестре. Та, явно нервничая, приступила к своим обязанностям.

— Элла, — обратилась к ней Эя. — Раскрой суть освобождения вновь прибывшим.

Та откашлялась, прочищая горло, глянула на меня.

— Сейчас мы с вами станем свидетелями правосудия Эолов, их бесконечной справедливости и мудрости, — Эя одобрительно улыбнулась. — Да. Хэл Хоуп нарушил правила системы Мира. Мы не обвиняем его. Мы выражаем свое прощение. И мы хотим помочь ему. Удаление Диска…

Голос Эллы сорвался. Она сделала паузу, глубоко вдохнула. Где-то позади меня раздалось едва слышное: «Бедняжка. Такая ответственность. В присутствии Самой».

— Не жалейте меня! — подхватила Элла срывающимся голосом. — Хэл Хоуп. Вот имя того несчастного, достойного вашей жалости. Перед вами тот, что не справился с ношением Мастер Диска. Не выдержал его поддержки и неусыпной заботы. Но мы здесь, чтоб помочь этой жертве собственной слабости!

Эолы зааплодировали. Эя одобрительно закивала. От всех этих звуков, напыщенных, громких слов, голова у меня пошла кругом. Сосредоточиться, понять, что делать дальше, было почти невозможно. Сознание рвалось прочь. Сила рвалась прочь. Руки сводило. Ныли суставы. Я даже уставилась на свои ладони. Просто чтоб убедиться, что их не разворотило. Электричество шло по венам. Ужасно замедленное ледяным страхом. «Что, если ничего не выйдет?» — рвалось в мозгу. Что там должно было выйти, я и сама плохо понимала.

Тем временем Эя взяла слово. Ее голос звучал глухо, но твердо.

— Все, что сейчас произойдет — истинная справедливость. Хэл Хоуп достоин ее. Каждый заблудший достоин ее! И мы даруем ему свое прощение. Даруем ему освобождение!

Она что-то еще говорила. Что-то про сам процесс. Элла подключилась к описанию. Перечисляла этапы. С нескрываемым удовольствием описывала, как именно они будут снимать — пласт за пластом — все уровни сознания Хэла. Как мастерски удалят его самого. Сотрут. Каким идеальным существом он станет. «Только базовые рефлексы! Движение, дыхание, питание, выведение продуктов жизнедеятельности, — упоенно вещала она. — А так же сознание в виде чистого листа!».

— Возможность программирования? — раздалось со стороны Эолов.

— Мы не исключаем ее. Полевые испытания проводятся в Оазисах Зеленых, — без запинки отчеканила Элла. — Стадия созерцания. Мы даем испытателям полную свободу.

Но я больше не слушала. Я думала только о том, какой дефективной дурой я была, что смогла забыть. Освобожденные! Эти их лица без какого-либо выражения. Механические движения. Пустые глаза без зрачков. Как смогла забыть, что боялась этих людей? Что холодела от макушки до пят от одного только взгляда на них? Одно только воспоминание. Четкое, как вспышка молнии.

Вот я, лет десяти, захожу в наш барак. Я ищу маму. Но не нахожу ее. Только сидящего у стола человека. Мне кажется, что он задремал. Но мне нужно найти маму. Я подхожу к человеку. Трогаю его плечо. «Где моя мама?» — спрашиваю тихонько. Человек открывает глаза. А в них пустота. Глаза смотрят мимо меня. Взгляд без фокуса. Без зрачков. Я кричу. А потом, позже, наблюдаю, как этот жуткий человек вкручивает лампу в парнике. Как его бьет током. Как он корчится на полу, не произнося ни звука. Как его засовывают в мешок и уносят.

Я судорожно сглотнула. Физически ощутила, как вытягивают из Хэла его сущность, душу, его самого. Разлучают тело с сознанием!

Не хотелось думать, что Хэл превратится в бессловесное туловище Освобожденного. Не хотелось даже представлять, что его могут вот так перемолоть и превратить в нежить, ходячий труп.

Эя с улыбкой наблюдала за работой Эллы. А та уже перешла к экрану, развернувшемуся над Хэлом.

— Вот здесь, — она указала на синие точки. — Основная база. Чтоб дойти до нее, нам придется пройти несколько уровней. Это может занять некоторое время.

— Ну что ж, — вклинилась Эя, покручивая свой браслет с Диском, — запасемся терпением, Элла.

— Высшая, — склоняя голову, обратилась та к Эе. — Мне нужен более широкий доступ.

— Зачем?

— Понимаете, с его памятью что-то странное. Глубинные воспоминания датируются…

Тут она перешла на шепот. Брови у Эии поползли вверх.

— Вы не знали? — удивленно спросила Элла.

— Я ношу этот Диск слишком долго, дитя, — вздохнула Эя. — Что-то стирается. Наши возможности не безграничны.

Она покрутила браслет Диска на запястье, и добавила: «Даю доступ».

Я вдруг поняла, что вполне могла дать показания о вырезанном Диске. Поняла и чуть не взвыла от отчаяния. Прикидывая, смогу ли я тут же как-то воспользоваться тем, что видела, я почти пропустила момент, когда кончики пальцев начало нестерпимо жечь. Сила пылала в них. Совсем как тогда, когда я выбила дверь машины, чтоб добраться до Хэла, бьющегося один на один с Падальщиками. В тот момент это стало приятным, знакомым чувством. Именно оно и заставило меня вскочить и закричать во всю силу: «Остановитесь! Не смейте!».

Мой голос заставил Эю вздрогнуть. Но она быстро пришла в себя. Окинула меня спокойным взглядом.

— Да, дитя?

— Оставьте его в покое! — крикнула я снова. — Освободите его.

Эя усмехнулась. Переглянулась с Эллой.

— Но мы ведь и так его освобождаем.

— То, что вы делаете, — я запнулась, нервно кашлянула. — То, что вы делаете с ним, это освобождение?

— Именно, — Эя кивнула.

Я оглянулась в поисках хоть какой-то поддержки. Но как-то так оказалось, что в медбоксе, кроме Хэла, меня, Эллы и Эи больше никого не было. Эолы исчезли.

— Это ваши штуки? — обернулась я к Элле. — Ваши?

Но она проигнорировала меня. Эя тоже никак не отреагировала на мой вопрос.

Я пощелкала пальцами, проверяя количество энергии в руках. Было не очень много. Страх все еще сковывал меня, мою силу. Я не знала точно, что делать дальше.

— Просто отпустите его! — уже тише произнесла я.

— Ты видимо решила, что имеешь право голоса тут? — прошипела Эя, приближаясь ко мне очень медленно. — Так, дитя?

Я сглотнула неприятный комок. Страх двигался выше. Он почти затопил мое сознание. Связь не могла пробиться через него. Она ныла под ребрами — и не двигалась. Я все еще не могла разобраться в своих дальнейших действиях.

— Я читала его Диск! Там нет четкого указания на то, что он сам лишил себя Диска! Эта часть была стерта! — выпалила я в отчаянии. — Вы мне не верите? Я читала, я могу…

— Защита, Элла, — твердо скомандовала Эя и добавила жестко, обращаясь ко мне: — Ты думаешь, мы не видели, как ты читаешь его Диск? Как включаешь Чтеца одним прикосновением. Глупое, глупое дитя. Мы видели и мы знаем, что эта часть отсутствует. Стерта или не существовала. Это не имеет никакого значения.

— Процесс, Высшая! — отрапортовала Эя, натягивая перчатки. — Освобождение превыше всего!

Но та не обратила внимания на ее возглас. Что-то вело ее к тому, чтоб опрокинуть на меня всю информацию, все, о чем я боялась сама догадаться. Ее глаза горели злорадством, тонкие губы искривляла ухмылка.

— О, дитя, мы ведь должны поблагодарить тебя. Так тонко сработано, — она потянулась ко мне, почти обнимая за плечи. — Тонкий голосок в ночной пустыне, и вот отступник засечен и идентифицирован. О, благая весть!

Я пыталась, изо всех сил пыталась попасть в темп ее слов, но в мозгу только стучало, выбивая мертвым ритмом: «Как? Как? Как?».

— А ведь он знал, — почти пела Эя, покачиваясь и кружась вокруг меня змеей. — Он знал, что одно только имя, даже шепотом, и ему от нас не скрыться. Мне было интересно, не ради протокола: как же ты будешь идти дальше, зная, что ты не только назвала его по имени, но и сама привела его сюда, сдала его нам в руки.

Дыхание у меня перехватило. Диск! Он же лишился его, совершил по законам Эолов то, что карается смертью.

— О, конечно, можешь надеяться и молиться на то, что мир когда-нибудь станет прежним. Но этому не бывать. Как только мы закончим с этим, — она презрительно махнула рукой в сторону Хэла и кивнула Элле, — мы закончим то, что начали с тобой. Оазисы Эолов нуждаются в твоей энергии, дитя…

Она хотела добавить что-то еще, но Хэл открыл глаза.

Связь чуть было не придавила меня к полу. Она полилась с такой силой, что я едва устояла. Дальше я двигалась чудовищно быстро. Мир замелькал. Я сама не поняла, как оказалась рядом с Эей. Было странно осознавать, что мое тело, охваченное Связью, вытворяет такие вещи. Мысли о том, что я виновата во всем этом, как-то сразу ушли из моей головы.

Я поняла только, что крепко сжимаю запястье Эи. И что на руке у нее мерцает не только браслет. Ровно в центре тонкой, бледной ладони горел синий огонек.

— Одно только прикосновение, — прохрипела я от волнения. — И не будет больше никаких уровней доступа.

Элла вздрогнула, и я поняла, что иду по правильному пути.

— Никакого доступа к общему Архиву, — я ухмыльнулась. — Ведь у вас таких много? Больших, обширных. Явно много. Раз вот она таскает на себе целых два Мастер Диска. С информацией обо всех ваших винтиках системы Фаза. Обо всех, в кого вы вживили эту дрянь!

Я говорила что-то еще. Не забывая крепко держать запястье Эи.

— Мое электричество, — почти напевала я, наслаждаясь ужасом в глазах Эллы и тем, как Эя дрожит рядом со мной. — Шаровая молния внутри меня может проснуться в любой момент.

— Чего ты хочешь? — просипела Эя.

— Освободите Хэла, — не задумываясь, ответила я. — Дайте нам уйти.

— Элла, — кивнула Эя, — отключи его. А ты, дитя, — она перешла на низкое шипение, — еще пожалеешь о принятом решении.

Элла выдергивала провода, не заботясь об остающихся кровоточащих ранах. Она сосредоточенно отстегивала прозрачные трубки, что держали Хэла на весу. Одну за другой. Щелкали затворы. Четыре замка — и Хэл хлопнулся о пол. Я расслышала отчетливое «сука». Он пришел в себя.

Нервы мои окончательно сдали. Электричество я остановить не смогла. Оно вышло само. Вывернуло мое запястье, содрало мышцы, кожу, разобрало каждый сустав. И ударило в самый центр сухонькой ладошки Эи. Прямо по синему огоньку. Я уставилась на место удара. На черное пятно, оставшееся от моего прикосновения. Оно ширилось. Ладонь превращалась в пепел. Я услышала чей-то надрывный крик, но уже не могла разобрать, кто именно кричал. В глазах начало рябить. Я пыталась рассмотреть свою руку. Прощупала ее, чтоб убедиться — все на месте. И кожа, и пальцы…

А потом меня сильно дернули. Потянули за собой. Фокусировка вернулась не сразу. Но я все-таки смогла разглядеть лицо. Хэл хмурился.

— Сваливаем! Сваливаем! — раздалось четкое. И мы побежали.

Коридоры, мягкие стены, арки и порталы мелькали на бешеной скорости. Дыхание сбивалось. Как удавалось Хэлу держать такой ритм, до сих пор для меня загадка. Как мог он, едва не подвергнувшись стиранию личности, так держаться? Я действительно радовалась этому обстоятельству. Не знаю, смогла бы я вытащить его сама. Я вывела Диск Эи из строя. Необходимо было прийти в себя. Остановить огромный поток информации, такое ее количество — это действительно подействовало на меня не лучшим образом. Ладонь пульсировала. Сердце стучало, кровь шумела в ушах. Но я отчетливо слышала Хэла. Как он ругается громким шепотом, не находя выхода из лабиринтов Оазиса.

Машина сверкала на солнце. Она все так же стояла на парковке. Ровно там, где я оставила ее. Я попыталась вспомнить, сколько же времени прошло с тех пор. Прикинула, хватит ли нам бензина, чтоб уехать как можно дальше от этого Оазиса. Окинула Хэла быстрым взглядом.

— Ты еще ты? — произнесла я, аккуратно дотрагиваясь до него.

— Я еще я, — выдохнул Хэл. — Я все еще я, Тэсс.

Глава 11. Ки

Нужно было садиться в машину. Но я не смогла не оглянуться. Оазис, все его стекло и блеск — померкли. Ни одна грань не сверкала на солнце. Он будто умер. Погас. Высокие окна не подсвечивались зеленым. Антенны, солнечные панели не проворачивались вслед за ходом солнца. Я переглотнула. Маска натирала кожу. Ветер выл. Мертвый, как и те башни, что мы покидали. Жизни, ни позади нас, ни на мили вокруг, не было.

— Куда мы? — поправляя маску, спросила я почему-то шепотом.

— Есть одно место, — начал Хэл, но не закончил, ухватился за бампер машины.

Его шатало. Я метнулась к нему, обхватила за торс.

— Мы поедем туда, — твердо произнесла в ответ на его нахмуренный взгляд. — Назови координаты.

— Они кочуют. Надо искать, — пробурчал Хэл. — Я поведу.

— Нет, — все так же твердо ответила я, усаживая его на заднее сидение. — Тебе надо отдохнуть.

Пригодились все мои оставшиеся силы, чтоб снова выудить из памяти уроки отца. Я отчаянно цеплялась за видение салона древнего, проржавевшего «Ягуара». Он выглядел явной рухлядью. Но работал исправно. «Импала», простоявшая без дела несколько дней, тоже не подвела. Мы двинулись аккуратно.

Я не могла вспомнить, как везла Хэла в Оазис. Нужно было поблагодарить Связь или наоборот проклясть ее, я не знала. Это было за пределами моего сознания. Только сосредоточенность и красная пыльная дорога. Снова.

— Как оно выглядит? То, что мы ищем, — не оборачиваясь, обратилась я к Хэлу.

— Шатры, вагончики на колесах, — устало ответил он.

— Как у Мэмми? — уточнила я.

— Вроде. Только больше. Что-то вроде передвижного сада, цыганский табор скорее. Все расписное, цветастое. Караван, только без верблюдов, — Хэл подавил зевоту.

— Если хочешь, поспи, — я мягко улыбнулась. — Серьезно. Тебе надо отдохнуть.

В голове не укладывалось все это. То, из чего я его вытащила. То, за что его приговорили к этой ужасной процедуре. То, во что хотели его превратить. То, как его сломали. И то, откуда он вот такой пришел.

Дорога позволяла течь мыслям ровно и стабильно. Не было ни поворотов, ни крупных камней под колесами. Машина двигалась легко. Она рассекала горячий воздух своими сверкающими боками плавно. Пустынный жар обтекал ее, не проникая вовнутрь. Очиститель работал исправно. Кто и для каких целей подлатал «Импалу», осталось тайной. Но этот вопрос оставался абсолютно праздным, не имеющим значения в нашей с Хэлом реальности.

Что в ней было на тот момент? Связь. Она ровно пела внутри, шла по венам. Но с ней я начала свыкаться. А вот с увитыми цветами старинными стенами сада? С их теплотой и шершавостью, с гладью озера, с поднимающимся паром над фарфоровой кружкой? С отчаянием в глазах сестер, матери, отца, со всей это странной, абсолютно нереальной жизнью как могла я свыкнуться? С вонью и холодом казармы, со смертью, которая плясала перед глазами? Это было сложно. Я видела там, на Диске, странный чудный мир. Мир, которого до того момента не было у меня. Он рухнул на меня. И я все боялась, что он раздавит меня. А он просто влился в мою реальность, соединялся с ней. И укреплял нашу Связь.

Я вела машину по выжженной планете, я вырвала Хэла из рук Верховного Эола, я несла в себе заряд шаровой молнии. И до нервного тика боялась, что не смогу ужиться с вселенной Хэла, с его миром. Я рассмеялась, сама не ожидая того, громко, надрывно. Мой Связанный подскочил сразу. Заморгал растерянно.

— Ты чего? — произнес встревожено. — Тэсс?

А я не могла остановиться. Все смеялась и смеялась. Даже, когда из глаз брызнули слезы. Они закрыли обзор. Лились и лились. Пришлось остановить машину. Я всхлипывала и давилась ими. Размазывала по лицу. Смех смешался с ними. Стал хриплым. Я смеялась и ревела.

— Тэсс, — Хэл обхватил меня за плечи. — Тэсс. Успокойся, слышишь?

Но меня все трясло и трясло. Объятие стало крепче. Хэл умолк. Я уронила голову на ладони. Эта истерика отбирала все силы. Остановиться было невозможно.

Дверь хлопнула. И вот Хэл уже сидел рядом. Гладил по волосам, по плечам. Притянул к себе, зажал, поглаживая по макушке.

— Поплачь, — просто произнес он.

Слезы почти иссякли. Я свернулась в его руках. Уткнулась носом в ворот его комбинезона. От него пахло химией и гелем для рук. Неприятный комок поднялся изнутри, вызывая новый приступ истерики. Перед глазами четко высветилась ладонь Эи и то, как она превращалась в пепел. Я вздрогнула. Хэл прижал еще ближе. Положил ладонь на макушку, наклонился.

— Тише, тише, — произнес он едва слышно. — Когда ночь придёт, и погаснет мир, лишь луна даст нам свет неземной, страх уйдет без следа, о, уйдет навсегда, если ты будешь рядом со мной.

Я слышала, как стучит его сердце, как дрожит его голос. Звуки песни, будто через невидимую мембрану, отдавались во мне. Связывали нас еще крепче. Еще правильнее.

Он пел. Тихо-тихо. Видения уходили. Стиралось лицо Эи, ее душераздирающий крик, петляющие коридоры Оазиса Эолов, его потухшие, умершие в один момент башни. Не было больше ни страха, ни слез. Была прямая дорога. И было кочующее вдоль этой дороги убежище.

— Нам надо найти его очень быстро, — Хэл расположился на пассажирском сидении и сосредоточенно разглядывал пустыню. — Можем опять нарваться на Падальщиков.

— Кто они? — не удержалась я. — Ты один из них?

— Нет, — Хэл зажмурился, потирая виски. — Но я какое-то время работал на них. А потом, — он сделал паузу, распахнул глаза, — «уволился». Теперь они будут меня искать. И захотят спросить за неотработанные долги.

Он сцепил руки за головой, откинулся назад, вытягивая ноги. Закрыл глаза.

— Как увидишь цветные фургоны в пустыне или зелень какую, буди.

— Зелень? — удивленно воскликнула я. — Серьезно? Они возят за собой растения?

— Да, вроде как, — Хэл медленно зевнул. — Под колпаками. Находят заброшенный Оазис, выгружают все это и, пока не восстановят, дальше не двигаются.

Мне очень хотелось увидеть все это своими глазами и расспросить Хэла подробнее. Но пока я переваривала информацию и удивлялась, он задремал. Я бросила взгляд на его истончившиеся черты — и решила не трогать.

Сон Хэла не продлился долго. И не от того, что мне удалось так быстро отыскать кочующий по пустыне чудо-сад.

Они просто сидели на барханах. И в этот раз их было больше. Их свирепые, обветренные лица я разглядела сразу. Фигуры, бросающие ломаные тени в свете закатного солнца, не двигались. Они будто вросли в землю.

Я оглянулась на безмятежно спящего Хэла и добавила скорости. Падальщики не двигались. Они не гнались за нами, не размахивали битами. Они знали, что мимо нам не проехать.

Машина начала буксовать. Ветер донес победный вопль. Падальщки поднялись со своих песчаных насестов и направились к нам. Я вдавила педаль в пол. Автомобиль дернулся и заглох. Хэл встрепенулся.

— Чего? — заморгал он глазами, фокусируясь, и добавил, встречаясь взглядом с одним из Пальщиков: — Да твою ж…

Нас выволокли молча и быстро. Мы едва успели нацепить маски. Руки мне скрутили сразу. Приставили к спинам щупы.

— Осторожнее, — гаркнул длинный худой Падальщик, поправляя маску. — Эта девочка убивает одним прикосновением.

Он плавно отделился от кривой тени дерева, что торчало из мертвой почвы. Медленно, словно желая загипнотизировать своими движениями, двинулся ко мне.

Остальные зашептались. Я только и смогла расслышать слова «отряд», «батареи» и «Оазис». Те, что меня скрутили, предупредительно избегали трогать мои ладони и открытую кожу.

Хэла я не видела. Его оттащили дальше. А длинный уже нависал надо мной, покачиваясь в каком-то одному ему слышном ритме.

— Если будешь себя хорошо вести, мы его небольно убьем, — наклоняясь ближе к моему лицу, бросил он небрежно, и, крутнувшись на одной ноге, добавил: — Хэл, голубчик, как я рад нашей встрече.

Хэл что-то ответил презрительно. Я не слышала что именно. Кровь бухала в ушах. Уловила только интонацию.

— Глупый-глупый мальчик, — нараспев произнес длинный. — Откуда вдруг такой однобокий взгляд на жизнь? Связался таки с плохой компанией? Ц-ц-ц. Вот Эя, к примеру, мыслит шире.

— При чем тут эта сука? — зарычал Хэл.

— Не надо голос на меня повышать, — длинный перестал раскачиваться и сразу как будто выше стал.

Темные глазища занимали большую часть тонкого лица. Левая бровь была презрительно выгнута, отчего лицо казалось маской демона. Я видела такие в книгах мамы. Тонкий нос с горбинкой только усиливал это впечатление.

— Эта сука, как ты изволил выразиться, обладает потрясающей широтой взглядов. Не то, что этот ваш Ки. Ему, видите ли, мараться не хочется об таких, как мы, — длинный вздохнул, театрально схватился за тощую грудь. — Это так обидно. Но мы возьмем свое. Почти уже взяли! — гаркнул он неожиданно сильно. — Так ведь?

Падальщики одобрительно заулюлюкали в ответ.

— Так я все это к чему, — уже спокойнее продолжил длинный. — Долг мы с тебя списываем. Даже убивать не будем. Представляешь, как тебе повезло? Ее вот забираем, а тебя отпускаем. Ты свободен, Хэл Хоуп.

Это его «свободен» неприятно чиркнуло по памяти.

— В прошлый раз ничем хорошим это не кончилось, — пробурчал Хэл.

Он все еще находился где-то позади меня. Это начинало причинять боль.

— О, ты о методах Эи? — длинный усмехнулся. — Мы, конечно, собираемся в коалицию. Но в некоторых вопросах исповедуем диаметрально противоположные идеи. И когда я говорю «свободен», я имею в виду именно свободу. Тем более что оборудованием, стирающим личность, мы не обзавелись. Пока.

— Вы ее не заберете, — прошипел Хэл.

— Позднее зажигание, да, мальчик? — продолжал веселиться длинный. — Они все-таки задели твое сознание? Какая жалость.

— Не заберете, — процедил Хэл.

Слова, которые он произносил, звучали будто с задержкой. Видимо, длинному это надоело.

— Хватит! — он схватил меня за ворот, резко дернул. — Девчонка с нами. А этот, — он зловеще ухмыльнулся. — Он меня утомил. Пусть проветрится.

И потянул меня за собой по песку.

— Проветрится? — выпалила я, спотыкаясь на ходу. — Как?

— Вниз головой. Своей отбитой, глупой головой, — произнес длинный. Его пальцы буквально приковали мой взгляд. Длинные, тонкие, они гипнотизировали сильнее странных его движений.

— Вы же сказали, что он свободен! — крикнула я, сопротивляясь захвату.

— Я передумал, — ответил тот, кивая куда-то в сторону. — Этот парень вдохновил. Меня Зэт звать. А тебя как?

Я дернулась. Но этот Зэт держал сильно. Тонкие пальцы сжимали ткань как тисками. Я дернулась еще раз.

— Слушай, — произнес Зэт почти миролюбиво, не сбавляя шаг. — Еще раз дернешься, пожалеешь.

— И что вы со мной сделаете? — выпалила я, пытаясь попадать в его шаг.

— Лучше тебе не знать, милая.

Хэл остался где-то позади. Зэт вышагивал ровно, как цапля. Половина его отряда осталась с Хэлом. Остальная часть разбрелась по пустыне. Только трое сопровождали нас.

— Куда вы меня ведете? — сбивчиво спросила я.

— Ты большая ценность, милая. Мы ведем тебя туда, где за тебя дадут настоящую цену, — Зэт посмотрел на меня с жуткой нежностью.

— К Эе? — я вздрогнула.

— Нет. Ты вырубила их Оазис. Сожгла под корень ее Диск, — с нескрываемым восхищением произнес Зэт. — Это ж надо ж! Ты настоящий брильянт. А Эя не единственная Высшая.

Интонация его речи ходила то вверх, то вниз. Некоторые слова он выкрикивал высоким, истеричным голосом. «Как будто мало того, что он движется, как змея», — подумала я мельком, завороженная колебаниями его тонкого тела.

— Вот как? — сказала я, чтоб только прервать этот поток мыслей и прийти в себя.

— Только в другой раз будь паинькой, — он широко улыбнулся. Не сжигай Высший Мастер Диск. Их не так уж и много. Всего три-четыре, на всю Систему Мира. Было больше. Но этот старый дурак принял реальную жизнь…

Двое громил, что шли за нами, закивали согласно. Третий — тщедушный, с хитрым прищуром мутно-серых глаз — был задумчив. Он смотрел на всех исподлобья. Перекатывал в руках шипованную биту. И молчал.

— Ты брильянт, милая! — распевал Зэт, задевая и меня своей амплитудой так, что я тоже нехотя начала раскачиваться. — Брильянт чистой воды! А сколько за тебя дадут! И не только воды. Энергии, почвы. Может, даже целый Оазис. Мы станем богаты…

— Зэт, — мутноглазый остановился, кинув биту в песок. — Давай еще раз все взвесим.

— Чего это? — Зэт засеменил к нему, таща меня за собой. — О чем тут думать, Эвр?

— Ну, хотя бы о том, что эта древняя сука может запросто нас обмануть, — тот в ответ только качнулся и сел на песок. — Обсудим?

— Это ты хорошо придумал, — прошипел Зэт, возвышаясь над ним, и ослабляя хватку. — Самое главное вовремя.

Я, выпав из его змееподобного поля воздействия, тут же пришла в себя.

— И все-таки, — упираясь кулаками в песок, пробубнил Эвр. — Я думаю, мы имеем право голоса. Или я ошибаюсь?

— Ну что ты, — улыбка Зэта стала еще более змеиной. Он выпрямил плечи, будто добавив себе роста. — Конечно. Это же ты все состряпал. Ты ходил к Эе на поклон. Ты унижался и пресмыкался. Ты!

Эвр вскочил. Двое остальных Падальщиков тупо смотрели на то, как он и Зэт стоят друг напротив друга. За нахмуренными бровями буквально читалась тугая работа мыслей. Они будто скрипели, как плохо смазанные колеса. Мой взгляд был прикован только к ним двум.

А Зэт уже истерически кричал. Что мало им того, что он выведал у Хэла, как искать влагу в пустыне, «откуда этот тонконогий знает об этом, другой вопрос. Мне вообще кажется, что он знает больше, чем говорит». Что все они, до единого, пропали бы без него. И что это он, рискуя собой, пошел на сделку с Высшей. Наладил с этим «осиным гнездом» постоянную связь, следил. Полез в Оазис, пробил бак нашей с Хэлом машины.

— И что? — только и спросил Эвр.

— Как что? — взвизгнул Зэт. — Как что? Я все это время сидел в пустыне. Ждал. Руку поранил, пока бак пробивал. Пока Эя раны зализывает, я этих двоих словил. Ей все равно, кому я девчонку отдам. Все они звенья одной цепи, проржавевшей, старой цепи. Несчастные дураки! А я раз — и все сделал!

Хватка на моем запястье совсем ослабла. В пылу спора Зэт, кажется, совсем забыл обо мне. Я попыталась вытащить руку. Но он сразу обернулся ко мне, сверкнул глазищами.

— Далеко собралась? — прошипел тихо.

Я нервно сглотнула. Как я собиралась сбежать?

— Двинули! — скомандовал Зэт.

Но его соратники были настроены на совсем другое.

— Не двинем, — просипел один из громил. — Пока все еще раз не обсудим. Имеем право!

— Я говорю, двинули! Меня ждут, ее ждут!

— Мы просто хотим свое право голоса, — не унимались Падальщики.

— Свиньи! — выкрикнул Зэт, глядя на своих подельников. Глаза его, кажется, стали еще больше. — Тупые свиньи! Вам мало того, что я все это провернул? Того, что почти обвел вокруг пальца Эолов? Того, что эти высокопарные ублюдки узнали о нас? Признали нас?

— Мы хотим голоса!

Зэт дернул меня в сторону, но из хватки не выпустил. Падальщики бросились на него в мгновение ока. В их движениях была та же безумная свирепость, что и в выражениях лиц. Она выделяла их. Даже у Зэта, под напускной шутовской его личиной, скрывалась ярость. Желание владеть всем. Забирать, красть, убивать за ресурсы, использовать только по своему усмотрению. И ни с кем не делиться. Даже со своими собратьями.

Зажужжали щупы, звякнули цепи на битах. Зэт покачал головой из стороны в сторону и стал в стойку. Я мешала делать маневры — и он оттолкнул меня. Бросился вперед с каким-то звериным рыком. Остальные Падальщики среагировали диким ревом. Я только увидела, как налились кровью три пары глаз, как оскалились рты. Воздух начали резать жужжащие звуки.

С секунду я судорожно соображала. А уже через мгновение неслась по пескам в ту сторону, где мы оставили Хэла. Падальщкики бились за меня, за награду. Кувыркались в пыли и песке, в попытке достать друг друга, ударить сильнее, вырвать у противника оружие, право на воду, воздух, жизнь… Это было кошмарным проявлением убиваемого невидимым врагом мира. А я должна была продолжать свой бег.

Показалась трасса. Где-то там было иссохшее, покореженное жаром дерево. Его голые ветви бросали тени ниже по трассе.

Солнце почти село. Я не знала, как смогу найти Хэла в стремительно опускающейся темноте. Температура воздуха резко упала. Холод уже начал пробираться под одежду, а я все брела в поисках чертовых деревьев. Там я оставила Хэла и желала его там же и найти.

Он висел на одной из кривых веток. Падальщики подвесили его вниз головой, предупредительно забрав респиратор. Ветер играл с его волосами.

Я подбежала так быстро, как только смогла. Обхватила его. Попыталась распутать веревки, которыми обвязали его Пальщики. Судорожно ощупывала связанные запястья, при этом пытаясь снять Хэла с его импровизированной виселицы. Промёрзшие пальцы плохо слушались меня. Но я не сдавалась. Я что-то шептала, просила Хэла о чем-то. И упрямо развязывала узлы.

— Поймала! — только и крикнула, приземляясь на жесткие камни, сбитая упавшим сверху Хэлом.

— Молодец, Тэсс, — послышалось из упавшей за это время темноты. —Держись.

— Хорошо, — как могла бодрее выкрикнула я и вырубилась.

А когда наконец-то пришла в себя, увидела улыбку и знакомые колдовские глаза.

— Добро пожаловать в семью, девочка, — произнес Ки спокойно и обнял меня.

Глава 12. Пенелопа

Я открыла глаза. Надо мной, мерно покачиваясь, плыло ночное небо, полное золота. Темно-синее, густое, оно сверкало яркими точками. У некоторых были длинные, искристые хвосты. На тонких нитях, проворачиваясь в том же ритме, висели разноцветные шары.

— Система нашей галактики. Восстанавливаю по памяти, — прозвучало суховато где-то рядом со мной. — Привет!

— У тебя поразительная способность, — сухо переглатывая, протирая глаза, прохрипела я. — Появляться в нужное время в нужном месте. Сначала Хэл, теперь вот я.

Ки только молча улыбнулся, кивая головой.

— Кстати, где он? — я оглянулась вокруг.

В плавном движении ходили туда-сюда нитки бус, фонарики цветного стекла, какие-то не то амулеты, не то просто хлам на веревочках. Проплыла влево и вернулась обратно желтая субмарина на невидимой ниточке. Я проследила за ней взглядом.

— Где Хэл? — встрепенулась я, упираясь ладонями во что-то шершавое, расшитое мелким бисером. Кольнуло неприятно.

— Он ушел, — все так же безмятежно улыбаясь, ответил Ки.

— Куда? — это все не укладывалось в голове.

Хэл еле дышал, когда я нашла его. Вспомнились вздутые вены у него на висках. Вспомнилось, как тяжело и надсадно он кашлял. Совсем недавно. Я слышала его сквозь неглубокий сон. И теперь Ки говорило мне, что он ушел.

— Куда? — как могла тверже повторила я вопрос.

— Искать, — мягко и спокойно проговорил Ки, глядя на меня пристально. — Отдыхай.

— Но Хэл… — начала было я.

— С ним все будет хорошо, — произнес Ки, делая ударение на слово «все». — Верь.

— И все-таки? — не унималась я. — Куда он ушел? Как он ушел? Ки!

Мне хотелось плакать. Мне ужасно хотелось увидеть Хэла самой. Не надеяться на чужие слова — а убедиться самой. Что он в порядке. Что он в безопасности и может спокойно дышать.

Ки выдохнул, ласково посмотрел на меня.

— Хэл ушел искать, — произнес он размеренно. — Он потерялся и решил найти себя. И своих родных. Дом с розовым садом и старинной стеной. Помнишь?

— Помню, — выдохнула я и подумала, что если бы в моем мире был вот такой дом и сад, я бы тоже пошла их искать. — И никогда не забуду.

— Мы движемся в кочующем убежище, — сменил тему Ки. — И ждем Хэла.

— А что потом? — я посмотрела в маленькое окошко, в попытке рассмотреть дорогу. — Что дальше?

— Ну, все зависит от вас с Хэлом, — Ки прищурился, потер подбородок. — Слышала о Точке Росы, девочка?

Эти слова ничего не значили для меня в тот момент. Я пожала плечами, села на лежаке, упираясь в мягкую обивку стены. Где-то внизу плавно двигались колеса.

— Нет, — ответила, рассеянно рассматривая фонарики. — А что за точка?

— Незарегистрированный Оазис, — просто ответил Ки. — Один из самых больших Оазисов.

— Незарегистрированный? — я глянула на цветные стекла и медную оправу. — Это что-то вроде легенды? Как Связанные?

— Ну, ты же сама знаешь, что вы с Хэлом не легенды, — усмехнулся Ки. — Очень сильно не легенды.

— Точка Росы, — зачем-то повторила я. — И кому он принадлежит? То есть понятно, что не Эолам. Если его нет в регистре.

Я задумалась на секунду. Большой Оазис. По моему мнению, он обязательно должен был быть чьим-то.

— Так кому он принадлежит? — обратилась я к Ки.

— Никому, — ответил тот, сосредоточенно глядя на меня. — В этом и состоит проблема. Он ничей.

— Расскажи подробнее, — я уставилась на Ки. — Пожалуйста.

— Мы всегда думали, что Точка Росы, как ты и сказала, просто легенда. И я бы верил в это до сих пор, если бы не нашел его. Если бы не стоял у входа в него. Точка Росы — самый большой Оазис. Запасов воды, видов растений в нем больше, чем в любом Оазисе Зеленых. Почва, чистый чернозем. Палку воткни — зацветет.

— И вы хотите, — перебила я Ки, — чтоб это стало вашим, кем бы вы ни были.

— Странники не присваивают ресурсов. Мы сами производим их. Помнишь еду в палатке у Мэмми?

Ки вроде как и не обратил внимания на обвинительный тон моего вопроса. Он просто продолжил излагать информацию ровным спокойным голосом. И глаза его все так же пристально следили за мной. Мне даже в какой-то момент стало неловко под этим взглядом. Как будто я уже не оправдала каких-то его ожиданий.

— Мы восстанавливаем отработанные Оазисы. Но запасы наших ресурсов, почвы, воды, растений, рассады и семян истощаются. И пополнить их нет возможности. Эолы нас не признают и не идут на контакт.

— Зэт, он вроде как главный у Падальщиков, говорил, что наладил с ними связь, — я передернула плечами, отгоняя воспоминания. — И с Эей лично.

— Эя, — задумчиво протянул Ки, — вот уж не думал, что она может так пасть.

— Объясни мне, — зачем-то перебила его я, мысленно отмахиваясь от всплывшего в памяти острого профиля Зэта. — Как такой псих смог стать у них главным?

— Для начала он убил своего предшественника, — Ки отвернулся, глянул в окно и ровным голосом продолжил: — Я хорошо знал его. Раньше. Очень давно. Он всегда был неспокоен и нестабилен. Думаю, такое лидерство немного уравновесило его.

— Уравновесило? — я помотала головой, прогоняя неприятные воспоминания. — То есть раньше он кривлялся еще больше? И еще чаще менял свои собственные решения?

— Точно так, — Ки пожал плечами. — И такой вот смог стать главой группировки, держащей всех, абсолютно всех, в постоянном напряжении.

— Даже Эолов? — нахмурилась я. Замечания Зэта о том, что он наладил сотрудничество с одной из Высших Эолов, казались просто бредом.

— Падальщики, — я сделала паузу, глядя на Ки исподлобья. — Они кто такие?

— Те, кто крадет и присваивает ресурсы, — он помолчал с секунду, будто подыскивая подходящие слова. — Те, кто считает, что мир перед ними в неоплатном долгу. Те, кто взимает с этого мира плату, наплевав на сопротивление. Зэт тоже хочет добраться до Точки. Чего бы это ему и всем остальным ни стоило. Думаю, своих сил ему не хватает. Наверное, именно поэтому он и начал сотрудничать с Эей.

Голос его не изменился, сохраняя ровный тон. Только мне на секунду почудилась в нем хорошо замаскированная под бесконечное терпение и выдержку сталь.

— Это вряд ли сработает, — произнесла я тихо, опустив взгляд на руки. — Я вырубила ее Оазис и испортила ее Диск. Оба, если быть точной.

— Как?

Я выпрямилась и демонстративно щёлкнула пальцами, выбивая слабую искру.

— Вот как, — Ки потер бороду и продолжил задумчиво: — В очередной раз убеждаюсь, что в этом мире все возможно.

— И все-таки, — продолжила я, не желая обсуждать свой дар и то, как я его обрела. — Зачем вам эта Точка Росы?

— Доступ к ресурсам. Для последующего использования в восстановлении Оазисов, — Ки сделал паузу, встал.

— Пойдем, — махнул приглашающим жестом куда-то. — Посмотришь.

В дальнем конце оказалась ниша. Ки отодвинул расписное полотно, что скрывало ее. Пластиковые полки ломились от растений. Я вдохнула острый аромат разноцветной листвы — и от восторга дыхание перехватило. В коричневых поддонах на влажных подложках из чего-то травянистого росла микроскопическая зелень. «У нас получилось усилить ее устойчивость к составу воздуха здесь», пояснил Ки. Я обернулась и уловила в его взгляде нестоящую гордость, не сдержалась и провела по бархатистым зеленым росткам ладонью. В горшочках, спрятанные от пустынного ветра под защитными стеклянными колпаками, росли более слабые растения. Их лиловые, красноватые и оранжевые листья колыхались от подачи воздуха внутрь защитных конструкций. Я прошлась взглядом по ярлыкам и насчитала больше двадцати названий, знакомых и нет — и застыла, почти в благоговейном шоке.

— Как? — только и смогла выдавить из себя. — Ки?

— Чудо, — тихо ответил Ки. — Серьезно. У меня нет объяснений этому. Они растут, приживаются на почве Оазисов, дают стабильный урожай.

— Мама всегда говорила, что дорогу осилит идущий, — задумчиво сказала я. — Может, это чудо вам в награду за то, что вы продолжаете свой путь? Каким бы трудным он ни был, вы упрямо продолжаете строить свою дорогу.

— Именно это я и хотел услышать от тебя, девочка, — Ки тепло усмехнулся. — Именно это.

— Что? — непонимающе передернула плечами я.

— Эти слова, — Ки улыбнулся, собирая вокруг глаз лучики-морщинки, — Ты будто просыпаешься, Тэсс. И я рад слышать веру в твоем голосе.

Дни в кочующем убежище шли по одному и тому же распорядку. Весь он жил по понятному и оправданному расписанию: каждый его размалеванный красками фургон, каждый человек в нем. Уход за растениями, пополнение запасов воды, отдых, изучение карт, работа в Оазисе, определение следующей цели — и бесконечное движение вперед.

Мы ехали по пустыне. Три фургона, десять Странников и несколько сотен горшков с рассадой — вот и весь наш караван. А где-то там в пустыне Оазисы, покинутые, отработанные. Оазисы, где мы раз за разом будем искать остатки влаги. Увлажнять и удобрять почву. Высаживать растения. Оставлять позади своих соратников, чтоб они продолжали возвращать найденный Оазис к жизни среди песков. И где-то там, среди этих же песков — Хэл. Тот, что устал чувствовать себя раз и навсегда потерянным.

— Кто он? — задала я вопрос Ки по пути от нашего первого Оазиса ко второму. — Хэл. Ты знаешь его, Ки. Расскажи мне о нем.

Наш караван уменьшился на один фургон. Три человека остались в Оазисе 115. Сколько времени ушло у нас, чтоб наладить процесс регенерации? Я не считала. Все мои мысли были о Хэле.

— Он рассказал, как искать источники в пустыне, — Ки указал на кувшин. — Полей мне на руки, пожалуйста.

— Откуда у него такие знания? — я полила воду тонкой струйкой. — В смысле он научился искать влагу там, откуда он пришел. Но зачем ему это?

Мне вспомнился большой дом, мягкая его атмосфера, которую, казалось, ничто не может потревожить.

— Он начал интересоваться правилами выживания в пустыне незадолго до того, как их с семьей увезли в криоцентр, — Ки вытер руки. — Хэл не очень много рассказывает о себе. Это болезненные воспоминания.

— Я видела кое-что, — я отставила кувшин в сторону и уселась на лежак, — на его Диске. Его семью, сестер, кажется. Весь тот мир. Он был прекрасен. Но что все это означает?

Ки медленно опустился рядом со мной.

— Он не отсюда, — произнес, он глядя на меня. — Точнее не из нашего времени. Он как странник, который потерял дорогу домой, — Ки сделал паузу и продолжил: — Я нашел его в пустыне, ты, вероятно, видела это на его Диске.

Он улыбнулся. Во взгляде плыла безмятежность. Ки будто смотрел на мир через какую-то неведомую людям призму.

— Предложил ему остаться с нами, но он отказался, уж не знаю почему. Я его не держал. У каждого из нас свой путь, и только мы сами знаем, как и с кем на его проходить, — Ки вздохнул, глядя на пески за окном. — Хэл решил идти сам.

— И связался с Падальщиками, — хмуро дополнила я.

— Не суди его, Тэсс, — Ки аккуратно нагнулся ко мне. — Никто не может сказать, как долго ты продержишься, прежде чем одиночество сломает тебя, — и добавил, с ударением на каждом слове: — Его вместе с семьей заморозили более двух сотен лет назад.

— Вот как? — едва сдерживая рвущую сердце тоску, произнесла я. — Мне не удавалось подсчитать точную дату. А тебе?

Сердце у меня забилось как бешеное. Хотелось столько сразу спросить. Как вообще он умудрился пережить потерю своего мира? Как получил то имя, которое было выжжено на его запястье? Его ли это настоящее имя? И если нет, то, как звали его в том теплом, солнечном мире, полном цветов, ароматов и красок? Но Ки остановил мой поток мыслей простым замечанием.

— Разве это важно? — Ки пожал плечами и продолжил: — Старый мир рушился. Не могу сказать точно, с чего все началось. Знаю только, что резко сократилось количество воды на планете. Начали гибнуть тропические леса. Количество кислорода в атмосфере снизилось.

Это звучало странно для меня. То, что Ки говорил. Явно не хватало знакомой с детства важной части вот таких рассказов. Я задумалась, вспоминая. Хотелось просто отвлечься от всех этих смущающих дат и чисел.

— Я слышала, что весь этот мир появился из-за гаснущего солнца, — вставила я осторожно.

— О, это старая теория. Всегда проще найти виноватого, — Ки хмуро посмотрел в окно на плывущую мимо пустыню. — У этой версии достаточно много приверженцев. Они считают, что солнце действительно гаснет, убивая нас напоследок. Есть ещё одна, более расширенная версия. Что кто-то сжигает его, используя энергию горения в своих личных целях. Но я не верю в это. Не может существовать настолько безумного и яростного существа во вселенной.

— А что может быть? — не удержалась я. — Все это просто само собой взялось неизвестно откуда? Эолы, Диски, сама система Фаза?

— Система Фаза? Они все-таки ввели это название, — недобро усмехнулся Ки. — Эолы… Я слышал, что один человек, безусловно, очень оборотистый, начал производство масок-респираторов. Набрал команду, продавал воздух. Баллонами. Зарядные банки для масок. В какой-то момент этому оборотистому человеку и его команде стало наплевать на то, что миру приходит конец.

— Этот человек был Эолом? — настойчиво спросила я, желая как можно быстрее увести саму себя в сторону. От Хэла.

Я старалась не думать, что моему Связанному больше двух сотен лет. И что он сейчас далеко. Прожить еще хоть один день без самого обычного человеческого похлопывания по плечу или пожатия руки, например, казалось невозможным. Меня разъедала болезненная зависть. Все, кто жил и работал с нами, могли обменяться объятиями, желая друг другу спокойной ночи после трудного дня. Могли сесть рядом у костра в Оазисе, взяться за руки. Я была этого лишена. Снова.

— Точно никто уже и не знает, был ли тот человек Эолом, — Ки глянул на меня, как будто пытаясь мысленно проникнуть в мои невеселые мысли. — Да это и не важно. Кто был первым. Самое главное сейчас…

— Что? — не ожидая сама, сорвалась я на крик. — Что в этом мире может быть самым главным? Есть здесь что-то, ради чего стоит хотя бы открывать глаза по утрам?

— Что-то всегда есть. И будет. Это основное чудо мира, называй его «системой» или как-то иначе. Всегда будет то, чему суждено быть, — Ки примирительно улыбнулся, аккуратно дотронулся до моего капюшона, поворачивая меня лицом к окну. — Всегда будет место, куда ты должен идти. Например, сейчас это умирающие где-то там Оазисы.

Когда Ки не вел фургон, а я не вела учет высаженных и найденных растений, мы проводили время в дороге вместе. Как-то так произошло, что он стал единственным моим другом. Иногда Ки заваривал чай — и мы могли просидеть вот так бесконечно долго. Порою в полной тишине. Ничего в мире не было уютнее этого нашего одного на двоих молчания.

Иногда Ки рассказывал мне истории. Он читал по памяти целые поэмы. Чаще всего это были истории о войнах между теми, кто называл себя богами, и людьми. Все это расцвечивалось в моем воображении — и когда Ки говорил о силах природы, принимающих образ неких непонятных мне демонов, с синей, черной и алой кожей, выпуклыми глазами, белками глаз с огненными прожилками вен — я могла вполне явно представить их себе и, кроме того, соотнести их с людьми из Обороны, тех, что мучили когда-то Хэла, ломая его. Цари и боги, вступившие в конфликт, представлялись мне Эолами. Золото и роскошь, окружавшая героев Ки, расценивалась мной как обладание природными богатствами, тем, чего нам постоянно не хватало!

Были и другие истории — они били прямо в сердце: о похищенной жене, доказавшей свою чистоту добровольным самоубийством, о царе животных, помогающих принцу найти свою суженую, и снова о демоне — на этот раз живущем на райском острове. Их, этих легенд, было много, но они отпечатались, хоть и несколько смешались в моей памяти.

Один раз он принялся рассказывать мне историю о человеке, который по воле богов, а, возможно, и из-за своей непомерной гордости, потерял дорогу домой. И о женщине, что призвала всю свою мудрость и силу, чтобы продолжать ждать его несмотря ни на что. Почему-то в тот момент это снова напомнило мне о Хэле. «Мне надо продолжать ждать его», — постаралась убедить себя я.

— Кто ты? — неожиданно для самой себя выпалила я тогда. — Ты столько всего знаешь, столько помнишь. Кто ты такой, Ки?

И, кажется, я впервые увидела усталость в его глазах. Лучики-морщинки в их уголках смягчали миндалевидную форму. Он не выглядел хищником. И все-таки иногда смотрел или говорил так, что у меня кровь в жилах начинала стыть. Например, когда раздавал указания Странникам, почти приказывая, жестко и так, что спорить или обсуждать не хотелось. Или когда давеча говорил об Эолах и Эе.

— Я настолько стар, — вздохнул он в ответ, отпивая из чашки густо пахнущий розоватый чай, — что боюсь, не смогу дать тебе однозначного ответа.

— Эолы, — мягко продолжила я, складывая в голове все, что знала и слышала. — Ты, может быть, был когда-то одним из них?

— Да, — только и ответил Ки, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Он отодвинул чашку и резко встал.

— Ки! — крикнула я в его напряженную спину, вставая следом. — Она дождалась?

— Нет! — рыкнул он и направился в кабину. — Моя очередь вести.

Глава 13. Рэн

— Мы встретили его ниже по трассе. В сопровождении Обороны и нескольких Младших Эолов. Клянусь небом…

— Рэн? — Ки вопросительно посмотрел на переводящего дыхание парня, что стоял перед ним.

Тот никак не отреагировал на тон. Мотнул головой в мою сторону.

— Говори, — Ки только кивнул.

— Пусть небо покарает меня, если я вру! Мы остановились для дозаправки. Там как раз Мэмми кочевала, — Рэн потупил взгляд. — Ну и мы договорились на топливо.

— Эолы? — Ки нахмурился, задумавшись о чем-то. — Они вас заметили.

— Нет. Там хороший ландшафт для игры в прятки, — парень ухмыльнулся, делая паузу и оборачиваясь ко мне снова.

— Рэн, малыш, — Ки повысил тон, упираясь кулаками в колени. — Я долго буду из тебя информацию выуживать?

Парень едва заметно побледнел. «Чего это он?» — мелькнуло у меня в мыслях. Я оглянулась на Ки из-под упавшей челки. Ну, сошлись брови на переносице, ну потемнел взгляд — чего такого-то? Мне вспомнился наш недавний разговор. «Неужели я так сильно его всполошила?» — подумала я. И продолжила высаживать кустики зелени. А Рэн рассказывал дальше:

— Я тебе уже говорил, мы с ребятами остановились подзаправиться. Мэмми нас ждала. Топливо у нее… — Рэн осекся. — Короче. Как только услышали их моторы, сразу спрятались. И Мэмми с нами. А потом смотрим —его везут. Связанного по рукам и ногам, в открытом кузове. Под солнцем. Он весь в поту, взгляд безумный. Но респиратор на лице, полный заряд. За что его так, не знаешь?

Ки в ответ только сплюнул.

— Ступай, парень, — он, видимо, махнул в сторону остальных фургонов, что стояли по периметру Оазиса. — Тебя накормят.

— О’кей. Да сохранит тебя небо, Ки, — прошептал Рэн, а потом я услышала, как он легко шагает в сторону полевой кухни.

— Прости меня, девочка, — прошептал Ки. — Мне очень жаль.

Я встала, отряхнула колени, глянула ему в лицо. Ки был темнее тучи. В его глазах бушевал ураган.

— Ты о чем?

— Ни о чем. Забудь, — Ки не смотрел на меня.

— Ты странный какой-то сегодня, — я улыбнулась. — Кого они встретили?

— Не важно. Заканчивай здесь.

Я провозилась со своими грядками почти до заката. Воды не жалела, удобрения тоже. Хоть Ки и начинал уже жаловаться, что ресурсы наши иссякают, я просто не могла использовать их вполсилы. То, что имели Странники по сравнению с тем, что было у нас в Оазисе 104, я бы назвала изобилием. Мне не было понятно, почему Ки так жестко контролирует и запас семян, и запасы влаги, удобрения, почвы, рассады. Тем более что конкретно в этом Оазисе мы хорошо пополнили наши запасы.

Я услышала его резкий голос еще на подходе к нашей стоянке.

— Чтоб я больше этого не видел, Мэг. Ты меня услышала? На каждый Оазис — строго определенное количество материала. Никаких исключений.

Тоненькая, как тростиночка, Мэг, стояла, опустив голову. Ки не кричал. Он вообще не повысил тона. Но что-то было в том, как он произносил эти слова. Я тогда не поняла, что именно.

— Ки, ну ты чего? — простодушно улыбаясь, выпалила я. — Что такого случилось?

— Молчи, — он обернулся ко мне. — Просто молчи.

Я уже развернулась к фургончику, как увидела Рэна. Он выходил из палатки с полевой кухней.

— Эй, — закивал рукой мне он. — Ты Тэсс?

— Как догадался? — я попыталась улыбнуться ему в ответ.

Слова Ки, его тон задели меня. Хотелось просто как можно скорее сбросить это с себя.

— По глазам, — Рэн осклабился. — Да ладно. У тебя на комбинезоне нашивка.

Он ткнул слева.

— Не трогай меня, — инстинктивно отскочила в сторону я. — Не надо.

— О’кей. Ты из-за Ки расстроилась? Он в последнее время все чаще «включает» того, кого Мэмм зовет «тиран», — Рэн опустил руку.

Он задумчиво глянул на меня.

— Постой. Если ты та самая Тэсс… — между нами повисла пауза.

Где-то Странники разводили традиционный вечерний костер. Совсем маленький, потому что сухого дерева почти уже и не было. Но Ки не отступал от этой традиции. И все мы собирались вокруг огня, после каждого рабочего дня. Садились близко друг к другу — все, кроме меня — обсуждали прошедшие дни, пели песни. Совсем, как когда-то, кажется, целую вечность назад, в моем оазисе 104.

— Если ты та самая Тэсс, — Рэн тяжело сглотнул, — значит, мы твоего старика видели? Значит, это его везли под конвоем?

Меня как будто чем-то прихлопнуло сверху.

— С чего ты взял? — облизывая вмиг пересохшие губы, спросила я.

Рэн молчал. Только смотрел на меня, двигая ртом, не произнося ни слова. Я прочитала по его губам. «Мне жаль», — вот что он пытался выговорить, но я слышала только шелест.

— С чего ты взял? — чеканя слова, прокричала я еще раз.

Мне хотелось схватить его и трясти, пока он не превратится в пепел. Где-то в натренированных, нацеленных на восстановительные работы мыслях, промелькнуло что-то о свойствах пепла. Но я напрочь забыла, какие растения можно им удобрять. Мёртвым. Серым. Сухим. Мне отчаянно хотелось превратить в удобрение Рэна. Этого ничего не подозревающего парня, что стоял передо мной с печальным видом.

— Я слышал, как Эолы, — он еще раз облизал губы, — ну, что его везли, говорили о тебе. Когда вышли из машины его проверить. Они упоминали тебя.

Больше я не видела ни оазиса, ни закатного солнца, ни Рэна. В одно мгновение поднялись и обрушились на меня стены Оазиса Эи. Ее тонкое лицо в обрамлении седых волос. Костлявое запястье. Ее потухший взгляд. Такой же безжизненный, как и башни Оазиса. Такой же потухший, как огоньки тысячи и тысячи Дисков, что я обрушила, выведя из строя Мастер Диск одной из Высших Эолов. И мой отец платил за все это. Платил за меня. За спасение моего Связанного. За мой проклятый дар, о котором среди работы я совсем забыла.

— Ки! — я сама не помню, как наткнулась на него.

Он нес охапку хвороста для костра и выронил ее, когда я налетела на его высокую фигуру.

— Извини, — тут же пришла в себя я, переводя дыхание. — Прости.

— Тэсс? — Ки остановил поток рвущихся из меня слов одни взглядом.

— Мы должны его вытащить, — затараторила я, глядя, как Ки наклоняется за разлетевшимися в стороны ветками. — Понимаешь? Если вы не можете, я сама за ним пойду. Только дай мне машину и воду. Я сама… сама.

Я начала всхлипывать. Глаза жгло. Можно было представить, что Эолы могут сделать с отцом. Но мне даже думать об этом было страшно.

— Ты не понимаешь, — твердила я, упираясь, когда Ки потащил меня за ворот к нашему фургону. — Не понимаешь. По моей вине мама… а теперь и он. Я так не могу. Просто не могу. Я должна вытащить его.

Ки буквально швырнул меня на лежак у окна. Я глянула на него исподлобья. Теперь он нависал надо мной. В глазах плескалась и затягивала в этот темный омут буря.

— Ки! — я попробовала встать, но Ки снова швырнул меня на место.

— Сиди молча, — рыкнул он. — Тэсс!

— Ты не понимаешь, — снова начала я. — Я готова сама идти за ним. Без вас. Оставайтесь здесь. Я же не прошу тебя…

— Замолчи! — Ки не смягчил тона, глянул пристально. — И послушай меня.

Я притихла. Такого Ки я еще не видела. Он говорил тихо и очень-очень спокойно. Цедил слова так, что спорить желание отпадало напрочь. Хотелось провалиться под землю.

— Ты не пойдешь за ним. И никто не пойдет, — он поднял руку, отметая мои возражения. — Никто. Ты нарушитель. Но тебя не так-то просто найти.

— Но я сама, — попыталась было вставить я и сжалась, когда Ки сел рядом, — сама, Ки…

— На то и расчет. Эолы знают, что ты кинешься ему на помощь, — голос его стал мягче. — Пойми, девочка. Как только ты покинешь Убежище, ты начнешь играть по правилам Эи и Эолов. Я знаю, о чем говорю. Они будут бесконечно шантажировать тебя отцом.

— Но если я не спасу его, — я уцепилась за покрывало так, словно оно могло вынести меня из этого кошмара будто сказочный ковер-самолет, — его проведут через процедуру Очищения.

— Они и так сделают это. Рано или поздно, — Ки устало вздохнул. — Ни ты, ни я, ни все Странники вместе взятые не в силах что-либо изменить.

— Но, может, я все-таки попробую? — я всхлипнула.

— Нет, — снова жестко ответил Ки. — Нет, Тэсс. И я не хочу больше об этом слышать. Твой отец приговорен. Его ждет стирание личности. В любом случае. А вас с Хэлом ждет Точка Росы. Не забывай!

Он уже вышел, а я все кричала и кричала ему вслед, как я ненавижу его, Странников, Убежище, Точку. И своего Связанного, с которым мне надо было ее открыть.

После этого разговора мне было больно даже смотреть на Ки. Меня сжигал гнев. Он не давал спать по ночам. А когда сон все-таки приходил — в первых лучах утреннего солнца — я видела отца. Как я вырываюсь из его объятий, как ухожу с Хэлом. Как Эолы, невидимые в моих снах, подвешивают отца, настраивают свои жуткие приборы. Как отец, стертый, потерянный, бродит по пустыне. Я просыпалась в слезах. Но Ки не обращал на них внимания.

Мы больше не возвращались к болезненным для нас темам. Я молчала о той, что его не дождалась. Он не заговаривал о Точке Росы. Дни слились в одно сплошное рутинное полотно.

Днем я возилась с рассадой, расклеивала ярлыки на горшочки с новыми ростками, подкармливала, поливала. Ждала, что во всех этих моих действиях внезапно появится какой-то сакральный, глубокий смысл. Ну, или что я просто его почувствую. Я представляла, как просыпаюсь утром — и начинаю его ощущать внутри. Как смысл слов Ки о необходимости нашей совместной работы просачивается в мой мозг и изменяет его, изменяет мой взгляд на мир. Перекрывает то, что кто-то там сдалась в своем бесконечном горьком ожидании. Но ничего не происходило. Я все так же выполняла свои обязанности. Все так же расклеивала ярлыки, удобряла, поливала. Мне оставалось только снова принять путь, не особо заботясь о том, на своем ли я месте, на своем ли месте непрестанно работающие Странники.

Я не считала дни. Дошла до почти что абсолютного автоматизма в работе. Даже не обратила внимания на то, как наш караван увеличился на еще два фургончика. Все Странники стали для меня безликими тенями. Я не запоминала даже их имена. В какой-то момент, где-то в нашем бесконечном пути в неизвестность закончились мои пределы эмоционального отклика. Я просто почувствовала, что выгорела изнутри. Как будто мертвое солнце сожгло меня, оставив раскаленную пустоту. И ничего больше.

На нашем третьем Оазисе я будто проснулась. Чтоб попасть в еще более страшный сон.

Мы подъехали к нему в сгущающихся сумерках. Шины трех наших фургонов тихо прошуршали по сплошной песчаной насыпи. В мигающем свете фар я смогла разобрать номер на проржавевшей табличке. «Оазис 104» — гласила она. Сердце мое упало.

Пустыня победила. Водораздел был забит. Не было больше мутной тепловатой воды. Сиротливо стояли пустые и темные бараки. Не было нашего с мамой сада камней. На всей территории Оазиса выжило одно единственное дерево. Каменная стела под ним была почти засыпана песком. Я не могла заставить себя разгрести его. Просто стояла и смотрела какое-то время. А потом резко развернулась — и направилась к фургонам. Мне нужно было хоть немного времени, чтоб осознать все это. Ки одернул меня, крикнул вслед, чтоб я в конце концов взяла себя в руки.

— Ведешь себя как сопливый новобранец!

И я повернула обратно, загребая ногами песок.

Мы провозились в Оазисе в поисках хоть каких-то остатков воды и почвы, чистой от песка, почти всю ночь. Мелькали по земле отсветы фонариков, метались тени. Мы рыли песок. Я даже вспомнила, где находилась водонапорная башенка и гидронасос. Но найти удалось только разрушенное здание. Оборудования, датчиков, фиксирующих влагу, не было. Вентили, трубы были срезаны подчистую. Низенький вагончик под зеленой крышей, где хранились пакеты семян, был пуст. Тут и там валялись в горках песка опустошенные контейнеры. Не осталось ничего, что могло бы помочь нам возродить Оазис 104.

— Восстановлению не подлежит, — вынес вердикт Ки. — Возможно, кто-то побывал здесь до нас.

Остальные Странники, не произнося ни слова, не споря и не обсуждая, сразу же направились к фургонам.

Мне стало тошно. Мой Оазис, мой 104-ый — умер. Навсегда. Без надежды, без возможности восстановления. Мне показалось на какую-то ужасную секунду, что я схожу с ума. Ночной ветер поднялся так резко, так резко окружил меня, отгораживая и от Странников, бредущих по песку к фургонам, и от Ки, что я испугалась. И тут же удивилась, что еще в состоянии после всего испытывать страх.

Я упала на холодную землю. Все, что мне хотелось — это сорвать маску, распластаться по мертвому песку Оазиса и умереть.

Что мне оставалось? Как-то встать, как-то продолжить надеяться на лучшее. На то, что где-то там, впереди, еще сотни оазисов, которые нуждаются в нашей заботе. На то, что в конце нашего пути я все-таки найду что-то действительно важное. На то, что темнота услышит мой отчаянный крик, идущий из пустой глубины меня самой. Услышит — и отзовется привычным, немного хриплым голосом, полным непередаваемой, но такой родной насмешливости. Услышит и скажет: «Хватит орать, дефективная», — а потом потеплеет, как уже бывало. Увидит грязные дорожки от слез на щеках и добавит, тихо, прикасаясь губами к уху, обдавая дыханием кожу: «Тэсс, девочка». Услышит — и заберет с собой.

Горло раздирало. Крик рвал эту непроглядную ночь, опрокидывал сердце. Невыносимая боль будто наказывала за пляшущие, вздымающиеся острыми пиками, режущие сердце слова, что шептала по ночам так часто. «Не вернется, Хэл не вернется».

— Иди к черту, Ки! — прорычала я, сглатывая неприятный комок. — Иди к черту!

Тьма решила ответить. Зашуршала песком, приближаясь. Мягко опустилась рядом. Сгустилась, обволакивая, сгребая почти грубо.

— Я уже побывал там, — ответила мне темнота.

— И как? — прохрипела я, размазывая подкатившие слезы.

— Более дерьмового места в жизни своей не видел, — откликнулась ночь.

И добавила, посмеиваясь, когда я дернулась из этих объятий:

— Тише, тише, девочка.

Никто так не произносил этого слова. Никто в целом мире. Как будто только я одна и есть. Одна единственная, кто необходим этой темноте. Во всей вселенной.

— Хэл, — я обернулась, но увидела только ночь. Она горела его глазами, словно звездами. — Хэл.

Я прокляла чертов респиратор. Хотелось тут же, не сходя с места, оставаясь в сильных и теплых объятиях, поцеловать эту ночь. Впиться в губы, дотрагиваясь до кожи, обводя скулы, исколоть пальцы об отросшую бороду. Целовать и целовать как никогда и никого раньше. Почувствовать, что вот он — здесь.

Можно было дойти до фургона. Но там — я это чувствовала слишком остро — при свете фонарей мою удаль как ветром сдует. Не хватит у меня смелости даже глянуть на его губы, в надежде, что Хэл сам преодолеет оставшиеся до прикосновения миллиметры. Я точно знала, что не смогу выдержать даже его дыхания на моей коже — убегу и спрячусь. Как бы я могла войти в его мир, огромный, чужой, абсолютно раз и навсегда невероятный? Я знала, что буду жалеть о своей трусости до скончания времен — и ничегошеньки не могла с собой поделать.

Меня затрясло. Я провела ладонями по волосам, поправляя застежку респиратора.

— Я тебя звала, — произнесла я, опуская голову. — Я так тебя звала.

— Я знаю. Пойдем, — просто ответила тьма, сгущаясь вокруг и поднимая меня с холодного песка.

Я с каким-то дурацким облегчением впечаталась в широкие объятия, уткнулась носом куда-то в плечо — и дала себя увести из умершего Оазиса.

— Я так устала, Хэл, — шептала я, пока мы шли на блеклый свет фонаря. — У меня сил больше нет. Все умерло, Хэл.

Хотелось расплакаться, но слезы не шли. Они жгли глаза. Вместо того, чтоб с усилием вытолкнуть их, я все дотрагивалась и дотрагивалась до своего Связанного, будто боялась, что он растворится в ночи. Уйдет, снова. Я позволила себе касаться запястий, обводить пальцами ожог его имени, проводить рукой до плеча и обратно, сжимать его куртку. Ткань была жесткой и неприятно терла кожу, но я все равно цеплялась за нее — за Хэла. Просто, чтоб поверить, что он настоящий.

Ки ждал нас на стоянке. Он повесил фонарик на крюк, поэтому первое, что я увидела, была желтая субмарина, нарисованная на стальном боку фургона.

— Ты вернулся, — только и произнес Ки. — Нашел родных?

— Да, — коротко бросил Хэл. — И я не хочу это обсуждать.

— Как скажешь, мальчик.

Мы загружались в гнетущей тишине. Почти не смотрели друг на друга. Только Хэл, проходя мимо, сжал на секунду и тут же отпустил мою ладонь. Горячее, беглое рукопожатие. И ничего более.

Фургон двинулся. Ночь за окнами медленно уходила. Я сидела рядом с Хэлом. Не отводила от него взгляда, как будто и вправду боялась, что стоит мне моргнуть — и он исчезнет в предрассветном мареве.

— Куда двигаемся? — Хэл не смотрел на меня, только крепко держал за руку. Он все-таки не сдержался и переплел наши ладони, когда сел рядом — и не отпускал. Тысячи вопросов пронесли тогда в моей голове, почти сметая радость от этого его жеста. Нужна ли я ему? Нуждается ли эта бархатная тьма во мне? Можно было и озвучить их, трагическим шепотом, перемежая слова и всхлипывания. Но я предпочла не искушать судьбу. И просто сжала ладонь Хэла в ответ.

Ки коротко глянул на него, потом на меня.

— В Точку Росы, мальчик. Нам необходим источник ресурсов. Срочно. Вы должны ее открыть.

— Понятно, — Хэл хмыкнул. — Ты до сих пор веришь в эти сказки?

— Да. Ты же нашел ее, — Ки глянул на меня. — Нашел в огромной пустыне.

Он отвернулся, роясь в валявшемся позади него бауле. Вытащил карту и разложил ее перед нами. Я никогда до этого не разглядывала потрескавшийся от времени лист с нечеткими линиями и точками. Я просто знала — мы двигаемся именно по проложенному на нем маршруту. Ки сверялся со своей картой — и мы ехали в нужном направлении.

— Теперь о Точке. Вот, — Ки ткнул куда-то в сторону от выцветшей коричневой полосы трассы. — Она где-то здесь. Но она кочует.

Мы с Хэлом переглянулись.

— Как Убежище Мэмми, — твердо подытожил Хэл.

— Почти, — Ки провел ладонью по волосам. — Только я не знаю механизма и системы ее передвижений. Никогда этого не понимал. Как такая махина может двигаться по пустыне и не попасться на глаза.

Он задумался на секунду, а потом добавил, направляясь к лежаку:

— Мы должны найти ее раньше, чем Падальщики и Эолы.

— Ясно, — кивнул Хэл.

Он все-таки выпустил мою руку. Тяжелыми шагами прошел к низенькому настилу. Сгреб подушки и развалился во весь рост. Через минуту он уже спал. Я расположилась возле окна. Вытащила одеяло из-под сидения, завернулась в него. Сон не шел. В голове крутились и крутились по одной колее вопросы. Где и как Хэл отыскал своих родных? Почему пришел один? И как мы с Хэлом должны открыть эту Точку Росы? Что ждет нас там?

Я глянула на Хэла. Он безмятежно спал, даже не хмурился. Хотелось заснуть вот так же — легко, быстро. Я подошла к настилу, выудила из вороха одну подушку. Прикинула, смогу ли я улечься тут же, не потревожив Хэла. Решила, что все-таки разбужу его — и вернулась к своему «гнезду». Пока я устраивалась, Ки проснулся. Легко соскочил с лежака.

— Я за руль, — произнес, потягиваясь.

Я улеглась на еще теплую постель. Ки скрылся в кабине водителя. Рэн, что, оказывается, всю ночь вел нас по пустыне, заглянул в салон. Виновато глянул на меня.

— Ты как, Тэсс?

Я неопределенно качнула головой и встала, чтобы уступить ему место, но он остановил меня.

— Я так хочу спать, что сойдет любая горизонтальная поверхность, — усмехнулся Хэл. — Не беспокойся.

Я улыбнулась ему в ответ. Глянула в окно. Над пустыней вставало солнце.

Глава 14. Выбор

Мы кружили по пустыне без конца. Петляли между барханами. И хотя давным-давно съехали с трассы, но Точку все никак не могли отыскать. Я не помню, сколько Оазисов, Зеленых и Эоловых, мы проехали. Пару раз еще пересекались со Странниками. Пополнили запасы у Мэмми и снова заночевали в ее шатре. И продолжили ехать и ехать. Дни в пути сливались в один сплошной красно-рыжий день, бесконечный и муторошный. Короткие привалы наполнялись бесконечными разговорами. Оказалось, что Хэл почти такой же прекрасный рассказчик, как и Ки. Только он пренебрегал легендами. Все его истории походили скорее на исторические хроники. Обилие имен, названий городов и фамилий, от которых у меня кружилась голова, приводило в восторг. Я все никак не могла понять, как у Хэла получалось все это держать в голове. Герои, злодеи, влюбленные — все это разворачивалось перед моими глазами как наяву. Герой сменял другого. И был только один, к которому, как мне показалось, и неизвестный мне древний автор, и сам Хэл испытывали восхищение и искреннюю любовь. Вот, например, история двух влюбленных детей из враждующих кланов, которая вызывала во мне болезненную тоску и отклик, раздражала Хэла. Он с неохотой возвращался к ней и то только по моей просьбе. И неизменно, закончив рассказ, называл их почему-то маньяками. Зато истории про принца, с прозвищем, созвучным его собственному имени, он рассказывал с теплотой. Ки поддерживал его, добавляя исторических подробностей. О его характере, его жизни, полной битв, о его глупой смерти в расцвете лет. За этими историями мы и коротали время на привалах. Засыпали под небом пустыни или под крышей фургона — и оправлялись дальше на рассвете. И все это, как один длинный день, выматывало бесконечно.

— Точка прячется, — подвел итоги нашего затянувшегося путешествия Ки.

Мы как раз вырулили из очередного попавшегося на пути Оазиса. Ки проносился по нему целый день, проверяя работу Странников. Он успел оценить состояние почвы, качество саженцев. Теперь Хэл вел фургон. Ки отдыхал в гамаке, подаренном нам Мэмми при очередной встрече. Широкое полотно, расшитое звездами и луной, мерно качалось, подвешенное к потолку на двух кольцах. Ки полулежал в нем, прикрыв глаза. Он был измучен бесконечным поиском. И не мог повернуть назад. Повсюду Странники отчитывались о том, что запасы на исходе, а вот заброшенных Оазисов наоборот прибавилось. «Мы можем сделать перерыв, но ты же понимаешь — работы только прибавится», — говорил каждый второй из них. Ки сокрушенно качал головой и обещал восстановить запасы. Но Точка или ее хитроумные создатели, видимо, решили иначе.

— Они были последними. Теми, кто в рухнувшем старом мире отказался примкнуть к Эолам, — тихо, будто в полудреме, произнес Ки, проводя пальцами по бахроме гамака. — Позови Хэла. Нам надо поговорить.

Я не знаю, почему он решил остановиться и начать рассказывать нам о Точке Росы и о самом испытании, что ждало нас в ней, именно в тот момент. На мили вокруг не было ни источников тени, ни фургонов Странников, ни оазисов. Сплошное раскаленное плато. Ни отвесных красноватых скал, как мы встречали по пути. Ни шатров. Ничего. Только жар, рыжая пыль клубами и песок, хищно поблескивающий под лучами солнца. Над трассой, тянущейся сбоку, ходило марево. Но, видимо, опасность поджариться заживо в фургоне мало волновала Ки.

— Создатели Точки были гениальными инженерами. И последними обычными людьми в новом мире. Они не примкнули к набирающим силу Эолам. Не пожелали жить по правилам нового кастового общества. Они ушли в разрастающуюся пустыню и построили свой Оазис. Я не знаю технологий, которые они использовали. Где они брали материалы для строительства, где брали образцы флоры для сохранения, мне тоже неизвестно, — Ки тяжело вздохнул, глядя на нас с Хэлом.

Мы уселись на полу. Остальные поверхности были раскалены. Солнце в зените не щадило наш фургон.

— А что ты знаешь? — нахмурился Хэл.

Он перехватил мою ладонь, сплел наши пальцы. Прикосновение, мягкое, почти нежное, никак не вязалось со штормами, что ходили в его взгляде.

— Вас ждет испытание, — Ки провел языком по растрескавшимся губам.

— Дальше? Ки!

— Дополненная реальность, — произнес тот.

— Виртуальность?

— Почти. Скорее программа защиты от взлома. Все, что я знаю, это то, что вам будет предложен выбор. По одному на каждого.

— Зачем? — тихонько спросила я.

— Да не знаю я! — Ки подскочил с гамака. — Не знаю! Единственный выживший Последний умер, когда мне было десять лет. Но он отказался сотрудничать с таким, как я. С такими, как моя семья, моя каста!

— Но как тогда ты, — я потрясенно глянула на Ки, — то есть, я хочу сказать, откуда ты узнало ней, о Точке?

— Он упомянул ее, один-единственный раз, перед тем как его освободили. Это была нервная реакция на процедуру Освобождения! Эолы только начали ее разрабатывать. Были сбои. При сильном воздействии освобождаемый переставал контролировать себя и свою речь.

— И ты искал. Сколько? — я оглянулась на Хэла в желании увидеть на его лице то же потрясение, что испытывала сама. Но он был спокоен. Как будто знал ответы на мои вопросы.

— Не важно, — Ки снова улегся, устремляя взгляд на синий в золоте потолок.

— Кто ты? — прошелестела от волнения я. Голос у меня дрогнул. — Кто вы?

Я дернулась. Появилось неконтролируемое, какое-то животное желание бежать. Эти люди — Ки, Хэл — вдруг показались бесконечно чужими. Но куда бы я могла убежать? Отца освободили Эолы — Рэн при очередной встрече поделился со мной этой информацией. Хотел было потрепать по плечу, но я еще раз предупредила его, что меня лучше не трогать.

Весь этот ворох мыслей помешал мне заметить, как затихли Хэл и Ки.

— Испытание? — сама от себя не ожидая, выпалила я. — Испытание, Ки! Что мы должны будем сделать?

Но Ки молчал. Он встал с гамака и распахнутыми глазами смотрел куда-то. Стало свежо, будто что-то мигом убрало из воздуха весь жар и пыль. Хэл тронул меня за плечо. Я обернулась.

Она возвышалась над нами — сплошная зеленая стена. Занимала все пространство окна. Края ее я разглядеть не смогла.

— Точка, — прошептал Ки.

— Мы нашли ее? — переспросила я, ошарашенно разглядывая гигантскую гряду зелени. — Нашли?

— Она нашла нас, — Ки торжественно посмотрел на нас. — Величайшее хранилище, архив, ковчег. Точка Росы.

Мы молчали. Только потрясённо смотрели на вставшую посреди мертвой пустыни живую, сверкающую каплями росы, стену.

— Папоротники, мох, хвойные, — перечислял Ки, будто произнося молитву. — И это только составляющие самой стены. А в самой Точке лучшие экземпляры почв, чернозема, генераторы влаги, компоста. Флорариумы, теплицы, растения, плодоносящие деревья, цветы.

— Ки, — Хэл подошел к нему, положил руку на плечо. — Послушай, если это все так важно, может быть, есть еще что-то, о чем мы должны знать.

— Ты услышал ее и нашел. Сильно жгло? — Ки оторвался от созерцания стены и глянул на нас так, словно видел впервые. — Вы Связанные. Это важно. Последний говорил, что открыть ее смогут только подобные вам.

— Почему? — я растерянно смотрела то на Ки, то на Хэла.

Связь не тревожила меня много дней. В ожидании Хэла от отчаяния ли, выматывающей работы ли, я совсем забыла о ней. Не выламывало изнутри — и я предпочла расслабиться, не вникая, за что мне этот перерыв. Но теперь это выжигающее состояние, эта тяжесть, которая затаилась где-то глубоко, оказалось единственным средством открыть Точку Росы. По словам какого-то безумца, последнего в своем роде.

— Почему? Почему это так важно? — настойчиво повторила я. Мне стало страшно. Что, если опять будет выкручивать мышцы? Что, если опять будет казаться, что ломает внутри, вены горят, а суставы меняет местами?

— Дело в выборе? — ровно произнес Хэл, ловя мою ладонь и снова переплетая наши пальцы.

— Нет. Выбор — просто испытание. Сеть ловушек, не более. Затягивающих, да. Иллюзия. Но вы сможете их пройти. Главное не оглядываться назад, — Ки будто и не заметил шокированного, напуганного выражения на моем лице. — А вот доступ к Точке Росы содержит особенный код.

Мы переглянулись. Во взгляде Ки будто промелькнула молния — это мгновенное понимание, настолько видимо сильное, что он рухнул на песок.

— Это вы! Те самые Связанные! — воскликнул он, не вставая с колен, — Особенные связанные!

— Что в нас особенного? — усмехнулся Хэл, подавая Ки ладонь.

— Я не верил, — тот упрямо оттолкнул ее и погрузил пальцы в песок. Он начал раскачиваться, будто в трансе и мы завороженно следили, как он ловит одному ему слышный ритм, — Я не верил и не понимал. Но теперь все встало на свои места! Послушайте! Электричество Тэсс убило бы ее, не будь тебя рядом. А ты тот самый последний «чистый» на всей планете. Совсем не такие, как все. Совсем. И ваша Связь сильнее других!

Мы двинулись к стене на закате. Почему-то на этот раз она оказалась дальше, чем при первом на нее взгляде.

Меня трясло. Я боялась Связи. Я отчаянно не желала быть особенной, я просто хотела быть Тэсс, оказаться в своем родном Оазисе или в палатке у Мэмми. Но сил отступить, отвязать себя от Хэла у меня не было. Одна мысль, что я расстанусь с ним приносила боль.

Ки двинулся вперед, будто разрезая песчаную бурю.

— Ты как? — участливо глядя на меня, улыбнулся Хэл.

— Страшно, — прошептала я, прижимаясь к его боку.

Песок набился в лабораторные чешки. Идти было трудно. Вдобавок ко всему поднялся самум, и мы почти потеряли из виду и Ки, и саму стену.

— Я думаю, это стандартная проверка. Иллюзия просто хорошо работает, — крикнул откуда-то из песчаного облака Ки. — Идите на мой голос!

Мы продолжили двигаться, увязая в песке по щиколотку. И наконец вышли к стене. Ки уже расположился в ее тени. Он рассматривал листву, ярко пылающую в свете закатного солнца, дотрагивался до нее в каком-то священном трансе. И улыбался.

— Точка ждет вас, — он махнул рукой куда-то в сторону. — Помните, насколько бы все ни казалось вам реальным там, это всего лишь дело человеческих рук. Хорошо спрограммированная иллюзия. Программа. Набор единиц и нулей. Она будет вас читать, будет брать от вас то, что возможно помешает вам пройти испытание. Не поддавайтесь. И еще раз, я прошу вас, — Ки сделал паузу, а потом продолжил, четко чеканя слова: — Не. Оглядывайтесь. Назад.

В сплошной зеленой гряде открылся портал, и мы шагнули в него. Нас обдало свежим воздухом, полным озона и запахов леса.

— Удачи! — крикнул Ки.

— Не бойся, я с тобой, — улыбнулся Хэл, стягивая респиратор.

Я глянула на него. Мне почему-то захотелось непременно запомнить его. Вот таким. С широкой искренней улыбкой на лице. Со сверкающими глазами. С закатным солнцем, горящим в его волосах. С легким ветерком, играющим с ними.

Опустился легкий туман. Сквозь него все еще было видно оставшуюся позади нас стену. Впереди, сколько мог охватить взгляд, высились деревья, увешанные чем-то похожим на тряпичные, покрытые зеленой бахромой веревки.

— Ну что, поиграем в покорителей джунглей? — усмехнулся Хэл.

Мы не успели и шагу ступить, как раздался громкий сигнал и механический голос произнес: «Начать испытание!».

Картинка перед нами изменилась. Она начала рябить, потом поплыли в разные стороны цветные пятна. Они двигались и двигались все быстрее и хаотичнее, пока не сжались в одно большое пятно.

— Занятно, — невозмутимо прокомментировал Хэл.

Я глянула на него. Он стоял прямо, гордо вскинув голову. Хоть вокруг и не было ни одного врага, я поняла — Хэл встал в стойку. Он пытался скрыть это, но оказалось, что Связь сложно обмануть. Я задумалась на секунду. Это было чем-то новым. Или может на пути к Точке Росы что-то усилилось между нами? Не знаю.

Тем временем цветное пятно схлопнулось, как бы заворачивая в себя окружающий нас мир. Мы оказались в белом пространстве. Ничего не было вокруг. Только рассеянный свет откуда-то сверху. И мигающий экран, легко парящий в воздухе перед нами. Край его терялся где-то в белой вышине.

«Сделайте выбор» — гласила надпись над нашими головами. Прямо перед глазами пылало две кнопки.

— Ты вперед? — Хэл склонился в легком поклоне. — Тэсс?

Я застыла, глядя на экран. Кем бы ни были эти Последние, эти создатели Точки, они были профессионалами. Экран был настоящим, несмотря на то, что просто парил в воздухе. Он отбрасывал тень на белое ничто позади него. Он потрескивал, кнопки казались истертыми и искрили. Я не удержалась и обошла его кругом. Махнула в сторону Хэла, чтоб подождал.

— Как пожелаешь, — отозвался Хэл.

— Он плоский, — произнесла я, глядя на обратную сторону экрана. — Абсолютно плоский. И непрозрачный.

Ответа с той стороны не последовало. Я бегом вернулась туда, где должен был стоять Хэл. Но вместо своего Связанного обнаружила открытую дверь. В панике я глянула на экран. Что двигало Хэлом? Зачем он сделал выбор, не дождавшись меня? Я мотнула головой, отбрасывая ставшие вдруг неважными вопросы. Нужно было сделать выбор. Я глянула на экран еще раз. Он показывал странное. Меня, растерянно смотрящую в пространство перед собой. Я проследила за своим двойником. Та Тэсс ходила из стороны в сторону. Она шевелила губами, увлеченно рассказывая что-то. Улыбалась. А потом нажала на поверхность перед собой. Через секунду экран ее поглотил. Слепящий свет просто вышел из прозрачной рамы — и втянул ту Тэсс вовнутрь.

Сердце забилось как бешеное. На какое-то мгновение мною овладела паника. Я попыталась отдышаться и снова зашла за экран. Здесь я увидела Хэла. Он стоял передо мной, так же, как и мой двойник, увлеченно разглядывая пространство перед собой. В какой-то момент в его глазах засветилась паника, он закричал. Замолотил по экрану кулаками. И нажал на кнопку. Мне оставалось поступить так же.

Двери больше не было. Посреди белого пространства появилось кресло. Оно словно выросло из ничего. На нем, откинувшись на спинку, сидел отец.

— Ты не пошла за мной, — с тоской в голосе произнес он. — За ним вернулась, а за мной нет.

— Прости, — аккуратно подходя ближе, произнесла я.

Тот, кто сидел передо мной, был точной, ужасающе точной копией отца. Думать о том, откуда Последние могли бы взять свои знания о нем, я не хотела. Может быть, программа дополненной реальности действительно считывала наши мысли? Я с ужасом подумала о том, что она может считать с Хэла. А отец продолжил, глядя на меня тяжёлым взглядом:

— Ты всегда была таким разочарованием, Тэсс.

Он презрительно сплюнул и прикрыл глаза, как бывало обычно, когда кто-то испытывал его терпение.

— Тебе мало, что ты погубила мать, — произнес он ледяным тоном, — ты стала причиной и моей гибели. Испугалась разозлить этого вашего, — на секунду задумываясь, протянул отец, — этого вашего Ки!

Оно считывало меня. Создание, что сидело передо мной, выдавая себя за моего отца, просто читало меня. Я пригляделась к его лицу и похолодела. У создания не было зрачков. Только глазницы, заплывшие сплошным черным.

— Пропусти меня дальше! — выкрикнула я, отчаянно. — Дай следующий выбор! Мне надо идти.

— Глупая, маленькая Тэсс. Разве в выборе дело? — создание криво ухмыльнулось. — Ты ступила на это путь уже тогда, когда сунулась к тому, к чему не следовало. Когда пустила в себя электричество. Но теперь игра в выбор подходит к концу. Его больше не будет. Не жди волшебных кнопок, парящих экранов.

Я опешила. Все смешалось у меня в мыслях.

— Ты ведь хотела бежать и от Ки, — «отец» сделал паузу, подергивая пальцами, — и от этого меченого. Так надо было бежать! Все лучше, чем то, что ты выбрала!

Его голова дернулась. Еще раз. Лицо поплыло в бок. Голос, гремящий в пустоте, начал двоиться, замедляться, упал в басы.

— Все лучше, — неестественным, съезжающим в металл голосом произнесло создание с паузами, — все лучше, чем то, что ты выбрала. Иная! Смех, да и только. Разочарование, Тэсс 104. Одно сплошное…

По его коже пошли волны. Лицо мотало из стороны в сторону. Оно то расплывалось, то собиралось в ком, оставляя для обзора части. Глаз без зрачка, раздувшиеся в гневе ноздри, взлетевшую в презрении бровь. Я зажмурилась. Зажала уши, чтоб спастись от металлического скрежета, что начало издавать это создание. Через несколько секунд все закончилось.

Создание соврало. Передо мной, снова теряясь в вышине, висел, поблескивая, экран. «Сделайте выбор» — искрилось по всей его поверхности. Кнопок снова было две. «Пробуждение» и «Освобождение» — гласили надписи на них. Я задумалась ровно не секунду. И сделала свой выбор.

Белое пространство сменилось розовым садом. Тем, что я видела на Диске Хэла целую вечность назад. Склонялись под тяжестью цветов кусты. Аккуратные дорожки были посыпаны гравием. Газоны были идеальными. В воздухе плавал тяжелый влажный аромат. Я провела дрожащей ладонью по стене, которая сформировалась рядом со мной. Камни были теплыми. Где-то там, в глубине сада, я знала, должен был быть пруд. Я поспешила к нему.

Фигура, склонившаяся над гладью воды, принадлежала Хэлу. Он глянул на меня из-под челки. И произнес, с моментально зацепившей меня тоской в голосе:

— Вся эта красота… Оказывается, я так сильно соскучился по ней.

— Хэл, — я попыталась вложить в этот ставший печальным звук его имени все тепло.

— И все здесь ненастоящее. Искусственное. Нули и единицы, — поднимая голову, грустно усмехнулся он.

Я подошла и присела рядом. Камни, что обрамляли пруд, тоже были теплыми. Вгляделась в лицо Хэла. Никаких глаз без зрачков. Оглянулась вокруг. Никаких расплывающихся картинок. Красивый, сочно-зеленый, переплетенный цветами пейзаж. И тоска, бесконечная, придавливающая к земле. Тоска по дому.

— Смотри, — Хэл порывисто встал, указывая вбок, — мой дом.

Я оглянулась. Стрельчатые окна, резные балконы, колонны. Здание было впечатляющим. И мертвым. Таким же, как и взгляд Хэла в то мгновение. У меня мороз прошелся по коже.

— Пойдем отсюда, Хэл, — я взяла его за руку, крепко сжала, — помнишь? Не оглядываться назад.

— Ничего и никого реального, Тэсс, — печально глядя вдаль, ответил Хэл, и добавил, кладя свою ладонь поверх моей, — ничего.

— А как же я? — я попыталась улыбнуться. — Как же я? Я настоящая. И ты тоже.

Мое замечание осталось без ответа. Хэл никак не отреагировал на мои слова. Его немигающий взгляд бродил по стенам дома, схватывая малейшие подробности, добавляя что-то едва заметное на первый взгляд. Я не поняла, пока не присмотрелась. Окна, те, на которые Хэл направлял свой взгляд, загорались. Он глянул на крышу — там появилась труба, пуская легкий дымок. Я услышала отчетливый заливистый смех. Вспыхнули и погасли слова Ки, то, о чем он просил, о чем предупреждал, четко и ясно. Я еще раз потянула Хэла за руку и встала перед ним.

— Я хочу быть здесь, — мелко дрожа, прошелестел Хэл. — Этот дом, этот сад… О, позволь мне остаться тут…

Он глянул мимо меня. Я проследила за его взглядом. Там, куда он так напряженно смотрел, появилась парадная дверь. Солнце послало свой луч по поверхности отполированного дверного молотка. Аромат роз усилился.

— Пойдем, — задыхаясь, произнесла я, безуспешно дергая Хэла. — Пойдем со мной. Я настоящая, Хэл. А это все только иллюзия. Программа дополненной реальности.

И окончательно отчаиваясь, выпалила невесть откуда взявшуюся мысль:

— Остаться здесь все равно, что опять впасть в ледяной сон!

Хэл подарил мне только мимолетный взгляд, полный бесконечной усталости. Он будто совсем, окончательно сдался. Клянусь, в его глазах мелькнуло только одно желание — впасть в этот самый ледяной сон и пропасть в нем.

Я была напугана этим пейзажем, этим розовым дурманом, что расходился по саду, как ядовитый туман. Поэтому и только поэтому дала волю току, сидящему внутри меня. Он не навредил Хэлу. Едва коснулся его кожи, слегка пустился вглубь, дразня вены. Но и этого оказалось достаточно, чтоб мой Связанный пришел в себя. Он встрепенулся и посмотрел на меня так, будто видел впервые в жизни.

— Пойдем, — бросил коротко, вставая.

Мы шли по парку, все еще держась за руки. Окружающая нас дополненная реальность понемногу растворялась. Нас снова окружило белое ничто. Мы остановились посреди него. В воздухе запахло озоном.

— Спасибо, — Хэл прикоснулся губами к моей макушке, — что вытащила оттуда. Наверное, нам теперь туда, — Хэл указал на что-то, чего я не могла увидеть.

— Что там? — настороженно произнесла я. — Еще одна дверь? Вроде той, в которую ты уже входил?

— О чем ты? — Хэл глянул на меня.

— О твоем первом выборе. Ты увидел что-то на экране, нажал на кнопку и прошел в появившуюся дверь.

— Ничего из этого я не делал, — твердо ответил Хэл. — Нет, серьезно. Ты ушла за экран. Я ждал тебя. А потом просто оказался на пути к дому.

— А я видела отца, — тихонько произнесла я.

— Сложно было?

— Да. Он сказал, что выбора больше не будет.

— Но он был. Мы выбрали.

Хэл замолчал, озабоченно оглядываясь.

— И мы все еще здесь, — он прошелся туда-сюда, о чем-то размышляя. — Что-то здесь не так.

— Что? — почему-то встревоженно спросила я, наблюдая за передвижениями Хэла.

— Пока не знаю, — он наконец-то остановился и пристально посмотрел на меня.

— Хэл? Что происходит? — я слегка повысила голос.

Пришло и ушло какое-то странное, неприятное чувство. На секунду мне показалось, что я все еще еду в машине Обороны. Меня болтает в разные стороны. Я прикрыла глаза, чтобы избавиться от этого. В ушах зажужжал старыми своими лопастями очиститель в «Импале» Хэла. А через секунду меня уже легко покачивало, как если бы я лежала в гамаке Ки. Как я не пыталась избавиться от этих ощущений, у меня не получалось. Так же, как и открыть глаза.

Откуда-то из окутавшей меня тьмы я услышала Хэла.

— Что ты выбрала? — с напряжением в голосе спрашивал он.

— «Пробуждение», — сквозь зубы произнесла я. — А ты?

Я наконец-то пересилила себя и открыла глаза.

Хэл рассеянно посмотрел на меня. И уже почти растворившись в невесть откуда взявшемся слепящем белом свете, прошептал с отчаяньем в голосе:

— «Освобождение».

Глава 15. Точка

— Ты можешь лучше, я знаю, — Ки не хмурится, но что-то в его голосе, в словах, обращенных к ней, заставляет Тэсс день ото дня все глубже и глубже уходить в себя, в те воспоминания, которые она надеется оставить для самой себя. Ей отчаянно хочется верить, что именно они помогают ей оставаться самой собой.

Внешне почти ничего не изменилось. Но. С того момента, как, по словам Ки, Точка запросила свою цену в виде растаявшего, исчезнувшего в белом свете Хэла, Тэсс все меньше и меньше передвигалась вне четырех светлых стен своего бокса. Она прятала голову в плечи и отыскала широкое одеяние с огромным капюшоном, чтобы просто спрятать лицо. Все чаще подумывая о том, чтобы спрятать и лицо за маской, Тэсс опасалась озвучивать это желание Ки. Потому что знала, у него хватит сил ее отговорить. В маске-респираторе, закрывающей лицо почти полностью от переносицы до подбородка, не было надобности. Воздух в Точке был чист. И от него Тэсс тошнило. Как прежде, в почти забытой жизни, ее тошнило от латексного прикосновения перчатки.

— Ты можешь лучше, девочка, — громче произносит Ки, поворачиваясь от пульта управления. — Попробуй еще раз. Они внемлют тебе, верят тебе. Но в их глазах, смотри, — он указывает за прозрачную стену стекла, где в огромном зале без обозримых сводов, все еще, очень-очень прямо, в полном соответствии с направляющими полосами, стоят люди, — в их глазах непонимание. Им нужны более четкие, более взвешенные слова, а не твои эмоции. Кем был для тебя Хэл, им неинтересно. Твоя задача возвеличить его подвиг, его жертву. А ты говоришь только о его прикосновениях и упиваешься его образом, тем, как его волосы горят на солнце или как вздуваются вены на горле, когда его подвешивают вниз головой. Все это — лишнее, запомни!

Тэсс кивает. Ки рассеянно, но выверенными движениями, стучит по кнопкам. Свет, мягко окутывающий зал за стеклом, тускнеет. Люди расходятся группками, четко по сторонам.

На панели, повыше кнопок, светится слово «Оператор». На сером комбинезоне Ки, у левого кармана на груди, светится то же слово. Ки — в одной из своих, как он любит говорить, «ипостасей», и «наконец-то», мысленно ухмыляется Тэсс, «хозяин Точки». Ей вспоминается его искренняя радость, когда она, измотанная, с размазанными по лицу дорожками слез, не вышла — выпала — в район зеленой стены. Как он ликовал, как сразу же перешёл к свои планам, в которых все повторялось и повторялось: «Взять все — и поделить! Чтоб никто не ушел обиженным!».

— Ты все ищешь его и надеешься, что он появится. Но этого не будет, запомни, дитя, — Ки кривится. — Ему не вернуться. Неоткуда и нечему. А тебе лучше было бы подумать о тех неточностях в твоём рассказе, что могут возмутить и запутать людей. Ты говоришь об иглах и боли — но была ли физическая игла, хоть раз? Ты пропускаешь важные перемещения — и мои тоже. Ты смешиваешь фантазии и реальность недопустимым, совершенно сумасшедшим образом. Ты даешь нечеткие описания тех, с кем столкнулась. Где их особенности? Носят ли Эолы капюшоны все время или надевают их по особым случаям? Как именно выглядят Падальщики? Кто они, киборги или люди?

— Не то и не другое, — отрешенно произносит Тэсс, но срывается, на мгновение повысив голос: — Господи, Ки, ты же по сто раз на дню сталкиваешься с ними! И все остальные!

— А новички? Как они воспримут созданий, в чьих телах куча металлического мусора, заменяющего порой даже черепа и части скелетов? Как воспримут то, что зачастую можно увидеть их вены снаружи, эти трубки из пластиковых отходов, по которым течет красное?

— Не хуже, чем Эолов и их остроконечные капюшоны, в которые они все никак не отвыкнут прятаться по поводу и без. Не хуже, чем обноски Странников. Столкнутся — и ничего с ними не произойдет. Ты же проповедуешь терпимость и толерантность здесь. Столкнутся — и пойдут дальше, — уже тише отвечает Тэсс. — А я предпочитаю теперь забывать. Сколько времени прошло, один ты и знаешь, один ты, наверное, и можешь его выносить. И все это.

— Твои мысли далеко, опять, — вздыхает Ки.

— Послушай, — Тэсс бросает взгляд за стекло, глубоким вздохом подавляя подкатившую волну тошноты. — Это все твое детище, понимаю. Но я устала. Мне просто плохо от этих просторов, от людей, марширующих по ним. Ты хотел эту Точку, но не я.

— А чего же ты хотела? — медленно вставая со своего места оператора, вкрадчиво произносит Ки. — Чего, Тэсс?

— Раньше — всего этого, только без одиночества. Теперь — просто уйти.

— Нет. Прости. Точка не отпустит тебя. Она нуждается в тебе, Тэсс. Все эти люди — нуждаются. Извини.

— Отпусти, — повторяет Тэсс совсем тихо. — Запиши мой рассказ — я скажу, что и как попросишь — и отпусти меня, дай уйти.

— Но куда же ты пойдешь, дитя? — Ки не тянется, чтоб дотронуться до ее руки или плеча, он физически не выносит латекса. — Куда? Идти не к кому.

— Я пойду на испытание. Не говори, что охранные системы Точки исчерпали себя, каждую декаду ты, Ки, проводишь через них десятки прибывающих в Точку.

— Не на полных мощностях, — кивает он в ответ. — И они проходят большими группами. И… И под моим контролем.

— Зачем? — усмехается Тэсс. — Боишься?

— Не все из них способны на то, на что были способны вы с Хэлом.

— Отпусти меня одну. Без твоего контроля, без вот этой мигающей надписи «Оператор» на твоей груди. Отпусти меня на испытание. Каким бы оно ни было, все лучше, чем так, как сейчас.

— Хорошо. Если это то, чего ты действительно желаешь. Только позволь тебе кое-то рассказать.

— Если я откажусь, ты ведь все равно заставишь слушать. Я видела, как тебе теперь подчиняются. Так что давай быстрее с этим закончим, и я уйду.

— Я постараюсь покороче. Ты должна знать… Связь, ее природа — не то, что мы думаем о ней. Что она такое нам не понять — тормозит какой-то барьер. Будто падает ментальная стена каждый раз, как ты пытаешься докопаться до ее сути.

— И?

— Мы с Эей были Связанными. Связанными Эолами. Когда нам вживили Диски и надели браслеты для прямых доступов в Архивы… я до сих пор помню, как она тогда взяла меня за руку. Мы лежали, как и положено в процессе вживления, на твердых кушетках, вокруг все было бело, Эолы в своих остроконечных капюшонах и прочее. Мне было холодно, Эя протянула свою ладонь, когда ограничители сняли — и меня обдало жаром. Потом, спустя много времени, меня отправили с отрядом Обороны в один из Оазисов Зеленых подавить восстание. Я никогда не забуду пустые глаза Освобожденных. Оборона била Зеленых электрощупами, Освобожденные попадали под раздачу тоже, падали, как мешки. Нежить, ни капли мысли за пустыми глазами без зрачков. А потом, возвращаясь в свой Оазис, я попал в бурю, совсем как Хэл. И я сломался. Я бежал! Меня подобрали Падальщики, тогда они еще не были так свирепы, они искали путь. Там был один старик, Падальщики ведь увлекаются модификациями тела, заменяют части себя на искусственные запчасти. Что выходит из строя… Этот старик отказывался на такие замены. У него не было ноги и глаза, но он говорил, что именно это его дорога. Он подсказал мне, как быть дальше. И я вспомнил про Точку — и понял, зачем она есть. Я тайно вернулся в Оазис Эолов, там, где оставил Эю. Я встретился с ней, но она уже стала Высшей, не физически, но ментально. Я пытался рассказать ей все, что узнал и понял — она уловила только то, что показалось ей необходимым. Я не замечал ничего, наша Связь помешала мне понять, что ей не стоит знать всего, что я тогда знал. Я рассказал о легенде, которую узнал от старика Падальщика. О Точке она уже знала! Не знаю, откуда, у нее был доступ, как и у меня, только я брезговал им пользоваться, а она… Высшая! И я говорил, говорил, что мы можем открыть Точку, что наша Связь это сделает. Но она… она сказала — и я никогда не забуду эти ее слова — «Уходи. Мы были близки, и поэтому я даю тебе эти мгновения, чтобы уйти. Я всегда буду против этого. Я должна найти себя, и этот путь не хуже других. Я буду против тебя, Ки, как ты себя ни назови. Я буду идти навстречу каждому твоему слову, и буду спорить с ним. Это мой путь.» А потом я ушел. Начал собирать таких же, как я, ищущих. Мы стали называть себя Странниками, мы начали восстанавливать заброшенные, отработанные Оазисы. К нам прибилась Мэмми, организовала Убежище, оно бесконечно кочевало по Пустыне… И странно — ни разу не попалось никому, кроме нас… Но я искал Точку, искал вас — два «ключа» к ней. И ничего из этого не сработало так, как я хотел.

Глава 16. Испытание

— Ты уверена? — Ки не глядя набирает шифр на замке. Полотно двери, ее пластик изъеден зеленью. — Даже я не знаю, что там может быть для тебя.

— Странно, да? — ухмыляется Тэсс. — Мы ни разу не поинтересовались, как те, кто создал Точку, кто собрал образцы растений, почв, вод и энергии, смогли сконструировать испытание, как умудрились сконструировать систему, которая может считать с тебя все, что угодно. Кем они были, Ки? Кто бы смог одинаково хорошо поработать с реальностью и тем, что только в твоей голове?

— Кид не рассказал мне этого, — Ки выдыхает, — да и как бы он мог, всего лишь наблюдатель. Он и Точки не видел полностью, только ее часть. Рассказы его были почти полностью сказкой.

— И ты делаешь сказку былью, да? — теперь Тэсс позволяет себе действительно рассмеяться. — Ходьба по струнке и рассказы о былых свершениях. Это твоя сказка, Ки?

— Ступай, — один резкий кивок в сторону открывшегося портала. — Я обещал, что не буду отслеживать то, как ты будешь проходить свое испытание, но я не обещал держать дверь открытой для тебя.

Ки толкает Тэсс в темноту — и той остается только один звук: двери, со скрежетом и почти плотоядным причмокиванием, закрываются. На нее обрушивается темнота.

***

Нет ни белого пространства, ни влажных джунглей — одна только тьма. С высоты, с боков, сзади, спереди — обломки и осколки, провода и гофрированные трубки.

— Я должна, — тихо произносит Тэсс, конечно же, только самой себе, ей хочется верить в то, что она одна тут. — Все лучше, чем следить за маршами и слушать, как Ки расписывает свой дивный новый мир.

Она пробирается, аккуратно шагая, разгребая невидимые преграды перед собой. Она ищет — и не находит ни единого источника света.

— Может, это и есть мое испытание? Бродить во тьме до скончания времен? А что? — усмехается она тишине. — Неплохо. Плата сразу за все.

Движение вперед начинает отнимать силы, время теряется, оно ощутимо искажается. Так же, как и тьма вокруг. Поначалу это только тонкая полоса слепящего света — Тэсс просто прикрывает лицо рукой. Но полоса растет. Тэсс закрывает глаза и продолжает идти. На появившиеся вокруг нее голоса.

— Температура объекта — норма, — произносит приятный женский голос откуда-то сверху. — Процесс восстановления на начальном этапе. Слуховые функции восстановлены

— Дайте пакет и пришлите кого-нибудь тут убрать, — вклинивается еще один голос, без эмоций.

Тэсс проводит руками по воздуху, замечая, что он стал плотнее — и почти превратился во что-то настолько осязаемое, что ноги против воли подкашиваются, и хочется тут же немедленно на это что-то лечь и отдохнуть.

— Да, Высшая.

— Эрл, я прошу лично вас как куратора…

Дальше Тэсс не слышит. От одной попытки контролировать себя кружится и гудит голова. Чьи-то горячие руки приподнимают ее. Наклоняют. Шуршит бумага. Снова уложили.

— Я не могу открыть глаза. Я здесь?

Пара шагов в темноте. Чей-то требовательный вскрик.

— Восстановление зрения? Эрл?

— На завершающей стадии. Датчики регистрируют движения зрачков. Реакция на свет, — прикосновение исчезает, появляется яркое свечение, оно жжёт и Тэсс жмурится, — присутствует.

— Папа? — хрипит она. Звука все еще нет.

Накатывает ощущение: прожевало и выплюнуло. Сердце — Тэсс слышит это отлично — стучит очень сильно. Эрл. «Я должна была понять. Ну кто еще так четко и с таким удовольствием может давать отчет о состоянии объекта? Я помню это так явственно. Боль», — скачут в голове на удивление быстрые мысли.

— Папа, — преодолевая сухость в горле, повторяет Тэсс, тому, кто снова принял его облик. — Нет, только не снова.

— Я не твой отец, Объект 104. Тебя создали в этой лаборатории, — и, обращаясь к высокой худой женщине, создание чеканит: — Полное восстановление функций организма объекта, — бросает на меня внимательный взгляд, — если учесть все побочные дефекты…

Тэсс больше не сопротивляется ужасно сильному желанию закрыть глаза. А когда снова открывает их, обнаруживает у своего ложа — «нет, нет, это просто уплотненный воздух, и вообще я все еще стою — наверное — на ногах» — Хэла. В его глазах пустота.

— Нет, — повторяет и повторяет про себя Тэсс, — сколько можно?

На криво пришитом к вороту комбинезона клочке материи отчетливо читается «Объект: Хэл Хоуп. Статус: освобожден».

— К черту, — вырываясь из цепких объятий того, что выдает себя за жесткий лабораторный лежак, шепчет Тэсс, — к черту. Я больше не попадусь на эту удочку. Хватит. Я тебя отпускаю, слышишь?

Тэсс снова в саду. Вдалеке все так же виднеется старинный дом из желтого кирпича. С того места, куда ее вывела усыпанная мелким песком дорожка, Тэсс может уловить аромат роз, увивавших стены дома. Она передергивает плечами — от воспоминаний о дороге сюда, проходившей через заросли лиан, по коже пробегает мороз. Стрекот и гул, что они издавали, до сих пор шумит в ушах.

— Мерзость, — цедит Тэсс, стаскивая с себя влажный белый ошметок.

Перед ней открывается знакомая сцена. Наблюдать за ней со стороны жутко, но оторваться сил не находится.

Вот она, Тэсс. Сидит рядом с поникшим, почти втянувшим голову в плечи, Хэлом. Ей плохо вспоминается их разговор. Она уговаривала Хэла идти, когда он был готов остаться в том, что ему казалось его утраченным миром. И уговорила.

Что-то косается ее плеча. Тэсс резко оборачивается, чтобы столкнуться с тем, что из сброшенного на дорожку переплетения белых волокон выросло в тонкую, подвижную фигуру.

— Хочешь вернуть его? — спрашивает переплетение. — Я могу.

— Это часть испытания? — твердо спрашивает Тэсс.

— И да, и нет. Зависит от того, чего ты сейчас желаешь.

— Я хочу ответов.

— А его? — фигура мотнула тем, что могло бы быть принято за ее голову, в сторону беседующих. — Я могу все это остановить и вернуть Хэла Хоупа тебе.

— Сначала ответы, — Тэсс выпрямилась и заложила руки за спину. — А потом ты вернешь Хэла.

— Ну хорошо, будут тебе ответы, — прошипела фигура. — Пойдем.

Дом и сад исчезли. Белая волокнистая фигура, плетеное нечто растворилось, став огромным пространством. Перед ней вырос экран и панель управления с синим кругом Мастер Диска и мерцающей надписью.

— Чтец, — мертвым голосом произнесла Тэсс.

Она тяжело упала в кресло, выросшее из ниоткуда. Еще успела отметить про себя, что, видимо, оно было частью всей системы белых влажных лиан, через которые ей пришлось продираться, чтоб поспасть сюда.

— Вперед, если сможешь вынести! — раздался тот же голос, что принадлежал плетеной фигуре, пообещавшей ответы.

Информационный поток подхватил Тэсс. Чтец, преодолевая низкие показатели энергии, заработал. Биосеть запустила свое последнее испытание.

Глава 17. Архив

Мир должен был сгинуть — так говорили все пророчества. В один день и в одну ночь, поглощенный песками Пустыни, мир должен был исчезнуть.

Кид смотрел на небо и на красноватые пески, что медленно двигались, подбираясь все ближе и ближе. Это было его обязанностью — следить за солнцем, луной и пустыней (в те времена она еще не доросла до того, чтоб испуганный род человеческий называл ее, используя, даже мысленно, заглавную букву).

Каждое утро Кид мысленно проводил четкие, безукоризненные оси координат по плоскости небосвода и у границ песка, высматривал малейшие изменения в положении светил или же изменения в оттенках песочных насыпей, все плотнее окружавших последнюю точку размещения людей. Это не казалось странным — звать людьми только ту небольшую группку, что каким-то чудом смогла избежать как далеко недобровольного разделения на касты, так и установки чипа. Кид даже не задумывался над этим. Для него, как и для всех остальных здесь, все они были только истинными людьми. Иные — о том, какими именами их предпочитала обозначать захватившая власть группировка, здесь предпочитали не упоминать — были чем-то вне их собственного мира, мира буйной зелени и беспрепятственно текущих вод, мира влаги и стойкой, тонко вычисленной температуры, что так необходима для роста и воспроизводства, мира Точки.

Она передвигалась, мощные двигатели несли и несли ее по пескам пустыни — последний оплот, пока еще не законсервированных, но уже почти что недоступных никому из иных, банков знаний, семян, растений, энергии и влаги. Кид знал — все, что хранится здесь, и под прозрачными колпаками, и в кажущихся бесконечными рядах хранилищ, и то, что растет, течет, опыляет и опыляется во множестве садов — двигается и двигается, меняя место. Техника работала без сбоев — энергия от генераторов, от солнечных батарей и ветряков распределялась с математической точностью. Кид искренне восхищался системой. Он не разбирался в технике, но всегда мысленно отмечал ровный ход Точки, бесшумность движения и то, что их след сразу же терялся среди барханов. А это значило одно — Эолы, грозные, пугающие носители бело-серых одежд и остроконечных капюшонов не смогут их найти. На этой мысли Кид расслабленно выдыхал — и возвращался к наблюдению. Его острое зрение — это все, что оставил ему ушедший мир. Как так вышло, Кид не помнил, но когда от усталости в глазах начинали мельтешить призрачные желтые мушки, и он смыкал веки, почему-то приходило только одно. Это была яркая до болезненности вспышка — и он, Кид, кричит и кричит на нее, до хрипоты, до горящих огнем легких, страх постепенно уходит — а с ним остаются только сожжённые связки и безмолвие.

С того момента, что отразился во тьме сознания, будто в кривом зеркале, Кид научился многому. Он смотрел в небо, следил, как оно меняет свой цвет. Он следил за солнцем, отмечая смещение точки, на которой оно садится за горизонт — отмечая и то, что каждый раз оно шло по все более странной траектории, и то, как однажды оно мертво повисло над горизонтом. Он не знал, сколько их таких, что наблюдают за внешним миром, он привык чувствовать всю ответственность на себе.

В тот странный, неправильный день, когда Точка стала в Пустыне (да, к тому моменту она выросла достаточно), Кид отметил, что в течение нескольких часов дневное светило висело в зените дольше обычного. Оно не просто не зашло в положенный час, но и тьма ночи рухнула как-то сразу, без вечерней зари заходящего солнца. Люди Точки (так они теперь звали себя), должны бы были быть в панике — но они продолжали свои работы, обычные, каждодневные. Группа биологов работала над все еще не законченной селекцией новых, более выносливых видов растений, гидрологи прокладывали новые каналы орошения, работали над их автоматизацией, шло тестирование охранной системы Точки и ее биосети, созданной чтобы генерировать испытания. Кроме того, люди Точки почти что закончили полную установку кодового ДНК-замка, проводя последние проверки системы. Да, люди Точки были полны надежд и планов. И был Кид, тихий, безмолвный Кид, Кид, которого мало кто знал в лицо. В какой-то момент он стал просто тенью своей подписи под протоколами наблюдения. И это самый Кид, весь потный от страха и от того, что махом пробежал от рубежей Точки до ее центра, вошел в зал испытаний как раз в тот момент, когда ДНК-замок Точки заканчивал самонастройку. Кид шарахнулся от вспыхнувшего зеленого света и оглушающего воя сирены, но ему надо было передать, доложить хоть кому-нибудь о том, что солнце стало, зависло мертво над горизонтом — и день перестал идти вслед за часами. Он не успел и слова произнести, только вытереть струйку пота. Остановившуюся Точку обнаружили те, кого Кид боялся больше всего.

Эолы говорили потом, что спасли его, вернули ему голос, жизнь и безопасность. Кид никогда не забывал об этом. До самой старости. Он так же не забыл и о мягкости белых стен своего жилища, о невозможности следить за солнцем и Пустыней, прокладывать мысленные оси ординат — и наслаждаться зеленью и прохладой Точки. Со временем почти все истерлось из его памяти, осталась только гигантская, бескрайняя зеленая стена, окружающая Точку, и каждую ночь Кид вспоминал, как блестели капли росы в свете заходящего солнца. Но там же была и ночь, упавшая из ниоткуда, и тот день, в котором солнце замедлило свой ход настолько, что сложно было сказать, живо ли оно. А здесь, в белой комнате с мягкими стенами и крошечными окнами под потолком, был только он, Кид, да мальчишка, что приходил послушать его рассказы о Точке. К тому моменту, как этот мальчик, с черными волосами и пронзительными темными глазами неведомым Киду образом нашел возможность навещать его, Точка снова ушла в Пустыню. Те, кого Кид боялся больше всего, обладатели серо-белых одежд и остроконечных капюшонов, полностью установили свою систему мира, но потеряли зеленую стену. Возможно ли, что искусственный интеллект сработал так, как его программировали те, кого давно уж не было на этом свете, Кид не знал. Он просто тихонько посмеивался, ловя горячие солнечные лучи, что просачивались через крошечные окна его жилища, слушал, как работает очиститель воздуха, и отпускал, аккуратно, легко и неспешно, все, что ему довелось увидеть, каждое событие и дело, в котором он принимал участие. Для этих, несомненно, иных, он был осколком древней цивилизации, дикой древностью. И только мальчишка, с тысячей ножей в пронзительном взгляде, ловил каждое его слово настолько серьезно, что порой Кид останавливался на полуслове и задумывался, правильно ли он делает, рассказывая сказки о Точке именно ему, маленькому потомку Первых Эолов. Что действительно правдивого он мог ему рассказать? Он, простой наблюдатель? Да и что могло нерушимо остаться в его памяти? Только сказки, щедро сдобренные его собственными домыслами и фантазиями. В этих сказках Точка все время оказывалась почему-то сущим раем на земле, средоточием всех знаний и умений человечества. Кид все меньше сдерживал рвущую душу тоску: вскоре он наградил Точку летательными аппаратами и прочими «машинами богов», — и сам не знал, правда это или нет. Его память сдавала позиции.

Иногда он сбивался, подсчитывая касты и подкасты, уровни разграничения и все их виды. Но одно он знал точно, его сказки, его нечаянно наполненные тоской рассказы, зародили в сердце мальчика Эола, чьи родители оказались в первых рядах, так называемых создателей новой системы мира, что-то очень важное. «Ищи последнего чистого человека, — дребезжащим голосом все повторял и повторял Кид, — чтобы ее открыть, тебе нужен последний чистый человек, без Диска». Мальчик Эол смотрел на старика непонимающим взглядом. Во взгляде его черных глаз уже поселилась вера.

Кид ушел тихо и незаметно. И только темноглазый мальчишка плакал. И только темноглазый мальчишка взял себе имя в память о старике Киде, последнем из людей вне каст. Взял — и сократил до более звучного, на его взгляд, варианта…

Как тряслись его руки, как трясся и он сам, когда с горящими глазами он отдавал последнего чистого человека по имени Хэл Хоуп. И Точка взяла. Ее биосеть поглотила того, кто был ключом. Она взяла его, разместила в пределах, куда никому не было доступа — и открыла свои тайники, полные тех самых чудес, о которых полубезумный старик Кид рассказывал мальчику Эолу бессчётное количество лет назад. И теперь он, Ки, Странник, один из первых Эолов, ликовал. «Счастье для всех!» — кричали голоса в его голове. «Контроль и порядок», — металлом откликались другие. Его заполняло невероятное чувство — вот они, те, что пришли в Точку, ровными рядами идут туда, куда он их направил. Вот они — бывшие Эолы, Падальщики, Оборона и Зелёные — внимают ему. И верят! Он удалял Диски, он приводил к ним Тэсс, чтоб та рассказывала об открытии Точки — и не его вина, что инаковость, вопросы и отход от его плана приходилось подавлять.

***

Это было испытанием. Биосеть не врала. Вынести этот поток было невыносимо. Но Тэсс боролась за каждую крупицу. Она вцепилась в экран Чтеца мертвой хваткой — и только впитывала все, что он посылал ей. Теперь она видела все. Дискибыли не нужны. Право на освобождение было у каждого.

Поднялись и упали пески, ревущие, застилающие все вокруг. Сверкнула каплями росы и погасла в свете умирающего солнца зеленая стена. Тэсс больше не было. Не было Объекта 104. В оазис, в сказку, так тщательно создаваемую, так пламенно оберегаемую Ки, вернулся кто-то другой. Тот, кто теперь отлично знал ответы на все вопросы, тот, кто видел все, что было нужно. Тот, кто отлично знал, Кид, простой наблюдатель, тот, в чьи обязанности входило следить за светилами и пустыней (отныне и навсегда с маленькой буквы), ничего не придумал. Ему казалось — в силу возраста и плохой памяти — что он рассказывает сказки, о механизмах и фантастических машинах, захороненных, спрятанных в Точке на случай, если человек проиграет. Но та, что вернулась, знала, все это — правда.

Она вспоминала Хэла, удивляясь, как та Тэсс могла так долго испытывать привязанность к тому, кто был всего лишь ключом к Точке, всего лишь последним чистым человеком без генетических мутаций и модификаций в теле. Теперь, выяснив все, она могла только смеяться над той Тэсс. Она обходила любое упоминание его имени, храня глубоко в своей памяти то, что и сила их Связи — тоже была результатом его истинного человеческого кода.

— Это отличная шутка, — говорила она себе, когда никто не слышал, — закодировать замок на то, что так сложно отыскать в нашем мире. Идеал, чертово золотое сечение в веках.

Так говорила та, что больше не была ни Тэсс, ни объектом 104. Говорила, давала волю гневу — но ни на секунду не выпускала из памяти и фантастические машины спасения, спрятанные в Точке.

Позже говорили, что она нашла их — и единомышленников. В один день и в одну ночь. Два несложных взрыва в сердце Точки. Физическое и психологическое влияние — и ей поверили. Эти люди, пришедшие с разных концов рухнувшего мира, ей поверили. Они знали ее как героиню — и просто пошли за ней.

И вот она — Тэсс — рука об руку со своим Связанным, стоят перед гигантской машиной, зависшей небе. Горло саднит — не от сухого трескучего воздуха — его нет, потому что машина, это нагромождение цветов, металлических частей, сложенных в молитве каменных рук, проводов и схем — это все вырабатывает мощные потоки озона. Горло саднит от того, что вот он — Хэл и он другой. Хоть и щурится с легкой улыбкой…

— Ты изменилась, — усмехается Хэл, — и этот розовый тебе определенно идет.

Тэсс только смотрит в ответ. Обритая голова, четкая отметина кода чуть повыше затылочной кости.

— Тебя мучали?

— Не совсем.

Гигантская машина раскрывает сложенные в молитве руки, дает разряд молнии.

— Нас определенно ждут, — ухмыляется Хэл Хоуп, сжимает хрупкую ладошку своей Связанно, и делает широкий шаг вперед.

Глава 18. Освобождение

Их корабль, со звучным, но ничего не значащим более названием, трясло. Атмосфера, сложно различимая, едва уловимая, переливалась под ними, вспыхивала ярко-синими хвостами, плескаясь, будто бесконечный океан. На горизонте блестели вершины, настолько высокие, что и с той космической высоты, на которой они зависли над новой планетой, слепило глаза. По каюте, набитой людьми, лился, грассируя, глубокий, сочный вокал.

Капеллан, не глядя ни на кого, полностью погруженный в свои мысли, завел тягучую мелодию молитвы. Капитан, отведя со лба светлую челку, коротко хохотнул:

— Ты серьезно, Рэн? После всего?

— Всегда, — хмуро ответил тот.

— Хорошо, продолжай, если так нуждаешься в этом, — и, обращаясь к команде, продолжил разговор, прерванный секундным разглядыванием планеты, что распласталась за иллюминаторами. — Нам нужно сменить имена.

— Зачем так радикально? — прозвучало твердо из серой, безликой сейчас массы, загнанно смотрящей то на капитана, то тихонько, одними губами подпевающей капеллану.

— Тот, кто не знает твоего настоящего имени, не имеет над тобой власти, — прозвучало жестким, дребезжащим плевком в ответ. Капитан бросил взгляд в угол, откуда раздался этот голос. Из мрака на него смотрели темные, подведенные черным глаза.

Серая масса кинула отчаянный взгляд на своего капитана, а он, сделав глубокий вдох и на мгновение прикрыв глаза, продолжил:

— Мы потеряли все и всех, мы сами потеряны для всего и всех, — с едва читаемой тоской в голосе, выкручивая на минимум музыку, сказал он безлико и спокойно. — Жизнь в розовом цвете больше не про нас. Смиритесь. Никто из нас больше не является тем, кем был когда-либо до этого момента.

Он бросил взгляд на скользящую мимо землю. И на одну секунду, на одно крошечное мгновение ему почудилось, что ледяная шапка — это белый мех, снежный белый мех гигантской кошки. Он вспомнил, пробивая собственное сознание, где видел таких, вспомнил руку отца, держащую его, кирпичи дорожки в несуществующем более парке, прутья решетки и их, тех, ради кого они с отцом пришли в этот зоосад. «Только сегодня!» — кричали цветные афиши — и он целую неделю вел себя примерно. И это было так бесконечно давно, что ему, Хэлу Хоупу, осталось только вычеркнуть это из предательской памяти — и повести корабль с ничего более не значащим названием туда, к неизвестной планете. Сколько веков отделяет его от того летнего дня? Во что превратились останки его отца? Он, с вечно теперь поселившейся в его сердце тоской, подсчитывал эти временные отрезки постоянно. В первой своей заморозке он проспал около двухсот лет. И сейчас он бы не мог ответить на вопрос, что бы с ним было, не взорви толпы отчаявшихся, ищущих, чем поживиться людей, криоцентр. А ведь он так и не нашел своих родных… Теперь еще триста лет в состоянии гибернации на борту звездолета, носящего имя того, о чем он грезил в какой-то период своей прежней жизни. Но что осталось от той мечты?

Хэл тряхнул головой, обритой, будто у древнего монаха. Все закончилось, растворилось, распалось у него на глазах. Он ведь должен был понять это — но он был так слеп. Эта Связь, их Связь с той, кого когда-то звали Тэсс, все, что было между ними, все недосказанное и недопрощенное — застлало его глаза. Он отчаянно пытался разобраться в этом уникальном, почти магическом явлении, которое называли Связью, и которое открыло древнее хранилище, как оказалось, не только воды и культур, но и знаний, технологий. Таких, которых он и вообразить не мог. «Рай на Земле», — вещал Ки, бесконечно восхищаясь архивами, которые несли информацию и о том, как наиболее правильно, эргономично разделить ресурсы, скрытые в Точке, между всеми, и о том, как наладить орошение, подчинить себе электричество. В решении этого вопроса можно было обойтись даже без Тэсс и ее сил. И получив все это — Хэл до последнего не хотел верить этому, но это было настолько предсказуемо, что сейчас он никак не мог понять, как это ускользнуло от него — Ки сошел с ума. Он просто заперся в архивах, впитывая, читая, высчитывая что-то с жаром. Все толпы народа, что хлынули в Точку Росы, все, что вырезали, топтали Мастер Диски, сражаясь за собственную свободу, ждали. И когда Ки вышел из своего добровольного заточения — получили. Утренние и Вечерние Молитвы и Повинности. Ки называл эту систему временной. «На данном этапе нам просто надо поддерживать порядок», — твердил и твердил он. Но время шло, а система продолжала работать. Люди снова были поделены, их снова привязали к клочкам земли, снова все, что они вырабатывали, шло дальше — только не к горстке предприимчивых и дальновидных Эолов или безбашенным, презирающим все анархистам Падальщикам — а к одному-единственному человеку. К Ки. То, что он назвал Молитвами — по сути, стало каждодневной регистрацией труда, а так же программой вбивания в растерянные головы четкой линии: так и должно быть, вас освободили — радуйтесь. И люди — те, что недавно и шагу не могли ступить без того, чтоб их действия не были записаны на Мастер Диск и переданы главам Эолам, Высшим в общий Архив Эолов — приняли все, что вещал Ки как данность. И только они, Хэл Хоуп и та, которую он упорно звал Тэсс, снова выпали из системы. И снова пошли против нее. Впрочем, безуспешно.

И вот теперь, проспав в гибернации несколько столетий, они приближались к неизвестности, в надежде наконец-то найти дом. Те, кто присоединился к ним — бывшие анархисты-Падальщики, хиппи-Зеленые, военные-Оборона — теперь сомневались. Хэл очень хотел напомнить им, что он никого не заставлял ступать на борт, никого не звал за собой, что это она — Тэсс — почти что взорвала Точку. Тэсс же — из желания снова поддержать его, спасти — говорила, что тут сработало его обаяние и то, что чувствовалось в нем. Она уверенно повторяла, что причина — это его инаковость, нездешность и прожитые века. И оба знали, она врет, постоянно и бесконечно.

Теперь же он почувствовал, какую ответственность, какую тяжесть из доверившихся ему людей он взвалил на себя. Ему хотелось сбросить это все — и стать наконец-то свободным. Но роль — то, что было всего лишь ролью — уже начинала пускать корни в его разуме. И он приготовился прочитать свою первую проповедь-притчу. Откуда-то в памяти всплыли лекции философии, которые он прослушивал в несуществующем университете на далекой Земле. Вспомнились все, чему его учили в театральном кружке, который он посещал в старших классах. Вспомнился и опыт чтения лекций по литературе, короткий и сбивчивый, прекращенный тем апокалиптическим взрывом, о котором он так и не узнал никаких подробностей, потому что выживание стерло все вопросы. Хэл Хоуп, готовясь сменить имя себе и тем, кто окружал его сейчас, откашлялся, сел по-турецки и указал остальным разместиться перед ним на полу каюты — только Рэн, тот самый «малыш» Рэн, ставший капелланом их отряда, упрямо остался стоять. Это смутило Хэла, но он услышал, как из темного угла, обладательница темных глаз и скрипучего жесткого голоса, Мэмми, его верный друг, потерявшая, казалось всю веру, произнесла: «Давай, мальчик, смелее». Он проследил за ее тонкими смуглыми пальцами, в которых она по давней привычке растирала невесть откуда взятые палочки корицы и зерна какао — и начал свою первую историю, тесно перелетая ее с почему-то пришедшей ему в голову восточной мифологией и философией. Он начал с перерождений.

Он вернулся в свою каюту через час с небольшим. Следом за ним, тяжело ступая по плитам пола, туда вошла Тэсс.

— Что это на хрен сейчас было? — так же твердо задал она вопрос, как и ранее, выделившись из толпы, бросила в него общим сомнением о необходимости сменить имена. — Что это было?

— Я пока не знаю, — Хэл потер переносицу. — Серьезно.

— Ты решил примерить на себя роль гуру? Роль Ки? И так же, как и он, всех обмануть?

— Нет. Послушай же! Им нужна поддержка, им нужно на что-то опереться теперь.

— И ты решил, что то, что ты сейчас вливал в их уши — правильно? Все эти бредни о прежних временах и путешествиях души?

— Я пока этого не понял, но слова сказаны, Тэсс.

— Хорошо. Ты так красочно описал новый мир. Что нас, нас с тобой там ждет?

— Может быть, мы сможем разобраться с нашей Связью? Подумай только, путешествие закончится, не будет ни преград, ни враждебных каст, мы уйдем ото всех, Тэсс. Новая планета, новая свобода, новый шанс…

Он потянулся к ней, чтоб успокоить, словно набрасывая на ее плечи невидимое покрывало, так, как тянулся когда-то — столетия назад, в расписном шатре Мэмми.

— Ты снова идешь по простому пути — пути иллюзии. Я не пойду с тобой! Я столько всего потеряла, еще до того, как мы открыли эту чертову Точку!

— Тэсс, — Хэл снова сделал попытку, будто бы оборачивая, но та, к кому он обращался, вытянула руку вперед, отталкивая, но не прикасаясь, — Я просто хочу, чтобы все было хорошо…

— Я устала от всего этого. Столько вопросов — и ни одного гребаного ответа! Я надеялась, что как только мы откроем Точку, все наладится. Я верила в это! Кто мне докажет, что ты не был в сговоре с Ки? Тем более что все эти мутные понятия, весь этот пафос… я будто вновь услышала его и как он увещевает тех людей, что превратил в свою рабочую силу!

— Но Тэсс, слова — просто слова. Все дело в том, кто их слушает. Все — только в голове, — Хэл больше не сделал попытки приблизиться к ней, просто стоял, опершись о стену.

Какое-то безразличие разливалось в нем. Безразличие — и понимание того, что в споре им не найти истину, что ее вообще теперь не найти, потому что их, этих истин, не осталось больше.

— Я всегда буду против этого, — прохрипела, сглатывая подкатившие слезы Тэсс. — Я должна найти себя, и этот путь не хуже других. Я буду против тебя, Хэл, как ты себя ни назови. Я буду идти навстречу каждому твоему слову и буду спорить с ним. Это мой путь.

Мелькнул и погас слепящий свет Точки Росы, крошечной молнией пронеслась и потухла последняя волна Связи. Рядом больше не было Тэсс, она сменила имя — он чувствовал это. Так же, как и она чувствовала — здесь больше нет и не будет затерянного во времени Провожатого. Так же, как и оба они чувствовали, что только из отчаянного противоречия она изберет злое имя, которое будет означать отныне только разрушение — а он, в противовес ей и из глупого желания загладить каждую свою вину, изберёт другое. И будет его имя — одной призрачной надеждой, для всех, кто встретит его, так далеко от дома, от сада с желтыми розами, увивающими старинную стену. А ее именем, возможно, и против ее собственной воли станет война и отчаянная борьба, до последнего. И оба они поняли, в одну ослепительную секунду, задержавшись взглядами на ледяных шапках планеты, лениво плывущей под ними — дорога, начавшаяся так далеко и так давно отсюда, заканчивалась. Впереди только битвы — до самого горизонта и даже дальше. И, возможно, то был последний раз, когда они действительно смотрели в одном направлении.

Эпилог

Отчет о запуске версии 1.1. Основные пункты. Причина сбоя: критическая ошибка файловой системы Точки Росы. Точка разрыва связи файловых кандидатов: запланированная симуляция выхода за пределы галактики в поиске новой планеты для обитания. Файлы: на полную перезапись. Ошибка 104: высокая вариативность внутри файла. Пометка для новой версии: усилить эффект присутствия человеческой версии Точки Росы. Уровень связи файловых кандидатов: средний. Локация запуска версии: уничтожена. Локализация Объекта версии: за стеной. Создано контрольных каст: три. Эффективность контрольных каст: средняя, найдено создание неустойчивых союзов между представителями касты и вне кастовыми образованиями. Уровень осознания мира: средний. Уровень знаний о причинах данного состояния версии мира: низкий, сосредоточен на выживании в данных Точкой росы условиях. Травмирующий момент: через собственный опыт и воспоминания. Момент обрушения: нечеткий, низкая фиксация. Уровень контроля версии 1.1 встроенным аватаром: ниже среднего. Модуль встроенного аватара: кочующий, рандомный. Уровень распознавания аватара файлами версии 1.1: ниже среднего.

Задача Точки Росы: уточнить — порождение вечного источника энергии для Точки Росы — не выполнена. Переименовать файлы. Исключения: два. Порождения версии: обнаружены, сверх способности. Использование резервных систем: продолжить. Исследование: продолжить. Отработанные парные файлы кандидатов: применить в новой версии. Время запуска версии 1.1: не установлено. Время прохождения версии 1.1: сорок восемь часов. Повторение файлов версии: зафиксировано дважды.

Рекомендации: усилить силу травмирующих моментов для запуска устойчивого источника энергии от файловых кандидатов. Задача: получение вечного источника энергии, порожденного устойчивой связью файловых кандидатов.

Пометка: возможно — файлы главного инженера в «Базе принятия решений» приводит к стабильным сбоям систем. Изучить проблему и найти решение.

Запуск новой версии Точки Росы.

Локация: прибрежная зона, мировой океан. Уровень знаний о причинах данного состояния версии мира: средний. Уровень знаний о катастрофе: средний. Травмирующий момент: настраивается. Момент обрушения: настраивается.

Я — Точка Росы. Я осознаю себя — я белый куб информации и технологий, созданный, чтобы защитить. Я локализую себя в пространстве за пределами планеты. Я создаю версии в поиске вечной энергии. Я — цифровое хранилище. Я — спасение для планеты. Я — база данных обо всем, что когда-либо было создано на планете. Я — цифровая тюрьма для тех, кто представляет угрозу. Я — ищу источник энергии, чтобы сдержать опасность. Я вершу справедливость. Я держу этот мир, и Я запускаю новую версию.

Оглавление

Глава 1

О Точке Росы

Базовая информация о текущей версии

Пролог

Глава 1. Вечный полдень

Глава 2. Тэсс 104

Глава 3. Дорога

Глава 4. Хэл

Глава 5. Падальщики

Глава 6. Нарушитель

Глава 7. Диск Хэла

Глава 8. Еще о диске Хэла

Глава 9. Суд Эолов

Глава 10. Побег

Глава 11. Ки

Глава 12. Пенелопа

Глава 13. Рэн

Глава 14. Выбор

Глава 15. Точка

Глава 16. Испытание

Глава 17. Архив

Глава 18. Освобождение

Эпилог