S-T-I-K-S Молчание [Игорь Феникс] (fb2) читать онлайн

Игорь Феникс S-T-I-K-S Молчание

Глава 1. Жизнь

Будильник противно пищал назойливую мелодию, заставляя меня встать с теплой постели, но я упорно сопротивлялся. Не открывая глаз нащупал рукой телефон и клацнул кнопку сброса. Если бы всё так было просто, нынешние технологии не дадут выспаться даже если их выключить. Не прошло и десяти минут, как я с чувством выполненного долга выключил мелодию, и вот он снова надрывается, чтобы меня поднять. Такому наглому пробуждению я был далеко не рад, но потревоженный мозг уже начал соображать, что вставать таки надо. Я потянулся, хрустнув отдохнувшим телом, медленно сполз с кровати.

Сегодня был понедельник, а значит день обещал быть долгим и насыщенным. Ничего важного, по большому счету, у меня каждый день такой и это начинает надоедать. Надоело однообразие разнообразия, как-то так в сонном мозгу сформулировалась мысль. С кухни приятно потянуло ароматом, кофемашина привычно пискнула оповещая, что мой кофе уже готов и ждет меня в любимой чашке. Я включил музыку, схватил кофе, пару сигарет и вышел во внутренний двор отдать дань ежедневному ритуалу. Облокотившись о стеклянную дверь я задумался о своей жизни. Мне она нравилась, с какой бы стороны не посмотреть. У меня был дом или квартира, если честно, я и сам не понял. Один большой дом на три входа с одной стороны, огражденные забором миниатюрные участки с другой. Значит таки дом, хотя по документам значится как многоквартирный дом. Ну да, аж на три семьи это много. Еще у меня есть работа. Ничего выдающегося, но тем не менее на жизнь очень хватает. Работаю я поваром в ресторане. Пусть не высшего звена, но клиентов много, так что без дела не сижу. А из хобби, пожалуй, тоже много чего есть. Например путешествия. Обожаю бывать в новых местах, городах и странах. Видеть новые лица, культуру, постройки. Всё это захватывает дух и не отпускает. Ещё люблю велосипеды, горы и океаны.

Я стоял и думал о себе самом, так как думать было больше не о ком. У меня не было друзей, врагов тоже не нажил, я ни с кем не общался без необходимости, да и вообще старался лишний раз рот не открывать. Слушать да, люблю, а вот говорить это не моё. И всё же такая жизнь мне нравилась и я ни за что бы не хотел от неё отказаться. Мне нравилось то как я живу, чем живу и главное, зачем живу.

Выбросив почти потухший окурок в пепельницу я взглянул на часы. Пора было собираться на работу. Каждый день я ездил туда, кормил сотни людей и уставший, но довольный, возвращался обратно. Очень скоро у меня намечался отпуск, который я планировал провести с максимальной пользой. Выбраться куда-то, где еще не был, сделать несколько сотен фотографий новых мест, а потом дома, сидя за компьютером, пересматривать их и вспоминать особенно яркие моменты.

По дороге домой в обязательном порядке заезжал в магазин за пивом на вечер, не знаю почему, но я очень люблю этот напиток. Нравится его вкус, ощущения после выпитого. Впрочем, имеется и один недостаток от которого никуда не деться — туалет. Стоит только начать и уже можно продолжать пить его прямо там, чтобы далеко не бегать.

Я спустился со второго этажа и взглянул на себя в зеркало. Самый обычный. Рост до высокого не дотягивает на добрый десяток сантиметров, но и низким назвать нельзя. Средний. Телосложение скорее худое чем плотное. Тёмные короткие волосы, карие с зеленым глаза, острые скулы, ровный нос, обычные губы. В общем взглянешь на меня и тут же забудешь как выглядел. Ничего примечательного, ничего вопиющего. Даже возраст средний, почти тридцать.

Рабочий день прошел так же как всегда — я готовлю, люди едят. Кто-то благодарит, кому-то что-то не нравится, по залу бегают дети и что-то кричат на своем тарабарском. В конце рабочего дня мои мысли занимал только магазин с пивом и ещё я решил взять на вечер пиццу. Дома после ресторана готовить совершенно не хотелось, так что я решил себя порадовать чем-то вкусным, но не мною приготовленным. Набрав полный рюкзак разными вкусностями в магазине я уже начал ехать в сторону дома, как вдруг в голове возникла совершенно необычная для меня мысль. Долго думать не стал и уже через пол часа, завезя продукты домой, чтоб не мешали и не размораживались, я уже стоял у барной стойки в одном из местных баров. Заказал пива и сел за свободный столик. Вокруг было шумно, гул стоял непрекращающийся, но это даже отвлекало и совершенно не мешало. Пиво было холодным, с лёгким карамельным привкусом. Рисовое пиво вообще умеет удивлять своим вкусом, но это было выше всех похвал.

Компания молодежи за соседним столиком что-то оживленно обсуждала периодически поглядывая в мою сторону. Несколько парней, довольно крепких, но уже с осоловелыми глазами, поглядывали на меня и я, краем глаза, заметил как один что-то шепнул другому и тот в ответ кивнул. Не знаю о чем они договорились, но мне это не понравилось, хотя виду я не подал, а лишь взял в руки телефон и начал там усердно что-то клацать. Неожиданно сзади ко мне подошла девушка из той же компании и положила руки на плечи, склонившись над ухом.

— Наши мальчики хотят с тобой поговорить, — прошептала она мне в самое ухо, на что я лишь пожал плечами, взглянув в их сторону и начал медленно вставать.

Кто и зачем хотел со мной поговорить я не знал и выяснять желания не было. Нет, самой драки я не боюсь, но зачем? Это ведь глупо доказывать что-то кому-то с помощью кулаков. Я более внимательно посмотрел на собравшуюся ожидающую меня компанию. Трое парней, на вид не старше меня точно, следят за собой, по крайней мере фигуры спортивные, кулаки сбитые — сразу видно, что пользуются ими часто. По большому счету ничего необычного. Всех троих я могу убить за два удара. Вот этого, который ближе ко мне, я бы ударил пальцем в глаз и резко толкнул бы головой в его соседа, а третьему затолкать его китайскую палочку в мозг. На всё ушло бы не более пяти секунд. Но нет. Я пришел сюда пить пиво и отдыхать, а не портить вечер себе и остальным. Хотя то, что я собирался сделать однозначно кому-то его испортит, но не так сильно, как могло бы быть.

Я подмигнул девушке, шлёпнул её по заду и резким рывком перевернул стол в направлении потенциальной угрозы. С грохотом на пол полетел бокал недопитого пива, звон разбитого стекла привлёк внимание остальных посетителей, но я уже не обращал на них внимания. Пользуясь секундной заминкой после моих действий, я уже протискивался в сторону выхода между снующими туда-сюда официантами и клиентами. Не прошло и пяти секунд, как я за спиной услышал громкий рёв пьяной компании, которая через слово мат, грозилась меня разорвать. Времени слушать их угрозы у меня не было, так что проскочив через кухню к черному входу я выскочил на улицу и растворился в толпе. Из-за угла соседнего дома я наблюдал, как парни выскочили с бара и ненавидящим взглядом искали меня. Ну вот, а ведь только сегодня думал, что врагов не нажил. Хотя эти так, мелочь. Уже давно для себя я принял решение, что сила не измеряется кулаками. Признаться честно, именно драться, как уличный хулиган я не умею и никогда таким не занимался, но я умею убивать. Быстро. Одним ударом. Но с некоторых пор это для меня табу. После увиденного мной, после пережитого, я начал ценить жизнь, как свою так и чужую, поэтому нет, каким бы ни был соблазн, какой бы не был повод, я всегда буду избегать конфликта, вернее не самого конфликта, а того, что идет после него.

Засунув руки в карманы, совершенно не спеша, включив в наушниках любимые песни, я побрел домой. Мимо проносились машины, мигали светофоры, гудели клаксоны, порой так, что было слышно через наушники. Я дышал полной грудью, наслаждаясь спокойным вечером и предвкушением горячей пиццы на ужин. Завтра снова на работу, снова кормить вечно голодных клиентов, но это будет завтра. Сегодня же я решил посвятить вечер себе самому. Иногда возникают мысли, что это не правильно, что у каждого человека должны быть друзья, вторая половина, семья в конце концов, но нет. Одному я чувствую себя спокойнее и мне нравится такая жизнь.

Добрев до дома, я скинул одежду, включил набираться ванную и поставил пиццу в духовку. Открыл очередную банку с пивом и сел на край ванной в ожидании пока та наберется. Наконец, набрав нужное количество я с удовольствием залез горячую ванную, ощутив, как вода тепло обнимает уставшее тело. Холодное пиво и горячая ванная не самое лучшее сочетание для организма, но в тот момент я об это не думал. Мне было хорошо, настолько хорошо, что я не заметил как уснул. Проснулся от того, что банка выпала из рук и, громко загремев, выплеснула остатки пива на пол. В мозг ударила мысль — пицца. Судя по температуре воды проспал я довольно долго, мысленно я уже попрощался с ужином и пулей выскочил из ванной, на ходу обтираясь полотенцем. Как только я открыл дверь в нос тут же ударил противный запах. Я принюхался еще раз и понял, что это не запах горелой еды, а что-то совершенно другое, кислое, оставляющее на языке горьковатый привкус уксуса.

Глава 2. Смерть

Я выглянул в окно в надежде увидеть источник неприятного запаха, но кроме тумана ничего видно и не было. Да и сам туман показался каким-то странным, от него несло жутью и чем-то отталкивающим. Несмотря на закрытые окна в квартире стояла невыносимая вонь от которой желудок выворачивало наизнанку. Хотелось выплюнуть всё что ел за последнюю неделю, но мужественным усилием воли я удержал содержимое внутри себя. Ужасно разболелась голова, словно пил и не закусывал как в последний раз. Шатаясь добрел до холодильника в поисках холодной воды, с удивлением заметил, что свет отсутствует, щелкнул пару раз выключателями и не дождавшись результата что-то хмыкнул себе под нос. Воды в холодильнике не оказалось, так что пришлось взять чашку и шаркающей походкой идти к крану. Кран загудел что-то нечленораздельное, выплюнув пару капель с воздухом и заглох. Пить хотелось невероятно, но воды не было, единственная вода, которая была дома это еще набранная ванная, но пить её даже при большом желании я бы не стал. Голова думать отказывалась напрочь, я ничего не соображал, взгляд стал расплывчатым, движения резкими и дерганными. Неожиданно глаза зацепились за кофемашину и на лице расплылась улыбка. С максимально возможной скоростью я вскрыл ёмкость для воды и жадными глотками присосался к чуть тёплой, но такой божественной жидкости.

Наконец, насытившись, я озадаченно посмотрел на ёмкость, в ней было не меньше литра, а сейчас практически пусто. Жажда слегка отступила, но в желудке всё равно было тяжело. Шатаясь я побрел в комнату в поисках одежды, ведь так и ходил полностью голый после пробуждения. Наспех одевшись в первое, что попало под руку, я снова захотел пить и теперь в доме действительно воды не было. Не вскрывать же бачок унитаза, хоть там и питьевая вода, та же самая, что и в кране, но как-то совершенно не улыбается стоять над унитазом и утолять жажду. Схватив мелочь, я вышел на улицу в поисках открытого магазина. Ближайший к дому, который прямо за углом, оказался закрыт из-за отсутствия света, а до следующего пришлось бы идти около часа. В моём нынешнем состоянии я на такой подвиг точно не способен, поэтому вернувшись домой с каким-то нездоровым желанием посмотрел на белого друга, но всё же оседлал велосипед и выехал со двора. На улице люди что-то оживленно обсуждали, многие бесполезно тыкали в экран телефона, поднимали их повыше, видимо чтобы поймать связь. Я про свой телефон даже не вспомнил, да оно и не удивительно, все мои мысли были заняты поиском воды. Активно крутил педали и пытался понять что же со мной происходит. Попытался вспомнить, что было накануне. Мысли постепенно выстраивались в логическое воспоминание, но ничего из того, что происходило не могло привести к такому самочувствию. Пиво не могло так повлиять, я пил его довольно регулярно и никогда себя не доводил до состояния полного опьянения. Так что классическое похмелье отпадает сразу. Можно было бы спихнуть всё на несвежую еду, если бы не отсутствие света и воды и, видимо, не у меня одного.

Уже подъезжая к магазину я услышал как работают генераторы, а на кассах стоят покупатели с баклажками воды. Не дожидаясь своей очереди я там же в магазине открыл бутылку и сделал несколько жадных глотков. В голове снова немного прояснилось, но сильно легче не стало. Обратил внимание, что покупатели, по крайней мере многие из них, ведут себя довольно странно. В торговом зале стоял гул возмущенных голосов, кто-то спорил, кто-то усердно клацал телефон, возле отдела с алкоголем завязалась потасовка, которая еще немного и перерастет в полноценную драку. От этого шума голова заболела еще больше, но деваться было некуда. Проверив карманы на предмет дополнительных денег я нашел смятую купюру, которой должно было хватить еще на пару бутылок воды, а учитывая мои нынешние аппетиты, то и этого будет мало. Попросил мужчину за мной придержать очередь, пока схожу за добавкой, я быстрым шагом направился в отдел с водой, но там меня ждало разочарование. Пара маленьких бутылок лимонада и на этом всё. Довольно крупный магазин страдающие такой же жаждой опустошили меньше чем за пол часа. Решил свернуть в алкогольный отдел и взять пива, хоть что-то жидкое. Драка всё же началась. Не знаю, что не поделили эти двое, но вот они катаются по полу, летят маты, брызги слюны и крови. Присмотревшись до меня дошло, что дерущиеся это покупатель и охранник.

Пора было выбираться из этого магазина, схватив пару бутылок пива я вернулся к кассе, поблагодарил мужика, который придержал для меня очередь и потянулись минуты ожидания. Людей было много, товаров набирали чуть ли не по полной тележке. Такое ощущение, что запасались на годы вперед, благо меня эта проблема обошла стороной. Всё необходимое из еды и гигиены дома есть, всё кроме воды.

Расплатившись на кассе я снова приложился к горлышку и не останавливался до тех пор, пока с противным скрипом из-за всасываемого воздуха, бутылка не сжалась в руке. Стало немного полегче и я сев на велосипед покрутил педали в сторону домой. Мой дом моя крепость и покидать его пока состояние не нормализуется я больше не собирался.

Самочувствие лучше не стало, ни в тот день ни даже на следующий. Я думал, что хуже уже быть не может, но как же я ошибался. Меня тошнило пустым желудком, во рту отвратительный вкус и запах, вечно хотелось пить. До такой степени, что белого друга всё же пришлось вскрыть. Туалет я себе устроил во внутреннем дворе, до которого с каждым разом добираться было всё сложнее. Вода закончилась, но жажда так и не прошла, у меня начались галлюцинации. Сначала слуховые, мне мерещились звериные рыки и голодное урчание, потом я начал слышать выстрелы. Сил подняться с кровати уже не было, я мог лишь сползти и кое как добраться до окна чтобы привлечь к себе внимание кого угодно, лишь бы прекратилось это мучение, но моим желаниям не суждено было сбыться. В тот день никто не пришел, мой организм настолько истощился, что тяжело было даже открывать глаза. Не знаю откуда я нашел в себе силы, но невероятным усилием воли я заставил себя подняться с пола, где и пролежал со вчерашнего дня, моя рука, цепляясь за подоконник, попыталась поднять ослабленное тело, но всё чего я смог добиться это свалить цветочный горшок, который с грохотом прилетел мне точно в лоб. Резкая вспышка боли и в глазах окончательно потемнело.

Сознание возвращалось очень медленно, я снова слышал голоса, но уже человеческие. Разговаривали двое мужчин, вот только слов разобрать никак не удавалось. Наконец, прислушавшись, я смог уловить несколько фраз.

— Люк, да брось ты его, ты же видишь, что он уже не жилец. Вообще удивляюсь, как ему удалось так долго продержаться.

Тот кого назвали Люком некоторое время молчал, но потом всё же ответил.

— Рыжий, новичкам принято помогать, Улей не любит, когда проходят мимо.

— Новичкам, а не полутрупам. Может быть его еще на себе до стаба нести собрался?

Люк тяжело вздохнул.

— Мы не можем его с собой взять, но и бросать так нельзя.

— Давай оставим ему живчика, пару споранов и инструкцию, как их разводить. — предложил Рыжий.

Люк подошел ко мне и я услышал его голос более отчетливо.

— Прости свежак, я бы хотел тебе помочь, но обстоятельства. Если ты меня слышишь, то постарайся запомнить вот что: двигайся на север, старайся избегать открытых участков, пройдешь около тридцати километров и выйдешь к деревне, не заходи туда, иди по правой дороге вдоль реки. Там и упрешься в стаб Новый Свет.

Я пытался понять о чем он мне говорит, но ни слова не понял, мозг отказывался понимать, мысли словно липкая паутина размазались по черепной коробке. Я почувствовал как мне открывают рот и пытаются залить какую-то жидкость. На вкус было отвратительно, но мне было все равно. Я рефлекторно сделал несколько больших глотков и тут же закашлялся, пролив на себя добрую половину.

— Я оставлю на столе флягу с живчиком, когда проснешься ты должен выпить ещё. Только немного, а сейчас спи и надеюсь Улей зачтёт мою помощь.

Краем уха я услышал, как двое засобирались, звякнуло оружие, стукнули тяжелые ботинки по полу. Слабость накатила с новой силой, впрочем, состояние заметно улучшилось и я погрузился в оздоровительный сон так похожий на смерть.

Сколько я так пролежал не знаю, спал урывками, просыпался, переворачивался на другой бок и снова засыпал. Время от времени прикладывался к оставленной фляге. Опытным путем выяснил, что после пары глотков становилось легче. Возникало дикое желание выпить всё сразу, но разум или чуйка подсказывали, что так будет только хуже. День сменился ночью, затем снова за окном забрезжил рассвет. Я открыл глаза с диким чувством голода, голова немного гудела, но по сравнению с тем, что было раньше нельзя даже сравнивать. Воды, света и газа не было, так что пришлось довольствоваться консервами, которыми я запасся еще раньше, благо их было достаточно много, как мне казалось. Вообще я не очень много ем, но здесь аппетит разыгрался не на шутку. Не заметил как я смял почти десяток банок и лишь тогда, довольный насколько это было возможно, расселся в кресле. Просидев несколько минут я снова достал записку оставленную неизвестным Люком.

"Привет свежак. Ты попал в Улей, так называют это место. Я бы хотел тебе помочь, но обстоятельства не позволяли оставаться здесь дольше необходимого, так что если выживешь — не держи зла. Я оставил тебе пару споранов, это такие круглые шарики похожие на виноградину, для живчика, ты должен найти алкоголь покрепче, кинешь туда споран, дождешься пока он растворится и обязательно процеди через бинт или любую тряпку. Твой город грузится раз в месяц, так что время у тебя еще есть. Нет времени писать обо всем, так как информации очень много, но самое основное скажу. Надеюсь это тебе поможет. Собери всё необходимое в дорогу, как если бы шел в турпоход. Если почувствуешь запах чего-то кислого то беги со всех ног до места, где запаха не будет. Далее…."

Я читал два двойных листка снова и снова и никак не мог поверить в то, что там было написано. Монстры, другой мир, дары, копии. Всё это не укладывалось в голове, но тем же чутьём я понимал, что это правда. Правда с которой мириться не хотелось. Я не покину свой дом. В записке так же было указано, что мой кластер, то есть город, располагался по местным меркам очень удачно. С одной стороны была широкая река, вдоль которой толпами бродили зараженные, но не рискующие зайти в воду. С другой стороны подступала чернота, что это такое я не знал, но исходя из записки соваться туда смерти подобно. С третьей стороны простирался на несколько километров лес, где тварям делать обо нечего. Грубо говоря мой кластер почти отовсюду окружен неким барьером, который мог дать мне некоторое время на относительно спокойное существование. Единственное место, откуда поджидала опасность это та самая северная сторона, куда мне и надо будет идти. А надо ли?

Через день я рискнул выйти на улицу и посмотреть всё своими глазами. На улицах валялись трупы уже начинающие пованивать, в некоторых местах они были словно надкушены. Кто и зачем это сделал я не понимал, но в памяти тут же всплыли строки написанные Люком. "Спустя некоторое время почти все люди, которые попадают в этот мир превращаются в пустышей, которых влечет только одно чувство — голод". Прикрыв рукой нос я побрел вдоль улицы и везде видел одну картину. Выбитые окна, обглоданные тела и тошнотворный запах разложения. Я уже принял для себя решение, что останусь здесь настолько, насколько это возможно, поэтому нужно было как-то облагородить свою территорию. Мародерствовать я не гнушался, так как понимал, что хозяев больше нет, их либо съели, либо убили те двое, что приходили ко мне, когда я был в бреду. А значит руки у меня развязаны.

Пробежавшись по квартирам и к ближайшему магазину я взял несколько веревок, мусорных пакетов и лопату. В тот момент, когда я вышел из-за угла одного из домов, за которым были гаражи, моему взору предстала совершенно другая картина. Часть города словно обрезали очень острым ножом, а потом пришили что-то другое. Проморгавшись я осторожно переступил невидимую границу, но ничего не почувствовал. Сделал еще несколько неуверенных шагов и уже слегка осмелев прошел по грунтовой тропинке. Через несколько минут до моего слуха долетел шум воды и я понял, что там, внизу, та самая река о которой писал Люк. Очень медленно, стараясь не издавать лишнего шума я пополз вперед чтобы посмотреть на то, что там происходит. Дополз до края обрыва, который был не меньше двадцати метров и осторожно взглянул вниз. От увиденного перехватил дыхание и я тут же, слегка вскрикнув от неожиданности, отполз назад. Краем глаза заметил, что одна из тварей, ростом не меньше трех метров, с накачанными руками или лапами, так и не понял как это квалифицировать, посмотрела мне прямо в глаза. Снизу послышалось, как мне показалось, довольное урчание. Я постарался вжаться в траву и мысленно взмолился, чтобы меня никто не нашел. Сердце бешено колотилось, ком подступил к горлу, а потом навалилась жуткая усталость. Помня о чудодейственном свойстве живчика я сделал несколько глотков и с сожалением взболтнул почти пустой флягой. Остался один споран и что делать дальше я не знал. Как их добывать Люк написал, но убивать этих монстров я не хотел. Придется искать другой способ добывать так необходимые спораны.

Так же тихо насколько это возможно я пополз обратно к своему убежищу, мысленно чертыхаясь на случайно задетые ветки. Успокоился лишь тогда, когда вернулся на свой кластер и слегка шатающейся походкой побрел к дому. Трупы никуда не делись, так что надо было от них избавляться. Сбрасывать их с обрыва желания не было, не хватало еще прикормить этих тварей так близко к дому. С другой стороны обрезанного города я увидел нечто странное и поспешил туда. Точно так же, словно ножом, был отрезан кусок, а к нему пришит другой. Черный. Я видел деревья, траву, даже какой-то дом и все это было черным, словно из стекла, очень похожее на антрацит. Вспомнил, что было в записи Люка. "На черноту не ходи, сразу там и погибнешь. Все что туда попадает превращается в такой же антрацит." Решение пришло само собой. Два дня ушло на то чтобы убрать все трупы с улицы, пройтись по пустым квартирам и собрать всё, что могло бы пригодиться. Не прошел я и мимо магазина, вытащив оттуда всё, что смог унести. В одном из домов нашел газовый баллон и присоединил его к своей духовке, так что проблемы с горячей едой быть не должно. В строительном отделе собрал необходимые инструменты, а так же различные приспособления и вот уже через неделю мой дом действительно стал напоминать крепость.

Проблему с живчиком я решил достаточно рискованным способом, но другого варианта не было. Пришлось побродить по окрестностям в поисках длинной веревки. Один конец туго примотал к дереву возле самого обрыва, а с другой стороны сделал самозатягивающуюся петлю. Прицепил кусок уже изрядно воняющей магазинской свинины и медленно начал спускать вниз к толпе тварей, которые довольно урчали при виде мяса. Сильно крупных тварей я не наблюдал и сделал выводы, что здесь их быть не должно, но на всякий случай тревожный рюкзак собрал и бросил рядом с велосипедом. Кусок мяса на веревке спустился еще ниже и я уже видел как мутанты прыгают вокруг него, злобно распихивая тех, что поменьше. Наконец, удача мне улыбнулась и один из переростков схватился рукой за веревку, которая тут же стянула его запястье под его собственным весом. Тварь очень сильно задергалась, пытаясь освободиться, но веревка устояла, лишь натянулась как струна. А дальше всё просто. Зацепив карабин я отошел еще метров на тридцать, на сколько хватало длины второй веревки, и сел за руль тихого внедорожника. Машина дернулась и медленно поползла назад, таща наверх остервенело рычащую тварь. Когда до края обрыва оставалось метров пять я остановился и заглушил двигатель. Подошел к краю и взглянул вниз. Мой пленник дергался очень сильно, что-то рычал на своем зверином и в его глазах блестела ненависть.

— Только один раз, — сказал я ему, — ничего личного.

В ответ тварь еще больше задергалась, от чего веревка жалобно затрещала, но осталась целой. Готовился к этому мероприятию я очень тщательно, выбирая самую крепкую веревку из тех, что удалось найти. В конце концов мой выбор остановился на автомобильной лебедке, которую порвать весьма проблематично. Не с первой попытки мне все же удалось накинуть мутанту на шею петлю и свободный конец привязать к тому же дереву, в то же время отпуская карабин той, что держала его за лапу. Тварь полетела вниз и спустя секунду я услышал характерный хруст ломаемых позвонков. Лебедка больше не дергалась, прождав еще с пол часа я тем же способом, то есть машиной, вытащил переростка к себе под ноги. Теперь у меня была хорошая возможность рассмотреть зараженного поближе. Если бы не череп, который уже не напоминал человеческий, можно было бы принять за любителя стероидов и спортзала. Разве что рост почти три метра говорил о том, что это уже не совсем человек. На затылке кожаный нарост, которого у обычного человека быть не должно. Споровой мешок. Вспомнил я название. Именно здесь хранятся те самые спораны так необходимые для живчика. Я не знал как вскрывать эти мешки, поэтому сначала сделал несколько надрезов и попытался раскрыть руками, но мешок никак не поддавался, тогда пришлось резать горизонтально вдоль всего мешка. Какая-то черная паутина на которую прицеплены те самые виноградины. Ближе к черепу я нащупал еще что-то твердое. Вытащив на свет увидел, что это другой шарик, очень похожий на горох, только размером немного больше. Что это и для чего я не знал, а в записях Люка об этом ничего не было. Не долго думая я спрятал добычу в карман. Целых пять споранов и один странный шарик. Труп мутанта тащить на черную территорию желания и силы не было. Слишком большой и тяжелый он был, так что сняв с него петлю с шеи и с руки я с огромным усилием столкнул его с обрыва вниз. Тело упало на головы еще троим зараженным поменьше и двое из них так и не смогли выбраться, продолжая лежать изломанными куклами. Спустя минуту вечно голодные твари набросились на своих погибших собратьев с голодным урчанием.

Глава 3. Новая жизнь

Вернулся домой в приподнятом настроении, став обладателем пяти споранов можно было не думать о живчике пару недель точно, хотя оттягивать до последнего тоже не стоит. Мой дом сейчас был мало похож на тот в котором я жил неделю назад. Высокий забор с деревянными пиками окружал дом со всех сторон, забитые окна с пусть и примитивной, но все же сигнализацией по периметру. Я разбил несколько пустых стеклянных бутылок и рассыпал их в паре метров от дома, так что теперь подойти незаметно будет проблематично. Открытие ворот сопровождалось громким бряцаньем тех же бутылок, при этом к незваному гостю устремлялась заточенная арматура. Конечно, улучшать защиту еще предстояло, но пока хватало и этого. Я приготовился к автономной жизни и не хотел быть зависимым от необходимости добычи еды, воды и прочего. Так что снова и снова прочесывал окрестные дома в поисках полезного. Дома выделил даже целую комнату под разное барахло, которое по вечерам, вооружившись настольным фонариком, сортировал. Еда уходила достаточно быстро, хоть я и старался особо не налегать, но постоянное чувство голода отвлекало от нужных мыслей и действий. Еще через неделю проблема с едой встала ребром. В запасах оставалось совсем немного, с моим возросшим аппетитом дня на два. Вооружившись топориком, веревкой и карабином я снова спустился к обрыву. Внизу точно так же сновали многочисленные зараженные, впрочем, все они уже были мало похожи на людей. Самые маленькие были похожи на того, кого я вытянул в прошлый раз, но всё же немного меньше. Размер старших внушал, некоторые достигали выстой не меньше трех-четырех метров, да и внешний вид их отличался. Таких больших было двое. По всему телу росла какая-то природная броня, острые ряды зубов, которые, я не сомневался, способны перекусить человеческую ногу особо не напрягаясь. Очень опасное соседство, но выбора особо не было, приходилось мириться. Я очень надеялся, что ни у кого из них не хватит силы и ловкости допрыгнуть до края обрыва.

Я долго стоял и все никак не мог придумать как же их увести отсюда. Внизу была река, а значит был шанс наловить рыбы, червей и других питательных насекомых. В моем городке, где все давно заросло асфальтом искать было бесполезно, в чем я уже не раз убедился. Идти в лес тоже не хотелось, я не знал кто или что там водится, так что рисковать не решился. Единственное только так это бродил по окраине собирая сухие ветки или молодые деревья, которые можно было срубить одним ударом, чтобы не создавать слишком много шума. Идея как убрать мутантов пришла сама собой, когда я так ничего и не придумав побрел в сторону дома и взглядом уперся в брошенную машину. Первая была простенькая легковушка серебристого цвета. Из салона немного попахивало трупным запахом, но я не очень брезгливый, так что это меня не остановило. Второй оказался черный внедорожник, на вид довольно чистый и без следов крови. Машина для технических нужд у меня была, поэтому эту было не жаль. Расковырял бензобак, предварительно подставил под кузов емкость, слил почти весь бензин и обильно полил внутри салона, не забывая про крышу и колеса. Помимо этого разбавил бензин, масло, пенопласт и ацетон. Залил полученную жидкость в пустые бутылки, сверху заткнул тряпкой. Внутрь машин набросал мелкого металлического мусора, ржавых гвоздей, гаек, битого стекла и обломков кухонных ножей, коими запасся вдоволь. Затем подкатил машины к краю обрыва и занялся приготовлением приманки. Все как в прошлый раз. На конце веревки уже протухший кусок мяса, который медленно начал спускаться вниз. Твари заметили мои манипуляции и дружной компанией подтянулись к свисающему в десяти метрах куску еды. Меня они не видели, а за шумом реки не должны были и слышать, так что я особо не скрывался. Осторожно выглянув я удовлетворенно хмыкнул. Почти три десятка зараженных злобно распихивая друг друга, рыча, и иногда и отвешивая мощные удары лапой, собрались внизу в ожидании пока еда сама к ним упадет. Но на головы им упала не еда, а горящая машина, которая с громким скрежетом рухнула на осклабившиеся пасти. Спустя десяток секунд сдетонировал почти пустой бензобак и машина выплюнула свою колючую начинку. Сверху полетели коктейли Молотова на голову особо крупным тварям, которые со злобным рыком, ослепленные пламенем бросились в атаку на горящую машину. Не добившись результата внизу послышалось злобное рычание с нотками недовольства. В закрепление метрах в трех правее от первой следом полетела вторая горящая консервная банка. Зараженные от негодования и боли бросились в рассыпную. По крайней мере те кто смог выжить. Самого главного я достиг. Две изуродованные туши особо крупных мутантов взрывной волной отодвинуло на пару метров и те, объятые пламенем, уже не подавали признаков жизни. Как я понял, ведя наблюдения за их повадками, эти двое были вожаками и теперь либо те, что поменьше, возьмут контроль над остальными, либо разбредутся в разные стороны. Оставалось только ждать.

Пару дней назад сидя у себя дома я соорудил ловушку для рыбы. Конструкция довольно примитивная, но действенная, если нет риска нарваться на рыбнадзор. Вбивается длинная прямая ветка метрах в пяти от берега вглубь реки, к ней привязывается сеть, которой у меня естественно не было, но распустив несколько комплектов постельного белья на тонкие полоски и связав их квадратами друг с другом я создал что-то отдаленно это напоминающее. Вторая ветка вбивается в берег и туда же привязывается вторая сторона. Метра через три после сети вдоль реки вбиваются такие же ветки, но вместо сети сплошное полотно в виде широкого кармана. На помощь пришло то же постельное. Не бог весть что, но за неимением лучшего сойдет и такое.

Прождал я около часа, пока оставшиеся зараженные не разбрелись в разные стороны, решив подальше убраться от места, которое их так обижает. На все я себе выделил не больше получаса, чтобы спуститься вниз, собрать ловушку и успеть посрезать споровые мешки. Сделал пару больших глотков живчика, набрал полную грудь воздуха, шумно выдохнул и полез вниз. Быстро воткнул сеть в воду и уже было собрался выходить из воды, когда метрах в тридцати увидел, что в мою сторону довольно резво идет один зараженный. Этот был чем-то средним между тем, которого я вытащил наверх и обычным зомби или кто они там. Почти лысая голова с редкими пучками волос, окровавленная футболка и хищный взгляд. Снизу ни штанов, ни даже белья не наблюдалось, а вот на ногах помимо запекшейся крови я успел заметить и какие-то грязные коричневые потеки. Решил для себя, что это грязь, чтобы было не так противно. Довольно урча мутант при виде меня сделал быстрый рывок и сократил дистанцию практически вдвое. Я понимал, что в открытом бою мне с ним или с ней, кажется в прошлой жизни это была женщина, не справиться. Поглубже зашел в воду и принялся ждать дальнейшего развития событий. Бежать было некуда, спрятаться негде. Насколько я успел заметить, в воду мутанты не лезут, не знаю почему, но это факт. Я стоял в воде почти по шею уже около часа, а тварь даже не думала уходить. Она, пусть будет она, подходила к воде, мочила ноги чуть выше щиколотки и тут же возвращался обратно. А я стоял и все никак не мог придумать способа избавиться от столь навязчивой соседки. Плыть на другую сторону реки был не вариант. С той стороны зараженных было еще больше и выглядели они гораздо крупнее тех, что были здесь. Поняв, что мутант никуда уходить не собирается я прошел немного дальше, чтобы не пугать рыбу, которая должна была собираться в ловушку. Думал ведь спуститься сюда еще раз за добычей, но видать не придется. Я вышел чуть ближе к берегу и зараженная довольно заурчала протягивая ко мне все еще руки с обломанными ногтями некогда красного цвета.

— Ну и чего ты хочешь? — спросил я.

В ответ ожидаемо услышал голодное урачание.

— Да я понимаю, что голодная. Знаешь, а я тоже, но я ведь не бросаюсь на тебя с желанием сожрать.

— Уррр.

— Да не урчи ты, всю рыбу распугаешь, — ругнулся я и на удивление тварь замолчала.

— Так то лучше. Если такая голодная можешь пойти погрызть своих собратьев, — кивнул я на поджаренную кучу тварей, — с дымком.

То что происходило дальше я ни понять ни осознать не мог. Зараженная что-то уркнула и развернулась ко мне спиной, сделав несколько быстрых рывков она с довольным урачанием вгрызлась в ногу одному из тех, кому не повезло пережить падение машины. Насытившись она снова подошла к воде и встала молча, не издавая ни звука.

— Наелась? — спросил я, на что получил в ответ очередное "урр", — молодец. А теперь отойди от меня.

Испачканная в свежей крови зараженная послушно сделала несколько шагов назад.

— Теперь иди сюда. — она подошла. Правда, на просьбу попрыгать и похлопать в ладоши никак не отреагировала, видать не поняла, что я от нее хочу.

В воде стоять надоело и я, вытащив топорик решил выйти из воды. В случае нападения успею заскочить в воду или же буду отбиваться до последнего. На удивление моя гостья не проявила никаких признаков агрессии и все так же продолжала стоять молча наблюдая за мной. Я, стараясь не поворачиваться к ней спиной, отошел к телам погибших тварей и принялся вскрывать споровые мешки. Многие были пустые, особенно у тех, кто ничем не отличался от обычных людей. Решил для себя называть их пустышками. Те, которые уже начали изменяться, как моя соседка, зачастую радовали одним, а то и двумя споранами. Бегают они так словно сдают норматив по легкой атлетике. Пусть будут бегуны. Такое название им подходит. Бегунов от взрыва двух машин полегло около десятка, так что вскрыв их я стал обладателем четырнадцати споранов. Дальше решил вскрыть похожих на перекачанных бодибилдеров. Их было трое и только в одном из них я нашел такой же странный шарик похожий на горох. Хотя по уровню развития они были одинаковыми.

— Лотерея какая-то, — хмыкнул я себе под нос, — значит и буду называть их так — лотерейщик.

Те две образины, которые были самые крупные рассмотреть толком не удалось. Им обоим прямиком на уродливую голову прилетело с первой машиной. Посеченное огромное тело, в мелких ссадинах и ранах. А погибли они от огня, который прилип к их телу и не оставил вариантов на спасение. По крайней мере один из них точно, второй упокоился по чистой случайности. Отброшенный взрывной волной он неуклюже рухнул на спину и больше не встал. Пыхтя от натуги я попытался его перевернуть, но оказалось, что не смогу. Слишком тяжелый. Пришлось орудовать топором, ведь голову перевернуть куда легче. В затылке я заметил обломок ножа, который разрезал споровой мешок. Так я сделал вывод, что это у них уязвимое место и по возможности стоит проверить эту догадку.

Моя соседка молча наблюдала за моими манипуляциями, а я старался не сводить с нее взгляд и по возможности не отворачиваться от нее. Закончив потрошением я пошел проверять рыбу.

— Стой здесь и никуда не ходи, — обратился я к ней, услышав очередное "урр".

Медленно вошел в воду и нырнул чтобы посмотреть на результат. Не густо, конечно, но на первое время хватит. Собрав в пакет рыбу я надумал уходить, но прежде решил проверить свою догадку.

— Подойди сюда, — обратился я к скучающей твари, — теперь повернись ко мне спиной.

Она выполняла все мои примитивные команды и это не могло не радовать. Единственное, что я заметил, так это то, что живчик начал уходить гораздо быстрее. Решил, что с этим разбираться буду потом, так как сейчас были дела поважнее. Я достал нож и слегка проткнул небольшой споровой мешок своей знакомой. Её тело рухнуло как подкошенное. Не было ни предсмертной агонии, ни звуков. Она просто упала, словно её выключили. В этот самый момент я почувствовал небольшой толчок у себя в голове.

— Интересно, смогу ли я так же общаться с другими зараженными, — пробормотал я себе под нос взбираясь наверх с тяжелым рюкзаком за спиной.

Глава 4. Эксперименты

Не знаю, повезло ли или еще какая причина была, но в том месте зараженных я больше не видел, по крайней мере в тот день. Спускался еще несколько раз чтобы набрать побольше рыбы, собрать разных червей и жуков, а так же набрать воды про запас. С учетом возросшего аппетита всех запасов хватит на пару недель, что уже не может не радовать. Глубоко уставший я кое-как дополз до кровати и уснул без сновидений. На утро немного болела голова, но я уже знал, что живчик поможет справиться практически с любым недугом, так что щедро приложился к фляге. Организм наполнился бодростью и свежестью, появилось желание что-то делать и куда-то идти. За прошлый день устал настолько, что не рассмотрел толком свою добычу из споровых мешков мутантов. Сел во внутреннем дворе за стол и высыпал содержимое пакета перед глазами.

С учетом добычи из самых крупных тварей в моем владении было почти три десятка споранов. Мысленно прикинул на сколько их хватит при текущем расходе и довольно улыбнулся. Больше чем на месяц, что уже не может не радовать. Дальше черед шел гороха. Это были желтоватые шарики похожие на спрессованный сахар, но все же больше напоминал горох, так что для себя решил так его и называть. В записях Люка об этом ничего не было. Я выложил в ряд шесть горошин и крепко задумался как их использовать. Вывод напрашивался сам собой — так же как и спораны их нужно растворить, а потом пить. Не долго думая взял одну горошину в руки, быстро сходил в комнату запасов и взял оттуда бутылку коньяка. Водку я недолюбливал, так что живчик готовил только на коньяке, поэтому и решил попробовать провернуть то же самое с горохом. Бросил в наполненный прозрачный стакан и начал наблюдать реакцией. Ничего. Он не зашипел, не растворился, вообще ничего. Взболтал ёмкость и опять ничего. Появилась еще одна мысль, которую я решил не откладывая в долгий ящик реализовать. Собрал по дому любую жидкость, которую смог найти и приступил к экспериментам. В воде ничего, переложил многострадальную горошину в чистый спирт и снова ничего, после этого бросил её в живчик и снова мимо. Тяжело вздохнув уже было решил её так проглотить, но что-то меня остановило. Нет, так дело не пойдет, нужно думать, на то голова и дана. Исходя из того, что спораны растворяюся в том, что теоретически можно пить, значит бензин и ацетон можно отбросить. Что еще? В алкоголе и воде ничего не происходит. С задумчивым видом посмотрел на выставленные жидкости на столе. Помимо категорически несъедобных оставался уксус. Бросил горошину в чашку с уксусом и реакция не заставила себя ждать. Горошина зашипела и растворилась, оставив после себя слабый осадок. Пить чистый уксус это выше логики, так что я щедро разбавил его водой и попробовал на вкус. По крайней мере лучше, чем живчик. Тот как не старайся, а вкус всё равно гадкий, хотя эксперименты я люблю, так что может быть еще добьюсь приемлемого результата.

Я не знал зачем это надо делать, зачем принимать эти странный шарики из головы зараженных, но четко понимал, что без них было бы хуже. Навязчивая мысль напомнила о моем состоянии в первые дни после тумана. Отогнав от себя воспоминания я прикинул планы на оставшийся день. Не так уж и мало еще предстояло сделать. Собрал все необходимое и забрался в соседний двор, чтобы не разводить беспорядок на своем участке. С рыбой провозился до самого вечера, успев засолить и развесить для сушки всё что удалось поймать. Насекомых оставил в коробке с мукой, чтобы избавить их от лишнего шлака. Утром можно будет обжарить на масле с различными приправами. Еще предстояло сделать холодильную установку, но как её сообразитьбез уже готового льда я пока не знал. В идеале найти генератор и поставить его в подвал соседнего дома, чтобы шумом не привлекать непрошенных гостей. Вот только обойдя все дома в округе я искомое не нашел и решил пока просто выкопать погреб. Но это завтра, сегодня сортировка вещей и спать.

Ещё через неделю я уже окончательно обустроился. Организовав у соседей во дворе коптильню, которая, впрочем, не давала никакого дыма, выкопал погреб и начал постепенно его заполнять готовой едой, попутно снося туда консервы длительного хранения, которые решил приберечь для удобного случая. Зараженные всё это время не беспокоили, что не могло не радовать. Однако тишина продолжалась не настолько долго, как хотелось бы. В один из дней, когда я снова собирал урожай рыбы внизу у реки, краем глаза заметил темное пятно, которое очень быстро приближалось. Не долго думая я нырнул в воду и отплыл на метров десять от берега. Стоит подумать о стационарной площадке в воде, чтобы в таких случаях не болтаться поплавком, а спокойно сидеть и ждать. Сделав себе заметку в голове на этот счет я не отрываясь смотрел на быстро приближающуюся фигуру.

Не меньше трех метров в высоту, мощные руки или уже лапы, раздутый голый торс с бугрящимися мышцами, на ногах какие-то лохмотья. Странно, обычно они ходят снизу голые, а этот решил оставить часть гардероба. Сзади него приближалось еще две фигуры, с моего места трудно было рассмотреть, но кажется это были те самые бегуны, а вот этот не кто иной, как лотерейщик. Мутант подбежал точно напротив и злобно уставился своими маслянистыми глазами на меня. Он точно так же касался воды, заходил почти по колено и тут же выскакивал недовольно ворча. В скорости прибежали и парочка бегунов. Уродливые, грязные, с теми же коричневыми потеками между ног.

— Гадость какая, — пробормотал я себе под нос едва слышно, но это не прошло мимо моих новых соседей и они тут же в один голос заурчали.

Послушав их канонаду еще несколько минут я решился на эксперимент. Еще свежо было воспоминание, как в прошлый раз вслух удалось заставить перестать на меня бросаться ту бегунью, тело которой до сих пор валяется в нескольких десятках метров отсюда присыпанная песком, чтобы не так воняло. Остальных тоже засыпал и теперь берег украшали песочные курганы разной высоты. По-своему красиво.

— Ану тихо! — как можно четче прикрикнул я им, — разворчались как дети малые. Не дам я вам еды и себя съесть не дам. Попрошайки недоделанные.

Мои слова должного эффекта не произвели, наоборот, вся троица заурчала еще громче. Возможно командных приказов они не понимают, тогда стоит попытаться на ком-то одном. Решив сразу брать быка за рога, а в моем случае бык был лотерейщик, я внимательно посмотрел ему в глаза и подбирая каждое слово произнес:

— Замри. Не двигайся. — лотерейщик замер и замолчал, бездумно уставившись куда-то мимо меня, — а теперь ударь его, — показал я рукой на одного из бегунов.

Мутант еще несколько мгновений постоял в раздумьях и резко развернувшись зарядил сочную затрещину ближайшему бегуну. От удара того отбросило на пару метров, голова безвольно качнулась и из носа потекла кровь. Меня же, в свою очередь, здорово качнуло от накатившей слабости. Стараясь держаться спокойно на воде я одной рукой нашарил флягу, которая теперь постоянно висела у меня на поясе, так как внезапное желание выпить живчика могло застать где угодно. Сделав несколько больших глотков я почувствовал себя значительно лучше, но этой секундной заминки хватило, чтобы лотерейщик перестал меня слушаться и снова заурчал. Тогда я решил действовать хитрее и переключил внимание на второго целого бегуна. Почему-то ими управлять было намного легче. Возможно потому что они меньше и более тупые.

Бегун внимательно выслушав мои команды достаточно неохотно пошел исполнять мою задумку. Их вожак продолжал скакать возле воды в бесполезных попытках добраться до такой наглой еды в виде меня. Бегун тем временем обошел лотерейщика сзади, подхватив по пути большой камень и с размаху зарядил им по затылку скачущего орангутанга. Тот успел только издать удивленный урк и рухнул на песок так словно его выключили.

— Молодец, — похвалил я бегуна, — а теперь ударь его.

Пока марионетка добивала своего брата в развитии я снова приложился к живчику.

— А теперь иди сюда, — позвал я его, но тут меня ждал облом. Он ни в какую не хотел заходить в воду, даже отшатнулся от нее подальше. Я уж было подумал, что снова потерял контроль, но нет, выдав пару команд он их тут же старательно исполнил. Значит страх воды сильнее моего влияния. Надо будет провести дополнительные эксперименты, но сейчас я уже замерз в воде да и чувствую себя уставшим, несмотря на живчик. Тяжело вздохнув я велел бегуну стоять и не двигаться. Косясь на него в пол глаза вышел из воды и подобрал свои наспех брошенные вещи. В рюкзаке была запасная веревка, которая сейчас пригодилась не совсем по назначению. Сделав петлю удавку я накинул её мутанту на шею и повел за собой. Недалеко росла довольно старая ива, так что я не сомневался, что она удержит моего пленника до завтрашнего дня. Убивать его не хотелось, наоборот, имея под боком материал для экспериментов я был готов даже поделиться с ним несколькими рыбешками, что тут же и решил реализовать. Бегун подозрительно понюхал угощение, схватил когтистыми руками и вгрызся в сырую рыбу.

— Вам ведь все равно чем питаться, не так ли? — задал я риторический вопрос.

Как оказалось нет, прожевав половину он чуть ли не демонстративно выбросил её и снова уставился на меня.

— Больше ничего с собой нет. Жди до завтра.

— Урк.

— Еще один, — хмыкнул я, — помолчи уже.

Я все же решил еще немного поэкспериментировать и заставлял его ходить кругами, урчать, молчать, разогнаться и врезаться головой в дерево. С этим были проблемы, но с пятого раза он меня понял и как результат на всю его и так не самую красивую физиономию теперь красовался здоровенный фингал. Еще одним открытием было то, что как только он переставал меня видеть, то наша мнимая связь тут же терялась и приходилось все начинать сначала. В голове возникла довольно безумная идея, но не попробовать я не мог. Я дал ему палку, которую он неловко ухватил когтистыми пальцами и начал заставлять его написать свое имя на песке. Танцы с бубном ни к чему не привели, разве что он со всей дури зарядил себе той же палкой по голове. Недовольно укркнув он отбросил её в сторону и снова уставился на меня.

— Ладно, сиди здесь, никуда не ходи. Завтра увидимся.

— Урк.

Следующие пол часа я был занят сбором рыбы, упаковкой вещей и подъемом к себе домой. Уже у самой вершины я почувствовал что-то неладное поэтому заторопился еще больше. Мигом пробежав к границе своего кластера я остановился как вкопанный.

— Твою ж… — выругался я, — снова этот туман.

Помня слова Люка, что соваться туда смерти подобно я решил выждать, пока она закончится и пойти домой. Сбор запасов никто не отменял. Когда туман рассеялся мою гневную тираду слышал весь Улей или куда я там попал. Всё, что я делал почти месяц исчезло и теперь перед глазами стояли новые, свежие дома. По улицам ходили люди что-то активно обсуждая. Прихватив рюкзак я стремглав помчался домой.

Глава 5. Перезагрузка

Дома у меня больше не было, нет, он был, но таким, как я его помню месяц назад. Целые окна, никаких досок, ловушек, сигнальных приспособлений. Цвет входной двери немного отличался от той, что у меня была раньше, да дверной звонок другой, а так никаких отличий я не увидел. Первой мыслью было зайти домой, но потом пришло осознание, что это уже не мой дом, там живет кто-то другой и, словно в подтверждение моим словам, дверь открылась, на пороге показалась симпатичная девушка в домашнем халате, светлые волосы собраны в хвост, на лице мелкой россыпью веснушки и слегка удивленный взгляд. Она смотрела на меня, потом куда-то в сторону дома, потом снова на меня. Из дома я услышал свой собственный голос.

— Ты чего там рассматриваешь? — вместе с этими словами на пороге появился я. Вернее не я, а такой же как я, но другой. Мы смотрели друг на друга и не решались что-то сказать. Мой двойник или копия или кто он там, взял под руку девушку и увёл её обратно в дом, а сам снова появился на пороге.

— Ты кто такой? — задал он вопрос, пристально смотря мне в глаза.

Я не нашелся что ответить так как и сам не знал, поэтому просто продолжал смотреть на него изучающе. Он такого же роста, комплекции, цвет глаз слегка отличался, лицо гладко выбрито, одет в домашнюю одежду. Нужно было что-то сказать, что-то предпринять, но я так и не решился. Если мои знания верны, то велика вероятность, что скоро в этом доме разыграется драма и кто-то из них набросится на другого с голодным урчанием. Было ли у меня к нему сожаление или желание помочь? Вероятно да, собирался ли я это сделать? Нет. Хотя если второй я окажется нормальным, то вдовоем нам будет куда проще выживать, чем мне одному, но зная свой характер мы не сможем ужиться вместе. Эту девушку я не знал, в моих воспоминаниях её никогда не было, значит наши миры отличаются куда больше, чем кажется на первый взгляд. Я ему так ничего и не ответил, лишь полез во внутренний карман и достал два двойных листа, которые дал мне Люк месяц назад. Мой двойник настороженно смотрел на меня не сводя взгляда с моих рук, я заметил в его глазах тот же огонёк, который был и у меня в моменты опасности. Если он прошел хотя бы половину того, что прошел я в своей прошлой жизни, то он готов убить кого угодно одним движением. Помня об этом я осторожно подошел к нему и всё так же молча протянул ему записи и пару споранов. Он с опаской протянул руку и взял листки, а я медленно, спиной отошел на несколько шагов назад.

— Если выживешь, приходи к реке. — Сказал я ему и ушел так же медленно за пределы его видимости.

Голова закружилась от волнения уже немного позже, до меня начало доходить, что я только что видел самого себя из другого мира. Мутантов, апокалипсис я еще мог принять, но другие миры, мультиверсум или как он там называется, это было чуть выше моего понимания. Я поспешил к магазину, пока там еще не собралась очередь из вечно жаждущих людей. Меня обуревали мысли о том, что месяц трудов пошел насмарку, все мои ловушки, погреб, еда, запасы алкоголя для живчика и основные сбережения споранов и гороха остались в небытие. С собой только около пяти штук споранов и две горошины, которые я носил с собой всегда на всякий случай. После того как отдал две своему двойнику осталось три спорана. Если не пытаться контролировать зараженных и не прикладываться к фляге с живчиком, то этого хватит дня на четыре. Ладно, моя ошибка станет мне уроком на будущее, больше никаких капитальных построек, запасов на месяцы вперед и прочего, как оказалось, бесполезного барахла. Я прибыл в магазин и понял, что денег у меня нет, карты тоже, но взять коньяк, воду и еды было нужно. Я подождал пока из магазина выйдет очередной покупатель с полной тележкой и посмотрел на то, что он купил. Чипсы, лимонад, сигареты, коврик для мышки, зубная паста, бутылка воды, мягкая игрушка, палка колбасы и еще какая-то мелочь. Этот не подходит, пришлось ждать следующего. Дождался. К магазину подъехала машина и из нее вышел мой двойник. Взгляд настороженный, цепкий, изучающий. Меня он заметил сразу, но подойти не решился, лишь кивнул мне и пошел в магазин. Через несколько минут вышел очередной покупатель с полной тележкой консерв, воды, батареек и самого разного алкоголя. Мой клиент. Я прошел за ним к машине, дождался пока он сложит всё в багажник, подошел к нему в упор, улыбнулся и без слов, ткнул ему пальцем в глаз. Один резкий выпад и мой палец погрузился в мозг уже мёртвого тела. Воровато оглядываясь я затолкал его тело на заднее сиденье. Пора убираться отсюда и подождать пока всё само не разрешится. Убивать пусть и обреченных на голодное урчание, но всё еще пока людей, я не хотел. Этот был необходимостью. Я вдруг вспомнил про своего питомца, которого привязал к дереву и решил, что в даныый момент он наиболее предпочтительная компания для меня. Я поехал в сторону реки, припрятал машину в тени деревьев, вытащил покойника из машины и сбросил его с обрыва, как раз туда, где на поводке сидел мой зараженный. Спустился сам и подошел к нему, как только он меня увидел, я сразу услышал голодное урчание.

— Да не урчи ты, принес я тебе еды, потерпи немного.

Мой собеседник замолчал и уставился на меня своим стеклянным взглядом. Я отвязал его от дерева и повел за собой к его будущему ужину.

— На, это тебе. Будешь себя хорошо вести, выпущу погулять, понял? — тот в ответ лишь невнятно уркнул и бросился на добычу. Я не стал на это смотреть, а устало привалился к стене обрыва и сделал небольшой глоток живчика.

Чавканье за спиной действовало успокаивающе. Странно, как быстро меняется восприятие нормы. Еще месяц назад звук разрываемой человеческой плоти заставил бы меня вывернуть желудок наизнанку, а сейчас это просто фоновый шум, подтверждающий, что мой цепной пёс занят делом и не смотрит в мою сторону с гастрономическим интересом.

Я вытащил из кармана трофейные ключи от машины и подбросил их в руке. Брелок в виде маленького плюшевого медвежонка. Ирония судьбы: мужик готовился к концу света, закупал спирт, воду, консервы, наверняка дома у него целый склад, но сдох он на парковке супермаркета, потому что смотрел на список покупок, а не по сторонам. В Улье нет места тем, кто расслабляется. Теперь его запасы — это мой шанс не сдохнуть в ближайшую неделю.

Пока мертвец ужинал мертвецом, я занялся инвентаризацией. Багажник оказался настоящей сокровищницей для начинающего алкоголика или, в моем случае, выживальщика. Три ящика водки, пять бутылок дешевого коньяка, упаковки с водой, какие-то крупы ну и так, по мелочи.

Я перевел взгляд на своего питомца. Бегун уже почти доел ногу и теперь с энтузиазмом пытался добраться до внутренностей, разрывая одежду бывшего хозяина машины.

— Эй, — негромко позвал я. Тварь замерла, дернув уродливой головой. В его глазах, затянутых мутной пеленой, на секунду промелькнуло что-то осмысленное. Не разум, нет. Скорее, рефлекс подчинения. — Сидеть, — скомандовал я, вкладывая в слово не столько звук, сколько волевой посыл. Тот самый толчок в голове, от которого в висках начинает противно пульсировать.

Мутант недовольно уркнул, облизнулся длинным, неестественно красным языком, но от тела отстранился и опустился на корточки, не сводя с меня взгляда.

— Хороший мальчик, — усмехнулся я, делая еще один глоток из фляги. Живчик обжег горло, разгоняя туман в голове.

Сверху, со стороны города, донесся первый крик. Женский, пронзительный, полный животного ужаса. Он оборвался резко, словно выключили радио. Затем послышался звон разбитого стекла, вой автомобильной сигнализации и беспорядочная стрельба. Кто-то, у кого был ствол, решил, что пули помогут против того, что сейчас происходит в квартирах. Наивные.

Я сидел в своем импровизированном убежище под нависающим козырьком обрыва, скрытый от глаз тех, кто мог бы выглянуть вниз, и слушал, как умирает мой старый-новый мир. Это было похоже на сюрреалистичную аудиопостановку. Гул голосов, переходящий в рев, скрежет металла, глухие удары. Город, который еще час назад жил обычной жизнью, стремительно превращался в бойню.

— Ну что, друг, — я кинул в сторону бегуна пустую банку из-под консервов. — Сегодня мы ночуем здесь. Ты караулишь, я сплю. Попробуешь меня сожрать — убью. Понял?

Бегун издал звук, похожий на всхлип, и снова покосился на недоеденный труп.

— Доедай, — милостиво разрешил я. — Тебе силы нужны. Завтра нам предстоит много работы.

Я залез в машину, откинул переднее сидение, предварительно заблокировав двери. Стекла были тонированные, так что снаружи меня не видно. Спать под звуки пожирания плоти и далекие крики умирающих людей было тем еще удовольствием, но усталость брала свое. Организм требовал отдыха перед новой гонкой.

Снилась мне та блондинка. Она стояла на кухне, варила кофе и улыбалась. А потом её лицо начало стекать, как воск, обнажая ряды острых зубов. Она открыла рот и моим голосом сказала: "Ты опоздал".

Я проснулся рывком, весь в холодном поту. За окнами машины было темно, лишь где-то вдалеке полыхало зарево пожара. Часы показывали три ночи. Мой зомби сидел у переднего бампера, положив голову на колени, словно верный пес. Тишина стояла звенящая. Крики стихли. Те, кто мог кричать — уже либо убежали, либо умерли, либо изменились. Настало время мародеров.

Я тихо открыл дверь и вышел на прохладный воздух. Голова болела, но терпимо. Привязав своего "телохранителя" обратно к дереву — тащить его в город было слишком рискованно, он мог сорваться от обилия свежей крови — я взял монтировку, которую нашел в наборе инструментов убитого водителя, и начал подъем по склону.

Глава 6. Волонтёр

Подъем дался тяжелее, чем я рассчитывал. Ноги скользили по влажной траве, а легкие, привыкшие к чистому речному воздуху, с каждым метром все отчетливее ощущали едкий привкус гари. Чем ближе я подходил к границе застройки, тем гуще становился этот смрад.

Когда я выбрался на улицу, ориентиры искать не пришлось. Мой бывший дом, моя крепость, которую я с такой любовью укреплял в прошлом месяце, превратился в гигантский факел. Огонь уже сожрал крышу и теперь жадно доедал второй этаж, выплевывая в черное небо снопы искр.

Я остановился в тени соседского гаража, крепче сжимая монтировку. Вдруг в проеме того, что раньше было входной дверью, мелькнуло движение. Я прищурился, стараясь разглядеть хоть что-то сквозь пелену дыма и огня. Сначала мне показалось, что это собака, но потом фигура дернулась и поползла вперед, царапая асфальт.

Блондинка. Та самая "жена".

Выглядела она паршиво. Халат превратился в грязные, местами тлеющие лохмотья, прилипшие к телу. Светлые волосы с одной стороны выгорели до черепа, кожа на лице и руках представляла собой красно-черную маску из волдырей и копоти. Она ползла молча, упорно, словно механическая кукла, у которой заканчивается завод. За ней тянулся кровавый след.

В проеме двери, окутанный пламенем, появился силуэт. Мужской. Он стоял, покачиваясь, и даже отсюда, метров с двадцати, я видел, что с ним что-то не так. Его движения были дергаными, неестественными, словно у марионетки с перепутанными нитями. Он не пытался выйти, не пытался спастись от огня. Он просто стоял и смотрел на уползающую добычу.

— Уррр… — низкий, вибрирующий звук прорезал треск пожара.

Мой двойник. Он не кашлял от дыма, не кричал от боли, хотя на нем уже горела рубашка. Он обратился. И судя по отсутствию разума в глазах — человеческого в нем не осталось ни капли.

Я смотрел на него с холодным отвращением. Это просто кусок агрессивного мяса, опасный, но бесполезный. Убивать его нет смысла — потратишь силы, а внутри пусто.

Он сделал неуверенный шаг вперед, наступая на горящую балку. Обычный медляк, еще даже не бегун. Видимо, иммунитетом я в этом мире не обладал. И тут перекрытия над ним с грохотом обвалились, погребая его под огненным завалом.

— Земля стекловатой, — прошептал я.

Проблема решилась сама собой. Двойник мертв, и даже хоронить не надо.

Я перевел взгляд на девушку. Она отползла от крыльца метра на три и затихла, уткнувшись лицом в асфальт. Надо было уходить. Здесь ловить больше нечего, а свет от пожара привлекает внимание. Скоро сюда подтянутся твари посерьезнее моего сгоревшего "я".

Я сделал шаг назад, собираясь раствориться в темноте. Она труп. Даже если выживет после ожогов, споровое голодание добъёт её за пару дней. Но что-то меня остановило. Не жалость, нет. Жалость в Стиксе — это атавизм, от которого умирают. Скорее, это было нежелание оставаться одному с молчаливым зомби. Человеческая речь, пусть даже женская и стонущая, вдруг показалась мне необходимой. К тому же, если она выживет… лишние руки не помешают. А если нет — у меня будет свежая приманка.

— Идиот, — прошипел я себе под нос, сплевывая на асфальт. — Вечно ты ищешь себе проблемы.

В два прыжка я оказался рядом с ней. От тела шел жар, как от печки. Я перевернул её на спину. Глаза были закрыты, дыхание поверхностное, со свистом. Живая. Иммунная или нет — пока не ясно, но раз до сих пор не обратилась и не пытается меня укусить, шанс есть. Заражение развивается быстро, но не мгновенно.

Я сунул монтировку за пояс, подхватил её под спину и колени, стараясь не касаться самых обожженных мест. Легкая. — Ну поехали, горелая, — прохрипел я, поднимая ношу.

Обратный путь к реке превратился в испытание на выносливость. Мой организм, усиленный живчиком и споранами, справлялся, но груз оттягивал руки, а необходимость двигаться тихо замедляла темп. Я шел не разбирая дороги, напрямик через кусты, лишь бы быстрее оказаться в спасительной темноте низины.

Пару раз мне казалось, что за спиной слышится топот. Может, бегун, а может, разыгравшееся воображение. Проверять я не стал.

Теперь передо мной стояла сложная задача. Спуститься вниз вместе с ношей. Не привязывать же её израненное тело, так и добить не долго. Решение пришло само собой. Я вытянул переднее сиденье из машины, разложил его как носился, уложил девушку и осторожно обвязал ремнем безопасности. Медленно, очень аккуратно начал спускать её вниз. Руки горели от напряжения, на ладонях появились волдыри, но я упорно продолжал опускать её горелое тело на песок. Спустя где-то минут пятнадцать напряженной работы дело было сделано. Еще через несколько минут я оказался рядом с ней и свалился на колени. Руки дрожали. Мой цепной зомби заволновался, почуяв запах горелого мяса и свежей крови. Он натянул веревку, хрипло урча и пытаясь подобраться к нам.

— Цыц! — шикнул я на него, добавляя ментальный подзатыльник. Тварь скуля отползла к дереву.

Я склонился над девушкой. Ожоги выглядели скверно. — Живчик, — пробормотал я. — Универсальное средство от всего, кроме глупости.

Я достал флягу. Заливать ей в рот нельзя — захлебнется. Смочив край тряпки драгоценной жидкостью, я осторожно протер ей губы и десны. Спирт и спораны должны сделать свое дело. Иммунные регенерируют быстро, если есть топливо. Главное, чтобы она оказалась иммунной. Иначе к утру у меня будет второй зомби на привязи.

— Давай, дыши, — сказал я, приваливаясь спиной к стене обрыва и закрывая глаза. — Завтра решим, что с тобой делать.

Утро в Улье не начинается с кофе. Оно начинается с сушняка и ревизии остатков былой роскоши.

Я открыл глаза, прислушиваясь к ощущениям. Голова гудела — плата за вчерашнее управление цепным псом и стресс. Во фляге плескалось на донышке, плюс в кармане лежали три спорана, спасенные из прошлой жизни. Жить можно, но недолго. Особенно теперь, когда у меня на шее висит обуза с ожогами.

Моя "пациентка" была жива, что уже удивляло. Дыхание хриплое, кожа пылает. Если не сбить температуру и не обезболить, она откинется к вечеру. А мне почему-то не хотелось, чтобы мои вчерашние усилия по её спуску пропали даром.

— Охраняй, — бросил я своему зомби. Тот, обожравшийся и ленивый, лишь вяло уркнул, перебирая когтями обглоданную кость.

Я взял рюкзак, монтировку, нож и пустую бутылку. Подъем наверх дался с мышечной болью, но терпимо.

Город встретил меня пугающей знакомостью. Это был мой город. Те же улицы, те же трещины на асфальте, та же вывеска парикмахерской, где буква "Р" отвалилась еще три года назад. Разница была лишь в деталях. Исчезли мои ловушки, заколоченные окна снова зияли разбитым стеклом, а забор, который я строил неделю, испарился, уступив место жиденькой сетке-рабице. Это бесило.

Я шел по знакомому маршруту к аптеке. Возле перевернутой "Газели" с хлебом я заметил движение. Двое. Один в деловом костюме, второй в форме охранника. Они что-то увлеченно жрали прямо с асфальта, дергая головами в такт чавканью. Уже не медляки, движения резкие, дерганые. Бегуны начальной стадии. Самое то.

Я вышел на середину дороги и громко свистнул. Оба зараженных резко повернули головы. Их лица были измазаны кровью, глаза затянуты мутной пленкой, но они меня увидели. Охранник зарычал, низко пригибаясь к земле, готовясь к рывку. Пиджак просто зашипел.

— Стоять, — негромко сказал я.

В этот раз я не стал церемониться или пытаться уговорить их "потанцевать". Я сосредоточился на охраннике и дал ему приказ атаковать своего собрата. Несколько мгновений он сопротивлялся, но потом сдался и, не сбавляя темп, бросился на него с гортанным урчанием. Не ожидавший такой подставы пиджак рухнул на землю и попытался вырваться из цепких лап своего соплеменника. Обрывки одежды, волосы, брызги крови, урчание слилось в один сплошной противный звук. Я перестал управлять охранником так как в этом больше не было необходимости. Они готовы были разорвать друг друга и без моего вмешательства. Я подошел поближе, ткнуо монтировкой в затылок пиджаку, так как именно он был сверху и тут же приказал встать охраннику. Тот выглядел неважно. Весь побитый, одного глаза нет, челюсть свисает на честном слове, на штанах грязные коричневые потёки. Охранник встал и замер. Я подошел вплотную и с размаху ударил его по затылку монтировкой. Его словно выключили, упал как подкошенный не издав ни звука. Всего один споран из них двоих. Не густо, но и не пусто.

Аптека была рядом. Внутри царил хаос, но мне много и не надо было. Я не стал тратить время на перебор всего подряд. Сгреб с полок обезболивающее, жаропонижающее, антибиотики широкого спектра и бинты. На глаза попалась бутылка салициловой кислоты и, бинго, уксусная эссенция в хозяйственном отделе. Уксус. Я невольно похлопал себя по карману, где лежал "горох" — две желтые бусины, которые я носил с собой.

Возвращался я той же дорогой, не прячась. Попался еще один одинокий зараженный — женщина в домашнем халате. Я просто заставил её отойти в сторону и уткнуться лбом в стену, пока проходил мимо. Тратить время и силы на убийство пустой "куклы" не хотелось.

Внизу, у реки, всё было спокойно. Зомби догрызал кость, девушка дышала. Я развел костер — небольшой, бездымный, благо сушняка тут хватало. Первым делом — живчик. Вода из бутылок, спирт, спораны. Пока они растворялись, я занялся лечением. Вколол девушке обезболивающее, промыл раны антисептиком. Она даже не застонала, только дернулась рефлекторно.

— Живучая, — одобрил я.

Покончив с медициной, я сел у реки. В руках у меня была металлическая кружка. На дне лежала одна желтая горошина. Я залил её уксусом. Реакция пошла сразу — тихое шипение, пузырьки. Я смотрел, как растворяется концентрированная сила Улья. Мой Дар позволял мне выживать, но сегодня я почувствовал его предел. Два бегуна — и у меня уже звон в ушах. А если придут трое? А если Лотерейщик? Мне нужно больше силы. Люк писал, что горох развивает Дар. Или убивает. Или превращает в кваза.

Когда горошина растворилась полностью, я разбавил кислую жижу водой, процедил через марлю, вдохнул, выдохнул.

— Ну, за здоровье, — усмехнулся я и залпом выпил содержимое.

Вкус был отвратительный. Кислый, вяжущий, с привкусом металла. Желудок сжался, принимая отраву. Я откинулся на траву, ожидая эффекта. Сначала ничего. Потом по телу прошла волна жара, словно я хлебнул чистого спирта. В голове прояснилось.

Глава 7. Угроза

Эффект накатил не сразу. Сначала желудок скрутило спазмом, словно я проглотил ежа, и я едва сдержал рвотный позыв. Выблевать драгоценный раствор — значит спустить в унитаз шанс на выживание. Я сжал зубы, дыша через нос, и заставил себя терпеть.

А потом пришла ясность.

Мир не изменился, краски не стали ярче, звуки не стали громче. Просто из головы ушла та ватная тяжесть, которая давила на виски последние сутки. Словно я долго нес тяжелый рюкзак, а теперь наконец-то его скинул. Усталость отступила, мысли потекли ровно, холодно.

Я перевел взгляд на мертвяка. Раньше, чтобы отдать команду, мне приходилось напрягаться, собирать волю в кулак и буквально вбивать приказ в его гнилой мозг, чувствуя вязкое сопротивление. Сейчас я просто посмотрел на него.

— Замри, — тихо произнес я.

Связь с ним ощутилась четче. Не как радиосигнал, а как натянутая струна. Я почувствовал его примитивное сознание — тусклое, зацикленное на голоде пятно. Оно не сопротивлялось. Мой приказ вошел в него как раскаленный нож в масло.

— Встань.

Зомби поднялся. Быстро. Без той заторможенности, что была раньше.

— Ударь себя.

Звонкий шлепок ладони по лысому черепу.

— Сильнее.

Удар. Ещё удар. Тварь методично избивала сама себя. Я не чувствовал прежнего истощения. Горох сработал как мощный энергетик для Дара. Я не стал суперменом, я не научился видеть сквозь стены, но мой "поводок" стал короче и прочнее. Теперь я мог держать его в узде дольше, не рискуя свалиться с инсультом через пять минут.

Я ослабил хватку, позволяя зомби опуститься обратно к его кости. Эйфории не было, было лишь холодное удовлетворение. Инструмент заточен. Можно работать.

Внимание переключилось на девушку. Она застонала и попыталась перевернуться.

— Тихо, горелая, — я присел рядом, придерживая её за здоровое плечо. — Не дергайся. Кожу сорвешь.

Она открыла глаза. Мутные, расфокусированные. Взгляд блуждал, пока не зацепился за мое лицо. Я ждал чего угодно: крика, узнавания, бреда.

— Воды… — прошелестела она потрескавшимися губами.

— Не воды, а лекарства, — поправил я, поднося флягу. — Пей. Будет жечь, но так надо.

Она сделала глоток, закашлялась, но пить не бросила. Инстинкт выживания у неё работал, это хорошо. Живчик — это жизнь. Если она иммунная, то к утру ожоги начнут затягиваться.

— Где я? — стандартный вопрос для попаданца.

— В раю, — хмыкнул я. — Только климат подкачал и персонал хамоватый. Спи. Тебе нужны силы.

Она попыталась что-то спросить еще, но действие лекарств и шок взяли свое. Глаза закрылись, дыхание стало ровнее.

Я остался сидеть у костра, глядя на тлеющие угли. Ситуация была патовая. У меня на руках лежачий больной, запас еды на три дня и один послушный зомби. Подниматься в город сейчас — самоубийство. Там начинается передел территории. Свежее мясо заканчивается, твари начинают жрать друг друга, мутировать, становиться сильнее. Мой уровень — это пока что бегуны и, если повезет, одинокий лотерейщик. Лезть в пекло я не собирался.

Взгляд упал на машину, которую я сбросил вчера. Разбитый внедорожник лежал на боку метрах в пятидесяти ниже по течению, наполовину в воде. Металлолом полезный.

Оставив девушку под присмотром своего зомби (которому я вбил в голову простую директиву: "Не трогать. Сидеть"), я взял монтировку и направился к машине. Мне нужен был аккумулятор и провода.

Ковыряться в разбитой машине, стоя по колено в воде — то еще удовольствие. Но через час я стал обладателем вполне живого аккумулятора, пучка проводов и галогеновой лампы из фары. Вернувшись в лагерь, я соорудил примитивный периметр. Тонкая проволока опоясала наш пятачок. Если кто-то заденет — цепь замкнется, лампа вспыхнет. Беззвучно. В нашем положении любой звук — это приглашение на ужин.

Ночь опустилась на Улей тяжелым, душным одеялом. С реки потянуло сыростью. Я сидел, прислонившись спиной к теплому камню скалы, и боролся со сном. "Горох" всё еще действовал, спать не хотелось, но тело требовало отдыха.

Я полудремал, краем сознания удерживая контроль над своим "цепным псом". Это было похоже на фоновый процесс — ты просто помнишь, что дверь заперта.

И вдруг "дверь" попытались выбить.

Нет, никто не перехватил у меня управление. Но мой зомби вдруг взбесился. Через нашу ментальную нить до меня докатилась волна дикого, животного ужаса. Не моего ужаса — его. Тварь, которая до этого спокойно сидела у дерева, вдруг попыталась вскочить и рвануть прочь, в темноту, подальше от воды.

— Сидеть! — я ментально ударил его, перехватывая контроль, заставляя мышцы замереть.

Что могло напугать мертвеца? Они не боятся боли, не боятся смерти. Они боятся только одного — хищника, который стоит выше в пищевой цепи.

Я медленно, стараясь не производить ни звука, повернул голову в сторону реки. Мой зомби, парализованный моей волей, мелко дрожал, его взгляд был прикован к противоположному берегу.

Там, в густых зарослях камыша, что-то двигалось. Ночное светило, предательски выглянувшее из-за туч, на секунду осветило силуэт.

Это был не человек. И даже не лотерейщик. Существо передвигалось на четырех лапах, гибкое, длинное, покрытое роговыми пластинами. Голова вытянутая, усеянная шипами.

Он вышел к воде на том берегу. До него было метров семьдесят воды. Для такой твари — пара секунд заплыва. Он водил носом, втягивая воздух. Ветер дул от нас к нему? Нет, кажется, вдоль реки. Повезло.

Существо издало низкий, стрекочущий звук и подняло морду к небу, начав призывно выть.

Я чувствовал, как мой зомби сходит с ума от страха. Его инстинкт вопил "беги!", мой приказ держал "сидеть!". Эта борьба выматывала почище, чем перетаскивание тяжестей. Виски снова заломило, но я не ослаблял хватку. Если бегун дернется, если заскулит — тварь услышит. И тогда нам конец. Мой топорик против его костяной брони — это зубочистка.

Мутант на том берегу резко замолчал и посмотрел прямо на наш берег. У меня перехватило дыхание. Неужели увидел?

Секунды тянулись как часы. Зараженный фыркнул, развернулся и бесшумно исчез в камышах.

Я выдохнул, только сейчас поняв, что всё это время не дышал. Мой зомби обмяк, перестав рваться с поводка. Угроза миновала, но послание было получено четко: мы здесь не одни, и мы здесь — еда. Мой маленький безопасный мирок у реки оказался таким же проходным двором, как и город наверху.

Следующие два дня слились в одну серую, вязкую полосу. Я превратился в челнока, снующего между рекой и окраиной города.

Мой "цепной пёс" оказался незаменимым инструментом. Я назвал его Бобик. Банально, но называть его "Субъект № 1" было слишком пафосно для существа, которое периодически пытается сожрать собственный ботинок. Благодаря гороху контроль над ним стал почти фоновым. Я мог идти, смотреть по сторонам и краем сознания удерживать Бобика на коротком поводке, заставляя его идти впереди и принимать на себя первый удар.

Вылазки я планировал тщательно. Далеко в город не совался — там уже сформировались стаи, и делить территорию с матерыми бегунами или, не дай Улей, лотерейщиками, я не собирался. Моей целью были одиночки, отбившиеся от стада, и гаражный кооператив, примыкающий к обрыву.

Охота выглядела рутинно и грязно. Я замечал цель — обычно это был свежеобратившийся, еще сохранивший остатки одежды и человеческого облика. Натравливал на него Бобика. Пока они возились в куче-мале, рыча и кусаясь, я подходил сзади и наносил один точный удар монтировкой или топориком в основание черепа.

Вскрытие споровых мешков стало таким же привычным делом, как чистка картошки. Разрез, пальцы в затылочную массу, нащупать твердые шарики, вытереть о штаны мертвеца, в карман. За два дня я добыл восемнадцать споранов. Гороха больше не попадалось, видимо, для него нужны твари посерьезнее, чем эти первородки.

Но главной целью были не только спораны, но и стройматериалы. Я понимал, что оставаться на берегу вечно нельзя. Рано или поздно кто-то спустится. Или та тварь с другого берега найдет брод, или люди с оружием решат проверить, кто это там жжет костры внизу.

Нужно уходить по воде. Вниз по течению. Туда, где берега шире, а тварей, возможно, меньше. Для этого нужен плот. И не просто связка бревен, которая утонет под весом двух человек и припасов, а нормальное плавсредство.

Я обыскивал машины, которые попадались по дороге, срезал все ремни безопасности. Это лучший крепежный материал, который можно найти: прочный, не гниет, плоский. Снял обивку с сидений, выпотрошил поролон — пригодится для лежбища. Но главное сокровище я нашел в гаражах.

В одном из боксов, вскрытом мною с помощью лома и такой-то матери, обнаружился запас пустых пластиковых канистр из-под грунтовки и масел. Десятилитровые, плотные. Штук двадцать. Я отмывал их в реке песком почти полдня, чтобы избавиться от запаха химии, но оно того стоило.

Строительство верфи я развернул прямо у берега реки.

Конструкцию выбрал простую, но надежную. Основа — сухие стволы ивы, которых вдоль берега валялось в избытке. Я выбирал те, что потолще и позванче — гниль мне не нужна. Срубил несколько молодых деревьев для поперечин.

Сначала связал прямоугольную раму размером примерно три на два метра. Узлы вязал морские, благо в прошлой жизни, той, что была до Улья, увлекался туризмом. Ремни безопасности затягивал монтировкой, как рычагом, до скрипа древесины.

Внутрь рамы, под основные бревна, я загнал пустые канистры. Каждая пробка была закручена с куском полиэтилена для герметичности, а потом залита расплавленным пластиком от обычных бутылок — для верности. Канистры я вязал в сетки из проволоки и синтетической ткани, снятой с сидений, и крепил к днищу плота.

Это давало колоссальную плавучесть. Такой плот не просто будет держаться на воде, он сможет нести меня, девчонку, рюкзаки и даже Бобика, если я решу взять эту вонючую тушу с собой.

Сверху я сделал настил из веток и автомобильных ковриков. Получилось грубо, но ровно. В центре закрепил ящик для припасов — пластиковый контейнер из багажника внедорожника.

На третий день "горелая" пришла в себя окончательно.

Я сидел у костра, поджаривая на прутике крысу. Да, я опустился до крыс. Консервы берег в дорогу, а свежее мясо, пусть и такое — это белок.

— Пахнет курицей, — раздался хриплый голос.

Я обернулся. Она сидела, прислонившись спиной к стене обрыва, и смотрела на меня. Ожоги на лице покрылись темной коркой, местами уже розовела новая кожа. Живчик творит чудеса. Если бы не Улей, за это лекарство в моем мире отдавали бы миллиарды.

— Это крыса, — честно ответил я. — Будешь?

Она скривилась, но кивнула. Голод не тетка, а в Стиксе — и подавно не родня.

Я протянул ей прутик. Она ела жадно, обжигая пальцы.

— Как тебя зовут? — спросила она, облизав косточку.

— Неважно. Зови меня Молчун. Или Эй-ты. Мне без разницы.

— Я Катя, — она попыталась улыбнуться, но кожа на щеке натянулась, и она поморщилась от боли. — Спасибо, что не бросил.

— Не обольщайся, — я откусил кусок жесткого мяса. — Ты мне нужна как гарантия. И как лишние руки. Как только сможешь держать весло — будешь грести.

— Гарантия чего?

— Гарантия того, что я не сойду с ума от разговоров с самим собой, — буркнул я. Это было полуправдой. На самом деле, мне просто было интересно. Она выжила там, где сдох мой двойник. В ней есть стержень. Или удача. И то, и другое — дефицитный ресурс.

— Что это? — она кивнула на конструкцию у воды.

— Наш билет отсюда. Плот. Завтра на рассвете отчаливаем.

— Куда?

— Вниз. Подальше от людей и поближе к спокойствию. Если такое здесь вообще существует.

— А он? — она со страхом покосилась на Бобика, который был привязан к дереву чуть поодаль и меланхолично грыз кору.

— А он останется здесь. Охранять пустой берег. Воды они боятся, как огня. На плот я его не затащу даже под ментальным контролем, он скорее перевернет нас всех, чем намочит ноги.

Катя помолчала, переваривая информацию.

— Ты умеешь ими управлять? — тихо спросила она. — Я видела… тогда, когда ты меня спускал. Ты шикнул на него, и он отполз.

Я внимательно посмотрел на неё. Умная. Наблюдательная.

— Умею. Но не надейся, что я спасу весь мир. Моих сил хватает на то, чтобы не быть съеденным прямо сейчас.

Вечер мы провели в сборах. Я грузил на плот всё, что представляло ценность. Фляги с водой, остатки консервов, теплые вещи, снятые с трупов стирать пришлось долго, но брезгливость я отключил еще в первую неделю. Закатал в плотный узел палатку.

Оружие. У меня был топорик, монтировка и два кухонных ножа, примотанных к палкам — импровизированные копья. Огнестрела не было. Это напрягало. Против человека с пистолетом я — мишень. Против стаи — тоже. Моя единственная защита — это мозги и Дар.

Ночью я снова выпил гороховый коктейль. Вкус стал чуть менее противным, или я просто привык. Контроль проверил на Бобике. Заставил его подойти к самой кромке воды. Тварь упиралась, скулила, посылала мне волны панического ужаса, но шла. Остановился он только тогда, когда вода коснулась подошв его ботинок. Дальше — стена. Ментальный барьер страха был настолько сильным, что, пытаясь продавить его, я почувствовал, как у меня самого начинает носом идти кровь.

— Ладно, живи, — отпустил я его. Зомби пулей отлетел от воды и забился под куст.

Вывод: заставить их зайти в воду невозможно. Это хорошая новость — на воде мы в безопасности от зараженных. Плохая новость — переправы и броды для них закрыты, значит, они скапливаются у мостов. А нам под этими мостами проплывать.

Утро встретило нас густым туманом. Река парила. Видимость — метров десять.

— Пора, — сказал я, сталкивая плот на воду. Он закачался, но держал осадку уверенно. Канистры работали.

Катя, хромая, подошла к воде. Я помог ей забраться на настил. Сам залез следом, оттолкнулся шестом от дна. Течение здесь было слабым, но уверенным. Нас медленно подхватило и понесло прочь от берега, ставшего мне домом на целый месяц.

Я оглянулся. На берегу сидел Бобик. Он смотрел нам вслед своими мутными глазами. Внезапно мне стало даже немного жаль этого уродца. Он был моим первым успешным проектом.

— Прощай, друг, — прошептал я и оборвал ментальную нить.

Тварь дернулась, завертела головой, словно проснувшись, и тут же издала голодное урчание, уставившись на нас. Но вода разделяла нас надежной стеной.

Мы уходили в туман. Впереди была неизвестность, позади — смерть. Нормальный расклад для Улья.

— Держись за веревки, — бросил я Кате, садясь на нос плота и всматриваясь в молочную белизну. — И молчи. Звук над водой разносится далеко.

Глава 8. Рыбалка

Река менялась. То широкое, ленивое течение, которое несло нас первые пару часов, сменилось нервным, дерганным потоком. Берега начали сжиматься, словно тиски. Зеленая стена леса с одной стороны и бетонная набережная промзоны с другой подступали всё ближе, нависая над водой угрюмыми громадами.

Туман рассеялся, и это было скорее плохо, чем хорошо. Теперь нас видели.

Катя сидела в центре плота, вцепившись побелевшими пальцами в веревочную обвязку ящика с припасами. Она молчала. Видимо, поняла правила игры: звук над водой — это мишень на лбу. Я стоял на корме, работая шестом, корректируя курс. Глубина здесь была приличная, шест то и дело уходил в черную воду, не доставая дна, и мне приходилось использовать его как весло.

Мы вошли в "бутылочноегорлышко". Ширина русла — метров десять, не больше. Слева — старый причал, заваленный ржавыми контейнерами. Справа — крутой берег, поросший кустарником. Течение здесь ускорилось, воду закручивало в небольшие воронки.

Я почувствовал их раньше, чем увидел. Мой ментальный радар, разогнанный утренней дозой уксусного коктейля, поймал вспышки тупой, агрессивной злобы.

— Пригнись, — коротко бросил я.

Катя послушно вжалась в настил, накрыв голову руками.

На краю причала показалась фигура. Бегун. Свежий, в изодранной спецовке. Он заметил нас сразу. Никаких прелюдий, никакого рычания. Тварь просто разбежалась и, оттолкнувшись от края бетона, взмыла в воздух.

Прыжок был хорош. Для человека — рекордный. Для зараженного — стандартный. Он летел, вытянув руки, целясь точно в середину плота.

Я не стал паниковать. Я ждал. В тот момент, когда гравитация начала брать свое, я резко навалился всем весом на шест, упирая его в воду под углом. Плот вильнул влево, тяжело переваливаясь через волну.

Бегун промахнулся. Ненамного, всего на полметра. Его руки чиркнули по краю канистр, когти скрежетнули по пластику, но зацепиться было не за что. С громким всплеском он рухнул в воду.

Плот качнуло так, что Катя охнула, едва не скатившись за борт. Я удержал равновесие, широко расставив ноги.

— Сиди тихо, — прошипел я.

Из воды никто не вынырнул. Тварь ушла на дно камнем. Вода бурлила еще пару секунд, выпуская крупные пузыри воздуха, и успокоилась. Плавать они не умеют. Мышечная масса огромная, жира нет, легкие не держат. Топоры с зубами.

Я посмотрел на пузыри, и в голове щелкнула прагматичная, жадная мысль.

Это был споран. Может, два. И они просто утонули.

Впереди, метрах в пятидесяти, берега сходились еще плотнее. Там, на бетонном парапете, я заметил движение. Еще двое. Один покрупнее, жилистый, уже начавший мутировать в кого-то серьезного. Лотерейщик начальной стадии? Возможно.

— Держись, — скомандовал я. — Сейчас будет штормить.

Я не стал уходить к дальнему берегу. Наоборот, я направил плот ближе к центру, чуть замедляя ход. Я превращал нас в наживку.

Твари увидели добычу. Синхронное урчание, топот босых ног по бетону. Они бежали параллельно нам, ожидая момента, когда дистанция сократится до минимума.

— Что ты делаешь? — прошептала Катя, глядя на приближающихся монстров расширенными от ужаса глазами. — Отворачивай!

Я проигнорировал её. Мне нужно было идеальное место. Глубокое, с чистым подходом для прыжка, чтобы они не сомневались.

Вот оно. Разрыв в ограждении набережной. До воды метров пять по горизонтали и метра три вниз. Идеальный трамплин.

Я ментально потянулся к бегущему впереди. Не приказ, нет. На таком расстоянии и в движении полноценный контроль перехватить сложно. Я просто "подтолкнул" его голод. Мясо близко. Прыгай. Жри.

Тварь взревела и сиганула вниз.

— Вправо! — крикнул я сам себе, наваливаясь на шест.

Плот резко ушел в сторону. Слишком резко. Канистры заскрипели. Тело мутанта врезалось в воду совсем рядом от моего борта. Фонтан брызг накрыл нас с головой. Волна подбросила плот, ящик с припасами поехал, но ремни удержали.

Второй, тот, что покрупнее, прыгнул следом, не глядя на неудачу собрата. Тупой инстинкт.

Этот летел дальше. Он метил мне в голову.

Я бросил шест и упал на настил. Тварь пролетела надо мной, задев ногой рюкзак. Когти распороли брезент, но инерция утащила его дальше. Глухой всплеск с другой стороны плота.

Плот закрутило. Мы сделали полный оборот, пока течение выравнивало нас.

Два бульканья. Тишина.

Я поднялся, отряхиваясь от воды. Катя смотрела на меня как на сумасшедшего.

— Ты… ты специально? — её голос дрожал.

— Еда сама себя не добудет. А спораны — тем более, — буркнул я, подбирая шест.

Я подогнал плот к тому месту, где пузыри еще поднимались на поверхность. Глубина здесь была метра четыре, вода темная, но прозрачная. Солнце стояло высоко, лучи пробивали толщу.

— Держи шест, — я сунул ей в руки гладкую палку. — Если кто-то полезет из воды — бей в голову. Если полезут с берега — отталкивайся.

— А ты?

— А я на рыбалку.

Я сбросил ботинки, снял куртку, оставшись в штанах и майке. Нож — в зубы. Второй нож — в руку.

Погружение в воду Стикса — это всегда риск. Не потому, что холодно, а потому, что ты лезешь в среду, где ты не хищник. Я набрал полную грудь воздуха и нырнул "солдатиком", чтобы быстрее уйти на дно.

Вода обожгла холодом. Глаза пришлось открыть сразу. Муть, водоросли, какой-то мусор.

Первого я увидел сразу. Он лежал на дне, раскинув руки, словно отдыхал. Пузыри воздуха все еще выходили из его одежды. Он не был мертв, нет. Зараженные могут обходиться без воздуха долго. Но давление и паника прижали его ко дну. Он дергался, пытаясь оттолкнуться, но делал это хаотично, лишь взбаламучивая ил.

Я подплыл к нему со спины. В воде движения были замедленными, как во сне. Тварь почувствовала меня, попыталась развернуться, махнула когтистой лапой. Я увернулся, перехватив его за шею.

В воде они еще более неуклюжие, чем на суше. Опоры нет. Я вонзил нож в основание черепа. Раз, другой. Тело обмякло, перестав дергаться. Теперь самое сложное. Споровой мешок. В воде всё скользкое, руки мерзнут. Я полоснул лезвием по затылку, нащупал паутину. Пальцы нашли твердые шарики. Вырвать. Зажать в кулак.

Воздух заканчивался. Легкие начали гореть.

Второй, тот что покрупнее, лежал чуть дальше. Он не дергался. Видимо, ударился головой о какую-то арматуру на дне при падении. Повезло.

Я рванул к нему. Времени всплывать и нырять снова не было — течение сносило плот. Нужно успеть.

Подплыл. Перевернул тяжелую тушу, пришлось повозиться, загоняя нож в затылок. Темная кровь густым облаком поползла в воде, закрывая обзор.

Наконец, есть. В ладонь легло что-то крупное. Еще один горох? Или просто сросшиеся спораны? Разглядывать некогда.

Я оттолкнулся от дна, работая ногами изо всех сил. Грудь разрывало. Перед глазами плыли черные круги.

Вынырнул я метрах в пяти от плота, жадно глотая воздух.

— Эй! — негромко крикнул я, привлекая внимание Кати. Она испуганно вертела головой, пытаясь удержать плот на месте неумелыми движениями шеста.

Я в несколько гребков добрался до борта, закинул добычу на настил, а потом подтянулся сам. Руки дрожали.

Катя смотрела на горстку окровавленных шариков, лежащих на автомобильном коврике.

— Ты псих, — констатировала она. В её голосе было больше удивления, чем осуждения.

— Я жив, — парировал я, вытирая лицо мокрой майкой. — И теперь мы стали богаче.

Я пересчитал добычу. Четыре обычных спорана и один крупный, бугристый. Не горох, но что-то близкое, скорее всего, от перекачанного бегуна.

— Греби, — сказал я, указывая ей на середину реки. — У нас еще полдня пути, а я замерз как собака.

Она молча взяла второй шест. Руки у неё дрожали, ожоги на лице побагровели от напряжения, но она не жаловалась. Учится.

Мы плыли молча. Река постепенно успокаивалась, вырываясь из бетонных тисков промзоны. Берега стали ниже, снова потянулась зелень, но теперь она не радовала глаз, а вызывала паранойю. В каждом кусте мне мерещились голодные глаза.

Катя гребла. Неумело, часто сбиваясь с ритма, но упрямо. Я видел, как дрожат её руки, как на лбу выступает испарина, но молчал. Пусть привыкает. Здесь жалость убивает быстрее пули.

Солнце начало клониться к закату, окрашивая воду в багровые тона. Красиво и жутко. Словно вся река превратилась в артерию, из которой выпустили кровь.

— Зачем? — вдруг спросила Катя, не переставая работать шестом.

Я сидел на ящике, перебирая добычу. Спораны нужно было промыть от слизи и крови, но тратить на это питьевую воду я не собирался, а речной водой мыть — только заразу разносить. Пришлось просто обтереть их тряпкой, пропитанной спиртом.

— Что «зачем»? — переспросил я, разглядывая тот самый крупный, бугристый шарик. Он был странным. Темнее обычных, с какими-то прожилками.

— Зачем ты ковырялся у них в головах? Это… это какая-то валюта? Или трофей?

Она кивнула на горстку серых виноградин, лежащих на коврике.

— Это жизнь, Катя, — я спрятал добычу в герметичный пакет. — В самом прямом смысле. Видишь ли, тот мир, который ты знала, сдох. А мы — черви, которые ползают в его трупе.

Я зачерпнул ладонью воду из реки, понюхал её. Пахло тиной и гнилью.

— Ты, я, те твари на берегу — мы все заражены. В каждом из нас сидит паразит. Только кому-то повезло, и его иммунная система договорилась с подселенцем, а кому-то — нет.

— Я заражена? — она бросила весло, в ужасе уставившись на свои руки, словно ожидала увидеть там черные вены.

— Не истери, — я пинком пододвинул ей шест обратно. — Греби. Да, ты заражена. С первой секунды, как вдохнула этот воздух. Или выпила местной воды. Но ты иммунная. Редкий вид, вымирающий. Твой организм не превращается в биомассу, как у тех бегунов. Пока что.

— Пока что?

— Пока ты пьешь живчик, — я похлопал по фляге. — Эта дрянь, которую я добываю из их голов — спораны. Это концентрат того самого паразита. Мы делаем из него настойку на спирту. Пьем — и наш внутренний паразит доволен, он не жрет нас изнутри. Перестанем пить — начнется ломка. Потом мучительная смерть. Или, если очень «повезет», ты превратишься в тупую тварь, которая будет жрать других, чтобы добыть спораны уже для себя.

Она молчала долго, переваривая информацию. Видимо, картинка мира, где нужно пить вытяжку из мозгов чудовищ, чтобы оставаться человеком, укладывалась в голове с трудом.

— А спирт зачем? — наконец спросила она.

— Чтобы убить заразу в самой воде и в споранах. Иначе будет очень плохо. Вроде живой, вроде мыслишь, но на человека похож не больше, чем я на балерину.

Я усмехнулся, вспомнив своего Бобика.

— Кстати, про воду. Запомни правило номер один: никогда, слышишь, никогда не пей сырую воду. Даже если умираешь от жажды. Даже если она кажется чистейшей родниковой слезой. Выпьешь — станешь зомби. Без вариантов. Только кипятить, только со спиртом, только с живчиком.

— Поняла, — тихо ответила она. В её глазах плескался страх, но это был правильный страх. Тот, который заставляет быть осторожным, а не тот, который парализует.

Сумерки сгущались. Тени от деревьев удлинились, превращаясь в черные щупальца, ползущие по воде. Река стала выглядеть враждебно.

Ночевать на воде, на хлипком плоту — идея так себе. Течение может прибить к берегу, может нанести на корягу, которая пропорет канистры. Да и земноводные твари, вроде той, что я видел ночью, наверняка выходят на охоту в темноте.

Нужно искать место.

— Смотри, — я указал рукой вперед.

Река делала широкий изгиб. Ближе к середине русла, метров за двести от нас, из воды торчал ржавый, покосившийся силуэт.

Баржа. Старая, плоскодонная, видимо, груженая песком или щебнем, она села на мель задолго до того, как этот кусок мира провалился в Улей.

Она стояла под углом, нос задран вверх, корма почти ушла под воду. Вокруг нее образовался наносной островок из ила и плавника.

— Выглядит… ненадежно, — с сомнением протянула Катя.

— Выглядит как крепость, — возразил я, налегая на шест. — До берега далеко. Твари воду не любят. Если там внутри никто не сидит, то это лучший отель «Хилтон», на который мы можем рассчитывать.

Мы подошли к барже со стороны кормы. Ржавый металл возвышался над водой на добрых три метра. Борта были гладкими, зацепиться не за что.

Но ближе к носу я заметил свисающую цепь. Видимо, якорную.

— Держи плот, — скомандовал я, хватаясь за холодные, скользкие звенья.

Подъем дался тяжело. Мышцы забились после целого дня гребли и ныряний. Но я вскарабкался на палубу, чувствуя под ногами шершавую, изъеденную коррозией сталь.

Палуба была пуста. Лишь кучи мусора, нанесенного ветром, да открытый люк трюма, зияющий черным провалом.

Я подошел к краю люка, прислушался. Тишина. Пахло сыростью, мазутом и старой ржавчиной. Запаха мертвечины или экскрементов, который неизбежно сопровождает логова зараженных, я не учуял.

— Чисто! — крикнул я вниз, сбрасывая конец найденного на палубе троса.

Поднять рюкзаки и ящик с припасами было делом техники. Потом я помог забраться Кате.

Она упала на нагретый за день металл и закрыла глаза.

— Мы живы, — прошептала она.

— Пока да, — кивнул я, оглядывая окрестности.

С высоты баржи река просматривалась отлично. Берега уже тонули в темноте, но вода еще отражала последние отблески неба.

Мы были на острове из стали посреди враждебного мира. Никаких стен, никакой крыши, но вода вокруг давала иллюзию безопасности.

Я достал из кармана тот самый крупный споран. В сумерках он казался почти черным.

Впереди была ночь. И я очень надеялся, что местные обитатели глубин не умеют лазать по якорным цепям.

Глава 9. Крушение

Утро на барже было обманчиво спокойным. Река несла свои воды лениво, туман клочьями висел над поверхностью, скрывая берега. Я сидел на краю люка, болтая ногами над темной водой, и допивал свой утренний «коктейль Молотова» — водка, вода, растворенный споран.

Гадость редкостная, желудок каждый раз сжимался в комок, но голова прояснялась мгновенно. Ментальный радар заработал, сканируя пространство. Пока чисто.

Катя спала, свернувшись калачиком на куче брезента. Ей снилось что-то плохое — она тихо скулила во сне и дергала обожженной рукой. Пусть спит. Сегодня ей понадобятся силы.

Я достал тот самый странный, крупный споран, который добыл вчера. При свете дня он выглядел еще необычнее. Не серый, как у рядовых мутантов, а с красноватыми прожилками, словно налитый кровью глаз. Он был теплым.

Рисковать и растворять его сейчас я не стал. Сначала надо выбраться в более спокойные воды.

— Подъем, — я пнул Катю по ботинку. — Солнце встало, пора и нам.

Спуск на плот прошел без приключений. Мы отчалили от ржавого бока баржи и снова отдались воле течения.

Первые два часа прошли в напряженном молчании. Река петляла. Промзона окончательно исчезла, уступив место дикому, разросшемуся лесу. Деревья здесь были огромными, неестественно высокими, с переплетенными кронами, создающими зеленый туннель над водой.

— Красиво, — тихо сказала Катя.

— Опасно, — поправил я. — Видишь, ветки свисают почти до воды? Это идеальный мост для тех, кто не умеет плавать, но очень хочет кушать.

Словно накаркал.

Река сделала резкий поворот, и мы влетели в затор. Огромное дерево, рухнувшее с подмытого берега, перегородило русло почти полностью, оставив узкий проход у самого правого берега. Вода там бурлила, перекатываясь через топляк.

— Греби влево! — крикнул я, налегая на шест. — Надо притормозить!

Но течение здесь было сильным. Плот, тяжелый и инертный, слушался плохо. Нас неумолимо тащило в горлышко.

И тут я почувствовал их.

Не одного, не двух. Целую стаю. Они сидели на стволе упавшего дерева, скрытые листвой, как стервятники.

— Ложись! — заорал я, бросая шест и выхватывая топорик.

Из зелени выпрыгнула первая тварь. Бегун. Он пролетел мимо, шлепнувшись в воду в метре от борта. Брызги, бульканье — и тишина. Утонул.

Но следом пошли другие.

Они падали с веток дождем из гниющего мяса. Второй бегун рухнул прямо на ящик с припасами. Пластик хрустнул. Тварь взревела, пытаясь удержаться на качающейся палубе.

Я ударил его ментально. «Замри!»

Он застыл, но инерция никуда не делась. Плот накренился, черпнул бортом воду.

И в этот момент на нас прыгнул вожак.

Это был лотерейщик. Крупный, с раздутой грудной клеткой и длинными, почти до колен, руками. Он не промахнулся.

Тварь приземлилась на край плота с грацией падающего рояля. Рама из ивовых бревен, скрепленная ремнями, жалобно застонала и… лопнула.

Конструкция сложилась пополам. Канистры, вырванные из сеток, брызнули в стороны, как пробки из шампанского.

Я почувствовал, как уходит опора из-под ног. Ледяная вода сомкнулась над головой.

Паника — это первое, что убивает в воде. Я задавил её в зародыше. Глаза открыты. Муть. Пузыри. Рядом барахтается Катя, её тянет на дно намокшая куртка.

Чуть дальше — лотерейщик. Он вцепился в остатки настила, на котором лежал наш рюкзак с едой и палаткой, и яростно молотил по воде ногами. Он не тонул, держась за плавучий мусор, но и плыть не мог.

Я рванул к Кате. Схватил её за шиворот, дернул вверх. Мы вынырнули, жадно глотая воздух.

— К берегу! — прохрипел я, указывая на крутой склон, заросший кустарником. — Быстро!

Мы гребли из последних сил. Течение пыталось утащить нас под завал из бревен, где наверняка застряли те бегуны, что упали раньше. Если нас затянет туда — конец.

Я оглянулся. Лотерейщик, поняв, что его плот несет не туда, бросил обломки и попытался допрыгнуть до нас, оттолкнувшись от бревна.

У него почти получилось. Когтистая лапа чиркнула по воде в сантиметре от моей ноги.

— Умри! — я вложил в ментальный удар всю злость, весь страх, всю энергию, что дал мне утренний споран.

Удар получился грубым, как кувалдой. Я не пытался его контролировать, я просто ударил по его мозжечку, заставляя мышцы сжаться в спазме.

Тварь скрючило прямо в полете. Он рухнул в воду бесформенным кулем и камнем пошел на дно.

В голове взорвалась сверхновая. Из носа хлынула кровь, смешиваясь с речной водой. Меня повело, но ноги уже коснулись дна.

Мы выползли на берег, кашляя и отплевываясь. Мокрые, дрожащие, жалкие.

Я упал на траву, глядя на реку. Остатки плота, наш ящик с едой, инструменты, теплые вещи — всё это кружилось в водовороте у завала, медленно уходя под воду или застревая в ветках, где уже копошились выбравшиеся бегуны.

— Мы всё потеряли… — прошептала Катя, стуча зубами.

— Мы живы, — огрызнулся я, утирая кровь с лица рукавом мокрой рубашки. — А это главное. Вставай. Здесь оставаться нельзя. Те, кто не утонул, сейчас вылезут на этот берег.

У нас остались только то, что было на себе. Мой поясной набор: нож, фляга, спички в гермопакете, топорик за поясом и малый рюкзак у Кати, в котором лежала аптечка и пара банок тушенки. Всё.

Ни палатки, ни сменной одежды, ни запаса воды.

Мы углубились в лес. Шли быстро, почти бежали, стараясь уйти как можно дальше от проклятой реки.

Лес здесь был другим. Старым. Очень старым. Деревья-исполины, стволы которых не обхватить и втроем, были покрыты толстым слоем мха. Подлеска почти не было, только папоротники высотой по грудь и мягкая пружинящая подстилка из хвои.

Здесь пахло сыростью, грибами и чем-то сладковатым, тревожным.

Через час быстрой ходьбы Катя начала сдавать. Она спотыкалась, дыхание сбилось. Ожоги, хоть и заживающие, давали о себе знать.

— Привал, — скомандовал я, хотя сам готов был идти до ночи, лишь бы подальше от воды.

Мы остановились на небольшой поляне. Солнце едва пробивалось сквозь кроны. Было тихо. Слишком тихо. В нормальном лесу птицы поют, насекомые жужжат. Здесь же стояла ватная тишина, нарушаемая только нашим сиплым дыханием.

— Что теперь? — спросила Катя, обнимая себя за плечи.

— Теперь мы пешеходы. Ищем ночлег. Желательно с крышей и стенами.

Мы двинулись дальше, но уже осторожнее. Я включил "радар" на минимум, экономя силы. Голова все еще побаливала после удара по лотерейщику.

Спустя полчаса я уловил запах. Слабый, едва различимый, но чужеродный для леса. Запах старого дыма и… гнили? Нет, не трупной. Запах помойки.

— Туда, — я махнул рукой вправо, где деревья расступались.

Мы вышли на просеку. Старую, заросшую, но все еще угадываемую дорогу. А в конце нее, на небольшом возвышении, стоял дом.

Это был не современный коттедж и не деревенская развалюха. Это был добротный сруб, потемневший от времени, с высокой двускатной крышей, поросшей мхом. Окна были узкими, похожими на бойницы. Вокруг дома — остатки частокола.

— Охотничий домик, — прошептал я. — И судя по виду, он здесь уже лет сто.

— Там кто-то есть? — Катя спряталась за моей спиной.

Я прислушался. Никаких ментальных сигналов. Ни страха, ни голода, ни ярости. Пустота.

— Проверим.

Мы подошли к дому. Дверь, массивная, дубовая, была приоткрыта. На пороге валялась пустая консервная банка. Этикетка выцвела, но надпись "Говядина тушеная" еще читалась. Наша, современная. Значит, гости здесь были недавно.

Я толкнул дверь ногой, держа топорик наготове.

Внутри пахло застоявшимся перегаром, грязным бельем и несвежей едой. Полумрак. Лучи света, пробивающиеся сквозь грязные стекла, выхватывали из темноты интерьер.

Здесь жили. И жили свиньи.

В центре большой комнаты стоял грубый стол, заваленный пустыми бутылками и объедками. На полу валялись матрасы, явно притащенные из разных мест — один полосатый, другой в цветочек, третий просто кусок поролона. Все грязные, в пятнах.

Но не это привлекло мое внимание.

В углу комнаты, ввинченные прямо в бревенчатую стену, торчали массивные рым-болты. К ним были прикованы цепи. Короткие, с наручниками на концах.

Под цепями на полу лежало тряпье. Женская одежда. Разорванная, в бурых пятнах засохшей крови. Бюстгальтер, джинсы, какое-то легкое платье.

— О боже… — выдохнула Катя, зажимая рот рукой.

Я прошел дальше, стараясь не наступать на мусор. На столе, среди бутылок, лежал нож. Хороший, охотничий, но с обломанным кончиком. Рядом — колода карт и пепельница, полная окурков.

Я провел пальцем по столу. Слой пыли небольшой. Неделя, может две.

— Это просто… падальщики.

— Они убили её? — Катя кивнула на разорванную одежду.

— Или её, или их. Тут одежды на троих хватит. Развлекались.

Я почувствовал, как внутри поднимается холодная волна брезгливости. Я не моралист. Я сам убил человека ради машины. Но это… Это была бессмысленная, пьяная жестокость тех, кто почувствовал безнаказанность.

— Они ушли? — спросила Катя.

— Ушли, — я поднял с пола гильзу 12-го калибра. — Но обещали вернуться. Запасы не тронуты, вон в углу ящики стоят. Скорее всего, ушли на рейд или за новой… добычей.

— Мы останемся здесь?

Я посмотрел на темнеющее небо за окном, потом на цепи в углу, потом на Катю, которая едва держалась на ногах от усталости.

— Да. На одну ночь. Двери здесь крепкие, стены толстые. Забаррикадируемся.

Я подошел к ящикам в углу. Вскрыл один монтировкой. Тушенка, макароны, блоки сигарет, несколько бутылок водки.

— Бинго, — безрадостно усмехнулся я. — Хозяева — ублюдки, но хозяйственные.

— Мне страшно, — призналась Катя. — Здесь плохая энергетика.

— Энергетику на хлеб не намажешь, — отрезал я, бросая ей банку тушенки. — Ешь. Пей живчик. И спать. Я покараулю.

Я сел за грязный стол, смахнув мусор на пол. Положил перед собой топорик.

Этот дом был ловушкой. Удобной, сытной, но ловушкой. Если хозяева вернутся сегодня ночью — нам конец. У них есть оружие, у них есть численное преимущество, и у них нет совести.

Но в лесу нас ждут твари. А здесь — стены.

Из двух зол я выбрал то, у которого есть крыша.

Я достал из кармана трофейный красный споран. Он словно пульсировал в руке.

Если придут "гости", мне понадобится много сил. Очень много.

— Спи, Катя, — тихо сказал я. — Завтра мы найдем им применение. Всем. И этому дому, и его хозяевам, если они рискнут показаться.

Спать мне не дали. И слава Улью, иначе я бы проснулся уже с дыркой в голове.

Я сидел, уронив голову на руки, провалившись в липкую, тревожную дремоту, когда меня коснулась рука. Ледяная.

— Молчун, — шепот Кати был тише шороха мыши в соломе. — Там.

Я открыл глаза, мгновенно стряхивая сон. Рефлексы, отточенные месяцем выживания, сработали быстрее мозга. Рука сама легла на топорик.

Катя сидела на своем матрасе, бледная как мел, вжимаясь спиной в стену. Её глаза были широко распахнуты, но смотрела она не на меня, а в заколоченное досками окно, выходящее на просеку.

Она медленно, дрожащей рукой, указала пальцем в щель между досками.

— Трое, — выдохнула она. — Справа от тропы. За старым пнем. Пятьдесят метров… нет, уже сорок. Они остановились.

Я не стал спрашивать, откуда она знает. В Стиксе лишние вопросы — это роскошь. Если иммунная говорит, что чувствует задницей неприятности — значит, надо сжимать булки и готовиться.

— Ждут? — тихо спросил я, сползая со стула и на корточках перемещаясь к стене, подальше от простреливаемых зон.

— Слушают, — она закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. — Злые. Очень злые. Подходят… Тридцать метров. Один отходит левее, к углу дома. Двое прямо.

Дар. У девчонки прорезался Дар. И очень полезный, надо сказать. Живой радар. Если выживем — цены ей не будет.

— Уходи в дальний угол, за печку, — скомандовал я шепотом. — И прижмись к полу. Что бы ни случилось — не высовывайся.

Я задул огарок свечи, погружая комнату в серую предрассветную муть. Взял со стола монтировку. Топорик за пояс. Нож в рукав. Не густо против троих, которые наверняка пришли не с пустыми руками.

Снаружи хрустнула ветка. Потом тишина. Тягучая, плотная.

— Эй! — голос прозвучал громко, нагло, совсем рядом с дверью. — В доме! Чья колымага у реки?

Заметили следы. Или остатки плота прибило к берегу. Опытные ублюдки.

Я молчал.

— Слышь, крыса, я знаю, что ты там, — голос стал жестче. — Выходи. По-хорошему. Оставишь хабар, и, может быть, мы тебя просто отпиздим, а не пристрелим.

Я прижался спиной к стене рядом с дверным косяком, взвешивая в руке тяжелый лом.

— Занято! — крикнул я в ответ, стараясь, чтобы голос звучал скучающе. — Горничная еще не убрала прошлых постояльцев. Приходите после обеда. Или никогда. Лучше никогда.

Снаружи хохотнули. Недобро так, с предвкушением.

— Юморист, — констатировал голос. — Глянь, Серый, к нам Петросян заехал. Слышь, клоун, нас трое. У нас стволы. А у тебя, судя по следам, только баба и голая жопа. Считаю до трех. Не выйдешь — сожжем нахер вместе с избой. Раз…

Блефуют. Жечь свой схрон с запасами они не станут. А вот гранату в окно кинуть могут. Или просто изрешетить дверь.

— Два…

— Мужики, да погодите вы! — крикнул я, изображая панику. — Выхожу! Не стреляйте! Тут баба, я не один!

— Баба — это хорошо, — сально прокомментировал второй голос, более высокий и скрипучий. — Баба нам пригодится. Прошлая быстро кончилась. Выходи, руки в гору!

Я шагнул назад, вглубь темной комнаты, подальше от дверного проема.

— Мужики, вы же понимаете, что это не по-христиански? — крикнул я дрожащим голосом, изображая испуганного интеллигента. — Мы просто переночевать зашли! Еды почти нет, патронов нет…

— Вот мы и проверим! — хохотнули снаружи. — Считаю до трех! Раз!

Пока он считал, я действовал. Быстро, беззвучно, зло.

Времени на сложные инженерные конструкции не было, поэтому в ход пошла классика выживания в трущобах.

Схватил со стола бутылку с недопитым прогорклым маслом — наследие прошлых жильцов — и выплеснул содержимое на пол перед входом. Лужа получилась знатная, скользкая, как сопли лотерейщика.

Рядом, чуть сбоку от двери, я поставил тяжелый ящик с тушенкой. Не для того, чтобы он упал, а как спотыкач. В темноте, врываясь в помещение, под ноги никто не смотрит.

— Катя, — одними губами шепнул я. — Угол. За печь. И накройся матрасом. Будет шумно.

Она кивнула, бледная, с огромными глазами, но метнулась в укрытие бесшумно. Умница.

— Два! — орали за дверью.

Я отступил к окну, на которое указала Катя. То самое, где засел третий. Если верить её «радару», он сейчас прижимается ухом к доскам.

В руке у меня был топор. В другой — горсть пепла из пепельницы, смешанного с табачной крошкой и пылью. Самое дешевое и надежное средство ближнего боя.

— Три! Ну всё, сучара, ты сам выбрал! — заорал главарь.

Дверь слетела с петель от мощного удара ногой.

В комнату ворвался первый. Здоровенный детина, настоящий шкаф. Он шагнул уверенно, по-хозяйски, держа перед собой обрез.

И тут сработала физика.

Его тяжелый берц наступил в масляную лужу. Нога поехала вперед, тело по инерции откинуло назад. Он взмахнул руками, пытаясь поймать равновесие, и в этот момент его вторая нога зацепилась за ящик.

Грохот стоял такой, словно рухнул стеллаж с посудой. Детина шлепнулся на спину с глухим, влажным звуком, вышибая из себя дух. Обрез грохнул, высаживая заряд картечи в потолок.

— Сука! — заорал он, пытаясь встать.

Но я уже не смотрел на него. Я ждал второго.

Как я и рассчитывал, звук выстрела и падения стал сигналом для группы поддержки. Окно, возле которого я стоял, разлетелось в щепки. Снаружи ударили прикладом, выбивая доски.

В проем полез щуплый, жилистый мужик с пистолетом. Он спешил, боясь, что всё веселье пройдет без него.

Он просунул голову и руку с оружием внутрь.

— Сюрприз, — прошептал я.

Моя рука метнулась вперед, швыряя ему в лицо жгучую смесь пепла и табака.

— А-а-а! Глаза! — взвизгнул он, рефлекторно хватаясь свободной рукой за лицо.

В этот момент я ударил. Не топором — лезвие могло застрять в раме. Я ударил обухом. Коротко, жестко, сверху вниз, прямо по темени.

Хрустнуло. Тело обмякло и повисло на подоконнике, как мешок с картошкой. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев внутрь комнаты.

Я подхватил Макаров на лету.

— Минус один, — констатировал я.

Сзади послышалось рычание. «Танк» у двери наконец-то смог подняться. Он был зол. Очень зол.

Его кожа на лице и руках стала серой, бугристой. Дар. Каменная кожа или хитин, хрен разберешь в темноте, но выглядит внушительно.

— Я тебе кишки через ноздри вытащу! — проревел он, бросая бесполезный разряженный обрез и выхватывая огромный тесак.

Он бросился на меня, игнорируя скользкий пол. Тяжелый, бронированный, неумолимый.

Стрелять в такого из ПМ — только злить. Калибр маловат, да и рикошет в тесном срубе — вещь неприятная.

Я юркнул под стол. Тесак снес угол столешницы, разбрасывая щепки.

— Иди сюда, гнида! — он пнул стол, и тяжелая деревянная конструкция отлетела в сторону, как картонная коробка.

Я оказался открыт. Он замахнулся для удара сверху.

У меня были доли секунды. Бежать некуда. Блокировать удар ломом — руки отсушит, а то и сломает.

На полу валялась цепь. Та самая, которой приковывали пленниц. Один конец был намертво вбит в стену.

Я перекатился, хватая цепь посередине.

Тесак вонзился в пол в сантиметре от моего бедра. Пока он выдергивал лезвие, я метнулся ему за спину, накидывая цепь на его шею.

— Души! — почему-то крикнул я сам себе.

Я уперся ногой ему в поясницу и рванул цепь на себя.

Здоровяк захрипел. Его каменная кожа могла держать удары ножа, может даже пули, но она не спасала от удушения. Кадык у него был такой же хрупкий, как и у всех.

Он бросил тесак и вцепился руками в цепь, пытаясь её оттянуть. Сила у него была чудовищная. Меня начало отрывать от пола.

— Стреляй! — заорал я Кате.

Я не знал, сможет ли она. Готова ли она убить человека.

Из-за печки высунулась рука с чем-то блестящим. Это была не пушка. Это был тот самый охотничий нож со сломанным кончиком, который я оставил на столе.

Катя выскочила из укрытия. В её глазах был дикий ужас, но двигалась она решительно.

Здоровяк был занят мной. Он почти сбросил петлю, его локоть врезался мне в ребра, вышибая воздух.

Катя с разбегу вогнала нож ему в бедро. В мягкую ткань, там, где штанина задиралась, и каменная броня, видимо, была тоньше или не успела сформироваться полностью.

Он взвыл, дернулся, и его хватка на секунду ослабла.

Этого хватило. Я рванул цепь изо всех сил, вкладывая в рывок вес всего тела и злость загнанной крысы.

Хруст ломаемых шейных позвонков прозвучал громче выстрела.

Огромная туша обмякла и рухнула на меня, придавливая к полу.

— Слезь с меня, кусок дерьма! — прохрипел я, выбираясь из-под тяжелого, воняющего потом тела.

— Ты жив? — Катя стояла рядом, сжимая окровавленный нож. Её трясло.

— Жив, — я подобрал пистолет. — Но это еще не всё. Был третий.

Тот, кто командовал парадом. Главарь. Он остался снаружи.

Я подошел к выбитой двери, прижимаясь к стене.

Тишина.

— Эй, Лысый! Серый! Вы че там, уснули? — голос снаружи звучал напряженно. Он понял, что план пошел по бороде.

Я выглянул в щель. Темнота. Никого.

Катя дернула меня за рукав. Она снова указывала пальцем. Теперь — на крышу.

— Он там, — одними губами прошептала она. — Над дверью. Ждет, когда ты выйдешь.

Ах ты ж хитрая тварь. Решил поиграть в ниндзя.

У него преимущество высоты. Если я высунусь — получу очередь в макушку.

Я посмотрел на потолок. Доски старые, рассохшиеся. Щели.

— Катя, тащи обрез, — шепнул я.

Она метнулась к трупу здоровяка, подобрала оружие.

— Там один патрон остался, — предупредил я. — Мне нужен только шум.

Я взял со стола бутылку водки, оторвал кусок тряпки от матраса, запихнул в горлышко. Зажигалка щелкнула, поджигая импровизированный фитиль.

— Когда я скажу, стреляй в потолок. Вон туда, ближе к выходу. Поняла?

Она кивнула, сжимая тяжелый обрез двумя руками.

— Давай!

Грохнул выстрел. Картечь прошила гнилые доски крыши. Сверху раздался испуганный вскрик и топот — бандит шарахнулся от неожиданного удара снизу.

Я выскочил на крыльцо и швырнул коктейль Молотова вверх, на крышу.

Бутылка разбилась о скат, огненная жижа растеклась по сухому мху и дереву.

— Горим! — заорал бандит.

Пламя занялось мгновенно. Дым, жар. Ему пришлось прыгать.

Он сиганул вниз, прямо перед крыльцом. Приземлился мягко, по-кошачьи. В руках — автомат. Перед ним вспыхнула полупрозрачная пленка. Кинетический щит.

Он увидел меня. Ухмыльнулся.

— Ну привет, герой.

Щит. Пули его не возьмут. Топор тоже.

Но он стоял на земле. На сырой, утренней земле, покрытой росой.

— Привет, — ответил я.

И выстрелил. Не в него. А в баллон с пропаном, который стоял у стены дома, наполовину вросший в землю. Тот самый, которым эти уроды, видимо, заправляли плитку. Шланг от него тянулся через стену на кухню.

Пуля дзынькнула о металл. Искры. Газ.

Взрыва как в голливудском кино не было. Была вспышка. Объемный хлопок газа, который вырвался из пробитого баллона и смешался с огнем с крыши.

Ударная волна швырнула меня обратно в дом.

Бандита с его щитом накрыло огненным шаром. Щит держит кинетику — пули, удары. Но держит ли он температуру и резкий перепад давления?

Я лежал на полу, в ушах звенело. Катя трясла меня за плечо.

— Вставай! Дом горит!

Мы вывалились наружу через заднее окно, кашляя от едкого дыма.

Охотничий домик превратился в погребальный костер. Крыша полыхала вовсю.

Перед крыльцом, на траве, валялось тело главаря. Он был жив, но выглядел… поджаренным. Щит не спас его от контузии и ожогов. Одежда дымилась.

Он попытался приподняться, нашаривая автомат.

Я подошел к нему. В руке — Макаров.

Он поднял на меня глаза. В них уже не было наглости. Только страх и боль.

— У меня… у меня есть спораны, горох… тайник… — прохрипел он. — Не убивай…

Я посмотрел на горящий дом. На то место, где висели цепи.

— Спораны я и так найду, — сказал я. — А вот совести у меня в тайнике нет.

Выстрел.

Тишина вернулась в лес. Только треск пожара нарушал спокойствие утра.

Я опустил пистолет и посмотрел на Катю. Она стояла, прижав руки к груди, и смотрела на огонь. На её лице была сажа и чужая кровь.

— Мы победили? — тихо спросила она.

— Мы выжили, — поправил я, перезаряжая пистолет. — Это разные вещи. Собирай трофеи, Катя. У нас мало времени. Огонь привлечет гостей похуже этих троих.

Нам предстоял долгий путь. Но теперь у нас были три автомата, пистолет, рюкзак с едой, снятый с трупа главаря, и, самое главное, понимание: в этом мире нет места жалости.

Глава 10. Шведский стол

Жадность — это не порок. В Стиксе это инстинкт выживания, но у него есть побочный эффект: вес.

Мы отошли от горящего охотничьего домика на пару километров и выдохлись. Трофеи тянули к земле. Три автомата Калашникова (старые добрые "весла" 7,62, надежные, как кувалда), разгрузки, патроны, рюкзак с едой, найденный у главаря, плюс наши жалкие пожитки.

Катя, хромая, тащила один автомат и тощий сидор. Я был увешан стволами, как новогодняя елка, и чувствовал, как лямки врезаются в плечи.

— Привал, — скомандовал я, сбрасывая груз под разлапистой елью.

— Мы не можем останавливаться, — прохрипела Катя, опираясь на ствол дерева. — Дым видно за версту. Сюда сбегутся…

— Мы и не останавливаемся. Мы меняем логистику.

Я потер виски. Голова после утренней ментальной драки все еще гудела, но красная горошина, растворенная в уксусе, давала о себе знать — резерв был, и он требовал выхода.

— Тащить всё это на себе — идиотизм, — пояснил я. — Мы сдохнем через пять километров. Нам нужен транспорт.

— Машина? В лесу?

— Нет. Носильщик.

Я огляделся. Лес здесь был густым, мрачным, но обитаемым. Мой радар улавливал слабые, хаотичные импульсы голода где-то поблизости. Одиночки. Отбившиеся от стай, блуждающие в поисках легкой добычи.

— Жди здесь. Охраняй хабар, — я проверил пистолет, сунул его за пояс и, прихватив только нож, скользнул в кусты.

Найти кандидата не составило труда. Метрах в ста от нас, в овраге, застрял бегун. Он тупо пытался вскарабкаться по осыпающемуся склону, срывался, рычал и начинал заново.

Выглядел он паршиво: грязный спортивный костюм, одна кроссовка потеряна, лицо — маска из засохшей грязи и крови. Но комплекция крепкая. Бывший спортсмен или просто жилистый мужик. То, что надо.

Я подошел к краю оврага.

— Смотри на меня, — ментальный приказ хлестнул его, заставив замереть на полпути.

Тварь подняла голову. В мутных глазах вспыхнула ярость, но тут же погасла под давлением моей воли.

— Поднимайся. Спокойно.

Он вылез наверх, тяжело дыша. Воняло от него знатно — тухлятиной и прелыми листьями.

— Стой. Руки вниз.

Я обошел его кругом. Мышцы есть, кости целы. Идеальный мул.

Когда я привел "обновку" к нашей стоянке, Катя шарахнулась в сторону, едва не упав в куст можжевельника. Она вскинула автомат, руки дрожали так, что ствол ходил ходуном.

— Убери его! — взвизгнула она. — Убей!

— Тихо! — рявкнул я, ментально удерживая зомби, который дернулся на резкий звук. — Опусти ствол, дура! Это не враг. Это грузовик.

— Ты… ты хочешь взять его с собой?

— Я хочу, чтобы моя спина не отвалилась к вечеру. И твоя тоже. У нас нет выбора, Катя. Или мы бросаем оружие и еду, или он несет это за нас.

Я подошел к зомби вплотную. Тот стоял смирно, раскачиваясь с пятки на носок, глядя в пустоту.

— Не двигаться, — закрепил я команду.

Загрузка "транспорта" заняла минут десять. Я связал два автомата ремнями и повесил ему на шею. Рюкзак главаря — на спину. Сверху примотал наш сверток с одеждой и мелочевкой.

Зомби тихо заурчал под тяжестью груза, но с места не сдвинулся.

— Знакомься, это Пятница, — представил я его Кате, которая смотрела на эту сцену с выражением глубочайшего омерзения. — Он не кусается. Пока я не разрешу.

— Это мерзко, — прошептала она.

— Это практично. Вперед.

Мы двинулись дальше. Странная процессия: впереди я с топориком и автоматом, за мной, согнувшись под тяжестью оружия и консервов, брел зомби, замыкала шествие хромающая девушка, которая старалась держаться от нашего носильщика как можно дальше.

Идти налегке было приятно. Пятница оказался выносливым — мертвые мышцы не знают усталости, им не нужен отдых, только топливо. Но кормить его я пока не собирался.

Лес менялся. Деревья становились реже, начали попадаться куски асфальта, торчащие из-под мха, ржавые остовы машин, вросшие в землю по самые стекла.

Мы шли по старому кластеру. Очень старому. Здесь даже мусор успел стать частью ландшафта.

Через пару часов лес резко оборвался. Мы вышли к опушке и замерли.

Передо мной лежал город. Или то, что от него осталось.

Это не было похоже на мой свежезагруженный район с целыми домами и работающими светофорами. Это были руины.

Здания стояли коробками без стекол, многие обрушились, превратившись в горы битого кирпича и бетона. Стены черные от копоти — здесь горело. Долго и жарко.

Но самое жуткое было не в разрушениях. А в том, что лежало на улицах.

Кости.

Белые, вымытые дождями и выбеленные солнцем человеческие кости. Они были везде. На дороге, на тротуарах, в провалах окон первых этажей.

Черепа скалились в небо пустыми глазницами. Грудные клетки, разломанные, словно скорлупа грецкого ореха.

— Что здесь случилось? — голос Кати дрогнул.

Я присмотрелся. Среди костей валялся мусор войны. Ржавые гильзы — тысячи их, зеленым ковром покрывающие асфальт. Скрюченные, проржавевшие стволы автоматов. Остовы сгоревшей бронетехники — БТРы, какой-то танк без башни.

— Бойня, — констатировал я.

— Здесь была война, — повторил я, разглядывая ржавый остов БТРа, вросший в асфальт по самые ступицы. — И судя по тому, что кости лежат ковром, победителей в ней не было.

Мы сделали еще несколько шагов вглубь мертвых улиц. Пятница покорно шлепал сзади, звеня автоматами. Катя испуганно озиралась, ожидая, что один из черепов вдруг клацнет зубами.

Но вокруг стояла звенящая, вакуумная тишина. Даже ветер не гулял в пустых глазницах окон.

И вдруг воздух изменился.

Сначала я почувствовал это кожей — влажную, липкую прохладу, от которой волосы на затылке встали дыбом. А следом ударил запах.

Резкий, химический. Запах уксуса, озона и надвигающейся грозы.

— Твою мать, — выдохнул я.

— Что? — не поняла Катя.

— Бежим! — заорал я, хватая её за руку и разворачивая обратно к лесу. — Назад! Быстро!

— За мной! Бегом! — дал я приказ Пятнице, но того два раза просить не пришлось, он рванул обратно с такой скоростью, что мы за ним едва успевали.

Мы рванули прочь от руин так, словно за нами гналась стая динозавров. Я не знал, сколько у нас времени. Секунды? Минуты? Перезагрузка кластера — процесс непредсказуемый. Если не успеем выйти за границу — нас сотрет. Просто аннигилирует вместе с этими ржавыми танками, чтобы заменить на новое декорации.

Запах становился невыносимым, он разъедал ноздри, вызывал слезы.

— Не останавливайся! — хрипел я, таща спотыкающуюся Катю.

Мы вылетели на опушку леса, туда, где кончался асфальт и начинался старый мох, и пробежали еще метров пятьдесят вглубь деревьев.

— Всё! Стоп! — я рухнул на колени, тяжело дыша.

Мы успели. Граница кластера проходила по кромке леса. — Смотри, — я повернул голову Кати в сторону города.

Над руинами поднимался туман. Густой, серый, тяжелый. Он не стелился по земле, он падал с неба и одновременно вырастал из асфальта.

Это было жуткое и завораживающее зрелище. Туман пожирал разрушенные здания, стирал ржавую технику, растворял кости. Очертанияпятиэтажек поплыли, как акварель под дождем, и исчезли в серой мути.

— Что это? — прошептала Катя.

— Перезагрузка, — пояснил я, не отрывая взгляда. — Старый кластер сдох, его ресурсы выработаны. Сейчас нам подадут новое блюдо.

Туман висел плотной стеной минут десять. Из глубины доносились странные звуки — гул, скрежет, словно гигантские жернова перемалывали камни. А потом подул ветер. Свежий, теплый ветер, пахнущий не гнилью, а выхлопными газами, разогретым асфальтом и… выпечкой.

Туман начал таять. Стремительно, лоскутами.

И там, где только что были руины, теперь стоял город.

Живой.

Солнце отражалось в целых стеклах. На балконах висело белье. По дорогам, которые еще минуту назад были завалены ржавым хламом, ехали машины. Я видел людей. Женщина с коляской. Мужик с собакой. Стайка подростков.

Они жили. Они шли по своим делам, ругались, смеялись. Они не знали, что их мир уже перестал существовать, а они сами — просто консервы, выложенные на полку.

— Господи… — Катя закрыла рот рукой. — Они же… живые.

— Пока да, — цинично ответил я.

В голове защелкал калькулятор. Мы были на краю леса, грязные, оборванные, с минимальным запасом еды. А перед нами лежал огромный супермаркет, где всё было бесплатно.

Одежда. Обувь. Нормальные рюкзаки. Медикаменты. Консервы, которые не просрочены на десять лет. Вода в бутылках.

— План меняется, — я поднялся, отряхивая колени. — Мы идем в город.

— У нас нет денег, не думаю, что нам отдадут всё просто так. — Катя посмотрела на меня с удивлением.

— Разберемся. Через пару часов, максимум к вечеру, большинство из этих людей начнут превращаться и начнется ад. Те, кто обратится первым, начнут жрать тех, кто еще держится.

Я посмотрел ей в глаза жестко, без жалости.

— Этот город обречен, Катя. Мы не можем спасти их всех. Мы даже себя едва спасаем. Но сейчас, пока здесь царит спокойствие неведения, мы можем взять то, что поможет нам выжить.

Я повернулся к Пятнице. Тащить зомби в город, полный пока еще нормальных людей — значит устроить панику раньше времени. Пристрелят и нас, и его.

— Пятница остается здесь.

Я выбрал толстый дуб, корни которого выпирали из земли, образуя удобную нишу.

— К дереву, — скомандовал я.

Зомби покорно подошел к стволу. Я снял с него автоматы и рюкзак.

Веревки у нас не было, пришлось использовать те самые ремни, которыми мы вязали плот, и кусок буксировочного троса, найденного в рюкзаке главаря. Я примотал Пятницу к дереву на совесть, пропустив трос под мышками и вокруг пояса.

— Сидеть. Молчать. Не двигаться, — вбил я приказ.

Подумав, я оторвал рукав от старой рубашки, найденной в вещах бандитов, и соорудил кляп. Урчание зомби в лесу может привлечь ненужное внимание.

— Прости, друг, но ты слишком страшный для приличного общества.

Затем я занялся оружием. Идти в мирный город с тремя "калашами" на шее — глупость. Примут за террористов, вызовут полицию, которая там, скорее всего, еще работает, начнутся проблемы.

Мы отошли метров на пятьдесят вглубь леса. Я нашел поваленное дерево с дуплом у корней. Спрятал туда автоматы, разгрузки и большую часть патронов. Забросал ветками и прошлогодней листвой.

— Запомним место, — сказал я Кате. — Это наш "банк".

Теперь мы были налегке. Пустые рюкзаки за спиной, мой верный топор за поясом, прикрытый курткой, нож в ботинке и фляга с живчиком. У Кати — пистолет в кармане куртки (на всякий случай) и её нож.

— Выглядим как бомжи-туристы, — оценил я наш вид. Грязные, в пятнах сажи и крови. — Но для городской толчеи сойдет. Мы вышли к кромке леса. Город шумел. Обычный шум мегаполиса — гул шин, далекая музыка, сирены. Звуки жизни, которая вот-вот станет смертью.

— Пошли, — я шагнул на асфальт. — Наша цель — ближайший торговый центр или спортивный магазин. И аптека. Берем только самое необходимое и легкое. Никаких телевизоров и микроволновок.

— А если… если они начнут обращаться, пока мы там? — тихо спросила Катя.

— Значит, начнется веселье. Держись рядом. Чувствуешь опасность — говори сразу.

Я смотрел на город не как на место для жизни, а как на таймер обратного отсчета. Тик-так. Пока еще тихо. Пока еще мамы гуляют с детьми. Но в воздухе уже висит этот сладковатый запах обреченности. Споры уже в легких каждого из них.

Скоро начнется бойня. И мы должны успеть вынести ноги до того, как захлопнется мышеловка.

Граница миров выглядела как сюрреалистичная инсталляция. Идеально ровный срез асфальта упирался в стену векового мха. Фонарный столб, перерезанный пополам неведомой силой, свисал на проводах, искря и потрескивая.

Здесь собралась толпа. Человек пятьдесят. Все — с телефонами. Снимают, галдят, тычут пальцами в лес.

— Это что, провал грунта? — визгливо кричала какая-то женщина в шубе. — Где МЧС? Я буду жаловаться!

— Не, братан, ты прикинь, дорога просто кончилась! — орал парень в кепке. — Да, вообще лес! Глухой!

Мы с Катей вышли из чащи как два леших. Грязные, оборванные, с безумными глазами. Толпа расступилась рефлекторно. От нас несло гарью, потом и, наверное, смертью.

К нам кинулся молодой полицейский, растерянный, с бегающими глазами.

— Граждане! Туда нельзя! Там… — он махнул рукой в сторону леса. — Вы оттуда? Что там случилось? Авария?

— Там карантин, — буркнул я, не сбавляя шага. — Учения идут. Газы пускают. Лучше валите домой и окна заклейте.

Полицейский замер, переваривая информацию. Ему было страшно, и мой уверенный, командный тон сработал как якорь. Пока он думал, мы уже нырнули в толпу и растворились в лабиринте дворов.

Город жил. Он дышал, шумел и пах бензином. Для меня, прожившего месяц в аду, этот запах был слаще французских духов.

— Куда мы? — Катя жалась ко мне, вздрагивая от каждого гудка машины.

— Вон туда, — я кивнул на вывеску торгового центра, маячившую через пару кварталов. — Там есть всё. И там много выходов.

Мы шли быстро, не бежали, чтобы не привлекать внимания, но темп держали такой, что прохожие шарахались.

Торговый центр встретил нас прохладой и гулом голосов. Люди бродили между витринами, выбирали шмотки, ели мороженое.

Мясо. Живое, ничего не подозревающее мясо.

Я смотрел на них не со злостью, а с тоской. Через пару часов этот глянцевый мир превратится в бойню. Вон тот охранник, скучающий у входа, начнет жрать ту девушку с кофе. А дети в игровой комнате… об этом лучше не думать.

— Спортивный отдел, — скомандовал я. — На втором этаже.

Мы зашли в просторный магазин одежды для активного отдыха. Людей здесь было мало.

— Действуем нагло, — шепнул я Кате. — Берем вещи, идем в примерочную. Переодеваемся. Старое — в пакет и бросаем там. Ценники срывай сразу.

Я набрал охапку: прочные треккинговые ботинки, штаны с кучей карманов, флисовые кофты, непромокаемые куртки. Не забыл про термобелье и носки. Много носков. Сухие ноги в Улье — залог выживания.

В примерочной я сдирал с себя грязные тряпки с наслаждением. Ощущение чистой, сухой ткани на коже было почти оргазмическим.

Мы вышли из кабинок преображенные. Теперь мы выглядели не как бомжи, а как приличные туристы. Рюкзаки я взял прямо с полки — добротные, литров на шестьдесят.

— Еда, — я кивнул на соседний стеллаж с туристическим питанием. — Сгребай всё. Сублиматы, батончики, консервы.

Катя, озираясь, начала набивать рюкзак.

Мы набрали воды, прихватили пару хороших ножей лишними не будут, фонари, батарейки. Я нашел отдел с инструментами и взял гвоздодер — замену моему лому, и моток прочного репшнура.

— Уходим, — рюкзаки были полны.

Мы двинулись к выходу. Рамки антикражных ворот, естественно, заверещали.

К нам тут же направился охранник. Крепкий мужик, но взгляд уставший.

— Молодые люди, стойте! Чек покажите!

Я остановился, глядя ему прямо в глаза. Медленно распахнул куртку. Рука легла на рукоять топора, который я заткнул за новый ремень.

— Мужик, — тихо сказал я. — Шел бы ты домой.

Он моргнул. Потом посмотрел на меня и нехорошо так улыбнулся.

— Покажи чек или будут проблемы.

Я тяжело вздохнул, одним резким движением вытянул топор и обухом приложил охранника в лоб. Тот моментально выключился и рухнул на пол. Кассирша вскрикнулся и попыталась куда-то позвонить, но, ожидаемо, мобильной связи в этом мире больше нет. Я зло зыркнул на неё и она скуля сползла за прилавок. Я подошел поближе к ней и попытался улыбнуться.

— Красавица, дай ка нам немного денег, не хочется больше пугать людей.

Девушка дрожащими руками открыла кассу и выгребла оттуда несколько купюр.

Мы спустились на первый этаж в супермаркет. Нужно было набрать остального. Теперь с деньгами это будет не сложно. Быстро пробежались по полкам, собрали всё что нужно: уксус, спирт в виде дорогой водки, еще консервы, влажные салфетки. Катя взяла себе шоколадку и тут же вгрызлась в неё, пачкая лицо. Стресс требует глюкозы.

Нагруженные мы вышли на улицу. Солнце клонилось к закату, окрашивая облака в багровый цвет. Красиво. Идеальная декорация для конца света.

Мы стояли у входа в магазин, решая, куда двигаться дальше, когда это случилось.

Звук.

Это был не крик, не гудок и не взрыв. Это был рев. Низкий, утробный, от которого завибрировали стекла в витринах, а внутренности скрутило узлом.

Так не может реветь животное. Так ревет сама смерть, вырвавшаяся из преисподней.

— Твою мать… — прошептал я, чувствуя, как кровь отливает от лица. — Не может быть.

— Что это? — Катя вцепилась в мой рукав.

— Это гость. Крупный. Очень крупный.

Откуда? Свежий кластер должен быть чист. Здесь только пустыши. Максимум — бегуны, которые прибежали с соседних территорий. Но этот рев принадлежал кому-то из высшей лиги.

Люди на улице замерли. А потом в конце проспекта, метрах в пятистах от нас, автобус, стоящий в пробке, вдруг подпрыгнул и перевернулся, словно игрушечный.

Сквозь скрежет металла и звон стекла раздались крики.

Я увидел его.

Огромная, черная туша, покрытая костяными пластинами, неслась сквозь поток машин, разбрасывая легковушки как кегли. Метра четыре в холке. Мощные лапы, гребень на спине, пасть, способная откусить половину "Лады".

— Вверх! — заорал я, срывая голос. — Катя, в подъезд! Быстро!

Паника накрыла улицу волной. Люди побежали. Бессмысленно, хаотично, топча друг друга. Кто-то пытался уехать, создавая заторы.

Мы рванули к ближайшей высотке — новенькой элитной свечке этажей в двадцать.

Дверь подъезда была открыта, так как света нигде не было.

— Лифт? — задыхаясь, спросила Катя.

— Нет! Света нет. Пешком!

Мы бежали по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Пятый этаж, десятый, пятнадцатый. Легкие горели, ноги налились свинцом, рюкзаки тянули назад, но страх подгонял лучше любого кнута.

Снизу, с улицы, доносилась какофония ада. Стрельба, взрывы бензобаков, нечеловеческий вой и хруст. Тварь обедала.

Девятнадцатый этаж. Выше только пентхаус и техэтаж.

На площадке было четыре квартиры. Я выбрал ту, что с массивной дорогой дверью. Звонок.

Тишина. Потом шаги.

— Кто там? — мужской голос, испуганный, дрожащий.

— Полиция! Эвакуация! Открывайте, срочно! — рявкнул я, колотя кулаком в металл.

Щелкнул замок. Дверь приоткрылась на цепочку. В щели показалось лицо толстяка в очках.

— Какая эвакуация? Я не слышал…

Я не стал договаривать. Ударом плеча вдавил дверь внутрь, натягивая цепочку до предела. Толстяк отшатнулся.

Я просунул руку с пистолетом в щель.

— Открывай, сука, или я выстрелю через дверь!

Толстяк, трясущимися руками, скинул цепочку.

Мы ввалились в квартиру, захлопывая за собой дверь и запирая её на все замки.

— На пол! — скомандовал я, наводя ствол на хозяина. — Лицом вниз, руки за голову!

В коридор выбежала женщина в халате и девочка лет пяти.

— Витя! — взвизгнула женщина.

— Всем молчать! — я перевел ствол на них. — На пол! Быстро! Я не шучу!

Они попадали на паркет. Девочка заплакала.

— Мы не грабители, — сказал я, стараясь выровнять дыхание. — Мы просто хотим жить. И если вы будете делать то, что я говорю — вы тоже, возможно, проживете эту ночь.

Я кивнул Кате.

— Проверь окна. Зашторь всё наглухо.

Сам я подошел к окну, осторожно отодвинул штору. С девятнадцатого этажа город был как на ладони.

Внизу полыхало. Тварь бушевала в центре перекрестка, разрывая крышу троллейбуса, как консервную банку. Маленькие фигурки людей разбегались от него, как муравьи.

Но самое страшное было не это.

Я видел, как люди, которые только что бежали, вдруг падали, бились в конвульсиях и вставали уже другими. Зараза, подстегнутая стрессом и страхом, действовала мгновенно.

Город умирал. И на его трупе рождался Улей.

— У нас есть вода? — спросил я толстяка, не оборачиваясь.

— Д-да… в фильтре… — пролепетал он в ковер.

— Набирай всё, что есть. Ванну, кастрюли, ведра. Пока не отключили. Быстро!

Я опустился на пол, прислонившись спиной к подоконнику. Посмотрел на Катю. Она сидела в углу, обняв рюкзак, и её трясло.

— Мы в первом ряду, — мрачно сказал я. — Шоу начинается.

Глава 11. Монстр

За окном продолжался кровавый пир. Даже на высоте девятнадцатого этажа было слышно как от боли кричат люди, как как ревет чудовище, как трещит метал под мощными лапами.

— Что здесь происходит? — подал голос Витя, вернувшись с кухни с пустой бутылкой, показывая, что воды в кране больше нет.

— Конец света происходит. — устало ответил я.

— Вы кто вообще такие? Я сейчас полицию вызову! — вдруг зашлась жена хозяина квартиры.

Катя подошла к ней, что-то прошептала на ухо и, взяв ту под локоть, тихо подвела к окну, слегка приоткрыв штору.

Женщина задрожала, схватилась рукой за сердце и сползла на пол. Витя тут же бросился к ней, пытаясь привести в чувство. Я лишь отстраненно наблюдал за всем этим и лихорадочно пытался придумать способ выбраться отсюда как можно скорее. На улице сейчас опасно, но и здесь оставаться мы не можем. Очень скоро выжившие начнут превращаться в пустышек и тогда уйти уже не получится. Нужен был план. Я медленно встал, поправил рюкзак, проверяя чтобы ничего не гремело, не стучало, жестом показал Кате сделать тоже самое.

— Мы должны уходить, — шепнул я ей на ухо.

— А как же они? — кивнула она в их сторону в тот момент, когда женщина пришла в себя. Она потянула руки к мужу и из её горла вырвался урчащий звук, а глаза стали блеклыми и без радужки, наполненные голодом. Я услышал урчание и единственное, что я мог сделать это дать команду:

— Молчать. Сидеть. — тварь, ожидаемо, послушалась и замерла на полу звуке. Витя попятился от своей жены, споткнулся, неуклюже махнул руками и упал на спину зазвенев головой по полу. Катя пошла в другую комнату чтобы проверить состояние ребенка, но уже спустя несколько секунд вернулась тяжело дыша и подперев дверь собой лишь покачала головой.

— Встать. Иди за мной. — скомандовал я бывшей жене Вити. Она послушно встала и шаркающей походкой пошла за мной. Я отодвинул Катю в сторону и открыл дверь, на меня тут же прыгнуло маленькое чудовище утробно урча. Я впечатал ей в лоб топор и отбросил её обратно в комнату. Загнал пустышку в комнату и уже закрывал за собой дверь, как прям над ухом раздался выстрел. Резко обернулся и увидел перепуганное лицо Кати крепко сжимающую дымящий пистолет, а прямо у моих ног лежал Витя с вытекающими мозгами наружу.

— Он. он обратился, я не сразу это поняла, но он шел прямо к тебе. — дрожащим голосом сказала девушка.

Я взял у нее из рук пистолет, спрятал за пояс и чуть приобнял её за плечи.

— Спасибо. Но теперь нам надо уходить, скоро сюда сбегутся все, кто решит проявить к нам гастрономический интерес. Собирай вещи, посмотри что можно взять в квартире и уходим.

Минут через пятнадцать мы уже были на лестничной площадке и осторожно ступая начали спуск вниз. Несколько этажей было тихо, никто не урчал, никто не хотел нас сожрать, лишь изредка было слышно как шкребутся за дверью обращенные зараженные. Мозгов открыть дверь у них не было, выбить силы тоже не хватало. На восьмом этаже одна дверь оказалась открыта, но поблизости никого не было видно. Мы удвоили осторожность и пошли еще тише, стараясь даже дышать через раз.

Мы спускались в молчании, нарушаемом лишь тяжелым дыханием и редким скрипом дверных петель где-то наверху. Напряжение висело в воздухе, густое, хоть ножом режь. Катя шла позади, держась за лямку моего рюкзака, как слепой поводырь. Я чувствовал, как её радар работает на пределе — она вздрагивала от каждого шороха.

Шестой этаж. Лестничный пролет был залит кровью — кто-то не успел добежать до квартиры. Дверь в тамбур была распахнута настежь.

— Стой, — шепотом выдохнула Катя, дернув меня назад.

Но было поздно. Из темного проема вылетела тень.

Это был парень, курьер службы доставки. Желтая униформа, за спиной квадратный короб-рюкзак, а на лице — маска безумного счастья. Он не рычал, он именно урчал, словно огромный кот, увидевший миску со сметаной. Только вместо сметаны он видел наши потроха.

Дистанция — три метра. Пистолет доставать громко, топор — долго.

Он прыгнул. Резко, пружинисто. Ноги у него уже начали меняться, мышцы работали не по-человечески эффективно.

Я не стал уклоняться. Я ударил его не рукой, а волей.

— Замри!

Ментальный посыл, усиленный уксусной горошиной, хлестнул его на лету. Его тело сбилось с ритма, ноги подкосились в воздухе. Он рухнул на бетонные ступени прямо у моих ног, больно ударившись подбородком.

Урчание сменилось удивленным хрипом. Он попытался подняться, царапая бетон ногтями, которые уже начали превращаться в когти.

— Прости, братан, чаевых не будет, — прошептал я.

Мой ботинок с силой опустился ему на шею, прижимая к полу. В ту же секунду топор, который я всё-таки успел выхватить, вошел в затылок.

Хруст. Тишина. Катя отвернулась, зажав рот рукой.

— Идем.

Мы продолжили спуск. Первый этаж встретил нас выбитой домофонной дверью и запахом гари.

Выглянув наружу, я оценил обстановку. Мы вышли со двора. Здесь было относительно тихо, если не считать далеких криков и воя сигнализаций. Основное веселье творилось на проспекте, за углом дома.

— В лес, — скомандовал я. — Огородами, через гаражи.

Мы пригнулись и перебежками двинулись вдоль стены.

Когда мы добрались до угла здания, открылся вид на проспект. И я замер.

Тварь была колоссальной. Теперь, с уровня земли, она казалась горой мышц и костей. Черная, блестящая от слизи и крови броня покрывала спину и бока. Хребет венчали шипы длиной с мою руку.

Она стояла посреди перекрестка, лениво дожевывая то, что осталось от легковушки. Вокруг валялись искореженные машины, словно разбросанные капризным ребенком игрушки.

Мы были от неё метрах в двухстах. Для такого гиганта мы — муравьи. Но муравьи вкусные.

— Не смотри, идем… — потянула меня Катя.

Но я смотрел. Я не мог оторвать взгляд.

В моей голове, где-то на задворках сознания, проснулся калькулятор. Жадный, циничный калькулятор мародера.

Если из обычного бегуна выпадает один-два спорана. Если из лотерейщика иногда падает горох. То что, во имя Улья, носит в своей башке эта махина?

Рука сама потянулась к рукояти топора, хотя я понимал весь идиотизм ситуации. С топором на танк.

— Молчун! — шикнула Катя. — Ты чего застыл?

— Там целое состояние, — прошептал я, облизнув пересохшие губы. — В одной этой голове больше ресурсов, чем мы соберем за год.

— Там смерть! Идем!

В этот момент со стороны торгового центра раздались хлопки. Сухие, частые.

Я присмотрелся. На крыше одноэтажной пристройки, метрах в ста от монстра, заметались фигурки. Трое или четверо. Гражданские, судя по одежде. У одного было охотничье ружье, у другого — что-то вроде "Сайги" или травмата.

— Идиоты… — выдохнул я.

Они открыли огонь. Дробь, резиновые пули, может даже картечь. Всё это полетело в сторону бронированного чудовища.

Эффект был потрясающий. То есть, нулевой.

Пули высекали искры из костяных пластин, рикошетили от асфальта. Для твари это было всё равно, что горохом об стену. Или комариный укус. Но комары раздражают.

Монстр перестал терзать машину. Он медленно, с грацией многотонного пресса, повернул голову в сторону стрелков.

Утробный рык, от которого у меня завибрировали пломбы в зубах, накрыл улицу.

— Бежим, — теперь уже я дернул Катю за рукав. — Пока он занят десертом.

Тварь сорвалась с места. Это было страшно. Такая масса не должна двигаться так быстро. Асфальт взрывался под его лапами.

Стрелки на крыше поняли свою ошибку. Они побросали оружие и попытались бежать, но было поздно.

Монстр с разбегу врезался в стену пристройки. Кирпичная кладка брызнула во все стороны, крыша накренилась. Люди посыпались вниз, прямо под лапы чудовища.

— Не оборачивайся! — рявкнул я, когда Катя сбилась с шага, услышав полные ужаса вопли.

Мы нырнули в проход между гаражами. Позади ревела смерть, чавкала плоть, и кто-то молил о помощи, захлебываясь кровью.

Мы бежали до леса, не чувствуя ног. Легкие горели огнем, в висках стучала кровь, но остановиться мы позволили себе только тогда, когда зеленый свод деревьев сомкнулся над головой, отсекая нас от городской бойни.

Наш схрон был на месте. Пятница, примотанный к дубу, почуял нас — или, скорее, запах свежей крови и гари, который мы принесли на себе. Он дернулся, натянув ремни так, что кора затрещала. Из-под грязного тряпичного кляпа вырвалось сдавленное, глухое мычание. В его мутных глазах плескалось бешенство — инстинкты, разбуженные ревом гиганта в городе, требовали бежать или драться, а не стоять привязанным к деревяшке.

Он рванулся еще раз, пытаясь вывернуть суставы.

— Заткнись, — я послал ему ментальную оплеуху. Не сильную, чтобы не тратить резерв, но ощутимую. — Сидеть!

Зомби обмяк, повиснув на ремнях, но взгляд его остался голодным.

Я рухнул на траву рядом с ним, пытаясь отдышаться. Катя сползла по стволу соседнего дерева, обхватив колени руками. Её трясло.

— Мы… мы не вернемся туда? — спросила она, глядя на меня с надеждой. — Мы ведь уйдем вглубь леса? Подальше от этой твари?

Я достал флягу, сделал маленький глоток живчика. Спирт обжег горло, приводя мысли в порядок. В голове все еще крутилась картинка: огромная черная туша и тот невероятный споровый мешок, который она, должно быть, носит на затылке.

— Мы уйдем, — кивнул я. — Но не с пустыми руками.

Катя замерла.

— Ты серьезно? Молчун, ты видел, что оно сделало с теми стрелками? Оно размазало их вместе с бетоном! У нас автоматы, которые для него — как хлопушки!

— У нас есть кое-что получше автоматов, — я перевел взгляд на Пятницу. — У нас есть свой человек в тылу врага. Ну, или почти человек.

Я поднялся и подошел к нашему носильщику. Тот скосил на меня глаза, но дергаться не посмел.

— Слушай меня внимательно, Катя. Та тварь умная, быстрая и почти неуязвимая. Но у неё есть одна слабость. Точнее, две. Первая — она высокомерна. Она не смотрит под ноги на всякую мелочь вроде нашего Пятницы. Для неё он — как для тебя муравей. Свой, понятный, безопасный муравей.

— И что? — не понимала она.

— А вторая слабость — это споровый мешок.

Я развернул Пятницу боком, показывая на его затылок, где бугрилась склизкая шишка.

— У каждой твари он есть. Пулей туда попасть сложно, особенно когда эта махина скачет как блоха. Но если подойти вплотную… Если запрыгнуть на спину…

Я хищно улыбнулся, чувствуя, как адреналин мешается с жадностью.

— Пятница — бегун. Но он уже начал меняться. Его мышцы — это не человеческое мясо. В нем силы больше, чем в нас двоих. Если дать ему в руки что-то тяжелое и острое… например, мой гвоздодер или заточенную арматуру… и отправить его к "папочке" с дружеским визитом…

— Он не сможет, — покачала головой Катя. — Тварь его разорвет.

— Разорвет, — согласился я. — Но только после того, как поймет, что происходит. Зараженные не нападают друг на друга просто так. Иерархия. Мелочь уступает дорогу крупняку, а крупняк игнорирует мелочь, если не голоден. Наш гигант сейчас сыт — он только что сожрал пол-улицы.

Я подошел к Пятнице вплотную, глядя в его пустые глаза.

— Он подпустит его. Он не увидит в нем угрозу. А я буду вести его. Мне нужно только подобраться на дистанцию прямого контроля. Метров сто, может чуть меньше. Я заставлю Пятницу запрыгнуть ему на хребет. И ударить. Один точный удар в затылок. Пробить мешок, расковырять там всё в кашу.

— Это самоубийство, — прошептала Катя.

— Это джекпот, — жестко отрезал я.

Я начал развязывать узлы на груди зомби, освобождая его руки.

— Мы не будем рисковать собой. Рисковать будет он, — я похлопал Пятницу по плечу. — Его не жалко. Найдем другого носильщика.

Я повернулся к рюкзаку, вытаскивая купленный в магазине гвоздодер — тяжелый, с хищно загнутым, остро заточенным концом.

— Ну что, Пятница, — я вложил холодный металл в мертвую, но цепкую руку зомби и начал приматывать его скотчем к запястью, чтобы не выронил. — Готов стать героем посмертно? Второй раз.

Зомби, чувствуя мою решимость и жесткий ментальный поводок, лишь тихо, покорно уркнул.

— Катя, жди здесь. Если я сдохну или этот шкаф на меня побежит — вали в лес и не оглядывайся.

Она хотела возразить, схватила меня за руку, но я лишь молча отцепил её пальцы и кивнул на заросли. Я погнал Пятницу вперед. Сам двигался следом, перебегая от ствола к стволу, стараясь держаться в тени. Дистанция сокращалась. Двести метров. Сто пятьдесят.

Ментальный поводок натянулся, как струна. Пятница упирался. Его примитивный мозг, заточенный только на голод, сейчас вопил от ужаса. Он чувствовал ауру той твари, что пировала на перекрестке. Для него это было божество, высший хищник, к которому нельзя приближаться.

— Иди! — мысленно рявкнул я, вкладывая в приказ всю злость. — Там еда. Много еды. Свежее мясо. Теплое. Вкусное.

Зомби сделал несколько неуверенных шагов, скуля в кляп. Его трясло. Ноги подгибались.

— Не бойся. Ты сильный. Ты голодный. Убей его и забери мясо.

Я давил на него, ломая его волю, заставляя переставлять ноги. Голова начала раскалываться, в висках застучали молоточки. Это было тяжелее, чем заставлять их драться друг с другом. Я заставлял кролика напасть на волка.

Сто метров. Мы подобрались к крайним гаражам. Тварь была прямо перед нами, метрах в сорока. Она стояла к нам спиной, увлеченно выгрызая что-то из кабины перевернутого грузовика.

Вблизи она выглядела еще кошмарнее. Гора мышц, покрытая черными, словно полированными плитами. Между ними пульсировала серая, жилистая плоть. Шипы на хребте подрагивали.

Я увидел его затылок. Там, под мощным костяным навесом, похожим на рыцарский шлем, бугрился споровый мешок. Он был огромен.

Жадность вспыхнула во мне с новой силой, заглушая боль в голове. Если в обычном бегуне один-два шарика, то сколько их здесь? Сотня? Две? А горох? Да там, наверное, с полкило этого гороха!

— Пятница, фас!

Я спустил поводок и оставил одну-единственную директиву, вбитую в подкорку раскаленным гвоздем: прыгай на спину, бей в затылок.

Зомби на секунду замер, готовый сбежать. Но инерция приказа и обещание немыслимого пира перевесили страх.

Он сорвался с места. Беззвучно, стелясь по земле.

Сорок метров он преодолел за несколько секунд. Бегуны быстры, этого у них не отнять.

Тварь что-то почувствовала. Она начала поворачивать массивную башку, но было поздно.

Пятница оттолкнулся от асфальта, взлетел в воздух — высоко, метра на три — и приземлился прямо на черную, шипастую спину гиганта.

Гигант взревел — не от боли, а от возмущения. Словно слон, на которого прыгнула крыса. Он дернулся всем телом, пытаясь сбросить наездника.

Но Пятница вцепился. Одной рукой он ухватился за костяной шип, а второй, к которой был примотан гвоздодер, нанес удар.

Я видел это, как в замедленной съемке.

Гвоздодер вошел точно под костяной навес. В мягкое.

— Давай! Проворачивай! Рви! — орал я про себя, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.

Зомби рванул инструмент на себя.

Тварь взвыла. Звук был такой плотности, что меня прижало к стене гаража. Стекла в соседних домах, которые еще оставались целыми, лопнули дождем осколков.

Чудовище встало на дыбы, запрокидываясь назад, пытаясь раздавить наглеца своим весом.

Пятница удержался. Удар. Рывок. Удар. Рывок.

Гигант рухнул на спину с грохотом падающего здания. Асфальт под ним пошел трещинами. Пятницу впечатало в дорогу многотонной тушей.

Я услышал хруст — мокрый, отвратительный. Так хрустит таракан под ботинком.

"Всё, конец Пятнице", — мелькнула мысль.

Я смотрел на это, не дыша. Неужели получилось?

Огромная грудная клетка вздымалась судорожно. Из пасти вырывались клокочущие звуки. Но встать она уже не могла. Мозг паразита умирал, а вместе с ним умирало и тело, которое он так старательно выращивал и мутировал.

Я выждал минуту. Две. Тварь затихла. Лишь мелкая дрожь пробегала по черной шкуре.

— Готов, — выдохнул я, чувствуя, как ноги становятся ватными. Из носа потекло что-то теплое. Я вытер рукой — кровь. Перенапрягся.

Но это того стоило.

Я вышел из-за гаража. Осторожно, держа наготове автомат, я приблизился к туше.

Вблизи она была еще огромнее. Гора мяса.

От Пятницы действительно мало что осталось. Просто кровавое месиво, впечатанное в асфальт. Бедный ублюдок. Ты заслужил памятник. Или хотя бы минуту молчания. Но времени на сентиментальность не было.

Я подошел к голове монстра. Затылок представлял собой месиво из костей. Гвоздодер торчал из этой каши, как флаг на покоренной вершине.

Вонь стояла невыносимая. Концентрированный запах уксуса, гнили и чего-то еще, химического или грибного.

Я потянул за гвоздодер. Он застрял крепко. Пришлось упереться ногой в костяной шип и рвануть двумя руками. С чавканьем инструмент вышел наружу.

Теперь самое интересное. Я запустил руку в споровой мешок, разгребая странную яркожелтую кашу похожую на янтарь. Пальцы сразу наткнулись на что-то твердое. Много твердого.

Спораны. Я выгребал их горстями, рассовывая по карманам, даже не считая. Десять, двадцать, пятьдесят…

Карманы отяжелели.

А потом пальцы нащупали их. Горошины. Не одна, не две. Их была целая россыпь. Я чувствовал их твердую, шероховатую поверхность.

Я доставал их дрожащими руками. Желтые, крупные шарики.

И тут моя рука наткнулась на что-то иное.

Это был не споран и не горох. Это был шарик размером чуть больше горошины, но идеально гладкий. Я вытащил его на свет.

Он был черным. Глянцевым, как антрацит. Тяжелым.

Я никогда такого не видел. В записке Люка про это не было ни слова. Споран — серый. Горох — желтый. А это что за хрень?

Я покрутил находку в пальцах. Странная штука. Может, мутация какая? Или испорченный горох?

Я сунул черную бусину в отдельный нагрудный карман, чтобы не потерять. Разберемся потом.

Пошарил еще. Нашел еще одну такую же черную.

— Молчун! — раздался сзади испуганный шепот.

Я дернулся, выхватывая пистолет. Катя стояла у угла гаража, бледная как смерть.

— Ты… ты в порядке?

— Всё хорошо. — хрипло ответил я, вытирая руки о штаны. — Уходим, быстро. На запах крови сейчас сбежится полгорода.

Я последний раз взглянул на поверженного гиганта. Мы это сделали. Мы завалили короля горы.

Рюкзак за спиной, полные карманы добычи, и странные шарики. Я не знал, что это. Но интуиция подсказывала — они еще пригодятся. — Бежим, Катя. Теперь точно бежим.

И мы побежали к лесу, оставляя позади горящий город и тушу поверженного чудовища, которой в моей голове названия так и не появилось.

Глава 12. Лес

Мы ушли далеко. Настолько далеко, что даже эхо умирающего города перестало нас преследовать. Лес, который в начале пути казался враждебным лабиринтом, теперь стал убежищем. Вековые ели, мох, пружинящий под ногами, и запах прелой хвои — всё это создавало иллюзию нормального мира. Мира, где нет урчащих тварей и черных гигантов, способных одним ударом развалить дом.

Место для стоянки я выбирал придирчиво, с паранойей старого лиса, которого уже однажды выкурили из норы. Никаких открытых полян, никаких берегов рек, которые так любят патрулировать бегуны. Мы забрались в глухомань, в бурелом, куда нормальный человек по своей воле не полезет, а зараженному там просто нечего делать — еды нет.

Нашли глубокий овраг, по дну которого сочился ледяной ручей. Склоны крутые, поросшие густым орешником — сверху нас не видно, а шум воды глушит звуки наших шагов. Идеально.

Первые три дня мы работали как проклятые. Я решил не строить дом. Дом — это мишень. Дом — это якорь, который жалко бросать. Мы строили землянку. Грубую, низкую, сливающуюся с ландшафтом. Я рыл землю трофейной саперной лопаткой и тем самым гвоздодером, что прикончил монстра, а Катя таскала лапник и ветки.

Мы не разговаривали. Сил не было. Только хриплое дыхание, скрип корней и редкие, короткие команды. Но в этом молчании уже не было напряжения. Это было молчание двух механизмов, работающих в одном ритме.

Когда крыша из бревен, засыпанная полуметровым слоем земли и дерна, была готова, я впервые за долгое время позволил себе выдохнуть. Внутри было тесно, пахло сырой землей, но это была наша нора. Сухая и теплая. Я сложил очаг из камней у самого входа, выводя дымоход через длинную канаву в земле, чтобы дым остывал и рассеивался еще до выхода на поверхность. Старый партизанский способ.

Вечерами, когда лес погружался в вязкую, чернильную тьму, наступало мое время. Время алхимика-недоучки.

Я сидел у крохотного огонька, который давал больше тепла, чем света, и перебирал наше богатство. Споранов было много. Та тварь носила в затылке целый склад. Почти сотня споранов. Серые, морщинистые шарики, в которых была заключена наша жизнь. Этого запаса нам хватит на месяцы, даже если пить живчик как воду.

Но главным трофеем было не это.

Горох. Двадцать восемь штук. Желтые, твердые бусины, похожие на спрессованный сахар. Этот коктейль давал силу, прочищал мозги, делал поводок для зараженных крепче.

А вот с черными шариками была проблема.

Я доставал их из нагрудного кармана, как величайшую драгоценность. Две черные бусины. Они были тяжелыми, глянцевыми. И странными.

Если зажать её в кулаке, она начинала греться. Не просто становиться теплой от тела, а именно генерировать тепло, словно внутри неё работал крошечный ядерный реактор. Это ощущение было одновременно приятным и пугающим. Живое тепло мертвого мира.

В один из вечеров я решился на эксперимент. Взял пустую консервную банку, налил туда уксуса — того самого, что растворял горох за полчаса. Бросил туда черный шарик.

Он звякнул о дно и… ничего. Ни пузырьков, ни шипения, ни мути. Я ждал час. Ждал два. Уксус пах кисло и резко, а шарик лежал на дне, насмешливо поблескивая черным боком. Идеально целый.

Я попробовал водку. Тот же результат. Вода? Смешно.

Я сидел, вертя в пальцах эту загадку, и чувствовал себя дикарем, который нашел смартфон и пытается колоть им орехи. Интуиция вопила, что в этой черноте скрыта огромная сила. Гораздо больше, чем в горохе. Может, это концентрат? Может, её надо глотать целиком?

Мысль о том, чтобы проглотить этот камень, вызывала дрожь. А вдруг это яд? Вдруг она растворится в желудке и прожжет меня насквозь? Или, что еще хуже, превратит в такую же тварь, из которой я её достал? Риск был слишком велик. Мы не умирали от голода, сила у меня была, резерв полон. Экспериментировать на себе, не зная правил, — верный способ стать самым богатым трупом в лесу.

— Не получается? — тихий голос Кати вырвал меня из раздумий.

Она сидела напротив, подшивая порванную штанину суровой ниткой. В отблесках огня её лицо казалось спокойным, почти умиротворенным. Те страшные ожоги, что превратили её кожу в маску месяц назад, исчезли без следа. Живчик и редкий прием гороха сотворили чудо — кожа стала чистой, гладкой, даже шрамов не осталось. Только взгляд изменился. Он стал старше. Жестче.

— Не берет, — буркнул я, вылавливая жемчужину из банки и обтирая её тряпицей. — Ни кислота, ни спирт. Крепкий орешек.

— Может, разбить? — предложила она, не отрываясь от шитья.

— Ага, и потерять половину в крошке. Нет, тут какой-то другой секрет. Люк про это не писал.

Я спрятал находку обратно в карман, поближе к сердцу. Пусть лежат. До лучших времен.

Я смотрел на Катю и ловил себя на мысли, что привыкаю к ней. В первые дни она была обузой. Чемоданом без ручки, который и нести тяжело, и бросить жалко. "Гарантия от безумия", как я сам себе говорил. Теперь всё изменилось.

Она не ныла. Вообще. Переходы по десять километров, ночевки на сырой земле, еда из консервов, вкус которых уже поперек горла стоит — она принимала всё это как данность. Она училась.

Вчера я заметил, как она чистит рыбу. Ловко, быстро, одним движением вспарывая брюхо и вычищая потроха. А ведь еще недавно её воротило от вида сырого мяса.

— Ты изменилась, — сказал я, подбрасывая в огонь сухую ветку.

Катя подняла голову. В её глазах плясали рыжие отсветы пламени.

— Мы все изменились. Тот мир, где я боялась сломать ноготь, сгорел. Вместе с моим и домом и..- она запнулась.

— Боишься?

— Боюсь, — честно ответила она. — Боюсь, что это никогда не кончится. Что мы так и будем бегать по лесам, пока однажды нам не повезет. Но… с тобой спокойнее. Ты знаешь, что делать.

— Я просто делаю вид, — усмехнулся я. — На самом деле я импровизирую.

— У тебя хорошо получается.

В её словах не было лести. Просто констатация факта. И от этого мне стало как-то… тепло. Странное чувство. Я привык быть один. Одиночество — это броня. Никто не предаст, никто не подставит, никого не надо спасать. Но здесь, в этом проклятом Улье, одиночество начинает давить на мозги почище атмосферного столба.

Наличие другого человека рядом, который не пытается тебя сожрать и с которым можно просто помолчать, оказалось удивительно важным ресурсом. Ценнее тушенки.

Я потянулся и достал флягу.

— Будешь?

Она кивнула, откладывая шитье.

Мы пили живчик по очереди, передавая теплую металлическую емкость друг другу. Ритуал. Причастие новой веры.

Лес вокруг жил своей жизнью. Где-то ухнула сова, прошуршала в листве мышь. Никакой злобы, никакого голода поблизости. Только мы и природа.

Я откинулся спиной на земляную стену нашей норы. В кармане грели грудь черные бусины, в животе разливалось тепло от спирта и споранов. Впервые за долгое время я не чувствовал себя загнанной крысой. Я чувствовал себя хозяином этой маленькой, темной норы.

А завтра… завтра нужно будет проверить силки.

Утро в лесу наступало не с восходом солнца, а с изменения плотности тумана. Не того от которого приходится бежать сломя голову, а обычного, нашего, земного. Он становился белесым, проницаемым, и звуки, до того глухие и ватные, приобретали отчетливость. Я проснулся от холода — костер за ночь прогорел дотла. Катя спала на своем лежаке из лапника, укрытая курткой, дыша ровно и неслышно.

Я выбрался наружу, разминая затекшие мышцы. Воздух был сырым и вкусным, пахло мокрой корой и грибами. Где-то далеко, километрах в пяти, снова ухнул разрыв — глухой, как удар подушкой о стену. Кто-то кого-то взрывал. Обычное дело для этого мира. Но здесь, в нашем овраге, война казалась чем-то далеким, почти нереальным.

Я сунул руку в карман. Пальцы привычно нащупали два гладких шарика. Они были теплыми, словно живыми. Я достал их, подставив под скупой утренний свет, пробивающийся сквозь кроны.

Идеальные сферы цвета антрацита. Глубокий, поглощающий свет черный цвет. Просто абсолютная тьма, спрессованная в форму. Я покатал их на ладони. Они ударялись друг о друга с тяжелым, костяным звуком.

Что вы такое?

Моя интуиция, та самая, что вытаскивала меня из передряг последний месяц, молчала. Вернее, она настороженно принюхивалась. Я чувствовал в этих шариках мощь. Куда более концентрированную, чем в желтом горохе. Если горох это батарейка, то эти черные малыши реактор. Но как его запустить, не взорвав себя к чертям?

Загадка без ответа. Я спрятал их обратно. Они не портятся, есть не просят, а тепло, которое они выделяют, даже приятно в утренней сырости.

Вернувшись в землянку, я раздул угли, подбросил сушняка. Катя зашевелилась, открыла глаза. Никаких «доброе утро» или «как спалось». В Улье эти вежливости отмирают за ненадобностью. Вместо этого быстрый, цепкий взгляд: всё ли в порядке? Нет ли угрозы?

— Пора проверить силки, — сказал я, доставая флягу с живчиком.

Утренний ритуал. Глоток мне, глоток ей. Горькая, спиртовая дрянь, ставшая для нас важнее воды.

Мы вышли из оврага бесшумно. За эти дни мы научились ходить так, чтобы не хрустела ни одна ветка. Катя шла следом, стараясь попадать в мои следы. Я иногда оглядывался на нее. Она изменилась не только внешне. Исчезла та городская суетливость, лишние движения. Она стала экономной в жестах, собранной.

В лесу было спокойно. Мой ментальный фон был чист, Дар молчал, лишь иногда лениво сканируя пространство на предмет чего-то крупнее белки.

Первая петля, поставленная на заячьей тропе, была пуста. Вторая сбита, видимо, зверь вырвался. А вот в третьей, у корней вывороченной сосны, нам повезло. Крупный, жирный заяц запутался в проволоке. Он уже не дергался, задохнувшись в удавке.

— Обед, — констатировал я, отцепляя добычу.

Катя подошла ближе. Раньше она отворачивалась, когда я возился с тушками. Сейчас она смотрела внимательно, оценивающе.

— Я сама, — вдруг сказала она, протягивая руку.

Я удивленно поднял бровь, но зайца отдал.

Мы спустились к ручью. Я сел на поваленное дерево, достал нож и начал строгать новую колышку для ловушки, наблюдая за ней. Она действовала уверенно. Нож в её руках больше не дрожал. Шкурка снималась чулком, быстро и чисто. Она не морщилась от вида крови, не вздыхала. Просто делала работу. Необходимую, грязную работу.

— Ты быстро учишься, — заметил я негромко.

— У меня хороший учитель, — ответила она, не поднимая головы. — Жесткий, но эффективный.

— Жизнь — жесткий учитель. Я просто ассистент на кафедре выживания.

Она сполоснула руки в ледяной воде ручья, вытерла их о мох.

— Знаешь, о чем я думаю? — она посмотрела на меня своими серьезными, повзрослевшими глазами.

— О том, когда мы найдем нормальный душ?

— Нет. О том, что тот мир… прошлый… он был каким-то игрушечным. Мы все играли в проблемы. Кредиты, отчеты, пробки, кто что о ком сказал… А настоящее — оно вот здесь. — Она кивнула на освежеванную тушку и темный лес вокруг. — Ешь или будь съеденным. Просто и честно.

Я хмыкнул, проверяя остроту ножа наногте.

— Философия на пустой желудок. Это пройдет, как только мы найдем безопасное место с горячей водой и электричеством. Человек быстро привыкает к хорошему и снова начинает придумывать себе проблемы.

— Ты думаешь, такое место есть?

— Должно быть. Люк писал про стабы. Укрепленные поселения, где живут такие же выжившие как мы. Где есть законы, торговля, стены. Мы не первые в этом мире, Катя. Кто-то здесь живет годами. Значит, и мы сможем.

Мы вернулись в землянку. Запах жареного мяса наполнил тесное пространство, делая его почти уютным. Мы ели руками, обжигая пальцы, вгрызаясь в жесткое, но такое вкусное мясо.

Остаток дня прошел в ленивой, сонной тишине. Я занимался оружием, чистил трофейные автоматы, смазывал механизмы остатками масла, найденного еще в той машине. Катя перебирала наши скромные запасы, пересчитывала патроны, штопала одежду.

Мы были похожи на семью первобытных людей, забившихся в пещеру переждать ледниковый период. Только вместо мамонтов снаружи бродили твари, которые когда-то были нашими соседями.

Я смотрел на черные шарики, которые выложил на плоский камень у очага. В свете огня они казались дырами в пространстве.

— Мы не сможем сидеть здесь вечно, — вдруг сказал я, нарушая молчание.

Катя замерла с иголкой в руке.

— Я знаю. Продукты закончатся. Патроны тоже.

— Не только в этом дело. Мы гости. Лес терпит нас, пока мы тихие. Но рано или поздно сюда зайдет кто-то, кому плевать на нашу маскировку. Или перезагрузка кластера накроет этот квадрат.

— И что ты предлагаешь?

— Нам нужна информация. Карта. Понимание, где мы вообще находимся относительно… чего-нибудь стабильного.

Я убрал странную добычу обратно в карман. Тепло от них привычно согрело грудь.

— Еще пару дней отъедимся и пойдем. Вдоль границы кластера. Искать людей. Не тех, кто стреляет сразу, а тех, с кем можно говорить.

Катя кивнула. Спокойно, без страха. Она доверяла мне. И это доверие было тяжелее рюкзака с патронами. Потому что я сам не знал, куда идти. Я просто знал, что стоять на месте в Улье значит умереть.

Ночь опустилась на лес мягким черным покрывалом. Я подкинул дров, чтобы огонь тлел до утра. Катя уже устроилась на своем месте, свернувшись калачиком.

— Спокойной ночи, — тихо прошептала она.

— Спи, — ответил я, глядя на угли. — Я подежурю.

Я слушал лес. Слушал дыхание спящей девушки. И думал о двух черных шариках в моем кармане, которые, казалось, пульсировали в такт моему сердцу.

Следующие два дня прошли в режиме усиленного откорма. Мы уничтожили запасы зайчатины, подъели часть консервов, чтобы облегчить рюкзаки, и спали по двенадцать часов в сутки. Организм, измученный гонкой на выживание, жадно впитывал калории и отдых.

На третий вечер мы начали сборы. Это был молчаливый, сосредоточенный процесс. Мы перебирали вещи, отсекая всё лишнее. Каждый грамм в рюкзаке через десять километров превращается в килограмм, а через двадцать — в пудовую гирю.

— Третью банку тушенки не берем, — я отложил жестяку в сторону. — Лучше возьмем лишний магазин к «калашу».

Катя не спорила. Она упаковывала аптечку, пересчитывала бинты и ампулы с обезболивающим. Её движения были плавными, гипнотизирующими.

Мы сидели у костра, раскрыв карту — не настоящую, а нарисованную мною угольком на куске светлой коры.

— Смотри, — я провел пальцем по кривой линии. — Мы пришли отсюда. Там — город, который сейчас кишит тварями. Остается идти вдоль границы кластера, на север или юг.

— Люк писал про север, — напомнила Катя, глядя на меня поверх огня. — Про деревню и Новый Свет.

— Люк писал это два месяца назад для другого меня, в другой жизни, — покачал я головой. — Но логика в этом есть. Север — это направление. Там могут быть люди.

— Значит, на север?

— Значит, на север. Будем держаться «зеленки», но поглядывать на дороги. Нам нужны люди, Катя. Торговцы, рейдеры — кто угодно, кто не попытается нас сожрать сразу. Нам нужна информация.

Я похлопал по карману, где лежали спораны и горох. А главное — те два черных шарика, тайна которых не давала мне покоя.

— Страшно? — спросила она.

— Нет. Страх — это когда не знаешь, что делать. А у нас есть план. Хреновый, но план.

Я поднял глаза и встретился с ней взглядом. В отсветах пламени её лицо казалось высеченным из мрамора, но живым, теплым. Глаза блестели. В них не было страха, о котором она говорила. В них было что-то другое. Темное, тягучее.

Воздух в тесной землянке вдруг стал плотным, наэлектризованным.

Мы сидели слишком близко. Я чувствовал её запах — не запах духов, которых здесь не было, а запах здорового тела, хвои и дыма. Запах жизни.

В Улье всё обостряется. Чувства, инстинкты, желания. Смерть, которая ходит по пятам, заставляет жизнь вспыхивать ярче. Мы выжили. Мы убили чудовище. Мы были полны сил и энергии, которую давал уксусный коктейль.

Катя подалась вперед, не разрывая зрительного контакта. Её рука, перебиравшая патроны, замерла.

— Молчун… — тихо произнесла она. Мое имя, или кличку, плевать, в её устах прозвучало иначе. Не как обращение к напарнику.

Я не стал ничего говорить. Слова здесь были лишними. Я просто протянул руку и коснулся её щеки. Кожа была горячей.

Она не отстранилась. Наоборот, прижалась щекой к моей ладони, прикрыв глаза.

— Мы живы, — прошептала она. — Мы всё еще живы.

Искра, которая тлела между нами эти дни, скрытая усталостью и опасностью, наконец нашла выход. Это не было романтикой из женских романов. Это был взрыв.

Я притянул её к себе. Наши губы встретились — жадно, почти грубо. В этом поцелуе был вкус пепла, спирта и отчаяния.

Мы вцепились друг в друга, как утопающие. Одежда летела в стороны, мешаясь, путаясь. Тесная землянка, пахнущая землей и смолой, стала центром вселенной.

В эту ночь не было места мыслям о завтрашнем дне, о тварях, о черных жемчужинах. Были только мы. Две горячие, сплетенные в узел жизни посреди мертвого леса. Это было дико, яростно и необходимо. Словно мы пытались доказать самой смерти, что она здесь не властна.

Катя стонала, впиваясь ногтями мне в спину, и я отвечал ей тем же, растворяясь в этом безумном ритме, забывая, кто я и где я. Остались только инстинкты. Самые древние, самые сильные….Утро пришло слишком быстро.

Я открыл глаза, чувствуя тяжесть её головы у себя на плече. Волосы Кати разметались по моей груди. Она спала, и на её лице застыла слабая улыбка.

Я лежал и смотрел в бревенчатый потолок нашей норы. Жалел ли я? Нет. Это должно было случиться. Мы прошли через ад вместе, и это связало нас крепче любых клятв.

Я осторожно, стараясь не разбудить её, выбрался из-под одеяла. Надо было собираться.

Через час мы уже стояли у выхода из землянки. Рюкзаки упакованы, оружие проверено. Костер затушен и присыпан землей.

Мы не обсуждали то, что произошло ночью. В этом не было нужды. Просто Катя подошла ко мне, поправила лямку моего рюкзака и коротко, крепко сжала мою руку.

— Готова? — спросил я.

— Да.

— Тогда вперед. На север.

В моем кармане, пульсируя в такт сердцу, лежала тайна, которую мне еще предстояло разгадать.

Глава 13. Дорога

Лес здесь был старым, мрачным, но по-своему красивым. Огромные ели закрывали небо, под ногами пружинила подушка из мха и иголок. Идти было легко, если не считать лишних килограммов железа на горбу.

Я шел первым, задавая темп. Не быстрый, но ровный. Такой, чтобы можно было идти весь день и не сдохнуть к обеду. Катя держалась в паре метров позади, ступая след в след.

Спустя час ходьбы мы сделали короткий привал.

— Живчик, — попросил я.

Утренний моцион. Гадость редкостная, но необходимая. А в последнее время я стал добавлять туда еще и желтый горох. Точнее, его раствор.

Не знаю, зачем я это делал с таким упорством. Просто чувствовал, что надо. После того случая с гигантом в городе, когда я чуть не сжег себе мозги, пытаясь управлять Пятницей, я понял одну простую вещь: силы много не бывает.

Мой Дар — это мышца. И её надо качать. Горох был протеином.

Сделав глоток, я поморщился, чувствуя, как кислая жижа падает в желудок. А через минуту пришло тепло. Привычный звон в ушах, который появлялся при перенапряжении, исчез. Мир стал четче. Звуки — острее.

— Порядок? — спросила Катя, глядя, как я завинчиваю флягу.

— Жить будем. Выдвигаемся.

Мы снова нацепили рюкзаки. Связка из трех автоматов на моем горбу звякнула, напоминая о нашей жадности. Тяжело, неудобно, но это наш стартовый капитал. Если выйдем к людям, эти железки откроют больше дверей, чем добрая улыбка.

Лес тянулся бесконечно. Ели, бурелом, редкие поляны с высокой, по пояс, травой. Я вел нас по солнцу и по наитию, стараясь придерживаться северного направления.

К обеду ландшафт изменился. Деревья расступились, и мы уперлись в насыпь.

Старый, потрескавшийся асфальт, сквозь который давно проросли березы толщиной в руку. Дорога.

— Куда она ведет? — спросила Катя, разглядывая ржавый остов дорожного знака, от которого остался только гнутый столб.

— На север, — прикинул я. — Примерно туда, куда нам надо.

— Пойдем по ней?

— Рядом пойдем. По открытому месту топать — плохая примета.

Мы двинулись параллельно трассе, скрываясь в подлеске, метрах в двадцати от обочины. Идти стало труднее из-за кустарника, зато спокойнее.

Через пару километров нам попался первый "привет" из прошлого. Старый "Москвич", рыжий от ржавчины, вросший в землю по самые пороги. Стекол нет, салон сгнил в труху. Я подошел ближе, просто из любопытства. Ловить там нечего — всё, что могло сгнить, сгнило, всё, что можно было унести, унесли еще до нашего рождения.

— Старый кластер, — тихо сказал я Кате. — Перезагрузки не было очень давно. Это хорошо. Тварей здесь быть не должно, жрать им тут нечего.

Я ошибся. Тварей, может, и не было. А вот проблемы нашлись.

Мы прошли еще с километр, когда Катя вдруг резко остановилась. Она шла сзади, но я услышал, как сбилось её дыхание. Она схватила меня за плечо, больно впиваясь пальцами.

— Стой! — шепот был на грани слышимости.

Я мгновенно упал на одно колено, уходя в тень разлапистой ели. Автомат привычно лег в руку.

— Что? — одними губами спросил я.

Катя прижалась спиной к стволу, её глаза были закрыты, лоб наморщен. Она "слушала".

— Впереди… — выдохнула она, открывая глаза. В них плескался страх. — Близко. Метров сорок, может пятьдесят. За тем поворотом насыпи.

— Зараженные?

— Нет. Эмоции другие. Не голод. Скука… раздражение… ожидание. Это люди, Молчун.

Я напрягся. Люди в этих краях — новость похуже стаи бегунов. Бегуна я могу взять на поводок или обмануть. С человеком так не выйдет. Мой Дар против мозгов, не тронутых спорами, бесполезен.

— Сколько?

— Трое. Сидят на месте. Ждут.

Засада. Или пост.

Я посмотрел на свою ношу. Три калаша за спиной, рюкзак. Если там серьезные ребята, я со всем этим металлоломом буду греметь как консервная банка.

— План такой, — я быстро скинул рюкзак и связку трофейных стволов, аккуратно уложив их на мох. — Ждешь здесь. Не высовываешься. Ты — мой радар. Если они дернутся в мою сторону — дашь знать.

— Как?

— Вороной каркни. Умеешь?

Она криво усмехнулась, но кивнула.

— Иди. Только осторожно.

Я оставил ей пистолет, взял топорик и нож. Теперь я был налегке.

Двигаться пришлось по-пластунски. Мох был влажным, холодным, но он отлично глушил звуки. Я сделал небольшой крюк, забираясь на поросший кустарником холм, нависающий над дорогой.

Ветер дул мне в лицо, и это было кстати.

Я полз медленно, проверяя каждый сантиметр перед собой, чтобы не хрустнуть веткой.

Наконец, я добрался до края. Осторожно раздвинул ветки папоротника и глянул вниз.

Катя была права. Трое. И расстояние — метров сорок, как в аптеке.

Они устроили позицию грамотно. Поперек старого асфальта лежало свежеспиленное дерево, перекрывая проезд. За ним, в кармане обочины, стояла Нива, выкрашенная в грязный камуфляж.

Но больше всего меня заинтересовали сами пограничники.

Это были не оборванцы, вроде тех, что пытались нас сжечь в охотничьем домике. Эти выглядели как профессионалы. Хорошая экипировка, разгрузки подогнаны, на рукавах какие-то шевроны, но отсюда не разобрать.

И оружие.

Тот, что сидел на капоте Нивы, держал на коленях СВД. Оптика блеснула на солнце. Второй, здоровый лось, возился с пулеметом. Кажется, Печенег. Серьезный аргумент. Третий стоял чуть поодаль, с бесшумным Валом на ремне, и сканировал лес в бинокль.

Это не бандиты. Это блокпост.

Я вжался в землю, стараясь даже не дышать. С такими воевать — себе дороже. У меня против них шансов нет. Засекут — нашпигуют свинцом раньше, чем я успею подумать.

Ветер донес обрывки разговора.

— …долго еще… Скрежет должен был вернуться…

— …рации молчат, помехи…

— …ворота в стаб закроют через час, если не успеем…

Стаб.

Слово ударило по нервам. Они из стаба. Из укрепленного поселения. Того самого, о котором писал Люк и о котором мечтала Катя.

Значит, мы дошли. Или почти дошли.

Но радоваться было рано. В нормальных мирах к блокпостам выходят с поднятыми руками. В Стиксе — сначала стреляют, потом спрашивают документы. А учитывая, что мы выглядим как вооруженные бомжи, разговор будет коротким.

Я медленно, очень медленно начал отползать назад, стараясь не шевелить кусты.

Нужно вернуться к Кате. У нас есть информация, и это уже немало. Теперь надо решить, как пройти мимо этих церберов и не получить пулю в лоб. Или как договориться, не лишившись при этом всего хабара и свободы.

Отполз метров на двадцать, развернулся и, пригибаясь, быстро двинулся к нашей стоянке.

Катя сидела там же, где я её оставил, сжимая пистолет двумя руками. Увидев меня, она выдохнула.

— Ну?

— Трое. Упакованы серьезно. СВД, пулемет. Это не бандиты, Катя. Это дозорные из стаба.

— Из стаба? — её глаза загорелись надеждой. — Значит, там есть люди? Нормальные?

— Люди там есть. Насчет нормальности не уверен. Они ждут кого-то. Нервные. Если попрем напролом — положат на месте.

Я сел на рюкзак, вытирая пот со лба.

— И что делать?

— Варианта два. Первый — обойти их лесом. Крюк километра три, через бурелом. Рискованно, можем нарваться на зверье или заблудиться. Второй…

Я посмотрел на трофейные автоматы.

— Второй — ждать. Они кого-то ждут. Может, конвой, может, разведку. Если те, кого они ждут, проедут — дорога откроется. Или мы сможем сесть им на хвост.

— А если они ждут врагов?

— Тогда мы увидим бесплатный фейерверк и решим по ситуации.

Я достал из кармана черные шарики, перекатил их в пальцах, успокаиваясь.

— Мы остаемся здесь. Будем наблюдать. Ты слушаешь, я смотрю. Как только ситуация изменится — действуем.

Мы затаились в кустах, превратившись в слух и зрение. Лес вокруг жил своей жизнью, но напряжение, исходившее от дороги, отравляло воздух.

Мы лежали в зарослях папоротника уже больше часа. За это время солнце успело опуститься ниже, окрашивая верхушки деревьев в тревожный рыжий цвет. Комары, обрадованные тем, что добыча не двигается, жрали немилосердно, но хлопать их было нельзя. Приходилось терпеть, лишь изредка проводя рукой по лицу.

Катя лежала рядом, уткнувшись лбом в мох. Её глаза были закрыты, но я видел, как подрагивают ресницы. Она работала.

— Нервничают, — едва слышно прошептала она. — Тот, что с пулеметом… у него страх. Липкий такой, противный. Он боится, что их бросили.

— А снайпер?

— Этот спокойнее. Но злой. Раздражение и… жадность? Да, он думает о добыче.

Жадность — это хорошо. С жадными можно договориться. С испуганными сложнее — у них палец на спуске дергается.

Я лежал неподвижно, наблюдая за блокпостом через прицельную планку своего автомата. Дистанция сорок метров — для калаша, даже старого и раздолбанного, это в упор. Но их трое, они в броне и на открытой местности. А я в кустах. Преимущество первого выстрела у меня, но что потом? Пулемет превратит этот холм в перепаханное поле за пару секунд.

Нет, стрелять нельзя.

С дороги донесся звук. Сначала еле слышный гул, похожий на жужжание шмеля, застрявшего в банке. Потом он стал громче, отчетливее. Низкий, рокочущий бас дизельного двигателя.

— Едут, — констатировал я.

На блокпосту началось движение. Пулеметчик лег за бруствер из мешков с песком, передернул затвор. Снайпер спрыгнул с капота, но винтовку не опустил, держа ствол направленным в сторону поворота. Третий, с "Валом", поднял руку, требуя внимания.

Из-за поворота, поднимая клубы пыли, вылетел монстр.

Это был не обычный джип и не грузовик. Это был Урал, обшитый листами ржавого железа, с наваренными решетками на окнах и устрашающим отвалом спереди, на котором засохли бурые пятна. На крыше кабины была турель, но пустая.

Машина резко затормозила перед бревном, юзом протащив заблокированные колеса по асфальту.

Дверь водителя распахнулась. Оттуда вывалился мужик — лысый, с перевязанной грязной тряпкой головой.

— Открывай! — заорал он, не здороваясь. — Быстро, мать вашу! Они на хвосте!

— Кто? — крикнул снайпер, не спеша убирать заграждение. — Пароль, Скрежет!

— Какой в жопу пароль, Серп?! Малая волна с запада! Мы еле оторвались! У нас двое тяжелых! Открывай, сука!

Скрежет. Значит, это и есть тот, кого они ждали. И он привез на хвосте проблемы.

Катя дернулась.

— Страх… — прошептал она. — Дикий ужас. Оттуда, из машины. И… боль. Там кто-то умирает.

Снайпер, которого назвали Серпом, видимо, решил не искушать судьбу. Он махнул рукой пулеметчику. Тот вместе с третьим бойцом навалились на край бревна, откатывая его в сторону.

— Быстрее! — орал лысый, запрыгивая обратно в кабину.

Дизель ревел, выплевывая черный дым. Грузовик дернулся, проезжая в открытый проход.

И в этот момент лес ожил.

Сначала я услышал треск кустов — не одной ветки, а сплошной, нарастающий шум ломаемого подлеска. Словно стадо кабанов ломилось через чащу параллельно дороге.

— Справа! — заорал пулеметчик, разворачивая ствол в сторону леса. Как раз в ту сторону, где сидели мы, но чуть дальше, метрах в ста от нашей позиции.

Из зеленки выскочила серая тень. Бегун. Быстрый, жилистый, в остатках какой-то формы. Он не бежал — он летел над землей длинными прыжками.

За ним второй. Третий. Десятый.

Это была стая. Не та жалкая группа, что мы видели у реки, а настоящая охотничья свора, сбившаяся вокруг лидеров. Я увидел среди мельтешения серых тел несколько фигур покрупнее — лотерейщики. Их раздутые челюсти и горбатые спины ни с чем не спутаешь.

— Огонь! — рявкнул Серп.

"Печенег" заговорил. Звук был такой, что заложило уши даже на расстоянии. Трассеры прочертили воздух, вгрызаясь в зеленку, срубая ветки и тела.

Первых бегунов просто разорвало на куски. Крупный калибр не оставляет шансов мясу, даже мутировавшему. Но их было много.

Они перли лавиной, игнорируя потери. Урчание слилось в один сплошной вой.

Грузовик, уже миновавший блокпост, вместо того чтобы дать по газам, вдруг остановился. Из кузова, прикрытого брезентом, начали выпрыгивать бойцы. Трое, четверо… Они занимали оборону вокруг машины, открывая огонь из автоматов.

— Нас зажмут! — крикнул я Кате, пытаясь перекричать грохот боя. — Отползай назад! В ложбину!

Мы были слишком близко. Шальная пуля или бегун, решивший срезать угол, — и нам конец.

Но уходить совсем я не хотел. Во мне боролись два чувства: инстинкт самосохранения и та самая жадность мародера.

Там, внизу, сейчас начнется мясорубка. Кто-то умрет. А мертвым оружие и спораны не нужны.

Я оттащил Катю за ствол толстой сосны, прикрывая её собой.

— Сиди тихо. В бой не вступать. Пистолет только для самообороны, если прыгнут прямо на тебя.

Сам я чуть приподнялся, глядя через кусты.

Бой был коротким, но яростным. Пулеметчик работал грамотно, отсекая основную массу короткими очередями. Снайпер бил редко, но метко, выцеливая лотерейщиков.

Но твари были хитрыми. Часть стаи, вместо того чтобы переть в лоб на пулемет, обошла блокпост по дуге и выскочила на дорогу позади грузовика.

Там началась свалка. Защитники конвоя отбивались прикладами и ножами, не успевая перезаряжаться.

Я увидел, как один из лотерейщиков — здоровенная тварь с почти полным отсутствием кожи на морде — сбил с ног бойца и впился ему в горло. Кровь брызнула фонтаном.

Второй лотерейщик, поменьше, заметил снайпера, который слишком увлекся стрельбой по фронту. Тварь запрыгнула на капот "Нивы", готовясь к прыжку на спину человека.

Это был мой шанс. Не знаю зачем. Может, чтобы проверить свои силы. Может, чтобы заработать "плюсик" в карму перед встречей со стабом. А может, просто потому, что я ненавидел этих тварей больше, чем людей.

Я сосредоточился. Расстояние — метров пятьдесят. На пределе уверенного контроля. Но во мне бурлил уксусный коктейль с двойной дозой гороха.

Я потянулся к лотерейщику на капоте. Его сознание было ярким пятном голода и ярости. Пробить этот блок было сложнее, чем у бегуна. Там была стена инстинктов.

Я ударил ментально. Не приказ, нет. На сложный приказ времени не было. Я ударил грубым импульсом:

— Свой! Враг сзади!

Я попытался подменить его цель. Сбить прицел.

Тварь на капоте замерла на долю секунды. Его голова дернулась, он издал удивленный рык. Вместо того чтобы прыгнуть на снайпера, он резко развернулся и полоснул когтями по воздуху, словно отгоняя невидимую муху.

Этого хватило. Снайпер, услышав рык за спиной, среагировал мгновенно. Он даже не стал разворачивать винтовку — просто упал на спину, перекатился и выстрелил от бедра, почти в упор.

Пуля 7.62 вошла лотерейщику под челюсть и вынесла затылок.

Моя голова взорвалась болью. Связь оборвалась резко, словно лопнула струна. Перед глазами поплыли круги. Контролировать смерть подопечного — это всегда больно, откат бьет по мозгам.

— Ты как? — Катя дернула меня за рукав.

— Нормально, — прохрипел я, тряхнув головой. — Смотри.

Атака захлебнулась. Пулеметчик выкосил основную волну, остальных добили бойцы с грузовика. На асфальте осталось лежать десятка два серых тел и двое людей.

Тишина вернулась так же внезапно, как и исчезла. Только стоны раненых и запах пороха напоминали о том, что здесь только что был ад.

— Чисто! — крикнул лысый Скрежет, спрыгивая с подножки грузовика. В руке у него был пистолет-пулемет. — Контроль! Проверить всех!

Бойцы начали методично обходить лежащих тварей, делая контрольные выстрелы в головы и собирая добычу.

— Серп, ты как? — крикнул Скрежет снайперу.

— Цел, — тот поднялся, отряхивая камуфляж. Он подошел к туше лотерейщика, валяющейся у "Нивы", и пнул её ногом. — Странный какой-то. Запрыгнул и затупил. Я думал, мне конец.

— Повезло тебе, — буркнул пулеметчик, меняя короб. — Ствол перегрелся, сука…

Я лежал в кустах, слушая их разговоры.

— Нужно уходить, — прошептала Катя. — Они сейчас начнут прочесывать местность.

— Нет, — я уже принял решение. — Мы выходим.

— Ты с ума сошел? Они на взводе!

— Именно. Они только что отбились, у них эйфория выживших. И они потеряли людей. Им не до того, чтобы стрелять по бомжам, которые выходят с поднятыми руками. К тому же… я, кажется, спас жопу их снайперу. Надеюсь, это зачтется.

Я поднялся, отложил автомат в сторону, чтобы не провоцировать.

— Оставляем оружие здесь? — спросила Катя.

— Нет. Берем всё. Без стволов мы для них никто. Мясо. А со стволами — ресурс.

Я помог Кате надеть рюкзак, сам взвалил свою ношу.

— Выходим медленно. Руки держим на виду, но не задираем, чтобы не выглядеть пленными. Оружие за спиной. Пистолет не трогай. И главное — молчи. Говорить буду я.

Мы вышли из леса метрах в тридцати от блокпоста.

— Эй, на посту! — крикнул я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно.

Эффект был мгновенным. Пять стволов тут же развернулись в нашу сторону.

— Стоять! — рявкнул Серп, вскидывая СВД. — Руки!

Мы остановились. Я демонстративно развел пустые ладони в стороны.

— Свои! — крикнул я. — Рейдеры. Идем с юга. Помощь нужна?

— Какие нахрен свои? — Скрежет подошел ближе, щурясь. — Откуда вырисовались?

— Из леса. Наблюдали. Не хотели под перекрестный огонь лезть.

Серп смотрел на меня через оптику. Я чувствовал его взгляд, колючий и цепкий.

— Это вы там в кустах шуршали? — спросил он. — Я думал, еще один заход тварей. Чуть не накрыл вас грешным делом.

— Спасибо, что не накрыл, — усмехнулся я. — Мы мирные. Ищем дорогу в стаб. Хабар есть, проблем нет.

Скрежет переглянулся с Серпом. Потом перевел взгляд на наши трофейные автоматы, висящие у меня за спиной.

— Калаши… старые, но рабочие, — оценил он. — Откуда дровишки?

— Сняли с тех, кому они уже не нужны.

— Подходите, — скомандовал Скрежет, но пистолет не опустил. — Медленно. Без резких движений. Бабу вперед пропусти.

Я кивнул Кате. Она пошла первой, гордо вскинув подбородок. Молодец, держится.

Когда мы подошли к шлагбауму, вонь от трупов тварей ударила в нос. Смесь пороха, крови и того самого уксусного духа.

— Кто такие? — спросил Серп, не сводя с меня глаз.

— Молчун, — представился я. — Это Катя. Идем из города. Там… жарко.

— Из города? — Скрежет присвистнул. — Там неделю назад перезагрузка была, потом бойня. Как выбрались?

— Ногами. И с божьей помощью, — я не стал вдаваться в подробности про убитого гиганта. Информацию надо дозировать.

— Иммунные? — спросил пулеметчик, вытирая лицо грязной тряпкой.

— А мы похожи на этих? — ткнул я пальцем в одного из дохлых бегунов. — Конечно, иммунные. Живчик пьем, правила чтим.

Скрежет обошел меня кругом, оценивающе глядя на рюкзаки.

— В стаб, значит, хотите? В Новый Свет?

— Туда.

— Вход платный. Проверка ментатом.

— Знаем, — соврал я. — Платить есть чем.

Я кивнул на связку автоматов.

— Железо — это хорошо, — кивнул Скрежет. — Ладно. Нам как раз места в кузове освободились… к сожалению.

Он кивнул на два накрытых брезентом тела, которые бойцы грузили обратно в машину.

— Подбросим до ворот. За один ствол.

Цена была грабительской. Автомат в Улье стоит дороже, чем такси. Но торговаться с вооруженным отрядом, стоя посреди трупов — плохая идея. К тому же, ехать на броне безопаснее, чем топать пешком.

— Идет, — согласился я, снимая один АК с плеча и протягивая его Скрежету.

Тот принял оружие, проверил затвор, довольно хмыкнул.

— Добро. Грузитесь. Только без глупостей. Дернетесь — пристрелю и спишу на тварей.

Мы забрались в кузов "Урала", усевшись на ящики с боеприпасами, подальше от тел погибших.

Мотор взревел, грузовик дернулся и пополз по разбитому асфальту на север.

Я прислонился спиной к борту, чувствуя, как вибрирует металл. Катя села рядом, тесно прижавшись ко мне.

— Мы едем, — прошептала она, и я почувствовал, как её бьет мелкая дрожь отходняка. — Мы выбрались.

— Мы просто сменили уровень сложности, — ответил я, глядя на убегающую ленту дороги. — Теперь начнется самое интересное. Люди.

В кармане, нагревшись от моего тела, лежали два черных шарика. Я почему-то был уверен, что в Новом Свете мне очень скоро придется узнать, что это такое.

Глава 14. Новый Свет

Тряска в кузове «Урала» выматывала не хуже пешего марша. Мы сидели на жестких ящиках, вцепившись в борта, и каждый ухаб отдавался в позвоночнике тупой болью. Но это была приятная боль — боль движения к цели. Мы больше не бежали, как загнанные звери. Мы ехали.

Катя клевала носом, положив голову мне на плечо, но спать не могла — слишком сильным было напряжение. Бойцы, сидевшие напротив, тоже молчали. Эйфория после боя прошла, осталась лишь усталость и мрачная решимость добраться до дома.

Лес за бортом начал меняться. Деревья отступили, уступая место вырубкам. Пни торчали из земли, как гнилые зубы, но это был хороший знак. Кто-то расчищал пространство, создавая зону обстрела. Кто-то, кто не хотел, чтобы твари могли подобраться незамеченными.

А потом деревья исчезли совсем, и перед нами открылась панорама, от которой у меня перехватило дыхание.

Я ожидал увидеть поселок. Деревню, обнесенную частоколом, может быть, бетонный забор вокруг какого-нибудь завода. Но то, что предстало перед глазами, ломало все шаблоны.

Вдали, в дымке заходящего солнца, возвышалась цитадель.

Это не было кустарным укреплением. Это была Крепость с большой буквы. По сравнению с тем, что я рисовал в своем воображении, любые укрепления, виденные мной раньше, казались песочницей для детсадовцев.

Стены. Огромные, циклопические стены из серого бетона тянулись влево и вправо, насколько хватало глаз. Они уходили ввысь метров на пятнадцать, если не больше, срезая горизонт ровной, неприступной линией. Через каждые сто метров из стены выступали башни-бастионы, ощетинившиеся стволами.

— Впечатляет? — хмыкнул один из бойцов, заметив мой взгляд. — Это Новый Свет, парень. Здесь даже воздух другой.

Мы подъехали к внешнему периметру обороны. Дорога здесь была перегорожена бетонными блоками, расставленными в шахматном порядке — «змейкой», чтобы ни одна машина не могла разогнаться и протаранить ворота.

«Урал» сбавил ход, маневрируя между препятствиями.

Я внимательно смотрел по сторонам. Мой внутренний параноик выл от восторга и ужаса одновременно. Это было идеальное место для обороны.

Перед стеной был вырыт ров. Широкий, метров десять, и глубокий. На дне, в мутной воде или грязи, угадывались ряды стальных кольев. И что-то мне подсказывало, что кольями дело не ограничивается. Наверняка там все нашпиговано минами так, что даже самые матерые твари, если рискнут сунуться, превратятся в фарш еще на подходе.

Сверху, со стены, на нас смотрели глазницы пулеметных гнезд. Над каждым гнездом висел мощный прожектор. Сейчас они были выключены, но замысел архитектора читался легко: ночью свет будет бить прямо в глаза нападающим, ослепляя их, при этом сами стрелки останутся в тени. Умно. Жестоко. Эффективно.

Мы уперлись в первый шлагбаум. Это был выносной блокпост, метров за двести до основных ворот. Здесь укрепления были попроще — мешки с песком, бетонные плиты, но людей было много. И смотрели они на нас не как на долгожданных гостей, а как на потенциальную мишень.

Грузовик остановился с тяжелым вздохом пневматики.

К кабине подошел офицер в полевой форме. Никакой расхлябанности, оружие на ремне, палец на спусковой скобе. Взгляд цепкий, колючий.

— Скрежет, ты? — крикнул он, не подходя вплотную.

— Я, кто же еще! — высунулся наш водитель. — Открывай, свои! Груз двести, груз триста, и новенькие!

— Новенькие? — офицер перевел взгляд на кузов. Я почувствовал, как десяток стволов с блокпоста и со стен слегка довернули в нашу сторону. — Проверка была?

— Визуальная! — рявкнул Скрежет. — Нормальные они! Ментата зови!

Офицер покачал головой.

— Процедуру знаешь. Подъезжай к шлюзу и глуши мотор. Ждать команды. Из машины никому не выходить, оружием не светить. Дернетесь — сожжем. Раненых сейчас заберут.

Несколько военных подошли к Уралу, быстро выгрузили раненных и скрылись в стене неся носилки.

— Да знаю я! — огрызнулся Скрежет, включая передачу. — Открывай давай!

Шлагбаум поднялся. Мы медленно проползли мимо настороженных бойцов и покатили по мосту через ров.

Колеса гулко грохотали по настилу. Я смотрел вниз, в темный зев рва, и думал о том, что это место действительно может стать домом. Или тюрьмой. Смотря с какой стороны решетки ты находишься.

Здесь было безопасно. Это чувствовалось кожей. За такими стенами можно спать и не бояться, что среди ночи тебя разбудит урчание бегуна. Здесь была цивилизация. Жесткая, военная, но цивилизация.

Мы остановились перед огромными стальными воротами. Створки были высотой с трехэтажный дом, сваренные из толстых листов корабельной стали. На них не было ни ржавчины, ни вмятин — здесь за порядком следили.

— Глуши мотор! — раздалась команда из громкоговорителя.

Дизель затих. Наступила тишина, нарушаемая лишь свистом ветра на стенах да далеким лязгом затворов.

— Что теперь? — шепотом спросила Катя. Она прижалась ко мне, разглядывая нависающую над нами громаду стены.

— Теперь ждем, — так же тихо ответил я. — Сейчас нас будут просвечивать, сканировать и решать, достойны ли мы войти в рай.

Я невольно похлопал себя по нагрудному карману. Там, спрятанные от чужих глаз, лежали два черных шарика. Мой пропуск в лучшую жизнь. Или мой смертный приговор, если я не смогу объяснить, откуда они у меня.

Солнце садилось, отбрасывая длинную тень от стены. Тень накрыла нас, и стало зябко. Мы стояли у ворот Нового Света, маленькие люди перед лицом огромной машины выживания, и ждали своей участи.

Минуты тянулись медленно, как густая смола. Сверху на нас смотрели. Я чувствовал эти взгляды — холодные, оценивающие. Мы были для них не героями, убившими монстра, а просто еще одной переменной в уравнении безопасности.

Наконец, громкий гудок резанул по ушам. Створки ворот дрогнули и начали медленно, без единого скрипа, расходиться в стороны.

— Приготовиться! — скомандовал Скрежет из кабины. — Оружие на предохранитель, стволы вниз! И не вздумайте умничать.

Открывался проход в шлюз. За ним я ожидал увидеть город, улицы, дома… но увидел лишь еще одну стену. Внутренний периметр. Двойная защита.

Мы медленно вкатились в каменный мешок между двумя стенами. Ворота за нами начали закрываться, отрезая нас от леса, от дороги, от всего того ужаса, что мы пережили.

Лязгнул засов. Мы были внутри.

Мы оказались в каменном мешке. Сзади лязгнули запоры внешних ворот, отрезая путь к отступлению. Впереди возвышалась вторая стена — такая же серая, неприступная, с узкими бойницами, из которых на нас смотрела смерть.

Шлюз. Место, где решается судьба: пустить, убить или выгнать обратно в лес.

— На выход! — скомандовал офицер, тот самый, что встретил нас снаружи. — Медленно. Руки на виду.

Мы с Катей спрыгнули с высокого борта «Урала» на бетонные плиты. Ноги загудели от удара. Скрежет и его бойцы тоже покинули машину, но держались расслабленно — они здесь свои, они дома. Мы же стояли, как на расстреле.

К нам подошли двое. Крепкие, в сером камуфляже без знаков различия, лица скрыты балаклавами.

— Оружие на землю, — голос глухой, без эмоций. — Рюкзаки рядом.

Я медленно снял связку автоматов. Металл звякнул о бетон. Следом отправился мой «калаш» и топор. Катя, покосившись на меня, положила рядом свой пистолет.

— Личное оружие вернем, если пройдете проверку, — сказал офицер, подходя ближе. Он смотрел на нас как на подопытных крыс. — Трофейное — сдадите на склад, получите квитанцию. Обналичите в банке стаба… если пустят.

Он прошелся вдоль нашего скромного строя.

— Кто старший?

— Я, — отозвался я.

Офицер остановился напротив меня. Взгляд у него был тяжелый, сканирующий. Казалось, он пытается просветить меня рентгеном еще до ментата.

— И как это понимать? — он кивнул на гору оружия. — Двое бродяг, приперлись пешком через лес, увешанные стволами, как новогодняя елка. И утверждаете, что мирные.

— Жить захочешь — не так раскорячишься, — ответил я, стараясь держать зрительный контакт. — Мы не искали проблем. Проблемы сами нас нашли. Мы их решили и забрали трофеи. Это запрещено?

Офицер хмыкнул.

— Впрочем, ничего не говори, будешь все объяснять ментату. Он у нас один из самых сильных в радиусе пятисот километров. Не советую ему врать. Мозги вывернет наизнанку, даже не заметишь.

— Я понял. Спасибо за предупреждение.

— Скрежет, ты тоже знаешь правила, — офицер повернулся к нашему водителю. — Идешь на карантин вместе с бойцами. Оформление груза потом.

Скрежет кивнул, махнул своим парням, и они потянулись к неприметной боковой двери в стене.

— А ты, жди здесь и без резких движений. Тебя позовут. Девка пусть стоит рядом.

Мне ничего другого не оставалось, как подчиниться. Офицер отошел к будке дежурного, что-то говоря в рацию.

Я остался стоять посреди бетонного колодца, рассматривая внутреннюю стену стаба. Пытался примерно оценить его размеры, но ничего не удавалось — он был слишком огромен. Стены уходили вправо и влево, теряясь в сумерках. Целый город, выживший среди руин цивилизации. Электричество, водопровод, законы… И, судя по всему, очень жесткая служба безопасности.

Прошло около получаса. Катя переминалась с ноги на ногу, нервно кусая губы. Я присел на капот «Урала», который все еще излучал тепло, и достал флягу. Сделал мелкий глоток живчика — не ради жажды, а чтобы унять предательскую дрожь в руках.

Предстоящий разговор с ментатом пугал меня больше, чем встреча с зараженными. Этиъ можно убить ломом. Ментата ломом не возьмешь — он залезет тебе в голову раньше, чем ты замахнешься.

А у меня в кармане два черных шарика, о которых я не хотел бы распространяться. И тайна их происхождения, которая может стоить мне жизни.

Наконец, дверь в стене открылась. Из неё вышел боец — не тот, что принимал оружие, другой. Высокий, сухой, движения резкие, дерганые.

Он молча шагнул ко мне и жестом указал следовать за ним.

— А она? — я кивнул на Катю.

— Она ждет, — коротко бросил проводник. — Сначала ты.

Я посмотрел на Катю.

— Не бойся, — шепнул я. — Жди здесь. Я скоро.

Она кивнула, но в глазах застыл страх. Оставлять её одну среди вооруженных мужиков не хотелось, но выбора не было.

Я пошел за проводником. Мы прошли через калитку во внутренней стене. Я-то думал, там сразу будет город — улицы, дома, шум толпы. Но нет. За воротами оказалась еще одна стена, третья по счету, точно повторяющая изгибы внешней.

— Серьезно у вас тут, — заметил я, глядя на этот слоеный пирог из бетона и стали.

Проводник промолчал. Мы шли вдоль стены по узкому техническому проезду. Слева — бетон, справа — бетон. Небо — узкая полоска наверху.

Затем дорога резко пошла вниз. Пандус уходил под землю, в темное чрево укреплений. Наши головы оказались на уровне земли, потом ниже. Воздух стал прохладным, пахнуло сыростью и озоном — где-то работала мощная вентиляция.

Мы спустились еще глубже. Последовала череда поворотов, коридоров, крашеных серой краской, гермодверей с массивными штурвалами. Среди этого лабиринта можно было легко потеряться. Впрочем, мой конвоир шел уверенно, изредка подталкивая меня дулом автомата в спину, когда я замедлял шаг, пытаясь запомнить дорогу.

«Бесполезно, — понял я. — Отсюда не сбежишь».

— Пришли, — буркнул он, останавливаясь перед неприметной стальной дверью. На ней не было ни таблички, ни номера. Только глазок видеокамеры над косяком.

Дверь пискнула электронным замком и мягко отворилась внутрь.

— Заходи.

Я шагнул через порог и замер.

После серых бетонных коридоров и давящей атмосферы бункера это место казалось порталом в другой мир.

Передо мной оказалась просторная комната, расположенная глубоко под землей. Обставлена она была очень даже ничего, я бы сказал — с комфортом, который в Улье встречается редко.

У стены стоял мягкий кожаный диван, рядом — глубокие кресла. На низком столике дымилась чашка кофе — настоящего, судя по запаху, а не желудевого суррогата. В углу примостился кухонный уголок: чайник, микроволновка, маленький холодильник. На стенах висели какие-то карты и мониторы, транслирующие картинки с камер наблюдения.

Было не похоже, что здесь кто-то жил постоянно — не было личных вещей, одежды, зубной щетки. Но вот бывали здесь часто и подолгу. Это был кабинет. Рабочее место человека, который ценит удобство.

В одном из кресел сидел человек.

Он не выглядел как монстр, способный выворачивать мозги наизнанку. На вид — лет тридцать пять. Худощавый, бледный, с тонкими чертами лица и длинными пальцами, которыми он сейчас держал планшет. Одет в простой свитер и джинсы. Никакого камуфляжа, никакого оружия.

Он поднял голову и посмотрел на меня.

Взгляд у него был странный. Прозрачный, водянистый, словно он смотрел не на меня, а сквозь меня, разглядывая обои на стене за моей спиной. Но от этого взгляда у меня по спине пробежал холодок, а волосы на затылке зашевелились.

— Садись, — голос у него был тихий, мягкий, почти шелестящий. — Меня зовут Эльф.

Я осторожно прошел к столу и сел на краешек дивана, стараясь не расслабляться.

— Молчун, — представился я.

— Я знаю, — Эльф отложил планшет. — Скрежет уже доложил. Интересный ты экземпляр, Молчун. Пришел из леса, притащил кучу оружия, бабу и очень громкие мысли.

Он чуть наклонил голову набок, как птица.

— Ты нервничаешь. Это нормально. Все нервничают. Но ты нервничаешь не потому, что боишься меня. Ты боишься, что я найду то, что ты спрятал.

Я сжал зубы, пытаясь поставить ментальный блок, как делал это, когда боролся с волей лотерейщика. Но здесь это было все равно что пытаться остановить цунами ладонью.

Эльф улыбнулся. Улыбка получилась тонкой, как порез бритвой.

— Не старайся. Твой Дар — контроль, я чувствую. Грубый, силовой. Ты умеешь ломать волю тварей. Полезно. Но против меня это не работает. Я не тварь. И я не ломаю. Я читаю.

Он взял чашку с кофе, сделал маленький глоток.

— Итак, Молчун. Давай начнем с простого. Откуда вы пришли и что случилось с тем большим черным парнем, который устроил переполох в городе неделю назад? И не ври мне. Ложь вызывает у меня головную боль, а когда у меня болит голова, я становлюсь… неприятным.

Я глубоко вздохнул. Врать нельзя. Недоговаривать — тоже риск. Этот бледный тип в свитере смотрит не на мое лицо, а прямо в черепную коробку, перебирая мысли, как грязное белье. Если я попытаюсь скрыть главное — тот факт, что я завалил элиту, будучи новичком, и то, что у меня в кармане лежит что-то непонятное, — он решит, что я угроза. Или шпион. Или просто скрытный ублюдок, которого проще пустить в расход, чем нянчиться.

В Улье правда — это тоже оружие. Иногда самое убойное.

— Хорошо, — сказал я, кладя руки на колени ладонями вверх. Жест открытости. — Слушай.

И я начал говорить.

Я рассказал ему всё. Сухо, по фактам, без лишних эмоций. Про перезагрузку города, про то, как мы с Катей бежали в лес. Про то, как появилась та тварь — огромная, черная, бронированная. Я описал, как она разнесла группу стрелков на крыше, как жрала людей прямо в машинах.

Эльф слушал молча. Он даже не моргал, только его водянистые глаза чуть сузились, когда я описывал внешность монстра.

— Это была элита? — спросил он.

— Не знаю, — честно ответил я. — Я не знаю ваших названий. Но он был большим. Метра четыре в холке. Шипы на спине. Споровый мешок закрыт костяным балконом.

— Продолжай, — кивнул ментат.

Самоесложное было рассказать про убийство. Это звучало как бред сумасшедшего. Новичок с месячным стажем валит гиганта?

— Я не мог к нему подойти. Он бы раздавил меня. Но у нас был… носильщик. Зомби. Бегун, которого я взял под контроль в лесу, чтобы таскать вещи.

Эльф чуть подался вперед. В его глазах впервые промелькнул интерес.

— Ты взял под контроль бегуна? Полный контроль?

— Да. Я назвал его Пятница. Я использовал свой Дар. Я заставил его взять гвоздодер, разогнал его голод и отправил прыгнуть твари на спину. Вбил ему в голову одну задачу: бить в затылок. Рвать мешок.

В комнате повисла тишина. Слышно было только гудение вентиляции.

— И он это сделал? — переспросил Эльф.

— Сделал. Он вскрыл мешок. Тварь сдохла от болевого шока или от повреждения паразита, я не биолог. Пятницу она раздавила, но дело было сделано.

Ментат откинулся в кресле, сцепив пальцы в замок. Он смотрел на меня уже не как на оборванца с большой дороги, а как на редкое насекомое, которое вдруг заговорило на латыни.

— Управляемый камикадзе, — пробормотал он. — Грубо. Примитивно. Но… изобретательно. Большинство новичков с твоим даром пытаются заставить тварей танцевать или просто отгоняют их. А ты сделал из него управляемую ракету.

— Я хотел выжить. И я хотел добычу.

— Жадность, — кивнул Эльф, словно ставя галочку в невидимом списке. — Это хорошее качество. Понятное. Честное. Так что ты добыл, Молчун? Ты нервничаешь именно из-за этого. Покажи.

Скрывать больше не было смысла. Он уже знал, что я что-то прячу.

Я медленно полез в нагрудный карман. Достал горсть споранов — серых, морщинистых. Высыпал их на стол. Следом пошел горох. У нас осталось с десяток желтых, которые так же посыпались на стол.

Эльф даже бровью не повел. Для него это была мелочь.

— Это всё? — спросил он, и в его голосе сквозило легкое разочарование. — Неплохой улов для новичка, но не повод так трястись.

— Не всё.

Я достал последние два предмета. Два черных, глянцевых шарика. Тяжелых, теплых.

Я положил их на стол, отдельно от остальной кучи.

Взгляд Эльфа изменился мгновенно. Скука исчезла. Он подался вперед, разглядывая черные сферы, но руками их не касался.

— Черный жемчуг, — произнес он.

— Вот значит как они называются, а я всё шарики да бусины.

Эльф перевел взгляд с жемчужин на меня. Я почувствовал, как его ментальное щупальце скользнуло по моему сознанию — жестко, без смазки. Он проверял, не вру ли я.

Я не сопротивлялся. Мне нечего было скрывать, кроме собственного невежества.

— Ты говоришь правду, — наконец сказал он, и давление на виски исчезло. — Ты действительно не знаешь, что это такое. И ты действительно убил эту тварь чужими руками.

Он взял планшет, что-то быстро набрал.

— Слушай меня внимательно, Молчун. Ты прошел проверку. Ты не мур, не сектант и не засланный казачок. Ты просто очень везучий и очень наглый иммунный.

Он нажал кнопку под столешницей. Дверь за моей спиной пискнула, разблокируясь.

— Забирай свой хабар, — кивнул он на стол. — Спрячь их и не свети на каждом углу. Здесь, в Новом Свете, безопасно, но дураков хватает везде.

Я сгреб добычу обратно в карманы.

— Что мне с ними делать? — спросил я.

— Я ментат, а не знахарь, — Эльф устало потер переносицу. — Мое дело — копаться в дерьме, которое у людей в головах, а не в потрохах монстров.

Он начал что-то активно рисовать в блокноте, какие-то крестики, крючки, точки и прочий набор символов. Я смотрел молча, не решаясь перебить. Минут через десять он закончил и достал пластиковую карточку, написал на ней моё имя.

— Это твой временный пропуск. Возьмешь свою подругу после проверки и пойдешь в "Сектор Б". Это научный и медицинский блок. Найдешь там Тень. Скажешь, что от меня.

— Тень?

— Его все так зовут. Он главный по этой части. Покажешь ему свой дар, расскажешь про трюк с бегуном. Он поможет.

Я вышел из кабинета, чувствуя, как рубашка прилипла к спине. Допрос был коротким, но вымотал меня больше, чем марш-бросок с полной выкладкой.

В коридоре меня ждал тот же конвоир.

— Ну? — спросил он, глядя на пропуск в моей руке.

— Прошел, — я показал пластик.

— Сейчас девка твоя пройдет проверку и вас пропустят внутрь. Жди её здесь. — он завел меня в комнату без окон, с одной дверью и усадил на стул. Спустя минут двадцать вошла Катя с довольной улыбкой и показала мне свой пропуск. Вошел тот же конвоир и махнул мне рукой.

Мы поднялись обратно на поверхность, в бетонный колодец шлюза.

Офицер у ворот посмотрел на пропуск, сверил что-то в своем планшете и кивнул бойцам.

— Открыть внутренние ворота! Пропустить двоих! Оружие вернуть!

Нам вернули наш пистолет, топор и монтировку. Трофейные автоматы так и остались лежать кучей — на них офицер выписал квитанцию.

— Зайдете в банк, обменяете на спораны или местные кредиты, — буркнул он. — Добро пожаловать в Новый Свет. Не нарушайте.

Огромные створки внутренних ворот поползли в стороны.

За ними открылся город.

Не руины, не остатки прошлого. Настоящий, живой город. Улицы были освещены фонарями — уже сгущались сумерки. Я видел мощеную плиткой дорогу, аккуратные, хоть и разномастные дома, вывески магазинов.

Люди ходили без оружия в руках. Ездили машины. Где-то играла музыка.

Это было так нормально, что казалось галлюцинацией.

— Пошли, — сказал я, беря Катю за руку. — Нам нужно найти Тень.

— Кого?

— Местного айболита. Эльф сказал, что он поможет разобраться с моим Даром и с… нашей находкой. А потом — душ, еда и нормальная кровать.

Мы шагнули в город, оставляя за спиной стены, лес и месяц выживания в аду. Но я знал, что ад никуда не делся. Он просто остался за воротами, ожидая, когда мы совершим ошибку.

Глава 15. Дар Улья

Мы шли по вечернему городу, и это ощущалось как прогулка по минному полю, которое замаскировали под парк аттракционов. Вокруг ходили люди — чистые, сытые, некоторые даже смеялись. Горели уличные фонари, отбрасывая теплые желтые пятна на тротуарную плитку. Из приоткрытой двери какого-то бара доносились басы музыки и звон посуды.

Для меня, привыкшего за последний месяц шарахаться от хруста ветки, этот шум был пыткой. Я постоянно ловил себя на желании прыгнуть в тень или прижаться спиной к стене. Катя жалась ко мне, вцепившись в локоть так, что пальцы побелели. Она вертела головой, словно сова, пытаясь уследить за всем сразу.

— Расслабься, — шепнул я ей, хотя сам был натянут как струна. — Здесь периметр. Стены.

— Слишком много людей, — пробормотала она. — И я не чувствую их… эмоций. Слишком много шума в голове.

— Это нормально. Глуши радар. Здесь он тебе не нужен, пока мы не нарвемся на карманника.

Сектор «Б» нашли быстро — указатели в Новом Свете были, и вполне понятные. Это был огороженный невысоким забором квартал из нескольких двухэтажных зданий, выкрашенных в стерильно-белый цвет. Здесь было тише, пахло хлоркой и озоном. На проходной скучал охранник, который, мельком глянув на пропуск от Эльфа, молча нажал кнопку турникета.

Здание, куда нас направили, напоминало поликлинику из прошлой жизни, только без очередей из старушек. Чистые коридоры, пластиковые двери, мягкий свет.

Кабинет Тени оказался в конце коридора. На двери висела табличка: «Старший знахарь Тень».

Я постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь.

Внутри было просторно. Никаких колб с заспиртованными уродцами или черепов на полках я не увидел. Обычный медицинский кабинет: кушетка, ширма, шкафы с инструментами, компьютерный стол. В углу работал кондиционер, гоняя прохладный воздух.

За столом сидел мужик лет сорока на вид. Плотный, коренастый, с короткой стрижкой «ежиком» и тяжелым, волевым подбородком. Он был одет в медицинский халат, наброшенный поверх камуфляжной футболки.

Он поднял на нас глаза — темные, спокойные, как омут.

— От Эльфа? — голос у него был густой, басовитый.

— От него, — кивнул я, закрывая дверь. — Я Молчун. Это Катя.

— Знаю, — Тень отложил ручку и указал на два стула перед собой. — Присаживайтесь. Эльф скинул мне пару строк о ваших… приключениях. Любопытно.

Мы сели. Я сбросил рюкзак на пол, но так, чтобы он касался ноги. Привычка.

Тень встал, обошел стол и подошел к Кате.

— Сначала даму, — сказал он, не спрашивая разрешения. — Сиди ровно, глаза закрой. Не дергайся. Больно не будет.

Он поднял руки и начал медленно водить ими над головой Кати, не касаясь волос. Его ладони двигались плавно, словно он разглаживал невидимую ткань.

Я наблюдал за этим с интересом. Знахарь. Человек, который видит то, что скрыто внутри. Если ментат копается в мыслях, то этот копается в потрохах и энергетике.

Минуты две в кабинете висела тишина, нарушаемая только гудением кондиционера. Лицо Тени было сосредоточенным, он словно прислушивался к чему-то, доступному только ему.

— Неплохо, — наконец произнес он, опуская руки. — Очень неплохо для свежака. Иммунитет встал крепко, перестройка организма завершена процентов на девяносто. Ожоги… вижу, были ожоги. Зажило чисто, даже рубцов на энергетике почти не осталось. Кто лечил?

— Сама, — ответил я. — Живчик и время.

— Живчик — это хорошо, — кивнул Тень. — А вот дар… дар интересный. Сенс?

— Да, — тихо ответила Катя, открывая глаза.

— Чувствительность высокая, но диапазон пока детский. Метров пятьдесят?

— Около того.

Тень вернулся за стол, что-то черканул в журнале.

— Слушай рекомендацию, девочка. Твой дар — это мышца, как и у всех нас. Но качать её надо аккуратно. Горох принимаешь?

— Принимали. Редко.

— Правильно, что редко. Твой организм пока адаптируется. Значит так: горох — строго раз в день. Не чаще. Иначе перегоришь, начнутся мигрени, а потом и "белочка" придет.

Он посмотрел на неё поверх очков, которые зачем-то надел для записи.

— Если будешь соблюдать режим и тренироваться — через полгода будешь "видеть" метров на двести-триста. Сможешь чуять тварей сквозь стены и под землей. Ценный кадр для любой рейдерской группы.

— А жемчуг? — спросил я.

— Если проглотишь жемчужину без подготовки и присмотра — пятьдесят на пятьдесят, что станешь квазом. Будешь сильной, живучей, но страшной, как моя жизнь. Оно тебе надо?

Катя мотнула головой.

— Вот и умница. Но если очень хочется, то можешь принять её под моим присмотром. Прямо сейчас.

Катя посмотрела на меня в ожидании ответа, я кивнул и вытащил из кармана два черных шарика. Действительно, очень похожих на жемчуг.

Тень поводил над ними рукой и выбрал один из них.

— Держи, этот должен тебе подойти.

Катя взяла жемчужину и дрожащей рукой положила её себе в рот.

— Глотай, — посоветовал Тень и протянул ей стакан с водой.

Катя глотнула и тут же схватила стакан, залпом выпила всю воду и замерла прислушиваясь к своим ощущениям.

Тень снова начал водить над ней руками, что-то хмыкал себе под нос и через минут двадцать отошел от нее, хлебнув своего живчика.

— Порядок. Жемчужина усвоилась хорошо, дар развился, но насколько сильно это надо проверять опытным путем. Велика вероятность, что у тебя появится еще один дар очень скоро. Придешь ко мне через пару дней, я посмотрю на тебя еще раз.

Он махнул рукой в сторону двери.

— Всё, с тобой закончили. Свободна. Иди в гостинницу для новичков, спроси у любого на улице, тебе подскажут куда идти. Нам с твоим кавалером надо пообщаться тет-а-тет. У него случай посложнее.

Катя вопросительно посмотрела на меня.

— Иди, — кивнул я, — я скоро приду.

Она еще раз глянула на знахаря с опаской и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Мы остались одни.

Тень посмотрел на меня уже без той легкой снисходительности, с которой говорил с девушкой. Взгляд стал тяжелее, профессиональнее.

— Ну, давай, герой-любовник, — сказал он, подходя ко мне. — Посмотрим, что у тебя внутри. Эльф написал, что ты кукловод. И что ты каким-то чудом не сжег себе мозги, управляя бегуном.

— Не чудом, — буркнул я. — Горохом.

— Горохом… — Тень встал у меня за спиной. — Расслабься. Дыши ровно.

Он положил руки мне на плечи, потом медленно перевел их к вискам, не касаясь кожи.

Сначала я ничего не почувствовал. А потом…

Словно кто-то открыл дверцу печки рядом с моей головой. Ощутимое, плотное тепло накрыло затылок и виски. Это было не просто тепло — это было движение. Я чувствовал, как по коже бегают мурашки, как покалывает корни волос, словно от статического электричества.

— Ого… — тихо произнес Тень где-то над моим ухом. — А вот это уже интересно.

Тепло усилилось. Оно начало проникать внутрь черепа, мягко, но настойчиво. Это было странное чувство — будто кто-то перебирает извилины моего мозга пальцами, проверяя их на прочность. Не больно, но жутко неприятно. Инстинкты вопили, требуя сбросить чужое влияние, но я заставил себя сидеть смирно.

— У тебя каналы расширены, как у ветерана, — бормотал знахарь, продолжая свои пассы. — Ты сколько гороха жрал?

— По одной-две в день. Последнюю неделю.

— И не сдох? Удивительно. У тебя, парень, регенерация бешеная. И ментальный блок… хм… жесткий. Грубый, как кирпич, но крепкий.

Он переместил руки ниже, к шее и позвоночнику. Тепло потекло вниз по спине.

— Дар у тебя полезный. Контроль. Чистый, силовой контроль. Ты не договариваешься с тварью, ты её ломаешь. Это эффективно, но энергозатратно. Обычно с таким подходом новички выгорают за пару раз. А у тебя резерв.

Он замолчал, его руки замерли в районе моих лопаток.

— Что с резервом? — спросил я, чувствуя, как напряжение нарастает.

— Резерв странный. Он пульсирует. Словно у тебя внутри вторая батарейка стоит. — Тень убрал руки и обошел стул, встав прямо передо мной.

— Я так понимаю, ты тоже будешь принимать жемчуг?

— Буду, если это усилит мой дар.

— Усилит, не переживай.

Тень взял оставшуюся жемчужину и покрутил её в руках.

— Есть одна проблема, — он сел на стул и налил себе в бокал виски.

Я посмотрел на него в ожидании ответа, но тот, казалось, погрузился в свои мысли и не обращал на меня никакого внимания. Наконец, он открыл глаза и посмотрел мне прямо в душу. От его взгляда я невольно поёрзал и слегка сжался.

— Если ты примешь эту жемчужину твой дар многократно усилится и ты сможешь держать контроль над лотерейщиком с приличного расстояния без вреда для себя абсолютно, либо взять под контроль кусача, — он увидел вопросительный знак в моих глазах, — ах, ну да, ты же вообще ничего не знаешь из текущей фауны. Я дам тебе книжку, почитаешь перед сном. Так вот, ты сможешь управлять кусачом минут сорок, потом откат.

— Понял, так проблема то в чём?

— Проблема в том, что эта жемчужина практически наверняка сделает тебя квазом.

Такого я не ожидал. Становиться похожим на лотерейщика мне совершенно не хотелось, меня же пристрелит любой встречный бродяга.

— И что, вариантов никаких нет?

— Боюсь что нет — налил он себе еще виски и предложил мне второй стакан, я не отказался и глотнул янтарной жидкости, — Ты можешь продать жемчуг за приличную сумму и забыть о ней, а потом добудешь себе еще одну.

Надеяться, что я смогу провернуть снова тот же трюк и завалить еще одну элиту было очень глупо. Второй раз может не повезти, принять жемчуг значит стать уродцем.

— Я когда-нибудь смогу вернуть свой нынешний облик? — делая очередной глоток спросил я знахаря.

— Только если добудешь белую жемчужину, но забудь об этом. Твари в которых она водится способны любую элиту разорвать как Тузик грелку.

Решение было очень сложным, но я понимал, чтобы выжить я должен принять её. Сидеть непрерывно в стабе я не хотел, как бы здесь не было безопасно, как бы здесь не нравилось, но я не чувствовал себя в безопасности среди такого количества людей.

— Решено. — я взял жемчужину, не раздумывая глотнул её и тут же запил остатками виски. Внутри всё начало гореть, по всему телу прошли судорги, дрожь покрыла тело. Тень тут же вскочил ко мне и начал водить руками над головой и по всему моему телу. Он коснулся рукой моего лба и сознание моё померкло.

Очнулся я на больничной кровати, воспоминания ворвались в мой мозг и устроили там цунами. Я взглянул на свои руки и увидел, что они ничем не отличаются от тех, что были раньше. Разве что цвет кожи стал слегка сероват, да ногти более плотные. Ощупал лицо и не нашел на нем никаких новых изменений. Щетина, два глаза, зубы в один ряд. Вроде бы всё в порядке. Значит Тень ошибся и я не стал квазом, что не могло не радовать.

— Проснулся? — словно по волшебству появился предо мной Тень. Не зря он носит свое имя, действительно словно тень.

— Да, — попытался сказать я, но из рта вырвался странный звук «урр».

— Тише, тише. Для тебя есть две новости. Начну с хорошей. Ты не стал квазом, я смог направить изменения в твоем теле в одну точку. Плохая новость. Ты не можешь разговаривать. Твои голосовые связки полностью изменены и теперь такие же как у зараженных. Теперь ты будешь соответствовать своему имени, которое сам себе взял, хоть в Стиксе это и не принято. Улей наказывает за самодеятельность. Но теперь я, Тень, нарекаю тебя Молчуном.

Передать мои эмоции очень сложно, я лишь глупо клипал глазами и пытался переварить услышанное.

— Ладно, хватит валяться, ты и так тут два дня провалялся, а я не благотворительная организация. Твоя Катя тебя уже ждет, все пороги мне расшибла. Давай, иди отсюда, будешь должен.

Я послушно встал с кровати, собрал свои нехитрые пожитки и кивнул на прощание Тени вышел в коридор. В ту же секунду меня чуть не сшибла с ног Катюха.

— Ты очнулся! Я так рада тебя видеть! Тень сказал мне, что с тобой произошло. Ничего, это не страшно. Мы что нибудь придумаем. — Она чмокнула меня в губы, взяла под руку и повела на улицу. — Пойдем, я покажу тебе, где мы будем жить.

Глава 16. Адаптация

Я криво усмехнулся и, наклонившись к её уху, издал тихий, вибрирующий звук.

— Уррр…

Это было нечеловеческое урчание. Горловое, низкое, похожее на рокот сытого леопарда или работающий на холостых дизель. Звук рождался где-то в глубине груди, минуя искалеченные связки. Сказать «Привет» или «Я в порядке» я физически не мог.

Катя вздрогнула, но не отшатнулась. Наоборот, коснулась ладонью моей шеи. — Звучит жутковато, — честно призналась она. — Но лучше, чем рычание лотерейщика. Пошли. Я тут с ума сходила эти два дня, но время зря не теряла.

Она уверенно взяла меня под руку и повела к выходу из медицинского сектора.

— Я сняла номер, — рассказывала она на ходу, пока мы шли по вечерним улицам Нового Света. — Гостиница «Уют», недалеко от центра. Двадцать споранов в неделю. Дороговато, конечно, зато чисто и горячая вода круглосуточно. Я заплатила за неделю вперед, так что у нас есть крыша над головой.

Я одобрительно кивнул. Умница. Не растерялась, не проела запасы, а обеспечила базу.

— И еще… — она чуть сжала мой локоть. — Мой дар. Тень был прав. Я теперь вижу их, Молчун. Я чувствую людей в радиусе двухсот метров. Вижу патрули за углом, чувствую, кто спит в домах. Это… это невероятное чувство контроля.

Я показал ей большой палец. Сенсор на двести метров — это гарантия того, что нас не застанут врасплох.

— А второй дар… — она хихикнула, но как-то нервно. — Тот, от жемчужины. Тень смеялся. Сказал, что я теперь мечта туриста. Я могу греть жидкости. Взяла в руки чашку с холодной водой, сосредоточилась — и она горячая. Градусов семьдесят. Глупость какая-то, да? Потратить черную жемчужину, чтобы стать кипятильником.

Я остановился и посмотрел на неё серьезно. Отрицательно мотнул головой.

«Глупость?» — хмыкнул я про себя.

Катя видела лишь бытовую сторону. Чай заварить, суп подогреть. Я же, привыкший искать оружие в любом булыжнике, видел другое. Человек состоит из воды на семьдесят процентов. Кровь — жидкость. Лимфа — жидкость. Глазные яблоки — жидкость. Если раскачать этот дар… Если научиться кипятить не чашку в руках, а, скажем, кровь в вене врага на дистанции? Или заставить вскипеть мозговую жидкость? Это будет страшнее моего контроля. Это будет мгновенная, жуткая смерть, от которой нет бронежилета.

Я выразительно посмотрел на неё и сжал кулак, показывая силу. Развивай, мол. Это не шутки.

Мы подошли к трехэтажному зданию, переделанному под гостиницу. Вывеска «Уют» горела зеленым неоном, что для мира после конца света выглядело вызывающе роскошно.

На входе за стойкой сидела полная рыжая женщина. Увидев Катю, она кивнула как старой знакомой. — Нашелся твой пропащий? — она цепким взглядом окинула меня с ног до головы. — Документы?

Я молча выложил на стойку свой временный пластиковый пропуск. — Молчун, значит… — прочитала она. — Ну, проходите. Правила твоя подруга знает. Оружие в номере разряжено, дебоши не устраивать.

Мы поднялись на второй этаж. Катя открыла дверь ключом. Номер был небольшим: две кровати, сдвинутые вместе, шкаф, стол. Но здесь было чисто. Пахло не плесенью и старым потом, а дешевым стиральным порошком.

Я сбросил рюкзак в угол и первым делом проверил окно. Целое, выходит во двор. Решетки нет, но второй этаж — высоко не прыгнешь, если что. Затем сел на кровать, проверяя матрас. Жестко, но после елового лапника — королевское ложе.

Катя села рядом, устало вытянув ноги. — Я есть хочу, — призналась она. — Я эти два дня почти не ела, кусок в горло не лез. Пошли вниз? Там бар, готовят сносно.

Я кивнул. Желудок при упоминании еды отозвался требовательным урчанием, которое странным образом срезонировало с моим новым голосом.

В баре на первом этаже было людно, но не шумно. Здесь сидели рейдеры, охрана, какие-то дельцы. Пахло жареным мясом и чесноком. Мы заняли угловой столик.

— Нам два гуляша, — уверенно заказала Катя подошедшей официантке. — Салат из капусты. И чаю. Сладкого.

— Пиво, водка? — дежурно спросила та. Я отрицательно покачал головой. Живчик мы пили регулярно, а лишний алкоголь сейчас ни к чему. Мне нужно привыкнуть к новому телу и новым рефлексам.

Когда принесли еду, я набросился на неё как волк. Настоящее мясо. Горячее. С густой подливкой. Не сублимат, не жесткая зайчатина, пахнущая костром. Катя ела так же быстро.

Я ел и чувствовал, как тепло расходится по телу. Напряжение последних дней отпускало. Мы добрались. Мы живы. Мы внутри периметра. Я вытер тарелку хлебом, отправил его в рот и, откинувшись на спинку стула, прикрыл глаза.

Из груди само собой вырвалось тихое, вибрирующее урчание.

— Уррр…

Катя замерла с чашкой чая в руке. Она посмотрела на меня, и в уголках её глаз собрались морщинки улыбки. — Ты урчишь, — тихо сказала она. — Как кот.

Я открыл глаза, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Чертовы инстинкты. Я не контролировал это. Организм реагировал на сытость и безопасность как животное. Я развел руками, мол, «что поделать, такая конструкция».

— Это даже… мило, — она накрыла мою руку своей ладонью. — Гораздо лучше, чем если бы ты матерился или рычал. Знаешь, Молчун, я думаю, мы справимся.

Я посмотрел на нашу добычу. В карманах оставалось около восьмидесяти споранов и немного гороха. Проживание оплачено. Еда стоит копейки — этот ужин обошелся нам всего в четыре спорана. При таком раскладе мы можем спокойно жить здесь месяц, ничего не делая. Отъедаться, тренировать дары, изучать местный рынок.

Я постучал пальцем по столу, привлекая внимание Кати. Затем показал на свои глаза, потом на уши, потом обвел рукой зал. «Смотри, слушай, запоминай».

Она кивнула.

— Я поняла. Мы здесь новенькие. Надо понять правила игры, прежде чем лезть в серьезные дела.

Вернувшись в номер, я привычно подпер ручку двери стулом. Береженого Улей бережет, даже в стабе. Катя уже забралась под одеяло, свернувшись калачиком.

Я лег рядом, глядя в потолок. Завтра нужно будет сходить в оружейный, прицениться. Узнать, где здесь доска объявлений или биржа труда для таких, как мы. А еще нужно разобраться с этой чернотой внутри меня. Немота — это полбеды. Главное, чтобы крыша не поехала.

Катя пододвинулась ближе, положив голову мне на плечо.

— Спокойной ночи, Молчун, — прошептала она.

Я обнял её одной рукой. И снова, уже не стесняясь, тихо заурчал, погружаясь в сон без сновидений. Первый спокойный сон за месяц.

Утро началось не с кофе, а с тишины. Настоящей, звенящей тишины, которую не нарушали ни вопли зараженных, ни треск автоматных очередей. Я открыл глаза и несколько секунд тупо смотрел в белый потолок, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Ах да. Отель. Новый Свет.

Катя еще спала, зарывшись носом в подушку.

Я осторожно, чтобы не скрипнуть пружинами, сел на кровати. Солнце уже било в окно — мы проспали непозволительно долго. Организм, получивший передышку, жадно наверстывал упущенное.

На тумбочке лежала тонкая брошюра в мягкой серой обложке, которую мне вчера сунул Тень. «Памятка иммунного. Базовый курс выживания». Названия пафосное, но содержание обещало быть полезным.

Я взял книжицу, налил стакан воды из графина и погрузился в чтение.

Информации было много. Тень, или тот, кто составлял это пособие, постарался разложить хаос Улья по полочкам.

Первым делом я нашел раздел о географии. Оказывается, мир, в который мы попали, похож на гроздь сосисок. На западе — Пекло, где живут самые жуткие твари. На востоке — Внешка и Чернота, край мира. А мы где-то далеко на севере, в обитаемой зоне. Это объясняло, почему чем дальше на запад, тем опаснее становится.

Дальше шла классификация тварей. Тут я задержался. Схема развития выглядела как пирамида. Чтобы подняться на ступеньку выше, тварь должна сожрать биомассы больше, чем весит сама, в разы. Бегуны, лотерейщики, топтуны… Я читал описания и узнавал своих старых знакомых. Топтун — тот, что цокает окостенелыми пятками. Рубер — бронированная машина смерти. И Элита. Вершина пищевой цепи. Оказывается, для достижения этой стадии тварь должна жрать годами. Тот гигант, которого мы завалили в городе, был именно элитником. И мне чертовски, невероятно повезло, что он был занят едой и не принял нас всерьез.

Отдельная глава была посвящена людям. И тут всё было не так радужно. Внешники — исследователи из других миров, упакованные в броню и с техникой, которые потрошат иммунных ради органов. Муры — предатели, работающие на внешников, охотники за головами. Самая презираемая каста. Сектанты, или килдинги — психи, приносящие жертвы Улью.

Я захлопнул книжку. Картина мира стала четче, но от этого не легче. Мы в банке с пауками, где каждый хочет тебя сожрать: одни ради эволюции, другие ради денег, третьи ради науки.

— Доброе утро, — сонно пробормотала Катя, потягиваясь. — Ты чего такой серьезный?

Я постучал пальцем по обложке книги и сделал жест рукой у горла: «Жизнь — боль». Потом улыбнулся, показывая, что это шутка.

— Есть хочу, — заявила она.

Завтрак в баре внизу мало чем отличался от ужина, разве что вместо гуляша давали яичницу с беконом и густую овсянку. Народу было больше. Рейдеры собирались в группы, обсуждая маршруты, цены и новости. Я сидел, медленно жевал и слушал.

— …говорят, на Западе снова орда формируется, — басил бородач за соседним столом. — Да брешут. Скреббера видели у Мертвых Земель, вот это точно.

После еды мы направились в административный корпус. Тень говорил, что там есть биржа труда. Деньги имеют свойство заканчиваться, а сидеть на шее у стаба, проедая запасы, было глупо.

Биржа представляла собой просторный зал с рядами пластиковых стульев и несколькими окошками, за которыми сидели уставшие клерки. На стене висела огромная доска, исписанная мелом и увешанная распечатками.

Мы подошли к ней.

Предложения делились на две категории: «Для гражданских» и «Для рейдеров».

В первом списке было скучно и дешево.

Стройка: восстановление укреплений, разгрузка машин. Оплата — 2 спорана в день плюс паек.

Уборка: чистка улиц, вывоз мусора. 1 споран в день.

Обслуга: официанты, мойщики посуды. 1–2 спорана в день плюс чаевые если повезет.

Оператор видеонаблюдения: сидеть на стене и пялиться в мониторы. 2 спорана за смену. Скука смертная, зато безопасно.

Я поморщился. С такими расценками на черную жемчужину мы накопим лет через сто. Да и жить на 20 споранов в неделю, отдавая всё за отель, не выйдет.

Вторая половина доски была интереснее.

Рейд за топливом: Требуются стрелки и грузчики. Оплата — доля от добычи.

Зачистка кластера «Промзона-4»: Высокий риск. Оплата сдельная за головы тварей.

Сопровождение научников: Охрана группы знахарей в полевом выезде. Оплата фиксированная — 5 горошин на группу.

Я ткнул пальцем в раздел рейдов.

— Ты уверен? — тихо спросила Катя, пробегая глазами по списку. — Это опасно.

Я кивнул. Опасно. Но мы иммунные, а не посудомойки. Мой дар требует практики, её дар — развития. На кухне сенсорику не прокачаешь.

Мы подошли к окошку регистрации. За стеклом сидел лысоватый мужичок, который выглядел так, словно всю жизнь перебирал бумажки, даже в мире апокалипсиса.

— Слушаю, — буркнул он, не поднимая головы.

Катя выступила вперед. — Мы ищем работу. Рейдовую.

Клерк поднял глаза, окинул нас скептическим взглядом. — Опыт? Снаряжение? Специализация?

— Своё снаряжение, — ответила Катя. — Опыт… полевой.

— Специализация? — повторил он, глядя на меня.

Я молча показал на свою голову, потом сжал кулак. Затем указал на Катю и приложил ладонь козырьком к глазам.

Клерк нахмурился.

— Немой?

Катя кивнула.

— Голосовые связки повреждены. Но он… специалист по контролю. А я сенс. Дальность двести метров.

При слове «сенс» глаза клерка блеснули интересом. Сенсы — товар штучный.

— Двести метров? Проверено?

— Тень подтвердит, — веско сказала Катя. — У нас есть допуск.

Клерк почесал подбородок ручкой.

— Сенс — это хорошо. Немой боец — это, конечно, минус в коммуникации, но если вы работаете в паре… Есть один вариант.

Он порылся в бумагах и вытащил мятый листок. — Группа «Бурый». Им нужен второй номер в дозор и поддержка. Собираются идти на «Склады». Это соседний кластер, перезагрузился три дня назад. Там раньше логистический центр был. Одежда, консервы, может, техника. Риск средний. Плата — пять процентов от хабара на группу плюс боевые, если будет контакт.

Я быстро прикинул в уме. Пять процентов от грузовика с консервами — это может быть очень хорошая сумма. Гораздо больше, чем неделя работы на стройке.

Я посмотрел на Катю и кивнул.

— Мы берем, — сказала она.

— Тогда дуйте в гараж, сектор «Ц». Спросите Бурого. Скажете, от Клерка. Если он вас не пошлет сразу — считайте, наняты.

Мы вышли на улицу. Солнце припекало. Работа найдена. Рискованная, грязная, но настоящая. Я похлопал по карману, где лежал пистолет.

Сектор «Ц» оказался огромным гаражным комплексом, огороженным сеткой-рабицей с колючкой поверху. Здесь пахло соляркой, горелой резиной и мужским потом — запах, который ни с чем не спутаешь. Всюду кипела работа: стучали молотки, визжали болгарки, кто-то матерился, пытаясь открутить закисшую гайку на колесе БТРа.

Техника здесь была разношерстная. От навороченных джипов, обшитых листами стали, до старых советских «УАЗиков» и грузовиков, которые, казалось, держались на честном слове и синей изоленте.

— Ищем Бурого! — крикнула Катя первому встречному — чумазому парню, который тащил канистру.

Тот махнул рукой вглубь ангара: — Вон там, у «Тигра».

«Тигр». Серьезная машина. Армейский броневик. Если у группы есть такая техника, значит, они не новички, собирающие объедки.

Мы подошли к указанной машине. Возле открытого капота стояли трое. Один — здоровенный, широкий в плечах мужик с густой бородой, в которой пробивалась седина. Он был одет в потертую «горку», на поясе висел здоровенный нож-кукри. Второй — жилистый, вертлявый парень с ирокезом на голове, чистил автомат, сидя на ящике. Третья — женщина лет тридцати, с коротким ежиком светлых волос и шрамом через щеку, курила, прислонившись к борту броневика.

— Вы Бурый? — спросила Катя, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Бородач медленно выпрямился, вытирая промасленные руки ветошью. Взгляд у него был тяжелый, оценивающий. Как у медведя, которого разбудили раньше времени.

— Допустим, — прогудел он. — А вы кто такие? Очередные попрошайки или заблудились?

— Мы от Клерка, — Катя кивнула в сторону администрации. — Сказал, вам люди нужны. На Склады.

Бурый хмыкнул, переглянувшись с женщиной. Та лишь пожала плечами, выпустив струю дыма в потолок.

— Ему лишь бы галочку поставить, — проворчал он. — Присылает мне детский сад. Он шагнул к нам, нависая над Катей. — Девочка, ты хоть знаешь, с какой стороны автомат держать? Склады — это не прогулка за грибами. Там бегуны стаями ходят, а в ангарах может и кусач сидеть.

Катя не отступила. Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. — Я сенс. Вижу на двести метров. Сквозь стены не очень, но живое чувствую четко.

Повисла тишина. Парень с ирокезом перестал чистить автомат и с интересом уставился на нас. Женщина отбросила окурок и подошла ближе.

— Сенс? — переспросил Бурый, уже без насмешки. — Точно? Или так, интуиция хорошая?

— Точно.

Бурый почесал бороду. Сенс в группе — это козырь. Это возможность не вляпаться в засаду.

— Ладно, допустим. А этот? — он ткнул в меня пальцем. — Телохранитель? Выглядит как будто месяц в лесу жил.

Я сделал шаг вперед. Взглянул на Бурого. «Месяц в лесу» — это комплимент. Я постучал себя по горлу, потом развел руками.

— Немой? — удивился Бурый. — И как ты команды подавать будешь? Свистеть?

Катя ответила за меня:

— Он всё слышит и понимает. А говорить буду я. Он… специалист по контролю.

— По контролю чего? Рождаемости? — загоготал парень с ирокезом.

Я медленно повернул голову в его сторону. Взгляд мой был пустым и холодным. Я не угрожал, я просто запоминал. Затем я повернулся к Бурому и жестом попросил что-то тяжелое.

— Чего он хочет? — не понял командир.

— Покажите ему зараженного, — перевела Катя мою мысль, хотя я этого не показывал. Она начала понимать меня интуитивно. — Или дайте цель.

Бурый прищурился.

— Зараженного здесь нет, мы в стабе, парень. Но если ты хочешь показать, что умеешь… Он огляделся. В углу ангара, на цепи, сидела здоровенная собака. Кавказец или алабай, огромный пес, который при виде чужаков начал глухо рычать и рваться с цепи. Пес был не зараженным, просто злым сторожем.

— Вон, Туз. Злой как черт. Подойдешь?

Это была проверка. Глупая, но наглядная. Собака — не бегун, у неё мозги другие. Но принцип тот же: примитивная агрессия и инстинкты.

Я кивнул. Медленно пошел к собаке. Туз вздыбил шерсть, оскалил клыки, с которых капала слюна. Рык перешел в лай. Он бросился на меня, натянув цепь до звона.

Я остановился в пяти метрах. Сосредоточился. Мой Дар был заточен под зараженные мозги, под грибницу. Но я уже знал, что эмоции — это универсальный язык. Страх, ярость, голод. Я не мог подчинить собаку полностью, как Пятницу. Но я мог ударить.

Я собрал волю в кулак и послал импульс. Не сложный приказ, а простую эмоцию: «Я — вожак. Я — смерть. Сидеть».

Собака поперхнулась лаем. Её уши прижались к голове. Хвост, который только что яростно метел воздух, поджался. Она заскулила, пятясь назад, в будку. В её глазах плескался животный ужас. Я сделал еще шаг. Пес упал на брюхо и пополз назад, скуля и отворачивая морду.

Я развернулся и пошел обратно к группе. Голова слегка гудела — работать с живым мозгом было сложнее, чем с мертвым, он сопротивлялся иначе. Но результат был.

Бурый смотрел на меня с уважением.

— Кукловод, — пояснила Катя. — Работает по зараженным. С собакой сложнее, но принцип тот же.

— Ну ни хрена себе, — присвистнул ирокез. — Туз меня чуть не сожрал вчера, а этот его взглядом уложил.

Бурый сплюнул на бетон.

— Добро. Берем. На испытательный срок. Один рейд. Выживете — получите долю. Накосячите — оставлю там. Он протянул мне руку. Ладонь у него была широкая, жесткая, как наждак. — Я Бурый. Это Штопор, — он кивнул на ирокеза. — А это Глория. Наш медик и снайпер. Выезд завтра на рассвете. Снаряжение своё, патроны свои. Еду на день. Вопросы?

Я отрицательно качнул головой. Вопросов не было. Была задача.

— Вот и славно, — подвел итог Бурый. — Штопор, покажи им карту сектора, пусть знают, куда мы лезем.

Мы склонились над капотом «Тигра», где была разложена карта района. Кластер «Склады» находился в двадцати километрах на северо-запад.

— Тут промзона, — водил пальцем Штопор. — Ангары, терминалы. Вкусное место. Но подъездов мало, вокруг лес и болото. Зайдем с трассы, пробьем периметр, загрузимся и валим. Главное — не шуметь лишнего. Если разбудим улей внутри ангаров — нас массой задавят.

Я смотрел на карту, запоминая ориентиры. Лес, болото. Места для засады идеальные. Если там засел кто-то умнее обычного бегуна, будет жарко.

— Всё поняли? — спросил Бурый.

— Да, — ответила Катя.

— Тогда свободны. Завтра в 5:00 быть здесь. Опоздаете — уедем.

Мы вышли из ангара. Солнце уже клонилось к закату. Первый шаг сделан. Мы в деле. Я посмотрел на Катю. Она выглядела уставшей, но довольной.

— Мы справимся, — сказала она. — Ты видел их лица? Они нас зауважали.

Я улыбнулся уголками губ и издал тихое, одобряющее урчание. «Справимся. Куда мы денемся с подводной лодки».

Остаток дня прошел в сборах. Мы докупили патронов — на это ушла еще добрая часть наших споранов, но экономить на свинце — последнее дело. Купили еще консервов и пару мотков крепкого скотча. В Улье скотч чинит всё: от порванных штанов до сломанных конечностей.

Вечером, сидя в номере, я чистил свой «калаш». Руки делали привычную работу, а мысли были далеко. Завтра мы выйдем за стену. Снова. Но теперь мы не беглецы. Мы охотники. И я надеялся, что этот статус поможет нам прожить чуть дольше.

Катя сидела на подоконнике, глядя на ночной город.

— Знаешь, — сказала она, не оборачиваясь. — Я боюсь не тварей. Я боюсь подвести. Если я не увижу вовремя… если ошибусь…

Я подошел к ней, положил руки на плечи. Развернул к себе. Посмотрел в глаза. И медленно, четко постучал себя кулаком по груди, в области сердца. «Я здесь. Я прикрою».

Она улыбнулась, слабо и благодарно.

— Спасибо, Молчун.

Мы легли спать рано. Завтрашний день обещал быть долгим. А в кармане моего рюкзака, завернутый в тряпицу, лежал мой главный козырь. Тот самый гвоздодер, который уже попробовал вкус элитной крови. Завтра он снова пойдет в дело.

Глава 17. Рейд

Будильник на телефоне Кати сработал в 04:30. Я открыл глаза за секунду до первого сигнала — внутренний таймер, выработанный месяцем жизни в лесу, работал надежнее электроники.

В номере было темно и прохладно. Катя завозилась под одеялом, сонно простонала что-то нечленораздельное, но встала сразу. Никаких «ещё пять минуточек». В Улье пять минут лишнего сна могут стоить жизни, и она это уже усвоила.

Я сел на краю кровати, разминая шею. Хрустнуло громко, в пустой комнате звук показался выстрелом. Тело чувствовало себя отлично. После двух дней на нормальной еде и под присмотром Тени серая хворь, если это можно так назвать, перестала меня беспокоить. Сила бурлила в мышцах, требуя выхода.

Мы собирались молча, в темноте, не включая свет, чтобы не привлекать внимания с улицы. Привычка.

Я проверил свой «калаш». Старый, потертый, с царапинами на прикладе, но механизм смазан и работает как часы. Три запасных магазина в разгрузку. Нож в ботинок. Топор на пояс. Гвоздодер — мой любимый «ключ от всех дверей» — в петлю на рюкзаке.

Катя проверяла аптечку. Она теперь наш штатный медик, хотя знания у неё пока на уровне «замотать и вколоть обезбол».

— Готов? — шепотом спросила она, затягивая шнурки на новых треккинговых ботинках.

Я кивнул и показал на дверь. «Погнали».

Утренний Новый Свет встретил нас сыростью и туманом. Фонари уже погасли, но солнце ещё не вышло, и город тонул в серой предрассветной хмари. Улицы были пусты, только редкие патрули лениво шагали вдоль стен.

В гаражном секторе «Ц» жизнь уже кипела. Дизельный выхлоп здесь заменял кофе.

«Тигр» стоял посреди бокса, готовый к выходу. Машина внушала уважение — бронированная капсула на колесах, способная проломить кирпичную стену. На крыше, в поворотной турели, чернел ствол «Корда». Серьезный аргумент в любом споре.

Бурый курил у ворот, о чем-то переговариваясь с Глорией. Штопор, гремя инструментами, проверял крепление запаски на корме.

Увидев нас, Бурый выбросил окурок и глянул на часы.

— 04:55. Точность — вежливость снайперов и выживших. Хвалю.

Я молча кивнул в знак приветствия. Говорить не хотелось, да и нечем. Вместо «доброго утра» я издал тихое, приветственное урчание, больше похожее на работу двигателя на холостых.

Глория, женщина со шрамом, криво усмехнулась, поправляя лямку своей снайперской винтовки.

— Звучишь как мой кот, когда жрать просит. Только тот весит пять кило, а ты чуть побольше. Жутковато.

Катя выступила вперед, сразу занимая позицию моего голоса.

— Мы готовы. Снаряжение своё, сухпай на сутки. Какие вводные?

Бурый подошел к капоту «Тигра», хлопнул ладонью по броне.

— Вводные простые. Едем на «Склады». Это двадцать кэмэ на северо-запад. Бывший логистический центр какой-то торговой сети. Кластер свежий, но уже начал заваниваться.

Он развернул карту, ткнув толстым пальцем в точку, обведенную красным маркером.

— Нам нужен ангар номер четыре. По информации от разведки, там был склад спецодежды и инструмента. Генераторы, бензопилы, сварочные аппараты. Всё, что нужно стабу.

— А твари? — спросила Катя.

— Твари будут, — вмешался Штопор, спрыгивая с бампера. — Склады — это лабиринт. Там эхо гуляет, хрен поймешь, откуда рычат. Плюс вокруг болота, оттуда любят лезть всякие земноводные уродцы.

Бурый зыркнул на него, призывая к тишине.

— План такой. Подъезжаем к периметру, глушим мотор. Дальше идем ножками. Шум там не нужен. Я иду первым, Штопор замыкает. Вы, двое, — он ткнул в нас пальцем, — в середине. Девчонка работает радаром. Если чуешь кого — даешь знак. Голосом не орать, договорились?

Катя кивнула.

— Молчун, — Бурый посмотрел мне в глаза тяжелым взглядом. — Твоя задача — прикрытие Кати и контроль периметра. Если вылезет что-то крупнее бегуна — работаешь своим даром. Сбиваешь темп, путаешь, тормозишь. Убивать будем мы. Не геройствуй. Понял?

Я показал большой палец. Понял. Я не герой, я наемник за пять процентов.

— По машинам! — скомандовал Бурый.

Внутри «Тигра» было тесно, пахло оружейным маслом и старой кожей. Я занял место у левого борта, напротив Глории. Катя села рядом со мной.

Двигательвзревел, машину качнуло. Мы выкатились из гаража, проехали КПП, где сонный охранник даже не стал смотреть наши пропуска, просто махнул рукой — машину Бурого тут знали.

Когда за нами закрылись внешние ворота стаба, отсекая безопасный мир от остального Улья, я почувствовал привычный холодок в животе.

Мы снова снаружи. Снова в игре.

Дорога была разбитой, но «Тигр» глотал ямы с равнодушием танка. За бронированными стеклами мелькал лес — серый, угрюмый, бесконечный.

Я смотрел в бойницу, держа палец на спусковой скобе автомата. Мой дар, разогнанный утренним коктейлем с горохом, лениво сканировал пространство, но пока «эфир» был чист. Только фоновый шум самого леса.

— Долго ехать? — спросила Катя, стараясь перекричать гул мотора.

— Минут тридцать, если без сюрпризов, — отозвался Штопор с водительского места. — Дорога тут одна, но местами завалы. Придется объезжать.

Мы съехали с асфальта на грунтовку. Машину начало трясти сильнее. Лес подступил вплотную к дороге, ветки хлестали по броне.

Катя напряглась. Я видел, как она закрыла глаза, «включая» свой радар.

— Чисто, — прошептала она через минуту. — Пока чисто.

«Тигр» остановился в лесополосе, не доезжая метров триста до бетонного забора промзоны. Двигатель заглох, и на лес обрушилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием остывающего металла.

— Приехали, — негромко сказал Бурый, открывая дверь. — Дальше ножками.

Мы выгрузились. Воздух здесь был другим. Если в лесу пахло сыростью и хвоей, то здесь, у границы кластера, отчетливо несло гнилью, машинным маслом и тем самым кислым душком, который ни с чем не спутаешь. Запах Улья.

— Порядок движения прежний, — скомандовал Бурый, проверяя затвор своего автомата — серьезного, тюнингованного «АЕК». — Я головной. Штопор замыкающий. Молодые — в коробочке. Глория, держишь сектор справа. Идем тихо. Стрелять только в крайнем случае. Если я говорю «земля» — падаете мордой в грязь и не отсвечиваете.

Я поправил лямки рюкзака, проверил, легко ли выходит топор из петли на поясе. Катя встала рядом, её лицо было сосредоточенным, глаза полуприкрыты. Она «щупала» пространство.

— Ну? — спросил её Бурый.

— Периметр чист, — тихо ответила она. — За забором… много мелких огоньков. Бегуны. Они спокойны, бродят или спят. Но в глубине, ближе к центру… там что-то мутное. Я не могу разобрать. Словно туман.

— Туман — это хреново, — сплюнул Штопор. — Может быть экранировка, а может, там тварь с ментальным фоном сидит.

— Разберемся, — отрезал Бурый. — Двинули.

Мы пересекли остаток лесополосы и вышли к бетонному забору. В одной из секций зияла дыра — кто-то, возможно, сами работники склада в момент начала катастрофы, проломили плиту грузовиком.

Мы нырнули в пролом.

Территория складов выглядела как декорация к фильму про зомби-апокалипсис, только без режиссера, который крикнет «Снято!». Огромные ангары из профнастила, выкрашенные в грязно-синий цвет, стояли рядами, образуя длинные, простреливаемые улицы. Между ними громоздились горы деревянных поддонов, ржавые контейнеры и брошенные погрузчики.

Асфальт был усеян мусором и сухими листьями.

Бурый поднял кулак. Стоп.

Он жестом указал на перекресток между первым и вторым рядом ангаров.

Там, метрах в пятидесяти от нас, бродили трое. Типичные бегуны — в грязных спецовках грузчиков, сутулые, с дергаными движениями. Они кружили вокруг перевернутой бочки, иногда толкая друг друга и глухо ворча.

Обходить их было долго — пришлось бы делать крюк через административное здание, где наверняка своих сюрпризов хватает.

Бурый повернулся ко мне. В его глазах читался немой вопрос: «Твой выход, кукловод. Покажи, за что мы тебе платим».

Я кивнул.

Пятьдесят метров. Дистанция комфортная. Особенно теперь, когда во мне бурлит энергия черного жемчуга и регулярные дозы гороха.

Я вышел чуть вперед, чтобы видеть их четче. Сосредоточился.

Раньше мне нужно было время. Нужно было настроиться, найти «волну», пробить блок. Сейчас это произошло почти мгновенно. Я просто «коснулся» сознания крайнего бегуна — примитивного, серого сгустка голода и агрессии.

Это было легко. Словно взять щенка за шкирку.

Я не стал ломать его волю грубо, как делал это с Пятницей. Я просто перехватил управление моторикой.

— Стоять, — мысленно приказал я.

Бегун замер, занеся ногу для шага. Его товарищи, не заметив перемены, продолжили свою бессмысленную возню.

Я потянулся ко второму. Щелк. Захват.

— Смотри на первого.

Второй бегун повернулся и уставился на застывшего соратника.

Третий, самый активный, что-то почуял. Он поднял голову, втягивая воздух ноздрями, и начал поворачиваться в нашу сторону.

— Нет, — я ударил его ментальным хлыстом. — Спи.

Это было сложнее. Подавить активный интерес — это работа против инстинкта. Голова слегка загудела, но боли не было. Бегун мотнул головой, словно отгоняя муху, и… сел на асфальт. Агрессия ушла, сменившись тупой апатией.

Я повернулся к Бурому и сделал приглашающий жест рукой: «Путь свободен. Но ненадолго».

В глазах командира промелькнуло уважение, смешанное с опаской.

— Работаем, — шепнул он. — Глория, Штопор — ножи. Быстро.

Они скользнули вперед тенями. Профессионалы. Ни одного лишнего звука.

Штопор подошел к сидящему бегуну сзади, зажал ему рот рукой в тактической перчатке и вогнал длинный нож под основание черепа. Тварь дернулась и обмякла.

Глория разобралась со вторым так же эффективно.

Первый, которого я держал в статуе, даже не шелохнулся, когда к нему подошел Бурый и с хрустом свернул шею.

— Чисто, — шепнул Бурый в гарнитуру. — Кукловод в форме. Двигаем к четвертому.

Мы прошли мимо трупов. Я на ходу, привычным движением мародера, хотел было наклониться и проверить споровые мешки — рефлекс, выработанный голодом, — но Бурый шикнул на меня.

— Потом! На обратном пути. Некогда ковыряться.

Мы углубились в лабиринт промзоны. Ангар номер четыре маячил впереди — огромная коробка с цифрой «4», нарисованной белой краской на ржавых воротах.

Ворота были приоткрыты — щель шириной в метр, черная и манящая.

Катя вдруг остановилась, схватив меня за руку. Её пальцы были ледяными.

— Там, — она указала на ангар. — Внутри.

— Что? — Бурый тут же вскинул автомат.

— Не бегуны, — голос Кати дрожал. — Кто-то один. Большой. Он не двигается. Он… пульсирует. То есть, то нет. Словно лампочка мигает.

— Спит? — предположил Штопор.

— Не знаю. Но от него фонит страхом. Не его страхом. А тем страхом, который он вызывает у других.

— Рубер? — спросил я жестами, изобразив бронированные пластины на руках.

— Возможно, — кивнул Бурый. — Или кусач-переросток, готовящийся к мутации. В любом случае, нам туда надо. Это наша цель.

Он посмотрел на меня.

— Сможешь его взять? Если это рубер, ментальный блок у него крепче бетона.

Я пожал плечами. «Попробую».

Я не был уверен. Рубер — это серьезно. Это бронированная машина смерти. Но у меня был туз в рукаве. Мой дар вырос. И я хотел проверить, насколько.

Мы подошли к воротам. Изнутри тянуло сыростью и запахом плесени.

Бурый включил тактический фонарь на стволе и первым скользнул в щель. Мы за ним.

Внутри ангар был огромен. Высокие потолки терялись в темноте. Лучи фонарей выхватывали ряды стеллажей, уходящие вдаль. Некоторые были опрокинуты, товары валялись на полу вперемешку с мусором.

Здесь было тихо. Слишком тихо для места, где живет монстр.

Мы прошли метров двадцать, когда я услышал это.

Цок… цок… цок…

Звук костяных пяток по бетону. Ритмичный, неторопливый.

Это был не рубер.

Штопор побелел.

— Топтун, — одними губами произнес он. — Мать твою, это топтун.

Топтун. Быстрее бегуна, сильнее лотерейщика, бронированный, как носорог, и злой, как тысяча чертей. И он прыгает. О, как он прыгает.

Звук доносился откуда-то сверху.

Я поднял голову и посветил своим фонарем.

На балке перекрытия, метрах в десяти над полом, сидела тварь. Она висела вниз головой, зацепившись когтями задних лап за металл, как гигантская летучая мышь-мутант.

Костяные пластины на спине тускло блеснули в луче света.

Тварь открыла глаза — два красных уголька — и оскалилась, обнажая двойной ряд игл.

— Контакт! — заорал Бурый.

Топтун оттолкнулся от балки и полетел вниз. Прямо на нас.

Время для меня сжалось в тугую пружину. Я видел, как тело Топтуна, покрытое костяными наростами, летит вниз, видел оскаленную пасть и мутные от безумия глаза. Он метил в Бурого. Тот успел среагировать — начал уходить перекатом вправо, но тварь была быстрее.

Я ударил.

Это было не похоже на контроль бегуна. Сознание Топтуна было не серым туманом, а раскаленным шаром колючей проволоки. Оно вращалось, вибрировало, излучая дикую жажду убийства. Попытаться остановить его — всё равно что тормозить поезд ладонями.

Поэтому я не стал тормозить. Я толкнул.

«Мимо!»

Я вложил в этот импульс всю злость, весь страх и ту темную энергию, что давали мне черные жемчужины. Я ударил его по мозжечку, сбивая координацию.

В воздухе тварь судорожно дернулась. Её левая лапа подвернулась, тело накренилось.

Вместо того чтобы приземлиться на Бурого и разорвать его, Топтун с грохотом рухнул на соседний стеллаж. Металл заскрипел, посыпались коробки, поднялась туча пыли.

— Огонь! — заорал Бурый, уже стоя на колене.

Ангар наполнился грохотом. «АЕК» Бурого и автомат Штопора ударили одновременно. Глория, отступившая к стене, ловила момент в прицел.

Топтун взревел, выбираясь из завала. Пули высекали искры из его горбатой спины, рикошетили от костяного воротника. Ему было больно, но не смертельно. Броня держала калибр 5.45.

Тварь развернулась с неестественной скоростью. Один прыжок — и она оказалась рядом со Штопором. Когтистая лапа мелькнула в воздухе.

Парень успел подставить автомат. Удар был страшным. Ствол согнуло, Штопора отбросило на бетон, как тряпичную куклу. Он покатился, сбивая дыхание.

Топтун занес лапу для добивающего удара.

«Нет!»

Я почувствовал, как в носу лопнул сосуд. Теплая струйка потекла по губе. Я вцепился в сознание монстра мертвой хваткой.

«Замри, сука!»

Я давил его волю своей. Это была борьба на выживание. Я чувствовал его ярость, его желание жрать, его боль. Он сопротивлялся, пытаясь сбросить невидимые путы. В моей голове словно молотом били по наковальне.

Тварь застыла. Её лапа зависла в полуметре от головы Штопора. Мышцы монстра дрожали от напряжения, он рычал, брызгая слюной, но не мог опустить руку.

— Глория, бей! — прохрипел Бурый, меняя магазин.

Хлопнул винтовочный выстрел. Сухой, резкий.

Пуля вошла Топтуну точно в глазницу — единственное уязвимое место на морде. Голову твари мотнуло назад.

Контроль сорвался. Меня отбросило ментальной отдачей, в глазах потемнело. Я пошатнулся, опираясь на стеллаж.

Но дело было сделано. Топтун, потеряв ориентацию и полчерепа, начал заваливаться на бок, беспорядочно суча лапами.

Бурый подскочил к нему вплотную и выпустил остаток магазина в упор, в мягкую подмышку, где не было брони. Тварь дернулась последний раз и затихла.

Наступила тишина. Звенящая, тяжелая.

— Штопор? — окликнул Бурый.

— Живой, — прохрипел парень, поднимаясь и держась за ребра. — Автомату хана. Броник спас, но ребра, кажись, треснули.

— Жить будешь.

Бурый повернулся ко мне. Он посмотрел на кровь, размазанную по моему лицу, потом на дохлого монстра.

— Ты его удержал, — констатировал он. Это был не вопрос. — Ты реально удержал Топтуна.

Я вытер нос рукавом и молча кивнул. Затем жестом показал на затылок твари.

— Тебе причитается, — махнул рукой командир. — Потроши. Заслужил. Глория, Катя — на стреме. Штопор, ищи генераторы. Быстро! На шум сейчас сбегутся все окрестные бомжи.

Я подошел к туше. Вонь стояла нестерпимая. Достал нож. Костяной «балкон» на затылке был крепким, пришлось повозиться, подрезая мышцы снизу.

Споровый мешок был тяжелым, налитым. Я вскрыл его привычным движением.

Внутри, в серой паутине, я нащупал добычу. Штук пятнадцать споранов. И… что-то твердое, угловатое.

Горох. Восем штук. Крупные, желтоватые.

Неплохо. Для одного монстра — очень даже неплохо. Я показал находку Бурому. Тот одобрительно хмыкнул.

— В общую кучу. Делить будем на базе.

Следующие двадцать минут прошли в лихорадочном темпе. Мы нашли то, за чем пришли — в дальнем углу ангара стояли ящики с новенькими бензогенераторами и сварочными аппаратами.

Таскать тяжести пришлось всем, даже Кате. Я взвалил на плечо генератор, кряхтя от натуги. Адреналин отпускал, и тело начинало ныть.

Мы сделали три ходки до пролома в заборе, где нас уже ждал подогнанный Штопором «Тигр». Загрузились под завязку.

— Уходим! — скомандовал Бурый, когда последний ящик влез в багажник.

Обратная дорога прошла без приключений, если не считать пары бегунов, которые попытались погнаться за машиной, но быстро отстали.

В стаб мы въехали уже затемно.

Разгрузка, сдача хабара, дележка. Клерк в администрации долго пересчитывал добычу, сверялся со списками.

— Итого, — подвел итог Бурый, когда мы вышли на крыльцо конторы. — Ваша доля — пять процентов от стоимости груза плюс боевые за Топтуна.

Он протянул мне небольшой, увесистый мешочек.

— Здесь спораны. Пятьдесят штук. И одна горошина — бонус за то, что спас Штопора. Если бы не ты, мы бы его там по частям собирали.

Я принял мешочек. Это было больше, чем мы потратили на сборы. Гораздо больше.

— Вы нормальные ребята, — сказал Бурый, закуривая. — Если надумаете еще поработать — ищите меня в гараже. Но предупреждаю: дальше будет жестче.

Я кивнул, пожал его широкую ладонь. Затем повернулся к Кате. Она улыбалась, уставшая, чумазая, но счастливая.

Мы шли к нашей гостинице по ночным улицам Нового Света. В кармане приятно оттягивала карман добыча.

Я обнял Катю за плечи и, глядя на звезды — чужие, яркие звезды Стикса, — издал тихое, довольное урчание.

— Уррр…

Глава 18. Рутина

Дверь номера в гостинице «Уют» захлопнулась, отсекая нас от внешнего мира, от прокуренного коридора, от косых взглядов в баре и, главное, от того безумия, что осталось за бетонными стенами периметра.

Щелчок замка прозвучал как выстрел стартового пистолета.

Мы стояли в узкой прихожей, не разуваясь, не снимая рюкзаков. Я слышал, как тяжело дышит Катя. Она смотрела на меня, и в полумраке номера её глаза казались черными дырами, в которых плескался коктейль из пережитого страха и дикого, животного адреналина.

Мы только что вернулись из ада. Мы видели, как Топтун — бронированная машина смерти, способная разорвать человека, — застыл в воздухе по моей воле. Мы чувствовали запах его гнилой крови. Мы таскали тяжелые ящики, срывая спины. Мы выжили там, где обычные люди становятся кормом за считанные секунды.

Этот адреналин требовал выхода. Он жег вены, стучал в висках молотками, требуя подтверждения того, что мы всё еще здесь. Что мы — не куски мяса на асфальте, а живые, теплые, дышащие существа.

Катя сбросила свой рюкзак на пол. Глухой удар ткани о ламинат. Она шагнула ко мне, вцепилась руками в лямки моей разгрузки и дернула на себя.

— Мы живы… — выдохнула она мне в лицо. Её губы дрожали. — Молчун, ты понимаешь? Мы, мать его, живы!

Я хотел ответить, хотел сказать что-то успокаивающее, но горло выдало лишь низкий, вибрирующий рокот:

— Уррр…

Этот звук, родившийся где-то в глубине моей измененной грудной клетки, подействовал на неё как искра на порох.

Её губы накрыли мои — жадно, жестко, со вкусом соли и металлического привкуса крови, видимо, прикусила губу от напряжения. Это было не про романтику. Здесь не было места нежности или долгим прелюдиям. Это была первобытная потребность стереть с себя прикосновение смерти прикосновением жизни.

Мои руки, которые за последний месяц стали жесткими, как дерево, и сильными, как тиски, легли на её талию. Я притянул её к себе, чувствуя через ткань куртки жар её тела.

Одежда летела на пол вперемешку с амуницией. Тяжелые ботинки, пропитанные грязью промзоны, разгрузки, пахнущие оружейным маслом, джинсы, ставшие второй кожей.

Мы рухнули на сдвинутые кровати, и пружины дешевого матраса жалобно взвизгнули, принимая наш вес.

В ту ночь в номере 204 существовали только мы. Две загнанные, но огрызающиеся жизни, сплетенные в единый узел.

Я видел своё отражение в её расширенных зрачках — сероватая кожа, хищный оскал, напряженные мышцы. Я знал, что изменился. Я стал частью этого мира, наполовину монстром. Но Катя не отворачивалась. Её пальцы царапали мою спину, оставляя горящие следы, она шептала что-то бессвязное, мешая мат с молитвами.

Мое урчание заполняло комнату. Оно меняло тональность, становясь то угрожающим, то требовательным, то затихающим. Я не мог это контролировать — инстинкты, разбуженные боем и усиленные жемчугом, брали верх. Но Катю это не пугало. Казалось, этот звериный звук резонировал с чем-то темным и древним, что проснулось в ней самой после инициации.

Когда всё закончилось, мы долго лежали в темноте, слушая, как восстанавливается дыхание.

Пот остывал на коже. За окном, где-то далеко, выла собака, но этот звук больше не казался угрожающим. Мы были внутри. Мы были в безопасности.

Катя устроилась у меня на плече, накрывшись одеялом по самый нос. Её рука лениво поглаживала мою грудь, перебирая пальцами жесткие волоски.

— Ты теплый, — сонно пробормотала она. — Горячее, чем раньше. Это от жемчуга?

Я пожал плечами, не открывая глаз. Ответил коротким, мягким урчанием. "Наверное".

— Знаешь… — она помолчала. — Я боялась. Там, в ангаре. Когда эта тварь прыгнула на Штопора… я думала, всё. Конец. А потом ты… ты его просто выключил. Как лампочку.

Она приподнялась на локте и посмотрела мне в лицо. В темноте её глаза блестели.

— Ты становишься страшным, Молчун. По-настоящему страшным. Но… мне почему-то совсем не страшно с тобой.

Я притянул её обратно, уткнувшись носом в её макушку. Она пахла дешевым гостиничным шампунем.

Сон накрыл нас тяжелым, плотным одеялом без сновидений.

Утро ворвалось в номер наглым солнечным лучом, который пробился сквозь щель в плотных шторах и ударил мне прямо в глаз.

Я проснулся мгновенно. Привычка. Рука автоматически скользнула под подушку, нащупывая холодную рукоять ножа. Пальцы сомкнулись на стали, и только после этого мозг дал отбой тревоге.

Катя спала, раскинувшись на кровати и заняв почти всё пространство. Одеяло сползло на пол. На её бедре наливался синяк — память о вчерашней безумной ночи или о погрузке ящиков, не разобрать.

Я осторожно встал, стараясь не скрипеть половицами. Тело отозвалось легкой ломотой в мышцах — приятной, рабочей болью. После живчика регенерация работала как часы, синяки и ссадины затягивались на глазах.

Подошел к окну, чуть отодвинул штору. Новый Свет просыпался. По улице проехал патрульный "УАЗик", прошли двое рабочих в оранжевых жилетах, таща какие-то трубы. Мирная жизнь. Иллюзия, за которую мы платим кровью.

На столе, среди пустых банок из-под тушенки и гильз, которые я вчера высыпал из кармана, лежал тугой кожаный мешочек. Наша доля.

Пришло время бухгалтерии.

Я сел за стол, вытряхнул содержимое мешочка на деревянную поверхность. Серые, морщинистые шарики споранов раскатились с сухим стуком.

Пятьдесят штук. Ровно. Бурый не обманул, отсчитал четко по курсу.

И одна желтая горошина. Крупная, с неровными краями, похожая на кусок сахара. Бонус за спасение Штопора.

Я полез в свой рюкзак, достал наш "незгораемый запас". Высыпал рядом.

Еще тридцать два спорана. Четыре горошины.

Итого: восемьдесят два спорана и пять горошин.

Я смотрел на это "богатство" и в голове щелкал калькулятор.

Проживание в "Уюте" — 20 споранов в неделю. Оплачено еще на три дня. Значит, скоро платить. Еда — если не шиковать в баре, а брать консервы и крупу — еще 5–7 споранов в неделю. Патроны. Самая затратная статья. Вчера я сжег два магазина, прикрывая отход. Катя расстреляла почти пачку. Пополнить боезапас — это минимум 10–15 споранов, если брать качественный, а не самокрут от местных умельцев.

Итого, на жизнь нам хватит месяца на полтора-два, если сидеть ровно и не высовываться.

Но мы ведь не собираемся сидеть ровно?

Я взял огрызок карандаша и листок бумаги с логотипом гостиницы. Написал:

1. Снаряжение (разгрузки, оптика, связь) — ? 2. Транспорт — ?! 3. НЗ — 20 сп.

Цифры не сходились. Чтобы купить нормальную машину, нужно споранов пятьсот, не меньше. А чтобы оборудовать её под рейд — еще столько же.

С нынешними темпами — по 50 споранов за смертельно опасный рейд — мы будем копить на колеса полгода. И не факт, что доживем.

Катя зашевелилась, сладко потянулась, хрустнув суставами, и села в постели. Волосы всклокочены, на щеке отпечаток подушки.

— Доброе утро, добытчик, — хрипловатым со сна голосом сказала она.

Я кивнул на кучки на столе.

Она встала, накинула мою футболку, которая доходила ей до середины бедра, и подошла к столу. Оперлась руками о столешницу, разглядывая наш капитал.

— Не густо, — констатировала она без обиняков. — Для риска быть сожранным — совсем не густо. Пять процентов… Звучит как насмешка, когда видишь это на столе.

Я развел руками. "Что есть, то есть".

— Я пить хочу, — она взяла со стола кружку с водой, которую я налил с вечера. Вода была холодной.

Катя подержала кружку в руках, нахмурилась. Я увидел, как напряглись жилы на её шее, а лицо приобрело то самое сосредоточенное выражение, которое появлялось, когда она "сканировала" местность.

Секунда, две, десять.

От её ладоней не шло видимого свечения или пара, но я почувствовал, как воздух вокруг неё едва уловимо дрогнул.

Над поверхностью воды появился легкий, робкий дымок.

Катя отпила, поморщилась, но улыбнулась.

— Теплая. Градусов сорок. Уже быстрее, чем вчера.

Она поставила кружку на стол, довольная собой.

— Слабовато, конечно, — признала Катя. — В бою таким не убьешь, разве что рассмешишь. Но для завтрака сойдет.

Я показал ей большой палец. "Лиха беда начало". В этом мире любой дар, который не убивает носителя, — это благословение. Если она сможет кипятить воду без огня, мы сэкономим на спичках и сухом горючем в рейдах. А сэкономленный вес — это лишние патроны.

Мы позавтракали молча, доедая остатки вчерашней роскоши. Впереди был новый день, новые задачи и новая жизнь в статусе наемников на испытательном сроке.

Следующие два месяца слились для нас в одну длинную, серую, пропахшую порохом и кисляком полосу.

Мы притерлись к группе Бурого. Это были профессионалы — жесткие, циничные, но знающие свое дело. Мы стали частью механизма. Я работал "тормозом" — сбивал темп бегунам, путал мысли лотерейщикам, давая стрелкам секунды на прицельный выстрел. Катя работала радаром, сканируя "зеленку" и руины на предмет засад.

Мы ходили на заправки, потрошили мелкие магазины в пригородах, один раз даже сунулись в дачный поселок, кишащий мутировавшими собаками. Мой дар рос. Теперь я мог держать под контролем до трех бегунов одновременно или одного лотерейщика, не чувствуя, что у меня из ушей течет мозг. Катя тоже прогрессировала — её "кипятильник" стал мощнее, теперь она могла за минуту довести кружку воды до крутого кипятка, а радиус "чуйки" расширился до трехсот метров.

Но с каждым рейдом, с каждым возвращением на базу, во мне росло глухое, темное недовольство.

Это была простая арифметика.

Мы возвращались с фармацевтических складов. Грузовик Бурого просел на рессорах под тяжестью стволов из воинской части? Товар на тысячи споранов. Наша доля? Стандартные пять процентов.

Мы тащили генераторы. Пять процентов.

Мы отбили цистерну с соляркой у конкурентов. Пять процентов.

Мы рисковали шкурой наравне со всеми. Я лез в пекло, останавливая тварей в метре от себя. Катя срывала голос, предупреждая о засадах. Но мы оставались "молодыми", "принеси-подай", наемной силой, которой кидают кость с барского стола.

Безопасно? Да. Сытно? Вполне. Но это был потолок. Стеклянный потолок, о который я бился головой каждый раз, получая на руки жалкую горстку споранов, в то время как Бурый сдавал интендантам хабар мешками.

Терпение лопнуло в один из дождливых вторников.

Мы вернулись из трехдневного рейда на дальнюю птицефабрику. Грязные, мокрые, злые. "Тигр" застрял в болоте, пришлось вытаскивать лебедкой под вой приближающейся стаи. Я выложился по полной, удерживая ментальный барьер, пока парни возились с тросом. Голова раскалывалась.

Мы мечтали только об одном: горячий душ, еда и сон.

Поднялись на второй этаж гостиницы «Уют». Катя достала ключ, но вставлять его не пришлось. Замок был вывернут с мясом. Дверь была приоткрыта.

— Твою мать… — выдохнула она, толкая створку ногой. Пистолет уже был у неё в руке.

В номере было пусто и тихо. И грязно.

Кто-то перерыл всё. Вещи из шкафа валялись на полу вперемешку с грязными следами ботинок. Матрасы были вспороты — искали тайники.

— Суки, — заурчал я, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость.

Мы не были идиотами. Основную кассу — спораны и горох — мы всегда носили с собой, в специальных поясах под одеждой. Оружие тоже было при нас.

Но пропали мелочи. Те самые мелочи, которые делают жизнь в аду сносной. Хороший охотничий нож, который я купил неделю назад. Блок сигарет — твердая валюта. Запасной комплект термобелья. И, что обиднее всего, старый плеер Кати, который она нашла в одном из рейдов и берегла как зеницу ока.

Ущерб был невелик. Но сам факт… Кто-то влез в нашу нору. Кто-то рылся в нашем белье. Кто-то решил, что мы — легкая добыча.

— К администратору? — спросила Катя, опуская пистолет.

Я отрицательно мотнул головой. Рыжая на ресепшене ничего не видела и ничего не знает, это закон жанра.

Я взял листок бумаги и написал одно слово: "СБ".

— Служба безопасности? — поняла Катя. — Думаешь, помогут?

Я сжал кулак. Помогут. За спораны в этом мире помогают все.

Через двадцать минут мы уже были в административном корпусе. Пробиться к операторам видеонаблюдения было непросто — дежурный сержант пытался отправить нас писать заявление в порядке общей очереди, которая двигалась со скоростью улитки-инвалида.

Пришлось рыкнуть. Тихо, на инфразвуке, добавив к этому тяжелый, немигающий взгляд и легкое ментальное давление — "страх". Сержант поперхнулся, побледнел и махнул рукой на дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен".

Комната была темной, освещенной лишь десятками мониторов. Пахло кофе и нагретым пластиком.

За длинным столом сидел парень. Худощавый, собранный, среднего роста, комплекции. Самый обычный, на которого посмотришь и тут же забудешь как выглядел.

— Чего надо? — буркнул он, оборачиваясь. На груди бейджик с надписью «Феникс». Его пальцы всё так же летали по клавиатуре.

Катя подошла ближе.

— Нас обокрали. Гостиница «Уют», номер 204. Час назад обнаружили.

— И что? — Феникс устало потер красные глаза. — Пишите заяву. У меня тут периметр, два каравана на подходе и пьяная драка в секторе "Д". Мне некогда искать ваши трусы.

Я молча достал из кармана пять споранов. Положил их на стол рядом с его клавиатурой. Серые шарики глухо стукнули о пластик.

Феникс замер. Медленно повернул голову. Посмотрел на спораны, потом на меня.

— Время? — коротко спросил он, сгребая оплату в карман.

— Мы ушли три дня назад. Вернулись час назад.

— Диапазон большой, — поморщился он, но пальцы уже застучали по клавишам, вызывая архив. — «Уют»… коридор второго этажа… Так, мотаем…

На одном из мониторов замелькали кадры ускоренной перемотки. Люди входили, выходили, горничная с тележкой…

— Стоп, — сказал Феникс, нажимая пробел.

На черно-белом зернистом изображении у нашей двери крутился тип. Мелкий, щуплый, в надвинутом на глаза капюшоне. Он огляделся, поковырялся в замке какой-то отмычкой, навалился плечом. Дверь поддалась.

Через пять минут он выскочил обратно, сжимая в руках наш баул.

— Увеличить морду можно? — спросила Катя.

Феникс пощелкал мышкой, накладывая фильтры. Лицо воришки выплыло из пикселей.

Крысиная физиономия, бегающие глазки, характерный шрам над бровью.

— Знаю его, — хмыкнул оператор. — Кличка Хлыст. Местная шваль, крутится у рынка, подворовывает иногда. Думал, он умнее, чем лезть к рейдерам.

Он переключил камеры.

— Так… вышел из гостиницы… переулок… рынок… Ага. Зашел в ломбард "У Грызла". Сдал хабар. Вышел… направился в кабак "Синий Иней". Сидит там сейчас, гуляет на ваши деньги.

Феникс взял рацию.

— Дежурный, это Феникс. Ориентировка на Хлыста. Кража со взломом у группы рейдеров. Квадрат Б-4, бар "Синий Иней". Брать жестко. Полная конфискация. Имущество вернуть владельцам.

Он повернулся к нам и криво усмехнулся.

— Сервис "Премиум". Можете идти в комендатуру, минут через двадцать его приволокут.

В комендатуре было сыро. Хлыст сидел в "обезьяннике", уже изрядно помятый — видимо, сопротивлялся при задержании. Увидев нас, он заскулил и вжался в угол.

Офицер выложил на стол наши вещи. Нож, сигареты, плеер. Термобелье вор успел загнать кому-то с рук, но деньги за него изъяли из карманов Хлыста.

— Ваше? — спросил офицер.

— Наше, — кивнула Катя, забирая плеер.

— Претензии есть?

Я посмотрел на вора. В его глазах был животный страх. Он знал законы стаба.

— Есть, — сказал я жестом, проведя ребром ладони по горлу.

— Понял, — кивнул офицер. — Новый Свет крыс не держит.

Двое дюжих охранников выволокли упирающегося Хлыста.

— Нет! Не надо! Я отработаю! — визжал он.

Его не слушали. Его просто вышвырнули за ворота внешнего периметра. Ночью. Без оружия. Без еды.

Мы стояли на стене и смотрели, как маленькая фигурка бежит к лесу, а из темноты уже доносится радостное урчание ночных охотников. Через минуту раздался короткий, полный ужаса крик, и всё стихло.

В ту ночь мы долго не могли уснуть. Дверь мы подперли стулом и комодом — замок так и не починили.

Я сидел за столом, в свете тусклой настольной лампы, и рисовал цифры.

Очередная выплата от Бурого — 100 споранов. Плюс "боевые". Итого в нашем "банке" — около пятисот споранов.

Это была солидная сумма. Хватит, чтобы купить неплохую экипировку, или жить в стабе полгода, не вылезая из бара.

Но я рисовал другое.

Я нарисовал грузовик. Большой, крытый кунг, колеса с мощным протектором. "ГАЗ-66". "Шишига".

Рядом написал: "5000". Это примерная прибыль с одного удачного самостоятельного рейда, если загрузить такую машину под завязку.

Потом написал: "5 %". И зачеркнул жирным крестом.

Катя подошла сзади, обняла меня за плечи, глядя на листок.

— Ты всё еще думаешь об этом? — тихо спросила она.

Я кивнул. "Урр".

— Я тоже, — призналась она. — Сегодня, когда я увидела этого Хлыста… Я поняла одну вещь. Пока мы наемники, мы никто. У нас нет своего угла, нет своей крепости. Нас могут обокрасть, могут кинуть, могут послать на убой.

Она ткнула пальцем в рисунок грузовика.

— Нам нужна своя машина. Не просто транспорт, а дом на колесах. Броня. Сейф. Чтобы мы могли уйти в рейд и не зависеть от прихоти Бурого. Чтобы мы могли привезти всё, что найдем, а не то, что влезет в рюкзаки.

Я посмотрел на неё. В её глазах горел тот же огонь жадности и авантюризма, что и у меня. Мы были одной крови.

Я взял карандаш и написал:

"Надо 1000".

Это была цена. Цена свободы. Купить старую армейскую консерву, восстановить её, обшить броней, купить топливо, запастись патронами.

У нас было 500. Не хватало еще столько же.

Катя вздохнула.

— Еще пара месяцев с Бурым?

Я отрицательно качнул головой. Риск растет. Рано или поздно удача отвернется, и мы словим пулю за чужие интересы.

Я написал: "Кредит? Заем?".

— Кто нам даст? — усмехнулась она. — Мы безродные.

Я вспомнил Эльфа. Ментата. Он знал про черный жемчуг. Он знал про мой потенциал. Но просить у ментата — это продавать душу.

Нет. Мы найдем другой способ.

Я скомкал листок с расчетами и бросил его в урну.

Завтра мы пойдем на авторынок. Просто посмотреть. Прицениться. Может, там стоит наш шанс, ржавеет и ждет хозяев.

А деньги… Деньги в Стиксе валяются под ногами. Нужно только уметь нагнуться и поднять, не подставив шею под укус.

Я обнял Катю, притянул к себе на колени. Она уткнулась носом мне в шею.

— Мы сделаем это, Молчун, — прошептала она. — Мы купим этот чертов грузовик. И пошлем всех к черту.

Я согласно заурчал.

Утро встретило нас мелким, противным дождем, который превращал пыль Нового Света в жирную грязь. Но нам было плевать. У нас была цель и тугой кошель на поясе.

Авторынок находился на самой окраине промзоны, в секторе «Ц-2». Это было странное место. Здесь, бок о бок, стояли новенькие «Ленд Крузеры», сверкающие полировкой (видимо, прилетели с кластером из богатого района), и ржавые советские трактора, которые помнили еще Брежнева.

Здесь пахло соляркой, мокрой псиной и обманом.

Мы бродили между рядами уже час. Продавцы — ушлые типы всех мастей — наперебой расхваливали свой товар.

— Брат! Смотри какая «Тойота»! Муха не сидела! Климат-контроль, кожа! — кричал вертлявый мужичок в кепке.

Я прошел мимо, даже не повернув головы. Климат-контроль в Стиксе — это лишняя деталь, которая сломается первой. А кожаный салон отмывать от крови зараженных — то еще удовольствие. Нам нужно было что-то другое. Простое, как кувалда, и надежное, как автомат Калашникова.

— Может, «Патриот»? — Катя кивнула на темно-зеленый джип с усиленным бампером. — Запчастей навалом.

Я подошел, пнул колесо. Резина лысая. Заглянул под днище — рама вареная.

Мы шли дальше, вглубь рынка, туда, где стояла тяжелая техника. И там я его увидел.

Он стоял в дальнем углу, полускрытый разросшимся кустом бузины. ГАЗ-66. Легендарная «Шишига».

Вид у грузовика был печальный. Кабина выцвела до грязно-болотного цвета, брезентовый тент на кузове свисал лохмотьями, напоминая шкуру линяющего медведя. Одно колесо спущено, на бампере — следы давней встречи с бетонным блоком.

Но я видел не ржавчину. Я видел потенциал.

Высокий клиренс. Самоблокирующиеся дифференциалы. Лебедка на морде. Короткая база, позволяющая вертеться в лесу. И, самое главное, — кунг. Если снести эти гнилые дуги и наварить нормальный металлический каркас, обшить «тройкой» или «пятеркой», получится танк.

Я подошел к машине, положил руку на холодный, шершавый металл капота.

— Серьезно? — скептически спросила Катя, сморщив нос. — Это же корыто.

Я молча открыл дверь кабины. Внутри пахло старой резиной и пылью. Рычаг переключения передач торчал где-то сзади-справа — проклятие водителя «Шишиги», но я к этому привык еще в той, прошлой жизни.

— Эй, командир! Глаз-алмаз! — из будки, сколоченной из паллет, выкатился продавец.

Типичный барыга: пуховик на два размера больше, золотой зуб во рту, бегающие глазки.

— Зверь-машина! С консервации! Пробег — смешной, всего две тысячи!

— Ага, и три круга по спидометру, — буркнула Катя.

Продавец, которого, судя по бейджику, звали Зуб, расплылся в улыбке.

— Обижаешь, красавица! Стояла в части, прапорщик на ней только за водкой ездил! Двигатель — песня! Заводится с пол-оборота!

Я жестом попросил ключи. Зуб метнул мне связку.

Я залез в кабину, повернул ключ. Стартер натужно завыл: «Ууу-ууу-ууу…».

— Аккумулятор сел, долго стояла! — засуетился Зуб. — Сейчас «пусковое» принесу!

Через пять минут, с помощью пускового устройства и такой-то матери, V-образная «восьмерка» чихнула, плюнула черным дымом и заработала.

Звук был неровным, клапана стучали, карбюратор явно требовал чистки, но двигатель был живой. Давление масла поднялось.

Я вылез, вытирая руки ветошью. Обошел машину. Рама целая, не гнилая. Мосты сухие. Рессоры не просевшие.

Это был идеальный конструктор для взрослых мальчиков.

— Ну как? — Зуб заглядывал мне в глаза. — Берешь? Отдам недорого, как родному. Пятьсот споранов.

Катя поперхнулась воздухом.

— Пятьсот?! За этот металлолом? Да ей цена — сто в базарный день!

— Э, не скажи! — Зуб обиженно надул губы. — Это же военная приемка! Советское качество! Пятьсот — крайняя цена. Я и так в убыток торгую.

Я подошел к Зубу вплотную. Навис над ним, глядя сверху вниз своим тяжелым, немигающим взглядом. Моя серая кожа и неестественная неподвижность лица действовали безотказно.

Я медленно достал из кармана мешочек. Отсчитал триста споранов. Показал их на ладони.

— Триста, — перевела Катя. — И полный бак солярки в подарок.

— Да вы грабители! — взвизгнул Зуб. — Триста пятьдесят! И без солярки!

Я спрятал деньги обратно в карман и развернулся, чтобы уйти.

— Э! Стой! — Зуб схватил меня за рукав. — Ну ты чего такой резкий? Давай триста двадцать? Ну мне же тоже жить надо!

Я остановился. Повернул голову. Издал тихое, низкое урчание:

— Уррр…

Зуб отшатнулся, побледнев.

— Ладно! Черт с вами! Триста! Забирайте эту рухлядь! Только увозите прямо сейчас, чтоб глаза мои не видели!

Мы ударили по рукам.

Через полчаса, оформив купчую у местного нотариуса, да, бюрократия в Стиксе процветала, я снова сидел за рулем «Шишиги».

Катя забралась на пассажирское сиденье, брезгливо смахнув пыль.

— Ну, с новосельем нас, что ли? — нервно хихикнула она. — Надеюсь, мы доедем на ней хотя бы до гаража.

Я включил передачу. Коробка хрустнула, но скорость воткнулась. Грузовик дернулся и медленно, с достоинством бегемота, пополз к выходу с рынка.

Ехать было непривычно. Высоко, тряско, руль тугой, как штурвал на корабле во время шторма. Но это была моя машина. Не казенный «Тигр» Бурого, а собственная крепость на колесах.

У нас осталось еще двести споранов. Этого хватит на листы металла, сварочный аппарат, инструменты и, если повезет, на подержанный пулемет.

Я нажал на газ, и рев мотора слился с моим довольным урчанием.

Глава 19. Шаг назад

Наша «крепость» чихнула, дернулась в конвульсиях и заглохла, не доехав до бокса метров пять.

Я сидел за огромным, тонким рулем ГАЗ-66, вцепившись в него так, что побелели костяшки. В кабине пахло старым дерматином, бензином и разочарованием. Эйфория от покупки выветрилась ровно в тот момент, когда мы выехали за ворота авторынка и поняли, что этот зверь не просто спит — он в коме.

— Приехали, — констатировала Катя, сползая с пассажирского сиденья. — Толкать будем?

Я вылез наружу. Новый Свет жил своей жизнью: где-то гремела музыка, патрули лениво месили грязь ботинками, а мы стояли посреди проезда в секторе «Ц» перед кучей зеленого металлолома, за которую только что отдали больше половины своего состояния.

Триста споранов. У нас было пятьсот. Триста ушло барыге Зубу. Осталось двести. Я обошел машину, пнул спущенное колесо. Резина дубовая, вся в трещинах. Менять. Все четыре, плюс запаска.

Заглянул в кузов. Там было пусто и гулял сквозняк через дыры в тенте. Каркас варить заново. Обшивать металлом — минимум «тройкой», а лучше «пятеркой», чтобы держала когти тварей или случайную пулю.

Двигатель троит, карбюратор льет, тормоза берут с третьего качка.

— Уррр… — тоскливо протянул я, поглаживая теплый капот.

Машина была живой, я это чувствовал. У неё был потенциал. Но этот потенциал требовал вливаний.

Катя подошла ко мне, достала наш кошель и демонстративно встряхнула его. Звук получился жалким.

— Двести споранов, Молчун. Этого хватит, чтобы поменять масло, фильтры и, может быть, купить одно колесо. На броню не хватит. На сварку не хватит. Даже на полный бак не хватит, эта дура жрет как не в себя.

Я знал. Я всё это знал. Мой внутренний калькулятор, который я так любил включать по ночам, сейчас показывал жирный красный минус.

Чтобы довести «Шишигу» до ума, превратить её в рейдовый танк, нужно еще минимум пятьсот. А лучше семьсот, чтобы не выезжать в первый же рейд с голой жопой и одним магазином на двоих.

— Мы поторопились, — тихо сказала Катя. — Мы купили мечту, но забыли купить батарейки.

Я прислонился спиной к ржавому борту. Ситуация была патовая. У нас есть машина, которая не может ехать в рейд. И у нас нет денег, чтобы заставить её ехать.

Вариантов было немного. Продать машину обратно? Зуб возьмет её за полцены и будет ржать нам в лицо. Идти в пеший рейд? Самоубийство. Без транспорта много не унесешь, а риск нарваться на стаю в лесу — огромный. Оставалось одно. То, от чего мы так гордо отказались пару дней назад.

Я посмотрел в сторону большого ангара, где обычно парковался «Тигр» Бурого. Там горел свет, слышался смех и звон инструментов.

Катя перехватила мой взгляд.

— Нет… — протянула она. — Ты серьезно? Мы же с пафосом ушли. «Свободное плавание», «своя игра»…

Я развел руками. "Жрать захочешь — не так раскорячишься".

Я взял прутик и начертил на пыльном борту грузовика: «500». Потом указал пальцем на ангар Бурого.

— Придется проглотить гордость, — вздохнула она. — Думаешь, возьмет обратно?

Я кивнул. Хороший сенс и контролер на дороге не валяются. Бурый прагматик. Он может поржать, может подколоть, но от выгоды не откажется.

Мы закрыли кабину (замок работал через раз, но кому нужна эта недвижимость?), подперли колеса кирпичами и пошли на поклон.

В боксе Бурого пахло жареным мясом. Штопор и Глория сидели на ящиках вокруг мангала, сооруженного из старого колесного диска, и жарили шашлык. Бурый копался в двигателе своего «Тигра», по локоть в масле.

Увидев нас, Штопор замер с шампуром в руке.

— Опа! — расплылся он в улыбке. — Блудные дети вернулись! А я говорил, что через неделю приползут. Глория, с тебя десятка!

Женщина со шрамом закатила глаза и достала из кармана серый шарик, бросив его ирокезу.

— Быстро вы, — хмыкнула она. — Что, свободная жизнь оказалась не такой сладкой?

Бурый вылез из-под капота, вытирая руки ветошью. Он посмотрел на нас тяжелым, внимательным взглядом. Без злорадства, но с пониманием.

— Ну, рассказывайте, бизнесмены. Купили?

— Купили, — твердо сказала Катя, хотя щеки у неё покраснели. — ГАЗ-66.

— «Шишига»? — Бурый одобрительно кивнул. — Выбор правильный. Проходимость бешеная. Но…

— Но она пустая, — закончила Катя. — И требует ремонта. Денег нет.

Бурый усмехнулся в бороду.

— Классика. Купили седло, а на лошадь не хватило. И что теперь? Хотите назад?

Я вышел вперед. Посмотрел ему в глаза.

— Уррр…

Я показал пять пальцев. Пять процентов. Старые условия.

— Пять процентов? — переспросил Бурый. — А не жирно будет? Вы же теперь с «прицепом». Вам на ремонт надо, вы будетедергаться, рисковать ради лишнего хабара.

Он помолчал, разглядывая меня. Я не отводил взгляда.

— Ладно, — махнул он рукой. — Черт с вами. Место в «Тигре» еще не остыло. Но условия такие: работаете на полную. Никаких «я устал», «у меня голова болит». Нам нужен полный трюм. И еще…

Он подошел ко мне вплотную.

— Я видел вашу покупку. Стоит в проезде, загораживает выезд пожарным. Загоните её ко мне в тупик, за «Тигром». Пусть там стоит, пока не на ходу. Аренда места — десять споранов в месяц. По-божески.

Это было больше, чем я ожидал. Это была помощь. Я протянул ему руку.

— По рукам, — сказал Бурый, сжимая мою ладонь своей мозолистой клешней. — Завтра выезд. Склады строительных материалов в секторе «Е-9». Нам нужен металл, электроды и кислород.

— Нам тоже, — вырвалось у Кати.

Вся группа захохотала. Даже я позволил себе короткое, хриплое урчание.

— Вам — в порядке очереди, — отрезал Бурый. — Сначала работа, потом личные проекты. Садитесь, жрать будете? Штопор мариновал, риск отравления минимальный.

В тот вечер мы сидели у мангала, ели жестковатый шашлык, видимо, из кабана, которого подстрелили на границе леса, и слушали байки Штопора. Я смотрел на огонь и думал.

Мы сделали шаг назад. Вернулись в найм. Снова чужие приказы, снова жалкие проценты. Но теперь у этого была цель.

Раньше мы работали, чтобы выжить. Теперь мы работали, чтобы построить свой корабль.

Каждый споран, каждый патрон, каждая найденная банка тушенки теперь имели вес. Пятьсот споранов. Это была цифра, которая горела в моем мозгу неоновой вывеской.

Нам нужно пятьсот споранов. И мы их достанем. Даже если для этого придется вывернуть наизнанку весь этот проклятый Улей.

— Завтра будет тяжело, — тихо сказала Глория, подсаживаясь ко мне. — Сектор «Е-9» — это край географии. Там заражённые ходят не стесняясь. Твой дар нам понадобится на все сто.

Я кивнул и сжал кулак. Мой дар готов. И я готов. Главное — не сдохнуть, пока «Шишига» стоит на кирпичах. Потому что умирать, когда у тебя есть мечта, — это как-то совсем глупо.

Дорога к сектору «Е-9» напоминала путешествие по кишкам огромного, больного зверя. Асфальт был вздыблен корнями деревьев, которые росли с неестественной скоростью, обочины завалены ржавым хламом, а воздух был настолько густым от влажности и испарений, что его хотелось жевать, а не вдыхать.

Мы ехали молча. Штопор вел «Тигр» агрессивно, но аккуратно, объезжая подозрительные кучи мусора — в Стиксе под кучей тряпья может лежать мина или спать лотерейщик. Глория сидела у турели, вращая рукоятки наводки, ствол крупнокалиберного пулемета описывал дуги, сканируя "зеленку".

Я сидел напротив Кати, проверяя магазины. Мой «калаш», вычищенный до блеска, лежал на коленях. В голове звенело от утренней дозы живчика с двойной порцией гороха. Я был на взводе. Глория не зря пугала нас этим сектором.

— Приближаемся, — голос Бурого в шлемофоне прозвучал сухо. — Катя, работай.

Катя закрыла глаза, прижавшись затылком к бронелисту. Её лицо напряглось, между бровей залегла складка.

— Фон тяжелый, — прошептала она, не открывая глаз. — Много «шума». Мелочь шуршит везде. Слева, метрах в трехстах, стая. Большая. Штук двадцать. Спят или жрут. Прямо по курсу… чисто, но мутно. Словно кто-то большой прошел недавно и оставил след страха.

— Крупняк? — коротко спросил Бурый.

— Возможно. След старый, часа два-три. Но он там был.

— Принято. Штопор, не газуй. Подкрадываемся.

Сектор «Е-9» оказался огромной базой стройматериалов. Ряды длинных навесов, штабеля кирпича, горы песка и щебня. И, самое главное, — крытый склад металлопроката. Наша цель.

Мы вкатились на территорию через снесенные ворота. «Тигр» замер в тени административного здания.

— Порядок выхода прежний, — скомандовал Бурый. — Глория на крышу, прикрываешь периметр. Штопор, Молчун грузчики. Катя глаза и уши. Я контролирую вход. Погнали. Время деньги, а в нашем случае жизнь.

Мы высыпали из машины. Воздух здесь пах ржавчиной и мокрым бетоном.

Глория кошкой взлетела по пожарной лестнице на крышу склада, занимая позицию. Мы со Штопором и Бурым двинулись внутрь ангара.

Внутри царил полумрак. Лучи тактических фонарей выхватывали стеллажи с арматурой, уголками, швеллерами.

— Вот оно, — хищно усмехнулся Штопор, освещая штабель стальных листов. — «Пятерка». То, что доктор прописал.

— Не облизывайся, — осадил его Бурый. — Грузим. Листы тяжелые, берем по одному. Молчун, помогай.

Работа закипела. Мы таскали тяжеленные, скользкие от масла листы металла, укладывая их на пол багажного отсека «Тигра». Мышцы ныли, пот заливал глаза. Каждый лист с грохотом падал на предыдущий, и этот лязг в тишине промзоны казался мне набатом, созывающим всех тварей округи на обед.

— Тише! — шипела Катя, нервно оглядываясь на ворота. — Вы гремите как стадо слонов в посудной лавке!

— Металл не пух, красавица, — огрызался Штопор, вытирая лоб рукавом. — Еще пять листов и валим. Нам еще кислородные баллоны нужны.

На третьем заходе Катя замерла.

— Стоп, — её голос дрогнул. — Движение. Быстрое. С севера.

— Сколько? — Бурый бросил лист и вскинул автомат.

— Восемь… десять… двенадцать. Бегуны. Быстрые. И один… один другой. Тяжелый. Не топтун.

— Твою мать, — сплюнул Штопор. — Доигрались в жестянщиков.

— К машине! — рявкнул Бурый. — Занять оборону! Глория, видишь их?

— Вижу движение в кустах, сектор двенадцать! — отозвалась рация. — Дистанция двести. Идут плотно.

Мы выскочили из ангара и заняли позиции за «Тигром». Штопор залег у переднего колеса, я присел у заднего, используя открытую дверь как щит. Катя спряталась в салоне.

Стая вылетела из-за куч щебня лавиной. Серые, быстрые тела, стелющиеся над землей. Бегуны. Голодные, злые, почуявшие свежее мясо.

— Огонь! — скомандовал Бурый.

С крыши ударила СВД Глории. Первый бегун споткнулся, кувыркнулся через голову и затих. Следом затрещали наши автоматы. Бегуны падали, но их место занимали другие. Они перли напролом, игнорируя потери. А потом появился он. Из-за штабеля кирпича, переваливаясь на непропорционально длинных руках, вылезла тварь. Кусач.

Он был похож на освежеванную гориллу-переростка. Лысый череп, мощная шея, переходящая в горб мышц. Кожа ороговевшая, серо-бурая, покрытая костяными наростами. Но самым страшным была пасть раздутая, усеянная кривыми зубами, способная перекусить человеческое бедро как спичку.

Он не бежал. Он прыгал, отталкиваясь огромными передними лапами, покрывая по пять метров за скачок.

— Молчун! Твой выход! — заорал Бурый, меняя магазин. — Держи урода!

Я отложил автомат. Сейчас пули его только разозлят. Шкура кусача держит пистолетный калибр, а автоматный — если не в упор.

Я встал во весь рост, выходя из-за укрытия. Мне нужен был визуальный контакт.

Кусач заметил меня. Он издал рев, похожий на скрежет металла по стеклу, и сменил траекторию, бросившись прямо на меня. Дистанция — пятьдесят метров. Сорок.

Я почувствовал, как внутри закипает энергия жемчуга. Мой Дар, раскормленный и натренированный, рванулся вперед невидимым щупальцем. Удар!

Я врезался в сознание твари. Это было похоже на попытку остановить локомотив голыми руками. В голове кусача царил хаос — дикий, первобытный голод, смешанный с яростью.

«Стоять» — ментальный приказ был не словом, а образом. Стена. Бетонная стена перед носом.

Кусач споткнулся. Его передние лапы подогнулись, он пропахал мордой асфальт, высекая искры.

Тварь взревела, пытаясь подняться, тряся башкой. Я чувствовал его сопротивление — вязкое, упругое. Он пытался вытолкнуть меня из своей головы.

У меня заломило виски, из носа потекла струйка крови.

— Не пущу! — я сжал зубы, усиливая давление. — Лежать, сука!

Кусач замер на четвереньках, рыча и пуская слюну. Его мышцы бугрились от напряжения, но сдвинуться с места он не мог. Я держал его.

— Глория! Работаем! — крикнул Бурый.

Выстрел снайперской винтовки прозвучал сухо и хлестко.

Пуля ударила кусача в плечо, вырвав кусок плоти. Тварь дернулась, мой контроль ослаб на долю секунды. Кусач рванулся вперед.

— Еще! В голову бей!

Я снова навалился на него всем весом своего сознания. Я заставил его поднять голову. Подставить уязвимое горло и морду.

Второй выстрел. Голову монстра дернуло назад, как от удара кувалдой. Пуля вошла в глаз и вышла через затылок, разбрызгивая черную жижу. Связь оборвалась. Меня качнуло, я схватился за борт «Тигра», чтобы не упасть.

Остатки стаи, лишившись вожака и попав под перекрестный огонь Штопора и Бурого, начали разбегаться.

— Добить подранков! Собрать добычу! — скомандовал Бурый. — Быстро! Штопор, грузи баллоны! Молчун, ты как?

Я вытер кровь с лица рукавом. Поднял большой палец. Жить буду. Но голова гудела знатно.

Глория быстрым движением вскрыла споровик кусача и довольно хмыкнув, высыпала добычу в отдельный карман.

— Катя, что на радаре? — спросил Бурый, заглядывая в салон.

Она сидела бледная, с закрытыми глазами.

— Плохо, — прошептала она. — Очень плохо. Тот след… след страха. Он возвращается.

— Кто?

— Элита.

Она открыла глаза и посмотрела на меня с ужасом.

— Он услышал стрельбу. Он идет сюда. И он огромный. Гораздо больше того, в городе. И он не один. С ним свита.

Лицо командира окаменело.

— Бросай баллоны! — рявкнул он. — Все в машину! Глория, слезай, живо!

— А металл? — вякнул Штопор, который уже тащил синий баллон с кислородом.

— Хрен с ним! С элитой мы не потанцуем! Валим!

Мы попрыгали в «Тигр» как ошпаренные. Штопор прыгнул за руль, двигатель взревел. Машина сорвалась с места, разбрасывая гравий.

Едва мы выехали за ворота склада, как сзади, со стороны леса, раздался рев.

Это был не звук. Это была ударная волна. Деревья на опушке затрещали и начали падать, словно их косила невидимая коса. Я прильнул к заднему бронестеклу.

Из леса выходила тень. Черная, шипастая гора высотой с двухэтажный дом. Она ломала сосны, как спички. Вокруг неё суетились фигуры поменьше, закованные в костяную броню.

Они были метрах в пятистах, но даже отсюда веяло такой мощью, что у меня перехватило дыхание.

— Гони! — заорал Бурый. — Штопор, выжимай всё, что есть!

«Тигр» несся по разбитой дороге, подпрыгивая на ухабах. Железо в кузове гремело так, что казалось, мы везем ведро с болтами. Я смотрел назад. Монстр не спешил. Он вышел на дорогу и посмотрел нам вслед. Затем он поднял голову и снова взревел.

— Ушли… — выдохнула Глория, сползая по стенке. — Твою мать, Бурый, это был матерый. Мы бы его даже не поцарапали.

Я посмотрел на Катю. Она дрожала. Я обнял её за плечи и прижал к себе.

— Уррр… — тихо, успокаивающе пророкотал я.

Обратная дорога прошла в напряженном молчании. Штопор гнал «Тигр» на пределе возможностей подвески, объезжая ямы по обочине, рискуя перевернуться, но сбавлять скорость никто не просил. Мы все помнили тот рев за спиной.

Элита не преследовала нас долго — видимо, тварь решила, что куча металлолома на колесах не стоит потраченных калорий, или же её отвлекли трупы бегунов, оставшиеся на складе. Но ощущение ледяного дыхания в затылок не отпускало до самого блокпоста Нового Света.

Только когда за нами с лязгом захлопнулись внешние ворота, а «Тигр» вкатился в знакомый, пахнущий соляркой полумрак гаражного бокса, нас отпустило.

Штопор заглушил двигатель и уронил голову на руль.

— Твою мать… — выдохнул он. — Я думал, мы там и останемся. Гвозди бы делать из этих рессор.

Мы начали выгружаться. И вот тут наступила вторая фаза ада — логистическая.

Нам нужно было выгрузить нашу долю: тяжеленные стальные листы «пятерки», которые мы отвоевали у склада, и пару баллонов с кислородом. Бурый стоял рядом, курил и наблюдал, как мы с Катей корячимся, вытягивая первый лист из кузова.

— Помочь? — спросил он без особой охоты. — Мои ребята вымотались.

Я отрицательно качнул головой. "Сами". Это был принцип. Мы партнеры, а не приживалки.

Мы тащили лист металла к нашему тупику, где сиротливо стояла на кирпичах «Шишига». Лист весил килограммов семьдесят, не меньше. Края врезались в пальцы даже через перчатки. Катя, стиснув зубы, тащила задний край, её лицо покраснело от натуги.

— Взяли… понесли… — хрипела она.

Мы сделали пять ходок. Пять проклятых рейсов от «Тигра» до нашей машины.

Когда последний лист с грохотом упал на бетон, я рухнул рядом, прислонившись спиной к холодному колесу своего грузовика. Руки дрожали. Спину ломило так, словно по ней проехал каток. Катя сползла по стене, жадно хватая ртом воздух.

Бурый подошел к нам, держа в руках мешочек.

— Расчет, — он бросил мешок мне на колени. — Плюс за кусача.

— Там четырнадцать споранов и одна горошина, — продолжил Бурый. — Честно попилили. Ваша доля внутри. Плюс металл.

Он помолчал, глядя на нашу «Шишигу», похожую на скелет динозавра.

— Хороший аппарат будет. Если пупок не надорвете. Бывайте. Завтра выходной, отсыпайтесь.

Он ушел к своей команде, где уже открывали пиво и громко обсуждали рейд. Там было шумно, людно и весело. Там была банда.

А мы сидели в грязном тупике, вдвоем, возле кучи железа, которое еще предстояло приварить, покрасить и заставить ездить. Я развязал мешок.

Наша доля за этот рейд, с учетом того, что мы взяли металлом составила всего пятьдесят споранов чистыми. Зато у нас теперь была броня. Но я думал не о деньгах.

Я смотрел на Катю. Она пыталась стереть грязь с лица, но только размазывала мазут. Она выглядела изможденной.

Сегодня мы справились. Я удержал Кусача. Она засекла Элиту. Мы прикрывали друг друга. Но что, если бы Элита вышла раньше? Что, если бы нас зажали с двух сторон?

Я представил нас двоих в кабине «Шишиги» посреди леса. Я за рулем. Катя — штурман и стрелок.

А кто в турели? Кто прикрывает тыл, пока мы меняем колесо? Кто таскает ящики, пока я держу периметр своим даром? Кто пойдет в разведку, пока мы спим? Двое это не команда. Двое это просто мишень, чуть более сложная, чем одиночка. Я взял кусок мела, которым Бурый размечал листы, и написал на бетоне:

"Мало".

Катя подняла голову, проследила за моим взглядом.

— Денег?

Я покачал головой. Ткнул пальцем в неё, потом в себя. Потом показал два пальца.

— Нас мало? — догадалась она.

— Уррр… — подтвердил я низким, утробным звуком.

Я встал, подошел к кузову ГАЗ-66. Обвел рукой воображаемое пространство внутри будущего бронекунга.

Там было место для четверых. А то и для шестерых, если потесниться.

Затем я изобразил стрельбу из пулемета с крыши кабины. Изобразил погрузку тяжелого ящика в четыре руки.

Катя всё поняла.

— Ты прав, — она устало потерла виски. — Сегодня я это почувствовала. Когда мы таскали эти листы… Бурый смотрел на нас с жалостью. У него есть Штопор, есть Глория, есть еще двое бойцов на базе. А мы… мы надорвемся, Молчун. Даже если построим эту машину. Первый же серьезный рейд, первая поломка в поле — и нас сожрут.

Она встала рядом со мной, глядя на ржавый остов грузовика.

— Нам нужны люди. Экипаж. Стрелок. Механик. Кто-то, кому можно доверять спину.

Я кивнул. Доверять в Стиксе сложно. Почти невозможно. Наемники предадут за лишнюю горошину. Случайные попутчики могут оказаться кем угодно. Но иного пути не было.

Я стер надпись "Мало" подошвой ботинка. И написал новое слово:

"Отбор".

Нам нужны не просто бойцы. Нам нужны такие же отбитые, как мы. Те, кому нечего терять, кроме своей шкуры. Те, кто хочет не просто выживать на подачки стаба, а рвать этот мир зубами.

— Где их искать? — спросила Катя. — На бирже одни неудачники. Нормальные уже в группах.

Я вспомнил Феникса. Парня из СБ, который нашел нашего вора за пять споранов. Умный. Дотошный. И, судя по его усталым глазам, ему осточертело сидеть в душной каморке.

Вспомнил парня, которого видел в баре, который метал ножи левой рукой так, что попадал в муху на стене. Люди есть. Их просто нужно увидеть.

Я взял Катю за руку. Ладонь у неё была шершавая, в ссадинах.

— Мы найдем, — сказала она уверенно, словно прочитав мои мысли. — Сначала починим машину. А потом найдем экипаж. Мы построим свою стаю, Молчун.

Я погладил холодный металл «Шишиги». Теперь это была не просто груда железа. Это был наш ковчег. И мы только что поняли, что на ковчег нужно брать не только каждой твари по паре, но и команду, способную этот ковчег защитить.

— Домой? — спросила Катя. — Я готова съесть слона, а потом спать сутки.

Я кивнул. Мы побрели к выходу из гаража, оставляя нашу мечту в темном углу. В кармане звякали спораны — топливо для нашего будущего. В голове зрел план. Рейды с Бурым — это временно. Это просто способ заработать на старт.

Настоящая игра начнется, когда этот мотор взревет по-настоящему, а в кузове будут сидеть люди, готовые пойти за нами в куда угодно.

И я, черт возьми, уже предвкушал этот момент.

— Уррр… — тихо, на грани слышимости, пророкотал я ночному небу Нового Света.

Глава 20. Отбор

Утро выдалось паршивым. Не из-за погоды — за окном как раз светило обманчиво ласковое солнце, подсушивая вчерашнюю грязь, — а из-за математики. Я сидел за столом, гипнотизируя горстку споранов, и чувствовал себя генералом без армии.

Двести серых шариков. Это всё, что отделяло нас от голодной смерти или унизительного попрошайничества. ГАЗ-66, наша "Шишига", стояла в тупике у Бурого мертвым грузом. Чтобы она поехала, в неё нужно влить еще как минимум пятьсот, а чтобы она стала боевой машиной — все полторы тысячи.

Катя вышла из душа, вытирая волосы полотенцем. Она бросила взгляд на стол, потом на меня. Всё поняла без слов.

— М-да, — констатировала она. — Не густо. На ремонт не хватит, даже если мы сами будем толкать её до запчастей.

Я сгреб спораны в мешочек. Оставил на столе десяток — на еду и мелкие расходы. Остальное спрятал в пояс.

— Уррр… — я постучал пальцем по столу, привлекая внимание, затем изобразил жест, будто перебираю картотеку.

— Люди, — кивнула Катя. — Ты хочешь начать с людей?

Я утвердительно рыкнул. Машина — это железо. Железо можно найти, украсть или купить позже. А вот надежные люди в Стиксе — товар штучный. Если мы сейчас найдем команду, то сможем взять кредит доверия. Или хотя бы понять, на кого рассчитывать, когда корыто оживет.

— С кого начнем? — она начала одеваться, натягивая джинсы. — С Феникса?

Я кивнул. Парень из СБ. Умный, наблюдательный, с доступом к информации. И, судя по тому, как он смотрел на свои мониторы, ему там тесно.

В административном корпусе нас встретила та же суета. Мы прошли мимо дежурного, который уже запомнил нас после истории с Хлыстом, и направились прямиком в "серверную".

Феникс был на месте. Он сидел в полумраке, подсвеченный сиянием десятка экранов, и что-то быстро печатал. Под глазами залегли темные круги, рядом стояла кружка с недопитым, уже холодным кофе.

Услышав шаги, он обернулся.

— А, рейдеры, — он узнал нас, но без особой радости. — Если вас снова обокрали, то Хлыст еще не вернулся. И вряд ли вернется.

Я подошел ближе, отодвинул свободный стул и сел напротив. Катя осталась стоять чуть позади, положив руку на спинку моего стула.

— Мы не за этим, — сказала она. — У нас есть предложение.

Феникс откинулся на спинку кресла, сцепив руки в замок. Взгляд у него был усталый, но цепкий.

— Слушаю.

Я посмотрел ему в глаза. Попытался передать уверенность. Потом кивнул Кате.

— Мы собираем свою группу, — начала она. — Есть транспорт… ну, почти есть. Есть опыт. Есть амбиции. Нам нужен человек, который умеет работать с информацией. Аналитик. Координатор. Кто-то, кто не просто стреляет, а думает.

Феникс хмыкнул. Уголок его рта дернулся.

— И вы решили позвать меня? В лес? Кормить комаров и бегать от элиты?

— Мы предлагаем долю, — продолжила Катя. — Равную. И свободу от этого, — она обвела рукой душную комнату с мониторами. — Ты здесь задыхаешься, Феникс. Мы это видим.

Я выжидательно смотрел на него. Я знал этот тип людей. Им скучно в безопасности. Им нужен вызов.

Феникс помолчал, разглядывая нас. В его глазах что-то мелькнуло — может быть, сожаление, а может, расчет. Он медленно покачал головой.

— Предложение заманчивое, — тихо сказал он. — Серьезно. Сидеть здесь и смотреть, как другие живут, — то еще удовольствие. Но… нет.

— Почему? — спросила Катя.

— У меня свои планы, — он посмотрел на один из мониторов, где транслировалась картинка с внешнего периметра. — Своя дорога.

В его голосе звучала такая стальная уверенность, что я понял: уговаривать бесполезно. У этого парня своя судьба, и наши пути если и пересекутся, то не сейчас.

Я встал, протянул ему руку.

Феникс пожал её. Ладонь у него была сухая и крепкая.

— Удачи, Молчун, — сказал он. — Если выживете — заходите. Может, подкину инфу по старой памяти.

Мы вышли на улицу.

— Минус один, — вздохнула Катя. — Жаль. Он толковый.

Я пожал плечами. "Бывает".

— Куда теперь? — спросила она.

Я вспомнил бар. Того парня, который метал ножи. Лошадь. Странное погоняло, но в Стиксе имена не выбирают.

Мы нашли его в "Синем Инее". День только начинался, и в баре было пустовато. Лошадь сидел за дальним столиком, играя с огромным тесаком. Он подбрасывал его, ловил за рукоять, за лезвие, крутил между пальцев с такой скоростью, что металл сливался в блестящий круг.

Выглядел он колоритно. Высокий, жилистый, с длинным, вытянутым лицом — отсюда, видимо, и кличка. Волосы собраны в хвост, на руках — кожаные наручи.

Мы подошли к его столику. Лошадь не прекратил крутить нож, только скосил на нас глаза.

— Водку не пью, в долг не даю, баб не снимаю, — проговорил он скороговоркой. — Если вы по другому вопросу — валяйте.

Я молча выдвинул стул и сел. Катя встала рядом.

— Мы по делу, — сказала она. — Видели, как ты работаешь железом. Впечатляет.

Лошадь, наконец, поймал нож и с силой воткнул его в деревянную столешницу. Лезвие вошло на добрых три сантиметра.

— Я много чего умею, — усмехнулся он, обнажая крупные желтоватые зубы. — Ножи, топоры, саперные лопатки. Могу вилкой глаз выколоть с пяти метров. А вы кто? Те самые, что притащили "Шишигу" с авторынка?

Слухи в стабе распространяются быстрее вируса.

— Мы, — подтвердила Катя. — Нам нужен боец. Ближний бой, тихая работа.

Лошадь откинулся на спинку стула, оценивающе глядя на меня.

— Немой контролер и девка-сенс, — протянул он. — Слышал, слышал. С Бурым ходили. Неплохо себя показали. Но "Шишига" ваша… я видел её. Гроб на колесах. Ржавое ведро.

— Мы её починим, — сказала Катя.

— Почините? — Лошадь рассмеялся. — Чем? Святым духом? У вас в карманах ветер гуляет, это тоже весь стаб знает.

Я наклонился вперед, глядя ему в глаза. Тяжело, не мигая.

— Уррр… — низкий рокот заставил его перестать смеяться.

Я достал из кармана один споран. Положил на стол. Затем ударил по нему кулаком.

— Мы поднимем её, — перевела Катя мой жест. — Мы сделаем из неё танк. Нам нужен экипаж. Ты в деле или будешь дальше пугать мух ножиком?

Лошадь посмотрел на споран, потом на нож, торчащий в столе. Почесал подбородок.

— Значит так, — сказал он, выдергивая тесак. — Вы мне нравитесь. Вы наглые. В Стиксе наглость — второе счастье. Но я не подписываюсь на пешие прогулки с рюкзаками. У меня плоскостопие и аллергия на долгие переходы.

Он убрал нож в ножны за спиной.

— Сделайте так, чтобы это ведро поехало. Заварите дыры, поставьте нормальные колеса. Чтобы я мог закинуть свою задницу на мягкое сиденье и не бояться, что отвалится мост на первой кочке. Вот тогда и поговорим.

— Договорились? — спросила Катя.

— Считай, что да. Почините тачку — я ваш. А пока… — он демонстративно зевнул. — У меня тренировка по распитию темного нефильтрованного.

Мы вышли из бара.

— Половина успеха, — сказала Катя, хотя в голосе звучало сомнение. — У нас есть "да", но с условием. Теперь осталась самая малость. Найти идиота, который починит наш металлолом за "спасибо" или за еду.

Я покачал головой. За "спасибо" здесь даже в морду не дают. Но есть еще один ресурс. Будущее. Доля.

Нам нужен был механик. Не из тех зажравшихся мастеров в центральном гараже, которые дерут три шкуры за замену масла. Нам нужен был кулибин-одиночка. Тот, у кого руки растут из плеч, а жизнь — из задницы.

Мы отправились в самый дальний угол сектора "Ц", туда, где стояли старые, покосившиеся боксы, обшитые ржавым железом. Здесь обитали те, кому не нашлось места в элитных мастерских.

Звуки здесь были другие. Не рев мощных моторов, а одиночные удары молотка и визгливый скрежет напильника.

У одного из гаражей, ворота которого были распахнуты настежь, сидел на перевернутом ведре мужик. Возраст неопределенный — то ли тридцать, то ли все пятьдесят. Лицо в глубоких морщинах, пропитанное мазутом так, что казалось, его не отмыть никогда. Седые волосы торчали клочьями. Он курил самокрутку, глядя на разобранный двигатель какого-то допотопного мотоцикла.

Над воротами висела кривая надпись краской: "Ремонт всего. Дорого. Качественно. Долго". Слово "Дорого" было зачеркнуто, а сверху приписано: "Как договоримся".

— Добрый день, — поздоровалась Катя.

Мужик медленно поднял голову. Глаза у него были светлые, выцветшие, но на удивление живые.

— Добрый, если не шутите, — проскрипел он голосом, похожим на работу несмазанного подшипника. — Чего надо? Ломать не строить, чинить не обещаю.

— Нам нужен механик, — сказала Катя, указав на его руки.

— Механиков вон там полно, — он махнул рукой в сторону центральных боксов. — У них станки, подъемники, диагностика. А я так… примуса починяю.

— У нас ГАЗ-66. Надо поставить на ход. Обварить. Сделать конфетку.

Мужик затянулся, выпустил струю вонючего дыма.

— "Шишига"? — в его глазах проснулся интерес. — Хорошая машина. Душевная. Не то что эти пластиковые обмылки. И что с ней?

— Всё, — честно призналась Катя с легкой усмешкой.

— Понятно, — кивнул он. — Денег, я так понимаю, кот наплакал?

— Кот даже не плакал. Кот сдох от смеха. У нас двести споранов. На всё.

Мужик хмыкнул, бросил окурок и растер его ботинком.

— Двести… Это на запчасти-то едва хватит, если по помойкам искать. А работа? Мои руки, — он растопырил черные пальцы, — они тоже кушать хотят. И печень моя требует компенсации за вредность.

Я подошел к нему. Присел на корточки. Посмотрел на разобранный движок мотоцикла. Взял с земли прокладку, повертел в руках. Криво вырезана.

Достал свой нож — тот самый, который украл Хлыст, а потом так душевно вернул. Хорошая сталь. Аккуратно подрезал край прокладки, убирая заусенецы. Протянул мужику.

Он взял, посмотрел. Одобрительно крякнул.

— Руки не из задницы. Это хорошо.

— Его зовут Молчун, — представила меня Катя. — Я Катя. Мы предлагаем сделку. Ты чинишь нашу машину. Мы помогаем. Он может таскать, держать, крутить гайки. Двести споранов — на расходники. За работу…

— За работу, — вдруг сказал мужик, — вы привезете мне с рейда набор инструментов. Настоящий. "King Tony" или "Jonnesway". Полный комплект. Головки, ключи, трещотки. Мой-то спиз… увели, в общем, при переезде. Работаю чем попало.

Это было реально. Инструмент можно найти.

— Идет, — кивнула девушка и глаза её посветлели.

— Зовите меня Кардан, — он поднялся, вытирая руки о штаны. — Ведите к вашей страдалице. Посмотрим, есть ли там что реанимировать, или проще пристрелить.

Мы привели его в тупик к Бурому. Кардан долго ходил вокруг "Шишиги", стучал по раме, заглядывал под мосты, нюхал щуп.

— М-да… — наконец вынес он вердикт. — Пациент скорее жив, но в глубокой коме. Резина — в утиль. Карбюратор перебирать. Электрику — всю под замену, там мыши повесились. Но железо крепкое.

Он повернулся к нам.

— Ладно. Берусь. Но предупреждаю: я не волшебник. Из говна пулю не слеплю, но ездить будет. Несите свои двести. И ищите колеса. Хотя бы б/у. Без колес мы далеко не уедем.

Я с облегчением выдохнул. У нас появился шанс. Маленький, грязный, пахнущий перегаром, но шанс.

Теперь оставалось самое сложное. Чтобы купить колеса, запчасти и металл, двухсот споранов не хватит. Кардан сделает движок, но на "лысой" резине в рейд не пойдешь.

Нам нужны были деньги. Срочно.

И единственный способ их достать — снова идти к Бурому. В последний раз.

Я посмотрел на Катю.

— К Бурому? — спросила она.

Я кивнул.

— Уррр…

В гаражном секторе «Ц» было тихо, но не той спокойной тишиной, которая бывает перед рассветом, а какой-то пустой, заброшенной. Ворота бокса, где обычно стоял «Тигр» Бурого, были закрыты на висячий замок.

Мы постояли перед закрытыми дверями, как бедные родственники.

— Ушли, — констатировала Катя, дернув замок.

Из соседнего бокса, где чинили БТР, высунулся чумазый механик.

— К Бурому? Нету их. Ушли в рейд на «Дальние Хутора». Говорят, там стаб какой-то дикий вымер, хабара немерено. Я досадливо цокнул языком. Это значит, что они могут вернуться завтра, а могут и через неделю. Или вообще не вернуться.

А время шло. Деньги таяли. Кардан, наш новообретенный механик, уже начал работу — мы видели, что кабина «Шишиги» разобрана, а под капотом копается его тощий помощник, но без запчастей и нормального инструмента дело встанет.

— Что будем делать? — спросила Катя.

Я жестом показал: «Ждать».

Следующие два дня превратились в тягучую рутину.

Мы экономили каждый споран. Ели дешевую кашу в столовой для рабочих, спали в номере, который оплатили на последние. Днем я пропадал в гараже, помогая Кардану.

Старик оказался ворчливым, но дело знал.

— Смотри сюда, Молчун, — скрипел он, тыча отверткой в нутро карбюратора. — Жиклеры забиты наглухо. Тут не бензин был, а олифа какая-то. Прокладки я тебе из паронита вырезал, но ремкомплект нужен. И свечи. Эти пробивает через раз.

Я кивал, подавал ключи, крутил гайки, сдирая кожу на пальцах. Работа успокаивала. Я видел, как под слоем ржавчины и грязи начинает проступать машина. Железо в Стиксе надежнее людей. Если ты о нем заботишься, оно тебя вывезет.

Катя занималась своим даром. Она уходила в парк — единственный зеленый островок в стабе — и сидела там часами, «слушая» мир.

Вечером второго дня она вернулась в номер бледная, но с горящими глазами.

— Я чувствую их, Молчун. Не как раньше — пятнами. Я начинаю различать… оттенки. Страх, боль, ярость. Сегодня мимо парка вели какого-то ублюдка. Я почувствовала его за три квартала. Он был как черная дыра, полная злобы.

Я погладил её по плечу и одобрительно уркнул. Это хорошо. Чем тоньше её настройки, тем больше шансов, что мы не влетим в засаду.

На третий день, ближе к вечеру, в секторе «Ц» поднялся шум.

Мы как раз были у Кардана, обсуждали, где достать резину, когда услышали гул мотора. Тяжелый, надрывный, с перебоями.

— Кто-то на честном слове ползет, — прокомментировал Кардан, прислушиваясь.

Я выскочил из бокса.

К воротам сектора подъезжал «Камаз» — обычный рейдовый грузовик, который часто мотался с караванами. Но сейчас он не вез груз.

В кузове сидели люди. Грязные, окровавленные.

Из кабины выпрыгнул водитель, побежал к воротам, маша руками.

Я узнал этот силуэт. Глория.

Она хромала на обе ноги, но двигалась быстро. Её снайперская винтовка болталась за спиной стволом вниз, чего раньше она себе не позволяла.

Мы с Катей переглянулись и рванули туда.

Грузовик въехал внутрь и остановился у бокса Бурого. Из кузова начали выбираться пассажиры.

Их было двое. Какой-то незнакомый нам рейдер и Штопор.

Штопор сполз по борту, как мешок с песком. Он упал на колени и остался так стоять, уперевшись лбом в пыльный бетон. Его ирокез слипся от грязи и крови, куртка была разорвана в клочья.

Глория подошла к нему, попыталась поднять, но он лишь отмахнулся.

«Тигра» не было. Бурого не было.

Я подошел ближе. Глория подняла на меня глаза. В них была пустота. Та самая, которую я видел в зеркале в первые дни после перерождения.

— Где? — тихо спросила Катя, озвучивая вопрос, который висел в воздухе.

— Там, — Глория махнула рукой куда-то на север. Голос у неё был хриплый, сорванный. — На Хуторах. Остался прикрывать.

Она достала пачку сигарет, попыталась закурить, но зажигалка выскальзывала из дрожащих пальцев с сбитыми ногтями. Я щелкнул своей, поднес огонек.

Она жадно затянулась.

— Засада? — спросила Катя.

— Хуже, — выдохнула она дым. — Умники.

— Кто?

— Твари. Стая с менталом во главе. Они не просто напали. Они нас гнали. Как зайцев. На минные поля. «Тигр» подорвался первым.

Она замолчала, глядя на Штопора, который начал раскачиваться из стороны в сторону, что-то бормоча.

— Бурого зажало в кабине. Ноги перебило. Он… он приказал уходить. Отдал нам всё, что было ценного, и остался с пулеметом.

— А хабар? — вырвалось у Кати.

Глория криво, страшно усмехнулась. По её лицу, размазывая копоть, текла одинокая слеза.

— Хабар? Мы жизнь вынесли, девочка. И то не всю.

Она разжала руки. Они были пусты. Ни рюкзаков, ни ящиков, ни оружия, кроме её собственной винтовки.

— Мы бросили всё, — глухо сказал Штопор, не поднимая головы от колен. — «Тигра», боезапас, топливо. Всё сгорело. Мы едва успели выпрыгнуть, когда…

Он не договорил, его плечи затряслись.

Мы стояли молча. Ветер гонял пыль по бетонному полу ангара. Ситуация была хуже некуда. Бурый мертв. Группы нет. Денег нет. И надежды на быстрый ремонт машины тоже нет.

— Помянем, — хрипло сказала Глория. — У вас есть выпить?

Мы сидели в нашем тупике, на ящиках возле разобранной «Шишиги». Кардан, увидев состояние вернувшихся, молча поставил на ящик бутылку мутной самогонки и так же молча исчез в недрах своего гаража.

Бутылка ходила по кругу. Штопор пил жадно, большими глотками, словно хотел потушить пожар внутри. Глория цедила, глядя в одну точку.

— Как это случилось? — спросила Катя.

— Глупо, — сплюнула Глория. — Нарвались. На стаю, маленькую, но злую. Они шли с запада. Мы их поздно заметили. Бурый… он приказал отходить к болотам, а сам остался с пулеметом на перекрестке. Дал нам время. Минуты три.

Она замолчала, сжав стакан так, что побелели костяшки.

— Его порвали. Я слышала. Даже выстрелить не успел толком, когда они накатили волной.

Штопор вдруг швырнул стакан в стену. Осколки брызнули в стороны.

— Всё! — заорал он, вскакивая. Глаза у него были бешеные, налитые кровью. — Хватит! Я пас! Я больше за периметр ни ногой!

Он пнул колесо нашей «Шишиги».

— Стройте свои танки, ищите приключения! А я жить хочу! Пойду в охрану. На стену. Там пайку дают и крыша над головой. И твари только в бинокль видны.

— Штопор, не дури, — устало сказала Глория. — Ты рейдер. Ты на стене со скуки сдохнешь через месяц.

— Лучше со скуки, чем как Бурый! В кишках! — вызверился он. — Вы как хотите, а я умываю руки.

Он развернулся и, шатаясь, побрел к выходу из сектора. Мы смотрели ему вслед. Никто не пытался его остановить. Сломался человек. В Стиксе это бывает.

Мы остались втроем. Я, Катя и Глория. И недопитая бутылка самогона.

Я посмотрел на снайпершу. Она сидела, сгорбившись, похожая на побитую птицу. Но в ней еще был стержень. Я это чувствовал.

Я постучал пальцем по горлышку бутылки, привлекая внимание.

— Уррр…

Глория подняла на меня мутный взгляд.

— Чего тебе, Молчун?

Я встал. Подошел к «Шишиге». Положил руку на ржавый борт. Потом указал на Катю, на себя и на неё.

— Мы собираем экипаж, — перевела Катя. Голос у неё был твердый. — Нам нужен стрелок. Нам нужен опытный человек.

Глория посмотрела на грузовик, потом на нас. Усмехнулась.

— Вы? Экипаж? — она покачала головой. — У вас ничего нет. Ржавое ведро, которое не едет. Денег нет — я знаю, сколько стоил этот металлолом. Вы голодранцы, ребята.

— Не правда, — парировала Катя. — У нас есть Молчун — контролер. У нас есть я — сенс. И у нас есть машина. Пусть пока не на ходу, но это временно.

Я подошел к Глории вплотную. Посмотрел ей в глаза. Тяжело, уверенно.

Я не мог обещать ей золотые горы прямо сейчас. Я не мог дать ей денег. Но я мог дать ей цель.

Я достал из кармана патрон — 7.62, винтовочный, как у неё. Поставил перед ней на ящик.

— Мы пойдем туда, где жирно, — сказала Катя, озвучивая мои мысли. — Мы не будем бегать за объедками. С нами ты не сдохнешь в первой канаве. Молчун удержит тварей. Я увижу засаду. Нам нужен тот, кто нажмет на спуск.

Глория молчала. Она крутила патрон пальцами, глядя то на него, то на меня.

В её глазах боролись усталость и азарт. Страх и жадность.

— Штопор ушел, — тихо сказала она. — Бурый мертв. Мне некуда идти. Либо в шлюхи, либо на стену, либо к вам.

Она подняла голову. Взгляд изменился. Стал оценивающим, чуть насмешливым и кокетливым. Она провела языком по пересохшим губам.

— А ты наглый, немой, — протянула она. — Без гроша в кармане вербуешь снайпера. Мне это нравится.

Она взяла патрон и спрятала в карман разгрузки.

— Я в деле. Но с условием. Доля равная. И я сплю не в кузове на ящиках, а в кабине, если мы когда-нибудь починим эту колымагу.

Я кивнул. Согласен.

— И еще, — она прищурилась, глядя на меня. — Если почую, что ты ведешь нас на убой — пристрелю сама. Ничего личного.

— Договорились, — быстро сказала Катя.

Глория встала, потянулась, хрустнув суставами.

— Ну, тогда наливай, командир. Отметим новое начало. А завтра… завтра будем думать, где достать запчасти, не продавая почки.

Я разлил остатки самогона. Мы чокнулись. Звон стаканов прозвучал в пустом ангаре как обещание.

Глава 21. Глория

Катя ушла после обеда. У неё была идея-фикс — найти на рынке какую-то особую ткань для перетяжки сидений или что-то вроде того. Я не возражал. Женщине нужно иногда вить гнездо, даже если это гнездо — кабина ржавого грузовика посреди апокалипсиса.

Я остался в номере один. Лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. В голове крутились схемы электропроводки ГАЗ-66, которые я пытался восстановить по памяти, и цифры. Проклятые цифры, которые никак не сходились.

Стук в дверь был коротким, уверенным. Не как у горничной, и не как у Кати.

Я встал, подошел к двери. Замка всё еще не было, только щеколда. Откинул её.

На пороге стояла Глория.

Она выглядела иначе, чем обычно. Никакой разгрузки, никакого камуфляжа. Джинсы, плотно обтягивающие бедра, и простая черная майка, под которой угадывалось отсутствие белья. Волосы были влажными, пахли мылом.

— Впустишь? — спросила она, не улыбаясь. Взгляд был прямым, тяжелым.

Я отошел в сторону, пропуская её.

Она вошла, по-хозяйски огляделась. Убедилась, что мы одни.

— Катя ушла? — скорее утвердила, чем спросила она.

Я кивнул. «Уррр…» — вопросительно пророкотал я. Зачем пришла?

Глория прошла к столу, провела пальцем по пыльной столешнице. Потом повернулась ко мне, прислонившись бедром к краю стола.

— Дело есть, Молчун. Личное.

Она достала из кармана джинсов сложенный листок бумаги. Бросила его на стол.

— Я тут набросала список. Того, что нам нужно, чтобы твоя колымага поехала не через год, а через неделю. Кардан — мужик рукастый, но у него нет выходов на склады интендантов. А у меня есть.

Я подошел, взял листок. Список был впечатляющим. Новая резина, комплект прокладок, свечи, бронелисты, даже триплекс для лобового.

Я вопросительно посмотрел на неё. Откуда такая щедрость? И чем платить?

— Старые связи, — усмехнулась она, перехватив мой взгляд. — Есть тут один… кладовщик. Он мне должен. Сильно должен. Я могу надавить. И мы получим всё это почти даром. За символическую плату.

Я нахмурился. Бесплатный сыр в Стиксе бывает только в мышеловке, и обычно в качестве приманки там лежит чья-то оторванная рука.

Я вопросительно посмотрел на неё.

Глория сделала шаг ко мне. Теперь она стояла вплотную. Я чувствовал запах её кожи — терпкий, смешанный с запахом табака и какой-то едва уловимой горечи.

— Подвох в цене, Молчун. Но платить буду не я. И не деньгами.

Она положила руки мне на грудь. Ладони были горячими.

— Ты мне нравишься, немой. Я чувствую, как от тебя фонит жаром. Как от печки.

Она провела ладонями вверх, к моей шее. Её зрачки расширились.

— Я хочу тебя. Прямо сейчас.

Меня накрыло волной ярости. Чистой, горячей злости.

Она что, решила, что я шлюха? Что можно купить меня за комплект резины? Что я предам Катю ради запчастей?

Я перехватил её запястья. Сжал сильно, до боли. В горле заклокотал угрожающий рык.

— Урр-р-агх! — вырвалось наружу. «Пошла вон!»

Я оттолкнул её. Грубо. Так, что она ударилась спиной о шкаф.

Но Глория не испугалась. Наоборот. В её глазах вспыхнул дикий огонь. Она облизнула губы и рассмеялась — низко, гортанно.

— Злишься? — прошептала она. — Хорошо. Злость — это то, что нужно. Покажи мне своего зверя, Молчун. Покажи, кто ты есть на самом деле.

Она не ушла. Она бросилась на меня. Как кошка. Как хищник.

Она вцепилась в мои плечи, прижалась всем телом, впилась губами в мой рот. Это был не поцелуй — это был укус. Я почувствовал вкус крови.

Мой мозг кричал: «Нет!». Но тело… Тело, измененное Ульем, накачанное споранами и жемчугом, предало меня.

Ярость, которая должна была заставить меня вышвырнуть её за дверь, трансформировалась. Переплавилась в другое чувство. В темное, древнее, животное желание.

Запах женщины. Боль. Адреналин. Всё смешалось.

Я перестал соображать. Сорвался.

Я сгреб её в охапку, сминая ткань майки. Она зашипела, когда мои пальцы, ставшие жесткими как сталь, впились в её тело, но не отстранилась. Она выгнулась навстречу.

Это не было любовью. Это не было даже страстью в человеческом понимании. Это была схватка.

Мы рухнули на кровать, путаясь в одежде. Глория кусалась, царапалась, стонала, и я отвечал ей тем же. Мое урчание перешло в рык.

В этот момент не было ни Кати, ни «Шишиги», ни планов на будущее. Был только этот номер, запах пота и безумие двух иммунных, которые пытаются сожрать друг друга, чтобы почувствовать себя живыми.

Всё происходило рывками, вспышками. Дико. Жестко. На грани боли.

Она требовала силы, и я давал ей силу. Ту самую, которую обычно использовал, чтобы ломать волю тварей. Сейчас я выплескивал её в неё.

Когда всё закончилось, я отвалился в сторону, тяжело дыша. Сердце колотилось так, что казалось, ребра сейчас треснут.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только нашим сбивчивым дыханием.

Глория села на краю кровати. Её спина была исполосована красными следами. Она нашла на полу свою майку, натянула её. Руки у неё дрожали, но движения были четкими.

Я лежал, глядя в потолок. Внутри была пустота. И гадкое, липкое чувство вины, котороеначало подниматься со дна сознания, как только схлынул адреналин.

Что я наделал?

Глория встала. Подошла к зеркалу, поправила волосы. На шее у неё наливался синяк.

Она повернулась ко мне. В её глазах уже не было того безумия. Был холодный расчет и… удовлетворение?

— Завтра к обеду, — сказала она ровным голосом, словно ничего не произошло. — Подгоняй машину к третьему складу. Кардан знает, где это. Возьми грузовое такси, заберете запчасти.

Она подошла к двери. Обернулась на пороге.

— Не грызи себя, Молчун. В Улье нет праведников. Есть только выжившие. А ты… ты хорош.

Дверь хлопнула.

Я остался один. С запахом чужой женщины на коже и пониманием того, что я только что продал кусок своей совести за комплект резины и бронелисты.

Но самое страшное было не это.

Самое страшное было то, что мой внутренний зверь, тот самый, что урчал от удовольствия, ни капли не жалел.

Я успел. Когда в замке повернулся ключ, комната уже была проветрена, постель заправлена с армейской тщательностью, а сам я сидел за столом, разбирая и собирая пистолет. Вид у меня был сосредоточенный, руки заняты делом.

Только вот запах… Мне казалось, что запах Глории — терпкий, чужой — въелся в стены, в подушку, в мою кожу. Я вымылся дважды, стирая себя мочалкой до красноты, но фантомное ощущение её прикосновений осталось.

Катя вошла в номер, сияя, как начищенный пятак. В руках она тащила огромный сверток.

— Смотри! — она сбросила ношу на кровать. — Брезент! Настоящий, пропитанный, с люверсами. И еще поролон нашла. Обошьем сиденья, будет не кабина, а тронный зал.

Она тараторила, рассказывая, как торговалась с каким-то старьевщиком, как чуть не подралась за моток капроновой нити. Она была живой, настоящей, моей.

Я слушал её и чувствовал, как внутри ворочается ледяной ком.

Катя подошла ко мне, обняла сзади, уткнувшись носом в шею.

— Ты чего такой напряженный? — спросила она, почувствовав, как окаменели мои плечи. — Случилось чего?

Я медленно повернулся. Посмотрел ей в глаза. Я не мог врать голосом, но глаза… глаза выдавали. Я знал, что в них сейчас плещется тоскливая вина, которую не смыть никаким живчиком.

— Уррр… — я отрицательно мотнул головой и прижал руку к груди. «Устал».

Она посмотрела на меня внимательно, чуть прищурившись. Её дар сенса работал на эмоции, и она наверняка чувствовала, что фон у меня сбитый, тяжелый. Но списала это на стресс и безденежье.

— Ничего, — она поцеловала меня в лоб. — Завтра всё наладится. Ложись спать.

Я лег. Но спал я на самом краю, боясь прикоснуться к ней, словно моя измена была заразной болезнью.

Утро встретило нас суетой. Мы вызвали местное грузовое такси — раздолбанную «Газель» с шашечками, нарисованными маркером на двери, — и поехали к третьему интендантскому складу.

Таксист, болтливый мужик с золотой фиксой, всю дорогу травил байки про то, как он в прошлой жизни возил мэра, но я не слушал. Я смотрел в окно на серые стены ангаров и готовился к встрече.

Глория уже была там. Она стояла у распахнутых ворот склада, прислонившись плечом к косяку. На ней была чистая «горка», волосы убраны под бандану.

Ни следа вчерашнего безумия. Ни тени той женщины, что царапала мне спину и кусала губы в кровь.

Перед нами стоял профессионал. Холодный, собранный снайпер.

Рядом с ней, на паллете, лежало наше богатство: четыре новеньких, "зубастых" покрышки для «Шишиги», коробки с запчастями, листы бронестали.

— Привет, трудяги, — кивнула она, когда мы вылезли из такси. Голос ровный, спокойный. — Принимайте товар. Всё как договаривались.

Я прошел мимо неё, стараясь смотреть куда угодно, только не на неё. На колеса, на небо, на носки своих ботинок. Взгляд её глаз — насмешливый и знающий — жег мне затылок.

Я начал молча перетаскивать коробки в кузов «Газели».

Катя, которая поначалу радостно осматривала резину, вдруг замерла. Она перевела взгляд с меня на Глорию, потом снова на меня.

Я чувствовал этот взгляд. Вопросительный. Тревожный.

— Молчун? — позвала она.

Я не обернулся, делая вид, что занят тяжелым ящиком с тормозными колодками.

Катя подошла ко мне, тронула за плечо.

— Ты чего шарахаешься? Вы поругались? Или… что-то случилось, пока меня не было?

Я выпрямился. Вытер пот со лба. Посмотрел на неё и сделал жест рукой: отмахнулся. «Потом. Не сейчас. Работаем».

И снова схватил ящик, уходя к машине.

Глория наблюдала за этой сценой с непроницаемым лицом, лишь уголок губ едва заметно дрогнул.

— Грузите быстрее, — бросила она. — Кладовщик нервничает.

Мы отвезли всё Кардану. Старик, увидев новую резину и запчасти, только крякнул и уважительно почесал затылок отверткой.

— Ну, вы даете, молодежь. Ограбили кого или клад нашли? С таким приданым я вам эту ласточку за неделю на крыло поставлю.

Работа закипела.

Две недели пролетели как один день, полный скрежета болгарки, визга сварки и запаха мазута.

Днем я пропадал в гараже. Мы с Карданом перебрали двигатель, выкинули гнилую проводку, проложили новую. Катя и Глория, которая теперь официально была в доле, занимались салоном и покраской.

Но была и ночная сторона этой работы.

Глория приходила еще дважды.

Первый раз — через три дня. Она принесла нам новый генератор и танковый аккумулятор, способный запустить двигатель в любых условиях.

Она пришла вечером, когда Катя была на полигоне и тренировала свой дар кипятильника. Молча положила на стол список запчастей. И так же молча начала расстегивать ремень.

В этот раз не было ни разговоров, ни прелюдий. Только глухая, злая необходимость. Я брал запчасти. Она брала меня. Сделка.

Второй раз был через неделю. Она достала где-то триплексы для смотровых щелей и поворотный механизм для турели.

Я ненавидел себя в эти моменты. Ненавидел её холодную улыбку после. Ненавидел то, как предательски урчит мой зверь внутри, получая разрядку.

Но утром я шел в гараж и прикручивал новые детали к нашей машине.

Наш танк рос. Он обрастал броней, он получал новые мышцы и жилы. И каждый болт в нем был оплачен моей совестью.

Через две недели «Шишига» была готова.

Это был уже не тот ржавый уродец, которого мы купили у Зуба. Это был монстр.

Кабина, обшитая листами стали, выкрашенная в матовый темно-зеленый цвет. На окнах — решетки и узкие бойницы. Кунг превратился в жилой модуль-крепость: нары, рундуки, верстак, печка-буржуйка.

На крыше кабины гордо торчала турель, пока пустая, но готовая принять пулемет.

Двигатель, перебранный золотыми руками Кардана, работал ровно, сыто урча на холостых.

Мы стояли перед машиной. Я, Катя, Глория и Кардан, который вытирал руки тряпкой и довольно щурился.

— Ну что, — сказал Кардан. — Принимай аппарат, командир. Зверь, а не машина. Только масло меняй вовремя.

Я подошел к капоту, похлопал по теплому металлу. «Спасибо».

— Теперь последний штрих, — сказала Катя. — Экипаж.

Мы нашли Лошадь в том же баре. Он сидел на своем любимом месте, ковыряя ножом банку тушенки.

Увидев нас, он даже жевать перестал.

— Ну? — спросил он, глядя на наши довольные и грязные физиономии. — Сдали в металлолом или все-таки поехали?

— Поехали, — сказала Катя. — Идем.

Мы привели его в гараж.

Лошадь остановился в воротах. Он долго смотрел на грузовик. Обошел его кругом. Постучал костяшкой пальца по бронелисту. Заглянул в кабину, посидел на перетянутом брезентом сиденье.

Потом залез в кунг.

Вышел он оттуда с другим лицом. Без привычной ухмылки.

— Ну ни хрена себе… — протянул он. — Это ж не «Шишига». Это бронепоезд.

Он посмотрел на меня.

— Как вы это сделали? На какие шиши? Вы ж голодранцы были.

Я промолчал. Только Глория, стоявшая в тени, коротко хмыкнула и отвела взгляд.

— Неважно, — отрезала Катя. — Машина готова. Едет, стреляет, защищает. Ты говорил: «Почините — я ваш». Мы починили. Твое слово?

Лошадь сплюнул на пол, убрал нож в ножны и протянул мне руку.

— Мое слово твердое. Я в деле. Чур, мое место у правого борта, там обзор лучше.

Я пожал его руку. Команда была в сборе. Машина была готова. А цена… цену знал только я и Глория. И я надеялся, что этот счет мне никогда не предъявят.

Я запрыгнул на подножку, распахнул дверь и жестом пригласил всех внутрь.

Неделя пролетела в мелкой суете и обкатке машины. Мы гоняли «Шишигу» по полигону за гаражами, проверяли подвеску, притирали тормоза. Лошадь ворчал, привыкая к тряске в кунге, Глория пристреливала бойницы, а Катя училась спать под рев двигателя.

Машина получилась зверем. Тяжелая, приземистая, одетая в броню, она внушала уверенность.

Но у неё был один существенный недостаток. Она была беззубой.

Турель на крыше сиротливо торчала пустым гнездом. У нас не было пулемета. Даже захудалого РПК, не говоря уже о чем-то серьезном вроде «Корда» или «Утеса».

Денег на такое оружие не было даже в теории.

А потом земля в Новом Свете задрожала.

Это случилось утром. Сначала мы почувствовали вибрацию через подошвы ботинок. Потом услышали гул — низкий, тяжелый, от которого дребезжали стекла в окнах.

— Зараженные? — напрягся Лошадь, хватаясь за нож.

— Нет, — Катя прислушалась, закрыв глаза. — Люди. Много людей. И железа. Очень много железа. Это не злоба, это… сила. Уверенность.

Мы вышли к центральной улице.

В стаб входил караван.

Я видел разные колонны. Видел банды рейдеров. Но это было нечто иное. Это была движущаяся крепость.

Впереди, лязгая гусеницами по асфальту, ползли два танка. Настоящие Т-72, обвешанные динамической защитой и решетками. Их стволы лениво поводили из стороны в сторону, словно усы гигантского жука.

За ними шли БТРы, обшитые дополнительной броней так, что напоминали черепах.

А дальше — грузовики. Десятки огромных фур, тягачей, наливников. Все в броне, с пулеметными гнездами на крышах, с вооруженными людьми, которые смотрели на обитателей Нового Света поверх прицелов как на папуасов.

Этот Караван мог стереть наш стаб с лица земли, если бы захотел. Ни одна банда, ни одна стая мутантов, не рискнула бы встать у них на пути.

— Вот это мощь… — выдохнула Глория. В её глазах горел профессиональный интерес. Она смотрела на пулеметы.

Караван встал на площади и прилегающих улицах. Двигатели не глушили. Началась суета: местные торговцы бегали с накладными, грузчики тащили ящики. Это был гигантский пылесос, который скупал всё ценное и сбрасывал то, что привез издалека.

Я смотрел на это и в голове щелкнул план.

— Уррр… — я толкнул Катю локтем и кивнул на головную машину — огромный командирский кунг на базе «Камаза», окруженный охраной в экзоскелетах.

— Ты хочешь к ним? — поняла она.

Я кивнул. У нас есть машина. У нас есть пустой кузов. И у нас есть желание заработать то, что нельзя купить за спораны в местной лавке.

Пробиться к Караванщику — хозяину этого стального монстра — было непросто. Охрана смотрела на нас как на грязь под ногами.

Но Катя, включив свое обаяние и дар убеждения, а может, просто наглость, которой набралась от меня, сумела договориться с начальником охраны.

Нас пустили.

Хозяин каравана принимал прямо в своем кунге, который внутри напоминал офис крупной корпорации. Кондиционер, кожаные кресла, спутниковая связь, которая здесь, понятно, не работала, но выглядела солидно.

Звали его Варяг. Огромный мужик с седой гривой волос и шрамом через всё лицо. Он пил чай из тонкого фарфора, который в его лапище казался игрушечным.

— Сопровождение? — переспросил он, глядя на нас поверх чашки. — У меня два танка, четыре «бэтра» и рота головорезов. Зачем мне ваша тарантайка?

— У нас есть сенс, — выложила козырь Катя. — Дальность триста метров. Чувствует засады и элиту.

Варяг поставил чашку. Сенсы в дефиците даже у таких гигантов.

— Сенс — это аргумент. А машина?

— «Шишига». Бронированная. Свежая. Экипаж — четыре человека. Опыт есть.

— И что вы хотите?

Я вышел вперед.

Достал листок бумаги и быстро нарисовал пулемет. Крупнокалиберный. ДШК или «Утес». И ящик патронов рядом.

Варяг рассмеялся. Громоподобно, от души.

— Ствол захотели? Губа не дура. Хороший ствол стоит дороже вашей жизни.

— Мы отказываемся от оплаты, — твердо сказала Катя. — Мы берем ваш груз. Мы прикрываем фланг. Мы работаем сенсором. Весь рейд — бесплатно. Взамен — пулемет. Сейчас.

— Утром — стулья, вечером — деньги? — прищурился Варяг. — А если вы свалите с моим пулеметом за первым поворотом?

Я посмотрел ему в глаза.

— Уррр… — низко, уверенно. «Не свалим».

Варяг молчал минуту, разглядывая нас. Он был тертым калачом. Он видел людей насквозь.

— Наглость — это хорошо, — наконец сказал он. — Есть для вашей колымаги кое-что. Груз не тяжелый, но объемный и дорогой. В мои фуры не влезает, а гонять пустой «Урал» жаба душит.

Он нажал кнопку на селекторе.

— Оружейника ко мне.

Через пять минут в кунг зашел сутулый мужик в масляной робе.

— У нас на складе «Утес» лишний есть? Тот, с трофейного БРДМ?

— Есть, — кивнул оружейник. — Но он без станка. Только тело и лентопротяг.

— Поставь этим ребятам на крышу. И цинк патронов дай. Один. Остальное — если доедем.

Варяг повернулся к нам. Улыбка исчезла с его лица, сменившись жестким оскалом.

— Вы в деле. Но учтите, молодые. Мы идем не на прогулку. Маршрут — «Северная петля». Через Дикие Земли к стабу «Цитадель». Это на западе.

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

— Практически у самой границы Пекла. Там твари такие, что танки жрут на завтрак. Если отстанете — ждать не буду. Если сбежите — найду и повешу на воротах. Вопросы?

Я покачал головой. Пекло так Пекло. Главное — у нас будут зубы.

Работа закипела сразу. Мы подогнали «Шишигу» к техничке каравана.

Оружейник, ворча под нос, приварил станину к нашей турели. Когда он водрузил на неё тяжелое, вороненое тело НСВ «Утес» калибра 12,7 мм, у меня зачесались руки.

Это была мощь. Это была смерть, отлитая в металле. С таким аргументом можно спорить даже с рубером.

Глория ходила вокруг машины, как кошка вокруг сметаны. Она забралась на крышу, проверила ход турели, заправила ленту.

— Красавец, — прошептала она, поглаживая холодный ствол. — Теперь потанцуем.

Мы с Лошадью грузили в наш кунг ящики с медикаментами. Места стало меньше, но мы потеснимся.

К вечеру мы были готовы. Пулемет смазан и накрыт брезентом. Бак залит соляркой каравана. Экипаж в сборе.

Я сидел в кабине, слушая, как гудит вечерний стаб.

Завтра мы уходим. Далеко. Туда, где заканчивается карта и начинаются легенды. К границе Пекла.

Катя положила руку мне на колено.

— Боишься? — спросила она.

Я посмотрел на турель, чернеющую на фоне заката.

— Уррр… — отрицательно.

Глава 22. Караван

Караван Варяга напоминал стальную гусеницу, которая решила прогрызть себе путь через гнилое яблоко. Два танка в авангарде, чадя дизелем, задавали ритм. За ними, ощетинившись стволами, ползли БТРы и тяжелые фуры, обшитые броней так, что от изначальных заводских форм там остались только колеса.

Мы шли в замыкании, прикрывая левый фланг.

Я сидел за рулем нашей обновленной «Шишиги», и мои руки чувствовали каждую вибрацию этой машины. Кардан сотворил чудо. Двигатель работал ровно, сыто, тянул многотонную тушу, одетую в стальной панцирь, с уверенностью локомотива. В кабине пахло не старьем, а смазкой, кожей и едва уловимым ароматом Катиных духов — единственной роскоши, которую она позволила себе в этом аду.

— Дистанция до «наливника» тридцать метров, — голос Кати в гарнитуре звучал спокойно, по-деловому. Она сидела справа, обложившись картами, но глаза её были закрыты. Она смотрела не на бумагу. Она смотрела сквозь броню.

Я коротко уркнул в ларингофон, подтверждая прием. «Принял».

Позади, в кунге, устроился Лошадь. Я знал, что он сейчас сидит у правой бойницы, положив на колени свой любимый тесак и автомат, и сканирует "зеленку". Глория заняла трон на крыше. Турель с крупнокалиберным «Утесом» была её царством. Она молчала, но я слышал, как лязгает металл, когда она поворачивает станину, проверяя сектора.

Мы ехали уже четыре часа. Асфальт под колесами давно кончился, сменившись разбитой бетонкой, местами переходящей в грунтовку. Лес вокруг стоял стеной. Высокие, корабельные сосны, перевитые каким-то плющом, создавали зеленый туннель.

Красиво. И смертельно.

Чем дальше мы уходили на запад, тем мрачнее становился пейзаж. Здесь не было следов недавних боев или свежих костровищ. Здесь пахло древностью и сыростью. И тварями.

— Слева, девять часов, движение, — голос Кати стал жестче. — Мелкая группа. Пять… шесть целей. Идут на перерез.

— Вижу, — отозвалась сверху Глория. — Дистанция двести. Бегуны. Какие-то они… крупные.

Я скосил глаза в триплекс бокового обзора. Серые тени мелькали между деревьями, параллельно нашему курсу.

Обычные бегуны у стаба — это ходячие скелеты, обтянутые серой кожей. Быстрые, но хлипкие. Эти же напоминали качков на стероидах. Мышцы бугрились, движения были резкими, пружинистыми.

— Лошадь, готовность! — скомандовала Катя. — Молчун, держи темп, не отставай от колонны. Варяг предупреждал: кто отстал, тот труп.

Я добавил газу. «Шишига» рыкнула, переваливаясь через корягу.

Твари решили, что пора обедать. Они вылетели из кустов единым серым комом, целясь в колеса идущей перед нами фуры.

— Работаю, — сухо бросила Глория.

«Утес» на крыше рявкнул. Грохот 12,7-миллиметрового пулемета в кабине ощущался как удары молотком по каске. Гильзы посыпались на крышу с веселым звоном.

Я видел, как тяжелые пули рвут тела бегунов. В обычных условиях одного попадания хватило бы, чтобы разорвать тварь пополам. Но здесь…

Первый бегун, получив пулю в грудь, не разлетелся на куски. Его отбросило, он кувыркнулся, но тут же вскочил и продолжил бег, роняя черную кровь.

— Живучие, суки! — азартно крикнул Лошадь, открывая огонь из автомата через бойницу кунга.

Я почувствовал, как напряглась Катя.

— Лотерейщик! — выкрикнула она. — Сзади группы! Он… он огромный!

Я перевел взгляд. Из чащи, ломая кустарник, выперлась туша.

Это был лотерейщик. Та самая переходная стадия между бегуном и чем-то серьезным. Обычно они размером с крупного человека, с раздутыми челюстями.

Этот же был выше меня на голову. Его плечи были шириной с дверной проем. Кожа уже начала покрываться роговыми пластинами, намекая на скорую эволюцию в топтуна или даже выше.

Он не просто бежал. Он пер как танк, прикрываясь стволами деревьев от огня каравана. Умный. Мой клиент. Я не мог бросить руль. Машина должна идти в колоне. Но мой Дар не требовал рук.

Я потянулся сознанием к твари. Раньше сознание лотерейщика ощущалось как грязная лужа — наступил и расплескал. Этот же ощущался как болото. Вязкое, густое, сопротивляющееся.

«Стоять!» — ментальный приказ ударил его на бегу.

Тварь мотнула башкой, сбилась с шага, но не упала. Я почувствовал ответный удар — волну дикой, неконтролируемой ярости, от которой у меня заломило зубы.

Он сопротивлялся. Обычный лотерейщик уже валялся бы носом в грязи, а этот только замедлился, рыча и вращая налитыми кровью глазами.

— Глория, бей крупного! — крикнула Катя в рацию. — Молчун его держит, но он срывается!

— Приняла!

«Утес» развернулся. Глория дала короткую, в три патрона, очередь.

Пули ударили монстру в плечо и шею. Брызги костяного крошева и мяса. Тварь взревела, но устояла на ногах!

— Да ты издеваешься! — заорал Лошадь. — Он что, бронированный?!

Я скрипнул зубами. Внутри закипела злость. Ах ты ж падаль перекормленная! Думаешь, ты здесь хозяин?

Я навалился на его сознание всем весом своего раскачанного Дара. Не просто «стоять». Я вбил ему в голову образ капкана.

«Лежать! Мордой в землю! Жрать землю!»

Лотерейщик споткнулся. Его ноги подкосились, и он с размаху, по инерции, пропахал мордой каменистую обочину.

— Есть! — выдохнула Катя.

Глория не упустила момент. Длинная очередь превратила спину и затылок лежащей твари в кровавое месиво. Только когда голову монстра практически оторвало крупным калибром, он перестал дергаться.

Остальных бегунов домолотили стрелки с фур и Лошадь.

— Отбой, — прохрипела рация голосом начальника охраны каравана. — Всем бортам, контроль периметра. Не останавливаться. Повторяю, остановки нет.

Я выдохнул, чувствуя, как по виску течет капля пота. Руки на руле дрожали.

— Ты как? — Катя коснулась моего плеча.

Я показал ей большой палец, но сам нахмурился.

Один лотерейщик. Всего один. А я потратил сил столько, сколько раньше уходило на удержание двух-трех целей. И пулемет его не сразу взял.

— Они здесь другие, — тихо сказала Катя, словно прочитав мои мысли. — Их меньше, но они… концентрированные.

Словно само место накачивает их силой.

Я кивнул. «Уррр…».

Мы приближались к границам Пекла. Здесь законы биологии, к которым мы привыкли у стаба, работали с поправкой на коэффициент смерти.

— Глория, расход? — спросила Катя в рацию.

— Четверть ленты, — отозвалась снайперша. Голос был спокойным, но я уловил нотки напряжения. — Эта тварь… она на рану не реагировала. Болевой порог отключен напрочь. Парни, экономьте патроны. Если тут каждый такой красавец будет, нам цинка не хватит.

Караван полз дальше. Лес становился гуще, темнее. Деревья-исполины нависали над дорогой, закрывая небо. В тени подлеска то и дело мелькали силуэты, но нападать они пока не решались — мощь колонны внушала уважение даже безмозглым тварям.

Пока не решались.

Я смотрел на дорогу, но перед глазами всё еще стояла та картина: пули 12,7 мм, вырывающие куски мяса, и тварь, продолжающая бежать.

Я покосился на Катю. Она сидела бледная, сосредоточенная. Её дар работал на пределе, выискивая угрозы в этом зеленом аду.

— Молчун, — вдруг сказала она, не открывая глаз. — Впереди… Большая масса. Очень большая.

Она стоит на месте. Ждет.

Я напрягся.

— Стая. Но очень организованная. Они перекрыли дорогу. Там… там рубер. И не один.

Я ударил по тормозам, сбавляя ход, но тут же вспомнил приказ: «Не останавливаться».

Рубер. Бронированный танк с интеллектом. Если их там несколько, и они устроили засаду…

Катя нажала кнопку связи с головной машиной.

— «Голове», это «Хвост». Впереди засада. Крупная стая. Руберы.

В эфире повисла тишина. Потом ответил сам Варяг. Голос его был тяжелым, как могильная плита.

— Принял, «Хвост». Видим их в оптику. Танки выходят вперед. Всем бортам — боевая готовность номер один.

Бой начался не с выстрела. Он начался с того, что лес взорвался.

Головной танк Т-72, шедший в ста метрах впереди основной колонны, внезапно окутался облаком огня и дыма. Нет, его не подбили. Он выстрелил.

Ударная волна от 125-миллиметрового орудия ударила по ушам даже сквозь броню и закрытые окна нашей «Шишиги». Деревья на обочине согнулись, сбрасывая хвою.

— Контакт! — заорала рация голосом Варяга. — Прямо по курсу! Танки, фугасным! Отсекать пехоту! «Коробочки», огонь по флангам!

Следом за танком заговорили КПВТ на бэтээрах. Грохот стал сплошным, давящим на перепонки гулом.

— Вижу их! — крикнула Глория сверху. Турель заходила ходуном, и над нашей крышей загрохотал «Утес». -Слева! Они обходят!

Я вдавил тормоз, удерживая машину в строю, но не давая ей уткнуться в задний бампер идущей впереди фуры.

В боковое зеркало я увидел то, что заставило бы поседеть любого нормального человека. Из леса, игнорируя шквальный огонь, вываливалась серая масса.

Бегуны. Сотни. Они текли между деревьями как ртуть, перепрыгивая через поваленные стволы, карабкаясь друг по другу.

Но страшнее всего были не они.

Среди серой массы возвышались фигуры, закованные в черно-багровую броню. Руберы.

Я насчитал троих только в нашем секторе. Огромные, горбатые твари, передвигающиеся на четырех конечностях, как гигантские гориллы в рыцарских латах.

Один из них, приняв на грудь очередь из крупнокалиберного пулемета БТРа, даже не замедлился. Пули высекали искры из его костяных пластин, сбивали куски ороговевшей кожи, но не могли остановить инерцию трехтонной туши.

— Лошадь, правый борт! — скомандовала Катя, сверяясь со своим радаром. — Там чисто, но они могут вылезти из болота! Глория, двенадцать часов! Рубер идет на прорыв к цистерне!

Я посмотрел вперед.

Один из Руберов, проигнорировав танк, видимо, понимая, что ту консервную банку ему не вскрыть, рванул к центру колонны. Туда, где шли самые уязвимые машины — топливозаправщики и грузовики с припасами.

Он двигался зигзагами, невероятно быстро для своей массы.

— Уррр — крикнул я сам себе, точнее, мысленно рявкнул своему Дару. Я потянулся сознанием к этой горе мышц. Удар.

Меня словно кувалдой по лбу огрели. Сознание Рубера было не болотом, как у лотерейщика. Это была стена. Монолитная, черная стена первобытной ярости, отполированная годами эволюции.

Я попытался ухватиться, найти хоть какую-то щель, чтобы вбить клин приказа.

«Стоять!»

Тварь споткнулась. Её повело в сторону, она врезалась плечом в сосну, переломив её как спичку. Но Рубер не остановился. Он тряхнул башкой, издал рев, который заглушил даже стрельбу, и снова рванул вперед.

Я почувствовал, как у меня из носа хлынула кровь, заливая губы. Голова раскалывалась. Моего ресурса не хватало, чтобы взять под контроль такую тварь.

Я мог только мешать.

— Глория, бей по ногам! — прохрипела Катя в рацию, видя, что я «поплыл». -Молчун его тормозит, но не держит!

«Утес» на нашей крыше захлебнулся огнем. Трассеры потянулись к Руберу.

Глория была снайпером от бога. Даже из трясущегося пулемета она умудрялась класть очереди кучно.

Пули ударили твари в колено. Брызнули осколки кости. Рубер взревел, припадая на одну ногу, но продолжал ползти к своей цели — тяжелому «Камазу», идущему перед нами.

В этот момент второй Рубер, которого мы упустили из виду, выскочил из лесу прямо напротив нас.

Он был меньше первого, но быстрее.

— Слева! — заорал Лошадь, открывая огонь из автомата в бойницу.

Тварь прыгнула. Я видел её полет в замедленной съемке. Раскрытая пасть, полная кривых зубов, когти, готовые рвать металл.

Он метил не в нас. Он метил в тот самый «Камаз» перед нами.

Удар был страшным. Рубер приземлился на кабину грузовика сверху. Крыша кабины вдавилась внутрь, как фольга. Лобовое стекло брызнуло осколками.

Грузовик вильнул, потерял управление и на полной скорости ушел в кювет, заваливаясь на бок.

— Твою мать! — выдохнула Катя.

Рубер, стоя на покореженной кабине лежащего грузовика, начал рвать металл когтями, пытаясь добраться до водителя и стрелка. Он вскрывал бронированную дверь, как консервную банку шпрот.

— Огонь по твари! — заорал Варяг в эфире. — БТР-4, прикрой хвост!

Башня идущего позади нас БТРа развернулась. КПВТ рявкнул.

Очередь 14,5 мм — это не шутки. Тяжелые пули ударили Руберу в бок, пробивая броню, вырывая куски мяса.

Тварь взвизгнула, отвлекаясь от грузовика. Она повернула морду к БТРу, и я увидел её глаза. В них не было страха. Только обещание смерти.

— Молчун! — крикнула Катя. — Сейчас прыгнет!

Я знал. Я чувствовал, как пружина в теле монстра сжимается.

У меня не было сил его остановить. Но я мог сбить прицел.

Я собрал остатки воли в комок. Представил, что у меня в руках не ментальные нити, а тяжелый молот.

И ударил им по зрительным центрам твари.

Рубер мотнул головой, дезориентированный. Прыжок получился смазанным. Вместо того чтобы приземлиться на броню БТРа, он пролетел чуть выше и врезался в башню по касательной, срывая с креплений прожектор и антенну.

Он упал на дорогу позади бронетранспортера, крутясь волчком.

Этого хватило. БТР сдал назад, и его колеса — восемь тяжелых, зубастых колес — наехали на пытающуюся встать тварь.

Хруст костей был слышен даже через шум боя. Многотонная машина просто вмяла монстра в бетонку, превращая его нижнюю половину в фарш.

Но верхняя половина была жива! Рубер, лишенный ног, рычал и пытался когтями разодрать днище БТРа.

— Добивай! — орала рация.

Глория развернула «Утес» назад и длинной очередью, не жалея ствола, превратила голову и горб Рубера в кровавое месиво.

Бой стих так же внезапно, как и начался.

Танки в голове колонны дожгли остатки стаи фугасными. Первый Рубер, которому Глория перебила ногу, был расстрелян из гранатометов охраной каравана.

Остальная мелочь — бегуны и лотерейщики — поняв, что вожаки мертвы, а добыча оказалась не по зубам, растворилась в лесу.

Наступила тишина, нарушаемая только шипением пробитых радиаторов и стонами людей.

— Отбой тревоги, — голос Варяга был тяжелым, усталым. — Контроль периметра. Всем доложить обстановку. Медиков к четвертому борту.

Я откинулся на спинку сиденья. Руки на руле дрожали мелкой дробью. Из носа все еще капала кровь, пачкая разгрузку.

— Ты как? — Катя протянула мне влажную салфетку. Сама она была бледной, как мел.

Я вытер лицо.

— Уррр… — "Живой".

Опрокинутый «Камаз» лежал в кювете. Кабина была вскрыта, как орех. Внутри… внутри было то, на что лучше не смотреть. Водитель и стрелок погибли мгновенно, когда многотонная туша рухнула им на головы.

Мы потеряли машину. И двух людей.

И это было только начало «Северной петли».

— Экипаж «Шишиги», — раздалось в наушниках. — Подойти к голове.

Это был голос Варяга. Я переглянулся с Катей.

— Кажется, нас сейчас будут или хвалить, или бить, — нервно усмехнулась она.

— Скорее, запрягать, — буркнула сверху Глория, лязгая крышкой ствольной коробки пулемета — перезаряжалась. — Патронов осталось полкоробки. Если так пойдет дальше, будем кидаться в них консервами.

Я открыл дверь и спрыгнул на бетонку, которая теперь была густо полита черной кровью тварей и красной кровью людей.

Я подошел к головной машине, перешагивая через лужи, в которых радужная пленка солярки смешивалась с густой, быстро сворачивающейся кровью тварей.

Варяг стоял возле первого убитого Рубера — того самого, которого «раздели» гранатометами. Он курил толстую сигару, выпуская дым в сторону леса, и выглядел мрачнее тучи.

— Живы? — спросил он, не поворачивая головы.

— Уррр… — подтвердил я.

— Это хорошо. Потому что у меня минус два человека и минус борт. Груз ценный — медикаменты и электроника. Бросать нельзя.

Он повернулся ко мне и ткнул тлеющим концом сигары в сторону туш убитых монстров.

— Ты, немой, и твоя команда. Вы на фланге хорошо отработали, я видел. Теперь вторая часть марлезонского балета. Потрошите их. Всех троих. Добыча — в общак, ваша доля — стандартная, плюс премия за наблюдательность.

Я кивнул. Работа грязная, но необходимая. В Стиксе оставить споровый мешок невыпотрошенным — это грех похуже убийства. Это расточительство.

— А потом, — добавил Варяг, — помогаете перегружать ящики из перевертыша. Времени у нас — полчаса. Если провозимся дольше, запах крови притянет сюда кого-то, по сравнению с кем эти Руберы покажутся щенками.

Я вернулся к машине, махнул рукой Лошади и Глории.

— Работаем, — коротко перевела Катя, высунувшись из кабины. Сама она осталась внутри — мониторить периметр. Её работа сейчас была важнее нашей: если кто-то подкрадется, пока мы по локоть в кишках, будет плохо.

Мы принялись за дело.

Рубер — это не бегун. У него шкура толщиной с палец, а мышцы жесткие, как дерево. Чтобы добраться до спорового мешка, пришлось поработать топором, разрубая костяной воротник на затылке. Вонь стояла такая, что слезились глаза. Смесь уксуса, аммиака и тухлого мяса.

Я вскрыл первый мешок. Запустил руку, никакого жемчуга там, конечно, не было. У руберов диета попроще. Но то, что я нащупал, заставило меня довольно хмыкнуть.

Спораны. Крупные, налитые, тяжелые. Их было много. Я выгребал их горстями, сбрасывая в подставленный Лошадью мешок. Десяток, другой, третий…

А потом пальцы наткнулись на «сахар». Горох.

В первом Рубере оказалось двадцать горошин. Крупных, желтых, неправильной формы. Во втором — семнадцать. В третьем, том самом, которого раскатал БТР, — целых двадцать шесть и длинные, спутанные нити янтаря.

Янтарь мы тоже срезали — он ценился у знахарей и химиков, из него варили «спек», мощнейший стимулятор.

— Неплохо, — оценила Глория, вытирая окровавленный нож о траву. — На пару сотен споранов потянет, если по курсу сдать.

— Меньше болтаем, больше таскаем, — буркнул подошедший начальник охраны каравана. — Давайте к «Камазу».

Перегрузка была адом.

Опрокинутый грузовик лежал в кювете под неудобным углом. Нам пришлось встать цепочкой, передавая тяжелые ящики с медикаментами из разбитого кузова в подогнанные фуры.

Мы работали молча, в бешеном темпе. Пот заливал глаза, спину ломило, руки скользили.

Рядом, на обочине, лежали тела погибших водителей. Их уже «подчистили» свои же. Оружие, боеприпасы, личные вещи, даже ботинки — всё было снято.

Жестоко? Да. Но мертвым ботинки не нужны, а живым еще топать и топать.

Здесь, на краю Пекла, сентиментальность стоила слишком дорого. Я смотрел на босые ноги мертвеца, торчащие из-под брезента, и думал лишь о том, чтобы не оказаться на его месте.

— Заканчиваем! — крикнул Варяг. — По машинам!

Мы забросили последние ящики, захлопнули борта.

Я бегом вернулся к «Шишиге». Руки были в чужой крови по локоть, отмывать некогда. Просто вытер их влажными салфетками, чтобы руль не скользил.

— Урр? — спросил я Катю, падая на водительское сиденье.

— Относительно, — она была напряжена. — Лес шумит. Они чуют кровь. Много мелких сигналов на границе зоны восприятия. Нам пора валить.

Колонна тронулась. Тяжело, с натугой, урча дизелями, стальная змея поползла дальше, оставляя позади искореженный остов «Камаза» и растерзанные туши мутантов. Пир для падальщиков.

Мы снова заняли свое место в замыкании.

Я посмотрел на одометр. Потом на карту, лежащую на коленях у Кати.

— Сколько? — спросила она.

Я постучал пальцем по карте, в точке, где была отмечена «Цитадель». Пятьдесят километров.

Всего пятьдесят километров отделяли нас от цели. По нормальной дороге — час езды. Здесь — вечность.

Лес вокруг изменился. Деревья стали ниже, уродливее, с перекрученными стволами. Листва приобрела какой-то болезненный, синюшный оттенок.

Мы въезжали в зону влияния Пекла.

Глория на крыше молчала, но я слышал, как она постоянно вращает турель, не останавливаясь ни на секунду.

Лошадь в кунге тоже притих, перестав травить свои бесконечные байки.

Я крепче сжал руль. В кармане лежала наша доля с убитых тварей — небольшая, но честная. Но сейчас меня волновало не это.

Меня волновало то, что, судя по карте, впереди нас ждал мост через реку. Единственный мост на сотню километров. И если твари умнее, чем мы думаем, то они будут ждать нас именно там.

— Уррр… — тихо пророкотал я, переключая передачу.

Глава 23. Пекло

Дорога умирала под колесами. Бетонка, которая еще десять километров назад казалась надежной артерией, ведущей к спасению, превратилась в истерзанное шрамами месиво.

Мы въезжали в зону влияния Пекла. И Пекло не радовалось гостям.

Лес вокруг изменился окончательно. Сосны исчезли, уступив место каким-то уродливым, скрюченным деревьям с черной, словно обугленной корой. Их ветви сплетались над дорогой в плотный купол, закрывая небо, отчего даже в полдень здесь царили вечные сумерки.

Листва была не зеленой и даже не желтой. Она была бурой, с фиолетовыми прожилками, и пахла не свежестью, а разложением и сладковатым химическим смрадом.

— Дальность видимости падает, — голос Глории в гарнитуре звучал напряженно. Я слышал, как лязгает металл — она дергала рукоятки турели, пытаясь поймать в прицел тени, мелькающие в чаще. — Тут туман какой-то низовой. Или испарения.

Я включил дворники. Стекло покрывалось липкой маслянистой пленкой, летящей с деревьев.

— Урр — я коротко рыкнул, не отрывая взгляда от стоп-сигналов идущего впереди наливника.

Она сидела рядом, сжавшись в комок. Её лицо было серым, на лбу выступила испарина. Дар сенса здесь, на границе ада, работал против неё.

— Шум… — прошептала она, не открывая глаз. — В голове стоит гул. Тысячи голосов. Они кричат, воют, жрут друг друга.

Я знал, почему. Пекло. Место, куда Улей сбрасывает самые жирные куски — мегаполисы из других миров.

Миллионы людей падают сюда, чтобы стать кормом. Миллиарды тонн биомассы.

Здесь эволюция тварей идет не по спирали, а взрывом.

— Близко никого, — выдохнула она. — Мелочь боится подходить к дороге. Они чувствуют вибрацию танков. Но дальше там сплошное красное пятно. Оно движется.

— Это экосистема. Они там живут. Жрут и размножаются.

Караван полз со скоростью похоронной процессии. Танки в голове колонны ревели натужно, раздвигая бамперами завалы из поваленных деревьев.

Варяг нервничал. Я слышал его команды в эфире — резкие, злые.

— Пятый, не отставать! Коробочки, башни на три и девять часов! Наблюдателям — смотреть в оба.

Мы подъезжали к мосту.

Тот самый единственный мост через реку Смородину — так её называли местные, хотя на карте она значилась как «Приток № 4».

Широкая, черная лента воды, лениво текущая в глубоком каньоне. Мост был старым, бетонным, с высокими фермами.

— Внимание, входим в горлышко, — раздался голос начальника охраны. — Танки, проверить покрытие. Если заминировано — нам конец.

Я сбавил ход, увеличивая дистанцию. Инстинкт — тот самый зверь внутри меня, который вырос на споранах и жемчуге, — вдруг вздыбил шерсть на загривке.

Мне стало страшно. Не так, как в бою с Рубером.

Это был другой страх. Холодный, липкий, парализующий. Страх кролика, который понимает, что удав уже смотрит на него, но кролик еще не видит удава.

— Стоять… — просипела Катя.

Она резко выпрямилась, распахнув глаза. Зрачки у неё были расширены до предела, радужки почти не видно.

— Катя? — Лошадь высунулся из кунга. — Чего там?

— Тормози!!! — заорала она так, что я чуть не оглох. — Молчун, тормози! Назад! Всем назад!

Я ударил по тормозам рефлекторно. «Шишига» клюнула носом, юзом проехав пару метров.

— «Голове»! — закричала Катя в гарнитуру, забыв про субординацию. — Варяг! Стой! Там пустота!

— Какая пустота? — рявкнул Варяг. — Мост чист!

— Там не мост! Там… оно!

Танки уже въехали на бетонный пролет. Тяжелые машины шли уверенно, их стволы сканировали противоположный берег. И тут реальность сломалась. Я смотрел на мост и не верил своим глазам. Воздух над рекой, метрах в пятидесяти от танков, вдруг пошел рябью, как над раскаленным асфальтом. А потом рябь лопнула. Из ниоткуда, из пустого пространства, соткалось нечто. Это не было похоже ни на одну тварь из бестиария. Это не было похоже ни на что земное. Огромная, метров тридцать в длину, туша. Она напоминала гигантскую многоножку, скрещенную с кальмаром и бронепоездом.

Её тело было покрыто хитиновыми плитами цвета антрацита, между которыми пульсировало мертвенно-бледное свечение. Десятки лап, заканчивающихся серповидными лезвиями, вцепились в фермы моста. Головы у твари не было. Вместо неё — разверстая пасть-воронка, окруженная венчиком щупалец.

Скреббер. Легенда. Миф. Смерть. Он не прятался под мостом. Он висел на нем, используя мимикрию или какой-то ментальный отвод глаз, пока добыча не подошла на расстояние удара.

— Контакт!!! — заорал эфир десятком голосов.

Танкисты среагировали первыми. Башни начали поворачиваться, но было поздно. Скреббер ударил. Он не кусал. Он просто хлестнул передней парой конечностей-серпов. Удар был такой силы, что головной танк Т-72, весящий сорок с лишним тонн, подбросило в воздух, как консервную банку. Броня, способная держать попадание снаряда, лопнула с противным скрежетом. Танк перевернулся в воздухе и с грохотом рухнул в черную воду реки, подняв фонтан брызг.

— Огонь! Всем огонь! — орал Варяг.

Второй танк выстрелил в упор. Снаряд ударил в бок чудовища.

Вспышка разрыва ослепила меня на секунду.

Когда зрение вернулось, я увидел, что Скребберу… плевать. На месте попадания кумулятивного снаряда осталось лишь закопченное пятно на хитине. Его броня держала танковый калибр! Я врубил заднюю передачу, выкручивая руль. Но валить было некуда. Колонна встала. Задние машины, не видя того, что происходит на мосту, подперли передние. Началась давка. Скреббер издал звук. Это был не рев. Это был ультразвуковой визг, от которого лопались стекла и текла кровь из ушей.

Катя закричала, зажимая уши руками, и сползла на пол кабины.

— Он менталит! — прохрипела она сквозь боль. — Он глушит нас!

Я почувствовал удар по мозгам. Словно раскаленная игла вошла в висок. Мой Дар, моя гордость, мой контроль — всё это сжалось в комок и заскулило. Я не мог его контролировать. Я был для него как муравей, пытающийся загипнотизировать слона. Скреббер шагнул вперед, на мост. Бетонные плиты захрустели под его весом. Второй танк дал задний ход, поливая тварь из пулемета, но монстр был быстрее.

Щупальце, выстрелившее из пасти, обвило башню танка. Рывок — и сорокатонную машину потащило вперед, прямо в разверстую воронку пасти.

— Бросайте технику! — кричал кто-то в эфире. — В рассыпную!

Это была бойня. Скреббер не просто убивал. Он уничтожал.

Он двигался вдоль колонны, сминая БТРы, опрокидывая грузовики. Люди, выпрыгивающие из машин, падали замертво от ментального удара или превращались в кровавое облако от ударов его лап.

— Глория, стреляй! — заорал Лошадь из кунга. — Чего ты ждешь?!

— Не берет! — ответила она. В её голосе впервые я слышал панику. — Я попала ему в глаз… или что там у него! Рикошет!

Я смотрел в зеркало заднего вида. Сзади нас подпер наливник. Спереди горел БТР. Мы были в ловушке. В стальной коробке, которая через минуту станет нашей могилой. Скреббер был уже в ста метрах. Он методично разламывал фуру с припасами, выискивая внутри живое мясо. Я схватил Катю за руку и потянул в сторону полуразрушенной многоэтажки, которая стояла отдельно у реки. Каким чудом её сюда занесло было непонятно, но сейчас не время задавать вопросы. Мы вывалились из «Шишиги» в грязь обочины. Воздух был наполнен гарью, воем сирен и тем самым визгом, от которого хотелось вырвать собственный мозг. Мы побежали. Я бежал сзади, прикрывая отход. В руках у меня был «калаш», но я понимал, что это зубочистка. Обернувшись на бегу, я увидел, как Скреббер добрался до нашей «Шишиги». Он даже не стал её бить. Он просто наступил на неё одной из своих лап. Наша крепость. Наша мечта. Танк, который мы строили месяц, вкладывая душу исовесть.

«Шишига» сплющилась, как пустая пачка сигарет. Бронелисты лопнули, крыша сложилась внутрь. Турель с «Утесом» отлетела в сторону, искореженная до неузнаваемости.

— Уррр… — зло прохрипел я.

Я почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Мы лишились всего. Снова. Но горевать было некогда. Мы бежали к многоэтажке, скользя по грязи, перепрыгивая через поваленные деревья и трупы тех, кто не успел. Сзади грохнуло так, что земля подпрыгнула, ударив меня в подошвы. Взрывная волна швырнула нас вперед, впечатав в сырую стену здания.

Я обернулся, вытирая грязь с лица. Наливник. Тот самый, что подпирал нас сзади. Скреббер задел его, или кто-то из охраны в панике выстрелил не туда — плевать. Результат был один: огненный шар диаметром в полсотни метров взвился в небо, пожирая кислород и всё живое вокруг.

— Глория! Лошадь! — закричала Катя, пытаясь рвануться назад.

Я сгреб её за шкирку и рывком затащил в темный провал подъезда. Огненная стена отрезала нас от дороги. Если они успели отскочить в лес — они живы. Если нет значит не повезло. В подъезде пахло сыростью и старым бетоном. Лестничные пролеты были завалены мусором, но целы. Мы рванули наверх. Третий этаж, четвертый, пятый. Нам нужна была высота. И стены. Хоть какая-то иллюзия защиты от твари, которая внизу перемалывала сталь как картон. Мы ворвались в какую-то квартиру на шестом этаже. Окна выходили прямо на мост. Стекол не было, только пустые рамы, в которые врывался горячий ветер и запах горящей солярки. Мы упали на пол под подоконником, осторожно выглядывая наружу. То, что происходило внизу, не было боем. Это была кормежка. Скреббер не обратил внимания на наш побег. Зачем ему две мелкие букашки, когда перед ним накрыт шведский стол из бронетехники и людей?

Он стоял посреди горящей колонны, возвышаясь над дымом как демон из древних легенд. Его хитиновые лапы методично вскрывали бронированные кунги фур, вытряхивая содержимое. Я видел, как он добрался до командирского «Камаза» Варяга.

Машина, которая казалась неприступной крепостью, смялась под ударом антрацитовой конечности. Скреббер подцепил крышу кунга, словно консервную жестянку, и отшвырнул её в реку. Внутри что-то вспыхнуло — видимо, охрана пыталась отстреливаться до последнего. Монстр склонил свою безглазую морду к развороченному салону. Щупальца, окружающие пасть-воронку, метнулись внутрь. Раздался хруст, от которого у меня свело скулы.

Варяг, его планы, его власть, его караван — всё это исчезло в ненасытной глотке за секунду.

— Господи… — Катя закрыла глаза, её трясло. — Они все мертвы. Все.

Я смотрел на это с холодным, отстраненным ужасом. Мой Дар молчал. Скреббер фонил такой мощью, что пытаться воздействовать на него было всё равно что кричать на ураган. Он был совершенным хищником. Вершиной эволюции Улья. Тварь двигалась дальше, к хвосту колонны. Она перешагнула через сплющенный блин, который еще минуту назад был нашей «Шишигой». Моя мечта. Мой дом. Моя броня. Всё превратилось в металлолом. Пятьсот споранов, вложенные в ремонт. Бессонные ночи. Надежды. Скреббер даже не заметил, что раздавил нашу жизнь. Он был занят — вылавливал из горящего БТРа обгоревших, кричащих людей.

— Уходим вглубь, — толкнула Катя меня в плечо. — Пока он занят.

Мы отползли от окна. В квартире было тихо. Обычная "двушка", застывшая во времени. На стене висел выцветший календарь какого-то лохматого года, на полу валялись детские игрушки. Мы забились в ванную комнату — единственное место без окон, где можно было перевести дух и не бояться, что нас заметят с улицы. Я сел на край чугунной ванны, положив автомат на колени. Катя сползла по кафельной стене на пол. Тишина в квартире давила на уши сильнее, чем грохот бойни снаружи. Мы остались одни. Без машины. Без команды. Без связи. Посреди Пекла.

Я проверил разгрузку. Четыре магазина к «калашу». Нож. Топор. Фляга с живчиком — наполовину пустая. В кармане рюкзака звякнула банка тушенки. У Кати примерно то же самое. Мы — бомжи. Вооруженные, злые, но бомжи. Шансы выбраться отсюда пешком, через леса, кишащие тварями, стремились к нулю. Катя подняла на меня глаза. В них не было слез. В них была пустота, которая медленно заполнялась чем-то темным и решительным.

— Мы не дойдем назад, — тихо сказала она. — До стаба очень далеко. Лес забит теми, кто сбежал от Скреббера. Нас сожрут в первую же ночь.

Я кивнул. «Уррр…».

Идти назад — смерть. Идти вперед, к Цитадели — тоже смерть, но с призрачным шансом. Но был третий вариант. Безумный. Самоубийственный. Но единственный, который давал смысл всему этому дерьму. Что дает белый жемчуг? Легенды гласили, что белая жемчужина — это джекпот. Это сила без побочек. Это возможность перекроить себя заново. Исцеление. Могущество. И белый жемчуг бывает только в Скребберах. В той твари, что сейчас доедала наш караван внизу. Я посмотрел на Катю. Она смотрела на черный шарик в моей руке.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросила она.

Я сжал кулак. Мы потеряли «Шишигу». Мы потеряли всё. Нам нечего терять, кроме своих жизней, которые в Стиксе стоят дешевле патрона. Если мы сбежим сейчас — мы сдохнем в канаве. Если мы пойдем за ним… Я достал нож и нацарапал острием на эмали ванны схематичный рисунок: круг с точкой внутри. Белая жемчужина.

Катя глубоко вздохнула.

— Он огромный, Молчун. Автоматы его не берут. Танки его не берут.

Я постучал себя по виску. Сила не в калибре. Сила здесь.

— Мы пойдем за ним, — сказала Катя. Это был не вопрос. Это было утверждение. — Мы найдем, где он спит. И мы вырежем из него этот чертов приз.

Я усмехнулся — жуткой, серой ухмылкой немого монстра.

— Уррр! — «Да!».

Это был план самоубийц. Но в мире мертвых только самоубийцы имеют шанс стать богами. Я проверил затвор. Дослал патрон в патронник. Скреббер внизу затих. Шум пиршества стихал. Он собирался уходить.

И мы пойдем за ним. В самое сердце Пекла.

Оглавление

Глава 1. Жизнь

Глава 2. Смерть

Глава 3. Новая жизнь

Глава 4. Эксперименты

Глава 5. Перезагрузка

Глава 6. Волонтёр

Глава 7. Угроза

Глава 8. Рыбалка

Глава 9. Крушение

Глава 10. Шведский стол

Глава 11. Монстр

Глава 12. Лес

Глава 13. Дорога

Глава 14. Новый Свет

Глава 15. Дар Улья

Глава 16. Адаптация

Глава 17. Рейд

Глава 18. Рутина

Глава 19. Шаг назад

Глава 20. Отбор

Глава 21. Глория

Глава 22. Караван

Глава 23. Пекло