Патруль [Макс Гудвин] (fb2) читать онлайн

Патруль

Глава 1 Мужское решение

27 декабря 1994 года. Станица Петропавловская. Чеченская республика.

Вторник начался с помощи операм.

Нам предстояла зачистка дома в деревне, где располагался большой запас фальшивых долларов известно на какие нужды новоиспечённой свободной Ичкерии. Информация подтвердилась и валюта была изъята, а подозреваемые отвезены в изолятор. К счастью, обошлось без жертв и даже без стрельбы, однако нервы и время это сожрало.

Сегодня обед догнал нас позже обычного…

Душный предгорный воздух был густ, словно кисель, и в нем неподвижно висел голос из телевизора. Сквозь треск помех и свинцовую усталость мы, четверо мужчин, собрались у черно-белого экрана. Комната в брошенном доме казалась мне убежищем на краю света — хрупким и ненадежным. Но тёплым, потому как печка топилась круглосуточно. Именно это и спасало от сырости и окружающего нас холода.

Да-а, климат тут конечно, совсем не сибирский. Весь декабрь днём небольшой минус, ночью попрохладнее, иногда доходило и до десяти. Грязь на дорогах хоть и подмёрзла, но ездить можно, а то в прошлом месяце уже не раз приходилось выталкивать наш УАЗик просто потому, что даже он не вывозил, утопая в грязной гуще здешних дорог.

Мы сидели в камуфляже цвета «орех», пропахшем многодневным потом, потому как нормально постираться тут и банально негде. И некогда. Можно, конечно, воды с колонки натаскать флягами и после греть в кастрюлях на печи. Для личных нужд вполне сойдёт, а вот форму привести в порядок уже очень проблематично.

На столе стояли пластиковые бутылки со сладкой газировки «Колокольчик», на газетке круглая нарезка колбасы вперемежку с прямоугольничками сыра. Хлеб, банка соленых огурцов.

Все мы офицеры МВД, костяк одной из групп СОБРа, застрявшей в этом бардаке.

Наше оружие — привычное продолжение рук — было всегда рядом. У меня, у правого бедра прислонённый к столу, как суровая икона, стоял ручной пулемет Калашникова — длинный, массивный, с изогнутым рыжим рожком-магазином. Только я один знал его «характер» до последней засечки на прицеле. Двое моих товарищей, Сергей и Марат, положили рядом с собой АКС-74, удобные для боя в тесных дворах и помещениях. А четвертый, Михалыч, молчаливый и цепкий, не расставался со своей бесшумной винтовкой ВСС «Винторез». У каждого из нас на широком армейском ремне кожаная кобура с ПМ — последним, пусть далеко и не самым эффективным аргументом в любой схватке. В углу комнаты, в разгрузочных жилетах, находился личный боезапас.

Я уставился на экран телевизора, где миловидная девушка в темном платье звонко анонсировала:

— Уважаемые телезрители, предлагаем вашему вниманию обращение Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина в связи с ситуацией в Чеченской Республике.

— А-а! Пацаны может переключим, а-то сейчас начнётся «У-у-у-у понимаешь россияне⁈» — скривившись, предложил Марат.

— Да не, давай оставим, может, что умное скажет? — возразил Сергей, захлопывая печную дверцу после очередного заброса туда партии дров.

— Уважаемые граждане России! — пожалуй, этот голос можно безошибочно различить среди миллионов других голосов. — Обращаюсь к вам в связи с обстановкой в Чеченской Республике.

Михалыч фыркнул, но ничего не сказал.

— Мы же все знаем что он нам скажет? Что наше с вами тут участие это следствие его: берите суверенитета сколько сможете проглотить? — улыбнулся Марат и выключил телевизор, и в целом я был с ним согласен.

— Это было еще до расстрела своего парламента, надо понимать, что это другое. — вернулся к столу Сергей.

— Говоришь, как ярый коммунист и противник демократии! — снова улыбнулся Марат, — Он бы сейчас вещал нам долго и нудно, часто повторяя одни и те же слова. Рассказывая всё то что мы тут и так видим. А какие решения им приняты в связи с этим вот всем, непонятно…

— Что тут непонятного, срочно, послать четырёх собровцев, к чёрту на рога ждать того, не знаю чего! Понимаешь. — поддержал Марата Сергей, карикатурно парадируя Ельцина.

— Э-э, балагуры! — отмахнулся Михалыч и натянув на себя вязанную шапочку, встал и накинув разгрузку, удалился со своим Валом из дома. — Я курить!

— Всё пацаны, баста. А-то с этой критикой забудем зачем мы тут. — отрезал я.

Повисла молчаливая тишина. Практически до того момента, как Михалыч вернулся с перекура, повеселевший. Никотин, будь он неладен, всё-таки успокаивает хоть и провоцирует рак и даёт зависимость от которой потом так тяжело избавиться. Я смотрел на их усталые, небритые лица. И мысленно проговаривал, зачем именно я тут? Затем, чтобы в соседнем селе не сожгли еще один дом русской учительницы. Чтобы на рынке не зарезали очередного отставного прапорщика-славянина. А на заборах не наматывали кишки, как знак что в доме еще можно чем-то поживиться. Автономия автономией, а по всей периферии распавшейся страны, планомерно и неуклонно начали угнетать, выживать, унижать наших, русских людей. И я был здесь для того, чтобы этого геноцида — за частую тихого, бытового, но оттого не менее страшного — не произошло. Чтобы поставить свою грудь, свой пулемет, свою афганскую закалку на пути у этой волны.

Я глубоко вздохнул и потянулся к бутылке с газировкой. Пузырьки неприятно щекотали горло, однако горечь внутри не смывали.

— Знаете, братва? Я тут подумал походу штурм будет! — понуро выдохнул Марат.

— Ясен-красен! — пробурчал Михалыч, синимая разгрузку.

— Скорей бы, всё случилось, зайдём, пару выстрелов сделаем, Дудаев убежит и всё наладится! — задумчиво и мечтательно выдохнул Сергей.

— Хорошо бы… — выдохнул я, — Придётся потом по всей Ичкерии бегать, порядок наводить.

— Лучше уж зачистки, чем встречный бой. — выдохнул Михалыч, садясь на стул.

— Ага зачистки, сначала выдаём оружие, а потом его изымем. — еще шире улыбнулся Марат.

— Муравей — Муравейнику! — громко заговорила рация Р-159 стоящая у стены. Звук был слышен даже сквозь гарнитуру, — Муравей — Муравейнику!

— Вовремя выключили телик. — проговорил Марат подходя к зеленоватой сумке с торчавшей оттуда верхушкой и антенной. — Муравей на связи.

— Муравей. Выдвигайся на блок-пост на Р-308, там заберёшь человека, и доставишь в штаб. Как понял?

— Мы такси им, что ли? — спросил повернувшийся к нам Марат.

Но рация продолжала требовать:

— Муравей — Муравейнику! Как понял?

— Может скажем, что машина не на ходу? — спросил он у коллектива.

— Поехали проветримся! — выдохнул я, вставая со своего стула.

Какие-то двадцать минут пути и мы, вновь покидая охраняемое внутренними войсками полузаброшенное село, едем в УАЗике с завешанными бронежилетами стёклами по замёрзшей грязной каше к тому самому блок-посту. Он словно маленькая крепость, вписался в разбитую дорогу у небольшого мостика со шлагбаумом, через небольшую речушку.

По обе стороны от шлагбаума, сваренного из водопроводных труб, громоздились мешки с песком в несколько рядов, образующие низкие, но основательные брустверы. Сверху были натянуты маскировочные сети, кое-где порванные осколками. Через дорогу змеился искореженный забор из спирали Бруно — колючей проволоки, а за ним угадывались бойницы для стрелков. На флангах, прикрывая подступы, стояли два БТРа, их броня была в свежих выбоинах и следах от сварки, а стволы пулеметов смотрели куда-то в сторону едва виднеющегося города. Воздух тут пах гарью и свежестью текущей еще не замёрзшей реки Нефтянки, бензином и холодной землей. А над этой «крепостью» полощется на ветру простреленный российский триколор.

Не успели мы остановиться как от одного из БТРов, поправляя разгрузку, к нам поспешил невысокий, коренастый, с обветренным до красноты лицом и цепким, спокойным взглядом мужчина лет тридцати плюс. Увидев наши «флоры», он коротким, энергичным шагом имитирующим строевой приблизился ко мне выходящему из машины.

— Майор милиции, Шукшин, СОБР. — представился я.

— Командир взвода, старший лейтенант Зубчихин, — отрекомендовался он хриплым, простуженным голосом, приложив ладонь к такой же, как и на нас, вязаной шапочке. — Значит, вас за иностранцем прислали? Вот только он не один, у нас еще гражданские — беженцы из Грозного. Я их с вами отправлю, а то тут неспокойно, нет-нет да и обстреливают.

Он кивком указал на старый ПАЗик, стоявший в отдалении, за линией проволоки. Возле него теснились люди — женщины, старики, с узелками и чемоданами. Они молча смотрели на нас, на солдат, на стволы БТРов — взглядами, в которых застыла усталая покорность судьбе. Старлей был без знаков отличия, но с оружием и, по сути, от срочников отличался лишь возрастом. Ну, это мудрое решение. Ведь говорят, что за офицеров духам платят больше, чем за солдат, а самая популярная у наёмников профессия — это снайпер.

— А этот «гость» для нас? — кивнул я в сторону группы у КПП, где выделялась яркая синяя куртка.

Зубчихин нахмурился, его скулы напряглись.

— Так точно. Журналист. Американский. Документы в порядке. Но ведет себя… не по-граждански. Просится в штаб управления. Бьет на то, что у него информация «кремлёвского» уровня. — Старлей бросил взгляд на «американца», в котором читалось профессиональное недоверие. — Кадровик во мне, товарищ майор, чешется. Уж больно он не похож на пишущую братию.

— Какой еще нахрен журналист? И почему к нам? — буркнул я, чувствуя знакомое напряжение. А с другой стороны, куда деваться⁈ — Ладно, давай сюда эту птицу.

Зубчихин свистнул и поманил к себе пальцами того самого парня. Сухой, светловолосый, в нелепо яркой синей пуховке. На плече у него висела сумка, какие используют для носки видеокамеры. Но дело было не в экипировке. А во взгляде — спокойном, уставшем и цепком. И в ушах. Они были неестественно правильной формы, будто их лепил заново пьяный хирург. Он не производил впечатления журналиста. Скорее — борца, который перенёс туберкулёз.

— Старлей, я поболтаю с ним тет-а-тет пару минут, — проговорил я, направляясь к парню.

— Да сколько угодно, — отмахнулся командир взвода, для него этот гусь был слишком уж в напряг.

Я подошёл к нему вплотную.

— Понимаешь по-нашему? — бросил я без предисловий.

Парень медленно кивнул. Его губы тронула едва заметная улыбка.

— Понимаю, — ответил он с лёгким, почти неуловимым акцентом. Голос был тихим, но без тени неуверенности.

— Зачем тебе в штаб разведки? — спросил я, впиваясь в него взглядом.

— Очень надо.

— Всем надо, — отрезал я.

Он на секунду задумался, словно взвешивая риски, и выдохнул:

— У меня информация. По планам обороны боевиками Грозного. Если начнётся штурм… Это непременно должны учитывать в штабе, иначе жертв будет много ненужных.

— Они и так будут. А ты не очень-то и похож на журналиста, — сказал я, переводя взгляд на его сломанные костяшки, едва выглядывавшие из-под рукавов.

Американец посмотрел мне прямо в глаза, и его следующий ответ прозвучал уже без единого признака акцента, чётко и ясно, как приказ:

— Все профессии нужны, все профессии важны.

От этой внезапной, абсолютно нашей, советской цитаты, вставленной в адскую чеченскую реальность, у меня похолодело внутри. Парень видел мою реакцию и продолжил, почти шёпотом:

— Не поможешь мне, майор, погибнет очень много русских парней!

— Откуда ты знаешь, в каком я звании? — спросил я.

— Услышал, как старлей по радиотелефону со штабом говорил.

Радиотелефон у взводного? Вот это номер, возможно, трофейный, «застрявший» при проверках на блокпосту.

И в этот момент пришла мысль, которая могла бы всё поставить на свои места. Что стоит передо мной не журналист, а какой-то наш разведчик. Об этом говорило многое — взгляд, поломанные уши, выправка и фраза, брошенная как пароль. Возможно, человечек был «свой». Возвращенец. В любом случае, доставлю его к нашим, у них головы большие, пусть сами разбираются.

Я ещё секунду помолчал, глядя на его бейджик с весёлым американским логотипом, и махнул рукой.

— Ну, добро. Вместе с мирными поедешь за нами, отсюда к цивилизации есть лишь одна дорога.

— Спасибо, товарищ майор, — проговорил парень.

— Не за что пока.

И снова испытания для техники, гудя двумя моторами, колонна тронулась, медленно отползая от блок-поста, над которым уже смеркалось декабрьское кавказское небо. ПАЗик с беженцами, пыхтя, поплелся следом за нами. Ехали молча, все на нервах, вжимаясь в сиденья. Михалыч, не отрывая рук от баранки, водил взглядом по обочинам, по подлеску, сгущавшемуся у дороги.

Не успели мы отъехать и полукилометра, как дорога пошла на плавный изгиб. И вот там, на краю подлеска с еще не опавшей рыжей листвой, заметил движение. Михалыч резко сбросил газ, выкрикнув:

— Духи!!!

Из зелёнки, на одно колено, встал бородатый боевик с хорошо узнаваемым «тубусом» на плече. Широкое дуло РПГ-18, что звали «Мухой», резко дёрнулся. Оглушающий взрыв пришёлся слева, забрасывая машину щебнем и осколками.

— Уходи! — закричал я, но Михалыч уже рулил в сторону, отправляя машину в глубокий кювет. Удар о землю был мягким, мы все резко клюнули вперед.

— К бою! Рассредоточиться! — скомандовал я, вываливаясь через дверь и падая на холодную землю. — Марат, Серёга, обходи справа, давите их!

А ПАЗик, пятясь, сдавал назад, но по нему уже захлестали очереди. Стекла со звоном посыпались внутрь. Началась канонада — сухие хлопки выстрелов, свист пуль и звон бьющегося стекла. Крики людей.

Я вжался в землю, прильнул к прицелу РПК и начал косить длинными очередями по вспышкам в тёмной зелёнке. Задача проста — не дать им поднять голову.

Где-то сзади, заняв позицию, пристроился Михалыч. Слышались лишь его одиночные, приглушённые щелчки выстрелов. Он сам выбирал, по кому работать.

В какой-то момент ПАЗик дернулся и замер. Двери распахнулись, и из них, как горох, посыпались уцелевшие беженцы — женщины, старики, — с криками бросаясь в рассыпную. Их крики смешались с гортанными воплями «Аллаху Акбар!». Рядом с машиной рванула граната, меня обдало комьями мерзлой земли. Единственное, о чём я подумал в тот миг: «Не надел бронежилет и шлем. Идиот, конечно». Но что имеем, то имеем.

Я продолжал вести бой. Справа, где должны были находиться Марат с Серёгой, слышалась плотная стрельба — уперлись в шквальный огонь. Обстановка сложная.

И вдруг стрельба с позиций боевиков стала стихать. Неожиданно и подозрительно. Один из душманов поднялся во весь рост, размахивая белым, грязным платком.

— Михалыч, не стреляй, — хрипло сказал я. — Узнаю, чего хотят.

— Ваня! Выходи, поговорим как воины! — пронесся по полю хриплый голос.

«Откуда они знают как меня зовут?».

— Херли тебе надо, Рустам⁈ — тут же отозвался откуда-то справа Марат, явно подбирая случайное имя в ответ.

— Отставить! — рявкнул я. — Марат, дуй ко мне!

Марат пригнувшись, короткими перебежками подобрался ко мне.

Я встал во весь рост, отдал свой РПК, взял его АКС-74. Левой рукой, действуя почти на автомате, выдернул чеку из гранаты на его разгрузке и, прижимая «лимонку» ладонью, сунул её в карман куртки. С АКС-74 на ремне можно управляться и одной рукой.

Мы встретились с бородачом на нейтральной полосе, посередине. Он был одет в заношенную камуфляжную форму, поверх — разгрузка, набитая рожками. На голове — темная вязаная шапка, а на ней — зеленая тканевая лента с арабской вязью. В руках — новенький АК со странной оптикой.

— Продай журналиста, — без предисловий, с акцентом, сказал он. — Миллион рублей даю. Долларами.

— Я людьми не торгую, — сквозь зубы ответил я.

— Это ты не торгуешь, — усмехнулся Рустам, — А вот вас и его уже сдали с потрохами. Твои же братья-славяне. — С этими словами он тыкнул в меня трубкой радиотелефона. — Деньги, если умным будешь, получишь на блок-посте у офицера.

И тут я заподозрил неладное. Зубчихин! Старлей вполне мог работать с этими втихую, он же мог и предупредить о нашей колонне. Продался, что ли, гнида?

— Предложение интересное, но я не один тут, — сдержанно ответил я. — Надо с ребятами посоветоваться.

— Ну, советуйся, Вань, — пожевал он губами. — Но дорога к посту уже отрезана. Журналист всё равно наш будет. И все ваши каналы мы слушаем. У тебя пять минут на мужское решение, еще пожить.

Я усмехнулся и, развернувшись, пошел к Уазику.

— В общем, так, — коротко доложил я ребятам по прибытию, вставляя усики кольца обратно в Ф-1. — Предлагают деньги за журналиста. Скорее всего, врут. Альтернативу рисуют — что нам всем хана из-за якобы окружения.

— Как я понимаю, нам один хрен кабздец, — философски заметил Михалыч.

— Ну, какое решение, командир? — спросил у меня Марат.

Решение созрело мгновенно. Хотели мужского, душары, будет вам мужское!

— Пацаны, мигом в УАЗик! Задним ходом к ПАЗу, забирайте журналюгу и дуйте назад! Попутно вызывайте ко мне сюда подмогу. Чую, свистят нам в уши про окружение, иначе уже бы расстреляли.

— А ты? — спросил Серёга. — Тут же у них два взвода примерно. Мы вместе можем…

— А я приму бой. Серёга, вызывай «Муравейник» по рации. Пусть дадут залп по моим координатам. Я, когда звездопад начнётся, залягу, меня не зацепит. Марат, дай еще «погонять» свой АКС.

— Может, все вместе свалим? — предложил Марат, как-то неуверенно вытаскивая магазины из своей разгрузки.

— Не, не дадут нам. Могут кинуть и сожгут нас в машине, если я им расплавленный свинец на головы лить не буду. — произнёс я, понимая, что из этой ситуации можно выбраться лишь совершив поистине безумное.

В этот момент духи начали орать: «Иван! Пять минут кончился уже!»

— Добро! — крикнул я в их сторону. — Мы уходим! Не стреляйте, журналист в автобусе, он ваш!

Занял позицию в какой-то неглубокой канаве. А Уазик, пыхтя, выбрался из кювета и, развернувшись, рванул назад. Я видел, как тёмные фигуры душман стали подниматься в полный рост, идя вперёд, словно фашисты в фильмах про Великую Отечественную.

И я подпускал их ближе, пока они не замечали меня из-за дыма.

И, припав к пулемёту, я оглянулся — УАЗик уже заехал за ПАЗ, и где-то сзади дверь нашей машины хлопнула, видать, посадили на борт журналиста. И в этот миг я открыл огонь.

Короткими очередями я делал свою работу, пока пулемёт не захлебнулся и не замолчал. Не знаю, скольких я отработал — не видно толком. Бил я методично, спокойно. Когда магазин закончился, взял второй. Потом третий. Позиция у меня была правильная, скрытная. Достать сложно.

Вот только патроны не вечные. Я ведь не для такого боя снаряжался, когда выезжал на задание. Отложив тяжёлый дымящийся ствол в сторону, взял в руки АКС. Теперь это было моё главное и последнее оружие. Не считая Макарова.

Короткими, контрольными очередями я продолжал давить их вспышки в зелёнке. Срезал пятерых.

Вскоре они поняли, что плотность и интенсивность огня ослабла, стали наглеть.

Магазин опустел. Вставил второй. Снова начал работать.

После отложил автомат. Руки сами потянулись к гранатам. Одна, вторая, третья… Взрывы прижимали их к земле, создав драгоценные секунды. Одну оставил для себя, так сказать, на крайний случай.

Хватит. Пора уходить. Примкнув третий магазин к АКС товарища я пополз спиной назад, вдоль кювета, уходя со своей позиции. Каждый метр давался с трудом.

И вдруг сзади мелькнула тень. Выстрелил в него дважды. Готов.

Второй противник. И снова прицельная стрельба с короткой дистанции.

Пополз дальше. Вдруг тяжёлое, пахнущее потом и порохом тело с громким рыком обрушилось на меня сзади. Острая, жгучая боль в ключице заставила вскрикнуть. Я инстинктивно рванулся в сторону и почувствовал, как лезвие ножа, сорвавшись с кости, скользнуло по мышцам.

Развернувшись, я увидел над собой перекошенное бородатое лицо с безумными глазами. Он уже заносил для нового удара широкий кавказский нож. Видать — у них особая доблесть зарезать противника ножом. Я из последних сил схватил его за вооружённую руку и, сделав рывок, всадил клинок в мёрзлую землю рядом со своей головой. Он рычал от ярости, пытаясь вырваться. Моя правая рука уже действовала сама — выдёргивая ПМ. И приставив ствол к его бочине и, не целясь, нажал на спуск. Выстрел самовзводом громко хлопнул, тело на мне дёрнулось и обмякло.

Сразу из темноты возникла новая фигура. Я, не вынимая пистолета из-под трупа, развернул руку и дал в её сторону ещё два выстрела. Фигура шарахнулась назад.

Я оттолкнул от себя духа, и с трудом поднялся на колено. Вся грудь и плечо были липкими и тёплыми от крови. А из оврага, в полусотне метров, уже выдвигались новые силуэты. Полуфигуры, идущие на штурм.

Вот и всё. Финиш.

Собрав воля в кулак я завалился за ещё тёплый труп того, кто чуть не отправил меня к праотцам. Хорошая мягкая и тёплая в этом холоде позиция. Дрожащими мокрыми и липкими от крови пальцами убирая ПМ в кобуру, я примкнул новый магазин к АКС, меняя полупустой. Глубоко выдохнул. Изо рта вырвалось облако пара.

Поднял ствол, поймал на мушку первого идущего и выдавил спусковой крючок. И в этот момент…

Мир взорвался множественными фонтанами мёрзлой земли.

Сначала над головами боевиков, а потом и прямо передо мной земля встала дыбом от оглушительных разрывов. «Муравейник» сработал. Артиллерия накрыла всю позицию ковром. Вызывая огонь «на себя», я понимал, чем это чревато. Темнота перед глазами поползла багровыми пятнами, почва уплывала из-под меня, и последней, ясной мыслью, перед тем как сознание поплыло, стало:

— Я остался не зря! Пацаны мои ушли, гражданских вывезли. Разведчика доставят в штаб! Штурм Грозного если он будет, пройдёт для ребят легче!

Глава 2 Сигнал

— Охрана, вы что, совсем одурели⁈ — разбудил меня чей-то крик.

Я открыл глаза, и первым, что увидел, это были склонившиеся надо мной лица, бритые, и то слава Богу, значит свои.

— Дарова, пацаны, — выдохнул я совершенно не своим голосом.

— Да а чё, решили проверить, работает или нет, — огрызнулся кто-то, сжимая в руке какую-то палку с двумя железными штырьками и, нажав на кнопку на той, между ними проскочила молния, раздался треск.

— Ну-ка отдай! Кто вам разрешил спецсредства брать⁈ Вроде аттестованные, а ведёте себя как дети! — в кадре появился крепкий парень лет тридцати, одетый в зелёную футболку и камуфляжные штаны, он же и отобрал у говорившего электрическую палку. Его лицо выражало яростное недоумение, словно он вещал для умственно отсталых.

И только сейчас я осознал, что лежу на чём-то мягком, явно не мёрзлая почва той обочины, а над головой светят высоко подвешенные лампы. И вообще я нахожусь в помещении, окружённый склонившимися надо мной ребятами в спортивных костюмах.

— Ты живой? — спросил меня отобравший палку парень, а я разглядел свисток и секундомер на его груди.

— Жив вроде. Только меня, похоже, осколками посекло, — выдохнул я, — и в груди болит.

— Какими нахрен осколками⁈ — повысил тон физрук, который решил перейти на командный тон. — Значит так, на сегодня занятие для вас закончено, валите с центра!

И покачав головой, словно разговаривает с безнадёжными ушёл сам.

— Можешь встать? — спросил меня тот, у кого отобрали палку.

Приземистый крепыш, словно сложенный из гранитных булыжников. Ростом не вышел, но в плечах — косая сажень, шея влитая в мощные плечи, и такие руки, что кажется, он гайки голыми пальцами закручивает. Лицо круглое, обветренное, с трёхдневной щетиной и мелкими морщинками у глаз, которые появляются не от возраста, а от привычки постоянно ухмыляться. Волосы — тёмные, подстриженные под ноль, от такой причёски его башка казалась идеально круглой. Глаза небольшие, карие, живые и очень внимательные, постоянно скользящие по собравшимся вокруг меня.

Я попробовал и, приподнявшись на локтях, осознал, что я в спортивном зале, на полу маты, как для дзюдо, а в углах висят мешки для ударов.

— Что, раз тренировка отменилась, может по пиву? — спросил у окружающих он же.

— Да не, — ответил кто-то.

— Мне еще дочь из садика забирать, — прозвучало справа.

— Завтра на смену, — ответил еще голос, и парни вокруг меня, не сговариваясь, пошли к выходу.

— Да мы по чуть-чуть! — возразил паренёк.

— Знаем твоё «по чуть-чуть», завтра у тристопятого окна будут запотевать всю смену.

Где я? Кто все эти люди? Бритые, стриженные окантовкой, физрук с секундомером и спецсредством. Учебка? Тогда почему все в гражданке? Возможно, не физрук, а инструктор по боевой и физической? А эти ребята — военные или менты, или какая-нибудь иная спецслужба. Как я тут оказался? Вопросов было больше чем ответов, но заветный ключик был рядом, ведь тот, кто был виновен в использовании спецсредства, предлагал всем по пиву.

После такого тяжёлого дня, как вчера… Или не вчера? Почему бы и не по пиву⁈

— Давай бахнем, — произнёс я чужим голосом.

— Вот это разговор, погнали, Слав! — протянул крепыш мне руку.

Пофиг, что я не Слава, если это всё сон и я лежу в госпитале и меня колят наркотиками, а за мою жизнь борются врачи, то так тому и быть, выпьем пива в этом коматозном состоянии. Заодно разузнаю историю этой сказки, которую мне мой мозг показывает. Качество картинки чудесное, я даже взял себя за локоть, чтобы ущипнуть, но взялся за худющую руку, совсем не мою СОБРовскую волосатую лапу.

Вокруг меня действительно был зал, а я шёл босиком к выходу, у стеночки зала стояла лавка с обувью, впереди идущие уже переобулись и вышли, даже балагур, ударивший меня шокером, обулся, но ждал меня за открытой дверью. Бело-синие кроссовки, больше похожие на женские, оставались единственные тут, и я посмотрел внутрь — 43 размер и сложенные в комочек носки, тоже белые. Тьфу ты.

— Не удивляться, Вань, это всё наркоз, — думал я. — Отзывайся на имя Слава. Посмотрим, что будет дальше. Для начала, как минимум обуться.

И я обулся. Обувь оказалась мега удобной, в разы удобнее «американок», которые я таскал в Чечне. А выйдя из зала, я уткнулся в зеркало. Мать-перемать.

На меня смотрел высокий, под метр девяносто, но без привычной для меня мускулатуры парень, но зато без выпирающего живота. Он, а вернее уже я, был светловолос, на вид лет двадцати пяти с уставшими, но чистыми, голубыми глазами. Ни шрамов, ни загара, ни вечной щетины — гладкое, почти мальчишеское лицо. Тело оказалось поджарым — жилистые предплечья, проступающие ключицы, плоский живот. Руки длинные, пальцы тонкие, будто у пианиста. Совсем не мои корявые лапы со сбитыми костяшками. Это было нормальное, здоровое тело. Просто не моё. Будто залез в чужой комбинезон, который вроде и по размеру, но каждый шов напоминает — ты здесь чужой.

Странной изюминкой было, что я стоял в спортивном костюме с надписью «СССР» на груди. Каких я не видел лет 5 уже, наверное, со времён распада Союза, а вернее вероломного предательства высших партийных элит.

— Я что, в СССР? — рассеянно спросил я у крепыша — балагура.

— Хорош угарать, Слав, — широко улыбнулся тот.

— Слушай, у меня память, похоже, отшибло, за пивом просвети меня, чтоб быстрее вспомнилось, — проговорил я, смотря на себя в отражении.

— Серьёзно? Может, тебе в больницу? Только про шокер не говори там, а то пришьют членовредительство и мне и тебе, и строгач получим, и тогда никакой тринадцатой зарплаты!

Я осмотрел себя в этот раз, опустив взгляд, — живой, здоровый, да в худощавом теле, но живой, нечего в наркотическом сне лежать в больничках, надо жить и дышать полной грудью, пока меня не откачали и я снова не оказался в холодном декабре чеченского конфликта.

Но одно я должен совершить срочно.

— Слушай, тут душ есть?

— Конечно, это же спортцентр МВД Златоводской области, тут и горячая вода есть!

— Покажешь, где? Я быстро.

Горячая вода — это было первое, что вернуло меня к жизни. Не ледяная вода с колонки в брошенной станице, а обжигающий, почти кипяток, хлеставший из душевой лейки. Чуть подстроил до терпимой, надо же — какой смеситель странный.

Я подставил лицо под уже приятно горячую воду и вдохнул пар, чувствуя, как мышцы спины и плеч понемногу отходят от дикого напряжения. Я стоял так, наверное, минуты две, просто позволяя жару растекаться по телу, смывая воспоминания о липком застоялом поте, крови и грязи. Если там в Чечне был ад, то рай начинался прямо тут, с этого душа. И пока длится этот сон или галлюцинация, надо пользоваться моментом, и даже обмылок мыла кто-то оставил. Мелькнула мысль, что если снится льющаяся вода, то в реальности можно обмочиться, да всё равно, если суждено обмочиться под наркозом, того не миновать.

Я вышел в раздевалку. Балагур сидел на деревянной лавке, уставившись в какой-то небольшой светящийся плоский прямоугольник, который он то тыкал пальцем, то подносил к уху, глупо улыбаясь.

— … Нет, я еще в «Сигнале», еще тренируемся, да всё нормально. Да, не пьяный я! Вот раз ты так плохо обо мне думаешь, то приду с запахом, тогда так и знай! Ага. — Он говорил в этот предмет, а из него доносился женский голос. Я замер. Радиотелефон? Но такой маленький и без антенны? И зачем он тыкал в него пальцем?

Я медленно стал одеваться в тот самый спортивный костюм с надписью «СССР». Каждый звук — шелест ткани, звон молнии — казался неестественно громким. Балагур закончил свой странный разговор и положил штуковину на лавку.

Под видом того, что завязываю шнурки, я подсел ближе.

— Слушай, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно более естественно, — я, наверное, всё-таки ударился об пол, хоть он и мягкий. Много чего из головы вылетело. Совсем каша в голове.

Балагур посмотрел на меня с лёгким беспокойством, но без удивления.

— Да не парься, Слав. С кем не бывает. Отдохнёшь — всё на место встанет.

— Ну, я бы не был так уверен, — я кивнул на загадочный прямоугольник. — Вот даже не помню, что это у тебя такое.

Он поднял брови.

— Телефон, блин. «Самсунг» У-24, предпоследняя модель. Тебе что, правда память отшибло?

В его голосе прозвучало неподдельное изумление. Не помнить про такую, с его точки зрения, обыденную вещь — это было уже слишком.

— Пиво всё лечит, — с решительным видом заявил он, вставая и засовывая «телефон» в карман штанов. — Амнезию — тем более.

Этот тезис я считал более чем спорным, но альтернативы — сидеть и ломать голову в одиночестве — не видел. Мы вышли на улицу. Здание, из которого мы появились, имело вывеску «Спортивный комплекс „Сигнал“». «Сигнал» «Сигналом», но мимо нас прошли внутрь ребята в форме, насыщенно синей, но с красными лампасами на брюках, а на шевронах виднелись три заветные буквы «МВД». Если это ведомственный корпус, то многое становится на свои места, но почему нет соответствующей вывески об этом? Бардак, во сне как наяву.

Мы шли, и меня ошарашивало буквально всё: ровный асфальт, яркие фонари, поток иномарок и отсутствие привычного слоя пыли и грязи везде. Никакого мусора, никаких ларьков, даже на улице никто не ходит с пивом или сигаретой. Машины с тремя цифрами на номерах везде, которые ввели в этом, в 1994 году, и без листков техосмотров на лобовых стёклах.

Подойдя к широкой-широкой улице с подземным переходом. Спускаясь по лестнице, я невольно почувствовал лёгкую клаустрофобию, ожидая увидеть в углах следы графити или, на худой конец, спящих бомжей. Но переход был чистым, светлым и пустым.

С другой стороны улицы, в небольшом одноэтажном здании, горела вывеска кафе «Сижу с бобром за столом». На логотипе усатый бобёр в очках с умным видом грыз какую-то деревяшку — то ли бревно, то ли полено.

— Новое, недавно открылось. Тоже забыл? — Балагур распахнул дверь, откуда пахнуло хмелем и жареным луком.

Я кивнул и шагнул за ним внутрь, в этот странный новый мир, где есть горячая вода, мирные улицы и бобры на вывесках. Оставалось надеяться, что пиво и впрямь обладает волшебными свойствами.

Мы завалились в кафешку, и меня тут же накрыло новой волной диссонанса. Народу было прилично, народ кучковался за столиками, но стояла непривычная тишина. Половина посетителей уткнулась в те же самые, что и у балагура, плоские коробочки, тыкая в них пальцами. На стене висел до невозможности тонкий телевизор — я такие только в фантастических журналах у спекулянтов видел, — и он показывал, как два дюжих мужика в круглой клетке молотят друг друга. Без звука, просто немое кино с парнями в крови. Странная забава.

Уселись у стеночки. Я по привычке спиной к стене, чтобы обзор был. Только пристроился, как к нашему столику подкатил вертлявый парень, совсем пацан, и такой смазливый, хоть в кино снимай. И в ухе — серьга, блестит.

— Мужчины, чего вам вынести? — спрашивает голосом приятным, без тени подобострастия.

Я на него смотрю и не могу понять: как он живёт с этим вообще? Парня все видят, и всем пофиг. Никто не тычет в него пальцем, не посмеивается. Стрижка как у девчонки — каре. Как так, а? В голове каша. Балагур же на мой взгляд никак не отреагировал.

— Ну, накатим! — бодро произнёс мой спутник, потирая руки. — Мне «Сладовар», кружку. Ему… Слав, тебе чего?

Я отвёл взгляд от официанта, будто от прокажённого. Я-то не против, его волос — пусть ходит как хочет, хоть в два уха вставит, но как он выжил-то?

— Мне тоже самое, что и тебе.

— По «Сладовару» обоим тогда, пока что, — продублировал балагур, и официант, кивнув, удалился.

— Давай сначала, — тихо, но внятно спросил я. — Как тебя зовут-то? И кто мы вообще такие? А то неловко получается.

— Ладно… Меня Саша зовут. Мы с тобой, Слав, напарники. Вспоминается?

— Нет, пока, — помотал я головой.

— Так ты не выпил еще, — резонно кивнул Саша.

Долго ждать не пришлось, и на столе уже стояло две пивные кружки со светлосодержащим напитком внутри. Пиво пахло пивом, и я пригубил, пропуская первые глотки в свою пищеварительную систему.

— Где мы работаем? — спросил я.

— Ротный наш бы ответил, что у нас не работают, у нас служат! — глубокомысленно оторвался от пива Саша.

— Где мы служим, Саш? — спросил я, ощущая, что Саша понимает, что я серьёзен насчёт амнезии.

— Мы, Слава, с тобой, — он пригнулся к столу, гримасничая и перейдя на шёпот, — менты. Ты младший сержант полиции Вячеслав Кузнецов, а я старший сержант полиции Александр Лаечко.

— Мы ППС? — уточнил я.

— Бери выше — Росгвардия, отдел Вневедомственной охраны при УВД по Златоводской области. Бойцы группы задержания, я старший группы, ты третий.

— Что за должность такая, третий? — не понял я, отпивая.

— Должность твоя у тебя написана в удостоверении, можешь сам почитать.

— А удостоверение где? — не понял я.

— Где-где, в рифму тебе отвечу сейчас… в нагрудном кармане, застёгнутом на пуговицу.

Инстинктивно я хлопнул себя по груди, исча у спортивного костюма нагрудные карманы. Ничего. Только мягкая ткань да нашитые на них четыре буквы «СССР».

Но вот ниже, в боковых карманах куртки, застёгнутых на молнию, угадывалась тяжесть. Не глядя, я расстегнул одну молнию, потом другую и, сунув обе руки в карманы одновременно, вывалил содержимое на столешницу перед собой.

Ключи на колечке с жетоном под номером ЗВ-005497 и ключиком от наручников. Красная корочка удостоверения. Потертый кошелек из кожзама чёрного цвета. И серебристая коробочка, «телефон», как у Саши. Только у Саши со странной фамилией Лаечко вроде «Самсунга» с шестью или более глаз-объективов сзади, а у моей штуковины — три. И надпись какая-то, не русская, хитрая, похожая на матершину: Huawei.

Сашка хмыкнул, отхлебнув пива:

— Ты чё, досмотр тут устраиваешь? Так нужно же двух понятых позвать, одного с тобой пола, и под протокол. Вон, — он кивнул в сторону официанта, — хотя бы его позови. Бумажку найду или на салфетке накалякаем, всё документ будет.

— Не надо официанта, — буркнул я, с подозрением косясь на парня с серьгой.

— А чё такого? — не понял Саша.

— Он, походу, из этих… Кто свой пол любит.

Сашка поперхнулся пивом.

— С чего ты взял-то? — выдавил он, вытирая подбородок.

— Ну… — я мотнул головой в сторону пацана. — У него серьга. И волосы как у девушки, плюс штаны в обтяжку.

Сашка несколько секунд молча смотрел на меня, будто я с луны свалился, а потом его лицо расплылось в широкой ухмылке.

— Погоди… Я понял. Так ты, значит, с Маркса на русские ценности, когда перешёл? Слав, да он просто метросексуал! Это сейчас у них модно. Или у тебя под костюмом с СССР футболка «Лихие-90-тые»?

Я уставился на свою «Хуавей», потом бросил взгляд на серьгу официанта, на ухмылку Саши. Казалось, мир не просто съехал с катушек — он укатился на них в другую галактику.

— Саш, какой сейчас год?

— У-у-у, братка! — протянул напарник, хмурясь.

Однако настроение его и не думало меняться, уже через секунду он снова улыбался.

— Год, и время, и даже дату календаря, который еще рано переворачивать, ты можешь на сотовом посмотреть, на своём, — всё-таки ответил он.

— На чём? — переспросил я.

— Бери телефон и нажми кнопку справа, — указал он взглядом на «Хуавей».

И я взял, нажав на кнопку, появилась картинка во всю длину и ширину корпуса устройства: 17:20, 5 августа, вт. А экран вдруг моргнул, и передо мной высветились множество разных маленьких разноцветных картинок.

— Что это он? — спросил я.

— Техника китайская, говорят, она так у славян души крадёт, — широко улыбнулся Саша.

— А если серьёзно? — отложил я телефон на стол и, беря кружку пива.

— А если серьёзно, то если ты забыл, что камера телефона тебя идентифицирует, то тебе бы всё-таки в больничку, — уже серьёзно проговорил Лаечко.

— Да я шучу, — сделал вид, что улыбнулся я.

Ежу понятно, что если я не в коматозном сне то, я в будущем или в каком-то параллельном мире. Пока что я склонялся к первому, пускай и в любой момент ожидая пробуждения, хоть в палате госпиталя, хоть во вражеском зиндане.

— А если шутишь, то назови-ка мне, на основании каких статей применяются спецсредства во время несения службы.

— Закон «о милиции», ст. 14, для отражения нападения на граждан и сотрудников, а также для пресечения противоправных действий.

— Милиции лет пятнадцать, как нет, — напрягся Саша. — Давай-ка ты всё-таки завтра вместо смены на больничный пойдёшь, полежишь с недельку, вспомнишь всё.

— Тогда кто-нибудь из коллег точно проболтается о палке с электродами, и нас с тобой без тринадцатой ЗП поставят, — также серьёзно выдал я. — Смотри, Саш, у меня координация хорошая, сознание не замутнено, а то что я пару статей забыл и какой сейчас год, так это на завтрашнюю смену не повлияет.

Он смотрел на меня и думал, и мои доводы победили в его внутренних баталиях. Ну правда, не лишать же себя красивой сказки про будущее, еще и во сне ложась в госпиталь?..

— Чёрт с тобой, пистолет ты еще не получаешь, сегодня домой придёшь, погугли законы еще раз. Или в конспект глянь, ты же после учебки только. А завтра глянем, если будешь тупить, то на пост тебя поставлю, с глаз долой.

— Тупить не буду, — кивнул я, мысленно улыбаясь, соглашаясь на правила этого сна.

Это была какая-то игра, игра в нормального в мире, где все сидят в экранах телефонов и носят обтягивающие штаны, какие я заметил и на других мужиках, помимо официанта. Я поочерёдно убирал всё выложенное на стол в карманы, мельком открыв удостоверение младшего сержанта полиции Вячеслава Викторовича Кузнецова, выданное 3 июня 2025 года, УВД по Златоводской области.

— Один у меня к тебе вопрос остался, где я живу и куда завтра на работу приходить? — спросил я, улыбаясь, пиво начинало расслаблять.

— С-сука, — выдохнул Саша. — Чёрт меня дёрнул этот шокер взять! И ты тоже хорош! «Проверь, — говорит, — на мне, я к электричеству устойчивый, у меня отец электрик…»

Глава 3 Пакет с пакетами

Удивлению старшего сержанта Лаечко не было предела, когда я поднял руку и, подозвав официанта, попросил бумагу и ручку, и тот принёс, вежливо положив их на стол.

— Это тебе зачем? — спросил меня Саша.

— Как зачем? Записать адреса, — произнёс я, отпивая из кружки.

— Как ты завтра работать-то будешь… — покачал головой напарник.

— А что, у полицейских служебных книжек уже нет? — спросил я.

— Книжки-то есть, и тетради по служебной подготовке есть, вот только, чтобы адрес записать, можно же в телефоне в заметку оставить или себе в личку в ВК написать.

— О, покажи, как? — заинтересовался я.

— Всё, Слав, пранк затянулся… — откинулся на спинку стула Лаечко. — Ведёшь ты себя вполне вменяемо, такой амнезии не бывает. Ну, если тебе прикольно, то давай дурачься, вот только завтра Мухаматдиев с Потаповым с тебя шкуру на смене спустят, если ты в том же духе продолжишь.

— Ну, значит, ты тоже заинтересован, чтобы я вспомнил быстрее, а сам не помогаешь нифига, — ответил я, решив не спрашивать, что такое пранк, как и кто такой Потапов с Мухаматдиевым.

— Ну, давай в твою игру поиграем, только пиво тогда за твой счёт! — сдался напарник.

— Идёт, — кивнул я, и мы звякнули кружками.

Сон это был или реальность, но состояние моё улучшилось: ни тебе боли от ранений, ни тебе холода и грязи, опять же гормональный фон у двадцатилетнего давал мне возможность ощущать весь мир, а в молодости, как говорится, трава зеленее, небо голубее. А что, если это не сон вовсе и не бред под наркозом, а настоящая новая жизнь? Чем же я её заслужил? Или так у всех, кто погиб за Родину в том или ином качестве?

Как оказалось, в этом новом для меня мире с момента 1994 года многое поменялось. Перво-наперво — это Союзное государство с Белоруссией и Украиной. Это как раз ожидаемо — разговоры об этом шли ещё в моё время. После того как в 2014-м некий Янукович попросил Россию вмешаться и воспрепятствовать антиконституционному перевороту, устроенному Западом. Слава Богу разобрались и вероятная войнушка по-крупному не началась, но забугорные ввели против НАС все возможные пакеты санкций. Так что у Союзного государства теперь есть свой пакет с пакетами. Однако НАТО успело подобраться аж до Карпат, и теперь «Искандеры» стоят чуть ли не у самого Львова.

Внутри страны тоже всё изменилось. Ельцина сменил некий Путин — и с тех пор, выходит, у руля. Говорят, офицер и бывший чекист, вот и хорошо, что свой мужик. Страна «встала с колен», а цены на бензин, судя по всему, встали вместе с ней — он теперь дороже, чем в моё время, 60 ₽ за 95-й, шутка ли? Санкции — за «подавление инакомыслия» в бывших республиках Союза, в общем, за всё, что Запад счёл неправильным. Свобода, равенство, жвачка — продаваемое нам оказалось просто ширмой, кто бы сомневался… Бренды ушли, говорят, но сейчас потихонечку возвращаются. А народ, кажется, привык. Китайские авто заполонили рынок и уже стали роскошью, зато свои «Лады» теперь с кондиционерами и кое-какие даже на автомате.

И есть интернет — мощная сеть, опутывающая весь мир, откуда мне Лаечко предложил всю информацию и брать, и у него же и спрашивать, а ещё у какой-то Алисы. А ещё есть соцсети, в которые все сидят стелефонов, — чудесная штука для мента, люди сами туда всё заливают, все данные о себе. Но никаких терактов и войн на улицах. Тишь да гладь. Как сказал Саша: «Все довольны. Кроме тех, кого посадили. Но им неудобно жаловаться». Вот, говорят, недавно главный оппозиционер страны умер. В целом, после 90-х жить стало лучше, жить стало веселее. Правда, камеры на каждом углу и у всех есть карманные компьютеры, связанные с мировой информационной сетью, зато на Западе прям беда — они так долго втирали нам про свободы и равенства, что запустили к себе орды мигрантов, которые там свои законы устраивают. Получается, Россия, Беларусь и Украина — единственные во всём мире, где на улицах чисто и не стреляют?

— А почему? — спросил меня уже изрядно подпивший Лаечко.

— Почему? — переспросил я, улыбаясь, у него.

— Потому что на страже закона такие парни, как мы с тобой! — воскликнул он и, подняв руку, позвал официанта: — Друг! Счёт и луковых колец ещё!

— Так, значит, плачу я, — произнёс я, доставая кошелёк и, открыв который, обнаружил, что там нет денег, только карточки с номерами и моей новой фамилией на латинице: зелёная, чёрная, синяя.

— Братух, походу, я без бабок, — выдохнул я.

— Просто скажи, что оплата картой. Чек потом на смартфон придёт, если уведомления настроены, или в приложении посмотришь, — пьяно проговорил напарник.

— Тут три карты, — произнёс я.

— ЗП на зелёную приходит, — улыбаясь пояснил он.

— А остальные зачем тогда?

— Синяя — это «Озон», такой магазин в интернете, чёрная — «Тинькофф-блэк», хз зачем тебе, но многие пользуются.

И подошедший официант первым делом протянул мне какое-то устройство, где была написана сумма — 1450 ₽ — и какой-то квадратик, состоящий из квадратиков.

— Оплата картой, — произнёс я, смотря на официанта.

Тот кивнул и чуть ближе подвинул ко мне устройство с экраном. Повисла неловкая пауза.

— Ё-маё, — выдохнул Лаечко и, взяв мой кошелёк, вытащил оттуда одну из карт, прислонил её к терминалу.

— Оплата прошла, спасибо! — произнес официант, кладя вылазящий из устройства чек в железный стакан, который принёс с собой, и оставляя его на столе.

— Цены, конечно, тут, — выдохнул я.

— Согласен, приятные, — подтвердил Лаечко, которому как раз девушка-официант принесла луковые кольца.

А я взял стакан с чеком, в котором было ещё что-то: картонка, на котором был тоже и квадрат с квадратами и надпись: «Вас обслуживал Влад, спасибо за чаевые и хорошего дня!».

— А это QR-код, по сути, ссылка на платёжную платформу для чаевых, — пояснил Саша.

— Чаевых? — не понял я.

— Официанту, — продолжил он.

— Сколько мы зарабатываем? Если 1450 за несколько кружек пива и кольца лука — это приятная цена?

— С 2011 года Медведев провёл реформу, и теперь мы не милиция, а полиция, и получаем примерно сорок, кто-то больше, кто-то меньше. Ты только после армии и после учебки — поменьше, я — побольше. И до пенсии совсем чуть-чуть.

— Ясно. Так куда завтра на работу ехать и где я живу?

— Батальон на Шевченко, 14, а живёшь ты на Макрушина, 12. Завтра развод в 9.00, в 8.30 надо быть и вооружиться. И статьи закона о полиции повтори.

— Какие?

— Всю главу 5 — применение физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия. На разводе будут спрашивать. Особенно если проверяющий с управления присутствует, то сто пудова будет цирк с конями.

— Ну что, тогда до завтра, — кивнул я, вставая.

— Ты пешком что ли собрался?

— Да не, такси поймаю, — ответил я.

— Они не остановятся, они по приложению теперь все работают, вызывать надо, — произнёс напарник и, видя моё негодование, выдал: — С-сука, дай телефон.

Он взял мой телефон и показал его мне чёрным экраном, и тот туже засветился. Потом Саша потыкал пальцами в экран и протянул его по столу мне обратно. На экране была карта и катающиеся по карте машинки, словно игрушечные, с надписью: «Идёт поиск машины».

— Вот, когда приедет, напишет тебе «выходите».

— А ты? — спросил я.

— А я ещё посижу, новость об амнезии напарника надо осмыслить.

— Слушай, а на экране они реально так ездят по городу?

— Реально. У нас в патрулях такие же. Старики рассказывали, что раньше можно было на сутках заехать в гаражи и поспать. Теперь же, хрен. Дежурный всё видит и докладывает проверяющему.

Машина нашлась быстро. Ко мне ехал Женежбек на белом рено-логане и обещал быть через 3 минуты. Сервис, блин.

Я пожал руку старшему сержанту Лаечко и вышел из кафе.

У выхода стояло два парня, держа во рту какие-то кубические штуки, вдыхали и выдыхали настоящие облака дыма.

Новые сигареты? Эти двое явно были в раздражении, они то и дело посылали друг друга матом, за который в моё время уже бы резали или как минимум били бы лицо. А тут двое с хохолками на головах, в зауженных то ли шортиках, то ли штанах, фехтуют последними словами, а кровь всё не льётся и не льётся. Финалом абсурда было то, что один из парней сообщил другому в грубой форме, что он спал с его матерью, на что второй ответил: «Да? А я — твою!»

Ну всё, думаю, будет бой. И в этот момент оба рассмеялись и, обнявшись, удалились обратно в кафе «Сижу с бобром за столом».

Мир, где за слова не отвечают⁈ Ладно, не отвечают — даже не следят за метлой? Тут точно нужны полицейские?

Мой взгляд поднялся вверх, на наблюдающий за мной глаз камеры. И тут подъехала та самая белая реношка. Я открыл пассажирскую дверь и сел.

— Доброго дня. Мне на Макрушина, 12, — произнёс я.

— Понял, — ответил Женешбек, — пристегнитесь, пожалуйста.

— Зачем? — не понял я, видя, что он пристёгнут.

— Камера за ремень штрафует.

— И тут камера… — покачал я головой, но пристегнулся.

Он начал движение, и я заметил у него на телефоне, закреплённом на вентиляцию, такую же карту, которая показывала, сколько нам ехать до моего жилья. Удобно, можно не запоминать адреса. А под зеркалом — ещё один экран, который показывал дорогу перед его машиной.

— Тоже камера? — спросил я у водителя.

— Где? — не понял он.

— Ну, вот, — показал я на прибор под зеркалом.

— А, регистратор? — спросил он, — Ну, да, на всякий случай.

На какой «такой» случай, я не спрашивал.

— Слушай, а ты давно в этом городе? Я просто только приехал.

— Давно, пять лет уже.

— Почему Златоводск? — спросил я.

— Река тут течёт, в Томь впадает, Злата называется, на ней давным-давно золото мыли, в честь этого и город назван, а до революции это была Златоводская губерния.

Златоводск, Златоводск… Я не помнил такого города, но самое странное, что, попытался вспомнить, откуда я сам с прошлой жизни, и не смог: помню, что был майором СОБРа, помню, что воевал, многое со службы помню, а откуда был сам — всё это стёрлось, словно кот слизал.

— А Томь куда впадает? — спросил я.

— В Обь, — ответил Женишбек.

А вдруг это всё не сон? И я, и правда в Сибири. В Сибири 2025 года. Зачем я тут? Что такого должен совершить бывший майор СОБРа, попавший в должность простого полицейского в звании младшего сержанта? Камеры по всему городу отключить, чтобы дети, дымящие у кафешек, за базаром научились следить? И где все гопники, кстати? Неужели в полицию пошли работать, как последнее пристанище здравого смысла…

Вот уж поистине: хорошие времена рождают слабых людей. Одно из исключений — наверное, те парни, дерущиеся по телевизору в клетках. Очень похожее на бои без правил.

— Друг, а как спорт называется, где в клетке дерутся? — спросил я у водителя.

— ММА, друг, — ответил он, — вон, кстати, проезжаем один из клубов.

Я повернул голову, и правда: на стене одного здания висел светящийся прямоугольник, где анимированный мужик стоял в клетке, подняв кулаки. В названии не было ничего воинственного — «АУРУМ». Что это вообще за тема — называть клубы как элементы таблицы Менделеева? Возможно, я зайду туда после смены и когда буду не подшофе.

Макрушина, 12, здание общаги гражданского типа, располагалось за какой-то школой на возвышенности, с примыкающим к ней огромным стадионом.

— Приехали, — сообщил мне Женежбек, — Пять звёзд поставите?

— Каких звёзд и куда? — уточнил я.

— В приложение, в котором вызывали.

— В это? — показал я ему телефон, где уже светилась картинка, что поездка завершена, и было действительно пять серых звёзд.

— В него, — произнёс Женежбек.

— А как? — снова спросил я, ощущая себя и правда тормозом в этом новом мире.

— Ткните пальцем на правую звезду, — попросил он, и я ткнул.

Все пять засветились то ли жёлтым, то ли золотым светом. И я вышел из машины, услышав на прощание: «Хорошего дня».

Сбылась мечта идиота: передо мной стояла серая трёхподъездная пятиэтажка, а вокруг были разбиты палисадники, в которых цвели цветы. Проселок — дорога возле неё — был заставлен иномарками. А в какой квартире я живу, я у Лаечко не спросил… Не стучаться же в каждую с вопросом, знают ли меня тут.

Итак, что я имею: у меня есть ксива и ключи от квартиры, которая неведомо где, есть пустой кошелёк и карты различных банков. Я вздохнул и присел на ограждение палисадника — жёлто-зелёное, железное, из квадратного профиля. И, просидев так минуты три, понял, что так дело не пойдёт, и пошёл к самой улице, от которой отделялся этот самый проулок, благо на углу стоял магазинчик, похожий на большой крытый ларёк. Вообще-то я не любитель выпить, но тут реально нужно, и, зайдя внутрь, я купил ещё пива, спросив, какое тут хорошее, и получив ответ «я такое не пью», взял бутылку зелёного цвета.

«Туборг».

— А открывашка есть? — спросил я, не желая откупоривать тару об палисадник.

На что на меня посмотрели как на идиота, выдав: «Тут пробка откручивается».

Не знаю, на что я надеялся, но сел напротив дома в районе центрального подъезда и, открутив крышку, огляделся по сторонам. Мусорок не было, однако было чисто. Значит, в 2025-м не мусорят. И, убрав крышку в карман, пригубил алкоголь, задавая себе вопрос: не многовато ли я сегодня уже выпил? И тут же отвечая, что сегодня, походу, мой день рождения, а завтра, похоже, — день увольнения с работы.

Глоток за глотком я поглощал лёгкий и тонкий, со сладковатыми солодовыми нотками и мягкими хмелевыми оттенками, напиток. Отвратительно, не полезно для мозга, и для сердца, и для всего организма, но если уж сила, которая перенесла меня сюда, не удосужилась засунуть в карман инструкцию, то будь что будет.

Я улыбнулся. Про семь видов рака забыл, которые спирты вызывают. Занятное дело, я заметил, что в этом времени на пачках сигарет рисуют болезни, которые оно вызывает, а на спиртосодержащих почему-то нет. Так-то и сахар вреден, почему бы на пироженных не нарисовать: «Диабет и его последствия».

И снова улыбнулся всплывшей в голове сценке, в которой Дед Мороз дарит детям сладкие подарки и приговаривает своим привычным басом:

— А вам, дети, я подарю съедобное! С какими картинками вы хотите? Есть, значит, кариес, ожирение, атеросклероз, диабет второго типа и заболевания сердечно-сосудистой системы?

И в моей больной голове, после войны, на основании увиденного сегодня у кафе, ребёнок, затягивающийся дымной электронной дрянью, отвечает:

— Дед, я твою мать любил! Давай кариес!

А пока я пил, люди ходили мимо меня и смотрели на меня как на дерьмо. Бегло, быстро отворачивая взоры. Что я даже осмотрел себя: может, испачкался где-нибудь? Но нет, визуально я был чист и молод, в меру весел и, возможно, даже счастлив. Хрен его знает, чё все пялятся.

И тут откуда ни возьмись появился он. Низенький, худощавый, с кудряшками из-под фуражки, в кителе, явно большеватом для его плеча, младший лейтенант. И направился прямо ко мне. Сурово смотря на меня, насколько вообще возможно смотреть этим детским, почти мальчишечьим лицом. Мельчает мент.

Ну а вообще, походу, всё, приехали. Походу, распитие пришьют на ровном месте, точнее, не на ровном, а в общественном, хрен их знает, может, палисадник таковым сейчас является.

— Здарова, пьянь! — выдал мне мал-лей (от словосочетания «маленький лейтенант»).

— Ничё себе, какие изменения в уставе, — широко улыбнулся я, делая ещё один глоток. Убежать от служителя порядка такой комплекции я могу с закрытыми глазами.

— Ну, дык, — ответил младлей. — Чё бухаем, спрашиваю, средь бела дня?

— У меня причина уважительная! — отмахнулся я.

— Я спрашиваю, почему бухаем и без меня, младший сержант Кузнецов⁈ — выдал он, сменив хмурость на детскую улыбку.

— А ты меня знаешь? — спросил я.

И в голове возникла надежда. Возможно, это местный участковый, с которым я знаком, и я сегодня всё-таки попаду домой.

Глава 4 Первый звоночек

— К сожалению, знаю, — ответил младлей.

— Слушай, я головой ударился и не могу вспомнить, где живу, вот и сижу у дома.

— У-у-у… — протянул он, наклоняясь, — Да ты, батенька, в говно.

— Никак нет, но если не покажешь мне, где живу, то придётся тут сидеть и квасить до скотского состояния, — решил я запугать участкового антиобщественным деянием.

— В общем так, Слава, с тебя пиво, с меня дверь в квартиру тебе показать.

— Вон чипок стоит, сходи, купи сколько надо, оплата картой, — согласился я, протягивая ему чёрную карту.

— Ты сума сошёл, я ж по форме⁈

— А-а-а, — протянул я, — Понимаю, честь мундира.

— Неплохо для парня, только окончившего учебку, — похвалил он меня.

Я встал и пошёл к магазинчику, через плечо бросив:

— Младлей, сколько тебе взять?

— Две, как у тебя, «Туборга» возьми и чипсов с сыром и луком пару пакетов.

— Фига у тебя прайс, — возмутился я, но делать было нечего, поить участкового — так поить.

По-моему, Розенбаум про что-то такое пел: «Поить — так поить, гулять — так гулять…»

Купив всё, что нужно, я положил всё это в непрозрачный пакет и пошёл обратно. Продажный ментяра ждал меня там же, где я его и оставил.

— Вот, — протянул я ему пакет.

— Чё, вот? Пошли, — удивился он и направился в строение.

Первый подъезд, четвёртый этаж, коридор налево и железная дверь с циферкой 32.

— Вот твоя дверь, — выдал мл. лейтенант.

— Спасибо и на этом, — кивнул я, ставя пакет с пивом на бетонный пол и доставая ключи.

Ключ легко повернулся в скважине, и дверь со скрипом открылась, а я наконец-то попал в дом. Войдя, я снял обувь и прошёлся по помещению. Квартирка оказалась двухкомнатной, вернее, это была секционка, разделённая чуть ли не перегородкой в один кирпич. Два окна, холодильник в одной из комнат, в другой — компьютер, кухня и она же коридор, и туалет с душевой кабинкой, со следами плесени на голубоватой плитке.

Дверь за моей спиной закрылась. И на моё удивление, младлей снял свои туфли, повесил фуражку на крючок и, прямо в кителе, пошёл в одну из комнат (пакет он, кстати, занёс в кухню). А там принялся раздеваться. Снимая китель, обнажая белую синюю рубашку с петельками для погон, отстегнул галстук на резинке и уже готовился снимать штаны, но я его прервал.

— Братух. Ты чё делаешь? — спросил я его.

— Как это чё? Раздеваюсь, — резонно заявил он.

— Я это вижу. Нахера? Я тебе пива купил, ты мне дом показал. Но бухать вместе мы не договаривались. Был бы ты девкой румяной…

— Слава, нахрен иди! Я за день задолбался с этими юзверями в РОВД и ты еще со своими приколами.

— Младлей. Бери своё пиво и дуй к себе домой! — настоял я.

— Ну ладно, — пожал он плечами и, выйдя в коридор, взял пакет с пивом и вернулся в комнату, откуда я его только что прогнал, ту, что была с компьютером. — Всё, я дома. А теперь, товарищ младший сержант, идите-ка в свою!

И тут я оказался ошарашен.

А тем временем офицер снял рубашку, оставшись в майке и уставных штанах, и, взяв пиво из пакета и пакет чипсов, сел за компьютер, включил, ввёл пароль и, не обращая на меня внимания, открыл бутыль и, пригубив, принялся открывать чипсы.

— Мал-лей, ты куда меня привёл? И почему пароль на компе знаешь ты, а ключи от двери подходят у меня? — задал я вопрос.

— Ничего страшного, у меня тоже ключи к двери подходят. А пароль подошёл, так это мой комп. Прикинь? Моя комната, мой комп, мой пароль. А ты, Слав, изъятый спирт с точек больше не пей, хорошо?

— Как это твоя комната, а я где живу тогда? — спросил я.

— Ты живёшь в соседней комнате. Мы с тобой эту квартиру снимаем на двоих. И у меня к тебе претензия — мне твои девки спать не дают! А одна вообще ко мне клеилась, — произнёс он слегка обескураженно.

— Мы с тобой друганы, что ли? — не понял я.

— Ещё скажи — братаны, — усмехнулся он. — Допился, да?

— Да. Расскажи, у меня из памяти кое-что вылетело.

— Мы с тобой один технарь заканчивали, только я закончил, потому я и офицер, а тебя отчислили, и ты в армейку упахал. До армейки мы двумя семьями жили: ты с моей сестрой, я с Машей Чудесненой. С моей сестрой вы расстались, а Маша себе другого нашла, вот с тех пор и живём в одной квартире, но в разных комнатах.

— А в полицию мы как попали? — спросил я.

— Ты — после армии. А меня грабанули как-то, я заявление писать пришёл, а мне и говорят: «Ты же умный и с образованием, почему к нам не идёшь?» Я такой: «И правда. Почему?»

— И кем ты в РОВД?

— Начальник технической части, — ответил офицер.

— Как тебя зовут?

— Кабздец ты даёшь, — покачал головой начтех, но добавил: — Лёха Иванов.

— Очень приятно, — кивнул я и пошёл осваиваться в свою комнату.

Разложенный продавленный диван, шкаф с пятнистой формой и двумя лычками на погонах, кепка, наручники в чехле на поясе, газ и крепление для дубинки. Служебная книжка в кармане на моё имя, пронумерована и прошнурована, скреплена печатью сзади. Заламинированная памятка со статьями закона «о полиции» и лежащий в углу шкафа вещмешок, зелёный, с биркой «Кузнецов В. В.».

Сняв одежду, я прилёг и закрыл глаза. Но тут что-то пиликнуло. Потом еще раз и еще раз, и еще…

Лёша Иванов вышел из своей комнаты и прямо так, в семейных трусах и майке, встал в проходе, смотря на меня возле холодильника.

— Можешь ответить или на «без звука» поставишь? — произнёс он, разводя руками, мол, делай что-нибудь, не лежи лёжа.

— Кому ответить? — спросил я.

— Девкам, скорее всего, ну или у командир тебе пишет в чат взвода.

— Про девок я понял, а чат — это что такое?

— Может, тебя клещ укусил, инифалитный? Ты чё так жёстко тупишь сегодня? — вопросом на вопрос ответил Лёха.

— Я на занятиях по боевой подготовке головой о маты упал, а перед этим случайно шокером себя ударил. Память избирательная, тут помню, тут не помню, ромашка. Будь другом, давай как с человеком из прошлого со мной пару недель поговори?

— Ага, а мне что с этого, кроме головной боли?

— А что ты хочешь?

— В неделю эту вся посуда и выброс мусора на тебе.

— Принял, — кивнул я, как раз в тот момент пиликнуло еще раза четыре.

— Сотовый возьми свой.

— Что?

— Господи… И готовка тогда на тебе.

— Давай уже не томи, — поторопил его я.

— Мобильный телефон свой возьми, там мессенджер, в мессенджерах сейчас всё общение.

— Мессенджер — от слова «месседж» — «смысл» с английского? — спросил я, поднимаясь с дивана и вытаскивая из костюма телефон.

— Неплохо для младшего сержанта полиции! Ты главное не переставай развиваться. Царя помнишь, как эсеры свергли?

— Ельцина помню.

И Лёха наложил на меня на расстоянии крест, удалившись в свою комнату.

Телефон ожил в моих руках множеством цветных картинок, и возле одной виднелись красные циферки, которые с каждым пиликом увеличивались. И я ткнул пальцем в эту картинку.

Чат ли это был или нет, пока оставалось непонятным, майор я или не майор?

А там… был столбик из отдельных слов от некой Дарьи Волкович:

(21:15) Привет (подмигивающее жёлтое анимированное лицо) Чем занят?

(21:17) Скучаю… по тебе.

(21:20) У меня есть идея на вечер. Хочешь, расскажу?

(21:22) Мое предложение не терпит отлагательств.

(21:25) Ты где? Я могу быть рядом через 20 минут.

(21:27) У меня новое белье. Никому не показывала.

(21:30) Игнорируешь? Зря… Могла бы быть у тебя уже сейчас.

(21:33) Ладно, если ты не хочешь веселиться, твоя потеря (такое же жёлтое анимированное лицо, но посылающее мне сердечко через поцелуй).

Чувствуя себя пятикантропом, я ткнул что-то пальцем, и высветилась маленькая клавиатура. И с есенинским чувством принялся писать ответ:

«Дарья, это Вячеслав. Пишу, с клавиатурой не совсем освоился, а тут еще и эти лица жёлтые… Не сразу понял. Дома я, да. Только пришёл. Ничем особо не занимаюсь. Я, в общем, тоже не против повидаться. Ну, давай, рассказывай, что за дело. Только пиши нормально, без этих улыбочек. А то я тут полчаса искал, где буквы набирать. Адрес мой помнишь? Макрушина, 12, квартира 32, первый подъезд, 4 этаж, налево».

И, подойдя к Лёхе, я спросил:

— Лёх, как отправить?

— Слав, я тебя прошу, давай хоть через раз, я без девушки, а к тебе тропа народная не зарастает. Хоть бы раз двоих привёл, одну, что ли, нарыл, умные.

— Где я тебе такую найду? Как отправить-то?

— И то верно, — вздохнул Лёха и пальцем кликнул на экран телефона на одну из клавиш. — Курган — Казанке!

— Что?

— По рации тебя вызываю, что, — пробурчал Лёха.

— А я типа Казанка? — уточнил я.

— Весь ваш отдел по Кировскому району — Казанка, а РОВД — Курган.

— Ну, слушаю тебя, Курган, — подыграл я.

— Бабу сегодня не приводи! Как понял?

— А если с подругой для умного младлея? — уточнил я.

— Тогда ладно, — согласился он.

И тут телефон запиликал мелодию и запел: «Расплескалась синева, расплескалась, по тельняшкам разлилась, по беретам, даже в сердце синева затерялась, разлилась своим заманчивым светом…» А на экране показалась черноволосая девушка с губами-уточкой и с аккуратно выделенными бровями, кокетливо показывающая плечико.

— Ты меня убиваешь! — выдохнул Лёха. — Зелёный кружочек ткни пальцем и оттащи в сторону! И приложи ухо к динамику.

Сказано — сделано, и я взял трубку.

— Слав, ты чё, меня пугаешь? — начала она.

— Я? Чем? — спросил я.

— Сложносочинённым предложением своим! Там запятых столько, словно ты их украл откуда-то.

— Русский язык это называется, — улыбнулся я.

— Ну так что, я еду, вызовешь мне такси до тебя? — спросила она.

— Слушай, у меня тут Лёха, ну, парень, с которым я квартиру снимаю, интересуется, нет ли у тебя подруги, любящей умных людей?

— Навскидку? — спросила она. — Ну, с собой нет, а так могу парочке написать. Вот только Лёха твой не в их вкусе.

— Ну и пошли нахрен тогда, — выдохнул Лёха, сидя за компом, — шиш вам, а не рандеву на двоих!

— Что? — переспросила Дарья.

— Да ничего. Как ты относишься к прогулкам по вечернему Златоводску? — спросил я.

— Может, тогда поедим где-нибудь, раз у тебя нельзя, а потом ко мне?

— Замётано! — произнёс я.

— Давай в «Ай да баране», — предложила она.

— Айдабаран — это звезда?

— Это кафе хорошее на Нахимова, всё, до встречи там! — и трубка прекратила вещание.

Опустив телефон, я почувствовал лёгкое, почти забытое волнение. Не то чтобы я сильно стремился на это свидание, но сам факт, что живая, симпатичная девушка ждёт встречи, — отогнал мрачные мысли о том, что я тут по сути чужой. В этом новом мире нужно было как-то жить, а значит — следовать его правилам, хотя бы частично.

Я переоделся в тот же спортивный костюм — выбирать было не из чего, — проверил, на месте ли кошелёк с картами, и вышел, предварительно крикнув Лёхе: «Ушёл!» Из-за двери донёсся лишь невнятное «Угу».

Вызывать такси через приложение было легко и приятно. Надо будет освоить другие приложения в телефоне. И через секунды на экране появилась карта с маршрутом и сообщение, что ко мне едет Борис на белом Kia Rio, госномер ×123КХ70, и приедет через 4 минуты. Полдесятого, солнце уже спряталось за крыши городских домов, но было еще светло. Вверху, на экране сотового телефона, была указана температура +22 и время, процент заряда устройства и доступность сети. Я лишь хмыкнул. Эти системы вели себя настолько умно, что становилось не по себе — словно кто-то невидимый всё видит и заранее знает, что мне нужно.

Машина подъехала точно в срок. А сама дорога заняла не больше пятнадцати минут. «Ай да баране» оказалось не пафосным рестораном, а уютным заведением с приглушённым светом, кирпичными стенами и негромкой восточной музыкой. В воздухе витал запах кофе и специй. А на стенах были развешаны ковры.

— Добрый вечер, бронировали столик? — встретила меня у входа улыбчивая девушка-хостес.

— Нет, — честно признался я. — Я один, но ко мне ещё должны подойти.

— Тогда, может быть, за барную стойку? Там свободные места еще есть.

Я кивнул и проследовал за ней. Барная стойка оказалась неплохим вариантом — тут был хороший обзор на вход и вообще на всё заведение. Я уселся на высокий стул, заказал минералки и стал ждать, наблюдая, как бородатый бармен с закрученными в сторону усами ловко жонглирует шейкерами. Что за мода пошла, одни с хохолками, другие с бородами и кручёным усом. Подняв голову наверх, я и тут заметил камеры. Цифровая эра во всей её красе.

Ждать пришлось недолго. Минут через десять дверь открылась, и в кафе вошла она — та самая черноволосая девушка с фото. В жизни она оказалась ещё ярче — миниатюрная, с лёгкой походкой. На ней были короткие шорты цвета белого песка, из плотной ткани, подчёркивавшие стройность загорелых ног. Наверх она надела лёгкую шелковистую блузку-косоворотку нежно-голубого цвета, с короткими рукавами и завязками на горле вместо пуговиц. Блузка была расстёгнута на одну-две завязки, оставляя на виду аккуратную серебряную подвеску в виде птицы, что покоилась на смуглой коже.

На ногах — кроссовки, белые, в цвет штанов. Была с ней и сумка — узкая, плетёная, голубоватая, с золотым замком, болтавшаяся на сгибе локтя. Тонкие серебряные браслетики на запястье, позванивавшие при каждом движении, и маленькие серёжки-гвоздики в ушах. Она принесла с собой свежесть, запахи кокоса и нотами жасмина.

Откуда я знаю, чем пахнет жасмин и кокос? Я — майор спецподразделения из 90-х. Очевидно, что Вячеслав Кузнецов неоднократно встречался с ней, и этот запах ассоциировался у него только с приятным. Образ Дарьи ассоциировался с тем, что она, которая знает себе цену, умеет подать себя и ценит комфорт, не жертвуя при этом стилем.

Её взгляд сразу же нашёл меня. Она улыбнулась, сделала несколько шагов навстречу, но потом её глаза скользнули по моему спортивному костюму, и улыбка на мгновение дрогнула, став чуть более напряжённой. В её взгляде мелькнуло что-то похожее на разочарование, но она тут же это скрыла.

— Привет, — сказала она, подсаживаясь на соседний стул.

— Привет, — кивнул я.

— Мохито, будьте добры, — бросила она бармену.

Её глаза снова оценивающе скользнули по моей одежде.

— Что-то случилось? — спросила она, положив локти на стойку. — Ты обычно в кежуал ходишь. А сегодня… спортивный лук? Прямо с тренировки?

Я понял, что «спортивный костюм с надписью СССР» — не лучший выбор для свидания в 2025 году. Но отступать было некуда.

— Можно сказать и так, — уклончиво ответил я. — День выдался… насыщенным.

— Понимаю, — она сделала глоток из бокала с мохито, который ей моментально поставили.

Она смотрела на меня с лёгким, испытующим вызовом. И я понял, что игра началась. Как разговаривать с давней подругой, если ты её совершенно не знаешь. Но что я знал о жизни, так это то, если девушка тебе говорит, что у неё новое бельё, значит, нужно очень и очень умудриться, чтобы всё сорвалось. Но поесть надо было.

— Ну, как дела на твоих ментовских фронтах? — спросила она.

— Да что про меня говорить, жизнь человека, который погоны носит, не слишком интересная, давай лучше о тебе? — произнёс я, смотря на Дарью.

Сколько ей, на вид двадцать — двадцать три? Учится, работает?

Хотя, какой учится, сейчас же лето…

— Я также могу ответить, да что обо мне говорить? Хотела к парню классному приехать, а его друг-обломщик всё испортил. Сижу вот и, ощущая от него пивной запах, думаю, а не накилдириться ли мне сегодня тоже?

— Ну, тут такое дело. Я тебя поддержу морально в этом порыве, но сегодня я на безалкогольном, а то завтра на смену не встану, — произнёс я, поддерживая разговор.

— Мои предки, прикинь, тоже из Дубая вернулись только что, у меня тоже не получится. Завтра ты на сутках, и получается, надо тебя эти сутки ждать… — скусила она губки.

— Ты пей, чтобы настроение не потерять, — улыбнулся я, — а я сейчас что-нибудь придумаю.

Глава 5 Зуб

С этими словами я встал и пошел искать туалет.

Путь мой лежал прямо до выхода, затем налево и еще раз налево, в укромный закуток, где от посторонних взоров прятались заветные двери.

Они были украшены незамысловатыми пиктограммами: треугольничками с шариками. Выбрав тот, что с треугольником, направленным тупой стороной вверх, и шариком над ней — что, по всей видимости, должно было изображать мужскую фигуру, — я решительно дернул ручку и вошел.

Это не было похоже ни на один туалет, который я видел раньше. Вместо ожидаемой тесной кабинки с обшарпанными стенами и лужами на полу передо мной открылось просторное помещение, больше напоминавшее космический корабль. Приглушённый синий свет исходил от плинтусов, подсвечивая идеально чистый тёмный кафель на стенах. Воздух был свежим, с лёгким ароматом цитруса и сандала, без намёка на привычные «отдушки».

Вдоль одной стены стояли открытые кабинки с белоснежными унитазами-моноблоками внутри, без видимых бачков и даже без привычных крышек — сплошная глянцевая поверхность. Над каждым висела небольшая панель, напоминающая квадратный окуляр камеры, и пиктограмма, навскидку обозначающая поднесение руки для смыва.

Напротив расположились такие же футуристичные писсуары, больше похожие на вертикальные белые колонны, а между ними — ряды раковин. Они были из цельного куска чёрного камня, над которыми висели смесители в виде хромированных колонн. Я поднёс руки — и из носика полилась вода ровной, тёплой струёй. Рядом в нише стояли диспенсеры с жидким мылом и салфетками, свёрнутыми в рулон.

Никаких выключателей, никаких вентилей. Всё реагировало на движение. Даже сушилка для рук была встроена в столешницу — стоило убрать руки, как из щелей снизу мощно, но почти бесшумно вырвался поток воздуха.

Я посмотрел на своё отражение в огромном, от потолка до пола, зеркале без единой щербинки. В его глубине стоял тот самый худой парень в спортивном костюме «СССР» с лицом, застывшим в немом изумлении. В моей памяти всплыли вонючие, расписанные похабными надписями «сортиры» 90-х, минималистичные и обшарпанные туалеты в казармах, где из крана капала ржавая вода. А здесь… здесь была какая-то стерильная, бездушная роскошь. Чисто, удобно, технологично, но от этого становилось как-то не по себе. Словно я попал не в уборную, а в лабораторию будущего, где даже самые интимные процессы должны быть доведены до автоматического совершенства.

«Не туалет, а выставка достижений народного хозяйства», — с горьковатой иронией подумал я, вспоминая старые советские лозунги, проигравшие джинсам и жвачке.

Ладно, майор, соберись! У тебя есть боевая задача… А где еще искать ответы, как не во всемирной паутине и у некой Алисы? Тишину нарушил звук смываемой из закрытой кабинки воды. Через несколько секунд оттуда вышел полноватый мужичок и направился прямиком к раковине. Он неторопливо открыл кран, сполоснул руки, затем еще раз, провел влажными ладонями по лицу и пригладил на голове крепкие волосы.

— Уважаемый, — обратился я к нему. — Я еще не разобрался с устройством… Не могли бы вы мне показать, где у меня тут интернет?

С этими словами я достал сотовый, посмотрел на него, чтобы иконки высветились на экране, и показал ему.

— Ну, молодежь, ты даешь, — ответил мне мужичок. — Я думал, вы быстрее всех с этим разбираетесь.

— Тоже со скрипом, — улыбнулся я в ответ.

— Вон браузер, — ткнул он на какой-то разноцветный шарик на моём экране.

— Браузер? — уточнил я и, продублировав его жест, нажал на ту картинку, которую он мне показал.

Высветился новый экран.

— А дальше что? — спросил я.

— Сверху строка ввода, нажимаешь туда, высвечивается клавиатура и на клавиатуре уже вводишь свой запрос. Ну или голосом, видишь, иконка микрофончика справа вверху.

— Прямо голосом можно сказать? — с удивлением переспросил я.

— Голосом тоже можно, — кивнул он. — Сам никак не могу привыкнуть. Ну, удачи.

Улыбнувшись, он вытянул широкий бумажный лист, который подавался из какого-то электронного устройства, прикрепленного к стене, вытер руки и вышел из туалета. Я же ткнул на строку ввода.

«Квартиры в Златоводске. Часы, сутки». И, как показал мне Леша Иванов, ткнул на ввод.

Система начала выдавать варианты. Первый же оказался неплох: квартира, двадцать восемь квадратных метров, одна кровать, цена — от двух с половиной тысяч рублей за сутки. Дорого это или дешево, я толком не знал, но, видимо, цена выдавалась, как говорится, по рынку.

Я нажал кнопку «Позвонить». Некоторое время в трубке шли гудки, и вот на другой стороне раздался голос, на слух — женщины средних лет:

— Да, слушаю.

— Здравствуйте, — произнес я. — Могу я снять квартиру на часы — сутки?

— Так на часы или на сутки? — уточнила женщина.

— На двенадцать часов.

— Это будет как за сутки.

— Хорошо. Сколько?

— Три тысячи пятьсот.

— Ух ты ж, — произнес я. — В объявлении написано «от двух тысяч пятисот».

— Остались только за три пятьсот.

— Ладушки, — сказал я. — Давайте за три пятьсот. Оплата картой.

Наступила короткая пауза.

— Простите, у меня нет терминала. Но вы можете перевести мне по сотовому телефону.

— По какому сотовому телефону? — удивился я.

— Ну, по вот этому номеру, куда вы сейчас звоните.

— Как перевести по номеру телефона? — спросил я. — Вам на счет их, что ли, сбросить?

— Вы знаете… У нас, наверное, закончились квартиры.

И в трубке раздались короткие гудки.

«Пам-пам-пам, — подумал я. — Фраза „оплата картой“ походу работает не везде».

«Так, ладно, надо вернуться, а то Даша заскучает».

Я пошел из туалета обратно в зал. Пройдя мимо нескольких столиков, я повернул в сторону барной стойки, за которой меня должна была ожидать девушка.

Однако она была не одна.

На моем месте, облокотившись на барную стойку и повернувшись вполоборота, сидел молодой парень. Лет двадцати пяти. Он сидел так, будто это не глянцевое дерево, а капот его дорогого авто. А поза излучала баланс между расслабленной небрежностью и готовностью в любой момент сорваться куда-то, где более интересно. Одет, сразу видно, дорого и по-летнему: рубашка из тонкого льна, раскинута нараспашку. Под ней — белая футболка. Светлые шорты. И обувь на тонкой подошве с низким носком. Но меня одежда интересовала меньше всего. Я бегло оценивал телосложение.

Ширина плеч была не природной, а сделанной в зале. Хорошая тренажерка, персональный тренер, возможно, даже какие-то «витамины». Мускулатура рельефная, «сухая» — для красоты, а не для функционала. Такие плечи не таскали раненого товарища с поля боя и не держали сутками оружие. Декоративные. Мышцы на руках прорисованы четко, как в анатомическом атласе. Загар ровный, а значит, солярный. Навскидку ни единого шрама. Держу пари, под белой футболкой, опять же, для показухи, проработанный пресс. Лох с баблом, причём не своим. Из побрекушек — механические часы на левой руке с белыми камнями.

Улыбаясь и предчувствуя быструю порку зашедшего на не свою территорию юного самца, я шёл к ним. Думаю, стащу за шиворот со стула, дам подсрачника и скажу классическое «канай отсюда, рога поотшибаю, редиска», да и дело с концом. Но чем ближе я подходил, тем больше он казался мне знакомым.

Мозг перебирал в памяти картотеки лиц, и не успел я подойти, сходство на 98% было найдено. Перед Дашей сидел юный и похорошевший, подкачавшийся командир взвода старший лейтенант Зубчихин.

— Ты чё, с-сука, меня духам сдал! Нравится бабло на крови получать⁈ — выпалил я, хватая хера за загривок. Захват получился такой, что старлей потерялся, ибо ладошка знатно прилетела по затылку.

— Слава! — воскликнула Дарья.

— Тихо! — рявкнул я ей в лицо, и задал уроду еще вопрос, — Ты еще и к девушке моей подкатываешь⁈

— Даш, этот штрих что с тобой? Слыш, челик, да я тебя знать не знаю! — произнёс он, пытаясь освободиться от захвата, но тщетно.

— Слава! Живо отпусти, мы просто знакомые! — лепетала Даша.

Адреналин отступил, будто и не было, а ум вспомнил про камеру у бара.

— Парни, прекратите, я сейчас полицию вызову! — требовала администратор.

— Слав! Всё, я ухожу! Не пиши мне! — пропищала Даша и направилась в сторону выхода.

«Так, прошло тридцать лет, вряд ли это один и тот же человек», — сообразил я.

— Ты командир взвода старший лейтенант Зубчихин? — спросил я.

— Ты чё? Я даже не служил. Отец мой взводом командовал, а потом ротой, — проговорил он и, провожая Дашу взглядом, заметил: — Ну всё, теперь она тебе точно не даст.

— Что? — не понял я, отпуская хрена.

— Зря, говорю, она с тобой чилит. Ты ей не ровня. И теперь она тебя даже на пушечный выстрел не подпустит.

— А ты значит ровня? — спросил я.

— А у меня отец депутат областной думы без пяти минут мэром станет, и я в ЗГУ на юрфаке, а ты мусор простой! Да еще и желтезну про моего отца слушаешь!

— Хочешь подраться? — спросил я напрямую.

— Я бы с радостью дал бы тебе по шапке, но у меня мероприятие в Питере, где я должен быть как и сейчас идеальным. А вот через пару месяцев приеду и начищу тебе твоё ментовское рыло. Пока можешь потренироваться, куда-нибудь сходить.

— Я тебя и без тренировок укатаю.

— Сомневаюсь, я первый разряд так-то по ММА и пурпурный по BJJ. Так что через пару месяцев будешь мою жопу нюхать на полу. Обсос!

— Иди на х*й, — выпалил я.

Ответом мне был средний палец уходящего из заведения мажора.

И тут же ко мне подошла девушка-администратор.

— К сожалению, мы вынуждены отказать вам в обслуживании, вот счёт, как будете оплачивать?

— Кровью и нервами, — пробубнил я себе под нос.

— Что? — не расслышала она.

— Картой, — продублировал я.

Расплатившись, я вышел на улицу. Дарьи на горизонте не было. Мажора тоже.

«Что это было? — задал я себе вопрос. — Почему я так вспылил?»

Это-то понятно, что тварь эта продавала нас духам, и теперь понятно, что это не он, а, походу, его отец. Но откуда такая экспрессия от всегда уравновешенного меня? Другой уровень гормонов? Сколько мне сейчас? 25? Или пиво в крови?

И понятно, почему Дашка убежала, — в этом обществе такие пассажи не считаются нормой, даже за слова нельзя людей бить. Как они все выжили, и доросли до такой беззубости? И зачем в этом благостном мире мы — менты? Возможно, тут не всё так гладко, что есть места, где нет камер на стенах, и есть люди, которые всё еще следят за словами и предпочитают драку ругани. Но это всё просыпается, как только заходит солнце. Просыпается и вылазит. Ну что ж, завтра на сутках и увидим…

Пиво выпитое с Лаечко уже начинало выветриваться и взглянув на телефон я понял что время еще детское. Только-только начало темнеть и фонари, стилизованные под старинные газовые рожки, уже зажглись, отбрасывая на брусчатку пешеходных дорожек золотистые круги. Я шел вдоль улицы Нахимова или это был проспект, вдыхая еще тёплый воздух который пах речной прохладой и почему то лесом. В моей голове всплывали воспоминания Славы Кузнецова, они скромно прорисовывали мне карту Кировского района и некоторые скомканные подробности его жизни. И я ощущал как моя прошлая жизнь немного блекнет, я не скучаю по прошлым друзьям семье, если такие были, сейчас я их не помнил, всё казалось словно бы в вакууме, словно кроме того дня со встречей журналиста-разведчика и не существовало больше ничего. Оставалось надеяться, что нужные знания принадлежащие боевому офицеру в нужный момент всплывут в памяти. От Славы Кузнецова мне особо ничего и не было нужно, карты города, умение пользоваться приложениями, знаниями людей с которыми он общался.

Идя по Нахимова я ловил себя на мысли что Златоводск — это как Питер в миниатюре, но без его грандиозной и давящей меланхолии. Тот же размах, но камерный. Тот же стиль — высокие «сталинки» с лепниной и арками, гранитные подоконники первых этажей, но масштаб иной, человеческий.

По тротуарам, неспешно текли ручейки прохожих. Парочки, взявшись за руки, шли к набережной канала, что была левее за леском. Слышался смех, отголоски музыки из приоткрытых дверей баров. Из окон одного из них лился джаз, из другого — тихая электронная пульсация. Мимо меня проплывали витрины магазинов, кофеен, шашлычек.

Еще пара метров и я выйду к Кировскому РОВД, крупное 4х этажное здание с флагом на крыше. Возе РОВД стоят машины, какие-то с СГУ, какие-то нет, на некоторых номера хаотичные наборы букв и цифр, а на некоторых виднеются буквы ВМА. Память Славы Кузнецова говорила мне что такие номера гаишники просто так не тормозят и штрафы с камер не приходят.

Еще один парадокс этого времени, вот летит по трасе человек, он синий как костюм снегурочки, и вместо того чтобы поставить пост ГАИ и остановить его, они навтыкали камер и фотают, чтобы потом прислать ему счёт. Да он же — убийца за рулём. Его надо срочно найти и перепрятать. Но нет, теперь мы фотаем, так денег больше.

И тут ко мне подошёл парень в серой рубашке, высокий с меня ростом, аккуратно подстриженный, не то что нынешнее племя. Явно какой-то мент. Тем более вот РОВД рядом.

— Доброго вечера. — произнёс он. — Младший лейтенант Потехин. Не могли бы вы нам помочь?

— А что нужно? — спросил я.

— Надо поучаствовать в процедуре досмотра, в качестве понятного.

— Друг, я бы с радость. Но вас потом ОСБ заклюёт. — произнёс я показывая удостоверение.

— Жалко. Хорошего вечера. — покачал он головой и направился искать других желающих. Понятой должен быть одного пола с досматриваемым. И не должен быть сотрудником. Хоть это не изменилось.

Таким ходом я дошёл до места которое встречает всех приезжих в город, Лагерный сад, я мог бы побиться об заклад что в моей реальности город носил совсем другое название, однако вспомнить его тоже не мог. Двигаясь по подсвечиваемой низкими фонарями аллее, проложенной между огромных сосен, мимо лавочек с сидящими на них парочками, я шёл к крутому берегу Томи закованному в бетонный серпантин. И выйдя у гранитных стелл с выбитыми на них именами ушедшими на фронт, я повернул налево к пирамидальному возвышению с монументом Родине-матери на самом верху. У звезды с вечно горящим огнём, она вручает русскому солдату винтовку, посылая его на защиту Родины. Идя мимо монумента я поймал себя на мысли, что не могу даже сосчитать количество плит с фамилиями навернувшихся с той войны, не то что увековеченных в тексте, в несколько десятков рядов людей на них.

А прямо за памятником снова лавочки и тот самый обрыв сидущим в низ серпантином, где у самой воды расположилась сцена и словно в амфитеатре места для сидений, сейчас пустующие.

Тут было не то чтобы холодно, но очень ветрено, с горы открывался вид на трассу на Новосибирск и на пригородные деревни в низине, на левом берегу Томи. Я гулял больше часа находясь тут в молчаливом созерцании без всяческих мыслей, и всё это время слышал как с кармане куртки пиликает, еще и еще и, ещё, и еще… Я попробовал абстрагироваться от этого, не бомба да ли ладно, но в какой-то момент решился с этим что-то блин сделать и достал телефон.

Мессенджер зелёного цвета разрывался от сообщений Дарьи:

Ты что вообще устроил сегодня???

Дарья:

Это просто капец. На человека набросился на ровном месте!

Дарья:

Я не могу так. Я не могу быть с человеком, который так себя ведет.

Дарья:

Мы должны расстаться.

Дарья:

Это всё. Точка.

Дарья:

Не звони мне. Не пиши.

Дарья:

Удали мой номер.

Дарья:

И удались из друзей везде. Я тебя ненавижу.

Дарья:

Ты настоящий урод! Штрих конченный!

Дарья:

Мне так плохо…

Дарья:

Капец как плохо.

Дарья:

Я не могу без тебя…

Дарья:

Я люблю тебя…

Дарья:

Я сейчас в клубе «Голубика». Одна. И я такая пьяная.

Дарья:

Забери меня, Слав… прошу…

Голубика? Что за клуб такой?.. Какой идиот додумался его так назвать? И нужно ли встречаться с мозговыносяшкой максимального разряда?

Я смотрел на телефон, а сообщения продолжали поступать. Среди них было и такое:

Я же вижу что ты читаешь! Конченный, а я дура! Ненавижу тебя! И хочу! И люблю!

И я открыл клавиатуру, чтобы написать один единственный ответ…

Глава 6 Место куда нельзя

А какой может быть ответ от парня двадцати с лишним лет отроду? И полностью осознавая, что мной руководят гормоны, я написал:

Еду. Жди.

Я вызвал такси через жёлтое приложение. Первая же свободная машина подъехала через пару минут. Я молча сел на заднее сиденье. У водителя в телефоне уже был вбит адрес где-то в попе мира.

Таксист, мужчина лет пятидесяти в поношенной куртке, повернул голову и удивлённо посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

— Ты уверен, что тебе туда надо? — переспросил он, не скрывая лёгкого недоумения.

— А что не так? — отстранённо спросил я, глядя в окно на мерцающие улицы, наверное, уже ночного города.

— Да так… — водитель хмыкнул, трогаясь с места. — Место-то специфическое. Ты вроде парень нормальный… Не похож, чтобы тебе туда дорога была. Мало ли, ошибся может? Есть клубы и получше.

Я лишь покачал головой, отрезав все дальнейшие расспросы.

— Сегодня нужно туда, — произнёс я.

Таксист лишь вздохнул и больше не лез. Остаток пути мы молчали. Я смотрел на мелькающие огни, пытаясь унять внутренние чувства. Они больше исходили от Славы Кузнецова; я бы с девушкой, которую надо откуда-то забирать перепившую, и вовсе бы не начал отношения.

Машина свернула на небольшую улочку и остановилась у тёмного, ничем не примечательного здания с единственной светящейся вывеской-неоном в виде стилизованной ягоды. «Голубика».

Я, бросив дежурную фразу про оплату картой, вышел. И, подходя к двери, как мой взгляд упал на пару мужчин, стоявших неподалёку слишком близко друг к другу. Они о чём-то тихо смеялись, а потом один из них поправил другому воротник. Дружбаны какие-то, подумал я.

Открыв дверь, я натолкнулся на запах на грани вони: духи, алкоголь, курево и что-то ещё.

А прямо передо мной, в узком продолжении коридора перед ещё одной дверью, стояли крепкий мужик и хрупкая светловолосая девушка в бандане, подстриженная под парня и, собственно, одетая как парень.

— Здравствуйте, — выдохнула девушка, смерив меня взглядом, — Простите, но у нас закрытая вечеринка.

— Ребят, у меня девчонка там, просит забрать, — произнёс я.

— Вы можете позвонить ей, и она выйдет, если захочет, — резюмировала девушка, сделав акцент на последних двух словах.

— Как это «если захочет»? Она мне сама написала, — усмехнулся я, беря в руки телефон и кликая на её имя в списке контактов.

Через некоторое время, получив ответ, что абонент вне зоны действия сети.

— Ребят. Телефон не отвечает, я зайду на минутку? — спросил я.

— Я же тебе сказала, у нас закрытая вечеринка, — перешла на «ты» девочка.

«Классно, я попал в мир не только не следящих за тоном парней, но и пацанячих девочек, которые первому встречному хамят».

— Вы можете мне сказать, почему я не могу туда пройти? — терпеливо произнёс я.

— Мы не объясняем причины, — презрительно сообщила девчонка. Девчонка ли?

Судя по голосу — да, пытающаяся походить на пацана, и голосом, и манерами, и стрижкой, даже груди не видно под белой футболкой, зато видно швы эластичного бинта. Это чадо специально утягивает себе грудь, чтобы не выпирала.

И тут до меня дошло. Медленно, как холодная волна. Слова таксиста, его удивлённый взгляд, насторожённая атмосфера вокруг… «Голубика» — это было то самое место. Как там их называют? Клуб для нетрадиционных.

Меня резко бросило в жар. Сердце заколотилось с новой силой, но теперь от растерянности и дикого диссонанса. Что Дарья делает здесь? Как она вообще сюда попала?

— Ясно. Я слишком правильный для вашей дыры, — произнёс я.

— Ты, братух, в костюме спортивном, да ещё и с надписью «СССР». А внутри всё в камерах, даже если бы мы хотели тебя пустить, не смогли бы, — произнёс крепыш.

«А тут значит нет», — осмотрелся я.

— Нахрен ты ему что-то объясняешь⁈ — вспылила девочка на него.

— Да он нормальный, просто не из наших клиентов, — выдал крепыш.

— От него гомофобией несёт за километр! — высказалась девочка, — он сюда явно скандал устраивать пришёл!

— Пришёл бы устраивать — уже бы устроил, — произнёс я.

— Ты нам что, ещё и угрожаешь? — спросила меня девочка. — А ну пошёл вон отсюда!

Сделав шаг ко мне, она толкнула меня двумя руками, слишком долго оставляя их выпрямленными. И я, буквально на рефлексах, взяв её левую кисть в свои гомофобные пальцы, крутанул её в сторону. Раздался крик на грани стона. И, упредив действия телохранителя, я пробил ему между ног, не сильно, просто чтобы встряхнуть.

Ну вот и первая моя спецоперация в новом теле; о ней я не буду рассказывать внукам и вообще постараюсь забыть как страшный сон, ведь я как раз за те самые русские ценности, о которых говорил старший сержант Лаечко. Сорвав со стонущей девочки бандану, я повязал её себе на лицо. Как тот ковбой в вестернах. И, похлопав крепыша по спине, мол, не обессудь, спортик, я вошёл внутрь.

Воздух внутри был густым и приторным, тут не пахло, тут воняло духами и терпким фруктовым дымом. Музыка пульсировала негромко, создавая скорее фон, чем призыв к танцу. Освещение было приглушенным, малиновым и сиреневым, скрывающим детали, но подчеркивающим силуэты.

Пространство было разделено на небольшие зоны с низкими диванами. Повсюду я видел пары и компании, которые с первого взгляда сбивали с толку. У стены, оперевшись на барную стойку, стояли две фигуры в кожаных жилетках и грубых ботинках. Короткие стрижки, угловатые плечи, резкие, почти рубящие жесты. Они о чем-то спорили, и одна из них хрипловато рассмеялась, запрокинув голову, — звук был на удивление низким. Их руки с коротко подстриженными ногтями сжимали стаканы с темным пивом. Переодетые в нарочито мужское девушки, такое ощущение, что старались быть мужиками, почему-то беря от мужского самое неприглядное: обрюзгшесть, небрежность, запущенность.

Неподалеку, на бархатном пуфике, восседал юноша. Его тонкие пальцы с еле видимым маникюром лениво перебирали жемчужные бусы на его же собственной шее. Он был одет в шелковую блузу с объемными рукавами, а его волосы, уложенные в кудри, были неестественно идеальны. Он что-то томно говорил своему соседу — мужчине в строгом пиджаке, который слушал его с почти отеческой нежностью, поправляя на своем запястье тонкий золотой браслет.

Как пловец, погружающийся на глубину, я ощущал, что мне не то что не хватает воздуха, сама среда обитания здешних завсегдатаев словно бы выталкивала меня прочь, но задача была важнее эмоций, и я, словно Арнольд Шварценеггер в роли терминатора, сканировал пространство вокруг на предмет интересующей меня персоны.

А повсюду была эта странная инверсия. Девушки с нарочито грубоватыми манерами, чьи движения пытались быть широкими и размашистыми, и молодые люди с тщательно выбритыми лицами и подведенными глазами, чьи позы были утонченно-небрежными. В их взглядах, быстрых и оценивающих, сквозила не просто праздная любопытность, а какая-то иная, глубинная настороженность, словно они постоянно считывали друг с друга невидимые коды. Они наталкивались взглядом на мой костюм с надписью «СССР» и словно пули рикошетили от танковой брони. Презрительно отводя взгляд, словно перед чашей святой воды, я был для них смертельно токсичен, опасен, я был паладином другого мира, лишь ненадолго спустившийся в преисподнюю ради каких-то своих, одному мне известных задач.

«Цирк уродцев, — резюмировал я про себя, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. — Никакой ясности, никакой простоты. Сплошная игра в непонятно что. И Дарья где-то здесь, среди этого… этого балагана».

Это был их, отдельный мирок, живущий по неписаным, но четким правилам, которые были мне откровенно враждебны.

Дарью я нашёл сидящей у барной стойки, с батареей бокалов напротив, совсем одну.

— У меня к тебе всего один вопрос, — произнёс я, — Почему ты тут и почему твой телефон недоступен?

— Сла-ва, — прильнула она к моей груди, — дурачок мой, это же два вопроса. И почему ты в повязке?

— Погнали отсюда, — поторопил я её, беря за талию, стараясь как можно скорее выбраться из этого притона.

— По-существу заданных мне вопросов могу пояснить следующее, — выпалила она, коверкая слова. — Я тут потому что мой парень невменяемый ревнивец! А тут я в безопасности, ко мне клеятся только какие-то страшные девки. А телефон у меня недоступен потому что сел. Мне было скучно и грустно, и обидно, и я слушала музыку в наушниках, и он сел.

— Понятно, — произнёс я, эвакуируя её из враждебного места.

— Эй, она не заплатила! — прозвучало сзади. — Девушка!

Даша не слышала, а я вёл её к выходу. Благо тот был уже рядом. В проёме стоял тот самый крепыш, он тёр паховую область, и та самая девушка, чью бандану я унёс.

— Он, это он! — завопила, как резанная, барышня и отбежала от выхода, удалилась от него и вышибала.

И каким же было моё удивление, когда я вывел Дашу на улицу, что тут стоял полицейский экипаж, а ко мне шли двое мужчин в пятнистой форме.

— Вот он, он мне руку чуть не сломал, и Васю побил!

— И она счёт не платила! — донеслось сзади от выбежавшего худенького бармена в заниженных штанишках.

— Я никому ничего не должна, я себя сделала сама! — широко улыбаясь, пропела Дарья.

— Даш, ментам не груби, я договорюсь, — прошептал ей на ухо я.

— Уважаемые! — обратился старший сержант, на нём не было брони, а только лишь автомат на плече, а у второго сержанта — кобура с ПМом.

— Масочку снимаем, ковид больше не страшен! — выдал сержант.

— Пацаны. Я свой, из Кировского ОВО, — прошептал я, — Примите нас. Я в машине всё объясню.

Под крики в спину нас сопроводили в автомобиль с логотипом «Лада», посадив на задние места. С нами остался водитель, а старший группы задержания — тот что с автоматом — ушёл к бару объщаться с потерпевшими. Я снял бандану, и сержант удивлённо ухнул.

— Ух ты, Слава, ты чё там делал? Это же не наших ценностей место?

Отлично, меня узнали, значит, дело пойдёт легче.

— Да, братух, девушку вызволял, можно сказать, защищал те самые русские ценности, пока они её там не захороводили в свои сети.

— Дело благое, — похвалил меня сержант. — А я на оружие аттестовался, вот баранку кручу, сутки через двое. Зато доплаты.

— Доплаты? — не понял я.

— Я сам платёжку видел, один чел 103 тысячи за июнь получил, но правда и работал ненормированно.

— Сержант? — уточнил я.

— Старшина. Его жена выгнала, он и сдался ротному в «рабство». Зато дела материальные поправил. А ты как?

— Да тоже нормально, завтра на смену вот, да девушка чудит, — произнёс я, взглянув на Дашку, которая сделала губки уточкой, мол «это да, я могу, я чужу».

И тут вернулся старший. Видимо, наслушавшись обитателей места, куда православным заходить крайне не желательно.

— Дим, да это Слава, мы в учебке с ним были. Нормальный пацан, — резюмировал сержант.

Старший сержант Дмитрий обернулся на меня, измеряя меня взглядом.

— Да? Нормальные по «Голубикам» не ходят, — выдал он.

— Товарищ старший сержант, у меня была спецоперация по вызволению любимой девушки.

— Ты что, в ОСБ давно не был? Эти педики тебе кражу предъявляют и хулиганство.

— Там не кража, а девушка покурить вышла и не захотела возвращаться, — вступился за меня сержант.

— Стёп, — обратился старший к сержанту, — Прикинь, если бы Гусев сюда приехал или кто другой с управы? Твой друг в костюме советского спортсмена на завтра уже не работал бы… В общем так…

Он не договорил. Его прервала рация.

— 337-ой, Ленску⁈

— Слушаю, — проговорил старший, зажимая кнопку на головке рации.

— Что там по «Голубике»?

— Тут нетрадиционные, на друг друга пальцем показывают, не могу пока разобраться, сейчас уточню, будет ли заявление, — ответил старший сержант.

— Понято, — ответил Ленск.

Видимо, Ленинский районный ОВО Златоводска.

— Удостоверение с собой? — спросил у меня старший группу задержания.

— Да, — выдохнул я, доставая из кармана корочку.

— В общем так, товарищ младший сержант, счёт за барышню придётся оплатить, это раз, банданку вернуть и подыграть.

— Понял, — кивнул я.

— Ну раз понял. На браслеты, пристёгивай себя к ручке над дверью.

— Она же резиновая и непрочная? — не понял я, осматривая ручку и принимая от старшего чёрные наручники.

— Но любители западных ценностей об этом не знают. А ты, плачь, закрыв лицо, — обратился он к Даше.

Сказано — сделано, и я прикован к хрупкой ручке, а Даша ревёт в ладошки.

— Стёп, помогай им дальним, — попросил старший сержанта.

И вот уже группка не таких, как все, подтянулась к открытому окну.

— Так, терминал несите, преступники готовы возместить ущерб, — произнёс он, отдавая бандану девочке, которая пыталась не пустить меня в бар.

— А что с ними будет дальше? — спросила она.

— В тюрьму отвезём, а там года через 3–4 вернутся к вам вашими же клиентами, — нашёл, что ответить, старший.

— А-а-а-а. Мы тут вообще-то по доброй воле, — произнесла девочка, натягивая бандану.

— Ну что я могу сделать, закон есть закон, — пожал плечами старший.

А когда пришёл бармен с терминалом, я вытащил карту и приложил её к экрану. Старший решил так сделать, чтобы все видели, что я схвачен и наказан. В кармане пиликнуло.

— Оплата прошла, — сообщил служащий бара.

И окна машины закрылись.

— Младшой, ты там ничего внутри руками не трогал?

— Только ногами, — кивнул я.

— Мой репрессированный дед говорил, что это у них как-то через предметы передаётся, — на лице старшего сержанта проступила улыбка, — Всё, отстёгивайся.

— Ленск, 337-ому? Ленск, 337-ому? — позвал старший базу.

— Говори, — произнесла рация.

— По «Голубике», никто ни на кого не хочет писать заявления, они уже ушли мириться вниз обратно, — произнёс старшой.

— … Ты сходи к ним, может, уговоришь⁈ — выдал какой-то другой голос из радиоэфира.

— Утешишь! — раздался другой.

— Тихо будь! — выдал старший экипажа в рацию.

— Не засоряйте радиоэфир! — рявкнул дежурный, — Всё, работайте, 337-ой.

— Ленск, 337-ому? — взял тангенту Стёпа. — А можно из района на 10 минут уйти?

— С какой целью? — спросил дежурный.

— Машину помыть. После такого места.

Некоторое время в радиосети творился бардак: смешки и замечания, что теперь надо авто еще и святой водой побрызгать, но потом дежурный снова всех утихомирил. Но отлучиться с маршрута всё-таки разрешил.

— Ты на Макрушено же жил? — спросил меня Семён.

— Ну да, — кивнул я. — Спасибо вам, пацаны.

— С зарплаты спасибо, булькающее через Сёму передашь, — выдал старший.

В результате нас с Дашей еще и довезли до моего дома.

Мы молча поднялись по бетонным ступеням на четвёртый этаж. Тут пахло пылью, сыростью и старым деревом. Но даже этот запах был роднее, чем то, что пришлось нюхать в «Голубике».

Доставая ключ, я старался бесшумно вставить его в замочную скважину.

— Только тихо, — шёпотом предупредил я Дашу, придерживая дверь. — Леха, наверное, уже спит. Комната у него смежная, всё слышно.

Она кивнула, приложив наманикюренный палец к губам, и на цыпочках проскользнула внутрь. Скинув туфли, она босиком прошла в комнату и опустилась на диван.

— Слав… — тихо начала она, обнимая подушку. — Я, наверное, устроила тебе сегодня да.

— Ну, есть немного, — так же тихо ответил я, направляясь на кухню набрать воды. — Стандартная боевая задача. Вызволить гражданского из враждебной среды.

— Я серьёзно! — её шёпот послышался из комнаты. — Я такая дура… Напилась, натворила, нахамила тебе, а ты… ты приехал. В это место. Всё равно приехал. Меня нашёл, вытащил, а потом ещё и с ментами договорился…

Я вернулся с двумя стаканами воды, протянул ей один. Она взяла его обеими руками и сделала несколько маленьких глотков.

— Я думала, ты сейчас будешь орать, скандалить, — она посмотрела на меня снизу вверх. — А ты… ты просто сделал, что нужно. Как будто так и надо.

Она поставила стакан на пол, бесшумно поднялась с дивана и подошла ко мне, обвивая руками шею. Её тело прижалось ко мне, мягкое и податливое, своими упругостями.

— Знаешь, что? — прошептала она прямо в губы, её дыхание было тёплым и пьяным. — Ты мой…

Её руки опустились с моей шеи на грудь, скользнули под спортивную куртку.

— Обещаю, буду тихой… как мышка, — пообещала она, и в её шёпоте послышалась хитрая, соблазнительная нотка. — Буду очень-очень тихой…

Её пальцы медленно стянули с меня куртку костюма. Я почувствовал, как по телу разливается тепло, вытесняя остатки адреналина и раздражения. В этой тесной комнате, где каждый звук был слышен сквозь стену, её тихие обещания и крадущиеся прикосновения казались опаснее любой ночной вылазки.

— Слав, а закуй меня в наручники⁈ — вдруг несказанно громко от общего фона пискнула она.

И в этот момент в соседней комнате поперхнулись.

Глава 7 Служба и формальности

Моя первая ночь в новом теле, в другом времени, с девушкой в объятиях прошла незаметно, есть всё-таки что-то в подпитых искательницах приключений. Одно было неясно: зачем говорить, что нужно показать новое бельё, если его всё равно придётся снимать? И что за фетиш к наручникам? Это как минимум негигиенично: вчера ты в них такой буйного полубомжа заковываешь, а завтра она такая просит тебя её пристегнуть.

В середине ночи, когда Дашка завела эту песню снова, в комнату вошёл Лёха. Стоя в темноте дверного проёма, он сонным голосом произнёс:

— Как старший по званию, приказываю! Отставить заковывать людей! А руководствоваться только законом о полиции!

— Ой, — выдохнула Даша, прячась под одеялом, она совсем забыла, что мы снимаем квартиру на двоих.

— Есть отставить заковывать, — улыбнулся я, смотря на уходящего в туалет соседа.

— Кляп попробуйте. Хоть я посплю, — пробурчал Лёха на обратном пути.

— Кляп не хочу, — прошептала Дарья, оставаясь под общим одеялом с головой, — Тебя хочу.

Утро. Оно никогда не бывает кстати, ещё Шекспир заметил это, проклиная жаворонков.

Лёха первым сорвался с кровати и, почесываясь, побрел в туалет и к раковинам. Вскоре оттуда донесся звук бегущей воды и бульканье. Я последовал за ним, пока Дарья, закутавшись в одеяло, стесненно пробиралась на кухню, стараясь не встречаться ни с кем глазами.

Я заглянул в туалет, видя, как в тесной душевой Лёха чистит зубы. Взяв свободную щётку и тюбик, я вернулся в кухню-коридор. Но тут в душевой что-то зажужжало, и я заинтересованно заглянул туда: оказалось, это Лёха полировал своё и так чистое от растительности лицо электробритвой — без проводов. Ещё одно чудо цивилизации! Щетины у него, кстати, не было — не то что у меня; я коснулся своего лица и понял, что мне тоже надо бриться.

— Лёх, я твоей воспользуюсь? — спросил я.

— Ничего себе, ты начал спрашивать⁈ — удивился тот. — А если я откажу, то ты всё равно ею побреешься, да?

— Братух, мне объективно нужнее, — указал я на своё лицо.

— Бомжара, свою надо иметь! — насупился сосед и сунул мне в руки бритву.

Понятненько, значит, тема с детским видом его раздражает. Не буду его этим подкалывать. Память Славы Кузьнецова тут же выдала современное слово-аналог: молодёжь сказала бы — не «раздражает», а «тригерит», ну или «бесит».

А за моей спиной Дарья уже щёлкнула чайником. И даже успела натянуть на себя чёрное кружевное бельё, которое ночью слетело с неё как ненужный атрибут для счастливых людей. Это еще в армии я слышал, что счастливые не только не наблюдают часов, но и не надевают трусов.

Они поздоровались с Лёхой коротким «привет» и продолжили собираться.

Домашний офицер натянул на себя синюю рубашку и брюки, и теперь, закинув пакетик чёрного чая в кружку кипятка, словно ослик ИА, проделывал с ним процедуру «входит и выходит», плюс он разложил на столе две плитки таблеток, которые тоже, видимо, ожидали чая. Если я правильно понимаю этот дом, мы не завтракаем.

— Это что? — поинтересовался я, натягивая бело-красную тельняшку.

— Милдронат и фенотропил, — равнодушно ответил Лёха. — Врач прописал. Чтобы после бессонных ночей с суетологами лучше восстанавливаться. Слава Богу, ты сегодня на смене, хоть высплюсь.

Дарья, тем временем, вызывала такси.

— Леша, тебя подбросить? — спросила она, глядя в телефон.

Тот фыркнул, застегивая китель:

— С задержанными, которые наручники требуют по ночам, на такси не езжу. У меня служебный автобус.

— Автобус до РОВД? — уточнил я.

— Ага, пешкарус, — хмыкнул Лёха и вставил свои ноги в туфли, натягивая фуражку, застёгивая китель.

Дарья залилась румянцем и ничего не ответила на пасс про наручники. Я подошел, приобнял ее за плечи, слегка прижимая девушку к своей пятнистой форме.

— Ничего страшного, — тихо сказал я. — Всё хорошо.

Мы вышли вместе. У подъезда уже ждало такси.

Сев внутри, мой взгляд упал на адрес в ее телефоне. Маршрут строился далеко, через весь город.

— Ты… домой? — уточнил я.

— Да, — просто ответила она.

И я понял. Она живёт где-то за Академгородком, память Славы делилась со мной картинками той местности. Далекой от нашего шумного центра. Где гордо базируются обособленно стоящие от всего мира дорогие особняки, разделённые высокими заборами, какие не могут сниться не то что сержантам, но и полковникам.

Машина тронулась, унося меня из района с общагами вперёд в рабочий день, а Дарью, видимо, в сон на суперудобных кроватях в домик её семьи. Кто они, чем занимаются? Думал я, пытаясь вспомнить, вернее, спросить у тела, в котором я очутился, и единственное, что понял, так это то, что её отец имеет свою пивную фабрику.

Такси подвезло меня к неброскому трёхэтажному зданию из белого кирпича и высадило. Дарья, перед тем как захлопнулась дверь, потянулась ко мне и чмокнула в щёку.

— Ещё увидимся, — бросила она, и машина рванула прочь, оставив меня у знакомых по памяти Славы тыльных ворот со шлакбаумом и КПП.

Я прошёл сквозь вахту, просто махнув рукой, меня тут знали лично, а вот парня после меня остановили и спросили документы, оказалось, что он стажёр и поэтому смена его не знает. Территория вокруг кипела жизнью, какой-то своей, ментовской муравьиной. У входа кучковались сотрудники в такой же, как у меня, пятнистой форме, кто-то курил, кто-то просто стоял, болтая о чём-то своём. Я, кивая и бросая короткие «Здарова», пробирался сквозь эту толчею. Память услужливо подсказывала имена и звания: «Привет, Санёк», «Доброе утро, Дим», «Как дела, Жень?».

Внутри здание оказалось таким же непарадным, как и снаружи. Длинные коридоры, выкрашенные масляной краской, пахнущие пылью, слабым запахом сигарет и остывшей едой из столовой комнаты. По стенам висели бесконечные доски объявлений, поздравления с днём рождения, какие-то графики, портреты командного состава. Из полуоткрытых дверей доносились обрывки разговоров, звонки телефонов, клацанье клавиатур.

Моей целью был кабинет роты. Дверь была приоткрыта. Я вошёл без стука.

Тут был секретарь роты, девушка Елена в звании сержанта за компьютером, и командир взвода прапорщик Мухаматдиев. Он стоял у окна с кружкой кофе, и его осанка, даже в такой, казалось бы, расслабленной позе, выдавала строевую выправку. Сухощавый, жилистый, не высокий, с резкими, скуластыми чертами лица и тёмными, пронзительными глазами, он смотрел на меня бесстрастным, изучающим взглядом. Прапорщик «старой закалки», временно исполнявший обязанности комвзвода в ожидании офицерских погон, казался воплощением служебной педантичности и требовательности. Он был тем, кто не кричал, но чьи тихие, точные замечания били не в бровь, а в глаз.

— Здравия желаю, — поздоровался я со всеми, а Мухаматдиеву пожал руку. Его рукопожатие было сухим и твёрдым, как и он сам.

— О, Слава. — Он кивнул, его лицо не дрогнуло. — Завтра после смены, у тебя до занятий аттестация на оружие. Так что базу подучи на смене, — произнёс он немного хрипловатой речью.

— Есть, повторить базу, — кивнул я.

— Всё, дуй в оружейку. Развод скоро, — произнёс он, поворачиваясь к окну.

— Здравствуйте, — произнесли сзади меня.

И это заставило Ратмира Мухаматдиева повернуться. В роту вошёл тот самый стажёр, которого остановили на КПП.

— И тебе не хворать, — произнёс комвзвода.

— Мне сказали сегодня прибыть, — произнёс он.

— Ты кто? — уточнил Ратмир.

— Стажёр полиции Виктор Бахматский.

— А почему не в учебке?

— Сказали, что мест нет, на следующий набор пойду, — ответил стажёр.

— Понял. Покажи документы, — произнёс Ратмир и, взяв корочку у Бахматского, прочитав там всё, что он хотел прочесть, сообщил: — Бардак, конечно. Так ты иди с Кузнецовым спецсредства получать, а я пока в журнал дежурному тебя впишу.

— Слава, — протянул я руку стажёру.

Парень, сгибаясь в дверном проёме, как молодая поросль, сделал шаг вперёд. Витя был высоким и до неуклюжести долговязым, с угловатыми движениями, будто его конечности жили своей отдельной жизнью. Его лицо с острыми скулами, выступающим подбородком и крупным носом напоминало неотёсанный, но выразительный эскиз.

— Витя, — глуховато отозвался он, и его костлявая ладонь с силой сжала мою в коротком, сухом рукопожатии.

Я шёл в оружейку, а Витя следовал за мной.

— Давно служишь? — спросил он.

— Пять лет уже как, — ответил я.

— Погоди, а что ты еще младший сержант? Тут звания, что не меняются? — удивился он.

— Почему? Каждый год меняются, я просто просто прапорщиком пришёл, — выдал я, а зачем спрашивать, когда по погонам всё и так видно.

— А-а-а-а, шутишь? — догадался Бахматский.

— Шучу, да, — кивнул я.

На самом деле, только сейчас я ощутил последствия бессонной ночи. Чуток штормило, чуток, клонило в сон, но всё это было ничтожно по сравнению с тем, как чувствовал себя старший сержант Лаечко.

Сидя на кожзамовской поверхности чёрных диванов в холле, напротив темнеющего прямоугольника бронированного стекла дежурной части, он казался изваянием. На стеклянном столе рядом стояла полупустая пол-литровая бутылка воды, а он сам, развалившись, откинул голову, словно в ожидании неведомого.

— Иди, получай спецсредства, — произнёс я Вите, указывая на оружейную комнату. Дверь в которую была как раз рядом с дверью в дежурную часть.

А сам подошел к старшему сержанту.

— Здорово, Саша, как сам? — осведомился я.

Александр медленно опустил взгляд с потолка, пронзая меня.

— Да херово! — выдохнул он.

— А чего, как я понимаю, на паре бутылок пива вчера ничего не закончилось? — пытался я разрядить обстановку.

— Да, блин, все только началось. Я потом в «Абсент» поехал, — его голос дрожал от усталости. — Там склеил каких-то двух теток лет тридцати. И с ними, короче, тусили до утра. Я теперь песни восьмидесятых могу наизусть петь. Антипохмелин выпил, даст бог взводный и ротный с дежурным не почувствуют, а на смене за пару часов приду в себя. А ты как?

— Да ничего, — ответил я. — Вчера сразу домой отправился без приключений, короче.

— А память, как твоя? — Саша вернулся к более личным вопросам. — Восстановилась?

— Да, восстановилась, — я старался говорить уверенно. — Есть кое-какие провалы, но я думаю, что все нормально будет. Покажусь гражданскому врачу завтра. Может, витаминки какие-нибудь выпишет.

— Отлично. А то же я начал за тебя переживать, — произнес Лаечко.

Он уже был вооружен: рядом на диване лежал АКС-74У, а бронежилет, словно развешанный на импровизированной вешалке, был нанизан на резиновую палку, которая, в свою очередь, держала и лямочку шлема.

— Иди вооружаться тогда, — благословил меня махом руки Лаечко.

Сказано — сделано. И я направлялся в оружейную комнату, где в данный момент находился какой-то сержант.

Увидев меня, он протянул руку для рукопожатия. Вероятно, это был старший другой группы задержания, так как он получал АКС-74У, патроны к нему и пистолет Макарова с двумя магазинами, дубинку, бронежилет, наручники и шлем.

Собственно, такой же комплект был и у моего старшего. После того как он забрал всё необходимое и вышел, неся комплект на резиновой палке как на вешалке, я вошёл в оружейную комнату. Заглянув в окно, я произнёс:

— Доброго утра. Младший сержант полиции Кузнецов. Получаю броню, палку, газ, наручники свои, каску.

На меня через окно посмотрел, наклонившись, целый капитан.

— Ага, привет. Так, сейчас всё выдам, — сказал он.

Далее он начал передавать мне экипировку. Первым был шлем. Пластиковый и даже не кевларовый, вероятно, не рассчитанный на защиту от пуль или осколков. Затем мне передали длинную прямую палку, судя по изгибам и помятостям, давненько уже бывшую в употреблении. А когда очередь дошла до газа, дежурный взял белый баллон, встряхнул его, удостоверившись в наличии содержимого, и передал мне. Он хотел взять еще наручники, но вспомнил, что они у меня свои. Следом мне в окно просунули бронежилет. Черный и не шибко тяжёлый, килограмма 3–4, с кобурой и отсеком для рации, наручников и дополнительных магазинов для АК. Последним шла рация, тоже чёрная с двумя барашками для громкости и переключения каналов.

Я насадил броню на палку, как и все тут, рацию вставил в нагрудный карман брони и, поблагодарив капитана в окно, вышел. К этому времени у оружейной уже стояла очередь из трёх сотрудников, с которыми я тоже поздоровался. Подойдя к Лаечко, я положил бронежилет рядом с его.

— Не-не, братуха, не сюда! Там Дима пишет, что он уже подъехал. Сегодня на 305-м работаем. Отнести мою и свою броню в патруль, будь другом.

Я улыбнулся. Это напоминало начало неуставных отношений. Или продолжение вчерашней попойки. Однако начинать свою службу с посыла товарища, с которым вчера начинал квасить, было уже совсем не по-мужски.

— Товарищ старший сержант, только из уважения к твоему сегодняшнему состоянию, — сказал я улыбаясь.

— Да, да, — ответил он, продолжая «умирать» на диване, — Сочтёмся.

Я взял два комплекта брони, свою и его, и направился на улицу. По пути, по узкому коридору мимо двери роты, я встретил майора, которого я видел сегодня на стенах этого же коридора; предположительно, это был начальник нашего отдела. ФИО которого я еще не выучил, значит, поможет устав.

— Здравия желаю, товарищ майор, — произнёс я, давая дорогу, на секунду прижимаясь с бронёй к стене.

— Доброго дня, — кивнул он и пошёл дальше.

А я вышел на улицу и осмотрел собравшиеся машины: 305-й, 306-й, 307-й, 310-й — экипажи нашего района стояли в ряд. В 305-м сидел водитель, память Славы Кузнецова поделилась со мной воспоминанием, это был сержант Дмитрий Черепанов. Кивая встречным сотрудникам, я подошёл к «Ладушке» и попытался открыть левую заднюю дверь.

— Ты что, Слав, эта дверь заблокирована. Открывай правую, — произнёс Дима, смотря на меня, словно я с луны упал.

Я обошёл машину, открыл правую заднюю дверь и положил спецсредства внутрь.

«Левая дверь заблокирована, — подумал я. — Вероятно, чтобы подозреваемые не смогли убежать».

Кнопки отпирания замка не было. Зато было отверстие под неё, но сам штырь находился глубоко и был без пластиковой накладки.

— Что, старший опять плохо себя чувствует? — спросил Дима.

— Ну, видать, да, — кивнул я, садясь на заднее сидение.

— Похоже, вчера снова выпивал. Эх, поймают его за задницу. Повесят орден с закруткой на спине, — произнёс Дима. Его бронежилет, кстати, уже ютился возле окна. Теперь же на сидениях у левой заблокированной двери лежало всего по три.

Тем временем экипажи начали строиться у машин. Мы с Димой тоже вышли и встали рядом с экипажем. Бойцы, поправляя форменную одежду, походили на стаю усталых хищников. Лаечко прибыл в числе последних, встав впереди; как и все старшие, он старался не дышать на офицеров. Появился и лейтенант Потапов, наш комроты, энергичной походкой направился к центру площадки. Он был молод, лет тридцати, подтянут. Его тёмные волосы были коротко стрижены, лицо с прямым носом и оценивающим взглядом. Но в уголках его губ таилась едва заметная улыбка, будто он был в курсе чего-то, чего не знали остальные.

Кто-то скомандовал:

— Смирно!

Рядом с ротным, чуть в стороне, встал прапорщик Мухаматдиев, его каменная физиономия являла разительный контраст с живыми чертами Потапова.

— Вольно, — начал Потапов, и строй нехотя расслабился. — Информация за прошедшие сутки. Зарегистрировано шесть заявлений и сообщений о преступлениях, по горячим следам раскрыто два. В районе Торгового центра «Лето» по-прежнему орудует группа карманников, ЧОП не справляется, есть фото с камер, получите ориентировку.

Мухаматдиев раздал на каждый экипаж листок А4 с фото, старшие групп посмотрели и передали его по цепочке назад. Дошла фотка и до меня: двое парней во всём чёрном, фото не самое художественное, радует только, что ребята работают под камерами, видимо, романтики в стиле джентльменов удачи: украл — выпил — в тюрьму.

— Со двора по улице Яковлева, 115, был угнан «Рено Логан», госномер… — ротный продолжал зачитывать происшествия со сводки, а мы все это записали в служебные книжки.

Послышался шелест перелистываемых страниц. Пока мы строчили, Потапов обменялся короткой репликой с Мухаматдиевым, который что-то ему тихо проговорил, кивнув в сторону нашего экипажа. Комроты скользнул взглядом по нашему «Ладе», но ничего не сказал.

— Пароль на сутки Волчанск, ответ Вологда. Теперь по юридической части, — Потапов перевёл взгляд на строевую записку в своей руке. — Сержант Петров, когда применяется физическая сила?

— Применяется регламентирующих службу законов, — произнёс Петров, румяный парень из 306-го экипажа.

— Точно не от балды, когда тебе показалось, что тебе угрожают, пакетом? — переспросил Мухаматдиев.

— Никак нет, товарищ прапорщик, — ответил тот, пряча глаза. По строю прошёлся смешок, видимо, были прецеденты.

— Как статья регламентирующая звучит? — пытал бойца Потапов.

— Сотрудник имеет право лично или в составе подразделения (группы) применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы, если несиловые способы не обеспечивают выполнения возложенных на полицию обязанностей, в следующих случаях: для пресечения преступлений и административных правонарушений; для доставления в служебное помещение территориального органа или подразделения полиции, в помещение муниципального органа, в иное служебное помещение лиц, совершивших преступления и административные правонарушения, и задержания этих лиц;

— Достаточно. Лаечко, продолжай! — произнёс ротный.

— Для преодоления противодействия законным требованиям сотрудника полиции. Сотрудник полиции имеет право применять физическую силу во всех случаях, когда настоящим Федеральным законом разрешено применение специальных средств или огнестрельного оружия. — скрипя и вальяжно выдавил наш старший.

Потапов кивнул и задал ещё пару вопросов другим бойцам — о применении спецсредств и оружия. Ответы были краткими и, судя по всему, верными. Меня эта чаша сегодня не коснулась, видимо, берегут для завтрашней аттестации на оружие.

А когда весь формализм был исчерпан, вышел дежурный, тот самый капитан, который нас вооружил, и зачитал приказ:

— Смирно! Приказываю, заступить на службу, соблюдая законность, вести охрану жизни, здоровья и имущества граждан. По постам и маршрутам!

После этих слов ротный и дежурный удалились в здание отдела. Но мы так и остались стоять, потому как взводный Мухаматдиев жестом остановил наш порыв разойтись, произнеся:

— Вольно.

Он подошёл к строю почти вплотную:

— Парни, и еще: ночью, когда едете по городу, останавливайте и проверяйте всех. Ночью по городу ходят очень интересные люди. А ты, Лаечко, вместе с Кузнецовым идите-ка за мной в обеденную комнату, поговорим кое о чём.

Глава 8 Смена

Экипажи начали расходиться по назначенным маршрутам. А мы, я и старший сержант Лаечко, пошли за Мухаматдиевым в комнату приема пищи. Она располагалась рядом с ротой, напротив и немного левее. Мы вошли.

Комната была небольшой, но обжитой. Прямо напротив двери, под окном, стояла раковина, а слева от неё — старенький холодильник, который тихо гудел, словно рыча на нас, как цепной пёс на непрошеных гостей. Сверху на нем красовалась микроволновка, испещренная следами от брызг разогретых обедов. Справа, во всю стену, уходили полки, заставленные посудой и увешанные кружками на все вкусы — от стандартных, с гербом, до личных, с забавными надписями и потёртыми рисунками.

Мухаматдиев сел за стол и попросил Лаечко закрыть за собой дверь.

— Саша, ты чё, охренел? — начал с козырей командир взвода. — Ты чё в таком виде на работу припёрся? Благо Потапов и Мельников не заметили. То был бы сейчас процесс приведения тебя в бледное состояние, а завтра бы вместо занятия у нас был бы суд чести, где каждый осуждал бы твоё похмельное появление на разводе.

— Ратмир Менисович, да я нормальный, — произнёс Саша. — Просто вчера чем-то траванулся.

— Ага, чеши мне больше. Мне, кстати, с Сигнала птичка на хвосте весточку принесла, что вчера некие два сотрудника взяли спецсредство «Электрошокер». И давай, короче, друг друга им бит. Не знаешь случайно, кто? — спросил он у Лаечко.

— Понятия не имею, — пожал плечами Саша. — Слушай, Ратмир Менисович, ну, обошлось же. Я сейчас шиповника попью и нормально будет. К вечерним проверкам буду как огурец.

— Смотри, Саш, последний раз! Я вот клянусь чем угодно, я тебя сам лично в наркологию свожу, а потом закодирую, — сказал командир, грозя пальцем.

— В наркологии не кодируют, — произнёс Лаечко.

— Я тебя у кузнеца закодирую. Всё, давай по постам и маршрутам!

— Есть по постам и маршрутам, — произнёс старший сержант и повернулся.

Ну и я, собственно, пошёл следом за ним. Зачем меня туда звали? Я ума не приложу. Так за компанию. И мы вернулись к машине, сев в 305-й экипаж.

Только машина тронулась, как Лаечко взял тангенту и продекларировал:

— Казанка, 305-му?

— Говори, — произнёс дежурный.

— В районе, — ответил старший.

— Так, тогда едь на Киевскую, 12, 2-й подъезд, 4-й этаж, 37-я квартира. Там меняй 311-го. Как принял?

— Принял, поменять 311-го! — ответил Лаечко.

Он повесил головку радиостанции на свое место и чуть отклонил спинку своего сиденья.

— Ну всё, поперло, — произнес он. — Сейчас часа два отдохнем.

— Ну, как отдохнем, — проворчал водитель Дима. — Ты, может, отдохнёшь, а я буду твой перегар нюхать, а Слава на квартире стоять.

— Кто на что учился, — улыбнулся Лаечко.

— Блин, переведусь от тебя в кинологи, — выдохнул Дима.

— И будешь нюхать собачье говно, — ответил старший сержант, закрывая глаза.

— Собаки хоть не бухают как собаки, — прошипел Дмитрий.

К слову, ехали мы с открытыми окнами, чтобы не опьянеть всем экипажем от перегара старшего, который начинал ощущаться и мне, а ведь я вчера тоже выпивал.

— Дим, а ты совсем не пьёшь? — спросил я водителя.

— Я вчера еще в Сигнале говорил, что это ничем хорошим не закончится, а вы в «Бобра» пошли.

— Да нормально посидели, как белые люди. По паре кружек и разошлись, — пожал я плечами. Лаечко был вовсе не пьяный, да не выспавшийся, да, возможно, с запахом, но после обеденного перерыва всё это канет в лету.

— У Саши фамилия говорящая, у него не может быть по-человечески, — продолжал бухтеть водитель.

— Поэтому сегодня до вечера с гражданами будешь общаться ты, Слав, — выдал он.

— Не вопрос, — ответил я.

— Может, его и старшим вместо себя посадишь? — подколол водитель старшего.

— Да ты чёртов гений, остановись! — выдал Лаечко, и машина остановилась, включив аварийку прямо на дороге, благо ехали в правом ряду. — Меняемся!

И мы вышли, поменявшись с ним местами. К слову, автомат Саша взял с собой. Снова сев в машину: я на место старшего, Саша на мое место. Александр развалился сзади на бронежилетах, надел на себя шлем и, уперев его в угол между броней и задней сидушкой, закрыл глаза. Обняв обеими руками АКС-74У. А мы поехали дальше, на улицу, которую озвучил дежурный. Подъехав на место, во двор указанного здания, я увидел стоящий возле него 311-й экипаж. Мы поравнялись машиной, и я с водителем вышел. Старший сержант Лаечко уже начал сопеть. Вышел и старший группы задержания 311 машины, высокий, крепкий парень, в звании старшины, лет тридцать от роду. Я поздоровался с нами за руку. Подтянулся и их водитель, младший сержант, усталый, сонный, видно, что всю ночь трудился.

— О, чё у вас? Саня спит, что ли? — произнёс старшина, заглядывая в нашу машину и, видя, что старший сержант никак не реагирует, взял, облокотился на машину и несколько раз её качнул с совершенно недюжинной силой. От этих качков Лаечко открыл глаза.

— Хорош спать, молодость проспишь, — пробасил старшина.

— Старший спит, а служба идёт, — выдохнул ему Саша.

— Халявщик, — ответил старшина.

— А у нас сегодня младший сержант за него, — ответил Дима.

— Понятно. В общем, квартира снялась ещё вчера, мы на ней уже 10 часов стоим. Пару раз пытались сдать на пульт. В общем, она снимается снова, надо перезакрывать, а хозорган не отвечает. Поэтому было принято решениеохранять. Вот, собственно, и охраняем.

— Понятно, — произнёс Дима.

— Ну, удачи с ней, парни! Пока! — махнул старший 311-го и зажал на своём бронежилете рацию. — 711, 311, — произнёс он.

— Слушаю, — ответили в рацию.

— Спускайся.

— Ну что? — произнёс Дима, смотря на меня. — Я внизу, ты, соответственно, наверху.

Практически тут же из двери подъезда вышел младший сержант в бронежилете, в каске, с оружием, закреплённым на грудном отсеке, с палкой, с газом, с наручниками. Он подпёр дверь кирпичом чтобы та не закрылась и подходя к 311-му экипажу, он разоблачился, скидывая броню и спецсредства внутрь. Перецепил пистолет Макарова из нагрудной кобуры в поясную и после этого подошёл к нам, поздоровался, заглянул в экипаж, увидел спящего Лаечко, цыкнул типа: «Мне бы так» и пошёл к себе обратно в машину.

— А, да, — выглянул из окна уезжающей машины старшина, — Все окна выходят во двор, трёхкомнатная, в квартире есть травматическое оружие. Удачи. Рота, не спать!!!

Последнюю фразу он крикнул Лаечко, который в ответ показал ему средний палец.

— Саш, позвал я его, дай броню с каской заберу? — выдохнул я, наклоняясь в окно.

— Отставить броню и каску, заступай так, — полусонно ответил он.

— А вдруг что? — уточнил я.

— Вдруг что, например? В управе еще планёрки, у дежурных пересменка, успеешь еще в броне настояться, — выдохнул он и, видя, что я не отхожу, произнёс, — товарищ младший сержант, приказываю заступить на охрану объекта без бронезащиты и каски! Если что, вали всё на меня.

Пум-пум-пум, — подумалось мне. Вот так я уже сгонял в 94-м сопроводить журналиста до штаба без брони, благо оружие было, но приказ есть приказ.

— Давай хоть ПР заберу, — произнёс я.

— И без Пэ-эР-а. Вон газ с наручниками есть, их если что хватит, и не забывай, что главное оружие полицейского — это ручка и интеллект. А чтоб тебе там не скучно было, возьми в папке бланк, заполни платформу для изучения объекта.

— Саш, он же уже не стажёр, — произнёс Дима.

— И ты, Дим, заполни карточку следующего объекта, если тоже скучно просто служить, — сонно выдохнул он.

— А ты тогда машину со мной помоешь после смены, да⁈ — повысил тон Дмитрий.

Но ему не ответили, а наоборот, засопели с задних сидений. А я, собственно, взял бланк среди других бланков в папке старшего группы задержания и поплёлся наверх. Как там было… четвертый этаж, 37-я квартира… Захватив с собой рацию, она-то не помешает.

Я потянул тяжёлую дверь, и меня встретил затхлый, спёртый воздух, пахнувший пылью, старыми коврами и едва уловимой ноткой желудочной кислоты — тут когда-то кого-то тошнило. Железная дверь зелёного цвета с затёртой до блеска стальной ручкой отворилась со скрипом доводчика. Да, память Кузнецова потихоньку начинала делиться со мной знаниями о дверных доводчиках вместо пружин на дверях и о домофонах, специальных замках, которые можно открыть, подняв трубку в каждой квартире. Пока я внутри, оставлю дверь частично приоткрытой на кирпиче, решил я.

Свет в коридор почти не проникал. Единственная лампочка под потолком не работала, но только я шагнул к внутренней двери, она загорелась. Датчик движения сработал на меня. Не удивлюсь, что в этом времени даже на гранаты такие ставят вместо проволоки. Но память Кузнецова об этом ничего не знала — в мирной стране он отслужил срочку в ВВ и не два года, а всего один — халява.

Под ногами у меня скрипел песок на бетонных ступенях. Я взялся за перила — они когда-то были покрашены в синий цвет, но теперь краска облупилась, обнажив рыжую, липкую от грязи металлическую основу.

Почтовые ящики на первом этаже больше походили на поле боя: некоторые были сорваны с петель, другие вмяты, а сквозь щели третьих я видел бумагу. Звонкий лай за одной из дверей сопровождал мой подъём, пока я шёл наверх на четвёртый этаж. Мои шаги отдавались глухим эхом в бетонной лестничной клетке, и с каждым пролётом запах кислятины становился всё острее. Всё это казалось немыслимым: у людей телефоны что те компьютеры, датчики движения на лампочках, опять же домофоны, но столь убогий подъезд — словно это никому не надо. Всё это нездраво напоминало фильм «Бегущий по лезвию», киберпанк наяву — рассвет технологий и упадок нарывов. Например, в моём 94-м никаких «Голубик» бы не было — сожгли бы просто вместе с обитателями. Или ОМОН бы разогнал до 120 км в час… Вместе с картинками настоящего память реципиента начинала делиться со мной и новыми словами, например, вчерашний «штрих» был мне теперь понятен, переводился как «опасный урод»… Так вот, по мнению современной молодёжи, меня можно было назвать сексистом, шовинистом и гомофобом. Но были у меня и минусы…

Искомая мною дверь была сразу на четвёртом этаже и направо — красивая, твёрдая, с электронным звонком и глазком на оном, с витой ручкой и мерцающей красной лампочкой над.

Отлично, тут я и проведу следующие часы своей двадцатилетней жизни. Словно часовой на посту, я должен сторожить чью-то собственность. Часовому запрещается всё самое интересное: спать, сидеть или прислоняться к чему-либо, разговаривать, петь, писать, читать, есть, пить, курить или отправлять естественные надобности, принимать или передавать какие-либо предметы другим лицам. Никому не отдавать оружие и не передавать его другим лицам, даже начальнику караула или разводящему.

Что напрямую противоречит приказу старшего с говорящей фамилией Лаечко — писать изучение объекта. И я спустившись в проём между этажами, положил листок на подъездный подоконник начал набрасывать текст:

РАПОРТ

О результатах изучения объекта (квартиры)

«06» августа 2025 г.

Докладываю, что в ходе несения службы было совершено изучение охраняемого объекта (квартиры) по адресу: ул. Киевская, д. 12, кв. 37.

В ходе осмотра установлено следующее:

Объект (квартира) расположена в пятиэтажном многоквартирном жилом доме, во втором подъезде, на четвертом этаже. Входная дверь в квартиру расположена непосредственно справа при выходе на лестничную площадку четвертого этажа. Дверь металлическая, с электронным звонком и глазком. Контрольная лампа над правом верхнем углом дверного косяка.

Объект имеет два окна, выходящие во двор дома. Окна просматриваются с прилегающей территории.

Подъезд оборудован системой домофона. Имеется датчик движения, включивший освещение при моём подходе.

Лестничная клетка требует повышенного внимания — плохое освещение, ограниченный обзор с нижних этажей.

Младший сержант полиции / С. А. Кузнецов / Подпись.

Оглядев своё творчество я подумал не многовато ли я раз взял «квартиру» в скобки? Это я узнаю только завтра, когда буду сдавать работу секретарю роты.

Часы на посту — они как вода в дырявом ведре: кажется, вот-то вот наполнится, а смотришь — всё на том же уровне. Я прошелся по лестничной клетке от третьего до пятого этажа, сверяя обстановку с только что составленным рапортом. Да, освещение действительно отвратное. Да, запах на четверном — коктейль смешанный из старого ковра, кислых щей и чьей-то безысходности.

Поднимаясь обратно к своей двери, я услышал скрип сверху. Медленный, шаркающий шаг. Из полумрака пятого этажа неспешно спускался седой мужчина преклонного возраста, таких еще называют дед, — тщедушный, в стёганой жилетке, несмотря на август, и с тростью. Он внимательно, без суеты, оглядел меня с ног до головы.

— Милиция? — буркнул он, не столько спрашивая, сколько констатируя факт. Голос у него был хриплый, прожжённый, как этот подъезд.

— Полиция теперь, — автоматически поправил я.

— Всё одно. Вы, значит, тридцать седьмую караулите? Надо же, я прямо над ними живу.

Вот это поворот. Квартира «снялась», и сосед сверху может что-то знать.

— Да, ждём хозяев. Не можем перезакрыть, — подтвердил я. — Может, вы знаете, как с ними связаться? Телефон, может, у вас есть?

Дед медленно, с театральным достоинством, покачал головой.

— Не-а. Не знаю я их. Вчера только, под вечер, шумели. Гудели, значит. А машина его во дворе и сейчас стоит. Белая. Видать, на такси хозяин укатил. Или вообще не ночевал.

«В целом уехать на такси, а не брать своё авто — правильная тема», — мелькнула у меня мысль. Если планируешь вернуться пьяным или просто не в состоянии водить. Логично.

— А то за марка авто? — уточнил я, пытаясь выжать из ситуации хоть что-то.

Дед фыркнул, брезгливо сморщившись.

— Да чёрт его знает, этих «китайцев» развелось. Белый такой, с ромбиками на решётке радиатора.

Спасибо. Ни модели, ни номера. Хоть цвет есть.

— Понял, спасибо, — кивнул я, давая понять, что беседа окончена.

Но дед не уходил. Он облокотился на палку, словно собираясь нести вахту со мной в паре.

— И долго это ещё? — спросил он, с надеждой глядя на дверь 37-й квартиры, будто от меня зависело, когда она волшебным образом откроется.

— Пока не приедут, — развёл я руками. — Или пока хозорган не ответит.

Он что-то неопределённо пробурчал себе под нос, качнул головой, словно говоря «эх, молодость, совсем служить разучились», и, наконец, зашаркал вниз. Его шаги медленно затихли, оставив меня в компании гула из вентиляции и всё того же едкого запаха.

Я посмотрел вниз через подъездное окно.

«С ромбиками на решётке…» — покрутил я в голове образ. Память Кузнецова лениво поскреблась и выдала: возможно, Chery или Geely. Но какая разница? Машина во дворе — это хоть какая-то ниточка. Может, номер записать? Хотя бы для галочки. Для того самого рапорта.

Далее я достал рацию и, открутив от неё антенну, зажал кнопку передачи.

— 305-й, 705-му, — позвал я.

— Слушаю, — ответил Дима.

— Слушай, тут сосед сверху спускался, говорит, что хозорган кутить вчера изволил, а машина его во дворе стоит, может, он там? — спросил я, и тут в кармане запиликало.

Я достал телефон и увидел входящий, подписанный как «Дима водитель 305».

Взяв трубку, я услышал голос Димы:

— Ты что, радиоэфир засоряешь? Рация же есть?

— Так я антенну выкрутил, меня только вы слушать можете, — ответил я.

— Телефон же есть. Какая машина?

— Белый китаец, с ромбиками на решётке радиатора, — выдал я.

— Щас гляну, — произнёс Дима и, повесив трубку, вышел из экипажа и направился к машине.

И тут я услышал, как ручка у охраняемой мной двери несколько раз опустилась и поднялась, характерно щёлкая замком. А потом в квартире раздался грохот. Я молча вкрутил антенну в рацию и поднялся на площадку, стараясь не попасть в поле зрения камеры электронного звонка. Преступник был внутри и пытался выйти, но что-то пошло не так.

Глава 9 Жулик

Ручка снова дёрнулась, и я наконец сообразил, что к чему. Она опускалась вниз, а створка при этом дёргалась внутрь квартиры. Так не бывает — все железные двери, которые я видел, открывались наружу, чтобы злоумышленникам было сложнее их выбить. Здесь же всё было наоборот.

И я решил играть на опережение: резко опустил ручку вниз и рванул её на себя. Дверь поддалась, но туго, словно её что-то держало изнутри. Я упёрся ногой в косяк, перехватил ручку обеими руками и вытянул её всей силой Славиного тела.

— Ох, ё! — раздался изнутри приглушённый возглас, и в проём на пузо повалился кто-то большой.

Это был здоровенный мужик, от которого разило перегаром, как от целого пивного ларька. Лицо красное, опухшее, майка на животе заляпана чем-то тёмным. Он тяжело рухнул в коридор, едва не накрыв меня своим весом.

Мозг выдал единственную логичную версию: преступник. Я тут же навалился на него сверху, прижимая коленом к липкому от грязи полу.

— Стоять! Полиция! — скомандовал я, пытаясь схватить его за руку.

— О-т пусти, я нал-оги плачу! — заорал мужик сиплым пьяным басом и дёрнулся, едва не сбросив меня. — Это мой дом!

— Вам вменяется проникновение в жилище граждан! — проговорил я.

Он выкрикивал это с такой уверенностью, что на секунду я и правда усомнился. Но нет — квартира была поставлена на охрану, хозяев нет, а этот тип тут сидел и, видать, ждал, пока мы уйдём. Я изловчился, цепляясь за его скользкую от пота руку, и попытался завернуть её за спину. Но тело Славы Кузнецова, мягко говоря, не было готово к борьбе с таким тяжеловесом. Мужик рычал и хрипел, пытаясь перекатиться на меня. С третьей попытки, уже на грани того, что он вот-вот меня опрокинет, мне удалось заломить ему обе руки за спину и с щелчком застегнуть наручники.

— Сука, руки онемели! Я тебя посажу! Ты больше работать не будешь! — не унимался «хозяин», лёжа лицом в пол.

Я встал, отдышался и поднял рацию.

— 305-й, 705-му. Приём.

В эфире послышалось шипение.

— Слушаю, — это был Дима.

— У меня тут жулик из квартиры вывалился. Поднимись.

Почти сразу в разговор врезался дежурный:

— 705-й — «Казанке». Какой ещё жулик?

— В охраняемой квартире сидел и ждал, пока оцепление будет снято, — доложил я, глядя на своё пленное «сокровище», которое теперь лишь хрипло материлось уже в пол.

— Жди, — коротко бросила «Казанка».

Минуты через две снизу послышались тяжёлые шаги. На площадку поднялись Дима и, к моему удивлению, знатно отдохнувший и хмурый Лаечко. Они остановились и несколько секунд молча разглядывали картину: я, запыхавшийся, и огромный мужик в наручниках, лежащий в проходе и вяло ругающийся матом, что-то про мусорской беспредел.

— Ну ты даёшь, Славка. Кого поймал! Уважаемый⁈ — произнёс он, наклоняясь к жулику. — Документы у тебя есть? Фамилия, имя, отчество, год рождения?

— А с-сука! — прохрипел задержанный.

— Японец, что ли? — не понял Лаечко. — Что-то ты на самурая не похож, на борца сумо — возможно. Документы спрашиваю, есть какие-нибудь?

— Дома в сейфе! — выдал лежащий. — Это моя квартира!

— Дома в сейфе пистолет, мы тебя к нему не пустим без дежурного. А если это твоя квартира, то почему с ночи не открывал⁈ Экипаж уже часов 12 к тебе в квартиру долбится, а дежурный на сотовый звонит⁈

— Я не слышал. Спал. Ослабьте наручники, руки онемели!

— Может, правда хозорган? — предположил Дима.

— Дежурный приедет — разберётся. Слава его уже в наручники заковал, теперь нужно всё по букве закона проводить. Слав, физическая сила была применена после того, как задержанный не внял законным требованиям сотрудника полиции?

— Естественно, — произнёс я.

— В рапорте так и укажешь: хватался за форменную одежду, угрожал увольнением.

— Как ты узнал, что он угрожал увольнением? — не понял я.

— А ты, когда нас вызывал, он в радиоэфире уже себе много чего наговорил, весь район слышал.

— Пацаны, это правда моя квартира, — выдал задержанный снизу. — Дайте встать, холодно на бетоне.

— Попробуешь бежать — к тебе снова будет применена физическая сила и боевые приёмы борьбы. Как понял? — спросил у него Лаечко.

— Понял, — прокряхтел задержанный.

— Подними его, — обратился ко мне Лаечко.

И с трудом задержанный был поднят. А для себя я решил, что надо спортом заниматься. Лучше борьбой, чтобы такие эксцессы мне не доставляли больше проблем.

Не прошло и десяти минут, как в подъезде раздались новые шаги — быстрые и спешащие. На площадку поднялись дежурный, капитан Мельников, и наш командир взвода Мухаматдиев. Последний одним взглядом окинул ситуацию: мы втроём, и рослый мужик в наручниках, понуро стоящий у стены.

— Докладывай! — спросил дежурный, обращаясь к старшему.

И Лаечко, поведал, что третий, то есть я, дежурил у двери, услышал возню, дёрнул ручку на себя, оттуда вывалился данный гражданин, а так как в квартиру неоднократно стучались, было решено, что данный товарищ — преступник.

— Капитан, да я жуву тут, у меня документы в сейфе, — взвыл задержанный, и в голосе его уже было меньше хмельной удали, а больше трезвеющего ужаса. — Я хозяин! Олег Викторович Ибрагимов! Документы в сейфе, в углу за ширмой! Убедитесь сами!

— А почему дверь не открывали?

— Спал. А когда решил выйти, этот мне чуть руку не сломал.

— Вот вам вводная, товарищ задержанный. Вы вовсе не Ибрагимов, а его друг, вчера бухали вместе и на фоне спора про израильско-палестинский конфликт вы его придушили и, возможно, допив содержимое стола в одиночестве, решили, что надо составить себе алиби. Сдали квартиру на сигнализацию. Наблюдая, как действуют сотрудники Росгвардии, планировали тихо уйти с места преступления. И вот, выбрав момент, покинули квартиру и были задержаны. А Олег Ибрагимов внутри мёртвый лежит.

— Да я и есть Олег! Вы зайдите, посмотрите, и документы в сейфе!

— Всё бы ничего, но там у вас может прятаться вооружённый подельник, ожидающий такого момента, — проговорил капитан, а задержанный звучно выдохнул, опуская голову вниз. — Что мы сейчас и проверим. Потому-то вас и заковали в наручники.

— Старший сержант, к досмотру объекта приступить! — скомандовал он уже Лаечко.

— Есть, — кивнул тот и, сняв АК с плеча, снял его с предохранителя и дослал патрон в патронник. — Дим, со мной вторым номером, Слав — на рации, карауль задержанного.

Водитель кивнул, извлекая ПМ и приводя его в боевую готовность: сняв с предохранителя и передёрнув затвор, направил оружие вниз.

Я не видел, что там происходило, но двойка — Саша и Дима — двинулись в квартиру.

— У меня ковры! — проскулил задержанный.

— А у нас работа, — пожал плечами прапорщик Мухаматдиев.

А изнутри доносилось на два голоса: «Чисто!», «Держу!», «Справа!», «Чисто!», «Ещё одна комната!», «Дверь!», «Работает полиция, если кто есть — выходите!», «На три-четыре!», «Держу!», «Слева!», «Чисто!».

Наконец в рации раздался голос Лаечко:

— 711, 705-му.

— Слушаю, — ответил рядом со мной стоящий командир взвода.

— Объект чист.

— Принято, — ответил Ратмир и обратился уже к нам всем: — Ну, теперь пойдёмте смотреть документы в сейфе.

— Я от вас откажусь вообще, вы мне везде тут натоптали! И счёт вам через суд выпишу!

— Не велика потеря. Вас полсуток охраняет целый боевой экипаж. Вы думаете, нам заняться в районе нечем? А по поводу суда — сначала «неповиновение» отобьёте с 15 сутками отсидки. А уже потом наши юристы вашим расскажут, почему наши действия были правомерны, — произнёс Мельников.

Мы вошли внутрь. Первое, что ударило в нос — тяжёлый микс, где застоявшийся спиртовой перегар и вонь сигаретного перегара боролись со сладковатым душком парфюма, которым кто-то явно пытался забить всё остальное. Воздух был спёртый, им было трудно дышать. И больше всего хотелось открыть окна, которые были почему-то закрыты.

И вся эта вонь царила в, без преувеличения, богато обставленной трёхкомнатной квартире. В гостиной стояла массивная стенка из тёмного дерева, огромная плазма на стене, а в центре — кожаный угловой диван, на котором, судя по вмятинам, недавно отдыхала целая рота. Но главным, парадоксальным украшением интерьера были белые ковры. Или то, что от них осталось. Они устилали пол во всех комнатах, и теперь больше напоминали полотно боевых действий. Повсюду были видны тёмные засохшие пятна — то ли от вина, то ли от чего-то покрепче. В нескольких местах валялись окурки, притоптанные в белоснежный ворс. Кто-то прошелся по ним в грязной обуви, оставив серые разводы. На одном, прямо перед диваном, красовалось большое малиновое пятно, будто кто-то опрокинул сюда пол-литра портвейна.

В столовой на стеклянном столе стояли окаменевшие от времени остатки пиршества: пластиковые тарелки с засохшими закусками, пустые бутылки из-под виски, водки и газировок. Одна из бутылок лежала на боку, и из неё вытекла лужица, образовав на белом ковре липкое пятно.

Проходя мимо спальни, я мельком увидел огромную кровать с мятым бельём и навороченный компьютерный стол. Везде царил тот же хаос: дорогие вещи, явно купленные со вкусом, и следы жуткого, разгульного образа жизни, въевшиеся в эту роскошь, как те пятна в белоснежный ворс. Это было похоже на дорогой гроб, внутри которого накануне бушевал бунт мебели из сказки про Мойдодыра.

— Ковры говорите⁈ — уточнил Мухаматдиев.

— Чистые были! До вашего вторжения, — выдал задержанный.

Мухаматдиев кивнул Лаечко. В углу зала, и правда, была ширма, а за ней — небольшой сейф серого цвета.

— Код? — коротко спросил Лаечко, повернувшись к задержанному.

— Сорок-пятнадцать-ноль, — быстро проговорил тот.

Лаечко набрал комбинацию. Щёлкнул замок. Внутри, на бархатной подложке, лежал паспорт. Старший сержант достал его, щёлкая страницами. Все замерли.

— Ибрагимов Олег Викторович, — вслух зачитал Лаечко. — Прописка: улица Киевская, дом 12, квартира 37.

Он поднял глаза, сравнивая фото в паспорте с лицом мужчины. Лицо было опухшим, но черты — те же. Я и сам увидел сходство.

— Фото совпадает, — констатировал Мухаматдиев, заглянув через плечо. Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читалось раздражение. — Старший сержант, оформляй «снятие».

— Папка в машине, давай её сюда, — произнёс мне Лаечко.

— Принято, — кивнул я и отправился вниз, понятное дело, зачем еще человек без оружия в команде. Мол, дорастаешь до старшего, будут за тебя броню и документы таскать. Благо силы и задора от молодости дофига, слетать вниз-вверх по лестнице — плёвое дело.

Я ринулся вниз по подъездной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тело Славы, несмотря на свою неповоротливость в борьбе с тем буйволом, в таких спринтах чувствовало себя неплохо — сказывалась молодость и, видимо, привычка бегать по вызовам.

Подскочив к экипажу, я потянул ручку двери старшего. И та не открылась. Но в этот самый момент раздался короткий, отрывистый писк, и все замки авто щёлкнули, приподнялись ручки. Дверь подалась.

Я застыл на секунду, ошарашенный. Не успел я даже подумать. Это ещё что за магия? Я огляделся. На балконе четвёртого этажа стоял Дима, с небрежным видом прицеливаясь в мою сторону брелоком сигнализации. Он явно видел мою незадачливую борьбу с дверью и теперь наслаждался моментом. Дружеский подкол — засчитан.

«Удалённое закрытие и открытие — технолоджия, блин», — мелькнула у меня мысль, пока я, уже не теряя времени, распахивал дверь и наклонялся к сиденью. Папка с документами лежала на месте, аккуратная, серая. Я схватил её и, хлопнув дверью, рванул обратно к подъезду.

И снова технологическое чудо. Едва я сделал пару шагов, как за спиной раздался тот же писк, а затем мягкий, но уверенный звук захлопывающихся замков. Я на ходу обернулся. Машина стояла, словно бронированный жук, снова герметично закрытая и, я не сомневался, поставленная на «охрану» тем же невидимым повелением с брелока в руках у Димы. Никаких лишних движений, архи удобно — подумал я. И, вбежав в подъезд, я быстро поднялся на этаж, влетая в квартиру, протянул папку Лаечко. Тот, не глядя на меня, принял её и тут же начал заполнять бланк.

— Ну что, Олег Викторович, — обратился Мухаматдиев к задержанному, чьё лицо постепенно приобретало осмысленное и несчастное выражение. — Теперь давайте о «неповиновении» и оскорблении сотрудников. Вы реально хотите пройтись по всем кругам этого ада?

Ибрагимов безнадёжно махнул рукой, бряцая наручниками.

— Всё, — он протянул Лаечко листок и ручку Ибрагимову. — Распишитесь.

Тот, всё ещё в наручниках, беспомощно посмотрел на свои закованные руки. Мухаматдиев мотнул головой в мою сторону.

— Отстегни.

Я щёлкнул ключом, наручники расстегнулись, и я убрал их в подсумок. Ибрагимов, потирая запястья, с опаской взял ручку и, не глядя, накарябал свою фамилию.

— Парни, давайте по постам и маршрутам, — командир взвода обратился к Лаечко, — С Богом, в район.

— А 19.3 КоАП РФ? — не понял тот.

— Успеете.

Лаечко кивнул, собирая бумаги. Мы втроём вышли из квартиры, оставив Олега Викторовича Ибрагимова наедине с дежурным и взводным. Мы молча спустились вниз. Лестница, которую я ещё несколько минут назад летел как ошпаренный, всё ещё воняла, и я, кажется, понял почему: кого-то стошнило прямо в цветок, стоящий на пролёте между третьим и вторым этажом. Не исключено, что ту же тварь, что побывала в моих браслетах. Адреналин схлынул, оставив после себя приятную уверенность. Что я всё делаю правильно. Послужу пока в ОВО, а потом, может, в ОМОН переведусь, а оттуда снова в СОБР, только вот образование нужно, хотя бы техническое, а у Славы Кузнецова с этим беда… Ничего, поправим и физику, и образование.

Дима щёлкнул брелком, и «Ладушка» послушно пискнула, открывая замки. Мы сели в салон: Дима за руль, я на место третьего возле горы бронежилетов и касок, а пришедший в себя Лаечко спереди, кладя папку с бумагами в бардачок, а АКС-74У — в полку двери. Двигатель заурчал, и мы тронулись, открывая окна, впуская в салон свежесть рабочего летнего дня.

А когда мы вырулили со двора, Лаечко, глядя в зеркало заднего вида, произнёс негромко, но весомо:

— Ну что, Славка. Поздравляю с первым задержанием. По-взрослому. Не каждый день такого буйвола голыми руками берут.

Я кивнул, чувствуя странную смесь гордости и опустошения.

— Служу России, — выдохнул я.

— Жаль, материала по 19.3 из этого не получится, — продолжил старший.

— А почему? — оживился Дима, перестраиваясь на главную дорогу.

— Ратмир только что в «Вотсап» написал, — ответил Лаечко, доставая телефон. — Говорит, будет просто акт. Объяснил коротко: по АППГ у нас уже достаточно 19.3 на этот месяц. Больше сделаем — в следующем году больше надо будет. Замкнутый круг.

— АППГ? И что, если мы сейчас кого-то ещё поймаем, это нам же потом боком выйдет? — уточнил я.

Лаечко усмехнулся, но без веселья, а как-то устало.

— Ага. Аналогичный Период Прошлого Года. Священная корова нашей отчётности. Если коротко и на пальцах, то: если в том году в августе-месяце мы оформили, скажем, пять краж, то в этом должны оформить не меньше пяти. Будет меньше — дрюкнут. Будет больше — не похвалят, а в следующем году нужно будет снова бить рекорды АППГ.

Он на секунду задумался, формулируя мысль, глядя на проплывающие мимо дома.

— И всем пофиг, что в этом месяце реально не было пяти краж. Но циферку потребует. Рожай. Ездить с операми, договариваться, чтоб в сводку включили лишнюю палочку. Этим взводный обычно и занимается, говорит, сколько палок надо и по каким статьям КоАП РФ. А наше дело — поймать. Его дело — командира — провести материал, чтобы цифры прошли за нами. И всем нам в следующей году эти цифры подтверждать или бить рекорды.

В салоне повисло молчание. Дима лишь покачал головой, сдержанно хмыкнув. А я смотрел в окно на Кировский район, на людей, спешащих по своим делам. И этот город, яркий, чистый, почти что Питер.

— Понятно, — наконец сказал я.

— Не вдумывайся сильно, надо просто работать свою работу, думает за нас командир, — философски заключил Лаечко, откидываясь на сиденье. — Привыкнешь.

— 305 — «Казанке»⁈ — проговорила рация голосом помощника дежурного.

— Слушаю, — взял тангенту Лаечко.

— Что там по квартире и жулику?

— Нет никакого жулика, хозорган это, составлен акт.

— А что не докладываешь, что в районе⁈

— Докладываю! Выдвинулся в район патрулирования, — произнёс Лаечко, улыбаясь.

— Для тебя снова есть работа…

— Внимателен, — проговорил старший, готовясь слушать следующее поручение…

Глава 10 Череп и кости

— Для вас вызов, — голос помощника дежурного был ровным и даже монотонным. — Московский тракт, 6/1. Общежитие №2. Сообщение от дворника. Найдены… останки. Подробностей нет.

— А СОГ что? — спросил старший, имея в виду следственно-оперативную группу от РОВД.

— На выезде СОГ. Скатайтесь, гляньте, я твой номер дал криминалисту, с тобой свяжутся.

— Выезжаем, — Лаечко вернул тангенту на место и откинулся на сиденье. — Поехали, Дима. Останки. Звучит многозначительно.

— Мы-то там зачем? — поморщился водитель, поворачивая в сторону самой серверной части Кировского района.

— Оцепим, опросим, далее по ситуации. Мне позвонить, вроде как, должны.

Мы подъехали на место минут через десять. Найти было несложно. У общежития, возле песчаной горки, оставшейся, видимо, с ремонта дороги, стоял возрастной мужчина в светоотражающем жилете и махал нам рукой.

— Ну, пойдёмте смотреть, на зомби — на останки, на какой-то хутор, у какой-то Диканьки. — зарифмовал Лаечко.

И мы вышли из авто, которое тут же пикнуло, закрыв себя на все замки, и пошли к дворнику.

— Здравствуйте. Это я звонил. Утром песок для клумбы грести стал, а он… там… лежит, на меня смотрит. — дворник показал рукой на горку.

И мы приблизились к горке с песком. ОН там и правда был, отдельно лежащий белый череп без нижней челюсти. И теперь он «смотрел» на нас всех, не моргая своими пустыми глазницами.

— На поделку похоже, — произнёс Дима, чуть наклоняясь и смотря на череп.

— Дим, опроси первого свидетеля. — Распорядился Лаечко. — Вызов был, значит, надо отрабатывать. Поэтому СОГ и не спешит кататься, а мы же как фаервол для них, первая линия обороны от спама.

— Блестит, — заключил я, смотря на череп, — Кость не должна блестеть. И маленький какой-то.

— Детский, может. О, входящий в зелёном мессенджере, да ещё и видео. — отвернулся от кучи с песком Лаечко, доставая сотовый.

Тем временем Дима проводил дворника к машине заполнять первичный опрос-лист.

— Здравия желаю, — выдал старший, смотря на телефон.

— Привет, что там у вас? Прибыли на место? — произнесла картинка, на экране был кто-то по гражданке.

— Точно так, прибыли, дворник нашёл предмет, похожий на череп, только он блестит что-то. — отрапортовал Лаечко и перевёл камеру телефона на артефакт. — Думаем, что поделка.

— Старшой, у тебя есть пакет в машине, целлофановый? — спросил его сотовый.

— Найду.

— Сфоткай на мобильный место крупным планом, чтобы было видно общежитие и череп с нескольких ракурсов, потом аккуратно, не касаясь пальцами, положи его в пакет. Что дворник говорит, когда находка была сделана? Чем пахнет череп?

— Утром, говорит. А чем пахнет, я не знаю, не нюхал.

Но тут наклонился я и аккуратно понюхал артефакт: сырой песок, пах сыростью, а череп — едва различимо — лаком и гарью.

— Ты что делаешь? Ковид ничему не научил, вдруг там трупный яд⁈ — спросил меня старший.

— Череп не свежий, если это череп. Лаком пахнет и гарью, а ещё смотри — на нём следы восковых капель. Сверху. — произнёс я.

— Дим⁈ А ты в кинологи хотел? У нас в экипаже человек-нос появился. — громко позвал Диму Саша.

— В экипаже, где старшим ездит ЛаечкА, третий тоже имеет права вещ-доки нюхать! — было ему ответом из машины.

— Бойцы, отставить там. Когда всё сфотаете, зайдите в общагу, гляньте, цепляют ли камеры эту горку, есть ли запись, если есть, снимите на видео, кто его туда поклал. Если что, звоните мне. Как поняли?

— Поняли, — произнёс Лаечко, смотря на угасшую картинку на экране. — Вот так, Слав, «палки» в АППГ и получаются, мы помогаем им, они помогают нам. — Возьми мультифору у меня. Череп должен влезть.

— Что взять? — не понял я.

— Мультифору, прозрачную, я её как пакет использую.

Я кивнул и направился к машине, пока Лаечко фотографировал место находки. Что такое мультифора, я не знал, но хотел спросить у водителя.

— Слушай, Саша сказал, что тут мультифора какая-то у него есть? — выдал я.

— Так златоводцы файл называют.

— Что? — снова не понял я.

— Такая папка, прозрачная. Для документов, у него в папке поищи. — произнёс Дима, сидя в машине, заполняя документ со слов дворника, сидящего на заднем сидении.

Целлофановая папка с дырочками по одной стороне, имеющая два названия — «файл» или «мультифора» — была тут не одна, а целая стопка; я на всякий случай взял три.

Возвращаясь к старшему, который возился с фотографиями у себя на телефоне.

— Клади внутрь. — не глядя на меня распорядился он.

«Не зря взял три», — подумалось мне, и, надевая на каждую из рук целлофановую диковину, я на секунду помедлил — не лежит ли под весом черепа придавленная граната без чеки, но потом, отбросив чеченские мысли прочь, приподнял череп, положив его в папку.

Почему целлофановую папку просто не называть папкой, зачем к ней аж два названия, стало для меня загадкой. Осмотрев артефакт, я окончательно убедился, что он либо детский, либо является искусной поделкой, не зря же его покрыли лаком, а на затылке у поделки виднелся номер. Экс-013714.

— Саш, тут номер, — сразу же выдал я.

— Точно. Дай сфотаю и ленивцам в райотдел отправлю. Придумали мне тоже, в МВД удалёнку ввести.

— Удалёнку? — переспросил я.

— Ты же говорил, что память возвращается? — вопросом на вопрос ответил Лаечко.

— Частично и медленно, — проговорил я.

Всё было так: память Вячеслава смешивалась с моей, кусками, секторами; на слово «удалёнка» она реагировала странно, бросаясь в ответ словами ещё страшнее: ковид, локдаун, «Спутник-V», самоизоляция.

После пандемии Союзное государство и вышло из ВОЗ. И тут же последовал ещё один санкционный пакет с пакетами. Казалось бы, кому какая разница, в ВОЗ мы или нет. Но, видимо, Европе и коллективному Западу разница почему-то была.

— Ладно, главное завтра на экзамене НПА не забудь и ТТХ ПМа… Будем вспоминать дальше, когда с этим разберёмся, — Лаечко жестом показал на пакет с находкой, — Пошли в общагу, проверим камеры.

Мы направились ко входу в общежитие. Дверь оказалась тяжелой. Внутри пахло новым линолеумом и летним ремонтом. Вахта располагалась сразу справа, за стеклянной перегородкой с небольшим окошком. За столиком сидел парень лет двадцати в клетчатой рубашке. Он смотрел в телефон, но, увидев нас, сразу же выключил его и сделал вид, что бдит.

— Здравствуйте, — Лаечко достал удостоверение и приложил его к стеклу. — Нам нужно посмотреть записи с ваших камер наблюдения.

Вахтер, не меняя выражения лица, медленно поднялся.

— Камеры… это к коменданту. Сейчас позову.

Он куда-то позвонил, пробурчав в трубку неразборчивое: «К вам полиция». Минут через пять из глубины коридора появилась женщина в халате, с влажными руками и строгим лицом. Видимо, комендант. Она вытерла руки о подол и, не здороваясь, спросила:

— В чем дело?

Лаечко повторил, показывая удостоверение и ей:

— Записи с камер нужны. У вас во дворе находку сделали. Возможно, кто-то из проживающих причастен.

Комендантша, хмыкнув, провела нас в свою тесную комнатушку, заставленную папками. На столе стоял монитор компьютера, разделенный на четыре квадранта. Она несколько раз щелкнула мышкой.

— Какая камера? Та, что на вход смотрит, или та, что двор захватывает?

— Ту, что двор, — сказал я. — И ту, что на фасад смотрит, на песчаную горку.

Далее мы прокручивали запись за утро. Изображение было зернистым, но разобрать можно. Дворник с метёлкой, его резкое движение назад, испуг… Но как череп оказался на горке — видно не было.

— Дальше смотрим, — упрямо сказал Лаечко. — Надо найти, откуда он взялся.

Перемотали на ночь. Темно, лишь скупой свет фонаря кое-что освещал. И вдруг… в кадре что-то мелькнуло. Небольшой белый объект упал сверху прямо на склон песчаной горки и увяз в песке. Само падение заняло долю секунды.

— Стоп! — скомандовал Лаечко. — Откуда он упал? С крыши? Из окна?

Камеры, к сожалению, угол обзора имели ограниченный. Было ясно, что череп выбросили из общежития, но из какого именно окна — определить не получалось. Комендантша развела руками.

Вахтер, который стоял в дверях и смотрел вместе с нами, вдруг крякнул:

— А номер на нем… Он похож на те, что в анатомке ставят. У них там все пронумеровано. Черепа, скелеты, кожа…

Лаечко повернулся к нему:

— Анатомка? Где у нас анатомика?

— Да в роще, за ЗГУ, — буркнул вахтер. — В морге. Там такие штуки и лежат.

— Понятно, — Лаечко кивнул. — Спасибо. Пойдем, Слав.

Мы вышли из общежития. Лаечко позвонил в РОВД, доложил о находке и том, что, возможно, череп — экспонат. О чём свидетельствует номер. Однако почему он лакированный, оставалось загадкой. Вряд ли в анатомке при морге их лакируют.

— Заедем в райотдел, сдадим это дело криминалисту. А потом махнем в ту самую рощу. Надо проверить. Если это их, то кто-то неплохо «пошутил». Опера говорят, взять справку с универа о стоимости экспоната.

Мы сели в машину. А я положил пакет с зловещей находкой на заднее сиденье рядом со мной.

— Поехали, Дим. Сначала в РОВД. А там… в рощу, на экскурсию.

— Это же крюк целый? — нахмурился Дима.

— А ты торопишься куда-то? Или способ есть с суток пораньше уйти? — вопросом на вопрос ответил Саша, он окончательно пришёл в себя. — Всё лучше, чем стоять на снятии и киснуть.

Мы подъехали к РОВД. Лаечко остался в машине звонить, а я, взяв пакет с «находкой», направился внутрь. На входе дежурный, целый майор, остановил меня.

— Куда идёшь, младшой?

— К криминалистам. Второй этаж, — показал я удостоверение.

— А в пакете что? — буркнул он, приглядываясь.

— В мультифоре? — переспросил я для ясности и приподнял прозрачную папку, чтобы он увидел содержимое.

Дежурный скривился, увидев белеющий череп.

— Это вас что ли к меду отправили. Фу, мерзость… Проходи быстрей.

Железная дверь в дежурку открылась сама собой, пропищала и захлопнулась за мной, туго притягиваясь к откосу, какая-то электроника снова. Подумал я и поднялся на второй этаж, где без проблем нашёл кабинет 214. Постучал и, услышав невнятное «Входи!», открыл дверь.

Кабинет криминалиста напоминал скорее склад с окном или мастерскую. На стеллажах вдоль стен пылились гипсовые слепки, на столе в углу лежала коллекция взломанных замков — от старинных амбарных до современных китайских. Пахло металлом и пылью. Сам криминалист, мужчина лет сорока в потертом белом халате, копался с микроскопом.

— Я по заданию с Московского 6/2, — протянул я ему мультифору. — Череп. Тот что нашли у общежития.

Он взял пакет, повертел его в руках, внимательно разглядывая сквозь целлофан.

— Ну да, для черепа странно, что он с номером и лакированный. Но, возможно, жировые следы и отпечатки есть. Я пока займусь, а вы пока работайте, братья!

Я кивнул, хотя фраза «работайте, братья» прозвучала для меня странновато. Было ощущение, что это местная реплика, отсылка к какому-то резонансному случаю, которую моя спутанная память не уловила. В памяти Славы я даже видел футболки с этой надписью. Иногда, кстати, она использовалась не совсем корректно и считалась чуть ли не чёрным юмором, когда кто-то отлынивал от работы и бросал её: «Мол, поработайте за меня, ребят». Надо будет изучить вопрос происхождения.

Выйдя из кабинета, я почти столкнулся в коридоре с Лешей Ивановым, который, запыхавшись, бежал куда-то с системным блоком в обнимку. В расстёгнутом кителе, без фуражки, с мокрыми кудрявыми волосами.

— Привет, — кивнул я.

— Привет! — бросил он на бегу. — Что, работаешь?

— Ну да, — ответил я.

— Так держать! — крикнул он уже из дальнего конца коридора. — Слава богу, сегодня посплю нормально!

Жук, конечно, радуется чужой работе. Я вышел из РОВД и направился к машине, где меня ждали Лаечко и Дима.

— Сдал? — спросил Саша.

— Сдал. Криминалист сказал, что позвонит.

— Отлично. Теперь — в анатомку, в ту самую рощу. В ЗГУ, — Дима, заводи.

Машина тронулась, и мы поехали в сторону Златоводского Государственного Университета.

Роща при ЗГУ на проспекте Ленина встретила нас густыми кронами сосен и неспешной жизнью студентов и просто гуляк по роще. Асфальтированные дорожки петляли между деревьями, пересекаясь с узкими дорогами для машин. Повсюду сидели парочки на лавочках, а один студент спешил в учебные корпуса чуть ли не бегом, возможно, догоняя свои долги по учёбе. Мы миновали шлагбаум — Дима коротко погудел, и охрана открыла нам проезд.

— А мы едем в морг, — бросил Лаечко, глядя в окно на гуляющих девушек в неприлично обтягивающих штанах.

Настоящая диковина этого времени, почти все ходят в обтягивающем, в целом на девушках смотрится очень даже ничего. И только менты и вояки не соблазнились на эту моду. А в памяти всплыло, что были прецеденты, когда для военных форму шил какой-то модный дизайнер, Юдашкин, по-моему…

— С Москвы мода идёт новая, теперь у них там наоборот свободное, — выдал Дима.

— Что бы хорошее с Москвы шло, — цыкнул Лаечко, — Только глазу приятно стало, опять хотят всё скрыть.

Морг ютился за основными корпусами ЗГУ, величественными, с колоннами и арочными окнами, выполненными в белых цветах. Словно стараясь спрятаться, та самая анатомка представляла из себя небольшое, приземистое здание из серого кирпича, казалось, уходило в землю. Его узкие окна почти не пропускали света. Мы вошли внутрь, и холодный воздух, пахнущий формалином, мгновенно обволок кожу. На вахте справа за скромным деревянным столом сидел сторож. У которого Лаечко, не теряя времени, спросил, кто здесь старший. А тот отправил сообщение в мессенджере, и через несколько минут к нам вышел старший лаборант — мужчина лет сорока в белом халате, с усталым и внимательным взглядом. Первым делом Лаечко показал ему на телефоне фото черепа и крупным планом номер.

— Не у вас ли такой пропадал?

— Да, конечно, это ж наш! Его ещё в мае украли! У нас даже видео сохранилось, сразу после пропажи смотрели.

— А в МВД заявляли? — спросил старший, глядя на лаборанта.

— Заявляли, — кивнул тот. — Сказали, что будут искать.

— Ну, вот, похоже, нашли, — заключил Лаечко. — Давайте ка нам это видео.

Мы прошли в маленькую комнату с мониторами, где лаборант запустил запись. На кадрах студенты перемещались по анатомичке, один из них — худощавый и высокий парень с чуть длинными волосами, выбивавшимися из-под белого чепчика, — несколько раз пристально посмотрел прямо в камеру. Потом, когда помещение опустело, объектив кто-то завесил чем-то белым, вероятно, тем же халатом. Когда изображение восстановилось, полка, где лежал череп, была пуста.

— И что? — переспросил Лаечко. — Другие камеры за этот день есть?

Сказано — сделано, и лаборант принялся открывать папки с архивами, где на записях с другой камеры тот самый парень, что смотрел в камеру перед пропажей, шёл по коридору, прижимая к животу под халатом что-то округлое. Лаечко, не теряя времени, снял на свой сотовый оба видео и сделал скриншот лица студента.

— Вот только это всё косвенные, — тихо заметил я, глядя на экран.

— Только если отпечатков на лакированном черепе не будет, — парировал Лаечко. — В любом случае, это работа оперов уже. Тут не отвертятся. Придётся поездить.

Получив материал, мы вернулись в машину, откуда старший связывался с СОГ по тому номеру, куда скинул всё видео и фото. И ему тут же позвонили, и он зачем-то вышел из машины, чтобы поговорить и, видимо, размять ноги.

А я подумал, что чудеса чудесные — этот интернет. Раньше, я помню, чтобы фото скачать, нужно было ждать час. А сейчас видео пересылаются прямо со скоростью света, и можно вести не просто телефонный разговор, но и видеть говорящего. Будущее,ё-маё.

Теперь понятно, почему люди не следят за словами. Только тронь кого-нибудь пальцем, и уже завтра за тобой приедут хмурые люди в форме, у которых, в отличие от тебя, нет и не должно быть обтягивающих штанов.

— Как, блин, они это делают? — возмутился старший группы задержания, кладя трубку и бухаясь в кресло авто.

— Что там?.. — спросил Дима.

Глава 11 Черный маг и костер инквизиции

— Да ничё, требуют, чтобы мы этого парня догнали. Там 158-ая возбуждена. Плюс отпечатков на черепе — буран. Эти дебилы его лакировали и, похоже, как подсвечник использовали. Следак требует, чтобы мы его в РОВД доставили для сверки пальцев с теми, что на черепе. А там, может, это какая-то секта, и они против русских ценностей. У нас же сатанизм теперь к эстетизму приравнён. Вряд ли они экстремисты, конечно. Но нормальный человек черепа из анатомки красть не будет, — заключил Лаечко.

— А шокером бить коллегу будет, если он попросит? — подколол Лаечку Дима.

— А ты откуда про шокер знаешь? — спросил я Диму.

— Саня мне сам сказал, мол, что у тебя из-за вчерашнего провалы в памяти, чтобы я не удивлялся. Вот я не удивляюсь ничему. Ни тому, что он тебя шокером ударил, ни тому, что ты мультифору и файл не знаешь, и сатанистам в меде не удивлюсь тоже, — проговорил Дима, поворачивая ключ в замке зажигания.

Машина тронулась, и вот уже мы ехали обратно на Московский тракт.

А тем временем Саша принялся мечтать вслух:

— Сейчас студента повяжем и на обед. А то пашем как не в себя.

— Обед это да, обед — это хорошо, — подтвердил Дима.

Подъехав к общаге, мы с Сашей вышли и направились к коменданту, которую нашли точно там же, где и оставили, в комнате с компьютером, на экране которого был какой-то карточный пасьянс.

— Ну что, ещё что-то вам показать? — спросила она, видя нас с порога.

— Нет, спасибо. Я почти женат. Да и обед скоро, — ответил Лаечко, — Вы лучше скажите, вот как зовут вот этого классного парня и где он живёт?

Она сделала вид, что не расслышала первую часть его реплики, и уставилась в его телефон.

— Это Виталий Владимиров, на седьмом этаже живёт, кличка Шекспир. А вам это зачем?

— Есть версия, что это он из общаги на улицу ворованные из анатомки черепа выкидывает. Уже даже есть уголовное дело. Так в какой комнате он проживает?

— 705-тая комната, — произнесла комендант немного растерянно, а потом добавила, — А я знала, что эти его игры и хеви-метал до добра не доведут. От саксофона до ножа, как говорится, один шаг!

— А почему Шекспир? — спросил я.

— Откуда ж я знаю, может, волосы длинные, потому что, а может, наркоман, как все творческие люди! Да было бы там творчество, ему Бог талант дал на гитаре играть, а он свой хеви рубит! У них там сейчас сходка, кстати. Сразу всех накроете!

— Чья сходка? Металлистов? — спросил Лаечко.

— Да мне что металлисты, что нигилисты, один чёрт. Поднимитесь и сами всё увидите!

Мы со старшим группы пошли по общажной лестнице на седьмой этаж. В узком коридоре, заставленном тумбочками и парой велосипедов, стояли двое. Рыцарь без шлема, но в железных доспехах, чеканенные латы которого отливали при свете люминесцентных ламп стальным блеском. На его плечах лежали стальные наплечи с шипами, а в руке он держал двуручный меч, опущенный остриём к линолеуму. Молодое лицо с тонкой шеей и коротко стриженной бородой с удивлением посмотрело на нас. Рядом с ним стояла дама в длинном голубом платье с расшитыми серебряными нитями рукавами и высоким поясом. На её шее висело серебряное колье с синим камнем, а волосы были убраны в сложную причёску, переплетённую лентами того же цвета.

— Здравствуйте, сударь и сударыня, — обратился к ним Лаечко, импровизируя, — А где тут Виталия Владимирова можно найти?

— Мы не знаем, — отвечает рыцарь, — Мы сами тут в первый раз.

— Попаданцы, наверное? — спросил Лаечко и тут же задал ещё один вопрос: — А вы почему так одеты?

— А у нас игра ролевая, «Замок на семи холмах», — ответила девушка.

— Что за игра? — не понял я.

— Ролевая, — произнёс рыцарь, но яснее не стало.

Про карты я знал, про шахматы знал, даже про кости знал, про спортивные игры тоже знал, а вот про ролевые — нет.

— Век у вас какой? — спросил у «игроков» Лаечко.

— У нас 2000 год от образования Альянса Трёх морей. Королевство Перекат, — без запинки произнесла дама.

— Ясно, — буркнул старший сержант, — Старший у вас тут кто?

— Это как посмотреть, — заявил рыцарь, — Вот я — рыцарь Серебряной лиги, а вот она — чародейка Золотой.

— Стой! Альтернативно одарённые, сейчас привлеку вас за попытку взрыва мозга сотруднику Росгвардии при исполнении. У всего вашего мероприятия старший кто?

— А, так это Мастер! Он старший.

— Фамилия как у мастера? — спросил на выдохе Лаечко.

— Мы не знаем, сэром Элриком зовут, — выдал рыцарь.

— Я пердолле, бобр курва, — покачал головой старший сержант, почему-то перейдя на нерусский язык.

И мы пошли мимо, на этаж, а там творилось страшное… Попутно, кстати, я потрогал лезвие рыцарского меча — тупое и холодное, скорее всего это не квалифицировать как оружие, но если шибануть таким, мало не покажется, но не в узких коридорах общежития, поэтому пусть носит свой двуруч, тут он бесполезен.

А по коридору, пахнущему краской и новым линолеумом, медленно прохаживались знатные дамы в бархатных платьях с шуршащими подолами. Мужчины в выцветших мантиях, изображая стариков, шаркали по полу, опираясь на посохи. Лица у всех были покрыты густым гримом — кто бледной белизной, кто фантастическими узорами. У каждого на поясе висело подобие холодного оружия: деревянные мечи, бутафорские кинжалы, один перец даже носил на плече огромный топор, но вроде как лёгкий и похоже из пенопласта. Лаечко машинально поправил автомат на груди.

Все ходили, перешептывались, разыгрывали сцены, и никто не замечал нас, словно нас и не было.

И Саше это надоело, и он свистнул. Резкий, пронзительный звук заставил всех вздрогнуть. В мгновение десятки глаз уставились на него.

— Старший ко мне! Остальные построиться вдоль левой стены коридора! Дважды повторять не буду!

И хаос стал упорядочиваться. Шелестя одеждами, участники потянулись к стене, сбивчиво, но послушно.

А к Лаечко подошёл высокий мордатый парень, одетый как монах из фильмов о мушкетёрах — в тёмное грубое одеяние с капюшоном, откинутым на спину. На груди у «монаха» красовался самодельный бейджик: «Мастер игры — сэр Элрик».

— И чем мы тут занимаемся, сэр Элрик? Я — старший сержант Лаечко, гвардии его величества императора Путина «ясно солнышко».

— Да, вижу я, что вы не по игре одеты, — произнёс Элрик, и я заметил, что зубы у этого парня были под стать средневековью, спереди несколько отсутствовало. — Мы ведём ролевую игру, комендант в курсе. Всё законно: не пьём, не употребляем, не шумим даже.

— Виталий Владимиров среди них есть? — спросил я.

— Не могу знать, — пожал плечами сэр Элрик.

— Шекспир, — произнёс Саша на вздохе.

— А… Шекспир⁈ — громко удивился оборачиваясь Элрик. Наверное, слишком громко, потому что стоявший у стены маг в синем халате и синей же треугольной шляпе рванул в проход, побежав в другой корпус.

Но и моя реакция меня не подвела, и я в тот же миг бросился за ним следом.

А беглец, подобно испуганному кролику, пулей вылетел в лестничный пролёт соседнего отсека. Его длинный халат развевался за ним, а треугольная шляпа была потеряна пару этажей назад. А он всё бежал, не разбирая дороги, расталкивая попадавшихся на пути студентов. Одна девушка с подносом и уставленным кружками, с визгом отпрыгнула в сторону, и чай брызнул во все стороны, словно фейерверк.

Я не стал объезжать эту лужу, а перепрыгнул через неё, едва не задев плечом парня в очках, который прижался к стене, испуганно округлив глаза. Маг, оглянувшись и видя, что я почти настигаю его, припустил ещё быстрее, снося на своём пути мусорный пакет. Пластиковые бутылки и обёртки разлетелись под ногами, но я уже был совсем рядом.

Цифры этажей проносились мимо меня, словно я падал. А он бежал к выходу, к стеклянным дверям, ведущим из общежития. Надо сказать, бегал он хорошо. И вот удача, его на мгновение занесло в проходную, он попытался юркнуть в сторону, но я был уже там. И со всего размаху я врезался в его спину, прижав его к стене до хруста костей и стона. Одним движением я заломил ему руку за спину, а другой рукой уже достал наручники. Чёрный металл щёлкнул вокруг его запястий.

— Мой друг, Горацио, вам крышка, — выдохнул я ему в ухо.

— Я ничего не сделал!

— Ничего не делающие не бегут!

И в голове мелькнула фраза из памяти Славы Кузнецова: «Ну что же ты, что же, потупила взор? Сдавайся, ведьма, ночной дозор!» Видать, очередной местный фольклор всплыл.

Сопроводив Шекспира к машине, я усадил его на заднее сиденье. Дима, стоявший у открытой двери, окинул нашего пленника оценивающим взглядом.

— А где Лаечко? — спросил он.

Вместо ответа я взял тангенту.

— 705-й, 305-му.

Из динамика почти сразу донесся голос Саши:

— Да?

— Чёрный маг повержен и сидит в экипаже на костёр инквизиции.

— Понял. Ждите, сейчас спущусь, — послышалась лёгкая усмешка в его голосе.

— В чём меня обвиняют? — вдруг заговорил Шекспир.

— В магии вне Хогвартса, — нашёл что ответить Дима.

— Скажите, что это всё пранк, а⁉ Я ничего не сделал.

— Череп с анатомки ты зачем крал? — спросил его я.

— Я не крал.

— Смотри, вы его с балкона выкинули аккурат на кучу с песком. Мало того, кость она пористая и на ней отпечатков не остаётся, но вы и тут постарались и покрыли его лаком. Не удивлюсь, что в соцсети всё уже выложили. Какой у тебя ник в Фотограмме? — принялся общаться с задержанным Дима.

— Не скажу, — обидчиво отвернулся волшебник.

— Щас прошарю тебя, интернет он, знаешь ли, всё помнит и знает, — с этими словами Дима достал свой сотовый и стал вбивать в поисковую строку имя, фамилию мага и его кличку, хотя память Славы Кузнецова мне подсказывала, что это называется ник или нейм-ник. А потом наш водитель вбил ещё и город Златоводск через решётку, СибГМУ тоже через решётку и вдохнув воздух слишком быстро даже издал хрюкающий звук от радости.

— Смотри-ка, — протянул Дима, поворачивая к нам экран телефона. — Вся жизнь Шекспира, как на ладони. Вот он пьёт спиртягу с черепом, устроившись в общежитии, будто с лучшим другом. Вот он на концерте каких-то обрыганов, в самой гуще металлической толпы, прижимает его к себе, словно талисман. А вот уже целая фотосессия с его группой — все в чёрном, лица суровые, а наш «Гамлет» — на первом плане, с Ёриком в руках, будто держит не череп, а путеводную звезду. Данко — херов.

Мы стали листать дальше. Следующий кадр — как они говорят пранк: спящая девушка в постели, а рядом — тот самый череп, аккуратно уложенный на подушку. И они все дружно радуются постучав в дверь, снимают в щелочку испуг и ужас проснувшейся девушки. И конечно — целая серия ролевых игр. То череп восседает на столе в окружении свечей, словно участник какого-то тёмного ритуала, то лежит на карте, утыканной фигурками, будто главный стратег в битве за неведомые земли. И везде — наш маг, то склонившийся над ним с серьёзным лицом, то поднявший его вверх, будто демонстрируя победу.

Особенно выделялись полуоккультные съёмки: череп, облепленный наполовину сгоревшими свечами, находился в центре круга, нарисованного мелом на полу. Воск стекал по его гладкой поверхности, застывая причудливыми наплывами. А вокруг — силуэты в капюшонах, лица скрыты тенями. Видно, что подходили к делу с душой.

Тем временем в машину вернулся Лаечко, принеся с собой и остроконечную шляпу чародея и мы вместе принялись изучать этот визуальный дневник.

— Похоже, следующая ролевая игра у них будет с погружением на Колыму, — усмехнулся Лаечко, комментируя фото.

— Ага, на родину нашего страха, — саркастически улыбнулся Дима, снова кого-то цитируя.

— Это всё дип-фейк, — упрямо пробормотал маг.

— Кроме твоих отпечатков на черепе, — выдохнул я. — У тебя есть время, чтобы чистосердечно во всём раскаяться. Хотя, с таким послужным списком в рай тебя уже не возьмут.

— Я не верующий.

— Зря, — выдохнул я. — Не зря же всё совпало так, разом?

— Ничего не совпало, — маг упрямо смотрел в напольный коврик авто. — Просто Лиза испугалась и череп выкинула. Так бы вы его никогда не нашли. Несмотря на то, что он везде в сети три месяца был.

— Может, у тебя ещё части тел где-то понапрятаны? — спросил его Лаечко.

— 51-ая, — выдал маг.

— Что пятьдесят первая? — спросил его я.

— Статья Конституции, — дополнил Шекспир.

— Перевожу с магического на джон-сноуский, — широко улыбаясь, начал старший, — Говорит, что имеет право не свидетельствовать против себя.

— А опера сейчас жуликов ещё пытают? — спросил я у экипажа, решив, что кто такие джон-сноу я узнаю сам.

— Не, с шестнадцатого века перестали, — ответил мне Лаечко. — Сейчас в почёте аргументированное давление доказательных фактов, а не резиновая палка в презервативе.

— Фу, мерзость. Давайте не перед обедом! — взмолился Дима, начиная движение в сторону РОВД.

У РОВД было много машин и Дима остановился на проезжей части, А мы с Лаечко пошли внутрь. Дежурный у входа, увидев наши боевые лица и «гостя» спросил:

— Откуда Гендальфа ведёте?

— Там три месяца назад кража была, вот по ней подозреваемый. — произнёс старший, — Опера уже ждут.

— Как вы его взяли? У него что мана закончилась? — усмехнулся старший сержант, помощник дежурного.

— Я со вчерашнего дня под зельями антимагическими. — отшутился Лаечко.

Шекспира сдали в дежурную часть, написав рапорт в двух экземплярах «о доставлении» получив на него роспись и дату. Не успели мы закончить с ним, как за волшебником спустились опера. Поблагодарив нас, посетовав что если бы не мы, то на «череп» только к вечеру бы успели, а так, большую — полезную работу сделали.

Выйдя из РОВД Лаечко достал телефон.

Я наблюдал, как он коротко и ясно доложил подробности работы: что задержанный доставлен, пометки на бумагах взяты. Далее следовала пауза и кивок. И вернувшись в машину он взялся за рацию.

— Казанка — 305-му?

— Жалуйся. — было ему ответом. Не по правилам радио эфира, но дежурные тоже люди.

— Можно на обед?

— Убывайте! Время 14.40. Приятного аппетита! — ответил дежурный, в его голосе слышалась лёгкость.

В этом полицейском, а по сути всё ещё ментовском мире, не было армейской квадратности вроде «можно Машку за ляшку, а у нас разрешите». Люди служили, словно работали — носили погоны, но вели себя по-граждански, и это подкупало, позволяя работать с душой, а не в рамках.

Меня завезли на обед прямо к магазину у дома, где я ещё вчера покупал Лёхе Иванову пиво. Машина плавно остановилась у тротуара.

— В 15.30 будь на связи, — произнёс Лаечко.

Я кивнув посмотрел на свой мобильный, который показывал 14.25, дежурный добавил нам 15 минут, чтобы мы успели поесть как люди. И зайдя в магазин, я на мгновение застыл, думая что именно составит мне мой обеденный рацион.

Полки ломились от изобилия, немыслимого в 1995 году. Пакетированные салаты в вакуумной упаковке, суши-сеты, готовые блюда в контейнерах — всё это можно было просто разогреть в микроволновке, стоявшей тут же. Я взял курицу-гриль с гречкой и банку какого-то нового, незнакомого мне энергетика. У кассы заметил стойку с вейпами — электронные сигареты, о которых в моё время и не слышали. Очередная дрянь, чтобы травить людей, теперь еще и электрическая. Пока ждал очередь на кассе, наблюдал, как девушка передо мной расплачивается телефоном, просто поднеся его к терминалу. Безналичный расчёт? В мои годы о таком можно было только в фантастических романах прочесть.

Расплатившись и прибыв в квартиру, которая сейчас очевидно пустовала, я воспользовался микроволновой печью, а вспомнив, что у нас нет телевизора, сел за Лёхин компьютер, включив его и открыв браузер, быстренько вбил строку: «Новости России с 1995 года по сегодняшний день, коротко!»

Я щёлкнул мышью, и на экране поплыла лента истории, словно живая память страны, которую я пропустил. И, погрузившись в текст, я впитывал строки. Как после моей гибели страна жила дальше. Как наступил конец 90-х. Как рухнувшие надежды сменились медленным, мучительным выздоровлением. Люди, которых я когда-то знал, наверное, стояли в очередях уже не за дефицитом, а за первыми сотовыми телефонами — кирпичами «Нокии».

Нулевые читались, словно фантастический роман. Цифровизация, взрыв интернета. Россия, которую я оставил с «Калашниковым» в руках, теперь спорила о кибербезопасности и создавала свои соцсети. Санкции, напряжённость… Я видел лица новых политиков — они были моложе меня.

Далее был гиперзвук, беспилотники по всему миру, снова войны в бывших Советских республиках и родная страна, которая вовремя везде вмешивалась. Сберегшая всех своих соседей от оранжевых переворотов. Трагедия, случившаяся в Чечне, более не повторилась. Хотя коллективный Запад делал всё, чтобы полыхнуло, и слава Богу, и спецслужбам, что не полыхнуло.

Далее была пандемия. «Спутник V». Выход из ВОЗ. Я пытался представить масштаб, но в голове всплывали лишь палатки с вакциной и запах спирта.

Сейчас же везде преобладал искусственный интеллект, цифровые паспорта, частные клиники, единые базы и государственные услуги. Всё это плавно вплеталось в мою законсервированную память с «сухпаями», рыком БТРов и хрустом печенья «Юбилейное» в казармах и ПВД.

Я откинулся от монитора. Гречка с курицей в микроволновке внезапно показалась самым реальным, что было у меня в этом мире. Последняя нить. Всё, что произошло после декабря 94-го, было уже историей, написанной кем-то другим. Я был призраком, читающим собственную эпитафию на могиле целой эпохи.

— 705, 305-му! — вдруг выдала рация…

Глава 12 Петля для мусора

И, взглянув на время, я понял, что мой обед уже пролетел. Словно те 30 лет, в забытьи между Чечнёй и залом «Сигнал» в Златоводской области. А мой обед был мной благополучно съеден, обглодана курица и подчищенна гречка, энергетик выпит до половины и всё это сделано незаметно для сознания, под чарами быстрого интернета.

Ответив 305-му, что я на связи, и получив короткое «выходи», я накинул на себя форму, которую при входе домой стянул с себя для удобства отдыха.

Мой мусор в виде кости и пластиковой посуды должен был отправиться в мусорное ведро, но каково было моё удивление, что под раковиной внутри ведра был вставлен чёрный пакет. Память Славы Кузнецова начала делиться со мной картинками, что пластиковые мусорные пакеты сейчас везде и уже никто не выносит мусор, возвращая ведро, а просто выбрасывает завязанный пакет. Как тот, который мешал мне ловить мага на лестнице в общаге.

Удобно, конечно, не надо возвращаться назад, заносить ведро, не надо его мыть по приходу, или зимой загребать снегом, избавляясь от вони, а как известно, кухонный мусор самый вонючий. И, выбросив пластик и куриную кость, я завязал мусорный пакет на узел, потом подумал и завязал еще два, но ближе к концам, получив петлю для носки пакета. И, помыв руки, я взял груз за петлю и вышел из квартиры, закрыв входную дверь на ключ и подёргав для верности рукоять.

После обеда бы поспать, мелькнула у меня мысль, но, видимо, не в этой жизни. Подкрутив ручку громкости у рации, чтобы та не орала в подъезде, я двинулся вниз. В общем и целом моя сегодняшняя служба казалась мне достаточно сносной: поохранял квартиру, совершил два задержания, побегал с вещдоками. Собственно, делал всё, что и должен делать третий группы задержания. Эфир был почти стерильно чист, совсем не похоже на мои 90-е, хотя ещё не вечер и сегодня не праздник, это в праздники из людей под воздействием алкоголя начинает лезть нечистая сила.

— Привет, — поздоровалась со мной входящая рыжеволосая женщина лет тридцати, и я на секунду задержал на ней взгляд. Это был не будничный привет от соседки, мы остановились у самого выхода из подъезда.

Она была одета строго, даже аскетично: темно-синие штаны из немнущейся ткани и такая же лёгкая куртка, безукоризненно белая сорочка под ней. Никакого макияжа, никаких украшений. Но строгость облика лишь подчеркивала ее особенную, колючую красоту. Лицо с резковатыми, но тонкими чертами, высокими скулами и упрямым подбородком. Медные, густые вьющиеся волосы. Из-под прядей непослушных волос чуть оттопыривались уши, что придавало ее суровому лицу неожиданную, почти детскую уязвимость. Но в ее зелёных, ясных глазах не было ничего детского. Они оценивающе скользнули по мне, по мусорному пакету в моей руке, и в них мелькнуло легкое, почти профессиональное одобрение — видимо, к безупречности во всем, даже в выносе мусора, она относилась с пониманием. Фигурой она не блистала, я бы назвал её обычной, не спортивная, среднего роста, с небольшой грудью.

— Привет, — кивнул я ей в ответ. А в сознании Славы Кузнецова вдруг пронеслись будоражащие картинки их странных гостевых отношений.

Она была старше него, но, как для меня, бывшего сорокалетнего майора, казалась достаточно привлекательной.

— Ты на смене же сегодня, ну что, вечером на ужине зайдёшь? — спросила она.

— Я… — начал было я.

Говорится же — не встречайся там, где живёшь, и не живи там, где встречаешься. Для Славы это было вовсе не правилом. О времена, о нравы.

— Я что-нибудь как раз приготовлю, только напиши заранее. Хорошо?

— Хорошо, — ответил я. Подумав, что кто я такой, чтобы идти наперекор молодости и готового ужина.

— До вечера. — улыбнулась она, прикоснувшись к моей руке, проскользив пальцами от плеча до локтя.

Она прошла мимо, а за ней тянулся еле уловимый запах больничного антисептика, смешанный с легким ароматом каких-то полевых цветов. Я посмотрел ей вслед, на прямую стройную спину, и на мгновение в памяти Славы увидел её в белом медицинском халате. Она врач, медсестра, фельдшер? Хотя слишком взрослая для фельдшера. С этими мыслями я выбросил мусор и подошёл к машине, где моё настроение «на поспать» деятельно разделял уже старший группы: он снова лёг на заднее сидение, расположившись на бронниках, ну а мне только и оставалось, что сесть вперёд.

— Поздравляю с заступлением на должность старшего группы задержания! — громко поприветствовал меня Дима, тем самым подколов настоящего старшего.

— Служу России. Ура-ура-ура, — безэмоционально выдал я в ответ.

— Служите тише там! — донеслось заспанное с задних сидений.

— Я раньше думал, что в мультике про полтора землекопа школьник ошибся. А сейчас работаю и вижу, что у нас на патрульку два с половиной полицейских, — не унимался Дима.

— Хорош скулить, а. Ну получит он завтра оружие и будет полноценным! Тебе б только молодого гнобить! По армии, видимо, скучаешь… — снова донеслось с задних сидений.

— Это он типа сарказм не выкупил, — пояснил Дима и повёз нас в наш квадрат патрулирования.

Тем временем эфир ожил, но не для нас:

— 310, Казанке? — проговорила рация.

— Десятый, слушает, — ответили базе.

— Принимай снятие. Лыткина, 2, первый подъезд, четвёртый этаж, квартира 9.

— Лыткина, 2, принял, со «Смайл-сити» пошёл, — ответил старший десятки.

— Дим, напомни, зачем он говорит, откуда пошёл? — спросил я у водителя.

— Время прибытия патруля — до 3 минут. Это может быть учебное снятие, и там может стоять проверяющий с управления Росгвардии с секундомером. Если по мнению дежурного он не успевает, то посылается кто-нибудь, кто может подстраховать, наподобие нас, мы от этого адреса тоже рядом.

— Зачем отвлекать патрули на учебные снятия? — не понял я.

— Говорят, что существует обязательный график таких проверок. Всё регламентировано документами сверху. Плюс проверяющий может быть на гражданской машине и, услышав снятие, прибудет на адрес быстрее, чем патруль, чтобы посмотреть на то, как мы работаем. Если будут замечания — укажут в бортовом журнале или просто передадут рапортом с видеодоказательствами, и награда прилетит на следующую смену. А это по деньгам.

— А, в смысле сложность-напряжённость могут снизить? — переспросил я.

— Это что такое? — не понял Дима.

— Ну раньше так зарплату насчитывали. Допустим, у тебя оклад 100 рублей, а сложность-напряжённость — 40%, в день ЗП тебе выдают 140 ₽, а если косячнул и сложность срезали на 10%, то 130. Не считая надбавок, — рассказал я, что помнил.

— Обнови браузер, а? У тебя реальность сдвинута на лет так 200, — усмехнулся Дима. — Сейчас всё по-другому, да и ты можешь в роте расчётку взять и посмотреть. А за косяки да наказывают, ну, например, уснул на посту…

Дима посмотрел в зеркало заднего вида на спящего Лаечко и продолжил, — Неопрятный на работу приходишь, по тревоге не поднялся, или признаки алкогольного отравления на разводе заметили. За всё это могут дрюкнуть, сначала мозг вынесут на суде чести, а потом денег лишат.

— Они разве еще есть? — уточнил я.

— Де-юре нет, а де-факто собираются в актовом зале всей ротой и песочат тебя за то, что ты негодяй.

Тем временем 310-й доложил в эфир, что прибыл на снятие, контрольная моргает, дверь закрыта, следов взлома нет. И дежурный сказал ему охранять. Было ещё пару снятий другим экипажам, но раз за разом им давался отбой. Мы же колесили «квадрат» нашего патрулирования, хотя это больше походило на прямоугольник, от самой реки Томи по улице Учебной до Красноармейской, от частного сектора до Дворца спорта. Скорость патрулирования была 40 км в час, неспешно по крайней правой полосе на открытых участках и с регулярными «заходами» во дворы, вдоль общаг и садиков, школ и новостроек.

— Ты к завтрашнему экзамену готов на оружие? — вдруг спросил у меня Дима.

— Не уверен. Но, как я понимаю, будут основание применения и использования оружия?

— В первую очередь да. Но могут и ТТХ спросить, хотя оно никуда не упёрлось. Ты же только после учебки, зачем тебя этим мучать. Вот, кстати, скажи, чем использование отличается от применения? — не унимался он, оно и понятно, скучно, но и я развеюсь.

— Используем против опасных животных, для остановки транспортного средства путём его частичного повреждения, для подачи звукового сигнала и предупредительного выстрела как доказательство намерений применить оружие. А применение — это прицельная стрельба в сторону человека.

— А не прицельная значит не применение? — улыбнулся Дима.

— А смысл стрелять, если не прицельно? — удивился я.

— Вот представь ситуацию: ты спускаешься в подвал, твой ПМ приведён в состояние боевой готовности, там внизу где-то вооружённое лицо, подозреваемое в совершении тяжкого преступления. И вот ты идёшь, где ты держишь пистолет и как ты видишь в темноте?

— Пистолет держу у пояса, прижатым к корпусу, фонарь несу в левой руке, на вытянутой в сторону. Будут стрелять по источнику света, — произнёс я, памятуя Чечню и Афган, где духи целились даже не по тлеющей сигарете, а по вспышкам от спичек и зажигалок. Первую вспышку замечают, по второй целятся, по третьей стреляют.

— Пойдёт. И вот преступник тебя хватает за ноги откуда-то снизу и наваливается на тебя, замахиваясь ножом. И твой пистолет стреляет, так как снят с предохранителя, и патрон в патроннике, и курок на боевом взводе. Стрелял ты не прицельно, но разве это не применение оружия?

— С этой стороны да, применение, — согласился я.

— С любой стороны, Слав. Стрельба по людям — это всегда применение.

— Понял, принял.

— Против кого нельзя применять оружие? — не унимался мой водитель.

— Запрещено применять оружие в отношении женщин, лиц с явными признаками инвалидности и несовершеннолетних (когда их возраст очевиден или известен), за исключением случаев, когда они оказывают вооружённое сопротивление, совершают вооружённое или групповое нападение. Также запрещено применение оружия при значительном скоплении людей, если из-за этого могут пострадать случайные лица, кроме случаев предотвращения терактов, освобождения заложников или других чрезвычайных ситуаций, когда оружие необходимо для защиты жизни и здоровья, — выдал я, моя память словно бы переплелась с памятью Кузнецова, регламентирующие статьи в части, касающейся оружия, он знал назубок.

— Пойдёт, — снова выдал Дима.

Скользя взглядом по людям и проезжая один из дворов, недалеко от церкви, у белого двухэтажного здания я увидел мужчину лет пятидесяти, опрятно одетого в белую полосатую рубашку и коричневые брюки, с плоской сумкой через плечо, который шёл вдоль строения и вдруг, беззвучно, как подкошенный, начал оседать на землю.

— Дим, стой! — бросил я. — Человеку, похоже, плохо!

Машина дернулась, затормозив у обочины. Я выскочил и в три прыжка оказался у лежащего. Мужчина лежал на боку, его тело выгнулось в неестественной судорожной дуге, потом начало биться в конвульсиях. Голова моталась, рискуя удариться о бетонный бордюрчик, тянувшийся за его спиной. Из сведенных судорогой челюстей вырывались хрипящие звуки, у рта показалась пена.

— Дима, вызывай скорую! — скомандовал я, опускаясь на колени за спиной мужчины.

Я аккуратно, но твердо придвинулся к бьющемуся в припадке и, подсунув руку ему под голову, придержал его, не давая угодить затылком о невысокий заборчик. Его тело продолжало трястись в моих руках. И в ход пошла его же сумка, которую я положил человеку под голову вместо руки.

— Здравствуйте, студенческий городок 2, нужна машина скорой, человеку плохо… — произнёс водитель, доставая сотовый телефон.

— Вы угораете, — проснулся Лаечко и, потянувшись к тангенте, произнёс: — Казанка, 305-му.

— На связи, — ответила рация.

— Пометь, студгородок 2, заметили мужчину, без сознания, вызываем скорую, оказываем доврачебную помощь.

— Принято. Как передашь бригаде, запиши их номер.

— Понял, — кивнул старший, выходя из экипажа и направляясь ко мне.

— Эй, дружище, — раздался голос сбоку. Какой-то парень в спортивной куртке суетливо протягивал мне деревянную палку. — На, вставь ему в зубы, а то язык проглотит! Или булавку если есть, язык к щеке приколоть надо!

— Уважаемый, себе к щеке приколи! — резко, почти грубо оборвал я его. — Не мешайте работать!

Парень что-то пробормотал, но отошёл. Я продолжил удерживать голову мужчины, следя, чтобы он не травмировался. Судороги понемногу стали ослабевать, хриплое дыхание выравниваться. Тело обмякло, напряжение сменилось глубокой, почти безжизненной расслабленностью.

— Скорая в пути, — доложил Дима, подходя ближе. — Диспетчер сказал, минут десять.

— Хорошо, — кивнул я, не отпуская голову пострадавшего. Он был без сознания, дыхание ровное, но глубокое. Я осторожно повернул его на бок, в устойчивое положение.

— Место тут знаковое, — начал Лаечко.

— Что, ты и тут с кем-то квасил? — спросил его Дмитрий.

— Во-первых, если и квасил, то не в служебное время, а во-вторых, не надо завидовать моей коммуникабельности! — осадил его Саша. — Так вот, раньше эти дома были частью монастыря, и говорят, что когда красные пришли сюда с обыском, монахиня выстрелила в них из револьвера, за что и была уничтожена ответным огнём. И с тех пор в этом доме её призрак был. Пока во время ремонта не вытащили из стены пулю, которую она выпустила в чекистов.

— Ужас, — покачал головой Дима, возвращаясь в машину. — Но в твоей истории что-то не бьётся.

— Что не бьётся? — спросил Саша.

— Что там за монахиня была, которая стреляет в людей. Что там за жильцы такие, что жили в доме, где стена прострелена, а потом вдруг решили ремонт сделать. И что там за кровавые красные комиссары, которые незнамо зачем с обысками в монастыри заходят. Судя по всему, в женские, — подверг сомнения историю Дима.

— За что купил, за то и продаю. А в женский монастырь любой мужчина хотел бы зайти.

— Слав, ты хотел бы? — спросил меня Дима.

— Я там никого не знаю, — ответил я, придерживая человека.

— Вот и я бы не хотел, — проговорил Дима. — Саш, тебе, похоже, на повышение нельзя.

— Почему это нельзя? — возмутился Лаечко.

— А когда с должности на должность переходишь, теперь ВВК и полиграф надо проходить. А у тебя на столько скользких вопросов ответов нормальных нет. Что ты, мало того, детектор лжи не пройдёшь, тебя до сержанта понизят и на пост поставят подальше от людей.

— На посту хорошо. Не ноет никто и служба спокойнее идёт, — мечтательно проговорил Лаечко, возвращаясь в машину.

А минут через семь, как и обещали, во дворе появилась карета скорой помощи. Двое фельдшеров одетые в синее, спокойные и собранные, быстрыми шагами подошли к нам.

— Что случилось? — спросил один из них.

— Эпилептический припадок, — коротко доложил я. — Судороги, минут пять назад, длилась около двух. После этого без сознания. Голову придерживал, о бордюр не ударился. В рот ничего не вставляли.

— Правильно сделали, что ничего не вставляли, — одобрительно кивнул фельдшер, пока его напарник уже начинал измерять давление.

— Мы вообще против, того чтобы кто-то, кому-то в рот что-либо вставлял, особенно если тот без сознания. — проговорил Лаечко.

Но шутка не была оценена, Дима закрыл лицо ладонью, а фельдшеры не обращая внимания деловито переложили мужчину на носилки, зафиксировали и понесли к машине. Мы с Димой стояли и молча смотрели, как закрываются двери «скорой». Она включила СГУ и, под голубое мерцание, плавно тронувшись, уходя из закоулка.

— Ну что, — выдохнул Дима, оборачиваясь ко мне. — По постам и маршрутам?

— Поехали, — кивнул я, в последний раз глядя на пустое место у бордюра, где всего десять минут назад билось в судорогах чье-то тело.

Сев в экипаж на место третьего, но не успел расслабиться и перевести дух, как старший, взяв тангенту, доложил о том, что мы в районе. А только мы двинулись, воскликнул:

— Это что за покемон⁈ Я всегда говорил, что место тут рыбное!

— Какой еще покемон? Где? — не понял водитель, я, кстати, тоже ничего не видел.

— Вон у гаражей! Смотри, какой красавец… — широко улыбаясь, заявил Лаечко, указывая куда-то за кусты, во двор другого дома, на этот раз пятиэтажного.

Глава 13 Код 228 и красная кнопка

Он был прекрасен в своём изяществе. Мужчина лет тридцати, выглядящий совершенно неспортивно, стоял в чёрных спортивных штанах и белой футболке; в своей руке он сжимал сотовый, но интересное было не в этом, а в том, что он стоял и созерцал небо с закрытыми глазами, прогнувшись в спине совершенно невероятно, словно собирался встать на мост. Он стоял и даже не шевелился.

— Кто такой покемон? — спросил я у экипажа.

— Карманный монстр, если забыл — пересмотри в Рутубе, — отмахнулся Лаечко.

— Карманник? — не понял я, к чему отсылка.

— Слав, хорош тупить! Дим, сейчас аккуратно подъезжай, чтоб не спугнуть.

«Как человека можно спугнуть, он же не голубь?» — недоумевал я молча. Но машина кралась медленно, словно и правда боялась спугнуть. А Лаечко достал телефон и, разблокировав экран, активировал в нём камеру.

— Казанка, 305-тому? У меня тут кандидат в мастера по наблюдением за солями, — отрапортовал он в радиоэфир.

— Понял, погоди. Курган, Казанке? — ответил дежурный ОВО.

— Курган на связи, — ответили с РОВД.

— Курган, усиль 305-того, у него подозрение на код 228 и стопроцентный 069. — попросил дежурный ОВО.

— 305-тый, Кургану? — позвал нас дежурный по РОВД.

— Да, да, — навеселе произнёс Лаечко.

— Ты не да-кай. Ты веди видеофиксацию, высылаю к тебе 506-того. Если клиент попробует скрыться — разрешаю «контакт»! 506-той, Кургану?

— Курган, слышал тебя, — ответил новый голос. — 305-тый, 506-тому, ты где по месту?

— На Пирогово, 19, у храмового комплекса, — уточнил Лаечко.

— Сейчас будем. — произнёс пятьсот пятый.

— Что значит «контакт разрешаю»? — прошептал я затаившимся товарищам по службе.

— Наша задача сейчас — передать человека ППСам. А если бы их не было, нужно было бы брать его, заковывать и производить всю процедуру, а так — рапортом одним отделаемся.

— Почему это проблема? — снова спросил я.

— Потому что посадить в машину его без досмотра мы права не имеем, а досмотр — только в присутствии двух понятых. А тебе надо их искать? А если у него что-то при себе есть, и он нас увидит, и груз скинет со страха, и бежать рванёт?

— Так я его догоню, — пожал я плечами.

— Мы оцепим место и будем производить изъятие «веса» по всем правилам, — поддержал Дима.

— И от всего этого спасаю вас я! Бригада! — помпезно пояснил Лаечко. — А так — ППС дождёмся и рапортом сдадим. Палка будет та же, головняка меньше.

Занятно. Речь шла о задержании наркомана, на которое требовалось разрешение от дежурного, и один экипаж почему-то с этим не должен был возиться — обязательно нужен был второй экипаж. И во всём этом прикрывал нас Лаечко с телефоном — тоже мне, сам себе режиссёр. Хотя, может, это такой протокол теперь?

— И не говори, Слав, что ты и сериал «Бригада» забыл. — продолжил старший.

— Ну, я сериалы не очень, — начал я, созерцая стоящего в прогибе. — Помню, «Санта-Барбару» начинал смотреть, но времени не хватило из-за работы, за сюжетом следить.

Дима и Саша повернулись ко мне, и я понял, что сболтнул лишнего.

— «Санта-Барбора»? Тебе сколько? Двести? — спросил старший.

— Да я прикалываюсь, парни, — съехал я наблюдая движение на секторе наблюдения. — О, смотрите!

И из прилегающих зданий вышел другой мужчина с бородой, в чёрной рясе, с крестом на груди. И быстрым шагом так пошёл к человеку, созерцающему небо.

— Ё-маё! Щас спугнёт. Слав, давай на задержание! — приказал старший, и мы вышли из авто.

Но священник (да простят меня высшие сферы, которые поместили меня в это время, что я не разбираюсь в сане)… Так вот, священник, с возгласом: «Ах, ты бесовское отродие!» — отвесил наркоману леща с правой.

— О! О! — захрипел худосочный нарколыга, повалившись от пощёчины на землю.

— Батюшка! Что же вы делаете⁈ Это же наш грешник! — быстро проговорил Лаечко, а я уже был рядом и доставал наручники!

— А вы, ироды, стоите, на телефоны в тиктоки свои его снимаете! А его не снимать надо — в нём же бес сидит и гнёт его!

— Простите, но теперь это наш прихожанин, — произнёс я, застёгивая на ближайшей руке наркомана БРСы и без особого труда доставая другую руку за спиной у задержанного и делая с ней то же самое.

— Он же овца заблудшая, а вы его — к волкам потащите!

— Не факт, что овца, — произнёс Лаечко. — Сейчас пробьём по базам — может, он в розыске.

— Да не в розыске он, а от горя наркоманит. Его бесы после пожара поймали, что у него не осталось ничего, — начал объяснять нам историю заблудшей овцы святой отец.

Ну что тут сделаешь? Им положено любить всех и вся, им Шэф так сказал, по некоторым догадкам — наш общий Шэф. А у нас служба, кроме того, у наркоманов можно найти, сюрприз-сюрприз, наркотики. А это уже не административка, а 228 УК РФ. Собственно, что мне Лаечко и пытался объяснить, только вот в этом времени какие-то невероятные «танцы» вокруг простого задержания, тогда как в 90-х просто брали их и проводили досмотр при понятых, а потом изымали всё, что находили, под протокол, а далее — экспертиза, суд и казённый дом с такими же казёнными харчами.

— И что, его за это отпустить? — не понял святого отца Лаечко.

— Ребят, отдайте его мне, а? — попросил священник.

— Ануфрий, это ты меня что ли ментам сдал⁈ С-сань бородатая! — воскликнул задержанный фокусируясь на мужчине в рясе.

— Молчи, бестолочь, я душу твою спасти пытаюсь! — действительно попытался святой отец.

— Свою спаси! Кнопка красная! — прохрипел задержанный.

И тут у меня, как говорит молодёжь, подгорело.

— Ну всё. Вы имеете право не свидетельствовать против себя, а лучше не говорить вовсе, — с этими словами я поднял задержанного с асфальта, а свободной рукой повернул его голову в сторону гаражей. Захват за руку и лицо получился болезненный, и наркоман даже не закричал — он заскрипел от боли.

— Отец Ануфрий, вы, если что, понятым будете? — спросил священника Лаечко.

— Не буду, — с металлом в голосе произнёс тот и направился в сторону стоящей недалече часовенки.

— Зря, посмотрели бы, что демоны с собой носят нынче, — пожал плечами Лаечко и обратился ко мне: — Слав, смотри, чтобы он руками к карманам своим не прикасался.

Далее время тянулось медленно. Задержанный скрипел и пытался договориться, предлагая деньги, потом угрожал, что сдаст нас в ОСБ за беспредел ментовской. Что все мы, и уж тем более я, работать «тут» не будем. Вот кто достоин, чтобы ему в рот вставили палку, а язык прицепили к щеке булавкой. Но после очередной тирады задержанного Лаечко, проводивший видеофиксацию, высказался:

— Тебя же отец Ануфрий пытался спасти? А ты его с-санью и кнопкой красной назвал. Тебе после таких приколов только «Дьябло-2» поможет. Потому как один «Дьябло» не справится.

Он снова шутил про то, чего я не знал. И экипаж ППС приехал как раз кстати. Это была «буханка» — хоть что-то не меняется! Серая с синей полосой, с трафаретом «Полиция», «Дежурная часть». Оттуда вышли двое — парень и девушка, стриженная под парня. Старшина и сержант соответственно.

И, окинув взглядом задержанного, девушка цыкнула:

— Опять ты⁈

— Ты его что, знаешь? — спросил у неё Лаечко.

— Пацаны, это вряд ли 228, скорее опять 6.9. Не первый раз уже просто, он тут ошивается в таком состоянии, но спасибо за службу, — выдала девушка, намекая, что у этого персонажа вряд ли что-то с собой есть и привлечь его можно лишь по административке.

— Досмотрите сначала, — не унимался Лаечко, — Я в чудеса верю. Сейчас удар ВЕРЫ даже лицезрел!

— Досмотрим, рапорт готовь, — дерзковато произнесла она.

— Вот, — подал Дима листок старшине ППСа.

О, какой молодец! Пока я держал, Саша снимал, водитель набрасывал рапорт передачи подозреваемого.

И, передав задержанного, мы снова вернулись в патруль.

— Жалко, 19.3 на хозоргана не составили, сейчас бы было две административки и 158-я, можно было бы до утра вату пинать, — произнёс Саша.

— До утра времени много, можно, не желая работать, неплохо так поработать, — возразил Дима.

И мы поехали дальше, доложив в дежурку, что клиент сдан и мы в районе.

Но радио эфир не был спокойным и пяти минут:

— 310, Казанке, принимай снятие, посёлок Зональный, улица Красная, 14, снятие. — прозвучало из дежурки ОВО.

— Казанка, что по квартире Лыткина, которую я охраняю? — тут же ответил старший десятки.

— Хозорган не отвечает, оставляй третьего, а сам дуй в Зональный. — распорядился дежурный.

— Принято. Выдвигаюсь в посёлок Зональный, улица Красная, 14, с Лыткина, 2. — доложил старший 310-того.

— 305-тый, Казанке? — позвал дежурный уже нас.

— С-сука. — выдохнул Лаечко, но в рацию сказал: — Слушаю.

— Перекрывайквадрат 310-того.

— Принято. — ответил Лаечко и посмотрел на Диму.

Водитель кивнул и свернул в сторону Нахимова.

— Пацаны, — проговорил я, подпрыгивая на заднем сидении из-за ямы в которое попало колесо, — У десятки третий не вооружён, и даже не аттестован.

— Это не наша проблема, а дежурного. — пробурчал старший. — Да и что может случиться с парнем в бронежилете, каске и со спецсредствами?

— Последний раз, когда я это слышал, Слава хозоргана носом в пол ткнул. — хохотнул Дима.

— Одна женщина, с которой я вчера проводил вечер, говорила, что если человек агрессивен к миру, то мир агрессивен к человеку. Славе просто расслабиться надо… — резюмировал старший.

— Судя по тому, как расслабляешься ты, вселенная нам даст сегодня прикурить. — тоже пошутил я.

— «Даст прикурить». — покачал головой Лаечко. — Тебе что, пятьдесят? Кто так говорит вообще?

— Всем постам и экипажам, принимаем ориентировку! — вдруг выдал Курган.

И я достал служебную книжку и ручку, смотря на водителя и старшего; водитель рулил, а старший бдил за обстановкой.

«Почему они не пишут? А…» — подумал я, и ответ пришёл в качестве версии: в какой-то момент Лаечко даст мне служебную книжку свою и водителя, сказав: «Слав, запиши не в службу, а в дружбу, раз не занят, а мы более важными делами займёмся». С одной стороны, каждый в свою книжку должен сам писать, с другой — у водителя и старшего обязанностей и правда больше, чем у третьего группы. Вообще складывалось ощущение, что третий ГЗ чуть нужнее, чем кинологическая собака: он и броню подаст на снятие, он и жулика поймает, он и на посту постоит. А старший на то и старший, чтобы руководить. Это как в армии: первый год ты шуршишь, а во второй год шуршат на тебя; тут главное — рамки дозволенного очертить, чтоб деды не охеревали. В боевых офицерских коллективах, конечно, всё обговорено заранее, кто чем занят даже в рамках быта; к примеру, воду в Чечне мы носили по графику, и всё равно, что я был старший.

Тут же младше меня только парень-стажёр, который сейчас часов «дофига» отстоит на охране чужой собственности.

Записав ориентировки, в которых не было ничего конкретного, и услышав слова Кургана «кто принял — доложите», я потянулся к рации, но мою руку остановил Лаечко.

— Ты что делаешь? — спросил он.

— Как что, я записал, докладываю, что принял.

— Отставить, мы работаем на двух квадратах, нам некогда. А «принятую» ориентировку может и дежурный проверить ночью, поэтому отбой по принятию.

— Принял, отбой по принятию. — пожал я плечами.

— От души, душевно, в душу! — ответил Лаечко на каламбур.

Но дело шло к вечеру, снова были ориентировки, которые я писал, снова были снятия, на которые я давал бронежилеты водителю и старшему, и снова были отмены. Тристодесятый «застрял» на посёлке Зональном, встав на охрану коттеджа; юридически это всё ещё был Кировский район, а фактически — плюс четыре километра в сторону аэропорта.

После того как мы заехали во «Вкусно — и точку», взяв кофе в стаканчиках, выбрав их на электронном терминале, мой старший окончательно проснулся. И, прочитав на телефоне сообщение от взводного, что 228 УК РФ не выстрелила, а будет 6.9 КОАП, немного погруснел.

И тут мой телефон пискнул. Я открыл его и, пользуясь памятью Славы, нашёл кнопку «без звука»; мне писала Светлана, та самая соседка-медсестра, с которой я столкнулся на выходе из подъезда.

— Привет, есть понимание, когда ты приедешь?

— Нет, у нас тут обстановка неопределённости. — ответил я, с каждым разом набирать сообщения становилось легче.

— Прямо как в наших отношениях, да?

И вот это меня заставило озадачиться: что в отношениях может быть неопределённого — они либо есть, либо нет.

— Что молчишь? — продолжала она. — Слушай, я сегодня подумала и хотела поговорить, но понимаю, что на ужине ты будешь уставшим и решила написать. Я не хочу так больше.

— Как? — не понял я.

— Видеть тебя через раз.

—?..

— Ты приходишь, ешь, мы трахаемся, и уходишь на смену снова. И так продолжается уже пару лет.

— Предлагаешь что-то одно убрать? И мне надо выбрать между едой или сексом? — попробовал я отшутиться.

Хотя для меня всё было очевидно: Слава построил для себя удобную сеть из женщин и девушек и жил себе не тужил, пользуясь своей красотой и молодостью, ну и, наверное, за словом в карман не лез. И одно из звеньев его цепи на моих глазах дало трещину.

— Не шути так! В общем, я хочу, чтобы ты ко мне переехал и будем жить вместе. А Леше скажи, что нашёл себе другого.

Тут меня облило холодной водой. Да не, она шутит, или подкалывает; по крайней мере, в моей памяти ничего неестественного в нашем съёме квартиры на двоих, я не находил.

— Я не такой. — ответил я истинную правду.

— Ты, б№я№ь, издеваешься? Мне и без тебя тупорылых медсестёр, и фельдшеров хватает вместе с молодыми врачами. В общем, смотри: с этого дня, пока ты не сделаешь выбор, мы больше не спим!

— По еде тоже, как я понимаю, отбой? — спросил я.

«Абонент ограничил входящие сообщения». — было мне ответом.

«Понял, отбой». — молча вздохнул я.

— Ты что там? — уточнил у меня Дима смотря в зеркало заднего вида.

— Да, ужин сорвался с сексом. — проговорил я, убирая телефон.

— С той милфой рыженькой? — продолжил Дима.

А мой мозг пошёл шуршать по сусекам, что такое «милфа», и нашёл расплывчатый тезис: «Сексуальная женщина старше тебя по возрасту».

— А что пишет? Если не секрет, конечно. — спросил Дима.

— Да какой там секрет, у Славы всегда есть список стопроцентных вариантов, главное — как он это делает; я старший сержант не могу, а он малдший — может. — высказался Лаечко.

— Видимо, дело не в толщине лычек. — усмехнулся Дима. — Так что с милфой?

Я прислушался к своей чести и совести и понял, что могу обсуждать девушек с коллегами в рамках, не касающихся сексуальных подробностей, и, конечно, только тех, связь с кем уже рассекречена и не может скомпрометировать никого. А Слава и правда был ходок. И будет несправедливо занимать его роль в этой игре. Одно дело — жуликов крепить, а другое дело — пользоваться уже завоёванными сердцами, или что там теперь молодёжь завоёвывает.

— Хочет, чтобы я с ней жил. — выдал я.

— Мне кажется, девушка переоценивает ценность своего борща. — ответил Лаечко.

— Борщ — важная тема, особенно если тебя дома кто-то с работы ждёт, — пожал плечами Дима.

— Ну и что ты решил? — спросил меня старший.

— Решил жить по совести. — произнёс я, немного подумав.

— Я бы мозги ей пролюбил-бы и ещё бы месяца два встречался. — резюмировал старший. — А ты, Дим?

— А я женат и во грехе не живу. — ответил водитель, улыбаясь.

— А, ну да, точно, во грехе. — посмеялся Лаечко, и они с водителем посмотрели на меня, ожидая моей реакции.

— Что? — спросил я.

— А, ты же у нас контуженный?.. — тоже вспомнил Лаечко. — Помнишь, ты рассказывал, что на ВВК к тебе психиатр докопалась: «почему ты живёшь во грехе?»

— Не, не помню. — ответил я.

— Ну зато у твоей амнезии много плюсов: ты «Игру престолов» можешь пересмотреть, «Рика и Морти», «Во все тяжкие»… — начал перечислять Дима.

Я ничего не ответил, мне бы с современной историей России разобраться и как-то взять за жопу Зубчихина, без пяти минут мэра. Выглянув в окно, я снова заметил очередной предвыборный билборд с ним. Улыбающееся лицо хорошо одетого мужчины с белыми зубами, словно их только что покрасили краской, избирающегося от партии «Альтернатива». Вряд ли это по силам младшему сержанту полиции, по крайней мере тому, кто меры в женщинах и пиве не знает и не хочет знать.

Время шло, и уже было больше девяти вечера, а мы всё колесили и колесили по сдвоенному квадрату патрулирования. И тут заговорил Курган:

— Казанка, поступил вызов через 02, говорят, на Лыткина, 2, между этажами спит человек.

— А что с ним? — спросил дежурный ОВО.

— У него на спине написано «Росгвардия».

Глава 14 Картонка

— 305-тый, Казанке, — вызвали нас.

— Проехать посмотреть? — догадался Лаечко.

— Только аккуратно. И позвони мне сейчас, — распорядился дежурный ОВО.

— Да? — произнёс Лаечко, когда набрал дежурного, поставив телефон на громкую связь.

— Сейчас проедешь, действуй как на тревожной кнопке. Третий у тебя без оружия, оставь его на рации, сам с водителем вверх, — инструктировал нас капитан Мельников.

— Да он уснул там просто, зумеры совсем службу нести не могут, — попытался сбросить градус тревоги наш старший.

— Я тебе говорю, действуй как по нажатию тревожной кнопки. Туда Гусев выдвинулся.

Повисло секундное молчание.

— Понял, — вздохнул Лаечко и повесил трубку.

— Что там? — спросил у него Дима.

— Гусев… — проговорил старший, словно это всё объясняло. — Экипаж, слушай мою команду: экипироваться. Во время прибытия Слава на рации, мы с тобой, Дима, прикрывая друг друга, заходим в подъезд.

— Как работаем? — уточнил Дима.

— Как на учениях… — прозвенел металл в голосе Лаечко.

Подъезжая к объекту, я подал Лаечко каску и броню. Потом тот дождался сигнала от водителя и, придержав руль на прямой дороге, дал Диме экипироваться тоже. Последним оделся я.

Двор квартиры на Лыткина, 2, встретил нас заставленными машинами, и это вызывало у меня контраст с 90-тыми, когда дворы были пустынны и машины хранили в гаражах, опасаясь краж и бытовых хулиганств с имуществом. Кто бы ни был нынешний президент, пока что я видел от его управления страной только плюсы. Машины иностранные повсюду — это означает, что люди стали жить лучше. С другой стороны, гаражей нигде нет, кроме стационарных, хотя они и не нужны особо, ведь у всех сигнализации.

— Управленческой машины не видно, — выдохнул Дима.

— Это ещё ничего не значит. Ставь полубоком, блокируй проезд. Ты первым номером идёшь в подъезд, я вторым, расстояние десять метров.

— Мои какие действия? — спросил я.

— Быть на рации, делать вид, что прячешься за машиной, держать связь со мной и с отделом.

Сказано — сделано. Наша машина встала полубоком, проехав в арочку, так чтобы я видел и арку, и подъезд. И, выйдя из салона, я встал на место старшего, взяв тангенту рации, вытащив её из машины. Подъезд располагался совсем близко к нам. Юридически перед нами было два разных адреса, но советские строители построили так, что казалось, что это один дом изогнулся зигзагом.

Старший и водитель высыпали из авто. Водитель тут же побежал к стене дома и встал под окнами, а Лаечко быстро отошёл в сторону детской площадки, присев за машинами. У обоих оружие было приведено в состояние боевой готовности.

— 305-тый, Казанке? Где доклад о прибытии, вижу, что по геолокации вы на месте⁈ — прокричала рация.

— Казанка, триста пятому? На место прибыли, заняли позицию, разрешите досмотр места? — произнёс я.

— Я за этим вас туда и послал. Карточка объекта: Лыткина, 2, первый подъезд, четвёртый этаж, квартира 9. Сразу после арки, к дому прилегает торцом другой дом, стоящий углом по улице Нахимова. Окна выходят во двор.

— Принял, — ответил я.

Лаечко, пригнувшись за припаркованной иномаркой, резко высунул голову и, едва заметно махнув рукой в сторону подъезда, дал сигнал водителю. Дима, будто пружина, сорвался с места и в два прыжка достиг подъездной двери. Сам Лаечко тут же занял импровизированную огневую позицию за машиной, вскинув АКС-74У и словно целясь в закрытую дверь. Его поза была собранной и готовой к немедленным действиям.

Вся эта странная суета разворачивалась на фоне яркой, хотя и потрёпанной детской площадки. Прямо напротив, на вытоптанном газоне, стоял белый бетонный слонёнок — явно чья-то самоделка, с наивно прорисованными глазами и одним отбитым бивнем. Рядом скрипели старые качели, под радужным грибком копошились в песочнице малыши, а по разноцветным горкам и лабиринтам из дерева носилась ватага детей постарше. Вскоре они остановились и с любопытством наблюдали за необычными телодвижениями взрослых дядь в пятнистой форме.

И вот, показывая Лаечко пальцы 3−2–1, Дима, прижавшись спиной к стене, набрал на панели домофона номер. Раздался короткий гудок.

— Слушаю? — прозвучал из динамика женский голос.

— Откройте, это курьер, я к соседям выше, у них домофон не работает, — бойко, почти раздражённо ответил Дима.

Дверь громко пискнула. Дима, не открывая её на себя полностью, резко дёрнул ручку, оставаясь за бетонным косяком.

И в этот миг Лаечко крикнул, и в его голосе было столько торжествующей ярости, что дети на площадке замерли:

— Не с места, буду стрелять! Офицер, ко мне! Остальные на месте!

А я увидел, как в проёме распахнутой двери возникла высокая и крепкая фигура целого майора. Его прямоугольное лицо выражало холодную уверенность. А за его спиной стояли двое гражданских. Один из них был в бронежилете и каске Росгвардии — тот самый стажёр Бахматский, оставленный тут экипажем десятки.

Майор неспешной, уверенной походкой направился к Лаечко. Его лицо оставалось непроницаемым хотя в него и целились из АК.

— Представьтесь, — холодно потребовал он, останавливаясь в паре шагов от старшего.

— Старший сержант полиции Лаечко, — а ствол автомата продолжал удерживать в готовом к стрельбе положении. — Хотя лично вас знаю, товарищ майор… Прошу предъявить служебное удостоверение и озвучить цель вашего визита.

Уголок губы майора дрогнул в подобии улыбки. Он неспешно достал из внутреннего кармана ксиву в чёрной обложке и раскрыл её в нескольких метрах от Лаечко.

— Майор полиции Гусев. Цель — проверка несения службы на охраняемых объектах.

— Назовите пароль?

— Волчанск, — выдохнул Гусев. — Ответ?

— Вологда, — произнёс Лаечко.

Затем старший повернул голову в мою сторону, произнеся:

— 305-тый, 307-му. Свяжись с «Казанкой».

— Принято, — отозвался я, хотя стоял буквально в двух метрах от них.

Я поднёс тангенту к губам.

— «Казанка», 305-тому, приём.

— 305-й, слушаю тебя, — почти сразу ответил дежурный.

— На объекте Лыткина, 2 находится проверяющий.

— Понял. Есть замечания? — послышался в ответ спокойный голос Мельникова.

Я перевёл взгляд на Лаечко.

— Старший, «Казанка» спрашивает, есть ли замечания? — спросил я его.

— Хорош играться в радиопереговоры! — повысил голос майор, обращаясь ко мне. — Отвечай, что замечаний по вашей конкретно службе нет и давайте журнал! А дежурного я вашего сейчас в бледный вид сам приведу!

Я посмотрел на Лаечко. Тот, не меняя выражения лица, коротко кивнул, опуская автомат, поставив его на предохранитель.

— «Казанка», замечаний по нам нет, — дублировал я в рацию.

— Принято, — откликнулся дежурный.

Майор Гусев хмыкнул. Его взгляд скользнул по Лаечко, потом по Диме, замершему у подъезда, и наконец остановился на мне.

— Слаженно работаете. Молодцы. Продолжайте нести службу, — сдавленно произнёс он. — И кретину этому кофе купите, чтоб не спал на посту!

— А что с ним? — уточнил Лаечко, смотря на стажёра, и подал проверяющему журнал.

— К нему проверяющий из управления поднимается, а он спит, носом в стенку уткнулся и спит на картонке, еще же даже не ночь! — майор повернулся к стажёру. — Еще раз увижу, я тебе свисток в нижнее отверстие вставлю, чтоб не спалось!

После проверяющий что-то написал в нашем журнале и, закрыв, передал обратно Лаечко. Тот второй в гражданке оказался его водителем и поспешил к машине, которую как раз мы заблокировали. Дима перепарковался и Майор отъехал от объекта, даже не смотря на нас.

— Что теперь будет? — подал голос стажёр не отходя от входной двери в подъезд.

— Ну, в отдел тебе уже нельзя, — задумчиво произнёс старший. — Газ есть?

— Есть. — выдал Бахматский.

— Предлагаю тебе из него и застрелиться. Поехали, парни, — выдал Лаечко и повалился на сидение авто.

— Да всё нормально будет, — махнул рукой Дима стажёру. — Ты главное больше не засыпай, а то и правда свисток с зад вставят.

Отъезжая, старший доложил по рации, что снимается с адреса, и спросил у Димы:

— Ты зачем ему сказал, что всё нормально? Его же завтра распнут, и Мухаматдиева, и Мельникова, и всех с десятки, хотя они не причём тут.

— Чтоб в СОЧ не бросился, а то будем дурака искать по району. Его и спецсредства, — парировал Дима.

— Точно. Прости, Слав, но я вынужден доложить, — вспомнил что-то Лаечко.

— За что «прости»? — не понял я.

— Сейчас я позвоню Мухаматдиеву, и он этого долбача снимет, и тебя на его место поставит. Но если не доложу, завтра нас всех тоже дрюкнут.

— Ну, не всех, а только тебя, — улыбнулся Дима.

— Э! Мы экипаж машины боевой! А прикрывать очко товарища — важная часть работы! Или вы хотите, чтобы я на следующую смену ехал и свистел снизу? Потому как Мухаматдиев и Потапов мне в зад тоже вставят то, что Гусев хотел Бахматскому.

— Ну тогда я не еду никуда, — вздохнул Дима.

— А я, походу, броню не снимаю? — догадался я.

— Вы ж мои гении! — саркастически похвалил нас Лаечко. — Включить на громкую, сейчас командир будет матом ругаться?

— В пень его маты, еще сутки работать! — запротестовал Дима.

— Ну тогда слушайте, — и старший набрал командира на громкой.

Монолог на услышанное взводным звучал примерно так, если всю нецензурщину заменить цензурщиной с блинами и завуалированными медицинскими диагнозами:

— Кто, блин, уснул? Как, блин, уснул? Я, блин, худею! Он чё, блин, умалишённый? Стойте, блин, там! Я, блин, щас буду! Третьего вместо этого имбецила выставляй! Конечно, в броне! Дебил, с-сука, капец, блин.

Не прошло и десяти минут, как Мухаматдиев подъехал. Его «десятка» чётко припарковалась рядом, и он вышел собранный и тяжёлый, как и его настроение. Лицо выражало суровую, профессиональную досаду. Видимо прапорщик, как и положено прапорщикам перематерился вовремя пути сюда.

Его взгляд скользнул по нам, и он кивнул Лаечко — мол, я в курсе, вы молодцы. Потом его глаза нашли меня.

— Боец, ко мне, — его голос был твёрдым. — Объект теперь твой. Заступай как только я вернусь. Постойшь, пока не сменим.

Он шёл к домофону, набрав случайную квартиру.

— Кто там? — раздался голос.

— Росгвардия. Откройте, — сказал он, и в его тоне была такая уверенность, что дверь тут же открыли.

Через минуту он вернулся, ведя за собой стажёра Бахматского. Тот шёл, потупив взгляд. Взводный усадил его в свою машину, закрыл дверь.

Подойдя к Лаечко, Мухаматдиев протянул руку.

— Журнал.

И получив бортовую книгу, он нашёл запись Гусева. Увидев что «замечаний нет», он едва заметно кивнул, будто поставил мысленную галочку. Закрыв журнал, вернул его Лаечко.

— Пацаны, — сказал он, и в его голосе впервые появилась усталость. — Пока в районе будьте. Десятка встала. Если так пойдёт и дальше, мне самому за снятиями ездить придётся.

— Чё со стажёром будешь делать? — уточнил у взводного Лаечко.

— На пост засуну до скончания веков. До следующего косяка. Надо еще завтрашний день пережить. Потапов шкуру спустит за эту Белоснежку, чтоб его семь гномов поцелуями будили!

А я пошёл наверх. Четвертый этаж. Девятая квартира. Всё, что я про неё знал, так это то, что окна её выходят во двор. Поднявшись, я заметил картонку — ту самую, на которой, как я предполагал, дремал стажер полиции Бахматский.

«Не повезло парню», — мелькнула у меня мысль.

Хотя, с другой стороны, быть поставленным на пост и тут же устроиться на картонке для сна, это не про везение, это про идиотизм. Майор Гусев, пожалуй, был прав в своей оценке, как и Мухаматдиев. На срочной службе за подобную оплошность били без жалости ногами — ведь один спящий часовой мог обернуться катастрофой.

В Чечне, например, местные головорезы могли без труда перерезать целую роту, обойдя спящих постовых. Пробуждение которых в такой ситуации сопровождалось осознанием всей тяжести ими содеянного, и даже самое суровое наказание блекло перед произошедшим. Даже если спящего потом расстрелять (чего не было) без суда и следствия, роту это уже не вернёт.

Здесь же ставки были ниже — всего лишь собственность. Что такого может находиться в этой квартире, представляющее особую ценность? Ничего. Ведь, если задуматься, нет ничего дороже человеческой жизни. Но зачем тогда ты приходишь сюда служить? Ради сна на картонке за деньги, словно бомж?

С этими размышлениями я добрался до квартиры и устремил взгляд на мигающую лампочку над дверью с номером девять.

«Вот с тобой, видимо, и предстоит мне провести ближайшее время», — подумал я.

Прошёл час, другой, третий, наступила ночь. Я перемещался по лестнице, совершая упражнения для ног, чтобы избежать затекания. Под бронежилетом ощущался жар, а под каской было ещё жарче. В какой-то момент я снял шлем и закрепил его на груди бронежилета, зацепив за выступающую часть рации. Примерно в три часа ночи снизу послышался стук. Звук приближался, и я распознал в нём стук женских каблуков.

Я надел каску и стал ждать. В этом здании мог подниматься кто угодно. Но это была она. Высокая, светлоглазая девушка. На ней было обтягивающее светлое платье, доходящее до щиколоток, без единой складки. Сумочка висела на плече. Глаза и губы были ярко подведены, волосы аккуратно уложены. Она поднялась. Увидев меня, произнесла:

— Ой.

Её взгляд переместился с меня на лампочку. Лампочка моргала.

— Снялось, да? — спросила она.

— Ну да, — ответил я.

— И давно охраняете?

— Прилично так, — проговорил я.

Она выдохнула и сделала ещё несколько шагов вверх. Достав ключи, открыла дверь. Извлекла маленький ключ, напоминающий ложечку: пластиковый предмет с круглым металлическим основанием. Приложила его к чему-то. Раздался писк, и контрольная лампочка погасла.

— Можно ваш паспорт? Чтобы я убедился, что вы… это вы, — произнёс я.

Она кивнула и полезла в сумочку. А я обратил внимание, насколько она спортивно сложена. Её руки были изящны, но лишены жира. Она была стройна, как человек, который очень плотно занимается спортом. В памяти Вячеслава Кузнецова таких называли «фитоняшками». Девушка, покопавшись в сумочке, достала сначала сотовый телефон.

— Ну да, разрядился, — выдохнула она. — А вы, наверное, звонили, да?

— Наверное, звонили, — пожал я плечами.

Затем она достала паспорт. Паспорт перешёл в мои руки. Я открыл его и посмотрел на фотографию. На ФИО: Скороходова Ирина Ростиславовна, 23 года от роду и проживающая по адресу Лыткина, 2, квартира 9.

Вернув ей паспорт, я сказал:

— Доброго вечера.

Хотя на дворе была уже ночь. И, зажав кнопку на рации, вызвал экипаж.

Да. Я знал, что пару часов назад экипаж уехал на другой объект, но протокол службы есть протокол.

— Говори, — прозвучал голос Димы.

— У меня хозорган пришёл, проверил паспорт, прописка соответствует.

— Рад за тебя, — как-то грустно произнёс Дима.

Тут же раздался звонок на мой сотовый. Я поднял трубку и услышал в динамике голос Димы, уже без шума, на весь подъезд: — Короче, мы тут застряли, ждём хозоргана, за тобой проехать не можем. Лаечка злой стоит, охраняет. Я внизу встаю, караулю окна.

— Понял, — выдохнул я. — Мои какие действия?

— Какие действия? На ужин тебя отпустить не можем, так как сами не ужинаем, экипажи ужинают вместе. До нас ты не добежишь, мы в конце улицы Усова. Поэтому жди, мы подъедем, как только освободимся.

— Понял, — ответил я, и снял каску.

«Да, — подумал я, — похоже, сегодня без ужина».

Уже четвёртый час ночи. В эфире проходила какая-то незначительная суета. Пару раз диктовали ориентировки, суетил ППС, вызывая куда-то кинолога, кого-то проверял пеший патруль. Такой тоже есть?..

Я, облокотившись спиной на перила, созерцал потолок. Печально взглянул на картонку стажёра полиции Бахматского, но тут же отогнал глупые мысли. Лучше спать стоя, ведь перила, упирающиеся в заднюю пластину бронежилета, служили точкой опоры и, расставив ноги пошире, я закрыл глаза.

И тут открылась дверь с номером 9. На пороге появилась она. На ней был сине-зелёный пушистый халат и такие же тапочки. Причёски уже не было, волосы были мокрые. Она смотрела на меня внимательным, изучающим взглядом.

— А вы сейчас тоже что-то охраняете? — спросила она, из её дома повеяло чем-то жареным, а от сказанных слов, каким-то сладким алкоголем.

Глава 15 Контраст

Ну и как ей сказать, что у нас проблема с машинами? Или не говорить вовсе, отшутиться?

— Ну, как вам сказать, — протянул я. — Сейчас обстановка сложная, поэтому, похоже, я вас тут застрял на лестничной площадке.

— М-м-м… И часто у вас такое бывает? — спросила она, скрестив ноги и как-то устало облокотилась плечом на дверной косяк.

— Иногда бывает. Бывает, как сегодня, что в четыре ночи стоишь и всем экипажем работаешь без права на ужин, — улыбнулся я.

— О, — удивилась она. — Так я могу вам стул вынести? Или можете вообще зайти? У меня как раз готовы наггетсы.

Что такое наггетсы, я не знал, но пахло очень от них отлично. Да и работы в районе не было. По всем протоколам я находился в подвешенном состоянии. Пешком к экипажу идти — не вариант. Оставалось только стоять. Экипаж тоже меня забрать не мог. Что ещё делать, как не согласиться на эти самые наггетсы? Я улыбнулся снова, во всю ширину своей юношеской улыбки, и произнёс:

— С удовольствием приму ваше приглашение.

И она прошла внутрь квартиры, приглашая меня взглядом следовать за собой.

«Пум-пум-пум», — подумал я и сделал шаг внутрь. В просторном коридоре пройдя стойку с обувью и вешалку с одеждой я скинул бронежилетю. Нанизал его на резиновую палку, прикрепил туда же шлем и снял обувь, оставшись в одних носках уставного чёрного цвета, благо они были без дыр, а значит честь мундира не опозорят. Закрыв за собой входную дверь на нижнюю серебристую барашку, я медленно, словно опасливый зверь, прошёл в её квартиру. Квартира была несравнимо больше моей секционки, но меньше, чем у того чудака, которого я сегодня ткнул носом в бетонный пол.

Воздух тут был густой и сладкий, пахнущий дорогими духами. Комната, в которую я вошел, была просторной, но казалась перегруженной. Вместо обычной люстры с плафонами с потолка свисала зеркальная сфера глыба, рассыпающая по стенам тысячи радужных зайчиков, будто в детской карусели.

Прямо по центру, на фоне огромного окна с видом на ночной город, стояло одинокое кресло. Не просто кресло, а какое-то царское — с высокой спинкой и подлокотниками, обитое черной, глянцевой кожей. Оно смотрелось как трон, на котором вот-вот должны были вершить суд.

Слева от него притулился низкий и широкий диван в том же кожаном исполнении, заваленный десятками шелковых подушек всех оттенков малинового и золотого. Но самое странное было в другом.

Посередине комнаты, на невысоком возвышении, похожем на круглый деревянный островок, уходил в самый потолок идеально отполированный до зеркального блеска металлический шест. Он был укреплен сверху и снизу, как фонарный столб, только тонкий и лоснящийся. Зачем шест для стриптиза в доме?

Тут было достаточно светло, потому что помимо шара и мерцающих зайчиков, по периметру потолка комнаты, которую можно было назвать залом, шли лампы, горящие через одну, но, видимо, так и было задумано. Также из комнаты отходило ещё пара дверей. Одна из них была открыта, и оттуда слышалась суета и одиночные звяканья, чего-то мелкого, возможно, посуды. Вторая дверь, видимо, вела в спальню.

Я замер, не зная, что мне делать. И тут она вернулась. Она вышла из кухни, держа в руках длинную широкую сковороду с лежащими на ней вилками.

— Присаживайтесь, — указала она взглядом то ли на кресло, то ли на диван.

— Я, надо сказать, обескуражен, — улыбнулся я.

— А, вы про пилон? — спросила она, указывая на железный шест. — Это так, можно сказать, по работе.

Я, немножко неуверенно, но с каждым шагом набирая скорость, опустился на кресло. Она поставила сковороду на подставку, а её — на стеклянный столик на колёсиках и подкатила ко мне.

— Угощайтесь, — произнесла она.

— А вы? — спросил я, смотря на желтоватые овальные кусочки на сковороде, явно ещё тёплые.

— А я уже поела, да и поздно есть на ночь. Что-нибудь попить? Вода, вино, сок, — стала перечислять она.

— Только не вино, — улыбнулся я. — Я же на службе.

— А, понимаю. Но вы не против, если я немножко выпью? — произнесла она.

Собственно, судя по запаху, она уже выпила. Но это её дом, и со мной она в полной безопасности, даже если выпьет чуть больше чем нужно.

— Ну, конечно, я не против, — ответил я.

— Тогда сок, — произнесла она, снова удаляясь.

А вернулась уже с бокалом жёлтого сока и початой бутылкой вина уже для себя.

«Зачем ей всё это?» — мелькнула у меня мысль, но запах, поднимающийся из тарелки, буквально приказывал мне, как старший по званию, не задавать лишних вопросов и просто наслаждаться ситуацией. Я проткнул первый жёлтый кусочек и медленно отправил его в рот. На вкус наггетс, а это оказалась вареная или жареная курица в хлебной панировке, вполне походил на курицу. Он покалывал язык крупинками панировки и при надкусывании издавал хруст, той самой корочки которая получается от жарки.

Я неспеша поглотил ещё пару кусочков, запивая из бокала жёлтым апельсиновым соком достаточно странного привкуса, видимо, в нём отсутствовал сахар. Ира же изящно, откинувшись на спинку дивана, тремя пальцами кисти опрокинула бутылку с вином слегка пригубив его губами, стык в стык.

Спрашивать у девушки, всех ли патрульных она кормит жареной курицей в панировке, я не стал. Глупо отмахиваться от удачи, если удача сама тебе благоволит. Раз уж так получилось, что я здесь застрял. К слову, моя рация была рядом, и любые движения в радиоэфире не прошли бы мимо меня зря. Но всё было тихо. А тем временем моя собеседница продолжала наш разговор.

— Слу-шай, — протяжно произнесла она, снова отпив из бутылки. — А давай на «ты»?

— Давай, — произнёс я, дожевывая очередной кусочек в панировке. — Я Слава.

— А я Ира, но ты это и так знаешь… Я, на самом деле, уснуть не могу, стресс и переутомление, — призналась она. — Но с работы пришла, и не в одном глазу. И знаешь, какая-то незаконченность дня… У тебя такое бывает?

«Незаконченность дня», — подумалось мне. — «А незаконченность прошлой жизни и скоростное начинание новой считается?»

— Да, иногда бывает, — соврал я.

— И как ты справляешься? — спросила она заинтересованно смотря на меня.

— Ну, там, спорт, — выдохнул я. — Иногда пиво, но никогда не вместе.

— А меня от спорта уже тошнит, — выдохнула девушка. — Я все смены на ногах и на руках кручусь вокруг этой вот палки. А куча обрюзгших, вонючих и пьяных мужиков с бабками пялится на меня, как будто могут себе меня позволить. Ну, собственно, моё заведение позволяет им так думать.

— Ну, да, сложная ситуация, — произнёс я. — Тебе, наверное, после такой работы вообще на мужиков смотреть не хочется?

Она вздохнула, отпив из бутылки, и, скользнув по мне взглядом, который ушёл наверх, словно она думала над ответом или вспоминала.

— Хочется контраста. Ты знаешь, это как люди, которые работают на колбасных фабриках, не могут есть свою продукцию, — произнесла она, вставая и делая шаг к подиуму, — А хочешь, покажу, чем я забиваю себе голову перед сном?

«Капец, а кто бы не хотел?» — подумал я, но слова застряли в горле, и я просто кивнул. А Ира продолжала говорить:

— Мой мозг такой: Ира, не спи, ты же можешь включить в свой танец этот элемент или этот…

Она шагнула на платформу поставив бутылку на пол и взявшись за пилон левой рукой, и словно бы завалилась вправо, взмахнув правой ногой и поджав её, позволяя центробежной силе крутануть её вокруг шеста. С невероятной лёгкостью и непостижимым мне изяществом она сделала первый круг, потом второй и, прогнувшись в спине, пролетая с моей стороны пилона, её светлые, мокрые волосы пронеслись совсем близко от моего лица, а халат девушки предательски раскрылся, обнажая, хоть и частично, её аккуратную грудь размера между первым и вторым, слегка — до начала розоватой кожи сосков.

Ира поднялась на пилоне под самый потолок и, раскрыв ноги в поперечном шпагате, обращённом к потолку, сделала ещё оборот, показывая мне белое кружевное бельё. И, пролетая круг с противоположной от меня стороны, она опустила ноги на подиум, сделав два шага по пьедесталу ко мне и снова заходя на круг, сошла на пол, подхватив оставленную бутылку и плюхнулась на диван.

Я позабыл про наггетсы и позволил себе сдержанные аплодисменты. Я смотрел на неё не как на стриптизёршу, а как на красивую атлетичную девушку, знающую своё дело на все сто. Хотя, кого я обманываю…

— Это прекрасно, — искренне признался я. — Вот только на тебя всё равно смотрит потный мужчина после тяжёлого рабочего дня.

— В этом между вами и разница, — она снова отхлебнула из бутылки и поставила её на пол между креслом и диваном. — Ты работаешь на благо общества, а они все не знают, куда девать деньги, нажитые непонятно как. А про то, что ты после рабочего дня потный, так я слышу, что в рации у вас тишина, ты всегда можешь воспользоваться моим душем и гелем для душа.

— Не знаю, насколько это правильно?.. — начал я.

— Неправильно стоять потным в бронежилете и шлеме по 100/500 часов на охране чужой квартиры. Сходи сполоснись, вряд ли до конца смены у тебя будет такая возможность. У меня там система тропический ливень, а я пока вторую себе открою. Может, хоть срубит в сон, — она встала, заправив халат, и удалилась на кухню.

Меня покормили, меня напоили соком, для меня станцевали и предлагают помыться и, судя по контексту, свалить, оставив хозяйку спать. Кто я такой, чтобы отказываться смыть с себя пот и грязь рабочего дня?

И я встал провожая её взглядом изящную и пьяненькую, и направился в уборную.

Дверь в ванную комнату была тяжёлой, матового стекла, и за ней открывалось пространство, которое в моей прошлой жизни сочли бы за полноценную комнату. Всё было выдержано в оттенках белого мрамора с прожилками серого и тусклого золота. Тут пахло дорогим мылом и парфюмированной водой.

Но главным был душ. Вернее, целая душевая кабина без поддона, занимавшая всю дальнюю стену. Вместо привычной скромной лейки с потолка свисала огромная, почти в метр диаметром, блестящая хромированная плита, испещрённая мелкими отверстиями. Она напоминала гигантскую шайбу или люк корабля. Я представил, что, включив воду, можно стоять под настоящей стеной тропического ливня.

На широкой мраморной полке под зеркалом во всю стену царил организованный хаос из тюбиков, флаконов и баночек всех возможных форм и размеров. Они стояли тесными рядами, будто армия на параде. Одни были с надписями на английском кое что я мог прочитать: «восстанавливающий шампунь», «масло для тела с арганой», другие — нет, просто с иероглифами или стилизованными изображениями алоэ, кокоса, манго. Цвета — от нежно-розовых и бирюзовых до матово-чёрных. Ни одного простого, советского «Хозяйственного мыла» я тут, разумеется, не нашёл.

А на отдельной этажерке из тёмного дерева, сложенная стопкой до полуметра высотой, лежала гора полотенец. Все они были одного размера — огромные, банные, но разных, но идеально сочетающихся оттенков: пепельно-серые, глубокие синие, сливочные. Ткань казалась неприлично толстой и мягкой, словно сотканной из облаков. Каждое, ждало своего звёздного часа, чтобы впитать в себя влагу после того самого тропического ливня.

В углу, в стороне от всего этого мраморного великолепия, притаился другой объект. Он не походил на громоздкие, с бачком под потолком туалеты, к которым я привык. Это был цельный монолит из того же белого фарфора, что и раковина, — гладкий, обтекаемый, без единого шва или стыка. Он сливался со стеной, словно вырастая из пола, и казался произведением современного искусства.

Над ним, на стене, сияла единственная деталь — большая, плоская кнопка. Она была металлической, матово-серебристой, и в неё была вписана ещё одна, поменьше. Рядом никакой цепочки или рычага — только этот лаконичный элемент, напоминающий панель управления в каком-нибудь футуристическом фильме. Создавалось ощущение, что одно неверное нажатие — и комната куда-нибудь уедет или превратится в капсулу для межгалактического полёта.

Я снял с себя верхнюю часть формы, потом нижнюю и положил её, аккуратно сложив, на пуфик. На пол была поставлена рация, а мокрая и слегка пахнущая тельняшка легла обособленно. Оставшись в одних трусах и носках, я скинул и их. Что ж, сейчас проверим моё везение: не вызовет ли меня дежурный, или экипаж, или взводный, который решит, что целый младший сержант используется нерационально.

Шагнув в душевую я задвинул за собой занавеску. А тёплая, почти горячая вода хлынула с потолка сплошной стеной, как самый настоящий тропический ливень. Я взял какой-то тюбик и, выдавив содержимое на ладони, по-жулькал их. И оказалось, что угадал: средство пузырилось, а раз так, оно пошло на голову и под мышки, а остатки выдавленного ниже пояса. Конечно же, у девушек для всего есть отдельные флакончики, и тут они были, но надо было спешить, ведь я всё-таки был на смене, пускай и на импровизированном ужине. Вода согревала и смывала пену с волос и густым, почти осязаемым потоком стекала по лицу, шее, плечам, унося с собой пот и усталость. Я вдохнул влажный, насыщенный ароматами геля или шампуня воздух и зажмурился, пытаясь сосредоточиться на физических ощущениях — на том, как каждая капля усталости растворяется и утекает в слив.

Но стоило мне закрыть глаза, как картинка возникла сама собой, яркая и до боли навязчивая.

Вместо воды — ослепительные блики на хромированном шесте. Вместо шума душа — едва уловимый шелест её развевающегося халата. Я видел её спину, выгнутую в немыслимом, стремительном прогибе, летящую ко мне. Снова и снова, в цикле, как закольцованное видео. Её светлые, мокрые от душа волосы проносились в сантиметре от моего лица, а в носу стоял тот же сладковатый цветочный аромат, что и сейчас в этой душевой кабине.

Я с силой провёл ладонями по лицу, пытаясь стереть этот образ. Включил холодную воду — резкие струи ударили по коже, заставляя вздрогнуть. На секунду помогло. Но стоило телу привыкнуть к новому температурному шоку, как мысленный взор снова зафиксировал тот самый кадр: предательски распахнутый халат, аккуратная грудь, тонкая полоска белого кружевного белья на фоне загорелой кожи.

Нет, это не просто воспоминание. Это физическое ощущение. Внутри едва ощутимо кололо, дыхание сбивалось, и я поймал себя на том, что стою под потоком воды абсолютно неподвижно, заворожённый этим призрачным видением, сжимая в кулаке тюбик с гелем для душа.

«Контраст», — пронеслось в голове сказанное ей слово. Её тянуло на контраст после работы. А меня что тянет? На нарушение всех мыслимых и немыслимых протоколов? На мысль о том, что я, младший сержант полиции, стою голый в душе у стриптизёрши, а в голове у меня прокручивается её танец, от которого кровь стучит в висках.

Я снова открыл глаза, глядя, как вода растекается по мрамору. Шум воды не заглушал внутренний гул. Он лишь стал саундтреком к навязчивому кино, которое теперь играло у меня в голове. Смывая с себя пот и грязь смены, я лишь сильнее ощущал, как на меня налипает что-то другое — тягучее, тревожное и до неприличия притягательное.

Открыв глаза, я глубоко вдохнул и выдохнул.

«Так не бывает», — колотилось внутри моей ментовской головы мысль. Но так было. И в какой-то момент в ванную комнату ворвался поток свежего воздуха, а занавеска качнулась в сторону выхода: кто-то зашёл в ванную.

— Спокойно, это я. Ты разобрался с душем? — спросил чуть подпитый голос Иры, разливающийся в душевой словно звон множества колокольчиков.

«С-сука…» — мелькнуло у меня, как слово, которое как нельзя лучше подсвечивало эмоциональность этой ситуации.

— Да, да. Спасибо большое, — выдохнул я, в какой-то момент коснувшись себя ниже живота.

И если я не верил, что так может быть, то мочеполовая система вполне себе верила. Демонстрируя мне, как бывшему пионеру и комсомольцу, что ОН всегда готов. Даже когда его об этом не очень-то просят.

— Смотри, вон пачка полотенец, после душа возьми серое, оно для всего тела, — произнесла она. Её голос казался всё ближе, и нас отделяла лишь клеёнка и сплошная струя воды.

— Хорошо, я понял, — выдохнул я, видя её силуэт через матовый ромб мутной клеёнки.

— Да? — удивилась она. — Точно разберёшься? Я могу отдельно положить куда-нибудь? К примеру, сюда…

Глава 16 Искушение и долг

Её босая нога шагнула в душевую, отодвигая клеёнку, отделяющую нас. Полотенца у неё в руках не было, а из одежды — только блестящий пирсинг в пупке. Ира шагнула ко мне и приблизилась настолько близко, что я мог касаться её без участия рук.

Она смотрела мне в глаза, так как была чуть ниже. Пальцы её свободной руки легли мне на трапецию и проскользили по грудной, прессу, касаясь меня внизу живота и беря меня в захват за мой мужской «хвост».

«Как поменялись времена», — почему-то подумалось мне. Всё стало настолько проще, или это вино руководит её поступками?

Но как насчёт меня? Что руководит мной, и что есть я, и какие цели я преследую?

— Нравлюсь? — зачем-то спросила она мне на ухо, и её голос прозвучал глуховато, будто из-под воды.

Пар от горячей воды густел в воздухе, наполняя лёгкие влажным жаром. Ира на мгновение закрыла глаза, её покачнуло, и она инстинктивно упёрлась свободной ладонью мне в грудь, чтобы не потерять равновесие. Её пальцы скользили по моей мокрой коже уже без прежней уверенности — теперь это было скорее усилие уставшего человека, а не соблазнительная ласка. Капли воды, стекавшие с её ресниц, были похожи на слёзы, но на самом деле это был просто конденсат, смешавшийся с оставшимся после её работы макияжем. Видимо, алкоголь, до этого приглушённый танцем и адреналином, поднялся изнутри в её светлую голову и поглотил сознание девушки густым туманом, размягчив мышцы и сделав Иру ватной. Её тело стало тяжёлым и податливым и подалось назад, падая, но я подхватил её, беря на руки.

— Очень, — произнёс я и понёс сквозь всю квартиру, толкнув ногой дверь в спальню.

Комната была почти пустой и тонула в полумраке. Глубокий синий цвет стен поглощал свет от единственного настенного бра с тёплым желтоватым свечением. Всё убранство составлял низкий каркас кровати с огромным светлым матрасом, похожий на тот самый подиум в зале, только приземистый и мягкий. Рядом на полу лежала стопка книг вперемешку с глянцевыми журналами, а на тумбочке из неотшлифованного дерева стояла одинокая кружка. Пахло здесь иначе, чем в гостиной, просто чистотой свежего постельного белья.

Я аккуратноположил её на огромную светлую кровать.

Она изящно выгнулась в спине и, закрыв глаза, засопела, получая то самое, чего она по-настоящему хотела, а именно — спокойный сон. Верхняя книга в стопке макулатуры была, как ни странно, «Лолита» Набокова. Какую же дрянь она читает, и скорее всего не от хорошей жизни пошла в танцовщицы на пилоне.

«Ну что ж, — подумал я, — не рация, так случай. А пользоваться беспомощностью девушки — ниже моих принципов и правил».

И, накрыв сопящую во сне стриптизёршу одеялом, я отправился в зал.

Взяв из сковородки наггетсу, я положил её в рот и, пойдя в ванную, вытерся тем самым серым полотенцем. Одевшись, я подошёл ко входной двери, приоткрыл её и посмотрел на замок — старая добрая самозащёлкивающаяся дверь. Что ж, это всё упрощает. Взяв ручку и вытащив свёрнутый вчетверо листок А4, лежащий в служебной книжке (видимо, для изучения объектов), я написал на нём:

'Спасибо за ужин и за душ. Уложил тебя спать и пошёл дальше работать. Будешь в настроении — звони.

Контрастный Слава (и мой номер телефона)'.

Этот листок я прикрепил к зеркалу в коридоре. Доев наггетсы и допив сок, я отнёс сковородку на кухню, на которую, видимо, денег у Иры не хватило — это была обычная постсоветская кухня без изысков, правда с новой микроволновкой, холодильником и каким-то ящиком, в котором стояла посуда.

«Посудамоющая машина? — Шикарно! Надо будет ко мне в секционку такую завести, или вообще снять свою квартиру. Чё, это и правда, я мешаю Лёхе Иванову спать через ночь от смены к смене». На кухонном столе, кстати, стояла прилично так початая вторая бутылка вина, что многое объясняло.

Интересно, сколько сейчас стоит жильё своё купить? На этой мысли память Славы Кузнецова одарила меня болью, даже не цифрами, а моральной болью… И странным, новым для меня словом — «ипотека». Несмотря на то что развитый капитализм в России был несказанно лучше моих девяностых, квартиры в этом времени, как в СССР, больше не давали.

«Прорвёмся», — вздохнул я и, взяв бронежилет с каской и палкой, вставил в его разгрузку рацию, вышел из квартиры номер девять на Фёдора Лыткина, 2, щёлкнув самозакрывающейся дверью

— 305, 307-му, — произнёс я в рацию.

— Слушаю, — ответил Дима.

— Адрес базирования своего напомни?

— Усова, 29.

— Сейчас буду.

Такси в пределах района стоило 200 рублей, и, конечно же, таксист слегка офигел, когда я бухнулся на заднее сиденье авто, предварительно положив туда разгрузку.

— Доброго утра, — поздоровался он, широко улыбаясь.

— Доброго. На Усова, 29, со стороны дороги.

— Вы самый мой странный клиент за сегодня, — улыбнулся водитель смотря на мой бронежилет и каску на палке и начал движение.

— Жизнь такая, — пожал я плечами.

Вернее, конечно же, это не жизнь, а личный выбор. Я бы мог и дальше батониться в том мегаудобном кресле, ожидая, пока про меня вспомнят. Но оставаться в квартире у спящей девушки в первый день знакомства — это для меня слишком. Захочет — вспомнит всё, как в фильме со Шварценеггером, позвОнит.

Кстати, память Славы мне почему-то подсказывала, что правильно — «позвонИт», даже зачитывало какой-то стишок: «В слове звОнит много вОни».

Меньше десяти минут по пустым дорогам — и вот я уже выходил из такси, неся с собой броню и каску.

У спящего трёхэтажного жёлтого дома стоял экипаж, со стороны окон у проезжей части, где листал свой смартфон экипированный сержант Дмитрий. И я, подойдя к нему, постучал в окно, от чего он вздрогнул.

— Фу, думал, проверяющий! — выдал он.

— Это всего лишь я. Что, старший на охране объекта?

— Да, всё так. А ты что приехал? — спросил он.

— А чё там стоять? Работать надо.

— Лаечко полсмены не работал, дай ему поработать тоже, — произнёс Дима. — Сам вон сядь, переведи дух.

— Да не, мне ещё законы и приказы с ТТХ учить к завтрому.

— Уже к сегодняму, — также как и я исказил слово Дима. — Ну, смотри сам. А что за запах от тебя?

— Что за запах? — не понял я.

— Ну, не могу понять, какие-то фрукты.

— А это? Это вонючка в такси такая была, вот и пропах.

— Ну, понял. Удачи тогда. Второй подъезд. — пожелал мне водитель.

И я, надев броню и каску, отправился в подъезд выручать Лаечку.

Подъезд встретил меня затхлым, спёртым воздухом, пахнущим старым деревом и едва уловимым кисловатым духом гниющей где-то мокрой тряпки. Лестничная клетка была типично советской — неширокая, с низким потолком, выкрашенная когда-то в голубой цвет, теперь облупившейся и покрытой паутиной теней.

Я ступал на ступени, истёртые до бетонной основы по краям, что вели меня наверх, и они еле слышно хрустели песком под моим весом. Перила были холодными; я коснулся их для ловкого разворота между лестницами, пытаясь использовать центробежную силу, ту самую, что использовала Ира, но рождённый вбегать в кишлаки в бронежилете танцевать не может. На стенах же, под слоем старой побелки, проступали контуры наскальных рисунков первых людей, живших тут. Сейчас же, в шесть утра, дом напоминал тот, в котором должны поселиться на одну ночь люди в фильме ужасов.

И на ступеньке между вторым и третьим этажом сидел Лаечко. Он был экипирован как для штурма — в бронежилете и каске, но поза его была устало-созерцательной. Автомат АКС-74У стоял прислонённым к стене, стволом в потолок, а сам он, откинувшись спиной на прохладную стену, курил, глядя в маленькое подъездное оконце, за которым виднелся кусочек светлеющего неба, благословляемого лучами восходящего солнца. Дым сигареты медленно поднимался вверх коптя и без того жёлтый потолок.

Он сидел неподвижно, как часть этого подъезда, словно вечный страж на посту, затерянный в самом сердце спящего города.

— Ты как тут? — спросил он у меня.

— С тебя двести рублей. На такси приехал, чтобы тебя поменять, — выдал я.

— Тогда что так долго? — хитро нахмурился он, словно что-то знал о моих приключениях.

— Жаба давила, решал — ехать или идти, — пошутил я.

— Тут идти полчаса, по ночному району в броне — такое себе приключение, — произнёс он.

— Ну вот я и выбрал такси. Ну что, давай, «пост принял», — выдохнул я.

— Пост сдал, — скрипя коленями, встал Лаечко. — Я тут накурил тебе. Если эта вредная бабка ещё раз выглянет, скажи ей, что тут так и было.

— Понял, — улыбнулся я.

— 305-й, Казанке? — прозвучала рация, и Дима ответил:

— Слушаю тебя.

— По Усова, 29, отзвонился хозорган, просит попробовать сдать на охрану ещё раз. У него внутри объёмники, наблюдайте.

Взгляд Лаечко поднялся на моргающую контрольную лампочку; она вдруг погасла и загорелась ровным светом.

— Зашибись, — произнёс старший и отдельно в рацию: — 305-й, 307-му, контрольная горит.

И Дима продублировал информацию отделу, так как носимые рации не всегда добивали до базы.

— На пульте объект. Снимайтесь и дуйте на ужин, — выдал дежурный.

— Ужин под утро — это хорошо, — проговорил Лаечко. — Можно на маршрут не вернуться или вернуться формально.

— До заступления следующей смены ещё три часа, всё может перемениться, — покачал головой я.

И мы спустились вниз, сев в машину, поехали, единогласно решив, что ужинать будем в отделе. По пути Дима свернул с маршрута.

— А мы куда? — спросил я.

— В «Ленту», — буркнул он. — В отделе жрать нечего, раньше можно было в холодильник что-то положить, но сейчас завелась «крыса» какая-то, которая нет-нет, да и подъедает еду.

Магазин «Лента» в шесть утра — это было что-то. Огромное здание жёлто-синего цвета с логотипом подсолнуха на крыше и крупными буквами названия. Пустынная парковка размером с футбольное поле, залитая белым светом фонарей, хоть уже и светало. Наш служебный автомобиль приткнулся рядом с одиноко стоящим киоском «Фейерверки».

— Странно, — сказал я, вылезая из машины. — Весь магазин под крышей, а этот пиротехнический киоск снаружи торчит. Логики, конечно, ноль.

Лаечко, зевнув, пояснил:

— А была у них логика, да вся вышла. Года три назад один дебил прямо в магазине стойку с этой самой пиротехникой поджёг.

— О, это легенда! — Дима, запирая машину, хрипло хохотнул. — Полыхало знатно. Не то что отдела — магазина не стало. Мы потом тут год целый ездили, охраняли, пока восстановительные работы шли. Товары забором обнесли, так к ним всё время кто-то норовил подобраться. То местные алкаши, то студенты. Кого мы тут только не ловили, план по 158-ой перевыполнили на год вперёд.

Мы неспешно шли в магазин, и главный шок ждал меня внутри. Я застыл на пороге, разглядывая ряд банкоматов, встроенных прямо в стену между тележками и аппаратом с кофе. И все разные, раньше надо было банк искать, а теперь можно расчитываться и налом, и картой, и переводом, и даже… Память Славы Кузнецова поделилась со мной еще одним новшеством цифровой эры — QR-код. Само слово несло частично негативную коннотацию, ибо всех задолбили им в местную пандемию 2019-того года.

А Дима лишь фыркнул, проговорив: — Не зависай.

И, взяв корзинки, мы пошли охотиться, как охотится современный человек, меж джунглей из стеллажей с товарами, предстояло выбрать самое нужное, что бы хотелось съесть в этом приме пищи, назвать ужином утреннюю еду у меня мысль не поворачивалась. Но у меня было всё проще, я уже поел у Иры. От одного воспоминания об своём новом знакомстве у меня пробежали мурашки. Лично я считаю, что стриптизёрши тоже должны быть в этом мире, пластика танца и изящество движений особенно от красивой девушки бесценно.

Кроме того, кто бы не хотел переспать со стриптизёршей? 99% мужчин ответят утвердительно, ну, конечно же, те, с кем рядом не сидит вовремя этого вопроса жена. Жёны — это вообще святое, именно потому на стриптизёршах стараются не жениться. Хотя лично я не считаю это чем-то плохим, если между людьми возникла так называемая любовь. Опять же для тех, кто любит бахвальство в обществе, ночь с танцовщицей — это успех, а вот о прошлом той же жены-танцовщицы такой персонаж предпочтёт умолчать.

Про себя я мог поставить внутреннюю галочку, что ночь со стриптизёршей я провёл, рассказывать об этом я, конечно же, никому не буду. Она всё-таки девушка, пускай и маленько запутавшаяся.

И, взяв какой-то бутерброд с курицей и энергетик без сахара, я удивил всех, ребята-то набрали и салаты, и первое, и второе. А я лишь отшутился, что на голодный желудок мозг работает лучше, мне же еще к экзамену на оружие готовиться.

А самое удивительное отражение этой эпохи ждало меня у касс. Бесконечные выходы с пустующими кассами стояли закрытые. Однако была и небольшая очередь в место со множественными столбиками с экранами и столами, где тоже не было продавцов, все просто подходили, зависали у табло, сканировали товар и клали в пакеты, и контролировала всё это одна единственная женщина. Освобождаясь, столбик выдавал над собой зелёный световой сигнал, а стоило подойти к нему и ткнуть на экран, лампочка гасла. Иногда лампа загоралась красным, и женщина подходила, и делала какие-то манипуляции с устройством бескассирной продажи и снова возвращалась на свой стульчик, который был у самого выхода из зоны. Охраняемой всего одним охранником.

Дошла и моя очередь, я подошёл к столбу со столиком и первым делом начал читать указатели на нём, куда положить товар, куда положить отсканированный, всё казалось интуитивным и простым, тем более у меня всего два товара.

Однако, как оказалось, товар сканируется не любой стороной, а той стороной, на которой штрихкод, а энергетик вообще нужно сканировать с крышки, где наклеена маленькая наклейка с QR-кодом. Тут я, конечно, не сразу сообразил, но у меня получилось, и терминал выдал мне надпись: «Дождитесь кассира для подтверждения вашего возраста».

О, как! Система заботится, чтобы сладкая газировка с кофеином не попала в руки несовершеннолетнему. И память Славы тут же выдала парадокс: в этом времени возраст полового согласия наступает с 16 лет, а не как в 90-тых с 18-ти, то есть дети могут вовсю познать секс по обоюдному согласию с шестнадцати, а курить и пить им можно с 18-ти, тогда как получить оружие они могут с 21-го. Я был в шоке, там в 18 лет то, ничего в голове не наблюдается, а в шестнадцать и подавно… А тем временем кассир подошла и, отсканировав свою карточку, сделала возможным мне оплатить товар. И, найдя своё любимое «оплатить картой», я оплатил.

Мы сели в машину и поехали, оставив за спиной ярко освещённую «Ленту» и тёмный силуэт пиротехнического киоска — немой памятник человеческой глупости.

Заехав во двор отдела, через КПП, где постовой, кивнув Диме, поднял шлакбаум, он припарковался у бетонной стены, и мы пошли в отдел через чёрный ход — парадный в такое время был на замке.

В комнате для обедов пахло вчерашней гречкой и свежеразогретым супом. Ребята расселись за столом, достали покупки, зашуршали вскрывая упаковку. Я же отщипнул кусок от бутерброда и выпил глоток энергетика — есть не хотелось, мысли были о другом. И я поднялся.

— А ты куда? — с набитым ртом спросил Дима.

— В хол, нормативку поучить, — ответил я кладя надкушенный бутер в холодильник.

Холл дежурной части тонул в зябком полумраке. Тусклый свет падал только от бра над мягкими чёрными диванами, стоящими вдоль стены. Я уже было направился в угол, но остановился как вкопанный.

Прямо напротив входа, на высокой тумбочке, где обычно лежали старые газеты, стоял в полной боевой выкладке стажёр Бахматский. Бронежилет, каска, а в руках — две резиновые палки. Стоял по стойке «смирно», уставившись в стену, и напоминал черепашку-ниндя.

Я не удержался и фыркнул:

— Это тебя что, за сон на той квартире?

Бахматский, не двигаясь и не меняя позы, тихо, но чётко проговорил:

— Да. Сказали, что теперь это мой пост. До скончания веков.

Он на секунду перевёл на меня взгляд, полный отчаяния, и так же быстро вернул его на прежнее место.

— И сказали, чтоб я ни с кем не разговаривал. А то заражу своей тупостью, и он тоже будет стоять.

— Понял, — кивнул я.

Обернувшись на зеркальное стекло дежурки, за которым угадывались силуэты, и, отойдя от прокажённого, плюхнулся на прохладный кожзам дивана. Открыл методичку. Статьи «О полиции» и «О Росгвардии» пошли повторяться одна за другой, дублируя друг друга с небольшим смещением в пунктах, словно кто-то, переписывал законы не точь в точь, чтобы вышло иначе, но по сути — одно и то же. Я уткнулся в текст, стараясь не смотреть на застывшего часового с двумя палками.

Интересно будут ли каверзные вопросы на экзамене и хватит ли у меня эрудиции и опыта чтобы разгадать их замысел правильно? Казалось бы у меня опыта, как у дурака махорки, но время-то другое…

Глава 17 Но есть нюанс

Я читал, учил, вспоминал, и мой зятяжной ужин пролетел незаметно, если не считать постоянных грустных вздохов «черепашки-ниндзя», стоящего на страже входной двери и без того запертой в дежурную часть.

— Казанка, Кургану? — прозвучало в дежурке.

— На связи, — ответил устало Мельников.

— Помоги экипажем. На переулке Нахимова, 4, четвёртый подъезд, 58 квартира, раздаются крики, муж приучает к земле жену.

— Думаешь, сам не справится? — уточнил Мельников.

— Наша задача — чтоб не справился. Звонила соседка снизу, заодно возьми с неё объяснение.

— Понял, направляю туда мой лучший экипаж.

— Благодарю, — ответил РОВД.

— 305-й, Казанке, — зазвучала у меня рация.

— 305-й, 305-й, Казанке, — повторил дежурный.

И я встал и, взяв рацию, сделал пару шагов к бронированному стеклу дежурки, заглядывая в окошко, чуть наклоняясь.

Капитан Мельников смотрел прямо на меня.

Его усатое лицо невозмутимо произнесло эту фразу снова:

— 305-й, Казанке.

«Зачем он вызывает нас, мы же еще на ужине?» — мелькнуло у меня.

— Товарищ капитан, мы же на ужине, — напомнил я ему голосом, не отвечая в рацию.

— Младшой, буди своих, дуйте на адрес.

— Принято, будить своих, — произнёс я и пошёл в комнату приёма пищи.

А придя туда, увидел, как парни смотрят на смартфоне Лаечки какой-то видос, на котором двое других мужиков тоже смотрят видео, но уже набрав во рты воды, подразумевалось, что они должны увидеть что-то смешное и смешно выплеснуть воду изо ртов. Всё-таки общество деградирует…

— Пацаны, там Мельников вызывает 305-го, — сказал я.

— У нас обед, — произнёс Лаечко.

— Ага, еще 7 минут, — сообщил Дима.

«Кто там грешил на зумеров, что они не хотят работать?» — мелькнуло у меня.

— Это всё очень здорово, но он меня видел и за вами послал, — сказал я.

— Ты в рацию отвечал что-то? — уточнил у меня Саша.

— Нет.

— Ну и бог с ним тогда, — отмахнулся Лаечко. — Тебя вон с квартиры не могли сменить и пришлось на такси к своим прорываться.

— Там Курган передаёт бытовую ссору на Нахимова, 4, и у него никого нет, чтобы туда послать… — осветил я ситуацию в районе.

— Они в РОВД что, охренели совсем, это же от них два дома в сторону? — выдал Дима.

— А на переулке, или на проспекте Нахимова? — уточнил Лаечко.

— Не запомнил, я же в рацию не отвечал, — признался я.

— Короче, мы не слышим, мы на обеде, и через 6 минут будем в квадрате.

— 305-й, Мельникову! — вдруг прозвучало сзади, и мы обернулись: усатый капитан стоял прямо за нами. — Вы чё, волки, о@#ели⁈

— Так ужин же! — произнёс Лаечко отвлекаясь от видео.

— Адрес примите по рации и едьте туда, хоть весь свой ужин, — настоял Мельников.

— Ага, а потом случись что, служебная проверка по нам пройдёт и нам же а-та-та сделают! — воспротивился идеи старший группы.

— Так, б№"№дь, слушай мою команду! Прямо сейчас идёте в машину и принимаете адрес! А ваши 5 минут я вам прощаю! — скомандовал капитан.

— Спасибо, — погрустнел Лаечко, вставая.

— Не за что! А-то у меня Микелянджело на входе, нуждается в еще трёх черепашьих друзьях и вы на них очень похожи!

О как, значит, я угадал, и Бахматского назначили именно черепахой-ниндзя.

— Мы из другой сказки, — отмахнулся Саша.

— Из какой, интересно? — уточнил дежурный.

— Дюма, «Три мушкетёра».

— Ловелас — Арамис — Кузнецов, Алкоголик — Портос — Лаечко, и Семейный — Атос — Черепанов Дмитрий. Пи#$$йте на адрес говорю! Канальи! — прокричал Мельников, шевеля своими усами.

И мы, сев в экипаж, поехали.

— Казанка, 305-му? — запросил Лаечко.

— Ты где был? — спросил Мельников в рацию.

— В низине, я тебе отвечал, ты не слышал. Дублируй: переулок Нахимова или проспект?

— Переулок, — произнёс дежурный.

— Принято, подъезжаю. — ответил старший, хотя мы только выехали с отдела, видать очень близко адрес.

— Экипироваться обязательно, если это не снятие? — уточнил я у старшего.

— Нет, но спецсредства возьми.

Очередной подъезд, над входом в который табличка с номерами квартир, встретил нас обшарпанной чистотой и растениями между этажами. Поднимаясь на четвёртый этаж, мы нашли ту самую квартиру, и Лаечко прислонился ухом к двери.

— Бьёт её, походу, — выдал он и позвонил в дверь.

Не то чтобы тут было шумно, не было музыки, но после звонка даже неуверенные шумы изнутри прекратились, и Лаечко позвонил еще раз, и еще, и еще, и еще…

Наконец нам открыли.

На пороге стоял мужчина в чёрном, вьющиеся из-под шляпы пейсы и шапочка говорили о том, что перед нами или еврей, или тот, кто хочет им казаться.

— Доброго утра, уважаемый, — начал Лаечко. — Соседи жалуются на крики.

— Ой, простите нас, мы увлеклись, — выдал мужчина без всякого акцента.

— Мы пройдём в квартиру? — спросил Лаечко.

— Зачем? — не понял тот.

— Затем, что есть основания полагать, что у вас тут совершается преступление против жизни и здоровья.

— Тут ничего не совершается, — запротестовал «еврей».

— Милый, кто там? — спросили из глубины дома женским голосом, и мы со старшим наклонили головы, чтобы увидеть говорившую.

Говорившая была бледна, но не от страха, а от пудры, у неё были красные румяные круги на щеках, а тёмные волосы убраны в шар на макушке, в который были воткнуты две длинные спицы крест-накрест, и самое странное — она была в кимоно. Не в борцовской куртке, а в чём-то похожем на настоящий японский халат.

— Полицаи, доХАгая! — у мужчины вдруг появился акцент и картавость.

— Смотрите, или мы заходим, или вас кладём лицом в пол, заковываем в наручники и отвозим в РОВД, где на вас будет составлен материал по неповиновению, — продолжил Лаечко. — У меня нет основания полагать, что вы тут вменяемые. И не издеваетесь над кем-то третьим.

И мы шагнули в квартиру, когда человек в чёрном отсутпил в сторону. В квартире было чисто, она была двухкомнатная, и никаких следов крови и насилия тут не было. Не заправленная кровать, столик с чайными пиалами для чайных церемоний и кожаная плётка, лежащая на полу, которая была больше бутафорской, чем чем-то опасным.

— Никого вроде больше нет, — резюмировал я.

— Так, ваши документы! — потребовал Лаечко.

И мужчина, и женщина поспешили принести их и, отдав, уселись на расправленное ложе. Еврей и японка наверное никогда не встречались в реальности, и вот наконец встретились на нашей смене.

— Господа Петровы, проживающие по прописке: переулок Нахимова, 4, квартира 58, почему шумите и мешаете людям спать? — Лаечко посмотрел на настенные часы, было уже половина восьмого.

— Товарищи полицейские, мы не нарочно, просто мы играли, — выдала Петрова.

— Во что? — не понял Лаечко.

«Для этого дня слишком много ролевиков.» — мелькнуло у меня.

— В гейшу и Мойшу, — невозмутимо произнесла гейша Петрова.

— П-ф-ф— … — Лаечко устало закрыл лицо руками.

— А что в такое время-то? — уточнил я, понимая, что мы прибыли на сексуальную ролевую игру, которая никак не похожа на тех вчерашних ролевиков, играющих в рыцарей.

— У нас времени другого нет, мы под вечер устаём сильно. И врачи рекомендуют утром, а сексолог говорит, что надо размораживать сексуальную жизнь, — проговорила Петрова.

— Так, ладно. Для нарушения тишины уже поздно, а преступление тут не совершается. Доброго дня. Старайтесь больше не раздражать соседей, — произнёс Лаечко и кивнул мне, что пора уходить.

— Хорошего дня, — произнёс я. — Мы должны были убедиться, что с вами тут всё в порядке.

Нас проводили молчанием, и, спустившись на этаж ниже, Лаечко позвонил в квартиру, дверь тут же открыли.

— Доброго утра. Старший сержант миграционной службы Лаечко, — представился Саша. — Полицию вы вызывали?

— Я, конечно, я. Потому что терпеть этого нельзя больше, — произнесла бабушка, стоящая в дверном проёме.

Она была в стёганом халате, с густо подведёнными бровями и в бигуди, из-под которых выбивались седые пряди. Глаза горели негодованием.

— Вы только представьте! — продолжала она, жестикулируя так, что халат распахивался, но мы даже и не думали смотреть ниже, смотря только на её недовольное лицо. — То в три часа ночи по лестнице космонавт в скафандре топает, то пожарный с топором. А на прошлой неделе — рыцарь в латах! Громыхал так, что люстра дрожала! Я уже и к кардиологу ходила, и очки новые выписала — думала, мерещится. Ан нет! Опять и опять. Сектанты окаянные людям нормальным жить не дают, по ночам воют! Я поднялась к их двери, ухо приложила и слышу: «Скажи, говорит, Белла, кто я такой⁈» Понимаете? Он даже не знает, кто он!

Она выдержала драматическую паузу, указывая пальцем в потолок.

— А сегодня вот это… Сижу в ванной и слышу: «Мойша-сан, я провинилась, не наказывайте меня, компай!» А тот ей: «Ты, Сара, отравить меня саке хотела! Так получай бесплатно плетью!» Дальше крики, стоны! Я уже не знаю, что у них там происходит! А я человек советский, мне покой нужен! Вы мне что, не верите?

— Почему не верим, верим. Рыцаря тоже сегодня на смене видели. Бабуль, а может, новопаситика на ночь просто, и полегче станет? — поддержал бабушку Лаечко. — Слав, возьми от бабули подробное объяснение. А я пока с Казанкой свяжусь.

И Лаечко ушёл вниз, хлопнув меня по плечу отдавая мне папку, оставив меня одного со свидетелем страшного.

— Ну, проходите, раз уж так нужно, всё расскажу — вздохнула бабушка, пропуская меня в квартиру.

Дверь закрылась, и я застыл на пороге. Квартира была поглощена котиками. Они были везде: рыжий и полосатый, как матрац, лежал на телевизоре; пушистый черный комок посапывал на батарее; на кухонном столе, рядом с баночкой с очками, умывался стройный сиамский аристократ. Воздух был густым и теплым, пропахшим котами и древесным наполнителем.

Я осторожно пробирался к столу, стараясь не наступить на хвост или лапу. Устроился на стуле, и тут же на колени запрыгнул упитанный серый кот, с деловым видом начавший месить мне штаны когтистыми лапами.

— Это Васька, он у нас самый гостеприимный, — пояснила бабушка, поставив передо мной кружку с чаем.

А я устроился писать за квадратным кухонным столом, накрытым белой клеёнкой в красный горошек.

«По факту вызова мной наряда полиции могу пояснить следующее. Что вверху по адресу переулок Нахимова, 4, в квартире 58 проживают граждане, которые мешают мне спать, разыгрывая костюмированные сценки. С моих слов записано верно и мною прочитано».

Я аккуратно переложил Ваську на пол, чтобы заполнить бланк, но тот, обиженно фыркнув, тут же запрыгивал обратно. Пришлось писать с котом на коленях. Закончив, я снова снял кота с колен, на этот раз усадив его на этот же стул с которого встал я.

— Спасибо за чай, — вежливо отказался я. — Напишите: «С моих слов записано верно и мной подписано». Подпишите тут и поставьте дату.

— Вот тут? — указала она в листок, подписывая объяснение дрожащей рукой. — Только вот скажи, сынок, неужели ничего с ними сделать нельзя? А то ведь они в следующую пятницу, сговаривались «Аватара» какого-то звать.

— Мы перенаправим дело участковому, сказочные персонажи — это их компетенция, — произнёс я, убирая бланк в папку. — Разрешите воспользоваться вашим туалетом, руки помыть?

Бабушка кивнула и я прошёл в туалет, где в ванной тоже лежал кот, пятнистый и пушистый. И, помыв руки в раковине, я мокрыми ладонями провёл по штанам камуфляжа, сзади и спереди, смывая шерсть. Ополоснув лицо, я взглянул в зеркало. Усталое и сонное, но всё еще молодое тело пахало на своих ресурсах.

Вот в армии есть 4 часа для сна на сутках, а у ментов такой прерогативы нет, ты заступаешь и работаешь до победного. А после суток — подведение итогов со взводом, экзамен и обязательные занятия по служебной подготовке. Не мудрено, что многие менты наступают на пробку, потому как, что у той же стриптизёрши Иры, на фоне эмоциональной нагрузки возникает бессонница. Хотя Ира — это другое дело.

— НеблагодаАная, ты пИивела в мой дом полицаев! — прозвучало сверху через перекрытия потолка.

— Нет, Мойша-сан, но ты можешь наказать меня. Ведь ты мой господин, раз купил меня на рынке наложниц в Токио!

Я поднял голову вверх, всё-таки стены тут тонкие и выключив кран вышел из туалета.

Попрощавшись с бабушкой, я порекомендовал ей помимо Ново-Пассита еще и беруши, или вату, пока участковый не угомонит её соседей сверху. Бабушка закивала, для неё слово «участковый» было чуть ли не синонимом царя и бога. И я направился вниз с чувством если не выполненного долга, то хотя бы выполненного минимума.

И Петровых тоже понять можно, а что на их месте делать, если чувства угасают со временем? Любовников и любовниц заводить? Лучше уж ролевые игры. Я улыбнулся, вспомнив вчерашних ролевиков в доспехах и рясах и сегодняшнюю парочку. И те и те играют в ролевые игры, но есть нюанс!

А выйдя на улицу, я подошёл к экипажу и, сев внутрь, отдал Лаечко его папку.

— Уже доложил? — спросил я у Саши.

— Ага, просили рапорт завезти, — произнёс старший.

— Объяснение, — произнёс я.

— Ну да, его. Башка уже не работает, под конец работы.

И мы рванули с места, называемого в простонародье Первачём, до РОВД, что располагался чуть дальше Южки по Нахимова, через Транспортное кольцо. Память Славы щедро делилась картами местности, будучи ребёнком, он многое тут облазил, знал каждый гараж, каждый лаз под трубой теплопровода, даже учился в школах этого района. Но почему он снимает квартиру, я так и не узнал, видимо, какой-то болезненный семейный опыт, с которым еще придётся разобраться.

В РОВД было тихо, собственно, дальше дежурки я и не проходил, а, просунув объяснение в окошко, произнёс:

— Нам бы копию с резолюцией принятия.

— Копию говоришь, — проговорил дежурный, целый майор. — Это же листы надо искать. Ну что делать, мы же вас туда послали…

Я молчал, позволяя майору пройти все стадии от отрицания до принятия (о, усечённый курс психологии от Кузнецова загрузился). Ну как «психологии», это больше похоже было на народные примеры или на отдельные тезисы, типа по Фрейду если человек обрывает с бутылок этикетку, то он сексуально неудовлетворен… А как быть с той же Ирой, что хлещет вино из горла и пытается уснуть методом соблазнения росгвардейца?..

В общем, Слава был не психолог, он больше походил на деревенского парня, который особо ни к чему не стремится, вот только он был городским. Из примечательного у него была одна особенность, которую я уже успел частично распробовать, в это времени это называется харизма, женщины и девушки видели в нём того, с кем было бы отлично, как они тут говорят, замутить отношения.

Листок ксерокопии был мне отдан, и на нём был поставлен синий штамп, в котором умещалась рукописная роспись дежурного по РОВД, и дата.

— Спасибо за службу! — похвалил меня дежурный.

И я, взяв под козырёк, проговорил: «Служу России!» — и вернулся в экипаж с ксерокопией.

— В отдел? — спросил Дима.

— А сколько у нас мушкетов? — вдруг начал Саша, видимо, вспоминая шутку Мельникова про мушкетёров.

— С-сука, — выдохнул Дима, — У тебя еще силы есть на шутки.

— Два пистолета, один автомат, две переносные рации, остального всего по три, — улыбнулся я краешками губ.

— Вам наливают что ли на адресах? — спросил водитель и повёз нас в отдел ОВО.

— Смотри, что есть? — широко улыбнулся Лаечка, показывая телефон, на котором у него откуда-то была фотка сидящих на кровати еврея и загримированной японки. Видимо, как-то снял их незаметно.

— Вчерашних не снял, рыцарей? — спросил я у него.

— Вчерашних не успел, размыто получились, — разочарованно сообщил на весь экипаж старший.

Отдел оживал, приходили водители, занимались машинами, которым еще предстоит работать целые сутки. А мы стояли, с тыла. В какой-то момент заступающая смена построилась, и дежурный новой смены скомандовал: «Заступить по постам и маршрутам! На охрану общественного порядка и имущества собственников по договорам!» С этого момента мы могли идти разоружаться. И все втроём пошли «сдаваться», отдавая уже новому дежурному броню, каски и спецсредства.

— Жалко, 305-й после нас не работает, — выдохнул Дима, — можно было бы броню и каску просто переписать на следующую смену.

— А не всё равно? Оружие так и так сдавать. Рации те же, — произнёс Лаечко.

Мы «сдались» быстро, Дима сразу же пошёл отгонять машину в гараж, а я и старший пошли в помещение роты, где уже сидел Мухаматдиев, и ротный Потапов, в углу стоял стажёр Бахматский уже без спецсредств, и сидела Елена, секретарь роты.

— В целом показатели за сутки у вас хорошие, только я что-то не понял, что Гусев написал в журнале, про какую-то картонку? — выдал Потапов, смотря на Мухаматиева.

— Это же Гусев… Николай Палыч, ему же надо что-то выявить, — проговорил Мухаматдиев, — а разрешите просьбу одну?..

Глава 18 В рабство к ротному?

— Разрешаю, — кивнул Потапов, смотря в документы.

— Можно, я сам буду выбирать личный состав? А то мне не аттестованных стажёров направляют, а мне нянчиться.

— У тебя что, людей много? Воспитывай, кого дают.

— Николай Палыч, я же не в садике детском, чтобы простые истины им объяснять, — настаивал Мухаматдиев.

— Ты о ком-то конкретном или в общем? — спросил ротный.

И Мухаматдиев, посмотрев на Бахматского, произнёс: — В общем.

— Ну, раз в общем, тогда воспитывай.

Потихонечку в роту стал прибывать весь взвод, все старшие и те, кто служил третьими. Сегодня никто не спешил домой, сегодня еще занятия в 10 утра, а чем еще заниматься до занятий, как не подводить итоги. Наша 158-я УК РФ, кстати, прошла по сводке, «маг» во всём сознался под давлением аргументов и экспертизы украденного им черепа. Мало того, добровольно выдал и другие экспонаты и деятельно сотрудничал со следствием. Административного материала по взводу сегодня не хватило, но старшие стали рассказывать то, что я и так знал, что всю «дорогу» стояли на адресах, какая тут будет работа, даже вон меня не смогли с адреса забрать, и «Кузе» пришлось на такси добираться. Кузей, видимо, окрестили меня.

Не обошлось и без того, что взводный доложил ротному о моих успехах за сутки, видимо, чтобы добавить очков на будущем экзамене. В его словах фигурировали фразы: «Три задержания», «здоровая инициатива», «самопожертвование». Это наверное про мои 200 ₽, снятые за поездку в такси.

Удобно, кстати, ты платишь картой, а у тебя приложение присылает, сколько у тебя денег осталось. А оставалось у меня не шибко-то много, меньше двадцатки, на которую нужно было жить до двадцатого. Плюс 15-го нужно было скинуть хозяину квартиры 6500, что вскладчину с Лёхиными деньгами получилось 13000 ₽, и за коммуналку 2500. А сегодня уже четверг, 7-е августа, получается на 14 дней 11000 ₽ Как бы на лечебное голодание не перейти с таким режимом.

А на занятиях было всё как в прошлом: взяв в роте тетради, мы поднялись в актовый зал, и замкомроты младший лейтенант Приматов Игорь Анатольевич зачитывал скучные тексты приказов под запись — пережиток советского прошлого. Как еще проконтролировать, что личный состав получил информацию, и избежать формализма в исполнении указаний? Только наличием тетрадей, где разными почерками люди записывают надиктованное. Хотя формализм тут, конечно же, был: человек тупо пишет, отключая мозг, входя в медитативное состояние, сокращая длинные слова, которые потом скорее всего сам же и не сможет прочитать. Кроме того, я не знаю, как свежие парни, которых в их выходной выдернули на часовое занятие, но у Мухаматдиевского взвода после смены головы были точно невосприимчивые.

— И наконец, наш район в этом месяце подпадает под плановую проверку Управления, поэтому у кого каких лекций нет — восполните, у кого в вещмешке чего не хватает — доложите, не исключены тревоги…

На слове «тревога» по залу пронёсся недовольный вздох. Неприятная штука, наверное, особенно если учебная, которая, как известно, ничему не учит, а просто мобилизует личный состав с вещмешками, а после «отбоя» превращается в повзводную попойку.

— И негласные проверки… Работайте так, будто за вами всегда наблюдает проверяющий. Так, банковская рота уже получила первые нагоняи за то, что пропустила на охраняемый объект человека, который оставил пакет с коробкой, и на следующее утро родился рапорт об условном взрыве на охраняемом объекте. Парням всё посрезали и поставили на более сложные места работы, — доводил замком.

Вот это тоже непонятно: ну пропустили они условного террориста, да опростоволосились, их условно взорвали и приказом перевели на другой объект. Зачем, спрашивается? Вы дали людям травмирующий опыт, чтобы что? Чтобы они служили на незнакомом объекте, заново его изучая и привыкая к его особенностям, вместо того чтобы в три раза бдительнее охранять тот объект, где этот опыт был получен?

Час пролетел незаметно — такое бывает, особенно когда устал и не особо вникаешь. В моём случае я был головой на экзамене на оружие. И вот рота пошла вниз, сдавала тетради, Лаечко предлагал людям накатить по чуть-чуть, Дима снова отказался, говоря, что без электрошокера он его с ним пить не заставит, а я остался в кабинете. Пока Потапов не обратил на меня внимание.

— А ты чего домой не идёшь?

— Так Ратмир Минисович сказал, что у меня сегодня экзамен на пистолет.

— О, точно. Ну что я тебе могу сказать, из комиссии только я остался, дежурный сменился, взводный твой в РОВД материал с прошлой смены еще «догоняет», чтоб его в сводку включили. Так что считай, только я тебя буду аттестовывать.

— Я готов, — устало кивнул я.

— Ну, давай, — Потапов откинулся на стуле, сложив руки на животе. — Нормативку ты и так знаешь, давай по вводным. Ситуация первая: приезжаешь на вызов в частный сектор, а там к тебе идёт гражданин, ведёт себя неадекватно, кричит, материт тебя, в руках держит камень. Твои действия?

— Команда «Стоять! Камень на пол!», — автоматически ответил я. — Контролирую дистанцию, три-четыре шага. Если не реагирует и продолжает угрожать — достаю газ, повторяю команду, заливаю газом, далее — боевые приёмы борьбы, наручники, доставление, рапорт. Оружие применял бы только если бы у меня всего этого не было, и нападение с камнями было бы групповым.

— Камень, палка, обрезок трубы — это всё опаснее, чем боевые приёмы борьбы. В твоём случае газ — правильная мера. Следователь ОСБ первым делом спросит, если допустим применил, а была ли возможность воспользоваться спецсредствами. Если же силы явно не равны, то, конечно… Их несколько и они с подручными средствами, бутылками и камнями, как в Беларусии было. Ты обозначаешь для них дистанцию: «Ни шагу больше!», далее озвучиваешь намерение применить оружие: «Стой, буду стрелять!», потом выстрел в воздух, потом только на поражение, и то с минимизацией урона, к примеру, в руку с камнем или в ногу. Ну, а дальше что делаешь?

— Вызываю подкрепление, остальных заковываю в наручники и оказываю доврачебную помощь. — произнёс я, хотя ротный и так всё за меня рассказал.

Может учит меня, а может показывает свою эрудицию? Если мне, то не за чем, я верю, что он опытный, кого попало ротным не поставят.

— Ситуация вторая. Тот же гражданин, но уже без камня. Просто орёт, машет руками, пытается тебя ударить, но он большой и сильный. Можно стрелять? — спросил он снова.

— Нет. Угроза не смертельная. Применение оружия несоразмерно. — ответил я.

— Алгоритм твоего действия какой?

— Газ, боевые приёмы борьбы, наручники. — снова отчеканил я.

— В ходе борьбы он хватается за твою кобуру и пытается её расстегнуть. Твои действия?

— Пинком в корпус, или голову разрываю дистанцию, извлекаю оружие и привожу его в состояние боевой готовности, далее командую: «Стоять!», «Ещё шаг — и буду стрелять!», выстрел в воздух и на поражение, если он продолжает идти на меня. Применяю доврачебную помощь, как и в прошлой ситуации.

— А если он после того, как ты достал оружие, вдруг разворачивается и убегает? — задал каверзный вопрос ротный.

— У нас разрешено стрелять только по лицам, которые пытаются скрыться, подозреваемых в тяжких преступлениях. — ответил я.

— Попытка завладения твоим оружием через «тридцатую» для тебя не достаточно тяжко?

— Я догоню его без применения. — пожал я плечами.

— Перворазрядника по бегу? — удивился ротный, а секретарь Елена еле слышно хохотнула, но сделала вид, что увидела что-то весёлое в компьютере.

И в этот момент я заметил, как ротный отреагировал на её улыбку, едва видимым взглядом. Понятно всё, либо у них отношения, либо всё только начинаются.

— Тяжкие — это те, по которым относятся умышленные деяния, за совершение которых максимальное наказание не превышает 10 лет лишения свободы, и неосторожные деяния, за которые наказание не превышает 15 лет. Тут навскидку 226-я УК РФ — хищение оружия, 318-я — применение насилия в отношении представителя власти и 213-ая — хулиганство ему на погоны. Он пытался завладеть оружием, но отказался от намерения, и даже через «тридцатую», то есть попытку деяния, статьи не массовые, и совершены не общественно опасным способом, я не пострадал, а значит парень пока не наработал на пулю в спину. — ответил я.

— Давай другую ситуацию, допустим, я ушёл на повышение и стал работать дежурным, никакого личного состава, не дрючат за чужие косяки, и вот ты на смене подходишь к РОВД, а оттуда выбегает уже известный нам перворазрядник, а за ним я весь в крови. И я такой тебе кричу: «Кузнецов, стреляй, он сейчас помощника дежурного убил». Твои действия?

— Всё те же, я должен был видеть преступление лично. А дежурный по РОВД не является моим непосредственным командиром. Кроме того, у него тоже есть ПМ и даже АК под столом. Короче, есть основания, что бывший командир роты «втирает мне какую-то дичь» (всплыл мем из памяти Кузнецова).

— Ладно. Мухаматдиев сказал, ты сегодня отличился на смене? — перевёл тему ротный, кивнув.

— Просто под командованием хорошего «старшего» службу нёс. — пожал я плечами.

— Ну, бывает и так, а бывает, что хороший третий — потенциальный старший. А у тебя и по учебке показатели отличные и не пьёшь ты много, как мне говорят…

— Так вроде же все старшие на месте? — спросил я вразрез.

— Планируется запустить пятый экипаж, как в Советском, как в Ленинском районе, это усиление взводов, чтобы такой дурости, как сегодня, меньше было. У меня не хватает аттестованных, не стажёров же невооружённых на старших ставить. К примеру, сутки третьим, сутки отсыпной выходной, а на следующие сутки старшим в другой взвод, как приданные силы от Мухаматдиева. Как тебе?

— Звучит многообещающе, но жить-то когда? — уточнил я.

— А смысл жить без денег? А тут реальные доплаты. Можно до 100 000 рублей зарабатывать за месяц. От занятий по служебной подготовке и тревог таких ребят я освобожу. Опять же, полгодика поработаешь с такой ЗП — сможешь ипотеку взять, будешь жить в своей квартире.

«Да, товарищ ротный, сто тысяч — это хорошо, особенно когда последняя десятка до ЗП осталось.»

— Кроме того, для приданных экипажей обед по талонам будет, в столовой Управления. — С обедом это ротный, конечно, заходил с козырей.

Вот только память Славы говорила мне, что ипотека, она всегда с первоначальным взносом, а это тоже кредит. Итого: зарабатываю я, такой, допустим, 100 000 и отдаю 30 000 на ипотеку и 20 000 на кредит… И всё равно получается лучше, чем у меня сейчас условия…

— Попробовать можно, но ведь я на автомат еще не сдал. — выдал я, понимая, что для перевода в тот же ОМОН это тело еще слишком хлипкое и как раз надо полгода, чтобы его привести в тонус.

— А что, там нормативно-правовая база другая? — наигранно удивился ротный, — Главное, полную разборку на ужине не делай и всё, а то умник один, с сегодняшнего взвода, на прошлой смене, «Ксюху» разобрал и собрать не смог, так и принёс в дежурку, в пакете от ОЗОНа. Парни всё спороли, какую кличку ему дать, «Механик» или «Доставщик».

— И какую дали? — спросила Лена и тут же поправилась, — Простите.

— Дали ему кличку «Вечный». Потому что теперь он вечныйтретий группы задержания, и автомат ему больше никто не доверит. — улыбнулся интересу секретаря ротный.

— Николай Павлович, ну я потенциально за, только можно не сутки через сутки, а хотя бы чтобы было три выходных, как у белых людей.

— Ну это по возможности, вон Лена графики составляет. Подойди в кадры, у них камера хорошая, скажи, я сказал, что надо на оружие сфотаться. На пистолет и на автомат. В воскресенье еще третьим заступишь, карточки уже должны будут сделать, а в понедельник после смены поговорим по графику. Идёт?

— Идёт. — кивнул я.

— Ну тогда добрых выходных! — Ротный протянул мне руку, и это было вместе с пожеланием, чтобы я уже шёл домой.

Я выходил из отдела, махая рукой ребятам из банковского взвода, охраняющим КПП, попадая на оживлённую улицу, где и достал смартфон, чтобы посмотреть время, а время было половина двенадцатого. Половина двенадцатого и три выходных впереди, а далее… А далее, я, походу, подписался на рабские условия службы за пару лишних тысяч.

Я шёл на остановку общественного транспорта, засунув кепку под левый погон, держа руки в карманах, но прошёл свою остановку в задумчивой медитации, этим августовским утром ехать в душном ПАЗике жуть как не хотелось. Память Славы трубила, что я сейчас совершаю нарушение правил ношения форменной одежды и вообще попираю Кодекс профессиональной этики сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации, но я пропускал эти мысли. Стоит совсем немного умереть так они напридумывают за это время с три короба…

Больше меня заботило то, что хотелось снова есть, и чего-нибудь выпить сладкого, мозг требовал глюкозы. И я, пройдя наверное с полкилометра, миновав УМВД, миновав вокзал, увидел вдали то, на чём я хотел бы ехать в пустую комнатку в общаге гражданского типа.

Рыженький трамвай мчал по примыкающей улице, а точнее проспекту Кирова, и норовил свернуть на Елизаровых и как раз в мою сторону. Цифра была не важна, так как впереди через полтора километра кольцевая, но ехала четвёрка.

И, дождавшись её, я зашёл в пустой салон, повернулся налево, повернулся направо, кассира или кондуктора не наблюдалось. Ну, делать нечего, и, подойдя к водителю, я проговорил: — Мне до конечной, оплата картой.

— Молодой человек, не отвлекайте водителя во время движения! — осадила меня водитель стоящего на остановке трамвая и добавила: — терминала для оплаты картой на поручнях.

Не став препираться, я пошёл назад, обратив внимание на поручни у входов. На каждом из них было прикреплено устройство с маленьким экраном и надписью для таких, как я, попаданцев во времени: «для безналичной оплаты приложите карту к экрану терминала».

А кто будет ломать мне руки, если я не приложу, или, например, кто-нибудь не приложит? Ответом была молчаливая камера, смотрящая на меня из под потолка. Записывает или передаёт картинку на пульт? Где бдительная оператор будет кричать диким воплем: «Галя, у нас заяц! Вызывай полицию на конечную остановку!»

Подмигнув в камеру, я достал свою карточку и приложил её к терминалу. Тот пискнул, а телефон у меня провибрировал в знак того, что деньги списались. Притом при всём, что сам трамвай не был чем-то футуристическим, а, наоборот, походил на обычный трамвай моей эпохи.

Он грохотал, когда проходил очередной стык на рельсах, тяжело замирал на остановках и пах пылью и машинными маслами. Я опустился на жесткое сиденье, обитое потрепанным коричневым пластиком. Пол был железным, и сквозь щели в нём я видел, как бегут назад шпалы. Вдоль всего салона по потолку тянулись стальные поручни в белом пластике. И если включить внутреннее освещение, то оно всенепременно будет жёлтым. И если закрыть ладонью терминалы, я будто бы снова попадал в свои 90-тые, хотя Славина память говорила мне, что из Москвы завезли новую партию трамваев и они уже ходят по маршруту. Видимо, мы с ними пока не встречались.

Я вышел на почти пустую площадку, потягиваясь и чувствуя, как затекшие мышцы спины и шеи напоминали о себе, о том что постоянное ношение бронежилета может отразиться на здоровье. Тем более, не готово это тело к ОМОНу, надо его потренировать. Вдруг в кармане завибрировал телефон. И я достал его, чтобы посмотреть, что там: тусклый экран стал ярче, перебивая свет августовского солнца, и моим глазам предстал текст с незнакомого номера:

— Привет, с твоей стороны было так галантно убрать посуду и уложить меня спать. Другой бы на твоём месте воспользовался ситуацией. Я в тебе не ошиблась и прекрасно выспалась, спасибо!

Ира… — пришло ко мне понимание, и я тут же начал набирать сообщение обратно:

— Не за что, это моя работа — блюсти покой всех граждан, даже тех, кто нападает на меня в душе.

В ответ прилетела картинка с тремя подряд смеющимися до слёз смайликами и текст вдогонку:

— Как на счёт поесть? Суши я уже заказала, возьмешь еще вина?

— Когда? — уточнил я.

— Сейчас, — был мгновенный ответ.

— Я по форме, я не могу. Да и не спал всю ночь, есть желание восполнить. И плечи что-то хандрят от брони и каски, — попытался я отбиться, глядя на свое усталое отражение в темном стекле остановки.

— А хочешь массаж? — словно не заметив моих отговорок, спросила она.

Глава 19 Я не сломаюсь

А кто не хочет? Подумалось мне, и я направился на уже знакомое мне Лыткина, 2, и, раз уж идти надо не с пустыми руками, то шёл я и поглядывал на магазины, где бы достать вино. В памяти совершенно не отразилось то, которое пила Ира вчера и уже сегодня, и я, пройдя через рынок напротив её дома, пробираясь сквозь людей, торгующих всякой всячиной, — мелкие шмотки, тапочки, ягоды и какие-то травы, веники для бани, — вышел к большому двухэтажному магазину.

Купив две бутылки красного полусладкого и захватив фруктовых нарезок, я положил их в белый непрозрачный пакет, оплатив, как всегда, картой через обычную кассу с живым человеком.

— Фишки собираете? — спросила меня женщина на кассе.

— Это что-то ценное? — спросил я в ответ у неё.

— Так и скажите, что не собираете, — обиженно фыркнула продавщица, добавив, — Чек нужен?

— Нет, на телефон же приходит, — удивился я.

Со мной больше не разговаривали, а, отвернувшись, принялись сканировать товар у другого клиента.

Интересно, чем я их всех бешу? Я решил не заморачиваться этим вопросом, а, радуясь солнцу на небе, просто пошёл к ожидающей меня девушке, набрав девятку на домофоне и немного подождав, я попал в её подъезд. И, поднявшись, хотел было позвонить в дверь, но она мне открыла. На ней был вчерашний халат, а волосы уже не были только что помытыми и лоснящейся светлой волной уходили за её спину.

— Привет, заходи! Давай пакет! — начала она суетить, забирая из моих рук груз.

— Привет, — только и успел я сказать. Хотя эти лишние полкилометра прогулки стоили мне усилий, голову уже штормило, когда я снимал чёрную обувь, зациклив внимание на то, что у меня какие-то полуботинки. Не совсем уставные, зато удобная обувь, если честно, главное, что чёрные, ментам вообще положены только чёрные, если совмещать их с формой.

Снимая форменную одежду с корпуса, оставаясь только в тельняшке и штанах, я сделал шаг в комнату. Тут ничего не поменялось, на гражданке вообще всё медленнее, это за мои служебные сутки много чего приключилось, а тут словно, как говорит молодёжь, слоумо, все тянется будто мёд, ну или дёготь, в зависимости от жизненной полосы.

— Ты, кстати, голоден? — спросила она у меня, выглядывая с кухни.

Я был, кстати, голоден.

— Ну так, — выдавил я.

— Сполоснуться хочешь после смены? — предложила она.

— Было бы хорошо, но потом опять форму грязную надевать.

— Нижнее бельё мы можем в машинке постирать, у меня и сушка есть, за пару часов вымоется и будет сухой и даже горячей.

— А эти пару часов в чём быть? — улыбнулся я.

— Халат, в ванной я тебе повесила, — ответила она. — Снимай смело майку и трусы, закидывай в машинку, я состирну.

Это была очень странная встреча, я ощущал, что присутствует какая-то скованность. Встреча не встреча, свидание не свидание. И, отогнав мысли, пошёл в душ. Всё правильно, после смены надо меньше думать, а то голова большая вырастет, бронежилет перестанет налазить.

Тропический душ, кто тебя придумал — был гением! Я стоял под струями тёплой, ближе к горячей, воды и ощущал, как обжигающие ручьи скользят по мне, небольшой стресс для организма, когда я переключил на комнатную температуру, которая показалась холодной, и снова на горячий, и так проделав раз пять.

В этот раз ко мне в душ никто полотенце не приносил, и я спокойно вытершись, взял тёмный халат с вешалки, на спине которого было написано: «Настоящий мужчина». Вряд ли Ира быстренько купила для меня халат на том рынке, что был возле её дома, скорее всего, это шкура предыдущего обитателя пещеры. А не всё ли равно, чей? И, закинув тельник с трусами в стирку, я вышел из ванной босой и в халате.

На стеклянный столик, за которым я вчера ел наггетсы, уже были выставлены бокалы под вино, нарезка из фруктов и какой-то колбасы.

Мы устроились на полу у стеклянного столика, подложив подушки от дивана. Ира протянула мне закупоренную бутылку и штопор.

— Открой, пожалуйста. У меня не получается, — она виновато улыбнулась.

Я молча взял штопор, вкрутил его в пробку, а после мягко вытащил её с тихим хлопком. Ира смотрела на мои руки с преувеличенным восхищением. Далее я разлил вино по бокалам и подал один ей.

— О, спасибо! А у тебя сильные руки… За что пьём?

— За начало выходного четверга, ведь на часах час. У меня сегодня день свободен, а у тебя?

— И у меня тоже, за руль я садиться не буду, — она чокнулась со мной и сделала глоток. — И вино отличное, и молодец, что нарезку купил. А то у меня, кроме этой колбасы, ничего и не было.

Я смотрел на неё, пока она говорила, и ловил себя на мысли, что она какая-то… неправильная. Слишком домашняя, слишком искренняя. Не вязался этот образ с профессией стриптизёрши. В её глазах не было привычной маски цинизма или усталой обречённости, скорее — усталость другая, чистая, без озлобленности.

Мы пили не торопясь. Первый бокал растянулся на разговоры ни о чём — о погоде, о том, как странно устроен её дом, о дурацком халате, который остался ей от предыдущего владельца квартиры и наконец-то пригодился. Второй пошёл быстрее. Вино мягко разливалось теплом по моему внутреннему миру, снимая напряжение смены, расслабляя мышцы и слегка затуманивая остроту мыслей. Третий бокал я налил уже почти на автомате. Подумалось вдруг, что обычно третий пьют за тех, кого с нами нет, но ведь я сам умер и могу выпить за что-то другое.

— За любовь? — предложила она.

— За дружбу лучше, — выдохнул я.

— Чем плоха любовь?

— Тем что дружба стабильнее, — ответил я, а сам подумал: «А любовь, что это за чувство такое, какие её параметры, базовые ценности? Даже в песнях поётся про дружбу — „друг в беде не бросит, лишнего не спросит, вот что значит настоящий верный друг“. А про любовь? За неё только пьют и всё. Парень с девушкой говорят друг другу „я тебя люблю“, а об одном и том же они чувстве говорят или есть нюанс?» И тут я понял, что меня расслабило окончательно.

Конечно, находясь в общении с девушкой, которая нравится, так и подбивает говорить ей приятности, почему-то девушки и выбирают таких вот болтунов. А правдорубов вообще никто не любит, вот зачем я начал говорить про дружбу, выпил бы за любовь, как Игорь Николаев завещал.

«Тебя же не жениться заставляют, а поддерживают с тобой романтическую беседу.» — обругал я себя мысленно.

Да и в свадьбе чего плохого, главное, чтобы человек был хороший. Каким и должен быть друг, женщина-друг — естественно, а потом уже из взаимного уважения родится сверхчувство, которое и можно будет назвать любовью.

— Тогда за дружбу! — улыбнулась она, приняв мой «словарь», и мы снова пригубили.

А после Ира поставила бокал и посмотрела на меня.

— Ладно, хватит ходить вокруг да около. Говори, где у тебя болит?

Я неуверенно мотнул головой:

— Да ты вряд ли поймёшь…

— Понимаю, — перебила она. — Тебе нужен не эротический массаж, а настоящий. Чтобы суставы хрустели и мышцы пробивались. У меня есть кое-что… — Она поднялась и через минуту вернулась с каким-то странным устройством, похожим на пистолет с большой круглой насадкой-шариком на конце.

— Это что ещё такое? — удивился я.

— Перкуссионный массажёр, — она нажала кнопку, и аппарат ожил, заурчав низким, мощным виброгулом. — Давай, снимай халат с плеч.

Я, подчиняясь, спустил халат до пояса. Ира села на диван у меня за спиной. Сначала она просто положила тёплую ладонь мне между лопаток, как бы определяя, где напряжение, может, и правда умеет, а затем поднесла вибрирующий шарик.

И началось невероятное. Мощные, быстрые, но не резкие удары-вибрации начали вбиваться в мышцы трапеций. Сначала было почти больно от непривычки, но через секунду эта боль превратилась в онемение — это кровь накатила в мышцы. Казалось, этот жужжащий шарик выбивает из них всю усталость. Я невольно закрыл глаза. Ира, словно понимая всё без слов, медленно вела массажёр вдоль позвоночника, прорабатывая каждую напряжённую точку на спине. Голова стала лёгкой и пустой, тело обмякло, а вино, смешиваясь с физическим кайфом… Мир поплыл, стал мягким и по-детски безопасным. В этот момент не было прошедших суток, ни принципов, ни сомнений. Было только расслабление и жужжание за моими плечами.

В какой-то момент к шее прикоснулось что-то тёплое и мягкое, а волосы Иры упали на моё правое плечо, пока её губы вкушали мою шею. «Благо — помыл», — мелькнуло у меня, но передо мной был стол, а девушка была сзади, нельзя было лишать её возможности себя любить, и я встал, повернувшись к ней лицом. Однако её пальцы уже развязывали мой халат, оставляя меня в костюме окончания вчерашней ночи. И её губы снова нашли моё тело, в этот раз ниже, чем в прошлый, а пальцы девушки обнимали меня за бёдра, словно я и в этот раз норовил уйти. Но тут в дверь позвонили.

— Пошли все в баню, — выдохнул я, касаясь пальцами её чудесных волос.

— Эти не пойдут, эти будут звонить и даже стучать, — ответила она, прерываясь.

— Может, по рогам им дать сходить? — уточнил я.

— Я сама схожу, это суши привезли. А ты подожди меня тут и смотри, чтобы настроение не падало, — кокетливо улыбнулась она, поправляя свой халат и направляясь в коридор.

И уже через минутку вернулась с пакетом, который оставила у входа в зал. Идя ко мне медленно и словно уверенно, словно по сцене, она позволила ткани её халата соскользнуть с её фигуристого тела, а, достигнув дивана, Ира шагнула на него коленями и лёгким прикосновением за плечи попросила меня лечь. Сама же девушка взобралась на меня сверху, наконец-то объединяя наши тела. Она была прекрасна, как и вчера на пилоне, так и сегодня на агрегате поскромнее. Словно танцуя, её пальцы прикасались к её телу, подчёркивая изящество её аккуратной груди, тонкой шеи, ухоженных волос. Её вздёрнутый носик поднялся вверх, словно ей не хватало воздуха, а голубые глаза закрылись, будто бы предвкушая сон. Однако её тело продолжало танцевать для одного-единственного зрителя, без наличных денег, без необходимости отрабатывать танцевальную смену. Усталость усталостью, но в этом танце я подключился к ней, стараясь попадать в её ритм, подталкивая бёдрами снизу. И она завалилась на меня, вставая на локти, тяжело дыша мне в левое ухо, касаясь своей грудью моих ключиц и плеч.

В какой-то момент она вздрогнула и обмякла, словно, как и вчера, выключилась из-за горячего душа, и тяжесть её тела прижала меня к ткани дивана, и тогда я перевернул её и завершил свой танец уже сверху. Она молчала, лёжа на спине и тяжело дыша с закрытыми глазами, её тело раскраснелось и казалось распаренным, а глаза словно и не хотели открываться. Сделав несколько шагов в спальню, я вернулся оттуда с одеялом и укрыл танцовщицу, а сам дошёл до душа и, сполоснувшись, вернулся обратно.

Она уже спала, я слышал это по еле слышимому сапу из её носика. И я подумал, что глупо будет ютиться на диване вдвоём, и совсем странно будет, если я пойду на кровать один. И, медленно приподняв девушку, я отнёс её в спальню вместе с одеялом и, уложив там спать, завалился тоже, укрываясь чистым одеялом, прислоняя голову к чистой подушке, не то что моей на Макрушина, 12.

Проснулся я от назойливой вибрации где-то в зале. Солнце било в глаза, голова была ватной, а тело коробило, всё-таки недосып даёт о себе знать. Ира спала, повернувшись ко мне спиной. Я отполз на край кровати и потопал в зал в полном желании выключить телефон и продолжить спать.

На экране горел незнакомый номер. Стряхнув остатки сна, я принял вызов.

— Алло?

— Вячеслав Игоревич Кузнецов? — Голос в трубке был ровным, холодным и лишённым всяких эмоций. Чистый канцелярит.

— Я. А кто спрашивает?

— Отдел собственной безопасности. Нас интересует ваше присутствие по месту жительства, на Макрушина, 12, в течение ближайшего часа.

В голове что-то щёлкнуло, и весь хмель разом выветрился. ОСБ это не шутки, эти парни просто так воздух не сотрясают.

— Зачем я вам столь необходим вызвали бы в отдел? Или к нам бы приехали, — попытался я парировать. — Я служу в…

— Мы знаем где вы служите и нам нужно чтобы вы прибыли сейчас, товарищ младший сержант, — голос на том конце провода оставался стальным. — Так вы приедете, или вас объявить в розыск?

— Я сейчас буду, — выдавил я и бросил трубку.

Руки сами потянулись к форме, лежащей в коридоре на стуле. Тельник и трусы пришлось достать из стиралки так и не постиранными. А пока я одевался, телефон снова завибрировал. На этот раз сообщение от Лёхи Иванова.

«Слав, тут облава на нашей квартире. ОСБ, СК, кинологи. Ждут тебя. Меня не пускают, стою в подъезде. Если у тебя в телефоне что левое — УДАЛИ. А лучше разбей его. И вызови адекватного адвоката».

Лёхина паника была ощутима даже через текст. Легко сказать — «разбей телефон». И что, бежать по рынку искать новый «кирпич»? Но Лёха прав — ОСБ просто так, с кондачка, не работает. Значит, есть зацепка. Интересно, на что? И если что-то серьёзное почему меня не задержали вчера на смене?

С полным ощущением того, что мне нечего скрывать и соответственно не надо прятаться. Я вызвал такси. На прощание глянул на спящую Иру. Хорошо ей, её мир ограничен пилоном и бутылкой вина. А мой мир снова сузился до размеров пятиэтажки, где меня уже ждали служивые люди.

«Адвоката… — тупо подумал я, — А где я, к чёрту, адвоката возьму?»

Пусть предоставляют как говорят жулики положнякового, то есть назначенного, но надо доложить начальству. И я набрал телефон взводного, который оказался недоступен, на мгновение пришла мысль, что это всё ошибка, как раз тогда, когда прибыла машина такси, значит, мобильник уже не нужен. И выключив телефон я оставил его у Иры в тумбочке, а сам вышел на улицу. Решив, что если «примут», то передам сообщение взводному через Лёху.

Но только я вышел из подъезда, как ко мне подошли двое крепких парней в гражданке. И ткнув мне корочками оперативников ОСБ в лицо, предложили проехать с ними. Значит за мной уже была слежка, иначе как бы они узнали о адресе в который я пошёл после смены.

Таксист же видимо недожавшись меня отменил заказ, а ребята повезли меня на гражданской машине к знакомой пятиэтажке на Макрушина, 12. И как, и написал Лёха Иванов, у подъезда меня уже ждала целая делегация. Стояли машины которых тут раньше не было: буханка кинологической службы с ребятами в форме и собакой овчаркой, газель следственного комитета, чёрная и тонирована с красной полосой на которой и было написано, что это СК. Мимо всех них меня повели, а поднявшись на свой этаж, я увидел еще часть группы по ожиданию меня. Двое крепких парней в строгих костюмах, но без галстуков, видимо тоже с ОСБ. Стоял с ними и Лёха в своём кителе млад-лея, который на их фоне казался совсем ребёнком. Двое те что вели меня остановились за моей спиной.

Один из ожидающих, с холодными глазами и короткой стрижкой, шагнул вперёд.

— Вы Вячеслав Кузнецов? — его голос был ровным, без эмоций.

— Я, — ответил я.

— Вот постановление на неотложный обыск, — он протянул мне бумагу.

Я взял документ. Адреналин в крови уже испарил остатки вчерашнего вина. Бумаги выглядели подлинными: печати, подписи, всё как положено.

— Подпишите, что ознакомились. Уведомляю что в отношении вас возбуждено уголовное дело о незаконном производстве, сбыте или пересылке наркотических средств, вот уведомление, ознакомьтесь. И бланки о том что вам разъяснены ваши права предусмотренные ст. 51 Конституции и ст. 47 уголовно процессуально кодекса.

— Ваши удостоверения, пожалуйста, — попросил я, пытаясь выиграть секунду.

Мужчина без возражений достал корочку.

— Капитан полиции, оперуполномоченный Отдела собственной безопасности при УМВД по Златоводской области, Денис Сергеевич Волков, — представился он, дав мне внимательно рассмотреть удостоверение, — Откройте дверь квартиры.

— Господа офицеры, — произнёс я, вынимая и протягивая Волкову ключ. — Прошу простить меня, но за вас я вашу работу делать не буду. Держите ключ и сами открывайте.

Тот принял, даже не поморщившись, а «ребятами» из соседних квартир были приглашены понятые — бледные мужчины, которые старались не смотреть мне в глаза.

В секцию подъезда зашли еще люди, хрупкая девочка лейтенант в голубых погонах и почему-то ковидной маске, и менты с низу поднялись с собакой. Девочка вышла вперёд и взяв ключ у ОСБшника приступила к открытию двери.

— Слав, не знаешь, чего это они? — спросил у меня Лёха.

— Да я на смене солевого наркомана одного задержал и святому отцу на поруки не отдал, вот с небесной канцелярии и прилетело, — попытался пошутить я, вышло так себе, потому как суть шутки — это улыбка или смех, а тут все были чересчур серьёзные.

Первым запустили собаку, парни в полицейской форме, старались меня не узнавать, изнутри прозвучало короткое «Чак, ищи! Ищи!»

Пробежавшись по секционке пёс подал голосовой сигнал, стоя у моего спального места. Тыкаясь в подушку мордой. Следом пошли ребята в гражданке. И один из оперативников, приподнявший подушку, громко воскликнул:

— Товарищ капитан, есть, походу!

Из-под подушки, на которой я ещё сутки назад спал в обнимку с Дашей, он извлёк прозрачный пакетик замотанный синей изолентой с другими пакетиками внутри, с мутнобелым кристаллическим веществом.

— Понятые, посмотрите и удостоверьте найденное, — скомандовал Волков, а затем повернулся ко мне. — Это ваша половина комнаты?

— Половина, где я иногда сплю, — да, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — А пакет, естественно, не мой.

— Естественно, — сухо парировал капитан. — Будьте добры, ваши руки.

Я цикнул. Достал свои же наручники из разгрузки и протянул их Лёхе.

— Передай ротному, что меня принимают по обвинению, которое ко мне не имеет ничего общего, — тихо сказал я ему. — И пусть направят адвоката управления, потому как своего у меня нет.

— Я ваш адвокат. Здраствуйте. — прозвучало сзади, от мужчины, который до этого молча стоял за нашими спинами и всё видел.

Лёха кивнул, его лицо было серым от бессилия.

Холодный металл браслетов с глухим щелчком сомкнулся на моих запястьях. Этот звук отрезал меня от прежней жизни, от сегодняшнего массажа, от вина с Ирой, от смены. Теперь я был просто задержанным, объектом, которого предстояло конвоировать и допрашивать. Но я просто так не сломаюсь.

— Стойте, его подставили! — кричала откуда-то появившаяся Даша когда меня выводили из подъезда к машинам.

— Девушка, не мешайте мероприятиям, — оперативник аккуратно вытянул руку, отдаляя её от нас.

— Его подставили, смотрите, Зубчиних пишет мне на Ватсап, смотрите!

Она показывала свой телефон, но никто не смотрел, никто, кроме меня. Маленькие буковки были сделаны специально больше, и я смог прочесть: «Всё, Дашка, папа сказал, что ты про №баря своего можешь забыть!»

Значит, вот кто решил меня подставить… Что ж, первый удар я похоже пропускаю, но ведь раунд еще не окончен. Просто так я не сломаюсь!

Глава 20 Судный день

Меня посадили в газель, ту самую тонированную, напротив меня села девушка — лейтенант из СК, а крепыши обложили меня слева и справа.

— Вячеслав Игоревич, — произнесла девушка хрипло и болезненно для неё самой, видимо, и правда болеет, — Самое время начать сотрудничать со следствием и деятельно облегчить свою вину.

— Давайте я лучше вам облегчу страдания и избавлю вас от необходимости со мной говорить. Я имею право не свидетельствовать против себя согласно статье 51 Конституции РФ. У вас на меня якобы что-то есть, а презумпцию невиновности еще никто не отменял. Короче, работайте, братья.

Слева от меня хмыкнули, давя в себе смешок. Девушка и правда больше ничего мне не говорила. И молча подала мне папку с документами на подпись. Тут было:

Протокол обыска, что в моём присутствии нашли свёрток с неизвестным кристалловидной субстанцией. Протокол допроса, где она указала, что я отказался от показаний. Разъяснение смягчающих вину обстоятельств — это если я виновен, а я не виновен, но в разъяснении были пункты, по которым жулик мог облегчить свою участь:

Добровольное действие — это явка с повинной, активное способствование раскрытию преступления, возмещение ущерба, оказание помощи потерпевшему. Не мой пункт даже гипотетически, ведь от меня никто не пострадал, и меня, получается, взяли и доставили.

Личные обстоятельства — это раскаяние, беременность, наличие малолетних детей, тяжелое материальное или семейное положение, состояние здоровья (инвалидность) — тоже не мой случай.

Мотивы преступления — это совершение преступления по мотиву сострадания или вследствие стечения тяжелых жизненных обстоятельств. Типа жил в общаге, торговал наркотой, потому что плохо жил, и хотел, чтобы миру стало веселее, а то, что наркота убивает, не догадывался, потому как туп от рождения — тоже не моё. И прочие обстоятельства: признание вины, участие в боевых действиях, наличие наград, совершение преступления впервые — но это в административном праве.

Всё было мимо меня. Из положительного — я не сопротивляюсь, пускай работают спокойно. Не просто же так этот свёрток в моей съёмной квартире появился. А значит, играйте, судари, в свою игру сами!

В очередном на подпись листке следовало положение о заключении досудебного соглашения с прокурором. Это невский случай, не желаю ли я застучать кого-то из подельников? Ну, собственно, нет подельников — нет и желания. И постановление об изъятии образцов отпечатков пальцев и ДНК и протокол об изъятии этих самых образцов.

А вот это что-то новенькое, моему пытливому уму стало даже интересно. Мне дали ватную палочку в пакетике, который подали руками в перчатках.

— Что с этим делать? — спросил я.

— В рот засунь и как зубной щёткой поводи, — произнёс опер ОСБ.

— Дай слово офицера, что этой палочкой больше никто себе нигде не водил, а то с порога меня в опущенные рядить — я вам не дам, — улыбнулся я.

— Ты что, в девяностых? — спросил у меня тот, кто подал.

— Палочка стерильная, — прохрипела девушка.

— Слово офицера, от старшего группы, — потребовал я.

— Вот ты тип, конечно, у тебя вес не меньше 10 грамм нашли, а ты юморишь, — широко улыбнулся Волков, — даже жалко, что присядешь, надолго. Слово офицера тебе даю, палочка чистая и в биологическом плане и в плане понятий.

— В них еще кто-то верит? — спросил у Волкова другой опер.

— Как видишь. Отдельное слово офицера, что к мастике для отпечатков пальцев из опущенных никто не прикасался, — выдал он следом, диалог начинал ему нравиться.

Ну и ладно, а то хмурые едем. Берите свою биологию и ДНК, я всё равно чист. И от линии этой позиции не отойду.

— В отдел СК? — переспросил опер девушку.

— В виду того что подозреваемый отказывается от показаний, в ИВС. Придут результаты биологии, по-другому заговорит, — прохрипела лейтенант.

Ты ж моя маленькая. Заедь на смене Ментос купи себе или Холс, всё полегче станет, — подумалось мне, но вслух я ничего не сказал.

Газель тронулась, и через некоторое время мы оказались у знакомого мне здания ИВС. Процедура была отработанной до автоматизма. Сначала — приемник, где дежурный офицер, не глядя в глаза, бубнил под нос стандартные вопросы: фамилия, имя, отчество, дата рождения.

— Ремень и шнурки — долой, — последовала следующая команда. Я расстегнул ремень, вытянул шнурки из обуви, отдал. Руки сами потянулись к карманам — достал кошелек, паспорт. Сложил всё на стол. Документы офицер бегло пролистал и отложил в сторону. Отбирали всё, что могло хоть как-то напомнить о внешней жизни, о свободе. С этого места у жуликов всё и начинается.

Потом был коридор и тяжелая железная дверь пустившая меня в другой коридор с решетчатыми дверьми, с окошками в прутьях, которые в простонародье называют кормушками. Моя камера была открыта, я вошёл, и дверь закрылась за моей спиной. И вот он — мой новый «дом» на ближайсшее время. Крошечное помещение, метра три в длину и два в ширину, не больше. Пахло сыростью и хлоркой. Слева к стене крепились нары, голые — деревянные, без всего. Левее от двери был туалет, на постаменте в полу, больше похожий на отхожую дыру, а напротив в стену была вмонтирована маленькая раковина с краном. Никаких перегородок. Если бы тут был еще кто-то, то всё было бы на виду, но я сотрудник. Меня положено держать отдельно и отдельно перемещать по следственным делам.

Я поднял глаза к потолку. Тут горела единственная лампочка. Неяркая, матово-желтая, но ее света хватало, чтобы залить все это пространство сиянием. Окна не было. Не было и вентиляции. Ни намека на то, что за этими стенами существует другой мир, где есть солнце и свежий воздух.

— Кругом, руки! — скомандовал конвоир.

И я повернулся, чтобы протянуть кисти в кормушку, мои наручники открыли. И оставили меня одного в этом «чудесном месте».

Я сел на нары. Холод бетонного пола тут же начал пробираться сквозь тонкую подошву полуботинок. И, откинувшись на спину и закрыв глаза я попробовал сосредоточиться на своём дыхании осознавая, что произошло. Тишину нарушал только ровный, ни на секунду непрекращающийся гул внешней вентиляции и отдаленные, приглушенные шаги по коридору.

Вот она, полная изоляция. Без ремня, без шнурков, без документов. В клетке без окон. Оставалось только ждать. Ждать и не сломаться. Мысленно я повторил себе: «Я чист. Это подстава и они ОСБшники и СК смогут разобраться в ней.» Эта комната пыталась давить, но пока что проигрывала. А что она сделает с человеком который уже умирал? И, сняв куртку, я свернул её в несколько раз, положив под голову.

Время тут текло по-иному — не часами и минутами, а внутренними событиями. Таким событием стал звук засовов, звяканье ключей и скрип тележки. Обед, похоже.

В прорезь решётчатой двери просунули темный металлический лоток с двумя отделениями. В одном — мутная жидкость с плавающими кусочками капусты и одной-единственной бледной картофелиной, которую с натяжкой можно было назвать супом. Во втором — густая, холодная пшенная каша с подозрительным рыбным запахом и крошечным куском какой-то рыбы, больше кости, чем мяса. Хлебный брусок был темный, липкий. Ко всему этому прилагалась пластиковая ложка и стаканчик чая.

Ужин повторял завтрак — та же безвкусная каша, тот же жидкий чай. Еда не приносила удовольствия, она была просто топливом, необходимым, чтобы я дожил до суда. Всё напоминало, что ты здесь на птичьих правах, на самом дне государственной кормушки — бесплатно, без изысков, ровно в том объеме, чтобы не умереть с голоду. На самом деле, уже проведя ночь в ИВС, достаточно, чтобы свернуть с романтики воровского пути, если ты, будучи скудоумным, ему следовал.

После ужина свет снаружи погас, но не лампочка в камере, которая горела непрерывно, становясь единственным источником света в этом подземном мире без окон. Её назойливый, ровный свет мешал сну, но через какое-то время сознание отключилось само, уходя от реальности голых нар, дыры в полу и запаха дезинфекции. А за моей камерой всё это время наблюдала камера. Она была прикреплена в коридоре и смотрела сквозь решётку двери на мою жизнь тут.

Этот режим и распорядок были призваны начать ломать жулика как личность уже с порога, превращая его в пассивного потребителя каши и баланды. Я много раз слышал, что тюрьма не мера исправления, что тюрьма — это их институт, и сейчас я мог убедиться в этом лично. Либо опустишься на самое дно, либо станешь существом, не боящимся долгих разговоров с ментами, допросов, досмотров, сможешь выключать свой разум, когда он не нужен, и научишься просто, как говорят молодые, «скипать» время.

А под ночь в мою голову стали лезть мысли. Вдруг, если нашли свёрток и на нём будут все улики, указывающие, типа, на меня, долго ли сфабриковать? «Придут результаты, по-другому заговоришь», — в моей памяти прохрипела следователь.

Я смотрел на голую бетонную стену и мысленно повторял, как мантру: «Я чист. Мне не о чем волноваться.». Они могут забрать ремень, шнурки, документы и кормить баландой. Но они никогда не смогут забрать душу, ту душу, которая вопреки всему перенеслась из далёкого 94-того сюда в счастливый 2025-тый.

В памяти Славы всплыла песня. Песня, не для ментов, а для тех, кто нам противостоит, словно гимн этого чёрного мира:

«Крест коли, чтоб я забрал с собой избавленье, но не покаяние…»

Сегодня она подходила и для меня, ведь меня тупо подставили, семейство Зубчихиных, мать их. Которые видимо по-настоящему испугались того, что я могу знать и поведать кому-либо об их старшем. Что дальше? Попытка ликвидации меня в тюрьме? Маловероятно, ведь я сотрудник и поеду на красную зону, и почему так сложно работали, почему не убрать меня через превышение должностных или вообще, выстрелом в подъезде после смены?

Вопросов было много, а ответов, увы, не было, но зато появилась конкретика, Зубчихин нанёс свой удар. Каким будет мой? Дайте только отсюда выбраться.

Эту ночь я лежал на спине, глядя в потолок. Завтра будет новый день. Снова каша. Снова суп. Снова ожидание. Скорей бы всё это определилось, скорей бы суд, который внесёт в моё дело ясность.

В первую ночь с четверга на пятницу особо не спалось, но у меня получилось под утро, а после был завтрак, обед и ужин, и снова ночь. Так я провёл тут больше суток, а по ощущениям так неделю, а к полудню субботы ко мне пришли конвойные и сообщили:

— Кузнецов, на выход с вещами.

Как будто у меня было много вещей. Но, надев куртку на выпуск, не вынимая кепку из-под погона, я протянул руки в кормушку. Браслеты снова щёлкнули на моих кистях и меня повели на выход. На улице меня уже ждал автозак на базе той же «буханки», сероватого цвета с синей полосой и надписью «полиция». Внутри было сидение и приваренный к стене поручень, к которому мои наручники прицепили другими наручниками.

Забавно, что Кировский суд по городу Златоводску находился в Октябрьском районе города, то есть мне предстояло прокатиться на жёстком сидении прикованному по нашим кочкам.

«В этом мире действительно что-то сломалось», — подумал я, подпрыгивая на очередной яме и ударяясь о потолок «буханки».

В суде меня передали конвою; у этих парней была камуфляжная форма, почти как у нас. На меня смотрели сотрудники и молча качали головами. Кого они во мне видели? Оставалось лишь догадываться. Но, как говорят сейчас, излишние проблемы современности — это излишняя зона комфорта. Именно когда всё хорошо, человек думает о том, что и кто о нём подумает, но, проведя ночь в камере, всё становится прозаичней — мнения других людей тебя уже не волнуют.

Волнует своя судьба и, в моём случае, месть, которую я и так слишком отложил, сходив и заступив на суточную смену.

Здание суда представляло собой типичную советскую постройку из серого бетона, массивную и подавляющую. Высокие ступени вели к тяжелым дубовым дверям, обитым стальными пластинами. Над входом висел герб РФ, казалось, вобравший в себя всю мощь и силу этого мрачного места.

Меня ввели через центральный вход через проходную со стоящими там ребятами в камуфляже и с оружием. Эти тоже смотрели на меня с интересом. Еще бы, жулику даже переодеться в гражданку не дали, я был явным примером для них, что нарушать закон нельзя, иначе, как подсказывала мне память Кузнецова в одном фильме, проведут по всем инстанциям, звоня колоколом над головой и крича слово «позор!».

Зал суда встретил меня гулкой, давящей тишиной, нарушаемой лишь мерным тиканьем настенных часов. Помещение было просторным, но низкие потолки и темные дубовые панели на стенах создавали ощущение тесного, замкнутого пространства.

На возвышении, под двумя гербами — страны и региона, стоял массивный судейский стол, покрытый темно-зеленым сукном. За ним — высокое, словно трон, кожаное кресло, на котором восседал судья в чёрной рясе, хмурый и, такое ощущение, что не выспавшийся, суровый мужчина средних лет. Слева от него располагалось место секретаря с компьютером, и собственно секретарём.

В зале суда не хватало только меня. Была тут и та девушка-следователь, и мужчина-прокурор, сидели они рядом, было место и для моего адвоката и куча-куча пустых мест для кого-то еще, кого сегодня не предвиделось. Именно потому секретарь и не подал команду «встать, суд идёт», суд был уже тут.

В углу зала расположилась клетка, куда меня и завели. А перед клеткой — небольшой столик для защитника, с моим адвокатом который в данный момент изучал документы.

«Безумие», — мелькнуло у меня. Обычно дела подобные тому, что инкриминируют мне, длятся месяцами, если не годами, или это лишь в моём времени? А тут слеплено всё чуть ли не на коленке. И с такой уверенностью всё делается, словно гроссмейстер решил сыграть с новичком.

Я сел на лавочку, положив руки на колени перед собой.

Где-то хлопнула дверь, и по залу пронесся сдержанный вздох. Часы показывали ровно двенадцать. Спектакль одного актёра начался.

— Здравствуйте, — произнёс судья, и все встали, встал и я. — Судебное заседание по рассмотрению ходатайства старшего следователя по Кировскому району следственного отдела следственного комитета Российской Федерации по Златоводской области об избрании Кузнецову Вячеславу Игоревичу меры пресечения в виде заключения под стражу объявляю открытым. Секретарь, доложите о явке.

И секретарь поднялся из-за компьютера и начал доклад:

— На судебное заседание прибыли… — произнёс он и перечислил всех собравшихся, кроме судьи.

— Хорошо, — произнёс судья, обращаясь уже ко мне, — устанавливаем личность обвиняемого. Назовите фамилию, имя, отчество.

— Кузнецов Вячеслав Игоревич.

— Число, месяц, год рождения… — спросил судья.

И я произнёс то, что подсказывала мне память Кузнецова, моя голова тут была вроде как и не очень нужна. Далее были типовые вопросы: место рождения, место регистрации, совпадает ли место жительства с местом регистрации, где и кем работали до задержания? Гражданином какой страны я являюсь, нуждаюсь ли в переводчике. Я отвечал на них спокойно и даже монотонно. Потом, согласно регламенту, установили личность следователя, что заставило девочку-лейтенанта встать и прохрипеть свои данные.

Выслушав девушку, судья спросил:

— Имеются ли ходатайства? — спросил судья.

Ходатайств к суду не было.

— Полагают ли возможным стороны начать судебное заседание в таком составе? — продолжил судья.

И все по очереди, начиная с прокурора, согласились начать в таком составе.

— Судебное заседание объявляю открытым. Следователь, изложите суть ходатайства.

Девочка-старший следователь начала хрипло излагать:

— 8 августа 2025 года по подозрению в совершении преступления, предусмотренного частью третьей ст. 30, части четвёртой статьи 228.1 УК РФ (попытка распространения в крупном размере), был задержан Кузнецов Вячеслав Игоревич…

Далее она озвучивала сроки следствия и что было сообщено прокурору, и что в результате обыска на моей снимаемой с товарищем квартире были найдены наркотические средства согласно справке исследования — 4-метилметкатинон, подозреваемый был допрошен, от дачи показаний отказался.

— Поскольку следствие находится на первоначальном этапе расследования, закрепляется доказательная база, лицо, привлекаемое к ответственности, является сотрудником правоохранительных органов и знакомо с методами оперативной работы, находясь на свободе, может продолжить заниматься преступной деятельностью. Поскольку вес и фасовка смеси полагает возможным сделать вывод, что она была приготовлена для сбыта и использовалась в качестве дохода по мотивам корыстной заинтересованности. Также полагаем, что находясь на свободе, подозреваемый может оказать давление на свидетелей и скрыться от правосудия, опасаясь большого срока заключения, полагаем необходимым избрать к нему меру заключения в виде заключения под стражу на один месяц двадцать девять дней.

— Понятно, — произнёс судья, ему тоже было тяжело слушать осипший хрип старшего следователя. — Ходатайство своё поддерживаете?

— Поддерживаю, — кинула она.

— Скажите, старший следователь, вот вы заявляете, что приготовлено для сбыта, а из чего вы делаете такой вывод? Это могло быть и для личного употребления? — выдал судья неожиданно для меня.

— У нас такая позиция, — произнесла старший следователь.

— А ваша позиция обоснована чем? А чем обосновано то, что находясь на свободе, подозреваемый может скрыться? Так и любой может скрыться. Или может продолжить совершать преступления? Так любой может продолжить совершать преступления. Вы когда материал готовите, вы вообще думаете, что вы пишете? Мера пресечения в виде домашнего ареста рассматривалась? У нас кем человек является? Вот я по нему не вижу, что он прожжённый бандит, — словно на одном дыхании судья раскатывал девочку, что даже мне стало её жаль, — Ладно, значит, ходатайство своё вы поддерживаете. Подозреваемый?

Он обратился ко мне и снова посмотрел на девочку:

— Почему он у вас подозреваемый, вы что, обвинение ему не можете предъявить? Подозреваемый⁈ — вновь судья посмотрел на меня, — Ваше отношение к ходатайству следствия?

Я встал: — Ваша честь, прошу избрать меру пресечения не связанную с лишением свободы. Найденный свёрток — это не моё, я его впервые вижу и даже к нему не прикасался, что может подтвердить «биология» которая следствием была взята но так и не представлена, квартира съёмная и её посещает много людей, и имеет к ней доступ, а в ночь перед изъятием я вообще был на смене.

— Ясно. Садитесь. Позиция защитника?

Адвокат встал и, кашлянув, начал:

— Ваша честь, уважаемые участники процесса, полагаю, чтоходатайство следователя не подлежит удовлетворению, во-первых, действительно, как отметил уважаемый суд, отсутствуют какие-либо признаки того, что обвиняемый может скрыться, у него нет недвижимости за границей и даже заграничного паспорта, преступной деятельностью он не занимался… Мы все и так знаем, чем он занимался, так как проходил службу. Наркотики действительно могли взяться на месте по какому-то другому поводу, и данный вопрос не был исследован следствием, как и какая-то более мягкая мера пресечения… Кроме того биологические исследования действительно показали что мой подзащитный не прикасался к свёртку и к его содержимому. Я полагаю, что всего вышесказанного достаточно, чтобы сделать вывод о том, что нет необходимости изолировать подозреваемого от общества. Так как у моего подзащитного нет основания бегать от суда.

— Понятно, — проговорил судья, — Прокурор, ваше заключение?

Прокурор, обычно поддерживает следствие, но сегодня, видя настроение судьи почему-то начал своё выступление с паузы:

— Полагаю, что ходатайство следователя недостаточно обосновано и каких-либо данных, свидетельствующих о намерении скрыться, не представлено, кроме того, я полагаю, что необходимо в удовлетворении ходатайства следствия отказать.

— Понятно. Суд удаляется на вынесение решения, которое будет оглашено через 10 минут, — произнёс судья, и секретарь снова скомандовал «прошу встать», а через некоторое время судья вернулся и продолжил. — Оглашается вводная и резолютивная часть постановления. О мере пресечения в отношении Кузнецова Вячеслава Игоревича суд постановил: в удовлетворении ходатайства следствия об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу отказать. В течение трёх дней вы можете подать апелляцию и обжаловать решение суда в суде высшей инстанции, также в течение трёх дней все участники могут ходатайствовать о получении аудио протокола заседания. Решение всем понятно? Сроки обжалования всем понятны? Заседание суда объявляю закрытым.

— Ваша честь, а что с моим подзащитным? — спросил адвокат.

— Мы не можем освободить его в здании суда, так как он не обвиняемый, а подозреваемый, — с этими словами судья снова глянул на девочку-следователя, у которой глаза были и так на мокром месте. — Откройте клетку и снимите с него наручники.

Он уходил из зала суда молча, но я читал по его губам беззвучное ворчание: «Бордак, конечно».

Моя клетка открылась конвойными, наручники были расстёгнуты, а бесплатный адвокат подошёл ко мне и тихо произнёс:

— Я не знаю, парень, кому ты перешёл дорогу, но сегодня тебе очень и очень сильно повезло.

— Что будет дальше с этим делом? — спросил я.

— У следствия теперь появилось 10 грамм неизвестного мефа. Ты, скорее всего, из подозреваемого будешь переквалифицирован в свидетели, и раз в два месяца они будут дополнять это дело подробностями, проводя экспертизы, опросы, уточнения, превращая дело в вечно висящее. И никто тогда не виноват все старались работали. Мы бы и без твоего везения его развалили бы, но пришлось бы пару месяцев посидеть, а тут повезло. Вот моя визитка, кстати.

Он сунул мне чёрную карточку с золотым теснением, на которой было выгравировано: «Адвокат Кац Самуил Инокентиевич».

Что ж, теперь у меня появился свой адвокат — еврей, и дикая мотивация сделать мой ход против Зубчихина. Вот только ремень и шнурки у конвоиров заберу…

Глава 21 Пес или гиена?

Шурки, ремень, документы, кошелёк — всё это снова стало моим, а сам я, вытащив кепку из-под фальшпола, надел её спасаясь в первую очередь от солнечных лучей, которые ярко летели от самого Солнца и по воле случившегося со мной нервировали.

Только я вышел из Кировского суда, передо мной открылась вся прелесть августа: зелёные улицы, тёплый воздух, текущие по дорогам авто. Прямо перед зданием располагалось дорожное кольцо, не шибко оживлённое в этот час, но и не перебежишь даже если захочешь. Благо, места для перехода через дорогу виднелись слева и справа, но до них нужно топать, а я еще не определился с направлением.

Хотелось пива и помыться, хотелось снять с себя форму и переодеться в гражданку или даже повторить встречу с Ирой, хотя секса не хотелось совсем, камера и стресс убивает тестостерон.

А ведь у неё мой телефон в тумбочке, о котором она даже не знает… И надо переехать с Макрушино, смена замков тут не поможет, хотя и это тоже временно, выпасут, как выпасли ОСБшники. Другой бы начал искать сигареты, но я никогда не курил, не курило и тело Славы Кузнецова. Сейчас бы в парилку с последующим массажем, нормальным — лечебным, чтоб всё тело прям промяли, а то от этих нар я сам тако́е ощущение, что сделался плоским.

Я замер на пороге суда, рассуждая, что мне делать дальше. С одной стороны, тварь, которая устроила мне эти приключения, должна была быть наказана как можно быстрее, в следующий раз мне может так не повезти, как сегодня, и придётся развиться по «ветке» заключённого. С другой, если всё равно сидеть, может, задвухсотить гада, и дело с концами.

Что если я перерождён, чтобы поменять свою свободу и жизнь на жизнь одного единственного говнюка?

Что я о нём знаю? Я поднял голову и снова встретил плакат с его лицом. Ничего по сути. А так бы взять нож, а лучше два, и ворваться в его квартиру или дом, перебить охрану, вряд ли они шибко хороши, и отпилить мерзавцу голову, прямо как духи нашим пилили, а на стене кровью написать «За 1994 с-сука!». А что же дальше? А дальше в бега, потому как с методами сегодняшних сыскарей меня найдут, нет-нет да и оставлю какую-нибудь ниточку. Однако снова возвращаться на нары не хотелось, и от сюда два выхода, либо убирать его легально и по закону, либо оказывать сопротивление при задержании, чтобы меня самого мои же коллеги и пристрелили.

Можно кстати и по другому. Узнать, где живёт, и подложить под машину самодельный фугас. Могут пострадать мирные… На его семью, если она есть, мне всё равно, даже если он хороший отец и примерный семьянин.

Вот такие улыбчивые мужчины в пиджаках и имеют множество скелетов в шкафах, обычно, хорошие мужья, отличные отцы, заботливые любовники для своих шлюх. Настолько, что у их шмар есть и квартиры, и машины, подаренные за счёт нажитых на солдатской крови деньгах. У тех, кого он подставлял в Чечне, тоже были дети и жёны.

Найти его офис, подложить СВУ на основе будильника и… к примеру, пороха, перемешанного с дробью, в ящик рабочего стола. Опять же слишком велик фактор случайных жертв: уборщицы, секретарши, другого мирняка. Лучше ножом, или самопальным дробовиком типа: труба, фитиль и та же дробь с порохом.

Я стоял думал над разным и вдруг осознал, что киллер из меня так себе, вот окопаться и держать высоту я могу, спасать заложников шибко не приходилось, но тоже могу, могу людей крутить, а от грабителя, или того же душмана я отличаюсь также, как кавказская овчарка отличается от гиены. Вроде те же зубы и хвост, но вот только задачи и методы решения разные, а ещё у овчарки с командами лучше, а от гиены незнамо, что и ожидать. Как только я продумал эту мысль, память Славы поделилась нововведением: согласно последним исследованиям, гиены не являлись псовыми, а принадлежали к кошачьим.

Может, поэтому эти кошки так и ржут над всем миром, потому как другие их считают собаками?..

Ну не мог этот чёрт с плаката не наделать себе врагов! Всяко есть какие-нибудь зацепки, и его можно вполне легально посадить на пожизненное. А то садиться или гибнуть из-за этого мудака, после того как чудом получил вторую жизнь, такое себе… Убить тварь и броситься в бега я всегда успею.

Как только я определился, что буду мыслить и действовать как офицер, а не как масхадовец, рядом раздался гудок авто. Потом ещё и ещё, чтобы я заметил. И, прищурившись, я посмотрел туда, откуда был звук. Там стояла патрулька, из которой меня манил Николай Павлович Потапов, на заднем сидел мой взводный, а вот водителя я не знал, какой то гражданский мужичок средних лет.

Пиво и массажи с парилками, походу, отменяются. Я сделал пару шагов, спускаясь с лестницы здания суда, и подошёл к патрульке.

— Садись! — приказал ротный.

— И вам доброго дня, Николай Павлович, — произнёс я и сел рядом с Мухаматдиевым на заднее сидение, по привычке протянув руку, но руку мне её не пожали.

— Поехали, — скомандовал ротный водителю.

— Куда? — спросил я.

— Ты для начала не хочешь объяснить, что это было? — спросил у меня Мухаматдиев.

— А на что похоже? — спросил я.

— Ты мне, бл№ дь, не зубоскаль! У тебя, на№ уй, пакет мефа нашли! Сидит, он лицом щёлкает! — буквально прокричав, ответил ротный.

— И почему я ещё на свободе? — уточнил я вместо того, чтобы сразу начать грубить и послать командира роты туда, куда он в своей мужской жизни ещё не ходил.

— Вот и нам интересно, — выдал Мухаматдиев, по сути переадресуя мне же мой же вопрос.

— Может, потому, что у вас боец не виноват ни в чём и суд в этом разобрался, а пока разбирался, решил его подзакрыть на полутора суток? — произнёс я, а в голове подумал: «Или у вас ваши звёзды на мозг давят?»

— Ну так ты расскажи. Просто ты везде на статью 51 ссылался и вёл себя как партизан, — начал уже нормально взводный.

— Да а смысл, если вы при встрече даже руку пожать не можете. Я тогда лучше по приезде сразу рапорт на увольнение напишу и пойду устроюсь в другое подразделение, где верят суду, а не домыслам. Только орать на меня, на№ уй, не надо! — выпалил я отцам — командирам. — А знаете что? Остановите машину, не№ уй моё время тратить, рапорт я завтра напишу!

— Ты чё, бл№дь, ведёшь себя как девочка⁈ В руки себя возьми, ты же сержант целый, младший, — снова повысил тон ротный.

— Так всё-таки, что там было? — спросил у меня Мухаматдиев, машина и не думала останавливаться.

Походу, обезьянам в моей стае надо сначала покричать, а уже потом нормально говорить.

— Я после смены домой шёл, но не сразу, а через дом девушки, а пока я там был, кто-то мало того что подкинул мне в комнату пакет с пакетами, так ещё и достаточно хорошо подёргал за ниточки, чтобы СК вместе с бравыми парнями из ОСБ меня быстрым темпом попытались взять и закрыть на долго. Квартира съёмная, помимо меня там ещё человек живёт, иногда у нас гостят девушки, но мне всё-таки кажется, что мешочек специально подбросили в период с 9 утра до 14.00. Вскрыли квартиру, положили, доложили об исполнении и закрыли обратно, — произнёс я.

— А почему тогда другим не подбрасывают? У них что, план в СК и ОСБ по оборотням в погонах горит? — спросил меня ротный.

— Вряд ли это менты, я думаю, это наводка с целью ликвидации меня, — пожал я плечами.

— Кому нужно тебя ликвидировать? — с сарказмом спросил Мухаматдиев.

— Я встречаюсь с девочкой, на которую положил глаз сын Зубчихина. Да — да, того самого с билбордов! Возможно, в этом дело. Если честно, я сам удивлён, почему так сложно работали. Могли бы просто прострелить ногу в подъезде или голову…

— Так, — выдохнул ротный. — Хорош беду на себя кликать. Допустим, мы на твоей стороне. Но как объяснить в управлении, что у нас такая ситуация случилась.

— 51 статья и презумпция невиновности уже не работают? — уточнил я, мне было всё равно, уволят или нет, у меня была другая задача на уме, которая никак не клеилась со спокойной службой.

— Не для ментов, — усмехнулся взводный.

— А что они мне сделают, если я увольняюсь? — не понял я. Эти игры в оправдание уже и правда достали.

— И что, кем ты на гражданке будешь? — спросил у меня ротный.

— Не знаю пока. Кем угодно. Виолончелистом. Пойду песни петь, волосы отращу…

— Ты погоди песни петь. Надо управленцам объяснить, что ты не наркоман. — произнёс взводный.

— Кровь на анализы сдать? — спросил я, улыбаясь.

— Нужно полиграф пройти. И вместе с заключением суда это подойдёт. Я им тогда скажу: А что вы хотите, суд его отпустил, на полиграфе чист, а у меня и так людей нет, вы последних хотите забрать, мало ли кто, чего, где нашёл! Тем более если бы на него что-то было, его бы закрыли уже. Я тебя на детектор уже записал.

— Полиграф — это долго. А мене уже завтра на смену. Не отдохну ничерта после деревянных нар.

— Уволиться ты всегда сможешь. Всё равно две недели отрабатывать и на работу ходить. — произнёс Мухаматдиев.

— Вы меня на пост поставите, там служба будет проще. А то я такой парень, я могу и в патруле на картонке уснуть в подъезде.

— Бл№дь, — выдохнул ротный, — пройдёшь полиграф, дам я тебе выходной в воскресенье, а во вторник заступишь уже старшим.

— Это… Николай Павлович, — возразил взводный, — ты куда моего бойца переводишь?

— Ратмир Минисович, тише там будь! Сутки через трое у тебя будет третьим, а через день в патруле усиления старшим.

— А, пацан, ты дома портрет свой поставил? — улыбнулся возрастной водитель.

— Зачем это? — не понял я.

— Чтоб из дому не выгнали, забыв, как ты выглядишь, — закончил шутку мужичок.

— У меня дома мне меф подкидывают, я, пожалуй, лучше в отделе поживу, там людей больше, а чтобы весь отдел повязать, нужно план-капкан объявлять, — отшутился я.

Настроение внутри машины начало выравниваться. Даже взводный спросил, не набил ли я себе татуировку тюремную. На что я ответил, что был занят, всё время лепил из хлеба чернильницу и писал между строк в книгах молоком послание революционным товарищам.

Мы въехали на территорию УМВД по Златоводской области и остановились у здания военно-врачебной комиссии. Сокращённо (ВВК) — это орган, который определяет годность граждан к военной службе по состоянию здоровья. Ее цель — оценить физическое и психическое состояние человека, чтобы выявить его категорию годности. Комиссия состоит из нескольких врачей-специалистов, таких как терапевт, хирург, невролог, психиатр, окулист, оториноларинголог (ЛОР) и стоматолог. Та еще по факту каторга: поступающий на службу человек сначала бегает по всему городу, собирает анализы и справки, потом приходит, и его досконально проверяют, это вам не военкомат, куда годны все или почти все, тут отбирают лучших из лучших, по крайней мере, по придиркам, которые цепляют врачи к кандидатам, можно так подумать… Откуда тогда среди ментов появляются тугодумы, мне не ведомо. Существует даже шутка, когда кто-то жёстко тупит, про него говорят, что наберут кандидатов по объявлению, типа без прохождения ВВК.

ВВК Кузнецова я помню хорошо: кричащие врачи на тестах на стрессоустойчивость, психиатр, пытающийся вывести из себя провокативными вопросами, тесты, где надо правдиво отвечать на 400 вопросов, и конечно же полиграф. Жемчужина сегодняшнего приёма. Переходишь на офицерскую должность с сержантской — полиграф. Приходишь служить — полиграф. Какие-то подозрения от отделов кадров — полиграф. Подозрительный шрам на теле — полиграф.

Причём врачи этой самой ВВК скорее всего свои же тесты бы провалили. Ну да, не суть…

И вот теперь я, бывший подозреваемый в распространении кристаллической смерти в корыстных целях, должен его пройти и доказать всем, что я не северный олень.

— Смотри, провалишь детектор лжи — в отделе тебя будут называть Пабло Эскобаром, — пошутил взводный.

— Кстати, мы тебе звонили, ты чего трубку не брал? — спросил у меня ротный.

— Я в этой кутерьме телефон посеял, — ответил я, не уточнив, что посеял я его в известной мне тумбочке у одной стриптизёрши.

— Как пройдёшь, доложи в дежурку, если телефона нет, — ответил ротный. — И тогда завтра у тебя выходной, а во вторник заступаешь. Приедь пораньше.

Я кивнул ротному, войдя в здание ВВК. И первым делом подошёл к окошечку проходной и спросил, куда мне идти.

— У вас записано? — спросили меня в ответ.

— Я Кузнецов, мне на полиграф, — и чернявенькая девочка-сержант, покопалась в документах, и сказала: — Полиграф направо, седьмой кабинет, у вас запись на три, придётся подождать.

— Я подожду, — и, пройдя в узкий коридор, сел на лавочку.

И через пару минут меня пригласили изнутри, позвав голосом:

— Заходите!

Дверь в седьмой кабинет была не просто узкой, она была тонкой, словно картонная, и открывалась внутрь помещения, где воздух стоял спёртый и прохладный, отдающий кондиционером и озоном. Всё убранство составляли серый стол, два стула — один для специалистки, другой, с низкой спинкой, для меня — и пару тумбочек с техникой. На одной из них покоился сам агрегат — невзрачная черная коробка с массой проводов, похожих на щупальца.

Женщина, ожидавшая меня, была моих лет из прошлой жизни, но её лицо выдавало преждевременную усталость, а во взгляде читалась холодная, методичная протокольность. Никакого «здравствуйте», лишь короткий кивок на стул.

— Кузнецов? — спросила она.

— Да, — ответил я

— Садитесь.

Такое ощущение, что она сама была живой машиной подстроившись психикой под её аппарат.

Я опустился на стул, почувствовав, как под тонким винилом обивки угадывается жёсткий металл каркаса. Спиной к двери.

— Сейчас подключу оборудование. Сидите спокойно, не двигайтесь.

Она взяла первую эластичную ленту, похожую на ту, что используют врачи для измерения давления, но только шире и с пластиковым датчиком посередине.

— Дыхание, — коротко пояснила она, туго обхватывая лентой мою грудную клетку. Потом вторая лента, на живот. Стало дышать чуть теснее, как в бронежилете после забега по лестницам.

Затем последовала манжета тонометра. Она накачала её на моей левой руке с таким расчётом, чтобы не пережать артерии, но давящее ощущение чужого контроля осталось.

— Давление и пульс.

Самыми неприятными оказались «прищепки» — два датчика с мягкими металлическими пластинами, которые она закрепила на указательном и безымянном пальцах правой руки.

— Кожно-гальваническая реакция. Потоотделение.

Последним штрихом стал крошечный микрофон, направленный на меня с края стола. Комната, и без того тихая, погрузилась в гробовую тишину, нарушаемую лишь щелчком включения полиграфа и едва слышным жужжанием вентилятора внутри коробки.

Она села напротив, её пальцы пробежались по клавиатуре ноутбука, экран которого был развёрнут от меня.

— Сейчас я задам несколько простых вопросов для калибровки аппаратуры. Отвечайте чётко «да» или «нет». Не двигайтесь, не глубоко дышите, не сжимайте пальцы. Понятно?

— Понятно, — кивнул я, чувствуя, как холод от датчиков на пальцах медленно сменяется теплом собственного тела.

Она посмотрела на экран, потом на меня. В её глазах не было ни капли интереса, лишь чистая функция.

— Начнём. Вас зовут Слава?

— Да.

— Сейчас за окном день?

— Да.

— Вы находитесь в здании ВВК?

— Да.

Аппаратура тихо щёлкала, записывая мою «норму». Моё спокойное, фоновое состояние. Я смотрел на стену перед собой, пытаясь представить её зелёной улицей августа для настроения, но видел лишь гладкую белую поверхность.

Калибровка закончилась. Она снова посмотрела на меня. В её взгляде появилась острота профессионала, ей уже дали вопросы на которые меня надо проверить.

Адвоката мне не дали, вовремя, сутки меня в камере не навещали, а вопросы для полиграфа подготовили. Узнаю родную милицию, что в моё время, что сейчас…

— А теперь, — произнесла она, и её голос приобрёл металлический оттенок официальной процедуры, — переходим к основным вопросам. Отвечайте правдиво. Вы хранили у себя в квартире пакет с мефедроном, который был изъят при обыске?

«У, какой сложный вопрос, как бы не посыпаться и во всём не сознаться,» мелькнуло у меня, но голосом я ответил естественно, — Нет.

— Этот пакет с мефедроном принадлежал лично Вам?

— Нет.

— Вы лично поместили этот пакет с мефедроном в свою комнату?

— Нет.

— Вы знали о наличии этого пакета с мефедроном в вашей комнате до прихода оперативников?

— Нет.

— Вы имели намерение продать или передать кому-либо наркотическое вещество, найденное у вас?

— Нет.

— Вы получали когда-либо доход от распространения наркотических веществ?

— Нет.

— Вы знакомы лично с людьми, которые занимаются торговлей наркотиками?

— Нет.

И тут она подняла не меня удивлённый взгляд,

— У вас всё еще есть возможность во всём признаться.

«Снимай маску женщины, опер из ОСБ я тебя раскусил!» — подумал я, но в слух сказал другое…

Глава 22 Полиграф и человеческое

На какой вопрос она именно среагировала, я не знал. Если на последний, то мог ли я быть в прошлой жизни с такими гражданами знаком? Да, конечно же, да! Надо ли людям в сегодняшнем воплощении об этом знать? Ну, естественно, нет!

— Я готов, — кивнул я. — Я был лично знаком с Волтером Вайтом. (Память Славы Кузнецова убеждала меня, что это хорошая шутка.)

— Если вы будете ерничать, я перенесу наш сеанс, пока у вас не появится серьёзное настроение, — пригрозила она строго.

Понимаете ли, мне всё равно. Вы так тут все печётесь, будто от вас что-то важное зависит, а полиграф даже не является доказательством в суде, скорее мерой психологического давления. Типа: «Хорош врать, я знаю про тебя всё! Колись, жульё! И получишь всего лишь срок!»

— Не стоит, я вас услышал, и, кроме того что уже сказал, мне добавить нечего, — серьёзно произнёс я.

— Тогда продолжим! — произнесла она. — Вы когда-либо употребляли наркотические вещества?

— Нет.

— Вы употребляли мефедрон когда-либо в жизни?

— Нет.

— И даже в техникуме, в котором учились?

Вот это репутация у техникумов в этом времени… Ну, конечно. Она знает, что Славу отчислили, а за что ещё? Курил на парах и смеялся. Или как эту дрянь там употребляют?

— Нет, — снова произнёс я.

— Вы употребляли наркотики за последние 6 месяцев?

— Нет. И даже за последние 20 лет, — пояснил я.

— Отвечайте только «да» или «нет», — напомнила она мне.

«Скажите, а когда последний раз вы имели близкую связь с вашим мужем? Ответьте только „да“ или „нет“!» Ну, серьёзно! Нельзя в этой жизни быть столь суровой мадмуазелью…

— Вы находились когда-либо в состоянии наркотического опьянения при исполнении служебных обязанностей? — продолжила она.

— Нет.

— Вы находились в состоянии алкогольного опьянения при исполнении служебных обязанностей? — продолжила она.

О, надо предупредить старшего сержанта Лаечко, что ему сюда нельзя. Спалится.

— Нет, — снова ответил я.

— Вы хранили у себя в квартире пакет с мефедроном, который был изъят при обыске?

— Нет. — Я мысленно зевнул. Эти вопросы она уже задавала. Зачем она повторяет, ей что нужен другой ответ?

— Этот пакет с мефедроном принадлежал лично Вам?

— Нет.

— Вы лично поместили этот пакет с мефедроном в свою комнату?

— Нет.

— Вы знали о наличии этого пакета с мефедроном в вашей комнате до прихода оперативников?

— Нет.

— Вы имели намерение продать или передать кому-либо наркотическое вещество, найденное у вас?

— Нет.

— Вы получали когда-либо доход от распространения наркотических веществ?

— Нет.

— Вы знакомы лично с людьми, которые занимаются торговлей наркотиками?

— Нет.

— Вы знаете человека, который вам подкинул мефедрон?

Я знаю человека, который знает. Но вам я этого не скажу, ведь я ещё не решил, как буду наносить ответный удар.

— Нет, — произнёс я.

— Почему прибор показывает, что — да? — спросила она меня.

— Потому как, мне представлялись все те, кто у меня нашёл это. Возможно, моя психика считает, что они и подкинули… — соврал я.

Я вовсе не считаю, что ОСБ или СК замешаны в этом, им кто-то спустил на меня верняк, вот они и активизировались, а сам пакет подкидывал, скорее всего, кто-то другой. У Зубчихина-младшего умений вскрыть замок и закрыть его не хватит, это какой-то вор-домушник сработал, или тот, у кого был доступ к ключам, моим или Лёхиным, чтоб сделать слепок или даже дубликат.

— Вы считаете, что это сотрудники вам подкинули наркотики?

— Нет, — повторил я.

— Вы знаете человека, который вам подкинул мефедрон?

— Нет.

И она снова подняла глаза на меня.

— Система говорит, что знаете, — произнесла женщина.

— Я не считаю, что сотрудники могли, — покачал я головой.

— А кто тогда мог? — уточнила она.

— Первым свёрток нашла собака. Думаю, это овчарка выслуживается перед кинологами.

— Так, всё, — выдохнула она, вставая. — Придёте завтра, а не намерена с вами тут шутки шутить.

— Погодите, давайте продолжим, тем более завтра я не приду.

— Почему? — удивилась она.

— Потому, что меня этот цирк с конями достал, потому как я в первом ряду этого спектакля уже сутки с лишним оттрубил, и суд меня оправдал. Но у нас же сотрудник всегда виноват, вот хоть где: превысил скорость на камеру — обычному человеку штраф, а сотруднику штраф и выговор, и ещё на суде чести все нервы съедят. Я сюда пришёл и вообще согласился, потому что меня ротный и взводный уговаривали, чтоб я не увольнялся, чтоб в Управлении поверили. Чтобы ночью, если какая беда случится, у них был такой парень, как я, который приедет и первым встанет, как там в песне? «У зла на пути, ради правого дела…».

Я выдохнул, всё-таки даже сутки на нарах портят нервы, особенно если не умеешь спать на гладкой голой доске.

— Вы спрашиваете, знаю ли я тех, кто подкинул, кроме тот свёрток? И у вас прибор реагирует на то, что знаю. А я сегодня ночью в ИВС, перед самым судом лежал и думал, и всех подряд перебирал, включая тех, кто недавно на Лёхином дне рождения у нас дома были. А этот мог? А этот? А зачем им это надо? А ему зачем? — бегло выпалил я.

Всё это было бы правдой, если бы не сообщение на Дашкином телефоне от Зубчихина-младшего про то, что обо мне можно забыть.

— Хорошо, давайте продолжим, — спокойным голосом предложила она и снова села. — Вы знаете, кто именно мог подбросить вам наркотики?

— Нет.

— Вы получали когда-либо угрозы в свой адрес от представителей криминального мира?

— Нет.

— Снова реакция, — проговорила она.

— Знаете, за смену каждого сотрудника много раз стращают и уволить, и поквитаться, если это считается, то — да.

— Хорошо, — кивнула она.

Но чаще всего за этими словами ничего не стоит, у нас, слава богу, не как в Штатах. Так что эти угрозы можно считать фоном службы, этаким белым шумом.

— Вы лично передавали денежные вознаграждения сотрудникам правоохранительных органов? — спросила она.

— Нет, — произнёс я, не понимая, как этот вопрос может быть со мной связан.

— Вы покрывали когда-либо противоправную деятельность каких-либо лиц?

— Нет.

— Вы предоставляли кому-либо конфиденциальную служебную информацию за вознаграждение?

— Нет, — ответил я, а подумал другое:

«Нет, но я знаю мудака, по вине которого я погиб в той жизни. И он без пяти минут мэр, а я сижу у вас на полиграфе, а мог чем-то важным заниматься, к примеру, нож точить».

— Вы поддерживаете контакты с лицами, имеющими судимость?

— Нет.

— Вы выполняли когда-либо поручения для представителей организованных преступных групп?

— Нет.

— Вы скрываете какую-либо информацию о вашей причастности к обороту наркотиков?

— Нет.

— Вы давали заведомо ложные показания во время этой проверки?

«Только что, про Зубчихина», — ехидно заметил внутренний голос.

— Нет, — уверенно сказал я.

— До сегодняшнего дня Вы когда-нибудь присваивали себе чужие вещи?

«Халат у Иры чужой надел, это считается?»

— Нет.

— Вы всегда платите за проезд в общественном транспорте?

— Да.

— Даже если никто не видит? — уточнила она, видимо, самый важный вопрос в её списке.

— Но я-то вижу, поэтому да — я всегда плачу.

Женщина снова посмотрела на меня, потом на экран.

— На все заданные мной вопросы Вы ответили правдиво?

Я сделал глубокий вдох, чувствуя, как лента на груди слегка растягивается.

— Да.

— Хорошо, пожалуй, на этом всё. Результаты я сообщу вашим командирам, — произнесла она.

Мне оставалось лишь поблагодарить её и радоваться, что это всё закончилось.

— Сколько сейчас времени? — спросил я, когда она отстёгивала датчики от моего тела.

— Вы не носите часы? — уточнила она.

— Не разбираюсь в стрелочках, — пошутил я, и она даже улыбнулась.

— Шесть тридцать вечера, — ответила она после небольшой паузы.

— Ну тогда хорошего вечера! — произнёс я и пошёл из казённого дома прочь.

Поймав дежавю выйдя на улицу Елизаровых, словно это было только что и я только сейчас вышел после занятий, после экзамена на оружие и был после смены. Очень хотелось слегка выдохнуть, но нужно было доложить в дежурную часть ОВО, что я прошёл полиграф. Ну что ж, до отдела охраны близко, а до дома, или до той же Иры прилично так, идти через всю Елизаровых километра два с половиной. И я пошёл в отдел. На КПП с тыла, махнув рукой, я прошёл через тыльную дверь и, пройдя по коридорам, увидел его. Стажёр полиции Бахматский стоял с двумя палками, в каске и броне, на той же тумбочке у закрытого на замок центрального входа.

— Тебя что, на сутки-двое перевели? — спросил я у него.

— О! А говорили, что тебя за распространение посадили⁈ — удивился он.

— Не стали сажать. Сказали, что плохо распространял, дали сутки полежать на нарах и сказали еще «работать», — пошутил я, но, похоже, стажёр не понял. Да и фиг с ним.

Я наклонился к окошечку дежурного и постучал по бронированному стеклу.

— Тебе чего? — спросил меня помощник дежурного, аж целый усатый и худощавый старшина, фио которого я не помнил.

— Ротный сказал доложить, как только я полиграф пройду. Докладываю: младший сержант полиции Кузнецов полиграф прошёл.

А это ты что ли Кузнецов⁈ — воодушевился помощник дежурного.

— Я, получается, — кивнул я.

— О, заходи, заходи! — и он встал и открыл мне дверь, впуская меня в дежурку.

В ДЧ ОВО не было ничего примечательного: длинный узкий стол, на котором едва помещались моноблоки компьютеров и тонкие клавиатуры с мышками, микрофон для рации с кнопкой активации, телевизор, работающий без звука, и отдельные мониторы, смотрящие глазами камер по периметру. Было пару кресел для дежурного и помощника, и комната отдыха дежурного с выглядывающей из неё кушеткой. А также закрытая дверь оружейной комнаты, сданная на сигнализацию, как и положено ближайшему отделу ОВО — в случае с Кировским, Советский же прикрывал Октябрьскую и наоборот. Зарешоченное и тоже тонированное окно.

— Садись, рассказывай, как тебя приняли⁈ — добродушно и чуть ли не силой он постарался усадить меня на кресло, сам же садясь на другое.

И я, понимая, что, то что я сейчас скажу, будет рассказано всем вокруг, старался подбирать слова.

— Да ничего особенного. По пути домой взяли, два опера в гражданке вежливо попросили проехать с ними, показали ксивы, а на квартире меня уже ждали все.

— И чё, и чё, они прямо у тебя в карманах наркоту нашли?

— Я б с тобой не беседовал. Нашли на съёмной хате, где помимо меня ещё люди живут, первым делом подумали на меня, но, благо, всё разрешилось, и доказали, что это не мой свёрток.

— Понятно, — как-то даже грустно произнёс старшина, он хотел что-то по-острасюжетней, — А в тюрьме не прессовали?

— Ну, только если считать лампочку не гаснущую на потолке в ночи. А так, что меня прессовать — я сразу сослался на 51-ю… — выдал я максимально лояльную правду.

— Слушай, ну понятно. А на детекторе лжи что спрашивали?

— Употреблял ли я когда-нибудь наркотики, — ответил я. — Мой ли свёрток был.

— И что ты ответил?

— Скучно ответил: не моё, не употреблял.

— Ну да, скучно. Сейчас всех через полиграф проводят, половина молодёжи сыпется на таких вопросах.

— Ну, я не они. Никогда не употреблял. И даже закон не нарушал. Скучно, короче, живу и всем так советую, — произнёс я. — Слушай, а может, кто-нибудь меня подвезти на Макрушино?

— А чё сам? — спросил у меня помощник дежурного.

— Да менты деньги вынули, — отшутился я легендарной байкой жуликов.

— Ну, давай попробуем, — выдал он и нажал кнопку под микрофоном. — 311-й, Казанке?

— Слушаю тебя. — ответили ему из радиоэфира.

— Ты где по месту?

— Златоводск I, — ответили ему снова, — имея в виду вокзал, ЖД или авто.

— Заедь, — попросил старшина.

— Принято.

И через минуты три в дежурку постучался старший экипажа — это был тоже старшина, тот, которого я поменял на буйном хозоргане в прошлую смену.

— Отвези парня на Макрушино? — попросил старшина старшину.

На лице старшего одиннадцатого экипажа выступило недоумение, он, возможно, хотел сказать, что он так-то не такси, но тут он увидел меня.

— О, дарова, — пожал он мне руку. — Это же ты на Киевской, 13, хозоргана мордой в пол ткнул?

— Ну да, на прошлой смене, — кивнул я.

— Живут же люди, я туда час долбился перед тем, как третьего выставить, а потом охраняли десять часов, — покачал головой старший ГЗ.

— Он ещё только что и из пресс-хаты ОСБ откинулся, — вставил свои пять копеек помощник дежурного.

— Что, правда? Так это ты кого с весом взяли?

— Всё не так было. Вес был не у меня, а на месте, в котором я иногда бываю, и не было никакой пресс-хаты. А моя невиновность доказана в суде, — последнее я приврал, всё потому, что в суде не смогли доказать мою причастность. Вернее, по словам Каца, мне очень и очень повезло.

Но если я собираюсь продолжать работать в этом коллективе, эту историю я должен буду повторять раз за разом, пока очередной стажёр Бахматский снова не уснёт на картонке, или не удосужится учудить чего-нибудь инфоподавляющего. И только тогда они все перестанут судачить обо мне и станут говорить о другом.

Можно было, конечно, шикать на всех, мол, я не хочу об этом говорить, но это то же самое, что расписаться в том, что ты, мало того что виновен, так ты ещё и не раскаиваешься. И как там сказала болеющая следователь? «Может продолжить осуществлять преступную деятельность…»

Чем меньше эмоций я буду вкладывать в этот казус с подбросом, тем раньше всё это забудется.

— Ну, бывает, — пожал плечами старшина. — Они такие же менты, как и мы, у них тоже АППГ есть, может, вербовать тебя хотели, чтобы ты стучал на своих. Странно, кстати, что тебя так быстро отпустили.

«Отлично», теперь я не барыга — теперь я барабан ОСБ…

— Тогда бы никто не узнал о подбросе, я бы пришёл на смену и тихо подглядывал за всеми. Лучше всего, конечно, не меня вербовать, а помощника дежурного, — выдал я антикриз, хитро глянув на усатого старшину.

— Всё, Штрилицы, дуйте отсюда на Макрушино! А то район в опасности! — начал дежурный, буквально руками выпроваживая нас из дежурки.

Без особых разговоров меня подвезли до дома. Где я поднялся на четвёртый этаж и, открыв незапертый «предбанник» — огороженный отсек коридора перед дверьми, — прошёл к своей съёмной квартире и постучался в дверь.

И мне открыли быстро, очевидно ожидая кого-то другого. На пороге стоял Лёха (скелет — кожа до кости) в семейных трусах и смотрел на меня будто я вернулся с того света, его детские глаза округлились, и даже рот открылся.

— Лёшь, кто там? — произнёс мне из его комнаты уже знакомый мне женский голос.

— Это… Слав, я сейчас тебе всё объясню… — начал Алексей как-то сбивчиво, неуверенно. — Мы думали, что ты ещё в тюрьме, мы хотели…

— Лёх, давай потом, — произнёс я. — Мне бы в гражданку переодеться. А то я воняю камерой.

Я скинул обувь и шагнул в комнату, и тут мой взгляд упал на кровать Алексея, на ней лежала с испуганным взглядом, пристёгнутая моими наручниками к батарее, Дашка.

— О, привет, — беззлобно улыбнулся я.

— Слав, мы хотели тебе сказать сразу, как тебя отпустят. Мы просто очень за тебя переживали и выпили чуть лишнего, — начала Дарья.

— Уф, ребят, ну тогда совет вам да любовь. Тут я жить всё равно не могу, мне сюда наркотики подбрасывают. Поэтому, Лёх, отцепи-ка мои браслеты, а я соберусь да поеду.

— Куда? — не понял Лёха.

— А меня, Лёх, переводят же… Сказали, что теперь за свои косяки и блядства, я буду пингвинов охранять где-то в МОВО у Моря Лаптевых.

— Слушай… — примирительно развёл руками Лёха.

— Не… Спасибо, конечно, но в МЖМ я как-то не участвую, хотя, Дашка, ты сегодня выше всяких похвал! — пошутил я.

А что ещё остаётся — морду бить товарищу по учёбе и структуре, из-за девушки, которая не знает, с кем ей лучше? Лёха-то тут точно не при чём, у него девушки на памяти Славы давненько так не было. Дашка тоже не виновата особо, она давно наручники хотела попробовать, а я всё отказывал.

Я же сам хотел завязать со Славиным гаремом, так оно и получается, как-то само собой потихонечку. Да я и сам хотел ей сказать про то, что у меня список в телефоне, чтобы не очаровывать девчонку ещё больше своей персоной. И как я сказал Ире, дружба она важнее любви. Поэтому и с этими двумя персонажами моей личной сказки я попрощаюсь, как с друзьями.

«Глядишь, и настроение в будущем появится к ним заглянуть с наручниками», — пошутил я сам себе, точно зная, что не буду этого делать никогда. Ибо собственник позволяющий себе больше чем позволяю другим. Короче, унывать особо незачем. И, переодевшись в костюм СССР, я первым делом уложил свою уставную обувь в сумку, потом уложил сверху форму, чтоб не мялась.

И, встав, осмотрев сумку, произнёс:

— Лёх, я всё забирать пока не буду, вещмешок и зимнюю форму я после заберу? Добро?

— Да, конечно, в любое время, — грустно проговорил он, подходя и протягивая мне мои наручники с ключом. — Это… ты извини, что так вышло.

— Лёх, я очень рад, что у тебя кто-то появился. И спасибо, что предупредил, что меня ждёт облава, так бы они и телефон мой на экспертизу взяли и отдали бы погнутый и пожёванный через месяц, — с этими словами я пожал ему руку. На душе было тепло, но больновато, не знаю почему, и я заглянул в его комнату, где Дарья стыдливо сидела на кровати, опустив глаза, укутавшись в одеяло.

— Даш, ты бери его, таких, как он, больше нет. Если будут проблемы, звоните, — бросил я на последок и, сунув ноги в белую спортивную обувь, отправился на улицу.

Я вышел из дома, дошёл до магазина и, купив пива, неспеша пошёл по улице. От ППС отмахаюсь ксивой, а свои закроют глаза. На улице было светло и тепло. Гуляли парочки, дети, не прекращая смотреть на меня как на быдло. Пить пиво, идя куда-то, в этом времени было плохим тоном — это я прошарил еще в первый свой день. Но в сравнении с тем, что я планировал совершить, это была детская шалость.

Всё-таки, когда девушка предпочитает не тебя, это болезненно бьёт по самооценке, но надо помнить, что я не пацан двадцати лет, а душа взрослого офицера переместившаяся в гормонально богатое тело. Могло случиться кстати и страшнее и страшнее. К примеру: она бы не нашла силы, чтобы рассказать мне, а Лёха боялся бы испортить наши отношения, позволили бы мне быть в неведении, в самом лучшем варианте встречались бы где-нибудь на стороне, а в самом худшем Даша из сочувственных соображений спала бы с нами двумя по очереди, причиняя боль и себе, и Лёхе. А так, Бог миловал. Так что я вовремя пришёл домой.

Я шёл в сторону дома Иры и смотрел на людей, а те отворачивали взгляды, видя, что я не совсем адекватен, хотя я просто пил пиво. Но вот встретились те, кто не отвернул: парочка ребят в синих спортивных костюмах, примерно моего возраста, подтягивающиеся на перекладине на детской площадке у дороги, на меня прямо-таки пялились, словно я румяная девка.

— Чё, пацаны, похож на кого-то? — спросил я, чувствуя, что назревает конфликт, который я сам, похоже, и затеял.

И ребята хладнокровно шагнули ко мне, не опуская свой взгляд. Я в этом беззубом мире наконец-то встретил тех, кого искал.

Вот сейчас стресс и снимется, и за тюрьму, и за Дашку… А останутся синяки, замажу тональником перед сменой. Гопота вы моя дорогая, как я по вам скучал…

Глава 23 Чужие методы

— Ты либо трусы надень, либо крестик сними! — произнёс первый паренёк, он был меньше второго и чуть щуплее, килограмм, на мой взгляд, семьдесят пять, а вот второй — под девяносто с лишним, жирком, но оба крепкие на вид.

— Братуха, давай без аллегорий. У тебя не получается, — усмехнулся я, стоя напротив этих двоих. Ну чисто Тимон и Пумба.

— Ты либо по пиву, либо в спортивном костюме. А то спорт позоришь, — подал голос второй.

— Пацаны, как насчёт нахрен сходить, а? У меня как раз для вас два билета есть, на последние ряды, — произнёс я, явно нарываясь. Сейчас меня будут пытаться бить, всё как в 90-е.

— У меня идея есть лучше, — выдал худосочный. — Сейчас мы с тобой пятнашиться будем. Если ты побеждаешь, то я тебе ящик пива куплю, если я — то ты свою «мочу» выливаешь в мусорку и завтра приходишь в зал тренироваться.

— Что делаем? — не понял я.

— Боксируем, но не на кулаках, а на ладошках, — пояснил первый.

— Рефери будем звать? — подозрительно спросил я, намекая на абсурдность его идеи. — Это… Я вас сейчас обоих послал, меня надо по всем канонам бить начать.

— Слыш, провокатор, видали мы таких, из-за таких, как ты, столько хороших ребят уже село, — начал второй.

— Не понял, ты что имеешь в виду? — уточнил я.

— То, что если тебя бить начать, ты сразу же в ментовку побежишь побои снимать, а перелом на лице если будет — это 111-я, которая сейчас от 3 лет стартует, — выдал первый. — Поэтому я тебе предлагаю лёгкий спарринг на ладошках.

И я отпил из горла, снова.

— Вы, парни, я гляжу плотно на спорте? — спросил я.

— А ты чё, уже зассал? — спросил меня второй.

«Кто зассал, я зассал? Да я не зассал!» — ответил бы я в свои четырнадцать лет, а сейчас просто широко улыбнулся.

— Ссать в общественном месте тоже нельзя, — улыбнулся я. — Считай, почти убедил. На ладошках скучно, давай я лучше к тебе в клуб приду, ты ведь где-то тренируешься. Там и побоксируем.

— А не пустослов ли ты, часом? — спросил у меня второй.

— А как теперь за это спрашивать? — развёл я руками. — Всюду камеры. Я пару дней назад у Бобра видел картину, как двое парней с хохолками на головах признавались, что спали с мамками друг друга, потом обнялись и пошли обратно в бар.

— Я их тоже видел, — подхватил худой. — Они потом вдвоём на одном самокате уехали, обнявшись.

Обстановка перестала быть напряжённой.

— Короче, предлагаю поменяться, — выдал он вдогонку.

—?.. — заинтересованно посмотрел я на него.

— Ты не пьёшь неделю, а я тебе абонемент свой в мой зал.

— Вы, пацаны, самые странные гопники, которых я видел, — произнёс я, снова отхлёбывая из горла.

— Мы не гопники, мы на спорте! — проговорил второй.

— Ну, добро. Давай, где твой зал? — кивнул я в знак согласия.

И тот, что поменьше, вытащил из своего кармана кошелёк, а оттуда извлёк карточку — серебристую карточку клуба, логотип которого мне был уже знаком, да, я видел этогорисованного мужика в клетке, и красные буквы на латинице: «АУРУМ». А на другой стороне карточки были клеточки, из двенадцати зачёркнутых оставалось четыре, годен до 15 августа, как раз неделя, сверху ручкой написано: фамилия и имя бойца Шарыхин Саша.

— А я Слава, — проговорил я, меняясь почти допитой бутылкой пива на карточку.

— Серёга, — проговорил второй.

Моё пиво было вылито и выброшено в урну, а знакомство скреплено рукопожатием.

— В понедельник буду у вас, — кивнул я, прощаясь.

А общество-то оздоровилось! Ещё в моё время всем было срать, кто как ходит, а теперь мало того что не бьют, так ещё и морализацией занимаются. Только подумал я, как из-за куста вылетело жёлтое транспортное средство типа самоката с тремя малолетками на нём. Они ехали, держась друг за друга, а первый рулил.

Я отпрыгнул в последний момент, дети же пронеслись дальше. Что это, блин, такое?

Догуляв через железнодорожный переезд до крупной транспортной развязки, которую память Кузнецова определила как площадь Южная, я увидел, как несколько таких же самокатов просто стоят на тротуаре и мигают зелёным.

И, подойдя поближе, я был удивлён сразу несколько раз: во-первых, они стоят, и нет никакого хозяина, и их никто не ворует; а во-вторых, пока я изучал эту парковку, подошёл взрослый мужчина, навёл камеру телефона на приборную панель самоката, встал на него и поехал, даже не толкаясь ногами.

Ты что за чудо техники?

И почему, если ездить на тебе вдвоём, то тебя будут считать представителем нетрадиционной ориентации?

А в тюрьме, интересно, за это теперь предъявляют? Ну, типа, был замечен на самокате вдвоём — твоё место теперь у общественной парковки, и наколка на спине полагается, типа: «Протектор колеса, уезжающий прямо в задницу».

Постояв так с минуту, я заметил, как взрослая женщина подъехала на это же место и, припарковавшись, пошла за переезд, куда-то в сторону Макрушино. Понятно, для этого тоже нужен телефон. Который у меня у Иры. Ну, сам Бог велел зайти.

И я пошёл на Лыткина, 2. Благо, недалеко. В целом, если бы тут мне не подбрасывали наркотики, — приятное время. Прогулочным шагом я шёл вдоль магазинов с большими окнами, вдоль пиццерии, какой-то кальянной, от которой пахло чем-то вкусным, и пекарни, делящей дом с отделением зелёного банка. Да, поесть было бы хорошо, но сначала сотовый заберу, если, конечно, Ира дома.

Попутно я поглядывал за обстановкой, меня ведь могли пасти. Но дом Иры и так рассекречен, так что ничего страшного, будет забавно, если возле подъезда меня снова примут со словами: «Пойдём, друг, мы у тебя ещё не всё нашли!»

Ну нет, в тюрьму я больше не вернусь. Пусть валят при задержании. Умру, так умру, если перевоплощение снова не произойдёт, ещё вперёд во времени, лет так на тридцать, где машины летают и полиция не нужна, так как работают вместо нас роботы.

На мгновение меня посетила тревожная мысль, а если назад перенесёт, в тот же СССР? Ну уж нет, снова стоять в очередях, слышать от каждой встречной-поперечной продавщицы хамство… Хотя было там и хорошее, если не считать мою срочку в Афгане… О, чё всплыло в памяти… Всех спортсменов тогда посылали в элит. Я лично попал в ВДВ и сразу же был направлен в учебку в Гайжюнай, где мне по итогу повесили лычки младшего сержанта, прямо как сейчас, вместе с ВУС — санинструктор и инструктор по физической подготовке. А дальше — Афган, где приходилось очень много таскать на себе раненых, ну и, нет-нет да и самому стрелять.

В этом же времени навыки Афганской и Чеченской войны мне были совсем не нужны. Хорошие времена рождают людей с хохолками на головах, не следящих за словами и катающихся вдвоём на самокатах. Но даже тут есть настоящие злыдни, они почему-то пытаются залезть во власть… Как по мне, я бы мэром никогда не захотел быть, это же столько всего нужно знать, помнить, это же колоссальная ответственность за мирный быт людей. Зубчихина это, похоже, не шибко-то волнует.

С этими мыслями я и подошёл к дому на Лыткина, 2, и, чтобы удивить девушку, нажал другой номер на домофоне, предвкушая, как Ира удивится и обрадуется моему появлению.

Странно, но мне открыли, даже не спрашивая «кто». Зачем тогда домофон? И я, поднявшись на этаж, позвонил в звонок девятой квартиры. Контрольная лампа не горит, значит, Ира дома.

Некоторое время подождав, я нажал на звонок ещё раз.

Дверь скрипнула, открываясь. На пороге стоял крепкий мужик в чёрной водолазке и чёрных же брюках. Ну нет, же, не говорите мне, что и Ира нашла себе кого поинтереснее?.. Аура Кузнецова слабеет, что ли?

— Чё надо? — спросил у меня мужик.

— Здравствуйте, у меня посылка для Ирины, не могли бы вы её позвать?

— Чё, кто там⁈ — спросил другой мужской голос изнутри.

— Курьер, — отозвался мужик, поворачиваясь к говорившему.

А я как раз увидел, что в коридоре стоят коробки с нагруженными в них вещами. Ира планирует переезд?

— Её нет, оставляй посылку, — произнёс мужик.

— Простите, но мне нужно отдать её по предъявлению паспорта. Подскажите, когда она будет?

— Уже никогда. Давай посылку, я передам.

— В смысле никогда? Куда она уехала? — уточнил я.

— Скорее всего, в Дубай, ртом долги свои отрабатывать, — улыбнулся мужик. — Так что давай посылку и вали отсюда.

Ну, собственно, это всё, что я хотел знать.

Я скинул с плеча рюкзак, открыл его и залез внутрь правой рукой, делая вид, что ищу. А тем временем мои пальцы сжали сталь наручников, зажимая их словно кастет, цепью и замками наружу. Наклонившись ниже, будто доставая, я взорвался апперкотом.

— Держи! — выдохнул я, прилепив браслеты в подбородок мужику снизу.

Вбегая в квартиру и захлопывая дверь за спиной, я спешил в зал, где как раз увидел второго такого же мужика, чуть щуплее и тоже в чёрном. Он собирал вещи в другую коробку, заматывая их скотчем.

Ударом с ноги я сбил его на пол, и тот рухнул прямо к подиуму пилона. А сам, сев на него, щёлкнул ему в лицо с левой сбоку.

— А-а-а-а, ты кто, бл#дь⁈ — простонал он, а я ударил ещё раз той же рукой.

— Ирка где⁈ — потребовал я ответа.

— Тебе конец, урод! — пролепетал чувак в чёрном и был вырублен наручниками наглухо.

— Откуда вы, черти, в этом святом мире?.. — задал я риторический вопрос и осмотрел комнаты.

Следов драки нет, следов крови тоже. Далее я пошёл в коридор, перешагивая через тело, и, доставая из тумбочки сотовый, включил его. Через секунды увидел множество входящих — были там и от Иры. И множество сообщений:

От галантных: «Ты снова ушёл, пока я сплю, ты самый чудесный! Надеюсь на скорую встречу», — до: «Слав, я, наверное, пропаду на некоторое время, спасибо за эти две ночи. Я должна признаться: тот халат — это халат моего бывшего, и сейчас он требует, чтобы я продала квартиру, машину и отдала ему всё, что он мне подарил. Я не могу больше так жить, и поэтому я продам всё имущество и уеду к маме обратно в деревню, так как танцевать я больше не хочу. А эскортом, как они пытались меня тут заставить заниматься, — это совсем не моё. Спасибо за всё, ты очень хороший, ты лучше, чем я, поэтому я тебя бросаю, не ищи меня».

Ну, схемы тут две: отвалить и жить в своё удовольствие, работая сутки через сутки на страже закона, ожидая, когда же Зубчихин вычислит меня и атакует снова, или набрать её и спросить, где она, и предложить помощь. А вот эти двое, лежащие — и в пол сопящие, наверняка знают, где она, и, судя по всему, ей там не нравится.

Я ткнул на Ирин номер на телефоне, оказалось — абонент вне зоны действия сети. Понял. Ладно, значит, воспользуемся чужими методами.

И, притащив здоровяка из коридора к шесту, я подцепил его под мышки и с усилием поднял, прислонив спиной к пилону, и, дотянувшись до скотча, сначала ногой, потом рукой, примотал его к железяке. Далее был обыск: на прозрачный столик были выложены его права, ключи с логотипом BMW, дебетовые карточки в книжке для карточек, пистолет, подозрительно похожий на ПМ, и сотовый телефон. Потом я занялся вторым, которого примотал также к шесту. У второго был найден кошелёк с наличными и карточками и нож-складник. И оба имели корочки охранной фирмы «Лес.охран.строй», имелись и визитки с их именами: охранная фирма «Лось», Виталий Сергеевич Брагин и Сергей Анатольевич Шипицин.

Дождавшись, пока первый начал приходить в себя, я посмотрел на его визитку и, поняв, что меня эти черти могут опознать в будущем, пошёл в коридор и, порывшись в шапках Иры, нашёл какую не жалко — белую вязаную шапочку, в которой прорезал отверстия для глаз, кстати, ножом Сергея Анатольевича, сражённого в этой схватке вторым.

Бегло глянув на себя в зеркало: костюм спортивный с буквами СССР, белая шапочка, белые кроссовки. Да я прям модник!

И, вернувшись к ребятам, спросил у первого очнувшегося:

— Дарова, лось Виталий. Не желаешь ли сказать, куда дели Иру?

— Тебе кабзда. Ты не знаешь, на кого ты, урод, наехал⁈

Обожаю, наконец-то мне понятный сленг.

— Откуда ты знаешь, что я урод, я же в маске, может, под ней я прекрасен?.. Ясности короче от тебя ноль. Ты у нас партизан и говорить со мной не желаешь, — с этими словами я заклеил лосю Виталию рот скотчем. Обошёл пилон, чтобы видеть лицо лося Сергея.

— Серёга? — похлопал я его по лицу ладонью.

— А-а-а-а, — захрипел лось Серёга.

— Ты не акай, ты мне скажи, Ира где? — уточнил я.

— Слушай, ты лучше меня отвяжи, тебя же убьют! Это тебе не игрушки играть! Тебя за нас замочат, реально!

«Тоже приятный скрипт», — как бы сказал Кузнецов.

— Я, господа лоси, тут недавно и знаете, что понял? — спросил я, заклеивая рот и второму. — Что тут какое-то общество бессмертных терпил. Вы, если честно, душу мою радуете. Хоть и говорить не хотите, куда Иру дели. Вы, как я понимаю, легализовавшиеся бандиты, косящие под братву девяностых? Так вот, пацаны, вы в это во всё играете, а у меня всё это было. Правда, играл я на другой стороне, но попробую поговорить с вами на вашем же языке. Кивните, кто готов рассказать мне, где Ира? — задал я вопрос, но ответом мне было злобное мычание. Лоси — они же парнокопытные, нет? Или как с гиенами — всю жизнь думал, что они собаки, а оказалось, кошки?

Сходив в душ, я принёс оттуда толи плойку для волос, толи какое-то устройство похожее на щипцы и включил её в электросеть, потом пошёл в спальню и в этом бардаке нашёл утюг и тоже включил его.

Что я делаю? Мелькнуло у меня в голове. Я же так подставляюсь под сразу несколько статей УК РФ… Ну, это только если тела найдут… Можно было, конечно, отвалить и позволить лосям творить беспредел, ожидая и надеясь, что их накроет ОБОП, если такая служба сейчас есть, но, судя по тому, как тут всё решается, не накроют, и эти ребята так и будут склонять девушек к проституции.

Да, стрипух, но девушек же… Кроме того, кто вступится за танцовщиц, если танцовщицы сами за себя постоять не могут? Ответ пришёл мгновенно: майор из прошлого, с раскалённой плойкой в руке.

— Снимаем штанишки… — протянул я.

Срезая ножом части мешающего скотча, оголяя гениталии лосей.

— Ну, — выдохнул я, — кому первому в очко выпрямитель женских волос запихать?

И тут они заверещали, правда, ничего не слышно было, ведь я им заклеил рты.

— Давайте так, ребята, если сейчас я услышу от вас какую-нибудь фигню, типа «что ты делаешь, мы тебя достанем», то я раз пять каждому из вас засуну перед тем, как снова спрашивать? — предупредил я и отклеил скотч у первого.

— Тебе п#зда… — выдал он.

— Я тебя предупреждал! — кивнул я и поднёс железо к промежности Виталия. Чуть запахло палёной шерстью.

— А-а-а, стой! — завопил он. — Она на базе, с другими стрипухами.

— О, конструктив пошёл, — отвёл я инструмент от задницы негодяя. — Что они там делают?

— Видео снимают, промо.

— Что за промо? — не понял я.

— Как у проституток, чтоб было на что посмотреть перед свадебным путешествием.

— Какое свадебное путешествие? — снова не понял я.

— Тех, кого закажут, получат билеты в Дубай, а Ира твоя поедет спецрейсом, слишком уж она накосячила.

— Торговля людьми, говоришь?.. — протянул я.

— Ну, не бананами же, — выдохнул лось Виталий. — А теперь лучше отвяжи нас.

— Почему? — спросил я.

— Потому что тебе лучше самому сдаться. Это другой уровень, тебя не будут сдавать ментам, ты просто исчезнешь. А если сам пойдёшь в мусарню, то тебя постфактум уроют. А девок всё равно не спасёшь. Да и им там лучше будет. Вот тут, в Златоводске, что их ждёт? Мальчики типа тебя с зарплатой в сорок пять тысяч? А там — дворцы, яхты, путешествия. Да на кастинг туда очередь стоит.

— А, понял, вы, типа, там серьёзные ребята все, — догадался я.

— Ну, не обычный ЧОП же. — выдохнул первый лось взирая на отдаляющуюся плойку от его промежности.

— Базируетесь где, лоси⁈ — улыбнулся я.

Походу, меня всё-таки ждала знатная драка и, возможно, даже та самая, ради которой я и переродился. Надо перчатки туда надеть, и помыться с мылом, чтобы биологии меньше оставлять, что бы это там ни было.

Глава 24 Черный бумер

Я помылся — как же кайфово ощущать себя чистым! Кровь от горячей воды разлилась по всему телу, и я на мгновение вспомнил свои романтические истории, связанные с этим душем. А вытеревшись, первым делом надев шапочку на лицо, я нашёл под раковиной жёлтые резиновые перчатки, которые вполне подойдут для моих целей.

Далее я вышел в зал, где меня ждала уже не стриптизёрша, а два привязанных «лося» к её пилону. Увидев меня они дружно заскулили словно бы от ужаса. Сначала я не понял почему, а потом взглянул на себя в коридорное зеркало. Я бы тоже заверещал, если бы меня привязал чувак, а потом вернулся ко мне голый, в белой вязаной шапочке с ушками и прорезями для глаз, да еще и в жёлтых перчатках, со стоящим достоинством.

— Спокойно, парни, это не для вас! Вы же мне уже всё рассказали, — утешил я бандитов и пошёл одеваться в спортивное.

Декоративные ушки, словно кошачьи, на шапочке, которые я не заметил под адреналином в начале, были, конечно, «слишком». Я сейчас напоминал супергероя, которого этот мир заслужил. Нафига вообще выпускать вязаную шапочку с ушками? Но у стриптизёрш свой вкус на вещи. И, одевшись в костюм СССР, я пошёл к лосям, у которых на столе был навален инвентарь: ствол, нож, брелок от авто, ключи от Ириной хаты и наличные бабки, которые придумали дедки.

Первым делом я вытащил магазин у ПМа, посмотрев на пластмассовые пули, — в моих руках лежал травмат. Ну хоть что-то, хватит начать бой на ближней дистанции, нож оставив для сверхближней, скотча вот только не осталось. И, отключив электроприборы, я помахал лосям рукой, сдав квартиру на сигнализацию методом прислонения магнитного ключа к датчику, захлопнул дверь.

Белую шапочку я закатал, чтобы было видно лицо, — надо будет, раскатаю обратно. За спиной был рюкзак с формой, словно я собирался сразу же идти в патруль. А адрес, который мне назвали бандиты, находился на 33-ем км, как ехать по трассе в сторону Новосибирска. Открыв гаджет (устройство, по-нашему), я построил маршрут и, выйдя на дворовую парковку, нажал на кнопку на брелке — одна из тачек пискнула.

Ну, конечно же, это был чёрный бумер, а что же ещё? Вот чем лоси отличались от ролевиков, каких я видел в мою первую смену? И те и те косплеят (я выучил ещё одно ненашенское слово, обозначающее «изображают») прошлое, но те хоть иногда снимают с себя платья и броню, эти же серьёзно верят, что они типа братва.

Я сел в тачку и первым делом кинул рюкзак на пассажирское, а вторым начал рассматривать приборную панель. Всё потому, что замка зажигания у немецкой машины не было, не было и педали сцепления. «Е-маё».

Ну, ехать штурмовать бандитов на такси — это перебор. Буду разбираться. И первым делом я спросил у «Ясеня», где моя «любимая»:

— Алиса, почему у БМВ нет замка зажигания?

«У БМВ есть система без ключевого доступа, зажигание включается кнопкой». — выдала мне помощница из моего сотового.

— Алиса, где у БМВ сцепление?

«В коробке-автомат».

— Алиса, где у БМВ педаль сцепления⁈ — перефразировал я.

«Педаль сцепления слева».

— Алиса, почему педали у БМВ две, а не три?

«Потому что одна — тормоз, другая — газ».

— А педаль сцепления тогда где? — не понял я.

«В современных моделях сцепление происходит автоматически».

— Алиса, как завести и поехать на современной БМВ, расскажи пошагово.

«Сядьте на водительское сиденье и зажмите тормоз, запустите двигатель, нажав на кнопку, переключите рычаг передач на D. Приятного пути».

И я так и сделал. На панели был так же зажим, видимо, под телефон, и я поставил на него свой мобильный, и о чудо! Началась беспроводная зарядка. Как это вообще возможно? Передача энергии на расстоянии? Неужели они освоили технологии Николы Теслы?

«Поверните налево, потом двигайтесь прямо 3 километра! Впереди камера на шестьдесят.» — выдала Алиса.

— Спасибо! — поблагодарил я, выезжая на дорогу.

«Рада помочь. Включить вам музыку для приятного путешествия?»

— Да, давай «Голубых беретов», — улыбнулся я, гоня от себя мысль о том, что совершаю угон.

Заиграла приятная музыка и запел голос из моего прошлого:

Я хмыкнул. Мелькнула мысль, что если бы кто-нибудь спел про меня, то было бы: «Белая маска с ушами спешит, в пальцах сжимая травмат, бедных стрипух пытаясь спасти, может, вернётся назад…»

Дорога заняла меньше двадцати минут, и я повернул налево в небольшой посёлок между Курлеком и Алево, как раз стоящий на стыке между Златоводской и Кемеровской областями.

И, свернув с трассы, я остановился, думая, как лучше сработать, и снова на помощь пришёл интернет. На введение названия охранной фирмы мне выдало не только адрес, но и спутниковую карту их базы. Не детальный план, конечно, но хоть что-то. Я уставился на экран, изучая карту. Вот он, весь их «Лес.охран.строй», как на ладони.

КПП с будкой, парковка, утыканная тачками, и основное здание — длинный двухэтажный корпус, похожий на старое административное здание. Бэху мою, скорее всего, пропустят без лишних вопросов: она тонированная, а значит, по номерам своя. Ворота откроют, а дальше надо будет работать быстро.

Я мысленно проигрывал варианты. Первым делом — взять КПП. Там точно есть не травматическое оружие. Обезвредить охрану, завладеть огнестрелом. Далее — штурмовать основное здание. Но вот это уже тупиковая ветвь тактики. Вломиться в одиночку в здание, где сидит неопределённое количество противника, — это не геройство, а самоубийство. Наткнусь на огневое преимущество, меня просто погасят. Попаду в ту же ловушку, из которой пытаюсь вызволить Иру, и разберут меня на органы, и оправят их тоже на сувениры, но уже не в Дубай.

Можно было бы одеться в форму и зайти по надуманному предлогу с якобы проверкой, но, скорее всего, младшего сержанта пошлют нахер. Скорее всего, такие зверюги всех местных ментов знают и либо прикормили, либо запугали, либо имеют юридическую крышу — что логичнее для этого времени. Позвонить куда-нибудь по Златоводским спецслужбам — это путь на скамейку запасных, а там кормят плохо и лампочка спать не даёт на дереве без постельного белья, или, как говорили сидельцы в моё время, без «ваты».

Я водил пальцем по экрану телефона, приближал-отдалял, рассматривал план, ища слабину. И похоже нашёл. В самом углу территории, где забор почти вплотную прижимался к торцевой стене здания, спутник показал тёмное пятно — скорее всего, козырёк или небольшой навес. А рядом — крошечная фигурка человека. Похоже, заснятого на спутниковую карту, когда тот вышел покурить! Значит, там запасной выход. Значит, там курилка. А раз курилка — значит, дверь иногда не на замке и не на сигнализации, и туда постоянно ходят. И охрана там, скорее всего, расслабленная, если она есть.

Вот он, мой шанс. Не через главный вход, где ждут и будут любить всеми своими силами, а через чёрный, где все по-человечески: банально там курят и ноют за жизнь гуманную, за кашу манную. Пройду внутрь, а там буду действовать по обстоятельствам.

Теперь путь отхода. И я нашёл на карте узкую грунтовку, уходящую от основной дороги за линию леса. И этот лес тянулся как раз к тому самому углу с запасным выходом. Идеально. Оставлю машину там, в кустах, и пешком, через лес, подойду к дыре в их обороне. Скорее всего, этих ребят никто ежедневно не штурмует, поэтому все спят на постах и уверены в своей безнаказанности.

План вроде сложился, дерзкий и безумный. Оставалось ждать темноты, когда и люди подустанут, и я буду менее виден, хотя белая шапка с ушками и белые же кроссовки — это, конечно, не камуфляж. И, убивая время, я стал шариться, смотря на то, что у них тут есть в Бэхе. Наклонился к пассажирскому месту и щёлкнул бардачком.

С тяжестью дверка открылась, а вместе с ней вывалился вперёд ещё один пистолет, похоже тоже травмат, пачка денег и… мать моя женщина… свёрток с кристалловидной субстанцией сероватого цвета.

Деньги и наркоту я не тронул. А вот второй ствол взял. Теперь у меня два травмата. Как говорится, один — хорошо, а два — уже огневая мощь. В багажнике были и бейсбольные биты, две штуки, но не было бейсбольных мячей, с моей точки зрения — халатное отношение к спорту. Я мысленно улыбнулся, понимая, что никакого бейсбола в России нет и моя версия с косплеерами подтверждалась. Была бутылка синей омывайки, десятилитровая красная канистра с бензином, набор тряпочек с надписью «микрофибра», что бы это ни значило, и крюк на рыжем буксировочном тросе, да два шнура «крокодила» — красный и чёрный и автоодеяло в упаковке на которой написано «до −40 градусов».

Главное, бабки есть, странная субстанция кристалловидная есть, биты есть, травматы есть, а старого доброго АК нет. На Бэху хватило денег, а на нормальный огнестрел нет.

Расстроенный, что больше ничего интересного в машине нет, и отъехав на позицию к лесочку, я припарковал авто и вышел к лесу, чтобы пройтись через него и посмотреть на объект вживую, пускай и из-за деревьев.

Травматы с собой в карманах куртки СССР, ножик в кармане штанов, белая шапочка с ушками на голове, рюкзак в машине, машина на сигнализации.

Издалека здание представляло собой серый двухэтажный дом, меньше всего похожий на жилое помещение. Окна второго этажа без решёток, все кроме крайнего, где свет почему-то не горел. Может оружейка? Забор железный усиленный пружиной колючей проволокой наверху. На углу у курилки крепилось две камеры: одна смотрела вдоль забора внутрь, а другая на курилку. Это значит, что сам угол в слепой зоне, да даже если не в слепой, они всё равно не успеют отреагировать правильно.

Опыт у нас явно разнится, главное — в длительные переговоры не вступать и не давать перевести дух. Как там говорили в фильме «Чужие», который я посмотрел в марте перед самой командировкой, «приходим, убиваем, уходим». Вот только лоси — это не планета, кишащая ксеноморфами, лоси — это охеревшие от своей безнаказанности люди.

Я вот не поверю, что их не разрабатывают, для такой деятельности нужна серьёзная, такая крыша сверху. Но я не могу ждать, пока их всех накроют, девочек уже продадут, и ещё много чего плохого сделают, пока структурные телятся, это меня можно закрыть в два счёта, а базу лосей будут разрабатывать очень долго. А долго у меня нет, как только в штабе Зубчихина узнают, что меня выпустили, нанесут второй удар, который я могу и не пережить. Так что, как там у Газманова, «танцуй, пока молодой, мальчик».

Где же у них заложники? Хорошо бы языка добыть, или надо было у балбесов подробнее расспросить про их базу. Позняк уже, буду работать с тем, что есть. Как быть с колючкой, сорвать её буксировочным тросом? Шумно. Накрыть чем-нибудь? А чем? Да и как потом выбираться с заложником через забор, а если она ранена?

И, поняв, что тихо зайти и выйти всё равно не получится, я вздохнул и вернулся в авто. Сев за руль, я немного подумал, вспомнив себя в камере ИВС, и решился.

Из багажника я взял только одеяло и коврик и быстро пошёл обратно. Развернув одеяло у самого забора и завернув в него коврик, я взял его за край и, подпрыгнув, накинул на колючую проволоку сверху, у самого угла с камерами. Благо «колючка» задержала импровизированную «шину», и оно повисло на самом верху.

Отойдя на шагов пять, я разогнался и одним прыжком зацепился за верхушку забора, продавливая и сминая под своим весом колючку, подтягиваясь и выглядывая за забор. В уличной курилке было пусто. Окна на первом этаже оказались зарешёчены и темны, все кроме одного, горящего по центру. Перемахнув через забор, я поправил маску на лице, извлёк травматы и, сняв с предохранителя, достал патроны в патронники, готовясь стрелять по-македонски, с двух рук. 16 патронов, шестнадцать пластиковых друзей, готовых отведать лосятины, немало, но вполне достаточно, чтобы наделать шороху. Однако против нас вполне могут играть ИЖи-41 и МР-133, первое — клон ПМа с моноимпульсными патронами, а второе — помповое ружьё под патрон 12/89. Это как первый раз прийти в зал и встать на бой с разрядником — будет больно.

Подойдя к двери, я медленно опустил ручку и потянул на себя, и заглянул внутрь, смотря поверх стволов. Никого. И, войдя внутрь, я оказался в светлом коридоре с множеством комнат, примерно помня, где горит свет, я очень быстрым шагом пошёл вперёд.

Меня проворонили? Почему я не слышу тревоги? Я же прошёл под камерой в курилке? И тут я услышал разговор, идущий откуда-то спереди. Говоривших было двое, они живо что-то обсуждали, на фоне стонов и вздохов. Работающий телевизор приковал внимание двоих дежурящих на этой странной вахте. Где показывали что-то интересное, всяко интереснее того, что может сейчас с ними произойти.

И я вынырнул из-за угла направо. Уперевшись в импровизированную комнату под лестницей наверх, комнату небольшим столиком, оборудованным компьютером, за которым сидело двое в чёрном.

Направив в их лица оружие я произнёс:

— Тихо! Молча откатились на стульях назад, руки вверх, чтоб я видел!

— Ты чё, стволы убери, — проговорил первый, тот кто сидел у стенки справа.

У обоих были кобуры с пистолетами, а в колодке у стены ещё и «Сайга». Классно, бы штурманул в лоб.

— Девки где⁈ — спросил я, добавив тому, кто глянул на «Сайгу», — Только рыпнись к ней, не зашьёшь потом!

— Ты чё, серьёзно? Ты знаешь, чей мы ЧОП? — спросил второй.

— Замолчи, — проговорил первый.

— Ещё один раз не ответите на мой вопрос, я пристрелю говорливого, а второй всё равно мне всё скажет. И так вопрос: девки где, которых в Дубай отправляют?

— На втором этаже в комнатах, только тебя за них убьют, — проговорил первый.

И я шагнул к ним за столик, мельком глянув на монитор, там стонала какая-то порнуха, в кадре старались актёр из Нигерии с актрисой из Азии.

— Встали! Ты! Пристегни его и, просунув браслеты через перила, пристегнись сам!

Они медленно встали и сделали то, что я потребовал.

— Теперь стволы, вытащили и медленно толкнули ко мне, — произнёс я, кладя травматы на их стол и беря «Сайгу», и приводя её в состояние боевой готовности.

Теоретически они могли бы начать стрелять и погибнуть от оружия более опасного, чем травмат или иж-71. Но они выбрали благоразумие. Два ствола под ПМ проскользили к моим ногам.

— Теперь сотовые! — потребовал я и тут же получил два смартфона на полу, — в здании ещё люди вооружённые есть?

— Нет, — покачал головой второй.

— Ключи от комнат с девками? — спросил я.

— Они все открыты. Все кроме одной. — произнёс первый.

— Где ключ от той закрытой комнаты⁈ — уточнил я.

— У шефа, а шефа нет. Уехал час назад сказал будет скоро, и тебе бы лучше свалить пока он людей со смены не привёз разоружаться, — проговорил первый.

— Где оружейка и ключи от оружейки⁈ — спросил я игнорируя информацию про шэфа.

— У шефа тоже. — получил я ответ от первого.

— Ну ты, короче и попал, парень! — выдал второй покачав головой.

И я, взяв травмат со стола, выстрелил ему в ногу.

Как раз узнаю, есть ли в здании ещё кто-нибудь? Наверху завизжали. Вряд ли бандиты.

— Чей ЧОП ты мне хотел ответить⁈ — спросил я у первого.

— Ты его знаешь, он на всех плакатах в Златоводске. Ты теперь понимаешь, как влип?

— Понимаю, — произнёс я и вторым выстрелом разнёс монитор с порнухой, однако стонать они не перестали.

«Странно», — подумал я, и выстрелил ещё два раза в колонки по бокам монитора, звуки порно прекратились.

Зато вверху творился какой-то хаос, там кричали и пищали.

— Закрытая комната где? — спросил я, направляя травмат на того, в кого еще не стрелял.

— По коридору направо и до конца, — выдал он мне.

На этом мои вопросы закончились, и я произвёл ещё два выстрела ему в корпус и ногу. Оба охранника стонали и извивались жалея свои места, куда прилетели травматические пули, но так они мне были неопасны во время моего подъёма наверх.

Считая в уме потраченные травматические пули, я побежал по лестнице. Пуль в травмате еще хватит на обратную дорогу, по узкому подъёму с прицепленными к ней чоповцами.

Вбежав на второй этаж, я нашёл закрытую дверь, причём пока искал из других дверей на меня опасливо в щёлочки смотрели девушки.

— Поездка в Дубай отменяется! — прокричал я, — Все, кто хочет, могут быть свободны. Внизу охраны нет!

И, подойдя к закрытой двери, я дёрнул ручку и спросил:

— Ир, ты там⁈

— Слава это ты⁈ — удивились за дверью

И тут снаружи донёсся звук подъезжающей крупной машины.

«Шэф ЧОПа с вооружёнными людьми?» — мелькнуло у меня.

Глава 25 Под прицелом

— Ир, отойди от двери! Прижмись к левой стене! Отвернись и закрой ладонями голову! — выкрикнул я, отходя сам в противоположную сторону от дверного косяка.

Вокруг визжали и убегали девушки, на улице кто-то громко матерился, а на первом этаже играла музыка из мобильников прикованной охраны. А память Кузнецова безошибочно узнавала мелодию «Бригады».

«Лосиная бригада, два п*дора — три гада», — подумалось мне, и я выстрелил во врезанный замок.

Грохот выстрела в замкнутом пространстве коридора оглушил всё на мгновение. Уже забытый звон в ушах и запах пороха ворвался в мой разум, и, поставив «Сайгу» у двери, дёрнул рукоять на себя. Дверь со скрипом и выпадающими железными частями замка отворилась наружу.

Я влетел в комнату. Взгляд за долю секунды оценил обстановку: полумрак, зарешеченное окно и в углу, прижавшись к стене, — Ира. Живая, целая, с широко раскрытыми от ужаса и надежды глазами.

Не было времени на вопросы, на объятия, на вздохи облегчения. Время текло, как песок в медицинских часах. Я сделал два шага, схватил её за руку и, не давая опомниться, резко притянул к себе в объятия. Не для нежности. Для скорости. Для передачи импульса.

— Всё, Ир, — прошептал я ей прямо в ухо, заглушая собственный звон в ушах. — Надо очень быстро уходить. Прямо сейчас.

Схватив её за руку, я рванул обратно в коридор, беря «Сайгу» снова. На улице раздался звук, похожий на скрежет выламываемых ворот.

— Погоди-ка, — произнёс я и зашёл в комнату напротив, погасив свет.

Попадая в бедноватое убранство, больше напоминающее комнату в хостеле, чем место поставки элитного мохнатого «мяса» для арабов. Или кто там в Дубае живёт? Я подошёл к окну. И, видя, как чёрный джип своим кенгурятником медленно проминает ворота, въезжая внутрь.

— Здрасьте, дорогие гости, — выдохнул я, глядя на влетающий на территорию джип.

И выстрелил из «Сайги» в тонированное лобовое стекло, раз, затем другой; стекло покрылось паутиной трещин. Попал в водителя и пассажира — не попал — дело десятое, пусть знают, что тут будет жарко.

Я развернулся и выскочил обратно в коридор. Ира стояла у стенки, и я снова потащил её за собой, на этот раз вниз, снова угрожая охране:

— Мордой в пол, завалю!

А спустившись, я вытащил из мусорницы пакет, благо он был пустой, и сунул Ире в руки.

— Хватай все стволы со стола и пола! — приказал я. И она, кивнув, принялась собирать. Только сейчас я заметил, что она в платье, том самом, в котором я впервые её увидел на лестничной площадке её квартиры. Ира принялась сгребать в него оружие.

Пока она собирала, я подбежал к распахнутой входной двери. На улице было людно в полумраке: бегали визжащие девушки, от укрытия к укрытию перебегали полусогнувшись люди в чёрном с оружием, прячась за машинами на парковке, кто-то тащил кого-то от джипа назад. Судя по тому, что «лоси» не штурмовали, я ранил их командира. Или, как правильно, бригадира?

Я прицелился из «Сайги» и спустил курок. Раз. Два. Три. Бегло по бегающим вооружённым людям, чтобы добавить крика и паники.

Ответная очередь прошила дверной косяк, заставив меня отпрыгнуть назад.

О! Нарезное заговорило! Охотничье! Пора уходить! Я захлопнул дверь и подбежал к Ире, которая уже собрала в пакет всё видимое мне оружие.

— Пойдём через курилку! Там уязвимость в заборе, надо валить отсюда! — крикнул я, хватая её за руку и устремляясь вглубь здания.

— У них мой паспорт и сотовый! — почти закричала она на бегу.

— Пофигу на документы! Восстановишь! Сейчас бы живыми уйти!

Мы пулей вылетели из здания в уже знакомую курилку. Снаружи, со стороны КПП, доносились крики, выстрелы и грохот. Но тут, у нашего запасного выхода, пока было тихо.

— Вперёд! — подтолкнул я Иру к забору, где всё ещё висело наше импровизированное одеяло-амортизатор. — там, через метров тридцать, дорога, там «бэха» чёрная, вот ключи.

— А ты? — спросила она.

— Я за тобой через минутку, сейчас боезапас отстреляю по любителям арабских денег. Не вернусь через три минуты — уезжай.

Она больше не колеблясь, скинула туфли на каблуках, ловко подобрала подол платья, оставаясь лишь в чёрных трусиках, и, ухватившись за край одеяла, легко перемахнула через забор, будто делала это каждый день. Фигли, пилон даёт атлетику, что у тех же гимнастов.

А я вернулся к углу здания, выглядывая оружием из-за угла.

— Он ушёл! — орали изнутри охранники.

И самые смелые двинулись вперёд. Вот отморозки, а? По доброй воле идут штурмовать вооружённого человека.

Был среди них и автоматчик; он бежал в полуприсяде, целясь то в окно, то в дверь, мелкими шажками, локти прижаты к корпусу. Возможно, успел повоевать где-нибудь, возможно, Сирия, возможно, Африка, на памяти Кузнецова других горячих точек не было.

Да и не важно это, где воевал. Дерёшься за бандитов — будешь ликвидирован!

Хотя я и сам сейчас не шибко-то на стороне закона.

И я выстрелил, чуть на упреждение. И новые крики боли дополнили какофонию звуков. Его палец нажал на спуск, и автомат дёрнулся вправо и вверх, награждая задние советской архитектуры очередью. Я готов был сделать еще несколько выстрелов, как послышалось новое гудение моторов, и свет фар обильно залил «задницу» застрявшему на проезде внутрь джипу.

А следом за этим до меня донеслась новая канонада. И громкий, властный крик, пробивающийся сквозь лосиный шум и визги стрипух:

— ВСЕМ НА ЗЕМЛЮ! РАБОТАЕТ ФСБ!

— Б*дь, — прошипел я. — Теперь нужно точно валить.

Я положил оружие к стеночке и рванул к забору. Оттолкнувшись с разбега от земли, я подтянулся, перекатившись через преграду, и грузно приземлился на землю по ту сторону. Ира, кстати, прелазила в разы легче, что ещё раз говорит, что спорт за деньги лучше принудительного спорта. Вот если бы мне в трусы пихали доллары за каждый подъём — переворот, Кузнецов бы был молодцом. А Лаечко так вообще бы международника выполнил.

Тридцать метров по пересечёнке — и я уже у заведённой «бэхи». Ира уже ждала, её взгляд метался между мной и тёмным лесом.

Рухнув на пассажирское, я произнёс:

— Поехали, там ФСБ всех крепит!

Ира молча вела машину, вглядываясь в темноту за стеклом. Я снял наконец душащую маску. В салоне запахло её духами; у неё было чистое лицо без синяков, хотя и глаза казались красными и опухшими, без косметики, даже платье не замаралось в ходе эвакуационных мероприятий. Получается, тоже отсидела примерно сутки, как и я.

— Спасибо, что приехал за мной. Я не думала, что снова тебя увижу, — её голос прозвучал тихо и слегка хрипло.

— Там на квартире у тебя два дурака, я их к пилону примотал. Они, конечно, отвяжутся, но тогда их экипаж примет, который приедет на снятие, — произнёс я в ответ на её реплику; за такое не говорят «не за что», тут как раз есть за что.

Она кивнула, не отрывая взгляда от дороги. Помолчала некоторое время.

— Как мне дальше жить? — спросила она, и в этом вопросе был весь её сломанный мир.

— Идти в ФСБ сегодня. Пиши заявление на похитителей. Говори всю правду. Скажи, что тебя освободил какой-то мужик в белой шапочке с ушками и жёлтых перчатках. Я у них на камерах всё равно есть. Не придёшь сама, к тебе сто процентов придут, раз у лосей твои документы остались и мобильный.

— Не все. Паспорт дома, у них только загран.

— Хорошо, — выдал я, — номер мой выучи. Обзаведёшься новым сотовым — позвони.

— Я уже выучила, когда ты пропал в тот раз.

Я снова посмотрел на неё. Ну, понятно, что натерпелась, но, как говорят в американских фильмах, «дерьмо случается».

— Прости, дружочек. Меня приняли с наркотой, — пожал я плечами, улыбаясь.

— С какой? — удивилась она.

— С похожей на эту, — я щёлкнул бардачком, показывая на свёрток и пачку денег.

— У них трафик налажен сюда, во все клубы продают это, — произнесла Ира, узнавая дрянь по составу.

— Ну, вот и меня подставили. Бывает же. Я думал, что меня подставляет один, а когда решил пойти за тобой, оказалось, что он крышует всю вашу контору.

— Контора не моя. А одного мудака, — произнесла она.

— Твоего бывшего?

— Нет, он тоже работает на кого-то сверху. У бывшего — охранная фирма «ЛОСь» и клубы для мужиков, и массажные по городу. С окончанием.

— С окончанием во сколько? — не понял я.

— Притоны с проститутками, маскирующиеся под массажки, — пояснила она без эмоций.

— А, теперь понял. Ну всё, твоего бывшего либо я подстрелил, либо ФСБэшники сейчас взяли, — произнёс я, смотря на летящую навстречу трассу; Ира не парилась о камерах, она знала, чья это машина.

— Лучше бы он сдох, — холодно выдохнула она.

— От любви до ненависти один шаг, да? — улыбнулся я и, похоже, попал на перетянутые струны её души.

— Короче, чтобы этот вопрос больше между нами не вставал, давай объясню. Я сама из Нижневартовска. Приехала поступать в ЗГУ и поступила. Ради спорта и здоровья начала танцевать, сначала в студии, потом позвали на сцену за деньги. Когда я отказалась от приватов, ко мне подошёл владелец салона, Антон его звали, и сказал, что с этого дня мне больше не нужно будет работать, что у меня всё будет.

Она резко закусила губу, прежде чем продолжить.

— И я повелась… В общем, через некоторое время я поняла, кто он. Пускай он и машину, и квартиру, и айфон мне подарил. И решила расстаться. Тогда он мне и сказал, что я всё это ему отработаю. Я ему такая: «Я женщина и никому ничего не должна». Он тогда усмехнулся и сообщил: «Ну не хочешь по-хорошему, будет как правильно». Короче, я проституткой никогда не была, и эскортницей тоже, не была и быть не хотела. Поэтому меня, как Антон говорил, решили продать. И покупатель уже нашёлся, и деньги уже за меня перевёл. А на завтра меня должны были накачать этой вот дрянью, размолотить, как куклу, и отправить заграницу, бизнес-классом. Он меня лично повёз бы.

— История… — протянул я, глядя на утопающую в темноте разметку. — А остальных девочек куда?

— А кого как. Кто-то по доброй воле, кого-то — как меня — в комнату с решётками и замком.

— Понял. Это и расскажешь ФСБшникам, — произнёс я.

— Слав, я не хочу никому ничего рассказывать. Я забыть это всё хочу.

— Загранпаспорта нет, а с обычным ты от них не сбежишь. Можешь, конечно, по России начать ездить, но тебя всё равно найдут.

— А ты что будешь делать? — спросила она с надеждой.

— Ну, я был в маске и в перчатках. Машина у нас чужая. Сниму себе новую квартиру или домик и буду ждать твоего звонка. И помни: ты меня не знаешь. Я просто какой-то одумавшийся «лось». Просто кинь им, что я, возможно, один из жуликов был, возможно, тот, кто устал бандитствовать и тоже решил скрыться. И по пути я говорил, что сегодня улетаю в Казахстан.

Она молча кивнула, и мы доехали до Лыткина, 2, где стали свидетелями, как росгвардейцы как раз уводят двух «лосей» — тех самых, что оставались в её квартире. Обстановка была у них тут рабочая, вокруг сновали люди в штатском, и три машины с мерцающими маяками.

— Ну всё, — вздохнул я. — Сейчас ты просто иди туда, говори, что ты хозяйка. Общайся с СОГ, с РОВД, позадают вопросы. Ментам скажи, что уезжала за покупками. Вот твои ключи от квартиры.

Я протянул ей связку. Она взяла её, и её пальцы на мгновение сомкнулись вокруг моих. Холодные.

— Деньги нужны? — спросил я её.

— Я не знаю, — выдохнула она.

— Или тебя покормить где-нибудь? Менты пока твою квартиру поохраняют. Как у нас заведено.

— Давай поедим, а? — попросила она, и в её голосе впервые прозвучала не решимость и не страх, а простая, почти детская усталость.

— Слушай, а что такое кальянная? — спросил я, вспомнив яркую вывеску недалеко отсюда, буквально в соседнем здании.

Она посмотрела в сторону, потом на меня, и в уголках её глаз дрогнули первые за этот вечер живые, не искалеченные ужасом морщинки.

— Это где курят кальян. Сидят, болтают… Расслабляются.

— А, — протянул я, ощущая, как правое ухо, побывавшее под вязаной шапкой, дико чешется. — Ну, пойдём. Точнее, поедем.

Но, посмотрев на пальцы в жёлтых перчатках, заметил, что они в тёмно-красной, липкой крови.

— Бл*дь, — тихо выругался я.

Шапочка с ушками, валявшаяся на заднем сиденье, тоже была в пятнах. Видимо, зацепило меня, — мелькнула спокойная, почти отстранённая мысль. Адреналин схлынул, и теперь тело начинало подавать сигналы о том, что ему не нравится, когда в него стреляют.

— У тебя кровь! — Ира обернулась ко мне, её глаза расширились. — Надо в аптеку.

Она не стала спрашивать, не стала обсуждать. А просто припарковала «Бумер» у торца здания, где светился зелёный крест вывески. Она потянулась к бардачку и, вытащив купюру из пачки, выскочила и через несколько минут вернулась с пластиковым пакетом.

— Повернись ко мне ухом, другой стороной, — произнесла она, включая плафон и поворачивая мою голову к свету. Её пальцы были уверенными и осторожными. Она промокла сгустки крови ватным диском, смоченным в перекиси. А я ощутил шипение и тепло на коже. Потом наложила повязку изстерильного бинта, закрепив всё это дело аккуратным пластырем. В её руках показались и ножницы, тоже купленные в аптеке, и, обрезав лишнее, она взглянула на свою работу.

— Ну вот, ты мой Дональд Трамп, — сказала она, убирая мусор в пакет. В её голосе прозвучала лёгкая, уставшая улыбка.

— Кто? — переспросил я, не понимая.

— Ну, у него тоже была такая повязка, после того как в него стреляли, да неважно. Пойдём, тут до кальянной недалеко?

Мы вышли из машины, взяв еще денег, и прогулочным шагом направились в то место, которое я заприметил ранее. Зашли в ту самую кальянную. Место оказалось странным: полумрак, разноцветные подушки, тихая музыка и сладковатый запах дыма. Ира заказала кальян, а я — два двойных бургера и колу. Кальян принесли сразу же, раскурили с помощью специально обученного человека, а вот бургеры пришлось подождать.

Ира, не дожидаясь никого и ничего, затянулась своей первой «трубкой мира», выпуская клубы яблочного дыма. Я же, откинувшись на кресло, смотрел, как мои пальцы начинают дрожать, вот он тремор, сопровождающий все мои боевые операции в прошлом и, видимо, сейчас. Не мешающий до боя, но появляющийся в спокойной обстановке. А когда мне принесли еду, я потихонечку начал её поглощать, чувствуя, как с попаданием чего-то в желудок нервная система понемногу, понемногу успокаивается.

Девушка смотрела на меня через стол, её глаза слезились от дыма, а может, и не только.

— А почему ты не пьешь? И не куришь? — спросила она, обводя взглядом мой стакан с колой.

Я допил колу, отодвинул тарелку и посмотрел на неё.

— Обещал одним ребятам. Не пить. Неделю.

— Каким ребятам? — удивилась она.

— Да там долгая история, — ответил я уклончиво.

Я посмотрел в зеркало на заклеенное ухо в отражении стеклянной стены. Супергерои в этом мире вполне могут получить пулевое или ножевое. Пока же мы в тепле и покое, я достал сотовый и стал искать объявления о сдаче домов и квартир на долгое время.

Пару адресов было совсем рядом. И я «поднял трубку», набрав номер первого. Того, где был обещан дом и гараж. В посёлке Степановка, как раз за вокзалом Златоводск I. 70 квадратных метров за 30 000 отечественных рупий, на картинках это было зелёное здание с белыми и резными наличниками на окнах, с острой крышей и, похоже, с печным отоплением. Но другие адреса стартовали от 99 000, и я приложил трубку к здоровому уху и договорился о встрече с какой-то приятной бабушкой, сказав, что подъеду в течение часа. В какой-то момент Ира встала и произнесла:

— Ладно, наверное, не нужно, чтобы тебя у дома моего видели лишний раз. Тебя же свои могут узнать.

— Могут, — проговорил я.

— Я тогда через магазин возьму телефон, дома у меня есть еще симкарты, я тебе с него позвоню. И к ментам, а потом уже чекистам пойду сдаваться. Спасибо тебе за всё, Слав, ты настоящий друг!

— Возьми денег, на телефон и на первое время? — предложил я.

И несмотря на то что с этой фразы у неё практически всё и началось в жизни ломаться, она кивнула. А я просто отдал ей половину той пачки и Ира ушла. Скорее всего, я всё равно не успею их потратить с моей-то активной жизнью.

И тут мой телефон позвонил, это был незнакомый Славиным контактам номер.

— Да? — спросил я, поднимая трубку.

— Вячеслав Игоревич? — спросил голос, принадлежащий человеку далеко за пятьдесят.

— Да, — утвердительно ответил я.

— Скажу честно, я восхищён вашей работой в логове зверя. Не хотите встретиться и обсудить кое-какие, я думаю, интересующие вас вещи?

— Я, простите, не понимаю, о чём вы, и ложу трубку, — произнёс я.

— Не спешите отказываться, а то так и будете бегать по городу в белой шапочке с ушками, пока наш с вами враг не подвесит вас за яйца. Вам, наверное, не очень понравилось сидеть за «груз», который вы впервые видели. Я также думаю, что вам не интересно погибнуть за совершённый вами акт героизма. Тем более от рук своих же… Ну же, всё еще не хотите встретиться и обговорить?

— Хочу. Где и когда⁈ — решительно произнёс я, и если это ловушка, я принципиально в неё попадусь, и уже так от меня никто не спасётся. Ведь у меня еще есть и порох в пороховницах, и ягоды в ягодицах…

Продолжение книги по ссылке на второй том:

https://author.today/reader/516429/4877817

Оглавление

Глава 1 Мужское решение

Глава 2 Сигнал

Глава 3 Пакет с пакетами

Глава 4 Первый звоночек

Глава 5 Зуб

Глава 6 Место куда нельзя

Глава 7 Служба и формальности

Глава 8 Смена

Глава 9 Жулик

Глава 10 Череп и кости

Глава 11 Черный маг и костер инквизиции

Глава 12 Петля для мусора

Глава 13 Код 228 и красная кнопка

Глава 14 Картонка

Глава 15 Контраст

Глава 16 Искушение и долг

Глава 17 Но есть нюанс

Глава 18 В рабство к ротному?

Глава 19 Я не сломаюсь

Глава 20 Судный день

Глава 21 Пес или гиена?

Глава 22 Полиграф и человеческое

Глава 23 Чужие методы

Глава 24 Черный бумер

Глава 25 Под прицелом