Фростпанк. Ледяной рубеж [Дмитрий Ворон raidovoron] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Ворон Фростпанк. Ледяной рубеж

Глава 1. Надежда

Авторы бесчисленных историй воспевали северные широты. Они говорили о мужестве старожилов Клондайка, о глубоких чёрных реках, густых мрачных лесах и о тех, кто живёт среди вездесущей хвои. Они играли с нашей фантазией, многое оставляя между строк, но никто так и не сумел по-настоящему передать то, что люди видят сейчас, выживая в последнем пристанище человечества…

Что стало бы с нами, если бы судьба повела иной дорогой, не смогут сказать даже самые мудрые из нас.

18 июля 1888 года

Мы здесь уже две недели…

Ветер стонал, словно мучимый болью зверь.

Сирена загудела, знаменуя конец смены. Там, у ледяной стены, шахтеры пробирались сквозь сугробы, сопротивляясь яростной буре. В центре города Генератор вырабатывал жизненно необходимое тепло. Склонив замотанные тряпьем головы, люди жмурились, оберегая глаза от вихря колких снежинок; дыхание их оседало инеем на усах и шарфах. Так, по наметанным за день заносам, работники лесопилок и шахт возвращались к палаткам.

Вьюга, налетевшая с востока, с воем обрушилась на городок Нью-Белфаст. Она принялась что есть силы рвать и трепать ткань палаток — единственных домов этих обездоленных людей. Стоит буре уняться, лондонцам, живущим здесь всего пару недель, снова — в который уж раз! — придётся чинить жилье и заново расставлять ловушки да сети в Ледяной пустоши. Их жилища, хоть и прочные, ни разу ещё не выдерживали натиск стихии без ущерба. Вот и сейчас всем пришлось спешить к Тепловой башне, возвышающейся над поселением, чтобы затянуть туго-натуго шнуровку пологов и сидеть у огня в густом чаду масляных ламп, пока ненастье не уйдет.

Губернатор Биф ждал, склонившись над записной книжкой. За последний год он повидал немало таких бурь… Но есть ли этому предел?

Долгий путь на «Дредноуте» — исполинском паровом корабле — стоил беженцам многих жизней. К концу пути до Нью-Белфаста добралось всего полсотни человек. Снегопад прекратился, туман рассеялся, открыв зрелище странное и пугающее. Люди мечтали о тёплом очаге и изобилии еды или хотя бы о плантациях в обогреваемых теплицах. В зияющем кратере и в самом деле высилась Тепловая башня, но она вовсе не была похожа на описанные властью чудеса. В яме не оказалось людей. Над землей в центре круга возвышался генератор, завывал ветер, чернели груды угля, древесины и металла да стояло несколько изодранных палаток.

Толпа испуганно загудела. Так, значит, сюда никто не добрался? Здесь не лучше, чем в Лондоне! Там — каждый день лишь голод и смерть, а здесь — нет жизни… Но всё же наш девиз: где уголь, там и надежда.

«Мы здесь уже несколько недель…»

— Сэр? — раздался хриплый голос помощника.

Биф замер, не дописав фразы, и убрал перо от пергамента, чтобы ненароком не капнуть чернилами.

— В чем дело, Бэйли? — спросил он у старого камердинера, который служил ещё его отцу. — Есть новости с угольных шахт?

Бэйли бегло пробежался по записям за минувшие сутки. Даже после всех ужасов катаклизма он оставался доверенным лицом семьи Додсон. Бифа поражала выдержка этого человека: несмотря на лютый мороз и недоедание, худощавый, укутанный в несколько бушлатов старик всё так же эффективно справлялся со своими обязанностями.

— Чрезвычайная смена весьма положительно сказывается на наших запасах угля, — наконец сказал он. — Но… четырнадцать часов на таком холоде — весьма «утомительная» работа, сэр.

«Утомительная»… не то слово. Хотя, конечно, лучше, чем смерть. Бэйли знал, что Бифу тяжело даются такие приказы. Но как без них? Уголь бесценен, и это лишь начало будущих лишений. Старик, несомненно, прав…

Управляющий едва уловил косой взгляд губернатора. Справа от Бифа на столе лежала фляга, то и дело притягивавшая его взор. Но он подавлял это желание, понимая: дать волю слабости — значит оставить людей без управления. Этого губернатор допустить не мог. Сейчас Бифу Додсону как никогда требовались ясность ума и твердость руки.

Губернатор плавно отодвинул от себя флягу. Управляющий едва заметно склонил голову.

— Чтобы построить город в ледяном аду, нужно самопожертвование. Люди добьются больших результатов, если будут работать сверхурочно, — Биф Додсон посмотрел на Бэйли. — Нам нужен этот уголь как можно скорее. И… распорядись выдать шахтёрам двойную пайку.

Управляющий поднял тревожный взгляд на губернатора.

— Какие-нибудь новости из научного центра, сэр?

Биф хмуро улыбнулся.

— Неужели меня вправду так легко раскусить?

— Вы всегда были честным человеком. Именно благодаря этому качеству народ и избрал вас, сэр.

Биф кивнул.

— Да… Верно. Боюсь, нас ждут серьёзные испытания. Послезавтра снова минус двадцать пять, а далее — чёрт знает… Мы всё ещё зависим от скорости выработки.

— Желаете, чтобы новые законы вступили в силу, сэр?

— Я думаю, это будет правильным решением, — ответил Биф не так уверенно, как хотелось бы.

Он обеими руками протёр лицо и глаза.

— Бэйли…

— Сэр?

— Как думаешь, правильно ли я поступил, когда решился привести сюда всех этих людей?

Лицо управляющего оставалось таким же невозмутимым, как и всегда:

— Ваш покойный отец, сэр Морган Додсон, всегда сомневался и размышлял, но действовал — действовал несмотря ни на что. Именно вы взяли на себя ответственность, в то время как другие погружались в анархию на улицах Лондона. Правильно или неправильно — это больше не имеет значения, сэр.

Перед глазами Бифа промелькнул долгий и опасный путь. Множество исхудавших лиц, оставленных в Лондоне, и те, кто не сумел добраться до этих мест. Каждая минута борьбы, каждая поставленная палатка и каждый загруженный мешок угля… Последнее паровое ядро, потраченное на розжиг Тепловой башни.

Лондон вымирал, с каждым днём теряя всё больше жителей. Болезни, холод и голод стали причиной появления на улицах города сотен и тысяч трупов! Среди мертвых были и те, кто в хаосе анархии погиб куда более насильственной смертью…

Когда Биф собрал людей в этот рискованный поход, ему казалось, что это единственная возможность выжить. И менять коней на переправе, когда столько трудностей уже преодолено, губернатор не намерен.

На волевом лице Бифа отразилась глубокая печаль. Но ненадолго. Он улыбнулся и сказал:

— Ты как всегда прав, старина. Пути назад нет. Пойдём, нас наверняка уже ждут…

* * *

— Слушайте меня! Слушайте меня! — прокричал Биф, держа над собой лист бумаги.

После окончания дневной смены несколько колокольчиков затрезвонило у подножия Тепловой башни на основной площадке для Сбора. Самое тёплое и надежное место во всём городе вновь собрало почти всех жителей для утверждения новых законов. Каждый день утренний и вечерний сбор, это не просто распределение обязанностей и решение проблем, это стремление сплотить еще не угасшее общество.

С этими мыслями Биф взглянул на младших. Дети дрожали — нет не от холода, у Генератора тепло, но от страха. Все молча слушали, внимали губернатора словам.

— Как вы все знаете, сегодня наши рабочие завершили строительство лазарета. Я долго думал и пришёл к решению в котором говорит не нужда, а доброе сердце. Наше будущее — это дети! И это значит, что привлекать их к тяжелому труду, всё равно что убить любую нашу надежду. Мы построим убежище! Таково моё решение!

Толпа одобрительно загудела. Пусть и не все, но многие придерживались мнения, что тяжёлый труд для детей на таком холоде невыносимое бремя. Даже в столь тяжёлые времена найдутся те, кто не видит ничего плохого в том, чтобы дети работали на равных со взрослыми. И пусть они не согласны с решением о детском приюте, но всё-таки одобрят помощь детей в теплицах и лазарете.

— Дети будут в безопасности, если их оставлять на день в детских убежищах — заодно и не набедокурят! Однако, образование — ключ к нашему будущему. Давайте будем учить детей медицине, чтобы они помогали с лечением.

Это был редкий хороший вечер. Впервые за долгое время Биф видел улыбки на лицах людей. Генератор издавал успокаивающий шум, согревая всех вокруг. Но он должен был закончить речь: только твердость спасет город от голодной смерти.

— Мне жаль, но я вынужден огласить весь список решений. Они были бы неприемлемы в прошлой жизни, но сейчас я считаю, что мы в них нуждаемся.

На общем собрании вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь щемящими, тягостными причитаниями ветра да вьюги. Люди верят губернатору и согласятся с его выбором.

— Мы можем добавлять в еду опилки для сытности. Правда, сама еда не станет от этого вкуснее… или полезнее. Охотникам сейчас приходится непросто: ночные рейды в бурю уже несколько дней не приносят достаточно добычи.

— Но ведь с этим нужно что-то делать! — крикнул кто-то из толпы.

— И мы делаем, Ларри! — ответил Биф. — Экспедиция на север вот-вот приведет беженцев из аванпоста «Дойчланд». Более двадцати человек усилят наши охотничьи отряды, а опытные немецкие инженеры помогут нам в сооружении теплиц и модернизации Тепловой башни.

Он обвёл взглядом море глаз, взирающих на него с тревогой и надеждой.

— Погода вновь ухудшается, друзья. Пока мы не найдём паровые ядра, наши жизни будут висеть на волоске, завися от рукотворного солнца за моей спиной. Но я верю в вас! И уверен, что мы сумеем повысить производительность башни и поднять температуру в зданиях на новый уровень.

Внезапно Биф улыбнулся.

— Некоторые из вас ждали моего решения касаемо дуэлей. Оно не изменилось: дуэлянты — вне закона! Нет! Нет и точка! Нас осталось слишком мало, чтобы убивать друг друга по пустякам. Но всем вам было интересно, чем же занималась бригада Бора в свободное от работы время… — Биф посмотрел на крепкого детину с сигарой в зубах. Пожалуй, этот здоровяк был единственным в Нью-Белфасте, кто не надевал на себя по три телогрейки даже в самый холодный период. — Мистер Ковинский, вам слово!

— Мы тут, в общем, посовещались с капитаном… и я подумал: нахрена нам эти дуэли, когда есть старые добрые кулаки?

Бор махнул двоим парням, и те поспешили скинуть брезент с нового круглого строения.

— Добро пожаловать в бойцовский клуб, леди и джентльмены! Лучший способ снять напряжение — это посмотреть хорошую драку!

* * *

Накидки бойцов взмокли от пота, покрылись темными пятнами. Карие глаза мужчин были прищурены, чтобы не отвлекаться на постороннее, ноги отбивали мощный размеренный ритм. Соперники хлестали руками, вскидывали лобастые головы, поражённые крепкими кулаками. Вокруг кричали зрители. От жара тел и огня, ярко пылавшего вопреки снежным хлопьям и ветру, проникавшему внутрь сквозь дымовое отверстие в крыше, в зале было тепло и уютно.

Что творится снаружи, понимали все. Управлять этим ветром и снегом, как обычным ненастьем, нечего было и думать. Нет — это война. Война человека и природы. Однако плясать, пировать и веселиться назло буйству вьюги британцы вполне могли. Рыжие отсветы огня зловеще мерцали на разгоряченных лицах. Они — лондонцы. Они устоят.

Даже Бэйли пришёл взглянуть на бои. Ведь даже у слуг и аристократов порой вскипает первобытный азартом. Биф отхлебнул из кружки. Пойло было «хорошим» — он даже слегка поморщился.

— Новости?

— Экспедиция из «Дойчланда» вернулась, сэр. Они уже спускаются в город.

— Много ли с ними людей? — громче, чем собирался, спросил Биф, чтобы Бэйли сумел расслышать его за шумом толпы.

— Двадцать три человека, сэр. Не считая группы Фрида!

— Ещё работники на лесопилку… Что с группой Олбрайта? Их пока не видать?

— Нет, сэр! — сказал Бэйли, прихлебывая горячий напиток. — Нам остаётся надеяться лишь на Господа…

* * *

Наутро свинцовое небо низко нависло над землей, а ртуть термометра показывала необычные для этого времени года двадцать градусов ниже нуля. Но это тепло не радовало. Ветра не было; угрюмые, неподвижно висящие облака предвещали снегопад, а равнодушная земля, скованная зимним сном, застыла в спокойном ожидании.

В восемь утра сирена страшно загудела. Мгновение вчерашнего спокойствия и азарта развеялось, словно тонкая струйка дыма. Обреченные люди несмотря на усталость и голод отправились на работу: ведь только кропотливый ежедневный труд даст шанс создать место, в котором можно не просто выживать, но и жить полноценной жизнью.

Группа учёных трудилась не покладая рук, создавая новые чертежи и схемы. Теперь, когда первые паровые центры запыхтели у лесопилки и шахты, работать стало куда легче. Получая энергию от генератора, паровой центр создавал дополнительную тепловую зону поменьше вокруг себя. Эти маленькие копии Тепловой башни — воистину надежда на выживание на окраинах города, где каждый день кипит исполинская работа по добыче железа, древесины и угля в толще льда.

— Слушай, Джимми! — окликнул друга Брокс, взвалив на плечо мешок с углём.

— Ну…

Товарища мучило похмелье. Он с трудом загружал увесистые мешки на паровую машину.

— Вот скажи мне, Джимми! Роб вчера набил морду Фритчу, так?

— Ну… и? — протянул Джим.

— Вот я и говорю: кто не знает Роба «Туши свет»? Он же с детства занимался боксом!

— И…

— И я спрашиваю: кто не знает Фритча «Меткий глаз»? Ведь он потомственный военный и стрелок! И скажу тебе, довольно меткий сукин сын! У Фритча не было шансов! — заявил Брокс решительно. — Но в дуэли он точно бы уделал Роба. — Он закинул ещё мешок. — Где справедливость в этом мире…

— Ты слеп как крот! — прервал его Джимми. — Справедливость губернатора заключается в том, что Фритч может в любой момент попытать удачу снова. Если бы Биф был на стороне Фритча, то Роб мигом оказался бы на том свете. Его песенка была бы спета, а мы лишились бы ещё одной крепкой руки. А теперь заткнись и иди к чёрту!

— Джимми!

Джи гневно обернулся к Броксу, но тут же ему стало радостно. Напарник указал на вершину стены. У парового лифта толпились люди.

— Это же Олбрайт! Олбрайт вернулся…

Глава 2. Лондонцы

Нас было всего пятьдесят человек. Горстка выживших жителей Лондона.

За время пребывания в Морозных землях мы всё-таки сумели найти в себе силы, чтобы бороться за жизнь там, где казалось бы выжить невозможно. Я использовал последнее уцелевшее Паровое ядро, чтобы разжечь Генератор. И теперь, когда рукотворное чудо вновь запылало жарким огнём, в каждом из нас теплится надежда…

Однако, каждый понимал, что это только начало. Мы работали не покладая рук. Замерзали, строили, умирали от обморожений и болезней. Коллективный труд нашего города вновь заложил основу, где закон и права человека на жизнь в новом мире обрели характер. Первые дома, лазарет, палатки, кухня, шахта, лесопилка и литейный завод — всё это лишь начало нашего будущего!

Удивительно, но всё это стало возможным благодаря Маяку. Это необычное приспособление, которое лучше всего описывается как привязанный воздушный шар с лёгким маяком и смотровой площадкой, прикрепленными под ним. Он функционирует и как наблюдательный пост, и как маяк, обследуя окружающие земли. Словно светоч, сияющий во тьме он привлекает блуждающих скитальцев, доставляя ресурсы и людей в наше быстро растущее селение…

Спустя две недели, несмотря на болезни и потери нас собралось почти две сотни.

Совсем недавно мы узнали о городе американцев. Группа Олбрайта отправилась на восток, чтобы подтвердить слухи и главное обьединить усилия в борьбе за выживание. Многие лелеяли надежду на успех… К сожалению слишком многие…

Прошлой ночью, когда полная луна и звезды, казалось, мерцали в знак одобрения, один наш экспедиционный отряд вернулся. Наутро вернулся и Олбрайт… Он достал исключительно ценный механизм… но то, что он рассказал…

19 июля 1888 год

Страх — могучая сила. Он может любого из живущих свести с ума. Страхом можно управлять. Страх можно и породить.

— Может, спустимся туда, Джон?

Чарли натянул на лицо шерстяной шарф и уныло посмотрел с обрыва на обледеневший город. Поднеся руку к очкам, он принялся протирать мгновенно запотевающие стёкла. Перекричать бушующую вьюгу было нелегко:

— Три дня в пути, чёрт возьми! И всё впустую! Даже не представляю, что будет, когда мы расскажем об этом в колонии.

Зияющий кратер среди белоснежной пустыни и нескончаемой бури должен был парить от жара Генератора. Заметки с замёрзших аванпостов не врали: тепловая башня американцев взорвалась…

— Джон? — Чарли взглянул на лидера группы. Пятеро разведчиков ожидали приказа. — Возможно, мы…

— Нет! Мы должны как можно скорее добраться в Нью-Белфаст и подготовить людей к тому, что ждёт нас впереди.

Джон Олбрайт посмотрел на повреждённый паровой лифт, затем перевёл взгляд на огромные почерневшие обломки стали. Без тепловой башни в этом городе больше ничто не функционирует.

— Запиши в журнал, Ганс: Нью-Бостон мёртв. На востоке больше нет жизни. Мы возвращаемся…

«Американцы прибыли на север раньше нас, — подумал Олбрайт. — Последняя буря вызвала панику, и замерзающий народ включил тепловую башню на полную катушку».

Башня взорвалась, и жители города замёрзли насмерть. Более трёхсот человек!

Господи, спаси нас…

Биф был воодушевлен.

Когда Нью-Белфаста достигли вести о возвращении первой экспедиции, он решил, что теперь наконец начнется новый этап развития города, несмотря на усилившийся мороз. Новые достижения научного центра привели к тому, что все, кто хоть как-то умел владеть гаечным ключом и молотком — вплоть до женщин, — отправились на строительство угледобытчика и первых жилых домов. Закачивая воду под давлением в подземные пласты, угледобытчик вымывал ценный ресурс на поверхность, а замена палаток на утеплённые деревянные бараки должна была позволить жителям сохранить здоровье, даже если столбик термометра вновь опустится ниже тридцати градусов.

«Мы справимся… но голод и болезни всё ещё остаются первостепенными проблемами».

В научном центре кипела работа. Семёрку опытных учёных и инженеров пополнили три чопорных немца, доставленные из аванпоста на севере. Никогда ещё Биф не видел такой точности и аккуратности на рабочих столах. В голову тут же пришел известный анекдот о немцах, но Додсон благоразумно удержал его при себе.

Худощавый учёный смерил Бифа пристальным взглядом.

— Вы рассмотрели мое предложение, герр губернатор? Кладбище за пределами города — похвальное решение. Но мы здесь все рискуем оказаться на нем, если не примем должные меры.

Додсон был крайне заинтересован. Но лишь чертежами, разложенными на столе, а не прошлым предложением учёного.

— При всём уважении…

— Франц фон Берген.

— При всём уважении к вам и вашей работе, герр Франц, я должен думать как о выживании, так и о морали моего города…

— Жизнь происходит из смерти. Мёртвые дадут нам свой последний дар — свои тела, которыми мы удобрим почву в теплицах. Это жизнь, герр губернатор! Жизнь благодаря смерти!

— Я прошу вас, Франц! Возможно… мы сможем рассмотреть альтернативные методы? Более человечные?

— Вы имеете здесь свой «Ordnung» — порядок. Я понимаю.

Франц раздосадованно вздохнул. Он подозвал ассистента Тиля, чья голова, видимо, пострадала от удара на испытаниях — тот всё время бормотал о себе в третьем лице. Бубня под нос, Тиль разложил на столе два чертежа.

— Это — охотничий ангар, — сказал Франц, указав на первый лист. — Он будет снабжён небольшим дирижаблем, на котором охотники смогут вылетать на промысел и привозить больше пищи из Морозных земель.

— Это же… это прекрасно! — воскликнул Биф.

«По мере того как мы приспосабливаемся к этому ледяному миру и совершенствуем технологии, мы начинаем восстанавливать часть нашей утраченной славы, — подумал Додсон, с восхищением рассматривая чертёж воздушного транспорта. — Говорили, что величайшая сила принадлежит тем, кто осмеливается мечтать о невозможном. Тем, кто, несмотря на насмешки толпы, продолжает идти с грубой решимостью, кровью и слезами превращая невозможные мечты в реальность. Однажды мы вырвем мир из тисков ледникового периода, но сегодня мы воплотим тот старый сон, который был унесен морозными ветрами. Сегодня человек снова полетит».

— Да, герр Франц. Это то, что нам нужно! — Биф хлопнул ладонью по бумаге. — Возьмитесь за дело прямо сейчас!

Учёный свернул первый чертёж и развернул другой. На рисунке была изображена теплица. Однако это сооружение имело ряд модернизаций: несколько уровней теплоизоляции и эффективный механизм подачи пара. Не хватало лишь одной важной детали…

— Вынужденные искать альтернативные источники пищи, мы обнаружили, что некоторые виды водорослей, мхов и лишайников съедобны и богаты белком. Эти выносливые культуры можно выращивать в импровизированных теплицах. И хотя растения не особенно вкусны, это гораздо лучше, чем голодная смерть.

— Ваши разработки уникальны, — улыбнувшись, произнес Биф. — Я верил, что именно немцы сумеют обуздать эту зиму.

Франц развёл руками:

— Я тоже так думал, герр губернатор. Мы долго считали, что успех принесёт размер изобретения. Мы были больны манией величия. Теперь британцы спасают нас от смерти у слишком большого Генератора, который так и не удалось запустить.

У сожаления горький вкус…

Биф задумчиво кивнул. Правительство пыталось списать всё на плохую погоду, но губернатор отлично знал: многих удалось бы спасти, если бы не жадность и непомерные амбиции. Одни страны стали жертвами эгоизма, другие же попросту пожалели денег и поплатились за это жизнями.

— Мы пытались воссоздать технологию паровых ядер в Морозных землях, — продолжал учёный. — Но боюсь, это unmöglich, герр губернатор. Если вы хотите сохранить тела мёртвых и ускорить процесс роста, ваши люди должны найти ядра или автоматоны.

— Мы обязательно найдём их. Я уверен, что…

Словно почувствовав чей-то взгляд, Биф поднял голову и увидел двенадцатилетнего парнишку, замершего в дверном проёме. В глазах губернатора на мгновение мелькнула улыбка, но он тут же вновь сосредоточил внимание на учёном.

Мальчишка откашлялся и выступил вперёд:

— Прошу простить за то, что прерываю вас. Губернатор, они здесь, я видел! Спустятся вниз самое большее через десять минут.

Биф слегка нахмурил брови и кивнул. Кто эти «они», он понял без лишних объяснений.

— Благодарю, Альфред.

Мужчины переглянулись. Британские учёные тоже прекрасно поняли, о ком речь. Франц лишь кивнул, готовясь продолжить работу.

— Не забудьте о ядрах, герр Биф. Мы, в свою очередь, сделаем всё, что в наших силах.

Сделав глубокий вдох, губернатор кивнул и направился к выходу.

— Мне нужно самопожертвование, джентльмены. Я надеюсь на вас. Все мы надеемся…

Как Биф и ожидал, вскоре команду Олбрайта окружили у Тепловой башни. Разведчика сопровождали четверо его людей и дюжина изнуренных незнакомцев. Однако удивило губернатора не пополнение в общине, а огромная паровая машина, которую уже готовили к спуску на лифте наверху ледяной стены.

Автоматон…

Гигантское паукообразное чудище из стали и шестерен, с горячим паровым ядром вместо сердца. До Великой зимы они были вершиной человеческой инженерии. Автоматон способен обслуживать здания, облегчая бремя каторжных работ. В отличие от людей, эти машины работают круглосуточно и безразличны к холоду.

Неужели Олбрайт сумел отыскать один из этих механизмов? Возможно, американцы помогли? Если так, то благодаря этой машине и новым союзникам жизнь в городе наконец-то начнёт меняться к лучшему!

Радостная толпа расступилась, и Биф смог поприветствовать старого друга.

— Мы все ждали вашего возвращения, старина. В какой-то момент я испугался, что лишился лучшего разведчика.

— Если бы не этот железный зверь, мы ни за что не успели бы вернуться в город, — сказал Олбрайт, протянув товарищу руку в нескольких слоях тёплых перчаток. — На обратном пути мы остановились у края глубокого ущелья, изумляясь проложенному через него стальному мосту. Но ещё больше мы поразились огромному автоматону, который сметал снег с дороги.

В голосе его слышались напряжение и безмерная усталость.

Биф окинул взглядом одежду Джона: очки, шарф на лице и толстый бушлат. Казалось, Олбрайт носит всё это полжизни — так истрёпан был его наряд. Вылазки в Морозные земли требовали лучшей экипировки.

— Я распоряжусь, чтобы вам приготовили обед и горячую ванну. Уверен, вы выбились из сил. Но расскажи нам: что ты видел, Джон? Кто все эти люди?

— Нам посчастливилось найти их на обратном пути. Мы сумели добраться до американцев… Мы… всё в порядке…

— Нет, я не могу лгать! — внезапно выкрикнул Чарли и выступил вперёд, привлекая к себе всеобщее внимание.

— Чарли, мы же договаривались… — зло процедил бригадир.

— К чёрту договорённости!

— Не горячись, мальчик!..

Олбрайт подался к напарнику, но тот отстранился, явно желая договорить.

— Нет, приятель! Очень сожалею, но нет! — словно обезумев, прокричал он. — Я поклялся говорить людям правду. Я стал разведчиком, но не нанимался в самоубийцы! Верно, мы нашли этот город. Но не увидели там ничего, кроме смерти! Более трёхсот человек замёрзли насмерть, потому что их генератор взорвался!

Люди с ужасом смотрели на разведчика, не веря своим ушам. «Да нет, не может быть! Сказки!» Однако чем дольше вглядывался Биф в обезумевшего парня, чем больше всматривался в растерянные, измождённые глаза командира группы, тем глубже закрадывалась в душу тревога. Тем ясней становилось: нет, всё это вовсе не сказки. Вся эта жуть, весь этот ужас — взаправду.

— Здесь нет спасения! — зловеще выкрикнул Чарли. — Всё, с чем мы сталкивались ранее, — не более чем прогулка по сравнению с морозным адом, ожидающим нас впереди! В последней записи американцев говорилось, что столбик термометра опустился ниже семидесяти градусов! Самое лучшее для нас — убраться из этого пекла; если же мы останемся, то нам конец, это уж точно. Мы должны вернуться в Лондон, пока новая буря не превратила нас в Нью-Бостон! Я клянусь вам! Мы видели этот ужас своими глазами!

— Это правда? Он говорит правду, Олбрайт? Сколько нам осталось?

Перед глазами Джона Олбрайта вспыхнуло воспоминание. Последние слова умирающего американца, встреченного ими на пути:

«Нью-Бостон мёртв… Все погибли… Нет надежды выжить в этой проклятой пустоши. Вы все обречены. Вам нужно бежать!» — это были его последние слова.

— Месяц, возможно, меньше.

Сказанное повергло жителей в ужас, обстановка накалялась. Казалось, кто-то вот-вот вспылит, но Биф разрядил ситуацию, оборвав разговор.

— Мы многого добились за это время! — громко произнес он. — Как и многие другие города, Лондон мёртв! И вы это знаете! Теперь у нас есть автоматон, и нет другого выбора, кроме как готовиться к буре. Если это правда… никто не успеет добраться до Англии! Поэтому возвращайтесь на свои рабочие места и ждите дальнейших указаний!

Возмущенный до глубины души, Биф смерил Чарли презрительным взглядом, сунул руки в карманы и, повернувшись спиной к испуганным горожанам, зашагал прочь по деревянному настилу.

— Следуй за мной, старина, — бросил он через плечо Джону. — Боюсь, ваша работа ещё не окончена…

Глава 3. Великая зима

Судя по замерзшему океану, похолодание было повсеместным и, должно быть, уничтожило почти всю жизнь на поверхности. Единственными оазисами могли остаться океанские глубины, города у генераторов и естественные геотермальные источники. Человеческая цивилизация сумела уцелеть лишь благодаря паровым Генераторам, согревающим пространство вокруг себя. Тем не менее, учитывая смертность в старых мегаполисах и тот факт, что многие не смогли их покинуть из-за колоссальной стоимости билетов, а отправившиеся на юг были сметены бурей, можно сделать вывод: общее число выживших вряд ли превышает миллион, а скорее — не достигает и сотни тысяч…

15 июня 1886 года

Лондон

Ещё один день бунтов и грядущей революции…

Нежный, но настойчивый луч восходящего солнца отыскал щель между шторами и проник в спальню Бифа. Не привыкший просыпаться в такой час, герцог моргнул, сонно чертыхнулся и, спустив ноги с кровати, набросил халат. Он подошёл к окну и раздвинул тёмно-красные занавеси.

Утро выдалось обманчиво великолепным: розовым, золотым, а там, где заря ещё не успела прогнать сумрак ночи, — сиреневым. Распахнув окно, Биф вдохнул солёный воздух, подставив лицо морскому бризу, который тут же взъерошил чёрные волосы. Совсем рядом, за эстуарием Темзы, спокойно плескалось море, но это был лишь ещё один день в преддверии страшного будущего, о котором никто не подозревал.

Память о происходящем навевала грусть. Охваченный ею, Биф опёрся о подоконник, вздохнул и наконец отвернулся от окна.

С тех пор как Додсон-старший покинул этот мир, его сын, во всём подражавший отцу, лишился внутреннего стержня. Мечта отца всегда была связана с равными правами для рабочих. Правительство и буржуазия вовсю давили на Додсонов, хотя и не имели явных доказательств их причастности к погромам луддитов.

(Лудди́ты (англ. luddites) — участники стихийных протестов первой четверти XIX века против внедрения машин в ходе промышленной революции в Англии. С точки зрения луддитов, машины вытесняли из производства людей, что приводило к технологической безработице. Часто протест выражался в погромах и разрушении машин и оборудования.)

Казалось, управляющий чем-то обеспокоен.

— Не стоит так волноваться. Я ещё не стал законченным пьяницей.

С этими словами сэр Додсон подошёл к столу и плеснул себе полстаканчика.

— Если позволите, сэр…

— Конечно!

— С тех пор как умер сэр Морган… репутация семьи Додсон, несомненно, оставляет желать лучшего. Вы начали пить, до сих пор не обзавелись женой, и в утренних газетах вновь мелькает ваше имя. Верхняя палата вот-вот разорвёт вас в клочья. Но…

Биф задержал стакан на полпути ко рту.

— И в чём же дело? Люди опять бунтуют?

Управляющий положил свежую газету на стол:

— Сегодня городу не до политических амбиций…

Через четверть часа Биф уже торопился по улицам Лондона к эстуарию Темзы, а два нищих мальца, Альфред и Робин — его глаза и уши в большом городе, — расчищали дорогу. Эти проворные соглядатаи знали каждую лазейку, а значит, понимали, как избежать нежелательных встреч с хранителями правопорядка и куда более продажными личностями. Всё, что им требовалось, — это получить сигнал от друзей, промышляющих по всему Лондону, и тут же указать Бифу верный путь.

Не то чтобы у герцога были проблемы с законом… Но в последнее время его авторитет значительно упал, а у семьи Додсон везде найдётся пара-тройка врагов, которые не упустят шанса воспользоваться радикальными методами.

С этим

словами сэр Додсон подошёл к столу и плеснул пол стаканчика.

— Если позволите, сэр…

— Конечно!

— С тех пор как умер сэр Морган… репутация семьи Додсон несомненно оставляет желать лучшего: вы начали пить, до сих пор не обзавелись женой и в утренней газете вновь мелькает ваше имя. Вот-вот верхняя палата вас на клочки разорвёт. Но…

Биф задержал стакан на пути ко рту.

— И… в чём же дело? Люди опять бунтуют?

Управляющий положил свежую газету на стол:

— Сегодня городу не до политических амбиций…

Через четверть часа Биф уже торопился по улицам Лондона к эстуарию Темзы, а два нищих мальца Альфред и Робин (глаза и уши в большом городе) разнюхивали дорогу. Эти проворные соглядатаи прошуршали каждую лазейку в городе, а значит знали как избежать нежелательных встреч с хранителями правопорядка и куда более продажными личностями. Всё, что им было нужно, так это получить сигнал от своих друзей промышляющих по городу и тут же указать Бифу верный путь.

Не то чтобы у герцога были какие-либо проблемы с законом… Но в последнее время его авторитет в городе значительно упал, а у семьи Додсон везде найдётся пара-тройка врагов, которые не упустят шанс воспользоваться радикальными методами.

Всюду грохотали заводы и станки. В центре города, конечно, нельзя было увидеть огромных шагающих машин, но более мобильные и разнообразные «мини-автоматоны» двигались по заранее запрограммированным маршрутам, добавляя и без того задымлённому Лондону ежесекундную порцию гари, копоти и пара.

Лето и машины…

Сам не зная почему, перед выходом Биф накинул двубортный редингот и распорядился закупить как можно больше дров и угля, а также проверить состояние каминов и печей во дворце. В Лондоне уже долгое время правил зной. Почему же ему вдруг стало прохладно? Конечно, Додсон знал, что в мире происходит какая-то чертовщина. Но неужели написанное в газете — правда?

«Никто не выжил»…

Биф резко отчитал себя за беспочвенные тревоги и ускорил шаг.

Погружённый в свои мысли, он уже приближался к причалам, пробираясь сквозь толпу прохожих… как вдруг столкнулся с крепким высоким мужчиной. Рефлекторно Биф отпрянул назад, сунув руку в глубокий карман. Однако миг спустя удивлённо произнёс:

— Олбрайт?

Левую щёку незнакомца пересекал уродливый рубец, так хорошо знакомый Додсону с детства.

— Биф! — улыбнувшись, воскликнул Джон. Его взгляд упал на руку товарища. — Неужели ты собрался в меня выстрелить?

Додсон улыбнулся в ответ, однако взгляд его остался предельно серьёзным. Левая рука Олбрайта также едва коснулась правого рукава. Биф знал: Джон всегда хранил там умело спрятанный кинжал.

— Нет! Конечно нет. Что… что ты здесь делаешь? Я думал, ты уже переправляешься через Ла-Манш или сел на паром на Север…

— К чёрту! Ты читал газету? То-то же! Я хочу увидеть это своими глазами. Альфред? Ты подрос с нашей последней встречи, парень!

За спиной Джона Биф заметил полицейский патруль и, схватив друга за локоть, потянул в сторону причалов.

— Сожалею, но времени для любезностей у нас нет. Рад видеть тебя снова, пусть даже при таких обстоятельствах.

Когда путники обогнули длинный дом и вышли на главную набережную, сперва ахнул Альфред, а после и остальные замерли, не веря своим глазам.

Когда-то Олбрайт храбро сражался с турками. Он повидал едва ли не больше ужасов войны, чем мог вынести. Он видел города, крепости и даже собственный корабль «Непримиримый» в огне. Он был свидетелем того, как в битве сходились не только пуля, штык и ядра, но и нитроглицерин, и знал, что взрывчатка поражала цель так же верно и жестоко, как и сталь. Его глаза видели лютую смерть, в своих руках он держал чужие жизни.

Но это…

Знаменитый пароход «Принцесса Виктория», пропавший несколько дней назад, сел на мель, а вся его обшивка и палуба были покрыты толстенным слоем льда! В то время как охваченный ужасом народ толпился на берегу, люди из Скотленд-Ярда уже были на корабле, стараясь отбить ото льда окоченевшие трупы.

— Господи… — тихо произнёс Джон. — Неужели чёртов сукин сын был прав?

Небо на горизонте стало стремительно темнеть. Казалось, на город вот-вот обрушится шторм или нечто похуже…

Альфред выдохнул, и изо рта пошёл пар. Неужели только ему одному вдруг стало чертовски холодно? И это в самый разгар лета!

— Дети… Уходим! — приказал Биф. — Чёрт возьми, Альфред! Немедленно!

Они поспешили обратно, свернули за угол и двинулись по оживлённой улице, где уже вовсю чувствовался страх перед надвигающейся угрозой. Кто-то бежал домой, кто-то, разинув рот, молча наблюдал за небом, а кто-то и вовсе продолжал работу в лавках, будто ничего не происходит.

— Всего лишь шторм! — отмахнулся старый моряк, хотя и сам покосился на небо.

Оно стало чёрным. Угрожающим.

— Биф, — окликнул товарища Олбрайт, — я должен тебе кое-что рассказать.

— Слушаю.

— Я не мог об этом говорить… тайна, понимаешь? Да и хрен бы кто поверил в это…

Но он так и не досказал, в чем состоит его план: за их спинами раздалось сдержанное покашливание. Одновременно повернув головы, они увидели вышибалу Форда, агента Верхней палаты, в компании трёх крепких ребят.

— Все в сборе, — Форд усмехнулся, зловеще растягивая губы под седыми усами. — Мои друзья находят, что время для нашего дела крайне удачное. Обойдёмся без глупостей, джентльмены…

Олбрайт прыснул:

— Это ещё что за пёс?

Биф криво улыбнулся и сунул руку в карман. Он почувствовал, как мизинец ложится на гранёную пятку рукояти старого «ремингтона». Агент тоже выхватил револьвер и вопросительно посмотрел на своих людей, будто ища одобрения. Те ответили короткими кивками.

— Эй, Биф! — крикнул Форд, когда герцог уже доставал оружие. — Пожалей ребятишек. Устроим пальбу — зацепим, не ровен час. Нас ведь здесь гораздо больше…

Последнее слово агента заглушил удар обрушившегося на крышу огромного куска льда. Следом ещё одна глыба рухнула прямо на голову Форда, заляпав его безупречный жилет кровавым месивом. В воздухе задрожал, ввинчиваясь в мозг, истошный женский крик.

И тут начался кошмар.

Разразилась страшнейшая метель. Подул убийственный ветер, в котором сквозь шум пригибаемых к земле деревьев, скрип стрех и хлопанье ставней слышались жуткий вой и скулёж.

В этот миг что-то ударило Додсона по голове, и всё поплыло перед глазами. Альфред закричал, увидев, как падает Биф. С неба посыпался смертоносный град.

Биф так никогда и не смог вспомнить в деталях всё, что происходило далее. Он почувствовал, что его оттащили в сторону и занесли в какую-то раскрытую дверь. Он поднял затуманенный взгляд, пытаясь оглянуться, чтобы узреть кромешный ад.

Перед тем как дверь закрылась и Бифа накрыла тьма, он успел увидеть ледяной дождь, бомбардирующий улицу. Дымящийся, повреждённый автоматон подметал с мостовой кровь. Крики абсолютного, бездонного ужаса сдавили уши, и больше он ничего не помнил…

Глава 4. Наследие

Мы блуждали по затихшему холодному миру без какого-либо будущего. Старые правители лишились своей гордыни и славы. Будто лишь вчера мы двигали колесо прогресса, пока мороз не остановил всё это, в мгновение ока, без предупреждений. Когда времена изменились, они изменились для всех, независимо от класса и состояния. Мы потеряли наш мир из-за снега, а вместе с ним… всю нашу человечность…

21 июля 1888 год

Надежда ещё есть.

Морозные земли.

Странное чувство, как будто Олбрайт возвращался домой. Когда его группа приближалась к лифту, он вспомнил свое первое прибытие сюда. Его сердце переполнялось болью от потерь, от необходимости забыть все эти лица. Так много произошло с тех пор, как началась Великая зима; казалось, будто с тех пор минула целая жизнь. Тогда в его сердце была жажда странствий, а каждый поход на север был словно вызов для горячей души. Теперь север покорил весь мир и был беспощаден.

Странные изгибы и повороты судьбы.

Как и тогда, он сражался против холода. Как и тогда, его люди так же преданно следовали за ним. Трое позади кутались от стонущего и плачущего ледяного ветра и снега, который начал медленно падать, когда они открыли клеть и приготовились отправиться в ещё одно рискованное путешествие.

Сирена загудела, Джон потянулся к кнопке на стенке лифта и нажал верхнюю. Кнопок всего было две. Над потолком раздался треск, клетка пошатнулась и медленно поползла ввысь, удаляясь от пробужденного, но всё ещё сонного города.

«Мы взяли ответственность за этих людей… Возможно, даже за всё человечество, — сказал ему Биф, отправляя друга на поиски Паровых ядер. — Мы должны справиться. Ты, я, Бэйли, Альфред, даже проклятый Чарли! Все мы!»

«Мы справимся», — заверил его Джон.

Он произнес эти слова с убежденностью и надеждой на то, что был прав. Ибо этот израненный мир не выдержит еще одного провала.

— Холодно, холодно, бррр… — бормоча проклятия и шмыгая замерзшим носом, Хэнс разминал онемевшие пальцы. — Холодно, холодно, бррр!

«Каждый раз он так, — вздохнул про себя Джон. — Сперва дрожит как дитя, но спустя милю шагает словно дредноут по снегу».

— Ох и холодно же, — не унимался Хэнс. — А ведь всего четыре дня прошло с последнего похолодания. Дьявольщина! Теперь, похоже, стужа пойдет лавиной. В этот раз нам точно конец…

Братья Стьюи обернулись на ворчуна. Хэнсу даже ругаться расхотелось под их тяжелыми взглядами.

— Где Чарли? — спросил младший брат, чей рот окаймляли длинные усы — единственное внешнее отличие между близнецами.

— В лазарете, — сухо ответил Олбрайт.

Хэнс покачал головой и стиснул кулаки.

— Сукин сын попросту не хочет возвращаться в Морозные земли, — процедил он. — Сидел бы на своей заднице и помалкивал. Так нет! Нужно было отрезать его чертов язык, пока была возможность. Чую, с ним ещё будут проблемы…

— Биф разберётся с этим, — отрезал Олбрайт. — Думайте о работе, джентльмены. Мы должны использовать любую возможность, чтобы подготовить город к буре. И пойти на любые жертвы, если потребуется…

На миг Джон помедлил. Он посмотрел налево, где горизонт чернел от ужаса, творящегося там в этот самый час, и молился… искренне молился за тех, кто наверняка погибнет страшной смертью.

Клеть остановилась. Джон Олбрайт крепче сжал фонарь, всмотрелся в метель и шагнул вперед, мгновенно исчезнув в вихре колких снежинок.

* * *

Сухой зимний воздух был полон звуков. Они не прекращались вот уже два дня, с тех пор как известия о падении Нью-Бостона достигли ушей Бифа, и должны были раздаваться до тех пор, пока задание не будет выполнено. Это были звуки бурной деятельности: распиливания досок, стук забиваемых гвоздей, ковки металла. Шум работы перемежался ворчанием рабочих и громкими голосами бригадиров.

Но многие граждане Нью-Бэлфаста не жаловались на работу, ибо она означала надежду. Это был глас жизни, бурно протестовавший против смертоносного и жестокого мороза.

Все ещё протестовавший…

— Слушай, Джими! — окликнул друга Брокс, силясь перекричать стенной бур.

Новая машина сверлила склоны кратера, в которые были вмороженыдеревья, когда-то бывшие лесом, пока лёд не сковал их. У двигателя в засаленном рабочем бушлате сидел на корточках весь измазанный грязью человечек. Брокс кивнул ему.

— Чего тебе? — рявкнул Джими.

— Вчера ведь похоронили Фло! Верно?

— Ну!

— А ведь он твой кузен, а ты даже не соизволил на похороны прийти!

— От моего кузена осталось лишь пятно! Я предложил губернатору бросить его останки в теплицу, но он с этим не согласился!

— Хрен тя дери, Джими! Он ведь — человек!

— Человек, раздавленный огромным автоматоном! — отмахнулся Джи.

— И ты туда же…

Брокс покачал головой и почесал ягодицу.

— Ты знал, что наш губернатор… наш любимый губернатор боролся против станков и автоматонов до Великой зимы? — продолжал расспрашивать он с той раздражающей непоследовательностью, которая уже выводила товарища из себя. — Я не понимаю, почему Биф сразу же не разобрал эту хреновину?

— Э-э-х! Хреновины… Теперь от них зависят наши жизни, — последовал исчерпывающий ответ.

— Чёрт… Эй, Джими!

— Что?!

— Какого черта ты написал это на двигателе? Совсем рехнулся?

— Чего? — рявкнул Джи.

Он подскочил с места и, подойдя к товарищу, уставился на огромную красную надпись, что гласила:

«Мы должны вернуться в Лондон! Здесь надежды нет!»

* * *

Разведчикам приходилось прокладывать тропу по снежной целине, работать поворотным шестом и пробираться через ледяные заторы, поэтому я не буду долго рассказывать о трудностях пути. Как Олбрайт и ожидал, вскоре они достигли первой намеченной точки. Тусклые огни на западе удалось разглядеть через линзы маяка. Возможно, он и удивился, увидев среди вьюги дюжину палаток, однако ничем не выдал своего изумления.

— Будьте осторожны! — предупредил он, заметив там какое-то движение. — Помните бойню на Queen Anne’s Gate?

— Такое разве забудешь! — отозвался Хэнс. — У меня по сей день кровь стынет в жилах от одного только воспоминания.

Ветер донёс протяжный, неприятный звук, похожий на стон. Мужчины прислушались. Нет, не показалось. Олбрайт тряхнул головой, пытаясь избавиться от охватившего его волнения, кивнул своим людям и, сунув руку в карман, сомкнул пальцы на рукояти старенького «кольта».

Когда они подошли совсем близко, он разглядел несколько чёрных фигур, лежащих на снегу. И увидел её. Она стояла на коленях, сгорбившись над телом, часто дыша и всхлипывая. На ней был истрёпанный бушлат, изодранные штаны и разбитые ботинки.

«Элизабет?..»

Она вскинула голову и, увидев незнакомцев, взвизгнула.

— Нет! — вскрикнула женщина, прижавшись к телу. — Вы всё забрали у нас! Что вам ещё нужно?! — Внезапно испуг на её бледном лице сменился бешенством. — Ненавижу вас! Ненавижу!

— Эй… Тихо… — Джон медленно опустил револьвер.

Он подошел ближе, сохраняя осторожность: женщина была вооружена ножом. Незнакомка застыла, сощурила заплаканные глаза и, казалось, только и ждала момента, чтобы наброситься на него.

— Мы не причиним вам зла! Прошу, мисс… успокойтесь! Взгляните на меня. Я вижу вас впервые! Доверьтесь нам, мы не враги, — он аккуратно указал рукой на восток. — Неподалёку есть город. Мы можем вам помочь…

Наконец девушка перестала рыдать. Она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках.

— Она умирает…

Джон сунул револьвер в карман и опустился на колени рядом с раненой.

Тело принадлежало девочке лет десяти-двенадцати. Она лежала на спине; одна рука, вся в крови, покоилась на предплечье, другая впилась пальцами в снег. На ребенке была тёплая шубка, меховые штаны и шерстяные валенки на застёжках.

— Она умирает… — вновь прошептала женщина.

Хэнс опустился на колени напротив Джона, осторожно приподнял руку девочки и взглянул на кровоточащую рану. Он невольно отпрянул и присвистнул. Раненная застонала, напряглась, её начала бить крупная дрожь.

Женщина всхлипнула.

— Никто не умирает! — отрезал Хэнс. — Никто, понятно? Перестань нести чушь! — Он перевёл взгляд на Олбрайта. — Девочку нужно доставить в лазарет, и как можно скорее.

Джон кивнул.

— Майкл, Стив, отнесёте ребенка в город. Вы, мисс, отправитесь с ними. И поживее!

— Там есть ещё люди. Они забрали их… — сказала женщина тихо, но вполне внятно.

— Кто — они?

— Убийцы! Они убили Джин и Росса… ранили мою Эми… и увели остальных на запад, в какое-то убежище неподалёку. Мы направлялись к Генератору. Мы думали, что если принесём Паровые ядра в город, нас примут…

— Что? Что вы сказали? — перебил Джон. — У вас были Паровые ядра?

Она взглянула на Джона, пожалуй, впервые совершенно осознанно.

— Три целых ядра. Они забрали их и наших друзей. Эти нелюди… они людоеды!

Джон чертыхнулся.

— Помните Queen Anne’s Gate? — глухо спросил он.

— Такое хрен забудешь… — проговорил Хэнс сквозь стиснутые зубы. — Холера меня забери! Неужели опять?

— Сколько их было?

— Пятеро. Трое из них вооружены.

Олбрайт встал.

— Я иду.

— Одному не с руки, — медленно сказал Хэнс, тоже поднимаясь на ноги.

— Рисковое дело…

— …для гражданского, — спокойно закончил Хэнс. — А я, насколько тебе известно, не всю жизнь по северу скитаюсь.

Джон улыбнулся.

— Твоя воля. Я не принуждаю.

— Верно. И не принудишь.

* * *

Новый мир не прощает слабости. Поэтому каждый в городе подчиняется распорядку.

Глубокой ночью, в то время как город спал крепким, но слишком коротким сном, лишь охотничий дирижабль взмыл в небо, да огромный автоматон курсировал на паровую дозаправку. Вьюга завывала яростно, шум стоял дикий, а потому никто не слышал и не видел тех, кто не спал в эту ночь.

Они встретились у основного склада, на окраине города. Ночь была темна, а тень от здания скрывала их лица.

— Пришёл, значит… — тихо произнёс грубый голос.

— Пришёл, — буркнул другой. — Чего тебе? Зачем ты притащил меня сюда? Мы ведь обо всём уже поговорили… Или ты изменил своё решение?

— Значит… ты как баран продолжаешь стоять на своём? Пойми же, Хэмши, это место было ошибкой! Сегодня мы жрем опилки, а завтра сдохнем от холода! А ты… если ты изменишь своё мнение, многие последуют за тобой. Смекаешь?

Хэмши поглядел на него исподлобья.

— Ошибкой? Чёрт возьми, ты совсем рехнулся? Наш любимый город мёртв! Возвращаться туда, когда буря следует по пятам — ни что иное как самоубийство!

— Осуждаешь? — резко спросил человек. — Ничего, по сути, не зная?

— Нет. Не осуждаю, но…

— Никаких «но».

— Но истина…

— Для истины, — резко перебил собеседник, — как раз это-то и несущественно. Не забывай, мы не знаем, как в действительности сейчас выглядит Лондон. Но мы точно знаем, что буря обрушится на нас и похоронит всех живьём!

— Город должен выстоять!

— Черт, Хэмши! Я… Я попытался….

Справа скрипнула дверца. На пороге стояла невысокая фигура, закутанная в плащ и круглую, плотно прилегающую к голове шапку. После недолгого колебания человек переступил порог.

— А это кто? Что… ч-что у тебя там? Гаечный ключ? Зачем? Э…

Третий напал из темноты — тихо и предательски. Сильная рука резко обвила шею, а другая зажала рот.

— Я попытался…

Если бы кто-то дежурил в эту ночь, он увидел бы три фигуры, хладнокровно и решительно избивающие человека. Он заметил бы, как кто-то занёс гаечный ключ, как уверенно нанёс три тяжелых удара, как наклонился, чтобы проверить, дышит ли бедняга.

Но это было невозможно. Город спал крепким, слишком коротким сном. Вьюга завывала яростно, шум стоял дикий, а потому никто не слышал и не видел тех, кто не спал в эту ночь. Лишь во тьме неутомимо шагал автоматон, медленно курсируя от угледобытчика на дозаправку…

Глава 5. Закон

Мы лишились многого, а тем кто смог остаться в живых остаётся лишь адаптироваться. Мы решили покинуть наши дома и отравиться на север. Мы скитались неделями, оставляя за собой всё то, что когда-то сделало нас такими…

Это была Надежда, которая двигала нас вперёд. Медленно… шаг за шагом… мы знали цену нашего путешествия и заплатили эту цену сотни раз.

Пришло время построить последний город на земле.

Город должен выжить…

Биф занял свободное место на узкой стороне стола, отделенный от Бэйли лишь пустым стулом — местом Олбрайта. Остальные бригадиры уселись слева, между ведущим учёным Францем и тройкой из Йорка: Гарри, Лари и Отто.

Один из бригадиров, невысокий темноволосый мужчина, мощно чихнул и высморкался в платок. Нос у него был опухший, красный и явно наглухо забитый.

— Ну, более-менее все в сборе, — прогундосил Лари, обращаясь к Бифу. — В чём весь сыр-бор, губернатор?

Биф слегка отстранился и обвёл присутствующих хмурым взглядом.

— Два часа назад, — начал он, — рабочие с лесопилки доложили мне о некой надписи…

— И что это за надпись? — поинтересовался Гарри, старший механик и специалист по станкам.

— Кто-то призывает народ вернуться в Лондон. По его мнению, Нью-Бэлфаст — большая ошибка, — холодно ответил Биф. — Сперва это была лишь надпись. Я подумал, что этот провокационный шаг можно решить мирным путём, как мы делали прежде. Но час назад рабочие нашли избитого Хэмши Финча.

— Он сказал, кто это сделал? — быстро спросил Бэйли.

— Он скончался.

Наступила тишина — тяжелая и необычно долгая.

— Хэмши… старый седой паромщик, — медленно протянул Отто. — Помнится, он ратовал за отправку в Нью-Бэлфаст. Ты думаешь… это дело рук Чарли?

Простуженный снова чихнул, высморкался и раскашлялся так, что из глаз полились слезы. За дверьми домика губернатора раздался какой-то шум. Глаза Бифа блеснули.

«Ведут».

— Сейчас у него и узнаем.

Дверь распахнулась, и в комнату ввалился Чарли, а следом за ним протиснулись Бор и еще один крепкий детина. Подозреваемый плюхнулся на стул. Вернее, ему помогли это сделать.

— Можно поинтересоваться, по какому поводу этот… здоровяк притащил меня сюда, словно щенка? — спросил он, шмыгая носом.

Биф поднял голову, зловеще глянул на Чарли и заговорил очень — пожалуй, даже слишком — спокойно:

— Мы тут все волновались. Недуг наверняка отнял у тебя все силы.

Чарли пожал плечами.

— Не стоило так утруждаться. Если потребуется, я найду в себе силы, чтобы прийти к нашему любимому губернатору…

— Послушай меня! — резко оборвал его Биф, ударив кулаком по столу. — Послушай внимательно. Довольно строить из себя невинность, сукин ты сын! Вот, значит, какой путь ты выбрал? Убивать несогласных?

— Я ничего не понимаю! Я никого не убивал!.. — выкрикнул Чарли, пытаясь вскочить, но Бор тут же усадил его на место.

— Куда это ты собрался?

Разведчик повиновался. Бывший боксёр кивнул, скрестив на груди огромные ручищи.

— Допустим, — тихо сказал Биф, положив подбородок на сплетенные пальцы и глядя Чарли прямо в глаза. — Допустим, ты действительно никого не убивал и мирно спал в своей койке. Допустим, твои слова о возвращении в Лондон были лишь вспышкой мимолетного страха. Однако это были твоислова, и ты, чёрт возьми, ослушался Олбрайта!

Чарли прыснул.

— Чёрта с два! Разве это доказательства?

Биф достал из кармана губную гармошку и глухо положил её на стол.

— Это нашли на месте преступления. Буря тщательно заметает следы, и найти такую вещицу в снегу — чертовски большая удача.

На лице разведчика отразилось величайшее изумление.

— Бред! Я потерял её сразу по прибытии, это может подтвердить… — Чарли запнулся. Он открыл было рот, намереваясь сказать что-то ещё, но передумал.

— Никто? Или, может быть, Хэмши? Я так и думал…

Биф кивнул Бору.

— Пока мы во всём не разберёмся, ты будешь под стражей. Отведите его на временный склад и заприте как следует.

Двум силачам не пришлось прилагать усилий. Чарли встал и покорно направился к выходу под конвоем.

Лари снова зашёлся кашлем. Он вытер губы, посмотрел на платок, а затем поднял слезящиеся глаза на губернатора.

— Отправляйся в лазарет, — приказал Биф.

— Я…

— Сейчас же!

Лари испуганно кивнул и быстро скрылся за дверью. Биф поморщился и задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Черт побери, — вздохнул Отто. — Даже не дрогнул. Ну и сукин сын!

— А чего ради ему было вздрагивать? — бросил Гарри. — Дело сделано. Теперь он надеется, что рано или поздно люди пойдут за ним.

Присутствующие глухим бормотаньем подтвердили свое согласие.

Франц, впервые участвующий в подобном собрании, всё же решился подать голос:

— Трудно, конечно, ожидать, что убийца устыдится своего поступка. Но… что если это не он? — предположил учёный. — Я здесь всего несколько дней и не могу судить человека, не имея неопровержимых доказательств.

Все вопросительно посмотрели на губернатора. Отто слегка приподнял руку.

— И правда, губернатор, ваши обвинения — не более чем домыслы, построенные на словах, сказанных в гневе. Ранее Чарли никогда не позволял себе подобных вольностей, сэр.

Биф понимающе кивнул.

— Перед нами стоит нелегкая задача, джентльмены, — сухо произнес он, улавливая тревожные взгляды. — Страх перед бурей не должен сломить горожан. Но в первую очередь он не должен сломить вас. Никаких суровых мер наказания по отношению к Чарли я пока не принял, но будьте уверены: я приложу все усилия, чтобы добраться до истины. Полагаю, каждый из вас сделает всё возможное и невозможное для решения этой проблемы. Хватайтесь за любую подсказку, какой бы неясной она ни казалась, и действуйте. Только действуйте быстро.

Биф тяжело вздохнул и обвел их тяжелым взглядом.

— Возвращайтесь на рабочие места. На вечернем сборе я оглашу решение.

* * *

— Кажется я что-то вижу, Олбрайт!

— Будь на чеку, Хэнс. Ублюдки уже близко…

* * *

Биф дождался, пока скрип снега под сапогами уходящих бригадиров стихнет, и только тогда позволил своим плечам тяжело опуститься. Он взял гармошку со стола, повертел её в руках. Металл был холодным и тусклым.

«Прав ли я?» — этот вопрос сверлил сознание сильнее, чем стенной бур сверлил лед кратера.

Он не был уверен в виновности Чарли на все сто процентов. Улика была слишком удачной, почти постановочной. Но Биф знал то, чего не понимали ни ученый Франц, ни добродушный Отто: городу, замершему на краю гибели, нужен был не столько виновный, сколько порядок. Если оставить убийство Хэмши безнаказанным, завтра страх перед морозом превратится в кровавый хаос.

Биф подошел к окну. Сквозь морозные узоры на стекле он видел очертания Великого Генератора — сердца их мира. Огромная машина ровно гудела, выбрасывая в серое небо столбы пара. Вокруг неё, словно муравьи, копошились люди, чьи жизни зависели от каждого его слова.

Он вспомнил лицо Лари. Этот кашель… Биф видел такое раньше, в первые месяцы Великой зимы. Гнилая лихорадка или просто истощение? В любом случае, если по баракам поползет зараза, «лондонцы» станут меньшей из его проблем.

В дверь негромко постучали.

— Войдите, — сухо бросил Биф, не оборачиваясь.

На пороге стоял Бэйли. Он выглядел осунувшимся, его меховой воротник был покрыт инеем.

Укутавшись в плащи, Биф и Бэйли направились на осмотр новых строений. Работа кипела повсюду, а холод всё чаще напоминал о себе безмолвным, сковывающим присутствием.

По улицам тарахтели телеги, рабочие тащили причудливые механизмы и новые станки, огромный автоматон курсировал к угледобытчику — кругом шум, гам и суета. Бэйли, ошарашенный этим движением и кажущимся беспорядком, оступился и вместо деревянного тротуара влез по щиколотку в грязь. Биф вовремя подхватил управляющего за локоть, удержав его в равновесии.

— Долго же мы ждали этого дня, сэр, — сказал Бэйли с улыбкой, повернувшись к Додсону. — Не думал, что когда-нибудь ещё увижу столько людей. Даже эта грязь и талая вода… это ваше достижение. Впервые за долгое время мы почувствовали настоящее тепло.

В эту минуту Биф вряд ли сумел бы изобразить ответную улыбку, а потому лишь молча кивнул.

— Так и есть, Бэйли, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Но всё это — достижение каждого из нас. И теперь мы просто не имеем права всё это потерять.

Новые дома с теплоизоляцией наконец позволили многим рабочим спать крепким сном. Добыча пищи и ресурсов улучшилась, но истинным триумфом Научного центра стала возможность модернизации Генератора. Биф не слишком разбирался в механизмах, клапанах и ядрах. Однако, несмотря на прошлую борьбу против внедрения паровых изобретений, он отлично понимал: новый уровень тепла требует гораздо большего расхода угля. А это значило, что вся надежда на успешное сражение с бурей теперь зависела от успеха Олбрайта.

— Ловкий ход с гармошкой, сэр, — вдруг заметил Бэйли.

Теперь Биф улыбнулся по-настоящему и покачал головой.

— Да… Я поступил вразрез со своими убеждениями. Ты меня раскусил. Но я не могу позволить убийце разгуливать по городу, ведь так, Бэйли?

— Если вы уверены в том, что преступление совершил этот негодяй, сэр, — неуверенно произнёс управляющий, — почему бы просто не изгнать его, как он того и хотел? Или осмотр места убийства говорит нам о чём-то ещё?

— Говорит. О том, что кто-то ему помог. У Чарли не было ни времени, ни сил, чтобы так легко управиться с Хэмши. Старик был силён и наверняка сумел бы дать отпор. Боюсь, у нашего подозреваемого есть подельники.

Бэйли внимательно посмотрел на Додсона, проследив за его взглядом, направленным на грязный кусок ткани, развевающийся на ветру.

— Короче говоря, — заключил Биф, — я не буду слишком горевать, если в интересах общего здоровья он останется под замком надолго. И плакать не буду, если он не вернётся вовсе.

— Полагаю, у вас созрел какой-то план, сэр.

— Почему ты так решил?

Резкие черты лица Бэйли немного смягчились.

— Что ж, у меня за плечами десятки лет наблюдений. Старики замечают многое. Память накатывает волнами, и незначительные отрывки прошлого, словно призраки, мерещатся перед глазами. Когда колонии в Америке подняли восстание против английской короны, ваши отец и дед были против войны, но я запомнил у них тот же решительный взгляд, что вижу сейчас у вас.

Биф понимающе кивнул.

— Пришёл час выбрать путь, по которому мы пойдем в дальнейшем, и разрушить все сомнения, — он на мгновение задумался. — Команда поддержит сильного игрока, главное — прилагать усилия.

— О каком пути вы говорите, сэр?

— В мире разумного человека всегда правил закон, Бэйли. Но рано или поздно наступает час, когда нужно выбирать, что именно станет раствором для его стен — Религия или Порядок…

* * *

— Слушайте меня! Слушайте все! — вновь прокричал Биф на вечернем сборе.

Люди толпились, внимая словам губернатора. Происшествие, естественно, скрыть не удалось, но он и не пытался. Каждый в городе должен был знать причины появления новых законов и цену неизбежных последствий.

— Сегодня мы собрались у этой обители надежды, дабы отбросить прошлое и принять будущее! — голос Бифа гремел над площадью. — Каждый из вас на своей шкуре испытал жестокость нового мира. Каждый из вас стремился сюда, словно к райскому блаженству.

Биф старался поймать каждый взгляд, уловить каждую эмоцию на множестве лиц, взиравших на него.

— Надежды не оправдались, это так, — продолжал он. — Но вместе мы сумели достичь невозможного! Мы выжили там, где выжить было нельзя! И сейчас, перед лицом надвигающейся бури, кто-то поддался страху. Кто-то наплевал на всё, чего мы добились, и готов бежать туда, где воцарилась смерть!

Биф обернулся и взглянул на двоих рабочих, поднявшихся на середину пыхтящего Генератора. Отсюда было сложно разглядеть, что именно они там крепят, но по их коротким кивкам стало ясно: они ждут лишь сигнала.

Несколько человек из толпы вышли вперёд.

— Это не страх, а реальность, губернатор! — выкрикнул один из них. — Все мы знаем, что ждёт нас впереди. Быть может, в Лондоне жизнь постепенно налаживается, в то время как мы здесь просто ждем встречи со смертью!

Биф холодно посмотрел на говорившего, а затем вновь обвёл взглядом зашумевшую толпу.

— Когда-то вы избрали меня. Вы доверили мне свои жизни, и вместе мы добились многого. И теперь я, как ваш губернатор, не имею права позволить страху превратить наши достижения в ничто! С сегодняшнего дня в Нью-Бэлфасте всё будет иначе. Отныне все мы подчинены одному неизменному закону. Одному Порядку!

Губернатор махнул рукой. За его спиной с тяжелым шумом развернулось полотнище Единого рабочего общества. Сочетание черного и красного с жестким контуром шестерни в центре притягивало взгляд, восхищало и одновременно пугало.

— Больше нет различий! Больше не будет страха! Лишь один народ и один порядок!

Кто-то радостно закричал, другие взирали на развевающийся флаг в тяжелом молчании, третьи развернулись и ушли — Биф запомнил их лица.

Развернувшись на пятках, губернатор задержался лишь возле здоровяка Бора, который привычно скрестил руки на груди.

— Организуйте ночные патрули, мистер Бор. Город должны охранять люди, преданные нашему делу…

Биф знал: теперь он обязан быть твердым и решительным. Если он хочет победить холод, в его сердце больше нет места для сомнений. Нет места для тепла.

Глава 6. Человечность

21 июня 1886 года

Лондон

Город погибал.

Узкие улочки, ведущие к реке, были забиты телами. Ледяные глыбы с грохотом проминали оцинкованные крыши домов, калеча и убивая без разбора. С запада, со стороны причалов, доносились крики отчаяния и мольбы, но они быстро стихали в морозном мареве.

Биф почувствовал, как Олбрайт, несший его на руках, осторожно опустил его на какую-ю кровать. Сквозь пелену он услышал голос друга:

— Держись! Слышишь? Только держись!

Все произошло так быстро и беспощадно, что эхо ужаса не утихало еще несколько дней. Но это было лишь начало…

Почти неделю я не мог прийти в себя. Чудом уцелев, я отделался сотрясением мозга. Пожалуй, судьба проявила милосердие, сохранив мой разум от того, что довелось увидеть остальным в первые дни катастрофы.

Биф окончательно очнулся в своем доме, лежа в теплой одежде на постели. Первое, что он увидел, был портрет сэра Моргана Додсона, сурово глядевший на него со стены.

— Как ты? — раздался голос рядом.

Вместо ответа Биф резко сел, ойкнул от боли и прижал руку ко лбу, осторожно ощупывая перебинтованную голову. На нем было тяжелое пальто, когда-то выменянное у купца в России — надежная вещь, под стать канадским штанам и норвежским сапогам. Однако даже здесь, у камина, было чертовски холодно.

— Как ты? — повторил Джон, подкинув ещё одну чурку в огонь.

— Словно ледяной глыбой ударили по башке, — буркнул Биф.

— Я услышал, как ты упал. Не хотелось бы видеть тебя таким ещё неделю.

Биф позволил себе слабую улыбку.

— Пожалуй, ты дважды спас мне жизнь.

— О, не благодари! — Джон взял стоящую на каминной полке бутылку и плеснул в стакан. — Я уже отблагодарил себя сам твоим отборным виски.

Биф подошёл к огню, растирая озябшие руки.

— Где остальные?

— Вчера, когда ты наконец пришел в себя, Бэйли был вне себя от счастья. Нет, нет! Этот старик напрочь не умеет улыбаться, ты был прав. Сейчас они с Альфредом на кухне, стряпают какое-то шотландское блюдо.

— Джон, насчёт Элизабет, я…

— Не нужно, — Олбрайт глубоко вздохнул, обрывая его на полуслове.

Он вздрогнул и отошёл к огромным окнам, открывающим вид на центральную улицу. Из туч, собиравшихся в небе всё утро, вновь повалил снег. Пушистые хлопья лениво кружились в воздухе и тихо падали вниз, укрывая землю мягкой белой пеленой. Плохо дело: казалось, зима и не думает заканчиваться.

— Элизабет была… она могла бы стать моей женой. К счастью, я не успел к ней так сильно привязаться. Твоё здоровье!

Олбрайт пожал плечами и сделал ещё глоток. Биф, который хорошо его знал, сразу сменил тему, не пытаясь спорить.

— Так значит, теперь хлестать виски — это твоя привилегия?

Джон посерьёзнел.

— Прежде чем решишься выглянуть на улицу, советую и тебе принять пару-тройку стаканов.

Биф опустил взгляд и поморщился, вновь ощупывая всё ещё болевшую голову.

— Я понимаю. Но именно поэтому считаю, что лучше увидеть «это» на трезвую голову…

Олбрайт безучастно откупорил ещё одну бутылку. А тем временем ветер снаружи взвыл, вспылил снежные наносы, укрывавшие тела, зашумел в обмороженных кустах роз и высоких кронах. Серое, хмурое небо обильно посыпало снегом тихую улицу, скрывая всё и вся белым саваном. Биф поднял воротник и поплотнее запахнул плащ.

Подгоняемый страхом, он осторожно переступил через несколько тел и вошёл под своды разрушенной арки. Сапоги, ступая по насту, будили призрачное эхо, которое тут же заглушал ветер. Биф дрожал — не от холода, а от ужаса.

Снег валил всё сильней и сильней. Началась настоящая вьюга, такая, что в трёх футах ничего невозможно было разглядеть. На главной улице Лондона правила смерть. Она вихрем плясала над десятками замёрзших тел.

Мы верили, что рано или поздно всё это закончится.

Холод сплотил нас, сделал равными перед своим могуществом. Многие нашли кров под крышей моего дома, но шли дни, недели, месяцы, а становилось только хуже. Вслед за градом пришли снег и мороз, а за ними неотвратимо следовали болезни и зверский голод.

— Вон тот, в шляпе, — указал Олбрайт, слегка отодвинув занавеску.

Биф сощурился, пытаясь рассмотреть лица троих незнакомцев, шнырявших напротив дома.

— Думаешь, они что-то задумали?

— Надеюсь, ты не станешь утверждать, будто они решили перекинуться в карты? — Олбрайт с великим трудом сохранял спокойствие. — Сукины дети будут всегда. И мы убьём их, если они посмеют сунуться сюда.

Слова Джона прозвучали резко, грубо и равнодушно. От изумления Биф вскинул брови. Профиль Олбрайта был озарён мертвенным светом зимнего дня. Лицо товарища казалось неестественно хладнокровным, и только кривая ухмылка выдавала скрытую тревогу.

Биф прекрасно знал, в чем дело. Он лишь надеялся, что потеря любимого человека не пробудит в добродушном друге ненависть и жестокость ко всему окружающему. Не в силах смотреть на столь неприкрытую боль, но и не зная, чем помочь, он отвернулся к окну.

За стеклом всё так же бесконечно шел снег.

Никто не знал, жива ли Элизабет. Русый цветок славянского племени, зеленоглазое чудо, однажды явившееся Олбрайту на берегах Юкона вместе с русской экспедицией, — она бесследно исчезла в водах Ла-Манша. За день до катастрофы девушка взошла на борт парохода «Сант-Мари», следовавшего в Амстердам. Даже при самых благоприятных расчетах её шансы на спасение были ничтожны. Отчаяние заставляло Джона верить, что её больше нет в живых, но он знал — все знали — Елизавета Багрова не сдалась бы без боя.

Биф достал из кармана старый ключ и задумчиво повертел его в пальцах.

— У меня в подвале есть оружие.

Казалось, лицо Джона немного смягчилось.

— Проверим, — он коротко щелкнул кинжалом. — Скоро оно нам пригодится.

Иногда становилось легче. Ветер затихал, и одинокие снежинки плавно опускались на землю, чтобы отдохнуть после долгих, утомительных вихрей.

О связи с внешним миром не могло быть и речи. Те немногие, кто сумел выжить, постепенно сбивались в банды и общины, а такие, как мы, денно и нощно держали оборону. Так продолжалось, пока безумие наконец не достигло своего пика…

Олбрайт был прав. Однако даже он не знал, с чем нам предстоит столкнуться на самом деле.

Когда Джон поведал Бифу свой сомнительный план, Додсон не отмахнулся, но и не спешил с решением. Да, он знал, что некоторые августейшие особы покинули столицу на дредноутах. Нашлись и те, кто якобы точно знал о существовании тепловых генераторов в Арктике. Но затея казалась не менее безумной, чем хаос, творящийся за окном.

Всё вокруг было мертво. Исчезли птицы и звери — ни куропаток, ни белок, ни зайцев. Темза безмолвствовала под белым панцирем льда. Даже сок застыл в стволах деревьев.

— Плохи дела, что и говорить… — проворчал Олбрайт. — Но я уверен: это наша единственная возможность. Мы узнали о нем совсем недавно, но успели многое разведать. Долго и нудно искали, это да. Ублюдки умудрились спрятать его в огромном ангаре на окраине города.

Бифа съедало любопытство, но он не хотел рисковать жизнями людей ради сомнительной авантюры. Джон вновь пристально взглянул на друга.

— Теперь мы точно знаем: дредноут существует.

О том, чтобы добраться до Арктики пешком, нечего было и думать. Но огромный дредноут на паровом ходу менял всё.

Биф вдруг понял, что ему нужно делать, будто сама судьба шепнула решение на ухо. Арктика была бескрайней землей, а Олбрайт как никто другой знал ледяную пустошь. Их встреча не могла быть случайным совпадением. Если бы у него был дредноут… Да, с ним они смогли бы пробиться к Генератору. Покончить с холодом. Спасти людей. Это была судьба.

— Я всё просчитал, — сказал Джон, склонившись над потрепанной записной книжкой. — Если всё обстоит так, как я думаю, — хотя бы на самую малость, — то это того стоит. Люди пойдут за тобой, Биф. Я в этом уверен.

Биф отвернулся, до боли сжав зубы.

— Возможно. А возможно, всё это — чистое безумие. Или твой учёный просто сумасшедший, — проговорил он неуверенно, барабаня пальцами по столу. — Тот дредноут… ты уверен, что мы сможем его запустить?

— Возможно, придётся попотеть, — ответил Джон. — К счастью, не все ублюдки из верхней палаты поверили в наступление Ледникового периода. Машина с самого рождения стоит без дела.

Джон схватил друга за плечо и заглянул ему прямо в глаза.

— Пойми же, чёрт возьми! Люди измотаны и очень голодны. Запасы в твоём дворце давно исчерпаны, а вскоре мы лишимся и последнего угля. Это место изжило себя. Лондон изжил себя, Додсон! Сколько здесь людей? Две сотни? Представь, что начнётся, когда вся их человечность сменится звериным голодом?

В дверь постучали.

— Войдите… Альфред? В чём дело?

Парень попытался поклониться, но сделать это в полной мере ему помешал толстый бушлат, удачно найденный в чулане огромного дома. В его глазах появилась мрачность, которой Биф никогда не видел раньше.

— Там человек из города, сэр. Кажется, он ранен…

В большой гостиной прямо на столе лежал мужчина. Вокруг него толпились люди, пока Бэйли и несколько человек, сведущих в медицине, оказывали пострадавшему помощь.

Спустившись по винтовой лестнице и подойдя ближе, Биф и Олбрайт ужаснулись. У незнакомца отсутствовала половина левой руки. Он стонал и, кажется, бредил:

— Мистер… мистер Олбрайт! Я рад, что успел добраться до вас…

— Прошу вас, помолчите! Вам нужны силы! — сокрушался Бэйли, пытаясь остановить кровь.

— Нет! Нет… Я знаю, мне конец… Я потерял слишком много крови…

— Мистер Газлоу? — удивленно произнёс Олбрайт и склонился над раненым.

Биф перевел взгляд на друга.

— Ты знаешь его?

Джон, взволнованно кивнув, ответил:

— Да. По моей просьбе он присматривал за другими общинами в городе. — Он снова обратился к Газлоу: — Кто сделал это с вами?

— О, мистер Олбрайт… на севере Родчестеры сошли с ума… Сперва они устроили погромы и убили тех, у кого всё ещё оставалась еда… А после… после они напали на поместье Честерфри. У несчастных не было припасов, и эти ублюдки… они съели всю семью.

Биф Додсон замер, не шелохнувшись, будто ученик на уроке Закона Божьего.

— Съели? Боже правый, ты уверен в этом?

— Пусть черти меня заберут, если лгу, мистер Додсон! — Газлоу посмотрел на Бифа мутнеющим взглядом. — Они говорили о вашем «дворце», сэр. Я чудом унёс ноги… — Раненый закашлялся и вздрогнул. — О Господи! Кажется… кажется, я больше не чувствую холода. Я рад… рад наконец-то покинуть этот треклятый ад…

Газлоу замолк. Глаза его закрылись, тело стало безвольным.

Джон поднял взгляд на друга.

— Сукины дети будут всегда, ведь так, Биф?

Додсон кивнул — медленно и рассеянно. На его губах застыло горькое неодобрение, в глазах стояло несчастье, но всё тело было напряжено и собрано.

Олбрайт предложил правильный путь. Глупо было надеяться переждать этот холод под крышей дома, который вот-вот станет мишенью для людоедов. Побег — это единственная надежда выстоять против неминуемой смерти.

— Так в чем же заключается вторая половина твоего плана?.. — глухо спросил Биф.

Глава 7. Дредноут

Лишь к вечеру второго дня удача решила вознаградить разведчиков за упорство. Солнце быстро катилось по тусклому небу, опускаясь за горизонт, и Олбрайт с отчаянием думал о втором безрадостном ночлеге после бесплодных поисков. И вдруг он увидел под ногами следы. Свежие.

Цель была уже близко!

Оба устали и выбились из сил. Ни человеческого голоса вокруг, ни струйки дыма в небе; они шли сгорбившись, низко опустив головы и не поднимая глаз. Но, увидев следы, разведчики ускорились, давя меховыми сапогами скрипучий снег, и по жилам заструилось новое тепло.

Они поднялись на склон и увидели, наконец, ледник посреди долины, а в нем — дредноут, намертво застывший в ледяных оковах. С первого взгляда было ясно, что когда-то этот исполин был величественной машиной. Олбрайт ожидал увидеть любое убежище каннибалов, но только не судно фантастических размеров с хорошо протоптанной тропой, ведущей к огромной пробоине от взрыва.

Хэнс предположил, что именно на этом корабле прибыли жители Нью-Бостона. Такую мощь и роскошь могли себе позволить лишь богатейшие державы, а Америка, обладавшая ресурсами молодого государства, вполне была способна позаботиться о своих гражданах. Что стало причиной аварии, Олбрайт не знал, да и знать не хотел. Он лишь отчетливо понимал, что случилось с поселенцами позже…

Пленники наверняка были там, в глубинах стального монстра, в руках у самых отвратительных существ, каких только можно себе представить.

Разведчики шли вперед, дрожа от холода в глубоком снегу, и оружие в их руках с каждым шагом становилось всё тяжелее.

Но не отступили.

Наконец достигли зияющей дыры. Всюду царил странный запах, а стоило разведчикам войти внутрь корабля как он усилился. Джон не то что не мог узнать его, но даже не мог определить, на что он похож. Он был удушливым и резким, и весьма неприятным, несмотря на то, что ему доводилось проводить долгое время в городе переполненном мертвецами.

Место куда они попали, некогда являлось машинным отделением, в котором находился главный механизм, а также обслуживающие их вспомогательные механизмы: моторы вентиляции, бойлерные системы, котлы и постоянные угольные бункеры. Теперь все было настолько повреждено взрывом и почернело от гари, что разведчики удивились — как вообще удалось уберечь остальные части корабля и немалое количество народа на борту?

«Ирония судьбы» — подумал Джон. — «Спастись после взрыва здесь и погибнуть от взрыва Генератора»…

Олбрайт не желал составить компанию погибшим американцам. Едва ли нелюди расслабились и потеряли бдительность. Возможно, они всегда начеку и перед лицом очевидной угрозы тут же схватятся за оружие.

Через почерневшую от гари шлюзовую дверь разведчики покинули машинное отделение и попали в длинный узкий рукав, ведущий куда-то вглубь отсека.

Уже оказались у почерневшей от гари шлюзовой двери, уже оказались в холодном серо-зелёном коридоре. Тут приходилось смотреть, чтоб не зацепиться за расползшиеся, ветвящиеся, поврежденные кабеля и трубы, и они замедлили шаг. В глубине корабля царил сумрак, такой спокойный, пугающий.

Тишина внутри дредноута была ненастоящей. Стоило разведчикам замереть, как они услышали, как огромный стальной корпус стонет под тяжестью льда — металл сжимался от холода, издавая звуки, похожие на далекие выстрелы или приглушенные вскрики.

Хэнс, шедший вторым, коснулся плеча Олбрайта и указал фонарем на стену. В неверном свете луча они увидели небрежные мазки чего-то темного на серо-зеленой краске. Это были не следы копоти. Следы пальцев, длинные полосы, оставленные кем-то, кто отчаянно пытался удержаться, пока его тащили по коридору.

— Джон… — одними губами прошептал Хэнс, и его голос дрогнул. — Этот запах… я понял. Это запах старой крови и гнилого мяса. Они не просто живут здесь. Они устроили здесь бойню.

Олбрайт лишь крепче сжал рукоять револьвера. Его взгляд был прикован к повороту коридора, откуда потянуло слабым, едва заметным теплом. Это тепло казалось здесь чужеродным, почти кощунственным.

— Приготовься, — едва слышно выдохнул Джон, снимая кольт с предохранителя. — Похоже, мы приближаемся к их обеденному залу.

В таких местах обычно обитают жирные заразные крысы. Олбрайт видел полчища этих существ в портовых доках и грязных трущобах больших городов. Но услышать знакомый противный писк в глубине промерзшего дредноута было не менее удивительно, чем найти здесь выживших.

— Они жили тут всё это время, — тихо проворчал Хэнс.

— О ком ты? — спросил Джон, провожая взглядом уродливого грызуна, проскочившего у самого ботинка.

— О крысах. Не передохли же они от холода.

— Ты хочешь сказать…

— Именно. Думаю, их завезли сюда еще с первыми грузами, как незваных пассажиров. Но как они умудрились выжить здесь столько времени?

— Наверняка сказать нельзя, но… чем они питались, мы теперь знаем, — мрачно отозвался Джон.

Хэнс вопросительно взглянул на него:

— Они ведь больше не люди, Джон? Те, кто там, впереди?

— Это печальное зрелище, — кивнул Олбрайт, огибая свисающую с потолка паровую трубу. — Хотя, признаться, дикари в тропиках порой казались мне куда более жуткими созданиями.

Хэнс ухмыльнулся, пытаясь разрядить обстановку:

— Вспомнил те «веселые каникулы» на Соломоновых островах?

— Доводилось бывать на Самоа, — ответил Джон. — Капитан Лестерн как раз набирал там рекрутов для плантаций и любезно согласился подкинуть меня до Штатов. Чёрт бы его подрал…

— И как, туземцы приняли вас с распростертыми объятиями?

— Ещё бы! С этими ребятами никогда нельзя знать наверняка, что у них на уме, — проворчал Олбрайт. — Оказалось, они давно нападали на торговые яхты. Подплывали на мирных пирогах, а на дне прятали «снайдеровские» ружья.

— Даже боюсь представить, сколько белых бедолаг они успели пустить на жаркое до твоего прибытия. Здорово же тебе тогда досталось.

— Ладно, — твердо заявил Джон, проверяя револьвер. — Я буду по-настоящему счастлив, только когда мы уберемся из этого склепа.

— Тут я с тобой спорить не стану, — шепнул Хэнс, прислушиваясь к звукам впереди.

Далее разведчики продвигались бесшумно, опасаясь обнаружить себя раньше времени. Достигнув конца коридора, они замерли у приоткрытого шлюза и заглянули внутрь.

Зрелище, представшее их глазам, казалось вырванным из худших кошмаров и безжалостно перенесенным в явь.

В центре огромного зала, некогда служившего жилым отсеком для сотен поселенцев, теперь возвышалась самодельная железная печь. Она чудовищно чадила, покрыв потолок пластами жирной копоти. Подле неё возились заросшие, покрытые грязью люди. Один из них швырнул в топку лопату угля и со скрежетом захлопнул чугунную дверцу.

Олбрайт почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод.

Чуть в стороне, в неверном свете пламени, тощий мужчина небрежно орудовал длинным ножом. Разведчики всмотрелись в темноту и содрогнулись от отвращения. Каннибал деловито разделывал тело подростка: перерезав сухожилия, он с натугой и жуткой, бессмысленной улыбкой отделил руку от туловища. Рядом на полу лежали ещё двое. Один не шевелился, второй — всё еще живой — слабо извивался и дергался в быстро расплывающейся луже тёмной крови.

В стороне, у привинченной к полу стальной опоры, были прикованы другие пленники. Они сидели на ледяном настиле, с замиранием сердца наблюдая за тошнотворной сценой. Трое каннибалов мерзко подшучивали над ними, время от времени пиная несчастных тяжелыми сапогами. Никто не сопротивлялся. Страх, словно холодная липкая грязь, облепил их лица, сковал движения и заткнул глотки.

Невозможно было поверить, что эти существа когда-то звались людьми; сейчас в них было больше от демонов, чем от добропорядочных граждан.

— Бабу не троньте, — бросил рябой, не отрываясь от разделки тела.

Голос его звучал вяло, без тени эмоций. Он говорил совершенно равнодушно, но здоровяк, только что пнувший одного из пленных, послушно отступил от девушки.

— Верно, — осклабился он. — Одна она у нас, киса, осталась. Молоденькая… рыженькая… Ну что, стерва, сдюжишь нас всех? Не хнычь, паскуда! Будешь жить долго и горячо, я тебе обещаю!

— У нас нет ни малейшего шанса, Джон, — прошептал Хэнс, когда человек, извивавшийся в луже крови, наконец затих. — Их слишком много. Начнется перестрелка — и нам конец.

Каждый из извергов был вооружен старым револьвером, а рябой держал при себе новенький винчестер. Вокруг раскинулось открытое пространство палубы — на случай боя здесь даже негде было укрыться.

— Это точно, — едва слышно поддакнул Олбрайт.

Джон смотрел на происходящее, гадая, правильное ли решение он принял. Как поступил бы Биф? Вернулся бы в город за подкреплением или сразу ринулся в бой? Потеряет ли он драгоценное время или совершит безрассудство?

Олбрайт тряхнул головой, отгоняя эти мысли. Сейчас он не мог позволить себе сомневаться. Он обязан завладеть ядрами…

— …чего бы это ни стоило, — прошептал он.

— Чего бы это ни стоило, — эхом отозвался Хэнс, словно читая мысли друга.

И прежде чем Джон успел что-то добавить, Хэнс со скрипом распахнул шлюз, открыто выходя под свет чадящей печи и привлекая к себе внимание каннибалов.

Интерлюдия

Пять лет назад

Где-то на Аляске

В тот день Олбрайт проснулся с ясным сознанием и твердой решимостью довести задуманное до конца.

Дрова давно истлели, еда и вода закончились. Эта охотничья хижина, затерянная в глухом лесу, служила ему убежищем несколько дней, а теперь грозила стать последним пристанищем.

Джон прогнал страх, сунул блокнот в заплечный мешок к вещам, отобранным у мертвеца, и распахнул дверь. Сжав в руке револьвер, он шагнул в морозный воздух — угрюмый и решительный.

Стая немедленно поднялась с насиженных мест. Волки начали медленно обходить дом, разделяясь нагруппы и не сводя глаз с человека, который заставил их так долго ждать. Голодные звери предкушали момент, когда смогут вцепиться клыками в теплую плоть, рвать её когтями и терзать, принося мучительную боль.

На лице Олбрайта появилась яростная ухмылка — он словно посылал зверям безмолвное проклятие. Он едва успел развернуться, когда на него кинулась ревущая, зубастая пасть.

Волк вцепился в рукав с такой силой, что рука мгновенно занемела от удара. Если бы не толстая куртка, хищник прокусил бы предплечье насквозь. От резкой боли и рывка револьвер выскользнул из пальцев. Взревев, Джон выхватил нож из-за голенища сапога и ударил что есть мочи, всадив острие глубоко в бок, под самую грудь зверя.

Он выдернул нож и ударил еще раз, добивая — быстро и милосердно. Волк обмяк, тут же выпустив его руку. Первый из стаи был повержен.

Джон подхватил револьвер и снова направил его на волков — те подбирались всё ближе.

— Ну, давайте! — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Хищники замерли, словно понимая, на что способна эта блестящая стальная штука. Кипевшая внутри ярость обострила чувства: Джон двигался почти инстинктивно. Когда еще один зверь зашел слева и припал к земле для броска, револьвер с грохотом выплюнул пламя. Пуля влетела волку в голову, раздробив череп.

— Старик Майкрофт оставил последнюю пулю себе! — заорал Олбрайт, не помня себя от адреналина. — Но на вас я их не пожалею! Пошли вон! — Он яростно топнул ногой. — Прочь!

Зря.

Внезапно стая завыла так, что сердце ушло в пятки. Половина волков разом рванула в атаку, яростно брызгая слюной и оглашая лес хриплым рыком.

Олбрайт выстрелил снова. Еще одно попадание, но это не помогло — звериный натиск было уже не остановить.

Один волк вцепился в руку, другой — в ногу, а вожак и вовсе норовил схватить за лицо. Оскаленные пасти брызгали пеной. Последний из убитых им врагов получил удар ножом прямо в глотку.

Барахтаясь в снегу, звери рвали его одежду: кусали, терзали, стремясь добраться до живой плоти. Джон вновь чудом отбил выпад, нацеленный в горло, и почувствовал, как лезвие входит между исхудавших волчьих рёбер.

Но силы стремительно покидали его. Джон понимал, что над ним нависла злая, жаждущая крови, жестокая смерть. Он наносил удары уже бессильно, а его глаза обезумели от боли и ярости.

Он больше не понимал, что происходит, и перестал цепляться за жизнь. Знал лишь одно: он не сдался. Он боролся до самого конца.

«Какого хрена я вновь отправился на север?» — была его последняя ясная мысль перед тем, как тьма окончательно сомкнулась над ним.

* * *

Тьма плавно расступилась, бережно расстелив перед ним серое пространство. Умирающие снежинки тихо падали вниз, ложились на обледеневшую землю, чтобы обрести покой. Они осыпали лицо Олбрайта мимолетной, приятной прохладой.

Справа тянуло теплом.

Повернув голову, Джон вздрогнул. Рядом сидел мужчина, облаченный в привычную для северян потертую куртку. Длинные волосы были перехвачены на лбу повязкой. Хмурое светлое лицо бороздили глубокие морщины, а широкий подбородок скрывала густая борода с проседью.

Мужчина неспешно подбрасывал трут, подкармливая прожорливые языки пламени искрящегося костра.

«Не думал, что на том свете всё продолжает так болеть», — была первая мысль Джона.

Он попытался приподняться, но незнакомец тут же его остановил.

— Даже не думай, — сказал он суровым и властным голосом, в котором, впрочем, не чувствовалось враждебности. Всецело увлечённый своим делом, он всё же как-то понял, что Джон пришел в себя. — Твоим рукам нужен покой.

Олбрайт взглянул на свои ладони. Сквозь повязки из рваной ткани немилосердно жгли раны от укусов. Старик не лгал. Джон чувствовал себя просто ужасно.

— Кто ты? — прохрипел Джон, всё еще не веря в реальность происходящего.

— Никто. Можешь звать меня Хэнсом, — отозвался незнакомец. — Я здесь, чтобы засвидетельствовать уход эпохи.

— Что… что ты имеешь в виду?

Мужчина лишь пожал плечами:

— Разве ты не видишь знаков?

Олбрайт всё больше сомневался, что это не сон или бред. Может, он всё еще лежит где-то в снегу и умирает от холода, а всё вокруг — лишь агония разума? Всё казалось туманным. И этот странный человек…

— Разве ты здесь не для того, чтобы засвидетельствовать апокалипсис апокалипсиса? — продолжал Хэнс.

— Я… я не понимаю…

— У меня душа за тебя болит, чужак. Неужели ты так слеп? Когда еще в июле на юге Аляски было так холодно?

Хэнс поставил рядом с огнём консервную банку, набитую снегом. Он принялся толочь разнообразные корешки и травы самодельной ступкой; из всех ингредиентов Джон узнал лишь плоды шиповника.

Ужасно хотелось встать, но Олбрайт не решался перечить человеку, который отнёсся к нему с таким доброжелательством. Он вообще не хотел проявлять враждебность к первому встречному за две недели долгого и одинокого пути. Даже если этот встречный казался порождением горячечного сна.

— Я умер?..

Хэнс внезапно расхохотался. Джон удивленно посмотрел на него: секунду назад старик казался невозмутимым, словно гора. Отсмеявшись, Хэнс добродушно взглянул на раненого:

— Такие, как ты, так просто не умирают. У Белого Безмолвия, знаешь ли, весьма скверное чувство юмора…

Глава 8. Последствия

«Понятно, часть из нас погибла по дороге, другая была затерта льдами, тысячи изможденных, потерявших веру в свои силы вернулись с перевалов назад, но наша группа оказалась в числе тех, кому повезло. Мы знали, на что идем, и в нас была крепка решимость, начав путь, пройти его до конца.» — Джек Лондон

Как и ожидалось, на следующий день температура в городе резко упала, и проявились первые серьезные проблемы.

Дюжину рабочих уже отправили в лазарет с простудой и обморожениями. Еды всё так же катастрофически не хватало. Никто не мог точно предсказать, сколько потребуется угля, чтобы пережить бурю, и… возможно ли её пережить вообще? Биф старался даже не думать об этом.

Сегодня он трудился вместе с рабочими в Восточной шахте. После ночного снегопада тропа осталась неутоптанной, и люди, ослабевшие от недоедания, с трудом пробирались по рыхлому снегу. К текущей температуре город был худо-бедно готов. Но что будет дальше? Генератор, тепловые башни, теплоизоляция и обогреватели — даже Франц не мог модернизировать всё это в такие сжатые сроки, не имея в распоряжении Паровых ядер.

Слухи и сплетни постепенно наполняли «копилку знаний» своими медяками. Каждый третий или четвертый шепоток касался «лондонцев»: говорили, что они довольно успешно убеждают остальных покинуть город. Биф ждал, призывая себя к терпению. Ежедневно он выслушивал всплывающие на поверхность истории об иссушающей болезни, терзавшей горожан, и о трагических случайностях, подстерегавших каждого, кто решался сопротивляться власти зимы.

Биф даже сейчас слышал, как некоторые рабочие тихо перешёптываются. Возможно, они осуждали его последние решения, а быть может, уже подбивали друг друга на бунт…

«Но ведь я не диктатор, народ сам выбрал меня, — рассуждал он. — Мой долг — оправдать их надежды, даже если спасение требует суровых мер».

Старина Бор присмотрит за порядком. А пока зачинщики гниют в тюрьме, у губернатора будет время продумать следующие шаги.

К Бифу, тяжело пробираясь по снегу, поспешил бригадир участка. Мужчина был явно чем-то встревожен.

— Губернатор, сэр! Там, у конвейера…

— В чем дело? — отозвался Биф, вытирая пот со лба и почесывая замерзший нос.

— Там Лесли, сэр…

Биф бросил мешок с углём и поспешил за бригадиром.

Лесли лежал на снегу. Другие рабочие плотным кольцом обступили его, их лица в свете фонарей казались серыми масками.

— Разойдитесь, черт бы вас побрал! Дайте пройти! Что с ним?

— Он… Он мёртв, сэр, — произнес один из рабочих скорбным тоном, безуспешно ища пульс на холодном запястье. — Сердце не выдержало.

Биф знал в лицо каждого, кто проделал с ним исполинский путь от самого Лондона. Лесли был из тех стариков, что подстегивали молодых сражаться, несмотря на все ужасы нового ледникового периода. Он был из тех, кто пережил ирландское восстание, подавленное английскими войсками. Всю свою жизнь он сражался…

«И сегодня, после стольких битв, ты умер просто потому, что сердце не выдержало?»

— Отнесите тело на кладбище, — холодно произнес Биф. — Мы найдем время, чтобы попрощаться с ним. Но сейчас все должны вернуться к работе.

Когда Лесли погрузили на носилки и понесли прочь, Биф увидел на лицах шахтеров всю палитру тревоги и ужаса. Он уже собирался снова взяться за мешок, как кто-то резко схватил его за руку.

— Это только начало!

Бик Суотсон стоял перед ним — страшный, худой как скелет, возвышающийся над толпой, словно мертвое безлистное дерево. От него разило застарелым потом и животным страхом.

— Чарли был прав! Вместо того чтобы спасаться на юге, мы остались в этом морозном аду. Он ведь прав, так? Мы все умрем здесь!

Биф резким движением освободил руку.

— Возвращайся к работе, — процедил он сквозь зубы. — У нас нет времени на обсуждение бесполезных вещей.

— И что ты сделаешь, а? Что ты мне сделаешь, Биф? Посадишь в клетку рядом с Чарли? Люди выдохлись! А ты всё позволяешь лишним ртам…

Молниеносный хук слева заставил Бика заткнуться на полуслове. Вскинув руки, он рухнул на снег. Биф тут же навис над ним и придавил грудь работяги тяжелым сапогом. Никто из шахтеров не решился вмешаться.

— Послушай меня! Послушай меня внимательно, кусок дерьма! — прорычал Биф. — За моей спиной сотни людей! Сотни! Каждый из них трудится не покладая рук, и ты будешь пахать вместе с нами столько, сколько я скажу!

Биф убрал ногу с груди ошеломленного Бика и обратился к застывшей толпе:

— У нас нет времени на страх и отчаяние! Каждая впустую потраченная минута — это чья-то смерть. Каждый потерянный день — это гибель всего города! Подбивая друг друга на бунт, вы сами лишаете себя будущего. Ты лишаешь жизни других, Бик. И если потребуется, я не просто закрою тебя в клетке, я пристрелю тебя на месте. Ты меня понял? Вот и отлично.

Возвращаясь к брошенному мешку с углем, Биф понимал: это только начало. Он чувствовал, как бремя власти превращает его в одинокого и жестокого человека. Постепенно он научился видеть в лицах людей не просто черты, а скрытое мужество или гнилой страх. И как бы ему ни была противна эта мысль, смерть Лесли помогла ему осознать истину яснее, чем любые подозрения и долгие допросы. Теперь они подчинятся.

«В Пустоши нет спасения! Нет его и в Лондоне!»

— Губернатор!

Биф давно начал относиться к Альфреду как к сыну, и этот голос заставил его мгновенно забыть о шахтерах.

— Что случилось, Альфред? Почему ты не в приюте?

— У парового лифта люди, сэр! — задыхаясь, выкрикнул парень. — Там братья Стьюи! Они принесли раненую девочку!

* * *

— Так-так… И что тут у нас? — негромко произнес Олбрайт, толкая шлюзовую дверь.

Каннибалы в испуге застыли, но, завидев всего двоих англичан, тут же схватились за оружие.

— Саксы? — удивился рябой всё так же вяло и равнодушно. Он бросил разделочный нож на окровавленный стол и уставился на незваных гостей.

— Мы из города неподалёку, — ответил Олбрайт, стараясь скрыть глубокое отвращение. — Мы пришли за ядрами. Знаем, что они у вас.

— Оу… — протянул рябой. — Паровые ядра? Верно… Всё верно.

— Дредноут окружен, — подал голос Хэнс. — Лишняя кровь нам ни к чему, поэтому предлагаем договориться миром.

— Миром! — воскликнул рябой и демонстративно расстегнул кобуру на поясе. — Так, значит, в Англии теперь принято врываться в чужой дом и требовать что-либо с револьверами в руках? А я-то думал, это свойственно лишь нам — американцам! Не так ли, парни?

Банда захихикала, каннибалы повскакивали со своих мест. Ублюдки слишком быстро пришли в себя, и Олбрайт понял: их доводы про окружение не показались врагам убедительными.

Предводитель каннибалов ухмыльнулся и небрежно погрозил Олбрайту пальцем.

— Я знаю, что вы одни. Я знаю, что нас больше. Но ты храбрый малый, — Рябой вдруг призадумался. — Я отдам их тебе. Да! Но сперва мы заключим сделку, крутой парень.

— О чём ты?

— По всей видимости, Пустошь вновь накроет буря. Боюсь, в этот раз нам здесь не выжить… Поэтому вы отведете нас в ваш город.

Чушь! Олбрайт не рассмеялся лишь потому, что в глубине души разделял опасения Рябого, но озвучивать их не собирался.

— Нет! Неужели ты думаешь…

— Не стоит меня разочаровывать, парень! — прервал каннибал. Резким движением он выхватил револьвер и наставил его на прикованных пленников. — Тебе нужны ядра? Забирай! Но ведь ты не оставишь этих бедняг здесь на верную смерть?

Олбрайт старался сохранять невозмутимость, но ужас, застывший в глазах заложников, заставил его дрогнуть. Рябой это заметил. Он понял, что никакого окружения нет. Сукин сын!

Джон не отвёл взгляда от Рябого, но всё его нутро напряглось. В отдушинах под самым потолком вновь мелькнул незнакомый серый мех.

— Значит, ты хочешь в город? — медленно переспросил Олбрайт, делая едва заметный шаг в сторону, чтобы уйти с линии огня. — Хочешь греться у Генератора и жрать наших детей, когда закончатся эти?

— Я хочу жить, парень! — осклабился Рябой, и дуло его винчестера чуть качнулось. — А в остальном мы как-нибудь договоримся.

— Договоримся, — кивнул Джон. — Хэнс, падай!

В ту же секунду Олбрайт выстрелил не в Рябого, а в массивную паровую трубу, свисавшую прямо над печью. Сталь, изъеденная коррозией и напряжённая давлением остаточного пара, лопнула с оглушительным рёвом.

Зал мгновенно заполнило обжигающее белое облако. Каннибалы закричали, ослеплённые и ошпаренные. Сверху, из окон-отдушин, посыпались тяжелые куски льда и полыхнули вспышки выстрелов — неизвестный открыл огонь из винтовки, метко целясь по теням в густом тумане.

Джон сорвался с места, на ходу выхватывая кинжал. Блеф закончился. Началась бойня.

Выпуская пулю за пулей, Джон проделал огромную дыру в голове рябого. Еще несколько точных выстрелов из окон-отдушин довершили дело. Всё закончилось так же быстро, как и началось. Пар постепенно рассеивался, обнажая залитую кровью палубу, а позади Джона лежал единственный друг — он глухо стонал, прижимая руки к ране, и быстро истекал кровью…

* * *

— Всегда… слишком медленно… — горько уронил Хэнс.

Олбрайта трясло; адреналин улетучивался из крови.

Он зажимал кровоточащую рану руками, успокаивая самого себя и раз за разом повторяя, словно молитву:

— Всё будет хорошо… Всё будет хорошо, старина… Всё хорошо…

Однако оба понимали: это неправда.

Жизнь быстро покидала старика, буквально ускользая сквозь пальцы. В душе Джона что-то оборвалось. Он почувствовал, как какая-то часть его рассудка раскололась вдребезги, навсегда покинув его.

Образовавшуюся пустоту мгновенно наполнила ярость.

— Мы знали, на что пошли, Джон. Любой ценой.

— Но я не могу…

— Не отступать и не сдаваться, — шепнул Хэнс, сделав глубокий вдох. — Если у нас не получится… какое существование ты бы выбрал в следующей жизни?

— То же, что досталось мне в этой: счастливое существование безвестного исследователя, путешествующего по задворкам этого мира со своей… Я бы отдал всё, только чтобы вернуться в то время. Стать тем, кем я был, а не тем, кем стал.

Хэнс понимающе кивнул.

— Мне бы тоже хотелось вернуться, — признался он. — Хотя я бы, наверное, предпочёл на втором круге умереть где-нибудь в Техасе. Скверный… скверный юмор у Белого безмолвия, старина.

На этот раз кивнул Джон.

Позади него кто-то произнёс фразу, но он не разобрал слов. Двое других «союзников» в это время освобождали пленников. Светлокожие, с ярким румянцем на лицах… Однажды Джон уже встречался с русскими.

— Он сказал — пора уходить. Они… хотят отвести вас в свой город, Джон.

— Город? Нет! Скажи им, что я ухожу с паровыми ядрами в наш город. Они нужны нам, чтобы выжить!

— Тогда мы заберем людей, — произнёс стоящий позади на ломаном английском.

Олбрайт обернулся. Он подумал, что это злая шутка. Но русский со шрамом на губе лишь улыбнулся и отправился собирать оружие американцев. Джон очень сильно сомневался в том, что эти незнакомцы не понимают ценности паровых ядер. Они выглядели как учёные, но оказались чертовски меткими стрелками… По крайней мере, им важнее живые люди.

Прежде чем вновь посмотреть на Хэнса, Олбрайт уже знал: старик умер.

Грудная клетка больше не вздымалась. Джон убрал окровавленные руки от груди товарища и закрыл ему глаза.

По щекам текли слёзы. Олбрайт улыбался.

— Хватит слов, старина. Смерть не любит ждать.

Спустя несколько часов Джон оставил «Дредноут» позади. В его сумке, прижимаясь к спине тяжелым, почти сакральным грузом, лежали два паровых ядра. Эти люди — русские — оказались куда страннее, чем он мог вообразить. Они без лишних условий отдали ему сокровище, на которое в Нью-Белфасте молились бы как на икону. Весь путь они переговаривались, и в их голосах Джон слышал небывалое: они улыбались. Искренне, тепло, подбадривая испуганных пленников.

Они были другими. Живыми. Совсем как Элизабет.

Василий молча заставил Джона помочь с погребением. Олбрайт подчинился, двигаясь как во сне, словно его тело превратилось в неповоротливый механизм. Вместе они опустили Ганса в неглубокую, выгрызенную в мерзлоте яму, уложив его рядом с тем, что осталось от остальных. Джон забрал револьвер друга — сталь не должна ржаветь без дела, когда живым нечем защищаться. Туда же, в мешок, отправилось и сушёное мясо: в этой пустоши гордость не насытит желудок.

Они стояли у развороченного борта корабля, и человек со шрамом указал на горизонт. Там, застилая небо, росла чернильная стена — Великая Буря дышала им в спины.

— Ты уверен, Джон? — негромко спросил Василий.

— Уверен, — Олбрайт посмотрел туда, где за пеленой снега скрывался его город. — Меня ждут.

— Тогда спеши. Она уже здесь.

Джон протянул руку, и русский сжал её в крепком, почти братском рукопожатии.

— Ещё свидимся, Олбрайт.

Джон выдавил ответную улыбку, но внутри всё заледенело от внезапного предчувствия. Развернувшись, он шагнул в белую стену метели и почти мгновенно исчез из виду, оставив позади и призрачный корабль, и людей, которые ещё умели смеяться.

Глава 9: Три улицы

5 июля 1886 г.

"У Белого Безмолвия скверное чувство юмора"…

Олбрайт опустился в старое кожаное кресло. Мебель отозвалась сухим вздохом, выбросив в воздух облако пыли, копившейся здесь с его последнего визита. Джон устало положил фуражку на стол.

За окном имения Додсонов свирепствовала буря. Глядя на этот хаос, он понимал: надежды нет — Лондон обречен.

— На войне один знакомый как-то сказал мне: если ты научился отливать стоя, это еще не значит, что ты стал мужчиной, — глухо произнес он, обращаясь к присутствующим.

— А мой отец… — Хэнс обвел взглядом замерших в комнате людей, — …мой отец говаривал, что ты не мужчина, пока не взломал хотя бы один настоящий замок. Ведь так, будущие лондонцы?

По его сигналу они разделились. Группы быстро рассредоточились по трем главным артериям Вестминстера, ведущим к Трафальгарской площади: Стрэнду, Уайтхоллу и Мэллу. В каждой группе — тяжелая подвода, запряженная ломовыми лошадьми, и двое вооруженных мужчин.

Энергия юности наконец взяла верх над бесконечными тупиками и обманутыми надеждами. Сироты действовали слаженно: вскрывали замки, бесшумно ныряли в форточки и, словно дикие зверьки, переворачивали вверх дном каждую промерзшую комнату.

Апокалипсис обесценивал вещи так же стремительно, как война. Джон не раз видел, как замерзающие солдаты щепили антикварные столы и бросали в огонь изысканные наряды. Дрожащие руки смахивали с сервантов драгоценности ради пачки табака или корки черствого хлеба. Но к такой войне нельзя было подготовиться. Невозможно было привыкнуть к мысли, что последним шансом человечества на выживание станут эти дети.

— Ладно, давайте повторим еще раз, — Джон Олбрайт наконец отвернулся от окна. — Делимся на десять отрядов. Восемь уходят «обносить» Стрэнд и Мэлл, двое — на Уайтхолл. Туда отправлюсь я с Альфредом. Забираем всё, что поможет нам выжить в пути.

— Мы ведь тысячу раз это проговаривали, дружище, — успокаивающе отозвался Хэнс. — Дети уже запрягли лошадей. Они славные ребята, не подведут. Прогулка займет всего пару часов. Лучше думай о том, что нам предстоит сделать, когда мы оставим Лондон позади.

— И все-таки мне это не нравится, — заявил Биф. — Скверное предчувствие. Оно просто засело в мозгу и не желает убираться. Пока я буду возиться с этой чертовой машиной, ты отправишься с детьми грабить город! Это же…

— Это твой «старушечий» инстинкт, — отрезал Олбрайт, демонстративно подмигнув Бэйли. — Он у тебя развит сверх меры. Когда всё закончится, тебе всё-таки нужно будет выпить, дружище.

Уайтхолл встретил их давящей пустотой. Улица казалась бесконечной, вызывая приступ клаустрофобии: перекошенные дома сдавливали пространство, а их верхние этажи так сильно кренились друг к другу, что соседи из противоположных окон могли бы коснуться друг друга кончиками пальцев. Как и обещал Альфред, самый роскошный особняк стоял в самом конце, у границы района. Над ним возвышалась угрюмая четырехэтажная башня, а у подножия валялись камни, выпавшие из древней бутовой кладки.

Четверо мальчишек, ехавших верхом, прикрывали глаза руками, когда подвода ровнялась с очередным скоплением окоченевших тел.

Олбрайт достал револьвер.

Хэнс, шедший рядом, синхронно повторил его движение. Джон взглянул на друга и коротко кивнул.

Плечом к плечу, шаг за шагом они продвигались вперед. С тех пор как город распался на мелкие банды, опасность подстерегала за каждым углом, в каждом темном оконном проеме. Многие опустились так низко, что не брезговали плотью мертвецов. Жуткие болезни терзали последних выживших, и лишь лютый холод сдерживал полномасштабную эпидемию. Те же, кто сохранил рассудок, стали куда опаснее стай голодных волков, рыщущих по окраинам.

Когда группа остановилась у главных ворот, дети соскочили с лошадей и принялись помогать взрослым укрывать животных тяжелыми попонами. Если в этом новом мире и оставалась надежда на спасение, то без лошадей лондонцам было не обойтись. Сейчас даже сама возможность собрать припасы в дорогу зависела от этих выносливых созданий. Им тоже требовалась еда, но с каждым дюймом выпавшего снега добраться до промерзшей травы становилось всё труднее.

Внезапно где-то вдалеке, приглушенный воем метели, раздался звон бьющегося стекла. Наверняка группа О’Доннела уже принялась за работу.

Хэнс отошел чуть в сторону от лошадей и достал из глубокого кармана сигнальную ракетницу. Сухой хлопок — и в небо взмыл сияющий шар. Застыв в зените, он смутно напоминал давно позабытое солнце, окрашивая ледяную пыль в тревожный свет. Спустя мгновение еще две зеленые ракеты вспороли мглу с разных сторон, подтверждая: остальные на позициях.

* * *

Если бы отец Бифа узнал, что его сын — консерватор до мозга костей — собирается стать капитаном исполинского парового судна, он бы серьезно усомнился в здравомыслии отпрыска. Впрочем, сам Биф испытывал те же чувства, взирая на подготовку корабля.

Перед ним была симфония из тысяч шестерен и клапанов, тонн металла и болтов, затянутых так яростно, словно инженеры и впрямь готовились к концу света.

Это был ковчег! Настоящий ковчег новой эпохи.

«Больной ты сукин сын! — подумал Биф, в изумлении приоткрыв рот. — Ну и молодец же ты, Джон. Молодчина».

Те, кто строил это чудовище, будто знали наверняка, что ждет планету. Но где они теперь? На этот вопрос ни у кого не было ответа. Всё, что удалось разыскать в недрах ангара — это стопки чертежей и запасы ресурсов, способные поддерживать жизнь дредноута на пути к самой Арктике. Теперь им не хватало лишь провизии, теплой одежды и сотен мелочей, ради которых Олбрайт и остальные сейчас рисковали головами.

— За последние недели налёты стали обычным делом, — предупреждал Лэсли перед выходом. — Нападения участились и стали еще более бессмысленными в своей жестокости. Одичалые чуют, что их судный день близок, время на исходе, и потому торопятся оставить после себя лишь смерть.

Он поднял воротник тяжелой куртки и добавил тише:

— Не далее как три дня назад они истерзали имение Фокстонов. Сожрали всех. Даже детей.

Бор и его команда из пятидесяти человек цеплялись за последний шанс переломить ход войны с зимой. Вместо того чтобы замерзнуть в имении Додсонов, они трое суток работали без сна, готовя Дредноут к отплытию. За это время они потеряли чертову дюжину людей: кто-то погиб в стычках с мародерами, кого-то доконала болезнь, сжигающая ослабшие легкие. Остались лишь самые сильные — рабочие и мастера, сплоченные одной целью: выжить.

Додсон выудил из рукава телогрейки карманные швейцарские часы. Почти полдень. Вернув, пожалуй, единственный рабочий хронометр во всем городе на место, он сложил ладони рупором и прокричал тем, кто был на борту:

— Запускай!

— Есть, босс! — отозвался Бор; его голос едва пробился сквозь завывание ветра. — Ну же! Давай! Работай, чертова портовая шлюха!

Из глубины инженерного отсека донесся глухой металлический перестук. Температура в печах начала стремительно расти. Пока все затаили дыхание, уповая на чудо, двигатель нехотя начал набирать обороты.

Биф услышал то, что уже и не надеялся услышать снова. Крики радости и объятия прокатились по кораблю и передались тем, кто стоял внизу, когда из зияющих труб повалил густой черный дым.

«Еще есть надежда… Есть!»

— Какие новости от Джона? — спросил Биф у помощника, стараясь унять дрожь в голосе.

— В небе снова видели зеленые огни, сэр, — ответил Бэйли. — Позвольте заметить, сэр, это было вынужденное решение. Джон справится. Он хитрый, как старый лис, сэр. Поверьте мне — настоящий лис.

— Хорошо… отлично, — задумчиво отозвался Биф. — Вполне возможно, что одичалые струсили и держатся подальше от наших групп.

Бэйли уже открыл рот, чтобы ответить, но их окликнули. Обернувшись, они увидели отряд всадников-разведчиков. Те были не на шутку взволнованы: тяжелые одежды припорошило снегом, а загнанные лошади так тяжело дышали, что вокруг них стояло облако густого пара.

— Сэр, у нас проблемы! — крикнул Чарли, стягивая шарф с лица. — Мы заметили Фокстонов у Лемингтон-Тауэр, а за ними — целую толпу одичалых. Они движутся прямо к Уайтхоллу!

У Додсона по спине пробежал холодок. Зачем, зачем он согласился на этот рейд? Хотя выбора, пожалуй, и не было.

— Сэр… — простонал Бэйли, указывая рукой на север.

Биф и сам почувствовал неладное. В небе вспыхнули два зеленых огонька и тут же захлебнулись в серой мгле надвигающейся бури. Ветер донес до них едва различимые хлопки выстрелов, а следом в небо, словно крик о помощи, метнулась красная ракета.

Выругавшись, Биф приказал немедленно собрать всех стрелков и уцелевших лошадей.

Несмотря на просьбы соратников остаться у корабля, уже через двадцать минут он был на Уайтхолле.

«Помоги нам Господь, Бор! Если с мальчиками что-то случилось, ни одна сила в мире не сдержит мою ярость!» — кричал Додсон, пытаясь гневом заглушить холод отчаяния, поднимавшийся в груди.

К всеобщему облегчению, на подступах к улице они увидели детей и бойцов охраны, бегущих навстречу подмоге. Хаос сражения уже наполнил воздух: треск выстрелов, хриплые команды, надрывный скрип колес груженых повозок. Они подоспели вовремя.

— Что происходит? Где Джон? — бросил Биф навстречу разведчикам.

— Фокстоны привели за собой толпу сумасшедших! — Лари глухо выругалась; в ее дрожащем голосе сквозила смертельная усталость. — Джон и остальные прикрывали нас, но их отрезали у церкви!

Биф оглядел своих людей. Те, на удивление, не выглядели напуганными — напротив, в глазах читалась лихорадочная готовность к схватке. Адреналин бил ключом, вытесняя пронизывающий холод.

— Так… слушай мою команду! — Додсон лихорадочно соображал. — Мистер Бор, Лэсли! Зайдите этим ублюдкам во фланг через проулок. Чарли, бери Мику, Фила и Стьюи — дуйте к «Queen and Gates», прикроете отход. Их цель — не просто драка, а смерть. Не жалеть патронов! В бой, джентльмены! И будем надеяться, что фортуна еще не окончательно от нас отвернулась.

Отряд спешился. Передав лошадей отступающей группе, бойцы направились в самое пекло. Не успели они поравняться с третьим домом по улице, как серия выстрелов прошла рикошетом по массивным стенам Вестминстерского хранилища — пули просвистели в волоске от Бифа, вынудив его рухнуть в глубокий снег.

Дюжина стрелков Додсона открыла ответный огонь, и разгорелась яростная перестрелка. Они стремительно продвигались вперед, стараясь держаться не более чем в двух ярдах от стен домов. Не раз казалось, что их счеты с жизнью вот-вот будут сведены. В суматохе и пороховой гари сложно было разобрать численность врага, но по интенсивности пальбы стало ясно: противник пока в меньшинстве. Разделавшись с несколькими неудачниками и обратив остальных в бегство, группа Бифа двинулась вглубь улицы, откуда доносился грохот боя зажатых в тиски разведчиков.

— Скорее всего, эти твари должны были обойти Олбрайта с фланга, — прохрипел Хэмши, прижимаясь к железной изгороди рядом с Бифом.

— Значит, они не ожидают удара с тыла. Подойдем ближе и дождемся сигнала от остальных.

— Они могут добраться до наших раньше нас! — встревоженно выкрикнул Билл, не отставая от товарища ни на шаг.

— Знаю, — скрепя сердце согласился Додсон. — Но только так у нас будет шанс вывести их из-под огня.

— Надежда, как ты знаешь, умирает последней, — решительно заявил Хэмши.

Додсон не успел договорить. Из-за угла церкви Святой Маргариты, где держали оборону люди Олбрайта, донесся жуткий нечеловеческий вой. Это не был боевой клич солдат — так кричит стая, почуявшая близость добычи.

Спустя мгновение над крышами взвился густой столб рыжего пламени: кто-то из разведчиков бросил бутылку с горючей смесью. Вспышка на секунду озарила Уайтхолл, и Биф похолодел. По заснеженной мостовой, припадая к земле и петляя, на них неслись десятки теней. Одичалые не тратили пуль — они шли на сближение с топорами и кухонными ножами, привязанными к палкам.

— Примкнуть штыки! — проревел Биф, понимая, что в этой свалке револьверы скоро станут бесполезны. — Стрелки, залпом… Пли!

Грохот двенадцати винтовок слился в один удар, выбивая первую линию нападавших. Снег впереди мгновенно окрасился в густой, дымящийся на морозе пурпур. Но остальные даже не замедлили шаг, перепрыгивая через тела павших товарищей.

— Они не остановятся! — Билл рванул затвор, его руки дрожали. — Биф, они прут прямо на стволы!

— Держать строй! — Додсон выхватил тяжелую кавалерийскую саблю, которая до этого момента лишь мешалась у него на поясе. — За Дредноут! За Лондон!

В этот момент со стороны проулка, куда ушли Бор и Лэсли, раздался заливистый свист и ответные залпы. Фланговый удар пришелся вовремя. Группа Бифа столкнулась с одичалыми в лобовую. Началась слепая, яростная резня, где единственным законом был холодный металл и инстинкт выживания.

Биф прорубал себе путь к церковным воротам, лихорадочно высматривая в этом хаосе знакомую шляпу Олбрайта.

Отряд незаметно проскользнул к церкви. Площадь перед ней заполонили полсотни дикарей, опьяненных запахом крови. Они превосходили защитников числом, но все их внимание было поглощено перестрелкой. Олбрайт не сдавался: он и его люди огрызались свинцом из окон. Биф понимал, что патронов у старого друга осталось в обрез, и мысленно умолял Бора поторопиться.

Многие одичалые были вооружены лишь тесаками и ножами; они зловеще припадали к земле, выжидая момента, чтобы ворваться в здание и закончить начатое.

Решительный момент настал. Биф перестал лихорадочно досылать патроны в барабан и жестом велел остальным замереть. Бор, бросив короткий взгляд через изгородь на площадь, приготовился к рывку. Рядом поднялся Хэмши Финч. Болезненно-желтый и иссохший, он, тем не менее, не растерял вкуса к битве. В этом старике было не больше девяноста фунтов веса, включая тяжелый охотничий нож, но он был живым воплощением неутомимости рабочего класса — из тех людей, что заставляют других бороться вопреки всему.

Спустя минуту огонь из церкви ослабел. Решив, что защитники выдохлись, враг двинулся вперед, беспорядочно паля по окнам. И тогда Биф повел людей в бой.

Улицу захлестнул кипящий человеческий поток. Хриплая брань смешалась с предсмертными стонами под сухой аккомпанемент ружейных залпов. Топор, брошенный чьей-то твердой рукой, пригвоздил к месту одичалого как раз в тот момент, когда тот поджигал фитиль динамитной шашки. Пуля, срикошетив от баррикады, впилась в плечо Лэсли.

Горстка людей Олбрайта не могла сдержать этот напор, но с приходом группы Бифа у них появился шанс. Пространство перед церковью уже было завалено трупами, но одичалых прибывало всё больше — они неслись вперед, точно океанская волна.

Отряд Бора подоспел в самый роковой миг. Они врезались в толпу, раскидывая визжащих одичалых, точно мешающихся под ногами щенят. Бор, превратившись в воплощение первобытной мощи, уложил первого встречного ударом кулака, от которого хрустнули шейные позвонки. Когда один из людоедов вцепился в плачущего ребенка и занес над ним топор, Бор в два прыжка настиг ублюдка и буквально впечатал его череп в мостовую. Дважды одичалые гроздьями повисали на нем, пытаясь свалить махину, пока он перезаряжал ружье, — и оба раза он стряхивал их с себя, как назойливую шелуху. Он шагал вперед, и его сапоги разъезжались в лужах дымящейся, еще живой крови.

Наконец, не выдержав этого стального напора, каннибалы в ужасе бросились врассыпную, исчезая в белой мгле. Бор обессиленно рухнул на колени прямо в сугроб, жадно ловя ртом ледяной воздух.

На площади воцарилась противоестественная тишина, нарушаемая лишь свистом ветра.

Биф стоял, опустив руки. Кроме глубокой царапины на плече, он был невредим, но взгляд его был пуст. Горячая кровь врагов уже схватывалась ледяной коркой на его пальцах, а перед глазами все еще пульсировала страшная картина резни.

Он медленно поднял голову. У церковных ворот, в ореоле морозного пара, возвышалась фигура Джона Олбрайта. Лицо его было в копоти и ссадинах, одежда превратилась в лохмотья, но он стоял непоколебимо, вызывающе опираясь на ствол пустого ружья.

В этот момент, среди руин Вестминстера и гор трупов, Джон казался Бифу единственной незыблемой вещью в мире. Спокойный. Неукротимый. Недосягаемый.

Белое Безмолвие проиграло этот раунд.

Глава 10: Последний караван

Вестминстер затих, но это не была тишина мирного сна — так затихает поле боя, когда смерть уже собрала свой урожай, а живые слишком истощены, чтобы праздновать победу.

Джон Олбрайт стоял на ступенях церкви, наблюдая, как его «сироты» вместе с людьми Бифа грузят подводы. Они работали молча, слаженно, передавая из рук в руки мешки с крупой, ящики с патронами и тюки теплой одежды, извлеченные из недр особняков. В свете факелов их тени казались исполинскими на фоне заиндевевших стен Парламента.

— Мы забрали всё, что могли, Джон, — Биф подошел сбоку, тяжело опираясь на плечо подошедшего Бэйли. — Хранилище обчищено, Адмиралтейство тоже. Лошади едва тянут, но мы не оставили там ни фунта угля.

Олбрайт не ответил. Он смотрел в сторону Уайтхолла, где над крышами домов, перекрывая гул метели, поднимался столб густого черного дыма. Дредноут ждал. Его железное сердце билось в такт их собственным, призывая уходить.

— Посмотри на них, Биф, — Джон указал на детей. — Они не оборачиваются. Они не смотрят на Биг-Бен или на пустые окна своих домов. Они смотрят только на подводы.

— У них нет прошлого, Джон. Мы — последние, кто помнит Лондон живым. Для них Лондон — это просто холодная каменная ловушка.

В этот момент со стороны реки донесся протяжный, утробный гудок. Дредноут подавал сигнал. Этот звук, механический и властный, прорезал тишину умирающего города, возвещая о начале новой эры — эры льда и пара.

— Пора, — Олбрайт наконец оторвал взгляд от замерзших улиц и поправил шляпу. — Собирай людей. Мы уходим к доку. И пусть мертвецы сами хоронят своих мертвецов.

Караван медленно пришел в движение. Скрип колес по обледенелой мостовой звучал как похоронный марш по величайшей империи в истории человечества. Позади оставались пустые залы дворцов, бесценные картины, покрытые инеем, и тысячи тех, кто так и не проснулся. Впереди была только белая мгла и далекая надежда на север.

Подводы тяжело катились по набережной Виктории. Темза, некогда главная артерия мира, теперь превратилась в безжизненную дорогу из нагроможденных льдин, скрипевших под напором прилива.

Когда караван миновал поворот у Иголки Клеопатры, перед ними вырос Док. Огромный ангар, некогда принадлежавший судостроительной компании, теперь казался разверстой пастью мифического чудовища. Но то, что стояло внутри, затмевало всё остальное.

Дредноут.

В свете прожекторов, работавших от портативных генераторов, он казался железной горой. Огромные гусеничные траки, каждый высотой в два человеческих роста, впивались в бетонный пол. Из его недр доносилось ровное, тяжелое дыхание — пульсация пара в исполинских котлах. Это не был корабль в привычном смысле слова; это был передвижной город, ощетинившийся трубами и кранами.

— Господи… — прошептал Бэйли, едва не выронив винтовку. — Джон, мы действительно собираемся доверить свои жизни этому?

— У нас нет выбора, Бэйли, — Джон Олбрайт подошел к самому краю платформы, глядя на то, как рабочие Бора по настилам загоняют лошадей внутрь грузовых отсеков. — Лондон стал склепом. А эта машина — наш единственный шанс не превратиться в ледяные статуи.

В этот момент на мостике показался Биф. Он выглядел как призрак: лицо, перепачканное мазутом, глаза, горящие фанатичным блеском. Он вскинул руку, приветствуя прибывших.

— Олбрайт! — проревел он, и его голос усилил медный рупор. — Заводи своих людей! Давление в котлах на пределе! Если мы не двинемся сейчас, лед сковет нас прямо в ангаре!

Джон обернулся. Позади, в серой мгле бури, исчезали очертания Вестминстера. Последние огни в окнах имений гасли один за другим — у выживших заканчивался уголь. Великий Лондон умирал в тишине и холоде.

— По коням! — скомандовал Олбрайт, и его голос, хриплый от мороза, прозвучал над набережной как приговор прошлому. — Оставить всё лишнее! Входим на борт!

Когда последняя подвода скрылась в чреве стального гиганта, по всему доку разнесся лязг закрывающихся герметичных шлюзов. Тяжелый, окончательный звук.

Мир за пределами брони перестал существовать. Остался только Дредноут и бесконечный путь на Север.

Внутри Дредноута всё дрожало. Железные перекрытия стонали под напором расширяющегося пара, а воздух был пропитан запахом раскаленного масла и пота сотен людей.

Джон Олбрайт поднялся на обзорную палубу. Здесь, за толстыми стеклами, арктический холод казался лишь декорацией, но вибрация под ногами напоминала — они стоят на пороховой бочке.

— Начинаем отсчет! — донесся снизу голос Бора. — Убрать мостки! Отдать упоры!

Раздался оглушительный скрежет металла по бетону. Исполинские гусеницы, весившие сотни тонн, медленно провернулись, сокрушая всё, что попало под их зубцы. Сначала Дредноут лишь вздрогнул, словно нехотя пробуждаясь от долгого сна, но затем мощный толчок заставил всех присутствующих схватиться за поручни.

Машина тронулась.

Она выходила из ангара, как раненый зверь выбирается из берлоги. Стена дока, не выдержав габаритов стального гиганта, с грохотом обрушилась, засыпая мостовую обломками кирпича и льда. Но Дредноут даже не заметил этого препятствия. Он подминал под себя заброшенные кэбы, фонарные столбы и остовы замерзших баррикад, превращая былое величие Лондона в бесформенное крошево.

— Смотри, Джон, — негромко сказал подошедший Биф.

Они миновали набережную. Внизу, в тусклом свете палубных фонарей, проплывала Иголка Клеопатры. Древний обелиск, переживший тысячелетия в песках Египта, теперь стоял одиноким часовым среди ледяного ада. Дредноут прошел в нескольких футах от него, обдав гранит облаком черного дыма.

Джон смотрел назад, на Вестминстерский мост. Там, в непроглядной мгле, едва угадывались контуры Парламента. Внезапно одна из башен, подмытая льдом и сотрясенная вибрацией их двигателей, медленно, почти грациозно, начала крениться и рухнула в замерзшую Темзу. Звука падения не было слышно за ревом турбин, но этот безмолвный крах стал для Олбрайта финальной точкой.

Лондон не просто умирал — он исчезал, стирался из реальности, превращаясь в белое пятно на карте новой истории.

— Курс на север-северо-запад, — приказал Джон, не оборачиваясь. — Полный ход.

Дредноут взревел всеми своими гудками, прощаясь с погибшим миром, и его огромный корпус, окутанный паром и искрами, медленно растворился в снежной пелене, унося последних лондонцев в неизвестность.

Глава 11: Власть

«Я всегда помню о ней… Моя Элизабет… Мое противоречие.»

Смерзшееся дыхание припушило инеем брови и волосы Бифа. У Бэйли обледенели его пышные усы — да так сильно, что каждое слово причиняло физическую боль. Воздух был неподвижен и густ. Мороз проникал повсюду, но люди продолжали работать под открытым небом. Лишь изредка они позволяли себе передышку у Генератора, расправляя натруженные мускулы и негромко подвывая от бессилия и злобы на свою судьбу.

Было запредельно холодно. Вот уже два дня как встали угледобытчик и лесопилка. На третий день запасы угля почти иссякли, и жителям окраин пришлось бросить свои хижины, перебираясь ближе к изрыгающему тепло сердцу города. На четвертый день стужа неохотно отступила, и те, кто еще держался на ногах, поспешили вернуться к работе.

Вместе с яростью зимы росла и ярость Бифа. Ссоры вспыхивали повсюду, словно искры на сквозняке. Лишения наконец пробудили в людях ту черную злобу, что всегда предшествует трагедии. Пока крепкие духом горожане, сохранившие веру в Додсона, охраняли город и работали не покладая рук, другие — слабые и озлобленные — скулилипо углам, подбивая остальных на бунт. Биф кожей чувствовал, как ликует Чарли, предвкушая скорую бойню; как растет число его сторонников. В эти минуты Биф мог лишь мысленно молить небеса о возвращении Олбрайта.

Додсон поник над записной книжкой. Уже несколько часов он спорил сам с собой, мечась между обвинениями в адрес Чарли и осознанием собственного бессилия. Зрачки его потемнели от гнева.

В очередной раз он процедил сквозь зубы проклятие — из тех грязных слов, что обычно бросают в лицо уличным девкам.

— …и ведь это еще не пик холодов, — прорычал он в пустоту, — а мы уже не успеваем собрать достаточно угля! Черт бы побрал этого Чарли и его гнилые речи! Если мы не предпримем что-то немедленно, то сдохнем от голода быстрее, чем от этого проклятого холода.

Он поссорился с Финчем и потребовал, чтобы лесопилка снова работала сверхурочно. Кроме того, он распорядился установить новые сторожевые вышки и вооружил ополчение дубинками, что вызвало глухой ропот среди жителей. В довершение всего он едва не согласился с Францем насчет удобрений… но тут же отбросил эту мысль, приравняв ее к минутной слабости.

Слава Бифа росла: его уважали, его ненавидели или просто боялись.

Это был тяжелый час для каждого. Смерть витала в воздухе, проникала в лазарет, отвоевывала конечности, пораженные гангреной. Люди готовились затянуть пояса как никогда прежде. Чаще всего они поглядывали на Генератор, тайком рассуждая о том, не остановится ли сердце города. Когда мимо проходил патруль, они замолкали, слишком запуганные, чтобы даже ругаться.

— Ты жив? — раздался тихий голос снаружи сарая.

— Не дождетесь… — прохрипел сидящий внутри.

— Остынь, — вновь произнес незнакомец и добавил еще тише: — Тебе привет от Лари.

По шуму внутри импровизированной тюрьмы стало ясно: заключенные оживились. Теперь их было четверо: Чарли, Финч и братья Уокеры из Южной Дакоты. Американцев нашли всего неделю назад, но они уже успели прибиться к шайке Чарли и теперь жадно внимали голосу охранника, доносившемуся снаружи.

— Буря вот-вот накроет нас! А я не хочу подыхать в этой яме! Ясно? — шептал предатель. — Ты сможешь вывести нас на юг? Отлично. Ждите темноты. Люди готовы.

Прав был Бор, когда ворчал Бифу, что они лишь дали смутьяну пинка, но оставили его зад в тепле. Чарли умело скрывал свои замыслы, до поры довольствуясь обществом трусливых ублюдков. Очень скоро Додсон оказался в кольце соглядатаев — они подглядывали подло, исподтишка, и не предпринимали ничего открытого против полиции, которая теперь почти в полном составе была брошена на подготовку к обороне от бури.

* * *

Вокруг стояла зловещая тишина. Ни единого движения не было в этом осыпанном белой пылью мире; холод и безмолвие заморозили сердце природы и сковали ее дрожащие уста.

Олбрайт шел из последних сил.

Суровый край накладывал на него свой тяжелый, неизгладимый отпечаток. Движения Джона стали тягучими, медленными; не раз, остановившись перевести дух, он обнаруживал, что почти не в состоянии подняться снова.

Сушеное мясо закончилось быстро, несмотря на самую жесткую экономию. Внезапные бури то и дело заставали его врасплох, и тогда ему приходилось зарываться в сугробы, пережидая хаос в тесных снежных норах. Каждый раз, когда ветер стихал, ему оставалось лишь надеяться, что сил хватит выбраться из-под многофутовых наносов.

Снег падал бесконечно. Небо то проглядывало бледной голубизной, то тяжелело до черноты, прежде чем его вновь заволакивала серая муть. Джон начал впадать в отчаяние. Он уже не был уверен, что движется в верном направлении, но продолжал упрямо переставлять ноги, твердо решив: либо он найдет город, либо умрет здесь, в объятиях неприветливого Безмолвия.

Вскоре измученный разум начал играть с ним в прятки. Время от времени из вихрей снега выскакивал Рябой. Призрак выкрикивал грязную брань, размахивая револьвером, и Джону казалось, что он даже чувствует тошнотворный запах гнили, исходящий из его рта. Они вступали в яростную схватку; Олбрайт падал, истощенный, не в силах отразить последний удар врага. И только тогда тень исчезала, превращаясь из ненавистного мертвеца в безобидное очертание скального выступа или причудливый сугроб.

Другие видения были милосерднее. Случалось, на помощь приходил Хэмши: он подводил Джона к жаркому костру, который бесследно исчезал, стоило лишь протянуть к нему руки. Иногда спасителем являлся Хэнс; он ворчал, что ему вечно приходится разыскать горе-путешественников, и укрывал Джона тяжелым шерстяным плащом. Но самыми сладкими и горькими были минуты, когда рядом возникала Элизабет. Она смотрела на него своими ясными голубыми глазами и шептала слова утешения. Иногда она почти касалась его лица, прежде чем раствориться в морозном мареве.

Джон шел и шел, пока в какой-то миг не осознал: путь окончен. Он занес ногу для следующего шага, но тело отказало, и он рухнул ничком в сугроб. Измученный, полуобмороженный мозг тщетно отдавал приказы подняться — мышцы больше не подчинялись. Снег под ним перестал казаться холодным. Он стал… мягким, уютным, почти теплым. Облегченно вздохнув, Джон закрыл глаза.

Резкий звук заставил его снова разомкнуть веки, но Олбрайт лишь безучастно наблюдал за очередной выходкой своего разума. На этот раз воображение нарисовало стаю крупных белых волков — таких же ослепительно-белых, как окружающая их пустыня. Хищники сомкнули кольцо и замерли в ожидании. Джон смотрел на них с вялым интересом, гадая, какой сценарий разум разыграет теперь. Бросятся ли они в атаку прежде, чем исчезнуть? Или просто дождутся, пока его чувства окончательно угаснут?

Сквозь ватную тишину забытья пробился новый звук — тяжелый, надсадный ритм работающего поршня и скрежет гусениц по насту. Снежная пыль взметнулась столбом, когда из мглы, окутанный паром и лязгом железа, вынырнул паровой снегоход. Его прожекторы разрезали сумерки, превращая призрачных белых волков в обычные тени, которые тут же растворились в свете ламп. Механическое чудовище Нью-Белфаста, тяжело отдуваясь паром, замерло всего в нескольких ярдах от неподвижного тела Олбрайта, возвращая его из мира грез в мир раскаленного масла и спасительного металла.

На этот раз Джон разозлился. Он уже привык к видениям, которые порождал его измученный разум, и теперь боялся лишь одного: умереть раньше, чем узнает, что уготовила ему эта невиданная ранее машина.

Он снова закрыл глаза и провалился в пустоту, где больше не было ни холода, ни чувств.

— Джон? Ты слышишь меня, Джон?

— Г-где… г-где я…

— Дайте воды! Скорее, Альфред! Вот так, понемногу. Пей, дружище, пей!

— Много не давайте! — послышался строгий женский голос. — Вы только сделаете хуже.

Олбрайт с трудом разомкнул веки. Первое, что он увидел — блеск полированной механической руки, поправлявшей его одеяло. Медсестра ловко сменила насадку на протезе и принялась толочь в ступе какие-то лекарства.

— Ты всех нас спас, Джон! Ты слышишь? — Биф Додсон сидел рядом и его ладонь, лежавшая на плече друга, казалась непривычно тяжелой. — Ты сделал это. Ты нашел их.

Джон взглянул на Бифа и печально улыбнулся. За то короткое время, что они не виделись, Додсон будто постарел на десять лет и еще сильнее исхудал. Сам Джон чувствовал себя прескверно, тело ныло от пережитого обморожения, но всё это было не важно. Он, черт возьми, добрался!

* * *

С получением Паровых ядер работа закипела с новой, лихорадочной силой. Франц был неумолим в своих прогнозах: до удара стихии оставалось четыре дня.

Угледобытчик теперь напоминал пробудившегося монстра. Огромная машина содрогалась в конвульсиях, выплевывая на мороз горы антрацита, черневшие на фоне девственного снега. Биф шел на риск, оголяя тылы: почти все инженеры были брошены на утепление бараков, лесопилки стонали от нагрузки, а Лазарет фактически остался на самотеке под присмотром неопытных санитаров. Глядя на то, как люди вгрызаются в работу, Биф позволил себе опасную мысль — что «лондонская зараза» отступила. Но он забыл, что загнанный в угол зверь наиболее опасен.

Мятеж вспыхнул на рассвете третьего дня, когда небо над городом было цвета застывшего свинца. Один из стражников, поддавшись агитации Чарли, хладнокровно вогнал нож в горло напарнику и открыл засовы темницы.

Толпа росла пугающе быстро. Вооруженные ломами и тяжелыми гаечными ключами, протестующие двинулись к штабу Бифа. Редких патрульных, пытавшихся воззвать к рассудку, просто втаптывали в ледяную крошку. Гул пятидесяти глоток сливался со свистом ветра. До хижины Бифа оставалось не более пятидесяти шагов, когда путь им преградил человек, которого они никак не ожидали увидеть.

— Так вот, на что вы променяли свою совесть? — Голос прозвучал негромко, но в наступившей тишине он резал лучше скальпеля.

Джон Олбрайт стоял, тяжело опираясь на трость. Лицо его, посеревшее от изнеможения, казалось высеченным из камня. После того как его разбудили, ему потребовалось десять минут мучительной борьбы с собственным телом и добрая порция виски, чтобы заставить окоченевшие мышцы и суставы подчиниться. Но сейчас он стоял прямо, и взгляд его был тверд.

Толпа замерла. Все ждали, что ответит Чарли.

— Глядите-ка, Джон Олбрайт воскрес! — Чарли осклабился, перехватывая увесистый рычаг. — А я-то думал, ты уже пополнил ряды в «Снежной лощине».

— Полагаю, ты очень на это надеялся, — Джон не отвел взгляда. — К чему этот цирк, Чарли?

— Да потому что он клоун! — Голос Бифа раздался из тени дверного проема.

Он вышел на крыльцо, и в ту же секунду из-за сугробов и углов окрестных построек показались стволы ружей и холодный блеск патрульных дубинок. Кольцо стражи замкнулось вокруг бунтовщиков.

— Вы не оставили нам выбора! — выплюнул Чарли, стараясь игнорировать насмешку. — Я не хочу подыхать здесь, Биф. Никто из нас не хочет. Лучшее, что можно сейчас сделать, так это дать нам припасов и отпустить!

Толпа зароптала. Воздух, казалось, наэлектризовался — еще секунда, и начнется бессмысленная кровавая резня. Биф лишь вызывающе ухмыльнулся, но Джон не сводил глаз с Чарли:

— Мы слишком многим пожертвовали, чтобы позволить тебе всё разрушить, — голос Джона окреп. — Я знаю, вы измотаны. Я знаю, что вам до смерти страшно. Но я был там, за стенами города! Не пройдет и дня в пути, как половина из вас замерзнет замертво, другие подохнут от голода, а оставшиеся… оставшиеся будут молить, чтобы смерть поскорее забрала их.

В глазах бунтующих блеснуло сомнение. Они переглядывались, видя перед собой не тирана, а человека, который сам прошел через этот ад. Чарли внезапно разразился хриплым, почти ребяческим смехом. Кто-то за его спиной, скрытый тенью соседа, едва заметно передал ему револьвер. Тяжелый металл скользнул в его ладонь.

— Ты дурак, Олбрайт! — выплюнул Чарли. — Если веришь, что в этой яме есть спасение.

— Довольно! — рявкнул Биф так, что толпа невольно отшатнулась.

Но Джон, игнорируя угрозу, вновь обратился к людям:

— Многие из вас знают меня с первых дней, когда здесь не было ничего, кроме голых скал. Вы строили этот город. Вы были его сердцем. А теперь посмотрите вокруг: здесь сотни людей, которые прибыли совсем недавно. Они поверили нам. Мы стали для них единственной надеждой. Я… я даю вам слово — мы выстоим. Мы справимся все вместе!

В следующий миг Чарли вскинул револьвер. Грохнул выстрел. Лицо Чарли на секунду застыло в удивлении, он начал было поворачиваться к своим сторонникам, но ноги подкосились, и он рухнул в грязный снег. Лесли и стражники не успели даже коснуться прикладов, как еще два выстрела один за другим добили смутьянов, поставив точку в мятеже.

Дрожащей рукой Джон Олбрайт вернул старый кольт 44-го калибра, одолженный у Хэнса, обратно в кобуру. Ствол еще дымился. Джон медленно, превозмогая боль в суставах, подошел к телу Чарли. Покачав головой, он обернулся к толпе и твердо произнес:

— Эти люди сделали свой выбор. Буря на пороге. Теперь выбор за вами: надежда здесь — или смерть в ледяной пустыне?

Напряжение достигло предела. Нервы Джона были натянуты, как струна; он до боли в зубах ждал ответного удара, броска или нового выстрела. Но его не последовало. Американцы первыми бросили топоры в сугробы. Следом за ними остальные начали опускать ломы и гаечные ключи. Железо глухо звякало о лед.

— Отлично, — кивнул Джон, и в его голосе прорезалась сталь. — А теперь — всем вернуться к работе. Мы выиграем эту войну. Обязаны выиграть.

Джон перевел взгляд на Бифа. Его друг изменился. Лицо Бифа превратилось в непроницаемую маску, и Джон, как ни старался, не мог прочитать, что таится в глубине этих глаз.

Биф понимал: пришло время решающего шага. Он заставлял себя заново пересмотреть задачу, стоявшую перед ним, но внутри него шла яростная борьба. Генетическое уважение к закону, унаследованное от предков, воспитание, моральные догмы, которые были у него в крови — всё это кричало против того, что должно было произойти.

И всё же, глядя на остывающее тело Чарли и на темное небо, он отказался от прошлого. Он сделал шаг в новую, жестокую реальность.

* * *

Когда наступила ночь, из охранной сторожки выскользнула дюжина теней. Двенадцать человек, закутанных в тяжелые плащи, растворились в морозном тумане. Стоило им миновать круги тусклого света фонарей, как из широких рукавов с сухим металлическим лязгом скользнули отрезки труб и гаечные ключи.

Они работали методично. Без выстрелов, чтобы не будить спящий город. Заходили в каждый намеченный дом, словно вестники смерти. Кое-где из-за тонких стен доносились вскрики и глухой шум борьбы, но они быстро захлебывались, сменяясь зловещей тишиной.

Биф Додсон сидел на обледенелых ступеньках своей хижины. Сцепив пальцы в замок и подперев подбородок, он пристально смотрел в пустоту, туда, где тьма поглощала его вчерашних соратников.

Рассвет четвертого дня не принес облегчения. Небо было цвета грязной ваты, а улицы окутало неестественное безмолвие. В утреннем обращении Биф объявил: город отныне — оплот сильных и верных. Сомнения приравнены к предательству. С теми, кто угрожал единству «нового порядка», уже покончено.

Дверь губернаторской хижины с грохотом распахнулась.

— Ты что такое творишь, мать твою?! — Джон ворвался внутрь, обдавая комнату паром и гневом. — Ты понимаешь, что ты натворил, конченый ты ублюдок?!

По щекам Олбрайта катились слезы, мгновенно замерзая на холоде.

— Я обещал им! Я дал этим людям слово, что всё будет хорошо! Они поверили мне!

Биф медленно поднял голову. В его глазах не было ни ярости, ни раскаяния. Только бездонная усталость человека, который уже переступил черту.

— Я сделал то, что должно, — голос Бифа был сух, как треск льда. — Эти люди подняли вооруженный бунт. Если бы не мой приказ, они бы перерезали нам глотки и, умыкнув провиант, подохли в чертовой Пустоши через милю!

— Но они сдались! Джон ударил кулаком по столу. — Они бросили оружие!

— К черту, Джон! Предавшие однажды — предадут снова. Открой глаза! Они убили Хэмши, они зарезали охранника, они лишили жизни еще пятерых по пути сюда! И они убили бы нас всех, если бы ты их не остановил. Я вырезал нарыв, Олбрайт. Теперь город чист. А те, кто остался, работают вдвое быстрее. У нас нет пайков для лодырей и места для бунтовщиков.

— Когда-то ты был опорой для нас, Биф, — прошептал Джон, и в этом шепоте было больше боли, чем в крике. — Ты дарил надежду. А сейчас… сейчас ты ничем не лучше тех ублюдков, что истязали людей в трущобах Лондона.

На мгновение маска Бифа дрогнула. В глубине его взгляда мелькнуло смятение — призрак прежнего друга. Но он тут же подавил его, собрав волю в железный кулак.

— Дело сделано, Олбрайт. Тебе придется с этим смириться.

Джон осклабился. В этой гримасе не было злости — только бесконечное разочарование.

— А тебе с этим жить. И оглядывайся чаще по сторонам, Биф. Ведь кто знает, за каким углом тебе раскроят башку те, кого ты считаешь «верными»…

Дверь захлопнулась, оставив Бифа в тишине.

Он снова вышел на крыльцо и сел на прежнее место, подперев голову руками. Рядом, словно безмолвное изваяние, устроился его доверенный камердинер Бэйли Милз.

— Я сделал всё, что мог, Бэйли. Надеюсь, этих жертв достаточно, чтобы город уцелел. Надеюсь, они меня простят… А если нет… — Биф замолчал, глядя на темнеющий горизонт. — То это уже не имеет никакого значения.

Бэйли пробурчал что-то нечленораздельное. Биф закрыл глаза, приняв это за согласие. Губернатору больше не требовалось чье-то одобрение. Его вела судьба.

А над городом уже начинал кружиться первый снег грядущей великой бури…

Глава 12: Предел

Лишь цветок света на поле тьмы даёт мне силы продолжить путь.

Ночью мир перестал существовать. Великая Буря обрушилась на город не просто снегопадом, а яростной канонадой льда и ветра. Белая мгла бомбардировала чашу кратера, стирая границы между небом и землей. Люди забились в свои дома, готовясь к встрече с создателем.

В первый день тишина сменилась стоном сотен глоток. Жители окраин, чьи дома промерзали насквозь, бежали к центру. Они бросали свои пожитки, пытаясь ютиться в чужих прихожих и коридорах, в надежде, что тепло чужих тел спасет их. Толпа осаждала хижину Бифа, вымаливая включить второй уровень мощности генератора. Но Биф Додсон стоял на крыльце, невозмутимый, как скала. Он лишь отрицательно качал головой: расход угля был критическим, а впереди ждал истинный ад.

— Еще не время! — его голос тонул в вое урагана, но взгляд заставлял людей отступать.

К середине третьего дня термометр опустился до семидесяти градусов ниже нуля. Воздух стал плотным, обжигающим легкие. Группе Олбрайта пришлось выйти в этот кошмар. Пневмония не выбирала — она методично доконала шестерых бедолаг прямо в их постелях.

Джону вновь пришлось пройти через круги ада. Он видел крики матерей, чьи слезы замерзали на щеках, превращаясь в ледяные иглы. Он разгибал их окоченевшие пальцы, чтобы забрать маленькие, легкие тела умерших детей. В эти минуты время и пространство перестали существовать. Мороз выжигал саму душу. Умирало даже мертвое…

На четвертый день ударило девяносто градусов. Лазарет превратился в филиал скотобойни. Мест не хватало, раненые лежали на полу на обрывках одеял. Обмороженные конечности ампутировали без остановки. Санитары, женщины и даже подростки орудовали пилами и топорами с механическим безразличием — некогда было сопереживать, нужно было спасать тех, кто еще дышал. Вместо криков теперь стоял монотонный гул молитв и скрежет металла по кости.

Люди больше не просили — они требовали. Они подбирались к самому жару Генератора, рискуя сгореть, лишь бы не чувствовать, как кровь застывает в жилах. Страх стал осязаемым: люди боялись закрыть глаза, зная, что сон в этом холоде — это билет в один конец.

Шестой день принес абсолютную тьму. Сто двадцать градусов ниже нуля. Ртуть в термометрах застыла, металл стал хрупким, как стекло.

— Сейчас! — Биф ударил по рычагу.

Генератор взревел. Стальное сердце города, поглощая последние запасы угля, вышло на запредельный режим. Машина содрогалась, выбрасывая в небо столб оранжевого пламени, который едва пробивался сквозь белую пелену. Теперь уже не было «губернатора» и «рабочих». Биф, Джон и старый инженер Бор стояли плечом к плечу у топки. Они бросали уголь, задыхаясь от гари, раздавали остатки спирта и сухарей, подтягивали заклепки на перегруженном котле, который выл от внутреннего давления.

Генератор пыхтел так ужасно, что казалось — еще секунда, и он разлетится на куски, превратив город в общую могилу. Безжалостная ночь тянулась вечность. Каждый вдох был битвой. Каждая минута — победой.

А потом всё смолкло.

Перед самым рассветом буран утих так внезапно, что тишина показалась оглушительной. Ветер, терзавший город неделю, уполз за горизонт.

Биф вышел на смотровую площадку. Изможденный, с заиндевевшими бровями и серым лицом, он посмотрел на восток. Из-за края кратера показался край холодного, бледного солнца.

Город выжил.

Биф почувствовал на плече тяжелую руку. Это был Джон. Они не смотрели друг на друга, оба глядя на дымящийся, израненный Генератор.

— Мы выжили, Биф, — хрипло произнес Джон. — Но какой ценой?…

Биф медленно опустился на ящик из-под угля, не в силах больше стоять. Его руки, черные от копоти и смазки, мелко дрожали. Он посмотрел на свои ладони так, словно видел их впервые. Это были руки человека, который спас сотни жизней, и руки человека, который подписал смертные приговоры.

— Ты ведь знал, что так будет, — Джон присел рядом, прислонив свою верную трость к заиндевевшему котлу. — Знал, что когда всё закончится, мы не сможем просто вернуться к прежней жизни.

Биф поднял на него тяжелый взгляд.

— В старом мире были законы, Джон. Здесь — только температура. Я выбрал город, а не свою совесть. Если бы я медлил, сейчас здесь не было бы даже нас, чтобы обсуждать мою жестокость.

Джон ничего не ответил. Он достал из кармана флягу, сделал глоток и протянул её Бифу. Тот принял её — этот простой жест значил больше, чем любые слова прощения. Между ними навсегда пролегла пропасть из трупов и ночных казней, но холод, который они только что победили, сплоил их крепче любой клятвы.

Снизу, со стороны жилых бараков, послышались первые звуки: скрип открывающихся дверей, чей-то неуверенный оклик, а затем — плач, в котором смешались горе и неистовое облегчение. Город просыпался. Он был изранен, наполовину пуст и скован льдом, но в самом его сердце всё еще бился ритм огромной машины.

Биф встал, чувствуя, как морозный воздух, теперь кажущийся почти теплым, наполняет легкие.

— Пора приниматься за работу, — сказал он, и в его голосе снова зазвучала сталь. — Буря ушла, но зима… зима осталась навсегда.

Эпилог

На четвертый день после того, как Буря отступила, на небе появилось солнце. Впервые за два долгих года солнечные лучи бесстрашно засияли на ледяном панцире бескрайней Пустоши. Свет был настолько яростным и чистым, что глаза резало болью — отвыкшие от яркости люди не могли смотреть на этот мир без слез.

По заснеженной пустыне стремительно неслись две груженые нарты. В них, крепко сжимая ружья, сидели закутанные в тяжелые меха люди. Изможденные волки и собаки в упряжках то и дело подвывали, жалуясь на свою долю, но даже их звериное чутье улавливало перемену. На заросших бородами лицах мужчин впервые за долгое время светилось нечто похожее на счастье.

Подъехав к краю огромной чаши, выбитой в скалах, путники остановили собак. Оставив нарты в трехстах шагах, они медленно направились к обрыву. Там, в самом сердце котловины, высился Генератор. Он мирно пыхтел, отправляя в пронзительно-синее небо бесконечные клубы угольного дыма.

Андрей стянул с лица промерзший шерстяной шарф и с улыбкой посмотрел вниз, на кишащий работниками город. Дрожащими пальцами он поднял очки, чтобы протереть закопченные стекла.

— Ты был прав, батюшка, — к нему подошла женщина. На её румяном от мороза лице заиграла улыбка. Она сдвинула защитные очки на лоб, и её зеленые глаза отразили блеск далекого солнца.

Третий спутник в это время усердно скрипел пером. К «Истории Конца Света» прибавилась новая, самая важная глава.

— Господь направил к ним Василия и помог выжить, — негромко ответил Андрей. Он поднял лицо к небу и продолжил, будто обращаясь к самой вечности: — Я лишь надеюсь, что в них осталось достаточно благоразумия, чтобы выслушать нас.

— Они выслушают, — девушка встретила взгляд Андрея грустной, понимающей улыбкой. Но через мгновение мягкость исчезла. Она поправила тяжелую винтовку за спиной, и в её движениях промелькнула сталь. — Ведь не так давно я была одной из них…

Оглавление

Глава 1. Надежда

Глава 2. Лондонцы

Глава 3. Великая зима

Глава 4. Наследие

Глава 5. Закон

Глава 6. Человечность

Глава 7. Дредноут

Интерлюдия

Глава 8. Последствия

Глава 9: Три улицы

Глава 10: Последний караван

Глава 11: Власть

Глава 12: Предел

Эпилог