- Снова ты (а.с. Бывшие (Тес) -3) 755 Кб, 214с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Ария Тес
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Снова ты Ария Тес
«Ты просто космос»
Лера Франк — хороший мужчина. Это действительно так. Впервые за три года мне не приходится заставлять себя, упрашивать, уговаривать. Убеждать… Черт возьми, какой же дурой ты себя ощущаешь, когда, сидя с кем-то на свидании, пока он рассказывает о какой-то абсолютно не имеющей значения хрени, ты улыбаешься, киваешь, как кукла-болванчик с торпеды прямиком из моего детства, а про себя ведешь серьезную такую баталию: - Лера. Послушай. Он — это очень хороший вариант. Красивый, спортивный. У него есть работа, даже больше! Он — довольно успешный в своей области мужчина! Так что давай…эт-самое, прекращай носом вертеть. Не дури. Не смей даже начинать это делать! Не смей! Я тебе запрещаю. И все было так. Правда. После того, о чем я вспоминать не соглашаюсь ни за что, я начала ходить на свидания почти сразу. Сначала казалось, что…ну, не получается ничего из-за посыла. Мол, ты специально это делаешь! Назло всему миру! Доказать что-то хочешь! А при таких вводных, результат всегда заставляет желать лучшего — это аксиома. Окей. Я немного притихла. Успокоилась, отступила. Решила дать себе время. Мои свидания возобновились примерно через год, когда я познакомилась с одним итальянским художником. Мы встречались где-то месяц — не то. Уговаривать пришлось даже до начала нашего «романа», поэтому я снова отрезала. Дальше был футболист. С ним было попроще, но опять. Я вернулась к уговорам, а когда он меня касался, все, чего мне хотелось — это бежать от него, роняя тапки. Переступала. Фу, это звучит еще хуже, чем то, что я уже сказала! Но так и было. Я долго переступала через себя, а потом меня перевели в новый филиал во Франции, где я получила уже нормальную должность. Старший редактор. Вот так! Всего за два года, а я на вершине…кстати, в вечер, когда я впервые пересекла порог нового офиса, чтобы разгрузить хотя бы половину своих коробок, я и познакомилась с Франком. Спешить вообще не хотелось. Во-первых, он примерно из моей отрасли, только занимается книгами. У него свое издательство, и нам всегда есть о чем поговорить. Он меня понимает. Во-вторых, он довольно-таки хороший мужчина. Мягкий, добрый, приветливый. Я никогда не видела его в плохом настроении, и он всегда улыбается. В-третьих, рядом с ним мне хорошо. Наверно, с ним и не может быть плохо: Франк старше меня, мудрее. Он спокойный, красиво ухаживает, не давит. Он — идеал… Но сегодня все иначе. Обстановка между нами накалена настолько, насколько, полагаю, это вообще возможно. Мы ужинаем в одном из лучших ресторанов Парижа. С видом на ночную Сену: огни горят, мягкий летний ветерок доносит аромат цветов. Играет живая музыка… Нет, серьезно. Франк — один из лучших мужчин в плане ухаживаний. Это всегда очень красиво, очень тактично, мягко. Это всегда…правильно. Он открывает тебе двери, отодвигает стул, интересуется делами и самочувствием. Он всегда приезжает с цветами! Умеет выбирать вино, хорошо танцует. Секс… Спотыкаюсь об эту мысль, подхватываю бокал вина и смотрю в сторону. Куда угодно! Лишь бы не на него… Нет, у него нет проблем в постели. Он нежный и мягкий, трепетный любовник… Господи! Тебя послушать…чего тебе еще не хватает?! Я не знаю… Франк бросает на меня колючий взгляд. Я делаю вид, что этого не замечаю, вздыхаю. Тишина давит. Вино поджигает кровь. Может быть, не стоило мне пить…это всегда плохо заканчивается. Я всегда оказываюсь там, где не хочу оказываться никогда! Не хочу… Черт… Плохой день. Сегодня он у меня с самого утра — просто дерьмо! В редакции напутали с моими юбками, прислали на фотосессию абсолютно другой оттенок, который мне…нет, серьезно?! Как собаке пятая нога! Какого черта?! С улыбкой вспоминаю свою любимую Светочку. Теперь я ее, конечно, понимаю несколько лучше: иногда кажется, что тебя окружают круглые идиоты… - Ты улыбаешься, - произносит Франк. Я хорошо знаю французский, это бонус. В школе его еще изучала, ну и потом…изучала дальше. Просто так. Мне нравится, как этот язык закладывается в тебя, и я мечтала говорить на нем бегло. Собственно, как сейчас. - Просто вспомнила кое-что. - Что? - Ничего важного, - мотаю головой, жму плечами и смотрю в свою тарелку. На ее дне грустные, мертвые креветки крутят у виска: что ты творишь?! Делаешь ведь только хуже! Неприятная рябь идет по коже. Я ежусь, Франк пару раз кивает и тоже опускает взгляд в тарелку. Спроси у него что-нибудь! Давай! Ну…боже, Лера. Тебя всему учить нужно?! - Как прошел твой день? - Нормально, - отрезает он, не поднимая глаз. Воспитания не позволяет ему закончить на этом — я знаю. Поэтому через пару мгновений и несколько глотков из бокала он добавляет: - Спасибо, что спросила. Убейте меня… Разговор не клеился изначально, а теперь все стало еще хуже. Я снова закрываюсь, он злится. Все логично. Здесь некого винить, кроме меня самой — я и только я великий зодчий. Я одна… Франка раздражает эта моя скрытность. Он чувствует какую-то стену, хотя я ее упорно не замечаю! Конечно, это ложь. Стена есть, пусть я в этом никогда не признаюсь, но да. Она есть. Я и ее великий зодчий, к слову, но как иначе жить теперь? Без понятия. Мне страшно. И нет желания подпускать кого-то максимально близко. Все как будто бы не то, хотя…уверена, это просто бред. Я заморозилась изнутри, в этом причина. Основная боль и причина всех моих бед… Не понимаете, о чем я? Как хорошо, если так...мне вот подобным похвастаться не судьба. Когда мы выходим из ресторана после напрочь заваленного свидания, я знаю, что сейчас это произойдет. Он терпел слишком долго, и он устал это терпеть. Тем более в свете последних событий…чтоб их. - Лера, я хочу поговорить, - произносит он возле своей машины. Я тихо, но тяжело выдыхаю, упрямо считаю камушки мостовой. Киваю пару раз. - Да…я догадалась. - Так дальше не может продолжаться. Неприятно. Не больно, слава богу, но в груди у меня все равно тяжелеет. Черт… Он молчит. Ждет, когда я посмотрю в ответ, и это правильно. Я должна. Просто должна! Хотя бы потому что я его уважаю, и он заслуживает видеть мои глаза… Поднимаю их. - Ты хочешь расстаться? - голос спотыкается. Франк долго молчит. Не знаю сколько, но долго…решает? Не знает, как мне об этом сообщить? Твою мать! Иногда я жалею, что он меня встретил… - Если да, - начинаю тихо, - То тебе необязательно объясняться. Я понимаю и… - Видишь? - Франк резко перебивает, указав в меня ладонью, - Послушай только, что ты говоришь! Хмурюсь. Что? Ничего обидного же. Я только помочь хотела… - Мне иногда кажется, что тебе абсолютно плевать, есть я и наши отношения или их нет… Он качает головой. Что?! Это неправда! Я делаю шаг навстречу, кладу руки на его предплечья и чуть приседаю, чтобы поймать его взгляд своим. - Эй, это неправда…Франк, у меня много работы. Знаю. Я часто пропадаю и наши свидания… - При чем здесь твоя работа, Лера? - на этот раз тихо перебивает меня. Хмурюсь сильнее. - Я горжусь тобой и твоими успехами, и я понимаю твои амбиции. - Тогда... - Ты даже на свадьбу меня не пригласила. Черт возьми… Ну вот. Здрасте. Я так и знала, что его это зацепило! - Франк, дело же не в этом! - слабо улыбаюсь, - Я просто не подумала, что тебе будет интересно идти на свадьбу к людям, которых ты не знаешь. Тем более, твое издательство… - Не надо. - Что? Он мотает головой. - Просто…не надо. Не води меня за нос, это…не надо. - Я и не…я не вру тебе! - Но ты не пускаешь меня, Лера. Да, я мог бы отказаться, а ты даже не подумала предложить! И я не хочу выглядеть обиженной девочкой, дело не…не только в этой свадьбе! Ты далеко. - Как же я далеко, если вот стою? Рядом? Совсем... Он снова мотает головой, с губ срывается горький смешок. - Лера…что же ты делаешь… - Франк, я… - Давай поговорим начистоту? Ясно… Отпускаю его руки и делаю шаг назад. Обнимаю себя за плечи. - Я думала, мы всегда говорим начистоту. На мою шпильку Франк лишь слегка прищуривается, но не считает нужным отвечать. - У меня к тебе очень большие чувства, Лера, но мне кажется, что ты не отвечаешь мне взаимностью. - Думаешь, я тебе вру? - Немного не так…просто… Ты пойми, я хочу семью. Хочу жениться, завести детей. Мы пять месяцев вместе, а ты не разрешаешь мне оставаться на ночь, и сама никогда не остаешься. Так просто больше не может продолжаться… Мне нечего ответить. Возможно, он все-таки прав: я просто…не могу. Не могу пустить его дальше! - Нужно больше времени… Франк опять горько усмехается и мотает головой. - Мне кажется, что сколько бы ни прошло времени, его всегда будет мало. От вины — начинаю дико злиться! И снова обрастаю шипами… - Если ты хочешь со мной расстаться, то давай уже… - Я не хочу с тобой расставаться. Я хочу что-то изменить. - М? - Я думаю, что нам пора съехаться. О черт… Кажется, на миг от страха у меня мутнеет перед глазами. Я застываю. Франк пристально изучает мою реакцию, и она ему, разумеется, не нравится… - Ты аж побелела. - Я… - В общем, - он отводит взгляд, трет лоб и кивает самому себе, - Я не хочу быть безумцем, который ставит ультиматумы, но…знаешь? Может быть, это даже хорошо, что я не поеду с тобой на свадьбу. - Почему? - У тебя будет время подумать. Он опускает руку. Снова глаза в глаза: взаимное уважение… - Ты услышала про мои намерения. Тебе предстоит решить: готова ли ты разделить жизнь со мной? - Ты про…свадьбу? - Нет. Пока только про «съехаться». Тебя не будет чуть больше недели, и это хороший срок, чтобы понять: готова ли ты быть со мной? Что ты чувствуешь? И главное — чего ты хочешь. Точка. Франк слабо улыбается, потом поворачивается к своей машине и открывает мне дверь. - Мой водитель довезет тебя до дома. - А…а ты? - Я хочу прогуляться, - он коротко обнимает меня за талию, оставляет невесомый поцелуй на щеке и…уходит. А я гляжу ему в спину и ощущаю странный коктейль из эмоций: сожаления, жалость, вина и…облегчение. Молодец, Лера. Ты просто космос…«Лев Толстой»
Лера Когда я захожу в свою квартиру, то раздеваться не спешу. Накатывает какое-то мощное разочарование…от самой себя. Прижимаюсь спиной к дверям, прикрываю глаза и шумно выдыхаю. Когда ты обижаешь хорошего человека, так всегда происходит. Это неприятно. Не скажу, что обижать людей в целом приятная вещь, хотя тут тоже, знаете…как карта ляжет. Я никогда не считала и не буду считать, что стоять на страже своих личных границ и интересов — это преступление. О да… Мамин пример научил меня, что пока ты будешь позволять вытирать о себя ноги, всегда найдется тот, кто этим правом с удовольствием воспользуется! Так устроена жизнь. Слабые люди, словно магниты, тянут на себя…не то чтобы даже сильных, скорее, мразей. Как мой папаша — того хлебом не корми, дай самоутвердиться за чей-то счет. Ха! Попробовал бы он со мной так, зубы бы обломал. Может быть, поэтому и не пробовал — чувствовал. Но! Все это не касается Франка. Он просто оказался не в то время, не в том месте — и порой я действительно так думаю… Зря ты меня встретил, малыш. Я же с пулей в башке! На дистанции, на страхе. В вечном желании обороняться, потому что мне страшно…подпустить кого-то, значит, вложить ему в руки оружие, которым тебя так просто убить… Уж мне ли не знать! Нет, я не могу себе позволить такой роскоши. Но если так подумать…смог бы он разрушить меня? Черт… Прикусываю губу, смотрю на яркие лампы в потолке. Такое ощущение, что они вдруг освещают не только каждый угол, но и все мои тайны. Страшная правда заключается в том, что где-то глубоко внутри, я точно знаю, что у Франка все равно никогда не получилось бы…И не из-за того, что он какой-то не такой. Или я дура (что, бесспорно, само собой), но…словно он тоже не то… Боже мой… Тихий стук моего сердца отдается эхом по пустым комнатам. Неприятные мысли ершатся внутри, как ядовитые змеи. Я не хочу об этом думать! Словно чувствуешь себя лжецом, но дело-то совсем не в этом! Правда. Мне просто кажется, что большая любовь, где все складывается идеально — она бывает всего раз в жизни. И…у меня такая уже была. Черт-черт-черт… Так и знала. Нельзя было пить это гребаное вино! Я всегда попадаю вместе с ним туда, куда совсем не хочу, боюсь возвращаться… Протяжный, мерзкий вой разносится эхом. Я вздрагиваю, а потом улыбаюсь. Обычно, нет. Обычно я злюсь, но сегодня так благодарна… Опускаю глаза. Прямо передо мной сидит здоровый, рыжий кот с потрепанным ухом и наглым взглядом короля этого мира! - Надеюсь, вы не ждете поклона? - интересуюсь тихо. Кот поднимает голову, принюхивается пару раз, качнув головой. Я издаю смешок. Да. У меня теперь есть кот! Ему всего три…хотя, кому я вру? Без понятия, сколько ему лет. Я завела его почти сразу, как покинула Россию. Знаете? Назло. Он ненавидел котов… А я пошла и взяла самого страшного, с самым мерзким характером из всех возможных! Теперь вот... живу. Нет, не жалуюсь и не ропщу — на самом деле, вкупе с отвратительным характером идет какая-то самобытная, исключительная нежность… Скидываю свои шпильки, поднимаю сумочку с пуфика, потом подхожу к животине, беру его на руки, и вместе мы заходим в гостиную. Здесь черт ногу сломит. Я не неряха, правда. У меня есть веские аргументы — свадьба. Три дня я перебираю все свои вещи, продумывая каждый образ, а как по-другому? Меня пригласили не на обычное торжество любви. О нет… Но об этом я сейчас думать не хочу. Безумно устала… Падаю на диван, открываю ногой ноутбук и пока он загружается, откидываюсь на спинку и шумно выдыхаю. Кот тарахтит трактором, и даже это он делает на свой манер! Сипло как-то…Вот об этом я и говорила: его привязанность исключительна, эксклюзивна и как будто бы секретна и интимна. Только для меня. Остальных этот в меру упитанный демон просто презирает! И я не шучу. Когда ко мне приезжают мои сотрудники, они надевают на ноги защитные накладки, потому что эта рыжая бестия сразу же идет в глухую оборону — защищает то ли меня, то ли свою территорию… Не знаю. Но вот что примечательно: он уж точно не будет себя раздавать направо и налево, если даже его положительно внимание нужно заслужить! Хах…забавно… Я выстроила стену, за которую не пускаю никого, но там уже есть кто-то. Он…мой рыжий, маленький друг. Неужели так же происходит со всеми безумными кошатницами? И это не шутки? Они поэтому заводят себе миллион хвостатых, да? Потому что, как и я, только с животными не ощущают себя обнаженными и безумно уязвимыми? Фу. Неприятные мысли… Ежусь, поднимаю свое огромное чудо, сажаю на диван. Он смотрит на меня так, словно я ему вместо привычной печенки дала кусок огурца — то бишь, испортила всю жизнь. Издаю тихий смешок. - Что? В ответ тишина — один только характер. Он отворачивается, поднимает дыбом хвост, показав мне свою задницу, и сбегает. Замечательно… Обидела. И его тоже, молодец, Валерия! Сегодня твой день. Пик-пик Мой мак издает тихий треск, а на губах появляется улыбка. Я знаю, что это значит. Знаю, кто это написал… Наверно, это тоже об одиночестве, но все-таки… Придвигаюсь ближе к столу, тяну на себя компьютер и захожу на свою страницу. Ну как? На мою — это громко сказано. Я теперь большой человек. Мои соцсети — это сплошные модные буклеты, где-то реклама. Где-то еще что-то, но все в основном о работе. Личного там мало, а если совсем откровенно, то нет вообще. Там я широко улыбаюсь, показываю свою прекрасную, «идеальную жизнь», но она…это просто пластмасса. И ничего настоящего… Для настоящего у меня есть эта страница. Никаких фотографий, никакой личной информации. Черный кот Салем из старого сериала про маленькую ведьму, его острая шутка на аватарке и чужое имя… Лев ТолстойСегодня я видел, как чайка чуть не убила голубя. Никогда не думал, что эти птицы настолько агрессивны А я никогда не думала, что подобное сможет меня развеселить. Даже больше. Стереть тяжелый день так, словно его никогда и не было… Издаю смешок, забираюсь на диван с ногами и укладываю ноутбук на колени. Холли Голайтли Ты разве не смотрел мультик про рыбку-клоуна?
Лев Толстой Заходит в бар Лев Толстой, а за стойкой сидит Холли Голайтли и спрашивает его: разве ты не смотрел мультик про рыбку-клоуна? Я начинаю смеяться. Как же убого выглядит моя жизнь — с одной стороны, — если такое способно меня рассмешить. С другой — мне так на это плевать. У меня нет возможности быть собой. Это действительно так — ее у меня забрали. Теперь каждый выход за границу своей крепости — это невыносимая мука, дикое напряжение и как будто бы паническая атака невероятной амплитуды! И с такой же силой потом я выпускаю свои шипы и обороняюсь…Горе тому, кто увидит мою душу в реальности: ни за что! Никогда! Нет! Но здесь… Так странно. Здесь я тоже не я, при этом здесь меня больше, чем в каждом прожитом дне… Наверно, меня мало кто поймет, и это хорошо. Я верю, что в мире должно быть больше целых людей, и тогда он будет развиваться дальше. Но тем из нас, кому так же не повезло, как и мне, предельно понятно то, о чем я говорю. Мое имя — это тайна; мое лицо — тоже. Но в каждом слове своем я оставляю всю свою душу…Не вру. Я не притворяюсь и не играю в игры. Я просто могу расслабиться, и мне так спокойно… В частности, с этим человеком. Мы сразу договорились, что никогда не раскроем ничего личного. Я даже не знаю, а действительно ли это мужчина, и мне, опять же, плевать. Достаточно того, что я улыбаюсь и смеюсь от его сообщений, и пока они идут — одиночество отступает. Холли Голайтли Согласись, тянет на бестселлер
Лев Толстой Всех времен и народов.
Лев Толстой Всех покарала?
Холли Голайтли Головы с пле-еч!
Лев Толстой 🤣🤣🤣 Лев Толстой Это странно, если я хотел бы съесть Растибулку?
Холли Голайтли А что? Не достаешь до верхней полки?
Лев Толстой Достаю, но Поглаживаю холодный корпус рядом с тачпадом и, затаив дыхание, жду. Откровения, которое сделает нас еще чуть-чуть ближе… Лев Толстой Иногда мне кажется, что я слишком мелкий. В душе. Понимаешь? За окном тихо шелестит листва, а я смотрю на темное небо и ощущаю внутри себя то самое. То, что отзывается на это сообщение. То, что тянется. Моя душа выходит из крепости своей… Холли Голайтли Я же здесь Горечь накатывает неожиданно. А за ней приходит уже то, что я могу спрогнозировать — ненависть. Она горит в моей душе третий год, и она вся без остатка принадлежит лишь одному человеку. Рома… Три года прошло с нашего развода. Я живу эту жизнь. Поклялась себе стать счастливой! И я стала счастливой! Моя карьера идет в гору, я не наматываю сопли на кулак, не жду его, не узнаю о его жизни. Я ничего не хочу знать! И упрямо следую своему плану: делать вид, будто бы Романа Измайлова не существует в природе. Но иногда происходит это — откат. Я возвращаюсь обратно, и мне снова больно… Помню слова, которые тогда прозвучали по велению сердца: Она для тебя первая любовь, которую ты не смог забыть, а я просто замена. Для меня же ты — первая любовь, и то, что ты со мной сделал, навсегда останется где-то на дне моей души. Я тоже этого никогда не забуду. Даже спустя всю свою дальнейшую жизнь… Иногда мне дико страшно, что эти слова были пророческими, потому что все, что тогда случилось…Я и до этого не была девушкой с широкой душой, с раскрытыми объятиями и радужным, милым пони под окнами. Я никогда не была принцессой. Это и понятно: мое детство располагало совсем к другим путям и дорогам. Быть мягкой — непростительная роскошь! Так что я всегда умела обороняться и редко пускала кого-то в свою душу, а теперь — вообще ахтунг. Я бегу от близости. Я боюсь связи! Единственное, что меня радует: сначала я боялась и физически до кого-то дотрагиваться, но со времени это противное чувство…неверности…оно улеглось. Надеюсь, что уляжется и это. В смысле…прошло ведь всего три года! А я не просто называла его «любовью своей жизни». Он был этой любовью. Единственным и родным, ради кого билось мое сердце… Ноутбук снова издает звук входящего сообщения, и я опускаю глаза на страницу. Лев Толстой на сегодня все. Никакого текста. Нам о многом нужно подумать, словно, и мы это понимаем без слов, зато он бдит традиции… Каждый вечер мы скидываем друг другу музыку. Короткий плейлист или одну песню — это неважно. Ощущение того, что кто-то еще слушает то же самое, что и ты в данный момент…оно греет. Возможно, этот человек тоже безумно одинок, когда останавливается, ведь на одиночество нужно время. Я ощущаю его только в такие моменты. Когда нет работы, нет дедлайнов, нет моих подчиненных и журнала… Но оно всегда догоняет. Как правда. И как твое прошлое… Под тихую песню* я встаю, подхожу к своему окну и выглядываю на улицу, где уже нет ни одной души. Обнимаю себя за плечи и слабо улыбаюсь, когда кот запрыгивает на подоконник и издает свой фирменный «МИ-Я-У», больше похожий на призыв достать ножи и начать убивать! Тихо смеюсь, глажу по мохнатой спине и шепчу: - Может быть, это и ненормально…Может быть, я сама себя обманываю и бегу, но…по крайней мере, у Льва Толстого потрясающий, музыкальный вкус. Согласись? Кот не согласен, само собой, но с другой стороны, это и не печенка. Я треплю его за уши, а сама снова думаю о своем друге по переписке. Может быть, даже о том, кто знает меня гораздо лучше Франка...нет. Точно. Он знает меня гораздо лучше, чем Франк, и в этом заключается какая-то особая, жестокая ирония. Ну и черт с ней! Лев Толстой всегда знает и чувствует, что именно мне отправить, чтобы нарушить наш договор — рассказать чуть больше личного и сакрального, но без слов. Лишь мелодией…и этого почти достаточно. Я ведь тоже могу рассказать что-то личное, не произнося ни одного слова. Здесь уже пропадают все "почти", как и все аргументы: этого достаточно на сто процентов. Иногда ведь даже в самой большой крепости может стать невероятно тесно... *10,000 feet - Tom Francis
«Теплота родных глаз»
Лера На следующее утро ни о какой трагедии, само собой, я больше не думаю. Как только встает солнце, а мой будильник издает противные звуки — все отрубается моментально. Зато включается боевой режим Валерии. То есть, рабочий. Все утро я вишу на телефоне и очень стараюсь быть хорошим начальником. В смысле…мне всегда виделась, что когда я займу это место, то ни за что не повторю судьбу Светочки! Особенно когда она меня обижала своими фирменными шпильками в самое сердце. Я буквально слышу, как я злобно шушукаюсь в курилке со своими коллегами и выговариваю: - Ни за что такой не стану! Никогда! Нет! Нет! И еще раз НЕТ! На практике, разумеется, жизнь сама за тебя располагает, не задавая вопросов и не интересуясь твоим мнением. Ощутив на своей шкуре весь тот вес ответственности, начинаешь на мир иначе смотреть. Когда твоё имя и твоя репутация зависит от качества материала, который ты подаешь — тем более. Так что, как-то так. Я стала такой же начальницей, как моя «любимая» мадам Сатана. За это утро мое имя и репутацию попытались испортить ровно семь раз. Юбки, опечатки, не те фотографии, не тот вариант статьи, дебильные и неуместные комментарии — список нот в моей личной какофонии истерики можно перечислять еще долго. В итоге я орала, брызгала слюной и придумывала обидные клички и, ах да, кажется, даже поинтересовалась не роняла ли моих «коллег» мама в детстве. На французском это звучит странно, если честно. Красивый язык пытается нивелировать смысл, а они из-за своего менталитета еще и не врубаются в значение моего острого сарказма. Ну или предела сучьего бешенства — это с какой стороны посмотреть. Думаю, для них все вместе и сразу. Боже. Иногда мне стыдно. Может быть, будет стыдно еще и сегодня, когда я буду пересекать половину мира, чтобы добраться до точки назначения. Ах да. Кстати, о ней. Хотя для начала, думаю, стоит рассказать немного про эту свадьбу. Конечно, «свадьба» — это очень слабо сказано. По меньшей мере событие века! И то. Такого красочного эпитета будет мало, чтобы описать весь размах предстоящего мероприятия, но другого у меня нет. Это будет событие века! Не каждый день наследник многомиллиардного состояния решает, что он нашел свою женщину, с которой готов провести остаток своей жизни.Конечно, теперь я очень слабо верю в незыблемость брака, но с другой стороны…и не я выхожу замуж. Моя подруга. Да, я попала в список вип-персон благодаря невесте. Каталине. Когда я покинула Россию и приехала работать, как оказалось, была не единственное «счастливицей». Мы с Каталиной, как оказалось, метили на одно и то же место. Красивое, страстное и яркое имя. В целом, она почти такая же. Катарина родилась в семье русского бизнесмена и испанской фотомодели. Из-за своих корней она очень неплохо говорит по-русски, правда, жаль, половины моих шуток ей тоже приходится объяснять — не понимает. Уровень юмора в Европе все равно другой, даже если твой папа все еще просит варить ему борщ раз в неделю. Катарина редко бывала в России. Если точнее, она ездила туда исключительно в детстве, пока были живы родители ее отца, а потом…смысла уже не было. Ее родители развелись, когда ей стукнуло шестнадцать, и те моменты, которые она провела в поместье своего папули, были лишь их моментами. Ну, насколько это возможно, конечно же… В основном Ката жила с мамой, училась и мечтала. Так вышло, что она тоже, как и я, мечтала когда-нибудь вырасти и работать в журнале. И так уж вышло, что, как наследнице, ей удалось получить определенные протекции. Поначалу это очень сильно злило: ее отец играл в гольф с хозяином нашего концерна, и именно он договорился, чтобы Кату взяли в штат. Согласитесь, неприятно. Ты пашешь, как проклятая, ты горишь и мечтаешь, а потом бам! И приходит такая вот наследница, чтобы отобрать твои лавры. Со мной, разумеется, вышло не так. Во-первых, за меня горой стояла Светочка. Она топила и выбивала мне место, как тигрица, что за своих детенышей готова разодрать любую глотку, какой бы она ни была прокаченной. Во-вторых, сама Ката так не хотела. Не знаю…вполне вероятно, все эти басни Крылова о том, какие наследники «плохие и высокомерные» — это всего лишь слова по итогу? Или это мне так везет. Рома тоже не был любителем выезжать за счет связей своего отца, он считал такое поведение оскорбительным. «Будто я сам ничего сделать не могу» - вечно шипел он, и да. Знаю. Снова говорю о нем, но это лишь для того, чтобы…не знаю для чего. Ладно, я правда не знаю. Иногда на меня просто накатывает, да и у меня нет особых вариантов для сравнения, чтобы описать ситуацию настолько детально и четко. Рома не был гандоном в широком понимании этого слова. По крайней мере, как человек…ну или…ха! Какой бред несу, я в курсе. Боже, наверно, у меня что-то с головой, раз я думаю о нем так…и вообще думаю. При чем тут этот козел?! Правильно, мимо. Ката. Мы говорим о ней и будем говорить о ней дальше. Так вот. Ката оказалась очень хорошей девчонкой, которая не хотела забирать у кого-то что-то, а просто хотела и сама найти место в этом мире. Из-за Светочки и не меня не послали, нас обоих взяли в штат, и по итогу мы очень сильно сдружились. Обе примерно одного возраста, я совсем немного старше. Обе вдали от своей семьи. Обе занимаемся одним делом, мечтаем о похожих вещах — нам всегда было о чем поговорить! И, в конце концов, мне очень нужен был друг. Как и ей тоже… Ката познакомилась со своим будущем мужем на одной из сходок ее отца. Это был чей-то юбилей, и как только она увидела Алекс — все сразу же изменилось. Она поняла, что нашла свое. И да, так бывает. Однажды со мной тоже такое случилось — удар в удар, и все. И больше некуда бежать… Они встречались около года. Еще до того, как я переехала во Францию. Потом они расстались. Это продлилось еще три месяца. Как раз в тот период мне предложили работу в новом штабе. Ката не хотела оставаться на прошлом месте и поехала со мной — так мы оказались здесь. Во Франции, в квартире ее отца. Я была не против. К тому моменту Ката потеряла всякий интерес к работе в журнале, она переключилась на фотографию. Добавьте сюда тот факт, что в Париже квартиру стоит снимать — и я говорю сейчас не про какую-то мало-мальски приемлемую жилплощадь, а про фактическую комнатку под лестницей, как у Гарри Поттера! —безумно дорого. Мне сыграло на руку абсолютно каждое обстоятельство, как тут против будешь? Хотя было еще кое-что. Я в этом никогда в жизни не признаюсь, да и вообще. Звучит безумно сопливо, но я узнала в Кате саму себя, и просто не смогла бы оставить ее одну. Вот так. Но, разумеется, первые два пункта были максимально решающими. Остальное это так. Для острастки и успокоения своей совести. И вот, не прошло и месяца после нашего переезда, как Алекс объявился вновь. Он заваливал квартиру цветами, придумывал сюрпризы, ходил за ней хвостиком. Он ее умолял. Видя все это, не знаю, какие именно чувства меня одолевали. С одной стороны, после каждой их встречи Ката ревела белугой, но с другой, я знаю, что ей все это нравилось. В основном из-за того, что знаю, каково быть по другую сторону баррикады. Они расстались по той же причине, по которой я оказалась морально изувеченной. И мне казалось, что она никогда его не простит — ведь я не смогла простить! А может быть, все дело в том, что меня никто и не просил о прощении…короче говоря, это неважно. Я отлично помню вечер, когда Ката объявила, что она выходит за Алекса замуж. И я помню, как разозлилась на нее за то, что же она делает! Как может?! После всего! Но на самом деле…и в этом я снова вряд ли признаюсь когда-нибудь еще, но больше всего меня бесило, что она простила, а я не смогла. И она счастлива, а я… - Эй, ау! Вздрагиваю от внезапного голоса младшего брата, резко перевожу взгляд на круглую арку, в которой он почти сразу и появляется. Кот сразу к нему. Он никого не любит, но Слава настолько солнечный и теплый, видимо, что даже сатанинское, мохнатое сердце может растопить. Брат улыбается в ответ на громкое урчание, потом присаживается и поднимает его на руки. Вот негодяй! И сидит же, как влитой… - Предатель, - шиплю, снова перевожу взгляд на компьютер, - Ты рано. - Ну… вообще-то, нет. Ты время вообще видела? На часах двадцать тридцать. - Видела я время, у меня есть еще пятнадцать минут. - Ну…если ты хочешь опоздать на рейс, то разумеется. - Чего?! - Валер, ты сказала, что тебе выходить в половину. Сейчас половина, - непонимающе моргаю, Слава усмехается, - У тебя явно спешат часы. Пару мгновений мне требуется, чтобы осознать — он не шутит. И я знаю, что, вероятно, выгляжу, как немного (или вполне себе приемлемо) отстало. Ночь выдалась сложной. Я плохо спала, зато слишком много думала. Опять. Чертова свадьба… Уже через пять минут я ношусь бешеной торпедой из комнаты в комнату. Слава улыбается, упав на диван с котом на пару. Это почти комично. Как две головешки, они следят за мной с примерно одинаковым, снисходительным лицом. - Закажи мне такси, хватит ржать! - Зачем тебе такси? - усмехается брат. Замираю. Если честно, хочется его сильно стукнуть… - Ты дурак?! У меня три чемодана, да даже если бы и нет! Я, по-твоему, до аэропорта пешком пойду?! - Эээ…Тебя внизу уже ждут. Вообще-то, - непонимающе протягивает Слава. Что? Замираю, уставившись на брата. Не могу понять — это очередная, острая шуточка? Подкол? Но нет. Кажется, он абсолютно серьезен… - Кто меня ждет?! Слава издает короткий смешок. - Ха-ха. Оборжаться. Принц Монако! - Что, блин?! - Мужик твой, Валер! Му-жик. Помнишь такого?! Франка своего. Вот черт… От стыда не выдерживаю и отворачиваюсь. Если говорить начистоту, Славе Франк не очень-то и нравится. Он считает его душным и скучным, а еще, по его скромному мнению:, которое он пихает везде, где это только возможно, в какой-то момент я могу всерьез задуматься над умерщвлением самой себя посредством ложки и моих вен. «Тебе так скучно с ним будет, что ты захочешь вскрыть себе вены ложкой, Валер. И да, я в курсе, что это сложно провернуть, но уверен. На тот момент ты посчитаешь, что лучше уж так, чем слушать звук его голоса еще хотя бы одно мгновение…» Это не особо приятно. Во-первых, я не согласна, что Франк — это синоним слова «скука». Тот факт, что он не ржет, как конь, над всякой чепухней еще ничего не значит! Во-вторых, Слава просто не понимает. Для жизни, вполне вероятно, тебе и не нужны все эти эмоции, которые только разрушают. Спокойная гавань для семьи — это разумно. Или… - Лер, что случилось? - слава богу, Слава снова прерывает бесчисленный поток «или» в моей голове. Я слышу, как он напрягается. После моего ужаса в прошлом братья стали особо чутко относиться к моей нежной, душевной организации. Илья часто прилетает в гости. Раньше его не вытащишь из участка, а сейчас…он рядом. Мы говорим по телефону, мы вместе. Это касается и Славы. Он переехал в Париж вместе со мной, и я знаю, что пусть он говорит о «деловом подходе», на самом деле это было сделано только для меня. Приятно… Согласитесь, так приятно. Чувствовать заботу, и себя. Словно в коконе…но в такие вот моменты, когда я совсем не хочу ни о чем говорить — раздражает. - Лер? - Мы расстались, - выпаливаю, потом добавляю в надежде закрыть тему, - И не будем об этом. - Стоп. Чего?! Как это… Выдыхаю. Не получилось. Сейчас Слава задаст кучу вопросов, которые я не хочу слышать, поэтому…логичнее всего будет его опередить и сразу же на все ответить. Поворачиваюсь резко. Морщусь, потом киваю. - Ну…мы не то чтобы прям «расстались». Франк предложил взять паузу. - Он тебя обидел?! - Слава сразу становится максимально серьезным. Только выглядит эта мина максимально комично. Я опускаю руки, издаю смешок и мотаю головой. - Нет, Слав. Он не обижал. Его претензии вполне обоснованы. Я не позвала его на свадьбу, не хочу оставаться с ним на ночь и…сближаться в целом. Франк хочет большего, и это нормально, а я… - А ты нет? - Не знаю… - опускаю глаза в пол, снова хмурюсь. На сердце давит тяжесть, которая снова возникает как будто бы из ниоткуда. Ее причину я не знаю, хотя и допускаю, что просто не хочу ее признавать… Ладно. Хватит драмы, я опаздываю! Встряхиваю волосами и натягиваю на губы улыбку, наскоро ставя все точки. - Он дал мне время подумать, чего я хочу, и оттуда уже мы будем плясать. По выражению лица Славки, я понимаю, что он ни хрена не понимает, но кивает. Почесывая затылок, старается я принять… - Ну…эм. Окей. Если ты говоришь, что с тобой все ок… - Со мной все ок. - Замечательно. Я спокоен? - Ты у меня спрашиваешь? - усмехаюсь, брат улыбается в ответ. - Нет. Я спокоен. Мы замолкаем. Ощущение такое, будто я хочу что-то сказать, или просто должна что-то добавить? Но я не знаю что. Точнее, не знаю «как», поэтому опять делаю вид, будто ничего не происходит. Слава принимает правила игры и выдыхает смешок. - Я готов признать, что его поведение добавляет плюсиков в карму. - М? - Ну…вряд ли у вас был приятный вечер, а он все равно приехал, чтобы отвести тебя на рейс. Это…дорогого стоит… Горечь разливается внутри меня. Слава прав. Мужчины, чье эго ущемили, редко ведут себя хотя бы приемлемо, что уж говорить о каких-то там данных тебе обещаниях. Я слабо улыбаюсь, внутри ощущая себя хуже, чем просто сука. Нет, я не просто сука. Я — тварь, которая в себе не разобралась, а уже впутала в дебри последнего человека, заслуживающего такое отношение… Дура… - Да…и правда, - отвечаю тихо. Слава явно чувствует, что мое настроение изменилось. Я не знаю, может ли он раскусить мои мысли, лишь взглянув мне в глаза, конечно, но надеюсь до последнего, что нет. Больно признавать…больно и унизительно признавать, что после жестокого предательства, где-то в глубине души ты еще не отпустил до конца предателя, а порой… Пожалуйста, прервите поток моих мыслей! Я не хочу этого произносить! - Пора, - выпаливаю, не получив на этот раз руки помощи. Братишка в ответ улыбается во все тридцать два. - Обещай, что расскажешь мне все! - Боже, сколько эмоций… - Это баснословно богатые люди, Лера. - Ты тоже не вращаешь в обыкновенных кругах и… - Но не настолько! Это баснословно, - выделяет голосом серьезно, - …богатые люди. Уверен, у них даже свой личный тигр имеется… - Ты же в курсе, что тигр уже давно не показатель состоятельности? - с сарказмом поднимаю брови. Слава морщится, посильнее прижимая кота к груди. Я выдыхаю смешок, опустив глаза на наглую морду рыжей бестии. - Иначе мы бы и сами… Он прерывает меня звучным цыком и закатыванием глаз, как в детстве. - Это не одно и то же! Даже не смешно. И… - Да? Не считаешь его тигром? Тогда, пожалуй… - тянусь к коту, чтобы забрать его, но Слава не дает. Еще сильнее к себе прижимает, даже корпус отводит, чтобы защитить свое сомнительное сокровище. Для Славы это, конечно же, не так. Он с детства обожает животных, но нам никогда нельзя было их иметь. Мама запрещала. Раньше мы ее даже ненавидели за это, насколько только способно наше маленькое, детское сердце, но теперь-то я понимаю: мама защищала нас от еще больших травм. Животное в доме буйного алкаша? Звучит очень и очень сомнительно и потенциально больно… - Не смешно, - говорит Слава, и я пару раз моргаю, снова благодарная за то, что у меня нет времени думать, - Пошли уже! Ты опоздаешь. - Выгоняешь родную сестру… - сокрушаюсь, берусь за ручку одного из чемоданов, пока брат прощается с котором на пару минут своего отсутствия. Он — единственный, кого я могла бы оставить с наглой, рыжей мордой. Больше, как вы понимаете, просить некого… Мы выходим из квартиры, потом направляемся к лифту. Слава катит мои чемоданы и сокрушается, что я взяла с собой все камни мира, а я улыбаюсь. - Не камни, а туфли и сумочки! - Ты сумасшедшая… Загорается нужная кнопка лифта. Двери закрываются. Слава молчит один пролет, но потом опускает глаза и кивает. - Все будет классно, Лер. Не думай ни о чем. Сингапур — очень крутое место! Отдохни, наберись сил. Разберись в себе. Если ты решишь, что Франк — это твое, я обещаю, что больше никогда не пошучу про него плохо. - Охотно верю… - Но если ты решишь, что тебе нужно двигаться дальше без него — это тоже нормально, - не обращает он внимания, серьезно продолжив свой спич, - Это не значит, что ты плохой человек. Ясно? - Думаешь? - вырывается тихое. Брат улыбается, кладет руку мне на плечо и кивает. - Знаю, малышка. - Я старше тебя, помнишь? - Плевать. Иногда всем нам хочется побыть маленькими… - К чему ты… - Я просто хочу сказать, что когда ты разберешься в себе, я буду рядом вне зависимости от того, что ты решишь. И я обещаю, что буду считать тебя самой правой из всех! - Слав… - Уверен, эта поездка очень многое тебе даст. - Думаешь? - Это Сингапур, детка! Край, где душа находит свое спокойствие. - Звучит, как очень сомнительная надпись на кружке… - Если увидишь такую, обещай, что купишь ее мне. Динь! Лифт останавливается на первом этаже, а мне становится чуточку спокойнее, ведь теплота родных глаз всегда способна тебя успокоить…«Разные»
Лера Поездка в машине проходит…медленно. Это первое определение, которое приходит мне на ум, и за него мне почему-то стыдно. Как, в принципе, и за второе тоже. Скучно. Слово пробивает меня насквозь, и, если честно, оно выглядит хуже, чем какой-нибудь огромный томагавк, прилетевший прямо тебе в грудину. По сути своей, два слога, а какой же вес они имеют, согласитесь. Раз у меня в воображение такие кровожадные картинки возникают… Неловко тру руки, глядя на то, как одно здание сменяется вторым. До аэропорта мне добираться примерно минут сорок, что в России бы заняло, дай бог, минут пятнадцать. Это немного раздражает. Я живу здесь довольно долго, но никак не могу войти в этот ритм. Он слишком планомерный, слишком размеренный, слишком…черт возьми, медленный и скучный! Успокойся. Они все такие. Европейцы — они такие! Повторяю себе, как мантру, которую я непрестанно зачитываю каждый раз, когда ощущаю внезапный прилив того самого раздражения. Одна из причин моей такой успешности здесь заключается в том, что я все делаю быстро. В смысле…это называют красивым словом «многозадачность», а по факту я не могу отделаться от мысли, что дома считалась бы одним из самых слабейших игроков в команде. Дела, которые я планирую тут на неделю, по факту у нас делают за пару дней! И я не знаю, как это работает…а может быть, это у меня только так работает? У той, кто прописалась на работе и обычно редко вылезает за пределы своего офиса… Боже. Вполне вероятно, мне надо попить успокоительных. Тру глаза, чувствую, как Франк бросает на меня взгляд. Мы не говорили всю поездку, хотя он встретил меня почти тепло. Снова его показательная вежливость, снова его галантность. Он поцеловал меня в щеку, держа так, словно я хрустальная ваза, потом пожал руку Славе и забрал мои чемоданы, набитые, по словам брата, камнями. Даже не пискнул! Погрузил спокойно в багажник, потом даже дверь мне открыл! Серьезно. Он. Открыл. Мне. Дверь. Вы это слышите вообще?! После всего! После того как я в открытую проигнорировала наши отношения, даже не заикнувшись о совместной поездке на свадьбу! Это ведь звоночек, будь здоров! Когда твоя пара не зовет тебя с собой на свадьбу близкой подруги — будь начеку! Это почти всегда означает только одно: тебя не рассматривают всерьез. Меня это, само собой, не касается. Ха…ты так в этом уверена? Противные, черные мысли в голове образуют тени и хихикают. Я себя чувствую еще более гадкой. Возможно, если бы я имела смелость заглянуть себе в сердце, я бы поняла, что это далеко не так. И дело тут не во Франке, не в том, что он ездит, соблюдая все правила, включая гребаный, скоростной режим, или ведет себя подобно джентльмену серебряного века (или когда они там носили фраки и смешные, высокие шляпы?) Даже после того, как я с ним поступила — нет. Дело тут именно во мне, ведь возможно, я в целом никого не воспринимаю всерьез. Не хочу. Не хочу этогобольше, ведь так и не пережила, когда впервые решила прожить с кем-то эту жизнь… Твою мать… - Почему ты хочешь жить со мной? - выпаливаю, хотя и не хочу. На самом деле, если положить на чашу весов разговор с Франком и мои мысли, я все равно выберу первое. Что угодно. Даже сожрать таракана — лишь бы не погружаться туда. Где больно. Франк удивленно бросает на меня еще один взгляд, на который я по-прежнему не отвечаю. Делаю вид, что этого не чувствую и, тем более, не вижу — тупо уставилась в лобовое. Мы сворачиваем влево. - Прости…не понял вопроса. - Он простой, что в нем непонятного? - огрызаюсь, но сразу себя одергиваю и прикрываю глаза. Шепотом добавляю, - Прости… Франк тихо вздыхает и мягко выворачивает руль еще раз налево. - Ничего страшного. Сложная ночь? Блядь! Вот извините, но…блядь! Какого черта?! Почему ты не можешь на меня наорать, ведь я заслуживаю этого! Веду себя, как сука! Хамлю! я не пригласила тебя на свадьбу, в конце-то концов! Хотя я знала, что должна была. Я знала. Да…не такая уж ваша покорная слуга и дура. Конечно, я понимала, что, имея стабильные, взрослые отношения, мне нужно было предложить поехать со мной. Тем более, Ката дала мне приглашение, на котором написано «+1». Она ведь знает о Франке! Они знакомы. Он ей нравится. И да, если спросить ее, она меня тоже не поймет — никто, кажется, никогда не понимает… Чего тебе не хватает?! Дура. Чего?! Мужчина-мечта. Без вредных привычек, с головой, со стабильным заработком и отличными манерами. Заботливый. А ты с ним…маешься. Как в клетке… Боже, заткните меня, умоляю! - Почему ты всегда такой ласковый?! - рычу, резко повернувшись на него, - Ты никогда не орешь на меня, даже если я этого откровенно заслуживаю! Ты никогда не ругаешься. Даже сегодня! Наш вечер вчера явно заканчивался не так, как ты хотел бы, но ты здесь! Везешь меня в гребаный аэропорт, и даже дверь мне открыл! Франк выслушивает спокойно. Мне кажется, что у него даже мускул на лице не дрогнул! А я тяжело дышу. Мне крышу рвет, и изнутри меня разрывает. Я не могу понять…почему так? И как «так» может быть на самом деле? - Я просто тебя уважаю, - коротко отвечает он, пожав плечами. Как бы невзначай. Машина снова трогается с места. А я нет. Я зависла, смотрю на его профиль и разобраться не могу — мне так сложно во все это поверить, господи… Так разве бывает? Когда все по-настоящему?… Мы с Ромой редко ссорились. Это правда. Но! Это всегда было метко, так сказать. Орали громко, размахивали руками. Пару раз я била посуду. Затем следовал секс, и уже после, лежа на его груди, мы тихо мирились, приходя к закономерному компромиссу. А здесь? Этого нет и в помине. - На свете живет сто миллиардов женщин… - Ну…это ты загнула, - усмехается он, но я игнорирую. - Почему я? Мы ведь такие разные с тобой, Франк. Я тебе совсем не подхожу. - Кто это сказал? Я не замечаю, как мы добираемся до аэропорта. Машина мягко останавливается на парковке, и он наконец-то поворачивается ко мне лицом. На котором опять есть эта легка улыбка, полная вежливости, заботы и понимания. Я ее ненавижу. Заткнись… Прикрывая глаза и откидываюсь на спинку сидения его машины. Запах его бережного парфюма обволакивает плотным, пуховым одеялом. В нем все кричит о том, что этот мужчина — надежный мужчина! Чего мне не хватает?! Раньше же все было хорошо… На самом деле, возможно, и сейчас было бы все хорошо. Просто свадьба. Первое — как напоминания о собственной, на которой я была так безумно счастлива…Второе — как причина перевести отношения на другой уровень. А я этого боюсь, как огня. Я боюсь! Просто дико! И видимо, проблема кроется именно здесь. Мне ведь было с ним хорошо? Было. А сейчас все на острие? Да. И оно туда взлетело, как только я получила приглашение — факт. Это просто страх. Мне просто дико страшно… - Лер, послушай, - Франк мягко берет мою руку, и я перевожу на него взгляд. В нем есть только свет — никакой тьмы. В нем есть один только свет! И столько всего хорошего, что меня притапливает нежностью. Глупости, конечно. В плане: Франк не тот мужчина, кто будет трахать свою бывшую в вашем же доме. Да…для этого он снимет номер, где будет непременно полный набор полотенец, шампуней в маленьких баночках и белое, накрахмаленное белье. И, ах да! Не забудь про маленькие шоколадки на подушке… Морщусь от собственного, ядовитого сарказма, но он этого не замечает. Франк разглядывает мои пальцы, собирается с мыслями, чтобы подобрать правильные слова. Зубы снова начинают немного ныть от такого количества «правильного». И ощущение такое, словно «правильное» не может быть настоящим. Какой бред. У меня явные проблемы с психикой. Точка. - Я знаю, что мы разные, - тихо начинает он, - Это очевидно. Я — спокойный человек, а ты… - Сумасшедшая? - Нет, - тихо усмехается он, отчего на его щеках вылезают очаровательные ямочки. Потом он поднимает глаза. В них — тепло. Целый океан! - Ты яркая, умная, находчивая женщина. Резкая и быстрая, конечно, но меня это в тебе завораживает. То количество жизни я еще никогда и ни в ком не встречал, Лер… Улыбка сама собой появляется на моих губах. Франк тихо продолжает: - Поэтому я хочу быть с тобой. И я уверен, если ты впустишь меня, у нас все непременно будет хорошо. - А если нет? - Мы в любом случае не узнаем, пока ты не решишься. И то правда. Киваю пару раз, опускаю глаза. Франк отстраняется. - Я не имею права давить на тебя. И не имею права злиться… - А ты злишься? - О да… Смешок вырывается из груди. Фух, ну…слава богу. Почему-то я ощущаю какое-то удовлетворение, похожее на легкий приступ шизофрении, но! Так хорошо услышать это. Понять. И на солнце тоже есть пятна… - Просто это не тот момент, когда я могу эту злость показать. Я уже взрослый, Лер. И я понимаю, что ты сама должна решить, чего ты хочешь. Моя злость здесь будет лишний, как и эмоции в принципе. Я могу сейчас надавить ими на тебя, но какой смысл-то? Если ты не будешь сама хотеть этого, то наши отношения, так или иначе, развалятся. Это неизбежно. Никого нельзя заставлять быть с тобой против воли… Какие золотые слова… Я помню, какой протест во мне вызвало заявление Измайлова о том, что никакого развода не будет. Словно у тебя забрали право распоряжаться собой! И это, кстати, был единственный момент, за что я еще могу его хотя бы «около» уважать: тогда, когда он передумал бороться и отпустил меня. Странно, да? Порой я его за это презираю, но когда наплыв проходит, разум твердит: он все правильно сделал. Это было лучшим его поступком… Франк слегка касается моей щеки и слабо кивает. - Эти десять дней…они помогут разобраться. Я не буду тебе писать или звонить. - То есть, мы все-таки расстаемся? - Да нет же, но…нам нужно отойти на шаг назад, Лер. Я хочу, чтобы ты разобралась в себе, а если я буду маячить на горизонте, то ничего не получится. - И… - Это будет десять дней тишины, хорошо? Ты обо всем подумаешь, я тоже. - А ты о чем будешь думать? Он усмехается. - О том, что буду делать, если ты вернешься и решишь, что наши отношения — это не твоя история. Черт… Ну вот. Снова чувство вины. - Прости… - Нет, это ты прости, - он мотает головой, - Не надо было так говорить. Слишком сладко. Даже для меня. Через мгновение салон машины наполняется дуэтом тихого смеха. И больше мы не говорили о чем-то настолько важным. Франк вытащил мои чемоданы, погрузил их в специальную тележку, а потом проводил меня до стойки регистрации. Последнее, что он сказал: - Расставание иногда бывает на благо, Лер. В нем ты очень многое понимаешь для себя. Таков был финальный аккорд, и, возможно, в его словах есть доля правды. На самолет я зашла с чистой головой, на меня не давили мысли. Это хорошо. Боюсь, ни один боинг их бы просто не поднял в небо! А сейчас спокойно… Мне предложили выпить, я сижу у окна и смотрю на пушистые облака, а сама уже немного по нему скучаю. Да. Расставание иногда бывает на благо. Ты очень многое понимаешь, и сейчас я имею возможность все это «очень многое» действительно понять. Когда не ощущаю, как со всех сторон на меня давит моя клетка. Ответственность. Необходимость. Непреодолимость и какая-то неотвратимость того, к чему всегда приводят отношения: к следующему шагу.«Белое платье»
Лера, много лет назад - …Не могу поверить, что делаю это! Рома смеется, выруливая с парковки у сотого, наверно, памятника «истории», где обычно принято фоткаться всем невестам и женихам! Мы не стали исключением. В основном из-за родителей, разумеется. Для них же это безумно важно…Если честно, мне даже кажется, что для них это важнее и торжественнее, чем для нас. «Брачующихся». Фу, просто отвратительное слово. Когда в ЗАГСе дама с пышной укладкой произнесло его (еще так помпезно вздернув подбородок), я думала, что умру со смеху. Чуть не сорвала регистрацию…Ну, мы с Ромой на пару. У нас так часто бывает: если один начинает хихикать, второго уже тоже хрен остановишься, собственно. Теперь на фотографиях с ЗАГСа мы будем похожи на раков.«С вашими-то красными лицами», - прошипела мама потом, - «Лера, господи! Неужели нельзя было потерпеть со своими "хи-хи-хи"?!» На самом деле, нельзя было. Правда. Я старалась: говорю же, как мне кажется, родителям эта церемония гораздо важнее, чем, собственно, нам. Мне бы хватило и «по-быстрому», а потом тихонько посидеть в кругу семьи. Я не хотела сказки. Я просто хотела быть с ним… Улыбаюсь, повернувшись лицом к Роме. Он сейчас безумно хорош собой. Потому что счастлив…Я это вижу и чувствую душой, а счастье, как известно, идет абсолютно всем. Видимо, почуяв, что его разглядывает, Измайлов отвлекается на мгновение, бросает на меня взгляд. - Чего ты? Я мотаю головой. - Ничего…ты просто такой красивый сейчас. Роме это льстит. Он немного раздается в плечах и очень фальшиво фыркает, чтобы как бы отмахнуться. - Ой, да брось. - Это правда…мне кажется, ты сейчас очень счастлив. Мой муж (и да!!! Это действительно так! Он — мой муж!!!») фиксирует свое внимание на мне гораздо дольше, чем до этого, серьезно кивает и уже без улыбки произносит: - Я действительно очень счастлив, Лер. Я знаю… - Даже несмотря на то, что я вынудила тебя украсть у отца машину, потом запихнуть себя в нее вместе с моим огромным платьем и дать по газам? Без ресторана? Прямо с фотосессии? Измайлов тихо смеется. Машина останавливается на светофоре, он берет мою руку в свою, переплетает пальцы и подносит ее к губам, оставляя нежный, ласковый поцелуй. - Плевать на фотосессию. Мы уже достаточно снимков сделали, родителям хватит на две жизни вперед. - Они такие же чокнутые, да? - улыбаюсь. Он жмет плечами. - Не знаю…когда у нас будут дети, думаю, я тоже буду таким. А ты? Ох…боюсь себе даже представить… - Эй! Что за намеки! Я, по-твоему, сумасшедшая? - Если только совсем чуть-чуть, - он дергает бровями, а из меня вдруг буквально вываливается вопрос, о котором я совсем не подумала. - Я даже не спросила, а хотел ли ты уезжать? Может быть, тебе все нравилось? И ты хотел ресторан и… - Тихо, не тараторь, - мягко перебив меня, Рома кладет руку мне на щеку и слегка мотает головой, - Я женился на тебе, Лера, а значит, я хочу быть там, где ты. - Но… - Без «но». Свадьба, фотосессия, ресторан…это, по большей части, для гостей. Особенно если ты об этом говоришь открыто. - А ты? - А мне все равно. Я просто хочу быть рядом с тобой, ладно? Хочу сделать тебя самой счастливой. Черт, я безумно тебя хочу… Он подается вперед, чтобы поцеловать, а я совсем не против. Отвечаю ему со всей отдачей, страстью, которую он во мне взорвал. Я тянусь к нему. Прижимаюсь. А сама думаю: какой же ты глупый…сделать счастливой?! Я уже безумно счастлива. Из-за тебя… Не знаю, сколько проходит времени. Так всегда бывает, когда мы сильно увлекаемся — время просто перестает что-то значить. Нас отвлекает друг от друга гудящие клаксоны со всех сторон. Рома шумно выдыхает. Потом выдыхает еще раз со смешком, отстраняется и трогает машину с места. Моя рука все еще в его руке. Бережно и нежно… - Чего ты хочешь? - хрипло спрашивает он. - В смысле? - Сейчас? Чего бы ты хотела прямо сейчас? Просто безумно. Любой каприз! Скажи мне. Я хочу выполнить любое твое желание… Охо-хо-хо…сам напросился. - Ты уверен, что потянешь? Слегка прищурившись, Измайлов бросает на меня игривый взгляд под названием: не провоцируй меня, малышка. Не надо. Я итак на грани… - Я хочу…это безумие!… - Думаешь, меня напугать чем-то? Ха! Говори. - В Макдональдс! Рома на миг замирает, выпучив глаза, потом резко переводит их на меня, а через мгновение салон взрывается смехом. Моя юбка занимает почти все пространство, притом что машина у отца Ромы просто огромная! И мы мчим вперед, будто в облаке, ржем и не перестаем друг друга касаться… - Макдональдс? - Хочу клубничный коктейль! - Хах…значит, это будет клубничный коктейль. Держись крепче! Доедем за десять минут. Сейчас Я не замечаю, как проваливаюсь туда, где была так безумно счастлива. Моя юбка действительно очень походила на пушистое облако, а внутри было такое ощущение невероятного полета… Господи, я ни с кем и никогда так не летала. Поэтому я помню все. Помню каждую секунду! Мы прикатили в Макдак, где на нас смотрели, как на безумных. Я получила свой молочный коктейль, а еще куриные наггетсы. Рома умял Биг Мак. Все это происходило в открытом багажнике машины, которую мы использовали вместо скамейки. И не было ничего. Ни роскошного интерьера, ни гостей, музыки, безумного внимания, которое так нравится невестам (да и мне тоже, я прибедняться не буду). Даже цветов не было! Хотя нет. Они как раз были. Мы снова увлеклись друг другом, поэтому свернули в ближайших мини-отель, а по пути Рома купил мне все розы, какие только были в небольшом цветочном ларьке неподалеку. Это было безумие… Конечно, их оказалось не так чтобы очень много! Но это было безумие… А я смеялась… Мы праздновали свадьбу в загородном, элитном комплексе. В одной из лучших гостиниц на тот момент! И именно там нас ждал шикарный номер с видом на озеро, а мы остались в том мини-отеле, с кучей жухлых роз и едой из их кафетерия! Никакой роскоши. Ничего шикарного. Ничего такого! А мне и не нужно было… Я лежала на его груди, смотрела ему в глаза и…мне рыдать от счастья хотелось! Мне ведь так искренне казалось, что он меня любит ни чуть не меньше, чем я сама люблю его… Какой абсурд, конечно… С глаз срываются слезы. Я тихо матерюсь про себя, вытираю их быстро и, шмыгнув носом, делаю глоток дорогого, искристого шампанского. - Ты что…плачешь? Из примерочной кабинки звучит голос Каты. Она встречала меня с рейса, налетела, как безумный тайфун! И обнимала потом долго-долго. Сразу видно, это девочка скоро выходит замуж — она буквально светится от счастья! Поэтому я не удивилась, когда первое, что Ката сделала — это сказала: - Я безумно волнуюсь по поводу платья, Лер! Ты можешь посмотреть?! Сейчас! В смысле…ну, если ты не устала после полета и все такое. Я не устала. Сказать по правде, моя рефлексия очень скоро улеглась, и, так как мне предоставили билет в первый класс, весь перелет я благополучно продрыхла под какой-то турецкий сериал. Из-за него, кстати, мне снились дикие, страстные сны, и они бы фору дали любому индийскому фильму и турецкому сериалу вместе взятых и помноженных на шесть! Так что я, можно сказать, как огурец — всегда готов на любой движ! Конечно, принять душ мне хотелось очень, но с другой стороны, это могло бы и подождать. Правда. Кате невозможно отказать, когда она смотрит на тебя своими огромными глазами маленького олененка… Тихо усмехаюсь, отставляю бокал на стеклянный столик и мотаю головой. - Нет, конечно. С чего ты взяла? Шторка резко отходит в сторону. - Потому что я слышала! - Вау… Это все, что я могу сказать. Передо мной предстала самая настоящая нимфа из сказок! Боже…как же она красива… Кате в целом очень повезло с внешностью. Она высокая, у нее потрясающая фигура «песочные часы», то есть не палка какая-то, как привычный типаж «модели», а с большой грудью и округлыми бедрами. Не девушка, а мечта! Одним словом. Жгучая брюнетка с ногами от ушей, пухлыми, своими губами и просто…черт возьми! Необъяснимо изумрудными глазами, которые горят, как два маяка во тьме! А в этом платье… Оно не кричащего, белого цвета, а больше ближе к ванильному, что делает его безумно притягательным и каким-то…вкусным, что ли? Еще именно этот оттенок лучшего всего подходит под цвет кожи Каты, и он ее выделяет, а не заставляет потеряться. Я знаю. Это ведь…мое платье. И да. Вы не ослышались — это платье мое. Когда я уехала из России, одной работы мне оказалось мало. Мысли все равно не давали покоя, и при таких раскладах, руки всегда находят себе дело. Я решила, что лучше всю свою энергию направить в хорошее русло, чем однажды вытворить какую-нибудь откровенную лажу. И вот. Курсы по рисованию, какие-то мои старые надежды и наработки, так я стала рисовать. Свадебные платья. Не знаю, почему так. Я пыталась направить свое творчество в сторону костюмов, которые мне так нравились, но с ними…всегда мало маневров для фантазии. Так я себя успокаивала все это время, а на самом деле, вполне вероятно, какая-то часть моей души, отвечающая за любовь и романтику, все-таки еще жива. И ей нужен был выход, а где его лучше всего найти? Правильно. В белом платье, пределе мечтаний… Сначала у меня получилось откровенно плохо. Порой законы физики настолько далеко шли по хорошо знакомому, эротическому маршруту, что это было даже смешно. А потом у меня начало получатся что-то на самом деле красивое. Одну из последних моих работ увидела Ката. И она в нее влюбилась… Разумеется, я не продавала ей эскиз — это было бы очень глупо и амбициозно. Я ей его подарила со словами: если его смогут сшить, дерзай! Но попроси не использовать чисто-белый. Пусть это будет какая-нибудь слоновая кость, тебе так пойдет гораздо больше. И вот. Оно передо мной. Ката взволнованно теребит пальцы и смотрит на меня пристально-пристально, а я взгляда не могу оторвать. Ее грудь покрывает почти невесомая, прозрачная ткань, усыпанная миллионом ярких кристаллов. На лифе россыпь переходит в приталенный корсет, на котором усажены красивые цветы ручной вышивки. А юбка? Вы вообще видели эту юбку? Она состоит из объемных воланов с узором и вышивкой. Я помню, что не смогла нарисовать узор сама, но нашла скриншот, который меня очень привлек, распечатала и приложила его к эскизу. Этот узор повторили серебристой краской, которая совсем немного бликует на свете, почти полностью сливается с основным цветом и не отвлекает внимание. Только собирает образ, делая его до последней запятой гармоничным. И еще одна фишка этой юбки, которую я продумала! Она снимается. Прямо сейчас я вижу шикарные ноги Каты, одетые в колготки из страз, и я знаю! Знаю! Что в любой момент она сможет снять дурацкую юбку, чтобы ее не нужно было проталкивать в салон машины…как меня когда-то. Разумеется, ей такой бред не грозит. Вы только посмотрите на нее! Такую невесту разве что на руках носить… - Ты его сшила… - шепчу, сама не замечаю, как встаю и завороженно приближаюсь. Мне страшно моргать! Словно это платье, как венец моего творения, сейчас возьмет и просто пуф! Исчезнет! - Да…кое-что пришлось изменить, так как… - Это было невозможно, - говорю за нее, продолжая пялиться на свое творение с открытым ртом. Ката издает смешок и кивает пару раз. - Да…но вот. Тебе нравится? - Нравится ли мне? - Ну…ты же создатель. Хочу услышать твое мнение. - Боже! Ты с ума сошла?! - на меня обрушиваются все яркие эмоции, от которых я подпрыгиваю и тут же подлетаю к ней ближе. Касаюсь нежной ткани. Разглядываю. Дышу своим платьем, которое заставляет меня…чувствовать себя просто на вершине мира! Серьезно. Так, видимо, всегда и бывает. Момент, который всем нам знаком: вдруг появляется что-то, или происходит какое-то событие, и ты знаешь — все не просто так. Ты делаешь не зря. Ты — не ничтожество! Мне это было очень нужно. И я смеюсь. И я не сдерживаю слез, обходя ее по кругу, шмыгая носом, кусая губу. - Боже…какое же оно потрясающее! И без дебильных завязок! Ха! Поверь мне, эти завязки дурацкие все только портят… - Откуда ты знаешь? - Ката улыбается в ответ, - Ты же не была замужем. Черт… Резко осекаюсь, торможу и пару мгновений туплю дико. Если честно, я в таком экстазе, что почти готова ей рассказать правду, но…нет. Даже этого платья не хватит, чтобы я рассказала горькую правду своей жизни… - Да… - резковато жму плечом, - Мне подружка одна говорила, что они с мужем чуть не чокнулись, пока развязали все эти завязки. - Ааа…ну да. Хочется же побыстрее…- усмехается она, и я киваю пару раз. - Это точно. Тебе то оно как? - Мне? Я в восторге, Лера! Ката поворачивается к зеркалу и сияет. - Оно такое красивое. Такое…я ничего прекраснее так и не нашла. Все остальные мои платья — так. Пф! Жалкие тени этого… - Платья? Сколько их у тебя? - Пять, - отмахивается она, - Их все уже перевезли на остров. Прикольно… С улыбкой киваю пару раз, но потом снова замираю. Стоп. - На остров? На какой остров? - А я разве не сказала? Наша свадьба будет проходить на отдельном острове. Ощущаю неловкость, даже какую-то странную стыдливость, но…ну уж дудки! Я обязательно задам этот вопрос! - Вы…сняли остров для вашей свадьбы? Охренеть, конечно, если да. Ката бросает на меня короткий взгляд. - Не совсем так. - Как тогда? - Ну…ох, ладно, глупо увиливать, ты все равно скоро узнаешь. - Что узнаю? Издав тихий вздох, похожий чем-то на писк, Ката поворачивается ко мне лицом и кивает. - Мы не снимали остров, так как в этом не было нужды. Родители Алекса живут там. Он их. - Их…в смысле… - Да. Их в смысле их. Они им владеют. Такого поворота я не ожидала от слова «совсем», и тут уже начинает по-другому играть слово «баснословно». Ясно, почему Слава был в таком восторге… - Что-нибудь скажешь? - тихо спрашивает Ката. Понятно, почему она его простила… - пробегает черная мысль, от которой мне становится неприятно. Веду плечами, отмахиваюсь от нее, улыбаюсь. - Когда я уезжала, Слава голосил что-то про «баснословное» богатство. Теперь понятно почему. Ката недолго молчит, и, мне кажется, будто она что-то прощупывает. Только я не понимаю, что конкретно и зачем. А потом это уже не имеет значения: она начинает смеяться. И я тоже. Это один из тех моментов, когда ты понимаешь, что это острая тема, даже если не понимаешь почему. Ее нужно избегать. Что мы, в принципе, и делаем. Ката снова поворачивается к зеркалу, но потом вдруг смотрит на часы и хмурится. - Вот черт! Время! Нам нужно поторопиться, а то мы останемся здесь до завтра! - В смысле? - Сегодня обещали шторм. Нужно успеть добраться до острова. Я быстро сниму платье и… - Стоп-стоп-стоп, - я выставляю в нее руки и издаю нервный смешок, - Стоп. Шторм? - Не волнуйся. Катя мягко улыбается и чуть сжимает мое плечо. - Это просто меры предосторожности. - Нет, ты не поняла. - Чего? - Нам придется…плыть до этого острова. Так ведь? - Ну…да? Из груди вырывается сжатый смешок. Я делаю шаг назад и мотаю головой. - Нет. - Лер… - Я не поплыву, Ката! Нет! - Что за бред? - Это не бред! Я плавать не умею! Картина маслом. Психопатка стоит напротив королевы с широко распахнутыми глазами, а она в ответ начинает смеяться. Мне хочется ее ударить… - Ну ты, блин, даешь. Лера, мы же не своим ходом, так сказать, а на яхте! - Я… - Тебе выдадут жилет, успокойся. Плыть никуда не надо. Все? Разобрались? Мне нужно снять это платье, и несмотря на отсутствие шнуровки, это все равно не так просто сделать… Ката издает еще один смешок, потом поворачивается к высоким, платяным дверцам примерочной кабинки и скрывается за ними. А я остаюсь. В полной заднице… Это однозначная кара за черные мысли и мой грязный язык. Не иначе как...
«О страхе»
Лера, медовый месяц Я резко вскакиваю, тяжело, сухо дышу, а глаза не открываю — страшно. Ужас дикой рябью вибрирует внутри моего тела, морозя сердце, душу, превращая кости в какое-то бесформенное желе, так, чтобы ты себя не чувствовал. Мне приснился кошмар. Я одна посреди ничего. Вокруг только вода и…она везде. Тухлая, затхлая, темная. Она накрывает меня одной волной за другой. Бьет нещадно. Не дает всплыть и не отпускает, а когда мне все-таки удается всплыть, меня в грудь толкает шипастое, грязное весло. Раздается отвратительный, ужасающий смех… Этот кошмар уже снился мне когда-то, и он снится мне периодически. Обычно сложно прогнозировать, какое именно событие вытолкнет из недр моей памяти этот ужас, но в этот раз я знаю точно. У меня медовый месяц. Рома привез нас на Мальдивы, где снял шикарное бунгало посреди океана — рай, мечта, предел желаний и грез…для всех, кроме меня. Пока я шла по деревянной пристани, у меня от ужаса сковывало все внутри. Мозг коротило. в какой-то момент я даже думала, что не выдержу больше: психану, развернусь и сбегу! Так быстро и так далеко от этой гребаной воды, как только сумею, но…Рома повернулся ко мне. У него прекрасные, ярко-голубые глаза, которые в этот момент казались еще большее сочными, еще более счастливыми. Они были наполнены любовью и нежностью, восторгом и таким…безудержным желанием меня порадовать. Он ведь не сказал, куда мы едем. Он хотел устроить мне сюрприз, и любая другая на моем месте просто скакала бы вокруг от счастья, как горная коза по каменистым утесам — и это действительно понятно. Шикарный курорт, лучшее бунгало, потрясающий сервис, а виды? Как же тут красиво… И разве он мог знать? Что у его жены по поводу воды пунктик, похожий на незаживающую рану внутри воспаленного сознания. На нее ни заплатку не наложишь, мазь не намажешь. С ней не сделаешь ничего; порой наши травмы остаются с нами до конца наших дней, а если их нанесли родители? Так тем более… Боже… Как бы мне хотелось сейчас быть не собой… Я закрываю лицо трясущимися руками, а его нежные ладони сжимают мои плечи. Дует теплый, соленый ветерок, а у меня соль не только снаружи, но и внутри… Почему я такая?... - Малыш, ты чего? - хрипло спрашивает он, оставляя ласковый, невесомый поцелуй на плече, - Что-то приснилось? Киваю пару раз. Рома медлит, дает мне немного времени. - Хочешь рассказать? Хочу ли я ему рассказать? Нет! Ни за что… Он знает, что у меня в детстве все было непросто. Знает, что с отцом своим я связи не поддерживала никогда, а всегда держала максимально возможную дистанцию. Но он не знает деталей. Я не хотела ему рассказывать. Никогда. Это не про доверие момент; это не про отсутствие связи, близости, защищенности. В Роминых руках я всегда ощущала и ощущаю себя в максимальной безопасности, как будто в коконе нахожусь от всего мира. Но я не хочу ему рассказывать… Во-первых, стыдно. Как бы это мелко ни звучало, но мне безумно стыдно за то, каким был мой отец. Каким ублюдком он на самом деле являлся! Особенно когда я вижу его отца и не вижу в нем ни капли того же уродства. Николай Петрович превосходный человек, и отец тоже очень хороший. У них с Ромой тонкая связь, доверие, полное принятие. Они вместе шутят о том, о чем понимают только они вдвоем. Разговаривают. Рома спрашивает его совета, а Николай Петрович с охотой ему помогает. И мое молчание, это…как своеобразный стыд за то, что в моей жизни такого никогда не было… Во-вторых, я просто не знаю как сказать. Казалось бы, что может быть проще? Но слова не идут. Я их попросту забываю. Мне удалось кое-что рассказать ему, и этого уже много. Ни один в жизни человек не знает столько, сколько я вытолкнула из себя, насколько сильно я открылась Роме. Только мои братья, конечно, но они…не в счет. Они же были рядом, они сами все видели… Поэтому я мотаю головой, прижимая простынь к обнаженной груди. - Просто кошмар…сейчас все пройдет. Рома на меня не давит. Мне кажется, что он знает, с чем связано мое состояние, хотя…скорее всего, это просто паранойя. Один из тех моментов, когда с тобой случается что-то плохое, а потом ты идешь по улице или сидишь в школе, и тебе чудится, будто бы все оборачиваются и смеются. Лица их еще превращаются в оскалы… Но его никогда не превращалась. И даже сейчас оно прекрасно… Рома тянет меня на постель, обнимает. Крепко-крепко, и здесь так тепло, здесь так безопасно… Будто бы ни один кошмар ко мне никогда больше не приблизится! Его сердце мерно и тихо, но так сильно бьется! Как у бойца. Как у воина… - Я буду здесь. Я буду рядом, моя девочка, - шепчет он хрипло, - Не бойся. Ни один кошмар к тебе и близко не подойдет… На глазах выступают слезы. Здесь, на краю мира, в райском месте я чувствую себя такой счастливой! И не из-за роскоши или, собственно, райского места, а из-за него… - В детстве… - вырывается еле слышное, - Мы с братьями гуляли в парке…Там был пруд. И отец с его компанией… Руки Ромы напрягаются, дыхание становится прерывистей и суше. Я жмурюсь до боли в глазах и тянусь к нему ближе. Утыкаюсь носом в грудь, чтобы так продолжить свой рассказ. Мне кажется, что так он, возможно, ничего не услышит. Но он слышит… - Он знал, что я не умею плавать, и решил меня «научить», - тараторю, слова разбивает только ядовито сломанный смешок, - Там было что-то вроде пристани. Старой, железной хрени, откуда старшие всегда ныряли на спор. Отец потащил меня туда, а потом спихнул вниз. Когда я начала тонуть и пыталась вынырнуть, он толкал меня обратно длинной палкой. Меня вытащил наш соседи, но иногда мне кажется, что я все еще задыхаюсь, а вода вокруг…просто поглощает меня, пока эта гребаная палка снова и снова толкает меня в грудь. Я замираю. Рома молчит. Только его сердце бьется часто-часто. И глухо. Зло. А я не знаю, что хочу услышать...пока он не говорит: - Надеюсь, в аду его жарят на всех возможных сковородках и копят везде, где только можно коптить ублюдков. Из груди вырывается тихий смешок. Я роняю слезы ему на грудь, а когда он чуть отстраняется — поддаюсь. Рома смотрит мне в глаза серьезно. А мне кажется, словно так он вытягивает из меня что-то...темное, затхлое. Похожее на ту самую воду, в которой я продолжала захлебываться, пока его не встретила... - Я рядом, - повторяет еще тише, хрипотца в его голосе становится еще более тягучей и явной, - И не подпущу к тебе больше ничего из этого. И никакую воду не подпущу, все палки сломаю. Я рядом, Валерия Измайлова. И я всегда буду рядом с тобой... Сейчас Он больше не сказал ничего; он не заставил меня переживать это все снова. Мы не обсуждали, но он позволил всю боль вылить в сексе. Это была не страсть. Это было...то, как строится близость. Один из тех, очень важных кирпичиков, когда вы впервые разговариваете о чем-то таком без слов, но с гораздо большим смыслом. Его было действительно больше, чем во всех словах мира, и я заснула тогда и не видела больше кошмаров. С той ночи до последней, счастливой ночи рядом с ним... На следующий день Рома организовал нам переселение в бунгало на пляже, а еще через три дня мы улетели с острова в Бразилию. Я помню, как он улыбался и врал мне безумно нескладно: - Как-то тут безумно скучно, тебе не кажется? Нам нужны танцы-обжиманцы, и все такое… - Тебе необязательно делать это, - тихо перебила я его с улыбкой, - Бунгало на земле уже достаточно. Я помню, как Рома бросил на меня взгляд и прошептал: - Мне недостаточно «достаточно». Я хочу, чтобы ты была счастлива. - Я счастлива. Я же с тобой, Ром…а тебе здесь так нравилось и… - И я буду счастлив с тобой в Бразилии. Да в любом уголке мира! Поехали, ладно? Первый блин комом, но я исправился и все учел. - Ром… - Просто давай поедем туда. Если и тебе и мне плевать, по сути, где мы будем, давай плевать станем оттуда, где обоим будет комфортно? Хах… Мне тогда показалось, что я сделала самый свой правильный выбор из всех, когда сказала ему «да». Какая ирония, конечно… Еще одна заключается в том, что я снова его вспоминаю. Ну да ладно. Очевидно, что буду его вспоминать: белое платье, свадьба, медовый месяц. Тут без вариантов, тем более вокруг очень много воды, но за моей спиной больше нет уверенного и сильного биения сердца. Я одна. Но я справлюсь! Он ушел, вернулись мои кошмары, и я с ними справляюсь! А значит, и тут вывезу. Сижу на краю дивана, волосы в разные стороны, ветер бьет в лицо. На мне не один жилет, их сразу два! И я похожа на очень круглый шар, вцепилась в железный заборчик, не свожу взгляда с горизонта. Я жду. Я молюсь, чтобы остров показался быстрее, хотя мы только отплыли… - Лер, - усмехается Ката нервно, - Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь? - Та туча, похожая на черное пятно из ада! Ада, Ката! - рычу, фыркаю и язвительно добавляю, - НЕ очень настраивает на любые шутки. Даже на максимально удачные… Подруга тихо хихикает. Чего ей не хихикать-то? Она без жилета и без ужаса внутри себя сидит; радуется жизни, попивая дорогое шампанское. Кстати, о нем! Я бросаю взгляд на ее бокал, думаю пару мгновение, а потом вырываю его из рук и допиваю до конца. Ката в шоке. Она поднимает брови, глядя на меня, я рассеянно шепчу: - Прости. Клянусь, вести себя там я так не буду. - Да я не про это…Прости, я не знала, что ты так боишься воды. О боже… Слегка мотаю головой, чуть расслабив мертвую хватку собственных пальцев. - Ничего страшного. Я ненавижу открытые воды, но в целом…ну, умею плавать, мне даже нравится. Но с берега. Или когда я вижу берег. Когда он близко. Это тоже правда. Меня научили плавать…в Бразилии. Там же научили любить воду. И пляж. Рома. Проклятый бывший муж… Телефон коротко вибрирует. Я опускаю глаза и вижу на нем уведомление: Лев Толстой Я только что видел ребенка, одетого в футболку с надписью: fuck u! I’m amazin. Как думаешь: его родители сделали это намеренно, это политическое заявление или просто незнание языка? Издаю смешок. Ката бросает на меня взгляд, быстро мотаю головой, мол, ничего. А сама… Холли Голайтли Я бы поставила на политическое заявлениеЛев Толстой Мне тоже понравился такой ответ. Как жизнь? Как страдания, которые ты приносишь в свой коллектив? Снова улыбаюсь и уже хочу ответить что-то остроумное, как вдруг… Холли Голайтли Расскажи мне самое страшное, что с тобой случалось Замираю. Если честно, в себя прихожу только тогда, когда сообщение уже улетает. И оно прочитано… Черт возьми! Проклятая вода. Свадьба, остров, белое платье! Мои воспоминания… Я перехожу черту, которую мы сразу для себя определили. Ничего личного. Ничего, выходящего за рамки анонимного общения — что же я творю?… Зато теперь боюсь не воду, а его ответа. Не хочу, чтобы эта минутная слабость разбила нашу хрупкую связь, внедрив туда гору дискомфорта. А страху есть где разгуляться — он молчит достаточно долго, чтобы я успела проклясть пару раз свой длинный язык. Точнее, пальцы. Поэтому когда телефон снова вибрирует, у меня сердце из груди выпрыгивает, а мир на мгновение взрывается адреналином… Лев Толстой Я не скажу тебе ничего из того, что было бы очевидно, Холли. Это не монстры, не вампиры, не черви и даже не змеи. Их ведь бояться глупо: одного не существует в природе, второе — просто существа, которым до нас, по сути, нет никакого дела. Я боюсь событий. Ситуаций, которые невозможно исправить, за которые потом ты платишь очень высокую цену. Я боюсь ошибок, которые невозможно не совершить, а потом исправить…и одновременно я их больше не боюсь. Потому что все это уже со мной случилось. Я не знаю, что на это ответить. На страх под таким углом я никогда не смотрела, а теперь…не могу этого развидеть. Яхта медленно сбавляет свой темп. Ката улыбается, отвлекая от мыслей: - Ну вот и все, мы на месте почти! Рассеянно поднимаю взгляд. Наконец-то на горизонте появляется не пустота, а зелень. Остров. И мне бы радоваться — суша почти близко! Она почти здесь! Только руку протяни, но… Я опускаю глаза в телефон и ощущаю какое-то…свободное падение. Я никогда раньше не смотрела на страх под таким углом, так как с детства меня научили, что бояться нужно исключительно физического воплощения ужаса. Это был мой отец. Он привил мне, что он — это ужас в последней инстанции, а тут…совершенно другой подход, и если так только хуже?… В смысле… От отца можно было закрыться в своей комнате, спрятаться на нашем теплом балконе, сбежать! В конце концов, но от того, о чем говорил Толстой…спрятаться и сбежать невозможно. Там только ты сам. Только последствия твоих ошибок и ошибки, которые ты…не можешь не совершить? И которые невозможно исправить?…
«Баснословный»
Лера, сейчас Я никогда не думала над значением слова «баснословно». Жила себе спокойно, свою спокойную жизнь. Ну да, жила хорошо. Возможно, лучше многих, но даже когда это была худшая версия того, как могло бы все сложиться — я не думала об этом. Никогда. Мне хотелось достичь определенный вершин, на которых я бы успокоилась. Понимаю, возможно это очень амбициозные мысли, ведь аппетит, как известно, приходит во время еды…но это все равно вещи-то разные! Мой максимум — это купить квартиру вроде той, в которой я сейчас обитаю. Отец Каты разрешил мне остаться. Мы с ним неплохо ладим, Ката нас познакомила, само собой, и когда встал вопрос о том, что делать дальше, ведь она-то больше жить там не будет! И даже не будет жить во Франции. Алекс работает в Мадриде, а сейчас вообще — насколько я поняла, — наконец-то дослужился до определенных вершин, и отец собирается доверить ему…не свое кресло, конечно, но повышение. Теперь он будет служить в офисе здесь, в Сингапуре, так что с Катой мы будем видеться очень редко… Жаль, но я за нее рада. В целом — да, я за нее определенно рада. Но меня, в который раз, занесло куда-то в другую степь. Это из-за волнения. Яхта аккуратно швартуется к деревянному причалу, украшенному красивыми, круглыми лампочками; я — в осадке. Аж рот открыла, глядя на великолепие, в котором природа сплетается с современными, дизайнерскими решениями… Честно. Я никогда не думала о значении слова «баснословный», потому что всегда знала, что до этого уровня я тупо не дойду. Но, кажется, я начала больше понимать…хах…я определенно отныне буду понимать больше в этой жизни. Остров, утопающий в лазурных водах океана, кажется, созданным для мечты. В момент, когда мы сюда прибываем, солнце выглядывает из-за мощной тучи, мягко стелится по водной, неспокойной глади, ловит себя в капкан глянцевых, высоких стекол — окон пентхауза на небольшой возвышенности. Я в шоке. Отсюда видно плохо, но несмотря на острые, четкие линии современного особняка в форме прямоугольников разной величины, ты даже с расстояния заметишь роскошь. Потрясающего цвета дерево, идеальное сочетание с фасадом. Чистота. Свобода… Берег острова обрамлен белоснежным пляжем. Он сверкает на солнце, как рассыпанное, белое золото. Или уместней даже платина. В воздухе витает аромат экзотических растений — я отсюда слышу запах невероятных цветов, которых раньше и в глаза-то не видела! Так спокойно… Я во все глаза разглядываю окружающую меня обстановку, которая буквально пульсирует какой-то неведомой тайной, спокойствием и…просто местом, где твоя душа, даже будь она сжата и заперта на все замки, непременно…выдохнет. Нас встречают люди в форменной, светлой одежде. Ката срывается с места и несется навстречу Алексу, по которому я только мажу взглядом, сама продолжаю с открытым ртом разглядывать все, что меня окружает. Высокие, темно-зеленые деревья с большими листами, словно в ладонях держат несколько домов. Такой…диковинный ансамбль. Что-то, видимо, на баснословно богатом. - Ты в двух жилетах? - звучит хрипловатый голос Алекса. Перевожу на него взгляд, пару раз моргаю, потом снова отворачиваюсь. Плевала я на этого Алекса, если честно. Нет, я хорошо к нему отношусь, просто я его видела уже сто миллионов раз, а этот остров?! Впервые. И он, уж простите, гораздо интересней. - Если было бы больше, я бы их всех нацепила… Боковым зрением вижу, как Алекс с непонимающей улыбкой хмурится. Ката ему шепчет: - Она боится плавать. - Ааа…понял, принял. Не волнуйся, Лер, наши яхты проходят очень… - Да-да-да, я уже…стоп, что?! - на этот раз я полностью фиксируюсь на его лице, - Ты сказал…яхты? Во множественном числе?! Возможно, так говорить не следует. В смысле…это моветон — обсуждать чужие деньги, и все такое, но…будем откровенны. Во-первых, мы с Алексом друзья. Во-вторых…вы вообще это слышали?! Какие тут правила приличия, когда…остров, яхты, Сингапур! Да я, простите, охреневаю просто! Лекс улыбается. - Да, во множественном числе. Отец фанатеет от кораблей с детства… - Ммм… В моем мире, когда кто-то фанатеет от кораблей, он скупает себе маленькие модельки, красит их, а потом бесит меня при уборке! Как Илья. Он в детстве обожал машинки, и мама покупала ему небольшие, не очень дорогие модельки, которые он сам собирал, разукрашивал, а потом расставлял в угоду глаз своих. По мне так — пылесборник обыкновенный, но ты попробуй их переставить! Хотя бы под стекло нашего старого серванта — истерика будет жуткая. А тут вон оно как…интересно, он тоже начнет истерить, если переставить его яхты? Что ты несешь?… Нервно усмехаюсь, когда ко мне подходит огромный афроамериканец с белоснежной улыбкой. - Вам помочь с…жилетом…жилетами?! Да господи ты боже мой! Хочется зарычать. Что вы, в самом деле, не видели никогда человека с фобией?! - Я сама могу, спасибо, - цежу сквозь зубы. Ката и Алекс прячут улыбки. Отлично. Ну, с другой стороны…что мне? Жалко? Пусть улыбаются, пусть смеются. Главное — мне спокойно. Я распутываю намертво связанные веревочки, расстегиваю защелки, наверно, минут десять. Персонал терпеливо ждет. Хозяева тоже. Чувствую себя немного глупо, но с достоинством передаю жилеты мужчине в смешной кепке, потом поворачиваюсь на парочку, ради которой я прошла все круги ада, и киваю. - Все. Что дальше? Алекс еще раз усмехается, потом указывает на тропинку из светлого камня. - Сюда. - Амои…вещи? - Их доставят. Их доставят. Доставят. Мда-а-а…как на другой планете оказалась. *** Мой шок по поводу сервиса внутри твоего, собственно, дома, где тебе доставляют вещи, где тебя встречает целый штат прислуги — ни в какие ворота не шел с тем шоком, который я испытываю уже минут десять. Мы едем на небольшой машинке, похожей на гольф-тачку, как в фильмах по широким аллеям. Алекс за рулем. Ката рядом. Они о чем-то говорят и смеются, и хорошо! Не видят, как я глазами хлопаю, оглядываясь то и дело. Туда-сюда… Везде папоротник. Везде зелень. Ветер поднимает, но картину не портит! Темнеет. Лес…точнее, целые джунгли! Становятся еще таинственнее, но не опасней. По коже бегут мурашки… Каково это? Черт возьми! Иметь СВОЙ. ОСТРОВ! Мечтаю увидеть этих людей. Реально! Чисто поглазеть интересно, какие они? Люди, владеющие островом… - А мы сейчас познакомимся с твоими родителями? - спрашиваю взволнованно, нервно приглаживая растрепанный ветром волосы. И я действительно волнуюсь. Очень сильно. Хотя едва ли кто-то не волновался бы на моем месте… Я ведь совсем не готова! Совсем! Хочу принять душ, уложить волосы нормально, одеться! В свежее! Не хочу я встречаться с хозяевами острова, когда похожа на использованную, ватную палочку! - Нет, - успокаивает меня Алекс. Буквально ощутимо выдыхаю с облегчением, он ловит мой взгляд в зеркало заднего вида. - Расслабься, Лер. Они у меня обычные люди… - Ой ли! - фыркаю, - У обычных людей максимум — клочок земли где-нибудь в ближайшем пригороде. А не остров! Алекс начинает смеяться вместе с Катой. Я немного отпускаю. Двигаюсь ближе, цепляюсь за их сидения и выныриваю посередине. Мы провели много совместных вечеров когда-то, так что мы действительно друзья. И я могу себе позволить чувствовать себя более-менее свободно. Шепчу: - Я обещаю, что спрашивать этого не буду…при всех, но не спросить вообще не могу. Каково это? Владеть островом? - Хм…не знаю. У меня пока нет своего острова. Саркастично поджимаю губы, склоняю голову вбок и шиплю. - Очень смешно. - …Но когда будет — я тебе первой сообщу, - добавляет с хитрой улыбкой, потом сворачивает и вырывается из джунглеполосы к шикарному особняку. Вилла, раскинувшаяся на склоне холма, словно выросла из самого сердца леса, обрамленного могучими деревьями. Ее фасад, выполненный из светлого дерева и натурального камня, идеально сочетается с окружающей природой, создавая ощущение гармонии и уединения. Наверно, огромные панорамные окна позволяют солнечному свету щедро заливать комнаты светом… Сто процентов, из них открываются потрясающие виды на бескрайние воды… Боже. Аж дух захватило, если честно. - Это мой дом, - говорит Алекс, - Мы будем тут жить. - Мы? - Я, Ката и вы — наши близкие друзья. Алекс ласково улыбается, глушит свою машинку и вылезает, схватившись за крышу. Я следую его примеру. Не знаю, куда себя деть…на миг меня придавливает ощущение, что там, за закрытыми дверьми сидят люди с гораздо более крутым, социальным положением, чем мое — и это давит; иногда это очень сильно на меня давит, но…где наша пропадала, да? Я расправляю плечи, не даю иррациональному страху пришпорить меня, как дикую лошадь, и иду за Катой и Алексом. Они держатся за ручки…как мило. Нет, правда. Это мило. И эти мысли немного отвлекают. К ним прибавляются другие, уже более логичные: Ката и Алекс — обычные люди; в смысле…в них нет спеси, нет высокомерия. Они не кичатся своим положением никогда! Так с чего я решила, что их друзья будут? Мы заходим внутрь. Каждый шаг отдается эхом по светлой плитке. Может быть, настоящему мрамору… Чуть мотаю головой, стараюсь не глазеть по сторонам — слышу взрыв смеха издалека. Алекс чуть жмет плечами, а потом качает головой, как бы приглашая проследовать за ним. Идем. Что уж? Идем, куда деваться. Я снова начинаю нервничать. Последней прилетать — это всегда плохо. Они уже перезнакомились все, пообщались, и тут ты. Как отщепенец какой-то и… Господи, прекрати уже нести бред! Валерия! Взяла себя в руки и пре-кра-ти-ла! Вести себя! Словно тебе десять лет, и ты опять пришла на праздник к подруге, где тебя завели к ней в комнату, а там все уже по местам. И ты ловишь взгляды, слышишь шепотки, видишь все, что и без того лежит на поверхности — говорят-то о тебе; они уже знают, из какой ты семьи… Прекрати! Я посильнее цепляюсь за ремешок сумочки от известного бренда. Как за спасательный круг в океане собственной неуверенности… Успокойся… На миг прикрываю глаза, но потом решительно их распахиваю и выхожу на террасу. И я бы очень хотела описать ее, рассказать о ее красотах, рассмотреть! Банально! Но я не могу. Я тут же застываю, а кровь моя утекает куда-то…в ад. Я никогда не думала о значении слова «баснословный», но за последние двадцать минут думаю об этом особенно усиленно. Это слово, оказывается, теперь можно отнести не только к богатству. Им можно описать не твое финансовое состояние, если ты владеешь островом! Уж поверьте… Ты баснословно богат! Звучит. Это был баснословный провал — не очень, но так и есть. Если для богатства «баснословно» — своеобразный Эндшпиль, то и для превратностей судьбы тоже сгодится. Отлично передает все твои ощущения, если тебя так неожиданно, так жестоко, так сильно, так смертоносно сбивает с ног… На нас смотрят человек двадцать. Девушки, мужчины…кто-то в паре. Кто-то одинок. Это вообще неважно! Я застыла и смотрю только в одни глаза. Только в одни… Он сидит в самом конце стола; он ничем не выделяется. Можно сказать, он даже тих, скромен. Незаметен, но не для меня! Черт возьми, не для меня! Я бы узнала его из тысячи тысяч других людей. Узнала бы в любом состоянии разума; в любой одежде; в любой погоде. Я бы узнала его в профиль, анфас, сзади, сбоку, снизу и сверху. Я бы узнала его, даже если бы себя перестала узнавать — его? Ха! Никогда… Я бы узнала его и спустя сто лет, и, кажется, даже если прошло бы не одно тысячелетие… ведь я любила его; я безумно его любила. Так как никто и никого не любил, наверно — бескомпромиссно, безжалостно к самой себе, полностью…каждый его недостаток, каждый его провал, каждую черту его лица и характера. Я любила его всем своим сердцем. Впервые… И разве это вообще возможно?! И разве это не баснословный провал?…ну тот, где нет финала и дна. Мы находимся на другом конце мира, и мы снова напротив друг друга. Рома… Мой бывший муж, который застыл, подобно мне, и смотрит так, словно не сможет отвести свои глаза, даже если сейчас мир начнет разрушаться, падать, сбиваться и разрываться на части… Хватит! Я буквально отдираюсь от него, смотрю в пол. Дыхание сбивает так, словно я пытаюсь дышать из-под толщи воды. С самой Марианской впадины. Там, где обитают не рыбы, а чудовища с острыми зубами. И да, они здесь действительно обитают...меня им на растерзания кидает этот взгляд когда-то настолько любимых глаз, насколько сейчас ненавистных. Кровь резко возвращается обратно. Я вспыхиваю. Сжимаю кулаки до боли от ногтей в коже. Алекс представляет меня своим друзьям. Он по очереди называет их имена, улыбается, а я ни слова не слышу. Ни одного слова! Набат в башке, внутри мясорубка... - А это Рома, - слух моментально напрягается, - Мы когда-то каждый год ездили в один лагерь, потом на какое-то время потерялись, но вот...год назад встретились случайно на конференции... Бух-бух-бух... Он продолжает жить свою чудесную жизнь. У него все хорошо. У него все прекрасно! Может быть, он с ней сюда приперся?! Будет очень забавно! Прям максимально! Сука... - Я извиняюсь, - хрипло подаю голос, перебиваю Алекса. Он резко затихает и хмурится. Чуть жмурюсь, потом кладу руку на лоб и откашливаюсь. Отличная идея! Она пришла внезапно, но это лучшее, что я могу сейчас сделать. Разыграть сцену с "кисейной барышней" — тактика всегда работает. - Не хочу показаться грубой, но...если честно, я сейчас не готова ни с кем знакомиться. Банально не запомню. У меня дико болит голова после...дороги. - Ой, конечно! - Ката тут же подается ко мне, - Лер, прости, пожалуйста. Я совсем не подумала об этом, почему ты не сказала? В салон тебя потащила... - Все было нормально, но теперь...уже нет. Если можно... - Конечно-конечно! Я тебя провожу в твою спальню... Ката мягко поворачивает меня на выход, но легче не становится. Мне сейчас даже за обман не стыдно, я вообще ничего не чувствую...кроме упорного, обжигающего взгляда в лопатки...«Клетка»
Лера, около семи лет назад - …Малыш? Я слышу голос Ромы, а он по вискам бьет точно железный молот по наковальне. Мне плохо. Если честно, то я почти умираю, свернувшись в позе эмбриона посередине нашей огромной постели. Наверно, и по цвету подхожу ближе к пушистому покрывалу, в который, собственно, завернулась. Как в лаваш… - Я тут, - отзываюсь тихо. Тишина. Потом слышу, как ключи ложатся на комод, затем жужжит молния на его куртке. Тук-тук, он отставляет ботинки в угол. Потом берет что-то шуршащее и двигается в сторону спальни. Там, где я. По идее должна быть сексуальной, готовой ко всему. Как там было? Хорошая жена — это хозяйка на кухне, королева в гостях и шлюха в постели? Никогда не понимала эту фразу, конечно, никогда ее не одобряла. Она выглядит как-то...кхм, унизительно, по моему скромному мнению, но сегодня…честно, я бы хотела ее исполнить. У нас годовщина. И как я встречаю своего мужа? На кухне потоп тире бомбежка, стол не накрыт, и вместо шлюхи в постели с сексуальным бельем и какими-нибудь еще прибамбасами из моего потайного пакетика, который я наполнила еще месяц назад в местном магазине для взрослых — его ждет тюлень. Нет, серьезно. Самый настоящий, серый тюлень с гладкой, влажной кожей, издающий характерные звуки из ванной комнаты…примерно раз в сорок минут. Отлично. Из груди вырывается обреченный стон, прячусь под одеяло. Через мгновение его шаги, которые все это время приближали неизбежность, останавливаются. Рома молчит. Я тоже. Мне стыдно. Годовщина потрачена банальным образом: я отравилась креветками, пока готовила праздничный, романтический ужин. И никакие таблетки не спасают! По-прежнему очень хочется умереть… - Эм…малыш? - озадаченно зовет меня, делает шаг в комнату, но снова останавливается. Издает короткий смешок, наверно, чешет затылок… - Там на кухне прям погром. О боже… Пищу от досады, обиды, от злости, в конце концов! Как можно было так облажаться?! И почему! Почему, господи-ты-боже-мой! Это случилось именно сегодня! Сейчас! Злой рок?! Да?!… Рома улыбается. Я не вижу его, но чувствую по мягким, теплым волнам. Он подходит ближе, постель рядом со мной прогибается под его весом, а еще через мгновение я ощущаю тяжелую, но горячую, родную ладонь на своем боку. - У тебя не получился ужин, ты психанула и теперь прячешься от меня? Логично, но как бы не так! Мотаю головой. Рома улыбается еще шире — и я снова это чувствую. Да и слышу в голосе. - Хорошо…тогда это какая-то игра? Ты вызвала клининг, я твоя уборщица, а ты моя госпожа? Во дурак, конечно…но это спасает. Я начинаю тихо смеяться. - Нет, но идея мне нравится. - Вылезай, - мягко говорит он, - Что случилось? Я знаю, что он не будет сердиться. Он не такой мужчина, который начнет фыркать и глаза закатывать, это очевидно. С таким мужчиной я бы не смогла жить. Такой мужчина был бы слишком похож на моего отца, а я себе еще в детстве поклялась, что мой принц пусть будет каким угодно, но не таким же! К тому же если честно, мне очень хочется на ручки… Так это снова происходит. Я откидываю одеяло, ощущая себя маленькой-маленькой девочкой. В глазах стоят слезы, я пищу что-то вроде: - Я отравилась… И начинаю плакать, как ребенок… Рома всего мгновение медлит. Озадачен, растерялся, но он быстро берет себя в руки. Сгребает меня в охапку, подтягивает к себе, обнимает нежно-нежно. Я замечаю огромный букет моих любимых, красных роз на полу — становится еще обидней… - Все испортила…нашу годовщину…прости меня, пожалуйста. Я не хотела и… - Тсс…за что ты извиняешься? - шепчет мне на ухо, потом отстраняется и убирает взмокшие волосы, хмурится, - Как ты себя чувствуешь? - Пло-о-охо… Рома поджимает губы, чтобы не рассмеяться. - А если чисто физически? - Не так пло-о-хо, как два часа назад, - вытираю глаза, как ребенок, кулачком. А он улыбается мне. Открыто, нежно. Как только он умеет: когда я лажаю, поддерживая одной своей улыбкой...Подносит руки мои к губам, оставляет на них поцелуи. Тихо интересуется… - Ты выпила какое-нибудь лекарство? Может быть, нужно в больницу? - Я выпила. Не нужно. - Хорошо…так. Хорошо, понял, - он кивает, потом поднимает глаза и жмет плечами. Так просто, словно это само собой разумеющееся. - Тогда план простой. Ложись в постель, включи какой-нибудь сериал, а я пойду приготовлю тебе бульон. Он же все лечит, правильно запомнил? - Но ты не должен готовить, - шмыгаю носом, выпятив вперед нижнюю губу, - Не должен! Ты должен был прийти, увидеть мой крутой стол, а потом подняться в спальню и удивиться еще сильнее! Потому что я готовилась! Я тако-о-е купила! Все должно быть не так! Не так! Мою истерику терпят без нареканий. Только улыбаться он не прекращает ни на мгновение, и глаза от меня не отводит. А потом до меня доходит еще кое-что… - О боже! От меня, наверно, пахнет! А ты…о боже!!! Я слабо отбиваюсь, уперевшись ему в грудь в попытках съехать с колен и забиться в дальний угол нашей постели. Рома смеется — он только сильнее к себе прижимает, и в какой-то момент я теряю надежду на сохранение хоть какого-то флера загадки и сексуальности этой ночью. Расслабляюсь, откидываюсь назад, раскинув руки и ноги в стороны. Смотрю в потолок. - Класс. Я должна быть красивой и сексуальной, а по факту что?! Я… - Ты самая красивая женщина на свете, любимая. Хмурюсь с сарказмом, опускаю на него глаза и фыркаю. - Ну да. Моника Белуччи сейчас волосы себе только так рвала бы. Глядя на девочку-тюленя. Конечно. Рома начинает тихо смеяться. Он прижимается лбом к моей груди, и это продолжается ровно до того момента, пока я не начинаю улыбаться. Только тогда он поднимает глаза и шепчет. - Плевать на Монику Белуччи. Кто она рядом с тобой? Моей любимой женой. Выгибаю брови. Он мило улыбается, морща нос, и тихо спрашивает, приближаясь еще. - Как тебе? М? Я вернул немного романтики? - Надеюсь, ты не собираешься меня поцело… Я не успеваю закончить, Рома нежно касается моих губ, а потом углубляет поцелуй, бережно поддерживая под голову. Притягивая ближе. Обнимая так, что ты просто обо всем забываешь и…веришь. В его слова, в его любовь, в его сердце, которое бьется будто бы только для тебя! А так разве бывает?…иногда мне кажется, что я просто впала в кому, а вся моя жизнь — это лишь проделки воспаленного сознания. И его не существует вовсе… Сейчас Тяжело, сухо дышу, глядя в одну точку. Лопатками прижимаюсь к двери, словно это мне поможет удержаться все те воспоминания, которые обрушиваются словно огромная тонна воды. Ледяной, наполненной острыми кинжалами, что режут твою душу, на части ее растаскивают. Прижимаю руку к груди. Там сердце колошматит так быстро, так глухо…кажется, еще мгновение, и его непременно разорвет на части. На глазах слезы. Раскаленные кинжалы моей боли, что, как оказалось, меньше не стала, а живет глубоко и вообще не собирается отпускать — пронзают насквозь сознания. Словно вспарывая швы, что с таким трудом мне удалось наложить и спрятать за ними нас. Воспоминаний о нас… Ко мне возвращается все. Счастье, любовь, которую я видела в его глазах каждый день. Его запах, его теплота, вкус его губ, нежность прикосновений…Я чувствую все это! И снова чувствую тот день, когда я подумала, что, возможно, лучше бы действительно впала в кому. О том, как мой мир взорвался, я стараюсь не вспоминать. Ты просто определяешь некоторые события, как территорию ИКС, а потом очень долго и упорно запрещаешь на нее заходить. Но подсознание ходит везде, где ему захочется, а рядом с ним ему очень хочется. Я до сих пор поверить не могу, что он мог так со мной поступить… Черт возьми. Я жмурюсь до рези в глазах. Когда ты так отчаянно стараешься сбежать от правды, наверно, рано или поздно наступает этот момент неотвратимости. Твоя собственная, израненная душа догоняет тебя, сбивает с ног и не оставляет ни единого шанса, кроме как снова ощущать все то хорошее, что было между вами. И весь тот ужас, который неизменно наступает, когда тебя предают самые любимые руки. Нагибаюсь вперед. Упираюсь в колени, стараюсь сделать вдох. Хотя бы один вдох, в котором не будет его! А у меня не получается…снова начинает тошнить. От перенапряжения даже голова кружится! И всего один вопрос: разве это возможно?! Как это возможно?! Так бывает, да?! Я на другом конце мира! Я в месте, где его быть просто по всем законам даже самой подлой подлости не должно! Но он был… Он сидел напротив меня. Он смотрел. И глаза его не изменились словно и сам он остался прежним — все таким же смертельно красивым, все тем же мерзким предателем, который разбил мое сердце так, как никто бы не смог! Ведь я никого и никогда так не любила, как его лю… Нет! Ни за что этого вслух не произнесу! - Возьми себя в руки, твою мать! - рычу самой себе, потом резко отрываюсь от двери и уверенной походкой иду в ванную комнату. Она у меня своя, отдельная. Что-то на баснословно богатом, ну и пусть! Сейчас я не проклинаю, не боюсь и не нервничаю — это благо! Я счастлива. Смываю весь этот бред прошлого в черный слив, куда уходят и руки его, и губы его, и проклятый запах. А потом…отрезаю территорию ИКС. Никаких больше воспоминаний. Никаких больше «мы», никакого Измайлова. После срыва обычно мне всегда удается присобачить максимально устойчивый замок на крышку гроба своего брака, а значит. И в этот раз у меня все получится! Даю себе твердые наставления, глядя прямо в глаза через отражение огромного, золотого зеркала. Вот так. Ты молодец. Это правильно. Никаких воспоминаний, даже не смей вида показывать, что ты что-то помнишь о нем! Рома Измайлов? Ха! Кто это такой вообще?! Я его впервые вижу. Кристина Батаева? Я бы могла, конечно, сказать, что надеюсь, она заразилась какой-нибудь неизвестной человечеству болезнью и лишилась носа! Но я так не скажу. Разумеется. Ведь кто она? Кто эта женщина? Я без понятия. Так то. Киваю самой себе, потом выхожу из ванной, по пути к постели заворачивая влажные волосы в хвост. Черт. Нет резинки. Мне бы, конечно, очень хотелось получить свои вещи, но, наверно, их доставят только завтра. А если бы ты не сбежала, то получила бы все сегодня…или можно,например, спуститься, да? Попросить свои чемоданы... Бросаю взгляд на дверь и понимаю, что скорее ноги себе откушу собственнозубно, чем сделаю шаг в эту сторону и к этой еще одной, гребаной встрече. Ни за что! Плевать, разумеется, я никого внизу не знаю, кроме Алекса и Каты, но ни за что! Слишком уж устала. Хмыкаю, присаживаюсь на край постели, а самом смотрю в окно. Там открывается потрясающий вид на океан с небольшого балкона. А чтобы нет? Где-то прочитала, что для счастья и спокойствия души, нужно смотреть на воду хотя бы десять минут в день. Звучит, как суперплан. Встаю, выхожу. Сжимаю деревянный заборчик, драматично смотрю вдаль. Там в лунном свете океан переливается просто потрясающе, конечно. Наверно, только здесь, в этом моменте, я окончательно понимаю, почему тот бриллиант из Титаника называли «Сердцем океана». Мне кажется, что совсем не из-за его формы — слишком как-то…примитивно. Не-ет…он был похожего темно-синего цвета, таящего в себе загадку, тайну. Свободу? Может быть. И любовь. Определенно точно. Я вижу все это сейчас перед собой: сотня отблесков одного подаренного чувства — любви… - Тебе необязательно было так сбегать, - звучит неожиданно тихий голос. Я вздрагиваю. И тут на рефлексе всегда поворачиваешься на звук, а я глазами вперилась в луну, вцепилась в перила и…перестала дышать. Мне ведь не нужно совсем поворачиваться; и такое ощущение противное, что свобода-то тоже — это лишь игра воображения. На самом деле ее нет, но есть клетка, которую я сама создала. Она всегда со мной, потому что куда бы я ни отправилась, от самой себя мне не убежать…«Валерия: десять баллов
» Лера, сейчас У вас когда-нибудь бывало так, что весь мир резко, под давлением адреналина и кучи деструктивных эмоций, берет и сжимается до одной точки? В мозгу твоем создается особый коридор, где стены — это просто фото на высокой выдержке у очень плохого фотографа. От мира вокруг остаются только размазанные пятна, длинные, горящие полосы, и все вокруг в блюре…Это как словить стоп на одном объекте, пока вся остальная жизнь слишком быстро убегает вперед. Это как если бы ты ослеп, но видел только одно — образ, который забыть невозможно, глаза, которые являются тебе в снах, преследуют и в реальности при особо плохих раскладах. Губы, голос… Измайлов не изменился и стал будто бы одновременно совсем другим человеком. Я его одновременно знаю, но вместе с тем совсем нет; это в моменте так, само собой. Потом, когда я приду в себя, я буду думать по-другому, но сейчас…может быть, эта тьма ночная скрывают его тьму? И я не вижу ничего, кроме чего-то нового, неведомого ранее… Ветер качает деревья. Самые настоящие пальмы, ходящие вокруг ходуном; и знаете? Это выглядит почти иронично, потому что мир вокруг смазался и заблюрился, но он так четко отражает то, что сейчас происходит в моей голове. Я не могу перестать на него смотреть. Нас разделяет расстояние. Довольно-таки большое, если честно, ведь это точно не расстояние вытянутой руки. Мы стоим на разных балконах. Но рядом. Логика подсказывает на подсознательном уровне, что его комната — сейчас будет смешно, ха! — соседняя после моей. Замечательно, да? Если судьба есть, она, само собой, та еще сука… Резко отворачиваюсь. Меня шпарит. Как на солнце смотреть без защиты — это сложно, это больно и это абсолютно точно опасно. Нельзя. Рома тихо улыбается… - Ты стала еще красивее, чем была. Не думал, что это возможно, а… Вот же…сука! Как он смеет?! Моментально отращиваю все свои шипы, смотрю на него и рычу: - Рот свой закрой! Немедленно. Он замолкает. Здесь по-прежнему темно, только луна свои лучи на нас направляет, как прожекторы, но! В таком свете хрен, что разглядишь. Конечно, при условии, что ты не хочешь этого видеть… Видимо, я хочу. Потом себя поругаю, но замечаю, как его взгляд тяжелеет, однако…в нем по-прежнему есть жадность, с которой он смотрит на меня. Как разглядывает, как дышит через раз, словно…боится? Если бы я не знала его, я бы так и подумала: он боится, и это льстит. Любой женщине польстил бы такой взгляд: словно мужчина с безумным упорством заставляет свои глаза не моргать, потому что боится, что ты исчезнешь. Как предрассветный туман. Или как призрак… - Прости, - роняет тихо. Я снова отворачиваюсь. Это пытка. Мысли — это пытка; ведь я не верю им, а даже если бы хотела поверить — если бы хотя бы хотела! Я не хочу! — потом это будет неизбежно больно, как в первый раз…когда ты думаешь, что у тебя есть свой мир, когда ты вкладываешь в него, когда ты в нем живешь, а потом, оказывается…все это было лишь в твоем воспаленном мозгу. Глупая Лера… Прикрываю глаза. Посильнее сжимаю ворот своего махрового халата, словно мне холодно; мне не холодно. Само собой. Я только изнутри мерзну уже который год. Из-за него. И знаю, что это не исправит никакая теплая одежда, хоть в сто шуб запендюрься. Дурость… Разумеется, это все бред. Такой бред! Реагировать так на человека, который с тобой обошелся когда-то хуже, чем с самым своим ужасным врагом. Уверена, если я выйду в сеть и запилю какой-нибудь дикий пост с подробностями нашей истории, мне у виска покрутят. Скажут, наверно: девочка, тебе дорога прямая к психологу. А лучше, моя милая, к психиатру сходи. Это ведь клиника, понимаешь? Что ты носишь в своей душе? К кому? К нему, что ли?! Забыла?! Напомнить?! Что он с тобой, как он с тобой! Сволочь такая. Нет, я не забыла. И вы не поверите, я бы у психолога, только, как вы можете заметить, не помогло. Меня трясет изнутри, я злюсь — на него, на себя! Нет, больше на себя. Но, знаете что еще? Что я чувствую? Отчего на мне крест смело можно поставить. Только никому не говорите, потому что в таком признаться сложно — мое сердце дрожит. Там, под глухой обороной, под тысячами пластов боли, моей брони из нее, родимой, и из злости жгучей — оно дрожит, ведь оно…радо. Господи, хочется саму себя прибить. Пожалуй, я даже не ищу понимания, не ищу прощения, оправдания. Наоборот. Если совсем откровенно, я надеюсь, меня распнут за такие чувства, чтобы никому не повадно было. Назовут дурой, отправят на какой-нибудь остров необитаемой, чтобы не заразила остальных представительниц прекрасного пола своей…слабостью. - Я не знал, что ты будешь здесь, - снова говорит он. Не отводит взгляда. Я ощущаю его всем жаром по коже, всеми мурашками, всеми внутренними вибрациями. И хочется рыдать — что со мной? Все же было хорошо. Без него — все было хорошо! - Закрой рот, - шиплю, - Не смей со мной разговаривать. - Я понимаю… - начинает он после короткой паузы, а меня прям подрывает! Если бы у шторма, который вот-вот накроет остров, было имя — оно было бы моим. - Я сказала! - резко поворачиваюсь и на эмоциях шагаю ближе, - Не смей со мной разговаривать! Я не желаю слышать звук твоего голоса, не желаю…ничего, что связано с тобой! Это понятно?! Наконец-то он отводит свои глаза и пару раз кивает. Я не замечаю, что с силой сжимаю перила из теплого дерева. Возможно, на них останутся следы от моих ногтей… Отведи глаза. Не могу. Смотрю на него. Жадно пожираю образ, который когда-то так любила, и да! Да! Он изменился… Повзрослел будто лет на двадцать. И жизни в нем будто бы поубавилось, похудел. Подкачался… Твою мать! Горячие образы рук его, которые теперь имеют более выраженный рельеф, заставляет вспоминать о том, как я кусала эти плечи. Как я гладила их. Как наносила дурацкую пену! И как я любила каждую черту его, каждый сантиметр… А сейчас ненавижу. Как же я тебя ненавижу! - Не смей никому говорить о том, что было между нами, Измайлов! Рома поднимает глаза. Через мгновение поворачивается ко мне лицом, теперь стоит напротив. И он слишком близко. Все еще далеко, но слишком близко; хотя...разве будет когда-нибудь достаточно? Мне было мало нескольких стран между нами, забыла? И смотрит так…господи, как он смотрит на меня...Намного глубже, чем раньше. И... Нет! Стоп! Никаких "и", "но", "или"! Прекрати отвлекаться! - Никто не знает, что я была замужем. И никто не узнает этого! - Боишься за свою репутацию? Пытаемся шутить? Очень мило. - Знаешь? Да, боюсь! Быть твоей бывшей женой — это не то чтобы очень почетно! Молчит. И правильно. Ты знаешь, я — права! Никто не хочет быть женщиной, которую обманули; никто не хочет признавать, что им изменили. Тем более, никто не хочет быть рогатой идиоткой, которую обманули и которой изменили в ее собственном доме. На ее постели. Где она спала пару часов назад, а потом… Бах! БАХ-БАХ-БАХ! Вместе с молнией черные закоулки памяти разряжает косая, уродливая вспышка. Прошлого: хорошего, лучшего! А потом самого ужасного, который только может представить себе человек… Ненависть поднимается гадкой волной. От нее воняет тиной. От нее несет разочарованием, болью и разбитой лодкой, которая должна была целой проплыть всю эту долгую дорогу жизни… Я теряю рассудок. Кажется, он просто сгорает, и логика, мысли, разумные действия типа тех, где я разворачиваюсь и ухожу — все идет к черту! Выплевываю… - Кстати, об этом. Где же твоя первая «любоффф»? Надеюсь, ее не будет в меню? Сегодня. Рома отвечает тихо. - Без понятия, где она. Я не видел ее три года, и мне плевать. Что-то неправильно ударяет в сердце. Класс… Зачем я вообще об этом спросила?! Зачем?! Мне есть дело?! А будто нет… Конечно, есть. Это страшно…снова увидеть ее — это страшно; еще хуже? Увидеть их вместе, счастливыми, пока ты под своей броней по-прежнему идешь трещинами… Не видел ее три года. Ровно столько прошло с нашего развода. У нас бы могла быть дочка, ведь мы хотели девочку. Мы так хотели девочку… Что ты делаешь?! Прекрати! Ты спятила?! Прекрати на него смотреть! Беру себя в руки. Хотя на практике это означает немного другое: я просто сжимаю себя в стальной хватке, от которой даже дышать сложно, и отгоняю все те образы, все свои реакции, не оставляя ничего. Ни. Че. Го. Снова пустота, снова все эмоции под ковром, как пыль, которую тебе лень собирать в савок — и мне лень; но я отлично умею прятать улики. - Какая жалость, - отворачиваюсь и иду к двери, - Не приближайся ко мне! Держись на расстоянии, или ты пожалеешь. - Я жалею лишь об одном, Лера. Резко замираю. Еще одна косая вспышка. Еще одно неправильное биение моего бедного сердца, которое…тянется. Оно так радо. Так радо видеть его…и позади будто все мосты сгорают; впереди тоже. Я на месте. Я все еще топчусь на месте, потому что на самом деле психологи не помогают — это все херня; и ничего не поможет, если сердце твое вот так сжигает все пути и все дороги «от», заставляя стоять на месте. Заткнись… Закрой свой рот… Прикрываю глаза. Ветер поднимается сильнее. Гром гремит, а я даже не вздрагиваю… Нет. Нет-нет-нет! Не смей! Не смей у него ничего спрашивать! Не смей поворачиваться, смотреть ему в глаза: ничего не смей делать! Я сильнее. Сильнее этих ублюдских эмоций, чувств и своего тупого сердца! Я сильнее, чем он. Чем она. Чем они оба! Вкупе со своим отвратительным предательством… Я справлюсь. Не повернусь, не продолжу этот разговор. Я не упаду на колени! И я его никогда не прощу. Ни за что… Даже если знаю, что он хотел сказать дальше…даже если увидела это в его глазах… - Лучше закрой окна, будет сильный ливень, - говорит он тихо, я морщусь. Но молчу. Он добавляет: - Если ты хочешь, завтра же я улечу. Только скажи и… - С чего бы вдруг? - выталкиваю из себя тихое, потом хмыкаю и дергаю плечами, - Мне насрать, где ты будешь и что ты будешь делать. - Лер, я серьезно… - Я тоже, - медленно поворачиваю на него голову и холодно усмехаюсь, - Делай что хочешь, но советую не трепать языком, а помнить: я тоже могу многое рассказать. И тебе это, будь уверен, не понравится. Он склоняет голову вбок, я с отвращением провожу по нему взглядом и еще раз усмехаюсь. - Уедет он…да с чего ты взял, что меня волнует твое местонахождение? Оставайся. Мне абсолютно наплевать, ты для меня не существуешь. Я тебя больше не люблю, Измайлов, чтобы думать об этом. Ты. Просто. Белый. Шум. Не накидывай себе лавров. Решительно скрываюсь в комнате, закрываю дверь. И даже не хлопаю ей! Но там, в комнате…я прижимаюсь лбом к стене, за которой спряталась, и не могу сделать ни единого вздоха. Ветер начинает порывами биться в окно, принося с собой жесткий град из дождевых капель. Ливень. И я — это он. Валерия: десять баллов.«Гордость не порок»
Лера, сейчас Время до рассвета тянулось неумолимо гадко и медленно. За окном ревел ветер, гремел гром и шел жесткий ливень, а я лежала на своей постели и смотрела в потолок. Честно? Мне было абсолютно плевать на все, что там происходило на улице — глухой, белый шум. Ноль реакции. Я слишком глубоко погрузилась в свои мысли, чтобы заметить даже ядерную войну; какой там шторм? Ха! Просто смешно… Спала мало. Когда спала — лучше бы не спала вообще! Мозг и память начал свои собственные Голодные игры. И как там было? Помните? Девиз…ах да: пусть удача всегда будет с вами. ХА! Разумеется..."удачи никогда не бывает на нашей стороне". Не понимаю, к какого рода удаче нужно уповать, когда ты нон-стопом вспоминаешь моменты, которые делали тебя такой счастливой. Теплые моменты, хорошие… Они есть у всех, кто когда-либо любил кого-то. Ты собираешь их, как маленькие жемчужинки на тонкую нитку своего ожерелья Жизни, а в старости достаешь его, бережно разглядываешь…где-то улыбнешься, а может быть, даже смеяться станешь до слез. Где-то просто будут слезы…это, увы, тоже неизбежно. Я не считаю себя единственной на свете женщиной с тяжелыми моментами, они есть у всех, но…сейчас мне действительно очень тяжело. По-настоящему тяжело осознавать, что причина моих сложных моментов находится через стену от меня... Кто я? Ребенок без детства. Что у меня было хорошего? Какие-то обрывки с матерью, наш с братьями счастливый балкон и…Рома. Мы познакомились так рано, мы стали встречаться так скоро, а потом поженились и…почти всю мою сознательную жизнь занимал именно мой муж. Он подарил мне много хорошего, он создал для меня бóльшую часть моего ожерелья на данный момент, и даже его поступок в конце не смог разрушить ту тяжелую, толстую цепь, которая меня с ним навсегда связала. Смех, улыбки, забавные или просто милые ситуации…наша жизнь была такой полной! Путешествия, работа…он научил меня водить машину, и эта история требует отдельной, собственно, главы, потому что тогда мне было очень смешно. И ему. Измайлов злился, но это была не та настоящая злость, которая тебя обижает — такую злость ты тоже с радостью нанизываешь на свое ожерелье, потому что от нее тепло. В какой-то момент я словила себя на осознании, что лежу и улыбаюсь, потирая место, где когда-то было мое любимое кольцо. Я же его просто обожала! И нет, не из-за того, что на момент, когда он мне его вручил, встав, как полагается, на одно колено, это кольцо стало самым дорогим, что у меня в принципе было. В материальном плане. Оно значило для меня…детское, возможно. Глупое. Но оно как будто бы стало эквивалентом нашей связи: я бережно никогда не снимала его, чистила регулярно, ухаживала…Франк тоже подарил мне украшение. Он купил мне безумно дорогой браслет с бриллиантами на прошлое день рождения, и, возможно, оно близко подошло к стоимости моего помолвочного кольца, но…к нему у меня не было такого трепета. Мне стало стыдно. Представляете? Принимая этот подарок, все, чего я хотела — это сбежать подальше, лишь бы его не видеть. Странная реакция, я согласна, но, наверно, она вполне очевидна, если ты ребенок с детской травмой, который все равно до сих пор живет где-то внутри меня. Той девочке нужно было извиняться, если она возьмет случайно даже какую-то мелочь у своего отца. Вроде жвачки, которую ему дали на сдачу в магазине, и которую он точно кинет в ящик и забудет о ней на ближайшие пару столетий. Или, например, этой девочке нужно было чуть ли не в ноги кланяться за подарок на день рождения, даже если это какую-нибудь дешевая игрушка из «пластмассы». Кислотная такая, уродливая. Максимально убогая, вызывающая не радость, а, скорее, ночные кошмары. У них еще вечно глаза были навыкат, как будто эти игрушки застыли в момент эпилептического припадка. Бр-р-р-р… Но в нашей семье полагалось даже за такое в ноги падать и целовать носки отцовских тапок, лишь бы он понял, насколько ты благодарна. Не поймет? Хана. Пиши-пропало. И да, у меня всегда похожая реакция на подарки в целом, так как я это ощущение унижения ощущаю сразу же после того, как мне вручат коробку. Бах! Бдыщ! И мерзкая, зловонная волна с привкусом дешевой водки и режуще-колящих мурашек. Но то кольцо…черт возьми, оно стало единственным, что я впервые в жизни получила…без этого ощущения тошноты, подступившей к горлу. И все из-за его взгляда, и все из-за его улыбки…его намерения на тот момент казались такими чистыми, а любовь такой большой, что она просто затмила все мои детские ред флаги. Когда все рухнуло, вместе с нашими отношениями ушло и это ощущение. Как будто все вернулось на круги своя, и сделать тут ничего нельзя. Ой, да. Правильно. Нужно перенаправить свои мысли на Франка! Замечательно… Пип-пи! Нет. Кажется, Франк отменяется... Я потянулась к телефону с улыбкой, уже зная, кто именно мне написал. Лев Толстой «9 января 1854 года. 1) Встал поздно. 2) Разгорячился, прибил Алешку. 3) Ленился. 4) Был беспорядочен. 5) Был грустен» Лев Толстой Как тебе? )) Я улыбнулась. Даже в моменты великой скорби этот человек может заставить меня улыбаться. Какой же он чужой? Чужой, ха! Просто смешно… Холли Голайтли Шикарно) что это?Лев Толстой Мой дневник) Брови резко взлетели вверх, но пояснение немного успокоило. Лев Толстой Ну как «мой»? Его. Господина)))
Холли Голайтли Ах, поняла. Господина, чье имя ты позаимствовал?)))
Лев Толстой Точно) Но это так забавно) много сокровищ, честно признаюсь)
Лев Толстой Вот еще)) «14 июля 1855 года. Может быть, я не переработаю свой характер, а сделаю только одну и важную глупость из желания переработать его. Есть ли нерешительность капитальный недостаток — такой, от которого нужно исправляться? <…> Есть недостатки абсолютные, как-то: лень, ложь, раздражительность, эгоизм, которые всегда недостатки» Нахмурилась. По каким-то внутренним вибрациям, в небольшом расстоянии между маленькими, холодными буквами…мне привиделся абсолютно другой какой-то смысл. Более глубокий, чем «давай посмеемся в свободное время». Лев Толстой Хотя в последней мало забавного, конечно. Больше философского.
Лев Толстой Как ты считаешь, может ли человек изменить свою суть? Если она ему не нравится самому? Значит, не показалось. С такой мыслью я нахмурилась посильнее и задумалась потуже. А возможно ли это? Приятным ответом будет четкое, громкое и бесспорно положительное «ЕЩЕ КАК!», потому что мне самой в себе многое не нравится. Даже если отбросить очевидное, что я с самого развода никак отбросить не могу, мне тоже многое не нравится в моем характере. Хотелось бы быть более «холодной» на сердце, не шпарить и не бежать. Быть степенной и размеренной леди, как те, что сидят во главе моего журнала. Как Светочка та же. Как пример особо яркий. Я, хоть убей, на них все равно остаюсь непохожей. Ору ли на свои подчиненных? Да. Придумываю ли им обидные клички? ЕЩЕ КАК! Но…во мне нет того, что было в ней всегда: эффекта. Я остаюсь милым, взрывным ежиком, который поорет, да успокоится. Придумает кличку? Ну и пусть ее придумывает. Сердце у нее доброе. Теперь я знаю, что у Светочки тоже доброе сердце. Разумеется! Оно доброе! Но она умеет искусно прятать его, умеет его прятать и умеет вызывать неподдельный ужас, так что ее приказы — это прямое наставление по жизни, от которого попробуй только в сторону дернись! Мои же…ну как бы нет. Но и не только в работе дело. В личной жизни я тоже терплю фиаско. Нерешительность, страх, неспособность вычеркнуть из жизни то, что нужно было уже переболеть! Перерасти! Отпустить! Господи-боже…а я только притворяюсь, что все хорошо. Я только притворяюсь… Закрыв глаза, я постаралась сдержать новый приток тупых, раздражающих эмоций, а потом ответила…с верой в каждое свое слово… Холли Голайтли Мне хочется верить, что если мы искренне чего-то хотим, то можем изменить все на свете. Начиная от того, что нас окружает, заканчивая тем, что есть внутри нас. Это глупости…в смысле… «люди не меняются?» — это бред. Если ты чего-то безумно хочешь, ты можешь переломить любую парадигму. Даже если эта парадигма — ты сам.
Лев Толстой Спасибо. Мне нужно было услышать это именно сейчас
Холли Голайтли Что-то случилось? Набрав, я застыла с направленным на синюю стрелку пальцем. Могу ли я о таком спрашивать? Нет, не думаю… Стерла. Написала снова. Холли Голайтли Ты сильно хочешь измениться?
Лев Толстой Если бы ты только знала
Холли Голайтли Тогда…я в тебя верю. Мало, но неплохое начало, м?
Лев Толстой Да…спасибо Сейчас я лежу в постели и перечитываю вчерашнюю переписку с каким-то приподнятым настроением. За окном от шторма осталось одно название, и это новый день, а значит, новый шанс переломить парадигму. Даже если эта парадигма — ты сам. Я иду в душ, где разрабатываю простой план: не реагировать, быть взрослой, быть гордой и достойной. Да, ситуация неприятная. Да, такого в обычной жизни происходить не должно! Но! Оно уже происходит. Я на острове, которым владеет семья моего друга — тут уже, конечно, впору задаться вопросами, а не рухнул ли мне на голову кирпич, собственно? До сих пор слишком странно такое произносить даже про себя. Но ладно. Сделаем вид, что ничего необычного не происходит. Чемоданы мне наконец-то доставили, после того как моя голова ловко выловила маленькую, милую горничную в смешном платье, высунувшись из комнаты. Я выбираю цветастое платье с открытыми плечами, к нему беру туфельки на плоской подошве и спускаюсь на первый этаж. Сразу сталкиваюсь с Катой. Она, в обществе молодых, красивых женщин, завтракает. - О! Лера! Ты встала! Иди скорее к нам! На мгновение я ловлю себя на глупом страхе, но ни в одном взгляде не читается чего-то негативного. Интерес, возможно? Оценка? Да. Но все женщины смотрят так на других женщин. Возможно, это в нашем ДНК. Буквально через полчаса я вовсе забываю о том, что в самом начале немного их испугалась. Оказывается, девушки эти — Джессика, жена лучшего друга Алекса, Сана, его двоюродная сестра и Николь, девушка еще одного друга Алекса, — прекрасны. Они умные, интересные, веселые. У них прекрасное чувство юмора! И мне с ними комфортно. Ни одна из них ни разу не дала мне пищу для перебранки моих комплексов — я будто бы на своем месте. Но потом…охо-хо-хо… Это происходит внезапно. Что-то ломается в твоей системе координат, ведь я всегда думала, что гордость — это великолепно. Мне нравилось качество характера, которое в моей голове всегда шло в паре с силой духа. Гордые люди = сильные люди. Аксиома, своего рода. И с детства так было. Я всегда знала, что буду относиться к себе с уважением и ценить свою гордость, ведь…знаете, как говорят? Травмированные дети живут по двум сценариям: либо повторяет родительскую систему координат, либо ломают все к чертям собачьим и живот в противовес. То есть, абсолютно непохоже на то, как и чем дышали мама с папой. Я с малых лет решила для себя, что мой путь — второй путь. Никогда бы непозволила себе быть похожей на маму. Никогда! Пусть я ее безумно люблю, но…где-то внутри меня все еще сидит маленькая Лера, которая не смогла простить ее за то, что она была…тряпкой. Порой я ее за это даже ненавижу. Звучит ужасно, но так уж оно есть. Я ненавижу ее за то, что она не уходила от него столько лет! Пусть разумом и понимаю, что такие схемы просто не ломаются, а из порочного круга выйти бывает дико сложно — но это говорит моя взрослая часть; детская все еще шепчет: я ее ненавижу! Ежусь. При чем здесь это?! Не хочу думать о своем детстве. Итак уже много ему уделила…хотя, конечно, в этом разговоре, может быть, думать о детстве лучше? Ведь мои парадигмы ломаются. Только не те, что я бы хотела сломать. Гордость не порок; так говорят. А сейчас это представляется какой-то неразумной, тупой шуткой…ведь если бы не моя гордость, которую я отчаянно отожествляю с силой, сейчас бы мне не приходилось выслушивать это: - …Нет, ну это, конечно…кхм…доказательство, что Бог есть. Девочки все в ряд сидят. Головы повернули в сторону пляжа. А там…полуголый Измайлов стоит на руках. Ха! Смешно, конечно, но…черт возьми, нет. Ничего смешного в этом нет. Он весь напряжен. Кубики на животе стали безумно рельефными, появились новые татуировки. И он не красуется, он не играет. Он занимается. Медленно сгибает руки в локтях, разгибает их. На ушах огромные, серые наушники. Он даже не знает, что его глазами тут вовсю пожирают…он вообще как будто из этого мира выпал. Сосредоточен, серьезен и…сука, так привлекателен! - Фуу-ух, - Николь обдувается ладошкой, - Вот это пожар, конечно. Ты не говорила, что у нас завтрак будет с сюрпризом! - Да, - подхватывает Сана со смешком, - Это же еще не девичник… - Девочки, да прекратите же вы так глазеть! Он заметит! А вы замужем. - Кхм-кхм! Сана поднимает указательный пальчик к потолку. - Я пока нет. - И я тоже! - поддерживает Николь. Ката закатывает глаза. - У вас есть мужчины. Хватит! Джесс, ну ты то куда?! Поддержи меня! А она не просто игнорирует отчаянную просьбу. Она еще телефон достает и быстро делает фото. Ката обреченно выдыхает и ударяется лбом об основания своих ладоней. - Кош-шма-а-ар… - Да успокойся ты! Я не для себя. - Мне должно полегчать? Если Кевин увидит это фото, ты испортишь мне свадьбу вашими скандалами! Еще и драка будет! - У тебя же русские корни, - поддевает Сана, потом бросает быстрый взгляд на меня. Видимо, проверяет. А не обидела ли? Это приятно. Ну, в каком-нибудь другом моменте точно было бы, что о моем душевном состоянии так заботятся. Сейчас же − плевать. Я просто хочу, чтобы этот тупой разговор по обсуждению гребаного Измайлова закочнился побыстрее!!! - Ой, спасибо! Спасибо, дорогая, что так переживаешь за мою семью, - с улыбкой парирует Джесс, быстро набирая сообщение, - Я скину его своей подруге. Она таких как раз любит… - Каких? Голых? - И это тоже, - усмехается она, а потом ситуация становится еще хуже. Джессика откладывает телефон в сторону, пристально смотрит на Кату и поднимает брови. - Ну и? Ты расскажешь? - Что? - Как это "что"?! Кто он? Откуда? Холостой? Надеюсь, что да. Потому что я уже скинула фотку Лане. - Я не знаю… - Кат, да брось! Расскажи! Мы же тут девочки. Всем интересно! В поддержку Джессике на Кату, к сожалению, поворачиваются и все остальные. Внутри я же сжимаюсь похуже старой пружины, которая и не факт, что вызжмется обратно. Гордость не порок?! Ха! Если бы я не была такой гордой, сейчас бы и бед не знала! И про его отношения тоже. А я узнаю…узнаю… Ката обреченно вздыхает, двигается к столу ближе и шепчет. - Только это между нами, окей? - У-у-у-у…такое начало всегда что-то очень интересное! - Сана резко подсаживается, подпихивает руки под голову и кивает, - Я готова слушать! Говори! В последний раз Ката оглядывает нас всех. Наверно, в надежде найти поддержку, но…никто ее не дает. Девочки уже уши навострили, а я…а мне опять гордость мешает. Я делаю вид, что меня здесь вообще нет. Флегматично покручиваю бокал с апельсиновым соком, смотрю в сторону. Сука! Что с тобой не так?! - …В общем…Алекс сказал, что у него никого нет, но…он был женат. - Женат? - Сразу предупреждаю: я деталей не знаю — честно! Не знаю! — единственное, что я поняла…все закончилось плохо. - Она его бросила?! - Я не знаю. Похоже на то. И…ну он как бы не пережил. - Серьезно? - брови Саны взлетают вверх. Мои, к слову, тоже. Какой бред. Бред! Звучит, как полная хрень… - По крайней мере, отношений у него нет, и по тому, что я от него самого услышала, когда мы познакомились — он их и не планирует заводить. Точно бредятина. Что это значит?! Рома Измайлов решил стать монахом?! Ха! Смешная шутка. Если вспомнить нашу с ним жизнь? Ну и, собственно, наше расставание? Уже можно начать смеяться? Прям в голос. Очень надо. В этот момент что-то тянет меня за душу в сторону. Я поднимаю глаза, неведомой силе подчиняясь, и тут же сталкиваюсь взглядом с Ромой. Он уже стоит на своих двоих, достаточно далеко, чтобы я не могла разглядеть деталей того, что в нем появилось за время разлуки. Но достаточно близко, чтобы уловить еле заметную улыбку где-то в уголке его губ. И какое-то...тупое счастье?... Как ошпарило. Я моментально отворачиваюсь, сжимаюсь изнутри, и снова себя ругаю. Гордость не порок? А если да? И что если менять что-то в себе нужно оттуда? Ведь если бы я включила голову и не выеживалась, не попала в такую тупую ситуацию. В которой снова буду вынуждена общаться с бывшем мужем буквально через пару минут! Когда он, подняв полотенце с песка, идет в нашу сторону…
«Замечательно»
Лера, сейчас Я каждый его шаг проклинаю про себя, потому что слышу каждый его шаг. Так сильно напряглась! Знаю, что ни за что на свете не подниму глаз своих. Уставилась на золотую окантовку стеклянного стола, хмурюсь чуть-чуть. На самом деле, у меня почти лопаются глаза оттого, что я держусь на чистом безумии, лишь бы не моргнуть. Страшно. А вдруг? Все лопнет, включая мои там…глупые уговоры, правила. Мое спокойствие. Лицо. Маска просто возьмет и треснет! Хлоп! И вот ты сидишь уже голая перед бывшим, которого ни хрена не простила, ни хрена не поняла, ни хрена не смягчилась! Моя ненависть в обратку давит. Бьет нещадно! Бугрится под кожей, требует выхода — и это какой силой воли обладать нужно, чтобы молчать? Я собой даже горжусь. Нет, серьезно. Я собой очень сильно горжусь! Напряженная внутри на манеру плотно сжатой пружины, я внешне почти ничем себя не выдаю. Расправь брови! И муа-а-а! Конфетка вообще. Шикарная! Это, кстати, помогает, если честно. А что? Я выгляжу великолепно. Никогда еще не была в настолько хорошей форме (если мы говорим про чистую физику). Я хожу в зал, я не ем больше всякие там…булки-шмулки. Если честно, я сижу на строжайшей диете, потому что человек моего ранга не имеет право не влезть в модное платье, или влезть в него, но «вываливаться» за пределы на каком-нибудь мероприятии — как вы себе это представляете вообще?! Нет-нет-нет. Я себя контролирую. По всем параметрам всегда — больше нет той взбалмошной девчонки, которая громко смеялась и позволяла себе очень много. Теперь я — воин! Генерал! А победа откуда начинается? Правильно. С генерала. И я собой горжусь еще больше. Такая, знаете? Мелкая, женская месть, мол, ха! Посмотри, кого ты потерял! Я теперь его «любви» не уступаю ни в чем! Тогда уступала. Готова признать. Еще я готова признать, что Кристина была действительно красива. Сейчас, надеюсь, нет. Она ведь постарше? Ха! Рассчитываю, что у нее от количества «входящих вызовов» очень сильно испортится кожа. И быстрее, чем у меня точно! Кстати, мне абсолютно плевать, что эти две вещи странно как-то смешивать и использовать в одном предложении. Пусть будет так и точка! Меня больше волную я, а я…ну, право слово, отрицать надо? Бросаю взгляд на свое отражение в высоком, панорамном окне. У-у-ух! Эта девочка великолепна. Эта девочка себя любит. Напялила шикарное, светло-бежевое платье с разрезами на бедрах. Еще один низкий разрез на груди. Последний на спине. Тонкие лямки, цвет, который шикарно подчеркивает загар. Пара украшений. Прическа, чтобы открыть шею! Да я просто богиня! А ты? Ха! Потный, грязный… Божественный… В этот момент Рома останавливается рядом. Слава богу, с Катой. Хотя…тут я бы поспорила, само собой. Слава ли Богу? Он стоит так, что я вижу его слишком хорошо. СЛИШКОМ ДЕТАЛЬНО! И он это понимает… Мы сталкиваемся взглядами, а я настолько туплю с реакцией, что успеваю выловить еле заметную улыбку на его губах — и она моя. То есть, для меня. Он ведь не на кого-то обращает свое внимание — оно тоже мое. Точнее, тоже для меня. Твою ж… - Рома, доброе утро, - начинает Николь. Улыбается. Я знаю, что она приехала не одна, но в первую секунду мне очень хочется у нее спросить: чего ты так лыбишься?! Безумная?! Он не настолько обаятельный, чтобы вести себя, как идиотка. Господи, Лера. Тормози… - Здравствуйте, леди, - отзывается Измайлов. В каждом его звуке — мерзость. Мед и база. Гребаный бывший муж… Хочется запить это целым океаном, но я беру стакан воды и вливаю в себя его. Пытка продолжается. Точнее, беседа. Да…я хотела сказать, беседа. - А где же наши мужья? - воркует Джесс. Мечтаю закатить глаза и снова напомнить, что Рома не настолько обаятельной, но это все как будто бы не в кассу. - Они поехали играть в гольф. - А вы? - Это…кхм, не моя игра уж точно. Конечно, не твоя! Ты же ничего не понимаешь в геометрии… Приходится одернуть себя и здесь. Напомнить, что я «ничего о нем не знаю». Ничегошеньки! Тем временем Сана подключается к разговору. - Поэтому вы решили порадовать нас с самого утра? Брови взлетают сами собой. Шутки на грани — я это люблю, если честно. Но…почему-то сейчас она кажется абсолютно неуместной. Только это еще половина проблемы. Боковым зрением (особым видом женского проклятья), я замечаю, что Рома…смущен? Да нет. Не может быть. Рома Измайлов, которого я знала…он всегда был безумно открытым. Когда мы познакомились, я даже не сразу поверила, что он — начальник. Мне начальники всегда не такими представлялись, но Рома…боже. Мне тогда казалось, что он как будто бы прилетел с другой планеты. Добрый, открытый, веселый. Шутил, смеялся, любил исполнять. Не в плохом смысле, само собой, а в хорошем. Например, как-то раз он прямо посреди парка начал петь мне песню вместе с уличными музыкантами. А как-то раз на один из праздников по случаю Нового года, прямо со сцены признался мне в своей ОГРОМНОЙ-НЕУМИРАЮЩЕЙ-НЕУБИВАЕМОЙ-ВЕЧНО-ОБЖИГАЮЩЕЙ любви. Если что, то была прямая цитата Измайлова и шампанского, которого мы выпили перед этим очень-очень много. А теперь что? Что за новости такие? Странно. Не могу сдержаться, поднимаю глаза и замираю. Реально смутился… Я вижу слабый румянец на его щеках, взгляд, уверенный в сторону и какая-то странная…растерянность? Даже жалко его стало. Захотелось обнять. Защитить. Отгородить от этих трех гарпий и… ЧТО-ТЫ-НЕСЕШЬ?! Господи… Теперь мне захотелось выдать себе ментальную пощечину, но снова. Поймите меня правильно. При всех своих «а-а-а» — парень с душой нараспашку, — Рома всегда оставался довольно-таки робким. В смысле…ха, да-да-да, я в курсе, как это звучит бредово, но наедине он…всегда так очаровательно смущался. Понимаете? Думаю, вы понимаете. Когда мужчина дико хочет, но боится сделать что-то не так. Когда ходит вокруг тебя, распушив свой хвост, но чуть-чуть. Не шибко сильно, а то вдруг? Еще подумает, что я какой-то там самовлюбленный урод! А ты на это смотришь и изнутри дрожишь, ведь тебе кажется, что с тобой так бережно-бережно…и это настолько сильно подкупает… Что сейчас? Странно сейчас. Да, он снова смущен, но даже это выходит как-то кособоко. Такое ощущение, будто бы Рома вместе с мускулами накачал вокруг себя стену, за которую не выходит. В голову почему-то приходит затворник. Бред, разумеется. Рома Измайлов, как бы мне ни хотелось, чисто физически затворником стать не мог — работа. Значит, в общество он выходит. А это значит, что такие шутки он тоже слышит! Да и потом. В этой фразе не было ничего прям «за гранью дозволенного», чего ему так реагировать? Возможно, меня просто переглючило. Или это игра. Неважно. Я злюсь на себя по обоим пунктам, потому что: А) я его оцениваю и разглядываю; б) мне не все равно, и меня цепляет. Боже, побыстрее бы это кончилось… - Эм…я занимаюсь каждый день, - тихо отвечает он, неловко переминаясь с ноги на ноги, - Приношу свои извинения, если вас это смутило. В следующий раз отойду подальше и… Фу. Как официально… - Что вы! - перебивает его Джесс, - Не слушайте ее, она не понимает, что говорит. Вы нас не смутили… - Можете даже поближе подойти в следующий раз… - О господи! - Ката не выдерживает прилюдной экзекуции, потом переводит взгляд на Рому и шепчет, - Прости. Они с утра уже выпили… - Ой, а это точно правда! - звонко смеется Сана. Рома по ощущениям немного теплеет, а я надеюсь, что он сейчас уйдет, но бам! Снова удар! Откуда не ждали… - А вы к нам присоединитесь? За нашей небольшой трапезой? - протягивает Джесс. Очень хочется напихать ей в рот салата побольше, чтобы не трепалась. Увы, я сижу слишком далеко. И сдуваюсь. Настроение окончательно портится. Представляю, что сейчас придется еще и здесь его терпеть, а может быть…нет, а что? Супер. Выдумаю причину свалить. Например…хм…работа? Да! А чем не… - Извините, я не могу, - против воли вскидываю взгляд и сталкиваю с коротким Роминым ответом. Он его сразу прерывает, отводит глаза в сторону и вежливо улыбается. - Мне нужно немного поработать. - Роман, но вы же на отдыхе… - К сожалению, отдых для меня — непростительная роскошь. Приятного аппетита, леди. Зачем-то он кивает, возводя свой образ в культ английского лорда, потом разворачивается и уходят. А мне бы сидеть и радоваться, но я оборачиваюсь и смотрю ему вслед. Слава богу, вовремя одергиваю себя, и слава богу он этого не видит. И не чувствует того неожиданного удара прямо в сердце: не нужно быть гением, чтобы понять. Он сделал это из-за меня. Не пошел…из-за меня, ведь знает (а я уверена, он знает), какое у меня будет отношение и какая реакция. От этого тепло. Забота…его забота всегда теплом ложилась на мою душу, и я, разумеется, сомну и выброшу это невесомое покрывало потом, когда в себя приду, но на мгновение я благодарна. А потом снова получаю удар. - Господи…какой мужчина, - тихо шепчет Николь. Сана кивает. - Это точно. Красавчик, воспитан. А как разговаривает? - А вы видели? Еще и смущен. Я думала, что прям под землю провалится от твоей шуточки. - Ха-ха! Девочки, очень весело, - шипит Ката, но они ее не замечают. Обсуждают с готовностью и радостью. - Мне сразу вспомнился заколдованный принц… - Серьезно?! И мне! Сана и Николь начинают глупо смеяться. Интересно, сколько бокалов с мимозой они успели хряпнуть? Ведут же себя, как идиотки! Но! Королевой бала бесспорно становится Джесс… - Слушай, Ката, а ты не будешь против, если я приглашу на свадьбу свою подругу? От неожиданности прикусываю язык. Охаю — на меня сразу все смотрят. Замечательно! Во-первых, больно адски. Во-вторых, я даже чувствую кровь. Но в-третьих, я гораздо сильнее ощущаю привкус грядущего треша, если Ката согласится на эту авантюру. Но пока мы актерствуем, само собой… Мотаю рукой, указывая на губы. Девочки с сочувствием кивают, будто понимает. Да и не будто! Право слово…у них же язык как помело́! Длиннющие, небось, еще…Так что понимают! Еще как понимают! Да и плевать. Я коротко улыбаюсь, сама смотрю на Кату с замиранием сердца. Молюсь. Всем святым молюсь, чтобы она отказалась! Я не знаю почему. У меня нет ни одного разумного довода от слова «совсем», но просто…пожалуйста! Просто…господи, умоляю, только не баба, которая снова будет окучивать его на моих глазах. Только не опять… Клянусь, я так не просила даже о нормальном отце, как я прошу не повторять моих мучений, и, кажется, на этот раз меня кто-то да услышал сверху. Ката поджимает губы, потом отстраняется от стола и мотает головой. Для меня этот жест сродни всем праздникам разом! - Джесс, как я могу распоряжаться? Это же не мой дом. - Но свадьба-то твоя, - не унимается эта сумасшедшая женщина. ДА ДАЙТЕ ЖЕ ЕЙ САЛАТА! Нет, не унимается… На губах появляется улыбка, но по ощущению она собирается давить. Ох, боже… - Слушай, ты же понимаешь…Сара моего возраста, у нее никого нет, а часики-то тикают. Клянусь! Она очень хорошая девушка. Ведет себя прилично. Никаких… - Джесс… - Нет, ты послушай. Повисает тишина. Кто победит? Вопрос интересный, но поведение Джессики — это, конечно, моветон. Думаю, так, как она старшая, ну и еще первая «пришла на позицию жены в их компании», она возомнила себя некой такой «мамой». Ну, которая и скажет как надо, и жизни научит. Даже если ее об этом не просили. Очень хочется закатить глаза. Я не люблю таких «старших» подруг, которые отчего-то решили, что они могут кому-то указывать. Вообще, не люблю людей, которые кому-то указывают «как надо». Как надо мы сами разберемся, хорошо? Без непрошеных советов. Окстись. Ката бросает на меня умоляющий о помощи взгляд. Я на такое падкая, как ребенок-травма. Такие всегда вырастают с безумно острым чувством справедливости, и, кажется, поэтому с Джессикой подружиться нам точно не судьба. Я откашливаюсь. Велю себе заткнуться, конечно, но так как это не вариант, прошу хотя бы помягче, однако выдаю следующее: - Думаю, Ката уже обозначила свою позицию, Джессика. Не нужно на нее давить. - А я давила? А нет? - …Просто я не понимаю, что в этом такого? Роман — свободный мужчина, Сара — свободная женщина. Это плохо? Попытаться соединить два ищущих сердца? Моментально вскипаю. Просто моментально! И меня окончательно сносит в треш… - Ну, как ты верно подметила, мы собрались здесь ради свадьбы Каты и Алекса, а не ради клуба «ищущих сердец». Думаю, будет уместно держать это в голове, а не пытаться устроить личную жизнь подруги нахрапом. Ты так не считаешь? Клянусь, я знаю, что у меня лицо такое говоря-я-ящее сейчас…ой, не могу. Это моя суперспособность, которая иногда имеет свойство становиться главным геморроем моей жизни. Абсолютно все! Что я думаю, частенько отпечатывается на моей физиономии! И да. Я уже говорила, что научилась это прятать и скрывать, но клянусь! В этот момент весь мой темперамент вырывается наружу. Из-за Каты ли? Из-за справедливости? Или из-за себя? Из-за той обиды и…черт возьми, густой ревности, из-за которой я уже несколько раз запихивала этой бабе салат в рот огромной ложкой? Я не знаю. Точнее… Сука… За-ме-ча-те-ль-но. Здравствуйте, меня зовут Валерия, и я его ревную. Кого его? Ой, а я не сказала? Упущение, упущение…Кхм-кхм, я ревную своего бывшего мужа. Просто безумно. И откуда это взялось? Я не понимаю. Но разве легче? И разве мне легче, зная, что признание проблемы — это первый шаг к ее решению? Нет. Ни по одному из пунктов…твою мать… Джессика пару раз хлопает глазами. На террасе повисает тишина. Николь и Сана переглядываются, улыбаются. Думаю, ждут. Чем же это кончится? А я смотрю на Джессику и только. Помягче. Помягче. Отступи. Отведи взгляд. Это поможет немного снизить градус и…не-а. Хрен. Стою насмерть, и ей приходится сдаться первой. - Простите, - протягивает она, недовольно поджав губы и состроив такое лицо, какое в моем шальном детстве называли «лицо в форме куриной попы», - Не думала, что это выглядит так. Вот и поговорили. Я откидываюсь на спинку стула, Сана спасает положение. Она затевает какой-то разговор, что тоже не прочь была бы доехать до гольф-поля и наконец-то научиться, собственно, играть в гольф, а я бросаю взгляд на Кату. Жду, что она будет злиться? Все-таки не очень хорошо рамсить с ее гостями, тем более такими важными, но…нет. Ката слегка улыбается, чтобы это было не так заметно, а потом кивает мне с благодарностью. Чуть сжимая под столом мои пальцы. Бам-бам-бам! Я чувствую себя замечательно? Спасителем? Помощником? Тем, кто за «подругу и двор стреляет в упор»? Черта с два! Я чувствую себя отвратительной притворщицей, потому что да. Да-да-да! Меня зовут Валерия, и вчера я была штормом, а сегодня ревную до одури своего бывшего мужа. За-ме-ча-те-ль-но! Что будет дальше? Представить страшно.«Не разбирайся»
Лера; сейчас - Прости меня, ладно? - говорю тихо. Ката не сразу понимает, что я обращаюсь к ней, поэтому даже не оборачивается. Мы сидим на огромной террасе в тени довольно-таки высокой горы на соседнем небольшом острове. Черт меня пока не дернул спросить, а принадлежит ли этот островок семье ее будущего мужа или нет, поэтому не знаю. Но вот что знаю: я бы тоже не отказалась иметь свой остров. Нет, серьезно. Здесь просто невероятно красиво. Снова в голову лезет бред, мол, может быть, имей Ромина семья свой остров, я бы тоже смогла бы смириться с его потраченной, мелкой душонкой? Но это я от злости. Оправдывает ли меня такое? Нет. Смущает. Я бы хотела, чтобы как в красивой сказке, у принцессы не было темных мыслей, и чтобы порой она не захлебывалась от собственного яда. Но! Так получается не всегда. У меня бывают темные мысли, и даже сейчас от своего яда я захлебываюсь, как скорпион, который ужалил сам себя. Жалкое зрелище, если честно. Единственное, как я могу объявить свое глупое поведение — это бывший. Его взгляд проклятых оленьих глаз, интерес к его отвратительной персоне. Слава богу, мы не террасе одни. Наслаждаемся тишиной, где-то падает вода. Нас окружает причудливая, сочная зелень и пахнет необычными цветами. Готова поставить на кон свою дурную голову — таких я еще ни разу не видела. Остальные уехали. Собственно, я поэтому начинаю наш разговор с извинений, ведь уехали они из-за нас. Я такое еще во времена своего замужества научилась вычислять, пока ходила по важным приёмам и болталась в высшем обществе. Кстати. Поначалу особенно тяжко было, ведь правил мне никто не рассказал. Точнее, их мне рассказали, но я не запомнила. Можно сказать, не придала значения, ведь в моем мире такого никогда не было. Базовые порядки типа «не чавкать», и на этом все кончалось, а там? Ох, столько всяких деталей…которые мне казались просто «богатой» блажью. Может быть, даже принципиально я им решила не следовать, поэтому допустила пару серьезных ошибок. Например, как сегодня. Вступила в прямую конфронтацию с одной из «важных леди». Когда-то за похожий фортель меня почти на три месяца добавили в негласный черный список. В целом, он не сильно тебя напрягает, особенно если с этими людьми ты общаешься только на каких-то мероприятиях, а в реальной жизни они для тебя ничего не значат, но, надо признать, на этих самых мероприятиях…жизнь моя стала сложнее. Это внутренне давит. Когда ты приходишь куда-то, а тебя подчеркнуто показательно игнорируют. Тогда ситуацию помогла исправить моя бывшая свекровь, так как она и сама имела (и имеет до сих пор, спорю на что угодно) определенный, высокий статус в обществе. Я была ей благодарна. Сама бы не вывезла, а тут? И тут, положа руку на сердце, я едва ли вывезу свой срыв, просто разница есть. «Здесь» мне плевать, я побуду на свадьбе, а потом вернусь в свою жизнь. Но Кате тут жить, и меня щиплет совесть. Не могу смотреть ей в глаза. Гляжу драматично вдаль. На горизонт, который проглядывает между высоких скал и буйной зелени. - Что? - усмехается подруга, - За что ты извиняешься? Вздыхаю. Чувствую себя не в своей тарелке. Да, мне стыдно перед ней, но в целом…из-за своих эмоций по отношению к этой Джессике, которая явно без мыла влезет куда угодно ради установки собственных правил…ох, черт. Опять начинает подгорать, так что нет. Нет-нет-нет. Я не чувствую себя виноватой, и будь у меня доступ к машине времени, я бы вернулась и повторила все то же самое. Лишь бы еще раз увидеть выражения ее лица, когда кто-то осмелился подать голос и поставить ее на место. Мне светит игнор? Ну, вполне вероятно, что так. И что с того? Снова повторю: я здесь только ради свадьбы, а остальное? Меня не касается. Перевожу взгляд на Кату. Не стану скрывать, что брак с Измайловым меня многому научил, включая умения носить маски, поэтому свои истинные чувства и намерения я все же прятать умею. Когда считаю нужным это делать — например, на работе. Там меня никто не сможет вывести из себя так, как вывел весь этот разговор с утра. Горько это осознавать, на самом деле. Горько до зубной рези… Дура ты. Ты дура! Не Кату защищала, а…его? Отстаивала…что? Сумасшедшая! Но так сложно, как оказалось, полностью принять тот факт, что он больше не твой. При этом, головой ты до всего уже давно дошла, уговорила себя и подытожила, но что-то упорно вырывается из глубины твоего сердца, а сдержать? Надеть маску и спрятать этот кринж за нее? Как будто бы нереально просто! Стыдно…но вот так странно работает наша психика. Даже после расставания с человеком, с которым ты никогда уже вместе не будешь…с которым вся ваша история уже покрылась плесенью и пылью! Что-то в душе все еще считает, что он твой. Потому что слишком долго был твоим? Или потому что иногда ты не можешь отпустить, даже после откровенного предательства? Из-за того, что вас связывало слишком много хорошего? Которое не смогло перечеркнуться даже таким низким образом? Я не знаю. И не хочу разбираться ни в чем! Надо просто все закончить побыстрее, а потом перевести тему на свадьбу. - Я психанула немного, - произношу спокойно, но нервно покручиваю трубочку в высоком стакане с потрясающим на вкус мохито. Такого я не пробовала нигде и никогда! - Черт, но меня так бесят люди, которые ведут себя подобным образом. Не понимаю вообще, зачем лезть, когда ты… Чувствую, что начинаю распаляться вновь. Спускаю все на тормоза, откидываюсь на спинку шезлонга и прикрываю глаза. На этом острове хорошо. Тут все вокруг располагает к спокойствию и «глубокому выдоху» — пружины твоей души разжимаются, и сам воздух как будто бы напитан дзеном. Не дает тебе сорваться в истерику со всеми своими потрохами. - Ай, ладно. Я не хочу продолжать лить дерьмо. Просто…прости меня. Надеюсь, у тебя не будет проблем из-за моего характера… Ката молчит пару мгновений, как вдруг начинает заливисто смеяться. О как. Эм…ну да, окей. Я была готова к любой реакции. Даже если бы она меня пожурила и попросила дальше лучше сдерживать свой нрав, я бы ее поняла, но смех? Перевожу недоумевающий взгляд в ее сторону, хмурюсь. - Чего ты хохочешь? Смотри, не свались с шезлонга. Ката заливается пуще прежнего. Откидывает голову назад, даже хрюкает! И это заставляет меня действительно переживать, как бы она не грохнулась посреди этой роскоши прямо на свою чудную попку. Согласитесь, было бы не кошерно. Но вместе с тем, ее смех трогает струны моей души, вызывая ответную улыбку…а еще я расслабляюсь. Если она ржет — это хороший знак. Смех-то чистый, задорный. Завораживающий. Такой смех всегда вызывает отклик, а другой? Нет. От злого, например, ты сразу же ощущаешь себя не в своей тарелке… На всякий случай придерживаю Кату за коленку, продолжаю молча смотреть на нее и ждать, пока подруга успокоится. Кстати, ждать приходится неприлично долго, но так даже лучше. Я окончательно отпускаю ситуацию, осознавая, что журить меня все-таки не будут. Но главное! Я чувствую, что она даже с диким нравом меня принимает и не стесняется. Поддерживает… - Ой, не могу… - Ката часто дышит, машет руками, который через мгновение укладывает на свои коленки и тяжело выдыхает, - Ты такая смешная бываешь. Я и не обижалась! Чтобы ты тут извинялась. За что? - Ну я нахамила твоей Джессике. - Ой, боже, - поморщив носик, подруга отмахивается, - Она не моя. Я терплю ее исключительно из-за того, что она жена лучшего друга Алекса, но, если честно, она меня иногда так сильно бесит! Черт возьми! Как же она меня раздражает… Смекаю. - То есть… - протягиваю с хитрой улыбочкой, - Можно сказать, я сделала тебе одолжение? - Еще какое! Джесс порой очень сильно перебарщивает со своим этим «монаршим» поведением. Считает, что раз она первая пришла в компанию, первой вышла замуж за одного из парней, то может говорить, что и кому делать. Согласись, сомнительный это аргумент… - Да кто бы спорил? - Вот-вот. Только я не могу сказать ей прямо. Она очень обидчивая, начнет клевать мозг Эйдену…ну и по цепочке. - Все-таки надо к чему-то готовиться? - А? - Ну…я ее явно обидела. Она начнет выносить мозг своему мужу, он твоему, а там… - Ааа…нет-нет-нет, - Ката мотает головой, делает глоток и оставляет стакан в сторону. По ее взгляду понимаю, что сейчас будет какая-то сплетня, а этом мы, как любые девочки, любим. Подруга двигается ближе и заговорщически шепчет. - Только это между нами, окей? - Нет, блин. Пойду с газетой для всего света. Говори! Издав еще один смешок, Ката кивает и понижает голос еще сильнее. - Ден не будет выносить мозг Алексу, потому что он прекрасно знает, кто его жена. Они просто будут ссориться, он начнет ходить с кислой миной, и с ними рядом станет невозможно находиться… - Почему? - Господи, ну что ты как маленькая? Не знаешь будто, как это бывает…когда у кого-то разлад, все это ощущают, но делают вид, словно все хорошо, потому что пара сама изо всех сил притворяется, что все хорошо. Если честно…я не знаю. В голове против воли снова возникает собственное прошлое, но на этот раз я стараюсь посмотреть на него под призмой этого простого вопроса: неужели ты сама не знаешь, как это бывает? А знала ли я тогда? Чувствовала ли что-то? Может быть, прятала от себя, лишь бы не сознаваться в том, что моя идеальная сказка может с легкостью лопнуть, как мыльный пузырь? Ответ меня не удовлетворяет. Если честно, я его даже понять не могу особо: нет, не знала. До роковой встречи с его первой любовью я думала, что наши отношения, если и не идеальные (так как ничего идеального не существует в принципе), то очень близки к той самой сказке, о которой я так мечтала. Что с этим ответом делать, собственно? Как его идентифицировать? Как его применить? Это хорошо или плохо? Без понятия. Слишком много информации, слишком много вопросов, слишком большой хаос — я отстраняюсь мысленно и даю себе отмашку: думать об этом в принципе не за чем. Смысл какой? Меня расковыряли, конечно, сняли корочку с раны, из которой теперь потекло что-то отвратительное, но когда свадьба закончится, и я уеду обратно — не будет иметь никакого значения все эти ответы, все эти вопросы, вся эта правда. Я буду продолжать жить свою жизнь, он свою. По раздельности… - Да? - хрипло переспрашиваю, чтобы заполнить паузу. Ката смотрит на меня как на идиотку. Оно и понятно. Видимо, вопрос ее был риторическим, и уж точно не подразумевал недоумения. Исправляюсь. - В смысле…ну да, понимаю, - а потом добавляю. Зачем-то, - У них проблемы в семье? Так, ладно. Вот теперь я чувствую, что этот вопрос был явно лишним, а значит, с моими социальными навыками все не настолько плачевно. Ката чуть сжимается, отводит взгляд в сторону, ну и в целом демонстрирует поведение человека, который не хочет отвечать на прямой вопрос. Сплетни сплетнями, а жестокой она никогда не была, и явно не собирается начинать, обсуждая настолько острые темы близких ей людей. Я не обижаюсь. Если честно, это в ней особенно люблю. Ката никогда не предаст тебя, а главное, ты никогда не почувствуешь ножа в своей спине, воткнутого ее руками. Любые тайны, что будут ей доверены, останутся тайнами только между вами. Это плюс. И огромная редкость для нашего времени, встретить человека, которому ты можешь доверять любые свои секреты… Почему тогда я не могу рассказать ей о Роме? Ежусь. Этот вопрос мне тоже не нравится, а значит, он тоже отправляется куда-нибудь в «потом». Когда-нибудь «потом» я подумаю о том, что случилось между нами с Измайловым, а главное — почему это случилось? Когда-нибудь потом я разберусь, что со мной не так, раз я до сих пор на него реагирую. Когда-нибудь потом я расскажу своей самой близкой подруге, что отлично понимаю ее боль. Что я сама через это прошло, просто не смогла отпустить, и вместо счастья имею пустую квартиру и единственную близость в виде холодного текста на экране компьютера. И когда-нибудь потом я поделюсь с ней самой страшной своей тайной: я завидую. Господи, как же я завидую ей…в том, что простить Кате оказалось так просто! А мне…будто бы подняться на вершину Эвереста с голой! Без экипировки, даже без какой-нибудь шкурки, черт бы ее побрал! Абсолютно голой. - Прости, - наскоро извиняюсь, - Не отвечай. Я не должна была спрашивать, и вообще, это не мое дело. Ката кивает пару раз, потом тихо произносит. - Я бы не хотела называть это проблемами, но…да. Если честно, мне кажется, что все может кончиться плохо, а мне бы этого не хотелось, - подруга поднимает на меня глаза, - Джесс…она, на самом-то деле, неплохой человек, Лер. Она просто перебарщивает. Хочет быть идеальной, контролировать все вокруг…но это же душит. Понимаешь? Нет, если честно. Я снова почти задумываюсь, а контролировала ли я Рому? Может быть, поэтому он сделал то, что сделал? Но не могу вспомнить такого, и на душе вдруг становится легче. Так странно… Я никому не признаюсь, что холодными ночами, бывало, задумывалась, а была ли вина моя в том, что произошло? Вдруг я была недостаточно красива, развратна, покладиста? Вдруг, зная свой характер, устраивала какие-то качели, от которых он сходил с ума? Или ты его контролировала? Мужики ведь такое не любят. И даже если разумом ты и здесь понимаешь, что творишь какую-то непонятную хрень, в сердце все равно сидит этот упрямый червячок. Ты его отпихиваешь, а он продолжает тебя медленно кусать. Но тут вдруг, встречая кого-то с явными проблемами в отношениях, ты понимаешь: у вас такого не было! Даже близко! Верно говорят, что наглядный пример — самый лучший пример, и меня отпускает…Была ли я виновна в том, что произошло? Что я не сохранила нашу семью? Как женщина, у которой в крови ее сохранять? Нет, не была. И мне становится легче… - В любом случае я тебе даже благодарна, - Ката не замечает моего замешательства. Она вздыхает, откидывается на шезлонг и чуть жмет плечами. - Мне не очень нравятся такие разговоры. Не хочется, чтобы Рому как-то тревожили, он ведь действительно до сих пор переживает свой развод. Все было сложно. Дзен напрягается. Я снова ощущаю собственный яд, который не дает мне думать здраво. Закатываю глаза, тоже укладываюсь на шезлонг и звонко щелкаю языком. - Ой, ну да. Конечно. Ката тихо смеется. - Обожаю твой цинизм по части мужчин, но у них ведь тоже чувства есть. - Ты хоть знаешь, что там произошло? - выпаливаю, глядя на нее, но тут же себя одергиваю, - В смысле…вряд ли он такой уж невинный, каким хочет показаться…Я это прям чувствую. - Ну да. Ты права. Он не невинный ангел, - тихо отвечает Ката, и когда я смотрю ей в глаза, то понимаю: она знает. Она все знает. Притом правду…не знаю, как это объяснить. Что-то внутри меня напрягается и начинает пульсировать и жечь. Она знает, но способна понять его, а я не могу. Почему я не могу? - История там не очень приятная и чистая. Он развелся не просто так, а потому что очень сильно облажался, но…Это не означает, что он отпустил и не переживает. Как не означало бы, что Алекс смог бы отпустить и не переживать по поводу наших отношений… Вот оно! Подтверждение… Ката знает. Меня моментально переполняет возмущение. Я стараюсь его проглотить, а получается…черт возьми, откровенно плохо! Прищуриваюсь. Хочется сказать гадость, но…это же Ката. Я ее люблю. И мне страшно ранить ее, поэтому я потеснее сжимаю кулаки, чтобы ногти в кожу вонзились, а потом протягиваю. Изо всех сил пряча свой яд под маску. - Ты слишком добрая для этого мира, дорогая… Ката мгновение смотрит мне в глаза и снова начинает смеяться. Не так задорно, как до этого, но тепло. Лишь с налетом легкой грусти… - Спасибо, что не произнесла этого вслух. - Чего? - Что я наивная идиотка, которая способна оправдать любого козла. Так оно и есть. Думаю я, но тут же бью себя по рукам. Нельзя. - Я об этом даже не думала, - мою откровенную ложь Ката тут же кусает, как мягкую конфету, и начинает смеяться. - Ну да. Конечно. Лер, я знаю, что ты думаешь, но… Что там будет дальше, не знаю. Просто не даю ей продолжить, как ни разу не давала. Не знаю почему. У меня на ее объяснения стоит своеобразный стоп-кран, который так сильно заржавел, что его ни за что с места не сдвинуть, даже если сильно этого захотеть. Перебиваю. - Кат, я ни о чем не думаю. Она скептически смотрит мне в глаза с легкой улыбкой. Я? Чувствую, что больше всего на свете хочу поменять тему. Мы скатились к очень опасной грани, поэтому улыбаюсь в ответ и добавляю. - Ну…разве что…ты действительно у нас обладаешь поистине добрым сердцем… Раз тебя могут разжалобить даже какие-то левые козлы. Ладно, ее собственный. Окей. Понять можно. Но Измайлов? Ох…задурил девке голову. Интересно, как у него это получается? В этот момент позади раздаются тихие шаги. И по сути, в нашу сторону может идти кто угодно, например, горничная или…не знаю, повар? А я по ним сразу понимаю, что это мой враг номер один. Бесит, конечно. Я все еще узнаю́ его шаги… На террасу выходит Измайлов. Замечаю краем глаза, потому что сразу же отворачиваюсь. Он медлит несколько слишком долгих секунд, потом все-таки откашливается и даже улыбается. - Каталина, Алекс сказал, что не может с тобой связаться… - А? - подруга тут же осматривается в поисках телефона, - Ой, ну да. Я телефон поставила на зарядку! Что-то случилось? - Нет, - мягко говорит он, - Он просто просил передать, что его родители приедут через час. Пора начинать приготовления к ужину. Они тоже возвращаются обратно, будут через минут двадцать. - О! Спасибо, Ром. Ката тут же начинает суетиться, встает, поправляя свой длинный, шелковый халат ярко-розового цвета. Потом улыбается мне. - Сегодня у нас ужин с его родителями. Мой первый в качестве хозяйки! Представляешь? Хочу, чтобы все было идеально… Мне нравится за ней наблюдать. Кажется, моя подруга действительно счастлива примерить на себя роль жены. А я? Я ее понимаю…когда-то я сама была безумно счастлива, и слишком хорошо помню, насколько сильно волновалась, впервые приглашая родителей Ромы к нам в дом. На ужин. Ох… Но это были приятные хлопоты. Взрослые, что ли? Теплые точно. - Тебе помочь? - Нет-нет-нет! Отдыхай. Я сама. Знала, что так будет. Тоже гоняла Рому когда-то, чтобы все самой сделать — это было для меня очень-очень важно. Поэтому не настаиваю, киваю и снова отворачиваюсь. Ката сбегает. К сожалению, Рома продолжает стоять. Я чувствую его взгляд, но упорно игнорирую. Когда он отводит его — ликую. Слава богу! Вот сейчас он уйдет, и этот кошмар нашего «наедине» закончится, но…стоило ему повернуться, чтобы исполнить мое желание, как с губ срывается: - Поражаюсь тебе просто. Твою мать… Хочется надавать себе пощечин, хочется провалиться под землю. Кто тянул меня за язык вообще?! А он замер. Он ждет продолжения, и когда я перевожу взгляд (зачем-то) и упираюсь им в спину, меня снова начинает разносить изнутри. Промолчать не получится — понимаю раньше, чем снова открываю рот. - Ты Леонардо Ди Каприо, помноженный на пару сотен очков актерского таланта. Правда. Герой нашего времени. Поклон, овации. Браво! - Что на этот раз я сделал не так? - спрашивает хрипло, тихо. Продолжает стоять спиной. А меня прям бесит! Какого черта ты не смотришь мне в глаза?! Стыдно, да?! А трахать свою тварь на нашей постели тебе стыдно не было?! Огонь вообще! Теперь остановиться я точно не смогу. Яд сочится из пор, я от него задыхаюсь. Выплевываю с кривой усмешкой на губах. - Так запудрить голову Кате, заставить ее видеть в тебе трагичного страдальца, может только поистине талантливый актер, мой милый. Зря пошел в бизнес. Такое мастерство зазря пропадает. Довольна ли я, что вылила на него помои? Скрывать не буду. Еще как, черт возьми! Но к тому, что происходит дальше, я оказываюсь не готова. Рома медленно поворачивается. Щелчок затвора. БАХ! Мы сталкиваемся взглядами, и внутри меня обрываются канаты. Я ощущаю, как падаю. С высоты настолько недостижимой, что, возможно, мое мелкое тельце никогда не достигнет дна. Одна жизнь пройдет. Затем вторая. И третья. А я все еще буду лететь, потому что его взгляд — это ужасно. Это больно. Это на разрыв. Он смотрит на меня так…чему я никогда, даже если прочитаю все книги мира, выучу наизусть сотни тысяч стихов, зазубрю весь словарь Даля от корки до корки…нет, даже тогда у меня не было бы слов, которые смогли бы передать глубину этого взгляда. Весь его смысл. Но он выбивает из седла. И руки немеют. И нечем дышать… Я застываю, изнутри меня покрывает инеем. Рома молчит. Жду, что он как-то парирует, защитит себя, ведь раньше он был мастак трепаться! А он ничего не говорит. Опускает глаза в пол, чуть хмурит брови, меж которыми залегла более глубокая морщинка, чем когда-то, когда я еще могла прикасаться к его лицу, целовать его, любить…и он уходит. Просто. Уходит. Без попыток себя оправдать. Без попыток себя защитить. Приняв весь мой яд, отравившись им, но не умерев. Точнее, смерть-то была, но как будто бы одновременно ненастоящая и самая реальная из всех. Особо изощренная пытка — необходимость помнить эти слова, переживать их снова и снова. Умирать, но возрождаться и снова переживать. Почему я об этом думаю? И почему мне так больно? Что это было? Я не готова разбираться. Не разбирайся! Даже не вздумай соваться в эту степь. НЕ РАЗБИРАЙСЯ! БЕГИ!... Поворачиваю лицо навстречу солнцу, прикрываю глаза. Чтобы никто, даже я сама, не видел и не знал, как в них назревают слезы, готовые вот-вот вырваться.Я не пытаюсь убежать»
Рома, сейчас Я лежу ночью без сна и смотрю в потолок. На меня не давят стены, но, сказать по правде, лучше бы они давили. Хуже, когда наоборот. Я лежу без сна, смотрю в потолок, а вокруг слишком много пространства — они будто бы расползаются в стороны, создавая маленький, темный мир вокруг. Ты в нем тонешь, вязнешь. Ты не можешь дышать и не сможешь согреться — и там ты абсолютно один. Сажусь. Из открытых балконных дверей доносится запах соли, слышен звук прибрежных волн. На часах почти пять утра. Я снова проснулся среди ночи, и я снова не смогсомкнуть глаз после. Жизнь все-таки паскуда. Медленно перевожу глаза на стену напротив, по коже пробегают мурашки. Сердце, чувствую, начинает быстрее биться. Сегодня состоялся ужин, на котором все самые близкие друзья, свидетели и свидетельницы, грубо говоря, отправляли молодоженов в путь по «реке любви», как сказала бы у нас женщина с огромной укладкой вверх и странном, слишком помпезном костюме. Ну те, что работают в ЗАГСе. А может быть, там уже работает кто-то другой. Вполне вероятно, все это стереотипы, прочно перетекшие из шуток и анекдотов, но у меня на свадьбе стояла именно такая женщина. Помню, у нее на груди была приделана огромная брошка в форме осы, и Леру с нее чуть от смеха не порвало. Как раз за неделю до этого мы ездили в парк, чтобы покататься на катамаранах, и нас прямо посреди реки ужалили сразу три пчелки. От последнего укуса, пришедшего нежданно и негаданно, я не удержал равновесие, отпустил руку и начал падать в воду. Лера попыталась меня удержать, но, разумеется, у нее не вышло, и я потянул ее следом. Так мы оказались в воде. И знаете? Я тогда понял, что выбрал правильно женщину, с которой собирался провести всю свою жизнь. Она не кричала. Она не плакала. Она не злилась из-за испорченного макияжа, укладки или даже платья. Мы вынырнули, секунду помолчали, а потом Лера разразилась звонким, задорным, чистым смехом. От такого смеха у тебя обычно у самого улыбка на губах появляется, даже если бы до первого его аккорда, ты бы мечтал сдохнуть. И у меня появилась. И я помню, как смотрел на нее и чувствовал, что у меня буквально сердце дрожит от этого смеха. Глядя на нее, я знал, что люблю ее всеми фибрами своей души и хочу слушать этот смех до самой смерти. Черт возьми…я был так счастлив, что так и будет… Улыбка трогает мои губы даже сейчас, и я ощущаю на них вкус ее губ. Из того самого летнего дня за неделю до нашей свадьбы и брошки в форме осы на груди у женщины из ЗАГСа с высокой прической и чопорной речью. Руки до сих пор ощущают тепло тела Леры. Я тогда подплыл, обнял ее, поцеловал и прошептал, что любить ее буду, пока дышать буду. Так и вышло в целом… Встаю и выхожу на балкон. Жизнь паскуда, ведь она подстроила для меня эту встречу, которая выбила из колеи полностью. Видимо, мало того, что со мной происходит, я должен видеть снова женщину, которую люблю. Женщину, которую потерял любя и никогда не смогу вернуть. Проще было бы сдохнуть под колесами фуры. Я смотрю на окна ее комнаты. Они темные, как эта ночь. Спит, наверно. Спит так близко, а я не имею права даже думать об этом. Все, что у меня есть — это воспоминания, которые приносят буквально физически ощутимые страдания. Не забыл ни мгновения… Кажется, я культивирую эти мысли. Я живу в них, ведь другого у меня нет. Одинок, как волк Балто, и стены на меня не давят. У меня другое наказание: каждый раз я оказываюсь в комнате, а она превращается в темный, тихий, холодный мир, где я один. И я один. Смотрю на горизонт, как вдруг снова думаю о том светлом дне, когда мы упали в пруд посреди Москвы, но вижу это немного иначе. Так внезапно, словно мне в темечко ударила молния, приходит мысль: я же и тогда ее за собой потащил. Обещал небо, рай, счастья, а вместо того утянул на дно… Руки начинают неметь. Ноги тяжелеют. Самый худший кошмар моей темной комнаты, где нет никого, кроме меня — это такой момент. Когда я думаю о том, что сделал и куда привел женщину, которую любил. Нельзя отрицать того факта, что я сделал это сам. Можно долго обвинять Кристину в манипуляциях, можно до бесконечности в квадрате списывать мой поступок на какой-то незакрытый гештальт первой любви. Даже отец мог бы снова попытаться взять вину на себя, выделив тот факт, что это он потворствовал нашему расставанию, а случись оно, естественно, ничего бы во взрослом возрасте не произошло. Но! Это не помогает. И ничего не помогает никогда. Кроме одного. Я разворачиваюсь, наспех одеваюсь и выхожу из комнаты. *** Хруст песка. Запах и звук прибоя, которые заглушает мое собственное сердце. Ноги проваливаются, уходят под землю, а я только набираю скорость. Не пытаюсь сбежать, ведь я знаю, что это невозможно… Сегодня состоялся ужин, к которому Ката очень сильно готовилась. У нас тоже был такой ужин когда-то, и пока я сидел за столом, воспоминания о том, как проходило это мероприятие в моем прошлом, Совершенно не хотел возвращаться в настоящее. А что мне здесь делать, собственно? Я сидел за столом, Лера была рядом. только она намеренно разместилась на другом конце стола, чтобы быть от меня как можно дальше — и это больно. Осознавать, что там, в моей голове, тепло, а вокруг холодно и больно. Я ведь помню. Моя старая квартира. Гостиная, соединенная с кухней на модный манер. Так когда-то не делали в России почти никто, а я сделал, потому что был у своего друга в Европе, и мне понравилось. Помню каждую деталь интерьера. Даже помню цвет обоев: они были темно-синими с серебряными полосками. Тканевые. Таких тоже почти не было ни у кого в то время, а у меня были. Их Лера выбирала, когда переехала ко мне. Ей было важно. А мне? Мне был важен ее комфорт. Она тогда весь мой дом переделала…раньше я не любил всякий хлам, но даже сейчас у меня его много. Так что нет, я не пытаюсь сбежать — знаю, что это нереально, да и как можно сбежать оттуда, где тебе было так хорошо когда-то?… В моей теперешней квартире много мелочей. Дома уже нет. Сейчас там живет другая семья, и я помню, как продавать было сложно. А особенно сложно видеть мужа. Я ничего ему не сказал, но молился, глядя на его жену, на него, на их проклятую собаку с оглушительным, тонким лаем…черт возьми, я молился, чтобы Бог отвел, и ему хватило мозгов сохранить их хрупкий мир. Думаю, задай этот вопрос им, они бы покрутили у виска. Какой хрупкий мир, ты! Придурок! Мы любим друг друга, у нас все хорошо! Согласен. Я заметил, как он смотрел на нее, как она смотрела, и я знаю, что это значит. Когда-то все это и у меня было, но…наверно, именно поэтому я знаю, что любовь не гарантирует тебе ничего. Никаких дополнительных опор, никакого укрепления — пусто. Одной любви недостаточно. Если нет мудрости? Если нет понимания? Если нет...чего-то такого внутри тебя, что скажет: даже если вы любите, ваш мир — хрупкий мир. Кому, как не мне, это знать? Мы с Лерой тоже любили…и может быт, поэтому я наивно полагал, будто любовь спасет? Все переживет, через все проскочит? Хотя нет. Я даже сейчас не могу до конца понять, на что был расчет? И что? Почему? Я тогда наворотил… Останавливаюсь посреди пустого пляжа. Позади меня джунгли, впереди чистый горизонт, из-за которого начинают выбиваться розовые лучи солнца. Я сажусь на землю. Вода бьет в мои ноги. Мокнут кеды, носки. Шорты. А мне плевать… Откидываюсь на спину и смотрю в посветлевшее, предрассветное небо. Чувство тяжести не покидает сердце. Пережил. Я пережил еще одну ночь, но знаю точно, что солнце встанет, и все начнется заново. День сурка. Я переживаю свой развод, а легче не становится. Меня все так же рано на части боль, негодование, непонимание собственной тупости…желание вернуться в прошлое. Как же я хочу вернуться в прошлое…и как же я скучаю…Господи…как я по ней скучаю… Закрываю глаза, волна снова бьет мое тело. Между пальцев проходит песок, утекает вслед за пушистым прибоем. Как же я по ней скучаю… Я так хочу вернуться обратно! В то мгновение, когда увидел Кристину! Только бы вернуться и шепнуть, что будет со мной дальше, если я не возьму себя в руки! Что произойдет со мной, когда я лишусь того, что на самом деле было самым важным? Что у меня есть? Я одинокий человек. У меня нет отношений, потому что никто из них не может заинтересовать меня, а если честно, я тупо никого не замечаю. Будто бы Лера забрала с собой мое сердце, ведь я — кусок камня. Хожу на встречи из-за работы, но стабильно возвращаюсь домой. Как можно раньше. Обязательные полчаса, затем такси, пустая квартира — вот моя жизнь. Мой маленький, холодный, одинокий мир. И нет! Я не мазохист. Не любитель пострадать, драматично глядя в окно. Дело-то не в этом! Просто в толпе я тоже одинокий, и это еще хуже. Знать, что пустоту никто не сможет заполнить среди людей хуже! Чем знать то же самое, когда ты наедине с собой. Во втором варианте остается хоть какая-то надежда, что однажды все поменяется… Ужин… Я сидел сегодня на нем, улыбался. Что-то отвечал, хотя по факту просто кивал и старался не отсвечивать. А глядел только на нее. Исподтишка, аккуратно. Какая же она красивая… Лера вообще не изменилась. Только одно в ней теперь другое — она от меня находилась в трех шагах, а как будто бы на другой планете, куда я никогда не смогу попасть. Ты вспоминала, что я вспоминал? Как прошел наш тот-самый-ужин? Ты готовила его с такой отдачей. Ты так беспокоилась. Крутилась, как маленькая пчелка. Сто раз переделывала блюда, пока мы с Ильей и Славой тихо смеялись над тобой. А ты! Ты помнишь?…как на предложение своей мамы о помощи, зашипела на нее подобно дикой кошке. Я сама! Ты хотела сама. Для тебя это было так важно…ты помнишь? Как это было важно для тебя? С губ срывается тихий смешок. Я закрываю влажные глаза, уперев в них основания ладоней. Глубоко вдыхаю и выдыхаю. Мда-а-а-а…жизнь — паскуда, и этого у нее не отнимешь! Какой изощренный палач, какая смертоносная машина пыток! Ведь как иначе назвать тот факт, что мы оказались рядом? Кроме как пыткой?… Меня поймет лишь человек, допустивший такую же роковую ошибку, после которой пути назад уже нет, и в этом вся загвоздка: я знаю, что обратно хода не будет. Лера меня никогда не простит, и она никогда ко мне не вернется, а я никогда не смогу снова ее обнять, поцеловать, почувствовать ее тепло и запах кожи, по которому так скучаю… Тобой уже не пахнут наши простыни. От тебя остались только мелочи, что я бережно храню на полках, и коллекция маленьких камушек. Да, у нас была такая коллекция. Каждый раз, когда мы куда-то ездили вместе, Лера подбирала небольшой камень. Он не должен был быть красивым, он должен был просто быть! Она сохраняла его, везла домой и укладывала бережно рядом с остальными приговаривая: - Вот, еще один. Мы там были. Это память! Иногда камни казались настолько обычными, настолько похожими друг на друга, но…Лера всегда без ошибок знала, откуда мы привезли тот или иной. И я храню эту коллекцию в своей спальни. Когда мне особенно тяжело, беру какой-нибудь и представляю, как его касались ее пальчики. Порой вижу воспоминания наших путешествий, где, кажется, осталось все тепло моей жизни… Бегу ли я от этих воспоминаний? Нет, не бегу. Ровно, как и от правды: я люблю ее. Я всегда буду ее любить, и я никогда не смогу забыть и отпустить. Заменить… Лера — женщина, которую я никогда не смогу оставить. Ведь как оставить сердце? Свое сердце, что бьется внутри твоей же груди?… Это больно, но нет. Я не бегу. В основном из-за того, что знаю: сбежать от самого себя у тебя не получится. Я люблю, и жизнь — паскуда, раз свела нас сейчас, когда я не могу даже взглянуть на нее открыто. А я не могу! Мои поступки отрубили мне все пути обратно. Я просто не имею на это права! Мучать ее? Терзать? Зачем? А главное — как?… Как сделать это с той, кого ты любишь?… Пальцы нащупывают что-то холодное, твердое. Я вытаскиваю это что-то ногтями из песка, поднимаю над головой. Еще одна волна бьет мое тело, шатая его, как неприкаянную лодку о заброшенную пристань. Камень. На этот раз, это красивый камень. Белый. Я покручиваю его, хмурюсь, а потом вдруг тихо усмехаюсь. Жизнь паскуда? Возможно, это так и есть, но с другой стороны…она подарила мне еще неделю рядом с Лерой. Я знаю, что ничего не стану делать. Я ни за что не буду ее тревожить! Я ни за что больше не причиню ей боли! Но…я так скучал, я так хотел ее увидеть, что…буду наслаждаться этой неделей. Обещаю, что впитаю каждое мгновение ее образа. Обещаю, что запомню, а потом, оказавшись в своем пустом, холодном мире, смогу хотя бы немного согреться… Не рядом, не близко, я знаю. Это пытка. Я знаю. Но улыбаюсь, как придурок, потому что жизнь дала мне эту возможность! Она свела нас хотя бы на неделю, и я могу хотя бы одну неделю дышать, радоваться, гореть. Быть с ней…неподалеку. Пусть даже тенью! Но видеть ее, ловить запах духов или перехватывать мимолетно, неосторожно брошенный взгляд. Какая разница?! Она здесь… Это окупит любая боль, что накроет меня в конце. А она накроет. Думаю, сразу, как я вступлю на борт лодки, что отвезет меня домой, чтобы я снова ее никогда больше не увидел…ну и что? У меня будет еще немного воспоминаний с Лерой. С моей любимой женщиной.«Как не сойти с ума?...»
Ночь. Шепот. Сонный город.Окна настежь. Лунный обломок.
Дым. Кофе. Горечь в горле.
Любовь. Тоска. Сердце с кровью.
Звонки. Слезы. Шипы. Розы.
Песок. Часы. Мечты. Звезды.
Земля. Воздух. Люди. Вечность.
Я. Ты. И знак бесконечность... Лера, сейчас Самый модный, самый богатый, самый шикарный клуб Сингапура выглядит просто божественно, и я сейчас серьезно. «Sun» внутри похож на вечеринку где-то примерно на Олимпе, если бы там устраивали вечеринки, само собой. Люди в шикарных нарядах. Мужчины сплошь и рядом в именитых брендах, вылизанные с головы до ног. Женщины? Тем более! Каждый образ продумал до малейшей детали, все подходит безукоризненно. Каждая гребаная мелочь! И как для человека, которому мода, как кислород, я должна восхищаться. Я должна…ну просто стоять с открытым ртом и наслаждаться каждым мгновением этой потрясающей эстетики, а что делаю я?… Огромная хрустальная люстра посреди зала переливается всеми цветами радуги, плюс цветами, которые ни один охотник не узнает и за тысячу лет! У шоу совершенно безумная световая поддержка, конечно, я могу отдать должное. Сам зал идет полукругом, как Колизей. И пять уровней доступа начиная с самого простого — это первый, — заканчивая самыми влиятельными, богатыми, прокаченными людьми. Думаю, мирового значения. Я здесь никого не знаю. Обидно, что даже прогуглить не получится. На входе фейсконтроль забирает телефоны — такова политика заведения, так что, судя хотя бы по этому, легко догадаться, что здесь действительно тусуются непростые люди. Интересно, у них тоже есть по своему острову? Бред, конечно…планета Земля таким количеством островов не владеет, так сказать. Зато, уверена, здесь у каждого есть свой частный самолет — их, как ни крути, все-таки больше. А я грущу. Само собой не из-за заводов-параходов. Вот оглянись назад, клянусь, я точно могу сказать, что когда узнала о Роминой «крутой» (как говорили в моем городе) семье, я пришла в ужас. Честно. Конечно, это может звучать бредово. Согласитесь, какая девчонка станет старадать по поводу того, что у ее мужика деньги есть? Статус? Правильно? А я боялась. Для меня вся эта «миллианерно-миллиардерная» сказка всегда представала не в лучшем свете. Разумеется, как и все, мне хотелось в моменты моих размышлений о будущем, встретить достойного мужчину. Богатого? На это мне было плевать. Я мечтала о ком-то сильном, ответственном и амбициозном, чтобы в будущем, даже если сейчас у него в кармане дырка…ну или проездной на автобус, он обязательно сделал максимум для своей семьи. То есть, готов был работать и добиваться. Нет. Готовый вариант меня не особенно интересовал. В основном из-за того, что, работая поломойкой, я выбирала трезво смотреть на вещи и не верила в сказки на манер «Красотки» или «Золушки». Мне казалось, что так не бывает. Когда оказалось, что бывает еще как, я действительно пришла в страшный ужас. Положив руку на сердце, даже хотела отказаться от идеи свиданий с сыном «самого главного». Может быть, лучше бы и отказалась, конечно, но мы сейчас говорим о фактическом, а не о гипотетическом…Так вот. Я тогда стояла на перепутье, ведь этот мир…он в моем понимании был прекрасен и ужасен одновременно. И второе значительно перевешивало. Все мы видели эти интервью богатых и влиятельных. Во времена моей молодости еще грянул какой-то абсолютно тупорылый бум, когда на всех федеральных каналах жены олигархов показывали свои виллы и рассказывали про роскошь. Кому-то вроде меня, что забавно. Девчонке, у которой не было ни одного нового платья, а все взятые с рук или вытащенные из кучи в секонд-хенде, но это неважно. Даже при всех тех раскладах! Господи! Я никогда не мечтала оказаться на месте этих самых жен, ведь они казались мне…не больше комнатных собачек. Ей покупают лучшие шмотки, кормят потрясающими деликатесами, водят в элитные клубы или салоны-красоты. Она на волосы в месяц может спустить больше, чем вся наша семья за обыкновенную жизнь за целый год! Все это да. Разумеется, конечно. Прельщало! Но…это все равно жизнь-то, по сути, собачья. Сами подумайте. Чихуахуа тоже покупают классную, смешную одежду. Его кормят премиальным кормом, водят в груминг-салоны, да даже радуются! Когда он откалывает какой-нибудь финт по типу «сидеть», ну и что? В чем прикол? И есть ли большая разница? Во времена этого бума такие жены пели чаще всего. Ну или снимались во второсортных киношках, так что и они умели выполнять команды, чтобы хозяин ими гордился и мог похвастаться перед друзьями. Ну и что? Много отличий нашли? Сильно отличается жизнь? Чур, золотые решетки вольера жен и обычные у собак — это не аргумент. Так что нет. Не-а! Малышка грустит не из-за того, что никогда не дотянет до уровня, на котором сейчас находится. Никогда! И это нормально. Мне вполне комфортно на моем. Я грущу по другому поводу. Точнее, даже не грущу. Злюсь. Меня просто бесит! Сжимаю бокал с шампанским покрепче, делаю глоток. Готова признать, что на последнем ярусе этого клуба классно. Отсюда видна толпа, пульсирующая музыке в такт, и вообще все шоу! Первоклассный диджей за огромным пультом, яркие неоновые лучи, крутая музыка, потрясающий звук. Даже девчонки «в клетках» совсем не в клетках здесь. Они похожи на ангелов, и я не могла оторвать от одной взгляда. Настолько она была красива…а вечер все равно оказался испорчен. Как раз в тот момент, кстати, его и подмочили… Несколько часов назад - …О-бал-деть… Шепчу. Широко распахнув глаза, не побоюсь этого слова — таращусь! — на окружающую меня обстановку. Я в клубах не была несколько вечностей, наверно. Даже не вспомню, когда это было в последний раз. Да и не вспомню особо много случаев, конечно, у меня на эти все тусовки времени особо не было. Я училась, живя в студенческой общаге, я работала. Потом познакомилась с Ромой…почти сразу, если честно. Ну и с ним, наверно, была пару раз? Хмурюсь, веду плечами. Не хочу об этом думать, но думаю, потому что ощущаю его ненастоящее касание на своих лопатках. Бросаю взгляд в золотое полотно на стене. Мы находимся в какой-то непонятной комнате. Здесь тихо, я ничего не понимаю, но, кажется, это и неважно. Алекс о чем-то разговаривает с работником клуба в стороне... Я смотрю на свое отражение в золоте. Мой наряд — бомба, и нет. Я напялила это платье вообще не из-за бывшего! Открытое, короткое. Блестящая ткань, струящаяся по телу, словно нежнейший, алый закат. Глубокое декольте. Я успела немного загореть, так что оттенок еще лучше пылает на меня, подчеркивая все достоинства. В общем-то, выгляжу я великолепно! И нет. Не для него — пф! Я взяла несколько платьев по случаю девичника, а именно это выбрала, потому что настроение такое.
Бывший ни при чем. Тем более, мы с ним не общаемся. Измайлов держит дистанцию, только сегодня глазами особенно сильно пожирает — ну и пусть! Мне нравится ощущать этот взгляд. Нравится думать, о чем он думает. Пускай! Хоть лопнет пускай…говорят, мужики любят глазами, а думают ширинкой. Обычно я стараюсь не поддаваться веяниям тупорылых стереотипов, а сейчас на них молиться готова, ведь мне нравится думать, что там, внутри, он кусает свои проклятущие локти. Потерял… Ката подходит, встает рядом и улыбается во все свои тридцать два зуба. На ней красивое, нежное, белое платье — рядом со мной она похожа на ангела, лишь подчеркивая контраст и мою дерзость. Супер! Надеюсь, Измайлов ментально отгрызет свои лапы. Лучше бы язык, конечно, чтобы избавить мир от своего вранья, но на безрыбье и рак рыба, так что… - Я не стала спрашивать про Франка, - улыбается она, потом поворачивается ко мне лицом и поднимает брови, - Но…вы расстались? - С чего ты взяла? Многозначительный взгляд в декольте. Я усмехаюсь, но не собираюсь отвечать. Никаких оправданий! Говори как есть. - Мне серьезно нужно объяснять, что я имела в виду? - Именно так. Полезный навык для замужней жизни. - Ммм…это твой подарок? - И это тоже. Вообще, опыт — лучший подарок, ты разве не знала? Будешь знать, как говорить своему мужу прямо, если он вдруг лажать вздумает. Алекс бросает на меня взгляд, я ему подмигиваю. Закатывает глаза, возвращается к своей беседе, что-то наговаривает. - Странный у нас девичник получается… - озвучиваю тихо свои мысли, потом смотрю на Кату, - Мы серьезно будем в соседних каморках? - Во-первых, это ложе. - А во-вторых, это еще и не шутка. Ката жмет плечами. - Я вообще не хотела ничего такого, мне не нужен девичник. А это все? Даже романтично. - Ммм… Глубоко. Как по мне, от романтики здесь только рожки да ножки. Вполне вероятно, Алекс просто боится, что Ката отколет какой-нибудь финт, в котором будет участвовать она и чужие губы-руки-прикоснования. А что? На девичниках часто так бывает. Башню рвет, от алкоголя разные мысли голову туманят. Даже если она в обычном состоянии его простила за измену, мне очень сложно поверить, что такое простить можно на все сто процентов. Как будто бы что-то на подсознании все равно остается… Ай, ладно. Неважно. Снова смотрю в глянцевую, отражающуюся поверхность, поправляю прическу и жму плечами. А потом совершаю глупость. Из разряда абсолютно детского бреда… - Нет, мы не расстались, - повышаю голос и улыбаюсь сладко настолько, чтобы десны ныть начали, - Мы очень счастливы. Жаль, он не смог приехать, конечно… Нагло перевожу взгляд на Рому. Он все еще стоит за моей спиной. Он все еще молчит, и да! Он все еще смотрит, а я, даже если воображаю в его глазах боль, пускай! Мне на душе становится лучше… - Ну все, я уточнил детали, - к нам подходит Алекс, улыбается широко, обнимая за талию Кату, - Сейчас нас проведут наверх и… - Вы же в курсе, что у нас мальчишник и девичник? - Сана снимает с языка. Готова расцеловать. Выглядит эти странно по меньшей мере… хотя мне ли судить? У меня не было девичника. Рома отказался от мальчишника первым, и я решила его поддержать. Может быть, тоже не хотел, как Алекс, давать мне пространство для маневров? - Вы готовы оторваться? Повезло ему, ужу этому. К нам подходит тот же самый мужик в костюме, обезоруживает очаровательной улыбкой, и, дождавшись положительных кивков, открывает перед нами двери. Тут же тишину странной комнаты в стиле золото-на-все-случаи-жизни разбивает мощный бас. Толпа. Световое шоу. Я сказала обалдеть? Тому месту? Вот это точно, конечно, охренеть и не встать…Открываю рот, разглядывая, фиксируя каждую деталь. Как же тут красиво! И какие же красивые люди… Даже не сразу понимаю, как хрупок этот мир… Мы проходим всего-то ничего, как вдруг краем глаза замечаю девушку. Высокая, с шикарной укладкой. Она идет точной наводкой в сторону нашей компании, и я, если честно, по хищному взгляду на мгновение пугаюсь, что эта та-самая-ошибка Алекса, которая теперь решила проявиться и устроить сцену. Не знаю почему. Наверно, действительно по взгляду определяю сомнительные намерения, хватаю за руку Кату, готовая ее моментально за спину завести и устроить в этом шикарном, элитном клубе шорох! Но…правильно ведь говорят. Удар приходит, откуда ты его вообще не ждешь! И самое противное, о чем я думаю в последнее мгновение — эта грязная девка до безумия похожа на гребаную Кристину! Нет, все-таки женщины немного ведьмы…я сама удивляюсь, что думаю об этом, всего за секунду до того, как осознать, что здесь на самом деле происходит… Она «оступается», прекрасное личико искажается, а потом, как в замедленной съемке, незнакомка начинает падать вперед. Прямо в сторону Ромы. И так его ненавижу! Мне кажется, что я ненавижу его настолько сильно за тупое воспитание, за дебильный, мягкий характер, за доброту его тупую! За душевность! Потому что уже знаю, что он просто не сможет дать ей растянуться на полу, как корове на льду. Ловит.
Романтично, подхватив под спину. Глядя в глаза. На манер голливудских поцелуев, от которых меня просто тошнит! Сука! Сжимаю кулак так сильно, как только могу. Ката тут же вскрикивает. - Ай! Черт! Отгибаю уголки губ, совсем позабыв, что мои внутренние конфликты отражаются не только на мне. На ней. В эту неловкую секунду — я сжимаю ее руку, причиняю боль. - Прости, - шепчу. Ката непонимающе улыбается, чуть мотает головой. Да, она действительно не врубается, что со мной не так вообще. Да я сама не знаю, что со мной не так?! Ну да. Подошла. Ну да, «случайно» упала ему в руки. И что?…откуда такие нервы и вообще?! Откуда такое бешеное сердцебиение, если… - Сара?! - громкий, удивленный голос Джесс выдирает из реальности. Но знаете? Расставляет некоторые акценты. Например, бабы точно ведьмы, ведь я знала…знала откуда-то, что этот инцидент для меня «опасный инцидент». Резко перевожу взгляд на парочку. Рома поднимает глаза на меня, тут же смущается. Зачем? Чего ты смущаешься? Отходит в сторону. Актриса оборачивается и театрально расширяет глаза. - Джессика?! Обалдеть! Что ты здесь делаешь?! Серьезно?! Я аж рот открываю от настолько дерьмового представления. СЕРЬЕЗНО?! - Мы приехали на девичник! - Джессика подходит к своей подружке, обнимает ее, целует в обе щечки. Не касаясь. Это, как по мне, важно, чтобы понимать. С кем мы имеем дело. Бросаю взгляд на Кату. Она отвечает. И все всё понимают! Но…дальше будет только круче. Я такого виртуозного манипулирования не видела давно… - Да я договорилась с друзьями, а они…бросили меня, представляешь?… Трагизма столько, что хоть вешайся. Провожу кончикам языка по зубам, прищуриваюсь. Склоняю голову вбок. Куда уж больше? Спросите вы. Смотрите — скажу я. Сара прикладывает наманикюренные пальчики к глазам, затем зачем-то обдувает себя руками. Ее голос ломается. - А у меня такое случилось на работе…кошмар просто! Мне так нужен был друг сегодня…хотелось просто оторваться в кругу хороших людей, понимаешь? Джессика с мольбой смотрит на Кату. Мне хочется убить их обоих. Если кто-то сомневается в том, что тут происходит раскадровка очень трагичной сцены из неумелого спектакля — вы наивны до мозга костей. Тут каждый аккорд продуман, включая, собственно, мою нежную подругу. Ката не из тех людей, которые пройдут мимо кого-то, кто нуждается в помощи. На то, собственно, и расчёт, конечно же… Я вижу, что ей все это не нравится. Вижу, что она понимает происходящее гораздо лучше всех остальных, но знаю, что она ответит… - Ты можешь присоединиться к нам. Сара на мгновение застывает, потом расширяет глаза и охает. Лезет обниматься, благодарит. Очень, кстати, натурально выглядит. За исключением мгновения, что было лишь мгновением, но я все уловила. Взгляд на Рому. Хищный и довольный. Понимающий. Он называется просто: охота началась, и тебе от меня никуда не сбежать. Сейчас Сара оказалась неглупой бабой. Она работает в рекламе, знает себе цену, умеет побеждать. Как только мы попали в нашу шикарную комнату, где все было заставлено потрясающими, розовыми пионами — любимыми цветами Каты, — она начала прессовать невесту. Разводка стара, как мир. Подмазывалась, лизоблюдничала…короче говоря, она делала все, чтобы получить приглашение на остров. На свадьбу. На Рому… Подоткнув рукой лицо, вздыхаю. Уже несколько часов прошло, и если вначале все еще было не так плохо, то теперь — мрак. Ката превысила дозу своего лимита на алкоголь — выпила три бокала шампанского, — а потом ушла танцевать со своим будущим мужем. Как бы это тупо ни звучало. Остальные тут же перемешались. Девчонки сбежали к своим мужчинам, Джесс при мне подготовила свою подружку и тоже направила ее в сторону их комнаты. Не забыла при этом сдобрить меня говорящим взглядом и нежным голосом предложить составить компанию. Я отказалась. Надо оно мне? Снова видеть картинки своего прошлого? Осталась одна, как хранитель какого-то совсем отдаленного маяка. Стою, смотрю на толпу. Вижу Кату… Она так счастлива… Может быть, и есть в этом что-то все-таки?…они танцуют, смеются. Как будто бы только встретились. Он обнимает ее, они горланят странную песню из девяностых. Так глупо…но я улыбаюсь. На глазах слезы — но я улыбаюсь…я узнаю в них нас с Ромой. Мы тоже так делали, и не нужен был никакой мальчишник, девичник. Мы этого не хотели. Нам когда-то не было необходимости острой прощаться с холостой жизнью, ведь для нас брак не стал наказанием. Мы этого хотели… Какая глупость. Усмехаюсь, закрываю глаза, и вдруг… - Ты серьезно будешь стоять тут в одиночестве из-за меня? Музыка орет. Это клуб. А его голос тихий, при этом я слышу его так отчетливо, так четко. Словно он — единственный звук в этом мире… Резко распахиваю глаза. На миг позволила себе стать уязвимой, но при нем ни за что и никогда! Тут же надеваю обратно свою броню. - Все ради тебя, весь мир крутится вокруг Измайлова… Усмехаюсь. Медленно поворачиваюсь к нему лицом, опираюсь на оградительный заборчик, склоняю голову вбок. Рома не приближается слишком близко, но он слишком близко! И я опять слышу запах его парфюма… Взгляд на мгновение падает в мое декольте. Он тут же, словно ошпаривается, уводит его в сторону, а я…лопаюсь от ощущения победы. Ну да. Нравится. Скрывать не буду — глупо. - Старая песня о главном. - Ну да. Как и твое отрицание. Хорошо, - он жмет плечами и снова смотрит мне в глаза, - Почему тогда ты… - С чего ты взял, что имеешь право задавать мне вопросы? Молчит. Бесится. Немного пьяный. Может быть, смелее стал? Неважно. Мне плевать. Тем более, может быть, я сама стала развязней?… По крайней мере, самооценке срочно нужно сравнять счет с иммитацией Кристины. Я собой не владею! Плавно касаюсь волос, убираю выбившуюся прядку за ухо, потом как бы невзначай провожу по ключицам. Рома следит за мной коршуном: на душе гадко, но так жарко и хорошо... - Что ты здесь забыл? Тебя не потеряли? - Парни? Они со своими... - Я не о парнях. Он растерянно моргает. Потом выгибает брови — бесит меня только больше! Так и хочется его встряхнуть, ведь я понимаю отлично, что Рома НЕ-ИГРАЕТ! Было бы лучше, если бы играл, правда. Так его ненавидеть стало бы проще — но нет. Он не понимает…искренне недоумевает. - А о ком? Какой же ты придурок… - Неважно. Передай Кате и Алексу, что я поехала в гостиницу. У меня болит голова. Делаю шаг, но Рома тут же делает свой. Хмурится только сильнее. - Ты серьезно сейчас? - Отойди, Измайлов. Оглядывает меня вновь, но на этот раз без подтекста. Странно как-то… - Думаешь, я отпущу тебя одну в таком виде?! От такой наглости аж рот открываю. - Ты…перепутал что-то?! - А ты?! - повышает голос, - Посмотри, как ты одета! Хочешь проблем?! - Какое право… - Я тебя провожу! - Чего?! - Того! Хочешь в гостиницу?! Я тебя провожу и… Шлеп! Нет, алкоголь действительно делает из человека придурка…уж мне ли не знать, конечно! Но все-таки. Я попытаюсь это наконец-то запомнить. Пока ладонь вспыхивает, горит. Злюсь просто безумно! Мне неприятно, раздражает его тупая забота! А изнутри ноет…я ощущаю, как у меня душа вся изнеможенная корчится, плачет. Она так скучала по этому ощущению…теплого пледа, которым тебя накрывают, и все сразу же становится хорошо! Такой на вкус всегда была его чертова забота… - Я скорее позволю трахнуть себя стаду диких кабанов, чем приму твою фальшивую заботу! Рома - …Я скорее позволю трахнуть себя стаду диких кабанов, чем приму твою фальшивую заботу! Развернулась и пошла. Нет, поскакала! Вот…дура. Я злюсь. Рожа горит. Душа — сильнее. Смотрю ей вслед, клокочу, подогретый горячительными напитками, но у меня даже на мгновение не возникает желания наплевать. Знаю, виноват. Она имеет все основания меня презирать! Но, твою мать, головой-то думать можно начать?! Еще и сказанула…стадо диких кабанов. В таком платье, она именно их и привлекла бы! Думаю об этом, а сам бегу за ней следом. Возможно, на моем месте любой другой мужчина почувствовал себя униженным. А я унижен? Нет. По крайней мере, у меня внутри нет колючих кинжалов, которые обычно появляются в таких ситуациях. Я иду за ней следом. Вижу вдалеке — ближе не становлюсь. Ну его на хрен! Она неадекватная. Из-за обиды вообще не оценивает здраво происходящее вокруг. Сингапур — спокойная страна, здесь низкий уровень преступности, но…там, где есть люди, всегда есть риск. А она такая красивая… Когда увидел ее сегодня, думал — умру. Сердце замерло, взгляд прилип намертво. Я буквально слышал фантомный запах ее кожи, который пульсирует в моей голове острым нарывом. Руки болят. От того, как я стараюсь держать их дальше, ведь больше не имею права даже мысленно приблизить… Лера выходит на улицу, озирается. Спорю на что угодно, она еще и такси сейчас возьмет! Какая же дура… Я не выдерживаю. Возможно, потом пожалею стократно, а иначе-то как? Подхожу, хватаю ее за локоть и тяну в сторону. От нашего соприкосновения все тело обдает током… Она сначала молчит. Но я знаю, что это ненадолго. Просто до нее пока не дошло, что происходит. Три. Два. Один. - ТЫ ОХРЕНЕЛ?! ОТПУСТИ МЕНЯ НЕМЕДЛЕННО! Вопит так громко, что на нас прохожие оборачиваются. Я молча тяну ее дальше, не поворачиваюсь. Нельзя. Меня перекроет, если брошу хотя бы один взгляд, а так нельзя… Боюсь себя. Боюсь, что будет после. Боюсь, что будет со мной, если что-то будет после… Боюсь, что не вывезу последствий. Нет, нельзя смотреть. Она пьяная. Я тоже. Все будет, как тогда в нашем доме. Точнее, это возможно, но так нельзя…ни для кого из нас — нельзя. Быстрым шагом дохожу до черного лимузина, на котором мы приехали. Лера лупит меня по спине мелким кулачком, не успокаивается — дура! Говорю же… Закатываю глаза, открываю дверь и запихиваю ее внутрь наскоро, потом хлопаю дверь и разгибаюсь. Надо попросить водителя довести эту чокнутую до гостиницы — поворачиваю голову. Он стоит рядом, замер. Глаза свои выпучил. Чего ты уставился?! - Довези ее до гостиницы, а потом обратно. Хорошо? - Но… - Я с хозяином договорюсь. - Эээ… - Сейчас! Срочно. Увези ее срочно подальше, потому что я не вывезу последствий! Мосты сожжены. Мы никогда не будем вместе. Я это знаю. Я с этим смирился, а она? Наутро обо всем пожалеет. Тем более, у нее есть какой-то Франк…это значит, что она не просто меня ненавидеть будет, но и себя. Измены — не ее конек. Это только моя грязь, и я в нее ее запихивать не собираюсь, даже если меня ломает изнутри с огромной силой. Так хочется прыгнуть следом… Но я делаю шаг назад. Засовываю руки в карманы и смотрю в черное стекло, за которым она — моя любимая женщина. Сердце глухо бьется под ребрами. Опускаю глаза. Я ее не вижу, тонировка мешает — и слава богу! Не смогу сдержаться…я не настолько хороший человек, судя по опыту. Водитель оббегает машину, хлопает дверью. Заводится мотор. Он трогается с места, а я так и стою. Пару мгновений жду, пока они отъедут, потом поворачиваюсь и подхожу к стоящей рядом со входом машине — такси. - Свободен? Незнакомый мужик кивает. Замечательно. - Видел, лимузин отъехал? - Ну? - За ним. Он вскидывает брови. После сцены, как я тащил Леру до машины, выглядит это все не очень хорошо. Я прямо маньяк какой-то, но с другой стороны… - Плачу двойной тариф. Подумав пару секунд, водитель жмет плечами и кивает на дверь. Говорю же: там, где есть человек — там всегда опасно. Конечно, я не собираюсь причинять ей боли, но мог бы! Согласитесь: мог бы. Едем минут десять. Сингапур горит всеми возможными огнями — очень красиво, и сердце замирает…хотя…не от окружающего меня, а оттого, что в голове моей поселилось навсегда. Лера. Сегодня. И всегда… Наконец-то машина останавливается рядом с лимузином. Я выхожу быстро, подхожу к водительской двери и стучу пару раз. Он недоумевает еще больше, хмурится, опускает стекло. - Довез? - Ну…да? В этот момент до меня доносится звук стука тонких шпилек о мраморный пол. Я делаю шаг в сторону и вижу ее тонкую, маленькую фигурку. Вообще, так странно…она же действительно такая маленькая, а я? Весь в ее власти. До последней своей запятой. Влюбленный мужчина — безумец, наверно… Улыбаюсь я точно очень-очень глупо. Она идет уверенно, четко чеканя шаг. И от нее за километр расходится аура, за которой я бежать готов хоть на край земли, язык вбок высунув. Как пес… - Спасибо… - шепчу хрипло, когда она скрывается за поворотом к лифтам. Только после этого удается оторвать взгляд и снова посмотреть на водителя. Достаю купюру, сую ему и киваю. - Ты ничего не видел и не слышал, ясно? Думаю, для водителя ситуация становится абсурдней с каждым мгновением все больше и больше. Понимаю. Но, если вдруг кто-то хотя бы слово услышит, она не переживет, поэтому плевать. Буду идиотом. - Возвращайся обратно, - роняю тихо, отхожу. Поворачиваюсь вправо, а там — набережная. Отлично. Мне нужно немного подышать… Мне нужно успокоить душу... Прости меня за ту весну...
И всё, что было между нами...
Прости меня, что я молчу...
Тоску не передать словами...
Я вижу целый мир в глазах твоих!
И этот мир для нас двоих!
Но нет назад пути...
Не прогоняй меня.
Мне некуда идти.
Не прогоняй меня, прошу, ведь я совсем один.
Не отпускай меня...
Не дай мне сжечь мосты...
Пока горит огонь в груди, он мне не даст остыть...
Не прогоняй меня, мне некуда идти.
Не прогоняй меня, прошу, ведь я совсем один.
Не отпускай меня...
Не дай мне сжечь мосты...
Пока горит огонь в груди, он мне не даст остыть...
«Единое сердце»
Лера, сейчас Лучше всего на свете, пожалуй, я научилась…даже не выживать. Игнорировать. Говорят, у детей с моим детством всего два пути: ты либо повторяешь программу своих родителей, либо у тебя формируется максимально стойкое отвращение к их жизни — и иначе не бывает. Либо ты справляешься со своей травмой, резко отталкиваешься от дна и летишь вперед, выше, туда, где все будет хорошо по-настоящему. Либо ломаешься, остаешься внизу и проживаешься повтор всего того, что с тобой творили люди, которые должны были о тебе заботиться. Все идет из детства. Всегда. И я, как никто другой, это очень хорошо понимаю. Моя жизнь тому прямое доказательство, что травмы, даже если ты их переломил, а не они тебя — оставляют на душе огромные, уродливые шрамы. Моя душа вся в шрамах, если говорить откровенно. Я ведь совсем не сильная. Я это знаю. Думаю, моим случаем вполне мог бы стать плохой вариант развития событий, где я остаюсь разломанной на дне и не могу подняться. Просто не хватает сил. Меня вытянули мои братья. Помню, наш счастливый балкон, который стал для меня моим миром. Мы закрывали деревянные, уже пожелтевшие сто раз от времени, раздолбанные, где-то слишком ветхие, где-то слишком хлипкие двери. Они не смогли бы никого защитить. По сути своей. Ведь их выбить мог бы даже ребенок! Но когда мы их закрывали, создавался особый, греющий душу вакуум, и все уже было неважно. Ты просто отгораживаешься, абстрагируешься от времени, пространства. От людей и обстоятельств. От вони алкогольной патоки, в которой тонул наш отец, его приятели-собутыльники…и мама. Она не пила никогда — я ни разу не видела ее пьяной! — но она не уходила от него, а значит, не меняла ситуацию. Значит, ее все устраивало. Значит, и она погрязла там, отчего мы с братьями так сильно старались сбегать! И сбегали. На наш балкон счастья. Туда, где по той самой старой краске мы рисовали солнце, голубые облачка, дом. Собаку. Родителей — нормальных! Улыбки…Это был наш мир, в котором не было места боли, так что от боли я всегда пряталась там. Ее было много когда-то. Нет, не так. Ее было много всегда. Мы жили в маленьком городе, и как в любом маленьком городе, на нас лежало особое проклятье. «Как на ладони». Тот, кто родился и вырос в довольно замкнутом пространстве, прекрасно понимает, о чем речь. Конкретно. Маленькие города имеют свой особый шарм, характер, настроение. У каждого маленького города все это особое и свое, но единственное, что объединяет каждый маленький город — «как на ладони». Это значит, что ничего не спрячешь. Все видят всё. Каждую твою оплошность, ошибку. Достижения? Они никому не интересны. К сожалению, людям важнее именно промахи, которые приятней (почему-то) обсуждать. Это злость провинции? Нет. Это проклятие «как на ладони». Возможно, так остальным людям проще жить. Посмотришь на соседа, а он бухает круглогодично, бьет свою безропотную жену, водит к себе сомнительные личности. Чем не повод обсудить? Чтобы казалось, будто ты живешь свою лучшую жизнь, ведь посмотрите туда! Вот что значит «совсем плохо». А у меня не «совсем», значит, нормально. Так это и было… Я помню. Шепот за спиной, ухмылки. Дразнилки. Стыд за то, что у тебя даже портфеля нет — приходится ходить с пакетом! Старые, ветхие платья в заплатках, как повод задеть тебя за живое и плюнуть в душу. Я все это помню! И помню, как мысленно каждый раз сбегала на свой счастливый балкон, где были мои родные люди. Наши истории. Наш смех. Рисунки… Я научилась просто виртуозно абстрагироваться от внешнего мира! И за это могу сказать только спасибо. Каждый сам выбирает, в конце концов, как относиться к своей травме — благодарить или бесконечно сокрушаться, что ты этого всего вообще не заслужил! За что?! Как так?! Да никак. Жизнь — несправедливая штука, и я это знаю лучше остальных. Советую всем об этом тоже не забывать, так будет проще смириться, если тебя о землю швыранет. Пару раз моргаю, вглядываясь в горизонт, который сейчас выглядит особенно бескрайним из-за того, как небо сливается с блестящим на солнце океаном. Волосы от ветра развиваются, бьют по спине. Наверное. На мне снова надет огромный, спасательный жилетжелтого цвета (на этот раз, правда, в единственном экземпляре). Я цепляюсь за борт, но если говорить откровенно, сейчас не чувствую особого ужаса. Он болтается где-то на задворках, и да. Я рассказала про то, что отлично умею абстрагироваться — видимо, именно это сейчас и сделала. Выбрав из двух зол меньшее. - …А почему она там стоит? - доносится тихий голос. Я сразу напрягаюсь всем телом. Цепляюсь за заборчик сильнее, прищуриваюсь. Яхта чуть подпрыгивает на волнах. - Надеюсь, это не из-за меня? - воркует сладенький, женский голос. Меня чуть ли не дергает! Это говорит Сара. Как я и думала, Ката поддалась на провокацию. Я не знаю, что там происходило дальше после моего отъезда, но сегодня с утра, стоило нам спуститься на первый этаж гостиничного комплекса, меня огорошили новостью: она едет с нами. Та-дам! Лицо Джессики нужно было только видеть. Если честно, захотелось в него плюнуть вдруг — и откуда это только берется?! Но да. Более явного наслаждения от своего превосходства я еще не видела ни на ком. Даже на Кристине этого не было — или было? Я просто забыла? Или стерлось? Под влиянием всего того бурного взрыва, который я испытала в то роковое утро? Когда готова была убить ее, стереть в порошок? Не знаю… Но вот. Мы на яхте в обновленной компании, и я выбрала из двух зол меньшее. Тут либо бояться окружающей среды, то есть воды и моих детских триггеров, либо бояться соперницы (соперницы?!) и сосредоточиться на страхе. Была б моя воля, это был бы второй вариант, но я, видимо, выбираю странно. Точнее, не выбираю вовсе. Может быть, все уже заранее решено. Пока я рядом с ним — все известно до того, как я хотя бы попытаюсь взять себя в руки и снова притвориться сильной… Все идет из детства. Это истина в последней инстанции, ведь у меня столько путей и дорог, если так подумать. Например, спуститься в каюту и не видеть, не слышать, не чувствовать ничего. Абстрагироваться. Закрыть глаза, мысленно вернуться на свой счастливый балкон и рисовать солнышко и облачка на его стенах, слушать смех Славы, наблюдать за тем, как Илья мастерит какую-то очередную поделку из старых деревянных брусков. Что это будет на этот раз? Домик? Машинка? Я не знаю, но мне интересно узнать… Однако. Все идет из детства. Я помню не только хорошее — счастье, солнце, единение наших душ: трех брошенных в жестокое жерло судьбы детей. Я помню и очень темные ночи… Самым страшным в нашем детстве было следующее. Живя всю жизнь в подвешенном состоянии, ты учишься на инстинктах определять опасность. Я помню, как кожа покрывается мурашками, а сердце буквально чувствует, что вот-вот что-то бахнет. Это как перед грозой в воздухе летает напряжение и стоит дикая духота. Это как перед дождем низко-низко летают ласточки. Они делают петли: ныряют ниже, резко поднимаются, снова ныряют ниже. Однажды я спросила у папы, а почему так? Он сказал, что птички чувствуют дождь и знают, что сейчас из земли полезут дождевые червячки. Мясистые, розовые, длинные «шнурочки», которыми засыпан черные, мокрый асфальт каждый раз, когда ты прыгаешь по лужам до дома. Да, такое тоже было… Отец не с самого моего детства превратился в сгусток уродливой, опасной черной тени, от которой нужно держаться как можно дальше. Когда-то давно он был хорошим. Я помню, как он купил мне желтые сапоги, каких ни у кого не было! И как он забирал меня из садика…мы шли по улицам до дома, я громко смеялась, бегала от него, прыгала в этих сапогах по лужам. Вокруг разлетались искры-брызги, наполненные солнцем…из-за цвета сапог, как я теперь понимаю, но в детстве казалось, что просто от счастья. Я любила своего отца. Господи, я так сильно его любила…ровно настолько же, насколько потом возненавидела. Наверно. А может быть, даже сильнее… Но это сейчас неважно. Я не хочу думать об этом. Об этом думать особенно больно, ведь это, пожалуй, самое главное предательство — выбрать не нас, а алкоголь. Нет, даже не это… Не испытывать жалости? Тоже не то. Он забыл, кто он есть. Он позволил сожрать себя обстоятельствам, жизни. И он забыл, как сильно я его любила, и как он нужен был мне…каждый день моей жизни. Каждое мгновение. Я так его любила, а он меня оставил…и он ни разу не обернулся, уходя все глубже на дно…вот что я ему никогда не смогу простить. Может быть, поэтому в действительности я так сильно боюсь воды? Когда я думаю об отце, представляю, как он плывет. Почему-то. Он плывет все дальше и дальше, он никогда не оборачивается — продолжает плыть дальше и дальше. Точнее, темная вода забирает его на дно все глубже и глубже, и он даже не борется с этим! Он просто опускается с какой-то странной, садомазохисткой улыбкой, и он смотрит туда. Вниз. Его манит чернота, пока мы стоим на берегу и орем до сорванных связок: ПАПА!!! Но этого никто не слышит... Он тонет и не спасается. Вода забирает у меня любимого человека по его собственной воле. Хотя самое страшное по итогу все равно не это. До этого я дошла не так давно; если честно, то только что. Самым страшным в нашем детстве из-за его эгоизма и неспособности бороться! Сука! Просто бороться! Самым страшным стали темные, холодные ночи… Мы забирались в наш шалаш на счастливом балконе. Рисунки на его стенах становились наскальной живописью, отражая в себе что-то первородное. Дикое. Будто тени, эти рисунки оживали, скакали. Забавлялись в игры разума. Пугали. А мы сидели и боялись пошевелиться, боялись вздохнуть. Задыхались от напряжения в воздухе, от того, как оно липкой вуалью ложилось на кожу, оставаясь на ней укусами от кинжалов-мурашек. От осиных жал… Это всегда происходило одинаково. Мы будто заранее чувствовали, как те самые ласточки, что этой ночью все будет плохо. Солнце грело меньше, веселье выходило натужным и ненастоящим. Мы будто покрывались коконом липкого, чудовищного ожидания, и как только солнце садилось — это начиналось. Сначала голоса становились громче, потом шел мат. Потом всегда на пару мгновений висла удушающая тишина. Мир в такие моменты становился особенно ярким. Он взрывался, долбил в глазах черными пятнами, от которых руки сводило. Ребра начинали давить, а потом…БАХ! БДЫЩ! ШУХ! Удары, крики, визги. Мама громко рыдает. Она просит остановиться, просит прекратить. Бьются стекла… Я помню, как Слава зажимал уши руками и часто-часто дышал. Илья беззвучно плакал. А у меня не было вариантов — нужно было вывозить и быть сильной. Но как же сложно было быть сильной… Самым сложным и страшным в эти моменты всегда оставались последствия. Я боялась, что не увижу маму. Что все закончится на этот раз раз и навсегда. А самым жутким — незнание. Мы крепко жались друг к другу, как маленькие птенчики, сидели на балконе, в нашем шалаше, и мы не видели, что там происходит. Мы никогда не видели… И эта неизвестность, этот миг непонимания и незнания — вот что было самым ужасным во всем моем адовом детстве. Поэтому я никогда не прячусь под одеяло. Я ненавижу одеяла! Я не могу забраться под него с головой, меня сразу дергает обратно. Мне важно знать и видеть — мне важно знать и видеть!!! Что происходит вокруг. Какой тут прятаться? Как я могла спрятаться тогда? Перед нашим разводом? Так хотелось…сбежать, сделать вид, будто я ничего не знаю, но как я могла?…если от одной только мысли НЕ-ВИ-ДЕ-ТЬ меня колотит от первородного ужаса, а тени наскальной живописи снова и снова играли перед глазами? Превращая даже солнце и улыбки в уродливые, дикие оскалы... Хмурюсь. Внутренне содрогаюсь, ежусь. Правильно было бы уйти — очень правильно! Очень по-взрослому! Это логично. Это адекватно! Но я могу? Нет, не могу. Мне все еще (и всегда будет!) нужно все видеть. Знать.Все идет из детства.
Это истина в последней инстанции, ведь у меня столько путей и дорог, если так подумать. Например, спуститься в каюту и не видеть, не слышать, не чувствовать ничего. Абстрагироваться. Закрыть глаза, мысленно вернуться на свой счастливый балкон и рисовать солнышко и облачка на его стенах, слушать смех Славы, наблюдать за тем, как Илья мастерит какую-то очередную поделку из старых деревянных брусков. Что это будет на этот раз? Домик? Машинка? Я не знаю, но мне интересно узнать…
Однако. Все идет из детства.
Я помню не только хорошее — счастье, солнце, единение наших душ: трех брошенных в жестокое жерло судьбы детей. Я помню и очень темные ночи…
Самым страшным в нашем детстве было следующее. Живя всю жизнь в подвешенном состоянии, ты учишься на инстинктах определять опасность. Я помню, как кожа покрывается мурашками, а сердце буквально чувствует, что вот-вот что-то бахнет. Это как перед грозой в воздухе летает напряжение и стоит дикая духота. Это как перед дождем низко-низко летают ласточки. Они делают петли: ныряют ниже, резко поднимаются, снова ныряют ниже. Однажды я спросила у папы, а почему так? Он сказал, что птички чувствуют дождь и знают, что сейчас из земли полезут дождевые червячки. Мясистые, розовые, длинные «шнурочки», которыми засыпан черные, мокрый асфальт каждый раз, когда ты прыгаешь по лужам до дома.
Да, такое тоже было…
Отец не с самого моего детства превратился в сгусток уродливой, опасной черной тени, от которой нужно держаться как можно дальше. Когда-то давно он был хорошим. Я помню, как он купил мне желтые сапоги, каких ни у кого не было! И как он забирал меня из садика…мы шли по улицам до дома, я громко смеялась, бегала от него, прыгала в этих сапогах по лужам. Вокруг разлетались искры-брызги, наполненные солнцем…из-за цвета сапог, как я теперь понимаю, но в детстве казалось, что просто от счастья.
Я любила своего отца.
Господи, я так сильно его любила…ровно настолько же, насколько потом возненавидела. Наверно. А может быть, даже сильнее…
Но это сейчас неважно. Я не хочу думать об этом. Об этом думать особенно больно, ведь это, пожалуй, самое главное предательство — выбрать не нас, а алкоголь.
Нет, даже не это…
Не испытывать жалости? Тоже не то.
Он забыл, кто он есть. Он позволил сожрать себя обстоятельствам, жизни. И он забыл, как сильно я его любила, и как он нужен был мне…каждый день моей жизни. Каждое мгновение.
Я так его любила, а он меня оставил…и он ни разу не обернулся, уходя все глубже на дно…вот что я ему никогда не смогу простить. Может быть, поэтому в действительности я так сильно боюсь воды? Когда я думаю об отце, представляю, как он плывет. Почему-то. Он плывет все дальше и дальше, он никогда не оборачивается — продолжает плыть дальше и дальше. Точнее, темная вода забирает его на дно все глубже и глубже, и он даже не борется с этим! Он просто опускается с какой-то странной, садомазохисткой улыбкой, и он смотрит туда. Вниз. Его манит чернота, пока мы стоим на берегу и орем до сорванных связок: ПАПА!!! Но этого никто не слышит...
Он тонет и не спасается.
Вода забирает у меня любимого человека по его собственной воле.
Хотя самое страшное по итогу все равно не это. До этого я дошла не так давно; если честно, то только что. Самым страшным в нашем детстве из-за его эгоизма и неспособности бороться! Сука! Просто бороться! Самым страшным стали темные, холодные ночи…
Мы забирались в наш шалаш на счастливом балконе. Рисунки на его стенах становились наскальной живописью, отражая в себе что-то первородное. Дикое. Будто тени, эти рисунки оживали, скакали. Забавлялись в игры разума. Пугали. А мы сидели и боялись пошевелиться, боялись вздохнуть. Задыхались от напряжения в воздухе, от того, как оно липкой вуалью ложилось на кожу, оставаясь на ней укусами от кинжалов-мурашек. От осиных жал…
Это всегда происходило одинаково. Мы будто заранее чувствовали, как те самые ласточки, что этой ночью все будет плохо. Солнце грело меньше, веселье выходило натужным и ненастоящим. Мы будто покрывались коконом липкого, чудовищного ожидания, и как только солнце садилось — это начиналось.
Сначала голоса становились громче, потом шел мат. Потом всегда на пару мгновений висла удушающая тишина. Мир в такие моменты становился особенно ярким. Он взрывался, долбил в глазах черными пятнами, от которых руки сводило. Ребра начинали давить, а потом…БАХ! БДЫЩ! ШУХ! Удары, крики, визги. Мама громко рыдает. Она просит остановиться, просит прекратить. Бьются стекла…
Я помню, как Слава зажимал уши руками и часто-часто дышал. Илья беззвучно плакал. А у меня не было вариантов — нужно было вывозить и быть сильной. Но как же сложно было быть сильной…
Самым сложным и страшным в эти моменты всегда оставались последствия. Я боялась, что не увижу маму. Что все закончится на этот раз раз и навсегда. А самым жутким — незнание. Мы крепко жались друг к другу, как маленькие птенчики, сидели на балконе, в нашем шалаше, и мы не видели, что там происходит.
Мы никогда не видели…
И эта неизвестность, этот миг непонимания и незнания — вот что было самым ужасным во всем моем адовом детстве. Поэтому я никогда не прячусь под одеяло. Я ненавижу одеяла! Я не могу забраться под него с головой, меня сразу дергает обратно. Мне важно знать и видеть — мне важно знать и видеть!!! Что происходит вокруг.
Какой тут прятаться?
Как я могла спрятаться тогда? Перед нашим разводом?
Так хотелось…сбежать, сделать вид, будто я ничего не знаю, но как я могла?…если от одной только мысли НЕ-ВИ-ДЕ-ТЬ меня колотит от первородного ужаса, а тени наскальной живописи снова и снова играли перед глазами? Превращая даже солнце и улыбки в уродливые, дикие оскалы...
Хмурюсь. Внутренне содрогаюсь, ежусь. Правильно было бы уйти — очень правильно! Очень по-взрослому! Это логично. Это адекватно! Но я могу? Нет, не могу. Мне все еще (и всегда будет!) нужно все видеть. Знать. Но потом эти крылья решили, что будет прикольно трахнуть свою первую любовь. Почему бы нет? Подумали эти крылья. Мэй же идиотка. С Мэй же можно так…ничего страшного. Ничего страшного от ее разбитой души и разломанного на мелкие части сердца в чужой груди не случится, да?… - Но однажды Зало обманули. Ох, ну да! - Их любовь была такой яркой, что она привлекала слишком много внимания. Они кричали о ней, а даже когда молчали — все равно кричали. И как на любой свет летят мотыльки, на их свет прилетел Кой. Кой тоже полюбил Мэй. Точнее, он захотел ее, захотел забрать этот свет себе. Я ежусь. Опускаю глаза на светлые камушки, вбитые в землю. Монах тихо вздыхает. - Но если Зало был обычным мужчиной, Кой пришел из семьи сильных колдунов. Ни одно заклинание не способно создать любовь, Кой это знал. И когда Кой попытался предложить Мэй весь мир, а она отказала, он знал, что не сможет заставить себя полюбить. Он не сможет забрать их свет себе! Силой. Чуть хмурюсь. Раздается еще один тихий стук бамбуковой палочки о кромку каменного пруда. Ветер приносит аромат экзотических цветов… - Тогда он решил действовать по-другому. Он обманул Зало. Отослал его в другую деревню, а сам украл Мэй и привез на этот остров. Он привязал ее к этому острову древней, злой магией, а потом наслал на остров страшный шторм и отправился за Зало. Когда они вернулись вдвоем сюда, земли почти не осталось. Ее сожрали волны, а деревья растащили порывы страшного ветра. Кой встал перед Зало и сказал, что сейчас Зало предстоит решить, что ему важнее: быть рядом с Мэй или знать, что она жива и здорова. Зало выбрал ее. Он не думал, он знал, что жить без нее гораздо лучше, чем жить в мире, где ее совсем нигде не будет — а так у нее оставалась бы надежда на счастье, иначе…надежды никакой не было бы вовсе. Монах замолкает. Мы и не думали говорить — мне кажется, что даже природа в этот момент понизила громкость. Как и весь мир! - И что было дальше? - еле слышно шепчет Ката, монах переводит на нас взгляд и слабо улыбается. - Зало вышел на клочок суши к Мэй. Он сказал ей, что они должны расстаться, что он ее не любит. Что ей будет лучше без него. И пока он говорил это, его сердце разбивалось о скалы, о дно, об острые звенья цепи всего этого жестокого мира…Мэй чувствовала то же самое. Их сердца бились в унисон. Они тянулись друг к другу, они отражались друг от друга. Они были единым целым и кричали так громко, так отчаянно…что Боги услышали этот плач. Они опустили свой взор на маленький клочок суши и плакали вместе с влюбленными. Их боль и их любовь была такой силы, что она заставила даже Богов чувствовать каждую ноту своей души, и тогда они уже не могли оставаться в стороне. Заклинание было разрушено. Суша медленно поднималась со дна морского, деревья снова начали расти. Они окружали Зало и Мэй, они прятали их чувства от жесткого мира. Они прятали их от всех, отдавая только друг другу. По легенде этот храм вырос следом. Он стал домом Мэй и Зало. Их духи все еще живут во всем, что нас окружает, и каждому, кто сюда приходит, они даруют частичку своей души, своей любви и своего благословения… Никто не сказал ни слова. Снова послышался стук бамбуковой палочки о каменную кромку пруда. Я не поднимаю глаз, потому что чувствую в них слезы. Ощущаю, как мою душу колошматит, бьет о те самые скалы. Как ее на части рвет! И она рвется в одни руки… В этой истории нет ничего такого. Я даже не уверена, что это все-таки храм. Вполне вероятно, это просто прикольный аттракцион для туристов, но что-то меня так сильно надломило… Спокойствие и надлом. Надлом и спокойствие. Странный штиль принятия. Я незаметно стерла слезы, но через десять минут они снова лились из моих глаз, когда я смотрела, как Ката и Алекса в своих красивых, легких нарядов в одной цветовой гамме — нежно-розовом, легком, теплом оттенке, — подходят к алтарю. Множество зажженных свечей встречают их с раскрытыми объятиями. Ката и Алекс смотрят друг другу в глаза — они улыбаются. Они говорят что-то друг другу. Что-то, чего я не слышу пусть! Но знаю о чем… Они дают клятвы. Зажигают по свечке, ставят их в свободные круглые отсеки, снова смотрят друг на друга. Это интимный момент, но я отвожу взгляд не из-за этого. Не для того, чтобы дать им побыть вдвоем — хотя отчасти и поэтому. Мне просто так больно… Больно, что в моей жизни все случилось так, и теперь я вынуждена скрывать свою любовь за агрессией и злобой. Я не могу о ней говорить! Мне стыдно даже про себя признать, что я все еще люблю! И плакать хочется сильнее. И душа болит еще больше… Когда наши молодожены отходят от алтаря, мы тоже можем к нему подойти и о чем-то попросить Мэй и Зало. Я не хочу ни о чем просить. Я не знаю, что мне им сказать? И я пропускаю каждого, стою в стороне, смотрю на белые камни в земле, потому что не могу поднять глаз! Мне стыдно подойти к алтарю и сказать все то, что я хотя бы здесь и сейчас себе говорю. Так стыдно и мелко вдруг…так глупо! Поэтому я знаю, что не подойду и не поставлю свечку — я не сдвинусь с места! И лишь про себя прошу: - Излечите мою душу. Пожалуйста. Излечите меня… Не уверена, что от Ромы. Не уверена, что от любви к нему. Может быть, я прошу, чтобы излечили меня от других шрамов — от старых шрамов, оставшихся далеко позади. От моего детства, от отца, который ушел с головой в алкоголь и забыл, что он когда-то меня любил. От поступка Ромы. От последствий его измены, что пересекают все меня уродливым рубцом с головы до пят. Я просто хочу излечить свою душу и стать здоровой, целой.
«Остров кукол»
Лера, сейчас Самый опасный остров в мире называется Кеймада-Гранде. Он находится в водах недалеко от Бразилии, а опасен он не безумным каким-то ветром или сильным течением близ него; нет. Этот остров опасен тем, что на нем обитает какое-то безумное количество змей. Как-то наткнулась на видео. «Топ пять» чего-то там; иногда мне такое нравится. Мозги помогает разгрузить, плюс расширяешь кругозор. Так вот. Я как-то наткнулась на видео про этот остров, и даже меня, человека, абсолютно равнодушного к змеям и другим видам любой живности, потрясло то, что я увидела. Кишащие «океаны» этих самых змей на скалах, в лесу. Они же сбиваются в кучи во время своих брачных игр. Кажется, там самцы привлекают самок, но врать не буду — не интересовалась. Меня больше волновало, как это выглядело со стороны для людей неподготовленных: выглядело это плохо. Но самое ужасное в Кеймада-Гранде — это место обитания одной из опасных змей в природе: островной ботропс. Желтая такая гадина с копьевидной головой. Кажется, это одна из самых опасных змей, а некоторые представители ученых считают, что ботропсы хуже даже Черной Мамбы! А этого много. Учитывая все, что мы знаем о Черной мамбе… Короче, все там плохо. Когда я смотрела то видео, меня немного затошнило — и это показатель! Я действительно ничего не чувствую по поводу ползучих гадов, а я еще летела куда-то в жаркие страны. Может быть, на остров. Отдохнуть — отдохнула, блин…словила небольшую паранойю, везде потом видела змей, но сейчас не об этом. Да, остров Кеймада-Гранде считается одним из самых опасных. Все настолько серьезно, что к нему даже приближаться нельзя! Тебя «повяжет» береговая охрана, и вообще — проблем будет много, а если ступишь на землю? Оттуда никогда не выйдешь точно. Но! Для меня этот остров — просто интересный факт, расширение кругозора. Я знаю людей, для кого такое видео стало бы похлеще самого изощренного фильма ужасов! Например, Ката. Я отчасти поэтому в таком шоке, что она согласилась праздновать свадьбу на острове, где потенциально могут водиться змеи, ведь она их боится панически. Наверно, Алекс специально для нее выделил огромного афроамериканца — проверятеля на наличие этих самых гадов в области ближайшего километра от нее! Но это снова лирика. Я не боюсь и не вижу Кеймада-Гранде в кошмарах. Зато я точно знаю, что «Единую душу» видеть буду. Когда твоя броня рушится так просто, ты всегда остаешься нагим. Голым перед фактами, уязвимым перед действительностью. Там, под закрытыми от всего мира, огромными листьями неведомых раньше деревьев, мои доспехи пали. Не осталось ничего: ни злости, ни ненависти. Я осталась одна наедине с обнаженными фактами и раскрытыми нервами: все еще люблю, безумно скучаю, помню каждый момент, живу там, в прошлом. И мне до сих пор больно… Я зашла на яхту абсолютно поникшей и ни разу не обернулась, стоя возле забора, ограждающего меня от океана. Если честно, в какой-то момент я поняла, что с радостью перемахнула бы через него, лишь не быть отсюда как можно дальше. Даже на дне было бы лучше! Чем в «одной лодке» с ними… - Роман, вы такой сильный… - воркует Сара позади, - Не могли бы вы открыть бутылку шампанского? Ой, а кстати, у вас такие красивые глаза… Сука! Сука! Сука! От ревности вспыхивают даже кости. Чтобы было понятно до конца: шумит океан, лопасти двигателя, скорость и ветер, а я слышу каждое слово произнесенное, словно мне его в ухо орут! Осознаете?! Хотя Сара на самом деле не орет! Она мурчит, как кошка. Только что не трется, хотя, может и терлась своей задницей о его ноги — откуда мне знать? Я же не оборачивалась всю дорогу. Боже… Сама осознаю, насколько это глупо. После всего реагировать так, как я реагирую — бред! Сумасшедшая! Но я ничего не могу с собой сделать. Разрушенные доспехи — это не только уязвимость, но и абсолютная потеря контроля, отсутствие лжи и одна лишь правда… Когда ты долго бегаешь от себя, а потом сталкиваешься с реальностью нос к носу — очень сильный удар обрушивается прямо по темечку. Я ощущаю себя безумно растерянной, потерянной, блуждающей в темноте и не знающей, что ей делать дальше. Как слепой котенок, который просто оказывается посреди нового мира и не понимает, чего от него хотят? Я так же не понимаю, что мне с этим всем делать, поэтому, когда мы спускаемся на землю, и я слышу местного зазывалу, все уже решено: - ПОДХОДИТЕ! ПОДХОДИТЕ! ЭКСКУРСИЯ НА УЖАСАЮЩИЙ ОСТРОВ КУКОЛ!!! Оборачиваюсь. Сомнения — всего мгновение. Я знаю, что это бред, конечно, но мне нужно время. Мы должны были всей компанией пересесть на другую яхту и отправиться на остров родителей Алекса, а я осознаю, что еще одной такой «увеселительной» поездки просто не вывезу — замираю. - Лер? Все хорошо? - тихо спрашивает Ката. Закусываю губу. Внутри у меня такое смятение…безумно хочется поделиться с дорогим, близким сердцу человеком, но я понимаю — это не время, не место и не тот час, который можно было бы хотя бы наполовину назвать «удачным». Куда я со своими проблемами? Она так счастлива… И я ее понимаю. Когда Рома сделал мне предложение — я была счастлива; когда мы женились — я была счастлива. А после…в том убогом номере среди пожухлых роз, он в ночи и тишине шептал клятвы о нашей вечной любви, и я была…больше чем просто счастлива. Это похоже на взрыв атомной бомбы внутри твоего сердца. Хочется рыдать, кричать, целовать и не останавливаться — так сильно ты любишь… И тут я? Со своими сомнительными проблемами? Не вариант... - Да, все нормально, - улыбаюсь, потом киваю в сторону зазывалы. Он странный, конечно. Одет в желтую, гавайскую рубашку. На башке зеленая панама. Уродливая такая — неонового оттенка. Голубые шорты только усиливают мою тошноту от этой цветовой карусели, а шлепки, которые ему достались явно по наследству от прадеда, как вишенка на торте. Нет, я все понимаю. Сама была на месте человека, у которого не было средств на обновление гардероба, но тут дело в другом! Этому человеку просто насрать, как он выглядит. Он, как это модно говорить, на чиле, на расслабоне. Вопит в громкоговоритель, а сам играет на айфоне последней модели. Боже. Ладно. Я не имею права оценивать кого-то по внешности, и, разумеется, понимаю, что если я заостряю внимание на вещах, этого тоже делать никто не обязан, так что переживу. - Я хочу посмотреть, что за остров такой. - Что? - Ну…остров, - указываю себе за спину, - Экскурсия. Ката замирает, хмурится. У меня под ложечкой начинает посасывать — на мгновение кажется, словно она меня насквозь видит. Боже. Пожалуйста, нет… - Ты хочешь…поехать? - Ну да. - Эм…- Ката непроизвольно оборачивается, словно ищет защиты или помощи, хотя я знаю, что это не так. Это просто происходит. Даже если защита и поддержка не нужна — ты просто становишься маленькой и нежной рядом с тем, в ком ощущаешь поддержку и помощь. В том, кому ты веришь. И любишь… - Лер, нам ехать нужно. Может быть, в другой раз? - Ой, за это не переживай, - отмахиваюсь, к нам подходит Алекс. - Что-то случилось? - Да я просто хочу сгонять на эту экскурсию, - снова указываю в зазывалу, - Ката переживает, что не сможет составить мне компанию. - Ну…не то чтобы не сможет… - Ничего страшного, Алекс. Я сама съезжу, а вечером приеду на остров. Если ты сможешь организовать, чтобы меня забрали, конечно же. Он сможет. Я знаю что сможет — или очень сильно на это надеюсь. В любом случае, даже если сложится так, что со мной кто-то поедет, или, например, Алекс всем предложит эту тупую экскурсию, Рома точно останется на суше. А значит, его тупая Сара — тоже; и это уже победа. А он останется. Измайлов больше всего на свете боится кукол, и для него этот остров — Каймада-Гранде всего мира. - ПОДХОДИТЕ! ПОДХОДИТЕ! ЭКСКУРСИЯ НА УЖАСАЮЩИЙ ОСТРОВ КУКОЛ!!! Ката морщится от громкого крика. - Господи, что он так орет? И что это вообще за остров такой?! - Да это хрень. Аттракцион местный для туристов, - отмахивается Алекс, снова смотрит на меня, - Ты реально хочешь туда? Не скажу, что это супер-место. - Я люблю всякие такие штуки, если честно. - Ну… - Не очень мне нравится эта идея, - Ката снова морщится, разглядывая зазывалу, - Он абсолютно не внушает никакого доверия! - Ты же слышала своего будущего мужа, Ката. Это аттракцион для туристов, вряд ли меня там убьют. Она щелкает языком и прищуривается, а потом выставляет средний палец. Улыбаюсь. Кажется, я организовала себе отгул от боли и время на то, чтобы собраться в кучу… Еще немного помолчав, Алекс сдается. Вздыхает. - Ну…окей, если ты этого хочешь. Да, я смогу прислать яхту, чтобы тебя забрали. - Супер! Радостно хлопаю в ладоши; Алекс закатывает глаза и усмехается себе под нос. - Боже, сколько счастья…предупреждаю, место это не то чтобы очень, так что радоваться будешь потом. Или не будешь — что более вероятно. - Бу-бу-бу! Я пошла. - Стой! Куда поскакала — господи… - А что такого? - Дай хоть уточню, во сколько вы вернетесь сюда, чтобы все организовать с транспортом обратно… Мне плевать. Я свечусь, как до блеска начищенная монета, поворачиваю с Алексом к зазывале и иду с ним, буквально подскакивая на месте. Он, конечно, посмеивается. Шутит. Мол, никогда не думал, что взрослой женщине нужно ЭТО для счастья, а не украшения и красивые платья…Но он не понимает. Я себе только что выбила шанс на восстановление брони, возможность подумать, дышать! Наконец-то…и да, я этому радуюсь. Как у любого другого существа, у меня жив инстинкт самосохранения. *** Лодка, везущая меня и еще пару бедолаг на Остров кукол, заставляет желать лучшего. Это вам не крутая, новенькая, вылизанная яхта — это почти сарая на воде! Но мне плевать. Даже страх воды меркнет перед открытым миром возможностей. Но это неудивительно. Я захожу на борт после того, как мы с Алексом сходили до небольшой будки ради уточнения всех нюансов, поворачиваюсь и машу им с Катой. Друзья вызвались меня проводить — чесслово, будто в последний путь отправляют. Немного екает в груди. Мысли нехорошие легко оттолкнуть, когда вдалеке я различаю макушку ненавистной кошки-Сары, я резко отворачиваюсь и чеканю решительно шаг. Зазывала, оказавшийся еще и гидом, заходит следом и говорит: - Ну что? Готовы испугаться? Никто не реагирует. В основном, конечно, из-за его подачи. Складывается ощущение, что он только что покурил чего-то запрещенного: голос, тон голоса, растянутые гласные. Так обычно укурков изображают в комедиях, и так я его про себя нарекаю: укурок. Укурок шерудит цепями, потом поворачивается и поднимает руку. Указательный палец приложен к большому в жесте «окей», лодку дергает. Видимо, это бы знак капитану сие судна, и вот мы отправляемся. Я вздыхаю. На этом плоту безнадеги, если честно, дышится одновременно сложно и легко. Первое — здесь даже воздух как будто бы затхлых, не знаю почему. Видимо, психологически, так как вид всего гнилого и покрытого известью и ржавчиной, давит на какие-то точки в мозгу. Второе — все-таки важнее погода в доме. В моем случае, во мне. Я знаю, что выиграла себе время и собираюсь о многом подумать. Внутри при разрушенной броне прорвало плотину чувств, эмоций и воспоминаний, которые я подавляла, и сейчас мое нутро больше похоже на захламленный шкаф — разобрать бы. Вот что я буду делать — себя разбирать. Мне плевать где, главное, чтобы не рядом с ним и этой пигалицей! В спокойствии, тишине. Наедине с собой, а я наедине с собой! Даже если тут и сидит три калеки и… Удар. - Нет… - шепчу еле слышно. Хотя, скорее всего, нет. Рядом со мной стоит какая-то бабуля. Не знаю почему, но мне кажется, европейка. Она буквально подпрыгивает, а потом резко поворачивается на меня и недовольно хмурит брови. Значит, все-таки не шептала — орала. Но чему удивляться?... Мы отплыли уже на достаточное расстояние, чтобы нельзя было повернуть назад, и именно в этот момент дверь туалета открылась. Оттуда вышел он. Роман Измайлов собственной персоной. Он застыл. Крепко схватился за дверь, смотрит четко на меня. Нет, нее смотрит. Убивает взглядом — злым и опасным. Словно это моя вина! Моя! Что тебе надо?! Прищуривается. Я замираю. Мне кажется, что он сейчас подлетит и что-то сделает! Что-то скажет! Устроит сцену, от которой я точно сигану за борт, но…Рома закатывает глаза, надевает очки и разворачивается в другую сторону. Я наблюдаю — не могу оторвать взгляда! От его спины. Как медленно, вальяжно он подходит к пожухлому заборчику, встает и укладывает руки на периллу. Все. Это конец — чего? Не знаю. Но на этом финал. И я чувствую, как сердце мое начинает тарабанить быстрее, сильнее и отчаяннее… Что он тут забыл?! Что же он тут делает, господи?... - Следующая остановка: Остров кукол.«Судьба?...»
Лера, сейчас - …И однажды на этот остров, прямо к порогу монастыря, прибило лодку с девочкой. У этой девочки не было ни вещей, ни провизии. У нее было лишь одно: в своих крошечных ручках она сжимала куклу. Одетая в черное платье, с черными локонами и черными, бездонными глазами. Монахиня, которая укладывала девочку спать, взяла эту куклу в руки и подумала: какие же у нее глаза…совсем как настоящие. Через неделю на остров прибыл человек, доставляющий продукты приходу, и обнаружил эту самую монахиню. Обезглавленную. На ступенях ее родного монастыря… И смех и грех. Думаю, объяснять не нужно: Остров кукол — полная хрень. Начиная от абсолютно непродуманной, нестрашной, а какой-то нелепой «легенды», рассказанной голосом укурка из плохой, дешевой комедии (и да, это действительно так). Заканчивая сомнительным внешним видом окружающей флоры и фауны. Чтобы было понятно: «монастырь» со следами «крови» в виде странных, бурых разводов — это обыкновенные развалины. Скорее всего, даже не имеющие к религии никакого отношения. Нет, я почти уверена, что отношения они к религии не имеют, так как тут нет ничего! Абсолютно ничего, намекающего хотя бы отдаленно на церковь. Никаких крестов, куполов, ничего! Только пара разрушенных сооружений почти до земли, больше напоминающие деревню. Кстати, скорее всего, на этом острове действительно когда-то была обычная деревня, а какой-то деятель решил превратить это место в выкачивание денег из глупых туристов. Вроде меня. И я даже не буду делать сноску, что меня сюда понесло не ради культурного обогащения — я принимаю; дура и есть дура. Единственное, что стоит отметить и во что явно вложили душу — это куклы. Их здесь, сука, просто миллион! На каждом шагу. Куда ни глянь. Старые, неприятные. Разные. В основном это пластмассовые пупсы, конечно, ибо, как я понимаю, бюджет. Но есть и фарфоровые — с губками бантиком, пушистыми, но уже потрепанными из-за погодных условий, волосами и пышными платьями. Только даже то, что, казалось бы, легко можно было разыграть, наш крутой гид спустил в унитаз — когда его спросили, а как здесь оказались все эти куклы, он не нашел ничего лучшего, как сделать вид, что он не слышал вопроса; мы пошли дальше. Я чуть не заржала в голос. Поэтому. Ну и…из-за Измайлова. Для Ромы это, конечно же, ад. Я на него не могу перестать пялиться исподтишка. Возможно, кто-то сочтет его бзик на куклах как что-то «анти мужественное», но я таким не страдаю. Каждый человек боится того, чего боится. По тем или иным причинам — это неважно. Рома безумно боится кукол. Еще в Бразилии, как-то мы гуляли по улочкам и набрели на небольшую лавку игрушек. Зашли. Не знаю зачем. Наверно, тогда настроение такое было — хотелось думать о детях. Мне и потом хотелось, конечно. И ему хотелось. Но мы решили, что пока не время. Мы хотели пожить для себя, хотели вырасти и...неважно уже…важно то, что мы зашли в тот магазинчик, разглядывали игрушки и шутили, что когда-нибудь мы купим такие же нашим детям. - Девочке, - поправил он меня, забрав из рук небольшой, вырезанный из дерева паровозик, - У нас будет дочка. - А ты уже все решил, смотрю… Рома улыбнулся, коснулся моей руки и прошептал. - Люблю тебя безумно, и мне, похоже, одной мало. Хочу повторение тебя… - Но она будет и тобой тоже. - Знаю. Только пусть меня будет меньше, чем тебя… Каждая женщина мечтает услышать такие слова от любимого мужчины. Каждая женщина растает, услышав их. И я не исключение. Помню, как он навис надо мной, оперевшись на полку. Помню, как меня аж изнутри разрывало! Еще мгновение — я точно затащила бы его в подсобку и наплевала на все свои планы, потому что…меня почти разрывало от желания. Не только физического…душевного. А от взгляда его тогда…все эти слова обретали форму. Я почти видела нашу дочь! С моим лицом, веснушками, но его мягким, добрым нравом. И его небесно-голубыми глазами… Между нами встала кукла. Как бы это ни звучало — но так и было… Рома бросил взгляд в сторону. Один мимолетный взгляд, а потом как дернулся! Я и сама подпрыгнула от неожиданности. Мы ушли моментально. Он постоял с расширенными глазами, словно призрака увидев, дальше цап! Схватил за руку и утянул. Потом я узнала, что в детстве его бабушка с отцовской стороны напугала. Она любила кукол. Она их собирала. И однажды, когда ему было лет шесть, Рома вытащил из коробки коллекционную куклу, чтобы поближе на нее посмотреть. Бабушка начала кричать: сейчас-то я понимаю, что, возможно, все дело испорченной упаковке. Мол, так она потеряла свою ценность и бла-бла-бла, но хоть убей тому, что произошло дальше, я найти оправдания не могу до сих пор. Его бабушка сказала: - Никогда не трогай моих кукол. В них спрятаны души, а в этой хранится душа моей любимой сестры! Ты что? Хочешь разгневать ее дух?! Хочешь, чтобы она пришла к тебе и тоже утянула в куклу?! Рому аж передернуло, когда он мне это рассказывал. Мне захотелось убить старуху. Точнее, оживить ее и снова грохнуть: злостью окатило, будь здоров. Видимо, не имеет значения по итогу, из какой семьи ты вышел, в каждой найдется придурок или дура, которая с радостью оставит тебе пару шрамов на всю оставшуюся жизни. Ну или дело все-таки в алкоголе. Говорят, бабушка Измайлова любила приложиться к десертному вину и никуда без него не выходила. Неважно… Сейчас я поглядываю на него исподтишка и еле сдерживаю улыбку. Никакой кровожадности, если честно, не испытываю. Даже не думаю, мол, так тебе и надо, козлина! Мучайся! Вашу персону сюда никто не звал! Хотя, конечно, его действительно никто не звал, но это лирика. Нет… Я смотрю на Рому, и мне на душе почему-то тепло. Не могу это объяснить…Он крепко сжимает себя руками, сцепив руки на груди. Глаза закрыты. Дыхание глубокое — контролирует себя. Ему страшно, а он здесь. Зачем?... Мне тепло, и душа подсказывает, что из-за меня. Я не решилась подойти и поговорить — не могу понять, что я хочу услышать и хочу ли что-то слышать. Мы стоим по разные стороны от нашей скудной группы. Я поглядываю на него исподтишка, и пока не прозвучало ни одного вопроса, нет ни одного ответа. Как кот Шредингера, правда существует и нет одновременно. Это миг абсолютного, тихого безмолвия. Тишины и спокойствия. Миг, когда не нужно наступать себе на гордость или сердце; когда не нужно принимать никаких решений — просто молчание и тепло. Момент, которым можно насладиться, ведь в нем все просто. Я знаю, что Рома поперся на этот остров за мной. Я это знаю сердцем и душой. Мне этого сейчас достаточно. На острие — этого хватит с головой… *** Как выглядит свободное время на любой другой культурной локации? Ты можешь полюбоваться красотами, зайти в какую-нибудь лавку, чтобы купить пару сувениров. Еще ты можешь сделать фотографии. Правильно же? Ну да. Звучит очень логично. Как выглядит свободное время после «экскурсии» на Острове кукол? Весьма сомнительно. Нам рассказали рваную, странную историю, в которой явно отсутствовал важный кусок информации. Потом нам разрешили побродить, «полюбоваться» — чем только не уточнили. Сами догадайтесь. Возможно, развалинами. Возможно, собственно, куклами. Возможно, природой. Все звучит сомнительно: развалины скучные, бутафорией воняет так, что аж кости ломит. Куклы — странные. Природа — жалкая. Здесь даже пляж куцый. Я стою в стороне и наблюдаю за тем, как туристы делают фотографии всего сразу. Мне почему-то кажется, что дело не во мне. В смысле, не я на этом острове одна с таким гадким, токсичным характером, каждый думает в том же русле, но обидно! Сука, обидно! Плыть на корыте хрен пойми куда, увидеть хрен пойми что…тебя словно обманули! А обманутым быть никому не нравится, уж вы мне поверьте. Поэтому…они выжимают максимум из минимума — тоже понимаю. Возможно, сама бы делала это, но настроения нет. Миг, когда можно было погрузиться в тишину и греться, прошел. Брони все еще нет. Сознание терзают вопросы, а задать их страшно. И кому? Рома, наверно, пошел в сторону пристани — ему бы сбежать отсюда как можно быстрее. А мне рыдать хочется… Я не хочу погружаться в прошлое, но я в нем живу и наконец-то это осознаю в полной мере. Прохожу мимо развалин. Честно? Моя жизнь все еще похожа на них: раздолбанная изнутри почти до самого фундамента. Куцая, жалкая. Нет, внешне все замечательно! Я — успешная женщина. У меня крутая карьера. У меня отношения! Хах…отношения. Честно? Ни разу о Франке не вспомнила за все это время и не вспоминала бы раньше. Наша с ним связь тут нужна не для гордости, и она здесь не из-за любви. Франк — это еще один пункт в списке моих провалов. Не достижений. Я не чувствую любовь. Помню, какой она должна быть и какой она может быть! И я не чувствую этого. Все, что я ощущаю: давление. Наши отношения с Франком давят на меня. Он любит? Не знаю. Но он ко мне привязан — это факт, а я в стенах, как в шелках, в броне, как на другой планете. И я не хочу к нему. Я даже не пытаюсь! Потому что внутри знаю, что он — это не то. И словно весь мир — это не то… Выхожу на берег. Скала. Я стою на ней и смотрю вперед. Красивый океан. Спокойный. Он блестит на солнце как бриллиант. Он переливается всеми цветами радуги! И он — в этот момент он, как лучшая защита. Вот бы остаться на этом дебильном Острове Кукол навсегда… Думаю об этом, глаза наполняются слезами. Я впервые ощущаю себя такой. Никогда не думала, что буду! Бежать — не моя тема. Мне никогда нельзя было бежать; и никогда нельзя было слишком много думать и глубоко копать, а сейчас я копаю до самой сердцевины своей. И я хочу сбежать… Ответственность… Меня всегда останавливала ответственность. Я не имела права на страдания. Какой там?! Два маленьких брата, и их нужно было вытягивать со дна. Мать, попавшая в зависимость от штанины — ее тоже нужно было вытягивать. У меня никогда не было возможности подумать сначала о себе, тем более забить на проблемы и сбежать. Со своими поломанным браком я действовала так же. Просто встала, отряхнулась и окуналась в карьеру. Мне, по большому счету, просто повезло, что Светлана предложила место в европейском филиале. Честно. А так? Я бы не побежала из страны. Я бы продолжила ходить на работу, строила бы карьеру и не…давала себе и секундочки! На личные переживания. Перла бы до талого, пока однажды не умерла просто… Да, наверно, так и было бы. Сейчас — я на этом острове, и я хочу здесь остаться, потому что устала. Не хватает больше сил. Все мои стены упали, все аргументы растаяли. Я не знаю, каксправляться с правдой. Не знаю, как дальше жить — ведь я так скучаю… - Черт! Поток сознания перебивает жирный шмель. Он вдруг резко взлетает с точной наводкой прямо мне в лицо, и я, хоть и знаю, что нельзя, машу руками. Шаг назад. Он снова жужжит и летит на меня. - Да твою мать! Снова машу руками. Снова шаг. Бах! Резкая боль перед глазами. Нет, меня не ужалили, и шмеля, если честно, словно и не было тут. Опускаю глаза на свою ногу. Правая. Застряла между камнями… Это почти забавно, если честно. Я словно лиса, попавшая в капкан — куда бежать? Сама жизнь говорит мне, что я на это права все еще не имею… - Твою мать… - шепчу. Кожу поцарапало. Неприятно саднит. Надеюсь, я не заболею каким-нибудь столбняком… Тяну ногу — хрен. Камень словно сдвигается и давит сильнее. Если честно, в груди нарастает паника. Я бросаю взгляд на океан. Отсюда видна пристань, видна моя группа. Они медленно стекаются к корыту, а я тут. Застряла. Или все-таки мир меня услышал?… - Какого хрена ты здесь делаешь?! - раздается рык позади. Я резко оборачиваюсь. Запыхавшийся Рома выходит из-за деревьев. Их здесь, кстати, неприлично много. Как будто у острова стригущий лишай: где-то есть, где-то нет. Словно природу именно в этом месте блевануло зеленью! И да. Именно блевануло. По-другому и не скажешь… - Отвали, - шиплю, сама выпрямляюсь. Становится стыдно. Не хочу я показаться перед ним…в обыкновенном своем амплуа: той, кто на ровном месте падает. Только Роме плевать. Он бесится. - Ты вообще в своем уме?! - А ты?! - срываюсь, сжимая кулаки, - Какого хрена ты вообще сюда приперся?! И я имею в виду весь остров! Какого хрена ты сюда поплыл?! Бам! Вопрос прозвучал против моей воли. Я не сдержалась, и как итог...правда. Измайлов смотрит на меня исподлобья. Молчит. Злится еще сильнее, а потом я это слышу: - Что мне прикажешь делать, если тебя понесло хрен пойми куда с хрен пойми кем?! Или как?! Я должен был отпустить тебя одну?! С каким-то дебилом-укурком?! Так, получается?! - Я... - ТЕБЯ! ЖЕНЩИНУ, КОТОРАЯ В ПРИНЦИПЕ НА РОВНОМ МЕСТЕ ПАДАЕТ! Вспыхиваю. Щеки начинают гореть...мда. Он явно оценит шутку, если я сейчас не вытащу свою дебильную ногу из дебильного капкана! Отвлекай!!! Стараюсь незаметно ей шерудить, сама гордо вскидываю голову. - Ух ты. Какой героический поступок! - Пошла ты... - Посьля ти. Вау! Браво! Аплодирую стоя и... Рома прерывает меня рыком. Я замолкаю. Скорее всего, перегнула палку, но пока он трет лицо, это мой час и мое время! Я буквально берусь за свою ногу руками и стараюсь ее вытащить, при этом пристально слежу за бывшем. Да-а-а... Для гордой женщины безумно важно, как она будет выглядить в глазах своего бывшего. Особенно, если этот бывший что-то для нее значит...Очевидно, я именно такая женщина и именно в такой ситуации. Ну что поделать? Это действительно так. За секунду до того, как Измайлов снова на меня зыркнет, я это предугадываю и резко выпрямляюсь. На этот раз он говорит тихо, но с нажимом голоса. Как бы предупреждая: никаких шуток, дорогая. Ты меня бесишь. - Я не собираюсь устраивать сцену. Мы уже разобрались, мне все понятно, но то, что называется кораблем, отплывает через пять минут. - Что?! Ладно. Теперь становится не по себе. На самом деле. - Как это отплывает?! А я?! Меня же нет на борту, он… Рома тут же заводится с пол-оборота. - Ты думаешь, этому придурку есть дело?! Лера, твою мать! Да он угашен в хлам! - Я… - Пошли, твою мать! Немедленно! Даже не ершусь от его приказного тона. Потом об этом подумаю. Сейчас есть моменты поважнее… Если честно, намного важнее. Да, думать о том, что остаться на этом острове — прикольно в теории. То есть, пока ты лирично смотришь вдаль и размышляешь о своих трагедиях, но только лишь размышляешь! Когда тебя прижимают к стенке, мир начинает играть другими красками совершенно… - Я застряла, - шепчу. Измайлов на мгновение замирает, потом хмурится. - В смы… Его взгляд скользит по мне, замирает на ноге. Еще мгновение он молчит, потом громко цыкает и быстро подходит ко мне. Нет, буквально подлетает. Он не спрашивает. А я не спорю. Присаживается на корточки, командует: - Держись за спину. Я кладу руки ему на плечи. Горячие пальцы смело берутся за щиколотку. - Будет больно…терпи. - Очень мило. Игнорирует, но начинает тянуть. Я морщусь — больно, но терпимо. Черт возьми, нужно было так облажаться… - Сука, как же ты… - шепчет он, потом мотает головой, - Нет, я так не вытащу. Нужно приподнять камень. Рома отпускает меня, зато берется за камень, пытается его поднять, а я оборачиваюсь на пристань. Наша скудная группа уже вся зашла на борт. Я вижу, как укурок шерудит цепями, берется за хлипкую калитку на своей посудине…серьезно?! - Э-Э-ЭЙ!!! - машу руками, Измайлов резко поднимает голову. Ему хватает мгновения, чтобы понять происходящее. На нас — ноль внимания. Укурок даже головы не повернул! Подпрыгиваю кое-как в надежде привлечь внимание, еще раз. И еще. Рома резко встает. Все происходит слишком быстро. Мы переглядываемся, он открывает рот, чтобы что-то сказать, а потом…раздается дико неприятный, страшный хруст и…свет сменяется темнотой. Зато свобода…мою ногу больше не держит каменный капкан, потому что…собственно, самому капкану не на чем держаться — земля пропадает из-под ног. Грохот. Пыль. Тупая боль. Мы летим. А я в его объятиях: чувствую бешеное сердцебиение, стучащее в мой пульс. Чувствую руки, крепкими лианами обвитые вокруг моего тела. Запах его, тепло. А потом глухой удар… Перед тем как отключится, в голове проносится глупая, шальная мысль: это что? Судьба такая?...Подземная пещера»
Лера, много лет назад Покусывая ноготь на большом пальце, я хмурюсь и смотрю на проносящиеся мимо деревья. Мы на трассе. Вокруг лето, и я любила всегда лето, так как можно было гулять допоздна и не видеть то, что я не хотела видеть дома, но сейчас…у меня на сердце даже не осень. Там глухая, беспокойная зима, и вместо солнца — беспросветная, одинокая темнота… - Тебе не нужно было ехать, - роняю тихо. Рома ерзает в своем кресле, потом берет стакан с кофе и делает глоток. - Я тебя одну никуда не отпущу. Вздыхаю. На миг глаза прикрываю — это приятно, конечно. Слышать такие слова важно. Каждая женщина хочет ощущать рядом с собой сильное плечо, на которое можно опереться. Или за которое можно спрятаться…но только не сейчас. Сейчас я бы предпочла вместо комфортабельного салона его машины, поезд. Вместо его компании — тишину. Мы встречаемся почти семь месяцев. Рома знает мою ситуацию, я ему все рассказала. И я уже давно не работаю уборщицей благодаря тому, что он — мой мужчина. Неприятно ли мне? Осознавать эту протекцию в компании его отца? Что вместо ведра и тряпки я теперь ношусь с контрактами по офису? И вместо уродливой, синей формы одеваюсь в юбку и пиджак? Если честно — плевать. Я даже рада. Во-первых, ничего плохого в его помощи я не вижу. Во-вторых, я свою работу выполняю качественно; не опаздываю, не подвожу начальство. Не лажаю. Свои отношения мы не выпячиваем напоказ. Короче говоря, я не сволочь. Все честно, поэтому чего мне чувствовать себя некомфортно? Да и, если совсем честно, чувствовать себя некомфортно — дело дорогое. У меня нет на это средств, ровно как и на гордость. Быть может, когда-то там давно в сердце неприятно кололо, но это было давно и совсем недолго. Ровно до того момента, как я, впервые получив крупную сумму на руки, не приехала домой с подарками для своих братьев. Господи, как Слава был счастлив новому рюкзаку… Я потом рыдала в старой, обшарпанной ванне, закрыв рукой рот. Он был так счастлив! И как же он на меня смотрел…глазами, полными восхищения и чистейшей благодарности… Все еще считаете, будто у меня есть деньги на «комфорт»? Их нет. Даже не денег — ресурса. Любую душевную свою смуту я вывезу, лишь бы всегда видеть их глаза такими — счастливыми… Перевожу взгляд на Рому. Да, он все знает о происходящем в моей семье, но лишь на словах. Я боюсь показать ему уродливую истину воочию; боюсь, что он меня после этого бросит. Он уставший дико. Только с рейса из Германии, а я его огорошила. Несексуальным подарком, который так и остался нетронутым; и даже невкусным «завтрако-ужином». Я долбанула ему по темечку, когда, открыв дверь, он обнаружил меня в слезах и полностью одетой, с дорожной сумкой в руках. Мама позвонила. Отец бухал, и на этот раз ничего не обошлось. В какой-то момент он словил белку, сломал дверь в нашу с братьями комнату, и напал на Славу. Думаю, хотел самоутвердиться, нашел момент, когда Ильи дома не было, и напал на самого беззащитного человечка в своем окружении — на младшего своего ребенка. Илья уже довольно вытянулся, и из категории «детей» перешел в новую. Он стал юношей, который легко может дать сдачи… Ублюдки всегда боятся тех, кто может дать сдачи. Золотое правило, высеченное на скале времени, и от него никуда не деться. Отец сильно избил его и мать, которая больше пострадала в попытках защитить моего брата. Она позвонила мне, когда его забирала скорая помощь; она рыдала. И я больше ни о чем не думала… - Тебе надо было остаться дома, - упорно продолжаю, но шепотом, - Это не твои проблемы, Ром. Тем более, ты только что приехал из командировки и… Рома переводит на меня взгляд, от которого я замолкаю. Не из-за того, что он злой или опасный. Наоборот. В его глазах столько тепла и мягкости, благодаря которой я вспоминаю — на улице лето, а я люблю лето… Он бережно берет мою ладонь в свою, потом поднимает ее и подносит к губам. - Я с тобой до конца. Куда угодно. И твои проблемы — мои проблемы, Лер. Хорошо?… Сейчас Обрывки былого, как густой кисель, из которого не хочется возвращаться в прохладную реальность. Я вырываюсь медленно. Вдыхаю поглубже, потом открываю глаза — сначала не понимаю, где очутилась. Спину печет, я нахожусь в кругу света; дальше — темнота. Пахнет сыростью, грязью, камнями. Немного дождем, но, скорее всего — это не дождь; сверху не капает. Моргаю еще, потом упираюсь в землю ладонями — в них впиваются острые камушки. Морщусь, но медленно поднимаюсь. Кашляю. В воздухе стоит отголоски пыли, и они же покрывают мой светлый костюм, волосы и кожу. Оглядываюсь, но понимания все еще нет, зато фокус начинает распространяться дальше освещенного круга. Вижу неровные, серо-коричневые стены. Вижу, что из пола торчат высокие копья, а потом меня как будто по затылку бьет воспоминаниями. Дурной шмель. Каменный капкан. Рома. Как я не хотела, чтобы он снова видел меня в неприглядном свете, но как плевать стало, когда до меня дошло, что гребаному укурку действительно побоку, сколько человек он привезет на остров и сколько увезет. Вспоминаю панику, накрывшую меня с головой. И радость, что Измайлов оказался рядом…ему не было плевать. А потом оглушает хруст и чувство свободного падения… Я резко опускаю глаза. Рома распластался подо мной, и он все еще без сознания — бледный, весь грязный и взъерошенный, изо лба течет кровь. Паника, окатившая меня ранее, меркнет моментально. Если честно, кажется, я раньше никогда так не боялась… Сердце замирает. Дыхание пропало. Руки начали трястись, а я этого даже не заметила! Меня будто резко переключило с растерянности на дикий-дикий ужас, заполняющий каждую частичку мою… - Ром?... - шепчу. Голос сломался из-за слез, и я ощущаю их в своих глазах. Это не пыль, не реакция на свет — это ужас от осознания, что я его могла потерять…по-настоящему. - Рома?... Зову, и больнее той тишины, которую я слышу в ответ…не было ничего. Ничего не было больнее! Даже та сцена в нашем доме, в нашей спальне…она просто стерлась. На это мгновение, когда он мне не отвечает — я ничего внутри не чувствую. Будто бы все оборвалось. Нет ничего! Ни хорошего, ни плохого. Одна лишь пустота… Трясущимися руками тянусь к его лицу. Касаюсь щек, грудь сдавливает сильнее. Мне кажется, будто он холодный! И запах его крови заполняет все на свете. Оттесняет. Выжигает… Вспышка проносится перед глазами. Накатывает яростный страх, и я со всех силы бью его по щеке. - Рома! Рома резко дергается. О господи… Облегчение жарит. Моментально. За ледяным котлом ужаса, я попадаю в блаженство тепла и подаюсь вперед. Так хочется его обнять, прижать к себе и понять, что с ним все хорошо! Но я сдерживаюсь. Вместе с небесно-голубыми, живыми глазами, распахнувшимися и уставившимися на меня — возвращается дистанция… Бесит, если честно. Мне моя реакция на него, как кость в горле. Какая же ты скотина…посмотри, что сделал с нами! Ты виноват! Что я стесняюсь своей реакции, что я оправдываюсь перед собой и запрещаю думать о чувствах, все еще живых в моем сердце! Ты такая мразь… Из-за тебя мне стыдно за собственную душу! Козлина… - Хм, - шиплю, отстраняюсь, кривя лицо так, чтобы даже он видел, - Я думала, ты помер. Хорошо, что нет. Твой хладный труп вполне мог привлечь мелких зверьков, а они частенько болеют бешенством! - Какая интересная справка... - парирует он, пока плавно садится и касается своего затылка, - Решила поделиться своим веселым опытом? Резко выбрасываю взгляд-предупреждение, мол, лучше молчи, но Рома это игнорирует. Он делает вид, словно ничего не произошло — оглядывается. Я молчу. Поправляю свою одежду. Ничего умнее не придумала, знаю, но что делать в такой ситуации еще?… - Телефон не видела? - Что? - Телефон, Лера, - цедит сквозь зубы, - Такая коробочка с экранчиком, куда нужно пальцем тыкать. Ох… - Ты уверен, что нужно мне хамить?! Я могу тебя камнем зашибить и сказать, будто так и было! Измайлов снова меня игнорирует. Конечно, его вопрос про телефон звучит логично, как бы меня ни бесило это признавать, и все равно! Я на нервах, видимо, еще острее его ненавижу, однако посмотреть решаюсь. Пробегаюсь взглядом по земле. Вокруг валяются ее куски и камни. - Как нас ими не убило только… - шепчу, потом вздыхаю, - Телефона не вижу. Притом ни одного. - Замечательно…сука! Резко поворачиваюсь на Измайлова. Он уже сидит, держится за правое плечо. Лицо искажает гримаса боли. Так ему и надо?! Надо то так, но… - Что с тобой? - Плечо, - хрипло выдыхает он, потом отнимает руку от него и подносит к свету — кровь. Это происходит снова. Моментально схлынувший гнев, сменятся искренним, зудящим беспокойством. - Дай посмотрю! Не жду. Подползаю к нему, потом по-хозяйски берусь за рубашку, отодвигаю ее и застываю. Вместо ровной кожи, его родинок и татуировок — месиво. Оно вызывает рвотный позыв, который раздается неприятным эхом по пещере — и не спрячешь… - Все настолько плохо? - тихо усмехается он. Я мотаю головой, но жмурюсь, прижимаю руку к губам. - Не-ет… - Понятно. Рома надевает рубашку обратно, смотрит наверх, а потом выносит вердикт. - Нужно выбираться. Очень хочется сострить, мол, серьезно?! Зачем?! Останемся тут навечно, это же так прикольно! Ламповая атмосфера, первобытная жизнь. Что может быть лучше?… - Нас быстро найдут, - Рома смотрит мне в глаза, говорит это медленно — утешает, - Алекс знает, где мы. Думаю, он быстро поймет, что что-то случилось. Завтра за нами уже прибудет спасательная лодка. Может быть, даже утром, но оставаться тут нельзя. У тебя дыра в теле! Очень хочется сказать. Естественно, здесь оставаться нельзя! Только я молчу, а Рома продолжает объяснять, как маленькому ребенку. - Это подземная пещера…судя по всему. Ночью здесь станет очень холодно и… Его перебивает раскат грома. Я резко поднимаю глаза, которые тут же округляю. Измайлов выносит второй вердикт, проплывший и в моем сознании: - Супер, сука… Действительно. Все «супер». Высший класс! Смотрю на него снова. Рома кивает мне пару раз и улыбается слабо. - Я тебя подсажу, ты выберешься наружу. Рядом с пристанью есть небольшой домик. Наш угашенный экскурсовод понес туда какие-то ящики… - Откуда ты знаешь?! - Видел, Лера. Пойдешь в него, будешь там. Переждешь бурю, если появятся Алекс, скажешь ему где я и… В смысле?! Измайлов осекается. Судя по всему, я ляпнула это вслух, и на миг застыв, забиваю на это болт. Складываю руки на груди и хмурюсь. - Что значит «где ты»?! Собрался остаться тут?! - Лер. - Нет! - Лер, по-другому… - Я сказала — нет! - Я тебя подсажу, но ты меня не сможешь вытянуть! Прикусываю губу. Это правда. Я вряд ли смогу его вытянуть на поверхность, тем более что тут вроде и невысоко, но и не низко. Оценив расстояние, прихожу к единственному, неутешительному выводу. - Значит, тебя подсажу я. - Ты спятила! Ни за что! - Измайлов подается назад, будто я его оскорбила. Серьезно?! Это почти смешно, ну правда. Я даже усмехаюсь криво, оценивающе проведя взглядом от головы до пят. - Мужское эго придавила? - Дело не в эго, Лера! Дело в том, что это нереально! - Кто сказал? - Блеа, не знаю…законы физики?! - Рома повышает голос, дергает плечами — морщится сразу же. Я снова смотрю на его плечо, в воображении вырастает его рана. - Я не оставлю тебя здесь, Рома, - говорю тихо, - Ты ранен. Он склоняет голову вбок. - Царапина. - Пф! Ага, а то я слепая! - Неважно. Я вешу в два раза больше тебя. - И... - И все. Со мной все будет нормально. - Нет. - Лер… - Ты сам сказал, что тут станет очень холодно! И, кажется, нас снова ждет очередной ливень! - Принесешь мне одеяло. Если повезет, алкоголь и спички. - Откуда?! - Думаю, в том домишке они будут. Наверно, этот придурок оттащил туда материалы для строительства. - Для…строительства чего?! - Да откуда мне знать?! Я просто слышал, как капитан его погнал с этим ящиком и… Еще один раскат грома. Громче, а значит, ближе. Рома молчит пару мгновений, после мотает головой и отрезает. - Это сейчас неважно. Сходишь, посмотришь. Найдешь что-нибудь, а я… - Ух ты! Какие замашки! Роман Македонский прямо! Великий полководец и стратег! Снова замирает, но на этот раз его лицо искажает злость. Я же сама злюсь — сказал, как отрезал. С каких пор вообще?! Обалдел?! Гордо поднимаю подбородок. - Либо мы пойдем вместе, либо оба тут помрем от переохлаждения. Ты еще, скорее всего, от какой-нибудь чудовищной инфекции! Или, как вариант, так как мы упали в пещеру, а такое бывает только в о-о-очень плохом ужастике, станешь зомби и обгладаешь мне лицо. Ну. Твой ход! - Ты… - не заканчивает фразу, явно направленную на то, чтобы сказать очевидную гадость. Рома надувает щеки, выпускает воздух, трет глаза. А потом усмехается… - Ты ничуть не изменилась. Все такая же упертая заноза в заднице. Ершусь. Но не по-настоящему. Внутри разливается дурацкое тепло… Чувствую, как уголки губ почти готовы дрогнуть и сдать позиции, поэтому встаю и поднимаю глаза к небу. - Значит, будет по-моему. - Лер… - Измайлов. Заткнись и вставай уже! - Ты не сможешь меня поднять. Понимаешь это? Медленно опускаю на него глаза. - Только я знаю что могу. - Джон Локк, вы, как обычно, великолепны, но… - Я занимаюсь пилатесом и силовыми тренировками, а еще бегаю, Измайлов! Так что, будь уверен, я тебя подниму! Вставай! - А что делать будем с тем, что тебе роста не хватит допрыгнуть до меня потом? Если все-таки я каким-то чудом ухвачусь за край и вылезу? М? Нарастишь себе пару сантиметров роста? Или тебе поможет твое упрямство в этом нелегком деле? - Заткнись! Кнись, кнись, кнись... Эхо разбивается о камни, уходит вдаль, возвращается обратно. Мы с Ромой даже усом не ведем: смотрим друг на друга. Боремся молча. Так, ладно. Эта хрень делу не поможет точно. Тем более пугает возможность нового обвала, и спорить уже будет не о чем. Я шиплю. - Может быть, я и мелкая, но отпинать тебя — отпинаю точно! Ты достал уже сопротивляться! Рома усмехается, но встает. Ближе подходит, кладет руку мне на плечо и слабо, но мягко улыбается. - Лер, все нормально. Я ценю, что ты хочешь мне помочь, но это нереально. Давай мы… Вот…сволочь! Дергаю плечом, потом резко приближаюсь и перехожу на рык, глядя ему в глаза. - Я сказала: никуда без тебя не пойду! С тобой буду до конца! Куда угодно! И твои проблемы — мои проблемы! Губы горят. Мы застываем. Я ощущаю, как к щекам приливает кровь. Сердце колотится где-то в районе всего тела, но особенно...мозга. Почему я это сказала? Из-за того момента, да? Который вдруг увидела так ярко? И это было ярко. Я почти слышала запах его отвратительного кофе с заправки, почти ощутила теплоту губ на своей ладони. Это был первый момент, когда я на самом деле поняла, что люблю его. И когда осознала: он тоже любит меня. Не "по фану", а по-настоящему. Это был первый момент, когда я осознала, что больше не одна; и больше мне нечего бояться... Не знаю, помнит ли он? Я хочу сказать "нет", ведь тогда мне не будет так стыдно, но сознание осознает: он помнит; и его тоже ударило током... Отвожу внимание к дыре. Делаю вид, будто ничего не произошло. Ничего не случилось! Я просто ударилась головой... - Надеюсь, мы закончили разглагольствовать. Лезешь наверх, и ты меня вытащишь! Одной рукой! Я вешу мало, ты сможешь! А насчет расстояния… Замираю на мгновение. Это действительно проблема, но для пытливого ума, побывавшего в разных ситуациях, нет таких проблем, которые ты не можешь решить. Снимаю сначала пиджак. Злостно кидаю его на землю — Рома поднимает брови. Потом берусь за пуговицу на своих длинных брюках и благодарю бога, что выбрала именно брючный костюм для прогулки на остров о любви. Подсознательно хотела от этого закрыться, а что может быть лучше для женщины в плане закрытых «чакр любви», как мужские брюки? Бред, знаю. Но так сработал мозг — и я рада. Снимаю их, сую Измайлову, который сначала округлил глаза, а потом вовсе поднял их к потолку, сдерживая улыбку. - Кинешь мне их, когда будешь наверху. Это дорогущие брюки из натуральной, хорошей ткани, так что они выдержат. Упрешься ногами, потянешь. Одной рукой. Ясно?! Рома берет часть моего туалета бережно. Плавно облизывает губы и все же опускает взгляд на меня — в нем плещется какой-то странный, теплый, детский восторг и парочка чертят… - Ты безумна… Шепчет он, а в каждой букве восхищение, от которого у меня щеки вспыхивают. Я злюсь! Но снова не по-настоящему…потому что в груди разливается похожий на его восторг, азарт и какая-то уже давно забытая ласка…«Реанимация или прощание?»
Лера, сейчас К тому моменту, когда я наконец-то выбираюсь на поверхность, происходит несколько событий: во-первых, мои шикарные брюки я уже никогда не надену, потому что они порвались. Не так чтобы сбросить меня, но да. Шикарная, натуральная ткань все-таки дала сбой — Дельфине Арно, главе модного дома Диор, было бы очень интересно узнать, что брюки с их биркой не подходят в качестве вытягивательного каната. Разумеется, я едва ли знаю человека, имеющего к ней доступ и готового эту хрень сказать, но так. Просто чтобы было. Во-вторых, ну и, если честно, больше во-первых — я насквозь промокла. Думаю, это особый шарм резко сменяющегося климата. А может быть, все из-за моря. Где-то слышала, что рядом с водой так всегда. Точнее, так бывает. Вот смотришь в одну минуту — небо ясно; моргаешь, а уже шторм. Утрировано, само собой, хотя не знаю даже. У нас вышло именно так. Волосы липнут к лицу, блузка — вторая кожа. Гремит. Сверкает, черт возьми! Воет ветер. Пока Рома меня тащит, этот чертов ветер создает дико пугающий гул, так что мне кажется, что сейчас из гребаной пещеры кто-то вылезет и схватит меня за пятки. Я поэтому ерзаю. - ДА НЕ КРУТИСЬ! - рявкает Рома. Мне обидно! Но я понимаю, что он прав. Осталось совсем немного, брюки, как я уже сказала, почти порвались. Стараюсь отключиться, БАХ! БАХ! БАХ! Новый раскат грома. Сердце оглушительно долбит внутри меня, и я сама обращаюсь в свой пульс. БАХ! БАХ! БАХ! У-у-у… УУУУ!!! Все силы прикладываю, чтобы держаться и просто висеть, а не поджимать ноги. Чертовы куклы еще! Они при свете дня казались глупой бутафорией, но сейчас…боже мой! На что только способен мозг, вы бы знали… Я представляю страшного монстра: одна половина — огромный, жирный паук. Вторая — уродливый пупс с черными глазами и клыками. И он меня вот-вот схватит…вот-вот! - Держу! - резко вскидываю глаза. Рома смотрит точно на меня. Его бьют огромные капли с кулак, мокрые волосы лезут в глаза, но он держит меня за руку. Уверена, это больно. Он держит меня одной рукой, второй хватается за край обрыва, чтобы не рухнуть. А у него рана. И да, это больно, но я смотрю на него и понимаю: даже если начнется война, даже если его будут убивать сейчас! Даже если небо станет падать, черт возьми! Он не отпустит меня ни за что… Сердце пропускает удар. Косая молния разрезает небо прямо над нашими головами. Но я не дергаюсь, а он хрипло шепчет: - Все нормально. Лера, слышишь? Все хорошо. Верю. Я не дергаюсь, не кручусь. Просто смотрю на него и даю меня спасти… Через мгновение суша встречает меня. Не совсем дружелюбно. Рома вытаскивает из ямы, а острые камни вонзаются в ладони, живот и ноги. Царапает кожу. Я морщусь, но на самом деле мне плевать. Смотрю на него, лежа на боку. Рома лежит на спине, лицо направлено в небо. Глаза закрыты. Я вижу, что ему больно! И мне так жаль… - Ром? - Надо идти, - не дает ничего сказать, первым начинает подниматься. И даже не смотрит! Хотя знает, что я смотрю. Становится ли мне стыдно? Да, на самом деле. Но больше мне даль, поэтому нет во мне радости от его боли. Ничего нет. Я не хочу этого! Когда-то, признаюсь честно, хотела. Или думала что хотела?…не знаю, честно. Думать об этом смысла нет. Измайлов поднимается на ноги и протягивает мне руку. Я не ершусь больше — наверно, не осталось сил. Только на что? И из-за чего? Ай, ладно. Вкладываю свою ладонь в его, встаю следом. Рома оглядывается, потом застывает. Взгляд его так сильно похож на тот самый взгляд из игрушечного магазина где-то в Бразилии… Поворачиваюсь и сразу же натыкаюсь на уродливую куклу. Она сидит прямо напротив нас, так что, кажется, будто ее кто-то сюда намеренно принес и посадил! - Кто ее сюда посадил? - шепчу, перевожу взгляд на Рому, и вдруг выдаю потрясающую в своей нелепости шутку, - Как думаешь, чья душа в ней спрятана? Черт! Клянусь, это один из тех моментов, когда ты что-то говоришь, а потом только думаешь. Со мной подобного уже давно не происходило. Все то время после нашего развода у меня даже поводов не было. Нет, не пошутить. Своим «остроумие» я по-прежнему извергаюсь довольно-таки регулярно, но вот момента, когда что-то слетает с губ? Его уже очень давно не было. А это ведь магия… То ли интереса никто не вызывает, раз получается все время себя контролировать. То ли дело в том, что ты никому не доверяешь, раз все время себя контролируешь. И это снова происходит…магия. Рома стоит и смотрит на меня, выпучив свои глазища. По нам лупит дождь, и по-прежнему гудит ветер, а через мгновение начинает смеяться. Я волновалась за его реакцию, но как только получаю ее в положительном окрасе, внутри что-то отпускает, и я в ответ несмело улыбаюсь. Бах! Бах! Бах! Очередная молния разрезает темное небо, гремит страшно! И моя голова сама собой вжимается в плечи. В следующее мгновение я оказываюсь поднятой над землей. - Ты что творишь?! - визжу. Но Измайлов уже повернул и уносит меня вглубь редких деревьев, а вместо ответа дает мне это: - Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, сука! Немой шок сковал мои голосовые связки или отключил речевой аппарат от мозга, потому что…что происходит?! Рома прерывает свою песню, отскочив от куклы, и тут же набирает скорость. Перформанс снова пробивается через шквальный ветер: - Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту! - Все нормально у тебя?! - выдыхаю наконец, Измайлов издает смешок и на меня взгляд бросает. - Маневр. - Маневр, прости?! - Отвлекает. Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту! Мамочки…головой ударился, да? Она у него и без того бо-бо. - Ты меня пугаешь. Тебя не тошнит? - Намекаешь на сотрясение мозга? - Было бы чему сотрясаться… - Ха! Смешно. Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту! Не могу сдержать смеха. Не только из-за тупой песни, но и потому что мы проходим развалины, а это — сосредоточение зла. На минуточку! Куклы-куклы-куклы. Очень много кукол. Рома припускает, кивает перед собой. - Вон тот домик, о котором я говорил. Смотрю себе за спину. И правда. Там стоит домик, хотя домиком его назвать можно с натяжкой. Просто полуразвалившееся корыто. В принципе, как и судно. Как и все здесь! Боже…какая же я идиотка. Понесло меня… - Ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту, ту-ру-дунт-ту! - Господи, это что…Пираты Карибского моря? - морщусь. Рома усмехается и кивает. - Ну да. Они по острову носились. - Они по воде плавали. - И что тебя не устраивает, не понимаю?! Мы плавали, теперь носимся. - Ладно-ладно… - помолчав, добавляю, - Какие хоть? - М? - Пираты. - Третьи. - Твои любимые. - Ага. За странным разговором время проходит незаметно. Чтобы было понятно — время в грозу для меня всегда тянулось, как резина. Сейчас же хорошо. Я действительно отвлеклась и не думала о том, что всегда меня так сильно пугало… - Спасибо, - отворив дверь, Рома опускает на меня глаза. - Не за что. Отвечает тихо. Внутри становится тепло. Но мне кажется, это совсем не мое тепло, а его. Будто он счастлив, что смог хоть что-то для меня сделать… *** У каждого уважающего себя профессионала, который занимается любимым делом, связанным с одеждой — будь то костюмы, дизайнерство или, например, фотограф для глянцевых журналов, — всегда носит с собой такие важные вещи, как нитку с иголкой. Этому меня, кстати, научил последний. Как-то раз на фотосессии у модели порвалась лямка на платье, и он очень сильно удивился, что у меня нет с собой нитки и иголки. Пристыдил. Поделился своим набором «крепкого профессионала», а потом пристыдил. Мне не понравилось. Но с тех самых пор я всегда ношу с собой такие важные вещи. Никогда ведь не знаешь, понадобятся они тебе или же нет. Сейчас я рада, что когда-то встретила ужасно раздражающего Жака. Возможно, я бы даже извинилась перед ним за все те шпильки, которые я потом воткнула ему под кожу — мстила, каюсь, — потому что он сейчас он нас буквально спасал! Своим фырканьем и гаденькой физиономией, в которую я так хотела вцепиться. Домик внутри на деле оказался сараем. Но сараем полезным! Мы нашли там около кровати — на деле гору досок и тоненький матрас, как будто из соломы, — и гору коробок. В каких-то действительно лежала всякая мелкая (и не очень) утварь для ремонта, в других я нашла продукты. Конечно, эту еду я есть не стану — сомнительные консервы, и откуда они у таких людей я тоже не знаю; не удивлюсь, если они свезли сюда что-то двадцати-тридцати летней давности, дата с упаковки стерта, — Рома тоже отказался. От алкоголя нет. Он нашел бутылку текилы, грузно опустился наподобие кровати и отпил. Он пьет и сейчас. Периодически делает глотки, смотрит перед собой. Горит керосиновая лампа. Я сижу за его спиной и творю безумие. Да-да. Ты никогда не знаешь, когда тебе может понадобиться нитка с иголкой, и хорошо, что я встретила мерзкого фотографа, который прочитал мне целую лекцию с налетом профнепригодности. Хорошо… Кровь сильно шла. Я уже обработала рану, но тут и дебилу стало бы ясно, что зашивать придется. Я зашиваю. Руки уже не дрожат. Они липкие от крови, и кровью сильно пахнет, но я сосредоточилась и молчу. Измайлов тоже не говорит больше. Снаружи только бушует ураган, периодически гремит гром. Если честно, я на него уже внимания не обращаю. - Не помешала бы песня, - шепчу вдруг, - Может быть, еще один саундтрек исполните-с? Ведь у него сработало! Я больше не хочу отвлекаться от грозы, и я успокоилась по поводу раны более-менее, но меня начинает беспокоить кое-что другое. Кое-что, что пугает меня на уровень сильнее — я сама, и то, что я чувствую… - Извините-с, княгиня, - бултых! - Пока я не готов музицировать, но неужели вам требуется еще один маневр? - А почему бы и нет? - Ну как? Ты запустила руки в мою плоть. Этого недостаточно? - Ненавидишь меня? Рома резко поворачивается и смотрит, как на дуру. - Чего?! - Ты оказался здесь из-за меня. Еще миг, после которого его лицо расслабляется. - А-а-а…ты об этом? Нет, - он отворачивается вновь и делает еще один глоток, - Это было мое решение. - Но ты мог бы. Имеешь право. Будем честными. Если бы не я, ты бы сидел сейчас на царском острове, а не старался не двигаться, пока я тебя штопаю. - Неплохо справляешься, кстати… - Я серьезно. Рома кивает пару раз. Зачем я это спрашиваю? Сама не понимаю. Рома тоже не поймет — мне же все с ним ясно давно! — но это в действительности провокация. Я жажду подтверждения; мне нужно это услышать! Что. Он. Здесь. Из-за. Меня. Какого черта ты творишь?… - У меня новый прикол. - М? - Я не переношу ни на кого ответственность, - еще глоток, - Это было моим решением от и до. Ты ни в чем не виновата. - Зачем ты поехал? Что-то внутри ругает, но оно ругает тихо…надо признать, шепотом. Немного помолчав, Измайлов издает смешок. - Как только я увидел этот поблекший га-ле-он, - подтрунивает, - Сразу понял, что дело пахнет керосином. С тобой непременно что-то бы да случилось. Это же ты. Ну…собственно, уж извини, я не ошибся. - Это не ответ на мой вопрос. - Разве? - Зачем ты здесь? - спрашиваю тихо. Напрягаюсь. Замираю. Рома тоже на миг, а потом с его губ срывается смиренный, тихий смешок, и он произносит: - Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, Лер. - Скажи… - роняю шепотом. Он отвечает в тон. - Ты запретила мне это говорить. - Скажи! - звучу уверенней. Повернувшись на меня, Рома недолго молчит. Раздается раскат грома, а мне плевать — ничего не чувствую. Я смотрю ему в глаза и просто жду. Чего? Кого? Не понимаю сама. В груди, голове, во всем моем существе такой дикий кавардак, что я теряюсь… - Потому что я люблю тебя. И я скорее сдохну, чем позволю тебе пострадать. Куклы это будут или какая-то другая чушь — плевать вообще. Я тебя люблю, поэтому пойду за тобой, наверно, куда угодно. Повисает тишина. Я знала, что он это скажет, еще до того, как он сказал, но легче не становится. Моя душа похожа сейчас на верстку журнала, только все картинки, статьи, ровные строчки текста! Черт возьми! Даже буквы! Все смешалось в кашу, подобно порезанным пазлам мозаики. И кто может ее собрать? В здравом уме и даже при должном терпении? Отвожу взгляд первой. Рома поворачивается следом. В домишке снова повисает тишина. Притом буквально. То ли шторм закончился, будто бы втянулся в мою голову и душу! То ли эти жалкие четыре стены забрал какой-то странный вакуум. Я отрезаю ниточку, потом беру в руки одноразовые полотенца. В одной из коробок их нашла. Заляпанные, так что пришлось отмотать добрую половину — чтоб уж наверняка! Забираю у него бутылку, промакиваю полотенца и прикладываю к ране. Рома шипит, но довольно быстро затихает. Мне снова кажется, что из-за меня. Лишь бы я не страдала муками совести — а я могу! И он это знает… Встряхиваю головой. Думать об этом совсем не хочется. Когда я думаю об этом — о том, как много хорошего и светлого нас связывало, и насколько сильно я в это все верила, становится больно. Вместо того я отползаю к стене, закутываюсь во что-то типа пледа (на деле кусок жесткой, колючей ткани, похожей на брезент) и делаю глоток алкоголя. Мы молчим. Дождь действительно плавно сходит на нет. Я слышу только задорные капельки, а когда выглядываю на улицу, вновь удивляюсь: луна выходит из-за туч и освещает сомнительного вида флору и фауну. Еще более сомнительную, чем утром. Но это не последнее, чему я сегодня буду удивляться. Я то ли действительно брежу, то ли ударилась головой, а может! Только может…ощущаю себя настолько комфортно, что снова не могу себя контролировать. Или не хочу… - Зачем? - шепчу тихо. Рома бросает на меня взгляд. - Зачем что? Я свой плавно отрываю от бутылки и смотрю ему в глаза. Мне кажется, он знает, о чем я хочу его спросить еще раньше, чем я действительно спрашиваю — как я знала всего пару минут назад… - Ты знаешь, - голос ломается, в носу начинает колоть, а горло сжимается от спазма, - Говоришь, что любишь меня, но…зачем? Разве так поступают, как ты поступил? Когда любят? Это прозвучало. Мне кажется, этот вопрос буквально стух между нами! Короткое зачем, не заданное раньше — ведь я не была готова услышать! А сейчас ты готова?… Я без понятия, но вот в чем шутка: прошло время, и если тогда я не хотела слушать ровным счетом ничего, сейчас все иначе. Может быть, я и не готова услышать, но я хочу это услышать! Почему? Пусть будет, ушибленная голова… На этот раз Рома отводит взгляд первым. Он забирает у меня бутылку, ставит ее между ног. Потом отворачивается. Я вижу его спину, и я смотрю на нее, роняя слезы. Не могу прекратить… Момент повисает в воздухе раскаленными кинжалами, которые режут бездушно. Терзают. Кромсают. Но! Произнеся этот вопрос, я будто сбрасываю гирю с души. Определенно точно: я не уверена, что готова услышать, но уверена, что хочу это услышать. Мне нужно! Именно сейчас я до этого пика дохожу… - У меня нет ответа на этот вопрос, - звучит его хриплый голос. - Как ты можешь не знать?! - Если ты ждешь, что я сейчас скажу, мол, захотел? Или...например...ты была тому причиной. Ты не уделяла мне внимания, ты меня не устраивала в каком-то плане, у нас был плохой секс...Нет. Ты не услышишь ничего из этого, потому что это не так. - Я... - У меня нет адекватного объяснения, Лера. Я ежусь. В нем столько боли, столько страдания — и я ежусь! Сердце сжимается, а душу будто жгут, но это не мои чувства. Будто бы в большей степени…его. И не могу промолчать... - Тогда дай мне неадекватное объяснение. Измайлов не делает глотка. Он даже не поднимает бутылки, просто крутит ее в своих руках, потом издает разломанный, разбитый вдребезги, тихий смешок. - Я был дураком. После нашего развода очень много думал обо всем, что тогда случилось и…мне кажется, я просто не вырос. Был…таким, знаешь? Беспечным. И ко всему относился халатно. - Ты руководил компанией… - Да, но это другое, Лер. Все вокруг казалось…как будто бы игрой. Я был…слишком молод, что ли? - Прошло не так много времени… - А как будто бы сто лет, - еще один смешок. Рома шумно выдыхает. Его спина сгорблена, а дыхание прерывистое и сухое. - Я теперь иначе смотрю на вещи. Тогда дела…все так просто получалось…играючи. Я легко завоевывал авторитет, легко заключал сделки, легко решал проблемы. Наш брак…он же тоже был таким легким! И все складывалось просто… - А должно было быть сложно? - Нет. Нет, конечно же, нет, дело в другом. Мне всегда все легко давалось, и наши отношения…они были волшебными. Понимаешь? Легкими. Простыми. - Ты изменил мне, потому что было слишком просто? - Да нет же! Дело не в этом! - раздосадовано рычит, потом поворачивается на меня и смотрит точно в глаза. В них — пропасть. Он так старательно цепляется, как я пару часов назад за его спину, и мне не помочь? Я чувствую, что не хочу вставать на лыжи. Не пылить. Не цепляться к словам. Не мешать сосредоточиться! Я хочу, чтобы он все объяснил, поэтому киваю. - Хорошо. А в чем тогда? - В том, что я был поверхностным. Я жил простую, легкую жизнь, где все само шло в руки. Не проходил сложностей, не напрягался, и я не был готов к реальности. Мне казалось, что все всегда будет так. Не зная дна, я порхал и не…придавал значения многим моментам. Мне просто казалось, что…я никогда тебя не потеряю, ведь потерять тебя нереально! Ты — моя часть. Это как лишиться части самого себя! Как это возможно?! - Я не понимаю… Повисает напряженная тишина. Рома не поднимает глаз. Он сидит по-прежнему сгорбившись, по-прежнему глядя в бутылку. Он хмурится. Пауза давит, но даже отсутствие каких-то объяснений не дает мне не чувствовать…как его на части разрывает. Будто меня разрывает. А может, и меня тоже разрывает… - Я мог бы сделать попытку оправдать свой поступок банально, - наконец-то хрипло говорит он, - Многие для меня пытались оправдать. Родители, друзья…все они старались найти правильные слова, но, по сути своей, какой в этом во всем смысл? Рома поворачивается и смотрит на меня смело. Твердо. Гордо в какой-то степени, но больше…мужественно, что ли? И я в нем это вижу впервые. И кажется, понимаю, о чем он говорил… Вот что в Измайлове изменилось, и вот что я так отчаянно не могла нащупать. Когда мы были женаты — наши отношения действительно были волшебными. И они были простыми. Все складывалось так хорошо, так легко, так безоблачно и сладко, но мы в этих отношениях были детьми. Неважен возраст. Можно и в пятьдесят, как мне кажется, оставаться ребенком, и мы были ими — беззаботными, простыми. Легкими и волшебными. Мы много смеялись, много говорили о глупостях — мы были ими! Рома дал мне в те десять лет то, чего у меня раньше никогда не было: детство. Он подарил мне сказку… А сейчас мы оба стали наконец-то взрослыми. Передо мной сидит мужчина, готовый взять ответственность за свои ошибки. И я. Наконец-то я тоже стала женщиной, готовой признать, что она любит до сих пор, а не отнекивается и пытается замаскировать чувства популярными тезисами, мол, как можно любить предателя и ко-ко-ко?! Да вот так! И все, кто это говорят, тоже любят. Просто вам не хватает смелости это признать, но вы плачете в подушку, как я плакала, и вы скучаете. - Я сделал это. Я тебе изменил сам. Неважно, что она делала, неважно, как это было. Я это сделал. - Ты ее любил? - Когда-то давно я был в нее очень сильно влюблен, Лера. Той первой, детской, яркой влюбленностью, какая бывает лишь однажды в твоей жизни. Да, это правда. Она оставила очень сильный след, и она меня ослепила настолько, что я забыл: я уже не ребенок. На самом-то деле. - А кем тогда была я? - Ты была и всегда будешь любовью всей моей жизни. Замираю. Рома слабо улыбается с безутешной, тяжелой тоской в своих глазах. - Я не любил ее сейчас, потому что это невозможно. Мое сердце и моя душа полностью отдана тебе, но я позволил этому произойти. Наверно, должен был поступить иначе. Прийти к тебе, рассказать всю правду, но я не знал, как это сделать. Я забыл повзрослеть, жил понакатанной и легко получал все, что хотел, поэтому не знал, как решать по-настоящему сложные моменты, и поступил так, как поступал всегда. Я халатно понадеялся, что справлюсь. Да, мы были вместе когда-то, и да, я был в нее сильно влюблен, и что с того? Столько лет прошло. Зачем тебя просто так волновать, если все уже давно в прошлом? - Но ты не справился… - Не справился, Лер. Я не вынашивал мысль, как бы тебе изменить. Я не хотел этого и не планировал. Я о ней не мечтал. Это был тупой импульс, который я не смог побороть, но каждый раз после…если это важно, у меня не было счастья, не было легкости, не было тяги — оставалось лишь безграничное чувство вины и непонимание. Я впервые не справился, и я не знал, что с этим делать, ведь...это был не просто какой-то там промах. Я сделал то, что...невозможно простить. - И ты продолжал это делать... - Ты не поверишь мне, если я скажу, что все...с моей точки зрения было не совсем так. - А как тогда?! - повышаю голос. Рома не поднимает глаз. - Когда это случилось впервые, я не понимал, что натворил. Когда понял — меня размазало, и я сделал то, что сделал бы любой трус на моем месте. - А ты трус? - Как оказалось, да. Я попытался замести следы, и я встретился с ней, чтобы замести следы, но я снова сорвался. - И в нашей спальне ты тоже сорвался? - голос ломает. Боль проходится токовым разрядом. Кажется, передаваясь Роме, так как он сжимается в тон мне. Молчим. Рома хмурится, я не дышу, и когда он открывает рот...вовсе застываю. Сейчас это произойдет? Окончательная, бесповоротная правда... Бах! Бах! Бах! Что это будет? Смерть? - Я позвал ее в наш дом, потому что в тот момент, когда я попытался с ней поговорить в гостинице, нас видела твоя подруга. Это была очередная моя трусость и моя ошибка. Я хотел поговорить с ней, потому что испугался, что если я сделаю это по телефону или в сообщении, она начнет мстить. Такое могло быть...Я этого не понимал, но, наверно, подсознательно всегда знал: Кристина вполне способна на такое поведение, и я боялся, что при определенных условиях именно это и произойдет. - Как там точку ставят? В горизонтальном положении, м? - Я не планировал с ней спать, - отвечает он тихо, даже не пытаясь ершится. Даже не повышая голоса! Не нервничая! Ничего! Рома просто смотрит в пол и выдает все, что он думает. Простую правду...его правду. - Она облила меня чаем. Думаю, намеренно. Точнее, так думают...- осекается, потом трясет головой и шепчет, - Это неважно. Детали истории тоже уже значения не имеют. Я расставил приоритеты, но сделал это слишком поздно. Не она тут виновата. Она значения не имеет ровно так же, как и все эти тупые нюансы. Я не справился. Я. И мне безумно жаль, что из-за моей слабости и инфантильности, пострадала ты. - Почему ты не просишь простить тебя? - роняю еле слышно вместе со слезами. Рома хмурится. - Потому что я сам себя простить не могу за то, что сделал. Как мне просить тебя об этом? Тишина. Я не знаю, что ответить, Рома ничего больше не говорит. Он отводит взгляд в сторону, смотрит в окно, за которым ничего не происходит. Через мгновение, когда становится совсем больно от этой тишины, он издает смешок, чтобы как-то лопнуть. Может быть, перевести тему… - Дождь кончился…очень вовремя и… Но он лопает что-то во мне. Будто бы срывает кандалы, которыми я сама себя сковала. За секунду оказываюсь рядом с ним. И это не разум, не тезисы общественности и не гордость. Это мое сердце… Я поворачиваю его голову на себя и через мгновение делаю то, чего так сильно хотела. Целую его. Кусаю губы, дышу еле-еле, высказываю и выливаю все то, что есть внутри меня! Всю ненависть, тоску, всю боль! И всю ту любовь, что со мной каждый день! Каждый гребаный день… Я будто не могу дышать! И я физически задыхаюсь, но как только касаюсь его — начинаю дышать при этом. Вот такая вот каша… Мы оказываемся на постели. Рома сверху, его руки на моей коже — и это мурашки. До души. Он ласково трогает даже не мое тело, а ее! Касается, жалеет. Просит простить его, не произнося при этом ни слова… Я тянусь к пуговице на его брюках. - Стой-стой-стой, - хрипло шепчет он, перехватив мои запястья. Пьяно смотрю на него: - Что?! От моей претензии в голосе Рома тихо смеется. Он отстраняется, заглядывает мне в глаза и, убрав волосы с лица, шепчет. - Давай без секса. Он все только портит. Я не могу сдержать смешка. Серьезно?! - Ты верно шутишь? - Я просто хочу смотреть на тебя и целовать. Позволь мне просто…смотреть на тебя, Лер. - Не будет претензий, я сама этого хочу. - Знаю. Но…позволь мне просто смотреть на тебя и целовать. Пожалуйста… Можно было бы и оскорбиться, но потом я вспоминаю, что на самом деле…самое интимное — это не секс. На самом-то деле, это далеко не секс, а именно то, о чем он меня просит, и я таю. Становлюсь той самой Лерой, какой была лишь рядом с ним. Киваю несмело, смущаюсь. Ложусь повыше, двигаюсь подальше, так, чтобы он лег рядом. Рома сжимает одну мою руку, второй бережно проводит по щеке. Он смотрит на меня так! Как смотрел всегда…будто бы я — самое ценное его сокровище. Будто бы я — это весь мир. Будто бы я — это все, что ему нужно… Никто на меня так раньше не смотрел. Любовь рождается именно здесь. Именно в таких моментах. Ты можешь спать с человеком в одной постели, но быть будто бы на разных континентах — и я теперь понимаю! Ты действительно так можешь. И ты можешь не заниматься сексом, а лежать и держать этот взгляд, от которого твое сердце…ликует. Да, именно здесь рождается любовь. Во взглядах, нежных прикосновениях, в шепоте, случайной шутке, которую он проронит незаметно, а она тебе в душу западет. Любовь рождается неспешно и тихо, еле слышно — в словах, сказанных вовремя, в нежности, в заботе. А иногда она так реанимируется. Или же нет, и это просто момент эйфории? Или момент прощания? Я не хочу об этом думать. Я просто отпускаю себя за долгое время полностью, и я собираюсь изнутри. В любом случае, ответы на вопросы придется дать в первую очередь себе, но это будет потом. Пока я...прощаюсь? Или же реанимирую? Не знаю, но я определенно лечусь и собираюсь изнутри во что-то новое...«Ты просто понимаешь это»
Лера Нас спасали феерично. Наверно, если кто-то смотрел когда-нибудь остросюжетные боевики или какой-нибудь забористый триллер, вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. Конкретно. А конкретно (для остальных) речь шла о следующем. Сначала это был отдаленный шум, который, как мне показалось, мне даже приснился. Я вырубилась, уткнувшись Роме в грудь, как раньше, и многое в этой картине могло бы подтолкнуть меня к таким мыслям. В основном, конечно же, основное — это действительно Рома, обнимающий меня, как раньше… Но нет. Шум оказался реальностью. Почувствовав слабый толчок, я услышала сначала его шепот: - Лера, просыпайся. Нас нашли. А потом на меня обрушились крики, голоса, как будто бы сотня ног, опустившаяся на землю Острова кукол. Дальше последовали новые крики, наши имена, свет фонариков. Даже собаки! Представляете?! Собаки… Алекс серьезно забеспокоился, когда мы не вернулись, но решил, что из-за угрозы шторма, мы решили остаться в Сингапуре. Слава богу! Просто! Слава всем богам, что он решил связаться с капитаном яхты, когда не смог связаться с Ромой. Дальше уже по накатанной: как только стало ясно, что мы не пришли и ни о чем не предупредил — а он знал, что Измайлов непременно именно так поступил бы, имея явные проблемы со связью, — Алекс поднял всех знакомых. Все свои связи! Коих, очевидно, достаточно, чтобы отправить к острову Кукол все возможные и невозможные службы. Это хорошо. У Ромы поднялась температура, ему стало плохо. И мне — не очень. Хотя это скорее душевное, но об этом я никому не сказала. Потом больница. Нас доставили буквально за полчаса! И я помню лишь обрывки… Алекс сильно злился. Он несколько раз повторил, что непременно засудит этих ублюдков! Дословная цитата. Но я уже не слушала…Ката сжимала мою руку, а я провалилась в тяжелый сон. Прошло уже три дня, но сон легче не стал. Меня выписали почти сразу, уже днем я оказалась на острове. Рома до сих пор в больнице, но я…господи, какой позор. Малодушно этому радуюсь. У него сотрясение и проблемы со швом, вывих плеча — разумеется, я радуюсь не этому. Но тому, что он далеко… Тихий стук прерывает тяжелые мысли. Я сижу на постели, подтянув ноги к груди, поднимаю только глаза. Не знаю, хочется ли мне с кем-то говорить, но с другой стороны…да, хочется. По крайней мере, не думать ни о чем. - Да? В комнату заглядывает Ката. Мне стыдно и перед ней. У людей свадьба, счастье, а тут такое…гости подложили свинью. Конечно, я шучу, что какая русская свадьба без драки? Правильно? Ну а так как Ката лишь наполовину русская, то вместо свадьбы…ну такое. Она улыбается. - Пришла тебя проверить. Меня греет ее волнение изнутри — это тоже правда. Коктейль противоречивых эмоций, хотя с другой стороны, кто сказал, что мы можем чувствовать только что-то одно? Когда это не так? Ведь это не так! Поэтому да. Коктейль. Киваю. - Все хорошо. Подруга не уходит. Она аккуратно заходит в комнату, закрывает за собой дверь и через мгновение мягко опускается на край постели. Мы недолго молчим. Я разглядываю свои пальцы на ногах, опустив на колени голову. Она — меня. - Лер, я беспокоюсь за тебя. Все точно хорошо? Ты себя нормально чувствуешь? Вдруг рано из больницы сбежала? Как верно она подметила, ведь я прям бежала. Как умалишенная, только пятки сверкали. Врач хотел задержать меня еще на сутки, но даже у господа Бога едва ли получилось бы меня где-то задержать. Где-то, где он будет в радиусе километра… Сославшись на необходимость помогать со свадьбой, я собрала свои вещи, привезенные Катой, и поставила свою резкую, размашистую подпись. Как итог? Я снова сделала то, что уже делала. Погрузилась с головой в работу. Последние три дня я занимаюсь исключительно своими прямыми обязанностями подружки невесты, то есть — докапываюсь до всех, чтобы получить идеальный результат. На деле просто снова бегу… А сейчас словно застыла. Завтра Рома возвращается. Завтра свадьба. И завтра станет последним днем, когда я буду его видеть, а потом что? Снова притворство, побег, работа. Мужчины, от которых меня блевать тянет. Пустая квартира. Мой кот…брат. Единственное, что может порадовать? И, ах да! Конечно! Друг переписке, с кем я могу открываться и не бояться быть уязвленной или раненной. Точка. Классная жизнь. Потрясающая перспектива. Скучать по кому-то безумно, но молчать, ведь по нему нельзя скучать! Но где эта кнопка, которая отрубит все мои чувства?! Слезы встают перед глазами. Я киваю судорожно, Ката напрягается еще больше. - Лер? Черт возьми… Однажды вся эта плотина должна была порваться. Народная мудрость гласит, что, вообще-то, где тонко, там и рвется. Ну, собственно…да. Вот так… Я закрываю руками лицо и начинаю плакать. Совершенно неуместно, даже как-то грубо. Ничего красивого. Ничего эстетично прекрасного — одна только гребаная боль и каша в башке. Ты не можешь. Ты не имеешь права! За что цепляешься?! По кому страдаешь?! Дура-дура-дура! И я знаю, что дура. Я это знаю! Он предал меня. Он не имеет больше доступа к моему сердцу и моей душе! Но…черт возьми, как просто сказать, и как сложно сделать… Слишком много чувств. Слишком много острых противоречий… - Лерочка, ты что… Ката шепчет, подается ко мне, обнимает. Я тяжело дышу. Слышу в ее голосе надлом и беспокойство, поэтому стараюсь изо всех сил взять себя в руки. Ими, основаниями ладоней давлю на глаза. Мотаю головой. - Прости…я просто…прости. Нельзя. Я знаю… - Что значит нельзя? Лера? Что случилось?! Еще один глубокий вдох. Я загоняю свои мытарства под каблук, выдавливаю улыбку, отнимаю руки от лица. - Ничего. Все хорошо. - Ты плачешь! Как может быть хорошо?! Как?! Бросаю на нее взгляд. Ката напугана всерьез. Я ощущаю столько участия с ее сторону, что…ну, знаете? На автомате тянусь. Хочется. Это тоже правда. Мне хочется открыться, рассказать. Мне хочется ее послушать, что она скажет? Ей ведь есть что мне сказать, но… - У тебя завтра свадьба, Кат. Этот разговор…не для этого времени. На миг она замирает, но после дергает головой и хмурится. - Ты боишься испортить мою свадьбу или что? - Да. Честно и беззлобно. - Я боюсь, потому что люблю тебя. Ты безумно дорогой мне человек. - И ты для меня точно такой же человек. Скажи, была бы ты счастлива, зная, что меня что-то волнует? И не получив ответа на свой вопрос, была бы ты…спокойна? Я знаю, что нет. Если поменять нас местами, вряд ли я смогла бы спокойно пойти к алтарю. И тут вопрос не приоритетов, на самом деле. Просто когда ты знаешь, что что-то волнует твоего близкого человека — это как заноза в мозгу. Так или иначе, ты возвращаешься… - Расскажи мне. Ты никогда не рассказывала, но я же неглупая, Лер. Я чувствую… Это слова являются каким-то определенным моментом. Примерно, как если бы ручка стоп-крана отвалилась к чертям, чтобы твой локомотив мчался вперед, набирая бешеную скорость. Я говорю все. Я вываливаю на нее поток боли, сбивчивые предложения, заключающие мои мысли в слова, как в клетку, но уничтожающие эту клетку внутри меня самой. Я рассказываю все: о том, что была замужем, и о том, как мое сердце было разбито вдребезги. О любви. Я рассказываю о своей любви, ведь я так его любила… - …больше всех на свете. Он был моим идеальным мужчиной, моей половиной. Моей душой и моим сердцем. Всем моим — жизнью, настоящим, прошлым и будущем. Некрасивые, но настоящие всхлипы оставляли короткие паузы между этим потоком, но я продолжала. Даже сбиваясь…я продолжала. Так долго зарывая это важное поглубже в себя, я так долго отказывала вытаскивать и рассматривать, принимая всю ту боль, что теперь не могу остановиться. Я вытащила. И я рассматриваю… *** Истерика ушла. Я лежу на коленях Каты, она гладит меня по волосам и молчит. Чувствую себя пустой. Но, стоит отметить, не опустошенной. Просто…как шарик с водой, из которого все вышло, оставив лишь оболочку. Это плохо? Если честно, то нет. Когда та самая вода стухла, ее нужно сливать, чтобы освободить место для чего-то нового… - Я не буду спрашивать, почему ты не рассказала мне раньше, - наконец-то говорит Ката, - Я тебя понимаю. Мне тоже не хотелось рассказывать… - Могу задать тебе вопрос? Мой голос хриплый, усталый. Ее — тихий. Думаю, Ката прекрасно знает, о чем я хочу ее спросить. - Как ты это пережила? Тишина. Стыд снова накатывает. Я не должна себя так вести, и на миг у меня просыпается чувство вины и сожаления — переворачиваюсь на спину, чтобы заглянуть ей в глаза. - Не надо было спрашивать? - Я уже не болею, если ты об этом. - Уверена? Она мягко улыбается и кивает. - Да, Лер. Ты можешь задавать мне такие вопросы. Тем более, я знаю, что ты делаешь это беззлобно. Ты не стремишься меня ранить или тыкнуть носом. Ты никогда не стремилась. Я помню…в момент, когда моя жизнь рухнула…только ты со мной рядом и была. - Ты меня идеализируешь. У тебя свадьба, и вместо помощи, я устроила истерику, потом сбежала… - А ты себя демонизируешь. Хочешь попросить прощение за то, что попала в беду? Очень по-взрослому. - Это случилось не просто так. Ката выгибает брови. - Да ну? Ты намеренно прыгала на скале, зная, что внизу подземная пещера? - Нет. - Тогда… - Но я намеренно сбежала, Ката, - короткая пауза перед окончательным прыжком Веры, - Мой бывший муж — это Рома. В комнате повисает тишина. Я издаю смешок в ответ на ее расширенные глаза, потом сажусь и убираю волосы назад. - Вот так…я не могла смотреть на то, как Сара пытается залезть ему в штаны и…не придумала ничего лучшего, чем сбежать на какую-то посудину. И чуть не умерла. Чуть не убила его… - Лер, ты…серьезно? - Как ты это пережила? - игнорирую ее шок, разглядывая свои пальцы, - Как ты…простила? Как ты пошла дальше? Как…я просто не понимаю. Я чувствую себя…будто на гране какой-то пропасти. Притом…если честно, их даже две. По обе стороны от меня, и пока я держусь. Стараюсь. Делаю аккуратные шаги вперед, но всего одно неаккуратное движение…и я сорвусь. Медленно оборачиваюсь на Кату, прижав ладонь ко лбу. - Я все еще люблю его. Эта любовь…она неудобна, неправильна, ненадежна. Она не дает мне жить дальше нормально, потому что все, что я делаю — это…бегу, Кат. Я все время бегу, но я так устала… - Лер… - шепчет подруга. Что ей сказать на это? Нечего. Даже психологу нечего было сказать вразумительного. Он только бубнил что-то про «прости и отпусти», дышать станет проще, а как это сделать?! Где инструкция?! Хах, ее нет… К сожалению, ее не существует. Никто не знает этот секретный ингредиент. Ты приходишь к врачу, но в этом вся проблема душевной травмы — тебе не выдадут рецепта на таблетки, которые смогут помочь. Нет даже таких, которые облегчат твою боль. Все в голове. И в сердце… Издаю глухой смешок и отворачиваюсь, пару раз кивнув. - Я знаю…нет верного способа излечиться от любви. Ты сказала, что я никогда тебя не осуждала…это тоже неправда. Я осуждала. Но, если честно, я тебе завидовала просто — ты смогла простить. - Но это не было просто. Снова смотрю на подругу. Ката грустно улыбается, потом уводит взгляд в окно, за которым на этот раз стоит спокойная, тихая ночь. - Я не могу тебе сказать, как я до этого дошла, ведь я сама не знаю. Просто…однажды, когда я делала снимки, случайно увидела пару старичков на набережной. Они сидели на скамейке и еле…хах, представляешь? Ириски. Мы с Алексом…мы с ним, можно сказать, познакомились снова «за ирисками». На одном приеме их подавали на шпажках. Ну…не их, просто такие конфеты красивые, с шоколадными фигурами разных цветов, а основание было сделано из ирисок. Улыбка становится теплой. Когда Ката переводит на меня взгляд, я вижу, что и он тоже стал теплым. Ушла печаль и боль. Ушла трагедия… - Я смотрела, как муж доставал из пакета круглые ириски. Они о чем-то разговаривали, хмурились. Типа ссорились, он старался не дать ей ириску, но это была лишь игра — потом он подносил к ее губам и улыбался. Они там сидели, не делали почти ничего, вокруг ходили люди. Знаешь, какое ощущение было? Знаю… - Будто они находятся на отдельной планете, и все вокруг не имеет никакого значения? - Да. У меня так было только с Алексом. Мир, который принадлежит всем нам! И в нем так много всех…только с ним сузился до нас двоих. Это был тот самый миг. Те самые фейерверки. - Фейерверки? - Тот самый миг, когда ты просто понимаешь…что обида — губительна. Счастье того не стоит, сердце не стоит…все то будущее, которое еще возможно! Не стоит. Мне вдруг так плевать стало…На все! Что обо мне подумают и скажут. Плевать, как и кто отреагирует на мое решение. Даже на эту…кхм, женщину — мне даже на нее стало плевать, представляешь? Я вспомнила его глаза, а в них отражалась вся тоска и печаль, на которую способен этот мир. Ведь дело…дело в раскаянии. Понимаешь? Когда ты видишь, что твой человек на самом деле жалеет…это самое важное. Так я решила. - Попробовать еще раз? - Просто попробовать. Дать шанс…сдвинуть эту монолитную плиту с мертвой точки. Один разговор, затем одно свидание. Мы снова учились идти друг к другу. Я снова училась ему верить. Это не было просто. Воспоминания сложно подавить, такие тем более, но на той набережной я знала, что справлюсь. Я помнила его глаза, и я знала…что просто смогу его простить. Ты тоже поймешь. Произойдет момент, когда все встанет на свои места. Ты перестанешь балансировать, наконец-то откроется одна дорога. И это произойдет само, ничего нельзя искусственно подделать. Только не в любви. Это просто случится само…тот самый миг, когда ты все поймешь.«Свадьба»
Лера, сейчас Я никогда раньше не видела такой красоты. Зайдя в зал, даже не смогла сразу двинуться к алтарю, где уже собрались остальные подружки невесты — вот насколько интерьер прекрасен. С потолка свисают крупные, белые цветы, похожие на гортензии. Они выглядят, как причудливые сосульки, и где-то короче, где-то длиннее, создавая тем самым невероятный объем. Запах стоит потрясающий. Нежный, сладковатый, но ненавязчивый, и от него бегут мурашки. Сам зал украшен в природном стиле. Это грот — вокруг большие валуны, трава, цветы. Есть даже пруд! Искусственно созданный, но невероятно волшебный. На полу дорожка из песка, окантованная фонариками в форме небольших коробочек. Арка, где уже стоит такой красивый Алекс — это тоже круглые камни, обвитые лианами, с редкими, белыми цветочками. Я знаю, почему зал украшен именно так. В детстве Ката просто обожала фантастику! Она любила эльфов, фей и постоянно рисовала их на своих учебниках. Так что да, очевидно, что Алекс подарил бы ей такую сказку — волшебную, уютную, но вместе с тем отчаянную. Как обещание вечного приключения… Я пару раз моргаю, улыбаюсь. Потом поднимаю глаза и замираю — рядом с Алексом стоит Рома. Я не видела его, казалось бы, совсем чуть-чуть, а сердце у меня начинает биться чаще, словно я не видела его вечность… Мы пока не встречались. Ката сказала, что его выписали, и он скоро приедет, но я снова завалила себя делами, чтобы не встречаться. И вот это происходит. И вот меня снова разбивает на части ударами тока… Я стою и смотрю на него, как завороженная. Он смотрит на меня. Совсем слегка улыбается. Так странно…Рома даже не злится на меня за то, что я ни разу не приехала. Хотела… Господи, как я хотела. Безумное желание было похоже на черный слив, в который утекали все мои надуманные дела и проблемы. Их я создавала в критическом количестве, очень многое делала и делала это очень быстро. А не помогло… Я скучала безумно; волновалась еще больше. Я так хотела к тебе…что же ты сделал со мной? Почему именно к тебе?… Это извечный вопрос, как мне кажется. Когда ты кого-то любишь, но ваша история обрывается, ты спрашиваешь себя: почему именно он? Неважны причины в таких делах, неважно и все остальное. Ничего, кроме твоего сердца… - Ты невероятная, - одними губами говорит он. Я чувствую, как краснею. Со мной такого уже давно не случалось. Краснеть? Я? Смущаться? Что? Ха! Нет... Мне кажется, я заочно не воспринимала их слова. Остальных, но не его. Его слова приходятся мне прямо в душу… Почему ты на меня не злишься?… - Ну ты чего встала? Давай-давай, сейчас пойдет невеста! Кто-то подгоняет меня, но я не успеваю сориентироваться. Кто это был? Наверно, неважно и это. Я беру себя в руки и быстренько добегаю до алтаря. Все-таки это не мой день, и не день моей драмы уж точно. Это ее момент… Встаю на свое место, поднимаю букет к груди и перевожу взгляд на темный проход. Гости еще почти минуту галдят, их голоса поднимаются к цветам, но как только звучит первый аккорд скрипки — они замолкают. Тишина дрожит. Мое сердце тоже. Я жду ее. Я так хочу увидеть свою Кату! Она действительно…наверно, моя лучшая подруга. Я люблю ее безумно — это точно. И как только вижу ее, нутро идет волнами. Такая счастливая… Когда женщина выходит замуж за мужчину своей мечты…за того, кто ей судьбою дарован, того, кто звездами высечен…это всегда чувствуется. Мне кажется, каждый в зале перестал дышать в этот момент. Когда любовь стала фактически осязаемой — протяни руку, и ты сможешь ее прикоснуться! Слезы встают перед глазами, но я тут же их смаргиваю. Не хочу пропустить ни единой секундочки! Даже ее половинки. Ката улыбается широко. Счастливо. Я думаю, ее отцу приходится здорово ее сдерживать, чтобы она не побежала галопом к алтарю, и из-за этого с губ срывается еле слышный смешок. Я все понимаю. Я тоже хотела бежать. Каждая женщина, которая выходит замуж за любовь всей своей жизни — она такая. Источающая аромат вечности, эмоций, пробивающих даже самые высокие стены. Господи, как она прекрасна… Ката смотрит только на Алекса. Я знаю точно, что ничто в этом мире не сможет отвернуть ее от него — ничто! Будет идти война, будут взрываться бомбы, проваливаться земля, или планета рухнет со своей орбиты. Она будет на него смотреть и будет к нему идти… А он? Украдкой смотрю на жениха и снова меня насквозь пронзает. Я не знаю, зачем дана была им та измена, почему так получилось и за что, но…он любит ее. Ты это тоже сразу понимаешь по одному только взгляду. Мужчина, который любит женщину, смотрит на нее по-особенному. Как на свое самое дорогое сокровище, сводя все свои нужды до нее одной. Все свою жизнь! В одну точку — в нее… Мурашки идут по коже. Когда они оказываются напротив, мурашки взрываются снарядами, рассыпаясь миллионами других — убегающих вниз по коже, вверх, внутрь. Моя душа поет. Она ликует. Я чувствую любовь. Я знаю. Она здесь есть… - Привет, - с ее губ срывается тихий смешок. Алекс шмыгает носом, отвечая ей тем же. - Привет… Они поздоровались, как миллион раз до этого, но именно сейчас я знаю, что это происходит всего с одной целью. Чтобы больше никогда не прощаться… Свет плавно тухнет. Зато в цветах загораются маленькие лампочки. И их там тысячи! Как звезд… - Боже… - срывается с губ. Это так красиво… Дело даже не в том, что обстановка действительно заставляет сердце замирать! И что никогда ты такого нигде не увидишь, кроме как на свадьбе баснословно богатых людей — это снова становится каким-то вторичным. Я смотрю на Алекса и Кату и понимаю…даже если бы свадьба проходила в какой-нибудь русской деревне, это все равно было бы красиво. Из-за них… Просто здесь все сложилось правильно. Из-за них… - Мы собрались сегодня, чтобы засвидетельствовать… Любовь. Мысленно говорю за смешного дедушку в строгом смокинге, а потом перевожу взгляд на Рому. Не знаю, он почувствовал? Но, мне кажется, будто все это время смотрел только на меня… *** Bloodstream Quartet Session Любая свадьба всегда подходит к своему концу, но было все. Вкусная еда, танцы, тосты и пожелания. Я весь вечер сидела за своим столиком и любовалась Катой, Алексом. От них сложно было оторваться… Был салют. Но не было главного…Ромы. Он ко мне не походил. Я оценила этот жест, но чем больше времени проходило, тем больше появлялось осознания, что поговорить нам все-таки придется. Да, придется… Я все еще испытываю дикий страх, волнение. Я все еще не понимаю, что мне надо будет сказать, но…когда ты находишься на празднике, посвященном чужой любви такой силы! От своей сильной любви бежать…становится просто кощунством. В какой-то момент нахожу Рому взглядом. Он сидит за своим столом, задумчиво смотрит вдаль, но будто бы сразу чувствует мой взгляд и поворачивается. Звучит музыка. Я оценила, что он не подходил ко мне и не трогал, не навязывался. Не бросался. Не было криков, не было обвинений и злости. Он не вставал на прошлые лыжи с громкими заявлениями о том, что не даст мне развода ни за что! Все было тихо. Он ценил и берег мои границы, но сейчас этого уже не требуется. Я коротко смотрю на танцпол, так как не совсем понимаю, как мне следует себя вести. Рома понимает быстрее. Весь мой намек читает, как раскрытую книгу. Встает, подходит и протягивает мне руку. Без слов вкладываю свою в его ладонь. И в этой теплоте так хорошо… Мы выходим в середину зала. Уже ночь. Гости выпили, кто-то ушел отдыхать. Я видела, что Сара, которая все-таки проникла на эту свадьбу. Черт бы ее побрал! Утащила за собой одного из гостей. Думаю, она планировала утащить Рому, но он еще в начале банкета четко дал понять, что ей ничего не светит. Это заставило меня улыбнуться, а теперь… - Может быть, не стоило отказываться от Сары? - тихо шепчу. Вполне вероятно, мне просто нужно с чего-то начать разговор, но это тоже неточно. Если что…совсем неточно… Его ладонь на моей голой спине напрягается, он прижимает меня сильнее, хмыкает. - Какой ей резон на меня время тратить? Я не дам того, что она хочет. У меня импотенция. Тихо усмехаюсь и поднимаю на него глаза. - Ну да, а на острове страшных Кукол в меня, видимо, упирался твоя защитная дубинка. Он улыбается в ответ, но глаза остаются серьезными. Рома знает, что это лишь предлог…все предлог…а сам он замер в ожидании того, что я хочу сказать. - Прости, что не приехала к тебе, - шепчу. Слегка жмет плечом и мотает головой. - Не думай об этом. - Я хотела. - Правда? - Правда, - отвечаю серьезно. Рома кивает. - Хорошо. - Почему ты на меня не злишься совсем? - Не знаю. Наверное, не могу. А может быть, просто понимаю. - Ром… - Не надо. Не говори ничего и ничего мне не объясняй. То, что произошло на острове… - Я люблю тебя. Правда срывается с губ раньше, чем он закончит свою мысль, и на этой правде Рома спотыкается. Мы замираем. В объятиях друг друга, посреди гостей. Посреди какой-то невероятно печальной песни… С моих глаз срываются слезы. Так больно… - Я люблю тебя, это правда, - всхлипываю, - Ничего не прошло. Я тебя не забыла. Но… я не знаю, как мне тебя простить. - Пожалуйста. Не плачь… - Я не знаю, как это сделать, - игнорирую его, снова всхлипываю и опускаю глаза, - Не знаю, как пережить…как забыть…как снова вернуться к тебе. Я не вижу пути. Я в темноте, и я не знаю, как из нее выбраться. Возможно, я никогда и не смогу…снова найти дорогу обратно в нашу вселенную. Я люблю тебя, но этого недостаточно, чтобы вернуться обратно… Приложив руки к лицу, я тихо плачу. Рома стоит отрешенно, но это длится лишь миг. Он делает шаг ко мне, обнимает и прижимает к груди. Кивает… - Ничего страшного, - его голос ломается, становится слишком хриплым и низким; слишком раздавленным, - Я все понимаю. - Может быть, у нас никогда ничего не получится…или должно пройти еще время. Я не знаю… Я бежала от этих чувств, но теперь они меня настигли, и я растеряна. Я не понимаю. Возможно, мне действительно нужно время, чтобы найти дорогу обратно. А может быть, я найду совсем другую дорогу, Ром... - Значит, я буду ждать тебя всю жизнь. Ударяет плетью. Я замираю. - Ты слышал, что я сказала? Возможно, я никогда не смогу тебя простить... Рома оставляет поцелуй на моей макушке и прижимает сильнее. Позволяет укрыться на своей груди. Там, где гулко бьется его сердце… - Я слышал, но...едва ли это имеет значения. Я буду ждать тебя всегда. Больше мне никто не нужен. Я буду ждать тебя...женщину, которую невозможно забыть. мою единственную. Любовь всей моей жизни… Музыка звучит дальше, и в зале по-прежнему слишком красиво. Здесь много любви. Я обнимаю Рому, не смотрю на него, зато смотрю на остальные пары. Они улыбаются, говорят. И здесь очень много отдельных вакуумов-миров, созданных только двумя людьми для двух людей… Да, сегодня на этой свадьбе концентрация тех самых чувств, прорастающих глубоко в тебя. Корнями уходящих в твою душу, в то, что считается твоим естеством. И это прекрасно. Любовь — прекрасна. Залог жизни, вечный ее попутчик и вечная ее подпитка. Она прекрасна, и сегодня ею здесь пропитан даже воздух. И наша тоже существует. Она тоже здесь. Израненная, когда-то казалось, что уничтоженная, но все еще живая… Значит, все было по-настоящему? Хотя я никогда в этом и не сомневалась, ведь наш вакуум − один из многих. Даже со шрамами. И он создает эту атмосферу тоже. Искрящий воздух, тихое спокойствие, бесконечное умиротворение и гармония… Даже если наша любовь здесь сегодня закончится…пусть будет так. Ее последний вздох был прекрасен до последней своей искрящейся, теплой, нежной секунды…«Первый блин комом»
Лера, сейчас Когда я захожу домой, квартира вновь встречает меня тишиной. Забавно, когда-то она была для меня успокоением и возможностью спрятаться от суеты, а сейчас…как-то одиноко. Слышен тихий цокот. Через мгновение в дверном проеме появляется мой родной, рыжий Кот. Он останавливается, потом садится на задницу и смотрит. Вау! Если честно, этого уже много. Правда. Мой Кот, по моим некоторым наблюдениям, личность абсолютно незаурядная. Он потомок какого-нибудь царя, пусть я и вытащила его фактически с помойки — это неважно! То есть, совсем. Он потомок барона или короля, точка. Имеет довольно гаденький характер, поэтому его появления я даже не ждала. Уже знаю. Заметила, так сказать. Когда я уезжаю хотя бы на несколько дней и — не дай бог! Оставляю его одного! (Это вообще запрещено законом чистой крови, если что) Кот не выходит ко мне и вообще несколько дней морозится. Так своеобразно показывая, что он недоволен моим поведением. А сейчас вон оно как… - Привет, - шепчу тихо. Кот медленно моргает, потом зевает. Думала, сейчас еще, как гвоздь в гроб, он просто развернется и уйдет, нагло предъявив свой хвост и пятую точку, но нет. Сидит. И смотрит… - Ты по мне скучал? Кот два раза ударяет по полу хвостом. Прикольно предполагать, что он так говорит «да». Выбивает азбукой Кошкорзе, так сказать. Хорошо, что я ее не знаю. Так хотя бы не разочаруюсь, ведь мне почему-то до последней запятой нужна эта уверенность. Не знаю почему. Просто очень нужно… Бух! Входная дверь пихает меня вбок. Я шиплю, оборачиваюсь и сразу же вижу свой чемодан, за которым следует Слава. - Господи! Что ты встала на проходе?! Забыла про меня?! Носильщика твоих камней?! - Там не камни, а туфли. Отвечаю без энтузиазма, делаю шаг в сторону и вообще отворачиваюсь. Начинаю медленно раздеваться. Слава тем временем закрывает дверь. Пару мгновений тишины, и в меня летит вопрос. Я не скажу, что его не ожидала, потому что, наверное, это совсем не так. Когда ты растешь в тех условиях, в которых росла я, с людьми особо близкими ты учишься общаться фактически телепатически. Это обусловлено не только инстинктом выживания, когда, бывает, просто необходимо понимать кого-то без слов! Но еще и из-за связи. На счастливом балконе связи плелись самые прочные… Так что да. Я знала, что он спросит… - Почему ты такая…не знаю, тихая слишком? Мне не хочется об этом говорить. По правде говоря, от слова «совсем». Хотя я понимаю, что говорить придется… Вру. Мне нужно еще немного времени… - Просто устала. - Ммм…правда? Или это из-за отсутствия Франка у трапа? С букетом цветов и… - Мы расстались. - Чего?! Морщусь, снимая браслеты и электронные часы. - Того. Пойду в душ схожу, окей? Закажи чего-нибудь поесть. *** Обычно горячий душ всегда помогает, но сейчас этого не происходит. Я стою под обжигающими каплями достаточно долго — ничего так и не поправилось. Чувствую себя убитой и раздавленной, высосанной буквально до последней запятой, но главное — другое. Физическую неполноценность можно объяснить действительной усталостью после серьезного перелета, а как объяснить душевную? Я не знаю. Из меня будто выдрали что-то очень важное, какой-то безумно большой кусок, и оставили…на острове? Под звездами? В подземной пещере или убогом сарае на какой-то буквально лежанке! Я не знаю, но вот где важнейший ингредиент этого состояния: меня оставили где-то там, и место абсолютно не имеет веса, зато имеет вес — с кем. Меня оставили с ним… Перед глазами то и дело возникает лицо Ромы, из-за чего я постоянно обрываюсь на слезы. Видела его мельком. Уезжала сначала я, и я видела…как он смотрел. С какой надеждой, верой. С какой тоской. Мне показалось, что у него отняло столько же душевных сил, сколько у меня — подняться на этот гребаный борт! Ведь он еле сдержался, чтобы не кинуться следом. Господи… Наш развод казался мне когда-то испытанием. Знаете? Это не так. В сравнении с этим расставанием, наш развод — хрень собачья. Понятия не имею, почему так? Может быть, время прошло, и многое забылось. А может быть, просто я тогда его ненавидела? Но факт остается фактом. Сейчас мне стало по-настоящему нечем дышать. Убираю воду с лица, упираю ладони в кафель и тяжело дышу. Душу все выворачивает, меня ломает. Буквально! И это какое-то наваждение… Что ты творишь? Я себя будто убиваю… Бред. Надо браться за ум и прекращать разводить этот бред! Ересь! Прекрати… Быстро шмыгаю носом, потом рывком отрываюсь от своего места и вырубаю воду. У двери меня ждет мой кот. Беру свое сокровище, которое не очень-то этому радо, хотя…тут тоже стоит отметить, сопротивляется рыжий исключительно для галочки. Так, лапками повозил, пофырчал и успокоился. Обнимаю. Тихо урчит, собака такая, но дарит мне улыбку. Это хорошо. Улыбка мне сейчас очень нужна. Вздыхаю и возвращаюсь в гостиную. Там Слава сидит на диване и курит, а завидев меня, тут же вскакивает. - В смысле ты рассталась с Франком?! - Хах…забавно. Дернув головой, брат недоумевает. Я же обхожу диван, плюхаюсь на него и, продолжая обнимать кота, жму плечами. - Мы еще не расстались, но расстанемся. - Какой-то бабский бред, да? Типичный и… - Нет, - перебиваю спокойно, - Просто пока мы ехали до аэропорта, поговорили. - О...расставании? - Чему ты так удивляешься, Слав? - Ни один мужик не попрется к девушке, которую хочет бросить. - Может быть, это я хочу? - В это я…ну, готов поверить. Брат падает на диван рядом, двигается к спинке и подтягивает к груди подушку. Недолго молчим, хотя я знаю, что он не выдержит еще на этапе его колких, остроумных ответов. - Почему? Улыбаюсь. Слава себе не изменяет, конечно… - Я думал, ты счастлива. - Я пыталась себя в этом убедить, но ничего не получается. Повернув на меня голову, брат заламывает брови. - Я не понимаю, правда… - Что тут понимать? Франк — хороший мужчина, но ему нужно то, чего у меня дать не получается. И не получится. - Чего же? - Он хочет съехаться, хочет семью и детей. - А это…плохо? - Пока мы ехали до аэропорта… - подбирая слова, откидываюсь назад и смотрю в потолок, - Франк выказал мне определённые претензии. - Какие это претензии? - Например, я не позвала его на свадьбу с собой. - Ты не позвала?! Господи, какая же ты сука! - Да-да-да…- усмехаюсь, - Знаю. Но я…не хотела. Не могла себе в этом признаться, однако правду не утаишь, сколько ни пытайся. Я не хотела. И ничего не хочу — с ним. Он сказал, что хочет перевести отношения на другой уровень, что ему уже пора, а я? - Что ты? - А я этого не хочу. Я очень долго врала себе, бежала от правды, но теперь…просто не имеет смысла. Он — не то. Вздохнув, перевожу взгляд на Славу. - Ты общаешься с Измайловыми? Его лицо тут же обретает то самое выражение лица. За годы жизни Слава хорошо научился притворяться. Можно сказать, филигранно. Удивляет ли это? Да нет. Все мы взрослеем, и все мы в какой-то степени теряем то свое, детское. Искреннее. Либо просто прячем его поглубже, чтобы сберечь от жестокости. Наше детство располагало к тому, чтобы спрятать или потерять это детство гораздо раньше остальных. Но! Слава всегда был самым искренним… Мы с Ильей изо всех сил защищали его от отца и от правды жестокой реальности. Мы делали это максимально! Отдавая очень много сил на то, чтобы сберечь беззаботство детства, ту пору, которая никогда больше не повторится — и у нас почти получилось. Слава был дольше нас всех ребенком, но он давно вырос, хотя так и не научился в острые моменты держать мину. Это сейчас и происходит. Я вижу. Когда застаю его врасплох, вижу всю правду на лице: да, они с ними общаются. - К чему этот вопрос? - Просто ответь. - Лер…давай не будем, хорошо? - он понимает, что врать бесполезно, вздыхает, - Ты же должна понимать, как сложно разорвать отношения с людьми, ставшими тебе семьей и… - Ничего не объясняй, я все это знаю. Просто ответь, Слав. Слава колеблется еще пару мгновений, но правда в том, что врать мне действительно бесполезно. И он это знает. Вздыхает, прижимая подушку к груди посильнее, как способ защиты, потом кивает. - Да. Мы с ними общаемся. Мне не обидно. Почему-то. Я действительно все понимаю? Или в чем причина? Ай, слишком много вопросов… Киваю пару раз в ответ. - Почему ты его не ненавидишь? - Я общаюсь с родителями, но не… - Слава, прошу. Давай без вранья. Почему ты его не ненавидишь? - склоняю голову вбок, - Я ведь все чувствую. Это действительно так. У вас, у обоих нет ненависти к Роме, хотя я точно знаю, что за меня вы порвете кого угодно. Но не его. Почему? Повисает тишина. Мы смотрим друг другу в глаза пристально, и я знаю, что он во мне видит: никакой претензии, ее ведь действительно нет! Я просто хочу знать. Правду. Скажи… Брат тихо вздыхает. - Тебе не понравится мой ответ. - Рискни. - Ну…ладно. Сама напросилась, - он откидывается на спинку дивана, как я пару минут назад, потом прикрывает глаза. Подбирает слова, это понятно. Предупредил, вон, несколько раз. Значит, правда действительно способна вызвать у меня много отрицательных эмоций. Так и получается. Прям с первой фразы… - Женщины и мужчины по-разному относятся к сексу. Резко вскидываю на него предупреждающий взгляд, но Слава же у нас стратег. Он все наперед продумал, застыв в своем положении с закрытыми глазами. Сволочь… - Я понимаю, насколько это банально звучит, но, увы и ах, это правда. Для женщин, чаще всего, секс — это выражение любви. Для мужчин же секс…это довольно часто обыкновенный импульс. - То есть… - Нет, я не ненавижу его не из-за этого. Я понимаю его из-за этого… Наконец-то Слава открывает глаза и переводит их на меня. На его губах появляется слабая улыбка. - Это же Рома. Когда мы с ним только познакомились, я подумал, что он — слабоумный. Чего?! Вскидываю брови — брат тихо усмехается. - Ты помнишь его в то время? Он же все время улыбался, как придурок! Ааа…ты об этом. Улыбаюсь в ответ. - Я не понимал его тогда. Правда. Мне он казался пришельцем с другой планеты: почему он улыбается? Почему он не реагирует на подколы? Почему он такой…понимаешь? Добрый, сука! Мягкий! Открытый! С нашей колокольни он вообще казался больным каким-то. Это потом до меня дошло, что он такой…потому что у него жизнь другая была. Замечательные родители, все легко давалось и получалось, вечная звезда...из-за его ему злиться? Рома добрый. Я думал, что он слабый, но это не слабость была. Тебе достался супер-мягкий, добрый — по-настоящему добрый! — человек. И он нас не всегда понять мог, я это тоже знаю. Он просто…не понимал! Просто не мог этого сделать! Ведь никогда не сталкивался с изнанкой этой жизни. Тут я тоже соглашусь. Порой мне казалось, что мы говорим на разных языках. Когда я предостерегала его в чем-то, он на меня косился, как на чокнутую. Например, его экономка Надя. Мытолько жить начали, а я ее сразу раскусила! И аккуратно ему намекнула, мол, Ром. Она у тебя ворует. Очень аккуратно, знаю. Хах…что поделать? В то время я совсем не умела говорить намеками, лепила прямо и в глаза. Но я помню, как он на меня посмотрел тогда. И дело было не в доверии или какой-то там уверенности. Дело было в том, что Рома поверить не мог, будто бы кто-то на такое способен. Прошло время, и мои слова подтвердились, конечно же, когда Надя уже внаглую сперла его золотые запонки, хотя раньше ограничивалась исключительно наличкой из его карманов, но суть не в этом… Он был раздавлен. Так это тогда и ощущалось вкупе с детским вопросом: не понимаю…как она могла? Я тогда подумала, что люблю его. Да…я тогда об этом сразу подумала…мне хотелось от всего его защитить… - …Когда ты впервые рассказала, с кем встречаешься, я подумал, что это будет тупой мажор с золотой ложкой в заднице. - Ты же в курсе, что никому ложки в задницы не вставляют? - отшучиваюсь тихо, но Слава игнорирует. - Я даже не хотел его видеть, если честно, и не хотел с ним знакомиться. Мне казалось, что ты привезешь гребаную фифу и заставишь нас ему улыбаться и терпеть каждую выходку. - А я привезла умалишенного. По твоим словам. Слава улыбается. - Ну это да, но…у меня тогда такой диссонанс в башке взорвался! Ты бы знала. - Я помню. Ты хамил. - Я пытался его вывести! Хотя бы на одну реплику с галимыми понтами... - А их все не было. - Ага, не было. Но я сначала не поверил в эту улыбочку, и что кто-то действительно может быть таким человеком. Когда не реагировал на мои острые замечания — бесил меня! Однако…я не мог отрицать того факта, что он…мне понравился. Рома просто не мог не понравиться! От него шло такое дикое тепло и забота! Я за всю жизнь таких людей встречал…ну, может, раза четыре. Вздыхаю. В памяти встает воспоминания, как я привезла Рому в свой город, чтобы познакомить с семьей. Мы встретились в кафе — само собой! Папаша…нет, его я с ним знакомить не собиралась! Ни за что! Он просто был этого недостоин. Стать частью моей новой жизни — ни за что! Потом они, конечно же, познакомились… Когда Слава попал в больницу, мы приехали к нам, чтобы забрать маму и Илью. Собирались вместе поехать и навестить брата. Они спустились к нам, оба со свежими синяками. Папаша выскочил следом. Я помню, как сжалась внутренне. От ненависти и страха — притом, откуда больше шло ненависти, я не знала. Точнее, куда больше приходило: кого я ненавидела? Его? Или себя? За то, что все еще боялась… - Рома, поезжай, - прошептала мама. Я пристально смотрела на отца. Он шел на нас и орал благим матом. Шатался. На нем была старый, морской тельник в полоску с пятнами от майонеза — он когда-то был моряком, но его поперли из флота за пьянку. Хотя он клянется, что это мы виноваты в том, что он лишился карьеры. Да-да, конечно. Мы, не ты… — растянутые черные спортивки. Вкупе с характерной небритостью и дикими глазами, налитыми водкой — вот вам картинный алкаш. Наши соседи с интересом за этим наблюдали. Людям, наверно, никогда не надоедают концерты. Пусть ты и видишь их каждый день… Он орал что-то про «мать-шлюху» и «сына-имбецила». А, завидев дорогую машину, в которой мы сидели, разозлился еще больше. Я помню, как он сосредоточил на мне свой взгляд, и как страшно это было — словно я вновь превратилась в малышку. И онемела… Скрип рук на руле до сих пор раздается в моем сознании…как и хлопок двери. Рома вышел из машины раньше, чем его кто-то смог остановить. На меня навалился ужас — я так за него испугалась! Это же был мой Рома! Тот, кого я от всего хотела защитить, шел навстречу самому страшному кошмару всей моей жизни! И ничего не боялся… Я резко подалась к ручке двери. Хотела выскочить, остановить его…снова защитить? Возможно и это. Пусть я вряд ли и смогла бы — перед отцом я всегда становилась малышкой… Но ничего из этого не потребовалось, и ничего из этого я сделать так и не успела. Рома уже подошел к тому моменту, как до меня дошло, к отцу, тот замахнулся, но тоже не успел ничего сделать. Поставленным ударом в нос его пыл очень быстро утих. И мы притихли следом… - Если ты еще хоть раз позволишь себе хотя бы пальцем их тронуть, хотя бы словом обидеть…черт, мужик. Пеняй на себя. Я этого не люблю делать, но у меня очень много бабок и связей, чтобы заставить тебя, в конце концов, жрать через трубочку. Все понятно?! Он рычал… Буквально рычал! Я впервые слышала Рому таким. Серьезным, твердым…максимально устрашающим. И отца я таким тоже впервые видела — настоящим. Таким, каким он всегда и был! Мелким, субтильным. Почти прозрачным… Почему я так его боялась? В тот момент у меня не было ответа на этот вопрос. Из его нос струями бежала кровь, а по выражению лица казалось, что другая жидкость бежит по внутренним частям его бедер. Отец внезапно схлопнулся с размеров стоэтажного особняка, до маленькой ветхой избушки — он испугался. Дикий взгляд стал из бешеного загнанным. У него тряслись губы, бегали глазки. Все матные слова забылись. Как потом выяснилось, Рома был очень убедительным. С тех пор отец угомонился и больше не трогал мою семью, а через пару лет умер. Мне тогда даже показалось, что он сам себя и отравил. Нет, он травил себя всю жизнь, но я говорю не о дешевой водке, продающейся сразу в уродливом стакане в рубчик. Я говорю о его собственном яде, который он сцеживал понемногу на нашу семью, но после этого разговора больше не мог — как итог, змея сама себя кусала за хвост и, в конце концов, сама себя сожрала. Вот так Рома в себе всегда сочетал добро и демонов. Он идеально балансировал, он был настоящим рыцарем в сияющих доспехах… - …Я думаю, - Слава пробивается ко мне через толщу воспоминаний и мыслей, и я пару раз моргаю, - Думаю, он просто не был готов к определенным моментам. И он оступился, потому что просто не знал, что так бывает. Понимаешь? Он не был готов. Мне кажется, тут как с первым блином — словил ситуацию и очень серьезно облажался. - Первый блин комом… Слава пару раз кивает. - Я знаю, что это его не оправдывает, Лер, но…я не могу его ненавидеть. Не скажу, что не был рад, когда Илья разбил ему морду… Усмехаюсь, брат поддерживает. - И я бы сам это сделал с превеликим удовольствием, но…у меня нет к нему ненависти. Просто не получается. Рома десять лет был…отличным парнем. Он нам очень во многом помог, и ты…он сделал тебя по-настоящему счастливой и… - Я видела его. Срывается с губ. Пара секунд тишины… - Что? Горько улыбаюсь, прикрыв глаза и сжав свои ладони. - Да…оказалось, что они с Алексом давно были знакомы. Еще с детства. Потом потерялись, но вот…в период нашего развода встретились на конференции и… - Ты гонишь… - Нет. Не гоню. - И…что? Смешок срывается с моих губ. Я перевожу взгляд на брата, и с губ снова срывается, но на этот раз полностью осознанная и принятая мною правда. - Я очень люблю его, Слав. Ничего не прошло. Я не отпустила и не забыла. Но…при этом, я не знаю, как найти дорогу обратно к нему. Я не знаю, понял ли меня Слава. Он с таким не сталкивался — и слава богу! Нет ничего хуже, чем расставаться любя. Ненависть еще хотя бы немного толкает, работая наподобие бензина для твоего двигателя, но когда ее источник затухает? Когда ты остаешься наедине с правдой? Нет ничего хуже… - Малышка моя… - только и говорит брат. Может быть, потому, что он знает, что больше говорить я не хочу. Да и не могу. А может, напротив, из-за того, что он не знает, как помочь и что ответить, но мы больше не продолжаем. Слава подтягивает меня к себе и обнимает. Я позволяю себе расслабиться и поплакать. Счастливый балкон снова возвращается… Мир, созданный в детстве, как травмы, полученные там же, наверно, до конца наших дней с нами. Иногда это просто ужасно, но порой — как сейчас, например, — нет ничего лучшего, чем эта теплота. Я закрываю глаза.«Хитрые, жирные макароны»
Лера, около года после свадьбы с Ромой Каждая женщина знает, что мужчину нельзя отпускать одного в магазин, особенно если там есть большой выбор товаров, ведь если что-то можно купить неправильно, он это непременно сделает. Так уж это происходит. Порой кажется, такие вот нелепые ошибки заложены в их ДНК! И ничего с этим поделать нельзя… Я уже давно прочухала, но, к сожалению, сегодня я не смогла сама заехать в магазин — просто тупо не успела! И понадеялась, и зря… Стою на кухне. Рома учесал в комнату, переодеться после работы. Мне оставил пакеты из магазина. Вообще, он старается не совершать ошибок и покупает ровно то, что мне нужно. То есть, в «невнимании к деталям» его обвинить достаточно сложно. Однако…сегодня, наверно, звезды как-то не так сошлись. Я не знаю! Что пошло не так! Но я держу в руках пачку макарон и готова взорваться… - Рома! - ору. Ноль реакции, тогда резко поворачиваюсь и иду в сторону лестницы. - ИЗМАЙЛОВ! Мать твою… На втором этаже что-то падает. Через мгновение открывается дверь спальни, а еще через одно он отвечает: - Ты меня звала? А ты будто не слышал! - Спустись-ка! На минуточку! Усмехается. Я складываю руки на груди, чуть ли ножкой не постукиваю! Жду. Он появляется почти сразу, спускается на пару ступенек, но потом замирает. Склонив голову вбок, протягивает: - Та-а-ак…что я сделал неправильно? - Что это такое?! Предъявляю ему пачку гребаных макарон, а дальше…просто наблюдайте. Рома переводит взгляд, и я буквально слышу, как в его голове переворачиваются шестеренки. Он пытается понять. Пытается сопоставить список, который я прислала ему в сообщении, с тем, что я в итоге получаю. И он не врубается! Господи. Женщина бы сразу поняла, а они? Нет… Так и не найдя ответа на мой животрепещущий вопрос, Рома смотрит на меня и дергает головой. - Макароны. Как ты просила. Просто немыслимо! Рычу, запрокинув голову назад, а эту треклятую пачку готова просто в руках своих сжечь! Но вместо этого лишь резко поворачиваюсь и чеканю шаг до кухни. Он заходит следом. Несколько мгновений снова молчит, лишь наблюдая за тем, как я психую. Достаю продукты, швыряю их на стол. Киплю. Буквально по всему дому расходится эхо, как когда чайник на старых, газовых плитах, доходит до точки и начинает свистеть. - А что не так-то? Зря он подал голос. Резко поворачиваюсь, делаю шаг и шиплю дикой кошкой. - Я просила тебя купить спагетти, а ты что купил?! - Лер, ну спагетти ж и купил! Вот! Посмотри! - он поднимает пачку и читает, - Спагетти. - Какой у них номер. - Что? - Номер! Рома, какой у них номер?! - Эээ… - А я тебе скажу! - выхватываю пачку и тыкаю в цифру, - Видишь?! Я просила пятые, а ты! Что взял?! - Ну… - Ты взял не пятые! И это не спагетти, ясно?! Это хитрые, жирные макароны! Отшвыриваю пачку, отворачиваюсь. Клянусь, я его сейчас убью и…он мне совсем не помогает. Раздается его смех. Меня аж током дергает! Медленно оборачиваюсь и еле слышно уточняю: - Уверен, что сейчас очень удачный момент для смеха? Хочется его убить. Рома закрывает рот рукой, мотает головой, но я же вижу! Из него прям рвется — ну и, собственно, вырывается. Он снова начинает ржать, а я уже совсем не держу себя в руках. Подлетаю, начинаю его щипать. Завязывается война… Измайлов ловко вертится, но пропускает пару хороших «уколов», пока не перехватывает мои запястья, скрещивая руки на груди, и не дергает на себя. Стоит. Обнимает меня сзади, дышит в ухо. Я ежусь — щекотно… - Не сопи мне в ухо! - Буду… - О боже. Ты бессмертный?! Я… - Что значит «хитрые, жирные макароны»? Его голос искрит от веселья, а у моего мужа есть особый дар. Когда он улыбается или смеется, то делает это настолько заразительно, что я…всегда невольно отвечаю. Даже если в гневе. Даже если…боже! Это невозможно контролировать. Он такой обаятельный… Расслабляюсь, откинувшись ему на грудь. Улыбаюсь. Шепчу… - Это значит, что они обманщики. - Что, блин?! - снова смеется. Из груди вырывается ответный смешок. Я поднимаю глаза и дергаю плечами. - Это не смешно. Ты их варишь законные пятнадцать минут, но когда пробуешь — они не готовы. - И в чем проблема поварить еще? Боишься, что закончится электричество? - Ха! Ты такой остроумный… - Ну, правда. - В этом и проблема, Ром. В «поварить еще». Ты оставляешь их буквально на пару минут, а потом бам! Они как-то незаметно проскакивают стадию «готов», и сразу приземляются на «клейкое месиво». - И проблема точно в хитрых макаронах, Лер? Расширяю глаза с возмущением. - Что ты сейчас сказал?! Он опять улыбается. Мотает головой, но хотя бы все-таки отпускает и отходит ближе к столу. Пару мгновений молчит, задумчиво глядя на макароны, потом поднимает глаза и кивает. - Я их приготовлю. - О, правда? - Да. Уверен, что…ну, так сложились звезды, и ты не смогла с ними справиться в тот раз, когда готовила. - Рома… - предупреждающе рычу, еще слишком «болезненно» реагируя на то, что готовить фактически не умею. Он мотает головой вновь, опускает глаза на коробку и вздыхает с решительным кивком. - Я справлюсь. Я готов к их хитрости, так что просто учту твои ошибки и справлюсь. Я сделаю! Сейчас Разумеется, он не справился. В тот вечер на ужин мы ели клейкое месиво по-флотски, но с тех пор…всегда только и покупали именно эти спагетти. Под хитрым номером, той же самой фирмы… Это стало некой традицией. Рома тогда нагнулся ко мне и прошептал: - А мне нравится…наше фирменное, семейное блюдо. Вот будет классно, а? Когда нам исполнится по восемьдесят, мы так же будем сидеть и есть эти хитрые, жирные макароны… Это стало некой традицией, и неким обещанием. А еще это стало привычкой. Две недели прошло с тех пор, как я вернулась во Францию. Снова закрутилась жизнь: утром работа, вечером одинокие вечера. Порой переписка со Львом Толстым, но даже она…нет, не то чтобы перестала приносить радость. Просто она стала скудной. Закрытой. Такое ощущение, что он тоже заболел… И ничего не прошло. И ничего не стало лучше. Ненависти, как брони, больше не было. Осталась одна лишь правда, и я с этой правдой наедине: я все еще люблю тебя… Сегодня я пришла с работы особенно поздно. Заказывать было лень. За окном шел дождь, когда я решила просто по-быстрому сварить макарон, добавить туда пару яиц, съесть это дело и лечь спать. Но… Я достала пачку и почему-то именно сегодня обратила внимание на цифру, а потом…на меня обрушились воспоминания. Тот вечер был особенно прекрасным. Нашим. Мы зажгли уродливые свечи, которые мне подарил Слава — пузатые тыквы, похожие на гремлинов. И в том вечере вообще не было никакой пресловутой романтики! Вообще! Мы пили пиво, ели клейкое месиво по-флотски, огонь на рыжих гремлинах то и дело болтался от случайных дуновений ветра. Но там было столько души…столько тепла…столько нашей близости и…столько любви. Господи, как много было нашей любви! Ею искрился воздух. Рома бережно гладил мою руку своей, он смотрел мне в глаза. Мы шутили, обмениваясь острыми «па», а потом он меня поцеловал. Сейчас я стою на холодной, темной кухне. Кипит вода, а за окном идет дождь, но я просто застыла…перед глазами встает картинка о том, как на восемьдесят, и мы устроили такие же посиделки с клейким месивом по-флотски. Этого никогда не случится… С губ срывается тихий стон боли, смешанный со всхлипом. Я так четко и так ярко вижу нас старыми, но вместе с тем понимаю: этого никогда не произойдет. Так не будет! Потому что… - Что я делаю?... Пачка летит в сторону. Кастрюля тоже. Вода расплескивается, но не задевает меня. Просто не успевает, ведь я уже развернулась и метеором несусь до телефона. Аж Кот подпрыгнул! Хватаю его. Два сообщения. Первый — начальству. Второе — Славе. Это происходит. Фейерверк. Момент, когда ты просто все понимаешь…и он выглядел у меня именно так. Как и самый романтический вечер — нелепо и глупо, — но он был настоящим, и он ударил в самое сердце. Что ты творишь?! Этого может никогда не случиться. Вместо нас двоих, восьмидесятилетних стариков, я буду одна. Все так же в квартире. Возможно, в доме. Рядом будет кот, но уже другой. Возможно, еще и собака. И этого никогда не случиться! Возможно, случилось бы что-то другое? Очевидно, должно было случиться что-то другое — у всех случается. Только это будет уже не то…не то… Правда в том, что я не хочу других воспоминаний и не хочу другого будущего. Я хочу жирные, хитрые макароны и его. Вот и все.«Главное»
Лера, сейчас Сорваться было…на самом деле, дико просто. Сложности пришли потом. Уже в самолете я начала сомневаться… Не в правильности своего решения — стойкое чувство того, что я для себя все решила, никуда не ушло. Я сомневалась в том, что совершаю слишком резкие и необдуманные поступки. Но на высоте десяти тысяч метров бежать — это проблема, поэтому я не повернула назад. Не повернула и в аэропорте. Меня встретил Илья, и под его суровым взглядом даже не смогла пикнуть о том, что сомневаюсь. Не хотелось как-то выглядеть дурой… Только он и Слава знает, зачем я прилетела. Илья молчит, и я не знаю его отношения, но мне слишком страшно спросить — мы продолжаем молчать дальше. - Я на работу, - говорит он спокойно, как только мы заходим в его квартиру. Сумка опускается на пол. Ответить не могу — противоречия рвут, страх снова зашкаливает, поэтому лишь киваю пару раз в ответ и обнимаю себя руками. - Ты…сегодня поедешь? - Считаешь, что я дура, да? - выпаливаю. Раньше, чем успеваю все обдумать. Слова просто слетают с языка, и я бросаю косой, короткий взгляд на брата, который…на самом деле приклеивается к его лицу. Клянусь! Я оторваться не могу! Смотрю, словно завороженная… - Если честно, я так и знал, что ты это сделаешь. Рано или поздно… - Почему? - Потому что…любовь не умирает после предательства. Она просто начинает резать тебя изнутри на части, вот и все, что меняется. - Но я здесь. - Ты здесь. - А ты не поехал…к ней. - Кто тебе сказал, что я к ней не ездил? На его губах появляется грустная улыбка. Что ответить — не знаю. Тема прошлой, большой любви Ильи закрыта за дверью с миллионом печатей. Он ненавидит об этом говорить! Всегда отвечает коротко и односложно. Сдабривая очень суровым взглядом! Поставленным таким, понимаете? Мощным. Прямо из структур — и ты сразу понимаешь! Ему лучше не перечить, он из структуры. А сейчас брат смотрит на меня пополам с горечью и светлой печалью. Я не знаю, как ответит и что вообще говорить, просто хлопаю глазами. Илья и не ждет. Он усмехается коротко, потом подходит, оставляет поцелуй на макушке и шепчет: - Когда тебя режет изнутри, ты рано или поздно возвращаешься в надежде прекратить эту агонию. Но…тебя не ждет разочарование, Лер, как меня. У тебя все будет хорошо… - Что это значит? Отстраняюсь от брата. Он убирает прядь непослушный волос за ухо, тихо хмыкает. - То и значит. Не думаешь же ты, что я отпустил бы тебя туда, если бы знал, что Рома причинит тебе боль? - Не причинит? - Я виделся с ним не так давно. Нет, не причинит. Он без тебя мертв, а она без меня зажила — чувствуешь разницу? Илья никогда не был поэтом. Красивые слова — это вообще не его тема, однако сейчас…так просто, можно сказать, топорно, он проникает прямо мне в душу. Признаюсь честно. Сомнения — вещь опасная, и пока мы ехали, они во мне дыру жрали. Я хотела подождать, еще раз все взвесить, но теперь… - Я поеду сегодня. - Окей. Запасные ключи в тумбе. Если не вернешься домой… - Илья! Я еду не за этим! - краснею. Он тихо смеется. - Хорошо-хорошо. В любом случае я буду знать, что ты в порядке. Лера — расхитительница гробниц. Покрываюсь буквально пятнами! Видимо, Слава успел позвонить и доложить про мои приключения в Сингапуре. Сволочь такая… - Очень смешно! Я могла, вообще-то, умереть! - Думаю, что вряд ли. Удачи. Он разворачивается и уходит, а я остаюсь наедине со своей сумкой. По правде говоря, даже не знаю, как это сказать — на этот раз гардероб был подобран…откровенно плохо. Я не выбирала костюмов, платьев, не продумывала образ, хотя надо было это сделать! Надо было! Все-таки…я еду к мужчине. Но нет же. Черт возьми — нет! Я покидала в сумку первые попавшиеся шмотки, и они…сомнительные до каждой своей ниточки и заклепки. Джинсы, спортивные штаны, кофты. Глупые футболки — такое у меня тоже есть! Я в них на спорт хожу, и нате! Пожалуйста, распишитесь…- Кошмар… - шепчу себе под нос, перебирая вещи. В чем идти?! Ужас! Первая мысль, которая меня посещает — дождаться открытия торгового центра и прикупить новый наряд. Почему бы и нет? Но тут вступает воображение. Во-первых, я снова слышу слова Ильи, так что сжимается сердце. Во-вторых, тут же встает перед глазами Рома. Как он цепляется за заборчик, а его глаза горят всего одним желанием — одним! Как бы сорваться и побежать ко мне… И все. Я сразу понимаю, что только зря потрачу время, бродя по магазинам. В таком состоянии ничего купить не получится, а все, что удастся — я буду нервничать, буду думать, буду представлять. Круто. Ну что ж? Значит, такова судьба. Вздыхаю, забирая из кучи вещей более-менее приличное нечто. Высокие, белые кеды, джинсы и футболку с дурацким смазливом на левой груди — его можно прикрыть курткой. По итогу у меня получается совсем простой образ. Экая такая девчушка, но…знаете, что я в ней вижу? Себя прежнюю. Щечки горят, глаза сияют. И вот, как когда-то давно…я собираюсь на первое свидание с мужчиной, от которого я без ума… Глупый смешок срывается с губ. Мотаю головой, но продолжаю улыбаться, схватив ключи, новый телефон и сумочку — пора. Такси уже меня ожидает. *** Его приемная совсем не изменилась. Изменилось наполнение. За столом секретарши, которую я когда-то знала — ее звали Нина Петровна, — сидит молодая и дерзкая, не побоюсь этого слова, сучка. На вид ей, наверно, лет двадцать. Одета она на грани фола. Слишком облегающая юбка, слишком высокий каблук. Прозрачная, белая блузка. Красная помада — вызывающая и яркая. Тут, конечно, не нужно быть специалистом, чтобы понимать. Девчонка пытается привлечь чье-то внимание, и мне становится неприятно. Чье внимание она тут привлекает еще? Ответ ясен. Не хочется туда копать, но все ясно… На миг я снова сомневаюсь. На самом деле, будет честно сказать, что я сомневаюсь примерно раз в пару минут — сижу тут давно. Рома пока не приехал, а его молодая секретутка с надменным фырканьем сообщила, что у Ро-ма-на Ни-ко-лае-ви-ча сейчас встреча. Фу! Захотелось ей зарядить, чего я делать, разумеется, не стала. И не стану больше. Хотела повернуть назад, признаюсь, однако…у меня перед глазами его глаза, и я помню, что у него никого нет — вранье? Вряд ли. Может быть, я и дура, но не верю в это… Вздыхаю. Волнение бухает внутри груди, так что конфетки в моей игре не складываются. Хоть убей. В какой-то момент я понимаю, что это невозможно вообще! Психую, блокирую телефон и сталкиваюсь взглядом с красными губами. - А по какому вы вопросу? - спрашивает она тут же. Думаю, не хотела. Чисто случайно получается. - По личному. - Это я уже слышала. - Тогда зачем спрашиваете еще раз? Ответ не поменяется. Я пришла по личному вопросу, и Роман в курсе. - Роман Николаевич? Для тебя он Роман Николаевич, сука ты такая! - Роман, - строго поправляю ее и отвожу взгляд в окно. Даю четко понять — отвали от меня! Но ей неймется. С другой стороны, сама спровоцировала, нужно было промолчать… - То есть…если я сейчас ему позвоню, он вашу встречу подтвердит? - Звони. - Те. Звоните. Вы хотели сказать… Медленно перевожу на нее взгляд. Им же испепеляю сучку. - Если я захочу что-то сказать, я так и скажу. Запомни это. На будущее. Она вскидывает брови, взяв мгновение на приведение всех точек в своей башке в горизонтальную плоскость, которую я, видимо, своим острым языком недурно так встряхнула. Открывает снова рот — видимо, без драки мы здесь точно не закончим, да? Нет. Я слышу быстрые шаги, которые сразу же узнаю. Резко подаюсь вперед, на секретаршу становится абсолютно плевать. Застываю. Дыхание сбивается… Как много лет назад Рома входит в уже свою переговорную в костюме. Серьезные, собранный. Старше…раньше он был другим. Менее сосредоточенным на делах, более открытым. Сейчас он — замурованный на все замки от остального мира. Уткнулся в телефон, направляется точно в кабинет. - А с Ниной Петровной любил поболтать… - противно отмечаю про себя. Но что с меня взять? Я женщина. - Анфис, вызови ко мне Павлова. - С добрым утром, Роман! - Да-да, с добрым. Вызови Павлова, скажи, что у меня срочные правки в деле с испанцами. - Конечно. Моргаю пару раз. Не верю, что она это сделает, но потом ловлю взгляд и понимаю: сделает. Еще как. Сучка решила вообще не сообщать о моем приходе! Какой же бред. - Ром? - зову его, когда он касается ручки двери. На мгновение думаю, что он не услышит вовсе — так сосредоточен. Но стоит моему голосу прозвучать, как Рома резко замирает, а потом так же резко переводит взгляд в мою сторону. Это приятно. Я слабо улыбаюсь. Улыбнулась бы шире, но чертово волнение… Тереблю пальчиками лямку сумку. Дышать снова не могу, а сердце? Вообще навылет… - Привет. - Лера… - на выдохе мое имя ласкает слух, - Что ты… - Мы можем поговорить? Наедине. Без зрителей, который, кажется, выпрыгнуть готов из своей тупой юбки в облипку. Рома пару раз моргает. До него не сразу доходит смысл сказанных слов? Похоже на то. Но когда доходит… - Да! Да, конечно. Заходи. Процент между «мне приятно» и «я сейчас сдохну от волнения» перевешивает в первую сторону. Его голос становится выше, и даже дурак бы понял, что он волнуется не меньше. Захожу в его кабинет первой. Он открывает мне дверь, а прежде чем зайти самому, бросает через плечо: - Не зови Павлова. Меня ни для кого нет. При этом Рома не отрывает от меня взгляд, словно боится, что иначе я пропаду. Становлюсь еще уверенней. Так это и работает ведь — когда на тебя такая реакция, по-другому не получается. Двери закрываются. Мы остаемся наедине. А я так рада его видеть…что не сразу доходит один простой факт: из-за глупых мыслей о пустоте, я совсем не подумала, что буду говорить. Вообще! Представляете?… Боже… - Что ты здесь делаешь? - спрашивает хриплым шепотом вновь. Облизываю губы. Дальше я выдам себе непременно! Просто обязательно! Парочку ментальных пощечин, потому что выдаю… - У меня есть кот. Рома хлопает глазами. Я задаюсь вопросом: спятила?! Но слово не воробей. Вот так вот бывает в жизни. Это в фильмах сплошь красивые и правильные реплики, а жизни — вот так… - Что…что, прости? Кот? Ну, раз уж пошла такая пьянка. Усмехаюсь и киваю пару раз. - Да. И у него очень гадкий характер. - Эм… - Я от него не откажусь. Люблю эту вонючую щетку для обуви, а тебе придется…смириться. Если у нас получится, конечно. Тишина буквально осязаемая. Если протянуть руку, ты непременно дотронешься до искр, почувствуешь их на своей коже. Рома молчит. Он снова не понимает? Или не может поверить?... - Ч-что? - хриплый шепот. Я делаю маленький шаг навстречу. - Я готовила спагетти, - отвечаю в тон. Глаз от него не отвожу — не могу!!! - Но это были не спагетти. - Хитрые, жирные макароны. - Да… Горькая улыбка появляется на моих губах. Я жму плечами, а слезы срываются с глаз, но я их не убираю. Зачем? Уже приняла, уже сдалась. Я уже здесь и будто бы разучилась бегать, но научилась…прощать?… - Я готовила их и… - голос срывается, будто падает в яму. Мне требуется пара мгновений, чтобы продолжить. - Фу-у-ух…какой бред. Я знаю, что это звучит глупо, но я вспомнила о том, как мы договорились их есть и в восемьдесят. Понимаешь? А их может не быть, если… Бо-о-оже. В ромкомах это выглядит просто. Красивые слова, взгляды и чувства на разрыв. На деле это почти невыполнимо! Я не могу ничего сказать, потому что начинаю плакать. Рома оказывается рядом сразу же. Он меня обнимает. Так крепко и так сильно, будто оберегая от всего мира. Его сердце не бьется, оно колотится! И рвется навстречу моему будто… А я…я чувствую, что все наконец-то на своих местах. И я тоже. Я! На своем месте… Поднимаю на него глаза. Его — полные слез, которые на моих щеках разливаются реками. - Ты сказал, что будешь ждать меня всю жизнь. Еще хочешь? Только с котом. И он гадкий. Это действительно так… Рома издает смешок, проводит большими пальцами по моим щекам и кивает. - Хоть с целым приютом очень гадких котов, Лер. Улыбаюсь. - Тогда чего ты медлишь? Приглашай же меня на свидание. - Сначала я хочу тебя поцеловать. - Эй! Это не так работает, мы все начинаем сначала. Нужно… Договорить не успеваю. Он целует меня первым. Нежно и сразу глубоко. Как в первый раз сбивает дыхание. Как в первый раз я тянусь к нему. И опять чувствую, что так должно было быть: я и он — это моя база. - Прости, - хрипло шепчет Рома, уперевшись лбом в мой, - Но я…должен был знать, что ты — настоящая. - А какой мне быть? - Я слишком много раз видел это во сне и не хочу думать о том, какой ты могла бы быть. Ты здесь — самое важное, что ты здесь… Да. Самое важное, что я здесь, потому что, хоть мое сердце и колотится, оно не рвется. Оно в спокойствии. И душа на месте.
Последние комментарии
5 дней 51 минут назад
5 дней 12 часов назад
5 дней 13 часов назад
6 дней 1 час назад
6 дней 18 часов назад
1 неделя 8 часов назад