Руководство королевы красоты по убийствам [Кристен Бёрд] (fb2) читать онлайн

Кристен Бёрд Руководство королевы красоты по убийствам

Kristen Bird

A BEAUTY QUEEN’S GUIDE TO MURDER AND MAYHEM

© Буянова К., перевод на русский язык, 2025

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

* * *

Моей Мэйси.

У тебя есть оружие, так покажи им всем, детка!

Понедельник

Письмо мамы, месяц одиннадцатый

Дакота.

Прошло 11 месяцев с тех пор, как ты меня похоронила. Возьми полкило пеканового мороженого и устройся на диване со Жмуриком. Включи «Маму» Долли и держи коробку салфеток под рукой. Давай, дорогая.

Я серьезно.

Я жду.

А теперь, когда ты готова, давай начнем.

Когда я узнала, что в сорок лет буду матерью-одиночкой, пообещала себе две вещи. Первое: я по-прежнему буду держать голову высоко поднятой во время воскресной службы в церкви. Второе: ты никогда не усомнишься в том, что я с тобой во всем. Я и твоя тетя. Мы втроем – Девочки Грин. Я никогда не хотела, чтобы тебе пришлось обо мне заботиться, и – Бог свидетель! – точно не планировала вот так тебя оставлять. Практически лысой, изношенной и потрепанной даже в дни, когда хорошо себя чувствую.

Уверена, что ты выполнила десять указаний из моих предыдущих писем. Звездный лагерь с Лэйси, шикарный ужин с тетей ДиДи, поездка в горы с Беллой – хороший способ напомнить тебе о корнях. Вспомни эти хорошие моменты, насладись ими, потому что просьба этого месяца тебе не понравится. Но не вздумай прийти ко мне на могилу и проклинать меня из-за этого, слышишь?

Слушай, я знаю, что сейчас с финансами все не очень хорошо. Мне нравится думать, что ты вернулась в школу, но даже в этом случае ты не сможешь погасить студенческую ссуду или те долги по кредитным картам, которые от меня скрыла. Если коллекторы еще не начали тебе названивать – скоро начнут.

И на этом месте сделаем глубокий вдох. Конечно, ты сделаешь, не я – тут я тебе не компания, прости. Так вот, через несколько дней ты должна принять участие в конкурсе красоты Дворца Роз.

Знаю, знаю, что ты скажешь. Но это самый простой и быстрый способ получить деньги, которые тебе нужны. Всего неделя усилий – и у тебя достаточно средств, чтобы оплачивать жилье и погасить все эти противные долги и гору счетов. Ты сможешь начать новую жизнь, чего я тебе желаю всем сердцем.

Знаю, ты не это хотела от меня услышать. Знаю и то, что ты слышала все эти байки об исчезновении королевы красоты.

Догадываюсь, что ты никогда не была в восторге от этого огромного дома на окраине – меня эти башни тоже пугали. Но когда я поделилась своей идеей с тетей ДиДи, она согласилась, что это лучший способ для тебя разжиться деньгами. Если, конечно, ты не хочешь ограбить банк в центре города. Тетя ДиДи также пообещала – поклялась на моей могиле! – что сделает тебя победительницей.

В этом конверте ты найдешь заполненную на свое имя форму регистрации и оплаченную пошлину для участия в Столетии конкурса красоты Дворца Роз.

Так что я не шучу. Знаю, год и так был сложным, но обещаю: все будет хорошо. Особенно если ты послушаешься маму. Помни, семья превыше всего.

С любовью,

Мама

Один

Лучшее в работе с животными то, что они не люди. Мне плевать, кто вы, в глубине души вы знаете, что люди переоценены и не стоят эмоций. Готова поклясться, что если бы мать Терезу – лучшую женщину, когда-либо жившую на свете, – кто-нибудь спросил, предпочла бы она провести день с кобылой или с одной из этих дамочек из «Настоящих домохозяек»^[1], она бы выбрала лошадь.

Вот, что я сказала Белле, коричнево-белой кобыле породы американский пейнтхорс, перед тем как практически развернуть ее обратно, чтобы снова прокатиться верхом. И тут я заметила пару рук на стене загона – эти коричневые руки и кудрявая темноволосая голова были так же знакомы мне, как собственное отражение. Не то чтобы мне хотелось с кем-то разговаривать, но Лэйси всегда была исключением.

Мы подружились еще в детском саду, когда у меня появился первый питомец – кот, принадлежавший одному из маминых пациентов в хосписе.

Когда я рассказала одноклассникам о его смертельном происхождении, половина скривилась, а другая перестала со мной разговаривать. Все, кроме Лэйси. Она спросила, как выглядит котик, сколько ему лет и как я его назвала.

– Жмурик, – ответила я с усмешкой.

С тех пор мы с Лэйси стали лучшими подругами. И сейчас у нее явно было кое-что для меня.

– Я принесла тебе следующее письмо, – сказала Лэйси, как только я спрыгнула и закрыла ворота. Пыль и грязь закружилась облаком, грозя накрыть нас обеих, как это всегда бывает в солнечный день с легким ветерком.

Я коротко кивнула, делая вид что вовсе не жду слов из конверта в ее руке с замиранием сердца. «У меня есть еще час, давай».

Лэйси попыталась топнуть ножкой в «Джимми Чу» – единственная причина, по которой мне был известен этот бренд, в том, что Лэйси заботилась о туфлях так, будто они люди. Мы с ней очень разные.

– Да уж можно как-нибудь выделить пять минут, – протянула Лэйси, осматривая каблуки. – Едва ли тебе платят хотя бы прожиточный минимум.

Обойдя загон, я начала остужать Беллу и проигнорировала комментарий.

– Ну и что в этом письме? – крикнула я через плечо.

Лэйси открыла рот в притворном ужасе:

– Как ты смеешь намекать, что я бы открыла нечто, адресованное тебе!

Я вернулась, и подруга передала мне послание. Характерный мамин почерк поднял новую волну горя. Я моргнула, чтобы не расплакаться, и попыталась пошутить.

– Я и не намекаю. Я знаю, что ты их читаешь.

В глазах Лэйси плясали смешинки.

– То, что письма от твоей умершей матери уже были открыты и переписаны, когда ты их получила, совершенно не значит, что я сую нос в чужие дела.

– Ну-ну, – я прислонилась к оцинкованным прутьям загона. Белла ткнулась носом мне в плечо, словно тоже хотела прочитать письмо.

Это было одиннадцатое письмо, которое я получила за все это время. Мама знала, что если отдаст мне все двенадцать – по письму за каждый месяц после ее смерти – разом, я прочитаю их одно за другим, неделями не вставая с кровати. А так я смогу хотя бы отвыкнуть от ее голоса.

– Ты же знаешь, я читаю эти письма, потому что твоя мама меня попросила, – сказала Лэйси, глядя, как я просовываю свой загорелый палец под край конверта. – Она сказала, что кто-то должен знать, о чем она тебя просит, – и чтобы быть уверенной, что ты не замкнешься окончательно. Кстати, это письмо лучше прочесть сидя.

Так я и сделала – плюхнулась задницей на землю, а Белла выдохнула, раздувая хвост моих каштановых волос.

– Я не это имела в виду, – сказала Лэйси, присаживаясь рядом.

Мои глаза впились в содержимое письма – так, наверно, смотрит на оазис человек, умирающий от жажды после дня на кромешной жаре.

Дакота.

Хм. Мама обычно звала меня Пчелкой, чтобы я преодолела страх перед ними. А еще потому, что с тех пор, как начала ходить, я обожала помогать ей в саду с овощами, персиковыми деревьями, кустиками черники и дикими цветами. Дакота – это серьезно.

Прошло одиннадцать месяцев с тех пор, как ты меня похоронила. Возьми полкило пеканового мороженого и устройся на диване со Жмуриком.

Уголок моего рта пополз вверх. Я практически видела выражение маминого лица, когда она писала эти слова. Ее курносый нос, ямочку на левой щеке, которую я унаследовала, тонкие губы, застывшие в почти постоянной улыбке…

Закончив читать, я вернула письмо обратно Лэйси и протянула руку, чтобы погладить белую переносицу Беллы. Как будто мама только что не попросила меня сделать кое-что абсолютно нелепое.

Лэйси пристально смотрела на меня. Как и большинство людей в нашей маленькой деревушке, она считала конкурс Дворца Роз безобидным времяпрепровождением. Она никогда не участвовала в этом шоу, отказавшись быть чернокожей девушкой ради пиара, но в этом году ее наняли координатором мероприятия. Так что она внезапно заинтересовалась шоу, потому что теперь была в некоторым смысле ответственной за него.

Мама воспитывала меня так, чтобы я относилась к конкурсу красоты как к неизбежному злу ради экономики нашего маленького городка. Она каждый год отмахивалась по поводу участия в этом тети ДиДи, говоря, что это всего лишь ее работа. Мы обе знали, что это неправда. Моя тетя жила и дышала всем, что связано с конкурсом.

– Ты в порядке? – спросила Лэйси.

– Да, – ответила я, хотя мое сердце колотилось о грудную клетку со скоростью взмаха крыльев колибри. Думаю, я уже тогда предчувствовала, чем все это закончится. И что мне придется сделать то, что перевернет все мое существование.

– Ну да, как же, – возразила Лэйси, изучающе глядя на меня и скрестив руки на груди.

– Я в порядке, – повторила я, ведя Беллу в конюшню. – Я не собираюсь этого делать. Я никогда не стану участвовать в этом отвратительном шоу!

Лэйси знала, что я уже подчинялась маминой воле на четвертый месяц, когда она попросила устроить пикник возле ее могилы за Первой баптистской церковью. А еще я еле согласилась, когда она заставила меня попробовать пару свиданий вслепую в «Спунфул Диннер», которые Лэйси организовала на девятый месяц. Но это?! Участвовать в конкурсе Роз?! Похоже, я ошибалась, когда думала, что химиотерапия не повредила мамины мозговые клетки… В любом случае она могла преследовать меня сколько угодно – я только за. Потому что в таком случае могла бы высказать ее призраку все, что думаю об этой абсурдной просьбе.

– Ни за что! Я не собираюсь наряжаться и рассекать на высоких каблуках ради денег, – заявила я, заводя Беллу в стойло и надеясь, что мама слышит меня оттуда.

– Даже за третье место дают приличную сумму, – сказала Лэйси. – Мы обе знаем, что тебе нужны деньги.

Я отстегнула седло и подняла бровь.

– Я не собираюсь занимать никаких мест, потому что не буду участвовать. Дворец Роз, – я попыталась подобрать правильные слова, – смертельно опасен для женщин с мозгами.

– Эй, это конкурс красоты, а не «Голодные игры»! – ответила Лэйси, вытаращившись на меня.

– Да что ты говоришь! А как же победительница, которая пропала, когда мы были детьми? – Я ненавидела говорить уничижительным тоном, но ничего не могла с собой сделать.

Лэйси скривилась.

– Помнишь, когда мы были в старшей школе и делали тот огромный проект по истории города для урока миссис Эмбер? – задумчиво спросила она.

Я нахмурилась из-за смены темы, но все равно ответила:

– Конечно. Я писала о самой первой больнице.

– Точно. А я пыталась написать о пропавшей победительнице конкурса красоты. О настоящем преступлении до того, как это стало модным.

Я внимательно слушала, толком не припоминая ничего об этом.

– Я была вынуждена сменить тему, – сказала Лэйси. – Мне не удалось найти даже имя той женщины в архивах новостных газет. Как будто всю информацию об этом стерли напрочь.

– Знаешь ли, это не особенно мотивирует участвовать…

– Я всего лишь хочу сказать, что мы не можем руководствоваться событиями, произошедшими более двух десятилетий назад. Если бы мы так делали, никто бы не ездил по Хикори-лейн после той ужасной автокатастрофы. Или не ходил бы на Фестиваль персиков из-за приезжих, которые бросали фрукты в мэра несколько лет назад, – пожала плечами Лэйси и расслабленно улыбнулась. – В любом случае конкурс красоты сейчас не такой, как тогда, – в основном всем управляют женщины, включая твою тетю. Нужно оставить прошлое в прошлом.

Прекрасные последние слова, так и хотелось мне сказать. Но вместо этого я сняла с Беллы седло, повесила его на стену и попробовала применить другую тактику.

– Ты слышала, что тетя ДиДи рассказывала о конкурсе? О той мадам, которая переспала с каждым судьей Калифорнии, чтобы обеспечить себе победу? Или о мамаше, которая угрожала зарезать координатора в детском конкурсе красоты во Флориде, если ее дочь не победит? Этот мир прогнил насквозь.

– За деньги, которые они обещают в этом году, я бы и сама поучаствовала. Если бы не устроилась координатором, конечно, – Лэйси посмотрела на пушистые белые облака и переформулировала свои аргументы, пока я расчесывала Беллу.

– Слушай, я понимаю, правда. Очень непредусмотрительно со стороны твоей мамы, да. Шутка ли – вписать тебя на мероприятие, которое могло бы помочь заработать деньги, ведь ты в них так отчаянно нуждаешься! А главное, она заставляет тебя покинуть дом ради чего-то большего, чем… – Лэйси посмотрела под ноги и сморщила нос, – лошадиное дерьмо.

– Я могу зарабатывать другими способами.

– Да неужели? – ее брови взлетели вверх. – Ты что, теперь сама выполняешь трюки, которым учишь Беллу?!

– Очень смешно. – Я положила руку на круп лошади, чтобы та знала, что я здесь. Прежде чем перейти на другую сторону, я посмотрела на свою самую близкую подругу и сказала:

– Дорогая, в отличие от тебя, я не шлюшка.

– Да уж, скорее монашка в келье, – Лэйси с жалостью посмотрела на мою грудь. – Сколько времени ты здесь, старушка?

– Я берегу себя для брака, – мягко улыбнулась я.

– А, ну да, да. Главное, не дай ей высохнуть. Этим летом легко обгореть, кроме шуток. – Она наклонила голову и улыбнулась, показывая на горы вдалеке. – Ты болталась по этим хребтам от рассвета до заката. Ты был тем, кто изучал и собирал все это дерьмо. К тридцати годам ты собиралась открыть собственную практику и лечить всех животных в радиусе ста миль, помнишь?

О да, когда-то давно я была отличницей в школе, старостой на бакалавриате и абсолютным фаворитом ветеринарной программы в Корнелле. Но теперь я уже не та.

– Для тебя это реальный шанс вернуться, возобновить общение с… ну, знаешь, с живыми людьми… снова стать похожей на себя. Ты практически год скорбишь, это долго. Можешь ты хотя бы попытаться?..

Лэйси определенно знала, что у меня на душе. Я не стала отвечать, сосредоточившись на подготовке Беллы к вечеру.

Может, я и не была королевой красоты, но конюх из меня потрясающий. Стойло Беллы было настолько чистым, что там могли бы ночевать люди, хоть каждую ночь. Слава богу, мне еще не приходилось падать так низко, но, с учетом ежемесячных уведомлений от ипотечной компании, не за горами пора, когда дойдет и до этого. Часики тикали.

– Я заеду за тобой в среду, – сказала Лэйси тоном, как будто все уже было решено. – А, да, и твоя тетя сегодня заглянет к тебе домой, чтобы начать приготовления.

– Приготовления? – Прозвучало так, будто тетя ДиДи планирует привести меня в надлежащий вид для жертвоприношения.

Лэйси повернулась, чтобы уйти, и бросила через плечо:

– Наконец-то и ты узнаешь, сколько усилий требуется, чтобы хорошо выглядеть.

Два

Оберджин – да, дословно баклажан – в Вирджинии оказался столицей старейшего конкурса красоты в истории США.

Мы поселились в «Голубом хребте», названном так буквально из-за голубоватой дымки вокруг горной гряды – такой эффект возникал из-за хвойных, рассеивающих свет.

Поскольку мы находимся в самом сердце Вирджинии, всего в четырех часах езды на поезде от Манхэттена, у нас репутация города, где больше, скажем так, всякой всячины, чем в других заурядных городишках. Речь именно о тех восхитительных странностях, которые ждешь от деревушки на Юге с населением менее трех тысяч жителей, чье благополучие процветает за счет женщин в «безумных платьях». Если вы прогуляетесь мимо зданий из красного кирпича на Мейн-стрит, то увидите не только кофейню «Морнинг Брю», где, помимо латте, продают зелья, помогающие участницам одержать победу, но и «Фиксин» – автомастерскую, где есть… швейная машинка, а также целый склад на случай экстренной переделки одежды в гардеробе для конкурса красоты.

Конкурс Дворца Роз поставляет участников Восточного побережья и становится хорошим стартом для «Мисс Вселенной», «мисс Америки» и Мисс Что Угодно Еще. Плюс ко всему, как я быстро обнаружила, именно наш город предлагает один из самых больших денежных призов за конкурсы красоты в мире.

Я так хорошо знаю вековую историю, потому что, вне зависимости от того, как лично ты относишься к конкурсу, если живешь в Оберджине, это шоу у тебя в крови. Ты или родственник того, кто ранее в нем участвовал, или сам участвовал, или участник конкурса тебя буллил. Моя бабушка – женщина, которую я никогда не встречала, – победила в этом чертовом конкурсе в 1928 году. Все это к тому, что на одну неделю в году наш город существует с единственной целью – демонстрировать сверкающие тиары, поставленные танцы и женщин, рассекающих на высоких каблуках. Все остальное время года мы живем в ожидании этой самой недели.

Чего поклонники ежегодного конкурса красоты, стягивающиеся в Оберджин в своем паломничестве, в упор не замечают, так это того, что все секреты этого конкурса нам известны. Или же мы распространяем сплетни и догадки, что, по сути, то же самое. Даже мама держала меня подальше от этого всего, когда ребенком я слышала о пропавшей победительнице, Мисс 2001. Ее исчезновение стало местным преданием, о котором перешептывались из года в год, хотя никакой новой информации по этому поводу не появлялось.

Впервые мама взяла меня на конкурс в том самом году, и ничего хорошего из этого не получилось. Мне было четыре, я носилась по гримерке, пока не врезалась в участницу, которая как раз наносила макияж. Дамочка упала, задев целую цепочку других полураздетых участниц. В конце концов они поднялись на ноги – с размазавшейся помадой, вывалившейся из переклеенных скотчем пушап-лифчиков грудью и с убийственным взглядом глаз, сверкавших яростью.

Надо сказать, на бэкстейдже мы после этого не бывали, но каждый год я оказывалась втянутой в составление программы конкурса или в организацию заявок на участие для тети ДиДи – и, конечно же, я присутствовала на каждом финале. Я до сих пор помню мое любимое: Мисс 2007 боксирует с мужчиной в униформе. Это воспоминание заставляло думать, что, возможно, я смогу победить, – или, по крайней мере, занять призовое место.

Пожелав Белле и другим семерым лошадям спокойной ночи, я села в раздолбанную 99-ю «Хонду» и помчала к двухэтажному дому с четырьмя эркерами в центре города. Туда, где я выросла с двумя лучшими женщинами на свете: с мамой и тетей ДиДи. Обе никогда не были замужем, и обе были частью каждого хорошего воспоминания, что у меня было.

Не то чтобы тетя ДиДи жила с нами – у нее был свой маленький пентхаус над магазином на Мейн-стрит, так что она могла развлекаться, если хотелось, – но пока я росла, она была у нас каждый день после обеда с тарелкой печенья в руках. Даже когда я стала уже достаточно большой, чтобы оставаться одна, пока мама закончит работу в госпитале, тетя забегала на тортик, или похозяйничать в саду, или дать мне какой-нибудь важный совет. Тем не менее тетя ДиДи даже со всей ее стряпней и добрыми намерениями не могла заменить маму.

Когда я выехала, солнце садилось за горами, оранжево-розовый свет падал на голубовато-желтую обшивку, сделанную вручную.

С первого взгляда едва ли можно заметить домик на дереве, который построила для меня мама, или гвозди, на которые мы повесили разноцветные рождественские гирлянды на следующий день после Дня благодарения. И точно так же вы бы наверняка упустили из виду сгнившие доски у основания дома, засоренные водостоки и опасно устаревшую электропроводку, из-за которой дом мог в любой момент сгореть.

Несколько лет назад мы с мамой обошли территорию и составили список всего, что нужно исправить в этом столетнем доме, – как только я окончу школу и начну работать. А потом она заболела, и все мечты о ремонте, деньгах и настоящей жизни испарились.

Последнее совместное счастливое воспоминание – день накануне ее смерти, когда выдалось несколько часов осознанности. Мама попросила меня открыть шторы в комнате, чтобы она могла посчитать лазурных птичек и пеночек у кормушки, которую я сделала в шестом классе. Ее бледные-бледные щеки порозовели, когда мы вдвоем в последний раз общались с природой, и я вдруг поняла, почему так люблю мир вокруг и животных. Это произошло благодаря маме – она поощряла меня наблюдать и исследовать, рисковать и отправляться навстречу приключениям.

Я вытерла слезы и уставилась в зеркало заднего вида, чтобы увидеть тетю ДиДи, покидающую свой «Кадиллак». Моим первым импульсом, стыдно сказать, было вжаться в сиденье и спрятаться от нее. Тетя ДиДи может быть… скажем так, чрезмерной, и мне совсем не хотелось говорить о том, о чем ей хотелось наверняка, – о моем участии в конкурсе красоты.

Прежде чем я успела ретироваться, она постучала в мое водительское окно.

В отличие от мамы, в основном носившей медицинскую форму или удобные джинсы, тетя ДиДи всегда одевалась сногсшибательно. Сегодня вечером на ней было сшитое на заказ платье цвета лаванды и прекрасно подходящие к нему туфли-лодочки, а в руках она держала форму для запекания.

– Привет, тетя ДиДи. – Я отскребла себя с переднего сиденья и, как положено хорошей племяннице, забрала у нее прихватки и горячее блюдо. Тетя, как оказалось, покрасила длинные ногти в цвет фуксии, на ее указательных пальцах сияли крошечные бриллианты.

– Привет, куколка, – ответила она, легко поцеловав меня в щеку и обращаясь своим фирменным полужалостливым-полуобеспокоенным тоном. Тоном, который очень мне нравился – и в той же степени выбешивал. – Как ты?

Я пожала плечами, игнорируя вопрос и надеясь, что она воздержится от комментариев по поводу моих грязных джинсов или соломинок в волосах.

– Куриная запеканка с рисом, – сказала тетя ДиДи, похлопав по моему плечу. – Я знаю, что ты наверняка подсчитываешь калории в связи с грядущим конкурсом, поэтому вместо масла я положила маргарин для булочек и использовала куриные грудки без кожи.

Мы обе знали, что я отродясь не считала калории. Видимо, из-за ее предположения, что я в любом случае буду участвовать в конкурсе, или же это был всплеск прежде не свойственного мне бунтарства, но я резко выпрямилась, вытягиваясь во все свои метр семьдесят сантиметров роста.

– Мне надо с тобой поговорить, тетя, – сказала я, наблюдая, как она ищет дверь от входной двери.

– Да, дорогая. Что такое?

– Я знаю, ты хочешь как лучше, а мама, уверена, не была в ясном уме, но… Я не могу поверить, что вы планировали, что я… – Кровь прилила к моим щекам, и я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. – Это… Я… Не могу поверить, что вы вписали меня в конкурс красоты, не обсудив это со мной!

– Дакота, это не то, что ты подумала…

– О нет, слишком поздно! – перебила я, переступая порог гостиной и ставя запеканку на кухонную стойку. – Конкурс начинается через два дня, и, даже если бы я хотела участвовать, я банально не готова! Я год не стриглась, и под моими ногтями грязь – и это не фигура речи! Не говоря о том, что это не моя среда и у меня нет времени учиться очаровывать и пробиваться в высшие круги участниц! Вы слишком долго тянули, прежде чем сказать мне, так что вот так.

– Прости, принцесса, – тетя ДиДи проследовала за мной, уперев руки в бока. – Но с этой минуты пора прекратить вести себя так, будто ты слишком хороша для этого конкурса.

Такого тона я не слышала с тех пор, как в шестнадцать лет пыталась убедить ее подписать мне пропуск школы на день ради одиночного родео.

– Ты знаешь, что у нас с тобой больше не будет ни шанса заработать столько денег, сколько этот конкурс выдает победителям из года в год, – продолжала тетя. Она была права. Работа конюхом по двадцать часов в неделю за двенадцать с половиной долларов к этому точно не приведет. – Если бы я могла украсть эту сумму для тебя, я бы это сделала, но в кражах никогда не была сильна. Так что этот вариант мимо – только если, конечно, ты не обладаешь навыками взлома и хищения, о которых я не в курсе.

Ее шутка меня совершенно не рассмешила. Тетя разочарованно на меня посмотрела и добавила:

– А ведь раньше ты была готова к любым приключениям, была бесстрашной и готовой бороться.

Она говорила как Лэйси. И точно так же опустила руки мне на плечи, уставившись в глаза, будто бы надеясь отыскать там мою веру в собственное всемогущество. Что ж, в таком случае искать ей придется долго и упорно. Мы обе знали, что, когда я провалилась в самом главном для себя, внутри словно окно захлопнулось. И с тех пор я так и не воспряла духом.

На ум пришли истории о том, как мой прадедушка работал в угольных шахтах Вирджинии, чтобы заработать денег на достойную жизнь своей жены и детей в этом доме. Он умер до моего рождения, но я видела его на нескольких фото. Его руки всегда были покрыты черными полосами. Семья Грин никогда не купалась в роскоши, но мы всегда гордились тем, что имели. Вот только… теперь я могу потерять дом, который он построил, на фоне которого сделаны мои первые фото в школьной форме и в стенах которого мама испустила последний вздох. Конечно, я стояла на своем решении максимально использовать несколько кредиток и взять две ссуды в банке, чтобы оплатить экспериментальное лечение мамы. И совсем не подумала о том, как буду жить после. Когда лечение не поможет и мамы не станет. Такой вариант никогда не рассматривался.

– Твоя мама знала, что это лучший способ обеспечить тебя деньгами и не дать потерять дом. Если ты не заметила, других возможностей не то чтобы много. Так что, куколка, это твой шанс, – тетя ДиДи ободряюще усмехнулась. – И не волнуйся насчет внешнего вида: я все исправлю в три секунды.

Она все исправит. Как будто я бракованная.

Она принялась доставать тарелки из шкафа, так, словно вопрос был решен. Чувствуя, что нижняя губа начинает надуваться, я вышла на заднее крыльцо, украшенное фиалками и колокольчиками. В этом уголке восьмилетняя я строила садик для фей, а еще там было пекановое дерево, на которое я каждый день залезала после школы с «Черным Красавчиком»^[2]. Я загибала уголки своего экземпляра книги, читала в дождь и солнце, так что практически каждая страница была так или иначе помечена. «Любимица твоя», – говорила мама, когда я отказывалась от предложений тети ДиДи купить мне новенький томик вместо этого.

– Это небезопасно! – сказала я, вернувшись в дом и хватаясь таким образом за еще один аргумент против.

Тетя ДиДи держала в воздухе лопатку и морщина нос.

– Небезопасно? О чем ты, черт возьми?

– О пропавшей королеве красоты, – напомнила я.

– Чушь! – она помахала лопаткой. – Чушь и ерунда!

Я сделала несколько шагов к центру кухни, раскрашенной в мягкие оттенки желтого и зеленого, насыпала корм в миску Жмурика, а потом опустилась на стул.

– Для Мисс две тысячи один это точно не ерунда, – пробормотала я.

– С ней все в порядке, – ответила тетя. Она попробовала крошечный кусочек курицы и затем как следует посолила все блюдо. – Просто не смогла оказаться в центре внимания.

– А ты об этом откуда знаешь?..

– Во-первых, я была на каждом конкурсе, а во-вторых, никто не нашел доказательств обратного, – отрезала тетя ДиДи. – Давай не будем говорить о пропавших королевах красоты применительно к нынешнему конкурсу, договорились?

Я не давала никаких обещаний, но тетя ДиДи и не спрашивала. Она вздохнула, заметив мои скрещенные руки.

– Верь мне, Дакота. Я бы никогда не заставила тебя участвовать в чем-то опасном. Ты же это понимаешь, правда?

Я знала, что тетя ДиДи любила меня как дочь, защищала меня с тем же неистовством, как мама – и, возможно, немного показушно, – но признавать это не хотелось.

– Ну что же, давай превращать тебя в принцессу, – тетя сжала руки и буквально подпрыгивала от волнения. – Будет немного похоже на отрывание пластыря… – Она замолчала и подмигнула. – Или на взятие мазка. Стиснуть зубы, перетерпеть дискомфорт, и скоро все будет кончено, наденешь трусики и вернешься обратно в свою жизнь.

Это сравнение меня ужаснуло, но, заметив свое перекошенное лицо, отражающееся в дверце духовки, я не могла не признать, что тете предстоит большая работа.

– Послушай, солнышко, красота – это боль. Но не бойся, эта боль не убивает.

До тех пор, пока не убьет, да.

Тетя ДиДи повернулась к большой сумке, которую принесла с собой, и вытащила оттуда какое-то пыточное устройство в форме палочки.

– Это еще что? – спросила я, уставившись на металло-пластиковую штуковину.

– Набор для микродембразии^[3].

– И ты чисто случайно прихватила его с собой?!

– Скажем так, что я заранее знала, чем закончится этот разговор. – Она достала бутылочки чего-то липкого и разместила их по столешнице на кухне примерно как в «Тетрисе». – Когда ты последний раз делала чистку лица?

Я отрицательно покачала головой.

– А маску для лица?

Еще больше покачиваний головой.

– Ох, дорогая, – вздохнула она. – Похоже, сегодня у нас Та Самая Ночь.

Следующие двадцать минут я наблюдала за процессом установки всякой всячины. Тут была и радуга палитры лаков, и миска с дымящимся воском, и оранжевый контейнер с краской, и еще кремы с металлическими палочками – больше, чем я когда-либо могла вообразить.

Тетя подвела меня к дивану, продолжая давать распоряжения, и, как только я легла, покрыла мои икры горячим воском. Глядя на все эти ее перемещения по комнате, я не сомневалась, что Мисс 1990 в лице моей тети вернулась из прошлого. Прямая осанка, длинные ноги и идеально симметричное лицо говорили в пользу этого.

Она прицепила полоски бумаги к моим ногам и сказала:

– А теперь сделай глубокий вдох.

Я сделала так, как требовалось, но все равно завыла, когда она выдрала волосы с моей кожи.

– Дорогая, это ерунда. Подожди, пока я доберусь до более глубоких участков.

На моих глазах выступили слезы, и я их смахнула.

После нескольких минут воска и визга тетя втерла масло в мои красные ноги, а потом для закрепления эффекта обработала их тальком. Затем она сняла пластиковую перчатку и разгладила морщины на моем лбу.

– Солнышко, взносы заплачены, и я заказала все платья и костюмы в цветах, которые подчеркнут зеленый цвет твоих глаз и придадут лицу персиково-кремовый оттенок. Все, что тебе остается, – появиться, мило улыбаться и следовать распорядку. Я помогла твоей маме все организовать. – Тетя ДиДи прокашлялась и дотронулась указательным пальцем до подбородка, пристально меня разглядывая. – А теперь скажи мне, что ты знаешь о конкурсе красоты?

На этот раз мои брови остались на месте.

– Я знаю, что это шоу – инструмент патриархата и полностью зависит от токсичного мужского взгляда.

– С таким ответом ты безоговорочный претендент на Гран-при, – усмехнулась тетя ДиДи. – Пожалуйста, не забудь, что твоя тетя-феминистка, то есть я, помогает этому «инструменту патриархата». Хотя, как ты знаешь, несла вместе с вами плакаты на Женском марше несколько лет назад.

Я посмотрела на нее, не желая принимать ее точку зрения. Да, тетя раздавала печенье и носила табличку с надписью: «Относитесь к нам так же, как к мужчинам». Такой себе «патриархат», конечно. И все-таки она пришла ко мне с этим чертовым конкурсом.

– Иногда проще и правильнее внедриться в нечто устаревшее, чтобы потом что-то глобально изменилось, – тетя провела рукой по своей идеально выглаженной юбке. – Слушай, я была примерно в твоем возрасте, когда заняла первое место на этом конкурсе. Я пережила ужасный разрыв отношений, и моя мать подумала, что конкурс будет для меня хорошим опытом. И так и получилось. Победа дала мне достаточно денег, чтобы купить собственное жилье и запустить свою линию одежды. Престижная победа дала мне узнавание и связи. Это шоу может дать тебе толчок и средства, которые нужны, чтобы сохранить наш фамильный дом, возобновить обучение и начать собственную карьеру. Другими словами, – она символически обвела руками пространство, – делать все, что ты хочешь. И это самая феминистическая вещь на свете, которая только может быть.

Я повернулась на бок, положив руку под голову.

– Ты даже не знаешь, смогу ли я победить.

– С моей помощью, золотце, – тетя выпрямила плечи. – Итак, есть три вещи, которые ты обязана знать. Во-первых, судьи будут наблюдать за тобой все четыре дня, не только во время финального шоу. Они будут оценивать твою уверенность в себе, манеру поведения, как ты разговариваешь и, конечно, костюмы.

– Костюмы?

– Разумеется, талант и креативность тоже.

– Если я скажу, что считаю все это дерьмом, сойдет за креативность?

– Смешно, как всегда, – заметила тетя, даже не улыбнувшись. – Во-вторых, так как нынешний год юбилейный, сотый, призов будет больше, что означает, – она смерила меня колючим взглядом, – больше денег, чем в какой бы то ни было другой год. Первое место – триста тысяч долларов. Второе – двести тысяч. Третье – сто тысяч долларов и трактор. Согласна, это странно, но, раз дают, придется брать. А еще есть специальный приз Мисс Рози, его дают за симпатии и популярность. – Тетя ДиДи заметила выражение моего лица, которое Лэйси называла «морда отдыхающей лошади», пустое и ничего не выражающее: – Впрочем, пожалуй, Мисс Рози мы во внимание брать не будем и сосредоточимся на призовых местах.

– Хорошо, – вздохнула я. – Это были две вещи, которые я должна знать о конкурсе. А что третье?

– Я говорила, что буду защищать тебя, но все же… – Тетя на некоторое время замолчала, а потом продолжила: – Прошу тебя держаться подальше от доктора Беллингема.

– Кто такой доктор Беллингем?

– Единственный судья мужского пола – и по совместительству пластический хирург доброй половины дам, задействованных в конкурсе.

– Не вполне понимаю, как избегать его, если я участвую в конкурсе.

– Ты не должна его игнорировать, просто не оставайся с ним наедине. Он давний друг конкурса, но он… как бы так сказать… небезопасен. Он скажет тебе, как восхищается тобой. Потом объяснит, что не так в твоем внешнем виде, а потом к тебе пристанет. – Тетя наверняка заметила, как меня перекосило на этих ее словах. – За эти годы я научилась с ним справляться, а вот ты, пожалуйста, держись подальше.

Должно быть, речь шла о каком-то конкретном инциденте, потому что тетя ДиДи вздрогнула, словно что-то вспомнив, и добавила:

– Этого человека нужно было бы кастрировать десятки лет назад.

– Звучит все лучше, м-да.

Тетя улыбнулась своей фирменной улыбкой.

– Все будет хорошо. Просто общайся с другими участницами. Заводи друзей. Вместе вы сила.

– Хорошо, но никаких шляпок. Эту черту я переступать не собираюсь!

Тетя поджала губы, словно говоря: «Это мы еще посмотрим».

– Никаких шляпок, – повторила я. – Разве что мой старенький стетсон^[4]…

– Ни в коем случае! – взвизгнула тетя. – Это отвратительно!

Что ж, кажется, мы достигли некоторого компромисса.

Неожиданное мяуканье поблизости напугало меня, и я оглянулась в поисках моего драгоценного, старенького котика, который медленно направлялся ко мне, потягиваясь на ходу. Я бросилась навстречу и провела рукой по шерсти Жмурика, прежде чем заметила почту, которую бросили в щель входной двери. Один конверт был ярко-розовый, и, даже не открывая его, я знала содержимое этого письма. Уведомление о конфискации имущества. Черт!

Каждый прием пищи, каждый громкий смех, каждая игра в «Фазу 10»^[5] проносились в моей голове. Этот дом был единственным кусочком жизни с мамой, который у меня остался. Если это письмо было похоже на предыдущее, значит, у меня меньше месяца, чтобы раздобыть кучу денег.

– Послушай, дорогая, – тетя ДиДи облизала губы и опустила глаза так, как будто собиралась в чем-то признаться. – Эти деньги могли бы помочь нам обеим. Лечение твоей мамы… она не могла его оплачивать целиком…

– Поэтому я опустошила все кредитные карты, – сказала я, думая о голосовых сообщениях от коллекторов, которые сегодня получила.

– Но поездка в Хьюстон к тому специалисту, – продолжала тетя, отводя взгляд. – Это стоило значительно больше.

У меня во рту пересохло.

– Мама сказала, что нашла на это деньги.

– Ну, в общем, да, – тетя посмотрела прямо мне в глаза. – Она нашла. А я сказала ей, что это я нашла деньги. Но на самом деле я взяла крупную ссуду на свой бизнес.

Ложь внутри лжи. Когда-то наша семья была честной, открытой и между нами все было прозрачно, но теперь, кажется, мы были настолько заняты заботой друг о друге, что забыли об одной маленькой вещице. О правде.

– На какую сумму ты оформила кредит?

– Сорок тысяч, плюс-минус, и к концу лета они мне очень пригодятся, – ответила тетя ДиДи. – Так что теперь ты понимаешь, как важно, чтобы ты участвовала в конкурсе. И не просто участвовала, а победила.

Среда

РАСПИСАНИЕ КОНКУРСА КРАСОТЫ ДВОРЦА РОЗ: ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

РЕГИСТРАЦИЯ: с 15:00 до 17:00. Пожалуйста, приезжайте в указанное время, поскольку в случае опоздания возможны затруднения при попытке попасть на территорию. Из-за репутации конкурса, а также из-за празднования столетия были приняты повышенные меры обеспечения безопасности. Сразу после прибытия и регистрации вы будете размещены в комфортабельных апартаментах и даже не заметите дополнительных мер, принятых для обеспечения безопасности наших конкурсанток, судей, персонала и посетителей.

ПРИВЕТСТВЕННЫЙ СБОР: с 18:30 до 20:00. Мы приглашаем всех в Главный бальный зал для знакомства и общения с другими участниками конкурса красоты этого года. Вы также увидите победительниц прежних лет, встретитесь с судьями и получите возможность обрести новых друзей. По традиции на этот вечер нужно надеть вашу самую лучшую шляпку!

ВЕЧЕРИНКА ДРАГОЦЕННОСТЕЙ И САМОЦВЕТОВ с 21:00 до полуночи. Мы счастливы пригласить вас Зал цветов на вечеринку Всего, Что Блестит, где вас будут ждать напитки, легкие закуски и, конечно, танцы.

Список дел Дакоты:

Победить. Ха-ха.

Три

Истинные участницы конкурсов красоты по всему миру готовы убить за то, чтобы кто-то оплатил им регистрационные взносы на мероприятие уровня Дворца Роз. Так что, честно говоря, я должна была быть благодарна за то, что Лэйси вытолкала меня на главное мероприятие года в нашем городе.

Когда я собирала в сумку все необходимое для ночевки, в том числе резинки для волос, запасные носки и потрепанный блокнот, в котором иногда что-то записывала, взгляд упал на стопку книг, пылившихся в углу спальни. Вопреки всем моим усилиям игнорировать учебник по лабораторным процедурам и «Руководство ветеринара» Мерка^[6], мой разум отсчитывал месяцы с тех пор, как я покинула свою программу. Пятнадцать. Именно столько времени прошло с тех пор, как я уведомила администрацию Корнелла о том, что беру отпуск, чтобы уехать домой и заботиться о маме, – несмотря на ее протесты. Я планировала вернуться, но этого не произошло. А теперь я собиралась заменить то, что могло бы быть докторской степенью, на корону – если, конечно, повезет. Едва ли я могла ожидать, что жизнь пойдет в таком направлении.

Наконец я швырнула в сумку платье и расческу, а затем плюхнулась на крыльцо в своих перепачканных красных джинсах с жемчужными кнопками дожидаться Лэйси.

Она подъехала к дому минуту спустя, и я тут же швырнула сумку на заднее сиденье ее машины.

Лэйси вышла из машины и вытаращилась на меня, раскрыв рот от изумления.

– Это что, мелирование?! И погоди, тетя ДиДи что, брови тебе выщипала?..

Я не стала отвечать, хотя нашла ее реакцию даже приятной. Кто знает, может старания моей тети и впрямь увенчались успехом?

Лэйси вернулась в машину и посмотрела на мою сумку.

– Ты прекрасно выглядишь, но, – она кивнула на мои вещи. – Это все, что ты берешь с собой?

– Я взяла платье для социализации, а тетя ДиДи позаботилась обо всем остальном.

Лэйси прищурилась.

– И какие именно качества платья в твоей картине мира соответствуют термину «социализация»?

Миг спустя ее глаза расширились. Она поняла.

– Это же не то мятое зеленое безобразие в горошек, которое ты надевала на ужин в прошлом месяце? Когда я пригласила того парня, которому ты и слова не сказала?!

Я посмотрела на нее, но не ответила. Мне и так было стыдно за себя.

– И где твоя шляпка? – спросила Лэйси.

Я скрестила руки на груди.

– Я не надену шляпу.

– Даже какую-нибудь милую ковбойскую шапочку? Это было бы очаровательно!

– У меня нет никакой милой ковбойской шапочки, – напомнила я. – У меня настоящая ковбойская шляпа, но, как несложно догадаться, она не годится.

Она оставила мою реплику без внимания – по крайней мере, на какое-то время.

– Радуйся, что твоя тетя на работе, – пробормотала Лэйси, переключая передачу в машине.

Несмотря на категоричное нежелание принимать все это, я начинала чувствовать благодарность за свое преображение, особенно потому, что нервы уже переставали шалить. По крайней мере, я не буду выглядеть слишком глупо, даже если внутри буду чувствовать себя именно так.

Я меняла радиостанцию раз в минуту или две, чтобы отвлечься, пока мы не проехали под высоким арочным металлическим знаком с надписью «Дворец Роз, колыбель самого давнего конкурса красоты в мире», где нас остановил охранник.

– Привет, Лэйс, – сказал мужчина в рубашке с надписью «Служба безопасности». Я узнала его, как и практически каждого жителя города. Правда, мы с ним учились вместе и даже встречались целых три недели в предпоследнем году перед выпуском.

Я взглянула на приборную панель и увидела шипы на асфальте и какую-то лазерную систему. Видимо, она должна отфильтровывать нежелательные транспортные средства.

– Привет, Джо, – Лэйси протянула ему бейдж и мои права. – Петух уже в курятнике?

– Ответ утвердительный, – ответил Джо Ларсон с улыбкой. Он подошел с моей стороны и наклонился к окну. – Как дела, мисс Грин?

– Цвету и пахну, – ответила я сухо. – Разве незаметно?

Он засмеялся и взял мою руку в свою, как будто собирался поцеловать, прежде чем я ее отдернула. Он усмехнулся и протянул сканер. После минутного замешательства я прижала к нему палец.

– Твой отпечаток нужно внести в систему, – сказал он. – Вернусь в мгновение ока. Не скучай без меня.

– Что это было?! – спросила я Лэйси, когда он неторопливо вернулся к своему посту.

– Повышенные меры безопасности. Мистер Финч выдумал все эти дурацкие кодовые слова, которые нам нужно запомнить на случай, если нас кто-то прослушивает. У его жены кодовое слово «бриллиант», а у дочери «роза». Сам он «петух», а «курятник» – это место.

– Стало быть, мы куры, – я поморщилась. – И как Савилла к этому относится?

Лэйси помотала головой, когда я упомянула дочь мистера Финча, девочку, которую мы знали с невинных начальных классов, на прыщавой стадии средней школы и, конечно, в эру поискасебя, то есть в старших классах. Семья Савиллы была здесь элитой, и, как у всех представителей «королевских кровей», все было непросто: ее биологическая мать исчезла вскоре после рождения дочери, а отец женился на одной из победительниц конкурса красоты пару лет спустя. Насколько я знала, Савилла жила – и с удовольствием тусила – в фамильном пентхаусе в Нью-Йорке, так что я лет пять с ней не общалась.

– Без понятия, – ответила Лэйси. – Я ее еще не видела.

После двух сканирований, короткого звонка и пары серьезных взглядов Джо вернулся к моей стороне машины и выдал мне удостоверение.

– В главном доме уже были беспорядки, – сказал он, обращаясь к нам обеим. – Полчаса назад сюда проехала куча полицейских машин.

– Может быть, машин службы безопасности? – уточнила Лэйси. Джо отрицательно покачал головой.

– Что-то пропало. Смотрите в оба, подмечайте все подозрительное.

– Обязуемся, – ответила Лэйси подчеркнуто официальным тоном.

– Все чисто, – резюмировал он, постучав по крыше машины. Шипы опустились в землю, и мы проехали через ворота.

Машина Лэйси подпрыгнула, и я обернулась осмотреться.

– Как считаешь, что там пропало?

– Здесь куча дорогостоящих вещей, так что есть чем поживиться. Ювелирка, короны, кое-какие произведения искусства… Дворец Роз здорово изменился с тех пор, как мы были детьми. Теперь он меньше похож на дом и больше на музей.

– Безопасник Джо слишком серьезно относится к своей работе, – улыбнулась я. – Думала, он вот-вот потребует отдать ему моего первенца… или вживит мне чип под кожу.

– Это они сделают, когда ты будешь спать, – Лэйси проехала мимо персикового сада. – Говорят, по всему периметру установили первоклассную систему с невидимым лазером.

– Зачем? Что они пытаются скрыть?

Лэйси смерила меня многозначительным взглядом.

– Правильнее задаться вопросом, что они пытаются сохранить.

Мы проехали по обрамленной деревьями дорожке к дворцу. Несмотря на мои смешанные чувства по поводу конкурса, я не могла не залюбоваться фасадом этого здания. Настоящий шато!

Дворец из выветренного белого камня высотой в четыре этажа с остроконечной крышей. Гротескные горгульи выстроились вдоль здания, шпили возвышались над орнаментами камнем, обещая величественные променады и путешествия по тайным ходам тем, кто осмелится переступить порог. Низкие облака висели в ранних вечерних сумерках, придавая этому шедевру архитектуры поистине неземное величие. Впрочем, силуэт голубоватых горных пиков все еще затмевал рукотворное сооружение, каким бы впечатляющим оно ни было. Самая верхняя часть здания напомнила мне башню Рапунцель, и я задалась вопросом, не наблюдает ли за мной кто-то – например, злая королева.

Этот дом был неотъемлемой частью образования в Оберджине почти всю мою жизнь. Из экскурсии, совершенной в пятом классе, я помнила, что это квинтэссенция Позолоченного века площадью сто тысяч квадратных футов. Савилла Финч скучала на протяжении всей экскурсии. Она постоянно бегала на кухню за кусочком сыра или пакетиком «Читос», прежде чем наконец ускользнуть в свою комнату. Мы с Лэйси не были уверены, демонстрировала ли она таким образом, что живет в столь удивительном поместье, или же искренне считала, что ее дом не представляет собой ничего особенного. Скорее всего, второе.

Дворец Роз, построенный в 1896 году семьей Финч, алмазодобытчиков из Нью-Йорка, был назван так из-за кустов болотных роз, которые в большом количестве росли на этой земле до застройки. Финчи девятнадцатого века решили построить дом в Оберджине из-за очарования этого городка и потому что хотели конкурировать со славой поместья Билтмор в Северной Каролине, которое было построено годом ранее. Этот дом был подарком тогдашнего мистера Финча жене, а она как раз и устроила первый в истории конкурс красоты во Дворце Роз в 1925 году. К тому моменту ей было семьдесят два года, но, судя по фотографиям, она была одета в оборки и кружева, как и конкурсантки. Все это время дом принадлежал семье Финч, в нем проводились свадьбы и похороны и каждый год без исключения – даже во время Великой депрессии, Второй мировой войны, Вьетнама и кризиса 2008 года – проходил конкурс красоты.

Лэйси высадила меня у входа, где, конечно же, выстроилась шеренга полицейских машин. Прежде чем отправиться на парковку, она положила руку мне на плечо со словами:

– А, да, еще кое-что. Здесь есть парень, с которым я хочу тебя познакомить.

Я вытаращилась на нее.

– Если это очередной мистер «Я собираю фигурки аниме», то нет, спасибо.

– Я устрою тебе плохое свидание и не узнаю, чем оно закончилось, – усмехнулась Лэйси.

– А что насчет мистера «Я ношу обувь в тон трусам»?

– Я по-прежнему считаю, что с ним могло быть весело, – парировала Лэйси. – Это не подстава. Просто кое-кто, на кого тебе, на мой взгляд, стоит обратить внимание. Ты голосовала на последних окружных выборах?

Я прищурилась, задумавшись. Я всегда была поклонницей исполнения гражданского долга, но никак не могла понять ход мыслей моей подруги.

– Ты хочешь, чтобы я баллотировалась?!

– Новый шериф в эти выходные будет работать здесь волонтером службы безопасности. И детка, он что надо. Если ты не займешь призовое место, сможешь хотя бы привезти его домой в качестве утешения.

– Кто был его оппонентом? – спросила я в надежде, что это освежит мою память.

– Джо, – ответила Лэйси.

– Джо Ларсон? Безопасник Джо?!

Лэйси пожала плечами. Я понятия не имела, что этот парень победил от нашего города. Когда мы закончили учебу, Джо Ларсон едва мог завязать шнурки и, насколько я знала, с тех пор перебивался случайными заработками. Тем не менее Оберджин был сплоченным сообществом, лояльным к своим.

– Шериф живет в двух городах отсюда, в Маунт-Седаре, так что это была напряженная гонка, – сказала Лэйси. – Думаю, он хочет познакомиться с людьми, завести друзей в Оберджине и попытаться убедить, что хорошо справится.

– Тогда ему придется попотеть, – ответила я. Так или иначе, никак не могла представить, что в этот период жизни хоть какой-то мужчина способен произвести на меня впечатление. – Ты уверена, что сама не хочешь с ним встречаться? Я уверена, твой парень поймет.

Два года назад на одной конференции Лэйси познакомилась с парнем, и у них завязались отношения – сперва на расстоянии. Она решила открыть свой бизнес и потому хотела получить все контакты, связи и ресурсы, которые только могла найти, чтобы обеспечить себе наилучший старт. Лэйси действительно вернулась домой со всем необходимым набором, но еще и с номером телефона официанта, который случайно подал ей вегетарианскую тарелку вместо стейка, который она заказывала. Через несколько месяцев Антон оставил свою огромную семью в Техасе и переехал в Вирджинию перебиваться на случайных работах, просто чтобы быть рядом с ней. Они жили вместе последние шесть месяцев, и я ожидала, что он сделает Лэйси предложение со дня на день.

– Я занята, но не слепа. Хотя бы попытайся с ним поболтать, если вы пересечетесь. Он заслуживает твоего внимания, и кто знает, что будет по окончании конкурса? Может, вы уже будете ночевать вместе, слизывая друг с друга взбитые сливки.

– Ты смешная, – сказала я, вставая с пассажирского сиденья. – Тебе надо попробовать себя в стендапах. Серьезно.

– Иди давай, заселяйся. Увидимся на приветственном сборе через пару часов.

С этими словами Лэйси указала мне на главный вход и уехала.

Четыре

Ты справишься.

Ты сможешь.

Ты родилась для этого.

Ладно, последнее точно не было правдой. Но я все равно говорила себе именно эти слова, стоя перед массивной дверью Дворца Роз и оглядываясь по сторонам в поисках моей тети. Позади меня раскинулся ухоженный ландшафт с радужными цветами, которые могли бы соперничать с лучшими европейскими газонами, а передо мной, за этой самой гигантской дверью, обшитой деревянными панелями, вероятно, находилось мое будущее.

Тетя ДиДи сказала, что будет ждать меня на входе, чтобы поздороваться и внушить мне спокойствие, но я ждала, а ее нигде не было видно. Я проверила телефон – никаких пропущенных звонков или сообщений. Я набрала ее номер, но он сразу переключился на автоответчик.

Прекрасно. Единственный человек, который знает это место вдоль и поперек, от пола до потолка со всеми потайными лестницами, бросил меня на произвол судьбы.

Но… это было непохоже на педантично следующую правилам тетю ДиДи, женщину, которая всегда и всюду появлялась заранее просто на всякий случай. И которая меня вырастила, к слову.

Я собралась с духом, сделала глубокий вдох и, крепче вцепившись в свою несчастную дорожную сумку, надавила на латунную ручку двери и ступила на белый мраморный пол. Моя рука потянулась к груди от страха, когда я увидела ряды женщин – то есть картонные фигуры женщин в натуральную величину, – выстроившиеся вдоль входа. Я знала, что все это мероприятие будет странным, но точно не ожидала, что меня поприветствуют картонные фигуры. Такое могло произойти только в Оберджине, да уж.

Потолок, совсем как в соборе, возвышался надо мной, и я с трудом оторвала взгляд от перекрещивающихся балок, шагнув вперед. Далее я прошла мимо пятифутового черно-белого изображения женщины в длинной нитке жемчуга и платье без рукавов, доходившем ей до середины икры. Тонкая корона на голове картонной девушки была высокой и вычурной, а улыбка демонстрировала крайнюю взволнованность победой. У подножия красовались огромные цифры – первый год конкурса.

Я провела кончиками пальцев по выбеленным каменным стенам, прежде чем начать пробираться сквозь других женщин. Я была одновременно и впечатлена вниманием к деталям, и потрясена тем, как эти красотки навсегда запечатлены в ярком свете вспышки камеры. Мысль, что теперь и я могу пополнить их ряды – с такими-то мягкими кудрями и обновленной кожей, – меня буквально ошеломила.

По мере приближения к концу длинного коридора, который должен был привести меня к эпицентру всего действа, я заметила Мисс 1999, Мисс 2000, Мисс 2002… Я остановилась и сделала несколько шагов назад в полной уверенности, что, должно быть, пропустила одну. Но нет. Я повторила свой путь.

Мисс 1999.

Мисс 2000.

Мисс 2002.

Мисс 2003… и далее, следующие годы. Как и все, что касалось пропавшей Мисс 2001 года, ее картонная фигура исчезла или была намеренно убрана с глаз. И заметить это могли только те, кому не все равно.

Все тело сотрясла дрожь, по спине и предплечьям побежали мурашки. На миг мне захотелось сбежать отсюда. Я могла бы снова пересечь этот порог, вырваться наружу, навстречу послеобеденному солнцу и позволить конкурсу красоты жить своей жизнью без моего участия.

Но затем я вспомнила утренний звонок из ипотечной компании. Мужчина, звучавший как робот – хоть и был настоящим, – сообщил мне о ситуации и вариантах, которые мне оставались. В основном все они сводились к тому, чтобы наверстать семь месяцев платежей по двум разным векселям или оказаться на улице через двадцать семь дней.

Если я уйду с конкурса, у меня не останется шанса спасти мамин дом, погасить долг тети ДиДи и тем более начать собственную жизнь заново. Я почему-то чувствовала себя виноватой за то, что тетя влезла в долги из-за болезни моей матери.

Я протолкнулась вперед в открытый вестибюль, где современные круглые люстры противоречили вековым розовым узорам, вырезанным на рельефном известняке. В глаза бросился двусторонний камин, гигантский и неосвещенный. Скошенные оконные стекла выходили на пышную лужайку и сад с лабиринтом из живой изгороди, тянувшейся к фонтану.

Человек в униформе буквально врезался в меня, говоря по рации. Женщины в фантастических шляпах всевозможных оттенков – но преимущественно синих, красных и желтых – время от времени останавливались, чтобы послать воздушный поцелуй или обменяться быстрыми объятиями. Мое сердце забилось в бешеном темпе. В этих дам мистер в униформе едва ли врезался бы. Их он видел за километр – или, во всяком случае, их шляпы.

Я знала о «шляпной» традиции преимущественно потому, что каждый год моя тетя покупала, кажется, наиболее безвкусные и аляповатые головные уборы. «Каждая участница – нынешняя и прошлых лет – надевает шляпу на первый вечер, – объяснила тетя ДиДи как-то раз. – В торжественную полночь мы символически снимаем их, чтобы освободить место для короны.

Я расправила плечи, вытянула шею, насколько это возможно, и напомнила себе слова тети ДиДи, когда она ощипывала, пудрила и раскрашивала меня.

– Ты будешь глотком свежего воздуха, – сказала тетя нашему отражению в зеркале, когда закончила меня преображать. В результате ее работы мы стали похожи друг на друга больше, чем я когда-либо замечала. Одинаково длинные ресницы, высокие скулы… Морщины беспокойства не исчезли, но ей удалось акцентировать зелень моих глаз. Я была вынуждена признать, что это настоящее чудо.

– Сто лет побеждали одни и те же, один и тот же типаж. Пришло время для чего-то нового, – завершила тетя свою мысль.

Я должна справиться. Со шляпой или без нее, традиции пойдут к черту.

Стойка регистрации выглядела так, как я себе и представляла в пятизвездочном отеле. Гранитные столешницы блестели и сверкали, сверкали даже полы в лучах полуденного солнца, струившегося через высокие окна, из которых открывались величественные синие горы, наблюдавшие за всей этой ерундой. Сотрудники приходили и уходили, многих из них я узнавала. В этом отеле было так же шумно, как и почти три десятилетия назад – до того, как мистер Финч закрыл его для гостей, за исключением конкурсной недели.

Я осматривала пространство, не в силах не восхищаться драгоценностями, сияющими из-за полированных стеклянных витрин. Лэйси была права: несмотря на жуткие картонки в холле, это место определенно создавало музейную атмосферу. Десятки корон мерцали всеми цветами радуги – так красиво преломлялся свет.

Я прошла вдоль витрин, читая подписи возле корон.

1931, Бонни Брок.

1932, Кэтлин Догетт.

1933, Сара Эпплгейт.

Даже со всем моим нежеланием находиться в этом поместье я была вынуждена признать, что эти мерцающие штуковины были впечатляющим зрелищем.

Видимо, со стороны я выглядела инородным телом, потому что двое охранников, в одном из которых я узнала сына мэра Оберджина, а в другом – дьякона Первой методистской церкви, проверили значок на шнурке, который Лэйси повесила мне на шею.

– Рад тебя видеть, Дакота, – сказал сын мэра, наклонив голову.

– Мои соболезнования, – сказал дьякон.

Я ответила им полуулыбкой, чувствуя прилив неожиданной благодарности. Родной город обо мне помнит. Может, я и правда получу пару голосов, если выдвину свою кандидатуру на выборы.

Полдюжины женщин с густыми тенями на глазах и надутыми губами прошли мимо меня, не сказав ни слова, щелкая каблуками по мраморным полам вестибюля.

Я не узнала этих дамочек, чего и следовало ожидать. Каждый год в конкурсе красоты участвовала пара уроженок Оберджина, но большинство конкурсанток были из умеренно или неприлично богатых семей со всего Восточного побережья.

Женщины, которым и вполовину не нужны деньги так, как мне.

Не успела я это подумать, как меня пронзило чувство вины. Откуда мне было знать, кому из них нужны деньги и зачем?! Быть может, одна из этих леди была дочерью, которая участвовала в конкурсе, чтобы заработать денег на лечение родителей. Или кто-то решился участвовать, чтобы унести домой достаточную сумму денег для погашения студенческой ссуды.

«Тут наверняка были люди в затруднительном положении», – убеждала я себя, когда ко мне подплыла женщина, разодетая в пух и прах.

То, что красовалось у нее на лбу, тетя ДиДи точно назвала бы примером прекрасного вкуса. Она катила за собой чемодан «Луи Виттон», а значок на шее гласил, что зовут ее Джемма Дженкинс.

– Где здесь ближайшая уборная? – спросила Джемма.

Я оглянулась, думая, что она обращается к кому-то за моим плечом.

– Где уборная? – снова спросила она, довольно нервно.

На пальцах и запястьяях мисс Дженкинс красовались драгоценности, а наряд был скромным, но модным. Высокие каблуки придавали ногам дополнительную стройность.

– Я… я не знаю. Я только приехала.

– Ты разве не работаешь здесь? – Джемма нахмурилась так, как будто ее разыгрывали и я была в роли горе-шутника.

– Возможно, когда-нибудь, если повезет. – Если все участницы окажутся такими бесцеремонными и высокомерными, как Джемма Дженкинс, будет просто восхитительно.

– Ну, ты выглядишь как прислуга, – сказала она, отмахнувшись от меня так же быстро, как потребовала информацию.

Я была абсолютно уверена, что это не так, но именно сейчас тетя ДиДи была нужна мне как никогда.

И, конечно, именно в тот момент, когда я озиралась по сторонам, отчаянно пытаясь ее найти, прямо мне в лицо сверкнула вспышка фотокамеры.

Пять

– Дакота?..

Это была Савилла Финч, моя одноклассница, отец которой владел Дворцом Роз и, собственно, царствовал в нем же. Савилла поднаторела на светских мероприятиях и в Нью-Йорке, и в нашем городишке. Она стояла передо мной в струящемся мятно-зеленом платье, прямоугольных очках в толстой оправе и старомодной шляпке-таблетке с сеточкой, свисающей на один глаз. В руке она держала винтажную камеру.

– Савилла?

Она уставилась на меня с застывшей улыбкой и немигающим взглядом. Мы были в одной школе, но учеба, знания и книги никогда не были, так сказать, ее коньком.

– С ума сойти… ты… какая-то другая, – сказала она, наклонив голову.

– Другая в хорошем или плохом смысле? – поинтересовалась я, чувствуя себя образцом, который разглядывают под микроскопом.

Она поджала губы, размышляя.

– В хорошем, очень хорошем, – решила Савилла. – Ты научилась делать макияж и похудела.

Вау. Получасовая пытка и год скорби с кормежкой тети ДиДи явно сотворили чудо.

– Классные туфли, – выдавила из себя я, хотя даже не успела толком рассмотреть ее обувь. Впрочем, Савилла, кажется, этого не заметила. Она приподняла ножку, демонстрируя золотой пятнадцатисантиметровый каблук, покрытый стразами… или настоящими бриллиантами?

– Тебе нравятся? – она наклонилась ко мне с заговорщическим видом и приложила палец к губам. – Я сперла их из маминого гардероба. Она даже не знает, что их там больше нет. Черт возьми, прошло сколько уже… Когда мы с тобой последний раз виделись?

– Давно, – ответила я, сунув руки в карманы. – Ты же теперь фотограф?

– Фотохудожница, – поправила она со значением. – А ты чем занимаешься? Здесь-то какими судьбами? Я думала, ты, ну, лошадьми занимаешься.

Она намеренно растянула эти слова дольше, чем следовало, и сузила глаза, смерив меня вопросительным или даже подозрительным взглядом.

Ничего подобного, так и хотелось мне ответить. Но вместо этого я указала взглядом на короны позади нее и сказала:

– Я здесь, чтобы найти подделку.

Савилла уставилась на меня, а затем, сообразив, что я шучу, усмехнулась.

– А ты гораздо забавнее, чем была раньше.

– Вообще-то я… я участвую в конкурсе.

Произнести это вслух было нелегко.

– О боже! – воскликнула она тоном на октаву выше обычного. Тема конкурса красоты была как раз ее. – И я, я тоже участвую!

Савилла осторожно провела пальцем под глазом, словно смахивая пылинку и добавила:

– То есть не то чтобы я соревнуюсь, нет. Я почетный гость, но победить не могу, потому что за всем стоит моя семья. Ну, знаешь, вызов интересов или типа того.

Я прищурилась, пытаясь понять, о чем она. Савилла всегда говорила на своем собственном языке, который приходилось интерпретировать, если хотелось с ней общаться.

– Ты имеешь в виду конфликт интересов? – уточнила я.

– Нет, – она нахмурилась, явно огорченная тем, что я так плохо соображаю. – Вызов интересов. Самые очаровательные женщины Восточного побережья приезжают в Розу раз в год, и я планирую запечатлеть их всех.

Савилла подняла камеру и покрутила ею в воздухе, а затем вновь понизила голос до заговорщического шепота:

– Ты видела всех этих полицейских? Шутка ли, корону украли! Не могу поверить!

Несколько десятилетий назад пропала королева красоты, а теперь корона. Как захватывающе, ммм! Я так и видела заголовки, вихрь сплетен и всевозможных домыслов, кружащихся, как пузыри мыслей в комиксах, над головами нетерпеливых поклонников конкурса красоты: «Чего еще не досчитаются во Дворце Роз?»

Я только хотела спросить, когда именно пропала корона, но к Савилле подошла женщина лет сорока с небольшим и при этом без единой морщинки на лбу. Она что-то прошептала на ухо Савилле. За ней на некотором расстоянии следовал, слегка сутулясь, мужчина гораздо старше, но все еще удивительно проворный. Периодически он останавливался, чтобы кивнуть рабочим и конкурсанткам, проплывавшим мимо него с органзой и шифоном в руках.

Эту пару я бы узнала когда угодно и где угодно. Это были мистер и миссис Финч, отец и мачеха Савиллы, два человека, в наибольшей степени ответственные за проведение Столетия конкурса красоты во Дворце Роз.

За мероприятие, которое соберет более десяти тысяч человек в эти выходные.

Выражения их лиц были напряженными, скорее всего, из-за присутствия полиции, но при виде Савиллы мистер Финч заметно расслабился.

Пока миссис Финч любовалась своим тонким, как щепка, отражением в ближайшем зеркале, одна из участниц улыбнулась мистеру Финчу. Видимо, его поклонница.

– Мачеха и папочка, это Дакота Грин, – сказала Савилла. – Помните ее?

Брови женщины попытались устремиться вниз, но безуспешно.

– А, да, бедняжка, – миссис Финч говорила с одним из этих северо-восточных акцентов на манер героинь Кэтрин Хепберн^[7]. – Мы же были на похоронах твоей мамы? Или отправили цветы?

– Да, конечно, – ответила я, понятия не имея, было ли это на самом деле.

– Трагическая случайность, верно? – спросила она.

– Ну… онкология…

– Да-да, конечно. Ужасно, – миссис Финч проводила взглядом молодую женщину с горой коробок в руках. Она не сказала ни слова, просто щелкнула пальцами в ее сторону, и та тут же замерла, развернулась и пошла обратно, откуда пришла.

– Довольно-таки ужасно… смертельно, – сказала я, вновь заставляя миссис Финч обратить на меня внимание.

Она ответила на мой ехидный комментарий фальшивой улыбкой.

– Очень хорошо, что ты смогла приехать. Хотя я что-то не помню твою заявку. Фред, дорогой, ты помнишь Дакоту Грин?

Я не стала упоминать, что тетя ДиДи подсунула мою заявку в самый последний момент.

– Не то чтобы я припоминаю, но в последнее время я весьма забывчив, – глаза Фредерика Финча метнулись ко мне, и он одарил меня обезоруживающей улыбкой, обнажив ровные белые зубы. – Дакота Грин… Конечно, я помню и тебя, и твою семью. Твоя тетя – ДиДи Грин, не так ли?

Он наклонил голову точно так же, как его дочь, и взял мою руку в свою.

В семьдесят пять лет мистер Финч уже точно не был красавчиком, как когда-то, но я легко могла представить, как его взгляд мог заставить сворачивать головы. Глаза были цвета незабудок, ровно как те, которые растут на холмах неподалеку. Ни для кого не было секретом, что за эти годы у него было много романов и интрижек – он был тем еще волокитой. Тем не менее ни он, ни миссис Финч, похоже, не позволяли этому повлиять на их союз.

Возможно, причина была в богатстве мистера Финча. Он был очень богат. Достаточно богат, чтобы купить и Оберджин, и чуть ли не всю Вирджинию, если ему того вдруг захочется. Но ему не захотелось. Вместо этого он вкладывал деньги в ежегодные события нашего городка, такие как Фестиваль персиков и скачки Дворца Роз, а также в школьную систему, которая ежегодно давала образование примерно тысяче детей. И, конечно же, в конкурс красоты, который ежегодно привлекал в его родовое поместье постоянный поток туристов.

– Дакота – одна из участниц этого года, – сказала Савилла отцу так, будто я была ее собственным проектом.

– О, прекрасно! Глоток свежего воздуха!

Эти слова поразили меня и заставили задуматься, не обсуждала ли меня тетя ДиДи с учредителями конкурса, внушая этим людям, любящим зрелища, мысль о необходимых переменах.

– Ну, моя дорогая, – продолжал мистер Финч. – Ты удивительно похожа на свою тетю, нашу драгоценную Мисс 1990. Впрочем, пожалуй, не стоит упоминать ее на этой неделе. Некоторые судьи могут быть с ней не в лучших отношениях.

Я постаралась сохранить нейтральное выражение лица, моментально вспомнив о судье, которого тетя ДиДи просила остерегаться.

На этот раз мистер Финч просканировал меня взглядом еще внимательнее, и мне вдруг захотелось спрятаться за занавесками или слиться с обоями, хотя выражение его лица не было ни осуждающим, ни хищным. Просто любопытным – даже восхищенным. Я заставила себя расправить плечи и выпрямиться, как королева, которой мне нужно было стать. Я встретилась с ним взглядом, а потом краем глаза заметила украшение на его правой руке.

На его мизинце красовалось кольцо с символикой конкурса: корона с розой, растущей прямо из центра.

– Нравится? – спросил он, любезно удерживая руку так, чтобы я могла полюбоваться. – Это мой собственный дизайн.

Да, это не мой несчастный маникюрчик.

– Очень красиво, – выдавила из себя я голосом, совсем не похожим на мой.

Мистер Финч тут же сменил тему.

– Надеюсь, ты воспользуешься возможностью общения с другими молодыми женщинами с Восточного побережья. Теперь, когда мы повстречались, я припоминаю, что твоя тетя говорила о твоей заинтересованности в работе на полную занятость. Мы обсуждали возможность создания музея на задней стороне участка дома, который построил мой прадед. Может быть, твоя тетя могла бы отвезти тебя туда на неделе, чтобы обсудить наше взаимодействие в этом направлении?

– Конечно, – ответила я. – Я всегда обожала наш конкурс красоты.

И я улыбнулась своей способности так легко лгать и включать очарование. Может, тетя ДиДи права, и это шоу у меня в крови?..

– Или тебя отвезет Савилла. Она помогает мне в этом году, – он с гордостью повернулся к дочери. – У Савиллы возникла блестящая идея небольшого упражнения по командной работе во время церемонии открытия сегодня вечером. Это внесет некоторое разнообразие в традицию шляп первого дня. Я знаю, что Савилла совершит великие дела, когда однажды возглавит все это.

При упоминании традиции я почувствовала, как три пары глаз семьи Финч буквально сверлят мою непокрытую голову, и тихо – и несправедливо – прокляла тетю ДиДи, что не заставила меня следовать правилам.

Савилла шутливо погрозила отцу пальчиком.

– Не так быстро, папочка, – сказала она, беря мачеху под руку. – Мы вдвоем без тебя не справимся.

Глаза миссис Финч продолжали блуждать по толпе. Непохоже, чтобы она была согласна с мнением Савиллы.

– Уверен, эта неделя станет для тебя познавательным и полезным опытом, и после этого мне бы очень хотелось услышать, что вы думаете об этом всем, – добавил мистер Финч, обращаясь ко мне. – Желаю удачи!

– Папочка, может, нам стоит подумать о том, чем Дакота могла бы заняться в свободное от конкурсных обязанностей время, – размышляла вслух Савилла, глядя на длинную стойку регистрации. – Ты разве не увлекаешься животными? Вроде же ты участвовала в программе «Будущие фермеры»?

– Ну да, – ответила я, отчаянно желая закончить этот разговор и удрать в свою комнату ради нескольких минут тишины. У меня больше не было сил на светские беседы. Белла и Жмурик – и даже Лэйси с тетей ДиДи – не требовали от меня такого количества болтовни.

– Это же замечательно! У нас есть прекрасная пасека, где мы производим собственный мед, и, – мистер Финч с гордостью повернулся к жене и усмехнулся, – у нас есть прекрасный центр конного спорта с дюжиной лошадей. Джиджи когда-то была настоящей наездницей. Она может укротить самого дикого зверя.

Он игриво повел бровями. Меня это позабавило. По нашему городку до сих пор ходили слухи, что миссис Финч была фермерской девушкой из глубинки Аппалачей, золотоискательницей, которая одну руку держит на плуге, а другую тянет к бриллиантам. Финчи были женаты более двух десятилетий, но маленькие города ничего не забывают.

Он дотронулся до поясницы жены, и она отшатнулась от него как ошпаренная. Любопытно. Похоже, его чары больше не действовали на миссис Финч.

– У нас есть несколько прекрасных конюшен за гостевыми коттеджами, а также потрясающая коллекция седел, – продолжил он. – Уверен, что Савилла или моя жена могли бы показать, если ты…

– О да, они, безусловно, прекрасны, – вмешалась миссис Финч. – Может быть, позже, Фред. Понятия не имею, в каком сейчас состоянии конюшни, – мы слишком редко там бываем. Кроме того, нам не стоит далее задерживать эту молодую леди, да и тебе пора вернуться к себе и принять вечернюю порцию таблеток.

Она сняла невидимую ниточку с воротника его костюма и стряхнула ее на пол.

– Ты же знаешь, как ведет себя твое сердце, если не принять лекарство вовремя.

Мне показалось, или это последнее замечание было чем-то вроде угрозы?..

– Ни в коем случае не смею вас задерживать! – сказала я, возможно, с чрезмерным энтузиазмом. Но прежде чем я успела ретироваться, Савилла протянула руку, коснулась пальцами моего подбородка и повернула мое лицо к свету.

– Мачеха, ты только посмотри на нее, – сказала она. – Я бы убила за эти скулы.

Впервые за все время миссис Финч наклонилась ко мне, оценивая, и явно осталась довольной.

– Острые, как граненое стекло. Потрясающе!

– Ты не против, если я сделаю снимок? – спросила Савилла. – Покажу доктору Беллингему! Он лучший. Год назад сделал мне прекрасный новый носик.

Это имя включило сигнал тревоги в моем мозгу. Тот самый мужчина, о котором предупреждала тетя ДиДи!

– Ой… может быть. сегодня вечером, после того как я немного прихорошусь?

О господи! Я бы предпочла, чтобы мои скулы не висели в кабинете какого-то пластического хирурга на зависть светским львицам Манхэттена. Для людей, которые предлагают свои части тела в качестве примера для богатых и знаменитых, в аду точно должен быть персональный котел.

– Пожалуй, ты права. Чуточку румян – и они будут выглядеть еще эффектнее, – согласилась Савилла с завистливым вздохом и задумалась, словно что-то вспоминая. – Мы тут все шушукаемся, а тебе же надо заселяться! Регистрация вон там. Я уверена, что ДиДи все для тебя подготовила, но если вдруг будут какие-то вопросы… Нет, не спрашивай, потому что я, скорее всего, не знаю ответа.

Она засмеялась и добавила:

– В случае чего здесь куча людей в черных рубашках, которые будут рады помочь.

Черные рубашки? Я была одета в стиле вестерн, а значит, Джемма Дженкинс определенно не могла принять меня за обслугу! Видимо, она просто хотела поставить меня на место. Но… в таком случае, что же, она чувствовала угрозу с моей стороны? Но разве это возможно?

– У нас прекрасный персонал, – мистер Финч одобрительно кивнул. – Они обо всем позаботятся.

Я обвела взглядом помещение, чтобы посмотреть на персонал. Многих я знала по церкви, школе или по делам в городе. Казалось, сейчас каждый из них поглядывал на нас искоса, чуть ли не затаив дыхание, пока трое Финчей – или, возможно, только неукротимая миссис Финч – не выйдут.

Савилла, поджав губы, долго изучала мой лоб, словно обдумывая очередную возможность сделать фото.

– Скоро увидимся, королева, – сказала она на прощание, игриво растягивая последнее слово.

Шесть

На страницах программы друг за другом, рядами, во все тридцать два зуба улыбались женщины, на каждой из которых была роза. Хоть где-нибудь: в волосах, за ухом, на запястье, или – мое любимое – во рту. Мой взгляд зацепился за одну из биографий: «Тина Клайн в свободное время любит готовить безлактозные и безглютеновые чизкейки». Фу ты. В смысле, респект дамочке.

Я держала в руке приветственный пакет, путеводитель и маленькую баночку меда с этикеткой, на которой была изображена багровая пчела. «Мед Дворца Роз, – сообщалось на лицевой стороне. – Собран лично мистером Фредериком Финчем». Видимо, он хотел казаться обычным человеком вроде нас всех, а не миллионером, который раз в год приглашает в свой дом десятки великолепных женщин. Не уверена, что банка меда в этом помогает.

Тетя ДиДи по-прежнему не появлялась и не отвечала ни на мои звонки, ни на сообщения. Я официально зарегистрировалась, и, хотя моя комната еще не была готова, персонал должен был доставить туда мой багаж. Согласно расписанию я должна была появиться в Главном зале примерно через час. Так что пока я уселась в кресло просторного лобби и изучала программу конкурса, которую мне вручила леди на стойке регистрации вместе с электронным ключом и жалостливой улыбкой. По совместительству эта женщина была моим инструктором по вождению.

– Удачи, дорогая, – сказала она, похлопав меня по руке.

…Как я из топ-10 лучших выпускников Высшей школы Оберджина докатилась до… не знаю… номера один по вызыванию сочувственных взглядов?!

На глянцевой обложке программы, напечатанной нашим местным агентством «Оберджин пресс», Савилла Финч стояла перед венком из розовых и белых роз, в короне со множеством драгоценных камней на голове и надписью «Страница 7» рядом с ее именем. Я перелистнула ее и обнаружила двойной разворот с изображением Первой Дочери конкурса красоты Дворца Роз.

Савилла Финч родилась в Оберджине, Вирджиния. Она ежегодно посещает конкурс в качестве почетной участницы со своего двадцатидвухлетия, а до этого была талисманом конкурса красоты. В прошлогоднем шоу талантов показали, что Савилла умеет стрелять из лука, но это лишь одно из ее впечатляющих достижений. После окончания колледжа Сары Лоуренс…

«После того как папочка купил здание», – мысленно добавила я.

…со степенью в области истории искусств Савилла каждое лето возвращается домой на неделю, чтобы помогать семье проводить шоу. Хотя теперь Финчи большую часть года проводят в Нью-Йорке, Савилла занимается планированием конкурсного сезона и помогает с его подготовкой.

Удивительно, что тетя ДиДи и Лэйси ни разу не упоминали об участии Савиллы в этих процессах.

Как пчелы стремятся к розам, так и каждый гость, и каждая участница тянутся к нашей дорогой соотечественнице, Первой Дочери конкурса красоты Дворца Роз. Поздравляем!

Я несколько раз перечитала эти заключительные слова. С чем конкретно автор статьи поздравлял Савиллу? С тем, что родилась в семье Финчей? И тут я заметила имя того, кто написал текст, – в заголовке. А, вот оно что. Это сама Савилла поздравляла себя. Ну, ясно-понятно.

Я запрокинула голову на мягкое кресло и закрыла глаза, думая о наследнице этого поместья и о безупречных участницах, которые проходили регистрацию. Я думала о маме, писавшей мне письмо незадолго до своей смерти, о маме, которая заполняла заявление от моего имени, решив, что я могу быть одной из них. В моей груди все ныло от отчаянного желания увидеть маму снова – и от невозможности это сделать.

Похоже, я задремала – и вздрогнула, когда через несколько минут раздался нежный звон. Затем из звуковой системы раздался голос моей тети – судя по всему, записанный заранее. Она напоминала участницам, что их присутствие в бальном зале обязательно.

– Праздник начинается! – протяжный голос тети ДиДи шел из динамика, спрятанного за многочисленными растениями в углу.

Я поднялась, поправила волосы, глубоко вздохнула и сунула программку под мышку. Уверенность – одна из основ этого мероприятия. Поэтому я попыталась собраться с духом и подготовиться к тому, что будет дальше.

Оказавшись на втором этаже для встречи и приветствия, я прошла мимо еще одной длинной галереи, где драгоценные камни были выставлены вдоль стены. Свет играл на топазах и нефритах, опалах и кварцах, изумрудах и аквамаринах. Одни драгоценности красовались на узорах, вставленных в ожерелья и короны, с этикетками года, в котором они были надеты. Другие же стояли необработанными, как гигантские, сверкающие сокровища.

Я прошла мимо витрины с вывеской «Галерея цветов конкурса красоты Дворца Роз». Там был огромный расколотый валун, демонстрирующий искрящиеся фиолетовые и белые камни. Из курса истории нашего города я знала, что именно так Финчи продолжали зарабатывать деньги, «путем нахождения, добычи, покупки и продажи драгоценных камней» – не удивлюсь, если незаконно полученных. Затем они превращали камни в изысканные украшения, крошечный процент которых носили победительницы конкурса. Слоган, размещенный на каждом спонсируемом этой семьей мероприятии города, гласил: «Драгоценные камни Финча для драгоценности в вашей жизни».

Полицейские толпились вокруг пустой витрины без сокровищ, по периметру зала, который был больше всего маминого дома. Один полицейский снимал отпечатки пальцев, другой просто стоял на стреме, а третий делал заметки в блокноте на спиральной пружинке.

Эта витрина притягивала мой взгляд, как магнитом. Может быть, из-за присутствия полиции, а может быть, потому, что она находилась с краю – как и мне самой хотелось бы. Свет все еще падал на пустой черный бархат, на котором когда-то красовалась корона… Мисс 2001.

У меня перехватило дыхание. Это же год той самой пропавшей королевы красоты – и пропавшая картонная фигурка. Что случилось с победительницей того года? Она внезапно явилась, чтобы вернуть себе корону? Или кто-то пытался напомнить нам, новым конкурсанткам, что может случиться, если мы победим?

Я вошла в бальный зал, где по всему помещению висели баннеры с именами победителей, пытаясь вспомнить все, что знала о Мисс 2001. Мои глаза сканировали имена, пока наконец не остановились на Гленде Финч, мачехе Савиллы. Все знали, что Гленда не была настоящей победительницей того года. Этот титул достался исчезнувшей королеве, а Гленда просто забрала корону из секонд-хенда. Так второй номер стал первым.

Вокруг меня уже крутилось по меньшей мере десятка два конкурсанток, которые хихикали, обнимая друг друга, будто они старые друзья. Каждая из них не только носила символическую красочную шляпу на голове, но и обладала утонченной красотой, которую никакое количество манипуляций тети ДиДи не могло мне предать. Развевающиеся волосы, тихий смех, лебединые движения рук, кистей, ног… Эти женщины выглядели так, будто они принадлежали этому бальному залу, увешанному знаменами, сверкающему золотыми прибамбасами и мерцающему люстрами, но когда я прошла сквозь эту толпу, все глаза обратились на меня.

Уверенность, манеры, общение… Что там еще было из необходимого? Спокойствие? Доброжелательность? Опрятность? Черт возьми! Мой желудок скрутило, но я взяла себя в руки, подумав о призовых деньгах и финансовом положении моей семьи. В этот уик-энд я должна взять призовое место – и точка. Мне не обязательно побеждать, но в тройке лидеров оказаться жизненно необходимо. Так что я нацепила улыбку в надежде компенсировать отличия.

Видимо, мне удалось, потому что они отвернулись, возобновив болтовню.

Савилла взвизгнула, подбежала ко мне и схватила за руку так, что ее пальцы буквально впились в мою кожу.

– Я просто понаблюдаю в сторонке, – сказала я, пытаясь высвободить руку из ее хватки.

– Не говори глупостей! – возразила она и подтолкнула меня к стайке женщин, с которыми разговаривала.

Я уже почти решилась удрать в противоположном направлении, но заметила, что дамы с любопытством за мной наблюдают. Мне стало интересно, знают ли они, что я племянница ДиДи, оценивают ли они меня так же, как я старалась не оценивать их. В любом случае, кажется, раз я дружу с Савиллой, им хочется узнать меня поближе. Эта связь может сослужить мне хорошую службу на этой неделе.

– Дамы, это Дакота Грин, – сказала Савилла, представляя меня. – Она – главная участница этого года. Дакота из гериатрической линии королев. Ее прабабушка и тетя были победительницами нашего конкурса.

– Думаю, ты имеешь в виду, по женской линии, – сказала я тихо, чтобы не смутить ее.

– Ты такая забавная! – ответила Савилла и заморгала глазами. – Они же уже такие старые, эти победительницы…

Пожалуй, она была права: тетя ДиДи разменяла шестой десяток, а моей прабабушке скоро стукнет сто тридцать. Туше.

Одной из женщин вокруг Савиллы была Джемма Дженкинс. Она пригладила свои платиновые волосы и оглядела меня с ног до головы стальными голубыми глазами, явно оценивая конкурента. Она как будто не узнала меня с тех пор, как мы столкнулись в прошлый раз. Должно быть, я все еще выглядела в ее глазах как прислуга.

– Дакота, это Джемма Дженкинс. Она подающая большие надежды актриса, живет в Нью-Йорке, – продолжала Савилла. – Джемма участвовала в двух шоу Бродвея, а через пару недель у нее пробы на роль в самом ожидаемом мюзикле года! «Гамильтон встречает Кошек». Это самое современное искусство!

Самое-самое, ага.

– Уверена, это очаровательно.

Джемма протянула руку и натянуто улыбнулась.

– А это Саммер Патель, – сказала Савилла, показывая на женщину с темно-каштановыми волосами, подстриженными и мелированными так, чтобы идеально обрамлять лицо. На ней была красная широкополая шляпа с гигантским бантом сзади. – Саммер работает воспитательницей в детском саду и уже третий раз принимает участие в нашем конкурсе.

Воспитательница детского сада? Неожиданная профессия в этой компании, где, как мне думалось, все либо притворяются, что кем-то работают – артистки, актрисы, писательницы, – либо живут на семейные деньги. Но ходить на работу изо дня в день, да еще и в окружении маленьких людей с липкими руками и сопливыми носами… Да, это настоящая работа. Я была впечатлена.

– Ты даже себе не представляешь, как долго я ждала нашей встречи! – сказала Саммер, с такой теплотой в голосе, которую я никак не ожидала от конкурсантки. Она заключила меня в крепкие объятия, и я вдохнула нотки ванили с корицей – как будто она только что пекла печенюшки. Ее было легко представить этакой леди из детского мультика, окруженной пятилетками. – Ты так похожа на ДиДи! Я бы узнала тебя где угодно! Твоя тетя – мой неофициальный наставник, пример, та, кем я всегда хотела стать, когда вырасту.

Ух ты. Вот это обожание. Я знала, что тетя ДиДи сделала себе имя в Оберджине, но понятия не имела, что конкурсантки со всего Восточного побережья были настолько очарованы ею.

– Дай знать, если тебе что-то понадобится. Я участвовала в дюжине конкурсов красоты. Могу что-то посоветовать, помочь с образом… да что угодно! – Саммер почти пропищала последнее предложение, прежде чем добавить: – У меня в комнате есть пакетики мятного чая.

– Мм, да? – отозвалась я, удивляясь, что она приглашает меня на чай.

– Это поможетот мешков под глазами, – просветила меня Джемма, ухмыльнувшись.

Я машинально потерла уголок века. Кто бы знал, что с лицом может быть столько проблем?

– Попробуй более темный оттенок помады, – предложила Саммер так любезно, что я не могла обидеться. – Это сделает губы визуально полнее.

Я не стала говорить, что на моих губах вообще нет никакой помады, и вместо этого изо всех сил растянула уголки рта в улыбке, которая должна была изобразить счастье от нахождения здесь.

– Что такое с твоим ртом? – нахмурилась Джемма.

Собственно, вот к чему привели мои старания.

– Дамы, минутку внимания, – раздался со сцены знакомый голос. Я обернулась и увидела у микрофона Лэйси, с властной осанкой и таким же голосом. Она переоделась в темно-синий костюм «Диор» и туфли на двенадцатисантиметровых каблуках.

– Вы все выглядите потрясающе! – продолжала она. Дамы защебетали. – Один момент: мы не можем найти нашу бессменную ведущую, так что, если кто-то из вас ее увидит, направьте, пожалуйста, сразу ко мне. ДиДи… Деанна Грин, если ты меня слышишь, мы тебя ждем в Главном зале.

Глаза Лэйси задержались на мне. Видимо, она думала, что я знаю, где моя тетя. Я покачала телефоном в знак того, что ДиДи мне не отвечает.

– Я видела, как она выходила из галереи цветов с сумкой, это было вскоре после моего приезда, – сказала Джемма, наклонившись ко мне ровно настолько, чтобы в моей голове зародился вопрос. – С ней был доктор Беллингем, и он не выглядел счастливым.

Я постаралась проигнорировать ее слова.

– В любом случае очень приятно видеть вас всех при королевских регалиях на сотой годовщине конкурса, – Лэйси вновь заговорила в микрофон самым непринужденным тоном, сглаживая неловкость, вызванную отсутствием официального ведущего и вторжением полиции.

По залу пронеслись возгласы восторга и ликования, и Лэйси улыбнулась без своей обычной ухмылки.

– Очень скоро нас ждет веселое мероприятие по улучшению взаимосвязей, любезно предоставленное Савиллой Финч. И честно, мне совсем не хочется прямо сейчас переходить к логистике, но наша первоочередная задача – сделать необходимые объявления прежде, чем мы расставим всех по местам и прогоним хореографию для конкурсной песни, которая будет исполнена на этой самой сцене в субботу вечером. Надеюсь, вы все получили хореографию в приветственном пакете по электронной почте два месяца назад.

Не все. Спасибо, что предупредила о новом унижении, тетя ДиДи. Меня мгновенно охватило раздражение, которое быстро переросло в обеспокоенность ее отсутствием.

«Прости», – одними губами произнесла Лэйси, глядя на меня, прежде чем вернуться к микрофону.

– Итак, первое объявление – это просто напоминание всем, что каждая минута следующих семидесяти двух часов будет влиять на финальный результат. Имейте в виду, что за вами наблюдают и оценивают каждый ваш разговор, каждое взаимодействие, каждый шаг, который вы делаете на этой территории. Понятно?

Головы с энтузиазмом закивали. Я расправила плечи на случай, если кто-то решит обратить на меня внимание. Тебе просто нужно занять призовое место, повторяла я себе снова и снова, как заклинание.

– Второе объявление: Джемма Дженкинс любезно вызвалась провести тренировку по Бродвейской разминке ягодиц в течение трех последующих дней.

Джемма махнула рукой и просияла так, словно она была самым решительным, бесстрашным лидером… разминки ягодиц?

– Пожалуйста, не стесняйтесь присоединяться к ней возле фонтана каждое утро в семь часов, и не забудьте сообщить Джемме вашу любимую бродвейскую мелодию, чтобы она могла включить ее в подборку песен для занятий.

Женщины поглядывали на Джемму с таким видом, будто жалели, что сами не догадались предложить нечто столь же полезное. А может быть, им просто не терпелось как можно скорее включить свои задницы в работу.

Лэйси подождала, пока зал успокоился, и продолжила:

– Если ваша фамилия начинается на букву от А до К, пожалуйста, перейдите на эту сторону сцены и выстройтесь по росту, а если от Л до Я, пожалуйста, перейдите на противоположную сторону и сделайте то же самое.

Итак, началось, подумала я, прежде чем присоединиться к остальным на нужной стороне сцены. Я с облегчением заметила, что оказалась следующей за Савиллой, а значит, могла продолжить действовать под ее покровительством.

Лэйси, демонстрируя таланты, о которых я никогда и не подозревала, провела нас по сцене с точным соблюдением дистанции.

– Подождите минутку, – говорила она, делая рукой знак остановиться, пока человек впереди не проходил по крайней мере четыре шага. – И не забывайте: плечи назад, подбородок чуть-чуть опущен. Ваши ноги должны идти по одной линии, как по канату.

Все ноги впереди и позади меня были на каблуках, возвышающихся минимум на семь сантиметров от пола, и они все почему-то были куда изящнее меня в красивых ботинках, единственных, которые тетя ДиДи одобрила для этих выходных. А еще казалось, что большинство указаний Лэйси озвучивала специально для меня, так что я сполна оценила ее руководство.

После того как я заново научилась ходить, Лэйси встала перед нами показывать хореографию на восемь счетов, которая в основном состояла из размахивания то одной, то другой рукой в воздухе, по мере движений влево-вправо. Если бы не желание заполучить приз, я бы умерла со смеху: чтобы запомнить движения, мне приходилось представлять, будто держу в руке лассо и загоняю лошадь в загон. Возможно, это привело к паре лишних ударов запястьем, но, по крайней мере, я не слишком отставала от других. К тому времени, как заиграла музыка, я действительно освоила шаги, и это было весьма кстати, потому что пожилая леди позади нас наблюдала за мной и делала заметки.

Лэйси дала команду звукорежиссеру, и из динамиков загремела музыка. Каким-то образом мы все поймали ритм и начали шагать синхронно. Я изо всех сил старалась подражать остальным и сохранить улыбку до последней ноты.

– Официальный гимн конкурса красоты Дворца Роз, – сказала Савилла, в глазах которой так и сквозила ностальгия, когда заиграла баллада из 90-х, сопровождающаяся высокими вокальными партиями. – Я выросла, слушая эту песню снова и снова, пока мы с мамочкой бегали по делам.

Детство под музыку конкурса красоты. Не могу даже представить.

Миссис Гленда Финч стояла перед сценой, слегка покачиваясь в такт и вспоминая былые дни. Я так и видела, как она вальсирует вокруг этого особняка с короной на голове. Особый блеск в ее глазах выдавал тоску по сцене и желание находиться на ней сейчас, рядом с нами.

Но прежде чем песня перестала разноситься по залу, я заметила, что Гленда пару раз посмотрела на часы, нетерпеливо перебирая пальцами по бедру, словно решая, стоит ли ей оставаться. Мне было почти жаль ее, бывшую королеву красоты, теперь немного потерявшуюся в шоу своего мужа. А затем взгляд миссис Финч упал на меня, и она слегка покачала головой. Что бы это значило? Может, она винила меня в отсутствии тети ДиДи?

Или она вообще не хотела, чтобы я была здесь.

Я сглотнула, пытаясь расслабить напряженные мышцы.

Гленда Финч еще раз посмотрела на часы и поспешила к двери. Затем она ушла.

В конце песни мы взмахнули руками перед собой и сделали шаг вперед. Савилла одобрительно кивнула мне, и меня внезапно накрыло волной радости. Ну что ж, значит, все не так плохо, как я ожидала. Не то чтобы я выбирала это времяпрепровождение по собственной доброй воле, но после трех или четырех прогонов мы справились, и я была странно горда за нас – ну хорошо, в основном за себя. Пожалуй, теперь я могла понять некоторые требования мира конкурсов красоты. Дело было не только в симпатичном личике и милой улыбочке. Нужно было еще владеть координацией движений.

– Классно, правда? – спросила Савилла.

– Главное, чтобы не унесло, – ответила я, надеясь, что это звучит с юмором.

Савилла откинула голову назад и звонко рассмеялась.

Я никогда не была девочкой из женского сообщества, но в колледже у меня была тесная компания подружек, а еще несколько друзей по ветеринарной программе. Ни с кем из них я не разговаривала месяцами, не писала эсэмэс и не отправляла электронные письма. В прошлом году я очень много времени проводила одна дома, зарывшись в свою печаль, – барахтаясь в ней, как красноречиво выразилась мама.

Хотя это и не было четкой мыслью, но, танцуя на сцене с этими женщинами, я вдруг поняла, насколько после смерти мамы была уверена, что если продолжу жить хоть чуточку, то потеряю связь с единственным человеком, который знал и понимал меня лучше всех.

Конечно, тете ДиДи удалось построить со мной отношения за годы, но далеко не такие естественные, как у нас с мамой. Конечно, я симпатизировала разодетой, всегда нарядной тете, но внутри меня царила мама, и только мама. Со всей любовью к походам и лошадям, к сладкому чаю со льдом вместо кофе, с презрением ко всему показушному и театральному. Мама была зеркалом, которое я держала перед собой всю жизнь, и без нее едва ли знала, кто я такая.

А теперь именно этот самый человек вытолкнул меня на открытое пространство, где я – голая мишень. И странным образом меня это не убивало. Пока.

Семь

После того как мы доказали, что способны двигаться под открывающую песню, Лэйси дала нам пару минут на газировку и болтовню перед началом «сближения». Пару дней назад меня бы тошнило от нелепой траты времени на хореографию, но сейчас мне нравилось становиться частью чего-то большего путем размахивания руками и покачиваний из стороны в сторону. Мне как будто не хватало такого рода связи, и я задавалась вопросом, не за этим ли чувством общности и гнались все конкурсанты. За этим и кучей денег. Лэйси спустилась со сцены и утащила меня в угол зала, пока остальные болтали и посылали друг другу воздушные поцелуи. Одна девица даже сняла каблуки и шляпу и начала подпрыгивать. Этот спектакль мешал мне переключиться на Лэйси.

– Где ДиДи? – спросила она.

– Без понятия, не видела ее с тех пор, как приехала, – я закусила губу. – Последний раз мы общались прошлой ночью. Думаешь, с ней все в порядке?

– Уверена, она в порядке. Должна быть, – Лэйси вновь осмотрела помещение.

– Схожу узнаю, в каком номере она остановилась, – предложила я.

– Нет, ни в коем случае, – возразила Лэйси, сверившись с расписанием. – Судьи уже следят за тобой.

И она кивнула на троих людей вдалеке, одной из которых была та самая пожилая леди, которая ранее за мной записывала.

– Я попрошу кого-нибудь из службы безопасности это выяснить, – добавила Лэйси.

Я была вынуждена согласиться с ней, будучи зажатой в тиски моей ролью конкурсантки и беспокойством за тетю.

– Сообщи, как только что-нибудь узнаешь, – попросила я.

Я убеждала себя не беспокоиться, но вот так исчезнуть – совсем не в духе ДиДи. Уж точно не когда леди в пышных платьях нуждаются в ее помощи. Не то чтобы мы уже в них облачились, но скоро придется.

И тут в зал вошел очередной мужчина в форме, и я на секунду остолбенела. Это был один из самых привлекательных мужчин, которых я когда-либо видела. Он был крепким, но не качком, и больше всего напоминал прочную, надежную стену – весьма сексуальную. У него был подбородок с ямочкой, покрытый однодневной щетиной, а униформа облегала во всех нужных местах. Шляпу он держал под мышкой. Но не только это привлекло мое внимание. От этого мужчины исходила такая энергетика, как будто настоящая его сила находилась глубоко внутри, и он редко показывал.

– Мы можем спросить у шерифа, не видел ли он ДиДи, – сказала Лэйси, указывая в направлении вошедшего.

Я сжала губы и уставилась в пол. У меня не бывало такой реакции на мужчину… никогда вообще. Сегодня едва ли был удачный день для новых горизонтов.

– Что такое? – Лэйси явно подметила мое странное поведение. – А, так он тебе приглянулся?

Я проигнорировала ее и заставила себя сделать несколько шагов по направлению к нему так, будто его присутствие ни коим образом меня не беспокоит.

– Добрый день, мм, сэр, – начала я и запнулась на самых простых словах. Пришлось сглотнуть и начать заново. – Мы… мы ищем ту, кто ведет это мероприятие, Деанну Грин, ДиДи… Вы или ваши… офицеры случайно не общались с ней сегодня?

Мужчина не повел ни единым мускулом, практически игнорируя мое присутствие, пока его глаза сканировали толпу.

– Какое совпадение. Как раз ее ищу, – ответил он.

Не эти слова я ждала услышать. Во рту моментально пересохло. Лэйси подошла и встала передо мной.

– Почему вы ищете ДиДи? – спросила она.

– Закрытая информация, – отрезал мужчина, не поворачиваясь к нам.

– Я Дакота Грин, – решилась я на еще одну попытку, придав лицу уверенное выражение.

Его глаза сверкнули и зрачки чуть расширились, прежде чем он протянул мне руку. Она оказалась неожиданно мягкой и буквально поглотила мою. Сразу вспомнились слова Лэйси о мягких руках и твердом…

– Чарли. Чарли Стронг^[8].

– О да, это точно, – выдохнула я прежде, чем успела подумать.

Едва заметная ухмылка заиграла на его губах. Из-под воротника рубашки выбивался пучок волос в стиле Дэвида Харбора за вычетом усов, он же Хоппер из «Очень странных дел». Я всегда представляла себе шерифов… ну, старыми. Если же они вдруг оказывались молодыми, то это были подтянутые, гладко выбритые мужчины, которые носили поло и мокасины на службе.

Один из его людей подошел и сказал, обращаясь к нему:

– Отпечатки пальцев готовы, сэр. Взяли у всех, включая свидетельницу, которая видела пожилую женщину, выбежавшую на место происшествия примерно в то самое время.

Слова офицера составили вместе кусочки пазла.

– Погодите, вы хотите сказать, что… Тетя ДиДи… Вы думаете, она как-то связана с похищенной короной?!

Шериф посмотрел на меня – по-настоящему посмотрел на меня, впервые, – и между нами пробежала искра. Можно было бы принять за влечение, если бы не враждебность.

– Полагаю, вам лучше знать, – ответил он.

Я сделала шаг вперед, намереваясь сказать что-то едкое вроде «а теперь слушай меня, ты», но споткнулась, врезавшись в его грудь.

Чудесно, просто супер. Мистер Секси-Прячу-Эмоции теперь в курсе, что размер моего лифчика B.

Он остановил меня, практически мизинцем, и я попыталась вернуть себе хоть немного достоинства.

– Моя тетя и я… мы… никто из нас никогда не занимался воровством…

Лэйси, видимо, почувствовала, что я вступила на скользкую дорожку подозрений и уже во всю по ней марширую.

– Дакота – участница конкурса, она только что приехала, – сказала подруга, взяв меня за руку и притянув к себе. – Во сколько это было, часа в четыре?

Я гордо подняла голову, а затем кивнула, сказав:

– Девочки Грин не воруют.

– А женщины? – нахмурился шериф, застав меня врасплох таким проявлением феминизма.

– Ой, это все мама, она так нас называла, пока была жива… сейчас ее нет.

О черт. Это вырвалось наружу очень некстати!

– Сожалею о вашей утрате, – поспешил сказать он, и в его темных глазах читалось искреннее участие. – Так она звала вас Девочками Грин?

Я снова кивнула. Он изучающе посмотрел на меня и запустил руку в свои темные волосы, достаточно длинные и завивающиеся на концах.

– Иногда я говорю, не успев подумать, – сказал он. О да, это мне знакомо! – Но, отвечая на ваш вопрос, да, ваша тетя может быть замешана в исчезновении короны.

Его руки вытянулись по швам, и невидимый щит словно скользнул на лицо. Челюсти сжались, показывая, что он настроен серьезно, и я поняла, что он изо всех сил пытается жить в двух мирах: официальном и личном, человеческом. Сейчас он явно выбрал официальный, и мне это не понравилось.

Я пыталась подобрать слова, чтобы объяснить, куда он может отправиться со своими подозрениями, но Лэйси снова сверилась с расписанием.

– Так, нам пора на «сближение». Увидимся, шериф! – и она потащила меня прочь.

Когда мы удалились за пределы слышимости, я, нахмурившись, спросила, не с этим ли парнем хотела свести меня Лэйси.

– Он куда приятнее, когда не расследует преступление! – закатила глаза та.

– Преступление?

– Пропавшая корона, забыла?

– А, ну да. Что ж, он чистый бриллиант, я бы даже сказала, персик! Что называется, надо брать!

– Слушай, ну он сейчас правда показал себя не в лучшем свете. – Лэйси ритмично ударила рукой по боку, размышляя, что делать дальше. – Ладно, нам пора приступать к «сближению».

– А потом найдем тетю ДиДи, – закончила я.

Лэйси коротко кивнула мне, нацепила свою лучшую улыбку и вышла на сцену. Она постучала пальцем по микрофону на подиуме и обратилась к присутствующим:

– Прежде чем мы продолжим, я хотела бы официально представить наше жюри. Уважаемые судьи, приглашаю вас на сцену!

Женщины испустили возбужденные вздохи, когда трио судей помахали с края зала и начали пробираться к помосту. Мужчина средних лет и две женщины – одна лет пятидесяти, довольно полная, другая, явно далеко за восемьдесят, гибкая, но слегка сутулая – поднялись по ступенькам.

Лэйси вновь продемонстрировала свою лучшую улыбку и первым представила стоявшего в центре мужчину с красивым лицом и шевелюрой цвета соли с перцем. Он помахал рукой и посмотрел на каждую участницу так, словно готовился к пиршеству. Когда его взгляд дошел до меня, он на мгновение замер, и я почти могла представить, как он ссорится с моей тетей.

Да. Это был тот самый мужчина, о котором ДиДи меня предупреждала.

– Многие из вас знают известного доктора Беллингема как пластического хирурга из Нью-Йорка, – сказала Лэйси так спокойно, будто от судьи не исходили жуткие вайбы. – Он получил множество наград за медицинскую работу с женщинами по конкурсу красоты. Это четвертый год доктора Беллингема подряд в качестве судьи, хотя его можно считать седьмым годом, так как он еще работал на конкурсе три года, начиная с 1999 года. Все это говорит о том, что доктор Беллингем знает наш конкурс красоты вдоль и поперек.

Значит, он был судьей в 99-м, а потом оставил конкурс более чем на два десятилетия. Почему вдруг такой перерыв? Я внимательно на него посмотрела.

– Зовите меня Джимми, – сказал он, занимая трибуну с таким видом, будто собирался скандировать собственное имя. – Всю свою жизнь я дружу с мистером Финчем, который, – он сделал паузу и оглядел зал, – должно быть, сейчас вносит последние коррективы в программу сегодняшнего вечера.

Беллингем остановился и вдохнул аромат женщин, окружавших его.

– Так что я просто скажу, что очень рад вернуться во Дворец Роз, в общество самых красивых женщин на Восточном побережье. И я также рад предложить участницам конкурса скидку в двадцать пять процентов на все процедуры до конца календарного года.

Эти два умозаключения, на мой взгляд, противоречили друг другу, но другие женщины, похоже, ничего такого не заметили. Они сосредоточенно пощипывали брови и терли носы, обдумывая возможные варианты.

Видимо, именно этот человек выполняет важную работу по подтяжке ягодиц и имплантам скул Савиллы и ей подобных. Доктор Беллингем повернулся к Лэйси и в знак благодарности за представление его гостям положил руку ей на плечо и провел ею вниз к пояснице. Она медленно отодвинулась.

– Далее я хочу представить вам мисс Кэти Гилман, – объявила Лэйси, отойдя на достаточное расстояние от доктора Беллингема. – Она с гордостью прошла путь от домохозяйки и няни до владелицы бизнеса и судьи конкурса красоты. Добро пожаловать, мисс Гилман!

Элегантная и стильная Кэти Гилман носила каблуки на платформе и собирала волосы в тугой пучок. Главный женский бутик в городе, принадлежащий ей – Beauty & Baubles, – продавал многое из фирменных дизайнерских решений моей тети, а также был известен инклюзивной размерной сеткой. Они с гордостью заявляли, что могут подобрать одежду для кого угодно от размера, как у тети ДиДи, до размера мисс Гилман, и даже больше.

Савилла сияла и махала няне Кейт – во времена нашего детства мы знали ее именно под этим именем. Я в очередной раз задалась вопросом, каково было воспитывать Савиллу – боль или удовольствие? Она не была ни хулиганкой, ни вредным ребенком, но она была звездой, популярной благодаря богатству и влиянию своей семьи.

– Кэти была владелицей специализированного бутика в течение последних десяти лет в нашем родном Оберджине, и, по ее словам, цель ее бизнеса – заставить женщин чувствовать себя хорошо в своем теле с помощью сшитой на заказ одежды и аксессуаров, которые она продает в своих магазинах. Она счастлива быть судьей конкурса уже девятый год.

Большинство женщин на этом конкурсе – как участницы, так и персонал – были худыми, некоторые почти изможденными, но у Кэти Гилман была полная фигура, пышная грудь и тяжелые бедра. Хотя она не родилась в Оберджине, вложила достаточно времени и сил в конкурс, город и непосредственно в семью Финч, так что ее более чем желали видеть в качестве судьи.

Кэти, одетая в сшитое на заказ платье в пол персикового цвета с белым болеро длиной три четверти, сделала реверанс.

– И наконец, – Лэйси указала на пожилую женщину, третью судью на сцене, – победительница конкурса красоты Дворца Роз тысяча девятьсот шестьдесят второго года Дорис Дэвис. Она занималась шоу с тех самых пор, как выиграла его несколько десятилетий назад, и мы очень рады видеть ее в этом году в качестве судьи. Ведь столетие конкурса – это прекрасный повод вспоминать прошлое, не переставая смотреть в будущее.

Мисс 1962 года, морщинистая и сгорбленная, была той самой женщиной, которая наблюдала за мной. На ее лице застыло выражение, которое говорило, что она может добраться до любой из нас в любой момент. Ее тонкие губы лишь слегка улыбались.

Пока я наблюдала за тремя судьями, которые наблюдали за нами, на ум пришла кровосмесительная природа этого конкурса. Финчи выбрали судей, максимально близких к их дому: давнего друга, бывшую сотрудницу и экс-королеву из прошлого века. Значит, нужно было убедить их, что и я принадлежу этому месту.

Восемь

Когда судьи вернулись на свои места, персонал начал готовиться к «сближающему» детищу Савиллы. Лэйси сказала нам разбиться на группы по три-четыре человека.

По залу пошел гул. Было очевидно, что многие из участниц уже оценивали потенциальные союзы. Я предполагала, что все захотят быть в группе с Савиллой, но прежде, чем кто-либо другой получил шанс, она втянула меня в тесный кружочек с ней, Джеммой и Саммер. На меня тут же нахлынуло облегчение от того, что меня включили в их фривольную компанию, – не то чтобы я хотела находиться в таком обществе, но когда речь идет о конкурсе…

Я продемонстрировала то, что, я надеялась, было открытым и приветливым выражением лица.

– Вдоль стен стоят стенды с цветами, перьями и лентами, – сообщила Лэйси. – У вас будет все необходимое, чтобы за полчаса сделать цветочный головной убор, который потом будет продемонстрирован судьям.

Цветочный головной убор? Первое, что пришло мне на ум – Хеллоуин в мои семь лет, когда тетя ДиДи нарядила меня в ромашку. Мое лицо было окружено огромными белыми лепестками, вырывающимися прямо из головы, а тело было покрыто зеленым «спандексом». Мама вернулась с работы в последнюю секунду и была потрясена, но не стала противоречить заявлению тети ДиДи, что я была самым милым весенним созданием. После пятого по счету дома, на котором я отказалась поднять голову и позволить кому-либо увидеть мое лицо, они наконец-то сжалились. Мне было торжественно разрешено сбегать домой переодеться в ковбойскую шляпу, штаны и красные сапоги, которые я обожала.

Конечно, это был не тот головной убор, который они имели в виду.

– Это задание может показаться простым для тех, кто привык креативить и одеваться для разных случаев, но есть нюанс. – Лэйси сделала паузу для драматического эффекта. – Давайте посмотрим, что вы сможете сделать с завязанными глазами.

Женщины продолжали хихикать, даже когда дух состязания, почти столь же остро ощутимый, как лезвие ножа, проник в комнату. Они напоминали лебедей-шипунов; великолепные создания, которые заклюют до крови, если вы ступите на их территорию.

– Персонал завяжет глаза всем членам каждой группы, кроме одного человека. Не подглядывать! – Лэйси игриво пригрозила пальцем. М-да, в теле моей подруги явно временно поселился профи конкурсов красоты. – Тот, кто останется без повязки, будет давать указания, и другие члены команды не смогут сделать ни шагу без его разрешения.

– Будешь нашими глазами, – сказала Савилла, беря ткань и повязывая ее себе на голову.

– Нет, ну вот еще! – Я попыталась улыбнуться, хотя паника выплеснулась наружу, и леди в бандане перешла к следующей группе. – Я понятия не имею, как должен выглядеть головной убор.

– Это цветочный головной убор, – мягко поправила Саммер.

– Вот видишь, я даже не знаю, как это называется. – Я взглянула на ряды лент и перьев, которые расставляли рядом с нами.

– О, ты будешь великолепна, – саркастически пробормотала Джемма.

Саммер продолжала ухмыляться, и я задумалась, не болят ли у нее щеки.

Было слишком поздно возражать. Через минуту мы уже стояли перед нашей импровизированной мастерской.

– На старт, внимание… Начали! – скомандовала Лэйси, щелкнув огромным таймером на подиуме.

И вот я уже выпаливаю инструкции Савилле, Джемме и Саммер.

Так, бери цветок! Нет, другой! Подними клей! Это флакон с блестками!

Я понятия не имела, что делаю, пытаясь направить этих трех женщин, чтобы они построили нечто похожее на «цветочный головной убор», который можно было бы носить на голове. Получалось похоже на королеву Шарлотту в «Бриджертонах»^[9], так что я снова и снова задавалась вопросом, почему это все еще актуально.

Я запиналась и вытирала вспотевшие ладони о джинсы. Пока моя команда ощупывала стол, Саммер смеялась, как будто это было очень весело, а Джемма и Савилла так хорошо работали вместе, что я задавалась вопросом, не могли ли они видеть, что делают. Тем временем я практически кричала на них, чтобы они добавили еще перьев, блесток и всей этой фигни.

Минуты ползли, пока Лэйси не объявила, что время вышло и можно снять повязки.

Узрите, что я сотворила! – так и хотелось провозгласить. Беспорядочное месиво из синих шелковых роз, покрытых ярко-зелеными блестками и неоново-розовыми пайетками, черные и розовые перья торчали из каждого угла.

– Похоже на птичье гнездо, – сказала Саммер, наклонив голову и явно пытаясь увидеть хорошее.

– Скорее на пеструю птицу, которая взорвалась, – возразила Джемма.

Я проследовала за взглядом Савиллы к другим командам и головным уборам, которые они сделали. Каждый был со вкусом; некоторые и вовсе просто великолепны, как на обложке свадебного журнала.

– Они, конечно, сжульничали, – сказала Савилла, отмахнувшись от других работ. – Главное, что мы сблизились! Это прекрасно, правда, дамы?

Правда, дамы?

Саммер радостно кивнула. Джемма закатила глаза.

– Сейчас я хочу пригласить от каждой команды того, чьи глаза оставались незавязанными. Прошу вас выйти вперед, чтобы продемонстрировать уникальный предмет одежды вашей группы. И помните, дамы… – глаза Лэйси метнулись ко мне. – Судьи наблюдают! Столетие конкурса – это особый случай, и самое время еще раз вспомнить четыре столпа, на которых он стоит!

Лэйси поднимала по одному пальцу, пока в зале нарастал гул голосов.

– Уверенность в себе!

– Поведение!

– Речь!

Лэйси, с тремя поднятыми пальцами, заговорила, прежде чем толпа успела назвать четвертое слово:

– Всем нам прекрасно известно, что последнее, на чем стоит наш конкурс, – это костюмы. Теперь у вас есть великолепные головные уборы, которые можно продемонстрировать как часть своего наряда. Поэтому прямо сейчас я хочу пригласить наших моделей на сцену, чтобы они продемонстрировали результат каждой команды!

Восторженные аплодисменты прокатились по залу.

– Я не могу туда подняться! – умоляюще воскликнула я, старалась говорить тише.

Чего я не добавила, так это: «ААААА, люди – совершенно незнакомые люди – будут смотреть на меня! Я там буду совсем одна!»

Одна. И даже не буду делать ничего интересного, вроде гонок вокруг бочек или бега трусцой. Я просто буду стоять там с чудовищем на голове. О боже! Мой язык присох к нёбу, и у его основания противно защекотало.

– Но наш убор прекрасен, – сказала Джемма, надув губы так, словно действительно поверила в эту ложь.

– Все в порядке, ты справишься! – Савилла ободряюще подтолкнула меня вперед. – И вообще, пора привыкать к сцене и вниманию, если хочешь занять первое место.

– Нет! Я просто не могу, не могу! – чуть ли не закричала я. Руки стали липкими. Я повернулась к Саммер: – Может быть, ты выйдешь вместо меня? Пожалуйста!

– Все получится! – пропела она в ответ, так мелодично, что я бы даже поверила в это, если бы мои щеки уже не горели от стыда. – И вообще, теперь у тебя есть шляпа – или что-то вроде.

Савилла водрузила наше творение на мою голову и подтолкнула к сцене – каким-то образом ноги все-таки меня несли. Я подавила свой страх. В конце концов, все, что нужно сделать, – просто пройти по сцене. Хорошая практика перед настоящим выходом через три дня.

Я ждала в очереди, наблюдая, как женщины скользят по подиуму. Они были уравновешенны, красивы и грациозны, в то время как я была… чем-то другим.

Когда Лэйси назвала мое имя, я почувствовала в ее тоне нотки тревоги.

Я напомнила себе, что нужно исполнить свой долг перед мамой, ради моего будущего, ради денег и даже ради одного или двух единомышленников, которых я уже нашла. Я высоко держала голову, ставила одну ногу перед другой и устремила взгляд на точку у задней двери, в направлении моего единственного пути к спасению. Все почти закончилось, и даже без унижения – я пока не споткнулась и не упала.

Когда я достигла конца сцены, в зал проскользнула знакомая фигура. Это была Гленда Финч, белая как полотно, с округлившимися глазами и уголками губ, опущенными вниз. Она посмотрела в мою сторону, но не узнала меня, как будто на ее лоб опустилась туманная вуаль. Никто больше, казалось, не замечал ее присутствия, но ее мутное выражение лица меня обеспокоило.

Когда я остановилась на полпути, все глаза проследили за направлением моего взгляда, туда, где стояла миссис Финч. Мачеха Савиллы и жена владельца Дворца Роз вышла в центр зала, тихо вскрикнула и упала в обморок.

Савилла бросилась на колени рядом с ней, и тогда я заметила растрепанную тетю ДиДи, спешащую в бальный зал. За ней бежал шериф Стронг. Судя по выражениям их лиц, что-то было очень не в порядке.

Композиция, призванная быть головным убором, соскользнула с моей головы и разбилась о сцену.

Девять

– Извини за мой помятый вид, – сказала тетя ДиДи, обнаружив меня в сверкающем свете бального зала. Она провела рукой по своему брючному костюму травянистого цвета, складки которого были совсем неуместны в этой величественной обстановке, взяла меня за руку и обняла. – А ты, меж тем, выглядишь потрясающе, несмотря на джинсы.

– Где ты была? – спросила я, одновременно радуясь, что тетя не потеряла свою обычную сосредоточенность, и расстраиваясь из-за того, что ее так долго не было.

– Вначале на заднем дворе, покупала в палатке кое-что для показа, а потом – у себя, когда приехала полиция и… – она отмахнулась от вопроса. – Неважно. Я потеряла счет времени.

– Одна из участниц сказала, что видела, как вы с доктором Беллингемом ругались. И что у тебя в руках была черная сумка.

Тетя ДиДи прищурилась, изучающе глядя на меня.

– Это было два часа назад. Да, я была с косметичкой – нужно было поправить макияж, – сказала она.

Я ни на секунду не усомнилась в ней.

– Из-за чего вы с ним поссорились? – спросила я.

– Он хотел, чтобы я познакомила его с тобой один на один. Я сказала, что только через мой труп – не совсем такими словами, но ему не понравилось. В итоге я уговорила его встретиться с тобой, как и со всеми остальными, на чаепитии завтра утром. – Щеки тети ДиДи покраснели от негодования. – Беллингем ищет либо хорошее времяпрепровождение, либо нового пациента, а ты не будешь ни тем, ни другим даже за все деньги Оберджина.

Она понизила голос, чтобы нас никто не мог услышать, и добавила:

– Милая, полиция обыскивает мою комнату. Они получили анонимную наводку… кое-что пропало…

– Корона Мисс две тысячи первого года?

Тетя ДиДи сверлила меня взглядом так, словно пыталась прочитать мои мысли.

– Да, это и… неважно. Сейчас мне нужно пойти с ними, ответить на несколько вопросов. Я должна вернуться сегодня вечером на вечеринку Драгоценностей и Самоцветов, но, если не вернусь, я отправила всю косметику и средства для волос в твой номер. Послушай: щипцы для завивки могут понадобиться, чтобы сделать мягкие локоны, и твой выход…

– Стоп, – перебила я, с трудом веря, что моя тетя пытается дать мне совет, как уложить волосы сегодня вечером. – Зачем кому-то нужно расспрашивать тебя о пропавшей короне?

Она бросила на меня красноречивый взгляд и прошептала мне на ухо два слова: «Доктор Беллингем».

Лицо судьи всплыло в моем сознании, и тетя ДиДи поняла, что я услышала ее отчетливо и ясно.

Этот человек подставлял мою тетю.

Прежде чем она успела что-то сказать, из середины комнаты послышался шепот, когда Савилла помогла своей теперь уже пришедшей в себя мачехе подняться на ноги. Женщина прислонилась к Савилле, чтобы не потерять равновесие, в то время как конкурсантки с беспокойством наблюдали за ними, усиленно морща лбы.

Три судьи – Мисс 1962 года, Кэти Гилман и доктор Беллингем – устроили своего рода блокаду вокруг Савиллы и Гленды Финч. Это на мгновение отвлекло меня от ситуации с ДиДи.

– Мой муж исчез, – сказала миссис Финч дрожащим голосом.

Поднялся ропот, означавший, несомненно, не только беспокойство за мистера Финча, но также и страх, что конкурс могут отменить.

Я покосилась на тетю ДиДи, которая не выглядела обеспокоенной настолько, насколько должна была быть, услышав это объявление.

Что происходит во Дворце Роз?! Во что я вляпалась? Я и так приехала с собственными опасениями по поводу исчезнувшей два десятка лет назад королевы конкурса красоты. А теперь за всего-то пару часов я могла добавить к этому следующие поводы для беспокойства:

1. пропавшая корона,

2. обморок миссис Финч.

3. исчезнувший владелец шоу.

4. моя тетя, которую подозревают в краже.

Я приехала на конкурс красоты, но он стремительно превращался в шоу совершенно другого вида, а каждый из нас – в участника иного рода.

– Я знаю, что вы все видели моего мужа сегодня днем, когда приехали, – сказала миссис Финч, вытаскивая листок бумаги из кармана своей сумки «Гуччи». Ее голос дрожал от волнения. – Я думала, он ушел отдохнуть перед сегодняшней вечеринкой. Если бы я знала, что он может… Я бы никогда не оставила его в нашей квартире наедине со стаканом виски и…

Она замолчала и поднесла тыльную сторону ладони ко рту, как будто не могла продолжать.

Савилла забрала листок бумаги у своей мачехи и прочитала его про себя. Я находилась достаточно близко, чтобы разглядеть почерк: характерный наклон с четкими закругленными буквами.

– Прочти вслух, дорогая, – пробормотала миссис Финч, и на ее глаза навернулись слезы.

Савилла, привыкшая к всеобщему вниманию, похоже, на сей раз этим не наслаждалась, но, с трудом сглотнув, начала читать.

«Я сожалею о том, что сделал с Мисс 2001. Я получаю то, что заслуживаю, от человека, забравшего ее корону. Настоящим драгоценностям моей жизни: продолжайте без меня. Фредерик Финч».

При этих словах тетя ДиДи взяла мою руку и сжала ее так сильно, что я вздрогнула. Похоже, до нее дошло некое осознание, которое от меня пока ускользало.

Миссис Финч издала хрюкающий звук, словно находилась на грани очередного обморока. Участники устремились вперед как единое целое. Рука одного из судей – доктора Беллингема – протянулась, чтобы поддержать ее. Вся толпа женщин, а также недавно вошедший в бальный зал шериф, казалось, обдумывали это краткое послание, наполненное сожалением и предостережением.

Я сожалею о том, что сделал с Мисс 2001. Это признание? Предсмертная записка? Мистер Финч знал, что за ним кто-то придет?

Продолжайте без меня. Приказ, если его интерпретировать одним образом, может звучать как изъявление последней воли. Но эти же слова могут также означать, что он вышел прогуляться и посчитал, что его жене и дочери лучше провести вечер, не ожидая его возвращения. Но почему мистер Финч исчез в ночь открытия, если он был «петухом», а мы его «курочками», я не понимала. И он определенно не был похож на человека, размышляющего о завершении дел, во время нашей короткой встречи.

Как сказала бы мама, что-то здесь не так.

Савилла сдержала эмоции.

– Его не было всего пару часов, мачеха! Пока еще никто не обыскивал территорию, тем более не говорил с судьями или персоналом, – тут ее взгляд упал на шерифа Стронга, – или с охраной.

– О дорогая моя, – вздохнула миссис Финч. – Ты же знаешь, как несчастен был твой отец.

Я вспомнила его широкую улыбку – не то чтобы люди такого уровня не могли скрывать что-то, но все же…

– Твой отец уже давно никуда не выходит один и не разговаривает с прислугой.

Это меня удивило. Хотя мистеру Финчу было явно за семьдесят, он казался таким же осведомленным и общительным, как и любой другой из присутствующих, – и охотно со всеми разговаривал.

– Его телефон и ключи были оставлены рядом с запиской, – добавила миссис Финч, наблюдая за нашей реакцией, словно для того, чтобы убедиться, что мы поверили ее истории.

Я не могла не заметить, что эта женщина, казалось, стремилась к наихудшему возможному финалу. Но почему? Что она – или кто-либо – могла получить от исчезновения ее мужа? И к тому же настолько публичного…

Мой взгляд упал на люстру из хрусталя и мерцающих огней, и я поняла, что знаю ответ. Дворец и шоу. Это то, что миссис Финч, несомненно, выиграет.

– Я уже проверила его любимые места сама и попросила персонал обыскать территорию. Я уверена, что мы скоро его найдем, хотя…

Хотя что? Он, скорее всего, мертв? Вот что, казалось, подразумевали ее паузы и слезы.

Савилла нежно коснулась плеча мачехи.

– Тебе не кажется, что вся эта обеспокоенность немного преднеуверенная?

Я задумалась, пытаясь расшифровать послание Савиллы с учетом ее особого использования языка.

– В смысле, преждевременная? – предположила одна из девушек сзади.

– Нет, – возразила Савилла, снова поворачиваясь лицом к толпе. – Преднеуверенная. Еще слишком рано быть в чем-либо уверенными.

Она оглянулась на мачеху.

– Мы ведем себя так, будто папа никогда не вернется, а он может просто быть на конюшне или даже на заднем дворе.

Миссис Финч подняла руку, останавливая размышления падчерицы.

– Дорогая, давай постараемся не предполагать лучшее. Это может привести к такому количеству ненужных разочарований!

Я чуть не рассмеялась, прежде чем поняла, что миссис Финч говорила серьезно. Мне вспомнилось, как она отстранилась от прикосновения мужа в вестибюле.

– Тем не менее, – сказала она, обращаясь к залу, – исчезновение моего дорогого мужа не остановит то важное и прекрасное, что мы здесь делаем.

Важное. Прекрасное. Ну да. Ни одно из этих описаний не кажется подходящим, разве что победит кто-то вроде Саммер.

Миссис Финч сделала шаг вперед.

– Так что, пожалуйста, продолжайте следовать программе конкурса, как будто ничего не произошло. Я знаю, что эта просьба может звучать пугающе, но, уверена, что мой муж, который обожал это шоу и всех вас, не хотел бы ничего другого. Кроме того, – она протянула руку шерифу, – правоохранительные органы уже на месте, и рано или поздно мы найдем мистера Финча. А пока, если вы знаете что-либо о моем муже или о пропавшей короне, пожалуйста, немедленно сообщите об этом.

На мгновение мне показалось, что взгляд Гленды Финч скользнул по моей тете, но я, должно быть, ошиблась. Тетя ДиДи никогда не могла быть замешана в чем-то столь зловещем, столь… безвкусном.

Размышляя о причине огонька в глазах миссис Финч, я вдруг поняла, что не хочу, чтобы конкурс отложили или отменили – как бы эгоистично это ни выглядело. Я позволила тете ДиДи сделать мне эпиляцию и пилинг. Я уже смирилась с тем, что в эти выходные буду смотреть уроки макияжа глаз в «Тик-Токе» и наносить на лицо тонны косметики. И самое главное, я уже начала мысленно тратить выигрыш. Я спасу мамин дом. Я заплачу коллекторам. Я помогу бизнесу тети ДиДи восстановить финансовое положение. Я, возможно, продолжу образование. У нас снова будет будущее. «Тебе просто нужно занять призовое место», – звучала мантра в голове. Но я не смогу занять место, если не будет конкурса, в котором можно участвовать.

Топот ног прервал мои мысли, когда другой человек в форме вышел вперед, держа над головой черную бархатную сумку с острыми углами и указывая на шерифа.

Шериф Стронг шагнул к тете ДиДи, на его лице отразилась решимость. Он достал наручники, и на долю секунды я подумала, что шериф идет за мной.

Глаза тети впились в мои. «Дакота, не верь ни единому их слову!» – мысленно просила она.

Я инстинктивно кивнула, хотя понятия не имела, что ДиДи на самом деле имела в виду.

Тетя ДиДи повернулась шерифу, надув губы и придав лицу выражение, которого я никогда прежде у нее не видела. Шериф Стронг бросил на меня взгляд, и я почти решила, что уловила извинение в его глазах.

Когда шериф завел руки моей тети за спину и закрепил наручники, я подумала о том, как не смогла спасти маму от того, что с ней приключилось. А теперь тетя ДиДи – единственный оставшийся у меня родной человек – тоже оказалась в беде, в другой. В беде, с которой я смогла бы справиться, – если мыслить здраво и найти решение.

– Арестовав меня, вы потеряете время, необходимое для поиска настоящего преступника, – запротестовала тетя ДиДи, когда вокруг нас один за другим потрясенно открывались рты. – Вы же сами это знаете!

Наручники защелкнулись, и шериф развернул ДиДи, почесав челюсть.

– Может, и так. Поэтому я забираю вас, устрою в камере и поспешу вернуться сюда как можно скорее. – Он глубоко вздохнул, избегая зрительного контакта со мной. – В данный момент, Деанна Грин, вы арестованы за кражу. У вас есть право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет…

Пока шериф Чарли Стронг стоически зачитывал моей тете ее права, глаза ДиДи наполнились слезами, и мое сердце треснуло.

Единственный раз, когда я видела, как тетя ДиДи плачет, был через неделю после маминой смерти. Я вошла в комнату мамы и увидела ДиДи лежащей в постели своей сестры, она прижимала к щеке один из потрепанных маминых свитеров и рыдала во весь голос. Даже тогда, пятьминут спустя, она взяла себя в руки, промокнула глаза салфеткой и извинилась за то, что побеспокоила меня всем этим шумом.

А сейчас тетя была грустной и напуганной, и я не знала, как ей помочь. Но была обязана попытаться.

Участники, чьи выражения лиц были встревоженными и шокированными, несмотря на красочные шляпы, подведенные глаза и пылающие щеки, раздвинулись, как занавеска, вокруг тети ДиДи, когда шериф вывел ее из дворца в наручниках.

Десять

Когда я была маленькой, мама пыталась заставить меня полюбить мультик «Винни-Пух и Медовое дерево», потому что сама любила его в детстве. Мы смотрели, как Пух пел пчелам, что он грозовая тучка, в надежде украсть их мед. По причинам, которые смог бы объяснить только хороший психотерапевт, эта сцена ужаснула меня в четыре года, вызвав кошмары о пчелах, деревьях и удушье в меде. Годами, когда на детской площадке мимо меня пролетала хотя бы одна пчела, я падала на землю, сворачивалась в клубок и плакала, пока мне не приходили на помощь. Поэтому мама делала то, что и всегда: заставляла меня смотреть в лицо моим страхам.

К тому времени, как мне исполнилось десять, она научила меня находить ульи в горах. Она водила меня на действующую пчелиную ферму, где я научилась выкуривать пчел. Она поощряла меня забираться на каждое высокое дерево, которое я могла найти. К своему одиннадцатилетию я больше не боялась пчел.

И все же до гнева, который я испытала после смерти мамы, страх всегда был моей эмоцией номер один. Ни один врач не ставил мне диагноз, но после того, как я прошла первый обязательный курс психологии в колледже, я поняла, что какое-то тревожное расстройство – намек на обсессивность, капельку компульсивности и самую малость депрессии – зарезервировало себе место в моих нейронных связях. Может быть, поэтому горе смяло меня, как грузовик.

И может быть, поэтому сейчас время вокруг меня застыло. Моя тетя в наручниках была реальностью, которую я не могла постичь. Колени подкосились, а сердце забилось в груди, но я продолжала стоять неподвижно, парализованная вопросами и этим слишком знакомым страхом.

Я уже потеряла свою мать – я не могла потерять еще и тетю. Я перебирала пальцами, пытаясь заставить тело снова двигаться, а мозг – активизироваться, наблюдая, как Савилла ухаживает за своей мачехой.

Эти две женщины, две самые близкие к мистеру Финчу, должны были знать что-то, чего они не говорили, что-то об этом дворце, представлении или людях в нем… Мне нужна была информация, чтобы очистить имя моей тети, прежде чем я упущу их из виду.

Я подкралась к Савилле, пытаясь говорить ласковым тоном, который прозвучал более горячо, чем я предполагала, и спросила, могу ли что-нибудь сделать.

Савилла, казалось, успокоилась.

– Спасибо, Дакота. Нужно отвести мамочку обратно в квартиру. Ты мне поможешь? – Она также обратилась к человеку позади меня: – Саммер, ты тоже… Можешь взять ее с другой стороны?

Я повернулась и увидела миниатюрную участницу, все еще стоявшую позади меня. Темно-розовые губы Саммер дрогнули в беспокойстве.

– Конечно! – сказала она.

Я сделала, как просили, и протянула руку миссис Финч, пока Саммер торопливо обходила ее, чтобы выступить в роли опоры с другой стороны. Миссис Финч колебалась лишь мгновение, прежде чем решить позволить нам обеим оказать ей помощь, пока Савилла вела нас к личной резиденции Финчей. Я заметила, как Джемма наблюдает за нами из-под шляпы. В ее глазах с длинными ресницами мелькнула зависть нашей близости к Финчам.

Пока толпа расходилась, вероятно не зная, что делать с неожиданно освободившимся временем, мы медленно прошли мимо библиотеки, по длинному коридору со стеклянным потолком, мимо вестибюля, обогнули солярий и через замаскированную дверь, напоминающую часть стены, вышли к задней лестнице, ведущей на третий этаж. Со всеми этими поворотами и изгибами я бы никогда не смогла найти дорогу обратно в бальный зал и могла только представлять, как это все выглядело со стороны: Савилла и Саммер в шляпах, я в ботинках и джинсах и гламурная миссис Финч, зажатая между нами тремя.

Пока мы шагали по коридорам дворца, легкая воздушность общественных мест уступила место тусклому, желтоватому оттенку, а выцветшие обои стали более вычурными, менее современными. Узор виноградной лозы на темно-синем фоне извивался по стене бесконечными восьмерками, сплетаясь в бесконечность пересекающихся линий. Влияние Позолоченного века было очевидным, и я поняла, что это, должно быть, изначальный декор. Это были комнаты, которые мы не посещали в средней школе, комнаты для семьи и близких друзей.

Комнаты в жилом крыле были помечены табличками, такими как «Апартаменты на годовщину», «Люкс королевы Елизаветы», «Комната памяти». Изменение обстановки создавало ощущение, будто вы попали в хорошо сохранившуюся версию начала двадцатого века. Интересно, сколько еще секретных дверей ведет из этого коридора с люксами?.. Я не была уверена, кто может остановиться в жилом крыле, но предположила, что это ближайшие к Финчам люди – возможно, судьи конкурса, может быть, даже тетя ДиДи. Я заметила двух человек, следующих за нами, один довольно быстро для своего возраста. Это были женщины-судьи: Мисс 1962 года, она же Дорис Дэвис, и Кэти Гилман.

– Вы проверили винный погреб? – спросила Мисс 1962 года Гленду Финч.

Конечно, там должен быть винный погреб. Я мысленно представила ряд за рядом дорогие этикетки, пробки, напитки, тосты в честь женщины года…

Я повернулась, чтобы поближе рассмотреть пожилую женщину, пока она строила теории. Ее седые волосы были подстрижены близко к бровям и уголкам рта.

– Я знаю, что мистер Финч не пьяница, но пару раз видела, как он выпивал, и эта лестница не шутка для людей нашего возраста. Возможно, он налил себе выпить и застрял там внизу. Я не говорю, что подобное случалось со мной, но и не говорю, что не случалось.

– Да, Дорис. Мы проявили должную осмотрительность, – неопределенно ответила миссис Финч, продолжая колебаться между моей рукой и плечом Саммер, хотя, насколько я могла судить, с ее собственными ногами все было в порядке.

– Несмотря ни на что, уверена, тебе не о чем беспокоиться. Он обязательно появится и удивит нас всех. Наверняка это его небольшое развлечение перед конкурсом, – продолжила Мисс 1962, когда мы подошли к двери в то, что я приняла за квартиру Финча. – Может быть, он занят подготовкой грандиозной речи в честь столетия. Ты же знаешь, как он любит внимание! Мистер Финч только рад заставить нас всех волноваться по пустякам.

Пока Мисс 1962 болтала, я передала Гленду обратно на попечение Савиллы, позволила остальным войти внутрь и извинилась, чтобы ненадолго отлучиться. Нужно было написать Лэйси.

Я: Можешь подойти в жилое крыло? Мы где-то на третьем этаже, около апартаментов Финча.

Лэйси: Сейчас никак – секьюрити, дела мероприятия, регистрационные проверки… Прости!

Когда я подняла глаза, увидела Саммер, стоявшую в коридоре.

– Кому ты пишешь? – спросила она, глядя на меня скорее с любопытством, нежели обвиняюще.

– Эм… Лэйси.

Саммер некоторое время изучающе рассматривала меня, прежде чем оглядеться по сторонам.

– Как ты думаешь, твоя тетя как-то связана с… с мистером Финчем и той запиской, которую он оставил? – спросила она, удостоверившись, что нас некому подслушать.

Я поймала себя на том, что оцениваю ее тон, и вместо того, чтобы ответить на вопрос, задала свой собственный.

– Ты уже третий год участвуешь в конкурсе, да?

Саммер кивнула.

– Знаешь, кто может иметь доступ ко всем частям поместья?

– Поскольку это неделя конкурса красоты, я бы предположила, что это сотрудники службы безопасности и уборщики, – она задумалась. – Но если ты имеешь в виду все поместье, я думаю, это мистер и миссис Финч, Савилла… ДиДи…

Она скривила лицо, давая понять, что ей жаль снова упоминать мою тетю.

Я понизила голос и придвинулась к Саммер, вторгаясь в ее личное пространство.

– Слушай, я знаю, что тетя ДиДи не имеет никакого отношения к тому, что случилось с мистером Финчем… Но чтобы убедиться в этом, мне нужно быстро заглянуть в ее комнату, и я предпочла бы не идти одна.

– А, вот оно что… Когда я сказала, что помогу тебе, я имела в виду с макияжем или… гм… как бы так выразиться…

Я нахмурилась. В данный момент мне точно не были нужны советы по красоте.

– В общем, не уверена, что мне стоит… – Саммер замолчала, явно расстроенная.

Прежде чем она успела что-либо добавить, появилась Мисс 1962, выглянула из-за двери и крикнула голосом, слишком громким для ее восьмидесяти с лишним лет:

– ОНИ В ХОЛЛЕ! – и протопала обратно в апартаменты.

Другая судья, Кэти Гилман, открыла дверь шире, ее взгляд метнулся от Саммер к мне.

– С вами все в порядке? – спросила она.

– Да, мы в порядке, – ответила я.

Саммер сделала два шага в направлении Кэти.

– Мисс Гилман, Дакоте нужно достать несколько личных вещей для ее тети, чтобы передать их в тюрьму.

Окей, я впечатлена. Мне нравилась Саммер и ее способность лгать, когда того требовал момент.

– Какие личные вещи? – прищурилась Кэти.

– Косметику, – сочиняла Саммер на ходу, – парик…

Я широко распахнула глаза. У моей тети вообще был парик? Я понятия не имела, но не хотела портить то, что пыталась сделать Саммер.

– Если бы только она могла провести пару минут в комнате и собрать свои принадлежности! – голос Саммер набирал силу. – Представьте, какой это кошмар – остаться без благ цивилизации! Патчи под глаза, пудра, духи… Думаю, это очень много значит для ДиДи.

Я чуть было сама не поверила словам Саммер, потому что это был именно тот список, который, скорее всего, запросила бы моя тетя, – за исключением парика.

Кэти, казалось, колебалась несколько секунд, прежде чем ответить.

– Дай мне минутку, – сказала она, удаляясь. Когда Кэти снова появилась, у нее в руках была карточка-ключ. – Я должна потом вернуть его Савилле и поэтому пойду с вами.

– Я не знаю, какая комната ее, – призналась я.

Кэти махнула рукой, как будто это не имело значения.

– Деанна всегда останавливается в одной и той же комнате, рядом с моей. Это традиция, – с этими словами она повела нас к лестнице, наверх еще на один этаж.

Когда мы втроем достигли четвертого этажа, Кэти указала на свою комнату.

– Это старая детская, где я много лет жила в качестве няни. Финчи предлагали мне и твоей тете коттеджи, но мы за много лет уже привыкли останавливаться здесь. Каждый год, на одной и той же неделе, как по часам. Своего рода семейное воссоединение.

– Как замечательно, – тихо сказала Саммер.

Внезапно меня охватило чувство вины, когда я поняла, что никогда даже не спрашивала тетю о ее ежегодном вторжении в мир конкурсов красоты. Я знала основное – что ДиДи выиграла корону тридцать с лишним лет назад, что вслед за этим она получила работу координатора и ведущей шоу, что она возвращалась во дворец ежегодно, как паломник в святое место. Но помимо вопроса, как прошла неделя, я никогда ничем не интересовалась. Меня вообще не волновала ее роль здесь, и я вполовину не была осведомлена так, как Саммер. У меня перехватило дыхание, и я вытерла глаза, на которые навернулись слезы.

Кэти открыла дверь в комнату тети ДиДи и подвинулась, чтобы позволить мне и Саммер войти. По нескольким косметическим средствам и неприличным вещам, разбросанным по кровати, было очевидно, что полиция уже здесь побывала, но я был полна решимости взглянуть своими глазами. Под ногами был толстый узорчатый ковер, а обои «охотничьего» цвета затемняли комнату. Золотистое одеяло и прямоугольные подушки с темно-синими чехлами лежали на заправленной кровати. Неосвещенный, но блестящий макет замка с крошечной каминной полкой находился в глубине комнаты, а вдоль стен висели картины с коронами, скипетрами и розами.

Мой взгляд упал на летнюю сумочку тети – она предпочитала менять их каждый сезон. Рядом с зеркалом стояла ее черная косметичка, а на кровати лежала сумка для одежды с надписью на стикере: «Блестящее, для Дакоты. Вечеринка Драгоценностей и Самоцветов». Это, должно быть, тот наряд, который тетя выбрала для меня на вечеринку по случаю открытия сегодня вечером. Она думала обо мне, несмотря ни на что.

Кэти, должно быть, заметила, как во мне поднимаются эмоции, стоило переступить порог, потому что протянула мне руку, чтобы утешить.

– Я уверена, с ней все будет хорошо, – сказала она.

– Непременно, – добавила Саммер, уже направляясь в ванную, где могли храниться косметические принадлежности моей тети.

– Они подержат ее несколько часов, поймут, что лают не на то дерево, и отправят домой, – добавила Кэти. – Никто не подумает, что твоя тетя украла корону или была замешана в чем-то еще.

Я подумала о «чем-то еще» – об исчезновении и возможной кончине мистера Финча. Хотелось бы мне верить словам Кэти…

Пока Саммер проверяла ванную, Кэти осматривала комнату, а я стояла на месте, оценивая пространство. Комната тети ДиДи казалась довольно стандартной с зоной отдыха и двуспальной кроватью. Я заметила аккуратный ряд флаконов духов на столе и несколько платьев, висящих в нескольких дюймах друг от друга в открытом шкафу.

– Я знаю, что ты здесь точно не из-за парика. Что именно ты ищешь? – спросила Кэти. – Буду рада помочь, если смогу.

– Понятия не имею, но пойму, когда найду, – ответила я, вставая на четвереньки и шаря под кроватью, которая была безупречно чистой. Ни единого комочка пыли.

– Так, там я тебе не помощник, но, – она изучала комод из вишневого дерева высотой на уровне глаз, – может, ящики?

– Можно, – согласилась я.

Я встала и перешла от кровати к тумбочке, на которой стояла витражная лампа, выглядевшая так, будто ее сделал сам мистер Тиани. Внутри лежали Библия, блокнот и ручка, но никаких заметок на бумаге не было.

– Что это? – спросила Кэти, держа в руках что-то, что она нашла среди нижнего белья моей тети. Мои щеки залились краской, стоило представить, как сильно тетя ДиДи возненавидит всех, кто посмеет рыться в ее вещах, но полиция уже это сделала.

– Что-то задребезжало, когда я выдвигала ящик, и вот, нашла, – сказала Кэти.

Я подошла поближе, чтобы рассмотреть предмет на ее ладони. Это было кольцо, толстое и прочное, но маленькое. Саммер присоединилась к нам, вернувшись из ванной с косметичкой в одной руке и париком в другой.

Кэти вложила находку мне в руку, и мы втроем образовали треугольник, пытаясь понять, на что смотрим.

– Оно слишком маленькое для безымянного пальца, – прокомментировала Саммер.

Она была права.

Я поднесла украшение к свету, и мое сердце упало в пятки.

Одиннадцать

– Здравствуйте, мисс Грин, – сказал шериф Стронг, входя в комнату тети ДиДи, где мы стояли, уставившись на кольцо.

Кэти и Саммер отпрянули, как маленькие дети, и я вполне понимала почему. Его маскулинность, сдобренная ароматом хвои, заполнила комнату.

– Что это у вас? – Он подошел ко мне, рассматривая предмет, о котором шла речь. Его близость заставила меня впасть в краску, и я его за это почти возненавидела. – Что это блестит?

– Вас это не касается, – запинаясь, пробормотала я. Мне очень хотелось говорить с ним спокойно. В конце концов, это просто человек. Человек, который пытался доказать, что моя тетя виновна неизвестно в чем, но все же.

– Меня касается все, что находится в этой комнате, – быстро возразил он.

Я сунула кольцо в карман, глядя на шерифа. В голове тут же прозвучали мамины слова: «Семья превыше всего». И мольба тети ДиДи: «Не верь ни единому их слову».

Он, скрестив руки, с довольной физиономией ожидал, когда я передам ему блестящий предмет.

– А знаете ли вы, что первый в истории конкурс красоты был организован Барнумом, циркачом? У него были всевозможные конкурсы – самые милые малыши, самые красивые цветы, самые лучшие цыплята…

– И самые красивые девушки? – спросила я. – Очень прогрессивно с его стороны.

– Ну, это же вы боретесь за титул первой красавицы, – ответил шериф.

Я сердито посмотрела на него, и на этот раз он признал поражение.

– Я не имел в виду, что вы некрасивая… В смысле, что вам не следует бороться за победу, – сказал он, изучая мое лицо.

Я могла поклясться, что он смущен, и мне вдруг захотелось рассмеяться.

Он протянул открытую руку, ожидая, что я положу туда кольцо. Я не шевелилась, и он постучал по своему значку.

– Мисс Грин, прошу вас.

Я не сдвинулась с места, и ни Саммер, ни Кэти Гилман не сказали ни слова. Если бы это был вестерн, мы бы оказались в классическом, старом добром противостоянии.

– Мне не хотелось бы обвинять вас в сокрытии улик. Но если потребуется…

– Потребуется? Тут уж выбирать только вам, шериф Стронг, вы же знаете.

– Нет – я при исполнении, и ни о каком выборе речи быть не может, – и он снова протянул руку.

– Ладно, – я тяжело вздохнула и бросила кольцо ему на ладонь, не желая соприкасаться с ним кожей.

Он подвигал рукой вверх-вниз, словно взвешивая кольцо. Я видела, как в его голове крутятся шестеренки, и он приходит к тому же выводу, к которому пришла и я. Это было мужское кольцо, и оно точно не могло принадлежать тете ДиДи. Я знала ее украшения. Большинство из них мне не нравилось, потому что казались безвкусицей, – но я их знала. А это было точь-в-точь как кольцо мистера Финча. Я надеялась, что шериф не соотнесет одно с другим.

– Я думала, вы везете мою тетю в тюрьму, – сказала я, чтобы отвлечь его.

Он полез в карман пиджака, вытащил небольшой прозрачный пластиковый пакет и бросил туда кольцо, прежде чем отступить на шаг.

– Я послал с ней одного из своих людей. Как чувствовал, что стоит остаться… Теперь я знаю почему. – Он перевел взгляд с меня на Саммер и Кэти. – Мои люди уже обыскали комнату. Что вы трое здесь делаете?

– Я хотела оценить занавески, – сказала я, невинно пожав плечами. – Чтобы понять, смогу ли я сшить из них красивое платье.

– Честно говоря, моя дорогая, мне наплевать, – подхватил шериф.

Блин, это отвратительно, что он способен улавливать отсылки к классике кинематографа^[10].

– Хотелось бы напомнить вам о пятой поправке^[11], – сказала Саммер мгновение спустя, выпрямившись и глядя шерифу в глаза.

Не уверена, что в нашей ситуации пятая поправка вообще применима, но допустим. Скрестив руки на груди, я долго смотрела на шерифа оценивающим взглядом и затем спросила:

– Вы арестовали мою тетю по обвинению в краже, но я не видела, что было внутри черной сумки, которую нес ваш человек. Что именно он «нашел»? Подходящий ему оттенок румян?!

Я была почти уверена, что уже знаю ответ, так как «первой подсказкой» было пустое место в чемодане, заполненное коронами. Тем не менее хотелось посмотреть, как ответит шериф. Если бы он сказал мне, что это секретная информация, я бы заподозрила, что он пытается что-то повесить на ДиДи. Но если бы он был со мной честен, то здесь уже можно покачать права.

– Среди вещей вашей тети мы нашли корону Мисс две тысячи первого года, – ответил шериф Стронг. – Эти улики в сочетании с письмом, которое оставил мистер Финч, мягко говоря, вызывают беспокойство.

Окей, шериф. Ответ разумный, хоть мне это и не нравится.

– Моя тетя приехала только сегодня днем…

– Вообще-то, вчера, – возразил он, вздернув брови и тем самым подчеркивая, как мало я знаю о передвижениях моей тети.

Не лучшее начало, прямо скажем.

– Ладно. Допустим, вчера, – я стиснула зубы. – В любом случае кто-то мог легко вынуть корону из футляра до ее прибытия – или даже после. И подбросить в ее комнату.

– Да, конечно, – с учетом того, что одна из четырех людей, у которых есть ключ от футляра… – Шериф начал перечислять владельцев этого ключа, тех же самых, кого упомянула и Саммер: – Мистер и миссис Финч, Савилла и ваша тетя.

– Ключ может сделать любой из… не знаю… скрепки! – Теперь я просто несла все, что приходило в голову, лишь бы противостоять логике шерифа, логике, которая была мне совсем не по душе.

– Это конкурс красоты, а не «Макгайвер»^[12], – сказал он. – Так или иначе, вам же известна история этой конкретной короны, мисс Грин?

Я не ответила, и шериф повернулся к Кэти Гилман, которая заметно напряглась, прежде чем поднять руку, как бы отвечая на вопрос от моего имени.

– Она принадлежала пропавшей участнице, мисс две тысячи первого года.

– Так-так. Продолжайте.

Саммер, похоже, удивилась этой информации, и я поняла, что история исчезновения победительницы, должно быть, не является темой для разговоров среди нынешних участников конкурса. Возможно, только те, кто вырос в этом городе или был его частью на протяжении десятилетий, знали об этой тайне.

– Миссис Финч была второй, – продолжила Кэти. – Но потом Мисс две тысячи один исчезла, а Гленда вмешалась и забрала корону себе.

Эти ее слова вызвали в моей памяти текст записки мистера Финча. «Я получаю то, что заслужил, от того, кто забрал корону».

– То есть вы хотите сказать, что в две тысячи первом году настоящая победительница исчезла, а годы спустя ее корона пропала из витрины? – уточнила Саммер.

– Записка мистера Финча намекает, что тот, кто украл корону, каким-то образом мстит ему за исчезновение первоначальной победительницы, – сказал шериф.

– Мне так нравится, что вы полагаетесь на письмо, которое миссис Финч могла написать сама! – У меня вырвалось презрительное фырканье. – Ну а если он это написал, то вполне мог иметь в виду, что это его жена – та, кто изначально отобрала корону у Мисс две тысячи один и так хотела ее заполучить!

Саммер моргнула, и одна из ее ресниц прилипла к щеке, прежде чем полностью отвалиться. Она дернула за накладные ресницы, обдумывая ситуацию, и вдруг замерла: один ее глаз внезапно стал меньше другого.

– Стало быть, шериф считает, что ДиДи замешана в краже из-за этого письмеца и потому что корона была в ее комнате? Это в лучшем случае косвенные улики, – добавила я.

Лицо шерифа оставалось непроницаемым, и это буквально сводило с ума.

– В настоящее время мы все еще собираем информацию, но из показаний свидетелей у нас есть вероятные основания…

– …заключить мою тетю под стражу? – перебила я, глядя ему в глаза – насколько это, конечно, позволяли шесть дюймов роста в его пользу. Мы смотрели друг на друга слишком долго, и у меня снова вспотели руки. С этой щетиной на подбородке он казался воплощением стоицизма.

– На данный момент Деанна Грин задержана за кражу короны, но мы будем допрашивать всех подозреваемых, пока ищем Фреда Финча. – Шериф глубоко вздохнул, словно решая, как бы поступить с тремя плохо себя ведущими женщинами. Когда он снова заговорил, его речь замедлилась, как бывает, когда взрослые обращаются к маленьким детям. Мне, врочем, было не до смеха.

– Свидетель сообщил, что видел женщину, похожую на Деанну Грин, которая спешила из бального зала с черной сумкой в руках.

– Ваш свидетель – Джемма Дженкинс? – спросила я. – Или доктор Беллингем?

Он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня:

– Хотите перечислить всех, кто был здесь на этой неделе?

Мне не понравился его тон – как и тот факт, что он знал больше меня. Это срочно нужно исправить!

– Многие женщины из присутствующих здесь могут издали выглядеть как тетя ДиДи, – не сдавалась я. – В том числе и миссис Финч.

– Сведения, которые мы получили о ДиДи, пока подтверждаются. Ваша тетя вращается в этих кругах уже несколько десятилетий. Вы понятия не имеете, что она видела или делала.

– Она никогда не возьмет то, что ей не принадлежит! – выпалила я.

– Если ваша тетя что-то знает, я надеюсь, она заговорит.

«Она не заговорит, потому что ей нечего сказать! – Вот, что мне хотелось ему крикнуть. – Нет никакого преступления. Его просто не может быть! И знаешь, откуда я это знаю?! Потому что эта женщина заставляла меня ходить в церковь и каждую неделю преподавала в воскресной школе несносным четвероклассникам! Эта женщина изо всех сил старалась не дать мне слушать ничего, кроме госпела^[13], большую часть моего детства! Более того, эта женщина всегда возвращалась к кассе в ресторане, если думала, что ее напиток не включили в счет! ДиДи жила по принципу «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой», и я, увы, до недавнего времени совсем не ценила этот моральный ориентир. А стоило бы.

Двенадцать

Шериф не трогался с места и явно не собирался покидать комнату моей тети, так что мне пришлось позволить ему осмотреть сумку с моей одеждой и только потом уйти под руку с Саммер. Мы, высоко подняв головы, как истинные королевы, величественно проследовали в коридор с темными обоями, а Кэти поспешила обратно в резиденцию Финчей.

По правде говоря, я понятия не имела, с чего начать, чтобы доказать невиновность моей тети или отыскать мистера Финча. Я не имела никакого представления о планировке дворца и уж тем более о том, где старый миллионер, который исчез, оставив загадочную записку, предпочитал проводить время в поместье.

– Пойду посмотрю, что делают Савилла и ее мачеха, – сказала я Саммер, притворяясь, что контролирую ситуацию.

– Скорее всего, они готовятся к сегодняшнему вечеру.

Это предположение меня ошеломило.

– Но… погоди… мистер Финч же пропал! Думаешь, они все равно придут на вечеринку?..

– Миссис Финч сама сказала, что шоу будет продолжаться, по крайней мере пока. – Саммер пожала плечами и взглянула на часы. – Кстати, до начала полтора часа.

Она сняла накладные ресницы с другого глаза и стерла тушь. Выглядело, будто части ее лица отвалились.

Саммер взглянула на набор для макияжа и парик, которые шериф осмотрел, прежде чем позволить нам забрать их из комнаты моей тети.

– Стоит попробовать передать их ДиДи, как считаешь? – спросила она.

– Конечно. Если только они тебе позволят.

Я хотела пойти к тете первой, но сейчас важнее было оставаться здесь, чтобы очистить ее имя.

– Я хотя бы попытаюсь. Это заставит ее почувствовать себя собой… во всем этом безобразии, – сказала Саммер.

Меня охватило чувство благодарности за то, что на стороне моей тети есть кто-то еще, кроме Лэйси.

– А потом, когда вернусь, накрашусь и переоденусь. Кстати, у меня есть немного молока магнезии. Хочешь? – спросила Саммер.

– Для того, о чем я подумала? – Я похлопала себя по животу, предположив, что после всей этой драмы может запросто подташнивать.

– О… Нет, хотя, признаюсь, иногда я пью его после долгого дня со своими учениками… – рассмеялась она. – Молоко магнезии – лучшая основа для макияжа. Лосьон после бритья тоже подойдет. Твоя кожа будет выглядеть как фарфор!

– Спасибо, – ответила я с интонацией, больше похожей на вопросительную.

– Серьезно, у меня с собой есть все, что нужно. Если что, я в девятом коттедже. То есть буду там, как только выясню, как передать это ДиДи.

Серьезность намерений Саммер не вызывала сомнений. Она в последний раз коснулась моей руки, прежде чем ускользнуть прочь в поисках офицера, который доставит ДиДи сокровища, добытые в ее комнате.

В этот момент зазвонил мой телефон. Неизвестный номер. Кто это? Очередной коллектор или это по поводу тети? На всякий случай я нажала на зеленую трубочку.

– Алло?

– Мисс Дакота Грин? – спросил мужской баритон.

– Она самая, – подтвердила я.

– Это офицер Мика Спрадлин. Ваша мать заботилась о моей жене, когда она…

Я смутно припоминала его и его жену, которая перенесла рак груди несколько лет назад.

– В общем, не суть, – выдохнул он. – У меня в участке твоя тетя, и ты – ее единственный звонок. Хочешь поговорить с ней?

– Да! – почти закричала я.

– Тогда передаю трубку.

После некоторого шороха заговорила моя тетя.

– Дакота? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Я здесь, – мгновенно отозвалась я, больше всего на свете желая дотянуться до нее через телефон и дотронуться рукой.

– Послушай, дорогая. Я хотела тебе сказать… Не могу объяснить, но… я почти видела, как она косится на офицера, слушающего наш разговор через плечо. – Мне нужно, чтобы ты работала с шерифом.

Это было совсем не то, что я ожидала услышать.

– Но…

– У меня не так много времени, милая. Запомни: он просто выполняет свою работу. Я молилась по дороге на станцию и…

– При всем уважении, сейчас не время для молебнов, – перебила я. О Господи! Молилась она! Тетя ДиДи часто ссылалась на Бога, причем так, будто Он сидел напротив нее за чашечкой утреннего кофе. Но если Он не собирается появиться и вытащить ее из тюрьмы, сегодня мне точно не до Него.

– Дакота Деанна Грин, – отчеканила тетя, используя мое полное имя. Последний раз она так обращалась ко мне, когда я притащила в свою комнату пачку печенья и привлекла тем самым огромную вереницу муравьев. – Слушай меня внимательно.

– Да, мэм, – выдохнула я, мгновенно съежившись.

Она тяжело вздохнула.

– Так вот, я молилась, и на меня снизошло одно из особых чувств.

Я знала, что она имела в виду, объяснений не требовалось. ДиДи часто приписывала эти «особые чувства» собственной проницательности или «Святому Духу», но чаще всего оказывалась права. Поэтому и мама, и я научились прислушиваться к ее озарениям.

– Шериф просто выполняет свою работу, и как только он разберется в происходящем, увяжет вместе все ниточки, сразу же отпустит меня. Он хороший человек, я в этом уверена.

Допустим, ДиДи и права относительно характера шерифа в целом, но мне он уже показался сложным.

– Но ему нужна помощь, – продолжала тетя. – Он новичок, а тебе прекрасно известно, что в нашем Оберджине не любят посторонних – если только они не в платье и на каблуках. Ну или не собираются потратить кучу денег на туризм. – Она сделала паузу, чтобы дать мне осмыслить сказанное. – Ты была рядом с миром конкурсов красоты всю свою жизнь и можешь помочь ему найти то, что вытащит меня отсюда.

– Не думаю, что ему нужна моя помощь.

– Неважно. Главное, что ты можешь предоставить ему доказательства, которые он сам пропустит. Понимаешь?

– Да, мэм.

– Вот и славно, – сказала тетя ДиДи со спокойным вздохом, как будто она проверила последний пункт в списке дел и поставила напротив него галочку. – Я буду ждать.

Тринадцать

В день маминых похорон июльское солнце светило ярко, но на удивление прохладный ветерок сослужил прекрасную службу у могилы. Я сердито смотрела на огонь и ворчала, пока проповедник из Первой баптистской церкви читал 23-й псалом другим жертвам рака, горожанам и нашей небольшой семье из двух человек. Я боролась с желанием лопнуть все воздушные шары, которые мама попросила нас выпустить на ее могиле – чтобы напомнить, что смотрит на нас сверху. Я никогда не считала себя особенно злым человеком, но, похоже, исключительно потому, что до того дня у меня не было причин злиться. Я выросла в хорошей семье – пусть и неполной, без успешного отца, фактически моими родителями были мама с тетей ДиДи. Моя жизнь состояла из непрерывного потока учебы и животных, я двигалась к будущему успешного ветеринара в маленьком городке. Может, выглядит скучновато, но мне даже в детстве нравилась схема: поставить цель – упорно трудиться – достичь – повторять.

Однако с каждой неудачей в лечении мамы я становилась все злее, и к тому времени, как пришлось стоять у ее могилы в черном платье, от молнии которого зудело буквально всё, я была вне себя от злости. Я ненавидела и проповедника, и свою тетю, и больницу, и этот город со всеми его пирогами и «легко разогреваемыми» запеканками. Я ненавидела маму за то, что она умерла. Ненавидела себя за бессилие. Я ненавидела саму жизнь – целую неделю. Потом я выдохлась. Гнев испарился, и в моих костях осела тяжесть, делая меня сонной и вялой, как будто я все время пробиралась через болото по пояс в воде.

Одна из моих преподавательниц работала в Африке, изучала поведенческие модели слонов в дикой природе. Я помню, как она рассказывала о том, как они выражают скорбь, как молодой слоненок ходит кругами вокруг мертвого тела матери, как стадо хоронит своих мертвецов. Слоны плакали и проявляли признаки депрессии. Именно так у меня и было, и я об этом знала. Но знание проблемы далеко не всегда помогает ее устранить.

Примерно через месяц после смерти мамы я обнаружила, что сон – отличное средство сбежать от окружающей действительности. Очень помогало, например, когда друзья трезвонили в соцсетях по поводу возвращения к учебе – этот год должен был стать для меня последним в ветеринарной школе. Я засыпала с телефоном в руке и оставалась в таком состоянии от двенадцати до четырнадцати часов в день. Так продолжалось, пока однажды тетя ДиДи не разбудила меня грохотом кастрюль и сковородок на кухне. Она приходила минимум раз в день, приносила еду, но не готовила мне полноценный завтрак с тех пор, как умерла мама, – точнее, за несколько недель до этого.

– Хватит, – сказала она, когда я ввалилась на кухню налить себе чашку вчерашнего кофе. – Сегодня мы идем к врачу, чтобы подобрать тебе лекарства. Я нашла тебе работу на конюшне – на время, пока ты не найдешь что-то более постоянное или не вернешься в ветшколу.

Я была удивлена, что ДиДи зашла так далеко. Впрочем, не стоило: тетя организовывала мои внешкольные занятия и возила меня на приемы к врачам большую часть моей жизни. И все же такая прямота, такая требовательность были мне в новинку.

Я пыталась отмахнуться от разговоров о работе и планов на дальнейшую жизнь. Скажем так, впервые в жизни у меня вообще не было плана. Никакого. Тот факт, что я не смогла спасти жизнь мамы, полностью выбил из-под моих ног почву.

Как только я закончила завтракать, тетя ДиДи затолкала меня в ванную, вручив мне поношенные джинсы и мятую футболку, которые, вероятно, обнаружила на полу в моей комнате. Позже она нашла и мои ботинки – один в коридоре, а другой под диваном. ДиДи укоризненно покачала головой и пошутила о том, как маме было бы стыдно за состояние ее дома.

Это привлекло мое внимание – отчасти.

Позже тем утром мы пошли к доктору Палмеру, и он выписал мне рецепт на антидепрессанты. В тот же день я проглотила первую дозу, а потом попыталась составить список вещей, которые нужно сделать, чтобы как следует убрать дом.

В конце дня я почувствовала себя лучше – всего на два процента лучше, но все же… это уже что-то.

На следующий день приехала тетя ДиДи, и мы повторили весь процесс заново, но на этот раз вместо того, чтобы сопроводить меня к врачу, она собственной персоной отвезла меня в конюшню для неформального знакомства с Беллой и другими лошадьми. С того дня у меня был распорядок дня, место, куда я должна была ходить, цель. Благодаря тете ДиДи.

Лэйси вернулась в город пару месяцев спустя. Работа в Нью-Йорке не удалась, так что она открыла свой бизнес по организации мероприятий для Оберджина и близлежащих городов. Я подозревала, что это моя тетя подтолкнула ее вернуться, из-за моего состояния – впрочем, никакого подтверждения этой теории у меня не было.

Так или иначе, Лэйси и моя тетя спасли меня от голодной смерти, погребения под хламом – и под тяжестью моего собственного горя. Но я все равно не полностью воссоединилась с миром как целостная и нормально функционирующая личность. Мне это было не нужно. До недавнего времени.

С осознанием новой цели я сказала тете, что люблю ее, повесила трубку и направилась обратно в резиденцию Финчей. Я постучала в дверь с надписью «Апартаменты Тиклд Пинк», и Кэти пригласила меня войти.

Название не обманывало: входная дверь действительно светилась розовым светом. Светлые деревянные лестницы поднимались на пол-этажа в открытую гостиную. У двери была вешалка для шляп – я повесила туда сумку с одеждой. Затем я окинула взглядом высокий куполообразный потолок и изогнутые окна, и вдруг мой взгляд упал на миссис Финч. Она лежала с поднятыми ногами на ярко-розовом бархатном диване.

– Слава богу, ты здесь! – сказала миссис Финч.

Я подумала было, что она обращается ко мне, но Гленда протянула руку Кэти Гилман.

– Дорис вернулась к себе, чтобы вздремнуть, а Савилла на кухне, готовит мне тосты – как будто я могу съесть хоть кусочек. Я здесь совсем одна со своими мыслями! – пожаловалась миссис Финч.

Кэти сочувственно улыбнулась ей и жестом приказала мне снять ботинки. Вскоре мои ноги погрузились в бледно-розовый ковер. Стены позади нас маячили вертикальными пурпурными полосами на фоне светло-серебристой плоскости. Домик мечты Барби не имел ничего общего с этим роскошным жилищем. Как сказала бы мама, это нечто иное.

Было трудно представить мистера Финча, мужчину, с которым я общалась лично и который теперь исчез, в этой бесконечно розовой обстановке. Не то чтобы мистер Финч казался чрезмерно мужественным, но тем, кто оценил бы розовый, он тоже не выглядел. Тем, кто оценил бы розовый в таком количестве, РОЗОВЫЙ!

– Вам что-нибудь нужно? Может быть, принести вам воды? Или выпить? – спросила Кэти, легко возвращаясь к своей роли бывшей сотрудницы Финчей.

– Мои тапочки – будьте любезны. И налейте, пожалуйста, немного виски мистера Финча.

Кэти открыла высокий шкаф из вишневого дерева, который величественно возвышался за диваном миссис Финч, и жестом попросила меня налить выпить, а сама отправилась на поиски тапочек.

– Каролина, верно? – спросила миссис Финч. Так как ее глаза были театрально прикрыты рукой, едва ли она могла видеть меня достаточно ясно, чтобы понять, кто перед ней.

– Дакота, – ответила я, стараясь не показаться обиженной тем, что эта женщина не помнит моего имени.

– Да-да, точно. Подруга Савиллы.

Э-э. Это, конечно, с большой натяжкой, но окей, допустим.

– Только чуточку, – попросила она, показав пальцами расстояние примерно в пару сантиметров. – Виски там, на верхней полке, за книгами. Мы не были здесь с декабря, но мой муж все равно чувствует необходимость прятать бутылку. Говорит, что не любит делиться своими драгоценными запасами… Вечная паранойя, что кто-то охотится за его вещами.

Такая оценка из уст жены прозвучала любопытно, особенно с учетом того, что мистер Финч пожертвовал достаточно денег городу на первоклассный парк и отремонтированную школу, а также инвестировал в множество заведений на Мейн-стрит. Едва ли это поведение параноика или скупого человека. Интересно, насколько хорошо миссис Финч знала своего мужа?..

Я взяла книги с полок и сложила их на приставном столике, одну на другую. Содержание большинства из них абсолютно не удивляло: «История мира конкурсов красоты», «Руководство по коронации от тренера конкурсов красоты», – чего-то такого я и ждала. Но было и несколько сюрпризов, а именно «Пасеки на заднем дворе» и «Как восстановить разрушенный дом». На мгновение я задумалась, было ли последнее название буквальным или образным.

Когда я наконец добралась до виски, вперед упала тонкая бухгалтерская книга, которая не могла уместиться в моей руке. Поскольку предплечье миссис Финч все еще лениво закрывало ее глаза, я подняла книгу и молча перелистнула страницы, заполненные рядами цифр.

Я сунула книгу в задний карман, пообещав себе, что верну ее, когда изучу повнимательнее.

Открыв бутылку, я почувствовала запах карамели и ванили. В самом конце полки расположился поднос с добавками, среди которых был имбирь, лимон, мед, сладкий вермут и грейпфрутовый сок. Рядом с подносом стояли два маленьких стакана.

– Хотите, я что-нибудь добавлю в виски? – спросила я.

– Есть мед? Тогда его, – отозвалась миссис Финч.

Я открыла крышку небольшой стеклянной баночки, очень похожей на ту, что дарили участницам конкурса после регистрации. На этой была самодельная этикетка с изображением маленькой фиолетовой пчелы и белого цветка с алыми точками. Когда я заглянула внутрь, в нос ударил аромат виноградной лозы. Он напомнил мне о наших походах с мамой, когда она учила меня определять паслен, морозник и мандрагору. Мы, к сожалению, не были ведьмами, но мама хотела, чтобы, если меня угораздит заблудиться, я точно знала, чего не следует есть.

– Почти готово, – сказала я, и в этот момент снова появилась Кэти.

– Миссис Финч, вы же всегда говорите, что употребление сахара вызывает у вас беспокойство! – посетовала Кэти, надевая на ноги бывшей хозяйки пушистые розовые тапочки. Жест был на удивление интимным.

– Да какая сейчас разница, – миссис Финч вздохнула, по-видимому расстроенная моей медлительностью так же, как и советом, который дала Кэти. – Ладно, пусть будет чистый.

Я налила немного виски так быстро, как только могла. Передавая ей стакан, я решила задать прямой вопрос.

– Миссис Финч, если представить, что ваш муж ушел по собственному желанию, куда он мог пойти? Он когда-нибудь гуляет по территории?

– Не во время конкурса красоты. Он всегда либо здесь, со мной, либо внизу с конкурсантками. – Миссис Финч сделала глоток виски. – Его любимые места, помимо нашей квартиры, – библиотека и солярий. Но, будь он там, очевидно, охрана бы уже его нашла.

– А сады? Я спрашиваю, потому что думаю присоединиться к поисковой группе, – солгала я, но лишь отчасти. – Я видела лабиринт из живой изгороди в центре сада… Не мог ли мистер Финч там заблудиться?

– Я приказала обыскать все, проверить каждый дюйм сада. Я также связалась с охраной главных ворот и позвонила всем нашим друзьям в Нью-Йорке, а также в фирму, которая занимается нашими деньгами. Никто не слышал о нем, и вдобавок он оставил здесь свой телефон, кошелек и ключи. Мой муж будто растворился в воздухе.

Она отпила еще один глоток, а затем пристально посмотрела на меня поверх края стакана, прежде чем продолжить:

– Мой муж стареет. Ему только что исполнилось семьдесят пять, и, хотя он не выглядит на свой возраст, список его болезней длиной в милю. Подагра, диабет, высокое кровяное давление… – Она поняла, с кем говорит, и на некоторое время замолчала.

– Несмотря ни на что, он не просто «бродит», – продолжила Гленда, сделав соответствующий жест рукой в воздухе, – не сообщая мне о своем местонахождении. Вы можете этого не осознавать, но двадцатипятилетняя разница в возрасте на данном этапе нашего брака означает, что я играю роль медсестры гораздо чаще, чем жены.

– Конечно, миссис Финч, – поспешила вмешаться Кэти, пытаясь смягчить настроение женщины. Она пододвинула кресло с подголовником поближе к дивану и села на край, поджав лодыжки. – Уверена, что мистер Финч появится в любую минуту. Дакота вовсе не намеревалась совать нос в чужие дела.

Как же. Именно это я и собиралась сделать. Это единственный способ найти улики, чтобы вытащить мою тетю из тюрьмы и обеспечить продолжение шоу, чтобы у меня был шанс выиграть призовые деньги. И нужно, чтобы все это произошло как можноскорее.

Миссис Финч провела пальцем по внешней стороне стакана, прежде чем вернуть его мне.

– Еще один, пожалуйста.

Я выполнила просьбу и вернула ей стакан.

– Этот человек любил каждую минуту своей жизни. Каждое событие, каждую поездку, каждую женщину. – Гленда сделала еще один большой глоток. – Если он ушел, значит, на то была причина.

– Но не было никаких признаков борьбы или взлома, – сказала Кэти, успокаивающе похлопав миссис Финч по руке. – Давайте хотя бы попытаемся мыслить позитивно!

– Я знаю своего мужа. Он бы ни за что не вступил в драку. Он использовал бы свое обаяние – или свои деньги, – чтобы выпутаться из передряги. Возможно, он как раз сейчас ведет переговоры со своим похитителем.

И тут меня осенило.

– Вы сказали, что, когда ушли от него сегодня днем, мистер Финч допивал стакан виски и собирался вздремнуть, верно? – Я протянула бутылку. – А что, если в виски что-то подмешали, и, когда он его выпил, кто-то просто вынес мистера Финча? Он сравнительно некрупный мужчина.

Миссис Финч поднесла свой стакан к свету, глядя сквозь него, как будто могла увидеть внутри частицы исчезающих молекул мужа.

– Если в виски что-то подмешано, думаю, мы скоро об этом узнаем.

С этими словами она сделала последний глоток и протянула мне стакан для следующей порции.

Меня это обеспокоило. Она что, хочет умереть? Или мое предположение показалось ей настолько нелепым, что можно не воспринимать всерьез? В любом случае я отлично справлялась с ролью детектива-любителя вот уже целых несколько минут.

Я наполнила стакан и вернула его миссис Финч. Оглядывая комнату, я пыталась удержать зудящие пальцы подальше от бухгалтерской книги в кармане.

Через мгновение вошла Савилла. Она уже распрощалась со шляпой, в которой я ее видела раньше, и переоделась в плюшевый розовый халат. А еще накрутила волосы на бигуди с липучками. Ее лицо было покрыто какой-то мятно-зеленой маской, так что были видны только глаза без макияжа. Она несла тарелку с тостами, а также блюдо чайных кексов и булочек, которые, я была почти уверена, никто не станет есть.

Пока она обслуживала свою мачеху, я чувствовала себя совершенно незаметной, и это позволило рассмотреть произведения искусства, развешанные по стенам.

Там было четыре картины, каждая из которых представляла собой абстрактное изображение безликой женщины в ленте и короне. Я подошла к ближайшей ко мне картине, пока Савилла и Кэти продолжали суетиться вокруг миссис Финч. В углу первого холста я прочитала имя модели и художника.

Мисс 1990. Фредерик Финч.

1990. Год, когда победила моя тетя. Я приблизилась к картине, чтобы найти какие-нибудь черты тети ДиДи. Помимо светлых волос, которые, казалось, были у каждой из женщин на картинах, я не могла узнать ничего, кроме… Да. Мои глаза сканировали модель, пока не остановились на ключице.

Вот оно. Слабое фиолетовое пятно краски на правой стороне ее ключицы. Овальное родимое пятно ДиДи. Мама сказала, что это гемангиома. Этот термин впервые прозвучал, насколько я помню, еще в детстве, когда я указала на похожую отметину на моем предплечье и спросила, что это. Родинка в форме, похожей на сердце, – еще одна общая физическая черта с тетей ДиДи. Но она всегда маскировала свою «родинку» с помощью макияжа и никогда не позволила бы какому-то пятну маячить во время конкурса красоты – как мистер Финч изобразил на своей картине.

Я внимательно прищурилась, прежде чем перейти к следующей. Мисс 2001. Фредерик Финч.

Год пропавшей победительницы, а теперь и украденной короны. Я никак не могла определить модель на этой картине. Никаких особых отметин, и, как и на всех остальных картинах, объект – блондинка с размытым лицом.

К счастью, мне не пришлось гадать, потому что миссис Финч поймала меня за изучением картины и поделилась информацией добровольно.

– Это я, в молодые годы. Что скажешь?

– Откуда вы знаете, что это не оригинальная Мисс две тысячи один? – вырвалось у меня прежде, чем я успела себя остановить. Три другие женщины в комнате замерли.

Прошло не менее двадцати секунд, прежде чем миссис Финч издала звонкий смешок.

– Конечно, это я, – она махнула рукой, словно отгоняя дым. – Мисс две тысячи один отказалась от участия в торжествах, и меня тут же короновали как победительницу. Я носила эту честь много лет. Она получила ее… не знаю… на несколько часов.

Она произнесла последние слова так пренебрежительно, словно изначальная потеря первого места не ранила ее глубоко. И именно это показало, насколько глубока была рана на самом деле.

– Кто она? – спросила я, возможно, опять слишком прямолинейно. – Первая Мисс две тысячи один?

Савилла закашлялась, а Кэти затаила дыхание. Видимо, никто из них не хотел, чтобы я говорила с миссис Финч о ее прошлом.

– Иногда… – Гленда неопределенно махнула рукой в мою сторону. – Иногда даже лучшие шоураннеры плохо справляются со своей работой.

Она бросила на меня многозначительный взгляд, как будто я должен была знать, о ком она говорит.

– Подождите… А кто тогда был главным по организации шоу? Тетя ДиДи?

Миссис Финч пожала плечами.

– Для всех участников, я думаю, лучше оставить прошлое в прошлом. Ты так не думаешь, Шайенн?

– Дакота, – поправила я. – И, нет, я думаю, лучше…

– Да, конечно, конечно, – перебила миссис Финч. – Знаешь, это печальная реальность, что иногда… ну, люди лгут, и это влечет за собой последствия. Ты так добра, что напомнила нам об этом.

Она одарила меня изысканной улыбкой, прежде чем продолжить.

– Когда королева того года отреклась от своей победы, корона и титул достались мне. Это могло бы вызвать настоящий скандал, если бы я любезно не приняла их. А так все были в восторге от того, как я справилась со своими обязанностями, особенно мистер Финч.

Савилла, казалось, вздохнула с облегчением, услышав от мачехи краткое изложение событий, в то время как Кэти отвела взгляд. Оба ответа только заставили меня захотеть узнать больше.

– Счастливый случай, вот что это было. Мои родители даже не могли позволить себе пропустить работу, чтобы съездить на шоу, – сказала миссис Финч, устраиваясь на диване. Я чувствовала, что она обращается лично ко мне, даже когда она прикрыла глаза, вспоминая. – Я одолжила пару платьев у подруги, у которой было больше денег, чем у моей семьи, и поехала на машине в Ричмонд, чтобы пройтись по магазинам с единственной кредитной картой, которая была у папы на его имя. Я оставила бирки на всех покупках и планировала вернуть их после конкурса.

– Но в итоге вы победили.

Я почти видела, как миссис Финч стоит на сцене в качестве участницы, истекая слюной в ожидании этой победной короны, а потом забирает ее на следующий день. Почему ее никто не считает главным подозреваемым в сложившейся ситуации? Ей явно было плевать на своего мужа, самое главное, что корона оказалась в ее жадных руках!

Я прошла мимо третьей и четвертой картин, менее примечательных и более новых. Мисс 2012. Мисс 2019. Работы Фредерика Финча.

Миссис Финч открыла глаза и изучала меня, словно внезапно учуяла мое любопытство. На мгновение я задалась вопросом, не выгонит ли она меня из своей квартиры, но она была слишком вежлива – или, по крайней мере, хотела таковой казаться. Кроме того, если ей нечего скрывать, я не могла представлять угрозы. Возможно, она уловила ход моих мыслей, потому что продолжила:

– Да, после небольшой… драмы я выиграла корону и многое другое.

Я посмотрела на трех женщин, образующих полумесяц в этой квартире Викторианской эпохи, сплошь покрытой розовым. Миссис Финч горделиво возлежала на том, что сто лет назад, во времена возникновения шоу, назвали бы обморочной кушеткой. Две другие дамы – следящая за модой, среднего возраста Кэти и шикарная, молодая Савилла – выглядели как ее верные фрейлины, ее преданные спутницы и соучастницы преступления. Я попыталась подавить блуждающие внутри мысли. Ни в коем случае нельзя позволить этой странной обстановке и декору затуманить мой разум! Скорее всего, настоящая Мисс 2001 просто сбежала далеко-далеко отсюда, чтобы продолжить жить полной и счастливой жизнью.

Но нет, эта идея не «засела у меня в животе», как выразилась бы мама. Полиция нашла корону того года в комнате моей тети именно в ту самую ночь, когда мистер Финч якобы написал «настоящим драгоценностям» своей жизни, чтобы «продолжали» без него.

Так что о Мисс 2001 сказано далеко не все.

Миссис Финч тем временем заканчивала свою маленькую тираду.

– Фредерик был поражен, – она сухо рассмеялась. – Позже он сказал мне, что не хотел, чтобы я выиграла корону, потому что уже решил жениться на мне. А так, люди могли подумать, что конкурс был подстроен.

– А это так? – поинтересовалась я.

– Конечно, нет! – воскликнула испуганная Савилла, и ее ледяные голубые глаза буквально впились в меня. Прежде она никогда не смотрела на меня так. Возможно, Савилла хотела, чтобы ее мачеха отдохнула… или ей не понравилось мое любопытство по поводу ее семьи. Она резко встала, извинившись, что ей нужно подготовиться к вечеринке, и поспешила уйти.

Я почти могла представить, как миссис Финч много лет назад разыгрывает скромницу, отказываясь спать с мистером Финчем, чтобы получить настоящий приз – все это. Когда Мисс 2001 исчезла с лица земли, миссис Финч выиграла и корону, и мужчину, и поместье.

Везучая девочка.

Четырнадцать

Люди, которые сами не из сельской местности, никогда не могут поверить, что работа тех, кто называет себя ковбоями, в основном никак не связана с возделыванием земли или выпасом скота. Например, это может быть учительница, которая летом живет на семейном ранчо, или хирург-ортопед, работающий в часе езды от фермы, которую они с мужем купили в рамках своего пенсионного плана. Или ребенок, который носит теннисные туфли в школу и надевает ботинки на родео для юниоров. Быть ковбоем – это состояние души, и единственным требованием к этому статусу является любовь к животным и пыльным джинсам.

Я как-то и забыла, что именно тетя ДиДи первой начала рассказывать мне истории о настоящей ковбойше, героине по имени Кейт Уорн. Мама несколько лет работала в ночную смену в больнице, так что за ужин и сон отвечала ДиДи. Когда в доме становилось тихо, я забиралась под одеяло с мультяшными лошадками, а тетя обнимала меня и рассказывала об этой женщине. Первой женщине-детективе, которая, как утверждала ДиДи, была девушкой-ковбоем на полставки. В историях всегда фигурировали разные вариации ее имени – Китти, Кэт, Кэти, Кей, – но все они были полны подробностей о том, как эта женщина и ее лошадь расстраивали заговоры против президента Линкольна, выслеживали грабителя банка, укравшего тысячи долларов, собирали разведданные во время Гражданской войны и в целом исправляли ситуацию в девятнадцатом веке.

Удивительно, но детство мисс Кейт Уорн было очень похоже на мое – ее воспитывали мать и незамужняя тетя. У этой девочки был всего один близкий друг, и она могла почувствовать, что нужно животному, одним взглядом. Отличия были лишь в незначительных деталях, явно выдуманных.

Когда я перешла в среднюю школу и решила сделать исследовательский отчет об этой знаменитой исторической личности, обнаружила, что Кейт Уорн умерла в середине тридцатых, и исследователи знают о ней очень мало. За исключением истории про Линкольна, которая является правдой, все остальное, включая лошадь, оказалось плодом воображения моей тети.

Когда я спросила ДиДи о «вымышленных дополнениях» к жизни Кейт Уорн, она пожала плечами и сказала, что расширила правду, потому что хотела, чтобы я в себе не сомневалась. Тетя видела, что я, пацанка, не вписываюсь в круг детей, популярных в нашем городе, центре конкурса красоты, вроде Савиллы Финч и ей подобных. ДиДи стремилась внушить мне уверенность, что кто-то вроде меня – например, девочка, которая предпочитает читать «Черного красавчика» и рисовать лошадей, девочка, которая плачет над умершими золотыми рыбками и долгие годы боится пчел, чувствительный и независимый ребенок, который не «точно соответствует шаблону», – это нормально. Даже хорошо. Я смотрела на абстрактный портрет тети ДиДи в гостиной Финчей и вспоминала все это. Вдруг завибрировал телефон. Я извинилась и вышла в коридор проверить сообщения. Три пропущенных звонка с пометкой «Спам» означали, что кредиторы снова взялись за свое, и их непреклонность заставила мой желудок сжаться от неопределенности будущего. Я представила себя стоящей возле маминого дома рядом с табличкой о конфискации имущества, несколькими семейными реликвиями и коробкой фотографий на заднем сиденье машины.

Тетя ДиДи всегда говорила, что драматизировать – это тратить время попусту, но я своими глазами наблюдала, как эта самая драма, да что там, катастрофа произошла с мамой меньше года назад. Чтобы избежать еще одной, мне придется поднажать – и победить. Я удалила уведомления, понимая, что разбираться с этим прямо сейчас выше моих сил, но все же была рада предлогу выбраться из этих душных апартаментов. С напряженной миссис Финч в короне и при титулах, отдающей нам приказы, и с безымянной Мисс 2001, висящей на стене абстрактным портретом. Мне определенно нужно было перевести дух.

Я схватила сумку для одежды, которую оставила у двери, и посмотрела вверх-вниз по коридору, гадая, как спуститься вниз. Попытка пойти в одном направлении привела меня в тупик. Я вернулась назад по своим следам, на этот раз ощупывая стену в поисках потайной двери. Через некоторое время я обнаружила пролом в стене между панелями и, толкнув его, оказалась на лестнице, по которой мы ранее поднимались. Я покачала головой в изумлении и поспешила на первый этаж. Скоро должна была начаться вечеринка Драгоценностей и Самоцветов, но сейчас передо мной не было ни шумных коридоров, ни женщин, цокающих каблуками по мраморным полам. Поскольку я все еще не знала, как найти свой коттедж, решила пробраться в ближайшую к вестибюлю уборную.

Даже туалет здесь был роскошным, с блестящими латунными кранами и серым мрамором в крапинку. Сидя в одной из кабинок, я взяла гроссбух, «позаимствованный» из шкафа мистера Финча, и взялась его просматривать.

Первая запись на самой первой странице книги в проволочном переплете была датирована 1982 годом. Буквы ККДР – конкурс красоты Дворца Роз – были написаны рядом с серией цифр, большинство из которых были депозитами, но были и те, что с годами увеличивались. Следующая страница была датирована 1983 годом, следующая – 1984 годом, и так далее, и дальше подробный отчет о конкурсе каждого года, доходах и расходах. Внизу каждой страницы шла прибыль – и с 2001 года эта цифра постепенно становились все меньше и меньше. Хм… Судя по всему, миссис Финч ошибалась – ее «спасение трона» в том году было не столь эффективным, как она предполагала. Я не смогла разобрать большинство сокращений в левом столбце, в 1996 году возникла повторяющаяся запись с пометкой «Пибоди». Сначала сумма рядом с этим именем была мизерной по меркам Финчей – 16 000 долларов. Но раз в несколько лет сумма увеличивалась.

1996 Пибоди: 16 000 долларов

2000 Пибоди: 35 000 долларов

2003 Пибоди: 47 000 долларов

2007 Пибоди: 62 000 долларов

Кем бы ни был этот Пибоди, он точно заработал кучу денег.

Я пролистала пустые страницы, и вдруг на пол упал сложенный белый листок бумаги. Это был ряд цифр полиса страхования жизни, выданного мистеру Фредерику Финчу на сумму восемь миллионов долларов 3 мая этого года. Месяц и несколько дней назад.

Я пробежала глазами документ до подписей в самом низу. Их было две.

Савилла Финч была указана гарантом, выплачивающим ежемесячную премию. Но зачем Савилле понадобился страховой полис на ее отца? Разве она уже не была и так назначена наследницей? Или все перешло бы ее мачехе?

Мой взгляд упал на вторую подпись, свидетеля. Там было написано «Деанна Грин».

О боже, а вот это нехорошо. Очень нехорошо.

Даже несмотря на украденную корону в ее комнате, мужское кольцо в ее ящике и вот теперь ее имя в нижней части свежего полиса страхования жизни – я знала, что тетя ДиДи не способна ни на что зловещее или подлое. Мне отчаянно хотелось поговорить с ней, услышать ее объяснения. Я представляла, что скажу шерифу, чтобы он понял ситуацию, и тогда все это разрешится.

В сознании промелькнули варианты, многие из которых я не хотела серьезно рассматривать, потому что они помешали бы моей первостепенной цели – вытащить ДиДи из тюрьмы. Я могла бы подняться наверх в квартиру и потребовать ответа от Савиллы, но какой в этом смысл? Если ей есть что скрывать, я только раскрою свои карты раньше времени. Нет уж, лучше промолчать.

Я на мгновение задумалась о том, чтобы разорвать полис страхования жизни и страницы бухгалтерской книги на мелкие кусочки, а затем просто смыть их в унитаз. Но все-таки вместо этого решила подождать и сделать то, что было дальше в расписании, – посетить «блестящую» вечеринку.

Я посмотрела на часы. Оставалось двадцать минут до начала – определенно, недостаточно, чтобы успеть найти свое жилье на этой огромной территории, переодеться и вернуться сюда вовремя. А успеть вовремя нужно, ведь я должна набрать как можно больше очков. Значит, есть только один выход.

После секундного колебания я сняла джинсы и рубашку на пуговицах и скатала их в комок с гроссбухом. Я решила спрятать вещи в кабинке на время мероприятия, а потом забрать их, прежде чем направиться в свой коттедж.

Я расстегнула молнию на сумке для одежды и нашла официальный комбинезон, который переходил от темно-графитового цвета снизу к мерцающему взрыву мелких кристаллов сверху. Одна сторона была с рукавом на плече, а другая – с изящной бретелькой вместо него. Это выглядело потрясающе, и я сразу поняла, что хотела сказать тетя ДиДи таким образом: низ графитового цвета символизировал алмаз, из которого возникают бриллианты. Гениально!

Я скользнула в комбинезон и вытащила оставшиеся вещи со дна сумки – каблуки со стразами и маленькую шляпку в стиле Мельбурнского кубка^[14].

Осталось добавить последние штрихи – и можно выходить из кабинки и увидеть наконец свое сверкающее отражение. Тетя ДиДи превзошла саму себя. Мне даже не требовалось больше макияжа. Женщина, которая смотрела на меня из зеркала, уже изменилась с того судьбоносного понедельника, когда я узнала, что зарегистрирована для участия в конкурсе красоты. Я выглядела более взрослой, более успешной, но, что еще важнее, начала заново открывать в себе ту искру, которая всегда меня отличала. Я собрала волосы в строгий хвост, а затем решила скрутить их в пучок, закрепив шпильками из корзины на стойке, заполненной необходимыми в последнюю минуту вещами. Напомнив себе, что у меня есть все, что нужно для победы или, по крайней мере, для получения призового места, я направилась в бальный зал на вечеринку Драгоценностей и Самоцветов.

Пятнадцать

Две гигантские геоды^[15] с кристальными центрами, расколотые, чтобы показать слои сверкающей бирюзы, открывали двери у входа в бальный зал, где пианист сыграл лирические версии тематических песен: «Бриллианты – лучшие друзья девушек», «Люси в небе с бриллиантами» и «Бриллианты на воде». Вероятно, это был мистер Пратлер, мой учитель хора в старшей школе, участвовавший в каждом церковном рождественском представлении, постановке общественного театра и детской пьесе в Оберджине.

Женщина сканировала значки, выискивая крошечный логотип-розу конкурса, как будто здесь могли быть люди, умирающие от желания подделать удостоверения и пробраться в это место. Я вновь задалась вопросом: сколько времени потребуется, чтобы новость о мистере Финче попала в СМИ? Этот человек был из потомственного рода мультимиллионеров, владевших вторым по величине поместьем в Соединенных Штатах. Если его вскоре не найдут живым и здоровым в каком-нибудь скромном укрытии, исчезновение не останется незамеченным.

Когда я вошла в бальный зал, глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к пространству, освещенному только мерцающими огнями наверху, и морю женщин в золоте вокруг. Живые напоминания о названии мероприятия – все, что блестит… Впрочем, не это привлекало мое внимание. Те немногие, кто не носил золото, были одеты в тона основных драгоценных камней. И никто не был одет во что-то похожее на то, что выбрала для меня тетя ДиДи. По восхищенным – и завистливым – взглядам я поняла, что это очень хорошо.

– Прекрасно выглядишь, дорогая, – сказала Мисс 1962, проходя мимо с напитком и держа в руках то, что, кажется, было ее карточкой.

Меньше чем через минуту доктор Беллингем поймал мой взгляд и слегка кивнул, прежде чем что-то записать. Мне оставалось получить вотум доверия только у Кэти Гилман, но она еще не пришла.

Было разрешено пригласить на вечер пару, поэтому мужчины в смокингах ходили по залу с золотыми и мерцающими дамами под руку. Судя по всему, исчезновение мистера Финча никак не повлияло на этих женщин и их шоу. Бьюсь об заклад, шериф именно об этом и мечтал. Люди с большей вероятностью допускают ошибки в шумном зале с алкоголем, чем в изоляции. Если уж на то пошло, из-за недавних событий персонал и наиболее любопытные участники, наоборот, жаждут собраться вместе, чтобы подтвердить, что они в целости и сохранности.

Я заметила бар и встала в очередь, радуясь, что хоть что-то поможет мне пережить остаток вечера. Расправив плечи, я выпрямилась, напомнив себе, что нужно убедиться, что судьи видят мою уверенность, воспитанность и те два других критерия, которые меня обычно не волнуют.

В очереди за фирменным напитком, что-то под названием «Джем и тоник», я заметила Саммер, одетую в атласное рубиново-красное платье с рукавами-фонариками и глубоким вырезом. Она разговаривала с кем-то, кто был почти на фут выше и одет в плиссированное золотое платье.

– Странно, правда? – спросила та тонким и высоким голосом. Так я поняла, что эта статная женщина с идеальной фигурой была Джеммой. Мило.

– Это, должно быть, совпадение, – голос Саммер стал тише. – Прошло двадцать с лишним лет. Если бы должно было произойти то же самое, это случилось бы раньше.

– Или доктор Беллингем просто выжидал, – настаивала Джемма. – Я в этом конкурсе достаточно долго, чтобы знать, что за ним нужен глаз да глаз.

Я наклонилась к ним, пытаясь подслушать разговор. Джемма бросила на меня взгляд через плечо.

– О, привет. Подруга Савиллы, да? – Каким-то образом из ее уст даже этот простой вопрос прозвучал снисходительно.

– Эээ… да, – выдавила я, не желая объяснять свое определение дружбы и то, что мы с Савиллой не совсем ему соответствовали.

– О боже, ты великолепна! – сказала Саммер, обнимая меня. От нее исходил сладкий запах с нотками мяты – то ли от молока с магнезией, то ли от чайных пакетиков, как я предположила. – Я все думала, где ты?

Она понизила голос:

– Я нашла офицера, который согласился доставить вещи твоей тети.

– Вещи? – спросила Джемма, прищурившись, глядя на нас двоих.

Саммер провела пальцем по губам, словно это был наш маленький секрет. Джемма проигнорировала жест и устремила взгляд на меня, оглядев с головы до ног.

– Кто выбрал это для тебя? – резко спросила она.

– Моя тетя, – честно ответила я, не скрывая, что сама на такое не способна. Плевать. Меня куда больше интересовало совпадение, которое они с Саммер обсуждали, но как раз в этот момент напитки были готовы, и кто-то похлопал меня по плечу. Это была Лэйси в струящемся платье цвета заката, которое шелестело у ее щиколоток. Она не оделась в соответствии с темой, и я просто обожала ее за это.

– Отлично выглядишь! – сказала я ей, заново осознавая, как моя лучшая подруга подходит для участия в конкурсе красоты. Если бы только она могла сделать это за меня!

Лэйси приняла позу, прежде чем схватить шампанское у проходящего официанта и сделать большой глоток.

– Ого! Ты в порядке? – спросила я, указывая на ее бокал. – Пьешь на работе…

– Иногда девушке нужна жидкая пища, чтобы пережить ужасный рабочий день, – ответила она и оглядела помещение. – К тому же я это заслужила. Мне названивают репортеры, спрашивающие о местонахождении мистера Финча. Кто-то уже слил прессе!

Я почувствовала, что теперь Джемма наклоняется к нам, прислушиваясь к разговору. Даже Саммер навострила уши.

– Кроме того, две палатки не появились на феерии «Десятилетия», и я не могу найти коробки с гетрами, которые мы должны были раздать в восьмидесятых!

Не то чтобы это были подробности, которых кто-либо из нас ждал.

Я добралась до начала очереди и схватила пару напитков из бара. «Джем и тоник» представлял собой смесь слоев в оттенках драгоценных камней. Я сделала небольшой глоток и высунула язык, чтобы ощутить сочетание сладкого, горького и кислого. Джемма скривилась, как будто я ей противна, а Саммер протянула мне салфетку, чтобы я могла промокнуть влагу с губ.

Лэйси, допив шампанское, глотнула еще. Не помнила ее такой со времен колледжа.

– Вот, возьми мое, – предложила я.

– Лучше не надо. Но я хочу. Поверь.

Мы вчетвером потратили несколько минут, чтобы впитать вынужденное веселье вечера. Никто не вышел на танцпол, и, хотя песни эхом раздавались из рояля, чувство нерешительности охватило зал.

Я поняла, что эти трое – Лэйси, организатор мероприятий; Саммер, ревностная помощница; Джемма, давняя участница – кладезь знаний о конкурсах красоты, и он прямо передо мной.

– Что именно вы знаете о докторе Беллингеме? – спросила я, когда мой взгляд упал туда, где он стоял – в изгибе рояля. Его окружали молодые женщины в платьях разной длины и с глубоким вырезом. Он держал руку на спине одной женщины, другую – на плече другой участницы, и я уверена, что, если бы у него была третья, он бы точно ею воспользовался.

– Он кажется довольно милым, но, по слухам, он может быть немного…

Саммер замялась, не в силах сказать что-то уничижительное даже об этом человеке.

– Держись подальше, если это не стратегически важно, – коротко сказала Джемма. – Эти слова я говорю каждой новенькой. – Несмотря на ее угрюмое поведение, ее совет звучал почти как сестринский.

– Когда я начала работать здесь, ДиДи сказала мне, что он распутник. Вроде бы он ничего не сделал, во всяком случае, мне, но… – Лэйси вздрогнула. – Я не знаю. Есть в нем что-то такое…

– Ты сказала сегодня в своем вступительном слове, что он был судьей в две тысячи первом году? – вспомнила я в надежде вернуться к разговору между Саммер и Джеммой, который прервала.

Лэйси кивнула и сделала еще один глоток.

– Да. Он судил с тысяча девятьсот девяносто девятого по две тысячи первый год.

Казалось, она уловила настоящий вопрос в моем голосе:

– Ты спрашиваешь из-за короны, которую нашли в комнате твоей тети? Корона же принадлежала Мисс две тысячи первого года, верно?

Я кивнула, добавив:

– Когда я пришла сюда сегодня, в прихожей отсутствовала фигурка Мисс две тысячи один. Только она – все остальные были. Мне это показалось странным.

Это удивило Джемму и Саммер, которые, должно быть, не заметили этого.

– А затем мою тетю обвиняют в краже короны, и как раз когда мистер Финч оставляет записку, в которой упоминается Мисс две тысячи один, – продолжила я. – Не могу утверждать наверняка, но если в последний раз, когда доктор Беллингем был судьей, тоже кто-то пропал… Не знаю, подозрительно как-то.

– Пропавший владелец конкурса красоты и пропавшая королева конкурса красоты – это очень разные категории людей, – отметила Джемма. Возможно, она была немного грубовата, но точно владела темой. – У одного вся власть, а у другой – полное ее отсутствие.

Это я понимала. Хотя мама и говорила со мной о сексе еще во втором классе, прямо перед моими первыми танцами в старшей школе тетя ДиДи усадила меня напротив и туманно поведала, что мужчина может заставить женщину, если он того пожелает. Все, что я помнила из разговора – что хотела, чтобы она остановилась, но ДиДи настояла, что я должна знать.

– Я видела слишком многое, – повторила она по меньшей мере три раза. Я годами не думала об этом моменте, но теперь на меня нахлынули воспоминания.

Что же такое моя тетя увидела за годы участия в этом конкурсе? Что она лично испытала во время пребывания здесь неделями? Что бы ни случилось, этого было недостаточно, чтобы оттолкнуть ее, но определенно было достаточно, чтобы она захотела защитить меня.

Я думала о ее предупреждении, о мистере Финче и его странной маленькой семье, о моей тете в тюремной камере и об исчезновении Мисс 2001 года более двух десятилетий назад. Все эти детали обязаны были указывать на что-то, чего я никак не могла увидеть.

– Вы когда-нибудь бывали в кабинете моей тети? – спросила я.

Джемма покачала головой, а Саммер с энтузиазмом кивнула:

– Она позволила мне тусоваться там в прошлом году после того, как я испортила свою песню во время репетиции шоу талантов. Я рыдала как ребенок, и ДиДи была такой милой!

Она протянула слово в полном соответствии с ее характером.

Лэйси сверлила меня изучающим взглядом.

– Что ты задумала? – спросила она.

Мне было неловко признаться, что как раз задумки у меня практически отсутствовали.

– Сама не знаю…

– Он, возможно, заперт, но, если и так, мой ключ откроет нам вход. Хочешь проверить? – Лэйси махнула рукой в сторону толпы.

Я проглотила последний глоток фирменного коктейля и тут же пожалела об этом.

– Думаю, мы уже достаточно здесь отметились.

– Тогда пойдем, – сказала Лэйси, поставив оба бокала и уводя нас с вечеринки, полной оживших драгоценностей.

Джемма и Саммер без приглашения последовали за нами – одна из любопытства, другая из беспокойства.

Шестнадцать

Мы вчетвером покидали вечеринку как раз в тот момент, когда Савилла Финч заходила внутрь.

– Уже уходите? – спросила она, бросив на нас удивленный взгляд. На ее лице, конечно, больше не было той маски, которую я видела, а бигуди явно заставили ее волосы ожить. Савилла держала скипетр и была одета как настоящая королева красоты, с короной и всем прочим – и это могло бы выглядеть высокомерным, если бы не тот факт, что она была всего лишь почетной участницей.

– Мы… гм… – я попыталась найти оправдание и сообразила, что вместо этого могу задать вопрос. – Есть новости о твоем отце?

– Нет, пока ничего. – Брови Савиллы опустились, и она внимательно посмотрела на меня: – Ты куда?

– Мне нужна помощь с… депиляцией, – сказала Саммер. Пуленепробиваемое оправдание. – Так трудно найти время во время учебного года и…

Лэйси сделала вид, что подавила зевок, и это показалось мне излишне драматичным:

– А мне осталось проверить еще несколько моментов, прежде чем лечь спать.

Савилла изучала нас, словно не понимая, куда и почему мы могли бежать.

– Ну ладно. Дакота, пойдем со мной, познакомлю тебя с доктором Беллингемом. Ты уже познакомилась с Дорис, – она имела в виду Мисс 1962 года, – и няней Кейт, – тут подразумевалась Кэти Гилман, – но у тебя еще не было возможности выстроить межпоколенческую связь со старым другом папы.

Межпоколенческую связь? Даже не буду стараться понять, что это значит. А, старый друг папы, да? Я заглянула в дверь и увидела доктора Беллингема, который щипал женщину за щеки и слегка их приподнимал, пока та пыталась ему улыбнуться.

– Может быть, завтра?

– О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – взмолилась Савилла, сложив руки соответствующим образом.

Джемма шагнула вперед.

– Я буду рада поговорить с ним, – сказала она, поразив меня таким актом самопожертвования.

Я не сразу поняла, что это была прекрасная возможность для нее лично пообщаться с одним из судей в окружении других. Джемма была хитрой лисой.

Савилла приняла ее предложение как примирительную жертву для доктора Беллингема, а затем наклонилась вперед, чтобы подарить мне воздушный поцелуй – потому что, не дай бог, она размажет свой макияж или мой несуществующий консилер.

Когда я вырвалась из ее быстрых объятий, Савилла схватила меня за руку.

– Спасибо, – сказала она.

Я понятия не имела, за что она меня благодарит.

– За мамочку, тогда, наверху, – пояснила она. – Я уверена, что папа скоро появится. Он уже делал подобное раньше – сбегал в Париж на ночь^[16] или брал машину в город в самый неподходящий момент. Конечно, это было много лет назад, и, конечно, мачеха может из-за этого быть сейчас немного мелодраматичной. Знаешь, у нее есть прекрасные истории об ониксе, но она в любом случае полна добрых намерений.

Истории об ониксе? Я взглянула на Лэйси, но она не слышала, как Савилла вновь неправильно использовала английский язык. И тут до меня дошло. Речь о театральности. Ее мачеха была склонна к театральным жестам.

Ну и кто поверит, что Савилла не специально пыталась использовать эти заумные словесные конструкции? Впрочем, с учетом «самоцветной» темы сегодняшней вечеринки она действительно могла иметь в виду именно то, что сказала. Я начала подозревать, что все эти ее странные фразочки могли быть намеренными. Может, Савилла была новым Шекспиром в процессе становления.

– Я уверена, что твоя мачеха… – Как бы описать, что чувствует миссис Финч?.. – Уверена, она пытается свыкнуться с происходящим.

Савилла похлопала меня по руке, прежде чем кто-то поймал ее взгляд с другого конца комнаты и помахал ей рукой. Она потянула Джемму за собой, и одетая в золото двойник Барби охотно пошла следом.

Прежде чем кто-либо еще успел вмешаться, Лэйси, Саммер и я бросились прочь через фойе, по широкому коридору в библиотеку, где, по-видимому, находился кабинет моей тети.

Двери библиотеки были толстыми и деревянными, сквозь них затененные бра отбрасывали мягкий желтый свет на ряды книг от пола до потолка, всех цветов и размеров. Целая стена книг в мягкой обложке была написана бывшими королевами конкурса красоты. Я взяла две из них: «Тяжела́ корона», авторства Мисс 1983 года, и «Разрешить себе быть», написанную Мисс 1978-го. Очень разные темы. Рядом с ними выстроились по меньшей мере двадцать других названий.

– У конкурса красоты около двух десятилетий, начиная с 70-х, было свое собственное издательство, – сказала Лэйси. – Победительницы были обязаны написать мемуары о своем опыте или руководство с советами для будущих конкурсанток.

– Я прочитала их все, – с энтузиазмом отозвалась Саммер. – Они есть и в электронном виде, можно загрузить на читалку.

Мне не следовало удивляться. Первая Баптистская церковь однажды устроила литературный фестиваль, посвященный одному из многих малоизвестных притязаний нашего города на славу. Это был фестиваль в честь Джона Картрайта, проповедника девятнадцатого века, который писал в основном об огне и сере и вдобавок установил печатный станок в нашем городском совете в 1834 году, чтобы распространять свои брошюры по всей Вирджинии. Так что мы исторически были литературными людьми.

– Так где же именно находится кабинет ДиДи? – спросила я.

– За камином, – ответила Лэйси, кивнув на высокую белую каминную полку над черной решеткой. – Дверь управляется дистанционно.

Она засунула руку под каминную полку, достала незаметное устройство доступа и набрала код. Стена камина начала двигаться, поворачиваясь на девяносто градусов, чтобы мы могли войти внутрь.

Перед нами были решетчатые ступени, ведущие на второй этаж с другой дверью.

– Ее кабинет наверху, – сказала Лэйси, снимая ключ с шеи и ведя нас с Саммер по крутой лестнице, которая скрипела в тон какой-то мелодии. – Они построили дворец с потайными комнатами и туннелями на случай войны. ДиДи говорила, что большинство помещений теперь используются как офисы, хранилища или как способ быстро добраться из одной части замка в другую.

Я думала о тайном мире, который расположился вокруг, надо мной и подо мной, и вдыхала затхлый запах книг. Именно о таком я мечтала, когда нас детьми пригласили на десятый день рождения Савиллы. А все, чего хотела Савилла, – сплетничать, есть пирожные и играть с доской Уиджи, которая сообщала нам всем, что мы собираемся выйти замуж за человека, чье имя начинается с буквы Ч. Я подумала о шерифе – Чарли – и с трудом сглотнула.

Может, Савилла была одиноким ребенком, окруженным игрушками, бриллиантами, прислугой и ничем другим. Может, она чувствовала себя брошенной в этом огромном доме, где компанию ей составляла только заботливая няня. Может быть, она просто пыталась наладить с нами связь… Я начинала понимать, что реальность и люди, включая тетю ДиДи, могут быть совсем не такими, как я себе представляла.

Лэйси открыла дверь своим ключом. Оказавшись внутри, она ощупывала стену, пока не нашла выключатель. Верхний светильник представлял собой узор из солнечных лучей в медных тонах с шаром посередине. Он выглядел оригинальным – для 1910-х годов, когда его установили.

Декор в офисе тети ДиДи был со вкусом, как я и ожидала. Репродукция «Дамы с зонтиком» Моне висела рядом с «Завтраком гребцов» Ренуара. Я знала их, потому что каждое лето ДиДи таскала нас с мамой в свой любимый художественный музей в Ричмонде, и я часами смотрела на оригиналы, которые были привезены откуда-то издалека. Между картинами висела ее лента победительницы конкурса красоты.

– Что ищем на этот раз? – спросила Саммер.

– На этот раз? – спросила Лэйси, насмешливо нахмурившись.

– Мы с Саммер уже исследовали гостевую комнату тети ДиДи, – объяснила я.

Лэйси, казалось, нормально восприняла мои слова и только заглянула мне через плечо, когда я открыла высокий шкаф для белья. Он расположился за аккуратным столом, заставленным письменными принадлежностями, стопкой программ конкурсов и фотографиями нашей семьи.

Внутри шкафа, к моей радости, все было аккуратно помечено по году цветными бирками, указывающими на документы участников и победителей.

– Похоже, тут материалы по каждому из участников, – сказала я, перейдя в 1990 год и увидев фотографии тети ДиДи, а также заявление, написанное ее почерком.

Рядом с вопросом «Почему вы хотите стать следующей королевой Дворца Роз?» – ответ: «Чтобы стать хорошим примером для молодых женщин, давая им понять, что они могут быть собой».

Я слабо улыбнулась. Это звучало на самом деле довольно хорошо, хоть я не думала, что в таком месте будут стремиться к подобному. Советы по макияжу, конечно же. Как сбросить десять фунтов за десять дней.

Что ж, возможно, цели тети ДиДи были более приземленными и альтруистичными, чем мне казалось.

Я передала Лэйси стопку бумаг, а Саммер открыла нижний ящик, чтобы вытащить Мисс 1938. Она рассмеялась и протянула мне папку.

– Ты только посмотри на этот купальник! – воскликнула она.

Наряд Мисс 1938 года, по сути, представлял собой сарафан, дополненный соответствующей шапочкой для плавания, которая закрывала каждый дюйм ее головы и ушей.

– Я уверена, что Дакота предпочла бы надеть это, нежели то, что заказала для нее ДиДи, – заметила Лэйси, пока я продолжала просматривать «файлы» в поисках нужной мне даты.

Вот она. «Мисс 2001» – подозрительно легкая папка. Когда я открыла ее, только два предмета выпали на пол лицевой стороной вниз. Я наклонилась, чтобы поднять их и перевернуть.

Это было объявление о свадьбе в еженедельнике Aubergine Weekly от 15 декабря 2001 года. Оно гласило: «Мистер Фредерик Финч сочетался браком со своей невестой на закрытой церемонии при свечах во Дворце Роз, в том же самом месте, где ее объявили официальной победительницей конкурса этого года всего несколько месяцев назад. Среди присутствовавших были дочь мистера Финча и персонал поместья. Фредерик и Гленда Финч проведут медовый месяц в Венеции».

Как ни странно, вторым пунктом была детская фотография моего класса. Ну, моего, Лэйси и Савиллы, конечно. На фото мы были расставлены по росту с нашими сверстниками. Класс мисс Гладиолы. Я вспомнила, как полюбила учительницу с того самого момента, как мама сказала мне ее имя. Я пробежалась глазами по другим одноклассникам, большинство из которых узнала. Затем мой взгляд упал на две фигуры, которые, конечно, были знакомы, но в другом контексте. Тетя ДиДи стояла на одном краю фотографии, а няня Савиллы, Кэти Гилман – на другом.

Я передала ее Лэйси и спросила, что она об этом думает.

– О, день фотографирования – всегда мой любимый! – пропела Саммер. – Эти свежие лица, костюмчики и платьица. Детки выглядят как маленькие взрослые! А вы были такими милашками!

– И правда, мы такие милые… – Лэйси изучала изображение несколько секунд. – А вот и тетя ДиДи. Она была одной из наших «классных мам»^[17] в том году, помнишь? Ты боялась идти в школу, поэтому ДиДи вызвалась помочь.

Я бросила на лучшую подругу любопытный взгляд.

– Не помню такого.

– Зато я помню. Ты плакала каждый день в течение месяца сразу после того, как мама оставляла тебя в школе. И так продолжалось, пока в один прекрасный день во время перерыва на обед не появилась ДиДи. Она пришла почитать нам сказку, и после этого ты уже вела себя хорошо.

Странно. Я помнила, как мама, обняв меня, уходила, как я тосковала, как хотела, чтобы она осталась, и как потом тетя ДиДи забирала меня, непременно отмечая, сколько грязи я размазала по одежде и как ужасно выглядят мои руки с пластилином под ногтями. Даже тогда я не понимала ее одержимости чистотой.

Но чтобы тетя работала волонтером в школе и присматривала за мной?.. Может ли быть, что я не помню частичку своего детства в той его части, которая связана с ДиДи? Если ответ на эти вопросы «да», сколько еще всего я не знаю о собственной тете?

Четверг

РАСПИСАНИЕ КОНКУРСА КРАСОТЫ ДВОРЦА РОЗ: ДЕНЬ ВТОРОЙ

БРОДВЕЙСКАЯ ТРЕНИРОВКА ЯГОДИЦ ОТ ДЖЕММЫ: 7:00–8:00. Присоединяйтесь к Джемме Дженкинс петь и танцевать в главном саду во имя красоты попки! Подходит для всех типов телосложения. Вход свободный для участниц и гостей конкурса.

УТРЕННИЙ ЧАЙ: 9:00–11:00. Участницам будут назначены официальные встречи с судьями для чаепития на веранде. Это будет считаться предварительным собеседованием. Манера речи и поведение являются ключевыми при общении с другими участницами и судьями. Пожалуйста, следуйте этикету и будьте готовы отвечать на неожиданные вопросы. Мероприятие традиционно поднимает молодых женщин на особый уровень конкурса.

ВРЕМЯ ПОДГОТОВКИ КОМАНДЫ: 12:00–15:00. Участницы должны своевременно прибыть в назначенную им палатку, чтобы подготовиться к субботнему шоу «Сквозь десятилетия столетнего конкурса». Это долгожданное мероприятие проведет участников через последние сто лет и покажет, как рос и менялся наш конкурс красоты. Будет подан легкий обед.

СЧАСТЛИВЫЕ ЧАСЫ И УЖИН: 18:00–20:00. Участникам предлагаетсязабрать ужин из главного бального зала и поесть на территории.

ЗАКАТНАЯ ЙОГА: 21:00–22:00. Участникам перед сном предлагается заняться спокойной и тонизирующей йогой на лужайке во дворе.

Список дел Дакоты

(в порядке приоритетов)

1. Вычислить человека, подставившего тетю ДиДи.

2. Найти мистера Финча – живого или мертвого.

3. Кто Мисс 2001?

4. Выиграть конкурс красоты.

Возможные подозреваемые:

1. Доктор Беллингем.

2. Миссис Финч.

3. Савилла?

4. Тетя ДиДи – Никогда!!!

Семнадцать

Мама родилась с разными глазами – голубым и карим, но после того, как в семнадцать лет у нее диагностировали меланому голубого глаза, его пришлось заменить стеклянным. Она решила подобрать его в тон к оставшемуся глазу, чтобы привлекать меньше внимания к своей новоявленной инвалидности, но однажды призналась, что даже в свои шестьдесят так и не привыкла смотреть в зеркало и видеть на своем лице глаза одного цвета. Мне нравилось то, что эта особенность выделяла меня, говорила она. А значит, и другим тоже должно понравиться.

Без двух разных цветов тетя ДиДи всегда забывала, какой глаз какой. «Они проделали такую хорошую работу, что я с трудом могу отличить подделку», – говорила она время от времени.

Рак мамы дремал десятилетиями, прежде чем снова ожил с новой силой. Перепробовав все общепринятые варианты, мы втроем отправились в Оклахома-Сити за последним маминым шансом на излечение. В те дни я часто жалела, что у меня нет брата или сестры, кого-то, кто путешествовал бы с нами, был бы еще одной парой ушей, чтобы слышать новости, запоминать происходящее. Тетя ДиДи была замечательной, но иногда, несмотря на ее усилия, я чувствовала себя третьей лишней, когда она и ее сестра – моя мать – болтали, буквально стенографируя из своего собственного совместного детства.

В течение недели в экспериментальном лечебном учреждении беспрестанное капание капельницы и писк мониторов стали официальным саундтреком нашей жизни.

На третий день нашего пребывания там тетя ДиДи вошла с охапкой журналов и игровых брошюр – она считала, что судоку, кроссворды и сканворды сохраняют ум молодым. Мама крепко спала, потому что ей вкололи сильные препараты, а ее тело было истощено. Я думала, что ДиДи сядет рядом и будет молчать, пока мама не проснется. Вместо этого щеки моей тети порозовели, а по линии роста волос выступила капля пота, и она начала возиться с устройствами, нажимать разные кнопки и поглядывать на ту, которая обозначала экстренный вызов. Я практически видела, как участилось ее сердцебиение, пока я пролистывала журнал с лучшими коттеджами и садами, который кто-то оставил в вестибюле.

– Не думаю, что стоит нажимать на эти кнопки, – прошептала я, переводя взгляд с нее на маму, которая с моей точки зрения выглядела совершенно прекрасно и не вызывала беспокойства.

Когда тетя ДиДи приблизилась к лицу моей матери, посветив фонариком от своего телефона в глаз мамы, чтобы лучше рассмотреть ее, я поняла, в чем дело. Веко, закрывающее стеклянный глаз мамы, распахнулось, и из-за неподвижного зрачка ДиДи на несколько ужасных секунд подумала, что ее сестра умерла.

– Позволь мне, – сказала я, наклоняясь к маме и закрывая веко двумя пальцами. – Немного похоже на рычаг, помнишь?

Тетя ДиДи с облегчением схватилась за сердце и выбежала из комнаты, чтобы найти уборную и плеснуть себе в лицо водой.

Когда мама проснулась, это ее безумно позабавило. Тетя была потрясена нашим весельем.

– Это не смешно! Я просто… забыла, какой глаз… Я не спала всю ночь уже несколько недель… Я думала, ты умерла! Клянусь, вы двое меня в могилу сведете! – воскликнула ДиДи, достаточно громко, чтобы медсестра пришла успокаивать нас троих.

А мы были в полном восторге. Вот таким человеком была мама – она могла смотреть смерти в лицо и сохранять хорошее настроение.

Я не унаследовала эту черту от нее.

Вот почему я лежала без сна в своем крошечном коттедже в первую ночь конкурса, пытаясь сложить воедино части пазла и понять, как исчезновение мистера Финча может быть связано с украденной короной и моей тетей. Но больше всего я боялась, что следующим может исчезнуть кто-то другой – а именно я, Лэйси или даже кто-то из Финчей. В конце концов, мы были ближе всего к этому делу.

Вчера вечером я забрала одежду из уборной и прокралась обратно в апартаменты Финчей, чтобы вернуть бухгалтерскую книгу на место, прежде чем отправиться в свой коттедж. К счастью, я все еще не спала, когда Кэти Гилман заглянула проведать меня. Она крепко обняла меня – передала привет от тети – и посоветовала мне хорошенько выспаться, чтобы утром быть свежей.

Мне нужен был такой материнский совет, и, сбросив свой шикарный комбинезон на пол, я наконец-то провалилась в сон на четыре или пять часов, прежде чем проснуться от пронзительного крика павлинов.

Если вы думаете о павлинах как о молчаливых, чудесных и величественных созданиях, что ж, единственный способ, которым можно доходчиво объяснить издаваемый ими поутру звук, выглядит так. Одной рукой поскребите ногтями по доске – сильно, прямо-таки впиваясь, – а другой рукой позвоните в два нестройных колокольчика как можно ближе к своему уху. Тогда вы поймете, вследствие чего открылись мои глаза на второй день во Дворце Роз.

Оказывается, ночью во время сна из уголка моего рта вытекла лужа слюны. Я моргнула одним глазом, вытянув руку на пустую сторону двуспальной кровати. Вдруг мои пальцы ощутили на подушке что-то прохладное и пластиковое. Я села и потерла глаза, прежде чем поднять тонкий квадратный предмет. Это была поляроидная фотография, размытая, и чей-то отпечаток пальца закрывал половину кадра. Я моргнула, пытаясь приспособиться к приглушенному солнечному свету, льющемуся через небольшое окно, которое проходило вдоль верхней части стены лофта, и включила лампу.

Но прежде чем успела всмотреться в фото, павлин снова закричал, и в мою дверь постучали.

Я бросила фотографию обратно на подушку и крикнула: «Иду!» – а затем, спотыкаясь, спустилась по лестнице. Голова все еще была мутной после вчерашнего.

– Доставка! – раздался голос Лэйси из-за двери.

Когда я распахнула дверь, увидела подругу с огромной сумкой на плече. Она опиралась рукой на длинную металлическую стойку, заполненную сумками для одежды всех форм и размеров. Заказ тети ДиДи для конкурса красоты был выполнен, хоть она сама и была взаперти.

– А еще я принесла кофе, – Лэйси протянула мне стаканчик навынос. – Из бара в столовой, довольно хороший.

– Надеюсь, у тебя есть к нему таблетка цианида, – отозвалась я, и, сделав глоток горячего напитка, поморщилась: он обжег мне язык. – Спасибо, ты настоящий друг. Есть новости о мистере Финче?

– Пока нет. За завтраком некоторые шептались, что он, вероятно, сбежал с предыдущей победительницей, а другие считают, что он помер в лесу на краю поместья.

Я попыталась сделать еще один глоток кофе, но на этот раз поперхнулась.

– Я всю ночь думала о ДиДи… Особенно во время беготни… До трех часов не спала, нужно было убедиться, что недостающие палатки прибыли, и все десять правильно установлены. – Лэйси указала на меня пальцем: – Ты что, только проснулась? В душе уже была? Только не говори, что не ходила на ягодичную тренировку Джеммы!

Она сделала вид, что шокирована моим поведением.

– Я буквально только что встала с кровати, да. – Я подошла к раковине, поставила кофе на краешек и плеснула себе в лицо водой. – А ты что, там была?

– Вообще-то, да, – ответила Лэйси, весьма довольная собой, и плюхнулась на диван. – Мы слушали «Memory»^[18] и ползали, как кошки. Было на удивление трудно удержаться на четвереньках до последней ноты, но Джемма отлично справилась – показала нам все движения и подбадривала нас целый час.

Часть с ползанием имела смысл, а вот часть с подбадриваниями – как будто не очень.

– Ладно, лучше займись своим внешним видом, – Лэйси подтолкнула меня в сторону ванной. – У меня есть дела, но ДиДи точно хотела бы, чтобы я проследила за твоей прической и макияжем.

Она поставила сумку на кухонный столик из мореного дуба.

– У тебя есть все необходимое?

– Да, наверху, – ответила я, не желая думать о возможных пыточных агрегатах красоты, которые тетя упаковала для меня.

Горячий душ разбудил меня, а специальный лавандовый шампунь и мятный гель так напитали меня запахами, что Белла бы и не признала. Я подумала о конюшнях на территории Дворца Роз и задалась вопросом, смогу ли улизнуть или подкупить кого-нибудь, чтобы меня отпустили покататься. Благословенный побег с помощью езды по предгорьям так и манил меня, но, увы, вместо этого у меня было две задачи: выиграть конкурс красоты и разгадать тайну мистера Финча.

Представляя, как исследую каждый дюйм территории в поисках мужчины, который мог уйти по собственному желанию, я использовала новенькую мочалку и оттирала все части тела, которые для конкурса красоты должны оставаться голыми и блестящими.

Я выглянула за дверь и спросила у Лэйси:

– Ты уже приготовила мой выход?

– Вначале мы сделаем прическу и макияж. Так что просто выходи в нижнем белье и полотенце, – ответила она.

Надо мной заскрипела лестница. Видимо, Лэйси поднялась посмотреть, какие туфли я взяла с собой. Что ж, ее ждет разочарование.

Я уже закрывала дверь ванной, как вдруг услышала крик моей подруги.

Я, закутанная в полотенце, бросилась вверх по лестнице, но, когда добралась наверх, обнаружила, что Лэйси не упала и не нашла гигантского паука. Она стояла рядом с кроватью, держа в руках найденную мной фотографию, о которой я уже успела забыть.

– Она была здесь, когда я проснулась, – сказала я, заранее отмахиваясь от ее драматического ответа. – Наверно, ее оставил тот, кто жил здесь до меня.

Лэйси покачала головой и указала на покрывало.

– Я увидела фото на подушке и откинула одеяло, чтобы рассмотреть поближе. А там…

Ее голос затих.

Я подошла, чтобы встать рядом с ней и осторожно приподняла одеяло, ожидая увидеть дохлую крысу или газетный заголовок о том, что из нашего мира исчез весь кофе.

Вместо этого там была горстка поляроидных снимков с одним словом, написанным заглавными буквами внизу каждого из них. Я прочитала их в том порядке, в котором они лежали.

ИХ – УБИЛА – ОНА – ИХ – ОБО

– Что это значит? – спросила Лэйси. – Я просто увидела слово «убить» и испугалась.

Я изучила изображения на фотографиях: крупный план потертой ленты с надписью «Мисс 1990».

Внизу каждой фотографии на белой рамке, помимо слова, был еще и номер, указывающий правильный порядок, в котором следует расположить фотографии.

– Подожди-ка, – сказала я, перетасовывая фотографии, пока все цифры не были в порядке возрастания. Теперь записка гласила:

ОНА УБИЛА ИХ ОБОИХ.

Кто-то потратил время, чтобы написать это сообщение. Чтобы обвинить Мисс 1990 – то есть тетю ДиДи – в убийстве двух человек. Возможно, Мисс 2001? А затем, совсем недавно, мистера Финча?

Обвинитель пробрался в мою комнату, чтобы оставить послание либо до того, как я вернулась, либо после того, как я уснула. Я зарычала и бросила фотографии на пол, мысленно ругаясь.

– Нужно было еще ночью проверить постель, но я просто рухнула в нее и уснула! Кто мог оставить нечто подобное?!

– Тот, кто хочет, чтобы твоя тетя оказалась за решеткой.

– Но почему?!

Конечно, я знала ответ. Кто-то хотел, чтобы ДиДи оказалась за решеткой, чтобы все на нее повесить… Или она действительно совершила убийство, а кто-то об этом знал, но был слишком напуган, чтобы выступить открыто. Я не сомневалась, что первый вариант соответствует действительности: кто-то продолжает целенаправленно подставлять мою тетю. Я честно попыталась представить себе ДиДи с оружием в руках, направленным на мистера Финча, но тщетно.

Мое сердце забилось быстрее, и по мере того, как отрывистое стаккато набирало темп, ладони вспотели, а перед глазами начало плыть.

Последний раз у меня была паническая атака в день, когда мы узнали, что экспериментальное лечение – тот самый последний шанс для мамы – не сработало. Как и в тот день, мои грудные мышцы сжались, сердце колотилось в грудную клетку, а руки становились все более липкими с каждой секундой.

Перед глазами сновали черные точки. И, в отличие от того раза, сейчас рядом не было мамы, чтобы успокоить меня.

Лэйси заметила тревожные признаки и заставила меня сесть, а затем засунула мою голову мне между ног.

– С тобой все в порядке. Дыши, Дакота. Дыши. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Хорошая девочка.

– Кажется, отпускает…

– Я знаю, знаю. С тобой все в порядке.

Могу я на секунду остановиться и сказать, какой бесценной и неимоверно крутой подругой оказывается Лэйси уже в который раз? Она, окончившая наш класс с отличием, получившая степень магистра делового администрирования в Джорджтауне и убедившая Финчей заключить с ней и ее стартапом самый крупный контракт по организации мероприятий, сидит здесь и натирает круги на моей спине, помогая мне вернуться в чувство.

Прошло несколько минут, и мое измученное тело начало успокаиваться, возвращаясь в исходное состояние, которое хоть и было иной раз слишком навязчивым и тревожным, обычно все же не балансировало на грани истерики.

Лэйси заменила мой кофе на стакан воды и села на кровать рядом со мной, разбрасывая поляроидные снимки.

– Извини, – сказала я, убирая мокрые волосы. – Я намочила твою одежду.

– Высохнет, – она стянула с себя верх рубашки «AllSaints»^[19] и выдохнула, словно собираясь сказать что-то, что давно удерживала в себе. – Слушай, я знаю, что вы с шерифом не особо поладили. Но ты должна передать ему эти фотографии. Он может помочь.

Я вспомнила, как тетя ДиДи попросила доверять человеку, который посадил ее за решетку. Эта идея все еще была мне ненавистна.

– Отдать ему эти фотографии, а потом вести себя как обычно? – спросила я. Похоже, это было обычной темой во Дворце Роз.

– Именно так. Твоя задача – выиграть корону, этим и займись в первую очередь. Параллельно продолжай слушать, смотреть и собирать зацепки, чтобы выяснить, где может быть мистер Финч. Мы обе знаем, что ДиДи невиновна, так что с этой отправной точки и будем двигаться. Договорились?

– Да уж, это значительно больше, чем ждала от меня мама, когда писала то письмо и оплачивала мой вступительный взнос, – сказала я.

Лэйси некоторое время обдумывала это заявление, откинувшись на кровать и повернувшись на бок, а потом ответила:

– Да, это факт. Но твоей маме бы точно все это понравилось. Не нахождение твоей тети в тюрьме, конечно, а головоломка и все эти интриги.

– И правда. Мама обожала головоломки всех мастей. – Я положила свою руку на руку Лэйси и схватила ее, падая рядом с ней на кровать. – Если кто-то пытается меня запугать… Я имею в виду, пропавшая корона – это одно, но… убийство?

Лэйси оперлась на локоть, глядя мне в глаза.

– Но ты же останешься здесь, правда?

Я колебалась. Пару лет назад ей не пришлось бы задавать такой вопрос.

– Ты ведь заставишь себя остаться, правда? – повторила вопрос Лэйси.

– Я должна быть здесь ради тети ДиДи, – ответила я. – И нам все еще нужны деньги… Мне просто необходимо победить… если это вообще возможно.

– Конечно, возможно, – Лэйси убрала прядь волос с моих глаз. – Давай-ка тебя оденем.

Она собрала снимки в стопку и протянула их мне, прежде чем повести меня вниз. Когда мы спустилась, она развернулась и задала мне вопрос с выражением замешательства на лице:

– Почему ты не хочешь, чтобы шериф помог?

Я подумала о мужском кольце в комнате моей тети.

– Потому что, если я отдам ему эти снимки, он ничего не даст мне взамен. А я как раз дам ему в руки улики, которые можно будет использовать против тети ДиДи.

– Не думаю, что он действует против тебя, – размышляла Лэйси, и в ее тоне не было снисходительности. – Знаешь, как выглядит его посыл со стороны?

– Нет.

– Помоги мне помочь тебе.

– Какая чушь, – фыркнула я.

– Но это так, – сказала Лэйси. – И что еще важнее, на мой взгляд, он именно этого и хочет.

– Не знаю, – сказала я, вспомнив, как он уводил мою тетю в наручниках.

– Он потребовал дополнительного обучения для всех офицеров, внедряет тактику деэскалации и нательные камеры, – добавила Лэйси.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я неравнодушный гражданин.

Я бросила на нее взгляд, которым спросила о настоящей причине.

– Мне пришлось нанять несколько его людей для охраны в эти выходные. Он им нравится, или, по крайней мере, они его уважают. – Лэйси успокаивающе положила руку мне на плечо. – Несмотря на вчерашнее, уверена, он хороший парень.

Восемнадцать

Я всегда считала, что Голубой хребет обладает своим особым настроением, атмосферой, если угодно. В день, когда в шестом классе я выиграла первое место на конкурсе курятников, горы были гордыми и величественными. В день, когда в старшей школе я начала работать на конюшне, горы выглядели неуверенными, но полными энтузиазма. В день, когда я уехала из дома в колледж, они были задумчивыми. А в день, когда умерла мама, горы стояли мрачные и скорбели вместе со мной.

Сегодня горы были в замешательстве, когда я держала над головой клатч – подарок Лэйси, – крепко сжимая его пальцами по дороге на утренний чай. Капли дождя, почти туман, спустились над Дворцом Роз, и я едва могла разглядеть вдалеке горные пики. Зато вполне могла представить разочарованных конкурсанток, которые ругались из-за влажного воздуха, отчаянно теребя свои прически.

В моем клатче был блеск для губ – идея Лэйси – и пять поляроидных снимков с обвиняющей надписью. Взять их с собой тоже была идея моей подруги.

ОНА УБИЛА ИХ ОБОИХ. Эти пять слов проносились в моей голове, повторяясь снова и снова, как заклинание. Я пыталась обдумать все способы, которыми можно было бы вычислить, кто подложил их в мою постель, не говоря шерифу. И вдруг он оказался рядом со мной собственной персоной.

Шериф Стронг был одет все в ту же форму, но добавил ковбойскую шляпу, которая делала его похожим на настоящего шерифа с Дикого Запада. Он шел, нахмурившись, устремив взгляд под ноги и полностью игнорируя меня.

– И вас с добрым утром, – сказала я, заставив его остановиться.

Шериф уставился на меня, словно недоумевая, кто я.

– Дакота Грин, – напомнила я ему. – Вы вручили моей тете пару модных браслетов, прежде чем посадить ее в тюрьму.

– Я знаю, кто вы, мисс Грин, – сказал он таким тоном, как будто это я ему нагрубила.

– Окей. Вольно, офицер, – ответила я, сбитая с толку его недружелюбным тоном. Мне казалось, что вчера между нами что-то промелькнуло, но это было до того, как он арестовал мою тетю.

– Прошу прощения. Я иду туда, – он указал на особняк. – Вы что-то хотели?

Он всем своим видом выражал нетерпение. Нет, этот человек определенно не заслуживал моих показаний.

– Нет, от вас ничего, – отчеканила я ледяным тоном.

– Одинок, как рыболов, – пробормотал он себе под нос.

– Прошу прощения? – усмехнулась я. – Терпеть не могу рыбу.

– Нет… Фишер – это такое млекопитающее, живущее в Канаде. Другое название – куница-рыболов… Одинок, как рыболов. Мои бабушка и дедушка из Альберты и часто использовали это выражение.

– А, понятно. Мне больше нравится «одинокий волк». Звучит более дерзко.

Он почти улыбнулся, и я поняла, что мне нравится, как расслабляются его плечи. Казалось, он вот-вот перейдет к более приветливой манере, но в этот момент его рация запищала, и шериф тут же вернулся в деловой режим.

Он вслушивался в помехи.

– Связь здесь, конечно, ужасная.

Я кивнула, чтобы показать, что не смею его задерживать. Он повернулся и ушел.

Я хотела поскорее забыть об этой пародии на общение. По мере приближения к утреннему чаю мне почти удалось убедить себя, что, несмотря на чье-то проникновение в мою комнату, мне не нужна помощь шерифа… пока.

Окна веранды пропускали утренний свет, но каркас вокруг них выглядел как гигантские черные паучьи лапы, раскинувшиеся над женщинами. Вдоль стен висели растения всех видов и размеров: каролинский жасмин, лианы глицинии, бостонские папоротники, даже несколько суккулентов.

Ярко одетые женщины устремились внутрь на наше первое официальное мероприятие сегодняшнего дня, и я не могла не смотреть на них с новыми подозрениями. Может, это одна из них оставила сообщение в моей постели? Я допускала возможность, что фотографии подбросил доктор Беллингем, но не была в этом убеждена. Ему пришлось бы войти в коттедж участницы незамеченным, а это не так-то просто. А вот если это женщина…

Возможно, у него есть сообщница?

Я зарегистрировалась за стойкой под центром стеклянного купола как раз вовремя, чтобы выпить чай с судьями. Солнечный свет создавал прозрачное свечение и своего рода ореол вокруг других женщин, особенно блондинок, которых было как обычно слишком много.

Лэйси сделала мне макияж, нанесла на верхнюю губу чуточку вазелина и одела меня в светло-голубой длинный сарафан – и заодно научила меня отвечать на вопрос, «кто» на мне из модных брендов. Она также одолжила мне свою обувь – сандалии «Валентино» с ремешками – и заплела мои волосы в полукосу, доходящую до середины спины. Пока Лэйси творила эти чудеса, она еще и прорепетировала со мной несколько вопросов, чтобы я была готова произвести впечатление на судей.

– Каковы твои цели на эти выходные? – спросила Лэйси, нанося нюдовые тени для век. Я удивилась, в чем смысл таких теней, и получила в ответ, что нюд используют именно для того, чтобы выглядеть естественно. По мне, это звучит весьма двусмысленно, ну да ладно.

На вопрос о целях я ответила честно: выиграть денежный приз, найти мистера Финча и вызволить тетю ДиДи из тюрьмы, законно или нет. Судя по взгляду, который бросила на меня Лэйси, это не было правильным ответом.

– Ладно, ладно. Моя цель в эти выходные – познакомиться с другими участницами конкурса и стать лучшей версией себя.

– Уже лучше, – сказала Лэйси. – Но в следующий раз постарайся сказать это так, будто сама в это веришь.

Платье хлестало по моим лодыжкам, когда я пыталась пританцовывать, а не мчаться галопом по залу. Это было совсем не похоже на мой обычный наряд, но даже я должна была признать, что выглядела как человек, которому здесь самое место.

– Доброе утро, Дакота, – сказала женщина, протягивая мне карточку четыре на шесть с номером моего стола и временными интервалами, в которые я буду встречаться с судьями. Я узнала ее, когда она приложила руку к груди и тихо сказала:

– Я мама Обри.

– О… да… рада вас видеть!

Обри была одной из учениц на конюшне, девочкой из начальной школы с расстройством аутистического спектра. Она брала уроки верховой езды в качестве терапии. Я не занималась с ней лично, но помогала ухаживать за Беллой до и после занятий. Обри мало говорила, но они с лошадью часами обнимались и смотрели друг другу в глаза, если мы им позволяли. Мне нравилась эта маленькая девочка. Никто из нас не требовал ничего от другого, и мы разделяли интерес ко всему, что связано с лошадьми.

– Она все время говорит о тебе и Белле… Ну, то есть Обри, конечно, не болтушка, но каждый раз, когда она говорит, упоминает Беллу или Коду, милую леди, которая позволяет ей пользоваться щеткой и венчиком для копыт.

После всех трудностей за последние шестнадцать часов эти слова заставили меня почувствовать себя кем-то помимо некомпетентной неумехи.

– Спасибо, что рассказала, – поблагодарила я.

– Спасибо за терпение. Не все такие, как ты…

Последние слова прозвучали с подтекстом, который я не могла расшифровать прямо сейчас, поэтому просто улыбнулась и попросила указать, куда мне идти.

– Да, конечно, – мама Обри тут же вернулась к обсуждаемому вопросу с понимающей ухмылкой. – Судьи были здесь в течение последнего часа, завтракали и обсуждали всех вас. Я почти уверена, что слышала твое имя раз или два.

Я посмотрела туда, куда она указывала, и увидела головы всех трех судей. Они стояли рядом друг с другом, разговаривая. Оставалось только надеяться, что они говорили приятные вещи.

Я повернулась, чтобы найти свое место. За каждым круглым столом стояло по четыре стула, чтобы судьи могли перебирать участников партиями, с карточками и ручкой в руках, записывая все глубокомысленное или непристойное, что мы скажем во время короткой прелюдии. На каждом столе стояли различные пирожные, которые никто не собирался есть, а также чайник и кувшин с водой. В тонкой белой вазе в центре стола красовались три связанные вместе розы – красная, розовая и желтая.

Когда я добралась до своего места, Джемма уже была за столом. На ней было платье цвета лаванды, которое развевалось вокруг ног, и она сидела с идеальной осанкой и скучающим выражением на лице.

– О, как здорово, что ты здесь, – сказала Джемма, и ее голос не выдавал никаких признаков радости от встречи со мной.

– Доброе утро, – отозвалась я. – Как поживает доктор Беллингем?

– Я ему нравлюсь, – просто сказала она, изучая свои кутикулы. – И это главное.

У меня не было времени спросить больше, потому что как раз в этот момент с другой стороны ко мне подлетела Саммер.

– Ура! Снова вместе! – ее энтузиазм был почти заразителен.

– За исключением того, что мы кое-кого не учли в нашем маленьком упражнении по установлению связей, – заметила Джемма.

– Верно, – лицо Саммер вытянулось столь же выразительно, сколь равнодушной оставалась Джемма. – Бедная Савилла! Интересно, как она? Я была бы совершенно убита горем, если бы мой отец исчез.

Я нашла это утверждение любопытным по ряду причин, в первую очередь потому, что у меня самой отца никогда не было. То есть, конечно, у меня был отец – в биологическом смысле, но всякий раз, когда я спрашивала о нем маму, она усаживала меня к себе на колени и рассказывала, как нашла меня в корзине, плывущей по реке, или как феи привели ее ко мне в глубоком, темном лесу одной безлунной ночью. В конце концов, я посчитала это не настолько важным, чтобы продолжать расспрашивать. К тому же не то чтобы мне чего-то не хватало. Мама была лучшей подругой, которая только могла быть, а тетя ДиДи готовила лучшего жареного цыпленка и банановый пудинг, который только можно пожелать. В чем еще я могла нуждаться?

– Уверена, что Савилла поправится, – сказала Джемма безо всякого выражения.

– Я знаю, это прозвучит малодушно, но… – Саммер замолчала и наклонила голову, тщательно обдумывая свои слова. – Очень надеюсь, что они не отменят конкурс.

– Думаю, большинство из нас чувствуют то же самое, – сказала я, указывая на других участниц, готовящихся к общению с судьями.

– Я выхожу замуж, – объявила Саммер, словно это был секрет.

– О, поздравляю! – сказала я, решив, что она планирует использовать выигрыш на шикарную свадьбу.

– Мой жених учится в медицинской школе и хочет, чтобы мы поехали за границу, когда он закончит обучение.

Я постаралась не меняться в лице, узнав о ее очевидном финансовом благополучии.

– Он собирается лечить волчью пасть детям, чьи семьи не могут себе этого позволить, – продолжила Саммер. – А я буду учителем там, где он откроет свою практику.

Мое лицо все-таки вытянулось. Я поняла, что недооценила ее, и снова напомнила себе, что не все конкурсантки одинаковы.

Джемма, похоже, не интересовалась планами Саммер, но точно была заинтересована в победе. Она наклонилась вперед и сказала, понизив голос:

– Ладно, буду с вами откровенна. Я не вижу в вас конкуренток себе, девочки.

И Саммер, и я разом вздрогнули от этих слов.

– Я не пытаюсь быть жестокой, – продолжила Джемма. – Но обычно требуется несколько лет участия в конкурсах красоты, прежде чем появляется шанс стать главной претенденткой. А никто из вас не участвовал в этом конкретном конкурсе так долго, как я.

– А как же то, что новичкам везет? – спросила я.

Джемма не соизволила ответить на этот вопрос, и Саммер сжалась, заметив соревновательный блеск в ее глазах.

– Сколько раз ты участвовала в конкурсе Дворца Роз? – вновь спросила я.

Джемма, казалось, колебалась, стоит ли отвечать.

– Я начала в двадцать два, и недавно мне исполнилось двадцать девять.

Ах вот оно что. Значит, это был ее последний шанс на корону. Рот Саммер вытянулся буквой «О», глаза расширились.

Джемма задержала на мне взгляд на секунду дольше обычного.

– Вот почему мне нужно, чтобы вы обе отнеслись ко мне серьезно.

Я подумала о непрекращающихся звонках коллекторов и количестве сообщений, которые мне нужно будет отправить на следующей неделе – хотелось бы, чтобы с хорошими новостями о погашении долгов.

– Мне нужны деньги, наверное, больше, чем кому-либо другому, – сказала я. – А еще моя тетя в тюрьме. А тебе зачем эта победа?

– Не твое дело, – отрезала Джемма.

– Ну да, как же. Очень даже наше дело, если хочешь, чтобы мы мило пообщались с судьями сегодня утром, – парировала я, откинувшись назад и скрестив руки, прежде чем продолжить нараспев: – Помни, что разговор и поведение – это главный пункт программы дня.

– Ты не обязана делиться, если не хочешь, – сказала Саммер, пытаясь положить руку на предплечье Джеммы, но та отдернулась. – Иногда бывает трудно говорить о личном…

Я хотела сказать Саммер, что она молодец и настоящий педагог, но Джемма снова вмешалась.

– Ничего сложного или личного, – вздохнула она. – Я просто хочу поставить свое собственное шоу. На Бродвее. И это дорого. Я написала сценарий много лет назад о тяжелой борьбе моего брата с болезнью, о пути к выздоровлению, но ни один продюсер не проявил ни малейшего интереса. Так что…

Я была поражена. У Джеммы на самом деле была цель и семья – и, может быть, даже подобие сердца?

– Это очень достойная причина быть здесь, – выдохнула я.

– А я во Дворце Роз в третий раз, но, помимо этого, участвовала в тринадцати других конкурсах красоты, – слова Саммер прозвучали почти как признание. – Единственное шоу, в котором я победила, было самым первым, когда мне было пять лет и талант не требовался. Что это может сказать обо мне?

О боже. Это уже тянет на группу поддержки королев красоты.

– Поскольку у каждой из нас есть причины биться за победу, давайте работать вместе, – сказала Джемма, сверкнув глазами. – За годы участия в Розах я заметила одну неизменную вещь: судьи обожают, когда мы выглядим как лучшие подруги.

Губы Джеммы растянулись в нечто похожее на улыбку. Хм. Я и не знала, что она на это способна.

– У них есть особые маленькие карточки, на которых они записывают заметки и цифры, когда покидают мероприятие. Эти карточки особенно важны, потому что это наилучший шанс набрать очки в разговоре. Когда они подойдут к нашему столу, включите обаяние на максимум. Поболтайте друг с другом.

Саммер с нетерпением кивнула, а я пожала плечами. Что бы ни случилось, все должно было пройти гладко.

Раздался звонок, и мы разом повернулись к женщине, вручившей нам расписание.

– Итак, дамы, сегодня у судей есть шанс узнать о вас больше, чем вы указали в заявках. Сейчас начнется быстрое знакомство. Судьи, переходя от стола к столу, определят лучших собеседниц. У вас будет семь минут на разговор, но поскольку в этом году вас так много, проявите терпение и будьте готовы, что не в каждом раунде судьи окажутся именно у вашего стола. Я позвоню в колокольчик и тем самым объявлю начало и окончание раунда. Мы должны придерживаться строгого графика, чтобы уделить внимание всем участницам. Итак, вы готовы?

Головы по всей веранде закивали, и энергия в комнате моментально накалилась.

– Тогда приступим!

Первой судьей за нашим столом стала Мисс 1962 года, она же Дорис Дэвис, одетая с головы до ног в разные оттенки розового, за исключением ярко-оранжевого шелкового шарфа, обмотанного вокруг шеи.

– Привет, молодежь, – сказала Дорис, медленно продвигаясь к своему стулу. Я почти слышала, как скрипят ее бедра. – Как поживаете сегодня?

– Отлично, – ответила Джемма.

– Потрясающе, – отозвалась Саммер.

– Бывало и лучше, – заявила я слишком честно для соседок по столу.

Джемма толкнула меня ногой, а губы Саммер скривились.

– Но я так рада, что завела новых друзей! – тут добавила я, пытаясь звучать более легкомысленно.

– Чушь, – отрезала Мисс 1962 года. – Твоя тетя в тюрьме по обвинению в убийстве мистера Финча. Это не пустяки.

Мои глаза расширились от ее деловой прямоты. И снова мне понравилась эта пожилая леди, несмотря на всю ее бесцеремонность.

Саммер подалась вперед.

– Вы думаете, мистер Финч на самом деле… мертв? – спросила она, и глаза заблестели от непролитых слез.

– Мертв ли Фредерик Финч? – задумалась Дорис. – Возможно. Здесь его любили, но за пределами этих залов он был распутным сукиным сыном, так что не удивлюсь, если какая-нибудь женщина наконец-то устала от его измен.

– Женщина вроде миссис Финч? – спросила я.

Дорис прищурила один глаз.

– Возможно.

– Уверена, что все скоро определится, – вмешалась Джемма, пытаясь вернуть наш разговор в правильное русло. – Не сочтите меня старомодной, но мне всегда нравились документальные фильмы о том, как близко мы находимся к разным историческим событиям, даже таким масштабным, как мировые войны…

Она трещала не менее тридцати секунд, прежде чем поняла, что теряет свою аудиторию.

– Мне бы так хотелось услышать о тех удивительных изменениях, которые вы наблюдали в конкурсе за прошедшие годы! – нашлась она.

Мисс 1962 замерла, на мгновение задумавшись о существенных изменениях, которые она наблюдала.

– Раньше бюстгальтеры были намного острее, так что мы изображали коммандос задолго до этих ваших стрингов.

Мне понравился ее ответ.

– А как насчет самих девушек, которые соревнуются? – спросила я. – Сильно ли изменились участницы за последние пару десятилетий?

Дорис отреагировала мгновенно:

– Вы все считаете, что обязаны транслировать какие-то убеждения. «Не ешьте мясо!», «Голосуйте за прогрессивных!», #MeToo, в конце концов. В мое время мы были счастливы, если общество позволяло нам говорить о чем-то, кроме того, как стать женой или матерью. Моей собственной матери повезло получить право голоса, и она определенно не ходила повсюду, объявляя о своей политической партии. Сейчас совсем другие времена.

Я изучала женщину, которая была неотъемлемой частью этого конкурса в том или ином качестве почти семьдесят пять лет. Да, она уж точно видела и слышала все.

– А что можете сказать по поводу должности судьи? – решила сменить тему я. – Вы были здесь в две тысячи первом году, когда короновали миссис Финч?

Мысли Мисс 1962 года, казалось, перенеслись в прошлое, как Rolodex^[20], перелистываемый назад.

– Да. В тот год ваша покорная слуга тоже была судьей. Но миссис Финч-то не была коронована на самом деле.

А вот теперь мы явно сдвинулись с мертвой точки.

– Ого! – я попыталась изобразить удивление.

– Да-да, абсолютно точно. Коронована была… как же ее звали? Кэти… Кэти Пи-чего-то-там. Кэти Пирс? – Она постучала указкой по подбородку. – Нет, не Пирс.

Дорис поискала взглядом по столу, словно имя ждало ее там.

– Пибоди, – наконец сказала она, щелкнув пальцами. – Да, верно! Кэти Пибоди победила в том году, но на следующее утро она исчезла.

Пибоди. Это имя было в бухгалтерской книге, строка, повторявшаяся из года в год в счетах Дворца Роз на протяжении многих лет.

– В любом случае судить конкурс довольно легко. Мы смотрим и слушаем в дни, предшествующие шоу, а затем подсчитываем баллы в главный день. – Мисс 1962 облизнула губы, а затем откашлялась, чтобы прочистить горло. – Хотя в этом году лишь двое из нас знают, что, черт возьми, мы здесь делаем, а третий приехал, чтобы замутить бизнес. Как обычно.

Она многозначительно махнула рукой вправо, где доктор Беллингем рисовал на салфетке новое лицо для участницы. Девушка сияла, словно не могла дождаться, когда он всадит в нее свой скальпель.

– Наверно, сложно принимать решение, когда вокруг так много замечательных участниц, – Джемма сосредоточилась на Мисс 1962, расправила плечи и улыбнулась, пытаясь сменить тему. Она была профессионалом, я была готова отдать ей должное. – Я очень рада, что могу быть здесь с Дакотой, пока ее тетя в тюрьме.

Мисс 1962 наклонила голову.

– На мой взгляд, ДиДи подписала себе приговор, попав в плохую ситуацию с сами знаете кем.

Это заявление меня поразило.

– Подождите… кого вы имеете в виду? Доктора Беллингема?

– Я не скажу ни слова, – сказала Дорис, когда прозвенел звонок, заставивший Мисс 1962 вернуться на дрожащие ноги и пересесть за соседний столик. Я мельком увидела ее карточку оценок и неожиданно обнаружила, что я получила за разговор все пять очков, в то время как Джемма получила четыре, а Саммер – только одно.

– Мы отлично справились, – сказала Джемма, даря нам двоим редкую искреннюю улыбку. Возможно, совместная работа над общей целью отчасти избавила ее от тоски. – Осталось двое.

Мы просидели три раунда без судьи. Джемма повернулась ко мне и поправила прядь моих волос. Сначала я думала, что она выдернет ее из моей головы, но она тихо рассмеялась.

– Я не такая уж плохая, – ухмыльнулась она.

Мы обе наблюдали, как Саммер несколько раз поправляла вырез своего платья и отбивала мелодию на столе кончиками пальцев.

Наконец наша вторая судья, мисс Кэти Гилман, подошла к нашему столу.

– О боже, милая, я все время думаю о тебе, – сказала она, усаживаясь в кресло. Руки Кэти высказались раньше нее – по-видимому, она вспомнила события предыдущего вечера. – Бедный мистер Финч пропал, а нашу дорогую Деанну Грин увели в наручниках! Ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня как на свидетеля! Мы с твоей тетей давно знакомы. Мы дружили еще до того, как я начала продавать ее вещи в своем магазине.

– Я ценю это, – ответила я.

– Твоя тетя – отличная ведущая конкурсов красоты, – сказала Джемма. Затем она начала рассказывать о том, сколько лет участвовала в конкурсе, как гордится своей семьей, как рада быть с нами. Минуты быстро летели, пока она болтала, и Кэти вежливо слушала. Когда прозвенел двухминутный предупреждающий звонок, я вмешалась.

– Извините, что прерываю, но…

Я хотела задать самый насущный вопрос. Мне нужно было узнать кое-что о Финчах, а также, что случилось с Мисс 2001, что имела в виду Мисс 1962, когда сказала, что моя тетя была с кем-то не в ладах. Я придвинулась ближе к Кэти Гилман.

– Мне очень интересно…

– Да?

– Мне очень интересно, насколько хорошо вы знаете доктора Беллингема.

Это был не совсем тот вопрос, на который хотелось получить ответ, но я надеялась, что так она выдаст хоть крупицу информации – как Мисс 1962. Вселенная словно направляла меня к нему, и я хотела убедиться, что правильно расслышала.

– Джим, о… я знаю его… боже, целую вечность! – Кэти окинула веранду взглядом. – В основном он безвреден, но просто… следите за собой рядом с ним. Если он не пытается продать вам процедуру улучшения внешности, он может пытаться ухаживать за вами – или еще хуже.

Когда она произнесла последние слова, вновь прозвенел звонок. Я хотела было остановить ее, позвать обратно, но доктор Беллингем уже приближался к нашему столику.

Он быстро погладил Джемму по плечу, и она слегка вздрогнула. Я снова была благодарна за ее вмешательство вчера вечером – пусть даже ею двигали личные эгоистические мотивы. В какой-то степени.

– Я тебя помню, – сказал он Джемме с нежной улыбкой. – Удалось подумать о ботоксе, который мы обсуждали? Актрисам нужно как можно дольше сохранять свою молодость.

Джемма отстранила его руку и улыбнулась.

– С нетерпением жду встречи у вас в офисе в Нью-Йорке, чтобы сделать процедуру!

Я надеялась, что она лжет.

Доктор Беллингем сел и положил руки на стол. Я заметила что-то странное на его мизинце. Слабая белая линия.

– Вы носите кольцо? – спросила я. Лица Джеммы и Саммер на мгновение замерли в недоумении. Ход моих мыслей явно оставался для них загадкой.

– Не женат, как видите, – ответил он, помахивая пальцами передо мной. Его кадык дернулся, и он добавил: – Но да, я оставил судейское кольцо в своей комнате, торопясь попасть сюда к вам, прекрасные девушки.

Отвратительно. Но… судейское кольцо?

Я вспомнила вчерашний вечер и нашу с Кэти находку в ящике тети ДиДи. Я предположила, что это кольцо мистера Финча, но вдруг оно принадлежит доктору Беллингему? Эти двое были старыми друзьями, а доктор еще и давно связан с конкурсом красоты.

– Фред подарил его мне в память о годах, проведенных здесь.

Он изучал меня, а затем протянул руку и коснулся моей переносицы, прежде чем я успела отстраниться.

– Я могу исправить эту горбинку с помощью очень простой процедуры…

– Как же мне повезло, что она прекрасно сочетается со скулами! – я решила блеснуть своим остроумием.

Доктор Беллингем продолжал изучающе рассматривать меня.

– У вас действительно замечательная структура лицевых костей.

Мы трое сидели молча, не зная, как действовать дальше. Даже Джемма, казалось, растерялась.

– Ну ладно! – Доктор Беллингем глубоко вздохнул и сменил тему: – Итак, я с удовольствием послушаю все, что вы, девочки, готовы мне доверить. Ваши самые глубокие, самые темные секреты…

Он посмотрел на нас с игривым блеском в глазах и добавил:

– Или ваши самые озорные фантазии.

Джемма была единственной из нас троих, кто мог вести себя так, будто он ее очаровывает. Она пустилась в воспоминания об участии в конкурсах красоты в детстве и подростковом возрасте, а затем перешла к подробностям программы шоу этого года, о том, как нам всем придется за считаные минуты освободиться от своих костюмов на открытии, как ей нужно будет облачиться в красное бикини. Она дала ему много пищи для размышлений, пока Саммер и я неловко ерзали на стульях.

– Не искушай меня! А то я оставлю трибуну судей и присоединюсь к вам за кулисами, – сказал он, не скрывая возбуждения.

Внутри меня поднялась желчь от изумления, что этот человек может позволить себе такие комментарии в наши дни и в его возрасте. Саммер и мне нечего было добавить в этот разговор, и, когда прозвенел звонок, мы обе отодвинулись от мужчины так далеко, как только было возможно.

Он протянул ладонь, чтобы пожать мне руку, и когда я неохотно взяла ее, он накрыл ее другой. Беллингем наклонился вперед, обдал меня влажным дыханием и прошептал на ухо:

– Я хотел сказать… Мне очень жаль, что твоя тетя ввязалась в эту историю. Это действительно прискорбно.

Я стиснула зубы и отступила, чтобы изучить его лицо, чтобы увидеть, действительно ли он имеет в виду то, что прозвучало из его уст. Ввязалась? Что это значит? Он обвиняет ДиДи в том, что она сама себя посадила в тюрьму?

Он оказался за соседним столиком так быстро, что я не успела ни о чем спросить. Вместо этого я повернулась к Джемме.

– Что этовообще было? – воскликнула я.

– Ты о чем?

– О том, как ты в красках живописала наши переодевания за кулисами. Это было отвратительно!

– Я делала свою работу. Он дал нам всем по высшему баллу, каждой по пятерке.

В моем понимании это все равно не было оправданием.

– Тебе уже не нужны деньги? – спросила Джемма.

Мы с Саммер молча рухнули на свои места, потому что в глубине души знали: она сделала то, что считала необходимым. Мир конкурсов красоты был странным, но в то же время был и зеркалом мира, в котором женщины оказывались каждый день.

Я внимательно посмотрела на Джемму и заметила за превосходным макияжем усталость. Она занималась этим годами, и у нее были свои причины победить. Но мне не удалось как следует поразмыслить над оправданием поведения Джеммы, потому что именно в этот момент на веранду вбежала Савилла Финч, с широко раскрытыми от беспокойства глазами. Она, в шелковом платье цвета слоновой кости на бретельках и туфлях цвета шампанского с открытым носом, выглядела потрясающе, гораздо красивее любой женщины в этой залитой солнцем комнате. Идеальную картину женственности портили только подошвы туфель. Они были неожиданно грязными.

Савилла, сжимая и разжимая пальцы, обыскала глазами комнату, прежде чем поспешить ко мне. Все повернулись ей вслед, вероятно задаваясь вопросом, что ей может понадобиться от кого-то вроде меня.

Именно тогда я и поняла, что, похоже, ближе меня на этом конкурсе у Савиллы подруги нет.

– Извините, что прерываю, но мне… Мне нужно, чтобы ты пошла со мной, – голос Савиллы дрожал от неуверенности. – Это по поводу мамочки… Она…

Савилла замолчала и, шмыгнув носом, выдохнула:

– Она не просыпается.

Девятнадцать

Джемма и Саммер не колебались ни секунды, не спрашивали, следовать ли им за мной и Савиллой по тому же пути, по которому я шла накануне в апартаменты Финчей. Несколько шагов – и стены вокруг нас из изысканной современности превратились в вычурную безвкусицу. Войдя в длинный коридор «розовой» квартиры, мы остановились. Двое медиков, по одному с каждой стороны каталки, подвезли к нам миссис Финч, без сознания, с кислородной маской на губах.

– О боже! – воскликнула Савилла. – Так она дышала… просто не…

– Ее состояние стабильно, жизни вашей мачехи ничто не угрожает, – успокоил ее медик. Я узнала в нем однокурсника, который окончил учебу на несколько лет раньше нас. Мне стало интересно, работал ли он в больнице с мамой. Не тот момент, чтобы спрашивать. – Кислород – всего лишь мера предосторожности. Мы позаботимся о ней, мисс Финч.

– Могу… могу ли я поехать с ней? – спросила Савилла дрожащим голосом.

– Вы можешь поехать с нами в больницу на своей машине.

– Я взяла машину напрокат, – вмешалась Саммер. – Отвезу тебя.

Савилла посмотрела на меня.

– С тобой все будет в порядке? – спросила она. – Думаю, шериф будет здесь с минуты на минуту.

Теперь понятно, почему шериф Стронг так спешил сегодня утром. Меня пронзило чувство вины. Я видела, как Савилла пытается держать эмоции под контролем. Сначала ее отец. Теперь мачеха… Я чувствовала не только беспокойство за ее родителей, но и более глубокий страх: страх, что Савилла может стать следующей жертвой.

– Поезжайте, – сказала Джемма Савилле и Саммер. – Я останусь с Дакотой.

Я была рада, что не осталась одна, пусть даже компанию мне составляла Джемма. Мои мысли обратились к доктору Беллингему – как он улыбался и кокетливо разговаривал с Джеммой всего несколько минут назад. Он стремительно стал моим главным подозреваемым в том, что здесь происходило. Но как он попал к миссис Финч этим утром? Как он мог готовиться к встрече с нами и в то же время проделать такое с женой владельца конкурса красоты?

Медики гнали каталку по коридору. Саммер увела Савиллу, а Джемма последовала за мной в апартаменты Финчей, и на долю секунды я вдруг представила, как она нападает на меня сзади. Но это была сущая глупость, я понимала, что драматизирую из-за недостатка сна и постоянных интриг.

Мы переступили порог серебристо-малиновой гостиной в передней части дома.

– Никогда здесь не была, – сказала Джемма.

Белый порошок от отпечатков пальцев испортил мебель, а осколки стекла были разбросаны по полу.

– Как думаешь, что произошло? – спросила я.

– Похоже, она наслаждалась утренним аперитивом, который не очень хорошо улегся, – предположила Джемма.

– Это еще мягко сказано.

С этими словами из задней комнаты показалась мужская фигура. Чарли Стронг.

– И снова здравствуйте, дамы, – сказал он. Под его глазами залегли мешки, но он, казалось, пытался быть любезности. – Хорошо ли вам спалось этой ночью?

– После того как вы отправили мою тетю в тюрьму? Едва ли, – не сдержалась я.

– Ваша тетя в тюрьме, потому что она подозревается в краже и возможном похищении – или убийстве, – напомнил шериф. – Если только вы сами не хотите в чем-то признаться.

Я не могла понять, шутил ли он, но в любом случае вопрос мне не понравился.

– Верх остроумия, шериф.

– Сам не свой, если не сострю, – сухо отозвался он. Его тон изменился, а выражение лица стало более сконцентрированным.

Я решила сосредоточиться на настоящей проблеме.

– Итак, что здесь произошло?

– Савилла проснулась, оделась и обнаружила, что ее мачеха без сознания. Она вызвала скорую, и оттуда о происшествии сообщили мне.

– А после того, как вы приехали, она пришла за мной на утренний чай, – закончила я за него.

– Верно. Савилла подумала, что у вас могут быть какие-то идеи, которыми вы можете со мной поделиться.

Он осмотрел помещение на предмет любых подсказок, какие только возможны. Я никак не могла понять, как он относится к тому, что мы с Джеммой сейчас здесь.

Я прочистила горло.

– Извините, что была немного резкой утром. Я понятия не имела, что вы… что ждет вас здесь…

Он метнул на меня быстрый взгляд, но ничего не ответил. Шериф либо был сбит с толку моими извинениями, либо не хотел их принимать.

– Ну, похоже, проблема была в том, что было в стакане миссис Финч, – сказала Джемма, протягивая ему руку. Да, она никогда не упустит возможность произвести хорошее впечатление. – Я Джемма Дженкинс, давняя участница и, – она сделала паузу, как будто это слово было особенно трудно выговорить, – подруга Дакоты.

Шериф кивнул в знак признательности, но не пожал протянутую ему руку. Я бы рассмеялась, если бы ситуация не казалась такой нелепой. Моя соперница по конкурсу красоты теперь была моей сообщницей и вместе со мной пыталась перехитрить красивого, но сварливого шерифа. Какой дурдом.

– Савилла упомянула, что вы были здесь вчера вечером и подавали миссис Финч напитки, – обратился ко мне шериф.

– Теперь я подозреваемая? – выдавила я в ответ.

– Нравится нам это или нет, но мы тут все под подозрением, так или иначе, – он глубоко вздохнул и вдруг показался уставшим или расстроенным, или и тем, и другим одновременно. – Я спросил, потому что мне нужна ваша точка зрения… как инсайдера, как человека, который был рядом с жертвой всего несколько часов назад.

Не стоит давать ему эту информацию, но, может быть, если я поделюсь тем, что знаю, он даст мне что-то взамен? Я присела и провела пальцем по бледно-розовому ковру, который был залит брызгами коричневой жидкости. Я поднесла палец к носу и понюхала.

– Это виски, тот, который она пила вчера вечером.

– Вот бутылка, – сказала Джемма, потянувшись к краю стола. Она едва не схватила емкость и оставила бы на ней свои отпечатки, но шериф успел остановить ее рукой.

– Савилла сказала, что ее мачеха обычно не пьет, максимум полбокала вина за ужином.

Я вспомнила о трех стаканах, которые миссис Финч выпила вчера, и задалась вопросом, насколько это было из ряда вон выходящим событием в ее жизни. Я подошла ближе, ни к чему не прикасаясь, чтобы осмотреть содержимое графина.

Книги перед бутылкой были убраны и аккуратно сложены на столике, и, как вчера, был ряд добавок для коктейлей: имбирь, лимон, сладкий вермут, грейпфрутовый сок… Вот только… Мои глаза снова скользнули по ним.

Чего-то не хватало.

Я закрыла глаза и попыталась воссоздать в памяти разговор с миссис Финч, запах ванили, карамели и чего-то еще.

– Говорят, Финчи любят ликер, – сказала Джемма.

– Моего предшественника вызывали сюда пару лет назад, когда однажды вечером после шоу стало слишком шумно, – сказал шериф. – Но в полицейском отчете не упоминается миссис Финч.

– А кто там упоминается? – спросила я.

– Боюсь, что это секретная информация.

– Но здесь место преступления! Уже не до соблюдения секретности!

– Я могу по своему усмотрению решать, кому доверять информацию, связанную с этим делом, и от кого принимать помощь.

– И что, неужели вы выбрали меня, члена семьи главной подозреваемой?

– Знаете, как говорится: держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Казалось, он тут же пожалел о своих словах.

– Не то чтобы вы мой враг, – поспешно добавил он и запнулся.

Джемма смотрела на нас так, словно это был теннисный матч. Ее голова покачивалась из стороны в сторону от шерифа ко мне, и на губах играла легкая улыбка.

– Послушайте, я не спал почти тридцать часов и… – он глубоко вздохнул. – Меня не очень любят в Оберджине после того, как я обошел одного из местных парней в борьбе за должность шерифа. Это мой первый настоящий инцидент. Не уверен, что это подходящее слово для обозначения происходящего, но… Я буду признателен за любые соображения, которыми вы можете поделиться.

Не совсем перемирие, но это точно демонстрация уязвимости шерифа Стронга.

Мой взгляд привлекло то же, что я заметила и вчера вечером, когда наливала миссис Финч стакан за стаканом. На боковом столике стоял открытый горшочек с медом, на котором были изображены фиолетовая пчела и белый цветок. Я взяла салфетку из коробки рядом и взяла банку с медом, понюхав его. Виноград. Вот он, недостающий запах.

– Вчера вечером миссис Финч пила чистый виски, но, видимо, сегодня утром она использовала мед, – я передала банку шерифу. – Вам стоит проверить его состав.

– И, может быть, несколько осколков стекла, – добавила Джемма. – На всякий случай, вдруг в стакане что-то уже было до того, как она налила напиток.

– Мои офицеры как раз этим занимаются, – шериф почесал челюсть. – Можете сказать, кто еще был в ее апартаментах вчера вечером?

– Савилла, Кэти Гилман, Дорис Дэвис – но она ушла через несколько минут.

– А доктор Беллингем был здесь? – спросил шериф, и этот вопрос застал меня врасплох. Неужели его список подозреваемых совпадает с моим? Я не ответила, и он пояснил:

– Другие двое судей присутствовали, поэтому я предположил…

– Нет, я была с доктором Беллингемом позже в бальном зале, – вмешалась Джемма. – Он провел весь вечер на танцполе с конкурсантками.

– На вечеринке Драгоценностей и Самоцветов, – добавила я. – Я тоже была там, но ушла пораньше.

Я намеренно умолчала о бухгалтерской книге, которую взяла из шкафа Финчей, и о страховом полисе, который нашла. Но затем вспомнила о поляроидных снимках в своей сумочке.

Лэйси права. Шерифу стоит узнать об этом.

– Надеюсь, результаты лабораторных исследований совпадут с тем, что найдут в организме миссис Финч.

– Какие у нее были симптомы? – спросила я, открывая сумку.

– Медики сказали, что она была без сознания. Повышенное кровяное давление, нерегулярное сердцебиение, холодный пот. Классические признаки отравления.

Боясь передумать, я поспешно вытащила снимки и перечитала сообщение – слова, подразумевающие, что моя тетя ДиДи убийца, причем не одного, а двух человек – и протянула шерифу. Я немного колебалась по поводу того, что закодированное послание увидит Джемма – с другой стороны, я была почти уверена, что она не имела к этому никакого отношения. Да, Джемма хотела победить в конкурсе, но я нутром чувствовала: эта женщина не станет рисковать ради этого настолько, чтобы попасться на мошенничестве – или убийстве.

– Это было в моей кровати, когда я проснулась сегодня утром. Но их могли положить туда вчера, еще до того, как я вернулась к себе вечером.

Я разложила фотографии на диване. Шериф внимательно изучал их.

– Эта штука в центре снимков… это пояс?

– Пояс победительницы конкурса красоты. Моей тети, в частности. Он висит у нее в кабинете.

– Кто-нибудь еще видел эти снимки?

Джемма смотрела на фотографии, нахмурившись. Теперь я была уверена, что она никогда прежде их не видела.

– Только Лэйси, – ответила я. – Но она ничего никому не раскажет.

– Тогда давайте пока оставим это в тайне.

Он бросил на нас обеих многозначительный взгляд и собрал фотографии.

– Послушайте, шериф… Я знаю, что моя тетя невиновна. Я уверена, что тот, кто подбросил это в мою комнату, точно так же подбросил ей ту корону. Скажу больше, сегодня я заметила, что с мизинца доктора Беллингема пропало кольцо – на пальце в этом месте заметный след от загара. Думаю, он может стоять за всем этим. Его прошлый раз в качестве судьи конкурса закончился исчезновением Мисс 2001!

– Доктор Беллингем, значит, – повторил он так, словно пробовал обвинение на вкус.

Некоторое время шериф стоял, уставившись в пол, а затем вытащил свой блокнот и пролистал его содержимое – информацию, которой он не предложил поделиться со мной.

– Что у вас там? Топ-10 лучших кандидатов? – спросила Джемма. Она что, пытается сострить или просто по жизни звучит саркастически?..

Шериф проигнорировал вопрос.

– Еще доктор Беллингем – человек, о котором меня предупреждала тетя. Она просила держаться от него подальше, – сказала я. – А значит, он точно должен иметь какое-то отношение ко всему этому.

– Почему ваша тетя хочет, чтобы вы держались подальше от Беллингема? – В его тоне определенно было любопытство, но также… покровительство? Я задалась вопросом, это потому, что он беспокоился именно обо мне, или просто делает свою работу. Шериф встретился со мной взглядом, и я обратила внимание на цвет его глаз, тут же возненавидев себя за это.

Его глаза были ореховыми – не карими, не зелеными и даже не зелено-карими. Вот оно что. Даже его собственные глаза не могли определиться, какими быть.

– Это сделал кто-то, кто вхож во внутренний круг, свой, инсайдер, с ключом доступа, – наконец сказал шериф.

– Таким инсайдером вполне может быть судья, – предположила Джемма.

– Или охрана, или персонал, уборщица… Да, это может быть кто-то вроде доктора Беллингема… или вроде ДиДи Грин, – добавил шериф, заставив меня снова его возненавидеть.

– И зачем же в таком случае моей тете класть фотографии своего пояса мне в постель, а затем обвинять себя в убийстве двух человек?!

Он сделал нерешительный шаг ко мне.

– Я понимаю, что вы уверены в невиновности своей тети. – Он изучающе рассматривал меня, и от его взгляда мое лицо вспыхнуло. – Но вы должны понять: моя работа – учитывать все сценарии, думать как преступник и сотрудник правоохранительных органов одновременно. Если ваша тетя невиновна, даю вам слово, ее отпустят. Если нет, то…

Эти слова меня покоробили.

– Подождите… Вы хотите сказать, что считаете эти фотографии – сообщение об убийстве людей – неким доказательством вины моей тети?!

– Не обязательно, но…

– В это решительно невозможно поверить! – сказала Джемма, и ее голос стал как будто выше и громче.

Открыв рот от изумления, я слушала, как Джемма Дженкинс встала на мою защиту.

– Дакота пришла к вам сама, отдала вам эти фотографии, рассказала о докторе Беллингеме, а вы стоите там и говорите, что это может быть использовано против ее тети?! Да если…

– Позвольте мне остановить вас прямо здесь, мисс Дженкинс. Я ничего такого не говорю. Я не занимаюсь ни помощью семье обвиняемого, ни работой против них. Мои слова подразумевают лишь одно: нужны все факты, прежде чем делать какие-либо выводы.

Его тон звучал разумно, но именно это заставило меня чувствовать, что я вот-вот взорвусь. Факты? Этот человек хотел фактов?!

– Ладно. Я дам вам факты, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Женщина, которую вы посадили в тюрьму, – единственная семья, которая у меня осталась. После смерти моей матери она…

Я уже почти плакала, но не хотела, чтобы шериф это видел. Поэтому я вытерла глаза, перевела дыхание и продолжила:

– После смерти мамы Деанна Грин была тем человеком, который приходил ко мне каждый день, готовил, убирал дом и вытаскивал меня из постели. Она следила за тем, чтобы мне было куда пойти, чтобы я вела себя как полноценный человек…

Стоило только произнести эти слова, воспоминания заполонили мой мозг – воспоминания о той, первой, неделе без мамы в доме, о том, как ДиДи заставляла меня сидеть и есть, как набирала мне горячую ванну, как она вышивала в моей комнате, пока я спала. ДиДи никогда не была той, к кому я прислушивалась или к кому стремилась, когда переживала крах или боль разбитого сердца. Для этой роли в моей жизни всегда была мама, мама давала эмоциональную поддержку во многих отношениях. Но тетя ДиДи все эти годы терпеливо показывала, что любит меня. Просто не в той форме, которую я привыкла замечать.

– Она любит это шоу, слышите! Господи, да она не возьмет даже карандаша со стойки регистрации, не говоря уже о короне или… человеческой жизни. Тот, кто подбросил корону в ее комнату, а эти фотографии – в мою кровать, явно имеет что-то против ДиДи. Я подозреваю доктора Беллингема и предлагаю вам начать искать там! Потому что, клянусь, если вдруг я узнаю, кто стоит за всем этим, раньше вас, я могу сделать что-то безрассудное!

Шериф, казалось, был впечатлен моей короткой речью, потому что уставился на меня во все глаза.

– Мисс Грин, – сказал он спокойным тоном, когда я закончила, – я знаю, что вы расстроены, но, пожалуйста, воздержитесь от опрометчивых поступков.

Двадцать

Мне было жизненно необходимо проехаться верхом. Погладить Беллу по носу и позволить ей унести меня к краю леса и предгорьям Голубого хребта, как раньше, как мы делали с мамой. Ветер даст прохладу пылающим щекам и вспотевшим ладоням, а тени, танцующие в дубовых листьях, успокоят мой беспокойный дух. Эта неделя становилась слишком тяжелой.

Я спешила наружу, пытаясь успокоить свой разум. Джемма плелась за мной. Меня бесило, что я ничего не контролирую и ни на что не могу повлиять. ДиДи оставалась за решеткой, мои попытки помочь ей могли только усугубить ситуацию, и мне по-прежнему нужно было следовать строгому расписанию конкурса и не забывать о косметических процедурах.

– У тебя расписание с собой? – спросила я Джемму, глядя в сторону гор, которые выглядели настороженными, как будто ждали от меня новостей.

Она протянула мне карточку, не говоря ни слова, ее взгляд также был устремлен на горные пики вдали.

– У нас репетиция через полчаса, – сказала Джемма, как будто я не могла самостоятельно прочитать свои обязанности черным шрифтом на странице. – Если ты ее пропустишь…

– Не пропущу, – процедила я сквозь зубы. – Мне просто нужно несколько минут, чтобы прийти в себя и сосредоточиться.

Я просмотрела список дел – на поездку верхом точно не было времени. Придется довольствоваться тем, что можно будет выплеснуть ярость на шерифа при следующей встрече.

– Отлично. Тогда увидимся через несколько минут. Умойся и встрепенись, ковбойша, – сказала Джемма и пошла вперед, оставив меня одну.

Я сделала несколько глубоких вдохов и несколько кругов по саду, прежде чем ступить на широкую лужайку, где расположилась первая палатка «Сквозь десятилетия».

Это было поразительно. Пространство следовало очевидной организационной структуре с 1920-х по 2010-е годы: пять огромных палаток с одной стороны и пять с другой, разделенные широкой полосой зелени. Я пришла как раз вовремя, вокруг уже вовсю сновали участницы и персонал. Я глубоко вздохнула, а затем направилась в 1950-е годы на репетицию.

У входа в палатку красовалась вывеска с надписью «Содовая Конкурса Роз» рядом с фигурой продавца газировки в форме в полный рост, держащей два коктейля. Пока я огляделась в поисках ответственного по мероприятию, мои глаза вобрали в себя все оттенки пастельных тонов, какие только могут быть известны человеку. Как будто 1950-е хотели, чтобы посетители знали, насколько все было идеально, прежде чем на них обрушиться.

Помимо магазина содовой с гигантским выбором мороженого самых разных вкусов, прилавка и округлых табуретов, палатка 1950-х годов также представляла собой интерьер небольшого дома середины века со светло-желтыми стенами, нежно-голубыми шкафами и низкой, массивной мебелью. Гигантские вырезанные из картона фигуры улыбающихся Элвиса, Элизабет Тейлор и Джеймса Дина стояли между передней частью сцены и танцевальной площадкой, расписанной гигантскими буквами: SOCK HOP^[21].

Женщины носились по сцене, некоторые с костюмами в руках. Я заметила Джемму, стоящую перед зеркалом в полный рост. Она закрепляла на голове оранжевую куполообразную шляпу, которая несколько напоминала переделанную миску для хлопьев.

Похоже, Джемма куда быстрее оправилась после беседы с шерифом.

– Эй, – окликнула Саммер, махнув мне рукой. Она катила тележку, нагруженную коробками и висящими сумками. Тележка местами заржавела и была забрызгана краской по нижнему краю. – Бери свой костюм.

Я огляделась по сторонам и увидела нагроможденные контейнеры возле сцены.

– Оттуда? – решила уточнить я.

– Там подарки для тех, кто приходит в «пятидесятые», – сказала Саммер, постукивая по верхней части картона.

– И что за подарки? – спросила я, пытаясь вспомнить, какие изобретения и инновации символизируют то десятилетие. – Знаю! Противозачаточные таблетки?

– Нет, – рассмеялась Саммер. – Это было бы слишком красноречиво. По-моему, в этих коробках хулахупы.

– Как там Савилла?

– Я отвезла ее в больницу, и она сразу пошла к мачехе, а я – обратно сюда. По-моему, все будет хорошо.

Я не могла не улыбнуться по поводу оптимистичного настроя Саммер.

Шериф Стронг неторопливо шел к краю нашей палатки, разговаривая с одним из своих офицеров. Когда они остановились и огляделись по сторонам, на лице отразилось недоумение. Я заметила, как другие женщины пристально наблюдают за ним, некоторые даже направились в его сторону. Причин на то могло быть только две: либо кому-то хотелось его поцеловать, либо все-таки узнать, что там с миссис Финч.

Меня раздражала улыбка на лице шерифа Стронга, с которой он рассматривал красочный декор 1950-х годов, множество сцен, шквал огней и музыки. Это был тот Оберджин, который я всегда знала и любила, город, который нельзя представить без осеннего фестиваля «Жуткие гадости и сладости», президентского парада «Живая история», прыжков в розовых и белых носках во время Дня святого Валентина или пасхального фестиваля «Спрячь кролика». Я участвовала во всех этих событиях с детства, и сейчас под взглядом этого чужого приезжего человека внезапно почувствовала себя защитницей места, где моя семья жила поколениями. Мистеру Стронгу предстояло многому научиться, если он собирался оставаться шерифом в этом округе надолго. Для начала ему нужно было усвоить, что мы, в Оберджине, всегда идем ва-банк.

Самое время выкинуть шерифа из мыслей, хотя бы потому что Саммер только что подбежала вручить мне платье, изначально подписанное «Савилла Финч». Ее имя было вычеркнуто, а мое добавлено. Это платье, слишком маленькое для меня по размеру, было красным в белый горошек, с кружевным коротким воротником и белым фартуком. В нем я выглядела как живая мишень, которая буквально кричала: «Убей меня следующей». Я поблагодарила Саммер, которая поспешила прочь, и направилась к Джемме, которая опять держалась боссом, хотя это едва ли применимо к образу домохозяйки 50-х в желтой юбке клеш.

Но факт оставался фактом: обеспокоенная и почти уязвимая девушка из апартаментов Финча исчезла. Вместо этого Джемма своим обычным авторитетным тоном выдала мне краткое изложение того, что нас ждет. Вместе с двумя девушками по имени Джина и Нина – что совсем не сбивало с толку – мы должны разыграть историческую сценку через несколько часов после того, как палатки откроются для гостей в субботу. Палатки десятилетий и представление – сильное слово для десяти минут посредственной актерской игры – были «особым подарком» гостям столетия конкурса, как гласила программа.

Джемма вручила мне страницы, и я вошла на кухню с фальшивой плитой и столешницами из розового ламината. Декорации – в комплекте с кухней, гостиной, прихожей и входной дверью – были сплошной бутафорией. Ничто не было настоящим и не могло функционировать согласно прямому назначению.

– Учите свои реплики. Репетиция начнется через несколько минут.

– Какие-нибудь пожелания по актерскому мастерству? – пошутила я.

Джемма несколько секунд пристально смотрела на меня, явно восприняв мой вопрос всерьез.

– Это 1950-е. Олицетворяйте собой десятилетие. Все в этой палатке выглядит именно так, как в той эпохе, и все, что мы делаем, должно возвращать людей в тот момент времени.

– Подавленная протофеминистка. Понятно, – сказала я, просматривая первую страницу текста.

ЖИВАЯ ИСТОРИЯ 1950-Х: ТИПИЧНЫЕ ЗАБОТЫ И ТРЕВОГИ ДЕВУШКИ ИЗ ДВОРЦА РОЗ

Рассказчик (Нина): Участница конкурса красоты пятидесятых сталкивалась с теми же заботами и тревогами, что и девушки двадцать первого века сегодня. Возьмем, к примеру, Милдред. (Подходит к ведущей.) Она только что окончила колледж, получив степень по истории искусств, и вернулась домой, чтобы жить с родителями, пока не найдет своего Единственного. Чем заняться девушке между обучением ведению домашнего хозяйства и ожиданием предложения? Может быть, поучаствовать в конкурсе, который поможет в обоих этих начинаниях? Давайте посмотрим.

Ведущая (Савилла Дакота): (На кухне, расстроенная, но сдержанная. Макияж и прическа должны быть идеальными.) Черт возьми! Не могу поверить, что мое суфле снова сдулось! Что подумают судьи той части шоу, где выпечка, когда я не смогу подать им ничего съедобного? И что подумает Роберт, когда придет сегодня вечером? Он никогда не позовет меня замуж, если я не научусь готовить! Ох, и задаст он мне взбучку!

Э-э. Нет. Нет, нет, нет, нет!

Я замерла, глядя на своих коллег-актрис, которые занимали позиции и поправляли реквизит – стаканы с холодным чаем и пластинки. Певица на сцене начала напевать «A Guy Is a Guy» Дорис Дэй^[22]. Я пролистала следующие две страницы сценария, и, как можно было ожидать, лучше не стало, поскольку Роберт балансировал на грани откровенного насилия.

– Можем ли мы внести изменения в сценарий? – спросила я, подходя к Джемме. – Может, убрать этого Роберта, который хочет, чтобы его девушка была четвертого размера?^[23] Мы могли бы больше сосредоточиться на желании Милдред научиться печь.

Джемма прищурилась так, словно ожидала от меня именно этого вопроса.

– Мистер Финч лично одобрил эту сценку. Считай это данью уважения ему.

– Серьезно? Сценку о несуществующей идеальной девушке на конкурсе красоты и каком-то придурке по имени Роберт, который расстроился из-за того, что его девушка сожгла десерт и съела калории. Я перелистнула на третью страницу. – И теперь она боится остаться старой девой, если не победит в этом году?

– Речь о том, чтобы перенестись в другую эпоху и прожить жизнь так, как женщины тех времен, – сказала Джемма, положив руку на бедро.

Курс по изучению сельских женщин в Корнелле никогда не представлял их в таком свете.

– Ладно, а где же борьба против сегрегации и петиция президенту Эйзенхауэру о должностях в кабинете министров для женщин?

Пауза.

– Слушай, Глория Стайнем^[24], я не могу это исправить сегодня, здесь и сейчас, – выпалила Джемма. – Я уверена, что это не то, о чем говорили тогда абсолютно все женщины, мы работаем с тем, что есть. Поняла?

Нет. Не поняла и понимать не желала, но и лишиться шанса на приз из-за собственной упрямости тоже не хотелось.

Джемма позвала нас занять свои места, и я прошла по всему сценарию. Затем еще раз, и я изо всех сил старалась следовать непрошеным советам Джеммы относительно тона и манер.

– Давайте сделаем это еще раз, – сказала Джемма, почти как только мы закончили.

– Хорошо, – отозвалась я, и сердце забилось быстрее. Совокупный груз нервотрепки по поводу моих финансовых затруднений, тети за решеткой и общих проблем безопасности этого конкурса увеличивался. Эта нелепая постановка могла сломать меня.

– Давайте прогоним сцену снова. – Я протопала на кухню и выдала первую реплику, длинную, громкую и тягучую, каждое слово которой было тяжелым и монотонным.

– Боже мой, черт возьми! Не могу поверить, что мое суфле снова просело.

Я начала открывать и хлопать шкафами, в которых не было ничего, даже полок.

– Роберт с меня три шкуры спустит, если я не научусь готовить. Ох и взбучка меня ждет!

Я дернула ящики, но от них тоже был только фасад, поэтому пришлось перейти к нижним шкафам.

– Как ты заарканила своего мужа…

Последние слова застряли у меня во рту. Потому что в самом нижнем шкафу, выставленном на обозрение любителей 50-х годов, лежало тело, одетое в костюм с осыпающейся мертвой розой на лацкане.

Я отступила от шкафа и врезалась в кухонный стол позади себя. Боль разлилась по бедру, когда труп вывалился головой вперед из шкафа и приземлился на пол с глухим стуком.

Я в ужасе уставилась на мертвеца, мышцы которого напряглись, а руки были сложены на груди. В правой глазнице не было глаза, а на лице засохла струйка крови, тянувшаяся дальше вдоль правой штанины, до самого носка его коричневых туфель. Так я нашла мистера Финча, и он все еще носил кольцо на мизинце.

Двадцать один

Я не могла ни убежать, ни даже пошевелиться или позвать на помощь.

Когда Джемма, взволнованная и расстроенная, вошла на кухню, намереваясь вновь меня отругать, она издала душераздирающий крик. После этого пошла цепная реакция. Прибежали Джина, Нина и Саммер, и вскоре участники других десятилетий хлынули к нам, в то время как члены команды носились туда-сюда на гольф-карах.

Когда появился шериф с призывом оцепить территорию, Саммер оттащила меня прочь.

– Пойдем со мной, – прошептала она, и, взяв меня за руку, вывела из-под навеса к скамейке, установленной между палатками 70-х и 80-х.

Мои руки тряслись, я могла только смотреть в пустоту. Птицы на деревьях продолжали петь, летнее солнце по-прежнему палило, но этот день для меня безвозвратно изменился. Даже горы теперь скрылись за серыми облаками.

– Мистер Финч был… – я сглотнула, пытаясь заговорить. – Его глаз… его кровь…

– Я знаю. Все в порядке, – сказала Саммер.

Ее маленькая ручка так и лежала на моей спине, поддерживая меня, когда шериф приблизился к нам.

Он присел на корточки и заговорил самым добрым тоном, который я когда-либо слышала от него.

– Мисс Грин, я знаю, вы в состоянии шока. – Его голос был ровным, и этот звук странным образом оказывал успокаивающее воздействие. Но следующие слова тут же вновь выбили меня из колеи. – Вы можете рассказать мне своими словами, что обнаружили?

– Я нашла… – я не смогла закончить фразу и не посмотрела ему в глаза.

Саммер положила руку мне на плечо, защищая:

– Все в порядке, Дакота, – сказала она. – Ты нашла тело мистера Финча, верно?

Кажется, я кивнула.

– И где конкретно он находился? – спросил шериф.

Мы стояли в нескольких метрах от места, где безжизненное тело мужчины выпало из кухонного шкафа. Разве шериф не мог подойти и увидеть это своими глазами? Я попыталась вспомнить слова тети ДиДи, что должна доверять ему, но эта новая зацепка не помогала делу – особенно раз мне приходится давать красочное описание того, что он может различить самостоятельно. Я не хотела заново переживать еще одну смерть.

Он проследил за моим взглядом.

– Мне просто нужно оформить протокол.

Я неопределенно махнула рукой.

– Вы можете спросить Джемму. Она пришла сразу после… сразу после того, как тело мистера Финча… упало.

Шериф записал информацию, а затем слегка коснулся моего плеча, глядя на Саммер.

– Вы можете остаться с ней?

– Конечно.

Я подложила руки под себя, чтобы остановить дрожь, и наблюдала, как толпа расступается вокруг шерифа. Я почти ничего не знала о трупах, но все равно поняла одну вещь: мистера Финча убили не так давно. Из того, что я знала о животных – в тринадцать лет я думала, что вырасту и стану таксидермистом, – трупное окоченение проходит примерно через двенадцать часов. Но руки мистера Финча не шевелились, даже когда он неуклюже шлепнулся на пол. А значит, еще совсем недавно мистер Финч, пропавший около девятнадцати часов назад, был жив. И находился поблизости.

Шериф скрылся из виду, по мере того как Саммер провожала меня в мой гостевой коттедж. Я была в таком оцепенении, что понятия не имела, сколько времени прошло до момента, когда Лэйси пришла с обедом.

Они несколько минут переговаривались шепотом, прежде чем Саммер обняла меня и коротко попрощалась, а Лэйси осталась со мной в коттедже, уговаривая меня что-нибудь съесть. Я взяла сэндвич, надкусила края, чтобы она осталась довольна, и тут же положила обратно. Между крошечными укусами я подробно описала улики – поляроидные снимки, мед, бухгалтерскую книгу, – наблюдая, как меняется ее выражение лица по мере моего рассказа.

– Я думаю, мистер Финч умер менее двенадцати часов назад, где-то после двух часов ночи.

– Это же хорошо для ДиДи, да? – спросила Лэйси.

– Это значит, что тетю увели в наручниках, прежде чем он умер, а значит, она никак не может быть виновна в его убийстве. Вскрытие подтвердит время смерти, – я сделала глоток воды. – Но остается другое – корона Мисс две тысячи один в комнате ДиДи и тот факт, что первоначальная победительница, Кэти Пибоди, исчезла, когда тетя руководила конкурсом… Я даже не знаю, с чего начать.

– Это было так давно, – сказала Лэйси, откусывая кусок своего сэндвича.

– Ты же слышала о старом доме Финчей? На задней стороне участка?

Я смутно припомнила, как мистер Финч упоминал старое поместье, говоря, что они рассматривают возможность превращения его в музей конкурсов красоты.

Лэйси сделала глоток диетической колы:

– Я никогда там не была, но, конечно, слышала о нем. Твоя тетя сказала, что этот дом нельзя сносить, потому что он обладает исторической ценностью.

– Интересно, есть ли там какие-нибудь архивы? Особенно если Финчи планируют превратить его в туристическую достопримечательность…

– Может быть, – сказала Лэйси, поворачиваясь к окну. – Но у меня сегодня миллион дел, а ты, похоже, не в состоянии… прочесывать лес.

Она была права. Я была морально и физически истощена и, вероятно, все еще находилась в шоке от вида трупа мистера Финча. У меня также не было желания подвергать свою жизнь опасности, бродя в одиночку по неиспользуемым и неухоженным окраинам поместья. Я почти слышала, как тетя ДиДи и мама говорят мне в один голос: «Лучше оставайся на месте, юная леди, во всяком случае, пока не увидишь восход солнца. На этот раз я была более чем счастлива подчиниться этим внутренним голосам здравого смысла.

– Давай поступим следующим образом, – сказала Лэйси. – Мне нужно проверить еще пару палаток, а ты пообещай, что никуда не пойдешь без меня.

– Я не пойду, но… – Я знала, что Лэйси, будучи очень самостоятельной и независимой, может уклониться от ответа на вопрос, который я собиралась задать. И все же я должна была спросить.

– Ты уверена, что это безопасно?

– Уверена, – к моему удивлению, Лэйси просто мягко улыбнулась мне. – У меня есть перцовый баллончик, и я не боюсь его применить.

Мне не нравилась ни идея, что она там одна, ни что я одна здесь.

– Но ты можешь вернуться сюда вечером или даже ночью? Ну, когда закончишь? Я хочу пойти в заднюю часть дома…

Я не сказала, что боюсь оставаться одна, но моя подруга, казалось, и так это чувствовала. Лэйси обняла меня в последний раз, прежде чем уйти, и я осталась одна, наедине с бурлящими мыслями.

Я закрыла глаза, чтобы попытаться очистить разум, но одно воспоминание всплыло на поверхность и никак не хотело уходить. Через шесть недель после смерти мамы, субботним вечером в начале сентября, я вышла из тумана своих переживаний достаточно надолго, чтобы поговорить с тетей ДиДи.

– Я уже начала сортировать вещи твоей матери, – сказала она мне от двери моей детской спальни. Она пыталась вытащить меня из постели на ужин, но в конце концов сдалась и начала рыться в маминых вещах. – Не стесняйся, забирай с собой все, что хочешь.

Забирай с собой… Эти слова заставили меня подскочить в постели.

– С собой? Это куда? Что ты имеешь в виду?

Тетя ДиДи поджала губы, явно сбитая с толку моим вопросом.

– В ветеринарную школу. Тебе осталось учиться год, поэтому я подумала…

Я сдержала слезы, грозившие вырваться наружу. Моя тетя – та самая женщина, которая только что потеряла свою сестру, – ожидала, что я вернусь в школу и снова поступлю на службу в реальный мир. Начну новую жизнь! Как будто я не провела последний год в качестве сиделки, как будто… мама не умерла. Я где-то слышала, что люди скорбят по-разному, но прошло всего несколько недель! Как вообще можно вести такой разговор сейчас?!

Я не хотела плакать перед ней, пока она суетилась по дому, разбирая мамины вещи, поэтому сдерживание слез исказило мое лицо в застывший спазм.

К чести ДиДи, как только она увидела смятение и горе на моем лице, тут же поспешила в мою комнату, бросив любимый фиолетовый шарф мамы в дверной проем. Она обняла меня и прижала к груди, покачиваясь взад и вперед, как она, должно быть, делала, когда я была младенцем. После того дня я начала понимать, что наши подходы к одной и той же потере – это разные миры. Тетя ДиДи действует, не боится пачкать руки, переходит сразу к сути. Я же склонна погружаться в тоску и барахтаться в ней как можно дольше.

Взять хотя бы смерть мистера Финча как микропример моей естественной реакции. Когда я увидела его тело на земле у своих ног, инстинкт скомандовал мне бежать в свой коттедж, заползти под одеяло и впасть в спячку до весны. А ДиДи на другом конце города, даже в своем ужасном положении, наверняка мерила шагами камеру, думая о том, что предпринять, чтобы выяснить, кто убийца. И мы обе знали: она рассчитывает на то, что я буду работать с шерифом, чтобы добраться до правды.

Понимание того, как она отреагирует, помогло мне встряхнуться и переварить имеющиеся факты.

Первое: моя тетя сидит в тюрьме за кражу. Второе: кто-то обвинил ее в убийстве двух человек – мистера Финча, чье тело теперь покоится с миром, и Мисс 2001, она же Кэти Пибоди.

Эти два тезиса сновали взад-вперед в моих мыслях, пока я наконец не уснула прямо на диване. Я проснулась на следующее утро, спустя несколько часов после того, как прокричали павлины.

Пятница

КОНКУРС КРАСОТЫ ДВОРЦА РОЗ: ДЕНЬ ТРЕТИЙ

БРОДВЕЙСКАЯ ТРЕНИРОВКА ДЖЕММЫ ДЛЯ ЯГОДИЦ: 7:00–8:00. Отправьте свою попку на танец красоты вместе с Джеммой!

ЗАВТРАК: 9:00–10:00. Завтрак будет подан в зале Примул.

РЕПЕТИЦИЯ СОБЕСЕДОВАНИЯ: 11:00–14:00. Приглашаем участниц пообщаться в садах Дворца Роз и пройтись по вопросам репетиции интервью. Судьи будут доступны в случае необходимости. Также будет предоставлен легкий обед.

ПРАКТИКА И ПОДГОТОВКА: 14:00–16:00. Сцена бального зала будет открыта, чтобы участники могли проверить звук и подтвердить время своего выступления. Помните, что номер должен уложиться в три минуты!

УЖИН ПОЗОЛОЧЕННОГО ВЕКА: 18:00–21:00. Насладитесь специально подобранными блюдами с аутентичным меню, декором и нарядами Позолоченного века! В качестве гостей приглашаются участники, персонал и судьи шоу.

В субботу откроются двери для широкой публики, которая сможет посетить выставочные палатки «Шоу столетия сквозь десятилетия» и насладиться грандиозным финальным представлением!

Список дел Дакоты (От важного к возможному):

Найти мистера Финча, живым или мертвым Найден. Определенно мертв.

Вытащить ДиДи из тюрьмы. Кто мог ее подставить?

Что случилось с миссис Финч? Перепой? Яд? Другое?

Победить в конкурсе.

Возможные подозреваемые:

Доктор Беллингем.

Савилла.

Миссис Финч (она еще и жертва.)

Двадцать два

В лучах солнечного света кружили пылинки, спускаясь на мое лицо. На мгновение я подумала, что вернулась домой, и вот-вот зайдет тетя ДиДи с подносом, полным еды, чтобы насильно меня накормить. Но нет.

Я лежала на диване напротив Лэйси, которая спала в кресле с подголовником, свернувшись в неудобной позе на кресле. Часы показывали 7:42. Я вскочила с диванного валика, который засунула себе под голову в качестве подушки. Нам нужно было наконец-то связать точки между короной в комнате ДиДи, «поляроидами» в моей кровати и трупом мистера Финча.

Я растолкала Лэйси, и через несколько минут мы обе были на ногах. После распыления свежего дезодоранта и быстрого взгляда на себя в зеркало, решив не обращать внимание на то, что не удалось поправить, мы вышли за дверь и направились в конюшню.

По дороге мы заметили группу любительниц бродвейских ягодиц, трясущихся и подтанцовывающих под Master of the House из мюзикла «Отверженные». Джемма довольно ухмылялась – она явно была в своей стихии, перемещаясь между потными участницами и показывая им идеальные приседания. Ну, чем бы дитя ни тешилось, как говорится.

Хозяин конюшни узнал Лэйси, поэтому разрешил нам взять пару более-менее смирных кобыл – предварительно задав несколько вопросов о моем опыте общения с лошадьми.

У Полли была ржаво-рыжая шерсть и темно-коричневая грива. Я представилась ей и рассказала о Белле, погладив нос и хорошенько ее потерев, дав лошадке понюхать меня, прежде чем положить потник ей на спину.

Когда я спросила у хозяина конюшни, где взять седло, он указал на дверь в конюшне. Внутри я насчитала семь рядов с пятью-шестью седлами в каждом. Мистер Финч говорил, что у них целая коллекция, но я не могла себе представить ничего подобного. Вся стена была покрыта мастерски исполненными произведениями кожевенного искусства. Я провела рукой по ближайшему седлу – мягкому и эластичному. Все самое лучшее Финчам, конечно.

На луке большинства седел были послания: от простых посвящений до таких личных, что я не смела позволить взгляду слишком на них задержаться.

Моему бриллианту

Моей розе

Люблю тебя вечно

Люблю, твоя мама

Люблю тебя всегда

На следующие 20 лет

Какая захватывающая поездка

Я вспомнила, что во всей вчерашней суете так и не поняла, в чем будет заключатьсямой талант на завтрашнем шоу.

По словам тети ДиДи, за эти годы какие только перформансы не набирали очки на конкурсе: постановка «Макарены» в стиле балета, «К Элизе» с ветряными колокольчиками, монолог Макбета, произнесенный в костюме Гарри Поттера. Жюри, безусловно, награждало за креативность.

Я заметила ведро с чистящими средствами в углу и подумала, не попросить ли разрешения взять его с собой за кулисы. Если случится худшее, я смогу провести подробный урок о том, как правильно чистить седло. Тетя ДиДи будет гордиться мной – или впадет в ужас, тут не угадать наверняка.

Лэйси схватила первое попавшееся седло. Она не особенно любила лошадей, но родители заставили ее ходить на занятия по верховой езде в течение года, думая, что она сможет специализироваться на менее известном виде спорта ради стипендии в колледже. Когда Лэйси впервые случайно наступила в конский навоз, она давилась от тошноты пять минут и тогда окончательно поняла, что это никогда не станет страстью всей жизни.

Я повернулась к ней.

– Как думаешь, я могу одолжить один из них для завтрашней демонстрации своего таланта?

– Думаю, да, но зачем? – нахмурилась она.

– Хочу удивить судей.

Она подняла руку, показывая, что сдается.

– Поступай, как знаешь.

После того, как мы надежно закрепили седла, Лэйси перекинула ногу через спину квотерхорса по кличке Джинджер, а я уселась верхом на Полли.

Путь к задней части поместья был неровным, и ветки цепляли нас за руки, словно пытаясь удержать. Мы молча пробирались через бурелом упавших деревьев, в которые ударила молния. Ветра практически не было, и очень хотелось надеть бандану, чтобы вытереть пот, который начал стекать с лица. К счастью, густая листва вскоре поредела, и в воздухе разлился аромат жимолости.

Перед нами возвышалась трехметровая каменная стена, увенчанная тонкими коваными шипами, готовыми пронзить незваных гостей. Единственным проемом в стене были ворота с более узкими шпилями, на расстоянии пяти сантиметров друг от друга.

Лэйси повела Джинджер к воротам.

– Как думаешь, они открываются? – спросила она.

– Есть только один способ узнать.

Я спрыгнула и подвела Полли к металлическим планкам, толкая их, но ворота не поддавались из-за лоз, растущих под входом. Тогда я бросила поводья и надавила плечом, но они едва ли сдвинулись с места. Выдернув сорняки и пытаясь избежать колючек, я попыталась снова. На этот раз ворота открылись достаточно, чтобы мы с Лэйси смогли протиснуться в образовавшийся зазор.

– Предлагаю привязать лошадей здесь, пока мы проверим, что тут такое.

– Интересно, что Финчи собираются сделать с этой частью резиденции, – сказала Лэйси, как только мы вошли на огороженную территорию.

– Да уж. И как тут сделать музей, когда через эти ворота уже давным-давно никто не проходил…

– Если только нет другого прохода, – заметила Лэйси. – Может быть, есть секретный проход, которым как раз и будут заманивать посетителей. Мистер Финч всегда казался мне достаточно эксцентричным человеком, чтобы устроить нечто подобное.

Сделав еще несколько шагов, мы поняли, что оказались на краю обширного сада, дикого и необузданного, простирающегося на акры во всех направлениях. Прямо перед нами была теплица с куполом, возвышающимся из центра. Стекла в ней разбиты, а некоторые и вовсе отсутствовали, создавая подобие щербатой ухмылки. Живописный холм поднимался и опускался вдали, а за ним стояло заброшенное двухэтажное каменное строение со ступенями, ведущими к входной двери.

– Это тот самый дом, в котором изначально жила семья Финч, пока строился Дворец Роз, – сказала Лэйси, пока мы неторопливо направлялись к нему. Нависающие впереди горы создавали ощущение уюта и защищенности. Мне вдруг подумалось, что акры земли с красивым домом, теплицей, заросшим травой пространством и просторным садом были слишком тяжеловесными для семьи Финч из Позолоченного века.

Мы поднялись по лестнице и открыли дверь в дом. Глаза быстро привыкли к слабому освещению. Стиль строительства напомнил мне старинные дома в Уильямсбурге. Каждое Рождество тетя ДиДи просила нас с мамой следовать за ней, пока она переходила от дома к дому, украшенному вечнозелеными растениями, свечами и ягодами падуба. Мы с мамой ограничились бы двумя особняками, а потом ушли искать горячий шоколад, но плелись за ДиДи, терпеливо ожидая, когда же она «закончит».

В этом доме комнаты расходились от длинного коридора, тянувшегося от передней двери до задней. Эта конструкция позволяла воздуху циркулировать во времена, когда кондиционеров еще не существовало. Затхлый запах закрытых комнат и брошенных вещей пропитывал дом насквозь. Я провела рукой по отслаивающейся краске шалфейного цвета на стене и попыталась представить себе семью конца девятнадцатого века, которая ходила по этим коридорам. Вход в каждую комнату был украшен карнизом, перед одной из них была вполне современная дверь. Из-за нее доносился гул мотора.

– Держу пари, в этой комнате есть температурный контроль, чтобы сохранить то, что находится внутри, – сказала Лэйси, подходя ближе. – В колледже у архивариуса было такое хранилище. Я помню, потому что частенько расставляла книги в библиотеке на территории кампуса.

Я могла представить, как Финчи приводят бригаду, чтобы установить кондиционер только в одной комнате, ради сохранения исторического наследия. Но тогда почему бы не оставить эти ценные предметы в главном доме, в главной, так сказать, части своей собственности? Или там было что-то, на что они не хотели бы, чтобы посетители наткнулись?

Я подергала ручку, но та не сдвинулась с места.

– Позволь мне, – сказала Лэйси, шагнув вперед. Она достала из кармана удостоверение личности и вставила его между дверной рамой и замочным механизмом. Ей потребовалась целая минута, чтобы пошевелить карточкой, но в конце концов характерный щелчок дал нам понять, что метод сработал.

Мы вошли в комнату, которая, вероятно, когда-то была столовой. Прямоугольная планировка казалась бы просторной, если бы не была забита коробками и всякими атрибутами конкурса красоты. Я вздрогнула – воздух здесь был гораздо более прохладным.

– Джекпот, – сказала Лэйси, подходя ко мне сзади и изучая разложенные металлические коробки по всей комнате. – Похоже, здесь хранят товары.

Пространство было заполнено артефактами мира конкурса красоты. Я подняла тряпку в углу и обнаружила гитару с надписью: «Для конкурса красоты Дворца Роз, с любовью, Долли Партон». Рядом с ней висела большая фотография молодой Долли в рамке, поющей от всего сердца на сцене конкурса красоты. Было также несколько платьев на проволочных манекенах и вырезанные из картона фигуры самых разных людей, которые посещали шоу за эти годы. Кинозвезды, политики, певицы…

– Я могла бы использовать их для украшения палаток, – размышляла Лэйси, проводя рукой по картонным волосам Элизабет Тейлор.

Я постучала пальцами по крышке одного из черных металлических ящиков, прежде чем взяла тот, который был сверху, подняла его и заглянула внутрь… Моему взору предстало несколько предметов, разбросанных по дну: кулинарная книга Дворца Роз 1964 года, наброски женщин в платьях, сделанные углем, и толстовка со словами We’re All Queens^[25] на груди.

– Как-то это… – начала Лэйси.

– Не впечатляет? Бесполезный хлам? – закончила я.

Мы двинулись дальше.

В следующем ящике лежали стопки папок с 1982 по 1988 год, заполненных выцветшими квитанциями и ветхими банковскими выписками. В другой коробке была целая стопка рекламы конкурсов красоты, некоторые из которых выглядели вполне прилично, а некоторые – откровенно сексистскими. «Во Дворце Роз можно быть или красивой, или умной, – значилось на листовке 1993 года. – Что выберете вы?»

Я покачала головой, откладывая рекламу в сторону, и продолжила поиски. Мне потребовалось семь коробок, прежде чем я нашла то, что искала, – и я чуть не пропустила ее, потому что на этикетке значилось: «Разное». Я думала, что содержимое будет примерно таким же, как в предыдущих ящиках, но, когда подняла крышку, чуть не замерла, осознав, что держу в руках.

– Лэйси, – позвала я, задыхаясь.

Это были материалы конкурса 2001 года. Вот он, приветственный пакет, маршрут участника и программа. Бумаги пожелтели, края помялись, но каждое слово было читаемо.

– Зачем им хранить целую коробку по этому шоу? И еще подписывать ее как «Разное»? – спросила я.

– Может, они планируют посвятить этому выставку? Чтобы объяснить, что случилось с Мисс две тысячи один? – предположила Лэйси. – Это стало бы весьма интересной темой!

– Или они хотели убедиться, что все улики находятся в одной аккуратной коробке, от которой при необходимости легко избавиться, – предположила я куда менее возвышенный мотив.

Я пробежалась по программе и списку конкурсанток в алфавитном порядке, перейдя прямо к букве П (Пибоди), но кто-то взял пару тонких ножниц и вырезал ее имя вместе с биографическими данными. Этот таинственный человек вырезал Кэти Пибоди из конкурса.

Лэйси подошла ко мне и присела рядом со мной, забрав программу из моих рук.

– Зачем кому-то прилагать такие усилия, чтобы стереть все следы этой женщины?

– Лучше спросить, кто бы пошел на такое? По моему мнению, наиболее вероятно в этой роли выглядит финалистка того года: миссис Гленда Финч.

– Подожди… Здесь кое-что. – Лэйси протянула мне заявку Кэти Пибоди на участие. – Ее почтовый адрес! Это в Ричмонде.

Ричмонд находился в полутора часах езды от Оберджина, ближайший к нам крупный город.

– Значит, она могла быть местной. Относительно, во всяком случае.

Я отложила заявку и принялась вытаскивать одну за другой фотографии конкурсанток в платьях и поясах. На каждом из снимков «повторялся» один человек: доктор Джеймс Беллингем, обнимающий женщину за талию или плечи. На нескольких фотографиях засветился и мистер Финч, причем на одном снимке его явно застали врасплох: у него был непривычно пустой взгляд.

Еще одна фотография была разорвана так, что фактически обезглавила женщину, на поясе которой значилось «Мисс 2001». Рядом с ней был доктор Беллингем, и он не просто обнимал ее рукой, а держал, как любовник, – их пальцы переплелись вместе.

– Полагаю, это Кэти Пибоди. – Я подняла изображение, показывая его Лэйси. – Без головы.

Я бросила его рядом со стопкой страниц и полезла на дно коробки. Там оказался полицейский отчет с надписью: «ППИ ОБНАРУЖЕНО. ДЕЛО ЗАКРЫТО»

– Что такое ППИ? – спросила я.

– Персона, представляющая интерес, – объяснила Лэйси, не задумываясь ни на секунду. Когда я недоуменно взглянула на нее, она пожала плечами: – Я смотрела «Закон и порядок».

– Мисс две тысячи один пропала без вести более двух десятилетий назад, а здесь написано, что ее нашли? – пробормотала я, просматривая страницу. – Смотри: «Кэти Пибоди была объявлена пропавшей без вести в семь утра в воскресенье, восьмого июля две тысячи первого года, то есть на следующее утро после конкурса красоты. Найдена в одиннадцать утра того же дня». Зачем кому-то сообщать о ее пропаже так быстро и почему?..

Я запнулась, когда мой взгляд упал на самую важную часть информации в полицейском отчете.

– Что? – спросила Лэйси, когда я не закончила фразу.

– Она была объявлена в розыск, потому что забрала кое-что с собой.

– Корону победительницы? – предположила Лэйси. Я подумала то же самое.

– Да, но еще… – я закусила губу. – Тут написано, что восьмого июля две тысячи первого года она также забрала… четырехлетнюю Савиллу Финч.

Двадцать три

Это открытие повергло нас в шок, который никак не хотел проходить. Мы продолжали изучать оставшиеся коробки, но ни в одной из них больше не было ни материалов о Кэти Пибоди, также известной как настоящая Мисс 2001, ни о похищении ею Савиллы Финч.

Даже когда мы вернули все на места и закрыли за собой дверь старинного дома, мои мысли продолжали кружиться вокруг одного и того же.

Итак, некто по имени Кэти Пибоди выиграла корону 2001 года. На следующее утро после своей победы она похитила Савиллу Финч, но несколько часов спустя четырехлетнюю девочку нашли в «Макдональдсе» недалеко от города. Мистер Финч не только не выдвинул обвинений, но и, согласно бухгалтерской книге, которую я нашла возле бутылки виски, десятилетиями приплачивал похитительнице, настоящей королеве 2001 года. И большая часть этой истории – если не вообще вся – осталась вне поля зрения общественности. Возможно, об этом даже ничего не знала моя тетя, посвятившая миру конкурса красоты всю свою жизнь. Конечно, Финчи были своеобразными ребятами, но все это выглядело чересчур странным даже для них. А единственный живой свидетель, который непосредственно участвовал в этом деле, – Савилла Финч, вероятно, был слишком юн, чтобы помнить.

Мы вышли на теплый воздух снаружи. Мурашки постепенно покидали мою кожу, я стояла на солнце, благодарная природе за тепло. Я достала телефон и взялась гуглить все, что могло иметь отношение к истории 2001 года, включая сам запрос «Кэти Пибоди».

Найти не удалось ничего. Один глобальный веб-сайт конкурсов красоты, который выглядел фейковым, указывал Кэти Пибоди как «первую и единственную свергнутую победительницу конкурса, но не предоставлял никакой личной информации. Никаких учетных записей в социальных сетях я, конечно, тоже не нашла – оно и неудивительно, поскольку до 2003 года не был изобретен даже Myspace. Я ввела несколько новых запросов:

– Кэти Пибоди, полицейский отчет

– Кэти Пибоди, пропавшая без вести

– Кэти Пибоди, штат Вирджиния

Результаты появились – записи о рождении и некрологи. Ни один из них не соответствовал возрастному диапазону, в котором нужная мне Кэти Пибоди могла бы быть в 2001 году. Когда я ввела «Победительница конкурса Дворца Роз 2001», стало ясно, что в Интернете стерли все, что могло намекать на кого-либо, кроме миссис Гленды Финч, – кроме того левого веб-сайта… Миссис Гленда Финч… Но ведь в 2001 году ее так звать не могли, потому что она еще не вышла замуж, может, даже еще и не была в отношениях с Фредериком Финчем. Я поискала ее девичью фамилию, но, похоже, эта информация тоже пропала из Сети.

– О чем ты думаешь? – спросила Лэйси, оторвавшись от телефона, где занималась тем же самым – поиском.

– Я думаю, что Кэти Пибоди – не настоящее имя этой женщины. Под этим вымышленным именем она получила какую-то выплату от Финчей. Может, она их шантажировала.

– Или у них были старые счеты, – поджала губы Лэйси.

– Такой богатый и влиятельный человек, как мистер Финч, многим мог перейти дорогу, – размышляла я.

Мы с Лэйси решили осмотреться, в надежде найти еще какую-нибудь информацию, и заглянули в кухонный домик. Он оказался темным и сырым, но пустым. Затем мы двинулись к полускрытым зарослями строениям, но обнаружили только деревья. Мы пробрались дальше, к ладанным соснам и красным кленам, и нашли деревянные ящики, выглядевшие так, будто они прорастали прямо из земли, как четырехугольные растения высотой по пояс.

– Что это, как считаешь? – спросила Лэйси, прикрыв глаза рукой от яркого света сверху.

Решетчатые строения были слишком малы для игрушечных домиков. Из ближайшего ко мне доносилось легкое гудение, и, когда я приблизилась, чтобы осмотреть его и параллельно увернуться от трехзубчатого ядовитого плюща, оттуда вырвалась пчела и села мне на предплечье.

Мое сердце забилось, как в детстве, когда я смотрела, как Винни-Пух пел о том, что становится грозовой тучей, «плывя к пчелам». Я закрыла глаза и вспомнила нашу поездку с мамой в «Сладкий улей», на пасеку, в мои десять лет. Там я по замыслу мамы должна была справиться со своими страхами.

«Мы можем двигаться медленно, но совсем не идти будет неправильно», – сказала мама, видя, что я не решаюсь даже выйти из машины, не говоря о том, чтобы надеть белый костюм пасечника, когда вокруг меня роились пчелы. Тот день потребовал от моей матери необычайного терпения и непоколебимой стойкости, пока мы обе надевали снаряжение – я, холодная и бледная как полотно, периодически бросающая на нее безумный взгляд, умоляя вернуться к машине. «Ты сильнее, умнее и храбрее этого улья», – повторяла мама снова и снова, благословляя меня этими словами, когда мы наконец последовали за пчеловодом к пасеке, современной, сплошь из белых линий и отборного стекла.

Мы наблюдали, как он выпускает клубы дыма у входа в улей, и ждали, когда пчелы успокоятся достаточно, чтобы не жалить нас. Помню, как закрыла глаза, чувствовала ткань на своей коже, слушала звуки. В десять лет я не могла выразить ту уязвимость, которую ощущала, хотя белый костюм в основном защищал меня от жал пчел. Я не могла тогда понять: мама учила меня не бояться пчел так же, как учила не бояться жизни. В конце концов, мама была права: пережить страх и двигаться вперед вопреки ему – это лучший путь. Вернувшись в настоящее, я вдохнула аромат жимолости, открыла глаза и наблюдал, как пчела улетает, не ужалив меня.

Теперь я знала, где мы оказались. Это была пасека, хотя и простая, возможно, ровесница старого дома. В этих сооружениях размещались пчелы, довольно маленький улей, судя по тихому гудению. Всего было восемь домиков, но звуки доносились только из ближайшего ко мне.

– Я знала, что мистер Финч делает свой собственный мед, но я понятия не имела…

Я вспомнила книгу про пасеки, которую видела в шкафу для виски мистера Финча.

– Видимо, это его хобби… или, по крайней мере, могло им стать, – сказала я. – Не могу представить, чтобы Гленда Финч выпустила его из виду достаточно надолго, чтобы он успевал проводить здесь достаточно времени. Она паниковала, если не видела его два часа.

– Так ты думаешь, он был здесь? До того, как умер?

– Не знаю, – честно ответила я. – Но в нашем приветственном пакете участника были специальные баночки с медом. Я видела одну из них и в квартире Финчей. Может быть, он пытался привнести в жизнь конкурсанток что-то личное, что-то, что он сделал своими руками…

Вообще, это имело смысл. Фредерик Финч был любимым членом сообщества конкурса красоты, и это место, это шоу, было его детищем во многих отношениях.

– Как ты думаешь, что там? – Лэйси спросила, указывая на небольшую покрытую плющом постройку сразу за пасекой. Вероятно, когда-то это была коптильня, но теперь она больше походила на ветхий сарай с покатой крышей и несколькими отсутствующими внешними планками.

– Давай посмотрим, – предложила я, направляясь в том направлении.

Петли заскрипели, когда дверь в сарай распахнулась, посылая тонкий поток света в пространство без окон. От этого звука волосы встали дыбом на затылке. Инстинктивно мы обе достали телефоны и включили фонарики, чтобы осветить пространство.

Лэйси потянула за веревку над нами, и вяло загорелась желтая лампочка. Когда мои глаза привыкли к тусклому свету, я смогла оглядеться. Я надеялась найти явные доказательства того, что мистер Финч был здесь и что во всей этой истории замешан кто-то другой, а не моя тетя. Но не было ни пропитанного кровью стула с веревкой, свисающей с края, никакого оружия или пыточных приспособлений, разбросанных повсюду. Здесь даже сесть было некуда. Жалкое зрелище.

Я закрыла глаза и приказала себе использовать все органы чувств, чтобы представить мистера Финча в этом пространстве. Я принюхалась. В воздухе витал легкий дымок. Это означало, что с пасеки недавно собрали мед.

Я открыла глаза, и взгляд тут же упал на белый костюм с пластиковой маской в углу. Рядом стояло потускневшее серебряное ведро с воронкообразной крышкой, а позади тянулись три полки, заполненные баночками меда с этикеткой в виде фиолетовой мультяшной пчелы. На первых двух полках тоже стояли баночки, точно такие же, как та, которую я получила после регистрации. А на баночках третьей полки был изображен цветок с белыми лепестками и алыми отметинами: точное совпадение с тем медом, который я видела в шкафу мистера Финча. Я взяла баночку с нижней полки и подержала ее в руке, мысленно перебирая цветы, которые, как рассказывала мама, росли в этом районе. Болотные розы. Черноглазые Сьюзен. Кружево королевы Анны. Белый цветок с точками-булавками не был одним из них. Я продолжала составлять список, добавляя все новые и новые позиции: азалии, рододендрон, кизил, кислица, черная камедь…

И тут до меня дошло: это было изображение горного лавра, чашеобразный белый цветок с ободком из алых капель. Точки темноты. Я вспомнила, что говорила мама о горных лаврах во время одного из наших походов. Пятнышки на цветках как символ крови, предупреждение держаться подальше. Если даже прикоснулся к этому цветку, потом придется тщательно вымыть руки перед едой или питьем, иначе можно отравиться.

Я искоса посмотрела на Лэйси и сказала:

– Посмотри на эту этикетку, она отличается от других. Я думаю, что это горный лавр.

Я открыла банку и понюхала содержимое. От него исходил характерный запах виноградных леденцов, тот же самый, который я учуяла в квартире Финча, когда поднесла баночку с медом к носу.

– Что не так с горным лавром? – спросила моя подруга.

– Он ядовитый, – ответила я, закручивая крышку и ставя ее на полку. Мой взгляд упал на коробку на земле. Я подсветила фонариком надпись, которая гласила: «Тест на токсичность». Тонкие полоски лакмусовой бумаги упали на пол, как лепестки с цветка.

– Вот и доказательство, – сказала я, сфотографировав набор, тестовые полоски и баночки с медом, чтобы позже показать их шерифу. – Как-то раз один пчеловод говорил, что ему нужно проверить мед в этих местах, чтобы убедиться, что он не ядовит. Мол, слишком много горных лавров вторглось в эту область, а их пыльца несет яд. В основном мед оказывался нормальным, но иногда ему попадалась плохая партия. Вроде этих.

С этими словами я указала на нижнюю полку.

Итак, кто-то ухаживал за ульем, и этот же человек осматривал пчелиный продукт, проверяя, не слишком ли много пыльцы горного лавра в собранном меде, элемента, который делает партию ядовитой.

Четыре баночки на нижней полке, – те, на которых изображен белый цветок, – должно быть, содержали достаточное количество яда. Достаточное для того, чтобы выделить опасную для употребления человеком вязкую жидкость и поместить баночку с ней в личный бар мистера Финча. Но кто это сделал? Сам мистер Финч? Или кто-то другой?

Тогда я и увидела на земле небольшой металлический футляр, таблетницу. Она была пуста, но мое внимание привлекла выгравированная в уголке надпись:

Моему любимому доктору Б! С любовью,

Савилла

Двадцать четыре

Все знаки указывали на доктора Беллингема, а теперь, вполне возможно, и на его пациентку, Савиллу Финч. Нужно было сообщить шерифу, что мы обнаружили, но я хотела сделать это осторожно, чтобы ненароком не ткнуть пальцем в сторону тети ДиДи.

Вернувшись в главную часть поместья, я попыталась думать как шериф, насколько это вообще возможно. Пока я остужала лошадей и уводила их в стойла, Лэйси отошла, чтобы позвонить в больницу по поводу миссис Финч. Долго раздумывать, как устроено сознания шерифа, мне не пришлось: несколько минут спустя, как раз когда я наполняла водой корыто, он вошел в конюшню собственной персоной.

Моей первой реакцией на его присутствие был вопрос, следил ли он за мной. Иначе откуда бы ему знать, где я?

– Как дела? – Его лицо выглядело открытым, искренне обеспокоенным.

Я не знала, как отвечать на этот вопрос, и спросила сама:

– Лэйси рассказала, что мы нашли?

– Про мед? Да, она мельком упомянула об этом, я ее только что видел.

Он заколебался, словно тщательно взвешивал свои следующие слова.

– Но я хотел узнать от вас…

– Вам нужно еще одно официальное заявление?

– Нет, – выдохнул он, явно разочарованно. – Я должен делать свою работу, но также… мне не все равно.

Я прищурилась, пытаясь понять, что он на самом деле имел в виду.

– Оберджин привыкнет. Нашему городу просто нужно время адаптироваться…

– Все это чудесно, но я имел в виду, что… Я беспокоюсь о вас.

– Обо мне? – Я посмотрела на лошадку Полли, чтобы узнать, есть ли у нее какие-либо соображения по поводу того, что сердце шерифа Стронга выросло в два раза.

– Вчера вы казались, – он пытался подобрать слова, – сломленной.

У меня был выбор: рискнуть показать себя уязвимой или продолжать двигаться по той же траектории, что и весь последний год.

Я почти готова была ответить, что все в порядке и ему лучше бы следить за чистотой своих ботинок, – будь я в средней школе, так бы и ответила. Но что-то в его широко открытых глазах и в том, что он вообще был на мероприятии, которое, как я предполагала, было верхом эгоизма и поверхностности, а на самом деле оказалось о товариществе и общности, заставило меня передумать.

– Моя мама умерла в прошлом году. Рак, – прямо сказала я, слишком уставшая, чтобы тщательно сформулировать свои слова. Я глубоко вздохнула и прислонилась к Полли. – Она хотела, чтобы я участвовала в этом конкурсе, и только поэтому я здесь. Но когда я увидела мистера Финча мертвым…

– Это вернуло вас назад, – тихо сказал шериф.

– Да. Понятия не имею почему. Они с мамой были совсем не похожи.

– Горе не следует четкой траектории и не всегда служит какому-либо великому смыслу, – он посмотрел мне в глаза, и я увидела глубокие колодцы, взывающие ко мне.

– Вы тоже кого-то потеряли? – спросила я, прежде чем успела передумать.

Его губы дернулись так, будто он не привык к таким прямым вопросам. То есть привык их задавать, но никак не получать от других. Тем не менее он ответил.

– Отца. Он служил в полиции, где я вырос, в Нью-Джерси. После того как папа вышел на пенсию, мы переехали в Вирджинию.

– А здесь, подозреваю, у полицейского совсем другая работа…

– Да, – шериф Стронг слегка улыбнулся. – Когда я родился, папа был старше меня сейчас и уже собирался увольняться, что в итоге и сделал. Поэтому я рос с ним рядом, на каждом баскетбольном матче, на каждом кемпинге. Он рассказывал истории о времени, когда носил форму, и я их жадно впитывал; папа был супергероем, которым я хотел стать. Я потерял его пять лет назад, он пропал без вести… Сейчас уже легче, но… я бы отдал все, чтобы услышать его истории еще раз.

Мама часто рассказывала о своих пациентах, о забавных вещах, которые они говорили, даже в самые темные периоды. Ее рассказы заставляли семьи ожить в ярких подробностях, так что я отчетливо поняла, что шериф имел в виду.

– Я искренне соболезную вашей утрате, – сказал он. – Хотел сказать еще вчера, но почему-то не смог.

– Но вчера вы еще не знали о моей маме.

– Я видел, что вы кого-то потеряли.

Значит, он был проницательным, сострадательным и сексуальным. Боже мой, у меня не оставалось никаких шансов ненавидеть этого мужчину.

Он отступил на шаг и снова принял более официальную позу.

– Лэйси торопилась и рассказала мало. Мне нужно еще что-нибудь знать? Например, где именно вы двое были все утро? – спросил шериф.

– Не знала, что Большой Брат следит, – поддразнила я, отворачиваясь, чтобы погладить Полли.

– Не следит. – Он оперся предплечьями о деревянную полудверь и наклонился вперед, чтобы погладить Полли по носу. Она уткнулась в него, что означало, что шериф Стронг все-таки может быть хорошим человеком. Лошади часто считывают людей лучше, чем детекторы лжи. – Мне просто любопытно.

– Знаете, как говорят, – начала я. – Любопытство сгубило…

– Шерифа?! – закончил он. – Это довольно бессердечно, мисс Грин!

Его тон был мягче, чем я ожидала. Почти как между старыми друзьями.

– Наверное, еще слишком рано шутить об убийстве кого-либо, – сказала я, бросив на него многозначительный взгляд.

– Справедливо, – согласился он. – Я уже говорил об этом Лэйси, скажу и вам. Из больницы звонили несколько минут назад. Миссис Финч в сознании. Она сказала врачу, что потеряла сознание, выпив немного виски. Она смешала его с медом.

Я замерла. Значит, мои подозрения оказались верны. Кто-то знал, что мед ядовит, и намеренно положил его в шкафы Финчей, ожидая, пока один из них – или оба – его съедят.

– Мы с Лэйси нашли этот мед в задней части дома. Он определенно был ядовитым. А насчет слов миссис Финч про «немного» виски… Я видела своими глазами, что она подразумевает под этим определением. Тут и лошади свалиться недолго.

– Врач говорит, что с ней все будет в порядке. Яда в ее организме было не так много, чтобы нанести непоправимый вред – только чтобы заставить ее потерять сознание и ужасно себя чувствовать. Так что миссис Финч может даже присутствовать завтра вечером.

– Так шоу все еще продолжается? – спросила я. Несмотря на то что моим приоритетом было очистить репутацию моей тети, я знала, что мне также отчаянно нужно участвовать в этом конкурсе.

– Шоу должно продолжаться, – задумчиво проговорил шериф, почесав затылок. – Как только миссис Финч пришла в сознание, она настояла, чтобы все продолжалось, и, поскольку это не помешает расследованию, я тоже это разрешаю. Просто в эти выходные у нас будет больше охраны. Миссис Финч говорила, что конкурс никогда раньше не закрывался – ни во время Второй мировой войны, ни в периоды финансовых крахов, ни даже в разгар пандемии ковида. Она сказала, что этого хотел бы ее муж.

Я задумалась над этими словами. Казалось, их можно было толковать по-разному: либо Гленду не слишком волновало, что ее муж умер, либо она действительно хотела почтить любовь мистера Финча к конкурсу красоты. Сложно сказать, что подразумевала миссис Финч, но лично я склонялась к первому варианту.

– Вы говорили, что это ваше первое шоу?

Я кивнула, нежно проведя кистью по спине Полли.

– Вы кажетесь естественной, – сказал он без тени снисходительности или сарказма. – Вы держитесь стойко, тогда как судьи, а также некоторые конкурсантки кажутся потрясенными.

Я выглянула из-за Полли, чтобы увидеть выражение его лица, и он поймал мой взгляд.

– Я делаю вам комплимент, мисс Грин.

– Вы точно не хотите сделать ехидное замечание о том, что все конкурсантки – блондинки-дурочки?

Примерно так я сама думала еще неделю назад.

– Вы точно не блондинка и не дурочка, – ровным голосом ответил шериф. – На самом деле, я очень надеюсь, что вы продолжите делиться со мной всем важным, что узнаете о мистере Финче и его убийстве.

– И зачем мне это делать? – спросила я, наклонив голову.

Он откашлялся, задумавшись, как лучше ответить на вопрос.

– Думаю, что наши интересы совпадают больше, чем вам кажется. Я хочу найти доказательства, касающиеся убийцы мистера Финча, и вы хотите того же.

– По разным причинам.

– Возможно, – признал он, пнув носком ботинка землю. – Но в качестве акта доброй воли я подумал, что должен кое-что вам рассказать. Сегодня утром я получил отчет по вскрытию мистера Финча.

Я вся обратилась в слух.

– Похоже, смерть наступила после полуночи прошлой ночью.

После полуночи… Как я и думала! После того как тетю ДиДи взяли под стражу. Меня охватило волнение.

– Значит ли это, что моя тетя невиновна?

Он протянул руку в упреждающем жесте:

– Непосредственно в смерти мистера Финча – да, но она все равно украла корону.

– Якобы украла, – возразила я. – Кто угодно мог подбросить ее в комнату тети ДиДи.

– Вы правы. Якобы украла, – повторил он мои слова и нахмурился. – Коронер^[26] также определил причину смерти мистера Финча. Травма головы, нанесенная через правую глазницу.

Я бы тоже сделала такой вывод, с учетом отсутствия глазного яблока и кровоподтека вдоль одной стороны его тела.

– Есть идеи, что это могло быть за оружие? – спросила я, накрыв спину Полли покрывалом и затем направляясь к стойлу Джинджер.

– Это был острый предмет, но не такой острый, как нож. Что-то тупое, – шериф отступил, пропуская меня, и наклонил голову. – Странно то, что на месте раны обнаружили следы грязи и травы.

Я несколько раз ударила носком своего ботинка о землю, размышляя, а потом мне в голову пришла идея.

– Какой длины, по их мнению, мог быть предмет?

– От десяти до пятнадцати сантиметров.

– Так может, это была туфля? Например, высокий каблук или шпилька? Что-то острое, от десяти до пятнадцати сантиметров, что неизбежно соприкасается с грязью и травой здесь.

Он обдумал эту возможность и сказал:

– Это хорошая догадка.

– Значит, убийцей, скорее всего, была женщина, верно?

Мне снова вспомнилось лицо Савиллы. А также золотые каблуки, которые она продемонстрировала на нашей первой встрече, и каблуки цвета шампанского, которые она носила вчера. Туфельки с открытым носком, заляпанные грязью.

Как будто напоминая мне о том, что он не будет делать ничем не подкрепленные выводы, шериф заявил:

– То, что убийца использовал туфлю в качестве орудия, не означает, что это была женщина. Здесь любой может заполучить каблук.

– Вот только грязь и трава явно указывают на то, что этот каблук недавно носили.

Я вспомнила, как Лэйси относилась к своей обуви. Как к драгоценным камням: она носила их, чистила и выставляла как произведения искусства в своем шкафу.

– Если эта туфля принадлежит участнице, на ней не должно быть грязи или травы – если только эта женщина недавно не выходила за пределы конкурсной территории и не имела другого выбора, кроме как топтаться по грязи при параде.

– Возможно, – согласился шериф.

– И что тогда делать? – спросила я. – Проверить обувь каждой участницы на наличие грязи, пыли и крови?

– Полагаю, что вытряхивание шкафов не вариант. Я могу поручить экспертам копать глубже, посмотреть, смогут ли они точнее определить конкретное растение или тип почвы, но это займет дни, если не недели.

– Ну, во всяком случае вы знаете, что это была не я, потому что у меня даже нет пары обуви на каблуке.

– Как я уже сказал, при необходимости здесь любой может заполучить каблук, – прищурился он. На его лоб упал локон. Мне пришлось сдержаться, чтобы инстинктивно не смахнуть его, но в одно мгновение его лоб вновь нахмурился.

– Я хочу выяснить, кто это сделал, – сказал шериф, снова сосредотачиваясь на деле.

Двадцать пять

Савилла Финч, ожидающая выздоровления мачехи и уже не ожидающая возвращения отца, официально заявила, что конкурс продолжится согласно плану.

По саду прогуливалась стайка девушек в спортивной одежде, некоторые занимались с легкими гантелями. Никто не выглядел так, будто готовится к запланированному собеседованию. Я заметила Саммер среди девушек и пошла за ними следом.

– По крайней мере, деньги все еще на кону, – сказала женщина, которую, кажется, звали Пайпер.

– Победа не в деньгах. Главное быть образцом для подражания! – напомнила Саммер двум другим, подняв над головой двухкилограммовую гантель.

Кажется-Пайпер рассмеялась, остановилась и сделала выпад вперед, размахивая руками.

– Говорит так, как будто у нее уже много денег!

– У всех есть деньги, – сказала третья девушка, которая маршировала на месте. – Но меня на самом деле беспокоит… как вы думаете, безопасно ли здесь оставаться?

Я не видела лица говорившей, но ясно слышала страх за ее словами.

– Я задаюсь этим вопросом с тех пор, как мистер Финч исчез, – продолжала она. – А теперь…

– Кто-то охотится за Финчами, а не за нами, – снова вмешалась Кажется-Пайпер.

Дамы затихли, словно взвешивая мудрость этих слов.

– А что, если убийца здесь? Среди нас? – спросила третья девушка, на этот раз с откровенной дрожью в голосе.

– А что, если убийца – один из нас? – Кажется-Пайпер рассмеялась и, повернувшись к своим собеседницам, заметила, что я слушаю их разговор. – А может быть, это она? – Она указала на меня. – Знаешь, как говорят: вместе воруют, вместе и убивают.

– Не смешно, Пайпер! – сказала Саммер, ударив себя по руке.

Определенно, эта Теперь-Уже-Точно-Пайпер шутила, но при этом смотрела на меня со снисходительной улыбкой. Если бы я не слышала их разговор, могла бы предположить, что ее неприязнь ко мне вызвана видом моих лохматых волос, прядей, выбивающихся из хвоста, и брызг грязи, покрывающих мои джинсы. Но нет, тут что-то личное. Как будто из-за того, что моя тетя в тюрьме, я могла быть легкой мишенью для насмешек – или для сострадания со стороны судей, что еще хуже. Что ж, видимо, у некоторых участниц конкурса и впрямь не было сердца, но я напомнила себе, что это должно быть исключением из правил.

Саммер взяла свои гантели и оторвалась от девушек, которые важно прошли на другую сторону сада, где начали усаживаться в позы йоги.

– Она не это имела в виду, – сказала Саммер. – Мы все просто нервничаем и пытаемся найти способ сделать все это менее страшным.

Я попыталась отмахнуться от этих слов. Неужели другие конкурсантки действительно думают, что моя тетя виновна?! И что я могу знать больше, чем говорю?! Или они просто завидовали тому, что я выступила на удивление хорошо, несмотря на отсутствие опыта участия в конкурсах красоты? Неужели мир конкурсов красоты настолько беспощадный? Я не могла заставить себя задать эти вопросы вслух.

– Как ты себя чувствуешь? После… всего? – спросила Саммер.

– Готова увидеть тетю ДиДи, – ответила я. – А ты как?

– Готова победить, – улыбнулась Саммер. – Или поддержать победителя. И то, и другое – хорошо.

Я поверила ее словам – тому, как она их говорила.

– Кстати, – глаза Саммер загорелись, и она бросила гантели к ногам. – Я нашла кое-что, что, думаю, может тебя заинтересовать. Это о Мисс две тысячи один.

Она достала книгу из спортивной сумки, которая висела у нее на спине.

– Вот, из библиотеки. Я была там сегодня утром, искала что-нибудь почитать и наткнулась на это.

Я взяла тонкую, переплетенную в холст книгу. Она называлась «Королева двадцать первого века». Открыв ее, на обратной стороне обложки я увидела, что книга была опубликована «Оберджин пресс», тем же издательством, которое выпускало еженедельную газету. Вместо одного автора значилось несколько соавторов.

– О конкурсе две тысячи первого года речь начинается на двадцать второй странице, – подсказала Саммер.

Я открыла нужную страницу и пробежала глазами первый полный абзац.

«В отличие от первых семидесяти пяти лет истории конкурса с участием исключительно обладательниц голубых кровей, сегодняшние девушки происходят из самых разных слоев общества…»

– Возможно, это все тебе и так уже известно, – добавила Саммер. – Но я увидела год и подумала, что это может быть полезно.

– Да, спасибо, – поблагодарила я, радуясь любой детали, которую могла найти о Мисс 2001, и продолжила чтение.

«На конкурсе Мисс 2001 я поговорила с молодой женщиной по имени Кэти Пибоди, которая выросла в близлежащих горах на ферме со своей семьей. Она не знатных кровей, а из семьи рабочих, но надеется когда-нибудь работать на парижских подиумах».

После этого текст переключился на других молодых женщин, прежде чем вернуться к словам Пибоди.

«Мой ребенок вырастет в другом мире, даже не в таком, как выросла я сама, – сказала мисс Пибоди. – И я здесь, на конкурсе, чтобы создать для нее этот лучший мир».

– Ее ребенок? – спросила я. – Но конкурсанты, по правилам, не должны иметь детей.

Саммер посмотрела мне через плечо.

– Думаю, что она имела в виду будущего ребенка.

– Но тут написано: «Лучший мир для нее». Как будто речь о дочери, которая уже у нее есть.

– Может, это образное выражение? Хотя кто знает…

Саммер пожала плечами и начала делать высокие удары ногами, несколько нервно пытаясь закончить тренировку.

– Ладно. Может, и так, – согласилась я.

– Вернешь книгу в библиотеку, когда закончишь?

– Конечно, – пообещала я.

Саммер подарила мне воздушный поцелуй.

– Помни, что сегодня самое главное – манеры и костюмы, так что будь готова, ладно? – Карие глаза Саммер блестели на полуденном солнце. – Я забегу к тебе узнать, нужна ли помощь с какими-нибудь завершающими штрихами, но мне в любом случае понадобится время, чтобы привести себя в порядок.

– Договорились.

Я проводила ее взглядом, а затем просмотрела остальные пятьдесят с лишним страниц книжечки, пока возвращалась в свой коттедж. Кэти Пибоди больше не упоминалась.

Добравшись до своей комнаты, я взглянула на часы. Мы пропустили завтрак и обед, вечер быстро приближался. Лэйси написала, что сообщила шерифу и сотрудникам больницы о наших находках, а затем ее вызвали на очередное чрезвычайное происшетсвие в палатке.

Я начала рыться в одной из своих сумок, чтобы найти растаявший протеиновый батончик, когда в мою дверь постучали. Это оказалась Кэти Гилман.

– У меня мало времени, но я видела тебя в саду с другими конкурсантами, – сказала она. – Понятия не имею, что эти девчонки тебе сказали, но догадалась, что прозвучало не очень красиво.

– Спасибо, – сказала я, желая, чтобы язык моего тела не был столь красноречивым.

Кэти оглянулась так, будто ей не следовало заходить внутрь, но затем все-таки переступила порог.

– Послушай, дорогая. Я знаю твою тетю… ну, целую вечность… И, так как технически это не против правил, я подумала… Не нужна ли тебе помощь, чтобы привести себя в порядок сегодня вечером? Это важное событие, на кону много очков.

Помощь? Я не была уверена, что предлагает мисс Гилман, но, вероятно, мне нужна вся помощь, которую только возможно получить.

– Помощь с макияжем, – сказала Кэти, отвечая на мой незаданный вопрос. – На ужине в честь Позолоченного века некоторые конкурсантки сидят с судьями, и я, возможно, немного перетасовала карточки, чтобы посадить тебя за главный стол.

Она улыбнулась.

– Когда я увидела, как Лэйси бегает с коробками не пойми чего у палатки тридцатых годов, поняла, что мне стоит зайти и проверить, как ты.

Я хотела ответить, что все в порядке, но мы обе знали, что это неправда. Моя независимая жилка не пошла мне на пользу в прошлом году. Кэти была нужна мне – как и остальная часть сообщества моих людей, каким бы крошечным оно ни было.

– Вы умеете делать прически? – спросила я, проводя рукой по прядям, пока стаскивала резинку с хвоста.

Лицо Кэти смягчилось. Она, похоже, обрадовалась моему вопросу.

– Думаю, высокая прическа будет как раз тем, что нужно.

Она ворвалась внутрь, усадила меня перед собой и быстро принялась за работу, используя мешанину из принадлежностей, которые дала мне тетя ДиДи и которые оставила Лэйси, а также шпильки и заколки со стразами, которые принесла с собой.

– Как тебе вечеринка Драгоценностей и Самоцветов в первую ночь? – спросила Кэти, расчесывая мои волосы маслом с запахом кокоса.

– Я была там совсем недолго…

– Понимаю. Вечеринка была довольно разочаровывающей, как и все остальное в тот день, – вздохнула она, прикалывая пряди моих волос к голове, прежде чемвключить выпрямитель. – Я спустилась с миссис Финч на несколько минут в самом конце, но, честно говоря, я была измотана. Той ночью я спала как убитая.

Она тут же прикрыла рот рукой:

– Думаю, не следует использовать такие фразы в нынешних обстоятельствах…

Средство на моих волосах дымилось, пока мисс Гилман работала.

– Могу ли я спросить тебя кое о чем? – обратилась она. – Это касается Савиллы.

– Конечно, – ответила я.

– Ты случайно не видела ее с кем-то конкретным в ту ночь?

– Нет, но она хотела, чтобы я встретилась с доктором Беллингемом. – Я не стала добавлять, что вместо этого направилась в кабинет тети, чтобы разузнать информацию. То, как нервно Кэти пошевелила рукой, заставило меня понять, что она обеспокоена своей бывшей подопечной. – А почему вы спрашиваете?

– Просто… Перед тем как Савилла ушла на вечеринку, мне показалось, что я слышала, как она сказала своей мачехе, что собирается провести время с доктором Беллингемом. Я хотела вмешаться, сказать ей держаться от него подальше, но, раз миссис Финч ничего не сказала, я подумала, что это не мое дело.

Я так и чувствовала ее невысказанный вопрос о том, правильно ли она поступила, промолчав.

– Почему, как вы думаете, Савилла хотела встретиться с ним? – спросила я.

Кэти открепила прядь волос, выпрямила ее, а затем взяла щипцы для завивки.

– Точно не знаю, но это меня беспокоит, – она прикусила губу, размышляя, пока накручивала мои волосы на горячие щипцы. – Отец Савиллы познакомился с Джимом – то есть с доктором Беллингемом – в девяностые в Нью-Йорке в художественной галерее. Несмотря на разницу в возрасте, они нашли общий язык, сблизились из-за общих интересов в инвестициях и тому подобном. Мистер Финч взял его под свое крыло, обучил деловым навыкам, помог ему создать успешную практику, пригласил в мир конкурсов красоты, чтобы он встретил потенциальных клиентов с кучей денег. Думаю, что Савилла услышала или увидела что-то, что заставило ее поверить, что доктор Беллингем может знать о местонахождение ее отца. Но я бы предпочла, чтобы она позволила полиции делать свою работу и не вмешивалась во все это.

После этих слов мы некоторое время молчали, пока я не заметила, что Кэти сотворила чудо с моими волосами. Ее собственные щеки при этом раскраснелись, а губы были сжаты в линию. Похожее выражение было у моей тети, когда она сказала мне держаться подальше от этого мужчины.

Я повернулась в кресле лицом к Кэти, размышляя о том, как Савилла и доктор Беллингем проводили время вместе в ту самую ночь, когда умер мистер Финч.

– В любом случае, вероятно, это просто страхи женщины моего возраста. Я была молода и красива когда-то, так что знаю, как иногда бывает. – Кэти попыталась расслабить плечи и отбросить свои опасения, возвращаясь к работе.

Я поймала ее за руку, когда она укрощала последнюю прядь моих волос.

– Савилле очень повезло, что у нее есть вы.

Я не могла выразить словами, насколько сильно Кэти Гилман напоминала мне сейчас тетю ДиДи в тот момент. Я также не могла сказать ей, что Савилла, наряду с доктором Беллингемом, поднялась на вершину моего списка подозреваемых.

Кэти ничего больше не сказала и начала наносить тональный крем, пудру – все то, что было нужно, чтобы подчеркнуть черты моего лица в тот вечер.

Когда я посмотрела на себя в зеркало несколько минут спустя, поразилась.

– Ты выглядишь так, будто только что со съемок «Аббатства Даунтон», – выдохнула Кэти, явно впечатленная своей работой.

Мама всегда говорила, что у меня красивые глаза. Теперь я видела, особенно с помощью магии мисс Гилман, что зелень в них действительно выделяется. Я ничего не знала о контурировании или осветлении, но знала Кэти – и благодаря ей моя кожа казалась почти фарфоровой. Мои волосы сами по себе больше всего напоминали зверя, взъерошенного и разлохмаченного ветром после поездки, но Кэти собрала их в своего рода высокий пучок с завитками, обрамляющими лицо. За полчаса она превратила меня в абсолютно новую женщину.

– О, боже, дорогая, мне лучше поспешить, пора и самой переодеваться к вечеру, – сказала Кэти. Ей пришло сообщение, и она подняла телефон, показывая его мне. – Это Савилла. Она хочет, чтобы я зашла к ней перед тем, как начнется вечер.

– Может, вам стоит рассказать ей о том, что вас беспокоит?

– Может быть, – Кэти глубоко вздохнула. – Ты сможешь справиться с платьем сама?

Мои наряды были помечены по событиям, поэтому все, что мне нужно было сделать, – это снять серебристое платье с вешалки и надеть его. Тонкое кружево тянулось по лифу, а мелкий жемчуг спускался по талии и юбке. Конечно, это было не то, что я сама бы выбрала – не джинсы и не красная клетчатая рубашка на пуговицах, – но раз это одновременно заставляет смешаться с толпой и привлекает внимание двух других судей, то пусть.

– У меня есть это, – сказала я Кэти.

Кэти Гилман в последний раз похлопала меня по плечу и направилась к выходу.

– Удачи сегодня вечером, – она заговорщически наклонилась вперед. – Никому не говори, но я болею за тебя и твою тетю.

Мое сердце потеплело при упоминании того, что кто-то, кроме меня и Лэйси, был на стороне ДиДи.

– Спасибо вам… за все!

Кэти слегка улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Я повернулась к платью.

– Похоже, здесь только ты и я, – пробормотала я, снимая его с вешалки.

Я залезла внутрь наряда и попыталась застегнуть спинку. Тетя ДиДи отлично справилась с моими мерками, но через пару минут мне все равно удалось застегнуть только пять нижних пуговиц. Я обернулась и изучила остальную часть открытой спины в зеркале. По моему позвоночнику тянулось еще как минимум десять пуговиц. Я слишком поспешно заговорила о том, что смогу одеться самостоятельно. Я почти могла увидеть ужас на лицах других женщин, если бы я вошла в Позолоченный век в платье с открытой спиной, которая должна быть очень закрытой. Так не пойдет.

Я написала Лэйси, чтобы узнать, есть ли у нее время помочь мне закончить сборы, но моя подруга была уже в 2010-х, расставляя картонные фигуры K-pop групп. Сопротивляясь желанию умолять, я перебрала другие платья, думая, что, может быть, смогу заменить наряд. Я нашла обтягивающее платье с красочными цветами спереди, и еще одно, какое могла бы надеть какая-нибудь совсем чокнутая невеста. Последнее оставалось в сумке, и когда я достала его, желтый – слишком желтый – ударил мне в глаза. Эта одежда подходила для других целей, но точно не для сегодняшнего вечера.

Я снова взглянула на свою открытую спину в зеркало, а затем в отчаянии приоткрыла входную дверь, чтобы посмотреть, не увижу ли вдруг проходящую мимо другую участницу. Это ведь сестринство, верно? Конечно, кто-нибудь – даже Пайпер или Джемма – сжалится надо мной и моими недосягаемыми пуговицами.

Снова пошел небольшой дождь. Я посмотрела на пол, а затем на низ платья. Платье было таким длинным, что можно было смело надеть под него сапоги, и никто не узнает. Но это не имеет никакого значения, если я не могу закончить одеваться.

Я не могла разглядеть темную фигуру с зонтиком, проходящую мимо, но у меня не оставалось выбора.

– Эй! – крикнула я. Фигура остановилась, и я снова позвала. – Эй, не могли бы вы мне помочь?

Я увидела, как человек повернулся и направился на мой голос, но зонтик все еще скрывал его лицо. В паре ярдов от коттеджа мужчина поднял голову. Шериф Чарли Стронг. Вот черт.

– Ой, прошу прощения. Неважно, – сказала я, едва не захлопнув дверь у его ноги, когда он начал выходить через прихожую. Я не хотела, чтобы он увидел меня такой… открытой.

– Все в порядке. Что вам нужно?

От тебя ничего, хотела я выпалить. Но это было не совсем правдой.

Когда я не ответила, он, казалось, почти смутился.

– Я как раз шел на ужин. Меня пригласили в качестве особого гостя, – объяснил он.

И правда. Шериф сменил свою форму и надел все черное с высоким воротником-галстуком. Он зачесал вьющиеся волосы на макушку, и они коснулись выбритых висков. Он выглядел гораздо лучше, чем я хотела бы признавать.

– Сегодня вечером я на дежурстве – насколько это возможно, – он приподнял куртку и указал на кобуру, которую по-прежнему носил на спине. – Пара моих ребят будут патрулировать территорию, так что не волнуйтесь.

У меня не было времени волноваться, хотя, возможно, мне стоило беспокоиться больше. Я изучала лицо шерифа в свете лампы моего коттеджа, и поняла, что большую часть последних сорока восьми часов он работал. Круги вокруг его глаз выдавали усталость.

– Вам удалось поспать? – спросила я.

Он улыбнулся, оценив мой вопрос.

– Пару часов.

– Я… Я пыталась застегнуть это, – пробормотала я, заводя руку за спину. – Я думала, что Лэйси будет здесь и поможет мне, но, похоже, она занята и…

Он развернул меня, его рука скользнула по моему плечу.

– Да, непростая задача. – Его пальцы коснулись моей поясницы, пока он боролся с пуговицами. – Я впечатлен, что вам удалось зайти так далеко самостоятельно.

Его теплое дыхание обдало мою шею, и эта волна тепла вмиг пробежала по всему телу. Он провозился с одной или двумя пуговицами, но в целом его пальцы быстро и эффективно бродили по моему позвоночнику, останавливаясь на несколько секунд у каждой петельки. Спустя несколько мгновений он развернул меня к себе, и его глаза скользнули по моей груди, прежде чем устремиться к полу. Мой желудок, рухнувший вниз, совсем не помогал делу.

– Теперь вы можете идти, – сказал он, как будто заставляя себя сделать самый маленький шаг от меня. – Вы выглядите… вы выглядите прекрасно, мисс Грин.

– Спасибо, шериф.

– Вы можете звать меня Чарли… если хотите. – Он остановился. – Я рад, что столкнулся с вами.

– Не то чтобы столкнулся…

– Ну, тогда я рад, что вас отчаянно нужно было застегнуть, – он поспешно улыбнулся.

– Как там моя тетя? – спросила я, стараясь не хмуриться, раз он предложил мне столь необходимую помощь.

– Она в порядке. Я говорил с ней около часа назад.

– Вы имеете в виду, допрашивали?

Он почти покраснел.

– Ну да. Просто она тоже настаивает, что доктор Беллингем каким-то образом замешан во всем этом. Мне стало интересно, были ли у вас – как у участницы – какие-либо стычки с ним?

– Ничего, кроме вчерашнего чая. И он мне показался… подлым.

– Подлым, – повторил шериф.

– Быть подлым – еще не преступление, – пробормотала я.

– Нет, не преступление. Но это уже что-то.

Кажется, не зная, что еще сказать, шериф отвесил примирительный поклон, который был одновременно и смешным, и каким-то образом милым. Он на мгновение замер, затем встретился со мной взглядом, когда двинулся ко мне.

– Мисс Грин, вы действительно прекрасны…

У меня перехватило дыхание. Его рот был всего в нескольких дюймах от моих губ, и мне неудержимо захотелось сократить этот разрыв.

Прежде чем кто-либо из нас успел пошевелиться, Саммер, одетая в бледно-серое платье, вбежала в мою незапертую дверь.

– У тебя есть зонтик? – Она остановилась на полуслове, увидев шерифа, стоящего рядом со мной.

– У меня есть зонтик, так что разделим его вместе, – выпалила я слишком бодро, практически отпрыгнув от шерифа Стронга. Я схватила свои ботинки и надела их, прежде чем успела снова подумать о хлипкой почве под ногами.

Саммер была явно удивлена моим выбором.

– Не говори ни слова. Там грязно.

Я уловила особый смысл в своих словах, вспомнив, что оружие, выбранное убийцей, скорее всего, протопталось по той же земле, по которой мне сейчас предстояло пройти. Я перевела взгляд с обуви на шерифа, размышляя, могу ли доверить ему новую информацию, которую обнаружила. Я решила попробовать.

– Хотела обратить ваше внимание на еще одно имя. Кэти Пибоди, – сказала я в надежде, что его реакция скажет мне, было ли имя этой женщины полностью стерто из системы. Шериф повернулся.

– Это имя уже давно в моем списке, – сказал он, приподняв бровь.

Двадцать шесть

Дойдя до открытой двери Дворца Роз, мы с Саммер повернули направо и прошли по длинной веранде с высоким стеклянным потолком, пропускавшим остатки солнечного света. Далекие горы придавали облакам края, а огни в фигурно выстриженных кустах выстроились вдоль окон, мерцая и переливаясь, как звезды, проглядывающие сквозь восковое зеленое небо. В какой-то момент мы потеряли шерифа, когда он остановился переговорить с одним из своих офицеров. Человек, стоявший на страже у двери, записал наши имена, и каждой из нас вручили коробку с этикеткой: «Открой меня. Собственность ювелирного дома Финч». В моей была длинная нить жемчуга с розой, увенчанной бриллиантом, в центре, а Саммер надела изумрудный браслет.

– Это сувениры для мероприятия? – пошутила Саммер.

Человек, стоявший на посту, ответил заученной фразой, которую он, видимо, повторял весь вечер:

– Финчи щедро распорядились, чтобы каждому гостю был предоставлен аксессуар. Пожалуйста, верните его в конце ужина.

Он говорил без выражения и как-то едва двигая ртом. Я пару раз перекинула нить через голову.

– Фантастика, – сказала я, размышляя, сколько может стоить эта вещица. Вероятно, хватит, чтобы закрыть несколько месяцев по моему кредиту, но, к лучшему или к худшему, я не была вором.

– Так и привыкнуть недолго, – хихикнула Саммер.

Украсив себя драгоценностями, мы вошли в просторный банкетный зал и увидели, как вернулся во плоти Позолоченный век: сводчатый вход, витиеватая резная корона, золотые акценты, хрустальная люстра. Это было воплощением безвкусного чуда.

Джемма подошла, как будто все это время наблюдала за нами. Она надела пару аметистовых сережек и махнула рукой направо.

– Мы сидим за этой дверью. Все трое за главным столом, – она отпила глоток шампанского. – Победительница каждого шоу всегда сидела там в вечер ужина. Хотя, конечно, ужин не всегда был в тематике Позолоченного века.

– Не могу поверить, что я удостоилась главного стола, – сказала Саммер, широко раскрыв глаза от изумления

– Я тоже не могу, – сказала Джемма настолько деловым тоном, что это даже не показалось оскорбительным. Она изучающе посмотрела меня. – И ты. У тебя все получается на удивление хорошо. Твоя искренность на утреннем чаепитии – я видела, что Мисс шестьдесят второго года ее заглотила как наживку, и, конечно, Кэти Гилман тоже явно твоя поклонница. Я слышала, что это она помогла тебе подготовиться к выходу сегодня вечером.

– Откуда ты знаешь?

Джемма пожала плечом с одним ремешком, украшенным жемчужинами.

– Сейчас время, когда все смотрят на всех. И вот тогда начинается главное веселье.

Прозвенел звонок, и нас попросили занять свои места. Когда мы вошли в комнату, женщины вокруг нас скользнули к мягким креслам, большинство из них прошли мимо центрального стола с тоской на лице. Одна из девушек, которую я уже видела раньше, Пайпер, закатила глаза, когда Джемма, Саммер и я выдвинули свои кресла и сели за тот же стол, что и судьи.

Я посмотрела на свое имя, выведенное каллиграфическим почерком: Мисс Дакота Грин из Оберджина, участница. Всего через мгновение я заметила, что Чарли отодвигает стул слева от меня. Даже сидя, он был значительно выше меня, и он находился так близко, что я заметила, какие у него длинные ресницы. Он положил руку всего в нескольких сантиметрах от моей, и я могла чувствовать исходящее от него тепло. Хотя, возможно, я была единственной, кто его чувствовал.

Держи себя в руках, Дакота. Сосредоточься на призе.

– Мисс Грин, я так рад видеть вас сегодня вечером! – сказал доктор Беллингем через стол, поднимая бокал в мою сторону. – Вы выглядите свежей, как вечерний бриз.

Рука шерифа сжалась в кулак, но он ничего не сказал.

– Спасибо. Для меня большая честь находиться здесь за этим столом со всеми судьями сегодня вечером, – пропела я, изо всех сил стараясь изобразить королевскую особу конкурса красоты.

– И как же прошел твой день, дорогая? – поинтересовался доктор Беллингем, все еще не сводя с меня глаз. Он облокотился на стол, видимо надеясь услышать от меня что-то умное.

– О, да как обычно. Я провела утро, читая «Руководство по убийствам и пыткам для королевы красоты».

Другие конкурсантки за столом, включая Джемму и Саммер, которые выглядели так, будто их вот-вот стошнит, замерли, услышав мою шутку, которую я даже не обдумывала, прежде чем она вылетела изо рта. Но доктор Беллингем рассмеялся во весь голос и от души.

– Руководство по пыткам для королевы красоты… это отлично! Очень остроумно. Очень!

Он продолжал смеяться, переходя к Джемме, чтобы спросить, как прошел ее день, и вот тогда я заметила кольцо на мизинце у него на пальце, что означало, что это было не то, что нашли в комнате моей тети.

Я была рада, что фокус всеобщего внимания больше не на мне, и повернулась к Чарли, на лице которого отразилось удивление. Это напомнило мне, насколько я отвыкла от разговоров. Было определенно слишком рано шутить об убийстве мистера Финча, особенно с человеком, который, предположительно, мог быть причастен к его смерти.

– Извините. Я не очень хороша в таких вещах, – тихо сказал я шерифу.

– Не нужно извиняться передо мной, – он оглядел других гостей, переговаривающихся между собой. – Для меня это все тоже непривычно.

– Правда? Вы не всегда одеваетесь так, как будто явились прямиком из прошлого века, и не круглосуточно пытаетесь раскрывать убийства?

– Я приберегаю это только для особых случаев, – ответил Чарли, похлопав по карману своего костюма.

– Тогда я рада, что вы смогли присоединиться к нам сегодня, – ответила я, удивляясь самой себе, насколько буквально подразумеваю именно то, что сказала.

В этот момент гул разговоров затих. В столовую вошла Савилла Финч в кроваво-красном платье, шлейф которого тянулся за ней. Она направилась прямо к доктору Беллингему, и тот встал, чтобы встретить ее. Она протянула ему руку, и он сжал ее в своей. Секунду спустя он приблизился к ее уху и что-то прошептал, и она заливисто засмеялась в ответ.

Джемма, Саммер и я обменялись взглядами за столом. Динамика отношений между Савиллой и доктором Беллингемом, эта весьма интимная близость, казалось, были чем-то новеньким в развитии событий.

Я попыталась «исправить лицо», как выразилась бы мама.

Когда доктор Беллингем усадил Савиллу рядом с собой, я сделала глоток вина, гадая, что подумала бы мама, если бы увидела эту сцену – и меня в ней. Так же я немедленно представила себе тетю ДиДи, сидящую в тюремной камере, ожидающую, что я что-то сделаю. Я отставила вино в сторону и выпила воды. Нужно оставаться начеку. Шериф также, казалось, пристально следил за Савиллой и доктором Беллингемом, и это давало мне некоторое утешение.

Через несколько секунд после того, как мы сели, Савилла постучала ложечкой по краю своего хрустального бокала, привлекая внимание женщин, собравшихся в огромном обеденном зале, а также немногочисленных гостей и персонала.

Все глаза обратились на нее, пока она говорила, управляя залом так же хорошо, если даже не лучше, чем когда-либо делали ее отец или мачеха.

– Я спрашивала Дорис Дэвис, как старейшую судью конкурса, – Савилла кивнула в сторону Мисс 1962, – не хотела бы она оказать честь и поприветствовать вас всех здесь сегодня вечером, но она настояла, чтобы это сделала я.

Мисс 1962 никак не отреагировала. Она сделала большой глоток вина, и я задумалась, не выключила ли она слуховой аппарат, чтобы спокойно насладиться вечером.

– Несколько минут назад я говорила с мамочкой по телефону, и она хотела, чтобы вы все знали: она планирует вернуться сюда для завтрашнего вечера.

Зал зааплодировал. Савилла потратила несколько минут, чтобы осмотреть каждое лицо в зале, – около дюжины человек за нашим столом, а также всех, кто был разбросан по обеденному залу.

– Этот столетний юбилей конкурса принес с собой огромное горе, – продолжила она. – Смерть моего отца – тяжелая утрата не только для меня и моей мачехи, но и для всего мира театра. Хотя я и благодарна, что мы можем быть вместе и разделить этот восхитительный ужин, я не могу не представлять отца среди вас всех. Ему бы очень понравилось видеть этот зал полным гостей, с вином, льющимся рекой. Я хочу подчеркнуть, что мы делаем все это с изрядной долей ветхости.

Ветхости? Может быть, значимости, величия, торжественности? Впрочем, у Савиллы обычно находилось объяснение каждому странному слову, которое она некорректно произносила.

Доктор Беллингем поднял бокал в поддержку Савиллы и прекрасных женщин вокруг него. При этом он слишком широко улыбался.

– С этой целью я прошу любого, кто может что-то знать о смерти моего отца… или об отравлении моей мачехи… – на этих словах Савилла почти вскрикнула. – Пожалуйста, если вы что-то знаете, немедленно сообщите об этом шерифу Стронгу.

Она посмотрела через стол на Чарли, а затем ее взгляд упал на меня, и она едва заметно дала мне понять, что заметила: мы сидим вместе.

– Любая информация – неважно, насколько она нелепа…

Нелепа? Возможно, имеется в виду «незначительна»?

– …может быть полезной для шерифа в определении того, есть ли среди нас убийца. Я доверяю ему проделать самую тщательную работу, чтобы восстановить справедливость для моей семьи и этого конкурса!

После ее речи хотелось аплодировать стоя. Как будто Савилла только и ждала возможности занять свою законную роль на сцене конкурса семьи Финч.

– За мистера Финча, – сказала Мисс 1962 года. Значит, ее слуховой аппарат все-таки был включен.

– За справедливость, – добавила Кэти Гилман, поднимая бокал с вином.

– За каждую из вас, милые дамы, – сказал доктор Беллингем, почти ошеломленно. Этот человек либо начал употреблять алкоголь задолго до всех остальных, либо он был преступником, который был рад, что ему сошло с рук его подлое деяние.

В другом конце зала тоже поднялись бокалы. Когда я выпила за бывшего владельца конкурса, подумала обо всех этих людях: гостях, конкурсантках, судьях и персонале. Знал ли кто-нибудь из них Дворец Роз и всю эту кухню так же хорошо, как Финчи? Был ли у кого-нибудь из них более веский мотив убить мистера Финча и отравить миссис Финч, чем у его собственной дочери, единственного человека, который в конечном итоге должен был унаследовать все это? И уделял ли кто-нибудь еще столько же внимания Савилле, как близкий друг ее отца, доктор Беллингем?

Тем не менее даже с учетом всего, что указывало на них двоих как на виновных, я не могла не задаваться вопросом, зачем понадобилось вовлекать в это ДиДи. Зачем Савилла подложила корону в комнату моей тети? Зачем подбрасывать поляроидные снимки мне в постель? Зачем обвинять мою тетю в убийстве ее отца и Мисс 2001? Насколько я могла судить, у Савиллы Финч не было никаких причин вовлекать мою тетю – или меня.

Но у кого-то другого эти причины быть могли. Возможно, виной всему обида, которая переросла в нечто более сильное.

Я повернулась к доктору Беллингему. Его долго здесь не было – с 1999 года, когда он был судьей конкурса в течение трех лет. Эта работа завершилась исчезновением Мисс 2001, и он вернулся только недавно, два десятилетия спустя. Может ли он быть недостающим звеном между победительницей, исчезнувшей в 2001 году, и систематическим устранением старших Финчей в последние два дня? Мой взгляд вернулся к Джемме и Саммер – они обе были сосредоточены на Савилле и ее кроваво-красном платье.

Мои щеки горели, когда я наблюдала, как глаза доктора Беллингема откровенно блуждали по телу Савиллы. Могут ли они действовать сообща? Или, если это все он один, какова вероятность, что Савилла Финч, по причинам, которые мне еще предстояло выяснить, станет его следующей жертвой?

Двадцать семь

Мама всегда говорила, что наилучший путь к решению проблемы – прямой. Это прозвучало, например, когда я только что получила права, и мальчик, который мне нравился, на год старше меня, посылал мне противоречивые сигналы. Он флиртовал со мной на физике пару минут, а к обеду уже меня игнорировал.

– Тебе стоит пригласить его на свидание, – посоветовала мама, когда мы вдвоем сидели за кухонным столом, пока тетя ДиДи взбивала сливки, чтобы украсить ежевичные клецки. Предложение мамы меня не удивило, потому что она сама время от времени встречалась с мужчинами, которые работали в больнице. Ничего серьезного из этого не вышло, но она хорошо провела время.

Губы тети ДиДи при этих маминых словах сжались в тонкую линию.

– Что такое, Ди? Ты не согласна? – спросила мама.

– Я считаю, что пригласить на свидание – это обязанность молодого человека, вот и все, – ответила тетя, закончив лихорадочно стучать по миске, взбивая сливочные пики.

– Но почему я должна ждать? – спросила я, когда она протянула мне венчик и позволила облизать сладость с ложки, как всегда делала.

На это тетя ДиДи бросила на маму взгляд, означавший, что она изначально не хотела ввязываться в этот разговор. Затем она вздохнула и потянула за завязки фартука. Я ожидала, что она ответит что-то банальное вроде: «Потому что так положено». Вместо этого она удивила меня, сказав:

– Потому что мужчины на самом деле не стоят всей этой суеты. Так что я бы предпочла, чтобы они приложили больше усилий.

Мы с мамой не стали спорить с этим утверждением, и просто наслаждались фасолью пинто и кукурузным хлебом, а затем ежевичным десертом.

Я вспомнила об этом совете сейчас, наблюдая за доктором Беллингемом и Савиллой. Этому мужчине было хорошо за пятьдесят, так что Савилла в свои двадцать восемь была примерно вдвое моложе его. Он был хорошим другом ее отца, у него была практика пластического хирурга в Нью-Йорке – это я знала. Савилла была его пациенткой, и они были достаточно близки, чтобы она подписала для него таблетницу. Но все же то, как он ее изучал, как следил за каждым ее движением, – это было что-то другое, настойчивая сосредоточенность, как будто перед его глазами был приз, который можно выиграть. До сегодняшнего вечера он переходил от цветка к цветку, пусть и желая всего лишь поправить их лепестки. Теперь он, казалось, стремился крутиться исключительно вокруг Савиллы, как влюбленная пчела.

Деньги должны были быть частью того, к чему он стремился. Он мог и не знать о страховом полисе, который Савилла оформила на своего отца, но ни для кого не было секретом, что, если и мистер, и миссис Финч умрут, следующим наследником станет Савилла.

Я изучала этого человека, видя его в новом свете: блеск его золотых запонок, аккуратный костюм, «Ролекс» на запястье. У него уже и так были деньги, но не удивлюсь, если он хочет больше.

Пока я ела курицу с пряностями, размышляя о том, что миссис Финч подумает об интересе доктора Беллингема к ее падчерице, я заметила, что Кэти следит за ними обоими. Каждый раз, когда он наклонялся, чтобы лучше расслышать смех Савиллы, Кэти касалась его руки или дергала за рукав, возвращая его в свою орбиту и отвлекая от своей экс-подопечной. Хорошая няня.

Вот почему я не особенно удивилась, когда в какой-то момент увидела доктора Беллингема, покидающего зал под руку с Кэти Гилман. Савилла осталась сидеть за столом, болтая с другой участницей.

Я поймала взгляд Саммер и Джеммы, задавая немой вопрос моим «сестрам» по конкурсу. Они быстро кивнули мне, и я встала, чтобы последовать за Кэти и доктором Беллингемом. Через минуту Саммер и Джемма, одна за другой, тоже последовали за нами.

Мы вышли из двери, когда пара судей направилась в сад, но мужской голос удержал нас от того, чтобы отправиться за ними.

– Прошу прощения. Извините. Мэм, я должен настоять на том, чтобы вы немедленно остановились.

Я остановилась и, обернувшись, увидела охранника, который ранее этим вечером вручил мне коробку с жемчугом. Джемма выдернула серьги из ушей, а Саммер сняла изумрудный браслет и отдала их охраннику.

– Но мне действительно нужно… – Я оглянулась в сторону судей, которые направлялись к лабиринту.

– Прошу вас, мэм, – в голосе охранника послышалась угроза, поэтому я поспешно размотала нить жемчуга, стащила ее с шеи и практически бросила в мужчину.

– Одну минуточку, пожалуйста, – невозмутимо сказал он, отыскивая нужную коробку. Затем он забрал у меня ожерелье и внимательно осмотрел его с помощью лупы.

Я нетерпеливо постучала ногой.

– Они не уйдут далеко, – сказала Джемма, пока мы ждали.

Спустя примерно минут пять охранник, казалось, был удовлетворен. Он задвинул коробки обратно в отсек и сказал, что мы можем идти. Не говоря ни слова, Саммер и Джемма последовали за мной по ступенькам в лунную ночь.

Двадцать восемь

Мы стояли в саду, глаза постепенно привыкали к слабому освещению. Я видела, как Кэти и доктор Беллингем выходили наружу, но, хотя поблизости не было никаких других зданий, их обоих и след простыл.

– Куда они подевались?

Джемма указала на лабиринт.

– Это единственное место, куда они могли пойти, – сказала она.

– Если это так, они же не должны там долго находиться, верно? Или нам следует… – Я колебалась. Облака, плывущие над нашими головами, делали ночь темнее. Внутри лабиринта была практически полная чернота.

– Почему бы нам не обойти лабиринт и не подождать с другой стороны? – предложила Саммер.

Мы ускорили шаг, огибая лабиринт из розовой изгороди. Когда я протянула пальцы, чтобы дотронуться до лепестков роз, оказалось, что это была прочная ткань без запаха, а листья были и вовсе были восковыми.

– Он выглядит таким настоящим, – произнесла я.

– Не понимаю, зачем мистеру Финчу вообще понадобилось строить его, если это всего лишь подделка, – с отвращением сказала Джемма.

– У моей мамы был садоводческий талант, – сказала я. – Помню, как они с тетей ДиДи говорили об этом лабиринте. Мол, в нашем климате он покроется плесенью, и розы не получат достаточно солнца. Тем не менее тетя ДиДи сказала, что мистер Финч настоял на том, чтобы у него непременно был лабиринт. Поэтому много лет назад, еще до моего рождения, он приказал построить вот это.

– Полагаю, мистер Финч хочет, чтобы все здесь выглядело определенным образом. То есть хотел, – добавила Саммер.

Я подумала о его ежегодной традиции заполнять бальный зал женщинами, отчаянно нуждающимися в короне, ряды которых сама пополнила в этом году, и согласилась с ее словами.

Из-за облака вышла луна, и сад снова стал более различимым. Где-то вдалеке ухнула сова. Прошло еще несколько минут. По-прежнему не было никаких признаков доктора Беллингема или Кэти Гилман. У меня не было четкого плана, что мы сделаем, когда они оба появятся. Наброситься на доктора Беллингема? Допросить его? Потребовать, чтобы он признался, что подбросил корону в комнату моей тети или что он убийца?

– Они там уже довольно долго, – пробормотала я, расхаживая взад-вперед перед скамейкой.

– Думаешь, с Кэти все в порядке? – спросила Саммер.

– Она показалась мне довольно крепкой на утренней тренировке, – ответила Джемма.

– Она ходила на твои бродвейские ягодицы? – поразилась я.

– Эта тренировка для всех возрастов, – отозвалась Джемма. – Ягодичные мышцы – одни из самых важных, особенно когда человек стареет.

Когда я перевела взгляд с моих спутниц на лабиринт, на ум пришло кое-что из слов Лэйси.

– В среду, когда мы обследовали офис моей тети, Лэйси упомянула, что Финчи построили туннели по всей территории, – сказала я.

Я также вспомнила, как миссис Финч сказала нам в своих апартаментах, что она обыскала каждый сантиметр сада, сверху донизу, и это звучало бы странно, будь это просто сад. Но если под землей находится туннель, действительно имело бы смысл обыскать его весь, даже под тем местом, где мы стояли.

Не говоря больше ни слова, я направилась к зелени, а Джемма и Саммер последовали моему примеру.

Внутри лабиринта высокие шпалеры заслонили большую часть лунного света. Нас мгновенно окутал холодок, хотя ночной воздух оставался теплым. На один тревожный миг мой разум заполонил образ окровавленной Кэти Гилман, доктора Беллингема, стоящего над ее безжизненным телом в самом сердце лабиринта – или под ним. Я моргнула и сосредоточилась на слабо светящихся электрических свечках, вплетенных в листву.

Мы прошли несколько метров и уперлись сначала в один тупик, а затем в другой.

– Ты знаешь, куда идти? – спросила Саммер Джемму.

– Я никогда здесь не была, – покачала головой та.

– Серьезно? – Я искренне удивилась, что навигация по лабиринту не была какой-нибудь традицией для театральных представлений. – Ни разу за все эти годы?

– Я не ребенок, Дакота. Я не прохожу лабиринты.

Я могла лишь вообразить себе насмешливое выражение лица Джеммы, потому что чем дальше мы продвигались, тем меньше могли что-либо различать.

– Сложнее, чем я ожидала, – сказала Саммер, пока мы пробирались среди искусственной зелени. На мгновение мы разделились, разойдясь в разные стороны, но через минуту снова оказались вместе.

Еще несколько шагов, и я была готова поклясться, что мы очутились в центральной части лабиринта. Здесь изгородь возвышалась вокруг и над нами, заслоняя весь оставшийся свет. Так далеко вглубь лабиринта не забрались даже электрические светильники, поэтому мы едва видели собственные руки перед собой. Если бы я была одна, испугалась бы не на шутку.

В темноте я наткнулась на стену. Саммер потянулась, чтобы поймать меня, но, когда ее рука нашла мою, стена распахнулась, открыв крошечную комнату с одной-единственной лампочкой – к счастью, горящей – в самом центре лабиринта.

Я остановилась и уставилась на Саммер, прежде чем позвать Джемму, которая тоже была рядом. Я шагнула первой, Саммер следом, и когда Джемма замешкалась, мы схватили ее за руку и потянули за собой.

Дверь закрылась, и теперь мы втроем стояли на расстоянии вытянутой руки, изолированные и зажатые. Я подняла глаза и увидела решетчатый потолок, покрытый плющом. У наших ног был расстелен уличный ковер, который затем был отброшен в сторону и наполовину накинут на деревянную дверь в земле. Это напомнило мне о бункере на случай торнадо, который семья Лэйси установила у себя во дворе, когда мы были детьми.

Я стояла над запечатанной дверью. Радуясь, что надела свои сапоги вместо каблуков Лэйси, я отставила ногу, перекинула подол платья через плечо и наклонилась, чтобы дотянуться до металлической ручки.

Дверь легко открылась, скрипнув при движении. Наши глаза широко раскрылись, когда мы замерли. Из цементного отверстия под нами сиял свет.

Я заглянула через край входа, давая глазам привыкнуть. Тогда-то моему взору и предстала тонкая дорожка багряного цвета, засохшая на каменных ступенях, ведущих под землю.

Двадцать девять

Первым моим порывом было вернуться во дворец и найти шерифа, но кто знает, сколько времени это займет? А время может оказаться бесценным для Кэти Гилман. Лестница была крутой, и мы все трое старались, чтобы наши платья не касались засохшей крови.

Я заговорила первой.

– Кровь несвежая, так что, думаю, она принадлежит мистеру Финчу, а не Кэти Гилман.

Джемма не ответила, а Саммер либо позеленела от вида крови, либо причина была в плохом освещении. Когда она наклонилась вперед, ее вырвало. Видимо, все-таки первое.

– О боже, Саммер! Тебе нужно вернуться к себе! – воскликнула Джемма, положив руку на спину Саммер. Каким-то образом она прозвучала одновременно обеспокоенной и раздраженной.

Саммер вытерла уголки рта, прежде чем ответить.

– Нет. Со мной все в порядке. Нам нужно… нам нужно найти Кэти.

Стены, казалось, смыкались вокруг нас; из-под цемента не выглядывала ни грязь, ни корни деревьев, и Джемме, самой высокой из нас, пришлось пригнуться по мере того, как мы двигались дальше в замкнутом пространстве. Она пошла впереди, а Саммер сзади, так что я оказалась зажата между ними.

Тот, кто проектировал этот туннель, хорошо поработал, запечатав похожую на гробницу пещеру и оставив достаточно места, чтобы человек мог пройти в одиночку из сердца лабиринта из розовой изгороди… туда, куда выходил туннель. Должно быть, была и какая-то вентиляция, да и освещение, хоть и тусклое, казалось вполне достаточным. Тем не менее ни одного живого существа – ни мошки, ни паука, ни таракана – нигде не было видно. И это совсем не обнадеживало.

Узкая полоска света тянулась вдоль потолка, так что теперь мы могли отследить капли крови на земле на несколько метров вглубь туннеля. Когда мы достигли конца кровавого следа, на изгибе стены туннеля лежала туфля.

Я наклонилась, чтобы рассмотреть ее. Ряды блесток пробегали по золотой ткани.

– Как вы думаете, это… – начала я, присев возле обуви.

– Орудие убийства? – закончила за меня Джемма, огибая каблук и наклоняясь ближе. Кровь засохла по краям туфли, а на ткани запеклась грязь.

– Думаете, убийца был… была в ней? – голос Саммер звучали так, будто ее снова вот-вот стошнит.

– Очень надеюсь, что нет, потому что эта туфля мне знакома, – сказала я.

В этих туфлях была Савилла, когда я впервые встретила ее у входа в поместье, в среду вечером. Я огляделась в поисках второй туфельки, но ее не было.

– Савилла не убила бы собственного отца, правда?

Саммер закусила губу, но Джемма покачала головой.

– Все признаки указывают на доктора Беллингема, – сказала она. – Он мог легко раздобыть туфлю, привести сюда мистера Финча и убить его.

Пока я пыталась представить себе эту сцену, Джемма изучала пространство в паре метров от нас.

– Может быть, это что-то прояснит, – сказала она, наклоняясь, чтобы поднять листок бумаги, сложенный в плотный квадрат и брошенный на землю. Она осторожно развернула его и поднесла к свету, чтобы прочесть слабые каракули.

– Это список имен. – Джемма начала читать вслух: – Дакота, Джемма, Джина, Пэм…

Я забрала у нее листок. На странице был пронумерованный список из тридцати имен – все они были участницами конкурса красоты. И я была первой в списке.

– Одно имя вычеркнуто, – отметила я. – Только одно.

Саммер посмотрела мне в глаза.

– Дакота.

По выражению ее лица я поняла, что она пыталась придумать способ успокоить меня, но сама не знала как.

Воздух в туннеле был прохладнее, чем ночью над нами, но жар нарастал у меня за ушами, у основания шеи, под мышками. Я подумала о тех, кого еще метафорически вычеркнули из списка участников конкурса красоты: мистера Финча, мертвого; миссис Финч, отравленную; тетю ДиДи, за решеткой. Гнетущее чувство, что я могу быть следующей, охватило меня.

– Может быть, это какой-то рейтинг участниц конкурса красоты? – предположила Джемма.

– Или… – подала голос Саммер. – Что, если это список тех, за кем следующим доктор Беллингем придет?

Мы втроем позволили этой мысли укорениться. Пока мы не докажем, что этот человек убил мистера Финча, я не смогу успокоиться.

– Это список участниц, – размышляла я вслух. – Что бы это ни значило, могу только предположить, что это написано одним из судей. И это позволяет также предположить, что доктор Беллингем был здесь.

Я представляла его в этом пространстве, то, как он мог легко ориентироваться в пределах туннеля с его худощавым подвижным телом. Подружившись с мистером Финчем и дважды побывав судьей на протяжении более чем двух десятилетий, он знал эту территорию как свои пять пальцев. Мистер и миссис Финч доверяли ему. Он мог легко проникнуть в такие места, о существовании которых другие даже не подозревали – гардеробные, шкафы для виски, гостевые комнаты, секретные туннели.

– Это наверняка Беллингем, – сказала я, поднимая туфлю за носок одним пальцем. Я держала орудие убийства одной рукой, а список – другой. – Что ж, посмотрим, к чему это все приведет.

Тридцать

Мы шли вперед по туннелю. Я чувствовала, как учащается мое сердцебиение – и это было не только из-за быстроты шагов Джеммы. Мы направлялись прямо в лапы к убийце, и стены определенно сужались.

– Разве туннели не должны быть одинакового размера? – Казалось, Саммер изо всех сил пыталась сдержать дрожь в голосе.

– Мы можем развернуться и пойти назад, – сказала я, хотя мне определенно не хотелось останавливаться.

Джемма неожиданно запела. Ее голос, сначала неуверенный, поднялся и набрал силу, отражаясь от стен. Сначала мы остолбенели, но потом втянулись в мелодию и продолжили двигаться вперед, успокоенные звуком. Мелодия была чистой и ясной, и пока звучала песня, некоторая часть напряжения покинула мое тело.

– Это было прекрасно, – сказала Саммер, когда песня закончилась.

Это действительно было так, и я поразилась силе, которую Джемма несла в своем голосе.

– Музыка помогает мне успокоиться, – сказала Джемма, не принимая похвалу, но и не отвергая ее. – Помогает отвлечься, подумать о чем-то другом.

Она повернулась вокруг себя и двинулась вперед как ни в чем не бывало, как будто она только что не потрясла нас до глубины души.

– Кстати… как долго вы живете в Оберджине?

Я была рада сменить тему, но снова сосредоточиться на своей задаче теперь было сложнее. Если Джемма выйдет на сцену и запоет так, как только что, у меня не останется ни единого шанса.

– Я прожила здесь всю свою жизнь. Мои предки, говорят, приехали сюда на «Мейфлауэре»^[27] – Я с трудом справилась с комком в горле. – Мама вырастила меня в доме, который построил ее прадедушка, но в прошлом году она… Она умерла.

Мои компаньонки молчали.

– А как насчет вас? – спросила я.

– Я выросла в Род-Айленде, – отозвалась Джемма. – Училась в Нью-Хейвене, специализировалась на юриспруденции, ненавидела это, а теперь работаю в «Старбаксе» около Таймс-сквер, пытаясь найти деньги на продюсирование своего шоу… того, о моем брате.

Стоп. Нью-Хейвен?..

– Так ты училась в Йеле? И стала бариста?

– Почти то же самое говорили мои родители, – голос Джеммы стал жестким.

– Нет, я не в том смысле. Это нормально. Просто… Я имею в виду…

– Я не использовала свою степень? Не раскрыла свой потенциал? – Теперь в голосе Джеммы был слышен самоуничижительный тон. Интересно, понимает ли она, насколько симпатичнее для меня стала после этого признания?.. – Мои родители тоже так говорили. После проблем моего брата я была главной надеждой семьи. Пока что я их только разочаровала.

– Я училась на медика и перешла на педагогику, так что не осуждаю, – вставила Саммер. – Не могла справиться с анатомией и физиологией и чувствовала себя идиоткой.

Джемма усмехнулась.

– Я смеюсь, потому что единственной причиной, по которой я смогла окончить подготовительный курс по юриспруденции, был тест по алгебре в колледже. Я прошла автоматом. – Она задумалась. – Не могу поверить, что мы ни разу не разговаривали за последние два года, что ты здесь.

– К тебе было не подойти, – сказала Саммер в порыве откровенности.

– Справедливо, – призналаДжемма. – После первого года соревнований я оставила все надежды стать Мисс Розочкой.

– Просто требовалось убийство, чтобы проявить твою дружелюбную сторону, – сказала я полушутя.

Мы сделали несколько шагов вперед молча.

– А как насчет тебя, Дакота? – спросила Джемма. – К чему ты стремишься в этой жизни?

Я пыталась подобрать слова, чтобы рассказать им, как хотела открыть ветеринарную практику в Оберджине еще со средней школы, когда одна из маминых подруг, у которой была практика в получасе езды, позволила мне провести у нее выходные. Я наблюдала, как врач принимала роды и зашивала раненую лапу щенка. Я держала козу на плечах, пока ей давали антибиотики, и помогла врачу диагностировать у кошки гельминтоз, пока не стало слишком поздно. Помощь этим созданиям виделась мне наиболее близкой к божественному призванию, и эта цель двигала мной годами – пока я не оказалась бессильной помочь собственной матери.

– Я хотела… Я пошла в ветеринарную школу. Планировала работать с животными. В основном с лошадьми…

– Я слышала, что учиться на ветеринара так же сложно, как и на медика, – сказала Саммер. – Значит, в будущем ты сможешь работать здесь, в «Розе», на конюшне, полной лошадей.

– Да, если только ее не закроют как место убийства, – добавила Джемма.

Я попыталась сменить тему, проводя рукой по цементной стене.

– Понятия не имею, насколько далеко тянется этот туннель, но, может быть, мы могли бы… гм… пробежаться по тому, что знаем о смерти мистера Финча?

– Хорошая идея, – согласилась Джемма, которой явно было комфортнее обсуждать убийство, чем личное. И прекрасно, поскольку первое сейчас важнее.

– Итак, – начала я. – Миссис Финч в последний раз видела своего мужа в их апартаментах, пьющим виски около пяти вечера в среду днем. Затем она пришла посмотреть на участников, пообщаться с гостями и выступить. Далее она ушла, но примерно через час вернулась в бальный зал и упала в обморок.

– Когда она пришла в себя, сказала, что не может найти своего мужа, – сказала Джемма.

– Но нашла его записку, – добавила Саммер.

– Верно, и затем, по словам шерифа, где-то после полуночи мистер Финч был заколот в глазницу, – я замолчала, размышляя над новой информацией, которую мы обнаружили несколько минут назад, – в этом туннеле с помощью туфли на высоком каблуке, которая теперь у нас.

– И прежде чем гости отправились на чаепитие с судьями следующим утром, его засунули в кухонные шкафы в палатке пятидесятых годов, – заключила Саммер.

– Лэйси устанавливала палатки до трех часов ночи, так что тот, кто поместил туда тело мистера Финча, точно сделал это позже.

– Значит, скорее всего, его убили рано утром, – размышляла Саммер. – Тело нужно было поместить в шкафы где-то между тремя и…

– Семью утра, – сказала Джемма. – Как раз тогда началась моя первая ягодичная тренировка.

– Резюмируем: он умер после полуночи, а между тремя и семью утра его тело переместили, – закончила я.

«Переместили» – это мягко сказано. Тело мистера Финча должны были поднять по лестнице, выдернуть из лабиринта и засунуть в кухонные шкафы 1950-х годов. И все это, скорее всего, осуществлялось одним человеком. Я имела весьма грубое представление о действиях, которые привели к обнаружению мистера Финча в кухонных шкафах.

– Около девяти утра следующего дня Савилла нашла свою мачеху в апартаментах Финчей, – продолжила Саммер.

Я думала о том, как Савилла нашла Гленду. Была ли она шокирована? Или ожидала найти ее мертвой? Она все это спланировала с доктором Беллингемом?

Пока я размышляла, Джемма обратила наше внимание на то, что теперь находилось всего в нескольких метрах от меня: конец туннеля с лестницей, ведущей к двери, похожей на ту, через которую мы вошли.

– Слава богу. Я уже думала…

Джемма прервала меня, приложив палец к губам и знаком приказав нам с Саммер молчать.

– Слушайте, – прошептала она.

До меня донеслось слабое эхо за дверью. Пока мы втроем стояли неподвижно, прислушиваясь, раздался невнятный голос женщины. Затем мужской. Это был доктор Беллингем.

Тридцать один

– Ты делаешь мне больно! – закричала Кэти Гилман из шахты над нами.

– Ты заслуживаешь всего, что в тебя бросят! – выплюнул ей в ответ доктор Беллингем.

Пока мы с Джеммой, наклонившись вперед, пытались открыть дверь, Саммер пригнулась и сильно ее толкнула.

Мы втроем выпрыгнули из-под земли, и я бросилась вперед, чтобы защитить остальных или первой прыгнуть в драку, тут уж как получится. Я слышала звуки борьбы, хрюканье, пинки и снова хрюканье. Я легко могла представить, кто из двух судей побеждает в этом поединке, и мысль о том, как доктор Беллингем насилует женщину, зажгла во мне пламя ярости.

Я огляделась, чтобы сориентироваться, глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к почти полной темноте. Мы находились внутри здания, вокруг нас были разбросаны горшки и мертвая листва. Комья грязи и осколки керамики были разбросаны, а пустые оконные стекла образовали подобие беззубой улыбки. Мы были внутри теплицы, которую я заметила, когда мы с Лэйси исследовали заднюю часть поместья.

Доктор Беллингем стоял, сдвинув очки на переносице, а его волосы были взъерошены, как будто он только что побывал либо в страстных объятиях, либо в пьяной драке у бара.

Я немедленно набросилась на него, прыгнув на спину, в то время как Джемма пнула его в живот, а Саммер схватила за колени. Он лежал на земле, крича, и вдруг что-то выпало из его рук, с грохотом ударившись о землю. Джемма восседала у него на груди, а Саммер лежала поперек его ног. Я подняла предметы, которые он держал. Это были банки с медом – те самые, смертоносные. Так что доктор Беллингем точно знал о ядовитом меде и, по всей видимости, сам подбросил одну такую банку в апартаменты Финчей.

Приглушенный стон раздался в нескольких футах от нас, и я повернулась на этот звук.

– Иди, – сказала Джемма, широко расставив длинные ноги на груди Беллингема. – Мы его прижали.

Я проследила за звуком мимо ряда высоких столов, заставленных набором горшков и коричневых стеблей всех размеров и форм. Рукоять длинной лопаты была прислонена к треснувшему оконному стеклу, а веревка и клейкая лента лежали на земле. О боже. Мне хотелось зажмуриться и скрыться от того, что я могла бы найти через несколько шагов.

Стон раздался снизу, из-под земли рядом со мной, и мне пришлось встать на колени, чтобы найти источник этого звука. На животе под одним из столов лежала Кэти Гилман. Ее глаза, дикие и испуганные, смотрели на меня, когда она издала тихий всхлип, более жалкий, чем любой крик, который можно было бы издать.

– Я в порядке, я в порядке, – снова и снова шептала себе Кэти, начиная плакать сильнее. – Я в порядке, я в порядке, я в порядке…

Вид ее беспомощного тела, лежащего там, и стоны, исходящие от нее, слишком сильно напомнили мне мою собственную мать в ее худшие дни, в самом конце. Я заползла под стол и обхватила трясущееся тело Кэти руками, качая ее взад и вперед.

– Тсссс… Я здесь, – сказала я, не зная, что еще могла сделать для этой женщины, которая только что прошла через кошмар. Каким-то образом доктор Беллингем заманил ее туда, планируя… сделать с ней бог знает что. Мне было тошно думать о том, что могло бы случиться, если бы мы прибыли на несколько минут позже.

Внезапно я услышала голос шерифа Стронга, поднимающийся из-под земли под нами. Он вылез из туннеля и заставил доктора Беллингема сесть, заведя ему руки за спину.

Саммер и Джемма стояли рядом, готовые снова наброситься при малейшей необходимости.

– Вас это не касается! – запротестовал доктор Беллингем, когда шериф начал его поднимать.

– Либо ты заткнешься сам, либо я тебя заставлю! – оборвал шериф, удивив меня презрением, которое пришло на смену его обычной выдержке. Он презирал этого человека так же, как и я.

– Я хочу поговорить со своим адвокатом, – заявил доктор Беллингем.

– В свое время, – ледяным тоном ответил Чарли. Он был зол, и доктор Беллингем это знал.

Стоны Кэти стихли, хотя на ее лице остался застывший ужас.

– Он сказал… он сказал мне… – Она запнулась и перевела дыхание.

– Не торопитесь, – тихо сказала я.

– Джим… он сказал, что он… он положил корону в комнату твоей тети… и он… – Она снова задержала дыхание. – Он убил мистера Финча.

Это было подтверждение, которое мне было нужно. Я посмотрела на шерифа, который кивнул, давая понять, что услышал.

– Я знаю, – сказала я, и Кэти разрыдалась. – Теперь с вами все будет в порядке.

– Мои ребята уже близко, – сказал шериф достаточно громко, чтобы мы все услышали. – Мы доставим Беллингема в участок и закончим это дело. Хорошая работа, дамы.

Всего три слова, но они эхом отозвались и в теплице, и в моем сознании, пока я держала руку на плече Кэти. Я внезапно осознала, что будет означать арест доктора Беллингема: тетю ДиДи освободят.

Теперь уже я сдерживала сдавленный крик, пытаясь не разрыдаться. Моя тетя будет в безопасности, и все будет хорошо в этом странном маленьком мире конкурса красоты. Я тяжело вздохнула, переводя дыхание. Я давно не слышала таких хороших новостей. А если я все еще смогу победить в этом конкурсе, то смогу сохранить мамин дом и начать новую жизнь. Такими темпами мое сердце разорвется еще до конца выходных.

Прошло несколько минут, прежде чем приехала полиция, и дважды за это время шериф поздравил нас с нашими детективными навыками, а также с физической работой по поимке доктора Беллингема, который продолжал требовать адвоката.

Пока шериф и его заместитель взяли доктора под стражу, а Саммер и Джемма остались рядом с Кэти, я решила быстро осмотреть эту часть поместья, чтобы убедиться, что архивы находятся в том же состоянии, в котором мы их оставили днем.

Я поспешила в старый дом, в комнату, где хранились архивы. Свет от найденного мной фонарика падал на коробки. Я оглянулась через плечо, почти ожидая, что кто-то пойдет за мной – нет, никого. Но одна из коробок – та, с надписью «Разное» – была перевернута. И пуста.

Суббота – обновленное расписание

КОНКУРС КРАСОТЫ ДВОРЦА РОЗ. РАСПИСАНИЕ УЧАСТНИКА: ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ.

Примечание: в свете последних событий расписание на субботу было изменено, с учетом более позднего начала. В частности, тренировка Джеммы отменена, а для шоу этого года был назначен запасной судья: Савилла Финч заменит доктора Джеймса Беллингема.

ЗАВТРАК: с 8 до 10 утра. Можно забрать в палатке 1940-х годов.

«ШОУ СТОЛЕТИЯ СКВОЗЬ ДЕСЯТИЛЕТИЯ»: Полдень. Ворота откроются для гостей конкурса, семей и друзей конкурсанток, а также для широкой публики, чтобы принять участие в праздновании столетия конкурса красоты. Конкурсантки должны явиться в свои палатки за пятнадцать минут до запланированного выступления. Не опаздывайте!

• • •

ВРЕМЯ СБОРА НА ШОУ: 18:00

ФИНАЛЬНЫЙ КОНКУРС: 19:00. Начинается с показа бальных платьев, затем переходит в демонстрацию талантов и заканчивается комбинацией купальников и интервью.

Список дел Дакоты:

Занять призовое место.

Победить?

Тридцать два

Той ночью я спала всего четыре часа. Проснувшись около 9 утра, обнаружила сообщение от тети. Оно было отправлено в 5:30.

«Доктор Б. признался, что подставил меня, но пока ничего больше не скажет. Вышла из тюрьмы. Пойду смою грязь. Скоро увидимся».

Я улыбнулась, прочитав эти слова. Доктор Беллингем был за решеткой – как и должно быть, – а значит, я смогу пережить сегодняшний день. Потому что знаю: даже если не выиграю деньги, в которых очень нуждаюсь, вечером я вернусь домой с тетей ДиДи.

«Еще не все потеряно», – так говорила мама. Правда, она произнесла эти слова после того, как ее отправили в «домашний хоспис», и потому они прозвучали неестественно и медленно – и уж точно никоим образом не имели отношения к шоу Дворца Роз. Тем не менее именно сейчас это выражение казалось очень справедливым.

Я глубоко вздохнула. Я уже делала сложные вещи раньше, и решимость всегда служила мне хорошую службу. Я оденусь и обниму тетю ДиДи. Затем наведу марафет и изо всех сил постараюсь победить в течение следующих двенадцати часов. Если это не сработает, мы с тетей ДиДи разберемся с этим вместе.

В свете событий прошедшего вечера Лэйси снова спала ночью в моем крошечном коттедже, внизу. Я рассказала ей обо всем, что случилось, во всех ужасающих подробностях: лабиринт, туннель, испуганная Кэти, обнаружение пропавших улик и, самое главное, кривая ухмылка доктора Беллингема, когда полиция уводила его.

Я приняла душ и оставил записку для Лэйси на кухонном столе, пока она тихонько посапывала. Я решила: прежде чем что-либо предпринять, стоит пойти навстречу тому, что мне нужно больше всего – кофе.

Я вышла наружу и пошла мимо шатра 1920-х годов, где над входом возвышался огромный палец, а слова «Здесь вход в Спикизи»^[28] возвышались блочными золотыми буквами. Из шатра эхом разносился джаз, и уже можно было видеть парочку ранних пташек, слоняющихся в платьях с кисточками. Последний день конкурса обещал быть солнечным и теплым, и горы вдалеке нависали над поместьем, словно охраняя его.

Я прошла мимо пары сине-зеленых автомобилей эпохи Гэтсби в центре 20-х годов. Информационный листок рядом с ними гласил, что эти машины были главным призом на самом первом конкурсе красоты. Я так и видела, как участницы растягиваются на капотах для фотосессий через несколько часов.

У 1930-х годов было два знака на противоположных концах навеса. На первом было написано неразборчивым шрифтом: «Благотворительная столовая»^[29]. На втором знаке было написано: «Здесь проходят ток-шоу». Был возведен и миниатюрный закрытый Дворец кино, занимающий почти половину палатки. Темой здесь, похоже, было сохранение шоу даже во время Великой депрессии.

Когда я добралась до 1940-х годов, заметила, что одна половина пространства палатки представляла собой салон красоты под открытым небом с фенами в стиле эпохи, а другая половина была заставлена моделями самолетов, танков и кораблей, использовавшихся в борьбе против мирового господства Германии. Из динамиков ревел национальный гимн. Интересное сочетание патриотической дани красоте и войне одновременно.

Несколько участниц, с горящими глазами и полные адреналина на предстоящий день, стояли вокруг барной стойки, болтая между собой.

– Я хотела еще раз поблагодарить тебя, – сказала Кэти Гилман, подходя ко мне, пока я делала первый глоток крепкого кофе. Она держала тарелку с черничным маффином и нарезанной клубникой. Кэти выглядела свежей после утреннего душа, и страх в ее глазах сменился принятием того, что произошло – или могло произойти – несколько часов назад.

Я не вполне понимала, как ответить на благодарность такого рода, поэтому просто наклонила голову в знак признательности и сделала еще один глоток кофе.

– Вчера вечером у меня был долгий разговор с шерифом, – продолжила Кэти, проверяя, нет ли поблизости никого, кто мог бы нас подслушать. – Я чувствовала себя такой идиоткой, позволив Джимми вывести меня туда под ложным предлогом.

Ложные предлоги? Джимми? Она ожидала романтического вечера?.. Я не хотела совать нос в чужие дела, но все же подтолкнула ее сказать больше. Я бросила небрежный комментарий, который Кэти могла бы развить, если бы захотела.

– Я заметила, что доктор Беллингем ловит каждое слово Савиллы вчера за ужином.

Кэти яростно кивнула, и ее щеки вспыхнули.

– Вот почему я обратила его внимание на себя! Боже мой, одна мысль о том, что он уведет ее туда, чтобы сделать свое грязное дело…

Я попыталась не округлить глаза при этих ее словах и ждала, пока она продолжит.

– Не то чтобы он был заинтересован в такой старушке, как я, но, думаю, понял, что с Савиллой у него сегодня ничего не получится. Когда я спросила, не хочет ли он прогуляться по саду, его глаза загорелись. Он повел меня в лабиринт, а затем в тот ужасающий туннель. Когда я увидела кровь и туфлю, он рассказал мне, что сотворил. Сказал, что теперь я его сообщница. И что ему нужна моя помощь с чем-то на задней стороне поместья. Он толкнул меня перед собой и заставил идти.

– Мы нашли список имен… участниц конкурса красоты, – сказала я, надеясь, что она сможет объяснить его смысл.

– Да, Джим любит держать при себе список главных претенденток. Составляет новый в конце каждого дня на основе таблицы результатов, – подтвердила Кэти.

– Но мое имя было вычеркнуто сверху.

Она мягко улыбнулась и понизила голос.

– Это потому, что он выбрал тебя. Победительницей.

– Меня?! – Я с трудом сглотнула. – Но я с ним почти не разговаривала. У него не было никаких причин…

Она бросила на меня многозначительный взгляд.

– Я знаю, как он судит. Он всегда использует один и тот же метод.

– С чем он хотел, чтобы вы ему помогли?

– Понятия не имею. К тому времени, как он заставил меня выйти, я была в слезах. Он оставил меня одну в той теплице на некоторое время, но я не знаю, куда он пошел или что сделал. Я пыталась заставить себя вернуться через туннель, но, когда подумала о мистере Финче и о том, что случилось с ним там, внизу… я просто не могла пошевелиться.

Это я как раз прекрасно понимала. Вчера вечером я сама вернулась обратно с полицейским эскортом на одном из гольф-каров поместья. Ступать в этот подземный туннель больше не хотелось никогда в жизни.

Кэти прижала руку к груди, словно ей нужно было перевести дух.

– Мне жаль. Это… это слишком. До вчерашнего вечера я думала, что туннель больше не используется. В последний раз я была там, когда Савилле было девять. Она мечтала стать исследователем, когда вырастет, так что притворилась археологом и сделала меня своим помощником. – Кэти улыбнулась воспоминанию, но почти сразу же на ее лице вновь проступил ужас. – Как он мог так поступить с мистером Финчем?! С миссис Финч?..

Она внимательно смотрела на меня, наверняка вспомнив, насколько это все касалось меня лично.

– И все это время подставлял твою бедную тетю! – воскликнула Кэти, вторя моим мыслям. – Слава богу, она больше не в тюрьме.

– Ты ее уже видела? – Я огляделась по сторонам. – Или шерифа?

ДиДи я хотела обнять, а шерифа… Не знаю, что конкретно мне хотелось сделать с ним, но, как ни странно, в первую очередь я хотела его увидеть.

– Я ушла из полицейского участка сразу после того, как дала официальное заявление. Больше не могла бодрствовать ни секунды – вернулась сюда и рухнула в постель на несколько часов.

Кэти распрямила плечи и «включила» фирменную улыбку королевы красоты, чтобы снова оживить наш разговор.

– Твой мужчина такой очень… ну, такой сильный. Не сочти за каламбур.

– Мой мужчина? – Я была рада услышать, что Кэти возвращается к некоторому подобию себя прежней, хотя травма прошлой ночи останется с ней надолго. Тем не менее я не вполне понимала, что она имеет в виду, говоря «мой мужчина».

– Ну, шериф Стронг, – пояснила она.

– О, он не… мы не…

– Понятно. – Кэти похлопала меня по руке и скрестила пальцы. – Тогда буду держать кулачки за счастливый финал.

Тридцать три

Я допила второй кофе, когда увидела тетю ДиДи спешащую ко мне.

– Дакота Грин, ты – отрада для глаз! – сказала она, обнимая меня. Я позволила себе утонуть в ее руках, и мои глаза тут же начали наполняться слезами. Я сморгнула их как раз в тот момент, когда тетя отпустила меня.

– Дай-ка мне хорошенько рассмотреть тебя, милая! – Она провела большим пальцем под моим глазом. – Нет, такого нам не надо. Соберись. Мы же не хотим, чтобы на грандиозном финальном шоу твое лицо было распухшим!

– Вижу, тюрьма тебя не изменила, – рассмеялась я.

– Дорогая, это была всего лишь тюрьма, – ответила она с усмешкой.

– Я боялась, что ты не сможешь… что они не позволят…

Я не знала, как закончить фразу, поэтому постаралась выразить простоту смысла, глядя ей прямо в глаза. Я надеялась таким образом донести, как мне жаль, что я годами не замечала ее усилий по отношению ко мне, годами забывала о важности ее присутствия в моей жизни. У меня больше не было мамы, но была вторая ее половинка: женщина, которая всегда присутствовала там, на заднем плане, пекла печенье, возила меня по городу и приносила мне в школу забытое домашнее задание.

– Я скучала по тебе, – сказала я.

Тетя ДиДи, казалось, понимала глубину моих чувств, потому что она снова крепко обняла меня.

– Мне нужно так много у тебя спросить… и рассказать, – продолжала я, удивляясь тому, как сильно мне хотелось поговорить о последних сорока восьми часах. – Я завела друзей, и люди здесь… они глубже, чем я думала.

Не знаю, почему я решила, что именно это важно озвучить ДиДи прямо сейчас. Может быть, потому, что я хотела признать работу всей жизни моей тети, а может быть, чтобы она знала, что я ее вижу – и ценю.

– И я жду не дождусь, когда смогу услышать обо всем, – сказала тетя ДиДи. – Но теперь, когда преступника посадили за решетку, где ему и место, это может подождать. У тебя есть работа.

Она кивнула в сторону палатки 1950-х годов, где Саммер, Джемма и другие мои коллеги-конкурсантки ждали, когда я порепетирую с ними. Даже с того места, где я стояла, я могла видеть, что руки Джеммы были скрещены, и она буквально облачилась в нетерпение, как в броню. Саммер явно пыталась всем помочь и металась взад-вперед с обеспокоенным выражением лица.

Тетя ДиДи подтолкнула меня к ним.

– Я буду здесь, рядом, во время твоего выступления, обещаю. Кстати, что скажешь по поводу Савиллы в качестве нашего запасного судьи.

– Думаю, она справится великолепно, – сказала я. – Только не позволяйте ей произносить большие речи.

К полудню гости припарковались в центре Оберджина и были доставлены к парадным ступеням Дворца Роз. Вскоре после этого они потянулись внутрь через ворота, разглядывая богато украшенную архитектуру и направляясь к палаткам десятилетий, в оснащении которых Лэйси превзошла саму себя.

– Не нервничай, – шепнула Джемма. Я видела, что она пыталась помочь мне, да и выглядела она не как обычно – уверенно-властно. Она, должно быть, поняла это, потому что глубоко вздохнула и попробовала еще раз. – Ты знаешь свои реплики, так что все будет хорошо – даже отлично.

– Спасибо, – поблагодарила я, мягко улыбнувшись. – Я ценю это.

Джемма похлопала меня по руке, и мы заняли свои места.

Через час после того, как ворота открылись, я стояла на кухне в красном платье в горошек, гордо возглашая:

– Роберт с меня три шкуры спустит, если я не научусь готовить. И быстро!

Повернувшись к Джемме, я спросила самым любопытствующим своим тоном:

– Как ты заарканила своего красавчика?

Пока она отвечала, я заметила тетю ДиДи и Лэйси на краю толпы, почти прижатыми к белому полотну. Перед ними сидела Гленда Финч. Она присутствовала, была здесь! Я почти вышла из роли, когда бросила взгляд в ее сторону во второй раз – как раз в момент, когда Савилла подошла к ней. Я не удивилась, увидев ее там, – по крайней мере, не больше, чем могла удивиться, увидев ее мачеху, – но выражение полной непринужденности на лице Савиллы, искренняя улыбка, которую она дарила всем вокруг, наблюдая за нашим выступлением, действительно застали меня врасплох. После всего пережитого, после всего этого хаоса она выглядела просто прекрасно. Даже лучше, чем прекрасно.

Джемма держала кулинарную книгу той эпохи, лицом к зрителям, продолжая гордо произносить свои реплики. Я отвлеклась на Савиллу и ее мачеху, которые выглядели такими обычными, и чуть не забыла свою ответную реплику.

Джемма снова произнесла свои слова, мягко подсказывая мне, а Саммер уставилась на меня, произнося слова одними губами.

– Боже! Кажется, эта кулинарная книга полна отличных рецептов! – воскликнула я, возвращаясь в текущий момент. – Судьи конкурса и Роберт точно полюбят меня, новую и улучшенную!

К счастью, это была моя последняя реплика, поэтому я снова перевела взгляд на зал, где Мисс 1962 стояла с краю, со скрещенными руками, глядя нашу нелепую маленькую сценку. Затем ее взгляд метнулся к Савилле, и хмурое лицо стало еще более суровым, словно она тоже считала поведение женщин Финч несколько неуместным.

И тут мне вдруг вспомнилось, как однажды вечером за ужином, много лет назад, тетя ДиДи рассказала нам с мамой, что конкурс красоты в этом году чуть не отменили из-за внутреннего конфликта. Она сказала это походя, почти небрежно, и я не уделила достаточно внимания ее словам. Мне даже не захотелось выяснить, кто с кем борется и почему, но мама об этом точно спрашивала. Мы сидели в кафе в центре города, мы с мамой наворачивали бургеры и запивали молочными коктейлями, а ДиДи сидела напротив с курицей и несладким чаем.

– Знаешь, все как всегда, – сказала тетя ДиДи, отвечая на мамин вопрос. – Все конфликты на свете происходят только по двум причинам: из-за любви или денег.

Из-за любви или денег. Когда я взяла кулинарную книгу из рук Джеммы и подняла ее так, чтобы зрители могли увидеть, я подумала об этих двух мотивах, настолько знакомых, что тетя ДиДи точно объяснила бы ими большинство трудностей, с какими только приходится сталкиваться.

Я видела страховой полис, который Савилла оформила на отца, и заметила, какое внимание доктор Беллингем начал ей уделять, как только ее родители убрались с дороги.

Мой взгляд вернулся к Савилле, которая аплодировала нашим усилиям на импровизированной сцене кухни 50-х годов. Джемма схватила меня за одну руку, а Саммер держала другую, и мы в последний раз поклонились всем присутствующим.

Доктор Беллингем был за решеткой. Я больше всего на свете хотела, чтобы этого оказалось достаточно, но никак не могла оторвать взгляд от Савиллы. Да, она не ответила на его восхищение вчера вечером на ужине Позолоченного века, но, возможно, это было только потому, что Кэти, вернувшись в роль бывшей няни, отвлекла его. Пока мысли сталкивались в моем сознании и я пыталась выстроить их в некоем связном порядке, толпа разошлась, чтобы посмотреть следующее шоу.

К миссис Финч и Савилле выстроилась очередь желающих их поприветствовать. Савилла охотно раздавала быстрые объятия и легкие поцелуи в щеки как опытный политик, словно она была рождена именно для такого рода внимания.

Тетя ДиДи подошла поздравить меня с выступлением, а вслед за ней Лэйси – наверняка, чтобы посмеяться над нелепым представлением, которое я только что устроила. Но прежде чем кто-либо из них успел сказать хоть слово, они увидели выражение моего лица.

– С тобой все в порядке, дорогая? Тебе плохо? – обеспокоенно спросила тетя ДиДи, тут же потянувшись потрогать мой лоб.

– Может быть, воды? – спросила Лэйси.

Я покачала головой и сглотнула слезы, не в силах высказать вопросы, стучавшие в голове. Что, если сообщник доктора Беллингема все еще на свободе, пожимает руки и отлично проводит время? Что, если мы с шерифом объяснили происходящее – или, по крайней мере, большую его часть – очень, очень неправильно?

Тридцать четыре

Поскольку до вечера у меня не было больше никаких официальных обязанностей, после того, как гости разошлись, я извинилась, взяла сэндвич и напиток и отправилась в свою комнату, чтобы составить список всего, что обнаружила с тех пор, как переступила порог Дворца Роз.

Я знала, что тете ДиДи и Лэйси нужно было пообщаться и быть на связи в случае любых чрезвычайных ситуаций на конкурсе, поэтому я сказала им, что скоро увидимся.

– Ну хорошо – только по пути в коттедж обязательно заскочи в двухтысячные, – сказала Лэйси.

– Я договорилась, чтобы вам доставили небольшой сюрприз еще до того, как начались все эти преступления, – добавила тетя ДиДи. – Лэйси сказала, что вы обе интересуетесь Мисс две тысячи один, поэтому я решила, что это вам особенно понравится.

Я прищурилась, глядя на тетю и подругу, но они обе ничего больше не сказали.

– Иди пообедай, вечером увидимся, – сказала тетя ДиДи тоном, очень похожим на тот, которым она отправляла меня спать, когда мама работала в ночную смену.

Я вышла из 1950-х и сориентировалась, прежде чем отправиться в 2000-е, где участники плавали вокруг дисплеев, на которых варьировались изображения от 11 сентября до близняшек Олсен.

«Crazy in love» Бейонсе играла в палатке, и я заметила небольшую группку участниц, скучковавшихся для последнего прогона своей сценки. Кажется, это была дань реалити-шоу «Последний герой», судя по их откровенно островной одежде.

Сначала я не увидела ничего, чем можно было бы оправдать то, что Лэйси и ДиДи послали меня в этом направлении. Я бродила, наблюдая за толпой, посетители которой хватали чашки с образцами French Toast Crunch^[30] и Trix Yogurt^[31], – мой рот непроизвольно скривился от этого сочетания. Тогда-то я и увидела миссис Финч, одиноко стоящую перед картонной фигурой, которую я могла видеть только сзади. Пока я обходила ее, Савилла отделилась от группы гостей и подошла к мачехе.

Я заметила, как глаза Савиллы вспыхнули… Гневом? Или это был шок?

Я обошла женщин семьи Финч, чтобы рассмотреть ряд фигур, которые они изучали. Это были картонные изображения победительниц 2000–2009, которые я видела в фойе в самый первый день конкурса.

Савилла обнадеживающе погладила спину своей мачехи. Я проследила за их взглядами до надписи внизу изображения, представляющего особый интерес: «Мисс 2001, выставка во Дворце Роз, совсем скоро!»

Картонная композиция изображала двух женщин с мужчиной, доктором Беллингемом, между ними. Он гордо улыбался в камеру, счастливый от того, что его обнимали сразу две прекрасные женщины. Справа от него, очевидно, была молодая Гленда Финч. Она не носила ленту, но держала одну розу. Ее улыбка была такой широкой, что едва не достигала глаз. Я легко могла представить, как она только что проиграла и сняла ленту со своего тела, чтобы тут же наклеить улыбку почетной обладательницы второго места для вспышек камер. Женщина слева от доктора Беллингема носила ленту с надписью «Мисс 2001» и корону – ту, в краже которой мою тетю обвинили несколько дней назад.

Именно этой композиции не хватало в ряду изображений, приветствующих гостей в длинном вестибюле в день прибытия. Это было увеличенное изображение той самой фотографии, которую мы видели разрезанной в архивах.

Я прищурилась, пытаясь перенастроить зрение, когда вгляделась в изображение женщины рядом с доктором Беллингемом. Для посетителей, которые прошли мимо, не задумываясь, это было всего лишь одно из многих зрелищ, звуков и запахов, атакующих их органы чувств. Они не вкладывали ничего личного в это представление. Но со мной все было иначе. Я не могла перестать смотреть на эту женщину, первоначальную победительницу 2001 года, впервые видя ее с головой и всем прочим.

Вырезанная из картона фигура передо мной должна была быть неуловимой Кэти Пибоди.

Я не могла отвести взгляд, потому что она была удивительно похожа на человека из плоти и крови, стоящего передо мной живьем: Савиллу Финч. На самом деле, если бы я не знала, что эта фотография была сделана более двух десятилетий назад, я бы подумала, что это и есть Савилла.

Я переступила с ноги на ногу, понимая, насколько неудобным вдруг стало мое обтягивающее платье, пока соображала, что это все означает. Могла ли настоящая Мисс 2001, она же Кэти Пибоди, быть родной матерью Савиллы? Может быть, поэтому, согласно позабытому полицейскому отчету, она взяла Савиллу с собой на следующее утро после того, как выиграла корону? Возможно, она никогда не соревновалась за победу в конкурсе, а вместо этого хотела подобраться достаточно близко к своей дочери, чтобы украсть ее? Но ее нашли через несколько часов. Что-то пошло ужасно неправильно, и затем… она исчезла.

Мой взгляд снова вернулся к мужчине в центре: Доктор Беллингем, человек, который каким-то образом был в этом замешан. Я подошла чуть ближе к миссис Финч и Савилле, которая разговаривала с мачехой, пока та пыталась успокоиться и оглядывалась вокруг, чтобы убедиться, что никто не видел ее потрясения.

– Все знают, что ты настоящая Мисс две тысячи один, мачеха, – услышала я голос Савиллы, звеневший от напряжения. – Это просто милый способ вспомнить ту… другую женщину.

По тому, каким тоном Савилла произнесла эти слова, было невозможно понять, знала ли она, что эта другая женщина, каким-то образом исчезнувшая с лица земли, на самом деле была ее матерью.

Тридцать пять

Мои ноги буквально подгибались в коленях. Каким-то образом, когда я надеялась перекусить и вернуться в свой коттедж, меня начали рвать на части в разных направлениях. Например, помочь Лэйси. И бежать с Дискомании 70-х на выступление членов актерского состава «Спасенных звонком»^[32] в 1980-е.

Все это время в моей голове крутились вопросы, которые хотелось задать Савилле: помнишь, как тебя похитила Мисс 2001? Ты понимаешь, насколько похожа внешне на эту женщину? Ты испытываешь какую-либо враждебность к отцу и мачехе за то, что они все эти годы держали тебя вдали от твоей родной матери? Ты могла бы попытаться убить кого-нибудь из них из-за этого?

Наблюдая за улыбающейся Савиллой, я старалась увидеть трещину в ее броне, но она очень хорошо давала гостям и конкурсанткам именно то, чего они хотели: молодую наследницу – а теперь и временную судью, – готовую взойти на трон владелицы конкурса красоты.

Я поняла, что не смогу поймать Савиллу одну, и решила наконец-то ретироваться, воспользовавшись перерывом для посетителей. Его организовали, чтобы гости могли поужинать пораньше в одном из многочисленных высококлассных фургончиков с едой, припаркованных перед поместьем. Мы, участницы, в свою очередь, могли за это время подготовиться к грандиозному шоу. Прически и макияж, конечно, все будут делать в своих комнатах, но и за кулисами есть ряды хорошо освещенных зеркал с косметическими принадлежностями для перерывов между основными событиями: вступительным танцем в бальных платьях, демонстрацией таланта, купальника, интервью и вручением короны.

Добравшись до своего убежища, коттеджа, смогла наконец-то стянуть с себя платье Минни-Маус для сценки 50-х. Я бросила его на пол как раз в тот момент, когда вошла тетя ДиДи. Она была совершенно прекрасна в розовом платье на одно плечо.

– Дорогая, ты выглядишь измученной. Я думала, ты собираешься отдохнуть. – Тетя разложила мое платье и изучила содержимое своей косметички.

– Ты знала? – спросила я, положив голову на спинку дивана.

– Я знала – что?

– Что Мисс две тысячи один – биологическая мать Савиллы?

– Вижу, ты посетила двухтысячные, – сказала она, расправляя низ платья. – Никто больше не сказал ни слова об этой композиции. Я была почти оскорблена: шутка ли, потратить столько сил, чтобы дотащить его из задней части дома просто так!

Я ждала, что она скажет дальше. Но ДиДи этого не сделала, и мне пришлось задать свой вопрос снова.

– Так ты знала? – спросила я.

Тетя ДиДи включила в розетку выпрямитель для волос и щипцы для завивки и жестом попросила меня показать ей ногти. Она бросила на меня многозначительный взгляд, сжимая мои руки.

– Я не имею права говорить об этом, – твердо ответила моя тетя. – Я подписала соглашение о неразглашении, которое не могу нарушить.

– Что-что? – нахмурилась я. – Когда?..

– Я не имею права говорить об этом. Я подписала соглашение о неразглашении, – повторила ДиДи слова, звучавшие тревожным рефреном.

– Это одна из тех заученных фраз от юристов?

– Я не имею права…

– Ладно-ладно, поняла. Ты не можешь мне рассказать.

– Дакота, ты очень умная девочка. Все ответы находятся прямо перед тобой, тебе просто нужно сложить детали пазла воедино. – Она улыбнулась, несколько грустно, но с явной верой в мои умственные способности. – Понятия не имею, действовал ли доктор Беллингем в одиночку, но точно знаю, что в прошлом в «Розе» случались некоторые вещи, о которых в Оберджине только догадывались. Пропавшая королева конкурса красоты, тайный ребенок…

– Тогда Кэти Пибоди…

– Я не имею права об этом говорить, – снова решительно перебила меня тетя ДиДи. – Но именно по этой причине мистер Финч закрыл отель для публичных посещений более двух десятилетий назад – хотел сохранить все в тайне. Он намеревался открыть его снова, но так и не сделал этого.

Значит, ДиДи уже давно знала что-то, о чем приходилось молчать и хоронить в себе, чтобы сохранить работу и свое место в мире конкурса красоты. У моей тети были тайны, о которых я даже не подозревала.

Я сделала глубокий вдох, тщательно подбирая следующие слова, чтобы избежать того же отработанного ответа, который слышала от нее до сих пор.

– Но… что, если я… ошибаюсь и истолковала все неправильно? Такое чувство, что есть вещи, которые я до сих пор не понимаю.

Тетя ДиДи приподняла мой подбородок, и наши глаза встретились.

– В таком случае я верю, что ты поймешь все правильно в конечном итоге. Но сейчас самое время выиграть немного денег.

Она была права. Я хотела узнать правду, но в ближайшие несколько часов мне также нужно было занять призовое место в конкурсе. Начинать нужно с главного, как говорила мама.

Я села перед тетей ДиДи и позволила ей сделать из меня королеву. Она выпрямила мои волосы, прежде чем собрать их в высокую прическу с мягкими завитками, обрамляющими лицо, и тщательно нанесла макияж, используя все свои чары, чтобы подчеркнуть мои черты наилучшим образом. В течение часа она заставляла меня носить какое-то пыточное устройство, которое предшествовало пышному желтому платью, которое делало меня похожей на помесь Белль из «Красавицы и Чудовища» и «твинки»^[33].

Просто совершенство для конкурса красоты.

– Стой спокойно, – приказала тетя ДиДи, застегивая шнурованный корсет вокруг моих ребер и начиная стягивать края вместе.

– Боже! – закричала я, когда она застегивала меня. – Как я должна дышать в этом?!

– Никак не должна, – ответила тетя. – Сможешь подышать после победы.

Подготовка продолжалась еще сорок пять минут, пока тетя ДиДи не распылила на мое лицо какой-то спрей, и это был финальный штрих.

– Боже мой, у меня глаза блестят, – сказала я, ошеломленная тем, как хорошо выгляжу. Я думала, что пик красоты был в начале этой недели, но сейчас вышла на совершенно новый уровень. Я была почти… королевой.

– Ты выглядишь как я в тот вечер, когда победила, – сказала ДиДи, и ее глаза наполнились слезами. – Я же говорила твоей маме, что ты сможешь.

Она шмыгнула носом и посмотрела на часы.

– Полагаю, что люди с минуты на минуту выстроятся в очередь у Главного бального зала, так что мне пора идти.

Тетя ДиДи смахнула слезы с глаз и провела руками по моим открытым плечам, а затем развернула меня к зеркалу, встав позади меня. Выглядело так, как будто она провожает меня на мою свадьбу. Очень желтую свадьбу.

– Ты прекрасна! – сказала ДиДи, прислонившись щекой к моей. – Твоя мама гордилась бы тобой.

– Мы не можем знать наверняка…

Тетя ДиДи заправила прядь волос мне за ухо.

– Я точно знаю, что она бы гордилась, – заявила она. – Ты восстановила связь с людьми, ты помогаешь вершить правосудие, и даже если ты не выиграешь главный приз сегодня вечером, мы со всем справимся вместе.

– Спасибо, тетя ДиДи! – воскликнула я. – Спасибо за все…

– Так, теперь мне точно пора в бальный зал, – к моей тете вернулась ее обычная легкая манера поведения. – Слава богу, я снова могу вернуться к роли ведущей этого мероприятия. Лэйси, наверное, обмочилась бы, если бы ей пришлось вести шоу, постоянно присутствовать за кулисами и быть в центре внимания.

ДиДи сделала вид, что целует меня в щеку, но не коснулась губами моей покрытой макияжем кожи. Я, к собственному удивлению, ответила ей воздушным поцелуем.

– У тебя все получится, я буду болеть за тебя. Неофициально, конечно, – сказала она на прощание.

Мне осталось пятнадцать минут для себя, прежде чем нужно было идти в бальный зал.

Я весь день размышляла о картонной фигурке Мисс 2001, о словах Кэти Пибоди по поводу дочери в библиотечной книге, о странной связи Савиллы с первоначальной победительницей. Также я вновь и вновь мысленно перечисляла потенциальные мотивы доктора Беллингема для убийства мистера Финча.

1. Деньги. Возможно, он хотел добраться до миллионов Финчей, но тогда пришлось бы еще обойти Савиллу и Гленду.

2. Месть. Он мог злиться на мистера Финча за то, что произошло много лет назад, то, из-за чего Кэти Пибоди исчезла.

3. Любовь, возможно.

Я вспомнила его пальцы, переплетенные с пальцами Кэти Пибоди на фотографии, которую мы нашли в заброшенной части поместья, но он может держать так за руку практически любую женщину. Ко мне вернулось неприятно знакомое чувство, что я упускаю нечто важное.

Я откинулась на диван настолько, насколько могла в этом платье. Я вспомнила свое прибытие во Дворец Роз, как меня высадила на крыльце Лэйси, как я забрела в особняк в тот самый первый день, как болтала с Савиллой, как встречалась и здоровалась с людьми, как трое судей поднимались на сцену.

Кажется, я вот-вот что-то нащупаю. Я прикрыла глаза, вызывая в памяти тот момент в бальном зале – до того, как вошла миссис Финч, упала в обморок и развернула все шоу на 180 градусов, – когда я беззаботно размахивала руками, танцуя рядом с Савиллой.

Ее глаза были теплыми от ностальгии, когда играла главная песня конкурса красоты и мы покачивались на сцене, репетируя хореографию.

«Я выросла, слушая эту песню снова и снова, пока мы с мамочкой бегали по поручениям», – кажется, так она сказала, и я пыталась представить себе детство, наполненное мелодиями для конкурсов красоты. Ни упоминание о мамочке, ни выполнение поручений не звучало правдоподобно с учетом того, как она обращалась к миссис Финч, которую она всегда называла исключительно мачехой. Не мамой.

Я мысленно прокручивала наши школьные дни. Выпускной, танцевальный вечер, вечер второкурсников, ретрит первокурсников^[34]. На протяжении многих лет я участвовала во многих театральных постановках, хоровых пениях, художественных выставках, вечеринках в честь Дня святого Валентина и программы окончания учебного года и помню, что миссис Финч была на большинстве мероприятий и презентаций. Мистер Финч посещал примерно половину. Был ли кто-то еще? Кто-то, кого я упустила?

Мой разум перескочил вперед к цитате Кэти Пибоди. Я села и открыла книгу, которую ранее уронила на кофейный столик.

«Мой ребенок вырастет в другом мире, даже не в таком,в каком выросла я сама, – сказала мисс Пибоди. – И я здесь, на конкурсе, чтобы создать для нее этот лучший мир».

Мой взгляд снова скользнул по странице к единственному упоминанию этой женщины:

«На конкурсе Мисс 2001 я поговорила с молодой женщиной по имени Кэти Пибоди, которая выросла в близлежащих горах на ферме со своей семьей. Она не знатных кровей, а из семьи рабочих, но надеется когда-нибудь работать на парижских подиумах».

Я выделила информацию в уме:

1. выросла неподалеку,

2. ферма,

3. семья рабочих,

4. парижские подиумы.

Подождите. Последнее. Вот и ответ! Возможно, она мечтала не выступать на подиумах, как я поняла сначала, а работать в сфере моды! Скорее всего, недалеко от дома, что может означать, в Оберджине. В этом городе было всего два человека с чувством моды и стиля. Моя тетя и…

Мои глаза расширились. Все воспоминания последних лет вновь пронеслись в голове, вплоть до выпускного в детском саду. Я вспомнила, как мы с Лэйси нашли нашу классную фотографию в папке с документами по Мисс 2001 в офисе тети ДиДи, что-то, что тогда как будто не имело смысла. Но если победительница конкурса каким-то образом попала на эту фотографию, то смысл очень даже появлялся.

Ну конечно. Эта же самая женщина витала на заднем плане многих моих детских воспоминаний, пока Савилла не окончила среднюю школу десять лет назад и ее услуги перестали требоваться. Именно тогда она открыла свой собственный бутик, именно тогда стала судьей на ежегодном конкурсе красоты Дворца Роз. Я выронила книгу, когда поняла, что знаю Кэти Пибоди, настоящую Мисс 2001, почти всю свою жизнь.

Подавая Гленде Финч стакан за стаканом виски в самый первый вечер, я притворилась, что восхищаюсь картинами в комнате. А когда спросила об изображении Мисс 2001, женщины замолчали. Я думала, это потому, что Савилла и Кэти не хотели, чтобы я напоминала Гленде, что она когда-то была только вице-мисс, но нет. Они замолчали, потому что все трое знали, что настоящая Мисс 2001 находится в этой самой комнате.

Тридцать шесть

Когда я вошла в бальный зал, трое конкурсанток прервали разговор и уставились на меня, две дамы помахали мне рукой, а один из гостей даже остановился, чтобы пропустить меня вперед. Зеркало не лгало. Я выглядела как королева.

После того как фотограф сделал около сотни групповых фотографий всех участниц в платьях, нас поспешно отвели за кулисы, чтобы зрители могли войти и занять свои места. Пока мы выстраивались за кулисами, я смотрела на толпу, а потом на помост судей, на Савиллу, которая сидела зажатой между сгорбленными плечами Мисс 1962 и пышнотелой фигурой Кэти Гилман. На Савилле было белое платье длиной в пол, которое выглядело так, будто было сшито из одеяний ангелов. Гладкий атлас водопадом струился вокруг ее фигуры.

Кэти в серебристом платье-футляре с блестками налила Савилле стакан воды, а та наклонилась вперед и что-то прошептала ей на ухо. Кэти откинула голову назад и рассмеялась. Это действие показалось мне таким интимным и знакомым, а главное, настолько далеким от отношений между работодателем и подчиненным, насколько это вообще возможно.

Шоу начиналось. Как бы мне ни хотелось следить исключительно за этими двумя женщинами, нужно было морально подготовиться к тому, что предстояло сегодня вечером. Только после этого я смогу вновь думать о настоящей Мисс 2001, о том, почему столько лет, пряталась у всех на виду и не означало ли такое ее поведение нечто более зловещее.

– Ты выглядишь потрясающе! – воскликнула Саммер, приветствуя меня. – Эти тени так подчеркивают твои глаза, и эти блики…

Она замолчала и поднесла пальцы к губам в подобии благоговения.

– Правда, ты потрясающая! – заключила она.

Джемма неохотно согласилась, так что теперь я точно знала: это правда.

– Ты выглядишь точь-в-точь как твоя тетя на фотографиях в тот год, когда она победила, – заметила Джемма.

До сегодняшнего вечера я никогда не замечала сходства с тетей ДиДи так, как все вокруг. Даже мама иногда называла меня Мини-Ди, потому что наши черты, движения и мимика были очень похожи. И все же мне было трудно поверить, что я выгляжу хотя бы наполовину так же хорошо, как тетя ДиДи в ее главный вечер.

Я наблюдала за тем, как заполняется зал, и по коже бежали мурашки. Саммер, стоя позади меня, положила руку мне на плечо.

– Не волнуйся. Шоу проходит очень быстро, – сказала она и направилась на другую сторону сцены.

Джемма, стоя в паре участниц от меня, послала мне редкую улыбку:

– Не успеешь моргнуть, как все уже кончится.

Я сделала настолько глубокий вдох, насколько позволял корсет.

– По местам для вступительного номера, дамы! – крикнула Лэйси за кулисами. – Занимайте свои места!

В бальном зале прогремела песня конкурса красоты Дворца Роз, и, когда свет в зале потускнел, мы прошли через платформу, размахивая руками и шагая в такт музыке. Свет, падающий на нас, давал эффект лампы накаливания, и я начала блестеть. Когда один из прожекторов наконец осветил мою тетю в центре сцены, я была готова расцеловать его в знак благодарности.

– Добро пожаловать, – сказала тетя ДиДи залу, заполненному людьми.

Раздались громкие аплодисменты и несколько криков «ура». Все места были заняты.

– Мы очень рады и взволнованы, что вы здесь, с нами, чтобы отпраздновать столетие конкурса красоты Дворца Роз вместе с этими замечательными женщинами.

Она протянула к нам руки, и я почувствовала гордость от того, что оказалась среди этих конкурсанток. Джемма с твердой внешней оболочкой, за которой скрывается глубокая любовь к своей семье, Саммер со стремлением помочь каждому нуждающемуся ребенку в мире… Некоторые из участниц могли быть глупыми, подлыми или смешными, но большинство из них были просто женщинами с неуверенностью и слабостями, сильными сторонами и мечтами.

Далее тетя ДиДи перешла к показу видео, состоящего из событий прошедшей недели, смонтированных вместе. Мы стояли за кулисами, в тени, и те, кто должны были первыми выйти на сцену для демонстрации талантов, приготовились. Пока мы ждали, я смотрела на огромном экране, как мы делали глупые головные уборы, общались за утренним чаем и репетировали в палатках. Кадры мелькали на экране, удобно обходя темную сторону последних нескольких дней: убийство и отравление, пропавшую корону и обнаруженный труп.

– А теперь пришло время для нашего первого выступления сегодняшнего вечера. Я приглашаю на эту сцену… Саммер Патель!

На деревянную сцену выкатили гигантское пианино, и Саммер заняла место за клавишами из слоновой кости. На ее лице царила спокойная решимость. Она начала играть, и я узнала «I Hope You Dance» Ли Энн Уомак, песню, которую сочла бы безвкусицей, если бы не тот факт, что она была одной из любимых у мамы. Саммер играла очень проникновенно, лирично, ее пальцы скользили по клавишам, а я не могла оторваться от края бархатного занавеса, в который уставилась с первых звуков. Слова отзывались во мне, это материнское желание для своего ребенка… Я почувствовала руку на своем плече и уловила облачко духов тети ДиДи.

– Я тоже по ней скучаю, – тихо сказала она, напомнив мне о еще одной нашей общности. Тетя ДиДи протянула мне салфетку, которую достала из своего декольте, и я промокнула глаза.

Еще несколько выступлений пролетели быстро. Участницы танцевали, показывали пантомиму, играли на разных инструментах. Я присела на край стула, ожидая своей очереди продемонстрировать талант, и изучала судей. Мисс 1962 года выглядела уставшей, Савилла сидела с прямой спиной, очень серьезно относясь к своим новым обязанностям, а Кэти Гилман сияла и улыбалась.

Спустя сорок пять минут после начала Джемма вышла на сцену и начала петь и танцевать под песню Rent «No Day But Today», и у меня перехватило дыхание. Джемма, студентка юрфака, ставшая баристой, которая хотела поставить бродвейское шоу о своем брате, была невероятной исполнительницей с магнетической способностью держаться на сцене. Впрочем, должна признать, что в этой песне не настолько звучала душа, как в той, которую она пела в туннеле, чтобы справиться со страхом. Тем не менее ее талант был поразительным. Я вовремя напомнила себе, что талантливых женщин здесь множество – и я как раз была следующей в очереди выступать.

Я тихо подошла к тому месту, где Лэйси оставила для меня седло, подставку и щетку. Затем я выскользнула из каблуков и надела ботинки, схватила свои инструменты и прижала к бедру. Я поставила их у края занавеса, чтобы вытащить принадлежности на сцену и потом, когда закончу, как можно быстрее уйти.

Казалось, Джемма за считаные секунды завершила песню под аплодисменты и дважды поклонилась, прежде чем поспешить со сцены.

– Удачи, ковбойша, – сказала она с игривой улыбкой.

Я схватила свои принадлежности и поставила одну ногу перед другой, пока не оказалась под ярким светом.

– Всем добрый день. Меня зовут Дакота Грин, – сказала я, пытаясь не жмуриться от луча прожектора. Нервы шалили. Вот бы сейчас заарканить теленка или даже оседлать вздыбленного мустанга! Что угодно, чтобы отвлечь внимание от себя на какое-нибудь величественное животное.

Я все-таки на секунду зажмурилась, и из зала раздалось несколько улюлюканий.

– Мне нравятся твои сапоги! – крикнула женщина сзади.

Уголок моего рта приподнялся в улыбке. Не было причин нервничать. У меня было три минуты, чтобы показать судьям, что я знаю что-то ценное, эксклюзивное, и, черт возьми, именно это я и собиралась сделать.

– Сегодня вечером я покажу, как правильно чистить и закреплять кожаное седло, – сказала я, сосредоточившись на судьях, сидевших на возвышении: именно они сейчас были важны для меня.

– Первое, что нужно сделать, – как следует все подготовить, чтобы мыло и вода не попали на те части седла, которые могут легко заржаветь.

Я начала демонстрацию, методично, но быстро, и хотя поначалу зрители, казалось, были сбиты с толку тем, что это за странный талант, через несколько секунд я почувствовала, что некоторые из них наклонились вперед, действительно заинтересовавшись. Оператор развернулся, чтобы сделать крупный план моих рук, и в комнате воцарилась тишина. Я отстегнула и сняла седло, приговаривая так, как каждый вечер делала, общаясь с Беллой, притворяясь, что укладываю ее спать на ночь.

– Лошади были впервые одомашнены в месте, которое сейчас известно как юг России, но задолго до этого они произошли от существа, известного как эогиппус^[35]. Считается, что это произошло пятьдесят миллионов лет назад. Но, пожалуйста, никогда не называйте лошадей этим именем, потому что его трудно произнести и они находят его оскорбительным. О, и никогда, никогда не называйте их мистером Эдом. Они очень чувствительно относятся к своему изображению в Золотой век телевидения.

Из толпы раздалось несколько смешков, и я была рада, что люди следят за мной, по крайней мере некоторые.

– Еще один забавный факт, о котором я редко рассказываю своим друзьям-лошадям, заключается в том, что их мозг на самом деле меньше пространства, занимаемого их зубами.

Я широко улыбнулась, показав все зубы, и еще несколько человек рассмеялись.

– Студенты, которые приходят в конюшню, часто спрашивают про лошадей, мальчик это или девочка. Когда этот вопрос задают совсем маленькие детишки, не хочется указывать на то, что у коней огромные… или крошечные… ну, вы меня поняли… Поэтому вместо этого мы считаем их зубы. У мальчиков их сорок, а у девочек всего тридцать шесть. И знаете, я каждый раз думаю: как же это круто. В нашей Вирджинии нечасто удается встретить парня с хоть одним настоящим зубом.

Смех усилился.

– А еще я очень завидую тому, что лошади могут спать и лежа, и стоя. Было бы намного легче жить, если бы я могла просто переключить себя в коматозное состояние, стоя в очереди на стрельбище. Потому что именно туда парни, у которых всего несколько зубов, обычно зовут тебя на первое свидание. – Я сделала паузу. – После этого, если у него еще останутся коренные зубы, можно взять по бургеру.

Пока я протирала металлические детали мокрым полотенцем и продолжала разговор, который обычно приберегала только для Беллы, в свете софитов заблестела табличка с надписью на седле. Я не могла не узнать слова: те самые, которые попались мне на глаза в конюшне на задней стороне поместья пару дней назад.

Для Савиллы. Все это будет нашим. Люблю, твоя мама.

Теперь, когда я прочитала надпись на этом конкретном седле целиком, она обрела новый смысл. Я внимательно вчиталась в каждое слово, продолжая начищать седло и болтать.

– У лошадей огромные глаза. Они на самом деле могут видеть на триста пятьдесят градусов, и, если бы я не училась по государственной школьной программе Вирджинии, могла бы знать, что это значит.

Еще больше смеха.

– Если седло окажется слишком грязным, вам, возможно, придется повторить этот шаг несколько раз, – сказала я, держа в руках чистую губку.

Это седло давно не использовалось. Если вообще когда-либо использовалось. Но в нем была подсказка, которую я обрабатывала на сцене перед сотнями зрителей.

Я выдавила на губку еще больше глицеринового мыла, пока мой мозг фиксировал выгравированные слова и вносил это посвящение в мысленный список к моему расследованию.

1. Савилла – дочь мистера Финча и… Кэти Гилман.

2. Все это – поместье? Конкурс красоты? Сама жизнь?

3. Будет нашим – Кэти Гилман что-то спланировала и решила поделиться этим со своей дочерью Савиллой?

4. Люблю, твоя мама – также известна как няня Савиллы, Кэти Пибоди, Мисс 2001 и судья конкурса красоты Кэти Гилман.

Двадцать секунд прошло, пока эти мысли сталкивались друг с другом, а рот работал на автопилоте.

– Теперь немного кондиционера… эм… Знаете, кондиционер действительно имеет большое значение – это я узнала на собственном опыте за прошедшую неделю на конкурсе красоты. – Я перевела дух, вытерла мыло и капнула каплю кондиционера для кожи размером с пятак на щетку, держа одну руку на седле. – Вы можете себе представить, как трудно выглядеть настоящей леди на этой сцене? О, а я вот знаю. И мои наращенные волосы, накладные ресницы и мой пуш-ап тоже знают. До этого понедельника я была конюхом, и я, похоже, так и не могу избавиться от грязи. Поэтому я сейчас напоминаю странную Барби: модная, но со мной слишком долго играли на улице.

Я вспомнила, что Лэйси сказала о Кэти Гилман в первую ночь конкурса: она работала в поместье горничной и дослужилась до должности няни Савиллы. Когда она была горничной, у нее, видимо, были отношения – или разовая встреча – с мистером Финчем, в результате чего она забеременела.

Разрозненные детали происшествий последних дней начали складываться в бесшовную мозаику. Я как будто могла наконец видеть непрерывную нить, проходящую через прошлое, настоящее и ближайшее будущее.

– Если у вашего седла серебряная оправа, вам нужно обязательно добавить немного… полироли, не только для блеска, но и для долгосрочной защиты.

Я увидела, как шериф слушает меня из самой дальней части бального зала, а затем взглянула на Кэти Гилман, которая теперь сидела, сложив руки на столе перед своей пышной грудью. Я вспомнила свою первую ночь здесь, как она нашла то кольцо для мизинца в ящике моей тети. «Это мой личный дизайн», – зазвучали слова мистера Финча в моей голове. Позже доктор Беллингем назвал это кольцо кольцом судьи, что, по-видимому, означало, что их получили только они.

Только судьи, среди которых была Кэти Гилман. А что, если это было ее кольцо? Она была судьей конкурса на протяжении многих лет, так что у нее было то же самое кольцо, что и у всех остальных судей. А вдруг она сняла свое собственное кольцо, поднесла его к свету и обманула нас с шерифом? Как далеко она зашла, чтобы скрыть, кем когда-то была? Работала ли она сообща с доктором Беллингемом, чтобы выиграть конкурс красоты 2001 года, а затем вычеркнуть себя из архивов?

Кэти Гилман понятия не имела, что во время демонстрации своего странного таланта я ее раскусила. Она даже не догадывалась, что только что стала главной подозреваемой в убийстве мистера Финча, по крайней мере, в моем представлении.

Мне нужно было немедленно сообщить шерифу о сообщении на седле и своих догадках, но я не могла просто спрыгнуть со сцены.

– Седла на самом деле не изнашиваются со временем. Фактически, как только вы их обкатаете, вы сможете пользоваться ими всю оставшуюся жизнь. Вы, вероятно, даже сможете передать их будущим поколениям как из практической, так и из сентиментальной ценности. Так что, – я не могла сдержаться, – если у вас с отпрыском один и тот же прекрасный зад, он сможет пользоваться тем же седлом долгие годы. В конце концов, семья держится вместе. Матери, дочери…

Я продолжала бессвязно бормотать, переводя взгляд с шерифа на Савиллу Финч, которая наблюдала за мной с удивленным, но озадаченным выражением лица.

Я снова пробежалась по потенциальным мотивам, но на этот раз со стороны Кэти Гилман.

1. Деньги, конечно.

2. Месть человеку, который отнял у нее дочь, – да.

3. Любовь к своему ребенку – определенно.

Это типичное преступление на почве страсти, просто не в классической ассоциации с этим словом. Тем не менее материнская любовь была страстью, страстью, которая могла оправдать все. Даже убийство.

Когда я закончила свою часть шоу по демонстрации таланта, тетя ДиДи вернулась на сцену и помахала мне рукой.

– Аплодисменты Дакоте Грин!

К моему полному изумлению, люди действительно аплодировали и продолжали аплодировать, пока я собирала седло и чистящие принадлежности. Несколько человек даже встали, и, когда я помахала толпе, направляясь за кулисы, откуда-то сзади даже раздались возгласы.

Я не могла в это поверить. Похоже, я не только раскрыла убийство, но и умудрилась впечатлить эту толпу зрителей.

Тридцать семь

Я думала о Кэти Гилман и о том, как бы лучше передать сообщение шерифу Стронгу, когда за кулисами незнакомец-практикант расстегнул мое платье и помог выбраться из ярдов тюля. Я влезла в красный купальник с оборками, которые, как сказала Джемма, должны были визуально увеличить размер моей груди.

Саммер носилась за кулисами, приказывая каждой девушке наклониться и зачесать волосы вверх, прежде чем она быстро распылит на них лак, в то время как Нина напоминала, что нужно добавить упругости нашему шагу. Я была удивлена, осознав то, чего никогда прежде не видела со своего места в зале: все участницы действовали как команда. Только одна из нас могла выиграть корону, но мы были вместе в этом соревновании. Я надела блестящие черные каблуки и, взглянув на себя в ряды зеркал, с удивлением обнаружила, что эффект взъерошенных волос и правда работает. Несмотря на то, что я ненавидела сам факт необходимости показывать свое тело, пришлось признать, что я вытянулась и стала более фигуристой, чем когда-либо в своей жизни. Эластичная ткань обтягивала мои бедра, а красный оттенок отлично коррелировал с загорелой кожей. Почти королева красоты. Оставалось только надеяться, что и прозвучу, как подобает королеве – на интервью, которое я буду давать в полуобнаженном виде.

Джемма подлетела и схватила меня за левую грудь. Я вскрикнула, и она тут же прикрыла мне рот рукой.

– Спокойно, я просто разглаживаю твою подкладку, – сказала она, быстро распрямляя рукой вставку. – Ты же не хочешь, чтобы она была перекошена?

Она бросила на меня последний взгляд и добавила:

– Порви их.

Несколько минут спустя я стояла под ярким светом, слушая, как другие участники отвечают на вопросы о том, что они сделают, если победят, – от «откроют приют для эму» до «пожертвуют вырученные средства на исследования детской лейкемии». Кем вы видите себя через пять лет – от «эм… моделью для Playboy?» до «буду работать над тем, чтобы сделать солнечную энергию доступной». Что было вашей самой большой сложностью – «не быть выбранной в шоу «Холостяк» или «столкнуться со своими проблемами психического здоровья лицом к лицу с помощью интенсивной терапии». Как я уже сказала, это был широкий спектр вопросов и ответов.

Когда пришла моя очередь, я услышала: «Если бы вы могли загадать по одному желанию для каждого человека во всем мире, что бы это было?»

Я глубоко вздохнула и начала говорить.

– Мое единственное желание – чтобы в жизни каждого человека был кто-то, кто любил бы и поддерживал его. Целое сообщество единомышленников для каждого человека было бы еще лучше. Недуг одиночества отступает, когда мы раскрываемся в прозрачных, искренних отношениях. За последние несколько дней я ощутила удивительную связь с другими участницами, чего сама не ожидала. Эти женщины сильные и талантливые; у них есть мечты и планы, которые они начнут воплощать в жизнь, как только покинут этот дворец, уже сегодня вечером.

Я кивнула в знак одобрения рядам женщин по обе стороны от меня.

– То, что, как я ожидала, будет одним опытом, оказалось чем-то совершенно иным: способом по-настоящему увидеть других, способом узнать людей, которые отличаются от меня, и сблизиться с ними.

Это было чистой правдой. Если бы речь шла об одном желании для себя, это было бы вернуть маму, но зная, что это невозможно, я бы выбрала следующее: чтобы рядом были люди, которых можно любить и которые любят меня, а также немного денег, чтобы сохранить дом мамы и начать все заново.

Как только интервью закончились, наступил небольшой перерыв. Тетя ДиДи поправляла макияж перед тем, как препроводить дам к последнему этапу вечера – решению судей. Пока они совещались, у зрителей было полчаса.

– Мне нужен твой ключ, – сказала я ей.

В глазах ДиДи застыл вопрос, который мы не успели обсудить, но вместо того, чтобы его задать, она вытащила из декольте ключ-карту и вложила теплый пластик в мою протянутую руку. Это был один из ее способов следить за всем.

– Тебе лучше поторопиться, – сказала она. – У меня хорошее предчувствие, кто победит.

– Спасибо, – ответила я и быстро обняла тетю.

– За что?

Я не знала точно, но было так приятно видеть ее там, где ей место, нарядной и готовой к работе.

– Я вернусь до того, как придет время выходить на сцену, – пообещала я.

Она не стала напоминать мне о расписании. Вместо этого ДиДи сжала мое плечо, доверяя мне.

Я прошла через дверь, которая вела в один из главных коридоров, и поспешила к лифту в вестибюле. Несколько членов персонала толпились вокруг, широко раскрыв глаза, наблюдая за мной, бегущей прочь красавицей в купальнике, проносящейся мимо них.

В ту первую ночь конкурса Кэти сказала мне, что ее комната находится на четвертом этаже жилого крыла, рядом с комнатой моей тети, в бывшей детской. Вот, где я буду искать.

Я несколько раз нажала кнопку лифта, отчаянно желая, чтобы он приехал побыстрее. Когда лифт наконец прибыл, я поднялась на четвертый этаж и поспешила по коридору, внимательно следя за декором, который сигнализировал о том, что жилые помещения впереди.

Я прошла мимо комнаты тети и остановилась перед дверью Кэти Гилман.

Я поднесла ключ-карту к датчику, замок щелкнул, и я вошла, быстро захлопнув за собой дверь.

Комната оказалась не такой, как я ожидала. Больше походило на дань уважения ребенку, который когда-то жил в этой комнате, чем на номер отеля, в котором останавливаются раз в год. Я легко представила, что эта комната выглядела примерно так же, как в годы, когда принадлежала Савилле, с креслом-качалкой и лошадкой-качалкой с розовой гривой в углу, блестящими нарядами, прикрепленными к крючкам на стене, и играми вроде Hi-Ho! Cherry-O и Chutes and Ladders, сложенными на книжной полке. Единственное, что указывало на то, что это больше не детская, – разбросанные повсюду платья и косметические принадлежности.

Я заметила несколько средств для волос на краю комода, затем открыла ящик шкафа и нашла серебряную коробку, в которой когда-то хранился ассортимент флаконов духов. К крышке была прикреплена та же фотография из детского сада, которую я нашла в папке «Мисс 2001» в офисе тети ДиДи, только на этот раз вокруг двух фигур были нарисованы сердца: Савилла и ее няня, Кэти Гилман. Внизу было написано: «Моя девочка». Я развязала розовый бант, скреплявший коробку, и, открыв ее, увидела памятные вещи. Медальон с красивыми детскими волосами, детский зубик и рисунки, подписанные их создательницей характерными для того возраста каракулями. Савилла написала свое имя с буквой S, вывернутой не в ту сторону. Я определенно была на верном пути.

В шкафу было практически пусто, исключение составлял ряд вешалок и пара оставшихся платьев. Я не могла видеть всю верхнюю полку шкафа, поэтому встала на цыпочки и провела по ней рукой, в конце концов нащупав холщовую сумку. Я потянула ее вниз. Это оказался черный мешок с этикеткой, на которой было написано «Доктор Джим Беллингем».

Внутри я нашла пузырек с таблетками, которые ему прописали, а также камеру Polaroid. На дне лежали фотографии ленты моей тети. На этих снимках не было никаких надписей – значит, они, скорее всего, были дополнительными, которые не понадобились преступнику, чтобы подставить мою тетю. Тот факт, что сумка доктора Беллингема была в шкафу Кэти Гилман, означал, что фотографии, оставленные в моей комнате, сделаны либо им, либо ею. Это доказывало, что они действовали сообща.

Я вспоминала, как Кэти Гилман привезла мне косметику в ночь, когда тетю ДиДи взяли под стражу. Она зашла внутрь, чтобы проверить, как я, а я, наверно, отбегала в ванную, пока она была в моем коттедже. Я усиленно моргала, пытаясь вспомнить все в деталях, но недостаток сна в тот день давал о себе знать. Думаю, она могла положить фотографии в мою кровать, прежде чем обнять меня и сказать ободряющие слова. Какой же я была идиоткой.

Сообщение, нацарапанное на поляроидах, которые я нашла в своей кровати – ОНА УБИЛА ИХ ОБОИХ, – повторялось в моей голове.

Я с самого начала знала, что это ложь, но теперь получила этому подтверждение: Мисс 2001 была весьма жива – и, похоже, участвовала в подставе моей тети. Мой желудок скрутило. Я доверяла этой женщине, а она предала самого близкого мне человека.

Затем я отправилась в ванную Кэти Гилман. На краю душа висели чулки, бюстгальтер и пижама. На туалетном столике лежали щипцы для завивки, выключенные, но вставленные в розетку. Рядом с раковиной были разбросаны косметика, духи и увлажняющие средства.

К задней стороне двери ванной был приклеен список на листе разлинованной бумаги, явно вырванном из желтого блокнота. Это был список дел, написанный от руки почерком с наклоном.

Встреча с Деанной по маркетингу

Савилла – идеи для приветствий?

Напомнить ДжиДжи отправить благодарственные письма спонсорам

Обновить учетные записи Дворца Роз

Хм… Непохоже на список, который может составить владелец бутика. Больше похоже на список дел для персоны уровня мистера Финча.

Мусорный мешок был заполнен рваными кусками желтой бумаги. Я наклонилась поднять их, поставила корзину на стойку и вынула кусочки сверху, прижав их к краю раковины. Страницы были разорваны и выброшены, но их легко можно было составить воедино.

Я быстро собрала их в правильном порядке, и получился следующий текст.

«Я сожалею о том, что сделал с Мисс 2001. Я получаю то, что заслуживаю, от человека, забравшего ее корону. Настоящим драгоценностям моей жизни…

О боже! Я слышала эти слова раньше. Из уст Савиллы, когда она зачитала письмо своего отца на весь бальный зал. Разница была лишь в том, что это письмо было неоконченным, и по краям значились отдельные слова, повторяющиеся в различных итерациях: «сожалею» с петлеобразным «ж» и «драгоценностям» с нависающим «д». Как будто кто-то тренировался, чтобы слова выглядели правильно.

Я вытащила следующий лист бумаги и еще один, расставляя их так, чтобы сообщения были не совсем законченными. Разные варианты написания букв по краям повторялись снова и снова.

Я подняла одну из бумажек рядом со списком дел, сравнивая почерк. Почерк не совпадал точь-в-точь, но был достаточно похожим, чтобы обмануть меня на расстоянии. Но обмануть Савиллу и Гленду Финч вблизи?.. Сильно сомневаюсь.

Кэти Гилман написала эти письма, используя список дел мистера Финча, чтобы имитировать его почерк.

Я сорвала список со стены, схватила обрывки бумаги, бросила их в сумку доктора Беллингема и сунула ее под мышку. Это вместе с поляроидными снимками было красноречивым доказательством того, что Кэти была вовлечена в заговор. Ну или, по крайней мере, я подобралась к этому настолько близко, насколько могла.

Когда я повернулась, чтобы уйти, заметила кое-что на полу. В углу двери лежала золотая туфелька на высоком каблуке со стразами, идущими почти по каждому дюйму ткани. Это была вторая половина пары, которую мы с Джеммой и Саммер нашли в туннеле вчера вечером. Каблуки, которые Савилла украла из мамочкиного шкафа. Я слышала, как она произносила эти самые слова в мой первый день здесь.

Мамочка. Савилла Финч знала, что ее мать – Кэти Гилман, и она носила золотые, очень подозрительные каблуки этой женщины.

Вот и нашелся второй хрустальный башмачок Золушки.

Тридцать восемь

Я заметила шерифа в галерее цветов и подбежала к нему.

– Хороший купальник, – сказал он, оценивающе глядя на меня.

– Я сделала его сама из изоленты и суперклея, – пошутила я. – У меня всего минута, но мне нужно тебе кое-что показать.

Он огляделся по сторонам и провел меня за стеклянную витрину через дверь, которую было едва видно. Мы оказались в небольшой комнатке со шкафом, заполненным посудой и принадлежностями для напитков.

– Кладовая дворецкого, – пояснил он. – Согласно чертежам, на первом этаже есть еще две таких.

Он указал на предметы, которые я принесла с собой, и спросил:

– Что это?

– Я нашла это все в комнате Кэти Гилман, – сказала я, раскладывая улики перед ним, как жертвоприношение, и по ходу дела объясняя, что к чему.

Когда я закончила, он вытащил свою рацию и потребовал присутствия двух своих офицеров, прежде чем начать фотографировать улики.

– Хорошая работа, – наконец заключил Чарли, и его ореховые глаза устремились на меня. Я была почти уверена, что он намеревался поблагодарить меня как следует, но это должно было подождать.

Я поспешила обратно переодеваться в свое бальное платье и, когда последовала за другими дамами на сцену для объявления королевы Столетия, думала только о Кэти Гилман. О Кэти, держащей кольцо – вероятно, ее собственное кольцо судьи – и позволяющей шерифу взять его в качестве улики против моей тети. Я представляла себе Кэти, поднимающую свой бокал на ужине в стиле Позолоченного века во время тоста за правосудие. Я представляла, как она изучает почерк мистера Финча. Я практически могла видеть, как она избавляется от улик в задней части поместья. Мой пульс участился, а мышцы напряглись, когда я осознала масштаб обмана, который эта женщина использовала, чтобы одурачить нас всех.

– После непростого обсуждения между судьями, – начала тетя ДиДи, стоя в центре сцены, – у нас наконец-то есть три претендентки на участие в финале конкурса Дворца Роз этого года.

Легкие аплодисменты. Мое сердце забилось в ровном ритме, который нарастал с каждой секундой.

– Эти женщины воплощают основные принципы нашего конкурса, – продолжила тетя. – Уверенность, манеры и взаимодействие с окружающими – и да, они отлично смотрятся в своих костюмах. Каждая из трех женщин, которых я собираюсь попросить выйти вперед, заберет домой один из главных призов в сегодняшнем конкурсе.

Снова аплодисменты. У меня пересохло во рту.

– А теперь, дамы, пожалуйста, выходите, когда я назову ваше имя.

Все мы рассыпались по сцене, пока музыка гремела из динамиков, и я пыталась сдержать гул в груди. Саммер стояла со слезами на глазах и сжав руки, а выражение лица Джеммы казалось почти обнадеживающим.

Пока они думали о своих перспективах, мое внимание было разделено между предвкушением потенциальной победы и размышлениями о том, как пройдут следующие несколько минут.

Музыка усилилась, и два члена команды, одетые в черное, устроили представление, выкатывая запертую прозрачную коробку на сцену.

Тетя ДиДи взяла у них ключ и открыла ее.

– А теперь момент, которого мы ждали весь вечер, – она засунула руку в коробку. – Внутри этих конвертов имена женщин, которые похитили сердца судей – и ваши, без сомнения.

Зрители тихонько загудели от восторга, и двое людей даже выкрикнули мое имя.

– Наша первая финалистка – это…

Раздалась электронная барабанная дробь, и тетя ДиДи открыла конверт. Ее лицо засияло, а голос поднялся почти на октаву, когда она прочитала:

– Дакота Грин!

Раздались крики радости, и, несмотря на то что я всю неделю работала именно ради этого результата, я остолбенела. Я набрала достаточно баллов, чтобы пройти в финал? Я соответствую четырем критериям конкурса? Так что же, выходит, Джемма и Саммер были правы, когда говорили, что смогла проявить себя перед судьями за эту неделю? И еще правы были тетя ДиДи и мистер Финч, когда говорили, что я стану глотком свежего воздуха?

Видимо, так. Я выполнила свою мантру: Тебе просто нужно занять призовое место.

Музыка зазвучала и через несколько секунд оборвалась. Девушка рядом со мной, Нина, была вынуждена подтолкнуть меня вперед. Я чуть пошатнулась и улыбнулась лучшей улыбкой королевы красоты, в надежде скрыть свой шок.

Тетя ДиДи потянулась к коробке и достала следующий конверт.

– Наша вторая финалистка… Джемма Дженкинс!

Еще один раунд аплодисментов, на этот раз более энергичных. Музыка заиграла снова. Секунды шли, чтобы нарастить ожидание.

Тетя ДиДи потянулась к оставшемуся конверту.

– И нашей последней финалисткой в сегодняшнем конкурсе становится… Джина Комински!

Когда снова раздались аплодисменты, и Джина направилась к нам, тетя ДиДи махнула рукой члену команды, который провел нас троих вперед и в центр.

Я взглянула на Саммер, которая стояла позади меня. В ее глазах продолжали блестеть слезы. Она показала мне большой палец вверх, несмотря на разочарование, которое, должно быть, чувствовала, и в этот момент я поняла, насколько искренней была ее поддержка и забота обо мне. Если вдруг я займу первое место, обязательно сделаю пожертвование в адрес Саммер и ее жениха на их цели по работе с детьми.

Я стиснула зубы, натянула улыбку и повернулась к Джемме, которая выглядела так, будто была действительно счастлива стоять здесь рядом со мной.

Время остановилось, и на короткое мгновение каждая женщина на этой сцене, на помосте судей и в толпе застыла в особенно прекрасном промежуточном состоянии. Может быть, мы все были амбициозными королевами по праву, а может быть, были обычными женщинами, пытающимися прожить каждый день своей жизни. Независимо от этого, мы чувствовали смесь страха и предвкушения, радости и печали, потому что победительница заберет корону у всех женщин, которые не победили, но также станет новой королевой столетней традиции.

– За прошедшие годы у нас было так много прекрасных претенденток, и Столетие, безусловно, праздник этой грации и красоты, – сказала тетя ДиДи, глядя на публику, прежде чем повернуться к нам. Гордость в ее глазах была очевидна. Она искренне верила, что с небольшим количеством блеска и лоском у меня будет все необходимое для победы.

– Давайте же узнаем имя победительницы сегодняшнего вечера! – Тетя ДиДи выдвинула дно коробки, чтобы продемонстрировать секретное отделение, в котором находился свиток, перевязанный голубой лентой. Она замечательно умела нагнетать интригу, разворачивая бумагу и читая ее.

– Третье место в этом году достается… Джемме Дженкинс!

Заиграла музыка, и Джемма сделала несколько неохотных шагов вперед под всеобщее ликование, скрывая разочарование за широкой улыбкой. Джемма, возможно, была не в восторге от своего места, но сотни тысяч долларов точно будет достаточно для постановки на Бродвее или для привлечения других инвесторов.

Кроме того, она выиграла не только деньги. Она также получала трактор.

Когда аплодисменты стихли, тетя ДиДи сияла, глядя на публику.

– Осталось две участницы, и только одна может быть коронована как победительница сегодня вечером. Нет сомнений, что предвкушение витает в воздухе!

Я посмотрела на судейский стол. Если Джемма будет третьей, то я буду первой или второй, что уже означало достаточно денег, чтобы покрыть долги, – и мои, и тети ДиДи. Мое сердце теперь колотилось совсем яростно, а живот и вовсе крутило.

– Женщина, которую судьи выбрали нашей королевой столетия, будет представлять конкурс Дворца Роз в течение всего следующего года, пользуясь всеми привилегиями и выполняя все обязанности, которые сопутствуют такой роли. – Тетя ДиДи глубоко вздохнула. – Без дальнейших промедлений, королевой Столетия конкурса красоты Дворца Роз становится…

Джина вцепилась в мою руку, практически выдавливая кровь из моих пальцев.

Я взглянула на судью, женщину средних лет, которая сидела, сложив руки на столе перед собой, ничего не замечая. Кэти Гилман. Мать, няня, победительница конкурса, соучастница убийства.

Барабанная дробь раздалась из динамиков, и тетя ДиДи, глубоко вздохнув, откашлялась, чтобы скрыть слезы, когда она объявляла победительницу:

– Мисс Дакота Грин!

Образы и звуки вначале полностью исчезли, а затем обрушились на меня ударной волной. Тетя ДиДи окликнула меня по имени.

Я почти могла увидеть себя со стороны, в платье из мерцающей ткани цвета чайной розы в лунном свете. Под ним я все еще была той девочкой, которая предпочла бы разговаривать с лошадьми, чем с толпой людей. Но каким-то образом за эту неделю я вернулась к себе другой, заново научилась исследовать, наблюдать, рисковать, переживать приключения. Конюх в сапогах, часто с ног до головы покрытая пылью, вдруг превратилась в королеву конкурса красоты. Я получила первое место и все, что с ним связано! И несмотря на тайны и убийство, меня охватило облегчение от того, что я смогу заплатить коллекторам, сохранить дом мамы и спасти финансовое положение тети ДиДи.

Я могла начать жизнь заново. Благодаря мудрости моей матери, которая каким-то образом интуитивно поняла, что этот конкурс красоты – именно то, что мне нужно.

Раздались аплодисменты. Зрители встали, крича, как делали после демонстрации моего таланта, когда я была уверена, что провалюсь, но внезапно очнулась любимицей публики.

Джемма подтолкнула меня сзади, напомнив, что мне нужно еще закончить дело. Все это.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я шагнула вперед. Тетя ДиДи надела корону на мою голову и крепко обняла меня. Слезы навернулись на глаза, и пришлось их смахнуть.

– Я люблю тебя, – быстро прошептала я, прежде чем отступить от ДиДи и пройти к центру сцены.

– Дамы и господа…

Я положила одну руку на корону, а другой рукой заставила зал замолчать. Платье цвета «твинки» зашуршало у моих ног.

– Для меня большая честь принять эту корону, особенно потому, что сегодня вечером рядом со мной стоят такие женщины. – Я посмотрела на Джемму. – Джемма Дженкинс – смелая и талантливая, верная спутница на пути к раскрытию правды.

Слезы заблестели в глазах Джеммы, и она быстро их смахнула.

– А Саммер Патель, – продолжала я, – заботливая и смелая, готовая сделать все, что потребуется, даже если она сама в ужасе.

Саммер сияла, глядя на меня.

– Все женщины на этой сцене красивые и изобретательные, смелые и стойкие, столь же великолепны, сколь и сообразительны. Как женщины, мы должны обладать всеми этими качествами в мире, который требует от нас такую странную смесь из хрупкости и силы. – Я глубоко вдохнула, переключая свое внимание на самый важный вопрос, оставшийся за судейским столом. – Здесь есть кое-кто особенный, та, кому я хотела бы посвятить эту корону сегодня вечером. Эта женщина оказала неоценимое влияние на наш конкурс.

Я чувствовала, как тетя ДиДи поправляет платье, словно готовясь к большой чести. Она решила, что я говорю о ней. Что ж, через минуту она будет счастлива, что речь совсем о другом человеке.

– Я хочу посвятить свою корону настоящей победительнице сегодняшнего вечера, нашей давно исчезнувшей Мисс две тысячи один, королеве конкурса красоты, которая думала, что ей сойдет с рук убийство…

Тетя ДиДи ахнула, и на этот раз никакой барабанной дроби не прозвучало.

– …бывшей победительнице и нынешней судье, мисс Кэти Гилман!

Несмотря на яркий свет, я могла видеть очертания шерифа, спешащего вперед, как раз когда Кэти Гилман пятилась, высматривая путь к отступлению. Я почти различала понимание на ее лице. Песенка была спета. Она проиграла.

Шериф Стронг приблизился со своей обычной невозмутимостью и достал наручники, сцепив руки Кэти за спиной. Он мог не доверять моим инстинктам, когда впервые встретил меня, но все-таки мы оказались хорошей командой.

– Кэти Гилман, она же Кэти Пибоди, вы имеете право хранить молчание! – объявил шериф.

Микрофон усилил его голос, эхом разнесшийся по бальному залу.

Тридцать девять

За исключением репортеров, которые яростно что-то строчили в блокнотах или бормотали в микрофоны, толпа сидела в ошеломленной тишине. Рот Савиллы отвис от изумления. Она повернулась к Кэти Гилман. Из первого ряда зрителей встала миссис Финч.

– Сядь, ДжиДжи, – прошипела Кэти с руками за спиной.

Я, по-прежнему держа корону в руке, оглядела сцену, задаваясь вопросом, с кем она говорит. Когда реальность ударила мне в лицо, упала последняя костяшка домино.

Мой взгляд метнулся к баннеру на дальней правой стене, где победительницей была указана миссис Гленда Финч. Я вспомнила объявление о свадьбе, которое нашла в одном из ящиков, и там ее также звали Гленда Финч. Мне тогда еще показалось странным, что нигде не была указана девичья фамилия Гленды – как будто она всегда была миссис Финч и только ею.

Но в нашем разговоре с мистером Финчем он назвал свою жену тем же именем, которое только что использовала Кэти. ДжиДжи. Тогда я не задумалась, как это пишется и что обозначает, а просто соотнесла с именем из классического фильма. Но в списке дел мистера Финча, приклеенном к двери ванной Кэти, был пункт «Попросить ДжиДжи отправить благодарственные письма спонсорам». Значит, первая буква – это Гленда, а вторая…^[36] Господи, как я могла этого не увидеть?!

Гленда Гилман, сестра Кэти Гилман. В конце концов, это же семейное шоу.

Эти женщины не были похожи друг на друга, даже на увеличенном снимке 2001 года, когда они обе были моложе и стройнее. Не были они похожи и по характеру или по манере поведения, насколько я могла судить, но иу мамы с тетей ДиДи тоже был минимум сходства в этом плане. Тем не менее у обеих женщин была прямая взаимосвязь с Савиллой и покойным мистером Финчем.

– Вы… вы сестры? – запинаясь, спросила я.

Две женщины, с разницей в возрасте всего в несколько лет, уставились друг на друга, прежде чем повернуться ко мне.

– Он сделал мне ребенка, а потом украл ее у меня, – наконец произнесла Кэти, и толпа ахнула.

– Что еще нам оставалось? – добавила Гленда с такой интонацией, как будто все, что они сделали, было предрешено заранее.

Кэти Гилман и Гленда Финч, урожденная Гилман, были здесь бок о бок всю неделю, в том числе в апартаментах Финчей в первую ночь конкурса. Мне хотелось ударить себя за то, что я не поняла раньше, не заметила их язык тела, то, как они общались между собой одним взглядом. Я предположила, что это были просто очень давние отношения работодателя и сотрудника, но нет, здесь намного больше. Это были сестры, которые любили – и, возможно, иногда ненавидели – друг друга на протяжении многих лет, но тем не менее они были связаны.

Гленда покровительственно посмотрела на Кэти, и выразительность взгляда, которым обменялись эти две женщины, сказала мне, что я угадала правильно.

– Это не ее вина, – крикнула Гленда через проход и в зал в целом.

Кэти слегка пошатнулась, услышав слова сестры.

– Это была я, – настаивала Гленда.

Глаза Кэти расширились, и она крикнула:

– Заткнись и садись, Гленда. Полиция уже поймала преступника. – Она посмотрела на Чарли. – Тот, кого вы ищете, – доктор Беллингем, и вы уже держите его под стражей.

– Мы знаем, что он работал не один, – ответил шериф. – Теперь я сильно сомневаюсь, что он вообще был вовлечен настолько, как нам казалось.

Всеобщий шок пронесся по залу.

Гленда, казалось, почти наслаждалась этим удивлением общественности. Затем она заявила:

– Меня зовут Гленда Гилман Финч, мы с доктором Беллингемом виновны в убийстве моего мужа.

Она уставилась на шерифа и добавила:

– Можете освободить Кэти.

– Боюсь, это не так работает, – ответил тот, жестом приглашая одного из своих людей подойти к Гленде.

Кэти расправила плечи, несмотря на наручники, и этот жест сделал ее более похожей на уверенную в себе Мисс 2001, которой она когда-то была. Ее взгляд переместился на сестру, и она заговорила так, словно, кроме них, в этом помещении никого не было.

– Тебе не нужно брать на себя вину за меня. Ты… ты сделала достаточно.

– Никогда и ничего не будет достаточно, – возразила Гленда. – После того, как Фредерик отнял у тебя все. После того, как он выгнал тебя из поместья. После того, как он украл твоего ребенка. Он заслужил то, что с ним случилось.

– Но зачем? Что именно он сделал? – Я шагнула вперед, искренне желая узнать, каким образом мистер Финч заслужил смерть. Да, он каким-то образом пытался уберечь Савиллу от Кэти Гилман, но это явно не сработало, по крайней мере, не полностью.

Кэти фыркнула, вспоминая свое прошлое.

– Я пыталась устроиться на работу и начать новую жизнь, когда устроилась сюда горничной. Я была молода и глупа, поэтому поверила, когда Фред сказал, что любит меня, – сказала она.

– Проблема была не в тебе, – мягко возразила Гленда, прежде чем повернуться к шерифу. – Моя сестра не могла подать в суд на опеку. У нее ничего не было, а у Фреда было все. Поэтому мы придумали другой план: она будет участвовать в конкурсе две тысячи первого года под псевдонимом и выиграет деньги.

– Он позволил мне победить, давал мне заглатывать наживку, но я не могла быть так близко к Савилле… – Кэти повернулась, чтобы посмотреть на свою теперь уже взрослую дочь. – Я была импульсивной. Когда Фред сказал, что я никогда не буду рядом с ней, даже если выиграю все деньги мира, я забрала ее и сбежала.

– Но вы не ушли далеко, – сказала я.

– У меня был запасной план, – вмешалась Гленда. – Я бы вышла за него замуж и наняла Кэти в качестве няни. Потом развелась бы с ним и забрала половину имущества.

Она вздохнула.

– К сожалению, он был на шаг впереди с брачным контрактом без единой лазейки.

– Но когда я сказала ему, что пойду в СМИ, к прессе и таблоидам, и расскажу им все, он все-таки позволил мне вернуться в качестве няни Савиллы, – сказала Кэти тихим голосом, как будто показывая собственную слабость. – И спасибо ему за это.

Шериф Стронг не мог не задать вопрос, который был у всех нас на уме.

– Как же вы могли убить отца своего ребенка?!

– Это было несложно, – ответила Кэти, глядя на Чарли, как на идиота, раз он не понимает очевидного. – Пришло время. Я знала, что согласно его завещанию, Савилла сможет унаследовать состояние в двадцать пять. Мне просто потребовалось на несколько лет больше, чем я ожидала, чтобы выяснить, как это сделать, не попав под прицел.

– И что, сработало? – поинтересовался шериф.

– Сработало бы, если…

– Мама, – прервала Савилла, протягивая руку в сторону Кэти. – Хватит. Тебе не нужно себя дискриминировать.

У меня не было ни времени, ни сил, чтобы ее поправить. Никто из нас не сделал этого, и, кроме того, возможно, дискриминация в данном случае – именно то, что Савилла имела в виду.

Шериф Стронг повернулся к Савилле, с видом, по которому я поняла: он пытается понять, нужно ли ему арестовать еще одного члена этой семьи. Голосом, полным власти, он спросил:

– Савилла Финч, вам есть что сказать по поводу этих признаний?

– Оставьте ее в покое! – вмешалась Гленда. – Она узнала, что Кэти – ее биологическая мать, всего несколько месяцев назад!

– До или после того, как оформила страховку на его жизнь? – спросил шериф.

А он хорош. Интересно, он тоже рылся в баре Финчей, раз нашел этот документ? Или у него были более официальные способы сбора информации?

– Я была свидетелем оформления этого полиса, – подала голос тетя ДиДи, смело шагнув вперед. Хотя мои инстинкты кричали, что ей бы лучше промолчать, я гордилась тетей. После всего, что ей пришлось пережить, она была готова помочь.

– Как бы это ни выглядело сейчас, – продолжала ДиДи, – этот полис был оформлен из сугубо практических соображений.

– Да, все верно, – подтвердила Савилла. – Папа сказал, что никогда не помешает иметь больше денег. Я подписала полис, но понятия не имела, что они собираются убить…

Савилла сейчас выглядела точь-в-точь как девочка, рядом с которой я выросла. Уязвимый ребенок, которому очень стыдно. Выражение ее лица и показания тети ДиДи были убедительны. Я ошибалась относительно участия Савиллы во всем этом. Она не убивала своего отца и не могла контролировать ни мать, ни мачеху. Ее единственная вина заключалась в том, что она пыталась оправдать все их ожидания.

Савилла повернулась к Кэти.

– Ты никогда ничего не говорила об этом, – ее руки дико заметались в воздухе, как будто этот жест мог охватить события последних нескольких дней, – обо всем этом!

– Ты должна понять. Твой отец не был человеком, – спокойно ответила ей Кэти, прежде чем повернуться к аудитории. Она хотела, чтобы мы все разделили ее оправдание. – Он был монстром, похитителем детей, нарциссом, которого все любили, потому что у него были деньги и власть!

– А… что насчет мачечки? – спросила Савилла. – Ее-то тебе зачем травить?

– О, детка! Я бы никогда… Это как раз сделал Джим! – сказала Кэти. – Я понятия не имела… Мы попросили его помочь убедиться, что все пройдет гладко, но, видимо, денег, которые мы ему пообещали, оказалось недостаточно. Он решил воспользоваться шансом убить Гленду и соблазнить тебя ради всего наследства.

Гленда пристально посмотрела на Савиллу, явно желая, чтобы она поверила им.

– То, что случилось со мной, не имело никакого отношения к твоей матери, – сказала она. – После того как я пришла в себя, больше всего боялась, что ты можешь стать следующей.

Итак, жадность доктора Беллингема взяла верх, и он пошел на хитрость, спрятав банки с ядовитым медом в баре Финчей, чтобы избавиться от одного из них или от обоих.

Глаза Кэти наполнились слезами, когда она перевела взгляд с сестры на дочь.

– Савилла, мы просто… мы просто хотели, чтобы у тебя была семья и ресурсы, которых ты заслуживаешь. Мы втроем, вместе.

И тогда я подумала о своей матери, о том, что она сделала бы, чтобы остаться со мной. На глаза тут же навернулись слезы, и именно в этот момент фотограф сделал снимок, который появился на первых полосах газет по всему миру на следующее утро. Уродливый плач прекрасной новой королевы.

– Теперь я потеряла и папу, и вас обеих… – голос Савиллы затих, когда она с трудом выдавливала из себя слова. – Все потому, что ты хотела быть грязно богатой!

– Неприлично богатой, дорогая, – привычно поправила Гленда, как раз тем самым тоном высокомерной стервы, которой я ее считала большую часть времени.

– Нет, грязно! – выпалила Савилла. – Ты действовала грязно, пытаясь все украсть, забрать все себе!

– Деньги были не для нас! – воскликнула Кэти. – Савилла, ты должна поверить! Мы сделали все это, потому что хотели быть с тобой – и чтобы у тебя было все!

Эмоции пробежали по лицу Савиллы: смятение, надежда, тоска. Все это было заметно невооруженным глазом, и я знала, что ей понадобится много времени, чтобы разобраться, во что превратилась ее семья.

Тетя ДиДи шагнула вперед, ее брови сошлись вместе, как будто она испытывала физическую боль. Я терзалась из-за предательства, которое она, должно быть, чувствовала.

– Но, Кэти, мы знаем друг друга много лет… – начала она. – Мы работали вместе; мы были вместе «классными мамами» в школе; мы были вместе на каждом конкурсе красоты. Зачем ты подставила меня?

Глаза Кэти расширились, намек на слезы, когда она столкнулась с масштабом того, что сделала.

– Мне так жаль, Деанна… Я не знала, что делать, и Джим предложил тебя в качестве идеальной приманки. Я запаниковала. – Она сглотнула. – Полиция должна была забрать тебя и допросить за кражу, но не за убийство.

Она наклонилась вперед, как будто хотела умолять о прощении, несмотря на наручники шерифа.

– Письмо не должно было тебя вовлекать, но потом Джимми вбил себе в голову, что ты можешь взять вину за все. Это он сделал поляроидные снимки и подложил их в комнату Дакоты еще до ее приезда. Клянусь, я не знала, что он собирается это сделать, пока не…

Взгляд тети ДиДи метнулся ко мне. Она не знала о фотографиях с вопиющим посланием под моим одеялом, и на мгновение мысль о том, что доктор Беллингем находился в моей комнате, беспокоила ее больше, чем что-либо еще.

– Со мной все в порядке, – ответила я ей. – Ничего не произошло.

– Пожалуйста, прости меня, – сказала Кэти тете ДиДи, ее глаза умоляли. – Я… я знала, что они в конце концов тебя отпустят.

Это неправда. Этого могло не произойти. Никто не мог ничего знать заранее.

Когда снова наступила тишина, я шагнула вперед. Я не могла молчать. Мне нужно было узнать еще одну вещь.

Я посмотрела на Кэти в упор и задала свой вопрос:

– Если мистер Финч умер среди ночи, так где же он был вечером накануне смерти? И как вы спрятали его тело в палатке тысяча девятьсот пятидесятых годов?

– Он был со мной, – ответила Кэти, раскрывая все свои карты теперь, когда отпираться было уже поздно. – Мы достигли перемирия много лет назад, но он все еще нервничал, что я раскрою его, позволю миру узнать, какой он на самом деле человек. Человек, переспавший с горничной, а потом укравший у нее ребенка! Такая репутация могла бы разрушить его драгоценный конкурс красоты. Я сказала ему, что теперь, когда Савилла выросла, я хочу навсегда покинуть Оберджин. Поэтому я попросила его встретиться со мной в задней части поместья, чтобы обсудить это – и финальную выплату. Глупец! Он спокойно ждал меня, проводя время со своими пчелами и медом, пока я подбрасывала записку в его квартиру, а корону – в комнату ДиДи.

На этих словах Кэти смутилась, но продолжила:

– Я сказала Фреду оставить свой телефон, ключи, все остальное. Я сказала, что не хочу, чтобы нас прерывали, и что если он сделает так, как я прошу, то больше никогда обо мне не услышит по прошествии этой недели. Фред сделал все, о чем я просила, – судите сами, насколько он все еще презирал меня. Когда я добралась до задней части поместья поздно ночью, мы с ним пошли гулять. – Кэти сглотнула. – Мы поговорили о его планах построить музей, увековечивающий шоу. Он пошутил о том, что сделает в честь меня выставку. Поблагодарил меня за службу, за то, что я отдала ему нашу дочь, – как будто у меня был выбор! Он явно верил, что на самом деле избавляется от меня, когда мы возвращались через туннель ранним утром. Но он понятия не имел, что будет дальше.

Теперь заговорила Гленда.

– Я помогла перенести его тело где-то после двух часов ночи.

– Да, верно, – подтвердила Кэти. – Под покровом ночи мы поднялись по лестнице к ржавой старой тележке. Мы сделали то, что должны были, а потом доктор Беллингем встретил нас в палатке тысяча девятьсот пятидесятых годов и помог запихнуть его в кухонные шкафы.

Мои брови поднялись до линии волос, и перед глазами щелкнула еще одна картинка. Я представила себе эту троицу, пытающуюся спрятать тело мистера Финча. На мгновение я задалась вопросом, почему они спрятали его там, в месте, где его непременно обнаружат самым публичным образом. Но затем я взглянула на сестер Гилман и поняла: это была метафора справедливости.

Они хотели, чтобы мужчина, который контролировал их жизни и столько лет им диктовал, был обнаружен в самой домашней части дома в самую домохозяйскую эпоху. Сестрам Гилман также нужно было, чтобы он был найден. Если бы он просто исчез – как мисс 2001, она же Кэти Пибоди, много лет назад, – то его имущество и деньги замерли бы в подвешенном состоянии на долгие годы. Кэти и Гленда хотели, чтобы все было сделано как можно скорее. Они достаточно долго ждали того, что причиталось им и Савилле.

Я попыталась прогнать прочь образ двух женщин, вытаскивающих мистера Финча из подземного туннеля через отверстие в самом сердце лабиринта из искусственной изгороди роз, но мысль об этих двух сестрах, действующих сообща в таком деле, прочно застряла у меня в голове. Вечер был полон откровений, но вот мой главный вывод: какими бы тяжелыми ни становились мертвые тела, разозлившиеся женщины непременно добьются своего.

Сорок

Жила-была служанка, которая так поднялась по службе, что привлекла внимание миллионера. Она подарила ему свою самую большую гордость и радость – дочь. Из-за женоненавистничества или простого властолюбия он бросил ее и, используя свои ресурсы, сделал все, чтобы отобрать у нее ребенка, но у служанки появился неожиданный союзник. Сестра, которая пожертвовала бы всем ради ее счастья, сестра, которая вышла бы замуж за мужчину ради его богатства и нашла бы способ воссоединить дочь с матерью. Поэтому сестры принялись за работу – обманывая, уговаривая, манипулируя мужчиной. Все четверо – миллионер, дочь и обе сестры – жили счастливо в королевском дворце, пока однажды ночью одна из них не ударила мистера Финча каблуком в глаз. Они достигли своей цели, но не своей свободы. Конец.

Это история, которую снова и снова будут рассказывать жители Оберджина в последующие годы, но сейчас мы проживаем ее в реальном времени.

– Я сделала это ради своей дочери! – кричала Кэти Гилман горстке репортеров, когда ее в наручниках уводил шериф Чарли Стронг, чье имя станет известно на всю страну уже в ближайшие дни. – Неважно, что они вам скажут, я сделала это ради нее!

Тем временем Савилла наблюдала со сцены бального зала в своем семейном особняке, как ее мать и мачеха исчезают за большими дверями. Сестры скоро снова воссоединятся, и оставалось только представлять, как они будут делить одну камеру.

Так много зрителей держали телефоны в воздухе, что это было похоже на концерт, а не на арест. Возможно, впервые за все время тетя ДиДи ошеломленно молчала. Но вскоре она взяла себя в руки и возобновила шоу, попросив всех поаплодировать победительницам этого года. Тем не менее к концу финальной песни, когда я стояла с короной на голове, даже ДиДи сдалась и поставила микрофон на подиум. Как только последний припев разнесся по динамикам, места в зрительном зале быстро опустели.

Шоу продолжилось, несмотря на произошедшее, но завершилось взрывом – к счастью, только образно. Но от которого оно может никогда не оправиться. Не удивлюсь, если Столетие конкурса красоты стало последним для Дворца Роз.

Лэйси зашла за кулисы, на ее шее висела гарнитура.

– С тобой все в порядке? – спросила она, обнимая меня. – Какой безумный способ победить!

– Верно, но… я имею в виду… – Я сняла корону с головы в недоумении. – После всего этого трудно поверить, что я действительно выиграла.

Тетя ДиДи присоединилась к нам, разглядывая корону.

– Ты выиграла честно и справедливо, дорогая, – сказала она. – Я только что своими глазами видела подсчеты. Судьи – даже доктор Беллингем, прежде чем его забрали, – были очень впечатлены твоей уверенностью и поведением, особенно с учетом того, что ты новенькая, участвовала впервые. Они следили за тобой с того момента, как ты ступила в бальный зал, и в их записях говорилось, что ты была естественной. Ты набрала на один балл больше, чем обладательница второго места.

Мое сердце чуть не пропустило удар. Я выиграла в этом конкурсе. Законно, как тетя ДиДи до меня в свое время. И мама знала, что я могу.

– Так что там с деньгами?

– Они твои, – улыбнулась тетя. – Призы будут распределены согласно тому, как было озвучено. Деньги для победителей хранятся на отдельном счете от личных активов Финчей. Я встречусь с советом директоров в понедельник утром и все улажу. Выигрыши не приходят за одну ночь, но ты получишь все.

– Это значит, что я смогу вернуться в школу… Может быть, уже осенью?

Тетя ДиДи и Лэйси одновременно обняли меня, и мы стали похожи на одну из скульптур конкурса красоты: руки переплетены, головы вместе.

Несмотря на все старания, я не сдержалась и заплакала, зарывшись лицом в волосы тети ДиДи.

– Ты же знаешь, я сделала это ради тебя и мамы, – пробормотала я.

Тетя вытерла пальцем тушь под моими глазами, а Лэйси продолжала держать руку на моем плече.

– Я знаю, детка. – ДиДи долго смотрела на меня, ее глаза теперь тоже наполнились слезами. – Она знала, что нам понадобятся деньги, но больше всего она надеялась, что обретение опоры поможет тебе справиться.

– Держу пари, никто из вас не ожидал, что в этом будет замешано убийство, – сказала Лэйси, ее глаза тоже слезились, но в голосе слышался сарказм.

– Твоя правда, – признала тетя ДиДи. – Даже я, скорее всего, не позволила бы тебе участвовать, если бы знала, что такое в повестке дня.

– Спасибо, – сказала я, притягивая ее в объятия. – За все.

– Конечно, дорогая, – она обмякла в моих объятиях. – О, и еще кое-что. Твоя подруга Саммер Патель выиграла титул «Мисс Рози» с большим отрывом, но пока не говори ей. Мы объявим об этом и выпьем за это со всеми участниками, когда полиция уйдет.

– Хорошо. Она этого заслуживает, – сказала я, радуясь за подругу, за тетю ДиДи и за себя. – Но если ты когда-нибудь захочешь, чтобы я снова приняла участие в конкурсе, пожалуйста, сделай так, чтобы никто не умер.

Тетя ДиДи вытерла глаза и ухмыльнулась мне:

– Договорились.

Мы позволили Лэйси вернуться к работе. Демонтаж был запланирован на завтрашнее утро.

Две из нас, оставшихся девочек Грин – я и тетя ДиДи, – взяли свои вещи и вернулись через двери бального зала, готовые ко всему, что бы ни ждало нас дальше. С этого момента и всю оставшуюся жизнь мы встречали всё вместе.

Эпилог

Письмо мамы, месяц двенадцатый

Пчелка моя.

Верю, что этот месяц выдался для тебя довольно удачным, ведь ты участвовала (и победила?) в конкурсе Дворца Роз. Независимо от твоего статуса в рейтингах шоу, пожалуйста, знай, что я горжусь тобой. Что бы тебя ни ждало, я болею за тебя со своего местечка на небесах, надеясь, что ты обретешь все то счастье, которого заслуживаешь.

Когда ты была маленькой, я водила тебя на конкурс, чтобы поддержать страсть твоей тети к шумихе, к платьям и причудам, к закускам и всей этой глупой ерунде. Но сейчас, в конце своей жизни, я наконец-то готова признать, что была и другая причина. Я хотела, чтобы один конкретный человек увидел, что ты существуешь, преодолел свой нарциссизм и увидел тебя во всей твоей чудесной красоте. Я поднесла руку так близко к огню, как только осмелилась.

И именно это, спустя год после моей смерти, ведет меня к последнему делу, к новости, которой я хотела бы поделиться с тобой, пока была на твоей стороне жизни и смерти. Увы, твоя мать была немного трусливой, когда дело доходило до того, чтобы сообщить информацию, которая могла бы изменить твою жизнь. Я заранее прошу у тебя прощения, но больше не могу уклоняться от ответственности.

Дорогая моя Дакота, моя Пчелка, в детстве ты спрашивала о своем отце, а я всегда придумывала сказки, чтобы скрыть правду. Я хотела ждать как можно дольше, может быть, вечно, и думала, что можно хранить эту тайну, по крайней мере, до тех пор, пока ты не справишься с мыслью о том, что твоя мать допустила неосмотрительность. Одноразовую связь после торжественного вечера в честь завершения конкурса красоты 1996 года, на котором было выпито много алкоголя. Я хотела удержать тебя вдали от этой семьи. Потому что, видишь ли, в ту роковую ночь, которая привела тебя ко мне, я переспала с господином Фредериком Финчем, владельцем конкурса красоты Дворца Роз.

Это было по большой обоюдной страсти, хотя уверена, ты предпочитаешь, чтобы я не вдавалась в подробности. Позже я сильно пожалела об этом, пока не поняла, что эта ночь подарила мне тебя.

Никто не знал о том, что у нас произошло с Фредериком. То есть, конечно, он знал, что мы были вместе, но не думаю, что он когда-либо уделял этому достаточно внимания, чтобы понять, что ты родилась примерно через девять месяцев после той самой ночи. К тому времени, как ты появилась, он закрыл отель в Розе и объявил о рождении Савиллы.

Хотя на протяжении многих лет у меня возникало искушение попросить его о финансовой помощи, честно говоря, я не хотела, чтобы он вмешивался в нашу жизнь. Живя в Оберджине, я наблюдала, как Финчи ведут себя. Так, словно они вроде бы одни из нас, но в то же время выше нас. Я не хотела быть ему должной, не хотела, чтобы он принимал решения от твоего имени, и, конечно, не хотела, чтобы он заманил тебя, впечатлительного ребенка, в свой экстравагантный образ жизни. Да, он мог бы обеспечивать нас хорошими алиментами, но нам хватало денег – пока я не заболела. Но даже тогда, после стольких лет, я не смогла заставить себя рассказать тебе правду. Мне искренне жаль, но, пожалуйста, знай, что я действовала так исключительно из-за огромной любви, которую почувствовала в тот самый первый раз, когда твоя крошечная ножка слегка пнула меня.

Теперь твоя очередь решать, что делать с этой информацией. Ты можешь стать богатой. Можешь стать совладелицей огромного особняка и дурацкого конкурса красоты. Черт возьми, у тебя может быть сестра! Что бы ты ни решила, уверена, это будет грандиозное приключение. Прости, что не сказала тебе раньше, и, пожалуйста, всегда оставайся той удивительной Дакотой, какой я тебя знаю.

С любовью,

Мама

P. S. Если у тебя будет возможность, передай Фредерику спасибо за ту ночь давным-давно. Я ни капельки об этом не жалею, потому что получила самую главную награду – тебя.

От автора

Спасибо, что прочитали «Руководство королевы красоты по убийствам». Надеюсь, вам понравилось первое из многих приключений Дакоты Грин. Если вы хотите узнать о моих новых и предстоящих релизах, вы можете подписаться на мою рассылку для авторов: www.stormpublishing.co/kristen-bird.

Если вам понравилась книга и вы сможете уделить немного времени, чтобы оставить отзыв, я буду очень признательна. Даже короткий отзыв может сыграть решающую роль в том, чтобы побудить читателя впервые открыть для себя мои книги. Большое спасибо!

Я разместила свои тайны в юго-восточном регионе Соединенных Штатов, в месте, где моя семья жила на протяжении поколений. Когда я начала думать, откуда родом Дакота, меня особенно привлекли горы Голубого хребта с их туманной красотой. Дворец Роз вдохновлен обширным поместьем Билтмор в Эшвилле, Северная Каролина. История моих поисковых запросов в браузере заполнена фотографиями, необычными фактами и чертежами этого захватывающего дух поместья.

Хотя я не участница конкурса красоты и не ковбойша, я живу недалеко от Хьюстона, штат Техас, где конкурсы красоты в самом разгаре, а родео – главное событие каждой весны. В старшей школе я болела за одну из своих лучших подруг на конкурсе «Мисс Хьюстон», а годы спустя, будучи мамой маленьких детей, я часто водила их по дороге от нашего дома на действующее ранчо крупного рогатого скота, где проходят ежедневные экскурсии. Другими словами, быть техасцем – значит иметь базовые знания о косметических продуктах и наших друзьях-лошадях.

Дакота и ее друзья – невероятно забавные персонажи для описания, и я надеюсь, вам понравилось читать о них так же, как мне понравилось представлять их и их мир.

Кристен

www.kristenbird.com

Благодарности

Спасибо моему агенту Джилл Марсал за то, что она первой поверила в «Руководство королевы красоты по убийствам» и в то, что она должна выйти в читательский мир. Вы быстрая, эффективная и коммуникабельная, и мне очень нравится работать с вами!

Спасибо моему редактору Клэр Борд за то, что она так ясно увидела сердце Дакоты. Ваши комментарии превосходны, и вы заставили ее характер сиять и блистать!

Спасибо моей маме Кэти Брок и моей подруге Джине Джонсон за то, что они прочитали несколько версий этой книги и дали массу отзывов, которые помогли истории развиваться. Спасибо Кэти за то, что, когда я просила, она читала весь текст за выходные.

Спасибо моему писательскому сообществу за то, что читали первые страницы и давали эмоциональную поддержку на всех взлетах и падениях писательского мастерства. Оливия Дэй Уоллес, Эллисон Буккола, Дженнифер Фосетт и Дженна Саттертуэйт оказали огромное влияние на формирование моего подхода к этой странной штуке, которую принято величать издательским делом.

Спасибо Джессике Ли за то, что она прочитала эту книгу за один день во время поездки с тремя детишками, которые, вероятно, постоянно просили перекусить с заднего сиденья. Мне нравится, что ты отключилась от них ради меня. Теперь дай, пожалуйста, детям их «Скиттлс» и «Читос».

Спасибо доктору Таре Макдональд Джонсон, доктору Дженни Хауэлл и доктору Робин Риль. Вы именно те врачи, которыми я хотела стать, когда вырасту. Я так рада знать, что вы будете рядом, когда я развалюсь на части.

Спасибо Саре Дин, чья дружба и чувство юмора пронизывают всю эту книгу. Спасибо Брэнди Лючер и Кристи Грин за многочисленные молитвы. Спасибо доктору Мэрилин Коупленд, которая впервые прочитала мои записи двадцать лет назад и сказала, что они хороши, хотя это было совсем не так.

Спасибо Мэйси, Сэди и Руби, которые каждый день учат меня чему-то новому о любви и доброте. Вы трое – удивительные люди, и я так счастлива быть вашей мамой! И, наконец, спасибо Тиму, который моет посуду, складывает белье и готовит ужин, чтобы я могла писать. Ты – лучший партнер и друг, которого я только могу себе представить, и я бы прожила с тобой еще тысячу жизней. Я люблю тебя не только за твои кулинарные способности, но они действительно помогают.

Спасибо за выбор нашего издательства!

Поделитесь мнением о только что прочитанной книге.

Примечания

1

«Настоящие домохозяйки» (The Real Housewives) – американская медиафраншиза, состоящая из нескольких реалити-шоу жизни богатых домохозяек, проживающих в различных регионах по всей территории США. – Здесь и далее примечания переводчика, если не указано иное.

(обратно)

2

«Черный Красавчик» (англ. Black Beauty) – единственное литературное произведение британской писательницы Анны Сьюэлл, написанное ею в 1871–1877 годах. Входит в число книг, признанных классикой детской литературы.

(обратно)

3

Микродермабразия – безболезненный пилинг для очищения и обновления кожи. Процедура основывается на механическом удалении слоев эпидермиса при помощи специальной насадки.

(обратно)

4

Ковбойская шляпа (в обиходе – стетсон, по фамилии ее изобретателя Джона Стетсона, 1870-е годы). Фетровая, кожаная или соломенная шляпа, с высокой округлой тульей, вогнутой сверху, и с широкими подогнутыми вверх по бокам полями.

(обратно)

5

«Фаза 10» – карточная игра. Состоит из нескольких раундов, в каждом из которых нужно быстрее всех собрать карты, необходимые для завершения каждой из десяти игровых фаз.

(обратно)

6

Популярный учебник для ветеринаров, посвящен преимущественно болезням одомашненных животных, многократно переиздавался. Оригинальное название – The Merck Veterinary Manual (MVM).

(обратно)

7

Американская актриса «золотого века» Голливуда. Единственная в истории обладательница четырех премий Оскар.

(обратно)

8

Здесь непереводимая игра слов. Стронг, фамилия героя, означает «крепкий», «твердый», «сильный» (англ. Strong).

(обратно)

9

«Бриджертоны» (англ. Bridgerton) – популярный британско-американский драматический сериал Netflix, основанный на книгах Джулии Куинн. Действие разворачивается в Лондоне эпохи Регентства и рассказывает о жизни, любви и интригах влиятельной семьи Бриджертонов и их окружения. – Прим. ред.

(обратно)

10

Имеется в виду отсылка к фильму «Унесенные ветром» (англ. Gone with the Wind), в одной из сцен которого Скарлетт О’Хара шьет себе платье из зеленых бархатных занавесок. – Прим. ред.

(обратно)

11

Пятая поправка конституции США устанавливает право лица, обвиняемого в совершении преступления, на соблюдение законности. При этом государство не имеет право изымать частную собственность. Это лицо также не должно привлекаться к ответственности дважды за одно и то же нарушение.

(обратно)

12

Имеется в виду популярный в США телесериал «Секретный агент Макгайвер» (англ. MacGyver). Сериал транслировался на американском телеканале ABC и других зарубежных каналах с 1985 по 1992 год, за это время было показано 7 сезонов. Далее было два полнометражных фильма-продолжения, а в 2016 году был выпущен ремейк сериала, в России вышедший под названием «Новый агент Макгайвер» (в оригинале так же MacGyver).

(обратно)

13

Госпел – жанр духовной христианской музыки, появившийся в конце XIX века и развившийся в первой трети XX века в США. Возник в среде методистских церквей американского Юга.

(обратно)

14

Мельбурнский кубок – крупнейшие и самые престижные скачки Австралии, ежегодно проводимые в Мельбурне с 1861 года. Это не только спортивное событие, но и важный светский праздник, известный своим парадом моды. Особое внимание уделяется головным уборам, зачастую экстравагантным и стильным, которые называют «фасцинаторы» – маленькие декоративные шляпки. Именно такие миниатюрные шляпы, часто украшенные перьями, цветами и сеткой, стали модным символом Мельбурнского кубка и австралийских скачек в целом.

(обратно)

15

Геода (жеода) – геологическое образование, замкнутая полость в осадочных и некоторых вулканических породах, частично или почти целиком заполненная скрытокристаллическим или явнокристаллическим минеральным веществом.

(обратно)

16

Явно речь идет о городке в Штатах, а не о столице Франции. В штате Вирджиния есть городок с таким названием. – Прим. ред.

(обратно)

17

Устойчивый термин в американском английском. Room mother – женщина-волонтер, которая помогает учителю начальной школы. Часто это мама кого-то из учеников класса.

(обратно)

18

Главная тема мюзикла Эндрю Ллойда Уэббера «Кошки» (1981).

(обратно)

19

Ультрамодный американский бренд Allsaints (одежда, обувь, аксессуары).

(обратно)

20

Rolodex (от rolling и index – вращающийся индекс) – это вращающийся каталог с проиндексированными карточками, используемыми для контактной информации по человеку или компании на отдельной карточке специального формата. У нас таким не пользуются, а в США в обиходе.

(обратно)

21

Танцы для молодежи под популярную музыку 50-х. Термин sock hop возник потому, что участников просили снимать обувь и танцевать в носках, чтобы каблуки не портили полы.

(обратно)

22

Дорис Дэй – американская актриса, певица и активистка по защите животных. Была звездой кино первой величины в 50-х и начале 60-х, снималась в фильмах самых разных жанров – мюзиклах, комедиях, драмах и триллерах. Наибольшую известность ей принесли роли в романтических музыкальных комедиях.

(обратно)

23

Четвертый размер в Штатах соответствует 44-му размеру в нашей размерной линейке.

(обратно)

24

Глория Мари Стайнем – американская феминистка, журналистка, социальная и политическая активистка, национально признанный лидер и представительница феминистического движения конца 1960-х и начала 1970-х.

(обратно)

25

Мы все королевы (англ.).

(обратно)

26

Коронер – должностное лицо, специально расследующее смерти, имеющие необычные обстоятельства или произошедшие внезапно, и непосредственно определяющее причину смерти. От судмедэксперта отличается тем, что может иметь неполное образование, квалификацию уровня фельдшерской.

(обратно)

27

Устойчивое разговорное выражение. «Мейфлауэр» – название корабля, на котором в 1620 году в Северную Америку приехали английские переселенцы, известные как пилигримы. Это были пуритане, которые покинули Англию ради свободы исповедовать свою веру. В данном случае имеется в виду, что предки Дакоты живут в США примерно испокон веков.

(обратно)

28

Символизм 20-х: «Спикизи» в те годы – места, где во времена сухого закона нелегально продавались (и употреблялись) алкогольные напитки.

(обратно)

29

Благотворительные столовые, они же Soup Kitchen, – возникли в США в 30-х годах, их история уходит корнями во времена Великой депрессии, когда большинству людей было трудно добыть еду. Они предоставляют нуждающимся бесплатную или недорогую еду. Находятся под управлением благотворительных организаций и церкви.

(обратно)

30

Очень популярные в США в 90-е хлопья для завтрака со вкусом французских тостов.

(обратно)

31

Этот йогурт появился в 1992-м и стал настоящим хитом миллионов американских детей. Но потом его сняли с производства на длительный период.

(обратно)

32

Популярный американский подростковый ситком. Автором допущена некоторая неточность: сериал транслировался с конца августа 1989 по 1993 год, и поэтому больше ассоциируется все-таки с 90-ми, а не с 80-ми.

(обратно)

33

Очень популярный в США снек (кекс-закуска), представляющий из себя небольшой золотой бисквит с кремовым наполнителем.

(обратно)

34

В американской образовательной системе существуют так называемые ретриты первокурсников. Это особые встречи-беседы для студентов первого курса, где они могут поразмышлять о проблемах, вопросах и новых возможностях, которые возникают при переходе из средней школы в колледж.

(обратно)

35

Доисторический предок современной лошади. Эогиппус принадлежал к роду мелких непарнокопытных. Жил в Северной Америке в раннюю эоценовую эпоху.

(обратно)

36

Здесь речь об игре букв латинского алфавита. G читается как «дж» и как «г». Поэтому «GG» – «ДжиДжи», американцы часто сокращают имена по первым буквам и обращаются так друг к другу. Дакота же вовсе думала, что «ДжиДжи» в данном случае пишется как G-i-g-i, и, пока не увидела другое написание, ничего не подозревала.

(обратно)

Оглавление

Понедельник

Один

Два

Среда

Три

Четыре

Пять

Шесть

Семь

Восемь

Девять

Десять

Одиннадцать

Двенадцать

Тринадцать

Четырнадцать

Пятнадцать

Шестнадцать

Четверг

Семнадцать

Восемнадцать

Девятнадцать

Двадцать

Двадцать один

Пятница

Двадцать два

Двадцать три

Двадцать четыре

Двадцать пять

Двадцать шесть

Двадцать семь

Двадцать восемь

Двадцать девять

Тридцать

Тридцать один

Суббота – обновленное расписание

Тридцать два

Тридцать три

Тридцать четыре

Тридцать пять

Тридцать шесть

Тридцать семь

Тридцать восемь

Тридцать девять

Сорок

Эпилог

От автора

Благодарности

*** Примечания ***