Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
Великій постъ. Первый часъ дня. Въ трактиръ входитъ пожилой купецъ и садится за столъ около буфета.
— Давненько у насъ бывать не изволили, Родивонъ Захарычъ… привѣтствуетъ его изъ-за стойки буфетчикъ.
— По нынѣшнимъ днямъ нашему брату и совсѣмъ-бы по трактирамъ-то баловать не слѣдовало, отвѣчаетъ купецъ. Собери-ко чайку поскромнѣе.
— Ужь не говѣть-ли задумали?
— Говѣю. Грѣшимъ, грѣшимъ, такъ тоже надо и о душѣ подумать.
— Это точно-съ.
Купецъ вздыхаетъ. Служитель подаетъ чай.
— Это что же такое? спрашиваетъ купецъ, указывая на блюдечко съ сахаромъ.
— Сахаръ-съ… отвѣчаетъ служитель и пятится.
— То-то сахаръ! Ты меня за кого считаешь? За татарина, что-ли? Убери блюдечко и принеси медку или изюмцу…
— А вѣдь это, Родивонъ Захарычъ, я полагаю, одна прокламація только, что вотъ говорятъ будто этотъ самый сахаръ бычачьей кровью очищается? Потому, учтите, сколько бы этой крови потребовалось, замѣчаетъ буфетчикъ.
— Прокламація тамъ или не прокламація, а только коли мы истинные христіане, такъ себя оберегать должны, отвѣчаетъ купецъ и начинаетъ пить чай.
Молчаніе. Въ комнату входитъ тощій купецъ.
— Родивону Захарычу, почтеніе! выкрикиваетъ онъ тонкой фистулой, подаетъ руку и садится противъ толстаго купца. Чайкомъ балуешься?
— Да… Говѣю я, былъ у обѣдни въ Казанской, а вотъ теперь и зашелъ. «Да исправится молитва моя» пѣли… То-есть Господи, кажется, цѣлый день стоялъ-бы, да слушалъ! Просто на небеса возносишься…
— А я такъ лѣтомъ говѣлъ. Признаться сказать, тогда, передъ Успенскимъ постомъ, сдѣлалъ съ кредиторами сдѣлку по двугривенному за рубль, захватилъ жену и отправился на Коневецъ. Монашки тамъ маленькіе. Прелесть! Даже въ слезы введутъ. Въ тѣ поры мы не токмо-что масла, а даже горячей пищи не вкушали… Да, хорошо, коли кто сподобится! со вздохомъ заканчиваетъ тощій купецъ, умолкаетъ, барабанитъ по столу пальцами и спрашиваетъ:- а что, не толкнуть ли намъ по рюмочкѣ?
Толстый купецъ плюетъ.
— Никаноръ Семенычъ, да ты въ умѣ? спрашиваетъ онъ. Человѣкъ говѣетъ, а онъ водку!.. Пей самъ, коли хочешь.
— Я-то выпью…
Тощій купецъ подходитъ къ буфету, пьетъ и, возвратясь на свое мѣсто, говоритъ:
— Водка… То есть ежели сообразить: что въ ней скоромнаго? Гонится она изъ нашего русскаго хлѣба, монашествующимъ дозволяется… Пустяки! Чай-то, пожалуй, хуже, потому изъ китайской земли идетъ, а китаецъ его всякой скоромью опрыскивать можетъ… Дай-ко графинчикъ! обращается онъ къ буфетчику.
На столѣ появляется графинчикъ. Толстый купецъ вертитъ его въ разныя стороны, разсматриваетъ грань и, наконецъ, вынимаетъ изъ него пробку.
— Что, или выпить хочешь?
— Нѣтъ, что ты! Дивлюсь я, какъ это ныньче пробки эти самыя гранятъ! Чудо! А что, кстати, почемъ нынче судачина мороженая?
— Въ Воскресенье я по тринадцати покупалъ.
— Такъ. О, Господи, Господи! вздыхаетъ толстый купецъ, лижетъ медъ, пьетъ чай съ блюдечка и черезъ нѣсколько времени говоритъ: А вѣдь и водка, коли ежели по немощи, болящему, значитъ, такъ она во всякое время: разрѣшается, потому лекарствіе.
— Всякое быліе на потребу, всякое быліе Богъ сотворилъ, отвѣчаетъ тощій, глотаетъ вторую рюмку и тыкаетъ вилкой въ груздь.
Молчаніе. Толстый купецъ вздыхаетъ и потираетъ животъ.
— Съ утра вотъ сегодня нутро пучитъ, говорилъ онъ. Даве въ церкви такъ и рѣжетъ, пришелъ въ трактиръ — поотлегло, а теперь вотъ опять…
— Простуда… Сходи въ баню, да водкой съ солью… да внутрь стаканчикъ съ перечкомъ… Богъ проститъ.
— То-то, думаю… Баней-то мы, признаться, вчера очистились, а вотъ внутрь развѣ?.. На духу покаюсь. Ахъ! какъ сегодня отецъ Петръ возглашалъ: «Господи Владыко живота моего»… Умиленіе!.. Пришли-ко графинчикъ съ бальзамчикомъ!
— А на закуску семушки?.. откликается буфетчикъ.
— Чудакъ! Человѣкъ говѣетъ, а онъ рыбой подчуетъ! Пришли сухариковъ…
На столѣ стоитъ графинчикъ съ «бальзамчикомъ». Толстый купецъ выпилъ и говоритъ:
— Рюмки-то малы. Съ одной не разогрѣетъ.
— А ты садони вторую… Даже и въ монастырскомъ уставѣ говорится: стаканчикъ. Мнѣ монахъ съ Афонской горы сказывалъ… ей-Богу!
— Зачѣмъ стаканчикъ, мы лучше рюмками наверстаемъ… Закусить вотъ развѣ? Андронычъ, обращается толстый купецъ къ буфетчику, закажи-ко два пирожка съ грибами, да отмахни на двоихъ капустки кисленькой! И масла-то, по настоящему, вкушать не слѣдовало-бы… со вздохомъ заканчиваетъ онъ.
— Съ благополучнымъ говѣньемъ! Желаю сподобиться до конца! возглашаетъ тощій купецъ и протягиваетъ рюмку.
— О, Господи, что-то намъ на томъ свѣтѣ будетъ!.. чокается толстый.
Черезъ часъ купцы, съ раскраснѣвшимися лицами, сидятъ уже въ отдѣльной комнатѣ. На столѣ стоятъ тарелки съ объѣдками пироговъ, осетрины и четыре опорожненные графинчика. На полу валяются рачьи головы.
— Съ утра обозлили, а то нешто бы я сталъ пить? говоритъ толстый купецъ. Въ эдакіе дни и то
Последние комментарии
6 часов 58 минут назад
19 часов 30 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 3 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 5 часов назад