Вдребезги (СИ) [Chantale] (fb2) читать постранично

- Рон, поднимайся. Не время для меланхолии.

Моей сестре легко говорить: она молода и, несмотря на все внешние обстоятельства, по-своему счастлива, ведь она любима самим Избранным. И он, благо, известен своей живучестью.

Конечно, я и сам ненамного старше Джинни. Только вот иногда мне кажется, что мысленно я прожил уже множество жизней.

Мои дни в Хогвартсе, за исключением тех моментов, когда в них волчком врывались Гарри и тянущиеся за ним волоком приключения, были затянуты дымкой грёз. Мне нравилось представлять себя кем-то иным, и постепенно я сумел выковать свой внутренний Еиналеж, с неким подспудным мазохизмом сращивая осколки того, что случилось бы, будь я смышленее, ловчее или смелее.

Мелькавшие образы были привычно разнообразны: любая жизнь представлялась мне куда занимательнее моей собственной. Но эта сокрытая за пресной оболочкой пестрота позволяла мне сохранять статус-кво в реальности, которая и не думала куда-то деваться. Не будь её, не было бы и всеми терпимого Ронни Уизли, жизнелюбивого лежебоки и обжоры, обделенного упорством и тягой к лучшей жизни.

Возможно, именно эта противоречивость в моей натуре и притянула меня к Гарри, а после и к Гермионе. Говорят, именно такие, как я - то бишь случайные пассажиры повседневности, ничем не примечательные и даже бесталанные - и дружат с такими, как они, яркими, амбициозными и сильными. Я, в сущности, растворяюсь на их фоне, и иногда меня так это расстраивает, что мои чувства лавиной изрыгаются из меня, обращаясь в безотчётное раздражение, извечную зависть. Остывая, я неизменно пытаюсь напомнить себе, что таковой была моя сделка с Судьбой, и нельзя забывать, что Золотое Трио состоит из драгоценного металла лишь на две трети, позволяя своему чистому свету падать и на оставшийся элемент и тем самым не давая ему окончательно потускнеть.

Я мог бы тянуться к ним, но у меня не было сил. Вернее, не так: силы-то у меня были всегда, благо, здоров, как боров, однако мне изначально не хватало мотивации. Я никогда не стал бы умнее Билла, добрее Чарли, расторопнее Перси, остроумнее близнецов или харизматичнее Джинни. Самое фатальное в этом было то, что меня моя заурядность в общем-то устраивала, по меньшей мере, ровно до той поры, пока ко мне не пришло понимание - она мешает меня любить.

“Рональд Уизли! И где ты только пачкаешься? Твои братья куда более аккуратны, а ведь те же Джордж и Фред так непоседливы! И откуда ты взялся, такой неуклюжий…”.

“Сын, а ты не знаешь, что это за штука такая, вам случайно не рассказывали о ней на Маггловедении? Хотя, ладно, не забивай себе этим голову: я спрошу у Гарри или Гермионы, когда они будут гостить у нас. Лучше дождаться их”.

“Рон, я бы с радостью поиграл с тобой в плюй-камни, но меня ждёт Фред, мы вместе работаем над одной безумно прикольной штукой! А друг без друга близнецы ни на что не способны, ты же знаешь”.

“Чёрт, прости, Хогсмид отменяется, мне нужно отобрать новых ребят в команду по квиддичу. Ну, ты понимаешь”.

“Погулять? Рон, ты, должно быть, шутишь?! Ты ведь помнишь, что нам нужно написать эссе по Травологии и описать свойства Исчезательного зелья к следующему занятию профессора Снейпа?”.

Во мне не было жалости к себе, но и уверенность в том, что я способен стать кем-то - чем-то - большим, нежели я уже из себя представлял, во мне отсутствовала. От меня всё равно никто не ожидал свершений. Я всегда был и остаюсь придатком, элементом обыденности, и это нормально. В конце концов, у каждого в этой жизни своя роль, функция, если хотите, и подобных мне, представителей пустоглазой массы, всегда будет больше.

Заменимых. Спаривающихся. Существующих.

Никогда не единственных, любимых и живущих.

Таков порядок вещей.

Однако именно сейчас, когда шестеренке было попросту необходимо привычно закрутиться, я отказывался это делать. Мои друзья только что пережили одну из самых страшных ночей своих жизней, а мне представляется физически невозможным пошевелиться. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось бы слушать про то, что Гарри пережил на Астрономической башне.

Им всем кажется, что мы потеряли святыню, своего лидера и наставника, а вместе с ним и всякое чувство того, что мы хоть где-то можем быть в безопасности. Если Пожиратели смогли проникнуть в Хогвартс, то ничто не является абсолютно неприкосновенным.

Этим людям, называющимся моими близкими, невдомёк, что и мне знакомо чувство утраты, только вот отнюдь не коллективной.

Ровно в ту же секунду, как я узнал о смерти Дамблдора, зеркало моей души тоже полетело вниз с головокружительной высоты, разлетаясь вдребезги.

И я не желаю с кем-либо делиться этой скорбью. Она только моя.

Лежа в своей крохотной комнатке в Норе и упираясь глазами в где-то пошедший