Барон фон дер Зайцев 3 [Андрей Готлибович Шопперт] (fb2) читать онлайн

Барон фон дер Зайцев — 3

Глава 1

Событие первое

Весна несмело, по маленькому кусочку, откусывала от завоеваний зимы. И начала с Рижского залива. В самом начале марта случился приличный шторм, который сломал лёд на закованной в кандалы воде и выбросил кучу льдин на берег, настоящие торосы организовав. На следующий день после шторма Герда повела всех учеников художественного училища, включая и Иоганна, посмотреть на созданные ледяные крепости. Красивым это назвать можно было с большой натяжкой. А вот величественным — это точно. Даже мурашки на спине начинают бегать от осознания силы, что это всё нагородила. Пленэра не вышло. Никто с собой мольбертов не брал. Да и не стал бы Иоганн такую картину покупать, если всё именно вот в таком виде рисовать. Просто гигантский бардак. Он видел фотографии торосов на Байкале. Даже как-то фоном на компьютере сделал. Там было красиво — прозрачные большие льдины, вставшие на дыбы. А здесь просто кучи, пусть и большие белого льда. При этом больших льдин не было. Куски довольно квадратные, сантиметров тридцать на тридцать самый большой. Ну и на Байкале всё это переливалось в лучах солнца, а тут пасмурно, сыро и холодно.

А ещё обидно, не могла буря эти горы льда отодвинуть хоть метров на пять от берега. Тогда можно было бы янтарь начать собирать. А получилось, наоборот, теперь нужно ждать пока эта гора льда растает. И это, наоборот, отодвигало, а не приближало охоту за янтарём. Не помнит он здешнюю весну, но вот из детства из родного города помнит. Там собранные с проезжей части горы чёрного снега потом таяли до середины мая. Потом уже после развала СССР это прекратилась. В городах появились машины и бульдозеры с экскаваторами иностранные, и они снег вывозили за город. Но те огромные кучи с вытекающими из них до самого лета ручейками Иван Фёдорович запомнил. Тут то же самое произойдёт — лёд будет долго таять. Плохо всё в самом начале пятнадцатого века с иностранными экскаваторами.

Бросили они пока картины продавать. Кончился янтарь. Сами картины и рамы для них по-прежнему рисуются и то не полностью, теми красками, которыми остались, а вот янтарной крошки нет.

С красками тоже всё плохо. Пока есть рыжая глина, серая глина и ржавчина. А ну, сажа ещё. Из ржавчины две краски получают. Одну из необожжённой ржавчины. Цвет… попробуй догадайся с трёх раз — цвет ржавчины. А большую часть обжигают и получают красный сурик. Путём смешивания выходят на более-менее коричневый. Всё, это вся палитра. Сильно картины не порисуешь.

Свинцовые белила не получились. Нет, они купили в Риге свинца, расплавили, вылили тонкие пластины, свернули их в спирали, положили в горшки и плесканули туда уксусной кислоты, тоже в Риге приобретённой. Правильнее будет, слабенький уксус яблочный. А потом, как и положено, закопали это в навоз конский.

Всё! Потом наступила лютая стужа. Навоз превратился в лёд и все процессы там прекратились. Сейчас рядом с замком стоит эта куча, занесённая снегом. Нужно ждать. Настанет весна, растопит снег, нагреет кучу и опять начнёт выделяться углекислый газ, что превратить свинец в белый карбонат свинца. Как там в песне?

— Чем же всё это окончится?

— Будет апрель.

— Будет апрель, вы уверены?

— Да, я уверен.

Пока март и снег даже не начал толком таять.

Но весна наступает. Второй уже кусочек она от зимы откусила — прилетели скворцы. Иоганн вспомнил про скворечники, и плотники вместе с художественной школой изготавливали красивые и даже вычурные скворечники. Вообще, конечно, скворцы весною — это зло. Они питаются червями. Ходят по грядкам, по пашне и, забивая в землю свой длинный нос, выуживают из неё червяков, которых несут вечно пищащим птенцам. А черви — это те самые создания, которые увеличивают плодородие земли. Зачем тогда люди веками городят скворечники и развешивают у своего дома? А чёрт его знает? Ну, да есть ведь известная идиома: «Человек сам писец своему счастью». Не, не, скворцы потом улетят в лес и будут там вредных насекомых поедать. Но, это потом, а сначала резко проредят поголовье червей.

Уже и третий кусочек весна от зимы откусила. В лесу прогалины стали появляться. Солнце нагревают тёмную кору деревьев и вокруг них появляются проталины. И нет на них никаких подснежников пока, а может и не будет, возможно все подснежники уже в красную книгу занесли. Все вырвали мачеха с сестрицей из сказки про «Двенадцать месяцев». Нужно попробовать у купцов луковички крокусов раздобыть, заказать куда-нибудь на Кавказ. Вроде и в Средиземноморье есть? Шафран получают из осеннецветущих крокусов, ну хоть глаз будут радовать, если удастся раздобыть те, что цветут ранней весной.

Пока в мастерской по изготовлению картин застой, Иоганн переключил народ на изготовление глиняных фигурок. Корил себя, что за копейки, по сравнению со стоимостью картин, продавал необработанный январь. Дебил! Ну, хотя, он ведь не знал, что у него такая «могучая кучка» появится, и что можно будет картины массово штамповать. Зарабатывал, как мог.

Сейчас глиняные игрушки и мыло приносят основные деньги в казну. Пацанва разгребает снег на пляже и собирает водоросли. Потом сушит и пережигает их в золу в котлах небольших. Большие-то все превращены в коптильни.

Балясины практически перестали брать, и Иоганн переключил токаря — старшего сына преподобного отца Мартина Клауса на изготовление тарелок и кружек. Не те деньги. На рынке в Риге полно деревянной посуды. Из-за этого особо цену не задерёшь. Это балясин не было, а деревяных мисок полно. Но продукцию всю разбирают. Вырезанная чашка вручную и выточенная на токарном станке отличаются серьёзно друг от друга. Плюсом часть покрашена и даже раскрашена снаружи. Что-то типа хохломы. Иван Фёдорович показал Сильвестру и остальным в художественной школе приём из хохломской росписи, когда лепестки цветков получают одним мазком кисти. Не прямо все за одну минуту, но почти все за зиму этот приём освоили. И цветы получаются красивые, жаль красок ярких нет.

Событие второе

Деньги — это зло. Вот не было бы и проблем бы не было. А так одна за другой наведываются. И некоторые по нескольку раз. Повадились.

Повадился к ним заезжать и выпрашивать деньги последний из фон Лаутенбергов — Александр — младший брат мачехи.

Первый раз он заявился с тремя кутилье ещё до Нового года. Конец ноября был. Или начало декабря? Прибыл к ужину и вина фряжского потребовал.

— А нету! — обрадовал Иоганн дорого родича… Дядя ведь? Не, ну Василисе-то точно дядя.

— А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А подать сюда Землянику! — не поверил богатырь.

Вообще, все Лаутенберги настоящие такие рыцари, как с картин. Высокие с широкими плечами и бычьей шеей. Ну, и с низким лбом под пшеничными копнами волос, нестриженных. Словом — богатыри, не мы. Грозен в гневе Александр. Бороду чеховскую топорщит грозно.

— Нету, правда, нету, хер фрайхер, — развёл руками Отто, струсив от гневного рыка бугая.

— Чтобы к утру было! — рыцарь оторвал от копчёной курицы ногу и вполне себе целыми и белыми зубами впился, — пива тогда несите или сидра.

— А нету! — опять порадовал дядьку любимого пацан.

— Сестра! Что тут за порядки! Донерветер! В Кеммерне есть постоялый двор с трактиром — туда отправь человека. Пусть привезут, чем горло промочить.

Умный. Пришлось Отто отправить человека, которым оказался вовсе не спринтер, а дед Игорь, за сидром. Иоганн мысленно улыбнулся, а то бы дядька не понял, изобрази он радость по этому поводу.

Попробовал Иван Фёдорович тот сидр. Эта гадость напоминала Ркацители из его юности. Горько-кислая гадость градусов на семь — десять. Надо быть очень большим ценителем сухих вин, чтобы это нравилось. Так вот, сидр яблочный бы ещё кислее и ещё горше.

Пока практически нет сахара, и пока не вывели технические сорта винограда с сахаристостью за двадцать процентов, которые «откушивать» в качестве винограда просто невозможно, всё вино виноградное, яблочное, грушевое, или любое другое, это кислятина. А чтобы оно становилось сладким, туда добавляют соли свинца. Именно из-за этого Иоганн бился насмерть с Отто, чтобы в замке этих сладких вин не было, чтобы даже не пахло ими. Отто на поводу у пацана не пошёл. Вдове нужно горе сладкими винами запивать. Тогда Иоганн начал кувшины с вином заморским дорогущим разбивать. А когда управляющий стал кувшины прятать и приносить только во время обедов, то стал разбивать их прямо в руках у Отто.

— В замке отравы не будет!

Хольте куда деваться, бить пацана ему нельзя. А больше и некому. Смирился, как смирились и мачеха с датчанкой. И вот теперь всё по новой начинать? Так дядя, мать его, вполне может и по шее заехать. И прав, и силы хватит. Может потом, по дороге домой, подавиться от арбалетной стрелы, застрявшей в горле, но это же потом будет.

Утром Александр фон Лаутенберг, кривя рожу от гадости, что его пить заставляют, так небрежно говорит старшей сестрице:

— Мария, мне нужно триста марок, чтобы восстановить стену вокруг отцовского замка.

— А ху-ху, не хо-хо? (Это Шукшин в литературу ввёл). А вареньем тебе морду не намазать? А у тебя попка не слипнется? А губа у тебя, любимый дядюшка, не треснет? А губозакаточную машинку не принести? — не, понятно, что всё это шепотом Иоганн выдал. Но глаза выкатил совсем не шёпотом, громко выкатил, и со скрежетом ресницами захлопал. Неожиданное: «С добрым утром».

Мария икнула. Если что, то пять марок — это хороший конь, а не дартаньяновский мерин. А десять марок — это дестриэ и почти полкило серебра. Триста же марок — это доход их баронства за год, ну до того, как Иоганн стал хренью всякой заниматься. Но даже сейчас — это при том, что цена на картины упала до тридцати марок, а они делают картину за неделю — это примерно три месяца работы.

Мария икнула, потом икнула датчанка. Очень долго сдерживал икотный позыв Отто Хольте. Всё же человек подчинённый, и не к нему Александр обращался. По данным Иоганна у Отто было около ста марок. Всё, что в этом году выручили за зерно и за осенний забой животинки. Крестьяне налог ещё не заплатили. Там приличные будут деньги с учётом постоялого двора, кузнеца и Матильды. Но пока-то нет. Так и самому Отто налог платить надо. Он фиксирован, от урожая не зависит. Зависит от количества обрабатываемой земли. Арендатор, читай крестьянин, отдаёт 1/12 долю урожая в качестве налога и ⅛ долю урожая в качестве платы за аренду земельного участка барону.

То есть, прямых денег там не будет. Ну, кроме Матильды, Угнисоса и постоялого двора, будет зерно и его ещё нужно продать. Так, с учётом художественного училища, арбалетчиков, присланных архиепископом, и прочих прихлебателей, что понабрал Иоганн, эти продукты уйдут на их прокорм, нечего будет продавать. А тут, за, между прочим, выдай, дескать, сестрица, годовой, а то и двухгодовой доход всего баронства. Продавая рожь, больших денег не заработаешь. Пиво подороже, но тоже так себе прибыль. Вот пшеничная водочка, она бы прибыль принесла, но её никто не гонит.

— Bist du ein Idiot, Onkel⁈ (Ты дурак, дядя⁈) — О! Устами младенца глаголет истина! Это Герда единственная насмелилась правду в глаза борову сказануть.

Событие третье

От матери последовала затрещина. Но канула… Мимо пронеслась. Герда удачно уклонилась от демонстративного замаха датской Марии и подскочила к Александру:

— Ты видишь — руки красные⁈ Это мы водоросли собираем из-под снега. За жалкие пфенниги. Хворост собираем, на деревья в мороз залезаем, чтобы нижние ветки сломать! — рыжая бестия швыркнула простуженным носом и убежала, загрохотала деревянными каблуками по лестнице.

Не, так-то Герда ему не племянница (die Nichte), там сложнее родство, какая-нибудь троюродная племянница, а может и сестра троюродная (die Base zweiten Grades), а то и внучка, не удосужился Иоганн разобраться в том, кем датская Мария приходится Лаутенбергам. Потому, «дядя» — это неправда. А вот всё остальное правда.

— У нас нет таких денег, Александр, — всплеснула руками мачеха. «Всплеснула»? Должно быть это движение как-то по-другому называется. Вот, как правой рукой сеятель зёрна пшеница весною в поле разбрасывает, а тут обеими руками одновременно. Чего уж этим хотела фрайфрау изобразить, что все деньги разлетелись, наверное?

Иоганн сдриснул сразу из-за стола. Пошёл клад перепрятывать. У него было шесть сотен с небольшим марок. Не у управляющего, а именно у него. За янтарь, за картины, за мыло деньги. За балясины тоже. Копчение рыбы парень передал вместе с заботами о рыбаках Отто Хольте, ему же доставались деньги от продажи рукомойников. Сколько там марок и шиллингов с фердингами за эти месяцы набежало Иоганн не знал, но понятно, что дело прибыльное, раз Отто его не прикрыл. Даже несмотря на всю свою немецкую прижимистость исправно пацанам за копчение пфенниги выплачивает.

Клад был совсем не маленьким. Марка больше сорока грамм весит. Приличная такая монета, в два раза тяжелее будущих николаевских серебряных рублей. Она и толще и диаметр побольше. Так шесть сотен с небольшим таких монет — это двадцать пять кило почти. Двадцать пять кило очень чистого серебра. Сундук целый. А ещё Иоганн нашёл-таки деньги, припрятанные отцом на чёрный день. Они, как он и предполагал, находились в двойной крышке сундука огромного. Находка так себе. Там оказалось двадцать восемь венгерских золотых дукатов.

О! Золото! О! Дукаты! Почти пиастры. На самом деле это такая, не, не, на самом деле золотая… финтифлюшка размерами с двухкопеечную монету из СССР. Чуть-чуть диаметр больше, а толщина именно такая. Какой-то святой с нимбом нарисован. Вес, насколько мог судить Иоганн, аптекарских весов не имеющий, в районе четырёх граммов, память подсказывала, что три с половиной или три и шесть десятых. Так-то — это целая пригоршня золота. А ещё чего-то вроде монистов тоже золотое, пластинки на цепочке, примерно столько же в сумме по весу. Ну пусть, если округлить, то на шестьдесят дукатов потянет. И это уже полная горсть золота, даже с горкой небольшой.

И всё это копейки. Отношение золота к серебру то ли одиннадцать к одному, то ли десять к одному. Да, не важно. Серебряная марка по покупательной способности равна дукату, видимо для того и вес такой выбран. Выходит — эта горсть золота всего тянет на шестьдесят марок. На две его картины с драконом.

Серебро между крышками сундука тоже было. Сорок одна монетка. Размерами чуть меньше дуката. Неровная и плохо прочеканенная. Скорее всего, изображен Христос, сидящий на троне. Но может и царь какой. Одну такую монетку Иоганн показал Хольте и управляющий определил её как «матапан». Монетка из Венеции. Восемнадцать таких равняются серебряной марке. Ну, то есть, всего две марки. Вот и всё богатство. Пусть, с округлением, отец хранил шестьдесят марок. Для Александра должно быть приличные деньги, а для Иоганна уже просто как довесок к его «богатству». Хранил их пацан в этом самом сундуке огромном, на котором спать можно. С героической, без всяких кавычек, гибелью Юргена — Киселя никто в замке на чужое не позарится, а прятать целый сундук серебра и всё время его пополнять, не самое мудрое решение, когда все на виду. Тем более, Отто Хольте, пусть и не точно, до одной марки, но знал о доходах Иоганна и пацанов. Но не лез.

А вот теперь не факт, что управляющий не сдаст парня, всё же Александр и опекун, и медведь вон какой. И ещё аргумент не в пользу его клада. За сохранность денег баронства именно Хольте отвечает, так он, чтобы эти баронские деньги сохранить, вполне деньгами барончика может и пожертвовать.

Место для перекладывания клада имелось. Его Иоганн нашёл давно, месяца три назад. У донжона крыша плоская. Там могут всякие лучники с арбалетчиками за зубцами прятаться и в неприятеля стрелять. Есть выступающая труба от каминов, все дымоходы сведены в одну большую трубу. А ещё есть… Лифтовая кабина. В прямом смысле этого слова. Такой скворечник на крыше построен и там блок с верёвкой, а внизу шахта до минус первого этажа. До подвала. Наверное, всякие воинские припасы на крышу донжоны поднимать при обороне. Так эта шахта лифтовая как бы по кругу огибается лестницей узкой на второй и третий этаж. И выше третьего этажа, но ниже крыши лифтового домика есть пространство в метр на полтора и на метр. Оно зашито досками, можно чердачком обозвать. Никто его не используют. Иоганн, когда клад искал, то одну доску оторвал и не обнаружил там ничего кроме паутины, пыли и темноты. Марки у него упакованы в инкассаторские мешочки по пятьдесят штук в один мешок. Примерно два кило серебра.

Аккуратно оторвав доску, кладо… прятатель стал бегом носиться из кабинета батянькиного на самый верх и обратно. Мешочков четырнадцать. Один с золотом и один не полный ещё. Пока все перетащил, весь мокрый парень стал. И всё время прислушивался. В гостиной на повышенных тонах рычали и шипели. Рычал, естественно последний из Лаутенбергов, а шипели в ответ мачеха и датчанка.

Иоганн перевёл дух, обтёр пот и вернулся за стол.

— Живот прихватило.

Глава 2

Событие четвёртое

Убрался Александр через два дня. И то мог бы и ещё погостить, да вот казус вышел. Казус белли. Объел и обпил бедное баронство при этом дядя прилично. И сам ел и пил в три горла и кутилье его. Из новых, не тех, что были с его братом. Они даже попытались затащить на сеновал Магду Штибе, дочь Вальтера и преподавателя художественного училища по скульптуре. На счастье лопоухой, или, на счастье, кутилье, в замке находились Перун и Семён и, понятно, Иоганн был с фон Боком. Разгорячённые и возбуждённые сверх меры, волочащие девчонку к сеновалу, воины барона попались на пути Иоганну, который как раз шёл учить ребят рисовать. Тут-то belli и началась. Быстренько и закончилась. Одному сломали руки. Обе. Второму отрезал мечом ухо фон Бок. А выбежавшего на крики барона окатил из ведра с кипятком Иоганн. Жаль одежды много и ведро не полное. Иоганн бросился на кухню, за кочергой, но, увидев ведро с кипятком на печи, посчитал это более веским аргументом в споре. Третий же великий воин решил поупражняться в рубке на мечах с Семёном. Похоронили его… Бросили его поперёк коня и выгнали пегаску из ворот. А где уж Александр своего кутилье похоронил, неизвестно?

Когда же попрошаек выгнали, то оказалось, что буквально за десять минут до этого фрайфрау вняла настойчивым просьбам брата и велела Отто Хольте выдать Александру тридцать марок, что тот и выполнил немедленно, лишь бы избавиться от гостей побыстрее.

— Дядя, ещё раз сюда приедешь, и я ночью заберусь к тебе в комнату и суну кинжал в глаз! — прокричала вслед скорбной процессии воительница Герда. Жаль не услышали. Кричала рыжая, когда всадники были метрах в двухстах. Не её вина, рыжая бестия им и в глаза бы это прокричала, но утешала в это время рыдающую Магду. Ну, там так активно можно было и не лить слёзы, ничего сделать кутилье ей не успели, только сюрко разорвали и фингалы поставили под оба глаза. Так платьишко было и не новое, и не больно дорогое, а фингалы? Ну, а чего фингалы, вон в двадцать первом веке такие тени вокруг глаз наводят, что хоть стой, хоть не стой, и за бешенные деньги, а тут бесплатно. И фон Бок ещё утешает, поглаживая лопоухую по голове. Да и не проиграли они это сражение, чего слёзы лить. Так-то счёт четыре: один. Даже барон повизжал, когда кипяток через одежду до кожи добрался.

И ведь приехал после Рождества опять. Снова. Вдругорядь. Другожды. Паки. («Паки» — устаревшее русское наречие, синоним слов «снова», «опять»). Не трус. Ну, или деньги пропил все? Приехал на этот раз с шестью кутилье. Дебил. У Иоганна на привратных башнях или барбакане Старый заяц с пятью лучшими арбалетчиками неметчины. Это не сатира и не гипербола с параболой. Это правда. Иоганн изготовил им мишени на щитах и на токарном станке изготовил стрелы. Наконечники для стрел сделали тоже круглыми (коническими), ободрав после кузнеца на том же токарном станке с помощью абразива. И Старый заяц научил контингент, вверенный ему, правильно пёрышки приделывать, чтобы стрела закручивались. В результате ежедневных тренировок и улучшенным боеприпасам, арбалетчики за сто шагов уверенно попадали в человеческую фигуру, нарисованную на мишени. А на пятидесяти и в голову нарисованного человека, семь раз из десяти попадали. А, вообще, у всех были приличные арбалеты с железными дугами, и стрела, пущенная под углом 45°, летела шагов на триста. Иоганн, чтобы простимулировать тренировки, забросил наживку. Шесть шиллингов пообещав тому, кто отстреляется лучше всех к тому моменту, как снег растает. Половина марки — приличные деньги. Плюсом кормили арбалетчиков на убой. Менять гостеприимный замок на голодную и холодную Ригу никому не хотелось, и люди старались.

После переговоров в замок запустили только одного Александра. Всадники получили тупыми тренировочными стрелами в кирасу и не стали настаивать на выстрелы настоящими стрелами, чтобы испытать броню на прочность, отъехали.

Александр сообщил, что ему в конце марта нужно быть в Мемеле с копьём, и для снаряжения нужно двадцать марок.

— А где тридцать? — умилилась Герда и показала дядюшке кинжал. Попытка схватить дьяволицу натолкнулась на руку фон Бока и визг датской Марии, на который прибежали Ганс Шольц с тесаком в руке и Иоганн со взведённым арбалетом.

— Ехал бы ты, дядя, домой, — вежливо попросил его парень.

— Без денег не уеду! — встал в позу опекун, — И добьюсь аудиенции у архиепископа.

Иоганн на пару минут задумался. А чего сделает тёзка Иоганн V Валленроде? Вызовет в Ригу. А дальше? А вот чёрт его знает? Имеет право опекун требовать деньги с лена? С другой стороны, весной начнётся война, и все это знают. И архиепископ лучше всех. Ему не копьё, ему целую хоругвь предоставить надо. А тут, как ни крути, десять воинов. И вдруг по мнению архиепископа именно эти одиннадцать человек с этим мощным бароном и решат судьбу сражения. Да, чёрт с ним, пусть подавится.

— Ладно, Отто, выдай родичу двадцать марок. Под запись в книге, естественно, и с получением расписки.

— Бу-бу-бу, — это управляющий описал в красках и лицах, сколько труда нужно приложить, чтобы теперь уже пятьдесят марок заработать. Оно, это бурчание, понятно, если что, то тонна ржи стоит три марки. Тринадцать ластов всего — столько собрали яровой ржи в Русской деревне. Почти то на то выходит.

Иоганн, смотря вслед уезжающему Александру с мешком серебра, всерьёз задумывался организовать засаду на дороге и грохнуть его из лука. Есть ведь обходная дорога вдоль озера, а потом на Пиньки. Раздумал. С ним шесть воинов. И всё может пойти не по плану. Пусть это будет его вклад в Грюнвальдскую битву.

Во всех сказках и всегда три раза событие происходит. Бог любит троицу. Прибыл в замок третий раз и Александр фон Лаутенберг. И естественно опять за деньгами. Прибыл с отрядом в двенадцать всадников и повозкой.

Был поздний вечер, ворота уже закрыли, и все жители Кеммерна и Русской деревни покинули замок. Остался из защитников Старый заяц со своими людьми и фон Бок с управляющим.

Не, воевать с дядей Иоганн не собирался, это бы был явный перебор. Но и впускать в безоружный замок целое войско было нельзя, тем более, Александр явно злобу на его обитателей затаил.

Событие пятое

Был конец марта. Самый конец. Погоды тоже стояли весенние. Солнышко весь день боролось с остатками снега, ветер с юго-запада, приличный такой, не порывами, а напором сильным, нёс с собой аромат юга Франции, откуда, должно быть, и прилетел. Там-то, в далёких гасконях, уже всякие персики с абрикосами и миндалём цветут. Может и выветрился запах цветущих персиков по дороге, только намёк остался, так и его достаточно, чтобы почувствовать, что пришла настоящая весна.

Дядя (der Onkel) честных правил орал перед закрытыми воротами, а Иоганн расхаживал по барбакану с пистолем в руках (двумя руками держал, чтобы порох с полки не просыпался) и думу думал, впустить родича или не впустить? А если впустить с воинами или без?

Возможных решений было множество, и все были не одно лучше другого, а каждое следующее хуже предыдущего. Ганс Шольц со своими арбалетчиками тупыми болтами — стрелами могут отогнать воинов фон Лаутенберга, но трое всадников у дядюшки тоже были с арбалетами. И теоретически могут пострадать люди Старого зайца, так ещё неизвестно, выполнит ли Ганс приказ сменить учебные стрелы на боевые. Всё же там не литвины, а свои, буржуинские. А дальше? Что будут делать тринадцать, считая самого барона, людей в которых стрелять начали? Пойдут крестьян, кабатчика, Матильду грабить? А в Русском селе три десятка новиков и Семён с Перуном. Не, ничем хорошим это не закончится. Трупов будет десятка три. А потом это дойдёт до архиепископа и комтура Риги.

Впустить и отправить кого-нибудь за Семёном и новиками, чтобы присутствием своим удерживали онкеля Александра от необдуманных поступков? Ход не плохой. Есть, правда, вероятность, что не подействует этот сдерживающий фактор, и начнётся рубилово внутри замка. А тут всяких девочек и бабушек полно. И потери среди новиков будут, воевать внутри крепости они не обучены. Да, с первого боя, в самом начале осени, парни каждый день тренируются. И сейчас это уже даже закалённые в нескольких сражениях бойцы, но двенадцать или тринадцать опытных воинов баронских хоть как дорого свои жизни продадут. Заманить и ударить из пушки? Даже из двух, теперь у тюфянчея два ствола. Зарядить не долго. Но сто процентов это тоже станет известно в Риге.

— Was ist nötig? (Чего надо?) — как мог более недружелюбно, поинтересовался племянник у единственного дядюшки, пусть и сводного.

— Открывай ворота, дорогой племянник (засранец — более точный перевод)!

— Утром приезжайте, мы уже поужинал. Вас и кормить нечем…

— Ворота открывай! Марию позови. Отто тащи сюда. Шнель!

Это же в три разных места нужно бежать одновременно. Беда!

— Александр, смотри, что у меня есть, — такой вариант Иоганну тоже не очень нравился, но он точно был лучше первых двух.

Он вытянул руку, принял у фон Бока факел и поджёг им фитиль на пистоле, подождал, пока тот красиво в сумерках начнёт тлеть и потянул за спусковую скобу или крючок.

Пших! Вспыхнул порох на полке. Бабах! Дюймовая пуля впилась в землю перед копытами одного из коней, на которых дюжина кутилье гарцевали на дороге перед замком. Руку пацана чуть из плеча не вырвало. Отдача огромная. Калибр в двадцать пять миллиметров — это серьёзно.

Заржали лошади, кто-то попытался удержать вставшего на дыбы жеребца, и тот сполз передними ногами с насыпи, не удержался на дороге и ринулся вниз спотыкаясь, чтобы не упасть. Конь не упал. А вот всадник через его голову вылетел, загремев железом. Всё это довольно долго продолжалось.

— Я тебя одного, любимый дядюшка, запущу на десять минут. А ты дай команду воинам ехать назад в Пиньки. У нас два десятка пистолей. Пуля любую броню пробивает. Если понял, дай знать! — Иоганн всё это прокричал, стараясь перекричать не желающих успокаиваться лошадей. Те явно к звукам выстрелов не привыкли. Огнестрельного оружия ещё не больно много, и у Александра и его кутилье его точно нет.

Александр погрозил кулаком Иоганну, но потом подъехал к десятнику, ну или кем там был всадник на рыжей кобыле в огромном топфхелме. Посовещались псы-рыцари, и кроме одного воина и телеги с возчиком все остальные направились к Кеммерну. Нужно надеяться, что убивать там никого не будут. Всё же «барин» в заложниках.

Через пять минут Александр снял бацинет с головы и опять стал кликушествовать.

— Открывай ворота, думкопф!

— Вот, умеешь же вежливо попросить, — обрадовался Иоганн, — Ганс, скажи своим, чтобы открыли ворота, — а кем ещё командовать?

Событие шестое

Кузнец Дитмар, что недалеко от Песчаной башни, уже за стенами Риги, обитал, и который подрядился за сорок марок изготовить десять стволов для пистолей за месяц для Иоганна, к этому времени, продолжая выполнять и перевыполнять заказ барончика, навил уже тридцать стволов для пистолей и пять длинных в придачу, по семьдесят примерно сантиметров, стволов для пищалей. Всё вместе потянуло на сто, а не на сорок марок. Дорогое это удовольствие огнестрельное оружие сейчас. Так это только стволы. С ложами — прикладами проще, только дерево сухое нужно было купить. Игнациус непременно орех требовал. Куда деваться, прошерстили всю Ригу, но немного нашли, на эти тридцать пять дивайсов в обрез хватило. Игнациус же сам бесплатно обошёлся, он дворовый, и работает не за деньги, а за еду и одежду.

А вот Угнисос человек вольный и только арендует небольшой участок земли у барона, ну и налог как и все платит, так что изготовление им полок и замков к пистолям и мушкетам обошлось Иоганну ещё в пять марок.

Всё, больше пока барончик вооружаться не стал. У него есть тридцать новиков. Каждый получил по пистолю. А пять самых здоровых ещё и по мушкету. По мере изготовления пистолей приходилось покупать порох. Всего уже пять бочонков истратили на тренировки — ещё целая куча серебра ушла.

Ну и домочадцы потренировались. Фон Бок из пистоля уже вполне метко бьёт, природный снайпер, что ему не дай, хоть лук, хоть арбалет, хоть пистоль или пищаль. Отто тоже несколько раз стрельнул, но великим бекасником не стал. Научился пользоваться и ладно. В упор не промахнётся. Главное — жмуриться перестал. Самсону и привыкать к пистолю не надо, он из пушки стрелял, что ему мелкий пистоль. Пятый пистоль у молчаливого друга Георга… Ну или четвёртый, а пятый у Иоганна.

За восемь месяцев барончик в баронище не превратился. Даже тринадцати с половиной лет нет. Но вес набрал и подрос. Теперь где-то метр пятьдесят пять. Уже не смотрит на всех снизу вверх, на некоторых уже и прямо глядит. Все задатки вымахать даже больше, чем Александр, в брата Гришку, есть. Ещё лет пять расти, явно за метр восемьдесят будет. Всё одно пока легкий для современных ручниц.

Заматерел не он один. Мартин фон Бок из дрища на хорошем питании и с ежедневными тренировками набрал килограмм двадцать, и это не пивной животик. Это вполне себе мышицы. И вот его отдачей при стрельбе из пистоля не сносит.

Все впятером с заряженными пистолями и даже с тлеющими фитилями они выстроились против ворот замка, когда арбалетчики Старого зайца вынули брус из проушин и открыли ворота. Клином таким. Впереди тюфянчей Самсон на коляске. Он отложил пока в сторону протезы и трость и назад в свою карету уселся. Стрелять с такой отдачей на протезах покачиваясь, не лучшая мысль. Так она ему в голову и не пришла. А так вполне себе устойчиво.

По бокам остальные защитники замка. Если учесть, что там только один Александр и один кутилье с мечом, да возчик безоружный, то сила на стороне племянника.

Любимый дядечка заехал в освещаемый неровным светом зажжённых факелов двор перед замком и остановился, разглядывая наведённые на него пулеплевалки. Барон фон Лаутенберг руки не поднял и нихт шиссен не закричал. Он без помощи посторонней спрыгнул с коня, благо одет был не в полный комплект брони, а только в кольчугу со шлемом и налокотники с наколенниками и двинулся к Отто.

— Где Мария? Мне с ней нужно переговорить.

— Она не даст тебе больше денег… — Иоганн шагнул вперёд, но управляющий руку выставил, не пуская пацана.

— Херр фрайхер, мы отдали вам уже пятьдесят марок. На эти деньги можно войско целое набрать. У нас под замком нет серебряной шахты, — Отто Хольте ткнул стволом пистоля себе под ноги. При этом фитиль затлел чуть ярче и от него даже искры отвалились.

Иоганн мысленно перекрестился, так выстрелит в кого, и это полбеды, а вот себе в ногу — это беда. Но нет, пронесло. Управляющий снова навёл ствол на барона.

— Мне нужно немного и главное не деньги, а продукты. Послезавтра выезжаю, а в баронстве люди голодают. Где Мария? — произнёс всё это Александр вполне мирно, без патетики и надрыва и даже без угроз. Буднично так.

— Одну повозку продуктов? Каких? — Иоганн не верил, что дядечка любимый притащил тринадцать кутилье, чтобы добыть полтонны ржи.

— Десять марок, чтобы покупать еду в дороге и повозку копчёной рыбы. Она не испортится за дорогу.

Сволочь! А таким сиротой прикинулся. А оказывается, прознал родич, чтоб им всем пусто было, про рыбку копчёную и захотел урвать бесплатно. Ну и десять марок, это так мелочь, до кучи.

— Отто, позови фрайфрау. И выдай под роспись деньги, — Иоганн попросил доброго боженьку, чтобы Александр фон Лаутенберг оказался среди тех, про которых через три месяца кто-то там скажет из поляков: «Ужели здесь лежит весь орден»?

Блин, а ведь на завтра планировали очередной вояж в Ригу с двумя возами рыбки копчёной. Соли прикупить надо, всю истратили. Жаль Рижский залив практически пресный там всего четыре промилле, соль добывать не получится самим. Потому её приходится закупать. Так, что себестоимость далеко не нуль целых, нуль десятых. А тут целый воз отдать нужно.

— Быстрее уж отправился бы, — прошептал Иоганн, опуская пистоль, как раз мачеха на двор вышла.

А ведь есть поговорка про яму…

Глава 3

Событие седьмое

Стих был в детской книжке у Ивана Фёдоровича про царя зверей льва и его советника козла. Весь, естественно, не вспомнить, но одна строчка запомнилась:

«Козел, ты яму мне копал»?

«Копал».

«Ну вот и сам в неё попал».

Уже когда интернет появился, хотел Иван Фёдорович Зайцев найти тот стих в интернете, чтобы внуку прочитать, и не смог обнаружить. Возможно, ту детскую книгу не оцифровали.

Нашел другой стишок, прикольный, даже наизусть выучил.

«Яму копал? Копал. В яму упал? Упал. В яме сидишь? Сижу. Лестницу ждешь? Жду. Яма сыра? Сыра. Как голова? Цела. Значит живой? Живой. Ну, я пошел домой…».

А если без выпендрёжу, по-простому, то молитва Господу, чтобы дядю любимого во время Грюнвальдской битвы проткнули чем-нибудь острым, до бога дошла. Подумал, он пошкрябал бороду седую, дедоморозовскую и решил, что инициатива имеет инициатора.

— Иванушко, на тебя сию миссию возлагаю. Отправляйся и ты в Пруссию.

А выглядело это так.

Уехал на следующий день Александр фон Лаутенберг в свои Пиньки с целым возом рыбы и десятью марками, а ещё с напутствием от любимой старшей сестрёнки — беречь себя. Один и последний, дескать, родич ты у меня на всём белом свете остался.

Ещё его преподобный отец Мартин перекрестил на дорогу, ещё Матильда мазей несколько баночек дала, для обработки ран.

Не всё так благостно для Александра закончилось. Иоганн выдавил из него расписку, что шестьдесят марок Александр фон Лаутенберг берёт под залог дорфа Пиньки. И если помрёт или не отдаст долг в течении пяти лет, то дорф переходит во владения Иоганна фон дер Зайцева. Все старые расписки при этом барону — братцу вернули. Заверил расписку преподобный отче, потому и удалось ему перекрестить Александра перед дальней дорогой.

Прошло уже два дня после отбытия Александра, пока не Македонского, третий к вечеру близится, жизнь в баронстве устаканилась. Школьники учатся, новики тренируются, Мария слёзы льёт, Герда руки потирает, Иоганн учит латынь и греческий, Самсон учится ходить без помощи костылей и даже без помощи трости. Падает, стонет по ночам, но мужик упорный, не уступит Маресьеву, а раз тот научился, по словам пацана, ходить, то и он научится. Фон Бок продолжает на деревянных мечах рубиться со Старым зайцем и Иоганном. Все при деле. А, пацаны ещё варят мыло и коптят рыбу. Вот, теперь точно все при деле.

Так прошло два дня и третий близится к вечеру, даже ворота уже закрыли, заперев тем самым неподъёмным брусом, и тут на барбакане Старый заяц стал вопить, а чуть позже рог пронзительно завыл за стенами. Это было что-то новое, так обитателям замка ещё «Спокойной ночи» не желали. Враги трубить не будут, пришлось открывать ворота. И брус, естественно, застрял, а дождь весенний весь день грязь разводил.

Не сильно понятно было, как относиться к новости, что выдал им старший из троицы въехавших в ворота… воинов? Так нет, герольдов? Посланцев, должно быть. И послал их Его Высокопреосвященство архиепископ Риги и тёзка Иоганн V Валленроде. Нужно барончику с двумя опекунами и Старым зайцем, как можно быстрее, прибыть перед его светлые очи. На самом деле, глаза у архиепископа были карие, хоть сам вполне себе белокурой бестией являлся. Длинные чуть курчавящиеся патлы соломенного цвета ниспадали на плечи хозяина Риги и её окрестностей.

На вопрос, а чего их Преосвященство желает, посланцы плечиками пожимали. Послали их не рассказывать про планы архиепископа, а вызвать в Ригу Иоганна с опекунами. Какое из двух немецких слов шнель и Рига тебе не понятны?

В Ригу почти нечего было везти. Мыла мало совсем наварили, всю рыбу, приготовленную на продажу, подарили фон Лаутенбергу. Янтаря нет, балясины не берут. Есть немного выточенных из дерева мисок и кружек, но из-за этих копеек целый обоз организовывать не стоит. Картины две есть. Обе — это Мадонны Рафаэля. Иоганн доделал с помощью брата Сильвестра вторую «Мадонну с канделябрами» на продажу и сам уже, без помощи братьев всяких, решился на «Мадонну Конестабиле». Эту выбрал по двум причинам. Первая и главная, он на календаре на даче её множество раз видел и в Эрмитаже стоял разглядывал, удивляясь рассказу экскурсовода. Женщина сказала, что первоначально картина нарисована на дереве, а здесь в Эрмитаже её перенесли на холст. Как это вообще возможно? Как можно, не повредив, снять краску, которой пять с лишним веков, и перенести это на холст. Не может существовать такой технологии, тем более, краска пропитать должна верхний слой дерева, срастись с ним. Писали же на мягкой пористой древесине. Потому, Иван Фёдорович на календаре даже с лупой осмотрел картину соображая, как это можно сделать. Словом, рассмотрел не раз и очень тщательно, запомнил каждую складочку на синей мантии (Мафорий — четырёхугольный плащ), что укрывает Деву Марию. И синий цвет — это вторая причина. Все свои краски истратили, все краски, что брат Сильвестр забрал из монастыря, тоже, а вот синяя осталась. Она не нужна была в тех картинах, что они рисовали, там жёлто-красные тона. Зелёную краску у брата Сильвестра тоже истратили, изготовив, смешивая с красной, коричневую. А синяя осталась. Не правильно это.

Вот теперь и синей краски тоже нет. Иван Фёдорович себя не обманывал, он не Рафаэль. Даже до уровня художественного училища не добрался. После школы подал заявление в Архитектурный институт и рисунок сдал, а вот балов не хватило поступить. Пришлось год поработать на стройке и поступить на следующую осень на стройфак. Почему не забрали в армию он и сам не понял. Медкомиссию он прошёл, когда повестку получил и даже проводили его, как положено родственники и друзья, а в Егоршино домой отправили всю их группу. То ли план выполнили, то ли чего с бумагами начудили? Не довели до подстриженных уже пятерых парней. Не повезло вам, ребята, не отдадите долг Родине в этот раз. Вот вам билет, езжайте домой.

Так не считал себя Иван Фёдорович Рафаэлем, но тот только через сто лет начнёт творить, а то, как рисуют сейчас, не понимая, что такое перспектива, и не работая с тенями, и рисуя плоские картинки, тоже гениальными творениями назвать нельзя, уж всяко раз он рисует лучше брата Сильвестра.

Эту Мадонну Иоганн решил тоже архиепископу подарить. Ещё нарисует. Настанет весна, приплывут купцы, и закажет им брат Сильвестр, который знает, у кого нужно покупать краски и ингредиенты к ним, и синею и зелёную краски. Нарисует ещё картин. Повторять всегда гораздо легче, чем писать в первый раз. И получится лучше, вот те будут продавать, а сейчас лучше задобрить архиепископа, тем более непонятен был этот вызов.

А вот выехать на следующий день у них не получилось. И виной тому транспортные средства.

Событие восьмое

Намучавшись и настрадавшись под дождём, мокрым снегом и холоднючими северными ветрами, а ещё насмотревшись, как страдают мачеха с датчанкой, от непогоды во время визитов в Ригу, Иоганн решил телеги превратить в Гелендвагены. Не хватало малости совсем, глушитель… Крыша ещё с люком… Опять же свечи накаливания для дизеля. Отбросил эту мыслю Иоганн, ну, где тут свечи накаливания купить, и решил барончик делать Студебеккер. Не последней модели. А самой-самой, что ни на есть, первой. То есть, изобрести кибитку, крытую, колонистов американцев, отправляющихся в таких повозках на Дикий Запад. Борта нарастили, раму для брезента соорудили, поставили, обтянули парусиной и прокатились до Кеммерна. Получилась хрень полная. Жёсткости не было, и конструкция получилась тяжёлой для колёс. Пришлось барончику впасть в изобретательство. И вот уже третий или четвёртый месяц Иоганн с Угнисосом и тремя плотниками во главе с Игнациусом Студебеккер улучшают. То колёса сделают больше диаметром и шире, то потом вообще их железными сделают. Потом железом укрепляли конструкцию арок. А теперь два месяца бьются над изобретением брезента и масштабированием полученной ткани. Иван Фёдорович о том, чем пропитывают парусину только в книжках про попаданцев читал. Вроде нужен воск, растворённый в керосине. И??? Где тут можно купить керосина в 1410 году? Его ещё в алюминиевые бидончики наливают. Попробовали в конопляном масле воск растворить, и вот ведь зараза, пчелы не только мёд неправильный дают, но и воск. Этот воск отказывался в масле растворяться. Тогда, вспомнив про стеарин, Иоганн его получил. И вот ведь невезуха, и старин в масле не стал растворяться. А ведь стеарин не пчёлы делают, а конопля. А ещё что-то в голове вертелось про яйца. Или это уже кирза?

Последняя попытка оказалась удачной. Взяли конопляное масло нагрели до сотни примерно градусов и вмешали туда воск, потом остудили жидкость и вмешали туда белок яиц, и облили этим парусину, и сразу начали горячим раскалённым на огне утюгом проглаживать. Получилось грязновато, утюг можно было чуть холоднее сделать, кое-где получились коричневые пятна. Но все эти эксперименты проводили на небольших кусках парусины, а большие куски уже пропитывали и проглаживали с нужными температурами. Потом женщины в Кеммерне сшили куски и этим полотном обтянули каркас. А чего тот самый Студебеккер явно хуже был, чем у Иоганна получился. Надёжный, на железных колёсах, широкий, с лавками и даже креслами. Вещь!

А вот вторую повозку для женщин чуть не успели доделать, и потому выезд в Ригу на один день отложили, и целый день в авральном порядке обтягивали каркас брезентом и мебелью его внутри заполняли. Зато все в комфорте добирались… Ну, кромепяти новиков и Семёна. Эти на коняшках в арьергарде и авангарде каравана двигались. Не, ну, а как, на то она и служба.

Наученные, зато горьким опытом, двинулись чуть свет. Четверки или четверики дестриэ легко тащили два тяжёлый фургона «Конестога». Это так речка называется, куда первые такие фургоны в Америки отправились. Так что до сумерек добрались до Риги и были под выкрики и ор толпы, окружившей небывалые повозки, впущенными стражниками через мост в Ригу. И тут оказалось, что кое-где в поворот эти громадины либо не вписывались, либо проходили с огромным трудом, круша хлипкие заборы и разрывая новенький брезент, на котором и муха не сидела. Нет мух зимой. Еле-еле, уже в полной темноте, добрались до своего подворья у башни Песчаная. И тут беда. В каретник влезать эти монстры отказывались.

— Иоганн! А зачем ты их сделал такими большими? — Мария, которая датчанка, еле выползла из фургона по приставной лестнице.

— Дебил, потому что! — ну это под нос.

— Хотел, как лучше, а получилось, как всегда, — парень пожал плечами.

А утром на приёме у епископа Риги оказалось, что это было предчувствие. Знал, что именно такие монстры ему и понадобятся. Так ещё и мало сделал, три было бы лучше, а десяток так в самый раз.

Событие девятое

Когда орден разделился на куски Иоганн не знал, но как он понял, прожив в этом времени уже восемь месяцев, сейчас Ливония уже чисто номинально подчиняется Мариенбургу. У них своя свадьба, у Ливонии своя. Фактически Ливонией правят Ландмейстеры Тевтонского ордена в Ливонии. И сейчас это Конрад фон Фитингхоф, и у него своя война с Псковом и Новгородом. Она не настоящая, но то одни на других нападут и пощиплют, то другие на третьих. А самое главное, что Конрад фон Фитингхоф, чтобы обезопасить Ливонию в случае конфликта с Новгородской Республикой заключил особый мир с великим князем Литовским Витовтом. Тем не менее, всё же Великий Магистр есть, и он отдал приказ, настоятельно попросил, рыкнул, пригрозил, вымолил, нужное подчеркнуть, что Ливония выставит на эту войну с Ягайло и Витовтом свою хоругвь. Обычные добровольцы. И именно в этой хоругви и должен быть Александр фон Лаутенберг. Собирается она в Мемеле.

Так этот гад (Александр фон Лаутенберг) рассказал епископу Риги, что у барончика фон дер Зайцева есть сорок воев и сидит в замке юнкер фон Бок, якобы, бывший вояка, а ещё есть несколько кутилье старого барона, и все они бездельничают, когда Родина в опасности. Так мало того, у барончика денег хватит выставить и прокормить в дороге всех этих сорок бойцов, которых так не хватает их хоругви.

Вот именно с этого и начал Иоганн V Валленроде, когда Иоганн с мачехой и преподобным отцом предстали перед троном архиепископа.

— Сорок конных воинов под командованием фон Бока? — не поверил своим ушам Иоганн.

— Так мне два дня назад сказал твой опекун барон Александр фон Лаутенберг. Я не поверил, уж больно большая цифра, но он поклялся именем Господа нашего. Преподобный Мартин, не клятвопреступник же барон фон Лаутенберг? — архиепископ был явно в плохом настроении. Эта война уже сильно ударила по Риге, она практически свела его доходы к нулю, она ежедневно приносит ему проблемы. Нужно быстрее победить схизматиков с Литвы и не настоящих католиков в Польше. И зажить прежней сытой и спокойной жизнью. Ну, и письмо от Ульриха фон Юнгингена, Великого магистра Тевтонского ордена, что ежеминутно мозолило глаза, хорошего настроения не вызывало. Где он возьмёт тысячу воинов? И не меньше не больше — столько требовал с него Великий магистр. Войско, в формировании которого ему вменялось принять участие будет называться: «Хоругвь рыцарей Ливонии и Рейнской области». Якобы рыцари Рейнской области обещали прислать более сорока копий.

Преподобный Мартин сжался под пристальным взглядом разгневанного архиепископа.

— Тридцать новиков. Но они дети совсем. Им только-только пятнадцать лет исполнилось, а некоторым так и не исполнилось ещё. Я не знаю, Ваше Высокопреосвященство…

Договорить ему архиепископ не дал.

— Тридцать и шесть арбалетчиков, что я послал? Они способны сражаться? — Валленроде перевёл злые коричневые буркалы на сержанта Ганса Шольца.

— Хм. Я уверен, Ваше Высокопреосвященство. Только как добраться до Мемеля, что есть в дороге, чем питаться, а потом от Мемеля до Мариенбурга — это почти месяц в сумме добираться? — Старый заяц войны не боялся, но и не рвался туда. Сытая жизнь в последние месяцы в замке фон дер Зайцева приглянулась старому вояке.

— Выходит, я ничего не напутал и вас семь человек?

— Семь, — а чего ещё Старому зайцу отвечать.

— Фон Бок и сколько-то там опытных кутилье барона. Значит, всё точно сказал барон фон Лаутенберг, баронство может выставить сорок конных воинов. Александр говорил, что у вас целый табун рыцарских коней? — на этот раз под злые карие глаза попала фрайфрау.

— Табун…

— Иоганн, про продажу твоих картин вся Рига говорит. И принимая во внимание их стоимость, я уверен, что вы найдёте денег, чтобы снабдить сорок воинов под командованием юнкера фон Бока припасами на дорогу. Нужно в течении недели отправить их в Мемель с этими припасами.

— Ик.

— Что ты сказал?

— Я, Ваше Высокопреосвященство, нарисовал для вас новую картину. Это Мадонна с младенцем Иисусом и библией в руке, — сделал попытку откупиться Иоганн, и понял, что только напрасно сжёг ценный ресурс. Где порсунка, пусть и красивая, и где сорок всадников. Несоизмеримые величины.

— Картину⁈ Очень хорошо! Давай её сюда. А я пока дам распоряжение отцу Бенедикту моему помощнику написать письмо для отряда фон Боку комтуру Мемеля Ульриху Ценгеру. Он возглавит нашу хоругвь. Вы там вольётесь в войско под командованием ливонского ландмаршала Бернхарда фон Хевельмана.

— Мы?

— Они. Сорок всадников под командованием юнкера фон Бока.

— Ваше Высокопреосвященство… — Иоганн задумался как правильно вопрос сформулировать, — Ваше Высокопреосвященство, а у кого сейчас можно узнать, как развивалась война Ордена с Польшей и Литвой. Там ведь тоже были сражения, не только к Риге войска повстанцев подходили?

Архиепископ не ответил, картину с синей Мадонной рассматривал. А ведь человек истинно в бога верит, решил Иоганн, вон как глаза заблестели у тёзки, и это не алчность в них блестит, это слезинки, радуется до слёз, что Мадонну с младенцем Христом узрел. Два монашка держали перед Его Высокопреосвященством картину, а Валленроде плакал и крестился. Так ещё сквозь слёзы и улыбка трогала кончики губ. Длилось это долго. Наконец, архиепископ оторвался от картины и махнул рукой, чтобы монахи отнесли её от трона.

— Великий дар тебе достался Иоганн. Тебе бы съездить в Геную или Венецию и поучиться в этих центрах культуры у настоящих мастеров. Что ты спросил, я прослушал? Разве можно говорить о проклятой войне смотря на это чудо?!!

— Ваше Высокопреосвященство, мне бы поговорить с человеком, что участвовал в этой войне до перемирия? — повторил вопрос парень.

— Зачем? — тёзка достал платок из рукава и промокнул глаза.

— У меня отец и двое братьев погибли недалеко от Мемеля, я бы не хотел, чтобы и сыновья тех воинов, что погибли с отцом, попали в такую же западню. Хочу понять, где и как сейчас стоят войска наши и польские с литовскими, где обосновались восставшие жмуды, чтобы спланировать маршрут движения отряда фон Бока.

Глава 4

Событие десятое

Великий магистр фон Юнгинген, вычислив маршрут врага, первым прибыл к Грюнвальду с войсками и принял меры для укрепления позиции, вырыв и замаскировав «волчьи ямы» — ловушки, расставив пушки, арбалетчиков и лучников. Как ни плохо Иван Фёдорович Зайцев помнил прочитанное в школе, и потом как-то в интернете, про Грюнвальдскую битву, но вот это почему-то в памяти задержалось. А ещё, что эта самая артиллерия была не немецкой. Ну, не Орденской. Артиллерия была венгерской. И там было совсем не много людей и бомбард. Триста воинов? Нет не вспомнить, но не больше, бомбардиров венгерских, и что-то около двух десятков орудий самого разного калибра от маленьких совсем до пятипудовых. (по некоторым данным бомбард было всего — 16). Бомбарды при этом не сыграли никакой роли в этой битве, они успели выстрелить по одному разу, или по два, и тут начавшийся сильный дождь эту артиллерийскую подготовку прекратил.

К чему это? А к тому, что Иоганн решил отправить с фон Боком две свои деревянные пушки на тачанках. И нужно было пороха прикупить. В результате целого дня тотального обшаривания Риги и её окрестностей было приобретено за пятнадцать марок два пятидесятифунтовых бочонка пороха и в розницу, так сказать, ещё около десяти фунтов пороховой мякоти. Если переводить на нормальные меры, то получалось, что около сорока пяти килограмм удалось добыть. При условии, что из деревянных пушек больше четырёх выстрелов делать опасно, пороха с избытком должно хватить. НО!!! У них же есть пистоли и пищали. А вот с их учётом такое количество пороха избыточным уже не казалось.

— Может у венгров удастся немного пороха раздобыть? — сам себя и фон Бока с Самсоном успокаивал Иоганн.

Больше в Риге покупать было нечего. Нет, Иоганн облизнулся на парусину… А потом тупо посчитал, сколько нужно ткани на одну палатку, скажем, на десять человек, как в армии в двадцатом веке, когда Иван Зайцев сборы проходил для присвоения звания лейтенант. Или там на двенадцать человек были? Ну, не важно. А у него отправляется больше сорока человек. То есть, нужно пять палаток. И всю эту парусину пропитывать воском с маслом и яйцами. А главное, шить потом палатки. Нет. Этого просто не успеть за ту неделю, что ему выделил на сборы отряда архиепископ. У него есть одна большая палатка человек на пятнадцать из парусины. Её сшили этой зимой для будущих добытчиков янтаря и водорослей. Чтобы пацаны могли передохнуть и укрыться от дождя, если попадут под него «работая» на побережье. Её придётся отдать. И есть кусок парусины, что над сеновалом натянут. Сено кончилось и этот навес можно снять. И натягивать уже там вечерами, ожидая прибытие польско-литовского войска. Плюс два Студебеккера. Да ни у одного барона или даже комтура какого люди не будут в лучших условиях. У магистра или ландмаршала будут шатры, так, где Великий магистр и где мелкий баронишка из Ливонии?

Сразу после того, как архиепископ их отпустил, Иоганн отправил в замок одного из новиков, плюнув на безопасность. Вёз Михайло один единственный приказ управляющему и Герде, нужно бросить все дела и, несмотря ни на какие причины, начать срочно ловить и коптить рыбу. То же самое с курями и свиньями. Посчитать сколько за неделю смогут закоптить, если коптить день и ночь и резать свиней и курей в нужном количестве. Если уж фон Лаутенберга снабдили возом копчёной рыбы, то своих мясом и рыбой, которая быстро не испортится должны обеспечить.

Сам Иоганн в пристрое к Домскому собору в небольшой комнатушке, что служила отцу Бенедикту — если перевести на современный язык, то секретарю архиепископа, и кабинетом, и библиотекой, и спальней, и столовой, выслушал небольшую лекцию по событиям прошлого года. Оказывается, отец Бенедикт был кем-то вроде наблюдателя от Ливонии в войске Великого магистра и все эти события проходили либо при его непосредственном участии, а именно он писал письмо королю Венгрии Сигизмунду, либо он был свидетелем этих событий.

— Что же ты хочешь узнать Иоганн? — седые волосы и седая бородка явно старили священника и рыцаря в прошлом, но голос и осанка говорили, что перед Иоганном на высоченном стуле, великанском таком, сидит далеко не старик.

— Ваше преподобие, я бы хотел узнать всё, даже почему лебеди белого цвета, но вы расскажите мне про прошлый год. С чего эта война началась и как закончилась перемирием.

— Хм. Лебеди белые, потому что такими их Господь создал, тут нет никакого секрета.

— Точно, но почему белыми, чтобы охотники их издалека видели? — так уверенно это отец Бенедикт сказал, что парню захотелось с ним поспорить и про Дарвина рассказать. Чем-то похож, между прочим, отец Бенедикт на портрет дедушки Дарвина, что у них в школе висел в кабинете Биологии.

— Неисповедимы пути Господни. Так про войну. У меня ещё дел полно и потому рассказ будет кратким. В конце весны в Жемайнтии началось восстание. Теперь понятно, что это литвины его организовали, они же и крестьян вооружили, они же и сами в нём участие приняли. В ответ Великий магистр отправил небольшие отряды рыцарей на подавление восстания, а часть на набеги на пограничные поселения Великого княжества Литовского, чтобы им было не до восстаний. Тогда король Польши Ягайло устроил набег на пограничные города Ордена. Нам пришлось вывести войска из Жемайтии и все их собрать на границе с Польшей. Великий магистр Ульрих фон Юнгинген 6 августа прошлого года объявил войну Польскому Королевству и Великому княжеству Литовскому. Он надеялся победить Польшу и Литву по отдельности и начал с набегов на Великую Польшу и Куявию. Нам удалось спалить замок в Добжине, а дальше после четырнадцатидневной осады захватить Бобровники, завоевать Быдгощ и несколько других небольших городков и десятки поселений. Однако после этого удача отвернулась от Ордена. Поляки организовали контрнаступление и вернули себе Быдгощ, а жемайты атаковали Мемель. В том набеге погиб и твой отец с братьями. А потом часть литвинов и повстанцы, с другой стороны ударили на Ригу. Слава богу, сил взять город у них не хватило.

После того как повстанцев отогнали от Мемеля и Риги война почти прекратилась. Кроме того, Римский король Венцель согласился урегулировать конфликт. Удалось заключить мир, чтобы собрать силы. Мирное соглашение между Польшей и Орденом было подписано 8 октября 1409 года со сроком действия до 21 июня 1410 года. По этому договору, и мы и поляки должны были оставаться на своих местах и не помогать жемайтам, а также не принимать их помощь. Великое княжество Литовское не участвовало в переговорах, однако позже Великий магистр фон Юнгинген заключил перемирие и с Витовтом.

Римский король Венцель, получив от Великого магистра в дар шестьдесят тысяч флоринов, объявил, что Жемайтия по праву принадлежит нам, и только Добжинскую землю нужно вернуть Польше. Ульрих фон Юнгинген также заплатил за военную поддержку триста тысяч дукатов королю Венгрии Сигизмунду, который попытался разбить польско-литовский альянс, предлагая Витовту королевскую корону. Если бы Витовт принял это предложение, то это бы нарушило условия Островского соглашения и вызвало бы польско-литовские разногласия. Однако этого не произошло, и король Венгрии отправил к нам небольшое войско с бомбардами. А сейчас обе стороны собирают силы.

Всё, Иоганн, я рассказал всё, что знаю сам. И я думаю, что сделал это зря. Однако, Его Высокопреосвященство велел мне, и я исполнил его волю. А теперь ты езжай домой и тоже исполни его волю, отправив в Мемель сорок воинов. Я буду молиться за них.

Событие одиннадцатое

Домой Иоганн ехал, погрузившись в собственные думы настолько, что только заметил, как мимо Пиньков проезжают, а потом снова отключился. Дума была не новая. Он её уже несколько раз думал. Он же русский! Почему же его не тянет на Родину? Ну, да, в Екатеринбург? Кто там сейчас? Башкиры? Вогулы? Татары? Однако, точно не русские. И ещё несколько веков там никаких земляков не будет. Тогда в Москву? В ту самую, которая ещё десяток раз сгорит, с боярами и неадекватными правителями. Нет, спасибо. Даже, большое спасибо. А к деду в Господин Великий Новгород. А там чего хорошего? Вечная война с псами-рыцарями и Москвой?

Ну, это знакомая уже дума. Он её никак не мог до конца додумать, всё время более важные дела появляются. Да и не ко времени она. Что может ждать тринадцатилетнего пацана на Руси? Ничего кроме смерти. Тут хоть выжить можно.

Дума думалась и дальше. Вопрос у него назрел. А за кого он будет в Грюнвальдской битве? Кто противники Ордена?

Там будет Смоленский полк, и на уроках истории учительница говорила с гордостью, что именно смоляне хоть и погибли почти поголовно, но сдержали атаку тяжёлой рыцарской конницы. «Наши» они или нет? Одна интересная информация в мозгу крутилась. В 163каком-то то ли тридцать третьем, то ли ещё позже, Россия выкупит у Речи Посполитой Смоленск за десять, кажется, тысяч рублей. Может и за сто, не важно. Запомнилась другая цифра, по условиям договора все желающие могли уйти в Литву или Польшу. Так вот, ушли все. Весь город. Когда туда пришли русские, то там осталось только двести умирающих стариков и калек, которые не могли уйти. Не не захотели, а не смогли. Так что вопрос, а чьи стороне смоляне сейчас — вопрос спорный.

Дальше там наши татары. Ну, да там привлекли на эту войнушку сына Тохтамыша. В состав войска Великого княжества Литовского входило, если Ивану Фёдоровичу память не изменяет, до трёх тысяч союзных татар под командованием Джелал ад-Дина. Тохтамыш побитый сначала Тамерланом, а потом свергнутый темником Едигеем сбежал в Киев вместе с сыновьями и приличным войском. Где и осел на время. Киев — это Великое княжество Литовское в это время. Сейчас уже помер. И временно переехавшие в спалённую им Москву сыновья Тохтамыша вернулись назад в Киев. Сейчас это татарское воинство идёт по Мазовии на север, грабя по дороге эту область, насилуя женщин и убивая детей, а мужчин отправляя в рабство. Дойдёт до того, что воеводы литовские и польские восстанут и потребуют наказать виновных, иначе они повернут свои хоругви домой. Витовт пообещает наказать виновных и ничего не сделает. Ну, это Витовта дело. Он, кстати, вместо того, чтобы татар приструнить, поймает двух литвинов мародёров и заставит их самих себя повесить. В назидание другим.

Так что дальше будут делать татары? Татарская легкая конница на правом фланге пойдёт в атаку, и попробуют они арканами стягивать рыцарей с коней. Успех будет так себе. Рыцарям это надоест, и уже они пойдут в атаку. Стопчут лёгкую татарскую конницу, и те бросятся бежать, увлекут за собой литвинов и снесут по дороге присланных на помощь ляхов. Улепётывать будут аж до Бреста. И только небольшая часть вернётся добивать рыцарей. А вот Джелал ад-Дина ждёт интересная судьба. Вскоре он сядет на трон Золотой орды. Правда, ненадолго, брат свергнет и убьёт.

Нет. Эти татары точно не свои. А то, что они пограбят и поубивают людей в Мазовии, так это плюс для России. Чем меньше ляхов в мире, тем лучше.

Поляки ещё там есть. И их там много, далеко за десять тысяч, а то и все двадцать. Ляхи? Ну, это главный враг России. Самый главный. И будет врагом до того момента, как Иван Фёдорович перенесся в это время, до двадцать первого века. Именно они распространяют русофобию на всю Европу. Поляки точно не наши.

Там будут чехи и даже сам знаменитый Ян Жижка. Правда, не понятно с какой стороны. Гуситы воевали с обеих сторон. За деньги, понятно. Кто платит за того и воюют. Чехи? Враги ли они? Враги однозначно. Половина техники Гитлеровской Германии производилась в Чехии, почти все танки. И почти все мотоциклы, а ещё снаряды и бомбы, что сбрасывали на наши города. И потом в войне на Украине они будут главными поставщиками оружия.

Остаются литвины, читай белорусы. Ну, потом окажутся на правильной стороне. Но вот только что с теми же татарами Джелал ад-Дина совершили набег на Русь и пожгли десятки городов и сёл, а жителей увели в рабство, обескровив огромную территорию.

Литвины сейчас большие враги, чем поляки и татары. Они рядом, и они всё время совершают набеги, откусывая от Руси кусок за куском.

Вывод какой. Против Ордена сейчас собрались все вместе главные враги России. И, одержав победу, они усилятся и станут ещё большим врагом. Поражение Польши и Литвы было бы замечательным итогом этой битвы.

Жаль коротка кольчужка. Что могут сделать четыре десятка человек, при этом часть очень слабо обученных, против тридцати тысяч врагов?

Событие двенадцатое

Студебеккер катил по грязи. Чуть покачивало, но большие, широкие металлические колёса даже без всяких рессор делали движение более плавным. Тем более, ветер с моря сквозь брезент внутрь фургона не попадал, а выглянувшее неожиданно солнце быстро согрело воздух внутри фургона. Вполне комфортное путешествие получалось.

На обед опять остановились на поляне мертвецов, Иоганн, осматривая реку, пока кашеварили Семён с новиками, вдруг подумал, а водятся ли тут раки? Вспомнилось, как этих самых раков, варёных с укропчиком и лавровым листом, под пиво принимал на Украине у родственников. Красота. Надо будет пацанам задание дать, с фонариками выйти вечером на реку. Фонарики? Ну… Да, факела ничем не хуже. Пиво? Что за невезуха такая, он в Риге попробовал пиво местное, гадость гадостью, не научились ещё. Нужно найти и в плен взять тех монахов с Козела Велкопоповицкого. Там же будут чехи⁈ В Грюнвальде?

Эта мысль вернула Иоганна к Грюнвальдской битве. На той стороне, что в школе считали как бы нашей, на самом деле собрались все злейшие враги России, это он понял. А вот кто будет биться на этой стороне. С севера, так сказать.

О, там понамешано ещё больше, чем с южной.

Венгры есть, и рыцарей немного и артиллеристы — бомбардиры с бомбардами, которые, скорее всего, достанутся ляхам.

Венгры? Это фашисты. И венгры — это Австро-Венгрия, которая якобы будет почти всегда союзником России и всегда будет её предавать. Но сейчас пока Венгрия не враг. И она может, если артиллеристам венгерским чуть помочь, нанести гораздо больший вред татарам и литвинам, чем в Реале. Ну, подумать нужно. Разрезать палатки и верх Студебеккеров на куски и сделать навес над бомбардами от дождя. И стрелять не каменными ядрами, а каменным дробом. В упор по татарской коннице. Думать надо. Может и не резать палатки, всё же немного парусины они в Риге купили. Чтобы сделать небольшие навесы нал шестнадцатью орудиями, хватит.

Еще там будут польские князья. Про них Иван Фёдорович не знал вообще ничего. Но Речь Посполитая очень долго из кусков собиралась, и всегда были те, кто собираться не хотел.

Эти поляки такие же враги, как и противоположные, южные, и чем больше их помрёт тем лучше.

Ещё будет несколько хоругвей из разных немецких земель. Да, тоже враги врагами. И чем больше погибнет, тем тоже лучше.

И наконец рыцари-братья и полубратья (это те кто обет безбрачия не дал) из Пруссии и Ливонии.

И что? Враги они России? Если так-то судить, то в данный момент просто лучшие друзья. Разбив ляхов, они могут предотвратить объединение Литвы и Польши. И, чем чёрт не шутит, даже стравить их между собой. Сейчас это просто братья, как бы, Ягайло и Витовт, точнее, двоюродные братья, и они вечно цапаются между собой, там самая настоящая гражданская война была совсем недавно. Это они объединились сейчас против общего врага, а если этот враг их разобьёт, и они начнут выяснять, кто виноват, и вновь начнут войну между собой, то будет просто замечательно.

Так что же могут сделать четыре десятка новиков и арбалетчиков против тысяч литвинов, русских, татар и ляхов? Если тупо встать в ряды, и если ими будет командовать фон Бок, то все они погибнут, или, в лучшем случае, попадут в плен, и потом их нужно будет оттуда выкупать.

А если он там будет? Там будет драпание татар и литвинов. А что если ударить им во фланг при отступлении и потом захватить татарский лагерь вместе с чингизидом и будущим Великим ханом Золотой орды Джелал ад-Дином и его братом. А когда часть татар и литвинов попытается через несколько часов вернуться, встретить их в упор огнём из орудий своих и венгерских. А ещё из пистолей и мушкетов. Татарские лошади точно к огню не привыкли удерут снова.

Хватит ли этого, чтобы переломить ход битвы? А чёрт его знает. Там проиграли немцы из-за того, что завязли, пойдя в атаку. Не надо идти в атаку. Нужно ждать пока начнут атаку поляки и массово полягут в волчьих ямах и наткнувшись на длинные копья рыцарей.

Нда! А ведь придётся, наверное, и ему впрягаться в эту войнушку. ВО!!! Заодно и чешских пивоваров в плен возьмёт!

Глава 5

Событие тринадцатое

— Оруженосец? Оруженосец⁈

— Кнаппен, — так это звучало на немецком. Иоганн немного разобрался уже в местных воинско-рыцарских заморочках. Если частностями пренебречь, то выглядело это так. Внутри Тевтонского ордена действовала строгая иерархия: рыцари и священники — основные, оруженосцы и полубратья — вспомогательные. На одного рыцаря приходилось десять оруженосцев и полубратьев. Ещё были кнехты. Вооруженные «кнехты», державшие копья рыцарей, стояли в строю перед группой рыцарей, каждый перед своим господином. Невооруженные оруженосцы эти самые «кнаппен» с походными лошадьми находились в последней линии. Получается, оруженосец, но без оружия.

Ещё есть одна прикольная штука, фон Бок поведёт в хоругвь (по-немецки: «баннер») отряд в сорок человек, ну, тут количество не очень важно. Тут название прикольное. Такой отряд назывался «трупп». Должно быть труппа в театре именно отсюда пошла. А может трупы — мертвецы отсюда пошли, так как война на дворе, и один за другим и все члены этой труппы быстро превращаются в трупы.

— Иоганн… — монах расстрига замялся, — Иоганн, но там будет тяжёлая война. Это не оборона замка. Там могут убить.

— А у реки была простая прогулка? Мы же по лесу гуляли, ромашки собирали? — возражал Мартин фон Бок слабо, просто на самом деле переживал за жизнь парнишки. Иоганн хоть и вытянулся за последние восемь месяцев, и даже, из-за постоянных физических нагрузок и тренировок, в плечах раздался, а из-за усиленного белкового питания массу набрал, но тринадцатилетним шкетом быть не перестал. Пусть даже высоким шкетом.

— А как же замок? Как же фрайфрау Мария? Кто будет защищать замок и женщин? — такую улыбу выдал фон Бок, что даже гордость Иоганна посетила. Нашёл аргумент? Ай, молодца! Показал незаменимость в таком деле. Доверил ему единолично замок целый оборонять и три дорфа. Илья Муромец, а не шкет.

— Мартин, ты ведь в курсе, что архиепископ пошлёт сюда «брата-сарианта» (сержанта) Вольфганга Богата с шестью арбалетчиками. Конечно, один пацан плюсом резко усилит эту защиту. Раза в… сэм-восэм.

— Ну, ты ведь наследник…

— Всё, это не обсуждается. Я еду с вами. Думаю, к концу лета мы вернёмся. Зимою воевать не хочется.

Если честно, то убить целое лето на эту совершенно не нужную ему войну, Иоганну не сильно хотелось. Здесь бы черепицу начал делать. Краски. Картину янтарную ещё какую-нибудь новую придумал, с тигром, например, полосатым, или тираннозавром рексом, может же это чудище быть коричнево-жёлтым, никто ведь его не видел. А с клыков у рексы алая кровь капает, как раз кусочки почти красного янтаря можно в виде капель приклеить.

А глицериновое прозрачное мыло так и не сделал. А, ну да, с известью по-прежнему проблемы, а значит, ничего этого он сделать не сможет. В Риге можно купить и мел и обожжённый уже известняк. Вот только!!! Иоганн решил, что счастье подвалило, и сейчас он все проблемы свои махом решит, купит побольше извести и печь построит, и… И оказалось, что известь обожжённая стоит столько, что та печь, сделанная из серебра, дешевле выйдет. Что-то тут было неправильно. Но зимою, один чёрт, ничего строить и не собирался Иван Фёдорович, а потому проблему с известью в голове отложил на дальнюю полку. Вылежаться должна.

А теперь получится, что ещё на год придётся отодвинуть все интересные планы. В лучшем случае он вернётся в начале осени. А в худшем? А в худшем грохнут татары. Или ляхи. Ну, и тогда известь не нужна.

Герда слушала его наставления сжав губы и сдвинув рыжие брови, при этом с совершенно независимым видов выгребала козюли из носа и размазывала по новому платью, что за два дня сшила датская Мария из привезённого из Риги драпа… наверное, чем драп от сукна или крепа отличается, парень не знал.

— Янтарь собирайте и сколько надо пускайте на краски и картины, а самые крупные камни откладывай. Вернусь посмотрим, что можно сделать.

— Без денег не будут ребята собирать, раз соберут, два, а потом не пойдут, — рыжая замотала головой. При этом длинные волосы оторвались от плеч и попали в полосу света, заиграли настоящим золотом червоным.

Иоганн не полный дурак. Худой даже. Он и сам это понимал. Потому в этот раз в Ригу взял с собой десяток марок серебра и разменял на шиллинги и пфенниги. Целый мешок билонной мелочи получился. И вот сейчас с победным видом достав из-под стола мешок… мешочек, он громко шмякнул его перед рыжей бестией на стол.

— Десять марок. И ещё, я Отто сказал, чтобы он, как в Риге будет, месяца через три или два, ну, скажешь ему, как кончится мелочь, он ещё тебе наменяет.

— Ладно, тогда. А мыло? — как для дебила Герда показала, как руки намыливают.

— Я с Отто тоже договорился. По мере необходимости он будет льняное и конопляное масло покупать. Эксперимент со сливочным, ореховым, лампадным и прочими другими будем считать провальным. Мыло получается то же самое, только цена в несколько раз того масла дороже. Делаете мыло трёх разновидностей. Примерно шесть кусков из десяти простого и по два куска медового и дегтярного. Да, как начнёт цвести шиповник, ребят отправь лепестки собирать и сварите мыло «Розовое» на лепестках шиповника. И с количеством лепестков сама разберись, не всё на один кусок истрать.

— Сам дурак.

— Да, я знаю. Просто боюсь, что и тебя заразил, — не удержался Иоганн.

— С хвойным, что не будем? Брали же, всё ушло, — поводила туда — сюда конопатым носом Герда, с низу доносился аромат горячего хлеба, как тут спокойно усидишь?

— Блин, я и забыл. Тоже по два куска делайте, — а ведь действительно забыл. Зеленоватое мыло, которое осенью сделали на пробу быстро разошлось, а потом за прочими делами Иоганн про него забыл и ведь не напомнил никто. Делать его было не просто, намучились тогда. Набрали живицы грамм сто и варили золу с добавлением нескольких кило иголок и свежесломанных веточек тонких. Живицу вылили уже когда масло добавили, и оно начало омыливаться, всплывая. И тогда получилось мыло, которое устойчиво пахло хвоей и было зеленоватого цвета.

— Глицериновое обещал, — Герда на мозоль с умильной улыбкой наступила, но принюхиваться и ёрзать от нетерпения не перестала.

— Известь. Слушай, сестренка восьмиюродная, ты скажи пацанам пусть все мёртвые ракушки собирают. Если их при высокой температуре, скажем, в горне у Угнисоса обжечь, то получится известь. Много не получить так, но за лето глядишь и насобираете на несколько котлов, сделаем известь и получим, как я приеду, глицерин, а уже из него прозрачное мыло.

— А мне рассказать, как делается не можешь? А то ещё убьют там тебя… Ты, это, братец восьмиюродный, не вздумай так умереть. Плохо без тебя будет.

Событие четырнадцатое

И закрутилось, всем срочно из-под него чего-то надо. И все отговаривают. А ведь и так Иоганн духом не крепок. Столько дел интересных, нужных и денежных приходится бросать. Только художественное училище одно чего стоит. Без него любимого это совсем не то. И учитель из брата Сильвестра, как из веника букет, как из пингвина сокол, как из доярки балерина, да и кто им идеи картин будет подкидывать.

Выражение есть крылатое: «Вдруг война, а я уставший». Вот, точно про него. За эту неделю устал больше, чем за предыдущие восемь месяцев. Один раз даже почти передумал, так все достали с уговорами не дурить и дома сидеть. Может и смалодушничал бы, но тут приходит Михайло, один из новиков — здоровяк такой, с детским лицом и пронзительными синими глазами, и спрашивает, а что с котлами, пацаны в них вцепились и не отдают. Им мыло варить и рыбу коптить надо.

Как⁈ Как этих вот детей, которые ребёнка боятся обидеть, лучше сами будут голодать полгода, отправить одних на войну⁈ С такими вот детскими моськами. Пипидастр полный. Это веник такой, если что.

Ещё в этот же день выбесил Георг — староста Кеммерна. Сказал, что тоже поедет, не может, дескать, одного юнге бросить. Сперва телячьи нежности, потом коровье бешенство, это староста кричать начал, что как он народу в глаза будет смотреть, что барончик воевать отправился, а он воин, прошедший десяток компаний, будет прятаться за тыном.

— А кто будет людей защищать этих, если сюда жмудь опять наведается.

— Я пойду в поход. Всё.

И посинел даже.

А может ли сюда кто покуситься? Вероятность к нулю близка. Все силы и Литва, и ляхи собрали на том поле у дорфа Грюнвальд, некому сюда рыпнуться. А ежели бандиты какие, то новый Старый заяц «брат-сариант» (сержант) Вольфганг Богат с шестью арбалетчиками, прибывший уже в замок, должен отбиться, а как уйти за реку всем из поселений, да и женщинам из замка от греха, Отто Хольте уже знает.

Собираясь, Иоганн не забыл и про Матильду. Купил у неё и заказал ещё всяких мазей от ушибов и раны намазывать, приобрёл кучу сборов от расстройства желудка и прочих дизентерий, а также всё, что нашлось от простудных заболеваний. И раз десять, записывая рецепты и симптомы всякие, хлопал себя по лбу. Дебил, он и в Африке дебил. Вроде Володи, наподобие Кузьмы! Почему восемь месяцев назад не нашёл пацана нормального здоровяка эдакого, не боящегося крови и не приставил его учеником к ведьме. Чёрт с ним с заговором всяким зубов и приворотными зельями, и даже с отворотными, нужно было уговорить Матильду вырастить из такого пацана обычного медбрата. Перевязать рану, там, вывих вправить, кишки назад в распоротый живот запихнуть, может само рассосётся, ну по крайней мере стянуть шёлковой ниткой края не очень большой раны. Что ещё? А, вот жгут при ранении наложить и лубок, если кость сломана.

Как бы сейчас в походе такой хлопец пригодился.

— А ведь лучше в 23:00, чем через четыре года. Никогда не поздно только сдохнуть. Матильда, знаешь о чём я думаю? — отдав три серебряные марки за мази и сборы, при этом явно занизила стоимость колдунья, спросил её Иоганн.

— Лекарь тебе в поход нужен, чего тут гадать, — Матильда ткнула пальцем в открывшую рот помощницу.

— Перебор. Мы послезавтра отчаливаем, а ты брось клич всё же в дорфах, чтобы тебе парнишку лет… ну, тринадцати — четырнадцати в ученики палками родичи пригнали. Дураков только не бери. Если завтра война, если враг нападет, если темная сила нагрянет, то нам нужен орёл, а дурак пусть махать нам рукой у плетня, спозаранку с мамашею станет. Песня такая есть у русских.

Матильда круглую свою рожицу сплюснула кулачками, вздохнула и кивнула.

— Хорошо, Иоганн, поищу я ученика. Бог даст и выучу. А сейчас нагнись, оберег тебе на шею надену. Не снимай никогда. Должен он и от стрелы тебя уберечь, и от меча разящего.

Колдунья достала из шкатулки на полке, стоящей среди пучков трав, небольшую пластинку из бересты и продела в отверстие шнурок, свитый из белых конских волос. Надела Иоганну на шею, через соломенные кудри и перекрестила троекратно.

— Спасибо, бабушка Матильда! — растрогался парень. Даже в носу защекотало.

— Спасибо скажешь, когда живым вернёшься, — колдунья троекратно перекрестила пацана и тоже носом хлюпнула, — Ступай уже.

Событие пятнадцатое

Тронулись с божьей помощью. К Мемелю прямой дороги нет. Вообще все эти архиепископы с отцами Бенедиктами сволочи порядочные. Дорогу могли бы и более подробно описать, а ещё лучше карты выдать. Колумб, если память Ивану Фёдоровичу не изменяет, был картографом и учился этому у кого-то, а он уже родится скоро. Значит, картографы уже существуют. Канары и Азоры ведь открыли уже? В Африку португальцы плавают. Должны быть картографы. А тут даже планов хоть с каким-то масштабом не показали. Мол, какие тебе дурню карты, тут до Мемеля прямая дорога. Езжай себе с богом. А вот купцы на рынке, опрошенные, не поверившим в прямую дорогу Иоганном, сказали совсем другое, и при этом тоже гады карты не дали. Ну, хоть веточкой на грязи показали. Оказалось, что дороги две, и они по расстоянию равны примерно, чуть одна длиннее. При этом «одну», которая длиннее, можно назвать северной. Сначала она от Риги идёт строго на заход солнца до морской гавани и поселения Портас Лива (Portas Liva), а потом вдоль моря до Мемеля. Зажмурившись, и карту из будущего представив, Иван Фёдорович прикинул, что этот самый Портас Лива должен быть Либавой, а позже Лиепаей. Что Мемель местные, выгнав немцев, переименуют в Клайпеду, это понятно. Купцы описывают эту северную дорогу, как вполне безопасную, пока литовцы с повстанцами до этих мест не добрались. Мемель самая северная точка их восстания, и сейчас они там разбиты и далеко на юг отодвинуты.

Вторая дорога, или её ещё купцы южной называют, шла от Риги, именно на юг почти, до Митавы, повстанцев из которой силы Ордена тоже выгнали, и освободили полностью окрестные территории за зиму, а вот дальше не всё хорошо, нужно двигаться ещё юго-западнее до Saulia, или, как его потом в России переименуют — Шавли, а ещё позднее в Литве обзовут Шауляем. Повстанцев и оттуда выбили. Но только из самого городка, а вот все земли вокруг как бы в серой зоне. Есть рыцари по городкам и крупным поселениям, и есть недобитые отряды жмуди по лесам и мелким поселениям.

Насколько понял Иоганн, Александр собирался идти в Мемель именно южной дорогой. Она лучше, и она чуть короче. И самое главное, всегда по ней и ездили. Отец Иоганна именно на ней и погиб. От Риги до Шавли чуть больше сотни вёрст, а потом прямая дорога до побережья, до Мемеля.

Купцы посоветовали героя из себя не корчить и идти, если уж приспичило, то северной дорогой. Сами же они добираются морем. Маршрут Портас Лива (Portas Liva) — Рига один из самых популярных, что ли. Туда всегда заходят корабли идущие из немецких и ганзейских городов побережья Северного и Балтийского морей в Ригу и дальше в Нарву. В километрах купцы ему расстояния не сказали, постеснялись. Объяснили, что караван торговый идет от Мемеля до Портаса Ливы два дня, а от него до Риги три. Места стоянок обустроены. Есть и постоялые дворы, есть и просто придорожные харчевни.

Даже в мыслях двигаться, как это сделал последний из фон Лаутенбергов Александр, у Иоганна не возникло. Как бы единогласно решили идти северной дорогой и на совете командиров. То, что нет единоначалия в отряде их, плохо, конечно, но тут уж никуда не деться. Лидеров тоже нет. Есть бывший десятник его отца Семён. Это опытный и умелый воин, но он обычный боевой холоп. Никто с ним из братьев или полубратьев, они же псы — рыцари, общаться не будет, а потому, на роль командира он точно не подходит. Есть сержант Старый заяц или же Ганс Шольц. Тоже опытный воин. Всю жизнь воюет, но он не юнкер даже. Его ставить командиром тоже нельзя. Есть у него шесть арбалетчиков и примкнувший к ним Георг, вот ими и командует.

Формально рулит в отряде юнкер фон Бок. Его и архиепископ поставил командовать. Есть нюанс. Ни в одном сражении, если не считать бой у реки с литвинами, бывший монах расстрига не участвовал, и уж тем более, таким крупным отрядом не руководил. Доверь ему это дело, и сорок человек просто не доедут до дорфа Грюнвальд, от голода сдохнут по дороге, или от дизентерии.

Есть ещё из лидеров Перун и сам староста Кеммерна Георг, но эти тем более на командира крупного отряда не тянут.

А Иоганн? Ну, тринадцатилетний пацан. Хоть и станет через два года бароном, да даже пусть через полтора. Воевать-то придётся сейчас, а не через полтора года.

Приедут это они в Мемель к комтуру Мемеля Ульриху Ценгеру, именно он возглавит хоругвь (баннер) ливонцев, или уже позже, когда войском будет командовать ливонский ландмаршал Бернхард фон Хевельман, и скажут, у нас де пацан отрядом в сорок сабель рулит. Не. Не поймут этого ни брат Ценгер, ни брат фон Хевельман.

Потому, Иоганн — это оруженосец из самых низкотравчатых, которым даже оружие не положено — кнаппен. Это вроде как конюх и мальчик на побегушках при рыцаре.

Из всего этого и получилось, что отрядом совет управляет из всех этих достойных людей. Пока дорога, то и не так уж это плохо. Одна голова хороша, а две — это урод. У них же голов шесть, а это уже на Совет при Президенте тянет.

На совете решили идти северным безопасным маршрутом, и как выяснилось уже на второй день пути, не прогадали. Нет, воинам всё равно, Иоганн же готов был прыгать до потолка в большой едальне постоялого двора, когда подслушал разговоров двух людей за соседним столом.

Глава 6

Событие шестнадцатое

Это произошло на второй день их эпохального похода. Прошли они в этот день, который несомненно попадёт в летописи, не много, утро хмурилось, хмурилось и разразилось нудным осеннем дождём. Там, на небесах перепутали чего-то и вместо весеннего солнышка и птичьего чирикания поставили дождь мелкий и стук капель по натянутому над повозкой брезенту. И этот сбой программы до самого вечера сбоил. Бам, бам, бам. Потоки влаги нашли где-то в брезенте червоточинку и капли стали внутрь фургона стучать. Так это у него над головой натянули и у Самсона, а вот над остальным отрядом нет. Всю прелесть освежающего дождика те прочувствовали. И люди, и лошади из-за грязи и отвратного настроения тащились кое-как, и к вечеру добрались только до Фра́уэнбурга, небольшого совсем городка, выросшего вокруг построенной лет сто назад крепости. В крепость решили не соваться, у них слишком большой отряд, да и не пустят их туда, разве только фон Бока и Старого зайца. Но на въезде был довольно большой постоялый двор и корчма при нём. Если людей разместить вповалку во всех комнатах и занять конюшню, то их отряд должен был вместиться. Лучше уж так, чем под дождём в лесу. На их фургоны — студебеккеры все косятся, на отряд, кстати, тоже. Всё же более полусотни дестриэ вместе и воины в броне блестящей, начищенной и отполированной. Красота.

Но это ладно, они заказали на Совет стол в корчме, и кашу с мясом потребовали, а также взрослым дядям сидра, а Иоганну молока козьего. Принесли быстро, и каша с устатка и с холода показалась горячей и очень вкусной. Только раз, и приличная такая деревянная тарелка пустая. Остальной Совет стал отрывать от горячего ещё каравая куски хлеба и запивать их кислым, пахнущим бражкой сидром. А Иоганн, потягивая вполне вкусное и ни капли не горчащее, и не воняющее, козье молоко, вдруг услышал знакомое слово за соседнем столом.

Sumpfkalk. Даже сразу и ещё одно слово знакомое — Kalk. Не будь он строителем, и не закупай они некоторые материалы за границей для работы фирмы, и пронеслись бы эти слова мимо ушей. Иоганн в отличие от Ивана Фёдоровича их мог и не знать, даже, скорее всего, не знал. А вот зам начальника строительной фирмы сразу подобрался, ведь Калк — это известь, а зумпфкальк — это известковое тесто.

Издальнейшего подслушанного разговора выяснилось, что эти два товарища, от которых дымом несло за версту, не много не мало работают на какого-то Юргена Кнауфа… И чего? А того, что их работа — это обжиг известняка. Жаловались рабочие, что этот самый Юрген Кнауф работы им лишку даёт, а платит мало. Так ещё бы и ладно, но дела у того плохо идут, вокруг известковых печей весь лес вырубили и теперь приходится закупать его и возить издалека, скоро и вовсе печи придётся бросать, так как прибыль у Юргена уменьшилась настолько, что он стал народ сокращать, а с оставшихся потому всё больше работы требует. Куда бедным обжигальщикам податься⁈

Рабочие были местными — куршами. Потому, разговор их был очень малопонятен Иоганну. Он и жмудский-то еле-еле понимает, а язык куршей от него очень серьёзно отличается. И если бы не несколько чисто немецких слов, что вставили в свою беседу рабочие, то парень бы ничего не понял.

Пришлось для более детального допроса привлечь Георга. Оказалось, что известковый карьер находится в пяти верстах всего от городка этого, а известковые печи находятся рядом. А сюда рабочие пришли отметить рождение сына у Йонаса. Жена Йонаса долго не могла…

— Не надо подробностей, — остановил Георга барончик, — а то начнут рассказывать, как сына оттуда тащили за уши. Ты их лучше спроси, как мне этого (Jürgenа Knaufа) Юргена Кнауфа найти? Это же известь! Понимаешь, Георг — известь⁈ Такого настроить сможем, а потом наделать!

Когда выяснилось, что без них им Юргена на найти, а они, пока не отметят рождение сына Йонаса, никуда не пойдут, Иоганн уже смирился, что придётся в этом месте задержаться. Ему хоть как надо и известняка купить и обожжённой извести, а ещё желательно бы и карьер осмотреть. А то если предприятие это на ладан дышит, и оно закроется, то обжигать известь и добывать известняк самому придётся. Нужно хоть понимать размеры этого карьера, а то может там всё очень глубоко под землёй, а сверху всё выработано. Вон, огромный замок построен. Его видимо тут и воткнули, потому что известь была под боком, и чтобы этот суперредкий для Прибалтики ресурс защитить.

Утром отряд остался отдыхать, а Иоганн с Семёном, Георгом, если переводчик понадобится, и фон Боком, для солидности, забрали молодого отца из его саманного домишки и отправились искать главного по извести. Нашли, а вот понимания не нашли. Этот Юрген оказался мужиком скрытным, злым и ничего им показывать не стал.

— Если нужна известь, то покупайте. Цену я поднять собираюсь. Если нужен известняк, то и его покупайте, на него тоже вскоре цену подниму, — не произвёл фон Бок на Юргена Кнауфа благоприятного впечатления, получается. Жаль.

— И сколько обожжённая известь будет стоить? — покупать всё одно надо.

— Сейчас половина ласта серебряную марку. Собираюсь на два шиллинга цену поднять.

Половина ласта — это телега. Чуть больше шестисот кило.

— А известняк? — Иоганн прикинул, что это не так и дорого, ему перевозка вот не дешево обойдётся.

— За известняк в два раза меньше. За ласт одна марка пока.

— Слушай, Юрген, нас тут архиепископ Риги на войну отправил, и мы в Мемель спешим. А вот если я тебе четыре марки дам, то ты возьмёшься сам нанять возчиков и отправить в замок фон дер Зайцева, что в сорока верстах по этой же дороге не доезжая Риги. А назад, когда поедем с победой, то ещё столько же, а то и больше возьмём.

— Четыре повозки? — Юрген был на немца совершенно не похож. Чуть закручивающиеся в кудри чёрные волосы. Да ещё с пролысиной. Нос горбатый. Ростом всего метр пятьдесят. Худой и жилистый. На белокурую бестию и нибелунга не походил совсем. Так ещё и глаза такие тёмно-карие.

— Четыре повозки. Две с известью и две с известняком. Вот четыре марки, — и парень достал из кошеля уже начавшего худеть четыре большие монеты.

— Доставлю, — ненебилунг потрепал себе остатки волос на лысине и, видимо посчитав, что в убытке не останется, решился, кивнул, — Иоганн! — как заорёт он вдруг, — Иоганн! Оооооставь козла в покое.

Надо было видеть это зрелища. В каком-то американском фильме-фентези воины ездили на огромных козлах. Вот именно такой козёл и въехал сейчас с улицы во двор дома известкового магната… Вошёл. Вбежал. А на спине у него сидит пацан чуть младше самого барончика, лет двенадцати. Да чёрт с ним с пацаном, козёл был огромен. Он как бы не метр в холке был и кило на сто точно тянул.

— Эх, красота! А скажи, Юрген, у этого монстра есть козлята и козочки? Потомство?

Событие семнадцатое

На четвёртый только день они добрались до Портас Лива (Portas Liva). Явно купцы напутали что-то. Это одинокий всадник может на очень хорошем коне, или имея заводного, позволить себе промчаться такое расстояние за три дня. Караван точно не может. Только поздно — поздно вечером, практически ночью, они подъехали к городской стене. Ясно, что ночью большой отряд никто не впустил в город, пришлось чуть вернуться назад и заночевать в лесу, благо погода опять поменялась, и даже настоящая весна наступила. Солнце весь день исправляло работу дождей, сушило дорогу, и в студебеккере под тентом было комфортно, даже жарко.

Остановились на опушке леса. И оказалось, что местные весь хворост собрали, ни одной сухой веточки не нашлось. Благо, именно на такой случай одна из повозок была с дровами. Её уже начали потрошить, осталось меньше половины, может даже завтра придётся домой отправлять.

Их отряд всё, что можно вёз с собой. Оказалось, что Иоганн явно перебдел. Часть продуктов вполне можно было закапать в придорожных дорфах. Да, чуть дороже, чем купили у своих в Русском селе и Кеммерне, но зарплата возчикам эту разницу полностью съедала. Ну, хоть точно известно, что в зерне, из которого они варили ежедневно три раза каши, не было зёрен, отравленных спорыньёй.

Караван из-за большого количества возов, что везли продовольствие, оказался огромным, правда, он уменьшался каждый день. В день освобождались от поклажи три воза. Один с продуктами на сотню почти человек, второй с овсом на ту же сотню лошадей и один с сеном. На улице весна и лошади пока ещё щипать свежую травку практически негде, та травка только из-под снега начала показываться. Как только три воза освобождалось, они разворачивались и шли домой. Вот завтра утром ещё три отправятся. И тут Иоганна как прояснило, что он дебил. Ведь и прошлым мог дать денег, чтобы они известняк загрузили. Серебро пока было, а вот платить тогда за доставку известняка не надо, дорогу он возчикам в оба конца оплачивал.

Сам отряд можно разделить на три куска… По родам войск, что ли? Есть тридцать один новик. Это тяжёлая рыцарская кавалерия. Сюда же плюсом Семён и Перун. Получилось тридцать три богатыря. Разные на самом деле по комплекции все, но вот конь у каждого точно богатырский. С этим кусочком можно считать и две телеги, которые с отрядом останутся до конца. Они везут копья тяжёлые рыцарские и часть доспехов. Пока новики только в кольчугу одеты, а шлемы, панцири и наколенники с налокотниками едут пока в больших телегах, запряженных парой коней.

Второй кусок — это арбалетчики под командованием сержанта Ганса Шольца, он же Старый заяц. К ним примкнул и Георг. Сюда же формально можно добавить и Мартина фон Бока, так как арбалетом он владеет лучше, чем мечом. То есть, плюсом к богатырям девять человек.

Третий кусочек самый маленький. Но они занимают оба Студебеккера. На одном едет тюфянчей Самсон Изотов с Иоганном и деревянной пушкой. Есть у них и свой отдельный возчик — это нанятый в Риге для этой поездки специально инвалид Густав. Он был одно время в отряде Старого зайца, но лишился трёх пальцев на правой руке, и теперь какой из него арбалетчик, так, в городской страже подвязался, но Ганс Шольц его нашёл и предложил за хорошие деньги повоевать. И Густав согласился. Теперь он помощник у Самсона. На втором Студебеккере едет при своей пушке ученик Самсона — это тот самый приятель Георга — безумный молчун Теодор. Вылечить его Матильда вылечила, но вытянуть из здоровяка хоть слово, это нужно сильно постараться. Говорить он умеет, но не любит. А вот стрелять из пушки полюбил. Не хуже старосты Георга он и арбалетом владеет. У него тоже есть свой помощник и возчик по совместительству. Это тоже нанятый в Риге очередной товарищ Старого зайца. У этого со здоровьем всё нормально, тоже служит в городской страже и тоже повёлся на большую зарплату. При нём, естественно, и арбалет хороший есть.

Всё. Ну, или Иоганна можно отдельно считать. То есть, плюсом ещё пять человек. Всего сорок шесть человек. Даже больше, чем от Иоганна требовал архиепископ.

Кроме пороха в Студебеккерах лежит двадцать один пистоль и пять пищалей. Ну и около тысячи пуль круглых свинцовых к ним. Это в одном, а во втором два десятка луков для новиков и десяток арбалетов для них же. И по сорок стрел на каждый лук и арбалет.

Может и не три тысячи татар, что Витовт приведёт, но сила не малая… по нонешним временам.

Событие восемнадцатое

По дороге из Портас Лива в Мемель на них напали. На самом деле и по-взрослому. И это были не комары, которые уже начали пробуждаться после зимы, и даже не холодный северный ветер. И комары, и ветер тоже отметились, но напали люди. И это было настолько неожиданно, что не будь с ними Самсона Изотова, неизвестно, чем бы это закончилось. Нет, они в итоге победили бы, это не обсуждается, всё же их девяносто человек, считая возчиков и пять десятков почти — это настоящие воины, пусть новики ещё и молоды, но нападающих было всего два десятка. Скорее всего, одних бы арбалетчиков хватило. Старый заяц с помощью приспособ Иоганна своих людей отлично натренировал. И заряжают быстро и стреляют метко.

Однако, получилось даже лучше. Какой-нибудь из богов войны явно за ними присматривал. Марс или Арес, а то и сам Перун. Они остановились на лесной опушке на ночлег, а опушка эта находилась в десятке метров от пляжа песчаного. Фургоны туда на пляж и загнали, и там же развели костры, на которые повесили котлы и стали готовить ужин. При этом основной лагерь находился за небольшим языком соснового бора, глубоко вытянувшегося из опушки. Дальше дорога шла по песчаным дюнам совершенно без малейших признаков растительности. Словно пустыня Сахара переехала.

Иоганн прогулялся по пляжу, пытаясь найти янтарь, не так, чтобы нужно было, просто чтобы в лагере не крутиться. И даже нашёл пяток камешков, не огромные булдыганы, так, от сантиметра до двух. Долго искать не получилось, сумерки наваливались быстро. Бросив взгляд на море, в этом месте даже не напоминающее то ледяное безумие у их замка, парень увидел там паруса. В километре примерно мимо них на север шёл двухмачтовый корабль.

— Эх, три бы таких, и можно плыть в Америку за картошкой и кукурузой. А, ещё подсолнух нужен обязательно. А ещё…

Тут его позвали ужинать, и парень забыл про корабль. Спать Иоганн устроился в Студебеккере, это даже лучше любого постоялого двора, никаких посторонних вонючих запахов, никаких клопов и прочих насекомых. В Портас Лива на постоялом дворе ему чуть в ухо таракан не забрался. Всю ночь потом уснуть не мог.

А тут на свежем воздухе его так вырубило, что он практически проспал бой. А вот Самсону не спалось, он всё никак заснуть не бог, ворочался рядом с Иоганном, и в конце концов, решил выбраться из повозки и посидеть у костра, потрепаться с охранником. Выбравшись на песок пляжа, инвалид на коленях, так как протезы не стал надевать, пополз к костру, и тут увидел две лодки, что причаливали к берегу. Часовой Михайло, из новиков, сидел спиною к морю, метрах в десяти от костра, чтобы его свет не мешал осматривать… Ну, он же не идиот, не могут на них с моря напасть, он за опушкой и дорогой в дюны смотрел. Там всё было тихо. Тем более, в двух десятках метров на опушке был ещё один часовой, и он вышагивал там от опушки до первой дюны, так что пост Михайлы был почти и не нужен. Узкая полоска в дюнах, вот и всё, за чем ему поручили наблюдать.

— Мишка, сзади! — резанул вдруг его полузаснувший мозг крик тюфянчея.

В руках у Михайлы был пистоль с тлеющим фитилём. Фитиль уже он один раз заменил, тот сгорел полностью. Новик развернулся в сторону костра. Его свет мешал что либо увидеть, но раздумывать парень не стал. Самсон Изотов опытный воин, и враги там, где их даже быть не могло, померещиться тюфянчею не должны. Про лодки Михайло не думал, он подумал, что со стороны дюн просочились враги, чтобы атаковать их с тыла. Целиться было не в кого, но подать сигнал тревоги выстрелом парень мог. Что он и сделал, прицелившись, всё же, куда-то за костёр, новик потянул за спусковую скобу, и тлеющий фитиль ткнулся в полку с порохом. Тот не подвёл, вспыхнул, и ниточка пламени заскочила в отверстие.

Бабах. Грохот разбудил лагерь.

— С моря! Лодки! — теперь все услышали голос пушкаря. Бабах. Это второй выстрел разорвал не такую уж и тихую теперь ночь.

Добрый день уважаемые читатели, кому произведение нравится, не забывайте нажимать на сердечко. Вам не тяжело, а автору приятно. Награды тоже приветствуются.

С уважением. Андрей Шопперт.

Глава 7

Событие девятнадцатое

Проснувшийся после первого выстрела барончик для начала запутался в подобии спального мешка, специально для этого путешествия им нарисованного и двумя Мариями сшитого. Брезент обычный с пришитыми внутрь кусками овчины. Молнию тут при всём желании не изобрести, с пуговицами и то возникла проблема. Потому, с боку просто две пуговицы, выточенные на токарном станке из куска янтаря. Не для задирания носа сие сделано. Это бракованные пуговицы. Две дырочки получились не по центру и со сколами. После этого брака уже отработали технологию сверления. И даже десяток пуговиц на рынок отвезли. И продали за хорошие деньги. Вот только продолжить этот бизнес не получилось. Не то что приличные куски янтаря, необходимые для этого, а просто весь янтарь кончился.

Пуговица никак не желала расстёгиваться, парень хотел выбраться так, плюнув на застёжку, но мешок довольно узкий и поизвивавшись полминуты, как червяк в клюве у скворца, Иоганн закрыл глаза, досчитал до десяти, и почти успокоившись, сразу же расстегнул обе пуговицы. Его пистоль лежал рядом. И пороховница при нём и пуля даже. Именно вот для таких случаев парень по десятку минут каждый день тренировался, стараясь с каждым разом заряжать пистоль всё быстрее. Где-то в районе минуты теперь получалось. Быстро это или нет, как определить, нормативов ещё никто не ввёл, да и секундной стрелки на часах не было. Ага, часов тоже не было. Ну, хотя. Солнечные часы он всё же построил во дворе замка. Но там точность плюс — минус лапоть. Не имея нормальных часов, как отградуировать правильно.

Минута тянулась и тянулась, опять спеша, Иоганн шомпол уронил, а пока искал на дне повозки, чуть порох не высыпал уже отмеренный из ствола. Зарядил и пополз на коленях к передку Студебеккера.

Всё это время вокруг повозки слышались крики и прочие рёвы — оры, звенели мечи и изредка совсем близко щёлкала тетива арбалета. Кто-то умный засел под Студебеккером или за ним, и из-за колеса, должно быть, стрелял в напавших на них неизвестных. Иоганн высунул нос из-под полога, прикрывающего вход со стороны возницы в фургон, и попытался ворога найти глазами. Стрельнуть сразу не получится, ещё нужно фитиль поджечь. Но определить, где свои, и где чужие, нужно ведь сначала. Своих видно не было, а вот около костра были люди с мечами и дагами. И это точно были не свои. Новики, арбалетчики, да и все остальные, щеголяли в высоких кавалерийских сапогах, а пятеро мужчин, стоящих у костра, были в длинных штанах и ботинках. Именно ботинки с загнутыми вверх носами Иоганну и бросились в глаза в первую очередь.

Отпрянув назад за полог, чтобы его неизвестные нападанцы не заметили, парень достал кресало и высек искру, запалил фитиль пистоля и раздул его, потом насыпал на полку остатки пороха из пороховницы и опять потянул ткань, освобождая проход. И чуть пистоль не выронил, прямо перед фургоном стоял неизвестный мужик с чёрной лохматой бородой и тыкал мечом в обороняющегося коротким кинжалом Самсона.

Парень чтобы не промахнуться целиться в правый глаз не стал, ну или в левый, тоже не стал. В бочину нацелился. Боком, вполоборота к нему, бородач находился. Спусковой крючок чуть не погнулся, с такой силой Иоганн его на себя потянул. Бабах. В закрытом пространстве фургона звук получился хлёстким и громким. Уши заложило, а глаза сами закрылись от кислой вони клубов дыма, окутавших стрелка.

Когда глаза у парня согласились открыться, он бросился снова заряжать пистоль, и опять всё то же, вновь выронил из-за спешки шомпол.

— Нужно сделать бумажный патрон, — плюнул мысленно Иоганн и, вкатив в ствол пулю, сунул в него второй войлочный пыж. Осталось только насыпать на полку немного пороха. И тут просыпал часть. Ну, не до жиру. Барончик вновь потянул за полог и увидел перед собой ещё одну бородатую рожу в колпаке, как у Буратино. Своих точно в таких не было. Парень вытянул руку и потянул за скобу. Бабах. И всё повторилось. И с в носу засвербело, и в ушах замолчало, и глаза защипало. Он зажмурился, закашлялся и отстранился от опять закрывшегося полога.

Когда первыми освободились от последствий выстрела уши, Иоганн услышал зычный голос безумного Теодора:

— Лодки! К лодкам!

— Лодки? — до парня только сейчас наконец дошло, что атаковали их не всякие там бандиты сухопутные и не повстанцы совсем, это, мать их за ногу, пираты. Точно, он же видел двухмачтовый корабль, вечером идущий вдоль берега. Ещё подумал тогда, что вот бы заиметь три таких кораблика и можно на восемьдесят лет раньше Колумба Америку открыть. Он, значит, подумал, про то, чтобы корабль залучить в свой удел, а на корабле решили купчишек пограбить на таких больших необычных повозках — фургонах, видимо, очень ценный товар перевозящих. Меха! Не иначе! Вон, от дождя берегут.

— Пираты? Надо же! — хмыкнул Иоганн и как-то успокоился сразу, достал третью пороховницу и стал, на этот раз ничего не роняя, заряжать нагревшийся от двух выстрелов пистоль. И ведь когда не спешишь, в самом деле быстрее получается.

На этот раз за пологом бородатых рож не было, бритых тоже, вообще никаких. Зато за костром двигались тени. Разобрать ничего не получалось, но действовать-то надо, шило оно из одного места никто не вынул и, стараясь не стрясти порох с полки, подумав, что следующие пистоли нужно делать с крышкой для полки, Иоганн спрыгнул из фургона на песок.

— Куда! — так и наделать в штаны можно.

Событие двадцатое

Железная рука схватила Иоганна за голую ногу и дёрнула. От неожиданности пробуждения наделать штаны у Иоганна не получилось, спал, естественно, без них, кто же в спальнике в штанах спит? А когда было время штаны натягивать? Войнушка очередная. Потеряв равновесие, барончик взмахнул руками и, выронив пистоль, грохнулся на ледяной просто песок. Это днем сейчас, в самом начале апреля, температура поднималась до плюс пяти или семи, а при солнышке и до десяти дотягивала, вон, лужи на дорогах стоят, а вот ночью всегда опускалась до нуля, так как ледок на этих самых лужах присутствовал.

Иоганн хотел было лягнуть ногой и попасть ею по обладателю руки, но тут до мозга дошло, что «кудакнули» на русском. Уж точно врагов тут, говорящих на великом и могучем, не густо. Обернувшись, парень увидел стоящего на коленях тюфянчея Самсона.

— Нече там делать, добьют без нас, без малого и безногого. Тут ты нужен. Этот вон аспид ранен, нужно его допросить пока в аду не спрятался. Я немецкий плохо знаю. Спрашивать я буду, а ты на немецкий переводи, — пушкарь подтянул парня к себе и к лежащему рядом мужику за ногу, к тому самому подтянул, с огромной неряшливой чёрной бородой.

Бородач стонал и держался руками за бок, куда Иоганн и целился. Попал, выходит. Самсон ткнул раненому своим кинжалом в ногу и прокричал:

— Кто такие⁈

— Хр! Ыр, — прохрипел раненый, выгнулся дугой и затих. Всё, закончился допрос.

— Не успели, уже в аду, — расстроил тюфянчея Иоганн.

Бежать к морю уже не хотелось. Прошёл запал. Хотелось надеть штаны и сапоги, а то ноги на холодном песке уже коченеть начали. Бой у моря явно заканчивался. Звякания мечей уже не слышно было, были слышны крики боли и просто крики, без боли. Туда же бежали всё новые и новые вооружённые люди. Отсюда, из-за того, что костёр находился между ними и местом затухающего боя, ничего видно не было. Только по звукам и можно было ориентироваться.

А буквально через минуту и звуки кончились. Не все. Там чего-то кричали ещё на русском и немецком, но это уже не бой был. Семён со Старым зайцем порядок наводили.

— Факелы нужны. Михайло! Михайло, веток побольше наломайте сосновых. Андрейка, обойдите берег, кричите на русском, вдруг раненые есть! — проходя быстрым шагом мимо Самсона и Иоганна десятник, хлопнул парня по плечу и кивнул на пистоль, что у того в руке был, — Вовремя. Молодец.

— Одевайся, — подтолкнул барончика к фургону Самсон.

На самом деле. Холодный песок продолжал ноги обжигать, их уже ломить начало. Иоганн сунул пистоль тюфянчею и попытался вскарабкаться на облучок фургона. Ага, а ноги подпрыгивать отказались. Адреналин схлынул, а холод и усталость нахлынули. Только с третьего раза, да и то больше на руках, подтянулся, чем ногами оттолкнулся.

Натянув на одеревеневшие ноги штаны, потом толстые шерстяные носки и сапожки короткие, пока двигался, парень чуть согрелся, и когда назад из фургона вылезал, то уже вполне нормально себя чувствовал. Ещё бы у костра согреться, да выпить чашку горячего… кофейку? Так не получится. Это в Турцию надо. У них есть. Далеко. Чаю? Так тоже не выйдет? Это в Китай надо. Ещё дальше. Какао!!! Да, сейчас бы кружечку горячего какао. Так это за морем. Корабль?!!

— Георг, а что с кораблём? — как раз мимо в сторону костра шёл староста с копьём рыцарским в руке.

— Корабль? Не знаю. Какой корабль? — остановился Георг, даже оглянулся, корабль разыскивая.

— На лодках если эти пираты приплыли, то рядом с берегом должен быть их корабль. Это пираты! — махнул рукой на старосту Иоганн и потрусил к берегу, на ходу вынимая дагу из ножен.

Сюда же двинулся и Михайло с кем-то из новиков, высоко держа над головой горящие сосновые ветки. Ну, так себе факелы получились. Ветка горела ярко, но вот беда, всего несколько секунд, потом хвоя прогорала и свет от не успевшего загореться дерева почти исчезал, так оставшиеся иголки ещё иногда догорали, да смола кое-где тусклым синим пламенем тлела. Парни зажигали следующую ветку, и ещё на десяток секунд становилось светло. Лодки нашлись быстро, возле них и находились почти все новики и арбалетчики Старого зайца, тут же на песке валялось десяток трупов.

— У них корабль недалеко должен быть, — подлетел к Гансу парень.

— Понятно. И что теперь, из пушки пальнём?

— А если сядем в лодки и атакуем? — а кому не хочется корабль получить. И в Америку! За картошкой!

— Не. Это без меня. У меня двое ранены. На лодках этих больше десятка человек не разместить, а на корабле и сотня может быть. Не. Да и темно, куда плыть, не видно ни черта.

Слова Ганса Шольца отрезвили пацана. На самом деле. Какой к чертям корабль ночью⁈ Другое дело по количеству экипажа. Он же помнил, что у Колумба на двух кораблях из трёх количество экипажа было как раз в районе двадцати человек, ну, пусть, двадцать пять. И если этот когг такой же по размеру, то там всего ничего осталось. А вот ночь — это да. Куда плыть? Небо затянуто тучами и ни одной звёздочки нет, темень.

— Иоганн, шёл бы ты к повозке, — на разговор подошёл Семён и Перун у него за плечом. Оба уже в кольчугах и шеломах. — И сидите там внутри. Неизвестно, всех убили мы… А может половина по кустам разбежалась? И может они арбалетами вооружены? Стрельнет гад из кустов. Так, что давай, иди в возок, и Самсон пусть тоже залазит. Рассветёт, ясно станет, кто это и зачем на нас напал. А корабль, думаю, своих не дождётся и ночью уйдет.

Событие двадцать первое

Есть мудрая солдатская мудрость. Зарифмованная даже. «Только сон приблизит нас к увольнению в запас». А если не спится? Иоганн забрался назад в спальный мешок, но на этот раз в штанах и носках. И сразу жарко стало. Расстегнулся, холодно стало, потом Самсон рядом захрапел молодецкий храпом. Под такой рык зверрррриный уснуть, нужно постараться. Так в полудрёме и мыслях разных до рассвета и дотянул. Вспомнив ещё одну солдатскую мудрость. Темное время суток наступает по команде отбой. Светлое по команде подъем. Поднял его Семён.

— Ваньша, вставай. Толмач нужен. Нашли в кустах подранка. Хитрый, в песок почти закопался с головой.

Парень выбрался из мешка и, быстро натянув короткие сапожки, выскочил из фургона. Полутьма ещё вокруг, только небо посерело, но теперь пляж был виден хорошо, и львиную долю света не небо посылало, а четыре больших костра. Возле ближайшего к их Студебеккеру столпилось полно народу. Смеялись, руками махали, разговаривали на трёх языках сразу.

— Пропустите, — Семён ледоколом раздвинул толпу. Иоганн за ним просочился. У костра сидел на песке очередной бородач в колпаке как у Буратино, только у того полосатый с пампушкой, вроде был, а у этого коричневый, и без пампушки. На ногах короткие штаны и мягкие ботинки с загнутыми носами без каблуков. Клоун клоуном. Только не смешной. И грустный. И в крови.

— Спроси его, кто они такие? — пнул легонько связанного по рукам и ногам чужака десятник.

Парень не понял. Вокруг десяток человек, говорящих по-немецки, да и сам Семён пусть плохо, но шпрехает. А вон фон Бок, тот вообще на пяти или шести языках говорит. Зачем он здесь нужен?

— Шпрехен зи дойч? — поинтересовался он на всякий случай у пленного.

И тот ответил. Вона чё! Англичанка обгадившаяся. Пованивало и в самом деле от пирата.

— Мартин, а ты на латыни пробовал? — Иоганн дёрнул за руку бывшего расстригу, увлеченно чего-то поедающего.

— Не знает. Чав-чав. Я думаю, это простой матрос с английского судна. Хрум-хрум. Откуда ему латынь знать⁈

Английский? Давно учил его Зайцев, и очень редко приходилось Ивану Фёдоровичу им пользоваться.

Парень попробовал, составляя короткие предложения из простых слов, переговорить с пленным. Нда, английский начала пятнадцатого века и начала двадцать первого — это разные английские. Удалось, по сто раз переспрашивая, выведать следующее. Он канонир. На их кораблике есть две пищали калибром два дюйма. Корабль называется «Посейдон». Они из Портсмута. Купеческое судно. Идут в Ревель. Привезли овечью шерсть, а назад ходят забрать пеньку и парусину. Если будет воск и мёд, то и его купят.

Капитан и хозяин их когга Уильям Спэвенс, увидев два необычных фургона на берегу, вчера вечером, решил их захватить. Приватизатор хренов. Подумал, что купцы остановились на ночёвку. Они сделали небольшой круг и вернулись к этому месту в темноте. Дальше понятно: на двух шлюпках восемнадцать человек высадились на пляж, и тут началась стрельба из ручниц и арбалетов. А у них только короткие мечи и кинжалы. Все бросились назад к лодкам, но волна помешала им отплыть, и тут их просто засыпали стрелами. А он Роберт Баркер, плотник из Портсмута, а теперь младший канонир на «Посейдоне», получив стрелу в ногу, сумел добежать до опушки леса и спрятался там. В песок зарылся

Семён и говорил, что вынули нагла, как крота из выкопанной норы.

— А сколько человек осталось на корабле? — Иоганн не повторного нападения опасался, а сожалел, что не удалось захватить корабль.

— Десять вместе с капитаном. Корабль большой, сто футов в длину. Много шерсти перевозит.

— И что они сделали? Их же мало теперь? — какая-то надежда, на то что «Посейдон» лишь чуть отплыл, и когда полностью рассветёт, то они его увидят, у парня ещё оставалась. Жаба — это такая штука прилипучая. Погрузятся в лодки и на абордаж. Сарынь английская на кичку.

— Пойдут в Ревель, там наймут десяток человек до Портсмута и обратно. За лето капитан Уильям Спэвенс бывает и пять рейсов делает.

Обломал канонир все надежды.

— Это Роберт Баркер. Он канонир. Как наш Самсон. Или, вернее, как Теодор. Только учится, — когда донёс до народа информацию, полученного от пленника, представил его барончик.

— Пираты! — хмыкнул Семён. — А шерсть?

— Так сейчас все купцы такие. Торговать торгуют, но если выпадет случай ограбить кого, то мимо не пройдут, — Иоганн смотрел на молодого англа.

— Повесить его на сосне, в назидание, — словно услышав мысли Иоганна, решил фон Бок.

— Подождите. Слушай, Роберт. Нам канонир не помешает. Пойдёшь в наш отряд? Даже заплатим по два шиллинга в месяц. Ну, или вон, тебя юнкер фон Бок повесить предлагает? Выбирай. Он у нас главный. Какой будет твой положительный ответ.

Трупов насчитали шестнадцать. Выходит, один нагл ещё где-то в лесу прячется. Искать не стали. Чтобы до Мемеля добраться до темноты, как им пояснили, встретившиеся вчера купцы, нужно будет рано утром выезжать и весь день ехать без остановки. Лодки топорами пробили, всю одежду и оружие с пиратов неудачных собрали, и тронулись, помолясь. Понятно, что хоронить английские трупы не стали. У них священника нет, чтобы отпевать. Пусть местные хищники этим занимаются. Волки им потом панихиду провоют. Роберта отмыли от… ну, отмыли. В том числе и от крови, перевязали, намазали мазью для ран, что Матильда им выдала, и положили в фургон к безумному Теодору. Туда же и двоих раненых в руки арбалетчиков Старого зайца уложили. Ранения поверхностные, так, порезы. До Грюнвальда затянутся.

Глава 8

Событие двадцать второе

На аудиенцию к комтуру Мемеля Ульриху Ценгеру Иоганн не пошёл. Да и кто бы оруженосца малолетнего допустил до самого брата Ценгера. Перец этот возглавит целую хоругвь (баннер), а тут всего-то пацан даже ношение оружия ещё не заслуживший. Зато парень с десятком новиков прошёлся по посадам Мемеля и осмотрел войско, собираемое под знамена ливонского ландмаршала Бернхарда фон Хевельмана. Если честно, то Иоганн не понял, кто из них этих перцев главней, и кто там кому подчиняется. Возможно один командир, а второй комиссар, как в гражданскую войну в будущем СССР было.

Войско было солидным. Оно… видимо уже давно тут обитало и всё загадило. Невозможно было ходить, не наступив на конский навоз. А кто должен убирать? Не сами же рыцари? Это у них в замках и дорфах есть конюхи и прочие слуги, там уберут. А вот здесь? Нет, оруженосцы есть у каждого рыцаря, будь он братом или полубратом, да хоть простым юнкером, но оруженосцы — они тоже из знати. Чего это сын барона будет лошадиное дерьмо собирать.

А местные крестьяне? Вон сколько бесплатного удобрения. Ну, уж фиг. Как раз в полуверсте от того места, где их трупп остановился, находились крестьянские поля и один из пахарей, вышел с лошадкой перепахать поле со стернёй прошлогодней ржи. Поле чуть на возвышенности, земля песчаная, просохла уже. Ну и что, рыхлил мужичок обычной сохой землю. Нет плуга, а без плуга навоз в землю не заделать при всём желании. Сейчас ещё и для селитряных куч навоз не нужен. Огнестрельное оружие это экзотика и массового производства пороха нет в Европе. Так что, навоз сейчас — просто ненужные отходы, которые обычно свозят зимою на лёд, и он потом тонет в реке. Здесь река называлась Неман, и она уже вскрылась, но с верховьев ещё проплывают льдины с навозными кучами.

Шатры были далеко не у всех отрядов. У тех, что побольше и где командиром большая и богатая шишка. И это были именно шатры, как это рисуют в книжках. Круглые и высокие. Палатка только у них имелась. Ясно, что в этих шатрах только братья скрывались от дождя и ветра, обычные рыцари становились на постой к местным, а всяким оруженосцам, кнехтам и кутилье доставались в лучшем случае пустые сеновалы или конюшни.

Их отряд тоже в Мемеле остановился на постое, при этом в сам город не полезли, основная масса разместилась в одном из дорфов, примерно в трёх километрах от посадов. Здесь же и провели рекогносцировку и прочие мероприятия, перед долгой стоянкой. Иоганн участия не принимал, всем Семён командовал. Оставили продуктов из расчёта недельного стояние на этом месте, остальные телеги перегрузили и все освободившиеся отправили домой. Сразу размеры их отряда и прожорливость его заметно уменьшились. Возвращались домой целых двадцать подвод.

Но это всё без Иоганна, Семён опытнее в этих делах. А парень объезжал по кругу пригород Мемеля и смотрел, как кто устроился, и есть ли чего интересного, что стоит перенять. Вечером только вернулся к своему лагерю уставший, голодный и разочарованный. Ничего интересного подсмотреть не удалось. Из всех достижений можно только отметить, что фон Лаутенберг не сгинул в дороге, добрался до Мемеля. Он с воинами расположился на противоположном конце города, у моря почти, и лагерь дядюшки выглядел бедно. Всего один котёл на всю его банду и при этом у него всего две повозки. Если на них все его продукты, то буквально через несколько дней они должны кончиться.

А вот интересно, подумал, разглядывая из-за деревьев лагерь дядюшки, барончик, а как вообще в таком разношёрстном войске организовано снабжение? И что будет делать Александр, когда у него продукты кончатся? А остальные? Огромного количества телег с сеном и овсом Иоганн не заметил, чем будут тысячи лошадей питаться? Так это здесь в Мемеле, где одна десятая всего войска, а что будет, когда соберётся, ну пусть, даже двадцать тысяч всадников? Чем кормить десятки тысяч лошадей будут? И это ведь не монгольские лошадки, которые прошлогодней сухой травой могут питаться. Это рыцарские дестриэ весом по семь сотен кило. Этих лошадей овсом кормить надо и всякой морковкой.

Главный вывод, который сделал Иоганн из этого объезда — обхода окрестностей Мемеля, что отсюда нужно, как можно быстрее, убираться. Даже валить, не мешкая. Где будет примерно находиться поле боле боя он знает. Даже не так, он точно знает, что у дорфа Грюнвальд. А вот, где этот Грюнвальд только приблизительно. Это там… на юге или юго-востоке, скорее, от Мариенбурга — столицы Тевтонского ордена. И на юг прилично, не менее сотни километров. Вот туда, отдельно от войска основного, и уж точно перед войском, им и нужно выдвигаться. Пока там можно купить продукты, пока там вообще есть продукты. Ну и хотелось бы на месте сориентироваться. Хоругвь Ливонии будет на левом фланге рыцарского войска или на востоке. И им предстоит схлестнуться с правым флангом ляхов и Литвы, и там основной силой будут татары.

Нужно подготовиться к битве именно с татарами.

— Скоко? Скоко? — Иоганн чуть не грохнулся, когда фон Бок озвучил результаты своего хождения к начальству.

— Это на каком языке? — юнкер вполне себе спокойно говорил, словно не объявил сейчас, что они приговорены тут к голодной смерти.

— На самом деле до начала мая тут сидеть, ты не перепутал? Месяц⁈ Вот в этом гадюшнике? Ты представляешь, Мартин, что тут начнётся через неделю, когда у тысячи человек кончатся продукты, что привезли с собой? А что будет с конями? Ну, ладно травка начнёт расти, но сколько при этом станет стоить овёс. Не, такой хоккей нам не нужен. Нужно думать. Даже поздно уже думать, нужно убегать.

Событие двадцать третье

Загнали иголки под ногти пленному, побили по почкам, пригрозили ухо отрезать и к другому месту пришить, он и выложил всю информацию. Это так в летописях потом напишут. На самом деле за два шиллинга и кормёжку в пути один из местных крестьян, часто подвизающийся на перевозке желающих и их грузов из Мемеля в Кёнигсберг, согласился, без всяких иголок, сопроводить их через Куршскую косу. Маршрут этот, как приоритетный, не рассматривался. Хотели идти, как и до этого, вдоль берега. Единственно, что хотели узнать у первого же аборигена, это сколько миль местных бесконечных или футов, или совсем уж лье французских от Мемеля до будущей столицы Пруссии. А этот любознатец стал вопросы наводящие задавать.

Вообще, если по чесноку, то хреново жить в завоеванной стране и не знать язык местных. Тогда уж заставь местных ассимилироваться, пусть они язык учат. Но эти псы-рыцари не сделали ни того, ни другого. Они не учили местные языки, а крестьян и прочих ремесленников из местных, не заставляли учить немецкий. Неправильные завоеватели. Так ещё за три сотни лет и не всех куршей, летгалов и жмудей католиками сделали, полно ещё и в местных Перуносов верящих.

Куршкий язык на жемайтийский, который немного освоил Иоганн, походил, конечно, но не больше, чем польский на русский. Так что общаться с Айварсом приходилось барончику на дикой смеси немецкого, жмудского и русского матерного. А больше всего помогал опыт общения с Угнисосом на пальцах и с добавлением буквы «С» к русским словам. А куда деваться, больше знатоков местного языка вообще нет.

Во время этого перекрёстного допроса и выяснилось, что путь через косу почти в два раза короче, чем вдоль берега, и без сомнения безопаснее, так как там восставших точно нет. Называется коса сейчас Курише Нерунг (нем. Nehrung — «коса, песчаная отмель»).

— А как же на неё попасть, тут ведь широкий пролив? — Иоганн обвёл рукой лагерь своего отряда. Сотни коней и десятки подвод ещё.

— Там есть паромы. Они много берут на борт. На том берегу замок и поселение — паромщиков хватает.

Уходить надо. Это даже обсуждать не стоит, скоро тут начнётся дороговизна, а потом и голод. Коса? Ну, а чего, интересно. Сто километров по узкой полоске. А ещё этот Сусанин сказал, что там есть кирпичный завод. Да, даже, если через косу в два раза длиннее дорога, то только из-за кирпичного заводика стоит туда заглянуть. Кирпич и черепица нужны. Нет, он теорию представляет и методом проб и ошибок сможет наладить производство черепицы и кирпича, но если есть специалисты, и их можно сманить или тупо купить на время, то это же гораздо быстрее. Теперь известь у него есть. Можно и строительство начинать всего задуманного.

Звали проводника Айвариса так, понятно, по прихоти отца. Оказывается, это имя на местном, значит — «воин». А чего мужик здоровый, подкову точно согнёт… или её разгибать надо.

— Айварис, а нам дальше от Кёнигсберга нужно на юг до дорфа Грюнвальд. Знаешь такой?

Ни тени сомнения на покрытом оспинами, веснушками и рыжей шерстью лице «воина» не промелькнуло.

— Найдём. Ещё три шиллинга.

Тронулись.

Ну, а чего хотел, тут вам не там. Это казалось, что дисциплины немае, а оказалось, что всё же бдят за воинством сверху. Да и не просто так, а всё продуманно, на этой стороне переправы на косу замок с воинами, и то же самое на той. И замок есть и стража, и человек пошлину собирающий. А ещё с этой стороны сержант поставлен спрашивать, это куда вы братья собрались.

— В Мариенбург, — фон Бок он же откуда-то с югов Германских земель, решили на этом сыграть, мол, они хотят вступить в хоругвь (баннер) Святого Георгия, в которую собираются Гости Ордена и рыцари-наемники из разных стран. Про этот отряд Мартин фон Бок узнал случайно на приёме у комтура Мемеля, — У меня есть приглашение от моего дяди Кшиштофа фон Герсдорфа, — Иоганн передал юнкеру фон Боку свернутую в трубочку бумагу, что ему выдал архиепископ Риги. Конечно, там совсем другое и для другого лица написано. Но сержанту, как ни странно, хватило бумаги с висячими восковыми печатями, и их пропустили к переправе. Это был самый узкий момент плана, однако фон Бок держался высокомерно, как и положено знатному рыцарю, и говорил на южно-германском диалекте родном для себя. Прокатило. Иоганн бы на месте сержанта поинтересовался бы, а что опять не так с полюсами Земли? Снова померялась? Почему южный рыцарь ведет отряд с севера? Да и остальные «южане» говорят на местном диалекте. Или вообще на языке литвинов. Подозрительно. Но прокатило. Допустили их до паромной переправы.

Паромы Иван Фёдорович не так себе представлял. Плот такой большой со столбом для каната, и там лошадями этот канат тянут. Кибернетика, словом. Ничего такого не было. Берег залива был чуть пологим, градусов двадцать пять. И у берега стояла баржа. что ли, с таким же скосом на носу. А по бортам… обычные метровые примерно борта, может чуть поменьше, сантиметров восемьдесят. И это штука по своей сути являлась лодкой или галерой. В этих бортах были уключины с вёслами по двадцать с каждой стороны. Корма же была точной копией носа. Входило на эту баржу два десятка верховых или четыре воза. Иоганн прикинул, сколько время займёт переправа всего отряда и рукой махнул. Кажущийся выигрыш в расстоянии, а значит, и во времени будет, сто процентов, перекрыт ожиданием, пока паром десяток раз туда и обратно сплавает.

Ошибся не на много, таких парома оказалось два. Но на весь их отряд как раз целый день и ушёл, чтобы переправиться. А если добавить, что переправа стоила два шиллинга за одну поездку, то ещё и совсем не дёшево это удовольствие обошлось.

Стоил ли того кирпичный заводик?

Событие двадцать четвёртое

В глазах тоска и в попе ветка это вернулась наша разведка.

Куршская коса Иоганну не понравилась. Если восторгаться пляжами с жёлтеньким или даже почти белым песком, то весною, в пасмурный день и под холодным северо-западным ветром, напитанным дождём, ехать по этой косе вдоль пляжей было так себе удовольствие. С чем можно сравнить? Ну вот если в глаз тебе плюнули… Похожее удовольствие. Не восторгалось песком жёлтеньким. Если восторгаться пейзажами из Сахары, то возможно они и были, но ехали они по лесной дороге почти всегда и особых величественных дюн не видели. Лес и лес.

Кирпичный завод. Кирпичи делали, базара нет. Заводом можно ли это назвать? Ну, как один персонаж сказал, кому и кобыла невеста. Люди жили в землянках, а кирпичи обжигали в ямах. И там точно не было тысячных температур. Барончик подошёл к «Складу готовой продукции» и посмотрел, чего они такого тут делают. Делали плинфу тонкую. И делали кустарно. Ни пресса для кирпичей, ни мехов даже, чтобы температуру поднять. Возможно такие кирпичики и не развалятся после дождя первого, особенно, если там прилично известняка добавили, но брать такое производство за образец у дипломированного строителя Зайцева даже желания не возникло. Нужно делать печи из кирпича на основе каолиновой глины, которая выдержит нужные температуры, и нужно подавать туда мехами воздух, а ещё лучше как-то вначале подогретый воздух. Ну, теперь, с появлением извести, всё это стало доступным, как и строительство хороших кирпичных домов.

Мастеров Иоганн попытался расспросить, нет ли у кого желания перебраться в его замок, но люди были забитые и зависимые от местного барона, хорошохоть самого его не оказалось, он с копьём уже был в Мемеле. А ещё общаться и блага предлагать, не зная язык — это квест. «Яс давайс тебейс двайс шилингайс. Тыс едешьс сос мнойс». А диалог?

В общем, если подводить итоги, то день на переправу и два дня путешествия по косе, ничего хорошего не принесли, кроме потери денег, потери времени и потери веры в прогресс. Как говорил Ивану отец, поливая из шланга в саду грядки, здесь только один дождик — и это я. Так и он тут один настоящий строитель. Все остальные — вредители.

Следующим разочарованием был Кёнигсберг. Замок был кирпичным и угловатым каким-то. И даже круглые башни его не украшали, а уродовали. За башнями какие-то сараи с амбарами виднелись. И везде вокруг замка безпролазная грязь. Поселения лепились к берегам четырёх рек, которые окружали остров с замком и кафедральным собором.

Выйдя с косы, сразу в Кёнигсберг не попадаешь, нужно целый день ещё тащиться по таким разбитым дорогам и грязи, что хочется переименовать город в Свиногрязьск. Но это бы и чёрт с ним. Так здесь местное население ни на куршком, ни на жмудском, ни на немецком не разговаривает. Тут, как пояснил им Айварис, жили пруссы. У них свой язык.

— Курши их понимают, если те молчат, — пояснил проводник.

В учебниках истории говорилось, насколько помнил Иван Фёдорович, что пруссы — это славянское племя. Ну, это, наверное, не утверждение, а предположение. Ни одного знакомого слова Иоганн не нашёл.

И население это относилось к гостям, проезжающим через их земли, если не враждебно, то точно не гостеприимно. Дома закрывались, и что-либо продавать фон Боку или Георгу отказывались. Проводник пояснил, что и в мирные времена пруссы не самые гостеприимные хозяева, а сейчас война и люди боятся, что для войска у них продукты и лошадей отберут.

И не зря они боятся, через месяц, когда братья рыцаря пойдут из Мемеля на юг, у них, бедолаг этих, точно кончатся и продукты, и фураж. А денег у рыцарей по любому нет. Значит, будут грабить местное население.

Из-за всех этих тёрок с местными и не желая, чтобы местные рыцари потребовали поделиться с ними продуктами город решили обойти по дуге. Отправили Георга с Айварисом и Старым зайцем в разведку и те вернулись через пару часов с плохими новостями. Не так-то и просто будет миновать Кёнигсберг. Реки от таяния снега вздулись и броды затоплены. Мосты есть, но они деревянные и хлипкие, как бы и их не унесло. А на лодках телеги переправить невозможно, как и коней. Перебраться на тот берег реки Преголя можно только по каменному мосту внутри города.

— Эх, надо было идти вдоль берега, — Семён приставил руку к козырьку ерихонки оглядывая город, — Ну, чего, поехали.

Глава 9

Событие двадцать пятое

— Дальше уже польские земли, фрайхер, — Айварис показал на лес, что вставал серой стеной на противоположной стороне большого поля, раскинувшегося перед ними. На западе была река неширокая с заболоченным берегом, а на востоке холмы, поросшие лесом, обступали приличное такое озеро, вытянутое с юга на север.

— Иоганн, надо возвращаться в крепость Остроде (нем. Osterode). Здесь нет никакого дорфа Грюнвальд, — Старый заяц высказал общее мнение. Самый смелый, блин. Уже второй день в отряде народ бузит. Не так, чтобы революция и смена власти, типа, долой буржуинов, но не понимает народ, какого чёрта они сюда забрались. Здесь ни тевтонских, ни польских войск нет. Вообще никаких войск. Они на войну в такую даль пёрлись, а тут пасторали всякие. По словам выловленного купчишки мелкого на западе есть городок и замок Швеце и там, кажется, есть рыцари, но купец обошёл те места стороною. И это очень далеко, в двух днях пути на запад. На западном, левом, противоположном, берегу Вислы. Где-то там…

А парень не знал, что делать. Весь его план летел к чертям. Он же хотел заранее прибыть на поле это возле местечка Грюнвальд и найти, так сказать, левый фланг… Или вражеский правый. Ну, где будут татары и литовцы атаковать немцев. Выкопать там волчьи ямы и оборудовать лагерь. Ну и спокойно дождаться начала сражения. А ещё запасные позиции оборудовать чуть западнее, когда Витовт соберёт рассеянных рыцарей и сможет ударить в тыл тевтонцам, желательно встать у него на пути и не допустить их до сражения. Вроде бы именно эта атака с тыла в итоге и лишит рыцарей победы в той кровавой сече. Не, там ещё кучу ошибок фон Юнгинген понаделает, но вот именно возвращение Витовта с небольшим количеством всадников в тяжёлом вооружении, и их удар в тыл рыцарям, в результате которого руководство ордена окажется в окружении, и гибель магистра, решит исход сражения. По крайней мере, так запомнил Иван Фёдорович. Если бабахнуть из пушек и пистолей с пищалями по литвинам, то они назад в леса скроются и окружения не будет. Немцы додавят ляхов и одержат победу, пусть и очень кровавую. А потом Ягайло обвинит в своём поражении Витовта, как же… пся крев, этот трус дважды сбежал с поля боя. И опять начнётся гражданская война, так ещё и татар, опустошивших, Мазовию литвинам припомнят. Тоже трусы и тоже сбежали, а кто их, ещё раз, пся крев, привёл, кто позволил им безнаказанно паночек насиловать и холопов убивать?!!

Гражданская война в Речи Посполитой — это идеальный итог Грюнвальдской битвы. И желательно, чтобы ляхи победили в ней и максимально ослабили Великое княжество Литовское, чтобы тем было не до набегов на Русь. Пусть друг на друга набегают.

И что теперь? А теперь то, что этого самого Грюнвальда нет. И никто про такое поселение и не слышал. И чего делать? Двигаться к Швецу, или Швицу, где Великий магистр собирает войско? Так их включат в один из отрядов или хоругвей (баннеров) и свободы манёвра не будет. Погибнут вместе со всем войском.

— Привал. Вот тут и остановимся пока. Некуда спешить. Нужно объехать дорфы вокруг и попытаться у них купить овса и пшеницы или гречки, коров парочку на убой. А в реке и озере попытаться сетями рыбы наловить. А то у нас запасов маловато осталось.

Народ бурчать не стал. Решение парнишка вполне нормальное предложил. Все устали после четырёхдневного перехода от Кёнигсберга до этих мест, и трёх дней метания по округе в поисках селения Грюнвальд. Дорог основных старались избегать и двигались по еле накатанным тропам скорее, добывая у местных информацию о том, как незаметно проехать на полдень. Замок Остроде и притулившиеся к нему небольшие поселения объехать не удалось, но там к ним никто не прицепился. Комтур замка болел, а остальным воинам дела не было до «своих». Хотят у местных купить провизии, пусть себе покупают. Идут дальше? Надо идти — идите, раз послали.

— Айварис, а ты узнал, как называется вон та дере… ай, поселение на севере, и вон то у реки? — выбравшись из Студебеккера и присев на песчаную кочку, поросшую свежей травкой, поинтересовался у проводника барончик.

— Там, на севере Грюнфельд, а у реки Фаулен, а выше Танненберг, а вон то, на холме, уже на самой границе с поляками — Людвигсдорф.

— Грюнфельд? Похоже звучит. Танненберг (в переводе с нем. «Еловая гора» или «Пихтовая гора»).

Новики уже вытаскивали из возов котлы и таскали сушняк из леса, остальные распрягали коней, а Иоганн сидел на неудобной кочке и пытался вытащить занозу, в мозгу застрявшую. Грюнвальд — это зелёный лес, а Грюнфельд — зелёное поле. А чего и поле есть, огромное и зелёное, и лес есть с трёх сторон. И так, как это сосны в основном, то вполне даже сейчас весною зелёные.

Танненберг? Что-то знакомое.

И тут как прояснило. Он же как-то читал про Бородинское сражение, которое не там состоялось… Не так называется. Ну не важно, об этом пусть историки спорят. А вот в примере к тому сражению, чтобы подчеркнуть, что куча таких ошибок, говорилось, что никакой Грюнвальдской битвы не было, так как не было и самого поселения Грюнвальд. Немцы называют то сражение битвой под Таннебергом, а штаб фон Юнгенгена находился в деревушке мелкой, которая называлась Грюнфельд. И только позднее из-за созвучия слов и неправильного перевода у русских после неправильного перевода у ляхов, и только у историков, так сказать, с «нашей» стороны, превратилось Грюнфельдское сражение в Грюнвальдское. А что это значит?!! А то, что они добрались, и именно тут через два с лишним месяца будет эта грандиозная битва. Вот именно на этом поле. А вон в том болоте убьют, если верить фильму «Крестоносцы», одного из руководителей тевтонцев — Великого комтура Куно фон Лихтенштейна.

Событие двадцать шестое

Точную дату битвы Иоганн не помнил. Перемирие закончится в конце июня и примерно месяц войска ордена и ляхов с литвинами будут дёргаться туда-сюда. Ягайло попробует обойти войска ордена в том самом Швеце, про который говорил купчик, чтобы ударить по Мариенбургу — столице Тевтонского ордена, и вот до сюда дойдут, но Великий магистр их замысел разгадает и именно сюда и соберёт почти всё своё войско, оставив только небольшую часть для прикрытия Дороги вдоль Вислы в этом Швеце, ну и в самом Мариенбурге ещё немного войск будет, то ли опоздавших, то ли случайно приблудившихся.

Однако, если примерно ориентироваться, скажем, на 15 июля, а сейчас двадцать первое апреля, то у них почти три месяца есть, чтобы подготовиться к сражению. Это даже лишку. Ведь семьдесят человек, считая мобилизованных возчиков нужно кормить. Если человек съедает за день полтора килограмм провизии, то семьдесят человек за, пусть, восемьдесят дней съедят почти девять тонн всякой разной пищи.

Подсчитали, а чем располагают. Получилось четыре ласта (1.3 тонны) крупами разными, не считая овса для лошадей и около тонны копчёного мяса и рыбы. Не хватит. Рыбалка в озере и реке сетями в первый день, да и во второй, принесла примерно по пятьдесят кило рыбьей мелочи. Но это же в первые дни, потом явно уменьшится улов. Особенно в озере.

Решили заслать Айвариса со Старым зайцем и его людьми во все четыре деревни и понемногу, чтобы не подскочила цена покупать у крестьян зерно и чего-нибудь из мяса состоящего. Курей, там или коз, а то и бычка какого забить захотят пейзане за серебряные монетки.

Ещё одним перспективным способом пополнить запасы провизии была охота на водоплавающую птицу. И на озере, и у заболоченного берега реки крутилось огромное количество уток, цапель, лебедей и прочих куликов. У них есть луки и есть лучники. Правда, если потратить все стрелы на охоту, то, когда на них попрут тысячные орды татар, то чем обороняться. Пока этот «приварок» оставили в резерве.

На следующий день уже начали обустраивать лагерь. И первое, что сделали, это выкопали ямы. И не «волчьи» совсем. Туалеты обустроили. А то ведь за три месяца столько народу превратит весь лес в одно сплошное минное поле. А там и дизентерии всякие начнутся.

Оказалось, что им повезло, почва песчаная и легко копается. Так что с этими ямами справились за один день.

— Зря радуешься, Иоганн, — остановил его восторги Георг. — Доводилось мне копать «волчьи ямы» в такой земле. Очень не просто. Стенки песчаные не держат и всё время осыпаются. Только выкопал яму и думаешь, что вот здорово, как быстро получилось, а утром приходишь, а она вся осыпалась и нужно сначала начинать копать. Мы потом стены стали щитами плетёнными укреплять. Тут то же самое, а дожди пойдут, так и щиты могут не помочь. Всё одно осыпется земля, нужно щиты плотнее делать, не жалеть веток, чтобы потом не переделывать.

— Значит, будем плести, в лесу полно кустов всяких. Но для начала нужно понять, где их копать. Завтра объедем все поле, посмотрим, где могут татары остановиться, где у них обоз будет. И где наши встанут.

Объезд поля занял у Совета два дня. Для начала обследовали все реки и озера поблизости. Озеро большое на их левом фланге называлось, как узнали у местных, Лубень, а река, впадающая в него и вытекающая с другой стороны — Маржанка. На севере озера, как раз, где река вытекала из озера и разбили лагерь. Всё рядом и вода, и лес с дровами.

С севера поле ограничивал приток Маршанки или Маржанки (у местных с их шипящим языком не разобрать) речушка с пойменными лугами и заболоченными берегами, которая называлась смешно — Большая Струмень. Если эта шириною в два метра речушка называется «Большой», то какова же Малая Струмень. В том месте, где Маршанка вытекает из озера, есть брод шириною метров триста. Река совсем мелкая там, коню по грудь, а если учесть, что сейчас весна, а летом уровень в реках падает, то и брод мельче станет. Иван Фёдорович попытался себя на место литовцев и татар поставить. Он бы на том берегу речушки лагерь разбил и обоз там оставил. Нужно надеяться, что у врагов дураков нет, и они решат расположить свои обозы именно в этом месте.

Имея сорок человек личного состава, да даже если пятьдесят, решать глобальные проблемы и определять, как армии биться, не стоит и начинать. Но вот если они определились, откуда татары будут нападать, то теперь стало понятно и где «волчьи ямы» копать, и где чеснок разбрасывать, и даже, где колышки в землю забивать. Эту уловку предложил Георг. Вбить в траве на месте татарского наступления колышков в землю и на высоте сантиметров в десять натянуть между ними верёвки. Не одна так вторая лошадь споткнётся и полетит кувырком, калеча себя и всадника. Не покалечатся? Ну тогда четвёртая покалечится. А пятая влетит в «волчью яму», расположенную за натянутыми верёвками. А потом ещё привезённые с собой шипастые треугольники «чеснока». Их Угнисос наковал не очень много. Ну, даже если десяток всадников не доскачет до войска старшего Валленроде — дяди архиепископа Риги — Фридриха фон Валленрода, то и это уже плюсом. Если татар и литвин рыцари и без всех этих «подлых» способов разметали, то в этот раз и подавно, главное, потом не дать им погнаться за убегающими татарами, а направить на уничтожение смолян.

Возникла у Иоганна мысль, как-то успеть до битвы переговорить со смолянами и предложить им выбрать другую сторону, но верил парень в эту идею на целых два процента. Ну, мало ли, успели смоляне поцапаться с литвинами и главное с татарами. Вдруг захотят поквитаться. Отправим парламентёра. Там ведь долго ляхи не начинали сражения, пока им мечи не прислали. Будет время отправить Семёна к смолянам.

Событие двадцать седьмое

Лето, туристически-архиологический лагерь, солнышко, тёплый ветерок. Погода шепчет. Пища опять же на костре свеженькая и богатая белками всякими. Просто отдых на природе. Ямы только копать приходится, а так бы вообще сказка.

Местность интересная. Вокруг пять деревень, при этом четыре находятся, как бы, на территории неметчины, здесь территория подконтрольная Ордену. А вот самая южная деревня уже в Польше. А население во всех пяти деревнях совершенно одинаковое. И там и тут проживают поляки. Очередная проблема у каптенармусов. Никто по обе стороны границы не говорит на немецком. Только в местечке Людвигсдорф староста может шпрехать, при этом так коверкает немецкий и так составляет предложения, меня заведённый в немецком порядок слов, что лучше бы он на прольском говорил, было бы понятней.

И это не шутка. Всё же большая часть их отряда владеет русским, и не тем из двадцать первого века, а языком второй половины четырнадцатого, они ведь давно ушли с русских земель, и если там и придумали новые слова, то жители Русского села их не знают. Семён с Перуном последние из ушедших с отцом, если говорят медленно и громко, и им также медленно ляхи отвечают, то с пятого на десятое понимают. По крайней мере, купить у местных пшенички, или хлеба даже, у них получается. Как и продать крестьянам копчёную рыбу, правильнее — обменять. Этот бизнес наладили быстро. В озёрах близлежащих и реке полно рыбы. Мелкую на уху «туристы-археологи» теперь пускают, а большую коптят в медных котлах, что с собой привезли, и меняют у местных на хлеб в основном. Остальные продукты ещё есть и тоже у ляхов подкупают. К натуральному обмену перешли не просто так, деньги вещь такая любопытная, вот вроде только у тебя с собой тридцать пять марок было — огромные деньги, и вдруг пересчитываешь, а их всего пятнадцать осталось, а до Грюнвальдской битвы, которая произошла совсем не у дорфа Грюнвальд, если такой и есть, ещё больше месяца.

А ведь назад ещё возвращаться, да с пленными чешскими пивоварами. Да с пленным будущем ханом Золотой орды. А чего? Они же вычислили, где будет татарский лагерь? И ведь Джелал ад-Дин точно в атаку не поскачет. Будет вон на том холме у озера сидеть на аргамаке и из-под руки наблюдать, как его подданные стаскивают арканами немцев с коней. А рядом литвины тоже стаскивают их специальными длинными пиками с крючком на конце. А… А тут его тупыми стрелами из арбалета, а его охрану совсем не тупыми… Ладно, рано, война план покажет.

Не. Не откладывается мысль, думается. И вот из кустов вылетают новики и, окружив, и, перебив охрану, хватают и хомутают Джелал ад-Дина и его братца. Так и не смог Иван Фёдорович вспомнить, как того персонажа зовут. Да и не страшно, сам представится, когда ему кляп из кусучей и сквернословящей пасти вынут. Чего потом с братцами делать? Можно на кол посадить. Там им и место. Можно продать Ягайле? Ничего плохого Джелал ад-Дин Руси не сделает. Не успеет. Он и года, кажется, на троне не усидит. Ни одного набега на Москву не совершит. Ну, это не точно. Просто про этого товарища Иоганн ничего не слышал в отличие от его отца Тохтамыша.

А если Ягайло не купит? Можно попробовать продать Василию в Москву? Или новому Великому магистру? Или старому, если Ульрих фон Юнгинген выживет.

Поражало в этом археологическом походе Иоганна полное отсутствие властей. Ну, и просто воинов. С немецкой стороны не было немецких пограничников, а с польской — польских. Живут себе люди в этих пяти деревушках сами по себе, никто к ним с экспроприацией не приходит, на выборы не агитирует, новые школы и детские садики не открывает. И даже денег на ремонт дорог не собирает. Словно какой-то затерянный на необъятных просторах мирового океана остров.

Только один раз разведка донесла, что со стороны польского поселения с поэтическим названием Лодгево в их сторону движется отряд ляхов в количестве восьми человек. А люди почти все разогнаны на работы или отдыхают. Пока собрали группу захвата, пока, описывая приличную дугу вдоль леса, добрались к этой польской деревушки, ляхи из неё уже выбрались и, настёгивая коней, мчались на юг, к лесу.

Тут и гадать нечего. Расспросили местных, и те им радостно выдали, что рядом обосновался немецкий большой отряд, и они (немцы) у них (ляхов) хлеб покупают. А назад рыбу копчёную продают и колбаски копчёные. Сволочи, угнетатели. Изверги. Заставляют бедных крестьянок много хлеба печь и колбасками давиться.

На счастье проклятых немцев и на несчастье воинов, что узнали про этот секрет, дорога от Лодгева проложена вдоль опушки леса и ляхи, удирая от немцев, и спеша о них доложить начальству, на этих немцев и выехали. Бывает.

Глава 10

Событие двадцать восьмое

Вагонные споры — последнее дело…

Есть ещё последней. Это, когда на тебя скачет отряд ляхов, мечами длинными размахивая, с намерением поубивать немчуру проклятую, свинособак этих, а ты, подстёгивая коней, тоже им навстречу с мечами несёшься. Силушкой же богатырской нужно помереться, узнать чьё кунфу лучше… кто сильнее в битве на мечах. Вот это самое, что ни на есть, последнее дело.

Иоганн, как мог, отучал Семёна от этого «безумного безумия» и ничего у него не получалось. «Старого пса новым трюкам не научишь». Не получилось бы и на этот раз. Вот только Семёна среди воинов, что отправились перехватить польский отряд, не было. Из мечников один Перун, а все остальные — это арбалетчики Старого зайца и примкнувшие к ним Георг и Теодор безумный, тоже с арбалетами. Такой отряд собрался почти случайно. Все арбалетчики несли дозор в ночную смену, и потому были в лагере, отсыпались и просто бездельничали. Они первыми и похватали оружие, даже кольчуги надевать не стали. А Перун с тремя новиками отрабатывал как раз приёмы рубки на мечах, если на тебя двое или трое противников нападает. Учил — мучил подрастающее поколение. Юниоры тоже поспешили к коням, но осёдланных, как и всегда, на всякий случай, было десять, и они не попали в состав отряда, рванувшего к ляхам навстречу. Принялись седлать, но это не секундное дело, особенно, если кони все стреножены и далеко разбрелись, а сёдла под навесом в трёх сотнях метров, спрятаны от дождя.

Ещё в замке Иоганн пробовал с арбалетчиками Шольца отрабатывать меткость, так сказать, при стрельбе из тяжёлого арбалета на полном скаку с лошади. Результаты были плачевны. И через месяц намного лучше не стали. Зато эти тренировки и барончику, и Гансу Шольцу подсказали правильный вывод. Нефиг выпендриваться, нужно слезть с коня и выстрелить из положения стоя, из того, которое отработанно до предела, и из которого со ста шагов они гарантированно в голову ворогу попадают. Правда, тоже статичному. Так ведь верхом на коне не только стрелять неудобно, но ещё и зарядить повторно арбалет не получится. Это нужно ногу в стремя арбалета сунуть и тянуть тетиву двумя руками используя становую силу. Арбалет — это далеко не калаш.

Иоганн в эту труппу встречающих тоже не попал, и для него коня не припас никто. Так, если честно, и не лез. Мал ещё мечом махать. На том месте, где по предположению Ивана Фёдоровича, должны будут разбить лагерь татары Джелал ад-Дина, был небольшой холмик, поросший кустами, но добежав до него, Иоганн понял, что зря пыхтел, не видно с него дороги вдоль леса. Далеко. Поле холмистое. И лес в том месте как раз скрыт одним из таких холмов.

В результате, о том, как проходило эпическое сражение между немцами и ляхами барончик узнал из уст Перуна. А Перун и Баян, если что — разные имена и люди.

— Попрыгали немчики с коней, встали рядком и стрельнули. Ляхи? А чего ляхи, ляхи они попадали…

— Все?!!!!!!!!! — как можно так стрельнуть, чтобы с одного залпа девять стрелков поразило восемь целей, вполне себе подвижных, несущихся на тебя, размахивая мечом и крича… Ще польска не сгинела? («Jeszcze Polska nie zginęła» («Ещё Польша не погибла»)). Хотя, какой-то там друг Костюшко написал. Это ещё лет четыреста. Ну, не важно, чего-то ведь кричали. И все попали, так не бывает.

— Немчики? Не… Немчики они троих сбили.

— И?!! — надо другого рассказчика искать.

— Дурни… — богатырь махнул лапищей.

— Кто? — когда тебе слух насилуют, то лучше расслабиться и получать удовольствие.

— Ляхи… — Перун стал кольчугу снимать.

— А наши? Немчики? — дождался появления бороды Иоганн.

— Немчики? — в такую кольчугу пятерых Иоганнов можно втиснуть. С грохотом на траву упала, земля дрогнула.

— Немчики…

— Ляхи коней на дыбы и развернуться хотели. А Старый заяц молодец. Ловко немчики перезарядили и опять стрельнули. Ещё трое пали, — Перун замолчал, разглядывая красную гематому на плече.

— А двое оставшихся?

— Сильны заразы. Они снова на нас пошли. А немчики уже перезарядить не успевали. Да и не помогло бы… наверное. Эти рыцари в полном доспехе. Может в них и попадали уже стрелы, да отскакивали. Пришлось и мне биться. Один-то зараза силён. И ловок. Эвон по плечу пне полоснул. Не будь кольчуги руку бы отрубил. Силён.

— И?!!

— Одного-то я сразу положил, сунул меч под шлем. Так он, гад, падая так дёрнулся, что меч у меня из рук вырвал. А здоровый прёт на меня. Знатно рубанул.

— А ты? Как без меча?

— Да не я. Рыжик его копытом выбил из седла. Рыжик, он та ещё скотина. Боевой конь. Лучше и не сыскать в свете белом. Как встанет на дыбы, как даст копытами по ляху, того и вышибло из седла. Жив. Обеспамятовал. Его немчики скрутили и сюда везут. Там много работы. Все восемь одоспешены неплохо и кони не клячи. Боевые кони. Разбежались. Ловят их немчики по кустам.

Вернулись арбалетчики через час примерно, кони ляхов в руки чужакам не давались, еле выловили их в лесу по кустам и овражкам. К тому времени Семён уже вернулся с дозора и, забрав с собой две подводы и десяток возчиков с лопатами, отправился наводить порядок на дороге. Ляхов нужно прикопать в лесу, и не там у польской деревни, а подальше, лучше на нашем, левом, берегу реки. Вернулся он уже под вечер. Могильщики-то пораньше, а сам Семён со старостой Кеммерна Георгом проехались вдоль леса до окраин села Лодгева и понаблюдали за тем, что там творится, не собирается ли староста польского селения отправить весть своим. Боя сельчане, скорее всего, не видели, но мало ли. Вдруг какой грибник по лесу шастал и видел, как поляков приголубили. Хотя грибов нет ещё — рано. А! Мог жимолость собирать, жимолость, она, как раз уже созрела.

Но в деревне всё было тихо. Никто не бегал, ни кричал, никуда гонцы на взмыленных лошадках не скакали. Может и обошлось.

Событие двадцать девятое

Добыча и правда получилась знатной. Никто и не сомневался, но когда воочию видишь результат, то это совсем другое дело. Во главе списка можно отметить восемь больших рыцарских коней, самые настоящие дестриэ. Следом в том списке два комплекта полной рыцарской брони, что сняли с польских лыцарей. И шесть доспехов похуже, но шеломы ерихонки у всех и кольчуги с железными пластинами вставками, кажется, такая штука бахтерец называется. А может юшман? На двоих подпанках ещё и кирасы сверху были. И оружия разного колюще-режущего полно. Удачно, получается, в этот оружейный магазин на дороге зашли.

И это не конец списка. На одном из рыцарей была приличная такая золотая цепь. Не в палец толщиной, но в сумме на полкило веса вместе с крестом, что на ней болтался, должна вытянуть. А это полкило золота, при учёте, что динар или флорин весит меньше четырёх грамм. Так этот динар или флорин или ещё какие современные золотые монеты весом от 3.5 до 4 грамм равны немецкой марке. Получается, что сия висюлька далеко за сто марок в пересчёте будет стоить. У него же и кошель изъяли с семнадцатью золотыми дукатами и горстью серебра разных стран, в том числе и две большие монеты — их немецкие марки. На пальцах два кольца, одно чисто золотая печатка с каким-то оленем, а второе с зелёным камнем средней прозрачности, обработанным как кабошон.

Уже только золото, с этого ляха снятое, практически в два раза окупало все траты на этот поход. А битвы ещё и не было.

На втором пане золота было поменьше. Цепи не было, только три кольца или перстня. Вполне себе массивные, два перстня тоже печатки, а один с бирюзой тоже кобошонообразной. Зато у этого был кинжал замечательный с рукоятью, украшенной золотом и двумя рубинами, тот который в навершии, так вполне себе драгоценная драгоценность.

Двадцать с лишним возчиков, которых теперь домой уже отправлять было нельзя, явно не доедут они по таким дорогам до замка во время войны. Любой встречный — поперечный захочет отжать лошадей и крепкие хорошие подводы, так и крестьян — возчиков в рабство заберут. И вот теперь для этих людей хватит оружия, чтобы и вооружить и частично доспехами снабдить. Здесь восемь комплектов, да шестнадцать пиратов не безоружными к ним наведались, оставили оружия не мало, переселившись в Ад.

Делать из возчиков лучников затея глупая, как оказалось. Испытали. И сила не та, и глаза пахари жмурят. Но двоих всё же фон Бок выделил и стал тренировать. Эти не жмурились и здоровьишком их бог не обидел, лук натянуть способны. Ясно, что за несколько недель из крестьянина лучника супер-пуперского воспитать не получится. Тут годы тренировок нужны и начинать надо не в сорок лет.

Попробовали мужичкам и арбалеты всучить. Ну, что сказать, кроме мата, половина сразу отсеялась, тупо здоровья не хватает натянуть тетиву. Нужно «козью ногу» изобретать, но не в лесу же накануне битвы. Так же только двоих стали учить, кто здоровьем не обижен. Старый заяц все немецкие матерные слова при этом перебрал и начал новые изобретать.

У возчиков и без того работы хватало. Есть пять железных лопат, Иоганном, заказанных кузнецам в Риге, из шведского железа, что всё же потвёрже обычного. Лопаты ведь копать должны, а не гнуться. Ими по очереди, меняясь каждый час, мужики и копали «волчьи ямы». В это время, те кто устал, плели из веток кустарника щиты для укрепления стенок ям.

Чтобы «волчья яма» сработала как надо, нужно яму выкопать приличную. Конь животное не маленькое, а рыцарские дестриэ, если пойдут впереди татарской лёгкой конницы, и вообще монстры. Тут не «волчью яму» копать нужно, а конскую ямищу. Определились с размерами — три метра длинною, два в ширину и полтора метра в глубину. На дне несколько заострённых деревянных кольев вкопано. Ну и сверху опять щит из веток, потолще, сплетённый. Потом перед битвой на него дёрн нарежут и выложат. Сейчас нельзя, трава высохнет и покрытие ямы будет по цвету отличаться. На яму у мужиков, разбитых на пятёрки, уходило четыре дня, чтобы всё, как положено, организовать. Итого в четыре дня получалось пять ям. За два с небольшим месяца, что они в археологов тут играют, выкопали всего девяносто три ямы, ну пусть ещё пятьдесят выкопают. Иоганн смотрел на эти раскопки, и они ему определённо не нравились. Просто титанический объём работы, с учётом того, что девять кубов земли из каждой ямы нужно выкопать и в лес вывезти. Ну ладно, чуть поменьше. Часть грунта ушла на флеши для их отряда. Точно так же из веток сплели щиты, укрепили их кольями и засыпали внутри землёй из ям вынутой. Получилась такая зигзагообразная стенка на опушке леса длинною в сто метров. Там кроме бойниц для арбалетчиков, лучников и пищальников оборудованы и два места под деревянные орудия.

Но это ладно. Вот они кропают, копают, вечно люди уставшие, и если не ропщут пока, то радости точно не испытывают. И что в окончании? Выкопают они сто пятьдесят ям. И в каждую упадёт всадник, и станет либо безлошадным, либо инвалидом, а то и трупом. Замечательно? Да хрена с два. У ляхов с литвинами три десятка тысяч всадников, если верить всяким летописям. Что изменит смерть, или выбытие ста пятидесяти человек? Да этого просто не заметят. Это чего? половина процента получается?!!

Не, не. Ещё колышки, ещё чеснок… Да, чёрт с ним, два процента!!!!!!! Три месяца работы… Два процента… Хреновый план у него задуман.

Новый план Иоганна посетил на следующий день после удачного убиения восьмерых ляхов. И как все великие планы, этот посетил его во сне. Почти таблица Менделеева. Там были некоторые интересные химические элементы. Золото было, серебро было. Медь тоже была. Железо было. Ткани ещё. Шерсть, лён… Какой там элемент? Пусть будет углерод.

Событие тридцатое

— Семён, а скажи мне вещь одну интересную, — утром Иоганн, после пробежки и зарядки, искупался в реке и за завтраком пристал к десятнику со своим химическим планом, который про золото, — вот мы сидим тут на месте и правильными делами занимаемся… А ведь вон там, за лесом, точно есть польские большие деревни с замками ихними панскими. Ляхи нам враги. Все. Врагов нужно бить. Почему бы нам не наведаться в гости к какккккому их лыцарю и посмотреть, что у него лежит в сундуках и кладовых, чего есть в конюшнях и амбарах⁈ Может ведь там оказаться чего для нас нужное. Не из хомячества спрашиваю, а чисто из желания ворогам побольше ущерба нанести. Опять же их через несколько недель татары ограбят, убьют и ссильничают. А мы без лишней жестокости, просто попросим поделиться ценностями. Татары нам тоже не друзья. Зачем татарам золото, если его мы можем взять?

— Хм. А как же план, что ты, Ваньша, сам и предложил, сидеть тут тихо и к битве готовиться? — заржал десятник.

— Мал был. Неразумен. Теперь на три месяца постарел и на шесть поумнел. Нам же нужно злато — серебро, чтобы наше баронство крепло и богатело, чтобы люди лучше жили. Средства нужны. Башню, например построить или конюшню новую. Или… дома вон новикам новые.

Семён ткнул пальцем на юг. Почесал им же нос, потом на небо им указал. И не сказал, что это всё значит.

— Пока там одумаются, пока соберут во время войны отряд приличный, нас и след простыл, от ограбленного замка не на север поедем, сюда, а на восток, скажем. Запутаем следы. Не найдут. А и найдут, так уже война будет.

— Хм. А как же замок взять? У нас ни лестниц… Хм. Я правильно понял, ты думаешь в этих восьмерых панов переодеться и прямо средь бела дня въехать в открытые ворота? Хитро.

— Вообще, я думал ночью снять охрану из луков и арбалетов, закинуть кошку, подняться на стену, спуститься во двор и открыть ворота. Однако твой план теперь мне больше нравится. Только дополнение. Эти восемь бегут от двух десятков тевтонских рыцарей. Тогда в замке точно ворота откроют, чтобы их запустить. Они перебьют стражу, и проклятые тевтоны ворвутся всем кагалом в замок. Бесчестные люди. Немцы — одно слово.

— Хм. Нужно подготовиться к обеим планам. В Грюнфельде у кузнеца такая кошка в кузне на стене висит. Можно выкупить у него. А верёвок крепких у нас хватает.

На Совете при президенте, чтобы сущности не множить, оба плана озвучил сам Семён. У него авторитета больше. В нём роста больше. В нём плечи шире.

— А здесь? А если ляхи не за нами побегут в погоню, если побегут, а вот сюда попрутся? — это фон Бок умную трусость изрёк.

— Сюда. Напрямую? — десятник опять пальцем стал туда — сюда тыкать, — А сколько их будет?

Понятно, что фон Бок всё о будущих планах ляхов знал. Он честно и ответил. Не стал знания скрывать.

— Много.

— Хм. Тогда отобьются. А мы потом в с… в хвост им ударим.

— А сколько человек пойдёт? — более разумный вопрос задал Ганс Шольц. Старый заяц русского вообще не знал, приходилось для него переводить Иоганну.

— Хм. Ваши все. Я с двумя десятками новиков. Хватит этого.

— А я⁈ — Иоганн осознал, что его не хотят брать на такое нужное и интересное мероприятие, как взятие замка и его последующее разграбление. Как же так-то? Это его химический план. Он же предложил?

— А ты будешь Перуну помогать наш лагерь боронить.

Семён зыркнул на отрока. Фон Бок осуждающе посмотрел на оруженосца, Ганс отрицательно лохматой головой повертел. Спелись гады!

Для начала Георг, как постоянный торговый представитель их отряда по торговле с местными, объехал все селения вокруг их лагеря, включая и польское Логдово и у всех прикупая понемногу провизии в дорогу и между делом интересовался, а есть ли по ту сторону границы где панские замки? И оказалось, что есть и замков тех, как грибов после дождя повылазило. Есть и совсем близко от Логдово. Как называется? Дзядлово называется. Замок-то? Нет не большой. Деревянный. Стены деревянные, а домина каменная. Далеко? Да, где там далеко, совсем не далеко, вон по той дороге на полдень верст тридцать. Может и меньше. Пан там лютый живёт. Не даёт жизни холопам совсем, до нитки обирает. Куркуль!

Глава 11

Событие тридцать первое

Инвалид Густав, без трёх пальцев который, возчик и помощник безумного Теодора, артиллерист — арбалетчик — возчик Готлиб Цоллерн — это помощник Самсона, сам молчун Теодор и Главный пушкарь — тюфянчей Самсон Изотов — вот и весь состав артбатареи. Стоп. Есть ведь ещё пленный нагл Роберт Баркер — плотник из Портсмута, а потом младший канонир на пиратском когге «Посейдоне». А сам барончик⁈ Ну, всё, теперь настоящая артиллеристская батарея, и даже комбат — Иоганн фон дер Зайцев имеется. Комбат — дитяня, дитяня комбат. А то, что пушки деревянные и калибр у них всего десять сантиметров, так кто не без недостатков.

Ещё Перуну с Иоганном достались в гарнизон лагеря одиннадцать новиков. Ещё? Не, ну есть плюсом двадцать пять возчиков, из них двое худо-бедно стреляют из арбалета и двое худо-худо из лука.

Всё, остальные отправились потрошить пана… А какого найдут такого и выпотрошат. Вообще, всем почти дворянам фамилии присваивают по землям, которыми они владеют, и если панский замок и большое село возле него называется Дзядлово, то, наверное, экспроприировать отправились все остальные пана Дзядлова.

Барончика «на дело» не взяли. Обидно. А с другой стороны, нужно же адекватно свои возможности оценивать. Какой из него воин? Из пистоля стрельнуть? А потом? Справится с мечником? Вот и сиди в кустах.

На стройке века при этом ничего не поменялось с отбытием экспроприаторов. Возчики, разбитые на пятёрки, продолжают рыть ямы, плести из веток щиты, укреплять ими стены песчаных, осыпающихся, «волчьих ям» и вывозить землю, читай, песок, в лес. Начали с самой опушки леса и возить песок было не далеко, теперь же уже на четыреста метров отдалились и это действо стало занимать чуть больше времени. Так, глядишь, и не будут успевать яму вырыть за отведённое время.

Перун же с новиками, как и раньше, в дозорах. И это кроме постоянных тренировок.

И ведь повезло, что немногословный пироман сам в один такой дозор выехал. Это случилось на третий день после отбытия отряда, ускакавшего к Дзядлово. Их уже в принципе этим вечером ждали в обратку. Расскажут про подвиги, про добычу, про… Но это вечером. А днём дождались гостей. И гости, как это часто бывает — незваные. Иоганн как раз снимал, так сказать, пробу с каши, а если по-честному, то кусочничал, не мог дождаться обеда, когда в лагерь ворвался один из новиков — Тимоха.

— Ляхи! Много! Перун сказал пушки готовить и лошадей с людьми в лес увести. Наши их обстреляли из арбалетов и луков. Время выигрывают. Готовьтесь! — и упылил назад.

В лагере суматоха поднялась. И её некому остановить было. Иоганн горло сорвал, пока все успокоились и делом люди занялись. Крестьяне — возчики покидали лопаты в ямы недорытые и стали лошадей отводить в лес. И сами там укрылись. Лагерь получался на стыке леса с болотистым пойменным лугом вдоль реки Маршанка или Маржанка и прикрывался флешами и сотней выкопанных ям. Да, они ещё не прикрыты дёрном, но проехать на полном скаку там у всадника всё одно не получится. Ямы вырыты в шахматном порядке, и чтобы между ними лавировать, двигаясь к флешам, лучше всего слезть с коня и вести его под уздцы, и не сильно торопясь, так как в противном случае рано или поздно в яму всё одно угодишь, прикрыта она дёрном или нет. Ведь в это время по тебе из всякого огнестрельного оружия палить будут, и из арбалетов с луками обстреливать. Конь шарахнется от грома выстрела пушки и свалится в яму. А там уже колья острые в землю вкопаны. Из той ямы только одна дорога — в адские кущи. Это всадникам, а лошадям, понятно, в рай лошадиный и на шашлыки.

Самсон, как назло, перед обедом уже снял протезы, чтобы ноги отдыхали, и его пришлось к орудию за флеши тащить, подхватив под руки, Теодору и Готлибу. Иоганн же после того, как возчики увели коней, стал по очереди заряжать пистоли и пищали. Если на один уходит около минуты, то на весь арсенал это полчаса… нет такого времени у них, скорее всего. Но привлечь к зарядке удалось только того самого Тимоху, что «благую весть» принёс, и который вскоре вернулся с очередным «поторопитесь» от Перуна. У всех остальных роли распределены. Вдвоём они уже зарядили все двадцать пистолей и принялись за пищали, когда от озера показались новики во главе с Перуном. Его не спутаешь, он с одного из наглов снял алый плащ и теперь этого пиромана красного издалека видать.

Эти не дураки и, несмотря на преследование ляхов, перед ямами спешились и повели коней в поводу. Расстояние, которое они выиграли у преследователей, быстро при этом сокращалось, казалось ещё минута и ляхи начнут с седла прямо кромсать спины новикам.

Понятно, что это только кажущееся сокращение расстояния. И ляхи тоже остановились. Ну, или точнее их остановили «волчьи ямы», при этом они (ямы) всё же были прикрыты щитами из прутьев, запылились, а трава уже довольно высоко на поле поднялась, и первые всадники у ляхов не осознали, что происходит, и почему немцы спешились. Они на полном скаку достигли ям, увидели их и… по большей части в них свалились. Жаль преследовали новиков вороги не широким фронтам, а почти цепочкой. Более мощные и скоростные лошади вырвались вперёд, хлипенькие отстали. Иоганн, бросивший заряжать пищаль предпоследнюю, взобрался на верх флешей и наблюдал, как исчезло шесть всадников, расплываясь в кровожадной улыбке. Не зря копали. Вот и первая добыча.

Лошадь — это не танк. Её на полном ходу остановить невозможно. Можно повернуть. Ну, по крайней мере, попытаться это сделать. Часть повернула, но не под прямым углом, это же животное, а не юнит на экране компьютера. Потому ещё три всадника влетели в, прикрытые щитами из прутьев, ямы справа от назревающей кучи малы. Часть всадников затормозить и повернуть не успела, и свалилась сверху в занятые уже более расторопными ляхами первыми ямы. Они уже все полностью туда не влезли, частично торчали из земли. В них врезались следующие. Богато ляхов, как и ям, впрочем. Эти, споткнувшись, перелетели через голову и через первые ямы и рухнули во второй ряд. И только теперь основная масса сумела остановиться у организованной самыми резвыми ворогами давке.

Зря. Зря они остановились.

Событие тридцать второе

— Самсон! Трубка 15, прицел 120! Огонь! — фраза эта из «Свадьбы в Малиновке» чего-то вдруг вырвалась. Кстати, трубка пятнадцать — это замедление в шрапнельном снаряде. То есть, через пятнадцать секунд должен взорваться снаряд.

Тюфянчей бред про трубку пропустил. Какая к чертям собачьим трубка, если они зарядили деревянную пушчонку дробом. Только не каменным. Объезжая местных кузнецов, Иоганн у них всякие обрезки спрашивал, а у одного наткнулся на целый ящик небольших гвоздей кованных.

— Можно их ещё пополам нарубить, — спросил барончик коваля с подпалённой куцей, но рыжей бородой.

— Чего же нельзя, можно, только платить как за целые всё одно придётся.

— Конечно. Руби.

Так что, заряжены сейчас оба орудия металлическим дробом. Можно и картечью назвать.

Баабах. Первым жахнуло справа от Иоганна орудие Изотова, но почти сразу, и пары секунд на прошло, слева от парня грохнуло орудие безумного Теодора. Бабах!!!

Тут промахнуться можно, но для этого постараться нужно. Примерно в ста шагах от них сгрудилось несколько десятков всадников, плотной такой стеной. Не получилось промахнуться ни у опытного тюфянчея, ни у ученика его. Каждая деревянная пушчонка отправила в эту труппу по три горсти рубленных гвоздей. Ядер вообще не было предусмотрено для его артиллерии. Какие такие ядра — это же деревяшка, ну пусть четыре, пусть даже пять выстрелов выдержит, а потом разорвёт. И зачем тогда ядра⁈ Эти несколько выстрелов гораздо эффективнее будет стрелять в татаровей картечью. Больше урона.

Татаровья ещё не подошли, и картечь досталась ляхам. Вся. Ни один гвоздик мимо не пролетел.

Ораи криков и без того хватало. Но теперь началось такое, то группа Kiss «Кисс», распустится от зависти, их фанаты так громко не кричали. Чего это она вспомнилась Ивану Фёдоровичу, а там Джин Симмонс в красном плаще выступал и доспехах рыцарских. Вот остановившийся возле флешей Перун сейчас его напоминал, а орущие поляки, его фанатов.

Иоганн спрыгнул с бруствера и замахал Самсону и Теодору руками. Не заряжайте, мол, пушки не надо. Кончилась Грюнвальдская битва, пару десятков уцелевших ляхов разворачивала коней и прямиком по полю неслась к лесу. А новики во главе с Перуном поспешили к раненым и спешенным деморализованным полякам, добивать.

Через десять минут примерно над полем повисла тишина. Раненых и всяких прочих ляхов добили, коней раненых, а других и не было, тоже добили. Из милосердия. А потом добили и тех, кто в яму сверзился.

Из лесу уже выходили возчики. Теперь начиналась в основном их работа. Из двух десятков ям придётся доставать лошадей. Это, если учесть, что конь рыцарский килограмм семьсот весит, не самое простое дело. А ещё надо раздевать и хоронить самих лыцарей и подпанков. Тут не меньше пяти десятков погибло. Большая братская могила нужна.

— Эх! Плохо как получилось! — Иоганн осмотрел флеши. На верху, на утрамбованной земле, лежали заряженные пищали и пистоли. И ни из одного из них так и не довелось ему выстрелить. Теперь придётся разряжать целый день. Да ещё бочонки с порохом вскрыты, начнут влагу из воздуха тянуть, как ни укрывай их. Это порох в бочонках воском залит, а теперь всё. Генуг. Понятно и в кожу завёрнуты и брезентом накроют, но воск это не заменит. Разве что опять весь неиспользованный порох засыпать в бочонки и у местных воска купить для герметизации. Бортники у них точно есть. Георг иногда покупал мёд у бортника в Грюнфельде.

На этом заполошный день не закончился. Посланные вслед за сбежавшими ляхами Андрейка и Тимоха быстро вернулись назад с известием, что там на опушке леса, всего в полутора километрах на полдень идёт бой. Новики, не успевшие ещё разоблачиться, вскочили опять на коней и рванули за Перуном к лесу. Как потом выяснилось, не зря. Так как там дела интересные закрутились.

Ляхи, что сбежали от пушек и волчьих ям, проскакав полтора этих километра, выскочили на дорогу вдоль опушки леса и наткнулись на возвращающийся отряд фон Бока и Семёна. Пока паны с подпанками соображали, кто это такие, не растерявшийся Старый заяц гаркнул своим, чтобы спешились и зарядили арбалеты. Ляхи, наконец, сообразили, что одетые вроде, как и они, воины совсем не свои, совсем даже чужие. Только было уже поздно. В спины развернувшимся всадникам полетели арбалетные болты. Все девять. Часть ляхов продолжало убегать по дороге, а десяток повернул к северо-западу. Семён с новиками, выбирая из двух зайцев, бросились за уходящими по дороге, а десяток ляхов мог и уйти, вот только им во фланг выскочил Перун со своими новиками на отдохнувших лошадях, а заморенные уже лошади поляков, как их не понукай, не смогли уйти от дестриэ русских. В последний момент ляхи развернулись, чтобы принять бой, только фланговый удар мощными конями смял их неровную цепочку, при этом двое сразу погибли, зарубленные всадником в алом плаще. Завязавшиеся отдельные поединки сразу выявили, что когда рубишь сверху с высокого дестриэ, то отбить такой удар трясущейся рукой не просто. И двух минут не прошло, как восемь ляхов было зарублено, а двое сдались в плен.

Событие тридцать третье

Самое главное при сборе трофеев — это конину от человечины отделить. Шутка.

На самом деле хоронили ляхов и панов, и подпанков в двух братских могилах три дня. В первый только начали копать могилу на границе леса и пойменного луга, а не успели, пришлось всех возчиков и новиков отвлекать на сбор трофеев в трёх местах на месте будущей Грюнвальдской битвы. И даже этого не успели. Ночь нагрянула. Утром продолжили коней ловить и трупы раздевать и перевозить к лагерю, сунулись к могиле, а она затоплена водой. Видимо тут грунтовые воды у реки близко совсем. Столько человеко-часов в холостую ушло.

Пришлось хоронить с противоположной стороны холма, там, где предположительно будет татарская ставка. Точнее, там, где они обоз должны подготовить для захвата его «зайцевцеми». Тут главное, не забыть татарам об этом сказать: «Вот тут обоз разместите, уважаемые».

В этом месте почва оказалась совсем песчаной. Вообще яму не выкопать, осыпается сразу, место могилы воронка получается. Опять перенесли братскую могилу. Теперь свезли всех на другой берег озера и там стали копать, решили, что раз там рядом болотина, то почва глинистая на песчаной почве болот не бывает. Повезло. И за два дня выкопали две могилы. В сумме побитых ляхов шестьдесят восемь человек. И пятеро пленных. Этих тоже заставили могилы копать. Оказались настоящими панами и на «чёрную» работу не соглашались. И вот ведь удивительно, когда плёткой двоих отходили до состояния нестояния, то остальные с радостью бросились копать, позабыв временно, что они белая гость и кровь у них голубая, а потом отлитые водой и побитые стали ковырять землю, издавая стоны замогильные, словно это их живыми уже похоронили.

Всех ведь крестьян и новиков с немцами нельзя отправить могилы копать. Нужно кроме того пятьдесят две туши конские разделать. Это сразу столько мясо привалило, что все просто не переработать. Часть начали коптить, но это крохи. Мяса тонны и тонны. Часть сменяли у жителей соседних деревень на зерно. Но это тоже немного, и конину не все уважают, и главное, разгар лета, где её хранить. Так, на пару дней. На пару каш, а потом протухнет. Сами три дня одним мясом питались, с непривычки до поносов доелись. И даже со всеми этими движениями и обменами половину пришлось тоже закапывать. Тем более, что вырезали самые лакомые куски, а всякие головы, внутренности и ноги и без того бы пришлось закапывать.

В общем и целом, победа кроме трофеев принесла столько проблем, что их за неделю еле-еле расхлебали.

Нужно бы начинать дальше ямы копать, ведь июнь уже почти закончился и в ближайшее время тут войска появятся и польские и свои буржуинские. Нужно⁈ Вот только для начала, пришлось четыре дня восстанавливать семнадцать «использованных» «волчьих ям». Колья вывернули все кони при падении, щиты, прикрывающие стены, чтобы они не осыпались, почти во всех ямах порушили и они (ямы) осыпались. А верхние щиты, что прикрывали ловушки, вообще на всех семнадцати ямах пришлось делать заново, переломали проклятые паны с подпанками, не могли аккуратней падать.

Не все ещё пакости, что ляхи устроили. Они всю одежду кровью и грязью изгваздали и даже испражнениями. Как так-то, разве не могли псякрёвы умереть спокойно от инфаркта и падать с лошадей аккуратней. Знали же, что одежду с них рачительные немцы снимут и затрофеят. Зачем же её рвать и пачкать? Всё озеро, пока возчики отстирывали одежду от грязи, крови и прочего, замутили и испачкали. Эти поляки словно назло всё сделали. Поумирали далеко от могилы, одежду испачкали, так ещё и доспехи помяли или, кольчуги если, то продырявили об картечь и арбалетные стрелы с мечами.

Если же итог этой скоротечной войнушки подводить, то не так всё плохо. Плюсом семнадцать хороших коней. Те, что с собой из замка взяли получше будут, но и эти настоящие боевые кони, а не клячи крестьянские.

Шестьдесят кольчуг ещё пусть местами и покоцанных предоставили поляки в их распоряжение. И восемь полных комплектов рыцарской брони, а на двух почивших в бозе жеребцах ещё и конская кольчуга имелась. Прибавилось семнадцать арбалетов и три лука. А мечей и кинжалов различных так и не считали. Точнее считали кучами. У лыцарей на поясах и золото с серебром в кошелях нашлось. Были и жуковицы с печатками и цепями золотыми.

По идее нужно бы свернуть лагерь и домой отправляться. Свою норму по убитым врагам Тевтонского ордена они уже выполнили.

Хотя. Не поймет ведь архиепископ Риги. Придётся и с татарами сразиться.

Глава 12

Событие тридцать четвёртое

Теперь, уже во второй раз обжегшись на молоке, тренировки новиков практически прекратились. Вместо этого во все четыре стороны регулярно высылались Советом дозоры на самых резвых конях. И обязательно в такой дозор входило пару лучников. Задача у этих дозоров, состоящих из пяти человек, одинаковая, обнаружить противника, обстрелять его из лука, если отряд, обнаруженный, не безразмерный, и пока те прячутся и соображают, что дальше делать, во весь опор мчаться к лагерю и предупредить там народ. Спор возник только в том, какой отряд противника считать «по зубам», а какой слишком велик, и по возможности его не задирать, а вдруг пронесёт. Остановились на сотне. Сотня — по зубам.

На вопрос, а чего делать, если не пронесёт, заданный Старым зайцем, ответа не последовало. Никто этого ответа не знал. Удирать на Север? Но у них телеги, от всадников не уйти. Принимать бой? А если все три тысячи татар подойдут, да пару тысяч литвинов? Тоже бой принимать⁈

— Видно будет… — буркнул Семён.

— Точно. Война план покажет, — под нос себе пробурчал барончик. Наполеон I Бонапарт сказал: «On s’engage et puis… on voit». Большой плакат с этим лозунгом у них в комнате, где оперативки проводили, на фирме строительной висел. Дескать, главное получить подряд на строительство, выиграть тендер, а то что нет бульдозера или подъёмного крана, так не беда, арендуем.

Но три дня уже прошло с разгрома отряда ляхов, наступил июль, а пока ничего не происходило. Иоганн понимал почему, и тевтонцы, и ляхи с литвинами сейчас сосредотачиваются в сотне километрах западнее, и им до этих мест ещё полмесяца добираться, вступая в мелкие стычки. Но долго это всё одно не продлится, вскоре появятся отряды фуражиров и начнётся веселуха.

Нападение на замок в Дзядлово можно признать неудачным. Никто не погиб из своих, даже раненых нет. Только и добычи почти нет. Более того, никаких захватов этого замка с ползаньем по верёвкам, с закидыванием кошек на стену, или манёвра с преследующими бедных панов чёртовыми тевтонами, не потребовалось. Просто подъехали и спокойно в открытые ворота… пусть будет ворвались, хотя, никто этому и не препятствовал. Их, несколько воев, дежуривших на деревянной башне у ворот, приняли за своих, и даже не вышли вперёд с алебардами. Спустились с башни и стали вопросы всякие задавать на польском, на что получили ответ на немецком: «Хенде хох» от Мартина фон Бока.

Замок кроме того, что деревянным был, так ещё и бедным оказался. Оружия толком не взяли. Пан с подпанками уже укатил в сторону Швица к Висле, вместе с соседними панами из их повета. Вся добыча в итоге, это парочка неплохих кобыл, один очень даже серьёзный конь, по статям Рыжику не уступающий, и семь телег продовольствия. В основном это гречка, ячмень и овёс для лошадей. Взяли бы и ещё чего, но телег не нашлось больше. Всё, что мог, пан Дзядлов увёз с собой. А, ещё у пани забрали немного золотых и серебряных побрякушек, и у кастеляна большой кусок парусины. Из оружия забрали копьё, висевшее на стене в кабинете пана, да арбалеты с мечами и алебардами у горе охранников. Копьё было какое-то историческое, судя по тому месту, куда его водрузили. Но так себе по внешнему виду, не золото и даже не серебро. Бронзовое, с конским чёрным хвостом, и на почерневшем от времени, а возможно и от крови, древке.

Иоганн, его рассматривая, придумал хитрую штуковину, а почему бы его не объявить копьём самого Вещего Олега? Кто опровергнет⁈ Вещь явно не новая, как раз из тех времён. Отбили у ворогов Руси. Потом можно придумать легенду, как оно к ляхам попало. Или можно и круче. Это копьё самого Бату-хана. Они же, монголы, в Польшу вторглись, но что-то у них не заладилось и назад они выторгнулись. А кто докажет, что предок пана Дзядлова не отбил это копьё в бою у самого внука Сотрясателя Вселенной. С тех былинных времён и переходит копьё, вручённое великим дедом великому внуку, от отца к сыну.

В лагере после того, как отремонтировали все покалеченные «волчьи ямы», жизнь стабилизировалась. Возчики продолжили копать новые ловушки для татар. Иоганн на примере ляхов уверился, что математик он вроде и не плохой, но стратег хреновый. Одна волчья яма совсем не равна одному изнечтоженному ворогу. Можно и на четыре умножить. Они побили шестьдесят восемь ляхов, а «заняли» те всего семнадцать ям. А ежели ям, как и планировали, будет сто пятьдесят. Да на четыре умножить. Получится «гора кровавых тел», что ядрам будет мешать пролетать.

Ещё один вопрос Совет при президенте не мог решить. Его каждый день обсуждали и так пока и не решили, что делать. Вопрос насущный. Куда девать уже добытый хабар. Это не про злато-серебро. Чего там решать, все влезет в одну суму. А вот что делать с горой оружия, что делать с кучей одежды и конской упряжи. Всё это занимало уже, если в телегах считать, то штук восемь. Пока они имелись, но ещё основного сражения не было. Фон Бок предлагал закопать всё, и вернуться за добром уже на следующий год.

Иоганн же был против, он как представил себе дорогу в оба конца из их замка до этого леса, где будет закопан клад, и обратно, так сразу руками замахал на расстригу. Это чуть не месяц дороги. А ведь просто возчиков не пошлёшь, все эти дорогие вещи нужно охранять, то есть, нужно целую экспедицию организовывать. А для воев и возчиков с собою везти продовольствие и фураж. Проще всё это тут бросить, чем за этим кладом возвращаться.

Пока ни до чего не договорились. Якобы, посмотрим, что Грюнвальдская битва принесёт. Да, утро вечера мудреней.

Событие тридцать пятое

То, чего опасались, то и случилось. В дорф Грюнфельд прибыл отряд с десятью повозками и тринадцатью всадниками за продовольствием. Термин фуражиры, ещё не существует. Как и фуражка. Первые, между прочим, были без козырьков и ввели их в русской армии в 1811 году. Кутузов всегда носил. Легкая. На бескозырку похожа. Кутузова ещё нет и бескозырок тоже. Эти были воинами из Великого княжества литовского и одеты были не в бескозырки, а в смешные каски железные, кольчуги и, что удивительно, с копьями длинными. Ещё щиты у них были очень необычной формы, Иоганн таких раньше никогда не видел. Хотя, надо отдать литвинам должное, щиты оказались очень удобными и ими во время сражения новики пользовались.

Сообщил о прибытии обоза, приехавшего изъять продукты и фураж у местных, дозор, старшим в котором был сын Перуна Андрейка. Как и предписывалось, дозор обстрелял фуражиров из лука и… и не ломанулся к своим за подмогой, а продолжал и дальше обстреливать, пока два последних литвина не сдались. Андрейка успел выпустить пятнадцать стрел и убил восьмерых, а двоих, которые и сдались потом, ранил. Ещё пятерых продырявил Епифан, второй среди новиков по стрельбе из лука. Вернулся в лагерь дозор уже с тем обозом и привязанными к телегам лошадьми через седла у коих были трупы литвинов перекинуты. Опять хоронить⁈

Но это ладно, не так много тех убиенных. А вот куда девать двух пленников литвинов и десять крестьян возчиков. Пока всё это притараканили в лагерь дозорные. Пленных уже и без того полно. А их ведь и кормить надо и охранять. Тюрьмы нет. Клеток железных тоже. До этого времени их было семь человек, так что их спихнули в одну из «волчьих ям», в которой колья ещё не установили, но теперь, когда пленников стало два десятка, если возчиков считать, то пора было с ними что-то решать. И ведь не отпустишь. Они ломанутся к своим и без пыток расскажут про непонятных тевтонов у дорфа Та́нненберг. Много ли надо ворогов, чтобы с ними справиться? Отправит Ягайло сюда, например, пару сотен всадников. Возможно, их отряд и справятся с двумястами, не готовыми к такому сопротивлению литвинами или ляхами. Но это ничего не изменит. Тогда круль отправит четыре сотни. В этом случае, даже если и выстоят, то пушек уже не будет, их разорвёт, и порох к пистолям и пищалям кончится, и все ямы ловчие будут заполнены. Можно драпать домой, а Грюнвальдская битва закончится тем же самым, что и в Реале. Убыль двух процентов среди ляхов и литвинов результат битвы не изменит.

Напрашивалось порешить и ляхов, и литвинов пленных и прикопать, как и остальных жмуриков до этого. Но времена рыцарские, опять литвины, которые крестьяне, на чистом русском говорят. С Гродно прибыли. Там детки у них. Вымрут с голоду. Какая-то нерешаемая проблема нарисовалась.

В этот раз её частично удалось решить. Возчики согласились побожиться, что не убегут, поклялись на библии, которую батюшка Иаков Иоганну в дорогу сунул, и были приставлены к своим — «нашинским» возчикам копать «волчьи ямы». Там старшим Антип, так ему барончик поручил обработать мужиков, сманить на переезд вместе с семьями в Русское село. Деньги в последнее время на крестьян, если и не серебряным дождём сыпались, то билонным точно. Детки почти ежедневно, то за мыло, то за золу, или за янтарь приносили домой пфенниги и отцам отдавали, да и за эту поездку каждый по серебряной марке получил, есть чем похвастать перед литвинами, которых сорвали с земли и работы в поле за «большое человеческое спасибо».

С воями хуже. Так они ещё и ранены через одного. И тратить на них мазь, что Матильда хоть и не пожалела, но и не бесконечно её, не хотелось.

— Чего тут думать⁈ — Семён отмахнулся от душевных терзания пацана, — Утопить их в озере, и вся недолга.

Парень на ляхов согласился почти на утопление, а вот с литвинами из Гродно решил переговорить. «Своих» убивать не хотелось. Раны им всё же обработали и наложили мазь, а потом чистыми белыми тряпицами льняными забинтовали. Бинтов тоже прилично с собой взяли, но тратятся быстро. Хорошо фон Бок догадался и в Дзядлово целый воз льняных одежд конфисковал. Один из фуражиров — литвин Семён был ранен в ногу стрелой. С него барончик и начал.

— Рассказывай, чем занимался до того, как сюда попал.

— Цего рассказывать. Цясляр я, па дрэве ўзор рэжу. Аканіцы разьбяныя, канькі, лыжкі таксама бывае.

— Цасляр? На дереве узор? Резчик по дереву. Понятно. Слушай, Семён, я возчикам предложил перебираться ко мне в село Русское под Ригой.

— Неметчина. Што ж там добрага?

— А что у вас добрага? Вечная война, да разбой. Я картины рисую. Мне красивые рамы нужны для них. Парень один делает, но малой ещё, не очень красиво. Так он марку серебряную в месяц зарабатывает. Дом большой пять марок стоит. А я, как вернёмся, начну кирпичи для печей выпускать в каждом доме будет печь с трубой. Никакого дыма и сажи, и баня, что по белому топится.

— Нібы ў казцы, — хмыкнул пленный литвин.

— Нибы у казцы? А, как в сказке? Так вон возчики наши, переговори. Новики рядом. Все из Русского села и с ними поговори. Сейчас ваших тут побьют рыцари, и у нас под Ригой на сотню лет мир и покой будет.

— Пагаварыць, — Семён скривился, опершись на раненую ногу.

— Поговори.

Второй раненый был похуже. Ну, состояние похуже. Стрела Андрейки ему в плечо попала и пока её оттуда извлекали, рану приличную организовали, промыли хлебным вином, наложили мазь и забинтовали, а в качестве дренажа, как и учила Матильда, вставили соломинку. Уговаривать переходить его на сторону добра Иоганн пока не стал. Хоть он и оказался настоящим подарком судьбы. Был Пётр Олександров гончаром, более того, работал он год в Вильно у мастера, что кирпичи обжигает. Вот готовый мастер по производству кирпича. Осталось малость, вылечить и уговорить перебраться с семьёй из Гродно в Ригу.

Событие тридцать шестое

На следующий отряд фуражиров натолкнулись на юге. Ляхи пригнали здоровущий обоз при тридцати всадниках сопровождения в Логдово. Деревенька или поселение (они себя осадой называли (osada) небольшое. И чего там было покупать или изымать с двадцатью возами было не ясно, там дворов всего одиннадцать, и сейчас начало лета, урожай или в огороде, или в поле, жители даже менять на копчёную рыбу и мясо уже ничего не могут, в долг под будущий урожай у «немцев клятых» выпрашивают.

В дозоре старшим был Тимоха. С размерами отряда, на который следует нападать, уже определились. Пересчитывать по пальцам не надо, но примерно пятьдесят воинов если, то нужно обстрелять и заманить в «волчьи ямы», а вот если ворогов под сотню и больше, то отступать в баталии не ввязываясь, и отступать по возможности скрытно.

Тимоха посчитал, что три десятка разномастно одетых и вооружённых поляков на плохих мелких лошадках им по силам и обстреляли, обогнув их по дуге с тыла. Начали стрелять из леса. Пока ляхи разворачивали коней, пока доехали до опушки, спешились, пока, размахивая саблями и мечами, добежали до леса, Тимоха с Гришкой успели сделать по десятку выстрелов. До меткости Андрейки обоим далеко, белку в анус не бьют, чтобы шкуру не попортить, но тут и целиться не надо, толпой бегут и кричат: «В меня»! «Хрен, в меня»! Пятерых каждый точно уложил и сколько-то раненых есть. После этого новики вскочили на коней, что товарищи удерживали, и по дуге опять, позволяя почти догнать себя, отступили к ловушкам.

Один из новиков, при этом, уже давно добрался до лагеря и предупредил о ворогах. Ямороев всех опять отправили в лес за флеши, а, находившихся, по новому плану, всегда у ям, арбалетчиков установил за, сплетённые из веток, щиты Старый заяц, после чего за одним встал и сам взведя арбалет. Разведка добралась до еле приметных в, поднявшейся по пояс траве, знаков, и спешилась, дальше, тоже по отмеченной тропинке, они вели коней в поводу. На Совете решили, что пора прикрыть ямы дёрном. За оставшиеся до битвы несколько дней, пусть даже неделю трава в кусках дёрна не высохнет, не пожелтеет. Лучше чуть раньше дёрн уложить, чем во время битвы бегать и делать это под недоумённые татарские раскосые взгляды.

Ляхи подвох почувствовали. Они остановили коней и скучковались недалеко от ям. Но новики уходили, и природная нелюбовь поляков к немчуре взяла верх. Трое всадников возобновили преследование. Они, естественно, в ямы сверзлись. Крик, визг, и прочие оры принудили остатки ляшских фуражиров отступить к своему обозу. Поздно. Их осталось-то с десяток. Новики с арбалетчиками Старого зайца кинулись в лагерь, преодолели брод и вскоре догнали отступающий на запад обоз. Ляхи развернули коней и попытались принять бой. Но арбалетчики спешились и дали два залпа, после чего живые и здоровые паны и подпанки кончились. Остались только пятеро раненых, которых Семён с Перуном быстро отправили догонять своих товарищей по дороге в Ад.

Опять нарисовалась проблема. Куда девать двадцать возчиков? Телеги и лошадей изъяли, а вот людей куда опять пристроить? Это не свои литвины, которые почти все уже согласились перебраться в Русское село, это поляки. Даже предлагать им обрусеть или онемечиться, вернее, Иоганн не собирался.

Решили, что раз вот — вот битва начнётся, то пусть пока помогут ямы копать, а потом их отпустят. Кто-то же в реальной истории похоронил десяток тысяч немцев и, наверное, такое же количество литвин, чехов, ляхов, татар и русских? Писалось же в учебнике, что один из полков смолян был уничтожен полностью. Эти двадцать польских холопов уже опыт к тому времени приобретут по копанию ям.

— Иоганн, я не верил, что именно тут будет битва, и сейчас не очень верю. Почему именно здесь? Оно не сильно большое, неровное. Там, за нами, заболочено. Возможно нам нужно выслать разведку дальше на закат. А то, если сражение без нас произойдёт, получится очень плохо, — Мартин фон Бок выдал это на ужине, после того как закопали убитых ляхов.

— Докуда? До какого места? — стопроцентной уверенности у парня и самого не было. Вдруг верстах в двадцати к западу есть деревня Грюнвальд, он же по небольшим кусочкам мозаики нарисовал себе и остальным потом картину этой битвы именно на этом холмистом поле. Вот будет фокус, если он действительно ошибся.

Глава 13

Событие тридцать седьмое

Разведка нужна всегда. Чего тут спорить? Так и в любом случае сейчас — это беспроигрышный вариант. Допустим, битва будет именно на этом поле и начнётся пятнадцатого или шестнадцатого июля. Уйдёт разведка, а сегодня уже двенадцатое июля, сразу наткнётся на движущихся сюда немцев или ляхов с литвинами и вернётся, сообщив, что всё пучком, сидим, ждём и не дёргаемся. А если наткнётся на выстраивающихся на другом поле войска, то тоже вернётся, и тогда, прибыв туда в разгар сражения, они смогут ударить во фланг тем же татарам. Эти-то товарищи, с позволения сказать, по любому, будут на восточном фланге. Во втором случае минусом — огромное количества труда, что вложили в «волчьи ямы» и флеши. Ну, зато не скучно было. Чтобы солдат не роптал или не безобразничал дисциплину, сержанту его нужно умотать тренировками или усыпить чтением уставов. Они и уматывали. С уставами пока не очень.

В разведку долго выбирали на Совете, кого послать. Все тут нужны. С другой стороны, в разведку ведь лучших нужно посылать. И ещё нужны те, кто хоть немного польский пшек понимает. В результате, в пятёрку вошли фон Бок, Семён, Андрейка, Тимоха и Иоганн с двумя пистолями. А чего, они вдвоём с расстригой Мартиным знают десяток языков. Для нонешних времён — это просто уникальные люди. Фон Бок — хороший арбалетчик. Даже из лучших. А Андрейка с Тимохой не робины гуды, а… гораздо лучше. Тот хрен с англицкой горы нигде толком не учился стрелять, а эти десяток лет учились стрелять из луков всех размеров и конструкций. Семён? Ну, а чего, Семён он — Семён. Это богатырь с богатырским мечом и опытом сотен битв.

Тронулись не со сранья. Позавтракали, наевшись до отвала, так как на обед останавливаться не собирались, так, коней напоить да овсом подкормить. Тронулись по дороге, что проходит южнее польского (osada) поселения Логдово. Думали — думали на Совете как пробираться на закат и решили, что лучше по польской территории. Иоганн из обрывочных воспоминаний про эту битву помнил, что фон Юнгенген перекрыл ляхам дорогу вдоль Вислы на север, и они двигались на восток выискивая обход. А Великий магистр смещал войско вслед за поляками и литвинами. Тут ключевое слово «вслед». То есть, сначала шли круль Ягайло с Витовтом и их уже тевтоны догоняли. Значит, нужно идти по польской территории, быстрее выйдешь на войско, чьё бы оно не было, а, скорее всего, это будут ляхи.

На ужин и ночлег они остановились у озера. Выглянув из леса, увидели деревню или осаду очередную, расположенную на берегу озера и решили ночевать здесь. Виднелся замок не замок, но крепость точно рядом с поселением. Чуть вернулись, чтобы костёр не учуяли местные, и расположились на ночлег. А Семён с Андрейкой кустами двинулись к поселению. И практически сразу вернулись, ещё котелок с кашей не забулькал.

— Ляхи в селении. Много. Рыцари. И важные. На одном видел шлем с павлиньими перьями. Кто-то очень знатный и богатый, — Семён принюхался, отошёл чуть от костра в сторону селения, — Нормально, ветер от них, не должны учуять. А как поедим, чуть назад отойдём, пока не стемнело, другое место будем для ночлега искать.

Получилось чуть по-другому. Только они поужинали и уже собрались, чтобы откочевать метров на пятьсот назад, как услышали на дороге стук копыт, а потом крики. Дорога в этом месте петлю небольшую делает, взбираясь на холм и огибая его потом, а потому с их места на опушке леса, петлю эту видно. Получается, что примерно семьсот — восемьсот метров, как на ладони. Все бросились к кустам на опушке и увидели, что двое всадников торопятся в их направлении, а за ними скачет десятка полтора разномастно одетых воинов, с мечами над головой. Что первые двое не тевтонцы тоже видно, хотя не все рыцари в белых плащах и накидках с чёрными крестами в топхельмах огромных, но вот в красно-белые цвета вряд ли кто вырядится.

— Побьём? — Иоганн уже достал из сумы, перекинутой через плечо, пистоль.

— А давай! — десятник вынул меч из ножен. — К бою.

Семь сотен метров, которые ещё предстояло преодолеть преследователям по кривулине этой, разогнаться сильно всадникам ни тем, ни другим не дали. Три резких поворота на дороге и два спуска — подъема, всё время приходилось всадникам придерживать коней, чтобы не вылететь в кювет с дороги. Никто специально не копал, просто речушка, что огибала холм вместе с дорогой, сейчас совсем в тонюсенький ручей превратившаяся, во время таяния снега и ливней прорыла приличный овраг не овраг, но ложбину. Она была с той стороны дороги и всадники, видя обрыв слева, по зрелым размышлениям, держались как раз ближе к лесу.

Пока они петляли и сдерживали коней, фон Бок взвёл арбалет и брякнул в бороздку толстую стрелу. И ещё три воткнул в дерево, за которым укрывался, чтобы при перезарядке находились под рукой. Андрейка и Тимоха натянули на луки свои тетиву и поудобнее на плече разместили колчаны. Иоганн же, высунув язык, заряжал пистоли. Парню дольше всего возиться. Тем не менее, и он успел.

— Приготовились, — прошипел Семён. Ему стрелять нечем, и чувствовал десятник себя не лишним, конечно, но неуютно, — Бей!

Две длинные стрелы и одна короткая полетели навстречу вырвавшимся на прямой участок дороги ляхам. Ляхи были в кольчугах. Но с такого расстояния, с десяти метров, промахнуться в голову сложно. Вжик и трое всадников уже не преследуют никого.

Бабах. Иоганн разрядил первый пистоль в огромного лыцаря в красном сюрко поверх кольчуги. Пуля дюймовая ударила здоровяка в грудь, и силёнок у дюймового свинцового шарика хватило, чтобы эту тушу сдёрнуть с седла, повалился красный пан под ноги остальным преследователям. Иоганн краем глаза видел, как тянет вверх тетиву расстрига, раскрыв рот от натуги, как успели уже наложить свои стрелы оба новика на тетиву луков. Вжик и ещё две стрелы ушли в ляхов. Сам парень пока не стрелял. Выискивал жертву. У него последний выстрел, больше точно зарядить не успеет. Это же целая минута нужна, да за это время лучник шесть стрел точно выпустит и три фон Бок.

Бабах. Он выбрал цель и сразу потянул за спусковой крючок. Один из преследователей ловко на задних ногах, словно в цирке, развернул белого жеребца и теперь пытался удрать к своим назад в село. Облако дыма во второй раз окутало барончика, ветра-то вообще нет, и когда оно рассеялось, стало видно, что он не промахнулся, белый конь уже без седока мчался, подняв хвост, по дороге.

Третью стрелу брякнул на ложу арбалета фон Бок. И тягали пятую, а то и шестую стрелу из колчана за спиной Андрейка с Тимохой. И только Семён, как памятник самому себе, стоял с зажатым в руках бастардом.

А, вот и его время пришло.

Событие тридцать восьмое

А может нужно было сидеть в замке? Там пельмешки бабка Лукерья сейчас стряпает… Да, а в тюрьме сейчас ужин, макароны дают. Интересно, а почему Василий Алибабаевич зону называет тюрьмой?

Они стаскивали в лес с дороги тела убитых ляхов. Все в крови перемазанные и в пыли. Не ну разве пельмешки со сметанкой не лучше жевать у камина, будь он неладен. Сначала хотели в противоположную сторону оттащить, там балка или овраг довольно глубокая. Но жаба решила, что четырнадцать комплектов брони — это черте сколько денег. Нельзя это бросать.

— Мы же на разведку, что кольчуги с собой тащить? — спросил барончик у жабы?

— Тут прикопаем… Ну, не тут, чуть оттащим, — ответил вместо жабы Семён.

Он примеривался к мечу одного из ляхов. Крутил, махал, хмыкал, фукал, снова махал. Свой сломал. Чего вот выскочил⁈ Взрослый дядька и отлично должен был понимать, что новики с Мартином фон Боком перестреляли бы ляхов оставшихся без экшена этого. Нет нужно силушку богатырскую показать, бастардом своим помахать, дать ему кровушки вражьей напиться.

Теперь бастард сломан. Его Семён не выбросил, обтёр о сюрко того гада, что сломал ему верного товарища и прохрипел, отходя от боя:

— Угнисос починит.

Получилась его битва кривой. Выскочил богатырь на дорогу и рубанул по ноге одного из всадников, но попал по наколеннику, меч возможно колено всаднику и размозжил, но при этом от железа отскочил. А в это время второй лях сверху рубанул с богатырским замахом Семёна. Отдать должное нужно десятнику, он справился со своим бастардом и сумел подставить его под удар. И вот тут почти чудо случилось. Меч Семёна сломался. На три куска развалился, сверкая отражением заходящего солнца, брызнул осколками. В руке ветерана только двадцатисантиметровый кусочек остался от почти что метрового лезвия.

Десятник бросил обломок меча в лицо всадника, а сам, подпрыгнув, схватил его за ворот сюрко и дёрнул вниз с седла. Ноги из стремени лях выдернуть не успел, потому падение получилось эпическим. Всадник только свесился с седла, но перехватив за шею противника, богатырь продолжал тащить его вниз, и лошадь сначала встала на одно колено, а потом с жалобным ржанием завалилась на бок, придавив к матушке земле хозяина. При этом почти такой же бастард, что сломался у Семёна, отлетел на метр — полтора от этого завала. Десятник подхватил его, и вовремя, так как первый всадник с повреждённым коленом попробовал ткнуть мечом Семёну в спину. А тот успел. Успел развернуться и круговым движением меча выбил оружие из руки ляха, а потом снова ему по тому же самому колену врезал. Лях взвыл и отпустил поводья, а конь рванул вперёд. Бамс, бряк и железный человек покатился по утоптанной в камень дороге. Семён в два шага догнал его и рубанул по шее оголившейся, так как каплевидный шлем с того слетел и откатился.

Потом, как-то ссутулясь, Семён подошёл к ломателю его драгоценного меча и сунул ему клинок в прорезь бригантины.

На этом сражение закончилось и началось перетаскивание тяжестей.

Втроем они с Семёном и фон Боком таскали трупы, а новики со стрелами, наложенными на тетиву, блюли дорогу в обе стороны. Где-то там на востоке были двое удирающих, и совсем и не далеко, менее чем в километре, был лагерь поляков. С любой стороны могли ненужные зрители появиться. Лошади побитых ими ляхов разбежались. Большинство продолжило погоню за непонятными дядьками в красно-белых сюрко, часть вернулась в лагерь и только две лошадки, отбежав метров на двадцать, остановились на опушке у елки лохматой. Ляхи тащились медленно, а тринадцатилетней тушке Иоганна с ними вообще было не справиться, и он помогал-мешал расстриге бывшему.

Всё рано или поздно заканчивается. Кончились трупы. А работа настоящая только началась. Теперь нужно было освободить полезное железо от бесполезных останков. На это действо ушло больше часа. При этом в ту сторону, за сбежавшими красно-белыми, но не спартаковцами, проехал ещё один отряд из двадцати примерно всадников. Его задирать не стали. Не, так-то бы его на ноль умножили, но у Иоганна пистоли не заряжены, ну или испугались. Два десятка на четверых с половиной — это лишку. А главное заняты все были. Стащить с трупа кольчугу — это не быстрое дело. Так ещё и всякие налокотники, наколенники, кирасы, всё это на ремешках, нет чтобы застёжки какие придумать.

Провозились с раздеванием ляхов до самой темноты. Ещё и лошадей нужно было ловить Иоганну. Эти две кобылки, что не убежали, даваться в руки тоже не захотели, гонялся за ними парень почти весь этот час, пока более опытные товарищи полезным делом были заняты.

Совсем уже в темноте второй отряд проскакал назад. Догнали они красно-белых или нет в темноте не видно было.

— Семён, как думаешь, кто те двое были, за которыми гнались? — устраивая из сломанных еловых лап лежанку поинтересовался Иоганн десятника.

— Дурни. Ляхи.

— Вот и я к такому выводу пришёл.

Событие тридцать девятое

Это происшествие… Эта дурость, как оказалось, серьёзно осложнила разведку. Хорошо, что они от этого места убрались и дальше в лес, и отступили на восток, так как с самого рассвета ляхи устроили тотальное прочёсывание местности. Пришлось уходить на юго-восток. Всё дальше и дальше пока до самого замка Дзядлово не добрались.

Всё, генуг, дальше придерживаться старого плана было глупо. Нужно было возвращаться. А то ляхи в своей настырности доберутся до их лагеря, а тут сразу три командира и приличная часть их боевого потенциала по лесу шастает без всякой возможности не только принимать решения, но и вообще влиять на ситуацию.

Кольчуги, брони и большую часть оружия припрятали в медвежьей берлоге… Ну, наверное. До этого берлоги Иван Фёдорович ни разу не видел. Так, только на картинках детских, да в мультиках всяких. Под корнем огромной метровой сосны, рухнувшей и выворотившей приличный кусок почвы, была ямина. Семён на клочки бурой шерсти указал и сказал, что это берлога прошлогодняя. Туда всё и скидали, а потом засыпали сначала листвой и хвоей с мелкими ветками, а потом землёй со мхом. И даже специально час собирали шишки под деревьями и выкапывали кусты травы, чтобы получше замаскировать.

Семён махнул рукой, всё одно заметно. Я вот вижу, дескать.

А Иоганн со всех сторон обошёл и плечами пожал. Ну, упала сосна и упала, нормально.

На лыцарях почти не было ничего ценного кроме самой брони. Плюсом к уже полученному с ляхов хабару получилось три золотых кольца, небольшой золотой крест и серебряная цепь на шею. Граммов на триста. Толстенькая такая, но не золото призренное.

Пробирались «домой», к лагерю, знакомой Семёну и фон Боку дорогой, один раз они уже по ней двигались, после захвата замка в Дзядлово. Дорога лесная и изменения, происходящие с погодой, они заметили не сразу. Ну, чуть сильнее деревья шумят, ну, ветер холоднее стал, потемнело. А тут вышли на открытое место и осознали, что гроза вот-вот разразится. Семён на невысказанный вопрос Иоганна отрицательно головой покачал. Не успеют они добраться до лагеря.

А Иван Фёдорович вспомнил ещё одну маленькую детальку, что ускользала от него, когда он выуживал из головы всё, что знал про Грюнвальдскую битву. Дождь. В день битвы на землю, эту вот, обрушится ливень, который помешает стрелять венгерским бомбардирам. Так вспомнил сейчас барончик, что перед этим дождём была двухдневная буря. Сначала просто гроза, а за ней буря. И если сегодня тринадцатое июля, то сегодня будет эта гроза, которая завтра четырнадцатого перерастёт в бурю, успокоившуюся только к вечеру. И как завершения бури пятнадцатого июля до обеда будет идти дождь, помешавший или помешающий стрелять артиллеристам.

— Нужно быстрее двигаться к лагерю. Сейчас начнётся буря.

— Не успеем, ещё десяток вёрст, — десятник попытался удержать плащ, который разворачивало ветром и на лицо ему закидывало.

— Нужно идти. Черт с ним с дождём и даже ливнем. Нужно идти в лагерь. Завтра будет только хуже, — подъехав почти вплотную к Семёну, прокричал Иоганн.

Услышал, наверное, или по глазам понял ветеран, но кивнул и ударил пятками Рыжика по бокам. Огромный конь присел на задние ноги и, рыкнув как-то совсем на ржание не похоже, пошёл навстречу ветру постепенно разгоняясь.

Первые капли ударили в лицо минут через десять. Рысью или галопом это назвать трудно, неровный скок в шаг переходящий. Ветер уже сгибал молодые деревца и ломал ветки у деревьев, которые терлись вершинами с надрывным скрипом, словно жаловались людям на надвигающуюся бурю.

Капли эти сработали, как и положено воде, они затушили костёр. Ветер словно на стену напоролся, но не прекратился совсем, а с бури вдруг унялся до небольшого ветерка. Почувствовав, что не к добру это, кони и сами ломанулись домой. Вот это уже можно и настоящим галопом назвать. Больше капель, быстрее стук копыт по почти сухой ещё земле, ещё больше капель, крупных, словно в тебя плюётся кто, и быстрее мелькают ноги лошадей. Прошло, может быть, десять минут, пока дождь из дождика, из капелек, превратился в ливень сначала, а потом с настоящую стену воду. Но они успели. Сквозь эту стену уже видно было озеро и даже холм за ним, на котором в лесу и разбит их лагерь.

Глава 14

Событие сороковое

Буря мглою небо кроет…

Таких порывов ветра, как вчера перед дождём, сегодня уже не было. И вообще, бурей это назвать было нельзя. Странная погода получалась. Будто бы там на небе, два каких помощника Перуна решили устроить разную погоду и один другому изредка по лбу скалкой заряжал и, пока супротивник находился в отключке, упражнялся с погодой, тыкая в разные кнопки. Потом второй этот очухивался, подбирал с пола брошенную скалку, и, примерившись, бил по затылку экспериментатору, дальше уже, оттащив того в уголок от управляющей погодой машинки, сам начинал в другие кнопки заскорузлым пальцем тыкать. Чего это заскорузлым, у божков-то? А он толстый, палец тот, судя по последствиям, и плохо гнущийся должен быть у второго экспериментатора, так как иногда на несколько сразу кнопок нажимал сей товарищ.

На деле это выглядело так. Дует это ветер себе, гудит в проводах, ай, в ветвях деревьев, ломает даже их, пригоршни мокрого песка людям в хари метает. Буря. Всё, как и положено. И тут ветер стихает, как и вчера вечером, и начинается дождь, и вдруг, по мановению волшебной палочки, тучи разгоняются на небе, солнце уже в прорехи брызжет, но дождь не прекращается. А через час опять ветрина. И так весь день. Три раза погода менялась. При этом один раз дождь в ливень снова всё же перешёл.

Иоганн на это буйство стихий смотрел с зубовным скрежетом. Ямы, которые они копали, заливало водой, так это не главная ещё беда, от вчерашнего ливня и от сегодняшнего, резко, прямо на глазах, вырос уровень воды в реке Маржанка или Маршанка, у ляхов с их шипением и не разберёшь. Что в этом плохого? А брод? Как татары пойдут в наступление? И где они?

Немцы появились перед обедом. Они, как полноводная река, надвигались с запада. Их (зайцевская) позиция в лесу к востоку от дорфа Танненберг была пусть на небольшом, но холме, и в те времена, когда дождь прекращался, было видно, что в пространство между селениями Грюнфельд и Танненберг вливаются с запада всё новые и новые отряды крестоносцев и их союзников. А вот ляхов видно не было. Что-то там было такое в послезнаниях про то, что они накапливались в лесу за дорогой, окаймляющей это большое поле с юга. Только был нюанс. Семён и компания там всё разведали, и там нет дорог других. Неужели тридцатитысячное войско двигается по лесам, по лесным тропинкам? Там же две трети войска — это всадники. Да и зачем им прятаться? Воевать же пришли, даже не так, пришли захватывать земли тевтонские, или свои отбивать, тут с какой стороны посмотреть, но население точно польское.

Татары появились. Где-то после обеда, даже ближе к вечеру, когда два придурка, управляющие погодой, шишек себе понаставили преизрядно и успокоились, решив, что пусть теперь природа сама выруливает. Татаровья, как Иоганн и предполагал, доехали до переправы через Моршанку (Маршанку) иостановились. Стали лагерь на берегу озера разбивать. Шатёр для Джелал ад-Дина и его брата Бетсбулана (Кепек-хана) прямо на глаз стал возвышаться. Наконец удалось узнать, как кличут брата Джелал ад-Дина (Джалалуддин). Татары сами рассказали. Они решили отправить разведку через реку. Семерых смелых джигитов, ай, батыров — богатуров отправили. Переправились всадники через вздувшуюся Маршанку не без проблем, сносило их к тому холму, где в лесу был русский лагерь спрятан. Выбрались они на этот берег и оказались у подножия холма. Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт. Пулад, старший у разведки, был умным. Он поскакал, с востока огибая холм, чтобы тевтонцам на глаза не попасться. И въехал прямо в русско-немецкий лагерь. Десяток стрел и шесть трупов, а сам Пулад ранен в обе ноги, как Старый заяц своим арбалетчикам и велел. Коняшки попытались броситься назад, и их уже лучники из новиков пристрелили. Не нужно татарам сразу сообщать, что на левом берегу озера и реки у них есть неадекватные соседи, не захотели с дарами встретить посланцев хана и всю информацию про немцев проклятых выложить. Захотели свежей конятины.

А вот интересно, а что было в Реале. Удалась эта разведка? Скорее всего, да. И татары там смело скакали на немцев Валленроде, зная, что ни чеснока тупые тевтоны не разбросали, ни «волчьих ям» ни наковали, ни даже просто ямок, чтобы кони спотыкались. Так и не могли немцы всего этого успеть. Они на это поле практически случайно напоролись за день до битвы и во время бури, дождей и прочих гроз. Какие тут могут быть ямы, кто их за одну дождливую ночь выкопает и замаскируют.

Шесть языков знает фон Бок, теперь пять с половиною Иоганн, но среди этих языков татарским и не пахнет. Или можно засчитать некоторые татарские слова парню, он, например, знает, что название города Тюмень произошло от тумена, то есть от десяти тысяч. Кирдык ещё знает. Киль манда. Ещё тысяча — это мен, как человек по-ангельски. Стоп, он ведь строитель и как-то им на лекции один доцент, фамилии теперь не вспомнить, говорил, что кирпич — это татарское слово. Штаны, кстати, тоже. Ещё из строительства перекочевало слово камыш, которое первоначально употреблялось для камышовых крыш.

К чему это? А к тому, что допросить Пулада оказалось не просто, возник языковой барьер. В качестве переводчика ещё присоединился Перун, у него брат был женат на татарке, которую захватил в походе. Несколько слов выучил.

Информация получилось скудной, хотя Пулад ею охотно делился, особенно когда в раны от стрел пальца совали грязные, видимо инфекции боялся десятник, начинал орать и выдавать на гора, то о чём русские или немцы пытались его спросить. Немного этой информации всё же систематизировали, вычленили из криков. Татар оказало три тысячи, (өч мең). Главный Джалалуддин, вторым его брат Бетсбулан (Кепек-хан). Золота в шатре хана полно. На страже стоит десяток брата Пулада — Кечле.

Всё. На этом полезная информация кончилась. Как, впрочем, и Пулад.

Событие сорок первое

После того, как разобрались с татарским десятником Пуладом, пальцем из раны у него информацию выковыривая, Мартин фон Бок, как официальный командир их труппа, смотался в немецкий лагерь к комтуру Мемеля Ульриху Ценгеру вместе с Иоганном и тремя новиками. И не нашли его в лагере немецком. Да и не могли найти. После прошлогоднего нападения повстанцев жмудских и литвин на Мемель, в нём решили оставить приличный гарнизон, и сам комтур, читай военная власть в городе, остался руководить обороной.

Нашли шишку чуть круче — целого ливонского ландмаршала Бернхарда фон Хевельмана для командования Хоругвью рыцарей Ливонии и Рейнской области. И тот, на удивление Иоганна, согласился, рядом со своим возводимым ещё шатром, принять мелкого юнкеришку, командующего мелким отрядом. Ландмаршал был грузен, и на боевого рыцаря, такого картинного, поджарого, с буграми мышц и скуластым обветренным лицом в ореоле золотых кудрей, походил как кабачок на маленький тоненький огурчик. Вполне себе высокий, хоть и довольно тощий расстрига смотрелся рядом с ландмаршалом ребёночком таким.

Так к нему первоначально фон Хевельман и отнёсся, но по мере того, как Мартин рассказывал об их трёхмесячной почти робинзонаде на этом поле, брови херра Бернхарда вспухали и в домики превращались.

— Сто пятьдесят «волчьих ям»⁈ Отлично, сынок. А как же вы попали на это поле, и как узнали, что битва будет именно здесь? Я и теперь в этом ещё не сильно уверен. Эти рыцари со своим трусливым королём, могут сегодня же подняться и опять уйти на восход, чтобы забраться в наши тылы и двинуться к Мариенбургу.

Иоганн на этот вопрос, задаваемый ему фон Боком, Семёном и Старым зайцем такую фишку, что ему, дескать, явилась Дева Мария во сне и указала на место битвы, не решился выдать. Все попаданцы, про которых он читал, именно чего-то такое выдумывали, только имена высших сил меняя, ну, в Ливонии точно бы подошла Дева Мария. Он же народу сказал, что место ему указал архиепископ Риги. И вот теперь такой ответ Мартина поверг в ступор ландмаршала.

— Иоганн Валленроде? — домики из бровей спрятались в причёске херра.

Эх! Ваньша постарался скрыться за спиною фон Бока. Но этот гадёныш расстриженный завращался, парня выискивая.

— Кто это? — заметив вращение необычного юнкера, рассказывающего ему сейчас сказки, поинтересовался ландмаршал.

— М… Мой оруженосец Иоганн фон дер Зайцев.

— Да? И что? — брови назад не выползли.

— М… Ему… Нам… М… Его Высокопреосвященство… М…

— Ничего не понимаю. Мартин, ты бы мог перейти с блеяния и мычания на нормальный язык. Хотя, ты откуда-то с юга? Я половину слов не понимаю. А мычания, тем более.

— Там длинная история с дядей Иоганна…

— Со старшим Валленроде? С Конрадом фон Валленроде — бывшим Великим магистром ордена? Или ты имеешь ввиду Фридриха фон Валленроде — рыцаря Тевтонского ордена и великого маршала Тевтонского ордена? Мартин, не молчи? У меня есть дела и кроме тебя. Тем более, после того, что ты мне рассказал. Мне нужно срочно переговорить об этом с Великим магистром.

— Иоганн — это он, — расстрига ткнул пальцем в оруженосца, — его дядя фон Лаутенберг… Александр… Иоганн, может ты сам расскажешь о том, что тебе поведал архиепископ.

Теперь выставленный на всеобщее обозрение принялся мычать сам попаданец. Штирлиц не просто был близок к провалу, он уже ухнул в прорубь.

— Его Высокопреосвященство… М… Он сказал, что битва будет кровавая и там нужны все воины способные держать оружие. М… И поле зелёное станет красным, — пока всё точно. Именно так Иоганн Валленроде и говорил. — И ещё что-то про зелёное поле про Грюнфельд или про зелёный лес. — Иоганн выдал вид дурацкий и лихой, — Я понял, что битва будет у дорфа Грюнвальд, но когда добрались до этих мест, то нашли дорф Грюнфельд. Я и решил, что его Высокопреосвященство имел в виду именно это поле. Вот за вами дорф Грюнфельд.

— Так всё и было, — поддакнул расстрига.

Валленроде несколько раз перевёл точку прицела с одного малолетнего идиота на другого тоже не древнего. Оба вид имели придурковатый, но почему-то довольный. Хотя пятьдесят… тьфу, сто пятьдесят «волчьих ям» и укрепления, да ещё и с двумя пищалями — это серьёзное подспорье для его левого фланга. Так ещё и по словам старшего идиота их не обойти с востока, там болото.

— Удивительно. Ладно, я пошлю сейчас с вами комтура Кёнигсберга Хануса фон Хайде, он осмотрит, ваши укрепления и доложит мне, а я пока сообщу об этом Великому магистру. Подождите здесь, я сейчас отправлю к вам брата Хануса.

Событие сорок второе

Уже вечерело совсем. Их отряд, в отличие от немцев между Грюнфельдом и Таннебергом, никаких костров не разводил, потому комтур Кёнигсберга Ханус фон Хайде экскурсию свою быстро свернул. Ничего уже рассмотреть не получится и плюсом опять небо всё заволокло и ветер с дождём возобновились. Вновь тот божок, что в них игрался отобрал клавиатуру у собрата. Но в целом лысый дядечка увиденным остался не совсем доволен. Ему видимо Валленроде старший ничего про непонятки с этим отрядом не сказал, и брат Ханус даже выказал неудовольствие, придрался, мол чего же вы, дебилы, дальше флеши не выстроили, сейчас бы за них спрятали венгерские бомбарды. И ямы волчьи могли вон до тех холмов продлить. Напрашивается же? Барончик так понял, что комтур посчитал, что их — лодырей послали сюда готовить поле для битвы, а эти шлимазлы и свинячьи собаки пейзанок насиловали и объедали пахарей, вместо того чтобы землю рыть.

Словно душу из тебя достали, сапоги, испачканные навозом, об неё вытерли и назад, как уж получилось, запихали. Иоганн обнимашек не ждал, но хоть отеческого похлопывания по плечу от сильных мира сего, всё же надеялся удостоиться, дескать, хорошую смену нам, старикам, барон фон дер Зайцев воспитал. Вон, как грамотно всё придумали. Так держать, сынок, я буду присматривать за твоими успехами. А вместо этого фунт призрения и гримаса неудовольствия на совсем не чисто арийской моське. Чернявый и кареглазый, так и лысый ещё брат Ханус. Что-то это слово Иоганну напоминало? Понять бы ещё что⁈

Комтур удалился с десятком полубратьев и прочих кнехтов, а Иоганн с фон Боком стояли у того места, где флеши заканчивались и почёсывали арийские лохмы.

— Колышки можно еще чуть дальше вбить, верёвки есть. Слышно будет татарам? — барончик оглянулся в сторону озера. Нет. Там уже сумерки с дождём всё скрыли, не видно татарского лагеря.

— А мы… — фон Бок прислушался, — Эх, надо было попросить комтура фон Хайде пошуметь пару часов.

Да нате. Заказывали⁈ Со стороны лагеря старшего Валленроде стали зажигаться костры и нарастать шум. Лагерь зажил своей бурной жизнью. Доставали слуги бурдюки с вином или сидром, гремели чем-то железным, визжали чем-то железным, стучали чем-то железным. А ещё через десяток минут и песни фашистики затянули.

— Давай, Мартин, командуй, колышков с верёвками нужно набить. Так-то этот лысый прав. Если прямую нарисовать между лагерем литвинов и татар и расположением тевтонцев, то мы получаемся сбоку, на нас они вообще могут не пойти в атаку, проскачут левее… если с их стороны смотреть.

— А я говорил! — расстрига палец к небу вздел.

Сволочь. Чего с него взять — немец — перец — колбаса. Его на помойке подобрали, обогрели, накачали, а он тут фигвамы показывает. На самом деле фон не раз и не два говорил, что нужно правее чуть всё чего они нарыли и настроили рыть и строить. И именно те же самые аргументы приводил. Мол, чего это врагам крюк в эту сторону делать. Они прямо поскачут, брод преодолев.

А Иоганн упёрся, и Старый заяц его поддержал, нельзя от леса отходить, в лесу обоз с ценными ценностями, там повозки и лошади, как они без всего этого домой доберутся??? Ну и Иоганн ещё довод приводил, что если ворогов будет совсем уж излиху, то они пешие смогут через болотину отступить, а конные точно туда не сунутся. Там не такая болотина, как в фильмах показывают, ну в том же «А зори здесь тихие» с бездонными омутами. Там мелко. По пояс, где-то в самом глубоком месте и кочек полно, одни сплошные кочки, можно сказать. Но лошадь сто процентов в эту жижу грязевую и качающиеся кочки не сунется. Лошади они не дуры, они в болото не пойдут. Так что можно будет отступить до речушки через болотину и переправиться на другой берег.

Только это уж совсем крайний случай. Так как при таком раскладе обоз достанется татарам, а не наоборот, как планировалось, что татарский обоз они получат в качестве утешительного приза. Не зря же три месяца землю ковыряли.

Едва стемнело окончательно, весь лагерь и возчики, и новики, и арбалетчики, и даже полупленные литвины на карачках от леса, по небольшой дуге, обогнув флеши сзади, стали деревянными киянками вбивать в землю тут же изготавливаемые колья и привязывать к ним на высоте сантиметров десять — пятнадцать от земли верёвки. Впереди цепочки таких ловушек траву старались на мять. Нужно чтобы отросшая к середине июля чуть не по пояс людям трава надёжно скрывала их приготовления.

Перед волчьими ямами тоже уже больше недели никто не ходил. Примятая при прошлом тестовом использовании ловушек трава выпрямилась, а вчерашний дождь ещё и всю траву чуть склонил, да и ветер порезвился, и утром, осматривая с холма ловушки, Иоганн даже засомневался, разыскивая условную линию «красную», за которой ямы начинаются. Вся трава придавлена и придавлена в беспорядке, так как ветер порывами с разных сторон на неё набрасывался.

Сюрприз точно будет.

Глава 15

Событие сорок третье

Страшно барончику стало ночью. Лежал Иоганн в палатке, слушал, как дождь барабанит по брезенту натянутому и не мог уснуть никак. До этой ночи три с лишним месяца, пока сюда добирались, да пока тут ямы копали, с мелочью всякой спарринговали, почему-то не страшно было. Далеко до Грюнвальдской битвы. Опять же, заняты были всё время, на левые мысли времени не было. А тут бамс и всё, завтра это рубилово — мочилово. Тридцать тысяч ляхов, литвинов, татар, русских и прочих чехов с их одноглазым Яном Жижкой, будут истреблять двадцать тысяч белых и пушистых «сверхчеловеков». Ну, там немного ещё за «наших» ляхов будет и чехов с венграми. Венгров, кстати не было видно, с их бомбардами, когда они с Мартином фон Боком наведались в лагерь старшего Валленроде.

Так ладно, чёрт с ними со всеми, пусть себе рубятся — мочатся, но он и все люди, которых он сюда привёл, окажутся против трёх тысяч татар, считай, одни. Сам же выбрал такую позицию. Сейчас, по зрелому размышлению, поступил бы иначе. Он бы оставил всех своих на другом берегу речушки, прикрывшись болотом и отправил их в атаку после того, как татары побегут. Теперь так не получится. Валленроде точно пришлёт сюда утром знаменосцев с баннерами и их видно будет из татаро-литовского лагеря. Да, они сбоку от линии, что соединяет брод с основными позициями хоругвей фон Хевельмана и фон Валленроде. Но по той же самой геометрии они и ближе окажутся. Можно не сомневаться, что законы физики сработают. Ток течет по линии с наименьшим сопротивлением. Именно к ближайшему лагерю воины Джела ад-Дина и направятся.

А что будет, если татаровья все на холм повернут? Их ведь три тысячи. Три тысячи против пятидесяти⁈

Ворочался, ворочался Иоганн, а сна ни в одном глазу. Так ещё и пара комаров залетела в палатку, и пищали они над ухом и пищали. Не выдержав этой пытки, барончик вылез из палатки и пошёл к кострам. Разрешил их палить Семён, чего уж теперь, если тут утром знамёна будут, то чего таиться.

Возле одного из костров сидел тюфянчей Самсон Изотов и инвалид Густав, арбалетчик бывший, который без трёх пальцев. А чуть поодаль, как бы стесняясь немцев, кутался в попону Роберт Баркер — плотник из Портсмута, а после младший канонир на пиратско-торговом когге «Посейдон». Весь расчёт орудия в сборе.

— Что, Ваньша, не спится? — Самсон ткнул пальцем на охапку сухой травы рядом с собой, — Садись, тут ветер в сторону дым сносит.

Иоганн пристроился рядом, и тут же в руки ему сунули деревянную кружку с, пахнущим земляникой, отваром из листьев Иван-чая.

— Комары в палатку проникли, пищат и пищат, — попытался объяснить свою бессонницу парень.

— Знамо дело. И нам комары. Гляди, возле каждого костра люди. Новики так вообще все. Переживают отроки. Сила с той стороны. А плохо это. Перегорят до боя. Я своих подбадриваю, а ты Ваньша, соберись и обойди новиков, погутарь. Не победные речи им сейчас нужны, ты о доме поговори, о работе, что для них готовишь. Про дома новые с печами. Вот, как мне по дороге рассказывал, так и им расскажи. Там, за спинами у них, не село Русское или дорф Кеммерн должен быть, а их дом с сестренками, братиками, мамками, с печью этой из кирпича с крышей красивою красной из черепицы. Погутарь.

— Угу.

Иван Фёдорович всё, что сейчас ему безногий пушкарь сказал, и сам понимал. Но не решался на такой разговор. Он ведь пацан в глазах этих юношей, и сейчас им про счастливое будущее будет рассказывать, как космические корабли бороздят просторы вселенной. Но теперь-то точно идти надо.

А как начал, так легче сразу стало. И слова нашлись. Не про космические корабли, про печи для кирпичей стал новикам рассказывать. Про то, как глину нашли огнеупорную недалеко совсем от Кеммерна, как по дороге сюда известь купили, как будут сначала делать из огнеупорной глины кирпичи, которые выдержат жар, чтобы настоящие кирпичи обжигать в построенной из белых кирпичей печи. И даже про цемент рассказал.

— Там хитрость такая, парни. Нужно глину в определённых пропорциях смешать с известью и обжечь при большой температуре. Но хитрость в том, что глина должна быть не красная или жёлтая, а именно белая, которая на закат от Кеммерна залегает. В красной или жёлтой глине есть железо. Оттого она и красная, как ржавчина на железе. А если такая глина будет обжигаться, то цемент не получится. Железа этого, чтобы цемент получился, нужно, чтобы было не более трех процентов… М… три части от сотни. Вот вернёмся, сделаем печи, начнём обжигать и кирпичи, и цемент делать и тогда дома многоэтажные каждому в дорфах построим. Это будет быстро и довольно дёшево. И в каждом доме печь поставим с трубой большой, чтобы зимою тепло было. Нет, для печи цемент не нужен, просто глина с песком, цемент для стен…

— А завтра? — пробасил юношеским баском кто-то из темноты.

— Завтра? Ну, чего завтра. Тяжело будет. А только побьём татаровей. Там, в лагере татарском, сидят два брата. Старший из них Джелал ад-Дин. Он вместе с отцом своим Тохтамышем приходил недавно и сжёг Москву. Тридцать тысяч человек мирных погибло тогда. Нужно отомстить этому гаду. Нужно убить все три тысячи этих степняков. Именно они и сжигали наших людей в осаждённой Москве, в том числе и ваших родичей. Отомстим за их кровь.

Событие сорок четвёртое

— Вставай, — Иоганна потрясли за плечо.

Парень открыл глаза, потянулся и повернул голову в ту сторону, откуда потрясли и… охренел. Рядом стоял одетый в красный шелковый халат татарин в шапке из красной лисы и хвост бывшей хозяйки шкурки свисал на плечо.

— Ты кто?

— Вставай, Ваньша, вставай, — снова потрясли его за плечо.

Тьфу, блин, привидится же такое. Рядом был Перун, и не халат был на пиромане, а плащ его красный. А вот на голове действительно лисья шапка. Точно, они же вчера семерых татарских разведчиков стрелами утыкали, на одном такая была, она и есть, где другую взять.

— Напугал. Чего вырядился, дядька Перун?

— Ну, так это… — богатырь замялся, покраснел даже, — нравится мне красный цвет.

— Понятно. Чего случилось? — Иоганн стал выбираться из спального мешка.

— Рыцарь там важный прибыл, Мартина в хвост и гриву чихвостит, — Перун свёл косматые брови, изображая злого важного рыцаря.

— А что опять не так?

— Дурень. Он попёрся напрямик и попал на ловушки, что мы вчерась ночью натягивали. Конь у него споткнулся о верёвку, и этот немчик с него упал, расшибся немного. Вот и орёт, ищет виноватого.

Назвать расстригу безобидным мальчиком для битья было бы чересчур, но Мартин мог вполне себе стушеваться, если на него какой перец местный кричать начнёт. Этакое немецкое чинопочитание было забито в кодовые программы у того в голове. Это Иоганн заметил ещё в Риге, когда они на приёме у младшего Валленроде были. Стоило архиепископу чего-нибудь спросить у юнкера и тот блеять и запинаться начинал.

Нужно было идти их официального командира спасать. Ещё бы знать, как это сделать. Это он в баронстве пусть и не самый главнюк, но всё же прислушиваются к нему, особенно после того, как он стал горы серебра зарабатывать. А здесь? Оруженосец — «кнаппен», которому из оружия только небольшой кинжал положен. Если на русский переводить, то слуга или конюх даже.

Подойдёт сейчас к комтуру или маршалу конюх мелкий и скажет:

— Дядя, ты нашего Мартина не обижай, он шесть языков знает и седьмой учит. С восьмым.

Комтуром упавший немчик и оказался. Комтуром Кёнигсберга Ханусом фон Хайде. А с ним ещё четверо братьев или полубратьев, но все, как и положено в белом сюрко, и кони тоже укутаны в белые тряпки. На голове коня кожаный наглавник, обшитый белой тканью, а попоны явно подбиты снизу стёганными тканями. Не бедные, одним словом, господа — херры понаехали. Один из всадников был с флагом — баннером. Трое сопровождающих знаменосца были вооружены, кроме мечей, в настоящий момент находившихся в ножнах на поясе, ещё и булавами («штрейткольбенами»).

К приходу Иоганна разнос закончился, и брат Ханус уже раздавал указания.

— У вас, как я понял, сорок всадников. Я выделил вам предводителя «баннера» (нем.: «баннерфюрер»). Это брат Йодль. Вы сводитесь в отдельный отряд (нем.: «шар»). Брата Йодля слушать, как меня. Атаку начнёте вместе со мной, с моим баннером, и пристраиваетесь в арьергард (нем.: «нахгут»).

— Херр Ханус, но перед нами «волчьи ямы» и другие ловушки… — комтур услышав про ловушки от подошедшего Иоганна зарычал.

— Значит, обойдёте! Р-р-р!

Иоганн именно этого и боялся. Именно из-за этого и решил ехать на эту войнушку, чтобы не дать погубить своих людей в дебильной атаке, которую немцы устроили, не прикрыв тыл.

Видимо посчитав свою миссию выполненной, брат Ханус развернул коня и вдоль болотины, разглядывая траву перед собой, шагом потрусил к виднеющемуся в полукилометре немецкому лагерю.

Солнца не было, день пасмурный, но ветер полностью утих. В воздухе же витала сырость. Если знаешь, что вскоре начнётся дождь, то и приметы всякие на ходу изобретаешь или видишь. Вон, ласточки над дорфом Танненберг низко летают. Лягушки в болотине молчат. Это точно к дождю. Вороны каркают — это тоже на дождь примета.

Барончик осмотрел оставленных комтуром воинов. Особых статей нет. Перун с Семёном на голову выше и в плечах ширше, даже фон Бок выше ростом. Плюсом под «нашими» дестриэ выше и мощней. В итоге трое всадников из замка смотрятся на две головы выше присланных немчиков. Не, там у дойчей тоже и лошадей мощных хватает, и богатырей, но, видимо, комтур, выполняя приказ ливонского ландмаршала Бернхарда фон Хевельмана, выбрал сюда из тех, кого не жалко. Сам-то ландмаршал габаритами, как бы не больше Перуна, толще так точно.

Что делать теперь с этой четвёркой Иоганн не знал? Придётся, как всегда, решать проблемы по мере их поступления. Известно же, что начнут атаку первыми именно татары, а за ними потянутся литвины, они же первыми и побегут, когда немецкий клин Валленроде на них накатит.

До атаки тоже время есть. Там будет же интересный эпизод, когда фон Юнгинген, не дождавшись атаки от Ягайло, пошлёт ему в дар два меча бастарда. И даже прикажет своим шеренгам сдать назад, чтобы ляхи имели возможность выехать из леса и построиться.

Потом этими мечами почти все польские короли будут короноваться. Когда в далёком предалёке был Иван Фёдорович в Кракове на экскурсии, гид с ядом на клыках сказала, что мечи хранились в королевской сокровищнице в Кракове, пока их не похитили в тысяча восемьсот каком-то году русские жандармы. После этого о них ничего не известно. Их нет вообще, ни в одной частной коллекции. Тупые русские даже продать реликвии не могли, сделала панночка вывод.

Событие сорок пятое

«Гостей» отвели в лагерь, хотели накормить, напоить и спать уложить, но Йодль фон Шварцберг, который баннерфюрер, отъев от копчёного гуся одну ногу и отпив от купленного пару дней назад у местных бочонка сидра треть примерно, не спать пошёл, а с помощью своих телохранителей взгромоздился в седло и вылез на холмик чуть западнее последнего изгиба флешей и стал изображать хоругвь. Через пяток минут, не дойдя до нужника, облегчились трое остальных немцев и теперь уже с помощью новиков, «взлетев» в сёдла, присоединились к знаменосцу. И стали призывно поглядывать на фон Бока и Старого зайца.

— Ай, Мартин, с Перуном и тремя новиками, что помладше присоединись пока к ним, — Иоганн начало битвы представлял и решил, что постоять пару другую часиков под дождиком пусть вредно для здоровья, зато полезно, в случае если потом какие разборки начнутся, кто виноват и что делать. А начнутся они без всяких сомнений. Даже если немцы победят, потери у них будут приличные, кото-то же в этом виноват⁈

Сам же барончик с Семёном взгромоздились на кучу вынутой из «волчьих ям» и могил земли на опушке леса. Чтобы не видно было, что земелька свежая, её даже собранной хвоей, шишками и прочими веточками, травинками закидали. Холм получился довольно высокий и с него, если не как на ладони, поле видно, то уж точно лучше, чем с того места, где баннерфюрер расположился. Там самое низкое место этого поля боя. Там болото прямо за ним начинается, а впереди пологий холм, но херр Йодль, то ли не понимал этого, то ли не дурак, и решил им прикинуться, чтобы первым под удар не попасть.

Дождь, как и положено по историческим хроникам уже начался, но не ливень никакой, так — морось, скорее. Непонятно, как такая ерунда может помешать венграм стрелять. Иоганн хлопнул себя по голове дурной и побежал с холма к флешам. Он утром предупредил Самсона, что дождь будет, глянь, мол, эвон ласточки по земле почти ползают, прикройте орудия и порох брезентом. Но сейчас, на мелкую взвесь в воздухе летающую глядючи, вспомнил про русский авось. Не, из пяти артиллеристов только один русский, да и то чуть больше чем на половину. Татары не имеют к этому отношения… В смысле поскреби русского и татарина найдёшь… Стоп. Татары как раз имели отношения, именно в битве с ними тюфянчею ноги оторвало. Так что он наполовину русский всё же из-за татар. Ладно, не на половину, на пять шестых. Но остальные немцы и англичане, должны барончика послушать и прикрыть артиллерию брезентом.

Хрена с два! Сидят себя за флешами и гуся копчёного поедают. А пушки и бочонки намокают постепенно.

— Самсон!!! Ты что, потерял список, кого бояться надо??? Твикс ты без палочки! Чего не ясно было идрит-ангидрит? Самсон, я же сказал, что дождь будет, что нужно пушки и порох… бочки с порохом прикрыть брезентом. Они ведь покоцанные, попадёт вода и кердык нам. Я потом всем матерям новиков скажу, что из-за тебя парни погибли. А вы чего сидите⁈ Сволочи!

Народ гусём подавился. Никогда не видели парня таким. Немцы ещё и не понимали языка, тем боле нагл, но подскочили.

— Так это, идрит-ангидрит… Так сейчас. Самсон? Чего Самсон? Сейчас Самсон. Ноги разболелись, с утра на ходулях твоих. А вы чего засранцы сидите⁈

Ладно, тут жизнь наладится. Иоганн махнул рукой и решил до конца флешей прогуляться. На правом фланге должен быть вон за тем изгибом сидеть Старый заяц со своими арбалетчиками. Тетива ведь хоть и из шёлка, но тоже намокнуть может, потому и им большой кусок брезента, который изображал навес над биваком до сего дня, был выдан. Завернув за поворот бруствера, Иоганн умильно улыбнулся, бальзам на раны, от верха флешей к северу был аккуратно, без провисания почти, и с уклоном к болоту был натянут тот самый кусок брезента и под ним, облокотившись спинами о плетённую из прутьев стенку укрепления, сидели арбалетчики, Георг и те двое из возчиков, которых учили стрелять из арбалета всё это время. Арбалеты стояли рядом и тетивы на них не было. Ну, вот он настоящий немецкий орднунг. Десять человек, точно к бою готовы.

Дальше были опять дебилы. Пробел небольшой между холмиком, что насыпали на правом фланге флешей и местом, что баннерфюрер Йодль фон Шварцберг, который, даже завтракать толком не стал, так на пост рвался, занял со своими и не своими рыцарями. Ну, а чего, дошёл Иоганн до холмика и выглянул из-за него, красиво стоит такую группа в белых одеждах с чёрными крестами и флаг над ними почти полощется. Ветер есть, начался недавно, и он юго-западный, так что пока морось в рожи рыцарям кидает, но дождь будет, и тогда ребятам совсем не сладко придётся.

Ах ты, собака пушистая! К группе с запада со стороны Танненберга скакали несколько всадников, таких же белых. Точно опять этот херр Анус. Будет интересоваться, почему тут не сорок воинов красиво стоят, а всего ничего. И хрен объяснишь этому товарищу, что люди находятся там, где нужно. Сначала будет атака татар, а потом атака рыцарей ливонских, и эту атаку пережить надо. По-хорошему и фон Бока с новиками нужно изъять из этого дневного дозора, они лучники и арбалетчики. Им стрелять и уничтожать татаровей нужно, а не флаг демонстрировать.

Всадники между тем подъехали. Первые трое были немцами и братьями или полубратьями, а вот следом точно не тевтоны, одежды совсем другие. Пришлось парню выходить из засады, интересно же узнать, кому и чего тут опять понадобилось.

Глава 16

Событие сорок шестое

Брат Бенедикт, который секретарь, или уж как там его должность называется при архиепископе Риги, о венграх сказал Иоганну только, что «Крестоносцы» заплатили за военную поддержку 300 тысяч дукатов королю Венгрии Сигизмунду, который кроме денег потом ещё и помощь потребовал, так как хотел прирезать к своей державе Молдавское княжество. Сигизмунд хотел поссорить Витовта с Ягайло, пообещав Великому князю королевскую корону. Но ничего у этого перца не получилось, Витовт на уговоры не повёлся. Видимо советники ему правильно объяснили, что Ватикан на это не пойдёт.

В результате за такие огромные деньги тевтонцы получили от Сигизмунда венгерского шестнадцать бомбард разного калибра, от пятидесяти до ста пятидесяти миллиметров, стреляющих каменными ядрами. Сделан был один залп, насколько Иоганн историю помнил, и ядра в основном перелетели через атакующих татар, не причинив им урона. Если математикой воспользоваться и шестнадцать пушек округлить до пятнадцати, то получалось, что одно ядро, выпущенное венграми из орудий, обошлось Великому магистру Ульриху фон Юнгингену в двадцать тысяч дукатов. А золотой дукат равен серебряной марке. А двадцать тысяч дукатов, как Иоганну объяснили в Риге в порту — это новенький двухмачтовый когг. Получается, что в татар венгры пальнули кораблями, которых бы хватило, чтобы завоевать Новый Свет. Правильно Великого магистра грохнули, явно нецелевое использование государственных денег. Профукал, попросту говоря, бестолочь. Как такому державу доверили?

Двое подъехавших к баннерфюреру Йодлю фон Шварцбергу не немцев, как раз венграми и оказались. Им вчера рассказал ландмаршал, что у «них» тевтонцев тоже есть пушки и великие венгерские бомбардиры приехали посмеяться над тупыми немцами. У них и пушки — ха-ха-ха. Деревянные пушки — хи-хи-хи.

Имена Иоганн не запомнил хоть один из немцев их и представил, один венгр был «A Királyság bárója». Баройя — это наверное — барон. А киралюс и переводить не надо — королевский. Второй здоровенький товарищ с роскошной чёрной бородой был представлен как бомбардир, тоже переводить не нужно. Барон киралюс на немецком вполне сносно выражался. Даже про свинячьих собак знал. Иоганн показал им свою «батарею» и даже ткнул пальцем в натянутый уже над пушками и порохом брезент.

— Будет дождь всё сильнее идти, вам бы, херр баройя киролюс, и вам, херр бомбардир, над своими пушками — бомбардами тоже натянуть чего, да хоть конские попоны, а то порох и орудия намокнут, как стрелять будете?

Венгры — стали тыкать пальцами в две деревянные пушчонки и хохотать. А чего, они за этим и тащились целых пятьсот метров по кромке болотины. Поржать перед боем. Показать превосходство их артиллерии. Триста, мать его, тысяч дукатов! Дали бы такие деньги Иоганну, он бы тоже шестнадцать деревяшек притащил на поле боя. И выстрелил не один раз, а два.

— А вот интересно, херры венгры, когда вас ляхи захватят в плен, что они с бомбардами сделают? В свои замки на стены поставят или на медали перельют, как курфюрст Гессен-Касселя Вильгельм II из захваченных наполеоновских пушек? — на русском спросил их Иоганн, когда венгры и прибывшие с ними братья или полубратья поржали.

Есть ещё одна награда, перелитая из пушек. Крест Виктории. За героизм, проявленный в сражениях, в Англии учреждена высшая военная награда, получившая название «Крест Виктории». Ею награждали солдат и офицеров армии и флота Великобритании. Крест выполнен из бронзы, которую выплавляли из русских пушек, захваченных в Севастополе в качестве трофеев после окончания Крымской войны 1853–1856 годах. Но о них вспоминать не хотелось.

Русского и пафоса ни венгры, ни немцы не поняли и всё ещё громко переговариваясь и смеясь отбыли. С… Сматериться хотелось.

— Не слушай их, Ваньша, — утешил парня Самсон, он-то как раз русский знает, — После битвы посчитаемся. А что такое медаль? Пушка такая?

— Медаль? А хорошая идея. И мы кузнецу закажем. Только из серебра. Это как марка наша, только на ленте на шее носится. Награда, как шуба с плеча Великого князя.

— А Наполеон — это кто?

— Всё! Ушёл я. Не проспите атаку.

Ложки-то нашлись, а осадочек остался. Всё настроение проклятые венгры испортили. Может он не на той стороне воевать пошёл?

— Чего смурной? — Семён с холма слез, но там наблюдателя поставили и ещё одного взгромоздили на пихту огромную, что рядом с холмом лет сто назад расти начала. Видно, молния попала, или сломала буря вершину, но на высоте метров в пятнадцать дерево раздваивалось, и там получалось очень удобное место для наблюдателя. Иоганн несколько раз туда забирался, чтобы поле боя будущего осмотреть. Как на ладони.

Смотрящий этот должен сигнал подать, если первым движение увидит. И даже подстраховались, мало ли вдруг пушки будут бухать или литавры какие, выдали парню кусок красной ткани и привязали к ней камень. Как татары попрут, так сбросить должен, на голову второго наблюдателя, того, что просто на холме стоит.

— Венгры над нашими пушками смеются, — отмахнулся барончик, — Ничего, посмотрим через пару часов, кто смеётся последний.

Парень взобрался на холм, лагерь татар был виден неплохо, до него метров семьсот. Там пока никто в ровные ряды не строился… Только об этом хотел Иоганн сказать вслед за ним забравшемуся на рукотворный холм десятнику, как во вражеском лагере началась суета.

— Смотри!

Событие сорок седьмое

Пока татарский лагерь как бы находился в режиме мирного времени, то большим сильно и не смотрелся. Нет, костров было много вечером, может и сотни. Но они как-то компактно расположены. Между рекою, озером и лесом на востоке. Там всего несколько гектар. Два — три, ну, четыре. Метров двести на двести. Утром, лошадей группами уводили на опушку щипать траву и из-за этого тоже количество огромным не виделось.

А вот сейчас татары начали рядами и колоннами строиться перед бродом. Зря Иоганн переживал. После вчерашнего и позавчерашнего ливней вздувшаяся Маршанка сейчас заметно уже спала, а, значит, и мельче теперь. Бурунчики на ней не возникали, как вчера, вся вода ушла на север. Выходит, как в первый день, татар не должно снести к ним в тыл течением, спокойно её преодолеют.

— Эх! Вот где нужно расположить было парочку самых больших венгерских бомбард. В такую толкучку парочку залпов большими ядрами бахни они, и там трупов и раненых организуется полно, — Семён, стоящий рядом и рассматривающий татаровей из-под руки, так как солнце пыталось через облака на востоке пробиться, кхекнул и рукой махнул.

— Сами справимся, без унгров, — Он поправил ерихонку на голове, — Ладно, Ваньша, пойдём, сейчас реку будут переходить.

Новики на дереве и на холме приготовление противников заметили и сигнал подали. Десятники и командиры отдельных групп завопили, призывая своих людей занять места согласно купленным билетам. Иоганн тоже побежал под навес к пушкарям. Ему пистоли заряжать. Хоть порох и отмерен берендейками и пыжи приготовлены и даже шомпола запасные, если вдруг упадёт основной и в траве затеряется, положены на земляную площадку вверху флешей, но всё одно почти минута нужна для зарядки одного пистоля или пищали.

— Вскрывайте бочки, строятся татары! — обогнув с тыла позиции пушкарей и арбалетчиков, обрадовал парень тюфянчея и прочих бомбардиров.

— Ну, с богом! — Самсон Изотов истово троекратно перекрестился, отбивая поклоны одновременно, и стал счищать воск с открытой уже в первом сражении бочки. Стреляли же по ляхам. Бочку потом назад законопатили и вновь воском залили.

Иоганн смотрел на это и тоже крестился, и мысленно, и действительно, сейчас откроют бочку, а там монолит. Набрала селитра влагу и сцементировала состав. Дощечка поддалась, потом кожу с брезентом тюфянчей раздвинул и, сунув руку в бочку, просиял:

— Нормально. Живём!

Чтобы друг другу не мешаться, пока подручный Самсона инвалид Густав, без трёх пальцев который, заряжал отмеренной порцией пороха, кружкой такой деревянной, свою пушку, сам тюфянчей вскрыл вторую — новую бочку и подвинул к Иоганну.

— Заряжай, Ваньша, сегодня назад ссыпать не придётся. Сегодня хватило бы. Да поможет нам Господь.

Заряжать пистоли умели все новики, но пока спешить некуда было, и барончик доверил это дело только Тимохе и себе любимому. Самые опытные, но насыпят двойную порцию по глупости.

Краем глаза Иоганн успевал и за вторым расчётом подсматривать, возчик и помощник безумного Теодора, артиллерист — арбалетчик Готлиб Цоллерн и сам безумный Теодор суетились вокруг ствола, а пленный нагл Роберт Баркер, или бывший пленный, стоял с банником перед орудием и изображал Зевса громовержца, грозно глядя на диких азиатов, что сейчас отведают его молний.

Успевал после зарядки очередного пистоля парень и на берег речушки глянуть. Всё боялся пропустить момент, как татарские цепи пересекут Маршанку. «В эту ночь решили самураи перейти границу у реки», напевал Иоганн себе под нос. Самураи меняться на татар не хотели, рифма не получалась. Зарядил барончик пятый или шестой пистоль, фукнул, пот со лба стряхнул, глядь, а первые всадники уже на этой стороне. И вся масса чёрно-рыжая прёт через брод, тесня первых дальше в сторону выстроившихся цепей Валленроде.

Вчера Иоганну Старый заяц ликбез организовал. Рассказал, как тевтонские рыцари утром построятся. Если махание руками и качания головой на тупого барончика не переводить на русский, то получалось следующее. В полевых сражениях войско Тевтонского Ордена обычно строилось в три линии, или эшелона (по-немецки: «треффен»). Каждый «треффен» состоял из нескольких боевых отрядов (по-немецки: «шлахтгауфенов»). В свою очередь, каждый «шлахтгауфен» состоял из нескольких «знамен», или «хоругвей» (по-немецки: «баннеров»), а каждое «знамя» — в свою очередь из нескольких отрядов (по-немецки: «труппов»). И это, как понял Иоганн совсем не взводы или батальоны. Там сплошная сборная солянка и размеры баннеров сильно разнились. Острие передового «шлахтгауфена» тевтонского орденского войска составляли рыцари в тяжелых доспехах, построенные клином («по-немецки: "ди шпиц»). За рыцарями следовали легковооруженные отряды, занимавшиеся уничтожением противника.

Сейчас парень этого видеть не мог, рукотворный холм насыпанный там, где флеши заканчиваются, практически полностью скрывал пространство между дорфами Грюнфельд и Танненберг. Хотелось добежать до края заграждения и взглянуть на знаменитую немецкую тяжёлую кавалерию с их клином, но Иоганн себе сдержал. Успеет, сейчас зарядят они с Тимохой все пистоли и пищали, и тогда можно будет утолить любопытство…

Или нельзя, так как татары уже полностью перебрались через брод и стали строиться в ровные почти шеренги, всадников по сто пятьдесят в каждой.

Событие сорок восьмое

Сейчас должны венгры выстрелить в татар, а те, не дожидаясь приказа, броситься на ряды рыцарей. Но минута проходила за минутой, а унгры, чёрт бы их подрал, не спешили стрелять. Иоганн уже давно последнюю пищаль зарядил и отдал новику, а ничего не происходило. Он позыв посмотреть на ряды рыцарей осуществил. И опять все стоят. Наверное, именно сейчас посланцы Великого магистра те самые знаменитые «Грюнвальдские мечи», впоследствии уворованные русскими жандармами, вручают королю Ягайло.

Немцы стояли не ровными рядами, ноздря в ноздрю, а всякими волнистыми и ломанными линиями, некрасиво совсем. Режиссёра за такой кадр Немирович с Данченковым закидают своим «не верю». Разве так должны клятые тевтонцы стоять. Где тут ранжир? Где орднунг?

Бабах. Додумать Иоганну про красивое построение не дали. Бабах. Бабах. Позиция немцев на западе окуталась небольшими серо-белыми дымами. Эх, нет подзорной трубы, посетовал Иоганн, и вскарабкался на финишный холмик. И чего хотел увидеть, не гранатами, не шрапнелью и не фугасами там всякими бахнули. Каменные ядра куда-то улетели. Куда? Татаровья как стояли, так и стоят, никаких просек в их рядах не организовалось.

Бабах. Наступила тишина. А вообще венгры, если они это сделали специально, а не просто тупые, то молодцы. Они не залпом отправили свои ядрышки в татаровей, а орудия по очереди стреляли, создавая ощущения, что их много. Вообще его люди могли за такое время первое орудие снова зарядить и стрельба бы продолжилась. Круто бы вышло. Создалось впечатление, что там этих пушек, как у дурака фантиков или как у дурака махорки. Деда Иоганн не очень помнил, но вот одно его выражение в память врезалось: паче песка морского. Наверное — это много.

И тут в этой тишине раздался вой, который нарастал и нарастал, а там и действо началось, всё как в летописях. Татарская конница устремилась в сторону немецких нестройных рядов.

Иоганн ждал, вот у того холмика татары должны либо повернуть чуть в их сторону, либо продолжить двигаться прямо к рыцарям.

Бамс! А хитрые татары решили Иоганна расстроить. Они разделились. Ровные, более-менее, их цепи треснули на одну и две трети, и каждая часть двинулась, всё ускоряясь, к своей цели. На «волчьи ямы» неслась, как раз меньшая часть, пусть будет треть. Значит, около тысячи.

Пехоту называют — царица полей, артиллерию богом войны, а как называют кавалерию? Как-то давно Иван Фёдорович такой вопрос в интернете увидел. И оказалось, что есть своё название и у конницы. Её якобы обзывали «ужасом войны» никуда от неё пехоте не спрятаться. Ужас, летящий на крыльях ночи. Сейчас, наблюдая с холмика за атакой татарской конницы, Иоганн никакого ужаса не испытал. Много — это да. Но пусть сначала доберутся до флешей.

А вот визги и крики неслись по полю быстрее татарской конницы. И не стреляли венгры, чёрт бы их побрал. А ведь Иоганн видел, что эти два венгра, что приезжали над ним посмеяться потом осознали, что от дождя нужно укрыть пушки и порох и натянули покрайней мере над ближним к нему орудием попону конскую белую с крестами. Чего тогда не стреляют?

Больше стоять на холме и любоваться атакой «Ужаса войны» было нельзя. Татары быстро приближались к невидимой им линии. Сейчас первые уже провалятся в волчьи ямы. Последний раз барончик бросил взгляд на тех татар, что неслись к позициям Валленроде. Они уже и стрелять из луков на ходу начали.

Метров сорок бежать до орудий, ну, пятьдесят с учетом того, что флеши — это не прямая линия, а зигзогообразная, как и положено. Такой тупой угол, у которого ещё и сломаны стороны. Так они не один такой угол устроили, а три, и обе пушки во втором углу поставили.

Даже запыхался. Пушкари, кроме Самсона стояли, опираясь руками на земляное укрепление и смотрели широко распахнутыми глазами на накатывающую на них конную лаву. Иоганн как раз успел к тому моменту, как первые всадники ухнули в ямы, для них заботливо выкопанные и замаскированные.

Бабах. Со стороны венгров всё же прогремел выстрел, ну, вот не зря он сюда пёрся, уже история чуть из накатанной колеи вывернулась. А дождь и правда, как положено, припустил. Как бы и им стрелять не помешал.

Ровно на мгновение глаза дёрнулись на звук выстрела у парня, а когда он их снова на приближающуюся вражескую кавалерию перевёл, то просто поразился переменам, произошедшим за это мгновение. Татары наступали не тонким клином, как поляки, преследующие довольно долго новиков, а во весь фронт… всадников по пятьдесят в ряд. И весь первый ряд этого воинства уже бухнулся в «волчьи ямы» и налетевший второй ряд тоже в эти же ямы, а те, кто из первого и второго ряда умудрился проскочить в двухметровый промежуток между ямами, въехали во второй ряд расположенных в шахматном порядке ловушек.

Смотреть на это было жутко.

Глава 17

Событие сорок девятое

До степняков было больше двух сотен метров ещё. Рано стрелять и из пистолей, и из пушек даже. На таком расстояние и картечь, и большие свинцовые шарики, выпущенные из коротких стволов пистолей, или потеряют свою убойную силу, или вообще не долетят. Руки у Иоганна чесались, он даже поглядывал на пищаль. На тренировочных стрельбах с двух сотен шагов пуля до мишени долетала, но щит не пробивала.

— Нет! Подпустим поближе! — скорее себе, чем тюфянчею крикнул парень. Самсон уже стоял с запаленным факелом в руке, второй о бруствер облокотясь, и пошатывался чуть на протезах.

На поле между тем ситуация менялась каждую секунду. Татары уже завалили первый ряд «волчьих ям» своими и конскими телами и, прорвавшись в промежутки между ловушками, сыпались во второй ряд ям. При этом можно и горой кровавых тел назвать, то, что творилось у дальнего ряда ловушек. В скоротечном бою с поляками, те «заполнили» всего несколько ям, утыканных острыми деревянными кольями, и это того ужаса, что творился сейчас, и близко не напоминало. Первые всадники провалились в ямы полностью, ведь глубина их полтора метра, а лошади степняков особыми статями похвастать не могли. Вторая волна влетела в те же ямы, они ведь и шире, чем одна лошадка занимает места и длиннее. А вот третья уже просто спотыкалась о края ловушки или о торчащего из неё собрата. При этом ведь часть татар прорвалась в промежутки и теперь быстро заполнялась вторая линия обороны.

Остановить лошадь на полном скаку не просто, тем более что сзади на такой же скорости прут следующие ряды. Этих пытавшихся остановиться просто толкали к заполненным ямам и те падали, уже не вниз, там занято место, а просто спотыкались и валились на землю. Несколько секунд и возникла та самая «гора кровавых тел». Может и не сильно кровавых, но точно гора.

Около минуты творилась эта вакханалия смертельной могилизации, и за это время произошло два события. Во-первых, полностью заполнился и второй ряд ловушек, а во-вторых, степняки остановились. До третьего ряда «волчьих ям» не добрался ни один всадник.

Командиры у татар нашлись быстро. И надо им должное отдать, они очень правильные с их точки зрения отдали команды. Оставшиеся воины разделись примерно на две равные части, одна спешилась и двинулась между видимыми теперь «волчьими ямами» первой и второй линии к флешам, а вторая пошла в обход. Слава богу, не со стороны практически незащищённого леса, а левее для них и правее для защитников, вслед за пронёсшимися уже мимо всадниками, накатывающими сейчас на ряды хоругвей Фридриха фон Валленроде.

На тех, что пошли в обход пока рано было обращать внимание, их впереди ждёт масса сюрпризов. Именно на такое действие противника и ориентировались Семён, Старый заяц и Иоганн, когда продумывали все ловушки для татар приготовленные. Там, правее «волчьих ям», был и чеснок разбросан, и колья вбиты с натянутыми верёвками, и просто ямок накопали. Это, как главная беда для лошади, наступить на полном скаку в нору суслика или хомяка. Кирдык тогда и ноге этой лошади и самой лошади, никто ведь лечить не будет, добьют, а может и всаднику тоже кирдык. Как-то, читая одну из книг про попаданцев, кажется, в Наполеоновские войны, Иван Фёдорович решил посмотреть, а как там в реале судьба персонажей завершится. И одну интересную штуку заметил, когда до семьи добирался, то там сыновья-офицеры перечислялись и чуть не каждый третий с ремаркой — погиб, упав с лошади. Не самый, видимо, это безопасный транспорт.

Смотреть одновременно на разделившихся противников было невозможно, и Иоганн сосредоточился на тех, кто спешился. Вороги, быстро преодолев два ряда заполненных ловушек, добрались до третьей линии, что была чуть с большим интервалом вырыта, «проектировщики» ориентировались, на повторную конную атаку и решили дать просвет десятка в два метров, чтобы лошадь успела разогнаться. А тут пешцы. Первым степнякам это не помогло, ухнули в ловушки. Что с того, что передвигаешься на двух ногах вместо четырёх, ловушке наплевать на это. Осторожно преодолев метров пять, потом уже быстрым шагом ещё пять, татары вздели над головой сабли, заорали своё «Хура» и побежали. И десяток, а то и полтора, ухнули в ямы. Жаль не конница. Остальные смогли остановиться. И стали тыкать перед собой саблями в землю. И при этом накапливались и накапливались, так как сзади через зигзаги прохода спешили всё новые и новые воины.

— Пора, — Иоганн обернулся к Самсону, — поприветствуем гостей.

Бабах. Бабах. Деревянные пушчонки всего-то в десять сантиметров калибром отправили в накопившихся пешцев несколько горстей рубленных гвоздей. Теперь расстояние сократилось до ста тридцати шагов или примерно сотни метров. Из пистолей рано стрелять, не автомат Калашникова с его дальнобойностью или там винтовка Мосина, но картечь из орудий вполне долетала и даже насквозь прошивала практически не прикрытых железом степняков. Кольчуга была у некоторых, но большинство были прикрыты либо стёганными плотными доспехами. Как поведал пленный татарский десятник доспех был почти железный. Такие доспехи называли, с его слов, «хатангу дегель» — «твёрдый, как сталь». Иоганну слово тягиляй припомнилось. Наверное, оно и есть. Железо там всё же имелось, на груди пластины пришиты. Но защитить то железо от летящего обрубка железного гвоздя не могло. Две приличные просеки организовалось среди столпившихся у третьего ряда, «волчьих ям» ворогов.

— Заряжай! — зарычал Самсон, сам бросившийся к откатившейся пушке, но не удержавшись на протезах, сел на задницу, — Заряжай!

Событие пятидесятое

Иоганн отскочил вправо от орудия, потом обогнул второе и схватил заряженную пищаль. Теперь она добьёт и до тех, кто в лоб наступает и до всадников, рванувших в обход. Пока от факела фитиль поджигал, нельзя было отвлекаться. Всё же этот кусок обороны он не продумал. У факела большое и неровное дёргающееся пламя, а расстояние между кончиком фитиля и полкой с порохом всего несколько сантиметров, можно сразу и фитиль подпалить и порох на полке. Ствол он, конечно, от людей отвёл в сторону болотины, но выстрел-то в холостую пройдёт. Потом заряжать больше минуты, а в это время тут столько всего произойдёт.

Фитиль вспыхнул и барончик пальцами сбил пламя и раздул затлевшие нити. Вот теперь можно и цель себе найти. Рядом с пищалями возились новики. Прошло без локальных катаклизмов, никто ни в бочку с порохом ни пальнул, ни даже товарищу в спину, тем не менее, нужно было думать, как фитиль проще поджигать. Правее татарские всадники уже давно добрались до очередной ловушки и влетели в неё на полном ходу. Вбитые колышки с натянутыми верёвками — это не «волчьи ямы», однако пользы от них получилось, как бы не больше, чем от ям. Лошади спотыкались о невидимые ни ими, ни их всадниками в траве верёвки и падали, перекувыркнувшись на такой скорости через голову. И свою, которую не всегда удавалось уберечь от следующего колышка, и всадника которого вминали в землю, часто, ну, хотелось бы надеяться, ломая тому шею или хоть руку или ногу. Лучше всё-таки шею. А то потом добивай раненых и покалеченных, так себе удовольствие.

К этому времени «гора кровавых тел» лошадей и степняков уже организовалась приличная и ещё пополнялась. Опять на полном скаку пойди, останови лошадь, когда позади ещё десяток бок о бок скачет. Смотреть и наслаждаться делом рук своих некогда было, парень пристроил ложе пищали на бруствер и выбрал цель, к ним скакал воин каким-то чудесным образом избежавший верёвок и ямок. Баловень судьбы. Иоганн прицелился баловню в грудь, там были те самые железные пластины. До всадника ещё метров пятьдесят. Иоганн поднял мушку чуть выше и потянул за скобу.

Бабах! Древнее громоздкое орудие, весившее чуть не пять кило, дёрнулось в руках, прилично так лягнуло пацана в плечо и пахнуло жаром в лицо. С непривычки и без глаз остаться можно, недаром даже через двести лет, приклад не в плечо будут упирать, как сейчас парень делал, а под мышку совать. Да, стреляешь куда-то туда, но и ключицу не сломает и глаза целыми останутся. Опыт стрельбы из пищалей в баронстве привёл к тому, что на приклад нашили кожаный мешочек, набитый волосом конским, а при стрельбе, после прицеливания, закрывали глаза.

Распахнув очи, барончик углядел дело рук своих. Всадника на лошади не было. Тот валялся в десятке уже метров позади. Всё, теперь только пистоли, новики стоящие рядом тоже разрядили в степняков пищали, заряжать в таком скоротечном бою их было теперь некому, ну разве самому Иоганну. Парни теперь будут стрелять из луков и арбалетов, что приготовлены на отведённых каждому местах в обороне флешей. Зарядить арбалет точно в пять раз будет быстрее, чем пищаль, а про лук и говорить нечего, а пищаль всё одно только одну пулю пошлёт, и не факт, что её убойная сила больше, чем у арбалетной тяжёлой толстой стрелы.

Бабах. Бабах. Пушки снова выпалили в застрявших перед третьей последней линией «волчьих ям» татаровей. Иоганн улучил мгновение и бросил туда взгляд, повлиять не сможет, все силы уже задействованы, так, понять в какую сторону весы качнулись.

А они качнулись как это ни прискорбно в сторону степняков. Те поняли принцип построения ловушек и нашли проходы в третьей линии обороны. Впереди ещё сто шагов открытого поля и там натянуты верёвки, привязанные к колышкам, но это против конницы преграда, пешцам сильно не помешает. Теперь только стрелы.

И стрелы полетели. Их всё же почти пять десятков за бруствером стоит, пусть пятеро — это пушкари и пятерых пришлось командировать к баннерфюреру Йодлю фон Шварцбергу, но сорок человек отправили стрелы и маленькие, и большие навстречу просочившимся между ямами степнякам.

Всё, дальше рассматривать эту картину было некогда, те татары, что пошли в обход приближались. И тут чуть похуже дела обстоят, с этой стороны, здесь только арбалетчики Старого зайца, и арбалет перезаряжать гораздо дольше, чем лук.

Барончик поднял с бруствера укрытый куском брезента пистоль и сыпанул на полку из пороховницы немного пороха, крышки-то нет и заранее туда порох не насыпишь. Фитиль он поджёг от того фитиля, что вырвал из замка пищали, больше рисковать, поджигая его от факела, не стал.

Короткий взгляд через бруствер показал, что целей хоть отбавляй, да хоть вон тот всадник, что почти к брустверу подскакал, и сейчас пытается соскочить с лошади на земляное укрепление. Бабах. Ну, вот, уже и не пытается.

Событие пятьдесят первое

Вперёд, бегом, об стенку лбом! Создавалось у барончика мнение, что именно с этим девизом татары Джелал ад-Дина идут, бегут и скачут в атаку. Главное — это добраться быстрее до хоругви или до бруствера флеши. Ни тебе подумать, направить, например, часть людей через опушку леса в тыл проклятым тевтонам. Или остановиться и обстрелять этих немцев из луков, и, под прикрытием этого обстрела, попытаться без потерь добраться до укрепления. Нет — непрекращающаяся лобовая атака, не получилось в конном строю, так добежим.

После четвёртого выстрела из пистоля, который чуть не вывихнул пацану руку, у Иоганна появилось несколько секунд, на то, чтобы осмотреться в очередной раз. Пушкари сделали уже по три выстрела. Следующий может и последним стать, разорвёт деревянный ствол. При выстреле заряжающий отходил, понятно, от орудия, но сами канониры и Самсон, и Теодор находились от конца ствола всего на расстоянии вытянутой руки и длинны самого факела, которым и поджигали порох в запальном отверстии. Пусть факел метра полтора, специально длинным сделали, и рука ну, метр. Вот на таком расстоянии и находились канониры от казённика орудия деревянного. Разорвёт с другой стороны? Ну, ещё метр длина ствола. Для взрыва эти три метра не расстояние. Самсону в прошлой, так сказать, жизни на Руси, обе ноги оторвало одним осколком бронзовой пушечки.

Прямо перед бруствером лежали татары, сражённые лучниками, и новики продолжали выпускать одну стрелу за другой. И, если честно, то не всё так и плохо. Пока ни одной рукопашной схватки не возникло. Мечи стоят прислонённые к стенке флешей, ждут хозяев, с нетерпением ждут, хочется им кровушки вражьей отведать, но пока успевают парни поразить ворогов на расстоянии. Однако видно, что от кучи, организовавшейся у первой линии «волчьих ям», по-прежнему бегут сюда спешившиеся степняки. Не волной, так, одиночными фигурами, пробираясь через завалы, но бегут. Нет им конца.

С той же стороны, где арбалетчики Старого зайца блюдут оборону, дела чуть хуже, да, не чуть, а вообще швах. Там явно не успевают зарядить арбалеты немцы и в бой уже вступили всадники. Фон Бок, Перун и новики плюнули на баннер и рубятся с десятком конных татар. А идиот Йодль фон Шварцберг так со своими телохранителями и стоит на холмике. Его что не воевать сюда прислали, а флаг держать⁈ Сучонок мелкий! Татарам при этом не повезло, сойтись на мечах в конной сече с Перуном — это не самый лёгкий способ самоубийства, зато гарантированный. Уже как минимум пятеро лежат под копытами пляшущих на одном месте коней. О! Вон и Мартин знатно полосонул сверху вниз своего противника, оставив того без сабли, да и без половины руки заодно.

Иоганн поднял с бруствера очередной заряженный пистоль и насыпал на полку огненного зелья из пороховницы. Вот того товарища в лисьей шапке, что всё норовит заехать фон Боку в тыл и рубануть его по спине, нужно угостить свинцовой примочкой. Ты, ешкин по голове, давай честно воюй. Барончик вытянул руку и прицелился, потянул за спусковой крючок. А выстрела нет. Ой! Блин, der Arsch (задница)! Поспешил. Фитиль забыл зажечь. Парень дунул на кусок фитиля в левой руке и запалил фитиль от него на пистоле, опять прицелился. Татарин продолжал пытаться окружить Мартина, но конь под юнкером вертелся, пытался даже укусить вражеского мелкого жеребца, и тому это всё не удавалось. Бабах. Облако вонючего кислого дыма вспухло над пистолем, заслоняя хитрого степняка. Ветер и мелкий дождик быстро с облачком справились, и стало видно, что в этот раз попал Иоганн не сильно удачно. С татарина сорвало шапку, он схватился за косматую чёрную голову руками и на какое-то время выбыл из сечи, но живой гад. Везучий.

Барончик подхватил следующий пистоль, но пока разжигал на нём фитиль сработали арбалетчики, Иоганн хотел прицелиться, глядь, а черноголового всадника удачливого и нет уже, выпал в осадок. Покинула его удача. Пришлось выпалить, пока порох на полке не намочило моросью, в другого татарина, тот как раз выпутал ноги своего жеребчика из пут, вновь вскочил в седло и хотел присоединиться к джигитовке, но тут его грудь попала на вырез прицела, и Иоганн потянул спусковой крючок на себя. Бабах. Ещё одно облачко вспухло.

Ну, теперь и тут чуть легче стало. Парень видел, как арбалетчики почти всем своим составом высунулись из-за бруствера и разрядили оружие в степняков, десяток стрел стразу сместили акценты, теперь пятеро рыцарей добивало троих татар, и один из них, видимо, ранен был, так как не атаковал, а просто махал перед собой саблей. Что-то с глазами?

Бабах. Позади сдвоенным залпом отметились деревянные пушчонки.

Парень огляделся и решил добежать, пока есть время, до финишного холмика и взобраться на него. Судя по тому, сколько они уже здесь сдерживают воинов Джелал ад-Дина, подходит время, когда клин фон Валленроде опрокинет татар и литвинов Витовта и обратит их в бегство. Пора бы, а то так и сдохнуть можно.

Глава 18

Событие пятьдесят второе

В описании битвы этой… а может и не этой, но читал Иван Фёдорович, что татары пользовались арканами, чтобы захомутать противника и, резко повернув своего коня и отступив, выдернуть вражеского воина из седла. А у литвинов, якобы, именно для этого же были копья длинные с крюком на конце. Да, всё-таки именно про эту битву, так как говорилось, что стрелы не могли повредить броню немецких рыцарей. Ну, а где ещё татары могли с псами-рыцарями стыкнуться? Не помнил Зайцев про набеги тевтонов на Крым.

То, что увидел Иоганн, взобравшись на холмик, который прикрывал с фланга последние флеши, такую картину напоминало очень и очень слабо. Никакими арканами татарская конница не разбрасывалась, ну, или он не успел на это посмотреть, кончились арканы, татары крутились перед рыцарями фон Валленроде и обстреливали их из лука. И точно тем же самым занималась и лёгкая кавалерия Витовта. Тяжёлые же, все в железе, рыцари Великого княжества литовского стояли чуть поодаль, кругом таким, метрах в ста от мельтешащих татар и своих лучников расположились и готовилась видимо к атаке, так как там какие-то перестроения были видны.

И тут прямо на глазах у парня первая шеренга немецких рыцарей или эшелона (по-немецки: «треффен») пришла в движение. Медленно, шаг за шагом, белые ряды рыцарей с чёрными крестами на сюрко и попонах лошадей двинулись навстречу кусающих их, как комары, лучникам. На десятом шаге бронированные воины начали разгоняться. Пока никакого клина (ди шпица) видно не было. Шеренга длинною более чем в пятьсот метров двинулась, если и не ноздря в ноздрю, то уж точно не клином. И задирающие их татарские и литвинские конные лучники попятились. Они продолжали огрызаться, посылая в немцев даже больше стрел, чем раньше, но при этом почти не наносили урона крестоносцам в белом сюрко. А ряды тевтонов набирали скорость. И что хреново для Витовта, он чуть не успевал перестроить свою тяжёлую конницу. Рыцари Великого княжества литовского сейчас не шайбу уже изображали, а кляксу, выпустившую в разные места отростки, движение их было разнонаправленное и никаким образом уже не приводило к построению в линию. Хотя, чёрт их литвинов знает, возможно клякса — это и есть их боевое построение.

Иоганн стоял на вершине небольшого холмика и, глядя на развёртывающуюся перед его глазами битву, забыл про то, что гораздо ближе, буквально в паре десятков метров, такие же татары конные с луками и саблями пытаются атаковать правый фланг флешей. Стрела пронёсшаяся прямо над ухом и чуть не сдёрнувшая с его головы шелом — ерихонку напомнила, что во время сражения считать ворон не самое безопасное занятие. Любопытство сгубило кошку.

Шлем стрела не сорвала, ремешок под подбородком не дал, и кроме того, она вскользь прошла, только дёрнула голову в сторону и придушила парня натянувшимся ремешком. Пригнувшись, а потом и на карачки грохнувшись, Иоганн стал спускаться с холмика. Нужно было срочно убираться за бруствер, рано победу праздновать. Ещё толком ничего и не началось. Слава богу, холм рукотворный сразу его прикрыл от вражьих стрел.

Пробежав на четвереньках метров десять, барончик выпрямился у ног крайнего новика, что из лука отправлял стрелу за стрелой в ворогов. Теперь можно не стратегией, а тактикой было заниматься. На краю бруствера лежал последний не использованный ещё пистоль, все остальные девятнадцать и все пять пищалей были уже разряжены. Иоганн, высунувшись из-за земляного укрепления, бросил короткий взгляд на то место, где Перун с фон Боком и тремя новиками рубились с татарами. Теперь татар там уже не было, они переместились на нижний уровень. Лежа лежали. А пятёрка победителей шагом отступала к знаменосцу. Йодль этот так ведь и не сдвинулся с места, а потом, гад, будет на пиру у себя в замке рассказывать о победе над дикими степняками. Ну, ещё дожить надо. И ему дожить, и «нашим».

Те татары, что двигались в обход «волчьих ям» теперь, увлекаемые отступающими от рыцарей сородичами, припустили к броду. А вот те, что, спешившись, атаковали укрепление в лоб, всё ещё волнами накатывали, просочившись сквозь завал у первых двух рубежей обороны. Правда, и тут ручеёк иссякал. За несколько минут три десятка лучников — новиков серьёзно проредили количество желающих побегать. Сказать, что всё поле перед флешами в два слоя устлано трупами татар, так преувеличение будет, но серо — рыже — чёрных пятен на зеленой примятой траве хватало.

Тут и цель нашлась для последнего выстрела. К брустверу подбегало сразу трое бывших кавалеристов. Они спотыкались о натянутые верёвки, но поднимались и бежали дальше, увлекаемые воином в таком-же, как и у барончика, шлеме — ерихонке. Только ещё и красный лисий хвост к навершию был присобачен.

Иоганн прицелился, и татарин увидел, видимо, нашедший его ствол пистоля и остановился, прикрывшись небольшим щитом, что он в левой руке держал.

Бабах. Сила взрывающегося пороха толкнула свинцовый шарик в два с половиной сантиметра в диаметре вперёд, а руку барончика назад вместе с пистолем. Когда серое противно пахнущее облачко дыма снесло вправо от Иоганна, он увидел, что промахнулся. Татарин со щитом бежал на него по-прежнему. Но бежал один, два его товарища лежали, уткнувшись в траву. Ну, может и он одного срезал, а возможно новики, продолжающие отправлять в степняков стрелу за стрелой. Из щита неубитого им воина целых две стрелы уже торчало.

Событие пятьдесят третье

Татарин добежал до бруствера и остановился. В тяжёлой кольчуге, шлеме, латных рукавицах и с огромной саблей в одной руке и щитом во второй, перепрыгнуть, да даже просто забраться на вертикальную стену высотой метр десять — метр двадцать он попросту не смог. Попытался, закинул щит и руку с саблей на бруствер и стал подтягиваться. А только перед этим бежал и падал, все силы кончились. Повис на руках и такую жалобно-зверскую рожицу усатую скорчил, что Иоганн из жалости чисто саданул по этой рожице яблоком на рукоятке пистоля. А нет, не из жалости к татарину, из жалости к себе. А то ведь перемахнёт вурдалак этот через стенку и потом догоняй его, бегая по болоту.

Хрясь. Тяжелое бронзовое яблоко ударилось в щеку, соскочив со стрелки железной, что нос басурманина прикрывала. Пары зубов ворог точно лишился. Премоляров каких-нибудь, или клыков в простонародье. Усатая физиономия после этого провалилась вниз.

— Андрейка! Там! — барончик ткнул пальцем за стенку, показывая подбежавшему к нему сыну Перуна.

— Вижу. Молодец. Ловко ты его, — казалось новик и не запыхался, не устал даже.

Он сунул Иоганну лук, а сам вытащил из ножен меч. Вовремя, татарин стал подниматься и только его глаза оказались на уровне бруствера, как в один из его карих глаз вошел клинок. Звери они. Не, не татары. Они. Сначала человеку зубы выбили, а потом и глаз выкололи. Ну, и как он теперь таким уродцем перед Мухаммедом предстанет. Видимо от этих невесёлых мыслей степняк и помер, но скорее, всё же от того, что клинок до мозга добрался и там какой гипоталамус пополам разрезал.

Барончик кивнул новику и вернул тому лук, а сам в очередной раз осмотрел поле боя.

А ведь всё, отбились. Несколько татар бежали уже не от ям к флешам, а в обратную сторону, но не добегали. В спину им летели стрелы и не одна так другая втыкалась… А нет и отскакивали тоже. У степняков и кольчуги были. Да вон под бруствером один лежит. Точно в кольчуге был. Но эти сто метров пробежать ещё надо. Тут олимпийских чемпионов на короткие дистанции нет. А тем более по бегу в броне. Стрела точно быстрее летит. Парень увидел, как одному спринтеру стрела в ногу впилась, татарин захромал, остановился, полуобернулся, чтобы вырвать стрелу из ноги и тут же получил в другую ногу, соседнюю, ещё одну. Попытался дальше побежать со стрелами и вдруг споткнулся и упал, больше не горя желанием убегать. Ага, это к отстрелу бегунков подключился Старый заяц. Арбалетчики Ганса Шольца тоже открыли стрельбу по татарам. А убойная сила арбалетного болта побольше и пробил один такой кольчугу, раздвинул кольца и впился под лопатку.

— Ваньша! Живой⁈ — к Иоганну спешил Семён.

— Живой вроде. Готовиться нужно, дядька Семён. Сейчас минут через десять они удерут, и лагерь татарский без охраны останется. Нужно успеть туда до рыцарей. Может и хана захватим.

— Стрел нет. Все выпустили в них, — десятник широко эдак махнул рукой на поле боя, показывая сколько там побитых нехристей и во многих стрелы.

— Собирать нужно срочно. Всех отправь и возчиков тоже, пусть стрелы собирают, у татар из колчанов, если есть, изымают, из трупов выковыривают — вырезают, у раненых татаровей взаймы пусть берут, потом назад воткнём.

— Ох неугомонный ты, Ваньша. Ладно, пойду. Хоть и шатает самого.

А пацана будто не шатало. Тем не менее, он подошёл к пушкарям и осмотрел их позицию. Все пятеро пластом лежали возле орудий.

— Живы? Не разорвало стволы? — на первый взгляд вроде целы.

— Ваньша… Разорвало, эвон, у Теодора снизу на срезе кусок оторвало. А у нас трещина на стволе. Всё. Отстрелялись мы. Теперь только в обоз, — тюфянчей проговорил всё это блаженно улыбаясь небу. Дождик наконец кончился, и усиливающийся ветер переменился и теперь резво с северо-востока уносил тучи к югу, освобождая небо от них. Там, на севере, уже и огромные куски голубого, вымытого дождями, неба просматривались.

— Да сейчас! В обоз⁈ Давайте пищали собирайте и заряжайте. Ничего не кончилось ещё, вся битва впереди.

Это так трёп. И без того бомбардиры знали, что в случае выхода орудий из строя они из артиллеристов переквалифицируются в управдомы, ай, в мушкетёров.

— Я еле живой! — простонал Готлиб Цоллерн — это помощник Самсона.

— Встаём! — Иоганн хотел грозно проорать, но голос не стал ему подыгрывать, писк получился.

Иоганн и сам чувствовал, как наваливается на него усталость. Адреналин улетучивался, ноздрями выдулся, и на его место заползала апатия, усталость. И ему хотелось вон на небольшую кучку соломы свалиться и минут пять полежать. С закрытыми глазами полежать. Никуда татарский обоз не денется.

— Встаём, вои. Там обоз. Золота полно. И этих, как их там? Фурий… Тьфу… Гурий! Во! Гурий там ханских в прозрачных шальварах полный шатёр.

— В прозрачных⁈ — приподнялся на локтях беспалый Густав.

— В кисейных… В прозрачных. Вся задница видна и титьки. Встаём, мужи, пистоли заряжаем.

Событие пятьдесят четвёртое

Командовать хорошо. Ещё лучше даже и не командовать. Покоем наслаждаться. Лежа на травке в небо поплёвывать, изображая из себя князя Андрея Болконского. Облака же есть. Смотри себе на них и о бренности рассуждай. Но нельзя ведь. Не для того же они сюда ехали, и тут чуть не три месяца в земле ковырялись, чтобы пару сотен татар извести. План был другой. Во-первых, качественно ограбить татарский обоз, а во-вторых, предотвратить разгром войска крестоносцев, окопавшись в том самом татарском лагере и не пропустив в тыл хоругви фон Валленроде вернувшихся после бегства литвин и татар. Кстати, про татар Иоганн не был уверен, что они вернутся. Что-то там в мозгу шевелилось и подсказывало, что драпали они до Бреста. А Брест отсюда в таком далеке, что вернуться оттуда только через несколько дней можно. Но ведь это поляки с русскими писали про эту битву, а они совсем и не фанаты татар, те их враги, а про врага можно и лжу написать, чтобы принизить их достоинства. Есть же альтернативное мнение, что татары свой всегдашний любимый трюк проделали, который называется ложное отступление, чтобы заманить дурней тевтонских. Сейчас это таким организованным умышленно отступление не смотрелось. Так возможно это из-за их вмешательства. Ладно, чего уж, зарядить ручную артиллерию, единственную теперь в любом случае надо.

Иоганн побрёл к лежащей на бруствере пищали. Он бросил оружие, выстрелив, не удосужился, дебил малолетний вновь прикрыть её куском брезента, как она до того лежала. Теперь мокрая. И явно влагу и внутрь ствола затянуло. Парень намотал кусок льняной тряпицы на шомпол и стал прочищать канал ствола. Руки подрагивали, от накатившей усталости и даже выронил парень шомпол один раз. Потом всё ещё из-за дрожащих рук просыпал часть пороха из берендейки и плюясь, пусть и мысленно, досыпал примерное количество, ну, на глаз, из пороховницы. Сильно больше не должно получиться. Страховался. Эта оплошность заставила надпочечники выбросить в кровь очередную дозу адреналина и самочувствие пошло в гору. К четвёртой пищали он уже окончательно пришёл в норму.

Пушкари все впятером тоже включились в работу. Двое собирали по брустверу и под бруствером пистоли, а Самсон, Готлиб и Теодор их заряжали. Действо для бомбардиров привычное, не должны напортачить.

Примерно на середине работы из лагеря прибежал с котелком и деревянными кружками в мешке возчик и стал разливать всем в кружки горячий чай из смородинного листа с огромным количеством мёда. Это Иоганн вспомнил, что спортсмены перед стартом иногда напрямую глюкозу пьют. С сахаром сейчас беда, а вот мёда хватает. Много у местных скупили. Практически весь в ближайших пяти дорфах. Там сахароза с фруктозой вместо глюкозы? Ну и ладно, зато горячая и вкусная.

Допив кружку энергетика, барончик с новыми силами приступил к зарядке пищалей. Правда, на пятой пищали налаженная было работа дала сбой. Она потерялась. Иоганн сначала обошёл и посмотрел на бруствере. Нет. потом под бруствером. Опять нет.

— Ну, раз нет с этой стороны, то упала на ту сторону, — парень попытался вспомнить, где он стрелял из пищалей и переполз на другую сторону флешей. Сначала в предполагаемом месте поискал, потом прошёлся на всякий случай вдоль всей ломанной линии укрепления. Пищаль исчезла. — Это же не пистоль. Это огромная хреновина? Куда делась⁈

Иоганн пошёл медленнее, и наконец обнаружил пропажу. Тот самый татарин, которому он премоляры выбил, лежал прямо на ней и так умудрился улечься, что почти полностью её собой прикрыл. Даже умереть без подлости не может.

Пока парень возился с пятой пищалью, бомбардиры закончили заряжать пистоли и, навесив на плечи уже заряженные пищали, пошли в сторону собирающихся на холме в лесу новиков. Те были уже на лошадях. Реку Маршанку сейчас надо будет вброд переходить, и без коня это так себе удовольствие, весь вымокнешь. Вода после дождей спала, но к прежнему уровню не вернулась, и в самом мелком месте глубже метра было.

— Иоганн! Чего долго⁈ В лагере шевеление какое-то началось, — Семён весь в крови с головы до ног смотрелся ужасно.

— Ай. Потом. Поехали. Времени и правда нет.

Им подвели лошадей, и вскоре все пятьдесят три человека, включая и мобилизованных возчиков, стали спускаться с холма к броду. Чтобы не светиться, решили не с западной стороны ближе к броду спускаться, а с восточной, так, как вчера татары, что пошли на разведку, и были снесены потоком, поднимались к ним в лагерь. Блин! Неужели это было вчера вечером, казалось так давно, что как бы ни неделя прошла с тех пор⁈

Река не холодная, вода в ней, ноги всё равно пришлось замочить. В том месте брод практически закончился, уже становилось глубже. Коню по грудь, а это ведь дестриэ. Так что практически по… в общем вам пояс будет, пришлось искупаться. А едва пересекли реку, как сразу вступили в бой. Из-за шатра выбежало семь татар и стали стрелять из луков. Арбалетчики Старого зайца спешились и, брякнув на ложе взведённого уже арбалета стрелы, открыли ответный огонь. С обоих сторон раненые появились. Одна стрела новику в ногу угодила и одна убила коня под Гансом Шольцем, и командир арбалетчиков упал, вывихнув плечо. Чуть позже арбалетчиков спешились, и новики, и вскоре все семь татар были стрелами как ёжики утыканы. Парни бросились к шатру, но оттуда выбежало ещё трое воинов в богатых доспехах с копьями в руках. Выпущенные стрелы отскакивали от брони. Но долго радоваться своей неуязвимостью и этой троице не пришлось, арбалетчики перезарядились, и первый же залп привёл к ранению телохранителей Джелал ад-Дина, никем другим эти воины в замечательной броне быть не могли.

Глава 19

Событие пятьдесят пятое

Иоганн в первые ряды специально не лез, не дебил же, возможно, просто полудурок, так уж вышло, он переправился на восточный берег Маршанки или Маржанки, где-то в середине их отряда и вперёд пробиваться не собирался. Но тут случилось мини сражение у ханского шатра и народ рассредоточился, заняв позиции за возами, и так получилось, что барончик оказался на своей кобыле Галке чуть не ближайшим к шатру Джелал ад-Дина. Рядом, валяясь на земле, орал на чистом немецким Ганс Шольц с вывихнутым плечом, ещё чуть дальше, тоже лежал, раненый в ногу, на земле рядом с убитым жеребцом Ванька Кашин — десятник у новиков. Все эти непредусмотренные победоносным планом захвата татарского лагеря звуки и события на пару секунд тормознули Иоганна, и он бы, чего доброго, схлопотал стрелу от ещё пятерых лучников, бегущих к ним от второго маленького шатра, и стреляющих при этом прямо на бегу. Выдернул его из транса безумный Теодор. Здоровяк одной рукой схватил пацана за пояс и потащил с кобылы, а второй держал щит, отобранный у кого-то из воинов Джелал ад-Дина. Не зря держал, по щиту брякнула угодившая в него по касательной стрела. И тут же во второй раз за час… А ведь и правда, всего где-то час прошёл с боя у холмика рукотворного. Так, второй раз за час ерихонка, переделанная Угнисосом из взрослого шелома в подростковый, спасла барончику жизнь. Стрела татарская в него угодила, но точно так же, как и в первый раз, отрикошетила от плавных обводов шелома и ушла в сторону, только придушив чуть пацана, натянувшимся ремешком под подбородком.

Молча перебросив пацана себе за спину, и теперь как бы старясь свою мощную тушку прикрыть от стрел небольшим круглым щитом с начищенным до зеркального блеска почти красным медным умбоном, безумный Теодор сделал пару шагов к шатру. Иоганн, опомнившись, выдернул из-за пояса заряженный пистоль и, прикрываясь здоровяком, попытался проделать ряд операций, необходимых для превращения дорогой железки в смертельное оружие. Нужно нашарить привязанную шёлковым шнурком к поясу пороховницу и открыть её. Пробка вставлена плотно и дрожащими пальцами это проделать не просто. Пришлось барончику зубы подключать. Потом стараясь, чтобы хоть десятая часть насыпаемого пороха из пороховницы попала на полку пистоля, это всё теми же, других не выдали, дрожащими-то пальцами, пороховая мякоть специально норовила мимо просыпаться. Далее зубами опять пороховницу нужно закрыть. А то ведь высыпется весь порох и пистоль можно будет только как молоток использовать, по головам татар стуча яблоком. Так и тут не все мучения. Фитиль запален, но проверить его и раздуть немного точно не помешает. Всё же только дождь кончился, в воздухе ещё мороси полно, да и они только, и минуты не прошло, через реку в куче брызг переправились, через речушку, по грудь Галке воды было.

На счастье пацана, фитиль не погас. Тлел. Дунув на него несколько раз непослушными губами, в трубочку не желающими складываться, Иоганн убедился, что теперь и пальнуть можно, и выглянул из-за спины наступающего на троих врагов Теодора. Тот, далеко выставив вперёд татарский щит, теснил им троих в золото и серебро разодетых и разукрашенных татаровей. В руке копье, явно только подобранное, как и щит.

— Вон тот, с горностаем на шапке, — сам себе всё ещё непослушными губами просвистел Иоганн и, вытянув руку, потянул перстом указующим за скобу.

Бабах. Руку привычно уже, только сегодня в двадцать второй раз, отбросило назад и вверх. Перед носом вспыхнул огонёк на мгновение, а потом всё заволокло дымом. Правильно этот порох дымным называют. Когда после выстрела глядишь на это серо-бело-кислое облако, то кажется, что при сгорании пороха весь полезный эффект — не толкание пули вперёд с чудовищной силой, пулю-то и не видно, а именно всё это проделано, чтобы вот таким облаком насладиться.

Бабах. Справа вспухло такое же облако, даже больше. Из пищали грохнул Готлиб. Сейчас у каждого артиллериста по ружью древнему, но выстрелил только бывший арбалетчик, у Теодора вон, тоже за плечом болтается… Мысль пробежала по всяким там синапсам, и парень решил её из синапсной в реальную превратить. Он дёрнул ремень с лапищи Теодора.

В это время облако развеялось почти и сквозь обрывки кислой белизны стало видно, что его выстрел предыдущий цели достиг. Крупный, даже высокий, татарин, в позолоченной, а чем чёрт не шутит, может и золотой кирасе и шапке с горностаевым хвостом валялся у шатра. Только действующих лиц от этого меньше не стало. Как у гидры, вместо одной головы три выросли. Так вместо упавшего татарина у полога шатра, прикрывающего вход, оказалось теперь шестеро. Двое были с большими саблями, точнее длинными, с хорошо выраженной елманью — расширением в нижней трети-четверти клинка. Остальные вои были с луками. И сейчас натягивали их, выискивая куда послать следующую стрелу.

Бабах. Это англичанин Роберт Баркер выпустил смерть из своей пищали. Здесь наблюдать за результатом не мешало облако, со стороны видно было, что не успевший выдернуть из-за плеча очередную стрелу телохранитель Джелал ад-Дина, как в кино был отброшен чуть не в упор выпущенной пулей.

Сам Иоганн не только подсматривал за боем, но и умудрился стянуть-таки у здоровяка молчаливого пищаль с плеча. Держать на весу пятикилограммовую штуковину тринадцатилетнему барончику было не просто, да к тому же Теодор не уберёг фитиль, и он погас, видимо, при пересечении брода вода попала. Пока парень от своего пистоля «прикуривал» фитиль пищали, всё время приходилось эту штукенцию тяжёлую на весу держать. Наконец фитиль затлел и пацан, натрусив из пороховницы порох на полку, вздёрнул этот карамультук к плечу. Бабах, тут чего выцеливать, прямо в паре метров от тебя татарин, который лук натягивает, чтобы тебе зрачок расширить, а то таким сузившимся от света в лицо и не видно всего сражения в татарском лагере.

Событие пятьдесят шестое

Если у тебя есть чем драть — дерись, а если нечем — удались, это если с русского матерного любимую поговорку Семёна перевести, то такой девиз получится.

Больше у барончика драться было нечем, ну разве на поясе кинжальчик был с клинком сантиметров в тридцать, самое оно оружие против татарской кривой длинной сабли. Там клинок далеко за метр будет. У Теодора тоже хреново выходило, его длинное копьё, которым он явно не умел орудовать, против луков и сабель не котировалось. Да и скорости разные, эти телохранители будущего хана всей Золотой Орды были очень хорошо обучены воевать, сто движений в секунду производили. Пока безумного молчуна спасал щит, на который он уже три стрелы принял. Ну и Иоганн, всё же он из-за спины здоровяка двоих супротивников выбил. После этого, а также, после выстрела англичанина, татары больше не бросались на противников всем скопом, а рассредоточились и пытались Теодору и Иоганну во фланг зайти.

— Отступай, мы мешаем нашим! — проорал в ухо безумному артиллеристу Иоганн и схватив за пояс потянул за собой. Поздно. Тот самый телохранитель, что пытался Теодору во фланг зайти, улучил момент пронырнул под копьём, которое молчун как дубину скорее использовал, и попытался ударить саблей безумного щитоносца сверху по плечу. На Теодоре, конечно, кольчуга, но выдержит ли она такой удар⁈ Все эти мысли в один миг пронеслись у пацана в голове, и ведь ничем не помочь богатырю этому.

Вот разве.

Иоганн всё ещё держал в руках пищаль. Здоровенная эта дура была метра полтора в длину. Пацан ткнул ею в татарина такого же почти раззолочённого, как и первый, разве горностаевого белого хвоста на его шапке не было, был красный у корсака позаимствованный. Словно приём штыкового боя из будущего. «Коли». Только колоть нечем. Так, тупым концом и впечатал, сколько мальчишеских сил оставалось, в кирасу высокому вою с чеховской бородкой. Никакого ущерба, понятно, что не нанёс, но и произвести удар, который бы мог лишить Теодора левой руки не дал. Татарин отскочил. Теодор отступил назад и от повторного удара уже щитом смог прикрыться.

На этом рукопашная войнушка кончилась, сначала Густав, а потом Готлиб Цоллерн — помощник Самсона, разрядили свои пищали в нукеров Джелал ад-Дина, ещё через несколько секунд, когда Теодор и Иоганн перестали собой прикрывать лучников татарских, в них полетели тяжёлые арбалетные стрелы.

И где-то за шатром ещё продолжался бой. Там новики нашпиговывали стрелами последних защитников татарского лагеря, а Иоганн, совсем лишившись сил, свалился возле двухколёсной арбы, и облокотившись спиною об огромное колесо, закрыл глаза.

— Без меня дальше.

Долго сидеть не дали, почему-то решили, что он главный переводчик с татарского. Поймали в большом и малом шатре семерых татар. Трое были в броне красивой и вообще воины, а четверо были в шёлковые, атласные, парчовые халаты завёрнуты с бурнусами на голове. Семён их всех вывел и подталкивая остриями копий и мечей новики подвели пленников к арбе. Туда же и Перун с фон Боком притащились, на ходу пироман о чей-то бурнус меч окровавленный вытирал. А чего красная в крови вся тряпка отличный развязыватель языков при опросепленников.

— Ваньша, ты их спроси, кто тут главный. Ты говорил, хан тут должен быть и брат его, нужно бы их спеленать и в наш обоз переправить. Вернуться литвины и татары могут, — Семён тащил за шкирку в обеих руках по девке. Обе дивчины явно были славянками. Светлые, можно и золотыми назвать волосы, испуганные полные слёз голубые глаза и славянский овал лица.

Иоганн оглядел пленников внимательно, но визг, крики и мольбы девушек не давали сосредоточиться. Опять же были они полуголые. На одной кисейная кофта рваная, из которой одна титька торчит. Отвлекала эта выпуклость от татарских лиц. Вроде хочешь вон того в бурнусе рассмотреть повнимательней, бамс, а глаза опять под полупрозрачную розовую кисею лезут и на розовую же титьку скашиваются.

— Семён, этих-то точно нужно в обоз… brieffreund Иоганн не договорил. Он понял, что дебил. Правильно он на титьку смотрел. Это ему подсознание подсказывало. Он татарский знает на пять. Ну так его все немцы в ГДР знают. Знали. Как в остальной Германии Иван Фёдорович не знал, а вот в ГДР оценки хоть и были по пятибалльной шкале, но наоборот. Пятёрка — это по-нашему кол. В шестом классе был у Ивана brieffreund (товарищ по переписке). В школе тогда многим предлагали и адреса давали. Так этот немец в первом письме написал, что учится он здорово на одни колы и двойки. В письма монетки вкладывали, немец Карл свои алюминиевые, а Ванька ему нашу мелочь. Но на следующий год, после каникул как-то прервалась переписка, сейчас и не вспомнить почему, то ли немец не ответил, то ли он немцу.

Так вот, татарского он не знал, зато обе эти девицы точно знают, кто тут хан будущий, а кто так — погулять вышел. А возможно они и пару слов на языке этих товарищей знают.

— Стой. Семён. Не надо девок интернировать. Пусть вот тут сядут, дайте им попить и заверните во что менее прозрачное.

Событие пятьдесят седьмое

Барончик уже совсем было решил, очухавшись, поспрошать милашек, как его вопрос из зала обухом по голове долбанул.

— А что поганые не вернутся?

Мать вашу, Родину нашу! Конечно же вернутся и татары и литвины. Последние на сто процентов. Не нужно тут никаких допросов устраивать, нужно гнать сюда наших возчиков, да и не только наших, но и пленных литвинов и срочно всё отсюда увозить, в том числе и дивчин голубоглазых. И всех пленных татаровей. Потом разберутся ху из ху. Сейчас нужно вывозить ценности и строить укрепления от леса до озера. И как можно быстрее. Литвины вернутся в течении часа и успеют зайти в тыл побеждающим сейчас крестоносцам.

Всё это Иоганн выкрикнул, осознав, что люди не тем заняты. Сидевшие у шатра аксакалы в предвкушении допроса пленников и тоже умильно поглядывающие на прозрачных дивчуль, встрепёнывались медленно. Ну как сразу от титек перейти к строительству вагенбурга. За что кровь проливали⁈ Где справедливость? Побили же всех ворогов, теперь бы хлеба и зрелищ, а вовсе не тяжёлой работы треба.

Очень медленно с криками и даже затрещинами, а когда и вообще перепоясав особо ленивых кнутом, начали возводить укрепления. Сколько там диагональ у равнобедренного треугольника? Фон Бок вроде должен знать. Нужно по теореме Пифагора c² = a² + b² посчитать. Там с приближение проще есть для диагонали квадрата. 1,4 умножить на длину стороны. Если от леса до реки примерно двести метров, то получается им нужно построить около трехсот метров укреплений за час.

Возможен только вагенбург, и именно об этом и говорили три месяца, заглядывая вперёд и делая предположение, что у них получится. Только говорить у костра за кружкой иван-чая с мёдом, и строить этот самый вагенбург, когда с минуты на минуту литвины вернутся, это разные математические действия.

Возчиков нагнали, и они начали с татарских арб и телег разномастных перегружать добычу на свои возы. Добра в лагере было много. И оружия полно и материи всякой и одежды уже готовой. Кроме того, было и злато-серебро в виде всяких чарок, чаш и прочих кубков с подносами. А ведь татары шли через Литву и Польшу, где они всё это могли хапнуть? Нашлись даже две небольшие пушечки среди трофеев. Хрен их знает, как они сейчас называются — пусть будет куливрина. (от фр. couleuvre — «уж» и couleuvrine — «змеевидный»). Длинный кованный ствол и кованный не из железа, а из меди, и калибр миллиметров тридцать у одной и около сорока пяти у другой. В Германии сейчас, насколько знал Иоганн, эту пародию на пушку называют «шланг» (от нем. Schlange — «змея»). Длина ствола у обоих почти одинакова — больше метра, но меньше полутора.

Сразу количество работников на пять уменьшилось. Тюфянчей организовал своих бомбардиров на то, чтобы сюда доставить лафеты, остатки картечи и порох.

— Вы это, Самсон, все пищали сначала зарядите и пистоли, которые использовали. Калибр почти один с этим недоразумением, а толку от них больше будет.

— Бу-бу-бу! — это Изотов сказал, наверное: «Есть, господин барон». Хоть мог и под нос пробурчать, что: «Без сопливых гололёд».

Потом десяток воев потребовалось чтобы разобрать оба шатра. Это ведь не его палатка на десять человек, да и то, если они на боку лежат. Это сооружение метров двадцать пять в диаметре, двадцать так точно. Второй поменьше — метров десять, и он пониже, всего метра четыре в высоту. Для перевозки обоих шатров, как удалось всё же у пленных татаровей узнать, имелись специальные большие арбы. А для того, что внутри, включая десятки подушечек и десятки же ковров и даже три жаровни, ещё прилагалось к большой арбе пять не меньше. И в каждую было по шесть лошадей запряжено.

Работа двигалась. По мере того, как с телег и арб сгружали добро и увозили в их лагерь, эти освободившиеся транспортные средства заваливали на бок, вплотную друг к другу, чтобы ни всадник, ни пеший ворог ни просочился. Медленно — это главное слово. Начали строить вагенбург от того места, где Маршанка из болотца окружённого холмами вытекает и тянули по прямой почти вдоль реки к лесу. Там напротив их лагеря и глубже река, и болота уже настоящее начинаются. Кавалерия том точно не пройдёт.

Иоганн метался по этим четырём гектарам татарского лагеря и старался людей подвигнуть к мысли, что делить и приходовать добро потом будем, сейчас нужно всё, как можно быстрее перенести в свой лагерь. Особенно это показательно было, когда до котлов для приготовления пищи возчики добрались. И парень мужиков понимал. Тут главное даже не то, что котлы размером больше и качественнее отлиты, но и приспособы к ним, треноги железные, ось на котором подвешивали котёл тоже не палка, которая бывает, что и перегорает или ломается, а отличный железный пруток. Как тут делить не начать.

— Татары сейчас прискачут и помогут вам разделить их добро, — принялся кричать на возчиков барончик.

И так везде. Люди не хотели понимать, не хотели верить, что вот сейчас снова в бой.

Глава 20

Событие пятьдесят восьмое

Разведка — это единственно о чём договорились заранее, и о чём не забыли, захватив богатства татарского обоза или лагеря. Андрейка — сын Перуна с тремя новиками сразу двинулись на юг, как только стало ясно, что в татарском лагере ворогов способных оказывать сопротивления больше не осталось. Разведчиков отправил Семён и барончик этот кусок всемирной истории пропустил. Зато он отлично видел, возвращение разведчиков. Они мчались, настёгивая лошадей, галопом, словно за ними кто-то гнался. А нет… Почему словно гнался? За ними на самом деле гнались. Десяток всадников, отставая примерно на три сотни метров, показались, как только выскочили из леса. Там есть небольшой кусок, всхолмлённый, вдоль реки Маршанка, на котором выросли редкие сосны. Почти у истока речушки, правильнее, наверное, у того места, где она из озера вытекает. Можно ли это истоком назвать? Там вся местность в холмах небольших, и потому, видимость трёх сотен метров не превышает, и только к татарскому лагерю холмы сходят на нет. Из этих поросших лесом холмов и выскочили новики, несясь к своему теперь лагерю во весь опор, пытаясь уйти от догоняющих их всадников. Кроме литвинов больше тут быть некому. Там за этими холмами, лесом и болотцем и должен располагаться лагерь Витовта. По некоторым данным, что удалось выудить Иоганну при разговоре у Великого маршала Пруссии Фридриха фон Валленроде, войско Великого княжества литовского должно быть в пятнадцать примерно тысяч. Входят ли в это количество три тысячи татар и сколько-то там тысяч русских, непонятно? Не догадался барончик у ландмаршала спросить, а тот сам подробно описывать силы сторон ребёнку не возжелал, странный товарищ. Зато понятно другое, лагерь литвинов должен быть огромен. Они чёрте откуда сюда притащились. И эти пятнадцать тысяч нужно ежедневно три раза в день кормить, и бог бы с людьми, у местных отберут зерно и кашу сварят. А вот десятки тысяч кавалерийских лошадей кормить берёзовыми вениками не получится, нужны тонны и тонны или ласты и ласты зерна. А ласт зерна, чтобы привезти, нужны три телеги. А там двигатель опять лошадиный, и опять нужен овёс, чтобы коняшка не плелась рысью как-нибудь, а за сотни вёрст тащила телегу полную мешков с овсом.

Напрашивался вывод, что если хоругви Валленроде старшего обратили в бегство войска Витовта, то лагерь они не разграбили. Видимо, как и описано в учебнике, русские полки и часть литвин отошли на запад от озера, а сами тяжеловооружённые всадники польских союзников не через Маршанку спасаться ломанулись, а вдоль противоположного берега озера. И сейчас там, в четырёх — пяти сотнях метров за холмами и лесом огромный лагерь Витовта и охрана этого лагеря из лёгкой конницы и пешцев. А вот эти всадники, что сейчас преследуют Андрейку и его пацанов, это как раз охрана лагеря литвин, на которую напоролись наши разведчики.

Это рассуждалку эту описывать долго, а пронеслись эти мысли у Иоганна за мгновение одно, а уже в следующее парень начал действовать. Четверо помощников тюфянчея уже отправились в их старый лагерь с лошадьми за двумя лафетами и последним бочонком пороха, а сам Самсон Изотов занялся зарядкой пищалей, с его протезами туда-сюда шастать не вариант. Работа для Изотова привычная и к этому времени, как Иоганн вспомнил о пищалях и добежал до главпушкаря, тот уже две пищали зарядил. Беда лишь в том, что поблизости никакого огня готового, чтобы подпалить фитили нет. Пришлось парню доставать из непромокаемого кисета, висевшего на перевязи с берендейками, огниво. Прибор простейший, он состоит из кресала, кремня и трута. Сноп искр, высекаемых от удара кремня о кресало, воспламеняет трут, и затем тлеющий трут раздувают. На удивление руки не тряслись и губы в трубочку легко сложились, уже через полминуты Иоганн от запалённого трута прикуривал фитиль пищали.

— Литвины! — прокричал пацан тюфянчею бросаясь на колени возле него и начиная высекать искры, — заряжай следующую и запали фитиль.

Кроме барончика героическое бегство своей разведки наблюдало ещё десятка два человек. Все стали готовиться. И всем время нужно. После сражения у шатров народ расслабился и уже успел снять тетиву с луков, и даже арбалетчики Ганса Шольца, он же Старый заяц, стянули шёлковые бечёвки с дуг своих арбалетов. Правильно совершенно поступили, это так, брюзжание. Дождь, как бы прекратился почти, но тут ключевое слово «почти». Капельки изредка ещё капали, да и морось в воздухе стояла. Даже шёлковые тетивы и то намокнут, если их под дождём держать. Да и самим лукам это не на пользу.

— Луки! Арбалеты! К бою! — на русском и на немецком кричал всё время парень, пока фитиль пищали поджигал.

Это же самое кричал и несясь уже назад к началу вагенбурга. Должен успеть, пока литвины подъедут.

Не успел. Но ничего страшного не произошло, просто увлёкшиеся погоней всадники осознали, что впереди вместо дружественного татарского лагеря находится совсем не дружественный немецкий лагерь, и там в этом лагере десятки воев и полно обозников. Супостаты сначала остановили чуть не на полном скаку лошадей, а затем попытались быстренько их развернуть. Не, не испугались. Это товарищи решили своим об эдаком безобразии доложить.

Именно в это время барончик и добежал до перевёрнутой на бок арбы, которую перед этим облюбовал, как замечательную позицию для стрельбы, ровно по его росту высота получалась. Бухнув ложе пищали на борт арбы, Иоганн оценил расстояние до всадников. Получалось около ста метров, может и чуть больше. В принципе, пищаль добьёт, нельзя отпускать ворогов без гостинца. Пусть знают, что тут огнестрельное оружие есть. Что попадёт парень не сомневался. Разворачиваясь, литвины плотный такой клубок организовали, там захочешь мимо выстрелить, так не получится.

Событие пятьдесят девятое

Бабах. Как всегда проклятая пищаль так в плечо лягнула, что парня отбросило на полметра от арбы и синяк и без того уже на плече, наверное, здоровущий, теперь и до пятки правой достанет. Прицеливался Иоганн чуть выше всадников, всё же расстояние почти предельное, и огромная с точки зрения человека двадцать первого века пуля в два с половиной сантиметра в диаметре, прилично к земле притянется, да ещё в такую промозглую погоду, когда воздух пересыщен влагой. Можно было бы и ещё чуть выше взять, но всадники уже развернулись и настёгивали лошадей, стремись побыстрее убраться с открытого места.

Пуля угодила куда надо. Когда рассеялся дым от выстрела и когда остальные литвины убрались на недосягаемое расстояние, стало возможным разглядеть, что одного из своих они потеряли. Ранен или убит, но точно лежит на травке.

Команды отдавать не пришлось, разведчики во главе с Андрейкой развернули лошадей и теперь уже они гнались за литвинами. Но не далеко, доехав до лежащего на земле, новики остановились и двое спрыгнули на землю, склонились над ворогом.

Видимо жив оказался, так как видно было, что литвина приподняли, перебросили через седло одной из освободившихся лошадей, и разведчики порысили назад. А оставшийся без лошади новик поплёлся пешочком за ними.

— Если бы сейчас атака была, нас бы тут смяли просто! Нужно быстрее строить укрепление, — отдав пищаль вновь на зарядку, подбежал к концу пока созданной баррикады из повозок татарских барончик и набросился на Семёна и Старого зайца, что в тыл не ушел, щеголял среди строителей вагенбурга с рукою на перевязи через шею.

— Для того и выслали разведку. Сейчас узнаем, сколько их там. У нас силы не велики, но и литвинов в лагере особо много быть не может. Я Перуну сказал, он сейчас пленных приведёт, пусть тоже помогают.

Не получилось. Не удалось ничего узнать о лагере противника. Привезли пленного уже мёртвым. По дороге богу душу отдал. Подошедший Тимоха ругался, всю попону на его Чалом кровью залили.

Но больше в разведку никого посылать не стали. Людей и без того не хватает. Лучше всех задействовать в строительстве укрепления и подготовке к обороне.

Иоганн осмотрел «пленного» издали, не стал протискиваться через толпу любопытных, что он дохлых литвинов не видел, весь прошлый год они к его замку лезли и умирали. Да и вот недавно тоже отметились. Труп как труп.

Вместо этого он занялся весёлым делом. Пушкари приволокли всё же оба лафета от деревянных орудий и теперь можно было попробовать скрестить ежа с ужом. Подходили железки… м… медяшки к деревяшкам не очень. Диаметр наружный у деревянных орудий был гораздо больше, чем у медных. А вот длина ствола, наоборот, у новых приобретений больше. При этом кулеврины были тяжёлые. Еле вдвоём принесли бомбардиры, чтобы на лафет брякнуть.

— Может верёвками ствол примотать? — предложил Иоганн, скептически оценив конструкцию.

— Не пусть как лежит, так и лежит, — махнул на получившиеся кособочины Самсон, — всё одно будет отдачей переворачивать или сносить далеко. Легче уж ствол отдельно таскать… Мы с лафетом вместе и не справимся. Всё вои, хватить пляски вокруг них плясать, давайте заряжать. Сколько там у нас картечи осталось?

Примерно одновременно с артиллеристами из лагеря стали возвращаться новики, что там обирали трупы татарские. Не, не деньги или серьги из ушей вырывали. Там будет потом кому этим заняться, новики опять собирали стрелы. Предстоящий бой должен стать гораздо серьёзней первого. Нет «волчьих ям», нет рассыпанного по флангам чеснока. Не нарыл в бывшем татарском лагере никто ямок. Татары или литвины могут только споткнуться о верёвки, что сейчас натягивали перед растущим вагенбургом возчики и новики. Но это не то. Систему «волчьих ям» ничем не заменить. Придётся отбиваться плотным огнём из луков и арбалетов. Потому мародёры занимались сбором стрел. Проверяли колчаны у татар, в основном у тех, кто в ямы и угодил, у тех, что ближе к флешам стрелы уже изъяли, даже из тела вырезали. С ямочными татарами сложнее, там иногда такое переплетение живых ещё и стонущих людей с мёртвыми лошадьми или наоборот умирающих и жалобно ржущих коней и мёртвых воинов, что пойди, найди этот колчан.

Дело из-за этих сложностей двигалось очень медленно.

Точно так же, непозволительно медленно, шло и строительство укреплений. Иоганн пятой точкой чувствовал, что они не успевают, прошло уже больше часа, а может и все два, а ведь всё Грюнвальдское сражение закончилось к вечеру. И сейчас самое время материализоваться вернувшимся после бегства литвинам и татарам во главе с Витовтом, так как, судя по появляющемуся всё чаще в разрыве облаков и туч солнцу, время перевалило уже за полдень. Еще часа четыре и начнутся сумерки.

— Смотрите!

Событие шестидесятое

Кто-то из возчиков тыкал пальцем в сторону леса у реки, туда, где полчаса назад скрылись всадники, гнавшиеся за Андрейкой и другими новиками, отправленными на разведку. Из леса выезжали всадники. Что не свои — понятно. Уж больно много красного цвета. У тевтонов белые попоны на лошадях и белые сюрко на людях с чёрными крестами, не на всех, но очень на многих, и этот белый общий фон с тем буйством красок с преобладанием красного не спутать. Да и не могли немцы оттуда выезжать, там лагерь Витовта.

Если это те самые, вернувшиеся после бегства литвины и татары, то именно их и ждали. Именно к этой атаке и готовились. Успели многое. Почти чудо совершили. Умаялись так, что еле ползали сейчас, но метров двести пятьдесят из трёх сотен перекрыто поставленными на ребро арбами или прямо так оставленными телегами. Вагенбург не вагенбург, но конница через такое не пройдёт, даже если перебьют всех защитников, потом ещё нужно будет какое-то время растаскивать связанные между собой и перевёрнутые повозки. Если им понадобилось больше двух часов, чтобы это нагородить, то растащить особо быстрее не получится. И надо надеяться, что без удара Витовта в тыл резерву, что привёл во фланг сражению сам Великий магистр фон Юнгенген, немцы, венгры, чехи и примкнувшие к ним поляки должны оставшихся одних ляхов короля Ягайло одолеть.

Барончик заскочил на телегу и глянул пусть и с небольшой, но высоты, на левый фланг их укрепления. Там Перун руководил, подгоняя уставших людей. И видно было, что суета не прекратилась, богатырь отлично понимал, что недостроенное укрепление чуть ли не хуже, чем полное его отсутствия. Туда в эту дыру в пятьдесят метров хлынут литвины с татарами, а все люди рассредоточены вдоль слишком длинного для них вагенбурга. Ну, пусть их пятьдесят с хвостиком, а метров триста. Это по шесть метра на человека, если на эти шесть метров полезут сразу пять спешившихся литвинов или татар, то самый лучший стрелок или самый лучший мечник ничего сделать не сможет. То есть, и так-то надежда удержать укрепление равна нулю, а если в нём ещё и огромная дыра, то гаси свет вообще.

Но умирать тут никто не собирался. Нужно было по плану Иоганна просто на какое-то время задержать ворогов.

— Ваньша, палить? — Самсон как-то свирепо ухмыльнулся.

Это тюфянчей не дурака валял. Это у него в одном месте шило покоя не давало. Они же не стреляли ещё из этих кулеврин. Более того, для той, которая больше и калибром, и длиною, нашли три ядрышка. Они чуть меньше канала в стволе, но это сейчас норма, ядрышко или пуля у его пищалей и пистолей вкладывается в ствол после того, как поверх огненного зелья забит пыж. У них они войлочные, но насколько знал Иван Фёдорович используют и кожаные, и даже деревянные. Ясно что медная кулеврина — это шаг вперёд в оружейном деле по сравнению с их деревянными пушками, вот Самсон и хочет побыстрее бабахнуть по супостату, чтобы оценить обновку.

До ближайших всадников, совершающих возле леса броуновское движение метров двести пятьдесят. С одной стороны, вроде должно ядрышко долететь, с другой — они точно спровоцируют атаку ворога. А у них цель не убить как можно больше воинов Великого княжества литовского, а задержать их. Крутятся они у подножия холмиков, у леса, не идут в атаку, и выходит, что это здорово — время идёт.

— Не, я же говорил, нам время нужно тянуть, — в пятый или в шестой раз объяснил за последние два часа Изотову Иоганн.

— Ай, что ты за пацан такой, разве существует такой отрок, который пальнуть из новой пушки не хочет⁈ — махнул на него клешнёй с зажженным факелом тюфянчей.

— Ждём. Каждая минута за нас.

Не получилось. Эти гады с той стороны думали точно так же. Потому, едва их набралось перед лесом с сотню, как вся она, сотня эта, пусть и неспешно, далеко не галопом, скорее шагом, двинулась к вагенбургу. И тут то, что укрепление не готово, и там, на дальнем конце у болота, суета и многолюдье было, сыграло защитникам на руку, за три с лишним сотни метров не разглядели вороги, чего творится с той стороны, и направились кратчайшим маршрутом вдоль реки. Тут никакой суеты не было, но тут, по идее, было самое опасное для наступающих место. Здесь стояли обе новые пушки — игрушки, здесь находился рядом, прикрывая артиллерию и перекрывая самый короткий путь литвин и татаровей на тот берег, Иоганн с пятью пищалями заряженными и двумя пистолями. Здесь были рассредоточены через пять метров все арбалетчики Старого зайца. Тут и сам Ганс Шольц прохаживался с рукою на привязи, не захотел уходить в тыл.

— Чем помочь? — хмыкнул он на предложение барончика там в лагере лучше поруководить, здесь дескать чем помочь с одной рукой можешь?

— Чем? — Иоганн понял, что ветеран всех войн никуда не уйдёт и просто веселился, задирая его. Хоть какое развлечение во время томительного ожидания.

— Да мои люди при мне в два раза быстрее заряжают.

— Ладно. Только к пушкам близко не подходи. Мы из них не стреляли ни разу, вдруг брак… м… плохой металл, и их разорвёт при первом же выстреле.

— Да мне и не интересно, — ну да, а сам вокруг кулеврин круги наматывает.

Барончик посмотрел на приближающихся всадников.

— А вот теперь пора. Махмуд! Поджигай!

Глава 21

Событие шестьдесят первое

Ш-ш-ш. Пшик. Не бабахнуло. Пшикнуло.

— Самсон⁈ — Иоганн повернулся к Главартиллеристу.

— Р-р!!!

— Ладно, сами… — парень как глянул на зверскую рожу тюфянчея, так сразу и вся критика из головы улетучилась. Как можно оскалившегося на тебя тираннозавра критиковать? Чего зубы не почистил?

Дел без критики хватало. У него пять заряженных пищалей. Можно пять раз острое чувство испытать. Боли. Это, когда тебе по больному и уже наджабленному плечу прикладом пищаль лягнёт. Все пять огромных… ружей стояли рядом с той самой перевёрнутой на бок арбой, которую барончик облюбовал для стрельбы. Точно до сантиметра, словно кто подбирал, она была той самой высоты, на уровне его подмышки, чтобы прицеливаясь ни приседать не надо, ни на цыпочки вставать. Жаль она ещё и отдачу не компенсирует. Стояли карамультуки полутораметровые прислонённые к самой арбе через двадцать, примерно, сантиметров, хватай, целься, тяни за спусковой крючок, получай удар копытом от жеребца злого в плечо и, отдав её возчику Петерсу, которого в качестве оруженосца привлёк Иоганн, хватай вторую. Петерс не заряжающий. Это учить надо, опять же во время боя под свист стрел, крики… и рядом ещё пушка грохочет, можно разволноваться, распугаться и двойную дозу (меру) пороха всыпать, или пули две засандалить в ствол. Берендейки придуманы, базара нет. А кто мешает в один ствол сыпануть из двух берендеек? Не специально, от усердия и волнения. Так что, Петерс только носит карамультук оторванному от стрельбы из пушек на время наглу Роберту Баркеру — бывшему плотнику из Портсмута, а потом младшему канониру на пиратском когге «Посейдон». Сегодня он не канонир, понижен в звании до заряжающий.

Иоганн поднял первое ружьё — пищаль и запалил на ней фитиль от трута. Прицелился. Ну, как прицелился, скачет на него масса всадников, просто нужно стрельнуть в ту сторону, промахнуться невозможно, главное не слишком высоко выстрелить и не слишком низко. Расстояние метров сто пятьдесят. Парень прилично задрал мушку, чтобы компенсировать снижение пули на таком расстоянии и, выбрав примерно середину накатывающей орды улюлюкающей, потянул за скобу. Пшик, порох на полке затлел… Фу…

Бабах. У него ведь сработало! Бабах. Отметилась и вторая маленькая кулеврина. Для неё пуль или ядрышек не было и в ствол сунули после пыжа горсточку рубленных гвоздей. Калибр на глаз миллиметров тридцать три — тридцать пять. Это как рубль серебряный Николая второго. Надеяться пятью — шестью кусочками гвоздя поубивать сотню конных рыцарей… Да, никто и не надеялся.

Бабах. Наконец выплюнула малюсенькое свинцовое ядрышко и большая кулеврина. Передавая пищаль Петерсу, парень успел скосить глаз на тюфянчея, скачущего возле закапризничавшей трофейной пушчонки. Самсон шилом прочищал запальное отверстие, видимо влага всё же попала, как ни берегли эту вундервафлю от дождя, прикрывая принесённым из лагеря старого брезентом. Раз выстрелила кулеврина, значит, лечение шилом помогло.

Иоганн подхватил следующую, заряженную уже, пищаль. Петерс молодец, успел запалить фитиль у всех четырёх оставшихся древних ружей. Можно, не думая о разжигании куска верёвки, целиться и стрелять. Посылать навстречу литвинам свинцовый шарик. Как только у него появился первый пистоль с калибром в двадцать пять миллиметров и Угнисос отлил первую свинцовую пулю, то барончик, с привлечением фон Бока, посчитал сколько же он весит в граммах. Когда его в руке держишь, то ощущаешь, что вес приличный, может все сто грамм. При подсчёте, с использованием теоремы, или, наверное, формулы, об объеме шара, получилось, что вес чуть меньше, в районе девяносто граммов. Всё одно прилично, если таким просто в лоб человеку кинуть со всей силы, то оглушишь точно. А если пращой раскрутить, то хана черепушке.

За те несколько секунд, может десять, что прошло после первого выстрела, на поле боя много чего поменялось. Часть литвин отделилась от общего потока и направилась правее. Часть валялась на земле. Но не менее полусотни всадников по-прежнему скакало прямо на их укрепление. Так-то жутко. Даже слышно, как лошади хрипло дышат.

Парень положил пищаль на бортик арбы, и всё так же, не целясь, практически, потянул за скобу. Бабах. Очередной очень болезненный, несмотря на пришитый мешочек с конским волосом на конце приклада, удар, Иоганн получил уже как привычное зло. И сразу потянулся к следующему ружью. Петерса не было, он стоял возле Роберта Баркера и ждал, когда тот зарядит карамультук. Минута должна пройти — вечность во время боя.

Подняв очередную пищаль, Иоганн на три секунды выпустил из поля зрения поле боя. Улучил мгновение глянул, как бомбардиры волокут к лафету свалившийся ствол кулеврины. Нормально, так вскоре и снова выстрелят.

Повернул барончик очи к полю-то, а там… Там произошло то, что и должно произойти. Литвины домчались до натянутых между колышками верёвок и не снижая темпа стали кувыркаться. Задние не ожидавшие ничего такого даже и не подумали пока остановить транспорт четырёхногий и влетали в начинающую образовываться кучу. Успело остановиться только трое, чуть отставших от основного кубла.

— Исправим, — пообещал им Иоганн и прицелился в воина на белом крупном коне. Кто-то совсем не бедный, на шеломе перья павлиньи бултыхаются на ветру.

Бабах. Мимо. Вроде и расстояние всего метров сорок. Но конь под павлином вертелся и всё время сбивал прицел. Парень плюнул в него и потянулся за следующим ружьём, стараясь не выпустить из виду неуловимого Джо.

Событие шестьдесят второе

Та группа, что отделилась и пошла правее, пережила попадание в ловушку, не так кардинально уменьшившись в составе. Они двигались под очень тупым углом к натянутым верёвкам. В результате закувыркалось всего с десяток всадников, а основная масса, человек двадцать пять, успели повернуть коней и пошли параллельно ловушкам. Колышки с натянутыми верёвками начинались в тридцати, приблизительно, метрах от баррикады. И эти товарищи, что сейчас в душе радовались, что они такие умные и удачливые и не вляпались в расставленную подлыми немцами западню, были в досягаемости и лучников, и арбалетчиков. Ну, последних в той стороне не много. Ганс Шольц пятерых оставил защищать артиллеристов и барончика, а сам с четырьмя опытными стрелками и двумя учениками из возчиков отошёл на сто метров примерно восточнее, к болотине. При этом, по дороге Старый заяц разделил группу ещё пополам. Троих, считая старосту Кеммерна Георга, Ганс оставил как раз в том месте, где отколовшийся кусок отряда литвинов угодил в ловушку, а ещё троих отвёл на пятьдесят метров левее. Именно сейчас мимо них и неслись параллельно вагенбургу разноцветные и разномастно вооружённые литвины. Там же со свои трофейным арбалетом и фон Бок обустроил себе позицию.

— Бей! Чего думаете! Бей! — когда литвины добрались до второго отрядика гаркнул на них временно выведенный из числа бойцов ветеран.

И люди его послушались. Убили. Кто попал непонятно, но двое всадников свалились с лошадей и одна лошадь, словив стрелу, кувыркнулась, ломая ноги наезднику.

Отряд не заметил потерю бойца и «Яблочко» песню допел до конца.

Нет, не допел, арбалетчики уже перезарядить не успевали, но приблизительно через шесть метров были поставлены новики с луками блюсти оборону, и они по мере приближения ворогов открывали огонь по ним. Сначала и целиться толком не надо. Там масса сплошная из конских и человеческих тел. Но литвины падали и умнее становились. Они стали сгибаться, прикрываясь шеей и головой лошади. Теперь падали подстреленные лошади. Всадники, которые надеялись таким способом укрыться от стрел, молодцы. Они укрылись. От стрел. А вот от законов Ньютона и закона всемирного тяготения их хитрость не помогла. Завалившаяся на полном скаку лошадь обладала чудовищной инерцией, импульсом и весов для тонких конечностей «умных» наездников.

В результате до того места, где продолжалось поспешное возведение вагенбурга доскакало всего четверо рыцарей. И сказать, что им повезло, так нет. Это точно будет неправдой. Там как последний довод королей там расположился, там стояли Перун с Семёном. Ну и в помощь им, увидев приближающихся красных, вышли двое возчиков с оглоблями. Один рыцарь налетел сходу на Семёна и рубанул со всей дури мечом. Ага! А меч-то переломился. Десятник, после потери своего полуторника, всё никак не мог себе достойное оружие по руке подобрать, то короткий, то лёгкий, то железо мягкое. И вот сегодня повезло, в маленьком шатре брата Джелал ад-Дина на столбе висели ножны, а в них длинная немного изогнутая тяжёлая сабля. Сабля? Не его оружие? Всё так, вот только на клинке чётко был виден харалужный узор. Сабля была выкована из дамасской стали. И сейчас она не подвела, ударившийся о неё меч литвина, разодетого в шелка и бархат, развалился на куски. В два скока Семён догнал, пролетающего мимо, теперь безоружного, врага и без особого замаха ткнул острием дамасской сабли в спину ворогу. И кольчуга не выдержала, кольца разъехались и впустили двадцать сантиметров холодной узорчатой стали в теплое тело литвина. Теперь начнёт остывать.

Минус один. Второй и третий упали с лошадей. Тем по ногам досталось оглоблями. А с четвёртым — последним скрестил меч с Перуном. Оказался ворог чуть ли не равным по силе и умениям здоровяку, отбил один удар, увернулся от второго и сам ткнул резко мечом в голову Перуну, надеясь попасть в незащищённый глаз. У Перуна, как и у Иоганна ерихонка надета. В последнее мгновение ветеран успел подставить меч и увести удар литвина в прикрытое наплечником плечо. Звякнул метал и здоровяка чуть развернуло. И тут произошло самое настоящее чудо. В четвёртый раз за жизнь у пиромана получилось выплеснуть энергию из себя, воспламенив одежду на противнике. Литвин заорал и принялся сбивать с себя пламя, а поджигальщик выждал пару секунд и рубанул со всей дури поперёк туловища от шеи к поясу. Не разрубил. Там и кольчуга, и кираса, и бармица, но оглушил и сломал ключицу точно.

А после этого сам свалился с коня от усталости и истощения.

— Хватайте его и в лагерь к лекарю несите! — рыкнул на двух возчиков с оглоблями Семён, — Да, спасибо вам мужи, выручили. А теперь несите Перуна быстрее к лекарю.

Событие шестьдесят третье

Сам барончик ничего этого не видел. Далеко. И не до того. Попросту нет времени разглядывать, чем там на востоке народ занят, своих занятий хватает. Часть всадников пробилась через верёвочную ограду, первые лошади вырывали колышки из земли или прижимали верёвку и следующие проезжали уже чуть не вплотную к вагенбургу. Ими Иоганн и занимался. У него ещё две пищали были заряженные, и обе он использовал. На этот раз без промаха обошлось. Два литвина свалились с коней. Расстояние до десяти, а потом и до двух метров сократилось. Стрелял Иоганн уже толком и не выцеливая супротивника. Брякнул огромную дуру, стреляющую, на арбу, и потянул за скобу.

Бабах. Справа жахнула во второй раз малая кулеврина, картечина даже слышно было, как забарабанили по кирасам кавалеристов. Может и показалось, но двое всадников и их лошади, подъехавшие почти вплотную к телеге перевёрнутой, грохнулись на примятую мокрую траву.

Бабах. Слева чуть басовитее рыкнула большая кулеврина. Результатов Иоганн не заметил. Ядрышко — это не картечь, нашло видимо себе щелочку среди плотных рядов литвин, подступающих к телегам и унеслось в холмы лесистые. Унеслось на радость польским археологам, которые через шестьсот лет тут раскопки устроят. Потом диссертации будут писать, опровергая версию, что венгры выстрелили только один раз. Вот и тут есть ядра, значит, венгры до этих вот мест, наступая вместе со старшим Валленроде, дошли.

И только об этом Иоганн подумал, как его по голове тяпнуло. А где сейчас Великий князь Витовт и Великий маршал Валленроде. Удалось ли ему, построив тут эту баррикаду из телег, задержать Витовта? Что-то подсказывало, что нет. На них тут наехала сотня, ну пусть даже полторы сотни воинов — в основном легкая кавалерия из Великого княжества литовского… А где рыцари с тяжёлым вооружением? Именно они должны ударить в тыл немцам. Где татары, которые должны вернуться. А ведь время идёт, уже далеко за полдень.

Удар мечом по краю арбы отвлёк от стратегии, тут бы самому живым остаться, не до судеб мира.

Вжик, прямо над ухом стрела пронеслась, и литвин, что хотел ребёнка зарубить своим мечом страшным, с арбалетной стрелой в незащищённом горле, сполз с вороного жеребца. А жеребец остался и перекрыл на время подступы к парню.

— Йоганн! Держи! Ого это больше минуты прошло с начала боя, раз Петерс уже с заряженной пищалью вернулся от англа. Да даже две можно положить, ещё ведь дорога, ещё прикурить фитиль.

Барончик высунул голову из-за крупа жеребца, прижатого к колёсам арбы. Там тот самый пан с перьями павлиньими на голове гарцевал на игреневой лошадке. Точно неуловимый Джо, ничего его не берёт.

Барончик на этот раз прикладывать приклад к плечу не стал, ещё один такой удар и там мясо от кости отлипнет, некрозы всякие начнутся. Он положил пищаль на бортик арбы и направив, так, на глаз, ствол на павлина потянул за скобу.

Бабах. Когда нет почему бить, пищаль решила показать, настоящую силу отдачи, она вырвалась у пацана из рук и отлетела на пару метров от арбы.

Иоганн отступил на шаг от своей «крепости» деревянной, чтобы подобрать оружие, и это точно спасло ему жизнь. На бортик арбы лезли, размахивая мечами двое литвин. Парень видел, что трюк с натянутыми верёвками сработал, несколько десятков всадников вместе с лошадьми кувыркнулись в сырую траву, но видел и то, что некоторые потом поднялись и пусть медленнее, но продолжили атаку. Бежали, орали, махали саблями и мечами. Вот уже и добрались до вагенбурга…

— Бей! Поставленные именно на этот случай здесь Старым зайцем арбалетчики отпустили свои стрелы на волю, истомились те в ожидании. Плохо, что действия не согласованы, цели не распределены. Потому каждому по паре болтов досталось. Ну, может и хорошо, теперь гарантированно ранены или убиты, но точно больше попыток перелезть через арбу не предпринимают.

Зарядить вторую пищаль нагл точно не успеет, никто прошедшие секунды с того момента, как парню вручил Петерс пищаль заряженную, в две минуты, необходимые для зарядки следующей, не превратит. Зато у него есть пистоль. Осталось только запалить фитиль и в мозгах себе зарубку очередную сделать, что нужно бросить все дела, как домой вернутся, и изобрести кремнёвый замок. Огниво же есть, чего не хватает? Пружина, именно её отсутствие и остановило в этот раз. Ну, нужно поискать в Риге мастера, про цементацию ему рассказать… Нет, не знает он как пружинную сталь делать, но вот есть же арбалеты и их дуги пружинят, так что это не должно быть особым секретом.

Бабах. Пуля разорвала ткань на плече очередного разодетого в шелка литвина, даже кольчуги на этом не было. Кто вообще эти всадники, и откуда они взялись?

Один. Он одного только свалился, а через баррикаду лезло сразу человек десять. И арбалетчики ещё не перезарядили свои стрелялки. Иоганн вытащил несолидный кинжальчик, а Петерс, оставшейся рядом, перехватил за ствол пищаль, что собирался нести Роберту на перезарядку.

Бабах. Маленькая кулеврина жахнула прямо над ухом. Ого! Её Готлиб в руках держал. Как конец бревна тяжёлого, под мышкой, отрывая конец ствола от лафета. Если бы ствол разорвало, то и немцу бы кирдык пришёл, и его бы пополам разорвало. Вообще кулеврина эта, которая поменьше, не так уж, чтобы тяжёлая — килограмм семьдесят — восемьдесят, и сил, чтобы так её поднять особо много не надо, а вот смелости нужно точно вагон и маленькую тележку.

Глава 22

Событие шестьдесят четвёртое

От неожиданного выстрела над ухом барончик Иоганн отшатнулся, споткнулся о лафет и, перекувыркнувшись через него, распластался на сырой земле. Упал он лицом к вагенбургу и видел результаты выстрела маленькой кулеврины. Вся картечь, все порубленные на куски гвозди, попали в плечо литвину, одетому в белое, как у крестоносцев сюрко, но вместо креста чёрного там непонятная загогулина была. Наверное, это герб или символ Великого княжества литовского?

Горсть картечи врезалась в плечо ворогу в белом и оторвала ему руку, которую унесло дальше в сторону лезущих на арбу воев. А сам литвин белый этой же силой был развёрнут и брошен на следующего человека, что тоже уже вскарабкался на колесо арбы и готовился прыгнуть уже на эту сторону баррикады. Оба с колеса полетели вниз. Не с той стороны, а с этой. Который без руки свалился сверху на целого ворога, и тот долгих несколько секунд из-под него выбирался. Иоганн уже успел подняться и стоял со своим кинжальчиком, готовый защищаться, но не пришлось. Петерс с пищалью разряженной оказался рядом первый. Возчик не убежал в тыл, к тому же наглу, не стал труса праздновать, а нанёс удар по прикрытой бригантиной голове литвина. Дерево приклада не выдержало, раскололось и развалилась почти, но и рыцарь целым не остался. Умер или без сознания, но он рухнул на безрукого, из-под которого только выбрался.

— Бей! — пять арбалетных стрел полетели во вновь забравшихся на огромное колесо арбы литвинов.

Иоганн сунул кинжал на место, в ножны, и, перескочив через лафет, поспешил, хоть и спотыкаясь на ровном месте, к следующей в цепи заграждения телеге, поставленной на бок. Там лежал последний заряженный пистоль. Остальные были распределены по новикам, и изредка вдоль вагенбурга хлопки выстрелов слышались. Не зря, выходит, парень их раздавал, себя обделяя. Если честно, не думал, что окажется на острие атаки, кто же в здравом уме поскачет прямо на пушки, картечью плюющиеся. А получилось, что две трети из нападающих именно сюда и попёрлись. То ли смелые, то ли глупые, то ли глухие.

Пистоль, понятно, оказался с фитилём, который ни одна сволочь и не подумала запалить. Может лучше зажигалку изобрести, подумал на бегу барончик. Секунд десять вновь ставшими непослушными руками парень доставал из кисета огниво и поджигал трут, потом ещё переносил огонь на фитиль. Всё это время барончик косил глазами на арбу. Там шёл бой. Три ворога перебрались всё же на эту сторону и бросились к пушкарям, спешащим в очередной раз зарядить кулеврины. На пути у них, с разломанной пищалью, только Петерс и оставался. Он размахивал дубиной этой дорогущей и не подпускал вооружённых более короткими мечами супостатов ни к себе, ни к пушкарям. Все пять арбалетчиков в это время перезаряжали свои стрелялки. Торопились, не попадали ногой в стремя, не дотягивали тетиву до зацепа и начинали снова. Потом ещё стрелу достать из колчана, на ложе уложить. Суета сует.

Иоганн успел первым, он вытянул руку и выцелил крайнего, ближнего к нему литвина, в таком же белом сюрко с красной загогулиной чем-то на букву «Ы» похожей.

Бабах. Пуля угодила куда её и послали, в бок белому. А к этому времени и ребята Старого зайца подготовили свои арбалеты. Вжих, и оба оставшихся литвина лежат на земле. Не спасла кольчуга от выпущенного в упор болта. Правда, один из этих сволочей прытких успел причинить вред баронскому имуществу. Он прорвался к заряжающим свои арбалеты воям Старого зайца и из-за головы со всей дури рубанул мечом по Михасю. На самом деле парня зовут Меинард Матис. Только больно длинно и пафосно, да и непривычно для русских имя Миенард, и бабка Лукерья этого увальня добродушного в Михася переименовала. А все и подхватили. Сейчас Михась уцелел, он успел под богатырский замах сунуть свой арбалет. Кирдык тому. Умышленное причинение вреда чужому имуществу — это преступление уголовное и расплата последовала незамедлительно, в преступника влетело две арбалетные стрелы. Так этот гад на пузу завалился, переломавещё и эти стрелы. Варвар.

Михась стоял, разглядывая болтающиеся на тетиве обломки арбалета. Такой расстроенный медведь из мультфильма про «Машу и медведя».

Иоганн огляделся, у арбы и телеги толпились ещё с десяток воинов. Но эти уже были в броне и залезть на такую высоту, а тем более, перелезть через неё, не могли. Не, не патовая ситуация. Совсем не патовая. Это вороги ничего не могли сделать, не перелезть им на эту сторону вагенбурга. И арбалетная стрела, скорее всего, кирасу не пробьёт, хоть попытаться и надо. Но это не все возможности обороняющихся. Уже зарядил большую кулеврину беспалый Густав, уже махал руками Петерсу и орал Роберт Баркер, показывая, что зарядил очередную пищаль. Арбалетная стрела пусть даже не пробьёт кирасу и срикошетит от покатой бригантины, но свинцовое ядро в пять почти сантиметров в диаметре и пуля из мушкета точно пробьёт.

— Петерс! Пищаль!

Возчик оглядел то, что у него в руках осталось и пошёл к Иоганну, вытянув вперёд руку с обломком.

— Прости господи! Петерс? Возьми у Роберта заряженную пищаль… Семён Семёныч…

Вручив парню ствол с болтающимися кусками деревяшки возчик не по лбу себя хлопнул, как в фильме, а улыбнулся широко и обогнув кулеврину по дуге, так как Самсон как раз к казённику факел подносил, потрусил у наглу.

Бабах. Тюфянчей беспроигрышную тактику придумал. Он не стал из своей пушечки в голову супостатам целить, что из-за арбы торчат, он бабахнул прямо через арбу, отлично понимая, что свинцовый шарик доску в три сантиметра легко пробьёт, а потом и несколько миллиметров хреновенькой брони на кирасе.

Бух. Щепки брызнули во все стороны.

Событие шестьдесят пятое

Когда стоящего рядом с тобой здоровяка отбрасывает от арбы на пару метров, при этом и тебя с ног свалив, а потом ты видишь, как всеобщий любимиц Георг или Стефан, или даже Володимир, лежит на травке с дыркой в пузе, и оттуда толчками выплёскивается кровь и фекалии, то это может два чувства вызвать. Второе — это жестоко отомстить за этого здоровяка и поставщика вина и интересных историй на каждой пирушке совместной, а первое — это сбежать нахрен отсюда, так как заиметь такую дыру у себя в пузе никакого особого желание не возникает, глядя на булькающего Стефана или Георга.

И семеро оставшихся в живых и на ногах ворогов потрусила к коням, своим и чужим, оставшимся без седоков, так как коней явно больше было. Забраться в седло без посторонней помощи и высокого крыльца или подставки какой у рыцаря в тяжёлых доспехах при любом буйстве фантазии не получится, и они, переваливаясь, и увлекая лошадей в поводу «рванули» подальше от негостеприимных хозяев неизвестно откуда взявшихся укреплений. Их, таких красивых, убивать вздумали, да не бывать этому.

Вслед полетели арбалетные болты, но успехи получились средние, кто-то промахнулся в молодца и попал в круп коню, тот в лошадиный рай не сразу отправился, да и отправился ли, неизвестно, но зато он сначала сбил с ног, дёрнув уздечкой хозяина, а потом оказавшегося у него на пути друга хозяина. Обоих подняли, оказались живы, хотя на обоих кирасы и помяты. Но пока их поднимали Роберт английский успел зарядить ещё одну пищаль и уже без всякого азарта, опять еле живой от усталости, парень выпалил вслед «бегущему» с черепашьей скоростью ворогу. Попал в лошадь и он, и на этот раз та точна в рай отправилась, по дороге лягнув и сбив с ног одного из помятых. Опять сколько-то секунд на лежание и поднимание. И вот тут, уже совсем вдогон, бабахнули обе куливрины. Ядро пронеслось мимо, зато картечь рубленная ударила по спине сразу двоим лыцарям и на этот раз броня их не спасла. Завалились в траву теперь уже окончательно.

Выжившие ещё быстрее побежали, и в них даже стрелять не стали. Арбалеты бесполезны, а огнестрел зарядить по новой уже не успеют. Да Самсон на вопрос Иоганна, чего не заряжаете, ткнул пальцем в свалившуюся в очередной раз с лафета куливрину, на сырой траве от неё такой пар повалил, что и без объяснений понятно. Ствол нагрелся, и засыпь они туда порох, он может и взорваться. Нужно уксусом пробанить, охладить. И вот ведь неожиданность, никто уксусом не запасся. Да даже воды нет.

Трофеи? После боя, особенно в котором ты безоговорочно победил, нужно собирать трофеи. А если сил нет? Два тяжелейших боя за один день. При этом оба на грани, ещё бы чуть и их смяли, задавили числом. И что, теперь надо перелезать через баррикаду из телег и обыскивать трупы ворогов⁈ Вон они раскиданы по всему полю, так там не только трупы, там и раненые есть, стонут, кричат, зовут на помощь на русском языке. Это же потом будет братский белорусский народ.

— Иоганн, — к решающему очередную мировую проблему барончику подскакал Семён на Рыжике, — нужно уходить. Стрел нет, люди еле живы от усталости. Самсон говорит, что порох кончился.

Иоганн повернулся к тюфянчею, тот развёл руками, подтверждая слова десятника, когда они только успели об этом поговорить, видимо серьёзно в мысли он ушёл.

— Трофеи…

— Трофеи? — ветеран глянул на поле перед вагенбургом, — Ну, трофеи.

— Эй! Эй! Беда! Эй! Беда! — к ним от реки бежал старшина возчиком Йост.

Пребывающий в состояния полусна народ встрепенулся. Какая может быть беда в лагере, который теперь далеко в тылу у них оказался, да ещё и рекою прикрыт. Возчика окружили, и он, обтекая после преодоления брода и отряхиваясь как собака, мотая головой, выдал:

— Я с холма за битвой смотрел, что с той стороны реки. Там наши теснили ляхов, теснили и тут с полудня вдоль реки рыцари понаехали, и татары, кажись, и ударили нашим по задам. А потом и окружили их. И вскоре наши побежали, а ляхи их на полуночь преследуют.

— Писец…

Иоганн зажмурил глаза. Соображал. Получается, он дебил. Не так битва шла, как он себе напридумывал. И ведь теперь ясно становилось, что и не должна она была пойти по его мыслям. Не стали бы литвины отступать через реку, они бы отошли от хоругвей Валленроде старшего не сюда за реку и озеро, а просто на юг. Потому и лагерь татар, и лагерь Витовта не тронутый, не было здесь крестоносцев Валленроде. Они погнались за Витовтом и татарами вдоль того берега озера, с запада, а потом вернулись и ударили ляхам во фланг. А там русские полки их сдержали, дали время опомниться Витовту и татарам, собрать войско из разбежавшихся и потом ударить в тыл ослабленным после битвы со Смоленскими русскими полками крестоносцам.

А он дебил малолетний, тут вагенбург городил. Мог повлиять на ход боя? Если бы попытался встать с той стороны озера? Нет! У него тогда не было бы татарских арб и телег. Из чего строить вагенбург? Выйти в чисто поле и красиво помереть? Да и эта стычка с охранявшими лагерь литвинами показала, что им, с пятью десятками пацанов и не сильно обученных артиллеристов, по силам сотня, ну даже полторы, а у Витовта даже после отступления, десяток тысяч. Как есть дебил. Напридумывал себя хрень всякую. Македонский! Цезарь. Жуков с Мольтке в одной харе.

И что теперь?

— Семён, нужно срочно снимать тот лагерь и уходить на северо-восток. Нужно оторваться от ляхов, они точно в наш лагерь вскоре наведаются и потом преследовать будут. Нужно быстрее! Уходим!!!

Событие шестьдесят шестое

Бедному собраться — только подпоясаться. А богатому? А перегруженному богатством. Вот они-то перегружены так, что… лучше и сравнения не искать, одни маты получаются.

Перебрались они через реку, а там ужин народ готовит, песни поёт, пляски пляшет. Ну, хотя, нет, с плясками перебор, но народ ходит от костра к костру, ржёт, кричит чего-то радостное. Полная, так сказать, маскировка. Под табор цыганский.

«Предложение» бросить кашеварить и валить с этого места, встретило непонимание и неприятие. Люди голодные, лошади не кормлены и попить их нужно к речке отвести. Опять же сумерки вот-вот. Победа же⁈

Тычки, ругань, угрозы и даже побои заставили неповоротливую машину снабженческо-логистическую чуть быстрее двигаться. Иоганн не принимал участия в этой нервотрёпке. Он с Андрейкой и Тимохой был в дозоре. Сначала они поднялись по очереди на тот небольшой рукотворный холмик, ограничивающий флеши справа, втроём-то и не вместиться на нём. Но поле боя было оттуда как бы не в километре, так ещё оно и в холмах всё было, и как раз между их рукотворным холмом и полем боя было три холма, перегораживающих практически полностью обзор, западный фланг был лучше виден, но до него вообще было километра два. Ну, есть там цветные точки? И чего? Никакой информации это не несло. Дорф Грюнфельд был виден тоже как пятно, до этого поселения вообще километра три. Ну, вроде бы и там чего-то движется, возможно, это и отступают немцы. А возможно, это только кажется, а может коров крестьяне домой с пастбища гонят.

— Нужно ближе спуститься, вон к тем холмам, где Йост сидел, — указал барончик на правый из трёх холмов, что им обзор загораживал.

Если честно, то идти не туда не хотелось. И страшно было, подойдут, а навстречу, скажем, татары или ляхи скачут. Всё, на этом долгая и счастливая жизнь закончится. От лошади не убежишь в почти ровном поле. Ну, хотя шанс есть, можно себя за смолян выдать. Они все нормально на русском гутарят. Отбились мы, дяденьки. Но не только страшно. Было неприятно или стыдно, что ли Иоганну. Сейчас на холм заберутся, а там тысячи трупов немцев, да и русских с белорусами. И зря. Ничего он не смог изменить, хоть и пыжился. Из-за дурости и переоценки своих знаний и способностей. В общем, стыдоба. Но деваться некуда, побежали.

Подобрались они к холмам, когда, сквозь прорывы в тучах, солнце подкатилось и коснулось горизонта. Сразу из-за этих разрывов, в плотной довольно облачности, светлее стало, и с вершины невысокого пологого холма всё поле предстало теперь перед разведчиками. Как там советник Ягайло сказал: «Ужели здесь лежит весь орден»? А так и, кажется, всё поле устлано белым. Это и попоны лошадей, и сюрко и плащи рыцарей, все они белого цвета и на них чёрные кресты. Но кресты в глаза не бросаются, а вот не меньше тысячи, а то двух тысяч всадников в белом на поле лежит. И оттуда гул идёт. Стонут и кричат раненые, ржут раненые и испуганные лошади.

Поляки с литвинами тоже нашлись, они виднелись пёстрой толпой у Грюнфельда. Ну, хотя и на поле хватало и мёртвых, и живых. Живые ходили и добивали раненых, а мёртвые… А мёртвые не ходили. Воины Ягайло были в похожих одеждах, то же белое сюрко, только на нём красный польский орёл, а не чёрный крест. Эти красные пятна тоже не в одиночном количестве на поле лежали. Тоже тысячи.

— Уходим, — Иоганн потянул парней с холма. Всё, что хотел, уже увидел. Точно, ничего он не изменил, и Грюнвальдская битва закончилась поражением крестоносцев, и там на поле лежит всё руководство ордена, включая Великого магистра и старшего Валленроде. И завтра или послезавтра ляхи с Витовтом пойдут к Мариенбургу. И не смогут его взять. Потом отойдут вот сюда к границе, и новый великий магистр заберёт назад все захваченные ляхами земли. И ничего не поменяется. Ну, разве орден точно и окончательно разделится на два куска, и тот в котором он живет — Ливония будет жить долго и счастливо до вторжения Ивана Грозного. Только это произойдёт через сто пятьдесят лет, — Уходим быстрее.

Спешили как могли, каждую секунду ожидая окрика в спину. И как назло ни балочки, ни кустика за которым укрыться можно. И ведь не на легке бежать надо, кольчуга на тебе, ерихонка, будь она неладна.

Глава 23

Событие шестьдесят седьмое

Фильм был из детства про партизан. Сразу при такой картине у Ивана Фёдоровича в голове всплыл. Кажется, Тихонов играл командира? И там показан был такой обоз длинный, пробирающийся лесными дорогами. Телеги, телеги, лошади и идущие пешими бородатые партизаны. С автоматами, которые с дисковым магазином, на груди. ППШ, вроде.

Именно так их, отступающий на заранее подготовленные позиции, где-то далеко-далеко, отряд и выглядел. Бороды были, телеги были, лошади в огромном количестве, дороги опять же лесные, всё есть. Можно съёмочную группу присылать. А, ну да, автоматов нет. Ничего, плотники есть, из дерева вырежут. Вытянулся отряд на три километра почти. Семьдесят три телеги и к каждой позади прикручены проволокой две сменные лошадки. Не сильное преувеличение. Верёвки собирали от ловушек, и они выглядели больше на колючую проволоку похожими, чем на белую почти верёвку, которой были первоначально. В грязи извозились и разлохматились. А кончились верёвки, бросились лошадей привязывать к задку телеги, а верёвок нет, все истратили, пришлось ловушки разбирать. Ещё вопрос, а получится ли этих привязанных лошадей запрячь в повозку. Сменные ли они, или только для кавалеристов годятся. А то и для красоты. Это всякие рыцарские кони и небольшой табунок лошадей, явно арабских кровей, доставшихся в качестве трофея в татарском лагере. Сто процентов, не ходи к семи гадалкам, ясно как божий день, и тд и тп им в наследство достался личный табун самого Джелал ад-Дина. Почему вопрос? Так не привычны рыцарские дестриэ к хомуту, да и нет хомутов таких размеров, их под обычных лошадей мастерили. На ахалтекинцев этих подойдут по размерам, не велики лошадки ханские, но вот будут ли эти хадбаны или кохейланы тащить телегу — тоже большой вопрос. Что лошади именно этой породы, узнали у тех самых пленных татар. Один из них, после того, как за попытку сбежать, получил в нос от возчиков, вдруг выказал умение вполне сносно на русском изъясняться. Пять лет уже в Вильно жил. Не все слова знал, но матерные отлично. Звали матерщи́нника Девлет. И он оказался главным конюшенным будущего хана. Он же сообщил, что хрен вам ребята, а не Джелал ад-Дин и его брат Бетсбулан (Кепек-хан), они были с войском, и с ним же отступили. А самым главным среди пленных был военачальник Джелал ад-Дина Каджулай-бахатур, тот самый воин большой в золотом доспехе. Остальные татары тоже были шишками, но не чингисидами.

Сейчас на первом этапе отступления все эти дорогущие без всякого сомнения лошадки вместе с рыцарскими дестриэ привязаны за телегами, к задкам, по двое и нагружены перекинутыми через спину мешками с добром разным.

Последними в этом огромном караване едут два Студебекера. Пороха нет… Почти нет. Оказались, в итоге, заряженными три пищали. Пока шум да гам начался перед эвакуацией с вражеского берега, никто не предупредил нагла Роберта, что заряжать пищали больше не надо, отступаем. Он и успел три зарядить, и больше бы успел, да не было, одну переломал один товарищ драчливый, вторую сломали во время свалки у арбы, на неё «упал» с арбы безрукий литвин и отломил приваренную кузнечной сваркой полку для пороха. Вроде целая на вид пищаль, а пальнуть не получится. Ещё пороха хватило на зарядку двух пистолей. Всё это огнестрельное оружие — два пистоля и три пищали, и было теперь в последнем фургоне у Иоганна. Рядом же сидели для его защиты два арбалетчика Старого зайца. Остальные арбалетчики и сам Ганс Шольц были в предпоследнем фургоне, тоже сидели с заряженными арбалетами и ждали погони. Отряд двигался, как и положено партизанскому соединению, по всем правилам передвижения по вражеской территории. Сначала авангард («фортраб») из десяти новиков во главе с пришедшим в себя после огненной атаки Перуном, а позади арьергард (нем.: «нахгут») с десятником Семёном на Рыжике в главной роли, тоже из десятка новиков. В нахгут отобрали лучших стрелков из лука, таких, как Андрейка и Тимоха. Хотя в темноте есть ли польза от тех умений?

Оторвались они или нет, пока не ясно. Сейчас кромешная ночь и отряд продолжает двигаться на северо-восток, дорога им известная, именно по ней к Грюнфельду и добирались. Конечная цель на этом участке пути Кёнигсберг. Дальше, как двигаться, пока не определились, Иоганн не хотел вновь двигаться по косе с её замками на переправе, где их будут осматривать и взимать пошлину. Да ещё с таким количеством телег и лошадей переправа на несколько дней затянется, да как бы не на неделю. А если кроме них будут ещё отступающие, то можно в конкретную пробку попасть. А плата за переправу астрономическая?!! Делиться завоеванным не хотелось. Есть же путь вдоль берега. И все из Совета считали, что он сейчас безопасен, так как все силы Великого княжества литовского собраны у Грюнфельда. Но это далёкое будущее. Иоганн не сомневался, что за ними будет погоня. Должны татары и литвины очухаться и предпринять погоню, да хотя бы для того, чтобы табун Джелал ад-Дина отбить, ну и пленённых подлым образом (как же иначе) его советников и военачальников. А главное — покарать этих наглецов, покусившихся на святое. Это же ими награбленное, разве можно грабить награбленное?

Сколько бы тех татар не осталось, но точно больше, чем в их отряде. Ну и преследовать сотней — двумя всадников еле бредущий обоз в радость будет для степняков. Там такая медленная и доступная добыча.

Тронулись они поздно вечером, практически стемнело, а ведь середина лета и в этих широтах темнеет поздно. Повезло, о них либо забыли, либо не знали. Возможен ещё вариант, что посчитали, что, как и все тевтонцы, они драпанули по направлению к Мариенбургу.

Ещё, ну именно так бы сам Иоганн поступил, литвины с татарами занялись оприходыванием трофеев. У них куча пленных и убитых рыцарей. А на каждом немце проклятом дорогущая броня и не менее дорогущие мечи и кинжалы. Там шестнадцать бомбард венгерских. Там лагерь фон Валленроде и лагерь самого Ульриха фон Юнгингена (нем. Ulrich von Jungingen), а там, возможно, и казна войсковая. Коней разбежавшихся ловить нужно. В общем, несколько часов, а может даже и пара дней все посчитали, что у них есть в запасе. И несмотря на это решили идти всю ночь и идти с опаской с охранением и разведкой. Шли медленно, почти на ощупь, благо лошади, чуть лучше людей ночью видят.

Событие шестьдесят восьмое

Утро застало авангард отряда у въезда в небольшой городок. Городок знакомый, они разыскивая дорф с названием Грюнвальд через него проезжали три месяца назад. Лошади и люди нуждались в отдыхе, кроме того, бог с ними с людьми, они и коркой хлеба день обойдутся, да вон, хоть зерна сухого погрызут, как многие уже начали делать, а вот с лошадьми беда, тем более что девять десятых от огромного теперь поголовья — это не крестьянские клячи, которым берёзовый веник дал, и они довольны, ржут от радости, или травку пощипят. Эвон её на обочине дороги и дальше на поле полно. Нет, у них рыцарские дестриэ и арабские скакуны, тем овёс подавай, да морковку обязательно, так овёс ещё и запарить лучше.

Лошади бунтовали, возчики за них отвечающие и вообще, понимающие чаяния четвероногих лучше военных, громко недовольство выказывали. Нужно было останавливаться. А место крайне неудачное. Они точно будут обнаружены. Пойдут местные мужики на покос, а тут на краю леса табор цыганский. Если татары и литвины вышлют погоню, то им доложат, что да, стояли тут всякие разные, непонятные, и их столько-то. Местные поляки, порабощённые, пусть будет, немцами своим — литвинам точно всё обскажут. Татарам? И татарам расскажут, те языки научились развязывать.

Чуть припозднились они, хорошо бы было пройти этот городок ночью.

— Встаём? — решили Семён с Перуном посовещавшись.

Без Иоганна специалистов полно. Он перестал вслушиваться и вглядываться в ночь, ожидая погони, и улёгся спать. Слышал, как Семён организовывает дальнюю арьергардную разведку, и охранение лагеря со стороны, покинутого ими Грюнвальдского поля, которое таковым точно не является.

К сожалению, поспать не дали. Барончик был уверен, что хан будущий за своим табуном погонится, а среди местных найдутся люди, которые за денежку малую или из-за угрозы смерти себе или семье, выступят проводниками. Ясно, что дорога не одна и немцы ринулись на север и северо-восток по всем возможным дорогам, но кто мешает послать разъезды из десятка человек во всех направлениях. Пару часов быстрой скачки с заменой лошадей и их обоз догонят и опознают. Это и случилось.

Правда, наткнулся такой татарский разъезд разведывательный на, пусть сонных и квёлых, но вполне боеготовых и хорошо обученных лучников из новиков. Старшим был Старый заяц. Он продрых всю ночь, ни к чему его не привлекали, дали прийти в себя после вывиха плеча. Рука побаливали у ветерана ещё, но его же не стрелять поставили, а бдеть и не давать отключаться новикам.

Он и услышал погоню. Топот копыт раздался в районе обеда. Вот-вот должна отдохнувшая смена подойти, сменить охранение. Уже приезжал один из новиков и предупредил, чтобы потерпели, сейчас смена перекусит по-быстрому и подъедет.

— Ахтунг! Wacht auf, Jungs. Jemand kommt hierher! (Просыпайтесь, ребята. Кто-то скачет сюда).

Ребята услышали и проснулись! Головами затрясли, луки проверили. Погода наладилась, тучи почти разогнало, можно назвать переменной облачностью. По крайней мере, дождём вчерашним и не пахло, и луки у парней были с натянутой тетивой. Долго ли, тряхнуть головой, остатки сна выплёскивая из ушей, помассировать себе уши, как дядька Семён учит, схватить стрелу из колчана и наложить её на тетиву. Кстати, со стрелами всё плохо. Не так, чтобы по две на нос, но не до жиру. Пока возчики готовили обоз в дорогу, новики были посланы Семёном к «волчьим ямам» посмотреть, не осталось ли у канувших в них татарских лучников колчанов со стрелами. Один раз на эту же операцию уже были посланы возчики, и они на то, чтобы на том берегу реки отбиться от литвинов, стрел насобирали, но те стрелы там и остались, Использовали по назначению и назад не собрали, перебирались через брод спешно. Единственно на что дал новикам время Семён, так это перелезть через вагенбург и осмотреть убитых рыцарей на предмет изъятия дорогого оружия, жуковиц и крестов на золотых цепях. Кошели ещё срезать, если есть. Не до стрел было.

Добыча, как узнал перед отправлением Иоганн, была не просто хорошей, а ого-го какой хорошей. Явно не рядовые подпанки были среди атакующих. Там всякая знать Великого княжества литовского отметилась. Все были в золоте и с дорогим оружием, украшенном каменьями и златом — серебром. Каждый из новиков теперь богатеем станет. Да… Если до дома доберётся.

Разведка татарская переусердствовала и недооценила этих проклятых немцев, они лихо мчались по следу, даже не выслав дозор вперёд. Кублом в десять всадников они въехали на небольшую прогалину на лесной дороге, где-то в полуверсте от того места, где на опушке леса на берегу небольшой речушки, вдоль которой и вытянулся польско-немецкий городок, расположился цыганский табор.

— Бей! — Ганс Шольц и сам бы стрелу послал, будь у него арбалет. Так удачно подставились татары.

С трёх сторон в разведку вражескую полетели стрелы. Андрейки с Тимохой среди этих новиков не было, но и этих «неандреек» хватило, чтобы четверо сразу свалилось в траву, а после второго залпа на земле уже лежало шестеро.

Старый заяц поторопился, нужно было чуть поближе подпустить татаровей, а может, и вообще начать бить им в спину. До лагеря если кто и доберётся, то там бы нашлось кому встретить гостей хлебом с солью. Но стрелять начали издали и понеся первые потери и поняв, что в засаду угодили, мобильные всадники быстро развернулись и, припадая к шее коней и даже прикрываясь ими, понеслись развернувшись назад. Третий и четвёртый залп новиков вдогонку принёс ещё одно попадание. Может и больше, но свалился с лошади, кстати, вместе с лошадью, только один. Трое ушло. Теперь доложат будущему хану. Теперь настоящую погоню организуют.

Событие шестьдесят девятое

— Тикать треба! — Иоганн осмотрел членов Совета.

Все согласно кивнули, но ни один с места не двинулся, делом народ занят. Важным делом.

— Ешь, Ваньша! Не кричи. Понятно, что спешить надо, но поесть и лошадей покормить ещё больше надо. Чтобы убегать, и чтобы драться сила нужны.

— Так…

— Ваньша! Сядь и ешь. Быстрее поедим и коней покормим, быстрее тронемся.

— Так…

— Всё одно догонят. Не через день, так через два. Нам бы до крепости, до Кёнигсберга добраться. Сюда мы три дня тащились, когда весной искали это поле. Больше сотни вёрст до крепости. Я не пойму, почему ты не хочешь к Мариенбургу двинуть, до него ближе и дороги лучше⁈ Ещё не поздно повернуть. У Оструды, как раз развилка. Сейчас можно на северо-запад повернуть…

— Стойте! — Иоганн закрыл глаза, вспоминая, как они сюда добирались, мысленно себе карту этих мест представляя.

— Что такое? — Старый заяц, отложил кусок гусиной лапы. Из старых запасов ещё. Полно гусей набили на озере и закоптили.

— Мысль мне сейчас интересная в тупую башку пришла. А ведь есть, наверное, после этого городка и замка своротка на Кёнигсберг. Сейчас пойдём по этой дороге к Мариенбургу, а на выходе из города найдём местного, охотника или рыбака или возчика, который местные дороги знает, и свернём на восток. Если он нам такую покажет. Я уверен, что должна быть короткая лесная дорога до Кёнигсберга. Пока татары до лагеря доберутся, мы же целую ночь шли, вёрст тридцать отшагали… Пока там, в лагере, соберутся. Пока вновь до этих мест доберутся, хоть как сутки пройдут. А мы с дороги к тому времени свернём на восток и половину пути преодолеем до Кёнигсберга. Они пойдут на Мариенбург, мы же на глазах у всех туда двинем и даже громко спросим у людей, правильно ли на столицу путь держим, и пока ещё поймут татары или литвины, что мы в другую сторону идём, потом им возвращаться и искать, куда мы подевались. Найдут. Такой огромный обоз все видели и много кто расскажет, пусть под пытками или за деньги, но расскажут. И потом им опять нас догонять. Если поспешим, то можем уже в крепости оказаться. И там пусть, хоть их несколько тысяч будет, они нас не достанут. Видели же крепость — твердыня настоящая, её с разбега не взять. Опять же там остров, со всех сторон вода, пушек у них нет, да даже простых катапульт нет. Постоят несколько дней и уйдут. Или не уйдут. Тут наших крепостей и замков полно, соберёт комтур ополчение и разгонит легкую конницу, они ничего рыцарям противопоставить не смогут.

— Хм, всё-таки не хочешь идти к Мариенбургу? — Семён осмотрел несколько раз переводя взгляд с одного на другого, с фон Бока на Перуна и Старого зайца. Все поглощали гуся копчёного и никак на их небольшую перепалку с пацаном не реагировали.

— Там нас ограбят свои же. Там будет осада. Именно туда через несколько дней двинет вся армия Ягайло. Зачем нам туда? Город оборонять с крепостью⁈ Без нас справятся. Скоро осень и поляки с литвинами назад в свои земли побегут.

Нда, а ведь не получилось у него. Чего-то недодумал? Возможно, нужно было со старшим Валленроде переговорить… Смешно. Иоганн даже улыбнулся. Стоит это он и стратегии Великого маршала учит, а тот кивает и говорит потом:

— Как прояснило. Спасибо тебе, барон…чик. Прямо глаза мне открыл. Теперь именно так, как ты сказал, так и сделаю. А тебя награжу… Дам ящик печения и банку варения и произведу в почётные буржуины.

— Хорошо, Иоганн, думаю, может у нас таким способом и получится оторваться.

Глава 24

Событие семидесятое

❝ В том и состоит военное искусство, чтобы вовремя отступить без потери. Уступленный пост можно снова занять, а потеря людей невозвратима: нередко один человек дороже самого поста. ❞

Александр Васильевич Суворов

За время обеда заправили машинным маслом тавотницы… ладно, дёгтем смазали ступицы и оси телег. Попинали шины… ну, по спицам колёс постучали, проверяя не разболтались ли. Нашли слабое звено одно — колесо разболталось прилично, его заменили. Ежу понятно, что телеги в таком переходе — это самое слабое звено. Колёса и оси телег. Это на Студебекерах всё это металлическое и обод колеса фургона гораздо шире обода колеса обычной телеги. Потому учёт и контроль.

Сразу после обеда огромный обоз под плевки и осуждающие взгляды местных прошёл по дороге сквозь городок к мосту через речку… да чёрт его знает, как там она называется, возможно тоже Оструда. Неизвестно откуда, но люди, все до единого, знали, что немчура проиграла битву, и сейчас сюда хлынет орда татар и литвин, которые такие же, если не хуже разбойники и насильники. Так ещё и свои ляхи придут, и эти победители будут грабить даже больше, чем татары. У всех, кто бы ни пришёл, кончилось продовольствие и кончились деньги. Теперь только изымание зерна и тотальный забой всего, что из мяса состоит. Ну и изнасилование всех женщин и убийство всех мужчин, которые за женщин и дочерей своих вступятся или за последний мешок зерна ухватятся. Они же победили, значит, им всё можно и даже нужно. Понимая всё это, чего от стоящих на обочине дороги людей ждать кроме плевков⁈

Даже не пытались что либо попробовать купить из продуктов у местных. Наоборот, один из литвинов возчиков, который согласился перебраться на жительство в Кеммерн, и знал более-менее польский, кричал собравшимся вдоль главной улицы Остравы жителям городка, чтобы они прятали продукты и уходили в лес, мол, идут страшные татары, и всё у вас отнимут. А мы — отважные воины, идём в Мариенбург и там будем бороться с проклятыми нападанцами, объединившись с основными силами.

Неизвестно сколько народу послушает литвина и убежит в леса, спрятав продукты, но точно все до единого запомнят про Мариенбург.

Проводника, высланный вперёд всё тот же авангард (фортраб), нашёл. За огромные деньги, целую серебряную марку и плюсом сюрко литвина из белого шёлка, охотник из посада по прозвищу Пясик (Piascik) — (происходит от польского «piastować», что означает «кормить грудью»), и на которого, как на лучшего проводника, все опрошенные в посаде пальцем тыкнули, согласился лесом вывести на дорогу, которая из Варшавы идёт в Кёнигсберг, и которая проходит гораздо восточнее этих мест.

— Вёрст шестьдесят по лесу, херы, — если переводить на русский сообщил этот товарищ грудью вскормленный. А чего здоровенький такой получился, не с Семёна габаритами, но вполне себе для крестьянина — богатырь. И видно, что не жиром заплыл, а мышца под вполне приличной одежонкой, не бедствует выпестованный, приносит охота доход.

Арьергард при своротке через два часа небольшой спектакль по указанию Иоганна устроил на дороге. Выждал, после того как их табор свернул вправо на восход, и дождался ближайшей телеги куда-то направляющегося пейзанина и перевернул её поперёк дороги, а потом дождался следующей и проделал то же самое, и уехал, пообещав вернуться с подмогой и всех перебить. Чем там на дороге этот спектакль закончился, неизвестно, но задержать попутчиков нежелательных должен на пару часиков, и этого должно хватить, чтобы они по лесной дороге убрались подальше, а этот же арьергард наломанными ветками попробует замести следы.

Сильно на всё это Иоганн не надеялся, а Старый заяц так вообще посмеивался, если захотят сыщут, а захотят точно. И остальной Совет согласился с Гансом.

— Сыщут так сыщут, — парень не стал с ними в споры вступать с Фомой неверующим, — нам оторваться надо. Три — четыре дня и мы в Кёнигсберге. Сутки уже выиграли, глядишь и ещё двое выиграем. Раз такой весёлый, подскажи, как надо? Молчишь?

До самого позднего вечера двигались. Миновали четыре деревушки. Всё, можно считать, что их инкогнито накрылось медным тазом. Чуть всё же подстраховались, проводник Пясик рассказывал крестьянам, провожающим обоз тоскливыми взглядами, что следом придут злобные татары и литвины и всех убьют, спасайтесь в лес. И ради Девы Марии не показывайтесь им на глаза. Лучше пусть они сожгут вашу землянку, чем убьют самих и девок в полон заберут.

И второй день прошёл без приключений. Ещё три деревушки миновали и наконец вышли на столбовую дорогу или даже тракт целый торговый соединяющий Варшаву с Кёнигсбергом. Здесь даже закупили немного провизии у местных.

Все на третий день уже расслабились и разговор на обеде шёл только о том, что удалось уйти, теперь поганые точно их не догонят.

И не зря радовались. Только они миновали очередную деревеньку после обеда с поэтическим названием Бартошицы, как примчался гонец от арьергарда и сообщил, что они вступили в бой с авангардом или разведкой татар.

— Не убежать. Нужно оборону занимать, готовиться к сече, — общую мысль высказал Семён.

Весть привёз один из новиков Алексей, привёз раненый, в руку попала стрела, он обломил древко и перетянув обрывком от подола нижней рубахи добрался до едущим последним в обозе Студебекере с Иоганном.

— К лекарю его…

Барончик бросил взгляд на огромный обоз. Вперёд его отправить? Так если они тут сгинут, то свои же раздербанят в том же Кёнигсберге. Да и это ведь далеко не конец дороги, до замка потом как бы не две недели пути с такой черепашьей скорость. Оставить при себе. А если татары победят, то мужиков просто вырежут всех.

— Перун…

— Нет.

— Семён…

— Старый заяц. Он всё одно стрелять не может.

— Ганс…

— А парни мои…

— Ганс!

— Тьфу на вас.

Ветеран по договорённости должен отвезти караван на пару тройку вёрст подальше по дороге и ждать, если всё плохо будет, то пошлют гонца и тогда бросайте всё и в лес, как местным советовали, не стоит никакое добро жизни.

Событие семьдесят первое

А место удачное. Не такое, как в первом бою с полутора сотнями вырытых «волчьих ям» и верёвками на колышках, но и не чисто поле. Эх, ещё бы чесночка подсыпать. Они только перешли в брод небольшую речушку, нет, она всадника не остановит. Там глубина меньше метра и ширина от силы пять, ну шесть метров. Тут другое плюсом. Тот берег, пусть будет юго-западный, прилично заболочен. И лошадь там галопом не промчится, она будет медленно по этой болотине чавкающей идти. А с этой стороны берег повыше, песчаный и каменный… не то слово, каменистый. Большие валуны лежат везде кроме самого брода. Тоже конной лавой не удастся форсировать. Десять метров свободного пространства есть, где крестьяне местные очистили берег от каменюк, этот самые брод — переезд и организовав. Пешему камни не помеха. Но подскачут-то всадники, и пока они переправляются на северо-восточный берег у лучников, арбалетчиков и даже у Иоганна с его огнестрельными пукалками будет куча времени проредить количество неуловимых мстителей.

Сколько их? А увидим через десяток минут. Или больше? На сколько их смогут новики задержать из-за деревьев стреляя.

Командовал расстановкой людей Семён. Артиллерии нет и Самсон, хоть и ругался, но вынужден был Студебекер с пушечками — кулевринами вести дальше. А вот все остальные артиллеристы, даже включая беспалого Густава, остались. Есть у них арбалеты, а сами они, до того, как стать бомбардирами… м… кулевринистами? Классно звучит. Так пока пушкарями не стали, все они были арбалетчиками, даже нагл умел из этого дивайса стрелять. Плюсом пять бойцов. Они все вместе за одним таким большим навалом камней на берегу чуть левее брода и расположились. Бойцы же Старого зайца заняли позицию справа от брода за почти симметричной кучей каменюк. Иоганн сначала не понял, как так природа нагородила, пока не осознал, что природа как раз не имеет к этой симметрии никакого отношения — это местные жители устроили, расчищая брод. Молодцы, такие каменюки сдвинуть — это нужно умудриться. Не такой труд, как при строительстве пирамид, но сдвинуть на десятки метров многотонные каменюки — не простая задача.

Левее груды камней к берегу вплотную кусты ивняка подходили, чуть не стена, потом были эти камни, брод с дорогой, снова камни и справа росло на берегу несколько вековых дубов. То есть, этот берег речушки сам по себе укреплением был, а вот тому юго-западному берегу не повезло, там болотина с редкими зарослями таволги и пойменный луг, который уже скосили и только небольшие копёнки сена могут довольно относительно считаться укрытием. Сильно сомневался Иоганн, что пулю или арбалетную стрелу сено задержит.

У каждого новика лук. Не все Гойко Митичи, в анус белке в полёте не попадут, но уж в человека с тридцати — сорока метров ни один не промахнётся. В одновременном залпе получается пять десятков стрел, и все с разных сторон. Сюрприз для степняков будет.

Иоганн долго не раздумывал, где ему выбрать позицию. У него же пять заряженных огнестрелов есть. Чтобы не замочить, их в тряпки завернули, потом в брезент, потом в кожу. Всё, пороха больше нет, единственный запасик небольшой у него в пороховнице. Но его хватит, этого запаса, только для того, чтобы на полку пороха насыпать перед выстрелом. Так Иоганн решил прямо напротив брода оставить второй Студебекер без лошадей. Он будет стрелять из своих пукалок, а Мартин фон Бок из арбалета.

И стрелять он будет не первым, а последним, если, несмотря на все луки и арбалеты с флангов, татары прорвутся через реку. А тут он с пятью свинцовыми шариками на их пути и фон Бок ещё с двумя заряженными арбалетами. При удаче семерых положат, а потом тикать через «задний проход» в фургоне.

Рассредоточились, тетиву каждый натянул и сидят за укрытием на солнышке греются. Июль, лето, и погода наладилась. Можно и жарой назвать. На небе ни облачко. Солнце палит, сквозь плотный брезент Студебекера даже, его лучи чувствуются. Пот на глаза со лба скатывается. Барончик терпел, терпел, а потом как Сталлоне поступил в фильме последнем про Рэмбо. Взял оторвал от края сюрко ленту и на лбу себе повязал. Посмотрел, как утирается рукавом фон Бок и ему ещё одну полоску оторвал.

— Всё, ребята, мы готовы, подходите! — Как там в том же Рэмбо в первой серии: ❝ Вы не понимаете, я приехал не спасать Рэмбо от вас, я приехал спасти вас от Рэмбо. ❞ Вот и тут так же. Не понимаете вы, это не вы нас догнали, это мы вас ждём в засаде. Каждый уничтоженный воин Золотой орды не придет грабить русских людей. — Подходите! Велком. «Айл би бэк…». Ай, это не подойдёт. Во! Кильманда!

Минут через десять, после того, как все позиции свои заняли, со стороны поляны — покоса послышался стук копыт, а потом и сами копыта появились. Они были намертво приделаны к ногам лошадей, которых нетерпеливо погоняли сидящие на них новики. Чтобы замедлить преследователей на том берегу ребят ждали двое их товарищей. С обеих сторон дороги в пяти примерно метрах от реки были вбиты в землю два кола и на высоте полуметра от земли к одному привязана верёвка. Новики должны были пропустить своих, предупредив, чтобы они спешились и вели лошадей в поводу, потом натянуть верёвку, привязать её ко второму колу и не мешкая больше ни секунды бежать — плыть на тот берег под прикрытие камней и кустов. Чтобы колья не бросились в глаза, один, с привязанной уже верёвкой, был под куст замаскирован. Ну, просто срубили куст и облокотили на кол. А второй куст был в руках одного из новиков. Один верёвку привязывает, а второй «сажает» куст и бежит следом. Разделение труда. Каждому по способностям.

— Приготовились! — взревел Семён.

Событие семьдесят второе

Татары, а это опять были они, отстали привычно. Ну, разные кони, разное знание местности и главное — один раз из-за поворота дороги обстрелянные, степняки теперь по лесу продвигались осторожно, высылали далеко тройки в разведку. И как потом выяснилось, новики одну такую тройку полностью из очередной засады перестреляли, а татаровья ждали, пока те вернутся, которые уже точно не вернутся. Напрасно старушка ждёт сына домой.

Получилось из-за этого, что можно было никуда не спешить, только через полчаса примерно после того, как новики из арьергарда рассредоточились вдоль берега, появился такой дозор. Три татарина в обычной для них серо-коричневой одежде и с меховыми шапками, это летом-то в такую жару, неспеша подъехали к середине покоса и остановились возле копны, совсем не зря подозревая, что это «ж-ж-ж» неспроста. Сейчас их убивать будут.

Пчёл на самом деле было полно, вдоль реки с обеих сторон росли заросли белых цветов — лабазник или таволга. И все они пчёлами обсыпаны. Берег гудит.

Новики давно затаились в камнях или за кустами с дубами, единственная подозрительная вещь — это бесхозный Студебекер в двадцать метрах по дороге на противоположном берегу небольшой речушки. Речушка себе как речушка. Тут таких сотни. А вот таких повозок удивительных степняки ещё не видели. Это же надо, такую полезную штуку и бросили на дороге. Растяпы.

Иоганн смотрел сквозь щель между пологом и бортом на производственное совещание, устроенное гастарбайтерами. А чего, их наняли, они прибыли издалека, заработают тут денег и уедут к себе на Волгу на эти деньги госпереворот устраивать. Самые настоящие гастарбайтеры.

Правда, Иоганн со своими… ну с нашими, их изрядно уже потрепал, табун у будущего хана увёл, казну увёл, военачальников увёл, и даже наложниц любимых увёл. Несколько сотен степняков они к Иблису отправили. Или Шайтану? Ничего, там своих распознают. (Иблис(араб. إبليس‎) — название Сатаны висламе – имя джинна, который благодаря своему усердию достиг того, что был приближен Богом и пребывал среди ангелов, но из-за своей гордыни был низвергнут с небес.

Теперь от этих ещё отбиться… Писец! Из леса на покос выезжали всадники. Ждали же. Нет. Не столько. Они всё выезжали и выезжали. А потом опять выезжали. Да ручеек узкий, по одному, по двое, лесная дорога не широкая, но ручеек не прекращался. А поляна уже почти полностью заполнилась всадниками. Посчитать не просто, на месте не стоят, зачем-то крутятся по большой поляне. Но, так, на вскидку, сотни две точно есть. Атаковать татары не спешили. Чего ждут? Командиров? У моря погоды?

Глава 25

Событие семьдесят третье

Морской пехоте не место в болоте.

Это от скуки Иоганн стал стих сочинять. Не успел окончить. Что-то забурлило на покосе и движуха началась. Правда, не вперёд пока, а так, броуновское движение.

Ага! Вот в чём дело. Из леса выехало ещё несколько всадников и по отблескам солнца на золоте доспехов, ну, или на позолоте, тут щупать надо и напильником проверять, стало ясно, что это главнюки прибыли и именно их и ждали.

Даже ор какой-то поднялся на том берегу речушки. Движуха продолжилась и стала ясна цель — это рядовые кавалеристы пытаются устроить центробежное движение, чтобы освободить дорогу этой сверкающей на солнце группе. Солнце сейчас как раз у Иоганна за спиной, на юго-западе и это ещё один плюсик в их обороне, татаровья будут наступать прямо на солнце, и следовательно, им будет целиться из лука не очень удобно. Стрелял недавно из пищали Иоганн прямо в сторону заходящего солнца, так что теперь может как эксперт посоветовать татарам не спешить.

Дорогу для главнюков расчистили и в чешуе золотой, как жар горя и шелками все пестря, впереди два главаря, всех улыбкойодаря, на край самый пустыря, опасения презря… Опять не успел. Чёрт бы побрал этого Мартина! Никто ведь команды не давал. Прямо над ухом у Иоганна, затаившегося в фургоне, щёлкнула тетива и толстая арбалетная стрела полетела в золотых, которые почти до переправы уже добрались. И в кого-то через секунду попала. Дело было вечером, больше делать нечего. Там ор крики и суматоха поднялась на том берегу, вся секретность потеряна, и барончик тоже потянул за скобу пищали.

Бабах. Это послужило сигналом для открытия огня и новиками, и арбалетчиками, с трёх сторон в татар ближайших к переправе полетели стрелы. Позади сопел Мартин, всё это устроивший, заряжал арбалет снова. Иоганн сначала потянулся за следующей пищалью, но потом дал себе по руке загребущей — он последний довод королей. Ему нельзя все свои пукалки истратить. Хотя, очень хотелось, в такой толчее и суматохе пуля точно найдёт сама, без помощи прицельных приспособлений, в кого попасть. Вжих, опять над ухом щёлкнуло. И ровно через секунду, ну две, ещё раз. Точно, у фон Бока же два заряженных арбалета.

Татары и кони татарские на том берегу начали падать, вставать на дымы, сталкиваться, кусаться, стегаться плётками и орать. Шум поднялся такой, что даже сопение заряжающего снова арбалет расстриги не слышно стало. Иоганн обернулся, даже подумал, что может распределить усилия, фон Бок заряжает, а он в ту степь стрелы отправляет. Быстрее же получится, но не успел предложить это юнкеру, он вскинул к плечу арбалет и потянул за скобу. Вжик, даже воздухом по лицу мазнуло от распрямляющихся арбалетных дуг. Пусть сам стреляет, решил парень. Быстрее не получится, пока он принимает аппарат, пока разворачивается, пока, как уж получится, целится, и передаёт фон Боку агрегат назад, пройдёт больше времени, чем тратит сам Мартин на выстрел.

Татарам не повезло. Они слишком плотно набились на эту поляну. И они все возгорели желанием прикрыть собой золотых всадников, из-за этого вместо планового наступления, или лучше для них — отступления из-под обстрела в лес, на покосе творилась толчея и давка. А стрелы летели и люди с лошадьми падали. Больше, наверное, лошади, так как видно было, что под тягиляями надета кольчуга, а у многих вместо лисьей шапки шелом с бармицей. Множество выпущенных стрел отскакивали от пластин на кольчугах или застревали между кольцами, потеряв всю свою силу. А лошади в лучшем случае имеют только налобник из кожи или металла, а так попона, да и то не у всех.

Самое интересное, что для татар этот массированный обстрел со всех сторон был совершенно неожиданным и плюс желание каждого степняка прикрыть собой хана, но происходило из-за всего этого следующее. В них почти не стреляли татарские лучники. И никто ни на эту сторону, чтобы порубать саблями стрелков не лез, ни в лес не убегал, а если такие и были, то единицы. Вместо этого тут недалеко у переправы крутились десятники всадников, падали лошади и люди на землю таким полукругом с центром у брода и этот полукруг всё время расширялся. Двадцать метров, тридцать, сорок. Время от времени дождь стрел, пущенных через реку, почти прекращался — это арбалетчики свои громоздкие машины смерти перезаряжали и тогда стреляли одни лучники, но вот артиллеристы бывшие и люди Старого зайца заряжали арбалеты, и рой стрел, летящих в степняков, снова становился видимым.

Жаль бесконечно это не продлилось. Через пару минут нашёлся всё же человек, который смог организовать лучников на той стороне речушки. Отряд из пары десятков спешенных татар, прикрываясь своими (ну, может и чужими) конями сосредоточился у переправы и стал обстреливать фургон с Иоганном и фон Боком, непонятно почему посчитав его главной для себя угрозой. Барончик чуть не пропустил этот момент, разглядывая жуткую картину и пытаясь обнаружить золотого всадника, образумила его стрела, впившаяся в передний борт фургона в десятке сантиметров от любопытного носа пацана. Даже щепки в подбородок попали.

— Мартин! Ложись! — брякнула стрела, пробив плотный брезент, ударилась о ерихонку расстриги, и он сам плюхнулся на пол фургона рядом с Иоганном. Ногами дёргая, как паралитик.

— Живой⁈

— Ой! Ой! Что? Что говоришь?

— Значит, живой. Лежи тихо, сейчас выгляну, посмотрю.

Событие семьдесят четвёртое

Уже через минуту весь передок Студебекера был утыкан стрелами. Часть из них прорывало брезент полога и втыкалась в задний полог или в боковые стенки. Несколько штук прошили верх, при этом как-то умудрились не только изнутри, но и снаружи это проделать. Мартин фон Бок лежал на полу, прикрывшись спальным мешком и то же самое проделал пару секунд спустя и барончик. Только полог поплотнее задёрнул. Кирдык такой классной вещи пришёл. Всё, теперь весь брезент в дырах будет и главную свою цель — защиту путников от дождя выполнять не сможет.

— Варвары, такую вещь испортили, — натягивая на голову спальник, прошипел Иоганн.

— Чего? Иоганн, я ничего не слышу! Громче говори! Громче. Звенит в ушах, шумит. Громче говори! — рожицы юнкера Иоганн не видел из-под спальника, но представил себе такого взлохмаченного с открытым ртом и тыкающего себе пальцем в ухо. Почти весело. Только страшно.

А ведь расстрига контузию заработал, когда стрелу головой поймал. Вот ведь. И пороха, оказывается, не надо, чтобы контузило.

— Лежи! — Иоганн отбросил свой мешок и сверху укрыл им фон Бока. Осознал вдруг, что лежать так — это не лучшая идея. Нет, стрелу в глаз тоже ловить не хотелось, может только краешком самым, а не зрачком, но ведь татары могут форсировать реку и попытаться захватить Студебекер. Татары они вообще выдумщики, любят на кол людей сажать, конями ещё разрывать, не хотелось в плен попасть. А то нагрянут сюда степняки, а они такие готовенькие лежат внутри и в тряпки закопались.

Тем не менее, приоткрывать полог и выглядывать из-за него было не только страшно, но и глупо. Нужно была щелочка в деревянном борту. И не было. Проклятые перфекционисты главплотник Игнациус с учеником Димкой так тщательно всё подогнали, что ни малейшей щелочки. А самое плохое, что эти перфекционисты… другие — это про татар, так они решили весь фургон максимально стрелами утыкать, чтобы ни одного сантиметра квадратного не занятого стрелой не осталось. Бьют и бьют.

Спрашивается, а где наши лучники, арбалетчики и прочие, они чего не пользуются ситуацией и не покалечат всех этих стрелков, пока в них не стреляют. В общем, чтобы на этот вопрос ответить, решил барончик одним глазком посмотреть, на всю панораму боестолкновения. Живут же с одним глазом. Эвон Кутузов до смерти дожил. А ему кажется два раза пуля в один и тот же глаз попадала. Но это не точно. Хронистом Кутузова Иван Фёдорович не был, был строителем.

Выбрав время, когда храбрость к мочевому пузырю вплотную прилила, Иоганн раздвинул руками чуть полог Студебекера и глянул на переправу.

Едрит-мадрид. Ни фига новики с зайчатами не отсиживались в камнях и за кустами, они палили в супостата. Одни медленнее, другие по пять — шесть стрел в минуту и за прошедшие пару минут количество татаровей лежащих на земле кратно увеличилось. А чего, если пусть даже тридцать стрел отпускать на волю шесть раз в минуту, то за две минуты будет шестьдесят, а с арбалетными болтами — сто! Тьфу, а на шесть умножить… Не надо не учить математике, а учиться. Да даже если треть попадёт… Два пишем три на ум пошло. Ага! Вот столько и побили… Много!

Поле было довольно добротно засеяно ранеными и убитыми коняжками и чуть менее качественно убитыми степняками. Раненых сейчас волокли товарищи к лесу. И всех их и живых и раненых делали вид, что прикрывали десятка полтора лучников, стреляющих по Студебекеру. Иоганн так и не понимал, зачем они стреляют по его повозке. Почему по камням, из которых в них летят стрелы, не бьют? Вокруг этих стрелков тоже лежали убитые. Прилично, человек двадцать.

— А вот интересно… — Иоганн вновь улёгся на самое дно Студебекера и взявшись руками за оба конца полога брезентового стал его туда-сюда дёргать.

Сработало, стрелы в передок фургона гораздо яростнее застучали.

Больше выглядывать барончик не решался, так и дёргал за край полога, чтобы он шевелился. Котёнка при этом представлял. Там тоже руку под одеяло сунешь и пошерудишь ею, а котёнок хвост задерёт и бросается на такую приманку. Стрелы летели, летели, а потом перестали. Тут уж Иоганн решился и выглянул. Не, не все убиты, часть бежит к лесу через поляну смерти и некоторые падают.

Выходит, они опять отбились. Тогда считать мы стали раны, товарищей считать. Оказалось, не всё так благостно, как Иоганн себе представил. Он вылез из фургона и направился к камням, чтобы послушать от Семёна новости. Получилось так себе. Фон Бок конкретно контужен. Глаза скосились и ничего не слышит. Знатно ему в шлем прилетело. Ещё двое арбалетчиков ранены, и оба двое в плечо правое. Это понятно, чтобы стрельнуть из арбалетов, нужно это плечо из-за камней высунуть. Стрелять они больше не смогут. Убыло нормальных стрелков в отряде. Убит один из новиков тоже Андрейка, но не сын Перуна. Этому стрела горло пробила. Ещё один новик сломал ногу. Тупо поскользнулся из-за нагромождения камней высовываясь, нога попала между камней, и он упал. И перелом открытый. Ногу потянули, шину наложили, мазью намазали, но шансов, что не начнётся некроз, и гангрена потом, нет. Может Матильда в стерильных покоях у себя в дому с кучей мазей и отваров бы справилась, а тут как карта ляжет. Ну и мелкая рана у артиллериста Готлиба Цоллерна. Стрелой кожу на щеке вспороло, тоже мазью замазали, рана глубокая. В лучшем случае будет приличный шраб во всю харю.

— Что делать будем? — Иоганн подбежал к стоящим у правой горы камней Степану и Перуну, которые от одной группы новиков и арбалетчиков к другой туда — сюда бегали сначала, а теперь остановились.

— А ничего не будем. Стоять тут будем.

— Может уйти, оставив фургон, ползком, незаметно. Они ещё пару часов не высунутся, а потом ночь начнётся, нам осталось-то пройти километров сорок, ай сорок вёрст. К полудню будем в крепости.

— Нет. Они может и степняки, но не дураки, они сейчас вышлют в обе стороны дозоры, которые реку переплывут или перейдут так, чтобы мы не видели, и попытаются разведать всё. Потом так же по сотне в обе стороны отправят и попробуют на нас с флангов или тыла напасть.

— Тогда тем более не пойму, зачем нам этого ждать.

— А мы не будем ждать…

Глава 26

Событие семьдесят пятое

Иоганн думал, что Семён план суперпуперовский хитрющий придумал, как всех врагов извести. Шах и мат сразу. Но действительность оказалась попроще. Десятник предложил и без того их скудные силы разделить.

— Мы отправим по десятку новиков с луками вон к тем камням и вон к тому лесу, — десятник говорил, а задора в голосе не было. Больше на обречённость похоже, на желание пару минут ещё выиграть, а не битву.

Река здесь делала петлю небольшую, чуть внутрь к татарам прогнувшись. Семён как раз на концы этой излучины и предлагал выслать группу стрельцов. Справа среди кустов была ещё одна, явно рукотворно навалена, груда камней, метрах в ста от брода. Зачем ляхи их там навалили непонятно, но навал был, и Семён решил им как прикрытием воспользоваться. Слева камней не было, там редкий дубовый лес переходил в сосновый, гораздо более густой, хотя далековато и оценить густоту с такого расстояния было не просто. Но точно гуще, чем дубы, стоящие в десятках метров один от другого.

Десятник предположил, что татары именно в этих местах отправят вскоре на этот берег разведку. Пеших лучников пошлют. И если их инфильтрация на этот берег пройдёт успешно, то они человек по сто пошлют с каждой стороны и просто выбьют у них тут всех с тылу и флангов. Описывал всё это десятник другими словами и жестами в основном, но смысл этот. Вот он и предлагал разведку встретить градом стрел, и тогда про фланговые атаки татары мечтать перестанут и либо уберутся, либо в лоб пойдут.

— А если ты ошибаешься, и они минут через десяток ринутся всем скопом через брод? А у нас основные силы будут по лесам прятаться? — Иоганну план Семёна не нравился, на каких-то допущениях построен.

Дядька с пеной у рта свою правоту отстаивать не стал, просто сказал, не повышая голоса:

— Я бы так поступил, а врагов дурнями считать не след. Дурень тот, кто супротивника дурнем мнит. Идите ребята.

Старшим в правой группе ушёл Андрейка, а левую увёл Тимоха. В каждой кроме них по десять лучших стрелков из лука.

Остатки отряда распределились чуть кучнее, все теперь за камнями прятались. А раненых и контуженного фон Бока отнесли от переправы метров на сто и отправили Готлиба Цоллерна, как самого ходячего из них, к обозу, чтобы подъехал кто и забрал их на телеге. Ну, и Андрейку там младшего похоронили. Земля ему пухом.

Между тем длинный день начинал клониться к вечеру. Солнце уже за соснами спряталось. Ещё не за горизонтом, но и к нему уже подкатывало. Иоганн себе полезное занятие нашёл. Впрочем, не он один, практически все новики, которые не пошли в засады, этим полезным делом занялись. У барончика оно чуть безопаснее. Он стал из фургона стрелы татарские изымать. Сначала кинжалом чуть расширяя отверстие достал все застрявшие в брезенте. Целая охапка получилась. Так это не всё. До потолка не доставал, а там тоже пара десятков торчала, но парень их напоследок оставил. Не менее трёх десятков стрел торчало из деревянного передка или облучка фургона. Тут так же пришлось с помощью кинжала выковыривать, чтобы наконечник оставался на стреле. Первые несколько Иоганн так попробовал вытянуть, просто потянув за древко и наконечник оставался в деревяшке. Такой стрелой, без калёного наконечника, только на тренировке стрелять.

Дело шло медленно. Каждая стрела требовала сначала изуродовать доску новенькую, а потом, всё же поддавшись на настойчивые уговоры, вылезала.

А новики под прикрытием арбалетчиков, выстроившихся прямо вдоль брода у воды, перешли на ту сторону и стали собирать свои стрелы там. Но быстро это бросили. Гораздо быстрее оказалось забирать прямо практически нетронутые колчаны у убитых татар. Отступая, степняки уволокли в лес всех раненых, ну или добили некоторых, как сообщил Перун. А вот убитых оставили и практически у каждого был лук, а значит и колчан с двадцатью стрелами. Убитых как бы не сотня, так же стрел уже через десять минут сборов хватало для очередного боя.

Иоганн, свои выковыривая, всё поглядывал на кромку леса, не скачут ли поганые, но там было всё спокойно.

— Слышишь⁈ — Семён рукой махнул направо, туда, где вторая груда камней была.

Точно, Иоганн прислушался, там шёл бой. Ну, по крайней мере кто-то кричал и выл.

Барончик кивнул, а что тут скажешь, ветеран кучи войн и битв оказался прав, хитрые степняки решили обойти их с фланга, и нарвались на засаду не менее хитрого десятника.

— Я туда, а Перун к соснам сходит, ты тут бди, если что, стреляй из пистоля. Услышим.

Семён тяжёлым таким слоновьем бегом потрусил к камням. Так с чего ему лёгким тому бегу быть, если на нём два десятка кило железа надето, да сабля эта татарская, как бы не кило весит. Побегай тут быстроногой серной, поскачи козочкой. Опять же не шестнадцать лет — это они вьюноши скакать обязаны, Семёну за сорок далеко, не скачится уже.

В противоположную сторону ещё более «грациозно» поспешил пироман.

— Старички… — Иоганн покрутил головой, туда — сюда, провожая взглядом ветеранов, и полез в фургон. Сначала он хотел, как и говорил Семён взять пистоль, да и выйти гордо к воде, непокобелимость изображая. Потом передумал, взял пищаль, насыпал на полку пороху и лёг внутри фургона. Оттуда стрельнёт. Пусть непонятная конструкции притягивает татарские стрелы по-прежнему, пусть они его угрозой считают и отправляют в него кучу стрел, давая новикам и арбалетчикам почти безопасно их обстреливать. А Андрейка младший? Ну, почти же безопасно. Война.

Событие семьдесят шестое

Вскоре крики раздались и слева, куда Перун «умчался». Оба ветерана были без луков, и чем уж они там могли помочь, когда там по одиннадцать лучников — стрельцов? Разве только своим присутствием. Эта мысль лишь краешком скользнула по сознанию Иоганна потому, что его опасения подтвердились. Из леса выезжали всадники. И что это значит? Ну и два любимых русских вопроса: «Кто виноват»? И «Что делать»? Возможны два варианта.

Первый — те фланговые удары малыми группами — это отвлекающий манёвр, чтобы раздёргать силы врага. Враги, если что — это они. И тогда всё хреново, так как Семён на эту удочку попался. Больше половина боеспособных воев сейчас чёрте где.

Второй вариант не лучше. Семён был прав. И тот, кто руководит татарами, осознав, что его хитрость не удалась, решил атаковать ещё и в центре. Разницы с точки зрения результата никакой. Из леса выезжали и выезжали всадники, и они, в отличие от первого раза, не накапливались на покосе, заваленном трупами коней и их собратьев, а напрямик, не, не совсем напрямик, дорога вообще вся трупами завалена, так, чуть обтекая эту «дорогу смерти» татары чуть левее взяли. Без разницы. Ну, не сто пятьдесят метров нужно преодолеть, а двести, пара минут всей разницы.

Вот ведь! Иоганн смотрел на совершенно другое теперь поведение татаровей. Они с шашками на голо на преодоление брода на бросились. Они в пятидесяти примерно метрах от него спешились и стали луки доставать и стрелы из колчанов вытаскивать. Правда, пока степняки не видели цели.

И? Хрень какая-то? Они что не знают, на какое расстояние стрела из лука или арбалета летит? Пятьдесят метров — это зона уверенного поражения. Ответ может только один быть, у них у самих не знаменитые монгольские составные луки с костяными пластинами, которые большую тяжёлую стрелу с гранёным закалённым бронебойным наконечником зашвыривают на сотню, а то и сто пятьдесят метров. А палки с бельевой верёвкой, которыми Иван в детстве во дворе играл. Деградируют потихоньку.

Потом о деградации. Сейчас эти деграданты накопились в пятидесяти метрах и пальнули залпом по бедному фургону. Двадцать примерно стрел полетело, и все в цель попали. Теперь Иоганн лежал, вжавшись в пол фургона, прикрытый двумя спальными мешками. Слабая защита. Ну, не единственная же. Кольчуга есть. Борта фургона из доски сороковки есть, брезент тента. Всё в плюсе же.

Ни одна стрела до спальника не добралась.

— Надо же сигнал подать! — барончик осмотрелся. Пищаль лежала вдоль борта. И с полки ссыпался порох. Толкнул её закапываясь под спальники. Пороховница, как ей и положено, на поясе. Вытянув руку, парень, стараясь голову над бортом не поднимать, всё же сорок миллиметров дерева лучшая защита, чем пусть даже трёхмиллиметровый брезент, притянул к себе карамультук огромный и изловчился в такой позе насыпать пороху на полку. Ну, вот! Вот, пять процентов от всего действа готовы. Осталось малость. Нужно высунуть ствол из-за полога, прицелиться в командира какого ни на есть и бабахнуть. Ой, ещё же нужно перед этим встать на колени и высунуться из-под прикрытия борта. А там стрелы одна за одной летят. Можно и просто в белый свет, да вон, хоть в противоположный борт пальнуть, главное же сигнал подать, а не убить «президента» Золотой орды. Хотя последнее тоже хочется.

Что-то кричали за бортами Студебекера, и на русском, и на немецком, и даже на жемайтском. Точно, там же один из возчиков, которого привлекли к стрельбе из арбалетов, из местных. Колотить при этом стрелами по фургону перестали. Барончик прикрыл глаза и встал на колени. По фургону по-прежнему не стреляли. Тогда он как можно аккуратнее раздвинул полог и высунул нос наружу. Понятно. Из-за камней били по татаровьям арбалетчики. Пусть не очень часто, зато доходчиво, в этой группе, что начала стрелять по фургону уже трети не доставало. Рядом прилегли.

Иоганн вытащил ствол пищали наружу и приложил подушечку, прикреплённую к прикладу к плечу. Прицелился. Вон тот в ерихонке с правого края похож на командира. Иоганн уже почти потянул за скобу, когда последние лучики прячущегося за лес солнца блеснули на золоте доспехов. Выходит, товарищ золотой жив, и вон из леса высунулся, на солнышке не иначе погреться. Сто пятьдесят метров до леса. Может и чуть больше. Он на такое расстояние несколько раз стрелял по вырезанной из дерева ростовой фигуре. Там в баронстве при совершенно другой, спокойной и мирной ситуации. Несколько раз стрелял и два раза попал. Оба раза в пузу деревянному ворогу. Хотя метился, или целился, как правильно? в голову.

«А не пойти ли нам в гости, немного подкрепиться»? Не… А не отправить ли нам этого херра в гости? К Аллаху.

Стрелки перестреливались, а Иоганн затаил дыхание, поймал в прицеле грудь золотого татарина, и очень плавно повёл мушку вверх. Всё, всё, как бы не переборщить, погода замечательная и сухая, пулю сильно притянуть к земле не должно.

— Ну, с богом. Покажи, чьё кунг-фу круче, — парень потянул за скобу. Фитиль тлеющий пошел в обратную сторону к полке с горкой пороха, главное сейчас не дёрнуть стволом. Вжих. Бабах. Пищаль, как всегда, лягнула пребольно в плечо. Там и так нет живого места, с прошлого раза синяк не сошёл, только из красно-синего ушёл в жёлто-зелёную гамму.

Глава 27 Эпилог

Очередная дождливая неделя на примерно такую же неделю удлинила путь цыганского табора, двигавшегося к замку барона фон дер Зайцева. Дороги по большей части песчаные, и огромных луж, характерных для России здесь не бывает, но счастье это принесло не излиху. Луж нет, но колеи никуда не делись, и в них не грязь жидкая, а мокрый песок с глиной перемешен. Та ещё западня. Неизвестно, что лучше, колея, водой грязной заполненная, или мокрым песком до половины, из которого колесо и не достать без жердины толстой и чьей-то матери. Большинство новиков и арбалетчиков не на жеребцах или кобылах гарцевали теперь, а шли вдоль каравана группами и то одну застрявшую повозку из такой песчаной западни вытаскивали, то следующую, то снова одну. И хуже всего было с фургонами. Все преимущества этих монстров мигом в минусы обратились. Белее широкое расстояние между колёсами приводило к тому, что одна из сторон фургона, попадая в колею, перекашивала конструкцию так, что его чуть на бок не роняло. Старались и фургоны, и остальные возы, тащить по обочинам самым или по полям даже, но это там, где поля есть. А в основном дорога проходила по лесу и там сильно не вильнёшь в сторону.

Плюсов хватало… Не жарко, например. Ещё? Ещё сил на ругань не оставалось у народа. Так дорога изматывала, что даже просто бросить косой взгляд на соседа с трудом получалось, а чтобы лаяться, так это ненаучная фантастика. Ещё? Ещё не жарко было… Ай. Было уже. Ну, два же плюса есть.

Хуже всего приходилось девицам. А куда их девать, с собой тащили. Они на предложение отправить их домой категорически заревели. Там их убьют, зачем они родне нужны после того, как были опозорены татарами.

— И чего с вами делать?

А в ответ только слёзы. Не решил пока Иоганн. И тут ему Семён с Перуном и фон Боком не помощники, это уже не военное решение. Это его баронское. Девки эти были двоюродными сёстрами из семьи князей Боровских. Ничего про таких князей Иоганн не слыхал, как и Семён, и уж тем более бывший расстрига.

Так что пока едут в общем обозе. Одни, без всяких служанок, среди пары сотен мужчин, по теплу, так сказать, за четыре месяца стосковавшимся. Семён с Перуном всем обсказали, что обижать девиц, которые оказались княжеского рода, не стоит, это может привести к кастрации, и пока это работает. Но дни идут и народ от такой погоды и отсутствием конца этого путешествия сатанеет.

Кроме, создающих одним своим присутствием кучу проблем, двух девиц, есть ещё ведь семь знатных татарских пленников. Это матершинник Давлет, он же бывший конюх Джелал ад-Дин, один его помощник, два казначея хана, два воина элитных, сотники нукеров хана и Каджулай-бахатур — тот самый воин большой в золотом доспехе, главный военачальник теперь уже не будущего хана Золотой орды Джелал ад-Дина.

С этими тоже непонятно, что делать. Лучше всего выгнать взашей… Так жалко. Не, не их. Жалко людей, которых они ограбят. Сначала Иоганн думал, что за них можно выкуп получить. Но, переговорив через дивчуль и матерщиника Давлета с каждым, барончик уяснил, что платить за них никто не будет. Даже сам Джелал ад-Дин бы не стал, новых найдёт, а теперь Иоганн его пристрелил, и эти сатрапы будущего хана больше никому не нужны, более того, их прибьют сразу другие претенденты на трон, ведь эти товарищи их унижали служа главному претенденту на престол, брали с них взятки и вели себя как с низшими. Это с чингисидами-то⁈ Прибьют. Конями порвут, хребет сломают, в яму посадят, на кол тоже посадят. И это всё не «или», а «и».

Иоганн же не выгнал просто, разобравшись, что прибыли с них не видать, по зрелому размышлению. А ведь ему нужен суперконюх, чтобы стать главным в Ливонии и Пруссии конезаводчиком. И рыцарских дестриэ разводить, а теперь и арабских скакунов. И те и те дорогущие кони, а тут сразу три профессионала имеются. Выучат русский и немецкий, куда им деваться. Арабский жеребец, правильно воспитанный и выращенный, стоит все пятнадцать марок. Продажа только одного двухлетка окупит содержание трёх конюхов. Этих, в итоге барончик не выгнал и даже предварительную вербовку провел. С положительным результатом.

Каджулай-бахатур и два сотника его? А пусть новиков учат. И саблей владеть, и из лука стрелять, и джигитовке? Не лучше Семёна и Перуна? А кто его знает. А кто победил? Ладно, подарить их архиепископу Риги Иоганну Валленроде всегда можно, и никогда не поздно, вот приедут, и оценит он их умения. А русский с немецким выучат. Куда им с подводной лодки деться.

Два ханских казначея? Ариг-Буга и Хайду. А чего? Он же собирается богатеть. Кто-то должен деньги считать? Опять же банк можно попробовать замутить.

Эта мысль о банке собственном навела Иоганна на одно воспоминание. Как-то незадолго до того, как он в прошлое провалился, наблюдая за работой нанятых таджиков, Иван Фёдорович задумался. А почему страны Средней Азии, и всех почти остальных Азий, и Передней, и Центральной и даже страны Залива все отставали в развитие от Европы и Америки. Задумался и полез в интернет, не очень надеясь там ответ найти. И довольно быстро нашёл статью, где автор задался тем же вопросом. Некоторые заключения спорные, но в целом с автором Иван Фёдорович согласился. Причиной тому Ислам. Ну, например, там строжайше запрещено ростовщичество. Нельзя, выходит, и банки открывать, а именно они и помогли наладить промышленное производство в Европе и Америке. Где ещё взять деньги на строительство завода, как не в банке? Но это не главная причина. Ещё там женщина сидит дома в мусульманских семьях и не работает, и не обучается. А именно женщины воспитывают детей. Неграмотная, забитая женщина не сможет воспитать умного и образованного сына или, тем более, дочь. И это из поколения в поколение. И высокий уровень арабских учёных доисламского периода и в самые ранние его годы, каждый год падал и падал. Деградировал. Ну и плюс женщины продолжают сидеть дома, мужчины должны воевать, а не работать, а работать должны рабы. Так капитализм не построишь. Нет рабочих рук, не будет и фабрики.

Ну, а чего, не захотят банк открывать, вера не велит, пусть оба ханских казначея ассенизаторами работают, возможно передумают и примут своего пророка Ису, как бога.

Они почти дошли уже. Остался дневной переход. После снайперского выстрела барончика, после которого по некоторым признакам Джелал ад-Дин отправился на свидание с гуриями девственницами, татары прекратили атаки на неверных и исчезли. Ясно, что подались в Вильно назад, грабя по дороге ляхов, и тех, кто на территории Ордена и тех, кто в польском королевстве, да, наверное, достанется и крестьянам из Великого княжества литовского. И чёрт с ними, возможно польские магнаты из-за этого поднимут очередную бучу и Витовт с Ягайло вновь сцепятся. А нет, так нет. У них теперь своя свадьба, а у него своя. Ему бы до дому всё нажитое непосильным трудом довезти.

Они добрались. Как погода не препятствовала, как всякие напасти в виде поносов из-за питья сырой воды на них не нападали, как ни мешали им люди комтура в Кёнигсберге, попытавшиеся отправить их воевать в Мариенбург, но вот дошли. А людей комтура, которых тот приставил, чтобы сопроводить их отряд до столицы, просто вырезал Семён ночью. Будут ли последствия? Сомнительно, они назвались отрядом барона фон Вица из Ревеля и пусть там такого найдут, персонаж выдуманный. Фамилию Иоганн из Вицина переделал.

Из-за этого пришлось сделать приличный крюк, чтобы теперь гарантированно обойти Кёнигсберг по дуге, даже близко к нему не подходя.

И вот пришли.

У ворот замка стоял обоз… не маленький такой. Повозок пятнадцать. Иоганн на всякий случай посоветовавшись с Семёном напрямую к замку по дороге не двинул караван, они свернули и двигались по дороге вдоль озера. А высланные разведчики догнали их, когда они уже добрались теперь с восточной стороны до дороги на Ригу и доложили, что в замке полно народу и там какой-то торговый караван ночует.

Взяв только уже поправившегося фон Бока, барончик выехал на дорогу к замку, и изображая из себя путников мимом путь держащих, они отправились к Русскому селу. Подъехали и увидели, что караван этот покидает замок.

Не, ну интересно же, кто такие? Тем более, на первый взгляд угрозы не представляют, и обитатели замка даже вышли с ними подосвиданькаться за ворота ничего не опасаясь.

Подъехали к воротам и застали удивительную картину. Здоровенький такой мужчина средних лет, обнимается с фрайфрау Марией и датчанкой. Поднимает на руки Василису и целует её в уста сахарные, и даже Герда с ним обниматься подошла. На вид мужчине лет пятьдесят, чуть седая рыжая борода, волосы длинные вьющиеся, одет в кафтан из атласа тёмно-зелёного, на преображенский мундир похоже, так как отвороты красные. Сапоги тоже красные, на голове мурмолка с собольей оторочкой.

В общем, решили они с фон Боком, что угрозы нет, и можно подъехать узнать, что тут за гости с Василисами целуются и Гердами обнимаются.

Подъезжают, а фрайфрау Мария его увидела и закричала:

— Иоганн, радость-то какая! — понятно тоже обниматься кинулась едва парень с Галки спрыгнул.

А мужик в мурмолке подходит, руки для объятий раскинув… ну, или пороться собирается, и говорит на русском:

— Ваня! Внучок!

— Деда⁈

Конец книги.

Екатеринбург 2025 год.

Продолжение следует.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27 Эпилог